Читать онлайн Голоса эпохи. Избранная проза и поэзия современности. Том 1

Разносторонняя творческая личность, автор нескольких сборников стихотворений: «Сердечные чётки», «Калейдоскоп», «Поэзия живописи», «Разносолы». Поэт смело экспериментирует с формами, в её арсенале сонеты и моноримы, абцедарии и верлибры, белые и фигурные стихи. Ирина Бабич – лауреат I степени Межрегионального литературного фестиваля-конкурса «Отечество моё, горжусь тобой!», лауреат II степени IX Всероссийских Васильевских чтений «Молодость – богатство старости», лауреат XII Международного открытого литературно-музыкального фестиваля «Ялос», лауреат II степени VII Всероссийского конкурса поэзии «Поэзия Красного города», лауреат III Международного фестиваля сказок «Расскажи мне сказку».

Симфония ночи

Завтрак Января

Май

Серое

Монохромное

Ссылка

Любовь на плахе

Ничего не осталось

Мечта

Белым по чёрному

Родился в селе Верхнее Мячково ближнего Подмосковья. Интерес и врождённые способности к естественным наукам позволили Александру после службы в рядах Советской армии окончить физический факультет МГУ им. М. В. Ломоносова. По окончании вуза работал на инженерных должностях в сфере производства изделий микроэлектроники, а также в области энергообеспечения зданий и строений одного из департаментов Правительства Москвы.

Робкие попытки писать стихи в годы молодости не дали каких-либо результатов, способность излагать свои мысли и чувства в стихотворной форме проявилась неожиданно уже в зрелом возрасте. Является членом Российского союза писателей, неоднократно номинировался на различные премии в разделе «Поэзия».

Эпиграф

У каждого своя доля

Осенний аромат

Готовлюсь сеять рожь

Осень на пороге

Добираю

Юморное

Снежные гастроли

Снег прошёл неслышно ночью

Выйду я из кабинета

Время разлуки

Неподвластно разуму

Показалось

Пострел

Звезда задержалась

Рассветный час

Детская охота

У моря

Встреча

Счастье в малом

Новому дню улыбнусь

Родился 15 августа 1984 года в городе Барнауле, Алтайского края. В 2010 году переехал в Санкт-Петербург.

На данный момент вышло пять сборников его стихотворений: «Море Моих Стихий», «Номер Тридцать Шесть», «Одиночество и Смерть», «Книга № 37» и «Скольжение».

«Вы удивили меня человечностью…»

5:32 01.07.2023

«Что-то должно продолжаться…»

21:18 02.07.2023

«Зависть всегда дышит в спину…»

17:28 03.07.2023

«Была бы ты обнажена…»

17:48–17:53 03.07.2023

«Мне бы в пошлость не упасть…»

17:08 04.07.2023

«В себе наладить настройки…»

10:51 05.07.2023

«Я вас хотел беречь…»

16:21 06.07.2023

«А я тону в переживаниях…»

13:25 07.07.2023

Поэтесса, писатель и художник. Автор ряда научных статей и патентов на изобретения. В 1981 году окончила Томский государственный университет, биолого-почвенный факультет. Имеет художественное образование – в 1985 году с отличием окончила Томскую вечернюю художественную школу, а затем Заочный народный университет искусств, факультет изобразительного искусства. В настоящее время проживает в Санкт-Петербурге. Член Российского и Интернационального союзов писателей. Член-корреспондент Международной Академии наук и искусств. Участник собраний и конкурсов Общества любителей русской словесности, лауреат Международного поэтического конкурса «Золотая строфа». Лауреат Второй Национальной литературной премии «Писатель года» (2013). Автор восьми книг, соавтор более чем в шести десятках авторских сборников. Лауреат «Московской премии», Международной Лондонской литературной премии, обладатель титула «Дама фантастики и детской литературы» за 2020 год по результатам конференции РосКон. Награждена медалями и дипломами.

Сказка на ночь, или Байки старого попугая

Родом из Казахстана, родилась в простой рабочей семье. Папа украинец, мама русская. Жила в красивом гостеприимном селе Трофимовка, населённом разными национальностями, где дома никогда не закрывались на замок и любой сосед непременно приглашал за стол выпить ароматного чая. В 1996 году переехала в незнакомую, но очень красивую Германию. Там и проживает по сей день. Валентина – мама и бабушка, обожает писать стихи, сказки и рассказы для деток о добре и дружбе, взаимопомощи и душевной красоте каждого персонажа. Дар писать приняла с радостью, чтобы приносить счастливые улыбки своим дорогим читателям.

Лесной совет

Идёт Волк по лесу довольный, сытый. Настроение хорошее, тепло, птички поют, бабочки летают. Идёт и видит: маленькие зайчата играют, шалаш себе строят. Подошёл Волк к ним и говорит:

– Эй, вы, малявки, что это вы тут делаете?

– Мы себе шалаш строим и хотим там играть, – ответили ему гордые за себя зайчата.

– Не будете вы там играть, – сказал Волк.

– Почему это не будем? – не поняли малыши.

– Да потому, что я его сейчас поломаю, – сказал Волк и пнул шалаш ногой. Шалаш весь и разлетелся в разные стороны. Зайчата увидели поломанный шалаш и горько-горько заплакали. Ведь они целый день над ним трудились, собирая по лесу веточки.

– И как тебе не стыдно, серый, малышей обижать? – спросила у него Сорока, сидевшая на ветке дерева и наблюдавшая за проказами Волка. – Они же весь день трудились, а ты пришёл и всё поломал.

– Отстань от меня, Сорока, – ответил ей довольный собой Волк, а сам, насвистывая что-то себе под нос, пошёл дальше по лесу.

Идёт Волк и видит: два маленьких ежонка идут ему навстречу и каждый несёт по полному лукошку грибов.

– Эй, вы, малыши, что у вас в лукошках? – спрашивает Волк.

– Мы домой грибов насобирали, – отвечают радостные ежата, – мама нам на ужин их сегодня приготовит.

– Не думаю, что вы сегодня их поедите, – говорит Волк.

– Почему это? – ничего не понимая, спрашивают ежата.

– Да потому, что я их у вас сейчас заберу, – ответил вдохновлённый безнаказанностью Волк и забрал у ежат лукошки с грибами. Взял и подвесил их на самую высокую ветку и на ежат поглядывает. Мол, попробуйте достаньте. А ежата от обиды и расплакались.

– И как тебе не совестно, серый, маленьких обижать? – снова спросила у него подлетевшая Сорока, которая наблюдала за всем происходящим. – Такой здоровый, а над маленькими смеёшься. Нет бы им помочь донести до дома лукошки, видишь, какие тяжёлые они у них, а ты, наоборот, их забираешь и обижаешь малышей.

– Надоела ты мне, Сорока, – говорит Волк. – Что ты всё время меня учишь? Вот я сейчас возьму и все твои пёрышки-то пообщипаю.

А Сорока взлетела повыше на ветку и отвечает ему:

– Иди, иди, Волк, куда шёл, а до моих пёрышек тебе ещё добраться нужно.

Волк попрыгал, попрыгал под веткой, пытаясь достать Сороку. Но ничего у него не получилось, и пошёл он дальше, насвистывая что-то себе под нос. А Сорока подлетела к ветке, где лукошки висели с грибами, сняла их оттуда и отдала ежатам.

– Спасибо тебе большое, тётя Сорока! – сказали, обрадовавшись, ежата.

– Не за что, малыши, бегите домой маму порадовать, – ответила им Сорока, а сама полетела дальше за Волком приглядывать.

А Волк был доволен собой, настроение у него было хорошее, погода была тёплая. Он шёл и смотрел по сторонам, думая о том, что бы ему ещё натворить. Вдруг на ветке дерева он увидел маленьких бельчат, которые что-то держали в лапках.

– Эй, малыши, что вы там держите? – закричал Волк.

– Мы орешков насобирали, маме несём, – отвечают ему бельчата.

– Покажите, какие орешки? – просит их Волк.

Бельчата, радостные, спрыгнули к нему, чтобы свои орешки показать, а Волк все орешки забрал у них, под дерево выкинул да листвой забросал. Заплакали от обиды бельчата. Они ведь так старались орешки для мамы собирать, а теперь что они ей отнесут?

– Ну почему ты вредный такой, Волк? Малышам не помогаешь, а только их обижаешь, – возмутилась Сорока на серого Волка. – Как можно таким вредным быть? У тебя что, вообще нет сердца?

– Ну, Сорока, ты мне уже надоела! Учишь и учишь меня! Сейчас точно все твои перья пообдираю, – сказал Волк и погнался за ней.

А Сорока быстро взлетела на самую высокую ветку и села.

– Ну, достань, если сможешь, – сказала, ухмыляясь, Волку Сорока.

Волк постоял-постоял, попрыгал-попрыгал – ничего у него не получается. Высоко сидит Сорока, не достать её. И пошёл Волк себе дальше, пригрозив как-нибудь поймать её. А Сорока подлетела к бельчатам и стала помогать им разгребать листья да орешки собирать.

– Спасибо тебе, тётя Сорока, – сказали бельчата, – что за нас заступилась и орешки помогла отыскать.

– Не за что, – ответила им добрая Сорока и полетела к Медведю – хозяину леса. Медведь как раз в это время во дворе был, собирался чай с мёдом пить.

– Что случилось, Сорока? – спрашивает её Медведь. – Ты какая-то прямо взъерошенная. Кто обидел тебя?

– Да не меня только одну обидел, а и всех малышей в нашем лесу обижает, – затараторила Сорока.

– Ты, Сорока, расскажи мне всё по порядку, чтобы понятно было, и не тараторь, пожалуйста, – попросил Сороку Медведь.

И стала рассказывать Сорока про проделки Волка, как он малышей всех в лесу обижает и как ей пёрышки обещал когда-нибудь выщипать.

– Да, непорядок у нас в лесу творится, – сказал Медведь. – Надо срочно собрать лесной совет. Ты лети, Сорока, в лес и собирай всех зверей и птиц на лесное собрание. И Волка не забудь позвать, чтобы он перед всеми о своих проделках рассказал.

Собрались все лесные звери на опушке, на пенёчках присели, птицы на ветках разместились, детишки по травке бегают, а Волк вдали от всех возле дерева стоит, плечом его подпирает.

– Ну что, Волк, – говорит Медведь, – расскажи-ка нам, как ты маленьких да слабеньких обижаешь. Жалоба тут на тебя поступила, разобраться бы нам в этом надо. И про наш лесной закон, вижу, ты забыл, который гласит, что беречь детей нужно как своих и во всём им помогать.

Зашумели звери и птицы на Волка, заругались. «Как можно наш закон не соблюдать и малышей обижать?» – кричали они, перебивая друг друга. А Волк голову свою низко опустил и молчит.

– Ну, что молчишь, серый? Или тебе рассказать нечего и стыдно за свои проделки, или это всё неправда? – пристыдил его Медведь.

– Это всё правда, – еле слышно сказал Волк. – Что виноват во всём, я и сам знаю. Извини меня, Медведь, я больше так никогда поступать не буду.

– Не у меня прощения проси, – ответил ему Медведь, – а у маленьких, у тех, кого обидел.

– Простите меня, малыши, – извиняясь, прошептал Волк.

– Ну, а за слёзы малышей ты должен вернуть то, что сломал. Зайчикам построить шалаш, ежатам собрать грибов по два лукошка и бельчатам лукошко их любимых орехов.

– Хорошо, я всё так и сделаю, – сказал Волк, пряча от стыда глаза.

– И про меня, Медведь, пожалуйста, не забудь, – крикнула с ветки Сорока.

– Ну и, конечно, перед Сорокой ты тоже должен извиниться. Некрасиво так с ней разговаривать да ещё и пытаться ей пёрышки выдернуть.

– Извини меня, Сорока, я просто так это сказал, – промолвил Волк. – Я больше никогда так не буду себя вести.

– Надеюсь, ты выучил на всю жизнь этот урок, – ответил ему Медведь, и все звери согласно закивали. – И ещё запомни: не тот сильный, кто слабых да маленьких обижает, а тот, кто им помогает и в беде не бросает. Сила его всегда в добром сердце.

Снежинка

На дальнем-дальнем севере, где никогда не бывает лета, а всегда дуют холодные ветра, где переливаются серебром белые снега и пушистые снежинки сыплются с неба, образуя огромные сугробы, живёт белоснежная королева Зима со своей замечательной семьёй: королём Морозом и тремя прекрасными девочками – принцессами Метелью, Вьюгой и необычайно красивой, с добрым нежным сердцем принцессой Снежинкой. Они живут в одном из красивейших ледяных замков с великолепными колоннами, на которых скульптор вырезал прекрасные рисунки зимнего снежного сада. А король Мороз с любовью разукрасил в замке окна, пол и стены замысловатыми морозными узорами. Вокруг замка и в прекрасном зимнем царстве лежит серебристый снег, который переливается на солнце ослепительными яркими красками и своим сказочным, удивительным волшебством притягивает восхищённые взгляды обитателей их страны. Невозможно пресытиться представшей взгляду красотой.

Король с королевой очень любят своих старших красавиц-девочек, умных, красивых, благородных и своенравных, которые обладают сильным, но иногда взрывным характером и вспыхивают как спички, но так же легко и забывают обиды. Но больше всех они обожают самую младшую доченьку Снежинку за её доброту и нежность, которые она, не стесняясь, дарит всем.

У каждой принцессы есть свои обязанности, и они выполняют их безукоризненно. Метель заметает следы, оставленные животными и птицами, Вьюга кружит по всей территории, выравнивая и полируя снег, а Снежинка открывает в облаках засовы от снежных хранилищ, и снежинки летят с неба, создавая необычайную красоту. В этот момент все обитатели царства стоят с поднятыми вверх головами и любуются происходящим.

Снежинка обожала то, что она делала, так как видела, какое это всем доставляет удовольствие. Она также обожала своих любимых друзей и всегда спешила к ним, а они ждали её в их любимом месте. Это были весёлый пингвинёнок Нону и белый мудрый медвежонок Муна. Они любили втроём скатываться с ледяной гладкой горки, обгоняя друг друга, а потом карабкаться наверх по ней, падая и сбивая в падении друг друга. Забираться так было очень сложно, но им не хотелось идти наверх по ступенькам, и они со смехом ползли, как могли, по самой горке. У них, конечно, никогда не получалось достичь цели, так как они вновь и вновь соскальзывали вниз по гладкому, как стекло, льду. Потом, когда уже не было сил подниматься, Снежинка рассыпа́ла кругом снег, и они по снегу забирались на вершину. По просьбе друзей она обсыпа́ла и их красивыми лёгкими снежинками, которые таяли на ладонях.

Накатавшись вдоволь и насмеявшись, они шли в свой домик, который вырыли в сугробах и в котором любили прятаться от посторонних глаз. Это было самое любимое их место. Им нравилось быть втроём, они придумывали разные истории и рассказывали их друг другу. Но больше всего Нону и Муна любили слушать удивительные правдивые истории Снежинки, которая летала над всей землёй и бывала в разных странах.

Снежинка часто рассказывала им про детей, которые живут на земле. Они тоже очень любят снег, но видят его всего три месяца в году, так как именно на три месяца приходит к ним Зима. «Как, всего три месяца? – удивлялись её рассказу друзья. – А потом что?» – «А потом, – отвечала им Снежинка, – приходит на три месяца Весна, снег тает, и из-под снега появляются первые красивые бархатные цветы, которые называются подснежники. Земля одевается в зелёную мягкую траву, и на деревьях набухают почки».

Друзья слушали рассказ, затаив дыхание. «А что такое подснежник, – спросили они, – какой он?» И Снежинка рассказала о нём, как он выглядит и какой он красивый, но, увидев их неподдельное желание получше знать, какой он, нарисовала его на снегу.

«Какой красивый, – увидев цветок, восхитились друзья. – А потом что, после Весны опять Зима?» – «Нет, после Весны приходит на землю Лето, распускаются цветы, деревья одеваются в зелёные листья, и разные птицы поют красивые песни. Ярко светит горячее солнце, и на земле становится очень жарко». – «Как интересно, – сказал Нону, – хотя у нас тоже поют прекрасные песни птицы и стоят зелёные ели и сосны». – «И солнце тоже у нас ярко светит, – поддержал друга Муна. – Но вот только жары мы совсем здесь не хотим. Тогда наш любимый дом и горка растают». – «Да, ты прав, – ответила ему Снежинка. – На земле растут совсем другие деревья, которые зимой теряют свою листву, и мы должны обязательно их укрывать, чтобы они не замерзали. И нам в наше царство совсем не нужно жаркое солнце. Наше солнце самое лучшее», – серьёзно сказала она.

«А что, Лето потом на земле до Зимы остаётся?» – спросил любознательный Муна, которому хотелось услышать дальше продолжение этого удивительного рассказа. «Нет, что ты, – засмеялась Снежинка, – после летней жары на землю приходит Осень. У деревьев листья начинают менять цвет, и выглядит, скажу вам честно, это очень красиво. Чуть позже трава начинает желтеть, листья с деревьев опадают. Часто идут дожди, давая земле хорошо напиться, и помаленьку Осень подготавливает землю к Зиме. Вот как раз у них сейчас уже поздняя Осень, и скоро мы отправимся в путь, где у нас будет много-много работы».

Друзья с интересом слушали рассказ о совсем незнакомом и удивительном ином мире, слушали и представляли всё в ярких красках. Но каждый из них больше всего любил свою родину, и она для них была самой необыкновенной и самой красивой, и они ни на что и никогда её бы не променяли.

Так проходило время в зимнем королевстве, пока на земле королева Осень не улетела в своё осеннее королевство, уступив место королю Морозу. И тогда король Мороз с королевой и со своими принцессами улетели на три месяца к людям. Снежинка попрощалась с друзьями, пообещав, что расскажет им ещё много разных прекрасных историй о другом загадочном мире.

Работы на земле было очень много, и им нужно было торопиться, чтобы всё выполнить в срок. Королева Зима пролетела над просторами, стараясь поскорее подготовить всё к холодам. Вслед за ней отправился король; он пролетел над землёй, просматривая свои владения, и на землю опустился мороз. Затем Снежинка открыла снежные засовы, и на землю полетели прекрасные хлопья снежинок. Она нарядила в снежные шубки деревья, чтоб им не было холодно, и бережно укрыла тёмную землю белой пуховой периной. Мороз остановился над реками и озёрами, и вода превратилась в лёд.

И тогда из тёплых домов, на которые Снежинка надела белые шапки, повыскакивали на улицу ребятишки. Кто-то тащил за собой санки, кто-то нёс вёдра с водой, чтобы залить горку, а кто-то – лыжи. Счастью не было предела. На речке дети катались на коньках, лепили снеговика и играли в снежки. Всюду стоял шум и смех. Дети были в полном восторге от прихода Зимы.

Снежинка смотрела на детей и радовалась вместе с ними. Махнув рукой, она рассыпала на них большие красивые снежинки. Дети стояли с открытыми ртами и не могли оторвать взгляда от невообразимой сказочной красоты. Метель тоже любила детей: она подымала снежинки, которые падали с неба, вверх и кружила их вокруг детей, словно танцуя вместе с ними танец. «Какая красота!» – говорили взрослые, которые радовались, глядя на счастливых и радостных детей, и, как и дети, не могли оторвать глаз от летящих сверху снежинок.

Вечером дети, наигравшись, поспешили домой, а Вьюга принялась исполнять свои обязанности: она начала потихоньку дуть на снег, потом сильнее и сильнее, – снег взлетал и кружился в вихре, образуя большие сугробы. А Снежинка украшала окна красивыми снежинками, на которые дул Мороз, превращая всё в сверкающие узоры.

Утром дети, едва проснувшись, взяли санки и лыжи и поспешили на улицу. Даже собачки были рады снегу: запряжённые в санки, они катали детей, смешно виляя хвостами. Снежинка всегда была возле детей, она радовалась вместе с ними и, конечно же, сыпала на них большие пушистые снежинки, которые подхватывала Метель и кружила их над детишками. Принцессы знали, что всего три месяца дети могут наслаждаться белым снегом, а потом будут лишь часто вспоминать и мечтать о нём. Поэтому они делали всё, чтобы ребята надолго запомнили эту красоту и с нетерпением ждали их на следующий год.

Родилась в Ереване. Окончила Ереванский медицинский институт. Работала в Институте хирургии им. Микаэляна. В 1994 году переехала в Москву, где продолжала работать врачом. Публиковать рассказы начала в соцсетях. Публиковалась в сборниках издательства «Четыре»: «Призвание писатель», «Мелодии весны», «Творчество и потенциал» и других, а также в журнале «Время читать» издательства «Четыре». Номинирована на премию «Нос» от издательства «Четыре», номинирована на звание «Писатель года» от «Проза. ру». В 2023 году стала лауреатом 133‑го конкурса прозы МФ ВСМ и получила звания «Лауреат ВСМ» и «Магистр МФ ВСМ».

Вера и любовь

Переругавшись с родными и уйдя в никуда, точнее за неземной любовью в шалаш к Евгению, Вера не давала о себе знать целых три года.

Мать и отец, никогда до этого не ссорившиеся и жившие душа в душу, почти перестали общаться. В глубине души они обвиняли в уходе дочери друг друга, при этом каждый казнил и себя тоже.

Евгений не понравился им сразу. Мать винила себя, что не пресекла их связь ещё на этапе ухаживаний, а отец – за категоричность («Или мы, или он!»).

В итоге Вера, наскоро собрав вещи, ушла… и полностью растворилась в пространстве. Как будто и не было их весёлой нежной девочки с ямочками на щеках и заразительным смехом.

Время нанизывало череду пустых и скучных дней, рана не затягивалась и начинала кровоточить при виде завитка на шее чужой девочки, от обрывка звонкого смеха, от Вериных вещей, тут и там попадающихся на глаза во время нечастых уборок.

Дом, когда-то весёлый, щедрый и гостеприимный, который держался матерью в идеальной чистоте, зарос пылью и как-то угас. Как будто с Верой ушла вся жизненная энергия, питавшая этот маленький заводик счастья.

Через месяц после её ухода, когда пришло осознание неотвратимости Вериного шага, мать позвонила подруге дочери и узнала, что Евгений увёз её в Москву, так как только в Москве его таланты могли бы реализоваться. Таким образом они узнали, что ей пришлось бросить институт за полгода до его окончания.

После этого в их с мужем жизни остались только работа, магазин и тлеющая надежда на звонок от дочери. Их молчаливое отчаяние как будто создало ров вокруг крепости, куда не пытались проникнуть ни друзья, ни родственники когда-то счастливой семьи.

Спустя три года, как-то вечером, привычно выполняя ритуал отхода ко сну, они вздрогнули оттого, что в дверь кто-то забарабанил: «Тётя Рая, дядь Миша, это я, Маша, откройте!» – кричала соседка.

Наскоро накинув халат, мать побежала открывать дверь.

– Машенька, что случилось?

– Быстро, быстро! Телевизор! – Маша бросилась к телевизору и включила один из центральных каналов. На экране в каком-то фольклорном одеянии пела Вера, и за её спиной в составе группы играл Евгений. Это был песенный конкурс.

Мать с отцом стояли как каменные изваяния, не шелохнувшись даже после того, как передача закончилась, а Маша вышла за дверь, щёлкнув замком.

Отец подошёл и выключил телевизор.

– Ты помнишь, как она пела в музыкальной школе? – произнесла мать.

Не получив ответа, она продолжила:

– Может, она просто не хотела учиться на экономическом? А мы не поняли?

Отец внезапно разозлился:

– Она сама туда захотела, её никто не заставлял!

– Но мы и не поощряли её талант…

Отец перевёл на неё тяжёлый взгляд:

– Как мы ещё должны были поощрять её талант? Ты водила её в музыкальную школу, на конкурсы. Потом она окончила музыкальную школу, и этот этап в её жизни закончился. Она сама не продолжила свои занятия и решила поступать в институт. Мы её никогда не принуждали.

И, как-то чересчур возбудившись, отец закричал:

– Единственный раз, когда мы её предостерегли, просто предостерегли, она собрала вещи и ушла!

– Нет, не предостерегли! Мы поставили ультиматум! А разве можно ставить ультиматумы влюблённой женщине?

– Тоже мне женщина! Просто запутавшаяся девочка, возомнившая, что обрела неземную любовь! Да к кому! Этому прощелыге, бездельнику, который даже говорил с ней командами! «Вера, мы уходим!» – передразнил его тон отец.

– Ты по-прежнему считаешь, что она девочка. А она взрослый, сформировавшийся человек. И давай я не буду говорить, на какие жертвы пойдёт любящая женщина!

– Пока эта женщина пошла на одну лишь жертву – бросила родителей.

– Мы сами её вынудили, – крикнула мать в спину уходящему отцу.

Он захлопнул за собой дверь в гостиную, куда перебрался спать три года назад. Комната Веры так и осталась пустовать. Туда уносились все предметы – напоминания о ней. Но входить туда решалась только мать – убрать время от времени пыль и проветрить.

Наутро мать, еле дождавшись приличного времени, позвонила подруге дочери.

– Леночка, здравствуй! Ты можешь дать номер Веры?

– А что это вы заинтересовались Верой? Три года ни слуху ни духу, а тут, как только она стала знаменитой, вам понадобился её телефон?

Вокруг сердца матери образовался глубокий ров, и туда ухнуло, больно ударившись о дно, сердце.

«Ничего, это всего лишь глупая девочка, она не поймёт», – успокоила себя мать.

– Нет, Леночка, просто отец болеет. Может, Вере хотелось бы знать об этом, – соврала она.

– Я спрошу её. Если захочет знать, сама позвонит, – дерзко кинула та в ответ и оборвала разговор.

На следующей неделе они, не сговариваясь, включили телевизор и молча уселись в ожидании начала песенного конкурса. Среди лиц, голосов и света они слышали лишь чистый, звонкий голос Веры и видели лишь её слёзы, когда та поняла, что их не пропустили на следующий этап.

Мать заплакала вместе с ней, так как возможности видеть её у неё уже не осталось. Отец, бормоча под нос ругательства в адрес жюри, ушёл в ванную и, хлопнув дверью, включил душ.

Утром за завтраком мать решительно сказала мужу:

– Я еду в Москву!

Отец поднял на неё удивлённый взгляд:

– К кому? Ты даже не знаешь её адреса! Москва – огромный город, где ты её найдёшь?

– У меня по крайней мере есть след! Я сниму гостиницу и пойду на телевидение! Решай, ты со мной или нет?

Через неделю, после долгих согласований отпусков на работе у мужа и у себя, мать занялась поиском гостиницы недалеко от Останкино, стала спешно покупать подарки и собирать вещи. Эта суета вдохнула жизнь в их унылое ожидание, как будто застоявшийся матрас вытащили на солнце и хорошенько взбили. Мать теперь, сидя вечером перед телевизором, тихо улыбалась, не вникая в перипетии очередного сериала, полностью погружённая в мысли о поиске дочери и об их встрече.

Муж любовался её внезапно помолодевшим лицом, но, в отличие от жены, предстоящая поездка нервировала его, выбивала из колеи.

За день до отъезда в дверь позвонили. У порога стояла Вера.

– Верочка, деточка, – всплеснула руками мать, но не осмелилась обнять, а бросилась втаскивать чемодан.

Подбежал отец и выхватил его у матери.

– Проходи, родная! Ты бы сообщила хоть, мы бы подготовились! – пропустив дочь, захлопотала мать.

– Да брось ты этот чемодан, мы сами разберёмся! Сходи лучше в магазин, у нас же холодильник стоит пустой и отключённый! – обратилась она к мужу.

Вера стояла осунувшаяся и потерянная. После ухода отца мать с дочерью обнялись и заплакали.

– Что? Что с тобой, моя девочка? – гладила Верины волосы мать.

– Я думала, вы меня прогоните, – всхлипывала Вера.

Когда отец вернулся, нагруженный покупками, мать, опередив звонок, открыла дверь и приложила палец к губам: «Вера спит».

Они молча прошли на кухню и стали разгружать пакеты.

– Завтра попробую сдать билеты, – тихо сказал отец, – но думаю, уже поздно.

– Да, в лучшем случае со штрафом.

– Ну и ладно. Лучше так, чем ехать неведомо куда.

Мать взглянула на него: седого, с залысинами на висках, уже пожилого мужчину с каким-то покорным выражением на лице. И куда делся тот Миша? Легкоатлет, высоченный красавец, по которому сохли все девчонки?

Мать с отцом, стараясь не разбудить дочь, хлопотали на кухне, и в полночь, когда уже любимые Верой плов, тушёная морковь и шарлотка были готовы, а они засобирались спать, Вера вошла на кухню и молча обняла родителей.

Мать накрыла на стол, отец достал три рюмки и налил всем коньяку. Молча чокнулись и выпили. Вера, чуть пригубив, ковырялась в тарелке с пловом, а мать с отцом молча ждали, когда она начнёт говорить.

Это была совсем другая Вера. Уже не та яркая и весёлая девочка, которая ушла три года назад.

– Понимаешь, мам, я ему не нравлюсь! – крупные слезинки выкатились из глаз и упали прямо в тарелку. – Разве так бывает? – повернулась она к отцу.

Отец хмыкнул и насупился.

– Может, он просто не любит тебя? – робко спросила мать.

– Говорит, что любит. Разве это возможно? Разве можно любить, если не нравится ничего: ни внешность, ни характер, ни-че-го! Не так готовлю, не так говорю, не так одеваюсь, не так пою…

– Знаешь что?! – повысил голос отец. – Он просто закомплексованный…

– Миш, не надо, – мать накрыла ладонью руку отца.

Вера повернулась к отцу:

– Да, ты прав, пап. Он ужасно закомплексованный. Но это ничего не меняет…

Молчание снова душным облаком разлилось по кухне.

Наконец мать решилась:

– Вер, а ты навсегда?

Вера молча доела плов.

– Не знаю, мам. Он сказал, что мы не прошли в финал из-за меня.

– То есть?! – вскипел отец.

Мать снова накрыла его руку своей.

– Погоди, Миш!

Вера отставила тарелку.

– Да, и я беременна…

«…»

Родители, решившие воспользоваться отпуском и проспать утро после бессонной ночи, были разбужены настойчивым звонком в дверь.

– Лежи, я открою, – сказала мать мужу, – наверное, тёте Любе с первого этажа стало плохо.

Накинув домашнее платье и пригладив волосы, мать взяла сумку с лекарствами и пошла открывать дверь.

Перед дверью, нервно переминаясь с ноги на ногу, стоял Евгений.

– Я пришёл за своей женой! – неожиданно громко для такого раннего утра сказал он.

– Проходите, Евгений. Вы, наверное, устали? Вы только прилетели? – мать предупредительно отодвинулась и жестом пригласила его в квартиру.

– Это неважно! – вновь выкрикнул он. – Я подожду её здесь.

– Евгений, Вера спит. Да и соседи тоже, – намекнула мать на неуместность громких сцен перед дверью.

– Я подожду здесь, разбудите её! – всё же чуть тише, но не менее нервно произнёс он.

– Евгений, в её положении не стоит так резко её будить и заставлять спешно собираться. Зайдите и спокойно дождитесь её дома.

– В каком это положении?! – вновь вскрикнул Евгений.

«Так, значит, он не знает. А я проболталась», – подумала мать и произнесла:

– Нервном! Она приехала в очень нервном состоянии. – И уже сама повысив голос: – И я не позволю Вам тревожить её, когда она только недавно заснула!

Евгений, не ожидавший такого напора, заметался. Потом повернулся и спустился на один пролёт.

– Я вернусь позже! – крикнул он и побежал по ступенькам вниз.

– Ну, что он хотел? – спросил отец, когда мать тяжело опустилась на кровать.

– Ты слышал?

– Я понял, что это он. Не стал подходить, чтобы не дать ему по морде.

– Тихо! Вера услышит, – заволновалась мать.

– Вера уже знает, что он из себя представляет.

Мать, не раздеваясь, легла на кровать.

– Миш, она к нему вернётся…

– Из-за ребёнка? Так мы его сами воспитаем!

– Не только из-за него. Она его любит, понимаешь? И будет мучиться всю жизнь от его мерзкого характера. Но родит ему детей, будет вкалывать на трёх работах, выступать с ним, пока это ему нужно. И даже терпеть его измены.

– Но почему?! – вскипел отец.

– Потому что любит.

– Как можно любить, если знаешь, что он за дерьмо? – вскрикнул обычно сдержанный отец.

– Ну вот видишь, как и он. Не нравится, но любит. Иначе не прилетел бы за ней.

Мать и отец замолчали, прислушиваясь к тишине за стенкой, в комнате Веры.

– И что же нам делать? – уже тихо спросил отец.

– Принять, Миш. Если хочешь видеть дочь и внуков, то принять. И попробовать полюбить.

Отец завозился и возмущённо забурчал что-то.

– Впрочем, тебе достаточно любить Веру и её детей, – засмеялась мать, – и не рычать на него.

– За измены ноги поотрываю!

– Когда вернётся, я буду называть его Женей, – решительно сказала мать. – Вставай, уберёмся и приготовим что-нибудь. Скоро зять придёт.

Ветер

Ветер, ворвавшись к вечеру в город, стучался в окна и двери, свистел у полуоткрытых фрамуг, шуршал ветвями и срывал сухие листья, усеивая ими тротуары и балконы. Зонты уличных кафе закрылись, горожане разошлись по домам и скрылись ото всех мигренями, давлением и просто плохим настроением. Зашторили окна, включили уютные лампы и телевизоры, чтобы не слышать стук ветвей об окна, чтобы пережить этот вечер и побыстрее уснуть до тех пор, пока рано утром дворники, шебурша мётлами, уберут следы вечернего буйства и новорождённый день принесёт покой и умиротворение в смятенные души.

Но в этот вечер ветер принёс не только тревогу, но и звонки. От одного до другого дома, от одной до другой квартиры звонки разветвлялись, как крона дерева, охватывая всё больше и больше абонентов, передающих друг другу лишь пару слов: «Он в городе!», «Он прилетел!». А близкие ещё добавляли: «Говорят, постарел и плохо выглядит».

Весть облетела город. И к тому времени, как он добрался до тёмной пыльной квартиры, старые друзья, убедившись, что телефон выключен за неуплату, достали свои забытые телефонные книги, чтобы дозвониться до соседей и убедиться, что молва не обманула, что он действительно в городе.

Как только он опустил тяжёлый рюкзак на пол, в дверь постучали. На пороге стояла старая Лия, подруга матери и их соседка с тех пор, как он родился.

Выбившиеся из косы седые волосы, тревожный взгляд умилили его, и он молча обнял её.

– Деточка, пойдём к нам! У тебя ни света, ни воды, ни еды, ни связи, – сказала она.

– Нет, я хочу только воды и спать, – устало сказал он, – принеси попить, Лиечка.

– Пойдём, я одна. Дети разъехались. Тебя никто не потревожит. Прими душ и поспи в чистой постели.

Больше из нежелания спорить он закрыл дверь и пошёл за ней.

Уже лёжа в кровати, он слышал частое дребезжание телефона и сдавленный голос Лии: «Да, он здесь. Да, он спит, позвоните завтра».

«…»

В первый раз он, единственный сын секретаря райкома партии и баловень судьбы, в составе группы советских комсомольцев, полетел в Париж. В капстрану тогда могли попасть только очень редкие советские граждане. Для этого им нужно было быть по крайней мере единственным сыном высокопоставленного партработника и матери, которая пылинки сдувала с ненаглядного мальчика, умницы и красавца, и имела большое влияние на отца, который распределял блага.

Собирались долго и торжественно. В день отлёта приехали провожать родственники. Все уселись за накрытый матерью стол, поели, выпили на посошок, присели на дорожку, как было принято, и выехали в аэропорт. Там долго прощались. Родственники и родители обнимали, похлопывали по плечу, наказывали не уронить честь советского комсомольца. Мать даже всплакнула. Как будто провожали в космос или в полярную экспедицию.

Париж ошеломил его. Если другие участники группы думали, как бы улизнуть от взора старшего по группе ради мелких удовольствий, то он, сразу поняв, что не будет рисковать будущими поездками, вёл себя тише воды ниже травы. Даже той малости, что он увидел в первый раз, хватило, чтобы он понял, что он приедет снова.

Вернувшись домой, он, студент факультета восточных языков, стал учить французский. Весёлый и дружелюбный, душа компании и предмет воздыханий всех девушек, он умел так рассказывать о своём путешествии, что все слушали открыв рты. Как будто сказочный принц ехал из своей волшебной страны и случайно забрёл в их городишко, ослепить их своим блеском. При всей этой популярности он не вызывал ни злости, ни зависти. Люди мечтали погреться в лучах его славы и прощали ему везучесть, смазливость и успех.

После Парижа он выпросил у родителей несколько поездок в страны соцлагеря и отовсюду привозил красочные рассказы о быте, о достопримечательностях, о людях. Он замечал то, что не заметили бы простые, ординарные люди. И умел самые обычные наблюдения передать так, что слушателям казалось, будто это было самое увлекательное, что может быть в жизни.

На четвёртом курсе случилась неприятность: одна из девушек, которая залетела как мотылёк на его свет, забеременела. Он был потрясён. Совершенно не представляя себя отцом, тем не менее решил, что поступит как честный человек и женится. Придя к матери с этой новостью, он ожидал всего, что угодно, кроме её предложения уехать в Бонн, тогда столицу ФРГ.

– А как же… – успел только начать он, как мать перебила его:

– Не переживай, всё устроим. Такой путёвки может уже не быть. Поезжай и отдохни. Приедешь, и решим, что делать.

Взяв у него номер телефона девушки, мать в этот раз по-быстрому собрала его в дорогу. Обошлось без застолий и долгих прощаний.

Мир менялся, и мелкое дребезжание земли под ногами было уже ощутимым. И неизвестно, получилось бы ещё куда-нибудь поехать. Кресло под отцом, как и у всех партработников, зашаталось. В угаре студенческой жизни он почти не заметил, как страна начала разваливаться, одновременно открывая границы для всех.

Когда он вернулся из Германии с твёрдым намерением выучить ещё и немецкий, девушка, которую он оставил, вышла замуж. Мать сказала, что, скорее всего, она обманула его, чтобы выбиться в люди, пользуясь связями их семьи. Но потом совесть заставила признаться, что отцом ребёнка является тот парень, за которого она вышла замуж. Неожиданно для себя он тяжело пережил эту историю. В Германии он нет-нет да и заглядывался на детские вещи в магазинах. И даже купил пару диковинных тогда в стране комбинезонов. Торжественно пообещав себе никогда не жениться и не верить больше женщинам, он ритуально сжёг комбинезоны в дачном камине и закрыл для себя эту историю.

Мир рушился, границы открывались, а он уезжал, прилетая всё реже и реже и привозя с собой новые рассказы о новых странах. Но теперь не только о блистательных европейских столицах, но и о лагерях беженцев на Ближнем Востоке, о древних храмах в Камбодже, о стоянках бедуинов в пустыне…

И как только он появлялся в городе, собирались, приезжали те, кто по-прежнему называли себя друзьями и приятелями, и слушали его рассказы. Шли годы. Одноклассники и однокурсники взрослели, обзаводились лысинами и животами, потом сединами и морщинами. Женщины, которые его любили и которых он одаривал своим вниманием, блекли, поправлялись, и на их лицах с каждым разом появлялись следы всё более ожесточённых баталий за молодость. Им не о чем было рассказать миру: лишь о заботах, детях и супругах, о злобных начальниках и тупых подчинённых, о скучных семейных выездах на море.

А он был как заговорённый: такой же молодой и подтянутый, с тем же ворохом красивых историй и приключений. Его приезд был камнем, от которого расходились круги в стоячем болоте их существования. И только об одном он не рассказывал никогда. О женщинах.

Возможно, именно это позволяло чувствовать их всех равноудалёнными, не ревновать и не завидовать. Некоторые даже задавались вопросами: а не является ли их друг любителем альтернативной любви?

Но нет, его мужская харизма не давала основания для этих слухов. Женщины по-прежнему влюблялись в него. А он лишь многозначительно улыбался и на все расспросы отвечал, что да, есть, но они решили не афишировать свои отношения.

На самом деле женщин у него было много. В каждой стране, где он оставался более или менее надолго, у него появлялись яркие, красивые женщины, которым он ничего не обещал. Он даже не ставил перед ними выбора. Было заранее понятно, что он не создан для долгих отношений.

Много раз он, уезжая, оставлял их, не вглядываясь в их грустные глаза и не замечая еле сдерживаемых слёз. Унося лишь память о счастливых днях и бурных чувствах. Можно сказать, что он уезжал от женщины к женщине, как только понимал, что рутина уступает место яркости только зарождающихся чувств.

Отец, не выдержав тягот перестройки и обесценивания его мира, умер давно. А мать, мечтавшая о внуках и так и не дождавшаяся их, жила только приездами сына. Когда бы он ни прилетел, его ждала уютная родительская квартира: чистая и пахнущая знакомыми с детства блюдами. Мать старела, и с каждым разом её взгляд при расставании становился всё более и более грустным.

Если раньше она радовалась его поездкам и, показывая фотокарточки знакомым, с гордостью рассказывала о его перемещениях по миру, то от года к году её гордость сменялась надеждой, а потом и отчаянием. Похоже, её мальчик так и не женится и ей не дано испытать счастья увидеть внуков. Теперь фото на смартфоне, подаренном сыном, она показывала только Лие. И её детям, когда они прилетали навестить мать. Для них он был кем-то недосягаемым. Разница в возрасте в десятилетие не дала им возможности приблизиться к нему ближе статуса соседа.

Увидев звонок матери, он не смог сразу ответить и сбросил его. Через несколько часов он перезвонил, и ответила Лия. Мать увезли в реанимацию с инсультом. Он сразу же вылетел к ней, но не застал. Лия говорила, что мать пыталась попрощаться с ним, но инсульт коснулся речевого центра и правой стороны тела. Она пыталась написать левой рукой, но не смогла.

Это была самая большая катастрофа в его жизни. Если бы не Лия и не друзья, он бы не смог даже похоронить её. Он часами сидел в оцепенении, не в силах понять, что теперь уж точно он остался в мире совсем одинок.

Теперь его встречала лишь заброшенная квартира, пахнущая пылью и временем. Книжные шкафы, гнущиеся под тяжестью старых книг, трещали по ночам, а неисправный кран стучал по темени монотонным капанием воды в раковине. Наутро он оплачивал счета, находил уборщицу, сантехника, приводил квартиру в порядок, и к нему приходили друзья. Теперь уже с едой, приготовленной их матерями и жёнами и поэтому всё ещё привычной и пахнущей детством. Без матери дом казался декорацией к спектаклю, к которому долго готовились. Привычные фразы и реплики «Старик, да ты не меняешься!», «Вот как выглядит неженатый мужчина! Красавец», «Ну ты молоток! Путешествия тебе к лицу» – всё это звучало фальшиво и наигранно. Как будто он приехал не домой, а на спектакль со своим участием.

«…»

Ветер, как и ожидалось, разогнал облака, и утреннее солнце назойливо светило в глаза, не давая выспаться после долгой дороги. В дверь осторожно поскреблись. Услышав «Да, входи!», Лия боком высунулась в дверь.

– Ой, я дура, забыла задёрнуть шторы! – хлопнула она себе по лбу и подбежала к окну. – Хочешь, поспи ещё. Я приготовила тебе блины на завтрак. С чем тебе их сделать?

– М-м-м, блины… Как у мамы. Мама делала с рыбой и икрой…

– Ну, икры у меня нет, – смущённо засмеялась Лия.

– Прости, Лиечка! Я не требую от тебя икры, просто вспомнилось. Делай с чем угодно, мне без разницы.

– Там тебе трезвонят с утра. Я телефон подушкой прикрыла, – улыбнулась Лия. – А то ведь спать не дадут. Что им сказать-то?

– Нужно было сказать, что это ложные слухи. Что меня нет.

– Давно ли ты стал таким нелюдимым? – удивилась Лия.

– Недавно.

– Я вызвала свою девочку, она у тебя уберётся, купит еды кой-какой. За свет, воду и газ я сама схожу заплачу.

Он потянулся за брюками, достал бумажник и протянул деньги.

– Что так много-то? – испуганно отдёрнула руку Лия.

– Бери всё, что есть, я в аэропорту разменял. Потом ещё поменяю. Я не знаю цен, будет больше, вернёшь, не переживай.

Лия взяла деньги и спрятала в кармашек фартука.

– Ты плохо выглядишь…

– Да, я приболел немного.

– Может, ну их, приятелей твоих?

– Может, и ну… Говори им, что я уехал. За город, например.

«…»

Квартира, хоть и отмытая, всё равно пахла пылью. «Благородной книжной пылью», – подумал он. Чтобы не обидеть Лию, он съел два блинчика, и привычно ноющий желудок теперь сжимался, отдавая болью по всему животу. Он скрючился на старом кожаном диване, сдерживая стон, хотя в квартире никого не было. «Девочка», которую пригласила Лия для уборки, полноватая, маленькая, некрасивая женщина лет пятидесяти, по его просьбе купила коньяк. Переждав пароксизм боли, он открыл бутылку, отпил несколько крупных глотков и откинулся на подушку, всё ещё отдалённо пахнущую мамиными духами. Боль стала медленно отпускать, и он почти уснул, когда в дверь постучались.

«Лия! – подумал он с досадой. – Наверное, принесла еду, которую я всё равно не ем. Не буду открывать, пусть думает, что сплю».

Но вслед за робким стуком раздался более настойчивый. «Ох, не отстанет ведь… Лучше заберу и выброшу». Он с трудом выплыл из сна и поплёлся к двери. Машинально открыв её, он почти отвернулся, чтобы вернуться на диван, но перед дверью стояла девушка.

– Вы, наверное, ошиблись…

Девушка не просто смотрела, она рассматривала его. Впрочем, лицо ему показалось смутно знакомым.

– Вы…

Девушка не дала договорить. Она толкнула дверь, вошла в коридор и прошла в комнату.

Ему ничего не оставалось, как закрыть дверь и последовать за ней.

– Пьёте? – произнесла она, увидев початую бутылку.

– Нет… Вообще нет, – засмущался он, так как рюмки на столе не было, и было очевидно, что он пил из горла.

– А рюмок у вас нет? – спросила она, оглядываясь вокруг. Затем прошла к серванту, вытащила два хрустальных бокала, вытерла салфеткой, налила коньяка и села в кресло, подвинув один бокал в сторону дивана, где он до этого уютно устроился.

Он, пассивно следуя её воле, уселся на диван, ожидая дальнейшего развития событий. Желудок ещё поднывал, и он отпил из бокала.

Она свой бокал выпила залпом и опустила глаза, как бы собираясь с мыслями.

– Чем могу быть полезен? – спросил он. Ему начинала надоедать эта сцена.

– Да уже, собственно, ничем.

Он начал раздражаться.

– Послушайте…

– Я просто хотела на тебя посмотреть.

– Посмотрела?

Он сделал жест в направлении двери.

Девушка смутилась.

– Вы мой отец…

– Что? – он рассмеялся. – Дорогая, не получится. Я не могу быть отцом. Я решил эту проблему много лет назад, чтобы не обманываться. Так что не знаю, что там тебе наплела твоя мать, не верь ей. А лучше скажи, чтобы рассказала правду. Как её зовут, кстати?

– Не могу, – тихо ответила она.

– Что не можешь? – в его голосе уже звучала сталь.

– Спросить не могу. Полгода назад. Рак. Её звали Евой.

Её глаза наполнились слезами.

Ему стало неловко, и очень хотелось, чтобы этот фарс наконец закончился.

– Ладно, расскажи всё, что пришла сказать. Я послушаю.

Девушка налила себе ещё, отпила и быстро, на автомате, как будто долго готовилась к этой речи, стала рассказывать:

– Я всю жизнь считала Алика своим отцом. Хотя они расстались с мамой, когда мне было три года. Мама растила меня сама, но он помогал немного. И денег подкидывал, и сидел со мной, когда мама была на дежурстве. Потом он женился, у него родились свои дети, и он… отдалился. Я очень обижалась, ревновала и иногда даже ненавидела его. А мама говорила, что он в целом благородный человек и прочее… Потом она заболела, и мы остались совсем одни, понимаете? И я тогда очень сильно разругалась с папой. И она рассказала, что мой отец – это вы. Просто ваши родители не приняли бы её. И ваш папа договорился со своим подчинённым, что он женится на ней в обмен на карьеру. Мама вышла замуж. Он вступил в партию, сделал-таки небольшую карьеру. И я подозреваю, что деньги, которые мы получали от него, были от ваших родителей. Потому что я сверила по датам. Пока ваш папа работал, мама получала какие-то деньги и не работала. А потом он умер, и денег стало меньше, и мама пошла работать. А потом она что-то ещё получала и… кто-то ей помогал. Думаю, ваша мама. Моя… бабушка. Но когда мама заболела, не стало и её. И…

Девушка разрыдалась.

Он понял. Понял, почему мать просила у него денег. И почему выпросила второй ноутбук, под предлогом того, что потеряла первый. Хотя вот он – стоял на столе в кабинете отца. И зачем ей нужна была крупная сумма на «поехать с подругой в санаторий». Хотя если бы она там была, то скорее всего её бы обследовали и сейчас она была бы жива… Теперь он понял, почему лицо девушки показалось знакомым…

– Мне от вас ничего не нужно. Просто увидеть и познакомиться. Хотите тест ДНК?

– Не нужно. Ты на неё очень похожа. На маму. На мою маму. Твою я помню очень смутно, прости…

«…»

«Дочь… У меня есть дочь. Но как? Как она могла так меня обмануть? Как ты могла это скрывать, мам? Что это было? Ты же сама требовала от меня внуков, не зная, что после этой истории я сделал вазэктомию».

Молчание затянулось. Ему было мучительно стыдно. За то, что некто Алик заботился о его дочери. За то, что ему не довелось её увидеть маленькой. За то, что он ничего о ней не знал, принял её за истеричку и хотел выпроводить поскорее.

Он сидел, закрыв лицо ладонями, и пытался сдержать рыдания.

Девушка встала.

– Я пойду?

– Сядь! – скомандовал он.

И чуть позже, мягче:

– Сядь, пожалуйста… Как тебя зовут, дочка?

– Лилит…

Наследство

Дед закашлялся, и Арен, спавший рядом, вздрогнул.

– Папи́? – позвал он деда шёпотом.

Дед вздохнул: мол, жив ещё, жив. Арен потянулся и пощупал трепещущую вену на запястье.

– Папи́, тебе что-нибудь нужно? Воды принести?

Дед выдохнул: «Да!»

Арен встал и в полной темноте, стараясь ничего не задеть и не наделать шуму, побрёл на кухню. Налил воды в стакан, взял чайную ложку и вернулся.

– Папи́, поверни голову ко мне, – сказал он, присаживаясь на край постели.

Положив стакан рядом на тумбочку, положил под голову деда вторую подушку и стал по ложечке поить его.

– Хватит, апрес, – сказал дед и отвернулся к окну.

На горизонте рассвет уже прочертил тонкую полосу. Вчерашние тяжёлые облака нависли над линией света, как будто не давая пробиться солнечным лучам.

– Открыть окно, папи́?

Дед утвердительно моргнул. Арен потянулся через дедову постель и слегка приоткрыл окно.

В затхлую с ночи комнату пробился аромат дождя. Дед улыбнулся одними губами.

– Ухожу, Арен. Не бойся.

– Нет, папи́, нет! Пожалуйста! – Арен схватил руку деда и прижал тыльной стороной к щеке.

– Устал, сынок, отпусти. Дай мне уйти. Ты всё уже знаешь. Ты справишься.

– Папи, ещё немного, папи́, – юношеским басом заревел Арен.

Дед взял его руку и прикрыл второй рукой.

– Хорошие у тебя руки, умные. Знающие руки, мой мальчик. Ты будешь хорошим снхчи.

– Таким, как ты, не буду!

– Бу-у-удешь, сынок, будешь. Я в твои годы ничего не умел. Ты за мамой и бабушкой присматривай. И ничего не бойся. Всё получится.

Арен отвернулся и закрыл ладонями лицо, не давая слезам вытечь из глаз. Мир, такой привычный, устойчивый мир, созданный дедом, олицетворяющий деда, рушился на глазах.

Мать и бабушка всё ещё спали на втором этаже. Арен сидел, опираясь локтями на колени, и медленно раскачивался вперёд-назад, вперёд-назад, впёред-назад…

Под птичье ликование и хор цикад солнце постепенно оттесняло тучи, и вскоре комнату залило золотистым светом. Арен, потерявший меру времени, вдруг как будто очнулся и повернулся к деду.

Дед, лежащий на высокой подушке, закрыв глаза, улыбался вечности. Арен взял его за запястье. Сердце уже не трепыхалось.

«…»

К полудню стали съезжаться родственники и соседи. Снхчи Мукуч был уважаемым человеком не только в селе, но и далеко за его пределами.

Казалось, он будет вечным, как этот столб, от которого расходились стены в их доме, построенном, как храм. Арен сидел на подоконнике и смотрел на несущую колонну, как будто ожидая, что она рассыплется и всё: весь дом, вся предыдущая жизнь – исчезнет под обломками и в мире останется лишь пыль от их прежней жизни, да и та скоро уляжется, и всё закончится.

«…»

Младшая дочь, Ани, росла умненькой не по годам. В школе ей не было равных по сообразительности. Пока её ровесницы наряжались и присматривали себе женихов, Ани сидела с книжками и учебниками.

Старшая после школы выскочила замуж за парня из соседней деревни и друг за другом родила троих детей. Жена часто ездила к ней помогать с детьми, оставляя на Ани отца и хозяйство.

Ему нравились тихие вечера с младшей дочкой. С утра приняв в пристройке рядом с домом страждущих, которых везли ему со всей страны, он возвращался в дом, и они садились обедать. Он рассказывал ей о своей работе, втайне лелея надежду на то, что она решит стать врачом. Ведь, несмотря на золотые руки, которыми он собирал все осколки костей после травм, он так на врача и не выучился. А когда? Нужно было работать, помогать деду, который вложил ремесло ему в руки, отцу с хозяйством. Не до учёбы было. От турецкого ятагана бежали без имущества: только себя спасли.

Но дочка не стала врачом, а выбрала математику. И поступила в университет на факультет прикладной математики.

– Зачем? – убивалась мать. – Кем она будет? Учительницей?

– Пусть будет кем хочет, – примирительно говорил он. – Чем учитель тебе не угодил? Будет работать в школе, и растить своих детей будет проще.

– Как она будет одна в городе?

– Нормально будет. Она взрослая, разумная девочка. Я поеду с ней, сниму комнату у надёжных людей. Будем её навещать, она будет приезжать, – не конец света.

Но ни комната у надёжных людей, ни разумность не уберегли девочку от любви. Когда стало очевидно, что она беременна, а отца ребёнка не выдаст под страхом смерти, пришлось оформлять академотпуск.

– Может, я притворюсь беременной, чтобы слухи не пошли? – предложила мать. – Будем растить как своего.

– Ты что, жена? – впервые грозно сказал он. – Лишать ребёнка матери? Не будет этого! Что нам досужие сплетни? Захочешь закрыть фонтан, он сильнее забьёт. Пусть рожает дома. Мы поможем, а она поедет продолжать учёбу.

Слухи пошли разные. Кто-то говорил, что она понесла от своего женатого преподавателя, кто-то – что её изнасиловали. Но она так и не открылась ни отцу, ни матери. Отучилась, приехала в село и стала работать в школе.

А Арен… Дедова радость и надежда, с раннего детства стоял рядом и смотрел, как он работает. Как немного подрос, дед стал учить его ремеслу. Собирать разбитые глиняные формы в мешке, чтобы «видели» не глаза, а пальцы. Сначала глиняные формы были простыми, потом всё более и более сложными. Пальцы у него были длинные, хваткие, ловкие. Спустя время он стал ассистировать деду. Иногда сложные переломы он «собирал» даже лучше деда. А потом ставили «яху», что-то наподобие гипса. Собирали вместе травы: каждую – в свой сезон, в своё время суток. Дед всё ещё мечтал. Мечтал, что хотя бы внук станет врачом.

«…»

Дом стал заполняться людьми. Тело деда обмыли, уложили в гроб в гостиной. Дед лежал важный, торжественный, сложив руки на груди. Вокруг толпились люди, бабушка сидела у изголовья.

Арен всё ещё сидел на высоком подоконнике, вглядываясь в дедовский профиль, когда во дворе поднялся переполох. Вишнёвая девятка резко затормозила перед воротами, и из неё выскочили двое парней.

– Где снхчи Мукуч? Очень нужен!

Ворвавшись в дом и увидев гроб, сникли.

– Вы извините, у нас друг разбился, авария. В районной больнице врачи не могут помочь, говорят, надо везти в Ереван, оперировать. Мы пойдём…

Бабушка, молча сидевшая, опираясь лбом о гроб, поднялась и осмотрелась.

– Стойте! Арен, сынок, вставай. Попрощайся с дедом и иди. Заберите его, – скомандовала она парням. – Он поможет.

Арен смотрел на закат. «Солнце садится… Дед, наверное, уже добрался…»

– Пойдём, я провожу тебя, сынок…

Родился в 1947 году в г. Чернигове (Украина). Окончил Киевский институт народного хозяйства. Трудился на предприятии ВПК.

С 1994 года живёт в Нью-Йорке (США). Женат, двое детей, пятеро внуков. Работал экономистом, а ночью, для медицинской страховки, – дежурным консультантом в доме для умственно неполноценных.

Публикуется с 2013 года. Был представлен в разных номинациях и печатался в литературных журналах и альманахах. Несколько раз был в числе победителей международных литературных конкурсов. Автор книг «Рифмой по затылку», «И смех, и слёзы, и любовь», «Из века в век, из страны в страну», аудиокниги «Пегас в бане».

Член Интернационального Союза писателей, Российского союза писателей, Пушкинского общества Америки, Литературного клуба Нью-Йорка. Награждён орденом им. Кирилла и Мефодия, медалями Мацуо Басё, Маяковского, Пушкина, Чехова, Есенина, Бунина, звездой «Наследие» II и III степеней, грамотами и дипломами.

Девочка

Камни

Боль

Ёлочка

Далёкие друзья

Простите

Absque omni exceptione.

Без всякого исключения.

Фигурное катание