Заметки на стене
Оскар Уайлд однажды сказал, что артисты, вкладывающие в свои творения частичку личной тайны – откровенные глупцы и идиоты. Очень долгое время я слепо верила и так же слепо следовала любым высказываниям великих людей, но со временем, я осознала, что мое беспрекословное повиновение каждому слову литературных идолов оказалось не чем иным, как страхом совершить глобальную, я бы даже сказала фатальную ошибку – доверить и отдать по чистой совести и трезвому разуму искусству свое прошлое, будущее и настоящее. Я всеми силами, как маленький ребенок упиралась и брыкалась ногами, в попытках скрыть свою личность за тысячью дверей и писала обо всем на свете, кроме себя самой. В один момент я задумалась, зачем мне насиловать свой разум, в попытках сочинить очередной сюжет, который я никогда в жизни не видела, когда я уже прожила сотни совершенно уникальных сценариев? Я всю свою жизнь хранила под огромным стальным замком, и я боялась разрешить кому-либо, даже фантомному образу, взглянуть на всю подноготную, рассмотреть под микроскопом каждую свою внутренность, косточку и нервное окончание. Но ведь разве не в этом суть жизни артиста? Открыть этот замок и впустить искусство, чтобы оно впустило нас за занавес совершенно иного мира? Позволить ему, как старому приятелю взять нас под руку и открыть нам глазницы пошире? Разве не в этом суть нашего с вами существования? Я же, с самых ранних лет была окружена искусством в совершенно различной его форме, но только к двадцати годам, я позволила ему забраться мне под кожу, заполнить собой каждый мой атом и надеть на меня очки, через которые я теперь смотрю на мир. Сейчас же искусство стало для меня самым близким другом и союзником, но наше знакомство было отнюдь не из приятных. Именно эту историю я вам и собираюсь поведать.
***
Стук в дверь отдавал в голову с силой соизмеримой удару кувалды по черепной коробке. Хватаясь за стены, я пыталась как можно быстрее преодолеть расстояние от собственной кровати до входной двери, но картинка перед глазами расплывалась и раскачивалась, как палуба корабля во время шторма. Повернув замок и чуть не потеряв равновесие, я попятилась назад, впуская своего гостя в квартиру. Подняв взгляд, я столкнулась с одновременно осуждающим и сочувствующим выражением лица, на что просто закатила глаза и пошла все еще немного качающейся походкой на кухню. Я росла в обществе, где проявление сострадания к своей персоне ровнялось признанием твоей никчемности и не способности самостоятельно функционировать в жизни, поэтому каждый раз замечая проявление этих эмоций в свой адрес, я испытывала толчок гнева где-то под ребрами. Стараясь игнорировать пришедшего ко мне гостя, но услышав шаги, которые проследовали за мной, я выдохнула, медленно успокаивая себя и считая до десяти, чтобы хотя бы подавить подступающую злость.
«Потерпеть примерно час, с десяток другой нравоучительных лекций и это все закончится» – подумала про себя я и включила чайник.
– Я знаю о чем ты думаешь, но в этот раз я не собираюсь тебя мучать. – подал голос гость, присаживаясь за стул и пристально смотря на меня.
– Тогда не вижу причин тебе быть здесь. – ответила я, старательно избегая его взгляда. – Кофе, чай?
– Кофе. – раздался спокойный голос. – Знаешь, у всех есть терпение и у этого ресурса есть конец.
– А ты быстро сдался, однако! – я встретилась с ним глазами и увидела в его взгляде абсолютную пустоту и безразличие. По спине прошли мурашки, и я непроизвольно дернулась. – Тогда тем более не вижу причин тебе быть здесь.
– Я пришел попрощаться.
Я поставила две чашки кофе на стол и села напротив него. В комнате повисла тишина. Тикание часов звучало так оглушающе, что складывалось впечатление, что мы находились в самом часовом механизме Биг Бэна. Я замерла, смотря в одну точку и из транса меня вывел звук удара пустой кружки о стол. Гость посмотрел на меня совершенно пустыми глазами и сложив руки на груди произнес:
– Говори. – я склонила голову в немом вопросе. – Ты плачешь. – он кивком указал на мои щеки. Я даже не заметила, как начала плакать, слезы неконтролируемым потоком стекали по моему лицу. Надежда на то, что этот разговор пройдет легко и быстро исчезла моментально.
– Это не честно. – произнесла я на выдохе и только сейчас заметила, как мне тяжело стало дышать. По ощущениям, кислорода в помещении оставалось всего на пару минут, каждый прерывистый вздох ощущался, как раскаленная лава на вкус. У меня начиналась истерика.
– А, по-моему, все очень даже честно. – сузив глаза и подавшись немного вперед, сказал он. – Я считай с твоих пеленок за тобой таскаюсь, все время пытаюсь чему-то научить, что-то показать, а по итогу все всегда заканчивает тем, что я заявляюсь к тебе домой и пытаюсь заставить сделать хотя бы что-то! – в конце его голос сорвался на крик, который громких эхом отразился от стен. Это привело меня в себя, и нарастающая боль и жалость к самой себе превратилась в неконтролируемые потоки гнева. Так бывает всегда, когда люди, привыкшие винить весь мир в своих неудачах, вдруг впадают в сомнения по поводу своей идеологии, а еще хуже, когда их кто-то тыкает носом в это.
– Тебя об этом кто-то просил? – сквозь слезы, еле разжимая губы от злости, спросила я.
– Оооо, – с театральной удивленности протянул он. – Давай ка вспомним… Да просил! И это, черт возьми была ты! Или может быть мне приснился этот прекрасный разговор два года назад? Нет?! Я так и думал.
Он провел ладонью по уставшему лицу, я просто молча сидела, поджав колени к груди с кружкой остывшего кофе в руках. Тишину, все так же нарушали лишь звуки секундной стрелки часов, и я принялась считать количество ударов, лишь бы не думать, просто не думать о его словах, ведь он был прав, прав на все сто процентов, как всегда, как и те два года назад. Спустя двести семьдесят три удара он задал вопрос:
– Что ты видишь? – он взглядом обвел комнату. – Просто опиши мне, что ты тут видишь.
– Если это какой-то эксперимент или очередная проверка на то, способна ли я еще на что-то, то избавь меня от этого. – он продолжал молча смотреть на меня. – Ладно!
Я обвела взглядом комнату и усмехнулась собственным мыслям: «Боже, как это все жалко.»
– С чего начать? Стены? Диван? Посуда? – но мой собеседник лишь пожимал плечами на мои вопросы. – Хорошо, значит с самого начала. Я переехала в эту квартиру, когда мне было двадцать лет. Это стало небольшим символом взрослой и самостоятельной жизни, в каком-то смысле, даже началом новой главы.
– Это не квартира. – он перебил меня, на что я смерила его взглядом.
– Технический нет, это комната в многоквартирном помещении, но для меня это всегда было своего рода мечтой, жить в старых домах, которые располагаются в центре города. Места здесь не много: большая кровать, комод, разваливающееся кресло и небольшой телевизор. Наверное, звучит ужасно, но меня до безумия подкупило, что здесь есть небольшая перегородка, которая скорее всего задумывалась, как стена. Она отделяет спальную часть комнаты от остальной: диван, стол, рабочее пространство и холодильник. Все что мне было нужно в приделах трех шагов, что мне еще нужно было в двадцать лет?
– А теперь сказать тебе, что вижу я? – я неуверенно кивнула. – Вон то мусорное ведро, которое набито пустыми бутылками, рабочий стол, заваленный кучей бумаг, книг и листов, покрывшимся слоем пыли, потому что к ним не прикасаются. И мое любимое – вот эта стена – он указал рукой на стену, которая была чуть выше обеденного стола. – Она вся увешена обрывками бумаги с заметками. Я читал каждый этот клочок, который, судя по всему, скоро отправится на свалку, но знаешь, что самое обидное? То, что из каждой этой записки можно написать что-то действительно стоящее, то, что тебе даже не надо голову ломать и думать над сюжетами, всего лишь поднять голову чуть повыше. Вот что вижу я. – он закончил свой монолог, при этом не повысив голос ни на один децибел. – Ты постоянно пьяна… – его голос смягчился, что опять меня разозлило.
– Я писатель, это вреде бы всегда работало, как оправдание, разве нет? – съязвила я.
– Сейчас ты кто угодно, но не писатель. Скажи честно, за последние полгода, ты хотя бы думала об этом?
– Я пыталась. – выдавила я в свое оправдание.
– Это я пытался, а ты пряталась, боялась, закрывалась и я могу тебе сказать тебе еще миллион вещей, которые ты делала, но во всем этом списке не будет слова «пыталась». Я повторюсь, у всех есть терпение, и оно имеет свойство заканчиваться. – он встал и направился к двери. Я продолжала сидеть и безотрывно смотреть на клочки бумаги, развешенные по всей стене. Раздался хлопок двери и с этим звуком обрывки слов, фраз, предложений все разом повалились на пол.
Я открыла глаза и резко села на кровати, пытаясь привести в порядок свое дыхание: «Просто сон, это был просто сон, дыши». Поднявшись с кровати и медленным шагом пройдя на кухню, чтобы налить себе стакан воды, я замерла, уставившись на кружку с недопитым кофе и рядом стоящую с ней, абсолютно идентичную, но пустую. Я подняла взгляд на стену и убедившись, что все заметки спокойно висели на стене, я присела на край дивана. Это был последний шанс, что-то сделать, хотя бы попытаться и я это прекрасно понимала. Два года назад, когда я впервые всерьез начала писать, я смотрела на свои текста с ноткой иронии и самодовольства, ведь я выросла на нескончаемом потоке бесполезных биографий, в которых главными героями были далеко не писатели, а их творческий кризис. И вот представьте себе: восемнадцатилетняя девочка, сидит на своей кровати, обложившись семью листами, исписанными вдоль и поперек по ее однозначно не скромному мнению гениальным текстом, и усмехается, что люди тратят годы на сочинение одного четверостишия, а она за двое суток написала рассказ. Я считала себя гением своего поколения, точнее так считал мой юношеский максимализм, но на мое удивление, мой творческий кризис случился на много раньше, чем мне стукнуло тридцать лет, или раньше, чем я успела дважды развестись, или даже раньше, чем я успела издать свою первую книгу. Он настиг меня сразу после того, как я дописала свой второй рассказ. Тогда я впервые провалилась в эту яму, но после того, как мой гость из сновидений меня оттуда вытащил, я начала попадать туда с поразительной регулярностью и всегда в полной уверенности, что мне протянут руку, чтобы помочь вылезти, и даже если я не шелохнусь, то меня возьмут под талию и вынесут на руках. Но он оказался прав, у всех есть терпение и у всех оно не безгранично, даже если ты – это фантомный образ самого искусства. Как бы я ни была горда тем, что что с самого детства была рядом с ним, правда была в том, что я никогда не приходила сама, меня всегда тащили за руку или пинками под зад заставляли проводить время в его компании. На моей памяти сама пришла, а точнее приползла на коленях я лишь однажды, тогда два года назад, сразу, как только почувствовала в груди животный страх своей беспомощности, а потом продолжала сбегать, прятаться и намерено шагать в эту пропасть под название «творческий застой». Сейчас же, сидя на диване и рассматривая свои заметки, развешанные на стене, я понимала, что теперь, кроме себя самой меня из ямы никто вытаскивать не станет, и что сейчас я должна буду доказать, что снова достойна хотя бы протянутой руки в знак одобрения, о том, что меня будут вытаскивать откуда-либо, речи уже даже не шло. Как бы мне ни хотелось поведать дальше всем до безумия знакомую историю про изменение своей жизни за один день, этого не произойдет. В реальности все оказалось устроено гораздо сложнее, особенно когда ты взрослый и от тебя многого ожидают. В реальности, чтобы поменять свою жизнь тебе приходиться каждый чертов день преодолевать себя, учиться прыгать выше собственной головы, теряться в собственных мыслях, чтобы найти верные и заново учиться ходить, дышать, говорить, жить. Это все пугало меня с каждым шагом все больше и больше, особенно когда я оступалась и возвращалась к самому началу не один десяток раз, но если вы сейчас читаете эти строчки, то значит, что я все же прыгнула выше собственной головы. Значит я все же сняла огромный стальной замок с собственной души и отдала ее искусству и теперь, когда я слышу стук в дверь, я завариваю две кружки крепкого кофе и впускаю старого друга к себе домой.
История одной книги
Меленький пожелтевший листок внесло в небольшое помещение порывом прохладного осеннего ветра, который запустила в магазинчик девушка, жадно осматривая обстановку вокруг себя. Она вошла в небольшое пространство букинистического магазина и медленным шагом, пытаясь осмотреть каждую книгу, которая попадалась ей на глаза, пробиралась сквозь лабиринты книжных стопок, которые чудом еще не валились на пол. Девушка прошла в меленький угол, образованный из книжных стеллажей, освещенный лишь старой лампой, кринолин которой был украшен кружевами пыльно-розового цвета и отдавал мягким свечением на несколько книг рядом. Она медленно провела рукой по корешкам на одной из полок и остановилась на книге в нежно зеленой обложке с еле заметной золотой лианой, обвивающей переплет. Аккуратно взяв её в руки, она пару минут рассматривала книгу, а потом неуверенным шагом подошла к пожилой женщине невысокого роста, которая все это время с интересом и улыбкой наблюдала за ней. Девушка протянула ей книгу и улыбнулась в ответ на взгляд старушки, который бесспорно выражал не что иное, как одобрение.
–Как ты сюда вошла, я сразу подумала, что именно тебе посчастливится стать хозяйкой этой книги, – всё с той же легкой улыбкой на лице произнесла женщина.
–Я на столько предсказуема? – с легкой иронией в голосе спросила девушка.
–Что кто-то младше этой книги зашел в мой магазин, уже делает тебя непредсказуемой.
–Вы явно недооцениваете мое поколение. – усмехнулась она.
–Молодежь предпочитает новые книги, если вообще предпочитает чтение. Вы не любите вещи с историей.
–Никогда не задумывалась, что у вещей может быть история.
–Но у людей же есть, верно? – улыбнулась женщина. – Когда ты проживаешь свои самые счастливые моменты у тебя всегда с собой есть что-то, куртка, к примеру, или эта книга.
–Я никогда не думала об этом в таком ключе. – задумавшись произнесла девушка. – Какая история может быть у этой книги?
–Тебе и правда интересно?
–Я не из тех, кто задал бы такой вопрос просто из вежливости.
–Ты чем-то напоминаешь мне хозяйку этой книги – сказала женщина на колкую фразу девушки. – Готовься к не самому короткому рассказу в свой жизни, а еще лучше присядь, – произнесла женщина, указывая на старый стул, стоящий напротив кресла, в котором она располагалась.
Девушка незамедлительно последовала совету старушки и не отрывая от неё заинтересованных глаз поудобнее устроилась на стуле.
–Эта книга принадлежала девушке, может чуть младше твоего возраста. – начала женщина, но через секунду остановилась задумавшись. – Нет, пожалуй, не так. Эта книга принадлежала не совсем обычной девушке, она слишком выделялась среди своих ровесниц, и не в совсем положительном ключе. Ее одноклассницы все время без умолку болтали о красивых ярких юбках из магазинчика через дорогу от их школы, о том, какую прическу они сделают на дискотеку и кому отдадут свой первый медленный танец сегодня вечером, но эту девочку не интересовало все это, ей просто на просто было скучно даже думать об этом. Пока все девчонки на переменах шептались о том, кто из их одноклассников выглядел бы лучше в концертных костюмах рок-звезд, о том, как сегодня мальчишки уложили волосы и гадали, сколько же геля и лака им для этого понадобилось, она уходила в библиотеку на поиски новых романов про благородных дам и почтенных джентльменов. – старушка спародировала, как мужчины в прежние времена держали монокль, и скривила лицо в смешной гримасе. – И вот в одну такую перемену она снова пришла, пожалуй, в единственное место, даже не только в школе, а скорее в своей жизни, где она не чувствовала себя лишней, где могла расслабить губы, которые уже начинало сводить от натянутой улыбки, и где могла вдохнуть полной грудью, уже так сильно полюбившийся ей аромат старых книжных страниц и пергамента. Каждый раз заходя в библиотеку она позволяла себе на минуту блаженно прикрыть глаза и насладиться этим запахом и звуком тишины, это место было для неё, как целый отдельный мир, куда она могла сбежать от этих пустых разговоров и постоянного назойливого жужжания над ухом. Когда девушка зашла, её тут же встретила дама средних лет, и стоило ей только разглядеть вошедшую девушку сквозь свои до безобразия смешные очки, как она тут же заулыбалась и без слов протянула ей совершенно новую книгу в красивом переплете с цветочным орнаментом на корешке. Девушка тогда настолько удивилась данному жесту, что даже сделала пару шагов назад, но женщина лишь приглушенно рассмеялась и протянула ей книгу еще раз, сказав: «Она ждала тебя. Как я открыла её, я с первых же строк поняла, что эта книга ждала тебя». – старушка сделала пуазу задумавшись над чем-то и потом произнесла.-Знаешь, я до сих пор поражаюсь смелости и наглости этой девчушки, потому что она взяла эту книгу, представляешь? Просто взяла и ушла. Я тебе скажу больше, у неё даже хватило этой самой наглости не вернуть ее и оставить себе. Ведь стоило ей только открыть эту книгу, как мир вокруг неё просто перевернулся с ног на голову, я редко слышу истории, в которых книга поменяла мир человека, но у меня было не раз, когда благодаря книгам я начинала смотреть на мир совершенно иначе, поэтому я не сомневаюсь ни на секунду, что каждое слово в моем рассказе – чистая правда. – женщина гордо вздернула подбородок, как будто бы хвалилась тем, что имеет такую историю в своей коллекции воспоминаний. -Книга на столько засела у девушки в голове, что вот она сидит на уроке и записывает основные положения теории относительности, а стоит лишь прозвенеть звону, и она уже на балу в красивом платье, с прической, в которую вплетены ленты жемчужного цвета, танцует с галантными кавалерами в начищенных мундирах, смеётся во весь голос со своими сестрами и тайком сбегает с ними с бала. Она пряталась в строках этой книги, терялась в описанных там пейзажах, влюблялась вместе с главной героиней и теряла голову от бесконечного количества танцев. Это правда уникальная история, я бы даже сказала – самая настоящая сказка.
–А что случилось потом, когда девушка дочитала книгу? – с неподдельным интересом спросила сидящая напротив девушка.
–А потом всё стало, как прежде. Всё вернулось на круги своя: снова бесконечные разговоры о мальчиках, вечерних танцах и совершенно безвкусных юбках, всё стало как раньше, кроме самой девушки, естественно. Она поняла, что такое жить по-настоящему, научилась видеть мир по-другому, как будто бы она всю жизнь ходила с закрытыми глазами, а эта книга ей их открыла. После этого девушка стала жить так, как будто бы знала секрет, который скрыт от всех, кроме неё. Она научилась любить свою жизнь, а когда она ей надоедала, она сбегала в другую, с огромными платьями, яркими закатами и галантными манерами. Я слышала, от своей внучки, что это считается не здоровым, когда люди так прячутся от своих проблем, но пойми меня правильно, дитя, эта история не о попытках кого-то спрятаться или забыться, эта история о том, как книги могут менять чью-то жизнь. Эта девушка была абсолютно убеждена, что никто и никогда на всем белом свете не сможет понять ее, что она какая-то неправильная, но эта книга, а в последствии и множество других, подарили ей понимание, что не бывает «неправильных» людей, что на самом деле, в мире было гораздо больше людей, чем одна она, которые не любят коротать свое время за обсуждение цветных тряпок из магазинов, а любят погружаться в совершенно новые, чарующие и захватывающие миры. Раньше, в школьные годы, было сложно находить людей со схожими интересами, особенно если твои интересы отличались от основной массы в юбках чуть ниже колена. Это занимало годы, но это не было невозможным, а потом, чем старше становилась девочка, тем легче получалось находить, как сейчас любят говорить: «своих людей».
Девушка, почти не моргая закончила слушать рассказ старушки. В воздухе повисло тысяча вопрос, о том, кто поведал эту историю, о том, что стало с этой девушкой дальше, как сложилась ее жизнь потом. Стоило только ей открыть рот, чтобы спросить, все что вертелось хаотичным вихрем в ее голове, как старушка подняла руку, останавливая ее.
–Я знаю, что у тебя много вопросов, но я не дам тебе ни одного ответа, ведь книги с открытым финалом, куда интереснее остальных, не так ли? – с хитрой ухмылкой произнесла женщина. – Но скажу так, для меня будет честью знать, что эта книга откроет глаза на жажду жизни еще одной «не похожей на других» девушке и тоже подарит ей место, куда всегда можно сбежать от суеты и рутины.
Старушка завернула книгу в небольшой кусок коричневой бумаги и передала в руки девушки. Уходя из магазина, девушка заметила небольшой портрет, стоящий в рамке на одной из книжных полок. На фотографии сидела девушка в руках с зеленой книгой и в чертах лица проглядывались глаза и теплая улыбка старой продавщицы магазина. Дверной колокольчик оповестил о том, что гостья ушла, заварив себе кружку жасминового чая старушка села на свое кресло, укрыв ноги пледом она дотянулась до ближайшей книжной «башенки» и взяв лежащую сверху книгу, начала неспеша потягивать чай.
Белая роза
Лучи холодного февральского солнца отражались от витражного окна, бросая разноцветные блики на стены. В небольшом помещении пахло розами, пожалуй, их запах выделялся силнее всего, на фоне остальных цветов. Три стеллажа, стоящие в центре комнаты в один ряд, были заставлены комнатными растениями, а на полу, ближе к двери, располагался миниатюрный керамический фонтанчик в окружении ваз, которые ломились от изобилия полевых цветов. Женщина, стоявшая за стойкой, слегка пританцовывала в такт приглушенной мелодии, из расположившегося неподалеку проигрывателя, одновременно читая. Услышав неуверенное: «Извините, мэм», она дернулась от неожиданности, и оторвав взгляд от книги, наткнулась на торчащую из-за прилавка макушку. Опустив глаза чуть ниже, на увидела мальчишку, которому судя по тонкому голоску и удивительному сходству с ангелом с картин в музеях было не больше восьми лет. Белокурые волосы, повязанный на шее красный шелковый платок в тон к гольфам, доходившим до колена и ярко голубые глаза, которые почти не моргая смотрели на женщину. Все в этом ребенке говорило о том, к какой семье он принадлежит, а точнее, какой статус он носил и, возможно, открыв одну из утренних газет за последние два месяца, можно было бы наткнуться на перечисление заслуг носителей фамилии этого рода. По спине женщины прошел холодок от этой мысли, и она с ноткой страха в глазах, о том, что же это дитя могло забыть в таком районе, да еще и совсем одно, лишь молча продолжила смотреть на ребенка, не в силах произнести ни слова в странном оцепенении. Конечно, в ее лавку заходили люди высокого статуса, редко, но заходили. Их появление в цветочном всегда сопровождалось скептическими взглядами, циничными высказываниями и совершенно безразличным отношением к цветам, за которые они платили, и уходя оставляли за собой шлейф тяжелого дорогого парфюма и призрения. В то время общество разделялось на двое в своих суждениях на счет произошедших «изменений», так скажем: на тех, кто были активистами, открыто поддерживающими разрешение женщинам самостоятельно работать и учиться, и на тех, кого дамы за чашечкой чая любили называть – пассивными критиками. Это были люди, возмущение которых не уходили дальше мягких диванов в кабаках или скамеек в парке, то ли от страха оказаться не в силах одержать победу в дискуссии, то ли от слишком большой уверенности, что и без их вмешательства общество откажется от своих решений самостоятельно. В любом случае, второй тип представляли в основном мужчины или аристократы, и чаще всего оба эти качества присутствовали одновременно. Самые смелы из женщин, открывшие тогда свои лавки, достаточно быстро выработали иммунитет и поразительное безразличие к таким гостям, которые не упускали возможность поддеть или оповестить хозяек заведений о своем мнении на этот счет. Что же касается хозяйки цветочной лавки, что ж…
Она открыла цветочный спустя две недели после того, как каждая газета и каждый прохожий без конца шептались (иногда и кричали) о возможностях женщин, и было совершенно не важно в каком ключе, в любом случае, упоминание об этом звучало из уст каждого. Весь высший свет сходил с ума от возмущений и недовольств, что в последствии послужило причиной того, что приобрести помещение для своего дела стало возможным только в промышленных районах, ведь все приличные залы, по иронии, принадлежали просто поразительно скверным людям. Главный урок жизни для женщины в то время был – чем ровнее пострижены усы у мужчины и белее его рубашка, тем больше его эго. Потратив неделю на тщетные попытки уговорить этих снобов, и получив взамен хорошей залы в приличной части города очередную порцию презрительных взглядов, кривых высокомерных ухмылок и даже пару предложений открыть в помещении бордель за щедрую скидку, женщина, с высоко поднятой головой и слега помятой гордостью, выкупила небольшую лавку в близи обувного завода. Зал был полностью завален различным мусором в виде досок, тряпок и разбитых бутылок, но, когда через пару минут помещение затопил солнечный свет, разбрасывая по этой разрухе сотни цветных бликов, через огромное витражное окно, женщина испытала прилив счастья, смешанный со спокойствием, который наполнял ее тело с каждым новым солнечным зайчиком. Спустя еще неделю, проведенную за уборкой, коробками и музыкальным сопровождением, вызванным аллергией на пыль, проявляющейся в нескончаемых приступах чиханий и слезящихся глазах, она с гордостью повесила табличку «открыто» на входной двери. Первый месяц дела шли не очень: в район лишь изредка заглядывал кто-то помимо рабочих, цветы вяли и становились непригодными для ветрин, а зал вечно пустовал. Спустя время, когда улицу постепенно стали заполнять все новые и новые лавки, в виде ателье, пекарен, и даже небольших книжных магазинов с собственной типографией, обычных рабочих все больше и больше стали разбавлять люди совершенно иного статуса. То ли ведомые любопытством, то ли в погоне за идеей сэкономить лишний пенс, постепенно, они превратились из уникального явления и случайно заблудившегося гостя – в обычных покупателей. Теперь же встретить в своей лавке даму, чье платье стоило в разы дороже самого зала со всеми цветами вместе, стало чем-то совершенно не удивительным, но вот встретить маленького ребенка, к тому же совершенно одного, все еще считалось чем-то из ряда вон выходящим. Отмерев, женщина бегло обвела взглядом лавку, в надежде найти родителей или гувернантку мальчика, но в зале все так же было пусто, если не считать торчащую макушку.
–Золотце, ты потерялся? Тебе нужна какая-нибудь помощь? – слегка перегнувшись через стойку и почти по слогам, спросила женщина.
Мальчишка сморщил нос, в недоумении огляделся по сторонам, и вздернув курносый нос, уверенно произнес:
– Нет. Я хочу купить цветок! – Голос мальчика слегка подрагивал от волнения, но звучал властно (на сколько это возможно в восемь лет) и высокомерно.
«Видимо, в таких семьях эта надменность передается по наследству, как антикварные часы или скорее, как смертельная болезнь.» – подумала женщина.
Ребенок подошел к стеллажу и подняв руку, указывая на верхнюю полку, крикнул, видимо думая, что его не услышат, а может и в попытке сымитировать приказной тон:
– Вот этот, с белыми цветочками.
– Это комнатная роза, – начала говорить женщина, обходя стойку. – За ней очень сложно ухаживать, но это один из самых прекрасных цветков на земле, хоть и до ужаса привередливый, безусловно.
Женщина посмотрела на парнишку, который с умным видом нахмурив брови, кивал на каждое слово хозяйки, четко подражая поведению взрослых. Повернув голову и еще раз посмотрев на цветок, он гордо произнес:
–Я его беру! – и зашагал к стойке.
Идя за ним, хозяйку не отпускало желание рассмеяться, уж слишком эта ситуация выглядела комично со стороны, но желание мальчика сыграть в игру «по взрослым правилам» было на столько очевидным, что она не хотела разрушать эту иллюзию, поэтому скрыв улыбку в шарфе, она вернулась за стойку с растением в руках.
–С вас шесть фунтов и пять пенсов, господин.
Мальчик достал из кармана горстку монет, и пересчитывая их одну за другой, выложил на небольшое фарфоровое блюдце. Он поднял глаза, в которых от прежней попытки спародировать поведение высшего сословия не осталось ни крошки, его губы расплылись в довольной и нетерпеливой улыбке, образовав ямочки на обеих щеках. Он протянул руки к цветку, слегка приподнявшись на носочки, чтобы дотянуться, но его нетерпеливость осталось неудовлетворенной, поскольку, женщина не торопилась отдавать ему цветок и спросила:
–Позвольте мне поинтересоваться, сэр, кто эта прекрасная дама, которой посчастливиться стать обладательницей не менее прекрасного цветка?
– Это для моей мамы. – сказал он, пытаясь скрыть смущение, которое выдавали в миг залившиеся румянцем щеки. -У нее сегодня день рождения, и она так часто говорит про вашу лавку и ваши розы, что я месяц чистил ботинки джентльменам, чтобы сделать ей сюрприз!
Ну конечно! Женщина не могла понять, почему лицо ребенка выглядит таким знакомым, но отогнав вихрь размышлений тем, что все дети выглядят пугающего похожими друг на друга, даже не стала строить догадок. Сейчас же, осознание затопило ее моментально: эти голубые глаза, вздернутый носик и, конечно, явная любовь к красному цвету, которая проявлялась в каждом элементе детского костюмчика, бессомненно, не то, чтобы говорила, а кричала о том, что это был сын одной из постоянных посетительниц лавки. Эта молодая женщина приходила в лавку каждые три дня, набирая огромные букеты из различных полевых цветов, и всегда брала одну белую розу. Не так давно, две недели тому назад, женщина вместо чаевых оставила небольшой конверт с запиской, на которой каллиграфическим подчерком было написано: