Посвящается моей трагически погибшей однокурснице Марине – девушке, которая понимала больше, чем другие.
“Морская”
Я останусь на страницах
Мыслей и воспоминаний,
Фотографией в альбоме
И следами в облаках
Днём февральским над землёю
Широко раскинув руки
Серебристой птицей в небо
Воспарю назло ветрам
Вечно юной и прекрасной,
Белоснежной и невинной,
Яркой звёздочкой морскою
Я останусь за бортом
Очень лёгким стуком сердца
Пролетая над землёю
Постучусь в твоё окно я
И махну тебе крылом
Часть I
Пленник ночи
I
Случайный толчок в спину вырвал его из забытья.
Поначалу он не понял, где находится. Всё перед его глазами плыло и сливалось в бесконечный круговорот размытых пятен и цветов. Какая-то странная муть вокруг, во рту кисловатый привкус, а в голове тупая ноющая боль.
Сделав над собой усилие, он несколько раз сжал и разжал ладони, приложил их к лицу и хорошенько протёр глаза. Потом он оглянулся вокруг.
Его голова продолжала кружиться. Он находился в кафе и сидел на высоком круглом стульчике возле стойки бара. Помещение, в котором он находился, было отделано бурой матовой тканью. Мебель, которой оно было уставлено, сделана из тёмного дерева цвета венге. В воздухе пахло кофе и молочными коктейлями. С расставленных в зале круглых компактных столиков поднимались завитки синего дыма от сигарет, которые курили посетители заведения. Под потолком развешены зеркальные шары, вращавшиеся под музыку, звучавшую из колонок, висевших по углам помещения.
“Что случилось? Где я?” – подумал он. Боль в голове понемногу стала утихать.
– Чего-нибудь желаете? – раздался голос со стороны стойки. Он повернул голову и увидел стоящего за стойкой крепкого молодого человека в клетчатой рубашке с закатанными рукавами. Его лицо украшала тёмная ухоженная борода, на груди висел белый бейджик с красной надписью “Bella Donna”, а умные карие глаза пристально изучали посетителя.
– Это вы мне? – переспросил он и потёр ладонью лоб. Пальцами он ощутил спадавшие на них короткие волнистые волосы. Бросив взгляд на бейджик бармена, он заметил красную девичью фигурку, плясавшую в промежутке между словами.
– Да, вам. Хотите выпить? – ответил молодой человек. Взяв в руку кружку он принялся протирать её белым клетчатым полотенцем.
– Ммм, – замялся сидящий за стойкой, – да… налейте мне, пожалуйста, минеральной воды.
– С газом?
– Да.
Бармен взял стакан и повернулся к стоявшему позади него стеллажу, на полках которого были расставлены бутылки с напитками.
Сидящий за стойкой бара взглянул на свои наручные часы – они показывали восемнадцать часов тридцать минут. Секундные цифры не менялись. Он поднял руку и встряхнув часы нажал на кнопки – часы стояли.
В воздухе плавно текла мелодия, звучавшая из колонок. Атмосферный перебор реверберирующей электрогитары сопровождал вкрадчивый мужской голос, певший о вечной жизни. Он узнал песню – Queen “Who Wants To Live Forever”.
“Я знаю Queen”, – мелькнула в его голове мысль, – “не помню собственного имени, но знаю Queen?”
Интуитивно запустив руку во внутренний карман своего пальто, он нащупал бумажник. Достав его, он увидел что портмоне сделано из гладкой чёрной кожи с надписью “Keiss” на латинице. Открыв бумажник, он обнаружил там несколько банкнот по тысяче рублей, одну банкноту номиналом в пятьсот рублей и пять сторублёвых купюр. В отделении для карточек лежала белая визитка.
Запустив руку в правый наружный карман, он нащупал там ключи. Достав их из кармана, он увидел два ключа, подвешенных на кольцо с брелком в виде кругляшка. Он был поделён на четыре двухцветных сектора.
“Интересно… это всё моё?” – спросил он себя.
– Ваша газировка, – голос бармена вернул его в реальность. Крепыш поставил на стойку запотевший стакан с минеральной водой, предусмотрительно подставив под него бирдекель.
– Благодарю, – ответил он, – сколько с меня?
– Сто двадцать рублей.
Он положил на стойку две сторублёвых купюры и взял в руку холодный стакан, из которого вырывались пузырьки газа.
– Сдачи не надо.
– Хорошо, – ответил бармен и взяв деньги отвернулся.
Сидящий за стойкой отпил из стакана и поморщившись заглянул в него. В пузырящейся жидкости плавали большие кубики льда. Затем он поднял глаза и посмотрел перед собой.
Задняя стенка стеллажа, на полках которого стояли бутылки с выпивкой, была зеркальной. В отражении он увидел молодого человека с волнистыми чёрными волосами. На его лице были прямоугольные очки в чёрной оправе, через стёкла которых сверкал холодный взгляд больших голубых глаз. Он был одет в чёрное пальто с поднятым воротником и голубую рубашку с ослабленным галстуком в красно-синюю полоску.
“Так значит это я?” – подумал он, – “вот так я выгляжу?”.
Зал кафе был забит посетителями. Здесь присутствовали молодые модницы с красивыми причёсками и причудливым макияжем, деловые люди в строгих костюмах, матери и отцы с детишками. Довольно странно было с их стороны приводить детей в заведение, где взрослые люди пили и курили, но судя по тому, что брюнет ничего не помнил, происходящее не поддавалось никакой логике.
Разглядывая посетителей кафе, он наткнулся взглядом на немолодого мужчину с пожелтевшими усами. Он был одет в засаленную клетчатую рубашку с расстёгнутым воротником, рваную соломенную шляпу и грязный серый пиджак. Мужчина сидел в дальнем уголке зала. Он пристально смотрел на брюнета, покуривая мятую папиросу и изредка выпуская густые клубы вонючего синего дыма. Находившиеся за соседним столиком две молодые девушки пили коктейли и брезгливо морщились каждый раз, когда дым прилетал в их сторону.
Взгляд незнакомца вызвал у брюнета раздражение.
“Кажется, этот парень ищет себе проблемы”, – подумал он. Мужчина в шляпе продолжал сосредоточенно изучать его своим немигающим взглядом.
– Простите, – обратился брюнет к бармену, который продолжал сосредоточенно протирать стаканы, – вы не знаете, как я здесь оказался? Возможно, вы могли видеть людей, которые меня сюда привели. Или принесли. Или с которыми я мог проводить тут время.
Бармен поставил очередной стакан на стойку и повернулся к брюнету.
– К сожалению, я ничем не могу вам помочь. Вы уже были здесь, когда я заступил на свою смену. Поэтому я совершенно не в курсе того – кто вы и что здесь делаете.
– И вы не вызвали полицию. Не выставили отсюда человека, находящегося в бесчувственном состоянии? – удивился брюнет.
Он украдкой бросил взгляд в угол зала. Мужчина в шляпе продолжал смотреть на него.
– Какая нам разница, в каком состоянии человек, если он адекватно себя ведёт, – усмехнулся бармен, – вы не шумели и не мешали посетителям, поэтому у нас не было причины вас трогать. Наше заведение существует для того, чтобы люди приходили сюда и проводили тут время. А спать здесь не запрещается.
Брюнет кивнул и задумался. Достав из бумажника карточку, он начал изучать её содержимое. На лицевой стороне был изображён графический логотип в виде раскрытой книги, над ним была надпись во всю длину карточки “Институт журналистского мастерства и мировой литературы”. В правом нижнем углу был указан адрес: Каланчёвский переулок, дом 24, корпус 1, подъезд 2. Задняя сторона была украшена текстурой из газетных передовиц, поверх которых красовался логотип института.
“И что же это значит? Я там учился? Я там работал? Работаю?” – мысленно спросил себя брюнет и отпил из стакана ещё глоток шипучей воды.
Сидевшая за соседним столиком красивая пухлая блондинка в круглых очках засмеялась и мягко шлёпнула своего спутника по руке жирной ладошкой.
Брюнет повернул голову и взглянул на них. Рядом с блондинкой сидел парень лет тридцати с тёмными неподвижными глазами. На его прыщавый лоб спадали аккуратно расчёсанные сальные волосы. Из под серого шерстяного свитера с двумя красными полосками на груди выглядывал воротничок белой рубашки. Он деловито жевал картошку-фри, лежавшую перед ним на большой тарелочке и запивал её пивом из стоящей перед ним большой кружки. Девушка ела салат из зелени, запивая его минеральной водой с сиропом, из такого же стакана, как и тот, который стоял на стойке перед брюнетом. Судя по всему, спутник девушки был полностью равнодушен к её шуткам, но блондинку это не смущало. Весь её вид выражал живейший интерес к парню.
“Странно, что такая милашка стелится перед этим недоноском. Она, конечно, немного полновата, но всё же достаточно миловидна, чтобы найти себе хорошего парня. Возможно, что она хочет заняться с ним сексом, но не похоже на то, чтобы её спутника это интересовало”, – подумал брюнет и ещё раз отпил из стакана. Вода в нём постепенно нагревалась. Кубики льда таяли и уменьшались с каждым глотком.
На тёмном дереве, из которой была сделана стойка бара, плясали лёгкие блики, отбрасываемые на неё светом ламп.
– Простите, вы не знаете, где находится Каланчёвский переулок? – задал брюнет вопрос бармену.
– Не уверен, но кажется это где-то в районе станции метро “Центральная”. Попробуйте спросить у кого-нибудь из полицейских, они подскажут вам, – пожал плечами бармен.
– Благодарю, – ответил брюнет и поставил на стойку опустевший стакан. Оттаявшие кубики сиротливо звякнули о дно бокала.
– Не за что! – ухмыльнулся бармен. Было похоже на то, что его веселили односложные ответы собеседника.
Брюнет чуть-чуть подтянул галстук, застегнул пальто, и сделав над собой усилие поднялся со стула. Атмосфера в кафе была мягкой и расслабляющей, поэтому он совершенно не желал никуда идти. Развернувшись, он увидел что всю противоположную стену кафе занимает окно, выходившее на улицу. Вдоль него были расставлены прямоугольные столики, с двух сторон от которых находились двухместные диванчики. Через окно были видны медленно прогуливавшиеся прохожие. В жёлтом свете фонарей они отбрасывали длинные тени на сухой холодный асфальт.
Посмотрев в дальний угол зала, он увидел, что назойливого мужчины в шляпе там больше нет. Только клубы синего дыма от папиросы свидетельствовали о его недавнем пребывании здесь.
Брюнет потянул на себя звякнувшую колокольчиком дверь и вышел на улицу. Налетевший порыв холодного ветра проник к нему под одежду и придал бодрости. После пребывания в тёплом помещении кафе глоток свежего воздуха помог ему собраться с мыслями. В голове сразу прояснилось.
Кафе находилось на длинном проспекте, по обеим сторонам которого стояли высокие панельные дома. Иногда между ними попадались блестевшие зеркальными стёклами бизнес-центры, приземистые здания магазинов, и изящные зелёные гривы деревьев.
Прохожие всё так же медленно перемещались по тротуару. По дороге деловито проносились машины. Ближайшая полоса была заполнена автомобилями, которые стояли на месте и не двигались. Метрах в ста от входа в кафе собралась толпа. Брюнет взглянул на людей и прищурил свои глаза за отливавшими синими бликами линзами очков.
– …как же мне их жаль, такие молодые, такие красивые… это просто ужасно… – услышал он голос молодой длинноволосой блондинки в белом манто, шедшей в его сторону. Девушка держала под локоть свою подругу и с искажённым болью лицом жаловалась ей на увиденное. Подруга, брюнетка с короткой стрижкой, в чёрной бесформенной куртке, кивала блондинке и гладила её по руке.
Он удивлённо взглянул на них, а потом снова направил взгляд в ту торону, откуда двигались девушки. Толпа не расходилась. На одной из полос автострады были заметны пластиковые обломки и фрагменты стекла. Судя по всему, там произошло дорожно-транспортное происшествие. Только сейчас он заметил стоящие на обочине скорую помощь и полицейский фургон. Поперёк полосы стояла здоровенная фура.
Небо над головой имело пурпурный цвет. Ближе к горизонту оно приобретало розовый оттенок. В глубокой вышине повис белый силуэт полной Луны. Брюнет поднял на неё глаза и ощутил странное чувство, сродни дежавю. Оно было ему непонятно, но он смутно ощущал какое-то знание, как будто извлечённое кем-то из его головы.
Он встряхнул головой.
“Показалось”, – подумал брюнет. Вдали горела красным цветом буква “М”. Брюнет поправил воротник пальто и двинулся в её направлении, аккуратно обходя бредущих по тротуару прохожих.
II
– Серёжа, ты сегодня идёшь на пары? – спросила мама, открыв дверь и заглянув в комнату.
Помещение было обклеено светло-салатовыми обоями с тёмно-зелёными квадратиками, редко рассыпанными в шахматном порядке. Через тонкие зелёные шторы в комнату пробивался солнечный свет, рисуя на стенах причудливые узоры из солнечных зайчиков и теней от деревьев, растущих за окном.
В одном из углов комнаты стоял светлый двустворчатый шкаф-купе с зеркалом на одной из створок. Напротив него, тоже в углу, находился маленький белый письменный стол с надстройкой. На нём стояли монитор и пара небольших чёрных колонок. Системный блок был спрятан под столешницей, а на одной из полок надстройки стояли принтер марки Cannon и несколько книг-самоучителей по компьютерным программам, в основном по графическим редакторам. На столе рядом с клавиатурой лежала книга с надписью ''Экстремальный Предел 2999". На её обложке были изображены мужчина в композитной броне, с пиратской повязкой на глазу, и белокурая женщина в блестящих доспехах.
Сергей открыл глаза и потянулся. Он спал на неразложенном двуспальном диване, стоявшем вдоль стены. Потерев глаза руками, он взглянул на маму. Та была одета в синий однобортный деловой костюм и белую блузку.
– Сегодня занятия будут проводиться во вторую смену, – вымолвил он, – в десять часов мы встретимся с Марусей. Сходим с ней в кафе. А потом я поеду в институт.
– Только не проспи, – сказала мама, – если что, то обед в холодильнике.
– Котлеты? – улыбнулся Серёжа.
– И макароны, – ответила мама, улыбнувшись в ответ, – ты поедешь с нами вечером проведать Анюту?
Серёжа почувствовал как в горле встал ком.
– Пожалуй, нет, – надтреснутым голосом сказал он, – я знаю, что времени у нас не очень много. Но мне становится грустно каждый раз, когда мы приезжаем к ней.
– Она твоя сестра, – вымолвила мама, – ты уверен?
– В следующий раз – обязательно. Но не сегодня.
– Хорошо, – ответила мама, – не проспи занятия.
Она аккуратно прикрыла дверь. На протяжении нескольких секунд из коридора слышалось шуршание её одежды. Затем раздался звук захлопывающейся входной двери. После того, как прозвучал лязг ключей, поворачивающихся в замке, всё стихло.
Сергей некоторое время полежал на кровати. Потом он потянулся и сел. Яркое весеннее солнце горело за тонкими шторами. Воздух в комнате был свежим, несмотря на закрытую форточку, и не успел нагреться.
Он встал и в одних трусах прошёл на кухню. Несмотря на то, что он знал о том, что ходить голым неприлично, иногда, когда дома никого не было, он любил ходить раздетым.
Кухня располагалась на противоположной стороне дома. Войдя туда, он сразу ощутил под ногами прохладные серые и синие пластиковые плиты, которыми был выложен пол. Помещение было квадратным. Вдоль двух перпендикулярных стен, буквой “Г” располагались шкафчики, мойка, плита, и разделочный стол. В противоположном углу стоял небольшой диванчик, перед которым был поставлен маленький круглый обеденный столик с задвинутыми под него табуретками.
Серёжа взял в руки электрический чайник и убедившись в том, что он содержит достаточное количество воды, поставил его на станцию и включил. Потом открыл холодильник и извлёк из него открытую упаковку овсяного печенья и тарелку с кусочком пиццы. Печенье он поставил на стол, а пиццу положил в микроволновую печь и три раза нажал на кнопку с надписью “десять”. Затем подошёл к окну и уставился во двор.
Из форточки дул лёгкий свежий весенний ветерок и доносились детские голоса, на фоне белого шума машин просыпающегося города.
Через тридцать секунд раздался звонок микроволновки, извещавший о готовности пиццы. Серёжа не стал доставать её, продолжив разглядывать густые кроны деревьев, которыми был засажен двор, немногочисленных маленьких детишек, сновавших на площадке, и их мам, сидевших на скамейках.
Спустя ещё пару минут щёлкнул чайник. Сергей достал из микроволновки пиццу, налил чай и сел завтракать. Сосредоточенно пережёвывая пищу, он смотрел в одну точку, изучая отражения на глянцевой поверхности чайника, причудливо сплетавшиеся в яркие узоры – отражённый свет солнца с улицы, опрятный интерьер кухни, своё лицо, искажённое выпуклым зеркалом бока чайника.
Поев, он подошёл к раковине, вымыл посуду и аккуратно расставил её в шкафчике. Потом пошёл в ванную и принял душ. Он долго стоял под прохладными струями воды, подняв лицо вверх, и изредка поправлял намокшие длинные белокурые волосы. Через маленькую форточку под потолком в ванную проникал рассеянный свет с улицы, поэтому Серёжа не стал включать электрическую лампочку, висевшую над дверью.
Помывшись, он вылез из ванной и вытерся большим махровым полотенцем. Взглянул на часы – они показывали двадцать минут десятого. До встречи с Марусей оставалось ещё сорок минут. Он отложил часы и решил позаниматься. После принятого душа Сергей не стал одеваться и вышел из ванной в чём мать родила.
В комнате он включил компьютер, нашёл на жёстком диске документ с экзаменационными билетами и отправил его в печать. Принтер всегда находился во включённом состоянии, поэтому его колёсики сразу же зажужжали, извлекая бумагу из лотка.
Для фона он включил фильм “Элитный Отряд” и несколько минут наблюдал за происходящим на экране. Когда печать документа закончилась, он встал и достал из принтера стопку распечатанной бумаги. Сев в кресло, Серёжа закинул ноги на системный блок и принялся учить билеты, изредка поглядывая на экран.
Минут двадцать он предавался чтению, расслабленно листая страницы. От нагретой шторы, висевшей рядом с его плечом, исходило приятное тепло.
Сергей взглянул на стену, проговаривая про себя прочитанную информацию о билете. В узком лучике света, падавшем из-за неплотно задёрнутой шторы, висела пыль. Из-за цвета штор комната была залита приятным зеленоватым светом.
Переведя взгляд на часы, он увидел, что уже без десяти десять. Быстро одевшись, он выключил компьютер, сложил билеты в рюкзак, вышел в коридор и начал надевать кроссовки. На нём были надеты белая лёгкая спортивная ветровка, тёмно-синие джинсы, обнажавшие щиколотки, короткие белые носки. Белые кроссовки, которые он надел, были украшены тремя чёрными полосками.
В подъезде было прохладно. Он лёгким бегом преодолел три лестничных пролёта, ведущие на первый этаж и вышел из подъезда под тёплые лучи весеннего солнца.
Несмотря на приятный ясный день, настроение у него было откровенно неважное. Гнетущее чувство безысходности разливалось от макушки и тяжким грузом повисало в области груди.
Подъезд дома выходил на широкий проспект. Дом представлял собой серую панельную пятиэтажку с тремя подъездами. Перед каждым из подъездов стояли аккуратные скамейки. Метра через два от лицевой стены дома были высажены деревья и клумбы с аккуратными асфальтовыми дорожками между ними.
На часах было без пяти десять.
Серёжа прошёл по дорожке, обогнул газон, раскинувшийся возле крайнего угла дома, и подошёл к коричневой двустворчатой двери, расположенной в середине соседнего здания.
Звякнувший колокольчик возвестил о его прибытии. Сергей находился в помещении просторного кафе, стены которого были покрыты бурой тканью, под потолком висели зеркальные шары. Зал был уставлен круглыми столиками цвета венге, а вдоль стены-витрины, выходившей на проспект, были расставлены узкие столики с небольшими диванчиками по обеим сторонам.
Этим утром в кафе было немноголюдно. Пара случайных прохожих сидела за круглым столиком и обсуждала новости, транслировавшиеся по телевизору, висевшему над стойкой. Из колонок, висевших по углам, звучала энергичная песня с жёсткими гитарами и экспрессивным вокалом. Серёжа узнал “Gone Away" The Offspring. Вокалист агрессивно пел о любви и разлуке.
– Серёжа, привет, – раздался справа от него мелодичный женский голосок. Он оглянулся и увидел Марусю – миловидную маленькую шатенку, сидящую на диванчике возле столика, стоявщего у окна-витрины. Она была одета в минималистичное белое платьице, подол которого открывал её точёные ножки со скульптурными икрами и маленькими коленками. Рядом с ней на диванчике лежали маленькая красная дамская сумочка и фотоаппарат на ремне.
– Здравствуй, – улыбнулся Сергей и, подойдя к ней, наклонился. Маруся искоса бросила на него взгляд своих больших зелёных глаз с тёмно-синей каймой вокруг радужки, улыбнулась и чмокнула его в щёку своими маленькими пухлыми губками.
– Как твои дела? – спросила Маруся, когда Серёжа уселся на диванчик напротив неё.
– Хорошо, – натянуто улыбнулся Сергей, и махнул официантке за стойкой, – готовлюсь к экзаменам, тренируюсь. Занятно в этот раз совпали сессия в институте и экзамен в секции волейбола. Интервал составит всего один день.
– Ты сегодня напряжён, – сказала Маруся, глядя на него в упор. В её глазах он всегда тонул. Внешность Маруси напоминала персонажа из мультфильмов. Порой Сергею казалось, что её кто-то придумал. Маленький вздёрнутый носик придавал ей сходство с оленёнком, а длинные роскошные светло-русые волосы делали её похожей на Гайку из мультфильма про Чипа и Дейла, – это из-за Анюты?
– Отчасти, – ответил Сергей, снова ощутив как к горлу подкатывает ком.
– Как она себя чувствует? – аккуратно поинтересовалась Маруся.
– Так же, как и раньше, – вымолвил Сергей. Его глаза начали становиться предательски влажными.
– Добрый день! Чего желаете? – возникшая рядом официантка прервала повисшее над столиком Сергея и Маруси молчание. В руке она держала блокнот. Поверх красной клетчатой рубашки на ней был надет белый передник с бейджиком, на котором было написано “Bella Donna”. Длинные чёрные волосы были собраны в роскошный хвост и свисали на правое плечо.
– Мне, пожалуйста, кофе со сливками и круассан с апельсиновым джемом, – поднял руку Серёжа и вопросительно уставился на Марусю. Та несколько секунд раздумывала и ответила:
– Двойной эспрессо и мороженое “мохито”.
– Не желаете тирамису или чизкейк? – спросила официантка.
– Нет, спасибо, – ответила Маруся. Сергей жестом дал официантке понять, что заказ окончен.
– Пожалуйста, ожидайте, – улыбнулась официантка и элегантно развернувшись направилась к стойке бара.
– Как обстоят твои творческие дела? – спросил Серёжа у Маруси, и взяв в руки салфетку из стоявшей на столике подставки, принялся не глядя складывать различные фигурки оригами.
– Вчера мы ездили с ребятами в заброшенный госпиталь. Он строился для нового микрорайона, но компания-застройшик обанкротилась Теперь работа над возведением больницы остановилась. Сделали большое количество фотографий и отбираем те, которые используем в качестве фонов для своего проекта.
– Ты, как и прежде, всё снимаешь на плёнку? – Сергей взглянул на Марусин носик. Его вздёрнутый кончик был усеян еле заметными веснушками. Когда она начинала волноваться, то он краснел и веснушки начинали ярко проступать.
– Я люблю плёнку, но в этот раз нас поджимают сроки. Пришлось взяться за цифровой фотоаппарат. Мы уже забронировали тираж в типографии, и помимо печати нам придётся заниматься ещё и монтажом. Это будет крупная декорация для театрального представления. Поэтому проявку плёнки, печать снимков и сканирование мне пришлось пропустить, – смущенно сказала Маруся, откинув со лба длинную русую прядь, – иначе мы не успеем сдать проект в срок и будем вынуждены платить неустойку.
– Заказчик в этот раз попался серьёзный, – подметил Сергей. В этот момент официантка принесла заказ. Серёжа поблагодарил её, взял свою чашку с кофе и, насыпав в него сахар из пакетика, принялся размешивать. Маруся предпочла начать с мороженого. Судя по всему, сочетание горячего и холодного её совершенно не смущало. Впрочем, её зубы были так здоровы и белы, что казалось будто никакие вредные продукты не могут им навредить.
Некоторое время они ели молча.
Круассан оказался лёгким и освежающим. Пласты слоёного теста таяли во рту, оставляя после себя апельсиновое послевкусие. Джем содержал кусочки свежей цедры, аппетитно хрустевшей на зубах.
– Куда ты планируешь сегодня меня отвести? – спросила у Серёжи Маруся, после того как расправилась с мороженым. Элегантно облизав ложечку, она положила её на тарелочку под углом в сорок пять градусов.
Сергей отпил немного кофе и, подержав во рту, насладился вкусом. Потом проглотил и ответил:
– Давай сходим на озеро, возле которого познакомились. Там достаточно тихо, чтобы я мог спокойно подучить билеты к экзамену. А для тебя там найдётся несколько пейзажей, которые отлично подошли бы для твоего портфолио. В это время года там очень живописно.
– Я не взяла с собой штатив. Поэтому пейзажи на сегодня откладываются, – сказала Маруся и улыбнувшись взяла свою чашку эспрессо, – придётся мне сегодня фотографировать тебя. Ты не против?
– Ты почти на каждой нашей встрече фотографируешь меня, – ответил Сергей, – мне кажется, что ты уже перевела на меня целые километры плёнки. Не жалко?
– Нет, конечно, – ответила Маруся. Отпив из чашки, она спросила – как дела у Марка?
Сергей нахмурился.
– Ничего нового. Но, ему лучше, чем Анюте.
– Извини, – сказала Маруся и поставила кофе на блюдечко. Теперь она чувствовала неловкость из-за своего любопытства, – мне не стоило спрашивать.
– Всё в порядке, – ответил Серёжа и усилием воли заставил себя улыбнуться, – тебе не за что извиняться.
– Мне они тоже очень дороги, хоть мы и не были близки с ними. Анюта – твоя сестрёнка, и мне бы очень хотелось, чтобы с ней всё было в порядке.
– Я понимаю, – сказал Сергей, – может пойдём отсюда?
Маруся заглянула в свою чашку – кофе оставалось на половину чашки.
– Да, пожалуй, уже можно двигаться.
– Хорошо. Тогда я схожу и расплачусь, – ответил Серёжа. Встав из-за стола он направился к стойке бара. Подойдя к ней, он обратился к официантке:
– Девушка, сколько с нас?
Официантка взмахнула длинным хвостом своих чёрных, как вороново крыло, волос и заглянула в блокнот:
– Два кофе, круассан и мороженое – четыреста пятьдесят рублей! – подняв взгляд на Сергея, она приподняла изящно подведённую чёрную бровь и вопросительно уставилась на него хитрым взглядом своих карих глаз. В них горели задорные искорки.
Сергей достал портмоне и, отсчитав банкноты, положил их на стойку.
– Спасибо, сдачи не надо.
– Вам спасибо, – радостно ответила официантка и, протянув тонкую длинную руку, взяла деньги со столешницы. Спрятав их в кассу, она снова обратилась к Сергею – приходите ещё!
– Хорошо!
Когда Серёжа вернулся, Маруся уже собралась и ждала его. Ремни сумочки и фотоаппарата обхватывали её точёную фигурку крест-накрест.
Сергей подошёл к ней и приобнял её за локоть.
– Пойдём?
– Да, – улыбнулась подруга. Она обхватила его руку в ответ. Серёжа с Марусей направились к двери.
Звон колокольчика прощально прозвучал над их головами и они вышли на улицу.
Широкий проспект был залит солнцем. Его лучи отражались в окнах домов, на зеркальных панелях офисных зданий, играли в ветвях и листьях деревьев, росших вдоль дороги.
Неподалёку, на месте недавнего ДТП, продолжали лежать осколки стекла и куски пластика. Сергей взглянул туда и напрягся. Маруся заметила его взгляд, хотела что-то сказать, но в последний момент осеклась и крепче сжала его руку.
– Ты знаешь, что Лис недавно опубликовала свою статью в журнале “Афиша”? – спросила она Сергея.
– Правда? – вежливо изобразил он любопытство, когда они повернулись спиной к месту ДТП и направились вниз по проспекту в сторону метро.
– Она называется “Сравнительный анализ языка образов в современной и классической музыке”, – улыбаясь сказала Маруся, и начала раскачивать свою ручку, которой сжимала кисть Сергея, взад-вперёд.
– Довольно странный выбор темы для журнала, который специализируется на массовой культуре и попсе. Как ей удалось продать им свой материал?
– Главный редактор является её старым другом. Они познакомились на третьем курсе института культуры. Он связал свою жизнь со средствами массовой информации, а Лис занялась дизайном интерьеров и иногда балуется фрилансом в области журналистики, когда у неё возникают интересные мысли.
– Странно, что она не стала блогером. Это было бы проще, чем продвижение своих статей через печатные издания, – вымолвил Серёжа, любуясь деревьями, растущими на фоне панельных домов, которыми был застроен проспект.
– Она искренне презирает блогерство, считая его увлечением для скучающих обывателей. К тому же, у печатных изданий есть один плюс – к опубликованным в них материалам нельзя оставить комментарий, что исключает возможность участия в глупых обсуждениях и перепалках, как это часто случается в Интернете!
– У многих газет и журналов есть свои веб-странички, где можно прокомментировать прочитанное, – возразил Сергей.
– Она их не посещает. И вообще, она почти не пользуется Интернетом, кроме случаев, когда у неё возникает необходимость скачать какую-то музыку, книгу, или редкий фильм. А так, обычно она ходит в кино, покупает пластинки, и читает книги в традиционном “бумажном” варианте.
– Какая умничка. Я бы тоже не отказался бросить сидение в соцсетях, если бы мои друзья почаще общались по телефону, – сказал Серёжа.
Они прошли мимо белого двухэтажного торгового центра, на котором были развешены вывески с рекламой обуви, одежды и кофе, и свернули в просторный переулок, зажатый между старым опрятным пятиэтажным домом из красного кирпича и современной высоткой. В переулке было тихо и безлюдно. Шум машин, проносящихся по проспекту, постепенно стихал за спиной.
Сергей и Маруся шли по узкой асфальтовой дорожке и вдыхали полной грудью тёплый весенний воздух. Его ладонь сжимала маленькую ручку Маруси, пальцы гладили нежную шелковистую кожу её запястья.
Домов постепенно становилось всё меньше. Вдали показался объёмный лесной массив. Пройдя ещё метров сто, Сергей и Маруся вышли за черту города. Повсюду, насколько хватало глаз, росли деревья, пушистые кроны которых напоминали большие зелёные облака. Над широким зелёным горизонтом раскинулось голубое весеннее небо. Его синева которого плавно переходила от желтовато-голубого в ярко синий цвет. Высоко над горизонтом, где-то в пустой безоблачной вышине висел едва различимый белый диск Луны.
III
Вагон был полон народу. Вокруг стояли молодые столичные модники, усталые женщины и офисные работники. Пытаясь сохранить равновесие во время движения поезда, люди прижимались друг к другу, качались, переставляли ноги, стремясь приобрести устойчивое положение. Серые стенки вагона были залиты рассеянным светом дневных ламп.
Он проехал всего две станции, но уже изнывал от неприятной духоты, висевшей в воздухе. Его взгляд периодически падал на рекламные плакаты, расклеенные возле окон и над входами в вагон. Там рекламировались смартфоны, операторы сотовой связи и магазины бытовой техники и электроники.
Глаза брюнета придирчиво изучали плакаты и периодически отмечали в них ошибки. Вообще, в оформлении расклеенной по вагону рекламной продукции он ощущал что-то странно знакомое.
“Такое чувство, как будто был связан с рекламой. Все эти плакаты имеют один общий ряд недостатков – кричащие цвета, неестественные контуры, безграмотное сочетание линейной графики и растрового фото. И цветовые профили не выставлены. И откуда только я всё это знаю?”
Стены тоннеля за окном сливались в бесконечные потоки размытых линий.
Поезд начал замедлять ход. За окном показался ярко освещённый интерьер станции метро. Из состава, стоявшего на противоположном пути, выходили люди и двигались в одном направлении.
Двери открылись и он вышел из вагона. Стены станции были выложены белыми плитами. Перед платформой были проходы, состоявшие из колонн. Ближе к потолку они переходили в полукруглые арки. Плоские стороны колонн были украшены красным кирпичом. Несмотря на минималистичное оформление, в интерьере чувствовались уют и спокойствие.
Взглянув на временное табло, висевшее над въездом в тоннель, он увидел, что часы показывают восемнадцать часов тридцать минут. Он поднял руку и посмотрел на наручные часы – они всё так же стояли, как и в кафе.
Брюнет вышел в вестибюль и оглянулся по сторонам. Прохожие продолжали двигаться в одном направлении, периодически задевая его и ненароком толкая плечами. В направлении их движения располагались эскалаторы.
Тёплый воздух, мягкими потоками вытекавший из тоннелей, имел лёгкий запах резины.
Несмотря на то, что он ничего не помнил, станция показалась ему знакомой. Чувство дежавю не отпускало. Его взгляд замер на сновавших вверх и вниз эскалаторах, нагруженных людьми.
“Кажется, мне туда…” – подумал брюнет и поправил на носу очки. Взглянув влево, он увидел переход на соседнюю станцию.
Некоторое время он изучал поднимавшихся по лестнице пассажиров, а затем направился в сторону эскалаторов и встал позади группы людей, ждавших своей очереди.
Люди неторопливо занимали места на эскалаторе. Через репродуктор раздавались объявления, призывавшие пассажиров быть вежливыми, уступать места старикам, беременным и пассажирам с детьми, просьбы не препятствовать движению и занимать обе стороны эскалатора.
Он выглянул из-за плеча соседа, стоявшего с краю, и посмотрел на эскалатор – люди стояли только на одной стороне.
“Похоже, придётся долго ждать, прежде чем удастся занять место”, – подумал он. Не выдержав, он обогнул толпу и быстрым шагом принялся подниматься вверх. От движения в гору его пульс участился, он снова стал ощущать духоту, только-только прошедшую после выхода из вагона.
Поднявшись наверх, он увидел три белых прохода. Через один люди заходили, черед два других выходили. Центральный проход был почти пуст. Он направился в него и спустившись по лестнице оказался на другой станции. Она была просторнее предыдущей. Пол был выложен большими плитами из чёрного гранита. Вестибюль представлял собой полукруглый свод, под которым с интервалом в два-три метра висели люстры. Через сводчатые арки, украшенные тонкими растительными барельефами, виднелись стены, украшенные серым мрамором и нависавшие над рельсами. В середине одной из стен золотыми буквами на чёрном гранитном прямоугольнике была выложена надпись “Центральная”.
“Кажется, это то, что мне нужно. Куда теперь?”.
Он взглянул на указатели. Тот, что указывал направо, сообщал, что эскалатор ведёт на станцию “Красный сад” и к выходу к Государственной Библиотеке. Левый указатель говорил о том, что там находятся улица Центральная, Каланчёвский переулок, и бульвар Никитина.
Мимо, не спеша, раскачивающейся походкой прошли двое полицейских. Брюнет ощутил мимолётный порыв и уже двинулся в их сторону, чтобы задать уточняющий вопрос, но передумал.
“Обойдёмся”, – решил он.
Станция была красивой, ему не хотелось с неё уходить. От её плит и тонких растительных очертаний на стенах несло каким-то странным спокойствием. Хотелось присесть и полюбоваться интерьером, понаблюдать за прохожими. Но, одновременно с этим, он ощущал странную нехватку времени.
Дойдя до эскалатора, он не стал ждать, пока толпа, собравшаяся у входа на лестницу, погрузится и, обогнув её, принялся подниматься вверх.
Эта лестница оказалась в три раз выше предыдущей. Дойдя до середины, он почувствовал жжение в мышцах ног. Дыхание стало тяжелее, он замедлил шаг. Теперь он двигался вверх не лёгким пружинистым шагом, а медленно переставлял ноги, как шахматные фигуры на доске, перескакивая то через одну, то через две ступеньки.
Пассажиры, ехавшие на соседнем эскалаторе, удивлённо смотрели на то, как опрятный мужчина интеллигентной наружности быстро поднимается по эскалатору. Судя по всему, в их глазах его торопливые действия выглядели нарушением этикета.
Он бросил взгляд на соседний эскалатор и увидел, что на него пристально смотрит молодой черноволосый парень в чёрных рубашке и пиджаке. Сначала он подумал, что ему показалось, но приглядевшись, понял, что тот наблюдает за ним. Почему-то от насмешливого взгляда его чёрных глаз, глубоко засевших под чёрными точёными бровями, он ощутил мороз на коже.
Оступившись, он упал, отвёл взгляд и опёрся рукой о ступеньку, пытаясь восстановить равновесие. Когда он поднялся и снова посмотрел на соседний эскалатор, то оказалось, что нахального парня там уже нет. Брюнет перевёл взгляд вниз, подумав, что тот должно быть спустился пешком, но его не было и там.
Пожав плечами, он продолжил движение. Пройдя ещё пару десятков ступенек, он поднялся наверх. Перед эскалаторами располагалась сплошная белая стена. По бокам от неё находились сводчатые арки, в которых располагались выходы к турникетам.
Он шагнул в правый проход, в который с эскалатора затекал редкий людской ручеёк.
Из-за угла несло свежестью и прохладой.
Пройдя через турникеты, он увидел вход и выход на станцию. Между ними был расположен узкий ряд торговых киосков. На противоположной стене висело несколько таксофонов, рядом с которыми стояли банкоматы.
Он прошёл мимо торгового ряда, толкнул стеклянную дверь и, выйдя со станции, ощутил холод. Лёгкий вечерний ветер ударил ему в лицо.
Небо имело всё тот же пурпурно-розовый цвет. Высоко над головой висел белый диск Луны. Теперь его очертания были ещё отчётливее.
Брюнет взглянул на Луну и снова почувствовал дежавю. Луна напоминала ему о чём-то важном. О том, что играло какую-то роль в его жизни. Он никак не мог понять, о чём именно.
Слева от входа на станцию была гранитная дорожка, которая вела куда-то вниз. Прямо перед станцией, находился проспект с двухполосным движением. Справа стоял маленький двухэтажный торговый центр. Вывески сообщали о том, что там находятся табачный магазин, банкомат, и две конкурирующие между собой американские забегаловки. На противоположной стороне проспекта, за коваными воротами, стояло здание в форме чаши, украшенное восточным орнаментом.
Всё это было до боли знакомо. Несмотря на то, что он по-прежнему ничего не помнил, сейчас он смутно осознал, что знает, куда нужно идти. В этом месте он уже был.
“Кажется, сейчас нужно перейти дорогу, а затем… повернуть направо?” – подумал он, – “Слева есть подземный переход. Можно пройти по нему, но зачем… ведь напрямую будет быстрее”.
Он посмотрел по сторонам и пару секунд колебался, но затем решился и уверенным шагом двинулся к дороге.
Машины изредка проносились по полосам, ослепляя его фарами и сверкая переливами сигнальных огней. Слева находился оживлённый перекрёсток. Машины толпились на нём, выезжали, съезжали вниз, заезжали в подземный тоннель, а за перекрёстком высились высотные дома, чьи очертания напоминали раскрытые книги.
Дождавшись, пока ближайшие машины пронесутся, а те, которые следовали за ними, остановятся на светофорах, он перешагнул через ограждение в виде тяжёлых цепей, провисавших между столбиками, и быстрым шагом пересёк дорогу.
Оказавшись на противоположной стороне, он подошёл к решетчатым воротам и долго смотрел на чашу, изучая орнаменты, которыми было украшено здание. Там располагалось посольство одной из азиатских стран. Во дворе не было ни души. На мгновение ему показалось, что здание заброшено. Прочитав табличку на воротах, он убедился что оно функционирует, а пустота обусловлена завершением рабочего дня.
Он отошёл от решётки и двинулся по направлению к перекрёстку, смутно, каким-то шестым чувством нащупывая верный путь. Проспект длинной прямой полосой уходил на закат. Солнца не было видно, только едва заметный жёлтый блеск на горизонте свидетельствовал о том, что оно там.
Обойдя угол дома, прилегавшего к посольству, он увидел дорогу, поднимавшуюся вверх и раздваивавшуюся перед пятиэтажным кирпичным домом. Его угол словно разрезал её надвое.
Пройдя ещё десять метров, он свернул налево и оказался в узком переулке, застроенном невысокими домами в сталинском стиле.
Ближайший дом был выкрашен в желтый цвет и имел два этажа. Крыша была двускатной. То тут, то там, попадались крылечки, нависавшие над входами в подъезды. Возле одного из подъездов, второго по счёту от места, где стоял брюнет, толпилась стайка молодых людей. Табличка на доме свидетельствовала, что это дом двадцать четыре по Каланчёвскому переулку. Напротив подъезда с толпившейся молодёжью стояло двухэтажное здание с широким балконом на одном из углов. На здании висело два одинаковых трёхцветных флага.
“Похоже, что это ещё одно посольство”, – подумал брюнет, – “но какое?”
Он ускорил шаг и подошёл к подъезду, возле которого курили молодые люди. На табличке, висевшей сбоку от входа, было написано “Институт Журналистского Мастерства и Мировой Литературы”.
Юноши и девушки с удивлением уставились на него.
“Конечно. Все студенты отлично знают друг друга. А я здесь чужой. Потому и смотрят так удивлённо. Пытаются понять – что я здесь забыл”.
Он подошёл ко входу. Молодёжь учтиво расступалась, пропуская его. Открыв деревянную наружную дверь, он обнаружил за ней вторую, обитую серой искусственной кожей. Толкнув её, он вошёл внутрь и оказался внутри маленького, ярко освещённого помещения. Справа от него находилась маленькая узкая лестница с деревянными перилами, слева был квадратный проход. Он заглянул туда и увидел гардеробную и столик, за которым сидела женщина. В гардеробной висела верхняя одежда студентов, и находилось несколько девушек и молодых людей. Женщина, сидевшая за столиком вопросительно взглянула на вошедшего.
– Чем могу вам помочь? – спросила она у брюнета.
Он подошёл поближе к ней и достав из кармана бумажник извлёк оттуда визитку.
– Добрый вечер, – сказал брюнет, – я совершенно ничего не помню. Похоже, что у меня амнезия. У меня нет документов, и единственное из того, что может помочь мне прояснить происходящее – вот эта визитка, которую я нашёл в своём бумажнике.
Женщина взяла карточку и некоторое время изучала её содержимое.
– Да, это визитка нашего института. Откуда она у вас? – с подозрением взглянула она ему в лицо, – вы не наш студент.
– Похоже, что нет. Но, это всё, что у меня есть. Если эта карточка как-то попала ко мне в бумажник, то значит я как-то был связан с вашим заведением, – вымолвил он.
– Эй, Марк, привет! – раздался девичий голос позади него.
– Возможно, что кто-то из ваших знакомых здесь учится, но я не помню, чтобы вы посещали наши лекции, – ответила женщина.
– Марк, ты чего? – снова раздался сзади женский голос и кто-то похлопал его по плечу.
Брюнет повернулся. Перед ним стояла девушка лет двадцати. Её внешность при всём желании нельзя было назвать правильной. Короткие толстые ножки переходили в широкие бёдра. На узкой талии сидела узкая грудная клетка с маленькой грудью. На круглом выпуклом лице выделялся большой мясистый нос, под которым был расположен маленький рот с большими пухлыми губами. Лицо обрамляли волнистые волосы, покрашенные в медно-красный цвет, а под тонкими бровями находились маленькие блестящие карие глазки, пристально изучавшие брюнета.
– Добрый вечер, – поприветствовал девушку брюнет, – мы с вами знакомы?
– Марк, ты что, прикалываешься? – переспросила девушка. Её лицо на мгновение приобрело обиженное выражение. Но, тень обиды быстро испарилась, уступив место дружелюбию. Несмотря на то, что её лицо имело неправильные черты, маленькие блестящие карие глазки выдавали острый ум и мягкий характер, присутствовавшие у их владелицы.
– Простите, но я совершенно ничего не помню. Вы меня знаете?
– Марк, ну что ты, – картинно закатила глаза девушка, – это точно не розыгрыш?
– Нет, – смущённо ответил он, – я совершенно ничего не помню, даже своего имени.
– Ну хорошо, – сказала девушка, – давай ещё раз познакомимся. Тебя зовут Марк, ты специалист по рекламе и связям с общественностью. Ты парень Анюты, моей однокурсницы. А я – Катя, её подруга. Теперь вспомнил?
“Анюта”. Это имя огненными буквами внезапно всплыло из закоулков его сознания. Анна. Такое родное и до боли любимое имя. Но, какая она, эта Анна? Как она выглядит? Он почувствовал, что в его жизни была девушка с таким именем, и он её очень любил… или любит?
– Не полностью. Но имя Анюты мне кажется знакомым. К сожалению, провал в моей памяти слишком глубок, чтобы я мог вспомнить что-то ещё, – посетовал Марк, – расскажи мне ещё что-нибудь обо мне и Анне.
Катя недоумённо уставилась на него своими красивыми умными глазами, а затем оживилась:
– Ну, тебе двадцать два года, ты отучился на маркетолога. Так как работа с магазинами тебе пришлась не по нутру, то ты решил переключиться на рекламу и пиар. С Анютой вы встречаетесь уже два года, собираетесь пожениться. Она невысокая стройная блондинка с серо-голубыми глазами. Занимается волейболом, у неё есть брат. Вы с ней снимаете квартиру в новостройке, в районе “Стадион”.
– О, здорово, Марк, – неожиданно рядом с ним и Катей возник высокий худощавый парень с длинными тёмными волосами, в оливковой куртке военного образца, светло-синих джинсах, и тяжёлых ботинках “Dr. Martens”. В его левой руке была зажата книга в твёрдом переплёте, обёрнутая в суперобложку, – чё, решил навестить Анюту? Давно тебя не было видно.
– Здравствуйте, – пожал Марк руку парня, – мы знакомы?
Парень вздёрнул брови и вопросительно уставился на Катю.
– Чё происходит? Это какой-то развод? – спросил он девушку.
– Нет, Саня, – ответила Катя, – наш милый Марк совершенно потерял память. Представь себе, он не помнит даже Анюту. Бывает же такое.
Cаня перевёл взгляд на Марка и, изображая искреннее замешательство, заглянул ему в глаза. Было видно, что его эмоции наигранны, но его артистичности можно было только позавидовать. Высокий и нескладный, но под его обвисающей одеждой угадывалось стройное крепкое тело, а худощавое лицо с впалыми щеками свободно выражало любые эмоции, которые его хозяин желал изобразить на нём.
“Ему нужно было идти в театральный”, – подумал Марк.
– Ну, хорошо, – сказал Саня, прервав повисшее в воздухе неловкое молчание, – меня зовут Саша, я однокурсник Анны. Мы изучаем журналистику и современную литературу. Я люблю тяжёлую музыку и фильмы с мрачной атмосферой. Курю Winston и презираю спорт. Впрочем, по мне это хорошо заметно. А ещё я дурачок! Ха-ла-ла-ла-ла!
Парень широко раскрыл рот, высунул язык и изобразил голосовыми связками неприличный звук.
– Саня, прекрати, – сказала Катя, – зачем ты паясничаешь? Изображаешь несуществующий идиотизм? Мы же прекрасно видим, что ты не дурак.
– Просто вы недальновидные, – парировал Саня. Но видно было, что слова Кати ему понравились. Марк готов был поклясться, что Саша испытывает по отношению к Кате странную симпатию, но глубоко прячет её ото всех.
Катя снова картинно закатила глаза и вздохнула.
– Что поделать, Марк, – молвила она, – наш юный друг постоянно примеряет на себя какие-то роли и играет их. Он считает себя трикстером.
Саня обошёл стойку гардероба, положил на неё книгу и облокотился об столешницу.
– Что ты читаешь, Саня? – спросил Марк и взглянул на обложку.
Парень перевернул книгу и Марк увидел название, набранное жирным шрифтом на фоне текстуры из фотографий, изображающих жертв войн, геноцидов и концентрационных лагерей. На обложке было написано “Плач Человечества”, автором значился некто Ив Дроссельмейер. Имя автора показалось Марку знакомым.
– Как обычно, я читаю всякую фигню. Не придавай значения, – ответил Саня и провёл раскрытой ладонью по своим длинным блестящим волосам. Было видно, что он очень гордится своей шевелюрой.
Марк взял книгу и, немного полистав её, заглянул в оглавление. Судя по всему, книга рассказывала о тёмных страницах истории человечества и рассматривала вопросы, связанные со смыслом жизни.
– Это достаточно серьёзная тема, чтобы можно было называть её фигнёй, – сказал Марк. В гардеробной было немного народа. Через квадратный проём без дверей он увидел коридор, в котором толпились студенты. На небольших танкетках сидели юноши и девушки. Одни из них читали конспекты, другие пили кофе из прозрачных пластиковых стаканчиков, третьи просто скучали и болтали.
Катя положила руку Сане на плечо и сказала Марку:
– У него есть привычка читать всё, что угодно, лишь бы это не относилось к институтской программе. Саша, зачем было идти учиться на журналиста, если ты искренне презираешь журналистику и не собираешься работать по специальности?
Саня улыбнулся и ответил:
– Мне просто нужно было откосить от армии. Всё дело в двадцать шестой справке. Если бы не она, то ноги бы моей здесь не было. Тем более, что наша богема является довольно лицемерным народцем. Называют себя высоконравственными, но на самом деле им совершенно наплевать на то, что происходит вокруг них, если это не касается их прекраснодушной тусовки, – брезгливо вымолвил Саня и скривил лицо.
Марк бросил взгляд поверх Сашиного плеча. В коридоре, примыкавшем к гардеробной, метрах в пяти от него, Саши, и Кати, сидел усатый старик в засаленном пиджаке и рваной соломенной шляпе. Он курил папиросу, выпуская клубы вонючего синего дыма. Несмотря на то, что курение в помещениях института было запрещено, ни студенты, ни преподаватели, проходившие по коридору, не реагировали на его поведение.
– Саня всегда был нонконформистом и любит говорить людям правду в лицо, из-за этого его считают дурачком, – сказала Марку Катя, – а ещё он постоянно думает о том, как осчастливить весь мир, хоть и прикидывается злыднем.
Ещё раз взглянув через Сашино плечо, Марк увидел, что старика больше нет в коридоре.
“Что ещё за галлюцинации? Я сплю?”
– Катя, где сейчас Анна? – спросил Марк.
– Вообще-то, я это у тебя хотела спросить, – сказала Катя, – мы давно её не видели. Если встретишь её, то передай ей, что мы скучаем.
– Да, – сказал Саня, – наша Аня – просто умничка. Скажи ей, чтобы не пропадала так надолго и не разбивала моё любящее сердце.
– Ты влюблён в неё? – удивился Марк.
– Нет, если честно, – ответил Саня и внезапно сник, – извини. Иногда я слишком заигрываюсь в свои шутки. Но я очень люблю её как личность и отношусь к ней с большим уважением.
Марк снял очки и, достав из кармана носовой платок, принялся протирать линзы. Ситуация начала проясняться.
Над входом в гардеробную висели электронные часы с красными световыми диодами. Цифры на них показывали время – восемнадцать тридцать. Время продолжало стоять на месте, несмотря на то, что события дня развивались.
Взглянув на свои наручные часы, Марк увидел, что они показывают точно такое же время, как и табло над входом.
– Катя, – спросил у неё Марк, – ты не знаешь адрес, по которому мы с Аней проживаем?
Девушка опустила взгляд и несколько мгновений раздумывала. Потом подняла глаза на Марка:
– Это в районе станции метро “Стадион”, улица Красной Армии, дом 1. Кирпичный современный двенадцатиэтажный дом, напротив большой красной церкви. Рядом с ним находится уютный лесопарк с круглыми фонарями.
– А ты помнишь номер квартиры? – спросил Марк и запустив руку в карман нащупал ключи. Один из них явно должен был подходить к входной двери в их с Анной квартиру.
– Дорогой, честное слово, я помню всё, но только не номер. Это квартира на шестом этаже. Справа от лифта, её дверь имеет чёрно-коричневый цвет, – смущённо вымолвила Катя, – хочешь съездить туда?
Саня снял со спины рюкзак-торбу с цветастым принтом и, раскрыв его, принялся запихивать туда свою книгу.
Марк краем глаза увидел надпись на его рюкзаке – Megadeth. Судя по рисунку, это был альбом “Risk”. Переведя взгляд на Катю, он ответил:
– У меня не так много зацепок, которые помогли бы разобраться в происходящем, – сказал он, – одна из них это визитка данного института, вторая – информация, которую ты мне сообщила. Единственное, что мне остаётся – поверить тебе на слово и проверить всё на месте.
– Обязательно передавай Анюте привет, – нежно проворковала Катя.
– Да. Скажи, что мы скучаем, – сказал Саня и, подержав правую руку в области сердца, поднёс ладонь к губам и послал Марку воздушный поцелуй. Катя укоризненно покосилась на Сашу, но ничего не сказала.
Марк надел очки. Нужно было попробовать доехать до их с Анной квартиры и попробовать поискать там следы, которые могли бы сообщить ему что-то новое о его прошлом.
Взглянув в окно, находившееся напротив стойки гардероба, он на мгновение увидел фигуру. Или движение? От увиденного у него на загривке встали дыбом волосы. Ему показалось, что он снова видит нахального молодого человека из метро. Непонятно почему, но личность этого парня вызывала у него оторопь.
“Кто это? Или что это? Почему этот человек грезится мне и вызывает у меня такие чувства?” – задал он себе вопрос.
– Ты прямо сейчас поедешь к Анюте? – вырвал его из раздумий вопрос Кати.
Марк заглянул ей в глаза и в очередной раз поразился тому, какой у неё живой и остроумный взгляд. Эта девушка ему определённо нравилась. Несмотря на свою далеко не идеальную фигуру и неправильные черты лица, она явно пользовалась успехом у мужчин.
– Наверное, – ответил Марк и поправил очки носу. Несмотря на то, что в помещение постоянно входили и выходили люди, открывавшие входную дверь, он начал чувствовать духоту.
– Тогда, привет ей, если увидишь её, – сказала Катя, – а мы пока пойдём на лекцию.
– Вы начинаете повторяться, – ответил Кате Марк, – я услышал ваши пожелания ещё в первый раз.
– Да, повторяемся. Просто мы немного долбанутые! – сказал Саня и, закончив завязывать свою торбу, накинул одну из лямок на плечо.
Подойдя к Марку, он протянул ему руку:
– Давай, дружище. До встречи!
Марк пожал протянутую ему ладонь:
– До свидания, Саша!
Катя подошла поближе к Марку и, встав на цыпочки, чмокнула его в щеку. Её поцелуй оказался неожиданно лёгким и нежным.
– Счастливо, дорогой!
Затем она взяла Саню под руку и направилась с ним в коридор, где сидели молодые люди. Перед тем, как скрыться в проёме, она махнула Марку на прощание рукой.
IV
Маруся поймала Сергея в объектив своего фотоаппарата и нажала на спуск. Затвор открылся на долю секунды, луч света проскользнул сквозь лепестки диафрагмы и упал на плёнку, запечатлев на ней изображение молодого человека.
Серёжа перевернул страницу, откинул со лба светлую чёлку, и взглянул на Марусю:
– Ты собиралась снимать пейзажи и опять фотографируешь меня.
Девушка опустила фотоаппарат и подошла к Серёже, сидевшему под большим дубом. Он читал ответы на экзаменационные билеты. Рядом с ним лежали сумочка Маруси, его рюкзак, и белая ветровка. Синяя футболка с изображением яхты и якоря плотно облегала его плечи.
– Вообще-то, я фотографировала именно пейзаж. Дерево, рядом с которым ты сидишь, расположено на одной из линий, по которой строится композиция, а ты её дополняешь. Когда я проявлю плёнку и напечатаю снимки, ты увидишь, что кадр уравновешивается озером, находящимся слева от дерева, и облаками, парящими над горизонтом.
Маруся немного помялась и спросила:
– Какие у тебя сегодня планы на вечер?
– В четырнадцать часов у меня лекции в институте. Потом мне нужно заехать домой к Марку и забрать оттуда Анютины вещи.
– Жаль, что так получилось. Они были очень красивой парой.
Серёжа сдвинул брови и, смочив языком палец, перевернул очередную страницу.
– Ничто не вечно. Даже любовь когда-нибудь заканчивается.
В парке стояла безветренная погода. Ветви деревьев переплетались между собой, образуя причудливые узоры на фоне ярко-синего неба. Лучики солнца пробивались через дубовые заросли, отбрасывая тени на лица Серёжи и Маруси.
Маруся чуть-чуть приподняла подол своего платьица и сдвинув коленки села рядом с Сергеем. Он посмотрел на её профиль. Взгляд Маруси был рассеян и направлен на корни близлежащих деревьев. Радужная оболочка её больших зелёных глаз казалась прозрачной, как огранённый изумруд.
– Я иногда думаю о том, что занимаюсь не тем делом, – тихо вымолвила Маруся.
Сергей оторвался от конспекта, который принялся было читать, и удивлённо взглянул на неё:
– Почему?
– Моё творчество стало слишком коммерческим. А любая коммерция убивает искренность. Мне кажется, что если бы я пошла работать в офис, а по вечерам рисовала картины или снимала пейзажи ночного города, это было бы более честное творчество, чем те работы, которыми наполнено моё портфолио.
– Помнится, ты говорила, что несколько лет назад вообще не верила в фотографию как в искусство. А потом вдруг нашла какой-то стимул для творчества, и теперь тебя невозможно разлучить с фотоаппаратом. Иногда мне кажется, что ты даже спишь с камерой, – сказал Серёжа и погладил её по шее.
– В наши дни действительно стало много фотографов, все достижения которых опираются на фильтры графических редакторов. Если убрать из их работ компьютерные эффекты, то они лишатся львиной доли атмосферы и красоты. Но, мне попался человек, который занимался фотографией, имея за плечами академическое художественное образование, – ответила Маруся, и подняв с земли камешек, кинула его в растущие напротив неё кусты.
– Ты никогда мне про это не рассказывала, – сказал Серёжа, продолжая гладить её по шее. Распечатка с билетами теперь лежала рядом с ним на земле. От волос Маруси приятно пахло лавандой.
– Это случилось ещё до нашего с тобой знакомства. Мы познакомились с ним через Интернет. Один из виртуальных друзей добавил меня в чат, где сидели субкультурщики и любители чёрного юмора. Один из тамошних обитателей увлекался насекомыми и постоянно их фотографировал при помощи дешёвой зеркалки, реверсивного кольца, и штатива. Основная часть его работ представляла собой макро-фото, на которых были запечатлены насекомые. Но, они были лишь поводом. Главным в его работах были красивые оптические дефекты и цветовые аберрации, которые вызывали у зрителя целую гамму чувств. Он почти не пользовался Фотошопом, кроме тех случаев, когда нужно было настроить цветовые профили для печати или публикации фотографий в Интернете. А веру в фотографию как в искусство мне вернула одна его работа, где красивая композиция была выстроена при помощи границ кадра и палки, торчащей на фоне вечернего неба, – промурлыкала Маруся и повернулась к Серёже. В её ласковых глазах плескалась ностальгия.
Серёжа взял Марусю за руку и принялся гладить её по ладони кончиками пальцев.
– Как можно выстроить композицию при помощи одного объекта?
Маруся ответила:
– Важно правильное расположение объекта в кадре. Любая композиция строится по линиям, которые делят кадр или холст на девять одинаковых частей. Ошибка начинающих фотографов заключается в том, что они любят располагать самый интересный объект в центре кадра или заваливать горизонт. А для того, чтобы изображение как говорится “играло”, желательно размещать главный объект съёмки на одной из линий или их пересечении. Таким образом, чтобы оно было несколько смещено. В принципе, основы композиции и перспективы это тема для целой лекции. Сейчас мне было бы трудно это объяснить, не имея под рукой наглядных пособий по искусству.
– Я с удовольствием послушаю, – сказал Серёжа. Он обхватил своими пальцами ладонь Маруси. Та сжала его руку в ответ.
– У нас не так много времени, ты морочишь мне голову, – улыбнулась она, – если проводить какие-то аналогии, то я бы сравнила фотографию со скульптурой. В ней, конечно, применяются те принципы, на которых основана живопись, но в корне она ближе к скульптуре – если скульптор в своём творчестве отсекает от камня всё ненужное, то задача фотографа заключается в отсечении всего ненужного от объектов, которые он видит в окружающем мире. Только его инструментом является не резак, а объектив. Когда у меня ещё не было цифрового фотоаппарата, позволяющего тренироваться без ограничений, а снимать на плёнку я не умела, я носила с собой рамочку от диафильмов и иногда разглядывала окружающий меня мир через неё, откладывая у себя в голове основы для будущих сюжетов.
Маруся подняла с земли ещё один камешек и ловко бросила его в сторону раздвоенного дерева, попав между расходящимися стволами. Некоторое время они с Серёжей сидели молча.
Взглянув на дерево, Серёжа увидел белку, которая отрывистыми движениями перемещалась по ветвям. Заметив Серёжин взгляд, белка остановилась и уставилась на него блестящими бусинками своих маленьких чёрных глазок.
Его вырвал из раздумий голос Маруси.
– Серёжа, ты когда-нибудь думал о смерти? О том, что однажды всё это, – она подняла руку и обвела ей окружающее, – всё это закончится? Что нас ждёт дальше, после того, как мы умрём? Там что-нибудь будет?
Вопрос Маруси завёл его в тупик. Несмотря на имеющуюся у Сергея систему взглядов, он никогда по-настоящему об этой теме не задумывался.
– Я стараюсь об этом не думать, – ответил он, – жить одним днём, так как прошлого уже нет, а будущее ещё не наступило.
– Ты веришь в Бога? – спросила его Маруся?
– Сложно сказать, – сказал Серёжа, – я был крещён в детстве, но никогда не жил религиозной жизнью. И Бог для меня это скорее некая духовная сила, управляющая материей, пространством, и живыми существами, чем кто-то персонифицировнный.
– Ты не боишься умереть? – Маруся в упор смотрела на него, крепко сжимая его ладонь своими тонкими пальчиками.
– Просто не думаю об этом, вот и всё.
Маруся подняла ещё один камешек и бросила его в кусты, сбив с ветки листик.
– Я часто думаю о смерти, и одной из причин, по которой я увлеклась фотографией, является постоянная память о ней. В окружающем нас мире много всякой красоты, я стараюсь зафиксировать её, чтобы в постоянно меняющемся пространстве остались запечатлёнными хоть какие-то моменты, – вымолвила она, – представь себе – однажды не станет тебя, меня, а результаты нашего творчества останутся.
– Ты оптимистка, – ответил Сергей, – картины и рукописи так же подвержены разрушительному действию времени, как и мы.
– Но, произведения искусства, литературы, и музыкальные сочинения, как ты можешь видеть на примере классиков, переживают столетия, – парировала Маруся.
Сергей снова взял в руки распечатку и принялся перелистывать страницы:
– Чтобы стать классиком нужно обладать выдающимися качествами, которые смогут выделить человека на фоне других творческих людей, – заметил он.
– Я не претендую на звание классика. Надеюсь на то, что моё творческое наследие сможет прожить хотя бы на мгновение дольше, чем я. Научить людей чему-то хорошему, – смущённо сказала Маруся.
– В принципе, фотография может многому научить людей. Прежде всего, она является окном в мир безупречной эстетики. Но, чтобы создать что-то вечное, тебе придётся поменьше фотографировать меня, – улыбнулся Сергей.
Маруся широко раскрыла глаза и ткнула Серёжу в бок своим маленьким кулачком:
– Сволочь! – засмеялась она, осознав смысл Серёжиных слов после секундного замешательства, – это же ради тебя!
Сергей усмехнулся и снова отложил распечатку с билетами:
– Ты хочешь сохранить меня для потомков? – обнял он Марусю за талию.
– Да, – тихонько ответила она. Её распущенные светлые волосы красиво обрамляли её лицо. Сергей ощутил желание поцеловать Марусю.
– Как это мило, – ответил Серёжа и, плотнее обхватив её за талию, притянул Марусю к себе.
V
Несмотря на солнечный полдень, в храме царил полумрак.
Сквозь цветные полупрозрачные стёкла витражей в зал проникали лучи света, узкими полосками падавшие на пол и высвечивавшие извилистые узоры, выложенные на каменном полу кусочками разноцветных плиток.
Мама подошла к иконе Николая Чудотворца и поставила две свечки за здравие. Затем закрыла глаза и молча помолилась, прося святого о заступничестве.
В это время в церкви было немноголюдно, только несколько старушек и пара молодых женщин, пришедших на обеденную службу, да храмовые служки ходили то тут, то там.
На улице было жарко, но каменные стены храма сохраняли приятную прохладу. В воздухе пахло ладаном, воском, и маслом для лампад.
Решение зайти в храм мама приняла спонтанно, оно не входило в её планы. Так совпало, что церковь стояла рядом с местом её работы. Всё утро она думала про Анюту и отказ Сергея навестить её.
Придя на работу она сначала принялась разбирать документы, сделала пару звонков, а затем почувствовала себя совершенно разбитой. Налила себе чашку кофе, села и начала смотреть в окно, рассеянным взглядом изучая верхушки деревьев, окна домов, и линию горизонта, расплывававшуюся в тёплом воздухе.
За два года работы в компании она даже не подозревала о том, что поблизости находится храм, и когда её взгляд случайно выцепил его среди похожих один на другой панельных домов, приняла решение посетить это место во время обеденного перерыва.
Она помнила, что с самого детства Сергей нежно любил свою сестру и никогда не давал её в обиду, поэтому его решение отказаться от визита было неожиданным для неё.
Конечно, это было его право. Она вполне допускала, что у него могут быть свои дела, но в сложившейся ситуации шансы его шансы увидеться с ней таяли с каждым днём.
Под сводами храма раздавался голос священника. Служба была уже закончена. Батюшка вёл проповедь.
Мама поправила на голове платок и подошла поближе. Белый платок и синий офисный костюм с мини-юбкой и белой блузкой – более дурацкого сочетания не придумать для посещения храма. Ей было всё равно.
– …некоторые из нас считают, что смерть это конец и после неё ничего не будет. Такой взгляд очень удобен для тех, кому важнее богатство, удовольствия и материальное преуспевание. Эти люди считают, что материя является единственным мерилом ценности. Разменявшие дар вечной жизни на сиюминутные удовольствия, они слепы и не ведают о том, куда идут. Они не чувствуют и не видят, они не верят. Но у каждого в жизни однажды наступает момент, когда приходится осознать свою смертность, увидеть что всё то, что составляло смысл и ценность в его жизни – не более, чем иллюзия, – говорил священник. Редкие в этот час прихожане стояли вокруг него. Поверх чёрного одеяния, накинутого на худое старческое тело, висел на цепочке большой крест из серого металла. Седая борода прикрывала грудь, а длинные густые волосы были собраны в пучок на затылке, – всё в этом мире преходяще – богатство, слава, красота. Желая обрести опору в проявленном мире, мы подобны утопающим, которых затягивает в болото, из последних сил цепляющимся за рыхлую почву вокруг зыбучей трясины.
Мама слушала священника и отрешённо смотрела на иконостас. В глазах людей, изображённых на иконах, читались покой и безмятежность. На мгновение ей захотелось остаться тут, никуда и никогда больше не выходить. Забыть про дом, работу, про Марка и Анну, про Серёжу и Марусю, и остаться тут, чтобы вечно ощущать эту безмятежность, которой были напоены стены храма.
– …смысл жизни в том, что она заканчивается. Представьте себе, что каждый из нас мог бы жить вечно на земле. Это была бы ужасная жизнь. Человек это существо духовное. И все удовольствия, которые мы испытываем, даже те, что мы получаем от земных плодов – следствие нашей духовной жизни. Даже самый закоренелый атеист и безбожник живёт духовной жизнью. Они могут отрицать это, не осознавать этого, но в глубине души всегда будут это чувствовать. Только перед лицом смерти мы начинаем осознавать ценность жизни. Лишь зная о том, что цветок со временем увянет, мы способны оценить его красоту во всей полноте. Тот, кто помнит о смерти, имеет шанс прожить свою жизнь достойно, потому что перед её взором отступают все обиды и разногласия. Все противоречия уравновешиваются одним этим парадоксом. Поэтому тот, кто всегда помнит о смерти – уже пробуждён от сна тварной жизни. Лишь посмотрев ей в глаза, мы понимаем что истинно, а что преходяще, – сказал священник и вытер пот со лба. Несмотря на царившую в храме прохладу, ему было нелегко.
Мама никогда не была особо религиозной. Её, как и Сергея, родители крестили в детстве, но до сорока лет она жила светской жизнью, пока пережитое несчастье не ввергло её в отчаяние, заставив искать утешение во всём, даже в давно забытой ею религии, символ которой она носила на протяжении последних лет как украшение. Тем не менее, она читала истории о святых отцах, и сейчас ей вспомнился Иоанн Кронштадтский, всю свою жизнь отдавший служению людям. Почти не спавший, не евший, чей день постоянно занимали богослужения, благотворительность, посещение больных, преступников и отчаявшихся. Именно он сейчас пришёл ей на ум, когда она увидела как священник устало вытирает лоб, ведя свою проповедь.
Взглянув на людей, окружавших священника, она увидела на их лице спокойствие, любовь и безмятежность, такие же, как и у святых на иконах. Но, она понимала, что всем им, и ей в том числе, далеко до святых.
“Вот, зачем они сюда приходят”, – подумала мама, – “не потому, что одиноки. Не потому, что им некуда пойти. Просто они понимают больше, чем мы. А я не понимала”.
В этот момент ей захотелось заплакать. Всю жизнь она была сильной, успешной, уверенной в себе, и вдруг весь её тщательной выстроенный мир рухнул в одночасье. И оказалось, что то, что она считала источником своей силы, является слабостью, а то, что принимала за слабость, являлось источником силы.
Она прислонилась спиной к колонне и взглянула под купол храма. Через узкие боковые окошечки в его гулкое пространство проникали лучи света и яркими пятнышками играли на фресках, которыми были расписаны его стены.
Священник продолжал говорить, рассказывая о смысле жизни и бренности бытия, но мама больше его не слушала, а лишь отрешённо смотрела на то, как свет вырисовывает узоры на фресках. В одном из окошек купола она увидела край белого облачка на синем небе.
Через некоторое время она взглянула на часы – время обеда подходило к концу. Она выпрямилась, в последний раз посмотрела на священника – старушки всё так же окружали его и слушали проповедь. Потом развернулась и направилась к выходу из храма. Тяжёлая дверь медленно захлопнулась за её спиной.
Мама вышла под яркое весеннее солнце и взглянула в небо. Там неподвижно висели пухлые кучевые облака, а высоко над головой виднелся бледный диск Луны, словно изваянный из белого мрамора.
VI
Он долго стоял перед дверью подъезда, не решаясь войти. Узкая двенадцатиэтажная высотка из жёлтого кирпича торчала в ночном небе как кость. Стеклянные глазницы её окон уже погасли. Улица была безлюдной. Лишь ветви деревьев тихо шептались на ветру в бледном свете фонарей.
Поначалу он чуть не заблудился. Выйдя из метро, он зашёл в городской лесопарк и долго блуждал среди деревьев. Как назло, вокруг не было ни одного прохожего. Но, интуиция и постоянное чувство дежавю помогали ему найти верный путь.
Табличка на доме извещала о том, что здание расположено на улице Красной Армии, под номером “один”. Дом всем своим видом напоминал большую единицу, торчащую среди старых хрущёвок. Он резко выделялся на фоне застройки микрорайона. Только красная церковь, утопающая в листве лесопарка, создавала равновесие между собой и высоткой.