Глава 1
Вечернее майское солнце, садясь, светило на крашенные серебристой краской крыши гаражей ракушек. Вообще в этом районе города краской серебрянкой было покрашено все: гаражи, скамейки, окна, двери и даже бордюры, выступающие из асфальта. Район назывался «Химический», так как примыкал к комбинату «Химсинтез». В основном все жители района были связаны с этим комбинатом – работали на нем, собирались работать или вышли после него на пенсию. Краска эта была самая доступная на комбинате, вот ей и красили все подряд.
Двое молодых парней стояли в проходе между гаражами и с жадностью курили одну папиросу на двоих. Один был высоким и кряжистым, со сломанным носом и темно-русыми прямыми волосами. Второй из парней был щуплее, но зато обладал соломенными вьющимися волосами, прямым породистым носом, чувственными губами. О нем тайно воздыхали все знакомые девчонки.
– Ты, Борис, сегодня на демонстрацию ходил? – спросил белобрысый.
– Ходил, портрет Мишки меченого нес, – ответил атлет со сломанным носом. – Мой дед после того, как цены на водку подняли, Горбачева только меченым и называет.
– А я сегодня с нашими заводскими не пошел, демонстрацию по телеку смотрел.
– Вот мы с тобой вечно на сигареты тратимся, Витек, а в киоске их валом, – затягиваясь «беломором», произнес Борис Гудымов.
– И что ты предлагаешь?
– Давай ларек подломим, сложим сигареты у моего деда в гараже и будем всегда при куреве. Он сейчас в запое и все равно туда не ходит.
– Боб, твой дед сейчас в запое, а через неделю, максимум две, выйдет. Куда мы их тогда будем девать?
– Во-первых, скурим, во-вторых, пацанов угостим, в-третьих, распихаем по всяким нычкам у тебя и у меня дома.
– А если дядя мусор пожалует с обыском?
– С чего это он на нас подумает? У нас с тобой приводов нет. У тебя так вообще повестка из военкомата на следующий месяц лежит. Чего тебе бояться? Это мне в армию только через год, когда «путягу» закончу.
– Я помню, что ты у нас малолетка.
– Зато у меня кулак в два раза больше, чем у тебя, – обиделся Борис.
– Окончил бы как я вечернюю школу, водительские курсы и на работу шофером пошел. На колесах всегда бы был, а то в сварщики подался.
– Знаешь, сколько сварщики на северах зашибают? Шоферне столько и не снилось. Мой дед всю жизнь сварщиком отработал в почете и уважении, и бухать даже на работе можно. Водителя же сразу прав лишат, стакан опрокинуть только после работы можно.
– Мы как праздник отмечать то будем? – раздраженно спросил Виктор Клестов. – У меня только рваный рубль в кармане.
– Не ссы, я у деда чекушку отлил.
Расстегнув ветровку, Борис радостно вытащил из-за пояса бутылочку с прозрачной жидкостью. Одет он был не в пример своему другу бедно: засаленная ветровка, дешевые штучные брюки и стоптанные туфли. Жил Гудымов вместе с матерью и спившимся дедом. Виктор был из благополучной семьи, на нем были потертые джинсы, дутая куртка и румынские кроссовки. У него были и отец, и мать, работавшие на химическом комбинате. Деньги у него тоже водились, но жадноватый Витек поить друга за свои не хотел.
– Дед не заметил?
– Я ему в бутылку воды плеснул, он уже готовый, ему все равно.
– Дома тебя от деда пиздюлина ожидает, – глотнув горячительной жидкости, произнес Виктор. – Попомни мои слова.
– Похую, – сказал Борис, принимая из рук друга бутылочку.
– Похую больно бывает, – засмеялся своей скабрезной шутке Витек. – Тару не задерживай.
– Смотри, Клест, смотри, твоя Инка бежит!
– Какая она моя? Малолетка. Инка, пизда-невидимка, иди сюда!
После двух глотков водки Витюшу несло. Инна Синичкина, шестнадцатилетняя девчонка, была его поклонницей, которая два года назад решила, что он на ней обязательно женится. Была Инна красива: тоненький носик, пухлые алые губки, небольшого роста, но хорошо уже по–женски сложена, только она была бедно одета и совсем не умела подать свою красоту. Девушка писала своему златовласому кумиру любовные записочки, млела, когда он обращал на нее внимание или заговаривал. Вот и сейчас Инна, несмотря на вульгарное обращение, сразу бросилась на зов Виктора.
– Инна, у тебя дома выпить есть? – спросил Боря, но девушка на его вопрос даже не отреагировала.
– Инночка, у нас чекушка закончилась, а сегодня Первое мая, – заговорил с ней уже Клестов. – Надо бы догнаться, найди где-нибудь.
– У нас дома есть только шампанское, – мило заговорила девушка. – Мама к празднику купила.
– Так давай неси, мы люди негордые и шипучку выпьем, – не отказался от шампанского Витек. – Но, если есть что–то покрепче, тоже прихвати. День солидарности трудящихся надо отметить.
Получившая указание возлюбленного Синичкина побежала к пятиэтажке семейного общежития и исчезла в подъезде.
– Найдет? – спросил Гудымов, сплюнув через зубы.
Борис за своим пренебрежением к Инне скрывал, что она ему нравится, но пытаться отбить ее у друга он никогда даже не думал.
– Не сомневайся, а то я с ней месяц разговаривать не буду.
Через десять минут Инна прибежала назад, в ее авоське лежали две завернутые в газету бутылки.
– Вот шампанское и начатая бутылка коньяка, стояла в серванте еще с Восьмого марта. Мама про коньяк, наверное, уже забыла.
– Умница, Инночка, а теперь исчезни, у меня с Бобом конфиденциальный разговор, без лишних ушей.
– А мы с тобой на дискотеку завтра в ДК «Химик» пойдем? – осмелилась спросить Синичкина у Витьки.
– Завтра, конечно, сходим, а пока исчезни, у нас трубы горят.
– Смотри, какой коньячок «Белый аист», молдавский, пять звездочек, – восхищенно произнес Борис. – В нашем вино-водочном я такого никогда не видел. Молодец девчонка. Под такую выпивку и закусь нужно купить.
– Купи полбулки хлеба и сырок «Дружба», – достал из кармана пятьдесят копеек Клестов.
Дефицитный коньяк в семье Синичкиных, которая состояла из дочки и мамы, появился с праздничным набором к 8 Марта. Мама работала библиотекарем в комбинатской библиотеке и каким-то боком ее отнесли к ИТР, и она выкупила за двадцать рублей набор с дефицитными продуктами. Жили Синичкины в заводском семейном общежитии. Инна все детство читала приносимые мамой книги и была очень романтичной начитанной особой. Она знала, что мама будет ругать за отданный любимому человеку коньяк, но с другой стороны мама его только попробовала и он просто несколько месяцев стоял в серванте.
Друзья выпили весь коньяк, решив оставить бутылку с шампанским на вечер, который они решили провести в одной из комнат женского общежития. Гудымов во время выпивки продолжил убеждать друга залезть в сигаретный ларек. Сначала идущий в отказ Виктор под влиянием алкогольных паров сделался более сговорчивым и согласным на риск.
– Ты что не пацан, Витек? – уговаривал Борис, беря на слабо. – Я знаю, у Верки, продавщицы из сигаретного ларька, несколько блоков «Мальборо» в заначке имеется, она их из-под полы по три рубля толкает.
– А почему ты молчал? Я бы взял перед телками рисануться.
– По три рубля?! Да я за два рубля воробья в поле загоняю. В киоске замок амбарный висит, не перепилишь, а петли совсем хлипкие, я смотрел. Сейчас две монтировки у деда в гараже возьмем, их оторвать – одна минута.
– Боб, если ты такой умный и все продумал, зачем тебе нужен я? – задал резонный вопрос Виктор.
– Во-первых, Клест, я много один не унесу, во-вторых, мы с тобой кореша с первого класса, в-третьих, мы давно это собирались сделать, и, вообще, идти на дело без подельника – это херня.
Гудымов, несмотря на то что учился в школе на одни двойки, которые добрые преподаватели заменяли тройками лишь бы выпустить его из восьмого класса, обладал даром убеждения. Он очень редко дрался, но мог так словесно надавить на пацана помладше и даже на одногодков, что те безропотно выворачивали перед ним карманы с мелочью.
Витек своего дружбана никогда не боялся, но был на кураже от выпитого и, зайдясь в безудержном смехе, произнес:
– Пошли за монтировками, подельник. – Подельник, блин, где ты так, Гудым, наблатыкался?
Киоск «Папиросы-сигареты» находился на остановке, где останавливались все автобусы химического микрорайона. Был ларек поставлен сюда двадцать лет назад, его железные бока раз в несколько лет красились в синий цвет и выгодно отличались от всех серебристых металлоконструкций микрорайона. Молодые люди, идущие к ларьку с целью похищения сигарет, еще в третьем классе, когда закладывали в самокрутки листья ясеня, чтобы подымить, заметили, что его дверь деревянная просто оббита железом. Уже тогда впервые Гудымов предложил обчистить киоск и вволю накуриться настоящими сигаретами, а не листьями и бычками. Теперь его давняя задумка осуществлялась. Просунув монтировку между створками двери и косяком, Клестов с силой надавил, а Борис, подсунув вторую монтировку под ушко, в которое был продет замок, оторвал его. Замок бесполезно повис на косяке. Взломщики вошли в ларек и принялись распихивать в авоськи блоки с сигаретами.
– Бери только с фильтром, – командовал Гудымов.
– Без сопливых знаю, что брать, – зло отозвался Виктор. – Где твои «Мальборо»? Нет их нигде.
– Ты даром не рыскай. Вон блок с «Космосом» пропустил.
– Зато я два блока «БТ» нашел.
– Не «БТ», а «ВТ», умник.
Борис уверенно набивал авоськи, а Клестов искал дефицит, больно не обращая внимания на сигареты, которые мог каждый день купить. Наконец он нашел начатый блок с молдавским «Мальборо», но в нем осталось всего пять пачек.
– Хватит искать, нет тут их больше, – сказал Гудымов, в руках которого было четыре полные авоськи.
Клестов, который бережно разложил фирменные пачки по внутренним карманам, накидал еще за пазуху кучу пачек папирос «Север».
– Нафига тебе эта лабуда? – спросил Борис, покидая ларек.
– Мужиков буду на работе угощать, они только папиросы и курят.
Прикрыв дверь в ограбленный киоск, пацаны скрылись в темноте майской ночи.
Глава 2
Авоськи с блоками сигарет были спрятаны в гараже деда Гудымова. Захватив бутылку шампанского, пацаны направились к общежитию, решив искать счастья на женской половине.
– Идем в комнату к Алке и Светке, – заявил Клестов.
– А они дадут? – спросил не пользовавшийся большой популярностью у девушек Борис.
– У нас с тобой бутылка «Советского шампанского» и сигареты «Мальборо», конечно дадут!
– Вы к кому на ночь глядя? – остановила их вахтерша тетя Люба.
– В четыреста четвертую, Светка мне червонец должна, – развязно сказал Клестов.
Бутылка с шампанским заблаговременно была спрятана в рукав Витиной куртки, и он, повернувшись к вахтерше боком, пытался скрыть раздувшийся рукав.
– Уже начало двенадцатого, не положено, – резко произнесла вахтерша.
– Теть Люб, мы только туда и обратно.
– Не положено!
– Теть Люб, а у нас для вас подарок, – не унимался Виктор, которому не терпелось попасть на женскую половину общежития. – Вы же курите, мы вам пачку болгарских сигарет «Родопи» подарим. Боб, отдай подарок тете Любе.
– Хорошо, проходите, – хитро произнесла вахтерша, беря в руку пачку сигарет.
Парни весело побежали по лестнице на четвертый этаж. Виктор достал из рукава куртки бутылку вина и постучался в комнату.
– Входите, – послышался за дверью девичий голос.
Ввалившись в комнату, Витя и Боря увидели нерадостную для них картину. За празднично заставленным закусками столом сидели четверо человек – Алла и Светлана лаборантки, присланные на химкомбинат на отработку после техникума, и два тридцатилетних мужика, которые работали грузчиками в лакокрасочном цехе.
– Вот и шампусик подоспел, – встал из-за стола здоровый амбал и подошел к Клестову.
– Мы дверью ошиблись, – находчиво заявил Гудымов и дал заднюю.
– Шампанское отдал, – цепко ухватился грузчик за бутылку.
– С чего это?! – злобно оскалился Виктор.
– А то больно будет. Не видишь, что ли, девчонки газировки хотят.
– Так мы тоже хотим, – всунулся обратно в комнату Борис.
– Засунь свои хотелки себе в кулачок, – произнес второй грузчик, подходя к двери, его голова почти касалась верхнего дверного косяка. – Молодые вы еще пацаны, чтобы что-то хотеть, лучше пойдите и подрочите.
– Ты, дядя, оборзел! – крикнул Гудымов, который сам хорошо умел колотить понты. – Ты Ваську Корявого знаешь?! – назвал он самого страшного на районе человека.
– Знаю – это я, – рассмеялся грузчик.
Но Гудыма не так просто было смутить:
– Сейчас рога поотшибаем, посмотрим, какой ты Корявый!
Великану надоело спорить, и он сунул здоровенный кулак в морду Бориса. Со стороны могло показаться, что удар несильный, грузчик, словно нехотя, отмахнулся от надоедливой мухи, но Гудым, отлетев метра на два по коридору, упал на пол. Клестов отпустил бутылку и бросился поднимать товарища, делая вид, что очень озабочен его здоровьем. На самом деле ему хотелось отдать шампанское и смыться, не сильно теряя лицо.
– Борис, уходим, – тряся друга, говорил он.
Гудымов был в полном ауте, и Виктор, приподняв его, оттащил в умывальник, где облил его голову холодной водой, после чего Борис начал приходить в себя.
– Где я? – были первые его слова.
– В общаге, Корявый тебе в дыню дал.
– Хороший удар, как ларек вскрывали, помню, как в общагу шли, помню, а Корявого совсем не помню.
– Лучше и не вспоминай, пошли на улицу.
Вахтерша посмотрела на них, ехидно улыбаясь, когда незадачливые Дон Жуаны покинули общагу.
– Я этого так не оставлю, – хорохорился не пострадавший Клестов. – Мы еще накажем этого Корявого.
– Успокойся, Витек, от самого Васьки в морду получить незазорно, – сплюнул Гудымов скопившейся во рту кровью.
– Пошли лучше во вьетнамскую общагу. Там нам точно не откажут.
– Вьетнамок ебать – это полный отстой!
– Ты что, Гудым? Я их на комбинате рассматривал, есть вполне приличной наружности. На любителя конечно, но не полный отстой.
Общага с работницами из Вьетнама находилась в трех кварталах. Вьетнамки были присланы в Советский Союз по межправительственному соглашению для работ на тяжелых и вредных производствах, туда куда гражданки СССР не хотели идти работать. Они должны были отрабатывать долг Социалистической Республики Вьетнам за помощь, оказанную во время войны с американцами.
– Кидаем камешки в окна, пока из какого-нибудь не спустят связанные простыни, – объяснял Виктор товарищу.
– Ты тут уже был?
– Нет, Серый рассказывал. Ты только сильно здоровые камни не кидай, а то стекло разобьем, шумиха начнется.
Пацаны начали кидать камешки, пока окно на втором этаже не распахнулось. Белые простыни, связанные крупными узлами, вывались из окна и почти достигли земли.
– Не стой, Боб, раззявив рот, забирайся быстрей наверх. Наебемся же сегодня.
Десяток тоненьких ручек вьетнамок держали за край получившейся из простыней веревки, пока Борис, цепляясь за нее руками и ногами, не показался в окне. С подъемом Клестова дела пошли веселее, Гудымов тянул за простыни с силой десяти вьетнамок.
– Как вас зовут, товарищи? – смешно произнося слова, спросила бойкая вьетнамка.
– Это товарищ Борис, а я товарищ Виктор, – смеясь, представил себя и друга Клестов.
– Я товарищ Ван Ден Ка, бригадир. – Каковы цели вашего посещения?
– Ебаться хотим, – резко сказал Гудымов, у которого трещала голова после удара Корявого и ему было не до сантиментов.
– Ебаться – это хорошо. Нам нужно посовещаться.
Вьетнамки вышли, а парни начали рассматривать убранство комнаты во вьетнамском стиле – циновки, иероглифы и фотографии девчонок из далекой страны.
– Вот этим двоим нужно забеременеть, – сказала бригадирша, заводя в комнату двух щуплых низкорослых вьетнамок. – Они домой хотят, а контракт на четыре года, им еще по два года работать осталось.
– Прям так и забеременеть, а претензий в виде алиментов не будет? – ушло спросил Клестов.
– Претензий нет, – замотали головой вьетнамки, которые предназначались для соития.
– Их просто отправят на самолете в Ханой и вы их больше не увидите, – принялась уговаривать Ван Ден Ка.
– Мне как-то стремно, Гудым, прямо как на профсоюзном собрании, призывают выполнить план по обрюхативанию. Может, пойдем?
– Витек, что ты ссышь, надо помочь работницам из дружественной социалистической страны. Они не заразные, бригадирша?
– У них все холосе, медицинский осмотр недавно проходили.
– Ванденка, водка есть? – спросил Борис бригадиршу, переиначив ее фамилию и имя на русский лад.
– Рисовая, с дома.
– Ставь на стол и вали отсюда, – приказал он и схватил за руку показавшуюся ему более привлекательную вьетнамку.
Гудымов, не дожидаясь, когда достанут водку, схватил девушку за талию и повалил на ближайшую кровать. Она не сопротивлялась бурному напору, а помогала освобождать свое тело от одежды. Боря же не снял ничего, даже засаленную ветровку, только догадался скинуть туфли. Приспустив до колен штаны вместе с трусами, он лег на вьетнамку и начал тыкаться членом у нее между ног, ища отверстие.
– Помоги, блядь, попасть в пизду, – раздраженно сказал он, когда через полминуты усердного тыкания фаллос так никуда и не проник.
– А что такое блядь, пизду? – спросила вьетнамка почти без акцента.
– Пизда у тебя между ног, а блядь – это ты.
Девушка ухватила крепкий, как палка, член Гудыма и прижала к своему маленькому сухому влагалищу. Широко раздвинув ноги, она почувствовала, как член с трудом начал втискиваться внутрь. Вьетнамка вскрикнула, фаллос, не пройдя и половины пути, излился мощными толчками в только что лишившиеся девственности влагалище. Наполнившись спермой, женское лоно оказалось более проходимое, и уже кончивший парень начал ходить в нем уверенными толчками, расширяя его узость. Через пару минут член обмяк, и Борис с чувством выполненного долга вытащил его.
– Что за блядство? – возмутился Гудымов, взглянув на причиндалы. – У меня весь хуй в крови. Ты что течешь или я пизду порвал?
– Я девушка, у меня это в первый раз.
– Слыхал, Клест, я вьетнамке целку сломал. Ха-ха-ха.
Виктор на соседней койке еще и не начинал во всю резвиться. Раздевшись сам и раздев девушку, он залез под одеяло и опытными движениями начал возбуждать ее, гладя ее маленькие груди, худенькое тело и маленькую попочку.
Услышав радостные возгласы Бориса, он нехотя отозвался:
– Гудым, не мудрено, тут все такое детское.
– Ура, я первый раз целку сорвал.
– Ты тоже целочка? – спросил Клестов лежащую возле него вьетнамку.
– Не понимай, – отозвалась та.
– Сейчас проверим, – проговорил Витек, подминая девушку под себя.
Пассия Виктора оказалась готовой к соитию, и его детородный орган легко протиснулся во влагалище, к тому же его вьетнамка была более опытной и начала подмахивать его качкам. Избалованный женским вниманием и множественными половыми связями парень не долго занимался сексом в миссионерской позе.
– Раком становись, – приказал он, слезая с девушки.
– Не понимай.
– На четвереньки. Ну, как собачка.
Вьетнамка, лежащая рядом с Гудымовым, что-то прощебетала, и вторая встала на четвереньки. Клестов вошел в нее сзади и, вгоняя свой болт сильными ударами, вскоре со стонами кончил.
– А ты хорошо по-русски говоришь, где так научилась? – спросил Виктор вьетнамку Бориса, натягивая джинсы.
– Я училась в классе советско-вьетнамской дружбы в Ханое и была лучшей ученицей. Я очень хотела попасть в Советский Союз.
– Твоя мечта осуществилась. Зачем же теперь обратно уезжать, да еще и по беременности? Боб, вставай, будем водку пить.
– Тут все не так, как я думала: тяжелая работа, нам платят меньше, чем местным, из общежития никуда не выпускают, у меня слабое здоровье. К тому же Ван Ден Ка думает, что я с таким знанием русского языка займу ее место бригадира и посылает меня на самые трудные и вредные участки.
– Как тебя зовут? – разливая водку в граненые стаканы, спросил Виктор.
– Ай. Полное мое имя Нгуен Тхи Ай.
– Ай-ай-ай, – засмеялся Гудымов и выпил водки. – Слабая, градус вообще не чувствуется, у моего деда самогон вторяк и то крепче будет.
– Это рисовая водка для женщин, – произнесла Ай.
– Рисовая, поэтому и слабая, – утвердил Борис. – Кто же из риса водку делает?
– Почему, есть и крепкая в сорок пять градусов, ее обычно советские товарищи любят, а еще экзотические со змеей внутри или гекконом, или скорпионом, лечебные с женьшенем.
– Вот ты, Ай, грамотная, даже в водке разбираешься, – удивился Борис, которому, как внуку алкоголика, была близка эта тема. – Уважуха.
В это время в комнату вошла Ван Ден Ка и заговорила на вьетнамском. Девушки начали одеваться.
– Ванденка, ты зачем Айку обижаешь? – нахмуренно спросил Гудымов.
– Никто ее не обижает, домой она сама хочет. Тут у мой знакомой крепкая водка есть, она сейчас принесет.
– Со змеей? – спросил Виктор.
– Нет, «Новый рис» по-русски называется, – подбирая слова, ответила бригадирша, экзотическую водку никто из вьетнамок за так не предлагал, ею обычно втридорога спекулировали. – Сейчас мы закуску организуем, а они пускай идут, вы, товарищи, свое дело сделали.
– А если они не забеременеют? – спросил Виктор, которому хотелось попробовать говорливую Ай.
– Тогда, товарищи, придете через месяц.
Через несколько минут на столе стояла большая сковородка с яичницей и разогретой вермишелью. За стол уселись Виктор с Борисом, а напротив них Ван Ден Ка со своей подружкой. Если бригадирша была молодой, довольно привлекательной, обладала змеиной гибкостью, то ее приятельница была тридцати лет, с лишним весом, некрасивым плоским лицом с приплюснутым носом и почти не умела разговаривать по-русски. Вьетнамки лишь пригубляли из своих стаканов, в которых плескалось чуть-чуть водки, подливая побольше гостям.
– Пошли в коридор, Гудым, покурим, – предложил Виктор, когда полбутылки водки было выпито. – Я эту уродину ебать не буду, – сказал он, когда они вышли. – Я столько не выпью.
– А я, значит, выпью?
– Ты Айку сегодня девственности лишил, должна быть мне какая-нибудь компенсация.
– Так твоя тоже не уродина была. Я лучше через окно убегу.
– Как хочешь, Боб, но Ванденка моя.
– Значит, сбегу.
По возвращению Клестов решительно сел возле бригадирши и принялся травить анекдоты. Некрасивая вьетнамка, увидев, что пары распределены, подсела к Гудымову, который беззаботно качался на задних ножках стула. Она пролопотала что-то непонятное на своем птичьем языке, пытаясь вставить русские слова, из которых Боря понял только водка.
– Она хочет угостить товарища Бориса особой женьшеневой водкой, – перевела Ван Ден Ка.
– А меня почему не хочет? – осведомился Виктор.
– Говорит, мало, хватит только на одного. Водка лечебная.
– Пускай поделит пополам, – не унимался Клестов.
– Нет, – сказала некрасивая вьетнамка и налила из маленькой бутылочки полстакана Гудымову.
– Пей, не бойся, – произнесла бригадирша в ухо Бориса. – Будет стоять и не падать.
– Ваше здоровье, – ухмыльнувшись, сказал Гудым и, сморщившись, выпил настойку.
Ван Ден Ка выключила свет, оставив только ночник, она обвилась вокруг Виктора как змея, целуя его лицо и шею. Ее рука заползла в трусы парня и обхватила напрягшийся член. Другая рука принялась снимать с Клестова одежду, через пять минут он сидел на стуле абсолютно голый, а бригадирша одевала на фаллос неведомо откуда взявшийся презерватив. Смотревший на это действие Гудымов бычился. Когда же Ка оседлала сидевшего на стуле друга и, не стесняясь, стала не нем ерзать, Борис сорвался с места.