ПРОЛОГ. Знакомство
За окном авто мелькают деревья с голыми ветками, на улице пасмурно и промозгло, конец октября в Сибири не радует… Негромко играет музыка, водитель молчалив и расслаблен. Я сижу на заднем сидении и думаю о том, что впереди юбилей предприятия, где работаю, и что приедут статусные гости.
Тебе, наверное, интересно, кто я?
Меня зовут Екатерина, сорок четыре года.
Я одинока: нет любимого человека и не сложилось с детьми. В профессиональной жизни я успешный топ-менеджер крупного промышленного холдинга (заводы, дорожное строительство, логистика). Но так было не всегда, и я хочу рассказать свою историю, чтобы подвести внутренние итоги предыдущих шести лет. Она получилась странной, насыщенной и яркой и полностью изменила мою жизнь.
Когда я думаю о психоанализе, то представляю его беспроигрышной лотереей, в которой всегда что-то можно выиграть, но никогда не получаешь того, чего действительно хотел бы.
Мои встречи с психологом начались в августе 2018 года, а оборвались в октябре 2024-го.
Так сложилось, что я проходила терапию с двумя разными психоаналитиками, настолько разными, что сначала это сильно раздражало и подталкивало к постоянному сравнению.
Работа с первым имела гибридный формат из-за моих постоянных командировок: личные встречи в кабинете с кушеткой сочетались с работой онлайн с выключенной камерой со стороны аналитика. Со вторым же мы всегда встречались онлайн, лицом к лицу, с включенными камерами с обеих сторон.
Первый специалист придерживался идей ортодоксального анализа, был молчалив, четко держал сеттинг1 и соблюдал принятые договоренности, и при этом именно с ним у меня сложилось ощущение полной безопасности и защищенности.
Второй был ярким, экспрессивным и активно вступал в диалог. Ему нравились идеи современного анализа, увлекали книги Р. Столороу2 и А. Ферро3, а в работе он опирался на школу объектных отношений. Однако, несмотря на более прогрессивный и эмоциональный подход, у меня часто возникало ощущение насилия и вторжения в мой внутренний мир, когда он делился со мной психоаналитическими наблюдениями обо мне же. Я чувствовала себя бездомной собакой, на которую навешивали ярлыки-репейники.
Сейчас пишу эти строки и думаю: что было важно? Почему эксперимент с обращением к психологу затянулся на шесть лет? Можно ли говорить о решении изначального запроса? И не могу однозначно ответить.
Начать, наверное, надо с того, что конкретного запроса при обращении у меня не было. Было фоновое чувство разрушения жизни, какой-то необратимости и наступающей лавины, от которой никуда не деться. Я эмоционально не выдерживала того, что происходило.
Внешне у меня все было благополучно и предсказуемо: тридцать восемь лет, руководящая должность в серьезной компании, ипотека, неплохие отношения с родителями. За кадром же оставались одиночество, дикие эмоциональные перегрузки и травля на работе, необходимость оставить налаженную жизнь в Тюмени и переехать в Томск.
По привычке я искала легкие пути сбросить нервное напряжение: фитнес-зал, сериалы, книги… Но ничто не приносило облегчения.
Последней каплей стал случай, когда я, заболев, разрыдалась на приеме у терапевта в ответ на проявленное ко мне человеческое тепло и участие и долго не могла успокоиться.
Видимо, врач оказалась достаточно опытной и сказала, что с моим здоровьем все не так уж и плохо, однако нужно решать вопрос с эмоциональным состоянием и желательно поработать с психологом.
Возможно, моим первым запросом тогда и стало желание избавиться от эмоциональной неустойчивости: я начала бояться саму себя и этих истерик со слезами, когда не могла остановиться. Моя должность не подразумевала такой роскоши…
Вспоминая пережитое, я испытываю огромную благодарность к моему первому аналитику, который позволил прожить слезы и эмоциональный шторм без активного вмешательства с его стороны. Он просто был рядом, был стабилен, не останавливал меня, не торопил, не пытался быть суетливо полезным. Именно он подарил мне ощущение тихой гавани – пространства, куда можно прийти и выдохнуть.
Он подарил мне место, в котором я могла быть собой.
ЧАСТЬ 1. Первый анализ
ГЛАВА 1. Уйти нельзя остаться
Дневник. 10.08.2018 г.
Запланировано на день: ни-че-го.
Я зла, потому что с самого утра получила нагоняй от собственника компании, где работаю, якобы у меня «прокол за проколом» и «явное вредительство», с чем я абсолютно не согласна. У него проблемы в филиалах, но это не повод делать виноватой меня. Хотя в чувство вины я все равно скатываюсь.
На улице +10, мелкий дождь и ветер. Уныло. Пью много кофе и мерзну.
Что тревожит больше всего? Страх увольнения?
Да, но, имея за плечами приличный стаж работы директором по персоналу в двух компаниях, которые с моим участием вышли из числа региональных игроков на федеральный уровень, без работы я вряд ли останусь.
Страх потери денег при наличии ипотеки?
Да, но вспоминаю, что при увольнении получу компенсацию неиспользованных дней отпуска, а их накопилось чуть больше пятидесяти. На первое время хватит.
Что же тогда?
Задумавшись, понимаю, что больше всего боюсь неопределенности и того, что в момент потенциального увольнения буду слишком эмоционально беспомощна и растеряна. Я боюсь этой беспомощности.
В голову приходит мысль, что, пока еще работаю, вполне могу выключить эмоции и трезво написать самой себе план действий при увольнении. И одним из пунктов этого плана точно будет желание разобраться, почему так сильно эмоционально штормит.
Интерес к психоанализу у меня был давно.
Какие-то анкеты психоаналитиков, из тех, что я нашла на просторах интернета, казались мне интересными, какие-то были скучны и формальны, некоторые вызывали оторопь своей эзотерической направленностью. Я с сомнением относилась к тарологам, расстановщикам и песочной психотерапии. Не умаляю их важность для кого-то, но они казались мне слишком… несерьезными.
В августе 2018 года из-за работы мне пришлось жить на два города: то в своей родной и любимой Тюмени, то в Томске, который я искренне и всем сердцем недолюбливала. Это оказалось сложным: дублировать привычные уходовые средства, забывать, в каком городе какая одежда, привыкать к новым по вкусу продуктам, проводить вечера в одиночестве, – в общем, потерять тот уровень комфорта, к которому я привыкла… Но отказаться от переезда не было возможности: мне платили существенно выше рынка, а я выплачивала ипотеку и не могла себе позволить легкомысленные поступки.
Просматривая анкеты психологов на популярном сайте и в Тюмени, и в Томске, я вновь и вновь останавливалась взглядом на странице одного психотерапевта: сорок шесть лет, медицинское образование, специализация по психоаналитической психотерапии… Анкета была достаточно лаконичная, что мне импонировало. Всегда обращаю внимание на то, как человек формулирует свою мысль: образ речи отражает образ мышления. Я знала: с тем, кто пишет понятно и прагматично, скорее смогу найти общий язык. И я решилась…
Быстро, чтобы не передумать, набрала номер его телефона. Голос В. показался мне энергичным, но спокойным. Я заметила легкую неправильность в его речи, и это тоже мне понравилось: было в нем что-то живое, непосредственное. Мы договорились о встрече.
В назначенное время и место я приехала в платье цвета фуксии и с какой-то невообразимой прической. Мне тогда нравилась ассиметричная бижутерия и туфли на каблуках. Возможно, кто-то скажет, что хаос в прическе отражал мой внутренний хаос, а яркое платье было сигналом о бедствии. Но такой вид помог мне в ту первую встречу спрятаться за маской уверенной в себе женщины и чувствовать себя более защищенной перед чужим человеком.
Меня встретил невысокий худощавый мужчина в строгой рубашке с галстуком, поприветствовал и предложил сесть в кресло напротив него. Начал задавать уточняющие вопросы, а я, уловив его уставший взгляд, подумала о конвейере и о том, кто я сейчас для него – один из проходных клиентов, которых множество, и что вряд ли имеет смысл их помнить, поэтому можно быть очень формальным.
Я не хотела чувствовать себя формальным и конвейерным объектом и спросила, могу ли перейти на кушетку, что стояла рядом: видеть чужое равнодушие в глазах напротив было слишком тягостно. Наверное, он удивился, но вежливость и умение держать себя в руках при любых обстоятельствах и чудачествах клиентов взяли верх, и он согласился.
В какой-то момент я замешкалась: надо ли разуваться? С одной стороны, вроде бы на кушетке в обуви не лежат, но и снимать туфли казалось неуместным. Порадовалась, что у меня свежий педикюр, вспомнила про тонкие капроновые колготки и разулась.
Конечно, я чувствовала себя скованной и напряженной, но это было лучше, чем сидеть в кресле напротив и мучиться от неловкости. А потом обратила внимание на окно, в котором виднелись синее небо и часть крыши соседнего дома. И как-то неожиданно пришла мысль – даже не мысль, а уверенность: однажды в этом окне я увижу зиму. И эта уверенность успокоила меня.
Пятьдесят минут прошли незаметно.
ГЛАВА 2. Море слез и первый сон
Дневник. 31.08.2018 г.
Болит голова и много раздражения.
Если в целом и без эмоций, то недавно мне прилетело от жизни несколько сигналов о том, что я где-то не права: возникли потери в сфере денег, времени, отношений. Можно было бы игнорировать происходящее или сказать о его несправедливости, но я решила копнуть глубже.
Конфликтую.
Вот и сегодня: вызвала такси, в приложении вижу, что машина встала не там, куда я заказывала, на звонки водитель не реагирует, связь пропадает. Конечно, я решила, что он припарковался так специально, чтобы пошло платное время ожидания, и, когда села в машину, не стала скрывать свое раздражение. Однако водитель в ответ на мое возмущение тем, что он не отвечал в приложении, тут же набрал номер технической поддержки и спокойно сообщил о проблеме дозвона. К нему действительно не проходили звонки из-за какой-то неполадки в системе. Мы смогли более вменяемо поговорить об этом и даже пошутить в дороге. Я была ему очень благодарна за возможность совместно обсудить проблему и высказать каждому свое мнение, не замыкаясь на негативе.
Это реально круто – быть способным обсудить сложности, а не развешивать оплеухи и ярлыки. Хотела бы я научиться так реагировать почаще.
Сделать бы еще что-то со своим нежеланием идти на работу…
Первую пару месяцев все сеансы проходили однотипно: я приезжала на пять-десять минут пораньше, поднималась на четвертый этаж офисного здания и подходила к тяжелой металлической двери кабинета. На ней не было никакой таблички, кроме номера кабинета и это меня радовало (не хотела афишировать свои походы к психологу). После чего я спускалась на пролет ниже и ждала назначенное время, к которому дверь приоткрывалась, словно приглашая войти. Вроде бы мелочь – не закрытая дверь, куда необходимо стучать, как просящему, а гостеприимно отворенная и в то же время такая массивная и надежная. Это давало ощущение безопасности.
Я заходила в небольшое помещение, где можно было снять верхнюю одежду, и затем уже непосредственно в кабинет. Психоаналитик всегда давал время, чтобы лечь на кушетку, и лишь после садился чуть позади в кресло. И молчал.
Эти несколько минут начала сеанса всегда были водоразделом между привычным бурлением жизни и тем, что происходило в кабинете. В. никогда не начинал говорить первым, приоритет оставался за моим настроением, эмоциональным состоянием, за моей личной историей и его уважением к ней. Первые пару минут тишины были очень важны. Для меня медленно стихал уличный шум, и я обращала взгляд внутрь: что проявится сегодня? Никогда не планировала темы для обсуждения, и потому часто встреча становилась неожиданной: какая именно история зазвучит?
Размышляя о том времени, задаюсь вопросом: как В. меня воспринимал? И кем?
Может быть, вопрос покажется странным, но я и вела себя в то время достаточно странно. Мой взгляд внутрь не подразумевал рядом другого человека, но молчаливое присутствие этого Другого в тот момент поднимало целый шквал эмоций, отчего у меня без конца катились слезы, которые я не в силах была остановить, хоть и сильно стеснялась их. Я попросила бумажные салфетки, но их не оказалось в кабинете, и В. предложил свой тканевый, аккуратно сложенный носовой платок в клетку. Это был очень искренний жест поддержки, который согрел меня, но взять не бумажный, а именно тканевый платок от его костюма показалось мне чем-то слишком интимным, и я отказалась.
С того дня я перестала стесняться плакать в его присутствии.
Это были странные несколько месяцев: я приезжала, ложилась и рыдала, а В. сидел рядом и молчал. И я была невероятно благодарна ему, что он позволил мне пережить то время без вмешательств, утешений и попыток задавать вопросы. Это было простое человеческое участие, благодаря которому я получала силы, чтобы идти дальше.
Прошло, наверное, три или четыре сеанса, когда мне приснился первый сон.
Я оказалась внутри прекрасного и большого здания с узорчатыми витражами. Оно напоминало мне Миланский собор Дуомо. Внутри было так много света, что каменные стены казались теплыми и вечными. Помню пылинки, кружащиеся в солнечных лучах, потолок где-то невероятно высоко, а внутри так потрясающе красиво, величественно и в то же время по-домашнему уютно. Аромат свежесваренного кофе, столики с деревянными столешницами, витрина с небольшими пирожными и чем-то еще. Мне снилось, что я хозяйка этой кофейни. Чувствовала себя красивой, стройной и очень живой, такой мягкой и текучей, расслабленной и счастливой, светящейся изнутри.
Я общалась с кем-то из гостей и краем глаза увидела, что пришел В. и сел с чашкой кофе за один из столиков. Я улыбнулась и кивнула ему, но не смогла сразу подойти, а потом его место оказалось пустым. Я немного расстроилась, потому что воспринимала его как близкого человека, как старого друга.
Набрала его номер и сказала о сожалении, что нам не удалось поговорить. Мне захотелось повидаться с ним, но в этом телефонном разговоре я не проявила какого-то надрыва или сильных чувств, было понимание, что у меня своя прекрасная жизнь, а он ушел – в свою. При этом я чувствовала, что он родной и значимый, дорогой для меня человек, но… человек из прошлого, его уход ожидаем, и после него останется легкая, но светлая грусть.
Удивительно, что этот сон предопределил восприятие нашей работы после ее завершения: уже тогда я лучше понимала, какие эмоции останутся после терапии с В.
И практически в то же время мне приснился второй сон с В., о котором я сначала постеснялась ему рассказать, в отличие от первого, и смогла это сделать лишь спустя год анализа.
Комната в недорогом отеле. Мы вместе с В. Сижу обнаженная на кровати и кутаюсь в простыню, но в действительности не смущаюсь, потому что чувствую себя красивой и желанной. Будто у нас уже был секс, и он был прекрасным. Чувствую припухшие от поцелуев губы. В. с минуты на минуту должен уйти: его ждет работа или что-то еще. Он одевается: галстук, пиджак. Подходит к двери, но возвращается, чтобы снова поцеловать меня. Чувствую, что он очень бережен ко мне и, несмотря на свою страсть, дает время и возможность самой принять решение о продолжении. Это дает ощущение глубочайшей безопасности и защиты...
ГЛАВА 3. Путешествие в Бельгию
Дневник. 21.09.2018 г.
Сегодня тайное стало явным. Пару дней назад директор по экономике начала активно поддерживать меня в желании уволиться. Я еще подумала: а что происходит, зачем ей это? Все оказалось пошлым до банальности: при переезде в новый офис мой кабинет расположился напротив кабинета генерального директора в Томске. Я организовала ремонт, заказала красивую мебель и цветы, нарисовала картину и расставила книги. Из окон открывался вид на парк.
И она положила глаз на мой новый кабинет. В общем-то, мне не очень нравится отдавать то, что считаю своим и во что действительно вложила частичку себя…
И я передумала обновлять резюме на сайте.
Анализ шел своим чередом, я стабильно приезжала и рыдала в кабинете. И если сначала было стыдно за такое поведение, то облегчение, которое я испытывала после сессии, достаточно быстро примирило меня со слезами: накопленное напряжение было так велико, что переживаемый после стыд терял свое значение.
Иногда я задумываюсь: откуда во мне столько слез? Мысленно разделила свою жизнь на реальную, наполненную рабочими проектами, сложными отношениями и неурядицами и на ту, что проживаю в кабинете психолога, когда можно не держать лицо, когда тебя не торопят.
Важным было ощущение, что мы с ним из разных миров и в обычной жизни никогда бы не встретились. Это успокаивало. Разный круг общения, разные места, в которых бываем, разный круг интересов, разные города, в конце концов. Это давало ощущение безопасности.
В один из сеансов, когда я жаловалась на работу, он спросил: а что мешает поменять? Что держит? Сложно было ответить с ходу: я вспоминала свои предыдущие места работы, на которых редко задерживалась более чем на два с половиной года. Начиналось все одинаково: легко проходила собеседования, быстро встраивалась в коллектив и становилась правой рукой собственника, влюблялась в компанию, работала все больше и больше, получала новые, сложные проекты и с энтузиазмом брала новые вершины. В этом увлечении работой я не жила обычной жизнью, где есть место для друзей, семьи, романтических отношений, и… не давала жить никому из своего окружения. Доходило до того, что я могла поменять часть своей службы дважды за год только потому, что люди не успевали, да и не очень хотели работать в моем темпе. Я была не просто продуктивна, а сверхпродуктивна в своей сфере. Конечно, долго так не могло продолжаться, и спустя примерно два года я выгорала, нервная система начинала давать сбой, это выражалось в росте конфликтов с моей стороны, из-за чего я в итоге или уходила сама, или меня увольняли.
Как-то реально не приходило в голову, что работать шесть дней в неделю по двенадцать часов – это даже физически очень выматывает, не говоря уже про эмоциональную составляющую.
Что я могла ответить на вопрос аналитика? Что уже достаточно давно хожу по кругу и сейчас у меня как раз закончились эти самые пресловутые два с половиной года, когда я стабильно не выдерживаю и готова уйти? Но компания, где я работала в тот момент, если смотреть объективно, была не так уж и плоха. Да, меня вынудили взять сложный проект, который никто не понимал, как реализовывать. Да, пришлось в нем становиться козлом отпущения, как самому молодому руководителю. Да, я испытала массу негатива из-за вынужденного переезда в город, который мне не нравился. Да, я потеряла отношения с друзьями и вышла из колеи привычной жизни. Но при этом у меня была полностью официальная заработная плата, примерно процентов на пятьдесят выше, чем я могла бы получить при возвращении в Тюмень; у меня были обязательства в виде ипотеки, которую надо было гасить. И я понимала, что сама сильно накручиваю себя эмоционально в сторону негатива: далеко не факт, что в реальности все так уж и плохо. Однако аналитику я рассказала лишь о высоком уровне дохода, который меня удерживает на текущей должности, и о том, что не смогу найти что-то равноценное в Тюмени достаточно быстро. Он не поверил и сыронизировал по поводу такой большой разницы в зарплате на рынке труда двух городов.
Но я запомнила вопрос, и временами он стал всплывать в голове: а что мешает поменять ту часть жизни, которая не устраивает?
Изменения в процессе терапии происходят не так очевидно. Через пару месяцев постоянное напряжение начало спадать, появилось время, чтобы просто осмотреться. Незаметно я стала чаще бывать в запрещенной социальной сети, подписалась на кучу блогов о путешествиях и с удовольствием разглядывала фото старинных городов.
Рассказав на очередной сессии про негатив на работе, я подумала: а действительно, почему я не могу менять те части своей жизни, которые меня не устраивают? И вообще не обязательно менять имеющееся, когда можно привнести что-то новое, что подарит радость и удовольствие. Почему бы не сделать что-то, что хочется конкретно мне? Я помню тот момент на кушетке, когда в голову пришла картинка Брюгге, небольшого города в Бельгии, о котором я почти ничего не знала, но он был невероятно красив. Это стало поводом для грустного веселья: где я – девушка в мрачном сибирском городе, выросшая в рабочем поселке в не особо обеспеченной семье и с посредственным английским – и где этот сказочный город!
Но… он был слишком прекрасен и желанен. Я не помню, чем закончилась та сессия, но на следующий день на работе я спонтанно купила билеты в Брюссель и вписала путешествие между двумя привычными командировками.
Навыки организации и планирования у меня хорошо прокачаны рабочими проектами. Результатом стала прикидка бюджета с вполне разумной суммой, которая покрывала мои требования к безопасности в поездке. А дальше – дело техники: просчитала наиболее удобную логистику и выбрала отель.
Но если в планировании поездки все было предсказуемо, то в реальности появились новые моменты: неожиданно для самой себя я забронировала самый дорогой отель с окнами на черепичные крыши и башню Белфорт. Тогда еще требовались оправдания перед самой собой для моих авантюр (а одиночное самостоятельное путешествие в чужую страну без знания языка я воспринимала именно как не совсем адекватную авантюру), и я придумала, что ситуация на работе вынуждает уволиться, но мне хочется попрощаться с красивой жизнью и хотя бы один раз получить все самое прекрасное по максимуму.
Улыбаюсь, когда вспоминаю это. Командировка в Тобольск, где уже лежал снег, пересадка в Шереметьево с бизнес-залом и массажным креслом, новый перелет и встреча с русскоязычным водителем в Брюсселе. Я очень четко все спланировала, чтобы поездка была максимально безопасной.
Когда самолет приземлился в Бельгии, захотелось плакать от счастья: я чувствовала другой воздух, близость холодного моря, смотрела на пасмурное небо и зелень. Встретивший мужчина, взял багаж и отвез меня в тот волшебный маленький городок.
Я была очарована: красивое авто с бежевым салоном, разговоры с водителем, мелькающие за окном пейзажи и прекрасный замок, в котором я буду жить три дня.
Мы приехали в мягких сумерках, и, может быть, поэтому городок показался мне еще более сказочным и невероятным. Он будто сошел с красочных открыток. Узкие улочки, увитые зеленью дворы, каналы и лавки с шоколадом, бары, неспешно прогуливающиеся люди и ощущение полной свободы, когда нет необходимости ни под кого подстраиваться.
Я забронировала номер c огромным окном, которое постоянно держала распахнутым: мне так нравилось чувствовать этот насыщенный свежий морской воздух, смотреть на красные черепичные крыши, есть свежую малину из небольшого лукошка и слушать перезвон колоколов башни Белфорт.
В декабре 2018-го часто шел дождь, было мало туристов, я бродила по улочкам и чувствовала, что счастлива в этом городе. И думала: почему я не сделала этого раньше?
В Бельгии говорят на фламандском диалекте нидерландского языка, что радовало: мне не хотелось ни с кем говорить, это было время, когда я могла молчать, много гулять, фотографировать, пробовать шоколад в многочисленных лавках, улыбаться прохожим, любоваться предметами искусства в современных галереях. Там я впервые познакомилась с работами в стиле современного импрессионизма бельгийской художницы Кристин Комин4 и влюбилась в них. До сих пор считаю, что далеко не Италия и не Франция являются носителями самых прекрасных произведений искусства. Мне очень нравится Северное Возрождение и то, как оно проходит сквозь века в настоящее время. У них свое, совершенно особенное чувство прекрасного.
Это было мое первое путешествие, в которое я отправилась одна в совершенно незнакомую страну. Гуляла по Брюгге, ужинала в уютных ресторанах, забывалась в старинных интерьерных лавках Гента и в современных галереях Антверпена, слушала колокола и смотрела на пряничные домики. До сих пор считаю Бельгию своим местом силы, она невероятно наполняют меня каждый раз, когда я отправляюсь туда.
Я впервые никуда не торопилась, возможно, поэтому задумалась: а что я хочу по-настоящему? Какую жизнь я хотела бы для себя? И не могла ответить на эти вопросы. Пасмурные дни располагали к долгим прогулкам и экскурсиям, сложные решения уходили в тень, а мое внимание сосредотачивалось на легендах Брюгге, который в Средневековье был коммерческим центром и вполне мог конкурировать с Венецией. Меня заинтересовало, как принимались исторические решения, которые в итоге перекроили судьбу целого региона. Главы ремесленных цехов опасались роста конкуренции и не принимали нововведений, которые нес прогресс, из-за чего имя города постепенно угасало на карте торговой жизни, а спустя какое-то время о нем и вовсе забыли. Также и люди, которые боятся перемен, в итоге остаются на вторых ролях в своей жизни, незаметными винтиками для других. Найду ли я в себе смелость делать то, что считаю важным и нужным? Какую жизнь выберу?
На следующий день я слушала рассказы гида, восхищалась предприимчивостью жителей Антверпена (их морской порт входит в двадцатку крупнейших портов мира) и думала о роли прогресса, о способности видеть тренды и быть в неопределенности, рисковать и пробовать новое. Меня удивляло, что в городе, где все создано для торговли и логистики, родилась знаменитая «Антверпенская шестерка5» буквально из ниоткуда и… изменила мир моды.
Гуляя по извилистым улочкам и наблюдая за желтыми листьями, плывущими по водам канала, я вспоминала, что основная боль и проблема бизнеса, в котором работаю, связана с низкой квалификацией рабочего персонала. Разглядывая окна и цветы в них, я размышляла, что в ближайшие лет десять ситуация будет лишь ухудшаться и аварийные ремонты дорожной техники станут чем-то постоянным и рутинным. И думала: как можно сбить этот тренд?
Пойти традиционным путем и открыть учебные классы не представлялось возможным: никакая экономика не выдерживала затрат на обучение с учетом того, что мы работали с привлечением вахтового персонала со всей России. Требовалось что-то принципиально новое, что-то, что можно быстро масштабировать и с помощью чего можно было бы освежить и углубить уже имеющиеся знания рабочих. Обучение с нуля на тот момент я не рассматривала, но зерно перемен и новых идей прочно поселилось в моей голове.
Декабрь в Бельгии – время дождей. Когда зарядил очередной, я зашла в Кафедральный собор и, чтобы не скучать, согласилась на предложение посмотреть интерактивную историю города в очках дополненной реальности.
Это оказалось невероятным: в качестве какого-то юнги я взлетала на мачту корабля, что подходил к пристани города, смотрела на бочки с товарами, участвовала в заговоре – все было так ярко, насыщенно, необычно!..
Думаю, именно тогда идея создания онлайн учебного центра оформилась в реальную задумку. А по возвращении в Томск, буквально через полторы недели, на собеседование пришла девушка, претендующая на место методолога по бизнес-процессам. Я смотрела на Татьяну и понимала, что ее трудоустройство будет только началом: намного интереснее будет создавать вместе с нуля учебный курс эксплуатации дорожной техники. Ни она, ни я не разбирались в специфике этого вопроса, но появилось огромное желание это сделать и ощущение, что это действительно важно.
Первые полгода анализа вернули мне вкус к жизни и дали время и место, чтобы, не торопясь осмотреться и понять, чего действительно хочу. А я хотела создавать что-то новое и значимое. То, что вдохнет свежие силы в ту компанию, из которой я еще недавно хотела уволиться.
ГЛАВА 4. Новогодний шар для Андрея
Дневник. 17.12.2018 г.
Очередной понедельник и очередное совещание, которое уже вторую неделю выливается в публичную склоку с директором по экономике. Она начала обращаться ко мне по фамилии, что звучит по-хамски. Откуда в ней столько ненависти? И почему мнение какой-то тетки меня расстраивает?
Ну что ж, поиграем в рефлексию.
Что вызывает апатию? – Чувство, что моя работа не значима и не нужна, отсутствие результата.
Что вызывает раздражение? – Плохо сделанная работа и отношение к ней как к норме; грязь, неприбранность, неухоженность; разруха и потеря времени.
На что злюсь? – На свою неспособность быстро найти ответ; на то, что теряюсь при хамстве и грубости, не могу отстаивать интересы, защитить себя; на обесценивание меня и моего труда, пренебрежение.
Чему радуюсь? – Способности творить, делать что-то новое, хорошей погоде, встречам с друзьями, красоте мира, музыке, путешествиям, времени с семьей, возможности любить в широком значении, получать удовольствие от мира и от своей жизни.
Что вызывает у меня грусть? – Старение родителей, ощущение уходящего времени, понимание, что многое уже никогда не будет сделано.
Кому завидую? – Большим семьям, их близости и отношениям. Людям, которые имеют смелость делать то, что им дорого и нравится (в профессии, в хобби). Внутренне гармоничным и свободным людям.
В нашей семье не принято было обсуждать чувства, тревоги и переживания.
Андрей – мой двоюродный брат – был младше меня всего на четыре года, но как-то так и не попал в нашу компанию, поэтому рос с детьми из другого двора. Он был вихрастым, веснушчатым, с озорной улыбкой, любил танцевать и мечтал стать клоуном в цирке. Конечно же, мы, его родня, в те девяностые годы лишь посмеивались над такими мечтами и говорили об их оторванности от жизни.
Время шло, Андрей вырос и появились проблемы, о которых говорилось шепотом и никогда толком открыто. Это замалчивание и игнорирование привели его к саморазрушению, с которым он не справился. Мы молча наблюдали за тем, как катится под откос его жизнь… Сейчас я часто думаю: могла ли я что-то сделать тогда? И понимаю, что нет. Сложно не замечать факты, упорно игнорировать логику развития событий, но сбегая в свою жизнь, которая тоже была не такой уж простой, проблемы Андрея быстро ускользали на второй, третий план, чтобы благополучно забыться до следующей встречи.
Он любил крепкий чай, но заваривал кофе, когда я приезжала к ним в гости, всегда обнимал при встрече и прощании, а я вытесняла мысли и свой страх, когда чувствовала, какими слабыми и тонкими становятся его руки.
Он умирал в больнице, и все понимали безвыходность ситуации. Был конец года, и мама купила ему новогодний шар со снегом и картинкой внутри, чтобы радовал его и чтобы он не чувствовал себя таким одиноким.
Андрей умер двадцатого декабря. Я до сих пор скучаю по нему.
Его смерть была не единственной, которую я оплакивала в анализе. В мае умер мамин родной брат Владимир, которого я искренне терпеть не могла: он в молодости мотал нервы ей и бабушке, угрожая суицидом, уходил в запои, становясь агрессивно-неадекватным.
Помню, когда он только женился, в один из вечеров мы столкнулись на улице, где я, тринадцатилетний подросток, гуляла со своими подружками. Идя с женой позади нас, он начал грубо окликать меня: «Эй, корова!»
Я шла впереди и делала вид, что это не относится ко мне, а он все не унимался. Такого стыда и унижения, что я испытала тогда, я не простила ему до смерти.
И после смерти тоже.
У него диагностировали рак желудка, и мама очень активно взялась его спасать. На тот момент он жил один в старом деревянном доме, где было сложно создать нормальные условия для ухода за больным, и мама привезла его к нам в квартиру и поселила в моей комнате.
Долгое время на сессиях я прорабатывала свою злость на маму за то, что она не посоветовалась, а приняла решение в одиночку и поставила нас с папой перед фактом.
Папе пришлось жить несколько месяцев с умирающим человеком в соседней комнате и видеть ежедневно его страдания и угасание.
А я не могла приехать к родителям, так как моя комната была занята этим человеком – мне некуда было ехать.
Мы созванивались, я злилась от происходящего, отправляла деньги на его содержание и лечение, слушала горевание мамы… и снова злилась.
Перед смертью дяди мама заставила меня позвонить ему и поговорить, поддержать и сказать, что больше не сержусь на него. Я позвонила и сказала то, что хотела мама. Но вряд ли была искренна в тот момент…
В итоге я приехала только уже на похороны. Прошло много лет, но до сих пор, когда бываю у родителей, останавливаюсь не в своей бывшей комнате, а в родительской.
Когда я вспоминаю о судьбах Андрея и Владимира, думаю о пути саморазрушения и о том, что могло бы быть прекрасного в их жизни – и не случилось…
Может быть, поэтому мои притязания так велики, так ненасытно я путешествую, занимаюсь своими хобби и любимой работой: ген деструктивности и саморазрушения есть и во мне, и я инстинктивно боюсь пойти по этому же пути.
До рефлексии в анализе я жила в формате черновика, часто думала, что, когда получу образование, тогда-то и начнется прекрасная жизнь, потом посчитала, что она начнется после устройства на хорошую работу, когда сделаю карьеру. Мои мысли были сосредоточены или на переживаниях прошлого или на мечтах о будущем, – я не жила в настоящей. Столкновение с потерей родных заставило признать конечность жизни и потихоньку все больше обращать внимание на проживание ее в текущем моменте.
ГЛАВА 5. Время исполнения желаний
Дневник. 24.02.2019 г.
Сегодня я обнаружила, что не одна в кабинете, что есть Другой.
В. начал задавать слишком много вопросов, и я разозлилась на него: «Это же МОЕ время и МОЯ терапия! Он-то что тут делает?!»
Сеансы, в которых было много молчания и слез, постепенно сменились временем историй. Так интересно… всегда начинала рассказ о событиях текущего времени, но слышала: «Возможно, что-то похожее уже было в вашей жизни раньше?», «Возможно, это что-то напоминает вам?», «Возможно, между этими событиями есть какая-то связь?»
Он никогда не говорил утвердительно и все свои интерпретации предлагал в виде гипотез, которые мы могли рассмотреть с разных сторон, и это позволяло не отвергать или подтверждать их сразу, а начать крутить, как головоломку, как виртуальный конструкт, от которого можно было перейти к другим ассоциациям, которые в итоге через рассуждение подтверждали или опровергали его предположение.
Он был бережен к моим чувствам и оставлял воздух, пространство для движения, но его активность тогда разозлила меня, появилось ощущение, что я теряю часть пространства, которое начала считать своим собственным.
Погружение в саморефлексию меняет человека незаметно. Все происходящее во внешней жизни кажется чем-то обычным, что сложилось само по себе, но если посмотреть более пристально, то начинаешь замечать детали этих изменений.
После Бельгии я стала больше доверять своим желаниям и не ориентироваться на внешнее окружение. В мою жизнь пришли путешествия, но чаще они были или в формате соло, или с мамой.
Мне очень хотелось показать ей мир, но эти поездки складывались по одному и тому же сценарию: воодушевление и желание поделиться с ней – и полное опустошение и скандалы на третий-четвертый день после критики с ее стороны. Вернее, я воспринимала это как критику в свой адрес, например, ее замечание, что ей не слишком понравился вид из окна номера. Меня возмущало такое отношение, ведь поездка была за мой счет, я потратила много времени на выбор самого лучшего варианта, и мне казалось, что подобными замечаниями она обесценивает все мои вложения в этот отдых. Она не понимала, почему я начинаю злиться. Надо сказать, что я и сама не понимала толком своих чувств, и уж тем более не могла их как-то экологично озвучить.
Это было время, когда чувства и эмоции были плотно скомканы и не было возможности увидеть не только их оттенки, но даже более явные линии, не говоря уже о том, чтобы отследить причины, которые запускали лавину. В какой-то момент они просто обрушивались на меня.
Наши поездки были сильно заряженными эмоционально, но тогда ощущался лишь общий их фон, я не могла назвать чувств, которые испытываю, не могла найти слов для описания происходящего.
Способность видеть свои желания, озвучивать и отстаивать их проявилась спустя примерно девять месяцев работы с психологом. Это событие совпало с тем периодом, когда я погасила ипотеку по старой квартире и приобрела новую. Покупка недвижимости произошла спонтанно, неожиданно даже для меня самой, накануне восьмого марта.
Надо сказать, что я люблю все продумывать и рассчитывать, но при этом могу совершать и спонтанные покупки. В командировках всегда есть время между перелетами, и я периодически делала записи в заметках телефона. Возможность написать, как говорят некоторые психологи, эвакуировать часть своих сложных переживаний, а также порефлексировать и попробовать самой понять переживаемые чувства и истоки их появления, позволяли скоротать время ожидания.
Где-то в декабре, задав себе в очередной раз вопрос, чего же я хочу, написала, что мечтаю о новой большой и светлой квартире, на высоком этаже, чтобы рядом была вся транспортная развязка (метро, автобусы, трамваи), потому что не планировала покупать авто. Хотелось рядом видеть современные торговые центры, клиники и школу. Было важно, чтобы жилплощадь не дешевела со временем, а была хорошим инвестиционным проектом, и чтобы мне было комфортно в ней. Мечталось, чтобы она была эмоционально легкой, без каких-то сложных историй. Подробно изложив все детали, я благополучно выкинула эту идею из головы. Мне в реальности не так уж и нужна была квартира, потому что вполне устраивала старая. Но вот спустя несколько месяцев это желание неожиданно реализовалось: новая квартира отвечала всем вышеперечисленным критериям, в ней мне даже захотелось посадить цветы на подоконнике.
Постепенно стала развиваться способность к экспериментам, понимание, что можно играть, пробовать нечто новое. Я незаметно для себя стала разрешать себе выбирать то, что нравится мне, а не кому-то другому.
Следующий шаг я тоже предприняла впервые и совершенно неожиданно: я наняла дизайнера для визуализации интерьера.
Обсудив с ней все детали, мы достаточно быстро пришли к решению снести все внутренние стены – благо несущих там не было, и узаконивание перепланировки прошло без проблем.
Мне захотелось иначе зонировать пространство для собственного комфорта и обустроить его по своему усмотрению. Можно сказать, что какая-то часть старых психических границ была снесена вместе с этими стенами.
Так дополнительно возникли гардеробная, гостевая спальня и большая зона, которая объединяла коридор, кухню и гостиную. Я сама выбрала цвет стен, заказала диван по индивидуальному проекту и картины у художника по моему описанию. Каждый предмет интерьера был выбран с особым вниманием, и в новой квартире не оказалось ничего из старой жизни.
С одной стороны, это была увлекательная игра, когда можно было экспериментировать, а с другой – я по-прежнему жила на два города, удаленно из Томска контролировала ремонт и тратила слишком много времени на интерьерные магазины, когда бывала в Тюмени.
В тот период я научилась сбегать от проблем в путешествия. Это был мой способ выдохнуть и увеличить дистанцию. Доходило до смешного: я могла улететь в чужой город или страну, просто чтобы выспаться и чтобы никто не вынуждал меня решать снежный вал бесконечных вопросов.
Тогда я еще не понимала, что человек, который выгоняет меня из дома в новые страны и отели, чтобы отдохнуть, – это я сама же. Мне даже не приходила в голову мысль о том, что в моей психике есть какая-то часть, которая не разрешает взять паузу и двигаться в собственном темпе при ремонте квартиры и решении профессиональных вопросов.
Было сложно следить за работой строителей и обсуждать дизайн удаленно из-за постоянных командировок, но в итоге получилось даже намного лучше, чем я задумывала.
Этот ремонт подсветил во мне две характерные особенности: стремление все контролировать и сильные собственнические чувства по отношению к этой квартире – она стала воплощением моего психического пространства, которое я агрессивно отстаивала.
Родители, конечно, не могли удержаться от комментариев по поводу ремонта, ведь и эта квартира тоже была куплена в ипотеку и вынуждала к дополнительным затратам. Они настаивали на экономии, мне же хотелось видеть не какие-то стандартные решения из IKEA, а диван сложного оттенка или кованую кровать, жалюзийные белые двери в гардеробную, что-то легкое, беззаботное, французское. Я мечтала видеть те вещи, которые собирали бы пространство в единое целое и были бы созданы исключительно для меня.
С папой мы поругались, когда я решила поставить камин, который он считал баловством и излишеством. С мамой – когда я отправила ей фото двух разных ковров и спросила ее мнение, какой лучше впишется. В итоге я принимала решения сама и училась это делать в тех ситуациях, когда значимые для меня люди активно критиковали мой выбор и настаивали на своем.
Эту квартиру я отстаивала, как отстаивала часть себя. И она стала очень красивой, простой и сложной одновременно в цветах и дизайнерских элементах. Для ощущения легкости я выбирала выбеленные краски, чтобы даже в полутонах не было ощущения грязи, унылости. Забавным показался прием, когда обои в углу комнаты с одной части стены были окрашены в бледно-васильковый цвет, а с другой в тот же цвет, но более темный и глубокий оттенок. Этот контраст не сразу улавливался глазом, но давал ощущение сложности, такой же, что жила у меня внутри, но не была видима без желания увидеть.
Мне всегда нравились зеркала за возможность расширить пространство, обыграть в них солнечный свет из окон, и я заказала два огромных полотна от пола до потолка, зонировала их белыми молдингами, а пространство между попросила окрасить в холодный розово-лиловый – такими бывают рассветы морозным утром. Здесь, между зеркалами, идеально вписался камин, декорированный белым камнем, с прекрасно дополняющей его картиной.
Я попросила художника нарисовать айсберг в холодном океане, где часть видна на поверхности, но большая уходит вглубь, где вода темнеет. Мне казалось, что многие люди видят лишь часть моей истории и не утруждают себя размышлениями, какие события, решения, кропотливый труд привели к внешнему благополучию, удаче и достатку. Ту подводную часть своей жизни я не хотела демонстрировать, оставаясь внешне, на поверхности, спокойным и уверенным в себе профессионалом.
Чтобы выбранные цвета не создавали визуального холода в интерьере, я заказала диван глубокого винного оттенка, а к нему голубые и бежевые подушки. Ковер ручной работы с геометричным рисунком тоже задавал динамику и собирал гостиную в единое целое. Хотелось воздуха, поэтому вместо снесенной части стены между гостиной и гостевой спальней, установила трехстворчатые французские двери, сквозь стекла которых были видны светло-кремовые практически невесомые шторы. Выбрала несколько разных уровней освещения, дизайнерские светильники над обеденной зоной и классическую строгую кухню с белыми фасадами верхних ящиков и светло-серыми снизу. Встроенные шкафы, полки с книгами и много цветов.
К своей спальной комнате отнеслась еще более требовательно. Те же светло-васильковые цвета стен, кованная ажурная кровать, повторяющая рисунки обожаемого мной тогда стиля ар-нуво. Кровать пришлось перекрашивать несколько раз, пока не добились нужного мне графитно-серого оттенка.
Между спальней и гардеробной тоже не было стены, и там я попросила установить четыре полосы белых жалюзийных дверей, которые напоминали мне о Франции и полях Прованса.
Все вместе не выглядело чем-то вычурным, скорее, говорило о строгих линиях и формах, но выбранные цвета в интерьере меняли его восприятие.
Эта квартира стала частью меня.
ГЛАВА 6. Создавая новые традиции
Дневник. 23.11.2019 г.
Странная штука: у меня УЖЕ ЕСТЬ хорошее образование, состоявшаяся карьера, признание со стороны профессионального сообщества (часто зовут спикером на конференции). Я уже молодец и могу никому ничего не доказывать, а просто получать удовольствие от жизни. Почему тогда в реальности все не так? Почему появляется ощущение отсутствия чего-то важного? О котором не могу сказать даже самой себе? Думаю, что новыми проектами я будто бы маскирую какой-то свой изъян, невозможность восполнить неуловимый дефицит чувств, опыта, людей, чего-то другого?
Мы запустили учебный курс силами экспертов из России, Казахстана, Узбекистана. Удивительно, что люди откликнулись на мою странную идею, «очередной прожект», как сказала директор по экономике.
Похоже, в мире много мечтателей…
Первое время на сессиях у психоаналитика было море слез, и меня удивляло их количество.
Любое воспоминание очень быстро оживляло что-то болезненное, о чем я сначала не могла говорить, сеансы были мучительными и странными со стороны.
Мы работали в гибридном варианте: когда я была в Томске – в формате личных встреч, но из-за моих постоянных командировок – чаще онлайн по Skype.
Выключенная камера с его стороны немного обезличивала собеседника, создавала эффект случайного попутчика в поезде, что давало возможность погружаться в историю, а не сосредотачиваться на его реакциях. И я снова и снова тонула в слезах.
Даже не думала, что у меня может быть столько непроговоренных болезненных воспоминаний! При этом я хорошо понимала, что ломать отношения с родителями из-за старых и детских обид по меньшей мере глупо. Но в то время поддержкой для меня стал аналитик, а родители – кем-то, кто вобрал в себя весь негатив. С мамой мы не могли находиться вместе более двух дней: начинались ссоры, с папой вообще не было общих тем для разговора.
Думаю, чувство вины перед мамой за свои негативные эмоции по отношению к ней явилось косвенной причиной того, что я в тот период стала часто возить ее за границу, открывая для нее мир. Это был мой способ восстановить баланс, произвести репарацию6, как об этом писала М. Кляйн7. В то же время приходило понимание необратимости времени, желание наполнить наши дни какими-то теплыми моментами.
Именно тогда я начала специально создавать традиции нашей семьи: взять термос с ароматным глинтвейном и отправиться всем вместе на городскую набережную, пойти на концерт живой музыки в прекрасный собор, купить подарки племянникам, заказать книгу с фотографиями из наших путешествий. Я искала поводы для теплых моментов и словно рисовала заново узор отношений в семье.
Часто совместные поездки с мамой заканчивались ссорами. Так как я совмещала путешествия с командировками, по работе мне приходилось много общаться с людьми, и поэтому требовалось время для одиночества, а маме нужно было внимание. Она скучала, потому что в зарубежных поездках особо не поболтаешь из-за незнания иностранных языков, и она активно общалась со мной, а я чувствовала себя ненормальной из-за желания отстраниться и побыть одной.
Я боялась делиться с ней тем, что меня реально вдохновляло или радовало, поскольку слишком часто в ответ получала критику, сомнения или обесценивание —все это убивало мое вдохновение.
Обижало и то, что маме нравилось быть полезной за мой счет: она легко обещала от меня другим, не поставив меня в известность, помощь в разных вопросах: найти работу дочери ее подруги, написать резюме бывшей коллеге.
При моем отказе я каждый раз сталкивалась с непониманием и осуждением. Но почему я должна быть удобной остальным в ущерб своим интересам и состоянию?!
Новый год у нас всегда был семейным праздником, и когда в декабре 2019 года я сообщила, что хотела бы провести его у себя в Тюмени в одиночестве, то также столкнулась с непониманием. Я снова почувствовала вину за принятое решение, но все же настояла на своем и осталась одна. И это был прекрасный Новый год: я никуда не торопилась, много гуляла и отдыхала, накупила вкусной и полезной для себя еды. А потом, уже в январские праздники, встретилась с родными и друзьями.
Думаю, что этот эксперимент был важен: я больше почувствовала ценность семьи и желание общения с ними, а они осознали, что у меня есть собственные желания, и стали их учитывать.
На следующий год у нас родилась новая традиция, которой мы стали придерживаться: утром тридцать первого декабря мы всей семьей готовим что-то перекусить, завариваем в термосе ароматный чай, развозим подарки и игрушки по маленьким племянникам и уезжаем на авто в лес.
Обычно в это время ярко, морозно и очень красиво. Я много фотографирую. Специально беру с собой что-то для стилизации фото: подарочные пакеты, коробки и елочные игрушки. Это тихий день, когда мы можем побыть вместе, погреть замерзшие руки о термос, попить чай и запланировать, куда поехать дальше. А когда возвращаемся, всегда заезжаем к тете Тамаре, пожилой и жизнерадостной родственнице, которой чуть больше восьмидесяти лет, открываем шампанское, распаковываем гостинцы и вместе празднуем наступление нового года.
Это стало доброй и желанной традицией, придуманной мной, чтобы наполнить жизнь приятными моментами, которые поддержат меня и согреют теплом воспоминаний в трудные минуты.
ГЛАВА 7. Когда основы рушатся
Дневник. 28.04.2020 г.
Вчера на экскурсии в Лувре увидела скульптуру Антонио Кановы8 «Амур и Психея»9, но я ее точно видела раньше… только в Эрмитаже. Спросила гида об этом и услышала, что сам автор создал реплику на свою же работу. Они совсем немного отличаются и так забавно, что скульптура в Эрмитаже чуть более целомудренна (накинутая ткань на ноги в Лувре совсем узка, а в Эрмитаже больше закрывает бедра девушки). Мне показался интересным миф, в котором говорится, что лишь любовь (Амур) в состоянии победить смерть (разбудить Психею), поэтому запомнила прекрасную работу скульптура.
В период с конца 2018 года и до начала пандемии я много путешествовала, – благо, работа позволяла улететь на несколько дней в любой европейский город. Италия, Бельгия, Чехия, Франция, Испания, Венгрия… Новая страна или город практически каждые три месяца. Это вдохновляло и позволяло нивелировать неудовольствие от большого количества командировок, которые проходили по маленьким северным городам России.
В тот момент в анализе я переживала заново отношения с моими родителями. Вспоминалось много плохого, обид и злости, о которых не могла раньше сказать, но которые жили во мне.
Например, я очень сильно злилась на папу за то, что, когда однажды приехала к родителям в гости перед новогодними праздниками и хотела провести время с семьей, расслабиться, поехать вместе погулять в лес, он выпил спиртного и не смог сесть за руль. Мне так хотелось провести с ними время, а пришлось что-то готовить, убираться в доме, есть новогодние салаты в то время, как я пыталась следить за весом. К тому же, я никуда не могла пойти: в поселке я слишком давно не была после окончания школы – друзья разъехались или отношения прекратились, с родней тоже не была особо близка. Оставалось только злиться, есть и читать книжки. И так несколько дней.
Когда я показала свое недовольство папе, мама меня отчитала, что он тоже имеет право на праздник и на то, чтобы провести его так, как хочется именно ему, в том числе и напиться. Я понимала, что она права, но легче мне от этого не становилось.
Наши отношения тогда не были близкими. В моем детстве папа много работал: рано уходил и возвращался затемно. Его молодость пришлась на сложное время: перестройка, потом страшные девяностые, когда выживали как могли. Когда я вспоминаю, что он подростком ушел из дома и один уехал в Казахстан учиться на машиниста экскаватора (он был из многодетной семьи, едва сводившей концы с концами), мне становится больно и хочется сделать для него что-то, что привнесет радость в его жизнь.
Он внешне всегда напоминал мне Николая Караченцова, ему нравилась песня про генералов песчаных карьеров и старые советские фильмы. Папа был молчалив, но вся родня со стороны мамы его очень любила. Он умел помочь человеку в сложной ситуации, не выставляя это напоказ.
Во времена моего студенчества мы сблизились. Он поддерживал меня после переезда в Тюмень из Кургана, где я училась после школы, а я ревела в трубку телефона, что не люблю этот город и хочу к ним домой. Папа говорил, что все наладится, требуется время, что лишь город может дать перспективы. Ему хотелось для меня лучшей жизни.
Зимой 2020 года папа начал болеть, все чаще случались приступы аритмии. Страх за его самочувствие, ремонт новой квартиры, рабочие проекты и постоянные командировки выматывали, и на свой день рождения я улетела во Францию.
Прекрасный Живерни, Руан, Париж… Я делала много фото, гуляла и, как обычно, купила кучу подарков. Мне так хотелось, чтобы меня встретили в аэропорту! В телефонном разговоре с мамой я пригласила родителей отметить мой день рождения в новой квартире.
Прилетела поздно. Меня ждала только мама, чемодан был тяжелый, и я злилась, что папа не приехал и даже не вышел в подъезд. Это позже я узнала, что у него стала отниматься нога и в такие дни он просто не мог ходить. Но в тот момент я сильно злилась на него и проклинала этот тяжелый чемодан.
Странное дело: позднее я вспомнила, что нога у него отнималась и раньше, и при ходьбе на дальние расстояния он часто старался присесть, что удивляло и тормозило нас в прогулках по городу. Но тогда я не придавала этому значения, и все быстро забывалось.
Болезнь папы оказалась сложнее, чем мы предполагали. Обнаружился тромб, и при наличии аритмии врачи давали плохой прогноз и невнятные схемы лечения. Помню страх, беспомощность, одну, вторую, третью клинику… Помню, как мама договаривалась, чтобы его взяли на капельницы укрепить сердце перед операцией. Я ездила к нему каждый день в больницу, покупала что-то вкусное и ела с ним, чтобы поддержать. Помню его руки с истыканными иголками венами. Это было тяжелое время.
Работу никто не отменял. Компания взяла крупный проект, который требовал найма примерно 1200 новых работников за шесть месяцев. Строители в новой квартире хамили и приворовывали. Я все это видела, но важнее было состояние папы и поиск возможностей его лечения.
А их не было.
Я была в командировке в Норильске, в городке, из которого самолеты летают только два раза в неделю – другого быстрого способа добраться до Тюмени просто нет. Когда позвонила мама и сказала, что операция с целью убрать тромб не дала результата и что необходимо принимать решение об ампутации ноги, меня не было рядом. Она спросила, какое решение принять: cоглашаться на ампутацию или терять время и пытаться найти других врачей с потенциальным изменением диагноза? Потеря времени грозила необратимостью ситуации: была вероятность, что с больным сердцем его не возьмут на операцию позднее, и тогда останутся дни или месяцы… и мрачные перспективы.
Думаю, что маме необходимо было поговорить с кем-то перед тем, как принять решение вместе с отцом, и она искала поддержки у меня.
Но в тот момент – я испытывала ненависть к маме, что она ставит меня перед выбором.
Я ненавидела свою работу, из-за которой оказалась так далеко от дома.
Я сходила с ума от страха, что папа не переживет операцию из-за слабого сердца.
Я ненавидела себя, из-за злости на отца, когда вернулась из Франции.
И я винила себя во всем этом.
В день операции у меня случилась истерика, пришлось уйти в гостиницу, чтобы не пугать работников. Директор по экономике, с которой мы когда-то ругались и которая хотела выжить меня из кабинета, принесла поднос с едой в номер, заставила поесть и выпить крепкий горячий чай с лимоном и сахаром.
На следующий день я улетела в Тюмень.
И у нашей семьи началась другая жизнь. В ней уже не было слез, – я приступила к активным действиям. В какой-то степени моя жизнь раздвоилась: оставаясь ребенком своих родителей, я в то же время оказалась в роли главы семьи. Мама проводила время у папы в больнице, меня же он попросил не приезжать в первое время после операции (операцию сделали по настоянию папы в Кургане), – он не хотел, чтобы я видела его слабым. Я изучала форумы по реабилитации при ампутации ноги, ассортимент специализированных магазинов. В поселке мои родители жили в пятиэтажке на четвертом этаже, где не было лифта, и я понимала, как сложно будет папе подниматься и спускаться, и не могла знать, как в действительности пойдет реабилитация. В моем же доме было несколько лифтов, удобный съезд для инвалидной коляски, закрытый по периметру двор с зеленью и красивыми детскими площадками, на которые он сможет смотреть. Я думала об этом, когда заставила строителей срочно переделать ванную комнату (организовать душевой отсек), а одну из комнат, которая должна была стать кабинетом, переделать под гостевую (родительскую) спальню.
Купила хорошую инвалидную коляску, ходунки, прочее.
В первую нашу встречу после операции папы у меня не было слез. Наоборот, я была позитивна и деловита, оплатила его транспортировку специализированной скорой машиной домой в поселок.
Все это время у меня, кроме аналитика, не было человека, кому я могла бы рассказать о происходящем, о своем чувстве вины, об ужасе, который испытывала от событий, что полностью меняли жизнь нашей семьи. Помогал регулярный сеттинг два раза в неделю, по пятьдесят минут, что бы ни случилось… Это меня поддерживало.
ГЛАВА 8. Шоколад, бри и пармезан
Дневник. 15.06.2020 г.
Рецепт. Трюфель с розмарином, лаймом и оливковым маслом. Темный шоколад (Venezuela 72%) – 125 грамм. Сливки 33% – 75 грамм. Масло оливковое – 8 грамм. Цедра одного лайма. Розмарин – 2 грамма. Темперированный шоколад для покрытия конфет примерно 150 грамм. Срок хранения при соблюдении технологии не более 14 дней. Выход – 15 штук. Чтобы темперировать шоколад, необходимо его растопить при 45 °C, после опустить температуру до 27 °C, далее поднять до 31 °C. Необходимо проверить качество шоколада на листе пергамента (должен застывать глянцевым, не быть мутным или рыхлым). Работать быстро, не допуская колебания температуры более, чем на 2 градуса в плюс или минус.
В поисках внутреннего равновесия я наткнулась в сети на ролики, где в домашних условиях делали трюфельные конфеты с разными видами сыра: горгонзола, грюйер, брюност, бри, пармезан. Все эти названия пробуждали воспоминания о благополучной и прекрасной жизни с путешествиями, той жизни, которая была у меня раньше. На фоне пандемии и домашней изоляции захотелось попробовать сделать что-то подобное, чтобы хоть на минутку вернуться туда, где мне было хорошо, и я купила упаковку бельгийского шоколада Callebaut, пирометр для бесконтактного измерения температуры и пармезан.
Это была самая настоящая магия: четкость и точность ингредиентов, последовательность повышения, снижения и снова повышения температуры шоколада для его правильного темперирования и обеспечения нужной текстуры, секреты стабилизации ганаша10. Целая палитра этих непередаваемых ощущений, когда в тонких перчатках берешь кусочек пластичной массы и формируешь конфету, а затем взвешиваешь каждую, чтобы они были одинаковыми; когда ставишь стабилизироваться заготовки будущих конфет для формирования тонкого верхнего слоя, который будет держать форму; когда анализируешь сочетание вкусов и выбираешь: горький шоколад или молочный? Бельгийский или французский? Манговый ганаш или что-то более интересное? Камамбер или бри? Несколько капель коньяка? А затем думаешь, какая будет посыпка: обвалять в какао? Измельчить кукурузные хлопья? Добавить сублимированную клюкву? Или, может быть, покрыть сверху тонким слоем кандурина11? Как красиво сформировать индивидуальный завиток-узор на каждой конфете? Какие добавки будут лучше подчеркивать ее вкус? Например, лаванда замечательно оттеняет молочный шоколад. А как волшебно, свежо звучит едва уловимый аромат аниса в деревенских сливках!..
В то время я много читала, смотрела специализированные уроки и покупала мастер-классы известных шоколатье. Устраивала слепые дегустации друзьям и коллегам и… не могла остановиться. Скрупулёзное внимание к условиям приготовления успокаивало внутренний шторм, появлялось ощущение контроля происходящего, и моя тревога от перемен понемногу снижалась.
После сырных трюфелей пришло время корпусных конфет. Можно сказать, что магия сменилась алхимией. К ним еще более строгие требования по рецептуре: важно темперировать шоколад по заданной формуле, чтобы корпус будущей конфеты получился тонким и зеркальным, не таял в руках. Малейшее отклонение от рецепта вело к необходимости переделывать.
Мне нравилось расписывать конфеты фантазийными узорами под сезоны года или определенное настроение, вспоминая вновь города, которые любила и по которым скучала.
Тренировалась создавать лакомство с жидким центром, экспериментировала со специями и алкоголем: лимончелло, кюрасао, куантро, амаретто, кофейные ликеры, травяные настойки… Искала фишки, которые позволяли сделать что-то необычное и едва уловимое… Мне нравилось в привычном находить необычное, возможно, даже неожиданное сочетание. Когда не получалось путешествовать из-за COVID, я пыталась воплотить в своем новом увлечении вкус путешествий, искала новые сочетания, скупала необходимые ингредиенты, инвентарь.
В итоге моя личная коллекция состоит из множества действительно уникальных рецептов. Но к самым любимым отношу шоколадные медальоны с цукатами имбиря, цитрусовых, курагой и коньяком и разные виды трюфелей: на французском шоколаде Alunga с садовыми ягодами и сухими белыми грибами; на экстра горьком шоколаде с лаймом, розмарином и оливковым маслом; тающие трюфели на молочном шоколаде со вкусом малины и базилика; трюфель на белом шоколаде, лаванде и сливках и трюфель на белом шоколаде с горгонзолой.
Снова и снова ставила стабилизироваться начинку и училась закрывать донышки конфет, чтобы сохранить жидкий центр и при этом сделать максимально тонким и устойчивым корпус самой конфеты.
Изучала тезаурусы12 с описанием специй и много экспериментировала. Меня забавляло сделать какой-то неожиданный вкус (например, карамель с томатной пастой) и устроить слепую дегустацию для коллег на работе. Наличие томата не угадывал никто, но все отмечали что-то необычное во вкусе, из-за чего хотелось попробовать еще.
Для людей со стороны мои действия казались поиском новых творческих решений и креативом, в действительности же я пыталась справиться с отчаянием при обрушении привычных устоев моей жизни из-за болезни папы. Я была взрослой женщиной, но только тогда почувствовала потерю роли ребенка в своей семье и необходимость принятия на себя роли старшей.
Такие ситуации сталкивают со сложными эмоциями, и «эмоция» не совсем верное слово, это были переживания, которые затапливали. И при этом мне не с кем было поделиться, кроме как с В. Внешне я вынуждена была оставаться стабильным профессионалом на работе и уверенной в себе женщиной.
Сильная фрустрация рушила более зрелые психические защиты в виде сублимации и запускала примитивные.
Тогда переживания от болезни папы я заедала фастфудом и хорошо понимала, что таким образом снимаю напряжение. У меня не было сил выбирать другой способ справляться с ним, и ситуация вышла из-под контроля: в какой-то момент я обнаружила, что вешу сто девять килограмм, и обвинила в этом аналитика, он видел, как мне плохо и как я набираю вес, но не направил к какому-либо врачу. Я полностью переживала этот стресс с большим трудом через анализ, а с учетом того, что В. был из бывших психиатров, думаю, он мог бы рекомендовать обратиться к неврологу за фармацевтической поддержкой.
Впоследствии мы обсуждали это. С моей точки зрения, это была ошибка, с его – я справлялась, а если чувствовала, что нет, то должна была сама позаботиться о себе и обратиться за помощью к врачу самостоятельно.
Наверное, он был прав, и спасение утопающих – дело рук самих утопающих, а в тот момент… я тонула. И на помощь пришел именно шоколад, который позволял во всем хаосе и ужасе моей жизни хоть что-то взять под контроль.
Думаю, что использование мною параллельно уже двух способов проживания стресса – старого и привычного в виде заедания проблемы и нового, воплотившегося в создании конфет ручной работы, – тоже говорило о динамике анализа.
В пользу того, что конфеты стали попыткой справиться со сложными переживаниями, а не реальным увлечением, можно сказать, что, когда здоровье папы после операции стабилизировалось, я убрала все ингредиенты и больше ни разу не доставала шоколад, это перестало быть мне интересным.
ГЛАВА 9. Постоянный спутник
Дневник. 12.10.2020 г.
Болею вторую неделю, температура теперь только изредка по вечерам, заложен нос и не чувствую ароматы, слабость и сильные головные боли. Думаю, что у меня гайморит, но записаться к врачу не получилось: предложили сдать тест на коронавирус.
В Тюмени объявлено штормовое предупреждение. Мокрый снег и сильный ветер, за окном пасмурно и уныло.
Во вторник заявила аналитику, что не вижу смысла продолжать сеансы, потому что меня не устраивает ситуация с набором веса. Такими темпами я совсем бесформенная стану.
В ответ В. предложил чаще говорить об этом, но я не понимаю, о чем можно говорить, да и стыдно: могу решить контролировать рацион и тут же пойти в магазин и накупить семечек, пончиков или сыра. Я не могу сдержать себя.
Вчера целый день питалась правильно: на завтрак смешала йогурт из топленого молока с овсяными хлопьями, на обед съела куриное филе и цветную капусту, а вот вечером… Сначала тоже поела капусту с филе, а потом – килограмм винограда и четыре котлеты.
Я не чувствую голода – но при этом не могу остановиться, когда ем.
Это ужасно! Посмотрела свои фото за последние пару лет – и поняла, как разительно изменилась: стала более возрастная, с обиженным и недовольным выражением лица, перестала улыбаться.
Я всегда нравилась людям: открытое лицо, улыбчивая, спокойные зеленые глаза, ростом чуть выше среднего, – пошла в папину породу, где женщины были с длинными ногами и пропорционально сложены. Мама с детства приучила ходить с высоко поднятой головой и уверенно чувствовать себя на высоких каблуках. Многие сравнивали мою осанку с балетной.
Бабушка с папиной стороны называла меня восхищенно «холера ясная» и говорила, что мне надо было родиться парнем, с моим характером стала бы непременно генералом. Это раздражало двоюродных братьев.
Не знаю почему, но с самого детства ко мне тянулись люди, и как-то незаметно я начинала верховодить в любой компании, при этом была молчаливой, спокойной и защищала слабых.
Когда окончила школу, весила шестьдесят восемь килограмм и была шатенкой с длинными струящимися волосами до пояса; в институте – немного похудела и поменяла цвет волос на медный; при переезде в Тюмень хотелось перемен – и я сделала стрижку, которая напоминала главную героиню в фильме «Криминальное чтиво», стала более эффектной, с черными короткими волосами. Следующие несколько лет я жила уже в весе восемьдесят килограмм, много работала, и заботу о себе, в том числе и о своем питании, оставляла на потом и все чаще заедала накопленную усталость калорийными продуктами… Я привыкла заботиться о других и не понимала, что едой прикрываю неудовлетворенность своей жизнью.
Уже несколько лет я встречалась с Игорем, высоким, чуть выше ста девяноста сантиметров, крепкого телосложения мужчиной. Мы жили вместе и хорошо смотрелись как пара. Он старался меня баловать и готовил ужины повкуснее и посытнее, что никак не соответствовало здоровому питанию. Частыми стали вечера с просмотром сериалов под вино и сыр, и совсем скоро я обнаружила себя в весе девяноста пяти килограмм, что было для меня уже тяжело.
У меня происходил активный карьерный рост: на работе загружали новыми проектами, я стажировалась во Франции. Игорь же предпочитал спокойную жизнь без особых стремлений. Все реже мы любили друг друга, и в какой-то момент я поняла, что в принципе больше не испытываю удовлетворения от секса.
Все чаще, возвращаясь домой, я надевала кроссовки и уходила гулять по городу. Я действительно сильно эмоционально уставала на работе, и мне не хватало ума снизить нагрузку, а дома ждал он… мужчина, который тоже хотел внимания и общения.
Однажды я не выдержала и собрала его вещи. Я надеялась, что временная разлука заставит его задуматься о своих чувствах ко мне, но вместо этого он быстро нашел женщину постарше и переехал жить к ней. И не звонил.
Прошло несколько месяцев. Я стала привыкать снова жить одна и активно занялась своей фигурой, пытаясь худеть и считать калории. Я винила себя в расставании и, когда почти смирилась со своим одиночеством, была ошарашена появлением Игоря на своем пороге. Он вернулся и сообщил, что любит меня и все произошедшее было ошибкой, но есть сложность: та, другая женщина, забеременела от него.
Помню вечер на маленькой уютной кухне и мое недоумение: как он может бросить ребенка? Для меня семья всегда была чем-то важным и… Я отказалась восстанавливать отношения.
После так и не было никого постоянного, только какие-то короткие романы. Я думала, что, возможно, это я допустила ошибку или что мы просто были слишком молоды, чтобы справиться с реальностью жизни. Однако сейчас, оглядываясь назад, понимаю, что поступила правильно: семья – это ценность, и ребенок должен расти с отцом. К тому же, если он так легко отказался от меня, значит, в реальности я была не так уж и желанна для него.
Лишний вес стал моим постоянным спутником, за которым я пряталась от неудач в отношениях. Но он же позволял мне выглядеть более солидно и представительно, ведь я занимала руководящую должность. Много летала в командировки с бесконечными сменами часовых поясов, что тоже не способствовало здоровью.
В ноябре 2020 года я записалась на прием к эндокринологу-диетологу, который предложил попробовать кето-диету13 с поддержкой фармакологии, что позволило снизить вес со ста девяти килограмм до девяноста двух за несколько месяцев. Это частично решило вопрос здоровья и улучшения анализов, но мало способствовало построению отношений с мужчинами, и дело зависло в мертвой точке.
ГЛАВА 10. Брекеты
Дневник. 17.04.2021 г.
Обычный вечер в Рощино14, впереди два перелета. Я забыла купить подушку, а шея болит. Придется укутаться в палантин, натянуть повязку на глаза и постараться уснуть так. С одной стороны, мне до чертиков надоела командировочная жизнь, а с другой… люблю атмосферу аэропорта и те нестандартные задачи, что ставит бизнес.
Мечтаю о городе кошек и чаек. Возможно, получится слетать с друзьями в Стамбул этой осенью? Я никогда не была там, начала с поездок в Европу, а из-за пандемии теперь стало проще улететь в Турцию, – и это хорошая возможность познакомиться с новой страной. Хочу смотреть на Босфор, кормить кошек и улыбаться прохожим.
Вчера собственник компании, где работаю, озадачил новым проектом.
Дано: две соседствующие страны (А1 и А2), которые находятся в состоянии военного конфликта. На их приграничной полосе – участок дороги, что необходимо построить (он является важной логистической веткой). Со стороны А1 работы выполнены, а вторая сторона не имеет для этого ресурса (людей, знаний, технологий). И вот страна А1 обратилась к нам, как к представителям третьей страны, которая может в виде привлеченного подрядчика выполнить работы на территории А2. Особенность в том, что участок работ расположен на фактической границе и до сих пор является военным интересом двух стран, и, соответственно, есть риск развязывания боевых действий. Собственник поставил задачу подготовить справку по необходимому для работ персоналу, а также учету миграционной политики стран А1 и А2, подумать, с территории каких третьих стран, кроме России, будет выгодно привлечь персонал.
Первый раз прорабатываю такой вопрос.
Я пока не знаю, с какой стороны подойти к нему.
Как-то в самом начале встреч с В. мы договорились, что я могу отправлять ему в рабочее время сообщения на WhatsApp, но он не будет на них отвечать, все обсуждения – во время сессии. Я приняла такие правила, и они здорово поддерживали в сложные моменты терапии. Не сказать, чтобы я сильно злоупотребляла ими, но, видимо, мне было важно чувствовать наличие связи с аналитиком: эти сообщения снимали часть моей тревоги.
Несколько раз я отправляла ему фото из путешествий – и видела, что они приняты. Возникало желание и что-то написать. Вообще, мне легче писать, чем говорить, но ему было важнее, чтобы я научилась выражать всю гамму сложных чувств в живом личном общении. В ответ на свои сообщения я получала: «Предлагаю обсудить это на сессии, если вы посчитаете нужным». С одной стороны, сообщение давало ощущение диалога, а с другой – оставляло выбор за мной и укрепляло чувство непрерывности отношений, помогало выдерживать фрустрацию.
Постепенно я становилась более устойчива к неопределенности и научилась дольше сохранять спокойствие, обдумывать свои поступки перед тем, как совершить их. Я училась брать паузу.
В пятницу на сеансе В. обмолвился: «Мы купили билеты в театр». И это «мы» меня покоробило. Почему так? Я не могла сказать, что влюблена в психоаналитика или мечтаю о нем, и вполне понимала, что наше общение это, скорее, работа, иллюзия настоящих и теплых отношений между двумя людьми, но чувствовала, что все время попадаю в ловушку и начинаю относиться к нему не формально, а как к близкому человеку.