Читать онлайн Вкус дня

Первый день

Страх можно пить.

Сделать это несложно. Он течёт по венам вместе с кровью, холодит сердце, сковывает разум. Иногда его так много в человеческом теле, что можно захлебнуться, иногда им едва удаётся смочить пересохшее горло. Страх – эмоция естественная, это сложившийся в процессе эволюции механизм, помогающий теплокровным животным выживать. Страх – это восьмой, забытый грех человеческого вида.

И страх так сладок, когда до него добирается демон.

Тиамат замер, сжимая сигарету зубами, задержав в сантиметре от неё огонёк металлической зажигалки. Его внимание привлекло витающее над полицейским участком плотное кучевое облако страха. Оно было тёмно-синим, густым настолько, что перекрывало солнечный свет, тяжёлым и давящим. Такие места, как тюрьмы, суды, полицейские участки, мэрии и даже школы всегда были окружены лёгкой аурой страха, который, не рассеиваясь, копился и воздействовал на людей. Именно поэтому особенно чувствительным людям тяжело посещать подобные учреждения: им становится неуютно и они предпочитают оказаться в любом другом более комфортном месте.

Но тот ужас, что скопился в полицейском участке, был чем-то нереальным. Тиамат хмыкнул, наконец прикурив сигарету и глубоко затянувшись. Что с ним случится, если он выпьет настолько сильный страх? Тут два исхода. Либо у Тиамата пойдёт кровь из носа от перенапряжения, либо он подчинит беснующийся ужас своей воле и станет сильнее. В конце концов, он обязан быть сильным, как едва ли не последний демон, в чьих жилах текла наполовину голубая кровь.

– Там что.., – произнёс Тиамат, делая очередную затяжку, – уже кого-то пришили?

– Сказал же, – произнёс сержант Аллен. – Дело по твоей части, Центаури. Подробности – внутри.

Аллен всё время оглядывался по сторонам, будто бы боясь, что его услышат гражданские, патрульные, сержанты, или того хуже – ФБР. Тиамат понимал его опасения. Джексонвилл – мирный, солнечный городок, безопасность которого гарантирует Аллен и его дружная криворукая команда полицейских. Даже мелкие правонарушения наказываются по всей строгости закона, ни одна неправильно припаркованная тачка не уйдёт незамеченной, здесь царят мир, свобода и процветание (особенно в смену Аллена). Будет скверно, если кто-то посторонний узнает, что в полиции должность детектива занимает злой красно-синий демон. И ещё сквернее будет, если хоть один смертный узнает, сколько в Джексонвилле вампиров.

Тиамат щелчком выбросил сигарету, толкнул стеклянную дверь, прошёл к лифту, чтобы спуститься в подвал, в допросную камеру. Эту дорогу он уже успел выучить за четыре года непрерывного сотрудничества с полицией. Немёртвые из-за своего бессмертия становились крайне неосторожными: они могли напасть на человека на глазах у толпы, могли бросить мёртвое тело на детской площадке, могли просто убивать ради убийства. Задачей Тиамата было допросить их, составить картину преступления, вынести приговор. И, конечно же, напомнить надменным бессмертным выродкам, что такое настоящий страх. Последнее доставляло ему истинное, извращённое удовольствие.

– Ну? – произнёс Тиамат.

– Баба, – начал Аллен. – Скрутили днём, питалась на людях, не таясь. Полиции сдалась сама.

– О? Вот это сюрприз.

– Сказала, что чует трупы «своих» в морге, – продолжил Аллен, потирая челюсть. – Это валькирия, Центаури?

Тиамат хмыкнул. Аллен часто пытался продемонстрировать свою осведомлённость в видах сверхъестественных тварей, с охотой учился и запоминал факты о них. Тиамат не ставил ему это в плюс, но и не препятствовал желанию сержанта образовываться. В конце концов, когда-нибудь озверевший кровосос убьёт Тиамата, и полиции понадобится новый детектив.

– Да, Аллен. Валькирия.

Валькирия, ангел, солнцеходец, гарпия… названий у этих тварей много, но, по сути, это один вид. Подобно вампирам, это кровососущие монстры, сильные, быстрые, прекрасные, бессмертные и лишённые всего человеческого. Как и вампиры, ангелы – твари территориальные, и готовы насмерть биться с другим ангелом за свой ареал обитания. На этом сходства заканчивались. Вампиры вели ночной образ жизни, ангелы – дневной; вампиров жёг свет Солнца, ангелов – Луны; вампиры слабели от серебра, ангелы – от золота; кожа вампиров холодна, как лёд, у ангелов – горячая, точно их лихорадит. И, чем голоднее ангел, тем горячее его кровь и свирепее вид. У людей подобное состояние называется боевой горячкой.

Тиамат вышел из лифта, поморщившись. Взаимодействовать с ангелами он не любил. Как правило, ему попадались древние, жестокие воины пробудить страх в которых было невероятно сложной задачей. Вызвать в них ярость и испить её было куда проще, но на допросе подобное ни к чему не приведёт. Разве что, бессмертный вырвется из наручников и набросится в приступе неконтролируемого гнева.

Ярость и страх. Красное и синее. Две эмоции, представляющие собой гремучую смесь, порождением которой стал Тиамат. Прикрыв глаза, он на ходу воззвал сначала к сидящему в нём гневу, потом – к страху, ощутил их отклик и сжал ручку двери допросной комнаты. Но замер, не успев открыть.

– Аллен, – произнёс он. – Это валькирии вы так испугались?

– О чём ты?

– Тут сами стены пропитаны ужасом, – он убрал руку в карман и отошёл от двери. – Давай на чистоту. Что меня ждёт в допросной?

Аллен прикусил губу, замявшись, вперив взгляд в пустую бетонную стену.

– Что в допросной?

– …у меня два трупа в морге восстало из мёртвых, – скрежетнул зубами Аллен. – И, пока мы ехали мимо кладбища, эта тварь призвала покойников из ближайших могил. Мы… заново пытаемся убить своих же коллег и не можем.

– Некромантия. Как мило. Почему же ангел не призвала больше трупов? Так слаба?

– У меня не было времени выяснять, Центаури.

Тиамат нахмурился. Оживлением мёртвых занимались древние вампиры и, в особых случаях, те, кого они покусали. Ангелам некромантия не свойственна.

Похоже, ему наконец-то выпало что-то интересное.

Он надавил на ручку и прошёл в допросную комнату. Здесь не было камер видеонаблюдения, не было прослушивающих устройств. По сути, это обычный холодный бетонный подвал со стальным столом и двумя стульями, в котором Тиамат мог вести допрос, применяя любые методы. Здесь, под землёй, бессмертные теряли все свои силы и все привилегии, и прав у них было даже меньше, чем у приговорённого к смерти.

Невольно Тиамат присвистнул, встретившись взглядом с ожидавшей его девушкой. Её руки были скованы за спинкой стула, вырваться она не пыталась, лишь смотрела на Тиамата внимательным взглядом янтарных глаз. Золотистые волосы растрепались по плечам, красивое лицо было строгим, серьёзным, надменным, полные губы чуть сжаты. Стоило Тиамату войти, и она заёрзала, вскинув голову, вдыхая его запах. И, судя по загадочному блеску в глазах, ей не терпелось попробовать Тиамата.

Разве может быть иначе? Тиамат хмыкнул и издевательски расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Всем им страшно нравились полукровки, вобравшие в себя всё самое лучшее от обеих рас. Такой изысканный букет стоил внимания самих королей.

Но сильнее всего Тиамата впечатлила царившая в допросной аура. Комната едва ли не дрожала от силы девушки, и, если бы Тиамат не надел золотой крестик, то явно поддался бы её сверхъестественному влиянию. И что бы она ему приказала? Освободить её? Тиамат бы себе этого не простил.

Потому что таких симпатичных девушек он привык видеть только в наручниках.

Он направил в неё лёгкую волну страха, но не ощутил отклика. Грех пробрался под кожу ангела, завихрился в венах и умер, побеждённый чем-то более сильным и крепким. Тиамат улыбнулся, садясь напротив девушки. Трудности и загадки всякий раз заставляли его возбуждаться.

– Привет, ангел, – произнёс он, открывая удостоверение полицейского. – Детектив Тиамат Центаури, особый отдел уголовных преступлений. Назови себя.

Он наклонил голову, прислушиваясь к ощущениям, но не почувствовал ни страха девушки, ни ярости. У ангелов существовала своя иерархия, и их страшно злило, когда кто-либо путался в их чинах. Ангел – существо с двумя крыльями. Для видов с дополнительными парами крыльев они придумали другие названия.

Она не ответила.

– Не торопишься? Отлично, – он откинулся на спинке стула, окинув незнакомку надменным взглядом, скользнув им по упругой груди, талии. Определенно, будь они сейчас не в полицейском участке, а в баре, он бы не вернулся домой в одиночестве. – У нас много времени.

Он опустил на стол кожаный кейс, открыл его, надел лежавшие там чёрные латексные перчатки. Вытащил скальпель с позолоченным лезвием, крюки, пинцет и ножницы. Порой простая демонстрация безделушек Тиамата оказывала значительный эффект на бессмертных: они паниковали, боясь ощутить боль от незаживающих ран. Но девушка, сидевшая перед ним, лишь склонила голову набок. Ни капли страха. Если всех ангелов ковали из тугоплавкой стали, то на стуле перед Тиаматом сидел грёбанный титан.

– Не боишься, что я подпорчу твоё милое личико? – произнёс Тиамат.

Она лишь вскинула брови, оценивающе глядя на Тиамата. В этом взгляде было столько надменности, что у обычного человека застыла бы кровь в жилах.

Тиамат хмыкнул. Согласись она сотрудничать, из неё вышел бы неплохой напарник. Там, где способности Тиамата окажутся бессильны, эта стерва одержит верх своей харизмой, внешностью и аурой жути, пробирающей до самых костей.

Тиамат едва не вздрогнул, ощутив, как по коже пробегают мурашки. Сила ангела коснулась его так пошло, так откровенно, обдав тело жаром эротической ласки. Он натянуто улыбнулся, спокойно выдержав ледяной взгляд девушки. Она играла с ним, изучала, но при этом не выражала ни толики интереса. Таких откровенных стерв Тиамат не любил. Они капризны, требовательны, им трудно угодить, да и чаще всего они используют людей вокруг себя, а не испытывают к ним искренние чувства. Впрочем, затащить такую в постель – уже своеобразный повод для гордости.

Тиамат поднялся из-за стола. Живой ангел отсюда не уйдёт, и он приложит все усилия, чтобы осуществить это. Но для начала требовалось вытрясти из неё хоть какую-то ценную информацию. К примеру, скольких подобных себе она создала, где их ночные убежища, какой территорией она владела. Если выяснить не получится – невелика потеря. Приоритетная задача для Тиамата – избавиться от настолько могущественного ангела.

– Тебя поймали на кормёжке, – произнёс он. – У тебя есть оправдание?

Тиамат не надеялся на ответ, и потому вздрогнул, когда услышал вкрадчивый, с хрипотцой голос ангела:

– Я не охотилась две тысячи лет. Этого достаточно?

Тиамат хмыкнул, глядя в серьёзные, пронзительные глаза хищницы. За четыре года работы на полицию он наслушался сотни, если не тысячи оправданий, одно нелепее другого. Две тысячи лет без охоты? Вполне реально для кровососа. От голода ангел не умрёт, но ослабнет, свихнётся, превратится в жуткое, истощённое чудовище. Девушка же выглядела слишком хорошо для той, кто не питался две тысячи лет. Более того, она выглядела непозволительно хорошо даже по сравнению с любовницами Тиамата. А они, за редким исключением, не питались кровью и тщательно ухаживали и следили за своей внешностью.

– Твоё имя, ангел, – ответил он.

– И что мне за него будет, демон?

Он улыбнулся, обошёл тяжёлый металлический стол и, перекинув ногу через бёдра девушки, сел, не сводя взгляда с её лица. Ангел даже не поморщилась, ощутив бёдрами всю тяжесть тела взрослого мужчины. Рукой в перчатке он коснулся её щеки, оттянул верхнюю губу и оценил длину клыков. Стандарт, достаточный, чтобы разорвать жертве сонную артерию и не пробить нижнюю челюсть самого ангела.

Тиамат едва успел отнять руку, когда ангел игриво щёлкнула челюстью. Ни капли страха. Поразительно.

– И что же ты хочешь, ангел? Моей крови?

– …ты себе льстишь.

Невольно Тиамат сжал челюсти. Какого хрена? Он чувствовал желание, исходящее от ангела, видел его во взгляде, ощущал по тому, как она нетерпеливо под ним ёрзала. И… отказ? Ни один бессмертный не отказывался от крови Тиамата – они желали его до такой степени, что, сходя с ума от вожделения, готовы были выполнить любые его требования и ответить на любые вопросы.

– А если подумать, ангел?

Он приблизился, грубо сжав ладонью её нижнюю челюсть, задрав голову вверх. В таком положении, какой бы сильной она ни была, кусаться будет непросто. Второй рукой Тиамат убрал золотистые волосы с её плеч и с жаром прошептал на ухо:

– Две тысячи лет без охоты, – он зарылся носом в её мягкие волосы. От ангела пахло крепким кофе, мятой, летом. – Должно быть, тяжело сдерживаться.

– Рядом со шлюхами вообще тяжело держать себя в руках.

Тиамат вновь на мгновение замер. Что происходит? Его прокляли по пути на работу, и он потерял всё своё обаяние полукровки? Или ангел чует в его теле болезнь, о которой он сам не догадывается? Что вообще способно заставить пойманного ангела мыслить так трезво и так хладнокровно?

– Я не испугала тебя, демон? – она улыбалась, демонстрируя клыки. – Ты странно напрягся.

– Просто представил, – он чуть отпрянул, выпрямился. – Какой строптивой ты будешь с членом во рту.

И снова ни капли страха. Тиамат выпрямился, взглянул ангелу в глаза, выпустив из захвата её челюсть. Она прикусила нижнюю губу, ёрзая на стуле, не способная в таком положении скрыть нетерпение. Демон улыбнулся шире, подцепив со стола скальпель с позолоченным лезвием. Похоже, воинственного ангела всё-таки мучил голод, но истосковалась она вовсе не по крови.

– Две тысячи лет без секса, – он игриво провёл остриём вдоль чёрной кофты девушки, легко протыкая ткань заточенным инструментом. – Мне практически жаль тебя.

– Что там было про член и рот? – вскинула брови ангел. – Я прослушала.

Тиамат сощурился. Этот допрос превратился в грубый флирт, в котором он обязан был сломить непробиваемую защиту девушки. Она не просто отшивала его, она играла с ним, проверяла, как скоро он сдастся. Ангел совершенно не чувствовала угрозы или опасности для жизни. Её не смущали ни скованные за спиной руки, ни замкнутое пространство, ни озабоченный демон, оседлавший её.

Потому напиться её страхом было делом чести.

Задержав взгляд на скальпеле, Тиамат погрузил лезвие в ткань и потянул вверх, разрезая на две равные части чёрную кофту. Лифчик под ней оказался чёрным, полупрозрачным, кружевным. Тиамат прерывисто выдохнул, остановив взгляд на груди. Как бы сильно ему ни хотелось испить страх ангела, она сама, тем не менее, оставалась всё ещё невероятно привлекательной женщиной. Строптивой, грубой, задиристой, но женщиной, изо всех сил скрывавшей одолевающее её желание.

Иначе быть не могло. Никто не мог устоять перед обаянием Тиамата. Никто.

– Ты, вроде, не мальчик, чтобы женская грудь лишала тебя дара речи.

– Знаешь, – Тиамат протянул руки, надавил большими пальцами на рёбра ангела. Её кожа была тёплой, почти соответствовала норме температуры человеческого тела. – Лучше бы ты молчала.

– Ты сам хотел, – она вновь поёрзала бедрами, и от этих невольных телодвижений у Тиамата кружилась голова. – Тебя больше не интересует моё имя, демон?

– Ты ведь просто так его не скажешь, – он провёл пальцем по лямке лифчика, оттянул её и с громким хлопком отпустил. Ангел вздрогнула и томно выдохнула, от чего по спине Тиамата пробежали мурашки. – А я не намерен исполнять твои требования.

– Ты можешь спросить ещё раз, – она наклонила голову, улыбаясь, явно довольная собой и тем эффектом, что оказывала на Тиамата. – Если скажешь «пожалуйста».

Не сводя взгляда со спокойного, красивого лица, Тиамат потянулся к пуговицам своей рубашки, и принялся нарочито медленно их расстёгивать. Ангел пристально наблюдала за движениями его рук. Быть может, ей нравилось видеть его чистую, не запятнанную укусами кожу, быть может, её внимание привлекла его мускулатура. Тиамат снял рубашку и небрежно бросил её на стол, размял шею, будто бы невзначай хвастаясь мышцами.

– Не замёрзнешь?

– Погреюсь в тебе, – он протянул руки, стиснул пальцами грудь ангела и вновь не ощутил даже тени страха. – Будешь юлить, даже когда насквозь промокнешь?

– С тобой я промокну только когда ты выльешь на меня ведро воды.

Как же раздражает. Ангел ухмылялась, извивалась, в её взгляде угадывалось вожделение, однако она всё равно ухитрялась уколоть самолюбие Тиамата меткой шпилькой. Он приблизился, заставил её отвернуться, провёл языком по ключице, вдоль шеи. Пытаясь возбудить или напугать стервозного ангела, Тиамат, незаметно для себя, завёлся сам. Допросная комната была неподходящим местом для грубого, граничившего с изнасилованием секса, но сегодня Тиамату было на это плевать. Клыкастая стерва своим острым, злым языком возбудила его до той степени, что он едва не дрожал от нетерпения.

– Пожалуйста, – выдохнул он, прикусив кожу шеи. Вести себя подобным образом, идти на поводу у преступника было крайне непрофессионально. Тиамат прекрасно понимал, что, если бы ангел испытывала хотя бы капельку страха, он бы сейчас вырывал ей ногти. – Назови имя.

– Гелиос.

Тиамат вздрогнул, когда руки Гелиос скользнули вверх по его бёдрам, остановились на ремне. Он замер, боясь шевелиться, боясь издавать звуки, дышать.

Бессмертный монстр, которого он провоцировал, пытался унизить и запугать, наконец, избавился от наручников.

Второй день

– Так мило, – промурлыкала Гелиос, ногтем подцепив металлическую пряжку ремня. – Добыча сама лезет на стол к хищнику.

– Ты же… – выдохнул Тиамат. Ему пришлось приложить усилия, чтобы голос не дрогнул. Он испил собственного страха, и на вкус он был жгучим и пьянящим, точно крепкий алкоголь. – Не хочешь меня кусать.

– Это почему же? – игриво вытянула губки Гелиос, поведя плечом, пальцами пробираясь по телу Тиамата.

– А кто назвал меня шлюхой? – выдохнул он.

– О? – она улыбнулась, обнажая клыки. – Совсем забыла, что лордёныши этого не любят.

На мгновение Тиамат перестал дышать. С каких пор ангелы стали разбираться в устройстве демонического общества? Гелиос лукаво улыбалась, вглядываясь в его лицо, гладя едва тронутую загаром кожу. Тиамат сжал губы в линию. От этих осторожных, неторопливых прикосновений по его телу пробегали мурашки. К тому же, впечатления от прелюдии многократно усиливались осознанием скорой собственной гибели. Гелиос высосет его до последней капли, и в этот раз от собственной скабрезной шутки Тиамату не было смешно.

Но сдаться без боя он не имел права.

И, стоило ему задуматься о том, как незаметно вытащить из кобуры пистолет и прострелить язвительный ангельский рот, Гелиос провела ногтем по золотому крестику на шее Тиамата. Сжала его пальцами, намотала на костяшки, сорвала одним сильным рывком и отшвырнула в сторону, лишая демона последней линии защиты от своего влияния.

– Мне не нравится, – выдохнул он. – Когда меня раздевают.

– Конечно, – ответила Гелиос. – Так и вижу, как ты сопротивляешься.

Она напала. Не впилась в него клыками, не разорвала плоть, не пустила кровь. Но подалась вперёд, схватив руки Тиамата, без каких-либо усилий прижав демона к холодной поверхности стола. Кожаный кейс с грохотом свалился на пол, инструменты Тиамата опасно прижались к коже, и при любом неосторожном движении могли его освежевать. Гелиос склонилась над ним, горячая, властная и хищная, улыбаясь так озорно и игриво, что к лицу Тиамата прилил жар. Для него любое резкое движение означало рану, травму, смерть, в то время как для неё всё происходящее было не более чем шалостью.

Он задышал глухо и часто, когда Гелиос, склонившись, провела языком по его ключице, шее, кадыку, мягко, но безболезненно прикусила мочку уха, с жаром выдохнула. Что ни говори, а обращаться с мужчинами она умела. И Тиамат, всю свою сознательную жизнь ненавидевший подчиняться, всегда огрызавшийся с начальством и с более влиятельными демонами, дрожал, точно неопытный, любопытный мальчишка. У него были женщины! Много! И разных! Но для того, что творила с ним Гелиос, ни одна не была достаточно смелой, достаточно сильной, достаточно язвительной.

– Что-то ты притих, – прошептала она, зарываясь носом в его длинные волосы, вдыхая запах. Ей, мать её, не мог не нравиться аромат его крови! – Сдерживаешься, чтоб не обкончать штанишки, демон?

– Не… – прохрипел он, – дождёшься.

Он повернул голову, подался вперёд, ловя губами губы Гелиос, впиваясь в них поцелуем в суицидальном желании напороться на клыки и пустить самому себе кровь. Он зажмурился, ожидая ощутить вкус недавней трапезы ангела, но в итоге почувствовал лишь жаркие губы, язык и опьяняющий адреналином собственный страх. Гелиос отвечала на поцелуй так, словно бы не собиралась его разрывать, с издёвкой дразня Тиамата, изучая его, пробуя. Он простонал, чувствуя, каким тяжёлым и болезненным стало нарастающее возбуждение. Его отчаянная попытка отвлечь внимание Гелиос, заставить её выпустить его руки из захвата, оказалась не просто провальной. Она обернулась катастрофой.

– Твою мать, – выдохнул Тиамат, когда Гелиос спустилась поцелуями к его шее, ключицам, надавила на впадинку между ними. – Твою мать…

Она целовала жадно, оставляя на коже сине-красные засосы и алые следы от губной помады. И в каждом поцелуе был нескрываемый голод. Тиамат хватал ртом воздух. Мысли оставили его, тело предательски честно реагировало на грубую ласку, у него не осталось сил на здравомыслие. Сердце гулко билось в груди, его пульс отдавался в висках, в паху. Стон сорвался с губ Тиамата, когда Гелиос игриво провела клыками по его животу.

– Ищешь, – он сглотнул. Голос звучал слишком высоко, слишком нежно. – Место для укуса, ангел? Не старайся. Я весь вкусный.

– Кто тебе сказал такую глупость?

– Я уже слышал по… добное, – он натянуто улыбнулся. – У тебя кончаются остроты, ангел?

– Ты пришёл в себя, лордёныш? – Гелиос поднялась выше, упругой грудью скользнув вдоль тела Тиамата. Он прерывисто выдохнул, приказывая телу не дрожать, и невольно пахом толкнулся вперёд, упираясь им в талию девушки. Если бы Гелиос не прижимала его руки к столу, он бы взял её прямо на бетонном полу допросной. – Или так сильно стесняешься, что не можешь молчать?

– Я… – он с шумом втянул воздух, когда бедро Гелиос прижалось к его паху. – Меня не интересуют женщины постарше.

– Неужели?

– Абсолютно.

Она выпустила из захвата его руки и ловко, словно играючи, выхватила пистолет из кобуры на поясе Тиамата. Двенадцатимиллиметровый Desert Eagle, заряженный пулями с золотым покрытием. Если дело касалось убийства нежити, Тиамат никогда не мелочился с вооружением. Он шёл сюда, чтобы убить одного особо опасного ангела, а не отпустить её после пары часов пыток, унижений и получения травм.

Тиамат скрежетнул зубами, глядя на своё оружие в нежных руках Гелиос. Какого хрена? От обилия золота в пистолете её должно было скрутить и вывернуть наизнанку, а она спокойно стоит рядом и рассматривает пушку, будто бы не ощущая воздействия токсичного для неё металла.

Может, поэтому она и не испытывала интереса к крови Тиамата? Потому что это неправильный ангел?

– Положи на место, – выдохнул Тиамат, поднимаясь со стола, пальцами незаметно хватая маленький острый крюк. – Иди ко мне и раздевайся.

– Если я разденусь, один лордёныш задохнётся от волнения.

Он хмыкнул.

– Ты себе льстишь.

Тиамат окинул беглым взглядом открытые участки тела, прикидывая, куда и как глубоко вогнать крюк. Желательно – в шею, между позвонков, чтобы Гелиос наверняка не смогла больше пошевелиться.

Но мысли быстро оставили его. Тиамат раскрыл глаза, когда Гелиос, нырнув пальцами под узкую юбку, сняла с себя чёрные кружевные трусики. Она сжала их в ладони и сделала шаг вперёд навстречу Тиамату.

Убей её! Вонзи крюк в шею! Выхвати пистолет!

– Ты безнадёжен, демон, – она улыбнулась, прижавшись к нему грудью, всунув в похолодевшую ладонь кружевную ткань. – Проводишь меня до выхода или тебе нужно время передёрнуть?

Убей. Убей! Убей!!!

– Какая же ты сука, – хмыкнул Тиамат. Её трусики на ощупь были влажными, и это вновь лишило его способности думать. – Ты задержана.

– Тобой, лордёныш? – она хмыкнула. – И что потом? В тюрьме будет сложно попытаться меня трахнуть.

– Почему же?

– Здесь же не смог, – она повела плечом. – Пускай и ушёл с трофеем. А в тюрьме я буду пытаться выбраться и не остановлюсь ни перед чем.

– То есть, – Тиамат обтёр лицо ладонью. – Сейчас ты не..?

– Сейчас я пробовала на вкус маленького лорда, – она скользнула по нему взглядом, обдав тело потоком древней, плотной и жгучей силы. – Так себе ощущение.

– Лгунья, – он помахал перед лицом её трусиками.

– Не потеряй сознание, когда будешь их обсасывать.

Тиамат дёрнулся, выронив из пальцев острый золотистый крюк, до боли сжал зубы, пытаясь взять себя в руки. Язвительный язычок, отсутствие страха, сексуальное личико – и Тиамата так легко сломать? Он мотнул головой и убрал свой «трофей» в карман брюк. Если старшие узнают, как дерьмово он себя повёл в рядовой операции, его не просто поднимут на смех. Его сожрут с потрохами.

– Я не могу тебя выпустить, ангел, – произнёс он, соскользнув со стола.

– Я и не была здесь заперта, демон.

Она демонстративно открыла дверь допросной, но не вышла, по-прежнему дразня Тиамата, окидывая его надменным, ледяным взглядом. И как удавалось этой женщине секунду назад быть такой пылкой и жаждущей, а сейчас источать леденящее душу презрение?

Тиамат хрустнул шеей, сжимая в руке скальпель. Перед нападением он старался не думать, что на Гелиос нет трусиков. Тщетно.

– Давай на чистоту, – Тиамат провёл рукой по волосам, убирая их с лица. – Кто ты такая?

Он сосредоточился и обдал Гелиос волной того ужаса, что испытывают люди, скованные сонным параличом. Удушливый, липкий и холодный страх. Ноль реакции.

– Ты без конца называешь меня ангелом, – хмыкнула она. – Так что сам знаешь ответ на свой вопрос.

– Сколько тебе лет?

– Больше, чем твоему роду, лордёныш.

Тиамат направил клубящийся в полицейском участке ужас в сердце Гелиос, пустил его по её венам, пробил иглами страха мозг. Ничего. Страх, не подкрепляемый его силой, не нашёл почвы для роста, и погиб, не успев зародиться.

Тиамата прошиб пот. Он так старался вызвать в Гелиос страх, что с него слетел человеческий облик. Его кожа стала тёмно-синей, на руках появились длинные острые когти и жёсткие наросты, на лбу и над ушами выросли закрученные рога, своей формой образующие своеобразную корону. Белки глаз почернели, радужка вспыхнула бело-голубым холодным пламенем. Тиамат чувствовал за спиной тяжесть массивных перепончатых крыльев, длинный хвост оттянул брючину, мешая двигаться.

– Почему..? – низко, утробно прорычал он.

– Попробуй облик красного демона, лордёныш, – хмыкнула Гелиос. – В этом ты слишком сексуален.

Он метнул скальпель в голову Гелиос. Движение, отработанное годами практики, атака, которой по скорости не мог противостоять ни один вампир. Гелиос слегка наклонила голову набок. Скальпель срезал прядь золотистых волос, не задев кожу, и намертво застрял в бетонной стене по самую рукоять.

В этот раз Гелиос воздержалась от комментария.

– Какого хрена, – скрежетнул зубами Тиамат. – На тебя не действует золото?!

– За две тысячи лет, – ответила она. – Привыкаешь даже к золоту.

Гелиос взмахнула волосами и вышла из допросной, громко стуча в глухом коридоре каблуками туфель. Тиамат рванул следом, едва не застряв из-за массивных крыльев в дверном проёме. Он не мог отпустить Гелиос, не мог задержать в допросной. Но он мог напасть на неё и попытаться вырвать из руки пистолет. В конце концов, рукопашному бою его тоже учили когда-то давно. Целых четыре года назад.

Гелиос вошла в лифт, и Тиамат атаковал, резко заломив её руку за спиной, прижав лицом к металлической стенке лифта. Он расправил крылья, навалился на ангела всей массой демонического тела.

И не почувствовал ни капли страха.

– Отказов не слышишь, – только и ответила Гелиос.

– Я сказал, – он склонился и прорычал ей на ухо, подцепляя рукоять своего пистолета. – Ты задержана.

– Повтори, – хищнически улыбнулась она. – Я не услышала.

И Тиамат повторил. Против своей воли, совершенно ничего не соображая, он исполнил приказ Гелиос. Его хватка ослабла, когда он изо всех сил сжимал челюсти, чтобы не заговорить, кончиком языка он вновь ощутил собственный дурманящий страх. А потом Гелиос ударила. Сначала локтем в живот, потом наступила острым каблуком на кончик хвоста. Тиамат дёрнулся от боли, и тогда Гелиос вырвалась из захвата и толкнула его к противоположной стене лифта. Тиамат рухнул на пол.

– Сколько ещё раз сказать тебе, что ты мне неинтересен, чтобы ты это услышал?

Она склонилась над ним. Неприлично близко, настолько, что он ощутил жар её тела, тепло дыхания, мягкость волос. Тиамат поморщился. Её атаки были умелыми, причиняли боль, и всё же они меркли перед агрессивной сексуальностью Гелиос.

– Ты всего лишь маленький, спесивый лордёныш, – она протянула руку и погладила Тиамата по волосам. Ласково, словно котёнка. – А я… тебе не по зубам.

– Спорим? – хмыкнул Тиамат. – Я не из тех, кто быстро сдаётся.

Гелиос закатила глаза. И этот жест, который обычно выводил Тиамата из себя, сейчас казался каким-то более утончённым, привлекательным, манящим. Он вывел из себя женщину, которой неведом страх, смог, не используя способности, разозлить её, вызвать в ней искру гнева. Тиамат попробовал испить это чувство. Гнев Гелиос был сладок, точно изысканное вино.

– Спорят, лордёныш, только идиоты, – она улыбнулась, прошептав это.

– Боишься проспорить мне, ста-руш-ка?

Гелиос хмыкнула. На этот раз и сладкий привкус гнева пропал, оставив после себя лишь приятное послевкусие.

– Что ж, – вздохнула она. – Попробуй. Одолей меня, убей… но сначала я изрядно испорчу тебе жизнь. Ты ведь так этого хочешь.

Когда двери лифта открылись, Гелиос сжала мягкими ладонями лицо Тиамата, заставляя смотреть себе в глаза, коротко выдохнула, обнажила клыки и вонзила их глубоко в шею демона. Он содрогнулся от боли, не способный ни вскрикнуть, ни сопротивляться. Гелиос прижалась к нему, её медленные, долгие глотки сопровождались томными вздохами, причмокиваниями, едва слышными стонами. Тиамат чувствовал, как жар её тела спадал, как под тонкой тканью лифчика отвердели соски, как сильно она прижималась, будто бы хотела слиться с ним в порыве страсти. Честно говоря, он бы и сам этого хотел парой минут ранее.

Но сейчас по его венам вместо гнева и страха разливался холод. Сердце билось часто и болезненно, лихорадочно качая кровь, перед глазами всё расплывалось, кружилось, становилось ослепительно красивым. И, когда Тиамату стало больно дышать, когда мышцы стали непроизвольно сокращаться в жутких судорогах, Гелиос выпустила его из объятий.

Большим пальцем она обтёрла оставшуюся на губах кровь, слизала её, одарив Тиамата самодовольной улыбкой и золотистым сиянием глаз.

Нет, это не ангел, вдруг осознал Тиамат. Это нечто большее. Монстр, способный контролировать других монстров даже после смерти, стерва, приказов которой невозможно ослушаться, древняя тварь, видевшая рассвет династии Тиамата. Генерал ангелов. Легенда, о которой забыл мир. Ангел с двенадцатью крыльями. Начало.

Глаза Тиамата закатились и мир погрузился в беспросветный мрак, когда двери лифта вновь раскрылись, и из-за них раздались крики, выстрелы и хлопанье гигантских крыльев.

Третий день

Её глаза преследовали его. Пронзительные, смеющиеся, хитрые и, несмотря на свой тёплый янтарный цвет, обжигающие холодом. Они сияли в густой тьме, точно два Солнца, рассеивали мрак, сулили надежду и были единственным доказательством того, что Тиамат жив. Холод сковывал его тело, он бесконечно проваливался во мрак, не способный даже взмахнуть крыльями. Он не мог дышать, не мог кричать, не мог воззвать к своим силам. Гнев и страх оставили его. Были лишь эти бездонные глаза, под взглядом которых Тиамат вновь чувствовал себя маленьким мальчиком.

Маленьким, потерянным и забытым ублюдком.

А потом глаза замерцали, подёрнулись серой дымкой и закрылись. Тяжёлое тело Тиамата рухнуло на что-то узкое, тесное, твёрдое. Он зажмурился от яркого света, пробившегося через смеженные веки, зашипел, закрыл рукой глаза. В его одинокий и холодный мирок пробирались звуки, ощущения, мысли и воспоминания. И боль. По его венам текла жгучая, разрывающая изнутри боль. Тиамат стиснул зубы и дёрнулся, хватаясь руками за воздух, где секундой ранее были надменные глаза ангела.

– Тише, милорд, тише.

На плечи и руки навалилась тяжесть. Перед глазами всё плыло, боль затуманивала сознание, заставляя Тиамата вкусить одновременно собственные гнев и страх. Эмоции прошлись электрическим зарядом по телу, собрались в руках, заставили работать онемевшие мышцы. Тиамат ударил и услышал влажный хруст и грубую ругань.

Ему удалось освободить одну руку. Машинально он потянулся к кобуре и забеспокоился, не обнаружив на привычном месте пистолета.

– Милорд, – голос был строгим и почти суровым. Знакомым. – Спокойнее. Ты не хочешь судиться со мной за сломанный нос.

– Мидас, – сквозь зубы прорычал Тиамат. – Иди в жопу.

– Впрочем… содрать три шкуры с лорда в суде…

– В жопу, Мидас!

Тиамат потёр глаза свободной рукой, тряхнул головой, пытаясь сфокусировать зрение. Он был в стерильно-белой больничной палате, окружённый тремя нелюдьми. Его левую руку и крыло крепко прижимал к койке Мидас – чистокровный золотой демон, воплощение жадности и самый большой жлоб в мире. Правую руку пытался держать незнакомый чёрный демон. Тиамат попытался подняться, чтобы хоть как-то избавиться от мучившей его боли, но в итоге свалился обратно на жёсткую койку.

– Какого хрена? – выдохнул Тиамат. Его трясло, и с каждым ударом сердца мышцы сводило болезненной судорогой.

– Забыл за четыре года, каково это, – прошептал Мидас. – Когда тебя лечит ведьма?

Тиамат окинул взглядом третьего нечеловека в больничной палате. Алая шёлковая мантия, струящаяся до самого пола, алая тень, впившаяся раскалённым поцелуем в тело Тиамата. Кровавая ведьма не причиняла демону вреда, наоборот, она исцеляла его своим отвратительным, гадким волшебством. Но до чего же это было больно! Там, где тень касалась Тиамата, его вены вздулись и почернели, синяя кожа приобрела мерзкий лиловый оттенок. Ведьма, что примечательно, выглядела в минуты ведьмовства не лучше: глаза воспалились, на бледной коже переливались кровавые узоры, молодое лицо исказила жуткая тень злобы. Тиамат скрежетнул зубами, пытаясь примириться с болью. Лучше бы он смотрел на лукавую улыбку кусающегося ангела, чем на злобную ведьминскую физиономию.

– Милорд, – прервал тишину Мидас. – Разрешите спросить, кто надрал ваш благородный зад?

Тиамат потянулся рукой к шее, пальцами провёл по двум маленьким, обжигающим жаром точкам. У него не было сил отвечать. Всем своим существом Тиамат боролся с болью, пытаясь не упасть в грязь ни перед кровавой ведьмой, ни перед двумя демонами. Но до чего же это было непросто!

– Срань господня, – процедил Тиамат. – Клянусь, я пущу тебе кровь, если не остановишься!

– Как ты ко мне обращаешься, – произнесла ведьма, – червь?

Тиамат мгновенно сжал губы и примирился с грубой заботой женщины. Перед глазами всё плыло, потому он и не сразу узнал ту, кто милосердно восполнял его потерю крови. Старшая. Глава североамериканского ковена. Экзекутор. У Кристы Паи множество титулов и ни одного – с положительной окраской. Она подняла ладонь вверх, и из её тени вырос длинный кроваво-красный хлыст. Он просвистел в воздухе широкой дугой и хлестнул Тиамата по груди, выдавив из демона сдавленный стон.

– А меня-то за что?! – возмутился Мидас, держась за рану на лице.

– Ох, – хмыкнула Криста. – Мне попросить прощения?

– Не надо! – замогильным голосом ответил Мидас.

Золотой демон затих, достав из кармана толстовки тряпочку и скрупулёзно протирая свои немодные очки в чёрной оправе. В его услугах уже не было нужды, Тиамат прекрасно себя контролировал и не собирался ни нападать, ни сбегать. Мидаса просто снедало любопытство. Демон алчности был жаден как до вещей, так и до секретов. И, если бы Мидас не крал всё, что не прибито, Тиамат чувствовал бы себя чуть более комфортно рядом с ним.

На полу рядом с койкой свернулся клубком и захрапел чёрный демон. Он, как и подобает представителям его вида, был ленив до такой степени, что забыл про сломанный нос, лишь бы сладко вздремнуть. Тиамат закатил глаза.

– Как меня нашли? – спросил он, стараясь, чтобы голос звучал ровнее.

– Ну… – Мидас постучал пальцами по подбородку. – Люди почему-то заволновались, когда из морга поднялись трупы, направились в участок и набросились на копов…

– Мы ищем Гелиос, – отрезала Криста, оборвав Мидаса. – Знаком?

Тиамат прощупал нервы Кристы, ощутил в них несвойственную для ведьмы помесь гнева и страха. Видимо, Гелиос и вправду была болезненной занозой в заднице, раз заставила нервничать верховную ведьму. Кристу не пугали некроманты и старые вампиры – с этими позерами она разбиралась, пару раз щёлкнув кровавым хлыстом.

«А я… тебе не по зубам».

Тиамат крепко сжал челюсти. По долгу службы он был обязан доложить о могущественной сверхъестественной твари, передать Гелиос в руки профессионалов и забыть о надменной крылатой суке. Но с другой стороны, ему всегда было глубоко плевать и на обязанности, и на долг, и на старших. Если Гелиос попадёт в руки последних, то её либо казнят, либо отправят на опыты, либо запрут в золотом гробу. Если же Гелиос попадёт в руки Тиамата, то он вдоволь насладится и её страхом, и её яростью.

Он закрыл глаза, оттягивая время для ответа, и вернул себе человеческий облик. Бледная кожа, крепкие мускулы, длинные чёрные волосы и льдисто-голубые глаза. Этот облик Тиамат не любил и принимал его только когда требовалось быстро спрятаться, замаскироваться. Обычно он был чуть загорелым, рыжим, злобным и излучающим жгучее обаяние.

– Нет, – ответил он. – Что ещё за Гелиос?

Криста не ответила. Лишь подняла взгляд к потолку и закончила ритуал, после чего Тиамат смог, наконец-то, с облегчением выдохнуть. Ему решили не переливать донорскую кровь, а использовали кровавую магию, видимо, чтобы избавить Тиамата от ангельской инфекции. Вот только…

Вот только укус Гелиос жёг плоть раскалённым клеймом. После укуса ангела не становятся ангелами, после укуса вампира не становятся вампирами, но любой смертный организм странно реагирует и на тех, и на других. Кто-то после одного укуса воскрешает мёртвых, кто-то – контролирует живых, кто-то вообще становится неприметным, словно тень. Каждый раз реакция индивидуальна, и этот феномен прозвали инфекцией.

И теперь Тиамат заражён. Блеск. Он гордился тем, что даже имея любовниц среди ангелов и вампиров, ни один острый клык не вонзился в его плоть. Впрочем, Гелиос была далеко не самым обычным ангелом, и Тиамат не знал, радоваться или грустить, что его первый раз произошёл с такой невыносимой стервой.

«Попробуй. Одолей меня, убей… но сначала я изрядно испорчу тебе жизнь. Ты ведь так этого хочешь».

Подумаешь, всего лишь потеря крови. Её в арсенале Тиамата столько, что Гелиос может хоть обсосаться и позвать своих бессмертных подружек. Невольно Тиамат вообразил, как две надменные стервы спорят, пытаясь поделить между собой его изысканную кровь.

Он нахмурился и невольно потёр место укуса. Думать о сексе, когда едва не распрощался с жизнью? Либо Тиамат за четыре года работы в полиции уже разучился пугаться, либо его мозг обволакивала отупляющая пелена шока. Через час он в полной мере осознает, что с ним произошло. Через три часа у него проснётся желание действовать,  отыскать ночное убежище Гелиос и штурмовать его. Через шесть часов он додумается испугаться. Тиамат посмотрел в потолок, убрав руки за голову. Странный образ жизни накладывал своеобразный отпечаток на психику.

– Эй, – шепнул Мидас, провожая взглядом кровавую ведьму. Криста ушла, не попрощавшись. – Как оно?

– Что – оно?

– Гелиос, – он поправил съехавшие очки. – Ведьму ты можешь обмануть, а вот у меня в горле першит от твоей жадности.

– От моей кредитки у тебя першит, – огрызнулся Тиамат. – И неспособности отгадать пин-код.

– А ещё я пошарился по твоим карманам…

Мидас со скромным видом опустил взгляд, и тяжёлые очки вновь съехали на кончик носа. Тиамат скрежетнул зубами.

– Либо вернёшь их, либо я проломлю твою золотую башку.

– Что верну?

Тиамат закрыл глаза и пустил по венам Мидаса страх. Кровь схлынула с лица парня, сердце отозвалось болью в груди, руки затряслись. Тиамат не знал, чего так сильно боялся Мидас, но предполагал, что в ужас так легко его повергало банкротство.

– Ладно-ладно, милорд, – Мидас неохотно вытащил из кармана толстовки герметичный пакет с кружевными трусиками. – Но, как твой советник, я должен знать, какая она.

– Какой, нахрен, советник? – Тиамат выхватил пакет.

– Доверенный, необходимый и самый успешный из возможных, – расплылся в улыбке Мидас.

– Сходи в очко.

– И, разумеется, самый богатый. Богаче королевского…

– В очко.

Тиамат поднялся с койки, надел чистую, сложенную на стуле одежду, прямо в палате прикурил сигарету из пачки. С недавних пор его жизнь в демоническом обществе кардинально изменилась, и перед Тиаматом стала лебезить каждая рождённая под землёй тварь. Золотые демоны набивались ему в советники, красные – в телохранители, фиолетовые – в наложницы… А Тиамат с удовольствием пользовался их желанием выгоднее продать себя. В конце концов, он никогда не был совестливым, не отличался мягкостью характера, да и не каждый день отчаявшийся лорд демонов объявлял его своим законным наследником. Стоило последнему произойти, и демоны почему-то тут же позабыли, что при случае звали Тиамата ублюдком.

Тиамат глубоко затянулся и выдохнул дым через нос. Нет времени на семейные разборки и давние обиды. Нужно искать Гелиос.

– Что натворила эта Гелиос, что за неё впряглась кровавая мегера?

– Очнулась, – Мидас поднялся со стула, хрустнув шеей. – Чего не делала две с хреном тысячи лет. Проксима забрал её на память у короля вампиров, отправил на поезде до Майами и очень удивился, когда по приезду в гробу не оказалось Спящей Красавицы.

– Ну и?..

– И теперь на ушах стоят и старшие, и рекруты. Тебя это, кстати, тоже касается.

– Я работаю только на себя.

– Ты работаешь на себя, милорд, – улыбнулся Мидас, – а мы тебе в этом помогаем.

Тиамат скрежетнул зубами, мгновенно представив нахальную Гелиос связанной, с золотым кляпом во рту, с чёрными дорожками слёз на щеках и сладким, сводящим с ума страхом, текущим в венах. Эти мысли ему навеивал Мидас. Хотел ли он видеть Гелиос такой беспомощной? Да. Нужно ли это было ему? Да. Нужны ли ему были помощники? Нет.

Поэтому Тиамат сжал кулак, и скрутил в тугой узел нервы Мидаса. Золотой демон зажал руками рот и выбежал из палаты, чувствуя подступающую к горлу рвоту. Тиамат хмыкнул, затушив сигарету о стерильную стену больничной палаты, проводив взглядом своего недосоветника. В управлении страхом есть свои преимущества. К примеру, Тиамат всегда мог легко избавиться от слишком навязчивой компании.

Он поймал такси, сел на заднее сидение и убрал руки за голову, прикидывая, откуда начать поиски. Ангелы, как правило, держатся стаей. Один сильный оберегает территорию, держит под тёплым, уютным крылышком молодняк, устраивает кровопролитие, если кто-то посмеет оспорить его главенство. Интересно, примирится ли глава ангелов Флориды с Гелиос, или же они друг друга разорвут? Тиамат не знал ответа.

Но он точно знал, что в церквях и храмах ангелы не обитают. Для них, для средневековых рыцарей, ветеранов войны за независимость и, быть может, двух мировых, там нет места. Ангелы, как правило, ошивались в не менее священных местах, к примеру, в баре «Нуар».

Да. Подходящее место. Тиамат назвал адрес и прикурил сигарету, выдыхая дым в открытое окно. В Нуаре собирались не только ангелы, там было место для оборотней, для демонов, для вампиров, даже для вонючих зомби, время от времени вырывавшихся из своего офиса. А ещё это место претендовало на звание элитного заведения. Самый дорогой алкоголь, еда от шеф-повара, самые сладкие и смазливые жертвы для кровососов, и самое качественное сырое мясо для грёбанных животных. Тиамат закрыл глаза, на мгновение пожалев, что у него не было с собой кошелька.

Да. Нуар – подходящее место для высокомерной стервы. Подходящее, приметное и до банального очевидное.

Тиамат вышел из такси, отплатив водителю приступом беспричинной тревоги. Размял онемевшие пальцы. В ближайшее время будет не лишним вкусить чьего-нибудь сладкого, дразнящего воображение страха. В противном случае агрессивные способности обернутся против Тиамата и превратят его в дёрганный тугой комок нервов, вздрагивающий даже от собственной тени. Также ему не помешало бы напитаться и чужой яростью, но это было для Тиамата второстепенной задачей. Он считал, что лучше быть бешеным, чем испуганным.

Он окинул взглядом Нуар и увидел, как над баром сгустились чернильные облака страха; закрыл глаза, сменил облик, стал рыжим и дерзким покорителем сердец; пригладил волосы, оправил рубашку и зашёл в бар. И только когда раздвижная дверь закрылась за спиной Тиамата, он задумался над вопросом: а стоило ли сюда приходить? Без оружия, без разведки, без какого-либо подкрепления. Просто одинокий демон, ищущий для своих туманных целей главаря ангелов. На нём не было даже золотого или серебряного крестика – банальной защиты от способностей кровососущих рас! Так какого хрена он, полукровка, манящий и вампиров, и ангелов, припёрся в Нуар?!

Гелиос настолько вскружила ему голову? Тиамат скрежетнул зубами, окинув взглядом собравшихся в баре существ. Парочка ангелов за одним столиком, один – за барной стойкой, трое посасывают пиво, сидя на угловом диване. На троице были мешковатые, подобранные не по размеру одежды, под которыми ангелы, как правило, прятали массивные крылья. Присутствующие остановили взгляды на Тиамате, втянули носами воздух и тут же отвернулись от него, словно его и не было.

Какого хрена?

Не то, чтобы Тиамата сейчас не радовало подобное пренебрежение, но почему он так резко перестал интересовать ангелов? Обычно, стоило ему только переступить порог Нуара, как его тут же обступали кровососы. Он так привык быть первосортной наживкой для бессмертных ублюдков, что сейчас попросту не мог смириться с игнорированием своей персоны.

Он крепко сжал челюсти и подошёл к барной стойке. За ней, скрупулёзно протирая бокалы, стояла Меви, ангел, которому, как слышал Тиамат, уже пятьсот лет, и которая дважды срезала свои крылья.

– Привет, Тима, – произнесла она, не поднимая на него взгляд. – Поздравляю с обретением хозяйки.

– …что?

Меви подняла на него взгляд. Наверное, ей было под сорок, когда её превратили в ангела, но из-за выражения тёмных карих глаз она казалась на много тысячелетий старше. Мускулистая, крепкая, с заметными морщинками на лбу, в уголках губ и глаз. Она приблизилась, шумно втянула воздух рядом с Тиаматом и вновь по-доброму, мягко улыбнулась.

– Хозяйка, Тима. Я чую на тебе её запах, – её улыбка стала чуть светлее. – Как хорошо, что ты теперь наш. Я боялась, что тебя пометят вампиры.

Тиамат скрежетнул зубами и потёр место укуса. Рану продолжало неприятно жечь, словно в неё вливали раскалённый свинец, пальцами парень чувствовал исходящий от двух маленьких точек жар.

– Подробнее, Меви.

– Тима-Тима, – она вздохнула, ставя перед ним низкий бокал для виски, наполнила его, несмотря на отказ Тиамата. – Разве старшие тебе этого не говорили?

– Ближе к делу, Меви.

– Как угодно, – она пожала плечами. – Ты теперь корм.

Тиамат подавился виски.

– Ну-ну, – улыбнулась Меви. – Это не так плохо, как звучит.

– Ага! Так же аппетитно, как и кошачья жратва.

– У тебя особые привилегии. Ты, к примеру, имеешь право на хозяйку…

– Так-так?

– А у неё полное право на тебя. Как в плане питания, так и… ну, в более интимном. К тому же, мы тебя точно не укусим, Тима, и близко к тебе не подойдём, чтобы не искушаться, – Меви наклонила голову и вновь принюхалась. – Твоя хозяйка… слишком сильна, чтобы отнимать у неё пищу.

Тиамат долго вглядывался в спокойное, задумчивое лицо Меви, звонко постукивая ногтем по бокалу. Значит, после того, как он едва не расстался с жизнью, его тело теперь принадлежало Гелиос? Корм. Тиамат фыркнул, подумав об этом, достал сигарету из пачки, прикурил. Меви услужливо поставила перед ним пепельницу. Он выдохнул дым сквозь зубы. Четыре года ни одна кровососущая тварь не могла даже поцарапать, но стоило восстать из мёртвых одной высокомерной суке…

Тиамат чувствовал себя идиотом. Даже большим идиотом, чем был его отец, когда встретил мать.

Он зажал сигарету губами и крепче стиснул пустой бокал для виски.

– Меви.

– М-м-м?

– Запиши на мой счёт.

Меви раскрыла было рот, чтобы задать вопрос, но не успела этого сделать. Тиамат поднял бокал, направив в руку жгучий поток гнева, и изо всех сил опустил его на стойку. Треск стекла. Осколок глубоко вонзился в кожу. Брызнула кровь. Тиамат зашипел от боли, но тут же его губы растянулись в улыбке. Ангелы зашевелились, привлечённые запахом его крови.

– Ну? – хмыкнул он, сжимая кулак. Пальцы не слушались, руку трясло. – Кому я там принадлежу, Меви? Кто меня точно не укусит?

Его прошиб холодный пот, на губах застыла улыбка. Ангелы смотрели на капающую на пол кровь остекленевшими глазами, но подойти не решались. Тиамат хмыкнул, медленно потянувшись к кобуре.

Ах да… Какой же он идиот.

Ангелы обступили его по дуге, медленно вдыхая, крепко, до хруста сжимая кулаки. Они дёргались, скалили клыки, дрожали, боролись с собой, не решаясь нападать. Раньше такого не происходило. Раньше Тиамат их провоцировал и убивал по приказу старших. Раньше.

– Тима, – выдохнула Меви. – Пойдём. Я перевяжу руку.

– Хрена с два, – хмыкнул он, подняв в воздух раскрытую ладонь. – Ну? Кто смелый? Свежий и вкусный демон, над которым ни одна стерва не имеет власти. И никакой он не корм, не так ли, зубастые?

Он прошёл вперёд, и ангелы расступились перед ним. Жар, идущий от их кожи был почти осязаемым, их желание было плотным и вязким, тягучим. И всё же, они ему не поддавались. Их страх и гнев Тиамат ощущал всем своим нутром, эти чувства точно электризовали кожу. Они боялись Гелиос, и бессилие перед ней приводило их в ярость. Последнее чувство Тиамат разделял. Он провёл языком по стекавшей с пальца крови, глядя на ангелов, провоцируя их, дразня. Кто-то шумно сглотнул, кто-то издал судорожный вздох, но ни один не сдвинулся с места.

– М-м-м, – продолжал он. – Какая же тёплая кровь. Будь я ангелом, сам бы…

– Тима, – Меви кусала костяшку пальца, с трудом контролируя инстинкты. – Ты ранен. Пойдём.

Тиамат нахмурился и пустил в ангелов волну тяжёлого, опустошительного гнева. Чувство отозвалось в них, исказило лица гримасой ненависти, вызвало тяжесть в груди. Но больше ничего не произошло. Тиамат не имел власти там, где успела наследить своим влиянием Гелиос.

– Меви, – вздохнул он. – Гелиос здесь?

– Она… д-должно быть, уже спит.

Тиамат скосил взгляд на окно. Солнце село, наступило время вампиров и ночной жатвы.

– Раз я имею на неё право, веди меня к ней.

– Н… но…

– Веди. Меня. К ней.

Четвёртый день

Мир не менялся.

Менялась обстановка, общество, одежды и нравы, менялись способы выживания и условия для него, менялись законы и порядок. Но не менялась суть смертных существ. Существовало три вещи, которые всегда, сколько бы столетий ни минуло, довлели над их вниманием: смех, секс и смерть. И все три вещи в равной степени как вызывали любопытство, так и пугали, отталкивали. И Гелиос, что сейчас, что две тысячи лет назад, были близки эти чувства. Она насмехалась над всеми и с удовольствием раздавила бы любого, кто посмеет насмехаться над ней; она, как и прежде, чувствовала свою сексуальность и испытывала жгучее влечение; она убивала, чтобы выжить, и прекрасно знала, что однажды кто-то решит убить и её. Но, пока этого не произошло, Гелиос позволяла себе безрассудство. В конце концов, она слишком долго пробыла взаперти.

И слишком отчаянно в своём заточении молила о свете.

Поэтому все попытки схватить Гелиос, задержать её или ранить заканчивались убийствами, травмами, оживлёнными ею трупами. Вселять души некогда погибших ангелов в человеческие тела было оскорбительно, но её солдаты не имели привычки возражать. К тому же, с каждым глотком выпитой крови новые тела постепенно менялись, становились крепче, твёрже… менее смертными. У некоторых воскрешённых раньше срока начали отрастать крылья. Это гадкий, больше похожий на длительную пытку процесс, но отменить его нельзя. В ангельском бессмертии есть свои недостатки. К примеру, каждые двести лет за спиной вырастает новая пара белоснежных крыльев, которые кто-то предпочитает срезать.

Крыльев у Гелиос было двенадцать. И их не срубить, сколько ни размахивай топором. Они были созданы из чистейшего света и появлялись по желанию хозяйки. Крылья не приходилось прятать под мешковатой одеждой и перевязывать ремнями, что было очевидным плюсом. Минус – кто-то очень глазастый в древней Греции решил, что крылья Гелиос – это карета.

Она поморщилась, постукивая пальцами по деревянному подлокотнику. Молодые ангелы, вперившие в неё ожидающие взгляды, напряглись, заметив выражение её лица. Их раболепный ужас перед ней был закономерным, правильным, привычным. В конце концов, все они стали ангелами, вкусив кровь другого ангела. Гелиос же была такой с рождения. Так что ими она воспринималась, если не как божество, то как представитель высшей расы, что, впрочем, было чистейшей правдой.

Они не задавали вопросов, не возражали, не возмущались, лишь подчинялись Гелиос даже без её сверхъестественного влияния. Ангельское общество всегда было образцом совершенной субординации.

Перед креслом Гелиос, опустившись на одно колено и склонив голову, стоял восьмикрылый ангел, сильнейший в штате Флорида, уважаемый и любимый людьми. Лишь встретившись взглядом с Гелиос, он протянул ей своё оружие и смиренно поцеловал руку. Сейчас же именно он рассказывал ей, с какой политической обстановкой Гелиос придётся столкнуться.

– Демоны строят подземные города по всему континенту, – говорил восьмикрылый. – Попасть в них можно через закрытые ветки метро. Их королеву зовут Дивена…

– Дивена далеко, – ответила Гелиос. – Кому принадлежат ближайшие подземные города?

– Лорду Дагону и двум его сыновьям – Абзу и Тиамату.

Гелиос прикусила нижнюю губу. Лордёныш оказался непозволительно, непростительно хорош. Настолько, что Гелиос потеряла голову, и простое запугивание и демонстрация силы едва не превратились в убийство. Она пила его кровь и не могла насытиться, пила, и с каждым глотком чувствовала усиливающийся голод. Ей хотелось ещё. Хотелось вновь прокусить эти вены, вдохнуть манящий запах, ощутить кожей жар его дыхания. И тот страх, которым он безуспешно пытался её заразить…

До чего же это было потрясающе.

В какой-то момент Гелиос начала скучать, слушая монолог восьмикрылого ангела. Две тысячи лет назад никто не считался с мнением демонов, ведьм, магов… всё было просто и понятно. Королём вампиров был Бетельгейзе, королевой – Огма, и уничтожить их было идеей фикс Гелиос. Почему? Так велел Светлейший Отец, с этой целью он оставил её в живых и растил под своим опаляющим жаром крылом.

Гелиос вздохнула и поднялась с кресла. Щёлкнула пальцами. Ангел, до этого державший в руках её черный плащ, с превеликой осторожностью помог Гелиос надеть его и застегнуть. Восьмикрылый застыл, плотно сжав губы.

– Вас… не удовлетворил мой рассказ, претор?

– В отличие от тебя, – ответила Гелиос, – я не привыкла считаться с каждой молью.

– Но, – он крепко стиснул зубы. Должно быть, его впервые за долгое время отчитывали. – Это был ваш приказ, претор.

– Я помню, что приказала, – прогремела она. – Выдать мне имена правителей континента. Ты распинался час. Где. Имя. Второго. Двенадцатикрылого?

Гелиос оскалила клыки, глядя на ангела сверху вниз. Он затрясся, пригибаясь ниже к полу, будто один её взгляд вбивал его в землю своей тяжестью. Гелиос сощурилась, бросила взгляд на других дневных кровососов, и они, боясь при ней лишний раз вздохнуть, вздрогнули и невольно попятились назад. Молодняк.

– Мы считали, – произнёс восьмикрылый. Следовало отдать ему должное, его голос не хрипел и не дрожал, когда он вновь заговорил. – Вас единственной на континенте, претор. Мы склонили голову перед королём вампиров, чтобы он не смел вас тронуть и пальцем. Мы не знаем другого главы над нашим видом, претор.

Король вампиров. Гелиос хмыкнула. Прошли столетия, но она до сих пор прекрасно помнила тот прерывистый вздох, который издал Ангетенар, впервые увидев её. Вздох и стон, полный скорби и благоговения. Нет, Ангетенар бы не причинил ей вреда. Он был слишком одержим красотой, был слишком страстным, слишком пылким, несмотря на ледяную кожу и обманчивое спокойствие. Этот мужчина, скорее, стал бы её любовником, нежели убийцей. И Гелиос, несмотря на свою ненависть к вампирам, была не против видеть его рядом с собой.

Как жаль, что он уже мёртв. Как жаль, что убила его Гелиос.

Гелиос надвинула капюшон голову, запретив себе думать об Ангетенаре. Сейчас было важно другое. К примеру, почему ангелы не ощущают влияния второго двенадцатикрылого? Почему не признают его власти и всецело покоряются воле Гелиос? Он так слаб или так труслив? Гелиос же прекрасно чувствовала, что вторглась на чужую территорию, что здесь живёт некто могущественный и жестокий, способный противостоять ей. И это чувство, это давящее, инстинктивное ощущение не исчезнет, пока Гелиос не покинет Северную Америку или не лишит местного главу ангелов жизни. И, судя по тому, как к нему относятся его подданные, двенадцатикрылому здесь не место. Континент уже был под контролем Гелиос, осталось только закрепить свою власть пролитой кровью.

Гелиос вышла из здания, надвинув капюшон на глаза. Зимняя Луна сияла ярко, серебрила улицы своим мёртвым, бледным светом. Стоит этому сиянию попасть на кожу Гелиос, как она тут же покроется отвратительными, чёрными волдырями, которые люди называли холодовыми ожогами. И это было правильно. Ночью миром правили вампиры, и Гелиос было среди них не место.

Она села в автомобиль с затонированными стёклами. За рулём её дожидался молодой ангел, который всякий раз, как Гелиос обращалась к нему, задыхался от волнения. И Гелиос не могла утверждать точно, в чём была причина его реакции: в её титуле, в её силе или в её внешности. Должно быть, во всём сразу.

К ночному убежищу Гелиос приехала ближе к третьему часу ночи. Вообще, бессмертным не нужен был сон, и Гелиос вовсе планировала отказаться от него. Стоило ей сомкнуть глаза, и ничто, даже взрыв атомной бомбы, не могли разбудить её до восхода Солнца. В таком состоянии она была слишком уязвимой, слишком беспомощной и ей приходилось слишком сильно полагаться на других. Две тысячи лет назад её ночное убежище охраняли оборотни, фанатично верующие люди и прочие верные до зубовного скрежета твари. Сейчас же этим занимались падшие ангелы.

Гелиос смерила взглядом двух бледных, словно мел, ангелов. Холодная кожа, воспалённые из-за недавнего падения глаза, голодный взгляд, больной вид. И чёрные перьевые крылья, которые они не прятали под одеждой. К падшим ангелам всегда относились с пренебрежением, хотя они всего лишь старались обеспечить безопасность своего вида в ночное время суток. Как правило, они не жили долго. И, чтобы стать таким, нужно как следует напиться крови вампиров.

Увидев Гелиос, падшие подняли руки в воинском приветствии. Они были вооружены пистолетами, ножами и собственной злостью. Они открыли перед Гелиос тяжёлые деревянные двери и, стоило ей сделать шаг в свои покои, как её окликнули.

– Госпожа претор!

Гелиос хотела не обращать внимания на окликнувшую её женщину, хотела хлопнуть дверьми и заставить незнакомку ждать до утра. Но Гелиос этого не сделала. Не сделала, потому что чуяла исходящий от женщины запах идеальной крови.

– Что от меня нужно лордёнышу?

Впрочем, Гелиос не требовался ответ. Она чувствовала приятный запах роз, шоколада и крови Тиамата. Интересно, он специально капнул на лепестки цветов своей кровью или же где-то поранился? Какая досада. Будь он рядом, Гелиос бы даже его пожалела и ласково обняла.

– Претор, – женщина встала на одно колено. Гелиос так и не обернулась к ней. – Тиамат Центаури, ваш корм, хотел с вами встретиться, но не дождался возвращения.

– …так хотел со мной встретиться, что вломился ко мне домой?

Ошибки быть не могло. Гелиос чувствовала запах демона в прихожей, в ванной, в спальне. Она скосила взгляд на женщину, и та застыла с изумлённым выражением лица. Ясно. Лордёныш не предупреждал её о своей любви проникать в чужие квартиры.

– Претор, – обратился к ней один из падших. – Я пройду вперёд и проверю все комнаты.

– Нет, – Гелиос остановила его взмахом руки. – Твоя работа – охранять моё убежище снаружи. Один раз ты её уже провалил. Не оставляй меня разочарованной дважды.

Гелиос глубоко вздохнула. Что мог делать в квартире демон, пообещавший убить её? Конечно же, расставлять ловушки. Если же он этого не сделал, то его действительно следовало убить.

– Претор, – выдохнула женщина. – Он просил передать вам…

– Выбрось.

Гелиос прошла дальше, и падшие неслышно закрыли двери. Наконец-то одна. Тишина. Покой. Никакой политики, никаких интриг, никакой борьбы за место под Солнцем. Лишь борьба с наглым малолетним засранцем, требовавшим внимания Гелиос и желавшим ей смерти.

Гелиос сняла плащ и небрежно бросила его на кресло, сняла туфли на высоком каблуке, медленно расстегнула пиджак и блузку. В какой-то момент ей захотелось, чтобы лордёныш оказался здесь, захотелось снова раздразнить его, заставить дрожать, увидеть, как неумело и неохотно он сопротивляется её напору. Впрочем, он бы попытался перехватить инициативу в свои руки. Такие мужчины, как он, крайне возбуждаются, стоит им сбить с головы корону, отшить их, пренебречь ими. Тиамату нужны азарт, борьба, вызов, без них он, всегда добивающийся желаемого, отупеет, разжиреет, превратится в вялое и хамоватое ничтожество.

Гелиос перешагнула через натянутую над полом тонкую леску, осмотрела несложный механизм, к которому она крепилась. При разрыве лески в воздух должна была подняться мельчайшая золотая стружка, которая, стоит её вдохнуть, парализовала бы Гелиос. Она улыбнулась. Следовало отдать лордёнышу должное, он оказался изобретательным. Жаль, что свой талант он растрачивал на Гелиос.

Она обезвредила механизм и решила утром оставить его на пороге полицейского участка. С красными следами поцелуев на серебристом металле.

Что примечательно, этой ловушкой Тиамат не пытался убить Гелиос. Просто хотел напугать, показать себя и свою способность к нападению. Гелиос хмыкнула. Для неё, для генерала ангелов, такой флирт был эффективнее любого букета роз.

На подоконнике Гелиос нашла пепельницу с втёртым в неё окурком. Итак, Тиамат проник через окно. Сделать это с крыльями демона было несложно, но оставалось понять, как он его открыл. Впрочем, это не так уж и важно. На следующую ночь Гелиос подберёт себе убежище повыше, с глухими окнами и тяжёлыми портьерами. Замахнувшись, она выбросила пепельницу в окно, случайно выставив пальцы под лунный свет. Зашипела от боли, сделала шаг назад. На пальцах тут же образовались желтовато-чёрные волдыри. В тени раны быстро зажили, не оставив после себя видимого следа.

Искать ловушки по всей квартире не было смысла. Во-первых, потому что у Тиамата было не так много времени на их установку. Он вломился в чужую квартиру и действовал бесшумно, опасаясь, что охрана засечёт его. Во-вторых, он должен был знать приблизительный распорядок дня Гелиос. К примеру, он бы не установил ловушку в холодильник, потому что Гелиос точно его не откроет. Ей не нужна человеческая пища. Но ей нужно спать, мыться, наносить макияж и менять одежду. Чем ещё занимались женщины-кровопийцы в понимании высокомерных мужчин?

Гелиос сдёрнула одеяло и заметила воткнутые в простынь золотые иглы.

– Лордёныш-лордёныш, – хмыкнула она. – А если бы я швырнула тебя в постель?

Подобные иглы она обнаружила в обшивке кресел и стульев.

– Ну надо же, – произнесла Гелиос. – Какие у тебя быстрые руки.

Её помада была покрыта слоем золотой пыли; в смесителе душа Гелиос обнаружила горстку острой золотой стружки; в лифчики были продеты золотые нити; в обуви и на воротниках были приделаны тончайшие золотые пластинки. Также Гелиос нашла и пару вещей, которые точно не принадлежали ей: книгу с названием «Камасутра», бархатную миниатюрную шкатулку и огромный ребристый дилдо, покрытый сусальным золотом. Гелиос закатила глаза. При встрече лордёныш явно скажет, что это – уменьшенная копия его мужского достоинства.

Гелиос осторожно осмотрела Камасутру и обнаружила в ней миниатюрные провода. Оборвав их и обезвредив ловушку, она открыла книгу. Устройство должно было выстрелить в лицо Гелиос золотыми иглами и надолго вывести её из строя. Гелиос провела ногтем по острию иголки. Интересно, она отравлена? Впрочем, судя по шаловливому поведению лордёныша, он бы непременно пропитал иглы афродизиаком.

Если подумать, то мало какой мужчина сразу после первой встречи настолько вспыхнет страстью, что осыплет женщину золотом. Конечно, целью Тиамата было не соблазнить Гелиос, а убить, но она ценила его самоотдачу.

Интересно, как сильно он возбудится, когда она небрежно швырнёт к его ногам все его дорогостоящие безделушки? О, это будет феерично. Гелиос закусила губу, представив, как в порыве гнева демон набросится на неё, сорвёт одежду, игнорируя её неохотное сопротивление, возьмёт её с той ненавистью, которая способна родиться только от пылкой страсти.

Впрочем, нет. Лордёныш сдержится, попытается отшутиться, сохраняя напускное спокойствие. Чтобы вывести его из себя, следует его сильнее раздразнить и сбить с толку. И тогда он будет принадлежать ей. Непременно.

В бархатной коробочке, куда поместилось бы только обручальное кольцо, была записка. Гелиос развернула её, ожидая, что бумага тоже будет покрыта золотом.

Гелиос развернула записку. На одной её стороне были изображены силуэты занимающихся любовью мужчины и женщины, на второй – запёкшаяся капля крови. Гелиос закрыла глаза и прижала тонкую бумагу к носу, глубоко вдыхая аромат. В записке не было ловушки, не было ни пыли, ни золотой стружки, и это несколько разочаровало Гелиос. Тиамат упустил такую удачную возможность ранить её, обезвредить, убить.

Но, с другой стороны, это был всего лишь сладкий флирт. И этот флирт ей страшно нравился.

Пятый день

Утром Тиамата разбудил настойчивый телефонный звонок. Машинально, едва что-либо соображая, он поднёс мобильник к уху, ответил на вызов, но до сих пор не проснулся. Слишком поздно он вернулся домой, слишком мало спал и слишком сильно его вымотали эти внезапные романтические отношения с главой ангелов.

Сначала потеря крови, потом встреча с ведьмой, подарившей ему все оттенки боли, потом безрассудное проникновение в квартиру. Когда Тиамат возился с ловушками, он обнаружил, что золото токсично не только для ангелов, но и для тех, кого они укусили. Именно поэтому тело, при прикосновении к металлу, словно пронзало иглами, мышцы сводило судорогой и парализовало, было трудно дышать. Тиамат, стоя посреди чужой квартиры, так красочно материл Гелиос, что до подобных изысканных выражений не додумались бы даже поэты античности.

Итого, он больше не мог устранять проблемных кровососов своей привычной тактикой; теперь ему вредило два токсичных металла (золото – как инфицированному и платина – как демону); его инфицировали, и теперь у него должна была проявиться настолько бесполезная способность, которая не давала о себе знать даже при вспышках гнева. Потрясающе. Но зато он теперь «имел право на хозяйку», которая, непременно, отымеет его мозг своими остротами раньше, чем дойдёт до дела. Вдвойне потрясающе.

– Доброе утро, милорд.

– Угу.

– Прости, что разбудил, – голос Мидаса был спокойный, почти вежливый. – Но у меня тут пища для твоей жадности.

– Чего?

– Гелиос, милорд, Гелиос. Просыпайся, жопа красно-синяя, у меня важные новости.

Тиамат открыл глаза. Такого Мидаса, без его манерности и желания выслужиться, он знал куда лучше и куда дольше, нежели золотого демона-Мидаса.

– Чего у тебя? – он поднялся, похлопал себя по щекам, пытаясь взбодриться. Сон, подобно влюблённой женщине, всегда неохотно выпускал его из своих тёплых объятий.

– Дивена взялась расшифровывать дневники короля вампиров… ну, бывшего короля. Ангетенара. Ты знал, что уже пятьсот лет назад он запросто мог провести операцию на мозге?

– Ага. Топором, мечом и булавой, – зевнул Тиамат.

– Скальпелем, милорд. Он препарировал твою Гелиос.

– От чего?

– Ну… судя по записям, она долгое время воевала с предшественником Ангетенара. С Бетельгейзе.

Тиамат присвистнул. Такое имя было ему незнакомо, и, судя по его вычурности и звучанию, появилось оно, должно быть, в те времена, когда только зарождались цивилизации людей.

– И довоевалась, – продолжил Мидас. – В разгар боя она зачем-то подняла забрало шлема, и в тот же момент ей в глаз прилетела золотая стрела.

Тиамату казалось, что подобная история ему была знакома. Смутное чувство дежавю. Будто бы он присутствовал в тот день рядом с Гелиос, видел её в тяжёлых мужских доспехах, покрытых сверкающим серебром, видел, как она пошатнулась, как рухнула на колени, подняв облако пыли. И больше не встала.

– Бетельгейзе мог предвидеть будущее, – продолжал Мидас. – Как и…

– …Проксима. Он что, решил повторить подвиг старого короля?

– Ну-у, – Мидас задумался. – Если бы он этого хотел, он бы не вёз эту горячую штучку из Гренландии в Майами.

– Что потом? – Тиамат закурил. – После золотой стрелы?

Но Тиамат уже знал ответ. Перед его мысленным взором живо рисовались картины заточения Гелиос. Её, полумёртвую, не способную ни защитить себя, ни сопротивляться, доставили, как трофей, в замок Бетельгейзе. Там из неё пытались, но не смогли набить чучело.

– После неудачи Бетельгейзе бросил её в подвал на съедение крысам, – продолжал Мидас, вырвав Тиамата из морока дежавю. – Ну а спустя тысячу лет нашу королеву обнаружил Ангетенар. В дневниках он пишет, что хотел провести вечность в пьянках, войнах и женской ласке, но был сражён красотой Гелиос и подался в науку, чтобы вернуть её к жизни. Порой, кстати, он называет её Еленой Троянской, порой – прекраснейшей. Милорд?

– Чего?

– Ты уже рвёшь и мечешь от гнева?

– С чего бы?

– Как бы тебе сказать? Я бы не обрадовался, узнав, что бывший парень моей девушки – король, мать их, вампиров.

– Он мёртв, – Тиамат закрыл глаза. – И не знаю я никакой Гелиос. Отбой, Мидас.

– Ты не умеешь лгать. К тому же, никто не мёртв навсегда, милорд.

– Отбой.

Тиамат втёр в пепельницу докуренную сигарету. Всё правильно. Инфицирование шло полным ходом, иммунитет Тиамата реагировал на заражение, и потому после укуса ангела страдало не только его тело, но и разум. И ему, без его ведома и желания, передалась часть воспоминаний Гелиос. Подобное происходило со всеми инфицированными, из-за чего у них часто проявлялся стокгольмский синдром. В момент укуса, как и в момент погружения в чужие воспоминания в целом мире не существует никого, кроме кровососа и его жертвы. Жертву убивают, совершают над ней насилие, используют, а она думает только о том, что ни с кем в мире не была так же близка, как со своим убийцей. Её кровь течёт в мёртвых венах, заставляет биться нечеловеческое сердце, дарит жизнь; саму жертву при этом обнимают, жаждут, хотят, принимают. Её не осуждают за ошибки прошлого, не отворачиваются от неё, не отвергают и не оставляют в одиночестве. Наверное, поэтому незрелые люди, если им удаётся выжить, сходят с ума от любви к бессмертным. Монстры дают им именно то, чего им недостаёт, то, что им не в состоянии дать обыкновенное окружение. Любовь. Больную и извращённую, но любовь.

Тиамат нахмурился, глядя в окно на розовую полосу рассвета. Итак, теперь он знал, что жизненный путь Гелиос непростой. Бесконечные войны, кровопролития, поражение, плен и, как следствие, ощущение полной беспомощности и ненужности в этом мире. Вот только это не должно вызывать сострадания. Гелиос – всё ещё жестокий монстр, который едва не лишил Тиамата жизни, который в открытую убивает людей и воскрешает личную армию. К тому же, она заслужила всё то, что с ней произошло. Этого забывать нельзя, какие бы видения ему ни явились и сколько бы дежавю он ни испытал. В противном случае Тиамат рисковал поддаться её дьявольскому обаянию, а этого простить он себе точно не сможет. К тому же, из-за неё он теперь не сможет истреблять нежить и, вероятнее всего, спокойно жить. А за такое одного убийства Гелиос будет мало.

Он принял душ, позавтракал позавчерашней пиццей, оделся в выстиранную униформу. Чёрная рубашка с коротким рукавом, брюки, фуражка. Одежда простая, удобная, сшитая индивидуально по меркам Тиамата. Но какой же эффект она оказывает на женщин! Тиамат хмыкнул, пристёгивая кобуру к ремню. Он чувствовал, сегодня удачный день для охоты либо на Гелиос и её паству, либо на слабый пол.

Но для начала нужно отчитаться перед руководством. Тиамат закурил, садясь в автомобиль. Ему предстояло объяснить парочке твердолобых идиотов, как он допустил нападение на полицейских, как упустил преступника и почему оказался некомпетентным экспертом по нежити. Его не уволят, Тиамат был в этом уверен. Проколы случаются у всех, да и, к тому же, он сам пострадал от нападения Гелиос. Более того, проблемную нежить он уже целых четыре года выслеживал и ликвидировал в одиночку, и другого такого специалиста в Джексонвилле не было.

Тиамат затормозил на парковке у полицейского участка. Припарковаться он не смог из-за странно знакомой кучи хлама, выложенной на его парковочном месте в форме сердечка. Он вышел, поднял пустую Камасутру, на которой ярко выделялся след от губной помады.

– Сучка.

Он надел перчатки, достал из багажника мешок и собрал все свои нехитрые ловушки. Гелиос обнаружила и обезвредила каждую, что он оставил в её квартире, заботливо сложила золотые иглы в пластиковый коробок, даже вложила бинт в бархатную шкатулку. Тиамат хмыкнул, на всякий случай понюхав марлевый рулон. От Гелиос он ожидал всего, в том числе и того, что этот белоснежный бинт уже побывал внутри неё, прежде чем оказаться в руках Тиамата. И демон не знал, хотел ли он этого или только ожидал.

Он припарковался и вновь окинул взглядом здание полицейского участка. Густое облако страха нисколько не рассеялось, только сконцентрировалось, готовое вылиться массовой истерикой и нервными срывами. Тиамат испил этого концентрированного ужаса и едва не потерял равновесие от резкого головокружения. Чем больше страха он пил, тем лучше и качественнее управлял им. То, что умел Тиамат сейчас, было не пределом возможностей демона. Его далёкие предки держали в перманентном ужасе целые государства, и он хотел однажды повторить их успех.

Если, конечно, доживёт до этого дня.

Тиамат прошёл к своему рабочему месту, бросил на стол напечатанный прошлым вечером отчёт. За каждую сверхъестественную тварь приходилось отчитываться, и одно секундное убийство всегда сопровождалось нудной бумажной волокитой. Отчёт по Гелиос был неполным. Тиамат только предполагал, что это ангел в ранге начала – с двенадцатью крыльями, – но для таких смелых утверждений у него слишком мало информации. Одного воскрешения трупов и контроля сознания мало, чтобы признать ангела высшим существом. Нужно было более красноречивое доказательство.

Тиамат провёл ладонью по шее, расчёсывая место укуса. Рана больше не доставляла дискомфорта – видимо, тело уже привыкло к инфекции и теперь ни одна кровавая магия это не исправит. Чёрт. Чем же она его заразила? Телекинезом? Подавлением воли? Суперсилой? Как узнать о новых способностях без вреда для окружающих?

Тиамат тряхнул головой и поднялся со стула. Нужно было подготовиться к совещанию, проверить проектор и придумать, как донести информацию до перепуганных полицейских и не вызвать в них лишней паники. У Тиамата был подготовлен текст, содержащий нейтральную информацию о природе Гелиос, но даже этот сухой материал казался ему слишком жёстким. Впрочем… ну и что? Если эти хлюпики испугаются одного единственного ангела, им не стоило идти в полицию.

Он зашёл в комнату с проектором, подключил свой ноутбук, проверил документы. У него были фотографии Гелиос, сделанные при задержании, пара видео с камер видеонаблюдения. На снимках Гелиос дерзко ухмылялась, на камерах… двигалась слишком быстро, чтобы техника могла уловить её движения. Это Тиамат сильнее всего ненавидел в бессмертных. Мало им вечной жизни, так они должны быть сильными, быстрыми, практически неуязвимыми. Впрочем, в этом был даже своеобразный плюс. Иначе их было бы скучно устранять.

Тиамат не поднял взгляда от экрана, когда дверь в кабинет открылась, и закатил глаза, услышав стук дамских каблуков. Какой полицейский будет ходить по участку в настолько неудобной обуви?

Действительно, какой? В его участке все люди, даже недавние школьники, строго соблюдали предписанный устав…

– Надо же, – раздался бархатный, игривый голос из-за плеча Тиамата. – Ты так по мне соскучился, лордёныш?

Тиамат вздрогнул, когда мягкие, тёплые руки обвились вокруг его плеч, сжали в ласковых, практически любовных объятиях.

– …какого хрена? – глухо произнёс он. – Как ты вошла?

– Мне страшно хотелось увидеть моего маленького лорда, – промурлыкала она, зарываясь носом в волосы. – Думаешь, меня бы остановила стайка людишек с пушками?

– Они подготовлены, – Тиамат прерывисто выдохнул, его голос ломался от возбуждения. – И пристрелят тебя при случае.

– Уже пристрелили.

Она развернула кресло лицом к себе, подалась вперёд и осторожно, едва слышно простонав, прикусила кожу шеи Тиамата. Слабо, без крови, играя с демоном, дразня его, нисколько не желая ранить.

– Не насосалась с первого раза? – он поднял взгляд к потолку, не желая, чтобы Гелиос заметила его возбуждение. – Бери ниже и соси там.

– Мне хватило и одного раза, – сказав это, она села к нему на колено. – Ты не в моём вкусе.

Гелиос расстегнула верхнюю пуговицу его рубашки, прижимаясь всем телом. Тиамат скользнул ладонью по её талии, с хмурым видом глядя на её лукавую улыбку, вглядываясь в глаза. И что это, мать её, значило?! Она сделала его своим кормом, флиртовала с ним и вешалась на него, но на самом деле её не интересовали ни он, ни его кровь?! Какого хрена?!

– Ты такой милый, – прошептала она. – Если застать тебя врасплох.

Он нахмурился, но не нашёлся с ответом. Гелиос провела пальцем по его плечу, по руке, сжала перебинтованную кисть, в которую прошлым вечером Тиамат вогнал осколок стекла. Рана не была глубокой, вены не были задеты, и от пореза осталась только пульсирующая красноватая рытвина. Гелиос медленно развязала бинт, сняла его с ладони, мягко сжимая руку Тиамата. Он напрягся. Было в её осторожности и неторопливости что-то до боли интимное, похотливое, жгучее. Она всего лишь снимала бинт, но Тиамату казалось, будто с каждым снятым витком его тело всё больше обнажалось. Будто Гелиос раздевала его, а он не мог этому сопротивляться.

– Бедняжка, – наконец, произнесла она, увидев рану.

Тиамат перестал дышать, когда Гелиос подняла руку к лицу и, глядя в глаза демона, припала губами к порезу. Кровь не хлынула, руку не прожгла новая волна боли, но Тиамат успел ощутить прилив адреналина. Гелиос всего лишь поцеловала его ладонь, а он дрожал, точно возбуждённый юнец.

– Как же ты меня бесишь, – прохрипел он, крепче прижимая к себе Гелиос. – Сама разденешься или под дулом пистолета?

– Ты на работе, лордёныш, – она провела пальцами по его линии челюсти. Тиамат скользнул ладонью ей под юбку. – Тише-тише. Ты же не хочешь лишиться работы.

– Я хочу тебя, – он крепко сжал ягодицу, наслаждаясь жаром кожи девушки, её мягкостью, упругостью. – И ты будешь послушной, заткнёшься и разденешься.

– Вот ещё, – она игриво вытянула губки. – Я не в настроении.

– Тогда не обижайся.

Он поднялся, резко, даже грубо повалив Гелиос на стол, склонился над ней, разрывая ткань белоснежной блузки, стискивая грудь. Крохотные пуговицы отлетели в сторону, ткань затрещала. Тиамат впился голодным поцелуем в шею девушки, прощупывая её нервы, пуская по ним слабый разряд страха. Гелиос только улыбнулась, обвив ногами его тело.

– Ты не расплатишься, – прошептала она, сжав его плечи.

– Поговорим об этом, – утробно прорычал он, чувствуя, как с него спадала человеческая оболочка. – Когда кончишь… раз пять.

– Почему не шесть?

– Заткнись.

Он глубоко, крепко поцеловал её в губы, подаваясь вперёд, заставляя опуститься на стол. Она изгибалась, прерывисто дышала, раздевала его, пока он дрожащими руками срывал её блузку. Тиамат не нервничал, но был возбуждён настолько, что ему никак не удавалось унять дрожь во всём теле. Жар Гелиос, её дерзкое поведение, её близость и грубый флирт – всё это кружило голову, сводило с ума.

Тиамат напрягся, услышав щелчок и скрип открываемой двери. Он поднял взгляд на вошедшего, не разрывая поцелуя.

– Детектив Центаури, – произнёс полицейский. – Вы готовы к отчёту?

Конечно. В полной боевой готовности, буквально сгорающий от желания прочитать парочке полицейских занудную лекцию.

Гелиос отстранилась, выпустила его из захвата и встала со стола, оправив юбку и блузку. Тиамат схватил её за руку, не позволяя уйти.

– Мне тоже интересно послушать, – прошептала Гелиос, обдав его взглядом. – Твой отчёт обо мне, лордёныш.

Он не выпустил её руку, вперив взгляд в полицейских.

– Они принимают меня за лучшего друга, – улыбнулась Гелиос, мягко разжав его пальцы. – Как же ты планируешь убийство, если так волнуешься обо мне, лордёныш?

– Не хочу, чтобы они грохнули тебя раньше, чем это сделаю я.

Она хмыкнула, достав из сумочки помаду и зеркальце, подкрашивая губы.

– Не затягивай отчёт, лордёныш.

– Почему это? У меня есть, что рассказать.

– Потому что у меня к тебе, как к детективу, деловое предложение, – она сжала в линию накрашенные губы. – А ещё… я страшно теку, и теперь это твоя проблема.

Тиамат дёрнулся, стиснув зубы, глядя вслед Гелиос, которая, виляя бёдрами, прошла к свободному стулу и села, закинув ногу на ногу.

Шестой день

За мучениями Тиамата Гелиос наблюдала с самодовольной усмешкой. Она откинулась на спинку стула, не пытаясь прикрыть тело разорванной блузкой, ёрзала от нетерпения, постукивала ноготками по подлокотнику, в то время как демон не сводил с неё голодного, жаждущего взгляда. Он был напряжён, точно натянутая струна, дрожал от возбуждения, дышал неровно, словно ему не хватало воздуха, неспособный на чём-либо сосредоточиться. И, как следствие, неспособный даже воззвать к своим демоническим силам. Последнее сильнее всего распаляло азарт Гелиос. Ей всякий раз нравилось подобное зрелище: когда существо поглощено чем-то настолько, что забывает о своей сути, о себе самом. Сейчас Тиамат был беззащитен и опасен, как оголённый провод.

А значит следовало его добить.

– Так, – выдохнул Тиамат, запустив пальцы в рыжие волосы, собираясь с мыслями. – Гелиос. Слышали это имя?

– Я слышала, – Гелиос повела плечом. – Рассказать?

– Тебя я не спрашивал.

– Как грубо, – она улыбнулась, подавшись вперёд. – Для мальчика с диким стояком.

Полицейские расхохотались.

– Я не… – парень стиснул зубы, крепко сжав кулаки, опираясь руками о стол. Голос предал Тиамата и прозвучал по-юношески высоко. – Ну так что? Кто в курсе?

– Бог Солнца, – произнёс один из присутствующих. – Который ездил по небу на золотой карете.

Гелиос закатила глаза, и это не укрылось от взгляда Тиамата. Он хмыкнул. Теперь и у него было чем поддеть её, раздразнить – осталось только воспользоваться этой информацией в нужный момент.

– А Елена Троянская?

Тиамат улыбнулся нахальнее, заметив мелькнувшее на лице Гелиос удивление. Это имя тоже принадлежало ей. Точнее говоря, той женщине, что часто появлялась в свете, носила роскошные одежды и своим нахальством и смелостью вызывала восторг у правителей и зависть у их спутниц. За Елену боролись на смерть, после её отказа совершали самоубийство, перед ней преклонялись, как перед божеством. Гелиосом она становилась, надев тяжёлый мужской доспех и расправив сияющие солнцем крылья. Причина этой двойственности была проста: в века патриархата мужчины на поле битвы охотнее вставали под руководство другого мужчины, нежели считались с мнением женщины. Гелиос не пыталась изменить общество, она подстраивалась под него и существовала в нём, потому что общество помогало ей приблизиться к цели. Убить Бетельгейзе и Огму. Ради этого можно было проглотить гордыню и откликаться на два имени.

– Всегда знала, что Ангетенар – трепло, – произнесла она.

– Прекраснейшая, – буркнул полицейский. – Тебе мифы в голову ударили, Центаури? Ближе к делу!

– Именно, – Гелиос улыбнулась, закусив нижнюю губу. – Я тоже хочу… побыстрее.

Тиамат нахмурился, стараясь сохранять невозмутимое выражения лица, но в каждом его движении было заметное напряжение. Гелиос скользила по нему взглядом, изучая, рассматривая, оценивая. Чёрная строгая форма полицейского была ему определённо к лицу. Жаль только, что высокий воротник скрывал следы от укуса на шее.

– Это имя валькирии, – Тиамат показал фотографии Гелиос на проекторе. – Гелиос и, предположительно, Елена. Хищник? Да. Безрассудна? Да. Нападёт в открытую? Да.

– Особенно на маленьких лордов.

– Кстати говоря, – Тиамат засунул руки в карманы штанов. – Хоть один из вас сегодня додумался надеть золото?

Он окинул взглядом присутствующих, изо всех сил стараясь игнорировать Гелиос. Никто не поднял руки, не продемонстрировал украшение, не дал понять, что он пришёл подготовленным. Гелиос улыбнулась, слегка оттянув воротник блузки, игриво сминая пальцами ткань. Тиамат закатил глаза, демонстрируя безразличие.

– А придётся, – продолжил он. – Лучшая стратегия в борьбе с Гелиос – носить золото и не. Связываться. С Гелиос.

На этот раз она промолчала, надменно вскинув голову и переложив ногу на ногу. Тиамат до боли сжал челюсти. Даже в таком простом движении было что-то ненормально эротическое, возбуждающее. И демон, уже разогретый до начала презентации, сейчас остро реагировал на каждый жест ангела. Она была не просто смелой и наглой. Она была опасной.

– Как и другие валькирии, она быстрая и сильная, – Тиамат запустил запись с камер видеонаблюдения. – Сосёт кровь…

– …и не только.

Тиамат поднял раскрытую ладонь, его пальцы заметно подрагивали. Видимо, он и сам хотел пошутить подобным образом.

– Плюсом ко всему, – продолжил он, прерывисто выдохнув. – Она контролирует тех, кто ниже в иерархии. В том числе и мертвецов. Так что… если в морге участка остались трупы валькирий, то их следует передать на утилизацию. Гелиос не воскресит прах.

– Откуда такая уверенность? – спросил полицейский.

– Так действует некромантия. Нельзя заставить работать органы, если их нет.

– Один твой орган я заставляю работать и без некромантии.

– Ты, – Тиамат хмыкнул, подавшись вперёд. – Прекратишь себе льстить или тебе помочь?

– Язвить ты тоже не умеешь, – хмыкнула Гелиос. – Боже, сколькому же тебя нужно научить.

Тиамат закрыл глаза и отвернулся к экрану. К его щекам прилил жар, и он не хотел, чтобы Гелиос это заметила.

– Её возраст – более двух тысяч лет, – продолжил он. – Предполагаю, это древнейшее существо на планете.

Гелиос прыснула от смеха, и Тиамат дёрнулся. Это снова пустая издёвка или демон сказал невероятную глупость?! До встречи с Гелиос он и вовсе предполагал, что в мире не было никого древнее североамериканского короля вампиров и единственного на континенте десятикрылого ангела. Ангетенару на момент смерти было около тысячи лет, а ныне живущему Кетцалькоатлю – тысяча сто. Со своим образом жизни и склонностью драматизировать кровососы долго не живут.

– А ещё это существо – начало, – продолжил Тиамат. – Генерал валькирий.

– Надо же. Хоть где-то ты попал в яблочко.

Тиамат скрежетнул зубами. Почему каждая её реплика так сильно сбивала с мысли? И, что более важно, почему, несмотря на свою злость, он заводился ещё сильнее? Его просто дразнила стервозная женщина, которая при желании могла разорвать его на части. Тут, буквально, не было ничего сексуального.

– Просто заткнись, – с невозмутимым видом ответил он. – И я попаду ещё и в тебя.

Полицейские присвистнули и захохотали. Они реагировали несерьёзно, не чувствовали опасности и не излучали страха. Неужели генеральша и их эмоции подавляла также мастерски, как и подавляла свои? Гелиос нарочито медленно облизнула верхнюю губу.

– Пока эта тварь в городе, валькирий убивать нельзя, – произнёс Тиамат. – Задерживаем, составляем протокол и отправляем к кровавой ведьме в Жерминаль. И пускай Криста и Гелиос переубивают друг друга.

– До Жерминаля добираться день, – ответили ему. – На автозаках.

– Значит, отправим вертолётом, – ответил Тиамат. – Я… это устрою.

Гелиос вновь вскинула брови, она поднялась со стула, обошла стол, приблизилась к Тиамату, заставив его невольно отпрянуть назад. На экране крупным планом мелькало её лицо, но полицейские, сидевшие в комнате, не замечали сходства.

– Неужели? – она улыбнулась, пальцами стиснув воротник Тиамата, заставляя парня смотреть себе в глаза. – Маленький лордик так боится за жизни людей или просто пытается интриговать?

– Я полицейский, – хмыкнул Тиамат, склонившись. – И в первую очередь я думаю о безопасности гражданских.

– В благородство будешь играть с теми, кто в него верит, – Гелиос выпустила его из захвата. – Свободны, мальчики.

В глазах полицейских мелькнули золотые искры – слишком крохотные, чтобы придать им значение, и слишком яркие, чтобы не заметить их. Они покинули кабинет, оставив Тиамата и Гелиос наедине в мерцающем полумраке.

– Знаешь, – выдохнул он. – Поначалу я хотел убить тебя быстро. Сейчас я решил, что ты не умрёшь, пока мне не надоест.

– Уверен, что это случится? – она скользнула ладонями по его телу и улыбнулась, ощутив дрожь, услышав прерывистый вздох. – Как мило. Я ничего не сделала, а ты уже напрягся.

– Просто не люблю, – он прислонился поясницей к столу и откинул голову назад, когда Гелиос прижалась к нему, расстёгивая пуговицы, пробираясь под ткань рубашки. – Когда меня трогают без согласия.

– Где трогают? – она улыбнулась, кончиками пальцев проведя вдоль ширинки, обхватывая отвердевший, выступающий бугор. – Здесь?

– Х-ах…

– Ну же, лордёныш, – промурлыкала она ему на ухо. – Быть таким уязвимым – опасно.

– Ммгм!..

– Ты готов поговорить о деле, хороший мой? – прошептала Гелиос, водя пальцами вверх-вниз вдоль ширинки, словно играя. – У меня оно первостепенной важности.

– Д… да-ах!..

– Ш-ш-ш, – она с жаром прикусила его мочку уха. – Я понимаю, ты любишь свою работу. Но не стоит быть настолько эмоциональным.

– Я, – он впился ногтями в ладони, пытаясь сосредоточиться, что было невероятно трудно сделать из-за дразнящих действий Гелиос. – Спокоен. Абсолют… но.

– Может, тебе что-то мешает? – она скользнула поцелуями по его шее к ключицам, обжигая кожу прикосновениями. Тиамат содрогался от малейшего движения. – Мне дать тебе время на передышку?

Вместо ответа Тиамат прижал к себе девушку, глубоко, со злобой и яростью поцеловал её, тем самым заставляя заткнуться, тазом невольно толкаясь навстречу руке. Ладонью он пробрался под её разорванную блузку и стиснул пальцами грудь, сжал отвердевший сосок. И чувствовать, касаться и сжимать такое пылкое тело было… любопытно. Его хотелось изучать, исследовать, выявить слабые места, чувствовать. Увидеть в этой надменной стерве слабую, нежную женщину, едва способную дышать от взаимной страсти. Но не сейчас. Сейчас, должно быть, впервые в жизни Тиамат не был властен над другим живым существом. Властны были над ним.

Он выдохнул в поцелуе и всем телом подался вперёд, срываясь на слабые, по-юношески нежные стоны. Гелиос ласкала его, глубоко целовала в ответ, словно пробовала на вкус, с наслаждением вдыхала его запах. И не отняла руки, когда Тиамат содрогнулся, глухо простонал, откинувшись назад и кончая.

Гелиос на мгновение прервала поцелуй, но Тиамат подался вперёд, ловя губами её губы, безмолвно умоляя о продолжении. Каждый раз после оргазма он переставал принадлежать себе и превращался в… кого-то другого. В того, кто требовал любви, боялся одиночества и сильнее всего на свете хотел ощутить тепло чужого тела. Становился собой.

Тем, кого ненавидел.

Гелиос вновь прервала поцелуй, коснулась губами шеи Тиамата, пульсирующей вены, наслаждаясь тяжёлым дыханием парня. Она была голодна, демон это чувствовал, и всё же не нападала. Он прерывисто выдохнул, пальцами зарывшись в мягкие, золотистые волосы.

– Гелиос, – прошептал он, закрыв глаза, прижимаясь губами к её уху. – Гелиос.

– Ты так нежен, лордёныш, – она улыбнулась, проведя ладонью по его щеке, вглядываясь в глаза. – Но этого мало.

– Что..?

– Кончай.

Тиамат дрогнул всем телом, вновь ощутив приливший к паху жар и яркую, головокружительную вспышку удовольствия. Гелиос ухмылялась, вглядываясь в его лицо, большим пальцем надавив на нижнюю губу. В её глазах мелькали крохотные золотые искры. Демон стиснул зубы, крепко сжал кулаки. Его тело слишком отчаянно отдалось приказу, слишком резко ответило и слишком ярким был этот насильственный оргазм.

– Кончай.

Он вновь напрягся, пытаясь сопротивляться, но в итоге лишь сдавленно простонал, откинувшись назад.

– Кончай.

– Прек..!

Каждый приказ был как удар хлыста. Удовольствие было невыносимым, практически болезненным, слишком резким, слишком неправильным. Он зажмурился, взывая к своим способностям, вселяя в Гелиос раболепный ужас и разрушительный гнев. Не помогло.

Она лишь улыбнулась, на этот раз позволяя ему отдышаться.

– Ты согласен на меня работать? – промурлыкала она, сжимая в объятиях дрожащего парня. Его тело после насильственной ласки было таким чувствительным, словно представляло собой оголённый нерв.

– Ты… – часто и глубоко дышал он. – Со мной не расплатишься…

– Неужели?

– Не взду..!

– Кончай.

Тиамат содрогнулся от новой вспышки смешанной со жгучим удовольствием боли, его стон перешёл на низкий, утробный рык. Мысли расплывались, то, что должно вызывать наслаждение, превратилось в пытку и принуждение. Гелиос была близко, смотрела ему в глаза и улыбалась, наблюдая за его беспомощностью.

– Мне нужно найти моего младшего родственника, – произнесла Гелиос, прижимаясь, заключая Тиамата в ласковые, практически любовные объятия. У него не было сил оттолкнуть её. – Я не знаю его имени, не видела его, не знаю, где искать, – произнося это, она покрывала медленными, чувственными поцелуями шею и плечи Тиамата. – И он пахнет, как я. Я не чую его запаха.

– К-как..?

– Не задавай вопросов, – прошептала она. – Действуй. А пока давай ещё поиграем. Кончай.

Больше Гелиос не разговаривала. Она повторяла свой приказ снова и снова, прерываясь только на долгие поцелуи, поддразнивания, даже на оскорбления. Тиамат содрогался и съёживался, пытаясь защититься от щекотки, зажимал уши, пытаясь не слышать её приказов. С каждым насильственным оргазмом боль из паха перетекала во всё тело, сводила мышцы, лишала воли.

Гелиос цокнула языком, не сразу заметив, что Тиамат потерял сознание.

– Перестаралась.

Седьмой день

Тиамат проснулся, потому что почувствовал голод. Вместе с ним он ощутил ноющую боль в каждой мышце, усталость, несмотря на долгий и тяжёлый сон без сновидений, жжение в шее. Сжав зубы, он коснулся кожи и нащупал пальцами бинт.

Бинт.

Он резко открыл глаза и подскочил на мягкой, пружинистой кровати. На нём не было одежды, не было даже человеческого облика. В вену был вставлен катетер с трубкой, по которой в тело Тиамата вливалась холодная донорская кровь. Стиснув зубы, он выдернул катетер и поднялся на негнущихся ногах, отчаянно размахивая хвостом, чтобы удержать равновесие. Не вышло. Тиамат рухнул на колено и сквозь зубы выругался.

– Доброе утро, лордёныш.

Гелиос улыбнулась, опираясь плечом о дверной косяк. На ней вместо разорванной блузки и узкой юбки было вечернее длинное красное платье с глубоким вырезом и открытой спиной. Яркий макияж, элегантная причёска, надменный взгляд, и у Тиамата на мгновение замерло сердце. Он скрежетнул зубами, взмахнув массивными крыльями, помогая себе встать.

– Ты в курсе, сколько тебе светит за похищение и попытку убийства?

– Тебе не кажется, – она кокетливо вытянула губки. – Что таких, как я, не запугать тюремным сроком?

– Посмотрю, как ты запоёшь в Жерминале…

– Ну-ну, – Гелиос улыбнулась, пальцем поманив к себе Тиамата, словно покорного пёсика. – Идём. Ужин стынет.

– Думаешь, я буду есть твою еду?

– Я настаиваю.

Гелиос прошла за угол, и Тиамат закатил глаза, поднявшись с пола. Он окинул взглядом окутанную полумраком комнату, выбирая, чем бы прикрыться, но потом решил, что делать этого не стоит. Гелиос достаточно провоцировала его своими выходками, теперь настала его очередь раздразнить её собственной наготой. К тому же, Гелиос – генерал, её не должен смущать вид обнажённого мужчины. И в то же время она – девушка! Тиамат скрежетнул зубами, и, так и не приняв решение, прошёл в освещаемую только светом свечей столовую. Гелиос села за круглый стол, закинула ногу на ногу, сжала пальцами бокал с насыщенной красной жидкостью.

– Там моя кровь? – Тиамат потёр шею.

– Ну что ты? – Гелиос сделала глоток. – Это хотя бы можно пить.

– Ага, – он закатил глаза, садясь напротив девушки. – Моя кровь отвратна, и поэтому ты грызёшь меня при любом удобном случае.

– Я оказываю обществу услугу, – она повела плечом. – Чтобы больше ни один кровосос не мучился, ошибочно приняв тебя за аппетитного демона.

Тиамат раскрыл рот, чтобы ответить, но Гелиос протянула руку к его лицу, провела пальцами по скуле, убрала прядь тёмных волос за ухо. Он сощурился и пустил по её венам волну страха, но, как обычно, не ощутил отклика. Гелиос игриво улыбнулась.

– Не сработает. Я ничего не боюсь.

– Я заметил, – он закатил глаза. – Скучно с тобой.

– Невероятно, – сказав это, она подняла железную крышку с подноса. – Сам будешь есть или мне приказать?

– Засунь свои приказы себе глубоко в…

– Для начала я засуну туда тебя и не выпущу, пока мне не покажется этого достаточно.

– Какая же ты тварь, – Тиамат закрыл лицо ладонью, чувствуя, что даже в демоническом облике его лицо отражает стыд. – Ты можешь нормально общаться?!

– С лордёнышами? Нет.

Тиамат опустил взгляд на еду, и его желудок запел голосом синего кита. Гелиос не мелочилась. Жареное мясо, птица ресторанного качества, различные соусы, приготовленные овощи и даже нарезанные в причудливые формы фрукты. Но сильнее всего удивили Тиамата грибы. Чёрные, со светящимися сине-зелёными прожилками, мягкие и сочные. Деликатес, который выращивали только в подземных городах демонов, и который моментально разлагался от солнечных лучей.

– …откуда?

– Лорд Дагон Этана был очень любезен, – улыбнулась Гелиос. – Особенно когда узнал, что у меня в постели его единственный сын…

Тиамат не ответил, хотя Гелиос явно требовала продолжения разговора. Он отложил грибы в сторону и принялся сметать всё, что видел, практически не жуя. Гелиос, не задавая вопросов, открыла для него бутылку ледяного белого вина, и Тиамат порой прикладывался к ней. Он пил алкоголь и не чувствовал вкуса, совершая долгие, глубокие глотки. Вскоре он об этом пожалеет, но сейчас ему было плевать на всё.

Едва уняв сосущий голод, он снова поднял взгляд на Гелиос.

– Итак, ты меня похитила…

– Ты был таким беспомощным после дрочки, – она подмигнула ему. – Я не могла оставить тебя в таком состоянии. Я же не бесчувственное чудовище.

– И нахрена ты меня раздела?

– Тебя нужно было отмыть, а одежду – выстирать. Одного прикосновения к ней хватило бы, чтобы забеременеть.

– А теперь главное, – он нахмурился, его льдисто-голубые глаза ярче вспыхнули во тьме. – Кто в участке меня видел?

– Никто. Я знаю, что демоны не светят реальным обликом, не волнуйся.

– Не волнуйся, – он закатил глаза. – Ты из меня второй раз кровь сосёшь. Чем я заражён?

Гелиос вновь улыбнулась и поднялась из-за стола, обошла Тиамата, встала у него за спиной. Она провела жаркими ладонями по его плечам, по шее, склонилась и коснулась губами забинтованной кожи. Даже в таких слабых, полных ласки прикосновениях чувствовалась сила, власть, доминирование. И желание. Тиамат вздрогнул, когда она скользнула ноготками по его прессу, прерывисто выдохнул, перехватил её руки. Он терпеть не мог щекотку. Каждый раз он из-за этого возбуждался.

– Это секрет, – промурлыкала она. – Который я обменяю на одну твою тайну.

– Какую же? – тихо, слабо прошептал он.

– Почему ты Центаури? Почему не Тиамат Этана? Почему ты, демон, носишь фамилию вампирского герцога?

Тиамат обернулся и встретился с ней взглядом.

– Какое это имеет значение?

Гелиос наклонила голову набок, вглядываясь в его лицо. В этот момент Тиамат пожалел, что не родился белым демоном. Будь он воплощением гордыни, он бы приказал Гелиос отвечать честно, и она не посмела бы ослушаться. Но он не был белым, и чужим сознанием из них двоих управлял не демон.

– Герцог вампиров ищет случая пообщаться со мной, – ответила она. – Отправляет своих прихвостней на поиски, допрашивает моих ангелов. Я хочу знать, что потеряю, если убью его.

Тиамат резко схватил её за руку, перекрутил запястье. Будь Гелиос человеком, её кости от такой хватки издали бы влажный, отвратительный хруст.

– Не смей, – стиснул зубы он, обдав Гелиос всем накопленным за сутки страхом.

– Я поступаю так, как считаю нужным, – голос Гелиос был холоден, лишён кокетства и привычного лукавства. – И я ещё ни одному корму не позволяла себе приказывать.

Демон пустил по венам Гелиос гнев, но он умер, не способный зародиться в этом безмолвном море самоконтроля и спокойствия. Порой парень понимал, насколько на самом деле беззащитен перед этой девушкой, но ничего не мог поделать со своими демоническими инстинктами. Провоцировать кого-то или запугивать было заложено в нём самой природой, и избавиться от этой особенности по щелчку пальцев он не мог.

– Он убивает вампиров, – Тиамат нахмурился, выдержав взгляд Гелиос. – Убивает и таких, как ты. Оборотней, магов, ведьм и всю прочую агрессивную нежить он убивает, чтобы у смертных был шанс выжить. И такой, как ты, этого не понять.

Гелиос ответила молчанием, вглядываясь непроницаемыми янтарными глазами в лицо Тиамата. Он скрежетнул зубами. Ей было мало такого ответа.

– Он растил меня с младенчества, понятно?

– Подробнее.

Тиамат закатил глаза, выпустив руку Гелиос из захвата.

– Проксима предложил Дагону мир. Сказал, что вампиры не тронут демонов, но взамен будут добывать из подземных городов руды драгоценных металлов. Проксима – провидец. Своим даром он нашёл под Флоридой целые залежи золота и серебра.

– Для оружия, – Гелиос посмотрела в сторону, постукивая пальцами по спинке кресла. – А Дагон?

– А Дагон хотел войны, чтобы выгнать нежить со своей территории, – хмыкнул Тиамат. – Он знал, что вампиры с ума сходят по полукровкам. Вот и отправил Проксиме на воспитание своего бастарда, зная, что герцог, которого назначил сам Ангетенар, этот ходячий ужас, не сдержится и напьётся крови. Дагону не нужен был ублюдок. И потому он согласился на мир только до тех пор, пока ублюдок жив.

Тиамат вглядывался в лицо Гелиос, ожидая увидеть выражение презрения или отвращения, но этого не произошло. Он видел лишь мудрое, безмятежное спокойствие. Быть может, Гелиос была слишком стара, чтобы понять обиду Тиамата, быть может, её это и вовсе не интересовало. Но она слушала его молча, проглотив все язвительные замечания.

– Что такое? – хмыкнул он. – Никакого «ублюдочный лордёныш»? Теряешь хватку, старушка.

– Среди бессмертных тоже есть ублюдки… есть и дети насилия. И это не та тема, которая может стать прелюдией, – она смотрела в сторону. – Что было дальше? Тебя растил герцог вампиров.

– Он сделал меня убийцей вампиров, – Тиамат едва заметно улыбнулся. – Сам он всегда охотился на преступников, так что жажды ко мне не испытывал. Но признавал, что его собратья окажутся ко мне более жестоки. Вот и научил убивать вас.

– Плохо учил.

– До тебя я грохнул больше сотни бессмертных, – он закатил глаза. – Думаешь, меня просто так любят в полиции?

– И за скольких ангелов мне тебя наказывать?

– Для начала, – Тиамат откинулся в кресле. – Ты ответишь мне на мой вопрос. Чем я заражён?

Гелиос лукаво улыбнулась.

– Тем, из-за чего наше знакомство продлится немыслимо долго, хороший мой.

– Отвечай. На. Вопрос.

– Ты получил ответ. Не моя вина, что ты его не понял.

– Значит, это что-то полезное тебе, – он убрал руки за голову, потёр пальцами рога, глядя в потолок.

– Ни один дар в мире, – Гелиос улыбнулась, садясь на подлокотник кресла Тиамата. – Не стоит того, чтобы терпеть твоё общество.

– Да-да, – он, не таясь, скользнул взглядом по её телу, посмотрел в глаза. В тусклом свете свечей они казались выплавленными из золота высшей пробы. – Ты просто боишься признать, что я для тебя – само совершенство.

– Чем это?

– Моя кровь, моё тело, мой характер, – он улыбнулся, ладонью ненавязчиво проведя по бинтам на шее. – Мне должно быть стыдно за то, насколько я идеален.

– Только ли за это?

– Просто признай, – он перешёл на шёпот, повернувшись к Гелиос, мягко прикусив плечо девушки. – Что за две тысячи лет никто не возбудил тебя сильнее, чем я, и остаток ночи ты будешь сладко стонать от множественных оргазмов.

– Я? – она склонила голову, приблизившись, пальцем проведя по губам Тиамата. – Или маленький, сгорающий от страсти лордик?

Он улыбнулся и прерывисто выдохнул, подавшись вперёд, сильнее прижимаясь к Гелиос, наслаждаясь жаром её тела, её запахом. Она играла с ним, флиртовала, дразнила его, и Тиамату нравилось отвечать ей взаимностью. Но это никуда не вело. Остроты Гелиос только сильнее распаляли его, а она лишь увлечённее с ним играла и в итоге от её выходок он лишался сознания и пары литров крови. Может, подчиниться ей?

Только в этот раз.

Для разнообразия.

Посмотреть на растерянную самодовольную генеральшу, у которой не найдётся ни одной остроты от покорности Тиамата. В самом деле, зрелище должно выйти завораживающим. Зрелище того, как бастард лорда демонов, пообещавший убить Гелиос, опускается перед ней на колени и покорно целует носок туфли.

Нет. Не дождётся.

– Я не люблю стерв, – промурлыкал Тиамат, проведя пальцами по лямке красного платья, в том месте, где ткань касалась обнажённой кожи. – Особенно тех, которые сосут из меня кровь.

– Какой ты нежный, – улыбнулась Гелиос, коснувшись ладонью его щеки. – Боишься быть грубым с женщиной, лордёныш?

– Боюсь, что из тебя песок посыплется, старушка.

Тиамат широко улыбнулся, увидев мелькнувшую в лице девушки тень, и притянул Гелиос к себе, посадил к себе на колено, накрыв её плечи тяжёлыми перепончатыми крыльями. Наконец-то. Ему удалось хоть на мгновение сбить корону с её головы.

– Ты же в курсе, – прошептал он, касаясь губами бледной шеи, лихорадочно пульсирующей вены. Его хвост, который до этого момента подрагивал и крутился, сейчас туго обвился вокруг голени Гелиос. – Как сейчас просто тебя убить?

– Когда ты так возбуждён? – произнесла она, подаваясь навстречу поцелуям, изящно изгибаясь от каждого движения рук. – Попробуй.

Он шумно выдохнул, заострёнными ногтями сжимая ткань платья, прикусывая нежную кожу. Ладонями девушка упиралась в его грудь, слабо, неохотно отстранялась. И это распаляло только сильнее. Гелиос строила из себя недотрогу, несмотря на то, что желала Тиамата не меньше, чем он её, играла с ним, даже когда в этом не было смысла.

– Ну же, лордик, – шумно выдохнула она, откидываясь назад, позволяя ему покрывать долгими поцелуями грудь. Одним движением она вытащила из волос заколку и распустила длинные волосы. – Убей меня.

– Заткнись.

– Долго мне ещё ждать? – Гелиос глухо простонала, когда Тиамат прикусил сквозь ткань отвердевший сосок. – Ты уже убиваешь?

– Начинай, – выдохнул он, встав с кресла, легко подняв Гелиос на руки. – Молить о пощаде.

– Ты обращаешься ко мне, – она провела пальцами по его линии челюсти, мягко поцеловала в щёку, оставляя на коже след от помады. – Или к моей одежде, которую вечно рвёшь?

– …извинений не жди.

– У меня сотни способов выбить их из тебя.

– Да? – Тиамат поставил Гелиос на ноги и толкнул на кровать, заставляя упасть на пружинный матрац. Она попыталась подняться, но он накрыл её губы поцелуем, заставляя вернуться в лежачее положение. – В этот раз я сверху… претор.

– А что… будет ещё раз? – с трудом произнесла Гелиос, когда Тиамат дрожащими руками осторожно стянул с плеч лямки платья.

– Я же сказал, деньгами ты со мной не расплатишься.

– Вот дерьмо…

Тиамат провёл языком по ореолу соска, прикусил его, оттянул зубами. Гелиос изогнулась, пальцами зарывшись в его волосы, ладонью случайно задев рога. Стягивая платье, Тиамат спускался поцелуями ниже, оставляя на коже влажные следы. На этот раз он действовал аккуратнее, и отбросил одежду в сторону, вместо того, чтобы разорвать её. После, окинув взглядом обнажённое тело, он медленно облизнул губы. Какой бы стервой Гелиос ни была, своё звание Прекраснейшей она оправдывала. Её тело было стройным и подтянутым, что не могли скрыть её дорогие тряпки. А вот белесые, едва заметные шрамы Тиамат увидел впервые.

Он провёл двумя пальцами по шраму, тянущемуся от нижних рёбер до низа живота, скользнул к половым губам, надавил на них. Белья Гелиос перед свиданием предусмотрительно не надела.

– Где твоя грубость, лордёныш? – она приподнялась, качнув бёдрами.

– Там же, где и твоя дерзость, – Тиамат улыбнулся, пальцами игриво и небрежно скользя вдоль нижних губ, раздвигая их, проникая внутрь на глубину фаланги. – Ах да… для неё ты слишком сильно намокла.

– Тебе кажется, – она натянуто улыбнулась, жаркими ладонями скользнув по его телу. Бледность Гелиос резко контрастировала на фоне синей кожи Тиамата. – Ты меня ни капельки не возбуждаешь. Наклонись и проверь.

Он улыбнулся после недолгой паузы.

– Я ещё ни одной не отлизывал.

– Я уже смирилась, – Гелиос поднялась и провела ногтями по торсу Тиамата, заставив его дёрнуться от щекотки. – Что тебя всему нужно учить.

– Ложись обратно, сука.

– А ты меня заставь.

Тиамат склонился и мягко поцеловал Гелиос в губы сразу перед тем, как засунуть в рот влажные пальцы. И вкус, и запах ангела возбудил его сильнее, чем демон на то рассчитывал. Игривый взгляд, красивое тело и дразнящая улыбка. У Тиамата закружилась голова. Гелиос дважды едва не убила его и каждый раз хамила, однако он сходил с ума от желания.

– Я свяжу тебя и засуну в рот кляп, – прошептал он.

– Из нас двоих, – она провела языком по своим клыкам. – Связан будешь только ты. А теперь используй язык по назначению… или тебе проще, когда тобой повелевают?

– Мне проще, когда ты не такая сука.

– Тогда мне повезло, что ты не боишься трудностей.

Тиамат глухо выдохнул и опустился на колени, мягко прикусив кожу чуть ниже пупка. Гелиос шумно выдохнула, пальцами зарываясь в его волосы.

– Показать тебе, где клитор?

– Заткнись.

И в подтверждение своих слов, Тиамат провёл языком по чувствительной точке, вглядываясь в лицо девушки, обхватил губами, надавил. И улыбнулся, услышав сорвавшийся с губ девушки стон. Он целовал её со всей нежностью, на какую только был способен, неторопливо проникая внутрь пальцами, создавая кончиками вибрацию. Он знал, как доставить удовольствие женщине, «учился» этому с фиолетовыми демоницами – воплощениями похоти. Но сейчас впервые был в таком уязвимом положении.

И чувствовал себя потрясающе. Гелиос изгибалась, стонала, не могла вставить ни единого язвительного замечания, и Тиамат впервые чувствовал власть над ней. Её запах сводил с ума, жар тела заставлял дрожать от нетерпения, а стоны и плавные движения сулили наслаждения. Тиамат на мгновение оторвался от ласки и прикусил бедро Гелиос, пытаясь унять растущее возбуждение.

– Хах… – выдохнула она. – Не оста-а-ах..!

Тиамат улыбнулся, пальцами резко и грубо проникая внутрь. Впервые у него получилось заткнуть надменного ангела, и он собирался пользоваться своим умением при любой удобной возможности. Заставив его быть снизу, Гелиос допустила ошибку и теперь медленно теряла контроль над ситуацией. Сейчас Тиамат мог делать с ней что угодно – Гелиос всё равно была слишком возбуждена, чтобы сопротивляться.

Но ему было интереснее ощутить её оргазм. Языком, пальцами, ртом. Услышать томный стон, увидеть во взгляде загадочный блеск, почувствовать, как её пальцы стискивают его волосы. Поэтому он продолжил лизать, целовать, сжимать и грубо проникать пальцами, с похотливой манией слизывая проступающую влагу. Утром он возненавидит себя за разврат. Утром Гелиос будет дразнить его за это. Сейчас же он наслаждался близостью и изо всех сил стремился доставить удовольствие своей…

…госпоже?

Тиамат на мгновение зажмурился. Даже мысленно он не позволял себе так обращаться к этой надменной, высокомерной дряни. Он не нижний. Он никому в жизни не подчинялся.

– Нммхах!..

Никому и никогда.

Гелиос задрожала в его руках, невольно двигая тазом навстречу пальцам, крепко прижимая его лицо к своей промежности. Он глухо дышал, срываясь на рык, жалея, что не способен испить её удовольствие.

И, даже когда она испытала оргазм, Тиамат не остановился, желая по-своему приятно отомстить ей за их предыдущий раз.

В эту ночь они были слишком заняты, слишком поглощены друг другом, чтобы ощутить, что из своего плена сбежала королева вампиров.

Восьмая ночь

Запросить разрешение на посадку в аэропорте Пеории было сложно, но отказать королеве вампиров в её приказе – и сложнее, и опаснее, и чревато последствиями. Антарес сильна, и экипаж самолёта чувствовал это. Она запросто могла мановением руки лишить их жизни, могла стукнуть острым каблучком и развалить самолёт на части. А могла и не делать этого. Её глаза во тьме сияли, словно огоньки свечей, её прекрасное лицо было бескровным, без намёка на эмоции, её власть пронзала иглами мозг и впивалась в сознание. Непредсказуемая, властная, сильная. Детей Центаури не удивляло, что отец предложил ей свою дружбу, а не убил, когда была возможность.

Почему она бежала от своего нового супруга – оставалось загадкой. Ещё большей загадкой для семейства Центаури были друзья королевы. Стая белых волков-оборотней, чей вожак с мрачным видом смотрел на Антарес, но не рычал, не огрызался, и вообще ходил, прижав меховые уши к голове и опустив хвост. Собачки своим видом выводили из себя вертигров, которые без конца точили когти и зубы о сидения в самолёте. Их альфа – чёрный тигр, свернулся клубком на кресле рядом с Антарес. Двухметровый дракон, принявший облик человека и пускавший кольца дыма в датчики; парочка молчаливых людей; королева демонов и её советник; падший ангел. Но сильнее всего Центаури удивились, увидев надевшего серебро Кетцалькоатля.

Во-первых, Кетцалькоатль был главнокомандующим ангелами на материке, и такому существу нечего делать в логове могущественных вампиров. А во-вторых… раньше у него было десять крыльев, которые он прятал под одеждой. Сейчас же, судя по его хромоте, неловким движениям и странной болезненности лица, его лишили крыла. Он всё ещё пытался скрыть это мешковатой одеждой, но выдавал себя с головой в самых обыденных вещах.

– Мне убить пилотов? – едва слышно спросил он, обращаясь к Антарес.

– Убийцы вампиров под моей защитой, – ответила Антарес. – И если ты, тварь, так хочешь крови, то либо пей собственную, либо выпрыгивай из самолёта.

– Антарес, – Кетцалькоатль вздохнул, склонил голову. Его длинные серебристые волосы свисали почти до пола. – Я спас тебя из плена…

– Поблагодарю тебя сразу после того, как забуду, что ты двести лет держал меня в гробу, – она стиснула зубы, оскалила клыки. Красные глаза вспыхнули, воздух задрожал от давящей силы. – Даже не пытайся выслужиться, недорубок.

Кетцалькоатль сощурился, крепко сжал челюсти, потёр руки, но ничего не сказал. Ангелы говорили, будто бы у их лидера крутой нрав, что он очень злопамятный и своим чувством справедливости причиняет больше вреда, чем пользы. Но рядом с Антарес он становился покорным и тихим, и даже не пытался вынуть пистолет из кобуры, взвести курок и выстрелить. И это, несомненно, радовало приёмных детей Проксимы Центаури.

– А это не он, – запершись в кабине пилота, переговаривались дети Проксимы. Они общались полушёпотом, зная, что в противном случае бессмертные могут услышать их. – Прожарил спину новому королю вампов?

– Он, – кивнул второй. – А теперь ещё и выкрал его жену. Чувствую, нас снова ждёт война вампиров с ангелами. Очаровательно.

– Ты уверен, что вампиры пойдут за Дейном? Он стал королём… сколько? Месяца три назад?

– Отец пойдёт. Да и выбора у него не будет.

Они ненадолго умолкли. Один из молодых людей прикурил прямо в кабине пилота.

– Что ж, ставлю штуку, что выпендрёжник рванёт на короля первым.

– Тиамат? – хмыкнул второй. – Не рванёт. Трудно бегать, когда тебя целует в задницу каждый второй золотой…

Центаури тихо рассмеялись. Все вместе они воспитывались в приюте, который основал десятки лет назад Проксима Центаури. Он учил детей убивать бессмертных, был терпелив к каждому своему приёмышу и воспитывал в них лучшие качества. Проксима растил и демонов, и оборотней, и ведьм, и даже обыкновенных людей – всех, кто нуждался в нём, но был слишком напуган и беспомощен, чтобы попросить о заботе.

Тиамат же даже в такой разношёрстной компании был белой вороной. Он быстро понял, что его ментальные способности развиты в разы лучше, чем у других демонов, и без конца ими пользовался. Часть воспитанников приюта терпеть его не могла, часть – пыталась с ним подружиться. Но все, как один, признавали его лидерство. Мальчишка, со способностями или без, всегда умел подавлять своё окружение, подчинять его своей воле. И этот талант прирождённого командира только ярче проявил себя, когда выяснилось, что Тиамат – сын лорда Дагона.

Но слегка потускнел, когда позже выяснилось, что его матерью была красная демоница Феба – универсальный солдат в юбке, настолько сильная и не способная контролировать гнев, что в порыве страсти явно свернула Дагона в узел, а после сделала с ним всё, чего ей самой хотелось. Судя по тому, что Феба до сих пор прислуживала Дагону, он был явно не против женского доминирования. Но вот Тиамат был не в восторге от этого из-за долгих и упорных насмешек от приютских детей.

Впрочем, прошлое в прошлом. И Тиамат явно уже давно пошёл по заветам отца, нашёл себе властную госпожу, в чём никогда не признается даже старым друзьям. Порой Центаури скучали по его нарциссичной, самовлюблённой натуре, а порой радовались, что он был далеко от них.

Кстати, о госпожах…

Дверь кабины открылась. Антарес вошла внутрь, заглянула через плечо пилота на приборы. Четырёхсотлетняя вампирша вряд ли что-то понимала и в пилотировании, и в устройстве самолёта, поэтому она вторглась в мысли пилотов, прочесала их вдоль и поперёк, вывернула наизнанку. И ощущалось это, словно пронзающие затылок иглы.

– Ваше Величество?..

– Сажай, – только и ответила она.

– Но мы ещё далеко от Фло…

– Твоё дело – не разговаривать, – сказав это, она сжала руку парня так крепко, что у него что-то щёлкнуло в плече. Он побледнел. Кожа королевы была холодна, как лёд, её ногти прорвали одежду, оставили кровоточащие раны на коже, её клыки оказались опасно близко к сонной артерии. – Твоё дело – выжить, и сейчас я – единственное препятствие для твоей цели.

Взгляд парня застыл. Он машинально выключил автопилот и взял управление самолётом в свои руки. На лбу бисеринками проступил пот, похолодевшие руки дрожали, во рту пересохло. Он уже убивал вампиров, у него было при себе серебряное оружие для моментальной экзекуции, за его плечами годы смертей и болезненного опыта. Но никогда в жизни он так не боялся. Слабости бессмертных легко прочитать – это сильные существа, но не неуязвимые, жестокие, но пребывающие в плену страстей. Антарес же излучала чистейшую ауру зла. И, даже будучи абсолютным атеистом, парень невольно вознёс молитву Светлейшему…

Давящий страх улетучился, когда требование Антарес было выполнено. Казалось, словно сгустившиеся над головой парня чёрные тучи мгновенно рассеялись, и сквозь тьму проглянули лучи бледного света. Антарес не отошла, не выпустила плечо из захвата, но парню, казалось, стало легче дышать в её давящем присутствии.

– Ваше Величество, – осторожно начал второй пилот. – Вам лучше вернуться на своё место и пристегнуться. Мы сниж…

Он пытался сказать ещё что-то, но слова не слетали с губ. Намёк был понят, и больше ни один Центаури не рискнул произнести ни слова при королеве вампиров.

Итак, запросить разрешение на посадку в аэропорту Пеории было сложно. И всё же, самолёт остановился на одной из двухмильных взлётно-посадочных полос. Спустя время к двери самолёта подвезли лестницу-трап, у которой незваных гостей ждали автобусы с персоналом аэропорта. Центаури переглянулись и глухо вздохнули. Во-первых, их ждала бумажная волокита, объяснения и, быть может, лишение лицензии. А, во-вторых, им придётся побеспокоить отца своими проблемами.

Королева вампиров вышла из самолёта первой. На секунду застыв, она огляделась, нюхая воздух. В холодном ночном мраке её глаза сияли особенно ярко инфернальным пламенем, бледная кожа казалось, была окружена призрачным ореолом. Короткие чёрные волосы трепал ветер.

– Королева, – буркнул вервольф, прижав к голове белые уши. – Не хочу злить, но скоро рассвет.

– А что, – зевнул вертигр, потягиваясь и тут же вставая между королевой и волком-оборотнем. – Не взял крем для загара, дворняжка?

– …нас приглашают, – ответила Антарес, и её голос прозвучал отстранённо и печально, словно зимний ветер, воющий меж ветвей.

– Кто приглашает? – прорычал дракон, втиснувшись между тигром и волком.

Антарес не ответила. Задержала взгляд на людях внизу, провела языком по острым клыкам. Она была голодна, это можно было понять по холоду, идущему от её кожи. Кетцалькоатль, второй кровопийца на борту, тоже давно не питался, но, в отличие от королевы, держал себя в руках и не собирался нападать на первого встречного.

Она спустилась. Властно стуча каблуками, виляя бёдрами, улыбаясь одной из своих самых лукавых улыбок. Властная, непредсказуемая, внушающая ужас, она, тем не менее, оставалась невероятно привлекательной. Однако одного природного обаяния всегда было мало, чтобы заткнуть пару надоедливых людей. Потому вдоль взлётной полосы вновь прокатилась волна давящей, первобытной силы.

Люди схватились за шеи. Их лица начали багроветь, потом синеть; они царапали себе горла, со ртов сначала потекла пена, а потом и пунцовая, пузырящаяся кровь. Она текла из пытающихся поймать воздух ртов, из глаз, из носа и ушей. А Антарес, холодно улыбаясь, смотрела на них свысока, упиваясь бессмысленным насилием. И, несмотря на голод, она не использовала этих людей для пищи. Как и Кетцалькоатль.

Центаури стиснули зубы. Именно с подобным их учил бороться отец: с безумием бессмертных, с их вечной жаждой крови и отвратительной жестокостью. Рука одного из них потянулась к пистолету с серебряными пулями. И, стоило ему сжать оружие в ладони, ощутить его вес и мощь и взвести курок, как он в ту же секунду обратился в камень.

Центаури дёрнулись от такой демонстрации силы. Королева демонов, Дивена, смотрела на них сквозь стёкла очков, держа руки в карманах. За всё время перелёта она не проронила ни слова, ни разу не приняла демонический облик, и практически не отрывалась от своих древних книжек.

– Незаконное хранение оружия, – с усталой улыбкой произнёс золотой демон, советник Дивены. – Угроза жизни и здоровью физического лица, а также множественные случаи убийств высокопоставленных вампиров и ангелов. Моя прекрасная королева милосердна и заставит вас гнить в каменной оболочке. Я же, – Аваритиа сверкнул яркими золотыми глазами. – Вас из судов не выпущу вместе с вампирским герцогом.

Демонов убить несложно. Они смертны, у них нет мгновенной регенерации, да и огромная физическая сила свойственна только красной расе. Но вот сопротивляться их ментальным способностям невозможно. Дивена – белый демон, воплощение гордыни, она своей силой воли подчиняет других существ и обращает их в камень. Аваритиа – золотой, и, от его сил у всех Центаури заскрипели зубы, стоило им подумать о возможных затратах.

Они молча опустили руки и покорно склонили головы. Дивена, горделиво тряхнув белоснежными волосами, прошла мимо них.

– А..? – прохрипел один из детей, осторожно обращаясь к Аваритиа и показывая на своего окаменевшего приятеля.

– Я уговорю Её Величество вернуть его к нормальному состоянию, – он одарил собеседников елейной улыбкой. – За отдельную плату.

Они спустились по трапу, вновь объединяясь в большую разношёрстную компанию. Элегантная королева вампиров, угрюмый десятикрылый ангел, деловитые демоны, мрачный падший, два неприметных человечка и вечно матерящиеся друг на друга оборотни. Дивену всякий раз выводил из себя этот зверинец.

– Здесь владения моих сюзеренов Мардука и Амаруту, – произнесла Дивена, подойдя к Антарес. – В их подземных городах вы найдёте достойное дневное убежище.

– Нас приглашает другой, – только и ответила Антарес. – Недорубок, ты слышишь?

– Слышу, – Кетцалькоатль нахмурился, окинув Антарес долгим взглядом. – Малолетка.

Он хмыкнул, увидев мелькнувшую на лице Антарес тень. Он любил эту женщину. Любил так преданно, так нежно, как умеет только человек, постоянно терявший близких, постоянно сталкивавшийся с болью и разочарованием, постоянно встречавший на своём долгом жизненном пути предательство и обман. И всё же, даже спустя тысячу лет после обращения в ангела, в его сердце теплился маленький, уютный огонёк надежды, вечно толкавший его в сражения и заставлявший испытывать чувства.

В том числе и желание обладать.

– Приходи ко мне в покои, – произнес он, сделав шаг вперёд. – Когда снова почувствуешь… «голод».

– Это я уже слышала, – ответила она. – Двести лет назад. Никогда не сомневалась в том, что ангелы туго соображают.

– Это я тоже слышал, – он ласково улыбнулся. – Примерно в то же время.

Антарес отвернулась. Она хотела сделать шаг сквозь пространство, и за одно лёгкое движение оказаться как можно дальше от аэропорта, как можно ближе к тому, кто так настойчиво звал её. Но она была не одна. И, если оборотни могли подстроиться под её скорость, то демонам и людям такая задача не под силу. Она перевела взгляд на двух людей, тесно прижавшихся друг к другу. Сенекс и Мишель. Сестра и брат. Пара неразлучных инфицированных, способности которых оказались полезны для Антарес.

И которых испортил новый король вампиров.

С одной стороны, она не хотела оставлять их в одиночестве. С другой, смертные существа сейчас были для неё балластом. Зов усиливался, давил на сознание, накалял нервы, смешиваясь с мучившей королеву жаждой крови.

Антарес глубоко вдохнула. Стояла зима, но из-за зова в воздухе витали давно забытые запахи цветов, Солнца, лета. Запахи, которые всегда доносились из гроба…

Из гроба, в котором спала Гелиос.

– Дивена, – произнесла Антарес. – Позаботьтесь о моей свите. В том числе и о вшивых шавках моего мужа.

Вожак вервольфов глухо зарычал, но покорно опустил голову и поджал хвост.

Антарес оставила их. Скользнула сквозь пространство тихая, как вздох, лёгкая, как шепот. До рассвета оставались считанные часы, и, кто бы её ни звал, он должен быть готов, что день Антарес проведёт у него, спасаясь от света Солнца.

Она скользила сквозь тьму, следуя в незнакомом городе за таинственным голосом, совершенно не зная, куда шла и зачем. И всё же, несмотря на развившуюся паранойю и недоверие к окружающим, она не могла сопротивляться. Кто бы её ни звал, он был старше, сильнее, древнее… обладал той мощью, которая даже не снилась Ангетенару. Антарес чувствовала, что приближалась. С каждым вздохом, с каждым шагом

С каждым проклятием в сторону последовавшего за ней Кетцалькоатля.

Он летел достаточно высоко, чтобы из-за травмы не врезаться во что-нибудь, и достаточно далеко, чтобы Антарес смогла атаковать его или воздействовать на его разум силой.

В какой-то момент она замерла, определив источник зова. Он шёл от старинной церкви с чёрными стенами, красные шпили которой пронзали ночное небо. И на этот зов, в ответ на эту могущественную волю, с местного кладбища вылезли древние, давно разложившиеся мертвецы. Они ползли к церкви, срывали ногти, скребясь в её двери, набрасывались друг на друга, пытаясь побороть внезапно охватившее их желание вернуться к жизни. Антарес потянулась к ним своими силами, но не ощутила отклика. Она не могла подчинить своей воле этих зомби. В эти останки по чьей-то упрямой воле вернулась душа.

Антарес стиснула зубы. Неужели в церкви их ожидал её новый муж, от которого она сбежала на другой конец света?..

– Это не люди, – ответил Кетцалькоатль на незаданный вопрос, подходя ближе к святой земле. – Их точно воскресил не вампир.

– Разумеется, – холодно усмехнулась Антарес, стиснув кулаки, взяв свои чувства под контроль. Ангетенар мёртв, Дейн в Гренландии и не найдёт её. Всё. В порядке. – Это человек прожил, как минимум, полтысячелетия, и научился ловить души.

– Я всегда был в восторге от твоего сарказма, – огрызнулся он, теряя терпение, стискивая кулаки. – Но это не вампир. От трупов пахнет… слишком знакомо.

Антарес не стала церемониться и толкнула массивную дверь церкви. Боковым зрением она видела снующие вокруг тени других бессмертных, которые также пришли на зов, стремились войти, но их отпугнула армия живых мертвецов. И кому-то опередить себя она не могла позволить. Кетцалькоатль проследовал за ней, вынув из кобуры пистолет и направив дуло в пол. Эхо их шагов звонко прокатилось вдоль старинной, величественной церкви.

– Королева, – из мрака раздался приятный мужской голос. – Как я рад…

Во тьме Антарес видела незнакомца. Он сидел неподвижно, из-за чего больше был похож на статую, чем на живое существо. Высокий, стройный, широкоплечий, с молочно-белой кожей. Внешне он был молод, но его реальный возраст явно переваливал за тысячу лет. Длинные светлые волосы были аккуратно зачёсаны назад, в тонких, аристократических чертах лица читалось достоинство личности. Антарес он казался знакомым, но она не сразу сообразила, где могла его видеть.

Но запах цветов, Солнца и лета освежил её воспоминания.

– А я думала, – произнесла она. – Такие, как ты, вымерли.

Незнакомец улыбнулся.

– Ангел, – произнёс он, обращаясь к Кетцалькоатлю. Его глаза вспыхнули во тьме золотыми искрами. – Зажги свечи.

И в полной темноте, слепой, хромой и всегда горделивый Кетцалькоатль без какого-либо труда нашёл зажигалку и принялся одну за одной зажигать свечи, освещая багрово-красное убранство церкви. Антарес вздохнула. Судя по всему, день ей придётся провести здесь, среди чадящих свечей, паствы и проповедей. Как хорошо, что спит она мертвецким сном, как плохо, что она не проснётся, даже если древний двенадцатикрылый ангел решит её прикончить.

Антарес прошла к незнакомцу, нисколько его не боясь. В последнее время она слишком устала, чтобы испытывать страх.

– Что тебе нужно?

– Как грубо, – он покачал головой. – Молодые не умеют ценить важность момента.

– Что. Тебе. Нужно?

Он ответил Антарес долгим взглядом. В его глазах она не видела ни восхищения своей красотой, ни ненависти «светлого» к «тёмному», ни раздражения. Только грусть и давнюю усталость. Незнакомец окинул взглядом свою церковь, потом вновь остановился на лице Антарес, решая, с чего начать диалог.

– Как тебя зовут?

– Антарес, – только и ответила она. Раньше своё имя она бы приукрасила каким-нибудь громким титулом. Сейчас же, когда её первый муж погиб от её руки, а второй оказался скользким предателем, титулы не имели смысла.

– А меня зовут Эндимион, – он улыбнулся. – Впрочем… можешь звать меня и Уицилопочтли. Как угодно.

Антарес не прокомментировала. Эндимион лишь улыбнулся, когда Кетцалькоатль положил зажигалку на место и, наконец-то, сообразил, что что-то не так.

– Тла… – прохрипел он, но после опустился на одно колено, склонив голову к самому полу. – Тлатоани!

– Встань, – только и приказал Эндимион.

Антарес нахмурилась, глядя, как Кетцалькоатль вытянулся и не смел пошевелиться.

– Антарес, – выдохнул Эндимион. – Ты хочешь смерти Гелиос?

Королева лишь едва заметно приподняла бровь. То Эндимион строил из себя неторопливого и сдержанного старца, то переходил к делу резко и без предупреждения. И такая манера общения говорила лишь об одной вещи. Эндимион, как и многие бессмертные, за долгие годы своей жизни разучился общаться.

– Глупый вопрос, верно? – он невольно улыбнулся. – Наши виды враждовали на протяжении всей истории. Ровно до тех пор, пока начала не ушли со сцены и не передали бразды правления людям.

Антарес глубоко вздохнула.

– Меня не интересует история. По крайней мере, в час перед рассветом.

– Меня тоже, – Эндимион качнул головой. – Но я призвал тебя не ради лекций. Я хочу предложить тебе союз.

Антарес вновь ответила молчанием, позволяя тишине говорить за себя.

– Но прежде, чем мы обсудим условия, позволь мне кое-что тебе показать, – улыбка Эндимиона из грустной превратилась в игривую, кокетливую, лукавую. – Одно существо, кровь которого даст тебе куда больше сил, чем ты сможешь вырвать из сердца короля вампиров.

Он поднялся, протянул ей руку, вторую привычно опустив на пояс – туда, где должна быть рукоять меча.

– Звучит, как очередная идиотская легенда, – ответила она. – Выдумай что-нибудь получше.

– У тебя нет причин мне доверять, – согласился Эндимион. – Поэтому… прислушайся к своему телу. И ответь мне на один вопрос, – он протянул руку к нагрудному карману и вложил в руку Антарес маленький кроваво-красный кристаллик льда. – Ты всегда такая нетерпеливая, или это твой голод причиняет тебе непривычную боль?

Девятая ночь

Каменные ступени, по которым спускался Эндимион, от времени стали округлыми, слишком низкими, слишком гладкими, чтобы на них можно было нормально стоять. По правилам этикета Антарес должна была идти впереди сопровождавших её мужчин, но ей было трудно оставаться приличной с обострившейся паранойей и предубеждением к бессмертным существам. Потому она шла следом за Эндимионом, не сводя с него пристального взгляда, ожидая, когда он обернётся, чтобы вонзить серебряный нож ей в сердце и, наконец, вырвать его. Антарес не решила, стоит ли ей сопротивляться. С одной стороны, она не привыкла так легко отдавать свою жизнь, а с другой…

…а с другой в собственной жизни было так мало смысла. Она прожила четыре сотни лет, правила тремя землями: Германией, как наследная принцесса, Европой и Северной Америкой, как королева вампиров. И половину своей жизни она провела, будучи жертвой страсти, ревности, неразделённой любви. И, сколько бы Антарес ни пыталась забыться, упиваясь насилием и пролитой кровью, это чувство сожаления росло в ней и крепло, пускай и было справедливым. Она была злым и жестоким человеком и стала вероломной королевой вампиров. Она никому не нужна, и это правильно. Её предаёт окружение, и это правильно. У неё опускаются руки и корона становится слишком тяжела, и это тысячу раз правильно.

И всё же, несмотря на горечь пережитых бед и лишений, она не сбежала от общества, как сделал её погибший муж. Антарес вздохнула, крепко сжав кристаллик заледеневшей крови в кулаке. Если она и должна была извлечь урок из своего горького опыта, то точно не в этой жизни.

Свет свечей в подсвечнике Эндимиона заколыхался, приводя в движение чёрные тени. Здесь, глубоко под землёй, умирали звуки мира людей и признаки какой-либо цивилизации. Все чувства Антарес были обострены голодом, однако даже в таком состоянии она не слышала людей, не чуяла их, не могла воздействовать на их сознание. Как же глубоко они были?

Но, что более важно…

Как заманить в это место короля вампиров и заставить его гнить ближайшую вечность?

– Ангел, – произнёс Эндимион, сжимая в руке ключ, отлитый из чистого серебра. – Серебро в этой темнице навредит королеве. Не позволяй ей к нему приблизиться.

– Да, тлатоани, – произнёс Кетцалькоатль.

Антарес натянуто улыбнулась, окинув фигуру Эндимиона оценивающим взглядом. Почему он просил помощи у своего подчинённого? Неужели все начала не так сильны, как кажется с первого взгляда?

– Как трогательно, – ответила она. – Генерал ангелов прячет свою слабость за спиной недорубка.

Пальцы Эндимиона, державшие ключ, дрогнули, Кетцалькоатль на мгновение перестал дышать. Унизить мужчину – проще простого, это Антарес понимала даже во времена жестокого патриархата. Сложнее избавиться от их ответной реакции, ведь кто-то из мужчин захочет поставить её на место, а кому-то просто очень нравится быть униженными.

– Антарес, – улыбнулся Эндимион. – Я быстрый. Очень. Но даже мне не удержать двух высших вампиров.

Он с видимым усилием открыл тяжёлую, погнутую изнутри дверь, и Антарес тут же обдало невыносимым жаром. Внутри этой темницы было серебро. Много. На полу, на потолках, на стенах – всюду местами ржавое, местами повреждённое ударами и расколотое серебро. Но Антарес сводило с ума не оно. То, что было заперто в этой подземной тюрьме, смотрело на неё и ждало.

Ждало, оскалив клыки.

Ждало, обнажая кожу и взрезая вены.

Ждало, когда Антарес напьётся его крови, которая на воздухе становилась красным и острым льдом.

Антарес задрожала, чувствуя болезненный, ноющий голод и невыносимое сексуальное возбуждение. Она потянулась своими силами к тому, что сидело в холодной, тёмной клетке и ощутила, что оно также прощупывает силой её, изучает, ласкает. И хочет. Антарес сделала вдох и не смогла выдохнуть от приступа давящего голода. Чем бы оно ни было, от него пахло ночью, прелой листвой, первой метелью.

Антарес оскалила клыки и бросилась вперёд, споткнувшись, ощутив воздействие серебра на бессмертное тело. Не помня себя от желания, она с такой силой оттолкнула Эндимиона, что услышала влажный хруст сломанных костей. Когда Кетцалькоатль не позволил ей вцепиться в прутья серебряной клетки, она напала на него и клыками вырвала из крепкой шеи кусок кровоточащей плоти. Она уже пила кровь ангелов, знала её вкус, но сейчас, чувствуя иной, незнакомый запах, испытывала к ней отвращение.

Кем бы оно ни было и сколько бы его крови ни досталось Антарес, она знала, что ей никогда не будет достаточно. Оно протянуло к ней окутанные тьмой подобия рук, объятия которых сулили вечное, бесконечное наслаждение. Оно смотрело на неё, и его глаза были полны любви и затаённой скорби из-за разделявшей их преграды. Оно шептало, но этот лёгкий, невесомый звук пронзал вены иглами. Никогда в жизни Антарес не ощущала такой мощи в другом существе. Никогда раньше не видела кого-то настолько могущественного запертым в клетке.

– Надо же, – процедил Эндимион, когда его сломанная шея вправилась с громким хрустом. – Прошли тысячи лет, а они до сих пор те же звери, что и были.

Кетцалькоатль держал Антарес как можно дальше от клетки, в то время как она тянулась к монстру, скрытому в густых тенях. Она отчаянно хотела коснуться его, вонзить клыки в холодную плоть, разорвать. Ей казалось, будто бы вся её жизнь, все её мучения и лишения вели её к моменту этой встречи, к дню, когда по её венам будет течь кровь…

…кого? Чего? Что стояло перед ней? В чьём взгляде было столько любви, на какую не способно всё человечество в целом?

– Тлатоани, – Кетцалькоатль произнёс это сквозь зубы. Он расправил крылья и махал ими, пытаясь остановить Антарес, но та от его усилий становилась только упорнее. – Это… Тёмная Мать?

– Её ублюдское порождение, – бросил Эндимион. – Дитя, которого она никогда не хотела, и моё личное проклятье. Селена.

Антарес вырвалась из хватки Кетцалькоатля. Серебряные прутья обжигали кожу, от прикосновения к ним по телу разливалась болезненная слабость, мышцы сводило судорогой. Но даже боль не привела Антарес в чувства. Она коснулась ледяной кожи существа, зарылась пальцами в тени и пробивавшийся сквозь них лунный свет и, оскалив клыки, вонзила их глубоко в плоть.

Она застонала, когда ледяная кровь полилась в горло. Холоднее её бессмертного тела, холоднее ветров снежной пустыни, холоднее сердца короля вампиров. Существо не дрогнуло, не сопротивлялось, не пыталось отстраниться. Оно, будто бы, всей своей сутью хотело принести себя в жертву.

И вскоре разум Антарес поглотило новое чувство. Всё, что её тревожило, всё, что казалось ей важным и необходимым, осталось в прошлом. Её борьба за власть, её месть, её смешанные чувства к первому супругу и предательство второго – всё это в этот миг потеряло смысл. Антарес пила, холод и смерть разливались по её венам, тьма клубилась под кожей, точно готовая вырваться буря.

Антарес выпила так много, что от перенасыщения ей стало дурно. Она дрожала, неспособная ни двигаться, ни прямо стоять. Заледеневшие мышцы застыли и не слушались, точно их сковало трупным окоченением.

Эндимион подхватил её на руки, не позволив упасть. Антарес сощурилась, вглядываясь в его лицо, но, даже несмотря на своё ночное зрение, не могла увидеть его в густом мраке. Она чуяла его отвратительный запах, чувствовала обжигающий жар, исходящий от кожи.

– Сложи крылья, – произнёс он. – Или я расправлю свои.

Ничего не произошло. И тогда давящий мрак на мгновение рассеялся, побеждённый сиянием двенадцати огромных крыльев Эндимиона. Он расправил их, точно готовился взлететь, их тёплый золотой свет должен был оставить ожог на коже Антарес, но ничего не произошло. От жара её спасал внутренний холод, от света – мрак и бурлящая в венах новая сила. Королева вампиров слабо улыбнулась, чувствуя в глубине души мрачное торжество. Что бы ни планировал Эндимион на её счёт, его планы пошли прахом.

– И правда, – глухо произнёс Эндимион. – Как и говорил Ангетенар… ты её воплощение.

Веки отяжелели. Антарес выдохнула, закрыла глаза и, не думая о собственной безопасности, погрузилась в глубокий сон внутри вражеского логова. Наступил рассвет, и, пускай королева вампиров была окружена каменными стенами, землёй и сыростью, она всё-таки чувствовала где-то там, где-то далеко холодный и отныне безразличный ей зимний рассвет.

***

С того момента, как Тиамат получил задание от Гелиос, прошло две недели. И не было ни дня, чтобы она не напоминала ему о своём поручении. Из-за нетерпения или просто из-за желания поиздеваться, Гелиос порой могла нагрянуть к нему на рабочее место, могла позвонить поздно вечером, могла просто оставить личную вещь, которую Тиамат всегда находил совершенно не вовремя. Так он обнаружил у себя в ящике стола золотые наручники, которыми хотел сковать Гелиос, но в итоге она вывернулась, сковала его и извращалась с ним так, что он вздрагивал от одного воспоминания. И нашёл он их в тот самый момент, когда начальство требовало от него подробного доклада о недавней ликвидации. После этой находки ближайший час мозг Тиамата отказывался соображать. И подобных случаев было несколько, заставали они его совершенно внезапно, что говорило только об одном: Гелиос в ловушках была куда искусснее Тиамата.

Он не оставлял попыток убить её, пускай каждая из них заканчивалась болезненным сексом и кровопролитием. Идея была проста: обездвижить Гелиос, связать, запереть подальше от людских и ангельских глаз и медленно мстить за свои унижения.

Вот только легче это было представить, чем сделать. К тому же, заниматься убийством Гелиос у Тиамата не было времени. Ему требовалось найти второго двенадцатикрылого, требовалось избегать биологического отца и его свиты, строить из себя идиота перед Проксимой. И, конечно, ликвидировать агрессивную нежить. Вампиры и оборотни в последнее время стали вести себя особенно нагло, без конца нападая на ангелов и нарушая условия их мирного договора; полуразложившиеся зомби время от времени поднимались из могил, несмотря на то, что в Джексонвилле, кроме Гелиос, не было ни одного зарегистрированного некроманта. На одного из зомби Тиамат прикрепил ошейник для собак с датчиком слежения. Зомби, которым после воскрешения не отдали прямого приказа, отправятся за хозяином, за которым непременно придёт Тиамат, как только живой мертвец остановится.

Иными словами, у него не было ни дня, когда он мог бы расслабиться. Ликвидация нежити всегда была для него огромным стрессом, от которого он обычно спасался с помощью алкоголя и секса. Но теперь, по какой-то странной причине, от выпивки он не пьянел, а его сексуальная жизнь концентрировалась вокруг одного хамоватого ангела. Вернее… это Гелиос решила, что будет единственной женщиной в жизни Тиамата. И это именно она спала с ним, когда ей этого хотелось. Он же после её ласки, граничившей с насилием, не мог ни нормально двигаться, ни смотреть в сторону противоположного пола.

Тиамат скрежетнул зубами, глядя в пустоту перед собой. Каждый раз мыслями он невольно возвращался к Гелиос и проклинал её за всё, что она с ним делала. То проливала его кровь, размазывая её по упругой груди, по животу, втирая в промежность; то садилась ему на лицо, заставляя заткнуться; то приказывала опускаться на пол и служить подставкой для ног, пока идёт совещание. Тиамат поклялся, что застрелится, если хоть одна живая душа узнает о его позоре.

И ещё он задавался двумя вопросами. Во-первых, какого хрена он до сих пор не послал Гелиос и покорно выполняет её задание? Во-вторых, уж не превратился ли он в своего папашу?

Тиамат тряхнул головой. Нет уж. Он никогда не будет таким же, как Дагон. По крайней мере, он точно не позволит появиться на свет второму ублюдку. К сожалению, это было вполне возможно: демоны могли размножаться с людьми, ангелы были вполне себе людьми, только с крыльями и жили непозволительно долго. Были и такие случаи, когда демон пил кровь вампира или ангела и становился им подобным. Увы, у такого гибрида отваливались рога, атрофировались крылья и хвост, исчезали ментальные способности, пропадало демоническое свечение глаз. Демон переставал быть демоном, и становился отвратительной тварью, предавшей свой вид. Тиамат не знал, кого его сородичи презирали больше: предателей вида или же серых демонов.

Он потёр виски, пытаясь сосредоточиться и не думать о Гелиос. Не. Думать. О. Гелиос.