Ремонтники
– Что вам нужно? Отпустите меня! – всхлипывая, прокричала я.
– Пожалуйста, успокойся, – почти шёпотом произнёс один из моих похитителей – парень очень низкого роста, – мы не причиним тебе вреда. Мы хотим поговорить.
– Ну да! Поговорить. Почему же я тогда пошевелиться не могу? – дрожащим голосом продолжила я.
– Ты можешь видеть, слышать, говорить, а это много, – ответил второй из них, парень, напротив, роста куда выше среднего.
– Это много? Это не всё! Это совсем не всё! Почему я не могу двигать руками и ногами? – возмущённо продолжала спрашивать я, – я хочу сесть в кресло! Почему я не могу сесть?
– Пообещай нам, пожалуйста, что будешь вести себя хорошо и не будешь пытаться сбежать, тогда сможешь сесть в кресло, и не только это, – ответил высокий.
– Я смогу двигаться?
– Да. Но если ты попытаешься сбежать или что-то подобное выкинуть, мы снова тебя обездвижим и тогда уже полностью, – не отрываясь от выкладывания из своего небольшого чемодана на стол каких-то странных предметов, поддержал высокого парень очень низкого роста.
– Хорошо. Я согласна, – ответила я.
– Можешь садиться, – одновременно с движением похожим на нажатие кнопки пульта дистанционного управления сказал высокий, – присаживайся, Елена.
– Откуда вы знаете, как меня зовут, и кто вы такие? – садясь в кресло, спросила я, – зачем вы меня похитили?
– Мы не хотели тебя напугать, – продолжил высокий, – заметь, похитили мы тебя очень аккуратно, если, конечно, не считать того, что пришлось тебя слегка обездвижить.
– Конечно! Я оценила! Спасибо! Но, думаю, мне было бы гораздо спокойней, если бы вы просто прошли мимо, – возразила Елена, – и откуда всё-таки вы знаете, как меня зовут?
– Мы всё знаем об этой планете и обо всех, кто её населяет, – спокойно ответил парень очень низкого роста, закончив раскладывать свой багаж, – кстати, меня зовут Чикро, если коротко, как вы любите, а моего большого друга – Сабжет.
– К Вашим услугам, – улыбнувшись, произнёс большой друг.
– Какого чёрта? Что за дурацкие имена? Кто вы такие? – вновь сбилась на крик я, – хотя не надо, не отвечайте. Я знаю, кто вы! Вы – сумасшедшие! Психи! Точно, вы – психи. Вы помешались на пришельцах, новых мирах в других галактиках, на звёздных войнах, в конце концов. А возможно, вы уверены в том, что вас когда-то похитили инопланетяне, сначала они ставили на вас опыты, а потом они вас завербовали и отправили обратно на землю, делать за них грязную работу. Боже мой! А на самом деле вы тупо сбежали из психушки!
– Ты, Елена, обладаешь потрясающим умением фантазировать, – перебил Чикро, – только не подумай, что этот вывод я сделал из только что прозвучавших из твоих уст умозаключений. Просто твоё умение фантазировать, как вы, люди, называете этот процесс, стало причиной нашего посещения Земли.
– Хватит уже мне лапшу на уши развешивать! – теперь уже истерически кричала я, – прекратите! Что вам от меня нужно?
– Перестань кричать и плакать немедленно! – приказным тоном, но не громко произнёс Сабжет, пристально, при этом, посмотрев мне в глаза.
– Что это было? – моментально успокоившись, спросила я.
– Направленный энергетический импульс, частично подавивший способность нейронов генерировать и передавать электрическую энергию, и несколько снизивший заряд твоих нервных окончаний, – спокойно ответил Сабжет. По всей видимости, тебя это немного успокоило.
– Да. Немного. Точнее совсем успокоило и, кажется, я бояться перестала, – ответила я, – но как вы это сделали? Вы же, в общем-то, ничего особенного и не сделали. Только посмотрели на меня как-то вот так.
– Ты готова к тому, чтобы поговорить спокойно и помочь нам решить проблему, ради которой мы отправились в очень серьёзное путешествие? – поддержал разговор Чикро.
– Допустим, что я в принципе могла бы с вами поговорить спокойно и рассудительно и даже попытаться помочь в чём-то, в чём не знаю, – попыталась ответить я, – но поймите меня правильно, в данный момент я чувствую себя полной дурой, которую пытаются развести двое типа инопланетян.
– И зачем же нам это, по-твоему? – ухмыльнулся Сабжет.
– Это вы мне расскажите, зачем? – ответила я.
– Хорошо, – продолжил Сабжет, – только, пожалуйста, не перебивай. Начнём с того, что мы не инопланетяне.
– Уф! Успокоили, – а то я уже начала подумывать, что вместе с вами на самом деле из психушки дёру дала.
– Мы из другого измерения, – поспешил перевернуть разговор Чикро, – правда, мы предпочитаем говорить из другого пространства.
– О, нет! – разочарованно воскликнула я, – какое ещё другое пространство? Вы мне, конечно, очень странными кажетесь, но не можете вы быть ни пришельцами, ни гостями из параллельных миров и других измерений, просто потому что этого не может быть!
– Железная логика, Елена! – этого не может быть, потому что не может быть никогда, – продолжил Сабжет, – но ты же как никто другой на этой планете понимаешь, что человеку и человечеству на самом деле ни о себе, ни о Земле, ни тем более о звёздах, других планетах, галактиках и вселенной ничего не известно наверняка.
– Почему это я, как никто другой, должна это понимать? – с нескрываемым удивлением спросила я, – я простой учитель физики и астрономии в средней школе, каких тысячи, сотни тысяч по всей планете.
Постойте! Вы что? Вы хотите сказать, что из-за меня здесь оказались? Что именно я вам нужна? Вы говорили о том, что надо решить какую-то проблему. Проблема – это я? Или может, я надеюсь, я просто могу вам помочь эту проблему решить. Да ладно! Это же бред какой-то! С чего я взяла, что вы те, за кого себя выдаёте. Я вам не верю.
– Елена, я уже несколько раз абсолютно однозначно заявил, что мы на Земле из-за тебя, – сказал Чикро, – и не просто из-за тебя, а из-за одной из твоих уникальных способностей, которая…
– Не спеши, – прервал Сабжет, – ты же видишь, она нам не верит.
– Ну так продемонстрируй уже неопровержимые доказательства, – ответил Чикро.
– Смотри, – разделяя своё тело от макушки головы до пояса, как будто расстёгивая куртку, сказал Сабжет.
– Этого не может быть! – произнесла я почти шёпотом, – я, наверное, сплю.
– Какие тебе ещё нужны доказательства? – недовольно вмешался Чикро, – ущипнуть тебя разве что осталось.
– Не надо меня щипать! – испуганно ответила я.
– Извини, – сказал Чикро, – я знаю, что у тебя от легких тычков здоровые синяки появляются и не проходят потом долго.
– Откуда ты это знаешь?
– Ты очень невнимательна, Елена, – продолжил Чикро, – и об этом я уже говорил. Мы всё знаем о Земле и о людях, а почему мы всё знаем? О том уже давно пытается рассказать Сабжет. Кстати, – обращаясь к своему другу, сказал Чикро, – тебе, наверное, пора собраться, я имею в виду, принять более привычный для Елены облик, хотя, конечно, я понимаю, дышится так гораздо легче. Ну, соберись уже! Мне завидно, в конце концов.
– А можно я прикоснусь к этому ярко красному, завораживающе светящемуся, полупрозрачному существу? – спросила я.
– Не советую, – быстро собравшись, сказал Сабжет, – наши естественные тела состоят из плазмы.
– Настоящей плазмы? – не переставая удивляться, продолжала спрашивать я.
– Идеальная, равновесная, высокотемпературная плазма, кстати сравнительно неплохо изученная даже на вашей планете, – спокойно ответил Сабжет.
– Но как? Это же огромная температура! – сказала я.
– Чуть больше миллиона градусов, если быть точным, – ответил Сабжет.
– Но в земных условиях её создать невозможно, по крайне мере в виде контролируемой реакции вещества, – заинтересованно продолжала я.
– Ну, так люди нас и не создавали, это мы создали людей, в том числе и поэтому обратный процесс невозможен, – заключил Сабжет.
– Что значит, это вы нас создали? – нервно ухмыльнувшись, спросила я, обращаясь к Сабжету, – что это значит?
– Извиняюсь, но я вынужден прервать не на долго вашу милую беседу, – вмешался Чикро, – мне необходимо подключиться к твоему сердцу, Елена.
– Какая прелесть! И какой пустяк! Подключиться к моему сердцу! Простите, пожалуйста, за глупый вопрос. Зачем? – встревожено произнесла я, – и что значит подключиться к сердцу в вашем представлении, мы же не в медицинской лаборатории на операционном столе, и здесь нет никакого специального оборудования.
– Всё, что нам необходимо для операции, у нас с собой, – указывая на странные предметы, лежащие на столе, сказал Чикро.
– Вот это? – удивилась я, – пять колец, дудка и несколько камней – это специальное оборудование для подключения к моему сердцу? О нет, Сабжет, не надо на меня так смотреть, вот сейчас даже твои чары не подействуют.
– Странные вы, люди, но сколько можно объяснять, что мы не причиним тебе вреда, нам просто надо кое-что починить и всё, – спокойно произнёс Сабжет.
– Ещё интереснее! Починить? Прозвучало так, как будто чинить вы собрались меня.
– Именно. Мы же сказали, что вы, люди – наши создания, изобретения, изделия, если угодно, – поддержал друга Чикро, – а с тобой, Елена, не всё в порядке, поэтому нам нужно тебя починить. И нам очень не хочется тебя снова обездвиживать или усыплять, мы не сторонники таких мер, но мы всё равно сделаем то, зачем прибыли на Землю.
– Хорошо. Допустим, что я вам верю. Допустим, что я не человек, а какое-то там изделие номер один триллион тридцать пять миллиардов восемьсот миллионов сколько-то. Допустим я сломалась, и, наконец, допустим, что я готова вам помочь, – пытаясь договориться, начала я, – вы должны мне всё рассказать. Я должна узнать, как всё устроено, я должна узнать, кто такие люди, и что нас ждёт? Что ждёт нашу планету? И самое главное – что нам делать? Как нам жить?
– А чары-то подействовали! – заметил Чикро.
– Я сама успокоилась, – спокойно и уверенно возразила я.
– Ты узнаешь всё, что пожелаешь, – ответил Сабжет, – но для начала дай возможность Чикро начать ремонт. У нас мало времени.
– Что я должна делать?
– Не пугаться, не шевелиться и не сильно удивляться. По возможности, конечно, – ответил Чикро.
– Вот и странные кольца пригодились, – настраиваясь на процедуру подключения к сердцу, произнесла я, – почему они разных цветов? И для чего они нам нужны?
– Это, пожалуй, самое важное из всего, что нам понадобится, – начал объяснять действия Чикро Сабжет, – у него на пальцах кольца пяти звёзд. Каждое из них продукт термоядерного синтеза звезды своего вида.
– Красное, жёлтое, белое и голубое, – перебила я, – их цвета соответствуют принятой классификации звёзд, но чёрное, разве существуют чёрные звёзды? Хотя, постойте! Это наверняка как-то связано с чёрной дырой, так ведь? Но как?
– Совершенно верно, – начал отвечать Сабжет, – у любой медали, как известно, две стороны, для любой звезды – это чёрная дыра. Чёрная дыра – это след звезды в другом пространстве.
– Ты хочешь сказать, что все звёзды и все чёрные дыры связаны между собой? – в очередной раз перебила я.
– Не просто связаны. Они единое целое, – ответил Сабжет, – просто в одном пространстве это целое живёт и функционирует, как звезда, а в другом пространстве – как чёрная дыра.
– Ну да! Вы сказали, что прибыли из другого пространства – это значит…
– Это значит, что вашу вселенную мы посещаем исключительно по необходимости, – включился в разговор Чикро, – по работе, так сказать.
– А-у! Что это? – закричала я.
– Что случилось? – отреагировал Сабжет.
– Я вижу своё сердце! – испуганно прошептала я.
– А как, по-твоему, я должен был подключиться к твоему сердцу? – возмущённо сказал Чикро.
– Не знаю! Но не на столько же буквально, наверное? – ответила я.
– На сколько буквально? Я же не воткнул в твоё сердце, как в розетку, вилку, – продолжил Чикро.
– Перестаньте спорить, – сказал Сабжет, – ты видишь своё сердце, Елена, потому что Чикро использовал энергию пяти звёзд, заключённую в кольцах, для того, чтобы сократить межатомные связи части вещества, из которого состоит твоя одежда и твоё тело. В умелых руках это совершенно безболезненная и безвредная процедура.
– Я оставлю в твоём сердце один из этих камней, – выбирая из нескольких лежащих на столе небольших камней один, золотистого цвета, сказал Чикро, – когда он сделает своё дело, он самостоятельно покинет тебя.
– Что он должен сделать? – с тревогой в голосе произнесла я.
– Спасти ваш мир, конечно! – ответил Чикро, – мы по пустякам в такие путешествия не пускаемся.
– Почему-то у меня не очень хорошее предчувствие, – сказала я и ещё больше испугалась, – я ведь до сих пор ни чего на самом деле не знаю, ни о вас, ни о том, зачем вы здесь и зачем вам я, а в то, что знаю, не возможно поверить. Мне страшно!
– Тебе ничто не угрожает. Правда, – поспешил заверить меня Сабжет, – просто так получается, что многие вещи, можно сказать большинство вещей, нам очень сложно объяснить. Эти вещи практически невозможно описать человеческим языком.
– Попытайся, Сабжет, пожалуйста, – попросила я, – хотя бы расскажи, на что эти вещи похожи в нашем мире. Мне кажется, раз уж мне суждено выступить в роли спасительницы, я должна знать, от чего, и самое главное – зачем?
– Я попытаюсь, – ответил Сабжет, – начнём с главного? Со вселенной, если не возражаешь.
– Не возражаю, – ответила я, но, пожалуйста, сначала скажите, что со мной не так? Почему во мне что-то надо исправить? Чем я не похожа на всех остальных?
– Ты неправильно фантазируешь, – не раздумывая, ответил Чикро.
– Что? Это неудачная и неуместная шутка, Чикро? – возмутилась я, – может быть, ты не заметил, но я сейчас совершенно не в том состоянии, чтобы шутить и развлекаться!
– Особенно если учесть, что твоё сердце в прямом смысле в моих руках, – не отрываясь от странных манипуляций с камнями, кольцами и моими внутренними органами, сказал Чикро.
– Он не шутит, – вмешался Сабжет, – прослушай уже, пожалуйста, очень краткий экскурс в настоящий, неизвестный людям мир. Не перебивая, по возможности.
На что же похожа ваша вселенная? Пожалуй, в большей степени на огромный пузырь, а множество вселенных – на пену. Точно, на пену, только на сравнительно более сложную по своей структуре. В земных условиях пузыри в пене существуют как бы рядом друг с другом, они прикасаются друг к другу, а вселенные имеют множество точек соприкосновения, и эти точки невозможно встроить в одну плоскость, в плоскость соприкосновения.
– Многомерное пространство? – спросила я, – а точками прикосновения являются звёзды?
– Именно. Звёзды рождаются при соприкосновении или столкновении вселенных, а при серьёзных столкновениях рождаются целые галактики.
– Извини, Сабжет, что снова перебиваю, но я просто не могу не спросить, если вселенная похожа на пузырь, то: во-первых, значит ли это, что ей свойственны признаки дисперсионной системы, и что во вселенной является дисперсионными фазами и дисперсионной средой; во-вторых, дисперсионные системы, как правило, не отличаются супернадёжностью.
– Ага!? – удивлённо произнёс Сабжет, – чуть не забыл, что ты учитель физики и астрономии. Ты хочешь знать, из чего она состоит и насколько прочна. Вопрос хорош, особенно если учесть, что ваша вселенная нестабильна. Она растёт, причём стремительно. Она жутко толкается, постоянно создавая новые звёзды и чёрные дыры. Пока ей удаётся удерживать на своём теле их баланс, но чёрных дыр может стать слишком много, и тогда они разорвут вселенную. В любом случае процесс роста вскоре остановится. Стабилизируется ваша вселенная при этом, или лопнет пузырек – одному богу известно.
– Бог есть? – перебила Сабжета я.
– Сколько можно меня перебивать? – ответил он и обратил свой взгляд на отвлёкшегося от работы Чикро.
– Я закончил! – радостно произнёс Чикро, – миссия выполнена, можем отправляться домой.
– Эй! Стоп! Какой дом? – закричала я, – вы, можно сказать, воспользовались мной и так просто собираетесь свалить? Я вам поверила! А вы! Вы должны мне много рассказать. Вы же говорили, что прилетели из другого пространства. Ну ладно, про множество вселенных и как появился Млечный путь, я кое-что поняла, но вы говорили, что нас создали, что мы и не люди вовсе. Что это значит? Вы говорили, что прилетели спасти нашу планету. От чего? Вы сказали, что проблема во мне, потому что я, видите ли, неправильно фантазирую! Это вообще бред какой-то, а я вам всё равно поверила.
– Вы – люди, звери, рыбы, птицы, насекомые, растения и даже микробы, вы не роботы и не какие-то бездушные устройства, если ты об этом. Просто так устроен мир, под которым я понимаю множество самых разнообразных вселенных, состоящих из тёмной материи, как ваша, или из плазмы, как наша. Биологическая жизнь слишком хрупка и беззащитна перед силой и могуществом вселенных. Она не приспособлена на самом деле к существованию меж звёзд и планет. Биологические организмы – это не бессмертные души, мечущиеся по бескрайним и безжизненным просторам вселенной в поисках пристанища для своего воплощения.
– Я поняла! – воскликнула я, – вы создаёте биологические формы жизни для того, чтобы в них вселялись души, некие нематериальные существа. Но с другой стороны, я ведь не могу существовать отдельно от души? Я хочу сказать, что биологическая жизнь и душа должны быть неотделимы, и одно без другого существовать не должно.
– Душа бессмертна в смысле её существования в пределах своей вселенной. Это – есть сам дух вселенной, рожденный одновременно с её рождением. И умрут они также одновременно, – продолжил рассказ Сабжет, – а вот что касается жизни души или её воплощения, то этих явлений может быть великое множество.
– А жизнь без души?
– Теоретически возможна, но это – есть большая тайна вселенных, знание о которой никому не ведомо, – вступил в разговор Чикро.
– Ты же понял, Чикро, что Елена хотела услышать о некоторых известных ей существах, даже из числа представителей того же вида, вида людей разумных, – заметил Сабжет.
– Да, это почувствовалось, – ответил Чикро, – но нет. Те представители, о которых ты подумала, у них есть душа, слабая, точнее ослабшая по каким-то причинам, но есть. Ты совершенно правильно заметила, одно без другого существовать не должно – это неправильно и противоестественно. Душа – это искра, которая запускает жизненный процесс, после чего и душа, и организм начинают жить, а не просто существовать.
– Ну хорошо. Но вы знаете, что такое душа, как бы это сказать, непосредственно? Вы её как-то увидели, отследили, измерили?
– Учитель! – воскликнул Чикро.
– Физик! – поддержал его Сабжет, – далеко не все явления в нашем большом мире можно исследовать практическими методами, большинство из них не следует таким образом исследовать. Их познание приходит мудрецам.
– Что вы встали у выхода? Вы действительно сейчас исчезните, и я вас больше никогда не увижу? – взволнованно произнесла я.
– Нам действительно пора улетать, – ответил Сабжет.
– Что со мной не так?
– Было не так, – начал отвечать Чикро, – сейчас уже всё хорошо.
– Вы научили меня фантазировать? – с нескрываемым сарказмом в голосе спросила я.
– Мы разучили тебя делать это неправильно, не так, как это делают все люди. И поэтому с настоящего момента ты стала такой, как все, – ответил Чикро.
– И миру отныне ничего не угрожает! – возмущённо прокричала я, – да хватит уже ходить вокруг да около, Чикро! В чём человечеству-то была угроза от моих фантазий? Что вы такого со мной примечательного сделали?
– Твоя душа, Елена, – вступил в разговор Сабжет, – она очень древняя и очень много видела и знает. Обычно, точнее, всегда, абсолютно, любая душа при очередном воплощении забывает, если так можно сказать, всё, что с ней происходило в прошлых воплощениях, и помнит исключительно о своём предназначении. Все прежние знания к душе возвращаются, когда она покидает объект воплощения, в случае с человеком – когда его тело умирает. С тобой, точнее с твоей душой, при воплощении что-то произошло. Она не забыла.
– Смысл понятен, – перебила я, – но я не помню себя в прошлой жизни. Вы ведь это имеете в виду, я должна что-то помнить, как будто из прошлой жизни, или может быть у меня должны быть видения.
– По всей видимости, это немного по-другому работает, – ухмыльнувшись, вмешался Чикро, – как именно – никто не знает, ведь этого раньше никогда не случалось. Изучая тебя на расстоянии, мы с большой долей вероятности предположили, что твой мозг в скором времени стал бы получать сигналы, которые тебе казались бы очень интересными идеями, например, для фантастических рассказов. Но со временем эти идеи становились бы в твоей голове всё отчётливее и реалистичнее, навязчиво появлялись бы в сознании конкретные данные и сведения, такие как места и даты, о событиях в истории Земли, о которых ни в коем случае ни один живущий в настоящее время человек знать не должен.
– Почему? – в очередной раз перебила я, – какие тайны может хранить наша планета, о которых гибельно для человечества этому человечеству знать?
– Люди не умеют хранить тайны, – сказал Сабжет, – люди не умеют оберегать тайны, даже когда это жизненно необходимо. Люди при мало-мальски серьёзном основании начнут искать, копать, взрывать, будить, вскрывать всё, что будет им мешать вытащить на свет божий неизведанное, невзирая на возможные последствия.
– В этом, пожалуй, я с вами соглашусь, – сказала я, – так значит, вы мне зачистили память.
– Не совсем, мы же к сердцу подключались, – отрезал Чикро, – твоя прижизненная и генетическая память нас, как ты уже понимаешь, мало интересовала. Мы немного укоротили память твоей души.
– То, что я могла узнать, действительно настолько опасно? – успокоившись, и с чувством в большой степени удовлетворённого любопытства спросила я.
– Для Земли и человечества смертельно опасно, – утвердительно ответил Сабжет.
– Немного обидно. Я могла бы себя почувствовать суперчеловеком, – с сожалением в голосе произнесла я.
– Ты плачешь? – спросил Сабжет.
– Мне кажется, я к вам немного привыкла, – ответила я, – а что произойдёт, если вы не справились, если моя душа ничего не забыла, или если я снова сломаюсь?
– Тогда мы вернёмся, – уверенно ответил Сабжет.
В ночном безоблачном небе были очень хорошо видны две ярко красные, завораживающе светящиеся стрелы, стремительно удаляющиеся от Земли в сторону прячущегося заката.
– Зря ты ей так много рассказал, – обращаясь к Сабжету, сказал Чикро, – первые видения у неё начнутся уже завтра. Вдруг, наслушавшись твоих сказок, Елена попытается с этим бороться.
– Люди не умеют хранить тайны, – ответил Сабжет, – и им плевать на последствия. Елена не исключение. Уничтожение пройдёт по плану. И тогда мы вернёмся!
Моя Снегурка
С любимыми не расставайтесь!
А. Кочетков
– Кто здесь? – медленно вылезая из-под одеяла и оглядывая тёмные углы своей маленькой комнаты, спросил мальчик.
– Апчхи, – послышалось совсем рядом.
– Кто здесь? – повторил мальчик, вооружившись хоккейной клюшкой, лежавшей под кроватью. – Я закричу! Мои родители… Они в доме и всё услышат!
– Пожалуйста, не надо, – прозвучал тоненький испуганный голосок из дальнего угла комнаты, – прошу тебя, Никита, не кричи. Я не сделала ничего плохого. Я просто…
– Что просто? Кто ты? И как ты оказалась в моей комнате? – крепко сжимая двумя руками своё оружие, спрашивал Никита. – И откуда ты знаешь, как меня зовут?
– Я Снегурка, – тихо, с опаской произнесла незваная гостья, – и я не только твоё имя знаю. Я знаю, например, что вчера у тебя был день рождения.
– Кто-кто? – возмущенно воскликнул Никита. – Снегурочка. Ты что, за дурака меня держишь? Мне уже тринадцать, и в сказки я давно не верю. А ну выходи на свет! А то… – замахнувшись клюшкой в сторону дальнего угла комнаты, сказал Никита.
– Пожалуйста, не кричи на меня, – взмолилась незнакомка, – мне больно. Я выхожу. А ты можешь убрать эту штуку, – сделав несколько шагов к середине комнаты, освещённой голубым светом луны, и показывая на клюшку, продолжила гостья.
– Больно? – удивился Никита. – Тебе больно оттого, что я кричу?
– Оттого, что ты кричишь на меня. Я же не обычная девочка.
– Ну ладно… прости, – виновато ответил Никита и аккуратно положил клюшку на пол, – но кто ты? И что в тебе такого особенного? Нет, выглядишь ты реально странно, и дело даже не в костюме Снегурочки, хоть он и очень красивый, твоё лицо… оно какое-то… оно как будто светится. И оно очень бледное. Совсем бледное.
– Ты всё ещё не веришь в то, что я настоящая Снегурка, – сказала девочка, улыбнувшись.
– Слушай, перестань мне лапшу на уши развешивать! Никакая ты не Снегурочка! Давай колись – кто ты на самом деле и как очутилась в моей комнате?
– Боюсь, настолько неверующему Фоме будет сложновато что-то объяснить, хотя… – прервалась девочка, и её лицо вновь стало очень печальным и даже испуганным. – Я и сама не понимаю, почему я здесь. Точнее, почему и как оказалась в твоей комнате, я знаю, а вот почему я здесь задержалась и, что самое странное, почему ты меня видишь и слышишь, я понятия не имею. Раньше такого никогда не случалось.
– Раньше? Ты была здесь раньше?
– Нет, – поспешила ответить девочка, – у тебя в гостях раньше бывать мне не приходилось, но других детей я посещаю регулярно. По крайней мере, в канун Нового года.
– Ну, понятно. Не хочешь колоться. Тогда давай, докажи, что ты та, за кого себя выдаёшь. Может, Деда Мороза позовёшь. Как там по сценарию обычно бывает?
– По сценарию? – удивлённо спросила гостья. – Не понимаю, о чём ты говоришь.
– Ну, как же? – возмутился Никита. – Ты же сама сказала, что в канун Нового года гостишь у детей. Разве не на новогодние ёлки ты к ним приезжаешь?
– Ты подумал, что я ряженая Снегурочка? – рассмеялась девочка. – Ну, ладно, тебе нужны доказательства? Подойди ко мне, ты получишь, что хочешь. Ну, подходи же. Ты что, боишься?
– Тебя, что ли, бояться я должен? – обидевшись, ответил Никита и сделал два шага навстречу незнакомке.
– Не бойся, я просто возьму тебя за руку, – почти шёпотом произнесла девочка.
– Ау! Что это было? – резко отскочив от девочки, как будто ошпаренный, воскликнул Никита.
– А что такое? – невозмутимо переспросила гостья и сделала шаг в сторону отскочившего от неё Никиты. – Ты чего трясешься, тебе холодно, что ли?
– Не подходи ко мне! – выбросив вперёд обе руки в попытке оградить себя от очередного прикосновения девочки, закричал Никита. – Что ты сделала? Мне показалось, что я перестал дышать.
– Так и было на мгновенье, – начала объяснять произошедшее девочка, – просто, к сожалению, наши прикосновения смертельно опасны для людей. Люди, впрочем, как и всё живое на Земле, в считанные секунды полностью замерзают, если мы к ним прикасаемся, превращаются в кусок льда.
– Кто мы? Ты не одна такая?
– Конечно, не одна, глупенький, – продолжила девочка, – Снегурок очень много. Вот только объяснить тебе, откуда мы приходим в ваш мир, я, пожалуй, не смогу. Знаю только, что все мы появляемся в канун Нового года, делаем своё дело и исчезаем, а всё остальное время… я не помню, наверное, спим или не помним, что происходило в одном мире, когда мы пребываем в другом.
– Ну, хорошо, допустим, я тебе поверю, точнее сказать, я тебе просто верю, – отдышавшись и немного успокоившись, сказал Никита, – ты Снегурочка. Вопросов-то только больше возникает.
– Я Снегурка.
– Есть разница?
– Конечно! Меня зовут Снегурка, а не Снегурочка! – несколько обиженно сказала девочка. – Если бы я тебя называла не Никита, а Никиша, тебе бы понравилось?
– Нет, не понравилось бы, – виновато ответил Никита, – извини, Снегурка. Слушай, ты сказала, что я не должен был тебя увидеть, и что это за свои дела, которые ты должна была сделать в моей комнате?
– Да, ты не должен был ничего узнать о моём пребывании у тебя в гостях, – начала объяснять Снегурка, – ну, раз уж так получилось, что я не исчезла после того, как сделала то, что должна была, да ещё и ты меня обнаружил, наверное, ничего страшного не случится, если я тебе расскажу о том, почему я здесь.
– Конечно, ничего страшного не случится, – перебил Никита, плохо скрывая обуявшее его любопытство.
– Как это ни странно, но я правда многого не знаю даже о самой себе, – продолжила Снегурка, – мы оказываемся в этом мире ровно в том месте, где и должны оказаться, и в тот момент мы уже хорошо знаем, что должны делать.
– И что? В этот самый момент ты что, как будто только что родилась, совсем ничего не помнишь?
– Не совсем. Я помню всё, что происходило со мной раньше, но только в этом мире. Я уже в третий раз в этом мире появляюсь.
– Откуда же ты знаешь, что вообще есть какой-то другой мир? – усомнился Никита, присаживаясь на кровать. – И почему ты говоришь, что вас, Снегурок, много, ты же, похоже, ни с кем и не общаешься.
– Почему же не общаюсь? – возразила Снегурка, располагаясь в удобном кресле возле окна. – Со своими сестрёнками в этом мире мы вполне можем встретиться, и это часто происходит, а что касается другого мира, ну, разве не логично в моей ситуации это предположить? В противном случае как ты объяснишь, что со мной происходит триста шестьдесят четыре дня в году? Ведь в этом мире я только один день в году существую. Что я, каждый год умираю и возрождаюсь, по-твоему?
– Нет! Нет! Я так не думаю. Но зачем же ты здесь? Ты здесь из-за меня?
– За тем же, что и всегда, в общем-то, – продолжила Снегурка, – моё дыхание… оно настолько морозное, что может остудить душу ребёнка, а потому обладает чудесным свойством эту душу успокоить, избавить от боли, помочь принять утрату, заставить смириться с неизбежным. Я всего лишь должна была сделать один выдох тебе в лицо, пока ты спал, и я это сделала. Но на этот раз я не исчезла сразу после выполнения своего задания, как это было всегда до этого, а почему, не знаю.
– И ты знаешь, от чего именно ты должна меня избавить? – с навернувшимися на глаза слезами спросил Никита.
– Не знаю. Это только твоё. Но я знаю, что помогла тебе.
– Но это не так! – закричал Никита, закрыв лицо руками и повалившись на кровать. – Ничего не изменилось! Слышишь, ничего и не изменится! Никогда!
– Что же с тобой случилось, Никита? – тихонечко спросила Снегурка. – Может быть, потому, что я не справилась, я и не исчезла?
– Что с того? – разочарованно произнёс Никита. – Всё равно ничего не изменится, потому что ничего не вернуть. Не вернуть мою любимую сестрёнку. Она пропала ровно три года назад. Пропала из-за меня. Я не знаю, что именно случилось. Но мы проснулись на следующий день после моего десятилетия и в канун Нового года, конечно, а её нет в своей кроватке. Ей всего три годика было. Как она могла пропасть? Что с ней могло случиться?
– Ты сказал – из-за тебя. Почему?
– В день рождения я был обижен на неё, – всхлипывая и вытирая слёзы, начал рассказывать Никита, – хотя нет, я был зол на неё. Мне подарили много разных игр и интересных вещей. У Васи было отличное настроение, она бегала по дому как угорелая, постоянно смеялась и приставала ко мне и гостям с вопросами и просьбами поиграть с ней…
– Вася? – удивлённо спросила Снегурка, прервав рассказ Никиты. – Твою сестрёнку звали Вася?
– Нет, конечно, – резко встав с кровати, продолжил Никита, – это я её так в шутку называл. Любимую сестрёнку звали Василиса. Вот сейчас так хорошо понимаю, как сильно её люблю. А тогда мне и так не нравилось, что она ко всем пристаёт, а тут Василиса начала разбирать мои подарки и играть с ними, меня не слушала, и я совсем озверел. Я так на неё кричал, обозвал по-всякому, да ещё при родителях и всех гостях это сделал. Кричал, что ненавижу её и хочу, чтобы она исчезла из моей жизни. Я не знаю, что на меня нашло. Я никогда так себя не вёл, а здесь как будто это и не я был вовсе. Василиса убежала к себе в комнату, и больше я её не видел. Я хотел прийти к ней, поговорить, извиниться, но не сделал этого. Посчитал, что проявлю слабость, что ли. А утром… и это утро длится уже три года. Ничего не меняется и никогда не изменится.
– Прости меня, Никита, – подойдя к нему, сказала Снегурка, – я была уверена, что дыхание Снегурок безупречно справляется со своим предназначением. Если хочешь, давай попробуем ещё раз.
– Нет. Я всё понял. Не тебе надо пробовать избавить меня от боли, а я должен попробовать спасти свою сестру.
– Что ты имеешь в виду? – не скрывая своего удивления, спросила Снегурка.
– Дай мне твою руку, – приблизившись вплотную к Снегурке, сказал Никита.
– Ты что? Зачем? Ты же погибнешь? – попятившись в угол комнаты, закричала Снегурка. – Я таю.
В маленькой комнате зажёгся свет. В дверном проёме застыли от изумления родители, прибежавшие на крик и шум, доносившиеся из комнаты сына. А в дальнем углу той комнаты стоял на коленях самый счастливый мальчик на Земле, крепко сжимая в своих объятиях любимую сестрёнку. Правда, слегка повзрослевшую.
Пустота
Странный сон. Никогда такого не видел. Это же точно сон? Конечно. Я дома в своей кровати, всё у меня хорошо.
Отлично просто, но почему такой необычный сон я наблюдаю. Всё, не заморачиваюсь, сплю дальше. Некомфортно как-то, сон, похоже, совсем "неправильный".
Как поменять? Ущипнуть себя во сне? Глупее не придумаешь. Закрыть глаза? О, кажется, придумал. Не так уж и сложно.
Нет, надо что-то менять, надо проснуться, испугаться, например, и проснуться. В холодном поту, но проснуться.
Да вроде бы испугался уже. Не просыпаюсь. Руки, ноги вроде бы целы, нормально двигаются. Голова, глаза, уши – да, всё на месте. Я вижу, слышу. Вот, что касается обоняния, толком не разберёшь, кроме меня самого нет ничего. Но, с другой стороны, для сна это нормально, наверное. Пульс есть, учащенный немного, но есть. Кстати, вот это для сна совсем не нормально, по-моему.
Вот сейчас, кажется, я реально испугался, только толку немного. Какого лешего? Что это? Сны, конечно, самые разные видел, но чтоб кроме себя любимого больше ничего – никогда. Падал, летал, тонул, горел… Всегда было что-то ещё, хотя бы вода или огонь, или тварь какая-нибудь, пытающаяся голову откусить. Да и от страшилок реально просыпаешься. Вижу только себя, руки, ноги, а вокруг… пустота. Даже под ногами ничего.
Небо! Где ты? Ладно небо. Где верх? Где низ?
Спокойно! Всё понятно, я же нормально себя чувствую, значит, ноги снизу, голова сверху, как должно быть.
А если подумать – я никуда не падаю. Руки вверх поднял, а они не падают. Что со мной? А-а-а-а…!
Ух ты, я вроде бы перевернулся вниз головой, а по сути, ничего не изменилось. Низа нет! Впрочем, как и верха, получается. Глупо, не глупо, а пора себя ущипнуть как следует…
А-у! больно. Я не проснулся. Может, всё-таки, не сплю? Но как это возможно? Что за бред?
С другой стороны, мы так мало знаем, обо всём. Ага, особенно о смерти. И что там после… Пустота? Я умер?
А на что это похоже?
Откуда я знаю, на что это похоже! Я никогда не умирал!
Ну вот, кажется, сам с собой начал разговаривать. Конечно, пять минут неизвестно где нахожусь, а крыша уже в пути.
Кстати, на счёт пяти минут я бы не был так уверен, в сложившихся обстоятельствах шансы «секунды» и «вечности» – пятьдесят на пятьдесят.
Да ты философ, брат?
О! У меня раздвоение личности!
Согласись, не самый страшный из возможных вариантов?
Человек ведь существо общественное, значит, одна из главных его потребностей – общение. И, как говорится, «за неимением лучшего», почему бы с собой не поговорить.
То есть, сам себе ты уже недостойный собеседник?
То есть, я тебе не собеседник?
То есть, ты, как собеседник, для меня недостаточно хорош?
То есть …
Заткнулись оба!
Спокойно, брат! Спокойно! Надо успокоиться, третий – реально лишний.
Перестань трястись! Челюсти сводит.
Перестань? Меня это тоже раздражает. Сколько же времени прошло? С другой стороны, какая разница, никто и не заметит.
Не заметит чего? Я, что, куда-то исчез?
Да кто его знает, может и исчез. Хотя, непохоже. Скорее умер или в коме. Тело лежит, где я его оставил в последний раз, а я… вот, здесь.
Кто я? Душа? Приведение? Не понятно. Где я? В пустоте.
Ну, что же, получается, что для сна всё это слишком реально, для реальности – совершенно нереально, а для смерти, наоборот, живенько как-то.
Надо что-то предпринять. Думай, ну, соображай.
Легко сказать: «думай», ты вроде бы в обычной темноте, но, на самом деле, это совсем не та темнота. Себя, части своего тела, если это, конечно, моё тело, видно отлично, не так, как если бы ты был в каком-то тёмном месте. Кроме этого, больше ничего не видно. И в темноте ты стоишь, сидишь или лежишь на чём-то, чувствуешь это притяжение. А здесь ничего, нет притяжения, как в космосе.
Вот! Как в космосе, значит, в невесомости. Значит, в безвоздушном пространстве с температурой минус триста. Значит, в считанные секунды ты бы задохнулся и превратился в ледышку. Значит, умер.
А ты ещё тешишь себя надеждой?
Понять хочу, что происходит. Вот сейчас очень хорошо осознаю, нет ничего хуже неизвестности. Да, пожалуй, даже если действительность просто катастрофа, всё равно хочу знать! Даже если ни к чему мне это и никак не поможет, всё равно – я должен знать!
Сон, вероятнее всего, это сон, а значит, всё закончится, если я проснусь.
Да пробовал уже.
Значит, плохо пробовал! Ущипнул он себя! Посерьёзнее придумай что-нибудь!
Ладно, можно попробовать покусать самого себя. Укусить до крови. Что даст? Посмотрим.
О, нет! Боль чувствую, совершенно реально, кровь, я чувствую запах крови, она реальная, это не сон! Если сон, то от такого кошмара я точно бы проснулся.
Как говорится, отрицательный результат – тоже результат. И с учётом того, что вариантов у меня не так много – это совсем неплохой результат.
Реальность или смерть? Невозможно, но смерть кажется реальней реальности.
Какой кошмар! Что я несу? Господи, помоги!
Бога вспомнил? Молодец. Бог для жизни нужен, а ты, как все, смерти испугался, бога вспомнил. Неправильно это. Совсем неправильно. Хотя, очень хочется верить, что даже у такого, как я, есть шанс.
Шанс на что? На попадание в рай, на спасение души? Ты же убеждённый атеист.
Я не атеист. Просто не верю в то, что не доказано.
Ты же о вере говоришь. Если верить, то значит принимать на веру всё без доказательств.
Скорее всего, так и должно быть. В такие минуты очень хочется верить в то, что бог есть, что он всё видит, поможет. Может это понимание того, что бог есть и что он всемилостив. Поэтому у каждого из нас есть шанс на спасение своей души. Что же со мной случилось?
Душа – это здорово, но разве тебе безразличен вопрос о том, проживёшь ты ещё немного или навсегда потеряешься?
Конечно, небезразличен. Конечно, я хочу жить. Пожалуй, сейчас самое время молиться? Только знать бы, что это такое на самом деле. Говорят, произносить «Слава богу», значит, чтить славу Господа, благодарить его. Правильно, ты эти слова говоришь, когда что-то хорошее происходит. Или, наоборот, когда сильно не хочешь, чтобы что-то произошло, кричишь: «Не дай бог!». А в обычной жизни даже не задумываешься. А он – бог, всегда был рядом, оказывается.
Господи! Спаси и сохрани! Господи! Помилуй меня, грешного! Это ведь тоже молитвы. Пожалуй, только они мне сейчас и могут помочь.
Что-то помнишь?
Что-то слышал.
Господи! Помилуй меня, грешного! За грехи мои, по всей видимости, беда такая со мной случилась. Хотя бы дай понять, что со мной? Думаю, я умер. Но я не знал, что такое происходит после смерти. Хотя, никто же с того света не возвращался. Никого нет, кто бы мог с полной уверенностью сказать: «А вы знаете, после смерти человек оказывается в полной пустоте! И тишина».
Ну, хорошо, пусть ты умер. Тогда почему твоё тело реально? Конечно, я не верю в то, что для человека абсолютно всё заканчивается пожиранием тела червями. Хотя это единственный известный и подтверждённый факт из всего того, что может происходить с человеком после смерти. Думаю, есть что-то ещё, причём что-то главное, очень важное, самое важное.
Тело не исчезает сразу после смерти. С ним происходит всё то, что должно по законам природы. Поэтому, главное должно происходить, по всей видимости, без тела.
Где туннель, свет, тени, страшный суд? Никому неизвестно.
Что-то не вяжется, брат.
Ты хочешь сказать, что я жив? Но это же невозможно! Это не жизнь! Жизнь другая! В жизни есть всё! Небо, солнце, звёзды, воздух, земля! В жизни есть всё, а у меня сейчас – ничего. Кстати, о воздухе. Чтобы жить, я должен постоянно дышать. Я дышу?
Да, дышу.
Я дышу воздухом?
Наверное.
Или просто по привычке двигается грудная клетка?
Если дышу, значит жив.
А если это не дыхание? Значит, не жив. Хотя, похоже, и не мёртв.
А люди? Родные близкие люди? Дети?
Ты о ком, брат? О родителях? Меня меньше удивило то, что ты о Господе боге вспомнил. Ты когда в последний раз разговаривал с родителями?
Они не в восторге от моего существования на этом свете.
О чём ты говоришь? Что значит не в восторге от твоего существования? Ты сам себя слышишь? О жене и детях неудобно даже рассуждать!
Даже самому с собой?
О чём говорить? Их нет. И не планировались в ближайшие лет пятьдесят.
Не дави на больную мозоль. Интересные мысли в голову приходят, когда время появляется.
Время? У тебя мало свободного времени? Не в этом дело, если подумать. Ты такой ерундой в течение дня занимаешься.
Точно! Не когда время появляется, а когда время – это всё, что остаётся.
Что это значит? Что когда всё исчезает, остаётся время. Ну да, времени у меня сейчас хоть отбавляй.
Не сглазь!
А что? Время закончится? Дальше что? Смерть? Что-то ещё? А если не закончится? Вечно в пустоте? Вечная жизнь в пустоте? Вечная смерть. Не просто смерть… Ад.
Если не ошибаюсь, после смерти либо вечная жизнь в раю, либо вечная смерть в аду.
Кажется так, но только я никогда не слышал о том, что в аду темно и тихо. Как в пустоте. Во всех рассказах в аду есть огненные костры из терзаемых грешников. Охраняют его разные ужасные твари неземные.
«Слава богу!» надо сказать за то, что я не в общеизвестном аду.
Да где же я тогда, Господи? Явно и не в раю.
Мы вроде бы уже решили, что я ещё не умер.
По-твоему, это всё-таки жизнь?
Нет, конечно. Пустота – не жизнь. Даже если там есть ты. В смысле я.
Сколько времени я здесь нахожусь? По ощущениям пару часов. А на самом деле, кто знает.
Со временем не понятно. С реальностью ещё хуже. Что значит пока ты здесь? Где здесь? Это что, не реальность? Тогда что?
Не знаю я, реальность это или не реальность! То, о чём ты размышлял, вполне реально. Я о жизни. В обычном или общепринятом смысле. О смерти. Она же есть, по крайней мере, в тот момент, когда тело человека перестаёт функционировать. О снах. Их все видели, они же реальны в нашем сознании. Даже кома реальна. Человек живёт, но при этом окружающий мир не воспринимает, за исключением жизненно необходимых процессов. Ладно, пусть это будет что-то другое, о чём никто, никогда, ничего не слышал. Соответственно, и у меня шансов нет разобраться.
Что ты делаешь? Подумал, что мышцы атрофироваться могут? Двигаться надо?
Нет, логично всё. Силы на тебя никакие не действуют, даже притяжение. Космонавты, например, всегда беспомощные на землю возвращаются, знаешь?
Мозгами лучше пошевели! От других телодвижений точно толку не будет.
Есть идея! Как же я раньше-то не догадался?
А-ха-ха-ха! Слава тебе, Господи! Спасибо! Спасибо! Спасибо! Спасибо, Господи! За шанс, за идею, за надежду! Спасибо!
Успокойся, какая это надежда! Нет, не голопопый ты в пустоте. Круто.
Нет, нет, я не просто не голопопый. Я в своей любимой пижаме! Той самой, в которой спать ложился вчера, или сколько там времени прошло.
Ну, подумай ещё, поразмышляй о судьбе пижамки. Нам же заняться-то больше нечем. И времени у нас – це-э-э-э-лая вечность!
Звучит так, будто я самый занятой в мире человек.
А с ума я, кажется, схожу потихоньку.
Ну, хорошо, хорошо, я всё понимаю. Каждое мгновенье здесь – это вечность, и с каждым мгновеньем я приближаюсь к чему-то ужасному. Я это чувствую. Не знаю, что произойдёт, но однозначно… даже если внешне ничего не изменится, я очень скоро стану безвозвратно другим, или просто исчезну. Вот тогда я умру уже в прямом смысле этого слова, даже если для всех я уже давно умер.
Для родных и близких людей ты и так давно умер. Из-за гордыни и безразличия.
Такая ты скотина!
Согласен.
Хорошо, парни, что с пижамой будем делать?
Что? Я не хочу на троих разговор вести!
Всё, с третьим завязываем, а про пижаму стоит подумать. Если я в своей пижаме, значит, я не приведение. Хотя, если ты лёг спать в пижаме, умер во сне, то душа отделилась от тела…
Угу, в пижаме.
Но почему я вижу своё тело, если я от него отделился? Почему я могу им управлять? Почему я могу его потрогать? Почему?
Нет, ерунда такие размышления, когда не знаешь о происходящем ничего. Предположения ни к чему не приведут.
Надо снять пижаму и посмотреть, что с ней произойдёт.
А что с ней может произойти? Исчезнет? А если не исчезнет?
Хоть исчезнет, хоть не исчезнет, что дальше? Окажешься ты в какой-то момент не в полной пустоте, а в пустоте на пару со своей пижамой. Может, наконец, перестанешь сам с собой разговаривать и начнёшь разговаривать с пижамой?
Смысл не в том, что ты оказался один в пустоте, а в том, что на самом деле в твоей жизни ничего не изменилось! Эта твоя реальность! Она не другая, как ты думал! Она именно такая! В ней есть ты и твоя пижамка, и больше ничего!
Совсем грустно так думать. Ну, прощай моя единственная ценность…
Вот я и не один. Привет. Интересно, ты что-нибудь чувствуешь? Может быть, тебе тоже страшно? Навряд ли. С другой стороны, что я могу утверждать, оказавшись в такой ситуации?
Господи, как же я рад, что у меня есть пижама. Смотрит на меня. Я могу её потрогать. И как же ужасно, что у меня больше ничего и никого нет. Я смертельно одинок. Мне становится неясным: сплю я или бодрствую? Жив я или мёртв? Реален я или никогда не существовал? Да, пожалуй, это и есть моя реальность. Если нет, то отсюда я очень хорошо вижу, что в моей привычной жизненной реальности, которую я всегда считал своей жизнью, есть только то, что давно потеряно. Я вижу там только то, что у меня когда-то было, а сейчас уже нет. Я не сберёг то, что было. Не приобрёл ничего. Да, это и есть моя реальность – пустота.
Что же со мной теперь будет? Проснуться бы! Не могу. Воскреснуть! Невозможно. Изменить ничего не могу. Господи! Дай мне шанс! Пожалуйста. Грешен я. Шанс прошу на искупление. Ведь если я не умер, то ещё могу сделать свою жизнь другой! Нужной, осмысленной! И могу, наверное, не только свою жизнь изменить, но и помочь кому-то, может быть, спасти чью-то жизнь.
Но если я всё-таки умер, то всё равно прошу тебя, Господи: «Помилуй мою душу грешную!». Совсем я один, Господи. Не оставь ты меня, пожалуйста, ведь не могу я один в пустоте находиться, ведь ты есть, Господи, ты не можешь не быть. Отсюда, из пустоты, я это очень хорошо вижу.
Кажется, глаза закрываются. Странно. Я устал? Я хочу спать?
Конечно! Спать! Уснуть! Надо уснуть! Может это выход. Выход из пустоты. Да, если это реальность, значит то, что было – сон. Я, возможно, смогу вернуться в свою привычную жизнь, если усну!
Если привычная жизнь – сон, а моя реальная жизнь – пустота, то как же это страшно! Разве правильно то, что я желаю уснуть и видеть сны, отказавшись от реальности? Я не знаю наверняка. В любом случае нужно пытаться изменить свою жизнь. Находясь здесь, я вряд ли что-то могу изменить, значит, нужно возвращаться и менять жизнь там. Свято надеяться на то, что перемены, там – в моей привычной реальности, изменят то, что я вижу сейчас. Моя жизнь перестанет быть пустотой.
Решено. Я постараюсь уснуть.
Пижаму надень.
Ха! Ты ещё здесь, братишка?
Я всегда буду рядом.
Надеюсь на это.
Что бы ни произошло дальше, Господи, я не вернусь к своей привычной жизни.
Я изменился.
Планета раздора
– Боги! Услышьте меня! – воскликнул самый старший из собравшихся, – пришло время прекратить тысячелетнюю войну! Нас осталось только четверо. Четверо! Из семи богов, когда-то взрастивших жизнь на своих планетах этой звёздной системы. Нам пришлось пережить смерть наших братьев, великих Меркийя, Нетупа и Уруна, богов, прародителей жизни, создателей цивилизаций меркунианцев, нетупасков и урунтулов.
Сестра! Братья мои! Боги! Прекраснейшая Венуа, властительница планеты своего имени и расы венирийцев! Сильнейший Маас, хозяин планеты своего имени и главарь расы масалитов! Храбрейший Юпий, властелин планеты своего имени и расы юпитеков! Приветствую вас! Выражаю глубочайшую благодарность и признательность за то, что согласились на перемирие и переговоры.
– О, Мудрейший Сатуре, хранитель планеты своего имени и предводитель расы сатурианов! – ответил Юпий, – мы не разговаривали друг с другом более тысячи лет, по крайней мере, непосредственно. Ведь ты не хочешь сказать, что созвал нас для того, чтобы напомнить, что все мы дети Создателя? Что мы испытываем друг к другу соответствующие чувства, которые должны немедленно подвигнуть нас к отказу от военных стратегий, к отказу от обладания планетой раздора, которую наконец-то мы посетили.
– Интересная идея, попытаться примирить врагов в месте, которое служит предметом их тысячелетнего спора, – вступила в разговор Венуа, – особенно если учесть, что никто из них никогда не ступал на эту прекрасную планету.
– Земиус? Прекрасная планета? – поддержал разговор Маас, – планета-хаос, планета-монстр, поглотившая своего бога, не успев и одного оборота вокруг своей звезды сделать.
– Мы не знаем, что случилось с нашим братом, Великолепным Земиусом, – ответила Венуа.
– Я знаю, что с ним случилось! – продолжил Маас, – эта планета сожрала его. Она совершенно непригодна для жизни человекоподобных рас. Её внутренности наполнены ядом, смрадом и огнём! Её поверхность большей частью покрыта водой, кишащей неизмеримым количеством разнообразных тварей, пожирающих друг друга и всё, что попадается им на пути. Небольшая часть суши полностью находится под властью гигантских, вечно голодных ящериц.
– То-то масалиты столь отчаянно все эти столетия сражаются со своими братьями за право хозяйничать на Земиусе – перебил Юпий.
– Масалиты по-другому не умеют! – со злостью в голосе продолжил Маас, – если уж воюют, то самоотверженно и отчаянно.
– И примитивно, – с усмешкой добавила Венуа.
– Да! – ответил выведенный из себя Маас, – в отличие от «храбрецов» юпитеков и хитроглазых смазливых венирийцев, масалитам для того, чтобы победить, не требуется подлость. Если это обстоятельство называть «воевать примитивно», то да, мы воюем примитивно и гордимся этим!
– Не злись, брат Маас, – вступился за сестру Юпий, – просто Венуа хотела сказать, что цена победы может быть слишком высока. Не любая победа стоит того, чтобы её одерживать. Правда, сестрёнка?
– Точно! – подтвердила Венуа.
– И ты, Юпий, по всей видимости, с этим согласен? – удивлённо вопросил Маас, – ни разу бы не удивился, если бы услышал этот бред от неё, но ты, Юпий! Хотя, ты всегда был скользким. Кто только тебя Храбрейшим назвал?
– Не злись, Маас! – возбуждённо сказала Венуа, – и не путай, пожалуйста, подлость с военной стратегией. Проще всего собственную глупость объяснить подлостью своих соперников.
– Соперников? Ты сказала, соперников? – закричал теперь уже окончательно разозлившийся Маас, – вы все мои враги! Рождённые сестрой и братьями, вы уже давно и навечно мои враги!
Трусливый ребёнок! Лживая стерва! Тщеславный старец! Вы все мои враги! Три брата погибли врагами. Осталось мне ещё с тремя родственничками разобраться, и великие масалиты принесут мир и благополучие нашей звёздной системе.
Хотите знать, как принести мир нашим многострадальным планетам? Я вам только что рассказал. Хотите знать мой план? Вот вам мой план. Получите и распишитесь.
– Ты назвал меня трусом!? – воскликнул Юпий.
– Ты назвал меня лживой стервой!? – возмущённо вопросила Венуа.
– Прошу, друзья, успокойтесь, – заговорил Сатуре, – я прекрасно понимаю, что даже в обращении «друзья» в сложившейся ситуации много неоднозначного, но поверьте, пришло время нам поговорить как друзьям. Да вы и сами всё понимаете.