Читать онлайн Обсидиан и чёрный диорит. Книга вторая. Аль-Фазир

Пролог

Великобритания, 1997 год

Теория вероятностей предполагает, что шанс, каким бы ничтожным он ни был, всё-таки есть

Сторонний наблюдатель непременно решил бы, что старик в кресле-качалке испустил дух, приняв яд. А что ещё можно подумать, если хозяин дома так себя вёл? Сначала вроде как высыпал что-то в стакан с водой и выпил всю жидкость. А как поставил пустую стекляшку на стол, так тут же и вытянулся и навсегда перестал дышать!

Но даже самый искушённый эксперт-криминалист не найдёт следов отравы ни в посуде, ни в теле. Нельзя найти то, чего нет.

Стороннему наблюдателю вообще не стоит видеть и слышать, что происходит в душном помещении, где вроде бы спокойно общались два джентльмена, но один из них зачем-то умер. Всё выглядит как-то вопреки здравому смыслу.

Человек в комнате, внешне неотличимый от лондонского профессора Глена Смита, не обращал ни малейшего внимания на покойника, но с интересом обшарил карманы собственного костюма, будто не представлял, что в них может находиться. Обследовал кожаный портфель учёного, внимательно просмотрел визитки и всё, что нашлось в памяти сотового.

– Неплохо, неплохо, ― повинуясь привычке разговаривать с собою, забормотал субъект, когда обнаружил и немедленно сжёг письмо. То самое, что побудило профессора отправиться в глушь ради оценки старинных богословских книг. ― Пора собираться в путь. Заодно покопаюсь в новой голове.

Мнимый профессор подобрал с пыльного пола оброненный свиток и бережно уложил его в красивую шкатулку. Оттуда, напротив, достал маленькое зеркальце с изящной ручкой и полюбовался на себя.

– Приятное зрелище, что ни говори. Жаль, недолго мне таким красавцем ходить. Проклятая судьба! Но господина Смита я выбрал, похоже, не зря. Его память хранит информацию об очень интересном документе. Но нужно восстанавливать детали.

Зеркальце отправилось вслед за свитком. Мужчина закрыл мини-сундучок, подхватил его за крепкую ручку и поставил на столик, небрежно смахнув стакан. Разбитое стекло звонко хрустнуло в помещении, где царствовали старинные книги, и каких-то полчаса назад ещё звучали два голоса.

– О, наверняка найдутся желающие похоронить все свои бывшие оболочки с максимальной роскошью. ― В голосе, оставшемся сейчас единственным, проскользнули язвительные нотки. ― Но я не столь щепетилен. В конце концов, это только плоть, рождённая неведомой мне женщиной от слияния с таким же неведомым мужчиной. Временный сосуд моего духа, и не более того.

Сверившись с расписанием поездов, странный человек взял ларец в одну руку, а портфель – в другую. Выбрался из комнаты в прихожую, осторожно выглянул наружу. Поблизости по-прежнему не наблюдалось ни единой живой души, как и некоторое время назад, когда прибывший профессор разглядывал облупленную постройку. Вряд ли можно считать живым замухрышку-голубя, смиренно ожидающего последнего часа возле длинной лужи.

– По моей милости, местные обалдуи страдают жутким склерозом, ― продолжал бормотать владелец сундучка. ― Как только в своём домишке умирает очередной Милвус Виперидус, они напрочь забывают, кто он такой и как его звали. Хоронят его как неизвестного… ох, сколько их там уже лежит! Невероятно выгодно: мне даже не приходится тратиться на погребения.

Закончив монолог ядовитым смешком, скряга набрал номер ректора университета. Сделал пару глубоких вдохов, стараясь придать голосу нужные обертоны и проговаривать слова со скоростью, характерной для профессора Смита:

– Сэр, прошу меня простить, если беспокою не вовремя. Мне только что удалось наткнуться на след бесценной реликвии. Какой? О, умоляю, не спрашивайте сейчас, я не хочу спугнуть такую удачу. Мне нужно две… нет, три недели для решения вопроса. Да, дело жизни и смерти. Вы сами никому не простите, если университет не получит эту вещь в качестве долгожданной награды. Да, да, за свой счёт. Джон пока охотно подменит меня. Уверен, он прекрасно справится. Информировать? Боюсь, мне придётся посещать места, где нет никакой связи. Но как только… да, да, конечно! Благодарю, благодарю, сэр! Вы не пожалеете о своём решении!

Человек нажал кнопку окончания разговора и двинулся к станции, где приобрёл билет на направление, противоположное Лондону. А когда колёса состава загромыхали по ближайшему мосту, выбросил телефон профессора в реку.

* * *

Недели через три после злополучного визита университетского учёного в столь негостеприимно встретившее его место, высокий худой старик вошёл в мало кем посещаемый отдел Национальной библиотеки.

Будь профессор Смит жив, он непременно признал бы в посетителе старика, скончавшегося в кресле-качалке. Хотя ныне, одетый в старомодный тёмно-синий костюм, странный книговладелец имел вид не столько болезненный, сколько величественный, причудливый и грозный.

Удивляться таинственному воскрешению было некому.

Отдел открытых частных архивов функционировал много десятилетий, а меняющиеся руководители постоянно сомневались в его целесообразности. Здесь хранились несистематизированные бумаги, мало кому интересные из ныне живущих читателей. Тексты не были засекречены или связаны с национальной безопасностью. Их историческую или раритетную ценность никто не подтвердил. Намёки на имущественные отношения, родословные, аттестаты, копии официальных документов тоже отсутствовали. Равно как и многолетние подшивки газет и журналов.

Тут находилась многоязыкая бумажная смесь, вовремя не сожжённая и не выброшенная гнить. Дневники, записи и описания личного характера, сделанные людьми, которым не суждено было стать знаменитостями и оставить след в истории. Отчёты и протоколы никому не интересных собраний и заседаний давно сгинувших обществ и клубов. Рукописи, отвергнутые к опубликованию всеми издательствами в мире. Письма, в основном кляузы в официальные органы, долго пылившиеся на полках, а по истечению положенного срока так и не уничтоженные. И многое, многое другое.

Этой макулатурой, волею случая не попавшей в аппарат для утилизации, время от времени кто-нибудь интересовался: историки, социологи, исследователи самого разного толка, писатели-графоманы в поисках свежей идеи, иногда даже полицейские. Случайные или просто любопытные посетители сюда не забредали.

Много лет в отделе хозяйничала Джулия, старая дева с некрасивым вытянутым лицом и добрым сердцем. Да и как иначе? Иной документ приходилось разыскивать два-три часа кряду, пуская в ход стремянку. Благо, последнее время стал хорошо помогать постепенно нарабатываемый электронный каталог. Прежний, бумажный, был почти бесполезен.

Старик шаркающей походкой приблизился к стойке, где царствовала Джулия, и поприветствовал скрипучим голосом:

– Добрый день, мисс. Вижу, вы всё хорошеете. И этой изумительной брошки я на вас раньше не замечал.

– Здравствуйте, Милвус. ― Старая дева зарделась. Она тщательно скрывала свой возраст, но на вид ей было хорошо за пятьдесят. ― Извините, никак не привыкну к вашей фамилии за столько лет. Давненько вас не было видно. Я уже беспокоиться начала, не случилось ли что.

– Со мной? Ни за что! ― Сделав оптимистичное заявление, старик радостно хихикнул. ― Увидите, я ещё многих переживу!

– О, разумеется, ― рассеянно кивнула Джулия, разглядывая посетителя. ― Два дня ко мне никто не заглядывал. Не грех хоть чуть-чуть поболтать с таким давним знакомым. Знаете, хотела сказать, да боюсь обидеть. Ладно, скажу, раз заикнулась. Иногда я с трудом вас узнаю. Вроде вы… и в то же время не вы…

– А что со мной сегодня не так? ― озабоченно спросил Милвус и даже поискал глазами зеркало.

– Да не знаю. Черты лица как-то неуловимо меняются. Нет, в целом всё такое же… глаза, нос, губы. Но… ой, я не знаю, правда. Глупости говорю, не слушайте.

– Милочка моя! ― назидательно отвечал посетитель. ― Если бог даст вам прожить столько, сколько мне, волей-неволей придётся понять, насколько сильно и быстро наше внутреннее содержание может оказывать влияние на внешний облик. Например, сегодня заныло и досаждает день и ночь правое колено – и назавтра глаза станут более тусклыми и слезящимися, чем обычно, а лицо покажется вытянутым. В другой раз сердце решит совершать толчки слабее обычного – вмиг появятся отёки, под глазами вздуются коричневые мешки. Или из-за съеденного накануне жирного паштета желчь перестанет отходить равномерно, как ей положено. Тон кожи станет явственно желтоватым или зеленоватым. Эти метаморфозы – просто признаки заката жизни, и ничего более.

– Да, да, ― согласно кивнула Джулия, вспоминая о собственных изменениях внешности за последние тридцать лет. Разумеется, не в лучшую сторону. ― Конечно, всё дело в вашем возрасте, простите мою глупость. Но я, бывает, гадаю: сколько лет может быть уважаемому сэру Милвусу? Ведь в вашем читательском билете год рождения почему-то не указан.

Старик хитро улыбнулся.

– Ваши правила позволяют соблюдать даже полную анонимность, если документы не забираются на дом. Я же позволил себе лишь немного пококетничать, не афишировать свой возраст. Но вам, как старой знакомой, скажу всю правду. Мне сейчас за девяносто.

– Похоже на то, ― опять кивнула библиотекарша. ― Хорошо помню своего прадеда. Я была совсем юной, а ему минуло девяносто два. Но он к тому времени уже ничего не соображал, только лишь мычал. И возить его последние десять лет жизни приходилось в инвалидной коляске. А вот вы – и ходите весьма бодро, и рассуждаете здраво.

– Мятежный дух мой властвует над телом, ― заявил Милвус. ― Очевидно, гены сделали меня похожим на старый дуб. Который и гол, и уродлив, и жалобно скрипит на ветру. Но крепок, силён, и корнями так вцепился в землю, что ещё долго никому не сломать упрямца и не повалить.

– Завидую вашему оптимизму. Сегодня, похоже, мне предстоит изрядно помучиться?

Старик с улыбкой извлёк из-за спины красивую белую розу.

– На этом кусочке Земли вы – ангел, мисс Джулия. Как цветок, олицетворяющий чистоту, смирение и светлую надежду.

– Ох, вы меня каждый раз смущаете. Очень приятно, благодарю. Теперь я готова отыскать для вас что угодно, даже если придётся убить целый день. Что сегодня желаете?

Посетитель пожелал дневник некоего Роберта Кирстона «из двух тетрадей, помещённых в чёрный деревянный футляр».

– Вы всегда так хорошо осведомлены, господин Виперидус, ― с трудом выговаривая фамилию, сделала свой комплимент старая дева. ― Вы прекрасно готовитесь к посещению и точно знаете, чего хотите. В каталоге дневник должен быть. Насколько он большой давности?

– Восемнадцатый век, ближе к концу.

– А, вспомнила! Этот экземпляр недавно спрашивал один симпатичный профессор. Но он тогда кучу дневников того времени просматривал, целый день здесь провёл.

– О, наверное, у симпатичного профессора масса свободного времени, ― отозвался старик, тщательно скрывая досаду на слишком хорошую память библиотекарши. ― У меня же его осталось очень мало. Поэтому я хорошо готовлюсь к посещениям.

Джулия поняла намёк и, отказавшись от продолжения увлекательной беседы, приступила к выполнению своих обязанностей.

Вскоре Милвус аккуратно листал хрупкие страницы и болезненно морщился. Почерк казался до странности знакомым, хоть и не слишком разборчивым. Дневник неизвестного Роберта Кирстона повествовал о встречах автора со знаменитостями и титулованными особами. Старик озадаченно почесал затылок, стал разбирать каракули с удвоенным интересом и вскоре дошёл до нужного фрагмента.

«Сегодня я встретился с другим посланником. Мы увиделись в дворцовом саду, как и было условлено. Некоторое время прогуливались по дорожкам одинокой парой, не решаясь начать разговор. Зато потом, казалось, ему не будет конца. Мы перебрали массу философских тем, поговорили о разных видах искусства, государственном устройстве и много о чём ещё».

Здесь Милвус пропустил немалое количество страниц, содержимое которых счёл несущественным.

« ― Значит, вы окончательно отказываетесь совершить ещё одно путешествие, ― сказал посланник, одаривая меня удивительно проницательным взглядом. ― Невзирая на то, что ваше восприятие мира без зрелища нашей пустыни никогда не будет цельным.

– Могу возразить, что я достаточно скитался по свету, очень много видел, а в последнее время ещё больше читал и внимательно слушал рассказы очевидцев. Своим мысленным взором я могу охватить красоту и величие любых мест на земном шаре. Я легко представляю полюса, хоть никогда там не был. Я окидываю взглядом мир с вершины самой высокой горы. Загадочные обитатели океанских глубин, сплющенные гигантским давлением, словно светят мне, рассеивая непроглядную тьму. И с пустыней, даже самой великой, происходит то же самое.

– Понимаю. Но именно там можно бесконечно расширить горизонты самого ценного, что есть в нашей жизни – знаний.

Помнится, я помедлил с ответом, пока решался его произнести.

– Конечно, я стремлюсь к знаниям. Но всю жизнь избегаю служения.

Посланник опять внимательно посмотрел на меня.

– Служение, вот оно что. Да, я служу, и служу на совесть. Таков был мой выбор. Могу лишь сказать, что нисколько не жалею.

– Действительно? ― спросил я.

– Вызываете меня на откровенность? ― усмехнулся мой собеседник. ― На какую?

– Я скажу. Даже если в итоге попаду в разряд бунтовщиков, уже неважно. В общем, я горю желанием прекратить бесконечную «игру» Мы ведь не будем называть её более точным термином, хорошо? Да, я хочу её прекратить. Если бы только для себя… как понимаете, трудностей здесь нет. Вольному – воля. Но я хочу прекратить «игру» для всех. Абсолютно.

– Для всех… ― Посланник сделал долгую паузу. Он зачем-то достал платок и стал вытирать совершенно сухое лицо. Попытка потянуть время и как следует подумать над дальнейшими словами. Или скрыть своё смущение. ― Для всех и навсегда? Я бы предпочёл иную задачу. Разумно прекратить «игру», но оставить в ней немногих избранных.

– Ах, вот вы о чём. ― Мне сразу стало намного легче. ― Мечта заменить тиранию аристократией, лучшей формой государства, по мнению Платона. Если только верховные Стражи не передерутся между собой, и тирания вернётся на круги своя.

– Такого не случится, ― твёрдо сказал посланник. ― К тому же речь не идёт об отдельно взятом государстве. Нужна всемирная аристократия.

– Тайное масонское правительство,       ― усмехнулся я. ― Наслышан, наслышан о разных непонятных обществах, оккультизме, всяких там знаках и символах. Только, в отличие от всех этих бредней, вы лелеете надежду на управление совершенно реальное и к тому же вечное. Всегда довольный и сытый народ, никаких войн, справедливое распределение благ и тому подобное.

– Разве цель не достойная?

– Звучит благородно и созидательно. Утопия, конечно, в силу многих причин. И… много вас, тех, кто готов пойти до конца и взвалить на себя такое бремя?

Посланник явно не хотел отвечать так прямо. Хотя прекрасно знал моего брата. И вообще наша встреча не была случайной.

– Нас пока четверо. Если пожелаете, будет пятеро.

– Хорошо, я согласен.

Мы помолчали, словно больше не о чем было говорить.

– Итак, милорд, ― решил затронуть я наиболее волнующий вопрос, ― как я понимаю, для нашего дела надо всего-то ничего: сокрушить Великое Зло. Но, согласитесь, оно на то и Великое, что сделать это совершенно не представляется возможным. Иначе вы бы не служили тирану столько лет.

– Вы правы, мой друг. Мы прорабатывали множество вариантов. Пока безуспешно. К счастью, мы предельно осторожны. Ведь в былые времена неизбежно находились предатели, и всё заканчивалось смертью бунтовщиков. Иногда – изгнанием, которое было хуже смерти.

– Но неужели нет никаких, хоть малейших признаков того, что план можно осуществить?

Посланник понизил голос, хотя вокруг не было ни души.

– Возможно, есть кое-что интересное. Недавно я посещал одного Магистра».

Милвус ненадолго прервал чтение. Неизвестный Роберт Кирстон вызывал симпатии. Собеседники, несомненно, под сочинением Платона имели в виду знаменитый диалог «Государство», написанный (дай бог памяти) примерно в 370г. до н.э. А Магистр – безусловно, знаменитый шарлатан Джузеппе Бальсамо, граф Калиостро.

« ― А, этого, что всю жизнь где попало болтал о том, что овладел четырьмя стихиями, животным магнетизмом и материализацией духа? Всего лишь жалкий шарлатан, которого заставили раскаяться в грехах и засадили в темницу, пока он не умер. Что может такого знать простой… человек о наших делах и заботах?

– Великие провидцы встречаются среди кого угодно и во все времена.

Не скрою, у меня перехватило дыхание.

– Хотите сказать, что Магистру что-то открылось перед смертью? Что-то очень важное?

– Надеюсь, что так.

– Расскажете? ― попросил я.

– Если вы отныне с нами…

– Я с вами.

– Хорошо. Наш любезный граф, немного безумный, как всегда, размышлял о четырёх стихиях, и вдруг на него сошло озарение. Он увидел Великое Зло, сидящее где-то на неведомой возвышенности, и тот момент, когда стихии, объединившись, изгоняют его из нашего мира.

– Он так и сказал: «Великое Зло на возвышенности»? Именно так, как мы привыкли его называть?

– Да, и это заставило меня прислушаться и поверить всему остальному. Магистр представил стихии в виде наделённых особыми качествами людей. Они должны хорошо знать друг друга и быть очень дружны, почти как единое целое. И первый из них должен быть невинным новообращённым.

– То есть, вы хотите сказать, что остальные – обычные люди? ― Я всё-таки бесцеремонно его перебил, за что тут же извинился. ― Простите, милорд, но такой союз выглядит как явная чушь.

– Да, «невинный новообращённый». Вероятно, тот, кто изначально не был признан. И лишь потом, через много лет, получил свой дар.

Помню, я высказал сомнение и даже привёл по памяти ряд философских цитат. Впрочем, посланника моя эрудиция не потрясла.

– Я склоняюсь к тому, что такое вполне возможно. Новообращённый имеет друзей и хочет сохранить их, несмотря на перемену. Но и друзья представились Магистру не совсем обычными людьми. Он назвал их так: «Алмаз», «Страж» и «Сама Фортуна».

– Ага, ― стал соображать я. ― «Алмаз», вероятно, тот, кто весьма твёрд духом. Про «Фортуну» и так понятно. Ну, а «Страж», если не брать в расчёт формулировку в сочинении Платона – тот, кто охраняет остальных.

– В целом да, ― согласился посланник. ― Но на деле гораздо сложнее. Избранные должны доказать сначала, что могут противостоять установленным правилам.

У меня снова застрял комок в горле.

– Магистр так и сказал? С ума сойти! И как же герои это докажут?

– «Алмаз» развеет наложенные чары и постепенно станет нечувствительным к ним. «Страж» соединится с «Алмазом» и всегда будет рядом, готовый к самопожертвованию. А «Фортуне» удастся вырваться из плена, избежать смерти и скрыться от всевидящего ока.

– Звучит интересно, но совершенно фантастично. Вы всерьёз думаете, что такое сочетание возможно?

– Кто знает? К сожалению, ещё не всё. Хотя друзья могут сокрушить Великое Зло, оно ещё имеет шанс вернуться. Для окончательной победы им понадобится…

– О, я понял, ― уже саркастически воскликнул я. ― Пресловутый «пятый элемент».

– Совершенно верно, ― без тени улыбки согласился посланник. ― Причём ещё один новообращённый. «Дитя, признанное по ошибке».

– Браво, браво! Не скрою, очень интересное прорицание. А как сами думаете, велик ли шанс того, что оно сбудется? Что такое сочетание вообще возможно?

– Шанс ничтожный, ― тяжело вздохнул посланник. ― И всё же верю, что он есть. Хотя бы раз за тысячу лет.

– Да, не забудьте, что невероятную четвёрку или даже пятёрку надо своевременно разыскать и привести к цели.

– Мы будем искать, уверяю. Занимаясь текущими делами, делая открытия, продолжая служить – всё равно, будем искать и надеяться. Другого выбора я пока не вижу».

– Вот оно, ― прошептал Милвус. ― То, что как будто открывает путь и даёт надежду. Профессор Смит, конечно, ничего не понял, приняв всё за отвлечённую философскую болтовню и масонские игры. А Кирстон? Почему я о нём ничего не знаю? Почерк такой знакомый…

Старик внимательно осмотрел обложку – и страшная правда открылась ему. Двести лет назад он сам носил тот псевдоним и вёл дневник. Теперь старик вспомнил всё. Проклятый тиф!

Ужасающий жар и болезненный бред накрыли тогда внезапно. Милвус будто наяву, через два века, вновь осознал себя лежащим в грязной луже посреди огромной площади. Сознание быстро померкло, и очнулся он лишь через несколько дней в больничной палате. Кто-то стащил выпавший из рук футляр, чтобы потом он оказался здесь, в Национальной библиотеке.

Какая злая ирония судьбы! Сколько лет потеряно из-за обычной человеческой слабости! А ведь тот посланник и его соратники, кажется, чем-то выдали себя и были казнены. Как теперь обо всём рассказать Стефанио? Брат с ума сойдёт от таких новостей…

Свой дневник теперь стоит забрать. Любезная Джулия не сможет вспомнить сегодняшний день.

Глава 1. Проклятие

Верхушки деревьев вдруг рванулись к самому небу. Трава и мелкие камешки заметно выросли. В ещё не проснувшееся толком сознание влились чёткие и ясные картинки. Всё, как в раннем детстве. И даже до него. Тётка Клавдия умела рассказать, как оно было. О самом главном. О родителях.

Они ушли в один день.

Мать тогда дохаживала свой срок, оставалось примерно две недели. Работала она медицинской сестрой при фельдшерско-акушерском пункте, обслуживавшем как заставу, так и крошечный приграничный посёлок в паре километров от неё. Там, на участке, недавно отвоёванном у плотного лесного массива, находился их с Борисом дом, слегка перестроенный из старой избушки, когда-то принадлежащей лесничеству. Старший лейтенант больше пропадал по служебным обязанностям на заставе. Но в последнее время очень старался поддержать жену, молодую приветливую женщину, которую все звали просто Машей. Чувствовала она себя неважно.

Пациентов в тот день с утра не было. Пограничники и лесные жители – народ в основном здоровый. Но в приёмной комнатушке зазвонил телефон – в приграничной зоне не роскошь, а необходимость. Пожилой усатый фельдшер Михалыч, выслушав краткое сообщение, тут же положил трубку. Схватил свой чемоданчик, раскрыл, прикидывая, что туда добавить, и перевёл взгляд на ожидавшую распоряжений медсестру.

– Там инцидент на границе. Есть раненые. Я побежал.

– А я?

– Ты оставайся. Куда тебе? Вообще ты плохо выглядишь. У тебя явный токсикоз. Вот вернусь, сразу выпишу направление, и дуй в район, в стационар. Обойдусь тут без тебя, пока не родишь. Витамины пьёшь, что я посоветовал?

– Да пью я, пью. Всё хорошо будет.

– «Хорошо, хорошо» – передразнил фельдшер, захлопывая чемоданчик. – Знаю я вас, баб. До последнего пыжитесь, а потом проблемы. Сама ведь сколько всего навидалась, а туда же. Давай хоть быстренько давление померяю. Где Рива-Роччи?

Она подала тонометр. Михалыч привычно накачал и спустил воздух.

– Ого, сто семьдесят на сто десять! Эх, Маша, Маша! Надо было тебя раньше отправить куда надо. Ничего, посиди, потерпи. Таблетки гипотензивные прими сейчас же. Всё, до встречи.

Потекли томительные минуты. Маша прислушивалась не к окружающему затишью. К тому, что творилось внутри. А там что-то творилась. Легко догадаться – что.

А как ей было поступать? Родильное отделение в районе переполнено. Гулять потихоньку всё равно надо. Вот и ходит она, несмотря на декрет, чуть-чуть да поможет фельдшеру. Когда Михалыч рядом, и ей спокойнее. Он – служака опытный, роды примет как надо.

Снова затрещал телефонный аппарат. Она сняла трубку. В ухо нетерпеливо ударил взвинченный голос:

– Ты бежишь уже или нет? Дуй прямо на седьмой участок, знаешь ведь где. Там у нас умирающий, старлей Борис Мелентьев. Скорей, а то поздно будет!

Маша с грохотом уронила тяжёлый чёрный предмет – вестник страшного и, видимо, неотвратимого бедствия. Она вроде хотела присесть, но вместо этого медленно завалилась на бок. Неожиданно начались схватки, быстрые и сильные. Голова буквально раскалывалась от боли.

Конечно, роженица старалась тужиться и дышать правильно. Как учили её, как сама она учила других. Только давление, похоже, безбожно зашкаливает. Так никакие сосуды не выдержат…

Медсестра ещё успела услышать первый крик новорожденного мальчика и уже на гаснущем сознании проползла несколько шагов, чтобы по всем правилам обработать пуповину.

Конечно, всех подробностей маленький Костя доподлинно знать не мог, но представлял примерно так. Тётка Клавдия ничего от малыша не скрывала, такие у неё понятия. Она была старшей сестрой матери, приехавшей погостить и порадоваться грядущему появлению новой жизни незадолго до случившегося. Деревенская жительница, у которой не сложилась личная жизнь. После трагедии она решила не возвращаться больше в Калужскую область, а осталась в опустевшей избушке и устроилась нянечкой в поселковые ясли, одновременно бывшие и детским садом. Соответственно, маленький Костя был при той, кто заменила ему мать.

Он помнил себя где-то лет с четырёх. Может, с пяти. С тёткой они ладили хорошо. Он не считал её мамой, она ведь ничего не скрывала. Но любил сильно, слушался. Радовался, когда она его хвалила.

Заставу неожиданно расформировали. «Укрупнили», как тогда говорили, и бывший седьмой участок её зоны стал доступен для посещения жителями посёлка или приезжими.

Приходилось бродить с тёткой по грибы да ягоды, чтобы скрасить свой скудный стол. Время наступило лютое, все продукты в местном магазине отпускали по карточкам. Нелепые клочки бумаги, которые полагалось беречь чуть ли не пуще денег. Талоны на масло, сахар, даже на конфеты. Ещё на ненужные папиросы и водку, которые меняли опять же на масло и сахар, потому что аппетит у растущего сироты был волчий.

Костя помнил, как они с тёткой присели отдохнуть как раз рядом с тем местом. Чьи-то руки сложили там из камней небольшой монумент, повязали сильно потрёпанную теперь выцветшую ленту и наклеили на верхний камень ярко поблескивающую красную звезду. Какой-то залётный вандал хотел было увековечиться на камнях, даже вывел внизу своё святотатственное «Здесь был…», но передумал. Клавдия как раз захватила с собой бутылёк с ацетоном и тряпку, долго с остервенением стирала буквы. Камень стал синеватым от размазанной краски, но теперь вид его не осквернял скромное благолепие незатейливого памятника.

– Вот тут и лежал в последний раз твой отец, Костик, – сказала тётка. – Истекая кровью. Я ведь всё разузнала, как было. Плохо застава тогда сработала, поздно в ружьё всех подняли. Борис с пятерыми только был, а диверсантов аж двенадцать. Пока наши бойцы с одной группой перестреливались, вторая к ним в тыл зашла и давай в спину палить. Вот так всё и вышло.

Маленький Костя не любил плакать, но тогда почувствовал, как слёзы наворачиваются на глаза.

– Ты поплачь, пореви, – безжалостно продолжала Клавдия. Она вообще отличалась резкостью суждений. – Если хочется. Место тут святое. Эх, сиротинушка ты мой! И Машу, сестрицу мою, зря загубили. Это же надо – орать в телефон беременной женщине, что муж её при смерти! Да ещё когда роженица одна, безо всякой помощи…

Теперь уж от всхлипов было не удержаться.

– Ничего, ничего! Хоть ты успел народиться. След родителей твоих на земле остался. Сына, если будет, хотели они Костиком назвать. Константин Борисович – хорошо звучит! Маша говорила, что надёжное это имя, спокойно от него. Что с таким именем сын хорошим человеком вырастет, добрым и светлым. Сама-то она точно светлым человеком была, царствие ей небесное, всегда людям помогала. А Борю я плохо знала, только познакомились. Сначала посмотрела – чуть не ахнула. Лицо-то у него, хоть и приятное, да каких-то разных кровей в нём намешано. Он смеётся, говорит, и молдаванская есть, и испанская, и ещё бог знает какая. Не знаю, где Маша с таким встретилась да слюбилась.

Потом сидели с тёткой и молчали. Вроде отдохнули уже, солнце начало к закату клониться. Красиво было, дело к осени, листва меняться начинает, много разных оттенков у неё. Клавдия встала, повела взглядом по сторонам и вздохнула:

– Видишь, племяш, как интересно получается? Всё прекрасно кругом, тишь благодатная. Но тут, где мы, и вот там, чуть подальше – наша земля. А где пригорок небольшой виднеется – уже чужая. Хоть и выглядит всё одинаково на первый взгляд. Как думаешь?

– Одинаково, – подтвердил Костя. – Такие же деревья, и трава такая же.

– Вот и с людьми так бывает. На вид – похожие, а на поверку – разные. Одни – свои, с ними дружить хорошо и легко, они не предадут. Другие – совсем чужие, о себе только пекутся, а остальным гадости норовят сделать. Сдаётся мне, что сейчас власть в стране чужие захватили. Как шакалы, куски рвут да по себе растаскивают. Союзные эти тоже, друг за дружкой отделяются. Прогадать боятся, торопятся. Недолго дойти, что и границы скоро не будет. И получится, что твой отец вроде как зазря её защищал. А мне это больно, и всем нормальным людям больно. Потому что Родина у человека не только на словах должна быть. Она в земле, в воде нашей, в воздухе.

Обычно немногословная, тётка нынче что-то разговорилась. Костя слушал и впитывал её слова, как губка.

– Ты, племяш, чужих не привечай, различай людей-то. Смотри, кто добро другим делает. Если видишь такого человека – сделай ему тоже добро, какое сможешь. А любое зло, если можешь исправить – исправь. Тогда точно родители гордиться тобой будут да с небес радоваться.

Больше на такие темы не разговаривали. Не пришлось.

Следующее лето выдалось очень жарким и сухим. Костя уже был определён в поселковую школу, которая числилась восьмилетней, но на деле в ней занимались первые четыре класса, а потом полагалось ездить уже в район. Клавдия раскошелилась и купила на скромную зарплату учебники, только дивилась сильно.

– Не пойму я нынешних педагогов, – сказала немного расстроенная тётка. – Один говорит – вот такую книгу по математике берите. А второй – нет, это неправильный учебник, возьмите другой. Я в магазине как посмотрела, так и обомлела. Когда сама училась, всё понятно было. Вот хрестоматия, вот – арифметика, а вот – родная речь. Никаких выкрутасов. Сдаётся, и тут проделки чужих. Очень кому-то хочется на детских душах нажиться.

Тётка не стала покупать целую кучу дополнительной (и весьма дорогой) литературы, которую наперебой рекомендовали работники книжного магазина. Зато взяла Косте сказку «Волшебник Изумрудного города».

Шли домой, взявшись за руки, по знакомой протоптанной тропинке.

– Чую, гроза будет нынче, – сказала Клавдия, – парит вон как.

У горизонта вставали свинцовые гиганты с геометрически правильными контурами. Закатное солнце ещё освещало привычную картину скромного быта. Изба старая, но ещё крепкая. Для лесников её делали с малюсенькими окошками, которые не полагалось открывать. Низкая наружная дверь, так что даже при небольшом росте приходилось пригибаться. Завалинка вокруг, кое-где наружу просыпаются коричневые опилки. Крыша с потрескавшимся местами рубероидом, починить бы. Сбоку от входа в дом торчит здоровенное высохшее дерево, давно просящееся на дрова. Да руки не доходят. И платить надо тому, кто возьмётся спилить.

Зато в избе всегда прохладно, приятно укрыться в ней в большую жару.

Спать легли рано, ещё до первых громовых раскатов. Вскоре в хате стало непривычно жарко. Костя сбросил с себя лёгкое одеяльце, заметался во сне. А за окном уже плескалось оранжевое зарево, послышался громкий треск.

Клавдия подскочила, как на пружине. Пожар…

Домик стоит особняком от соседей, и надо немедленно убегать и звать на помощь. Пока подняла сонного мальчика, схватила первые попавшиеся документы и остатки денег, в избу потекли из щелей сначала тонкие сизые струйки дыма, а потом вдруг сразу – чёрные клубы. Треск слышался уже отовсюду.

Таща за собой Костю, тётка привычно надавила плечом дверь, открывающуюся наружу. Только та осталась на месте, не двинулась с привычным протяжным скрипом. Сквозь щель при свете разрядов молнии видно, что проклятое дерево упало и заблокировало выход.

Клавдия отчаянно толкала неподдающуюся преграду, пока не добилась того, чтобы мальчик мог вывернуться в образовавшуюся лазейку, крикнула: «Беги!». Сразу упала у порога и мучительно закашлялась. Сюда уже спешили люди, целая толпа с вёдрами и лопатами. Но затем перекосившийся от пожирающего жара сруб окончательно захлопнул ловушку…

Потушить дом невозможно, это было ясно всем. Пожарная машина прибыла минут через пятнадцать, но запас воды почти весь ушёл на то, чтобы не допустить дальнейшее распространение огня.

Костя помнил лишь чью-то большую руку, ухватившую его за запястье, и слова сверху:

– Повезло тебе, пацан! Или не повезло. Эх, жизнь-чертовка! Пойдём, что ли. В участок тебя сведу.

Через несколько дней в Москву привезли и определили в детский дом имени Сергея Галушкина ничем вроде не примечательного маленького шкета Костю Мелентьева. У него больше не было тётки Клавдии, родительских фотографий и книги о девочке Элли.

* * *

Мексика, Кампече, 10 мая 2003 года

Высокий смуглый парень машинально отряхивал одежду. Да, неплохо, всё двигается, руки и ноги слушаются, хотя кончики пальцев ещё деревянные. А откуда взялось чувство боли? Чья-то костлявая рука сильно вцепилась в правое плечо.

– Давайте поспешим! ― Другой паренёк, приземистый и крепкий, зашагал прочь. ― А то ещё опоздаем! Дело-то чрезвычайное.

Две девушки согласно кивнули, поднялись по ступенькам вслед за спутником и покинули сквер. Правда, светловолосая отстала, несколько раз оглянулась, спотыкаясь на каждом шагу, но потом ускорила ход и догнала остальных.

Оставшийся юноша вернулся из мигом промелькнувшего далёкого детства и ощутил себя Костей Мелентьевым, московским детдомовцем, недавно отправившимся в путешествие на борту комфортабельной яхты.

– В глаза смотри! ― прошипел сиплый голос.

Сверчок повернул голову и увидел перед собой высокого худого старца. Желтоватая кожа, глубокие борозды морщин, почти пол-лица скрыты за огромными чёрными очками. На шею повязан шёлковый белый платок. Нелепый синий костюм и совсем уж странные туфли – из очень толстой кожи и наверняка слишком просторные. У обуви в силу почтенного возраста и сильной потёртости какой-то грязно-жёлтый цвет.

Оценив незнакомца, Костя безрезультатно попытался стряхнуть с плеча чужую руку.

– Нельзя ли полегче? Отпустите, пока я не разозлился!

Хватка немного ослабла.

– Я могу отпустить плечо, ― проскрипел старик. ― Но не собираюсь отпускать тебя, пока мы не обсудим наши маленькие проблемы.

– Какие проблемы? ― вспылил Костя. ― Я вас не знаю, прощайте! Мне нужно идти к моим друзьям, догнать их! Видите, они уходят почему-то!

– Это подождёт.

Сказано было таким уверенным тоном, что, хотя рука освободилась от захвата, Свер остался на месте.

– Кто вы?

– Я отвечу в своё время. Важнее сейчас – кто ты?

Странный человек снял очки, и Косте снова стало по-настоящему плохо. Мозг словно раскалился внутри черепа, а воля оказалась парализованной. Минуту спустя старик глянул по сторонам и подтолкнул безропотно повиновавшегося Сверчка к скамейке.

– Вот оно как! Неопытный щенок, ― забормотал незнакомец, постепенно повышая голос. ― Новенький, заменивший старого хищника. Тогда я прошу прощения, если напугал или показался грубым. Я ожидал огромной радости, а ты мне испортил весь эффект своим воскрешением. Меня зовут Милвус. А ты, значит, теперь Костя. Или опять Костя.

Сверчок хмыкнул. Он успел немного прийти в себя.

– Опять – звучит неплохо. У меня что, поехала крыша, а потом вернулась на место? Я очнулся в незнакомом месте после какого-то обморока. Мои друзья куда-то поспешно убежали. Простите, но мне кажется, что я сейчас наедине с сумасшедшим, похожим на злого джинна из сказки.

Старик шутливо поаплодировал.

– Браво, браво! Вот свежий комплимент! Такого ещё не приходилось слышать. Но не беспокойся. Твоим друзьям и тебе сейчас ничто не угрожает. По крайней мере, убивать я вас не собираюсь.

– Премного благодарен за доброту, ― промямлил Костя, стараясь придать фразе должный сарказм.

– Думаю, в дальнейшем будешь по-настоящему благодарен. Однако сейчас, чтобы многое понять, тебе необходимо выслушать одну историю. Идёт?

Сверчок тоскливо осмотрелся. Вокруг ни души, хотя поодаль, за деревьями, слышна музыка, шум проезжающих машин. Послать этого чудика подальше и сбежать? Ведь вряд ли догонит. Только куда податься? А может, позвать на помощь? Какие страшные у него глаза! Мутные, стылые, но из них так и сыплются сиреневые вспышки…

Старик словно уловил его мысли, криво усмехнулся, достал из кармана маленькое изящное зеркальце в золочёной оправе.

– Прежде чем пытаться, не угодно ли взглянуть на себя?

Угодно или неугодно – но Костя глянул. И – отшатнулся. Это что – заразная болезнь такая? У него тот же сиреневый блеск, излучаемый как будто песочными часами. Бред? Но жара нет, хотя голова всё ещё гудит, и в ней бродят непонятные мысли.

– Может, выслушаешь всё-таки? ― спросил Милвус язвительно. ― А то у меня будет ещё один повод сетовать на всеобщую человеческую глупость.

Сверчок не дослушал и задал стрекача. Он просто не мог уже оставаться в бездействии. Спроси его, от кого и почему он побежал – точного ответа бы не нашлось. Хотелось немедленно исчезнуть, скрыться от неприятного собеседника. А ещё – от самого себя. Словно бег мог освободить, вытряхнуть наружу пока не до конца осознанное проклятие.

Костя рванул в ту сторону, куда ушли Володя, Таня и Алина. Возможно, ещё удастся их догнать.

Длинные ноги мгновенно вынесли наверх, хотели нести дальше и дальше, вдоль неплохой асфальтированной дороги. Нельзя сказать, что Свер бежит куда глаза глядят. Потому что глядят они не на практически пустую дорогу, а на припаркованный неподалёку автомобиль. Такая марка ни разу не встречалась не то что в автосервисе, куда так и не приняли юного механика, но и на московских улицах вообще. Куда же его занесло?

Как раз из незнакомой машины выскочили трое. Передний сразу нацелил огромный (да, он правда кажется огромным) пистолет, отчего ноги сами остановились. Даже дыхание ещё не успело сбиться.

Свер увидел перед собой решительное лицо. Плотный смуглый тип с усами выглядел внушительно, как человек, совершенно уверенный в своём праве делать что угодно. Даже выстрелить, и вовсе не в воздух, а прямо в голову беглецу.

Глаза. Вот в чём дело. Нет, в них никаких песочных часов не было. Сиреневых искр тоже не было. Но не было и живых бликов, тех искорок, которые так привычно видеть в нормальных глазах. У типа глаза пустые и равнодушные, как дуло пистолета. Стальные, уверенные, безжалостные.

Двое за ним на таком фоне совершенно не воспринимались, виделись какими-то пятнами. Усач что-то сказал, несколько непонятных слов. Что надо-то? Костя и так стоит как вкопанный.

– Назад! ― Правомочный обладатель пистолета вдруг заговорил на понятном языке и сделал не менее красноречивый жест. ― Возвращайся обратно.

Свер пошёл, не быстро, но и не черепахой. Даже не оглядываясь, он был абсолютно уверен, что в спину ему продолжают смотреть дуло пистолета и безжалостные глаза.

Старик спокойно ждал на прежнем месте.

Глава 2. Как трудно обходиться без часов

Мексика, Кампече, тот же день

Тут такой случай, что петушиное пение ничем не может помочь

– Хорошо, ваша взяла. ― Сверчок сглотнул слюну. ― Я готов слушать, валяйте. Только как же…

– Твои друзья никуда не денутся. Обещаю, ты увидишь их снова. Но не раньше того, как мы закончим разговор.

Старик повозился немного, стараясь удобно усесться на скамейке, вытянул длинные ноги в нелепых башмаках со стёртыми подошвами.

– Что так смотришь? Не нравится обувь? Да вижу я, что ей давно пора на свалку. Но мои ноги не выносят современные фабричные модели. Даже в Испании и Италии трудно сейчас найти мастера, способного изготовить приличные туфли на заказ. Поверь, я знаю толк в хороших ботинках. У моего отца служил один человек. Великий был сапожник! Мальчишкой я нередко любовался его работой. Смешно сказать, порой завидовал ему. Мечтал стать таким, как он. Глупо, конечно…

Из рассказа нового грубо навязанного знакомца следовало, что вырос он в родовитой княжеской семье. Его брат Стефанио появился на свет годом раньше. Отец был вечно занят своими интересами. Мать была ханжой, и вся её любовь к сыновьям выражалась в бесконечном таскании их по богослужениям. Нечему удивляться, что братья стали друг другу самыми близкими на свете людьми.

Когда младшему исполнилось десять, отец погиб, неудачно упав с лошади. Дела семьи пошли неважно, мать не умела распоряжаться капиталом. Она взяла управляющего и сделала его своим любовником. А он воспользовался положением и потихоньку подворовывал.

Милвус вздохнул и скривился.

– Образованием нашим, признаюсь, занимались из рук вон плохо. При жизни отца мы получали неплохие частные уроки, но потом их оплата сильно сократилась, и хорошие преподаватели сторонились нашего дома. А ведь мы, братья, были весьма способные и любознательные мальчики, а затем и юноши, очень хотевшие учиться. Я планировал стать философом и литератором, а Стефанио мечтал о политической карьере.

– Вам что-то помешало? ― спросил Костя скорее из вежливости, потому что старик взял паузу. Как от него отбояриться? Старые люди могут быть навязчивыми до тошноты. Помнится, раз в автосервис на старом корыте приехал въедливый хрыч и два часа донимал рассказами о своих совершенно неинтересных внуках. Его колымагу давно уже подлатали, а он всё продолжал и продолжал буровить. Свер не знал, куда от него деться. А нынешний собеседник со странным именем Милвус, возможно, даже покруче будет по нудным историям.

– Нет, кто-то. Мать и её любовник. Книги в те времена стоили крайне дорого. Мы тратили на них почти всё, что выделялось на наше содержание. А управляющий нашёптывал матери, что деньги спускаются на пьянки и карточную игру. Он первым подал идею отдать нас обоих в монахи. Нас, наследников княжеского рода! Подло и унизительно! Но матери такой план понравился. Она попросила совета у настоятеля и окончательно решила нашу судьбу.

Милвус опять помолчал.

– До сих пор вспоминаю тот злополучный вечер. Какое-то время после тягостного разговора с матерью я сидел в оцепенении в своей комнате, а потом решил проведать Стефанио. Он уже сложил небольшой дорожный сундук и теперь стоял над стопкой книг на столе.

«А, Милвус, ― сказал он и приветливо, и грустно. ― Как думаешь, что делать с этими тяжеленными сочинениями? Я не смог упихать их в свою поклажу».

«Ты собираешься уезжать?» ― удивился я.

«Разумеется, ― просто ответил брат. ― Неужели ты думаешь, что я готов обречь себя на забвение за монастырскими стенами из-за нелепых прихотей глупой женщины, давшей нам жизнь?»

«Но тогда придётся обречь себя на нищету, ― возразил я. ― А моё мнение тебя не интересует? Неужели ты хотел вот так просто уехать и покинуть меня?»

«Я как раз собирался зайти к тебе. Но я совершенно не думал склонять тебя к побегу. Возможно, ты ещё не готов к тяжёлой участи изгнанника».

«Нет! ― горячо возразил я. ― Я ни за что не расстанусь с тобой! Раз ты так решил – мы уедем вместе».

Вновь переживая описанную сцену, старик прервал рассказ и посмотрел на Костю, отчего тот невольно съёжился под прицелом жутких сиреневых зрачков. Милвус что-то проворчал и надел очки.

– Стефанио стал отговаривать меня от безрассудства, и мы спорили допоздна. Наконец он сдался. Мы решили написать по коротенькому прощальному письму, всего по одному листочку. Я пошёл к себе собираться в дорогу и по пути столкнулся со старой служанкой, когда-то ещё качавшей нас в колыбелях.

«Нянюшка, ― ласково обратился я к ней так, как мы нередко её называли. ― Не скажете, где сейчас матушка?»

«Госпожа удалилась к себе в спальню с полчаса назад».

«Одна?»

Описание стало красочным и объёмным. Костя легко представил ответное отрицательное покачивание и сжатые губы, показывающие, насколько предосудительным считает служанка поведение хозяйки. Потом – как братья совещались, где раздобыть средства на первое время. Как тихонько крались вдоль стен в собственном доме, словно тайком просочившиеся воришки. Умудрились стащить запасной ключ от комнаты любовника, проникли туда и с помощью ножей аккуратно взломали несколько замков. Найденных денег на полгода скромной жизни должно было хватить. Иначе обманщик-управляющий, по своему обыкновению, прикарманил бы их.

Повозку братья наняли на постоялом дворе по соседству и, стараясь не шуметь, погрузили туда вещи. Настроение стало приподнятым, как после удавшегося детского озорства. Из-за приступа эйфории решили шутки ради положить письма на паркет недалеко от двери материнской спальни.

– Мы приписали внизу на листках что-то вроде «Спросите о пропавших деньгах своего любовника» и, давясь от смеха, покинули нелюбезную обитель.

– И вас не искали? ― спросил Сверчок. История стала казаться более интересной, хотя невозможно понять, к чему она рассказывается.

– Искали? Не знаю. Мы уехали в другой город и остановились там на время. В пути меняли экипажи, и след наш наверняка быстро затерялся. Случилась совсем другая беда. Дня через три после побега мы с братом шли вечером по узкой и плохо освещённой улице малознакомого городка, стремясь сократить путь. Откуда было знать, что в этом переулке часто случаются нападения разбойников. Пятеро с кинжалами и дубинками внезапно окружили нас и потребовали вытряхнуть карманы. О сопротивлении не могло быть и речи. Я лишь удивился, когда Стефанио вдруг присел на корточки, подняв одну руку, словно защищая лицо. Но он сразу отдал кошелёк – всё наше состояние. Бандиты довольно осклабились, слегка обыскали нас и отправились восвояси. Мы остались одни и грустно посмотрели друг на друга.

«Вот и всё, ― сказал я. ― Теперь мы нищие».

«Не совсем, ― возразил Стефанио. ― Несколько монет я умудрился незаметно сбросить сюда, в узкую дыру под стеной дома. Там, видимо, земля или что-то мягкое, они упали без звона. Но теперь надо их оттуда выудить».

– Мы взялись вдвоём за это довольно противное дело, а вместо золотых кружочков одновременно вытащили по кожаному мешочку. ― Старик обозначил ладонями размеры. ― Можешь угадать, что за находка?

При слове «мешочки» Костя напрягся. Перед ним приоткрылась невероятная истина.

– Там было то, что связано с этим свечением в глазах? То, что изменяет человека и его судьбу бесповоротно? Я чувствую, как бездонное сияние окружает меня и куда-то зовёт. Но не понимаю, зачем.

– Да, мы почувствовали призыв. Мы бросили искать монеты, пошли домой. А там уже открыли и обнаружили в мешочках чёрный песок с сиреневым сиянием и маленькие песочные часы.

– Я тоже вижу, ― вставил Сверчок. ― Если закрыть глаза. И что, вы применили порошок?

– Разумеется. Сопротивляться его силе невозможно. Тот, кто нашёл свой клад, обязан принять часть его внутрь, объединиться с ним, пройти обряд инициации. Стать посвящённым. Или обращённым, как будет угодно. То есть – потенциальным бессмертным.

– Хотите сказать, что теперь я тоже стал таким? Но я ведь ничего такого не находил и внутрь не принимал. Или принимал, да не помню?

– Нет, с тобой особый случай. Я тебе всё расскажу, имей терпение.

К ним приблизилась гуляющая парочка. Молодые люди ещё издали приветствовали Костю, с любопытством разглядывая его собеседника.

– Надо было хотя бы кивнуть, ― прошипел Милвус. ― Похоже, явились соседи. Как всегда, люди до предела добрые и приветливые, любящие совать нос в чужие дела. Ненавижу соседей! ― Старик слегка махнул рукой, и парочка тут же ретировалась с повышенной скоростью.

– Как вы это делаете? ― изумился Сверчок. ― Значит, и ребят моих отправили куда подальше?

– Они вернутся, не волнуйся. Никто не должен нам мешать, пока мы не закончим. Не тащиться же к тебе домой совсем без подготовки.

– Ко мне? У меня что, здесь свой дом? А вообще – что за страна вокруг? Растения какие-то незнакомые. И люди говорили на непонятном языке.

– Да, у тебя есть дом, ― с нескрываемым раздражением проскрипел старик. ― Не богадельня под названием «детский дом», а обычный, нормальный. Частная собственность. А страна называется Мексика, тут почему-то принято говорить по-испански. Но это всё совершенно неважно. Важно сейчас только то, что я тебе говорю.

– Тогда продолжайте, я слушаю.

– Итак, я и Стефанио вытянули свои билеты на бессмертие. Позже мы узнали, как так вышло. Хулиганская выходка с подброшенными письмами привела к неожиданной трагедии. Наша мать зачем-то вышла из спальни рано утром, когда ещё толком не рассвело, а слуги даже не встали. Она не заметила под ногами злополучных листков, поскользнулась на них, упала вниз с лестницы и разбилась насмерть. Так, по иронии судьбы, мы оба стали повинны в её смерти, хоть и косвенно. Вот и получили в награду маленькие порции порошка с сиреневым сиянием. Совсем крохи, надо сказать.

Милвус замолк, потому что на сцене временно возникли другие действующие лица в виде дамы с шоколадной таксой на поводке. Собачка обнюхала ноги Сверчка и добродушно тявкнула. На старика она хотела зарычать, но передумала, хотя затем сильно заинтересовалась диковинными туфлями. Псина тянула и тянула поводок, но дама, видимо незнакомая с Фернандо Мартинесом, угомонила своё сокровище и удалилась с гордым видом.

– Проходной двор какой-то, а не место отдыха, ― посетовал старик. ― На чём там я остановился? Да, примерно через месяц, когда мы немного освоились со своим новым положением, явился посланник. Он открыл нам глаза на множество вещей.

Перед мысленным взором Кости снова вставали картины далёкой и странной жизни. Пыльная одежда курьера из зачарованного города. Властолюбивый Стефанио, решивший пойти туда и поступить на службу. Милвус, тяготеющий только к знаниям, решил остаться. Братья поклялись встречаться при любой возможности.

Стефанио не было мучительно долго. Лишь через восемьдесят лет он добился назначения посланником. Милвус много путешествовал и прослушал курсы лекций в куче университетов. Когда состарился, жил аскетом и отшельником, непростительно затянув свой первый переход в новое тело. Экономил песок, как только мог, создал только одну резервную копию.

– Моё положение стало отчаянным, ― вещал старик. ― Я одряхлел, у меня было слишком мало порошка, чтобы, так сказать, омолодиться. Однажды мне, как показалось вначале, повезло. В пути, спасаясь от чумной эпидемии, я застал врасплох другого бессмертного. Я хотел ограбить его, но он проявил проворство и сумел задушить меня. К счастью, копия у меня была, я возродился. Но этот негодяй нарушил неписаный кодекс чести и разбил мои песочные часы, хотя по правилам должен был ждать знака.

– Простите, я ничего не понимаю, ― взмолился Костя. ― Какая копия? Какие часы?

– Поймёшь, никуда не денешься. Индивидуальные песочные часы у бессмертного отмеряют время по-особому. Они наполнены не рыхлым кварцем, а магическим порошком, и он течёт медленно, пока жизнь телесной оболочки вне опасности. Когда тело старится или внутри него зарождается скверная болезнь – часы подают кроваво-красный сигнал, предупреждая о том, что пора принимать меры и подбирать новый сосуд. А теперь представь: сам бессмертный сохранился, а часов у него нет. Хотя… представить такое, если сам не пережил, невозможно…

Милвус засуетился, обшаривая бездонные карманы своего допотопного костюма; почему-то обрадовался, когда вытащил несколько свёрнутых листов пожелтевшей бумаги.

– Вот, хорошо, что не сжёг. Много лет назад одна мегера прислала письмо в «Таймс», а через некоторое время оно оказалось у меня. Послушай, я прочту его тебе в качестве иллюстрации и даже развлечения.

Старик откашлялся и начал читать с выражением, хотя человека с таким дребезжащим голосом никто бы не пригласил в дикторы.

«Уважаемая редакция!

Решилась написать в газету, потому что знакомые считают меня выжившей из ума старухой. Вообще-то мне всю жизнь хотелось стать известной, и чтобы фотографию мою напечатали.

После смерти любимого мужа я осталась совсем одна в большом доме. На конверте вы увидите обратный адрес, где я сейчас проживаю. А если приедете туда, то сразу поймёте, что это даже не переулок, а маленький тупик, в конце которого стоят рядом два дома. Один из них – мой, а второй постоянно сдаётся, и хозяина я никогда в глаза не видела.

У нас кругом высоченный сплошной забор из какого-то металла, так что можно ходить по двору хоть в чём мать родила (сама я так никогда не делаю). Вдобавок мой дом и соседский смотрят друг на друга глухими стенами, без окон.

Мне такая застройка никогда не нравилась, о чём всегда своему дражайшему супругу говорила. А он отвечал, что так спокойнее, люди друг другу мешать не должны. Разве я кому-то хотела досаждать? Так, просто здороваться с соседом, если такой появится.

И вот недавно кто-то появился. Мне ночью плохо спалось, и я слышала, как подъехала машина. На минуту по соседству зажёгся уличный фонарь, а потом в дом вошли (я не специально подслушивала).

Конечно, я страшно обрадовалась. Утром решила постучаться к соседу и познакомиться. Но никто не открывал, хотя я была настойчива (может, чуть более чем позволяют приличия).

Мне стало до крайности обидно. Я весь день провела, наблюдая за дорогой в нашем тупике. Ни одна живая душа так и не появилась. Значит, кто-то должен был остаться в том доме. Меня разобрало любопытство. Кто же там прячется?

Я вообще плохо сплю, а тут и вовсе не смогла. Взяла ручную дрель покойного мужа и проковыряла дырочку в заборе (наверное, это был плохой поступок). А чтобы её маскировать, подобрала листок плотной бумаги нужного цвета (слава богу, у меня много разных открыток в доме) и заклеила.

Помню, на следующий день была прекрасная погода, только чуть жарковато. Мне не сиделось в духоте, и я отнесла любимый плетёный стул к забору (без всякого хвастовства скажу, что, когда нужно, я умею красться бесшумно, не хуже любой кошки). Показалось, что вдалеке скрипнула дверь. Тогда я решилась понаблюдать.

Это был молодой человек приятной наружности. Он сидел возле дома в лёгком кресле и читал книгу. Думаю, он иногда сам с собой разговаривал. Больше ничего не происходило.

На следующий день всё повторилось. Человек всё сидел и читал. Может, разные книги, не знаю. Но меня кое-что поразило. Когда ближе к вечеру сосед встал во весь рост и потянулся, я отчётливо заметила, что он стал на вид старше. Как интересный и вполне зрелый мужчина. Безусловно, это был тот же самый человек. Только он лет на десять повзрослел.

Конечно, меня это поразило и заинтриговало, и я продолжала наблюдать. Через неделю сосед превратился уже в пожилого человека. А ещё сначала он выглядел как пожилой, но достаточно благообразный мужчина среднего роста (даже в чём-то напомнил моего покойного мужа). Но прошёл ещё день, и вдруг в незнакомце стали проглядывать черты совершенно другого человека. Он стал выше ростом, лицо его сделалось каким-то неприятным, и он всё бормотал о чём-то. Одежду он сменил, а книги продолжал читать. А потом просто исчез. Видимо, покинул дом также глубокой ночью, и больше не появлялся.

Мне особо не с кем было обсудить мои невероятные наблюдения. У меня есть дальние родственники, но они живут далеко, и мы не слишком ладим. Поговорила с продавщицей в мелочной лавке, где иногда покупаю шерсть для вязания. Меднолобая ослица посмеялась, пошутила про инопланетян. В полицию звонить я не стала: там меня не очень любят после того, как мне раз пять или семь померещились грабители в доме. Но ведь я живу совсем одна, и нервы мои расстроены. Могли бы проявить немного больше участия. Рассказала и другим людям, да всё без толку»

– Тут пару уничтоженных страниц занимал подробный перечень людей, которых анонимная кумушка донимала своей загадочной историей, ― хмыкнул Милвус, прервав чтение. ― Там крайне забавно упоминался не только род занятий соседей, но и были некоторые, порой весьма едкие, комментарии относительно их нравственности и добропорядочности.

«Но ещё через пару недель произошло самое интригующее. Появился другой молодой человек, черноволосый, похожий на индийца. Он тоже днями напролёт сидел в том же кресле и читал, старея с каждым днём. Потом кожа индуса стала светлеть, и он превратился в того же самого старика, которого я видела раньше. После чего снова исчез.

Возможно, я пишу немного сумбурно, но клянусь памятью покойного мужа, что мне это не привиделось и не приснилось. К тому же меня стал одолевать страх, раз такое творится совсем рядом.

Прошу разобраться и провести расследование. У меня, к сожалению, нет таких средств, чтобы нанять частного детектива. Да, если не затруднит, помогите ещё мне найти хорошую компаньонку. Жить одной трудно и скучно, но никто почему-то не откликается на мои объявления».

– И в чём подвох? ― спросил Костя, поняв, что чтение закончилось. ― Старуха же не сумасшедшая, ей не привиделось?

– Не привиделось, ― согласился Милвус. ― Те люди действительно были. И первый, и второй. И этими людьми был я.

Свер не стал задавать очевидный вопрос, как такое могло быть. Понятно, что старик должен объяснить невероятную историю.

– Отсутствие часов ломает баланс, ― сказал Милвус. ― Любая новая оболочка не только стремительно стареет. Она возвращается в стартовое состояние. К тому моменту, когда часы были разбиты. Кого ты видишь сейчас перед собой? Развалину с жёлтым лицом? Мальчик, именно такой была моя внешность, когда я ещё не забрал ни одного тела, а меня задушил тот прохвост.

– Похоже, ужасная неприятность, ― буркнул Костя, чтобы хоть что-то сказать. Потому что воочию представить изложенную ахинею нормальному человеку невозможно. Правда, тут же ловишь себя на мысли, что он, детдомовец по фамилии Мелентьев, уже не совсем нормальный.

– Неприятность? Слишком слабое слово. Ведь так стало происходить постоянно, без конца! Не могу передать, какая это была мука! До сих пор трудно поверить, что я смог выжить. Захватываешь новое тело, с неделю прячешься, пока не станешь стариком. А дальше у тебя ничтожно мало времени для занятий чем-либо полезным. Нужно опять искать новое тело! Иначе умрёшь от дряхлости. Никакого выбора, никакой передышки! Мне повезло вскорости разжиться хорошим порошком, но душегубом я был вынужден стать отъявленным.

Сверчок рефлекторно отодвинулся подальше.

– Да, каюсь, мало найдётся злодеев хуже меня, ― прошептал старик. ― Но что было делать? Я обещал Стефанио, что встречусь с ним, а ещё у меня появился кровный враг, разбивший мои часы. Я поклялся, что уничтожу его, чего бы мне это ни стоило.

– И что, удалось что-нибудь сделать?

– Да, и теперь я перейду к завершению своей истории. Когда наши встречи со Стефанио стали регулярными, он мне помог невероятно, без него я бы ничего не добился. Он смог раздобыть сведения о моём враге. На самом деле его звали Дестан, и срок его жизни до сегодняшнего дня насчитывал примерно две тысячи лет.

– Неужели? ― вежливо зевнул Костя. ― А вам сколько?

– Мне намного меньше, всего триста семьдесят пять. Ирония, может, иногда уместна, но не в твоём случае. Дело в том, что не так давно Дестан звался не иначе, как Сэм Олдбрук.

– Что? ― подскочил с места Сверчок. ― Тот самый дипломат? Благодетель, пригласивший нашу компанию в Лондон?

– Тот самый, тот самый. «Благодетель», конечно, он ещё тот. Просто он взял твоё тело, а твоих друзей использовал в качестве резервных копий.

– Но тогда я должен был умереть! А я ведь – вот он! Я же понимаю, что это я, Константин Мелентьев, а не какой-то Дестан!

– Хм. Знаешь, телесная оболочка действительно должна была погибнуть, будучи узнанной твоими друзьями. А личность вообще не должна была возродиться. Но тебе повезло. Судя по всему, ты так называемый «невинный». То есть убил кого-то, но не по своей воле. Неосознанно.

– Убил? Я?!

– Конечно. Раз у тебя такой цвет, значит, виновен в смерти кого-то из родителей. Скорей всего, матери.

Костя кивнул.

– Да, мама умерла, когда меня рожала. Но где здесь моя вина? Я же только появился на свет.

– Не нам решать. Что случилось, то случилось.

– И что же мне теперь делать?

Милвус рассмеялся своим неприятным скрипучим тембром.

– Жить дальше. Ведь тебе повезло. Я хотел увидеть и насладиться гибелью заклятого врага. Всё пошло немного не так, но Дестан всё-таки уничтожен. Я крайне признателен и благодарен твоим друзьям… и тебе. Следовательно, я буду щедр и научу тебя разным штукам, полезным начинающему бессмертному.

– Но я не хочу быть бессмертным! ― воскликнул Костя. ― Ведь это, как я понял, налагает необходимость ещё кого-то убивать!

– Пойдём, посмотрим сейчас твоё жилище. Нужно отыскать порошок и часы. Запомни: без них жизнь твоя может превратиться в сущий ад.

Глава 3. Познание на кончике мизинца

Мексика, Кампече, всё тот же длинный-предлинный день

Плата за обучение… и кто её только придумал?

Несколько праздных зевак, несомненно, надолго запомнили гротескную парочку, медленно перемещающуюся в сторону дома Фернандо Мартинеса. Логичнее всего было предположить, что либо дед, либо прадед ведёт к цели своего внука-правнука, а тот почему-то озирается по сторонам с озадаченным и потерянным видом, словно ждёт подвоха или наказания. Сам старик выглядел забавным, но весьма уверенным в себе и куда более бодрым, чем влекомый им юноша. Двое солидных мужчин, оживлённо беседующих, находились прямо по намеченному курсу, и незаметно миновать их не удалось. Один из них, уловив боковым зрением вопиюще нестандартный наряд старца, замолк, начал было поворачивать голову. Но Милвус вовремя зыркнул в ту сторону, отчего главная часть тела любопытного человека поворачиваться куда не следует передумала.

– Ага, рабочие уже покинули свой пост. Ну, они больше и не нужны, ― бормотал Виперидус, постоянно зорко контролируя ситуацию, благодаря чему маленький вояж протекал вполне благополучно. ― Вот твой дом, дружок. Зайдём в калитку. Доставай ключи, они у тебя наверняка должны быть. Ну, что ты тыкаешь мимо скважины, словно никогда не открывал ни одного замка!

– Почему же, открывал, ― промямлил Сверчок. ― В нашей подсобке, в детдоме. Но там был совсем другой…

– Тише, не повышай голос. Хотя вряд ли найдётся кто за сто миль вокруг, понимающий русский язык. Разве что дружки твои. Иди спокойно и уверенно. Как к себе домой. Если встретим прислугу, не говори ни слова, игнорируй или дай понять жестом, мол, отстань, не до тебя сейчас! Сразу топаем прямиком на второй этаж в любую дверь – там должны быть спальни или кабинет, неважно.

Когда Костя кивнул в знак согласия, деловитой парой вошли в просторный холл. Тут сразу возник благообразный дворецкий и произнёс фразу, из которой Костя понял только «сеньор Мартинес». Старик сжал ему одну руку, а другой Сверчок отмахнулся от прислуги, как от назойливой мухи. Провожаемые изумлённым взглядом дворецкого, они гуськом поднялись по лестнице и вторглись в первую попавшуюся дверь, плотно прикрыв её за собой.

Комната, похоже, служила для приёма небольшой компании. Здесь бар, карточный столик с зелёным сукном, диван и несколько кресел.

– Совсем неплохо, ― прокомментировал Милвус, падая в нежные объятия одного из кресел. ― А то у меня от долгого сидения на лавочке вся задняя часть затекла. И с напитками порядок, не нужно никого звать.

– Это и есть мой дом? ― с тревогой спросил Костя. ― Не чересчур для бедного сироты?

– Мне нравится, ― благодушно ответил старик. ― Без лишней помпезности и желания пустить пыль в глаза, но вполне достойно. Видал я, конечно, много особняков и даже дворцов куда богаче и шикарнее. Хотя сам предпочитаю жить скромно.

– А что сказал тот человек на входе?

– Дворецкий, судя по виду и манерам. Он сказал: «Надеюсь, вы хорошо прогулялись, сеньор Мартинес? Почты пока не было. Если пожелаете что-нибудь особенное на обед, дайте мне знать». Твой слуга хорошо вышколен. Не выказал удивления при виде сопровождающего тебя незнакомца. Не стал в присутствии постороннего задавать неудобных вопросов по поводу твоего, хм, помятого внешнего вида. Зато тебе явно не хватает светского шарма. Что за движение ты сделал? Жест должен быть плавным, мягким, кратким, но достаточно красноречивым, то есть понятным. А ты озадачил слугу.

– Но вы же сами сказали…

– Ладно, давай лучше к делу! Нужно найти сначала хоть немного порошка. Бессмертные с опытом обычно держат запасец при себе, на всякий случай. Обыщи свою одежду как следует. Раздевайся, тебе всё равно нужно сменить костюм. Если испытываешь неловкость в моём присутствии, то я вижу здесь, на одном из кресел, домашний халат. Его, кстати, тоже нужно прощупать.

Недолгие поиски увенчались успехом. Внутри поясной части брюк оказался потайной карманчик, а в нём – малюсенький пластиковый пенал с плотно завинченной крышкой.

– Наверняка оно, ― констатировал Милвус, рассматривая находку. ― Теперь, юноша, начнётся твоя новая жизнь, в которой, надеюсь, не останется места глупым сомнениям.

– Что вы хотите сказать? ― Сверчок встрепенулся, отнял у старика опасное вместилище и крепко зажал его в руке. ― Я ничего не буду делать, пока не понимаю, каковы будут последствия. Вы меня не заставите! И вообще – зачем всё-таки я вам нужен?

– Наконец-то слышу речь не мальчика, но мужа, ― одобряюще заявил старик. ― Запомни, юноша, что по правилам один бессмертный не может полностью взять под контроль другого. Так что заставить я тебя не могу. Могу лишь убедить.

– Попробуйте.

– Хорошо. Посмотри сам, как складывается ситуация. После инициации ты сейчас в чужой стране, под чужим именем, без знания языка. Вдруг я пожелаю сделать так, что твои друзья не вернутся, вообще забудут о тебе? Ты останешься один после того, как я тебя покину. Что будешь делать?

– Ну, обращусь куда-нибудь, чтобы меня отсюда вывезли обратно в Москву, в детский дом.

– Хе-хе! Между прочим, прошёл почти год с момента, как ты его покинул. Ты не сможешь туда вернуться по целой куче причин. К тому же сильно сомневаюсь, что тебе удастся покинуть Мексику. Здесь полно сердобольных людей, которые решат, что «сеньор Мартинес» внезапно лишился рассудка, и начнут усердно тебя лечить в какой-нибудь элитной психушке. Но амнезия никуда не денется сама по себе. И вот бедняга Костя застрянет там если не навсегда, то очень и очень надолго. Пока не догадается всё-таки использовать порошок. Отчаяние заставит открыть крышечку, уж поверь. А вот тогда может произойти ещё более худшее. Потому что новичок не знает, как сделать правильно. Одно неосторожное движение – и несчастного детдомовца постигнет настоящее безумие.

– Предположим, что такое действительно может произойти. Но я не могу доверять вам. Бессмертные, как я понял, хитры и коварны. Одному такому мы поверили, и вот что получилось! А вас здесь что держит? Желание заполучить мой порошок? Так берите, чёрт с ним! ― Сверчок протянул Милвусу свою находку. ― И вообще, забирайте всё, что найдёте! Только оставьте меня в покое!

– Святые угодники, что за глупый мальчишка! ― возопил старик. ― Если бы мне был нужен песок, я забрал бы его без твоего разрешения. Нашёл бы способ. Но ты не бойся. Я ведь сказал, что не собираюсь тебя убивать. Ты мне бесспорно нужен. А возможно, и все твои друзья.

– И зачем же?

– Видишь ли, то, что произошло, заставляет думать, что наши судьбы тесно переплетены. Так случилось, что именно ты помог одолеть моего давнего врага. Но существует ещё один, более могущественный враг. Когда я расскажу тебе о нём, ты поймёшь, что он и твой недруг. У меня предчувствие, что, если мы объединимся, то сможем уничтожить и его, а значит, принести неоценимое благо всем людям, всему человечеству.

– Вот так даже? ― усмехнулся Костя. ― Всему человечеству? Ни больше, ни меньше?

– Зря смеёшься. Всё очень и очень серьёзно.

Милвус повёл себя странно. Он встал, подошёл к одному из окон, словно хотел полюбоваться пейзажем. Но вдруг стал быстро говорить. Что-то разное, с разными интонациями, но одинаково непонятное. Что он несёт?

– Миньон, оказывается, после возвращения в своё тело в качестве хозяина может оказаться стерильным. Теряет всё, что узнал, пока был подавлен…

Теперь старик сам с собой разговаривает. Вот навязался! Что делать?

– Я говорил примерно на тридцати языках, ― заявил Виперидус. ― И внимательно следил за тобой. Ты ни слова не понял. Так что ситуация у тебя, прямо скажем, непростая. Полная амнезия относительно последнего года жизни.

– Так я вроде и не скрывал, что ничего не помню, ― буркнул Костя. ― Только смута какая-то в голове насчёт бессмертия и ерунды о мешочках и о часах.

– Послушай, юный упрямец. Мы сейчас попусту тратим время, а трое твоих товарищей, из них двое – нежные девицы, носятся по городу в поисках мифического доктора, который должен тебе помочь. Я в любой момент могу прекратить бесполезную беготню, потому что они уже сейчас выбились из сил. Но ты должен быть готов к моменту возвращения друзей. И я не могу бесконечно перемалывать воздух, пытаясь дать тебе информацию, которую ты не в состоянии понять и правильно оценить. А ты сейчас ни к чему не готов, даже не знаешь, как жил и что делал целый год в твоём теле злополучный Дестан. Чего тебе ожидать сейчас, когда ты вернул свою личность в своём же теле? Между прочим, окружающие привыкли видеть в нём и знали совершенно другого человека. Может, ты совершил тяжкие преступления, за которые тебя ждёт тюрьма? Может, обидел кого-то очень дорогого, сам того не осознавая? Или совершил открытие, которому будут рукоплескать грядущие поколения? Неужели ты не хочешь это знать? Я стою здесь и протягиваю тебе руку помощи. Тебе остаётся лишь поверить и принять её. Или бесславно и бесполезно сгинуть, неизбежно отдалиться от друзей, захотеть печального одиночества…

– Да, вы правы, ― прошептал Костя, потрясённый этой тирадой. ― Я сразу почувствовал, что могу потерять близких мне людей. Почувствовал и тоску, и отчаяние, и беспокойство. Я не хочу всего этого. Не хочется знать и того, о чём вы только что говорили. Это знание мне… противно. Но… раз другого выхода нет. Говорите, что делать. Я готов!

Старик отошёл от окна.

– Для начала сядь в кресло и немного расслабься. Постарайся успокоить эмоции. Ты просто отдыхаешь. Возьми флакончик в левую руку. Нет, не двумя пальцами. Обхвати так, чтобы не уронить случайно и не просыпать содержимое. Теперь очень аккуратно отвинти крышку, убедись, что на ней нет крупиц, и отложи её в сторону. Больше пока ничего не делай.

Свер послушно выполнил все указания, впервые глянул на тусклое жёлто-зелёное сияние. Милвус подошёл и тоже посмотрел.

– Слушай внимательно. Порошок был первоначально предназначен не для тебя. Он должен признать тебя хозяином, но не сразу. Особенно учитывая то, что ты «невинный». Хорошо, что мы начинаем с маленького хранилища. Видишь ли, песок, отсыпанный из своего главного вместилища, кожаного мешочка, постепенно теряет силу. Отсюда совет на будущее: не бери оттуда зараз помаленьку.

– Я постараюсь, ― буркнул Костя.

– Отлично, а сейчас следующий урок. Песок, особенно в сочетании с тем фактом, что мозги у тебя и у Дестана в эпоху Фернандо Мартинеса были, хм, общие, может хранить ещё память о том, что делал этот прохвост, о чём он думал, какими знаниями обладал. Прикоснувшись к порошку (только не делай этого сейчас, пока не объясню всё до конца), ты сможешь получить часть этой информации. Конечно, лучше, если она будет выборочной. Не думаю, что тебе интересно, что делал какой-нибудь двадцатый Дестан тысячу лет назад. Нам надо сосредоточиться на самом полезном и важном. И быть предельно осторожными.

– Почему?

– Видишь ли, Дестан был одним из самых древних обращённых. Полагаю, он не был склонен к изучению множества наук, совершенно не интересовался химией, физикой, естествознанием. Но долгая жизнь в любом случае – огромный опыт и бесконечная практика. Наш обидчик наверняка знал множество языков, географию, неплохо разбирался в политике, бизнесе, банковском деле.

– Наверное, и в мореплавании, ― вставил Костя, вспомнив Сэма Олдбрука.

– Да, конечно. У тебя сейчас есть реальная возможность снова получить эти знания, восстановить их в своём мозгу. Но знания – опасная вещь.

– В каком смысле?

– Ну, во-первых, сам процесс надо дозировать. Если форсировать, велика вероятность, что всё пойдёт не так. Заклинит. Проще говоря, сойдёшь с ума.

– Понятно, ― кивнул Костя. ― У нас это называют «крыша съедет». Или «башка лопнет», «мозги закипят».

– Да, только тут всё серьёзно, а не иносказательно. И не говори, что я тебя не предупреждал.

– Есть ещё «во-вторых»?

– Конечно. Помнишь, я сказал о новой жизни, а ты что-то сразу струхнул. А я имел в виду вот что. Получив сразу огромную порцию знаний, которая в обычных условиях куётся десятилетиями, ты неминуемо изменишься. Станешь мудрее. Твои мысли и эмоции будут отличаться от тех, что характерны для семнадцатилетнего юнца. Изменится само восприятие мира. Это не беда, конечно. Но те, кто знал тебя беззаботным и непосредственным шалопаем, возможно, будут удивлены или разочарованы. Поэтому в общении старайся казаться таким, каким выглядишь. У Фернандо Мартинеса, судя по всему, всё неплохо получалось. Чаще показывай, что чего-то не знаешь или не умеешь. В общем, вспоминай, каким был в своём детском доме, и действуй так, как поступил бы тогда.

– А я не могу стать снова этим… Дестаном? Из-за его знаний…

– Зависит от силы твоего характера. Если ты по природе добр и любишь помогать людям – думаю, ты в любом случае никогда не станешь таким. Я в тебя верю.

Странный человек Милвус. Называет себя злодеем, виновным в смерти очень многих людей. А рассуждает сейчас как филантроп. Если не лукавит, конечно.

Но как поверить в ещё одно безвозвратное, как принять его? Уже произошло обращение в потенциального монстра. И как будто не видно способа отыграть всё назад. А теперь, выходит, Косте Мелентьеву придётся вдобавок распрощаться с беззаботной юностью, с наивным восприятием мира, с радостями первооткрывателя всего интересного, полезного, волнующего? А как же чувства, ещё не очень зрелые, полудетские, мечущиеся, не способные чётко определиться? Они разложатся по полочкам, сами собой придут в жёсткий, строгий и скучный порядок? Или исчезнут, уступят место всегда холодному и выверенному расчёту? Спросить старика? А что он может ответить? Любил ли он когда-нибудь? Любили ли его? Почему-то не верится.

Но пока природные, натуральные чувства никуда не пропали, Сверчок вдруг открыл в себе появившуюся способность мгновенно прокручивать их в сознании вместе с сопутствующими воспоминаниями…

* * *

Пожалуй, она слишком часто возникала на горизонте. Так ведь учатся в одном классе. Постоянно водят компанию. Не припомнить дня, чтобы не виделись. Рамки детдома не больно-то широкие.

Вообще смотреть на неё всегда было приятно. С какой бы стороны ни смотреть. Приятно – и всё тут. Только приятность долгое время никуда не двигалась, ни во что не выливалась. Зачем?

Сидели вдвоём как-то на излюбленной лавочке, ждали Алину с Володей. Те почему-то застряли на танцевальном занятии, куда Кэп провожал Джоки, а Тане непременно нужно было срочно сообщить подруге нечто архиважное. Так Таня сидела, всё зевала, прикрываясь ладошкой, а потом взяла да прикорнула у стойкого Костика на плече.

Её волосы коснулись уха и щеки, погладили шею. Он уловил их нежный запах. Пахло травой и полевыми цветами, разве так может быть? Пришлось осторожно повернуть голову. Нет, не показалось. Всё так.

Костя почувствовал непонятный, но острый приступ счастья. Как в детстве, при живой ещё тётке Клавдии, когда случилось выбежать в нераспаханное поле, радостно повалиться в траву, раскинув руки, и долго смотреть в небо. Как здорово было просто валяться, ни о чём не думать и вдыхать пряные запахи лета…

С этого приступа счастья что-то сдвинулось. Приступы стали повторяться сами по себе. Они нередко замещали ту, прежнюю, приятность. Вообще-то было здорово, хотя Костя старался не подавать виду. Вот только стала в них быстро проклёвываться и нарастать одновременная тревожность.

Он не мог бороться со смешными, но навязчивыми представлениями.

Таня – водопад. Красивая сверкающая лавина, шумно падающая вниз. Маленький Костя любовался таким чудом не раз, хотя до него нужно было топать километров шесть, если не больше. Ему хотелось протянуть и погрузить руки в тысячи мельчайших капелек, образующихся от удара о серо-зелёную каменную плиту. Но тётка сказала, что летящая с двадцати метров красота может не только убить, но и в лепёшку расплющить хлипкое детское тело…

А водопад продолжал и продолжал гнать поток, из него рождалась целая река. Горная река тоже была Таней, хоть и носила совсем другое имя. Бурная, своенравная, стремительно бегущая куда-то далеко. Сотни опасных камней приветливо встречали ревущую воду, и не было смельчаков, решившихся пуститься по такому течению на лодке или на плоту.

Куда бежала река, Костя не знал. Наверное, в море. Но, вливаясь в него, она образовывала бешеный, яростный водоворот. Сверчку не приходилось видеть крутящуюся пропасть воочию – только в каком-то кино. Что удивительно – водоворот тоже был Таней. И Костя знал, что широкий омут может поглотить, затянуть туда, откуда больше не выберешься.

Вот такая тревожная фантазия на тему любви… может, и не любви ещё, а так…

Костя хотел бы испытать себя на прочность в водопаде, поплыть по реке и даже добраться до водоворота. Но всё как-то не решался…

Вскоре произошла памятная история. Всем известная Лиза-вредина притащила жемчужное ожерелье и давай, понятное дело, хвастаться. Может, ничего бы не случилось, но у Лизки тогда не было свиты, как называли двух-трёх девчонок, регулярно подпадающих под влияние лидерши. Тогда они некоторое время ходили вместе, а потом непременно разругивались навек. До следующего примирения.

За неимением фрейлин, королева вредностей показалась в ожерелье кому угодно, в том числе и Тане с Костей. Сверчку розоватый и не шибко круглый жемчуг показался не очень красивым, но народ в целом впечатлился. Вредина царствовала и ликовала.

А наутро ожерелье загадочным образом пропало.

Докладывать о таких вещах учителям – страшный грех и позор. Лизка по-тихому устроила собственное расследование, но ничего не добилась. Подозревала она многих, но Таню – больше всех.

Третьим и четвёртым уроками был сдвоенный английский. Анжелика в класс уже пришла, но занятие пока не начинала. С недавних пор она стала приносить специальные диски (все подозревали, что купленные на собственную зарплату) и плейер. Голоса с оксфордским произношением разыгрывали бесконечные сценки на бытовые темы, что должно было, по мнению учительницы, сильно продвинуть у воспитанников владение разговорной речью.

Всё бы хорошо, да для нормальной трансляции приходилось каждый раз подключать плейер к старенькому усилителю с колонками, а тот вёл себя капризно и взбалмошно. То соглашался работать, то почему-то не хотел. Эффективно воззвать к его совести удавалось только Сверчку.

Костя понял, что и сегодня не избежать уговоров. Вот только Тани в классе нет. И Вредина отсутствует. А на предыдущем уроке обе были. Что случилось-то? Ещё подерутся, чего доброго. Тут, конечно, за Таню можно сильно не переживать – на орехи достанется в основном вражине Лизке. Но тревожно что-то.

– Анжелика Яковлевна, тут без инструментов никак, ― как можно естественнее сказал Сверчок. ― Я сбегаю?

– Хорошо, Мелентьев, сбегай. Мы пока домашним заданием займёмся…

Костя надеялся, что у него минимум четверть часа на выяснение обстановки. И полагал, что конфликт может состояться где-нибудь во дворе.

Таня обнаружилась на пустом первом этаже, но приступ счастья не случился. Потому что боевая подруга как раз примеряла розоватое ожерелье перед зеркалом. А потом сунула украшение за стенд, слегка потянув его на себя.

Вот тебе раз! С чего вдруг Танюше становиться воровкой? Зачем она?

Костя подошёл. Она поняла, что он всё видел.

– Я взяла, чтобы её побесить немного, ― объяснила она. ― И для ума, чтобы не таскала ценные вещи сюда и не хвасталась больше. Завтра верну, пусть радуется…

– Нехорошо, ― сказал Костя. ― Не ожидал от тебя. Ладно, я пойду и верну. Скажу, что случайно нашёл. Меня она не заподозрит.

Таня не препятствовала, только посмотрела как-то непонятно.

Вредина нашлась на втором этаже, тоже тихом, пока шёл урок. Она налегла животом на подоконник и слегка билась своим крепчайшим лбом в оконное стекло. Похоже, она в великом расстройстве. Если не сказать – в отчаянии.

– Эй, растеряха! ― окликнул Костя. Опять-таки как можно естественнее. ― Твоя ведь штукенция? В углу нашёл, под лестницей. Запнул, видать, кто-то случайно…

Лизка очнулась, схватила жемчуг, как кошка мышь, пошла пятнами от радости. Всё равно свои колючие бусинки нацелила и сказала:

– Да врёшь ты всё поди, Сверчок, Таньку свою выгораживаешь. Но выручил. Даже не представляешь как. Мне подружка дала вещь под страшную клятву, что сегодня к вечеру верну. У неё мама с дежурства в восемь часов вернуться должна.

– Тогда поздравляю. ― Костя хотел развернуться. Нечего с Врединой рассусоливать, она их компании не друг.

– Ты погоди убегать, ― сказала Лизка. ― Я тебе совет умный дам. Ты там меня кем угодно можешь считать, но я крутиться умею, и голова у меня не дурная. Ты вот благородный такой весь из себя, а Кравченко тебе не пара. Пропадёшь ты с ней, поверь. Лучше уж Святогорова. Она хоть и не красавица, но порода у неё точно из благородных. В старые времена её бы в какой-нибудь Смольный институт отдали…

– Иди ты со своими советами, ― ответил Костя. ― Голова у меня и своя имеется. Лучше на урок чеши.

– Сегодня не пойду уже, больной скажусь, ― зевнула Вредина. ― Но ты мои слова запомни. Мерси тебе, Мелентьев. Знаешь, как мне важно к той семье клинья подбивать? Может, меня удочерят! Там квартира большая, у меня комната своя будет. И мама хорошо зарабатывает…

– Хотеть удочерить она как раз должна в первую очередь. Не через клинья твои, а от души.

– Много ты понимаешь! Беги лучше к своей смуглянке и воровке!

Костя остановился.

– Она не воровка, не смей. Если хочешь знать – это я взял!

– Да не свисти! Зачем?

– А может, внимание на себя хотел обратить? ― засмеялся Костя. ― А то ходит тут такая гордячка в ожерелье, красуется…

– Лучше бы тогда на свидание меня пригласил. Я бы пошла, с превеликим. Но ты всё равно врёшь, я по глазам вижу. Тебе Танька нравится. А зря.

И Вредина с важным видом прошествовала в сторону спален.

Сверчку вообще-то пора в класс возвращаться. Но на лестнице стояла Таня.

– Отдал?

– Отдал. Сказал, что я взял.

– А на кой? ― удивилась она. ― Вредина не такая дура, чтобы поверить.

– Да я сказал, что рассчитывал вернуть и получить свидание, ― усмехнулся Костя.

Ну, в шутку ляпнул же! А Таня в лице вся изменилась.

– Дурак! ― сказала она. ― Ну и целуйся со своей Врединой!

И убежала. Только не в класс. Куда-то в другое место.

Но Костя по тому, как она сказала своё «дурак» и как посмотрела, вдруг понял, что он ей тоже нравится.

Такая вышла история, такие пришли воспоминания. Нельзя, чтобы всё это исчезло и забылось, придавленное грузом невероятных знаний и умений. Костя Мелентьев не таков, чтобы превратиться в подобие Дестана. И он им не станет. Ни за что!

* * *

– Ты куда-то пропал, а времени мало, ― озабоченно сказал старик. ― Давай продолжать. Тебе нужно получить сначала что-нибудь наиболее практичное для существующего положения. Скажем, знание испанского языка. Делаем так. Очень медленно подводи руку к верхушке флакончика, лучше кончик мизинца. Не касайся самого песка ни в коем случае! Когда палец окажется близко, от порошка потянется лёгкая дымка. Сосредоточься на том, что хотел бы узнать. Неотступно думай об испанском языке, желании его понимать. Я буду рядом и попытаюсь улавливать твоё состояние. Как только скажу «Стоп!», тут же убирай руку. Ну, поехали!

Сверчок приблизил оттопыренный мизинец к порошку. От него действительно поплыл призрачный зеленоватый дымок. «Испанский». «Испанский язык». Костя тупо прокручивал фразу в голове. Почему-то представились футбольный клуб «Барселона», гитары, фламенко и разъярённый бык, несущийся на тореадора. А ещё черноволосая красавица Кармен, необычайно похожая на Таню Кравченко.

– Стоп!

Ничего не произошло. Правда, перед мысленным взором возникли жутко грязные улицы древнего Мадрида. Сверчок твёрдо знал, что видит испанскую столицу, только не мог поверить, что она выглядит именно так.

– Не вышло, да? ― с затаённой надеждой спросил Костя. ― Хреновый порошок?

– Не думаю. Порошок хороший. Плохой может быть только голова.

– А что не в порядке с моей головой? ― обиделся новообращённый.

– Я имею в виду свою голову. Плохо объясняю. Ты неправильно задаёшь ассоциации. Возможно, дело ещё в языке, на котором ты думаешь и говоришь. Предыдущий хозяин ведь не был русским. Давай попробуем так. Запомни слова: «абла эспаньол».

Сверчок повторил.

– Проговаривай их про себя, когда вступишь в контакт с песком.

И вдруг…

Лицо Кости исказилось, когда в сознание хлынул огромный поток непонятных слов, тут же обретающих смысл. В висках застучали увесистые молоточки.

– Стоп!

По сияющему торжеством лицу Милвуса было понятно, что он страшно доволен собой.

– Дальше с языками будет легче, сработают многочисленные ассоциативные связи. Постой, ты вдобавок к испанскому умудрился и арабский зацепить? Наверное, они лежали в мозгу где-то близко, почти одновременно развивались и совершенствовались. Отлично, теперь мы сможем общаться, не переживая, что наш разговор кто-нибудь поймёт. Вряд ли поблизости найдутся знатоки.

– Что теперь? ― отдышавшись, поинтересовался Костя.

– Давай попробуем обратиться ко всему, связанному с этим домом. Сквером, где мы встретились. Твоим дворецким. С городом вообще.

Разумеется, продолжили. После каждого следующего сеанса лицо Свера становилось всё мрачнее. Он реально стал казаться много старше.

– Наш детский дом действительно уничтожен?

– Там камня на камне не осталось. Значит, теперь ты знаешь достаточно?

– Сыт по горло. Хотелось бы закончить.

– Учти, могут быть неприятности, если пропустил что-то важное. Тревожащие события, например.

Милвус положил руку на плечо. Теперь Костя спокойно перенёс прикосновение. Теперь он понимал массу самых разных вещей. Старик был тысячу раз прав. Без полученных знаний положение нового сиба оказалось бы ниже плинтуса.

– Уверен, что хочешь прекратить? Учти – как только ты в первый раз применишь порошок, его связь с прежним хозяином порвётся, и ты больше ничего не сможешь узнать.

– Я знаю о нынешней обстановке, о финансовых делах, о проделках Дестана. Основные умения, языки – всё закрепилось. А фокусам с порошком и правилам бессмертия вы ведь меня научите? Там что-то про голос мелькало, но он мне ничего полезного не сообщал.

– Я научу, с большим удовольствием, ― пообещал старик. ― Хоть я и не самый могущественный владелец порошка, всего лишь «сиреневый», но я знаю множество приёмов. К твоему сведению, я написал несколько тайных трактатов и монографий о свойствах волшебного песка и его применении. Тебе повезло, поверь. А на сегодня и впрямь достаточно. Скоро вечер, а мы не обедали.

– Фернандо, то есть я, нередко обедает очень поздно.

– Пусть слуга подаст обед сюда. Умираю с голоду. Сейчас я сниму с твоих товарищей свою установку и приглашу их сюда.

– Стандартное дистанционное воздействие?

Милвус хихикнул своим неприятным смешком.

– Вижу, ты многое узнал, мой мальчик. Обращайся ко мне на «ты». Ибо нам нужно ещё быстренько обсудить, что же ты скажешь своим друзьям, когда они придут. Полагаю, ты не хочешь их зомбировать. Но тогда легенда о твоём пребывании здесь должна быть безупречной. Равно как и о планах на будущее. Ты узнал, где мешочек с порошком?

– Конечно.

Спокойный ответ юноши окончательно убедил Милвуса, что его первые уроки усвоены.

– А часы? Я бы взглянул на них.

Костя подошёл к бару, выгреб в одном из отделений бутылки и поколдовал с потайными кнопками, а затем и с длиннющим кодом мини-сейфа.

– Делал хороший мастер? ― поинтересовался со своего кресла старик. Он успел изучить извлечённые на белый свет бутылки, выбрал одну, плеснул в изящный бокал немного зелёной жидкости, выпил и причмокнул с видом знатока. ― Умелец потом всё забыл?

– Разумеется.

– Знаешь, неплохой абсент. Но ещё лет пятьдесят назад, уверяю, был намного лучше. И где же часы?

Сверчок достал и показал. Даже издали было хорошо заметно, что песок внутри даёт не жёлто-зелёные, а яркие сиреневые искры.

– Смотри-ка, полный порядок, Хранитель уже признал нового хозяина. Распорядись же, наконец, насчёт обеда. Да, я желаю быть здесь в качестве твоего дедушки, скажем так, несколько дней.

На кухне колдовал по-своему, а именно над очередным кулинарным шедевром, достопочтенный Виктор Альдос. Помимо обязанностей дворецкого, он выполнял ещё и функции повара, за что получал двойное жалованье. И то, и другое не было сильно обременительным. Полуночные компании, нередко собиравшиеся в доме, обычно довольствовались обильными возлияниями и разными остатками, найденными в холодильнике, а при их отсутствии заказывали доставку еды. Виктор ворчал, что такой гадостью хозяин испортит себе желудок, и старался готовить закуски про запас.

Послышалась лёгкая походка хозяина. Ничего удивительного: молодой человек отнюдь не жалел своих ног и предпочитал давать указания внизу, а не зазывать сигналом наверх, отрывая слугу от священнодействия.

– Сеньор Альдос, ― заговорил Костя, с лёгкостью имитируя небрежные манеры Фернандо. ― Мой гость желает отобедать. Подайте, пожалуйста, в малую гостиную горячее для нас и чай.

– Слушаюсь.

– Да, гость задержится на несколько дней.

– В таком случае, как велите к нему обращаться?

– Называйте моего дедушку по имени – Милвус.

Густые брови дворецкого слегка приподнялись.

– Простите, вы, наверное, хотели сказать «дядюшка»?

– Нет. Он отец моего дяди, но я привык называть его дедом.

– Ещё раз прошу извинить. Просто я ни разу не слышал об этом вашем родственнике.

– Он редко покидает свой дом, и мы почти не виделись раньше. Дело в том, что господин Милвус в силу почтенного возраста иногда… немного не в себе. Не обращайте внимания на его чудачества. Он думает, что может скоро покинуть этот мир, и специально приехал повидаться.

– Я постараюсь сделать его пребывание максимально удобным, господин.

– Спасибо. Но ещё сегодня я жду ближе к ужину компанию, трёх молодых людей. Подготовьте угощение на пять персон. Обязательно сладости, много фруктов. Когда закончите, можете быть на сегодня свободным. Да, пока не могу сказать, каковы планы у приглашённой молодёжи. Они не местные и, возможно, будут ночевать.

– Тогда я позабочусь о постельном белье, а вы, полагаю, разместите их по своему усмотрению.

– Именно так.

Костя удалился, вполне удовлетворённый профессионализмом своего дворецкого. Спустя несколько минут слуга поднялся наверх с большим подносом и некоторое время, не выказывая удивления, мог слышать, как хозяин и его чудаковатый гость о чём-то горячо спорят на совершенно незнакомом языке.

– Так почему же мне так повезло с учителем? ― без обиняков спросил перед тем Костя. ― Какой будет плата за оказанные услуги? Слишком неправдоподобен умудрённый опытом сиб, которому нужен новичок, а не его порошок.

– Плата, да? ― пробормотал в ответ Милвус. ― Можно и так сказать. Плата будет высокой, не сомневайся. Видишь ли, я имею серьёзное подозрение, что ты и все твои друзья имеют отношение к одному очень важному пророчеству…

Глава 4. Великое зло на возвышенности

Мексика, Кампече, май 2003 года

Если друг оказался вдруг… тем, кому и название-то никак не придумаешь

Старый дворецкий имел собственную квартиру, куда обыкновенно возвращался после работы. Он занимал одну из гостевых комнат лишь иногда, если служба заставляла остаться на ночь в доме хозяина.

Справедливо полагая, что ожидаемый наплыв гостей может сделать его ночёвку в доме несколько неудобной, Виктор без лишней суеты закончил насущные дела. Помимо двух дорогих автомобилей Фернандо, в гараже находился минивэн Chrysler RS серебристого цвета. Машина была лишь немного подержанной, в прекрасном состоянии. Альдос приобрёл её недавно благодаря щедротам своего господина и буквально пылинки с неё сдувал.

Слуга нажал кнопку открывания ворот и хотел выезжать, но ему показалось, что на ветровом стекле есть малозаметное пятнышко. Пока он протирал загрязнение, скорее воображаемое, чем реальное, в воротах появились трое. Юный блондин с мощным торсом и две девушки. Лица у всех были красными и лоснились от пота. У брюнетки к тому же на лбу красовался свежий кровоподтёк и настоящее грязевое пятно.

Этикет требует не замечать подобных особенностей, если не просят. Справедливо полагая, что молодые люди как раз и есть гости Фернандо, дворецкий чопорно поклонился. Вперёд выступила девушка со светлыми волосами и с небольшим акцентом спросила:

– Скажите, дома ли сеньор Мартинес? Мы к нему по делу.

Поскольку хозяин всё ещё беседовал со своим престарелым родственником, пришлось довести троицу до малой гостиной и вежливо постучать в дверь. Когда вошли, блондин с борцовскими замашками радостно облапил господина, а девицы что-то защебетали. На душе у Альдоса сделалось тревожно. В былые времена ему довелось пересечься с представителями печально известной «русской мафии», и он помнил некоторые слова «великого и могучего». В основном, конечно, нецензурные выражения и тюремный сленг.

– Спасибо, Виктор, вы можете идти, ― разрешил хозяин, освободившись от захвата.

– Уже не могу стоять, сейчас ноги отвалятся, ― пожаловался Володя, падая в кресло, как только стихли шаги внизу. ― Представляешь, мы целый день искали какого-то доктора Визелиуса, чтобы он привёл тебя в чувство. И не нашли! Но ты вроде и без него вполне здоровый!

– Опять этот старик! ― прошептала Алина, тоже рухнув на первое попавшееся сиденье. Затем сказала уже громко: ― Слушай, нам всем необходимо срочно умыться! Душ, наверное, подождёт, хотя было бы очень неплохо. И ранку Тане надо обработать. Понимаете, она запнулась и упала в сквере. Совсем как Мелентьев сегодня. Там, наверное, половина посетителей падает?

– Нет, только русские, ― решил пошутить Костя. ― Притяжение непривычное… Друзья, здесь имеются комнаты для гостей с удобствами, я их вам сейчас покажу. Возьмёте мои домашние халаты, и пластырь тональный должен быть в аптечке. Приведёте себя в порядок, и… скажем, через полчаса я соберу всех в столовой на ужин.

– Погоди! ― Джоки остановила его посреди комнаты. ― Ответь сначала на пару вопросов. Что сделала Таня в шестом классе, после чего её целый месяц не отпускали на прогулки?

– Прыгнула на спор со второго этажа.

– А о чём мы говорили с тобой в подсобке перед тем, как поехать в Лондон?

– Ну, много о чём. Сначала ты рассказала сказку, потом медосмотр обсуждали. Всё надо припомнить?

– Не нужно. Вижу, что ты Мелентьев, и вроде в полном порядке. Не как там, в парке. Мы за тебя страшно испугались. Тебе кто-то помог?

– Разрешите представиться, молодые люди. ― Персонаж, замеченный Джокондой, поднялся со своего места и обратился к присутствующим на чистом русском языке. ― Я доктор Милвус Виперидус. Это меня вы искали весь день. Только у вас почему-то была неверная информация, неправильная фамилия. Вы занимались поисками мифического Визелиуса, а я тем временем всё время был рядом с Костей.

– Виперидус? ― переспросила Алина. ― Извините, доктор, вам, наверное, не очень уютно было в детстве с такой фамилией? Да ещё в сочетании с именем.

– Да, сеньорита, вы тысячу раз правы. Вижу, что вы умны и образованы. С удовольствием познакомлюсь с вами. И с вашими спутниками, разумеется.

Молодые люди назвали свои имена. Милвус церемонно кланялся. Потом Костя повёл друзей показывать дом, по дороге давая краткие объяснения и с удовольствием прислушиваясь к бурной перепалке, своевременно вставляя свои замечания.

– Ты же первый сказал про Визелиуса, ― набросилась Танюша на Володю. ― Скажи, Алина, так же всё было? Ну, почему мы его послушали? Особенно ты.

– Да я вначале не хотела никуда идти, ― отвечала Джоконда. ― Но вы побежали как на пожар, и я за вами. Куда же вы без меня. По-испански – ни бум-бум, а пришлось столько народу опрашивать!

– Наверное, я ещё в обмороке прошептал про знакомого доктора, ― вставил Костя. ― Только получилось невнятно, вот и перепутали. А старик действительно мне помог.

– Он и вправду доктор? ― спросил Володя. ― Что-то не похож.

– Да, доктор. И очень хороший.

– А что ты там про фамилию высказалась? ― поинтересовалась Таня. ― Ну, звучит она несуразно, словечко-макака, но мало ли как бывает. Помнишь, в танцевальном кружке Нетудыхатка была?

– Дело не в звучании. Там ещё перевод слегка… неприятный.

– Какой?

– Ты знаешь? ― обратилась Алина к хозяину дома.

Костя демонстративно пожал плечами.

– По-латыни «Виперидус» значит «гадюшный». От слова «гадюка». А имя «Милвус» переводится как «коршун». Получается «коршун гадюшный». Не хотела бы, чтобы меня так называли.

– Ты и в латыни разбираешься? ― удивился Володя, как всегда, восхищённо поглядывая на Алю. ― Типа как доктор?

– Знаю некоторые слова. А старик впрямь на коршуна похож. Правда, Мелентьев?

Сверчок спокойно выдержал проницательный взгляд и внешне беззаботно ответил:

– По мне, так больше на старого грифа. Ох, неужели я доживу до таких лет? Тогда буду казаться уже не сверчком, а страшной-престрашной медведкой!

Смешки на время разрядили обстановку.

В столовой собрались впятером. После душа и краткого отдыха хорошее настроение стало возвращаться к набегавшимся за день искателям доктора, и они дружно набросились на еду, подтрунивая друг над другом. Алина утопала в розовом халате Фернандо, а полосатое серо-синее домашнее одеяние жалобно потрескивало на плечах Капитана. Таня от халата отказалась, вырядилась в мужскую рубашку и бриджи хозяина, плотно затянув их на стройной талии. Лоб красавицы был заклеен пластырем; она долго смотрелась в зеркало, прикидывая, как лучше поместить нашлёпку, чтобы поменьше уродовать свой вид.

– Скажи, Костян, ― начал Володя, пережёвывая свинину, тушёную в пряном апельсиновом соусе, ― ты зачем надумал в обмороки падать? Не похоже на тебя, факт! Помнишь, говорил, что для космоса годишься?

– Обморок – результат сильного переутомления, ― счёл должным дать медицинское объяснение Милвус. ― Помноженного на сильный эмоциональный всплеск при встрече. На самом деле Константин абсолютно здоров. Я бы прописал ему небольшой отдых, пару недель, и адаптогены.

– Отчего же «господин Мартинес» так утомился? ― с ревнивыми нотками спросила Таня. ― Местные говорили, что он больше по барам крутится, да ещё с разными красотками.

– Друзья, давайте так договоримся! ― Костя решительно взял инициативу в свои руки, пока разговор не начал принимать неприятный оборот. ― Сначала вы, каждый по очереди, расскажете, что с вами происходило после того, как мы расстались, а потом я объясню вам всё. Кто начнёт?

– Давайте я, ― решилась бывшая островитянка. ― Я же первая из всех «нашлась».

Татьяна повествовала долго, из-за чего сильно отстала в поедании кулинарных шедевров и обильно представленных фруктов. Все немного отяжелели, но никто не клевал носом. Рассказчица то и дело сбивалась на несущественные детали, и её мягко возвращали к основному сюжету. Она закончила моментом, когда впервые после заточения увидела Нинушку.

– Наша гроза детдома жива? ― обрадовался Сверчок и сразу почувствовал, как снова на мгновение стал родным и близким своим славным друзьям.

– Жива, только сердце у неё всё время прихватывает. Даже боязно за неё.

Милвус бесцеремонно вклинился в диалог.

– Простите, уважаемая Татьяна, я хотел бы кое-что уточнить. Вы утверждаете, что нашли тайник и дневник совершенно случайно?

– Конечно, случайно.

– То есть, могло так случиться, что вы годами ходили бы мимо муравейника, не догадываясь, что он всего лишь муляж?

– Да, он был хорошо замаскирован.

– Ага. И парусник забрали случайно?

– Ну, не совсем. Просто он мне понравился. Захотелось, чтобы он был перед глазами. Напоминал о Володе и вообще всей нашей компании.

– Потом надумали купаться с корабликом, и он неожиданно стал проводником для побега?

– Ну да. Я об этом, по-моему, много говорила.

– А когда плыли, чуть не утонули?

– Наверное. Я плохо помню, теряла сознание.

– А потом, когда уже плыли, а затем в консульство прибыли, никто вас не преследовал? Вообще до того момента, как встретились с вашей учительницей?

– Точно не скажу, от меня же многое скрывали. Но думаю, что никакого преследования не было. А зачем вы спрашиваете?

– Простите старика. Я ещё неплохо слышу, но иногда слова ускользают от меня, и тогда приходится долго и нудно уточнять.

Таня сделала одну из своих театральных гримасок и набросилась на уже порядком остывшую еду.

– Вот оно как, ― шептал тем временем себе под нос Виперидус. ― Вырвалась из плена, избежала смерти. Это точно установленные факты. Скрылась от всевидящего ока? Почему Дестан её не преследовал и не вернул? Ему что-то мешало? Как сиб проворонил первую копию? Но по всему получается, что Таня – и есть «Сама Фортуна»! Неужели судьба так благоволит ко мне?

– Можно ещё спросить, прекрасная сеньорита? ― снова обратился к островитянке Милвус. ― По жизни вам вообще всегда везёт?

– Не знаю. Шлёпнулась вот, тоже мне везение. Теперь супер как «прекрасная». А так… не задумывалась вроде. На экзаменах везло. К доске не вызывали, когда не выучила урок. Сиганула с опасной высоты, и ничего не повредила. Ещё вспоминать?

Когда диалог о везении закончился, Костя попросил Джоконду поведать её историю.

Алина рассказала кратко и по делу. Про поездку в Японию, встречу с монахом, письма и незабываемое рандеву в окружении гомонящей стаи воспитанников. Но Милвус и здесь стал задавать кучу наводящих вопросов, особенно интересуясь почему-то ощущениями, ассоциациями и предчувствиями. Джоки терпеливо отвечала, а Володя, видимо, после ударной дозы, едва разместившейся в желудке, стал тихонько посапывать. Бывшего монаха, разумеется, толкнули, сообщив, что наступил черёд следующего сольного выступления.

Старик выглядел не совсем удовлетворённым. Конечно, в дневнике про «Алмаз» описание нечёткое. Развеяла чары? Да. Но сама ли?

Исповедь Володи получилась самой краткой. К тому же он с трудом сдерживал зевоту. Виперидус уже вопросов не задавал, всё более и более задумываясь. Затем Алина кратко подытожила общую картину, поведав о пути на южный курорт, а потом о торжестве информационных технологий, приведших в Мексику.

– Кажется, тебя нисколько не удивили наши рассказы, ― обратилась Джоконда к Косте. Она, как обычно, внимательно следила за многим, в том числе за выражением лица хозяина дома. ― Будто ты и так всё знал.

– Я знал многое, но далеко не всё, ― со вздохом ответил Сверчок. ― И потрясён тем, что вам довелось пережить. Но во мне сегодня сидит приличная доза успокоительного, и эмоции как-то притупились. К тому же время позднее, всем надо как следует отдохнуть. Как и раньше, обещаю всё объяснить. Но давайте лучше завтра, на свежую голову. Мой рассказ может не просто удивить. Боюсь, что шокирует.

– А я после острова уже ничему не удивляюсь, ― заявила Таня, встав и слегка пошатываясь от усталости. ― Правда, пойдёмте уже покемарим. Ох, наши вещи в хостеле! У тебя есть запасная зубная щётка?

Все были размещены в отдельных спальнях, но Алина вскоре заявилась к подруге, бесцеремонно подвинув её. Благо, ширина кровати позволяла улечься вдвоём.

– Я сейчас слышала, как Костя со стариком всё ещё разговаривают в той комнате с баром. Они говорят на арабском, представляешь! Во всяком случае, очень похоже.

– Ну и что? ― засыпая, пробормотала Таня. ― Мало ли какая тарабарщина почудится на ночь глядя! Вспомни, какой галдёж порой, когда у нас в спальне собирались десять болтушек! Я порой ни слова не могла разобрать. А мне всё равно! Если хочу спать, так хоть из пушек пали!

* * *

Утром Джоконда проснулась первой. У неё вообще с детства сон был нехарактерный для нежного возраста – относительно недолгий и прерывистый. Она часто просыпалась среди ночи и о чём-нибудь думала под дружное сопение соседок по спальне. Сейчас рядом тихо дышала слегка покалеченная накануне красавица, а настенные часы показывали половину шестого.

Памятуя об оставленных в гостинице личных вещах, Алина растолкала недовольного вторжением хозяина дома и потребовала как-нибудь забрать пожитки трёх участников экспедиции.

– Я в таком виде не могу появиться на улице, ― объяснила она. ― А моя одежда слишком… нечистая после вчерашнего. Противно надевать.

– Ладно, я тебя отвезу, ― согласился Сверчок, отчаянно пытаясь избежать вывиха челюсти. ― Покажешь ваши апартаменты.

– Ты водишь автомобиль?

– Ну, я же не зря бегал в автосервис, помнишь?

Хостел оказался сравнительно недалеко, но дежурный администратор никак не хотел признавать постоялицу в свисающем до пола розовом халате. Костя пришёл на выручку, применив местные ругательные выражения, и вскоре покатили с вещами обратно, удовлетворённые маленькой победой и посмеиваясь. Однако Джоконда вдруг спросила:

– Мелентьев, это действительно ты? Ты стал другим. Слишком самоуверенным. По-испански вон шпаришь вообще без запинки. Гораздо лучше меня.

– Ну, с кем поведёшься, ― засмеялся Сверчок. ― Вы тоже изменились. Заметно, когда долго не виделись. Да, я изменился. Были причины. Но это я, тот самый, перестань сомневаться. Ты делаешь мне больно.

– Прости, слишком много всего случилось.

– Наверное. Только придётся ещё постараться, чтобы ничего не случилось больше.

Компания собралась в полном составе в малой гостиной уже в переодетом виде, только Виперидус по-прежнему щеголял в своём синем костюме. Он смаковал полюбившийся абсент. Явившийся на службу Альдос приготовил лёгкие закуски и салаты, и все отдали им должное с не меньшим энтузиазмом, чем вечером.

Все то и дело поглядывали на Костю. Он долго, что называется, «тянул резину» до момента, когда наступит время напитков. Потом предложил немного запоздалый тост «за встречу» и разлил безалкогольное шампанское. Подняв свой бокал, по очереди задержал на несколько секунд твёрдый и решительный взгляд на лицах, каждую чёрточку которых помнил с детства.

Свер готовил вступление; нужно их встряхнуть для начала. Таня с заклеенным лбом смотрит прямо на него и хмурит брови, словно предчувствует, что сейчас услышит что-то неприятное. Глаза Володи излучают любопытство, смешанное с заранее определённым одобрением и готовностью помочь. Только Алина в характерной для неё манере смотрит слегка в сторону.

– Замечательно, что мы всё-таки встретились. ― Фраза прозвучала на сто процентов искренне и проникновенно. ― Я страшно рад, хотя могло показаться, что я не приложил к предмету нашего тоста никаких усилий. Не обижайтесь, если я всё-таки уточню: почему вы так упорно хотели меня разыскать?

Никто, конечно, такого вопроса не ожидал.

– Ну, ты даёшь, старик, ― пробасил Володя. ― А как же могло быть иначе?

– Вначале я вообще ни о чём не думала, кроме как вернуться в Москву, ― решилась пояснить Таня. ― Да что я, Алина с Вовкой – тоже. Когда собрались втроём, поняли, что никогда не угомонимся, пока не узнаем, что вообще за дела. Нам не хватало тебя капитально. И как друга, и как… недостающего.

– Как важнейшего кусочка пазла, ― добавила Алина.

– Так ведь пришлось пустить обычную жизнь, что называется, побоку, ― продолжал своё хитрое вступление Сверчок. ― Полагалось бы доучиться, определиться, как жить дальше…

– Определиться? ― фыркнула Таня. ― Вот мы и определялись. Не водить же хороводы, пока кто-то играет нашими жизнями. Все считали, что нам на время надо заховаться и не высовываться. Только мы всё равно тебя искали.

– Что искали – молодцы. Те, кто играют чужими жизнями, взаправду существуют.

Вопрос повис в воздухе. Но требуемый поворот сюжета уже достигнут. Сверчок сделал глоток и тихо сказал:

– Вам не казалось, что в случившемся есть ненормальное? Волшебное? Мистическое?

Все замерли.

– Казалось, ― ответила Алина. ― Но не верилось.

– Напрасно, ― так же негромко вымолвил Костя. Он максимально выдерживал эффектную паузу.

Никто не решился задать очевидный вопрос: «Почему?»

Чуть не полночи корректировалась и шлифовалась легенда, которую до прихода запыхавшихся друзей набросали лишь крупными мазками. Милвус настаивал, чтобы любое известное смертным событие было разумно объяснено. А сфабрикованная небылица максимально соответствовала реальному положению вещей.

– Волшебство существует. На Земле живут волшебники. Я узнал о двоих, древних и могущественных. Они терпеть не могут друг друга и желают уничтожить соперника.

Возражений пока не последовало. Друзья прекрасно знали, что на здравый смысл лидера группировки можно положиться. Даже если он несёт что-то несусветное – этому есть разумное объяснение.

– С давних пор соперники жили в изоляции, предпочитая тёплые места. Чтобы обезопасить свои владения, возвели магические барьеры, через которые без должного благословения или умения не могут пройти люди, пролететь птицы. Даже артиллерийский снаряд не в силах пробить загадочную полупрозрачную материю.

Костя знал, что после Таниных рассказов игнорировать такие слова невозможно. Конечно, Эси тут же вскинулась, оставалось лишь кивнуть:

– Да, твой остров долго служил прибежищем одного из волшебников. Но давайте прежде я расскажу вам о втором.

Милвус мог бы подать историю лучше, но поручил роль повествователя молодому новообращённому. От Сверчка требовалось лишь тщательно обходить острые углы тайн бессмертных.

Несколько тысяч лет назад на территории огромной пустыни, что на современном Аравийском полуострове, существовал один из городов-государств шумерской цивилизации. Город, конечно, по современным меркам был невелик. Большое озеро, питающееся из неизведанных глубинных источников, создавало вокруг себя великолепный оазис. А ещё возле озера находился холм, самый высокий во всей пустыне. Вероятно, город был богат, активно торговал с ближайшими соседями и неплохо защищался от кочевых разбойников. Но затем вода из озера стала исчезать, и оно совсем пересохло. Город вымер, население рассеялось, и даже древние развалины занесли пески.

Но чуть больше двух тысяч лет назад вода вернулась. И теперь уже различные группы бедуинов стали стремиться туда и оседали на благодатном участке земли. Слухи о возрождённом городе быстро распространились. Вскоре туда с пятью сотнями явился военачальник, которого звали Эль Мисри. Он завоевал оазис, провозгласил себя правителем, взяв титул султана. В свой наспех построенный дворец захватчик перевёз нескольких жён, а из местных выбрал красивую наложницу, что родила ему сына. Младенца назвали Аль-Фазир.

– Запомните хорошенько его имя, ― предупредил Костя. ― Имя, пожалуй, самого могущественного волшебника.

Сверчок не стал рассказывать, что у султана не было детей от других жён. Но новорожденный не считался законным наследником. Мать переживала за его судьбу и ещё в очень юном возрасте с верными людьми отправила в чужие земли. Аль-Фазир побывал во многих местах, в том числе и в Греции, стал сильным воином и образованным человеком. Решив вернуться на родину, он не ведал, что матери его давно нет в живых. Её очернили как блудницу завистливые жёны султана, и тот велел казнить её.

Тогда Аль-Фазир вызвал отца на поединок, убил его и провозгласил себя правителем.

Опустив все эти важные для сибов, но ненужные для смертных подробности, Костя сказал:

– Город скрыт за барьером и две тысячи лет под пятой Аль-Фазира.

– А жители? ― спросила Таня. История, слушавшаяся как обычная сказка, постепенно разворачивалась зловещей реальностью. ― Они не сопротивлялись?

– Неизвестно, как именно он действовал, когда стал властителем, но крупных бунтов не было. Почти всё население и так не имело намерений куда-то ходить – незачем, да и опасно. Вокруг куда-то запропастившегося города ещё долго кружили торговцы с привезёнными издалека товарами. Проводники проклинали всех шайтанов и духов, но не могли больше отыскать верную дорогу. Об этом месте распространились нехорошие слухи, а спустя десятилетия о существовании некогда богатого и бурлящего жизнью поселения забыли.

– Но тебе, выходит, о нём кто-то рассказал. ― Алина не спрашивала, а утверждала. ― Причём не ради красного словца.

Сверчок охотно подтвердил. Пока всё шло как по маслу. Ему внимают. Ему верят. Хотя почти всё, что он говорит – невероятная, но правда.

– Да, не просто так. Полагаю, заколдованный город нам придётся посетить.

Ребят прорвало. Вопрос «для чего?» прозвучал одновременно в самых разных интерпретациях. Милвус в своём углу, казалось, заснул после приличной дозы напитка. Костя успокаивающе поднял руку:

– Не забывайте про первого волшебника. И у того, и у другого были свои цели. И слуги – немалым числом. Желание победить соперника порождало поиски способа. Островной маг по имени Дестан такой способ нашёл ещё двести лет назад, и с тех пор искал исполнителей.

– Дестан? ― уточнила Таня. ― Это как-то связано с буквой «D»?

Сверчок заверил, что самым непосредственным образом. Но тут Джоконда ожидаемо сделала вывод о том, что роль исполнителей кто-то пытается назначить… ясно кому. В общем, Аля выразила крайнее возмущение. Стало шумно, потому что возгласы сыпались беспрестанно. Косте пришлось переждать.

– Поймите, ― заговорил он, когда волнение чуть улеглось. ― Дестану открылось пророчество. Он действовал через своих слуг. Они, кстати, часто маскируются под разных масонов. В России они тоже работали. Ведь в нашей стране рождаются и воспитываются люди, наиболее стойкие в отношении различных трудностей. А самые закалённые – те, кто вырос в детских домах. Уже теплее?

– Так Сэм Олдбрук натурально шпион? ― ахнула Таня, пока остальные переваривали. ― Или – кто?

– Прежде всего – слуга волшебника. Умелый, достигший высокого уровня в тайных знаниях. Он получил задание похитить группу детдомовцев и изучить их индивидуальные качества.

– Для чего?

– Разумеется, чтобы определить нашу пригодность.

– Ого! ― Капитан хотел добавить крепкое словечко, но, глядя на Алину, передумал. ― И проверочка, и цель выглядят очень… бред какой-то.

– Для нас – бред, а для кого-то – изощрённый план.

– Ну, сволочи! ― продолжал возмущаться Володя. Девушки молчали. А Сверчок неумолимо продолжал:

– Кандидаты в исполнители должны были быть разобщены и пройти жёсткий отбор. В его программу входили либо экстремальные ситуации, либо перепрограммирование личности. Эксперимент считался удачным и завершённым только в том случае, если все испытуемые смогут справиться с созданными проблемами, и группа снова объединится.

– Алина думала, что над нами ставят опыты, ― сказала Таня. ― Вот чёрт, она не ошибалась!

– Значит, наша группа выполнила поставленные условия? ― Джоконда слегка прищурилась. ― Не далее, как вчера?

– Получается, что так. Вы всё преодолели – кто блокаду сознания, а кто заключение на необитаемом острове. И нашли меня.

– А ты? ― Брюнетка с пластырем на лбу неожиданно налилась гневом. ― Чем ты занимался всё время? Тебя тоже ставили в экстремальные условия или зомбировали? И откуда у тебя столько такой… сверхсекретной информации? Неужели по кабакам нахватался?

– Таня, Таня, успокойся! ― урезонила подругу Алина, увидев, как потемнело лицо Кости. ― Дай ему до конца объясниться.

– Нет, меня не зомбировали. Мало того, почти с самого начала просветили и разъяснили. Мне говорили, что вы успешно проходите этапы испытаний. Но, разумеется, не сообщали детальных подробностей. О многом я впервые услышал от вас. Дело в том, что по результатам предварительных тестов мне сразу определили роль лидера и координатора нашей группы. Олдбрук составил наши психологические портреты. Его агент выкрал из детдома наши медицинские карты. Это его, Аля, ты видела той ночью. Тот же агент переслал вторые пробы крови в какую-то крутую иностранную лабораторию, где сделали все мыслимые и немыслимые анализы. В общем, по всем показателям меня выбрали на перспективу главным. Привезли сюда, создали соответствующую легенду, приобрели дом и многое другое. Я постоянно находился под присмотром, но должен был пока примелькаться, вести на людях жизнь богатого бездельника…

На самом деле анализы делались для иной цели. Олдбрук хотел окончательно убедиться, что и главный кандидат, и предполагаемые копии не имеют противопоказаний по состоянию здоровья для уготованной им участи служить продолжению жизни великого Дестана.

– Это и было твоей «экстремальной» ситуацией? Вина выбирать?

– Нет, не совсем. Меня накачивали знаниями.

– Как это? ― Володя даже открыл рот от удивления.

– Да по-разному. ― Сверчок старался, чтобы голос звучал ровно, обыденно, слегка равнодушно, словно говорил не о себе. ― Усыпляли, провода на голову надевали, вводили в транс. Иногда подолгу не давали спать и крутили специальные фильмы со скрытыми кадрами. Или голос монотонный в наушниках, а снять их нельзя, и не поймёшь, наяву это или нет. Агенты ходили под видом дружков-собутыльников. Для виду цепляли пару-тройку местных любителей угоститься на шару. Девиц тоже, чтобы всё было правдоподобно. Лишних угощали алкоголем с таблетками и отправляли восвояси. У меня от такого образа жизни постоянное переутомление. Иногда валялся в отключке. Приставили тогда ко мне доктора Милвуса.

Старик, временно забытый всеми и почти прикончивший бутылку абсента, при упоминании своего имени слегка привстал и важно поклонился.

– Так он тоже из этих?

– Скорее, подневольный. Может, он сам потом расскажет.

– Так чему же тебя обучили?

– Всего не перечислишь. Прежде всего – иностранные языки. Вот, Аля, ты давеча удивлялась, почему я так хорошо знаю испанский.

– Значит, арабский тоже, ― прошептала Джоконда еле слышно. ― Не удивительно. Если верить рассказу, он прежде других нужен для дела.

Костя услышал.

– И арабский, и почти все европейские, и китайский с японским. Поймите, это потрясающе эффективная методика, но наверняка дорогая и страшно жестокая. Я постоянно мучился от головной боли. Казалось, башка вот-вот лопнет. Ну, чем ещё удивить? Могу управлять разным транспортом, в том числе вертолётом и легкомоторным самолётом. Любым катером или яхтой. Знаю, как обращаться с лошадью или верблюдом.

– Здорово! ― сказал Володя и тут же стушевался. ― Я имел в виду – если бы для простой, нормальной жизни. Ну, а то!

– Я бы тоже не отказался всё знать и уметь, ― согласился Костя. ― Но не такой ценой.

Смертные, как теперь вынужденно именовал своих товарищей Сверчок, замолчали. Переварить услышанное было по-прежнему невероятно сложно.

– Я хочу услышать сейчас одно. ― Костя чувствовал, что пора подвести промежуточный итог нелёгких переговоров. ― Верите ли вы тому, что я сказал? Ответьте каждый, как на духу.

Первым решился Володя.

– Конечно, я верю. Раньше ты никогда не обманывал. Мог, конечно, подшутить, особенно на первое апреля. Но такими вещами не шутят.

– А я больше всего рада, что тебя тут не сделали алкоголиком, наркоманом или… чем похуже, ― смущаясь, вымолвила Таня. ― Вообще я на тебя очень злюсь, но, наверное, это пройдёт. Тебе верю. Но как такая чушь собачья может происходить с нами в жизни, а не в фэнтези с гномиками или эльфиками? Всё как-то слишком… парадоксально.

– Насчёт парадоксальности согласна, ― кивнула Джоки. ― В твоём рассказе всё вроде бы увязано и подкреплено фактами. Но ты ведь понимаешь, что у нас ещё крутятся тысячи вопросов?

– Понимаю. Я бы, наверное, задал их целый миллион. ― Костя чувствовал, что невидимый ледок уже сломан, и дальше дело пойдёт легче. Ребята больше не выказывали испуга или крайнего недоумения, а просто пытались понять, как же действовать в обрисованной ситуации. ― Трудно верить в волшебство, когда его не видишь. Потому я сейчас кое-что вам покажу. Не бойтесь. Всё будет в порядке.

Демонстрацию Сверчок с Милвусом тоже запланировали. Простые слова так не подействуют.

Ребята смотрели во все глаза. Костя специально прошёл на середину комнаты. Постоял чуть-чуть, сделал какое-то движение и… исчез.

Не успели зрители опомниться, как старик повторил трюк. Только он держал в руке рюмочку, словно предлагал тост, и пропал вместе с ней.

Сверчок смотрел на ошарашенные лица друзей. Да, смертных легко одурачить! Можно пройтись по гостиной туда-сюда. Чихнуть, топнуть ногой. Да, люди могут уловить сотрясение пола, движение воздуха, но никак не свяжут с присутствием затаившегося рядом хитреца. Его словно нет. Органы чувств перестают передавать информацию в мозг. Или передают неправильно.

Язвительно улыбается Милвус, обучивший стандартному фокусу. Это даже не невидимость. Старик, обожающий точность формулировок, назвал состояние «статусом незаметности». Доступно любому обращённому. Достаточно сложить пальцы, набрать щепотку порошка, но не делать пасс, а коснуться кончиками мочки собственного уха. Пока так держишь – обычные люди тебя не видят, не слышат, не ощущают. Прекрасная маскировка, только неудобно. Рука быстро затекает. Правда, больше шестидесяти минут эффект всё равно не может длиться. Да Костя столько и не собирается ждать. Кивает старику, и они одновременно материализуются перед изумлённой публикой.

Татьяна отреагировала первой.

– Это заклинание такое было? А где же ваши волшебные палочки?

– Послушайте, ― медленно проговорил Сверчок. ― Мы… не в сказке. Или не так. У нас – своя сказка! Нет для нас Гарри Поттера! Нет Ночного Дозора. Нет Дневного Дозора. Дестан, Аль-Фазир и их пособники – вот кто для нас есть.

Проняло. Головы поникли, но постоянный обмен взглядами выдавал напряжение и работу мыслей. Наверное, ничего путного пока не приходило, поскольку Таня задала неожиданный вопрос:

– Слушай, я сказала, что злюсь на тебя. Ещё с острова. Я там получала противные и оскорбительные письма. Скажи, их писал ты?

– Каюсь, я. Под диктовку. Точнее, мне дали текст, а я его переписал.

– Ты знал, что они предназначаются именно мне?

– Знал. Мне сказали, что это важный компонент дополнительного психологического давления. Прости, я не мог отказаться.

– Кстати, насчёт отказа, ― вмешалась Алина. ― Ты единственный из нас, Мелентьев, кого с самого начала не использовали втёмную. Почему ты не воспротивился? Не объявил голодовку? Не сказал, что не будешь работать на… кого там?

Сверчок тяжело вздохнул.

– Да я пробовал. Вначале мне пригрозили, что за строптивость кого-нибудь из вас убьют. Я не на шутку испугался. Потом сообщили, что Таня успешно проходит своё испытание. Я решил, что они блефуют и никого из вас на самом деле не тронут.

На него смотрели во все глаза. Наступал момент кульминации.

– Лазутчики Аль-Фазира как-то пронюхали, что против него готовится заговор, и донесли хозяину. Отсюда получается, что для нашей группы и с той стороны опасность есть. Могут напасть, убить. В любой момент.

Вот такая у Милвуса была идея, такой густой соус. Мол, как ни крути – поплатишься жизнью, если не будешь сам крутиться под уже почти настроенную дудочку. Хотя, если разобраться, так оно на самом деле всё и выглядит. Если, конечно, не принимать во внимание уже почившего Дестана, используемого как дополнительное пугало.

– У Фазира, правда, были устаревшие сведения. Что мы из такого-то детдома. А я на Дестана стал отказываться работать. Из-за чего всё случилось – точно не знаю.

Теперь Костя так долго тянул паузу, что Володя не выдержал и спросил:

– Что случилось-то?

– То, о чём вы знаете. Они взорвали наш детдом.

Это был точно рассчитанный «удар под дых», как цинично охарактеризовал его сам так нежданно повзрослевший Костя Мелентьев. Сценарист Виперидус назвал его «вишенкой на торте».

– Не было никакого несчастного случая, ― добавил Сверчок, чтобы усилить эффект. ― Это был теракт.

– Мерзавцы! ― только и сумел выговорить совершенно шокированный Капитан. Алина странно дёрнулась, словно собиралась упасть, но вместо этого заплакала. Таня, с перекошенным лицом, покусывала и без того яркие губы.

«Это не ложь, ― говорил сам себе Костя. ― Не совсем ложь. Да, противно лгать, но сейчас просто необходимо говорить такую вот полуправду. Иначе я совсем потеряю друзей. И, что ещё хуже, потеряю самого себя».

– И тогда я осознал, что обратной дороги нет, ― он безжалостно «докручивал» обнажение ужасающей проблемы. ― Не знаю, кто из них отдал приказ. Говорят – Аль-Фазир. Но это вполне может быть и Дестан. Для острастки. Если мы объявим бойкот и не станем выполнять, что требуют, произойдёт что-нибудь ещё. Уничтожат другой детский дом. Или школу. Взорвут аэропорт. Убьют или станут мучить всех, кто нам дорог. Им всё равно. Лишь бы достичь своих целей.

Девушки встали и покинули гостиную. На пороге Таня обернулась и сделала красноречивый знак. «Не сейчас, а лучше вообще не сегодня. И не стоит приходить и что-то ещё говорить».

Володя остался, немного посидел с ошарашенным видом, сжимая и разжимая пудовые кулаки. Потом спросил:

– Скажи, Сверчок, когда мы ещё не встретились, за нами что, всё время кто-то следил?

– Не знаю, всё время или нет, но точно, как это у них называется, «вели». Если было крайне необходимо – помогали.

– И деньгами?

Костя посмотрел на Милвуса. Тот пошевелил указательным пальцем.

– Если считали нужным, то и деньгами.

– Ага. Знаешь, я очень не хотел брать эти деньги. Неприятно как-то было. Словно украл. А теперь, как узнал, какие на самом деле эти чёртовы доллары – так самому себе противен. Получается, мы предали и продали наших… ― У него перехватило дыхание, и он смолк.

Свер тоже был противен сам себе, но роль нужно играть до конца. Он подошёл к Капитану, сжал его большую руку и стал нашёптывать в ухо:

– Ты только не думай, что я такой стойкий супермен. У меня тоже душа разрывается. Просто давно всё знаю, немного перегорело уже. Вот и пытаюсь быть спокойным, чтобы не тратить попусту силы, а мысли направить на то, как нам вылезти из дерьма. Желательно целыми и невредимыми. И чтобы страна наша больше не пострадала. Ей и так досталось лиха…

Лицо Володи просветлело.

– Так чего от нас хотят? Что делать-то надо? Хотя бы в общих чертах.

– Пока дадут время для отдыха. А как настанет час – сообщат. Сейчас идёт какая-то другая подготовка.

– Отдых? Ладно, тогда подышим ещё полной грудью. Пойду я тоже, посижу один, приведу мысли в порядок.

…Костя чувствовал, как начинает раскалываться голова. Разве бессмертные не должны отличаться прекрасным здоровьем? Но в последние два дня он узнал и разместил в своём «чердаке» куда больше информации, чем за все предыдущие годы. А ведь второй, кажущийся нескончаемым, день ещё не закончился. Хорошо проработанное и искусно разыгранное представление легенды с участием древних и таинственных волшебников по-прежнему требовало окончательной расшифровки его конечной цели. Старик Милвус выступил основным сценаристом и немного режиссёром-постановщиком, но сюжет ещё терялся в своей недосказанности. Сейчас, когда девушки и Володя взяли длительный тайм-аут, настало время дойти до истинной кульминации и возможных вариантов развязки.

– Прекрасно исполнено, ― похвалил Виперидус. ― Ты делаешь поразительные успехи, несмотря на отсутствие опыта. Я, может, немного перебрал тем временем, но это как раз неплохо. Потому что в наших делах, как говорят у вас в России, без бутылки не разберешься.

– Я точно хочу разобраться. Зачем надо идти самому и тащить ребят в зачарованный город? Как, кстати, он называется?

– В древние времена город носил название Далиль. То есть что-то вроде «ведущий», «указывающий путь», как ты понимаешь. Сейчас местные называют его «укрытый оазис». Озеро по-прежнему даёт возможность существовать примерно двадцати тысячам человек. В городе постоянно живёт не меньше чем полсотни бессмертных, они выполняют управляющие функции. И много посланников. Одни из них где-нибудь в пути, другие тщательно готовятся к грядущим походам. Это всё, что пока тебе нужно знать.

– В общем, я понял следующее, ― сказал Сверчок. ― Аль-Фазир давно всем надоел, его боятся и хотят свергнуть или уничтожить. Его образно называют «великое зло на возвышенности», не решаясь ругать или порицать прямо. Заговор, очевидно, зреет или уже созрел среди тех, кто ближе к трону – тех же посланников и советников. Наверное, они хотят править сами, сообща.

Старик задумчиво кивал. Он пока не желает раскрывать все карты. Наверное, хочет с братом посоветоваться. Да их мотивация и так понятна. Стефанио, судя по рассказу, сам рвётся к власти. Милвус по горло сыт проклятием вечной дряхлости. А что движет им, молодым Константином Мелентьевым?

– Мечешься? ― насмешливо спросил младший Виперидус. Он ведь вроде не должен читать мысли другого обращённого? ― Ты, помнится, сразу сказал, что не желаешь быть одним из нас.

– Конечно, ― с горечью ответил Костя. ― Я вижу гнилую перспективу. Безымянный. Бездетный. Бессмертный. А ради чего? Мне не нужна безграничная власть. Бесконечное получение знаний – абсурд. Новизна впечатлений когда-нибудь да угаснет окончательно. Ради чего?

– Бездетный? ― Милвус изобразил поднятие бровей. ― Тебя так это волнует? И почему безымянный? Конечно, в долгой жизни приходится менять и придумывать новые имена, стараясь вычеркнуть из памяти настоящие. Но ты будешь всегда понимать истоки. Мелентьев – вот твой настоящий род, за него и держись!

– Без детей род всё равно когда-нибудь угаснет.

– Оставим полемику. Выделяй главное. Хочешь избавиться от бессмертия? Путь один – одолеть Аль-Фазира. А он сидит в Далиле, в своём дворце. Его оттуда не выманить. Значит – нужно туда идти. Согласно пророчеству – одному тебе не справиться. Неужели ещё не ясно? Уничтожьте Аль-Фазира. Тогда можно закончить его «игру» в бессмертных, убивающих кровников.

– Со мной-то понятно. Но ребят подставлять… я ведь совесть, кажется, ещё не до конца потерял.

– На то и расчёт, хе-хе! ― Милвус спокойно пригубил ещё рюмочку. ― Всё уже случилось. Если Стефанио утвердит вашу группу, выбора не будет ни у кого. Откажетесь работать – мой брат рано или поздно отдаст приказ на ваше уничтожение, поскольку шила в мешке не утаишь. Рано или поздно Аль-Фазир пронюхает, что где-то бегает его потенциальная погибель, а посланник замышляет против него. Ну, дальше можно не продолжать. Как раз если ты хочешь спасти не только свою шкуру, но и друзей – выполняй то, что от тебя требуется.

Костя видел и чувствовал, что старый стервятник не пугает попусту.

– Ты, помнится, заикнулся о демоне. Он существует? Тот, кто помогает «великому злу на возвышенности»?

Старик отмахнулся:

– О нём – ещё не время.

Глава 5. Робинзонши бывают разными

Остров, май 2003 года

Современным людям посещение необитаемых островов всё больше кажется всего лишь телевизионным шоу. А вот попробовали бы они, каково на самом деле!

Высадка была не такой уж лёгкой процедурой. Определить точное положение причала Косте никак не удавалось. Пришлось дважды использовать порошок: аккуратно втирать его в наружные уголки глаз, недолго радуясь чёткой картинке. Неожиданно помогла Алина, сказавшая, что чувствует нереальность миража и различает сквозь него контуры берега. Разумеется, нынешнего владельца острова со всей его защитой столь решительное заявление весьма озадачило. Но Джоконда указывала направление на причал верно и пыталась даже пояснить, как она оценивает расстояние до него.

Убедившись, что она не блефует, Сверчок не стал делать третье втирание, а сосредоточился на отождествлении собственного тела с яхтой и всем, что на ней находилось. Медитация должна была позволить судну целиком преодолеть барьер и благополучно причалить. Отсутствие практики, а также тот факт, что прославленный пиратский капитан, да и многие прочие после него, использовали для непосредственного прибытия на остров значительно меньшие по размеру посудины, привели к двум первым неудачным попыткам. Хорошо, что парусное вооружение яхты было в неактивном состоянии, иначе бы не избежать проблем.

Судно наткнулось на невидимую преграду и словно отпружинило назад, начав неконтролируемое вращение, впрочем, быстро остановленное. Пассажирки ойкнули, а Володя посмеялся над собственными же словами, что не мешало бы здесь навигационные знаки какие-нибудь поставить. Костя стиснул зубы, стараясь не обращать внимания на реплики, и очередная попытка удалась. Изумлённые ребята увидели сюрреалистический пейзаж открывшегося перед ними участка суши с зеленоватой дымкой. Таня не пришла в восторг от слишком хорошо знакомого зрелища, а легонько вздохнула. Показалось ей, правда, что цвет чуть-чуть изменился. Но, может, она просто отвыкла?

Юноши тем временем пришвартовали яхту и установили сходни, галантно проведя по ним своих фей.

– Приехали! ― констатировал Сверчок очевидный всем факт и тут же спросил: ― Кто поведёт наш караван? Давай, наверное, ты, Танюша.

Про коварную девицу, пожелавшую вместе с бандой похитить и вымогать деньги у богатого молодого мексиканца, Костя рассказал с необходимыми подробностями. Естественно, в них побег ему устроили любезные помощники: шайку изолировали, а непутёвую дочь банкира увезли на необитаемый остров, чтобы не путалась под ногами.

– Понимаете, я не хотел, чтобы из-за меня вообще кого-либо убивали. А теперь её разрешено вернуть отцу. Она, естественно, об острове должна молчать, иначе уж точно её больше ничто не спасёт. Мне же придётся придумать, каким таким чудесным образом удалось вызволить её из липового похищения.

Сверчок поздравил себя с очередной военной хитростью. Вместо того чтобы кормить друзей очередной ложью, он замыслил включить их самих в сочинительские игры.

– Сначала надо убедиться, что нынешняя пленница жива и здорова, а также вменяема. Пойдёмте к дому, только надо соблюдать осторожность.

Костя с Таней – впереди вдвоём, в десяти шагах от них – Алина, а прикрывал спину всей группе Володя. Хозяин острова нёс на плечах небольшой рюкзак, а его содержимое не афишировал. По пути негромко обменивались впечатлениями.

Картина возле дома поневоле озадачивала. В бассейне плавало несколько пустых пластиковых бутылок. Возле входа валялись табурет и немалое количество бутылок, тоже пустых, но уже стеклянных, а также пара дамских туфель, почему-то разного цвета и фасона. Белоснежная наблюдательная башенка, когда-то опрометчиво заказанная Таней, была во многих местах разрисована грустными человечками и крупными фигурами чертей. Словно в противовес всей вакханалии, над входом было прибито распятие, которого раньше не было.

– Похоже, нынешняя робинзонша не является образцом аккуратности, ― заметила Алина.

Таня и вовсе нахмурила брови. Несмотря на отчаянное желание покинуть райский плен, разводить бардак в своём жилище и возле него она бы ни себе, ни другим не позволила. Володя зачем-то взял одну из бутылок, взвесил в руке, приспосабливая наподобие дубинки.

– Не стоит, ― остановил его Костя. ― Заходим в дом по одному. Я первый.

Внутри царил уже форменный бедлам. Везде что-нибудь валялось, хрустело под ногами. Кухня была загажена немытой посудой, объедками, рассыпанными крекерами. Если бы не раскрытые настежь окна, вонь наверняка стояла бы невыносимая.

Причина погрома обнаружилась рядом, в комнате отдыха. Вероника сидела в просторном кресле с остекленевшим взглядом, но при виде вошедших посетителей оживилась:

– О, Фернандо, наконец-то! Да ещё в компании! Извините, амигос, но угощать нечем. Я же ясно написала: выпивки надо больше! Я спать не могу здесь нормально! Сейчас-то хоть привёз?

«Путеводная звезда» была явно пьяна, но достаточно соображала. Её взгляд перебегал с одного незнакомого лица на другое. Потом дочь банкира разразилась хохотом:

– Что за компанию ты подобрал, плутишка? Мокрые штанишки? Хотя белобрысый сойдёт за телохранителя. Ему бы только росточку прибавить. А девочки – только-только оперившиеся, курочки-молодки. Не сверли во мне дырку, красавица! Я, хоть и немного не в форме, но на физиономию не хуже тебя буду. ― Она смотрела на Таню и грозила ей пальцем. ― Думаешь, сволочь Фернандо, если будет между нами выбирать, тебя предпочтёт? Ни за что! Тогда, может, меня? Опять не угадала! У этого хлыща каменное сердце, он любит только себя и свои дела. Так что не надейся, будь ты трижды гитана…

– Прекратите! ― не выдержала Джоки.

– Да пусть лопочет, ― недобро усмехнулся Костя. ― Не принимать же её всерьёз.

– О, у нас тут ещё серая мышка объявилась! ― не унималась Вероника, переключившись на Алину. ― Но зато на мадонну похожа, ликом светла и чиста. Тебе бы в монастырь лучше, а не водить компанию с охальником Фернандо.

Володя, по виду покрасневшей Джоконды справедливо рассудивший, что её оскорбляют, сжал кулаки. Было серьёзное опасение, что в случае продолжения он задумает вырубить мексиканку. Сверчок уже стал злиться.

– Заткнись. Давай лучше выпей ещё. ― Он извлёк предусмотрительно захваченную бутылку бренди, отыскал поблизости относительно чистую посуду и щедро плеснул туда коричневой жидкости. ― Надо, а то ты недостаточно красноречива.

Вероника послушно выпила и тут же отключилась. Справедливости ради нужно заметить, не только от алкоголя.

– О чём она тут бухтела? ― злобно спросил Капитан. Он мог стать агрессивным, если считал, что обожаемую им Святогорову кто-то обижает.

– Пьяный бред. Теперь часа три точно проспит, если не больше, ― тоном знатока проговорил Костя, оценивая концентрацию винных паров, исходящих от пленницы. ― Володя, будь другом, тащи её наверх, в спальню. Как раз хорошо, что она не будет мешаться. Мы пока сходим в склеп, место уж больно любопытное.

– Копать, что ли, будем? ― спросила Таня. ― Потом переодеться не во что окажется. Эта корова всё разбросала и попачкала, а стирать даже не думала. Женщина называется!

Да, предметы дамского гардероба и туалета тоже валялись по всему дому, порой – в самых неожиданных местах. Вообще картина напоминала крайне небрежно проведённый обыск – такие кадры нередки в кино.

– Чтобы сотворить подобный хаос за сравнительно короткое время, надо быть творческой и необузданной натурой, ― заметил Костя. ― А копать не придётся. ― Он похлопал по рюкзачку. ― Меня снабдили ключами.

Эси сделала явно несогласное выражение, поскольку себя считала точно творческой натурой, к тому же не очень-то обузданной, но всё же склонной к нормальному порядку, а не проживанию среди долго не убирающейся дворовой помойки.

Сверху послышались изумлённые возгласы, и все поспешили туда.

– Хоть Таня и рассказывала, но лучше было бы ещё раз предупредить. А то я чуть было не уронил. ― В первом предложении Володя, похоже, имел в виду небесной красоты кораблик. Во втором – спящую Веронику, очень криво водружённую на постель. ― Бригантина какая-то неправильная. Корпус уже, чем обычно. Для тех времён – большое неудобство в работе с парусами и пушками. Но… как увидел – не знаю, смеяться или плакать. Мне подобного шедевра в жизни не создать, факт! Так стоит ли продолжать этим заниматься? А, Костян?

Сверчок посмотрел на старого друга.

– Когда видишь, к чему стремиться, наоборот, надо продолжать работать и совершенствоваться. А то, что модель по-настоящему классная, совсем не удивительно. Помнится, Танюша говорила, что она была установлена возле плиты Томаса Бейкера?

Эси кивнула.

– Да, я специально записывала потом имена, чтобы не забыть.

– Помимо прочего, мне дали информацию о тех, кто похоронен в склепе. Так, по верхам, не знаю зачем. Бейкер, кстати, работал в молодости в той самой «Lucky Ship», куда нас заманивал Олдбрук. Компания не вымышленная, она существует, считается весьма солидной и уважаемой. Томас был там одним из лучших мастеров в своё время, а потом стал инженером, конструировал боевые корабли.

Четвёрка покинула зачумленный дом и выступила в путь на север. Полюбовались на озеро – к счастью, до него не добрались неприятные перемены, связанные с новой островитянкой. Закончили путь возле здания с помпезным изречением на латыни. Костя повозился с ключами, прежде чем древняя дверь с неприятным скрипом подалась и пропустила путешественников внутрь. Ступенька-выключатель была в порядке, только вставать на неё надо было всем одновременно.

Таня отметила для себя, что с друзьями ей ничуточки не страшно. Любопытно ходить, замечая ранее не зафиксированные взглядом и сознанием детали. Володя в основном заинтересовался пиратским капитаном, а также плитой Томаса Бейкера, хотя в отсутствии кораблика какую-либо информацию из неё было не выжать. Может, Капитан представлял, каким был юный Том, почему-то оставивший интересное занятие ради чертежей почти современных крейсеров или подводных лодок.

Алина застряла возле жутковатой статуи с коброй. А Костя медленно ходил туда-сюда и что-то подсчитывал. Так, наверное, пролетел целый час.

– Пятьдесят девять, ― наконец сказал Сверчок, сделав третий тщательный пересчёт. ― Если брать не только большие плиты, но и мелкие, а также саму статую. Любопытно. Особенно надпись, касающихся мелких плит.

– «Здесь только память» ― перевела Алина очередное латинское изречение. ― Хочешь сказать, что под ними нет мощей?

– Наверняка нет. Как нет и имён. Но всё-таки тут кого-то почтили, изобразив феникса на каждой плите.

– А что со статуей? ― спросила Таня. ― Такой урод, да ещё с коброй в качестве питомца. Это же не основатель. Ему до грозного пирата как шпрехшталмейстеру до дрессировщика.

– Что за хрень ты сказала? ― насторожился Володя. ― Шпрех какой-то. Немец, что ли?

– Откуда-то к слову пришлось, ― пожала плечами Эси. ― Так называют того, кто в цирке номера объявляет. Я хотела сказать, что статуя мне точно напоминает злющего колдуна. И буква. Это и есть Дестан?

– Не знаю, ― ответил Костя. ― Наверное. Я его в глаза не видел. Но все похороненные здесь были его ближайшими и доверенными помощниками в разные времена. Масоны или нет – понятия не имею. Если да – то не простые. Руководители ложи или что-то в этом роде.

– А даты, что у них обозначены, вовсе не совпадают с рождением и смертью?

– Думаю, это периоды их службы хозяину. Алина, а ты как считаешь?

– Нам пора возвращаться. Замёрзла. Холодно тут, как… в склепе.

Но Таня сказала, что опять чувствует глаз. Джоконда подтвердила. Кэп покрутился во все стороны, ругнулся «Доппельгерцем», потому что ничего такого не обнаружил. Зато Костя…

Костя увидел. На одном из постаментов торчала шкатулка – так себе, обыкновенная. Но из неё вылетел… нет, на глаз не смахивает. Небольшой камушек вроде, всеми цветами радуги сияет, переливается, будто и впрямь подмигивает.

Сверчок понял: больше никто не видит чудо-камень. Значит, и говорить о нём не резон. Повисел любопытный красавчик – и назад нырнул. Надо будет Милвуса потом спросить, что за штуковина ещё бывает, доступная только тайному зрению. Кроме мешочка и часов, разумеется. Или не спрашивать?

Друзья вышли на белый (точнее, слегка зеленоватый) свет и с удовольствием вдохнули свежий воздух. Сверчок опять помучился с ключами.

– Обязательно запирать? ― спросила Таня.

Он пожал плечами.

– Просто не хочу неприятностей. Сам Дестан давно не здесь, где-то скрывается. Но он явно желает, чтобы склеп был в порядке. Поэтому вещи должны оставаться на местах. Хватит того, что парусник забрали.

На обратном пути Костя напомнил друзьям, что надо бы сочинить правдоподобную версию возвращения Вероники домой, да ещё грамотно её обставить. Пока шли, периодически усмехался про себя, так как спутники явно не поднаторели в искусстве благотворных дезинформаций.

Таня с Алиной ещё отстали на минутку.

– Я уловила, что стерва в доме меня вроде гитаной назвала, так?

– Ты знаешь, кто это?

Таня фыркнула:

– Понятия не имею – откуда, но, представь себе, знаю! Так цыганок называют. Нет, ну ты подумай! Мексиканка меня едва увидела – и тут же вывод сделала, кошка драная! Я чокнусь когда-нибудь от таких намёков!

– Зачем так переживать? Мало ли кто мы есть! В паспортах национальность сейчас не указывается, а по воспитанию мы все – русские. Так что давай лучше версии выдумывать…

Володя долго помалкивал, слушая предложения девушек, сопровождающиеся затем смешками, потом, наконец, высказался.

– Вот мы поехали кататься где-нибудь вдоль берега, ― попытался сочинять Капитан. ― А тут она, значит, тонет. Хотела вплавь спастись, да не рассчитала. Как Таня тогда. Но мы её вытащили, Костян (то есть Фернандо) узнал Веронику и привёз её к отцу. Возможный вариант?

– А что она должна рассказать? ― возразила Алина. ― Откуда бежала? Разве возле берега есть подходящие острова, где её могли прятать? А если есть, полиция давно должна была их проверить. Бежала из какого-то дома на берегу? Из какого именно? И почему её понесло в воду, а не к ближайшей дороге? Нет логики. Вот если её похитители везли на лодке, а она прыгнула в воду… а почему? Берег был близко? Другую лодку увидела, понадеялась, что в ней добрые люди?

– Другую лодку – нас, что ли? ― Таня быстро подхватила мысль. ― Сидит трезвая Вероника с бандитами, горюет, а тут вдруг на горизонте красавица-яхта, где за штурвалом импозантный Фернандо! ― Эси слегка толкнула Костю кулаком в бедро. ― Она же, наверное, знает твоё судно как дом родной. Каталась, поди, не раз…

– Нет, не приходилось, ― стараясь не замечать очевидных уколов, ответил Костя. ― На остров Веронику доставили на катере, потому что большую яхту трудно причаливать. И вообще богатей Мартинес не извозчик, чтобы кого-то катать! С меня хватило и вечеринок. Вообще версия со спасением на воде так себе, но можно попробовать её докрутить. По крайней мере, она даёт понять, что пленницу увезли далеко, поэтому поиски поблизости Кампече прошли безрезультатно. Тогда у полиции будет уверенность, что похитители, выждав, когда страсти после моего побега улягутся, решили привезти Веронику, спрятать ещё где-нибудь на побережье и предъявить условия выкупа.

– Копы… или как их тут… ведь спросят про лодку или катер, ― вмешался Володя. ― Эта алкоголичка и неряха должна будет их описать подробно, и мы, наверное, тоже.

– Судно должно быть мифическим, ― решительно сказал Костя. ― А Вероника могла про него ничего особенного не знать. Может, похитители ей глаза завязывали или на голову что-нибудь надели. А на воде повязка слетела, вот пленница нас и увидела, решила прыгнуть в воду. Поскольку не была связана.

– А вдруг коза вообще плавать не мастачка? ― спросила Таня. ― Вот будет хохма, когда она об этом сказанёт!

– Придётся уточнить, конечно, ― согласился Сверчок. ― По идее, тот, кто с детства живёт у моря, должен уметь. В остальном, думаю, версия худо-бедно складывается. Остаётся придумать, где держали столько времени похищенную.

– Можно мой опыт использовать, ― предложила предыдущая робинзонша. ― Ведь увезли меня куда-то в Штаты, а там таскали с завязанными зенками по чёртовым баракам. Я ей могу пикантные детали припомнить для правдоподобия.

– Годится, раз пикантные, ― посмеиваясь, одобрил Костя. ― Алина, а ты что молчишь? Нет мыслей для обсуждения?

– Да не люблю я выдумывать, как лучше соврать. Прикидываю, какие ещё слабые места у версии.

– Прикинула?

Алина сказала, что прибытие нужно подгадать так, чтобы в заливе Кампече недалеко от берега было как можно меньше других судов. Потому что лишние свидетели не требуются.

– Пожалуй, нужно подойти рано утром, ― согласился Свер. ― Тогда, скорей всего, из-за тумана обзор будет не восемь-десять километров, а от силы два-три. На худой конец, если нужно, постоим на месте, пока не дождёмся благоприятной обстановки. Мы же совершаем увеселительную морскую прогулку, не так ли? Что нам мешает её немного продлить, а? Шторма не предвидится.

– Слава богу, ― сказала Алина. ― Меня и без шторма немного поташнивает. Ещё для достоверности Вероника должна быть и в самом деле выкупана как есть, во всей одежде, в солёной морской воде. Даже если всё высохнет, пятна должны остаться. И запах, наверное.

– Выкупаем. Плевать, если не захочет, ― убеждённо заявил Володя.

Экскурсию по острову организовали длительную. Осмотрели остальные достопримечательности. Таня показала муляж муравейника, мастерскую. В этот раз честь неосторожно наступить на грабли досталась Володе. Потом зашли в теплицу.

Здесь сразу стало понятно, что сельскохозяйственным трудом в любом варианте дочь банкира заниматься не собиралась. Тревожные сигналы и предложения что-то немедленно исправить сыпались как из рога изобилия.

– Пропало чудо техники! ― ахнула Таня, с сожалением рассматривая кучки опавших и сгнивших огурцов и помидоров.

– Да, но без жильцов на острове всё равно оранжерею надо отключать, ― сказал Костя.

Он отыскал блок питания постройки, вскрыл электрический щит, пару минут изучал его взглядом знатока, а потом решительным движением щёлкнул рубильником.

Больше осматривать было нечего, оставалось вернуться в дом, где нетрезвая робинзонша продолжала заливисто храпеть.

– Что с парусником решим? ― спросил Володя. ― Неужели здесь оставим? Я бы хотел его немного изучить, понять, как что сделано. К тому же он немного повреждён, но я не возьмусь исправлять.

У Капитана снова загорелись глаза. Костя испытывал непонятную неприязнь к бригантине, хотя ему не передался страх Дестана перед сокрытой в ней тайной. Ведь Фернандо Мартинес нейтрализовал в памяти проблему, решения которой не знал, да и не хотел знать.

– Ладно, заберём, ― рассудил Сверчок. ― Возвращать в склеп не вижу смысла. У тебя будет немного времени до отлёта в Россию. Отправим кораблик в «Lucky Ship». Наверняка у них есть музей или выставка работ. Там и поправят заодно. Упакуем в ящик. Напишем, что это дар частного южноамериканского коллекционера, пожелавшего остаться неизвестным.

Определяя судьбу модели, Свер обернулся на Веронику. Мексиканка уже не спала, лежала с открытыми глазами. Потом села и обвела всех диким взглядом.

– Сеньорита! Вы достаточно наказаны за своё коварство и преступные планы. Мы отвезём вас к отцу. Скажем, что, волею случая и божественного провидения, удалось вырвать вас из лап похитителей. Можете продолжать жить как раньше, только забудьте наперёд о привычке нарушать законы. Если будете молчать о жизни на острове и о том, как здесь оказались, я нигде и никогда не заикнусь о той роли, которую дочь уважаемого банкира играла в самой заурядной банде. Нам придётся заключить такую сделку. Если, конечно, не хотите закончить свои дни на острове.

– Зачем здесь столько народу? ― хрипло спросила Вероника, с трудом ворочая пересохшим языком. Она явно успела протрезветь, испытывала неловкость и хотела хоть немного привести себя в порядок. ― Я никого не приглашала в спальню. Мне нужно умыться и причесаться, а потом можно и поговорить.

– Увы, у нас мало времени, ― сурово ответил Костя. ― К тому же для нашего плана ваш нынешний вид вполне подходит. Нет нужды его исправлять. Обещаете ли не нарушать условия предложенной сделки? В случае отрицательного ответа придётся умереть здесь. Если попытаетесь обмануть, будете болтать лишнее после возвращения – умрёте там. Шутки давно кончились!

Алина, понимавшая испанскую речь, посмотрела с тревогой. Неожиданно обстановку разрядила невесть откуда вылезшая большая рыжая кошка с изрядной проплешиной на боку. Она потёрлась о ноги Вероники и вопросительно мяукнула. Мексиканка рассеянно погладила её по голове, и животное замурлыкало. Однако на обрадованную Таню, которая сделала пару шагов на сближение, кошка тут же зашипела.

– Значит, вот та гулёна! А я так мечтала увидеть её раньше! ― воскликнула бывшая островитянка. ― Спросите: откуда она взялась?

Костя посмотрел недовольно, и вопрос тогда задала Алина. Выслушала ответ и перевела:

– Кошка появилась из-за того, что где-то сильно поранилась, истекала кровью и мучилась от воспаления. Она нуждалась в помощи, пришла к дому и упала с жаром и без сил на пороге. Вероника выходила её, и теперь кошка от неё почти не отходит. Слушай, Мелентьев, не надо так жестоко с этой женщиной. Она, конечно, не подарок, но у неё доброе сердце. Не нужно её убивать.

– Ты что, способен убить? ― ужаснулась Таня.

– Послушайте, вы зря всё усложняете, ― раздражённо ответил Сверчок. ― Создаёте помехи лишними эмоциями. К доброму сердцу у Вероники прилагаются плохое воспитание, избалованность, буйный нрав и порочные наклонности. Я лично убивать не собираюсь, пальцем её не трону. Но хочу, чтобы до неё дошло, что нельзя даже заикаться о зачарованном острове. Иначе неизбежно кто-то спустит курок или удачно ткнёт слишком откровенную девушку шилом в живот. Или задушит. Неважно, как будет выглядеть киллер, и какой способ он изберёт. Понятно?

Не дожидаясь ответа, он опять заговорил с Вероникой:

– Сеньорита, один раз я проявил великодушие и сохранил жизни тебе, твоему любовнику и всей банде. Но на второй раз никто тебя и прочих щадить не будет. Так мы договорились о совместном молчании?

– Да, я согласна.

– Тогда немедленно собирайся. Брать с собой ничего не нужно. На моей яхте найдётся всё необходимое.

– Я всё равно хочу переодеться. Дайте мне полчаса.

– Ладно, полчаса у нас есть.

– Костя, давай мы хотя бы немного здесь пока приберёмся, ― предложила Таня после краткого обмена репликами с Джокондой. ― Больно смотреть на хрюшачий свинарник. А что потом здесь будет?

– Не знаю, ― равнодушно сказал Костя. ― Если кому понадобится, так приберутся. Но, раз хотите руки приложить, давайте. Володя, неси потихоньку пока модель к причалу. А я покараулю сеньориту, чтобы чего не выкинула. Это у неё не заржавеет.

Последние пророческие слова тут же получили подтверждение. Как только Капитан взялся за бригантину, Вероника сделала красноречивый жест, обозначающий, что считает парня недоумком, а затем быстро прострекотала Косте длинный монолог.

– Не обращай внимания, Володя. Она говорит примерно следующее: «Ты, ублюдок Фернандо, зачем-то советовал мне сжечь или сломать парусник. А я сделала наоборот – всячески оберегала его. Моя кошка, когда стала поправляться, сильно невзлюбила кораблик. Часами наблюдала за ним, а стоило мне отвлечься, пыталась его ударить или уронить. Пришлось внушить моей Амате (я её так назвала), что буду выгонять из дома за плохое поведение. Порой кажется, что от игрушки исходит призрачное сияние, двигаются тени. Думаю, она проклята и может принести несчастье. Лучше её не трогать». В общем, с похмелья ещё много подобной чепухи наговорила.

Володя ушёл, бережно неся на руках парусник. Алина с Таней тем временем собрали горочку бутылок, сложили их в несколько пустых коробок, перемыли посуду и вынесли мусор по известному предыдущей обитательнице дома маршруту.

При сборах случилась ещё пара заминок. Сначала Вероника, напялившая более или менее прилично выглядящее платье, заявила, что без Аматы не поедет. Алина быстро подсказала, что кошка может быть найдена уже на побережье, после мнимого спасения мексиканки. Сверчок скрепя сердце согласился. Затем нынешняя робинзонша снова показала свой нрав. Спустившись в немного приведённое в порядок кухонное помещение, она немедленно схватила нож и помахала им возле Костиного носа:

– Только не думай, Фернандо, что я когда-нибудь забуду, какие ты причинил мне страдания. Молчать о проклятом острове я буду, сама не дура. Но, если представится возможность, я когда-нибудь тебе отомщу.

– Я услышал тебя, ― со вздохом ответил мнимый Мартинес. ― Остаётся надеяться, что с годами ты поумнеешь и поймешь, что на самом деле значит страдать.

Вероника бросила нож, плюнула на пол и пошла наружу.

Дальнейшее путешествие прошло гладко. Пленница вела себя тихо, сосредоточившись на грядущей встрече с отцом. Когда впереди по курсу стала обозначаться береговая линия, Костя повёл яхту ближе к тому месту, где некогда довелось познакомиться с Мигелем и компанией. Там действительно было спокойно.

Володя и девушки остались на борту дрейфовать на малой глубине. Сверчок и Вероника с кошкой спустились и пошли к берегу, осторожно ступая по колено в воде. Таня, ожидавшая обещанного купания с явно мстительным чувством, пристально наблюдала, как они достигли суши, о чём-то поспорили. Дочь банкира бережно опустила Амату на небольшой камень, после чего Костя тут же схватил в охапку мексиканку и пару раз окунул её в воду целиком, основательно испачкав в песке, прибрежном иле и зелёных водорослях. Слышались яростные крики и ругательства. Однако Вероника быстро утихомирилась и поплелась в хлюпающих туфлях следом за обидчиком. Кошку она снова держала на руках.

Мокрая парочка выбралась на шоссе почти там же, где раньше побывал Мартинес. Костя решительно остановил фургон, сунул водителю купюру и велел доставить женщину в город. Ещё пригрозил всеми карами, если что-то пойдёт не так.

Вероника уехала, чтобы потом обязательно попасть в поле зрения полицейских, а именно вездесущих напарников Санчо и Доминго, и кратко поведать им историю чудесного спасения.

Глава 6. Запоздалые визиты

Мексика, Кампече, май 2003 года

Когда многие люди говорят об одном и том же, поневоле начинаешь в это верить

Виктор Альдос был не так прост, как считал принимавший его на службу Фернандо Мартинес. У кандидата были блестящие рекомендации, импозантная внешность и должные манеры. Испытав нового слугу и убедившись, что первое впечатление не обманывает, необычайно беззаботный в ту пору Дестан быстро привык к ненавязчивому присутствию вышколенного мажордома.

Между тем дворецкий с дополнительными способностями шеф-повара прошёл суровую жизненную школу. В молодости он состоял в банде, грабящей автомобили на дорогах. Роль была довольно важной: он помогал останавливать машины, а затем сам изображал жертву грабителей.

Спектакль игрался всерьёз. Актёра «связывали» свои же, затыкали рот и оставляли наедине с истинными жертвами. Банда имела оригинальный почерк: у всех ограбленных забирали обувь. Ботинки Альдоса случайно «роняли» при погрузке. Виктор «освобождался» от пут, вызывался идти на поиски ближайшей помощи («товарищам по несчастью» он советовал ждать на том месте, где их оставили), и благополучно исчезал. Благодаря такому нехитрому трюку банда имела обычно пару часов форы и избегала преследований.

Однако всему наступает конец, и приятелей Альдоса однажды упекли за решётку. Они не выдали своего помощника, внешность которого и тогда вызывала доверие у большинства людей. А у него на руках осталась немалая сумма: следственные органы так и не смогли отыскать хорошо запрятанную общую кассу.

Открыть ресторан – так решил Виктор, оставшись один. У него были склонности к готовке, и вообще в юные годы он учился на повара, пока кривая дорожка не привела его в банду. Бизнес оказался успешным, дела долгое время шли хорошо, пока отсидевшие свои сроки дружки не обнаружили заведение. Был конец восьмидесятых, через страну потоками шли наркотики, и бывшие подельники занялись одним из них. Процветающий ресторан Альдоса постепенно превратился в настоящий притон, но Виктор не смел возражать.

Конец и здесь был предсказуемым, но хозяина ресторана теперь загребли за укрывательство. Больше инкриминировать ничего не смогли, но срок и так он отмотал немаленький – без малого пять лет. В тюрьме ресторатору довелось познакомиться с представителями «русской мафии». В целом пребывание за решёткой прошло относительно благополучно, так как большую часть он проработал на кухне, создавая наряду с обычной баландой вполне приличные блюда для тюремного начальства. Учитывая качество и ассортимент имеющегося сырья, их даже можно было назвать великолепными.

Судьба свела с одним сокамерником, настоящим аристократом, мотающим срок за махинации при продаже своих имений и неуплату налогов. От великосветского сноба Виктор набрался манер и умения, что называется, «изображать из себя». Получив вдобавок некоторые адреса и рекомендации, Альдос провёл последние годы в качестве дворецкого или помощника управляющего в нескольких местах, а затем нанялся на службу к Фернандо Мартинесу. Приличное состояние сколотить так и не удалось, но и бедняком Виктор никак не был.

Должность слуги позволяла рассчитывать в перспективе на покупку собственного владения с участком. Кроме того, Виктор втайне надеялся найти себе сравнительно молодую жену и завести от неё детей. В былые годы нынешний дворецкий дважды женился и дважды разводился, не заимев потомства.

В душе он завидовал хозяину – молодому бездельнику с большими деньгами и приятной внешностью. Такое сочетание позволяло при желании иметь сколько угодно девиц, а также богатый выбор приличных невест.

Криминальные друзья канули в прошлое, здоровье было в порядке, а жалованье хозяин платил щедрое, да ещё с надеждой на дальнейшие прибавки. Виктор изо всех сил старался не замечать некоторых странностей Фернандо (а у кого их нет?), служить верой и правдой и, по возможности, не совать нос не в свои дела. Последнее было нелёгкой задачей, поскольку такие тщательно скрываемые качества, как природное любопытство и наблюдательность, у дворецкого присутствовали.

Тревога за идеальное будущее поселилась в сердце, когда в доме появился желтолицый старик.

С ним сразу возникли осложнения. Интуитивно понятно, что дедуся немного чокнутый, со скверным и въедливым характером. Может притворяться милым, учтивым, даже участливым, но на деле весьма опасный человек. По живости движений не скажешь, что он собрался на тот свет. Зачем всё-таки приехал к молодому Фернандо?

Разумеется, Альдос попробовал что-нибудь подслушать. Уж очень долго длилась беседа гостя с Мартинесом. Но говорили всё время на русском. Отдельные понятые слова не складывались в картинку. Москва? Виктор невольно напрягся. Потом начали зачем-то повторять «абла эспаньол». Здесь пришлось прервать подслушивание и потихоньку удалиться, потому что в комнате началось какое-то движение.

Дворецкий задумался. Старик приехал из России? Почему-то не верится. Зачем разговор ведётся не на нормальном языке, а потом повторяют, как мантру: «говорить по-испански»? В общем, собеседники что-то скрывают.

Потом появилась молодёжная троица. Тоже странная группа, совершенно непохожая на обычных приятелей хозяина. Но впечатление такое, что гости с ним давно знакомы и долго не виделись. И все опять, как назло, говорят по-русски. Неужели хозяин когда-то побывал в России? Откуда он на самом деле приехал?

Но старик беспокоил Виктора куда больше. Сейчас, когда дом опустел, дворецкий поднялся в комнату, которую занимал последние дни Милвус, уселся в кресло и попытался детально вспомнить минуты общения один на один с крайне озадачившим его человеком.

Таких встреч было всего две. Длились они совсем недолго, но оказали на психику Альдоса крайне неблагоприятное воздействие.

В первый раз мажордом зашёл в библиотеку лишь затем, чтобы убедиться, что там всё в порядке, и молодёжь не раскидала книги и газеты. Справедливости ради надо сказать, что типографский ассортимент хозяина в основном состоял из малоинтересной беллетристики: любовных романов, американских детективов и парочки случайных комиксов.

Старик сидел в одиночестве, вытянув длинные ноги, и скучающе оглядывал полки. Перед ним уже лежала выбранная книга, но он её не раскрывал, а лишь поглаживал обложку.

– Альфред Брем. ― Милвус явно зафиксировал присутствие слуги боковым зрением. ― Нестареющая классика. Дружище, не стойте на пороге, вы мне не мешаете. Наоборот, мне хотелось бы кое о чём вас спросить.

– Я к вашим услугам, сеньор.

Виктор приблизился и встал в своей досконально отрепетированной почтительной позе.

– Люблю постоянно читать, ― поведал Виперидус, со скрытой насмешкой поглядывая на вышколенного слугу. ― Или вспоминать то, что прочитано. Хорошая книга требует надлежащего окружения. Мне бы сейчас не помешала лампа или торшер с зелёным абажуром. Не найдёте для меня?

– К сожалению, в доме такая лампа отсутствует. Но недалеко есть универсальный магазин, могу съездить и поискать подходящую.

– Ладно, не нужно, ― великодушно махнул рукой старик. ― Если исполнять каждый мой каприз, хозяин вас просто потеряет. Хотя очень жаль, что хорошие традиции уходят в прошлое. Знаете, лет так сто двадцать назад в каждой приличной семье была такая лампа, делающая чтение много легче и приятнее. Так считалось.

Альдос понимающе кивнул. Он был готов тоже так считать.

Кажется, непонятному старцу хотелось от безделья потрепаться ни о чём. Виктор приготовился односложно отвечать или поддакивать в нужных местах, помогая словоизлиянию нежданного собеседника.

– А я ведь, знаете, сначала случайно встретил старину Брема в Египте, а только потом прочёл его книги. Вот эту, «Жизнь животных». А есть ещё «Жизнь птиц». Кстати, вам не приходило в голову, любезный, почему люди не любят коршунов?

– Я как-то не задавался таким вопросом.

– Но сами вы их не любите?

– Простите, сеньор, я не совсем понимаю…

Дворецкий немного растерялся. Он не привык, чтобы кто-то настойчиво спрашивал его мнения.

– А что здесь понимать? Никто не любит кондоров, а они с чёрными коршунами во многом похожи. Не брезгуют падалью и объедками. Коршуны обожают собирать повсюду, где только найдут, грязные тряпки для своих гнёзд. Но зато уничтожают множество змей, особенно гадюк.

– Вы прекрасный знаток, господин.

Альдос изо всех сил старался придерживаться обычной тактики, а затем под подходящим предлогом смыться на кухню или куда-нибудь ещё.

– Помнится, в первую мировую проезжал я мимо одного тылового госпиталя. Там выздоравливающие солдаты развлекались: стреляли в парочку кружащих поблизости коршунов. И вот изловчились, одного подстрелили. А потом охотники вдруг поспорили, кто из них таким метким оказался, да и поубивали в итоге друг друга. Так знаете, что было дальше?

– Что? ― машинально отозвался Виктор.

– Я испытал глубокое удовлетворение.

– Очень любопытный случай…

– Так кого вы больше любите: коршунов или людей?

– Сеньор, но я не могу их сравнивать таким образом…

Старик разразился своим неприятным скрипучим смехом и погрозил пальцем дворецкому.

– А я вот люблю этих птиц. Чувствую общность с ними. А вы никого не любите. Не можете сравнивать людей и меньших наших братьев? Возможно. Зато наверняка вы можете сравнить тюремную баланду и изысканные ресторанные блюда – не в пользу первой, разумеется…

Виктор помнил, как каждый волосок на его голове встал дыбом от ужаса.

«Неужели он что-то знает о моём прошлом? Играет, как кошка с мышью. Произносит на первый взгляд бессмысленные фразы. Но во что он играет?»

Так и не придумав, что сказать, Альдос повернулся и позорно сбежал из библиотеки. Не в буквальном смысле – двигался он с вполне допустимой для его достоинства скоростью. Зато прекрасно осознавал: ему только что дали понять, насколько можно быть уязвимым, несмотря на тщательно тренируемую выдержку.

В другой раз Милвус лично спустился на кухню и воззрился на слегка съёжившегося дворецкого:

– Должен сказать, что вы отвратительно приготовили заказанное мною зелье. Я не испытал никаких галлюцинаций.

Утром старик потребовал заварить «чай из мандрагоры». Не слышавший о таком компоненте напитка Виктор обратился к хозяину. Тот лишь посмеялся и посоветовал использовать обычную мяту.

– Простите, сударь, но выполнить вашу просьбу не было никакой возможности.

– Вы вчера как-то невежливо оставили меня.

– Ещё раз простите, я почувствовал лёгкое недомогание…

– Ситуационный параноид?

– Извините, сеньор, ― взмолился Виктор. ― Я не так учён, чтобы правильно отвечать на сложные вопросы.

– Однако мне думается, что у вас здесь, ― тут Милвус выразительно постучал себя по голове, ― кое-что есть. Наблюдательность. Умение слушать и слышать. С выводами похуже – им не хватает глубины. Поэтому лучше бы вам поменьше нагружать мозги. В свободное время больше гуляйте или заведите любовницу. Это будет гораздо полезнее для здоровья. Держу пари, что в молодости вам приходилось много ходить. Или бегать от каких-нибудь разутых бедолаг.

Потрясённый Альдос немедленно сослался на срочное дело и собственной персоной отправился к мяснику, хотя уже давно делал заказы по телефону.

Немного успокоившись, слуга сделал вывод, что ему ничего особо не грозит. Да, сумасшедший старик весьма недвусмысленно велел не лезть не в свои дела. Наверное, Виктор чем-то невольно выдал своё острое любопытство в связи с кардинально изменившейся обстановкой в доме. И немудрено: с появлением необычных гостей разноцветный фейерверк ворвался в однообразные серые будни. Да, Милвус вызывал страх и беспокойство, но, конечно, он не может знать реальное прошлое дворецкого. Сдаётся, желтолицый упырь лишь прощупывает, провоцирует, смотрит на реакцию. А он, Альдос, практически без боя проиграл словесные дуэли…

К счастью, зловредный отец дядюшки хозяина быстро отбыл в неизвестном направлении. Фернандо поведал, что собирается немало попутешествовать в компании с молодыми людьми, для начала поедет в столицу, а оттуда отправится в Москву. Что он там собирается делать – не уточнил. Будет периодически звонить, узнавать, всё ли в порядке.

Альдос теперь один. Пошатнувшееся душевное равновесие у него восстановилось, любопытство же никуда не исчезло. Скорее даже усилилось, несмотря на предупреждение не лезть, куда не просят.

Но спокойно разобраться со своими чувствами дворецкому в этот день не удалось. Пришлось пережить сразу несколько визитов.

Началось с полицейских. Услышав звонок в ворота, Виктор выглянул в окно второго этажа, выходящее во двор. Парочку толстяков, немного отошедших назад, чтобы их можно было разглядеть, мажордом давно знал. Тот, которого все звали Санчо, приветственно махнул рукой, напоминающей полено от неплохо пожившего дерева.

Когда Альдос спустился и открыл им калитку, вошли они не сразу. Переглянулись, шумно пыхтя. Несколько раз осенили себя крёстным знамением, нерешительно поглядывая на дом и переминаясь с ноги на ногу. Потом всё же потопали казёнными ботинками внутрь. Дворецкий усадил их в просторном холле внизу и предложил выпить чего-нибудь прохладительного.

– Сначала – дело, ― заявил «Большой» Санчо. В силу габаритов он обычно чувствовал себя главным в упомянутой парочке. ― Эфф, нам бы потолковать с твоим хозяином.

– Вынужден огорчить, но не далее как вчера он уехал, и надолго. Планирует покинуть страну и какое-то время путешествовать с друзьями.

Полицейских, кажется, такой оборот совсем не огорчил, а будто даже обрадовал. Они заметно расслабились и выразили готовность хлебнуть холодного пива. Виктор скрепя сердце подал им бутылочное элитного сорта. Увы, другого в доме просто не нашлось. Служаки попробовали, довольно причмокнули и ещё больше повеселели.

– Прискорбно, что мы не успели застать сеньора Мартинеса, ― снова заговорил Санчо. ― Нам поручено передать ему благодарность от всего полицейского управления города за чудесное спасение госпожи Вероники Гаты. Мы уверены, вы в курсе этой истории…

Дворецкий кивнул.

– С другой стороны, молодой уфф Фернандо поступил очень разумно, уехав именно сейчас, ― вступил в разговор «Малый» Доминго. ― Ох, помнится, как его допекали репортёры и зеваки после того похищения, когда он благополучно сбежал. А теперь ему просто житья не дадут. Мы, конечно, не стали распространяться о том, как всё было с дочерью банкира. Но шила в мешке не утаишь, не сегодня-завтра всё пронюхают, и такой балаган начнётся!

Пауза на очередной глоток и усилившееся довольное сопение.

– Отец Вероники просил не информировать прессу и телевидение о случившемся, ― продолжил «Большой». Когда здоровяки вступали по очереди, нередко создавалось впечатление, что продолжает говорить один и тот же человек. ― Как и сеньор Фернандо. Наши боссы посчитали бестактностью назначать ему какую-либо денежную премию, учитывая его блестящие финансовые дела. Но в Управлении всерьёз думают представить юношу к государственной награде.

– С удовольствием передам при первой возможности, ― обещал дворецкий.

– Конечно, у руководства остались кое-какие вопросы по поводу похитителей сеньориты Вероники, ― ещё раз причмокнув, вымолвил «Малый».

– Разве хозяин не дал подробные письменные показания?

– Разумеется, в деле всё есть, чин по чину. Просто никто не понимает, почему господин Фернандо предпочёл передать спасённую случайному водителю, а не отвёз её сам до дома, который ему хорошо знаком?

– Помню, хозяин говорил, что Вероника не хотела показаться на людях в несколько неприглядном виде. Для девушек это свойственно, понимаете? Сеньор Мартинес был на своей яхте не один, а в компании молодых людей. Потом ему нужно было ещё довести судно до стоянки. Он посчитал, что такая ситуация не совсем удобна для утончённой сеньориты.

– Действительно, выглядела малышка не очень, ― подтвердил Доминго. ― Мокрая, вся в тине и песке. Так мы и написали в своих показаниях.

– Я ещё добавил, что от неё дурно пахло, ― вставил Санчо.

– Да? ― Удивился «Малый». ― Я что-то не заметил. Но духами точно не несло, как обычно. Видимо, девице несладко было в плену-то.

– У вас ещё есть вопросы? ― решился поторопить их Виктор. Уж очень не хотелось продолжать разграбление драгоценных пивных запасов.

– Нет. То есть – да, ― неожиданно изменил решение главный верзила. ― Но тут дело щекотливое. Можно сказать, личное.

Дворецкий насторожился. Санчо выудил из-за пазухи помятую газету, расправил её и протянул, предлагая прочесть иллюстрированную заметку, идущую сразу после пространной заглавной статьи.

– Вот, реквизировал у своей жёнушки. Опять с ней поскандалили, хорошо, до драки не дошло. Всерьёз опасаюсь, что пойдёт прахом моя семейная жизнь из-за нечистой истории. Да и у моего приятеля тоже.

– Что за история? ― осторожно спросил Виктор, сразу же узрев в заметке фотографию Фернандо Мартинеса. Явно более юного, чем сейчас.

– Газетёнка, вишь, не поступает в продажу, а жена моя её выписывает. ― «Большой» шумно вздохнул и горестно пристукнул блиноподобной ладонью по столу, отчего одна из пустых бутылок упала и покатилась в объятия другого «блина», чуть поменьше размером. ― Так, всякая чушь про то, как бороться с мужиками да отстаивать женские права. Но там ещё конкурс, оказывается, придумали – написать, у кого муж самый глупый. Представляете, моя благоверная вышла в призёры, ей даже премия полагается. Но тогда выходит, что я как раз самый что ни на есть дурак, и нет во всей Мексике другого такого олуха! Вот уж, представьте, как мне с такой славой по городу ходить!

– Значит, на одной из фотографий в заметке – ваша супруга, ― сообразил Альдос. ― Здесь, правда, не значатся ни имя, ни фамилия, а лишь «Наш конкурсант № 87. Вторая премия». И что тут о моём хозяине?

– Вот, дело как раз в нём! ― воскликнул Санчо. ― Точнее, в фотографии. Мы с приятелем считаем, что это совсем не сеньор Фернандо, а другой человек. Но жена моя упорствует и утверждает обратное.

– Неужели? ― протянул дворецкий, лихорадочно пытаясь сообразить, что ему лучше сказать. Он привык никогда не спорить с представителями закона, даже если они несли невероятные глупости. ― Почему же так получается?

– Сейчас расскажу подробно, ― захлёбываясь от усердия, принялся объяснять Доминго. ― У нас были две фотографии, вроде похожие друг на друга. По ним искали разных людей. Наверное, один из них был сеньор Фернандо. Второй… не помню кто. Никто не помнит. Но потом мы посмотрели внимательно, поняли, что никакого отношения к вашему хозяину фотографии не имеют, и сожгли их. Но один экземпляр несносная пигалица, сестра моей жены, успела припрятать. Да ещё плетёт, что на ней точно Фернандо. Но мы-то знаем, что там совсем не тот человек!

– А кто же?

– Ну… неизвестно. Может, он вообще не человек. Такими люди не бывают.

Сделав весьма неожиданное заявление, Доминго сник и с тоской посмотрел на напарника. Тот грустно продолжил:

– Мы как-то запутались. Несколько дней нам кажется, что, возможно, мы были не правы. Но, стоит увидеть подобную фотографию, и становится ясно, что такое лицо не может существовать. Мы пытались спокойно разобраться, но ничего не получается. Вот мы и решили пойти сегодня к сеньору Мартинесу и прямо спросить: он это или не он?

Похоже на групповое помешательство, подумал Альдос. Однажды он был свидетелем, как несколько сокамерников, тайно получив с воли какие-то таблетки, тут же их наглотались и несколько часов пороли несусветную чушь. Однако есть в бреднях полицейских что-то важное, созвучное его собственным тревогам.

– Думается, вы можете разрешить наши сомнения. Ведь вы, как никто, должны знать своего хозяина.

Двое полицейских с надеждой уставились на старого слугу. Ему стало очень не по себе, но внезапно пришла спасительная мысль.

– Давайте я вам предложу ещё пива, чтобы немного успокоиться. А насчёт проблемы думаю вот что. В доме есть несколько других фотографий моего хозяина. Я их сейчас покажу вам. А вы уже сами решите тогда, кто есть кто.

Толстяки выразили шумное согласие и пуще прежнего налегли на дорогущее пиво. Забавно было потом видеть, как они вертели принесённые фото в рамках, выставляли их под разными углами, приближали к лицу чуть ли не вплотную или удаляли на расстояние вытянутой руки. Когда Санчо бросил просящий взгляд, Виктор быстро сказал:

– У меня нет лупы. И микроскопа – тоже. Только фонарик.

Осветительный прибор пошёл в дело, капралы пытались поочерёдно направить лучик на каждую мельчайшую деталь снимков. Альдос находился в лёгком потрясении от невероятной скрупулёзности такого плёвого, на его взгляд, расследования. Наконец, Санчо разогнулся и громко резюмировал:

– Теперь точно вижу – не он! Совсем другой человек. А может, даже пришелец. Таких людей не бывает.

– А жёнам будем говорить? ― поинтересовался напарник.

– Да ну их! Давай просто будем жить дальше с сознанием собственной правоты. Плевать на склочниц, амиго!

Удовлетворённые полисмены стали прощаться, не забыв допить угощение до последней капли.

Дворецкий отметил, что в последние дни бестолковые беседы случаются у него подозрительно часто. Собрал бутылки, тщательно вытер стол от пролитых капель и потных пальцев незваных посетителей.

Понадобилось выпить таблетку от головной боли. Виктор прилёг, незаметно уснул, и ему всё время виделись лица хозяина под разными ракурсами. Скрипучий голос Милвуса издевательски нашёптывал: «Он коршун, а не человек! Тебе надо любить его, как птицу! Сам Альфред Брем скоро занесёт его в свою великую книгу!»

Звонок. Ещё один. Кто-то настойчивый.

– Вот чёрт!

Дворецкий резко сел, унял возникшее головокружение и поплёлся открывать. Пока шёл, позвонили ещё восемь раз.

Теперь на пороге торчал жизнерадостный и бодрый субъект в тёмных очках и с невероятно белозубой улыбкой. На плечах у него висели в чехлах профессиональный фотоаппарат и портативная видеокамера. Наряд дорогой, но безвкусный.

Быстро же репортёр нарисовался, подумал Виктор, а вслух сказал:

– Хозяин не даёт интервью и съёмку проводить не позволяет. Пожалуйста, не беспокойте больше, иначе придётся вызвать полицию…

– Ты что, старина, меня не узнаёшь? ― Белозубый бесцеремонно отодвинул дворецкого и двинулся к дому. ― Я приятель душки Фернандо. Мы с ним ведь тут славно потусили. Правда, уже давненько.

Теперь Альдос действительно припомнил, что обладатель назойливой голливудской улыбки как-то попадался ранее на глаза в компании с хозяином.

– Тут, видишь, какое дело, ― продолжал на ходу болтать давний приятель. ― Мне Фернандо дал пару поручений в Японии. Обещал кучу денег, аванс дал. А я, значит, дельце-то выполнил, а потом отчего-то забыл об оплате. Болтался по разным местам, благо добрые люди везде есть. А на днях буквально – раз! Меня осенило, что я так и не получил двадцать тысяч зелёными. А мне они нужны просто позарез. Так где дружище Фернандо со своим неиссякаемым мешком?

– Его нет. Он уехал.

– Кататься, как всегда? Или в ближайший бар? Так я подожду. Старик, будь другом, приготовь мне мартини, в горле совсем пересохло.

– Нет, вы не поняли. Он уехал далеко и надолго. В Москву.

– Ну, надо же! ― удивился Белозубый. ― А что он там забыл? Ничуть не ближе, чем проклятая Япония. Представляешь, я там пас каких-то монахов с палками. Не помню, правда, зачем. Вообще ни черта не помню. Хорошо, что про деньги вспомнил. А может, плутишка просто не хочет платить и где-нибудь тут прячется?

Невзирая на возражения, репортёр обошёл дом, заглядывая во все углы, потом вытребовал-таки бокал мартини и назидательно сказал дворецкому:

– Вот они какие, богатеи! Работаешь на них, работаешь, а благодарности потом не дождёшься. Особенно той, что приятно шуршит. Смотри, старик, в оба, а то хитрый Фернандо и тебя когда-нибудь так кинет, и останешься ни с чем, как я сейчас! Ну, говори, как с ним связаться? Я с него потребую свою плату.