Читать онлайн Порочный миллиардер

Глава 1

Холли

Скандально известный певец Джесси Хьюз попал в переделку.

Как он собирается объяснить это своей подружке Холли Викс и своим поклонницам?

«Этот лживый сукин сын…»

Я с шумом выдыхаю, уставившись на заголовок и сопровождающую его компрометирующую фотографию на первой странице желтой газетенки, лежащей на стойке у кассы супермаркета. Второй раз за месяц она публикует фотографию моего «бойфренда», страстно обнимающего другую женщину, только на этот раз ее тело скрывает огромное черное пятно.

Я сминаю газетенку во вспотевших руках и с трудом подавляю желание разорвать на мелкие кусочки все экземпляры, лежащие на стойке передо мной.

Он собирается разрушить мою карьеру еще до того, как она началась.

Один год, сказали мне. Один год этих мнимых «отношений», и я получу признание и займу свое место в мире музыки кантри. Можете осуждать меня за то, что я согласилась на это, но когда ваша звукозаписывающая компания вносит это условие в контракт, который поможет вам выбраться из захолустья, из которого вам до смерти хочется выбраться, вы не задаете вопросов. Вы просто ставите подпись там, где вам укажут.

Но реальность может дать вам пощечину, и это может случиться, когда вы стоите в очереди в продовольственном магазине. Что будет, когда они застукают Джесси с парнем? Он путается со всеми подряд, независимо от пола, но то, что он предпочитает мужчин женщинам, становится уже самым плохо скрываемым секретом в Нэшвилле.

Я Холли Викс, победительница телешоу «Мечты Кантри», и меня выбрали, чтобы я поспособствовала возрождению когда-то очень успешной, но быстро идущей под откос карьеры Джесси. И какая мечтательная девчонка не испытала бы восторга оттого, что ее имя будет связано с именем местной звезды?

Но вместо билета на Олимп, который я наивно мечтала получить, я становлюсь мишенью для насмешек быстрее, чем парни у меня на родине успевают потратить свою зарплату на моментальную лотерею. Но у меня остается еще один шанс воплотить в жизнь мои мечты о карьере, и, честно говоря, я сделала бы что угодно, чтобы спасти ее. Так что ситуацию с Джесси необходимо исправлять, прежде чем все выйдет из-под контроля.

Надвинув глубже на глаза бейсболку, я оглядываюсь по сторонам, не заметил ли кто меня, пока я рассматривала газету, стоя в очереди. Женщина позади меня прищелкивает языком, отнимая свои солнечные очки у ребенка, который пытается засунуть их в рот.

Черт.

Ее прищелкивание языком относится ко мне, а не к беззубому, голубоглазому и улыбающемуся младенцу. Но, как ни удивительно, на ее лице написано сочувствие, а не насмешка.

– Мужчины такие засранцы, правда? И чем они знаменитее, тем хуже.

Я слабо улыбаюсь, а она продолжает:

– Не верьте всему, что вы читаете в газетах, милая. Обычно на девяносто пять процентов это вранье. Возможно, это просто фотошоп. Если он обманывает вас, ему следует показаться психиатру.

Взглянув на нее, я вижу по ее лицу, что она узнала меня, несмотря на мою бейсболку, очки, полное отсутствие макияжа и довольно низкий рейтинг популярности. Я выдавливаю из себя улыбку, но она получается неловкой и фальшивой.

– Наверное, поэтому такие газеты и называются желтой прессой, верно? – отзываюсь я в безуспешной попытке перевести все в шутку.

Она кивает и указывает на полдюжины бутылок вина, лежащих в ее корзине.

– Это, возможно, покажется очень дерзким, но вам, похоже, не помешает выпить и поплакаться кому-нибудь в жилетку.

Поплакаться в жилетку совершенно незнакомой женщине, которую я встретила в продовольственном магазине? Это было бы безумием, не говоря уже о том, что это было бы просто опасно. Если бы я так поступила, моя история была бы растиражирована во всех завтрашних газетах. И студия убила бы меня – за нарушение контракта. И меня занесли бы в черный список в этой индустрии.

Я уже однажды попробовала устроить забастовку, когда фотография Джесси в первый раз появилась в газетах. Я ворвалась в офис «Хоумгроун Рекордз» и сказала им, что наше чертово соглашение того не стоит и что я не буду помогать карьере Джесси ценой собственной карьеры.

Их реакция? Если я не развернусь, не унесу свою задницу из их офиса и не нацеплю на лицо улыбку, они отменят мои гастроли, и я стану «бывшей» прежде, чем у меня появится шанс стать кем-нибудь в настоящем.

Я готова была бороться за свою карьеру семь дней в неделю, но когда возникла опасность поставить на ней крест, как ни стыдно признаться, я умолкла и смирилась с требованиями компании. Шанс воплотить в жизнь свои мечты дается лишь раз. И я не готова была упустить его, скольких бы унижений мне это ни стоило. Это вернуло мои мысли к создавшейся ситуации – к бульварной газетенке и женщине, стоявшей передо мной.

Между нами повисает неловкое молчание, пока я прокручиваю в голове все возможные ответы на ее предложение. В конце концов она улыбается, и выражение ее лица становится добрым и понимающим.

– Я знаю, о чем вы думаете. Вы не можете ни с кем поделиться вашей версией этой истории. Это слишком рискованно. – Она поднимает руку и показывает мне кольцо с гигантским камнем, украшающее ее палец. – Но я не просто посторонний человек. Я тоже бывала на первых страницах таблоидов, и я отлично знаю, каково это. После десяти лет брака с самым большим перевоспитавшимся засранцем мне это все не в новость. К тому же я никогда не предам свою сестру по несчастью.

Я перевожу взгляд с гигантского бриллианта на ее лицо, лишенное макияжа. И тут до меня доходит.

– Вы Тана Вайнз.

Тана Вайнз была признана певицей года лет десять назад, а ее муж по меньшей мере раз пять за это время признавался лучшим исполнителем года. Они были легендами. По-настоящему влиятельной парой.

Она протягивает руку, и я машинально пожимаю ее.

– Да, это я, – говорит она. – Рада познакомиться с вами, Холли Викс.

После двух выпитых бутылок вина мы с Таной лежим в шезлонгах на краю ее крытого бассейна. За запертыми дверями, в присутствии женщины, чьи песни я слушала по радио, когда училась в школе, у меня, наконец, появляется шанс выложить все то дерьмо, которое заполняло мои мысли в течение долгих месяцев.

– Еще шесть месяцев? Это чертовски долгий срок, чтобы мириться со всем дерьмом Джесси. Не говоря уже о том, что тебе нельзя все это время ни с кем спать. Бог мой, малышка. Разве ты не страдаешь по какому-нибудь члену? – спрашивает Тана.

Я смущенно хихикаю.

– М-мм, я была слишком занята тем, чтобы освоиться в профессии, полагаю.

– Вот дерьмо. Я бы до смерти тосковала по члену.

Я качаю головой.

– Я не хочу делать ничего такого, что испортило бы мои отношения со студией. Я подозреваю, что если бы оказалась на первой полосе таблоида, как Джесси, согласно двойным стандартам меня выкинули бы за порог так быстро, что я бы ойкнуть не успела.

Тана перекатывается набок и смотрит на меня.

– Вероятно, ты права, но это несправедливо. Они прикрывают его задницу лишь потому, что у него целая полка наград пятилетней давности и они вложили в него большие деньги. Ты идеально подходишь, чтобы спасти его имидж. Но ты права – если ты оступишься, тебя можно будет заменить кем-то еще.

Я и до этого считала Тану местным божеством, но в настоящий момент я, должна сказать, просто околдована ею. Она говорит все как есть, и это очень приятно, учитывая, что в этом мире все говорят одно, а думают совсем другое.

– А кого нельзя заменить?

В этот момент появляется Мик Вайнз, живая легенда, и его глубокий голос эхом разносится по помещению. Он поднимает пустую бутылку со столика, стоящего между нашими шезлонгами.

– Черт, Тана. Я уже полчаса разыскиваю тебя.

– Джемма знает, где я.

Джемма, как я уже знала, была няней у Таны и Мика, и она постоянно жила с ними.

Тана садится в шезлонге, Мик ставит бутылку на столик и нагибается, чтобы поцеловать ее в губы.

– Вот так. Мне этого не хватало, моя сладкая.

Я отворачиваюсь, когда Тана обнимает Мика за шею и, притянув его к себе, прижимается губами к его губам, уже далеко не так невинно. Ее, похоже, не беспокоит, что я присутствую при этом интимном моменте. И этот момент заставляет меня еще сильнее захотеть выбраться из той западни, в которую я угодила.

Не то чтобы мне хочется того же, что есть у них, потому что мне пока всего этого не нужно. Я не собираюсь в ближайшие пять или даже десять лет вступать в долгосрочные отношения. Я слишком молода, и я сосредоточена на своей карьере, как это и должно быть, когда стоишь на пороге воплощения мечты, которая жила в твоем сердце еще с десятилетнего возраста.

Но даже на этом пороге я все еще только кукла в руках студии, дергающей за ниточки. И по прошествии шести месяцев я уже устаю оттого, что меня дергают то в одну сторону, то в другую, в зависимости от их интересов. Чего бы я достигла, перерезав эти ниточки и получив свободу? Я пожертвовала бы всем, чего я успела добиться, и такой выбор меня не устраивает.

Мик выпрямляется и только тут замечает меня.

– Кто наша гостья, детка?

То, что он не узнает меня, гораздо менее удивительно, чем то, что Тана узнала меня. Честно говоря, я все еще никто в этой индустрии. Я из кожи вон лезу, чтобы сделать себе имя, и у меня есть поклонники, но для личности такого масштаба, как Мик Вайнз, я всегда буду никем.

Я улыбаюсь и протягиваю ему руку.

– Холли Викс.

Он пожимает мою руку, слегка прищурившись.

– Я слышал ваше имя. Почему я слышал ваше имя?

Я потрясена одним лишь намеком на то, что он знает меня. У меня в животе начинают порхать бабочки, и тут вмешивается Тана, чтобы спасти меня от объяснений, готовых сорваться с моих губ.

– Я подцепила Холли в очереди, когда мы обсуждали, каково это – попасть на первую страницу бульварной газетенки.

Мик еще сильнее прищуривается, а потом в его глазах зарождается понимание.

– Викс. Ты та самая горячая штучка, которая сейчас всюду появляется с Джесси Хьюзом.

Я съеживаюсь от этого описания, потому что хочу совсем другой известности.

Но вот что происходит, когда заключаешь сделку с дьяволом.

Тана хлопает его рукой по бедру.

– И она выступает с Бун Трэшер, потому что после Керри и Миранды она самый талантливый новичок, появившийся на сцене.

Ее слова меня поражают, и бабочки в моем животе преисполняются гордости.

Мик начинает покачиваться на каблуках черных кожаных ботинок.

– Я еще не слышал, как она поет, но я точно видел ее фотографию.

Я морщусь, словно меня облили холодной водой.

– В этом-то вся и проблема. Студия загнала ее в угол, и они заставили ее подписать контракт с учетом этой ситуации с Джесси. Она не может разорвать его, – поясняет Тана.

Мик изучающе смотрит на меня.

– С кем у тебя контракт, малышка?

– «Хоумгроун». Они подписали со мной контракт после того, как я победила в конкурсе «Мечты Кантри».

– А-аа. – Мик пару раз кивает. – Теперь я знаю, откуда мне известно твое имя. И тебя, вероятно, заставили заключить сделку с дьяволом, пообещав контракт на миллион долларов.

Это даже не вопрос. Мик знает правила этой игры.

– У меня был выбор: подписать контракт на их условиях или вернуться в Кентукки и продолжить работать в кегельбане, забыв о карьере. По крайней мере, я смогла перебраться в Нэшвилл.

Мик поднимает руку.

– Тебе незачем оправдываться. Я не сужу тебя. Мы все выбираем тот путь, который помогает нам достичь цели. Но это означает, что приходится мириться с последствиями. Как долго тебе еще терпеть этого дерьмового Джесси? Полагаю, тебе приходится все глотать и улыбаться, держа его под руку, чтобы спасти его имидж и получить хорошие статьи. Кроме того, мы все знаем, что уже несколько лет его репутация катится под гору.

Черт. Мик досконально знает правила этой игры. Полагаю, нельзя так долго жить в Нэшвилле и не изучить все подводные течения.

– Шесть месяцев, – отвечает за меня Тана. – И все совсем не так, как было с нами, когда наши менеджеры решили сделать из нас пару. Джесси, похоже, ни капли не волнует, что он может навредить карьере Холли.

Повернувшись, я с изумлением смотрю на Тану.

– Я не знала, что вы… – Я перевожу взгляд на Мика. – Правда? Ваши отношения начались как рекламный трюк?

Тана смеется.

– Конечно. Почему бы еще я согласилась объединиться с этим повесой? Мне нужно было повысить мою популярность у молодежи, а Мика начали полоскать в прессе за то, что он спит со всеми, у кого есть сиськи.

– Господи, детка. Это давняя история. И у нас есть основания не распространяться об этом.

– Я просто хочу сказать, что иногда это срабатывает, – парирует Тана.

Мик качает головой.

– Вернемся к нашему разговору. – Уставившись на меня, он продолжает: – Если Джесси будет и дальше вести себя в том же духе, он похоронит тебя за шесть месяцев. Сейчас все симпатии на твоей стороне, но если ты будешь продолжать проглатывать все это, ты в конце концов станешь выглядеть последней дурой.

Тана снова хлопает его по бедру.

– Ты не слишком помогаешь.

Ее муж наклоняется и хватает ее за руку.

– Замолчи, женщина, или сегодня ночью я отшлепаю тебя по заднице еще сильнее.

Тана заливается румянцем, а я решаю пропустить мимо ушей это замечание.

Мик отпускает ее руку и берет журнал, лежавший между бутылками.

– Это та газетенка с лживым сукиным сыном?

Покачав головой, Тана отнимает у него журнал.

– Нет, это газетенка с тем горячим миллиардером, за которого я выйду замуж, если ты бросишь меня ради какой-нибудь старлетки.

Я бросаю косой взгляд на журнал. Это «Форбс», и на обложке красуется до неприличия красивый темноволосый мужчина.

Заголовок гласит: «Борьба за внимание Крейтона Караса».

– О чем ты говоришь, женщина? Ты похоронишь меня на заднем дворе, если я всего лишь взгляну на другую, – ворчит Мик.

Мелодичный смех Таны эхом отражается от стен.

– Совершенно верно, и не вздумай забыть об этом.

Я выхватываю журнал у него из рук, чтобы получше рассмотреть фотографию.

– Эй, малышка. Успокойся.

Я отмахиваюсь от него, потому что вино притупило мои инстинкты, иначе я продолжала бы кланяться и заискивающе улыбаться в его монаршем присутствии.

– Ш-шш. Мне нужно рассмотреть его.

Не знаю, почему мне понадобилась тишина, но, очевидно, выпитая бутылка вина требовала этого.

Мужчина великолепен, но выглядит самоуверенным и высокомерным. Я открываю журнал и начинаю перелистывать страницы, пока не нахожу еще одну его фотографию.

МИСТЕР КАРАС, МИЛЛИАРДЕР

Я побеждаю, потому что не признаю поражений.

Крейтон Карас

Я знаю, что я по-настоящему пьяна, потому что могу думать только об одном – как бы я хотела быть побежденной им. Откуда, черт возьми, такие мысли? Словно я знаю, что делать с таким мужчиной. Он настолько явно мне не по зубам, что это даже не смешно.

Я смотрю на Мика и Тану, которые снова начинают обниматься и целоваться.

И… это подходящий момент, чтобы распрощаться.

Я захлопываю журнал и с трудом поднимаюсь на ноги.

– Пожалуй, мне пора.

Тана отстраняется от Мика и смотрит на меня, подняв бровь.

– Дорогая, я не позволю тебе сесть за руль. Я сейчас приготовлю комнату для гостей. Это меньшее, что я могу сделать после того, как напоила тебя.

– Необязательно. Мне нужно ехать домой. Мне нужно… полить цветок. Или что-то в этом роде.

Я щурюсь, не будучи уверенной, жив ли еще мой цветок или засох. Я даже не могу вспомнить, когда в последний раз поливала его. Очевидно, я слишком глубоко задумываюсь о растениях и не могу сосредоточиться на том, чтобы удерживать равновесие, так что чуть не падаю.

Мик протягивает руку и подхватывает меня.

– Ну же, дорогая. Мы оставляем тебя на ночь у нас. И не хочу слышать никаких возражений.

Он разворачивает меня и подталкивает к двери, которая ведет внутрь дома.

– Кроме того, похоже, кому-то следует взять тебя под крыло, чтобы тебя не разжевали и не выплюнули в этой сучьей индустрии. Моя жена обычно не приводит домой беспризорных детей, так что, очевидно, она увидела в тебе нечто такое, что нуждается в защите. И мы уж точно позаботимся о том, чтобы эта защита у тебя была.

У меня щиплет в глазах, и я начинаю быстро моргать, чтобы сдержать слезы. Я живу в этом городе шесть месяцев, без друзей, и вдруг в один прекрасный день меня, как видно, решают удочерить два человека, с которыми я даже не мечтала познакомиться.

– Спокойной ночи, Холли. Увидимся утром, дорогая, – кричит мне вслед Тана.

Если не считать тех волшебных мгновений, когда я стою на сцене, впервые за многие месяцы я искренне улыбаюсь. Я чувствую себя так, словно обрела семью.

Но это длится недолго.

Глава 2

Холли

– Мы посадим твою задницу в автобус, идущий в твое захолустье, если ты не будешь выполнять условия контракта, Викс. Тот кегельбан, где ты работала? Они даже не позволят тебе вернуться туда, когда я закончу с тобой, – орет на меня в конференц-зале компании «Хоумгроун Рекордз» Морти, исполнительный директор студии.

Прошло два месяца с того вечера, когда я повстречалась с Таной, и Джесси умудрился еще трижды попасть в газеты. Я не могу больше терпеть это. Я уже официально стала посмешищем Нэшвилла, и я больше не могу выносить сочувствующие взгляды коллег, с которыми выступаю на концертах.

Когда автобус въехал в город этим утром, я сразу же отправилась к Тане. Мы поддерживали связь, и всякий раз, когда я в перерывах между концертами возвращалась в город, она находила время встретиться со мной. Это была моя первая настоящая подруга с тех пор, как Мэри Джейн Дево вышла замуж за своего моряка и переехала на Гавайи почти два года назад.

Я не из тех девушек, которые легко заводят друзей. По большей части потому, что я много работаю и у меня никогда не было лишних денег на то, чтобы пройтись по магазинам или сделать педикюр. Но теперь, когда я живу в новом городе и вращаюсь в той среде, где я не знаю, кому могу доверять, Тана стала для меня спасательным кругом.

Она посоветовала мне послать их на три буквы и положиться на удачу. Так что этим утром я набираюсь мужества и отправляюсь в офис, чтобы предложить им похоронить все это дерьмо с Джесси, потому что оно того не стоит.

Но я не рассчитывала, что Джесси тоже окажется там.

– На что ты, черт возьми, жалуешься? – спрашивает он, откинувшись на мягкое кожаное кресло в конференц-зале. – Ты все время фигурируешь в прессе. Может быть, ты еще слишком зеленая, чтобы осознавать, что нет такой вещи, как плохая реклама.

Мне хочется пощечиной стереть с его лица самодовольное выражение. Он специально подначивает меня, чтобы посмотреть, решусь ли я дальше давить на Морти, и не закончу ли я тем, что меня посадят на пресловутый автобус до родного захолустья.

– Ну что ж, в данном случае я считаю, что ты ошибаешься, – говорю я, вздернув подбородок. – Растоптать мою карьеру кажется мне не слишком хорошим способом вести дела.

Джесси смеется.

– Ты только начинаешь, дорогуша. Это лучшее, что когда-либо случалось с тобой. Полагаю, я могу постараться быть более осмотрительным, – говорит он, бросив взгляд на Морти.

Морти кивает.

– Хорошо, на этом и порешим.

Ну, нет. Мы на этом не порешим.

– Я так не думаю, – объявляю я и указываю на Джесси. – Ему нужна нянька, чтобы помогать ему держать член в штанах, а не мнимая подружка. Если вы хотите спасти его карьеру, почему не сосредоточиться на записи новых хитов, а не на его интимной жизни?

– Мне нравится, когда ты говоришь обо мне так, словно меня здесь нет, детка, – заявляет Джесси. – Может быть, я напишу для тебя любовную песню. Как ты к этому отнесешься?

Он произносит это покровительственным тоном. Я никогда толком не знала, что означает это слово, но я уверена, что в данном случае оно уместно.

– Не называй меня… – начинаю я.

– Девочка, если ты не… – прерывает меня Морти, скорее всего, собравшись снова угрожать мне, но Джим, его партнер, вскакивает на ноги, опершись руками о твердую деревянную поверхность стола.

Мы оба замолкаем и смотрим на него.

– Знаете, мне кажется, что мы неправильно расцениваем ситуацию, – говорит Джим, кивая с таким видом, будто у него созрел план.

Я испытываю облегчение в надежде, что Джим, возможно, здраво смотрит на вещи. Но моя надежда тут же испаряется, когда он продолжает:

– Я думаю, что нам нужно не разрывать ваши отношения, а укрепить их.

Что еще? Укрепить?

Я смотрю на Джесси, но он, кажется, тоже озадачен.

– Продолжай, – говорит он. – Я горю желанием услышать твои предложения.

Я абсолютно уверена, что могла бы никогда в жизни не слышать его предложений и быть при этом совершенно счастливой. Вероятно, это самый подходящий момент для того, чтобы гордо выйти из комнаты и отправиться на поиски машины времени, потому что у меня возникает такое чувство, будто события будут развиваться от плохого к худшему.

Джим смотрит на Джесси, потом на меня, а потом на Морти. Его глаза горят от возбуждения.

– Джесси и Холли обручатся. Это будет идеально. Мы сможем устроить публичную церемонию.

Он замолкает на мгновение и потирает руки, как ребенок в рождественское утро.

– Канун Нового года. Вот так. У Бун и Холли будет перерыв между концертами, а что касается Джесси, он будет участвовать в новогоднем шоу Дика Кларка. Он сможет сделать предложение в полночь, и это будет блестящим рекламным ходом.

Я застываю от ужаса, и Джим смотрит на меня.

– Газетчики забудут обо всем этом дерьме в прессе, потому что они обожают трогательные романы знаменитостей. Джесси может заявить, что он пытался разобраться в себе, но теперь уже расставил все приоритеты по своим местам и готов двигаться дальше.

Нет, невозможно, чтобы это происходило на самом деле.

– Что?

Мой голос, который при необходимости мог брать высокие ноты, разрывающие уши, отражается от стен конференц-зала, и на мгновение мне хочется, чтобы я смогла своим криком разбить стеклянную дверь.

Но я не смогла.

Я смотрю на Джесси, который руками зажимает уши.

– Эй, малышка. Полегче с моими ушами.

– Ты не можешь согласиться на это! – ору я. – Это безумие!

Морти стучит по столу.

– Черт возьми, Викс. Уймись. Тебя не заставляют выходить замуж за этого парня. Просто притворись, что вы помолвлены. На четыре месяца. Может быть, дольше, в зависимости от того, как будет складываться ситуация.

Я закусываю губу, пока не чувствую ржавый вкус крови во рту. Это единственный способ сдержаться и не орать на них, не посылать их к черту. Может быть даже, знаете ли, не убить их. Я родом из трущоб – я знаю, как прятать тела.

Одна фраза крутится у меня в голове: Может быть, дольше?

Четыре месяца. И на этом срок действия моего контракта заканчивался. Четыре. Месяца. И после этого «Хоумгроун» больше не будет владеть моей душой. Конечно, они могут постараться навредить мне, но у них больше не будет законных оснований предъявлять мне претензии.

Я не могу так поступить. И Джесси никогда на это не согласится, верно?

Я обхожу стол, подхожу к Джесси и сажусь рядом с ним.

– Ты не можешь считать это хорошей идеей. Ты не можешь согласиться на это.

Но Джесси лишь улыбается своей знаменитой улыбкой славного парня и кладет ладонь на мою руку.

– Твои фото в газетах когда-нибудь закрывали черной полосой? Потому что я думаю, что это может сработать. Знаменитая чета звезд кантри-мьюзик. Черт, может быть, мы сыграем настоящую свадьбу и все такое. – Он окидывает меня изучающим взглядом. – Ты выглядишь намного сексуальнее, чем когда я в прошлый раз видел тебя, так почему бы и нет, черт возьми?

О. Мой. Бог.

Я отдергиваю свою руку.

– Никогда. Ни за что, черт побери.

Он приподнимает бровь.

– Никогда не говори «никогда».

Я поворачиваюсь к Морти и Джиму.

– В моем контакте не говорится, что я должна соглашаться на что-либо подобное. Обручиться – очень серьезный шаг, и вы не можете заставить меня сделать это.

Возможно, я похожа на капризного ребенка, но я совершенно серьезна.

Джим, который нацепил на себя выражение отеческой заботы в противовес агрессивному поведению Морти, улыбается мне.

– Сядь, Холли. Я думаю, мы сможем прийти к соглашению. Ты хочешь сделать все возможное для того, чтобы построить успешную карьеру, разве не так?

Я делаю глубокий вдох, подавляя желание вновь завопить.

– Да. Я хочу только этого. Все возможное для моей карьеры. Но то, что вы предлагаете, как раз невозможно.

– Мы крутимся в этом бизнесе намного дольше тебя, дорогая. Ты должна доверять нам. Мы не навредим тебе.

Покровительственный тон. Снова.

У Морти такой вид, словно все уже решено.

– Это чертовски здорово. Джесси, после твоей последней песни ты пригласишь Холли на сцену и опустишься на одно колено перед ней. Зрители будут в восторге от этого дерьма.

– Вы не можете сделать этого!

Все трое мужчин смотрят на меня, и от их улыбок у меня по спине пробегает холодок.

Черт! Вот дерьмо!

– Соглашайся, Викс, – говорит Морти с самодовольной улыбкой. – Либо это, либо ты садишься в первый же автобус, едущий в твое захолустье. Может быть, когда все закончится, мы даже не станем забирать у тебя обручальное кольцо с бриллиантом.

Что бы я ни сказала сейчас, это ничего не изменит. Так что я подавляю желание завопить и говорю так спокойно, как только могу:

– Обсуждение не закончено, но мне пора репетировать.

У меня кружится голова и сводит желудок, но я надвигаю глубже на глаза свою бейсболку и, не дожидаясь ответной реакции, направляюсь к двери.

– Дайте снова начнем сначала, – говорю я ребятам из группы.

Я хочу извиниться перед ними за то, что сегодня опоздала на репетицию, но я сдерживаюсь, потому что тогда мне пришлось бы рассказать им, почему я опоздала, а я не могу. Однако невозможно сосредоточиться на музыке, когда чувствуешь, что твоя мечта ускользает от тебя. Что бы я не сделала, чтобы воплотить ее в жизнь? Смогу ли я согласиться на этот фарс? У всех есть свои пределы, но я не уверена, где находятся мои.

Но на этот вопрос я не готова отвечать прямо сейчас, так что мне лучше, черт возьми, сосредоточиться. У нас новая песня, которую мы хотим добавить к уже обкатанному репертуару, и если мы не отрепетируем ее, на следующем концерте мы будем выглядеть идиотами.

Я изучающе смотрю на парней и снова благодарю Бога за то, что «Хоумгроун» хоть в этом меня не подвел. Моя группа – потрясающая команда, и мне повезло работать с ними. Мне могли бы подсунуть опустившихся «бывших», но вместо этого я получила серьезных музыкантов с неоспоримым талантом. Поразительно, правда?

Злость, которую я испытываю по отношению к «Хоумгроун», просто нелепа. Но мне трудно смириться с тем, что, с одной стороны, я должна благодарить их за данный мне шанс воплотить в жизнь свою мечту, а с другой, я должна пойти навстречу их требованиям или пожертвовать своей карьерой. Разве это справедливо? Похоже, мне повезло, что я выросла без иллюзии, что в жизни все должно быть справедливо. Кроме того, мне и так улыбнулась удача. Если бы я не выиграла «Мечты Кантри», я все еще продолжала бы разносить соленья в боулинге.

«А бабушка была бы еще жива», – с чувством вины думаю я.

– Холли, что, черт возьми, происходит? Ты планируешь петь в ближайшем будущем, дорогая?

Я вскидываю голову, прогоняя эту мысль, а ребята умолкают… я пропустила вступление.

– Простите. Я просто задумалась.

– Тебе нужна передышка, дорогая? – спрашивает Лонни, мой ударник, крутя в руках палочку.

– Нет, я в порядке. Просто мне нужно сосредоточиться.

Ребята переглядываются, и внезапно мне приходит в голову мысль, что я чего-то не понимаю.

– Что?

Дариус, мой бас-гитарист, наконец, говорит:

– Ты скучаешь по дому, потому что не сможешь быть там в канун Рождества? Но мы решили, что сразу после выступления разлетимся по домам. Тебе стоит сделать то же самое.

Он говорит о выступлении, которое должно состояться через три дня. Я, наконец, попаду на сцену «Мэдисон-сквер-гарден» в Нью-Йорке. Это совсем другая вселенная. Я, бедная девчушка из Кентукки, открываю концерт звезд кантри, который для меня всего лишь ненамного менее значителен, чем сама «Опри»[1]. Я лишь надеюсь, что у меня не разовьется страх сцены.

Я задумываюсь над вопросом Дариуса. Мне и вправду грустно, но вовсе не потому, что я хочу вернуться домой, – у меня ведь больше нет дома. Вся моя семья теперь покоится в шести футах под землей. Мое первое Рождество без бабушки будет тяжелым. Все мои первые достижения без нее были горькими, так почему бы и Рождеству не быть таким же горьким?

Может быть, я заслужила эту боль. Может быть, я ее просто заслужила.

Но если я откажусь от этой возможности, это не вернет бабушку и не заглушит вину, которую я испытываю. Ничто не заглушит ее.

– Ты готова, Холли?

Я, насколько могу, стараюсь выкинуть из головы все – Джесси, руководство студии, чувство вины. Я распрямляю плечи, выпрямляюсь во весь рост.

– Я готова. Давайте начнем сначала.

Остаток репетиции проходит хорошо, потому что я заставляю себя сосредоточиться на текущем моменте и на музыке. Когда я пою, даже на репетиции, этого достаточно, чтобы вывести меня из депрессии, в которую я постепенно скатываюсь.

После репетиции, когда ребята начинают собирать инструменты, я смотрю на часы. Я должна успеть к Мику и Тане на ужин, а потом поехать домой, чтобы упаковать вещи. Перед длительной передышкой мне предстоят еще два концерта. Сначала в Филадельфии, а потом в Нью-Йорке.

Я вешаю сумку на плечо и чувствую, как вибрирует мой мобильный телефон. Достав его, я вижу сообщение от Таны.

Тана: Ты же сказала, что не пойдешь на это!!!

Я быстро отвечаю.

Я:??? О чем ты говоришь?

Ответ от Таны приходит, лишь когда я сажусь в свою машину и включаю зажигание.

Тана: Джесси. Помолвка.

Я позвонила Тане сразу же после того, как вышла из студии и поехала на репетицию. Количество матерных слов, которые она произнесла за время нашего разговора, было внушительным. Она почти превзошла бабушкину соседку, миссис Финчли, побившую все рекорды в этой номинации, когда у нее забрали новенький сверкающий кабриолет, потому что ее выигрыш в бинго не покрыл ее долгов.

Но прежде, чем я успеваю написать ответ, Тана звонит мне.

– Нет, – говорю я.

– Но, дорогая, ты видела страничку Переса Хилтона[2]? Потому что там в самом верху фотография Джесси, и он покупает чертово обручальное кольцо. И улыбается во весь рот.

Что? Никогда. Никогда!

– Это невозможно. Они только…

– Повесь трубку и зайди в «Гугл», Холли. Все уже там. Это случилось. Они собираются загнать тебя в угол и не теряют времени. Тебе нужен план.

– План?

Я начинаю лихорадочно соображать, пытаясь хоть что-то придумать, но все напрасно. Я лишь вижу себя на сцене, рядом с Джесси, задающим мне вопрос, на который я отвечаю: «Пойди удавись».

Моя карьера на этом закончится. Мои мечты будут похоронены.

Тана права – мне нужен план. И поездка на автобусе домой в этот план не входит. Может быть, у меня много недостатков, но я никогда не опускала руки.

Глава 3

Крейтон

Канун Рождества, Нью-Йорк

Мне скучно.

Это очень опасное состояние для такого человека, как я. Когда мне скучно, всегда происходит какое-нибудь дерьмо. Когда мне нужно что-нибудь, способное вызвать у меня выброс адреналина, я способен на враждебное поглощение[3]. Или, например, выхожу из дома, подцепляю трех женщин и представляю им друг друга в самых грязных выражениях.

Можете осуждать меня, сколько вам влезет, мне наплевать, что вы думаете обо мне. Потому что я владею половиной этого города, а другая половина не стоит того, чтобы ею владеть.

Можете посмотреть на ширинку моих брюк от «Гуччи». Нет даже намека на эрекцию при мысли о сексе вчетвером. Секс втроем уже давно пройденный этап, но очень плачевно, что даже секс вчетвером не интересует мой член.

Потому что мне чертовски скучно.

Я отодвигаю кресло, встаю и подхожу к окну моего небоскреба. Видите, что там внизу? Пятая авеню и мой город. Мы располагаемся к югу от парка, и значит, повсюду горят праздничные огни.

Я ненавижу Рождество. Еще один праздник, который напоминает мне о том, что я предпочел бы забыть. Но хватит этого дерьма. Вытащив из кармана телефон, я провожу большим пальцем по экрану. У меня сотни номеров, по которым я мог бы позвонить, и менее чем через пятнадцать минут у меня появилась бы цыпочка. Даже в канун Рождества. Я снова прислушиваюсь в надежде уловить хоть какое-то движение в штанах, но тщетно.

Должно быть, мой член сломался. Нет других объяснений, кроме того, что я устал от любых вариантов. Знаю, что повторяюсь, но когда мне скучно, случается всякое дерьмо. Мое прошлое пестрит ошибками, которые произошли в подобных ситуациях.

Но знаете что? Я в настроении сделать еще одну ошибку. Пора надеть пиджак и выяснить, в какую неприятность я вляпаюсь сегодня ночью.

Глава 4

Холли

Канун Рождества, Нью-Йорк

Я подарю себе мужчину на Рождество. Да, мужчину.

Я могу сделать это. Правда могу. Наверное. Возможно.

Стоя в дверях бара шикарного отеля, я смотрю по сторонам в поисках возможного кандидата. Виски, выпитое на вечеринке после концерта, теплом разливается по телу, дарит ощущение счастья. Мне нужно было как следует выпить, чтобы заставить себя решиться на этот план. Думаю, могу сказать, что это мое первое родео.

И, конечно же, я выбрала что-то совсем не из своей лиги. Но кто знал, что бар в отеле будет таким шикарным? «Роуз Клаб» в «Плазе». Пятая авеню, Нью-Йорк.

Я удерживаюсь от желания посмотреть на ковер, чтобы выяснить, не испачкала ли я его грязью своих ковбойских сапог. И мне очень интересно, не первая ли я девчонка из Кентукки в говнодавах, которая шагнула в это заведение. Хотя эти сапоги – часть моего сценического костюма, и кожаная куртка с бахромой, расшитая хрустальными бусинками, намного приличнее, чем старая потертая куртка, которую я оставила в автобусе.

Голубовато-пурпурный свет, исходя от причудливых светильников, наводит на мысль, что кто-то просто обмакнул этот зал в виноградный сок, и это придает бару какое-то потустороннее настроение. Один взгляд на собравшихся, и я понимаю, что эти люди живут совсем не на той же планете, что и я.

Но я отбрасываю эту мысль и подхожу к сверкающей деревянной стойке. Если я собираюсь сделать это, мне нужно еще выпить, чтобы набраться храбрости.

Я забираюсь на бархатный барный стул, отлично осознавая, что моя крохотная джинсовая юбочка задралась, обнажив бедра. Мужчина в костюме, сидящий через один стул от меня, разглядывает мои ноги, поигрывая стаканом в руке. Я даже не могу определить, какого цвета жидкость в его стакане, потому что все искажает этот неестественный свет.

Но меня этот свет радует. В нем есть что-то мягкое и сексуальное, и это придает мне мужества следовать моему плану.

Список подарков, которые я хотела бы получить на Рождество, очень короткий, но, безусловно, очень определенный. Один мужчина, достаточно нахальный, с горячим телом, который сможет помочь мне забыть о моих печалях в эту ночь.

Я беру меню со стойки, раскрываю. И оно раскрывается как раз на нужной странице. «Американский виски». Самый лучший из всех. Но когда я вижу цены, у меня отвисает челюсть.

– Вот дерьмо! Шестнадцать долларов за «Джек Дэниэлз»? Какого черта? Джек что, встал из могилы и сам приготовил его? Черт…

Мой голос разносится по всему залу, и все присутствующие, включая бармена в шикарном костюме, поворачиваются и смотрят на меня.

Мужчина, сидящий через один стул от меня, очевидно, воспринимает это как приглашение и пересаживается на стул рядом со мной. Его улыбка такая же вкрадчивая, как и его слова.

– Я куплю выпивку этой хорошенькой девочке. – Он кивает бармену. – Запиши на мой счет все, что она захочет.

Ну что ж, это заняло немного времени.

Я быстро опускаю взгляд, и брюшко, на котором лопаются пуговицы его рубашки, быстро дисквалифицирует его, потому что это совсем не то горячее тело, какое мне хотелось бы. Но, может быть, это как раз та ситуация, когда нищие не могут выбирать?

Я никогда не была завсегдатаем баров, но в тех немногих случаях, когда мы с ребятами из группы заглядывали туда после концертов, я всегда привлекала внимание тех типов, которые слишком много времени проводят в деловых поездках, никогда не посещая тренажерные залы в отелях.

Я сдаюсь. Может быть, это лучшее, на что я могу рассчитывать? Одно ясно – даже невзирая на виски, – это моя самая тупая затея.

– Спасибо, но, кажется, я сегодня немного потеряна. – Я закрываю меню. – Наверное, мне лучше вернуться в номер.

Студия поселила меня в «Плазе» в знак признательности за то, что я согласилась выступать в канун Рождества. В противном случае я никогда не вбухала бы столько денег в отель, даже если бы они у меня были, а их у меня не было.

Он кладет ладонь мне на руку.

– Как вы можете чувствовать себя потерянной, когда я только что нашел вас?

Дешевое вступление, и я даже не уверена, что это можно рассматривать как вступление. Но в любом случае мне будет гораздо лучше устроить печальную вечеринку на одну персону с десертом, доставленным мне в номер.

Я начинаю сползать со стула, но он сильнее сжимает мою руку, а вторая его рука ложится на мое бедро и почти мгновенно начинает забираться мне под юбку.

– Вы не можете вот так уйти. Мы еще даже не познакомились. Просто позвольте мне купить вам выпивку. Обещаю, вы об этом не пожалеете, дорогуша.

По моему телу пробегают мурашки от его прикосновения, и я пытаюсь отодвинуться, но он не дает. Очевидно, он принимает меня за шлюху, но моя юбка не настолько короткая.

Я пытаюсь столкнуть его руку с моей ноги, впившись в нее ногтями, но он только сильнее сжимает мое бедро.

Серьезно? Это все, что я получила, когда попыталась немного невинно развлечься? Несправедливо.

Я отталкиваю его руку, собираясь сказать ему, чтобы он отпустил меня, но в этот момент у меня над головой раздается низкий, хрипловатый голос:

– Я буду признателен, если вы уберете свои руки от моей жены.

В одно мгновение отвратительные руки, дотрагивающиеся до меня, отпускают меня, и мужчина сползает со своего стула. Я перевожу взгляд с блудливого типа, который пытается не потерять равновесие, на мужчину, нависшего над моим левым плечом.

Еще один тип в костюме. Но уже не толстяк лет пятидесяти, а Божий дар женщинам. Или подарок лично мне от Санта-Клауса? Потому что, вау! Темно-каштановые волосы идеально обрамляют его лоб, а его скулы могли бы быть вырезаны итальянским скульптором.

В моем затуманенном виски мозгу мелькает мысль, что я где-то его видела. Но его темные глаза впиваются в мои, словно заставляя меня подыграть ему. Я не знаю, что за игру он затеял, но ради него… я, возможно, буду готова попытаться.

Этот сексуальный мужчина в костюме поднимает руку к моим волосам и заправляет прядь мне за ухо. Его темно-карие глаза неотрывно смотрят на меня.

– Дорогая, я сказал тебе, что ты можешь подцепить мужчину в баре, чтобы заставить меня ревновать, в канун Нового года, а не Рождества.

Блудливый тип делает еще один шаг назад, и память о его прикосновениях исчезает с той же скоростью, что и он сам. Это все равно что наблюдать за играми в дикой природе – бета-самец отступает перед альфа-самцом, а сексуальный мужчина в костюме в этой ситуации явно стопроцентный альфа-самец.

Какие бы феромоны он ни излучал, я начинаю ерзать на бархатном стуле и машинально придвигаюсь к нему. Это в миллион раз лучше, чем мысль о том, чтобы поближе познакомиться с блудливым типом. Я потираю руку в том месте, где он касался меня, и вижу, что на ней уже появилось красное пятно.

Красавчик замечает мое движение. Он жестом собственника кладет руку мне на плечо и говорит блудливому типу низким, угрожающим голосом:

– Если ты не хочешь подбирать свои зубы до следующего Рождества, я предлагаю тебе оплатить свой счет и убраться отсюда, пока я не потерял терпение. И не смей больше дотрагиваться до женщины, которая явно не интересуется тобой.

Но блудливый тип, похоже, все еще не признает авторитет моего «мужа».

– Она пришла сюда с таким видом, словно собиралась снять мужика. Она была очень даже заинтересована. Может, тебе стоит держать эту женщину на поводке, если ты не можешь контролировать ее.

Я открываю рот, чтобы сказать ему, что я решительно не была заинтересована, но мой спаситель заговаривает первым.

– Я предлагаю тебе убраться, пока ты еще в состоянии.

Выражение его лица, должно быть, еще более угрожающее, чем его слова, потому что блудливый тип делает знак бармену, который придвигает ему кожаную папку. Очевидно, он все слышал, потому что на его лице появилась насмешливая улыбка.

«Божий дар» обнимает меня за талию и прижимает к мускулистой груди. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не замурлыкать и не потереться об него, как кошка.

Что со мной происходит? Я никогда еще так не реагировала на мужчину. Мне следовало бы оттолкнуть его, но я лишь хотела еще крепче прижаться к вожаку стаи, стоявшему у меня за спиной.

Блудливый тип открывает папку и достает свой бумажник.

Мой спаситель на это резко говорит:

– Потрудись оставить хорошие чаевые.

Блудливый тип начинает отсчитывать купюры, а красавчик – водить по моему животу большим пальцем, взад-вперед, как раз под моими грудями. С каждым движением его пальца я все крепче спиной прижимаюсь к нему. Все нервные окончания в моем теле внезапно оживают.

Он заговаривает, и его голос глухо вибрирует у него в груди.

– Две сотни будет достаточно. Это же Рождество, черт возьми. Не продешеви, кретин.

Я прикусываю губу, сдерживая смех, готовый вырваться у меня из груди.

Блудливый тип сует две сотенных бумажки в папку и захлопывает ее, а потом сползает со стула.

Он делает три шага, но красавчик говорит:

– Я надеюсь, черт побери, что, прежде чем уйти, ты не забудешь извиниться перед моей женой за то, что был таким подонком.

Блудливый тип останавливается и замирает.

– Простите, мэм. Приношу мои искренние извинения.

Я сотрясаюсь от беззвучного смеха, и мужчина сильнее прижимает меня к себе.

– Тебя что-то насмешило, любимая?

Я размышляю, не отстраниться ли мне от него, чтобы посмотреть ему в лицо, но он принимает решение за меня и опускает руки. Он выдвигает барный стул рядом с моим, расстегивает пиджак и садится.

Я рассчитываю, что он повернется ко мне и начнет комментировать только что произошедшее, расскажет, почему он, черт возьми, спас меня и притворился моим мужем, но он лишь поднимает два пальца.

– «Бушмиллз 21» для леди.

Бармен кивает и с готовностью достает высокую бутылку с верхней полки.

– Я бы предпочла двойную порцию «Джека», – говорю я.

Бармен замирает и переводит взгляд с меня на мужчину.

Я краем глаза вижу, как он качает головой.

– Она будет пить «Бушмиллз». Мы развиваем ее вкус.

Я бросаю на него взгляд, собираясь возразить, но вид его профиля заставляет меня замолчать. Этот мужчина невероятно красив и элегантен, от темных волос и таких же темных глаз до черного галстука… Мой взгляд опускается ниже, на выпуклость его брюк. Я судорожно глотаю, вспоминая, с какой целью я сижу этим вечером в этом баре.

И тут меня осеняет. Я чувствую себя так, словно грязь из-под колес машины внезапно окатывает мои сапоги. Я знаю, кто этот мужчина, потому что он не слишком отличается от фотографии на обложке «Форбс», которую я видела в доме у Таны пару месяцев назад. Я все еще помню заголовок: «Карас выигрывает сражение».

Ну, сегодня вечером он явно выиграл сражение. Нервозность, которую я уже некоторое время испытываю, возрастает. План «Холли дарит себе мужчину на Рождество» внезапно снова кажется мне замечательным.

Но как мне это сделать? Я никогда не делала предложений посторонним мужчинам в баре, тем более миллиардерам. Или все уже и так решено и он лишь ждет, что я присоединюсь к его планам на вечер?

– Мы развиваем мой вкус? – с придыханием говорю я.

Его полные губы растягиваются в ленивую и в то же время хищную улыбку.

– В этом отношении, и я надеюсь, еще до того, как закончится ночь, в некоторых других.

О. Мой. Бог.

Надеюсь, я знаю, во что ввязываюсь.

Глава 5

Крейтон

Черт побери.

Это произносят ее блестящие ярко-красные губы, и я не уверен, что она подозревает о том, как соблазнительно выглядит, сидя на этом стуле. Когда она шевелится, хрустальные кристаллы у нее на шее, в ушах и на запястьях сверкают пурпурным блеском в знаменитом свете «Роуз Клаб» – свете, который более привычен к тому, чтобы отражаться от бриллиантов, а не от дешевой бижутерии.

Она приковала к себе мое внимание сразу же, как вошла в зал, потому что она выглядела в этом баре так неуместно. Но я не мог отвести от нее взгляда, потому что… Черт. Понятия не имею.

У меня было немало красивых женщин, но эта была явно не из тех, к которым я привык. Она вовсе не была из тех утонченных породистых женщин, которые приходили в это место, подыскивая того, кто оплатит их ужин.

Нет. С первого взгляда я понял, что она застенчива и невинна. Она не из тех, кто ожидает подачки, и абсолютное отсутствие мотива за ее действиями кажется мне более привлекательным, чем я мог себе вообразить. То, как она моментально стала подыгрывать мне и не отстранилась от моих прикосновений… Черт, она прижималась ко мне, желая большего. Она была редким созданием, а я из тех мужчин, которые ценят это качество больше всего при выборе женщины.

И потом еще тот факт, что она сидит в этом баре одна в канун Рождества, и кольца на пальце нет. Не знаю, как тот тип не заметил отсутствия этого небольшого аксессуара. Но это говорит мне о том, что этим вечером она совсем одна в городе, так же, как и я.

Скука больше не мучает меня. Эта невинная девушка полностью меня излечила.

Я сразу же принимаю решение. Она моя на сегодняшнюю ночь.

Бармен, которого, судя по бейджу, зовут Эрик, ставит перед нами виски.

– Пожалуйста, дайте мне знать, если вам понадобится что-нибудь еще, мистер Карас.

Я морщусь, когда он произносит мое имя. Я ожидаю, что ее отношение сразу же изменится и жадные коготки вопьются в меня.

Но вместо этого она разглядывает стакан, стоящий перед ней.

– И во сколько мне обойдется эта выпивка? По десять долларов за глоток?

Я с трудом сдерживаю стон при слове «глоток», потому что, черт возьми, я же мужчина, и я уже представляю свой член у нее во рту.

– Ни цента, дорогая. Я не могу позволить женщине пить в одиночестве, и уж ни в коем случае не позволю ей самой платить за выпивку.

Я жду возражений, но вместо этого она подносит стакан к носу и принюхивается.

– Пахнет, как… конфеты?

– Карамель и темный шоколад.

Она прижимается губами к краю стакана и делает глоток. Черт. Ее горло дергается, когда она глотает виски.

Я хочу почувствовать вкус виски на ее губах. Черт, я хочу почувствовать ее всю. Я наклоняюсь, почти невольно, сжигаемый потребностью ощутить вкус моего любимого напитка на ее губах.

Но она замирает, и я тоже.

Ее карие глаза широко распахиваются.

– Черт, классная штука!

Моя грудь сотрясается от смеха.

– Верно.

Ее губы растягиваются в улыбке, и она поднимает стакан и делает еще один глоток, на этот раз чуть больший. И мой член начинает пульсировать, упираясь в молнию брюк. Я хочу видеть ее стоящей на коленях, хочу, чтобы эти большие карие глаза смотрели на меня снизу вверх, когда я возьму ее за подбородок и введу член между этими соблазнительными красными губками.

– Ну же, еще.

Она приподнимает брови, но послушно соглашается. Или она соглашается с тем, что, по ее мнению, я имею в виду.

Нет, дорогая. Я просто репетирую то, что скажу тебе, когда буду трахать тебя в твой прелестный ротик. Она слишком невинна, чтобы понять это сейчас, но она поймет позже.

Мой член снова дергается, и я понимаю, что если не успокоюсь, начну бормотать односложные слова из-за недостатка кислорода в моем мозгу. Я никогда прежде не реагировал на женщину так быстро и так сильно. Это полностью первобытное и находящееся ниже пояса чувство, но я не собираюсь анализировать его. Я с готовностью подчиняюсь ему.

У меня в голове проносятся разные предложения, которые я мог бы ей сделать, чтобы вытащить ее из этого бара и заманить в свой пентхаус на долгую ночь отвязного, бурного секса, но она опережает меня.

– Вы женаты? Помимо того, что вы понарошку женаты на мне?

У меня нет других объяснений, почему я сыграл роль ревнивого мужа, кроме того, что она пробудила во мне один из основных инстинктов – инстинкт собственника. Если этот инстинкт был бы чуть сильнее, меня вышвырнули бы из этого бара за то, что я сделал бы лужу вокруг нее, помечая свою территорию и бросая вызов мужчинам, возомнившим, что у них достаточно большие яйца, чтобы увести ее у меня из-под носа.

Это совершенно для меня новое чувство. Обычно мой мозг работает по принципу: Горячая. Хочу ее трахнуть.

Вот так просто. И ничего более.

Мужчины – не такие уж сложные создания, дорогие дамы. Вы горячая штучка? Готов поспорить, что все знакомые вам мужчины хотят вас трахнуть. Это называется человеческой натурой.

Но с этой странной девушкой в ковбойских сапогах все не так просто. Она кажется мне дразнящим дуновением свежего воздуха, окутавшим меня, и потребность заявить на нее мои права становится непреодолимой.

Ее улыбка гаснет, и я заставляю себя вернуться мыслями к разговору, который, предположительно, происходит между нами. Но я уже успел забыть ее вопрос.

– Почему вы хмуритесь, дорогая?

Она замирает на своем стуле.

– Во-первых, не называйте меня дорогой. А во-вторых, если вы женаты, перетаскивайте вашу любящую экзотический виски задницу к другому столику.

Я ухмыляюсь, вспоминая, какой вопрос она мне задала.

– Не женат. А что, вы подыскиваете себе мужа?

Она презрительно морщит маленький носик.

– Нет. Вовсе нет.

Я приподнимаю бровь. Женщины, с которыми я обычно имел дело, приняли бы это за предложение, хотя мои слова предложением не являлись. И они ухватились бы за меня обеими руками.

– У вас проблемы с институтом брака в целом или касательно только вас одной?

Она делает еще глоток, на этот раз очень большой. Покончив с виски, она ставит свой стакан на стойку. И ее карие глаза смотрят прямо мне в лицо.

– Я пришла сюда не для того, чтобы говорить об институте брака. Я пришла, чтобы найти горячего парня, который умеет держать себя в руках, и посмотреть, куда заведет меня эта ночь.

Она берет стакан, словно ей необходимо сделать еще глоток для храбрости, но ее стакан уже пуст. Она снова ставит стакан на стойку и внезапно выпаливает:

– Как вы думаете, вы подойдете на роль такого парня?

Я сильно подозреваю, что без виски она никогда не решилась бы сказать это. Но это замечательно совпадает с моим планом. И я не тот человек, чтобы упустить отличную возможность.

Я подношу стакан к губам и выпиваю его содержимое, после чего ставлю его на фирменную салфетку, лежащую на стойке. И все это время я смотрю ей прямо в глаза.

– Откуда вы?

Обычно я не задаю вопросов, но с ней я хочу знать обо всем.

– А это имеет значение? – спрашивает она, и я не могу понять, она просто притворяется замкнутой или это ее нормальное состояние.

– Мне просто интересно, где выращивают красивых женщин, которые говорят именно то, что мужчина хочет услышать, сидя в баре рядом с ними.

Ее щеки окрашиваются в красный цвет, и я подозреваю, что виной тому вовсе не виски. Невинность исходит от нее почти ощутимыми волнами. Мне хочется выяснить, насколько я смогу заставить ее покраснеть и в других местах. Я хочу видеть отпечаток моей ладони на ее заднице, который будет такого же цвета.

Я встаю и протягиваю ей руку. Она смотрит на нее и, немного поколебавшись, вкладывает в нее свою.

Умница.

Я сжимаю ее пальцы, и она соскальзывает со стула. Даже несмотря на каблуки ее сапог, ее макушка едва доходит мне до подбородка.

– Куда мы пойдем? – спрашивает она.

– Ко мне.

Она широко раскрывает глаза.

– Я… у меня есть номер. В этом отеле. Я хочу сказать, если хотите. Или… или…

Она запинается, и я понимаю, что должен успокоить ее, пока она не сбежала.

Я подношу руку к ее подбородку и начинаю поглаживать большим пальцем ее щеку, такую чертовски сексуально румяную.

– Да. Я очень хочу.

Она судорожно глотает и кивает.

Она моя.

Я не хочу отпускать ее, но я все равно делаю это. Достав из внутреннего кармана пиджака пачку денег, я отсчитываю несколько сотенных купюр. Я не могу дать меньше чаевых, чем тот ублюдок, или я сам буду таким же ублюдком. Я кладу деньги под свой пустой стакан и, немного помедлив, добавляю к ним еще несколько купюр и киваю бармену.

– Да, сэр?

– Мы возьмем с собой неоткрытую бутылку «Бушмиллз».

Я бросаю взгляд на женщину, с которой собираюсь провести оставшуюся ночь – на ней и под ней, сзади и спереди.

Бармен двигается очень быстро, и спустя несколько мгновений одна моя рука держит за горлышко бутылку виски, а другая лежит на ее пояснице.

Наклонившись так, что мои губы находятся лишь в какой-то доле дюйма от ее уха, я говорю:

– Показывайте дорогу, дорогая.

Глава 6

Холли

Я крутая. Я сделала это.

Я могу притвориться, будто я отлично понимаю, что, черт возьми, делаю.

Секс на одну ночь? Не проблема. Сексуальный миллиардер в костюме-тройке, который явно стоит дороже, чем мой автомобиль? Подумаешь!

Этими словами я поддерживаю себя по дороге к лифту. Я чувствую сквозь тоненький топ тепло его руки, которая словно ставит на мне его клеймо.

Я все еще не могу поверить, что я это сказала. Моя бабушка перевернулась бы в гробу, если бы узнала, что я подцепила мужика в баре. Волна горечи захлестывает меня, и я спотыкаюсь.

Он замедляет шаг, поддерживая меня.

– Вы передумали?

В его голосе нет насмешки, он звучит очень серьезно. И в этот момент мое шестое чувство подсказывает мне, что он как раз такой мужчина, который будет способен заставить меня забыть обо всех неприятностях, которые мучают меня.

Я смотрю ему в глаза.

– Нет. Не передумала.

– Хорошо.

От этого короткого слова у меня по телу бегут мурашки. Этот мужчина действует на меня на подсознательном уровне. И я не могу понять почему. То есть с каких это пор миллиардеры в костюмах-тройках стали возбуждать меня? Обычно, не считая нескольких пьяных поклонников, я имела дело лишь с кретинами, от близости которых у меня не бежали мурашки по телу.

Как я могу быть возбуждена, зная отлично, насколько он далек от моей лиги?

У меня в животе начинают порхать бабочки. Я так не нервничала, даже когда впервые вышла на сцену в конкурсе «Мечты Кантри». Может быть, именно так чувствует себя новичок, вступая на поле играющих в высшей лиге.

Я смотрю вниз, туда, где он держит в руке мою руку, и не могу не заметить выпуклость его брюк.

О, Господи! Во что я ввязалась? Он, наверное, имел немало отношений с супермоделями и просто с женщинами, которые ему могли приглянуться. А теперь он подцепил меня. И былая неуверенность снова возвращается ко мне. Я недостаточно хороша для такого мужчины, и я знаю это.

Мы входим в лифт, и мое сердце начинает бешено колотиться в груди. Может ли он слышать этот стук?

Я забываю, что все еще таращу глаза на выпуклость в его брюках, и тут его рука поднимает мое лицо за подбородок.

– Видите что-то, что вам нравится?

Мои щеки обдает жаром, и я смотрю в его глаза, в которых мелькают веселые искорки.

О, мой Бог! Он застал меня за тем, как я пялюсь на его член. Поражение, Холли! Поражение.

– Э-ээ…

– Не беспокойтесь. Я не возражаю.

С этими словами он гладит меня по щеке подушечкой большого пальца. Это прикосновение уже так знакомо мне.

Оно снова вызывает во мне желание просто прислониться к нему, предоставляя ему принимать решения.

Кого я обманываю? Словно я когда-либо принимала эти решения.

– Как вас зовут, дорогая?

Я стискиваю зубы, услышав это. Я ненавижу, когда незнакомые мне люди называют меня «сладенькая» или «дорогая».

Так обращалась ко мне моя бабушка, и из уст других людей это звучало для меня фальшиво и в то же время напоминало мне о моей потере.

– Никаких имен, – быстро говорю я.

Его брови ползут вверх.

– Правда? Вы не хотите знать мое имя?

Это не совсем честно с моей стороны, поскольку я уже знаю его имя, но я все равно отвечаю:

– Нет. Мне не нужно знать ваше имя.

Он некоторое время изучающе смотрит на меня, потом коротко кивает. Как только двери открываются на моем этаже, он хватает меня за руку и тащит за собой из лифта, и я начинаю сознавать, что настал момент, когда все это дерьмо становится реальностью.

Я испытываю одновременно и предвкушение, и испуг, а он рычит:

– Какой номер комнаты?

О, Боже. Что я делаю? Но подожди, все правильно. Я собираюсь провести ночь с миллиардером. Вернись в игру, Холли. Ты можешь сделать это.

– М-мм, 1919.

– Ключ?

Я сую руку в задний карман моей джинсовой юбки, и вытаскиваю его. Взяв его из моих пальцев, он тащит меня по коридору в направлении моего номера.

По крайней мере мне не придется проявлять инициативу, потому что у меня такое чувство, что Крейтон Карас будет таким же требовательным и доминирующим в постели, каким он, по слухам, бывает на советах директоров.

Черт.

Глава 7

Крейтон

Я должен сделать это медленно. С ней я должен не торопиться. Она из тех женщин, которых нужно ценить и близостью с которыми нужно наслаждаться, но я так хочу почувствовать на губах ее невинность, что даже не пытаюсь сдерживаться.

Не успела дверь закрыться за нами, как я подхватываю ее руками за задницу и прижимаю к стене, роняя бутылку на пол. Я впиваюсь губами в ее ярко-красные губы, проталкивая язык ей в рот.

Черт. Такая дьявольски сладкая, именно такая, какой я ее себе и представлял.

Ее тихий стон пронзает меня насквозь. Я вдавливаю ее в стену, и мой член прижимается к ее лону. Она стонет и выгибается навстречу мне. Несмотря на ее невинность, ее инстинкты развиты очень хорошо. Я закидываю ее ногу себе на талию, и она быстро реагирует, подпрыгнув и обхватив меня другой ногой.

Ее юбка задирается до самой талии, а каблуки сапог прижимаются к моей заднице. И когда она впивается ногтями в мои плечи, чтобы удержать равновесие, моя потребность насладиться этой женщиной становится непреодолимой.

Не беспокойся, дорогая. Я тебя не отпущу.

Я зарываюсь рукой в ее волосы и откидываю ее голову назад, чтобы заглянуть ей в глаза.

– Когда я опущу тебя на пол, сними с себя все, кроме сапог и трусиков, и встань на четвереньки в кровати.

Ее темные глаза расширяются, и в них читается явный шок.

О, это будет потрясающе!

Я медленно отпускаю ее, но ее ноги сильнее обхватывают меня.

Я крепче хватаю ее за волосы.

– Ты поняла меня?

Она кивает.

– Скажи это. Да или нет?

– Да, – шепчет она.

Улыбка, которая расплывается на моем лице, кажется хищной даже мне самому.

– Ты будешь моей непослушной девочкой, хорошо?

Она приоткрывает рот, чтобы ответить, но вместо этого снова закрывает его и судорожно глотает. Так, как она вскоре будет глотать мой член. Она будет идеальна.

– Хочешь знать, что я делаю с непослушными девочками?

Она кивает.

– Все, что мне захочется.

Ее зрачки расширяются, и я понимаю, что я загнал ее именно в тот угол, в который хотел. Я прижимаюсь губами к ее губам и снова наслаждаюсь ею. Привкус виски напоминает мне о том, что я хочу слизывать его с ее тела и пить его из ее лона.

Черт. Что есть такого в этой женщине, что заставляет меня терять самообладание?

Я не собираюсь отвечать на этот вопрос, потому что она обнимает меня рукой за шею, притягивая к себе. Ее быстрый маленький язычок касается моего, и ее вкус… Господи! Он заставляет улетучиться логику и здравый смысл.

Я отрываюсь от ее губ, стоя уже на краю пропасти, и медленно опускаю ее на пол.

– Что?..

Ее протест очень слаб, и она упирается ладонью мне в грудь, чтобы сохранить равновесие.

– Сейчас, – говорю я и жду ее реакции.

– Что? – снова спрашивает она, на этот раз более уверенно.

– Я уже сказал тебе, что ты должна делать. И сделай это прямо сейчас.

Она несколько раз моргает, словно пытаясь прогнать затуманившее ее мозг желание.

Ну уж нет!

Я кладу руки ей на плечи и разворачиваю ее лицом к кровати.

– Разденься. Оставь только трусики и сапоги. И я хочу, чтобы ты подняла задницу вверх.

Я отпускаю ее, и она чуть не падает. Я сдерживаю желание подхватить ее, потому что если снова дотронусь до нее, я начну срывать с нее одежду.

К ее чести, она быстро восстанавливает равновесие. Мне интересно, насколько медленно она будет выполнять мои указания, но ответ на это я получаю очень быстро. Она берется за полы своей рубашки и нерешительно оглядывается на меня через плечо.

Продолжай, думаю я, и мне интересно, насколько послушно она выполнит мои приказы – те, которые я произнес, и те, которых я не произносил.

Она закусывает губу и отворачивается, а потом медленно стягивает рубашку через голову. Немного поколебавшись, она роняет ее на пол. Потом замирает, и мне кажется, что она уже подумывает о том, чтобы отступить. Но она не отступает.

Раздается звук расстегивающейся молнии, и она сбрасывает юбку. Тоненькие красные трусики не скрывают идеальной формы ее задницы.

Господи, она совершенна!

– И бюстгальтер тоже, – напоминаю я, когда она опускает руки.

Она снова оглядывается на меня, прежде чем расстегнуть бюстгальтер и снять его. Он присоединяется к кучке одежды, уже лежащей на полу. Она берется за резинку трусиков.

– Стоп.

Она замирает, когда я произношу это слово.

– Тебе нужно научиться лучше слушать, непослушная девочка. Оставь их. Я хочу, чтобы ты встала на четвереньки в кровати и подняла задницу.

Ее взгляд падает на кровать, и она неуверенно делает один шаг по направлению к ней. Я быстро кидаюсь к кровати, сдергиваю покрывало и отбрасываю его в сторону.

Она опирается ладонями о матрас и на мгновение застывает. Но потом взбирается на кровать, выполняя мой приказ.

– Я собираюсь сорвать с тебя эти маленькие трусики и съесть на десерт твою сочную вагину.

Когда от моих слов по ее телу пробегает дрожь, мне становится интересно, говорил ли кто-нибудь с ней так грубо, как я. Я очень в этом сомневаюсь.

Но, тем не менее, она не шевелится. Не пытается возразить, и я понимаю, что я пропал.

Глава 8

Холли

Его слова. О, Боже, его слова. Я читала о таком, но я никогда не слышала, чтобы кто-нибудь произносил это. Так грязно, так непристойно… И, помоги мне, Боже, так сексуально. Может быть, со мной что-то не так, но мне это нравится. Я хочу, чтобы он говорил мне, что я должна делать, потому что если одни лишь его слова и поцелуи так действуют на меня, я хочу большего.

Краешком глаза я наблюдаю за тем, как он сбрасывает с себя пиджак и бросает его на кресло в углу комнаты. Его запонки со стуком падают на туалетный столик. Его руки быстро расстегивают рубашку, и он бросает ее на пиджак. Потом направляется к кровати, и меня бросает в жар.

Я ожидаю нежного прикосновения, ласки, но вместо этого он с силой бьет меня по ягодице. Боль пронзает мое тело, а моя ягодица начинает гореть.

У меня вырывается позорный слабый вскрик, и я опускаю задницу, чтобы избежать повторного удара. Но я двигаюсь недостаточно быстро.

Следующий удар приходится по той же ягодице, но чуть ниже.

– Зачем… – начинаю я, но его большая ладонь накрывает то место, по которому пришелся удар, заставляя меня замолчать.

Он властно сжимает рукой мою ягодицу, а его большой палец скользит под резинку моих трусиков.

– Я возьму их себе, – говорит он, разрывая тонкое кружево моих трусиков так, что они сползают по моей левой ноге. Еще одно движение его руки, и они полностью сорваны с меня. – И я наказываю тебя потому, что ты медленно исполняла мои приказы. И еще потому, что с того самого момента, когда ты покраснела в баре, я мечтал увидеть отпечаток моей ладони на твоей заднице.

И снова от его слов по мне прокатывается волна сумасшедшего желания, которого я прежде никогда не испытывала. До тех пор, пока его рука не скользит у меня между ног и один огромный палец не погружается в мою влажную вагину.

Он стонет.

– Ты просто истекаешь соком. Господи.

Кончик его пальца массирует мое лоно, дразня меня. Мои бедра расслабляются, а когда его палец проникает внутрь меня, мои мышцы сжимают его, требуя большего.

Что происходит со мной? Я делаю движение навстречу его руке, и на мгновение он замирает. Но потом он убирает руку и легонько хлопает меня по лобку.

– Что…

– Моя жадная девочка очень спешит. Я дам тебе то, чего ты хочешь, но это произойдет по моему сценарию.

Когда я шумно выдыхаю, он уже сильнее шлепает меня по тому же месту. А потом хватает меня за бедра и одним движением переворачивает на спину.

Моя голова кружится от резкого движения, но мои глаза неотрывно следят за тем, как он отходит от кровати к двери, наклоняется над чем-то, а потом возвращается.

Он опускается на колени рядом с кроватью, хватает меня за колени и притягивает к себе, так что моя задница почти повисает в воздухе, а мои ноги в сапогах опускаются ему на плечи. Я полностью раскрыта перед ним, и на мгновение меня охватывает неуверенность.

Он что-то поднимает в одной руке, и в полумраке я вижу, что это бутылка виски. Не сводя с меня взгляда, он открывает ее и бросает крышку на пол.

М-мм… неподходящее время для выпивки?

Он наклоняется ко мне, и его дыхание дразнит мое лоно.

– Я еще не покончил с выпивкой. Так что теперь я собираюсь пить из этой сладкой маленькой дырочки, и я стану пьян тобой.

Снова его непристойные слова вызывают дрожь у меня, и мой затуманенный похотью мозг с трудом осознает их значение. Он собирается сделать… что?

У меня нет времени задать этот вопрос, потому что он наклоняет бутылку, и холодная жидкость стекает по моему лону… прямо ему в рот. Он ловит виски языком, в то же время лаская самые сокровенные местечки моего тела.

О, мой Бог! О, мой Бог!

Удовольствие растекается по моему телу, а он лижет, и покусывает, и посасывает, пока я непроизвольно не поднимаю бедра и не прижимаюсь теснее к его рту, требуя большего.

Он замирает, виски перестает стекать по моему телу, и он поднимает голову.

– Что…

– Ты не кончишь, пока я не позволю тебе этого. Но сначала я собираюсь насладиться моим десертом.

Мои соски затвердевают, и все мое тело покрывается гусиной кожей от вожделения.

– Хорошо, – шепчу я. – Пожалуйста, не останавливайся. Пожалуйста.

Я не знаю, что за одурманенное существо просит мужчину лить виски на ее половые органы, но меня это не волнует. Я ожидаю, что он возобновит свои прежние действия, но он делает кое-что другое, кое-что совсем неожиданное.

Он дотрагивается горлышком бутылки до моего клитора. И от прикосновения холодного стекла мое тело пронзает восторг.

Он не собирается… он не может… Мое воображение начинает бушевать, а он продолжает скользить горлышком бутылки все ниже… и ниже… И прижимает его ко входу в мою вагину, но только на мгновение, а потом поднимает бутылку и пьет из нее.

Его адамово яблоко дергается, когда он делает глотки, и у меня в горле пересыхает. Похоже, он может читать мои мысли, потому что он опускает бутылку и наклоняется вперед, так что мои ноги оказываются прижатыми к моему телу.

Он прикладывает горлышко бутылки к моим губам.

– Открой рот.

Он наклоняет бутылку, и я выполняю его команду как раз вовремя, чтобы виски полилось на мой язык. Я глотаю, пока оно не перестает течь мне в рот, и когда я на мгновение расслабляюсь, он снова склоняется надо мной, и толстый, длинный палец без предупреждения погружается в мое лоно.

Спиртное теплом разливается у меня в желудке, а от его ласки мое тело затапливает горячая волна желания. Его темные глаза неотрывно смотрят на меня, и он водит пальцем взад-вперед, а потом наклоняется и прижимается губами к моему клитору.

И упивается своим десертом.

Я уже приближаюсь к оргазму, и его второй палец на мгновение погружается в меня, а потом скользит ниже.

Вау! Я вздрагиваю от непривычного ощущения, когда он водит пальцем по моему анусу. Я открываю рот, чтобы воспротивиться, но он начинает покусывать мой клитор.

У меня вырывается стон, и мощный оргазм сотрясает мое тело.

Когда я, наконец, открываю глаза, он стоит надо мной. Должно быть, он снял мои ноги со своих плеч, хотя я этого даже не осознала. Молния на его брюках расстегнута, а его пальцы сомкнуты на гигантском члене. Я видела не так много членов в своей жизни, но даже я могу понять, что этот – просто монстр.

– Ты хочешь мой член?

Дерзкий вопрос застает меня врасплох.

– М-мм…

– Я задал тебе вопрос.

Он поглаживает свой член рукой, ожидая моего ответа.

Я киваю.

Но этого ему недостаточно.

– Скажи мне, что ты хочешь, чтобы я трахал твою тугую маленькую дырочку так, чтобы ты даже наутро все еще чувствовала бы это.

– Я… я хочу, чтобы ты трахнул меня.

Мне странно произносить эти слова, хотя это именно то, чего я хотела, когда направлялась в тот бар. Я хотела найти мужчину, достаточно уверенного в себе, который мог бы дать мне то, чего я хотела. Но я не рассчитывала подцепить его.

– Этого недостаточно. Ты искала себе мужчину этим вечером, это ясно. Так что проси то, чего тебе нужно. – Он приблизил свое лицо к моему. – Потому что я дам тебе все это и даже больше этого.

Я задерживаю дыхание. Он прав. Сегодня ночью я собиралась сделать то, чего мне так хотелось, и прогнать чувство вины, которое преследовало меня. Я набираюсь храбрости, приподнимаюсь на локтях, сгибаю колени и развожу ноги.

– Я хочу чувствовать тебя даже завтра утром.

На его лице расплывается довольная улыбка.

– Хорошо. Потому что ты будешь чувствовать это.

Он сбрасывает ботинки, потом снимает брюки и бросает их на пол. Я ожидаю, что он набросится на меня, но он поднимает брюки и достает бумажник.

Черт. Я совершенно забыла взять презервативы из моей аптечки в ванной комнате. Очевидно, я не так уж подготовлена для таких забав.

Но поскольку я, вероятно, не буду повторять это приключение в ближайшем будущем, я не стану волноваться из-за этого. Это еще одна причина, по которой мне следует взять все от этой ночи, пока она не превратилась в смутное воспоминание.

Глава 9

Крейтон

Она так сладостно послушна. В ней есть все, что мне так отчаянно нужно. Ее внутренняя борьба между нерешительностью и ее нуждами настолько сильна, что я вижу отражение этой борьбы в ее глазах. И моя потребность обладать ею взлетает до небес. Я даже не помню, хотел ли я чего-либо так сильно в течение долгого, долгого времени.

Но у нас нет времени на эти размышления, мои дорогие, потому что презерватив уже надет на мой член, и самая сладкая дырочка, которую я когда-либо трахал, умоляет, чтобы он погрузился в нее.

У меня в мозгу происходит короткое замыкание, когда она кладет руку на свой клитор и начинает массировать его большим пальцем. Этого я не ожидал.

О нет, не так, детка. Эта дырочка принадлежит мне с того момента, как мы переступили порог этой комнаты. Ей следует понять, по чьим правилам она играет.

– Дотронься до себя еще раз, и я буду шлепать тебя по дырочке, пока ты не кончишь, а потом я буду трахать тебя с такой силой, что ты не сможешь ходить.

Ее рука замирает, а глаза расширяются от шока. Невинное удивление в ее глазах кажется мне самым эротичным зрелищем, которое я когда-либо видел. Но как бы мне ни нравилось смотреть в ее глаза, я хочу, чтобы она снова заняла ту позицию, в которой я изначально хотел ее видеть.

– Встань на четвереньки.

Она несколько раз моргает, но выполняет мое указание.

Черт побери, эта задница – просто произведение искусства. Я провожу по ней руками, потом обнимаю ладонями ее ягодицы и просовываю свой член между ее ног.

Осознает ли она, что прижимается ко мне своим задом? Я не могу удержаться и снова шлепаю ее по ягодице.

От ее всхлипываний и стонов остатки самообладания покидают меня. Я хотел сделать это медленно, дразня ее, но я не могу ждать. Я одним резким движением погружаюсь в нее.

– О, мой Бог! – шепчет она, но я едва слышу ее, потому что у меня шумит в ушах от прилива крови.

Я не могу пошевелиться. Не могу дышать. Я оказался внутри самой сексуальной дырочки изо всех, с которыми мой член имел удовольствие иметь дело. Это почти религиозное ощущение. И да, я осознаю, что погружаюсь в ад. Мне требуется несколько мгновений, чтобы собраться и не кончить, потому что я уже балансирую на грани оргазма.

Черт. Эта женщина может лишить меня самообладания, но я не позволю этому случиться.

Я отстраняюсь, а потом снова погружаюсь в нее. Я двигаюсь неторопливо и уверенно. Ее внутренние мышцы сжимают мой член, и она впивается пальцами в простыню, двигаясь в унисон со мной, идеально следуя заданному мной ритму.

Она находится на той же волне, что и я, и это так поэтично. Никогда в жизни я не испытывал ничего подобного.

Я решаю сильнее возбудить ее. Я просовываю руку ей под живот и начинаю дразнить ее клитор подушечкой большого пальца. Ее мышцы еще сильнее сжимают мой член, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не кончить. Я передвигаю мой палец ниже, смазывая его ее выделениями. Ее тугой маленький анус дразнит меня. И я не могу удержаться от желания получить удовольствие и от него. Я убираю руку.

– Дотронься до себя. Я хочу, чтобы ты положила свои пальчики на этот маленький клитор, но не вздумай кончать, пока я не разрешу тебе.

Ее голова дергается, и я принимаю это за согласие. Я обеими руками обхватываю ее бедра, а потом своим влажным большим пальцем дотрагиваюсь до ее ануса. И она замирает.

Я жду, что она запротестует… но она молчит.

Я продолжаю двигаться взад и вперед, и она снова ритмично отвечает на мои движения, даже еще выше поднимая свою задницу, приближая ко мне мою цель. Я готов выставить свою компанию на торги, поспорив на то, что ее никогда не трогали там. Когда я просовываю палец в тугое кольцо мышц ее ануса, ее стоны превращаются в жалобные крики, и ее внутренние мышцы с силой сжимают мой член.

– Черт.

Еще одно движение. И еще. И я кончаю.

Я выстреливаю спермой в презерватив, и впервые за всю мою взрослую жизнь чувствую себя так, словно из меня выжали все соки.

Мы падаем на кровать, и я перекатываюсь набок, чтобы не раздавить ее своим весом.

Она даже не осознает этого, но эта безымянная женщина только что поставила меня на колени. И я хочу лишь одного – снова испытать это.

Я просыпаюсь медленно, переворачиваясь набок, чтобы обнять эту женщину, как я уже трижды делал за прошедшую ночь. Но моя рука ложится на холодную простыню. Я резко открываю глаза, чтобы убедиться, что я не ошибся.

Она исчезла.

Я сажусь в кровати, провожу пальцами по волосам и оглядываюсь по сторонам. Никаких признаков ее пребывания здесь.

Встав с кровати, я натягиваю помятые брюки и сжимаю рукой затвердевший член, чтобы угомонить его. Я предпочел бы провести пятый раунд с ней, но она, черт возьми, исчезла.

Я натягиваю рубашку, убеждая себя, что меня это не волнует. И если бы она была обычной девушкой на одну ночь, так это и было бы. Но прошлая ночь была совсем не обычной.

И я еще не закончил с ней, черт побери!

Мой внутренний монолог похож на вопли капризного ребенка, но когда вы достигаете моего уровня богатства и успеха, вы привыкаете к тому, что получаете все, чего вы, черт возьми, захотите.

А я хочу ее – прямо сейчас, и завтра, и до тех пор, пока не насыщусь ею – что, как я подозреваю, случится очень нескоро.

Я проверяю ванную. Ничего. Даже какой-нибудь завалявшейся заколки для волос или следов пудры на столике.

Схватив свой помятый пиджак, я выхожу из номера. В любом случае там не осталось ничего, кроме смятых простыней и использованных презервативов.

На стойке регистрации ни взятки, ни угрозы не помогают мне узнать имя, под которым она поселилась в этом отеле. Очевидно, «Плаза» гордится тем, что ревностно оберегает секреты своих гостей.

Проклятые моралисты.

Сначала меня охватывает отчаяние, но мой изворотливый ум уже начинает строить планы. Я отказываюсь признать поражение.

На моих губах появляется улыбка. Я отлично знаю, как поступлю.

Счастливого Рождества!

Я лишь надеюсь, что моя «жена» готова к тому, что вскоре произойдет.

Глава 10

Холли

«И главная новость на сегодня: миллиардер Крейтон Карас опубликовал объявление о поисках девушки, которая его бросила, и мы не сомневаемся в том, что знаем причину этого. Большую часть этого объявления мы не можем зачитать в эфире. Но вкратце мы можем сообщить, что он провел канун Рождества с девушкой, которая, как он заявляет, станет следующей миссис Крейтон Карас. Он заявляет, что если указанная девушка, чье имя или телефонный номер он не позаботился узнать до их… маленького приключения, появится в полночь 31 декабря в том месте, о котором, как уверяет мистер Карас, знает лишь одна эта счастливица, он будет ждать ее с обручальным кольцом в одной руке и с брачным договором в другой».

Зеленый блендер выскользнул из моих рук, упал на пол и разбился, покрыв плитку осколками стекла и вязкой жижей, пока я тупо таращилась в телевизор.

О. Мой. Бог.

Он не мог этого сделать.

Но он сделал это.

Черт, черт!

Мой телефон звонит, и я машинально беру его со столешницы. Я даже не утруждаю себя тем, чтобы посмотреть на экран. Я точно знаю, кто мне звонит.

– Пожалуйста, не кричи, Тана.

Но вместо воплей, которые я ожидаю услышать, моя подруга говорит совершенно спокойно:

– Холли, они говорят о тебе по телевизору. Но они еще не знают, что говорят о тебе.

– Да. Я уже это поняла.

– Пожалуйста, скажи, что пойдешь к нему, – говорит она.

– Ты серьезно? – кричу я.

Предполагалось, что это будет только одна ночь. Приключение в канун Рождества. И никто не должен был знать о ней. Ну, никто, кроме меня, этого парня и Таны, которая потребовала от меня выложить ей все детали этой поразительной ночи, которую я провела с ее несостоявшимся мужем.

– Холли…

– Что, по-твоему, будет с моей карьерой, если я сделаю это?

Тана молчит несколько мгновений, а потом отвечает:

– Это, возможно, как раз то, что тебе нужно, чтобы выпутаться из этого ужасного положения с Джесси. Новый год в Нью-Йорке, детка. Ты можешь сделать все, что хочешь.

Черт, она права. И все же…

– А студия? Мой контракт? Что ты скажешь об этих мелочах?

«Хоумгроун» внесет меня в черный список и найдет способ вчинить мне иск за нарушение контракта, если я не появлюсь в новогоднюю ночь в этом фарсе с Джесси и не позволю ему сделать мне предложение.

– У Крейтона Караса достаточно денег, чтобы выкупить твой контракт и даже чтобы купить тебе собственную студию. И он хочет жениться на тебе!

Не знаю, почему Тана внезапно стала такой романтичной, но она ошибается. В любом случае я теперь циничная реалистка во всем, что касается моей карьеры.

Кроме того, Крейтон Карас хочет жениться на мне не потому, что влюблен в меня. Он, вероятно, просто охвачен похотью после всего, что я позволила ему сделать со мной четыре дня назад. Все эти вещи… Я даже не была в состоянии рассказать о них Тане, потому что была слишком смущена, чтобы вслух произнести все это.

Но мое тело загоралось при одном лишь воспоминании. Не знаю, откуда я набралась такой смелости тогда.

Хотя, конечно же – виски.

– Он хочет жениться не на мне, а на моей… вагине. – И это, вероятно, правда. – С брачным контрактом. А судя по его прошлому, этот контракт выплывет на свет скорее рано, чем поздно.

После того, как я провела ночь с ним – ту единственную, после которой я оставила его спящим нагишом в постели и запрыгнула в такси, чтобы ехать в аэропорт, – я провела небольшое расследование. Мне понадобилось лишь набрать его имя в «Гугле», чтобы узнать интересующие меня детали.

Честно говоря, после того, как я прочитала несколько статей, я вынуждена была заставить себя остановиться. Это не имело значения, потому что я никогда больше не увижу его, кроме как на фотографиях с миллионом других женщин. Я к тому же не любительница читать о том, как трахать их и бросать. Включая его бывшую жену, Шо Маклеод, исполнительного директора сети роскошных курортов.

– Какая разница, – говорит Тана. – Разве это имеет значение? Это же Крейтон Карас.

– А я Холли Викс. Я не могу рисковать своей карьерой. Если все обернется плохо, мне не петь больше нигде, кроме боулинга.

Хотя Монти сказал, что когда разберется со мной, я не смогу петь даже там. А петь для меня не просто занятие.

Это моя жизнь. Моя страсть. Все, что важно для меня в этой жизни. И поэтому я должна быть осмотрительной.

– Расскажи ему обо всем, когда пойдешь на встречу с ним, – говорит Тана. – Узнай, что он скажет на это. Он уже зашел очень далеко, так что я сомневаюсь, что он будет сильно возражать. Это он будет выглядеть идиотом, если его затея не сработает. Я думаю, что все козыри на руках у тебя, так что используй их.

Я размышляю над ее словами. Козыри. То, чего у меня никогда не было. Но все равно, выйти замуж за парня, которого я видела всего один раз? Безумие. Почти такое же безумие, как и настояние студии, чтобы я обручилась с Джесси.

Почему в обоих вариантах присутствует кольцо с бриллиантом?

Я крепко зажмуриваюсь, желая лишь одного – добежать до автобуса, принадлежащего студии, влезть в него и притвориться, что ничего не произошло. Я ведь только хочу петь, черт возьми!

– Холли? Ты меня слушаешь?

– Прости… я задумалась.

– О чем тут думать? Выходи замуж за миллиардера с большим членом или обручайся с бывшей звездой, который почти наверняка попытается заставить тебя трахаться с ним.

– Тана! Господи. Даже не говори об этом. – Но ее откровенные слова заставляют меня задуматься еще сильнее. – Я даже не знаю этого парня.

– Ты не знаешь их обоих. Но это не помешало тебе переспать с этим таким сексуальным Крейтоном Карасом, – уточняет она, не слишком помогая мне.

Я вздыхаю.

– Ты знаешь, почему я сделала это.

– Знаю. Но все равно, что ты теряешь?

Все, хочу сказать я. Но не говорю.

Моя первая интрижка на одну ночь, и этот парень все портит, объявляя всему миру о своем желании жениться на мне. Вот что случается, полагаю, когда подцепляешь требовательного миллиардера.

Хочешь знать, что я делаю с непослушными девочками? Все, что мне захочется.

Его слова всплывают в моей памяти, и мои соски затвердевают. Почему он все еще так действует на мое тело? Это же ненормально.

– Холли?

– Я думаю.

– Ты же все равно летишь в Нью-Йорк, верно? – спрашивает она.

Я снова зажмуриваюсь. Я загнана в угол и не вижу выхода, кроме этих двух безумных вариантов.

Я понятия не имею, что буду делать. Но мне все равно придется делать что-нибудь. У меня нет другого выбора.

Сделав глубокий вдох, я отвечаю:

– Да. Я лечу в Нью-Йорк.

Глава 11

Крейтон

Я мог бы стать выдающимся военачальником.

Я вижу.

Я хочу.

Я побеждаю.

Я удерживаю то, что получил.

Всех, кто встает у меня на пути, я устраняю любыми необходимыми для этого средствами. Я не боюсь рисковать, и я уж точно не боюсь огласки.

И я позволяю себе выпустить что-нибудь из рук лишь тогда, когда мне это уже надоедает. Но нет никакой гарантии, что мне когда-нибудь надоест та женщина, которую я жду. Последние шесть дней только укрепили мою решимость заполучить ее на моих условиях.

Я удобно расположился в кожаном кресле в номере 1919 отеля «Плаза», держа в руках полный стакан виски «Бушмиллз» и ожидая появления моего нового приобретения. Потому что, честно говоря, в этот момент она именно этим и является. Последняя игрушка, которую я смогу добавить к своей коллекции.

Кэннон Фримен, мой лучший друг и исполнительный вице-президент моей компании, вероятно, сказал бы мне, что называть свою будущую жену приобретением – быстрейший путь к тому, чтобы все испортить, и он был бы прав. Я могу так думать, но я не дурак – я никогда не скажу ей об этом.

Да, я знаю, что выгляжу засранцем. Но вы не достигнете всего, что есть у меня, не обзаведясь множеством врагов. Но есть и положительные стороны. Я могу вытворять все, что мне заблагорассудится, и люди лишь качают головой, втайне желая оказаться на моем месте.

Нет никакой гарантии, что она появится, но я и прежде много раз ставил все на кон – и выигрывал. Честно говоря, я не думаю, что на этот раз все будет по-другому.

Она выскользнула из этой комнаты ранним рождественским утром, не оставив мне ничего, что помогло бы мне отыскать ее. Но я изобретателен, так что я пошел на такой необычный шаг в надежде найти ее.

Я потягиваю виски, поджидая ее, и смотрю новости по CNN. И о ком в основном говорят накануне Нового года? Вы угадали правильно, о вашем покорном слуге. Но меня часто обсуждают эти говорящие головы. Хотя на этот раз с экрана говорят то, что меня начинает злить.

Такое поведение со стороны владельца компании не внушает уверенности его акционерам. Я снова призываю к тому, чтобы основные инвесторы собрались вместе и высказали свое мнение.

Обычно я игнорирую такие высказывания, но когда с экрана говорит твой дядя, осуждая то, как ты ведешь свои дела, и оскорбляя тебя, это труднее проглотить. Особенно если этот дядя очень неохотно взял к себе в дом тебя и твою сестру и «вырастил» вас. Я заключаю слово «вырастил» в кавычки, потому что я не уверен, что оно уместно, учитывая, что он отправил меня в интернат, а сестру сдал на руки нянькам.

В любом случае каждая компания сталкивается с активными акционерами, просто они не всегда являются родственниками. Я разберусь с ним позже. Он уже некоторое время надоедает мне, и, похоже, настал момент, чтобы заставить его навсегда замолчать.

Я смотрю на часы. 11.50. Еще десять минут. Она объявится. Мое заявление в СМИ было не просьбой, а приказом, а она очень хорошо подчиняется приказам. А когда она появится, она будет исполнять все мои желания. Потому что именно так все происходит в моей жизни. Я отдаю приказы, и все мне подчиняются.

Разговор на экране прервался на рекламу, а потом мой дядя опять начал обливать меня дерьмом. Я снова взглянул на часы: 11:58. Эта женщина явно знает, как заставить мужчину ждать. Мне только интересно, осознает ли она, что ее накажут за опоздание?

И эта мысль вызывает у меня улыбку.

Глава 12

Холли

– Я не знаю, что мне делать, Тана. Я хочу, чтобы ты ответила на мой звонок. Я схожу с ума!

Я шепчу эти слова в телефон, понимая, что я поступаю эгоистично, ведь я знаю, что она должна в этот вечер участвовать в «Опри».

Я продала душу записывающей компании за то, что обернулось полным дерьмом. Но я получила шанс осуществить свою мечту. На что я готова пойти, чтобы спасти эту мечту? Этот вопрос я снова и снова задавала себе в последние сорок восемь часов.

Я нахожусь на Манхэттене и чувствую себя так, словно наблюдаю за тем, как последние песчинки песочных часов падают вниз. У меня уже не остается времени.

Чувство неизбежности, смешанной с беспомощностью, охватывает меня, и я ненавижу это чувство. Когда речь идет о моей карьере, я хочу сама выбирать дорогу. Я не хочу, чтобы кто-либо другой руководил мной. Но этой возможности у меня пока нет.

Я в последний раз смотрю на лист бумаги у меня в руке. За и против. Потому что, очевидно, нужно делать именно так, когда стоишь перед подобным выбором. Нужно взвесить все возможности.

Я могу обручиться с Джесси и еще долго участвовать в этом фарсе, в результате чего стану еще большим посмешищем в своей индустрии, но мои директора будут счастливы, а моя карьера будет развиваться в нужном направлении.

Другой выбор – продать мое тело мужчине за огромные алименты после развода в надежде, что у него достаточно влияния, чтобы спасти меня от ярости, в которую непременно впадет вся студия.

Возможно, я рискую своей мечтой, но я должна верить, что Тана права – этот мужчина так богат, что это даже не укладывается в моем воображении. А такие деньги дают огромную власть. Но согласится ли он использовать ее, чтобы помочь мне?

Еще одним за в этой колонке станет потрясающий секс. Но смогу ли я поддерживать такие отношения, не подвергая риску себя и свои чувства? Он был таким требовательным в тот раз, и я не могу представить, что он станет другим на каждодневной основе. Но поймет ли он, что моя карьера всегда будет стоять на первом месте?

Выбрать ли безопасную дорогу или рискнуть всем?

Шестьдесят! Пятьдесят девять! Пятьдесят восемь!

У меня падает сердце, когда начинается отсчет последней минуты до Нового года.

Я делаю глубокий вдох и с шумом выдыхаю. А потом начинаю бежать.

Глава 13

Холли

Мое сердце выпрыгивает из груди, когда я поднимаю руку, чтобы постучать в дверь. Но я не успеваю этого сделать, потому что она неожиданно распахивается.

И передо мной стоит он.

Высокий, красивый, в черном костюме с узким черным галстуком и в белоснежной накрахмаленной рубашке. Серебряные запонки застегнуты на ее манжетах, а тяжелые серебряные часы оттеняют его широкое, загорелое запястье. Маленькая стрелка на этих часах указывает на полночь. Я едва-едва успела вовремя.

Я провожу взглядом по его галстуку, снизу вверх, пока мои глаза не оказываются прикованными к его лицу. Даже несмотря на мои высокие каблуки, он все еще на несколько дюймов выше меня.

Но он не смотрит на мое лицо. Он лениво изучает все остальное. И хотя я только что делала то же самое, от его взгляда меня бросает в жар.

Я жду, пока он закончит осмотр. И я сосчитала до пятнадцати, прежде чем он, наконец, посмотрел мне в глаза.

Его темно-карие глаза непроницаемы, как и его лицо. Его подбородок уже покрыт темной вечерней щетиной, и это делает его еще более неотразимым, чем я помнила.

– Вовремя, как послушная девочка. Ты только что избавила себя от наказания.

В его голосе звучит одобрение, и меня снова бросает в жар. Хотя мне кажется, что он немного разочарован тем, что меня не придется наказывать.

Воспоминание о том, как он шлепал меня по заднице, всплывает у меня в памяти, и я с трудом сохраняю самообладание.

– Входи, – говорит он, распахивая дверь и отступая на шаг.

Подчиняясь его команде, я вхожу в номер, пытаясь скрыть странную смесь предвкушения и настороженности, которые охватывают меня.

Дверь решительно захлопывается, и мне кажется, что металлический звук защелкивающегося замка эхом разносится по комнате. Или, может быть, виной тому мое буйное воображение, которое вызывает в памяти все, что произошло той ночью в этой комнате. Это все равно что вернуться на место преступления.

Стоп. Возьми себя в руки, Холли.

Я подхожу к окну и с высоты девятнадцатого этажа смотрю на Центральный парк. Повсюду горят рождественские фонарики и снуют люди, отмечающие наступление Нового года. А где-то там, в студии на Таймс-сквер, находится очень несчастный Джесси и позеленевшие от ярости руководители студии.

Мне пришлось отключить телефон еще много часов назад. Я включала его лишь для того, чтобы позвонить Тане, а после этого снова сразу же отключила. Я сказала им, что появлюсь в студии, лишь если решу, что смогу примириться с их решением. И, как оказалось, я не смогла.

И теперь я здесь.

Я чувствую его присутствие у меня за спиной, хотя я не слышала, как он подошел ко мне. Я отрываю взгляд от фонариков и поворачиваюсь, чтобы посмотреть ему в лицо.

Сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться, я говорю единственное, что приходит мне в голову:

– Ты уж точно знаешь, как привлечь внимание девушки.

Его полные губы чуть дергаются в полуулыбке, но потом снова плотно сжимаются. Но даже от серьезного выражения его лица меня все равно охватывает жар. Я не понимаю, почему он оказывает на меня такое действие. Это какая-то бессмыслица.

– Я знал, что это сработает. – Он протягивает ко мне руку. – Давай свою куртку.

Он говорит это глубоким баритоном, звук которого вызывает во мне трепет, и я машинально начинаю расстегивать пуговицы на куртке, хотя я должна была бы возмутиться его уверенностью в том, что я появлюсь. Как он мог это знать? Он же не знает меня.

Он молча ждет, пока я расстегиваю куртку и протягиваю ее ему. Я смотрю ему в глаза, но он окидывает взглядом мои обтягивающие джинсы, заправленные в коричневые кожаные сапоги с бахромой. Это моя любимая пара, редкий случай, когда я позволила себе такую дорогую покупку, но я надела их, чтобы они придали мне уверенности. Потом он переводит взгляд на мой белый топ и просвечивающую сквозь него белую комбинацию. У меня в ушах и на запястье сверкают кристаллы лунного камня. Это дешевая бижутерия, а этот мужчина явно привык проводить время с женщинами, которые носят бриллианты. Я явно одета не для такого события.

Почему я не надела какой-нибудь из моих сценических костюмов? Сексуальное платье или короткую юбку? Что-нибудь такое, что не будет напоминать мне о моем убогом происхождении, пока он разглядывает меня? Вы можете взять девушку, выросшую в трейлере…

Отбросив эту мысль, я распрямляю плечи и протягиваю ему куртку. Он уверенным движением вешает ее на спинку стула, а потом снова поворачивается ко мне. На столе лежит кейс, и мне становится интересно, там ли находится пресловутый брачный контракт?

Это безумие, говорю я себе. Но в отчаянной ситуации нужны…

Я пытаюсь разрядить обстановку, указав на мой наряд.

– Полагаю, это не совсем то, чего ты ожидал.

– В прошлый раз на тебе была юбка.

Я не понимаю, к чему он клонит.

– Ну, я решила, что если ты настроен серьезно, тебе следует увидеть меня такой, какая я есть в реальной жизни. А я не люблю кричащих нарядов. И надеваю что-нибудь особенное только перед тем, как выйти на сцену.

На его лице мелькает удивление, но он тут же придает лицу каменное выражение. И его следующий вопрос просто поражает меня.

– Ты стриптизерша?

Я не выдерживаю и заливаюсь смехом. Учитывая то, откуда я приехала, это резонный вопрос. Но маленький дьявол, сидящий у меня на плече, берет дело в свои руки.

– Твое предложение действительно только в том случае, если я не стриптизерша?

Я машинально поднимаю руку и накручиваю локон на палец так, как это, на мой взгляд, должны делать стриптизерши.

Он мгновение размышляет над моим вопросом.

– Полагаю, что нет.

Я улыбаюсь, но его ответ шокирует меня. Правда? Крейтон Карас готов жениться на стриптизерше?

– Почему бы тебе…

Но он не дает мне закончить.

– Ты не ответила на мой вопрос.

Я перестаю накручивать локон на палец и упираюсь руками в бока. Все мои силы направлены на то, чтобы не ерзать под его пристальным взглядом.

– Нет, мистер Карас. Я не стриптизерша.

Я готова поклясться, что он выдыхает с облегчением, услышав мой ответ, но выражение его лица не меняется.

– Тогда я нахожусь в невыгодном положении по сравнению с тобой. Ты знаешь мое имя, но я не знаю твоего.

Началось.

– Меня зовут Холли Викман, но большинство людей знает меня под именем Холли Викс.

Я не настолько известна, чтобы он знал, кто я такая, но я немного разочарована тем, что его лицо не меняет выражения.

Наконец он высокомерно приподнимает одну бровь, словно приглашая меня продолжать. Но я молчу.

Ему не удается скрыть некоторое раздражение в голосе, когда он задает следующий вопрос:

– А почему большинство людей знает тебя не под твоим настоящим именем?

– Это мое сценическое имя. Я пою. В стиле кантри.

Я нервно выпаливаю это, и в его взгляде проскальзывает удивление. Он что, слышал обо мне? По какой-то причине при этой мысли у меня по спине бегут мурашки.

Он хмурится, и его взгляд становится суровым.

– Я слышал о тебе. Моя секретарша – твоя поклонница. А твой бойфренд – тот, кто должен был сделать тебе предложение сегодня ночью? – Он поворачивается и берет в руки мою куртку. – У меня правило – не трахать женщин, которые принадлежат другим мужчинам. И я уж точно не готов жениться на одной из них. Я женился бы на стриптизерше, но даже я не готов жениться на лживой шлюхе.

Резкая смена его настроения ошеломляет меня, и я съеживаюсь.

– Пожалуйста, не называй меня так.

– Если ботинок по ноге…

Выражение его лица уже не каменное – оно презрительное.

У меня падает сердце, и я беру свою куртку у него из рук.

Ну что ж, все произошло очень быстро. И теперь я в полной заднице.

– Я знала, что было ошибкой прийти сюда, – шепчу я.

– Тогда зачем ты это сделала? – спрашивает он. – И почему, черт возьми, в канун Рождества ты вышла из того бара со мной, если у тебя есть этот гребаный бойфренд?

Я направляюсь к двери. У меня шумит в голове. Я только что поставила все на него, и я проиграла.

Что мне теперь делать?

Я берусь за ручку и толкаю дверь, и только тут замечаю, что она все еще заперта на засов. Я отодвигаю засов и приоткрываю дверь на несколько дюймов, но огромная загорелая рука упирается в дверь и с силой захлопывает ее.

– Ответь мне, – приказывает он.

Мне наплевать, что он миллиардер. Я не позволю никому так разговаривать с собой. Развернувшись, я оказываюсь в ловушке – его руки упираются в дверь по обе стороны от меня.

– Ты и вправду хочешь знать, почему я сделала то, что сделала, в тот вечер накануне Рождества?

– Безусловно.

Он выплевывает это слово, и теперь, когда мне уже нечего терять, мне хочется пощечиной стереть это выражение с его лица. Но вместо этого я начинаю отвечать ему с предельной честностью:

– Потому что иногда человеку нужно отключиться от реальности. А что может быть лучше, чем позволить кому-нибудь затрахать тебя до отключки? И я уже четырнадцать месяцев не спала с мужчинами. Я была возбуждена, и тут появился ты. Я рассматривала тебя как рождественский подарок, который я делаю себе. Только этим я оправдываю свое поведение.

Я снова поворачиваюсь и берусь за ручку двери, но он обнимает меня рукой за талию. Это то же движение, какое он сделал, когда мы сидели в баре внизу. И прежде чем я успеваю воспротивиться, он прижимает меня к своей твердой, горячей груди. Я начинаю вырываться, готовая ударить его локтем в живот, чтобы он отпустил меня.

Хриплый шепот раздается у меня над ухом, и это не останавливает меня в моем желании высвободиться.

– Четырнадцать месяцев? Тебе не удастся сказать такое, а потом отказаться от объяснений.

Я продолжаю вырываться из его объятий, но его рука только крепче прижимает меня к нему.

– Ты не уйдешь из этой комнаты, пока не объяснишься.

Я чувствую, как его затвердевший член упирается мне в спину, и на меня накатывают вспоминания о ночи накануне Рождества. Мне нужно уйти, и как можно быстрее, потому что я склонна делать все, что он приказывает. Что-то есть такое в этом мужчине, чему я не могу долго сопротивляться.

– Возможно, на меня подадут в суд, если я скажу тебе еще что-либо, – говорю я.

Его ладонь прижимается к моему животу, и он начинает водить подушечкой большого пальца у меня под грудью. Еще одно движение, которое я так хорошо знаю.

– У меня прекрасные адвокаты, Холли.

Его губы касаются моего уха, и между ног у меня начинает гореть.

Мне нужно убраться отсюда. Я снова пытаюсь высвободиться из его объятий, но тщетно.

– Тебе повезло, – говорю я. – Надеюсь, ты и твои адвокаты счастливы вместе.

Его тон немного смягчается, когда он говорит:

– Они будут и твоими адвокатами, если ты объяснишь мне, что происходит.

При этих словах я, наконец, перестаю сопротивляться. Именно поэтому я и пришла к нему – в надежде, что у него достаточно влияния, рычагов и чертовых адвокатов, чтобы вытащить меня из того дерьма, в которое я вляпалась.

Я уже сделала выбор этой ночью, и у меня больше не осталось альтернативы. Чем мне это может повредить, если я выложу ему все?

Я делаю глубокий вдох и шепотом начинаю ему рассказывать то, о чем знают только директора студии, Джесси, Тана и Мик.

– Мои отношения с Джесси – рекламный ход, который организовали директора моей студии. И у меня нет выбора, кроме как подчиниться им. Джесси и я… ну, скажем так: мы оба предпочитаем мужчин.

Я буквально физически чувствую, как его злость улетучивается. Он делает шаг назад, разворачивает меня лицом к себе и берет куртку у меня из рук. А потом поднимает ее и держит так, словно хочет, чтобы я просунула руки в рукава.

– И теперь ты выбрасываешь меня за дверь?

Он и вправду настоящий засранец, как о нем и писали в разных статьях.

Но все эти мысли улетучиваются у меня из головы, когда он в первый раз за вечер улыбается. И я сдаюсь.

– Нет, Холли. Мы летим в Вегас.

Черт.

Глава 14

Холли

Я смотрю на кольцо с бриллиантом на безымянном пальце моей левой руки. На него можно купить целый городок трейлеров, в котором я выросла, и еще останутся деньги на то, чтобы приобрести новенький «Форд» и припарковать его там.

Я откидываюсь на кожаном сиденье лимузина, который везет нас назад в отель «Цезарь». Я все еще не верю, что решилась на все это. Я теперь официально миссис Холли Карас, и сегодня моя свадебная ночь – или, точнее, свадебное утро, поскольку и в Неваде уже наступил Новый год.

Я смотрю на мужчину, который сидит напротив меня. Крейтон Карас.

Я только что вышла замуж за миллиардера. Конечно, в договоре, который я прочитала в самолете, было ясно оговорено, что все эти миллиарды останутся у него, независимо от того, чем закончится наш брак. Если мы решим расстаться, мне нужно будет ссылаться на статью 39, подстатьи от а до я, в которой приведены все возможные причины для развода и формула, по которой я могу вычислить, с чем я останусь после расторжения брака.

Почти пятьдесят страниц, и я внимательно прочитала их все. Меня уже нагрели с одним контрактом, и я не хочу, чтобы меня нагрели еще раз. Учитывая мое образование, неудивительно, что я почти ничего не поняла из написанного в нем. Если бы мой адреналин не зашкаливал от тех взглядов, которые Крейтон бросал на меня, я, возможно, уснула бы за этим занятием. Но тем не менее я почти уверена, что поняла достаточно, чтобы надеяться, что я не упустила чего-то очевидного.

Крейтон позвонил своим адвокатам, как только мы вышли из церкви, открытой круглые сутки. Теперь у них на руках копия моего контракта с «Хоумгроун», который Крейтон переслал им по электронной почте, и они тщательно изучают его.

Очевидно, теперь, когда он передал дело профессионалам, он решил, что все улажено. И я не думаю, что в этот вечер я могу сделать что-нибудь еще. Мой телефон отключен, потому что я не в состоянии слушать голосовые сообщения, которые наверняка сейчас приходят. Так что я просто сосредотачиваюсь на настоящем.

Это моя свадебная ночь.

О, Боже!

Что я, черт возьми, делаю?

Помимо ночи, проведенной с Крейтоном, я спала только с двумя мужчинами – с моим одноклассником и приятелем, который был завсегдатаем боулинга. Мне повезло, что мой школьный бойфренд вообще попал своим членом в нужное место при первой попытке. В первый раз мне было больно, и все остальные разы были немногим лучше. Мой приятель из боулинга был более опытным, но все равно это не шло ни в какое сравнение с ночью, которую я провела с Крейтоном.

Из-за отсутствия положительного опыта в постели я никогда не считала себя очень сексуальной женщиной. Именно поэтому поначалу я не считала большой проблемой ту безумную затею студии с Джесси. Но по мере того, как проходил месяц за месяцем, внутри меня что-то менялось. Вероятно, этому способствовали те эротические книги, которые я читала в дороге, пока мы разъезжали в нашем автобусе. И тот греховно горячий – и не свободный – мужчина, с которым я путешествовала.

Мое приключение в канун Рождества должно было остаться именно этим – приключением на одну ночь. А теперь я замужем за ним. Всякий раз, когда я думаю об этом, мне кажется, что я сошла с ума.

– Ты очень молчалива, моя любимая женушка, – лениво протягивает Крейтон.

– Пожалуйста, не называй меня так, если хочешь просто посмеяться надо мной.

Мой голос звучит слабо, и я сама понимаю это.

Он поднимает брови, и на его губах мелькает усмешка.

– Почему бы мне вдруг смеяться над тобой?

– Не знаю. – Я трясу головой, пытаясь бороться с его обаянием. – День выдался долгий, и я все еще не в силах осознать, что произошло.

Игривое выражение покидает его лицо, и я готовлюсь услышать то, что он скажет дальше. До сих пор он не был слишком теплым и заботливым, а его слова уж точно нельзя было назвать любовной чепухой.

– Тебе ничего не нужно осознавать, кроме того, что тебе следует хорошо поспать этой ночью.

Я вздрагиваю от шока.

– Мы не… я хочу сказать, ты не планируешь…

От его оценивающего взгляда у меня по телу бегут мурашки.

– В следующий раз, когда я буду трахать тебя, Холли, я хочу быть уверенным, что ты полностью отдаешься мне. Я не соглашусь ни на что меньшее, а сейчас твои мысли заняты совсем другим.

Он прав. Мысленно я все еще за тридевять земель от него. Я не могу не думать о том, какая расплата ждет меня за мое решение. И еще я думаю о том, что, возможно, скоро снова окажусь в студийном автобусе, если не смогу угодить своему новоявленному мужу.

Я не хочу видеть это выражение разочарования на его лице. Я хочу видеть тот горячий взгляд, который почти довел меня до оргазма еще до того, как я выполнила его приказ раздеться. И в настоящий момент я не могу ничего предпринять, чтобы избежать скандала, который разразится в результате принятого мною решения. Но я могу попытаться сделать что-нибудь, чтобы у нас с Крейтоном что-то сложилось.

– Кроме того, у меня уйма времени, чтобы заставить тебя испытывать оргазм за оргазмом, пока твои ноги не ослабнут настолько, что ты не сможешь стоять. – Его взгляд становится горячим. – И у меня уйма времени, чтобы научить тебя ласкать мой член так, как мне этого хочется, – всеми способами, но прежде всего этими твоими сексуальными губками.

Все мысли о чем-либо, кроме запретных ласк, о которых он говорит, улетучиваются у меня из головы. Я хочу видеть одобрение, которое я видела в его глазах той ночью и которое я слышала в его голосе, когда он открыл мне дверь в отеле. Что-то в его властности влияет на мою сексуальность, и я хочу наслаждаться этим чувством. Прямо сейчас.

Я соскальзываю с сиденья и встаю на колени.

Крейтон с изумлением смотрит на меня, и его брови ползут вверх.

– Ты молишься, Холли?

Я качаю головой.

– Нет, сэр. Я хочу ласкать твой член именно так, как ты хочешь.

Он, не теряя ни секунды, нажимает кнопку связи с водителем.

– Продолжай ехать, пока я не прикажу тебе остановиться.

Предвкушение. Нервозность. Возбуждение. Удивительное новое чувство своей власти. Все это воспламеняет мою кровь и управляет моими действиями.

Крейтон удобнее устраивается на сиденье, положив большие руки на разведенные колени. Выражение его лица непроницаемо, но его слова предельно откровенны.

– Мне нравится иметь жену, которая хочет отсосать мой член в лимузине.

У меня по спине бегут мурашки, а мои соски затвердевают и упираются в чашечки бюстгальтера. Но хотя мое тело кричит «да», я все еще боюсь потерять самообладание и показаться более нелепой, чем я выглядела до того, как затеяла все это.

– Пожалуйста, скажи мне, что я должна делать?

Он наклоняет голову набок.

– Ты так чертовски совершенна. – Протянув руку, он берет меня за подбородок. – Холли, соси мой член, пока я не кончу тебе в рот. Потому что если я и не собираюсь трахать тебя сегодня ночью, я все равно хочу, чтобы моя жена заснула с моей спермой внутри нее.

Мои внутренние мускулы сокращаются, и трусики мгновенно намокают.

– Слушаюсь, сэр.

– Хорошая девочка.

Я расстегиваю ремень и молнию на его брюках. Он приподнимается, позволяя мне стянуть с него трусы и обнажить его член.

Если когда-нибудь пенис мужчины заслуживал бы того, чтобы при его появлении играло музыкальное сопровождение, это был бы пенис Крейтона Караса. Он длинный, толстый и покрыт вздувшимися венами. Тяжелые яйца напряглись у его основания.

Я провожу руками по его бедрам и наклоняюсь вперед. На мгновение остановившись, я смотрю в полузакрытые глаза Крейтона, а потом провожу языком по его члену, от основания до головки. Соленая смазка, выступившая на головке, возбуждает меня еще сильнее. Я делаю первую попытку взять его член в рот. В тот рождественский вечер он шептал мне обещания трахнуть меня в рот, когда он насытится мной. Но он так и не исполнил своих обещаний, потому что утром я тайком сбежала от него.

Но сейчас я готова на все. Я сжимаю губы вокруг его члена и втягиваю. У меня это получается плохо, но его, похоже, не беспокоит то, что я не могу вместить во рту его член. Он поглаживает большим пальцем мой подбородок, и мне хочется приложить все усилия, чтобы доставить ему удовольствие.

Я немного меняю позу, стараясь вобрать его член как можно глубже, при этом чуть не подавившись. Я отклоняюсь назад, и Крейтон стонет. Слезы текут по моему лицу, выдавая, какой я еще новичок во всем этом. Крейтон пальцем смахивает их.

– Не спеши. Тебе понадобится время, чтобы привыкнуть ко мне.

Время. Единственное, что он, похоже, не готов тратить попусту на женщин. Но, тем не менее, он все же женился на мне.

Несмотря на все это, его поощрение подстегивает мою уверенность в себе, и я снова и снова втягиваю его член в рот, гладя его языком. От его довольных стонов мои трусики становятся все более мокрыми, и, наконец, я сжимаю бедра, чтобы унять пульсацию между ног.

Я уже готова влезть к нему на колени в этом роскошном лимузине, когда он говорит:

– Замри, Холли. Я собираюсь трахнуть тебя в твой прелестный ротик.

Я замираю, и он обнимает ладонями мои щеки. А потом начинает ритмично двигаться, пока ритм не замедляется, и мой рот не наполняется спермой. Я глотаю ее как можно скорее, но я не в силах удержать ее во рту, и она течет по моему подбородку.

Когда он, наконец, вынимает свой обмякший член у меня изо рта, он большим пальцем подхватывает каплю спермы с моего подбородка и размазывает ее по моим губам.

– Не хочу, чтобы моя жена лишилась хоть капли того, что я хочу дать ей.

Он произносит слово «жена» с такой интонацией собственника, что я вздрагиваю и облизываю губы. И реальность возвращается, когда он нажимает кнопку связи с водителем на потолке.

– Ты можешь теперь ехать в отель.

Крейтон поправляет одежду прежде, чем у меня хватает сил снова взобраться на сиденье.

Не могу поверить, что я прямо сейчас сделала. Я поднимаюсь с пола, чтобы вернуться на сиденье, но Крейтон хватает меня за плечи и сажает к себе на колени.

– Господи, женщина. Ты можешь свести мужчину с ума своим ротиком.

Его губы прижимаются к моим прежде, чем я успеваю ответить ему. Его язык проникает ко мне в рот тем же движением, что и его член до этого. Я отдаюсь этому поцелую, шокированная тем, что он целует меня сразу после того, как только что кончил мне в рот.

Но он, похоже, ничего не имеет против, потому что не прерывает поцелуя до тех пор, пока лимузин не замедляет ход и не останавливается. Когда двери открываются, он осторожно сажает меня на сиденье, выходит из лимузина и наклоняется, чтобы взять меня на руки.

Очевидно, у меня на лице написано смущение, потому что он говорит:

– Невеста не переступает порог иначе, чем на руках у жениха.

Я пытаюсь угомонить биение моего сердца. Это ничего не значит. Это просто жест, показывающий, что я его собственность. Как и кольцо на моем пальце.

Я говорю себе все это, но утомление от долгого дня охватывает меня, и я кладу голову ему на плечо.

Я закрою глаза всего на секунду, говорю я себе.

И я отключаюсь еще до того, как мы подходим к лифту.

Глава 15

Крейтон

«Мир кантри-музыки потрясен известием о том, что Холли Викс, новая звезда на его небосклоне, победившая в конкурсе «Мечты Кантри», прошлой ночью в Вегасе вышла замуж за миллиардера-плейбоя Крейтона Караса. Новобрачных сфотографировали, когда они выходили из церкви, а позже их запечатлели входящими в отель «Цезарь Палас». Когда представителя Джесси Хьюза спросили о его реакции на эту новость, он ответил: «Без комментариев». С представителями Викс и Караса связаться нам не удалось. Но мы прекрасно знаем, какой вопрос сейчас занимает всех: как давно Викс и Карас крутят шашни за спиной у Хьюза?»

Я перевожу взгляд с телевизора на роскошную женщину, спящую в моей постели. Во сне она выглядит даже еще невиннее, чем обычно. Но она не казалась стеснительной, когда брала мой член в рот в лимузине. Это было самое сексуальное зрелище из всех, какие мне доводилось видеть в моей жизни. К тому же это было идеальным началом нового года.

Мой член начинает пульсировать при этой мысли. Я представляю себе, как разбужу ее, зарывшись лицом у нее между ног. Но хоть мы и женаты, я подозреваю, что это перепугает ее до смерти. Я дам ей передышку до завтра.

Моя жена.

Я на самом деле не собирался снова вступать в брак, но когда мне пришла в голову эта идея, я уже не мог избавиться от нее. Но, даже с обручальным кольцом на ее пальце, я знаю, что не буду чувствовать себя связанным. Я никогда не чувствую себя связанным. Этот брак для меня – всего лишь возможность снова и снова заниматься самым горячим сексом, который у меня когда-либо был. К тому же, в качестве дополнительного бонуса, это поможет мне избегать внимания со стороны охотниц за деньгами. Только и всего.

Мой телефон, лежащий на ночном столике, начинает вибрировать, я хватаю его и направляюсь в ванную. Закрыв за собой дверь, я бросаю взгляд на экран и отвечаю на звонок.

– Чего ты хочешь, Кэннон?

– Холли Викс? Да ты самый удачливый ублюдок на свете! Ты же все знал, правда? Я хочу сказать, как ты мог этого не знать? Ее лицо так часто показывали по телевизору в последнее время, что даже я знаю, как она выглядит, а я ненавижу музыку кантри. И Дженет постоянно говорит о ней и о ее ковбое. Не могу поверить, что ты мне этого не рассказал, засранец. Заставил меня и весь мир поверить, что ты понятия не имел, кто должен был заявиться к тебе прошлой ночью. Мне следовало бы знать…

Я сжимаю зубы, когда он называет Джесси Хьюза ее ковбоем. Холли принадлежит мне, а не ему. И в этом не может быть никаких сомнений, даже ранним утром. Даже если я знаю подноготную всей истории, мне не нравится мысль, что другой мужчина может считать, будто у него есть на нее права.

Я облокачиваюсь на гранитную столешницу. Неудивительно, что мой помощник пришел к выводу, будто я знал, кто она такая.

– А вот в этом ты ошибаешься. Когда она не обвешана с головы до пят сверкающими бусами и бахромой и ее лицо не покрыто толстым слоем макияжа, она выглядит совсем не такой, как по телевизору.

– Серьезно? Ты правда, честно не знал?

– Понятия не имел. По крайней мере пока она сама не сказала мне.

– Вот это дерьмо!

– Верно. – Мне уже начал надоедать этот разговор. – У тебя что-то еще или я могу заняться своими делами?

– Прости. Я все еще перевариваю это. – Еще мгновение тишины, а потом Кэннон спрашивает: – Ты уже знаешь, что говорят в СМИ?

– Я только что видел кусочек утреннего выпуска новостей. А что?

– Они рвут ее на части на всех каналах, станциях и в Интернете. Тебя, вероятно, должно обеспокоить, что твою жену называют лживой шлюхой. Но некоторые признают, что она поступила правильно, потому что Хьюз, очевидно, с самого начала обманывал ее и трахался налево и направо.

Ярость начинает закипать во мне, и я могу показаться лицемером, потому что и сам вначале пришел к тому же выводу. Но она моя жена, и все это нестерпимо. Холли предупреждала, что так все обернется, а я сказал ей, что разберусь с этим. И я не собираюсь нарушать своего обещания.

– Натрави на них наших менеджеров по связям с общественностью. Прямо сейчас. Задавите всех, кто скажет хоть одно плохое слово о ней. Мне наплевать, как ты это сделаешь.

– И как ты намерен преподать все это?

Я коротко объясняю ему, какую историю нужно сообщить всем крупнейшим СМИ в стране – нет, черт возьми, во всем мире – и какими угрозами сопроводить эту историю.

Прежде чем распрощаться, Кэннон говорит:

– Раз уж ты в Вегасе, тебе, пожалуй, следует знать, что уже делают ставки на то, сколько это продлится.

– Люди делают ставки на все.

– Просто хотел тебя предупредить. Если у тебя есть какая-то информация на этот счет, я с удовольствием тоже сделаю ставку и срублю легких деньжат.

– Ты просишь меня сделать ставку на то, когда мой брак распадется?

– Да ну же, дружище. Мы все знаем, что это долго не продлится. Итак, что ты думаешь? Я ставлю на то, что пройдет самое большее шесть месяцев, и тебе надоест ее вагина, и ты захочешь разнообразия.

Я сжимаю зубы, потому что мне сейчас не до этого дерьма.

– Спасибо тебе за веру в меня.

– Серьезно, Крей…

– Иди к черту, Кэннон. Пойди займись делом.

Я вешаю трубку и открываю дверь ванной. Мое утреннее настроение становится мрачным.

– Насколько все плохо?

Холли еще сонная, и на ней все еще моя футболка, в которую я ее переодел, когда она отключилась прошлым вечером у меня на руках. Ее ноги обнажены, а темно-каштановые волосы разметались по плечам. И она выглядит шестнадцатилетней девочкой. Что делает меня грязным стариком, потому что я снова хочу увидеть эту свежую красавицу стоящей на коленях с моим членом во рту.

– Не очень хорошо, но все обойдется. Не беспокойся об этом, – отвечаю я, перед тем как спросить: – Сколько тебе лет?

– Ты не смотрел мой профиль в «Гугле»? – Ее брови ползут вверх.

– Я предпочитаю правду, а не то дерьмо, которое нам скармливают в «Википедии».

Она опускает глаза и говорит так тихо, что я едва слышу ее:

– Мне двадцать два.

Я так шокирован, что не могу скрыть этого. У меня такое чувство, будто глаза вылезли у меня из орбит. Я провожу рукой по лицу.

– Ты это серьезно?

Я не подозревал, что она настолько молода.

Она расправляет плечи и выпрямляется во весь рост – пять футов шесть дюймов или около этого.

– Если для тебя важен мой возраст, может быть, тебе следовало спросить у меня об этом прошлой ночью.

Холли права. Прошлой ночью я был так увлечен происходящим, что мне не пришло в голову спросить ее об этом. С макияжем на лице и одетая не только в мою футболку, она выглядит на несколько лет старше.

Она прищуривает глаза.

– А сколько лет тебе?

– Тридцать три.

Она приоткрывает рот. Мой член мгновенно реагирует, и она переводит свой взгляд на него.

Нерешительная улыбка появляется на ее лице.

– Ты… э-ээ… хочешь, чтобы я?..

Она и в самом деле идеальная женщина.

– Иди прими душ, Холли.

Я включаю воду в застекленном душе, но она не делает попытки раздеться.

Комната начинает наполняться паром. Я держу открытой стеклянную дверь и жду. Она по-прежнему не трогается с места.

– Ты ждешь письменного приглашения?

Она качает головой.

– Я просто думала, что смогу принять душ в одиночестве.

А-аа. Вот что. Ее природная застенчивость, которую она не может скрыть. Я взял на себя труд наставлять ее из-за ее неопытности, но самые послушные в сексуальном отношении женщины, которых я знал, были в то же время самыми уверенными в себе. И я видел признаки этой уверенности в Холли накануне вечером, когда она говорила о своей карьере и о том дерьме, в которое втянула ее студия. И я намерен выяснить, удастся ли мне обнаружить в ней ту же уверенность в том, что касается секса. Это будет интересно и занимательно.

И мои следующие слова направлены на то, чтобы сделать именно это.

– А я думал, что трахну свою жену в душе.

Она раскрывает глаза, в которых сверкает пламя.

– Значит, это будет так? Ты говоришь когда и я сразу же раздвигаю ноги? Но я не видела этого в твоем огромном контракте.

А-аа, вот в чем дело. У нее есть свое мнение, но она еще неопытна, и ей нужен руководитель, который поможет ей направить ее усилия в нужное русло. И тут дело уже за мной.

Я пересекаю комнату и останавливаюсь перед ней.

– Единственная огромная вещь, которая должна занимать тебя в настоящий момент, это мой член, моя сладкая, – говорю я. – И где и когда я скажу тебе взять его.

Ее кулак ударяет мне в челюсть, и моя голова дергается.

Черт. Полагаю, я зашел слишком далеко. У моей новоявленной жены намного больше уверенности в себе, чем я полагал.

Потирая двумя пальцами то место, куда она ударила меня – чуть ниже губы, ближе к левой щеке, – я изучающе смотрю на нее. Она трясет рукой и морщится.

– Черт, это больнее, чем я помнила, – шепчет она.

Я заинтригован ее реакций и ее словами.

– Не уверен, что должно удивлять меня больше – то, что ты ударила меня, или то, что это, как видно, не первый раз, когда ты кого-то бьешь.

Холли бросает на меня взгляд из-под длинных темных ресниц, словно дерзость, которая так внезапно охватила ее несколько мгновений назад, улетучилась так же быстро. Она трясет рукой, и мне не нравится, что она морщится от боли.

– Подожди.

Я поворачиваюсь и выхожу из ванной. Размеры моего любимого номера в «Цезаре» – пять тысяч квадратных футов, поэтому мне нужно некоторое время, чтобы достать лед из холодильника на кухне, завернуть его в полотенце для рук и вернуться в ванную.

Когда я возвращаюсь, Холли сидит на стуле спиной к зеркалу и все еще трясет рукой. Я приседаю на корточки рядом с ней, и она с удивлением смотрит на меня. Я протягиваю руку, чтобы взять ее за запястье, но она отдергивает свою руку.

– Что ты…

Я беру ее за руку, кладу ее себе на колено и прижимаю лед к костяшкам пальцев.

– Я думал, это очевидно.

У нее на лице написана растерянность.

– Я думала, что ты сейчас принесешь мне контракт и укажешь на тот раздел, в котором говорится, что при таком сценарии брак автоматически аннулируется.

Мои губы вздрагивают в улыбке при этих словах.

– Не могу сказать, что я или мои адвокаты предвидели возможность такого сценария. – Моя улыбка исчезает. – Но больше так не делай.

– Тогда не говори мне таких слов.

Она пытается отдернуть руку, но я крепко держу ее.

– Думаю, ты обнаружишь, что я говорю много таких слов, и я буду становиться только еще более требовательным и откровенным. – Я могу поклясться, что слышу, как скрипят ее зубы. – А чего ты ожидала, Холли?

– Понятия не имею. Должно быть, я была не в своем уме, когда решила, что могу сделать это.

Она смеется, и этот звук эхом разносится по огромной ванной комнате.

И при звуке ее смеха мои яйца напрягаются, а член становится твердым, как камень. Есть в этой женщине что-то, чего я и сам не могу понять, но мое тело реагирует на нее, как чертова собака Павлова.

Поскольку мой член находится на уровне ее глаз, она не может не заметить мою реакцию. Она поднимает глаза и смотрит на меня, а потом снова переводит взгляд на выпуклость в моих трусах.

– Не обращай внимания.

– М-мм, это проще сказать, чем сделать.

Улыбка снова появляется на моем лице, и я убираю лед с ее руки. Костяшки ее пальцев красные, и совершенно нетипичная для меня мысль зарождается в моем мозгу. Мне не нравится, что она испытывает боль, особенно то, что тому причиной я.

– Больше не делай этого, – приказываю я.

– Тогда, может быть, ты поразмыслишь над тем, как разговаривать со мной, – парирует она, но потом смотрит мне в глаза и добавляет: – Хотя прости. Я, наверное, не должна была этого делать. Я просто… отреагировала. Неправильно.

Я кладу лед на столик и поднимаюсь. Подойдя к душевой кабине, я выключаю воду и киваю головой в сторону спальни.

– Пойдем поговорим.

Глава 16

Холли

Я ударила его.

Черт побери!

Я ударила его!

Я не била никого с тех пор, как врезала Джонни Дэгану, когда он протянул мне пять долларов и спросил, достаточно ли этого, чтобы ему сделали минет, потому что он слышал, что моя мать берет именно такую плату. Я сломала ему нос, и он больше не задавал мне таких вопросов. Мне в то время было пятнадцать лет. Это был не последний случай, когда кто-то заставлял меня чувствовать себя шлюхой, но я решительно не собираюсь позволять так обращаться с собой в этом браке, сколько бы он ни продлился.

Отбросив воспоминания о прошлом, о котором я хотела бы забыть, я следом за Крейтоном выхожу из гигантской ванной. Хотя он принес мне лед, я полагаю, что сейчас начнется процедура расторжения брака.

Мне жалко, что я вообще вылезла из кровати этим утром. Мне нужно собраться с мыслями.

Господи! Почему я ударила его? Что-то в его снисходительном тоне заставило меня выйти из себя.

Я проснулась этим утром, беспокоясь о том, что скажут руководители студии и СМИ, а он отмахнулся от моих переживаний, словно они не имели значения. А потом я узнаю, что он старше меня на одиннадцать лет, и внезапно решение, которое я приняла, оказывается полным подводных камней, о которых я не подозревала. Это не извиняет меня, но это единственное оправдание, которое у меня есть.

Крейтон натягивает домашние брюки – понятия не имею, откуда они здесь взялись – и усаживается в кресло в дальнем углу спальни. Я сажусь в кресло напротив него.

– Нам нужно установить некоторые основные правила.

Не уверена, что мне это нравится, поскольку он может иметь в виду, что настало время установить правила Крейтона.

Но чего я на самом деле ожидала? Что у меня будет право торговаться? Это право исчезло, когда я поставила подпись в нужной строке.

Я знаю это, и он тоже это знает.

Но с другой стороны, мы оба хотим чего-то друг от друга, и это, полагаю, уравнивает наши позиции. Хотя… не совсем. У него есть миллиарды, а у меня есть только я.

Можно нанести на лицо девушки тонну макияжа, приклеить фальшивые ресницы, нарастить волосы, нарядить ее в роскошный сценический костюм, заставить ее сбросить лишние десять фунтов, посадив ее на голодную диету, но это не изменит ее сущности. Я все еще девчонка из Восточного Кентукки, которая лелеет большие мечты, но которая мучится еще большими страхами потерпеть поражение. Потому что я не хочу возвращаться в Голд-Хевен. Там у меня, к моему мучительному сожалению, ничего не осталось.

Когда я заставляю себя отбросить размышления о своем прошлом, я обнаруживаю, что Крейтон ждет, приподняв бровь.

– Пожалуйста, продолжай.

Мой местечковый акцент усилился, и я полагаю, что это произошло из-за воспоминаний о доме и из-за того, что если его правила окажут влияние на мою карьеру, у нас с ним возникнет большая проблема.

Он прищуривается.

– Правило номер один: я люблю секс. Я планирую часто заниматься им. С тобой.

Да уж. Этот мужчина не собирается ходить вокруг да около.

– Я это уже поняла.

– Если у тебя будут с этим проблемы, мои адвокаты могут…

Снова угроза покончить с нашим браком, что поставит мою карьеру под удар.

– Расторгнуть этот брак быстрее, чем он начался? – быстро говорю я, перебивая его. – Потому что секс для меня не проблема. Я знаю, на что я подписалась. Ты ведь женился на мне не из-за моего умения поддерживать беседу. Просто я не осознавала, что буду раздвигать ноги по команде. Я думала, что ты по меньшей мере притворишься, что я не шлюха. Хотя полагаю, я именно ею и являюсь. Очень дорогой шлюхой.

В глазах Крейтона сверкает огонь.

– Не смей называть себя шлюхой, черт возьми!

– Тогда не обращайся со мной, как со шлюхой.

Мы молча смотрим друг на друга. Я жду его ответа. Я ожидаю услышать что-нибудь типа: «Я буду обращаться с тобой так, как захочу». Но вместо этого слышу нечто совершенно неожиданное.

– Прости.

Извинение?

– Я повел себя неправильно. Возможно, я повел себя, как требовательный засранец, но это не совсем мой стиль.

– Означает ли это, что ты не хочешь заняться сексом в душе?

Я почти уверена, что эти слова вложил в мои уста похотливый чертенок, сидящий у меня на плече. Потому что я никак не планировала сказать это.

На лице Крейтона расплывается ленивая, хищная улыбка, а глаза становятся горячими и требовательными.

– Этого я не говорил, Холли. На самом деле в настоящий момент я не хочу ничего другого, кроме как отвести тебя назад в ванную, сорвать с тебя одежду и трахать тебя, прижав к стене, пока ты не станешь умолять меня позволить тебе кончить.

Я тут же уношусь мыслями в ту нашу первую ночь. Я не забыла, что этот мужчина любит все контролировать.

В последний раз, когда мы занимались сексом в ту ночь, он играл со мной, отказываясь позволить мне кончить, пока я не стала умолять его. И только после этого он взял меня.

Со мной такого прежде никогда не было, и я почти уверена, что и в будущем такое со мной не случится. И эта мысль огорчила меня, потому что это было так… замечательно. И мои возражения этим утром относились не к сексу, а к тому, как он разговаривал со мной.

Но он извинился, так что, может быть, у нас с ним все же что-нибудь получится.

Я решаю сделать первый шаг навстречу как предложение перемирия. Я кладу лед на столик, стоящий рядом со мной, встаю и берусь за края футболки. Я стягиваю ее через голову и роняю на пол. На губах Крейтона играет сексуальная улыбка, которую я уже видела.

– Тогда, может быть, отложим этот разговор на неопределенное время? – спрашиваю я.

– Мне нравится это предложение.

Я делаю шаг по направлению к ванной, но он говорит:

– Стой.

Я смотрю ему в глаза, и он протягивает мне футболку.

Я озадаченно смотрю на нее.

– Что?

– Надень ее снова.

– Я не понимаю.

Крейтон берет меня за локоть и вкладывает футболку мне в руку. Я стискиваю пальцами мягкий хлопок.

– Я сказал тебе, что собираюсь раздеть тебя и трахнуть в ванной. Я не говорил тебе, чтобы ты разделась сама.

Серьезно?

Но я не возражаю. Я расцениваю это как обещание множественных оргазмов. И мне нравится, как он смотрит на меня горящими глазами. Встряхнув футболку, я надеваю ее и направляюсь в ванную.

Крейтон идет следом за мной. Мы пересекаем огромную спальню и входим в ванную. Я останавливаюсь у стеклянных дверей в душевую кабину и жду.

Тепло, которое идет от его тела, проникает сквозь тонкий хлопок моей футболки, и я жду, не зная, что он будет делать дальше. Предвкушение становится почти осязаемым.

Его губы, должно быть, находятся в полудюйме от моего уха, потому что когда он говорит, его дыхание обдает меня жаром.

– Зайди в кабину.

Я открываю рот, чтобы возразить, потому что на мне все еще надеты футболка и трусики.

– Сейчас же, Холли.

От его приказа у меня по спине бегут мурашки. И в первый раз его тон не снисходительный, а соблазняющий и повелительный. Это заводит меня, и я не могу игнорировать его слова.

Войдя в кабину, я жду его дальнейших указаний. Мне не приходится ждать долго.

– Включи воду.

Я протягиваю руку к крану и открываю его. Горячие струи ударяют по моему телу из нескольких отверстий, и я закрываю глаза. Моя футболка намокает и становится прозрачной, предоставляя Крейтону изучать мое тело. И это мне нравится.

Когда мои соски под мокрой материей затвердевают, я стираю воду с лица и поворачиваюсь к нему. Я хочу видеть выражение его лица.

Он не разочаровывает меня. Его глаза сверкают, и он одаряет меня хищной улыбкой.

– Тебе нравится это, грязная девчонка. И хотя ты взбунтовалась, тебе нравится, когда я говорю тебе, что ты должна делать. Кажется, я припоминаю, что ты сама просила меня об этом прошлой ночью в лимузине.

Я начинаю качать головой, но тут же осознаю, что нет смысла отрицать это.

– Мне не должно было это понравиться.

– Черта с два, не должно, – рычит Крейтон.

Он стягивает с себя брюки и трусы и входит в кабинку. Не теряя времени, он срывает с меня мокрую футболку, и она с хлюпаньем шлепается на пол.

Его губы приникают к моему соску, а большими пальцами рук он берется за резинку моих трусиков. Не поднимая головы, он стягивает их с меня, и я ногой отбрасываю их. Он отрывается от моей груди, и его внимание переключается на мои губы. Он завладевает ими. Он завладевает мной.

Он подхватывает меня под ягодицы и отрывает от пола.

– Обхвати меня ногами.

Его член, горячий, твердый, тяжелый, оказывается у меня между ног. Я сильнее прижимаюсь к нему, и мне нравится, как он давит на мое лоно.

Он на мгновение отстраняется.

– Говори сейчас или больше никогда об этом не упоминай, миссис Карас. Потому что я собираюсь затрахать тебя почти до смерти.

Я впиваюсь ногтями в его твердые мускулистые плечи.

– Пожалуйста. Сейчас.

Это единственные слова, которые я могу выдавить из себя, прежде чем он прижимается ко мне всем телом.

Я никогда в жизни не была так возбуждена. Никогда.

Мои глаза закрываются, но я тут же заставляю себя открыть их, потому что хочу видеть выражение восторга на его лице.

Он начинает двигаться, быстро и жестко, и жар его тела восхитительно контрастирует с холодной плиткой, к которой прижата моя спина. Пар наполняет кабину, смешиваясь с моими стонами удовольствия.

С каждым его движением я чувствую приближение оргазма. Я стараюсь сдержать себя, зная, что чем дольше я буду оттягивать кульминацию, тем мощнее она будет.

Крейтон удерживает меня одной рукой, а вторую руку просовывает между нашими телами.

При прикосновении его большого пальца к моему клитору я уже не могу больше сдерживать себя. Я впиваюсь ногтями в его плечи, и по моему телу начинают раскатываться волны наслаждения.

Мои крики эхом разносятся по ванной, и я готова поклясться, что слышу его смех, хотя у меня в ушах шумит от прилива крови. Он продолжает двигаться, все ускоряясь, и я снова испытываю оргазм. Мои мышцы сжимаются вокруг его члена.

– Черт, – кричит он, погружаясь в меня все глубже, еще и еще.

А потом его мышцы расслабляются, и мы оба дрожим под горячими струями воды. Он подается вперед и прижимается лбом к плитке, рядом с моей головой. Я все еще обнимаю его ногами за талию, и я не уверена, что смогу когда-нибудь снова двигаться. Не уверена, что когда-нибудь захочу двигаться. Он осторожно опускает меня, и я вынуждена встать на ноги и позволить его члену выскользнуть из моего тела.

– Господи, женщина, – он обнимает меня ладонями за щеки, – ты просто невероятна.

И его губы снова приникают к моим, но ненадолго. Он покрывает поцелуями мой подбородок, мою шею, мои груди. Его зубы и язык ласкают мои соски, потом мой живот, и, наконец, низ живота.

Я все еще чувствую, как сперма вытекает из меня, но это его не останавливает, и он зарывается лицом у меня между ног, покусывая мой клитор и проникая языком в мое лоно. Он кладет руки мне на ягодицы, и волны удовольствия прокатываются по моей спине, а колени становятся ватными.

Но когда его пальцы приближаются к моему анусу, я вздрагиваю и стараюсь отстраниться от него.

Он сильнее прижимает меня к себе, и мои попытки вырваться не увенчиваются успехом. Но я снова приближаюсь к оргазму. Он делал это со мной той ночью, но я была слишком пьяна и охвачена страстью, чтобы беспокоиться об этом или протестовать.

Но сейчас? Посреди бела дня и на трезвую голову? Я не уверена, что смогу принять это.

Он поднимает голову, и на его лице отражается похоть пополам с недоумением.

– Что? Тебе не нравится, что я готов съесть твою свежезатраханную дырочку?

Я ежусь под его проницательным взглядом. Он ничего не упускает. Словно проверяя мою реакцию, его любопытные пальцы снова нажимают на мой анус, и я пытаюсь отстраниться.

Его улыбка становится шире, когда он сильнее нажимает большим пальцем на мой анус.

Я вздрагиваю, и мои нервные окончания становятся невероятно чувствительными.

– Я не…

Он убирает пальцы с этой чувствительной точки, и я расслабляюсь, но слишком рано. Его палец погружается в меня.

– Тебя никогда не трахали в твою роскошную задницу, Холли?

Я распахиваю глаза и говорю, запинаясь:

– Нет… нет. Никогда.

– Мы это изменим. – Его горящие карие глаза становятся лукавыми, и он добавляет: – Может быть, не сегодня или завтра, но когда я сделаю это, тебе это чертовски понравится. Ты будешь умолять меня повторить это.

Я судорожно глотаю, и капли жидкости из моего лона стекают по его пальцам.

– Не притворяйся, что тебе не нравится эта идея, потому что твое тело уже сказало совсем другое. Давай я тебе покажу.

Я качаю головой, но безрезультатно, потому что его изучающие пальцы уже смазывают моими выделениями мой анус. Мои мускулы сокращаются от удовольствия.

Глядя мне в глаза, он нажимает на мой анус. Я пытаюсь не реагировать, но проигрываю эту битву. Я закусываю губу, чтобы сдержать стон, но он все равно вырывается из моей груди.

– Очень хорошо, детка. Я собираюсь трахать пальцами твою девственную попку, и ты кончишь, когда я буду делать это.

– О, мой Бог! – шепчу я.

Его палец проникает в кольцо моих мускулов, и я начинаю дрожать.

– Хорошая девочка. Бери это. Бери все, что я тебе даю.

Я не помню, чтобы шевелила руками, но я обхватила ими свои груди и пощипываю соски, отчаянно стремясь продлить удовольствие.

Его палец проникает все глубже и начинает двигаться взад-вперед, а его губы снова приникают к моему клитору. Его стоны усиливают невероятные ощущения, которые буквально захлестывают меня. Когда я чувствую, что к первому пальцу присоединяется второй, я застываю, но Крейтон продолжает покусывать мой клитор, и это отвлекает меня.

Я откидываю голову, прижимаясь спиной к холодной плитке. Боль и удовольствие смешиваются в одно всепоглощающее ощущение, пока он двигает своими пальцами внутри меня и ласкает мой клитор губами, языком и зубами.

Этот мужчина владеет всеми моими чувствами, и я теряюсь в его запретных ласках, пока он не заставляет меня подняться все выше на гребне наслаждения, а потом содрогнуться в оргазме.

Глава 17

Крейтон

Когда я отпускаю Холли, она сползает вниз по стене, а голову роняет мне на плечо. Мы оба стоим на коленях под льющимися на нас струями воды, и я хотел бы знать, всегда ли, прикасаясь к ней, я буду чувствовать себя так, будто нашел Святой Грааль. Это немного пугает меня, потому что к такому чувству я не привык.

Я встаю, осторожно помогая подняться и ей. Я мою нас обоих, а потом выключаю воду и заворачиваю Холли в огромный пушистый банный халат. Ее хрупкое тело тонет в нем, а в ее состоянии блаженства она выглядит, как насытившаяся богиня.

Я несу ее к кровати и опускаю на гору пуховых подушек. От ее сонной улыбки у меня сжимается сердце, и мне хочется схватить ее, словно я чертов Кинг Конг. Я далеко не насытился. Я возбужден и готов трахать ее, пока она не отключится, и я чувствую себя чертовым властелином мира. Ее оргазмы вызывают во мне чувство власти, словно я могу голыми руками разрушать здания, а потом одним лишь усилием воли восстанавливать их.

С постели доносится легкое похрапывание, и я снова бросаю на нее взгляд. Ее голова во сне откинулась набок, а ее рот слегка приоткрыт. Мой член стоит, как каменный, и я не могу дождаться момента, когда снова вставлю его между этими губками и буду смотреть, как она глотает все, что я ей даю.

Я вспоминаю, как ее маленькая тугая попка сжимала мои пальцы. И мне чертовски нравится, что я буду первым мужчиной, который погрузит в нее свой член. И это собственническое ощущение до смерти пугает меня. Я не могу испытывать к ней чувства собственника, потому что я не привязываюсь ни к кому. Никогда.

Я подавляю эти чувства и направляюсь в душ, чтобы немного помастурбировать.

Глава 18

Холли

Когда я просыпаюсь после самого поразительного секса в душе, который у меня случался – на самом деле, это единственный секс в душе, в котором я участвовала, – я решаю, что пора разбираться с последствиями моего новогоднего решения.

Мой телефон непрерывно звонит и принимает сообщения от руководства студии. И когда я, наконец, отвечаю на звонок Морти, мне приходится держать телефон подальше от уха, потому что его слова становятся все громче и громче, и большую часть их составляют проклятия.

– Ты все испортила, черт тебя подери, Викс! Мы все уже спланировали. Мы потратили чертову уйму денег, чтобы привлечь внимание прессы. И тут ты вытворяешь такое. О чем ты, черт возьми, думала, выходя замуж за какого-то гребаного миллиардера, вместо того чтобы делать то, что я тебе приказал? Ты не имеешь права принимать такие решения. Решения принимаю я.

Когда Морти наконец замолкает, чтобы перевести дыхание, я собираюсь ответить. Но Джим, должно быть, держит в руках трубку параллельного аппарата или находится в конференц-зале, потому что он вступает в разговор.

– Что сделано, то сделано. Отступать уже некуда, и даже если мы могли бы расторгнуть этот нелепый брак, было бы только хуже. Джесси выглядит как осел, но по крайней мере осел с разбитым сердцем вызывает симпатии.

– Она не должна была ничего такого делать! Это просто чертовски нелепо! Клянусь, ты сделала это лишь для того, чтобы вывести меня из себя!

От криков Морти у меня звенит в ушах.

– Я предупреждала вас, что я на этот фарс не согласна, – наконец говорю я. – Вы не хотели меня слушать.

– Ты не имеешь права на свое мнение, Викс. Твоя задница возвращается в Кентукки!

Джим снова встревает.

– Да ну же, Морти. Мы уже обсуждали это. Если мы отправим ее в Кентукки, никому это не принесет пользы.

В первый раз после того, как я ответила на звонок, я испытываю чувство облегчения.

Морти ворчит, все еще не желая сдаваться.

– Пусть попробует с этого момента хоть раз что-нибудь выкинуть. – Наконец, снова обращаясь ко мне, он говорит: – Только попробуй пропустить концерт, репетицию, запись на радио или даже просто какое-нибудь собрание, Викс! Я так быстро сниму тебя с этих гастролей, что у тебя закружится голова. А потом ты на коленях поползешь к своему мужу-миллиардеру и будешь с тоской вспоминать о карьере, которую могла бы сделать.

– Я ничего не пропущу. Даю вам слово.

– Я буду следить за тобой. Даже не сомневайся.

– Я поняла.

– Хорошо. А теперь прекрати все портить и напиши несколько чертовых песен для твоего нового альбома. Ты все еще должна мне шесть штук.

– Шесть? О чем вы говорите?

– Мы делаем эксклюзивную запись, так что иди и напиши какое-нибудь дерьмо.

Облегчение, которое я только что испытывала, покидает меня, и я опускаюсь на стул.

– Шесть песен? К какому сроку?

– У тебя три недели. Я уже договорился о твоей встрече с поэтом-песенником в Далласе. Если ты не в состоянии сделать это, я найму для тебя кого-нибудь.

Мысль о том, что Морти станет подбирать для меня песни, ужасает меня.

Я в состоянии писать сама, но шесть песен за три недели? Я пытаюсь не впасть в панику.

– Хорошо, – бормочу я. – Полагаю, мне пора приступить к этому.

– Ты чертовски права. Надеюсь, ты не рассчитывала на медовый месяц.

Я качаю головой, но он, конечно же, не может меня видеть. Я собираюсь было ответить, но в трубке царит молчание. Взглянув на телефон, я вижу, что Морти повесил трубку.

Ну что же, это было и хуже и лучше того, чего я ожидала. У меня все еще есть надежда сделать карьеру, если только я чего-нибудь не пропущу – а этому я не позволю случиться. И мне нужно за три недели написать шесть песен.

Я ничего не писала уже несколько месяцев. Я не знаю, откуда мне взять вдохновение, учитывая сумасшедший график гастролей и это мое замужество. Но я решаю, что у меня нет выбора, так что мне лучше как можно быстрее приступить к делу.

Комната открывается, и в дверях появляется Крейтон.

– Я должен уничтожить их?

Его поддержка сбивает меня с толку, и тепло разливается по моему телу.

– Прости?

– Я должен уничтожить твою студию?

– Зачем тебе это делать? – спрашиваю я, ошеломленная его предложением.

– Потому что никто не смеет трахать то, что мне принадлежит. И это касается и тебя.

Тепло, которое начало было зарождаться в моей душе, с такой же скоростью покидает меня, когда я осознаю, что на самом деле я лишь часть его имущества. Но чего еще я ожидала? Привязанности? Но я едва знаю его. И сразу возникает вопрос – я узнаю его когда-нибудь? Или все закончится раньше, чем у меня появится такой шанс?

– Мы сегодня отправляемся в Нью-Йорк, чтобы встретиться с моими адвокатами. Они изучили твой контракт и готовы дать нам свои рекомендации.

– В этом нет необходимости. Морти и Джим не собираются подавать иск о нарушении контракта. Кроме того, я не могу лететь в Нью-Йорк, потому что мне нужно быть в Нэшвилле. У меня есть своя жизнь, знаешь ли. Мне нужно встретиться со своим менеджером и группой до того, как мы снова отправимся на гастроли.

– Это не является частью плана, Холли.

– Учитывая, что ты не проконсультировался со мной, когда тебе в голову пришел этот блестящий план, надеюсь, ты понимаешь, что у меня возникает проблема.

Он щурит глаза, и недовольство звучит в его тоне.

– И как ты сможешь отправиться в Нью-Йорк, если у тебя гастроли?

– Между Рождеством и Новым годом у нас уже были каникулы. Мы уезжаем на последние гастроли шестого января. И мне нужно прибыть в Нэшвилл за двадцать четыре часа до этого, чтобы подготовиться.

– А почему тебе так необходимо отправиться на эти гастроли?

Он что, серьезно?

Я скрещиваю руки на груди.

– Потому что это моя работа. И, очевидно, ты не слишком разбираешься в этом бизнесе, если считаешь, что на этой стадии я могу отказаться от гастролей.

– Они могут найти тебе замену до тех пор, пока мы не выработаем наш график.

На мгновение я лишаюсь дара речи. Он что, и вправду предложил это мне? Без шуток? Мне нужно облечь все это в слова, чтобы он окончательно понял.

– Ни за что, Карас. Я еду на гастроли. Не только потому, что студия подаст на меня в суд, если я пропущу хотя бы одну репетицию, не говоря уже о концертах. Но я должна это сделать из-за поклонников, которые купили билеты на наши концерты. Я не отступлю.

– Твои поклонники смогут увидеть тебя в другой раз. Следующие несколько недель очень важны для того, чтобы мы могли определить, как твоя карьера вписывается в мой график.

Я отодвигаю стул и встаю. Он не понял. Это та черта, которую я не позволю ему пересечь.

– Тогда между нами все кончено, – говорю я, и в каждом моем слове звучит уверенность.

Я не позволю ему отнять у меня это. Я не позволю никому отнять у меня это.

Крейтон хмурит брови и склоняет голову набок.

– Прости? Мне кажется, я не расслышал?

Он делает шаг по направлению ко мне.

– Я сказала, что между нами все кончено. Я не разочарую людей, которые поддерживают меня, чтобы вписаться в твой график. И я не позволю твоей карьере влиять на мою. Мне следовало бы знать. Прошлой ночью я купилась на твои обещания, когда ты сказал, что поможешь мне разобраться с этим дерьмом. А ты все еще только усложняешь.

У него на щеке дергается мускул, и он говорит непререкаемым тоном:

– Я сказал, что буду поддерживать тебя, Холли. Не их. Но мой бизнес стоит на первом месте.

– Нет. Попытаюсь сказать так, чтобы ты меня понял, Карас. Это конец. Переговоры излишни.

Я направляюсь к двери, но он встает у меня на пути.

– Это неприемлемо. Ты не покончишь со мной до тех пор, пока я не прикажу тебе это сделать.

У меня вырывается смех.

– Я рада слышать, что ты думаешь, будто каждое твое слово для меня закон. Но так не бывает. – Я делаю шаг в сторону, чтобы обойти его, но он снова встает у меня на пути. – Я не шучу, Карас. Все кончено.

Я обхожу его и направляюсь к двери.

К моему удивлению, он не останавливает меня.

Глава 19

Крейтон

Если она думает, что я позволю ей бросить меня, она сошла с ума. Я позволяю ей сделать несколько шагов, а потом направляюсь следом за ней в спальню.

Она что-то ищет, по всей видимости, свою одежду, которую я аккуратно сложил после того, как раздел ее прошлым вечером. Увидев, что она лежит на комоде, Холли хватает свои джинсы и, не надевая трусиков, поспешно натягивает их.

– Ты не уйдешь.

Холли высоко вскидывает голову и берет в руки бюстгальтер. В ее глазах полыхает пламя.

– Посмотрим.

– Это неприемлемо.

– Ты уже это говорил. Но, к несчастью, ты не упомянул, что единственным условием того, чтобы у нас что-то получилось, будет мой отказ от карьеры. Отказ от моей мечты. Ты не понимаешь. Моя мечта – это все, что у меня осталось, и я не откажусь от нее ни для кого.

Я сжимаю зубы. Вот почему я не спешил снова жениться. Потому что женщины чертовски неразумны и нерациональны.

– Тогда, возможно, тебе следовало бы задать больше вопросов, прежде чем соглашаться на мое предложение.

Она застегивает бюстгальтер и после некоторой паузы говорит:

– Полагаю, мне прежде всего следовало бы спросить лишь одно – ты случайно не эгоистичный и упрямый осел? Моя ошибка.

Она не ошиблась. Я действительно эгоистичный и упрямый осел. Без этих качеств я не стал бы тем, кем стал. Но мы все же заключили с ней сделку.

Холли надевает рубашку и откидывает волосы назад, быстро заплетая их в косу и стягивая концы резинкой, которую она достала из кармана джинсов.

И снова она выглядит, как шестнадцатилетняя девочка. Как воинственная, роскошная девочка, которая только что швырнула мне в лицо все, что я могу предложить ей, потому что она думает, будто я собираюсь заставить ее отказаться от ее мечты.

Приятно осознавать, что хотя бы у одного из нас есть какие-то принципы.

– Опусти задницу на стул, Холли. Ты никуда не уйдешь.

Она упирается руками в бока и сердито смотрит на меня.

– Ты можешь отправляться в ад, Крейтон Карас, и захватить с собой свой чертов брачный контракт. Можешь оставить себе ту сотню долларов, которая, возможно, полагается мне за то, что я двенадцать часов была твоей женой. Потрать их на минет, который сделает тебе еще какая-нибудь наивная игрушка, потому что со мной у тебя все кончено.

Я улыбаюсь, потому что на самом деле мне нравится эта злющая женщина. И прежде, чем она успевает предвосхитить мои движения, я толкаю ее на кровать и завожу ее руки за голову.

– Если ты думаешь, что я позволю тебе уйти после всего этого, ты глубоко заблуждаешься, моя дорогая женушка.

Она не на шутку сопротивляется, и ее колено чуть не бьет мне в пах.

– Поимей себя сам, Карас.

– Золотко, единственная, кого здесь поимеют, это ты. – Я заставляю ее перестать крутить головой, прижавшись губами к ее уху. – Позволь мне все обдумать. Если я не смогу справиться с такой простой вещью, как твои гастроли и твой график, я не достоин управлять многомиллиардной международной компанией.

Я не могу поверить, что собираюсь идти на попятный, но я не готов отпустить ее. Я найду способ получить все, чего хочу, потому что на меньшее я не согласен. Мне нужно все.

Холли перестает сопротивляться, лишь ее грудь поднимается и опадает, когда она судорожно глотает воздух.

Когда она вновь говорит, ее голос звучит почти спокойно:

– Ты это серьезно? Мне нужно, чтобы ты сказал это совершенно искренне – что моя карьера так же важна для тебя, как и твоя собственная. Потому что для меня нет ничего более важного. Мне необходимо быть в нашем студийном автобусе шестого января, или я погибла.

Я поднимаю голову, чтобы встретиться с ней взглядом. Я не привык, чтобы мои слова подвергали сомнению.

– Да, твоя карьера будет для меня приоритетом и я не стану причиной, которая помешает тебе попытаться воплотить свою мечту. Ты будешь в Нэшвилле к вечеру четвертого января – раньше, чем, по твоим словам, тебе необходимо оказаться там, чтобы подготовиться к гастролям. Но мы сделаем все по-моему.

Несколько долгих моментов она изучает мое лицо.

– Я тебя не понимаю. Честно, не понимаю.

– Тебе и не надо меня понимать. Возможно, тебе это никогда не удастся.

Глава 20

Холли

Он сумасшедший. Это единственное объяснение, которое у меня есть. И, полагаю, я такая же сумасшедшая, если я готова иметь дело с ним.

У меня мутится в голове при мысли о том, сколько всего случилось менее чем за двадцать четыре часа. Вчера в полночь я встретилась с Крейтоном в «Плазе», утром мы поженились в Вегасе, а к полудню уже направляемся в аэропорт, чтобы лететь в Нью-Йорк.

Когда мы покидаем отель, лакей в ливрее несет наши вещи. Как только мы выходим из дверей, репортеры бросаются к нам, щелкая затворами фотоаппаратов и выкрикивая вопросы.

Я поправляю огромные солнечные очки и низко склоняю голову, поспешно направляясь к лимузину, как я делала уже раньше, когда репортеры набрасывались на меня после очередного скандала в прессе с Джесси. Только тогда, разумеется, меня не ждал лимузин.

Но прежде, чем я успеваю забраться в машину, Крейтон хватает меня за руку и заставляет остановиться. Он обнимает меня рукой за талию и прижимает к себе.

– Спасибо вам за поздравления. Мы будем счастливы ответить на несколько вопросов.

Мы будем счастливы? Какого черта?

Представители прессы набрасываются на нас, как стервятники на падаль.

– Мистер Карас, можете ли вы подтвердить, что ваша необычная свадьба – просто рекламный ход? И вы, миссис Карас, вы готовы опровергнуть слухи, что Джесси Хьюз собирался сделать вам предложение накануне Нового года?

Крейтон качает головой.

– С какой стати я должен подтверждать это? Но я скажу вам вот что. Иногда для того, чтобы получить желаемое, приходится совершать безумные поступки и надеяться, что судьба улыбнется вам. Возможно, это не самый большой риск, на который мне приходилось идти, но я надеюсь, что все это обернется для меня самым большим счастьем. В конце концов, мне повезло, что я первый повел ее к алтарю.

От его слов у меня перехватывает дыхание. Я смотрю на него сквозь темные очки, и мне больше всего хочется лучше знать его, чтобы понять, говорит он искренне или просто скармливает репортерам дерьмо.

Это не может быть правдой.

Крейтон смотрит на меня, и на его лице играет нежная улыбка. Вспышки камер ослепляют меня. Я знаю, что это фото будет завтра красоваться на обложках всех журналов и на первых страницах всех газет.

Репортеры продолжают выкрикивать вопросы, и Крейтон отвечает им туманными общими фразами.

Он умело уходит от вопросов о Джесси и все это время не сводит с меня взгляда. Готова поклясться, что я слышу, как журналистка, стоящая прямо передо мной, вздыхает.

Когда мы садимся в лимузин, я чувствую себя полностью растерянной. В мои намерения входило лишь использовать Караса как способ избежать фарса с Джесси, с дополнительным бонусом в виде феноменального секса. Но теперь, когда мы женаты, я понятия не имею, как все обернется, несмотря на его обещания.

Думаю, что отчасти моя проблема заключается в том, что я до сих пор не понимаю истинных мотивов Крейтона. Секс, который у нас с ним был, не мог быть таким уж выдающимся для него. Значит, это всего лишь прихоть миллиардера?

Но этот взгляд, которым он смотрит на меня, пока мы несемся в сторону аэропорта, этот слабый намек на то, что происходит нечто большее, чем кажется? Что это, черт возьми? Он все еще продолжает играть на публику по инерции?

И почему это так меня волнует? Мне нужно сосредоточиться на своих делах и предоставить ему разбираться с его делами. Но этот чертов взгляд…

– Что? – спрашиваю я, не в состоянии дольше выносить его пристального внимания.

– Что? – говорит он, качая головой.

– Ты пялишься на меня.

Его улыбка остается такой же нежной.

– Передо мной сидит красивая женщина. Как я могу не пялиться на нее?

– Репортеров уже здесь нет, Карас. Ты можешь сказать мне правду.

Улыбка сходит с его лица, и я чувствую себя виноватой в этом.

– Ты настоящая бунтарка, знаешь ты это? – говорит он.

– Я даже не знаю, что это означает.

Его следующие слова удивляют меня.

– Я думаю, мне понравится быть женатым на тебе, Холли. И я думаю, что если ты на несколько минут вытащишь кол из своей задницы, ты согласишься, что быть замужем за мной тоже не так уж плохо. Жизнь коротка. Нужно брать от нее все, что можно.

Не отвечая на эту прописную истину, я говорю:

– У меня нет кола в заднице.

– Ну, – усмехается он, – полагаю, я смогу лично заняться этим.

Меня обдает жаром, и мои щеки покрываются румянцем. Но что еще хуже, у меня становится тепло в груди. Я чувствую себя девятиклассницей, которой говорит капитан школьной футбольной команды, что она ему нравится. Я не должна испытывать к нему слабость. Я даже не знаю его. И, тем не менее, он мой муж.

– Ты знаешь, что я имею в виду, Холли. Я понимаю, что ты переживаешь за свою карьеру, но тебе необходимо расслабиться и принять все, что я тебе готов дать. Тебе, возможно, это даже понравится.

– Я и так расслаблена, – говорю я.

– Несомненно, дорогая. Я думаю, что если рискну сейчас дотронуться до тебя, ты откусишь мне руку.

У меня в животе начинают порхать бабочки, и мне внезапно хочется снова увидеть на его лице эту улыбку. И доказать ему, что он неправ. Я ничего не откушу, если он дотронется до меня.

Я расстегиваю ремень безопасности, желая закончить этот разговор лишь одним способом, который я пока усвоила.

Когда я опускаюсь на колени на пол лимузина, Крейтон удивляет меня, подхватив меня под локти и сажая к себе на колени.

– Я ценю твое предложение, но пока отложим это.

– Но я думала, что…

Он прижимает палец к моим губам.

– Я думаю, мы кое-что изменим, Холли. Новые правила.

– Я не люблю правил, – с трудом выговариваю я, потому что его палец все еще прижат к моим губам.

Он снова улыбается этой нежной улыбкой.

– Может быть, в этом-то вся и проблема.

Должно быть, недоумение отражается на моем лице, потому что его палец оставляет в покое мои губы и разглаживает морщинку между моих бровей, которая появляется всякий раз, когда меня что-то беспокоит.

– Мы оба знаем, что ты способная женщина и твоя карьера много значит для тебя.

Я хочу ответить, но он снова прижимает палец к моим губам.

– Дай мне закончить. – Он ждет, и я киваю. – Я доминант, не признаю поражений, и победы невероятно важны для меня. Когда человек выходит на мой уровень, деньги уже не имеют значения. Только победы. – Он проводит большим пальцем по моей щеке. – Я не хочу, чтобы мы тратили время на борьбу за власть, так что предлагаю: ты позволишь мне быть лидером. Ты не будешь сражаться со мной из-за каждой мелочи, и соглашаешься, когда я прошу тебя согласиться.

Я чувствую, как мои брови ползут вверх.

– А в ответ на это я дам тебе все, что тебе захочется или понадобится.

Когда он отнимает палец от моих губ, я принимаю это за разрешение заговорить.

– Ты хочешь сказать, что дашь мне все это в обмен на мое самоуважение и свободу.

Крейтон качает головой.

– Нет. В обмен на твое содействие и доверие.

– Но…

– Просто дай мне шанс показать тебе, что я имею в виду, Холли. Мне не нужна безвольная маленькая Барби. Мне все еще нужен твой огонь, твой темперамент. Я не хочу укрощать тебя, я хочу лишь направлять тебя. И в то же время я возьму на себя все то бремя, которое давит на тебя, и сделаю его моим.

И его последние слова трогают меня. Я вижу того Крейтона Караса, которого, вероятно, мало кто видел.

Он, наверное, самый талантливый мужчина из всех, кого я знала, и идея переложить на него все мои проблемы необычайно привлекательна. Я почти чувствую, как при его словах тревога покидает меня.

Я смотрю в его темно-карие глаза и даю ему единственно возможный ответ:

– Хорошо.

Глава 21

Крейтон

Я буду владеть этой женщиной – ее телом, ее сердцем и ее душой.

Глава 22

Холли

Мое первое подтверждение полного доверия к Крейтону – я сажусь в самолет, не спрашивая, куда он направляется. Крейтон сказал, что позаботится о том, чтобы я оказалась в Нэшвилле вечером четвертого января, и я готова поверить ему. Личный самолет облегчит ему задачу, я надеюсь. Я собираюсь начать работать над песнями, которые я задолжала Морти, но у Крейтона другие планы.

Как только мы набираем высоту в тридцать тысяч футов, он ведет меня в спальню в хвосте самолета и говорит одно лишь слово:

– Раздевайся.

Я готова воспротивиться, но тут же вспоминаю о нашем новообретенном взаимопонимании и подчиняюсь. Он ложится на кровать, полностью одетый. Я раздеваюсь и жду дальнейших указаний. И благодарю Бога, что я не застенчива, потому что он лениво рассматривает мое тело. За последние десять месяцев мне приходилось переодеваться на глазах у чертовой уймы народу, начиная с костюмеров конкурса «Мечты Кантри», и это окончательно избавило меня от застенчивости.

Наконец он говорит:

– Я голоден. Я хочу, чтобы ты села мне на лицо.

Мое сердце замирает, но мускулы напрягаются от желания. Может быть, если я подчинюсь требованиям Крейтона, это окажется не таким уж тяжким испытанием.

Я взбираюсь на кровать и неловко пытаюсь сесть ему на лицо. Я еще никогда не сидела на чьем-либо лице. Но Крейтон не позволяет мне колебаться. Он обхватывает ладонями мои ягодицы, и я тут же вспоминаю наше приключение в душе этим утром.

Но все мысли тут же улетучиваются из моей головы, когда его язык касается моего клитора, и волны удовольствия начинают захлестывать меня.

Я немного подаюсь вперед и упираюсь руками в спинку кровати, чтобы восстановить равновесие. И я чувствую себя так, будто мое тело остается живым лишь в тех местах, в которых он соприкасается со мной. Я теряю рассудок от удовольствия, когда он начинает сосать мой клитор. И вскоре невероятный оргазм сотрясает мое тело. Крейтон поворачивается так, что я оказываюсь лежащей на спине. Он встает и сбрасывает брюки и трусы. Потом раздвигает мои ноги и притягивает меня к себе. И, наконец, его твердый член входит в меня.

Обессиленная после испытанного наслаждения, я могу лишь обхватить его за плечи и крепко держаться, пока он резкими движениями входит и выходит из меня. По моему телу пробегает дрожь, и вскоре еще один оргазм заставляет меня застонать.

Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем он со стоном замирает, достигнув пика наслаждения. Может быть, тридцать секунд, а может быть, тридцать минут. Моя способность оценивать ход времени уступает моей способности испытывать наслаждение.

Он все еще нависает надо мной, и струи пота стекают с его тела, смешиваясь с моим потом. И в этот момент я решаю, что до тех пор, пока он не представляет угрозы моей карьере, я буду следовать его правилам, если он позволит мне снова и снова переживать такие ощущения.

И так начинается моя привязанность к Крейтону Карасу.

Глава 23

Холли

Я, разумеется, уже бывала в Нью-Йорке, но прилететь на личном самолете – это не то же самое, что прибыть коммерческим рейсом или приехать на экскурсионном автобусе. Как и в Лас-Вегасе, мы приземляемся на частном аэродроме и выходим на взлетно-посадочную полосу, где нас уже ожидает «Бентли» с затененными окнами и стоящим рядом шофером.

Короткая поездка до Манхэттена проходит без происшествий. Крейтон разговаривает по телефону, отвечает на письма в электронной почте, и, по всей видимости, на время забывает о моем присутствии. Но меня это не огорчает, потому что я тоже погружаюсь в свои мысли. Мне нужно написать шесть песен за три недели. Я понятия не имею, что запланировал Крейтон на эту пару дней в Нью-Йорке, но я постараюсь выкроить время для работы, если смогу.

Как и в первый раз, когда я попала в Нью-Йорк, огромные небоскребы, растущие из асфальта, вынуждают меня чувствовать себя крохотной мошкой. И люди, спешащие по своим делам – даже в полночь, – движутся деловито, намереваясь быстрее оказаться там, где им нужно. Машина замедляет ход у высокого ярко освещенного здания. И я понятия не имею, где мы находимся относительно отеля «Плаза», но, полагаю, это не имеет значения. Я замечаю лишь часть адреса, выложенного золотыми буквами над вращающимися дверями, – Пятая авеню.

Крейтон убирает свой телефон, открывает дверцу лимузина, выходит наружу и протягивает мне руку. Я беру его за руку, размышляя над тем, не встретит ли нас снова толпа репортеров. И действительно, несмотря на поздний час, камеры щелкают и ослепляют нас вспышками, пока мы идем к дверям. Но на этот раз Крейтон даже не замедляет шаг. И они не подходят ближе к нам, и это меня удивляет, пока я не замечаю охранников, стоящих поблизости.

Швейцар открывает перед нами стеклянную, отделанную золотом дверь, и Крейтон благодарит его, обратившись к нему по имени. То, что он знает имя этого человека, заслуживает моего полного одобрения. Поднявшись вверх на скоростном лифте, мы заходим в пентхаус, что меня совсем не удивляет. Он огромен, особенно по нью-йоркским меркам.

Комната, в которой мы оказались, изобилует темным деревом и мрамором, а лежащие на полу ковры гармонируют с бело-серыми стенами. Но главное в этой огромной гостиной – стеклянная стена, открывающая вид на город. И вид этот поразителен даже в темное время суток. Это очень мужская комната, в которой много черной кожи и стекла. Единственные красочные пятна, по большей части голубые и красные – картины на стенах и несколько подушек.

Пораженная, я не решаюсь войти в комнату в сапогах, но Крейтон не разделяет моей нерешительности. Он тянет меня за собой.

– Тебе будет здесь удобно следующие несколько дней.

И снова это не вопрос, а утверждение. Но я не могу спорить с ним. Я уверена, что это место оснащено всеми мыслимыми удобствами.

– Сойдет, – говорю я, и Крейтон поворачивает ко мне голову и усмехается, а потом ведет меня в спальню.

– Ты не теряешь времени даром, не так ли? – бормочу я себе под нос.

– К несчастью, я вынужден оставить тебя и отправиться на несколько часов в офис. Кое-что произошло, и мне необходимо быть с командой.

– Ты заставляешь их работать посреди ночи? В Новый год? Это жестокое и необычное наказание.

Крейтон останавливается у огромной кровати с блестящей черной спинкой, серебристо-серым покрывалом и горой подушек.

– Они работают, когда я им скажу. В совете директоров нет никого, кто не готов бросить все свои дела по моему требованию. И за это они получают справедливое вознаграждение.

Я пожимаю плечами. Мне нечего сказать на это, потому что я полагаю, что он платит им больше, чем зарабатываю я. И это их дело, с чем они готовы мириться.

– Пойдем. Я хочу показать тебе твои вещи.

– Мои вещи?

Я иду следом за ним к двери, которая ведет в гардеробную, размером в половину трейлера, в котором я выросла. Но я застываю на месте не от размера гардеробной, а от коллекции юбок, платьев, кофточек и брюк, которые висят на вешалках. На полках стоят туфли и лежат сумочки и другие аксессуары.

– Что это?

– Твой гардероб, – невозмутимо отвечает Крейтон. – Я заказал его накануне Нового года.

Что?

– Когда мы летели в Вегас?

Я ошарашена. Когда он успел это сделать? Я не помню, чтобы он звонил, но с другой стороны, я была поглощена изучением брачного контракта.

– Нет, перед тем, как я отправился в «Плаза».

– Это сумасшествие. Ты даже не знал, появлюсь ли я. Я не степфордская жена[4], которую ты можешь наряжать так, как тебе захочется.

Смех Крейтона эхом разносится по комнате.

– Если бы мне была нужна степфордская жена, я подцепил бы одну из светских охотниц за деньгами. А ты, моя дорогая, ею не являешься. Я знал это в канун Нового года, и я знаю это теперь. Если тебе здесь что-то не нравится, это можно будет убрать и заменить чем-то другим по твоему вкусу. Но я думаю, что ты будешь удивлена выбором. Консультант сказал мне, что это самый шикарный гардероб.

Я снова чувствую себя потрясенной. И не знаю, как на все это реагировать. Но Крейтон выпускает мою руку и поворачивается к двери.

– Мне не хочется оставлять тебя одну, но я должен идти. Не жди меня, потому что я приду очень поздно. Если проголодаешься, холодильник набит продуктами. – Он останавливается на пороге. – Ванная тоже снабжена всем необходимым. Я не знал, что тебе может понадобиться, но выбор там большой. Прими душ и расслабься. Увидимся утром.

Похоже, я способна лишь кивать. Крейтон улыбается мне, а потом уходит. Я все еще иду по спальне, когда за ним закрывается входная дверь.

Ну, полагаю, вот и все. Я вхожу в гостиную и достаю из кармана свой телефон. Вижу множество пропущенных звонков и голосовых сообщений с неизвестного номера.

Не нужно быть гением, чтобы догадаться, кто звонил мне столько раз и оставил столько сообщений. Надеюсь, Джесси был прав, говоря, что нет такой вещи, как плохая реклама.

Подойдя к окну, я чувствую себя Рапунцель[5], которая смотрит на мир с высоты своей башни. Только мои волосы намного короче. Но в случае с Рапунцель башня была по крайней мере знакомым ей местом. А я чувствую себя совсем не в своей тарелке, потому что, стоя в этом пентхаусе, я невольно вспоминаю свое убогое детство в Кентукки.

И в этот момент у меня в голове начинает звучать музыка, и я закрываю глаза и прислушиваюсь. Прижавшись лбом к стеклу, я стараюсь сосредоточиться на мелодии и словах, которые постепенно обретают форму песни.

Шесть песен. Мне необходимо написать шесть песен, и может быть, только может быть, я уже вижу начало первой из них. Моя сумка все еще висит у меня на плече, я поспешно направляюсь к креслу, стоящему у камина, и достаю блокнот.

По мере того как я записываю слова и ноты, меня охватывает волнение. Мне нужна гитара. Очень, очень нужна гитара. Это единственное, о чем Крейтон не мог знать, потому что организовал доставку всего необходимого для меня еще до того, как узнал, кто я.

Я смотрю в окно на темный город. Уже слишком поздно, чтобы отправляться на поиски гитары, так что я продолжаю записывать слова и ноты, стирая их и снова записывая, пока моя рука не немеет, а спина не начинает болеть.

Я откладываю в сторону карандаш и встаю. Мои мускулы протестуют, а голова кружится. Прошлой ночью я спала очень мало, и после всех сумасшедших событий усталость, наконец, дает о себе знать.

Закрыв блокнот, я бреду в спальню, и кровать манит меня, как голоса сирен. Проведя рукой по шелковистому одеялу, я сдаюсь, стягиваю с себя одежду, бросаю ее на пол и укладываюсь в постель.

Завтра. Завтра я найду магазин, где продаются гитары.

Я открываю глаза и несколько раз моргаю, оглядываясь по сторонам.

Где я?

И тут же вспоминаю. Пентхаус Крейтона. Нью-Йорк. Повернув голову, я вижу рядом лишь гладкие простыни.

Я сажусь и потягиваюсь, а потом мое внимание привлекают часы. Уже почти полдень, и ничто не говорит о том, что Крейтон добрался до кровати этой ночью.

Я свешиваю ноги с кровати, встаю и осматриваю огромную спальню.

Нет. Никаких признаков его пребывания здесь.

У меня урчит в животе, и я бреду в сторону кухни, надеясь найти там записку или еще что-нибудь, что укажет мне, где сейчас находится мой муж. Но гранитная столешница идеально чиста, и на ней нет никакой записки.

Я хватаю телефон и вижу сообщение, отправленное мне три часа назад.

Я буду дома позже. Располагайся поудобнее. Если тебе что-нибудь понадобится, позвони швейцару.

Я удивлена, что он знает номер моего телефона, но и так понятно, от кого это сообщение.

Мое страстное желание заполучить гитару не прошло, но я совсем не собираюсь просить швейцара раздобыть ее для меня. Это Нью-Йорк, а в Нью-Йорке есть все.

Я достаю телефон и захожу в «Гугл».

Вот оно! Очевидно, то, что мне нужно, – «Рудиз Мьюзик». Я смотрю местоположение и понимаю, что пешком туда не добраться. Я понятия не имею, как связаться с шофером Крейтона, так что решаю в первый раз в жизни поймать такси. Это, наверное, несложно.

Даже не потрудившись принять душ или переодеться, я выхожу из пентхауса. В конце концов, мне нужно написать несколько песен, и впервые за несколько месяцев я не могу дождаться момента, когда засяду за работу.

Глава 24

Холли

Я парю в облаках, понимая, что написала самую лучшую на настоящий момент песню в своей карьере. Конечно, моя карьера началась всего девять месяцев назад, но песни я пишу намного дольше. И все равно эта песня – настоящий хит. Я не обделена скромностью, но даже я понимаю, что напала на золотую жилу.

Я даже не знаю, сколько прошло времени к тому моменту, когда я снова вхожу в гигантский вестибюль дома, в котором живет Крейтон. Последние несколько часов я сидела в уголке магазина Руди, погрузившись в мир музыки. Руди, доброжелательный старый франт, попросил меня освободить помещение только через час после обычного времени закрытия магазина. Полагаю, он тоже был захвачен моей музыкой, и он был любезен и почтителен и пообещал прийти на мой концерт в следующий раз, когда я буду выступать в Нью-Йорке.

Я достаю ключ-карту, которую мне дал швейцар, когда я уходила, нажимаю кнопку «П» и прислоняюсь к зеркальной стене лифта. Поскольку Крейтон занимает весь верхний этаж, из лифта я выхожу на площадку, где есть только одна дверь. Я оставила ее незапертой, полагая, что до нее может добраться только тот, у кого есть ключ-карта.

Я не могу удержаться и не напевать мелодию моего шедевра, когда вхожу в темную квартиру. Бросив сумку на огромный стол при входе, я беру в зубы блокнот и начинаю стягивать сапоги. Снаружи холодно, как в аду, и даже несмотря на небольшое расстояние, которое мне пришлось пройти от угла улицы, где я вышла из такси, до дома, я успела наступить на какую-то гадость, спрятанную под снегом, идущим весь день. А поскольку я забочусь об этих сапогах больше, чем некоторые люди о своих детях, – это одна из немногих дорогих вещей, которые я позволила себе купить, – я обещаю себе сейчас же вернуться и почистить их.

Я пересекаю гостиную, направляясь на кухню, и в этот момент в комнате загорается свет. И я вижу Крейтона, сидящего в кресле у камина.

Мне в голову мгновенно приходит сцена из тех фильмов, в которых подросток крадется в дом после комендантского часа, установленного его родителями. Они тихонько поджидают его в гостиной, а потом, при его появлении, включают свет. У меня никогда не было матери, которая бы потрудилась установить для меня комендантский час, не говоря уже об отце, так что когда я видела такие сцены в кино, я невольно испытывала чувство зависти. Бабушка была потрясающей, но она укладывалась спать в девять часов, а я слишком уважала ее, чтобы приходить домой позже полуночи, так что это был мой комендантский час, установленный мною самой.

Лицо у Крейтона мрачное, и он сердито спрашивает:

– Где ты, черт возьми, была?

Я замираю на месте при этом вопросе.

– Прости?

– Я сказал, где ты, черт возьми, была?

Я ошарашена его тоном. Это Крейтон ушел через пару минут после того, как привел меня в свой пентхаус, так что если кому и следовало бы злиться, так это мне. И, несмотря на то что это роскошное место, я не та девушка, которая будет бездельничать целый день. Он ничего не говорил о том, что я не должна уходить из дому.

Я пытаюсь отшутиться.

– Я тоже рада видеть тебя, мой дорогой муженек.

– Отвечай на вопрос, Холли.

Серьезно, почему он так зол?

– Я уходила. Мне нужна была гитара, так что я пошла и нашла ее.

– И ты не могла ответить на звонки?

Я бросаю взгляд на свою сумку. Я не помню, чтобы телефон звонил, и я точно не доставала его с того момента, как оказалась у Руди. Я смотрю на Крейтона, и чувство вины охватывает меня. Но оно быстро рассеивается, когда он вскакивает с кресла и направляется ко мне.

– Не смей выходить из дома, если я не знаю, куда ты направляешься.

Что?

– Прости?

– Ты меня слышала.

– Я не осознавала, что я пленница.

– Ты не пленница, ты моя жена.

– Очевидно, это одно и то же, – бормочу я, опуская глаза.

Я уверена, что если посмотрю на него, я испепелю его своим взглядом.

Он поднимает руку, и я отшатываюсь. Но он берет меня за подбородок и приподнимает мое лицо. Я вынуждена посмотреть на него, и я открываю рот, чтобы испепелить его уже словами, но он говорит:

– Я до смерти испугался, когда вернулся домой, а тебя здесь не было. У меня в голове крутилась тысяча возможных причин, пока я сидел здесь и снова и снова пытался дозвониться до тебя. Я подумал, что ты, возможно, сбежала.

Я моргаю. Его напряженный взгляд пугает меня.

– Сбежала?

– От меня.

Я закусываю губу. На его лице мелькает ранимость, но она тут же исчезает. Он снова мрачнеет.

– Не то чтобы это тебе помогло. Я выследил бы тебя. Ты нигде от меня не скроешься.

При этих словах я широко раскрываю глаза. Меня обдает жаром, потому что это слова собственника. Мне следовало бы возмутиться, но я не возмущаюсь. Я не привыкла, чтобы меня хотели. А это так соблазнительно.

– Я еще не покончил с тобой, – заключает он.

Но жар, охвативший мое тело, остывает, потому что я слышу не сказанное им слово «пока».

Я прижимаю блокнот к груди, пытаясь скрыть боль, пронзившую мое сердце. И стараюсь придать своему лицу невозмутимость, так как я не хочу, чтобы он знал, что я услышала это не сказанное слово. Не хочу, чтобы он знал, что меня это волнует. Потому что меня это не волнует.

Это временно, говорю я себе. Мы оба это знаем. Прими это. И живи дальше.

– Полагаю, это большая удача, что я тоже пока не покончила с тобой, – говорю я.

И это чистая правда. Я хочу получить от него как можно больше, прежде чем он отошлет меня прочь.

Крейтон, по-прежнему напряженный, поднимает другую руку и сжимает ладонями мои щеки. Я думаю, что он собирается наклониться ко мне и поцеловать меня, но он этого не делает.

– Где ты была, черт возьми? – снова спрашивает он, на этот раз намного спокойнее.

Меня охватывает разочарование. На самом деле я хотела, чтобы он поцеловал меня.

– Холли.

Мое внимание снова направлено на него.

– Я уже сказала, мне была нужна гитара. Так что я пошла и нашла ее.

Он убирает руки от моего лица, и я сразу же чувствую себя обездоленной. Мне следует поразмыслить над этим, но я не хочу.

– Черт. Я даже не подумал об этом.

– Это неважно. Я нашла маленький музыкальный магазин. И мужчина там был очень дружелюбным. Он разрешил мне играть, сколько я захочу.

Крейтон хмурится.

– Ты не стала покупать гитару?

Я поднимаю бровь.

– Мне не нужна новая гитара. У меня есть две хорошие гитары, которые ждут меня в Нэшвилле, и я буду там уже послезавтра. Тот мужчина сказал мне, что я могу вернуться завтра, если захочу.

Крейтон качает головой.

– У тебя завтра же будет новая гитара. Просто выбери, а я позабочусь, чтобы ее доставили как можно быстрее. И твои кредитные карточки тоже будут здесь.

Оба этих заявления пригвождают меня к полу.

– Мне не нужна новая гитара. И твои деньги тоже.

Он выдвигает вперед подбородок и сверлит меня взглядом.

– Но ты все равно получишь и то, и другое. Это не обсуждается. Если ты не хочешь сама выбирать гитару, я попрошу кого-нибудь сделать это для тебя.

– Ты когда-нибудь бываешь не таким упрямым и высокомерным типом?

Крейтон немного расслабляется и одаривает меня улыбкой.

– Никогда.

– Я думаю, ты слишком привык к тому, что получаешь все, чего хочешь.

Я говорю это безо всякого жара, потому что мы оба знаем – это правда.

– Конечно, привык, и прямо сейчас я хочу тебя, голую. И я это получу.

– Правда? – Я смотрю на его костюм-тройку. – Но ты уж точно не голый.

Он берется за узел своего галстука и ослабляет его.

– Это сейчас изменится.

Я чувствую, что проигрываю. Потому что когда он стягивает галстук с шеи, мои соски затвердевают.

– Спусти джинсы, Холли. Я хочу, чтобы ты нагнулась над диваном, чтобы я мог трахнуть тебя.

Я широко раскрываю глаза. Мне следовало бы уже привыкнуть к его откровенным высказываниям, но я к ним почему-то не привыкла. Я не привыкла к такому. Я не привыкла к нему.

Он… он для меня просто слишком раскован.

Но это не мешает моим рукам взяться за молнию джинсов и расстегнуть ее. Я стягиваю их с бедер и, словно я больше не контролирую свое тело, ногой отбрасываю их от себя. За джинсами следуют носки, а потом я иду к дивану.

– И все остальное.

Я поспешно снимаю через голову свою рубашку и комбинацию и бросаю их на пол. Потом, расстегнув бюстгальтер, бросаю его туда же. Я просовываю большие пальцы под резинку моих трусов, собираясь снять и их, но он говорит:

– Стоп.

Я замираю.

Я чувствую тепло его тела в нескольких дюймах от меня. Я чувствую, что он движется, но не знаю, что он намеревается сделать… пока он не начинает покусывать мою ягодицу сквозь тонкий хлопок трусиков.

– Я хочу заняться этой роскошной задницей. Такой аппетитной. Такой чертовски соблазнительной.

Я вспоминаю, что он говорил мне в душе, и замираю. Он чувствует мою нерешительность – не знаю как, но чувствует.

– Не так, милая моя девочка. Скоро. Но еще не сейчас.

Он стягивает с меня трусики и прижимается губами к тому месту, которое только что укусил. Его большая ладонь скользит по моей ягодице вверх, к спине, и он толкает меня на диван. Мои груди соприкасаются с холодной кожей дивана, и я ахаю от прикосновения. Какого прикосновения, я не совсем уверена. Но я могу догадаться.

Услышав за спиной стон, я поднимаю голову, но он рукой пригвоздил меня к дивану, так что я не могу посмотреть на него.

– Господи, Холли. Эта задница… Возможно, я буду трахать тебя так каждый день.

По моему телу пробегает дрожь, и я чувствую, как влага течет по моим бедрам. Не теряя времени, Крейтон языком слизывает ее.

Я смущена, потому что никогда не делала этого… не в таком положении. А он приближается слишком близко к тому месту, которого никто никогда не касался языком. Но Крейтон явно не разделяет моего смущения.

Я приподнимаю задницу выше, вставая на цыпочки, без слов пытаясь сказать ему: «Держи свой язык подальше от моего ануса!», но что я получаю в ответ?

Сильный шлепок обжигает мою ягодицу.

– Ой!

Я чувствую, как движутся губы Крейтона между моих ног, когда он говорит:

– Перестань ерзать, Холли. Если я захочу лизать твой маленький тугой анус, ты не остановишь меня.

При слове «анус» он нажимает большим пальцем на чувствительные нервные окончания этого места, уже влажного от моих выделений и его слюны.

И по моему телу пробегает дрожь.

– Черт, я обожаю твою задницу, – говорит он, погружая палец в тугое кольцо мускулов.

Мои соски? В этот момент они могут пробить пуленепробиваемое стекло. Мне не должно это нравиться. Я не должна хотеть этого. Но я хочу.

И тут он поднимается и делает шаг назад. Как ни смущена я его действиями, мне уже не хватает его прикосновения. Я открываю рот, чтобы воспротивиться, но его губы прижимаются к моим волосам.

– Не смей шевелиться, черт возьми! Я отлуплю эту роскошную задницу, если ты не окажешься в нужном мне положении, когда я вернусь.

Хорошо, если я была возбуждена до этого, теперь я уже задыхаюсь, как сука в течке. И я больше не думаю о том, что не должна хотеть этого. Мне уже все равно. Я хочу лишь одного – чтобы он немедленно вернулся.

Я не смею пошевелиться, хотя часть меня приветствует идею Крейтона отлупить мою задницу. Откуда ко мне приходят эти мысли? О да, из моей вагины.

Крейтон не заставляет меня долго ждать. Я даже не поднимаю голову, когда слышу его шаги, пока он идет по гостиной. Я, возможно, вздрагиваю, когда он кладет руку на мою поясницу, но это только оттого, что при любом контакте с его телом оживают нервные окончания, о существовании которых я даже не подозревала.

– Хорошая девочка.

Он поднимает руку, и я расслабляюсь, но тут же подпрыгиваю, когда он шлепает меня по заднице.

– За что? – хрипло вскрикиваю я, и мне даже не хочется признавать, что этот звук издала я.

– Потому что мне этого хочется.

Я снова опускаюсь на диван. Боже! Этот мужчина!

Но я снова замираю, когда что-то холодное и липкое покрывает то место, которое до сих пор было запретным.

– Эй, что ты делаешь?

– Все, что хочу. И это просто смазка, моя сладкая.

Что… просто смазка? Зачем нам, черт возьми, смазка, если мы не собираемся пока этого делать? Я не успеваю задать этот вопрос, потому что к моему анусу что-то прижимается.

– Что…

– Ш-шш, – говорит он. – Это просто небольшая затычка. Ненамного больше моего пальца. Я хочу трахать тебя, когда твоя задница заполнена чем-то.

Я судорожно перевожу дыхание. Черт. Вот дерьмо!

Но я не протестую. Не думаю, что в этот момент в моем мозгу работают хотя бы две серых клеточки, потому что я превратилась в клубок нервов. Следы моего возбуждения покрывают скользкой влагой мои бедра и наверняка оставляют пятна на кожаной обивке дивана. Но беспокойство об этом покидает меня, когда затычка проходит сквозь тугое кольцо мускулов в мою задницу.

Я шумно выдыхаю. Он может говорить, что затычка не больше его пальца, но, по ощущениям, она огромна.

– О, мой Бог! – шепчу я.

Небольшое жжение утихает, затычка проникает внутрь и останавливается там. Крейтон нажимает на нее, и я приподнимаюсь на цыпочках.

Резкий шлепок обжигает мою задницу, и рука Крейтона ложится мне на плечо, заставляя меня снова опуститься на диван.

– Теперь мы готовы.

Я не утруждаю себя согласием, потому что его другая рука скользит между моих ног, чтобы выяснить, насколько я возбудилась от его желания лишить девственности мою задницу.

Он, должно быть, снял одежду, потому что я ощущаю лишь прикосновение его горячей кожи и напряженных мускулов. Его рука скользит по моему плечу к шее, и он хватает меня за волосы.

Головка его члена упирается в меня, и я подаюсь назад, чтобы ему было легче войти в мое лоно. Его губы касаются моего уха, и это нежное прикосновение противоречит его грубым словам.

– Ты никогда не забудешь, каково это – ощущать меня внутри себя. Я буду трахать тебя до тех пор, пока ты не станешь отзываться на каждое мое движение.

– Тогда чего ты ждешь? – шепчу я.

Я даже не верю, что это говорю я, но я почти обезумела от желания. Я не хочу, чтобы меня дразнили. Я просто хочу его. Прямо сейчас.

– Ты испорченная чертова девчонка, – говорит он, покусывая мою шею.

Я рассчитываю, что он вонзится в меня, но вместо этого он входит очень медленно, И я наслаждаюсь каждым дюймом его члена, погружающегося в меня. И я осознаю, что он делает это так медленно из-за… э-ээ… аксессуара, который он запихал мне в задницу. И его член кажется мне намного большим, чем прежде.

Черт! Вау! Почему парни с маленькими членами не настаивают на том, чтобы их девушки пользовались таким приспособлением? Или это только орган Крейтона кажется таким необычайно огромным?

Но его нежное проникновение меняется уже после нескольких толчков. Возможно, причиной этому мои стоны. Возможно, это слово сильнее, которое вырывается у меня вместе со стонами. Но как бы там ни было, он крепче хватает меня за волосы и делает именно то, что и обещал, – он трахает меня так, чтобы я никогда не забыла, каково это – чувствовать его внутри себя.

С каждым новым погружением он вдавливает меня в диван, а его рука обхватывает меня за талию, а потом дотрагивается до моего клитора. И я вздрагиваю.

– Черт! – кричу я, и мое тело начинает содрогаться от удовольствия.

Глава 25

Крейтон

Вагина Холли сжимается вокруг моего члена, и, клянусь Богом, я чувствую, как молния пронзает мой позвоночник. Мои яйца напрягаются, и я кончаю, изливая в нее все, что у меня есть, и выкрикивая: «Моя!»

К черту «выкрикивая». Я реву!

Она падает на диван и не шевелится. Если бы не ее стоны удовольствия, я мог бы подумать, что затрахал ее до бесчувствия. Против чего я бы не возражал.

Если судить по тому, как ее вагина обхватывала мой член, я думаю, она кончила, по меньшей мере, три раза. Может быть, и того больше. Я едва удержался от того, чтобы кончить в нее при первых же погружениях. И даже без затычки ее лоно – самое тугое из всех, какие я встречал.

А с этим чертовым аксессуаром я преуспел в том, что навсегда потерял интерес к другим женщинам. Никакая другая вагина больше мне не подойдет. Я говорил это прежде, говорю это и сейчас. Я раб вагины этой женщины.

Черт. Я раб этой женщины.

Я хватаю свои трусы, лежащие на полу, и, когда мой член выходит из ее лона, вытираю его. Но я с удовольствием остался бы в ней навсегда. Если бы у меня был телефон с вечной зарядкой, я мог бы руководить своим бизнесом прямо отсюда, трахая ее.

Господи, я просто извращенец.

Я поднимаю Холли с дивана и подхватываю ее на руки. Ее голова падает мне на грудь, а ее руки безжизненно свисают вдоль моего тела.

– Детка, ты в порядке?

– М-мм.

– Давай пойдем в душ и помоем тебя.

– М-мм.

Я смеюсь, слыша эти звуки удовлетворения, и мне нравится, что я причиной этому.

Усадив ее на край ванны, я включаю оба крана. Учитывая, что ванна больше похожа на небольшой бассейн, понадобится время, чтобы наполнить ее. По меньшей мере час.

Опустившись на корточки рядом с ней, я беру ее за подбородок и заглядываю в ее все еще затуманенные глаза.

– Ты в порядке, детка? Это было очень круто. – Она молча кивает. – Скажи это.

– Я в порядке. Правда-правда в порядке.

Я улыбаюсь, слыша эти слова, и кладу руку на ее бедро, недалеко от вагины, которая держит меня за яйца.

– Хочешь, чтобы я вытащил затычку?

Прелестный румянец горит на ее щеках, и она отводит глаза и качает головой.

– Это значит «нет»? – Она снова молча кивает. – Скажи это, Холли.

– Нет. Я пока не хочу, чтобы ты ее вынул, – шепчет она, глядя в пол.

Мой член затвердевает. Еще несколько мгновений назад я готов был поставить свой самолет на то, что это не сможет произойти так быстро. И я бы ошибся и вынужден был бы летать коммерческими рейсами.

– И почему?

Ее румянец становится еще ярче, когда она отвечает:

– Потому что мне это нравится. И если мне так нравится это, я хочу знать, что еще… ну знаешь… что еще мне может понравиться больше. Что, полагаю, требует некоторой подготовки. Так что да. Поэтому.

Мой член реагирует на ее слова, и мое сердце замирает.

– Господи Иисусе! Ты просто поразительна.

Я встаю, подхватываю ее на руки и опускаюсь вместе с ней в почти наполненную ванну. И я держу ее в объятиях, все еще не желая отпускать ее. Словно я боюсь, что она каким-то образом ускользнет от меня и я потеряю ее – а об этом я даже не хочу думать.

Она кладет голову мне на грудь, и я убираю с ее лица волосы, чтобы увидеть ее глаза. Не знаю, что я надеюсь увидеть в них, но мне необходимо их увидеть. Полагаю, и ей тоже хочется того же.

Это новое для меня чувство. Даже в тех случаях, когда мои отношения с женщинами длились несколько дольше, я так себя не чувствовал. Я знаю, что она особенная; я не сделал бы того, что сделал, и не женился бы на ней, если бы так не думал. Но это был сумасшедший план, который я придумал под влиянием момента, и я не ожидал, что начну чувствовать себя… так.

Что бы это ни значило.

Глава 26

Холли

Я отказываюсь есть голой, и то, что Крейтон пристально смотрит на меня, не влияет на мое решение.

Так что я одета в его футболку и сижу посреди обеденного стола. Это напоминает сцену из фильма «Шестнадцать свечей». Я могу поклясться, что это последняя сцена, и я могла бы сидеть на столе Джейка Райана с праздничным тортом Саманты между нами.

Но между нами нет праздничного торта – на столе лежат лишь суши, которых хватило бы на пятерых, – и я потеряла еще часть своей невинности этой ночью, потому что прежде я никогда не ела сырой рыбы. Я подумала, что за черт, я уже и так сделала столько всего непотребного, так почему бы и нет? И я рада, что так решила, потому что это было потря-са-юще.

Я до крайности неуклюже работаю палочками, так что сдаюсь и беру в руку кусочек чего-то, что Крейтон называет «рейнбоу ролл», и обмакиваю в соевый соус, смешанный с васаби. Другую руку я держу под ним, чтобы ловить капающий соус, и подношу кусочек ко рту, заранее предвкушая симфонию ощущений, которые получу.

Крейтон улыбается. Его это явно забавляет, но мне все равно. Пусть видит, насколько я все еще во многом неопытна. По крайней мере он не будет рассчитывать на то, чтобы водить меня в разные экзотические рестораны, пока я не научусь работать палочками. А это совсем не так, как мы использовали их в боулинг-клубе – чтобы есть горячие куриные крылышки.

Я мычу от восторга, распробовав суши, которое положила в рот. Оно такое чертовски вкусное, что я тут же сообщаю об этом Крейтону, едва успев дожевать.

– Я рад, что тебе нравится.

– Не могу поверить, что не хотела раньше попробовать суши. Если бы я только знала, что я теряю…

– Я рад, что ты готова пробовать все новое, Холли. – Его улыбка становится хищной. – Не могу дождаться, чтобы выяснить, что мы попробуем дальше.

Я поднимаю стакан со сладким чаем, который налил мне Крейтон по моей просьбе, чтобы сделать глоток.

– Придется подождать конца моих гастролей. – Крейтон хмурится, и я добавляю: – Ты ведь не забыл об этом, правда?

– Нет, но я забыл предупредить пилота.

Ох, это не слишком хороший знак.

– Может, тебе стоит это сделать?

Он проводит пальцами по волосам, а потом слезает со стола. Я надеюсь, что он собирается исправить свою оплошность, в то же время наблюдая за тем, как сокращаются мышцы его спины, от шеи и до резинки его тренировочных шорт, пока он пересекает столовую и исчезает на кухне. Но его голос доносится до меня, и я рада слышать, что он звонит пилоту.

Я слышу часть его разговора.

– Это Карас. Мне послезавтра понадобится самолет. Потрудитесь подготовить его к четырем часам.

– Хорошо. Пришлите мне сообщение, если что-то пойдет не так.

– Спасибо.

Я чувствую удовлетворение оттого, что он заботится о том, чтобы я вовремя прибыла в Нэшвилл. Он возвращается в столовую и снова залезает на стол. Но не на то место, где сидел до этого. Он устраивается позади меня и перетаскивает меня к себе на колени.

– Мы будем учиться есть палочками.

– Тогда я испачкаюсь еще больше.

– Ну и пусть. – Он берет палочки и вкладывает их в мою правую руку. – Вот так.

Он направляет мою руку к блюду с суши и управляет моими пальцами, пока я не подхватываю ролл и не окунаю его в соевый соус. И очень осторожно мы подносим его к моему рту. И тут я осознаю: то, что мы делаем, – еще более интимный процесс, чем когда он поставил меня раком на диване.

Моя рука вздрагивает… и холодный рис с рыбой падает прямо в вырез футболки

– Черт, – говорю я. – Я знала, что это плохо кончится.

Суши, возможно, восхитительны, но мне не слишком приятно, что рис прилип к моей груди, а рыба – к низу моего живота.

Крейтон смеется, а потом засовывает руку мне за ворот футболки и достает оттуда остатки. Я поворачиваюсь и смотрю, как он кладет их в рот.

– Так еще вкуснее.

Я приподнимаю край футболки и достаю кусок рыбы, зажав его между указательным и большим пальцами. Крейтон покусывает мои пальцы, прежде чем взять в рот рыбу.

– Как насчет того, чтобы завязать с палочками? Мне везет, если я определяю, какую вилку следует брать к какому блюду. А заставлять использовать совершенно новые приспособления нечестно по отношению к простой девушке из Кентукки.

Я откидываюсь назад и прислоняюсь к нему. И это прикосновение все еще волнует меня.

– Расскажи мне об этом.

Его вопрос сбивает меня с толку.

– Рассказать тебе о чем?

– О том, каково быть девушкой из Кентукки.

Я снова оборачиваюсь и смотрю на него. Он кажется искренне заинтересованным, но это не побуждает меня к откровениям. Я росла в таких условиях, которые ему даже не снились.

– Здесь нечего рассказывать.

– Ну, в это я не поверю.

Я размышляю над тем, что могу рассказать ему.

Я родилась в крохотном городке с одним светофором. Я даже не уверена, что его можно назвать городком. Я никогда не знала своего отца, возможно оттого, что моя мама тоже не была уверена, кто им является. Я помню лишь, как складывала в мусорный пакет свои игрушки и одежду и тащила этот пакет за собой, когда мы переезжали из трейлера в трейлер, потому что мама связывалась то с одним неудачником, то с другим. Тонкие стены пропускали все звуки, когда она «отрабатывала» наше содержание.

Я нашла убежище в музыке – надевала наушники и включала полную громкость, чтобы заглушить все остальные звуки. Один из не самых ее неудачливых неудачников подарил мне iPod, в который было загружено огромное количество музыки в стиле кантри. Живя в Кентукки, я в любом случае слушала бы только кантри, но у него там были записаны и классики жанра. Лоретта Линн, старушка Риба, Джонни Кэш – я упивалась их песнями и, в конце концов, стала сочинять свои.

Когда мне исполнилось четырнадцать, моя мама спуталась с мужчиной, у которого было достаточно денег, чтобы купить ей «Кадиллак». Но он не хотел иметь дела с детьми. Она зажала в руке ключи от своей новой машины и сказала мне, чтобы я упаковывала вещи, потому что я переезжаю к бабушке.

Как уже много раз до того, я покидала все свои пожитки в мусорный пакет и загрузила его в багажник «Кадиллака». Моя единственная поездка в этом «Кадиллаке» закончилась тем, что мы пересекли реку и мама выпихнула меня из машины, как нежеланного котенка. Полагаю, мне повезло, что она не остановилась на мосту и не попыталась утопить меня. Бабушка жила в полумиле от центра общественной жизни городка. Это местечко называлось «Пинты и Булавки», а местные жители любовно прозвали его «Пойло и Яйца».

Но я не могла рассказать всего этого Крейтону. И я решила смягчить версию.

– Я из маленького городка с одним светофором. Моя бабушка воспитывала меня после того, как моя мама решила заняться своей личной жизнью. И так было лучше, потому что мы с ней часто переезжали с места на место, в зависимости от того, с кем она… встречалась в это время. Я работала в боулинге, чтобы заработать немного денег.

Моя бабушка и «Пойло и Яйца» были моим спасением, каждый по-своему. Бабушка – потому что она приняла меня с распростертыми объятиями и подарила мне любовь и стабильность, которых я не знала в первые четырнадцать лет своей жизни. Торт на день рождения, подарки на Рождество – это стало нормой жизни, а не редкими исключениями, как это было, когда я жила с мамой.

Крейтон молчит, так что я продолжаю говорить.

– Бабушка жила на социальное пособие, так что каждый доллар был на счету.

А про себя я добавляю:

– Потому что моя мама и не собиралась помогать нам.

Нет, после того, как она упаковала свои пожитки в «Кадиллак», прицепила его к дому на колесах того богатенького типа и уехала из города, мы много лет ничего не знали о ней.

Подавив горечь воспоминаний, я продолжаю:

– Сцена в «Пойло и Яйца» стала первой, на которой я стояла, чтобы петь перед публикой. В один прекрасный вечер посетителей никак было не раскачать на то, чтобы дружно попеть в караоке, так что Бенни, владелец заведения, решил взять дело в свои руки. Он слышал, как я пою на кухне, когда жарю лук и куриные крылышки, и решил, что я сойду. Он вытащил меня из кухни в бар, даже не дав мне времени снять фартук. Играла песня Сары Эванс «Рожденная летать». Когда я закончила петь, наступило мертвое молчание… а потом толпа взревела.

Я закрываю глаза, потому что это воспоминание все еще так живо. Когда я сошла со сцены, у Бенни были слезы на глазах.

– Ты точно рождена, чтобы летать, Холли.

Он был первым и единственным мужчиной, верившим в меня.

А разве сейчас он гордился бы мной? Почти обнаженной, с затычкой в заднице, сидящей на коленях у мужчины, за которого я вышла замуж после того, как один раз переспала с ним.

Я прогоняю эту мысль. Менее чем через сорок восемь часов я вернусь в Теннесси. Вернусь к нормальной жизни. Хотя сумасшествие считать нормальной эту жизнь – постоянные переезды и выступления перед тысячами зрителей на стадионах по всей стране. И на этом я должна была бы сосредоточиться, а вовсе не на мужчине, к чьей груди я прижата в настоящий момент. И я только тут начинаю осознавать, что в комнате повисло неловкое молчание.

– А как ты проделала путь от караоке до гастролей?

– Бенни заставил меня попробовать принять участие в конкурсе «Мечты Кантри», но когда я прошла первый отбор, я решила, что не могу участвовать в нем, потому что бабушка плохо себя чувствовала. Я не могла оставить ее, а денег на сиделку у нас не было. Но каким-то образом, благодаря сплетням, мама услышала об этом шоу и о том, что я хочу отказаться от участия, и объявилась у нас на пороге за день до того, как я должна была приехать в Нэшвилл для съемок. Она пообещала, что позаботится о бабушке, если я соглашусь попытать счастья.

Я с трудом проглатываю комок, застрявший у меня в горле. Последняя часть этой истории была самой тяжелой, и она была причиной тому чувству вины, которое постоянно мучает меня.

– Когда прошли финальные слушания и я победила, мама решила, что бабушка сможет позаботиться о себе сама, так что бросила ее. Маме хотелось, чтобы ее показали по телевизору, когда будут представлять мою семью, сидящую в зрительном зале. И ей хотелось увидеть разных знаменитостей. – Я делаю паузу, потому что у меня сжимается сердце при воспоминании обо всем этом. – Но бабушка упала и ударилась головой, и после этого так и не пришла в себя. Она умерла раньше, чем я успела вернуться домой и позаботиться о ней.

– Мне очень жаль, – начинает Крейтон, но меня распирают эмоции, и я уже не могу остановиться.

– Хочешь знать о том, каково это – проклинать себя за то, что я попыталась воплотить свою мечту в жизнь, потому что мой эгоизм и моя идиотская вера в маму стали причиной смерти единственного человека, который любил меня?

– Холли…

– Или каково знать, что я пропустила кучу звонков и сообщений от мамы, потому что она, вероятно, смотрела новости и теперь хочет на мне нажиться?

Он обнимает меня и крепче прижимает к себе.

– Холли, успокойся. Сделай глубокий вдох.

Его слова дают мне осознать, что я дышу слишком часто и рискую закончить гипервентиляцией. Крейтон гладит меня по спине, и я заставляю себя дышать медленнее, пока, наконец, моя грудь не начинает вздыматься и опускаться в такт с его дыханием.

Черт. Не могу поверить, что рассказала ему все это. Я только что разрушила все иллюзии, которые Крейтон мог питать относительно моего происхождения.

Я отодвигаюсь от него и сползаю со стола. Моя сердце обливается кровью, и я не в состоянии больше выносить его вопросы.

– Кажется, на сегодня я съела достаточно суши. А теперь мне лучше пойти принять душ.

Я не смотрю ему в глаза и не жду его ответа. Я поворачиваюсь и направляюсь в ванную.

Но его зловещие слова звучат у меня за спиной:

– Этот разговор еще не закончен.

Глава 27

Крейтон

Я лежу голый в постели, поджидая Холли, и вдруг слышу ее голос, доносящийся из ванной. Она поет. И хотя ее голос приглушен водой, стеклом и стенами между нами, я слышу, что он надломленный и скорбный.

Я не ожидал услышать такие эмоции в голосе совсем юного создания. Но на эти эмоции невозможно не обращать внимания. Она не надломлена, она лишь думает, что это так.

Звук ее голоса вынуждает меня встать, пересечь комнату и остановиться в дверях ванной.

Душевая кабинка заполнена паром, но я достаточно четко вижу ее, чтобы понять, что она смывает шампунь с волос. Пена стекает по ее телу, и ее голос становится все тише, пока совсем не смолкает. Мне интересно, чувствует ли она, что я наблюдаю за ней. Но она внезапно упирается ладонями в стену и прижимается лбом к рукам.

И в этот момент я осознаю, что она плачет, и испытываю чувство, которое раньше испытывал только по отношении к членам моей семьи: потребность утешить.

Время от времени я осушал слезы моей младшей сестренки, но я никогда не ожидал, что меня так сильно взволнуют слезы другой женщины.

Мне хочется войти в душ и обнять ее, но что-то внутри меня подсказывает мне, что ей не понравится, если я увижу ее слабость. Холли может быть послушна в сексе, но ее внутренний огонь раздувается ее гордостью, которая, как я осознаю, не меньше моей. Она молода, но уже хлебнула горя в этой жизни.

Меня охватывает немыслимое желание облегчить ей жизнь. Избавить ее от чувства вины, смыть с нее всю боль, которую вода смыть не может. Это нечто такое, что даже мои деньги не могут купить. Но то, что у меня возникает такое желание, пугает меня сильнее, чем я мог ожидать.

Что она делает со мной? Я хочу обладать ею, удержать ее, сделать так, чтобы она безраздельно принадлежала мне. Но я не рассчитывал, что буду чувствовать… такое. И сила моих чувств до смерти напугала бы ее саму.

Когда она отшатывается от стены и протягивает руку к крану, чтобы выключить воду, я поворачиваюсь. К тому моменту, когда она выходит из ванной, я уже снова лежу в постели и прокручиваю в голове все то, что я мог бы сказать ей.

Но все мысли покидают меня, когда она входит в спальню, голая и мокрая.

Черт, тело этой женщины просто греховно. Полные груди, тонкая талия, пышные бедра, стройные ноги… И даже когда вся моя кровь перестает питать мой мозг и перетекает в мой член, у меня еще остается несколько функционирующих серых клеточек, чтобы осознавать, что она не просто обладает телом, которое может остановить движение в городе. Ее душа болит от невидимых шрамов и чувства неуверенности, и мне нужна карта, чтоб я мог двигаться, обходя эти препятствия. И я начинаю понимать всю огромную ответственность, которую взял на себя, сказав: «Согласен».

Она останавливается и закусывает губу.

Я жду, потому что мне любопытно, что она скажет. С ней ничего нельзя знать наверняка – и я обнаруживаю, что мне это нравится.

– Ты не мог бы… помочь мне?

Я чуть не говорю, что готов помочь ей во всем, что ей только придет в голову, но не делаю этого.

– В чем?

Она снова прикусывает зубами нижнюю губу.

– С этой… м-мм… затычкой?

Я невольно улыбаюсь.

– Ты не вытащила ее, когда была в душе?

Она лишь слегка качает головой.

– А почему, Холли?

Она опускает глаза, и это никуда не годится. Мы снова входим в свои привычные роли, и мне намного легче сделать это, чем продолжать обдумывать события сегодняшней ночи. К тому же это помогает мне снова увидеть ту Холли, на которой я помешался.

– Смотри на меня, когда разговариваешь со мной.

Румянец, который становится мне все более знакомым, заливает ее щеки, и она поднимает глаза и снова смотрит на меня.

– Я подумала, что поскольку… ну, знаешь, это ты засунул ее внутрь меня, так что тебе ее и вынимать.

Она совершенна.

– Хорошая девочка. Если бы ты вытащила ее без моего разрешения, мне пришлось бы отшлепать твою хорошенькую задницу.

Я отбрасываю простыню, свешиваю ноги с кровати и встаю. Ее внимание сразу же приковывает мой член. Я не возражаю, потому что мне нравится это внимание. Через несколько минут она будет очень удивлена. Но сначала…

– Повернись и нагнись.

Ее румянец становится багровым.

– Прости?

– Я что, должен повторять? Потому что тогда твоя задница станет такой же красной, как и твои щеки, моя сладкая.

Она нервно сглатывает. Я открываю было рот, чтобы повторить свою команду, но она уже поворачивается и нагибается.

Моя рука чешется от желания шлепнуть по этой заднице в форме сердечка. Я не хочу смущать ее, но я не в силах удержаться от искушения.

Я размахиваюсь и шлепаю по ее правой ягодице. Она резко втягивает в легкие воздух и пытается выпрямиться, но моя рука лежит на ее пояснице, и я удерживаю ее в согнутом состоянии.

– Не шевелись.

– Но… но почему?

Я провожу рукой по ее телу, а потом сжимаю ее грудь и начинаю пощипывать ее сосок большим и указательным пальцами.

– Потому что я могу это сделать, Холли. Потому что твое тело принадлежит мне. И потому что ты сама этого хочешь.

По ее телу пробегает дрожь, и ее сосок затвердевает в подтверждение моих слов.

Я отпускаю ее сосок и обхватываю рукой ее щиколотку. Медленно проводя ладонью по ее ноге, я дохожу до ее задницы. Нащупав основание затычки, резко надавливаю на него.

Я вознагражден еще одним ее резким вдохом.

– Я вынимаю ее, но завтра засуну туда еще большую. У меня не так много терпения, и я не могу дождаться момента, когда трахну тебя в эту роскошную задницу.

Я тяну затычку за основание, но прежде чем окончательно вытащить ее, делаю несколько движений туда и обратно.

Я поворачиваюсь в сторону ванной и говорю:

– Когда я вернусь, я хочу, чтобы ты стояла на коленях. Я хочу трахнуть тебя в рот, прежде чем мы ляжем спать.

Она вздрагивает. Моя грязная девочка.

В ванной я разбираюсь с затычкой и возвращаюсь в спальню. И обнаруживаю ее стоящей на коленях… но не такой уж послушной, поскольку ее рука зажата между ног, а глаза закрыты. Она содрогается в оргазме.

Я смотрю с восхищением, потому что Холли в момент оргазма – самое эротичное зрелище на всей чертовой планете. Но удовольствие, которое я испытываю при виде нее, не означает, что я не получу еще большего удовольствия, наказывая ее.

– Как вижу, ты не стала меня ждать.

Она распахивает глаза, и ее щеки становятся еще более пунцовыми, если такое вообще возможно.

– Мне… мне нужно было…

– Тебе нужно было подождать и взять то, что я тебе предложу. А поскольку ты уже кончила, полагаю, мне не нужно будет лизать твою хорошенькую дырочку, пока ты не опьянеешь от удовольствия настолько, что не сможешь двигаться.

Удручена. Это слово отлично описывает выражение ее лица.

– Но…

– Держи рот открытым, детка, потому что ты сейчас возьмешь в него мой член.

У нее отвисает челюсть, и я улыбаюсь.

– Отлично. – Я делаю шаг к ней, беру ее за подборок и провожу большим пальцем по ее нижней губе. – Отлично, черт возьми.

Мой член напряженно стоит, так что я обхватываю его рукой и прижимаю головку к ее губам. Она высовывает язык и облизывает ее.

– Держи меня за задницу обеими руками. Я хочу, чтобы ты не меняла позы, и я не хочу, чтобы у тебя возникло искушение ласкать свою дырочку пальцами.

Она подчиняется, и я ввожу член в ее рот. Он заглатывает его глубже, чем в прошлый раз, и я знаю, что долго не продержусь. Я резко двигаюсь, и она немного давится.

– Проглоти меня, детка. Я хочу чувствовать, как сокращается твоя глотка.

Она снова подчиняется, и я начинаю двигаться быстрее. Туда-сюда, наслаждаясь горячим влажным раем ее рта. Ее слабые стоны вызывают вибрацию в моих яйцах.

Меня терзает примитивное желание пометить ее, как мою собственность. Я чувствую, как напряглась моя мошонка, и решаю в следующий раз кончить ей на сиськи.

– Готова, детка?

Она кивает, и ее ногти впиваются мне в задницу. И мне это чертовски нравится. Оргазм прокатывается волнами по моему телу, и она проглатывает каждую каплю того, что я ей даю. Она – идеальная женщина. Она идеальная жена.

После того, как я прихожу в себя, я помогаю ей подняться и пальцем вытираю сперму, оставшуюся у нее в уголках губ.

– Ты богиня секса, Холли.

Она застенчиво улыбается, и я веду ее к кровати. Когда ее икры упираются в матрас, она садится, а я встаю на колени.

– Теперь моя очередь доставить тебе наслаждение.

И я делаю это. До тех пор, пока она не кончает три раза. Когда я укладываю ее в кровать, я все еще чувствую следы ее ногтей на моей голове.

Я ложусь рядом и обнимаю ее, сунув снова затвердевший член между ее ягодиц.

Моя рука обнимает ее грудь, и, засыпая, я думаю о том, смогу ли я когда-нибудь насытиться ею.

Глава 28

Холли

Что-то из того, что произошло прошлой ночью – суши, сидение на столе, то, что я поведала Крейтону о своем прошлом, интимные моменты, которые мы разделили с ним потом, – все это придало какой-то новый смысл нашему браку. Я боюсь доверять этому, боюсь на это полагаться. Скептицизм – одно из качеств, которым я щедро одарена.

Но когда я открываю глаза следующим утром, рассчитывая увидеть пустое место рядом с собой, а вижу Крейтона, мой скептицизм немного ослабевает. Может быть, я чуть-чуть важна для него. Я была уверена, что он уже отправился управлять своей империей, снова оставив меня одну. Но его присутствие придает большую значимость нашему браку, хотя я и не готова признаться, что нуждаюсь в этом.

Пока эти мысли мелькают в моей голове, я осознаю, что только во второй раз вижу Крейтона спящим. В первый раз это было рождественским утром. Но тогда я только мельком взглянула на него, прежде чем поспешно закинуть в сумку свои вещи и на цыпочках направиться к двери. Предполагалось, что он будет лишь средством забыть о том, что я больше никогда не смогу встретить Рождество с моей бабушкой… а вот теперь он стал моим мужем.

Его лицо расслаблено во сне, и он выглядит моложе своих тридцати трех лет. Теперь, когда он не смотрит на меня своим напряженным, пронизывающим взглядом, как обычно, я могу изучать его лицо, сколько мне захочется. Динамичный. Безжалостный. Одержимый. Это те три слова, которыми я могу описать его. Даже во сне он, вероятно, мечтает об очередной победе над кем-то.

Я знаю, что мне следовало бы поразмыслить о мотивах, побудивших его жениться на мне, но меня это не волнует. Что бы ни заставило его решиться на этот дикий шаг, я должна быть благодарна. В противном случае я носила бы сейчас кольцо другого мужчины, и моя жизнь стала бы еще большим фарсом.

Взглянув на кольцо на моей руке, я осознаю, что мне нравится видеть его у себя на пальце. Тепло разливается по моему телу оттого, что я чувствую себя не одинокой.

Черт. Я начинаю привязываться к нему. Опасно!

Это ужасающее открытие прерывает Крейтон, открыв глаза и уставившись на меня.

– Ты наблюдаешь за мной, когда я сплю?

Я решаю сказать правду.

– Да.

Его губы растягиваются в улыбке, и я вижу его белоснежные зубы. Мне кажется, что эта улыбка искренняя, но я так редко вижу его улыбающимся, что не могу точно сказать, так ли это.

Когда он потягивается, закинув руки за голову, простыня сползает с него, и при виде его брюшного пресса я забываю о его улыбке. Как может мужчина, сидящий целый день за столом, выглядеть так?

И я открываю рот, прежде чем подумать.

– Ты что, вылезаешь из-за стола, чтобы взбираться по стенам или что-то в этом роде? Серьезно, это мускулы не офисного работника.

Его улыбка становится насмешливой – я уже привыкла видеть ее такой, – и он смотрит мне в глаза.

– Ты хочешь сказать, что тебе на самом деле что-то нравится во мне?

Крейтон поднимает брови, и я знаю, что он шутит со мной, так что отвечаю ему в том же ключе.

– Я хочу сказать, что такой брюшной пресс понравился бы мне в любом мужчине, так что, полагаю, мне повезло, что этим мужчиной оказался ты.

Он прищуривается.

– В любом мужчине?

Он говорит это тихо, но его голос звучит почти угрожающе. Этот тон – единственное предупреждение, прежде чем он перекатывается набок и протягивает ко мне руку. Я взвизгиваю от неожиданности, но он притягивает меня и подминает под себя, так что его локти упираются в матрас по обе стороны от моей головы.

– Что касается тебя, других мужчин не существует, поняла, Холли? Ни одного. Ты принадлежишь мне.

Вау. Альфа-самец демонстрирует свои собственнические инстинкты.

Я приподнимаюсь на локтях, приблизив губы к его губам.

– Если это означает, что и для тебя не существует других женщин, я согласна.

– Ты думаешь, что можешь торговаться со мной?

При каждом слове его губы касаются моих губ.

– Я, безусловно, попытаюсь это сделать, – отвечаю я, потому что моя смелость этим утром безгранична.

– Нахальная девчонка. Ты же понимаешь, что это только порождает во мне желание преподать тебе урок, не так ли? – Он почти рычит, а его губы продолжают дразнить меня обещанием поцелуя.

Подняв руку, я запускаю пальцы в его темные волосы.

– Тогда чего мы ждем?

Его губы прижимаются к моим, и слова становятся ненужными.

Крейтон покидает пентхаус, чтобы отправиться на работу, примерно в десять часов, и когда он обещает, что вернется к семи, я искренне верю ему. Может быть, дело в том взгляде, каким он смотрел на меня, когда вылезал из постели. Этот взгляд ясно говорил, что он не хочет оставлять меня одну. Все произошло так, словно что-то щелкнуло, и мы, как поезд, переехали на другие рельсы. Те, следуя по которым мы, возможно, смогли бы вычислить, как нам мирно сосуществовать.

Когда я, наконец, тоже вылезаю из постели, я принимаю душ и начинаю заниматься обычными утренними делами. Я надеваю самую скромную одежду из моего нового гардероба. Взглянув на телевизор, я думаю, не включить ли его. Но мне не очень хочется знать, остается ли мой брак с этим непростым мужчиной главной новостью.

Крейтон пообещал мне несколько дней назад, что если я доверюсь ему, он позаботится о шумихе в СМИ, и мне не нужно будет беспокоиться, потому что это напрасная трата сил. Я решила, что он прав, и просто спрятала голову в песок. Если миллиардер не может заставить их не говорить того, что они хотят сказать, как смогу это сделать я? Пустые хлопоты.

В этот момент со стороны входной двери раздается голос, отвлекая меня от моих мыслей.

– Миссис Карас? У нас для вас посылка, которую заказал мистер Карас.

Миссис Карас? Это звучит так непривычно, что мне требуется несколько мгновений, чтобы осознать: кто бы там ни был в дверях, он ищет меня. Я смотрю на свой теплый серый свитер и черные лосины и размышляю, не лучше ли мне броситься в ванную и закрыть за собой дверь.

Пошло все в задницу. Я такая, какая есть, и такой и останусь.

Я выхожу из спальни и направляюсь в гостиную. «Кто бы там ни был» не вошел в дверь и не расположился в гостиной, как у себя дома, так что я иду по коридору ко входу. И вижу там швейцара в униформе, который, слегка смущенный, держит в руках большую прямоугольную коробку.

– О, замечательно, а то я уже начал беспокоиться, что я не вовремя, – говорит он, передавая мне коробку. – Мистер Карас особо настаивал на том, чтобы я принес ее прямо к вам, как только ее доставят. Куда мне ее поставить?

Что это такое?

– Что это? – вопрос вырывается у меня прежде, чем я успеваю подумать.

Его улыбка очень добрая, но немного снисходительная: так обычно улыбаются при виде неуклюжего щенка или маленького ребенка.

– Не знаю, мэм. Вам придется самой открыть ее. Куда мне ее поставить?

Черт. Конечно же, он не знает.

– Э-ээ… на кофейный столик, пожалуйста, – слегка запинаясь, говорю я и указываю на гостиную.

Я чуть было не сказала «на обеденный стол», но тут же вспомнила о том, чем мы занимались на этом столе прошлой ночью, и это показалось мне непристойным.

Я слишком поздно осознаю, что, возможно, я должна была бы дать швейцару чаевые, но он уже ушел, а я остаюсь одна с этой коробкой.

Я осторожно рассматриваю коробку, словно она может содержать части человеческого тела, потому что она достаточно большая для этого.

Багажник в машине? Сколько тел можно спрятать в него?

Морозильная камера? То же самое.

Ужас, верно? Может быть, в прошлой жизни я была серийным убийцей. Хотя надеюсь, что нет. И я надеюсь, что в коробке нет ничего страшного.

С помощью пилочки для ногтей я разрываю клейкую ленту и раскрываю коробку. И когда я вижу черный футляр для гитары, я замираю, и у меня пересыхает во рту.

Он не мог этого сделать. Но он сделал это.

Осторожно, словно открывая шкатулку, в которой лежат бриллианты размером с мой кулак, я расстегиваю замки и поднимаю крышку. И с шумом выдыхаю.

Я протягиваю руку, почти с опаской дотрагиваясь до перламутровой бирюзовой поверхности самой красивой гитары изо всех, которые мне доводилось видеть. Я провожу по грифу пальцем и читаю надпись: Gibson. Она похожа на ту, на которой я играла у Руди тем вечером, но она не черная и не такая старомодная. Это суперсовременная модель, к тому же моего любимого цвета, о чем Крейтон не мог знать.

Перламутровая поверхность отражает свет, и я уже представляю, как потрясающе она будет смотреться на сцене.

Мне нужно проверить, как она звучит, и в тот же момент у меня в голове начинают прокручиваться разные имена, потому что у нее должно быть имя. Что-нибудь женственное и в то же время сексуальное. Элиза Бель. Звучит довольно провинциально, но, учитывая, где я буду с ней выступать, это имя подходит ей идеально.

Я достаю Элизу Бель из ее темно-пурпурного бархатного футляра и держу ее перед собой. Совершенство. Абсолютное совершенство. Как он мог знать?

Но мое удивление становится безграничным, когда я достаю из футляра ремень из выделанной вручную кожи. Мое имя выгравировано на нем в окружении сложного узора из звезд, гитар и цветов.

Бог мой! Я в беде.

Но я отбрасываю эту мысль, пристегиваю ремень к Элизе Бель и несу ее в гостиную, где на маленьком боковом столике лежит мой блокнот. Настало время поработать над песнями.

И все время, пока я настраиваю гитару, я размышляю о Крейтоне и о том, как мне найти слова, чтобы поблагодарить его за такой подарок.

Глава 29

Крейтон

Я открываю дверь в пентхаус в шесть сорок пять, и мне внезапно хочется крикнуть что-нибудь вроде: «Дорогая, я дома!» Хотя после вчерашнего я уже знаю, что нет никакой гарантии того, что Холли будет дома, несмотря на мои угрозы.

Она, похоже, имеет склонность делать то, что ей заблагорассудится, и мне придется нелегко привыкать к этому. Когда я отдаю приказы, я рассчитываю, что они будут безусловно исполнены. Хотя, учитывая, как мне нравится наказывать ее за непослушание, полагаю, мне не на что жаловаться.

Но когда на кон поставлена ее безопасность, это важнее всего. Мысль о том, что она может одна разгуливать по Манхэттену, пугает меня больше, чем я могу выразить. Она не осознает, что может легко стать мишенью из-за меня.

Но прежде чем я успеваю что-либо сказать, я слышу, как Холли начинает перебирать струны гитары и что-то напевать. Потом наступает молчание.

Я заглядываю в гостиную и вижу ее, сидящую по-турецки посреди дивана, перегнувшись через гитару, что-то пишущую в блокноте, лежащем перед ней. Ее волосы рассыпаны по плечам, и она одета в лосины и серый свитер. Ее ноги босы, и я думаю, что, пока я буду стоять молча и неподвижно, она даже не заметит меня.

Я решаю понаблюдать за ней несколько минут, чтобы проверить мою теорию.

Моя теория оказывается правильной, когда она, закрыв глаза, начинает наигрывать странную и невероятно щемящую мелодию. Она не поет, но ее губы движутся, словно она проговаривает слова, известные только ей. И в этот момент мне хочется увидеть ее в родной стихии – на сцене.

Я подозреваю, что уверенность в себе, которая дает о себе знать, когда она со страстью говорит о своей карьере, еще больше видна, когда она стоит на сцене. Она редкое создание, моя жена.

Она снова останавливается и склоняется над блокнотом, что-то зачеркивая и начиная писать заново. Когда она поднимает голову, она наконец замечает, что я стою в дверях. Ее глаза расширяются от удивления, и она кладет ручку на блокнот.

– Эй, я не знала, что ты уже пришел.

– Я просто наблюдал за тобой.

Ее лицо озаряется улыбкой.

– Это еще только наброски, но это будет чертовски хорошая песня. – Она смотрит на часы, стоящие на боковом столике. – Ох, черт! Я еще не готова! Ты хотел, чтобы мы вышли из дома в семь часов. Я мигом. Что мне надеть? Мне нужна помощь, потому что я не хочу, чтобы ты за меня краснел.

Непринужденность, которую она излучала, играя на гитаре, покинула ее, и мне неприятно, что я тому причиной. Я знаю, что мое решение посоветоваться с Кэнноном о том, что мне сегодня вечером делать с Холли, было правильным, потому что я хочу, чтобы эта непринужденность вернулась к ней.

Я отвечаю ей со всей честностью:

– Ты одета нормально. Надевай ботинки.

У Холли на лице отображается шок.

– Ты шутишь? – Она смотрит на свои лосины. – Я выгляжу как…

– Сексуальная женщина?

– Как девчонка из Кентукки.

– Какой ты и являешься. Так в чем твоя проблема?

– Это Нью-Йорк. И я недостаточно шикарна для Нью-Йорка. Я и так выделяюсь из толпы; мне ни к чему выделяться еще сильнее.

– Ты совершенна. Надевай ботинки. Мы уходим.

Глава 30

Холли

Крейтон сумасшедший. Он хочет вывести меня в свет в таком виде? Я бреду вслед за ним в спальню и надеваю ботинки, поглядывая на то, как он переодевается из костюма в удобные брюки и рубашку, которые можно лишь с натяжкой счесть за свободную форму одежды.

– Я не буду одета слишком просто? – спрашиваю я. – Потому что ты выглядишь куда шикарнее, чем я.

Он улыбается.

– Там, куда мы направляемся, я буду больше выделяться из толпы, чем ты. Поверь мне.

И мне снова предстоит принять решение. Когда он подходит к двери, у которой я стою, и протягивает руку, я делаю свой выбор.

– Как скажешь. Давай сделаем это.

Я беру Крейтона за руку, и мы покидаем пентхаус, но не раньше, чем он достает из гардероба пальто, шапку и перчатки для меня и куртку для себя. Я удивлена, но решаю, что это разумно, когда не вижу стоящего у входа «Бентли» с сидящим за рулем шофером. Очевидно, мы пойдем пешком.

Крейтон ведет меня по оживленному переулку, а когда мы сворачиваем за угол, то попадаем на еще более оживленную улицу. Похоже, люди в Нью-Йорке никогда не могут угомониться – они все время куда-то спешат. Я стараюсь не глазеть на небоскребы, как туристка, так что вместо этого разглядываю людей. Мы какое-то время идем по улице, а потом снова сворачиваем. Мы направляемся к банку, и я совсем сбита с толку.

– Куда мы?.. – начинаю спрашивать я, и тут вижу маленькую черную вывеску рядом с банком.

«У Джонни Юта».

– Это здесь, – отвечает мне Крейтон, подводя меня к двери под маленькой вывеской. – Это заведение, наверное, единственное такого рода в центре города, и один мой друг посоветовал мне заглянуть сюда.

Мы входим внутрь, и это место оказывается не только битком набитым народом, но и может похвастать ареной с механическим быком, вокруг которого стоит загородка из кованого железа, а рядом на полу лежат толстые маты.

Я с изумлением смотрю на Крейтона.

– Это правда?

– Да.

– Ты собираешься покататься на этом быке?

Он усмехается.

– А ты?

Моя собственная улыбка становится шире, и в первый раз с нашей с ним встречи я не стыжусь своего акцента.

– Детка, это не первое мое родео.

– Хорошая девочка. Потому что я хочу это увидеть.

Мы направляемся к бару, и я снимаю шапку и перчатки и засовываю их в карман, пока Крейтон заказывает нам выпивку. Я не возражаю, особенно когда он заказывает два виски. Это напоминает мне наш первый вечер в «Роуз Клаб», и я поражаюсь тому, как отличается теперешний вечер от того, хотя прошло так мало времени. Это сумасшествие, что все может измениться так быстро.

Из колонок доносится песня «Только красивее», которую поет Миранда Ламберт, и я улыбаюсь. Она начинала почти так же, как я, а посмотрите теперь на нее. И она не стыдится быть естественной. Я, возможно, смогу кое-чему научиться у нее.

Но, с другой стороны, она была, как Тана, замужем за таким же исполнителем кантри, а не за миллиардером. Это абсолютно другая ситуация. Я пытаюсь существовать в двух мирах одновременно, но, по крайней мере, сегодня Крейтон привел меня в такое место, которое не совсем чуждо мне.

Он ставит стакан с виски передо мной и поднимает свой.

– За нас. Мы официально продержались дольше, чем, по крайней мере, некоторые знаменитости. Первой в голову приходит Бритни Спирс.

У меня вырывается смешок, прежде чем я отвечаю на его тост.

– Не могу поверить, что ты знаешь об этом.

– Думаю, об этом знают все. – Он по-прежнему держит в руках стакан и приподнимает бровь. – Не ответить на тост – к несчастью. На тост… и на кое-что другое.

Я улыбаюсь, и эта улыбка совершенно искренна. Я не ожидала, что у него есть чувство юмора.

– Ну, думаю, несчастья нам ни к чему. Так что, – говорю я и поднимаю свой стакан, – за нас.

Мы чокаемся, и я делаю большой глоток. Мои глаза щиплет, но это никак не связано с тем, что виски обжег мне горло. Я потрясена тем, что мы пьем за «нас».

За меня и Крейтона Караса. Моего мужа.

Я зажмуриваюсь, чтобы скрыть предательские слезы прежде, чем они покатятся по моим щекам. А потом со стуком ставлю свой стакан на деревянную стойку.

– Давай сделаем это, – киваю я в сторону механического быка.

На нем катается девушка; ее элегантная черная юбка-карандаш задирается вверх, а пиджак распахнут. Под пиджаком на ней надета белая нарядная рубашка, и ее сиськи подпрыгивают в такт движениям быка. Но она ухитряется продержаться всего несколько секунд, а потом соскальзывает на маты. Приятно видеть, как кто-то расслабляется после рабочего дня.

А теперь я покажу им, как это делает настоящая деревенская девчонка.

– Будем держать пари? – спрашиваю я у Крейтона.

– На что – на то, сколько ты продержишься на быке, или на то, насколько твердым станет мой член при этом зрелище?

Я хихикаю.

– Мне нет нужды заключать пари по поводу твоего члена. Мы с ним уже близко знакомы, и у меня есть все основания считать, что ему это очень понравится. – Я соскальзываю со стула, скидываю пальто и бросаю его ему. – Позволь мне показать, как это делает деревенская девчонка.

Крейтон наклоняется ко мне, держа в руках мое пальто и шепча мне на ухо:

– Я знаю, как это делает эта деревенская девчонка, и она подцепила меня на крючок.

Я молчу, потрясенная его словами. В первый раз он показал, что чувствует ко мне что-то большее, чем просто желание обладать мною, как своей последней игрушкой. И я не могу осознать его слова прямо сейчас, посреди бара, под песню Монтгомери Джентри «Ботинки Хиллибилли», которая доносится из колонок. Все это слишком сложно для меня.

Крейтон не знает меня. Не всю меня. Не мои сердце и душу, которые я вкладываю в песни. Не то, как я невероятно счастлива, когда стою на сцене. И не то, как я, простая девчонка из маленького городка, добилась успеха.

Если бы он знал все это, остался бы он на крючке?

Я натягиваю улыбку, чтобы скрыть мои мысли.

– Увидимся после того, как я продержусь восемь секунд, – говорю я и, резко развернувшись, направляюсь к мужчине, стоящему рядом с быком.

Глава 31

Крейтон

Холли легко держится на быке восемь секунд, и выглядит при этом, как богиня.

Мне хочется запретить всем этим мужчинам смотреть на нее, но даже я так зачарован ее свободными грациозными движениями, что не могу поделать ничего, кроме как пялиться на нее.

Она не такая, как другие женщины, которые катались на быке до нее и представляли собой жалкое зрелище. Холли ухитряется выглядеть красивой и милой даже за этим занятием.

Когда она слезает с быка и идет к выходу с арены, я поджидаю ее. Я протягиваю руку, и мое сердце замирает, когда она, не колеблясь, берется за нее. Она учится доверять мне, а этого даже я не могу приказать ей сделать. Это должно стать подарком, и она уже начала дарить мне это.

Я согласен на все. На все, что она готова мне дать.

Я наклоняюсь и целую ее в лоб. Не только потому, что это моя естественная реакция, но и потому, что я хочу, чтобы все мужчины в баре отлично поняли, что она не свободна и никогда не будет свободна. Холли моя.

Я вижу. Я хочу. Я побеждаю. Я удерживаю то, что получил.

– Твое мастерство просто невероятно, – говорю я, набрасывая пальто ей на плечи.

На ее лице появляется торжествующая улыбка.

– По крайней мере это хоть что-то, с чем я могу справиться в этом городе.

Наклонившись к ней, я отвечаю:

– Мне кажется, есть еще кое-что, с чем ты так компетентно справляешься в этом городе. – Она начинает краснеть, и я добавляю: – Пойдем найдем наш столик.

Она широко распахивает глаза.

– Ты хочешь есть здесь? Серьезно?

– Пойдем.

Я подвожу ее к женщине-администратору, и нас сразу же сажают за столик, хотя я не вижу на ее лице признаков того, что она узнала меня или Холли. Как только мы заканчиваем выбирать выпивку, Холли начинает изучать меню, поджав губы. Потом смотрит на меня, и ее глаза весело искрятся.

– Ты когда-нибудь закатываешь рукава рубашки, модник?

– Бывало.

– Хорошо, потому что я заказываю ребрышки, и я ни за что не справлюсь с целой порцией, так что тебе придется испачкать руки и помочь мне.

Я расстегиваю запонку на рукаве и начинаю закатывать его. Потом делаю то же самое с другим рукавом.

– Ты не боишься меня, и, вероятно, ты одна из очень немногих людей, которые не стесняются задать мне жару.

– И как много людей в этом списке? – спрашивает она, смеясь и протягивая руку к бутылке пива, которую перед ней поставила официантка.

Я почти ничего не рассказывал Холли о своей личной жизни, и, учитывая то, что я заставил ее рассказывать о себе прошлой ночью, я решаю, что настала моя очередь.

– Это, безусловно, очень короткий список. И верхнюю строчку занимает моя сестра.

Поперхнувшись пивом, Холли ставит бутылку на стол и тянется за салфеткой.

– У тебя есть сестра?

Меня не удивляет то, что ее изумила эта новость.

– О ней никогда нигде не пишут, а я ясно дал всем понять, что моя личная жизнь настолько неприкосновенна, насколько у меня хватает власти сделать ее таковой. И единственная причина, почему мне это удается, состоит в том, что я являюсь владельцем одной из трех крупнейших медиакомпаний на планете.

Холли явно растеряна.

– Значит, ты сам решаешь, какая информация о тебе появится в СМИ? Похоже, это опасная власть.

Я отмахиваюсь от ее замечания.

– Насколько могу, но есть еще много тех, кто не склоняется передо мной. Ты сама видела заголовки статей о нас. Это доказывает, что я не обладаю полной властью над СМИ.

– Вернемся к твоей сестре. Как ее зовут? Она старше или моложе тебя?

– Грир. Она моложе меня на девять лет. Она стажер в юридической компании, здесь, в городе. И пашет, как проклятая, хотя могла бы иметь непыльную работу у меня. Но она горда, как черт, и не желает участвовать в моем сомнительном бизнесе, как она это называет.

– Во-первых, ее имя очень необычно. А во-вторых, разве юристы не имеют отношения к сомнительным сторонам жизни?

Я смеюсь. Меня забавляет, что она разделяет мое скептическое отношение к юристам в целом.

– В этом есть доля правды. Хотя я уверен, что среди них попадаются приличные люди. Возможно. Мои юристы – настоящие акулы, так что они не в счет.

– Итак, она способная девочка и хочет добиться успеха, не держась за руку братца? – спрашивает Холли.

– Да, совершенно верно. Но она не может сменить фамилию, так что ей не удается совсем избежать повышенного внимания. Я частично склоняюсь к мысли, что Грир берется за самые сложные дела в самое неудобное время, чтобы доказать, что и она чего-то стоит. Это уж точно в ее стиле.

– Так что она может подшучивать над тобой и не бояться, что ты смеришь ее своим смертельным взглядом?

– Смертельный взгляд? – Я склоняю головой набок. – Ты так это называешь?

Холли кивает, закусив губу.

– Ты знаешь, о чем я говорю. Это тот взгляд, который говорит: «Замолчи или пожалеешь».

– А-а-а. Смертельный взгляд. – Я отлично знаю, о чем она говорит. – Но это срабатывает, не так ли? – Я мрачно смотрю на нее или по крайней мере пытаюсь смотреть мрачно, в то же время с трудом удерживаясь от смеха. – Нет, больше не срабатывает.

– Ладно, там видно будет. Итак, помимо маленькой сестрички кто еще?

Я задумываюсь над этим вопросом, и в это время к нам подходит официантка, чтобы принять заказ. Как и обещала, Холли заказывает ребрышки, а я – стейк. Когда официантка отходит от нас, я отвечаю на вопрос Холли.

– Похоже, больше никого. Разве что Кэннон, мой ИВП.

– Что такое ИВП? – спрашивает Холли, напоминая мне о том, что она единственный человек в моей жизни, который не владеет офисной лексикой.

– Исполнительный вице-президент. Он надзирает за руководителями подразделений и уберегает меня от каждодневной рутины, если только не случится что-то важное, что требует моего вмешательства. Это предоставляет мне время для обдумывания стратегии и всего прочего.

– А я когда-нибудь познакомлюсь с этим Кэнноном?

Кэннон – один из самых важных людей в моей жизни, и он знает о Холли больше, чем она, скорее всего, узнает когда-либо о нем. Если бы он не знал, что я убью его за это, он, возможно, попытался бы отбить у меня Холли.

– Вполне возможно.

– Может быть, я познакомлюсь с ним в свой следующий приезд в Нью-Йорк.

Этот намек не такой уж тонкий. Холли проверяет, не забыл ли я, что она завтра улетает.

Но она не знает, что летит не одна. Я не собираюсь позволять своей жене ускользнуть от меня на долгий период времени. Это не имеет отношения к доверию. Просто я не готов к тому, чтобы она так далеко уезжала от меня.

– Я позабочусь о том, чтобы завтра самолет был готов к вылету. Днем мне нужно кое-что сделать, но мы прибудем в Нэшвилл к ужину. Это недолгий перелет.

Ее брови взлетают вверх.

– Значит ли это, что ты полетишь со мной?

– А ты на это не рассчитывала?

Она пожимает плечами и не сразу отвечает:

– Не знаю. Я хочу сказать, что у тебя своя жизнь, а у меня – своя. Я ожидала, что мы разойдемся по своим делам, а позже опять воссоединимся.

Ее план неприемлем, и мое веселое настроение улетучивается.

– Этого не произойдет. Я не выпущу тебя из виду, не говоря уже о том, что не позволю тебе лететь без меня в другой штат.

Глядя на бутылку пива и ковыряя этикетку, Холли какое-то время молчит.

– Ну, хорошо, – наконец отвечает она.

– Это будет не просто хорошо, – отвечаю я. – Подожди, и сама увидишь.

Глава 32

Холли

«Он сказал “подожди”. Подожди. Я не осознавала, что он в буквальном смысле имел это в виду».

Я не горячусь и не злюсь. Но чувствую глубокое разочарование. Вот тебе и Крейтон и его обещания. Я проснулась этим утром с улыбкой на лице, вспоминая, как хорошо мы прошлым вечером посидели в баре. Но моя улыбка скоро исчезла – проходил час за часом, а от Крейтона не было ни слова. Я коротала время, работая над песнями, но думала, что он уже должен был вернуться. Но его не просто не было, он даже не позвонил.

Я снова проверяю время на телефоне и читаю сообщение от моего менеджера, которое пришло двадцать минут назад.

Чанс: Ты еще не вернулась в Нэшвилл? Ты мне нужна.

Срочно. Позвони мне, как только вернешься.

Я вхожу в поисковую систему и проверяю расписание полетов до Нэшвилла. Если я отправлюсь прямо сейчас, я прибуду в аэропорт Кеннеди и успею на рейс, который прибывает в Нэшвилл в девять вечера. Несколькими часами позже, чем на личном самолете, как обещал мне Крейтон, но у меня нет выбора.

Наконец я теряю терпение.

– Почему он, черт возьми, не отвечает мне? – кричу я на всю комнату.

Когда в четыре часа его все еще не было, я начала волноваться. К половине пятого я уже не могла сдержаться и отправила ему сообщение. Он не ответил. В пять я позвонила ему. Он не снял трубку. Уже пять пятнадцать, и я решаю сделать еще одну попытку.

Но прежде чем я нахожу в контактах его номер, мой телефон вибрирует, сигнализируя мне о том, что пришло сообщение. Я замираю, и сердце едва не выпрыгивает у меня из груди. Но моя надежда рушится, когда я вижу на экране имя Таны, а не Крейтона.

Тана: Когда ты прилетишь? Я скучаю по твоему лицу, и я хочу больше грязных подробностей.

Меня охватывает чувство унижения. Знаете, что задевает больше, чем быть забытой собственным мужем в ответственный момент? Необходимость признаться в этом своим друзьям.

Одно дело – знать это самой, и совсем другое – выносить жалость, которую ты вызываешь, оправдывая человека перед кем-то, кто видит тебя насквозь.

Я много лет оправдывала свою мать перед другими людьми, и я поклялась себе больше не попадать в такое положение.

Но в сообщениях есть свое преимущество. Можно игнорировать их до тех пор, пока ты не будешь готова ответить.

Взяв в руки телефон, я просматриваю контакты. Дойдя до номера Крейтона, я нажимаю кнопку, задерживаю дыхание и скрещиваю пальцы… но включается автоответчик.

Взглянув на часы, я вижу, что стрелки придвигаются все ближе к самому позднему сроку, который я ему назвала.

Я набираю другой номер, который записан у меня под именем Крейтона, – номер его офиса. И, как ни странно, мне отвечают почти незамедлительно.

– «Карас Интернэшнл». Это телефон мистера Караса. Могу я вам помочь?

Я беру себя в руки и отвечаю:

– Могу я поговорить с мистером Карасом?

Женщина на другом конце провода делает паузу, а потом спрашивает:

– Могу я сообщить ему, кто звонит?

– Его жена.

На этот раз пауза длится дольше.

– Простите?

– Это Холли Карас, и я хочу поговорить с моим мужем.

Мне странно произносить это имя, но, похоже, именно так меня и зовут.

– Могу я попросить вас подождать, миссис… Карас?

– Да, хорошо.

В телефоне звучит приятная музыка, но это длится недолго.

– Холли?

Это не голос моего мужа. Я понятия не имею, кто это.

– Да, это Холли.

– Я Кэннон Фримен, я…

– Вы ИВП, – говорю я, вспоминая этот термин, и Кэннон кажется удивленным.

– Да, совершенно верно. Мне очень жаль, но Крейтон сейчас очень занят и не может подойти к телефону. Это очень важное дело, и наша команда работала над этим проектом круглосуточно – даже когда он вчера развлекался с вами в баре, – и если сейчас он уйдет, мы понесем огромные убытки. Могу я чем-нибудь помочь вам?

Сначала меня охватывает чувство вины, но я прогоняю его. Это Крейтон пригласил меня вчера вечером. Решение было не моим. Если он оставил кого-то другого управлять его бизнесом, это его выбор. Но потом меня охватывает возмущение, приправленное злостью.

Мой бизнес прежде всего. Крейтон сказал мне это тем утром в Вегасе. Но позже он пообещал не делать ничего такого, что могло бы навредить моей карьере. А сейчас он делает именно это.

Ну, хорошо, знаешь что, Крейтон? Мой бизнес – самое важное для меня, поскольку ясно, что он не важен больше ни для кого. Ни для тебя, ни для студии, только для меня.

– Вы ничем не можете помочь мне, мистер Фримен. Не стоит его беспокоить.

Я вешаю трубку, не дав ему возможности ответить.

Мой телефон снова вибрирует, и на мгновение мне приходит в голову, что это ИВП Крейтона решил связаться со мной.

Но это не он.

Чанс: Планы изменились. Мы отправляемся на гастроли сегодня вечером. Тащи сюда свою задницу. Если опоздаешь на автобус, мы снимем тебя с гастролей.

Конечно. Я закрываю глаза. Мой муж пропал без вести, а у меня больше нет времени.

Говоря откровенно, есть один урок, который я усвоила в своей жизни: мне не на кого рассчитывать, кроме самой себя. Меня отрезвила мысль о том, что за этот короткий срок я начала рассчитывать на Крейтона… и это показывает, насколько я наивна.

Спасибо тебе, Вселенная. Я усвоила свой урок.

Я осматриваюсь по сторонам, потом направляюсь к двери. Кредитные карты с моим новым именем лежат на столе, а вся одежда, которую Крейтон купил еще даже до того, как я приняла его предложение, висит в гардеробной, где ей самое место.

Я беру сумочку, блокнот и одежду, которая была на мне в то новогоднее утро. Моя гордость не позволяет мне взять что-либо, что я не считаю своим. Даже эту красавицу-гитару.

Я стою большего, чем время, потраченное на звонок, чтобы заказать новый гардероб для меня.

Я заслуживаю обычной вежливости, особенно когда я ясно даю понять, что в моей жизни есть лишь одна вещь, которая имеет для меня значение.

И если то, что имеет для меня значение, не имеет значения для Крейтона, как мы сможем наладить нашу совместную жизнь?

Вместо того чтобы чувствовать, что я что-то значу для него, хоть немного, я снова оказываюсь вне зоны его внимания.

Я просто удобна. Я кукла, которая, как предполагается, сидит на полке и ждет момента, когда ее снимут, чтобы поиграть с ней, когда есть время. И очевидно, сейчас у него нет времени. Он не мог даже ответить на мой чертов звонок.

Знаешь что? Я заслуживаю большего.

– Прощай, Крейтон, – говорю я в пустоту.