Бурлящий поток
Январский запоздалый рассвет заблудился где-то в цепких объятиях оголённых ветвей тополей, взметнувшихся ввысь как огромные опрокинутые мётлы. Медленно и лапидарно закипал на востоке мутный янтарь зимнего солнца, не желая осветить бледным светом своим серое небо и притаившийся в сумеречном тумане Город, лишённый за неведомые грехи новогоднего снега.
В квартире царил стойкий хвойно-мандариновый аромат, как и полагается на Руси в первые дни наступившего года, а в томной мгле комнаты всё пребывало в тихом и тёплом уюте, и нежелание потерявшегося утра посетить Город пришлось как нельзя кстати, потому что можно было продолжать преспокойно спать и видеть ванильные сны в коварной предрассветной безмятежности.
А вот телефонный звонок, разрушивший предутреннюю грёзу, был некстати. Совсем некстати. Кирилл даже не успел запомнить свой сон. Помнилось только, что он был ванильным, но почему, и, собственно, как ванильным – на цвет, запах или вкус, позабылось. Мучительно хотелось это выяснить и вернуться в сон.
Треклятый звонок повторился, и обиднее всего – верещал не Кириллов мобильник. «Чокнутая лягушка» вопила в районе дивана, где почивал Сан Саныч, петербургский родственник, остановившийся у них проездом после новогоднего отпуска в Красной Поляне. Кирилл, мысленно проклиная Аэрофлот, не пожелавший накануне вечером доставить родственника в Питер ввиду отсутствия билетов, пошарил рукой на полу возле своей кровати, нащупал тапок и метнул его в диван. Тёмный клетчатый плед на диване зашевелился, Сан Саныч где-то откопал «чокнутую лягушку», и та наконец заткнулась. Но взамен вожделенной тишины послышалось невнятное бормотание самого Сан Саныча. Мобильник маячил зелёной подсветкой и освещал зелёным светом ухо и пол-лица Саныча.
«Да он ещё и ответил! И это вместо того, чтобы выбросить телефон в форточку! Ишь, зеленеет себе! Шрек несчастный…» – Кирилл попробовал закрыться разом ото всех звуков и нырнул с головой в пуховое море подушек, но некоторые фразы с дивана всё же достигли его слуха.
– Я в Краснодаре, – бубнил Сан Саныч, – застрял тут в провинции на задворках злосчастной империи… Сегодня вечером вылетаю…
Даже спросонья Кириллу стало обидно за малую Родину и за Отечество в целом, и он скинул с себя подушку.
– Это какие такие задворки? Это какой такой злосчастной империи?!
– Римской, – ответил Саныч. – Да шутю я, шутю, спи.
Гость отключил свой мобильный телефон и опять залез под плед – видимо приготовился мирно досматривать свои сновидения. А вот Кирилл уже почти проснулся, но соображение работало пока слабо.
– Ахинея какая. Краснодар – провинция Римской империи? Как Помпеи?
– Да, только у вас Везувия нет.
– Саныч, похоже у тебя стойкая потеря совести. У меня сессия, у меня вчера был экзамен, а в понедельник – следующий экзамен, я имею право в конце концов отоспаться после Нового года? И ты меня разбудил, чтобы я услышал, как ты сообщаешь неизвестно кому, что мой родной город полная провинция и здесь даже Везувия нет! И это ни свет ни заря! А мне такой крем-брюле снился!.. И вообще, у вас питерских вечный комплекс неполноценности из-за «недостоличности» …
– Эротический крем-брюле?
– Да ну тебя. Мило, что ты сегодня улетаешь.
– Очень негостеприимно и невежливо.
– Зато очень по провинциальному прямолинейно.
Кирилл вновь закрылся подушкой и попытался уснуть. Прошло полчаса, и после многочисленных переворачиваний с бока на бок ему наконец удалось слегка забыться, только вот столь желанный ванильный сон не возвращался, и вообще ничего не снилось. Да и недолго длилось это забытьё, потому что и его вскоре прервали также неожиданно и грубо, как и в первый раз: внезапно внизу во дворе послышался душераздирающий женский вопль, потом всё стихло. «Веселится и ликует весь народ? Кто-то требует продолжения банкета?» – Кирилл почему-то подумал, что во дворе гуляют захмелевшие соседи.
Но день обещал быть богатым на события, тишина продолжалась лишь с четверть часа, и по их истечении под окном раздался вой сирен, а в комнату поспешила войти мама, прямо с чашкой дымящегося кофе, и, не обращая на них с Санычем никакого внимания, прильнула к окну.
– Максим из девяносто пятой с балкона выбросился!
– Выбросился или выбросили? – уточнил Саныч деловитым голосом знатока детективного жанра, зевая и протирая глаза.
– Он живой? – Кирилл лихорадочно разыскивал в потёмках что-нибудь из одежды, голова и руки отказывались ему повиноваться.
– Что ты! Господи, ведь девятый этаж, а внизу голый асфальт, конечно, чудес не бывает… Какой ужас! Смотри – скорая уехала, полиция и катафалк остались – мама горестно покачала головой и, тщательно размешав ложечкой сахар, отставила чашку на подоконник.
Кирилл кое-как натянул на себя джинсы и свитер и подбежал к окну. Внизу во дворе немногочисленными группами стояли люди, в основном полиция, но были и ранние зеваки, которых стражи порядка безуспешно старались оттеснить под тополя.
Рассвет только занялся, и в утреннем тумане на островке желтоватого света, исходящего от фар автомашин, в луже чего-то красно-бурого распростёрлось тело. Максим лежал лицом вверх, с высоты из окна не было видно не только его глаз – невозможно было разобрать даже черт лица, но Кириллу показалось, что глаза его открыты и смотрят прямо на него. Вместе с проблеском зимнего дня в город врывался стремительный северо-восточный ветер, над покойником неслись клубы тумана, обрывки бумаги, ёлочная мишура… Кирилл вспомнил, что синоптики к вечеру обещали ураган.
– Они с Кириллом учились в одной школе, в параллельных классах, Кирилл поступил в университет, а Максим ушёл в армию. Позже, когда вернулся, внезапно умерла его мать – от онкологии, отца никто и не видел никогда, да и других родственников тоже, в то время наверно и подсел на наркотики, за полгода сгорел человек, – мама делилась информацией с Санычем.
– Может быть он ещё до армии баловался наркотиками? Неужели за полгода можно так себя довести? Наверняка передозировка, или некачественная «соль», так часто случается, – Сан Саныч решил проявить свою просвещённость и в этом вопросе. – Хотя, о чем это я: как яд может быть «качественным»? O tempora, o mores! Но итог закономерный: как говориться, если смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя…
– Я как-то предлагал ему заняться чем-нибудь полезным, даже приглашал в наш спортивный клуб, но это было безнадёжно… – признался Кирилл.
– Спортивный клуб! Не смеши меня– очень он ему нужен, разве что для поиска новых жертв этой заразы. Хотя, парни у вас серьезные, поэтому видать и не сунулся. Хорошо то, что жил этот Максим этажом ниже, а не выше – если бы я ненароком узрел в окно как он мимо нас пролетает, меня бы точно инфаркт хватил! – Сан Саныч откровенно не демонстрировал особой жалости к самоубийце-наркоману.
– Хорошо, что девчонки спят в дальней комнате. Кирилл, сестренки скоро проснутся, надо сходить за продуктами, как назло, у нас и хлеб кончился и молоко, а я не могу теперь даже в подъезд спуститься – жуть как боюсь покойников. Да и не выношу все эти разговоры: «был человек, нет человека, сам ступил на неправильный путь, естественный отбор» и так далее – такое лицемерие, развели криминальный беспредел, пропаганду насилия, коррупция кругом, и все вокруг молчат, а когда кто-то гибнет, значит сам виноват…
– Вы, голубушка, конечно правы – наше общество далеко от совершенства, но наркомании и алкоголизму всё же наиболее подвержены люди с ослабленной психикой и генетикой. И одной борьбой с криминалитетом и карательными мерами тут не обойдёшься, здесь необходимо говорить о здоровье семьи, как ячейки общества, и правильных культурных и моральных ценностях всего социума. Причина трагедии многогранна, поэтому и решать ее нужно тоже комплексно. То есть не только растущая экономика, образование и рачительное управление государством, должна быть государственная идеология правильного образа жизни… – Сан Саныч явно ступил на путь утренней лекции на социальные темы.
– Я сбегаю за хлебом, – Кирилл впопыхах накинул куртку и выскочил за дверь.
Когда он спустился во двор, тело уже увезли, осталось только красно-бурое пятно на асфальте и обведённый мелом силуэт. Кто-то возложил рядом с ним вместо цветов ёлочную игрушку – беззаботного этакого снеговичка. Кирилл приблизился к стоявшим поодаль знакомым по спортивному клубу, фанатам бодибилдинга Денису и Игорю, они молча обменялись с Кириллом рукопожатиями.
– Ты понимаешь, вышли мы как обычно на утреннюю пробежку, а тут такое… Это всё из-за кометы, комета какая-то сегодня мимо Земли пролетает, плохая комета.
– Вы видели, как это произошло?
– Нет, темно ещё было, только звук услышали: будто мешок с песком сверху скинули. Но говорят – самоубийство, вроде как соседка видела, как он сам перелез через поручни балкона, постоял несколько минут, а потом ласточкой вниз.
К ним тем временем подступил молоденький лейтенант полиции.
– Вы ведь в этом подъезде живёте, граждане? Если встретите где-нибудь поблизости или в городе людей, посещавших квартиру Максима, очень прошу – позвоните по этому номеру, – он раздал всем троим визитки и удалился.
– Наивный парень, – «супермен» Денис повертел визитку в руках, смял и бросил её в урну, – кто же это будет стучать на наркобаронов?
– Да, мы-то не самоубийцы, – вторая визитка из рук Игоря последовала по тому же маршруту.
Возвращаясь уже из супермаркета, Кирилл увидел бездомного пса, сиротливо жавшегося к мусорному баку. Он замечал, что Максим подкармливал бедолагу, и подолгу разговаривал с ним, видимо признавая в собаке единственного своего благодарного слушателя. Кирилл поискал чего-нибудь вкусного в пакетах, отломал кусок колбасы и дал собаке, погладив её по голове.
В подъезде его внимание привлёк почтовый ящик, на который он не посмотрел, когда спускался. В их ячейке что-то белело, кончик листочка бумаги торчал из прорези, и Кирилл смог достать его без ключа. Предчувствие чего-то недоброго оправдалось – да, это была записка от Максима, написанная, судя по педантично обозначенной рядом с подписью дате и времени, вчера. В ней он обещал посетить их самодельный фитнесс клуб и просил Кирилла вечером зайти за ним, если у того будет время.
«Вчера он ещё хотел жить, хотел выкарабкаться, заняться спортом. Вчера он ещё пытался поверить мне, тому, что жизнь, несмотря ни на что, прекрасна и удивительна. Вчера ему нужен был друг, а я не заметил записки. Я ведь знал, что у него давно нет мобильника – продал или потерял… Вчера я, наверное, ещё мог его спасти… Но у меня был экзамен по общей психологии, и меня мало что заботило кроме этого. Общая психология! Какая ирония… Экзамен я сдал его на «отлично», а вот применить свои знания на практике шанс упустил. Не сумел элементарно помочь ближнему. Ну почему всё так нелепо? Почему нельзя вернуть вчерашний день? Ничего нельзя вернуть». У Кирилла и так кошки скребли на душе, а теперь, после этой записки, его вдруг обуяла такая тоска, что самому жить расхотелось.
Казалось бы, кто ему был этот Максим? Подумаешь, учились когда-то в одной школе, ну проживали в одном подъезде. Да они даже никогда не только не дружили, не здоровались толком – так, кивнув на бегу, пробегали мимо. Ну, обмолвился пару раз Кирилл, так же на бегу, пригласив его в клуб, когда стало очевидно, что пропадает парень. Тот вроде как и не расслышал приглашения. А вот на‘ тебе – записку написал, ждал наверное, надеялся, что зайдут за ним. «Найдутся те, кто таких людей считает отбросами общества, но мать права – мы все причастны к его гибели: и моральной, и физической. Причастны своим равнодушием. А я больше всех виновен».
Угрызения совести продолжали терзать Кирилла весь день. Вечером он один поехал провожать Сан Саныча в аэропорт, так как родители повезли сестрёнок на дачу на чей-то день рождения, но даже беззаботная болтовня словоохотливого родственника не смогла отвлечь от мрачных мыслей. Саныч же пребывал в прекрасном расположении духа – утреннее происшествие давно изгладилось из его памяти:
– Теплынь какая! Градусов пятнадцать с плюсом, ай да зима! Это вследствие глобального потепления или у вас всегда так в январе? Ветрено только слишком… Говорят, ветер будет усиливаться, я даже беспокоюсь: а если рейс отменят из-за непогоды? Вроде видимость ухудшается. Как ты думаешь?
– Не отменят. Ураган будет позже, я слышал прогноз, – думалось совсем о другом. Кирилл пристально рассматривал в окно такси праздничное убранство города, но как будто не видел ничего. Мелькали за стеклом мигающие гирлянды, игрушечные Деды Морозы в серебряных шубах, ёлки с пятиконечными звёздами на макушках, блистающие разными огнями витрины магазинов. На фоне сырого и взъерошенного ветром города выглядело всё это как-то неуместно и абсурдно. Лишь на мгновение мелькающий хаос за окном сменился на гармонию торжествующей геометрии четких линий фантастических аллей парка Галицкого, но машина свернула на другую улицу – и опять: разноцветные гирлянды, мишура, ёлки, сломанные уже ветром ветви деревьев и неизменные неоновые и светодиодные звёзды…
– Вот незадача – только урагана не хватало. Мало было одной кометы. Что-то мне неспокойно. Слушай, Кир, а давай ты в аэропорту побудешь, пока самолёт не взлетит? Говорят, взлёт и посадка – самое опасное в полёте.
– Саныч, ты меня прости, не совсем тебя понял, ты как человек с учёной степенью, объясни мне невежде логику своей мысли – что изменит моё пребывание в аэропорту?
– К стыду своему должен признать, что я очень суеверен. Прошу, выполни мою просьбу, а я в знак благодарности устрою тебе летнюю практику в нашем институте. Ты же будущий биолог, а знаешь какая у нас великолепная кафедра микробиологии?
– Более чем уверен, что ты напрочь забудешь о своём обещании, как только ступишь на питерскую землю, но попытаться стоит. Ладно, не волнуйся, я буду пить кофе в буфете, пока твой самолёт не возьмет курс на Пулково.
Кофе в буфете аэропорта был сильно пережаренный, и Кирилл, добросовестно ожидавший взлёта питерского рейса, так и не допив его, покинул буфет и вышел на обзорную площадку полюбоваться открывающимся с неё видом. Короткий зимний день быстротечно клонился к закату, кое-где на вечереющем небе уже появились бледные звёзды. Очередная же неоновая звезда над справочным табло оказалась сломанной – некоторые грани её не горели, и она отражалась в стёклах панорамного окна как мигающая ультрамариновая буква «А». Самолёты, огромные белые птицы, кружили над аэродромом и выделывали замысловатые пируэты, выруливая на взлётно-посадочные полосы. Лайнер с беспокойным Сан Санычем на борту благополучно исчез за грозовыми облаками. Кирилл поспешил домой.
В дверях аэровокзала его чуть было не сбили с ног трое излишне торопящихся куда-то парней с внушительными баулами в руках. Кирилл, потирая ушибленное о проём двери плечо, пошёл на остановку троллейбуса, а озадаченные чем-то хамоватые ребята, даже не подумав извиниться, рванули к стоянке такси, громко обсуждая: стоит ли останавливаться на ночлег в Джубге или прямиком ехать до Туапсе. Они не обратили на Кирилла никакого внимания, конечно – не узнали. А вот Кирилл узнал их сразу: он часто видел и всю живописную троицу и каждого из них в отдельности в обществе Максима или возле дверей его квартиры.
Троллейбуса всё не было, а преступная троица никак не могла сторговаться с таксистами – желающих ехать под вечер в обществе подозрительных пассажиров не имелось. Водитель арендованной пассажирской «Газели», подхвативший с рейса беспечно настроенную группу зимних курортников, едущих в санаторий Горячего Ключа, «мамой клялся», что у него только одно место и дальше санатория он не поедет. Наконец нашёлся частник, который согласился подвезти их до Джубги, видимо польстившись на солидный куш. Они стали грузить свои баулы в багажник автомашины, и в это же время рядом с Кириллом вместо застрявшего где-то троллейбуса случайно приостановилась та самая «Газель» до Горячего Ключа. «Это судьба, – решил Кирилл. – Ну что ж, может это снимет с меня хоть часть вины перед Максимом?» Он нашёл на дне кармана куртки визитку лейтенанта и набрал указанный в ней номер на своём мобильнике.
– Вы сегодня утром просили меня позвонить, если увижу посетителей квартиры номер девяносто пять. В данный момент трое постоянных посетителей этой квартиры выезжают из аэропорта на трассу в направлении Джубги в бежевой девятке. Их приметы очень совпадают с фотороботами на вашем стенде о розыске особо опасных преступников. Диктую номера машины… – и, выдав всю эту информацию, Кирилл запрыгнул в «Газель», дабы лично удостовериться, что троица не уйдёт от возмездия.
Он сидел на переднем сидении рядом с водителем и в лобовое стекло отлично видел несущуюся впереди них девятку. К удаче, трансфер до Горячего Ключа больше нигде останавливался и тоже набирал скорость. Подгоняемая порывами крепчающего ветра, по улицам с красивыми частными домиками, а затем мимо пригородных садов и огородов, мимо растущих как грибы прямо средь полей «человейников» новых микрорайонов, на федеральной трассе разворачивалась неосознаваемая водителями обоих машин погоня.
Напоминающий приземлившейся космический корабль торгово-развлекательный центр OZ МОЛЛ, весь в новогодних и рекламных огнях, вновь подмигнувших Кириллу то ли звездами, то ли мерещащейся повсюду заглавной буквой «А», неизменной пробкой рядом с собой попытался слегка замедлить эту гонку, но уже очень скоро машины выехали через Восточный обход на Джубгинское шоссе и понеслись вперед.
Однако закончилась всё гораздо быстрее, чем мог предположить Кирилл, и боеготовность полиции даже вызвала у него восхищение – ведь могут, когда захотят!
Они подъезжали к гидроузлу, в этот момент дорогу девятке перекрыл пост ДПС. Но суровые оперативники в балаклавах не стали банально требовать показать документы, а просто молниеносно выволокли всех из машины, включая и незадачливого водителя, уложили физиономиями вниз и лихо окольцевали их наручниками.
Но не один Кирилл любовался дружной работой людей в камуфляже – водитель «Газели» также увлёкся ею, впрочем, как и шофёр большегрузного КАМАЗа, двигавшегося им навстречу… Оба не вписались в поворот и через мгновение врезались друг в друга. КАМАЗ вынесло на встречную полосу и он встал поперёк дороги, в него тут же въехала ещё парочка машин, к счастью уже притормозивших посмотреть полицейское «маски шоу», а «Газель» перевернуло и выбросило на обочину. Кирилл через разбившееся лобовое стекло вылетел наружу и скатился в придорожный овраг, успев при этом пребольно удариться головой о бетонный бруствер.
«Супермен» Игорёк был прав – это всё комета, плохая комета…» Держась за ушибленный затылок, пошатываясь, Кирилл выбрался из оврага и увидел, как исцарапанный осколками стекла водитель «Газели» помогает перепуганным, но невредимым пассажирам вылезти из лежащей вверх колёсами машины. Удивительно, но никто из всех участников ДТП серьёзно не пострадал. Среди постовых царило лёгкое смятение: они не знали с чего начать разбор полётов, кто-то из них приклеились к своим мобильным телефонам и рациям, другие пытались помочь отбивающимся от них вполне уже оправившимся путешественникам.
Кириллу не хотелось возвращаться к трассе: его помощь никому не требовалась, да и толку от него было мало – голова кружилась, ноги подкашивались, а от дороги тошнотворно разило пролитым бензином и машинным маслом. Усиливающийся ветер нёс по асфальтному полотну нешуточные торнадо из песка и мусора. Инстинктивно Кирилла повлекло туда, откуда веяло свежестью и прохладой – он пошёл в сторону водохранилища.
Охрана гидроузла то ли поглощена была созерцанием нестандартного зрелища массового ДТП в купе с задержанием наркодилеров, то ли не заметила его в потёмках, или вообще не придала значения походу Кирилла, но он беспрепятственно преодолел скомканные ветром решетчатые ограды и вышел к плотине.
Здесь можно было наконец вздохнуть свободно. Наступила ночь, ураганные порывы ветра едва не сбивали с ног, в небе бесились летящие в разных направлениях облака. На гидроузле начался сброс воды из водохранилища и стремительные потоки бурлящей воды Кубани обрушились вниз под ногами Кирилла, обдав его пылью прохладных брызг. Сразу перестала болеть голова, но мысли продолжали путаться.
«Какой сумасшедший день… С чего же всё началось? Да, звонок Сан Санычу. Нет, вначале был сон, какой- то ванильный сон… Вспомнить бы, что мне снилось…О чём я всё время думаю? Странно, но меня почему- то мучает одна неотвязная мысль. Я никак не могу понять: когда Максим перелезал через поручни своего балкона, (а это ещё надо суметь сделать, будь он под кайфом, вряд ли у него так координация сработала! Или наоборот – только в дурмане это возможно?), куда в этот момент был направлен его взгляд? Вниз? Безумно страшно смотреть вниз, тем более прыгать, он был слабым человеком – испугался бы и не полез. Вверх? Но небо, даже затянутое ночными тучами, так прекрасно, неужели можно добровольно расстаться с жизнью, глядя прямо в небо? Закрыл глаза? Нет, я знаю, что он лежал потом там, на асфальте, с открытыми глазами…»
Повинуясь некому мистическому зову, но крепко держась рукой за металлические конструкции, чтобы его не сбросило порывом ветра, Кирилл взобрался на самый край ограды и встал над пропастью, овеваемый продолжавшим каждое мгновение крепчать ураганом. Его как будто возносило к небу, где среди блеклых звёзд раскраснелся истерзанный пыльными бурями неровный месяц. Одурманенный свежим ветром, близостью прохладной воды и увлёкшись изображением знаменитой сцены из «Титаника», Кирилл не заметил, как набравший силу норд-ост оторвал от кровли строящегося поблизости навеса внушительный кусок рубероида, который и заехал ему прямо по руке, заставив отпустить опору. Кирилл мгновенно потерял равновесие, левая нога скользнула по мокрой ограде вбок, а повторный порыв ветра довершил дело – и он полетел прямо в кипящие потоки шлюзов. Взбесившиеся облака в сатанинском танце хороводили в небе вокруг опьяневшего месяца, и весь мир безропотно и обречённо стал втягиваться в огромную адскую воронку. «Но это уже слишком для одного дня!» – мелькнула последняя ясная мысль, и бурлящий поток накрыл его с головой.
Первое, что поразило Кирилла, это то, что вода оказалась неимоверно холодной, а второе – то, что ему всё же удалось вынырнуть. Поток увлекал его куда-то в бетонный тоннель под мостом. В бешеном круговороте своего стремительного течения, вращая его тело как волчок, разбушевавшаяся вода терзала и швыряла Кирилла с жестокостью остервенелого садиста. Выбраться, удержаться, ухватиться за что-либо не было никакой возможности. Куртку с портмоне и смартфоном в карманах, а затем и оба ботинка сорвало и поглотило в пасти ненасытного потока.
Ворвавшись вместе с взбеленившимся потоком в бетонный тоннель, Кирилл оказался ещё и в полной темноте. Его попытки уцепиться за скользкий свод тоннеля окончились тем, что он ободрал пальцы. Кириллу показалась ненормальной протяженность длины бетонной ловушки, нескончаемое истязание водоворотом не давало ему ни секунды передохнуть, и не оставляло шансов выжить, и триллер продолжал развиваться по всем законам своего бесчеловечного жанра. Целая вечность минула, пока впереди не забрезжил слабый свет лунной ночи. Низвергнувшись из тоннеля, поток слился с такой же сумасшедшей рекой. Его несло вдоль высоких берегов, с которых то и дело срывало камни и огромные валуны, и они вращались рядом с Кириллом как жернова дьявольской мельницы, видимо желая перемолоть его в прах. На его крики о помощи никто не отвечал, да и кричать уже не получалось – он то и дело захлебывался в пенящихся струях и волны накрывали его с головой. В те редкие мгновения, когда ему удавалось приподняться на волне, а не нырнуть в ее смертельный холод, он различал, что берега реки совершенно пустынны и темны, не было видно ни одного огонька вокруг, только заросли камышей бились и стонали под ураганом в ответ на его отчаянные усилия спастись.
Кир окончательно выбился из сил, дикий холод и тупая боль во всем теле сковали движения, и он уже не сопротивляясь плыл по течению, превозмогая боль и стараясь держать голову над быстриной, но и это давалось всё труднее и труднее. Ещё минута, и он бы конечно захлебнулся. Но внезапно Кир почувствовал под своими онемевшими коленями твёрдое дно. Он решил, что ему почудилось, но ещё через мгновение он сообразил, что действительно никуда больше не плывёт, что бурлящий поток остался позади него, и он просто лежит у самого берега реки, а над ним распростерло раскидистые ветви белое дерево.
Кир собрал остаток воли, ухватился рукой за оледеневшие ветви и кое-как, ползком, срываясь и спотыкаясь, выбрался на берег. Мокрый и окоченевший, он обнял руками ствол спасительного дерева и почти потерял сознание. Но боязнь уснуть и замёрзнуть не давала ему покоя. «Не спи, не спи, открой глаза!» – приказывал ему то ли свой, то ли чужой голос, и эти слова били ему в висок в унисон с глухими ударами сердца. Кирилл заставил себя очнуться.
Река выбросила его у опушки неизвестного леса. Пока он боролся с рекой, вероятно на самом деле миновала целая вечность, потому что успело изрядно похолодать и прошёл снег. Ветер стих. Лес был заснеженный, белый и чистый. Царящая вокруг тишина нарушалась лишь звуками струящейся воды. В безоблачном морозном небе светило невиданное количество необыкновенно ярких звёзд, и меж ними – пресловутая комета вносила необходимую паузу в бесконечное звёздное перечисление золотистой запятой…
«Всё, если я не буду двигаться, то совсем замёрзну». Голова кружилась, дыхание перехватывало, зубы от холода отбивали барабанную дробь, но Кир всё же встал и побрёл в лес.
Остатки мокрой одежды на нём вскоре превратились в ледяной панцирь, под ногами, на которых остались лишь одубевшие носки, скрипел снег. «Видимо это лесопосадка, за ней должна находиться трасса. Нужно только перейти лесопосадку поперёк, и я выйду к дороге… Но откуда здесь взялся этот странный лес? Никогда таких насаждений под Краснодаром не видел. Чащоба хвойная… И вовсе не искусственно выращенный этот лес: деревья все вековые… Или даже намного более чем вековые… Никогда не был силён в ботанике, но это совсем непонятно – сосны сибирские и корабельные, пихта благородная – тоже не местная. А это что? Серьезно? Секвойя?? Стволы – и два человека не обнимут. А где их верхушка то? Поверить не могу, они же метров восемьдесят в высоту! Куда же меня занесло? Да сколько же я проплыл, что оказался в заповеднике?! Нет, это невозможно… И местность здесь равнинная, на Предгорья Кавказа никак не похоже… И не может и там быть такого леса. Нет-нет! Что за бред! Конечно, я в лесопосадке, я просто воспринимаю всё слишком эмоционально, это последствие шока… А небо, разве это наше небо? Оно же сплошь усыпано звёздами. Увидеть такое небо можно лишь где-то за пределами больших городов, вдали от нашей электрической цивилизации…».
Медленно, как рыцарь в проржавевших латах, Кир всё же уходил все дальше и дальше в таинственный лес, изредка с опаской поглядывая наверх, где через весь небосвод мерцающим парчовым полотнищем распростёрся над ним Млечный Путь. Звуков реки совсем не стало слышно. Его со всех сторон обступила абсолютная тишина. Грандиозные хвойные деревья белыми великанами сомкнулись над его головой, и среди их заснеженных, искрящихся в свете луны царственных крон уже невозможно было разглядеть холодно блиставшие звёзды. Настоящая глухая тайга возникла из ниоткуда и уводила его в свои дебри.
Перелезая через поваленные буреломом необъятные стволы, отводя руками игольчатые еловые лапы, проваливаясь по колена, а то и по пояс в снег, пересекая удивительный в своём безмолвном величии и покое алмазный лес, Кирилл всё больше слабел и замерзал. Сознание опять стало затуманиваться, но вдруг он увидел нечто, мгновенно приведшее его в чувство.
Лес перед ним расступился, и он вышел к замерзшему озеру. Озеро было поразительно правильной овальной формы, зеркальный голубой каток, в котором отражалось звёздное небо. Вокруг озера в разумном беспорядке сверкал стеклянными ветвями оледеневший кустарник. Посреди звёздно– голубого зеркала застыла беседка, беломраморные стройные колонны которой поддерживали ажурный заиндевевший купол, а у её подножия замерли в вечном сне такие же мраморные статуи древнегреческих богинь. В беседке стоял подсвечник с тремя свечами, ветер, кажется, только что задул их огонь, потому что от них ещё исходил белый ароматный дым. Другие же скульптурные группы на этой заснеженной поляне были и вовсе натурально ледяные – прозрачные, словно хрустальные лебеди, сфинксы, пирамиды…. Всё это в лунном сиянии и драгоценном сверкании снега выглядело сногсшибательно, но Кир был не в состоянии оценить эстетику великолепного зимнего зрелища.
Но и это ещё было не всё. Нереальный лес и сказочная поляна решили добить Кирилла буйством огненной феерии. Неожиданно всё вокруг вспыхнуло нежными переливами неземного света. Заснеженный лес, озеро, статуи и ледяные фигуры – всё заиграло многоцветными красками. Каждая снежинка участвовала в этом сверхъестественном пожаре, каждый куст. Не в силах понять, откуда взялся этот фейерверк, Кирилл поднял глаза к небу, и едва опять не потерял сознание: колдовскими волнообразными всполохами соцветий павлиньего веера его ослепило Северное Сияние.
«Так, либо у меня галлюцинации, либо это не лесопосадка. В любом случае надо идти быстрее, возможно цивилизация уже рядом и есть шанс не сгинуть в этом снежном королевстве Нарнии, окончательно свихнувшись». Прокричав, а точнее проскрипев сиплым голосом на всякий случай несколько раз нечто нелепое вроде: «Есть тут кто? Люди! Ау!», и не получив никакого ответа даже в форме эха, он поплелся дальше.
Но больше никаких признаков цивилизации и существования человека в этом лесу не встречалось, мороз между тем усиливался. «Зачем я только полез на плотину? Идиот отмороженный! Зачем я вообще в «Газель» сел? И чтоб я ещё раз поехал кого провожать! Что мне делать? У меня же в результате шока настоящий реактивный психоз с галлюцинациями, травма головы, воспаление лёгких, обморожение – и это как минимум… И помощи ждать неоткуда. Видимо, пора молиться…» И действительно, Кир уже начал было откровенно вслух читать «Отче наш», как вдруг впереди него на земле что-то блеснуло голубым огоньком. Он попытался ускорить свои шаги, споткнулся и упал. А когда поднял голову и вытер с лица залепивший его снег, едва не взвыл волком. Ему показалось, что это ещё одно замёрзшее озеро, но поднявшись и присмотревшись, он понял, что стоит на берегу загадочного, насквозь промерзшего ручья, с правильными, аккуратными берегами, метра полтора шириной. Сквозь прозрачный лёд виднелось неглубокое дно, а на дне горел голубой огонь. Кир осторожно, одной ногой, ступил на лёд… Но он таковым не был! Возможно, это было стекло или пластик, а скорее вообще неизвестный Кириллу материал, нескользкий, даже мягкий, и он был тёплый, как довольный кот, и от него веяло домашним комфортом, как от камина. Кирилл упал навзничь на «горящий» изнутри голубым пламенем странный «ручей» и отключился.
Агафон
Ему показалось, что он проспал богатырским сном целый год, а может и больше. Не хотелось открывать глаза, не хотелось вспоминать произошедшее, вдобавок его анализировать и вообще – верить, что ему не приснился весь этот кошмар. Но он чувствовал себя совершенно отдохнувшим и как никогда бодрым, одежда на нём высохла, валяться на ласковой тёплой поверхности чего-то непонятного больше не хотелось. Кирилл открыл глаза. Нет, ничего не изменилось, всё было по-прежнему невероятно и необъяснимо: над головой белоснежно сверкала могучими кронами дремучая тайга, а внизу меж лесных зарослей стремился в неизвестность и горел голубым внутренним пламенем таинственный ручей. Кирилл встал и огляделся.
Ночь медленно растворялась на западе, а на востоке занималась заря. Лес оживал новым красками, убегали прочь сиреневатые силуэты светлых теней на снегу, деревья не казались уже такими безжизненно равнодушными великанами. Бледнели звёзды, изумительный белый сумрак ночного снежного царства становился всё тоньше, морозный утренний ветерок пахнул в лицо хвойной свежестью.
«Ну хорошо, – поразмыслил Кир, – попытаемся рассуждать логически. Я ударился головой во время автоаварии, мне было плохо, и чёрт понёс меня к водохранилищу, потом я как дурак полез на плотину… Итак, меня бросило вниз с плотины, я оказался в реке, поток вынес меня в этот лес, а точнее парк или заповедник. Многое мне просто могло померещиться, – он уставился на исполинскую кедровую сибирскую сосну, – ну, и продолжает, возможно, мерещиться. Ничего сверхъестественного, учитывая мою травму, – однако голова абсолютно не болела, Кирилл вообще чувствовал себя великолепно, но это ещё ничего не значило. – А ручей… Это не ручей. Это … тропинка! Да! Бывают тёплые полы, а это нормальная, тёплая тропинка, снизу отапливается газовой горелкой. Видимо, меня занесло на дачу к какому-то олигарху. Надо чтобы его охрана меня не пристрелила к лешему, приняв за лазутчика… Нет, ну живут же люди!» Хоть и весьма сомнительное, но всё же более или менее рациональное объяснение лицезримой аномалии было найдено. И, потянувшись и слегка размявшись, Кирилл потопал более уверенным шагом неизвестно куда по ручью, то бишь по тропинке, настороженно вглядываясь в лесные заросли.
Тёплая дорожка уводила всё дальше в лес, который как будто затонул в снежной бескрайности. А солнце между тем уже поднялось, и в лесу проснулась кое-какая живность. Для начала дорогу Кириллу перебежал проворный заяц-беляк. Потом пробудившийся глухарь зашевелился в придорожном кустарнике и заставил Кира ещё ускорить шаг. Но наглее всех были белки. Они так и сновали у него над головой целой стаей, прыгая с ветки на ветку, как будто сопровождали его или издевались. Наконец одна, самая наглая белка, перелетая очередной раз над дорожкой, выронила шишку на бедную голову Кирилла, наблюдавшего за её проделками: шишка попала прямо в лоб. Кир поднял её и хотел было запустить обратно вдогонку лесной проказнице, но, во-первых, все твари тут же скрылись, а во-вторых, Кирилл подумал, что в кедровой шишке полно орешков, и их можно съесть – ведь по-хорошему сейчас время завтрака. Здоровый аппетит заставил его вспомнить о еде. Присмотревшись, он увидел, что вдоль дороги как нарочно растёт много орешника и на нём огромное количество нетронутых орехов. Не мудрено, что белки совсем обалдели от такого изобилия корма. Лес, или ботанический сад, всё же был каким-то диковинным, и дорожка не кончалась, а серпантинила себе между деревьев в неведомую даль.
Хотя лес давно ожил и оказался очень даже обитаемым, всё же звуки в зимнем лесу скудны и не отличаются разнообразием: изредка где-то с ветки из-за прыжка ловкой белки упадёт снег, скрипнет от ветра старое дерево, да дятел забарабанит вдалеке… В общем, Кириллу показалось странным, что ему среди этих зимних звуков слышится звонкое пение птиц. «Наверное идёт оттепель и птицы чувствуют это».
Теплая дорожка вела как раз к эпицентру птичьего концерта. Солнце уже без утайки сверкало сквозь заиндевелые ветви, его лучи отскакивали мириадами сверкающих золотых искр от заснеженной поверхности земли и слепили глаза. Кирилл вынужден был уткнуться взглядом себе под ноги, поэтому первое, что он увидел, это то, что прозрачно-голубая, изнутри горящая дорожка вдруг резко перешла в обычную гравийную насыпь. Кирилл остолбенело остановился, ещё не веря своим глазам – ему уже казалось, что это путешествие никогда не кончится, и он тупо уставился на округлые ровные камешки. Но когда он оторвал свой взгляд от дорожки и осмотрелся по сторонам, его охватила лёгкая паника, плавно переходящая в глубокий ступор, потому что увиденное им не подпадало уже ни под какое логическое объяснение.
Просто перед ним было лето. Перед ним раскинулась роскошная зелёная дубрава. Перед ним всё дышало тёплым летним утром… Позади, в одном лишь шаге, была зима, тёплая дорожка с её голубым огнём, зимний лес… А впереди – летний. Оглушительно пели птицы, пахло ягодами, цветами, грибами… Легкий ветерок шевелил нежные, пронизанные тёплым солнцем, листья светлых молодых дубов и клёнов. Оживлённый шмель, деловито прожужжал мимо Кирилла и опустился на изящный лиловый цветок…
Кирилл отступил на шаг назад и оглянулся – он опять был в зимнем лесу и ничего не указывало на плавный или объяснимый переход к лету. Кирилл повернулся опять к дубраве. Словно какой-то полоумный художник решил пошутить и склеил два разных пейзажа. Мыслей в голове не было никаких, и Кириллу ничего не оставалось, как идти вперёд, в летний лес. По аккуратной каменистой дорожке.
По мере того, как ласковое летнее солнце, проникая сквозь листву, всё сильнее припекало Киру спину, начали возвращаться кое-какие мысли. Правда, весьма абстрактные. «Вот, оказывается, как сходят с ума. Разумеется, действительностью данный бред быть не может. Значит, мне всё это мерещится. С чего бы это? Мы же с Санычем в аэропорту выпили всего-то «по пиесят» грамм на посошок, и, если верить книжным описаниям, на белую горячку это всё равно не похоже… Хотя эти зверюги белки неспроста! Мне бы сейчас сюда мои конспекты… Вспомнил: похоже на психоделическое состояние. Может я вдохнул ненароком чего из тех пакетов, что вытряхнули из задержанной машины? Но наша авария случилась прилично далеко от «девятки», и ветер дул в другую сторону… Опять же, если верить описаниям, галлюцинации наркоманов носят иной характер. Получается, шок у меня до сих пор не прошёл? Выходит – просто молниеносная шизофрения. Надо припомнить, что я читал про это. Трудно ставить себе самому диагноз, особенно если ты не врач…»
Кирилл остановился, чтобы перевести дух, сбившейся не из-за быстрой ходьбы, а от внезапного осознания очевидности своей душевной болезни. Он приложил руку ко лбу: лоб был холодный, а ладонь пылала. Между тем в залитом солнцем лесу даже тени не желали быть серыми и лежали на светлой зелени разнотравья золотистыми контурами, напоминая скорее островки солнечных зайчиков. Через дорожку прошествовала парочка пятнистых оленей. Они равнодушно глянули на него и скрылись в зарослях. Кирилл побрёл своим путём.
«Однако, это не обычная галлюцинация: зачем больному и немощному мозгу прикладывать столько усилий, чтобы создать до такой степени правдоподобную иллюзию: всё слишком ярко и задействованы все органы чувств? Надо испытать себя».
Кирилл напился родниковой воды из источника, бившего из-под белого придорожного камня, съел горсть ягод удивительно сладкой и душистой земляники, намеренно поцарапал себе руку о куст терновника, проделал ещё несколько простых опытов. Дело было плохо: галлюцинация была одновременно визуальной, слуховой, вкусовой, осязательной и обонятельной, да ещё и равноценной по степени воздействия на органы чувств, не выделяя преобладания того или иного вида – то есть все симптомы указывали на то, что случай с Кириллом настоящий медицинский феномен.
«Необходимо провести психоанализ. Что толкнуло меня в этот бред? Трагедия соседа, определенно, произвела на меня очень сильное впечатление… А потом погоня за преступниками, авария, удар головой, полёт с плотины и ледяная ванна бушующей воды… Вполне достаточно стрессов, чтобы спятить. Ведь что это, если не реактивный психоз? Всё, что я вижу и слышу, и чувствую – всего лишь мираж, продукт моей больной фантазии. Просто потому, что этого быть не может. Бесспорно, здорово я расшиб голову. А может мне снится прекрасный сон? Но почему сон продолжается так долго? Летаргия? Стоп. Наверное, я в коме. Возможно, меня давно спасли, отвезли в больницу, но я пребываю в коме. И это состояние может продолжаться очень долго. Я вообще могу умереть, так и не придя в сознание…»
Эта мысль огорчила Кирилла. Пребывать в коме, в то время, когда вокруг тебя кипит живыми красками и звуками хоть и фантастически невозможный, но всё же чудный летний день под сенью зелёной, проникнутой солнцем дубравы, было очень грустно. Да к тому же выходило, что мало того, что лес призрачный, но и сам Кирилл может растаять навечно вместе с этой прекрасной иллюзией. Срочно надо было найти возможность вернуться в реальный мир. И постепенно в больной голове Кирилла стала возникать новая теория, а вместе с ней – план выздоровления и возвращения домой.
«Могу ли я самостоятельно как-то стимулировать свой организм для выхода из этого забытья? Нужно найти способ сопротивляться болезни. Необходимо вернуться в реальность, иначе этот красочный сюрреализм утянет меня на своё дно навсегда. И все-таки меня не оставляет мысль, что всё это продукт не только моего подсознания, что-то подобное уже где-то было. И это не банальное дежавю, потому что было не со мной. Но где это было? Чудной двойной лес, хитроумные белки, тёплая тропинка, заяц-беляк – или… белый кролик? Чудеса, да и только… Вот оно! Ключевое слово – «чудеса». Мне снится сказка. И дорожка эта, хоть и не из жёлтого кирпича, наверняка ведёт в Изумрудный Город. Вот что бывает с теми, кто проводит новогодние праздники на пару с телеком…
Если допустить, что всё это коматозный бред, то вероятность выхода из него тем более велика, чем скорее я попытаюсь играть по его правилам и приближу к логической (с точки зрения сна) развязке… Да, так оно и есть. В моём подсознании смешались все эти новогодние фильмы в стиле fantasy, компьютерные игры, воспоминания детства – всё болезненно перепуталось и уносит от жизни. Если я сам подыграю своему подсознанию и приведу события (а сказочные события, я уверен, вот-вот начнутся) к некому апогею, кульминации, то это может вызвать у меня эмоциональный всплеск, который и выведет из летаргии. Радует только одно: мои иллюзии, судя по всему, носят невинный, «доброкачественный» характер. Монстров пока не наблюдается. Возможно, я не безнадёжен…»
А дубрава между тем купалась в свете солнца. Горделивые деревья надменно кивали благородными кронами и шевелили раскидистыми ветвями, приветствуя ласковый ветерок, несущий сладостно-медовые запахи. Резвились, гоняясь друг за другом, быстрые стрекозы с прозрачными крыльями из искрящейся органзы. Бабочки всех расцветок порхали с цветка на цветок. Грибы с интересом выглядывали на свет божий из-под своих ярких глянцевых шляпок. Птичьи голоса соло и хором распевали арии из неведомых опер под аккомпанемент скрипичного оркестра кузнечиков и сверчков. Всё вокруг, будто не желая быть призраком, в полной мере реально излучало свет и тепло, веселилось, играло, пело, журчало, благоухало, бушевало жизнью. Лес настойчиво взывал к Кириллу: «Всмотрись в меня – я не мираж!». Но Кирилл цепко ухватился за свою «теорию летаргии» как за спасительную соломинку – ведь теперь у него появилась невероятная надежда проснуться.
Необихевиористические размышления биолога-недоучки прервали звуки, которые явно гармонировали с пением птиц и воцарившейся в дубраве солнечной идиллией, но всё же имели иное, искусственное происхождение. Это была свирель: кто-то приближался, догонял Кирилла, играя на свирели радостную мелодию. Кир остановился, поджидая попутчика. «Если я прав, то, по законам сказки, это должен быть добрый провожатый. Нужно собраться с силами, чтобы не рассмеяться, это должно быть существо вроде Страшилы, Чеширского кота, а может и шрековского осла».
Из-за поворота дорожки показалась фигура невысокого молодого парня, необычными в его образе были только старомодная гуцульская жилетка: черная, расшитая бисером, одетая поверх белой рубашки, да дурацкая свирель. Парень остановился, увидев Кирилла, спрятал свирель за жилетку и поправил висевший у него за спиной обыкновенный походный рюкзак.
– Добрый день! – произнёс Кирилл. – Я, как видно, заблудился. Вы мне не подскажете как выбраться из этого леса?
– Ты турист? – спросил парень довольно дружелюбно, по-свойски сразу перейдя на «ты».
«Говорит по-русски, и туристы в лесу явление нормальное,» – Кирилла в данный момент радовала любая логически совместимая информация.
– Нет, я не турист. Со мной приключился несчастный случай: я вчера вечером сорвался с плотины, и река вынесла меня к этому лесу. Меня зовут Кирилл, я живу в Краснодаре. Так как же мне выйти к трассе или к какому-нибудь населённому пункту? Где вообще я нахожусь?
– Вчера вечером? Так ты вновьприбывший! – парень с любопытством воззрился на Кирилла, и голубые глаза его прищурились немного подозрительно. – Добро пожаловать. Я никогда раньше не был поводырём и это честь для меня. Наверное, ты уже понял, Кирилл, что попал в другой мир. Никакой дороги в Краснодар, да и самого Краснодара здесь нет. Ты должен уяснить – путь назад невозможен. Это печально, но нужно смириться. А ближайший населённый пункт здесь – моя ферма. Меня зовут Агафон. Я живу в Стране Небесной Розы, что находится сразу за Долиной Парящих Кристаллов.
Неизвестно чему больше на этот раз обрадовался Кирилл: тому, что его гипотеза подтвердилась – имя попутчика и всё им сказанное укладывалось в общую схему теории коматозного бреда на почве мании сказки, или тому, что есть кто-то, ещё больший параноик чем ты, хотя этот кто-то и сам является плодом твоей больной фантазии.
– Позволь всё же уточнить, Агафон, «это» – иное измерение? Параллельный мир?
– Нет, не совсем… Не совсем параллельный. Скорее перпендикулярный, но одна лишь геометрия тут не поможет. Я не вижу смысла сейчас объяснять тебе устройство нашего мира: ты слишком устал и растерян. Через какое-то время ты успокоишься и сам всё поймёшь. Я должен помочь тебе выбраться из леса и подсказать верный путь, такова миссия Поводыря. Дальше ты пойдёшь один.
Кирилл не верил ни в какие параллельные, а тем паче – в перпендикулярные миры и успокаиваться не собирался.
– Значит, нет абсолютно никакого способа вернуться домой?
Подозрительный прищур во взгляде Агафона усилился.
– Могу я попросить тебя, Кирилл, встать на минуту сюда, прямо под солнце?
– Зачем?
– Хочу посмотреть – есть ли у тебя тень.
– Я похож на вампира? – Кирилл выполнил просьбу Агафона и вышел на полянку: он знал, что с душевнобольными опасно спорить. Тень у него была, такая же золотистая как все «тени» в этом сказочном лесу, и Агафон заметно повеселел.
– Извини. Честно говоря, Кирилл, вид у тебя несколько того… Не внушающий доверия. Да, у Бурлящего Потока зверский аппетит. Если ты не против, я буду рад пригласить тебя к себе домой, к тому же пока тебе всё равно некуда идти, да и дорога тут только одна. И идти осталось совсем немного.
Кирилл с благодарностью согласился, и они вдвоём пошли по всё той же узкой дорожке в Страну Небесной Розы, продолжая вести светский разговор здорового пациента с больным врачом.
– Знаешь, я сам наверное выглядел не ахти, когда попал сюда, и тоже не хотел верить в реальность происходящего, – признался Агафон.
– Значит, ты не всегда здесь жил?
– Конечно нет. Я жил в Карпатах.
– А, родина Дракулы, понятно. Но как ты попал сюда? Тоже несчастный случай?
– Да, только не плотина, а взрыв в рудной шахте.
– Шахта? Наверное в подземельях, в тоннелях находятся порталы входа в этот мир. Следовательно, где-то есть и портал выхода. И давно ты здесь?
– Гораздо меньше, чем многие другие – сто сорок девять лет.
Кирилл споткнулся на ровной дороге.
– Для своих лет ты неплохо сохранился. И ты не разу не пытался выбраться отсюда?
– Отсюда? Из мира, где царят красота и покой, где живёт сама мечта?!
– Но здесь ведь есть вампиры?
– Естественно нет вампиров. Это я перестраховался. Пойми, каждый вновьприбывший может иметь какие-то свои особенности… Может даже, сам того не подозревая, представлять угрозу нашему миру. Но плохие люди сюда не попадают. Здесь нет ни только вурдалаков, нет вообще никакого зла. Есть, признаться, сомневающиеся – вроде тебя. Я знаю, как тяжело бороться с собственными сомнениями… Но ещё тяжелее бороться с туристами. Одна беда от них: живут в праздности, перемещаются по разным странам, упиваясь местными красотами… Бездельники.
«Может он фанатик какой-то псевдорелигии? Адепт тайной секты?» – предположил Кирилл.
– Стало быть, ты фермер?
– Да, у нас с женой небольшое хозяйство, дом, сад, а главное, – голос Агафона аж дрогнул от гордости, – у нас есть корова. Нет, ты не усмехайся, это во всех отношениях уникальная корова. Она умная и очень добрая, а молоко у неё лучшее во всей стране! Ты попробуешь и поймёшь, что слаще и жирнее молока не бывает! Знаешь, это из-за неё я отправился в дорогу. У коровы завтра день рождения, и мы с женой долго думали, что бы ей такого подарить, и наконец придумали: серебряный колокольчик! Я ходил к самим Вратам, чтобы его добыть…
– Агафон, как ты думаешь, если я пойду в Изумрудный город и сослужу службу вашему главному волшебнику, он поможет мне вернуться домой?
Агафон откровенно расстроился и с жалостью взглянул на Кирилла.
– Да, ты точно головой ударился, и Бурлящий поток тебя изрядно измотал. Не удивительно, что у тебя в мозгу всё перемешалось. Здесь нет никакого Изумрудного Города и назад ты никогда не вернёшься, поверь.
«Так мы ни к чему не придём, – вздохнул Кирилл. – Надо изменить тактику и попробовать узнать только значимое».
– Ваш мир имеет название?
– Наш мир многие называют Сферой Адитона.
– Что это означает?
– Место для избранных.
– Получается, я – избранный?
– Выходит, что так. Но не радуйся, это не награда, а всего лишь шанс. Если ты сумеешь доказать свою избранность, удержавшись здесь, то обретёшь благодать.
– А если не удержусь?
– Отправишься прямиком в преисподнюю.
– Сурово. Значит, смертная казнь у вас не отменена? Спасибо что предупредил. Кто же будет выносить приговор и кому я что-то должен доказать?
– Здесь ты сам себе и стрелочник, и судья и палач. Но сейчас не будем о таких серьёзных вещах. Повторяю: ещё не время, ты не готов.
– Ну хорошо, допустим Изумрудного Города здесь нет. Но другие-то есть?
– В пределах Сферы Адитона множество красивейших городов.
– А какой самый большой и главный? Где находится столица?
– Все города большие и главные, самого главного нет. И волшебников нет, только фокусники в цирке.
Агафон грустно пожал плечами: похоже ему самому не нравилась мысль об отсутствии волшебников. Между тем дорожка, которая петляла по лесу как хотела, опять завела их в область зимнего снежного царства и стала соответственно тёплой и горящей изнутри голубым пламенем.
– Тебе не кажется странным этот лес, Агафон? – спросил Кирилл, он набрал с веток, склонившихся над их головами, немного снега и слепил снежок. – То зима, то лето, что это значит?
– Странным? Мне кажется прекрасным этот лес, как и всё в этом мире. Это Лес Забвения, контрастный лес.
– «Контрастный лес?» Как контрастный душ? Несуразица какая-то.
– Несуразными в нашем мире можно назвать разве что творения этой сумасшедшей фантазёрки Маргариты.
– Кто такая Маргарита? Фея?
– Художник-декоратор. Мой сосед Ганс пригласил её, чтобы она занялась в его палисаднике ландшафтным дизайном. Так она там такого навытворяла!..
Кирилл запустил снежком в знакомую белку, но та ловко увернулась. В «параллельном» мире, как и положено при шизофрении, царил полный хаос во временных и культурных представлениях. Но если существовали такие современные понятия, как «ландшафтный дизайн», то одновременно должны были присутствовать и несколько более древние явления.
– Агафон, а замки здесь есть?
– Да, замков тоже хоть отбавляй.
– И тоже все главные?
– Нет, – Агафон немного помолчал. – Есть самый главный. Это Кион.
Кирилл остановился и схватил фермера за руку.
– Агафон! Ты – настоящий поводырь! Вот туда-то мне и надо – в замок Кион, будь он неладен! Мне надо именно туда. И срочно! Слышишь, срочно!
– Хорошо, хорошо. Только давай для начала раздобудем тебе ботинки – не надоело ходить в протёршихся носках? Путь в Замок всё равно лежит через Страну Небесной Розы, а по дороге зайдём на рынок. Но в одном ты прав – нам нужно спешить: солнце уже высоко, а я обещал жене быть дома к обеду.
Кирилл никак не мог нарадоваться своей маленькой победе. Выходило, что он не зря читал учебники. Его «сон» начинал быть предсказуем, а значит – управляем…
– А в Замке есть правитель? Как его зовут?
– Святозар, по прозвищу Небесный Ястреб. Только тебя в Замок всё равно не пустят – ты не рыцарь.
– Отлично! Значит и рыцари есть!.. Ничего, я справлюсь, мне бы только дойти до Киона.
– Дойдёшь, если уж так хочется. Думаю, тебя бесполезно отговаривать. Сходи, посмотри на мир. Ты, вероятно из тех, кто должен вначале проверить, прежде чем поверить.
Их опять овеяло летним ветром, явственно запахло изысканным цветочным ароматом, немного экзотичным, и в то же время очень тонким, и Кирилл подумал, что сейчас снова дорожка выведет их в дубраву, но дорожка кончилась, лес, и зимний, и летний, остался позади. Они вышли к залитой солнцем долине.
Всё пространство земли от самого края контрастного Леса Забвения до невысоких холмов на горизонте устилал сплошной ковёр из жизнерадостно лазоревых васильков, они-то и источали чудесный аромат, вовсе несвойственный им в прежнем мире.
А над землёй, над всей этой бездонной синевой, в метрах двух от её поверхности, парили сверкающие кристаллические объекты, похожие на исполинские, принявшие объём и сферическую форму снежинки, или вылитые из горного хрусталя многоугольные звёзды. Их острые грани превращали солнечный свет в сотни сияющих радуг, бросавших переливающиеся многоцветьем лучи на нежные лепестки цветов, и всё это кружилось над долиной в медленном вальсе на пару с летним ветром.
– Долина Парящих Кристаллов, – довольно произнёс Агафон.
Бывают изумительные и яркие сны, особенно в детстве, когда ещё веришь в сказки, но никогда Кириллу ни во сне, ни тем более наяву не виделось ничего подобного. Он наверное так и остался бы стоять у кромки чудесного ковра, поражённый и покорённый этим удивительным зрелищем, если бы Агафон не потянул его за собой, прямо под кружащиеся радуги, бормоча что-то про обед, жену и корову. Дорожки не было, ноги утопали в мягкой траве, и Кирилл старался идти осторожно-осторожно, чтобы не наступить на цветок. «Это же какой-то новый вид!», он нагнулся, чтобы получше рассмотреть растение – в нём вдруг проснулся исследователь. А кристаллы! Они нарушали закон всемирного тяготения. Вначале Кирилл подумал, что они лёгкие, полые внутри и заполнены гелием. Он дотянулся до одного из них, и огромный кристалл поддался, опустившись прямо к нему в руки, но Кирилл тут же почувствовал всю его колоссальную тяжесть, не смог удержать его обеими руками и выронил. Однако кристалл полетел не вниз, а вверх и остановился на заданной вышине.
«Что я делаю! Пытаюсь применять законы материального мира в иррациональном сне! Но какой чудесный сон… Может быть моё подсознание рисует эти картины, чтобы я сдался, чтобы забыл о самом существовании реальности, и захотел навечно остаться в этом сновидении?» – думал Кирилл, пересекая вслед за своим поводырём Агафоном Долину Парящих Кристаллов. Но в то же время он чувствовал, что ему уже надоедает искать суть происходящего и он просто упивается царящим вокруг него праздником света, полностью растворившись сразу в двух океанах: безоблачной небесной лазури и океане благоуханных васильков под блеском радужного нимба, излучаемого тихим танцем Парящих Кристаллов.
На удивление незаметно исчезло само понятие времени, словно его вообще и не было никогда… Птичий разноголосый хор приветствовал неисчерпаемый летний полдень, стремительными порывами в небесной лазури чертили невидимые иероглифы неугомонные стрижи… Кирилл вдруг обнаружил, что они стоят у подножия холмов, – оказывается они уже пересекли всю долину, а ведь путь до холмов был неблизкий! Но Кирилл нисколько не чувствовал усталости.
– Ну вот, – сказал Агафон, – за этим холмом начинается Страна Небесной Розы, я почти дома. А эти цветы моя корова не любит, да и молоко от них потом пахнет духами.
Поднявшись на возвышенность, Кирилл последний раз окинул взглядом Долину Парящих Кристаллов. Радужный вальс продолжался, цветы благоухали, а совсем уж вдалеке виднелся белоснежный сосновый бор, с которым каким-то странным образом, совершенно дружелюбно перемешивалась солнечная летняя дубрава…
Страна Небесной Розы
Кирилл внутренне сгруппировался, чтобы подготовиться к потрясению от следующего чуда, поскольку предчувствовал, что за холмом его ждёт очередной невероятный пейзаж, и, набрав предварительно в грудь побольше воздуха, глянул вниз с холма – на новые горизонты.
Сначала он ничего «такого» не заметил, и даже немного разочаровался. Ему открылось безмятежное зрелище обычного сельского раздолья: поля, луга, сады и виноградники. Картинка воплощённой в жизнь рекламной пасторали из глянцевого журнала о популярных экскурсионных турах в деревенское счастье. Смесь тирольской благодати с голландским умиротворением и с этаким русским размахом: идеальные по своей скромности и миловидности, словно игрушечные или пряничные домики, фермы, усадьбы, разные по архитектурным деталям, но в целом гармонично и неброско растворяющиеся среди роскошных угодий, самых разнообразных по сортам растений, и уходящих в манящую бесконечность наделов полей и садов. Пасущиеся недалеко на изумрудных лугах и холмах стада уж больно пышущих энергией и чистотой коровок и овец. Чрезвычайно аккуратненькие лужайки и палисадники. Безупречно ухоженные насаждения правильной геометрической формы. И всё это украшалось каруселями вращающихся крыльев ветряных мельниц, ручейками и запрудами, с играючи выпрыгивающими из них зеркальными карпами, семенящими вразвалочку ватагами деловитых гусей… Словом, сказочным был только безукоризненный порядок и чистота, хотя и это, наверное, соответствовало в реальности какому-то типичному стандарту для современной образцовой деревни.
Необычаен в этой идиллии был всего-навсего солнечный свет. Время едва перевалило за полдень, солнце всё ещё должно было быть в зените, но равнина купалась в спокойном розовом золоте, как это случается иногда на закате. Кирилл наконец поднял голову вверх, и мысленно поздравил себя – представление продолжалось! Солнце и впрямь находилось в зените, но оно было розовым и светило ровным неярким светом, ничуть не слепящим глаза. На него можно было спокойно смотреть и видеть солнечную корону, такую, которая красуется лишь при полных затмениях. Однако затмения не наблюдалось, меж тем огромные солнечные протуберанцы разворачивали во все стороны свои розоватые всполохи, словно лепестки. По синему небу плыли величавые кружевные облака и их перламутровые оттенки отражались в чистейших озерах с прозрачной водой. «Хорошо ещё, что цвет неба остался прежним, – с грустной радостью подумал Кирилл, – а то подобные резкие изменения привычной цветовой гаммы во сне свидетельствовали бы о возможной смене половой ориентации».
Его самокопания во временно отсутствующем самосознании опять прервал голос не на шутку практичного торопыги Агафона:
– Ты помнишь, что нам ещё надо на рынок? Не знаю, решишь ты остаться в этой стране или отправишься дальше, но новая одежда и ботинки тебе будут не лишние.
Забота Агафона растрогала Кирилла. И они поспешили проследовать к живописным фермам по просёлочной, широкой мощенной дороге, по одну сторону которой раскинулись великолепные цветущие яблоневые сады, по другую – зелёные пастбища.
– Агафон, спасибо тебе, конечно, – сказал Кирилл, – но боюсь на рынке мне делать нечего: мой бумажник был в куртке, которую сорвало в водовороте, так что денег у меня нет. Вот если бы у тебя нашлась пара старой обуви…
Агафон презрительно хмыкнул.
– Деньги?.. Если тебе нужны деньги, то там же на рынке и возьмёшь сколько хочешь, впрочем, деньги в Сфере Адитона никому не нужны. Вот, обрати внимание, какой здесь клевер, это тебе не заморские цветочки, – он отошёл к обочине и сорвал букетик сочного клевера, – не хочешь взглянуть на этот клевер? Он абсолютно весь четырехлистный, а какой мягкий! А если попробовать на вкус, он даже сладкий!..
– Что значит, «возьму на рынке сколько угодно денег»?
– Это значит, что некоторые наивные люди считают, что везде, в любом мире им помогут деньги, сокровища, причём, чем больше, тем более замечательным и безопасным будет их существование. Поэтому, если тебе от этого спокойнее, ты можешь иметь денег сколько хочешь, просто так, даром. Но ты быстро убедишься, что в них нет никакого толку. А вот и рынок.
«Рынок» представлял собой одну единственную торговую палатку, а точнее обыкновенный тент, сооруженный на перекрестке сельских дорог, где находился полированный письменный стол, на котором стояли лишь допотопные весы, вроде весов правосудия, разве что размером побольше. За столом, или за прилавком, восседала важного вида женщина, одетая в строгий деловой костюм, натуральная секретарша из офиса солидной фирмы. «Секретаршу» звали отнюдь не Фемида, а Эмилия, и они с Агафоном радушно поприветствовали друг друга.
– Это Кирилл, – представил Агафон своего попутчика, – он прибыл к нам издалека, путь был нелёгким, поэтому выглядит он теперь похуже туриста. Ручаюсь, ты сможешь ему помочь.
– Что ж, посмотрим, – согласилась Эмилия и через пару минут пристального изучения жалкой внешности Кирилла вынесла свой вердикт, – всё ясно. А какого стиля тебе нужна одежда?
– А какого стиля у вас есть? – Кир окинул взглядом палатку, в которой не было ничего.
– Просто скажи: как бы тебе хотелось быть одетым?
– Ну, давайте костюм от Армани и обувь от Гуччи, – ляпнул Кирилл. Он и глазом моргнуть не успел как всё это вместо его потрёпанной одежды оказалось на нём: и элегантный летний костюм из шелковистой светлой ткани, и легкая модная рубашка, и тонирующий с ней галстук, и, конечно, модные лоферы с миндалевидным мысом из гладкой мягкой кожи с деликатным матовым блеском. Он стал похож на гламурного голливудского актёра. – Нормально. В полночь всё исчезнет, и я останусь голым?
– Ну что ты, всё по-честному! Увы, но вот зеркала, к сожалению, у меня нет, но ты можешь увидеть своё отражение в воде пруда.
–Как это – нет зеркала? – удивился Кирилл. – Всё есть, а элементарного и полагающегося для всех бутиков зеркала нет?
Он подошел к ближайшему пруду с лилейными кувшинками, из воды на него глянули нелепое его отражение и обалдевшая от его вида лягушка. Мимо проплывающие утки одобрительно крякнули.
– Нет, знаете что, оденьте-ка меня попроще, по–привычному, – попросил Кирилл.
В следующее мгновение он уже стоял в обычных, правда совсем новых, джинсах, толстовке и кроссовках.
– А мне ещё кое-кто, – Кирилл кивнул на Агафона, – рассказывал, что вы выдаёте даром деньги.
– Деньги? – искренне поразилась Эмилия. – А зачем они тебе нужны?
– На дорогу. Дело в том, что я очень спешу в замок Кион и думаю деньги мне не помешают, даже если у вас тут полный коммунизм.
– В Замок? О, я слышала, там скоро начнётся рыцарский Турнир. Но тебе нужны не деньги, а приглашение от Святозара, иначе в Кион тебя не пустят.
– И я ему об этом говорю, – вставил слово Агафон, – тебе бы лучше поискать себе другое применение. По крайней мере на ближайший год. Вот на следующий ежегодный Турнир ты еще можешь попробовать попасть! А пока занялся бы чем-нибудь полезным.
– Действительно, Кирилл, а ты кем планировал стать там, в своём мире? – спросила Эмилия.
– Я студент биологического факультета и планирую в своём мире стать микробиологом, и непременно им стану, но для этого мне для начала придётся покинуть вашу расчудесную как там её … Сферу Адитона… Поэтому мне так нужно в Замок. Я уверен – Святозар мне обязательно должен помочь.
– Нам его не переубедить, Эмилия. Дай ему уже денег, а то меня Лидия заждалась к обеду.
– Каких же денег тебе надо?
– А какая у вас самая универсальная валюта?
– А у вас?
Кирилл слегка затормозил.
– В дорогу надо брать краюху хлеба, флягу родниковой воды, да весёлую песню – так говорили у меня в деревне, – сказал Агафон. – Эмилия, дай ему поскорее золотых монет, и мы пойдём.
– Кирилл, а сколько в точности монет тебе надо?
Кирилл выжидательно посмотрел на Агафона.
– Да отвесь ты ему килограмма три! Разных.
Эмилия как ни в чём не бывало насыпала откуда-то из-под прилавка лопаточкой в чашку весов золотых монет, замелькали луидоры, гульдены, пиастры, червонцы и ещё чёрт знает что, отмерила стальными гирями три кило, и, пересыпав золото в мешочек из синей бархатной ткани, передала Кириллу.
– А биткоины есть? – Спросил Кирилл. Агафон заскрежетал зубами.
– Тоже килограмма три? – со смехом поинтересовалась Эмилия.
– И еще с десяток миллионов на мультивалютную пластиковую карту, можно?
– Я дам тебе три платиновые дебетовые карточки на неограниченную бесконечную сумму и ключ от криптокошелька, идёт? Код по умолчанию – три семёрки, затем запишешь свой, – и Эмилия протянула ему несколько электронных карт, – Всего доброго! И удачи тебе на Турнире, если конечно сможешь попасть в Кион!
Поблагодарив щедрую Эмилию, торговавшую из-под полы золотыми монетами по курсу «сколько хочешь к нулю», Кирилл и Агафон поспешили ретироваться. Пусть и не наяву, но чувствовать себя мега-мультимиллиардером было очень приятно. Кириллу всё более и более начинала нравиться снящаяся ему сказка. «Это ведь мой сон, и всё здесь – порождение моего больного разума. Вот, оказывается, какие нездоровые желания владеют моим подсознанием!» – думал Кирилл. Но затягивать пребывание в этой утопии он для себя полагал опасным, так как это грозило ему вечным сном, поэтому он старался, во что бы то ни было, ускорить и обострить события, и вот почему так спешил в этот загадочный Кион, решив правда по дороге пообедать у гостеприимного Агафона. Со вчерашнего дня он ничего не ел, кроме орехов и ягод, и явственно ощущал голод, хотя и был «в коме».
– Посмотри, отсюда уже виднеется мой дом! – воскликнул Агафон, указывая на симпатичный домик с мансардой и красной черепичной крышей, – А это дом моего соседа Ганса, – Агафон указал на противоположную сторону дороги, где на возвышенности стоял почти такой же домик, но плотно укутанный плющом с головы до пят. Выглядывали лишь окошки, блиставшие чистотой стекол в лучах розового солнца. – Постой, ты кажется сказал, что изучаешь ботанику?
– Я студент биофака и специализируюсь по микробиологии.
– Стало быть и ботанику должен знать, – безапелляционно заключил Агафон. – У меня есть кое-что по твоей части. Мы как раз будем идти мимо одного пруда, там растёт самое дурацкое растение на свете. Эта ненормальная Маргарита, лучше бы ей быть феей, когда делала ландшафтный дизайн у Ганса, высадила у него под окном всего одну грядочку этой дряни, но она быстро разрослась во весь палисадник. Это весёлые ромашки. Представь, хохочут себе с утра до ночи. И даже ночью, когда их цветки закрыты и им надобно спать, нет-нет да похохатывают сквозь сон. Моя корова, проходя однажды мимо соседнего огорода, хватанула парочку, так потом не только она, но и все мы, кто выпил в тот день её молока, хохотали без умолку целую неделю. Тогда-то мы и решили пересадить их на пруд.
«Вероятно, местная «дурь», – решил Кирилл.
– Это не ко мне. Это вам в наркоконтроль надо, если у вас таковой имеется конечно. Почему бы их банально не вырубить?
– В этих краях ничего нельзя уничтожить. То есть можно попытаться. Но оно моментально снова возникнет. В Сфере Адитона действует Запрет. Это такой закон, который не позволяет нарушать Равновесие, и ромашки этим Запретом бессовестно пользуются. Лишь на Черных Скалах, хоть и там тоже возбраняется что-либо уничтожать, Запрет ослабевает и не выйдет восстановить утраченное. Впрочем, местечко это ужасно гиблое: кругом одни болота, даже если и дойдёшь до Скал, обратно точно не воротишься, – что-то очень важное прозвучало во всей этой белиберде Агафона, и Кирилл попытался это что-то отфильтровать. – Вот здесь этот пруд, давай свернём ненадолго – тебе не грех на это взглянуть.
И они свернули с дороги к небольшому озерцу. Послышался очень тихий, но такой заразительный и несмолкаемый смех, будто целую семейку гномиков кто-то защекотал до слёз. На озере был остров, а на нём росли совершенно всем известные садовые ромашки. Они и издавали смех. Во всяком случае звуки шли именно с этой стороны. Когда Агафон с Кириллом приблизились к воде, ромашки, словно почуяв их, повернули в их сторону цветки и стали смеяться громче, колышась всем стеблем. Наконец ромашки разразились таким хохотом, что казалось – они сейчас лопнут от смеха.
– Что скажешь? – спросил Агафон. – Как от них избавиться? Я боюсь, что они всё же разрастутся дальше острова.
– Ты меня спрашиваешь? Это ваше местное волшебство. Пусть ваши волшебники, которых нет, с ним и разбираются.
– С тобой каши не сваришь, доучиться кстати никогда не поздно. Тебе бы надо в Город Мудрецов, там полно университетов, продолжил бы учёбу. Всё полезнее, чем по замкам путешествовать, как турист. – Туристы, не иначе, чем-то насолили Агафону. – Пошли дальше. Я думал, ты и вправду ботаник, потому что если бы ты таковым был, то наверняка заинтересовался бы этим феноменом, и может быть сумел бы их генетически изменить, чтобы они смеялись исключительно по делу.
– Ого! Выходит, уничтожать нельзя, а генетически изменять можно? Очень интересно. Можно так тут всё «наизменять» …
– Не получится. Приживается только полезное или прекрасное, или то, что является и первым, и вторым.
«И первое и второе» – несомненно полезное и безусловно прекрасное, в образе юной женщины со светлыми кудряшками в простеньком платьице, стояло у калитки, встречая припаздывающего мужа.
Лидия приветливо кивнула Кириллу, после того как супруг рассказал ей про их встречу в Лесу Забвения. Потом, конечно, Агафон радостно сообщил, что ему удалось раздобыть колокольчик для коровы.
– Тебе разрешили его взять? – с замиранием в голосе спросила Лидия.
– Да, это было так восхитительно!.. Я тебе потом всё расскажу, я завернул колокольчик в шерстяной платок, чтобы он не звенел по пути и Ио не услыхала его раньше времени… Но сейчас нам должно передохнуть с дороги и перекусить бы чего, я так спешил и так проголодался, что съем целого мамонта! О Кирилле и говорить нечего, посмотри на него: у него же голодный обморок того и гляди будет, а он ещё в Замок идти собрался!
Лидия тотчас распахнула калитку, и они вошли в уютный дворик дома Агафона.
Видимо, молодую семью навечно объединила любовь к сельскому укладу жизни. Все здесь было устроено по-стародавнему примитивно и традиционно, но очень до боли знакомо, как будто явилось из раннего детства: сразу вспомнились летние каникулы у бабушки в станице. Во дворе находился круглый деревенский колодец, вода из которого показалась вкуснее родниковой, и умываться у доисторического рукомойника этой же водой было славно и весело Где-то далеко за холмом кто-то перебирал клавиши аккордеона, и незабвенная мелодия Джеймса Ласта разлеталась по всей округе. Горячий обед Лидия достала из настоящей русской печки и накрыла на стол не в комнате, где было бы уже душно в этот зной, а в саду, под цветущей яблоней. Обед показался Кириллу поистине царским пиром: румяная индейка, запечённая с черносливом, домашний сыр, пирожки с разными начинками из кураги, вишни и грибов, и конечно молоко, которое действительно было изумительно целительным и сытным. К счастью для Кирилла, коровы дома не было – она паслась где-то на лугу, так что он был избавлен от необходимости знакомиться с главной домашней достопримечательностью.
– Хотел бы уточнить про Запреты: эта индейка не оживет вдруг внутри меня, если у вас тут все возникает сразу после уничтожения? – поинтересовался Кирилл.
– Нет, – уверил Агафон, – она уже бегает живая и здоровая в своем птичнике.
– Но как же все происходит?
– Достаточно лишь посмотреть на живность, и представить какой ты ее хочешь: сырой или уже приготовленной, и сказать «Еда!». Вот и все. Но Лидия у меня мастерица и предпочитает кудесничать на кухне сама, поэтому выбирает неготовое и шутит, что старается приправить каждое блюдо любовью.
– Лидия спасибо, никогда не ел ничего вкуснее, ты действительно прекрасная хозяйка! Мне даже жаль, что совсем нет времени задержаться в вашей Стране Небесной Розы.
– Стало быть, ты всё-таки решил идти в Замок? – спросила Лидия, подкладывая Кириллу в тарелку добавки. – Чтобы найти способ покинуть Сферу Адитона? Но в этом мире ведь так хорошо, здесь вечное счастье и покой!
–– Конечно хорошо, не спорю, но я должен вернуться. Там мой дом, моя семья: родители, сестренки. Мои друзья. Они ждут меня. И еще огромное количество разных дел. Все мое будущее. Да и привык я все же жить на своей земле, несмотря на все ваши красоты и чудеса… Достаточно причин?
– Ты не сказал ему правду? – Лидия укоризненно взглянула на мужа.
– Разумеется сказал… Я сказал ему, что он попал в другой мир, и возврата назад нет. Но он вбил себе в голову, что находится в вымышленной сказочной стране, и ему приспичило совершить подвиг, чтобы отсюда выбраться, представляешь? – Агафон наконец снял свою гуцульскую жилетку: после горячего молока ему стало жарко.
– Это не вся правда.
– Но он ещё не готов услышать всю правду, это может быть очень болезненно для него. Не забывай, что я его поводырь, следовательно, я за него отвечаю.
– Протестую! Я готов услышать всю правду, – воспротивился Кирилл. – Нет, я требую, чтобы мне немедленно открыли всю правду. Полуправда является ложью, а ложь нарушает Закон равновесия! Разве не так?
– К несчастью, ты всё равно мне не поверишь, что бы я тебе не сказал. Тебе лучше убедиться самому. Но пока ты даже не желаешь признать очевидное.
– Убедиться в чем, Агафон?
– В том, что ты находишься в реальности, которая невероятней и прекрасней любого сна. Ты глух и слеп от отчаяния и растерянности, охвативших тебя, а я должно быть плохой поводырь.
– Ну, необычность и длительность сказочного сна, предположим, я уже готов признать. Итак, в Кион можно попасть лишь по особому приглашению Святозара? А как его раздобыть?
– Это совершенно неосуществимо, Кирилл. Лидия, объясни хоть ты ему.
– Один раз в год в Замке проходит традиционный Турнир. Это турнир для претендентов, желающих стать рыцарями. Этих претендентов весь год отбирает сам Святозар, путешествуя по Сфере Адитона, и он знает каждого из них лично. Так что ты не сможешь под этим предлогом проникнуть в Замок. Да, есть ещё зрители, болельщики Турнира. Но они заходят в Замок через Южные Ворота и располагаются на противоположной от Рыцарей трибуне, то есть к Святозару ты всё равно не сможешь приблизиться.
– А нельзя ли без всех этих церемоний заявиться в Кион и попросить аудиенции у вашего недоступного Ястреба?
– Можно, но желающих поговорить с ним очень много, очередь расписана на десятилетия вперёд, – вздохнула сочувственно Лидия.
– Единственное, что я понял, так это то, что мне придётся стать рыцарем.
– Да как же ты им станешь, если ты тут всего один день? – настаивал Агафон. – Люди десятилетиями ждут вызова Святозара, тренируются, закаляют себя и Ястреб сам следит за их успехами, а затем самых лучших и достойных приглашает на Турнир.… А ты ведь ты даже не знаешь, что такое Рыцарь!