Читать онлайн Высоко-высоко

Механический конь

– Ну, с новосельем!

Незнакомый огромный мужик с кудлатой бородой без спросу вошел во двор, открыл дверь дома и теперь стоял у этой двери. Рыжеволосый мальчишка и его сестра, худенькая девушка с аккуратными косичками, удивленно смотрели то на него, то на отца, которого оклик застал на чердачной лестнице.

– Благодарим, – спокойно ответил отец. Он спустился и подошел к незваному гостю.

– Хороший дом ты купил, добротный, – продолжал мужик, оглядывая стены так, будто это он был здесь хозяином.

– Я его не купил, и ты это знаешь, – ответил жилец. – Я рассказывал тебе и твоим товарищам: это Кеннет, сын вашего богача, его приобрел и сдал мне на месяц. Отсюда мне легче добираться…

– До города, да-да, где ты жить будешь, – произнес мужик и вдруг захохотал.  – Ну, добро же…городской житель!

Он развернулся и вышел, чуть не сбив с ног женщину. Остановился, не таясь оглядел ее одежды, как только что делали сельчанки на местном рынке, покривился и ушел.

– Что ему было нужно? – женщина быстро вошла в дом и начала раскладывать купленную еду. Мальчишка подбежал и ухватил кусочек сыра, его сестра принялась помогать матери.

– Я не понимаю, – покачал головой мужчина. – За эти два дня меня уже столько раз переспрашивали, кто я, зачем я приехал и что собираюсь делать. Я честно ответил на все вопросы, и вот опять…может, они мне не верят?

– Похоже на то, – женщина пожала плечами.  – Инги, сходи на двор, вымой овощи… Да, странные здесь люди. Но в городе жить мы пока не можем, а ближе этого селения к городу ничего нет.

Убедившись, что Инги вышла, а брат увязался за ней, женщина тихо спросила:

– В последний раз прошу тебя мне ответить: Эрл – точно надежный человек?

– Разумеется, – кивнул ей муж.  – Я ему верю как себе. И вот что я забыл сказать: если я доработаю наш новый механизм и Эрлу удастся его продать – то мы сможем переехать гораздо раньше, чем через месяц. Эрл и сейчас готов был нас принять у себя в доме, но живет он небогато, и только вдумайся: шестеро детей!

– И все живы и здоровы, вот счастье-то, – улыбнулась жена. – И что он делал бы, если б не они? Так и считал бы свои изобретения ребяческой забавой.

– Да, начинал-то он с игрушек, это точно. Но это чудо, что одна из игрушек попалась на глаза путешествующему придворному, а потом и королю! Эрла, кстати, зовут в столицу. Переедет, а я буду в городе его правой рукой.

– Ну, руки-то у тебя и свои есть, – засмеялась жена.

– Сначала надо – как это Кеннет назвал – развернуться, вот! А там и посмотрим, сколько я буду работать на Эрла, а сколько на себя. Он не жадный и не злой, только рад, когда я делаю что-то из своих задумок.

В дверь вбежал растрепанный сын:

– Папа, папа, мой железный конь в лужу ускакал! Он не сломается?

– Вытри его насухо и неси сюда. Главное – не вздумай играть тем, что у меня на полке рядом с верстаком, а то не видать нам города как своих ушей, – строго выговорил отец.

– А мальчишки не хотят со мной играть и говорят, что таких коней не бывает, – насупился мальчик.

– То есть как – не бывает? – мать провела рукой по лицу, будто паутинка прилипла к ее губам. – Вот же он, скачет! Они разве слепые?

– Нет, не слепые, видят. Но говорят, что такого не бывает.

Мать и отец переглянулись.

***

– Папа, там тебя опять тот страшный мужик спрашивает, – шепотом сказала Инги, вжавшись в стену.  – И еще он смотрит так странно на нас с мамой каждый раз.

– Дорни, снова? – потемнел лицом отец.  – Он что – что-то посмел сказать тебе или матери?

– Его жена говорит, что мы неправильно одеваемся. Не так, как в этом селе. А он – не знаю, чего хочет.

– Пусть своей теще командует, – подал голос братишка из-под стола. – Инги врет, Дорни ей говорил, что она не так одевается, не так разговаривает и вообще дерет нос, и другие мужики ржали. Папа, твоя новая кошка опять мышку не отпускает! Где подвинтить?

– Сейчас подвинтим. Ты, Иржи, про тещу-то взрослым не говори шуток, нехорошо. Так когда это было?

– А я уже сказал это Дорни.

– А он? – ахнула Инги.

– А он не догнал, – хихикнул Иржи. – Папа, положи молоток, я же сказал – подвинтить надо, а не забить, молоток не поможет!

– Не поможет, – сквозь зубы процедил отец и вышел из дома.

– Слышишь, сосед, – через изгородь начал Дорни, как только жилец дома появился на улице. – Ты почему ничего не сажаешь-то?

– Я объяснял много раз: я скоро уезжаю. А…

– Да-да, уезжаешь, – ухмыльнулся Дорни.  – Конечно. Ты сажал бы, не выделялся, а? А то смотри, людям не нравится, когда новенькие приезжают, да еще и живут не как все. Как бы чего не вышло.

– Это что же выйдет-то? – шагнул к нему отец.

– Да всякое бывало, всякое, – Дорни сплюнул сквозь зубы и побрел по улице.

Отец направился к калитке, но на его плечо легла рука жены. Он резко обернулся.

«Мы скоро уедем», – одними губами, беззвучно, сказала женщина.

***

Наутро, еще до света, отец отправился в город, забрав с собой всё, что удалось смастерить за последние дни. Вернулся он поздно, и сразу после него в дом вбежал Иржи – с синяком, но довольный.

– А я их палкой, – пояснил он.  – Всем досталось. Эти дураки говорили, что все я вру, что никогда мы не уедем ни в какой город, что никто из сельских туда уехать не может. Что мой отец небось пьяница, раз огород не сажает, и мать тоже.

– Что ты такое говоришь родителям! – ахнула Инги.

– Правду говорю, а то вдруг они думают, что их тут любят, – шмыгнул носом Иржи. – Ну я там всех  и… палкой.

– Что теперь будет… – Инги схватилась за голову.

– А ничего не будет, – беззаботно ответил брат. – Они уже пожаловались родителям. А папаши отмахнулись, подумаешь, говорят, мелюзга дерется.

Инги всхлипнула. Отец было сделал шаг к двери, но его опередила жена:

– А давай, дорогой, сначала посмотрим, что тебе сегодня передали от Эрла?

– Вряд ли что стоящее, – устало сказал отец. –  Эрла не было, говорю же, его помощник принимал и вот это с собой дал.

Иржи уже разворачивал сверток.

– Папа! – вдруг завопил мальчишка так, что сестра взвизгнула. – Смотри! Де…

Он сам закрыл себе рукой рот и продолжил шепотом:

– Деньги! А тут письмо! Читайте скорее, я же не умею!

Отец и мать бросились к свернутому листу бумаги и молча прочли написанное. По лицу женщины потекли слезы.

– Что – уезжаем, да? – радостно спросил Иржи. – Немножко жаль, я с Тонни успел подружиться.

– С Тонни, говоришь? – задумчиво протянула мать.  – Знаешь, сын, беги-ка к нему. Отнеси ему в подарок что-нибудь из того, что вы с отцом вчера мастерили, и попроси его отца – Кори, кажется, его звать? – помочь нам. Да и старшего сына пусть с собой зовет. Лишние руки не помешают. Хоть и мало мы нажили, а все же собраться – дело небыстрое.

***

– Ох и обустроились вы, ох и обустроились! – восторгался Кори, оглядывая убранство дома, которое в полумраке, при свечах, казалось сказочным. – А ведь и полугода не прошло, как уехали! Рукодельницы у тебя в доме, ох рукодельницы, и помощника вырастил отличного! Работать много приходится?

– Не больше, чем на земле, – развел руками хозяин и быстро погрозил пальцем хихикнувшему Иржи. Иржи посидел спокойно всего минуту, потом подполз к столу, запустил по его поверхности металлическую мышку с писком и, пока гость восхищался, стянул со стола пару диковинок – настоящих конфет, впервые купленных отцом ради встречи. А Инги, попытавшейся его остановить, он состроил рожу, надув щеки: девушка и впрямь в последнее время немного располнела, что ее очень красило.

– Что б я без тебя делал! – продолжал Кори, аккуратно, будто боясь раздавить большими руками, принимая из рук хозяйки чашку чая. – Я ведь посмотрел на всё это безобразие, что Дорни с дружками творил, как он на вас народ науськивал, – да и сам уехал. Недалеко, правда, в другое село. Городского-то я ничего делать не умею, на земле только. Люди там хорошие оказались, еще и помогли на первых порах. Стыдно сейчас, что ни слова поперек не сказал я тогда Дорни и его банде, а понимаю, что переедь я сейчас обратно – и опять струшу. Эх…

– Да ладно, дядь, – ободряюще заявил Иржи, размазывая по щекам конфетную начинку. – Бывает. А Дорни ваш – гад!

– Дорни с ума сошел, – объявил Кори и допил чай до конца.

– Как? – ахнули в один голос хозяйка и ее дочь.

– А вот так. Он же в те дни всё ходил и говорил: вот семейка врунов приехала, придумывают, будто в город уедут, кому они там нужны… ну, сами знаете, не буду ж я повторять. От слова «город» его прямо трясло. Мечтал ходил, как вы будете голодом да холодом в доме сидеть, а он – приходить и бранить, вот-де, надо было как все, без фантазий… Каждый вечер в кабаке про это говорил.

– Так он так и не поверил нам? – ахнула Инги. – Какой странный человек.

– Нет, не поверил, и другие его слушали. Ну, не все, конечно, но ослов хватило. А тут приходит к вам – а дверь ему Кеннет открывает. Куда, говорит, прешь в мой дом, купить хочешь – так деньги сначала покажи. Дорни спрашивает: а где эти, что здесь были? Уехали в город, тот ему говорит. Вот тут-то Дорни и прихватило. Сначала молчал, сидел в кабаке и пил. А потом ходил по селу и только, как бабка старая, причитал: «Уехали! Уехали! В город уехали!» Взгляд безумный, борода клоками, страшный. Баба от него сбежала куда-то к родне. Народ смеялся, что, дескать, говорят, в городах больницы какие-то для дураков стали строить – так что и Дорни скоро в город уедет. Где он сейчас – не знаю. Ушел куда-то. А может, и впрямь поймали да в такую больницу отправили.

– То вместе с ним смеялись, то над ним смеялись. Правильно вы уехали, – тихо отозвалась Инги при всеобщем молчании.

– То-то и оно, – неопределенно ответил Кори.

Иржи обернулся к родным. У матери в глазах застыли слезы, Инги качала головой, отец смотрел куда-то в сторону.

– Ну вот загрустили, нашли кого жалеть, – грубоватым, не своим голосом вдруг сказал мальчишка. – Идемте, дядь, я вам лавку нашу покажу. Таких лавок во всем государстве всего две: у дяди Эрла в столице, сам король там бывает, да у нас тут. Из других городов уже приезжают! Ключи у меня есть, отец доверяет, я же его помощник. Я и открою…тьфу, пропасть! Надо ж так споткнуться, как оно здесь очутилось, чуть ногу не сломал!

Иржи пошарил по полу рукой и поднял что-то. Четыре пары рук протянулись к нему.

Это был механический конь. Грубо собранный, плохо обработанный от ржавчины, тот самый игрушечный конь, что когда-то в селе ускакал из рук мальчика в лужу.

Хорошая погода

Сирил не хотел ни каши, ни тостов с вареньем, ни сладкого чаю.

Он хотел на улицу.

Ночью ему не спалось, он ворочался с боку на бок долго-долго. Все думал, как быстро наденет майку, шорты, сандалии, улизнет от бабушки, которая так и норовит расчесать его отросшие вихры, и помчится во двор, к Лили-Марии. Потому что Лили-Мария вчера улыбнулась во все свои молочные зубы, среди которых, впрочем, уже было целых четыре коренных, и спросила:

– А завтра ты выйдешь играть?

Лили-Мария была самая лучшая. У нее были самые лучшие глаза, самые лучшие носочки и туфельки, самый лучший бант, который постоянно падал с ее головы, когда они лезли на дерево или катались на качелях.

Сирил мечтал ей что-нибудь подарить. Но что? Разве что незаметно набрать с собой конфет? Он бы отдал девочке все свои игрушки – но она не любила машины и роботов. Кукол она, впрочем, тоже не очень жаловала, ей больше нравилось играть в мяч. Когда Сирил вопил «гоооол!», как в телевизоре, она прыгала и хлопала в ладоши.

И куда же бабушка спрятала от него все конфеты? Надо бы поискать.

Вчерашний вечер был очень необычным. Сначала испортилась погода: среди жаркой весны вдруг подул холодный ветер, и бегать в майке стало холодно. Потом бабушка не пришла к нему в детскую перед сном. Печенье с молоком уже стояли на столике, а ее не было. И не было ее обычной сказки.

Сирил осторожно, на цыпочках, прокрался к бабушкиной комнате, заглянул в приоткрытую дверь и увидел невероятное.

Бабушка, в своем старомодном платье с высоким воротничком, с ниткой бус и шпильками в высокой прическе – сидела на полу. Это было невозможно.

Но самое невозможное было впереди.

Бабушка что-то искала!

Сирил едва не вскрикнул. Его бабушка не могла ничего потерять! Никогда и ни за что. Когда что-то пропадало – все звали бабушку. Чаще других звал Сирил, конечно. Бабушка находила носок под шкафом, карандаш под стиральной машиной, книгу в холодильнике, а также стащенные и спрятанные внуком конфеты. Больше пяти минут ей понадобилось лишь однажды – когда у Сирила пропал щенок. Глупый лопоухий комочек, только накануне подаренный мальчику на день рождения, сорвался с поводка, скользнул между прутьев первой же ограды и убежал, а Сирил остался громко рыдать посреди улицы. Родители долго искали питомца, а потом позвонили бабушке. Через двадцать минут бабушка уже выходила из такси и принимала в объятия зареванного до неузнаваемости внука. А еще через двадцать минут она входила в их дом с торжествующей улыбкой и с щенком под мышкой. Щенок сидел смирно. Он знал, что с бабушкой спорить не нужно.

Сирила нередко оставляли с бабушкой. Мальчик знал: в этом доме его всегда ждут сладкий пирог, печенье с молоком на ночь и совершенно незыблемый порядок.

Но сейчас – сейчас бабушка сидела на полу, а вокруг нее было разложено содержимое всех полок ее столика, и она перебирала и перебирала вещи. Что же такое она могла потерять? Если бы не Лили-Мария, Сирил мучился бы этим вопросом до утра. Но благодаря Лили-Марии он не спал совсем по другой причине.

Утром Сирилу быстро наскучило смотреть на завтрак, а бабушка все не приходила. Он, как и вечером, на цыпочках дошел до ее комнаты и постучал.

– Да-да, внучек, ты покушал? Вот и молодец, – рассеянно отозвалась бабушка, которая на этот раз переставляла книги на полках и заглядывала за них.  – Я выйду на улицу, на задний дворик. Пойдешь погулять?

Бабушка никогда не выходила утром на задний дворик. Для этого всегда было свое время. Ну чудеса!

Она вышла из комнаты и – новое чудо – оставила ее незапертой.

Сирил подождал минутку и нырнул в дверь. Он огляделся и уверенно двинулся к одному из шкафов, открыл дверцу и достал небольшую резную шкатулку.

Шкатулок было несколько, и они являлись самыми сокровищными сокровищами на земле. В тех, что побольше, лежали ожерелья и бусы, браслеты, серьги. Несколько раз бабушка разрешала их посмотреть, и Сирил играл, будто он пират, нашедший сокровища. Вот это многослойное ожерелье с цепочками, яркими камнями и слоновой костью – оно, конечно же, из Индии, и туда доплывали корабли Сирила, повелителя морей. А вот эти бусы – африканские… Вот бы Лили-Мария могла прийти сюда! Можно бы было поиграть в похищение дочери индейского вождя, например. Но нет: Лили-Мария, наверное, сама захотела бы быть пиратом.

Маленькая шкатулка была доверху заполнена кольцами. Сирил радостно уселся с ней на пол и высыпал украшения на ковер. Чего тут только не было! Маленькие и большие камни в великолепных оправах, и каждое кольцо совсем не такое, как остальные. Это кольцо похоже на цветок, а это – на мост над речкой. Сколько их! Бабушка, наверное, и не заметит, если какое-то из них пропадет, несмотря на всю свою любовь к порядку, кто же может запомнить такое количество.

И Сирил понял, что он подарит Лили-Марии.

Бабушка же не жадная. Если бы она хорошо знала Лили-Марию, она и сама, наверное, подарила бы ей и кольцо, и ожерелье из слоновой кости, и позволила бы ей брать сколько угодно конфет.

Сирил начал перебирать кольца. Это не годится, оно с черным камнем и какое-то мрачное. Это уж больно тяжелое. Это тусклое.

Одно кольцо, похоже, откатилось дальше всех, аж под шкаф. Сирил залез за ним, чуть не стукнувшись макушкой, и рассмотрел. Оно было из цельного камня, гладкое снаружи и шероховатое внутри, цвета темной глины, с вкраплениями – крупными зелеными, как весенние клейкие листочки, и маленькими облачками серого и желтого цвета. Серо-желтые особенно понравились ему, потому что такого цвета были глаза Лили-Марии.

Он положил кольцо в карман, быстро собрал остальное в шкатулку и поставил ее на место. Затем понял, что проголодался, быстро помчался на кухню и съел все до последней крошки. Тут и пришла бабушка.

Бабушка имела все тот же растерянный вид. Сирилу даже стало немного страшно.

– Внучек, – сказала бабушка, – там из соседнего дома вышла девочка в красивом платье, та, что недавно приехала, и тебя спрашивает. Сходи, погуляй. Только курточку накинь: похолодало сегодня!

Сирил быстро сбегал в свою комнату переодеться, сделал вид, что не расслышал про курточку  – какой же мужчина боится холода! – и выскочил на улицу.

Лили-Мария уже была там.

– Где же ты был? – нетерпеливо спросила она.  – Я уже в садик вышла и твоей бабушке сказала, что тебя жду!

– Прости, – смущенно ответил он. – Не обижайся, я тебе подарок принес.

– Подарок? – Лили-Мария всплеснула руками. – Какой?

Сирил от волнения никак не мог попасть рукой в собственный карман. Наконец ему удалось достать кольцо.

– Ой какое! – радостно вскрикнула девочка. – Только оно большо-ое…

– А ты его на два пальца надень, – посоветовал Сирил.

Лили-Мария сделала так, как он сказал, и полюбовалась:

– Красиво. Только так я не смогу в мячик играть. Я знаю, знаю! Помоги мне надеть его на цепочку!

Через минуту кольцо висело на груди Лили-Марии, и дети радостно гоняли мяч, визжа на всю округу.

Вдруг подул холодный ветер, да не прохладный, вырвавшийся откуда-то из ранней весны, как накануне, а пронизывающий, который бывает только поздней осенью. Лили-Мария вскрикнула, ее носик в мгновение покраснел, и она задрожала.

– Взрослые называют это плохой погодой. А по мне так просто ветер, – сказал Сирил, жалея, что не взял куртку – самое время было бы накинуть ее на плечи девочки.  – Сейчас он прекратится, и будем дальше играть и согреемся.

– Меня вчера учили, как будет на иностранном языке «хорошая погода» и «плохая погода», – еле выговаривая слова, сказала Лили-Мария.  – Только я уже не помню. И на каком языке – тоже не помню…

Небо с небывалой скоростью заволокли тучи, и пошел холодный дождь.

– Лили-Мария, скорее домой! – закричали с лестницы соседнего дома.

– П-п-прости, – сказала Лили-Мария, неуклюже чмокнула Сирила в щеку и побежала на голос.

– Сирил! – позвала бабушка.

– Иду, – вздохнул мальчик и направился к двери, радуясь про себя, что бабушка не вышла раньше.

В зале работал телевизор. Перепуганный диктор сообщал, что, вопреки всем прогнозам, ожидается резкое похолодание.

– Уже похолодало, – проворчал Сирил, растирая коленки.

На улице внезапно стало светлее. Сирил подошел к окну и на всякий случай протер глаза: за окном валил снег!

– Бабушка! – крикнул он. – Бабушка, где мои зимние вещи? Я хочу лепить снеговика!

– Сначала – в душ, высохнуть и согреться! – скомандовала бабушка, подталкивая его в сторону ванной комнаты. – После обеда выйдешь!

– После обеда снег растает, – захныкал мальчишка.

– Не растает, – уверенно сказала бабушка. – Да и Лили-Мария вряд ли сейчас выйдет!

Слова про Лили-Марию успокоили Сирила. Он отправился под душ, а потом, в халате и теплых носках, уселся к телевизору смотреть мультфильмы. Бабушка включила отопление, а с кухни пахло пирогом.

После обеда они вместе нашли его вещи, и Сирил, который всегда хотел стать великаном, впервые в жизни обрадовался, что не так уж и вырос с зимы. И даже ботинки почти не жали, и можно было идти на улицу, чтобы оставить побольше следов на свежем снегу.

 Ветер улегся, цветущие ветви деревьев были покрыты настоящими снеговыми сугробами, Сирил решил не подходить близко.

– Сирил! – послышался голос Лили-Марии.

Девочка бежала к нему – в ярко-розовой зимней курточке, похожая на розу с торта, который ему подарили на день рождения месяц назад.

– Ура! – закричал мальчик. – Ура! Давай лепить снеговика!

– Давай, – сказала девочка. – Только вот…

Она протянула ему подаренное кольцо:

– Мне родители не разрешили. Сказали, что такие подарки дарят только взрослые, а ты еще маленький и не должен такое дарить.

– Ничего я и не маленький, -пробурчал Сирил.

– Ладно, давай лепить, – засмеялась Лили-Мария. Она сняла перчатку, взяла снег, покомкала его в руке и запустила в Сирила.

– Так нечестно! – крикнул он. Но тут же примиряюще предложил: – Давай сначала снеговика, а потом в снежки, а?

Со снеговиком дети провозились до заката: он наступил рано, будто бы зимой. Лили-Марию тут же позвали домой. Сирил обошел дом, принес из сарая палку от старой метлы, вручил ее снеговику и отправился в тепло.

Бабушка бродила по залу, будто что-то пыталась вспомнить. Сирил переоделся, подошел к ней и молча протянул кольцо.

Глаза бабушки на мгновение стали детскими и изумленными:

– Где ты это нашел, внучек?

– На полу лежало… – сказал Сирил, не уточняя, впрочем, более ничего.

Бабушка горячо обняла его, потом надела кольцо на палец и, едва ли не приплясывая, направилась в свою комнату. На пороге зала она опомнилась:

– Внучек, беги-ка на кухню, пей горячий чай с пирогом! Я сейчас приду!

– А сказку сегодня расскажешь? А про то, как ты маленькой была? – спросил Сирил, он не хотел провести вечер как вчера.  – А книжку почитаем?

– И расскажу, и почитаем, и все, что захочешь. Беги!

Сирил пил обжигающий чай, и ел пирог, и слушал бабушкины рассказы про старые дома и темные леса. Потом долго играл в старые игрушки, иногда думая, как отнеслась бы Лили-Мария к тому, что он строит на ковре деревенский дом и ферму. А потом постучался в дверь бабушкиной комнаты с самой большой своей книжкой сказок.

Через окно можно было увидеть бабушку и внука, сидящих на диванчике. Внук ел конфеты и улыбался, бабушка читала. А на улице таял снег, испуганно уходила невесть как оказавшаяся в этих краях зима. Несмело подавали голос птицы. Сохли дорожки, теплел воздух. Сирил уснул и не знал, что утром на дворе будет лето, настоящее жаркое лето, и они с Лили-Марией, шлепая сандалиями, надетыми на босу ногу, побегут пускать мыльные пузыри.

Дождь, который позвали

– Как, ну как вы могли пойти на такое… безобразие?

Айрис была вне себя. Она никак не могла поверить, что ее племянник, сирота, может кого-то обижать. Может вместе с друзьями травить девочку, гонять ее по улице, угрожать, распускать о ней глупые слухи. Ведь совсем недавно сестренка – мир праху ее – плакала в телефон, жаловалась, что сына дразнят какие-то хулиганы-старшеклассники, а учителя ничего не могут сделать, хотя эти великовозрастные паршивцы довели уже даже учителей. Айрис сделала все, чтобы после роковой автокатастрофы Поль не попал в приют, весь год пристально следила, как сложатся отношение бедного мальчишки, потерявшего родителей, с детьми в школе и на улице. Всё позволяла, ни за что не ругала, обращалась настолько бережно, насколько могла. Что же случилось, откуда такая злость?

– Она «дождевой человек», – упрямо повторил Поль, глядя на носки ботинок.  – Почему ты мне не веришь? Несколько раз – несколько! – когда мы хотели поиграть все вместе, начинался дождь, и приходилось разбегаться по домам!

– Так сейчас и должны быть дожди! Не притворяйся глупым, об этом знают и в детском саду!

– Ты не понимаешь! Она выходит из дома – и начинается дождь! У Мика сестра учится в этой, как ее… ну, школа для взрослых, которая после школы…

– Университет это называется, где его сестра учится. Будет вам потом литературу преподавать – попрошу, чтоб проверила сначала, сколько вы слов знаете! А то книг не читаете совсем, слов хороших не знаете, вот добру и не учитесь. Только и слышишь с улицы: дурак да дурак.

– Мик ей рассказал про то, что из-за Маргреты происходит. А она и смеется: ой, так у вас настоящая Дождевая Женщина живет! Оказывается, так знаешь кого называют?

– Наверное, духа какого-нибудь из старых мифов?

– Дух тоже какой-то такой был, – наморщил лоб Поль. – Но вот что точно – есть и дождевые женщины, и мужчины, и они не духи никакие. Они выходят из дома, и за ними повсюду дождь тащится. И они всем всё портят. Соберется, например, целый город на футбол. Или салют смотреть. А тут пришли эти, «дождевики», – и дождь! И все из-за них идут по домам, даже мэр или король. Они же тучам не прикажут.

– Маргрета не женщина, а маленькая девочка, если на то пошло. А от тебя не ожидала: ты поверил таким россказням? Сестра Мика вам сказку рассказала, а вы… Сам посуди: если бы мэр или король считали это правдой, так разве они не придумали бы, как это исправить?

– Выгнать из страны, нечего тут думать! – крикнул Поль.

– Нет, король не такой злой и глупый, каким ты оказался. Он бы собрал ученых и попросил бы что-нибудь изобрести. Если бы твои «дождевые люди» существовали – ведь они бы тоже страдали. Им-то тоже приходилось бы обходиться без футбола и без салюта.

– Пусть бы страдали от нас подальше и не мешали нам жить! – весь красный, Поль вывернулся из рук тети и направился в свою комнату.

– Вернись! – повысила голос Айрис.  – Вот так. А может, это тебя с дружками стоит выгнать из страны, а?

– За что? – побледнел Поль. – Я ничего плохого другим не делаю!

– А за то. Сейчас по календарю что? Правильно, сезон дождей. Земля должна на весь год дождевой водой напитаться. А вы, получается, обидели Маргрету – и поэтому теперь уже неделю нет дождей? Мы же с тобой цветы вместе сажали, грядки сажали – все погибнет! Знали бы люди, из-за кого у них пропадет урожай – выгнали бы вас. Ни овощей, ни фруктов, ни цветов, только представь! Вы должны попросить прощения у Маргреты. А пока – хватит бегать, иди бери ведро и грядки поливай.

Поль задумался.

– Ты обещаешь мне, что вы больше не тронете Маргрету?

Мальчишка кивнул и убежал на улицу.

Айрис вздохнула и отправилась варить суп из купленных, привезенных из деревень  овощей: на огороде, действительно, почти что нечем было поживиться.

***

Где-то через час Поль, Мик и еще двое мальчиков стояли в дальнем уголке сада Айрис. А у забора беззвучно плакала, окруженная ими, перепуганная маленькая Маргрета.

– А ну вызывай дождь, я тебе говорю, – прорычал Мик, для убедительности протягивая руку и дергая девочку за прядку рыжеватых волос.  – Ты видишь, что из-за тебя все высохло? Мы старались, сажали, а ты? Я от отца вообще ремня получил, когда слинять на улицу пытался с огорода! Э, чего ржете, парни? Поиграть в футбол хотел, а не сажать эти проклятые цветы. А ты – ты что натворила? Каждый день весь городок таскает ведра, поливает – из-за кого?

К счастью, в эту минуту из дома вышла хозяйка сада – и быстро оценила обстановку.

– Ах вы… – она не находила слов. – Да я вам…

Айрис сняла с ноги туфлю и двинулась на мальчишек. Те бросились к калитке, едва не застряли в ней и пустились наутек. Женщина подбежала к девочке, ребенок весь дрожал крупной дрожью.

– Свиньи! Свиньи! – повторяла Айрис, которая обычно не говорила грубых слов. Сейчас она и сама дрожала, будто попала под дождь – не ласковый и летний, которого так ждали всю эту неделю, а осенний, тяжелый, не предвещающий уже ничего, кроме холодов и снега. – Я разберусь с ними! Сейчас же найду их родителей и расскажу, что творят эти маленькие свиньи! А Поль – так у меня получит…

Она оглянулась, чтобы удостовериться, что никого поблизости нет, но когда обернулась обратно – то и девочки рядом не было.

***

Маргрета не убежала. Она пролезла между прутьев ограды, увитой зеленью так, что невозможно было и представить, что кто-то может проскользнуть. Спрятавшись там, где забор переходил в каменную стену – с нее свисала такая шапка дикого винограда, что, наверное, под этой шапкой укрылся бы и великан, – она решила дождаться момента, когда Айрис, несколько раз окликнув ее, войдет в дом.

Но перед тем как уйти, Айрис всхлипнула.

Маргрета всхлипнула тоже.

Она вернулась тем же путем обратно в сад – девочке захотелось поблагодарить Айрис и попросить не плакать. Но дверь дома уже захлопнулась.

Маргрета тихо подошла к окну. Чудом не заметив ее, спиной к стеклу села на стул хозяйка. В руках она держала огромную книгу. Айрис провела по обложке ладонью, стирая пыль, встряхнула рукой и открыла этот огромный том.

В книге было много-много статей, как в словаре, и картинок. Маргрета, глядя почти из-за плеча хозяйки, изумленно увидела, на какой именно странице остановилась Айрис. Там была изображена странно одетая женщина, стоящая под дождем, который шел из крохотной тучи прямо на нее. Она слизывала капли дождя с руки. Вторая рука была поднята к небу, она будто повелевала дождем и ветрами. Девочка поняла: это и была настоящая Дождевая Женщина. А вовсе не те несчастные, которых повсюду преследует дождь, как говорили мальчишки.

Маргрета поморщилась. «Все-таки никакая я не дождевая женщина, – подумала она, – я руки не облизываю! Ну…почти!» Она вспомнила, как однажды собирала ягоды во дворе и, не удержавшись, лизнула алый сок, потекший по руке. Филипп тогда очень строго выговорил ей, что так нельзя, потому что заболит живот. Мама тоже очень волновалась, но все обошлось.

Мама… Мама тогда была здорова и весела – и собирала с ними ягоды в большое лукошко. А сейчас она все больше лежит, и родственники подарили ей кресло на огромных колесах. Колеса можно крутить руками, но ей не хватает сил. Филипп возит ее по дому и на улицу, делает все то, что раньше делала она. Филипп сильный, пока не было кресла – он носил маму на руках. И сейчас бы носил, просто мама не хочет, опасается, что сын надорвется. Филиппа побаиваются, хотя он и добрый. Если бы она сказала ему про мальчишек – он бы их…ух, он бы их! Почему же они не боятся и нападают на нее? А вдруг есть кто-то больше и сильнее, чем Филипп, и он тоже против нее, и они знают? Не в первый раз она думает об этом, потому и не рассказала брату ничего за эти три дня. А еще… еще потому, что подумалось: а вдруг она правда… дождевая? Тогда, действительно, из-за нее происходит столько плохого! И тогда тем более нельзя говорить брату: завтра у него финальный матч, две лучшие команды городка встретятся на стадионе. Он любит ее и не даст пропустить игру ни при каких обстоятельствах, она придет – и брату придется сражаться за победу под проливным дождем… А пока ничего не сказала – можно солгать, что простудилась, и не пойти…

Маргрета начала потихоньку выбираться из садика Айрис. Поль убежал, не полив бедные цветы, земля сохла, трескалась и вообще выглядела так, будто ее не поливали целую вечность. Айрис спасла Маргрету – а теперь у нее не будет цветов?

Маргрете задумчиво накручивала прядь волос на палец. А вдруг вот так, как женщина на картинке, могут не только эти «дождевые»? Может, если очень захотеть позвать дождь и лизнуть каплю воды с неба – то дождь сам придет? Вот только где ж ее взять, эту каплю, когда нет дождя?

Девочка замерла. Она вспомнила, что в последний дождь брат запас несколько банок дождевой воды: любимый мамин и девочкин комнатный цветок, по словам мамы, больше всего любил дождевую воду. А Филипп больше всего любил маму и сестру.

– Зачем? – смеялась Маргрете, когда брат с серьезным лицом носил банки.  – Сезон дождей, дождя хоть отбавляй будет! А потом и ничего, попьет наш цветочек и простую водичку…

– Всякое может случиться, – ответил ей тогда брат. И точно, случилось.

Маргрете кивнула сама себе и направилась к ограде сада.

***

– Страшно, – сказала девочка вслух.

Она боялась ходить по улице ночью. Но пришлось дождаться, пока мать и брат уснут. Потом зайти в зал, перелить в маленькую баночку из-под меда немного дождевой воды, тихо уйти во двор и оттуда – по дороге – к саду Айрис. Она освещала себе путь фонариком и всю дорогу шепотом пела песенки, чтобы не бояться. Но теперь, оказавшись у изгороди, она снова почувствовала страх. Топнула сама на себя ногой, скользнула между прутьев. Только сейчас она поняла, что свет фонарика могут увидеть Айрис или Поль, и чуть не расплакалась.

– Не буду бояться! – шепнула она.

Маргрета взяла пару ветвей винограда – по эту сторону забора спускались редкие их пряди – и привязала к ним включенный фонарик. Открыла баночку.  А что теперь?

Она подняла руку к небу и зажмурилась.

«Я очень хочу, чтобы пошел дождь. Айрис хорошая и добрая, пусть у нее будут самые красивые цветы и самые вкусные овощи на грядках! Тучи, появитесь!» – мысленно позвала она. После этого она капнула на запястье воды из баночки и, снова зажмурившись, слизнула ее.

Тучи не появлялись.

Маргрета тяжко вздохнула. В самом деле – мало ли что там было нарисовано, на этой картинке в книжке?

Она уже взялась за оплетенные ветвями прутья забора, как над ее головой раздался легкий раскат грома. Девочка подняла голову вверх – и прямо ей на лоб упали крупные капли дождя.

Маргрета взвизгнула, уронила банку и отвязанный было фонарик, быстро нащупала их в траве и вылезла за изгородь, думая укрыться там под виноградом, как в прошлый раз. Но – невероятно – здесь, на дороге, дождик едва моросил меленькими капельками, зато сад Айрис был словно отгорожен стеной настоящего ливня.

Испуганная Маргрета помчалась прочь. Она боялась поверить в то, что произошло, и остановилась отдышаться только во дворе собственного дома.

И поняла, что по дороге страх исчез. Зато появилось волнение: как же оставить без дождика  грядки, посаженные ими с братом? И – желание увидеть радость на лице мамы, когда пойдет долгожданный дождь. И еще представилась улыбка брата, которому не надо будет проводить столько времени за поливом.

В банке из-под меда, к счастью, осталась еще пара капель воды.

***

– Маргрета, ты что – спишь? – окликнула учительница. Класс засмеялся.

– Нечего смеяться, вы все сегодня сонные. Дождик убаюкал? До конца урока осталось немного, садимся и начинаем читать рассказ, – учительница сама еле сдерживала зевоту.

Маргрета снова погрузилась в свои мысли. При первых же каплях дождя в их дворике…да, сначала свет зажегся внизу, в комнате мамы, а потом – наверху, у Филиппа, и через секунду брат уже шлепал босыми ногами по лестнице. Девочка скорее вошла в дом, и когда Филипп включил свет на первом этаже – Маргрете радостно сказала, показывая в открытую дверь:

– Я спустилась посмотреть дождь!

Филипп помчался в комнату матери и бегом принес ее на диван у двери, к окну:

– Смотри, смотри, мамочка, дождь! А ты волновалась!

Мать осторожно коснулась почти прозрачной рукой стекла, по которому текли большие капли.

Маргрета забралась к ней, обхватила руками за шею и мать, и брата – и громко расплакалась.

– Ну малышка, ну ты чего, – пробурчал брат и сам сделал вид, что что-то попало ему в глаз.  – Видишь – и дождик пошел, и маме лучше. Сегодня доктор приходил днем, сказал – он привез новое лекарство от маминой болезни. Загадывать не будем, но он говорит, что уже следующей весной мы посадим цветы во дворе вместе с мамой!

Маргрета прижалась к ним и зарыдала еще громче. А позже, блаженно засыпая в своей кроватке – Филипп отнес ее на руках, как носил давным-давно, в раннем детстве, – она прошептала:

– Пусть у всех будет дождь. У всех!

И сквозь сон слышала, как загремел над всем городком – точно этого и ждавший – довольный гром.

Сейчас, вспоминая все это, она не замечала, что по ее щекам катятся слезы. Прозвенел звонок, Маргрета взяла сумку и направилась к двери – но там столкнулась с Полем.

Поль понял произошедшее этой ночью по-своему:

– Ага, испугалась!

– Еще не хватало, – ответила девочка.

Ей казалось, что сейчас она – это и мама, и Филипп, и их любимый дом и двор, и капризный домашний цветок, все они вместе, всё их тепло. А этот мальчишка, до недавнего времени сидевший на задней парте тихо, как мышь, которого, узнав о беде с родителями, жалел весь класс и сама Маргрета, – он только что вторгся в это тепло, вломился в этот дом.

– Что?  – Поль протянул к ней руку. Сзади него возник ухмыляющийся Мик.

– А ну пошли отсюда! – закричала Маргрета, собрав все силы тоненького голоса. Она еще раз вдохнула побольше воздуха и изо всех сил ударила сумкой сначала одного, потом другого. Сонные одноклассники ошалело смотрели на них.

– Что здесь происходит? – выбежала на крики учительница.

– Да так, дуракам по шее даю, чтоб не лезли, – пропыхтела взъерошенная Маргрета.

– Маргрета, ТЫ? Это ты дерешься и ругаешься? – беспомощно прошептала учительница.

– Случилось что? – послышался голос за спиной учительницы.

– Филипп! – радостно закричала девочка и бросилась к брату. Поль и Мик опомнились и помчались по коридору.

– Маргрета мальчиков обижает, – обреченно произнесла учительница.

– Моя сестра? Вот тех вот лбов? – насмешливо переспросил Филипп.

Учительница махнула рукой и вернулась в класс.

– Что с тобой, сестренка? Кто обидел, кого побить? – участливо спросил Филипп.

– Побей сегодня всех своих соперников, когда будешь играть, – бодро сказала девочка.  – Только не руками и не после матча! Я верю, что ты победишь. Я приду и громче всех буду кричать: «Мой брат – молодец, а кто против – дурак!»

– Маргрета, – брат провел рукой по лбу, делая вид, что утирает испарину, – с каких это пор ты обзываешься дураками, а?

И они оба засмеялись.

***

– Да все равно матча не будет, – доказывал Поль одноклассникам, изредка касаясь то одной, то другой рукой  шеи – по ней его сегодня несколько раз огрела тряпкой Айрис после звонка учительницы. Учительница мало что поняла из происходящего – зато все поняла тетя мальчишки, а тряпка, которой она вынимала из духовки пироги, как раз оказалась под рукой.  – Зря мы пришли. Эта Маргрета все испортит, принесет с собой дождь, вот увидите.

Кто-то крутил пальцем у виска и возвращался в толпу – а жителей городка, желающих увидеть матч, собралось на стадионе очень и очень немало. Кто-то просто не слушал, мало ли кто что говорит. Но чуть больше десяти человек не уходило от Поля и Мика: они болели за одну из команд, ждали этого матча очень давно и готовы были броситься на всякого, кто помешает. Даже если это окажется маленькая девочка.

– А ты сам за кого? – спросил Поля кто-то из них.

– Ну не за Филиппа же, – ответил за него Мик.  – Филипп набрал неудачников, добренький больно. А  Ренни молодец, они обязательно победят, они самые сильные. Потом поедут в город и там разнесут всех остальных!

Его слова были встречены ревом одобрения.

– Так, Филипп уже здесь, на том краю, со своими, – понизил голос Мик.  – Я знаю, что надо делать, чтоб матч состоялся. Идемте ко входу. И когда придет Маргрета…вы поняли?

Группа, собравшаяся вокруг, еще раз взревела, и они побежали ко входу.

– Эх, тут еще людей много,  – досадливо поморщился Мик, выходя за ограду и оглядываясь.  – Ничего. Ради матча рискнем.

– А точно надо? – Поль впервые засомневался в том, что они делают. Возможно – потому, что очень чесалась шея.

Мик только усмехнулся:

– Подобрел вдруг, да… и с чего это… О! Идет!

Маргрета, в легком синеньком платье, маленькая и воздушная, двигалась легко, будто и не наступала на землю. Она шла одна, глубоко задумавшись о чем-то своем.

Поль и остальные перегородили ей дорогу.

– Ну-ка стой. Давай поворачивай обратно. Мы тебя не пустим, – сказал Мик, выходя вперед.

– Эй, в чем дело там? Чего хулиганим? – раздались крики людей от самого входа.  – Ну-ка пустите девчонку!

– Кто там – Маргрета? Ребята, бегите скажите Филиппу, пусть он им головы пооткрутит за сестру! – крикнула какая-то девушка.

– Чего Филиппу-то, сейчас сами пооткрутим, – ответил взрослый мужской голос.  – Эй, мелюзга, а ну-ка к маме брысь! Оставили живо девочку в покое!

Несколько фигур отделилось от входа и двинулись к детям.

– Нам конец, – вжал голову в плечи Поль.

– Ничего, не трусь, – заявил Мик.  – Эй, хватайте ее и бежим!

Банда мальчишек бросились к девочке. Она отчаянно отбивалась, но в какой-то момент вдруг перестала – и только протянула руку вверх, к небу, и закричала:

– Ко мне!

И с ясного неба ей ответил гром.

Мальчишки отпрянули. Но было поздно: над их головой быстро-быстро собирались тучи. Даже взрослые парни, только добежавшие до них, в ужасе попятились и не могли оторвать глаз от темнеющего над ними неба.

И хлынул дождь.

Он полил с грохотом водопада прямо на обидчиков – над остальными же небо было спокойно и безмятежно небо, и ни капли не попадало на других людей.

Мик заверещал нечеловеческим голосом и бросился куда-то, а за ним – все прочие, кто только что собирался объявлять войну маленькой рыжей девчонке в развевающемся на ветру синем платье. Туча, подмигивая молниями Маргрете, преследовала обидчиков и грохотала так, что весь стадион замер. И только тогда, когда беглецы догадались броситься врассыпную, дождь прекратился так же внезапно, как и начался, тучи превратились в белые облака и растворились в небе. А Маргрете радостно подпрыгивала на месте, кричала и махала небесам руками.

– Что …что это такое, сестренка? – Филипп, ничего не понимающий и, наверное, впервые в жизни напуганный, сел рядом с ней на траву.

– Ничего, – гордо заявила девочка. – Выгнала хулиганов, всего-то. А теперь пора начинать игру!

Филипп помотал головой, вновь поднялся и подхватил Маргрету на руки:

– Но только потом мне все расскажешь, да?

***

Можно бы было написать еще о многом. О том, как команда Филиппа победила соперников, а потом поехала в большой город и заняла второе место среди сильнейших команд округи. О том, как Поль пристыженно просил прощения у Маргреты – а вот добряк Филипп еще долго не мог пройти мимо него, не прорычав «прибью». О том, как Айрис тоже одержала победу – на цветочном конкурсе, она вывела новый сорт цветов, у которых было сложное латинское название, и назвала его «Маргрета». О том, как сестре Мика пришлось становиться учительницей совсем в другой школе – потому что их семья продала дом и уехала из городка. О том, как пекла рождественское печенье, стоя на любимой кухне, мама Маргреты и Филиппа, и с каким нетерпением она вместе с детьми ждала весны – чтобы посадить те самые «цветы Маргреты» у себя во дворе, – ведь Айрис, окрыленная успехом, обещала дать семян «хоть килограмм»!