Читать онлайн Жизнь и приключения товарища Сталина от рождения до пядидесяти пяти лет (1878-1933)

Глава 1. Детство (1878-1888 годы)

Иосиф Виссарионович Джугашвили (в детстве – Сосо, в молодости – Коба, в зрелые годы – Сталин) родился 18 декабря 1878 года в Гори недалеко от Тифлиса (ныне Тбилиси) в семье профессионального сапожника Бесо и не очень профессиональной прачки (на пике карьеры – швеи) Кеке.

До его рождения у семейной пары Джугашвили уже было двое сыновей, которые умерли в младенческом возрасте.

– Бог любит троицу! – решил Бесо, влезая на жену в исторический момент зачатия Сталина.

– Зачем ты вошел в меня, Бесо? Какой в этом смысл? Неужели ты не понимаешь, что Господь разгневался на тебя за твой      несносный характер, и теперь все наши дети должны умереть во младенчестве. Остановись, Бесо! Не гневи Господа! Не считай себя самым умным! Ты далеко не такой умный, как всемогущий Господь наш Иисус Христос! – яростно протестовала супруга, пока Бесо работал над зачатием будущего вождя.

Несмотря на протесты матери, Сталину повезло не только родиться, но и выжить в младенческие годы, что по тем временам было почти чудом (из-за плачевного состояния педиатрии тогда редко кто доживал до трех лет).

Впрочем, совсем избежать болезней Сталину не удалось.

Около пяти лет он тяжело переболел оспой, был на грани жизни и смерти, а потом всю жизнь ходил с лицом, буквально изрытым оспинами (соседские дети прозвали его Рябой).

Была у него и вторая кличка – Хромой. Она появилась после того, как маленький Сталин зазевался на улице, и его переехал фаэтон (ДТП в те времена были большой редкостью, и в них попадали только «особо одаренные» пешеходы).

Кроме того, Сталин получил тяжелую травму левой руки (всю жизнь он потом мучился с ней).

По вопросу причины травмы руки показания очевидцев расходятся.

Одни пишут, что она была следствием еще одного ДТП (маленький Сталин любил задуматься посредине дороги). Другие уверяют, что руку ему повредили в детской драке (Сталин был большой забияка, но из-за хилости телосложения чаще били его, чем он). Третьи сообщают, что травму он получил от падения с дерева, куда полез за соседскими грушами.

Все «очевидцы» сходятся только в том, что руку лечили из рук вон плохо (хорошей медицины тогда в принципе не существовало, а для бедных ее не было вовсе). Рука постоянно гноилась, стала плохо сгибаться, что в дальнейшем послужило причиной освобождения Сталина от воинской повинности (об этом мы расскажем в свое время).

Так или иначе, но через многочисленные травмы, болезни и боль, Сталин рос и с каждым годом становился крепче и сильней, чему больше всех поражалась его собственная мать.

Поначалу она скептически смотрела на перспективы сына в нашем мире и ожидала его смерти со дня на день.

– Я же говорила тебе, Бесо, что наш сын не жилец! – любила пилить мужа Кеке, когда маленький Сталин в очередной раз валялся в горячке без сознания. – Убедился, наконец, что его дело гиблое. Зачем ты его зачал?! Полюбуйся на плоды семени своего, алкоголик проклятый!

– Не каркай, ворона! Авось оклемается! – хмурился Бесо, с сомнением поглядывая на бездыханного Сталина. – А коли окочурится, я тебе другого заделаю. И буду делать детей до тех пор, пока не повезет!

– Ох, окаянный. Я сейчас к батюшке побегу. Авось смилостивится надо мной Господь, и у тебя больше никогда не встанет!

– Не волнуйся, курица! У меня всегда на тебя встанет!

В одно из посещений церкви Кеке дала торжественную клятву, что, если ее Сосо выживет (он в очередной раз тяжело заболел), а муж станет импотентом, она обязуется сделать из сына священника.

Оба эти условия были практически невыполнимыми, но свершилось чудо, и они сбылись. Сосо оклемался, а Бесо, который с годами все больше налегал на спиртное, стал игнорировать супругу (тем более, что она достала его вечными склоками и ворчанием).

Пожалуй, самое известное событие из детства Сталина, которое описывают многочисленные очевидцы, его скандальный день рождения (будущему вождю стукнуло девять лет).

Бурное грузинское веселье уже подходило к концу, порядком нализавшиеся гости мирно спали на столе или под столом, когда маленький Сталин с неодобрением посмотрел на подвыпивших родителей и строго сказал:

– Минутку внимания, предки! Ненадолго отвлекитесь от попойки и внимательно меня послушайте!

– Может, все-таки выпьешь, сынок? – повернулся к нему Бесо. – А то у меня сердце кровью обливается, что ты такой хлипкий. Поверь отцу, тебе просто необходимо выпить за свое здоровье! Давай поднимем тост за то, чтобы ты стал таким, как я в твои годы!

– Гавном ты был в его годы! – оборвала его спич Кеке. – Гавном был тогда, гавном и сейчас остался. Мнит себя пупом вселенной. Ты, Бесо, не пуп! Ты, Бесо, туп!

Некоторые гости очнулись от сна и стали с интересом прислушиваться к разгорающемуся семейному скандалу.

– Ты на кого пасть разинула, коза!? Ты кто такая?! Ты – ребро Адама! Ты должна мужа почитать, как господина своего! Я требую, чтобы ты раболепно стояла передо мной на коленях, ловя каждое мое слово, а не квакала, как лягушка!

– Господи! За что мне этот алкоголик проклятый?! – всхлипнула Кеке.

– Ша, родители! – жестко перебил Сталин. – Вопрос у меня архисерьезный. Так что хватит препираться и слушайте внимательно! Вы мне подарили игрушки, хотя сами знаете, что я в них не играю. Пока что прощаю сию вину вам, хотя (хочу предупредить) чаша моего терпения переполнена, и час возмездия близится. Чего побледнели? Шучу! Перейдем к сути вопроса. Я долго думал, какой подарок мне бы хотелось получить на день рождения и принял решение. Подарите мне другую дату рождения. Мне очень нравится 21 декабря 1879 года. Сможете выправить документ?

– Ты че, сынок? Вроде не пил. Нюхнул чего? – не понял отец.

– Я решил стать революционером и конспиратором! – пояснил Сталин. – Чем путаней будет моя биография, тем труднее царским ищейкам напасть на мой след.

– О, Господи! Несчастная я женщина! – разрыдалась Кеке.

– Как говорится: пришла беда, отворяй ворота! – вздохнул и отец. – Если у жены с мозгами туго, так и сын придурком родится. Меня еще все спрашивают: почему я, Бесо Джугашвили, человек с золотым руками, который наизусть знает всего Шота Руставели и до свадьбы рюмки в рот не брал, стал вдруг алкоголиком?! А как мне не пить, когда такие вещи в семье творятся. Ладно жена! Что с бабы взять? Но когда родный сын сумасшедший – это действительно тяжело. Не поверите, дорогие гости, но я каждый день мечтаю напиться, чтобы не видеть, как мой сын сходит с ума!

– Алкоголик чертов! – простонала Кеке. – Дай хоть рубль, подлец окаянный! Я его батюшке в церковь отнесу! Может, сыночка нашего от головной хвори исцелит! Бывают же случаи, что ненормальные вылечиваются?

– Заткнись, дура! Держи карман шире. Сейчас я твоему батюшке еще свою сапожную мастерскую подарю! – огрызнулся Бесо.

– Хам и подонок! – плюнула в него (но не попала) Кеке.

– Убью, суку! – взревел отец.

– Хватит препираться, родители! – стукнул кулачком по столу Сталин. – В стране много несправедливостей! Отсталость экономики. Застой в идеологии. Неграмотность населения. Эпидемии. Я хочу исправить сие положение, но смогу приступить к делу только в том случае, если сам многому научусь. Вы мешайте мне сосредоточиться! Короче, прошу очистить помещение. И гостей своих забирайте!

На какое-то время возникла неловкая пауза. Первый пришел в себя Бесо:

– Извините, дорогие гости! Все вы, конечно, в курсе, что мой сын серьезно болен и физически, и, к сожалению, умственно. Я не жалуюсь. Просто прошу понять нас. Давайте дадим больному тишину и перебазируемся праздновать в кабак!

– Ах, ты, скотина такая! –выдавила из себя сквозь слезы Кеке. – Совести у тебя нет! Твой сын лишился разума, а тебе начхать! Лишь бы глаза свои залить, алкоголик проклятый!

Однако глава семьи уже не слышал ее. Во главе гостей он отправился продолжать веселье в питейное заведение. Заплаканная мать выбежала следом и бросилась в церковь.

Маленький Сталин раскрыл книгу и углубился в чтение.

Глава 2. Учеба в Горийском духовном училище (1888-1894 годы)

После описанного дня рождения родители Сталина серьезно задумались о его будущем.

Кеке, выполняя клятву Господу, стала склонять сына к поступлению в Горийское духовное училище.

– Ты очень талантлив, Сосо! – льстила сыну мать. – Если бы твой отец был путевым человеком, ты бы мог выбиться в купцы или даже стать жандармом. Но поскольку твой отец алкаш и не имеет ни гроша за душой, то у тебя остается только один шанс выбиться в люди – стать священником.

– Я подумаю, мама! – коротко ответил Сталин, на секунду отрываясь от книги.

С отцом аналогичный разговор закончился трагически.

– Прими мой горячий совет, сынок, никогда не слушайся баб и свою мамашу в особенности! – усадив перед собой сына, начал поучать Бесо. – Ты уже взрослый мужчина и должен знать горькую правду: твоя мать хоть и прекрасная женщина и весьма аппетитна в постели, но, к сожалению, круглая дура. Знаю, что она склоняет тебя стать священником. Мой совет: пошли ее на три буквы. Подумай лучше какие прекрасные перспективы нас с тобой ждут. Я научу тебя сапожничать, и мы вдвоем горы сможем свернуть. Вместо моей маленькой будочки купим большую просторную будку на двоих. Зажмурь глаза и представь: мы с тобой целыми днями сапожничаем, а в перерывах читаем друг другу наизусть Шота Руставели и пьем вино!

– Я, папа, в курсе, что мама у нас, мягко выражаясь, не большого ума. Скажу больше, я отнюдь не горю желанием стать священником. Однако, к сапожному ремеслу у меня душа совершенно не лежит, да и руки мои, как ты сам не раз говорил, не из того места растут. При данных обстоятельствах, думаю, мне лучше все-таки пойти учиться в духовное училище (за неимением в нашей системе образования бездуховного училища)! – Сталин грустно улыбнулся одними кончиками губ.

– Ты окончательно обезумел! – рассердился отец. – Какое бездуховное училище, несчастный? О чем ты говоришь? Ты хоть понял, что я тебе предложил?! Мы с тобой вдвоем будем чинить ботинки всему Гори! Представляешь перспективы? В нашей большой будке мы будем пить вино и читать друг другу Руставели! Что может быть прекраснее?

– Как бы тебе помягче сказать, папа. Понимаешь, есть воробьи, а есть орлы…

– Я не про птиц с тобой говорю, придурок! – перебил Бесо. – Ты знаешь какой кайф рано утром (часиков в шесть, а лучше в пять) взять отвалившийся каблук и прибить его к сапогу? Затем осушить бутылочку легкого вина. Потом (уже подшофе) починить чей-нибудь башмак, распевая во все горло «Витязя в тигровой шкуре». После легкий завтрак с крепкой чачей. Я тебе это рассказываю, а у самого слюньки текут!

– Есть воробьи, а есть орлы, папа. Ты родился воробьем. Ничего плохого или постыдного для тебя в этом нет. Таким, как ты, по кайфу всю жизнь просидеть в будке, ремонтируя обувь. Но я птица другого полета.

– Какая птица? Какого полета, идиот? Куда ты лететь собрался? Я из тебя эту дурь выбью! Я не для того тебя рожал и кормил, чтоб ты себя птицей возомнил. Снимай штаны!

Бесо окончательно потерял контроль над собой и, пользуясь преимуществом в физической силе, повалил Сталина на пол, задрал штанишки и принялся лупить ремнем.

– Получил, гаденыш?! – вытер он пот со лба после завершения экзекуции. – Будешь теперь слушаться?! Сегодня же идешь со мной в будку, распиваем вместе бутылку вина и поем Шота Руставели! А завтра в пять утра начну учить тебя сапожному ремеслу!

– Никогда этого не будет! – твердо возразил Сталин, одевая штаны. – А еще раз меня хоть пальцем тронешь, я тебя зарежу!

– Родного отца?! – поразился Бесо. – Не сын ты мне после этого!

– Договорились! – спокойно согласился Сталин и медленно направился к выходу.

Бесо так и остался стоять с ремнем в руках и открытым ртом.

Впоследствии он неоднократно пытался примириться с сыном, ругался, кричал пьяным под окнами, плакал, проклинал, угрожал, разрисовывал всю его комнату надписями («Давай помиримся, сынок!», «Приходи сегодня в будку чинить башмаки!», «Не хочешь простить, пошел на хер!», «Будь ты проклят, гаденыш!», «Как сказал классик: я тебя породил, я тебя и убью»), но все оказалось безрезультатным. Сталин больше никогда с ним не разговаривал.

Через несколько месяцев отец понял, что все его попытки натыкаются на стену непонимания. После чего собрал вещи и уехал в Тифлис.

Больше отец и сын никогда не виделись.

В 1888 году Сталин подступил в подготовительный класс Горийского духовного училища. Срок обучения составлял два подготовительных года и четыре основных – всего шесть лет.

Однако Сталин освоил программу подготовительных классов за год, а затем блестяще с отличием закончил первый класс.

Как вспоминал его одноклассник Адамишвили будущий вождь почти не общался с одноклассниками, а на попытки завести с ним разговор отвечал односложно, как правило, один из трех вариантов: «да», «нет» или «не знаю». Он не бегал на переменках, не озорничал, на уроках молча конспектировал учителя, никому не подсказывал и не давал списывать. Не было случая, чтобы он не сделал домашнее задание или опоздал на урок. Любую свободную минутку он проводил за чтением учебников.

Другие ученики относились к «ботанику» Сталину с нескрываемой неприязнью, зато учителя были от него в восторге. С первого класса училища они поручали будущему вождю вести журнал посещаемости, отмечать опоздавших, следить за порядком и даже преподавать вместо себя уроки.

Самый строгий из них учитель русского языка Лавров, который имел прозвище «жандарм», настолько впечатлился Сталиным, что сделал своим неофициальным заместителем.

– У меня сегодня деловое свидание с дамой! Сможешь подменить меня на последнем уроке? – просил Лавров.

– Владимир Андреевич, я бы с удовольствием. Но, увы, сегодня занят: по просьбе учителя пения буду принимать зачет по Акафисту и Часослову у наших балбесов. Вы не поверите, дорогой мой, в последнее время совершенно выбился из сил! Столько дел! Просто не знаю за что хвататься!

– Понимаю, Сосо! Я один предмет веду, а у тебя их столько, что голова кругом идет!

– Предметы, как вы знаете, мне легко даются. А вот научить какого-нибудь балбеса тому, что сам знаю, на это никакого терпения не хватает!

– Сосо, милый! А нельзя ли (ради меня) сдвинуть немного твой Акафист? Очень нужно! Просто позарез!

– Ладно, постараюсь помочь. Но прошу на будущее заранее ставить меня в известность о ваших свиданиях. Давайте поступим так. Составляйте каждый месяц график, когда вы встречаетесь с барышнями, и представляйте мне его на утверждение за неделю до начала очередного месяца. Иначе (уж извините) в следующей раз буду вынужден отказать.

– Спасибо, Сосо, дорогой!

– И обязательно укажите в отдельной графе время начала и окончания свидания. Как вы понимаете, мне это нужно не ради любопытства, а чтобы распределить свое время.

– Все сделаю!

Сталин заканчивал первый класс, когда грянул гром среди ясного неба. Администрация Горийского училища издала приказ о его отчислении.

Учителя и ученики, читая этот приказ на доске объявлений, восприняли его по-разному. Ученики, которых он замучил строгим надзором, не могли скрыть своего торжества, а учителя, наоборот, пришли в уныние.

Причина отчисления была банальной – невнесение платы за обучение.

Дело в том, что к этому времени Бесо наотрез отказался от уплаты алиментов и бежал в неизвестном направлении (больше его никто никогда не видел).

Кеке хоть и работала, не покладая рук, сразу на двух работах (прачкой и швеей), все равно не могла осилить плату за обучение (25 рублей в год, что по тем временам весьма солидная сумма).

– Совершенно недопустимо отчислять лучшего ученика, который является гордостью нашего училища! – возмущался учитель русского языка «жандарм» Лавров. – Воистину страшные времена наступят в России, если такого ученика, как Сосо, выгонят на улицу, как собаку!

– Как можно отчислять ученика, который поет псалмы на уровне лучших голосов Грузии?! – возмущался учитель пения Гогличидзе. – Я убежден, что Сосо будущая звезда оперного искусства Грузии, а, может, и всей России! Совершенно недопустимо бросаться такими талантами!

Под нажимом преподавательского состава администрация училища пошла на попятную и отменила приказ об отчислении. Более того, был издан новый приказ о переводе Сталина на бюджет с выплатой ежемесячной стипендии в размере 3 рублей.

Сталин продолжил огорчать учеников строгим преподаванием и радовать учителей, имея по всем предметам твердые пять баллов.

Лишь один раз за все время обучения он озадачил преподавательский состав. Было это так.

Однажды в учительской собрался тесный круг преподавателей, чтобы отметить чей-то день рождения. Присутствовал, разумеется, и Сталин. Когда закончились тосты в честь новорожденного зашла речь о лучшем ученике училища.

– Я бы очень советовал, дорогой Сосо, чтобы ты стал певцом! – поднял бокал с шампанским учитель пения Гогличидзе. – Преступно будет, если такой вокал, как у тебя, пропадет туне! Мечтаю увидеть тебя на сцене лучших концертных залов страны!

– Не слушай его, Сосо, дорогой! – вскочил «жандарм» Лавров. – Ты прирожденный словесник! Подумай, какие тебя ждут перспективы в области литературы. Ты можешь стать лучшим поэтом Грузии!

– Сосо, любимый собрат мой! – воскликнул учитель Закона божьего. – Не обращай внимание на этих грубых материалистов. Ты уже выбрал правильную дорогу по духовной линии и вскоре станешь прекрасным священником! Я твердо уверен, что это только первый шаг в твоей церковной карьере! Как человек умный, ты должен все хорошенько взвесить и принять единственно правильное решение – остаться девственником! В этом случае ты легко достигнешь сана архимандрита!

Учителя вскочили с мест и принялись яростно спорить и кричать, то и дело апеллируя к своему любимому ученику, который молча и терпеливо их слушал.

– Спасибо, господа, за лестные отзывы! – поблагодарил Сталин, когда споры поутихли. – В нашем несовершенном мире столько несправедливостей, что в моем сердце живет только одно горячее желание посвятить всего себя без остатка служению и помощи простому народу. Как вы сами понимаете, ни учитель, ни певец, ни священник ничем реально людям помочь не могут. Раньше в раннем детстве я мечтал стать императором, но теперь, повзрослев, понял, что надо идти в революционеры.

Учителя лишились дара речи. Они некоторое время удивленно смотрели на него, не в силах понять, шутит их любимый ученик, или он внезапно сошел с ума.

– С тобой все в порядке, Сосо? Ты, случайно, не перезанимался? – выразил общий вопрос «жандарм» Лавров. – Пойди, приляг на диванчик.

– Может, врача позвать? – засуетился учитель пения Гогличидзе. – Вдруг это опасно?

Сталин, увидев всеобщую панику, понял, что сказал лишнее.

– Я действительно немного перезанимался. Пойду лягу! – поспешил успокоить он преподавателей.

– Мы так испугались за тебя! – погладил его по голове Лавров.

Больше Сталин таких проколов не допускал и никому своих планов не раскрывал. В 1894 году он с отличием окончил Горийское духовное училище и блестяще сдал экзамены в Тифлисскую семинарию.

Глава 3. Учеба в Тифлисской семинарии (1894-1899 годы)

После поступления в семинарию перед Сталиным снова встала проблема безденежья.

В Российской империи конца 19 века для обучения в семинарии недостаточно было просто любить бога. Знание Библии тоже было недостаточным условием. Даже умение петь на церковнославянском языке не открывали двери в духовное заведение. Будущему священнику необходимы были большие деньги: 40 рублей в год за обучение и 100 рублей за общежитие и питание, т.е. всего 140 рублей в год.

Для Кеке, как мы помним, сумма в 25 рублей была неподъемной, а уж 140 рублей представлялись чем-то из области фантастики.

Между тем, плата должны была вноситься тремя равными частями до 15 сентября, 15 января и 15 мая каждого учебного года, т.е. Сталин, поступив в семинарию в августе, уже к 15 сентябрю обязан был сделать первый взнос – 46 руб. 67 коп.

Вместо этого он отправился с прошением к ректору семинарии. Неизвестно, о чем был у них разговор, но через час Сталин держал в руках новый приказ, по которому он должен был платить за обучение только 40 рублей в год. Общежитие и питание предоставлялись за казенный счет.

Впрочем, и таких денег у него не было и, следовательно, он ничего заплатить не мог.

Уже в сентябре 1894 года бухгалтерия семинарии подготовила приказ об отчислении будущего вождя, однако его новый поход к ректору решил эту проблему.

Отныне и на протяжении пяти лет обучения ровно три раза в год бухгалтерия готовила приказ об его отчислении «за злостное нарушение сроков оплаты», но каждый раз он шел в кабинет ректора и возвращался с отсрочкой платежа.

В результате он проучился пять лет, не заплатив ни копейки, что являлось беспрецедентным случаем за всю историю Тифлисской семинарии.

– Как тебя до сих пор не выгнали? – поражались ему сокурсники. – Всех, кто хоть на неделю задерживает оплату, выгоняют с позором. Ты же не платишь годами и спокойно себе учишься.

– Терпение и труд все перетрут! – отвечал Сталин пословицей. – Вначале было нелегко. Приходилось часами плакать, жаловаться на здоровье (будто скоро умру), обещать, умолять. Наш ректор, как вы знаете, крепкий орешек. Но нет такой крепости, которую нельзя взять настойчивому человеку. Я долго следил за ним, провел не одну ночь у него под кроватью, и однажды мне повезло! Я узнал о нем кое-что такое, что не совсем соответствует критериям духовного лица. Ничего криминального. Для мирянина это обычный грешок, о котором смешно говорить в приличном обществе. Но для ректора духовной семинарии огласка могла иметь крайне негативные последствия. Стоило мне ему об этом слегка намекнуть, как он пошел на попятную.

Первые два года обучения Сталин продолжал поддерживать реноме «ботаника». Он усердно учился, был тих, скуп на слова и почти всегда пребывал в глубокой задумчивости.

Однако на третий год многое изменилось. Сталин резко «съехал» в оценках и поведению. Причиной этому, как ни странно, были книги.

В семинарии существовали строгие правила, согласно которым будущим священникам запрещалась читать светскую литературу, в том числе художественные романы. Виновных строго наказывали. Не обошла эта участь и Сталина.

– Ничего себе книжечка! – грозно хмурил брови инспектор Мураховский, застукав Сталина за чтением романа Виктора Гюго «Девяносто третий год». – Мерзость какая! Даже в руках держать противно. От кого другого, но от тебя, Сосо, никак такого не ожидал! Неужели тебе вся эта дрянь может нравиться? Как же ты низко пал, бесстыдник!

– Совершенно с вами согласен, господин инспектор! – не моргнув глазом, ответил Сталин. – Всегда поражался, как такое можно читать. Мое личное мнение, что люди, которые этим занимаются, либо полные идиоты, либо законченные мерзавцы! Я обнаружил эту книгу только что на полу и хотел отнести ее вам в инспекторскую …

– Ты врешь мне в лицо! – рассерженно перебил Мураховский. – Я видел, как ты занимался богопротивным чтением этой книжицы! И на твоей роже отпечатывалось удовольствие, подонок!

– Дело в том, что из-за моей болезни ног и левой руки, о которых вам хорошо известно, а также в целом из-за прискорбного состояния здоровья, я испытываю настолько ужасные боли, что в прямом смысле слова теряю рассудок. В такие минуты я машинально хватаюсь за все, что может отвлечь меня. Такой приступ случился со мной буквально за минуту до вашего появления! У меня все поплыло перед глазами, я будто обезумел….

– Заткнись и не отравляй мой слух гнусным враньем! Ты – лжец и негодяй! Я долго наблюдал, как ты сладострастно листал эту дрянь! Каким же ты стал отъявленным мерзавцем. Просто уму непостижимо! Что еще читал? Шекспира? Достоевского? Флобера? Льва Толстого? Лучше сам признайся, а то, когда дознаюсь, хуже будет!

– Ваша правда! – всхлипнул Сталин. – К сожалению, из-за крайней бедности и нужды, я вынужден иногда подрабатывать в книжной лавке. Хозяин поставил мне непременным условием знание всех книг, которые я должен продавать, чтобы уметь проконсультировать покупателей. Если бы вы знали, господин инспектор, как мне самому противно, но моя бедная мамочка тяжело больна и ради нее мне пришлось принять на себя сей великий грех…

– Какое же ты чудовище, Сосо! Торгуешь самыми мерзкими на свете товарами и еще имеешь наглость признаваться в этом. Уму непостижимо! Ведь есть же хорошие книги! Библия. Житии святых. Торгуй себе ими на здоровье! И тебе прибыток, и Господу богу удовольствие. Вместо этого ты пошел продавать такие книги, от которых у Господа бога буквально волосы на голове встают. Думаешь Господь бог не видит, чем ты занимаешься?! Ошибаешься! Все он видит и находится от этого в ярости. Авторы всех твоих книг давно горят в аду, и вскоре к ним присоединишься ты! Господь только ждет удобного момента, чтобы избавить от тебя Землю! Вспомнишь тогда инспектора Мураховского, да поздно будет! Господь покажет тебе такой «девяносто третий год», что ты еще сто лет не забудешь!

Инспектор ухмыльнулся своей остроте.

– Я только сейчас понял, какой ужасный грех совершил! – всхлипнул Сталин. – Спасибо, господин Мураховский, что открыли мне глаза. До сих пор я жил, как в тумане. Но отныне я полностью раскаялся и готов к воскрешению духа. Благодаря вашей прозорливости в моей душе случился переворот. О, мой добрый благодетель! Разрешите поцеловать ручку?!

– Отстань! – несколько смягчился инспектор, отнимая руку. – Только, учитывая твою дружбу с ректором, приговариваю тебя на первый раз к неделе карцера на хлебе и воде. И хватит хныкать, негодяй! Учти, что ты легко отделался. Я вчера одному читателю «Трех мушкетеров» два месяца впаял!

К концу третьего года обучения Сталин скатился на двойки. Лишь по церковно-славянскому пению он по-прежнему держал уровень и пел в церкви так, что восторгалась вся семинария.

– Мерзавец ты, Сосо, редкостный, но как же ты хорошо поешь! – утирал платочком скупую слезу инспектор Мураховский. – Если бы ты, гаденыш, пел хоть чуть-чуть похуже, я бы с тебя живым кожу содрал! А так живи себе пока…Благодари Господа бога, что я такой сентиментальный!

– Я тебе еще не так спою! – прошептал про себя Сталин, давая инспектору погладить себя по голове.

Однажды, когда Мураховский вел очередного читателя на экзекуцию, кто-то подкрался к нему сзади и сильно огрел толстым томом Шекспира по голове. Инспектора в тяжелом состоянии увезли в больницу. Руководство семинарии тщательно проверило алиби воспитанников. У всех, включая Сталина, оно оказалось в полном порядке. Виновника так и не нашли.

Увлечение книгами привело Сталина к тому, что ему захотелось поделиться своими впечатлениями. Он оставил свою нелюдимость, преодолел стеснительность и вошел в кружок таких же читателей. Там он узнал, что, кроме художественной литературы, есть научная и политическая. Он познакомился с трудами Карла Маркса, которые произвели на него неизгладимое впечатление и круто изменили всю жизнь.

На пятом году семинарии Сталин стал социалистом. Теперь он откровенно дремал на уроках, демонстративно зевал или громко смеялся (в зависимости от настроения) в церкви и нагло дерзил учителям.

Преподаватели поражались переменам, которые случились с их лучшим учеником. Многие из них горели тайным желанием убить его или заточить навечно в карцер, однако, помня судьбу инспектора Мураховского (после удара Шекспиром он долго болел), учителя предпочитали держать себя в руках и не давать волю эмоциям.

Вскоре Сталин обнаглел до того, что вовсе перестал ходить на уроки и церковные службы, а в апреле 1899 года не явился на выпускные экзамены за пятый курс (всего в семинарии учились шесть лет).

Учителя, потирая руки, зафиксировали в журнале неявку воспитанника и дружно выставили ему итоговые двойки (кроме учителя по церковно-славянскому пению).

Вопрос об отчислении Сталина за неуспеваемость встал ребром. Однако ректор, который был у него на крючке, постарался смягчить формулировку.

29 мая 1899 года И. В. Джугашвили был исключен из семинарии «за неявку на экзамены по неизвестной причине».

В свидетельстве об окончании четырех классов ректор, опасаясь ревизии, велел добавить следующую запись: «Означенный в сем свидетельстве Джугашвили в случае непоступления на службу по духовному ведомству обязан уплатить Правлению Тифлисской духовной семинарии по силе Высочайше утвержденного 26 июня 1891 года определения Святейшего Синода за обучение в семинарии 200 руб., кроме того 18 руб. 15 коп. за утерянные им из фундаментальной и ученической библиотек семнадцать книг».

Так закончилась для Сталина учеба. Он вышел во взрослую жизнь без диплома, но с огромным денежным долгом, который так никогда и не отдал.

Глава 4. Начало политической деятельности (1899-1901 годы)

Весну 1899 года Сталин провел бурно. Он, наконец, скинул с себя тяжелый семинарский надзор. Теперь он мог целыми днями шляться по тайным собраниям и рабочим кружкам.

Опьяненной свободой он пел революционные песни прямо на улице. Озорничая, цитировал Маркса встречным околоточным. С наступлением темноты залазил на столбы и вешал на них красные флаги. А по ночам, когда Тифлис спал, расклеивал подрывные листовки с призывами к свержению существующего строя.

Счастье переполняло его.

Омрачало это счастье только две тучи: хроническое безденежье и собственная мама.

К отсутствию денег он привык с малолетства, но только теперь столкнулся с настоящей нищетой. Постоянную работу бывшему семинаристу найти было невозможно. Приходилось перебиваться случайными заработками. Сталин немного репетиторствовал (его учеником был будущий большевик-экспроприатор Камо), бегал курьером по конторам и разгружал повозки с фруктами, которые пребывали в столицу Грузии. Голодным он почти никогда не бывал, а вот на съем жилья денег категорически не хватало. Приходилось ночевать у знакомых или, если знакомые отказывали, на лавках в городском саду (благо погода стояла теплая).

Другой проблемой для Сталина оказалась его собственная мать.

Дело в том, что Кеке с момента поступления сына в семинарию была преисполнена великой гордости. Всем и каждому (даже малознакомым людям) она взахлеб рассказывала, что ее сын имеет выдающиеся способности, любим учителями, на хорошем счету у начальства, вскоре станет священником, а затем архимандритом.

– Я не могу сказать, что реализовала весь свой потенциал! – любила размышлять Кеке в обществе подружек. – Да. Я – уважаемый человек и профессионал в своем деле. Но из-за подонка Бесо (будь он трижды проклят) я так и не смогла получить образование. Другое дело, мой сыночек. Он выучился и за себя, и за меня. Сейчас он закончил на отлично пятый курс семинарии. Ему остался последний год, но я убеждена, что его рукоположат в священники много раньше. Он полностью заслужил это. Лучший ученик семинарии, пример для всеобщего подражания, образец честности и порядочности. За все годы обучения не имел ни одного замечания. Только грамоты, благодарности и похвальба от начальства. Все науки знает так, что от зубов отскакивает. Скажу вам, девчонки, как на духу: ему уже намекают, что хотят рукоположить в архимандриты или даже архиепископы. Он сказал, что подумает. Ведь он еще очень скромен. Предложений у него много. Недавно его звали продолжить карьеру в Петербурге при дворе. Там одна из великих княжон ищет себе молодого понимающего духовника. Еще рассматриваем с сыном вариант возглавить один из мужских монастырей.

– Тебе очень повезло с сыном, Кеке! – завистливо вздыхали подруги.

– Кстати, девчонки, если кому нужно грехи отпустить (вам это точно не помешает) могу поговорить с сыночком.

– Спасибо!

– Послушаете хоть, как настоящие святые люди обличают грехи! Это песня! У меня у самой мурашки по коже бегут! Это даже у меня! Женщины богобоязненной! А вы все точно поплывете! Держу пари, что половина из вас в обморок упадет, а вторую половину нужно будет госпитализировать с подозрением на инфаркт!

– Счастливая ты, Кеке! – мрачно смотрели на нее подруги. – Нам бы такого сыночка!

– Такого сыночка еще перед Господом заслужить надо! – гордо воротила нос Кеке. – Я думаю, что бог принял во внимание мою праведную жизнь, оценил ущерб, который нанес мне Бесо, и решил вознаградить меня за все мои страдания таким замечательным сыном.

Мама дошла до того, что заказала себе визитные карточки, которые раздавала своим клиентам и знакомым. На них значилось:

«Услуги по стирке белья. Быстро и качественно. Обращаться круглосуточно (адрес).

Кеке. Мать священника (кандидата в архимандриты) Иосифа Виссарионовича Джугашвили».

Когда маме сообщили, что ее сына выгнали из семинарии, она не поверила ушам своим.

– Какая ложь! – плюнула она в лицо подружке, которая первая, довольно ухмыляясь, принесла ей «радостную» весть. – Да знаешь ли ты, дура, кто такой мой сын? Он без пяти минут архиепископ! Он тебя в порошок сотрет!

– Ты сама, Кеке, дура! Если не веришь, сходи в семинарию и узнай все сама!

– Конец тебе, гнусная женщина! – не унималась мама. – Пожалеешь, что на свет родилась! Все расскажу сыночку! Ты теперь ни в одну церковь не войдешь! Все батюшки в тебя плевать будут, как в самую гнусную еретичку! Мой сын так сделает, что все церковные службы отныне будут начинаться с анафемы тебе и всей твоей семье. А я прямо сейчас твою рожу расцарапаю!

Разгневанная мать бросилась на вестницу несчастья, которая была вынуждена спасаться бегством.

Мама постаралась поскорей забыть эту историю, однако вскоре пришли официальные бумаги об отчислении сына.

Много дней убитая горем мать провела в одиночестве, закрывшись в своей комнате. Она не пила, не ела, только плакала и молилась. Больше, чем через месяц, она появилась на людях. Исхудавшая и почерневшая от горя.

– Как сынок? – пытались подколоть ее подружки. – А то у нас тут грешки накопились, пока тебя не было. Поможешь по-дружески? Авось примет нас твой архиепископ?!

– Я убью его! – твердо ответила мать. – Завтра же поеду в Тифлис, найду и, если он не вернется в семинарию, убью!

К счастью, угрозу Кеке слушали многие, слух быстро разлетелся по маленькому городу Гори, и кто-то успел предупредить Сталина. Узнав, что по его душу выехали, будущий вождь народа не стал искушать судьбу и поспешил скрыться.

Мама обегала адреса, где мог скрываться сын, на последние деньги наняли сыщиков, которые перетряхнули весь Тифлис, однако он как в воду канул. Через пару месяцев закончились деньги, отложенные на поиски, и Кеке была вынуждена вернуться в Гори несолоно хлябавши.

По случаю ее прибытия случился невиданный      ажиотаж среди подруг. Они побросали нестиранное белье и побежали на вокзал.

– Как сынок? – протиснулась вперед одна из подружек, расцеловывая Кеке. – Мне всегда было любопытно узнать, как человек может жить без денег, жилья и работы. Чем они, бомжи, питаются? Где ночуют? Как у них с половой жизнью? Рассказывай! Все по порядку!

– Как ты, милая моя, уехала, я прямо место себе не находила! – затараторила, не давая Кеке опомниться, другая подруга. –Кушаю суп, а у самой ком в горле стоит. Думаю, как там моя бедная Кеке? Не дай бог убили ее бомжи во главе с сыночком. А вчера мне Сосо во сне приснился! Страшный, грязный и полностью голый (без трусов)! Будто бы он во главе шайки разбойников (все голые) напали на тебя и жестоко надругались! Проснулась вся в слезах! Меня муж успокаивает, а я плачу!

– Я слышала, Кеке, что ты зря съездила! Сыночка своего не убила! – басом заголосила мужеподобная прачка. – Я заранее знала, что все это напрасные хлопоты. Ясно же, что Сосо живет глубоко под землей в канализационных трубах! Конечно, когда человек живет в прямом смысле слова в дерьме, найти его невозможно. Даже если туда залезть, он нырнет поглубже и ищи-свищи!

– У меня больше нет сына! – отрезала Кеке, растолкала подруг и, сгорбившись, медленно побрела в сторону дома.

Мама и сын расстались и встретились только через много лет после Октябрьской революции (о чем речь впереди).

Тем временем, наступала зима 1899 года.

К этой зиме почти все знакомые Сталина заняли жесткую позицию и стали отказывать ему в ночлеге. Дело в том, что соседом он был крайне неудобным. Он либо молчал часами, погрузившись в свои мысли, либо наоборот был не в меру говорлив, всех перебивал, декламировал стихи собственного сочинения (они никому не нравились) или пел песни по ночам (тяга к пению сохранилась у него на всю жизнь).

– Извини, Сосо, но жена просила тебя не пускать! – оправдывался очередной «друг». – Ты в прошлый раз так распелся в два часа ночи, что у нас весь дом на ушах стоял.

– Сегодня петь не буду! Мне некуда идти! – просился Сталин.

– Сказал же, нет! – отрезал друг. – У меня дочка тебя так боится, что чуть не писается. Один плюс: кашу есть начала. Раньше мы чего только не делали, чтобы заставить ее кушать. А теперь только припугнем, что ты придешь, как за милую душу уплетает. Спасибо тебе!

Ночевать под открытым небом становилось все прохладнее, и Сталин бросил все силы на поиски жилья.

Однажды ему повезло. В физической обсерватории освободилось место.

28 декабря 1899 года Сталин был принят на должность практиканта-наблюдателя. Там же на работе ему было оборудовано спальное место.

Функции физической лаборатории состояли в наблюдении за погодой, т.е. Сталин стал метеорологом. Он должен был ежечасно обходить приборы, фиксировать температуру, наблюдать за облачностью, ветром, давлением, а результаты наблюдения заносить в специальную тетрадь. Обсерватория обслуживала весь Кавказ, ежедневно предоставляя сводки погоды в СМИ и государственные учреждения. За работу платили негусто (20 рублей в месяц), но бесплатно предоставляли жилье.

Всего в лаборатории работали шесть практикантов плюс их начальник. Никто из них не выполнял свои должностные обязанности с должным рвением. Начальник закрывался в кабинете и глушил вино. Молодые сотрудники откровенно манкировали работой, снимая показания всего пару раз в сутки. В остальное время выпивали, играли в карты, волочились за дамами, спорили, ругались или просто откровенно бездельничали, заполняя журнал липовыми цифрами.

Не таков был Сталин, которого приучили в семинарии к порядку и дисциплине. Он проверял приборы даже не один, а два раза в час, и все это тщательно конспектировал.

Вскоре начальник заметил, что один из практикантов выделяется из общего ряда и пригласил его на беседу.

– Ты куда коней гонишь? – накинулся он на Сталина. – Это тебе лаборатория, а не гонка с препятствиями!

– Что?

– Ты зачем так часто снимаешь показания? У тебя что шило в жопе?

– По инструкции положено записывать показания один раз в час. Но для точности я решил снимать их каждые полчаса.

– Ты меня подсидеть хочешь? – поднял на него налитые кровью глаза начальник.

– Никак нет!

– Думаешь я дурак и ничего не понимаю? Не на того напал! Мне такие фокусы известны. Достаточно на твою рожу посмотреть, чтобы понять, что ты – карьерист. Такие проныры мне тут не нужны! Пиши заявление по собственному!

– Только не выгоняйте! У меня мамочка больная! Я у нее последняя надежда! – взмолился Сталин, которому было некуда идти. – Я все осознал. Благодаря вашей беспримерной мудрости, я понял всю глубину своей ошибки. Извинить меня может только, что я сделал эту глупость не по причине карьеризма, как вы изволили выразиться, а исключительно по недостатку ума. Больше такого никогда не повторится. Вот вам крест!

– Ты эти свои семинарские штучки брось! – несколько смягчился начальник. – Вижу, что ты действительно глуп. Разве может умный человек работать, когда есть возможность не работать?! Теперь я вполне раскусил тебя. Бог не наделил тебя умом, бедняга! Но ты не бойся. Со мной не пропадешь. Так и быть сделаю тебе, как умственному инвалиду, удобный график. Плюс прибавлю к зарплате еще пятерку на лекарства. Я сегодня добрый!

– Спасибо!

– А рвение свое засунь в задницу. У нас здесь все тихо и стабильно. Я бухаю. Практиканты тоже делом заняты (кто бухает, кто за бабами гоняется). Будь проще! Живи как все!

Так Сталин первый раз в жизни столкнулся с российской государственной бюрократией. Из разговора с начальником он уловил, что винтику в системе государственного механизма нужен не результат работы, а исключительно удовольствие начальства. Начальник же, как правило, доволен, если винтик звезд с неба не хватает. В противном случае он наполняется к винтику презрением и ненавистью. Благодаря этому наверх карьерной бюрократической лестницы выползают серые и ничтожные личности, а весь огромный государственный механизм работает фактически в холостую.

Поразмыслив над всем этим хорошенько, Сталин еще больше убедился в скорой победе социалистической революции.

– Может ли Российская империя просуществовать долго? – размышлял он в кружке рабочих железнодорожных мастерских (к этому времени он читал лекции в нескольких кружках). – Не будем себя обманывать. Может, товарищи. Но только в спокойном статичном состоянии. То есть царская власть сохранится сколь угодно долго, если мы не будем ее раскачивать. Однако, когда мы начнем ее бить и бить сильно, у меня нет сомнения, что царская бюрократия не выдержит. Государственный аппарат состоит из серых ничтожных людей, которые при настоящей опасности или трусливо разбегутся, или откровенно предадут!

– А император куда денется?! – интересовались рабочие.

– Не надо придавать слишком большое значение фигуре императора! Когда от Николая все начнут разбегаться, ему останется только удивляться, что это: трусость и предательство?! – усмехнулся в усы Сталин.

– Когда будем выступать?

– А чего кота за хвост тянуть?! Подготовимся и выступим. Только не стоит думать, товарищи, что монархия падет от одного нашего удара. Так могут думать только наивные дурачки. Государство от этого удара станет еще злей. На нас обрушатся репрессии. Многим из нас будет казаться, что дело проиграно. Но это только начало! Силы пролетариата безграничны, а терять нам нечего, кроме своих цепей. Мы вновь и вновь будем наносить удары! Наше дело правое! Монархия будет разбита! Мы победим!

– Молодец! Браво! – раздались аплодисменты.

– Теперь стихи! – Сталин встал в позу, выставил вперед руку и принялся декламировать:

Я хочу помочь народу!

Только очень все непросто!

Наверху одни уроды!

Не дают державе росту!

Кто богат и власть держащий,

Кто словил по жизни фарт

Записал в твари дрожащие

Всех! Лишь он один бриллиант!

Но, товарищи, мы встанем!

Что вы смотрите так робко?

Разъясним-ка негодяям,

Кто тут туз, а кто шестерка!

Сильной трудовой рукою!

Свергнем рабское мы бремя!

Это будет наша воля!

Это будет наше время!

Летом 1900 года началась забастовка во всех железнодорожных мастерских Тифлиса. К ним присоединились рабочие других предприятий. Разумеется, ядром бастовавших были ученики Сталина. Вскоре бастовал почти весь город, кроме физической обсерватории (Сталин не палил свою контору).

Властям пришлось в спешном порядке вводить в город воинские части. Прокатились обыски и аресты. Многие ученики Сталина были арестованы. Другие бежали, разнося искры мятежа по другим городам России.

Жандармы нанесли удар по Тифлисской социал-демократической партии. Однако полиции не удалось выявить всех ее членов.

– Мы вступили на тропу войны! – докладывал Сталин на общем собрании. – Пришла пора перестать быть дискуссионным клубом. Мы должны превратиться в боевой отряд с жесткой дисциплиной и единым центром управления.

Такая постановка вопроса смутила многих старых революционеров из числа интеллигентов, которые привыкли обсуждать труды Карла Маркса и Фридриха Энгельса, дискутировать между собой, делать доклады, просвещать рабочих, но оказались абсолютно не готовы к боевой работе.

На собрании разгорелись споры, но большинство проголосовало «за» предложение Сталина. После этого партию в знак протеста покинули многие интеллигенты, а в руководстве освободились места, одно из которых занял Сталин.

Вскоре по его предложению начинается деление членов партии на изолированные друг от друга пятерки. Входят в употребление клички (Джугашвили превращается в Кобу).

22 апреля 1901 года в преддверии первого мая Сталин решил провести смотр сил. Из разных концов Тифлиса к центру выдвинулись небольшие группки людей. Перед Солдатским базаром (недалеко от Эриванской площади) они построилась колонны. В условленный момент над толпой взвился красный флаг.

Однако власти оказались готовы к такому повороту событий (у них была своя агентура). Из прилегающий улиц и подворотен на демонстрантов обрушились казаки и солдаты. Завязался бой, который продолжался минут сорок и закончился победой регулярной армии.

Многих демонстрантов повязали, но Сталину удалось уйти подворотнями.

В ходе допросов полиция все-таки вышла на его след. В физической обсерватории провели обыск (сам Сталин, кем-то предупрежденный, успел скрыться). Какое-то время ему удавалось отсиживаться на конспиративных квартирах, однако явки проваливались одна за другой, а круг неумолимо сжимался.

В конце 1901 года Сталину пришлось бежать из Тифлиса.

Глава 5. Батуми. Первая ходка. (1902-1903 годы)

Новый 1902 год Сталин встретил в городе Батуми на складе досок завода Ротшильда, куда его устроили сторожем через партийные связи.

На второй день его работы на складе вспыхнул пожар, после которого он куда-то исчез.

Пожар потушили. Сталина уволили за прогул.

Будущий вождь объявился через три дня, когда узнал, что следствие поленилось искать виновника происшествия, объявив, что пожар возник из-за чьего-то неосторожно брошенного окурка.

На четвертый день рабочие завода досок Ротшильда взволновались.

Дело в том, что пожар тушили рабочие, а администрация завода по свойственной ей привычке наградила премиями «за тушение пожара» саму себя.

Рабочие, посоветовавшись со Сталиным, потребовали вознаграждения. Администрации пришлось пойти на уступки и выдать всем участникам тушения по 2 рубля.

На часть полученных денег был устроен банкет по случаю переезда Сталина в Батуми.

– Ты только приехал, Коба, а столько уже дел наворотил, сколько мы за всю жизнь не сделали! – поднял тост один из старых рабочих. – И склад поджог, и премии нам выбил! Живи у нас подольше! На радость нам и на горе буржуям!

– Ура! Ура! Ура!!! – троекратно прокричали рабочие.

В феврале на заводе Ротшильда возник новый конфликт (надо сказать, что до появления Сталина на этом предприятии все было спокойно).

Администрация объявила о сокращении штатов. Из 900 сотрудников 389 подлежало увольнению (увольняли рабочих, которые выбили себе премию за тушение пожара).

Работники завода (по совету Сталина) начали забастовку. Директор в ответ обратился в полицию, предоставив ей список из 30 организаторов и наиболее активных участников забастовки. Их арестовали в тот же день. Поскольку официально Сталин на заводе не работал, он оставался в тени, и его имя нигде не фигурировало.

9 марта 1902 года около 400 рабочих окружили тюрьму, выдвинув требование немедленно выпустить арестованных участников забастовки, угрожая в противном случае освободить их силой. Тюремщики отказались удовлетворить требования и вызвали войска. Рабочие пошли на штурм. Солдаты открыли огонь. 13 человек рабочих были убиты и больше 20 ранены.

Всех раненных привлекли к уголовной ответственности «за организацию беспорядков». В ходе следствия всплыло имя Кобы (его указали в рапортах присутствовавшие в толпе рабочих агенты полиции).

5 апреля Сталина арестовали. Тюрьму он встретил во всеоружии.

– Вечер в хату, арестанты! – спокойно поздоровался он, заходя в камеру. – Я – Коба. Кто старший?

– Я! – отозвался с ног до головы покрытый наколками уголовник.

– Ответ неправильный. Старший здесь я!

– Ты тот самый Коба, который склад Ротшильда поджег?

– Спроси об этом у блатных!

– Уважуха, братан! – уголовник, ни слова больше не говоря, освободил место у окна.

Сталин вел себя в тюрьме с достоинством, спокойно, невозмутимо, никогда не выходил из себя, не сердился, не кричал и не ругался. Споры между заключенными разрешал справедливо, чем поддерживал свой авторитет.

Во внешнем облике он также подчеркивал свою независимость: отрастил бороду и длинные волосы, которые зачесывал назад.

На допросах же он резко менялся и надевал маску трусливого человека.

– Ничего не знаю! Ни в чем не виноват! – объявил он жандармскому офицеру. – На заводе Ротшильда я работал ровно два дня еще в январе месяце. Надо сказать, гражданин начальник, что я очень боюсь огня и взрывов. Буквально в обморок падаю. Когда на заводе случился пожар, я понял, что мне там делать нечего. К забастовке никакого отношения не имею. Сами подумайте, зачем она мне? Какая лично мне от нее выгода?

– Никакой! – согласился жандарм. – А мы все равно тебя посадим!

– Я почти священник. Проучился в семинарии 5 лет. Примите мой горячий совет. Не совершайте сей грех! Не портите себе репутацию на том свете! Вы схватили и бросили в тюрьму совершенно невинного человека. Поверьте, что за мою чистую душу с вас обязательно спросят на том свете!

– Помолчи, тараторка! – остановил его жандарм. – Иди пока в камеру. Разберемся.

Показаний против Сталина никто из рабочих не дал. Более того, на день штурма тюрьмы у него оказалось железное алиби.

В заключении прокурора Тифлисской судебной палаты в отношении Сталина было написано следующее:

«Что же касается проявления преступной деятельности Джугашвили в г. Батуме, то хотя имеются некоторые указания на то, что он был причастен к рабочему движению, возбуждал рабочие беспорядки, устраивал сходки и разбрасывал противоправительственные воззвания, но все эти указания лишь вероятны и допустимы. Никаких же точных и определенных фактов по сему предмету дознанием не установлено и указание на участие Джугашвили на сходках и на распространение им по г. Батуму революционных воззваний основывается единственно на предположениях, слухах или возбуждающих сомнение в достоверности подслушанных отрывочных разговорах».

Казалось, установив невиновность Сталина, его следовало освободить, однако Фемида, вцепившись кому-либо в зад, не любит давать задний ход.

Проходил месяц за месяцем, а дело не двигалось с мертвой точки. Сталин принялся бомбардировать различные инстанции прошениями и жалобами.

Так в прошении на имя главноуправляющего гражданской частью на Кавказе князя Г. С. Голицына он писал:

«Все усиливающийся удушливый кашель и беспомощное положение состарившейся матери моей, оставленной мужем вот уже 12 лет и видящей во мне единственную опору в жизни, заставляет меня обратиться с нижайшей просьбой освобождения из-под ареста под надзор полиции. Умоляю канцелярию главноначальствующего не оставить меня без внимания и ответить на мое прошение. Проситель Иосиф Джугашвили. 23 ноября 1902 г.».

– У тебя оказывается мама есть? – удивился его сокамерник, подглядев письмо.

– Мамы у всех есть! – усмехнулся в бороду Сталин.

Забрасывая государственные учреждения просьбами и жалобами, на которые, надо отдать им должное, никто не реагировал, Сталин параллельно действовал в другом направлении, подготавливая бунт заключенных.

28 июля 1903 года заключенные кутаисской тюрьмы, где сидел будущий вождь, неожиданно взбунтовались, прорвались к тюремным воротам и принялись в них колотить. Ворота были железные, и звуки разносились по всему Кутаиси. К тюрьме прибежали любопытные дамочки, которые начали кричать и визжать от страха. К ним присоединились дети и подростки. В городе начался переполох.

На шум прискакали губернатор и прокурор.

Сталин предъявил администрации умеренные требования: сделать в камерах нары (заключенные спали на цементном полу), соблюдать вежливость в обращении с арестантами и предоставлять баню не реже двух раз в месяц.

– Господи! Я думал тут светопреставление, а тут нар у заключенных нет! – вытер пот со лба губернатор. – Немедленно организовать. И в баню водить регулярно! Сделайте так, чтобы я больше никогда сюда не приезжал!

Перепуганная администрация поспешила выполнить все требования. Больше того, начальник тюрьмы, опасаясь, что Сталин продолжит подрывную деятельность во вверенной ему епархии, поспешил от него избавиться. Он употребил все свои связи и влияние, чтобы дело Джугашвили поскорей закончилось (тот сидел уже полтора года).

Осенью 1903 года Сталин был приговорен в административном порядке (без передачи его дела в суд) к ссылке в Сибирь сроком на 2 года за участие в запрещенной социал-демократической партии.

Надо сказать, что в те времена ссылка была самым легким наказанием из всех возможных. Ссыльного доставляли за казенный счет на место ссылки, а дальше он был предоставлен самому себе. По отношении к государству у него была всего одна обязанность – отмечаться в установленный срок (обычно 1 или 2 раза в месяц) в полицейском участке. Зато у ссыльного появлялось право просить у государства пособие, чего были лишены простые смертные, вынужденные сами зарабатывать себе на жизнь.

– Российское государство озаботилось тем, чтобы я посмотрел мир! – усмехнулся Сталин, когда ему вручили копию приговора. – Я бы предпочел, чтобы меня отправили в ссылку в Сочи или Одессу. Впрочем, Сибирь так Сибирь. Мне рассказывали, что там очень красиво и живут замечательные люди!

Осенью 1903 года Джугашвили впервые покинул Грузию и в арестантском вагоне отправился по этапу через Новороссийск, Ростов-на-Дону, Самару и Челябинск в Иркутск.

Одет он был по грузинским меркам тепло: в щеголеватую кавказскую бурку, папаху, две пары парусиновых штанов и кожаные штиблеты с галошами.

В день, когда он сошел с поезда в Иркутске, мороз ударил под сорок градусов, дул сильный пронизывающий ветер, начиналась пурга.

Полицейские, которые должны были встречать его с поезда, решили поберечь здоровье и вместо того, чтобы пойти на вокзал, засели в кабаке.

Сталин бегал туда-сюда по пирону, пытаясь согреться. Вскоре вокруг него собралась толпа. Неизбалованные зрелищами сибиряки показывали на него пальцами и дико ржали.

– Тебе не жарко, генацвале?! – кричал подвыпивший ямщик.

– Где твой тулуп, дядя? Пропил или потерял? – надрывался хамоватый подросток.

– Иди ко мне, малыш! Обогрею! – гоготала дородная некрасивая проститутка.

Сталин в первый раз в жизни оказался в смешном положении и, надо сказать, с честью вышел из ситуации.

– Добрый день, товарищи. Что-то у вас здесь жарковато! – Сталин снял бесполезную папаху и стал ею обмахиваться. – Я, друзья мои, с детства люблю закаляться. Усовершенствовал свой организм до того, что могу при любом морозе ходить голым, как летом. Только ради приличия, чтобы не пугать женщин, которые здесь собрались, пришлось накинуть на себя бурку. Так и хочется ее снять. Но под ней у меня ничего нет.

Толпа, которая горела желанием позабавиться, разочарованно стала расходиться. Лишь самые упорные продолжали стоять, надеясь, что Сталин на их глазах превратится в сосульку.

– Мне в таком климате очень трудно находиться! – продолжал спокойно рассуждать Сталин. – Слишком у вас тут жарковато! Мне бы махнуть на Северный полюс. Раздеться до гола и сигануть в прорубь в Северно-Ледовитый океан!

Когда последний зевака ушел, Сталин что есть сил рванул до первой гостиницы.

– Срочно разотрите меня спиртом! – были его первые и единственные слова, после чего он упал в обморок.

К счастью, опытные в этом деле портье и горничные тут же бросились спасать будущего вождя от неминуемой смерти: его раздели и хорошенько растерли.

Уже утром в гостиницу заявилась полиция с предписанием срочно доставить Джугашвили в городок Балаганск (больше 200 километров от Иркутска). Еле живого Сталина погрузили на носилки (сам он ходить не мог), накрыли рогожей и тронулись в путь.

Однако, когда его чуть живого доставили в Балаганск, местное начальство только поморщилось.

– Чего вы его к нам притащили? Везите в Новую Уду.

Сталина понесли в Новую Уду (примерно 70 верст от Балаганска).

Там его почти бездыханное тело занесли в одиноко стоящий маленький покосивший домишко, к которому уже подступало болото.

Хозяйка дома, пожилая вдова Марфа Ивановна Литвинцева, встретила нежданных гостей воплями и бранью.

– Вы зачем мне ЭТО принесли? Мне только трупов здесь не хватало! Я вам не похоронное бюро! Немедленно уберите его к чертовой матери!

– Уймись, Марфа! – полицейские отодвинули ее в сторону. – Наше дело маленькое. Нам велели доставить, мы доставили!

– Что же вы творите, негодяи?! Имейте ввиду, что я этого так не оставлю! Вы меня еще не знаете! Я до самого царя дойду! Упаду к нему в ножки, что меня (порядочную женщину) так унизили! Где это видано, чтобы к честным вдовам трупы подбрасывали?

– Остынь, мать! – полицейские поставили носилки на пол. – Мы – люди служивые. Нам начальство приказало, мы исполнили. Дальше с ним сама возись. Хочешь ешь его, хочешь соли, хочешь маринуй. Не нашего ума дело. Так что налей нам по рюмке водки, и мы пошли.

– Сволочи! Но ничего. Будет и на Марфиной улице праздник. Царь-батюшка выведет вас на чистую воду! Ох, как он отомстит за меня!

– До свидания! – полицейские снова отодвинули Марфу в сторону и направились к двери.

– Что же вы творите?! – надрывалась вдова. – Выбросьте его в болото! Умоляю! Не оставьте своим благодеянием, голубчики! Заставьте вечно бога молить!

– Окстись, Марфа! Он живой! – оглянулся на пороге один из полицейских.

– Мертвый он! Господом богом клянусь, что мертвый! – Марфа несколько раз истово перекрестилась.

– Вообще-то я жив, если вам интересно! – донесся слабый голос Сталина.

– Тогда я его сама собственными руками задушу!

– Я тебя не слышал! – козырнул на прощание полицейский.

Сталин лежал на холодном грязном полу не в силах пошевелиться. Кругом гуляли сквозняки. Было холодно, из окна сильно дуло. Марфа с нескрываемой ненавистью разглядывала непрошенного квартиранта.

– Учти, что бесплатно ты здесь жить не будешь! – злобно прошипела она. – Комната моя стоит очень дорого. Гони рубль за первый месяц. Чего уставился?

– У меня денег нет, мадам! – с трудом пошевелился Сталин.

– Тогда лучше удавись! Все равно изведу тебя! Ты у меня долго не протянешь! Собаке собачья смерть!

Сталин устало закрыл глаза и провалился в сон.

Глава 6. Побег и первая любовь (зима-лето 1904 года)

Село Новая Уда, впрочем, как и вся тогдашняя Россия, делилась на две неравные части.

В Верхней Уде, которая располагалась на холме, жили немногочисленные местные богачи. В Нижней Уде посреди болот существовал остальной народ.

Отлежавшись несколько дней, Сталин понял, что в Нижней Уде ловить ему нечего, и направил стопы в Верхнюю.

Первый дом, куда он постучал, принадлежал первому богатею на селе, кулаку, торговцу и ростовщику в одном лице Филипу Толстопятову (в селе его за глаза называли Толстый за безразмерный живот).

– Че надо, голодранец? – дверь открыл сам хозяин (он никому не доверял и принципиально не держал прислугу). – Вали отсюда. Милостыню не подаю. Еще раз возле своего дома увижу, убью!

– Здравствуйте! – вежливо приподнял папаху Сталин. – Позвольте представиться. Меня зовут Коба.

– Ты че глухой? Я тебе говорю: пошел отсюда на хер! Даю одну минуту. Потом собак спущу!

– Я пришел, чтобы сделать вам предложение, от которого вы не сможете отказаться. Смею вас уверить, что это очень выгодно для вас в финансовом плане. Разрешите войти, а то на улице холодно.

– Выгодно? – с сомнением посмотрел на него Толстопятов. – Коли так, заходи ненадолго. Но учти, если соврал, ты из моего дома вылетишь, как пробка из бутылки. Я тебе такой пендель отвешу, что ты до самого Иркутска лететь будешь!

Сталин зашел в комнату и присел на стул у печки. Хозяин развалился на диване, поигрывая толстой золотой цепью.

– Я навел о вас справки и узнал, что вы человек дела! – вкрадчиво начал Сталин. – Поэтому обойдемся без прелюдий. В Тифлисе и Батуми я профессионально занимался поджогами домов, складов и государственных учреждений. Сегодня я обошел село, осмотрел постройки, кое-что прикинул и пришел к выводу, что вы являетесь наиболее перспективным моим клиентом. В связи с этим у меня к вам деловое предложение. Дайте мне сто двадцать рублей наличными, и я уеду навсегда. Слово революционера. В противном случае вам придется все отстраивать заново. Это влетит в копеечку и будет совершенно бессмысленно, потому что не успеете вы восстановить свои склады, магазины и дома, как все снова сгорит.

– Я тебе сейчас ноги переломаю! – Толстопятов налился кровью и стал медленно приподниматься, сжимая кулаки.

– Учел ваши возражения! – спокойно парировал Сталин, моментально отскакивая в угол комнаты. –Административный ссыльный – это вам не простой человек. Простого смертного вы можете убить, и никто не обратит внимания. Но у нас (ссыльных) другой статус. В отношении нас пишутся отчеты. Нами интересуется губернатор. Полиция по нескольку раз в месяц проверяет нас. Даже чиновники в Петербурге интересуются нами. Если я не окажусь в каком-нибудь отчете, сразу пойдут запросы. Вся государственная машина будет искать меня и рано или поздно найдет живым или мертвым. Поэтому перед тем, как к тебе идти, я сообщил в органы, что ты мне угрожал физической расправой. Кроме того, я написал соратникам по революции, что, если вдруг пропаду, виноват в этом ты. Сам понимаешь, что мои ребята церемониться не будут. Они тебя вместе со всей семьей на лоскутки порежут! Дальше сам решай, Филип.

– Беда пришла в дом! Господи, помилуй и спаси! – огромный Толстопятов широко перекрестился, бухнулся на колени перед иконой и принялся горячо молиться.

Сталин терпеливо ждал. Примерно через полчаса Толстопятов потный и красный перестал биться головой об пол и устало поднялся.

– Закончил? – поинтересовался Сталин. – Уважаю твои религиозные принципы, но Господь в данной ситуации тебе ничем не помочь не сможет. Это я тебе как выпускник Тифлисской духовной семинарии говорю.

– Уйди, проклятый безбожник! – слабо возразил Толстопятов.

– Хорошо. Уйду. Только прежде ответь мне на маленький вопросик. Палить мне твой дом или нет?

– Нет.

– И?

– Что?

– Где бабло?

– Почему именно я? У нас здесь в Уде богачей куры не клюют! У любого из них рублей по двести запросто можно отжать. А я человек бедный. Почти нищий. Какие сто двадцать рублей? Откуда? Я таких денег сроду в глаза не видел. Пожалей меня, Христа ради! Заставь вечно богу молить, добрый человек. Хочешь на колени перед тобой встану? Век за твое здоровье всем селом молиться будем. У меня детки малые. Хоть их пожалей. Лидочке, младшей доченьке, только недавно двадцать три годика стукнуло. Маленькая еще. До сих пор не замужем. У тебя самого детки есть? Как отец отца ты меня поймешь. Господь бог воздаст тебе сторицей, что несчастную семью Толстопятовых не обидел!

– Ты так переживаешь, как будто с жизнью прощаешься. Весь аж красным сделался. Смотри, Филип, здоровьем шутить нельзя. Так удар хватить может. Что касается местных толстосумов, мне ими заниматься некогда. Можешь сам с ними разобраться. Возьми с каждого мою долю в пятьдесят рублей, а остальное себе оставь. По рукам?

– Другое дело! – Толстопятов, который за минуту до этого выглядел маленьким и жалким, вновь обрел свою солидность и полноту. – Сто двадцать я тебе сейчас отдам. А что с наших богачей соберу, вечером занесу. Одно условие: буду всем говорить, что ты по сто пятьдесят собираешь. Меня не пали!

– Договорились.

Вскоре у Сталина оказалась круглая сумма, которой было вполне достаточно для побега. Он купил себе толстый шерстяной свитер, бараний тулуп, меховую шапку и валенки. У полицейского пристава по дешевке приобрел ксиву его помощника и командировочное удостоверение.

Побег из ссылки в те времена был плевым делом. Надо было только доехать до железнодорожной станции, взять билет на поезд и подкупить свидетелей, которые должны пустить следствие по ложному следу.

Сталин исполнил все это блестяще.

– Куда девался проклятый Джугашвили? –полицейский пристав собрал на центральной площади Новый Уды все ее немногочисленное население и толкал перед ним речь. Именно этот пристав пару дней назад продал Сталину ксиву своего помощника и организовал железнодорожный билет. Так что знал, куда тот исчез, лучше всех.

– В тайгу утек! – сообщил Толстопятов, который был подкупленным свидетелем (Сталин честно заплатил ему за ложные показания пять рублей). – Я видел. Ушел пешком в лютую метель. И тропинки уже той нет. Все снегом замело.

– Ну, если в тайгу утек, искать смысла нет. Наверняка, уже голову сложил! –довольно заметил пристав, который боялся, что кто-нибудь укажет ему правильное направление и придется ехать на станцию. – Вот так гибнут негодяи, которые пошли против царя. Я вас всех хочу предупредить, что с нашим государством шутки плохи. Не захотел Джугашвили честно служить царю-батюшке и уже кормит волков в лесу. Поэтому требую от вас соблюдать закон. А то вспомните меня, да поздно будет. Лучше остановитесь сейчас. Изживите в себе правовой нигилизм. Пропитайтесь уважением к царю и закону.

За пару недель Сталин добрался до Тифлиса, который встретил его солнцем и теплом. Несколько дней он наслаждался жизнью, пил вино и ел шашлык. После суровой Сибири родная Грузия представлялась ему сказкой.

Однажды его задерживала полиция за нарушение общественного порядка (он исполнял «Варшавянку» прямо под окнами прокуратуры). Сталин показывал свою корочку помощника полицейского судебного пристава г. Балаганск, ему пожали руку и отпустили.

Тогда, окончательно обнаглев от безнаказанности, он заявился с ящиком коньяка прямо в полицейский участок.

– От Балаганской полиции ее Тифлисским коллегам! – закричал он с порога.

Полицейские переглянулись и полезли за стаканами. В тот вечер он приобрел много друзей в силовых структурах.

Конечно, обстоятельства его побега и дружба с полицией Тифлиса не могли не вызвать вопросов у его коллег-революционеров.

– Где Коба достал деньги на побег? – возмущался на заседании Тифлисского комитета РСДРП его председатель Рамишвили. – Откуда у Кобы удостоверение помощника полицейского пристава? Почему он пьет с полицейскими? Хотите вам скажу? Коба в тюрьме стал сексотом!

– Секс кем? Я что-то не расслышала! – встрепенулась молодая начинающая революционерка Наталья Киртава-Сихарулидзе.

– Cекс-машиной! – заржал кто-то из партийцев.

– Ничего себе номер! – зарделась женщина.

– Товарищи! Давайте серьезнее! – постучал ложкой по стакану Рамишвили. – Сталин провокатор и агент полиции! Предлагаю исключить его из наших рядов.

Комитет не принял предложения своего председателя и постановил для начала вызвать Кобу и задать ему ряд вопросов.

Киртава-Сихарулидзе взялась лично доставить повестку Сталину на квартиру.

– Девчонки, мне сказали, что это настоящая сексуальная машина! – возбужденно делилась она с подружками, крутясь возле зеркала. – Я его до этого мало знала. Видела пару раз на митингах. Симпатичный мужчина. «Варшавянку» поет очень зычно. Хочу поближе с ним познакомиться.

– Везет тебе, Натали! – вздыхали подружки. – Сексуальная машина. Не то что наши мужики! Сексуальные ишаки!

Сталин принял ее в маленькой съемной комнатушке, раздетый по пояс. Наталья кокетливо стрельнула глазками на его голый торс, чуть приподняла и без того короткую юбочку и вручила запечатанный пакет.

– Какие негодяи! – рассвирепел Сталин, прочитав выписку из постановления комитета. – Получается, я перед ними оправдываться должен? Вот это наглость! Я сделал для революции больше, чем все они вместе взятые!

– Я полностью с вами согласна, товарищ Коба, и голосовала против! – еще раз стрельнула глазками Наталья.

Сталин внимательно посмотрел на гостью и почувствовал, что-то твердое у себя в трусах. Ему было двадцать пять лет, а он все еще оставался девственником.

Не сказать, чтобы его совсем не интересовал слабый пол. Но сначала любовным приключениям мешала семинария, а затем революционная деятельность. Ходить к проституткам будущий вождь брезговал, а для постоянных отношений у него элементарно не было времени.

«А не жениться ли мне на этой симпатичной девчонке?» – мелькнула у него мысль.

– Я полностью на вашей стороне, товарищ Коба! – продолжала стрелять в него глазками Киртава-Сихарулидзе. – Вы ни в коем случае не должны оправдываться. Пусть они сами докажут свои обвинения!

– Я – человек прямой. Поэтому ставлю вопрос ребром. Переезжай ко мне жить! – Сталин пощекотал ее под подбородком.

– Но мы с вами почти не знакомы, товарищ Коба! – смущенно заулыбалась молодая грузинка.

– Как же не знакомы, когда ты уже полчаса здесь сидишь?! – улыбнулся в свою очередь Сталин. – Ты – член РСДРП. Я – член РСДРП. Тебе нравится мой торс. Мне нравятся твои ножки. По-моему, этого вполне достаточно для создания крепкой дружной семьи!

– Я не поняла, товарищ Коба. Вы меня замуж зовете или на свободные отношения намекаете?! – обмахнулась веером Наталья. – Предупреждаю, что я девушка серьезная! Меня одноразовые отношения не интересуют!

– Конечно, замуж! Только учти, что я атеист! Венчаться в церкви мне нельзя по идеологическим соображениям. Если хочешь свадьбу, можем прямо сейчас напиться! Я человек веселый и праздники люблю!

– Вы меня полюбили, товарищ Коба?

– Страстно! Только сразу обговорим условия любви. Конфеты и букеты мне дарить некогда, да и денег нет. Что требуется от тебя? Запоминай по пунктам (лучше запиши). Первое. Готовка. Поскольку денег нет, будешь каждый вечер ходить на рынок в аккурат к его закрытию. Там остаются валяться побитые овощи и ошметки мяса. С тебя требуется собрать их, пожарить или сварить и накормить меня. Второе. Уборка. Я люблю, чтобы все вокруг блестело, но при этом, чтобы мне не мешали думать. Убираться будешь каждый день, но, только когда меня нет дома или я сплю. В последнем случае сделай все, чтобы не шуметь. Разбудишь – убью. Третье. Секс. Это дело я приветствую. Но только в том случае, когда оно не мешает работе. Если я занят или пребываю в задумчивости, лучше ко мне не подходи. Наконец, самое главное. Заруби себе на носу, что ни при каких обстоятельствах со мной нельзя спорить. Как я сказал, так ты и должна сделать. В противном случае тебя ждут жестокие побои или даже смерть (в зависимости от тяжести проступка). В остальном я милейший человек и рубаха парень. Люблю шутку, юмор и хорошую песню. Кстати, когда я буду петь, а больше всего я люблю петь по ночам, не забывай подпевать и аплодировать. Мне будет приятно. Все уяснила?

–– Мне надо подумать! – опустила прекрасные глаза в пол Наталья.

– До завтра времени хватит? Завтра погоду хорошую обещают. Махнем в горы. Там напьемся и сыграем свадьбу. Сначала вино с шашлыком. Потом секс на голых камнях.

– Вы меня неправильно поняли, товарищ Коба! Я еще не совсем готова к семейной жизни! К сожалению, вынуждена вам отказать.

– Какая же ты сука! – взревел Сталин. – Не подходи ко мне больше! Лучше всего эмигрируй куда-нибудь в Африку, чтобы я тебя больше никогда не видел!

Так закончилась, толком не начавшись, первая любовь Сталина.

На следующий день он уехал прочь от томящих сердце воспоминаний в Батуми.

Глава 7. В руководстве Кавказским комитетом РСДРП (1904 год)

Батумский комитет РСДРП встретил Сталина холодно.

Руководители городской организации увидели в нем своего конкурента.

– Мы сами прекрасно со всем справляемся. Ты нам не нужен! – возмущались они. – К тому же мы не уверены, являешься ли ты настоящим революционером или провокатором охранки! Обстоятельства твоего побега из ссылки, вызывают у нас вопросы!

Сталин, чтобы наладить отношения с соратниками, пригласил батумское руководство на шашлык на море, подгадав под празднование Первого мая.

Там по привычке он сразу начал распоряжаться.

– Согорошвили, беги за ветками! На тебе костер. Вадачкория, режь мясо и лук! Чхеидзе, чего рот разинул? Шашлык сам себя не сделает! Помоги Вадачкории. Я купаться! Через полчаса вернусь и все проверю.

– Ты кто такой, чтобы нами командовать? – злобно ощерился председатель Батумского комитета РСДРП Согорошвили.

– Не понял? – тяжело посмотрел на него Сталин.

– Пошел в жопу! Теперь понятно!?

– Ты че блатной?

– Ты че из себя авторитет корчишь? Ты, Коба, для меня вообще не авторитет.

– Ты кто есть по жизни?

– В смысле?

– Ты сидел?

– Тебя волнует? Ты че понтами кидаешься? Давай выйдем с тобой один на один!

– Ты только потом мамочке не побеги жаловаться!

– Кончай базарить, Коба! Или ты зассал?!

– Я зассал?!

Противники встали друг напротив друга. Сталину часто приходилось драться в раннем детстве. Однако после поступления в духовное училище он утратил боевые навыки.

Теперь он запомнил только первый удар в нос. Очнулся Сталин уже в своей комнате в кровавой луже на полу.

У многих бы опустились руки на его месте. Партия отвергла его. Все друзья и соратники отвернулись. Денег не было. Были только поддельные документы.

Однако Сталин не пал духом. Он отлежался несколько дней, дождался, пока исчезли синяки на лице, и принялся действовать.

Над Тифлисской и Батумской комитетами стоял Союзный комитет, который руководил всеми Кавказскими организациями РСДРП. Старейшим по революционному стажу в нем был М. Г. Цхакая, который находился в глубоком подполье. Его давно уже искала вся полиция Российской империи, и никто даже из руководства организации не знал, где он скрывается.

Сталин взялся за дело и вычислил логово, где прятался Цхакая, за десять дней.

– Как ты нашел меня? – побледнел Цхакая, открыв дверь.

– Не волнуйтесь, Михаил Григорьевич! Я прошел сложный путь, и никому в целом мире не повторить его.

Цхакая проверил Сталина через свои связи в полиции и убедившись, что он не провокатор, предоставил будущему вождю полный карт-бланш. Поскольку многие члены Кавказского комитета пребывали в местах не столь отдаленных, а другие прятались от полиции, к Сталину перешла вся организация партийной работы.

Засучив рукава, он взялся за дело.

Вскоре у РСДРП появилась собственная сеть конспиративных квартир и подпольная типография, где печатались листовки и газеты.

Затем рабочие были организованы в дружины, которые охраняли митинги, и могли дать отпор черносотенцам и полиции.

Особенное внимание Сталин уделил созданию партийной разведки и контрразведки.

Благодаря своим связям в Тифлисской полиции ему удалось устроить нескольких членов партии (в основном студентов) на работу в силовые структуры. Они загодя сливали всю информацию об облавах и слежках. Число арестов среди партийцев резко пошло на убыль. Теперь арестовывали только тех, кто противостоял влиянию Сталина в организации, или кого он считал ненужными для дела революции.

Контрразведкой также занимался лично Сталин, который выявлял и жестоко наказывал предателей и провокаторов (а заодно тех, кто не признавал за ним лидерства или мутил воду в организации).

Естественно, для работы партийного механизма нужны были немалые деньги. Сталин настоял на введении обязательных ежемесячных партийных взносов (до этого взносы были добровольными).

Другим источником дохода стали пожертвования бизнеса. Некоторая часть бизнесменов вносили деньги из-за нелюбви к царской власти. Однако основная масса деловых людей начинала платить только после получения письменного предупреждения.

Сталин разработал образец письма, которое было разослано по всем предприятиям, организациям и торговым точкам Кавказа. Вот оно:

«Уважаемый господин Имярек!

Социал-демократическая партия предлагает Вам внести разовый добровольный взнос в партийную кассу в сумме 500 рублей, которые пойдут на благое дело помощи рабочим.

Реквизиты для перечисления денег…

Кроме того, просим Вас в дальнейшем ежемесячно не позднее 10 числа каждого месяца перечислять платеж в сумме 100 рублей по вышеуказанным реквизитам.

В случае если по истечении 10 дней с момента получения настоящего письма разовый взнос в сумме 500 рублей не будет перечислен, Ваш дом взлетит на воздух, а вся семья убита.

Благодарим за понимание.

Надеемся на дальнейшее взаимовыгодное сотрудничество.

С наилучшими пожеланиями, РСДРП».

Подавляющее большинство бизнесменов, получив такое письмо, аккуратно платило.

С некоторыми приходилось проводить разъяснительную беседу, для чего бизнесмена увозили за город, где на лоне природы, закопанный по шею в могилу, он становился гораздо сговорчивей.

Самых упорных грабили, раздевая буквально до нитки.

Если же кто-то оказывался настолько неразумным, что бежал жаловаться в полицию, возвращаясь, он находил вместо своего дома и населявших его домочадцев пепелище и могилы.

Также Сталин организовывал ограбления банков и почтовых карет, в которых перевозили деньги. Обычно все проходило по похожей схеме. В банк устраивался работать мелким клерком человек Сталина, который проводил разведку. После этого происходил молниеносный налет, и грабители исчезали в неизвестном направлении.

Наполнить кассу партии было половиной дела. Другая половина заключалась в правильном расходовании денежных средств. Сталин и его соратники каждый месяц верстали бюджет организации, в котором сводили дебет и кредит. Расходы составляли агитационные материалы (газеты и листовки), покупка оружия, подкуп чиновников, оплата агентуры, содержание рабочих дружин и партийного аппарата.

Сталин строго следил за расходами и немилосердно наказывал растратчиков.

Если на первых порах не было отбоя от любителей зачерпнуть из партийной казны на личные нужны, то в дальнейшем партийцы, зная о незавидной судьбе своих предшественников, вели себя гораздо щепетильнее.

Глава 8. Революция 1905 года и знакомство с Лениным

– Все у нас хорошо и даже замечательно, но хотелось бы еще лучше! – рассуждал в кругу приближенных Николай Второй. – Мне бы очень хотелось поднять престиж нашей монархии на недосягаемую высоту. Я хочу остаться в памяти потомков новым Петром Первым или (на худой конец) Екатериной Второй. Короче, нам нужна маленькая победоносная война.

– С кем, ваше величество? – удивились царедворцы.

– Я что сам обо всем думать должен? Зачем тогда вы нужны? Пораскиньте мозгами с кем можно было бы повоевать без особого ущерба для государства!

Императорские аналитики призадумались и обратили внимание на Восток, где как раз развернулись интересные события.

Здесь нужно сделать краткий экскурс в историю Китая.

Еще в конце восемнадцатого века английские торговые фирмы, торгующие опиумом, принялись агрессивно осваивать китайский рынок. Просвещенные европейцы не гнушались ничем ради прибыли, активно вовлекая в наркоманию детей, подростков и юных девушек. Китайские императоры, видя, что дело зашло слишком далеко (опиумными наркоманами становились даже топ-чиновники и члены их семей) пытались принять меры по борьбе с наркотической мафией и ввели строгие уголовные наказания для наркодилеров. Однако после каждого ареста крупного наркоторговца Англия подымала дикий вой на весь мир, обвиняя китайские власти в нарушении прав человека. Чаще всего китайские власти пасовали и отпускали наркоторговцев на все четыре стороны. Всего два раза они проявили твердость и начинали боевые действия. Так произошли две «опиумные» войны с Великобританией (1840-1842, 1856-1860). В обеих войнах Китай был на голову разбит, после чего английская наркомафия продолжила победное шествие по стране.

К концу девятнадцатого века чуть ли не большинство китайского населения прочно сидело на опиуме. В пику пассивному большинству появилось молодежное движение спортсменов (или «боксеров», как их называли англичане), которое выступало за здоровый образ жизни. Боксеры стали ловить и убивать англичан – наркоторговцев («восстание боксеров», 1898-1901).

Англию, конечно, до крайности возмутил наезд боксеров на наркомафию. В отместку она пригласила всех борцов за права человека осуществить вооруженную интервенцию и разграбить Китай. На зов откликнулись все крупные державы тогдашнего мира: США, Франция, Германия, Австро-Венгрия, Италия, Япония и Россия.

В августе 1900 коалиционные войска заняли Пекин. Китай запросил пощады.

Российские газеты вышли с победными реляциями. Среднестатистический поданный Российской империи удовлетворенно читал о разгроме «боксеров», которых изображали жуткими злодеями, и вхождении русской армии в Пекин.

– Можем же, когда захотим! – восторгался народ. – Видать не так у нас все плохо, коли мы проклятых боксеров одолели!

Однако война на этом не кончилась. Державы-победительницы по праву сильного стали делить Китай на сферы влияния. При этом Россия вступила в острый конфликт с Японией за Маньчжурию и Ляодунский полуостров.

– Пришел наш исторический шанс! – довольно потер ладошки Николай Второй. – Маленькая победоносная война с Японией, как раз то, что нам нужно. Удача сама плывет к нам в руки. Япония очень слаба, и мы легко сокрушим этот колос на глиняных ногах. Если рассматривать этот вопрос с исторической точки зрения, японцы всегда проигрывали войны европейцам. Поэтому волноваться за исход войны не стоит. Скоро с божьей помощью престиж монархии поднимется на небывалую высоту.

Война обернулась катастрофой. В начале января 1905 года российское общество было потрясено сдачей крепости Порт-Артур, в феврале японцы победили в генеральном сражении при Мукдене, а в мае случилась Цусима – японцы потопили русскую эскадру, которая с помпой приплыла на Дальний Восток из Балтийского моря.

Престиж монархии рухнул. Самые консервативные, монархически настроенные и добропорядочные люди стали плеваться, услышав фамилию командующего армией генерала Куропаткина, а при произнесении имени императора морщились, как от зубной боли.

Богатые купцы, директора заводов, руководители адвокатских фирм, представители богемы, сидя в ресторанах, на чем свет поносили власть и устройство государства.

Позор в войне наложился на слабость экономики, бедность основной части населения и несправедливость в распределении материальных благ, когда меньшинство жировало, а подавляющая большинство получало копейки за свой труд или вовсе ничего не получало (пенсии были исключением, а не правилом в Российской империи).

В воскресенье 09 января 1905 года больше ста тысяч петербуржцев во главе со священником Гапоном направились шествием с портретами царя, иконами и крестами к дворцу императора. Они хотели пожаловаться царю-батюшке на несправедливость капиталистов, ужасное положение рабочих, притеснение начальства и дороговизну цен.

Социальный состав демонстрантов составляли рабочие, служащие, люди свободных профессий и даже полицейские, что придавало шествию солидный и верноподданнический характер.

Николай Второй, узнав заранее о готовящемся шествии, уехал в Царское село.

– Надо восстановить престиж власти! – проинструктировал он военных. – Пусть у нас пока не очень получилось на международной арене, но внутри страны мы должны показать всю свою боевую мощь. Врежьте им так, чтобы навсегда отпала охота к беспорядкам.

На пути к дворцу демонстрацию ожидали шеренги вооруженных солдат.

– С праздником Рождества Христова, защитники Отечества! – радостно поприветствовал их священник Гапон. – Вы не подскажите, как нам попасть на прием к царю нашему батюшке? Очень нужно!

– И вас с праздником Рождества Христова! – отвесил ему поклон полковник, который стоял во главе шеренги. – Царь уехал, но кое-что велел вам передать! Одну минуточку! Не расходитесь пока!

Полковник обернулся к своим солдатам и скомандовал:

– Винтовки наизготовку! По демонстрантам беглыми огонь! Пли!!!

В тот день в Петербурге погибло множество людей.

Однако расстрел мирной петербургской демонстрации не способствовал укреплению государственной власти. Наоборот. По всей стране, как грибы после дождя, стали появляться революционные организации и вспыхивать вооруженные восстания.

Началась революция 1905 года. Сталин встретил ее во всеоружии.

В его распоряжении был партийный актив, собственная печать, спонсоры, агитаторы и, самое главное, вооруженная боевая дружина. Он мотался по всему Кавказу между Тифлисом, Баку и Кутаиси, организовывая на местах революционную работу.

Все шло неплохо, но могло быть еще во много раз лучше, если бы Сталину не вставляли палки в колеса меньшевики.

Надо сказать, что к этому РСДРП раскололась на две фракции: большевиков и меньшевиков. Если первые, под руководством Ленина были настроены на совершение социалистической революции, то вторые шли по пути социал-демократов Европы, т.е. видели РСДРП в качестве «левой» оппозиции в будущем буржуазном парламенте.

Соответственно отличалась тактика двух фракций. Например, Ленин выступал за членские взносы для партийцев, а меньшевики были против (по этому вопросу, как раз произошел формальный раскол РСДРП). Ленин был за совершение экспроприации денег у буржуазии, меньшевики резко возражали. Ленин видел в партии боевой отряд, способный совершить социалистическую революцию. Меньшевики мечтали увидеть партию влиятельной политической силой, которая будет находиться в легальной оппозиции к существующей власти.

Как докладывал Сталин в заграничный центр в начале мая 1905 года: «Тифлис почти целиком в руках меньшевиков. Половина Баку и Батума тоже у меньшевиков. Другая половина Баку, часть Тифлиса, весь Елисаветполь, весь Кутаисский район и половина Батума у большевиков».

Дискуссии были страшные. Со взаимными упреками в трусости, непонимания марксизма, предательстве рабочего движения и работе на охранку.

Однажды меньшевики зашли в комнату, где должно было проходить партийное собрание. Сталин склонился над картой Тифлиса, увлеченно что-то рисовал и переставлял игрушечных солдатиков.

– Что с тобой, Коба?! – недоуменно переглянулись меньшевики. – Ты что в солдатики играешь?

– Смотрите! Я все отметил! Здесь стоит полк пехоты! – Сталин увлеченно ткнул точку на карте. – Его можно блокировать с двух сторон пулеметами и закидать гранатами! – он передвинул двух солдатиков. – Здесь полицейское управление! Мы его взорвем взрывчаткой!

– Какой ужас! – возмутились меньшевики, сверкая очками. – Мы в партии состоим или в бандитской шайке? Ты в своем уме, что нам такое предлагаешь?

– Не бздите! – увлеченно продолжал Сталин. – Здесь дом наместника. Его придется брать штурмом. Наместника нужно взять живым (может понадобиться в качестве заложника). Хочу это дело поручить вам. Вы возьмете его интеллигентно, не покалечив.

– Мы, пожалуй, пошли! – меньшевики направились к дверям.

– Куда вы, товарищи? – удивился Сталин.

– Ты безумен, Сосо!

– Я хотел обсудить с вами план!

– У тебя может быть только один план: немедленно обратиться к психиатру!

– Гав! Гав! – тявкнул Сталин вдогонку меньшевикам.

– Ты чего лаешь? – удивился его друг и учитель Цхакая.

– Залаешь тут! – вздохнул будущий вождь. – Нет. С этими интеллигентами каши не сваришь!

Между тем, революция набирала ход. В ночь с 6 на 7 октября страну охватила Всеобщая политическая стачка.

17 октября 1905 года Николай II вынужден был пойти на уступки и подписал Манифест, в котором содержалось обещание предоставить Государственной Думе законодательные права, а также провозглашались свобода совести, слова, собраний, союзов и неприкосновенность личности.

18 октября в Баку и Тифлисе были организованы манифестации. Для демонстрации силы Сталин выставил боевые отряды (рабочие дружины), которые впервые в открытую (до этого они действовали тайно) маршем прошли по улицам городов. Простые обыватели кто с восторгом, а кто со страхом смотрели на бравых вооруженных парней, чеканящих шаг.

В декабре 1905 года в Москве, Тифлисе и многих других городах России стали возводить баррикады. Начались настоящие бои с силами правопорядка. Государственная власть закачалась. Однако армия, казаки и полиция оставались верны престолу. Кроме того, значительная часть состоятельных буржуа и интеллигенции, которые поначалу поддержали народное движение, после Манифеста 17 октября посчитали цели протеста достигнутыми и вернулись в правое поле. Вскоре стало ясно, что на сей раз власть удержалась.

Тогда же (в декабре 1905 года) Сталин был избран делегатом от Кавказа на общероссийскую конференцию делегатов РСДРП, которая проходила в финском городе Таммерфорс.

Будучи одним из руководителей партии на Кавказе, Сталин впервые оказался среди общероссийской партийной элиты.

Впоследствии он рассказывал:

– До Таммерфорса я думал, что Ленин исполинского роста. Широкоплечий голубоглазый красавец. Центр всеобщего внимания и притяжения. Такое у меня создалось впечатление, когда читал его книги.

На конференции он с удивлением поглядывал на небольшого роста неказистого лысоватого мужичка, который вел себя очень скромно, сидел с краю в среднем ряду и в основном молчал, не вступая в дискуссии. Особенно поразило Сталина, что вокруг Ленина не клубились женщины. Лишь одна из них (Надежда Крупская) иногда обращалась к нему, но тоже совершенно не кокетничала.

Конференция проходила, как говорится, в рабочем порядке (все решения были заранее согласованы между руководством и теперь только озвучивались и оформлялись). Споров практически не было (делегаты лишь иногда лениво переругивались на почве личной неприязни).

Когда встал вопрос о проведении первых выборов в Государственную думу президиум конференции предложил заранее согласованный план участия РСДРП. Он заключался в том, что партия выставляет кандидатов и ведет агитацию на первых двух этапах выборов с бойкотом последнего, заключительного этапа (это был план меньшевиков, на который Ленин не без скрипа согласился).

Сталин взял слово и вышел на трибуну. Он сильно волновался (все-таки это было его первое публичное выступление на политическом олимпе РСДРП). В свою очередь партийные бонзы с интересом рассматривали лидера кавказских большевиков, о котором уже ходили легенды.

Обычно спокойный Сталин на этот раз стал говорить резко, нервно и слегка заикаясь:

– Мы революцию будем делать или сопли жевать? Какие, к чертям собачьим, выборы? Неужели мы такие дураки, что будем играть в политические игры буржуазии и создавать для рабочей массы иллюзию перемен? Как можно предлагать участвовать в этом цирке? Вы что хотите дискредитировать партию? Предлагаю полный бойкот выборов!

Взгляды делегатов устремились на Ленина, от которого ждали, что он остудит пыл не в меру ретивого кавказца и укажет ему его место. Однако Ленин довольно улыбнулся и поддержал Сталина. В результате конференция приняла резолюцию о бойкоте выборов.

– Вы кто по национальности? – спросил Ленин у Сталина, когда они вдвоем возвращались в гостиницу.

– Грузин.

– Я почему-то так и думал! – улыбнулся Ленин. – Хорошо вы их уделали, замечательный грузин!

– Спасибо, Владимир Ильич!

– Что вы на меня так удивленно смотрите, товарищ?! –Ленин поймал на себе взгляд Сталина. – Спросить что-то хотите?

– Я вас другим себе представлял, Владимир Ильич.

– Каким?

– Намного выше ростом и раза в два шире в плечах.

– Спортом мало занимаюсь. Времени не хватает. Но ничего, батенька. Свергнем монархию. Построим спортзалы и стадионы для трудящихся. Тогда подкачаемся.

– Вместе будем качаться.

– Вы хорошую работу провели на Кавказе. Страна сейчас переживает острый политический момент. Партии, как воздух, нужны деньги на революционную борьбу. Сможете провести крупную экспроприацию?

– Не вопрос. Специалисты есть. Желание работать огромное. Проблема в том, чтобы узнать, где и когда повезут транспорт с деньгами. Нам нужна наводка.

– Я познакомлю вас с товарищем Красиным. Он вращается в кругах крупной буржуазии и чиновничества. Он вам поможет.

– Отлично.

– Я сразу понял, что вы не болтун, а человек дела! – прощаясь, твердо пожал руку Ленин. – Вы приезжайте ко мне за границу, замечательный грузин. Будем теперь встречаться!

В 1906 году кривая революции пошла на спад. Окончательно стало ясно, что несмотря на огромные проблемы власти, государство устояло против революционной волны.

В апреле 1906 года Сталин принял участие в IV Съезде РСДРП в Стокгольме, впервые выехав в дальнее зарубежье.

Он тепло встретился со старыми знакомыми Лениным и Красиным (с последним он уже успел провернуть несколько удачных экспроприаций).

На съезде он познакомился с будущими звездами российской политики: Ф. Э. Дзержинским (будущий председатель ВЧК), А. И. Рыковым (будущий глава правительства СССР и РСФСР), М. И. Калининым (будущий глава советского парламента – ВЦИК), К.Е. Ворошиловым (будущий нарком обороны, а потом председатель президиума Верховного Совета СССР) и многими другими. С Ворошиловым их поселили в одном гостиничном номере.

Основными вопросами съезда были:

1) 

Преодоление раскола партии. Было принято решение об объединении двух фракций (большевиков и меньшевиков) и создании единого Центрального комитета, куда были выбраны 3 большевика и 7 меньшевиков (Ленин не подчинился этому решению и создал свой тайный ЦК);

2) 

Роль партии в политической жизни страны. На этот раз прошла меньшевистская резолюция об участии в выборах в Государственную думу и противодействию попыткам организовать вооруженное восстание. Также съезд запретил проведение экспроприаций (Ленин тут же дал тайную директиву о продолжении экспроприаций);

3) 

Аграрный вопрос. Ленин предлагал национализировать помещичьи, церковные и другие земли. Меньшевик Маслов не возражал против конфискации земель, однако предложил передать их муниципалитетам (органам местного самоуправления), у которых их могли арендовать крестьяне.

Неожиданно Сталин, которого взбесило, что его фракция оказалась в меньшинстве по всем вопросам, предложил передать конфискованные земли в личную собственность крестьянства.

– Крестьяне не верят ни государству, ни (тем более) муниципалитетам. Давайте запишем в программе, что готовы наделить крестьян землей. Тем самым мы привлечем на свою сторону огромную трудовую массу.

После продолжительной дискуссии, в ходе которой на сторону Сталина перешел Ленин, все-таки прошла резолюция меньшевиков.

Таким образом, по всем принципиальным вопросам, вынесенным на обсуждение съезда, победила меньшевистская фракция.

25 апреля (8 мая) 1906 Съезд закончил работу.

В этот же день Сталин и Ворошилов сели за стол в гостиничном номере и открыли бутылку грузинского вина (Сталин привез с собой несколько бутылок).

– Только по чуть-чуть! – предупредил Ворошилов. – У меня сегодня ночью поезд в Германию. Сильно не увлекайся!

– Не волнуйся. Виноградное легкое вино. Напиться с него невозможно! – отрекламировал Сталин.

– За тебя, Коба! – Ворошилов чокнулся и залпом опрокинул в себя бокал. – Эх, хорошо! Даже не верится, что через три дня буду в родном Луганске. Надоела эта заграница хуже горькой редьки. Не поверишь, как я соскучился по России! Тянет домой.

– Зачем я в этот чертов Стокгольм поперся, совершенно непонятно! – поддержал Сталин. – Съезд мудаков. Мы же проиграли меньшевикам по всем статьям. Теперь ни вооруженного восстания, ни экспроприаций, ни убийств генералов. Ничего нельзя. Как жить дальше?

– Придется прятаться от собственной партии, как от охранки! – Ворошилов выругался отборным матом.

Если Сталин пил медленно, смакуя вино, то будущий нарком обороны опрокидывал в себя стакан за стаканом, не разбирая вкуса и не закусывая.

– Хороший компот! – одобрил он. – По мне, дорогой Коба, надо всех наших партийных интеллигентов собрать в одном месте и расстрелять из пулемета!

– Слава богу, что есть Ленин! – заметил Сталин. – Без него совсем все было тускло!

– Ленин замечательный! – громко рыгнул Ворошилов. – Плохо только, что он непьющий. Я таких, как он, не понимаю. Вино – это и удовольствие, и разрядка для души, и хорошее средство для коммуникабельности. Вот раньше мы с тобой друг друга не знали, а теперь лучшие друзья. Ленин же весь негатив носит в себе. Держу пари, что надолго его не хватит. Ясно, что скоро его хватит удар. Потом паралич. Это же азбучная истина! Как он ее не понимает? Я прошу тебя, Коба, поговори с ним серьезно. Пусть задумается о своем здоровье. Уговори его напиться!

– Предлагал. И бутылки совал. Все бесполезно! – махнул рукой Сталин.

– Ты с ним в хороших отношениях. Подлей ему незаметно в кофе коньяк!

– И что дальше? Выпьет он один раз пятьдесят грамм коньяку. Что от этого изменится?

– Ой, беда! – схватился за голову Ворошилов. – Стоит человек на краю пропасти и сам того не ведает. Меня оторопь берет, что такой умный человек не понимает такой элементарной вещи, что без алкоголя мы (мужики) находимся в группе риска. Сто процентов, что лет через десять – пятнадцать у нашего вождя здоровье накроется медным тазом! – Ворошилов со всей силы ударил кулаком по столу (он уже порядком окосел). – Надо срочно что-то делать, Коба! Останови его! Пусть возьмется за ум, пока не поздно!

– Как остановить?

– Этот вопрос архисерьезный. Поэтому предлагаю заканчивать пить твой компот (тем более, что я его весь выпил) и перебазироваться в кабак. Нам нужен нормальный алкоголь. Водка или что там у этих басурман наливают.

– У тебя поезд! – напомнил Сталин.

– Поезд – это святое. Я еще никогда в жизни на поезда не опаздывал. Заодно ты меня проводишь!

Друзья отправились в кабак.

Несколько недель о них не было ни слуху ни духу.

Однопартийцы терялись в догадках и выдвигали самые разные версии.

Одни подозревали, что их арестовала шведская полиция. Другие думали, что они, почувствовав за собой слежку, тайно уехали в неизвестном направлении. Третьи доказывали, что их ликвидировали царские агенты.

Женщины побежали к гадалке, которая еще больше запутала, сообщив, что между пропавшими встала дама пик. Возникла четвертая версия о любовном треугольнике. Среди большевиков распространился слух, что Сталин отбил женщину у Ворошилова, тот вызвал его на дуэль, где они застрели друг друга.

Со времени пропажи прошло больше двух месяцев, когда Сталин появился на Кавказе. Он был щегольски одет в европейский костюм и фетровую шляпу. Правда, на костюме виднелись многочисленные винные разводы, а шляпа была сильно помята. Периодически он хватался за правый бок, морщась от боли.

– С Ворошиловым пить никакой печени не хватит! – вздыхал будущий вождь.

– А где он?

– Понятия не имею. Недели две или три назад тащил его на себе из одного кабака в другой в каком-то заштатном городке в Германии. Положил на одну минуту на траву, чтобы отлить. Вернулся, а его и след простыл. Еще говорят, что немцы добропорядочная нация. Сперли посреди белого дня!

– В каком городе? – любопытствовали соратники.

– Если бы знать!

Так закончилась первая поездка Сталина в дальнее зарубежье.

Наступило лето 1906 года, когда в жизни нашего героя случилось важнейшее событие, о котором поговорим в следующей главе.

Глава 9. Как у товарища Сталина встали трусы и что из этого вышло (1906-1907)

Если с политической карьерой дела обстояли в целом хорошо, то на личном фронте они шли ни шатко ни валко. В недалеком будущем Сталину светил тридцатник, а он все еще оставался девственником.

Между тем, тестостероны принялись серьезно бунтовать.

– Почему ты до сих пор никого не трахнул?! – негодовали они.

– Вам легко рассуждать. Вы только об одном думаете, а у меня забот полон рот!

– Ты издеваешься?!

– Сейчас с этим делом так трудно стало! Раньше при первобытнообщинном строе женщины давали всем, кто мамонта завалил. А в наше капиталистическое время столько условностей. Если у человека нет денег, то найти бабу практически невозможно. Всех красавиц на корню разбирают богатеи. Нам (беднякам) остается такое отребье, в которое хрен сунуть страшно!

– Не ври! Киртава-Сихарулидзе сама пришла, чтобы отдаться! А ты вместо того, чтобы трахнуть ее, развел философию! –возмущались тестостероны.

– Да пошли вы на фиг со своей Сихарулидзе! Я себе получше найду! – огрызнулся Сталин, которому наступили на больную мозоль.

– Ага! Нашел уже! Два года прошло, как тебя бросила Киртава-Сихарулидзе, а воз и ныне там! Смотри, товарищ Сталин! Мы от тебя просто так не отстанем! Скоро подобьем весь твой организм на бунт! И будут у тебя отказывать один орган за другим!

После такого серьезного давления Сталин решил посоветоваться со старшим товарищем, Михаилом Цхакая.

– Ищи женщину, которая будет духовно близка! – посоветовал друг.

– Как это?

– Тебе нужна дама сердца, которая поймет тебя!

– Где я такую найду?! В Африке?!

– Ты в низовых ячейках нашей партии хорошо искал?

– В низовых ячейках я уже обжегся на Киртаве-Сихарулидзе! Будь она проклята!

– Не дала? – с любопытством посмотрел Цхакая.

– Я человек прямой. Поэтому выдвинул ей справедливые требования. Я и другим женщинам буду говорить тоже самое. Жена должна готовить и стирать, а не болтать языком!

– Но без духовной близости тоже нельзя. О чем-то с женой говорить надо?!

– Зачем? – не понял Сталин.

– Допустим, накормила она тебя. Постирала. Любовью позанимались. Что дальше?! Она не стул или комод, чтобы задвинуть в дальний угол и забыть. Она будет вокруг тебя ходить, суетиться, болтать, обращать на себя внимание.

– Какой ужас!

– Так пусть лучше треплется о марксизме, чем о тряпках.

– Получается замкнутый круг! – уныло вздохнул Коба.

– Не узнаю тебя, друг. Ты всегда отличался несгибаемой волей, решительностью и отвагой. Займись женским вопросом серьезно! Уверен, что ты справишься!

Сталин внял совету старшего товарища и стал знакомиться с девушками на улицах, в церквях и других общественных местах.

На первом свидании будущий вождь сразу пускался в длительные рассуждения о марксизме, большевизме, меньшевизме, рабочем движении, революции и прочих вещах, совершенно недоступных пониманию барышень со среднем уровнем интеллекта. Послушав Сталина с полчасика (больше редко кто выдерживал), девушка мрачнела и давала ему отворот поворот.

Только самые терпеливые или некрасивые (примерно одна из десяти) приходили на второе свидание, надеясь на лучшие. Но там их вновь ожидало жестокое разочарование.

– Помнишь я тебе рассказывал в прошлый раз, чем отличается «Капитал» Карла Маркса от трудов его предшественника Адама Смита? Хочу проверить, как ты усвоила! Ответь мне на такой вопрос…

После такого многообещающего начала девушка обычно смущалась, вспоминала о важном неотложном деле, извинялась и убегала в неизвестном направлении.

Лишь одна из девушек (самая терпеливая и ужасно некрасивая) пришла на третье свидание.

Не давая Сталину открыть рот, она сразу попыталась перевести разговор в интересующую ее плоскость.

– Вы как ко мне относитесь?! – взяла она с места в карьер.

– Очень хорошо!

– Я вам нравлюсь?

– Естественно! – Сталин обнял ее за талию и поцеловал в щечку.

– Перейдем на «ты»! – предложила девушка. – Только не надо меня за попу лапать! Я не такая!

– А какая?

– Секс только после свадьбы! – некрасивая девушка решительно освободилась из объятий Сталина.

– Вообще не вопрос! Хоть завтра поженимся! Только не в церкви. Я – атеист. Кроме того, нахожусь в розыске. Мы с тобой поженимся, как вольные люди, в горах путем соития на камнях. После этого разрежем себе вены, смешаем кровь и поклянемся в вечной верности!

– И ты готов посвятить мне всю жизнь?! – продолжала допытываться девушка.

– Что за постановка вопроса?! Я готов, чтобы ты посвятила мне жизнь. Если хочешь жить со мной, ты должна угождать мне. Для этого есть разные способы, первейшие из которых: умение вкусно готовить, хорошо стирать и страстный секс в постели. Кроме того, чтобы угодить мне, ты должна соблюдать тишину, когда я работаю, и уметь поддержать разговор о марксизме, большевизме и меньшевизме, когда отдыхаю!

Дама почему-то обиделась.

– Мне один мужчина сказал, что готов для меня звезду с неба достать! – недовольно проворчала она.

– И что же? Достал?

– Он уехал по важному делу!

– А я думаю, что он тебя сбежал!

– Никто от меня не сбегал. Я просто пример привела. Хочу понять на что ради меня готов мой избранник!

– Другой бы навесил тебе лапши на уши. Но я человек прямой. Поэтому скажу честно: ради тебя я ни на что не готов!

– Почему?

– Потому, что мне смешна сама постановка такого вопроса. Ты – некрасивая глупая баба. Я – умный талантливый мужчина. Почему же я должен посвящать тебе жизнь?!

– Ты че хамишь?

– Потому что возмущен твоими претензиями. Ты себя в зеркале видела?! Звезду ей подавай! Не смеши людей!

Некрасивая девушка хотела ответить какой-нибудь резкостью, но сдержала себя.

– Ты сколько получаешь?

– Ничего не получаю. Я нелегал. Партия дает мне немного денег на личные нужды. Тебе с этого ни копейки не перепадет. Даже не надейся.

– Живешь на капитал родителей?

– У моих родителей нет капитала.

– Богатые родственники?

– Не имею!

– А на что мы с тобой жить будем?!

– Меня волнует?!

– В смысле?

– В том смысле, что ты губешки свои закатай!

– Ты что заканчивал? Где работаешь?

– Ничего не заканчивал и нигде не работаю.

– Тебе сколько лет?

– Сколько надо!

– Первый раз вижу мужика, которому примерно тридцатник, а он сидит без работы, без денег и летает в облаках!

– В каких облаках?

– Возьмись за ум, пока не поздно! Брось всю эту свою хрень и начинай зарабатывать деньги.

– Какую хрень?

– Меньшевизм и второй твой «изм» (забыла, как называется).

– Пять минут с тобой поговорил и уже хоть вешайся! – тяжело вздохнул Сталин. – Надоела выше крыши!

– Хам! Еще к девушкам клеишься! Идиот малахольный!

– Дура!

– Ты чего ко мне привязался?! Секса бесплатного захотелось?

– С тобой? Я лучше удавлюсь!

– Ах ты, подонок! – некрасивая девушка влепила Сталину пощечину и величественно удалилась.

Вечером того же дня Сталин пришел к Цхакая пьяный.

– Все пропало! – заявил он с порога. – Видать, никогда мне не быть женатым и не иметь детей!

– Проходи, дорогой! – Цхакая провел его на кухню, усадил за стол и достал из шкафа бутылку вина.

– Чего я только не делал, чтобы бабам понравиться! – тяжко вздохнул Сталин. – Как только за ними не ухаживал! Каких только комплиментов не говорил! Все без толку!

– Ты успокойся, Коба. Давай лучше накатим! – Цхакая разлил вино по бокалам.

– Я для них все, а они шарахаются от меня, как от чумы! – тяжко вздохнул будущий вождь. –Я уже думаю, что Киртаве-Сихарулидзе прокляла меня!

– Я пью, чтобы ты, Коба, преодолел черную полосу в личной жизни и вышел победителем из схватки с женским полом!

Друзья чокнулись.

– Смотрю на себя в зеркало и не понимаю, что этим бабам нужно! – Сталин закусил сыром. – Такой красивый! В глазах горит отвага! Лик вдохновенен и мужественен! И тем не менее, все бабы меня ненавидят!

– Не переживай! – ободрил его Цхакая. – Будет и на твоей улице праздник! У меня на такие вещи чуйка.

***

В доме № 3 на Фрейлинской улице города Тифлиса снимала квартиру дружная семья Сванидзе, которая состояла из трех молодых сестер (Александры, Екатерины и Марии), их брата, подростка Александра, и мужа Александры (естественно, брата, а не сестры) Михаила Монаселидзе.

Последний был старым знакомым Сталина с семинарских времен, и тот заходил иногда к приятелю попить чайку, а заодно переночевать (с жильем у него всегда была проблема).

После посещений Сталина юный Александр Сванидзе подпал под его влияние и вступил в РСДРП, где получил кличку Алеша.

Теперь вся мужская часть семьи Сванидзе с охотой принимала будущего вождя.

Что касается женской части, то сестры Сванидзе (в отличии от мужчин) целыми днями работали, обеспечивая семью (они были известными в городе портнихами). По месту жительства сестры оборудовали свой собственный пошивочный цех, ориентированный на производство модных женских платьев. Их клиентами была дамская элита города: дочери и жены богачей, крупных помещиков, полковников и генералов. Мужья частенько сопровождали жен к портнихам и терпеливо дожидались в прихожей, пока шла обстоятельная примерка платьев.

Однажды случился казус.

Шпики проследили Алешу (Александра Сванидзе), идущего с партийного собрания, до самого дома. Неопытный юный конспиратор ничего не заметил и привел за собой хвост. Дома он лег спать и проспал все последующие события. А случилось следующее.

Шпики сообщили в жандармерию о подозрительной квартире, в которой скрылся подозреваемый. Жандармы решили действовать немедленно и нагрянули с обыском, но на стук в дверь им никто не открыл.

– Ломаем двери! – предложил один из жандармов.

– Вроде бы это незаконно?! – возразил другой.

– Какая разница? Когда мы их возьмем тепленькими, про закон никто не вспомнит. Победителей не судят. Нас наградят, а самых свирепых еще повысят! – в азарте кричал первый жандарм.

Его мнение победило. Прельщенные будущими наградами правоохранители принялись яростно штурмовать двери.

В это время в квартире находился их собственный начальник, полковник Речицкий, который сопровождал жену на примерку платья.

– Дорогая, может быть, ты меня отпустишь на работу? Дел невпроворот! Все равно я в этих платьях ничего не смыслю! – ныл полковник.

– Я поражаюсь тебе! – крутилась перед зеркалом жена. – У всех мужья, как мужья. Только ты один непутевый! Не можешь ничего посоветовать! Но ничего! Вернемся домой я с тобой разберусь…

– Побегу в туалет! Что-то живот прихватило! – поспешил покинуть ее полковник, опасаясь продолжения концерта (жена любила закатывать истерики на ровном месте).

– Здесь спокойно и прохладно, а жене скажу, что был понос! – размышлял Речицкий, безмятежно развалившись на толчке.

В этот момент жандармы стали ломиться в дверь в квартиры.

– Во как долбятся! – удивился полковник.

Следом послышались испуганные женские крики. Затем грубые мужские.

– Кажись, грабители! – догадался Речицкий, рука его машинально потянулась к кобуре, в которой ничего не оказалось. – Пожалуй, пережду здесь. Скажу потом, что уснул на толчке…

Однако полковник не успел додумать свою мысль. События развивались стремительно. В дверь туалета стали долбиться кулаками, ногами и даже прикладами.

– Занято! – стараясь, чтобы его голос звучал как можно более грозно, проревел Речицкий.

– Выходи, сука, с поднятыми руками! – не менее сурово ответили ему. – Десять секунд на размышления. Потом стреляю!

– У меня понос! – попытался образумить он грабителей.

– Немедленно открой или всю жизнь кровью срать будешь!

– Отстаньте от меня! – чуть не заплакал полковник (его давно так никто не унижал).

– Что с этим говнюком разговаривать?! Ломаем дверь, ребята!

– Прекратите хулиганить! Дайте посрать спокойно! – забывшись от страха, ныл Речицкий, пока его подчиненные ломали дверь.

Он был так потрясен, что даже забыл одеть трусы, когда дверь поддалась. Полковник зажмурился, ожидая, что его будут бить. Несколько секунд ничего не происходило. Когда Речицкий робко приоткрыл один глаз картина, которая перед ним предстала, поражала воображение.

Жандармы, увидев своего начальника без трусов, стояли с выпученными глазами, хватая воздух ртом. На их лицах была написана крайняя степень изумления, через которую проступали смертельный ужас и вселенская тоска.

– Совсем обнаглели! – отойдя от первого шока, проворчал Речицкий. – Ломитесь в туалет без очереди и выгоняете с унитаза собственного начальника! Безобразие!

– Простите нас, господин полковник! – взмолился самый храбрый жандарм (другие лишились дара речи).

– Что вам здесь надо?! – все больше расходился Речицкий. – Я не помню, чтобы отдавал приказ ломать двери в этом почтенной доме! Как вы сюда попали?! Отвечать сию минуту!

Полковник начал входить в свою обычную роль. Его глаза стали метать громы и молнии, а пышные усы, которые совсем недавно позорно обвисли, поднялись почти вертикально.

– Мы думали …

– Ах, вы думали! Мне нетрудно догадаться, о чем вы думали. Вы думали, где посрать, и стали ломиться в первую попавшуюся квартиру! Вы банда засранцев, которая готова на любую подлость лишь бы удовлетворить свои низменные потребности. Теперь я понимаю, почему вас никогда не бывает в кабинетах! Вы постоянно сидите на толчке! Все, что вы умеете – это накладывать кучу за кучей. Что уставились?! Или я не прав?!

– Абсолютно правы! – поспешил заверить храбрый жандарм (остальные только согласно кивали головами).

– Торжествуйте, засранцы, вы добились своего! Согнали меня с толчка! Я ухожу! Туалет свободен! Только помните, что на сей раз вам это даром не пройдет. Скоро мы обстоятельно побеседуем на эту тему на работе.

История умалчивает, как отразилась на карьере жандармов эта история. Зато точно известно, что с этого момента полиция за версту обходила дом № 3 на Фрейлинской улице.

Этим не преминул воспользоваться Сталин, который устроил у Сванидзе штаб-квартиру. Там он не мог не обратить внимание на сестричек Сванидзе. Александра была замужем. Мария (по прозвищу Машо) была слишком юна, глупа и смешлива. А вот третья сестра Катерина (в семье ее звали Като с ударением на последнем слоге) вызвала в будущем вожде неподдельный интерес.

Однажды жарким летним днем Сталин, раздевшись до трусов, лежал на диване, лениво перелистывал «Капитал» Карла Маркса и украдкой с вожделением поглядывал из-под книжки на молодую красотку, которая разгуливала перед ним в коротком платьице, демонстрируя стройные ножки.

– Что это у вас, товарищ Сосо, трусы топорщатся?! Такое впечатление, что они у вас встали! – засмеялась Като, остановившись перед ним.

– Я – человек прямой. Поэтому отвечу, как есть. Это не трусы встали, а кое-что в трусах! – Сталин сделал закладку в книжке и отложил ее в сторону.

– Любопытно! И что вы в трусах носите? – снова прыснула Като. По тону ее голоса нельзя было понять смеется она или в самом деле настолько наивна.

– В этом я не оригинален и ношу там тоже, что все остальные мужчины. Называется пиписька или член! – прямо глядя ей в глаза ответил Сталин.

– А почему пиписька стоит?! – в свою очередь прямо посмотрела на него красавица. – Писать хочет?!

– Бывает, что и так. Но в данном случае она стоит, потому что хочет другого!

– Чего?

– Тебя!

– Вы невозможный нахал, товарищ Сосо! Но мне нравится ваша прямота.

– Если нравится, я продолжу говорить прямо! Будь моей женой!

– Так сразу?!

– А чего тянуть?

– Обычно мужчины сначала ухаживают за девушкой.

– Конфетно-букетный период? На конфеты у меня денег нет. Букет нарву тебе завтра, когда пойду с партсобрания. Хочешь стихи сочиню?!

– А вы разве умеете?!

– Могу прямо сейчас экспромтом:

Я люблю тебя, Като!

Хотя ты совсем не то,

Ты не роза! Не звезда!

Не веселая пизда!

У одной девчонки ноги!

Позавидовали бы боги!

У другой девчонки сиськи

Сытные, как две сосиски!

А у третьей бабы зад!

Витаминами богат!

Но не нужен мне никто!

Только ты, моя Като!

Почему же я влюбился?

Может, это член сбесился?

Может, он, устав в трусах,

Захотел устроить трах?!

Нет. Не член. Не только он!

Я реально в Вас влюблен!

Просто б трахаться не стал,

Хоть по жизни я нахал!

Сладкая моя, Като!

Я тебя люблю за то,

Что душа моя поет,

Видя твои глазки, рот!

Я валялся на кровати!

Ты зашла в коротком платье!

И мои трусы тут встали!

Полюбил товарищ Сталин!

– Какая прелесть! – восторженно захлопала в ладошки Като.

Не в силах больше сдерживать себя будущий вождь накинулся на красавицу и сделал с ней все, что делают настоящие мужчины в аналогичных ситуациях.

Вскоре выяснилось, что Като беременна.

Она уговорила Сталина (ради будущего ребенка) официально оформить отношения в церкви. Вначале все священники отказывались регистрировать брак будущего вождя, который не имел собственных документов, а жил нелегально по паспорту какого-то Галиашвили. В результате долгих поисков, вышли на Кита Тхинвалели, бывшего однокурсника Сталина по семинарии, который согласился провести венчание, но только ночью и с тем условием, что об этом никто не узнал.

В ночь с 15 на 16 июля 1906 года состоялось венчание в церкви Святого Давида. Сталину отметку в паспорте делать не стали, т.к. документ был на чужое имя. Като сохранила свою девичью фамилию и тоже не стала делать отметку о браке в паспорте (ее мужа могли в любой момент арестовать, а ее привлечь, как соучастницу). Так что новая ячейка общества возникла на полулегальных основаниях.

После женитьбы Сталин ничуть не изменил образа жизни. Он по-прежнему пропадал на партийных собраниях, конспиративных встречах и командировках в отдаленные районы Кавказа. Молодой супруге он никогда не говорил, куда он отправляется и когда вернется.

Часто после очередного длительного отсутствия он возвращался не в духе. Не говоря ни слова, быстро трахал жену, на скорую руку ел и уже через полчаса исчезал в неизвестном направлении.

В те редкие дни, когда он сидел дома, он мог тихо сказать какое-нибудь слово (например, спички). Молодая жена должна была ловить его мысль на лету и со всей возможной быстротой бежать в магазин за коробком со спичками (иначе следовал грубый отчет).

Казалось, что при таких исходных данных, брак будущего вождя был заранее обречен на провал и должен был в скором времени погрязнуть в непрекращающихся семейных склоках и скандалах.

Однако ничего подобного не произошло. Молодая жена не только не возмущалась поведением своего избранника, но наоборот с радостью выполняла все его прихоти. Больше того, через несколько месяцев брака, она каким-то образом научилась угадывать его еще невысказанные мысли и желания.

– Тарелку супа! – бросал Сталин, появляясь на пороге квартиры после двухнедельной командировки.

– Уже на столе горяченький только из печи! – ласково смотрела на него Като.

– Как ты догадалась, что я приду?! Ты что следишь за мной?!

– Нет. Я чувствую тебя, солнце!

– Кто тебе сказал, что я появлюсь именно сегодня?!

– Сердце!

Сталин задумчиво присаживался за стол и начинал хлебать суп.

– Сейчас проверим! – отрывал он взгляд от тарелки. – Что я хочу прямо сейчас?! Отвечай, не задумываясь!

– Прочитать новую статью товарища Ленина! – улыбнулась жена.

– Верно!

– Все готово, любовь моя! Статью Ленина подчеркнула в наиболее интересующих тебя местах. Заодно раскурила трубку, чтобы тебе приятней было читать.

Сталин, не говоря ни слова, удобно располагался в кресле и углублялся в статью.

– А что я хочу в данный момент? – примерно через час спрашивал он.

– Ты хочешь секс, мой тигренок. Прыгай на меня! – отвечала жена из постели, зазывно показывая обнаженные прелести.

– Хорошо! – улыбался Сталин после страстного секса. – А что я хочу сейчас?! Держу пари, что ты ошибешься и скажешь, что я хочу на боковую!

– Нет. Ты хочешь еще секса!

– Ты поразительно догадлива!

После множества соитий подряд уставший Сталин подмигнул супруге.

– А что я хочу в данную секунду? Попробуй-ка угадать?!

– Тут и угадывать нечего! Я чувствую тебя, мой львенок!

– Ты мне зубы не заговаривай! Держу пари, что ты никогда не догадаешься!

– Ты хочешь спеть, мой малыш.

– Это чудо какое-то! – приподнялся на локте и уставился на нее будущий вождь. – Как ты это делаешь?! Ума не приложу!

– Я просто люблю тебя!

– Тогда споем!

Сталин запел «Варшавянку». Молодая жена подхватывала. Певческий дуэт разрывал тишину ночи. Они были абсолютно счастливы, обнявшись в постели и выводя мелодию нот. И только соседи слегка портили идиллию, когда начинали долбиться в стену, требуя соблюдать тишину в три часа ночи.

Однако мир так устроен, что все в нем не вечно, а менее всего большое счастье.

Като с детства не могла похвастаться крепким здоровьем. После замужества она стала работать гораздо больше (пришлось увеличить количество заказов, так как теперь нужно было кормить еще Сталина).

В ноябре 1906 года произошло событие, которое разделило жизнь Като на до и после: она была арестована жандармами.

Дело в том, что в октябре того же года провалилась явка большевиков в Москве. Там у одного из задержанных была найдена записка с адресом: «Тифлис, Фрейлинская 3, швейка Като Сванидзе, спросить Сосо». Начальник Московского охранного отделения обратился к грузинским коллегам с требованием о производстве обыска на квартире Сванидзе.

Поскольку дело вышло на общероссийский уровень, жандармы Тифлиса были вынуждены подчиниться. Штаб-квартира Сталина и одновременно его семейное гнездышко подверглось разгрому.

Сам Сталин отсутствовал. Жандармы перевернули весь дом и нашли массу запрещенной литературы.

– Где твой муж, сука?!– наседали они на перепуганную молодую жену.

– Устроила вертеп для революционеров! Ты нам все расскажешь! Иначе по кругу пойдешь!

На Като надели наручники, взяли под ручки (сама она идти не могла) и увели в тюрьму. Бедная женщина была на пятом месяце беременности.

Клан Сванидзе бросился спасать ее.

Сестра Александра упаковала в коробку лучшее эксклюзивное платье, которое до этого висело на стене в качестве рекламы швейной фирмы, и направилась к жене жандармского полковника Речицкого.

– Даже не волнуйся, милочка! – заверила ее мадам Речицкая, получив в руки вожделенное платье (она мечтала о нем больше года). – Считай, что Като уже на свободе.

Однако дело оказалось не таким простым.

– Ты соображаешь о чем просишь?! – отбивался от жены Речицкий. – Дело на контроле в Москве! При обыске у ней нашли кучу запрещенной литературы. Плюс муж у твоей портнихи оказался какой-то сбежавший каторжник! Ты что нас самих хочешь под каторгу подвести?!

– Сегодня ты спишь один на диване!

– Пожалуйста!

– И так будешь спать до тех пор, пока ее не освободишь.

– Это уже слишком!

– Ты еще не знаешь, что такое «слишком». Ты знаешь, что Като беременна?! Если с ней или с ее ребенком что-нибудь случится, я тебе устрою такую жизнь, что лучше сразу удавись!

– Погоди! Я не сказал нет. Я просто думаю, как это лучше устроить. Отпустить ее сейчас – себя подставить. Но и держать подругу моей жены в тюрьме я не имею права. Я запутался! Помоги!

– Чтобы ты без меня делал, дурачок. Короче, делаем так. Официально она будет сидеть в тюрьме…

– Конечно, в тюрьме! Я и говорю, что отпускать ее нельзя!

– Помолчи! В реальности она будет жить у нас дома. В случае проверки мы быстро доставим девочку обратно в камеру.

– Гениально!

– А ты пока замети следы! Уничтожь улики, которые вы изъяли при обыске. Чтобы все было чисто. Надеюсь, этому тебя учить не нужно?

– Этому не нужно!

– Слава богу! Чего расселся? Действуй!

В тот же день Като переехала в особняк под крыло полковника и его жены. Можно было порадоваться благополучным разрешением дела. Но впечатлительность Като сыграла с ней злую шутку. В день выхода из тюрьмы она слегла в постель и несколько дней провалялась в бреду.

Когда вернулся Сталин, его жена уже начала ходить, но все еще была слаба. Их свидание произошло в доме полковника Речицкого.

– Я все придумала, любимый! – прижалась к мужу Като, дрожа, как в лихорадке. – Мы вместе пойдем на каторгу. Вместе будем таскать тяжелые камни на рудниках. Мне с тобой ничего не страшно. Если нас захотят казнить, я буду счастлива, что умру в один день с тобой!

– Брось глупить, малышка. Какая каторга? Какая казнь? Единственное, что нам грозит ссылка в Сибирь лет на пять. Максимум десять.

– Да! В Сибирь! – забилась в истерике жена.

Вскоре Речицкий уничтожил все улики, с Като были сняты обвинения и под новый 1907 год она вернулась домой.

Однако потрясение, вызванное арестом, не прошло даром. Она частенько хваталась за сердце и иногда стала падать в обмороки.

В марте 1907 года у супругов родился сын – Яша. Роды были тяжелыми. Все заботы о ребенке легли на плечи молодой матери. Ей приходилось целыми сутками крутиться, разрываясь между мужем, сыном и пошивом платьев.

Хрупкое здоровье женщины окончательно расшаталось.

– Что-то у меня живот болит, любимый! – однажды пожаловалось она. – Совсем невмоготу.

– Сходи к врачу! – оторвался Сталин от чтения Ленина.

– На этих врачей денег не напасешься! Я лучше тебе летние брюки куплю! А то ходишь в жару в зимних штанах. Ты же потеешь, солнце мое!

– Как хочешь! – пожал плечами муж, уткнувшись в статью.

В октябре 1907 года Като слегка с высокой температурой. Сталин побежал по врачам, однако они ставили совершенно разные диагнозы от брюшного тифа до туберкулеза. Наиболее честные эскулапы прямо заявляли, что случай непонятный, и надо везти больную в Петербург к светилам медицины.

Но у Сталина не было ни средств, ни возможностей для этого. Взять деньги из партийной кассы он считал для себя недопустимым. Несмотря на то, что через руки будущего вождя проходили огромные партийные суммы, его честь не позволяла зачерпывать из денежного потока на личные нужны. Приходилось пользоваться остатками накоплений от продаж платьев. Даже таблетки и микстуры, которые все-таки выписали врачи, оказались ему не по карману.

– Доктор выписал лекарство из расчета пять таблеток в день! – рассказывал Сталин жене. – Я считаю, что это много. Вполне достаточно одной таблетки в пять дней. Уверен, что эффект будет такой же.

– Согласно с тобой, любимый! – ласково смотрела на него супруга.

22 ноября 1907 года Като тихо скончалась на руках у плачущего Сталина. Сразу после смерти жены он съехал с квартиры, оставив маленького Якова в семье Сванидзе.

– Не хочу пока видеть этого малыша. Он мне напоминает Като, и причиняет боль сердцу! – заметил он. – Кроме того, у меня много разных дел, да и полиция висит на хвосте.

Отец с сыном воссоединились в одной семье спустя много лет (о чем мы расскажем в свое время).

Глава 10. От Лондона до тюрьмы (1907-1908 годы)

В апреле 1907 года в Лондоне состоялся V съезд РСДРП.

Перед его проведением Ленин собрал в своем гостиничном номере доверенных лиц и провел инструктаж. Среди общеполитических и организационных вопросов обсуждался вопрос о Сталине (его самого не позвали на совещание).

Надо сказать, что к этому времени история двухмесячного загула с Ворошиловым обросла самыми невероятными подробностями. Широко ходили слухи об их хулиганстве в общественных местах, драках с полицией, пением «Варшавянки» на богослужении в католическом костеле или (по другой версии) в еврейской синагоге и прочих удивительных вещах. Была ли в этих историях хоть капля правды, никто толком не знал и уже никогда не узнает.

Однако точно известно, что Ленин уделил этому вопросу особое внимание:

– Коба человек удивительной воли, живого ума и прекраснейшей души, но, к сожалению, любит выпить. За ним нужен глаз да глаз. На прошлом съезде нам сильно повезло, что он остался жив. Он мне сам рассказывал, что не помнит, где шлялся. Несомненно, что его запросто могли зарезать в каком-нибудь кабаке, и партия потеряла одного из лучших своих товарищей. Поэтому, прошу вас, приглядеть за ним. Сделайте все возможное, чтобы он не увиделся наедине с Ворошиловым. Если кто-нибудь заметит, что они о чем-то сговариваются, сразу бегите ко мне или (если меня поблизости не будет) попытайтесь помешать им!

– Попробуй им помешать! – усмехнулся Дзержинский.

– Помешать можно и нужно! – пылко возразил Ленин. – Здесь любые средства хороши. На худой конец надо дать Ворошилову в морду (Кобе не советую). Лучше пусть он недельку с фингалом походит, чем если они опять сойдутся и получится гремучая смесь грузина и дончанина.

Однако V съезд прошел в этом отношении без эксцессов. Коба и Ворошилов тепло поприветствовали друг друга, но, заметив особое внимание к своим персонам, решили не дразнить гусей.

На съезде вновь преобладали меньшевики и их союзники.

Они сформировали Центральный Комитет из своих соратников (Ленин в пику им втайне сформировал свой «Большевистский центр»).

Одним из главных вопросов в повестке дня был о рабочих дружинах. Меньшевики настаивали, что партии необходимо прекратить вооруженную борьбу и распустить дружины. Большевики возражали. Большинством голосов была принята резолюция меньшевиков.

Также съезд еще раз подтвердил запрет экспроприаций под угрозой исключения из партии.

После окончания съезда Ленин и Сталин имели доверительную беседу.

– Меньшевики обложили нас красными флажками! – вздохнул Ленин. – Необходимо быть крайне осторожным. Нужно прекратить размениваться на мелочи и провести такую экспроприацию, чтобы денег хватило на несколько лет революционной работы.

– Согласен! – закурил трубку Сталин (в последнее время он пристрастился к трубке). – У меня есть план, как нам одним махом взять несколько сотен тысяч рублей.

– Дело говорите, батенька. Обсудите практические вопросы с Красиным и действуйте.

В июне 1907 года Тифлисское отделение государственного банка организовало транспортировку более 300 тысяч рублей в дилижансе. Ценный груз сопровождали кассир и счетовод. Спереди, рядом и позади экипажа ехали конные казаки.

– Хорошо нас охраняют! – довольно заметил кассир Курдюмов, поглядывая в окошко.

– Делать им нечего! – пробурчал счетовод Головня. – РСДРП отказалось от экспроприаций, а у простых грабителей кишка тонка. Понабрали дармоедов. Теперь катаются с нами.

– Правильно! – поддержал Курдюмов. – Зачем нам столько казаков? Вы нам платите нормально, а мы сами себя поохраняем. Я, например, с пятидесяти метров в мелкую монету попадаю. Дайте мне револьвер, и ни один грабитель близко к карете не подойдет!

– Я неплохо боксирую! – заметил Головня. – Отделаю любого за милую душу.

Экипаж выехал на Эриванскую площадь в самом центре Тифлиса. Неожиданно прохожие, которые минуту назад спешили по своим делам, с разных сторон окружили карету, стали палить из револьверов и бросать гранаты. Грохот поднялся такой, что разбивались окна в соседний домах. Началась всеобщая паника, крики и визг.

– Мы сдаемся! – вопил из окошка кареты Курдюмов.

– Не убивайте! Мы все отдадим! – не помня себя, голосил Головня.

Казаки падали один за другим под градом пуль и гранат. К окруженному банковскому экипажу через толпу пробился фаэтон. Конями правил молодой капитан-драгун.

– Держитесь! Я спасу вас! – кричал он громовым голосом. – Спокойствие! Сдавайтесь, бандиты! Вам не уйти!

Казаки, увидев офицерскую форму, были рады подмоге. Старший из них отдал честь. Но стоило офицеру приблизиться к экипажу, как он выхватил пистолет и несколько меткими выстрелами окончательно решил исход сражения в пользу революционеров (в форму капитана был переодет ученик Сталина, Камо).

Нападавшие побросали мешки с деньгами в фаэтон, и тут же разбежались в разные стороны, будто испарились (никто из них не был даже ранен). Камо, правя фаэтоном, выехал с площади, где наткнулся на карету с полицейскими.

– Где вы шляетесь?! Бегом на площадь, олухи! Я за подмогой! – распорядился он.

– Так точно, господин капитан! – взяли под козырек полицаи.

Блестящий план Сталина сработал. Сам он в это время закусывал неподалеку в таверне в обществе нескольких знакомых полицейских, обеспечивая себе алиби.

– Выпьем, господа, за окончательную победу над революционной заразой! – произнес тост один из полицейских.

– За нашу победу! – чокнулся Сталин.

Несмотря на успех операции, практической пользы от нее оказалось немного. Большая часть похищенных денег состояла из пятисотрублевых купюр, номера которых были известны властям, которые разослали их список по российским и зарубежным банкам. Разменять их оказалось невозможно (в частности, на размене денег попался в Париже будущий нарком по иностранным делам СССР Максим Литвинов).

Николай Второй воспринял экспроприацию, как пощечину. Он потребовал от полиции немедленно поймать виновных.

В свою очередь Тифлисское руководство РСДРП, где преобладали меньшевики, вызвало к себе Сталина и накинулось на него с претензиями:

– Товарищ Коба, вы соображаете, что творите?!

– А что случилось? – сделал невинным лицо будущий вождь.

– Вы нагло наплевали на решения пятого съездов РСДРП!

– Никогда себе такого не позволял!

– Какое вы имели право ограбить карету с деньгами на Тифлисской площади?!

– Я человек семейный! – возразил Сталин. – Недавно стал отцом. Вы что считаете, что я вышел на площадь с грудным ребенком? Как вы себе такое представляете?

– Нам известно, что это сделали твои люди! – не отставали меньшевики.

– Думаю, если на кого-нибудь из вас завтра упадёт на голову кирпич, вы тоже будете обвинять меня! – пожал плечами Сталин. – В момент ограбления я сидел в таверне. У меня есть десяток свидетелей!

– Мы не говорим, что ты сам грабил. Мы говорим, что это сделали твои люди.

– На них было написано, что они мои?!

Тифлисский комитет РСДРП проголосовал за исключение Сталина из партии. Однако он уже принадлежал к общепартийному руководству и окончательное решение должны были принять партийные боссы, проживающие за границей. Когда документы, подтверждающие участие Сталина в экспроприации, и протокол собрания Тифлисского комитета были переправлены за границу, их взял посмотреть домой Ленин, после чего они бесследно исчезли.

Однако на этом меньшевики не успокоились. Не получив ответа из-за границы, они накатали донос жандармам.

25 марта 1908 года Сталина арестовали в Баку (до этого он несколько лет безуспешно разыскивался полицией).

– Допрыгались, Иосиф Виссарионович! – допрос вел статный краснолицый жандарм, ротмистр Зайцев. – Побег из ссылки – это уже серьезная статья. После побега много дел наворотил? По глазам вижу, что много. Не тяни! Рассказывай! Будешь запираться, поставим к стенке!

– Не понимаю, о чем вы, господин начальник?! – удивился Сталин.

– Тифлисская экспроприация твоих рук дело? Можешь не запираться. Мы знаем, что твоих.

– Я в это время был совершенно в другом месте, что подтвердят вам свидетели! – Сталин изобразил на лице негодование и сообщил список людей, которые могли подтвердить его алиби.

– Ты парень не глупый! – заметил ротмистр Зайцев, изучая список. – Зачем только сам голову в петлю суешь? Расскажи все, что знаешь, и сохранишь себе жизнь. Начнешь упираться, считай, что покойник. И не надо смотреть на меня, как на врага. Я твой единственный друг на всем белом свете. Я мечтаю спасти тебя, дурака! Так помоги мне! Прислушайся к голосу разума! Чистосердечное признание – это единственный шанс спасти себя!

– Ужасно мне (невинному человеку) такое слышать! – захлопал глазами Сталин. –Видимо, вы меня перепутали с каким-то негодяем!

– Ты дурака не валяй! – нахмурился жандарм. – Один раз ты уже попался на своих революционных делишках. Тогда ты легко отделался. Власть еще надеялась перевоспитать тебя. Но ты не оправдал ее доверия и цинично бежал. Четыре года неизвестно, где шлялся, и за это время совершенно обнаглел. Думаешь, я не знаю о чем ты думаешь? Ты, паразит, мечтаешь, что тебе снова все с рук сойдет. А хочешь я тебе скажу, как будет на самом деле? В лучшем случае вечная каторга, а в худшем смертная казнь! Понял куда ты попал, черт усатый?

– Неужели, если один раз хороший (в принципе) человек случайно оступился, его всю жизнь этим тыкать будут?! – на глазах у Сталина появилась скупая мужская слезинка. – Я не знаю, что вам против меня наплели, но твердо знаю одно: перед законом и царем нашим батюшкой у меня провинностей нет!

– Плачешь? – усмехнулся ротмистр. – А мне говорили, что поймали крутого революционера.

– Как не плакать, когда меня так жестоко оклеветали?! – высморкался в платок Сталин. – Я тихий мирный человек. Живу, как говорится, хлеб жую. Немного убогий. Чуть-чуть глуповат. Зато в политику не лезу. Живу по принципу моя хата с краю! Ни в чем таком не участвую! Мое дело славить Господа бога и императора Николая Второго за нашу счастливую жизнь!

– Ты надо мной издеваешься? Ты четыре года по чужим паспортам жил, чучело! – рявкнул Зайцев.

– И все это время усердно молился Господу нашему, чтобы он меня за сей великий грех простил.

– А тебе не приходило в голову явиться к нам с повинной?

– Позвольте, гражданин начальник, я вам расскажу всю правду о своей многострадальной жизни?!

– Весь внимания.

– С детства я почувствовал в себе неистребимое стремление к познанию Господа нашего Иисуса Христа, а также и его помазанников – царей православных…

– Меня твое детство не колышет! – грубо перебил Зайцев. – Меня интересует то время, когда ты стал подонком!

– Никогда не мог себе такого позволить, ибо, свято верую в Иисуса Христа!

– Первый раз вижу святошу с кучей уголовных статей! Кстати, тебя из семинарии за какие делишки турнули?

– Учебу в семинарии вынужден был оставить после окончания четвертого курса из-за недостатка денежных средства и огромным долгом перед сим святым учреждением. Моя бедная матушка не могла платить за меня по нищете своей, а отец бросил меня в нежном возрасте.

– Я бы тоже тебя бросил, паразита!

– Меня все бросают! – горестно вздохнул Сталин. – Клевещут и обижают! После семинарии я долго искал работу. В конце концов, устроился в обсерваторию наблюдать за погодой. Платили копейки, но другой работы не было. С целью получения заработка, вынужден был пойти расклеивать революционные листовки и раздавать газеты. Что в них печаталось я не знал, ибо это настолько противоречило моим убеждениям, что читать такую чудовищную ересь просто не было моральных сил. Так и жил, можно сказать, в стыде и позоре, пока меня (по милости нашего православного императора) не упекли в ссылку в Сибирь.

– Чего ж ты бежал? Тебе император милость оказал, а ты ему своим побегом свинью подложил!

– Бежал по двум причинам. Одна – праведная, а вторая, увы, не праведная. С какой начать?

– Разумеется, с не праведной!

– Когда меня привезли в Сибирь – был жуткий мороз. Теплых вещей с собой не имел и по бедности не мог купить. Бежал я помимо воли, подгоняемый суровым северным ветром и морозом в шестьдесят градусов. Бежал так, что только пятки сверкали.

– Понятно. А праведная причина?

– В Сибири заработать деньги не было никакой возможности. А на мне оставался долг перед семинарией. Будучи человеком верующим, я обязан был вернуть эти деньги во что бы то ни стало, ибо божеское учреждение не должно терпеть убытки! На этом принципе я стоял и стоять буду! – Сталин подмигнул. – Понимаете меня, господин ротмистр?! Если я нечаянно как-то нашалил, то всегда готов возместить убытки.

– Убытки никто не должен терпеть! – неожиданно мягко заметил Зайцев. – Нам тут в жандармерии платят с гулькин нос. Работаешь, работаешь, а долги только растут. Где справедливость?

– От нашего стола вашему столу! – Сталин ловким движением руки достал из-за пазухи пачку денег и сунул ее в карман Зайцеву, так что тот ничего не заметил (по крайней мере, сделал такой вид).

– Ладно, бедолага. Ступай пока в камеру! – не глядя на него, приказал Зайцев. – Постараюсь тебе чем-нибудь помочь.

– Конкретнее? – подмигнул Сталин.

– Скажу по секрету, прямых доказательств твоей вины у нас нет. Думаю, что получится кое-что для тебя сделать.

– Еще конкретнее?

– За старое ссылку досидишь. Тут я, сам понимаешь, бессилен. Больше к тебе претензий нет.

– Старое досижу. Не вопрос. Только можно не в таком холодном климате? Хочу поближе к теплому морю.

– Постараюсь помочь! Только ты больше никогда так не делай!

– Не делал, не делаю и не буду делать! – заверил Сталин.

Несмотря на огромное количество совершенных преступлений (одних только экспроприаций Сталин совершил не один десяток, а еще был революционный рэкет, издание антиправительственной литературы и т.д.), будущего вождя обвинили только в побеге из ссылки.

Жандармское управление присудило его в административном порядке (без передачи дела в суд) к ссылке в Восточную Сибирь на три года.

По действующим тогда процессуальным нормам приговор отправили в Петербург для утверждения особым совещанием при МВД.

Неизвестно сумел ли Сталин подмазать и там, или у чиновников Особого совещания было хорошее настроение, но срок его ссылки сократили еще на год (с трех до двух лет), а место ссылки заменили на Вологодскую губернию, где климат был мягче, а условия пребывания лучше.

Несмотря на такой приговор, Сталин остался недоволен:

– Тюрьма и ссылка – потерянное время! – хмуро заметил он, когда ротмистр Зайцев, сияя от счастья, вручил ему копию приговора.

– Первый раз вижу человека, который сбежал из ссылки, а ему за это сокращают ее и заменяют Сибирь на Вологду! Вот, что значит со мной дружить!

– У меня куча дел на воле (хочу сделать большую экспроприацию). Вероятно, придётся скоро бежать, но, в любом случае, два-три месяца я потеряю! – ворчал Сталин.

– Сие уже не мое дело. Хотя, если бы меня отправили на казенный счёт, был только рад. С удовольствием отдохнул от семьи года два.

– Я уже и так полгода здесь маюсь, пока у вас бюрократическая переписка идет! – продолжал ворчать Сталин. – Это тебе делать нечего! Зарылся, как крот, в бумагах. Как ты от такой работы с ума не сошел?

– А у тебя жизнь лучше?

– Конечно. Во-первых, у меня есть цель – установить в России справедливую честную власть и сделать жизнь простого народа лучше. Во-вторых, экспроприации дают мне адреналин.

– Каждому своё! – применительно заметил Зайцев. – Давай обнимемся на прощание. Даст бог свидимся!

Глава 11. Сольвычегодск-Баку-Сольвычегодск (1909-1910)

27 февраля 1909 года Сталин прибыл для отбытия ссылки в уездный город Сольвычегодск, расположенный на берегу реки Вычегды примерно в 30 километрах от железнодорожной станции Котлас Вологодской губернии.

В маленьком провинциальном городке царила размеренная мещанская жизнь. Подавляющее большинство горожан ничего не читало и почти ничем не интересовалось, что непосредственно не касалось их личного материального благополучия. Литература, музыка, живопись, философия, история и в целом культура не входили в сферу интересов горожан. По вечерам и в выходные дни мужчины развлекались вином и картами, а женщины сплетнями друг о друге (в этом они были большие мастерицы).

Политические ссыльные, попадая в город, поначалу пытались вести между собой дискуссии и читать книги. Однако темы для споров быстро исчерпывались, а городская библиотека была очень скудной. Прожив в Сольвычегодске с месяц, ссыльный начинал топить тоску в вине и вскоре сливался с общегородской серой массой.