Читать онлайн Психология кино. Когда разум встречается с искусством

Иллюстрация 1.1. Роберт Де Ниро в роли Трэвиса Бикла в фильме «Таксист» (1976) © AF archive/Alamy

Как и любое искусство, фильмы пронизаны человеческим разумом. Их создают люди, они запечатлевают действия людей, и смотрят их тоже люди. Кино – это весьма наглядный вид искусства, в котором движущиеся изображения и яркие звуки используются для объединения кинематографистов с аудиторией через пленку и ощущения.

Давайте с вами взглянем на следующую историю: в 1942 году во Флашинге, штат Нью-Йорк, родился мальчик, которого семья Скорсезе назвала Мартином. Рос он в не самой благополучной части района Маленькая Италия, расположенного в Нижнем Манхэттене. Из-за астмы он не мог активно играть во дворах и на улицах, как это делали все другие дети, поэтому много времени проводил дома, коротая его за просмотром телевизора. Фильмы, которые демонстрировались на маленьком черно-белом экране, отчасти ограждали юного Мартина от всех тех бед, которыми были переполнены улицы Большого Яблока того времени, однако это не спасало мальчика от ощущения одиночества и изоляции от общества. Он был сильно увлечен католичеством и какое-то время даже посещал семинарию, но недолго – как раз перед поступлением в киношколу Нью-Йоркского университета.

К середине 1970-х Скорсезе был одним из самых амбициозных молодых режиссеров, в числе которых также были Артур Пенн, Фрэнсис Форд Коппола, Стивен Спилберг и другие. Именно они произвели революцию в Голливуде. В 1976-м Скорсезе снял «Таксиста» – ленту об эмоционально нестабильном водителе такси Трэвисе Бикле, ставшем заложником мрачных улиц Нью-Йорка. Главную роль в фильме сыграл Роберт Де Ниро, пугающе реалистично изобразивший внутреннюю борьбу Трэвиса.

«Таксист» был мастерской работой, в которой были использованы грубые выражения, возмутительные образы и кинематографические техники, оказавшиеся на тот момент инновационными.

Иллюстрация 1.2, Режиссер Мартин Скорсезе держит пистолет на съемочной площадке фильма «Таксист» © Стив Шапиро, Corbis

Иллюстрация 13. Джон Хинкли – младший, совершивший попытку убийства Рональда Рейгана в 1981-м, позирует напротив Белого дома © Bettmann ⁄ Corbis

В знаменитом эпизоде проезд камеры показывает в замедленном движении и с верхнего ракурса последствия резни, которая произошла в результате запутанной попытки Трэвиса вызволить из западни малолетнюю проститутку в исполнении Джоди Фостер. Эта сцена была признана настолько жестокой, что Американская киноассоциация настояла на том, чтобы режиссер изменил оттенок крови, иначе фильм получил бы кинопрокатный рейтинг X (лица до 21 года ни при каких обстоятельствах не допускаются на показ).

Несмотря на не совсем коммерческую тематику фильма, «Таксисту» сопутствовал кассовый успех и за билетами выстраивались очереди. После просмотра зрители разделились на два лагеря. Одни называли ленту блестящей в техническом плане и восхищались тем, как показано погружение в травмированную психику не только главного героя, но и всей Америки в целом. Другие же, в свою очередь, посчитали картину эксплуатационной и нравственно вредной. Сцена, в которой Трэвис, вооружившийся несколькими пистолетами, смотрит в зеркало и угрожающе спрашивает: «Ты это со мной разговариваешь?» – вскоре стала культовой, а фраза моментально ушла в народ.

В 1981 году мужчина по имени Джон Хинкли – младший посмотрел «Таксиста» в ретрокинотеатре целых пятнадцать раз. Это вдохновило его совершить покушение на президента Рональда Рейгана. Таким образом Хинкли хотел привлечь внимание актрисы Джоди Фостер, которой был одержим. Покушение провалилось – Рейган был ранен в грудь, а несколько человек из сопровождения президента получили серьезные ранения. Пресс-секретарь Рейгана Джеймс Брэдли из-за пули Хинкли был парализован до конца своих дней. Горе-подражателю был поставлен диагноз «параноидальная шизофрения», затем он был оправдан судом по причине невменяемости. Инцидент стал частью культурных дебатов, касающихся преступлений, совершенных невменяемыми, контроля за оружием и той роли, что медиа играют в обществе.

Более 30 лет спустя «Таксист» все еще используется экспертами и профессорами в качестве наглядного примера для высказывания мнений о самых разных вещах – культурном коде 1970-х, искажениях в медийных репрезентациях, природе параноидального мышления и многих других.

Где же в этой истории психология? На самом деле – везде. Личный опыт Скорсезе в сложной социальной среде слился воедино с его талантами и одержимостями. Темы греха, лишений, агрессии и искупления появляются в таких лентах, как «Таксист», не только в сюжетных линиях, но и в том, какие ракурсы используются при съемке и какие цветовые сочетания для них выбраны. Зная о том, что искусство связано с миром, находящимся за пределами кинозала, некоторые зрители восхищаются фильмом, его проницательным изображением безумия и культурного разложения. В то же время других фильм тревожит, в частности тем посланием, что он в себе несет. Один психически больной зритель превращает фильм в ролевую модель, которая подвигла его совершить покушение на президента. Другой с легкостью может представить себе, из чего будет состоять книга «Психология таксиста».

Куда более показательным вопросом будет такой – а что не касается психологии в этой истории? Есть элементы, которые можно не относить к психологическим аспектам. Наверное, техническое использование проездов камеры или исторические аспекты Америки 1970-х. Но все эти различия распадаются, если думать о них слишком много. В конце концов, кинокадр формирует основу для восприятия аудитории. А история 1970-х годов воплощена в таких персонажах, как Трэвис, таких режиссерах, как Скорсезе, и таких зрителях, как Хинкли. Как только вы начнете это понимать, вы не сможете не видеть психологию в кино. Возможно, есть способы говорить о кино вне психологических элементов, но как психолог я не знаю, зачем кому-то это было бы нужно.

Цели «психологии в кино»

Основная идея этой книги заключается в том, что все фильмы психологически «живые» и переполнены человеческими переживаниями, на которые можно посмотреть под разным углом. Примечательно то, что лабораторная психология и клинический психоанализ возникли практически в тот же исторический момент, что и кинематограф, – в конце XIX века[1]. Культурное влияние и психологии, и кино за последнее столетие (плюс наши дни) стало поистине гигантским. На протяжении всего этого исторического пути психологи изучали кино так же часто, как кино изучало психологов. Эта книга – идеальный стоп-кадр к этому многолетнему взаимодействию.

Конечно, невозможно уместить в одну-единственную книгу результаты всей той работы, что проводилась по психологии в кино. Если сложить все доступные учебники, аналитические тексты и комментарии, которых огромное множество, то это потянет на солидную библиотеку. Один из выдающихся ранних психологов, чьи работы и сегодня пользуются большим авторитетом, по имени Гуго Мюнстерберг в 1916 году написал книгу «Фотопьеса: Психологическое исследование», и следующие сто лет наука только расширялась. Мою книгу можно рассматривать как своего рода справочник для мифической международной библиотеки психологии и кино, который обозначает различные секции библиотеки и обращает внимание на некоторые из самых интересных ее работ.

Количество тем, которые я решил затронуть, достаточно обширно. Насколько мне известно, еще никто не собирал под одной обложкой столько всего – от фрейдовского психоанализа картин Хичкока до изучения странной популярности отдельных фильмов и того, как киноленты пробуждают детскую агрессию по отношению к кукле Бобо. По мере того как исследования в области кинематографии становятся все более обширными, они также становятся более узконаправленными. Последние работы, посвященные вопросам, связанным с психологией и кино, наверняка будут охватывать то, чему в этой книге отведено всего лишь две главы или даже одна. На протяжении всей этой книги я буду выделять различные подходы, лаконично описывать фундаментальные вопросы и приводить вам самые яркие кинопримеры. В каждом конкретном случае мои выводы не будут истиной в последней инстанции, а лишь станут подсказками, которые смогут помочь в дальнейшем изучении вопроса.

В качестве целевой аудитории я вижу студентов, а также тех, кто интересуется психологией и кино на уровне любителя. Именно поэтому я постарался избегать профессионального жаргона, но, когда в тексте приходилось использовать те или иные термины, я обязательно делаю паузу, чтобы объяснить их значение. Все исследовательские каноны, обсуждаемые в этой книге, основаны на важнейших человеческих феноменах, связанных с кино, которые многим людям любопытны. Моя задача – раскрыть широкой аудитории сердцевину этих объектов всеобщего внимания. Ко всему прочему, книга может оказаться полезной для тех, кто уже знаком с некоторыми аспектами психологии в кинематографе. Устанавливая связь между различными областями исследований, мы можем прийти к альтернативным направлениям исследований, что может стать открытием даже для экспертов. В общем и целом, моя задача – это помочь как можно большему количеству людей.

Мой личностный и профессиональный опыт хорошо подготовил меня к выполнению этой задачи. Кроме того, немаловажно и то, что я большой фанат кино. Полюбить кино я успел еще в детстве, когда раз в две недели мотался в мрачный кинотеатр на базе армии США в Германии, где я вырос. По возвращении в Штаты, уже будучи почти тинейджером, я обнаружил чудо из чудес – кабельное телевидение революционно захватывало страну, делая фильмы еще более доступными для широкой аудитории. В подростковые годы поездки в кинотеатр и пункт видеопроката стали важной частью моей жизни и свободного времяпрепровождения. Я научился любить все виды кинолент – американские и зарубежные, популярные и артхаусные, старые и новые. Однако со временем мое сердце было отдано Хичкоку и остросюжетным картинам в целом, а также черным комедиям с немалой долей сатиры.

К моменту поступления в колледж именно страсть к кинематографу привела меня к нескольким жизненно важным решениям. В школе я писал рецензии на фильмы для школьной газеты. В университете Майами (штат Огайо) я получил степень бакалавра по психологии и посещал факультатив по теории кино, а дипломную работу в колледже посвятил опыту просмотра мужчинами кино, демонстрирующего насилие, на основе только что вышедшего триллера «Синий бархат» (1986).

В дальнейшем я решил продолжить образование в университете Кларка в Вустере, штат Массачусетс. Университет Кларка – это уникальное место в истории американской психологии. Одним из его основателей был известный психолог Дж. Стэнли Холл, а в его стенах когда-то выступал с лекцией сам Зигмунд Фрейд – в первый и последний раз в Америке. Большое влияние на интеллектуальный колорит университета оказал Хайнц Вернер, немецкий психолог развития, который нашел пристанище здесь после побега из нацистской Германии. Вернер рассматривал развитие как основополагающую концепцию, определяющую, что означает для людей прогресс в направлении некоей воображаемой конечной точки (взросление, трансцендентность, просветление, счастье и т. д.). Его подход был более открыт к мышлению с применением других наук в отличие от большинства основных течений американской психологии того времени. Работа Вернера естественным образом переплела между собой детское развитие, антропологию, клиническую психологию и философию. Именно этот дух отсутствия ограничений процветал в университете в 1990-х, когда я учился в аспирантуре на клинического психолога. Но, помимо этого, я также был погружен в другие отрасли психологии – психологию развития, культурную психологию, нарративную психологию и нейропсихологию. Не обошло меня стороной и кросс-предметное влияние таких дисциплин, как интерпретационная философия и литературоведение. В итоге в аспирантуре я получил почти что классическое образование в духе свободных искусств и наук. Это стало благоприятной средой для того, чтобы продолжить исследовать интересные мне аспекты в психологии кино.

Когда пришло время строить свою карьеру, естественно, я начал посматривать в сторону колледжей свободных искусств и наук. Как правило, это небольшие учебные заведения, в которых применяется целостный подход к обучению, а студентов учат фундаментальным интеллектуальным навыкам – письму, критическому мышлению и способности участвовать в рациональном диалоге. Сегодня я лицензированный клинический психолог и уже пятнадцать лет преподаю в Хановерском колледже в штате Индиана. Как профессор психологии я преподаю в группах клинического направления, которые изучают расстройства поведения, консультирование и психотерапию, и веду факультативные курсы. «Психология в кино» – это один из моих курсов.

Преподавание в колледже свободных искусств и наук помогло мне подготовиться к написанию этой работы. Я провел тысячи часов лицом к лицу со своими студентами, читая лекции маленьким группам, обсуждая с ними идеи на семинарах и работая над их независимыми проектами. В качестве наглядных примеров я нередко использовал фильмы, музыку и другие образцы символических медиа. Мои студенты – это, как правило, очень умные и любопытные люди, но зачастую они выражают свои мысли не так, как это делают их профессора. И на самом деле это даже хорошо – когда человек проводит слишком много времени с другими «экспертами», то ему очень легко потеряться в жаргоне и технических тонкостях, забыв при этом основные допущения своей области. Будущие бакалавры, в свою очередь, могут задавать простые вопросы, хотя они далеко не наивны, но благодаря этому они часто доходят до сути дела. Я хочу, чтобы «Психология в кино» также довела читателя до самой сути.

Подход к образованию, характерный для колледжей свободных искусств и наук, также сыграл мне на руку при написании этой книги. Такие колледжи иногда называют педагогическими, ведь они придают большое значение именно процессу преподавания и обучения. В большинстве своем профессора в этих заведениях не придерживаются политики «публикуйся или умри», которая характерна для большинства современных высших учебных заведений. У меня немало публикаций в области психологии и кино, однако при этом никто не запрещал мне заниматься исследованиями по удержанию студентов и даже изучением музыки Боба Дилана.

С другой стороны, множество нынешних академиков стали настолько узкоспециализированными, что часто работают в подразделах, которые позволяют минимально контактировать с людьми вне их специальности, даже если они изучают одни и те же дисциплины. Философия модели свободных искусств и наук требует применения в образовании комплексного кросс-предметного подхода. «Психология в кино» забрасывает широкую сеть, которая создана для преодоления многих нынешних интеллектуальных разногласий, и, надеюсь, это будет стимулировать читателей, которые испытывают интерес ко всему психологическому и всему кинематографическому.

Истории, развлечения и искусство в кино

Книга посвящена кино. Этот термин каждый понимает по-своему, на уровне интуиции, однако границы его весьма размыты, что может легко сбить с толку. Поэтому, чтобы не превращать книгу в огромный талмуд, я сосредоточусь на нарративных кинотеатральных фильмах, созданных для развлекательных и художественных целей. Давайте я подробнее объясню, о чем идет речь.

Нарративный, Большинство кинолент, разбираемых в книге, рассказывают истории, которые имеют начало, середину и конец. Некоторые истории просты, другие сложны. В некоторых фильмах используется крайне прямолинейная манера рассказа, в то время как другие включают в повествование флешбэки (к примеру, «Титаник»), намеренную неоднозначность («Донни Дарко») или нелинейно расставленные эпизоды («Криминальное чтиво»). Иногда свою аудиторию находят экспериментальные фильмы, такие как «Кояанискатси», которые полностью исключают историю в пользу абстрактного движения, формы и цвета, однако это большая редкость. Я предполагаю, что в основном в нарративной структуре есть нечто особенное, что привлекает людей.

Большинство студийных фильмов рассказывают выдуманные истории и не претендуют на то, чтобы показывать события так, как они происходят на самом деле. Даже биографические картины, стремящиеся к исторической достоверности, все равно являются лишь вольным воспроизведением реальных событий. Исключение составляют разве что документальные фильмы, они подразумевают показ настоящих личностей и ситуаций, хотя в большинстве случаев и они скомпонованы так, чтобы рассказать историю личности, события или феномена. Документальный подход давно перешагнул рамки телевизионных новостных программ и работ канала History Channel и теперь включает «Фаренгейт 9/11», «Птицы 2: Путешествие на край света» и «В ожидании Супермена». У таких фильмов наблюдаются другие психологические характеристики, но в центре внимания этой книги находятся игровые картины. В частности, я буду рассматривать именно полнометражные студийные проекты, поскольку большинство зрителей не смотрят короткометражные или любительские ленты регулярно.

Кинотеатральный. До 1950-х годов прошлого века практически все фильмы предназначались для демонстрации широкой аудитории на экранах кинотеатров. Впоследствии фильмы, прошедшие через кинотеатральный прокат, начали перемещаться на другие платформы – телевидение, видеокассеты, DVD и Blu-ray-диски, компьютеры и так далее. В наши дни визуальные нарративы создаются не только для киноэкранов (например, телевизионные ситкомы и фильмы категории «сразу-на-видео»). У кино и других визуальных медиа есть множество похожих психологических характеристик, из-за чего некоторые ученые определяют объект своего изучения именно как медиа, а не кино или телевидение. Однако именно у кинотеатральных фильмов есть своя особенная история и престиж по сравнению с другими форматами, благодаря чему у них есть уникальные психологические характеристики. И хотя я буду иногда обращаться к ТВ и другим формам поп-культуры, предпочтение я отдаю именно кинотеатральным проектам.

Развлекательный/художественный. Все формы развлечений имеют художественные качества, как и в искусстве есть развлекательные черты. Термин «развлечение» подразумевает, что люди ищут его, поскольку это приносит удовольствие. Также можно предположить, что люди получают удовольствие от встреч с искусством, иначе бы они вряд ли к нему возвращались. Зрители, которые заявляют, что смотрят фильмы исключительно ради их эстетической ценности, а не потому, что они им нравятся, – участники мазохистского ритуала, далекого от очевидной страсти фанатов Адама Сэндлера или Ингмара Бергмана (конечно, Фрейд предположил бы, что мазохистские эстеты в любом случае получают бессознательное удовольствие от своего жертвенного просмотра).

«Психологию кино» интересует широкий спектр фильмов – высокохудожественные картины, низкосортный треш и все то, что находится между ними. Термин «искусство» подразумевает, что объект имеет какое-то особое качество, которое вызывает глубокое рефлексивное впечатление. Тем не менее это качество присуще самым популярным голливудским фильмам – «Звездным войнам», «Касабланке», «Волшебнику страны Оз». Вопрос о том, является ли тот или иной фильм искусством (пробуждающим размышления) или развлечением (приносящим удовольствие), на самом деле, относительный и зависит от целей создателей фильма, формальных качеств картины и⁄или отношения аудитории и контекста просмотра. Некоторые фильмы могут быть более изощренными и сильными в своем художественном потенциале, но это разговор с позиции «хорошее это искусство или плохое», а не «искусство это или нет».

Свободное использование психологии

Многие, кто никогда не изучал психологию в университете, склонны ассоциировать ее с идеями Зигмунда Фрейда (к примеру, теория связи сновидений и бессознательного) или с общими концепциями клинической психологии (консультирование и психологические расстройства). Это вполне актуально, но это очень узкий подход, поскольку психология также имеет дело с нейропсихологией (химическая активность мозга), социальной психологией (поведение человека в обществе), ощущением и восприятием (работа внутреннего глаза), обучением (моделирование действий других людей), когнитивными процессами (память), а также многими другими областями и подразделами. Более того, психология тесно связана с другими социальными науками – социологией, антропологией и коммуникацией. Поскольку люди – существа биологические, есть сильная историческая связь между психологией и биологией. Наконец, психологов часто интересуют те же темы, что и философов, и литературоведов – взаимоотношения между людьми, продукты воображения и свойства человеческой натуры.

Психология – это несомненно обширная область, но для меня она еще более широка, чем для большинства психологов. Если простыми словами, то для меня психология является наукой о мысли и действии с акцентом на человеке. Это определение не так сильно отличается от тех, что вы можете обнаружить во многих учебниках по психологии. Однако в них обычно содержится предупреждение о том, что изучение мысли и действия должно проводиться определенным образом, чтобы его можно было квалифицировать как психологию, а значит, необходимо следовать определенным методам. Такое внимание к методу важно для авторов учебников, поскольку оно помогает им отличить «настоящую» психологию от того, что называют псевдопсихологией или популярной психологией. Он также используется для отделения психологии от родственных дисциплин социальных и гуманитарных наук.

«Психология в кино» предусматривает свободный (в том же смысле, как «свободные искусства и науки») подход к тому, что считают психологией. На страницах этой книги перемешиваются и существуют вместе такие аспекты, как экспериментальная психология, культурная психология, психоанализ Фрейда, массовая коммуникация и критика кино/литературы (не говоря уже об элементах философии, неврологии и популярной психологии). Одной из моих ролевых моделей я считаю писателя Малкольма Гладуэлла и его книги-бестселлеры «Озарение. Сила мгновенных решений» (2005) и «Гении и аутсайдеры: Почему одним все, а другим ничего?» (2008). Я считаю комментарии Гладуэлла на тему феномена социальной психологии лучшими за последние десять лет. Его журналистский опыт освобождает его от строгой лояльности науке и позволяет по мере развития своих идей свободно жонглировать нейронауками, экспериментами, демографией и старыми добрыми предметными исследованиями.

В ответ на тенденцию к разделению у современных академиков Роберт Стернберг и его коллеги высказали идею создать «объединенную психологию», в которой переплетаются различные родственные дисциплины и их подразделы, фокусирующиеся на конкретных интересующих их феноменах, а не просто проводятся границы на основе различных методов и исторических традиций. «Психология в кино» написана именно в этом объединяющем ключе: люди в кино, люди, создающие кино, и люди, которые смотрят кино, – вот они, феномены, привлекающие мой интерес. Если есть какие-то исследовательские традиции, которые были заинтересованы в них, то я попытался рассмотреть их, по крайней мере бегло. К несчастью, многие из этих подходов развивались в изоляции друг от друга в течение длительного времени. А когда контакт между ними случается, то иногда он бывает враждебным[2]. Я надеюсь, что в ходе установления взаимосвязи я смогу облегчить затянувшийся диалог между этими ранее совсем несхожими взглядами и методами.

Все эти методы не одинаковы и не равны в достижении поставленных целей. Некоторые могут быть основаны на абсолютной бессмыслице и вести в никуда. Однако можно с уверенностью предположить, что любой из методов, которыми пользовались опытные ученые на протяжении многих лет, имеет под собой основание. Это не означает, что он стопроцентно поможет избежать ошибок, но свидетельствует о том, что нечто рациональное в «методе их безумия» все же существует.

Каждый метод позволяет нам увидеть некоторые вещи, но также удерживает нас от того, чтобы лицезреть другие. Мне нравится пример с астрономом, который с помощью мощного телескопа наблюдает за далекими галактиками, невидимыми человеческому глазу, благодаря чему ему удается вносить огромный вклад в знания. Однако, используя один-единственный метод, ученый упускает из виду много всего. Причем это касается не только тех мест галактики, которые не разглядишь даже в телескоп, но и того, что происходит в комнате, где он находится. Например, как его жена может пройти позади него. Если он хочет видеть и понимать ее, то я бы посоветовал ему задействовать другой метод.

Соответственно, я буду рассматривать все устоявшиеся методологические подходы, претендующие на то, чтобы пролить свет на взаимосвязь между фильмами и действиями человека. Они включают в себя методы, лежащие в основе психологии как науки (к примеру, лабораторный эксперимент, в котором все факторы контролируются и варьируются), а также те, которые ближе к психологии как к клинической дисциплине (такие как предметное исследование фильма, используемого в психотерапии) и к гуманитарной науке (интерпретация фильма с точки зрения феминистской реляционной теории). Каждый метод обсуждается с точки зрения его преимуществ (о чем он нам говорит) и ограничений (о чем он нам не говорит). То, что, на первый взгляд, может показаться разными дисциплинами, пришедшими к противоречивым выводам, может оказаться науками, рассматривающими совсем различные аспекты реальности. Такой подход к методу является одновременно инклюзивным и в то же время дискриминирующим.

Символическая основа для психологии кино

Психология кино может быть объединена, если рассматривать фильмы в качестве символов. Фильмы – это символы, имеющие значение. Их создают кинематографисты, а воспринимает их аудитория. Четыре компонента этой основы показаны в схеме 1.1.[3]

Схема 1.1. Символическая активность в кино

У символов всегда есть физические характеристики. Фильмы состоят из набора изображений и звуков, который проецируется на экран. Они располагаются не в случайном порядке, и у них есть потенциал для понимания. Луч голубого неонового света с жужжащим звуком в «Звездных войнах» – это световой меч (в отличие от случайного потока голубого света, который отображается на экране). Символические значения обычно опираются друг на друга, поскольку одни картинки связаны с другими. Когда зрители начинают вникать во вселенную «Звездных войн», они осознают, что человек со световым мечом – это член ордена джедаев. В большинстве фильмов символы соединяются в целостный нарратив, в котором персонажи участвуют в событиях, происходящих в пространстве и времени.

Смысл символов может распространяться далеко за пределы мира истории и рассматриваться как репрезентация людей, мест и идей, имеющих отношение к реальному миру. Например, зрители могут интерпретировать оружие джедая как символ героизма. Эта тема, в свою очередь, может быть использована для интерпретации «Звездных войн» как фильма о победе добра над злом.

У символов может быть разная интерпретация, и иногда довольно противоречивая. Психоаналитик, использующий подход Фрейда, может рассмотреть длинный луч голубого света и назвать его фаллическим символом (эротическое желание). Критик-феминист может развернуть эту интерпретацию и заявить, что световой меч – это, наоборот, аллюзия на смещенную мужскую враждебность. (Такие дискуссии иногда продолжаются довольно долго.)

Символы никогда не появляются из ниоткуда – кто-то должен дать им жизнь. Создаются они символистами (или создателями символов). Художники, писатели, скульпторы, даже авторы технических инструкций по применению, пишущие о том, как покрыть крышу черепицей, – все они полагаются на символы для того, чтобы донести свою мысль. Кинематографисты – другой тип символистов. Режиссеры, сценаристы, актеры и другие мастера сотрудничают между собой, чтобы создавать определенные символические объекты, которые впоследствии демонстрируются в мультиплексах. Они неизбежно привносят внутренние аспекты своей личности – глубинные душевные страсти, привычные поведенческие модели, личные ценности, неосознанные культурные предубеждения – в те символы, которые производят на свет.

В итоге символы получают другие люди. Их воспринимают через органы чувств (зрение, слух, ощущение, запах и/или вкус) – и обрабатывают все, кто подвергается их воздействию. Потенциальная аудитория для кинематографических символов огромна. Блокбастеры уровня «Аватара» и «Властелина колец» смотрели миллиарды людей по всему миру. Процесс обработки, который происходит в сознании человека до, во время и после просмотра, представляет собой особый психологический интерес. Почему люди решают провести вечер пятницы за просмотром конкретного фильма (неважно, будут ли они смотреть «Пилу 17» или последнюю трагикомедию Вуди Аллена)? Что происходит внутри зрителей в ходе просмотра (физиологически и психологически)? И каковы последствия этого просмотра для тех, кто после него возвращается в реальную жизнь?

Каждый пример, представленный в этой книге, может рассматриваться в качестве символического события. Если говорят, что фильм имеет смысл, то он символический. Если личные характеристики кинематографистов повлияли на их художественный выбор, это символично. Если зритель реагирует на фильм определенным образом, это тоже символично.

Построение «психологии в кино»

Схема 1.2 наглядно показывает структуру книги – с кинематографистами во главе, процессом создания смысла посередине и кинозрителями в конце.

Во второй и третьей главах рассматриваются изображения человеческих действий, которые можно найти в фильмах. Глава 2 разбирает разнообразные виды человеческого поведения, представленные в кино, опираясь при этом на интерпретационные подходы (к примеру, психоанализ Фрейда), которые пытаются обнаружить глубинные смыслы, не очевидные для среднего зрителя. Глава 3 сужает рамки, чтобы предложить насыщенный набор видов деятельности, связанных с психологией в воображении общества и показанных в кино: психические расстройства (шизофрения, алкоголизм, нарциссизм и тому подобное) и психологические вмешательства (психотерапия).

Схема 1.2. Множество граней психологии в кино

Глава 4 уходит от фильмов как объектов и сосредоточивается на людях, создающих кино: что они приносят в процесс кинопроизводства и каким образом они заполняют своей личностью собственные творения? Вероятно, каждый, кто работает над фильмом, так или иначе привносит в него что-то свое, но я сосредоточусь на тех, чья индивидуальность выдвинута на первый план, – на режиссерах (они принимают финальные решения о том, как будет звучать и выглядеть фильм) и актерах (чьи яркие образы мы видим на экране).

С 5 по 9 главы мы сосредоточимся на другом конце символического спектра – зрителях, взаимодействующих с изображением и звуком. Глава 5 бросает широкий взгляд на аудиторию, чтобы рассмотреть следующие вопросы: какие фильмы смотрят люди? Кто конкретно их смотрит? Где и когда это происходит? Глава 6 расскажет о кинематографическом моменте — процессе, что происходит внутри человека в момент просмотра фильма. Зрители должны воспринять изображения и понять их, чтобы осознать, о чем идет речь. В то же время просмотр фильма вызывает немало эмоций и может спровоцировать сильные чувства, такие как страх, восторг или грусть.

Глава 7 рассказывает о том, что происходит после завершения сеанса, когда фильм уже закончился, однако продолжает жить в памяти зрителей и непрекращающихся рефлексивных процессах. После того как зрители покидают кинотеатр, они часто оценивают и анализируют увиденное – что было хорошим, а что плохим; приятным или неприятным, подавляющим или обнадеживающим. Также зрителям иногда требуется немного времени, чтобы более тщательно проинтерпретировать фильм, подумать о его темах или о том, как он отражают наш сегодняшний мир.

Главы 8 и 9 изучают последствия кинопросмотра. Способны ли киноленты менять мысли и поведение своей аудитории? Глава 8 рассматривает доказательства того, что фильмы могут влиять на поступки и мышление отдельных личностей в определенные моменты, причем люди могут даже не знать, что воздействие на них оказало именно кино. Глава 9 выделяет способы, с помощью которых люди рассматривают фильмы как «инструмент для жизни» – ситуации, в которых человек сознательно использует кино для обучения, исцеления и развития личности.

И наконец, глава 10 собирает все воедино, чтобы рассмотреть, как много подходов взаимодействуют друг с другом в психологии кино. Общая панорама перспектив предложит насыщенный динамичный портрет того, какую роль кино играет в жизни общества и отдельных личностей.

Иллюстрация 2.1. Рэй Болджер, Джек Хэйли, Джуди Гарленд и Берт Лар в фильме «Волшебник страны Оз» (1939) © Pictorial Press Ltd/Alamy

В чем заключается смысл «Волшебника страны Оз»?

Некоторых этот вопрос бесит. Как правило, на тебя сначала пристально смотрят, потом бросают косой взгляд и в конце спрашивают с вызовом: «Что ты имеешь в виду? Какой там смысл? Это фильм для детей, какой там может быть смысл!» Человек такого типа совершенно точно возненавидит эту главу.

К другом типу относятся те, кто обожает вопросы подобного характера. Когда они слышат словосочетания «скрытый смысл» или «глубокое значение», у них буквально загораются глаза. Вот им как раз эта глава должна понравиться.

Нравится ли вам это или нет, но по прошествии десятилетий «Волшебник страны Оз» стал объектом массы высокоинтеллектуальных (и не особо) обсуждений. Поскольку этот фильм всегда был и будет для меня источником определенной доли восторга, я все эти годы запоминал детали тех разговоров с людьми, в которых они делились со мной своими впечатлениями об этой картине. В средней школе я все чаще слышал фразу «Нет места лучше дома», которую внезапно стали считать одним из примеров главной темы или морали фильма. В этом явно что-то было, но когда я думал об этом, то начинал задаваться вопросом: действительно ли в этом заключалось настоящее послание «Волшебника»? Я помню свои мысли о том, что тема превосходства «дома», выглядела для меня крайне слабо. Канзас в картине изображен бесплодной землей в унылых тонах сепии. В то же время Оз был взрывом красок, переданных через «Техниколор», – фантастическим и захватывающим. Выбор в вопросе о том, какое из этих мест лучше, был для меня очевиден.

Эти случайные размышления не останавливали поиск смысла. В старшей школе я выяснил, что автор оригинальной книги Леонард Фрэнк Баум использовал Дорогу, Выложенную Желтым Кирпичом, как символическую защиту золотого стандарта. Я не понимал (да меня и не сильно это волновало) перипетий экономической политики конца того века, но интерпретация принесла мне понимание, что всегда есть возможность встретить метафору там, где ее совсем не ожидаешь. Несколько лет спустя меня навязчиво преследовал слух о том, что если определенным образом синхронизировать с фильмом классический альбом группы Pink Floyd – Dark Side of The Moon ⁄ «Темная сторона Луны», то проявится огромное количество связей. Например, стук сердца в конце песни Eclipse будет звучать в тот момент, когда Дороти прикладывает ладонь к груди Железного Дровосека. Что именно здесь говорит о смысле «Волшебника», не совсем ясно, но эта мистическая синхронизация еще больше погрузила фильм в царство глубинных смыслов.

В этой главе рассматривается следующая точка зрения: фильмы являются окном или зеркалом мира поведения человека, работы его разума и человеческой натуры как таковой. В фильмах мы видим, как происходит личностное развитие, – видим работу бессознательных защитных механизмов, социально-психологические процессы и тому подобное. Кино – это ландшафт, на который проецируются психологические сущности.

Через процесс чтения или интерпретации киноленты как одного из типов символического текста (такого как роман, поэма, фотография, статуя и т. д.) можно получить более детальное понимание о том, что такое личность и общество. Такой толковательный подход крайне популярен, когда речь идет о фильмах, не только в области академического киноведения, но и среди ученых

в других дисциплинах, кинокритиков, которые пишут для газет и журналов, и киноманов, которым нравится копаться в более глубоких значениях.

В то время как теоретики иногда пытаются хвалить кино за его реализм, среди кинокритиков существует долгоиграющий тренд рассматривать фильмы, как чьи-то сны или мечты[4]. Киноленты имеют одно мистическое качество: предполагается, что они не являются тем, чем кажутся на поверхности, поэтому и требуют более удовлетворительного объяснения кроме тех, что предлагает буквализм.

Если общий импульс побуждает людей понять смысл фильма, то существует мало общепринятых убеждений о том, как следует интерпретировать кино. Именно здесь на помощь приходит теория. Когда интерпретаторы начинают смотреть ленту, они, как правило, держат наготове заранее установленные идеи о сущности фильма, общества или человеческой природы, которые направляют их в процессе работы над созданием смысла[5]. История киноведения характеризуется десятками теоретических подходов, связанных с текстуальной интерпретацией (более или менее различающихся по своей сути).

Если мы рассмотрим тот факт, что кино создается человеческим разумом (люди, вовлеченные в процесс, принимают решение по поводу костюмов, освещения, диалогов и так далее), то все фильмы можно рассматривать как отражения человеческой мысли. Соответственно, фильмы невозможно обсудить, если их не смотрят люди, которые могут думать и чувствовать. Когда мы анализируем киноленту, то как минимум частично анализируем сознание через нее. В этой главе я сосредоточусь на нескольких подходах к интерпретации фильмов, основанных на психосоциальных теориях человеческой природы и воплощенных в таких терминах, как «поведенческие паттерны», «подавленные желания» и «психический аппарат».

Человеческое поведение в кино

Несмотря на то что сфер человеческого поведения, отраженных в сюжетах, персонажах и местах действия кинокартин, существует бесчисленное множество, не все из них требуют сложных теорий для понимания. Социологи пристально рассматривали в кино немалое количество областей поведения, среди которых были секс, насилие, политика, азартные игры, гендер, материнство, курение, употребление алкоголя, спорт, колледж, преступления, преступность среди несовершеннолетних, сны, бедность, богатство, романтика, гнев, домашнее насилие, старость, психотерапия и психические заболевания[6]. Обычно исследования, которые концентрируются на определенных типах поведения или людях, интересны тенденциями, которые прослеживаются в разных фильмах. Хотя эти кинематографические изображения не призваны объективно отображать существующую реальность, мы можем предположить, что они охватывают широко распространенные представления о конкретном поведении и даже то, как зрители относятся к этому поведению как таковому.

Один из подходов к классификации поведения, которое демонстрируется в кино, является относительно интуитивным. Аналитик просто выделяет конкретный поведенческий паттерн, а затем выбирает фильмы, персонажей и жанры, которые служат иллюстрацией этих тенденций. Кинокритики в таких изданиях как Times или Entertainment Weekly стали часто упоминать феномен «большой ребенок» ⁄ «мужчина-ребенок» в комедиях 1990-х и 2000-х годов. Им обозначали эмоционально заторможенных персонажей, часто появлявшихся на экранах в исполнении Адама Сэндлера, Уилла Фаррелла или Сета Рогена, которые отражают нерешительность поколений X и Y в отношении того, чтобы «возмужать» и начать брать на себя ответственность. Интуитивные подходы также появляются в научных журналах. Так, в одной статье рассматриваются фильмы, выпущенные с 1970 года, в которых христиане-евангелисты обычно изображаются лицемерами, наивными простачками или же психопатами[7].

Контент-анализ – это более систематический подход к изучению человеческого поведения в медиа. Его можно применять к письменным формам (романы и поэзия), аудио (музыка) или визуальным (реклама в журналах и кино). Этот подход имеет два определяющих компонента: создание выборки фильмов для анализа и последовательное применение схемы кодирования к каждому фильму в выборке. Контент-анализ представляет собой альянс стандартных подходов социальных наук и текстуальных/интерпретационных подходов. Поскольку схема кодирования предназначена для того, чтобы любой мог применить ее и получить одинаковые результаты, достигается очевидная степень надежности (когда наблюдения, полученные одним наблюдателем, подтверждаются другими наблюдателями). Таким образом, тщательно проведенный контент-анализ способен утверждать, что тот или иной разбор – это не просто идиосинкразические фантазии одного умного критика.

Как и в случае с рок-н-роллом, наиболее распространенными темами для контент-анализа фильмов всегда были насилие, секс и наркотики (в качестве дополнения рассматривались и другие виды нездорового поведения). Что касается насилия, национальное исследование, широко цитируемое впоследствии, показало, что детские программы содержат куда больше жестокости, чем программы, предназначенные для взрослых: в первых могло встречаться до тридцати актов насилия в час[8]. Однако многие из них носили менее натуралистичный и куда более юмористический характер, чем насилие взрослых. Вполне вероятно, эту закономерность можно отследить и в детских фильмах. Хотя некоторые считают, что нереалистичное насилие меньше беспокоит детей, авторы отмечают, что такие изображения могут иметь относительно существенное влияние на их поведение, поскольку отрицательные последствия насилия преуменьшаются.