1.
Приговор
– Как я сочувствую тебе, Лукас, очень сочувствую. Такая потеря для всех нас…
Мужчина привычно отключил слух, не забывая кивать и поддакивать. А уж когда старый дурак полез обниматься, даже похлопал его по согбенной спине. Лицемеры. Все они проклятые лицемеры. Водили отношения с отцом только ради денег, хоть бы признались в этом для начала, а потом толкали пламенные речи.
У Лукаса ужасно болела голова. Боль разламывала виски на части, давила на глаза так, что он едва мог открыть их, не морщась. Эти старые дураки думали, что причина крылась в его горе – как-никак он пережил страшное предательство, потерял отца и брата. Но все они ошибались.
Всю ночь, предшествующую дню похорон, Лукас пил, запершись у себя в комнате. Старая дура Роза несколько раз пыталась заглянуть, однако он не соизволил открыть дверь. Не ее дело, чем он занимается. Теперь он сам себе хозяин.
Лукас задумчиво наблюдал за снующей по гостиной экономкой. Вечно сует крючковатый нос в чужие дела, из-за нее великолепный план едва не провалился. Старая ведьма явно что-то почувствовала и ни в какую не подпускала Лукаса к подготовленным для подачи на стол тарелкам. Однако крысеныш Амадео наконец-то пригодился – отвлекшись на него, Роза упустила момент, когда Лукас подсыпал в тарелку отца стрихнин.
После похорон дом наводнили те, кто имел с Кристофом дела на протяжении многих лет. Старые друзья, партнеры – все они явились отдать последнюю дань уважения человеку, который вел с ними бизнес. И только Лукас знал, что этим жадным животным нужно лишь одно – продление контракта. Все они – лишь эгоисты, пекущиеся о своих интересах.
Все, кроме одного.
Лукас стрельнул взглядом в Ксавьера, который о чем-то разговаривал с Ребеккой Кэмпбелл. Эта сволочь посмела разорвать контракт, и теперь «Азар» лишилась мощной поддержки. За прошедший год благодаря Ксавьеру компания значительно поднялась над конкурентами и продолжала увеличивать разрыв. Но если бы этот хмырь не спелся с Амадео…
Лукас подавил приступ злости. Амадео уже никому не сможет помешать, он сейчас в камере предварительного заключения, ожидает приговора суда. Уж Лукас позаботится о том, чтобы красавчик сел надолго. А может, стоит подослать к нему убийц?..
Столько лет прожив под одной крышей с Амадео, Лукас так и не стал относиться к нему, как к брату. Отец старался воспитывать командный дух, на многие дела отправлял их вдвоем, но он этого терпеть не мог. Младший братец только мешал, лез, куда не просят, и испортил бы не одно дело, если бы не своевременное вмешательство Лукаса. Но отец этого упорно не видел. В его глазах Амадео подавал большие надежды и даже оказался достойным занять место генерального директора «Азар»! Нет, такого оскорбления Лукас стерпеть не мог.
– Прости отец, – прошептал он и отпил шампанского.
Так было нужно. Кристофу все равно оставалось недолго, возможно, от яда он принял более легкую смерть, чем ожидала бы в дальнейшем, в днях, полных боли. Лукас искренне горевал о его кончине, но не мог допустить, чтобы во главе компании встал безродный бродяга.
После того, как Амадео увезли в полицию, Лукас попросил следователей оставить его наедине с телом отца. Нет, не боялся, что найдут улики – единственной зацепкой был пузырек из-под яда, на котором Амадео так кстати оставил свои отпечатки. Причина смерти была ясна, и Стефан подтвердил, что Кристофу стало плохо сразу после ужина. Также он сообщил и о том, что никому, кроме Амадео, не удавалось заставить главу семьи принимать пищу. Эти свидетельства и несколько пачек банкнот, извлеченных из отцовского сейфа, развеяли последние сомнения в виновности Амадео.
Лукас пробыл в спальне отца час. И все это время сидел рядом с ним и плакал, сожалея о том, что натворил, но убеждал себя, что это было необходимо.
Ребекка бросила взгляд на Лукаса и презрительно отвернулась. Ну и пусть, подумаешь, торговка информацией. Даже если красотка очень захочет, найти ничего не удастся. Тот, кто доставил стрихнин, теперь покоится на дне моря и уже не расскажет, кто заказал яд. И большого шума убийство не наделает, даже если труп найдут. В конце концов, свяжут его с Амадео, но никак не с Лукасом.
Кто знает, может быть, все же удастся договориться с Ксавьером? Лукас изучающе смотрел на него поверх бокала. Выглядит спокойным. Они с Амадео были очень близки, однако никакого горя, никакой печали по поводу ареста тот не выказывал. И явился проститься с Кристофом, значит, возможное сотрудничество для него все так же важно. А насчет взаимной неприязни… Не всегда приходится работать с приятными людьми, не так ли?
Лукас одним глотком допил шампанское и решительно направился к Ксавьеру.
До него долетел обрывок разговора:
– …сомневаюсь, что это поможет, Ребекка. – Затем серые стальные глаза уставились на него.
Лукасу стало не по себе – его будто просвечивал рентген. Но он постарался взять себя в руки и непринужденно сказал, придав голосу оттенок горечи:
– Благодарю вас, господин Санторо, что нашли время прийти. Для меня это очень важ…
– Я пришел не ради вас, а ради вашего отца, – холодный, безразличный тон. – Вы, к сожалению, таких почестей никогда не заслужите. – Он обвел рукой с бокалом собравшихся в зале гостей.
– Разумеется. – Лукас стушевался и, что хуже, начал злиться. Как смеет он так разговаривать? – За это я и хотел вас поблагодарить. Ваш контракт много значил для моего отца.
– Уж не думаешь ли ты, что он захочет его возобновить? – ядовито вмешалась Ребекка. – Да тебя насквозь видно, лживая ты…
– Достаточно. – Ксавьер взмахом руки остановил ее. – Ребекка, ты не могла бы найти Эмилио Валиона? Мне нужно с ним поговорить.
– Я тебе что, девочка на побегушках? – вспыхнула та, но, одарив Лукаса очередным презрительным взглядом, все же ретировалась.
Лукас преисполнился уверенности. Если Ксавьер действительно не хочет афишировать общие дела с «Азар», то это его право. Но не такой же он дурак, чтобы потерять лакомый кусок. Возможно, Лукас и правда слишком напорист, но упускать такую возможность нельзя.
– Так как вы смотрите на то, чтобы заключить новое соглашение, Ксавьер? – с места в карьер начал он. – Мы могли бы обговорить все условия…
– Я не собираюсь решать этот вопрос немедленно, – резко оборвал его тот. – Ваш отец умер, и вы могли бы выказать хоть немного уважения и не заговаривать о делах сейчас.
Лукас снова стушевался. Да, этот тип ох как непрост, однако удалось же как-то этому крысенышу Амадео заполучить его доверие. Значит, выйдет и у Лукаса, надо приложить чуть больше стараний.
Он лихорадочно искал подходящие слова, однако, как назло, ничего путного в голову не приходило.
– Завтра к десяти утра подъезжайте в мой офис, – неожиданно смилостивился Санторо. – И мы все с вами обсудим. А сейчас прошу меня извинить.
Лукас изумленно смотрел, как Ксавьер пересекает зал и пожимает руку управляющему «Азарино».
– Заносчивый ублюдок, – прошипел он, сжав пустой бокал так, что тот едва не лопнул.
Серджио вел Ксавьера сквозь толпу, расчищая путь. Места находились в удобном месте, откуда было видно все происходящее на ринге, однако добраться туда было непростым делом. Все заполонили ярые поклонники подпольных боев, ревущие, будто стадо раненых бизонов. Простые работяги в поношенной одежде перемежались с дородными господами в выходных костюмах, старательно делающими вид, что они всего лишь на огонек заглянули. Но на самом деле здесь крутились огромные деньги, размеры ставок во много раз превышали среднестатистическую зарплату азартных простолюдинов. Подставные бои, ставки на раунд, в котором соперник ляжет – обычным людям это было недоступно. Поэтому они всего лишь ставили деньги на победу и чаще всего проигрывали. А владельцы этого балагана получали огромную прибыль.
Ксавьер увернулся от руки не в меру ретивого поклонника и вынул из кармана пачку сигарет. От криков начинала болеть голова.
– Вот ваше место, господин Санторо. – Серджио указал ему на стул. – Рядом с мисс Муэрте.
– Я заметил. – Ксавьер чуть склонил голову в знак приветствия. – А вас что сюда сегодня привело, Люсиль? Не думал, что вы любительница подобных зрелищ.
– Мой клиент решил поучаствовать в тотализаторе. – Она небрежно откинула медного цвета волосы за спину. – Я сопровождаю его.
– И где же он? – Ксавьер огляделся.
– Отправился за выпивкой, – усмехнулась она. – Не угостите сигаретой?
– Разумеется. – Ксавьер протянул ей пачку и поднес зажигалку. – Кто сегодня на ринге?
Она достала из небольшой сумочки черно-красную листовку, испещренную вызывающими символами и кричащими словами.
– Антонио Мартин и Йохан Торн. Мой клиент поставил на первого.
Ксавьер наклонился к ней и понизил голос:
– А на кого бы поставили вы, Люсиль?
Та быстро оглянулась через плечо, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает.
– Я бы выбрала Торна. Он хоть и новичок, на ринге всего пару недель, но уже одержал ряд блестящих побед. Остальные по старинке ставят на его противников и проигрывают.
Судья заорал, объявляя первый раунд, по рингу прошлась фигуристая девушка в откровенном купальнике, держа над головой табличку с цифрой один. Приподняв канат, на арену взошел гигант. Росту в нем было никак не меньше двух метров, мощные плечи бугрились мускулами. Кисти рук замотаны в бинты, чтобы не повредить костяшки. Он вскинул руки и затряс ими, требуя поддержки зала.
И он ее получил. Народ взорвался аплодисментами, отовсюду несся подбадривающий свист.
– Это и есть Торн? – Ксавьер окинул его оценивающим взглядом. – Впечатляет.
– Нет, это Антонио Мартин. А Торн – вон там. – Люсиль указала на противоположный конец ринга.
Йохан Торн скользнул между канатами, как змея. Ниже своего соперника на добрую голову, но фигура тренированная. Не перекачанная, как у завсегдатаев тренажерных залов, а закаленная в подобных схватках. Но все же по сравнению со своим соперником он выглядел куда слабее.
– Кажется, я понимаю, почему на Торна никто не хочет ставить, – усмехнулся Ксавьер. – У него никаких шансов против этого здоровяка.
– О, вы ошибаетесь. – Люсиль выпустила дым вверх. – Как раз за счет своей ловкости ему удастся одержать победу, я в этом уверена. И потом – не зря же за ним закрепилось прозвище «Железный кулак».
Бой начался. Ксавьер, подперев подбородок рукой, задумчиво следил за тем, как Торн пытается ударить противника. Пока что у парня ничего не выходило, но на его стороне была скорость. Неповоротливый Мартин очень скоро пропустил пару хороших ударов, но, в ярости размахивая кулаками, все же сумел однажды достать Торна, да так, что тот едва не повалился на ринг.
– Железный кулак, говорите? – Ксавьер хмыкнул. – Да ему едва не пробил голову этот…
Пригнувшись, Торн ринулся на противника, как выпущенная из лука стрела. От мощного апперкота Мартин растерянно отступил и повалился на канаты. Толпа негодующе взревела.
Ксавьер обхватил сигарету пальцами, прикрывая губы.
– Что насчет Амадео Солитарио?
– Если брать во внимание связи этой семьи, младшему сыну грозит максимум условный срок. Однако я могу сделать так, что его обвинят по всем пунктам.
– Мне не нужна смертная казнь, Люсиль. Какой срок вы можете предложить?
– Три-четыре года вас устроят?
– Всего лишь? – Ксавьер даже не попытался скрыть ухмылку. – За убийство отца теперь дают так мало?
Люсиль удивленно посмотрела на него. На кончике сигареты уже образовался столбик пепла.
– Если изменить статью на убийство по неосторожности, то такое вполне возможно.
Ксавьер раздраженно выдохнул дым, не сводя взгляда с ринга. Йохан Торн вновь проигрывал сопернику, здоровенный Мартин наступал на него, как айсберг на «Титаник», грозя раздавить в лепешку.
Несколькими часами ранее Ксавьер позвонил Энди Ньюману, которого когда-то посылал на разведку в «Азарино».
– Господин Санторо! – радостно приветствовал его бодрый голос бывшего помощника. – Если вам что-то нужно, говорите – мигом исполню!
– Как твоя сестра, Энди? – спросил Ксавьер. – Выздоровела?
– Благодаря вам, господин Санторо! – Собачьей преданности в голосе Энди мог бы позавидовать любой дворовый пес, которому кинули косточку. – Еще не может выйти на работу, но я нашел классную подработку, и…
Ксавьер не сдержал вздох разочарования. Он надеялся на помощь Ньюмана, но по всему выходило, что тот не согласится.
– Господин Санторо? – осторожно спросил Энди, почуяв неладное. – А зачем вы звоните?
– Хотел попросить об услуге, однако теперь понял, что это не лучшая идея. До свида…
– Подождите! Подождите, господин Санторо! – вскричал собеседник. – Разрешите помочь! Вам нужен человек? Я найду кого-нибудь, дайте пару часов!
Ксавьер устало потер висок кончиками пальцев.
– Кого ты можешь предложить?
Йохан Торн умело обставил противника и оказался позади, нанеся сокрушительный удар. Мгновение – и судья поднял его руку, присуждая победу.
– А он хорош, – пробормотал Ксавьер. – Считаете, подойдет?
– Вполне. Я же говорила. – Люсиль довольно закинула ногу на ногу. – Он бесподобен. Сегодня мой клиент потерял большие деньги, но кто сказал, что я от этого не выиграю?
Йохан, опустив капюшон куртки на глаза, шел за странным мужиком в строгом костюме. В раздевалке он не особо удивился, когда этот тип подошел к нему и пригласил на встречу. Сказал, что ему хотят дать работу.
Охранником, что ли, предложат пойти… Тухлая работенка, ходишь весь день, будто палку проглотил, да торчишь истуканом за спиной важной персоны, когда хозяин соизволит испить кофе. А ты рядом, как верный пес на цепи. Нет уж, не по нутру это было, совсем не по нутру.
Придется отказать важной шишке, но что поделать? Да и сколько этот работодатель может предложить? Лучше Йохан выстоит пару боев на ринге и получит гораздо больше, поставив через знакомых на самого себя. Сколько раз уже так делал, и всегда прокатывало. Правда, этот бугай Мартин здорово ему засветил. Йохан коснулся переносицы, которая отозвалась глухой болью. Хорошо, что не сломал, хотя не помешало бы – вдруг бы вправил перегородку…
Мужик в костюме остановился, и Йохан едва не врезался в него многострадальным носом. Затем тот отошел в сторону, освободив дорогу. В сгущающихся сумерках Йохан разглядел лишь красный огонек сигареты.
– Добрый вечер, мистер Торн. Меня зовут Ксавьер Санторо, возможно, вы обо мне слышали. – Говоривший выступил на свет одинокого фонаря.
Йохан смерил его недоверчивым взглядом. Этот, что ли, хочет нанять его в охрану? Да у него, судя по всему, таких молодцов десятки. Санторо… Фамилия казалась знакомой, но он никак не мог вспомнить, где же ее слышал.
Тот щелчком отправил окурок в стоящую неподалеку урну, и Йохана озарило.
– А! Так вы владелец сигаретной фабрики, да?
Тот слегка склонил голову в знак согласия.
– Совершенно верно.
– Крутые сигареты у вас, ничего не скажешь. Только дороговаты для такого раздолбая, как я.
– Ценовая политика, – ответил Ксавьер, протягивая пачку. – Угощайтесь.
– Спасибо. – Йохан с наслаждением закурил. – Надо же, а вкус просто изумительный. Как вы это делаете? Как обрабатываете табак? Или добавляете что?
– Прошу прощения, секреты производства. У меня к вам деловое предложение, мистер Торн. Могу я называть вас по имени?
– Если заплатите, называйте хоть сладким мальчиком. – Он глубоко затянулся.
– Надеюсь, до такого не дойдет. – Ксавьер протянул банковскую карточку. – Пока она пуста, но я перечислю туда ту сумму, какую вы запросите, если согласитесь сделать для меня кое-что.
Йохан подозрительно смотрел на серебристый кусок пластика, опасаясь брать его в руки. Ситуация дурно попахивала, это он за милю чуял. Но с другой стороны, интересно, что же стоит таких денег.
– Если вам нужно кого-то убить, это не ко мне. – Он принужденно рассмеялся, надеясь сгладить отказ. – Я не собираюсь садиться в тюрьму.
– Как раз это вам и нужно будет сделать, – огорошил Санторо, и по коже Йохана пробежал мороз. Он не совсем понял, к чему относится эта фраза: к тюрьме или к убийству, однако ледяные глаза собеседника убеждали во втором варианте. Следующие же слова объединили оба страха. – Тюрьма, куда отправится нужный человек, тщательно охраняется. Придется действовать изнутри.
– И что я должен там делать?
– Вся информация после того, как согласитесь.
Йохан неопределенно хмыкнул. Любопытное дельце ему предлагали, чертовски опасное, если он правильно все понял.
– А сколько заплатите? – спросил он, отправляя окурок на асфальт.
– Я уже сказал – сколько попросите. Жизнь этого человека стоит любых денег. – Ксавьер протянул еще одну сигарету.
Не нравилась Йохану эта затея, очень не нравилась. Конечно, он знал о такой практике. Но это – тюрьма. Ничуть не курорт. Там ты сам за себя, и никто не может гарантировать, что выйдешь оттуда живым, после того, как выполнишь задание.
Но, опять же, этот мужик предлагал хорошие деньги. Единственное, что смущало Йохана – почему он не назвал конкретную сумму. Готов дать, сколько требуется? Это почему же? Что это за человек такой?
Санторо ждал ответа, протягивая карточку.
– А если откажусь, что вы сделаете? – Йохан снова затянулся и выпустил дым в сторону. – Заставите меня?
– Йохан, я никогда не угрожаю людям, в которых действительно нуждаюсь. Я не требую ответа прямо сейчас. Подумайте до завтрашнего дня. Я с вами свяжусь. – Ксавьер спрятал карточку и скрылся в ожидавшей его черной машине.
Амадео смотрел на судью, но не видел. Обвинительные слова проникали в уши, однако он не понимал их. Все происходящее казалось сном, нереальным, готовым разрушиться от малейшего дуновения ветра. Однако кошмар длился и длился, а он все никак не мог проснуться.
– …део Солитарио обвиняется в убийстве Кристофа Солитарио, своего отца…
Он слышал это на протяжении недели, пока длился судебный процесс. Бесконечная вереница детективов, адвокатов, журналистов, повторяющих одно и то же раз за разом – это настолько сводило с ума, что, в конце концов, обвинение превратилось в окончательную бессмыслицу. Слова потеряли значение, и порой он не понимал, чего от него хотят.
– Подсудимый! – громыхнул судья. – Прошу вас не отвлекаться. Слово предоставляется адвокату подсудимого, мисс Муэрте.
Люсиль в строгом черном костюме поднялась со своего места. Амадео даже не взглянул на нее. Люсиль сама вызвалась его защищать, хотя Амадео был против. Он не подписал признание, не отвечал на вопросы следователей, но чувствовал свою вину за то, что случилось с отцом. Поэтому и отказался от адвоката. Доказательств вины Лукаса у него не было, на злополучном пузырьке нашли лишь его отпечатки. Брат продумал все до мелочей, вдобавок подмазал нужных людей от семейного врача до охранников.
И это оказалось самым ужасным. Люди, которых он знал с детства, которые присматривали за ним, учили, оберегали – сейчас обвиняли его, сидя на местах для свидетелей.
– Как только он появился, я сразу подумал – быть беде, эти уличные мальчишки никогда добра не помнят…
– …а как они однажды с господином Лукасом подрались, это ж надо…
– …господина Солитарио отравили, это подтвердила судебно-медицинская экспертиза. Хотя я и без нее мог точно сказать, что умер он не от повторного инсульта…
– …да был у него зуб, точно был! Ходили слухи, что босс ему компанию отдать хотел, но вдруг решил передумать. Это ли не повод для убийства?
Лицо Амадео оставалось непроницаемым, однако внутри все горело от злости и стыда. Среди свидетелей не было лишь двоих – Розы и Дэвида, начальника охраны, который взял шефство над Амадео с первого дня его появления в доме. Но их присутствие ничего не изменило бы – их свидетельства затерялись бы в этом нескончаемом потоке гнусных обвинений.
Лукаса вызвали первым. Амадео с трудом подавил желание зажать уши – столько грязи вылил на него брат. Тихим, размеренным голосом, тщательно изображая убитого горем сына, рассказывал, как пытался уберечь отца от влияния красивого мальчишки, который тотчас завоевал его расположение и добился того, чтобы его приняли в семью на правах наследника. И как больно Лукасу осознавать, что дело жизни его отца, компания «Азар» едва не досталась убийце.
Амадео сжал кулаки так сильно, что ногти впились в ладони. Прикусил губу и почувствовал соленый привкус крови. Как же хотелось вскочить, схватить Лукаса за шею и ткнуть носом в судейский стол! Выбить из него признание и отправить гнить в тюрьму!
Но он сидел, не шевелясь, а брат продолжал обвинительную речь. Голос начал срываться, истеричные нотки рвались наружу, Лукас едва не захлебывался, с упоением доказывая, что такой мрази, как Амадео, не стоит жить на этом свете. И когда Амадео готов был вскочить и заорать на брата, чтобы прекратил лгать, тот замолк, переводя дыхание.
– Ваша честь, – наконец сипло проговорил он, отпив воды из стакана, любезно поданного ему. – Это чудовище не имеет права называть себя моим братом. Он нагло воспользовался добротой моего отца и хладнокровно убил его из-за наследства.
В глазах у Амадео потемнело от ярости. Он поднялся со своего места, сжимая кулаки, однако Люсиль Муэрте положила руку ему на плечо.
– Сядь, – процедила она сквозь стиснутые зубы. – Сделаешь только хуже.
– Ваша честь. – Обвинение в лице толстоногого коротышки по имени Маркус Брайнде прогуливалось по залу. – Думаю, всем очевидно, что Кристофа Солитарио сгубила его же доброта. Он приютил несчастного мальчика, не зная, что тот рано или поздно воткнет ему в спину нож.
– Я протестую, ваша честь, – вмешалась Люсиль. – Это домыслы обвинения, вина моего подзащитного еще не…
– Доказана, мисс Муэрте, еще как доказана. – Брайнде листал записи. – На пузырьке из-под яда обнаружены его отпечатки, у нас есть показания свидетелей, а также семейного врача, что после перенесенной болезни Кристоф Солитарио соглашался принимать пищу лишь после уговоров младшего сына. Более никому, даже его домоправительнице, не удавалось заставить его. Этим и воспользовался подсудимый, чтобы дать ему яд.
– Это ложь, – отрезала Люсиль.
– Это неоспоримые доказательства!
– Прекратить! – рявкнул судья, грохнув молотком по столу. – Суд удаляется на совещание.
– Мы прорвемся, – шепнула Люсиль, садясь рядом. – Не переживай.
Амадео не ответил.
Йохан стоял, прислонившись к стене, и курил. Козырек бейсболки опущен на глаза, воротник поднят. Таковы инструкции от Ксавьера Санторо. У дверей здания напротив толпились журналисты, готовили оборудование, проверяли микрофоны. Внутрь их не пускали. Скоро должен был закончиться судебный процесс, о котором говорил Санторо. Тогда же и выяснится, сколько времени это займет.
Само дело дурно пахнет и дорогого стоит. Но надо потребовать гарантии, иначе его запросто могут кинуть. Эти богатеи очень не любят расставаться со своими денежками. До сих пор настораживало, что Санторо так и не назвал конкретную сумму.
Но Йохану требовались деньги. Век профессионального бойца короток, да и опасен – можно запросто получить травму, после которой нельзя будет выйти на ринг. И если уж представилась возможность, почему ее не использовать?
Перед ним остановился автомобиль, загородив вход в суд. Черный, стекла тонированы. Кажется, «мерседес».
– Садись, Йохан, – произнес Ксавьер, открыв дверцу.
– К чему такие предосторожности? – спросил он, приземляясь рядом. – Будто из меня и правда преступника делать собрались.
– Так и есть. – Ксавьер передал парню папку. – Твое дело. Прочти внимательно, там все расписано.
Йохан пролистал документы. Убийство по неосторожности, во время боя слишком сильно засветил противнику, а тот умер от кровоизлияния в мозг. Вполне подходит и не вызовет подозрений. Он уже успел достаточно прославиться как боец, такой исход вполне возможен.
– А что инкриминируют тому типу? – Он мотнул головой в сторону суда.
– Убийство. Срок станет известен через несколько минут, – Ксавьер взглянул на часы. – Вы будете в одной камере, я об этом уже позаботился.
Йохан лениво водил глазами по страницам. Проще не бывает, преступление ему выбрали самое очевидное, даже выдумывать ничего не надо. Только держаться этой версии, и тот парень ничего не заподозрит.
Толпа журналистов у входа в здание суда пришла в движение. Ксавьер чуть опустил тонированное стекло.
– Его выводят.
Йохан с интересом вытянул шею, пытаясь разглядеть виновника.
На крыльце появился высокий молодой человек. Его тут же обступила толпа журналистов и фотографов, но охрана быстро заставила их отступить. Лицо застывшее, словно маска, хоть и очень красивое. Он тряхнул волосами, едва прикрывающими уши, и спустился по ступенькам, глядя прямо перед собой, будто не было вокруг этой беснующейся толпы, щелкающей фотокамерами, выкрикивающей обвинения. Когда стервятники чуть расступились, пропуская полицейский автомобиль, который должен был доставить заключенного в тюрьму, Йохан успел увидеть скованные наручниками запястья.
Зазвонил телефон Ксавьера, и Йохан вздрогнул.
– Да, Люсиль. Хорошо. Ты сделала все, что могла. Спасибо.
– И сколько ему дали? – спросил Йохан, когда Санторо закончил разговор.
Ксавьер чиркнул зажигалкой и уставился сквозь тонированное окно в противоположную сторону от суда. На губах играла довольная улыбка.
– Четыре года. Без права досрочного освобождения.
– Имя и фамилия?
– Амадео Солитарио.
– Дата рождения?
– Девятнадцатое июня тысяча девятьсот восемьдесят шестого года.
– Полных лет сколько?
– Двадцать три.
– Преступление?
– Убийство.
– Болезни имеются?
Молчание.
– Я спросил, болезни имеются? Отвечай.
– Нет.
– Аллергии?
– На животных.
– Тогда ты тут точно сдохнешь. Полная тюрьма зверей. – Гогот. – На воле кто есть? Родственники, друзья.
– Нет. Никого.
– Деньги, запрещенные продукты, наркотики тебе может кто-нибудь передавать?
– Я же сказал, что никого нет.
– Значит, свидания тебе не нужны. В тюрьме знакомые имеются?
– Нет.
– Профессия есть?
– Юрист.
– Понятно, чего ты тогда тут прохлаждаешься. Не выгорело, да?
– Не поэтому.
– А мне неинтересно. Будешь сидеть во второй камере блока С. Там у нас все убийцы. А теперь пошел вон.
Амадео шел по тюремному коридору, глядя прямо перед собой. Со всех сторон неслись свист и улюлюканье, подначивание и притворные всхлипывания.
– Ой, какая девочка! Как же ты будешь тут одна?
– Личико-то милое, хочешь быть моей, красотка?
Никаких эмоций. Никакой реакции. Только вперед, не сворачивая. Иного пути нет. Еще несколько шагов – и он увидит свой дом на ближайшие четыре года. Амадео не обращал внимания на выкрики, но они и не думали прекращаться, наоборот – становились громче.
Надзиратель ударил дубинкой по прутьям и рявкнул на заключенных, чтобы заняли свои места и не отвлекали. Те взорвались безудержным смехом.
Ему приказали остановиться у дальней камеры и замереть. Стальные браслеты, стягивающие запястья на протяжении всего пути от здания суда, наконец раскрылись. Решетчатая дверь отъехала в сторону, впуская нового постояльца в дешевый номер.
Двухъярусная кровать. Узкий стол. Унитаз за перегородкой, рядом – раковина. Вот и вся скудная обстановка. Паршивой пятерки не дал бы за эту каморку, усмехнулся про себя он, ощутив легкий приступ клаустрофобии. По крайней мере, тут есть зарешеченное окно.
Амадео стоял спиной к двери, пока она не захлопнулась. Зазвенели ключи, запирая путь к свободе.
Он подошел к кровати и присел на нижний ярус. Здесь было тесновато, первые признаки клаустрофобии уже показывали свои любопытные носы из уголков подсознания, но придется научиться с этим справляться – тут предстоит провести четыре года. И ни днем меньше, согласно постановлению суда. Права досрочного освобождения ему не предоставили, как ни старалась Люсиль Муэрте. Амадео изначально отказался от адвоката и понятия не имел, почему вдруг Люсиль взялась защищать его. Наверняка из уважения к Кристофу, но Амадео же предъявили обвинение в его убийстве!
Как бы там ни было, ей удалось добиться изменения статьи с предумышленного на убийство по неосторожности. Якобы Амадео перепутал лекарства. Ну конечно! Так легко перепутать таблетки с порошком, которому в доме не место! Но он промолчал на суде. Он вообще не желал говорить с кем-либо, и даже когда Люсиль пришла в камеру предварительного заключения, даже не позволил войти.
Он виноват в том, что Лукас опустился до убийства собственного отца, он и только он. Не появись Амадео в их доме, Лукасу некого было бы ненавидеть. Кристоф спокойно отдал бы ему компанию, когда пришло время, и остался жив.
– Это все из-за меня, – прошептал он, запустив пальцы в остриженные волосы. – Из-за меня.
Внезапно кровать слегка вздрогнула. На верхнем ярусе кто-то заворочался, послышался зевок. Амадео вскинул голову.
– О, привет. – Сосед свесился вниз. Темные волосы взъерошены, карие глаза слегка мутные после пробуждения. На носу нашлепка – видимо, кто-то перебил парню нос. – Ты новенький?
– Да. – Амадео улегся на жесткий матрас и отвернулся к стене.
– Ну я, можно сказать, тоже. Только вчера прибыл. Как тебя зовут?
Амадео промолчал, надеясь, что игнорирование заставит надоедливого соседа умолкнуть. Но не тут-то было.
– А ты за что сюда загремел? Я вот случайно одного пристукнул. Я ж боец, подпольный. Был, – тараторил парень, как пулемет, будто давным-давно ни с кем не разговаривал. – Во время последнего боя как следует врезал противнику. А тот брык! И откинулся. И меня сразу в тюрягу.
– Печально, – безучастно проговорил Амадео.
– Ну а ты? – Сосед свесился сильнее и едва не сорвался головой вниз. – В одну камеру двух разных не посадят, и это вообще блок для убийц. Ты кого грохнул?
Амадео перевернулся на спину, и парень осекся. В черных глазах полыхала такая злость, что все провокационные вопросы застряли в горле.
– Да ладно тебе, – выдохнул сосед, плюхаясь обратно на свое место. – Спросить нельзя… Но тебе реально будет легче, если выговоришься.
Амадео молчал, снова отвернувшись к стене.
– Ладно. – Парень укутался в одеяло. – Твое дело.
Судья со скучающим видом смотрел на сидящих перед ним людей. Темноволосый мужчина с тщательно зализанными волосами надменно задрал нос. Строгий костюм плохо отглажен, галстук завязан неумело. На манжетах рубашки, выглядывающих из-под рукавов мятого пиджака – желтые пятна. Даже сидя на значительном расстоянии, судья чувствовал запах утренних возлияний. Виски? Джин? Есть ли разница? Мужчина, вальяжно развалившийся на стуле, был слегка навеселе, этого хватило, чтобы моментально вызвать неприязнь.
Женщина была одета в красивое дорогое платье, рядом на стуле лежала роскошная шуба. Золотые серьги в ушах покачивались, когда она утыкалась носом в голубой платок, якобы сдерживая всхлипы. Однако взгляды, которые она бросала на оппонента, трудно было назвать полными боли.
– Слушается дело о разводе Виктории Лаэрте и Лукаса Солитарио. – Живости в голосе судьи не прибавилось, наоборот, эта тоска смертная его уже до печенок достала, и он мечтал лишь об одном: быстрее добраться до дома и выпить традиционную рюмочку хереса перед дневным сном.
Лукас отвернулся от жены и уставился в окно. После смерти Кристофа он получил «Азар», как и планировалось. Сезар Лаэрте настаивал на слиянии компаний, однако Лукас оказался слишком гордым. Он отказался, и тогда Виктория заявила, что подает на развод.
Наглая стерва. Только и делала, что тянула из него деньги, несмотря на то, что у самой их куры не клюют. А стоило отказать один только раз – и все, смертельная обида. Но Лукас не удивлялся. В последние месяцы все шло к тому, что долго их браку не протянуть.
Лукас потер пересохшие губы. С утра он успел выпить лишь стакан виски, а потом истеричка вломилась в его дом и устроила сцену. А он и забыл, что сегодня должен явиться в суд на слушание дела о разводе. Чего она там лепечет?
– Я настаиваю на том, ваша честь, чтобы Лукас Солитарио отдал мне квартиру, в которой мы проживали, – срывающимся от едва сдерживаемых фальшивых слез голосом говорила Виктория. – А еще я имею право на…
Стерва. Лукас с трудом сдержался, чтобы не выхватить у судьи молоток и не начать лупить им бывшую жену по голове, пока слезы, которые она так тщательно выдавливала, не полились бы рекой. Хочет забрать у него все, в том числе и половину «Азар»? Нет, этого ей точно не добиться. Завещание Кристофа было составлено так, что посторонний человек не смог бы претендовать на часть компании.
Только он и Амадео имели на нее право.
Амадео. После вынесения приговора прошло уже две недели, и Лукас надеялся, что красавчика давно прихлопнули. Однако шумиха, связанная с его делом, еще не утихла, и газеты наверняка написали бы об этом. Так что оставалось лишь надеяться, что самозваному брату там ой как не сладко.
– Придется тебе съехать в твою часть шикарного особняка, – ехидно сказала Виктория, когда они вышли из зала суда. – О, извини, я забыла, что вторую половину по завещанию получил твой брат. Куда же ты подашься, бедный несчастный Лукас? Я слышала, что офис «Азар» очень удобен для проживания.
Лукас сжал кулаки, но молчал. Пока молчал. Стерва получила квартиру, два автомобиля, половину особняка Кристофа, несколько игровых точек, но ей так и не удалось отсудить «Азар». Хоть какой-то плюс.
– Ах, твой братец в тюрьме, значит, пока можешь пожить на его территории, – продолжала издеваться бывшая жена. – Но не беспокойся, я буду настаивать на выплате компенсации за свою половину, потому что у меня нет никакого желания жить в одном доме с тобой. Подготовь деньги.
С губ Лукаса сорвалось длинное ругательство.
– Мало, что ты и так ободрала меня, как липку, тебе еще и денег подавай?
– Пусть ты не отдал мне «Азар», я все равно получу свое, так или иначе. – Виктория достала зеркальце и поправляла слегка размазавшийся макияж. – Потому что ты очень быстро пустишь ее на дно. И у тебя не останется иного выбора, кроме как продать ее моему отцу.
– Да я лучше…
– Отдашь ее своему брату? – Глаза Виктории насмешливо сощурились. – Уж он-то сделает все, как следует, не то, что ты. Ежу понятно, что он гораздо умнее тебя.
Лукас уже не говорил – шипел, как рассерженная змея.
– Да. Умнее. У него хватило ума не связываться с такой стервой, как ты. «Азар» ты не получишь.
Выйдя из здания суда, он ударил кулаками по каменной балюстраде. Костяшки на левой руке закровоточили, но ему было наплевать. Единственное, чего он сейчас хотел – напиться в стельку. И пусть завтра будет мучить адское похмелье, сегодня он забудет обо всем.
Амадео повернул вентиль, благоразумно отступив в сторону. Струи кипятка ударили в подошедшего сзади мужчину с огромной, покрытой редкими кудряшками головой, толстой бычьей шеей и широкими плечами, на одном из которых змеилась татуировка.
– Ты охренел?! – завопил тот, отскакивая. – Че творишь, ты меня обварил!
– Прошу прощения, я не специально. Вам не стоило стоять так близко. – Амадео отрегулировал температуру и встал под душ.
Тяжелая ладонь легла ему на плечо, и в следующее мгновение он врезался в стену спиной.
– Ты че тут из себя корчишь? Крутой, что ли?
– Я еще раз прошу прощения, – вежливо склонил голову Амадео. – Но я вас ничем не обидел.
Бычья шея вздулась венами, рожа уголовника покраснела от ярости.
– Ты че, богач какой, что ли? Чистоплюй, ты глянь! Слышь, Буйвол, видал, кто у нас тут завелся! Аристократ!
От душа в дальнем углу отступил здоровенный бугай. Тело бугрилось мышцами, спину и руки сплошь покрывали татуировки, однако на груди была лишь одна – русалка с высунутым в дразнящем жесте язычком.
– Это кто тут такой смелый, а, Кудрявый? – Он подошел вплотную к Амадео, возвышаясь над ним горой. – Тут у нас своя элита, все ясно?
– Яснее некуда. – Амадео спокойно смотрел на него снизу вверх. – Может, тогда объясните мне, чем именно выделяется ваша «элита»?
Этот простой вопрос вогнал бугая в ступор. Брови сосредоточенно сдвинулись, в глазах застыло бессмысленное выражение.
– Че-то я не понял, – пробасил он. – Че ты хочешь?
– Я всего лишь попросил вас объяснить, в чем заключается ваша элитарность, – голос ровный, ни намека на страх. – У вас особые привилегии? В чем они проявляются? За какие заслуги вы их получили?
– Ты че мозг паришь? – возопил Кудрявый. – Сильно умный, что ли? А на вид баба бабой!
– А, знатная бабенка. – Буйвол, найдя за что зацепиться, наконец вышел из транса и ухмыльнулся, окидывая Амадео взглядом с ног до головы. – Со спины и не отличишь.
Сильные руки схватили Амадео и прижали к стене душевой. Вывернув руку из хватки Буйвола, он ударил его в шею. Кудрявому же достался апперкот, но кулак соскользнул, и удар вышел не таким сильным. Амадео двинулся в сторону, чтобы лицо Кудрявого попало под все еще включенный душ, и тот в панике забулькал, отступив на шаг и выпустив Амадео.
– Ты… – кашлял Кудрявый. – Ты, сволочь, я чуть не утонул!
– От струи воды? – Амадео хмыкнул. – Да ты просто слабак.
На физиономии Кудрявого появилась злобная ухмылка. Он сплюнул воду и поднявшись с колен, бросился на Амадео.
Тот отскочил, едва удержавшись на ногах на скользком полу, но уже очухавшийся Буйвол навалился на него и прижал к стене, приложив головой так мощно, что от стены откололся кусок плитки.
– Щас он тебе покажет. – Кудрявый усмехнулся, все еще сплевывая воду. – Илитарность, или как ее там.
– Тебе лучше отпустить, – прошипел Амадео, дернувшись, но на этот раз Буйвол держал крепко. Другие заключенные сбились в кучку в дальнем конце душевой и безучастно наблюдали за происходящим. Все они были научены горьким опытом и не вмешивались.
– Или че? – В голосе явственно слышалась насмешка. – Че ты мне сделаешь, девочка? – Мокрая рука скользнула по бедру Амадео.
Тот дернул головой назад, угодив Буйволу в нос. Бугай выругался и, схватив Амадео за волосы, с силой ударил о стену, прямо о край отколовшейся плитки. Кровь заструилась по лицу, смешиваясь с водой, все еще хлещущей из душа.
– Не трепыхайся, тебе же лучше будет, – пропыхтел Буйвол. – Или попорчу личико сильнее.
В глазах стояла кровавая пелена. Амадео дергался, но сопротивление быстро подавил Кудрявый, присоединившийся к своему приятелю.
– Держи его крепче, – скомандовал Буйвол.
Амадео собрал последние силы, стараясь игнорировать пульсирующую боль во лбу, и, дернув рукой, саданул локтем назад. Удар вышел скользящим, но, к его удивлению, Буйвол охнул и тяжело осел на кафель.
– Э!! – заорал Кудрявый. – Ты че творишь?! Не твое дело!
– Мое.
Быстрый, сокрушительный удар, и огромные лапы, прижимающие Амадео к стене, соскользнули. Кудрявый катался по полу, хватаясь за причинное место, и громко стонал.
Голова закружилась, и Амадео упал на колено. Провел рукой по лицу и уставился на красные капли, вместе с водой стекающие с пальцев и исчезающие в стоке в полу.
– Эй, как тебя там, – позвал знакомый голос. – Давай поднимайся.
Сосед по камере протягивал руку. Амадео уставился на нее, пытаясь сообразить, стоит или нет принимать помощь, друг перед ним или враг. В глазах двоилось, мысли путались, боль короткими вспышками обжигала лоб.
– Ну? Долго собираешься сидеть? – Парень нетерпеливо потряс ладонью.
Амадео поднялся на ноги, и его сразу повело в сторону. Сосед подставил плечо.
– Тихо-тихо. Не спеши. – Он похлопал Амадео по щеке. – Во как тебе личико-то попортили. Давай-ка в медпункт. Я тебя отведу. Эй-эй, куда? Сначала оденься. И так уже есть желающие заполучить твою красоту. – Он презрительно сплюнул в сторону Буйвола и Кудрявого, все еще не пришедших в себя после стремительной атаки.
Амадео не смог сдержать дрожи, и парень это заметил. Однако истолковал неправильно.
– Я же сказал, надо одеться! Замерз весь… Давай, шевелись. – Он подталкивал Амадео в спину и сам семенил следом.
– Иду. – Амадео схватился за дверь раздевалки и ненадолго зажмурился. Вскоре мир перестал вращаться, и он, вытирая со лба кровь, двинулся к скамейке, где была сложена одежда.
– На серьезных ребят ты нарвался, – не умолкал сосед по камере, не отставая ни на шаг. – Но не беспокойся, больше они к тебе не подойдут, слово даю. Веришь?
– Я… никому не верю. – Амадео надел футболку, задев рану, и ткань окрасилась красным. – Извини.
– Что ж так плохо? – Парень, казалось, ничуть не расстроился. – Тебя разве на воле никто не ждет?
– Нет. – Амадео, натянув штаны, сел на скамейку и прикрыл глаза – голова снова закружилась. – Хватит об этом. Ты уверен, что мне надо в медпункт? Так не обойдется?
– Нет. – Тот решительно замотал головой. – Ты просто башку свою не видишь, как ее тебе не проломили, ума не приложу. Кстати, меня зовут Йохан. А тебя?
К горлу подкатывала тошнота, но Амадео нашел в себе силы изобразить вежливость.
– Амадео. Все же обойдусь без медпункта, просто немного полежу.
– Ты какой-то странный, Амадео. – Йохан задумчиво хмурился. – Ведешь себя так, будто тебе наплевать на собственную жизнь.
В глазах Амадео на мгновение мелькнуло отсутствующее выражение.
– А с чего ты взял, что это не так?
Все же Йохан уговорил его сходить в медпункт, где Амадео наложили три шва на разбитый лоб. На вполне закономерный вопрос врача ответил, что поскользнулся в душе и приложился головой о плитку. Практически не солгал, однако сосед по камере недовольно морщился.
– Почему ты не сказал ему? – задал он вертевшийся на языке вопрос, когда они вышли из медпункта. – Тех козлов наказали бы по полной, разве нет?
Амадео осторожно покачал головой. В глазах все еще немного двоилось.
– Им ничего не было бы, а вот мне пришлось бы несладко, сдай я их.
– А у тебя останется шрам.
– Он остался бы в любом случае, не так ли? И потом, – Амадео осторожно коснулся бинта, – хоть что-то должно испортить эту внешность.
– Странный ты. – Йохан зашел в камеру и забрался на верхний ярус кровати. – Да о таком лице многие мечтают. Ты, стало быть, его ненавидишь?
– Вовсе нет. Но было бы проще, будь я обычным. – Амадео лег на кровать и отвернулся к стене.
На это Йохан не нашел, что ответить. В камере надолго повисла тишина, и Амадео решил, что болтливый сосед наконец заснул. Он сел на кровати и уставился в стену над раковиной. Зеркала тут не было во избежание травматизма среди заключенных, поэтому Амадео не мог даже взглянуть на рану до следующего визита к врачу.
Коснулся бинта и поморщился – лоб тут же прострелила боль. Видимо, действие анестетика, который дал ему доктор, заканчивалось.
Он знал, что подобное может произойти, однако не подозревал, что окажется настолько беспомощен. Если бы не Йохан, он бы не выбрался из передряги так просто. Амадео передернуло, стоило только вспомнить жадные руки тех ублюдков.
– Спасибо, Йохан, – прошептал он. Сосед невозмутимо посапывал на верхнем ярусе.
Так началась новая жизнь Амадео в застенках тюрьмы. Надежды на досрочное освобождение его сразу лишили, однако он оставил переживания по этому поводу. Ничего поделать с этим все равно не мог, так какой смысл трепать нервы?
Сосед по камере оказался довольно разговорчивым. Несмотря на то, что Амадео зачастую не отвечал на вопросы, он продолжать сыпать ими, как из рога изобилия, иногда прерываясь, чтобы поспать. Красноречивое молчание не спасало, Йохан упорно пытался его разговорить, и Амадео не понимал, чем вызвано такое дружелюбие. С самого первого дня он понял, что здесь – каждый за себя, если что-то произойдет, никто помогать не станет, дрожа за собственную шкуру, однако Йохан был не таким. Он спас его в тот злополучный день в душевой, отвел в медпункт, обращался с малознакомым человеком так, будто был его лучшим другом. И Амадео не знал, почему. Поначалу это настораживало, однако он решил, что Йохану просто одиноко. В конце концов, им предстояло провести четыре года бок о бок.
По ночам, в полной тишине, когда над ухом не трещал надоедливый сосед, в голову лезли мысли о Ксавьере. Амадео до сих пор не мог понять, что произошло в тот день, когда умер отец. Почему Ксавьер так обошелся с ним? В то, что он и в самом деле хотел захватить компанию и использовал для этого Амадео, не верилось. Однако сами слова друга говорили об обратном, и это изрядно сбивало с толку.
«Я собираюсь проделать с «Азар» то же, что и с бизнесом Жаклин», – сказал тогда Ксавьер.
«Ты завел со мной дружбу только ради бизнеса». – Еще одно бессмысленное обвинение.
«Надоело объяснять всем и каждому, что рядом со мной нет никакой женщины в мужском костюме». – Это оскорбление ударило Амадео в самое сердце.
«Безмозглый, смазливый, ни на что не годный отброс». – Он не мог поверить, что эти слова слетели с губ лучшего друга. Он мог бы ожидать этого от Лукаса, но Ксавьер всегда был сдержан в выражениях.
«Я лишь использовал тебя, маленький глупый принц. – Вот что Ксавьер подразумевал всеми своими действиями. – Ничего личного, только бизнес».
Ничего личного.
Почему? Амадео не мог найти ответа. Почему Ксавьер потратил столько времени на его обучение, на их дружбу – неужели только затем, чтобы втереться в доверие? Этот бизнесмен не из тех, кто тратит время зря, и его действия казались нелогичными, однако…
Он – человек, который добивается своего. И если Ксавьер поставил себе цель прибрать к рукам «Азар», он не жалел ни сил, ни времени на это.
И не щадил ничьих чувств.
Лукас отравил Кристофа, что, несомненно, сыграло бы на руку Ксавьеру, если он и в самом деле планировал заполучить «Азар», но даже у этого железного монстра в последний момент лопнуло терпение, и он разорвал контракт. С другой стороны, Ксавьер Санторо был невероятно терпеливым человеком. И множество подобных несоответствий просто сводило Амадео с ума.
Несколько ночей Амадео провел за бесплодными размышлениями. Ответ так и не всплывал на поверхность, а глубже он нырнуть не мог. Он думал, что узнал Ксавьера, но, как выяснилось, в тихом омуте водились не просто черти, а сам дьявол.
Стремясь отвлечься от мрачных мыслей, Амадео стал завсегдатаем местной библиотеки, которая представляла собой квадратную комнату десять на десять метров. Низкие стеллажи с книгами тянулись вдоль стен, посередине же стояли шесть столов, за которыми заключенные писали письма на волю под строгим присмотром охраны – обыкновенные ручки и карандаши считались опасным оружием в руках сидевших здесь убийц. Читали книги лишь единицы, остальные предпочитали проводить время в тренажерном зале или на спортивной площадке в тюремном дворе. Кто-то устраивался работать либо в прачечную, либо в столовую, но большинство просто слонялось без дела.
За главного был плотный лысый мужчина, которому недавно исполнилось шестьдесят, и он отмотал большую часть срока за убийство жены и ее сестры. «Стервы вечно меня шпыняли», – однажды объяснил он Амадео, хотя тот не спрашивал. Годфрид, так звали библиотекаря, любил поговорить. В библиотеку мало кто захаживал, и ему попросту было скучно.
– Я уже стар, недолго протяну еще в этой богом забытой клетушке, – сказал он. – А ты, я вижу, книгами интересуешься, для тебя они не просто подставка для кружки. – Он с кислой миной продемонстрировал круглое пятно на мягком переплете одной из книг Стивена Кинга. – Переходи ко мне, будешь следить за хозяйством. Все одно платят, хоть и немного. Большинству тут деньги не нужны, молодняк считает, что выйдет и заработает себе на хлеб без особого труда. Только знаешь что? – Он заговорщически наклонился к Амадео, будто собирался доверить самую большую тайну в мире. – Никому мы там, на воле, не нужны. Никто не возьмет на работу убийцу, а все эти социальные программы – чушь собачья. Почему, ты думаешь, люди, выбравшиеся отсюда, так часто попадают в тюрьму снова? – Он начал загибать крючковатые пальцы. – Тут кормят, дают койку, гуляешь по двору в свое удовольствие, главное не рыпаться. Чем не жизнь? А снаружи надо бороться за выживание каждый божий день, и неизвестно, удастся ли набить брюхо, или сдохнешь голодной смертью. Эх, молодежь. – Он сокрушенно покачал головой.
Так Амадео стал помощником библиотекаря. Помогал рассортировывать прибывающую прессу, выдавал книги немногим желающим читать, вел формуляры под пристальным надзором охраны, считающей, что кого-то можно убить толстой, постоянно размазывающей пасту ручкой. Старик Годфрид нарадоваться не мог – сам он давно забросил ведение каких-либо документов, так как почти ослеп и носил очки с такими толстыми линзами, что они нередко выпадали из тонкой оправы. А Амадео был рад, что не приходилось больше бездельничать.
Почти все время он проводил в библиотеке, избавляясь таким образом от расспросов назойливого соседа. Иногда скрыться не удавалось, и приходилось терпеть болтовню. Амадео чувствовал, что еще немного, и начнет отвечать, не выдержав напора.
– Слушай, Амадео. – Йохан закинул руки за голову и изучал живописные трещины на потолке. После завтрака заключенных обычно выгоняли на прогулку, но с утра шел сильный снег, и надзиратели позволили остаться в блоке. – Скажи, за что тебя сюда упекли? Я не собираюсь тебя осуждать, сам преступник, так что…
– Зачем тебе это, Йохан? – Амадео перевернулся на живот, уткнувшись лицом в подушку. Старик Годфрид сегодня решил сам разобрать старые журналы и настойчиво выгнал Амадео отдыхать.
– Зачем? – Тот на мгновение задумался, затем рассмеялся. – Нам еще долго тут зависать, ты все это время будешь бубнить себе под нос?
Амадео хотел было улыбнуться, но не смог. Йохан внушал доверие, однако после предательства Ксавьера он попросту боялся. Единственный человек, которому он продолжал бы верить, что бы ни случилось, был мертв, и теперь Амадео поставил себе жесткое условие – не сближаться ни с кем.
– Дело только в скуке? – Поняв, что поспать не удастся, он сел на кровати, прислонившись спиной к стене.
– Почему же? Ты любопытный человек. Тут все сплошь и рядом настоящие звери – за любой пустяк готовы глотку перегрызть. Ты же на конфликты не нарываешься, стараешься не драться, если не прижмет, но, тем не менее, кое-какими боевыми навыками владеешь и запросто мог бы кому-то надрать зад…
– Тебе хватило месяца, чтобы так меня изучить?
Йохан промолчал, почувствовав, что сболтнул лишнее. С парнем надо держать ухо востро, Санторо предупреждал, что красавчик далеко не дурак. Безобидная, мягкая внешность легко может ввести в заблуждение, что сейчас и произошло.
– В том, что я стараюсь не провоцировать конфликты, нет ничего странного. Это называется «благоразумие». – Амадео раскрыл книгу в мягкой обложке, которую позаимствовал в библиотеке. «Мальчик А». Дерущая душу история о бывшем заключенном, пытающемся жить нормальной жизнью. Как подобная литература сюда попала, оставалось только догадываться. – Незачем начинать драку без надобности.
– Да я не о том. – Йохан свесил голову с кровати. – Само твое поведение сильно отличается. Думаешь, зря тебя прозвали аристократом? От этого вдвойне интересней, как мог такой послушный мальчик кого-то убить.
– Почему тебя это так интересует? Ты убийца, я тоже, разве этого недостаточно?
– Ты хоть знаешь, что за народ тут сидит? Да каждый второй завалил, по меньшей мере, двоих! И только редкие исключения вроде нас с тобой мотают срок за убийство по неосторожности.
Амадео вперил в него внимательный взгляд.
– Откуда ты знаешь, что меня осудили за убийство по неосторожности?
Йохан мысленно отругал себя за очередную глупую ошибку и в который раз пожалел, что не изучил дело внимательней. Кто ж мог знать, что парень такой подозрительный?
– Рецидивистов и маньяков в одну камеру не сажают, для них приготовлены уютные одиночки. Давай, расскажи.
– Не буду я ничего рассказывать, Йохан, оставь меня в покое.
– Почему?
Амадео начал злиться.
– Не хочу об этом вспоминать, так понятнее? А теперь помолчи и дай мне спокойно дочитать.
Йохану ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Парень оказался крепким орешком, и даже его спасение не помогло растопить лед. Что за упертый принц!
После обеда заключенные собрались у старенького телевизора. В награду за примерное поведение надзиратель Роджерс разрешил посмотреть транслируемый в два часа сорок минут фильм «Пролетая над гнездом кукушки».
– Помните – никаких попыток закосить под сумасшедшего, – рявкал он в своей обычной манере. – Я вас насквозь вижу, все ясно? Кто будет со мной играть, получит трое суток карцера.
Фильм еще не начался, и заключенные лениво переговаривались, изредка поглядывая на экран. Шли новости, но большинство они ничуть не интересовали.
Амадео зевнул и поискал взглядом Йохана. Тот обещал подойти к началу фильма, но пока его не было видно. На улице крупными хлопьями валил снег, хотя было начало марта, и количество желающих провести послеобеденное время за «ящиком», а не на прогулке, постепенно увеличивалось.
– О, смотри-ка, еще один богатей полетел. – Заключенный по фамилии Кроуфорд пихнул Амадео в бок, указывая на экран телевизора. Он мотал срок за убийство брата и его жены, и жить в камере ему предстояло никак не меньше двадцати лет. – Так их, сволочей, всех пересажать надо! Воруют деньги у бедных честных людей, а сами жиреют за наш счет.
– Ты-то честный? – хмыкнул сосед Амадео, пожилой мужчина, имени которого он не знал. – А кто убил свою родню из-за денег? На наркоту не хватало?
– А ну заткнись! – мгновенно вскипел Кроуфорд. – Не поэтому я их пришил, вовсе не из-за денег!
– Ну конечно, пой мне тут…
Амадео не слышал перепалки. Он во все глаза смотрел на экран телевизора.
– …известный предприниматель, магнат Ксавьер Санторо объявил, что закрывает фабрику по производству табачной продукции «Камальон» и объявляет себя банкротом. Ранее сообщалось о резком падении…
Ксавьер? Объявил себя банкротом? Амадео наклонился вперед и тряхнул головой. Отросшая челка упала на глаза. Быть того не может, чтобы талантливый бизнесмен, находящий выход из любых сложных ситуаций, разорился! Что за чушь?
Он напряженно вслушивался в новости, пробивающиеся сквозь гул голосов заключенных, однако ничего нового не узнал. Ксавьер закрыл фабрику, а затем и саму фирму. Не приостановил деятельность, а полностью распустил весь штат и сдал в аренду здание офиса. Неужели неудача с Валентайном Алькарасом его настолько пошатнула? Или тут постаралась Жаклин Коллинз?
Амадео смотрел на лицо Ксавьера, то и дело мелькавшее на экране. Тот отворачивался от вездесущих репортеров, стремился как можно скорей скрыться из-под прицела камер. На все вопросы не отстающий ни на шаг Серджио повторял одно и то же: «Без комментариев». На лбу Ксавьера появилась жесткая складка, губы сжались в тонкую линию, под запавшими глазами залегли тени. Он делал вид, что его никоим образом не касается суета вокруг его персоны, однако Амадео видел: весь этот спектакль стоил другу огромных усилий. Глаза метали яростные молнии, он с трудом держал себя в руках, но во всем облике сквозила чудовищная усталость.
«Ох, Ксавьер, что же с тобой стало? Как смеют эти стервятники загонять тебя, как хищного зверя? Почему не дашь им достойный отпор, почему все бросил? Неужели фальшивые родственники настолько выбили тебя из колеи? Да я ни за что этому не поверю! Ты, сильнейший из всех людей, с кем я когда-то был знаком! Как ты можешь прыгать вниз и даже не попытаться ухватиться за край?».
Новости сменились рекламой, и Амадео обнаружил, что вцепился в спинку стоящего перед ним стула с такой силой, что костяшки побелели от напряжения. Он до крови прикусил губу, и теперь тонкая струйка щекотала подбородок. Его трясло, и Кроуфорд с беспокойством поглядывал на него, всерьез подумывая крикнуть надзирателя.
– Эй, Солитарио! Чего это с тобой? Побелел весь, будто призрака увидел.
– Я в порядке. – Слова вырвались из горла тихим шелестом, который он сам едва расслышал.
«Какого черта? Какого черта ты жалеешь его? Он предал тебя, растоптал доверие и дружбу, не глядя прошелся по твоей спине, и после этого ты еще смеешь его жалеть? Сколько можно тешить себя мыслями о прошлом? Ты больше никому не доверяешь, уясни наконец. Санторо лишь воспользовался тобой, и все. И его банкротство – вполне заслуженное наказание».
Так Амадео уговаривал себя, но без особого успеха. Как бы ни старался, он не мог уничтожить то уважение, что питал к Ксавьеру Санторо, к его силе, к умению из любой безнадежной ситуации выходить победителем. И именно поэтому его падение больно било по сердцу, горло перехватывало от горького разочарования, глаза жгло подступающими слезами, и Амадео стоило огромных усилий не дать им прорваться наружу. И хотя по телевизору уже две минуты шла реклама, перед глазами все еще стояло измученное бессонными ночами лицо бывшего друга.
2. На дне
– Проходите, господин Санторо. – Серджио распахнул дверь и сделал приглашающий жест. – Места здесь не так чтобы много, но хватить должно.
– Спасибо, Серджио. – Ксавьер без промедления зашел в квартиру и быстрым взглядом окинул скудную обстановку.
Две комнаты, небольшая кухня, мебели немного, только самое необходимое. Никаких личных вещей, что вызывало стойкую ассоциацию с номером в дешевом мотеле. Только, в отличие от мотеля, тут было чисто и уютно. С теми деньгами, что Ксавьер платил ему когда-то, Серджио вполне мог приобрести двухэтажный дом, но почему-то предпочитал жить на съемной квартире.
Должно быть, верный подручный почувствовал невысказанный вопрос. Он запер дверь и прошел в небольшую комнату, служившую гостиной.
– Вас удивляет, почему я не найду дом получше? Деньги и роскошества для меня никогда не были в приоритете. Мне вполне хватает этой скромной халупы.
– И вовсе это не халупа, Серджио. – Ксавьер поставил дипломат на хлипкий столик и опустился на предложенный хозяином диван. – Если тебе настолько не важны деньги, ты мог бы найти работу менее опасную, чем…
Он тут же пожалел о том, что сказал. Серджио одарил его таким взглядом, какого не позволял себе никогда. Злость, гнев, печаль, обида – все смешалось, и Ксавьер не удивился бы, если бы помощник его ударил.
– Господин Санторо, если бы я хотел, то нашел бы. Но мне никогда не расплатиться с вами за то, что вы для меня сделали. Все эти идиоты, что при первой возможности сбежали от вас, когда дела пошли совсем плохо… Я не такой.
– Я знаю, Серджио. Извини.
В наступившей тишине барабанной дробью стучал по карнизу дождь. Ксавьер следил за стрелкой больших настенных часов, явно купленных на распродаже, и вдруг понял, что за все годы, что Серджио работал на него, он так ничего и не узнал о своем верном псе.
Не стремился узнать, поправил он себя. Личная жизнь помощника никогда его не интересовала. Он требовал лишь подчинения и хорошей работы, а чем Серджио занимается в свободное время, мало волновало.
Но именно Серджио не отвернулся от него, когда Ксавьер потерял все. Он закрыл сигаретную фабрику, продал огромный, но такой неуютный и пустой дом, сдал в аренду здание офиса – и теперь у него не было ничего. Ни единого места, куда он мог бы пойти. Ни денег, ни связей – все уничтожено совместными стараниями родственников и Жаклин.
И Серджио прекрасно об этом знал. Когда Ксавьер собирал документы в дипломат, упаковывал ноутбук в футляр – все, что у него осталось – подручный подошел к нему и предложил свою квартиру в качестве временного жилья.
– Будете чай, господин Санторо? – крикнул Серджио из кухни. Для этого ему не пришлось даже напрягать голосовые связки.
– Не откажусь, спасибо, – отозвался Ксавьер.
Он убрал дипломат на пол и пододвинул к себе столик. Затем раскрыл ноутбук и застучал по клавишам. Да, его лишили всего, но это еще не конец. Он поднялся с самых низов, возвысился над этим миром, затем снова рухнул вниз, но ему удалось подняться еще выше. Получится и в этот раз. Что в этом сложного?
Репортеры потеряли к нему интерес, как только он закрыл фабрику. Родители тоже мгновенно испарились, поняв, что ничего выжать не получится. Актер, нанятый ими, вернулся в свой театр с изрядно отяжелевшим кошельком. Грязные деньги за грязную работу.
Серджио принес красную кружку, над которой поднимался ароматный пар, и поставил рядом с ноутбуком. Затем вернулся на кухню, чтобы не мешать.
Минут через двадцать Ксавьер наконец оторвался от клавиатуры и откинулся на спинку дивана, которая протестующе скрипнула. Он потерял еще одного партнера, несмотря на многолетнее сотрудничество. Никто не желал иметь с дел с разорившимся бизнесменом, и не последнюю роль в этом сыграл неудавшийся контракт с Алькарасом. В этом не было бы ничего удивительного, если бы тот, с кем он сейчас разговаривал, сам когда-то не пострадал от этого магната.
Ксавьер достал из кармана черно-золотую пачку «Камальон» и повертел в руке. Последняя. Скоро придется довольствоваться тем, то продают в супермаркете внизу, но это нисколько не пугало. Скорее, наоборот – подстегивало. Надолго он здесь не задержится. Поднимется, как поднимался уже множество раз, снова станет тем, с кем будут считаться.
И самолично купит Серджио хорошую квартиру.
– Опять эти бобы. – Йохан уныло ковырялся в тарелке. – На этой неделе только бобы. Терпеть их не могу. Лишнюю партию завезли, что ли, или срок годности истекает? Еще и в томате, бе-е, какая гадость.
Амадео неопределенно пожал плечами и продолжил есть. Кормили тут на удивление неплохо, хоть и однообразно, однако иного ждать не приходилось – в конце концов, это тюрьма, а не ресторан.
– Тебе нужно есть, Йохан. Ты сжигаешь очень много энергии, тренируясь с боксерской грушей. – Он отпил молока из пластикового стакана. – Так что не привередничай.
– Да знаю я, знаю, – протянул сокамерник, зачерпывая ложкой ненавистные бобы. – Кстати, я же обещал научить тебя боксировать. Почему бы не начать сегодня?
– Я не против, – ответил Амадео, допивая молоко.
Столовая гудела от голосов – заключенные никогда не замолкали. Ночные часы, когда любые разговоры были запрещены, сильно действовали на нервы, и узники не теряли времени днем. Тем более, сегодня был день свиданий. Наскоро пережевывая пищу, люди на какое-то время забыли, что они – преступники, и делились своими надеждами, предположениями, что принесет им родня, гадали, сильно ли выросли дети. Обычные заботы обычных людей.
– Посмотрите, кто у нас здесь, – вдруг зазвучал на всю столовую голос, от которого Амадео недовольно поморщился – Буйвол, который в первые дни домогался его в душевой, стоял рядом и тыкал пальцем в плечо. – Знаете ли вы, кто это, а?
Но заключенные лишь склонились над тарелками, не желая отвечать на вопрос. Буйвол грохнул свой поднос на стол, за которым расположились Амадео и Йохан, и, опершись о столешницу, продолжил:
– Это заключенный номер триста семьдесят восемь. Амадео, – он обвел взглядом всех присутствующих, – Солитарио. Подлый отцеубийца, который сидит в соседней камере, справа от меня.
Йохан во все глаза смотрел на Амадео, который лишь досадливо прикусил губу. Надзиратель Бенедикт положил ладонь на дубинку, но пока не вмешивался.
– Здесь все убийцы, Буйвол, – робко возразил рыжеволосый щуплый парень из-за стоящего у стены стола.
– А я тебе слово давал, Прыщ? – рявкнул тот. – Нет, так что заткнись! Да, мы все убивали, конечно. Однако только тех, кто это заслужил. – Он наклонился к Амадео и оскалился. – Но он – он убил не потому, что папочка лупасил его, как последнюю скотину, нет.
– Прекрати, Буйвол. – Йохан начал подниматься из-за стола, однако на плечо легла массивная ладонь. Обернувшись, он увидел приятеля Буйвола – того самого Кудрявого. Так вот что они задумали. Раз не получилось завладеть Амадео, они решили подавить его. Унизить. Настроить против него заключенных, чтобы никто не пришел на помощь. И тогда они возьмут свое.
Йохан дернулся, однако Кудрявый держал крепко. Буйвол тем временем продолжал:
– И вовсе не потому, что он – нелюбимый сыночек. Вовсе нет. Папочка его обожал, наверняка. Все обожают принцев. А сделал наш монарх это потому, – он наклонился к Амадео, дохнув в лицо вонью того, что тут принимали за табак, – что хотел получить наследство. Так ведь? Ты пришил своего папашу из-за наследства, неблагодарный сыно..!
Договорить он не успел. Амадео схватил поднос, который Буйвол так любезно поставил рядом, и нанес удар в челюсть снизу вверх скругленным углом. Загремела пластиковая посуда, еда смачно шмякнулась на пол. На пятно томатного соуса закапала кровь – удар оказался настолько сильным, что рассадил кожу. Поднос опустился на макушку Буйвола и раскололся пополам – пластик не выдержал такого бесцеремонного обращения. Обломки разлетелись в стороны, шрапнелью ударяясь о ножки соседних столов и скамеек.
– Никогда. Не смей. Говорить о моем отце, – разъяренно прорычал Амадео.
Кудрявый даже не сделал попытки броситься на помощь напарнику – настолько поразила его реакция этого аристократа. Он ждал чего угодно: равнодушия, уныния, может быть, принцесска даже заплакала бы – но не такого. Буйвол сидел на полу посреди разбросанной еды, по лбу и шее текла кровь, заливаясь за пазуху. Глаза закатились, он ничего не соображал.
Йохан же застыл на месте точно так же, как державший его Кудрявый. Но смотрел вовсе не на поверженного Буйвола. Он таращился на Амадео. На того, кого он, как выяснилось, совсем не знал. В глазах полыхала чистая ярость, руки сжимались в кулаки так сильно, что в наступившей тишине слышался хруст костяшек. Губы были сжаты в тонкую упрямую линию, на скулах играли желваки.
– Что тут происходит?! – раздался громовой рык надзирателя, наконец решившего вмешаться. – Солитарио, какого хрена ты творишь?
Амадео молчал. Лицо снова стало спокойным, он отвернулся от Буйвола. И тут же ему заломили руки за спину, на запястьях защелкнулись стальные браслеты.
– Ты что о себе возомнил, а, Солитарио? – засвистел в ухо надзиратель Бенедикт. – Думаешь, можно устраивать драки в моем блоке?
– Но он не… – начал Йохан, однако Амадео предупреждающе глянул на него, и слова застряли в горле. Надзиратель этого даже не заметил.
– Карцер научит тебя, как правильно себя вести, не сомневайся.
Впервые на лице Амадео мелькнул страх.
– Карцер?
– А ты думал. У нас тут есть апартаменты для особо буйных. Для таких аристократов, как ты, подойдут в самый раз. – Надзиратель тычками погнал Амадео к выходу из столовой. – Отдохнешь с недельку, глядишь, мозги на место встанут. Кортес, – он указал подоспевшему напарнику на сидящего в остатках завтрака Буйвола, – отведите этого в лазарет.
Йохан последний раз попытался исправить положение:
– Господин надзиратель, это начал вовсе не он!
– Еще одно слово, Торн, и отправишься следом, – отрезал тот. Дверь столовой захлопнулась. Заключенные принялись за свой завтрак, будто ничего не случилось.
Карцер оказался даже хуже, чем он мог себе представить в самых кошмарных снах.
Узкая комнатка, в которой с трудом можно было улечься, подтянув колени к груди. Ни единого проблеска света, кроме как из окошечка надзирателя, которое открывалось раз в сутки, когда приносили еду.
Теснота.
Удушающая теснота, усугубляемая постоянной темнотой. Низкий потолок. Стены, которые, казалось, сдвигаются все сильнее. Паника.
Первые полчаса Амадео еще старался держаться. Вспоминал все известные приемы, чтобы справиться с панической атакой. Пытался дышать глубоко и ровно, следя за тем, чтобы горло не перехватило мучительными спазмами. Однако ничего не мог поделать с ужасом, медленно, но верно заползающим внутрь, заставляющим желудок сжиматься, сердце – колотиться все быстрее, кожу – покрываться липким холодным потом.
Это лишь комната, говорил он себе. Отсюда есть выход, дверь. Она прямо перед ним. Однако предательские мысли тут же возникали в голове. Дверь заперта. Ключа у него нет. Отсюда не выйти, пока ее не откроют, а будет это не раньше, чем через неделю. Об этом говорили надзиратели, пока тащили его сюда. Неделя. Неделя в этой клетке. Без света. Без воздуха.
Клетке? У клетки хотя бы есть прутья. Здесь же – лишь бетонные стены. И они слишком близко. В любом положении он касался противоположных стен.
И наконец Амадео сдался. Закричал, если бы мог, но горло стиснуло так, что он с трудом мог вдохнуть. Его затрясло, как в лихорадке. Паника накатывала волнами, и каждая последующая становилась все больше. Он боялся не вынырнуть. Боялся утонуть в этой липкой, горячей, тошнотворно-сладкой панике. И вместе с тем это казалось благословением – в конце концов, он выберется из этой темной комнаты, пусть даже и мертвым.
Неделя.
Ксавьер оторвался от ноутбука и, шумно выдохнув, закинул руки за голову. Кажется, удалось договориться с португальским дилером, но нужно быть осторожным – Наркоконтроль не дремлет и только и ждет удобного момента, чтобы схватить его за руку. Через пару недель истекает срок блокировки счета, и он наконец рассчитается с Валентайном Алькарасом. А потом с чистой совестью можно будет начать все сначала.
Ксавьер не сомневался, что перевод крупной суммы на счет, который и навел на него Наркоконтроль, организовал Беррингтон. Объединившись с Жаклин, бывший министр всеми силами старался уничтожить бизнес Ксавьера. Что ж, можно его поздравить – это вполне удалось. Однако Беррингтон не учел, что капитана следует утопить вместе с кораблем. А Ксавьер собирался воспользоваться всеми спасательными шлюпками, что имелись в наличии.
– Ужин будет готов через пять минут! – крикнул Серджио.
– Хорошо, – отозвался Ксавьер, поднимаясь и с наслаждением потягиваясь – от долгого сидения крючком все тело затекло.
Он распахнул окно и закурил. Ворвавшиеся в комнату звуки улицы вдруг прорезала резкая трель дверного звонка.
– Я открою! – Серджио выскочил из кухни, вытирая руки полотенцем, и молниеносно нацепил на пояс кобуру – охранник никогда не терял бдительности. Ксавьер мысленно похвалил его. Только сейчас он начал понимать, что за великолепный профессионал ему достался. Раньше он воспринимал мгновенную боеготовность как само собой разумеющееся.
– Могу я поговорить с Ксавьером Санторо? – раздался из прихожей мелодичный женский голос.
Сигарета выпала из пальцев, и Ксавьер, чертыхнувшись, поднял ее, пока не прожгла ковер.
– Впусти, Серджио, – сказал он, отправляя окурок в пепельницу.
В комнату зашла женщина. Медного цвета волосы переливались в ярком свете единственной лампочки, глаза изумрудами сверкали на красивом, несмотря на возраст, лице. Она небрежно сбросила плащ в руки вездесущему охраннику.
– Подержи это, Джейкоб. Только не клади никуда – боюсь, испачкается.
– Добрый вечер, Жаклин. – Самообладанию Ксавьера мог бы позавидовать кто угодно. – Думаю, что ветер, который тебя занес, был далеко не попутным.
– Ты еще умудряешься дерзить? – Жаклин оглядела комнату и сморщила нос. – В каких условиях ты живешь, подумать только. Хотя, не сомневаюсь, Солитарио сейчас куда хуже.
– Лукасу вполне вольготно в кресле отца. При чем тут он?
– О, ты, видимо, не понял. Я говорила о младшем Солитарио, который сейчас ворочается на неудобных нарах. Как не повезло малышу. А у него были такие перспективы…
– Он никогда не относился к семейству Солитарио, – спокойно ответил Ксавьер. – Значит, там ему и место. Ты пришла сюда говорить о нем? Прости, эта тема мне неинтересна.
– Вовсе нет, я хотела поговорить о тебе. Ты даже в этой берлоге выглядишь королем. – Жаклин вытянула из серебряного портсигара тонкую сигарету. – Но теперь твой удел – повелевать скопищем крыс, которые снуют туда-сюда в подвале этой развалюхи. Не слишком подходящая жизнь для такого, как ты, не находишь? – Она прикурила от зажигалки, которую заботливо поднес телохранитель, и выпустила струю дыма в направлении Ксавьера.
– Не твое дело, чем я сейчас занимаюсь, Жаклин, – резко ответил он, едва сдерживая злость. – Зачем ты пришла?
– Честно говоря… – Она обхватила губами сигарету и сделала глубокую затяжку. Клуб дыма снова окутал Ксавьера. – Честно говоря, хотела посмотреть на твое унижение. Однако меня не устраивает то, что я вижу. Тебя всегда отличала излишняя аристократичность. Одень тебя в мешок из-под картошки – ты превратишь его в мантию.
– Меня необычайно трогают твои комплименты, но переходи к делу. Если его нет – дверь открыта.
– Выгоняешь свою благодетельницу? Как грубо. – Жаклин уселась на диван, закинув ногу на ногу. – Вспомни, кто вытащил тебя из грязи, кто сделал тем, кем ты являешься!
– И кто снова втоптал меня в эту грязь, отправив на верную смерть к Изабелле. О, я всего лишь расходный материал для спятившей бабы с нестерпимой чесоткой, – ядовито отозвался Ксавьер. – Так чем обязан?
– Хочу сделать деловое предложение. – Жаклин сверкнула изумрудными глазами. – Работай на меня. Стань моим пажом. Я вытащу тебя со дна и сделаю важной персоной. Ты ведь хочешь этого?
В наступившей тишине громом прозвучал смех. Ксавьер запрокинул голову назад и хохотал, пока на глазах не выступили слезы. Смеялся так сильно, что заболел живот, однако не мог остановиться.
Жаклин сдвинула тонкие брови к переносице. Левой рукой затушила сигарету о край стола и поднялась.
– Не вижу тут ничего смешного, Ксавьер. Прекрати немедленно!
– Прекратить? – выдавил тот, вытирая глаза. – Прекратить? Ты первая начала, Жаклин. Сделать меня своим пажом! Да, такой шутки я давно не слышал.
– Я вовсе не шути…
– Убирайся. – Ксавьер в мгновение ока преобразился, на лице застыло обычное равнодушное выражение, стальные глаза впились в Жаклин. – Убирайся и больше не смей приходить сюда. Я никогда не приму твое предложение, хватит с меня унижений.
Жаклин покраснела от гнева, губы, накрашенные алой помадой, затряслись. Она подняла руку, намереваясь расцарапать наглецу лицо длинными, темно-красными ногтями, но Серджио, шагнув вперед, покачал головой.
– Вижу, одного слугу ты не потерял, – наконец выговорила она дрожащим от едва сдерживаемой злости голосом. – И почему он так за тебя держится? Что ты ему пообещал, у тебя же ни черта нет!
– Покиньте дом, госпожа, – бесстрастным голосом произнес Серджио, демонстрируя пистолет на поясе.
Это возымело действие. Джейкоб наклонился к Жаклин, поглядывая на Серджио. Правая рука застыла у кобуры, но не касалась ее.
– Думаю, лучше сделать, как он просит, мисс Жаклин. Мы можем прийти в другой раз.
Та раздраженно обернулась.
– Ты что, испугался этого здоровяка, Джейкоб? Я тебе плачу за то, чтобы ты разбирался с такими, как он, не так ли?
– Считаю, это неблагоразумно, мисс Жаклин, – продолжал он тем же тихим, размеренным голосом. – Санторо работал на вас, вам ли не знать, что угрозами его не проймешь? Вы сделаете только хуже. Прошу, пойдемте.
– А твой охранник умнее тебя, – не замедлил съехидничать Ксавьер. – Уходи. Иначе начнется смертоубийство, а этого не нужно ни тебе, ни мне.
Жаклин какое-то время стояла, сжимая в руке так и не выброшенный окурок, затем развернулась на каблуках и вышла за дверь. Джейкоб коротко кивнул Ксавьеру и последовал за ней.
Амадео не сразу понял, где находится. Потолок был грязно-серым, в трещинах, но откуда-то лился дневной свет. Ничего общего с темнотой карцера, которая окутывала со всех сторон целую вечность, заползала в голову, вытесняя все мысли и пресекая слабые попытки сопротивляться.
– Очнулся наконец? – прогромыхал кто-то над ухом, и Амадео вздрогнул.
Рядом с койкой, на которую его уложили, возвышался надзиратель Роджерс, поигрывая дубинкой. У соседней суетился врач, перевязывая руку какому-то заключенному.
– Ну конечно, очухался, – удовлетворенно прогрохотал надзиратель. – А я думал, копыта откинешь, Солитарио. Как ты со своей клаустрофобией вообще тут оказался?
Амадео попытался заговорить и не смог – в горле настолько пересохло, что любая попытка причиняла боль. Надзиратель отвернулся и налил воды в пластиковый стакан.
– Никак не пойму, ты самоубийца, или кто, Солитарио? – Он держал стакан на вытянутой руке, дожидаясь, пока Амадео сядет. – На кой черт стремишься себя уничтожить? Знаешь, что от паники ты запросто мог бы задохнуться там, в карцере?
Амадео промочил горло и, благодарно кивнув, вернул стакан надзирателю.
– Знаю. Но почему ко мне должны относиться как-то по-особенному? Я напал на другого заключенного и вполне заслужил наказание…
– Солитарио! – рявкнул Роджерс так, что стекла в окнах задребезжали. Стаканчик, беспомощно хрустнув, смялся в здоровенных кулачищах. – Ты конченый идиот или только прикидываешься?! Еще не хватало самоубийц в моем блоке! Хочешь свести счеты с жизнью, так придуши себя наволочкой! Больной на голову ублюдок, хренов мазохист!
– Почему вы кричите, господин надзиратель? – спросил Амадео.
Его спокойный тон еще больше вывел Роджерса из себя. Он швырнул несчастный стакан в мусорное ведро и нацелил толстый, как сосиска, палец в нос Амадео.
– Прекрати относиться к себе так, будто твоя жизнь ничего не стоит. Приравниваешь себя к монстрам, сидящим в соседних камерах? Хочешь стать таким же? Или пытаешься от этого сбежать? Многие парни, попавшие сюда, ломаются за пару месяцев, потому что не знают, как себя вести и как приспособиться к новым условиям. Мне ты показался далеко не слабаком, поэтому не разочаровывай меня. Еще одна попытка самоубийства – и я отправлю тебя в психиатричку.
Надзиратель развернулся на каблуках и, топая, как слон, вышел за дверь. Амадео откинулся на подушку и уставился в потолок. Он не мог объяснить, чем вызвал вспышку гнева, однако чувствовал: далеко не ко всем заключенным надзиратель Роджерс питает такую привязанность.
– Доктор, – позвал он.
Тот отвлекся от заключенного с раненой рукой.
– Чего тебе, Солитарио?
– Сколько я пробыл в карцере?
– Чуть меньше пяти дней. Срок не до конца отмотал, потом Роджерс тебя сюда приволок. Он брал отпуск по семейным обстоятельствам, а когда явился, устроил всем такой разнос…
– По какому поводу?
– Ты что, не знаешь, что запрещено держать страдающих тяжелой клаустрофобией заключенных в карцере? Тебе придумали бы другое наказание, если бы ты соизволил сказать хоть слово о своей болезни.
Амадео вспомнил раскрасневшееся от ярости лицо Роджерса, хруст стаканчика в его лапище. Нет, он злился не на подчиненных, неверно выполнивших приказ. И даже не на Амадео. Он тщательно скрывал под злостью что-то еще.
– Доктор, – снова позвал Амадео.
– Да чего тебе, Солитарио? – взвился тот. – Не видишь, я занят!
– Прошу прощения, последний вопрос. По каким семейным обстоятельствам отсутствовал надзиратель Роджерс?
– Да сын у него помер, – ответил вместо врача раненый заключенный. – Сидел в тюрьме в другом округе. Нашли в камере, говорят, отломал где-то металлическую скобу, заточил да вены себе резанул. Хилый был парнишка, видать, поиздевались там над ним сильно, вот и не выдержа… ай!! Доктор, вы врач или живодер?!
– А ты не мели языком чего не следует, Билли. Солитарио, если очухался, марш в свою камеру. И чтобы я тебя больше не видел. А то ишь, зачастил…
Амадео шел по тюремному коридору, иногда останавливаясь, чтобы побороть головокружение. Пять дней в карцере не прошли бесследно – его все еще шатало, к горлу подкатывал ком, стоило вспомнить тесные застенки и темноту. Однако даже в таком состоянии он замечал, как смотрят на него другие заключенные. В их глазах светилось искреннее уважение – похоже, до него никто не осмеливался дать отпор банде Буйвола, да еще навалять самому главарю. Что стало с Буйволом, сильно ли Амадео его отделал, оставалось загадкой – в лазарете он бандита не видел.
Йохан сидел на полу, скрестив ноги, и пытался раскладывать пасьянс из потрепанных карт. Такими в покер не поиграешь – сплошные метки, машинально отметил про себя Амадео, входя в камеру.
При его появлении Йохан вскочил так стремительно, что напрочь испортил уже выложенный пасьянс.
– Амадео! Ты как? Сильно туго было? Чего такой бледный, как смерть? Мне сказали, что ты в лазарете, но почему…
– Я в порядке, Йохан, не трещи. – Амадео улегся на кровать и закрыл глаза ладонью.
– Буйвола переправили в другой блок, знаешь? Ты ему здорово врезал! Все прямо глаза вытаращили! В лазарете пробыл три дня, потом его увезли, посчитали, что вам лучше рядом не находиться после того, что он сказал, во избежание дальнейших конфликтов. Это официальная причина перевода, хотя я думаю, что он всех тут просто задрал своими выходками. Амадео, – Йохан плюхнулся рядом с ним на кровать, – он тебя в таком обвинил… Тихий ужас. Но почему ты даже не попытался…
– Оправдываться перед этим сбродом? – Амадео был совершенно спокоен, хотя с лица все еще не ушла мертвенная бледность. – Какой в этом смысл?
– Но теперь все считают тебя самым настоящим убийцей, который не пожалел даже собственного отца, и…
– И раньше считали. Не вижу смысла разубеждать их в этом. – Амадео отвернулся к стене.
– Амадео. – Йохан склонился над ним. – Ты просидел в карцере пять дней, но выглядишь так, будто прошел месяц. Что с тобой?
– Ничего. Со мной все в порядке.
– Правда? – с сомнением протянул сосед. Затем стащил со своей кровати одеяло и накрыл Амадео с головой.
Тот забарахтался, судорожно стаскивая его с себя.
– Прекрати! – крикнул он, и Йохан испуганно отскочил – в приглушенном голосе явственно слышалась паника.
Амадео разом сдернул с себя одеяло и отбросил прочь. Оно ударилось о решетку и упало на пол, угол высунулся в коридор, как дразнящий язык.
– Извини, – пролепетал Йохан. – Я не знал, что все так… серьезно…
Амадео трясло, как в лихорадке. Он закрыл лицо руками и помотал головой, отказываясь от извинений.
– Дать тебе воды? – Йохан мигом оказался у раковины и наполнил пластиковую кружку. – Держи, полегчает.
Амадео не глядя протянул руку. Сделал пару глотков, затем вернул кружку Йохану, не сказав ни слова.
– Слушай, извини! – Йохан в отчаянии заломил руки. – Я не знал, что у тебя клаустрофобия, правда! Хотел подшутить, и…
– Глупо вышло, – бесцветным голосом сказал Амадео.
– Да, глупо, я полный идиот, признаю…
– Я не о тебе. – Амадео опустил голову на скрещенные руки. – О себе. Знал, что попаду в карцер за драку, но все же не смог сдержаться.
– Он назвал тебя убийцей. Вполне достаточная причина.
– Здесь все убийцы. Меня это ничуть не оправдывает.
– Я тебе не верю, – решительно заявил Йохан, скрестив руки на груди. – Не верю, что ты мог убить собственного отца.
– Твое право, но я это сделал.
– Ты лжешь. Почему? Что может быть страшнее, чем взять на душу такой грех?
– Страшнее отказаться от него! – вдруг рявкнул Амадео. – Убить и сделать вид, что ты ни при чем, вот что на самом деле страшно!
Йохан ошеломленно отступил назад. Амадео замолк и снова улегся на кровать, уткнувшись носом в стену.
– А… Амадео, ты… – Йохан внезапно все понял. Неужели этот человек – такой же, как он? Взявший на себя преступление, которого не совершал? Но почему? Почему он здесь?
Сосед не шевелился.
– Амадео, – повторил Йохан чуть громче. Затем поднял одеяло и, сложив, положил на край койки. – Ты ведь не убивал своего отца, так?
– Почему тебя это так интересует?
– А? – Йохан удивленно заморгал, не ожидая ответа. – Ну… Мы с тобой соседи по камере, вместе нам тут куковать еще долго, надо научиться доверять друг другу.
– Пустые слова.
– Что?
– Доверие. Абсолютно ничего не значащее слово. Придумай причину получше.
– Ладно! – Йохан оседлал стул напротив кровати. – Тогда считай это простым любопытством. Подробностей я не требую. Просто скажи: убивал или нет?
Амадео тихо зарычал. До чего же настырный парень! Что ему до чужого преступления?
Он оглянулся через плечо. Йохан не сводил с него испытующего взгляда, скрестив руки на спинке стула и упрямо выдвинув вперед челюсть. Амадео попытался было улыбнуться, но вышла лишь легкая гримаса.
– Ты ведь не отстанешь, да?
Сосед по камере помотал головой.
– Хорошо. – Амадео сел, спустив ноги на пол. – Я не убивал. По крайней мере, не напрямую. Не своими руками.
– То есть?
– Спровоцировал одного человека на преступление.
Йохан громко фыркнул.
– За простую провокацию ты бы сюда не сел, так что не гони.
Амадео чуть сощурился.
– Пытаешься развести меня на откровенность, разозлив? Грязный прием.
– Я? Вовсе нет. Просто у тебя вид, как у пришибленной собаки, уж извини.
Амадео хмуро уставился в сторону. Как бы ни старался он изображать из себя неприступную крепость, все равно найдутся те, кому он будет небезразличен. Кто-то, подобно тем парням из душевой, будет домогаться, кто-то – ненавидеть, а кто-то, как Йохан – приставать с докучливыми вопросами. И если с первыми двумя категориями можно было справиться, то так просто отмахнуться от соседа по камере, с которым придется провести четыре года, попросту нельзя.
– Хорошо. – Он прикрыл глаза. – Если тебе так важно знать, то из-за меня мой брат, Лукас, пошел на убийство Кристофа Солитарио.
Вверх. Вниз. Снова вверх. Снова вниз. Сегодня дул северный ветер, и руки буквально пристывали к железной балке, на которой Йохан подтягивался, но он едва замечал обжигающий холод.
После того, как Амадео сделал признание, мучившее его столь долгое время, слова сами полились нескончаемым потоком. Йохан едва успевал слушать, раскрыв рот, не всегда вникая в происходящее, однако общую суть уловил. Например, то, что брат Амадео оказался низкой и подлой сволочью, а лучший друг – предателем.
Лучший друг! Йохан стиснул зубы и снова подтянулся, не обращая внимания на то, что плечи уже ощутимо ныли. Тот самый Ксавьер Санторо, который нанял его! Если бы Йохан знал всю историю от начала до конца, он бы никогда…
Он спрыгнул с турника и оперся ладонями о колени. Дыхание вырывалось изо рта клубами пара. Он бы никогда – что? Никогда не сел в тюрьму? Предпочел бы жить прежней жизнью подпольного бойца? А смог бы он это сделать, если бы знал все, что открылось сейчас? Смог бы оставить Амадео, ни в чем не виноватого и оказавшегося здесь из-за роковой случайности, на растерзание этим зверям?
– Да что за хрень лезет тебе в голову? – фыркнул он.
Даже если бы Ксавьер Санторо снова сделал то предложение, Йохан согласился бы без промедления. За то время, что они с Амадео провели вместе, Йохан понял, что лучшего друга не смог бы найти за всю жизнь. И от этого стыд за вранье жег сильнее.
Как же хотелось рассказать о том, кто он на самом деле! Но Йохан сдерживал себя, зная, что после этого Амадео навсегда исчезнет, не выдержав очередного предательства. Попросит перевода в другой блок, лишь бы не оставаться в одной камере с человеком, работающим на его врага.
Поэтому Йохан промолчал, решив, что будет поддерживать и защищать Амадео, что бы ни случилось, и тем искупит свою вину. Больше он не мог ничем помочь. Амадео закончил длинный рассказ, а Йохан не говорил ни слова – настолько поразила его эта печальная история. Все проблемы моментально отошли на второй план, он не видел перед собой ничего и никого, кроме невероятно одинокого парня, от которого в одно мгновение отвернулся весь мир.
– Иногда я сомневаюсь, в своем ли я уме, мог ли сделать это, а затем просто забыть, но… – Амадео вздохнул, – потом вспоминаю, что он не съел ни кусочка, когда я поставил перед ним тарелку, которую всучила мне Роза. Мы с ним говорили, а потом он… он…
– Не думаю, что ты сошел с ума, Амадео, – наконец смог выдавить Йохан. Слова давались с трудом, глаза щипало от подступающих слез, и он мог лишь надеяться, что Амадео ничего не заметит. – Просто твой брат все тщательно рассчитал. Одного не пойму – почему на суде ты не попытался хоть как-то себя защитить?
– Откуда ты знаешь?
– Иначе тебя бы тут не было, логично? – Йохан был настолько потрясен рассказом друга, что снова потерял осторожность. – Ты сказал, что тебе дали срок без права досрочного освобождения. Значит, ты не раскаялся, но также не заработал никаких отягчающих обстоятельств. То есть, просто молчал. Почему? Неужели и правда считаешь себя виноватым?
Амадео не нашелся, что ответить, и Йохан поразился тому глубокому чувству вины, которое носил в себе этот парень. Как он до сих пор жив?
– Торн! – рявкнул надзиратель, вырывая Йохана из страны невеселых размышлений. – Время обеда, пшел обратно в блок, хватит изображать из себя Терминатора!