© Олег Панкевич, 2024
ISBN 978-5-0062-6693-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Без ЛИЦА
Есть мир волшебный, чувственный, живой.
В котором чистая душа
Без сожаления,
Отринув всякие сомнения,
Стремится к чуду пробуждения
В работе духа позабыв покой.
И есть оковы общества, системы,
И насмехаться учены умело,
Над тем —
Кто голову чуть выше приподняв,
Земного притяжения скинув власть,
Летать учился – не боясь упасть.
Всего каких -то сто лет назад Землю населяли только люди. Сейчас в это просто невозможно поверить, все случилось слишком быстро.
Войны, эпидемии, изменение климата. Ощущение, что в очень короткий промежуток времени, все напасти, что можно только придумать, все самые страшные предсказания будущего, какие только можно было представить, концентрированно вывалились на голову землян. Но кто был виновен в происходящем? Разве не сами люди развязали эти войны? Разве не сами люди загрязняли атмосферу и плоть Земли мусором и выбросами? Разве не само человечество в своем вечном стремлении к прогрессу переступило черту и утопило себя в своих новых технологиях, создав человека генетически усовершенствованного, как новый биологический вид?
Первым, совсем незаметным, шагом к модификации человека стал совершенно, казалось, безобидный скрининг беременных. Сначала он был проведен как эксперимент по выявлению плода с патологией. Потом уже стал обязательным условием ведения беременности. Цифры. Кто обрабатывал данные о количестве прерванных беременностей по результатам скрининга? Кто отслеживал рост генетических мутаций, выявленных этим простым анализом? А рост был ошеломляющий. В короткое время, новые поколения детей, вырастая на «нечистом» питании, имели все меньше и меньше шансов получить впоследствии здоровое потомство. Но вместо скорого, незамедлительного решения проблемы, правительства всех развитых стран, по умолчанию решили вопрос просто «зачисткой» всех больных нерожденных детей посредством укола. Таким образом население могло оставаться в неведении относительно пагубного влияния прогресса на человеческий организм и правительства успевали подготовить новые шаги скорой медицинской революции.
Меры были предприняты не только на медицинском поприще. Менялся весь социальный уклад жизни простых людей. С развитием технологий, средств коммуникаций, связи, искусственного интеллекта, человечество обрекало себя на новые формы существования, на формирование нового общества. Претерпели изменения все сферы жизни простых людей. Исчезновение денег, как формы расчета, породило новую финансовую систему, основанную на баллах. Еще на заре развития новой евгеники, новый цифровой порядок буквально ворвался в жизнь людей, внезапно, одним днем, путем подписания нескольких одинаковых законов в каждом государстве мира. Весь мир вздрогнул, осознав, что вступил в эру цифрового рабства и контроля. Но модификации людей к тому времени уже начались повсеместно и сбившись в одно большое стадо, человечество отдало себя на заклание нового мирового порядка, основанного на сочетании биоинженерии, генной инженерии, цифрового управления и контроля. Медицина стала неотъемлемой парой евгеники и создание нового человека, неподверженного новым вирусам, живущего без явных патологий, способного контролировать продолжительность своей жизни и рождаемость – стало приоритетным направлением науки.
Со временем, родители перед рождением ребенка могли выбрать внешность, пол будущего малыша, а также такой набор необходимых качеств характера, таких как покладистость, отсутствие агрессии, лояльность. Все это входило в стандартный набор здоровья.
Было объявлено, что помимо устранения генетических мутаций, устранение «нежелательных» черт характера, достигающееся за счет блокировки некоторых, небольших участков мозга, необходимо во имя общего здоровья нации, во имя здоровья всего общества в целом.
Коррекция психики уже рожденного ребенка достигалась путем обязательной вакцинации в соответствующие периоды развития.
В итоге, через пару десятков лет экспериментов с генной инженерией, люди получили совершенно новый биологический вид человека. Отличало его отменное здоровье ровно до пятидесяти лет, спокойствие, уравновешенность, управляемость, отсутствие таких качеств характера как предприимчивость, напористость, агрессия.
Общество абсолютно послушных, работящих людей жило теперь по строгим законам нового мирового порядка. Зарабатывая себе баллы на продолжение жизни или модификацию какого-либо органа после пятидесяти лет – как благо, доступное только избранным.
В специальные коррекционные центры попадали вольнодумцы, люди творческие и свободные. В центрах по корректировке психики их ждал вердикт – жить дальше с измененным навсегда сознанием, вырезанной частью мозга, или окончить свои дни донором органов и клеток. Любой вид творчества был недоступен новому виду человека – деятельного, биологически измененного. В этом крылась большая проблема для будущего человечества. Без творческой мысли больше не двигалась вперед наука, полагаясь теперь только на искусственный интеллект, не могло быть и речи о новых прорывных решениях в любой отрасли человеческой жизни. Получив управляемое стадо, правители получили огромную проблему несовершенства искалеченной психики людей. Не имея возможности мечтать, фантазировать и творить, выдумывать что-то новое, человечество оказалось на пороге нового кризиса – кризиса нехватки первоначальной ДНК старого вида человека. Будучи абсолютно послушны и управляемы, новые люди потеряли все творческие способности, прогресс остановился из-за нехватки новой идеи, живого глотка творения.
В координационных центрах наблюдались люди с психическими отклонениями, которые, не смотря на вакцинации и генную модификацию, сохранили активность в долях правого полушария мозга. Бунтари по своей природе, будучи признанными опасными для своего окружения, они стали подопытными кроликами новой медицины, основанной на «исправлении» деятельности мозга нормального человека, донорами органов и клеток для сильных мира сего, отчаянно нуждающихся в «чистом» материале, для продолжения своей жизни.
Глава 1
– Почему ты не любишь, когда тебя зовут по имени?
– Я не понимаю своего имени. У меня есть имя, есть фамилия, есть личный код, я воспринимаю это все, как пустой набор данных, не отображающих моей настоящей личности.
– А как ты назвала-бы себя сама? – Лев Константинович задавал вопросы и параллельно сразу делал заметки в свой электронный блокнот. Экран блокнота светился голубым цветом, в котором кожа девушки, сидящей напротив, казалась совсем тонкой и прозрачной.
– Роса. Я назвала-бы себя росой.
– Странное имя. Объясни.
– Это не имя. Это явление природы. Оно приходит летом, в теплую погоду, перед каждым рассветом, ранним утром. Маленькие капельки влаги скапливаются везде, где только можно: на крышах домов, на проводах, на траве. Это святые капли земли. И с рассветом, эти капли пропадают, высушенные солнцем. Я чувствую себя как роса. Пришла в темноте ночи на короткое время, готова отдать себя всю этому миру. И так же готова уйти, раствориться в воздухе, оставив только воспоминание о свежести предрассветного чуда.
Лев Константинович заерзал на стуле. Образ, переданный сидящей перед ним девушкой, был так необычен, так точен, что записать все это в блокнот составило труда. Ученый буквально чувствовал, как напрягается его мозг, пытаясь ухватить главную мысль этого спича. Захотелось не растерять ощущение волшебства, легко коснувшегося внезапно, введя врача в ступор воспоминаний. Почему-то слушая Ингу, хотелось вспоминать тепло солнца, ласковое поглаживание матери по голове, особое настроение, что присутствовало тогда, в далеком детстве и внезапно накатившее сейчас, в этом маленьком кабинете координационного центра.
– Что побуждает тебя так думать о себе?
– У меня в голове маленькая антенна. Я ее чувствую, прям на макушке. Иногда она становиться тяжелой, тогда я понимаю, что моя связь с миром закрыта. А иногда я испытываю в этом месте легкость, какое-то шевеление и тогда мне в голову приходят разные мысли.
– Мысль про росу пришла тебе таким же путем?
– Да. И это тоже. Много разных мыслей. И состояние, как будто я становлюсь чем-то большим, намного больше, чем свое тело и вижу разные картинки перед глазами, образы и ощущаю себя в них, как настоящую.
– Вы понимаете сами, что это аномалия?
Лев Константинович продолжал строчить в своем блокноте.
– Я понимаю, что я такая, какая есть. И то, что Вы называете аномалией, дает мне дышать и жить немного иначе, чем живет мое окружение.
Инга сидела ровно, спокойно разглядывала кабинет.
В кабинете, помимо стола и экрана на стене практически ничего не было. Светлые стены, стеллаж на котором лежали непонятные ей приборы, пластиковые накопители и коробочки.
За окном тоже ничего не было видно и ей пришлось искать глазами облака, собирая их в образы из обрывков небесного тумана, чтоб хоть как-то развлечься. Разговор казался ей нудным и скучным. Она знала, что ее судьба предопределена ровно с того момента, когда мать стала смотреть на нее отстраненно- холодным, оценивающим взглядом. Поначалу девочка пряталась от этого взгляда, пугалась, вжимала голову в плечи. Потом, смирившись с неизбежным, просто ждала. Ждала, когда настанет тот самый день и она окажется в центре коррекции.
Совсем недавно ей исполнилось шестнадцать. Совсем юная, она чувствовала себя внутри глубокой старухой. Обязанность притворяться такой, как все дети вокруг, отнимала огромное количество энергии, приводила к нервным срывам. Тяжелая обстановка дома, постоянная слежка матери, всё только усугубляло ее состояние. Прожив всю свою жизнь с черствыми, ничем не привлекательными людьми, делающими только свою работу, проводя вечера в молчании, за гаджетами, она чувствовала такое острое одиночество, что хотелось уйти куда-нибудь от этого мира, чтобы на самом деле остаться одной навсегда. Тяжелее всего давалась школа.
Утром она должна была включить панораму и оказаться в цифровом классе. Картинки мелькали перед глазами, тесты, постоянные тесты и скупые объяснения тем. Некому было задать важные вопросы о устройстве мира, о истории родного края. Всё, что выходило за рамки программы предлагалось искать в интернете. Но и он не отвечал на многие запросы, отделываясь типичными описаниями древнего мироустройства или короткой фразой: нет доступа.
В итоге Инга на уроках только делала вид, что учится. Чаще всего рылась в сети в поисках старых сайтов с напечатанными книгами прошлых столетий. Оттуда она черпала больше информации о настоящей жизни людей, чем из официальных школьных материалов.
Ей хотелось оказаться в мире, где люди еще ходили друг к другу в гости. Или нечаянно зачинали детей, любили друг друга, писали стихи. Никто из ее сверстников не писал стихов. Считалось, что эта литературная форма отжила, являясь рудиментом прошлого. Никто не учил, не читал стихи и уже практически не читал книг. Короткие клипы, короткие тексты, все сжато, все предельно упрощено для восприятия – это модное веяние современного времени раздражало, не питало потребность знать, разбираться, учиться новому.
В школьной системе, основанной на личных достижениях, присваивались баллы, которые отражались потом в личной карточке и карточке семьи. Количество баллов позволяло выбирать свое будущее. Множественные тесты определяли специальность будущего работника, и ребенок с четырнадцати лет обучался уже только тем дисциплинам, которые потребуются ему в будущей профессии. С детства решался вопрос о предназначении, не надо было выбирать, искать, решать свое будущее. Все решала система.
С Ингой возникли проблемы. Она не сдала тесты в четырнадцать лет. В пятнадцать еле-еле вытянула на биолога. В шестнадцать ее чип, после четвертой перезагрузки данных, опять вышел из строя. И тогда стало понятно, что девочка портит семейную статистику, лишая будущего свою мать. Мать заказала дочь в возрасте двадцати семи лет, имея хорошую статистику и высокий рейтинг репутации. Уже давно людям чтобы заиметь ребенка не надо было создавать семьи. Достаточно было подать заявку и доказать свой статус ответственного гражданина. Вот так и поступила ее мать в свое время. Выбрала пол ребенка, цвет глаз, волос, здоровье и прошла процедуру оплодотворения. Причем в настоящее время можно и не рожать самой, есть специальные био-инкубаторы, но самостоятельные роды стоили дешевле, и женщина получала бонус от союза в виде декретного отпуска не только после рождения ребенка, но и перед.
Сначала все шло хорошо. Девочка отвечала всем показателям здоровья, хорошо проходила плановые вакцинации. Потом, по мере взросления, ее поведение стало кардинально отличаться от поведения сверстников. Излишнее любопытство – она никогда не сидела спокойно в своем манеже, излишняя подвижность – все время хотела куда-то идти, излишнее желание исследовать этот мир впоследствии. А потом начались рисунки. И не такие, как в обучающих программах – круг, треугольник, дерево из нескольких палочек. А настоящие рисунки. Она могла нарисовать дерево с точной прорисовкой листиков, и дом рядом, и лужайку, совершенно выбиваясь из задачи программы.
Мать понимала, что с ребенком что-то не так. Но молчала, наблюдала, думала, что с возрастом все пройдет и Инга станет такой же покладистой и усидчивой как другие дети. Была и еще одна странность. Иногда все электрические приборы и связь, связь особенно, начинали сбоить в присутствии Инги. Выяснилось это после обязательного чипирования в возрасте двух лет. Под кожу тыльной стороны левой ладони нового гражданина вводился микро – чип. В нем была зашита вся информация о владельце. Чип открывал двери в дом и в жизнь. Все союзные услуги гражданин мог получить только предоставив свой информационный личный код. Школьный портал запускался только с помощью чипа. Продукты в магазине покупались тоже оплатой с личного или семейного счета. Чип Инги выходил из строя несколько раз. Что привлекло много вопросов к матери девушки в свое время. Ей пришлось пройти проверку благонадёжности и доказывать, что она достойный гражданин союза и не выводила сама чип дочери из обращения. И вот однажды мать нашла тетрадку, исписанную вручную. Все давно уже писали в электронных планшетах и забыли, что можно писать на простом листке. Листки Инга собирала из обрывков бумажных эко пакетов, которые иногда появлялись дома из дорогого магазина натуральной пищи. В бумагу заворачивался дорогущий стейк или настоящий баклажан и бережно приносился домой для пиршества. И вот, собрав какие-то клочки, просушив их и прошив мебельным степлером Инга сделала себе свою собственную книгу. Книгу стихов.
Иду, оставляя следы…
А лучше бы розы. Цветы
Украсили странный мой путь,
С которого сложно свернуть…
Было нацарапано углем на пожелтевших страницах. В смазанных строчках, мать узнала будущее Инги. Девочку ждал коррекционный центр. Так больше не могло продолжаться…
– Я все думаю, как это могло получиться? Каким образом человечество само согласилось превратиться в управляемых биороботов? Удобство? Удобно не осознавать, не думать, не брать ответственность за свое будущее? Или насаженная новая психология? Все вроде сначала было просто. Сначала перешли на ГМО питание, белок стали добывать из жуков, земледелие превратили в химические лаборатории. Потом пропало понимание истины. Ложь средств массовой информации формировала мышление общества потребителей. Из употребления исчезли слова: честь, порядочность, совесть. Человека стали характеризовать токсичным или позитивным или лояльным. Потом научились блокировать участки мозга, отвечающие за творчество. Власть стала диктовать условия подачи творчества людям. Подавалось только удобное, непотребное, облегчающее труд думать своей головой. Стало немодно думать не как все, а потом и опасно. И вот мы докатились до времени, когда наши жизни продаются за органы, созданные в лабораториях, когда наших детей рожают искусственные матки, когда создание настоящего биоробота, без души, без человеческого сознания уже на пороге.
И мы скоро станем совсем не нужны. Просто физические тела, которые можно уничтожить в один день и никто, никто не проснется от этого кошмара.
– Я пытаюсь понять, что Вам не нравится в нашем обществе. Что приводит к такому образу мыслей. – Лев Константинович опять строчил в своем блокноте, бросая короткие взгляды на мужчину перед ним. – У Вас все есть, все ваши базовые потребности удовлетворены. Вы могли бы стать полноценным членом своего союза, приносить пользу людям, ходить на работу, выполнять свои обязанности. Откуда такое недовольство системой?
– У меня отняли выбор. Выбор прожить полноценную жизнь так, как я сам этого захочу.
– Но, может быть, Вас просто уберегли от ошибок?
– Нет. У меня забрали мои возможности. Возможность ошибаться, одна из них. Существующая система отобрала мою свободу. Вся моя свобода ограничена личным кодом, полученным при рождении и вписанным в чип на моей левой руке. Если я захочу рисовать картины, то умру от голода, если я буду писать стихи, то я тоже не смогу прокормить себя. Если я вырежу чип, то останусь один в этом холодном пластиковом мире и также умру. Мне не оставили выбора. Вот, что сделала Ваша система – она заставила меня с рождения стать ее рабом.
Лев Константинович уже почти не слушал этот бред. Увлекся анализами пациента. Такая же странность, как и с Ингой, мутации нет. ДНК этих двоих максимально приближена к ДНК первых образцов. Еще более странно, что при рождении у обоих присутствовали мутации. Или те, старые анализы были неверны? Или случилось чудо и организм стал сам исправлять со временем искажения? Второе чудо за неделю. Редкость, за которую врач рассчитывал получить от руководства большой бонус в виде тех самых баллов, что продлят ему жизнь… Пациенты его центра делились на две категории, важные для проведения экспериментов, нужные науке, очень нужные, как доноры клеток и органов и обыкновенные чудаки, организм которых отвергал вакцины и тогда простейшие манипуляции на мозге позволяли вернуть их в общество. Пациенты из первой категории попадались редко. Каждый проходил по секретному коду и наверх руководству докладывался список органов, которые можно изъять и список экспериментов, которые можно провести. Алексей, попавший в центр сразу после Инги, вот удача, так удача, был, как и девушка пациентом первой категории. Когда он говорил о биороботах, он не знал, что искусственно созданные люди уже давно среди людей старого порядка. Гомо-сапиенс заменили человеком нового поколения – человеком -действия. Их растили в таких же центрах, потом небольшими партиями выпускали работать на заводах, закрытых предприятиях, замещая простых людей и тем самым скрывая от остального человечества настоящие цифры смертности. Программа сокращения населения работала успешно, со временем «лишнее» и «ненужное» в экономическом плане невыгодное к содержанию население должны были полноценно заменить биороботы, оставив живыми только элиты и необходимый круг людей, обладающий еще способностью думать и самостоятельно принимать решения в рамках своего функционала. С биороботами обнаружилась проблема. Отсутствие души порождало чудовищное сознание этих организмов, точнее отсутствие нормального сознания. Поэтому их старались держать в закрытых системах, задействовать на закрытых производствах. Первые генетики нового мирового порядка сослужили человечеству плохую службу. Научившись править, вырезать, участки ДНК, они не научились ничего создавать, то есть правили уже созданное до них. Кто это был? Творец? Сейчас уже не важно, так как его великое творение подвергли правкам, отсекая то, что сами в свое время вносили неправильным образом жизни, ухудшением экологии и сменой пищи на модифицированную. В итоге система человеческого организма, задуманная и созданная как уникальный гармоничный механизм столкнулась с первыми изменениями, мутациями, приводящими к возникновению болезней, бесплодию и медленно убивающей все человечество в целом. Все, что смогли придумать люди – это создание подобия человека, основанное на знании только физического процесса. Ничего нового человек не создал, творцом так и не стал. Биороботы являлись лишь слабым подобием, так как не имели личности и индивидуальности, хотя системой это и не требовалось, более того, не поощрялось, остро встал вопрос продлении жизни еще живущих людей, их размножения и развития в целом. Опять же, создание биоробота было еще слишком дорого, чтобы полностью заменить ими рабочий класс. И биологически выращенные органы не годились для пересадки людям высших руководящих должностей, слишком быстро изнашивались. Органы же людей обыкновенных требовались руководству для продолжения своей жизни. «Чистые» органы ценились высоко и стоили дорого. Впереди врача ждала большая работа и составляя отчеты своему руководству, он придумал провести и психологический эксперимент, посадить этих двоих в отдельный бокс и посмотреть, как будет происходить общение двоих «чистых» людей. Также очень интересовали подъемы и спады энергии, что фиксировали датчики при первом знакомстве Льва Константиновича с пациентами. Что, если тут можно будет найти что-то интересное? Замерив уровень активности мозга «чистого» человека, можно было совершить прорыв в науке, сравнив данные средне статического гражданина союза, человека из «прошлого» и биоробота нового поколения.
Алексей был доставлен в центр сотрудниками службы порядка. Он несколько дней не ходил на работу, а перед этим на него были составлены жалобы от сослуживцев на непотребное поведение на своем рабочем месте. Выкрикивал лозунги, призывал окружающих обратить внимание на окружающую их действительность, поднимал бунт, смущая своих коллег. В свои двадцать восемь лет, он имел низкий репутационный рейтинг, минимальное количество баллов, для выживания в условиях их союза. В общем – совершенно аморальный тип. Лев Константинович был вынужден задержаться на работе и записать все данные в свой блокнот. Отправить отчет руководству и уже завтра терпеливо ждать ответа. Если получится поселить эту парочку вместе, то можно потянуть время, проделать больше анализов, операций, и получить больше баллов, поэтому стареющий врач так и старался записать всё, предвкушая интересные открытия, что ждали его впереди.
Крылья бабочки. Когда становилось совсем плохо Инга закрывала глаза и перемещалась в самый счастливый день своей жизни. Они с матерью прошлым летом были на море. В один из дней мать заболела и не смогла сопровождать девушку к бассейну. Тогда Инга самовольно покинула территорию отеля, что было строжайше запрещено правилами, и пешком одна отправилась в сторону шумящего моря. В море плавать уже давно было запрещено, но она нарушила запрет. Оказавшись на пляже из мелкой гальки, разделась и прыгнула в набегающие волны навстречу чувству полной свободы. Уже потом, наигравшись с волнами, она нежилась на берегу, подставляя свое соленое тело солнечному свету и играя с камешками. И тут на ладонь Инги села настоящая бабочка. Как говорилось в школьной программе, бабочки исчезли из природы уже давно и встретить их можно было только в специальных оранжереях. Но тут, шевеля маленькими голубыми крылышками, это чудо природы само прилетело откуда-то с неба и село на ладонь. Медленно, стараясь не вспугнуть, Инга крутила рукой перед глазами разглядывая хрупкую волшебную красоту. Пришли мысли, что эта бабочка также похожа на нее, совершенно одинокую в этом мире и свободную сейчас, как дыхание ветра. И теперь, когда становилось плохо, девушка всегда возвращалась мыслями в тот миг, на морское побережье к шуму ветра и волн, к оголтелым крикам чаек и к чуду, внезапно случившемуся с ней. Она чувствовала соль на своих губах, порывы ветра развевали ее русые волосы, чувствовала, как горели щеки, нагретые жарким солнцем и как ее посетило настоящее благоговение перед совершенным миром земной природы.
Вот и сейчас, оставшись одна в боксе, облепленная датчиками и капельницами, она закрыла на мгновение глаза и унеслась прочь от этих белых, холодных стен. Вот уже два дня к ней никто не приходил. Еда доставлялась через окошко в двери, капельницы ставила медсестра, молча, не глядя в глаза, не отвечая на вопросы. В полной изоляции было тихо и страшно. Страшно остаться тут одной навсегда.
На третий день, в дверь зашли Лев Константинович и незнакомый молодой человек. Чувство глубокого узнавания шевельнулось внутри, как только Инга посмотрела на прибывшего. Как будто они встречались уже в этой жизни или в прошлой, и знали друг друга бесконечно долго. Такое случилось с ней в первый раз в жизни. Ощущение, что она не одна в этом мире впервые посетило её. Незнакомый молодой мужчина, оставшийся в палате после ухода врача казался родным и близким, к нему хотелось прижаться и отбросив свой страх и все сомнения девушка спрыгнула с кровати и подбежав к мужчине уткнулась в его грудь, обняв руками, закопавшись в него, как в последнее пристанище этого мира.
Алексей обнял ее в ответ, пораженный ровно теми же чувствами и теперь, они стояли вдвоем обнявшись, вжавшись друг в друга, открывая для себя что-то новое, что-то очень важное.
Несвободные, изолированные от общества, с печатью отверженного, за решеткой, в ограничениях, в изоляции от остального мира они проведут тут свои последние дни перед операцией по разбору клеток. Это единственное, что они могут дать полезного, единственное, чем можно объяснить содержание этих несчастных созданий. Отвергнув законы, принятые правителями, провозгласив свое несогласие, они подписали себе смертный приговор – донорство. Даже после их смерти, система заберет принадлежащее себе – их клетки.
Лев Константинович плохо спал этой ночью. Все его мысли были заняты новыми пациентами центра. Помимо необычных анализов, помимо странных показателей энергии, что буквально производили эти двое, отличала их и еще одна особенность. На них было больно смотреть. Больно, в переносном смысле этого слова, в смысле неудобства, скорее внутреннего, чем внешнего, физического. Было ощущение, что эти люди буквально светятся изнутри и свет этот, застил глаза, не давал рассмотреть в подробностях их лицо, деля его на фрагменты и кусочки. Сейчас, ворочаясь в кровати, врач пытался вспомнить, как выглядит лицо Инги и не мог. Он мог представить ее лицо по отдельности, отдельно большие глаза, отдельно прямой нос, тонкие губы, но сложить это все в единое четкое представление о лице не получалось. Сначала он заметил такую особенность при общении с девушкой, но не придал ей большого значения. А потом появился Алексей и эта же ситуация повторилась и с ним. Почему-то не было никакой возможности рассмотреть его лицо целиком. Внутри все сжималось, при попытках вглядеться в эти лица, странное чувство нереальности происходящего накрывало мозг пеленой и заставляло врача отводить глаза в сторону.
Сегодня днем, Лев Константинович наблюдал за своими пациентами из своего кабинета и заметил две вещи: первое – когда датчики для замера энергии, выделяемой молодыми людьми, начинали показывать нереально большие значения, в эти самые пики изображение людей на камерах начинало смазываться, пропадала четкость очертаний, оставались просто размытые фигуры. Это можно было объяснить, как и колоссальным уровнем ментальной энергии, выделяемой данной парочкой, так и просто сбоем в работе системы. В то же время, он вспоминал, как «тяжело» ему было разглядеть лица своих подопечных при опросах.
Утром, ученый получил согласование своего эксперимента с высшим руководством клиники. В течении полугода пациенты будут находиться в одном боксе под наблюдением. Взаимодействие двух необычных людей будут писать камеры и приборы, если в течении этого срока в клинику поступят такие же необычные пациенты, их поселят в тот же бокс, создавая мини- общество из «чистых». Но также у пациентов будут изъяты те органы, которые окажутся в списке N (секретный список трансплантологии для вышестоящего руководства), и изъятие которых не прервет эксперимент, позволит продолжить его в указанные сроки.
Тут же прилагался первый список N.
Алексей (личный код 789-675-348) – глазные яблоки
Инга (личный код 3456-721-46-24) – часть печени
В срок три месяца, по отдельному уведомлению о дате – репродуктивные органы.
– Значит наверху кому-то понадобились новые глаза и свежая, не убитая токсинами печенка. – думал, ворочаясь Лев Константинович, сон так и не шел. И кто-то захотел омолодить организм своей женушки или может быть даже женщина захотела сама родить ребенка. Было давно известно, что пересадка репродуктивных органов от молодого донора, произведенная в нужное время, позволяет значительно отодвинуть старение организма женщины, омолодив и продлив фертильность. Ну а проблема по вживлению глаза целиком, с выращиванием глазного нерва в мозге реципиента была решена еще в прошлом столетии, как и выращивание из куска печени донора нескольких кусков для страждущих и желающих оздоровиться.
Уснуть не давала еще и приятная новость о значительном повышении количества баллов на личной карточке врача. Проверив статус своего личного кода, Лев Константинович был приятно удивлен своим открытием, его репутационный рейтинг повысился до отметки – максимальный, в своей категории. Вот так, благодаря удачному стечению обстоятельств, врач обеспечил себе продление жизни лет еще на двадцать, да не простой, а безбедной. Максимальный репутационный рейтинг открывал те двери, что закрыты для простого обывателя и позволял значительно улучшить и разнообразить свою жизнь. – Вот закончу эксперимент – думал врач, получу премиальные и в отпуск. Наслаждаться свободой и ничего неделанием как минимум две недели. А может быть и три. А сейчас надо непременно заснуть, подопечных готовить к операциям и тестировать систему датчиков.
С этими мыслями и заснул, решив судьбы двух чудаков, что свалились на его голову совершенно внезапно и так удачно.
Глава 2
– Я всегда думала, что я одна такая. Сейчас, гладя на тебя я чувствую тепло, что исходит из твоей груди, вижу твой живой взгляд и бесконечно радуюсь возможности встретить такого близкого человека. Хотя мы совершенно не знакомы, я чувствую внутреннее родство, наверное, это родство сердец или душ. Может быть это даже любовь, о которой я читала. Все так странно.
Инга сидела на краю своей кровати и разглядывала Алексея. Пока она говорила, молодой человек подошел, сел рядом, взял ее за руку.
– Знаешь, я часто думаю о судьбе. Как получилось, что я оказался заперт на этой планете с людьми, которые никогда не смогут понять меня. Они выглядят также, как и я, учились в тех -же школах, мы работаем в одном коллективе, живем в одном союзе, но я всегда чувствовал себя другим. Что-то со временем менялось во мне. Я задавал вопросы, я искал ответы, я всю жизнь искал. И вот, в тот самый момент, когда я смирился и понял, что мне совершенно незачем жить, что в своем одиночестве я сойду с ума, в тот момент, когда я сдался и решил закончить свои дни как свободный человек, я встретил тебя. – Алексей волновался, подбирал слова, видно было, что говорить откровенно ему непривычно тяжело.
– Я знал, что закончу свою жизнь тут. Или вернусь в мир уже переделанным, «правильным» и тогда уже ничто не будет меня беспокоить. И тут встреча с тобой. Я вижу в тебе отражение себя, такие же вопросы, я вижу тебя и чувствую тебя живой. Это больше, чем биение сердца. Это твой взгляд и свет в твоих глазах, внутренняя улыбка озаряет пространство рядом с тобой. И поверь, стоило попасть в этот центр, чтобы увидеть такое чудо – Человека подобного себе. И так тяжело понимать сейчас, что мы тут оба заперты в холодных стенах без возможности выйти и начать узнавать этот мир заново – вместе. Что дни наши, наверное, сочтены и только перед расставанием судьба дала нам шанс на встречу. Странно звучит? Правда?
– А я просто рада. Рада, что знаю теперь, что я не одна такая на свете. Ведь если есть ты, то, наверное, есть и еще люди, такие как мы? Значит все устроено немножко по-другому и может быть у нас есть какие-то шансы на другую жизнь?
– Так странно ты сказала. Другие люди. А если они и правда где-то есть? А все наше окружение это дано уже биороботы, только мы про это не знаем? Попали в эту систему случайно? По ошибке? – Алексей взволнованно стал ходить по комнате, отмеряя шаги.
– Смотри. Еще вчера, шанс встретить себе подобного, человека – соратника, человека – собеседника, казался мне недоступной мечтой. Шанс, единственный шанс и то казался чем-то несбыточным. А сегодня мы проболтали полночи. И где? В месте, в которое я пришел умереть или трансформироваться, что для меня является одним и тем же. Значит где-то в мире также может быть шанс, что мы выйдем отсюда. Или нас спасут. Или мы найдем общество себе подобных. Одно чудо уже свершилось. Почему бы не дать волю своему воображению и не понадеяться еще на одно чудо? Или несколько?
Находясь тут с тобой, мы можем мечтать, о чем угодно, нам никто это не запретит. Но я очень хочу услышать твою историю, как ты оказалась здесь. Потом я готов поделиться своей. Может быть узнав друг друга получше, мы сможем найти выход из нашего положения вместе.
– Бабочка. Однажды со мной уже случилось одно чудо. Я видела настоящую бабочку. Ты напоминаешь мне ее.
– Расскажи. Я хочу знать, как это? Увидеть чудо природы.
– Мы были в отпуске, и я сбежала на море. Моя мать не знала, но я могу обманывать считывающие устройства и открывать любые электронные замки. Делается это правда в особом состоянии, я потом тебе расскажу, а сейчас про бабочку. Нам говорили, что бабочки в природе не живут. И все что мы могли, видеть их на картинках или в оранжереях. А тут настоящая, живая бабочка села на мою руку. У нее были маленькие нежные голубые крылышки, маленькая голова с усиками и тоненькие ножки. Эти ножки были покрыты мельчайшими ворсинками, и вот этими ворсинками бабочка цеплялась за меня и ходила по моей руке. Маленькая, она была совсем невесомая, через ее тонкие крылышки просвечивалось солнце. Она была самым живым предметом на каменистом берегу. Самым светлым, самым свободным. Я всегда буду помнить ее.
Когда она села мне на руку, я поняла, что именно сейчас, в эту самую секунду вершится самое большое чудо в моей жизни. Как будто ко мне прикоснулась не маленькое насекомое, а что-то большое, величественное, огромное, приняло в свои объятия.
И когда я увидела тебя тут, знакомое чувство посетило меня. Знакомое чувство узнавания. Как будто я знала тебя всю жизнь и только сейчас получила шанс на встречу с тобой. Может быть мне надо было сюда попасть. Понимаешь? Может быть все настолько не случайно, что нас кто-то свел вместе? Я так хочу верить в очередное чудо. Так хочу верить, что все не зря.
Лев Константинович опять и опять прокручивал запись этого разговора. Удивительно, но все показатели его подопечных были выше обыкновенных стандартных рамок. Мозговая активность двух полушарий мозга в центрах, которые до сих пор считались современной науке не изведанными проявлялась скачками и подъёмом активности. В то же время наблюдалась гармонизация работы двух полушарий мозга одновременно у двоих подопытных. Сердечная деятельность приходила в норму, изначально показатели по телу показывали пережитый стресс. Все, даже мочевыделительная система начали работать слаженно. Организмы двух людей, как будто бы подстраивались друг под друга, при этом выравниваясь не только в собственной замкнутой системе, а четко настраиваясь и приходя в гармонию с показателями второго человека в боксе. При этом процессе синхронности, отмечалось повышение общего уровня вибраций, их ментальная энергия росла. Изображения с камер на мгновения опять становились нечеткими, размытыми.
Образ бабочки засел у врача в голове, вызвав опять томительное чувство внутри себя, где-то в районе грудной клетки. Как будто немного подташнивало внутри. Неприятно сдавливало грудь, в тоже время в голову лезли совершенно забытые воспоминания детства. Залитый солнцем периметр бассейна. Он маленький, смеющийся, с каким-то другим наполнением внутри, легким, радостным. Рядом родители. Папа кидает его в воду. Все смеются, брызгаются, хохочут. Почему старые картинки его прошлой жизни, жизни в которой была радость и непосредственность встают перед глазами сейчас? Когда он слушает Ингу, или смотрит, как эти двое общаются перед собой? Что происходит с ним? Лев Константинович решил брать некоторые записи домой. Слушать, изучать. И если надо будет – подключиться к эксперименту самому или подключить еще пациентов для изучения.
Пока пациенты общались, в операционных уже шла работа. Готовились роботы трансплантологи, роботы помощники проводили подготовку стерилизуя помещения и инструменты.
Как описать это страшное чувство предвкушения потери? Дед уезжал на старую дачу в деревню, выходил вечером в поля и смотрел в небо. Что он, старый, мог втолковать молодым глупым своим потомкам, увлекшимися играми в прогресс, и зашедшим так далеко?
Дед с молодости занялся подготовкой к страшному. Он скупал соль, мёд, печатные карты дорог, старые книги. В книгах рассказывалось о целебной силе трав, ведении сельского хозяйства, о народной медицине. В его библиотеке можно было найти все: как самому построить дом, как прожить в нем в любом климате, особенности охоты и рыбалки. Дед не хотел, чтобы знания умирали на его любимой земле. Мир менялся, но что-то должно было остаться неизменным, незыблемым, вечным. Эти книги должны были рассказать молодежи простые истории другой жизни. Жизни без чипов, информационных потоков, истории жизни на земле с момента сотворения этого мира.
Семена. Семена собирались долго и трудно. Уже сейчас практически невозможно было найти старые добрые помидоры или огурцы не ГМО. Семена хранились в холщовых мешочках, надписи названий растений старательно прописывались нестираемым маркером. Дед готовил свой ковчег. Кто знает, как повернется жизнь дальше. Может быть его схрон спасет чьи-то жизни. Детей или внуков, или просто будет интересен потом в качестве музея.
Молодежь смеялась, крутила пальцем у виска, мол, совсем сошел с ума на старости лет. Но дед точно знал, что его схрон может пригодится в апокалиптических условиях будущего. Откуда взялись у него эти мысли? Слишком долго он жил на свете, и слишком много перемен произошло на его веку. Он видел куда ведет прогресс, как меняются люди, становятся чёрствыми, равнодушными. Он смотрел на своих внуков и видел, как молодые, умные ребята тупеют от использования гаджетов и своих смартфонов, отказываются думать сами, принимая готовые решения, навязанные всеобщей паутиной. Отключи интернет и современный мир встанет. Встанет в прямом смысле этого слова. Без навигатора приехать из точки А в точку Б станет невозможно, печатные карты дорог уже давно пропали из обращения и даже пользоваться ими современное поколение уже не сможет, не приучено. Элементарно встанет весь документооборот, хранимый где-то там, в цифровом пространстве. Люди останутся безымянными и беспомощными в новой реальности. Знания. Знания предков перестали передаваться по наследству, так как считались устаревшими, ненужными, не интересными.
Дед собирал спирт, соль, мёд – они не портятся со временем и могут принести пользу потом, уже после его жизни. Антибиотики дед научился делать по старым рецептам из осиновой коры, вытяжки клюквы. В небольшом кирпичном домике разместилась часть наследия человечества его времени, как подарок, бесценный подарок жизни.
Но однажды дед не вернулся вечером из поля. Остался лежать, глядя остекленевшими глазами в ночное звездное небо.
После похорон, его дети и внуки, из уважения к этой сильной личности, из остатков любви, что заложил он в них в свое время, решили оставить маленький домик нетронутым. Наведываясь в редкий выходной, чтобы с улыбкой перебирать страницы сказок Пушкина, или разглядывать в гараже старую машину и кучу никому уже не нужных инструментов. И даже когда интернет отключили за пределами больших городов, иногда наведывались, храня память о прошлом.
Обесточенные страхом и болью они практически не разговаривали друг с другом в последние два дня. Инга лежала на кровати и вспоминала, как увели сначала Алексея, а потом и ее.
Утром в их бокс зашли двое незнакомых докторов, подошли молча к Алексею, ввели ему какое-то вещество. Взгляд мужчины сразу стал мутным, бессмысленным, тело обмякло. Его подхватили под руки и вывели в неизвестное. Они даже не успели попрощаться, – думала девушка, сжимая со всей силы кусок простыни в маленьком кулачке.
Инге стало так страшно, внутри засвербило, сжалось, потом оборвалось. Понимание, что она его может никогда не увидеть или увидеть другим- исправленным, страх за будущее, накрыли толстым пыльным слоем все мысли в голове. Она, как в тумане, сидела на краю своей кровати, сжав кулачки, качаясь из стороны в сторону и сердце ее разрывалось от горечи потери.
Когда она попала в центр, то была даже рада, что жизнь ее закончится и мучения останутся позади. Но встретив себе подобного, она оказалась совсем не готова к расставанию с ним и со своей жизнью. Инга отчетливо поняла, что их судьбы в чужих руках и эти бесчувственные люди вокруг не понимают, что вершат настоящее убийство. Хотелось кричать, но из горла шёл только хриплый, усталый стон. Потом пришли и за ней. Всё, что она помнит, это как те же мужчины зашли в бокс, потом туман в голове. Ее везли по белым коридорам, глаза слепил свет от синих ламп. Она лежала на каталке и прощалась со своей жизнью, такой короткой и бесполезной. Много бабочек окружали ее. Синие, белые, цветные, они кружились вокруг в своем хороводе. Садились на лицо, волосы, руки. Инга подумала, что уже умерла и удивленно разглядывала своих чудесных подруг, пребывая в невесомости и эйфории наркоза.
С трудом разлепив слипшиеся от слез глаза, увидела потолок комнаты, из которой ее недавно увезли. На кровати в углу лежал Алексей, его глаза были залеплены чем-то похожим на пластырь.
Инга нащупала такой же пластырь под своим правым ребром. Сначала она обрадовалась – живы. Потом начала осознавать происходящее и радость ее померкла. Она также все чувствует, думает, ей не перепрошили мозг, от нее просто отрезали кусок тела.
Инга поняла, что ее удел – быть разобранной на органы. И не сразу одним днем, а по чуть-чуть. Ее органы понадобились богатым людям и в голове сразу возникла картинка толстого человека с выпученными глазами, который тянул к ней руки и кричал – хочу…
Люди-ли вокруг? Будут они жить, радуясь, что носят в себе кусок еще живого человека? И сколько еще кусков себя она готова отдать? Кусков себя… От этих мыслей замутило, закружилось в голове, и девушка впала в послеоперационный сон.
Очнувшись, увидела, что Алексей лежит также тихо, не подавая никаких звуков. А вдруг он перепрошит и Инге придется доживать свой век в одной комнате с бездушным, исправленным, недочеловеком? Она вспомнила их недавний разговор о биороботах, а потом бабочек, что кружились в ее сознании во время операции. Ей так захотелось жить, чтобы испытывать настоящие чувства, пусть это даже будет чувство потери единственного родного ей человека на земле. Хотелось жить, чтобы иметь возможность надеяться на чудо, на возможность поменять хоть что-то и сделать этот мир созвучным ее чувствам и мыслям. И ей совершенно не хотелось жить в реальности, где нормальным считается «править» ненужное полушарие мозга, где нет творчества и жизни как таковой, есть только цели и обязанности члена союза. Ей не хотелось жить среди биороботов и людей с пере- прошитым сознанием.
Лев Константинович смотрел на показания датчиков и не мог поверить своим глазам. Куда делась энергия его подопечных? Где эти вибрации, что ощущались кожей, просто глядя на видеозапись? Все куда-то пропало после операций, одним днем. Впервые в жизни, врач поймал себя на мысли, что просто подглядывает за другими людьми. Раньше, когда он ставил эксперименты над другими своими подопечными, они казались Льву Константиновичу просто материалом для исследований. Сейчас-же он увидел себя со стороны, сидящий в удобном кресле, внимательно смотрящий в экран. Наблюдающий за такими же существами, как и он сам. Вчера вечером, придя домой и разглядывая неуютные стены своей капсулы, он впервые задумался о смысле своей жизни. Всё, что раньше казалось ему таким и понятным: его роль в обществе, планы на будущее, стало казаться таким нелепым и противоестественным. В глазах стояла картинка, как Инга, превозмогая боль, сразу после операции, держась за бок, пошла, села на кровать Алексея, взяла того за руку. И потом они просто молчали. Она сказала – Я с тобой, – и наступила полная тишина.
Лев Константинович вдруг осознал, что ни одна женщина в мире никогда не скажет ему таких слов. В его мире брак считался пережитком прошлого, любовь – пошлой сказкой, прикрывающей корысть. Он мог встречаться с любыми свободными женщинами, как за деньги, так и бесплатно, и женщины тоже жили свободно, не обременяя себя связями, в полной свободе выбора своих предпочтений. Но что это были за отношения? Тихие вечера перед панорамой или гуляния в специально отведенных зонах отдыха, молчание, не от наполненности, а от пустоты. Главным в их обществе считалось быть хорошим работником, иметь высокий рейтинг репутации и лояльности, так безопасно для всех членов союза. Обеспеченные работой, с удовлетворенными базовыми потребностями люди жили свободно, уверенно в завтрашнем дне. Правила жизни были четко обозначены и все, что надо было, следовать этим правилам, не выделяться из толпы. И тут же на ум пришли картинки из детства. Заливистый смех матери, и отец берет ее за руку. Почему тогда, это было еще возможно, такое единение, а сегодня уже нет? Его с детства приучали, что заведенный порядок пойдет на благо развития цивилизации, а сейчас, глядя на этих двоих покалеченных людей, Лев Константинович стал задумываться, для кого нужно такое благо?
Жизнь его подопечных несомненно закончится в центре, на его глазах. И их жизни уже не казались врачу такими бесполезными и лишенными смысла. Наоборот. Наблюдая, как тепло его подопечные общаются друг с другом, врач начинал понимать, что в этом общении и заложена та живая сила, что заставляет пищать датчики и смазывать изображение камеры. Вдвоем, его подопечные будто питали друг друга, росли. И только сейчас, после операции их организмы сдались и все значения вернулись к нижнему порогу нормы. Лев Константинович начал осознавать, что благодаря этим двоим, он продолжит свое существование на земле, но уже стал задумываться, а зачем? Мысль, что он будет до конца своих дней ходить на работу, ставить эксперименты или перепрошивать мозги других людей, уже не казалась ему такой замечательной. Более того, он начал смотреть на себя другими глазами, глазами Алексея, обличающего пустоту бездушной системы. Образ бабочки, о которой рассказывала Инга, прочно засел в голове. Лев Константинович даже сходил в оранжерею в свой единственный выходной в этом месяце. В оранжерее было мало народу, такие места были как старые музеи, совсем не популярны. В разнотравье искусственного луга, среди горшков с цветами и карликовых деревьев Лев Константинович увидел летающих насекомых с крылышками и попытался понять: что так может воодушевлять при взгляде на эту летающую букашку. Так и не понял и раздраженный покинул зал. Он был зол на себя, зол на своих пациентов, на свою неспособность увидеть прекрасное в таком обыкновенном. Потом понял, что именно его неспособность понять образы, что рисует больной мозг испытуемых, его бессилие перед этой странностью мышления, так раздражает и выбивает из привычной колеи упорядоченной жизни…
ГЛАВА 3
Алексей лежал и вспоминал первые дни, проведенные с Ингой в центре. Как он видел ее, маленькую, беззащитную, такую светлую и родную. Как они разговаривали сутками, делясь своим внутренним миром, наполняя друг друга.
– Шум листвы, запах дождя, небо, меняющее свою окраску – Мир нам дарит себя, ничего не прося взамен, кроме любви и принятия.
Эти слова Инги заставили его по-другому посмотреть на молчаливое терпение земли по отношению к человечеству.
Провозгласив себя богом, утвердив свое величие, человек скатился до состояния биологического робота? Когда была перейдена грань, когда человек из дитя природы был превращен в бога на земле? Наверное тогда, когда разрешили эксперименты над себе подобными. Когда стали править себе подобных, по образу и подобию чьему? Или просто править ради удобства управления? Извращенная мораль и отсутствие этики, превратили землю в испытательный полигон.
Общество само выстроило существующую систему и покорно превратилось в роботов. Само. Самое страшное, что люди сами сделали свой выбор.
Кого можно назвать роботом?
Биороботы имеют ряд программ, для обеспечения бесперебойной работы системы в целом. Сознание биоробота ограничено набором функций, необходимых для поддержания системы. Набор функций присваивается по мере взросления человека, исходя из его личных качеств и в последствии профессиональных. В нашем мире, если ты выполняешь свои функции хорошо, отлично интегрировался в существующий порядок, тебе дается возможность продлить свою жизнь или улучшить свои биологические функции. В принципе, на чем построена вся система – это на страхе. Страх выпасть из системы, остаться одиноким в полной изоляции, заставляет поддерживать существующий порядок и принимать законы общества. Также в систему гонит страх смерти. Не зря, время жизни современного человека ограничен сроком в 50 лет. В системе использованы только наши тела, поэтому развитие духовного начала человека, сейчас под строгим запретом. Как только ты перестаешь себя чувствовать только телом, выполняющим определенные действия, описывая себя, как набор функций, и начинаешь слушать свою душу – ты выпадаешь из роли биологического робота и получаешь возможность узнавать мир с другой стороны. Это как в рассказах Инги, когда она видела мир, разделенным на разные реальности. Например, в бетоне города, увидев одиноко стоящее дерево, она видела это дерево, как часть природы, часть земли, часть себя, но никак не частью этого города. Как -будто ее реальность раздваивалась, на настоящее и искусственное. На два разных мира в одном кадре.
Когда ты способен творить, как Инга, например – уходить в свой внутренний мир и писать стихи, то ты выпадаешь из системы, населенной функциями. Теперь ты творец своей жизни, появляются чувства. А поборов страх смерти, ты выпадаешь из системы навсегда, так как уже со стороны видишь действительность, и можешь участвовать в ней только частично, только по своему желанию или выбору. Парадокс развития этой цивилизации заключается в том, что, взяв на себя функции бога, научившись только выращивать куски мяса, люди создали систему, убивающую все божественное в человеке.
– Рыба молчит не потому, что она немая, – говорила Инга – Рыба немая, потому что там, где она живет, не говорят.
Раньше, когда он был один и поговорить о творившемся у него в душе было просто не с кем, он все время внутри себя вел разговор с невидимым собеседником, как, наверное, любая рыба в водоеме. Ему было просто не с кем поделиться своими чувствами, так вокруг говорили, о чем угодно, только не о чувствах.
Вспомнил, как в детстве подружился с мальчиком в развивающем центре. Они вместе играли, брали палочки, рисовали на песке воздушные суда, пароходы, дроны. Вместе сочиняли какие-то рассказы, сказки, даже придумали свой язык. Потом мальчик, имя его Алексей забыл, пропал на какое-то время. Воспитатели сказали – болел. А Алеша ждал своего маленького друга. В одиночестве выводил рисунки на песке, сам с собой играл, придумывал новые слова для их секретного языка.
Потом мальчик появился вновь. Но уже другой. Ему неинтересно было играть с Алешей, он забыл за время болезни их тайный язык и стал также скучен и прост, как остальные дети в группе. Уже когда вырос, Алексей узнал, что так ведут себя дети после попадания в коррекционный центр, куда их отводят родители. Отводят ради своего спокойствия, ради своей будущей благополучной жизни. Так же, как в свое время поступила и мать Инги. Алексею в этом плане повезло. Дома он чаще всего проводил время один, родители, а он жил в редкой форме полной семьи, были заняты своими делами и уделяли ему совсем мало времени. Поэтому, все его странности остались незамеченными до школы. А там он уже научился притворяться и не искал себе единомышленников, не заводил друзей, просто был как все – тихим, послушным и совершенно обыкновенным. А внутри росло, кипело, бурлило. И вот, к тридцати без малого годам, выплеснулось отчаянно. Устроив бунт на работе, а на самом деле., это был нервный срыв, молодой человек приговорил себя к коррекционному центру.
И вот, он лежит без глаз. Темнота ослепляет его изнутри. Не видя ничего вокруг, лишь слыша голос Инги, ее песни, что тихонечко напевала себе под нос девушка, Алексей понимал, что пришел конец его бестолковой жизни. Бездарной, короткой, в которой не случилось ничего более волшебного, чем встреча с Ингой.
– Представь себе, что мы часть вселенной, часть этого мира, – говорила она.
– Что вчерашнего тебя уже нет, каждый раз, просыпаясь утром, ты заново рожден.
– Умение чувствовать есть великая радость и тяжелая ноша одновременно, если не знать, что даже чувства мы выбираем себе сами.
Так хотелось жить, любить, мечтать. В отсутствующих глазах мозг рисовал картинки голубым и изумрудным светом. Сначала Алексей не обращал внимания на всполохи неясных очертаний, что на мгновенье взрывались у него перед глазами, прекрасно понимая, что видеть на самом деле, он ничего не может. Потом, в процессе скуки, решил поиграть сам с собой, доверится всплывающим картинкам, попробовать их рассмотреть внутренним открывшимся так внезапно взором. Он погружался в переплетение извилистых голубых дуг, всполохи изумрудного цвета, каждый раз мысленно рассказывая Инге, что он видит перед собой. И вот, однажды, он увидел слабые очертания маленького окна, фигурки, сидящей на краешке кровати. Это нельзя было назвать зрением. Нет. Это можно назвать было видением. Через все органы чувств, и тот большой орган, что спрятан в его груди и через воронку в голове, в пучок собиралось изображение на внутренней стороне закрытого глаза. И осознав свое открытие, в радости, открыв все свои чувства, собрав их в пучок, в большой центр света, в середине своей груди о мысленно позвал – Инга…
Врач перебирал на светящемся экране страницы с результатами анализов. В темном кабинете, уже давно спустилась ночь, не включая освещения, он довольствовался лишь голубой подсветкой проекции.
Увиденное привело в ужас. Результаты обследования показывали активацию шишковидной железы, перестройку гормональной системы, активную работу правого полушария мозга. Клетки ДНК пытались выстроиться в идеальную решетку «чистого» человека. Анализы принадлежали самому Льву Константиновичу. Он стал превращаться в гомо-сапиенс.
Наблюдая за своими подопытными, врач заметил у себя странные симптомы нервного расстройства. В голову все время лезли мысли, вопросы, перемежаясь с давно похороненными на задворках воспоминаниями детства. Необычайная усталость накатывала в конце дня, опустошенность. Если раньше он с гордостью ехал после работы домой, считая себя важным человеком для общества, добившимся больших благ, то сейчас все казалось пустым, не интересным, обыкновенным и привычным. Вид его домашней капсулы стал наводить тоску и уныние. Раздражало обилие пластика и полимеров вокруг. И пусть это были самые экологичные материалы, которые можно было пускать множество раз в переработку, в интерьере капсулы не чувствовалось никакого уюта или тепла.
Воспоминания детских лет, проведенных с родителями, все время мелькали перед глазами, появляясь неожиданно, мешая работе и отвлекая от привычных дел. В груди сжималось, мяло, томило чувство глубокой неудовлетворенности. В стремлении себя хоть чем-то порадовать, вернуть былое ощущение легкости и понятности жизни, Лев Константинович сходил в дорогой ресторан эко-кухни. Заказал себе салат из настоящих свежих овощей, сосиски из настоящего животного мяса и пирог из фруктов на десерт.
Поедая принесенные роботом официантом деликатесы, в полном одиночестве оглядывался вокруг. Люди сидели в большом просторном светлом помещении по одиночке или парами, глядя в экраны, отсвечивающими голубым цветом, что-то бубнили себе под нос, а точнее в чип-ретранслятор, служивший передатчиком информации, заменившим в свое время неудобные старые отдельные устройства.
Все вокруг увлеченно жевали, не обращая внимания на обстановку вокруг. А смотреть, по большому счету, было и некуда. Минималистичный дизайн прочно вошел в моду еще в конце прошлого века и впоследствии только усовершенствовался. В любом предмете главным считался только его функционал, излишества в виде украшений, резьбы или барельефов не приветствовались. Только функциональное назначение предмета являло его красоту и совершенство. Простые пластиковые столы с обтекаемыми углами, стулья удобной формы, ничего лишнего, за что мог зацепиться глаз. На стенах экраны, подключившись через чип к каналу ресторана, ты попадал в какофонию звуков коротких рекламных роликов, новостных лент, музыкальных клипов. Но все звуки, ты слышал лишь в своей голове. Встроенные в заушные пространства динамики были в обиходе уже добрый десяток лет. Лев Константинович, повинуясь внезапному порыву порылся в настройках чипа и выключил все звуки, изображение своей панели и остался в помещении, где раздавались лишь звуки столовых приборов, чавканья, шуршания роликов роботов официантов. Все окружающие его люди были поглощены цифровым пространством, занимая себя привычными цифровыми развлечениями в другом, созданном ими мире.
– Вакханалия потребления
Заставляет забыться в мире,
Где материя правит уверенно,
Подавляя души порывы. – Пришли на ум стихи Инги. Строчки встали перед глазами, пугая своей правдивой прямотой.
Выйдя на улицу, врач потянул носом воздух. Пахло пылью и больше ничем. Мысль, что они живут, не чувствуя ни звука, ни запахов, внезапно посетила Льва Константиновича.
Придя домой, в свою капсулу, он выбросил в утилизатор все пластиковые цветы, украшавшие стены его спальни. Почему-то эти зеленые, не настоящие растения стали раздражать, волновать своим присутствием. А наутро, придя на работу и проведя себе серию тестов, Лев Константинович сделал неприятное для себя открытие.
Общение с пациентами стало для него небезопасным. Именно с проведением эксперимента с «чистыми» образцами, врач связывал происходящие в его организме изменения. Слежка за жизнью подопытных внесла сумятицу в его чувства, отняв привычный покой, перестроив все системы организма на новый лад. Как эти двое «подстраивались» друг под друга, так и организм врача «подстраивался» под них.
Объяснить себе происходящее он мог только опираясь на тот факт, что пациентов было двое, в своем общении друг с другом они росли в энергетическом плане, порождая синергию и синхронность, что подтверждали показания датчиков. И этот рост их ментальной энергии, каким-то образом повлиял и на Льва Константиновича, затрагивая его существо, увлекая в водоворот роста.
Теперь перед врачом стояла большая проблема. Если он укажет эту информацию в отчете, то скорее всего, сам окажется в экспериментальном боксе, вместе со своими подопечными.
Если же он скроет полученные данные, а анализы и тесты еще не поздно подтереть, данные сливались в накопитель каждые двадцать минут, то его будущее будет совсем неопределенным и непредсказуемым.
За четыре минуты до скидывания данных в шлюз, Лев Константинович выставил на всех бланках отметку – ошибочно, повтор, удалить, и с чистой душой приступил к своим ежедневным обязанностям. Он только что сделал свой выбор…
В тишине, в заточении, его подопечные просто сидели на своих кроватях. Инга смотрела в окно, Алексей полулежал, обернувшись в сторону стены. Все датчики показывали увеличение мозговой активности, как будто его пациенты решали сейчас сложную задачу, более того, были задействованы и участки мозга, отвечающие за речевой центр.
– Помнишь, перед операцией, мы сидели тут, мечтали?
Слова приходили в виде образов, взрываясь в мозгу обрывками воспоминаний. Вот уже два дня, как обитатели секретного бокса, наладили связь между собой без помощи речи, отличную от той, которой пользуются люди в привычной среде.
– Что, если есть еще такие, как мы? – Постоянно спрашивал Алексей – Что, если мы попали в этот мир и в это время случайно?
Образы, картинки из жизни молодого человека мелькали в голове у девушки напротив. Калейдоскопом проносилась чужая жизнь, состоявшая из кадров, наполненных запахами, звуками и чувствами.
В тоже время Алексей сосредоточенно перебирал слайды жизни Инги, постоянно фиксируя один и тот же момент: лица людей вокруг размазаны в нечеткое пятно, все в ее жизни, кроме одного лица – его собственного. Лицо врача в центре – как мутное облако, смазанное, не четкое, при этом отдельные детали можно было разглядеть при желании, но разглядывание это сопровождалось чувством какого-то омерзения, неприятия.
Оказалось, что Инга всю жизнь жила в калейдоскопе смазанных лиц, нечетких изображений, имея при этом замечательное зрение. Все искусственное, не живое, ее мозг отказывался видеть, пропуская картинку как ненужную, не фокусируя на ней взгляд и свое внимание.
С врачом получалась странная ситуация. При поступлении в центр, Инга совершенно не видела его лица, сейчас же, со временем, его лицо становилось приятнее, четче, его можно было разглядеть без чувства сильной неприязни, появлявшегося внутри, как это было раньше.
– Попробуй выйти за пределы бокса и центра – Однажды попросила Инга.
– Просто, как эксперимент. Вдруг, у тебя получится и мы узнаем, что там на самом деле?
Надо сказать, что открывшееся зрение Алексея было не совсем обычным. Помимо основных контуров, иногда цветов, в основном все виделось в голубом или изумрудном цвете, Алексей видел структуру поверхностей, выглядевшую, как файл с картинками и образами того или иного материала, живое биение сердца Инги, проглядывавшего из ее силуэта толчками крови, струящейся по венам, и тонкий серебряный канатик, что шел из ее макушки куда-то далеко в высоту, за пределы комнаты. Такой же канатик из центра своей головы Алексей обнаружил и у себя. Картинка показывала, что серебряная, или больше похожая на белое золото спираль, состоящая из шариков, соединенных продольными нитями, поднимающаяся откуда-то изнутри, проходящая через весь позвоночный столб, тянется вверх через макушку, истончаясь на выходе из тела, превращаясь в туго закрученную нить, соединяет их с чем-то большим за пределами его видения.
ГЛАВА 4
Все в этом мире не случайно, все предопределено твоим выбором. Научиться выбирать лучшее из возможного, признак мудрости. – Так в свое время говорил дед.
Если не знаешь, как поступить, не спеши, задай вопрос в мир и жди ответ. – В голове всплывали наставления старого чудака. Почему его никто тогда не слушал? Почему его пророчества казались такими смешными и глупыми? Разве мог их мир пошатнутся, вот так просто за несколько лет?
Начало войны положило начало краху всей старой системы. Экономика рухнула в пропасть, люди столкнулись с безработицей и голодом. Извержения вулканов буквально стерли одну часть суши, породив сотрясение земной коры и потопы на другой части. Миграция целых народов, точнее их остатков, привела к образованию союзов и созданию новой системы. Жизнь, прежде казавшаяся такой стабильной, оказалась нелегким испытанием для современников. Введение полного цифрового контроля поставило людей перед выбором, принимать новую систему или отказаться от цивилизации навсегда. Так было и с Константином. В голове еще свежи были воспоминания о его жизни с Мартой и сыном. Отпуска на море, счастливая жизнь менеджера транспортной компании. Как смешно сейчас, спустя даже не годы, а десятилетия, понимать, что все может изменится в любой момент, как это произошло с ними и еще миллионами людей по всему свету. Выбор. Свой страшный выбор Константину пришлось сделать почти тридцать лет назад, когда Марта захотела уехать жить в город с сыном и пользоваться всеми благами цивилизации. Все катаклизмы они пережили вместе на даче отца. На запасах из старой жизни. И вдруг Марта объявила, что уходит в мир, где будет в обязательном порядке чипирована и станет полноправным членом союза. Константин отказался уезжать с женой, в глубине души надеясь, что, пожив в союзе она передумает, вернется на старую дачу, где они уже строили свое новое будущее вдали от цивилизации. Сын. Все ради сына, сказала тогда жена. Ради его будущего и ради его жизни.
Когда людей стали сгонять в большие города, некоторая часть населения решила остаться свободной. Так было и с ними. В основном зрелые люди, уверенно стоящие на ногах, они строили свой маленький новый мир, вдали от цивилизации. Потом своя земля, огороды, запасы, помогли пережить страшную зиму потрясений. Казалось, все налаживается. Но не у Константина. Жена уехала и забрала сына с собой. Прошло столько лет и до сих пор он не знает их судьбы. Как правило, из союза никто обратно не возвращался.
– Валька вчера весь вечер орала на своего мужика, а потом полезла на заброшки, груши собирать. Так слезть с дерева не смогла, всем селом снимали. Мы ей говорим – Вот смотри дуреха, сама виновата, с мужем пошла бы, он бы тряс, а ты собирала. На мужика не орать надо, а использовать, помощь он твоя, сила.
– Потом видел, как вечером пошли они в поля, закат смотреть. Помирились значит.
Ромка сидел на дровнице, сплевывал семечки, грязными руками, в земле, черными, перебирал подсолнух, вытаскивая самые зрелые, сильные черные семена. Пришел под вечер, как всегда, рассказывать Константину последние сплетни. Лето выдалось урожайным, сытным. Все работали с рассвета, к вечеру падали без сил. Но работа была в радость, в удовольствие. Жизнь в маленьком поселении кипела. Климат изменился и теперь год делился, по сути, на долгую зиму и долгое лето. Весна и осень, в том виде, в котором их застали наши отцы и матери, остались в прошлом. В конце зимы резко таял снег. Буквально за несколько дней устанавливалось тепло, а в иные годы и жара. Земля просыхала и начиналось знойное лето. Никто никогда не мог угадать, каким оно будет. Старые народные приметы не работали в новом климате, а новые еще не успели сформироваться в людском сознании. Жили надеждой, что засуха не выкосит весь урожай. Земля превратилась практически в песок, была пустая и не плодородная. Именно поэтому ценилось любое стадо. Навоз был не менее ценен, чем мясо или шерсть. Любые виды удобрений, старая листва, трава, навоз, все шло в землю, все шло на заклад будущего урожая. После лета резко наступали холода, вьюжило, потом выпадали тонны снега, покрывая все вокруг белой пеленой. В несколько дней межсезонья люди устраивали большие праздники. Сначала весенний – провожали холода, радовались первому солнышку, потом осенний – уставшие от работы в поле и на ферме, получавшие несколько дней перед морозами, радовались урожаю, делали запасы, делились.
Вот и все, что осталось от старых потерянных времен года. Только названия праздников – самых важных в каждом году. Сначала зимой было люто. Скучно, все занятие было – протаптывать километровые тропинки к соседям. Но от дома далеко не уйдешь, печь постынет. бегали перебежками друг к другу. Делились кто чем может, женщины вязали или шили, мужчины занимались домом. Детям было особенно скучно. Вся их коммуна бегала к Константину за книжками, всю зиму читали, мудрили, изобретали. Потом устаканилось. Мужики открыли для себя зимнюю рыбалку, а дальше и того веселее, в места, заброшенные человеком, вернулся зверь. Ставили силки, ловили зайцев, гоняли лосей и кабанов. В их свободном поселении было сто шестьдесят человек. Но география проживания этих смельчаков растянулась на десяток километров. Оставшиеся жить на дачах и поселке люди просто знакомились, со временем размечали границы «своих» владений, в которые входили старые участки и заброшенные дома, пытались выжить. Удивительно, но не было драк или скандалов. Мародерство приветствовалось только на своей территории, никто не обижал соседа. В людях, отказавшихся от цивилизации и нового мирового порядка, оказалось столько души, столько уважения друг к другу, что жить в этом обществе было комфортно и легко. Отсутствие агрессии, стяжательства, готовность прийти на помощь, не ущемляя своих интересов, уважение к своим границам и границам соседей. Странно, но все жители коммуны казались родными друг другу, воспитанными в едином духе любви к природе и человеку, как неотъемлемой части этой самой природы.
Константин слушал Ромкины рассказы и смеялся вместе с ним, представляя большую грузную Вальку на дереве. Радовался, что в поселении все хорошо, мирно, никто не тревожит.
Лев Константинович начал ежедневно навещать своих пациентов. Во время их встреч, датчики всех приборов показывали максимальный всплеск энергии. С чем были связаны такие показатели? Он уже понял, что в общении с себе подобными «чистые» люди делятся своей энергией, что приводит к синергии, увеличению их скрытых способностей. Время поджимало. Руководство пристально следило за экспериментом, который усложнялся обстановкой вокруг центра. Вокруг – в буквальном плане. В центр все чаще стали поступать пациенты на перепрошивку, проживающие или работающие в радиусе пяти километров. Ровный круг, очерчивался на карте, отметками данных о вновь прибывших. В итоге в центре уже не хватало свободных боксов, роботы-специалисты делали операции на мозг потоком. Ежедневные отчеты стали полнее, все тяжелее было удалять смазанные картинки с экранов, после ежедневных встреч с подопечными. Лев Константинович прекрасно понимал, что тайна его личного «очеловечивания» скоро будет раскрыта и спешил понять, впитать в себя то новое, что пришло в его жизнь.
– Вы действительно оба думаете, что ваша встреча не случайна? -Однажды спросил он на очередном опросе.
Инга сидела на кровати, поджав ноги. В своей синей пижаме, с распущенными волосами, от лица девушки, казалось, исходил свет.
– Если мы не нужны миру, он давно избавился-бы от нас. А нам дали великолепный шанс на встречу и совместное времяпровождение. Разве это не прекрасно?
– Но вы понимаете, что дни ваши сочтены и это все скоро закончится?
– Если мир захочет, чтобы все закончилось, мы примем его решение, но мое мнение, что сейчас мы проходим испытание верой. – Отвечал уже Алексей – Они говорили слаженно, отвечая на вопросы то по очереди, то кто-то один. В этой слаженности и определенности их ответов была какая-то магия. Необъяснимое родство этих душ поражало врача.
– Что значит испытание верой?
– Я думаю, что все, что мы сейчас можем сделать для себя, это выбрать: либо унывать, как после операций, когда мы поняли неотвратимость своего конца и ту страшную пытку, что приготовила нам судьба, либо мечты.
– Мечты? В вашем положении?
– А чем плохо наше положение если посмотреть с другой стороны? Мы вдвоем, сыты, в едином пространстве. У нас есть еще время общаться друг с другом. Как его заполнить? Мечтать. Мечтать выбраться отсюда и найти другой мир. Мир, в котором все устроено по-другому. В котором есть гармония, любовь, чувства, душа. Мир, в котором человек живет в согласии с природой и собой. Мир, без постоянного контроля, основанный на соблюдении простейших правил.
– Каких, например?
– Вечных. Не навреди, не убей, не лги и так далее. Но самое главное, поклонение в этом мире любви и добру должно превышать поклонение деньгам и материальным ценностям. Иначе, это опять будет все тоже, что мы имеем и сейчас.
Я думаю, можно воспользоваться опытом наших предков. Только не тем, который привел нас туда, где мы есть. А другим – опытом ошибок. Может быть, если признаться себе честно, что мы зашли все не туда и признать свои ошибки, есть шанс что-то исправить.
– Утопия. Опять утопия. У нас тут прогресс. Он теперь ведет человечество вперед и его не остановить.
Лев Константинович улыбался, а внутри все свербило. Он тоже хотел в другой мир. Но кто этот другой мир будет строить и когда? И на какой основе? И что будет с этим миром, в котором искусственно созданные люди уже готовы заменить настоящих? На душе было горько и противно. Ощущать свою принадлежность к существующей системе стало совсем невыносимо, когда врач посмотрел на календарь и увидел, что до операции Инги осталось всего две недели.
– Относится к себе как саду. Растить, ухаживать, заботится о ростках своей души и собрать урожай в виде изменений своего мира. – Инга тем временем продолжала, глядя задумчиво в окно.
– Ну вот берегла ты свою душу, и чем тебе ответил твой мир? – Зная неотвратимость будущих испытаний, что предстоят этой девочке, Лев Константинович уже злился, выходил из себя. Внутри закипало острое чувство жалости, вперемешку со страхом.
– Я получила в подарок встречу с Алешей. И узнала, что я не одна такая. И даже общение с Вами для меня является подарком. Я даже могу разглядеть ваше лицо.
– Разве это раньше было невозможно? Что не так с моим лицом?
– Раньше мне было сложно вас увидеть. Не было света в ваших глазах, что мог бы помочь разглядеть, дать почувствовать, что вы живой. Ничто не освещало ваш лик.
– А сейчас? – Врач был не на шутку встревожен.
– А сейчас вы чувствуете звуки, запахи острее, чем когда-либо – В беседу вступил опять Алексей. Я вижу ваше слабое сияние.
– Ну видеть, пожалуй, ты ничего не можешь. Скорее фантазируешь – Парировал Лев Константинович, вспоминая, как приборы показывали активность участков мозга Алексея. Неужели он развил в себе древнюю способностью человека – видеть без участия глаз?
– Я вижу не так, как раньше. Совсем не так. Но это не важно. Новое видение – оно намного глубже, полнее. Мир стал объёмным и звучащим, я чувствую его суть.
После этих откровений, врач спешно покинул бокс. Нельзя было, чтобы последние слова Алексея попали в отчет. Всего двадцать минут на удаление информации. Всего двадцать минут на спасение человеческой жизни.
Придя в свой кабинет, увидел срочное письмо из центра. Его подопечных заберут в ближайшие дни. Экспериментальные данные за последние месяцы – следовало считать строго засекреченными.
После транспортировки пациентов и передачи всех отчетов, Лев Константинович отстранялся от работы в клинике.
Глава 5
– Что ты видишь?
– После первых опытов покинуть помещение, Алексей все чаще и чаще путешествовал своим внутренним взором по городу.
– Я вижу, как паразит пытается присосаться к человеку.
В глазах кишело щупальцами огромного спрута, охватившего город. К каждому человеческому существу была подключена гадкая субстанция, темная, почти черная, она впивалась в человека либо со стороны шеи сзади, под черепом, либо в середине груди. Люди были опутаны, как паутиной, щупальцами страшного зла, что качало их энергию, не давая проснуться. И лишь изредка, встречались такие, как Алексей с Ингой. С маленьким канатиком серебряного цвета, что струился из макушки, уходя в небеса. Исследуя город, Алексей видел масштабы катастрофы. Черное месиво поглощало этот мир. Живое, шевелящее своими щупальцами, оно тянулось к людям с серебряными канатиками, к людям, источающим слабое свечение и освещающим, происходящее вокруг. Живой спрут, пытался подсосаться к человеку, находящемуся рядом с центром. Он разговаривал с другим, полностью опутанным черной паутиной щупалец. И вот, Алексей увидел, как одно щупальце скользит по воздуху и пробует присосаться к человеку с тонкой серебряной ниточкой, исходящей из светлой макушки. Свечение ниточки стало слабеть, потом совсем оборвалось и щупальце присосавшись выкачивало светлую энергию из человеческого организма. Свет души его мерк, и вот, уже поглощенный, он становится таким же, как и все вокруг – безликим, неживым.
Описывая эту картину Инге, Алексей пытался пожалеть девушку, спрятать в своем сознании ужасающие подробности процедуры. Но налаженная между ними связь была так крепка, что Инга теперь бродила в его голове, как в своей. Утаить от нее было ничего уже нельзя.
– Смотри. – Вскрикнула Инга. Она даже подскочила на кровати и выставила вперед руку. Смотри, там, на горизонте.
Алексей оторвался от момента пожирания человека паразитом и развернулся в сторону, на которую указывала рука девушки.
На горизонте, среди толщи ползающих щупалец, где-то вдали, виделось серебряное облако, состоящее из сплетенных ниточек. Свечение озаряло город откуда-то с востока. Там было что-то светлое и чудное.
Алексей сознанием своим рванул в сторону увиденного. Свет. Наконец-то он видит настоящий свет.
Самое сложное для Льва Константиновича оказалось не в принятии решения, возникшего в голове за считанные секунды. Самое сложное заняла подготовка к побегу. Бежать в никуда, прекрасно понимая, что дни его сочтены, оказалось сложнее, чем он себе представлял. Что брать в дорогу? И брать-ли вообще что-либо. Как переместиться туда, где был единственный маленький шанс на выживание. А может и не было никакого шанса. Мечты. Он оказался в той-же ситуации, что и его подопечные. Зная уже, что система отвергла его, списала, и может быть даже уничтожила, оставалось лишь мечтать, о том, что где-то есть возможность выжить. Единственное место, о котором не знал никто. В голове опять возникли картинки детства. Мать, отец, счастливое время. Одна единственная бумажка – кусок бумажной карты. Раритет, бережно хранимый в стенах бездушной капсулы. Мать оставила ему перед смертью, рассказав о своей самой большой ошибке в жизни. И вот теперь, расправив клочок бумаги на столе, составляя план своего побега, он боролся с липким страхом, опутывавшим все его существо, делающим его слабым и бессильным. Мечта. Насколько он сам может позволить себе мечтать? Надежда. То самое призрачное нечто, что дает силы жить. Решимость поверить и отправиться в путь, собрав всю свою смелость, отринув страхи, вперед, в неизвестность.
Средством передвижения был выбран электрический самокат самой старой модели. На старых моделях не стояли вшитые чипы. Коробочка навешивалась на корпус, передавая данные спутнику. Это единственный вид транспорта, который мог позволить избежать последующей слежки. Система контроля была нацелена на считывание данных с других устройств. Устройства были везде. В человеке, в вещах, транспорте, планшетах. И это была самая большая ошибка системы. Освободившись от всех электронных устройств, можно было стать невидимым и несуществующим. Казалось, что при оплате баллами, можно отследить все покупки члена союза. Но откровенная контрабанда эко-продуктами, помогала скрыть некоторые вещи, которые хотелось скрыть. Найти продавца самоката, подготовиться к выходу, избавиться от чипа и транслятора, расплатиться куском настоящего мяса и попробовать выехать за пределы города. Там далее пешком, минуя вышки- излучатели и кордон из дронов. Тридцать шесть километров до точки. Точки, где ждала неизвестность. Смерть или новая жизнь.
Что делать с Ингой и Алексеем? Ночь раздумий. Бессонная ночь внутреннего страдания. Люди. Они же такие же люди, как и Лев. И их ждет ужасная участь – все решено. Лев Константинович вспоминал, как Инга говорила о мечте. А может быть это и есть его предназначение, сделать несбыточные мечты своих подопечных реальностью? Насмешка судьбы? Или древний бог правит миром и все предрешено уже давно? Может быть и весь эксперимент, и встреча с пациентами, может быть все это запланировано кем-то. Кем-то намного большим, чем маленькие слабые люди, не знающие своего будущего, просто верящие в чудо. И встреча их была не случайна? От мысли, что он мог всю жизнь провести на работе, правя мозги и отправляя людей на трансплантации, стало плохо. Чудо уже случилось. Все случилось в тот момент, когда Лев сделал выбор в пользу жизни. В пользу своей души, что просила живого мира, мира людей. Сумбурно. Сумбурно и смело шла подготовка к его побегу. Всего пара дней. Решил, что уйдет первым и даст шанс своим пациентам. Если бог на свете есть, он им поможет. Путь в неизвестность страшил, но решимость победила все страхи. Теперь, готовясь к своему отчаянному поступку, он испытывал в глубине души какую-то отчаянную радость.
Вечером перед побегом, перед окончанием рабочего дня зашел к Инге и Алексею. Протянул Инге клочок перерисованной карты с отметкой на листке, подробной запиской, ключом от всех дверей корпуса. Его личным ключом. И ушел домой.
Дома взял инструменты, заранее подготовленные для небольшого вмешательства. Вырезал транслятор, вырезал чип. Заклеил раны и отправился в путь.
– Представь, что где-то есть твой мир, создай его в своем воображении. – Молотком стучало в голове. Врач стоял перед прилавком самого дорогого магазина города. Перед дорогой, он решил набить свой маленький походный рюкзачок разнообразными деликатесами «живой» пищи. Кусок балыка, виноградное вино, козий сыр. Стоимость этих яств была просто неимоверно высока, но подозревая, что баллы, накопленные в течении всей своей бестолковой и пустой жизни ему, уже не пригодятся, Лев Константинович просто поднес свой чип к считывающему устройству. Потом просто кинул ненужный чип в утилизатор рядом и даже не стал жалеть о остатке на счете. Вместив свои покупки в рюкзак, вышел из серого безликого здания эко-маркета и встал на свой самокат. По дороге, буквально через пару кварталов, выдернул датчик слежения с самоката и совершенно безликим для окружающего мира, отправился в свой путь.
Отправиться в никуда, это тоже самое, что совершить самоубийство. -Думал врач, оглядывая в последний раз окрестности города. – Убийство себя прежнего, с целью найти себя настоящего.
Осознав свое безумие, свою непринадлежность этому миру, союзу, ему ничего не оставалось, как начать верить в мифического бога. Который смилостивится и поможет заблудшей душе найти свою землю обетованную. Лев Константинович смотрел на мир перед собой. Пластик, бетон, все одинаковое и бездушное. На этом унылом фоне яркие краски рекламных клипов на фасадах зданий, проекции мелькали всполохами радужных красок: радостные лица людей, пополнивших свой счет, искусственные улыбки, навязчивые слоганы, реклама нового вида белкового питания, котлеты – выглядят, как котлеты из мяса, боже, он даже не хочет знать, из чего они сделаны. Без приемника в ушах, был слышан лишь чистый звук города. Шуршание шагов мимо проходящих людей, люди-ли они? Моргание панорам, тихий свист надземного транспорта, шорох гусениц роботов-доставщиков. И в этой искусственной жизни, не живых звуках чужого уже мира – свое собственное дыхание и стук сердца. И мольба в своих мыслях.
Глава 6
В минуту, когда уже закрылась дверь капсулы, когда Лев уже прощался со своей старой жизнью, в эту самую минуту в службе безопасности союзных сил, решалась судьба этого странного человека. Слежка за ним началась давно. Первым звоночком стали подозрительные запросы с домашней сети врача. Потом, установив точечный контроль (такой контроль устанавливался только за одним объектом, включавший обязательный сбор всех данных по объекту в отдельный накопитель) установили, что образ жизни специалиста центра стал меняться. Исчез ежевечерний просмотр развлекательных программ, прекратились встречи со свободными женщинами, стали появляться запросы в сети, считающиеся на грани запрета. Впоследствии подтвердился регулярный слив данных с рабочей сети на домашнее устройство. Чистка личных файлов и утилизация данных наблюдений за особо секретными пациентами.
Ровно в ту минуту, когда Лев Константинович шагнул в свое неизвестное будущее, закрыв дверь своего жилища. Ровно в эту минуту, на совещании специалистов службы внутренней безопасности, было принято решение о срочном помещении специалиста центра под личным кодом 986362А81 в отдельный бокс сектора наблюдений координационного центра сектора Восток, для решения вопроса о целесообразности оставить объект опытным образцом центра, или преобразования в биологический материал, или утилизации.
Молясь неизвестному богу, надеясь на чудо в это самое время, мог ли знать хоть кто-нибудь, о том, что чудо вершится в эту самую минуту? Что, услышав свой внутренний голос и повинуясь ему, Лев Константинович совершил некоторые действия, которые продлили его жизнь, пусть пока на часы, на дни, но он уже смог избежать страшной участи самому стать испытуемым. Чья крепкая рука ведет его в данный момент по улицам ночного города, заставляя дроны менять свой угол обзора именно в ту секунду, когда в кадр сьемки должен попасть силуэт мужчины на самой старой модели самоката, что видела современность?
Инга разглядывала неожиданные подарки. Уже час они с Алексеем вели мысленный разговор. Крики восторга, радостные мечты, вспыхнувшие вновь надежды на избавление от своей страшной участи. Сейчас-же они, уже немного успокоившись и определив порядок своих действий, спокойно готовились в путь, разглядывая клочок бумаги с нарисованной дорогой в новое место их пребывания. К удивлению, обоих, точка, указанная на карте, совпадала с тем самым местом, куда им обоим хотелось попасть больше всего на свете. Обнаружилось это место случайно, при путешествиях Алексея и то, что так взволновало и манило к себе, стало вполне очерченным на карте местом их прибытия. Неужели судьба так благосклонна и дает им шанс? Раздумывать было некогда. Схватив со стола свои одноразовые бутылочки с суточной нормой воды они вышли сначала в коридор центра, потом и за его пределы. Странно, но ровно как Инга видела лица проходящих сотрудников центра смазанными, нечеткими, ровно также и окружающие их люди не замечали присутствия двух больных в коридоре. Что-то смазанное, два силуэта, просто проходящие мимо – Вот и все, что могли вспомнить потом сотрудники центра на следствии. Все камеры зависали, как только в кадр попадала голова Инги, ведущей под руку Алексея. Оба шли вполне уверенно, спокойно, как будто не сбегали из самого опасного для себя места на земле, а просто шли на вечернюю прогулку или в столовую.
Потом след беглецов могли заметить в паре мест города и уже почти на выходе, перед границей кордона. Ни спутники, ни камеры, не могли считать личный код двух странных фигур, просто проходящих под ручку по улицам города. Со спины, из пары точек, уже потом, спустя время, специалисты службы безопасности, проведя колоссальную работу по просмотру всех видеоданных, смогли понять направление движения беглецов. Как и сбежавший специалист центра, они отправились на Восток, скорее всего в область, в черную зону.
Черной зоной, назывались аномальные места, в которых невозможно было использование никаких цифровых устройств, не работали вышки-излучатели, падали дроны, пропадали данные со спутника. Считалось, что это зоны повышенной электромагнитной активности и посещать эти места было строжайше запрещено всем членам союзных государств. Разведка этих мест, проведенная военными силами в свое время, не дала никаких результатов. Модифицированные люди, попадая в подобную зону теряли сознание, не могли двигаться, ничего не помнили о своем пребывании в зоне и спешили покинуть границы неизведанной местности.
Странный побег из координационного центра, явление, вон выходящее за все разумные границы, впечатляющие показатели всплеска психической активности людей, находящихся рядом с центром, все наводило мысли о неудачном эксперименте, проводимом в стенах здания. Неужели общение себе подобных настолько опасно, что может пошатнуть саму основу системы – покорность индивидуума, созданную десятилетиями работы самых признанных ученых мира? И невозможность проникнуть за завесу черной зоны, порождала больше вопросов именно теперь, когда стало понятно, что беглецы отправились именно туда.
Они спокойно шли под ручку по тротуару, как какая-нибудь влюбленная парочка. Никто не обращал внимания на их внешность, закрытые глаза Алексея. Они просто шли, глазея на витрины магазинов, задирая голову вверх, в попытке увидеть звезды ночного неба. Лето подошло к концу и было заметно прохладно. На веранде дорогого эко ресторана стояла стойка с пледами для посетителей. Проходя мимо, Инга просто взяла пару термо-пледов оставшись совершенно незамеченной для окружающих.
– Мы похожи на гусениц. – Смеялась девушка. Закутанные в зеленые шуршащие пледы, мелко перебирая шаг, они действительно со стороны могли походить на огромных насекомых.
– Ты идешь превращаться в бабочку. – Отвечал Алексей. – Еще немного, какой-то день в пути, и ты сможешь скинуть с себя барахло прошлой жизни и расправить крылья.
– Ты так думаешь? – Инга задумчиво смотрела по сторонам, на тени, что оставляли они на стенах и асфальте далеко после себя.
– Я чувствую. – Алексей пытался подобрать слова. Общаться вслух ему становилось все тяжелее и тяжелее, в тоже время передавать Инге свои мыслеформы было гораздо легче с каждым днем.
– Сказка становиться явью. Я вижу, как оно все ближе и ближе к нам с каждым шагом.
И правда. Большое серебряное светящее пятно на горизонте, становилось все ближе и ближе, по мере их продвижения. Алексей видел себя идущим через паутину черных жирных щупалец, сосущих человеческую энергию. Эти страшные организмы были везде, лезли из цифровых панелей, голубых экранов, столбов трансляторов. И две серебряные ниточки, связывающие Ингу и Алексея, освещали дорогу полную жутких, кошмарных видений. Свет, исходящий из их сердец, буквально освещал все вокруг, не позволяя черным щупальцам приблизится, впиться, высосать всю энергию, что позволяла жить, надеяться, мечтать. Свой долгий путь они закончили уже следующим днем. Уставшие, обессиленные, голодные и счастливые. Дом. Милый дом – отозвалось одно сердце на двоих. Улыбка не сходила с лица. Мечта исполнилась, мы дома.
Дед смотрел сверху на встречу отца и сына и улыбался. Когда делал свой схрон, разве мог он точно знать чьи жизни ему придется спасать? Какой непростой будет судьба его детей и внуков. Лишь только доверившись своему внутреннему голосу начал он путь собирателя ценностей прошлого мира. Чтобы миру будущего было на что опереться в своей молодости и неопытности. Разве не за этим нужны были всегда старики?