Узы
Над Камакурой шел проливной дождь. Капли ударялись о невидимый барьер и будто исчезали, оставляя после себя паровую дымку. Смертные спешили спрятаться под широкими навесами, растянутыми над всей торговой площадью, что только—только окружила собой центральную площадь города. Деревянные палатки украшались старыми свитками, торговцы были одеты в древние одежды периода, когда Камакура начинала зарождаться, плотно укрепляясь в долгой вражде меж двумя кланами. Один из тучных мужчин, выглянув из—под плотной парчи, слегка прикрыл глаза ладонью, стараясь что—то разглядеть на темном небе. Еле заметная дымка обтекала вокруг каждой крыши, словно создавая иллюзию пустотного пузыря, скрывающего нечто удивительное.
Итами пряталась среди толпы. Крепко прижимая к груди плотный шелковый сверток, она постоянно выглядывала, надеясь как можно скорее добраться до одного из храмов, что располагался на конце города. Ощущая легкое прикосновение, Итами обернулась, пытаясь отступить от того, кто желал дотянуться до чужой души, но за спиной все исчезли, собираясь подле одной из лавок, откуда дико пахло ароматными булочками. Нервно сглотнув, девушка мотнула головой. Глубоко вдохнув и выглянув, Итами дернулась, когда прохладные капли попали на лицо.
– Дождь такой странный.
– Не уж то проделки Кицунэ? Что—то зачастили демоны в наш мир.
Прислушиваясь, Итами продолжала ощущать невесомое прикосновение к телу: то заденут щеку, вынуждая вертеть головой, то натянут одежды, выманивая на длинные улицы. Каждое действие сопровождалось тихим пением. Голос был нежен, надрываясь только на тех словах, где говорилось о спасении какой—то души, что продолжала падать низ из раза в раз. Итами не понимала, не желала слышать и понимать каждый шепот, но необычный сказ напоминал древние учения, что трактовались в древних фолиантах, запертых в молитвенных частях храма. Под общий гул смертные продолжали делиться небылицами и легендами, постоянно меняя слова или действительность, но Итами замерла, когда один из твердых голосов перебил каждого купца и торговца, вынуждая замолчать.
– Говорят, что когда идёт дождь и светит солнце – это трюк Кицунэ. Создавая дождь во время своих свадеб, они отстраняются от мира людей, дабы те не ходили на священные горы и не подсматривали за их церемониями.
Торговая площадь наполнилась шепотом. Каждый желал вмешаться, но тот, кто стоял подле одной из лавок, медленно перебирая пальцами ткани, внушал дикий, совершенно необузданный страх. Враждебно настроенный мужчина лукаво ухмыльнулся, когда ощутил пристальный взгляд светлой души, что верила и знала истину. В его зрачках появился блеск, а затем они изменились, более не походя на человеческие. Гром прогремел неожиданно. Дернувшись, Итами не сводя взгляда с незнакомца, прикрыла рот рукой, когда его тень изменилась, становясь похожей на лисью.
Глубоко вдохнув, девушка вышла из—под парчового навеса, стараясь прогнать демонический лик, застывший перед глазами. В храме учили, что от демонов нужно держаться как можно дальше. Их сладкие песни и речи способны изничтожить стойкий дух, вытащить все эмоции без остатка, оставляя сосуд для пропитания. Каждый раз, когда Итами покидала дом, наставник давал ей тканевый талисман, наполненный ароматными благовониями. «Он способен отогнать нечестивых», – поговаривал монах, всякий раз проверяя наличие оберега у ученицы. Подчиняясь, не смея проявлять не уважение, девушка отодвигала край широкой горловины фиолетового кимоно. Прикалывая туда тонкую ниточку, Итами глубоко вдыхала терпкую полынь, что смешивалась с ядовитой сладостью кассии коричной. Она запомнила этот запах. Так пахли те, кто оставил её подле храма после рождения.
Широкая тропа устремлялась ввысь. Широкие стволы деревьев даже не прогибались от сильного ветра, изредка сбрасывая желтую листву. Итами постоянно оглядывалась, когда голоса в голове усиливались, а слова песни становиться понятнее:
– По лесной тропинке иди,
И следуй за лисьей тенью.
Сквозь заросли и густой плющ,
Душу лиса спаси скорее.
Застыв, Итами глубоко вдохнула и прикрыла глаза. Стараясь сконцентрироваться на услышанном, она вытянула правую руку, стараясь ухватиться за невидимый сяку, с которым постоянно ходил учитель. Древко в его руках было шершавым, где—то были заметны алые пятна, что въелись в основание орудия, способного защитить от жителей Йоми. Очерчивая пальцами каждый изгиб веера, который получался из сяку, Итами выдохнула, открывая глаза. Пред ней появилась синяя нить, вокруг которой витали синие огни. На тропе постепенно прорисовывались следы ног, что с каждым шагом изменялись, становясь похожими на отпечатки лап. Сверток с тканями выпал из рук девушки. Она завороженно следовала за каждым отблеском нити, что становилась толще, а огни расступались, собираясь в две души, имеющие нечто подобие рук. От их пальцев исходили искры, за ними оставался паровой шлейф, когда демоны, замерев перед завесой, распахнули её плотный купол, позволяя смертной ступить на священную землю, где лисий след резко обрывался.
Высокие каменные лестницы подсвечивались душами, лепестки сакуры указывали на самый верх, где еле—еле светили солнечные лучи, с трудом пробиваясь через завесу. Итами, ведомая песнями, продолжала идти, стараясь как можно аккуратнее ступать на пустоты, не смея портить чужой труд. Её простые одежды менялись: фиолетовое кимоно растворилось в облаке, обнажая тонкое девичье тело, дабы украсить его белоснежным сиромуку; на голове образовалась белая шапка ватабоси, что прикрывала невидимой вуалью лицо Итами, не позволяя никому разглядеть лик той, что шествовала к храму в окружении маленьких Они.
Сделав последний шаг, Итами пересекла грань между мирами, ступая в чужие владения. Небольшой древний храм располагался среди высоких деревьев персика, что цвел и не смел сбрасывать листьев. Вокруг деревянной тории постепенно собирались синие огоньки, освещающие не только путь, но и каждый из залов, разделенных бумажной перегородкой по середине храма. Подле входа стоял высокий мужчина. Его черное хаори было завязано поверх белого кимоно, такие же черные хакама туго перевязаны поясом, на котором закреплены ножны. Присмотревшись, Итами разглядела рукоять, перевязанную синей лентой, которую крепко сжимал мужчина. Он не смел повернуться, дабы не нарушить процессию своим грубым поведением.
Невысокий демон возник перед девушкой, не позволяя ей не проронить ни слова, прикладывая палец к своим губам. Последняя капля дождя, упавшая с купола, застыла в воздухе. Образовывая сферу, вода накапливала энергию, что мерно растекалась не только по всему храму, но и земле, воздуху и огню, позволяя завершить круговорот элементов, создавая единый союз. Красная нить упала в вытянутые мужские руки, в миг плотно схватившие тонкий шелк. Итами опустила взгляд, когда разглядела на земле тень мужчины: восемь длинных хвостов появлялись один за другим, лисьи уши словно собирались из густых темных волос, а на пальцах появились острые когти. Кицунэ обернулся с опущенной головой. Демон, приблизившись к лису, крепко взяла его за руку, вынуждая следовать и подчиняться каждому действу. Итами ощущала, что её опутывали оковы, она пыталась выбраться и сбежать, но с приближением демонов она теряла веру в силы, боле не в силах сопротивляться сладким пениям. За мужчиной оставался лисий след. Точно такой же, за которым следовала Итами, прежде чем потерять рассудок и, возможно, отдать свою душу царству Йоми.
– Вытяни руку, дитя.
Голос демона был нежный и спокойный, позволяя расслабиться, а пелене на глазах полностью закрыть взор. Подчиняясь, Итами аккурат вытянула правую руку, показывая демонам только кончики пальцев. Отпустив мужчину, демон встала между двумя душами, перехватывая красную нить. Натягивая и удлиняя её, Кицунэ резко выпустила нить из рук, заставляя ту парить в воздухе, обвивая тела, опутывая каждую часть внутри и снаружи, скрепляя тем самым союз. Мужчина вытянул руку, позволяя судьбе закрепиться на нем. С мизинца начала стекать кровь, капли которой отделялись от кожи, воспаряя перед невестой. Итами приоткрыла рот, когда кровь проникла к ней через вуаль, попадая на язык. По телу разливался жар, хотелось испить ледяной воды из темидзуи, что располагалась подле входа в её храме. В висках ощущалась пульсация, когда нить плотно сжала мизинец, в миг исчезая и оставаясь заметным следом: лисий хвост обвивал весь палец и не исчезал, когда свадебный ритуал завершился.
– Теперь вы связаны на долгие века. Открой вуаль и позволь супруге войти в дом твой, Акуто.
Кивнув, мужчина подошел близ девушки, аккурат поддевая невидимую ткань. Дурман спадал с Итами, и та начала видеть. Разглядев демона лиса, она дернулась, отбивая руку и не позволяя дотронуться до себя. Не понимая происходящего, Акуто ловко перехватил чужую руку, дергая на себя. Ткань разрушилась, открывая демонам лик смертной. Дождь прекратил идти над храмом и Камакурой, демонический вид испарился с тела Акуто, когда тот выпустил девушку, вынуждая ту пасть на земь.
– Смертная?
– Господин, я не понимаю.
Повернувшись к Кицунэ, мужчина крепко сжал одежды на её груди, вынуждая от страха прикрыть глаза.
– Чиё, ты должна была привести ко мне Рин. Скажи, от чего я вижу смертную и заключаю с ней священный союз?
Кицунэ не знала ответа. Совершенно не понимая, как эта душа оказалась на их горе, демон приоткрыла один глаз, ощущая гнев и злобу господина. Тяжело выдохнув, Акуто отпустил лису, позволяя той пасть на колени, прижимая лоб к земле.
Акуто желал изничтожить смертную, то и дело дергаясь в её сторону, но тут же замирая, когда ощущал пульсацию на пальце, что не позволяла поднять руки. Демон взревел. Достав катану из ножен, он ринулся в глубь леса и исчез, оставляя Итами и Чиё одних. Не зная, как сделать вдох, Итами судорожно перевела взгляд на лису. Продолжая стоять, Чиё выпрямилась, когда прекратила ощущать огромные всплески энергии, что оставлял после себя господин. Судорожно выдохнув, она стерла испарину со лба и, повернувшись к смертной, широко улыбнулась, меняясь на глазах.
– Добро пожаловать в ваш новый дом, госпожа.
Лис громко смеялся, продолжая внимательно слушать ту, что совсем недавно оказалась в храме его младшего брата, который постоянно пропадал с восходом солнца и возвращался, когда загорались синие фонари, окружающие храм с каждой стороны. Стирая выступившую слезу, Куро не сразу заметил, насколько сильно смутил смертную, облаченную в свое привычное фиолетовое кимоно. Отказываясь от здешних правил, Итами продолжала настаивать на своем возвращении обратно, постоянно следуя за Акуто, пока тот не исчезает в плотной дымке, оставляя после себя легкий запах трав и цветов. Тогда, пожимая плечами, смертная садилась на невысокие ступени. Подминая под себя подол одежд, Итами старалась дожидаться возвращения лиса, но тот, окутывая её шаткое сознание грёзами, вынуждал впадать в долгий сон, постоянно забывая о том, где находилась.
– И что теперь, Итами?
– Господин Куро, вы ведь старший лис, а ведете себя хуже Акуто.
Вскинув бровь и выпрямившись, лис скрестил руки на груди, опираясь спиной о стену. Внимательно смотря на смертную, демон продолжал восхищаться тем, как его брат не заметил такого удушающего запаха полыни, что исходил не только из одежд, но и от тела, волос. Всё нутро и душа Итами были полностью пропитаны священными травами, которые постоянно выращивали храмы Камакуры.
Куро являлся старшим лисом при храме Аманава Симмэй. Постоянно посещая божественный пантеон, демон не был частым гостем подле брата, не любил узнавать о проблемах, появляющихся из—за его скверного характера. Всё нутро Акуто пропитано тьмой, что отталкивала от себя каждого, кто некогда желал сблизиться с величественным лисом. Акуто служил опорой для Аманавы, стал центром сил и поддерживал своей энергией шаткое здание, что не раз пытался отремонтировать, но постоянно впадая в гнев, лис разрушал священные храмы, уничтожал низших демонов, прислуживающих подле. Это чувство стало лучшим спутником в долгой жизни младшего лиса, вынуждая того закрываться в себе, прятаться не только от верхнего мира, но и от нижнего, полностью игнорируя Владыку Йоми.
– И что у нас здесь?
Дернувшись, Итами выронила из руки лист бумаги, полностью исписанный древними сутрами. Нагнувшись, лис поднял записи, с непониманием смотря то на них, то на смертную, знающую древний язык. Выдохнув, Куро создал в руке красное пламя, стараясь как можно скорее избавиться от того, что вынуждало напрягаться. Желая защититься, пламя обхватило бумагу, не оставляя пепла.
– Никогда не пиши их здесь, Итами.
– Вы держите меня здесь несколько месяцев, господин Куро. Не позволяете вернуться домой, в Камакуру. Я даже не смею ступить в лес.
– Я думаю о твоей сохранности, дитя. Смертная, что стала супругой сильнейшего лиса подле священной Камакуры. Слишком много демонов знает о своем существовании.
– У господина Акуто есть враги?
Вскинув бровь, Итами села на постели, подпирая подбородок кулаком. Она уже привыкла к тому, что пробуждалась с появлением легкого ветра, проникающего в покои через открытые окна, – приходил старший лис, которого необходимо было встретить с ароматным чаем и бутылью с сакэ. Всегда тяжело вставая, Итами сонно потирала глаза, осматривалась и осознавала, что стала узницей в чужом доме. Возможно, где—то там учитель долго и безутешно искал её, постоянно думая о падении души. Девушка усмехалась, когда вспоминала о том, насколько беспечно поддалась сладким песням демона лиса, пленившего нитями судьбы. Постоянно поглядывая на мизинец, Итами не понимала, как смертный и демон способны заключить союз. Почему Ками позволяли произойти такому и отчего старший лис так отчаянно охранял Аманаву, окружая только лишь храм пламенным куполом. Постоянно дотрагиваясь до барьера и обжигаясь, Итами хмурилась, безуспешно пытаясь испариться с этой горы.
Итами видела, как отмахнулся, но всё же напрягся Куро, который перевел взгляд на открытое окно. Подле леса блуждали синие огоньки, постепенно возвращаясь в бумажные фонари. Чиё, что являлась смотрительницей храма, расставляла свечи подле тропы, зажигала благовония, втыкая кончик в твердую землю. Постукивая пальцами по щеке, лис постепенно менялся, сбрасывая смертную оболочку, становясь самим собой: за его спиной были массивные девять хвостов, уши постепенно образовывались из его волос, а зрачки сузились. Клыки слегка выпирали из—за губ, а острые когти царапали гладкую кожу, позволяя кровь медленно стекать по лицу. Начиналось время теней. Тех, кто мог пересекать невидимую черту и охотиться за смертными, что не знали одной истины:
– Нельзя покидать дома своего, когда наступает время средней крысы.
Куро довольно кивнул. Поднявшись и поправив одежды, лис собрал длинные волосы в высокий хвост. Он собирался отбыть до утра, не желая встречаться со злым и безутешным братом. Слегка склонив голову, старший лис исчез до того, как пламя свечей содрогнулось, а здешний господин твердо ступил на священные земли. Итами ощутила, как стало трудно дышать. Поднявшись, она покинула комнату и, встав подле входа в храм, низко склонилась, не позволяя господину заглянуть в её душу.
Акуто дернул рукой, заставляя кровь стечь с его орудия, окрашивая землю, туша пламя и развеивания благовония. Чиё протянула господину влажные полотенца, указала на двери, стараясь говорить как можно спокойнее.
– Добро пожаловать домой, господин.
– Сегодня барьер не дрогнул. Смертная испустила дух свой?
– Вы ведь ощутили бы это, господин.
Фыркая, лис сжал пульсирующий мизинец, и стерев черную кровь с лица, сжег полотенца, оставляя катану подле ступеней. Замерев с вытянутой рукой, Акуто облизнул пересохшие губы. Смертная всегда встречала его с опущенной головой. Словно боясь заглянуть в его глаза, она постоянно одергивалась, когда горячие пальцы дотрагивались до ледяной кожи. Смертная стала для него чем—то непонятным. Словно поймав диковинку, лис заключил её в клетку, с радостью наблюдая, как душа стремилась вырваться из оков. Акуто громко смеялся, когда смертная молила о спасении, – то были первые месяца их совместного проживания. Но затем, когда Итами поняла и приняла своё заключение, она начала неистово злить, становясь желанной жертвой, над шеей которой постоянно мелькало острие катаны.
Отодвинув старые двери, Акуто не удивился, видя Итами в привычном поклоне, который, как ему казалось, был больше надменным, чем искренним. Ненавидя и желая разорвать связь со смертной, лис исчезал, пытаясь быть как можно дальше. Становилось нестерпимо тошно от одного только взгляда в сторону простой души, в которой не было ни капли той силы, что существовала в его мире. Пройдя мимо Итами, Акуто поманил её за собой, приглашая в покои для разговора. Смертная продолжила стоять неподвижно, когда лис с силой сжал дерево, что немного треснуло под его ладонью.
– Я попросил следовать за мной, смертная.
– Вы махнули мне, как скоту.
– Ты просто пустой сосуд, не смей порочить животных, которые являются священными.
Сжав руки, Итами сдерживала гнев. Вспоминая учения и наставления, она делала глубокий вдох, а затем медленно выдыхала, стараясь не слушать жесткий голос.
– Я всё ещё жду, смертная.
– Тогда не смею задерживать вас.
Повернувшись к двери в свои покои спиной, Итами не осмелилась оборачиваться к демону, дабы тот не пронзил тело рукой или клинком. Когда дверь перед ней закрылась, смертная выдохнула и осела на пол, ощущая мощный всплеск, слыша громкие крики и треск дерева, части которого ударились о стены, пронзая тонкие бумаги. Итами крепко обняла себя, дергалась от каждого слова, пока лис не затих. Падая на постели, Акуто прикрыл глаза ладонью, стараясь контролировать злость, постепенно окутывающую его душу. Не понимая, почему не отпустит смертную, демон то и дело наблюдал за ней, когда та впадала в дрему. Её тонкие пальцы дергались, крепко сжимая тонкие покрывала. Тело вздрагивало, а по лицу стекала испарина. С того дня, как Акуто запер Итами в храме, той снились кошмары.
Раскрыв ладонь, демон создал синее пламя, опутывающее его пальцы, согревающее и так разгоряченное тело. В такие моменты Акуто вспоминал, насколько ледяной была смертная. Постоянно кутаясь в свои одежды, не желая принимать дары от лиса, Итами начинала хворать, но еле заметные огоньки согревали продрогшее тело, позволяя душе излечиваться от любого недуга. Пламя постепенно отделялось, создавая искры, озаряя темную комнату ярким светом. Смертная могла выдохнуть и расслабиться. Господин потерял интерес к разговору и вернул покой в свою душу. Поднявшись и отряхнувшись от пыли, Итами села за стол, пододвигая к себе старую кисть и плотные чернила. Куро принес это на третий месяц пребывания в Аманаве. Тогда смертная желала испепелить себя, изничтожить каждый волосок, но всякий раз, когда над рукой появлялось пламя, мизинец начинал пульсировать. Тело сковывало, вынуждая пасть на земь от острой боли. Итами не знала, что в порывы слабости причиняла боль не только себе.
Медленно натирая чернила, смертная переводила взгляд на дыру, что образовалась в стене. Она могла разглядеть движения демона, то, насколько грациозно двигался лис, когда игрался с собственным пламенем, что отражало его душу. В такие моменты Итами осознавала, насколько одинок хранитель храма. Положив руки на стол и опираясь о них щекой, Итами прикрыла глаза. Хотелось расслабиться, вновь ощутить себя под защитой монахов, с которыми жила Итами вот уже двадцать лет. Никогда не желая узнавать о том, кем были родители. Для неё не были важны корни и традиции тех, кто дал жизнь. Главное, насколько чисты помыслы монахов, как сильно полюбил её учитель и то, как долго воспитывалась эта душа.
Лис почуял безмятежность. Она всегда пахла кассией, полностью перебивая терпкость полыни. Скинув испачканные одежды, демон накинул на обнаженное тело тонкие халаты, туго затягивая те поясом. Черные одежды выделялись на фоне бледной кожи и синего пламени. Покинув свои покои, Акуто осторожно дошел до покоев смертной, пересекая черту, которую старательно воздвигала Итами. Он растворился в дымке и оказался подле смертной, беспечно уснувшей за рабочим столом. Демон лис старался игнорировать требования и желания Итами, посылая Чиё для воплощения чужих просьб. Стараясь отдаляться и не протягивать руку в сторону простых сосудов, которые ни на что не были годны. Усмехнувшись, Акуто подул на пламя, заставляя то отделиться от огромного сгустка. Искра кружила вокруг ледяного тела, позволяя смертной расслабиться. Лис впервые за несколько месяцев увидел улыбку и умиротворение на лице Итами, ощущая что—то непонятное на душе. Дернувшись, демон исчез из покоев и оказался на улице. Высокие и длинные ветви деревьев прогибались от ветра, пламя свечей давно потухло, а благовония всё ещё истончали тонкие ароматы женьшеня. Глубоко вдохнув, Акуто сел на земь, подгибая под себя ноги. Пытаясь успокоиться, лис не дернулся, ощущая позади мощную ауру, что постоянно источал его старший брат, что являлся перед ним не просто.
– Брат.
– Доброго здравия, Куро.
– Как долго ты ещё будешь пугать и держать эту душу?
– Но ведь тебе интересно с ней? Как я могу избавить старшего брата от такой прекрасной зверушки.
Топнув, Куро создал вокруг себя красное пламя. Лис не любил слышать от демонов такого отношения к смертным, пытаясь сохранять с каждым миром нейтральные отношения. Акуто усмехнулся.
– Ежели тебе так интересна эта душа – бери.
– Прекрати это, Акуто. Я пришел сюда не для этого.
– Не томи или ступай, брат.
– Демоны говорят, что в одном из храмов пропал монах, которого обучали древнему искусству.
Открыв глаза и обернувшись, Акуто с непониманием смотрел на старшего лиса.
– Но ведь его потомок пал в древние времена. Кто смел принести в мир смертных это учение?
Пожав плечами, Куро сел на деревянные ступени. Смотря на ночное небо, усеянное миллиардами звезд, лис словно не желал рассказывать младшему что—то. Ощущая злобу, хранитель храма громко простонал, падая спиной на землю.
– Я сдаюсь, Куро. Ты победил.
– Не понимаю о чем ты, брат. Но, поверь, Йоми, Майор Ками и Котоамацуками в таком же неведенье. И, ещё.
Ощущая напряжение старшего, Акуто нервно сглотнул, когда красное пламя вспыхнуло настолько сильно, что опалило верхушки деревьев, вынуждая гореть те в вечном пламени.
– Я не очень доволен твоим поведением, младший брат. Но даже это не столь важно, как возвращение твоего старого друга.
– Которого из, Куро?
– Именно это ты и выяснишь. Не забывай, брат, что я все таки представитель нашего храма и обязан подчиняться воле двух миров.
Фыркнув, Акуто отмахнулся. Он пытался понять, кто мог заставить демона говорить и быть столь серьезным, упоминая не только Майор Ками, но и Котоамацуками. Поняв, о ком шла речь, Акуто дернулся и осел.
– Он в Камакуре?
Йоми и потерянный монах
Опирая ножны катаны о плечи, Акуто спокойно шел по длинной тропе, что вела глубоко в лес. Звуки постепенно оставались позади, а смертный облик стекал плотной жидкостью, что пропитывала собой не только землю, но и траву с листьями. Лисьи уши улавливали шепот духов и демонов. Уже прошло много столетий с тех пор, как врата в царство Йоми распахнулись, позволяя низшим демонам ступать на запятнанную Ашихару. Будучи прислужником Инари, Акуто неимоверно был доволен тем, что ему позволили взять под опеку один из храмов, что являлся печатью—основой, на которой держались приоткрытые врата. Именно он мог возвращать демонов обратно к Владыке, не сталкиваясь с ним лицом. Акуто не любил вмешиваться в дела верхнего и нижнего мира, беспечно существуя подле Камакуры, изредка усложняя смертным жизнь: одним взмахом руки, древний лис мог испепелить посевы, уничтожить дома или пропустить тех, чья жажда крови оказывалась выше его. Таким демонам удавалось сбежать не всегда. Котоамацуками, словно специально закрывали глаза на происходящее, не смея нарушать баланс природы и сил, вынуждая Майор Ками сражаться самостоятельно. В такие моменты, когда Великие божества сходили с пантеона, Акуто старался исчезнуть из Камакуры. Спрятаться как можно дальше, дабы не видеть надменные лица тех, кто, как он считал, незаслуженно восседали на своих местах. Исключением для него всегда была прекрасная, достаточно нежная, но справедливая Инари, власть которой распространялась во всех трех мирах.
Добравшись до пустотной поляны, Акуто ударил ножнами о землю. Синие огоньки пламени ярко засветились за его спиной, постепенно образуя восемь хвостов. Дуновение ветра принесло тонкую травинку, которой тут же были подвязаны длинные волосы. Полы черного кимоно обуглились, а воздух постепенно наполнялся тяжелыми миазмами. Здесь, среди его владений, была одни из приоткрытых завес, от которой просачивался удушающий зловонный запах. Нахмурившись и прикрыв нос рукой, лис ударил ножнами ещё два раза, вынуждая грань Йоми явиться перед его взором. Дугообразные волны расходились по воздуху, пространство искажалось от каждого громкого крика, что доносились из самого нутра нижнего царства. Множество маленьких глаз резко распахнулись, когда явились в мир смертных, дабы узреть того, кто посмел потревожить завесу. Ухмыльнувшись, демон задержал дыхание и, прицепив ножны к поясу, выудил плотную ткань, которой тут же перевязал половину лица. Он не желал надышаться нижним смрадом, не любил проводить время в обрядах очищения, но жжение по телу постепенно распространялось, образовывая плотные пузыри. Синее пламя приближалось к хозяину, испепеляло миазмы и очищало кожу. Лис стоял слишком близко, позволяя Йоми загрязнять его тело.
– Кто посмел явиться пред частью врат?
Голоса, что издавали глаза были тонкими. Их писк вынуждал прикрывать глаза.
– Хранитель этих земель явился, дабы встретиться с Владыкой.
– Владыка не желает видеть предателя.
Вскинув бровь, Акуто скрестил руки на груди, быстро постукивая пальцами по ткани. Он не любил, когда низшие демоны так его называли, стараясь напомнить тягостное прошлое. Однако, намереваясь пройти в пустотные владения, демон настойчиво создавал в центре ладони пламя, желая воздействовать на Они через силу.
– Умерь свой пыл, старый лис. Мы закроем врата и не пропустим тебя.
– Тогда потеряете доступ к Камакуре.
Писк заменился на громкий шепот, а рябь увеличивалась в объемах, словно кто—то пытался прорваться в средний мир из Йоми. Глаза начали закрываться и тут же открываться, закатываясь или становясь красными. Отпрыгнув, Акуто положил правую руку на ножны, совершенно не понимая, что за демон способен ввести в безумие назойливых Они. Вечно споря друг с другом, демоны повторяли одно и то же действие: глаза судорожно дергались, когда синее пламя приближалось к ним, Акуто довольно ухмылялся, спокойно проходя через врата. Но сейчас, когда нечто жестокое и кровожадное пыталось выйти, лис не мог понять, кому так сильно необходима очерненная Камакура.
С громким воем демон разорвал завесу, вынуждая ту стать гораздо больше, заполняя собой всю поляну и небольшую часть леса. Акуто с трудом успел отпрыгнуть вбок, дабы не быть поглощенным тьмой, смрад которой выливался жидкостью из Йоми. Мощные лапы с грохотом ступили на Ашихару. Из широкой пасти стекала вязкая слюна, а острые когти пронзали землю, когда демон, упираясь лапами, пытался вытащить тело наружу. Шепот глаз пропал. Хранители боле не двигались и были закрыты, словно тот, кто только что явил свой лик – впитал их небольшую силу, не желая встретить сопротивление. Вздох облегчения разнесся по всей горе. Высокие ветви деревьев прогнулись от такого потока, земля очернилась, пропитываясь миазмами, а Акуто, взобравшись на дерево, скрылся под плотной листвой и огненным облаком, способным сокрыть его присутствие. Демон принюхивался. Яркие солнечные лучи едва коснулись его тела, как существо взревело, прижимая свою длинную шею к земле. Демон принял смертный облик, когда небесное светило полностью озарило собой средний мир. Боясь такого света, Рокурокуби возжелал спасения и, выбрав женский лик, ухмыльнулся. Лицо исказилось, демонстрируя длинные клыки. Острые ногти почти раздирали тонкую плоть, но демон, поправив длинные старые одежды, направился прямиком в сторону Камакуры, заставляя Акуто тяжело выдохнуть.
Приоткрыв окна в покоях, Итами подвязала длинные подолы верхних халатов, что всегда мешали ей справляться с утренними делами. Постепенно очищая храм, смертная не понимала, как такой могущественный лис не мог совладать со старой древесиной. Аккурат дотрагиваясь до трещин, Итами проводила по ним подушечками пальцев, словно желая залечить каждую рану, считая все храмы живым организмом. Монахи учили, что всяк живой должен защищать и оберегать природу, и тога она ответит взаимностью: одарит хорошим урожаем, поможет справиться с засухой или же взрастить полезные травы, не потратив на это множество лет и сил. Тогда, Итами молила Великую Инари о плодородии, дабы не посещать торговую площадь столь часто. Теперь она не понимала, к кому должна обращаться. Подле неё находились белые лисы, что всегда шли бок о бок с Владычицей полей, но, сбившись с пути, один из них решил найти собственный путь. Итами не могла понять, отчего услышала чужое пение и разглядела лисий след в тот день, ведь дождь всегда оберегал демонов от любопытных глаз смертных.
Открыв главные двери, Итами вдохнула приятную свежесть. Ночью шел проливной дождь, а капли всё ещё мерно спадали с крыши, попадая на волосы смертной. Она любила такую природу. Готова были бросить все дела и просто сесть, вдыхая дикие ароматы трав, что усиливались из—за влаги. Захватив деревянное ведро, Итами направилась к тэмидзуе и, с легкостью окунув руки в ледяную воду, простонала. Освященные воды обволакивали, очищали неприкаянную душу, сбившуюся с пути. Еле—еле дотронувшись до водной глади старой парчой, Итами удобно перехватила рукоять ведра и, дойдя до половиц, поставила его на земь. Встав на колени, смертная огляделась, не замечая Кицунэ. Прикрыв глаза и сжав все пальцы, кроме указательного и среднего, Итами начала шептать выученные сутры:
– Даруй омовение, даруй очищение. Я есть проводник между мирами. Позволь очистить храм этот от смрада миазм, да закрой глаза на грубость хранителя его, ибо он сбился с праведного пути.
Кончики её пальцев на миг засветились, пока не были смочены холодными водами тэмидзуи. Учитель ей говорил, что так можно прогнать злую ауру с любого жилища. Полностью смочив парчу, Итами принялась вытирать лестницу, что являлась первой подступью к небольшому, но удивительному храму. Смертная постепенно смирилась с тем, что не смела покидать это место, приняла игру демона и отвечала тем же, желая показать свою непокорность. Не смея склоняться пред демонами, Итами кусала губы до крови всякий раз, когда вынужденно встречала Акуто. Лис всегда менялся, когда их взгляд встречался. Злость и ярость одолевали его душу, было видно, как вместо ногтей появлялись острые когти. Итами думала, что лис желал вонзить их в её шею, дабы проверить действенность красной нити. Но всякий раз, когда кто—то из них поранился – страдал другой. Смертная любила попадать в неприятности, Акуто ненавидел этого неуклюжего человека.
Шепча что—то под нос, Итами не сразу заметила, как за спиной появился старший лис. Куро, удобно сев на землю, оперся рукой о колени, внимательно следя за каждым движением смертной. Он часто следил за ними, когда был в Камакуре и не только. Постепенно меняя быт, изучая новое, средний мир возносился до небывалых высот, становясь на шаг ближе к беспечной жизни. Так, например, смертные могли не обращаться к древней медицине, отдавая свои хрупкие тела тем, кто старательно учился лечить не травами, а технологиями. Единственное, что осталось неизменным – острые скальпели в умелых руках. Старший лис с интересом смотрел, как кожа податливо расходилась под острием, кровь медленно стекала, а тонкие пальцы могли спокойно выудить сердце. Его любили поедать некоторые Кицунэ, принимая облик смертных. Из—за этого Аманава вынужденно вмешивалась в дела многих провинций, Акуто пересекал грани и уничтожал беспечных демонов, в глазах которых лишь жажда крови и мести.
– Господин Куро, скажите.
Лис дернулся. Не понимая, как она ощутила его. Он нахмурился, но кивнул.
– Слушаю, Итами.
– Я знаю много легенд о вас, слышала, что где—то поедали сердца.
Куро напрягся сильнее. Он не знал, как смертная могла услышать мысли его. Постукивая по подбородку, демон пытался отогнать странные мысли.
– Многие Кицунэ женщины возжелали такой трапезы.
– Но почему?
Повернувшись и сев на чистые ступени, Итами обняла ноги, с интересом рассматривая озадаченного лиса. Его смертный облик был достаточно красив, возможно, именно это завлекало смертных, позволяя отдать всё, что только имели.
– Часть природы. Или желание отличиться, привлечь внимание. Мир демонов достаточно жесток и несправедлив, Итами.
– Тогда мир смертных – это мир демонов. Ашихара беспощадна к своим жителям. Не удивительно, что Йоми с радостью проникает и пожирает каждого.
– Откуда ты знаешь, как называются наши миры?
Лис оказался подле смертной за считанные мгновения. Итами дернулась, когда ощутила давление на подбородке. Вынуждая поднять взгляд, лис не до конца верил в происходящее. Но должен был догадаться ещё раньше. Тогда, когда старейшины Ашихары явились перед Майор Ками, заявляя о том, что пропал мастер, которого готовили с рождения. Зрачки Куро изменились и стали лисьими, Итами не вздрогнула, часто видя такие изменения в Акуто, словно привыкнув к резкому изменению настроения. За спиной демона появились красные огоньки. Маленькие Они завлечено стремились к источнику тепла, окружая его со всех сторон, обжигая лапы или пустоты.
– Откуда ты родом, Итами?
– Храм Исияма.
Тихо простонав и отпустив смертную, лис сел подле неё. Казалось слишком странным не подозревать обратное, но столкнуться лицом с тем, кто обязан оберегать Ашихару от таких, как он – пугало. В висках пульсировало, а пальцы нервно сжимались на пояса, который был крепко сжать. Куро не мог навредить смертной, ибо тогда пострадает его брат. Всё вышло как нельзя хуже.
– Теперь понятно, почему ты услышала лисий зов. Ты мастер Оммёдо, Итами?
Пожав плечами, смертная подняла голову, разглядывая мерно плывущие облака. Солнце приятно согревало продрогшие руки, внутри ощущалась странная энергия, которая дополняла дух. Она ещё никогда не чувствовала себя такой полной, завершенной. Будто тайна, сокрытая где—то внутри, столь быстро вырвалась наружу, что не принесла ничего. Но лис, не зная как поступить далее, продолжал не сводить взгляда с Итами, лик которой кого—то напоминал. Теперь, когда потерянный мастер найден, Куро обязан вернуть его в храм, склонить голову и верить, что его брата не постигнет кара.
– Я должен вернуть тебя обратно.
– Учитель зол на меня. Он всегда говорил, что я рано или поздно попаду в беду из—за своей беспечности. Я потеряла душу. Продала её демону и очернилась. И теперь мне не пересечь реку Сандзу.
– Мы думали, что такие, как ты, давно сгинули в небытие. Ведь последний представитель была та, что также продала демону душу.
– Но, господин Мори до сих пор жив.
Куро стоял подле широких врат тории, не смея пройти вперед. Храм Исияма стал великим после того, как Камакура смогла пережить вторжение демонов. И теперь, когда подле демона стоял представитель почивших Оммёдо, Куро не понимал, как должен действовать дальше. Нервно сглотнув, он заметил, как с каждым шагом напрягалась Итами, насколько трудно давался ей вдох. Будто и не надо было разрушать барьер и приводить её обратно. В Исияму устремлялись смертные. Покрытые мешочками с миазмами, мужчины и женщины знали обряды, почитали традиции тех, кто оберегал сей храм множество тысячелетий. Итами подтолкнула Куро в сторону тэмидзуи. Демон кивнул, позволяя мастеру вести за собой. Ледяные воды обжигали его нутро, пламя неистово шипело, ругаясь на господина, когда его естество желало пробиться наружу. Смертная махнула головой, дотронулась до разгоряченной кожи, пытаясь показать поддержку. Она не злилась на старшего демона, была благодарна ему за всё доброе, что он сделал для неё, но даже возвращение в храм не приносило удовольствие.
Множество монахов бродили от храма к храму. Стараясь распределить смертных по пристанищам, мужчины то и дело поглядывали в сторону лиса, тень которого четко показывала то, кем он являлся. Главный храм, где жили старшие монахи, располагался в центре всего. Высокие деревянные балки подпирали крыши, вытянутые фонари дергались от порывов ветра, а пламя внутри них гасло, вынуждая смотрящих поджигать фитиль. Итами дернулась, становясь перед входом. Сжав руки и встав на колени, она постаралась расслабиться, вытягивая перед собой руки. Последнее, что смертная могла сделать – выказать неуважение к тем, кто столь долго воспитывал это дитя. Тканевые двери распахнулись. Желтоватые накидки, что закрывали одну руку, смотрелись широко на усохшем теле. Высокий мужчина, тяжело смотря на потерянную душу, нервно перевел взгляд на демона, махая головой. Махнув рукой, монах пригласил демона следовать за собой, не желая более смотреть в сторону Итами. Смертная поднялась без разрешения. Прячась за спиной лиса, она внимательно осматривалась, совершенно не замечая перемен: курительные палки стояли в горшках, наполненных землей, старые письмена обрамляли почти каждый свободный участок храма. Всё это постепенно отражалось на душе Итами, заставляя ощутить тяжесть, а мизинец пульсировать от неприятной, довольно тянущей боли.
Куро с недоумением рассматривал приемные покои того, кто их встретил. Каждый лист бумаги был пропитан мощной аурой, каждый талисман, что лежал на краю стола, дергался от приближения лиса. Он замер подле входа, не желая ощутить силу тех, кто давно были забыты. Сев на стул и подперев подбородок, монах тяжело взглянул на лиса.
– Что здесь делает старший лис храма Аманавы?
– Простите, господин. Произошло кое что.
Не подобрав слов, Куро сглотнул.
– Продолжай, демон. Вы своими песнями заманили к себе смертного и заключили с ним союз, верно?
– Я не знал этого, господин.
– А ты.
Итами прикусила язык, когда поняла, что монах обратился к ней. Выйдя из—за спины лиса, смертная склонила голову.
– Сохэй, простите, что заставила вас волноваться.
– Волноваться, говоришь? Итами, ты беспечно подчинилась демонам, разве этому учил я тебя?
– Нет, учитель.
– Тогда почему, Итами? Отчего голос демона показался тебе сладким?
– Учитель, это моя вина. Я готова искупить грех свой, только не стоит портить отношения с ними.
Вскинув бровь, Сохэй склонил голову влево, рассматривая старшего лиса.
– Не ты. Тогда где же тот, с кем заключен союз?
– Мой младший брат вынужденно отбыл в Йоми.
Усмехнувшись, Сохэй кивнул. Ему было радостно слышать, что нужный ему демон отсутствовал. Подтянув один из талисманов, монах кинул его в сторону лиса, но Итами, ловко поймав и удобно перехватив бумагу, не позволила причинить Куро вреда. Лис отступил, но за спиной послышался топот и более десяти смертных, в руках которых раскрытый сяку, пришли в широкий коридор. Не желая спокойно отпускать Куро, Сохэй махнул рукой младшим Оммёдо, которые только начали изучать сие искусство. Итами нахмурилась. Не зная, где находилось её орудие, она вынужденно схватила лиса за руку и, потянув его на себя, заставила встать чуть за ней. Талисман в умелых руках воссиял, а чернила с письменами постепенно стекать на пол. Хранители древней семьи явили свой лик перед младшими Оммёдо. Те дернулись в страхе, когда Шикигами топнули.
– Твоя душа пала не столь низко, как могла.
– Учитель, этот демон не виноват и не должен платить за грехи младшего брата.
– Ежели демон лис использует лисий огонь для защиты – храм Аманава падёт.
– Что?
С удивлением повернувшись в сторону Сохэя, Куро нахмурился. Острые клыки выпирали из—за губ, появившиеся хвосты стали истончать не только жар, но и миазмы. Итами прикусила губу. Стерев пальцем выступившую кровь, смертная провела ей вдоль тела одного из шикигами, заставляя подчиниться беспрекословно. Ощутив враждебность подле хозяйки, призванный лис ринулся в сторону собрата, опутывая невидимыми нитями всё его тело, заставляя хвосты постепенно исчезать. Каждый раз, когда Куро вскрикивал, Шикигами прикусывал его плечо, отпивая немного дурманной крови. Младшие Оммёдо в ужасе наблюдали за происходящим. Не желая отступать, они продолжали направлять острие вееров на Итами, пока та приближалась. Умелые руки с легкостью выбили древко из чужих рук, плотно перехватывая малую часть рукояти.
– Сохэй, я готова понести наказание не только за себя. Отпусти этого демона.
– Я доволен, Итами.
Ударив по столу, монах позволил испуганным Оммёдо исчезнуть. Для них пережитое станет хорошим опытом. Куро с надеждой смотрел на смертную, дожидаясь, когда та отзовет мощного шикигами, но Итами, махнув головой, мысленно пыталась извиниться перед тем, кто был достаточно добр к ней. Призванный лис склонил голову, дожидаясь приказа, пока второй шикигами, обойдя демона со спины, аккуратно обвивал собой его тело, полностью запечатывая силы. Внутренний огонь судорожно бился через возведенную защиту, но мастер Оммёдо оказался сильнее.
– Простите, господин Куро. Это вынужденная мера.
– Зачем вы обучаете этому древнему искусству, Сохэй? Для чего ныне необходимы Оммёдо?
– Слишком много демонов стала на благословенной Ашихаре. Камакура не должна вспоминать то, как почти пала перед смрадом и чернью. Смертные изо дня в днем приходят к стенам Исиямы и просят о помощи. Миазмы проникают из Йоми.
– Мы пытаемся противиться этому.
– Нет, демон. Ты пытаешься, а твой брат наслаждается всякий раз, когда новый демон поглощает дрожащие души.
– О чем это вы?
Усмехнувшись, Сохэй встал. Подойдя к демону, он приложил к его лбу зеленый лист. Дурман постепенно проникал в сознание. Чуткое обоняние улавливало успокаивающие травы, пропитавшие собой лист. Куро обмяк в объятиях шикигами, краем глаза улавливая сожаление на лице смертной.
Вечер совсем быстро пришел на святые земли. Солнце постепенно пряталось за горизонт, а Итами, сменив одеяние на красные каригины, стояла подле высокой тории. С её рук стекали ледяные воды тэмидзуи, в широком поясе лежал сяку и несколько талисманов. Она ощущала себя странно, словно забытое за несколько месяцев чувство постепенно возвращалось. Хотелось подчиняться силе, мерно текущей внутри неё. Желалось вернуться к жестоким тренировкам, где изо дня в день страдало не только тело, но и душа. Отчаянные крики постоянно доносились из разных уголков храма. Итами помнила, насколько больно очищать тела от мешочков миазм. Шикигами вернулись их храма Аманавы и, склонившись перед вернувшейся госпожой, исчезли в дымке, что устремилась к пустотному талисману. Приятное тепло слегка согрело холодное тело.
Сохэй поравнялся с ученицей, смотря туда же, куда и она – на яркие огни прекрасной Камакуры. Он любил этот город и ненавидел также сильно. Большая часть прошлого устремляла его душу туда, но останавливая себя, монах то и дело ударял по усохшим рукам, которые всё ещё стойко удерживали не только сяку, но и катану.
– Почему ты так жесток с ним? Господин Куро желал помочь мне.
– Потому что демонам нет веры, Итами. Когда—нибудь ты поймешь, какую боль они могут причинить тебе, самой светлой душе, что есть на Ашихаре.
– Ты ошибаешься. Куда мне до такого света, если на душе есть пятна лиса? Его следы я запомнила так четко, учитель.
– Там, где проходит лисий след, ты найдешь погибель или ответ. Кто знает, моя дорогая. Может, эти демоны способны помочь очистить Ашихару и запечатать Йоми вновь.
Нахмурившись, Итами глубоко вдохнула. Когда наступало время средней крысы – каждый смертный обязан оказаться в доме своем и не выходить за его пределы. Наступало время демонов. Тех, кто становился уже привычным ночным жителем в каждом уголке Ашихары. Но Итами, ощущая тревогу где—то подле торговой площади, только глубоко выдохнула.
– Почему они не слушают нас, Сохэй?
– Потому что человек всегда будет веровать, что он умнее и опытнее другого. А когда дело доходит до истины – то он прогибается. С его глаз стекают горькие слезы, а на устах застывает сожаление, ведь по итогу правда не на его стороне.
– Ты накажешь меня, учитель?
– Ступай в Камакуру, Итами. Там сейчас есть те, кому ты необходима. Поговорим о твоем проступке позднее. Справься до среднего зайца.
– Я помню, учитель.
Склонившись перед Сохэем, Итами тут же выпрямилась и устремилась в город. Сяку в руке пульсировал, отказывался резонировать с её аурой, пытаясь показать обиду. То, что жило в защитных орудиях, всегда было живым, имело характер и злилось, когда Оммёдо терял сяку или долго не брал.
Путь до Камакуры был быстрым, но Итами казалось, что она двигалась медленно, то и дело запинаясь о выпирающие корни или спотыкаясь об острые камни. Ей было стыдно за то, как она поступила с Куро. Единственным, кто относился к ней хорошо, стал тем, кто поддерживал, когда Акуто злился. Но противиться Сохэю – сродни наказанию или смерти. И, если бы Итами дали выбрать ещё раз, как правильно поступить, она сделала бы также. Смертная успеет извиниться, сможет найти храм Аманава среди непроходимой лесной чащи, но только тогда, когда учитель сжалится, вынуждая проходить древнее искупление. Дернувшись на повороте, Итами не сразу заметила, как кто—то пред ней стоял. Врезаясь в чужое тело, смертная почти упала на земь, как сильные руки, крепко перехватив её, удержали на весу. Акуто смотрел в глаза смертной и не верил происходящему. Мизинец неприятно пульсировал, а сердце почему—то забилось сильнее. Лис фыркнул и выпустил Итами из рук, позволяя до конца упасть. Не сильно ударившись, она потерла руку и, переведя взгляд на лиса, усмехнулась.
– Доброго вечера, господин Акуто.
– Что ты делаешь вне стен храма?
Не успев ответить, Итами дернулась вбок, когда в их сторону летел огромный валун. Камень разбился на множество осколков, которые летели в старые и новые дома. Итами видела, как Акуто глубоко вдохнул. Тонкие пальцы сжали рукоять клинка. Выудив катану из ножен, лис пытался уничтожить каждый камень, готовый отнять жизнь смертных. Он почти успел дотянуться до самого дальнего, но длинная шея вбила демона в землю, выбивая воздух из легких. Смертная вдохнула. Желая помочь, она спрятала за спиной руку с талисманом и, кинув его в сторону одного из домов, смогла призвать шикигами. Их быстрые и ловкие действия не позволили разрушить дом, отбивая осколок в сторону нарушителя. Спокойствие смертных всегда было превыше всего, хоть Акуто и не любил их за слабость. Видя искры, замечая, как лапа тянулась в сторону Итами, лис зашипел, с трудом пронзая плотную змеиную чешую. Рокурокуби взревел. Поднимая голову, демон пытался дотянуться короткими лапами до раны, желал стереть кровь и следы чужака, пока лис, добравшись до смертной, не помог той встать.
– Что ты делаешь здесь?
– Я думала, вы не любите смертных.
– Но и защищать обязан. Уходи.
Видя, как демон, переборовший боль, впал в ярость, Итами не верила, что делала. Крепко обняв лиса, она оттолкнулась от земли, заставляя два тела взмыть в воздух, пропуская прямую атаку раскрытой пасти. Вязкие слюни оставляли шипящий след, проникали сквозь одежды и дотрагивались до кожи, вынуждая демона и смертную зажмуриться. Они не понимали, кто сейчас первый получил ожог, но Акуто, не до конца осознавая, как Итами смогла сделать такое, прикрыл её тело спиной, когда острые когти желали пронзить смертное тело. Лисий огонь смог защитить господина, позволяя им твердо встать на загрязненную землю.
– Как ты…?
– Некогда, господин Акуто. Что здесь делает Рокурокуби?
– Пробрался из одной завесы.
– Так вы не ушли в Йоми из—за него?
– Только не говори, что ты тот потерянный монах?
– Хуже, – усмехнувшись, Итами вытащила сяку и сжала парочку талисманов в другой руке. – Я Оммёдо.
Хр