Читать онлайн Дачка под Бахмутом

Глава 1 Поехали

В детстве я любил покатиться в кузове отцовского “УАЗика”. Можно было встать и, держась за передний борт или кабину, представлять себя настоящим ковбоем, скачущем на непослушном коне. Лупоглазая машинка с зеленой кабиной обычно натужно ревела, подпрыгивая на малейших кочках, а я балансировал на полусогнутых ногах, стараясь не вывалиться из деревянного кузова. Ветер, шум мотора, мошкара – было весело и радостно. И даже иногда екало. Куда отец ехал – было не важно, главное, что было движение и ощущения.

Сейчас я болтался в тентованном кузове УРАЛа. Было темно, дуло откуда-то сверху и сбоку, ноги упирались в чьи-то рюкзаки со шмурдяком, а рожок от автомата тупо упирался куда-то в район живота. Машину болтало из стороны в сторону – нужно было как можно быстрее уйти от точки встречи с автобусами. Но ощущения были точно такими же, как в детстве, главное – двигаться, главное – не останавливаться. Позади – две недели подготовки, впереди – что-то непонятное и грубое, как волна разбивающаяся о берег возле дома.

– БАХ-мут, – я в очередной раз в голове проговорил это новое для себя слово. Сначала Б-А-А-А-А-Х, а затем резко вниз -мут! И снова Б-А-А-А-А-Х–мут.

Удивительным образом название города (посёлка, села, ночного клуба – фиг знает, что это такое) совпадало с подпрыгиванием на очередной кочке, и звяканием шмурдяка. Это когда подпрыгивает всё и все, кто находятся рядом с тобой, и сквозь шум мотора и свист ветра раздается БРЯК_ШМЯК_БЛ*ДЬ_ТВОЮ_МАТЬ.

– Б-А-А-А-А-Х–мут, – выдохнул я уже вслух на очередной кочке и тяжело вздохнул.

Но ехали мы сначала на карантин в Лисичанск.

Кроме любви к поездкам в кузове отцовской машины, я всегда хотел быть военным. У нас дома любили читать, и было бесконечно много книг. Аркадий Гайдар, Константин Симонов, Гарри Гаррисон, летчик Гастелло, Конан Варвар, сёгун – для меня это были не слова из сканвордов и телевизионных шоу. Читал, видел, переживал, сочувствовал и примерял. В 11 классе у друга появилась книга о подготовке разведчиков, а в школе поменялся очередной учитель ОБЖ.

Как эти два события были взаимосвязаны – только ретроградному Меркурию известно, но мы стали с Галимджановичем падать на стуле на спину, читать карты, и ещё что-то делать, что не совсем вписывалось в курс школьного предмета. За год много чего не усвоишь, но что-то отложилось.

А потом – ограниченно годен, в сердце какая-то хорда; нет – офицером не годен, но солдатом – милости просим. И на права тебе не надо учиться от военкомата – ты же вон, отличник. А на права пусть двоечники сдают, им нужнее.

Не срослось у нас, в общем с товарищем военкомом. И к 25 годам у меня было высшее педагогическое образование, отметка в военном билете, что не служил, но в случаи чего – я водитель с категорией В.

Снова тряхнуло, кто-то на эмоциях выдал дежурное про “не дрова везешь” и что-то еще. Водитель в кабине всё равно не слышал ничего, но машина вдруг стала ехать ощутимо ровнее и медленнее. Сосед посмотрел в разорванный тент:

– Похоже куда-то приехали. Завод что-ли какой-то.

Машину остановилась у КПП – шлагбаум, два РОНовца в балаклавах и лифчиках-разгрузках с автоматами. Вокруг всё серое и противное, одно слово – хмарь. Старший о чём-то переговорил с водителем, и УРАЛ покатил по территории промзоны. Бойцы-попутчики стали потягиваться, разминать затекшие от долгой поездке ноги, распихивая по сторонам навалившийся шмурдяк.

Едва машина встала – край тента отогнулся и веселый голос сказал:

– Конечная, вещи из машины и за мной.

Честно говоря, веселого снаружи было мало. Дождик усилился, рюкзаки быстро намокали, под ногами хлюпали те самые знаменитые луганский чернозем и красная донецкая глина. Под навесом стояли спрятанные красные от грязи буханки, из помещения тянуло чем-то стальным и холодным.

Старые автоматы, выданные перед поездкой забрали, выдали новые, еще пахнущие оружейной смазкой. Рост, вес, прочие измерения. И сразу – каска, бронежилет, подсумок – это каждому индивидуально, и большое десятилитровое ведро с патронами – уже на всех. Набили рожки, шутки быстро кончились, сидели молча на старых обшарпанных стульях в бывшем заводоуправлении. Чего-то ждали.

Вообще, понятие бывшее – оно сопровождало нас всю командировку. Мы ехали по бывшим лесополосам, жили в бывших домах и накидывали 152 мм снарядами по каким-то бывшим хозяевам этой некультяпистой стороны. Что здесь было, как здесь протекали дела – непонятно, но ощущение именно стороны, а не страны присутствовало везде. В городах стояли бывшие высотки, на первых этажах и в подвалах валялась униформа и сухпаи бывших солдат, на дачных участках гнили бывшие машины и в бывших теплицах прятались подземные хода в убежище.

Здесь, на бывшем заводе я рассматривал планы никому не нужной эвакуации, и читал распоряжения об обязательном ношении маски – память об уже бывшем, неожиданно ставшем никому не интересном ковиде.

Настоящее было только сейчас и только здесь – мы, сидящие в новеньком камуфляже и чего-то ждущие.

– Построились! – это кто-то из старичков. – Сейчас Командир вам расскажет, как жить будете.

Командир, худой, подтянутый, в гражданских джинсах и черной куртке, взбодрил всех сразу и без прелюдий

– Долго и много говорить не буду,дел еще – по-горло. Вы меня все знаете. Кратко – пьянка и наркотики – самый короткий путь на тот свет. Кого поймают за этим занятием – не надо потом плакать, говорить – что вы нечаянно, что больше так не будете. Вы – не маленькие, вы – сотрудники компании. Залёт – простреленная коленка, автомат и два рожка, не факт, что с патронами – и на передок, кровью искупать свой проступок. Останитесь живы – значит повезло, значит искупили, но по собственному опыту, – Командир тяжело обвёл нас всех взглядом, – ещё никто не вернулся. Искупили, некоторые даже получили “Мужика”. но никто не вернулся. Ясно?!

– Ясно, – неуверенно и вразнобой ответили мы.

– А раз ясно, значит внимательно слушаем, кто куда и с кем сейчас поедет. Всем хорошего настроения, и надеюсь, что через полгода вновь вас всех увижу, но только убывающих домой.

Командир почему-то тяжело вздохнул,а затем нас быстро раскидали по командам. Кто в связь, кто в расчеты, кто в РОН, а кто во взвод управления.

Но для начала – в карантин.

Глава 2 Карантин

Понятно, что к этому надо было привыкнуть, но первые ПВД оставляли у меня очень тяжелое впечатление. Как человек законопослушный – вот так заселиться и жить в чью-то квартиру или чей-то дом, в котором куча хозяйских вещей и воспоминаний – было очень неуютно. Разгромленные спальни, в которых на полу валялись вперемешку женские лифчики и мужские халаты, опрокинутая мебель в детских с какими-то кубками и медалями, вечный запах протухших продуктов и мышиных какашек на кухнях. И всё это – через сломанные входные двери, простреленные окна, разрушенные взрывом стены.

Особенно было неловко, когда на полу валялись старые большие альбомы – такие же были и у моих родителей. И тут же – россыпью потухшие искры чьей-то жизни – фотографии, цветные и черно-белые, со школьных выпускных и больших семейных дней рождений. Незнакомые люди смотрели на тебя не то с укоризной, не то с осуждением, может-быть с жалостью. Жалостью, которая говорит – пожалей нас, собери и сложи хотя бы в шкаф. Чтобы следующий, такой же лутальщик, как и ты не топтался в очередной раз по фотолисту, где стоит счастливая женщина необъятных размеров в обнимку с внуком, позади море и надпись “Геленджик 82”.

Карантин находился как-раз в таком доме. Брошенный своими хозяевами, с воронками в саду от прилетов сначала наших орудий, потом ответных уже попаданий хохлов, дом стоял почти целый, только в окнах на втором этаже были многочисленные дыры от осколков.

Третий и первый этаж практически не пострадали, на улице был декабрь, и сохранять в доме тепло было совсем не сложно. Одеяла на окнах одновременно выполняли роль утеплителя и светомаскировки. На первом этаже, в большой комнате, которая видимо была раньше залом, вдоль стен стояли 4 кровати. Посередине комнаты располагалась печь буржуйка – прожорливая, но быстро прогревающая нашу импровизированную спальню. Топили мы её два-три раза на дню, щедро набивая сухими дровами – сломанными ящиками от снарядов, которых у нас. как у артиллеристов, было предостаточно. Рядом с каждой кроватью стояли импровизированные тумбочки – наши рюкзаки, набитые вещами. А также по одному стулу – на них на ночь вешались бронежилеты и складывались каски. Рядом всегда под рукой – заряженный автомат. И фонарик – чтобы перемещаться по дому ночью.

Карантин появился в подразделении недавно – все вновь прибывшие привозили с собой страшную заразную болезнь, которую именовали никак иначе, как Молькинский вирус. Пополнение прибывало примерно раз в две-три недели, и надолго выбивала из строя “старичков”. Сопли, слюни, температура под 40 – и так каждый раз. Вирус на большой земле мутировал, развивался, благо каждый день приезжали парни со всей нашей Огромной и Необъятной, а так же из Ближнего и не очень Зарубежья. Стабильно на неделю подразделение было менее боеспособно, чем это должно было быть. Поэтому нас троих определили в карантин.

Начальник карантина – невысокий, остроносый с большими глазами наш погодок обладал каким-то зверским иммунитетом – молькинская зараза обходила его стороной. За ленточку он убыл раньше нас на месяц, и поэтому считал себя чуть ли не дедом.

Сначала мы об этом не знали. Из нас троих – один был уже в командировке второй раз, поэтому из карантина он быстро перенес вещи к водителям, второй – был старый служака на пенсии (правда, военной), а я был в армейских условиях впервые, и поэтому каждого представлявшегося “начальника” воспринимал именно “начальником”.

– Толченый, – представился глава Карантина и окрестностей. Толченый был сонный и невыспавшийся. Сначала я думал, что это связано с тем, что привезли нас под утро, но потом его такой внешний вид – “я всегда со сна” оказалось его естественным состоянием. Уже позже, я узнал, что мистер Толченый был из тех бойцов, в котором никак “не могли найти талант”, за месяц командировки он успел уже побывать в нескольких расчетах и нигде долго не приживался. Мужик он был на самом деле рукастый и неглупый, но очень умело прикидывался дураком.

Однажды, его спросили, для чего ему это?

– Дуракам легче жить, – выдал Толчёный с умным видом, и опять исчез за непробиваемой стеной своего косоватого взгляда.

А ещё ночью он жутко скрипел зубами. Так громко и страшно, что к своим годам уже был должен сточить зубы до самых десен. Первую ночь мы ничего не слышали – так как вырубились сразу после вечерней планерки или летучки, не помню уже как это называлось. А вот следующие ночи основным моим занятием было уснуть до того, как Толчёный начинал свой концерт.

Опытным путем выяснилось, что скрипеть он начинает тогда, когда, температура в нашей общей комнате достигнет определенного градуса. Мы стали меньше топить буржуйку, хорошо. что выданные компанией спальники позволяли это делать – просто приносили на ночь меньше дров.

Однако через пару дней Точеный, или живность внутри него, раскрыла наш коварный план, и он сам стал забивать буржуйку остатками ящиков на ночь, а так же складывал возле себя маленькую поленницу, “про запас”.

Лишнего “дырчика” – бензинового генератора для карантина тоже не было, поэтому наш день заканчивался вместе с закатом солнца. Тепло было только в зале, кухня и прочие комнаты не обогревались. Сильно не мешало, только на кухне часто весь вечер горели газовые конфорки – для света и разогрева еды.

Изначально планировалось, что мы неделю будем сидеть в карантине, ограниченно контактируя с братцами. Однако три единицы, три бесхозных карандаша – Толченый и двое нас, никак не давали покоя деятельной и кипучей натуре наших Командиров. Поэтому после первого вечернего собрания (“Вечер знакомств”, говоря языком пионерского лагеря) я вынес две важных информации.

– Есть что-нибудь ценное при себе, часы там хорошие, или фонарик пиздатый? – товарищ Командир смотрел на нас ехидно весело. – Если есть, то после того как тебя убьют – я себе заберу, договорились?

Братцы – артиллеристы заржали как хорошие кони. В комнате было светло, тепло и пахло не тушенкой, а борщом и сигаретами. Дырчик здесь работал беспрерывно, мужики восстановили старый колодец, в который бросили насос – холодная вода и теплый туалет очень много значат на войне. Дежурный по кухне готовил горячее и стряпал вкусное – тогда я еще не понимал, что это норма: обустроить быт так, чтобы было как дома. Мы вечерами приходили сюда посмотреть телевизор и узнать распорядок на завтра. Никто нас в карантине просто так держать не собирался – на нас была охрана стоящего за терриконом “Гиацинта”, и поездки в сопровождение за снарядами.

Охрана орудия занимала у каждого по два-три часа в день – ночью на пост заступала рота охраны. “Гиацинт” был из уставших, его должны были забрать и привести новый. Я раньше никогда не видел такое чудо на 4 колесах, он напоминал какого-то уснувшего старого дракона. Обтянутый масксетью, обложенный срубленными ветками деревьев – дракон спал и видел свои драконьи сны.

Местные ходили каждый день по дороге по своим местным делам, а дракон молча следил за тем, как очередной Жигуль или велосипедист проедут мимо его тушки.

Черенок, с которым мы вместе попали в карантин, брал с собой на дежурство хлеб и галеты. Хлеб он отдавал бабулке, которая каждый день приходила за ящиками для растопки, а галеты – собакам, которые знали, что у нас всегда есть что-то вкусное.

Дня через два дракона увезли, а на следующий день привезли нового, всего в масле, прямо с консервации. Господа карантинщики, под руководством старших и мудрых товарищей приступили к подготовке орудия к дальнейшей эксплуатации.

Есть такое замечательное слово, “пиздякались” – услышал я его от деда, но тогда контекст был немного другим:

– Хватит пиздякаться, пойдем уже домой, – дед закончил какое-то долгое и нудное дело, мы сполоснули руки и пошли домой, где бабушка напекла что-то вкусное.

С “Гиацинтом” мы пиздякались уже четвертый час, и конца и края пока не было видно. В смазке и солярке мы все были по самые уши. Толченый с Черенком деловито наматывали ветошь – сейчас начнем полировать ствол изнутри, а я решал мировую проблему – в туалет хотелось до дури.

– Здорово, мужики, – местный житель, в возрасте, но не старый, скорее, было видно, что-то его подкосило. – Здорово, говорю, Бог в помощь.

Он остановился, слез с велосипеда и смотрел то на нас, то на орудие немного с прищуром, как будто бы солнце светило ему в глаза.

– Здорово. здорово, – стукнулись кулаками, хоть что-то полезное от Ковидки осталось.

– А что мужики, сможем эту дуру вот туда поднять, – он рукой с зажатой в ней сигаретой махнул в направлении террикона.

Мы молча посмотрели вверх – высота этой горы, насыпанной человеком, была метров 50. Сразу вспомнился анекдот:

– Зах***ть, то мы его туда за***хурим, вот только нах**р он там нужен.

Примерно в таком контексте ему и ответили:

– И как его туда поднять – он же тонн 10 весит?

Мужик затянулся, выпустил дым:

– А если я еще кого позову, сможем наверх поднять?

– Ну, если кого позовешь, тогда, наверное, сможем. А тебе зачем такой цирк? – в любой работе, главное перерыв, а перерыв вот такой, естественный – да всегда за здравие. Парни потянулись за сигаретами, я, как человек некурящий, просто потянулся.

– А вот поднимем мы её туда наверх, развернем и по этим пидарам, да так чтобы в клочья! – голос мужика неожиданно срывается на фальцет. – Добьет?

Молча переглядываемся, потому что:

не добьет, до врага километров 40-50, а “Дракон” веренно выпускает своё пламя до 20-25;

когда рядом с тобой оказывается псих, а оружие в шаговой доступности – всяко может случиться.

Видимо уловив наше настроение, мужик улыбнулся, затянулся и продолжил уже нормальным голосом:

– Я чего спрашиваю, почему выстрелить хочу. Я же в шахте всю жизнь проработал, вот дочку с женой родили, она в Ростов уехала, внуков нам подарили. А тут это вот всё. Ну, и оказались мы вроде как по разные стороны. А тут Лисичанск освободили, она первый же день к нам и приехла с внуками – давно уже не виделись. Радовались, обнимались. А утром – пошла на рынок. И аккурат от этих снаряд в середину лёг. Хоронили в закрытом гробу, внуки теперь с нам вот тут живут.

– А мужа чего, у неё – нет?

– Да есть где-то, в Ростове тоже вроде живёт, только мы его не видели. Ну дак что, сможем пушку на верх закатить?

Мужик докурил сигарету, с какой-то обреченностью, всей рукой выбросил окурок, и поджег новую сигарету

– Ладно вам, мужики, я же шучу. Вот такие у нас теперь грустные шутки.

– Отец, на снаряде, который к эим полетит, давай, её имя напишем.

Мужик словно ребёнок обрадовался:

– А точно напишите? Тогда прямо вот такими буквами красной краской напишите: “Привет от Ирины”

Мужик докуривает, но не уходит, видно, что хочется с кем-то новым поговорить, что-то ещё рассказать. Мы начинаем чистить ствол, большая палка с ветошью, по-моему, банник – я же сам артиллерист меньше двух недель, могу и ошибаться – мерно ходит вперед-назад.

– Эти когда были здесь, – мужик неожиданно начинает говорить, – лейтенант сначала ходил такой молодой, культурный. Всё спрашивал, как нам тут, кому чем помочь, у кого колодцы есть, а кому воды надо привезти. Наши-то ему всё и рассказали. Он всё в свою папочку записал, улыбался, гниль. А потом, когда отсюда драпанули – всем, у кого колодцы рабочие были – прилетели подарки, аккурат туда, где за водой все собирались. Вот так. Вот почему и хочу хоть раз я по ним хорошенько выстрелить.

Мы продолжаем суетиться вокруг орудия. Разговоры, конечно, хорошо, но до завтра надо закончить.

– Поеду я, вы только помните, что обещали – прямо краской! – мужик прощается со всеми, и укатывает куда-то на велосипеде.

Позже мы сделали, что обещали. Только надпись не краской сделали, а маркером, но красным.

А что – на улице 21 век, где мы краску возьмем.

Глава 3 Завод

Вирус Молькино всё-так поймал своих жертв. Водители один за другим уходили на больничный – температура почти 40, постоянные сопли и головная боль. Нас, карантинных, это задело постольку поскольку, поэтому вечером было принято решения допускать нас до сопровождения.

Сопровождение – это когда ты едешь сначала вторым в кабине – чисто охранник, потом примерно час работаешь грузчиком, потом опять охранником, и напоследок – опять грузчиком. Зато можно вырваться наконец из домика, посмотреть, что это за беда такая вокруг тебя – Донецкая или Луганская народные республики.

На первый утренний рейс поехал Черенок – моя очередь была охранять сон и покой свежевычищенного Дракона.

Выезд был запланирован на после обеда. Что такое выезд для людей, которые уже три недели видят только грязь и срань, и при этом имеют целый рюкзак новой чистенькой формы? Это возможность наконец-то почувствовать себя человеком! Ты надеваешь на себя чистый комплект камуфляжа, чистишь до блеска берцы, бряцаешь разгрузкой и бронежилетом, перчатки и, обязательно, кепка. Русский Рэмбо готов – где враги! Так я себя ощущал.

Водитель – шустрый мелкий Попандопуло, увидев, какое счастье очутилось у него на водительсвком сиденье, неопределенно хмыкнул, завел Урал, врубил на полную блютуз колонку, и мы поехали.

Дороги, даже центральные, в этой части России отсуствовали практически полностью. Да, местами угадывался асфальт, но чаще всего были просто ямы в перемешку с очень глубокими ямами. Отсутствие ремонта, колонны тяжелой техники и оставшиеся от разрывов воронки иногда превращали нашу дорогу в ралли Кэмел-троффи, только не было Кэмела, а за спиной частенько ехали ящики со 152 мм снарядами.

Уже позже, почти перед самым окончанием командировки потребовалось перевезти из пункта Л в пункт Д соседям немного ланцетов. Машина у соседей сломалась – везли на нашем “Соболе”. Я был за него ответственным.

Погода была временно нелетная. Самое время заняться мыльно-рыльно-ремонтными работами – вылетов до завтра точно не будет. Зная это, я днём получил 400 литров бензина – две 200 литровые бочки. Бензин был нужен для дырчиков – генераторов, и чтобы часто из Соледара не мотаться на заправку. Бочки с бензином я разместил по краям бортов, и каждый вечер парни набирали топливо в канистры, а я через шланг напрямую кормил “Соболя”. А тут приказ – везем ланцеты. Выезжаем в ночь.

– Ланцеты, как оказалось, заряжены – парни сами готовились отправить их в полет. И 400 литров бензина за спиной. – Будет самый зажигательный ролик в Интернете, – пошутил мрачно Старший. – Езжай аккуратнее.

– Никогда не хотел стать звездой Ютуба, – ответил ему в тон я.

И поехали, медленно, с толком, с чувством, но без огонька. Та поездка прошла почти без приключений. Но до неё было еще почти 5 месяцев.

А сейчас, я с Попандопуло, первый раз выезжал из Лисичанска.

Сначала я было очень интересно – почти месяц без интернета и телевизора для человека, проверяющего телефон каждые 5 минут – тот ещё детокс. Мы проезжали мимо старых домов, разбитых тротуаров, людей – с тяжелым и грустным взглядом.

– Как будто в 90-тые попал, – неожиданно выдал Попандопуло. – И человеки вокруг такие же. Назад в прошлое, блин.

– Ага, – согласился я.

Действительно, было такое ощущение, что очутился в каких-то далеких годах, из тех, когда зимой на картонке меришь джинсы. Обшарпанные дома и серые подъезды. Мзрисованные заборы промзон – сначал что-то на державной мове с сине-желтыми красками. Поверх них – уже родной бело-сине-красный дизайн, про то, что навсегда. Урал урчал тяжело на подъемах, и весело тормозил на спусках перелетая через многочисленные выбоины и ямы. Мостов, ранее проходящих над железнодорожными путями, практически нигде не было. Хохол, отступая, действовал по принципу, так не доставаяйся же ты никому. Мосты и путепровод взрывались, и дорога шла прямо через пока никому не нужные рельсы.

С собой для связи были только тапики – синие Нокиа с облезлыми кнопками. Но толку. как я понял, от них было мало – связь работала местами и немного.

– Блядь, – выругался Попандопуло, – смотри! – и показал мне на автобусную остановку. Там развалившись на сиденье спало тело в камуфляжной форме. Рядом с ним стоял пислоненный автомат.

– Пиздят же их за это, – продолжил водитель, затягиваясь сигаретой. – И всё равно – каждый раз еду, и каждый раз какая-то чепуха попадается по дороге.

– Устал что ли? – кивнул я на остановку.

– Ага, поллитра принял и устал, сил не подрасчитал, – злость была неприкрытой. – У меня дружок был местный, тоже вот такой любитель устать. Уснул вот так же на улице, а проснуться не пришлось – зарезали как свинью, и автомат куда-то ушел. Долб***бы.

– А ты местный что ли? – спросил я.

– Да нет, какой местный, с Иванова сам.

– А сюда как попал? – я поправил съехавший бронежилет. Всегда читал, что им можно выбить зубы, неудачно подпрыгнув на кочке. У меня был другой случай – нижний край плиты уперся прямо в пах, и на каждой кочке очень больно впивался в ногу.

– Как попал? Попал вот. Я на гражданке знаешь чем занимался – окна ставил. Мы с мужиками неплохо так зарабатывали, фирма была небольшая, всем по чуть-чуть занимались. Но окна – основной профиль был. – Попандопуло быстро перекрестился три раза – мы как раз проезжали мимо полуразрушенного храма. – Девчонка была, свадьбу начинали мутить. А тут как раз возможность открылась поехать в Мариуполь, там же знаешь – сейчас всесоюзня стройка, – хохотнул он.

– Знаю, тоже туда собирался, там говорят платят неплохо, – я наконец-то поправил бронежилет, и ехать сразу стало веселее

– Ну да, мои мужики – поехали и поехали. На свадьбу заработаешь, денег немного поднимешь – дети же пойдут, на пеленки и памперсы.

– И чего не поехал? – спросил я

– Чего не поехал, – на каждый вопрос Попандопуло отвечал таким же вопросом, переспрашивая, словно собираясь с мыслями. – А вот хер его знает. Я же знаю, как там будет – днём работаешь как не в себя, а вечером – бухаешь. Утром опять работаешь, а вечером – бухаешь. Чего смеешься – я же не первый раз с ними такой вахтой выезжал бы. Так всегда и было, половину заработка там оставляли. А у меня тут вроде как переключилось – я же скоро стану мужем, а там глядишь – и папой. И что я потом своему пацану расскажу – все воевали, а я окна ставил.

– И окна тоже кто-то должен ставить… – мысли Попандопуло мне были созвучны, но вот просто так согласиться я не мог.

– Не спорю, кому-то надо и окна ставить. А кто-то должен и пульки пацанам привезти. Я же сюда ненадолго – одну командировку оттарабаню, и домой, к своей. Свадьбу на июль запланировали

Попандопуло повернулся ко мне:

– А ты что, за идею сюда?

– Когда за идею еще и платят неплохо – почему нет, -хохотнул я, уходя от серьезного разговора.

– Я тоже так считаю, – водитель потянулся за бутылкой с водой. – Сейчас магаз будет, я там всегда торможу, беляши у них вкусные очень. Пойдем по-очереди, сначала я, а после – ты.

С беляшами и энергетиком дорога стала много интереснее. Беляши – это вообще мерило национальных культур и традиций нашей страны. В родном Новосибирске беляшики были круглые, с водичкой внутри, с мяском, немного отдающим сыринкой. Беляши на Матвеевке вообще были самыми вкусными, специально мотался туда обедать из Бердска или Академгородка.

В Краснодаре в беляшах обязательно будет укроп. А переехав через перевал, и добравшись до Адлера, будь готов, что внутри будет мсяо с кинзой. В Абхазии будет много перца и специй, но это еще пока не Россия.

Луганские беляши были вкусными. Просто вкусными – после еждневнного тушняка с гречневой или рисовой кашей, любая такая еда казалась почти домашней.

– Не траванемся, – спросил я у Попандопуло.

– Не ссы, нормально всё будет. У неё здесь все военные столуются, если что случится – до вечера не доживет.

И действительно, у магазина стояли зеленые камазы с характерными буквами Z и V на бортах.

Чрез полтора-два часа мы приехали на какую-то бывшую промзону. Попандопуло, загнав машину под навес, убежал с кем-то договариваться. Кроме нас под погрузкой стояло еще несколько Уралов. В конце декабря 2022 еще не было слышно такого слова, как снарядный голод.

– Минут через 40 будем грузиться, – Попандопуло достал из-под сиденья коробку с сухпаем, – будешь?

Сама погрузка прошла быстро, молчаливые мужики с кряхтением забрасывали тяжеленные зеленые ящики, мы внутри их раскидывали по кузову. Если бы тент был чуть повыше – то было бы проще, а так приходилось постоянно передвигаться в полусогнутом состоянии. Закончив, грузчики не попрощавшись, быстро куда-то слились.

– Ну и мы поедем, – хохотнул Попандопуло, переключая скорость. Урал тяжело засопел и повез нас домой.

Уже на выезде из города заиграл тапик, Попандопуло быстро переговорил, а затем повернулся ко мне:

– Первый раз, а такой везучий

– Это почему?

– А сейчас прямо сказали на позицию ехать – где вчера два раза прилеты были.

– Были и были, поехали.

И мы поехали, а дальше, как говорил Задорнов – смеркалось

Глава 4 Гномы

Смеркалось быстро, на дворе – декабрь, всё-таки. Мы ехали, груженные ящиками с БК по самое “нехочу”. Попандопуло крутил руль и сосредоточенно смотрел на дорогу, иногда шевелил губами, словно проговаривая маршрут про себя. Ночь обещалась быть ясной, на небе ни облачка.

– Я у них один раз на позиции только был, обычно к ним Бурят катается, – водитель свернул с главной дороги в какую-то лесополос. – Где-то здесь должен быть канал.

Мы ехали уже в полной темноте, чтобы не отвлекаться, Попандопуло выключил блютуз колонку – Чеботина так и не успела допеть про Голливуд.

– И вот тут, поворачиваем, – радостно объявил он. Трясло конкретно, броник снова упирался нижним краем во всё, во что нельзя было упираться, где-то под сиденьем перекатывалось что-то тяжелое. Свет фар выхватывал на секунду нечто корявое и объемное, буквально на долю секунды проявлялись силуэты разрушенных домов, каких-то построек, огороды, загоны. Попандопуло сначала переключил свет с дальнего на ближний, а потом и вовсе оставил только габариты. Мы уже выехали за пределы деревни, и катили по границе какого-то канала. И с правой и с левой стороны от машины тянулась водное зеркало. Дорога была накатана, поэтому ехали почти по рельсам – как на поезде.

– Подъезжаем. Держи, будешь светить, – Попандопуло протянул мне налобный фонарик. – Дальше с фарами нельзя, могут засечь, поэтому включи фонарик, только рукой немного сверху прикрой, чтобы не бликовало от стекла.

Я так и сделал. Фары были выключены – на минуту единственным освещением были зеленые огоньки радиостанции, затем я включил фонарь, переключил его на самый слабый режим, прикрыл сверху рукой, и направил его на дорогу. Попандопуло видимо был очень хорошим шофером – дорогу приходилось просто угадывать.

Подъезжать куда-то ночью, выключив свет было хорошей привычкой. Хотя любой дрон с ночной камерой видел движущуюся машину отчетливо.

Уже перед самым окончанием командировки мы работали ночную смену недалеко от Часового Яра. От кладбища вели быструю и шуструю Бредли. Она у хохлов отвечала за доставку штурмовиков в район бассейна, а на обратном пути выполняла роль санитарного автомобиля, забирая 200 и 300. Идея была такой – отследить, куда она движется, найти ПВД, и разобрать его, по возможности. Бредля – сука шустрая, поймать её в поле, корректируя на опережение – так себе задача. Поэтому наша Птичка, по-моему, это был даже Дед – беспилотник с невообразимым количеством вылетов, бесшумно летала где-то километрах в 30 от нас и вела яркий прямоугольник. Прямоугольник двигался чётко и уверенно, пока не въехал в поселок. Здесь, видимо выключил фары, потому что скорость упала до непристойно медленного. Улица была одна, с левой стороны был частный сектор, с правой – пятиэтажки. Казалось бы…

Навстречу Бредлю из-за поворота выехал, наверное, танк. На экране это виделось, как на фоне остывающих панельных домов прямо в лоб маленькому прямоугольнику двигался прямоугольник поменьше.

У всех же иногда вот возникает такое чувство, что сейчас будет интересно – мы вдвоем с оператором Деда смотрели на экран. Прямоугольнички сближались.

– Запись, – выдохнул я.

– Уже, – откликнулся оператор.

Большой и маленький прямоугольнички, три, два, один – встретились!

– Хера се, – выдохнули мы. – Да ну на**й.

Это было классическое ДТП в условиях плохой видимости. Похоже и тот, и тот ехали без света.

Дальше был небольшой бой, точнее избиение младенца. Танк после нашего пристрелочного выстрела шустро ушел в сторону кладбища, от Бредли отделились две маленькие точки – водитель, медик. Остальные остались внутри. Все и навсегда.

Неожиданно ожила рация:

– А кто это там такой красивый?

– А кто это там сейчас будет такой счастливый?

– Понял, карндашики пошли.

Нас ждали. Как в старом мультике, слегка покачиваясь из стороны в сторону шли светлячки. Налобные фонарики горели белыми и синими светом, фигур в темноте не было видно.

– Здарово, братцы, – одна из фигурок открыла дверь машины. – Тут немного похолодало только что, давайте сначала под крышу.

Похолодало, это значит, что где-то недалеко слышали вражескую птичку, ищущую в ночи свою цель. Орудие за последние несколько дней уже обстреливали, но несмотря на это, Командир позицию не менял. Ложилось кучно, но рядом – точных координат у врага не было, били видимо на звук. Наше орудие огрызались очень болезненно, поэтому хохлодрон в воздухе был вполне вероятен.

Машину загнали под крышу не то бывшего сельского РТМ, не то склада.

– Ну, как вы тут?

– Да, нормально. Утром мы немного популяли, потом нами немного накидали, а в целом – огонь, конечно.

Лиц по-прежнему не было видно, хотя глаза уже привыкали к темноте.

– Вон он, падла, – стоявший ближе всех к выходу боец указывал куда-то пальцем.

– Зайди внутрь, жить надоело!

– Не, это не он, это старлинки, – второй боец указывал немного левее.

На фоне звёздного неба строго друг за другом тянулись светящиеся точки. Одна, вторая, третья… больше десятка, выстроившись в ряд, друг за другом, летели они куда-то.

– Да нет, не эти, – ещё левее смотри.

И действительно, если смотреть прямо за огромные ворота, по небу двигалась точка, но не по одной траектории, а рвано – то вперёд, то назад, а то просто кружила на одном месте, что-то выискивая, кого-то высматривая. Хотя понятно кого и что – нас.

– Хер она нас найдёт, – пробасил старший гном, – не работали мы ещё сегодня ночью, ствол остывший. Съеба***сь всё подряд крышу, сколько раз можно говорить.

Мы отошли подальше от входа. Звук беспилота был теперь уже слышен даже здесь.

– А чего он с фонарём летает?

– Ночь же на улице, дорогу себе освещает.

– Пойдёмте, чайку немного выпьем, что его выжидать.

В углу склада была пристроена небольшая комната, там видимо и раньше располагалась комната отдыха или конторка. Парни прямо под комнатой вырыли небольшой окоп, укрепили стены, обшили досками, обложили ящиками из-под снарядов, насыпав в них глины – получился вполне уютный лофт. Внутри в два этажа стояли кровати-нары, посередине стол. С самого края коптила сирийка.

– Не увидит, что печка топится?

– Не, тут всё по уму. Не увидит, – бойцы явно гордились своим окопчиком.

Допили чай. Посидели, повздыхали о вечном – о бабах и хохлах. Зашипел рация:

– На улице потеплело.

– Вот и хорошо, вот и замечательно, а то засиделись мы тут у вас

Попандопуло завел машину, и мы тихонько, без света двинулись за гномами. Склад под БК располагался недалеко, взошла луна, осветив под массетью выложенные заряды и пульки.

– Ебола-аа, протянул старший гном, когда откинули тент, – а что в России краска кончилась?

В кузове лежал привезенный нами БК. Издавна, наверное, когда вокруг нас жили умные и суровые люди, кто-то из них велел красить ящики в темный зеленый цвет, и наносить всю необходимую маркировку черной краской. Такой ящик сильно не отсвечивал, легко превращался в стены для окопа, или в баню, или в дрова. Но в любом случаи, его не было видно до тех пор, пока не упрёшся в него, либо не выпадет снег. Нам погрузили видимо полярный вариант – высушенное желтое дерево в свете фонарей и луны мерцало фосфорной девственностью. Черная краска маскировочных надписей оттеняла эту белизну до невозможности.

– Видимо кончилась, – из ящиков быстро выстроили подобие лестницы, чтобы было удобно сгружать. Работа понеслась. Разбившись на пары, гномы таскали своё сокровище к массетям, там ящики шустро вскрывались, содержимое вытаскивалось и выкладывалось, а сама тара, белоснежная как улыбка негра, оттаскивалась от греха подальше, и тут же маскировалась старым тентом.

Быстро и весело, всегда Кока-кола, крутилось у меня в голове. У одного из гномов не оказалось пары, я встал к нему в помощники. Заход, другой, третий, автомат на бок, броник – к чёрту. Хорошо, что каску не стал надевать.

– Блин, – моя командировка чуть не закончилась, не успев начаться. Не удержали очередной ящик, и по привычке попытался поймать его коленкой. Тяжелое, больше 100 кг из дерева, металла и чего-то еще, резво соскользнуло с борта, и больно ударив, развалило нашу импровизированную лестницу. Было страшно – так нелепо запятисотиться, больно – центнер на ногу, и зло – на себя и напарника. А еще стыдно, перед другими парнями.

Ехали домой с Попандопуло молча, во-первых, устали, во-вторых, колено болело так сильно, что говорить не о чем не хотелось. Вокруг темень, дорога через канал, большая луна и звезды. Неожиданно где-то высоко потянулись старлинки. Нереальная картина

– У меня мазь есть, хорошая. Намажешь ногу – до завтра пройдет.

– И то хлеб, – поправил бронежилет и почесал ушибленное место.

Глава 5 Туман

Туман был как настоящее молоко, даже не просто молоко, а такое сладкое сгущенное, как родная “Коровка из Кореновки”. Он был вокруг нас, немного внутри нас, и ощущался единым целым с природой. Сквозь него проглядывали какие-то гаражи, разрушенная двухэтажка, немного церкви, и наш большой Дракон Гиацинт. Карантин кончился.

Перед тем, как перевести в Пункт управления, Комбат устроил мне двухнедельную стажировку на орудие. Был карантинный сопровождающий, стал снарядный подносящий. То ли повысили в звании, то ли понизили – фиг этих грязных наемников разберешь. Фраза “Где родился, там и пригодился” очень часто вспоминалась мне за это время. Парни работали и на орудии, и крутили руль водителями, и шли в саперы – и всё это за одну командировку. Компания ни от кого не открещивалась, терпилово ища в каждом своем сотруднике скрытые таланты.

Наступление проходило успешно, и всё чаще звучали разговоры о том, что предстоит перекат – смена позиций. Слово это произносилось немного с придыханием и уважением. Я уже понимал, что за эти две недели придется поработать физически и много.

Дней пять назад, рано утром, нас с Черенком опять куда-то везли. Приехал Старшина, покидали шмурдяк, поручкались, попрощались с нашим начальником карантина, и отбыли к своим расчётам. За терриконом глухо бухало, ехали без света, почти на ощупь. В буханке пахло едой, и грязью.

Командир орудия Чеддер был суров, необъятен и небрит. Моим новым местом жительства была то ли бывшая баня, то ли подсобка во дворе двухэтажного дома. В самом коттедже располагались связисты и кто-то ещё. Душ и туалет тоже были в доме. Прямо посреди двора, в некогда ухоженном саду находилась большая и глубокая воронка, постепенно заполняющаяся бытовым мусором.

– Это от наших привет, – сплюнул через зубы Смурфик, мой коллега на ближайшие две недели, снарядный со стажем. – Мы только к оружию побежали, и тут херак – прямо в сарай. Тут сарай стоял, деревянный. Видишь его? Вот, а он есть.

Мы с ним с умным видом стояли у края воронки, застегивая ширинки и пуговицы. У дальнего края действительно были видны остатки чего-то деревянного.

– Думали связистам хана, прибегаем – снаряд точно между их домом и нашей банькой лёг. Мы только окна забили и мешки с песком выложили. У Чедера примета такая есть, – хохотнул он, – как только окна заложим, сразу в нашу сторону прилетает.

– Так может не закладывать? – шутканул я.

– Не, тогда страшно.

– А почему от наших привет?

– А это МОшники тренируются, Командир выяснил, ошибся там кто-то, отправил подарок не туда, – Смурфик уже курил, вставало солнце, становилось тепло.

Банька, хотя нет, скорее подсобка, была небольшая и немаленькая, в первой комнате стояла печка, висел телевизор, были расставлены пару кресел. В углу – большая кровать для Чеддера.

Расчёт спал во второй комнате. Как раз на полу помещались все 5 человек, лежали какие-то матрасы, карематы и спальники. Посередине, белым пятном выделялось моё место.

– Братец в отпуск уехал, располагайся.

Погода последние дни была не очень. В орудии что-то то ли сломалось, то ли заклинило, и расчёт временно был без работы. Чеддер очень переживал по этому поводу, предстоял перекат, а на остатках было много снарядов. Понятно, что предстояло их сначала загрузить, а затем уже выгрузить на новом месте. Ждали машины для переезда. День не то чтобы тянулся, просто был очень длинным.

В обед сварили плов в огромном казане, Кроха принёс откуда-то свежестряпанные беляши и пирожки с мясом. Кроха был из местных, воевал с 2014, и очень ждал отпуска. Он был наводчиком, и отпустить его домой могли только после того, как будет найдена или выращена замена. Замена подрастала медленно, но верно. Кроха не брился и не стригся с начала командировки, и походил уже не то на Лешего, не тот на домовенка Кузю. Позже я начал замечать, что он часто задумывался о чем-то, уходил глубоко в себя, на вопросы отвечал неохотно. Иногда его словно пробивало, уходила надменность бывалого бойца, и он начинал что-то рассказывать, шутить. Шутки были смешные, рассказы интересные. Но продолжалось это обычно недолго. Кроха замыкался в себе, и опять отвечал нехотя и грубо.

– Чего это с ним? – спросил я у Смурфа

– Не обращай внимание, устал братец, вбил себе в голову, что может не дожить до конца командировки. А ещё хернёй страдает, что много трупов на его счету. В отпуск ему надо.

Ночью по-очереди дежурили по часу у рации. Дежурство состояло из просмотра сериалов, записанных на флешке. Мне, как новичку, было без разницы что смотреть, а парни уже видели их не по одному разу. Для особо одарённых, можно было запустить один из трёх фильмов с порнухой. Но тогда просыпался Чеддер, и с криком:

– Блядства не допущу, – мог запустить чем нибудь в дежурного, сидящего в кресле.

Ещё была небольшая подборка книг, детективов из 90-тых, с картинками на обложке: автоматы, ножи, пиджаки и Мерседесы. Две или три книжки про похождение Эммануэль – такой набор я потом часто встречал в располагах, иногда его разбавляли детективы покетбуки, иногда, что реже, классики советской истории.

Читать ночью было неудобно, общий свет выключался, работал только телевизор. А налобный фонарик всегда мог пригодиться для работы у орудия. Чеддер ворочался, парни храпели в соседней комнате, часы отсчитывали дежурный час. Было время на подумать.

Думать, это вообще там было тяжело. Потому что нет интернета, нет информационного шума из телевизора, разговоры крутятся вокруг того, кем был дома, что делали днём, ну, и, как где-то что-то прилетело и взорвалось. Голова постоянно с мыслями, синапсы пробуждаясь активируют далёкие воспоминания. Иногда становится страшно и стыдно, иногда – весело и легко.

Один раз ночью я проснулся с тем, что воевать как раз и должны вот такие как я – сорокалетние и старше. Хорошо помню, как во сне доказывал кому-то, что в 18 лет учить мальчишку воевать и отправлять стрелять во врага – самое нерациональное дело. Доказывал как-то с использованием деревянных счётов, костяшки щелкали, как выстрелы, и было, как это обычно во сне, стройно и понятно. Проснувшись, старался вспомнить ход рассуждений и очень расстроился, что не удалось.

Орудие после нескольких выстрелов должно “сесть” в землю, закопаться. Наш “Гиацинт” закопался знатно, по самое не хочу. Уже почти час мы пыхтели с лопатами и ломами. Броники скинули на ящики для снарядов, туда же скоро отправились ватники и куртки. Скоро должен был приехать “Урал” для трансппортировки, и мы пипец как не успевали.

Согласно наставлениям перевод орудия “Гиацинт-Б” из походного положения в боевое и наоборот занимает не более 4 минут, этой полезной информацией Чеддер поделился с нами вот время очередного перекура.

– Поэтому, – подытожил командир, – нефиг яйки мять.

Кое-как свели станины, орудие было с консервации, виднелись следы сварки. Год выпуска “1983” делал “Гиацинтик” моим ровесником.

– А вот и девочки едут, – Чеддер вытер пот и махнул в сторону подъезжающих машин. – Сейчас разомнемся.

Недалеко от сложенного “Гиацинта” лежали серые снаряды. Опять же из ТТХ, просветил командир, почему-то тяжело вздыхая, вес каждого снаряда составляет 45-48 килограмм.

А всего у нас больше 80 пулек. Не работали недельку, поломались немного.

Путем нехитрых арифметических вычислений удалось высчитать, что погрузить надо будет почти 4 тонны, что составляет примерно по 800 кг на каждого. И это ещё без учёта зарядов, которые тоже лежали рядышком и золотились на редком декабрьском солнце.

Глаза боятся, а руки делают, – отец так всегда говорил, когда в детстве приезжали полоть картошку. Здесь ситуация была немного другой, и пословица сразу же модернизировалась, – вот пусть и делают, а я то-то тут причем.

Подаем, таскаем, подаем. Иногда машина сдаёт назад, значит очередной склад разобрали и можем переезжать к следующему. Всё снаряды без ящиков – с работой нашей артиллерии такого запаса хватило бы максимум на 1,5 – 2 суток. Видно, как проседает под тяжестью Урал, но это и хорошо – подавать приходится не так высоко. Первая машина ушла, приехала вторая. Парни уже не шутят, и не разговаривают. Ещё надо будет загрузить шмурдяк, командирскую кровать и казан с телевизором.

Перекат, мать его.

Спина что-то ноет невнятное, мы сидим в кузове Урала и нас куда-то везут. На улице туман и ночь. А может и нет тумана, но ночь точно есть. Правда скоро утро.

Сквозь тент виден подпрыгивающий на кочках “Гиацинт”. Ну как виден, после того, что мы с ним вчера сделали, у меня образовалась ментальная связь. У парней она уже давно, а я же новенький, я же свежий. Лежим в кузове на рюкзаках, спальниках, касках. И со всеми этими болтаемся из стороны в сторону, со всем этим подпрыгиваем. Вчера закончили грузиться поздно ночью, ночевали где-то в разрушенной деревне, вшестером на одном разложенном диване. Я то ли спал, то ли сидел – было холодно и сыро – с вечера был такой туман, что мы вымокли насквозь. Уже засыпая, узнали, что орудие принято передвинуть ещё ближе к ЛБС, поэтому утром поедем дальше. Было пофиг, спать хотелось до жути.

С утра туман стал ещё гуще, его буквально можно было нарезать и складывать в карман, или наливать в кружку. С разных сторон дороги проступали неявные контуры разбитой и взорванной техники. Остатки грузовиков, разорванные каркасы автобусов, иногда легковые автомобили – военной техники почти не попадалось. То ли здесь работали по мирняку, то ли военные утащили своë, оставив гражданский транспорт.

Вдоль обочины, на деревьях мелькали белые ленты – это сапёры разминировали обочины, но съезжать с дороги не рекомендовалось.

– Тут бэтэр один недавно решил по обочине колонну обогнуть – с еба**тых спросу нет, – Смурфик затянулся очередной сигаретой. Сигареты были “Мальборо”, но местной табачной фабрики. Пахли Погарской Примой. – Рвануло так, что собирать было некого.

Смурфик попал в расчёт на пару недель раньше меня, и теперь ему было в радость рассказывать мне страшилки. По сравнению с ним, и его опытом работы на орудии, я был – капец, салабон. Парни беззлобно подшучивали над ним. На вид ему было лет 20,может чуть больше. Как я понял, парень был из детдомовских, и обладал специфическим жизненным опытом. Однажды, вот так на раз выдал:

– Дрочить не стыдно, стыдно – спалиться.

У меня сын по возрасту старше Смурфика, и такое поведение ой, как знакомо, проходили. Поэтому я слушаю его разговоры и наставления с должным вниманием и пониманием. Парню явно хочется выговориться и немного самоутвердиться.

Нас обгоняет УАЗик, и наша машина останавливается. Выпрыгиваем из кузова, туман немного рассеялся, осторожно подходим к обочине, оправляемся.

– Комбат, – уважительно говорит Кроха и кивает в сторону остановившегося пикапа.

В свете фар, сквозь молоко тумана проступают чёрные фигуры – большая и плотная – это наш Чеддер, и сухая и подвижная – Комбат.

Чичас чего-то будет, – в тон Крохе добавляет Смурфик.

Тень Комбата жмет руку тени командира, слышен хлопок двери, звук отъезжающей машины. В нашу сторону движется необъятное чёрное пятно – Чеддер.

– Сейчас машина с новым орудием подъедет, перецепим их, и надо будет выверку сделать.

– Командир, не видно же нифига, – Кроха показывает Чеддеру вокруг себя

– Комбат сказал, что он с туманом договорился, через час рассеется, – устало и не смешно говорит Чеддер. – Поехали

Мы снова трясемся в кузове, туман ослушался Комбата, а может что-то недопонял. Когда мы въехали на какую-то площадь перед бывшим сельсоветом и зданием “Новой пошты”, занавес окончательно вокруг нас захлопнулся. Даже птицы не пели, хотя на часах было не меньше 9:00

– Так обычно фильмы ужасов начинаются, – мрачно пошутил Смурфик.

И вот мы сидим у орудия, жгем остатки ящиков от снарядов, найденных здесь же, и ждём, когда рассеется туман.

Тушёнка согрелась, чай вскипел – уже хорошо и сытно.

Кроха сходил до разрушенной церкви, вернулся опять молчаливый и задумчивый – его похоже опять накрыло.

Чеддер рассказывает что-то про Сирию, про американские вертолёты и садыков. Я честно слушаю вполуха, борюсь с зевотой и сном. Гиацинт смотрит куда-то в сторону опоры с оборванными проводами. Опоры уходят в туман и там теряются – по ним должны будем сделать выверку прицела. Если мокрая гадость вокруг нас это дозволит сделать.

– Да не кисни ты, – Чеддер хлопает Угрозу по плечу, – я утром Комбата про тебя и твой отпуск напомнил. Он сказал, что после Нового года точно пойдёшь.

– Да не кисну я, просто, ты же знаешь – мать уже 8 лет не видел.

– Вот и здорово будет, приедешь такой весь с медалями и при деньгах. Не зря тут пи**сов крошишь.

– Ты же знаешь, убивает снаряд, а я только его навожу, – Кроха смотрит на Чеддера из под заросших бровей. Этот разговор уже ни в первый раз начинается у них, оба знают его бесполезность, и его необходимость. Кроха реально последнее время внутри очень непросто. Для него это непросто специальная военная операция, для него это настоящая гражданская война. Он воюет на своей земле, но понимает, что с другой стороны есть его земляки.

– И хорошо наводишь, качественно, – хохочет Смурфик.

– Веришь нет, – Кроха смотрит куда-то сквозь нас, – мне же по сути всë равно с кем воевать. Мне вон те почему врагами стали, потому что они первыми по моему дому ударили, – голос Крохи становится низким и хриплым, видно, что он наконец сформулировал то, о чем долго молчал и крутил в голове. – Понимаешь, они первыми еб**ли, и стали врагами. А вот если бы Ваши первыми пульку выпустили, то я бы тогда на той стороне воевал, и ты бы уже был врагом.

– Кроха оглядывает нас, становится ещё холоднее и тише.

– Вот и хорошо, что ты с нами, – Чеддер пытается сгладить опасную паузу, – и что теперь ты наш, а не их. И вообще, – голос командира становится строгим и чётким, – ты эти панические настроения брось, – говорит он заученный из фильма фразой. Мы понимаем, что так он пытается пошутить. – Нам ещё Киев брать.

– Ага, брать, – отзеркаливает Кроха. И непонятно, то ли он согласен с командиром, то ли так и остался в своих недовысказанных мыслях. – Без выверки – хер мы его возьмём.

Костер горит, туман густеет, мысли скачут. Мы – ждём.

Глава 6 Работа

Мы бежали к орудию. Вечер, вообще-то, обещал быть томным. Печка была натоплена, консервы съедены, дырчик заправлен по-горлышко – как раз до утра должно было хватить. Кто-то уже начал дремать, а я ждал Старшину. Ближе к ночи он должен был меня забрать и отвезти на Пункт управления. Не две, а скорее полторы недели работы на орудии подошли к концу.

Я собрал свои пожитки, рабочую одежду упаковал куда-то поглубже в рюкзак, оставив новенький комплект – настоящий наемник, правда в чунях. Старшина на днях подогнал – это такие резиновые сапоги с теплым носком почти до колен. Они были безразмерные, поэтому на мой 40 размер со свистом натягивался 45, и нога при ходьбе совсем не выпрыгивала наружу. Но, как выяснилось, это при ходьбе. При беге по подмерзшей грязи с фонариком на голове – были немного другие ощущения.

В этой деревне мы стояли чуть меньше недели. Целых домов в округе оставалось немного, и все были заняты разными подразделениями. На заборах красовались надписи: какое-то ШО, иногда какое-то МО, и даже не какой-то, а целый “Ахмат”.

Мы заезжали последними, поэтому брали что оставалось – окна целые, с крыши не каплет, туалет есть. Блин! Туалет был прямо в избе, но перед уходом в нем забыли два мешка с зерном, поэтому санузел был без боя отдан мышам. С молчаливого согласия решили ходить и любоваться уличными красотами.

Дом состоял из трех комнат и кухни – то что нам было надо. К нам в расчет прикрепили Попандопуло для оперативного подвоза БК. Они с Крохой оккупировали самую маленькую комнату, я жил с Чеддером, Фиксик с Длинным и Тихим расположились в зале.

На кухне стояла печь, в сарайке нашлись дрова и уголь. Если бы не орудие – было бы совсем прекрасно.

До карт меня не допускали, поэтому что это была за деревня, что за улица – я честно, хз. Иногда в это время я напоминал себе какую-то игрушку, мне говорили что делать, куда идти, иногда везли, и требовали взамен только работать физически. Брюшко очень быстро спало, и ремень снова стал закрываться на третью дырочку.

День нам Комбат дал на обустройство, приехал ближе к обеду – сухой, поджарый в арафатке.

– Воду из колодца не пить, – предупредил с порога. – В соседнем дворе в таком же срубе плавают два покойника. Пид**ы отступали, побратимов оставили.

Хм, в нашем колодце вода выглядела вполне нормально, но оставались еще привозные запасы, поэтому пока колодезную не доставали, хотя Длинный намародерил в соседнем доме уже ведро

– И по мародерке – аккуратнее, – продолжил Комбат, – саперы еще не все дома осмотрели, могут быть гостинцы.

Мы со Смурфиком переглянулись – по соседним домам, которые были в приличном состоянии мы уже поверхностно прошлись. Нужен был умывальник, чтобы не поливать на руки из ковша, и антенна для телевизора. Всё это было добыто и стояло уже на своих местах.

Мародерка или лутание – вещь вообще затягивающая. Мы не были штурмами, и входили в населенные пункты практически последними. Поэтому всякие телевизоры, стиральные машинки и иные полезные в повседневности ништяки нам доставались по остаточному принципу. Позже, когда количество переездов минимизировалось, и я уже работал на Пункте управления, наш ПУ быстро стал обрастать всякими полезностями и ненужнастями. Вначале это была посуда – сковородки, чашки, тарелки, любимые кружки. Потом добавились диваны и матрасы. Позже, после получения хорошего дырчика – холодильник, стирка, микроволновка. Штурмовики подогнали большую плазму, чтобы удобнее было работать. На полу лежал ковер, снятый с какой-то стены – лакшери виладж, ёпта.

Всё это было оставлено и брошено местными жителями при отступлении, или бегстве. Гнило, ржавело и разбивалось. При отбытии в отпуск всё это оставалось в подразделении, СБ четко следило за тем, чтобы ничего не ушло дальше базы.

Вместе с Комбатом отправились к орудию. Шли след в след по наезженной колее. Сходить с неё крайне не рекомендовалось – в старой пожухлой траве встречались неразорвавшиеся лепестки, или можно было словить растяжку. При установке орудия дежурка МТЛБ поймала лепесток – без травм и потерь, но желание сойти с хоженой тропы было отбито на раз.

Наш “Геноцид”, укрытый массетью и ветками деревьев прятался между двух пролесков. Раньше в этом месте местные парни обжимались с девчонками, жарили шашлыки и пили алкогольсодержащие напитки. Недалеко от позиции угадывались старые костровища, лежали вкруг бревна и прятались оставленные кучи мусора. Потом пришло время не любить, а воевать – были вырыты блиндажи в полный рост, уложены стены из ящиков от снарядов, и даже сколочен туалет. Место идеально подходило для ведения стрельбы, как на восток, так и на запад – нужно только развернуть орудие в нужную сторону.

– Вчера до ночи выкладывали и маскировали пороха и снаряды. Было чем гордится перед Комбатом.

– Не пробовали еще?

– Нет, Вас ждали.

– Ну тогда давайте, тремя беглыми. Отправим подарунки к Новому году.

Мой первый подарок был тяжел, неказист и противен, как личность. Полстакиллограмовый снаряд позорно вывалился из рук в плодородную жижу прямо перед орудием под строгим взором Комбата, и гневно-шипящим матом Крохи.

– В одного будешь ствол чистить, – скорее почувствовал, чем услышал я над ухом. Кроха быстро обтирал грязь со снаряда рукавами своей куртки.

– Чеддер, задачу понял? – Комбат смотрел на командира, – гонять до автоматизма.

– Понял, Комбат.

– Тогда, Кроха, навелся? Давай уже, один-огонь!

Кроха закончил колдовать над прицелом:

– Комбат, я веревку не взял.

– Чеддер, что за херня, то рубашка длинная, то х*й короткий. Кроха. ты же непросто артиллерист, ты же грязный наемник, чего боишься? – весело и зло добавил Комбат, – там уже ждут подарков.

– Ну тогда, 300-30-3, – рявкнул нараспев Кроха, а за тем уже рявкнул Гиацинт.

Первый настоящий подарок ушел в сторону врага.

Следующие два выстрела прошли без косяков, может быть потому. что Смурфик корректно отодвинул меня в сторону, и оба снаряда подносил сам. Парни были сработанной командой, шестым колесом пока что был я.

После отъезда Комбата, были раздачи пиз**лей и подарков от Чеддера. ОН так-то вообще добрый, и сильно не ругается. Просто – большой очень, что немного страшно.

Когда есть работа – время летит незаметно. Подъем, завтрак, физические упражнения у орудия, обед, физические упражнения у орудия 2, ужин, вечерний туалет (на соседнем участке), отбой, ночное дежурство, опять отбой, и опять подъем… Погода стояла ужасная, каждый день то дождь, то туман, а через неделю, вообще лег снег. Я слишком долго жил на юге и уже как-то подзабыл, что бывает вот такая зима – с ветром, крупой, и потом резким таянием с грязью по самое небалуй. Боевых стрельб не было – пульки лежали укрытые массетью, и ждали своего часа. Несколько раз объявляли “К орудию”, но что это было – тренировка для тонуса, или кому-то надо было действительно помочь – я не знаю.

В общем, наш расчет и орудие выглядели пока образцово показательными – все сытые, довольные, местами румяные. Между делом начали восстанавливать с парнями баньку. А потом позвонил Старшина, и предупредил что вечером заедет и заберет меня.

Чеддер покряхтел, и уточнил, по поводу замены, на что был уклончиво послан с этим вопросом к Комбату.

По факту – вещи сложены, лицо выбрито (первые 4 месяца я брился каждые три дня, потом, поддавшись общему настроению и веяниям моды начал отращивать бороду), с парнями рукопожато, ждем Старшину…

Но тут в рации проскрипело, что-то похожее на:

– Расчет к орудию!

И мы побежали. Зимняя форма, бронежилет, сорокпятого размеры чуни, автомат, разгрузка с тремя рожками и каска с фонариком – что еще нужно чтобы достойно встретить старость? До орудия – метров 400, бежим как стая – чуть ли не след в след по уже подстывшей колее. Сбрасываем со Смурфиком массеть, готовим снаряды, скручиваем колпачки. Тихий суетится возле зарядов, Длинный с Крохой – у орудия. Чеддер замер с рацией.

На улице тишина. Мерцают звёзды, немного шумят ветки, из неправильного – только наше дыхание. Автоматы сброшены, но лежат тут рядом, под рукой. Ждём команды…

– ВЫСТРЕЛ! – кричит Кроха, и “Гиацинт” вздрагивает всей своей массой, отправляет пятидесяти килограммовый снаряд куда-то далеко. Работаем на значительном удалении, подлетное время – от выстрела до контакта – 20 секунд. Где-то над врагом кружит наш разведчик, корректировщик и оператор смотрят на экран, где таймер отсчитывает время до разрыва. А мы уже без суеты ждем очередную корректировку. Видимо это была чья-то хорошая охота – с осколочных перешли на фугасные, разбираем опорник. Из 20 приготовленных снарядов, на земле осталось три. Тихий тоже ворчит, естественно, по-тихому – у него заканчиваются пороха одной партии, и дальше возможно придется потратить несколько выстрелов на пристрелку.

Спина мокрая, каска начинает мешать, и хочется скинут её вместе с бронежилетом. Но – радостно, вот настоящая работа, я почти ни разу не облажался.

Чеддеру передали сначала, что “это – пиздец, а не стрельба”, затем “можете же, когда захотите”, а потом “что прямо в дырочку, перенос огня”.

И вот теперь не спеша добиваем врага… Три беглых и “стой записать” – работа окончена, всем спасибо, все свободны

Стоим, курим. Руки немного подрагивают, не то от адреналина, не то от усталости. Орудие пока не маскируем, ждём команды. Но то ли погода испортилась, то ли у разведчика закончился ресурс батареи, то ли всех победили – орудие маскировать, расчет в укрытие, спасибо за работу.

Идем гуськом обратно в дом, Парни гадают, будет ли сегодня ночью еще работа, и насколько долго. Похоже, что мини отпуск закончился.

Дома Старшина и Попандопуло не спеша едят плов. Опять обнимашки-попрощашки, иду с рюкзаком и оружием в коричневую от грязи Буханку. Смена кадра, картина – следующая.

Глава 7 Буханка – не от слова "бухать"

Я не знаю, кто придумал спрятать внутри “Буханки” двигатель, но спать на передних сидениях – это максимально неудобное занятие. Если только вы не гимнаст небольшого роста, ну, или – йог извращенец.

На улице, вместе с Русским миром – пришла самая настоящая Русская зима, такая неожиданная, сразу со снежком и морозцем под минус 13.

Теперь, выезжая на работу, натягиваю термобельё, кофту и “носок” – он не для того, чтобы закрывать лицо, а уютно располагается на шее вместо шарфа.

Где-то сзади сопит Карадай, на правах старшего он растянулся на пассажирских сиденьях. Примерно раз в 40 минут он вздрагивает и толкает меня, чтобы я завел ненадолго машину – замерз значит. Я спросонья протягиваю руку к замку зажигания, делаю “бжжжж”, и через пару минут в машине становится тепло и комфортно. Еще через минут тридцать Карадай, предварительно всхрапнув, ворчит, что нечем дышать.

Я, тоже что-то ворча про дедовщину и машину без автозапуска, глушу мотор. Моя смена начинается в 3 утра, и такой “волчий сон” очень полезен для нервной системы – тренирует выдержку.

Карадай первый отдежурил, сейчас на смене Морок. Сегодня 1 января 2023 года.

Перед сном Карадай показал мне курс молодого бойца плюс добавил что-то из “Очумелых ручек”

– Смотри, в ноги кладем броник, – бронежилет располагается на пассажирском сиденье, выравнивая высоту с железной крышкой двигателя, – а на водительское бросаем спальники, – мой спальный мешок и спальник Морока укладываются на место водителя. – Во, смотри, почти перина

Я понимаю, что из того что есть – это почти люкс, соглашаюсь, скидываю берцы и натягиваю двое носков.

Мы ни о чем не говорим – просто проваливаемся в сон.

Аккурат под Новый год Старшина привез меня с расчета на Пункт управления. Какой-то завод, в котором в бывших офисах устроены спальные казармы. Мы живем своей сменой: Карадай (он за старшего), Морок и я. Есть ещё одна четвертая кровать, но она пустая и используется для перекантовки отпускников, или когда приезжают смежники в очередной раз чинить “Зоопарк”. Карадай уже работал с этой махиной, и со дня на день ждёт перевода. Морок станет старшим, я, соответственно, стану на место Морока. А пока мне выдали неучтенный планшет, телефон для связи с орудиями, и под присмотром Морока я постигаю нелегкую работу корректировщика.

Наша смена начинается в 6 утра. С вечера связисты присылают новую точку для работы, Морок – он еще и за водителя, прикидывает куда выдвигаться и сколько это займет времени. Каждый день мы работаем из разных мест, чтобы нас не смог засечь противник. Точки расположены на удалении 1,5-2 часов езды, поэтому подъем в 4 утра.

На сборы 15-20 минут: туалет, утренний кофе, наполнить термосы – и поехали. Я честно – досыпаю в машине пока позволяет дорога. Столик, ящик с дронобойкой, броники – самая лучшая постель до определенного момента.

На месте нас уже ждут обычно связисты и орланщики. Первые, раскинув связь, беззаботно спят внутри своей буханки, вторые – шумно курят, пьют кофе и ждут, когда техники запустят птичек.

В кустах еще прячется охрана – в общем самый настоящий элитный глэмпинг на природе.

Утро начинается с нанесения свежей ЛБС – процесс творческий, занимательный и радостный. ШтурмА каждый день упорото крошат нациков и двигаются на Запад. Можно, конечно нанести линию кому-то одному и передать информацию файлом остальным, но лучше, когда это делаешь самостоятельно. Во-первых, так лучше знаешь и запоминаешь обстановку, а во-вторых, иногда приходится работать по самой границе соприкосновения, важно не зацепить своих. Будет тогда больно, неприятно, в лучшем случае – дадут

а) по лицу,

б) два рожка с патронами (могут и без них), и вперед и с песней.

Орланы в воздухе, мы работаем с двумя птичками. Помните этот анекдот про свадьбу в “Запорожце”? Это когда утром трезвые гости никак не могли понять, как их 15 человек в нем ехало?! На что один добавил, что точно все поместились – он же им ты ещё и на баяне играл.

Мы в в операторской буханке – как в том “Запоре”– нас работает 10 человек.

Два оператора на одну птичку, один рулит, второй мужественно вскрывает РЭБ противника. Две птички – это уже 4 оператора.

Самый Старший оператор, т-щ Начальник, и нас – трое. Плюс иногда заскакивает дежурный связюк – погреться и погреть уши. Обязательно приезжает Начальник разведки.

На одной коленке лежит планшет, на второй – блокнот с ручкой. Чудеса эквилибристики – ни то ни другое не падает.

Парни парят в буханке – дым коромыслом совсем не образное выражение, “Орланы” тоже парят где-то над противником. Мы вглядываемся в картинки на мониторе – ищем врага.

Это было самое начало беспилотной войны, противник был непуганный, “Грады”, “Бредли” и прочие “Крабы” беззастенчиво выкатывались из лесопосадки, чтобы отработать свои цели, чтобы одновременно превратиться уже в наши цели.

Для особо рисковых и упоротых начинали летать “Ланцеты”

– Синий Краб, Синий Краб – он приснился мне во сне, – напеваю я про себя, доворачивая на планшете линию направление стрельбы. Морок смотрит за моими действиями, он уже написал в Черном ключе задания для расчета и ждет, что скажу я. Морок обучает сразу на реальных действиях. Перед сном накидал мне желаемые и действительные ТТХ для наших орудий, утром проверил как я нанес ЛБС, и к обеду корректировщик 1 разряда (то есть я) уже проводил целеуказание. Ну почти самостоятельно.

Песенка про Синего Краба была из пионерского прошлого. Было и есть такое место во Владивостоке, туда меня однажды привели мои вожатые. Не помню, насколько мне там понравилось – декабрь месяц в Приморье для 13-летнего парня из Сибири – то еще приключение, но три камня, похожих на Китенка я привез в сумке домой. И грустную песню выучил.

Теперь мы наблюдали на экране, как чудо польской мысли пытается спрятаться от наших орудий. САУ “Краб” – даже на мониторе смотрелся страшным и огромным. Было три лесополосы, которые находились на самой границе зоны поражений наших орудий. Командир САУ понимал это, и поэтому ежедневно дразнил нас своими выходами. Засечки с этой стороны приходили с очередностью в два-три часа. Координаты менялись незначительно – он выкатывался в самое начало лесополосы – там где мы его могли достать, что называется, на пределе. Спускался ближе к середине, делал 2-3 выстрела, разворачивался, перескакивал на соседнюю полосу, и не спеша поднимался вверх, зная, что продолжает всё так же быть недоступным.

Но прямо перед Новым годом что-то пошло не по плану, то ли ретроградный Меркурий вступил в противоборство с ретроградным Марсом, то ли какая-то особая цель была поставлена к уничтожению, но нам удалось вытащить его из этих лесополос, и теперь мы пытались его уничтожить, работая сразу тремя орудиями, отсекая крабовидного от безопасной зоны

– Дальность больше 70, левее 002, – сверяясь с цифрами на планшете, говорю я Мороку.

Он кивает, показывает мне сообщение в ЧК: “Левее 002, больше 90, 1 ОГ”

“Выстрел” – тут же прилетает ответ. Пока я докручивал и подсчитывал, Морок уже отправил указание на орудие, там приняли корректуру и отработали по цели.

– Выстрел! – дублирует Морок команду для оператора, тот нажимает таймер секундомера, и мы ловим, где возникнет разрыв.

– Подлетное, – выдыхает оператор, и на мониторе, буквально сразу недалеко от “саушки” возникает облачко разрыва. “Краб” резко останавливается, дергается и, изменив направление, пытается спрятаться в лесу. На улице предновый год, на фоне серых веток массивная черная тушка смотрится, как квадрат Малевича на белом фоне Третьяковкой стены. Я, сравнивая местность и карту на планшете, начинаю корректировать задание.

– Подлетное, – снова говорит оператор, это значит снаряд второго орудия так же сейчас должен вспыхнуть и уйти в вечность.

– Ай, красавчики, – Карадай от нетерпения чуть не роняет планшет на пол буханк. Его “Орлан” кружит где-то в районе Бахмута, но у него пока тихо.

Разрыв же от второго орудия возникает в нескольких метрах о спрятавшейся САУ. Мне кажется, что я прямо слышу, как по корпусу польского зверя стучат осколки, и комья мерзлой земли вперемежку с обломанными ветками.

“2 беглым на тех же, по готовности” – показывает мне Морок, отправленное им сообщение. Сейчас некогда ждать, пока я дам корректуру – счет идет на секунды.

“Левее 005, 1 ОГ” – это доворачиваем первое орудие, зажимая “Краба” в ловушку из 152 мм снарядов. Поняв, что им кабзда – от “Краба” бегут фигурки людей.

– Подлетное, – выпустив плотное синее облако дыма с запахом лесных ягод, сообщает оператор, и мы смотрим на монитор.

“ШАРАХ” – прямо перед брошенной самоходкой возникает разрыв, одна из фигурок словно споткнувшись обо что-то, падает, даже не пытаясь сгруппироваться или защитить лицо и тело от сухостоя. Похоже, как минимум “300”. Но нам его судьба не интересна – мы ждем разрыва первого орудия. Корректура сработала почти как надо – снаряд разрывается точно между пытающимися сбежать солдатами противника. Те, что еще прослеживались на экране, как живые – падают и не поднимаются.

“На тех же, осколки, 2 ОГ” – корректирует Морок

– ПОДЛЕТНОЕ!, – орланщик не успевает затянуться “соской”, немного не до этого

– Есть, бл-дь, – выдыхаем мы. Снаряд попадает точно в САУшку, практически одновременно сразу откуда-то сбоку, сверху и из ствола сначала появляется черный едкий дым, а затем пламя.

– БЭНГ! – одними губами выдыхаю я

– Салам алейкум, – смеётся Карадай.

САУ уничтожено прямым попаданием, похоже, что сдетонировал БК.

Два разрыва в течение 20 секунд накрывают то место, где залегли противники. Там тоже похоже всё.

Морок отправляет “Стой записать. Краб уничтожен!”

В ответ прилетает “Пришли видео” – все хотят посмотреть как разлетелся к ебеням краб-переросток.

Карадай качает головой – с недавних пор любое пересылание видео работы под запретом. Появились случаи, когда наши результаты присваиваются другими неконторскими подразделениями. Морок вздыхает и печатает:

“Нельзя, запретили, держи фото”, делает снимок монитора где во всю горит САУ и отправляет собеседнику.

В ответ сначала грустный смайлик, затем смайлик с указательным пальцем “вверх” и “джамбо”

Морок не курит. Он ведет здоровый образ жизни, два раза в день машет гирями, и вообще имеет характер стойкий, нордический. Только глазаблестят по-другому. Мы же не стесняемся в выражениях – этот “Краб” попортил много крови, унес достаточно жизней, и его уничтожение – это отличный подарок к Новому году.

Работа продолжается, солнце клонится к закату, птички идут на посадку.

– Суки, – как-то очень зло ругается Карадай. Мы переглядываемся, только что прислали свежие новости, в Первомайске химарями нацики разбомбили Больницу с ранеными. Есть жертвы среди врачей и парней, находящихся на лечении. Эта новость сразу гасит возбуждение от удачной охоты.

Мы не уезжаем в 18:00 домой, а остаемся на дежурство на сутки. Ровно в Новый год в строну противника летит всё, что можно.

– Один огонь – это вам за больницу!

– Беглым по пристреляннным целям – это вам за парней, которые лежали на лечении!

– Фугасными и осколочными, “Градами” и “Гиацинтами” – всем подряд, всё туда, с Новым годом!

Канонада стихает через несколько минут, и тут же прилетает сообщение – “Не расслабляться. В Киеве еще только 23:00 и возможно повторение работы Химарей”

Ровно за 5 минут до наступления Нового года в Киеве, фейерверк из всех орудий – повторяется.

Наступает Новый 2023 год.

Глава 8 Небоскребы

Я пыхчу и ощущаю себя Винни-Пухом из советского мультика. Диснеевский медвежонок был действительно детской игрушкой, а наш, нарисованный на “Созмультфильме”, напоминал скорее умудренного жизнью пенсионера. Да и озвучка Леонова этому способствовала.

Вот и я сейчас глубоко внутри, хотя нет – и внутри, и снаружи был пыхтящим и сопящим медведем. Даже в голове сочинялась песенка, состояла, правда, всего из двух слов:

– Слабоумие

– И

– Отвага,

– Слабоумие

– И

– Отвага, – каждое слово четко ложилось на очередной шаг. За плечами рюкзак (по номенклатуре – рюкзак тактический, походный, 100 литров,”Медведь) в котором всё, что нажито непосильным трудом. Сбоку болтается прицепленная каска, бренчащая о что-то при каждом шаге. В скрещенных руках висит бронежилет – не стал надевать перед поездкой, теперь приходится тащить его таким неудобным способом. И еще точно где-то висит автомат.

– Сколько здесь этажей, – выдыхаю я на лестничной площадке. – Небоскреб что ли?

– Девять всего, – отвечает Кошман. Кошман не еврей, это позывной, и он мой новый командир. В руках у него коробка с печеньем и пакеты с какой-то едой – подарок от Старшины. Старшина вежливо отказался подниматься “на чай”, выгрузил меня с шмурдяком, как Дед Мороз одарил всех подарками и отбыл в ночь. Кошман тяжело вздохнул – и мы потопали по лестнице вверх.

– Девять я вчера еще прошел, – выдыхаю я. – По ощущениям – сейчас этаж пятнадцатый уже.

Кошман улыбается, мы отдохнули и движемся дальше.

Пункт управления расположен в девятиэтажках. Панельный жилмассив на окраине города. Для корректной работы операторам нужна устойчивая связь с разведчиком – вот и лезем сейчас куда-то далеко и высоко. Давно, в прошлой жизни, мы поехали с женой отдыхать в Киргизию на Иссык Куль. Соблазнившись рекламой, отправились на дайвинг в местное отделение МЧС. Был ускоренный курс владения аквалангом – минут 10 от силы, погружение до затопленного автобуса, а потом я поймал “паничку”. Выпустил изо рта загубник, глотнул чистейшей воды старого озера и медленно и верно стал тонуть. Кричать не получалось – вспомнил, что надо что-то нажать, для того чтобы всплыть. Всплыл, лежал, смотрел на серые облака и понимал, что видимо я ни разу не рыба, а всё-таки горный орел.

– Орёл, – подумал про себя, – а не ишак мокрый.

Мы работали теперь вчетвером. После “буханки” трехкомнатная квартира с видом на террикон казалась дворцом. В городе не было света и воды, но зато работала газоснабжение. Плита на кухне гудела всеми четырьмя конфорками, а на ночь зажигали еще и печку. И всё-равно было холодно. Шнуры от антенн уходили наверх, на крышу, и из-за этого балконные двери закрывались неплотно. Там же, на балконе деловито 24 на 7 сопел небольшой дырчик – его надо было иногда подкармливать, примерно пару раз в день, что полностью было обязанностью операторов БПЛА.

Кошман психует – он настоящий артиллерист, прямо вот из военного училища или даже института. На этой войне он почти с самого начала, про Попасную и Первомайский рассказывает не с чужих слов. Но сейчас абсолютно нелетная погода – порывы ветра более 15 м/с, периодически досыпает снежком, и разведчик не может летать по погодным условиям. Кошман тоже большой и спит, как настоящий медведь – с утра и до вечера, изредка просыпается, с тоской глядит в окно, нервно курит пару сигарет, и снова засыпает. Я тогда еще не знал, но когда начинается работа – он напоминает Терминатора, настоящая машина для уничтожения врага без сна и покоя.

Иногда он шутит словами мультика:

– И спать не могу, и есть не могу…

И хищно поглядывает на беспилотов.

За вылеты отвечают они, главный у них Мопед. Мопед – красавец, он не только отличный оператор, но между делом освоил две вещи, как:

– красиво взорвать врага Ланцетом

– и как красиво сделать про это шикарный ролик.

Всем гостям обязательные к просмотру нарезки с музыкой и драйвом. Сейчас Мопед тоже немного грустит без работы.

Второй беспилот – Тотем пришел на пункт управления на пару недель раньше меня. Он бывший разведчик, и отлично ориентируется в ночных буднях, проносящихся на экране монитора. По негласным правилам новички работают по ночам, и поэтому вся информация с разведчика идет в серых тонах тепловизора. Сто пятьдесят оттенков серого, так сказать. Тотем может и грустит без работы, но глядя на него об этом сложно догадаться. Здоров, бодр, весел и усиленно отращивает бороду.

В квартире почти тепло, готовим по очереди, причем Кошман шутит, что на Молях видимо есть специальный заказ, в арту берут тех, кто готовить умеет, в беспилоты – рукожопов. Рукожопы немного обижаются, но домашний плов или картошку с тушняком едят от души. Телевизор показывает только один канал – “Пятница”. Поэтому до вечера мы смотрим / слушаем “4 свадьбы”, а потом наблюдаем “Битву на кухне”. В таком ритме проходят три дня.

Стук в дверь раздается ровно в 10 утра. Громкий, настойчивый. У меня руки в майонезе – делаю картофель на противне. Такая вкуснота должна получится. Мопед крадучись с автоматом в руках встает сбоку от двери, я вытираю руки о какую-то тряпку и беру свой – наше оружие постоянно с нами. Неизвестно, кто там стоит в подъезде, у нас есть кодовые слова, после которых мы сразу начнем стрелять в дверь не раздумывая.

– Кто там? – спрашивает Мопед.

– Соседи, вода приехала, – раздается из-за двери.

– Спасибо, отец, – выдыхает Мопед. – Отбой, пошли за водой. Только гражданку надень.

Вопрос, откуда в ванне вода меня почему-то не волновал. Ну, то есть полная ванная воды была налита, и возле неё стояли пустые ведра. Воду оттуда мы использовали для смыва в туалете, а утренние процедуры проводили водой из полторашек, которые привозил Старшина.

Как я уже говорил, воды в доме не было, поэтому два раза в неделю приезжала большая машина, вокруг которой сразу же выстраивалась очередь из жильцов нашего микрорайона. Визуально все девятиэтажки были пустыми, только вечерами иногда в некоторых домах светились окошки желтым светом газовых горелок. На некоторых балконах, так же как и у нас стояли бензиновые генераторы. Но работали они от силы пару часов в неделю, в отличии от нашего круглосуточного работяги.

– Да, ладно, – я закрываю дверцу духового шкафа, картошечка начинает свой путь к совершенству. – Прямо вот так, ведрами.

– Можешь в ладошках, – ржет Мопед, переодеваясь в гражданскую одежду, только в такой мы могли появляться на улице. Спорное, конечно утверждение, что так нас можно было перепутать с местными, моя ярко бордовая куртка из “Спортмастера” явно отличалась от тех серых и темных , которые носят местные.

Вокруг машины уже очередь – человек семьдесят, в основном старики и старушки. У них с собой целые связки зачуханных пятилитровок с оторванными ручками, некоторые в авоськах или сетках. Мы встаем в общую очередь, вода бежит быстро, водитель только успевает перекидывать шланг в подставляемые емкости.

– Были бы в камуфляже – могли бы без очереди набрать, – шепчет Мопед.

Сразу, напротив машины, на небольшой лавочке возникает стихийный рынок, какие-то бабульки выкладывают овощи, домашние соленья, носки, книги, еще какие-то вещи. Выкладывают просто так, без особого блеска в глазах – на их товар нет покупателей, с деньгами здесь…

ХЗ, как тут с деньгами, видимо очень плохо, торговля никакая.

Люди не спеша переговариваются, что-то обсуждают. Иногда со стороны терриконов раздаются звуки канонады или пулеметных выстрелов, но никто не обращает на это внимание. Мы делаем по третьей ходке, руки немного ноют, спина мокрая – поднять на девятый этаж два ведра воды оказывается не такой уж и веселый аттракцион.

На лестничной площадке первого этажа бабулечка выставляет полные пятилитровки. У неё сегодня занятие на целый день – живет она на третьем этаже, но за раз может поднять только одну пластиковую бутыль. Поэтому она медленно переносить все свои зашорканные бутылки на следующий этаж, сопит и долго отдыхает. Проходя мимо неё, я автоматически распрямляю спину и делаю вид, что такой фитнес мне по душе.

– А чего не этими таскаем, -киваю я на укупорки, стоящие под лестницей первого этажа. – Удобнее чем ведрами будет.

– Да их привезли ночью, лень было поднимать – а потом они замерзли, – тяжело дыша поясняет Мопед. – Оттают, потом поднимем.

Машина с водой уехала, люди потихоньку разбредаются по своим темным и холодным квартирам. В городе много людей, но их не видно. Они компактно, тонким слоем растянуты по окружающим домам. И встречаются два раза в неделю возле вот таких машин с водой. Небоскребы вокруг нас, серые панельные девятиэтажки не разрушены, окна в них в основном целые, лишь изредка видны отверстия от осколков. В частных домах на дверях написано “Живут люди”, в многоэтажках – телефоны комендатуры, и какое-нибудь доброе напоминание, типа, как на нашей – “Юрочка, не забудь закрыть за собой дверь”.

Говорят, что на себе не стоит показывать, но сегодня, таская воду к себе на девятый этаж, я почему-то вспомнил своих родителей. Остановился на пятом этаже передохнуть, и постучал сначал несколько раз по дереву, а потом для верности – еще и себе по голове. Никогда у моих такого не будет, не должно.

– Картошка готова, – встречает нас Кошман. Он честно сказал, что четвертую ходку делать не будет. Но зато успел достать противень из духовки, и теперь раскладывает дымящуюся вкуснятину по тарелкам. Тихонько закипает чайник, тело ломит от проделанной работы, и всё вокруг так немного по-домашнему и по уютному.

В который раз думается – и на фига воевать.

А с утра установилась хорошая погода…

Глава 9 Змей Горыныч

Я потер заросший подбородок и сладко пот