Читать онлайн Devil ex machina

Devil ex machina

Октябрь 2018 – апрель 2020

«…ясно выраженная мысль о том, что дьявол создан подобно другим ангелам, что он по природе своей добр, обладает свободной волей и мог бы творить одинаково доброе и злое, но по собственной воле и вине стал злым и творит одно лишь злое. Он злоупотребил своею свободою ввиду присущих ему гордыни, надменности и чванства, а также в немалой степени зависти…»

Яков Шпренгер, Генрих Инститорис – «Молот ведьм»

Глава 1, в которой Фаина подозревает неладное

«Я начал осознавать глубже, чем кто-либо осознавал это прежде, всю зыбкую нематериальность, всю облачную бесплотность столь неизменного на вид тела, в которое мы облечены».

Роберт Льюис Стивенсон – «Странная история доктора

Джекила и мистера Хайда»

Сильная жажда не унималась дольше недели. Язык был сухим независимо от количества выпитой воды. Будто только и делаешь, что жуешь песок или старые шерстяные носки. Желудок и мочевой уже болели от объемов поглощаемых жидкостей. Бегать по нужде приходилось гораздо чаще обычного. Наверное, из-за этого в боку так кололо.

Ничто не могло избавить от сухости во рту. Она казалась чьим-то проклятием, злой порчей. Преследовала по пятам. Укладываясь спать и открывая глаза, ты ощущал ее неизменное присутствие.

Прежде подобное состояние длилось не дольше двух дней, да к тому же в менее выраженной форме, поэтому совести удавалось списать происходящее на злоупотребление сладким или спиртным. И как обычно плюнуть на подозрительные симптомы.

Но не теперь.

– Ну, что я могу сказать? Девочка вроде здоровая, немного лишнего веса, хорошие чистые легкие…

Врач без интереса рассматривала документы из-под толстых очков и разговаривала с такой неохотой, что едва открывала рот. Она роняла слова лениво, на грани внятности. Фаина в замешательстве наблюдала за этой неприятной женщиной средних лет с бородавкой и темными усами над верхней губой, с некрасивыми ушами и неопрятными волосами, неровно выкрашенными в вульгарный кирпичный оттенок.

– Точно не ели ничего соленого или острого накануне?

Женщина смотрела так, будто не понимала, что Фаина делает здесь, а именно: зачем здоровая девушка с небольшим сушняком явилась в больницу отнимать у нее рабочее время, ведь прямо за этой дверью – целая очередь пациентов с более серьезными симптомами.

– Точно, – с нетерпением повторила девушка. – Ощущения другие.

Была надежда, что хотя бы доктор разгадает тайну, над которой Фаина устала ломать голову. Откуда взялась продолжительная жажда и, самое главное, как от нее избавиться. Но надежда эта быстро разбилась о скалы профессиональной непригодности большинства врачей.

– Раньше такое бывало?

– Не совсем. Проходило за день-два.

– А сейчас?

– Около недели.

– Около?

Фаина чувствовала себя глупо, отвечая на вопросы, задаваемые из соображений формальности, а не стремления помочь. Если бы знакомые не намекнули ей, что жажда, которую не унять водой, – опасный симптом, и уже действительно стоит обратиться к доктору, девушка бы не оказалась здесь. Не догадалась бы этого сделать. Ну разве может быть страшен обычный сушняк? Оказалось, да. Если он превращает твой рот в иссушенную ветрами пустыню, а язык – в камень для заточки ножей.

Врач поправила очки, вздохнула и полистала потрепанную годами медицинскую карту с засаленными пористыми листами.

– Диабетики в роду были?

– Да.

– Плохо.

Женщина принялась выписывать что-то забористым почерком на клочке бумаги, одновременно так же быстро разговаривая то с ассистенткой, то с пациенткой. Разобрать, к кому именно она обращается на сей раз, оказалось так же сложно, как вынырнуть из-под сильного потока.

– Позвони в 211-ую. Узнай, на месте ли еще Катя. Сейчас выпишем направление, кровь сдашь на сахар. Может, просто скачет, может, чего и хуже. Ну что, она у себя? Попроси, чтобы не уходила. Сейчас я к ней срочно направлю девочку. Значит так, сейчас в 211-ый кабинет, пока там еще открыто. Завтракала?

– Нет.

– Это хорошо. Сдашь кровь из вены. Результаты придут сразу мне. Через три дня. Придешь ко мне к десяти, запиши ее. На пятницу. А пока придерживайся диеты. Без сладкого, без специй, без острого, без соленого. Разумеется, от алкоголя воздержаться. Жажда должна ослабнуть, но не обещаю, что исчезнет совсем. И старайся много воды не пить. Полощи рот, если что, и выплевывай. Если это диабет, так или иначе организм обезвоживается, но помочь ему галлонами воды ты не сумеешь. Только хуже сделаешь. Сладкого в рот ни-ни, поняла? И под сладким я имею в виду не только конфеты и шоколадки, но и хлеб, некоторые фрукты, и многое другое. Люба, дай ей памятку для диабетиков. Там все подробно описано.

Девушка приняла брошюрку, коротко осмотрела, скомкала и небрежно сунула в задний карман, надеясь, что та ей не понадобится.

– Ничего мне сейчас не выпишете?

Врач недобро глянула из-под толстой оправы, приподняв словно нарисованную черным фломастером бровь.

– Рано еще. Сначала посмотрим на анализы. Держи, тут все записано, свободна. Люба, зови следующего. На пенсию уже хочу, прости господи, – заявила она и зашлась сухим удушающим кашлем.

Фаина забрала все бумажки и молча поднялась. Ее уже никто не видел и не слышал, полностью переключившись на другого пациента. Можно было не прощаться, да и не хотелось ни с кем разговаривать. В голове и так слишком много всего. Она вышла в коридор и спустилась на второй этаж. У 211-ого кабинета очереди не обнаружилось.

Сдавать кровь из вены не так противно и страшно. Никто не разминает каждый твой палец до красноты в надежде выудить хоть каплю крови из косточки, обтянутой бледной кожей. Никто не распечатывает на твоих глазах странной формы иглу, похожую больше на осколок старого лезвия времен Второй мировой. И нет этого омерзительного и всегда неожиданного укола во вспухшую багровую подушечку безымянного пальца, и этой гладкой пипетки, которой все мало и мало твоей крови, и приходится прокалывать средний палец, а потом и на другой руке…

С детства Фаина ненавидела процедуры, при которых что-то чужеродное проникает в ее организм, будь то операция, прививка или торчащий из земли штырь. Это ведь так противоестественно, протыкать кожный покров, чтобы забрать кусочек твоей плоти. Все эти иглы, скальпели, катетеры и прочая медицинская утварь вызывали в ней стойкое отвращение.

Но кровь из вены – сносно.

Едва медсестра поднесла шприц к локтю, Фаина отвернулась, благодаря чему почти ничего не ощутила. Всегда бы так. Ничего не ощущать, просто отворачиваясь.

Сегодня больница трещала по швам. Редко появляясь в ее проспиртованных стенах, Фаина каждый раз заново удивлялась тому, как много людей болеет и нуждается в помощи, и как много, помимо них, сидит дома и лечится самостоятельно. Или вообще еще не знает, что заболел. Или знает, но закрывает на это глаза. Как она.

Человек слишком хрупок для жизни в этом мире. Его организм буквально ни к чему не приспособлен – любая мелочь вызывает в нем сбой, который может привести к летальному исходу. Это ошибка или намеренный путь эволюции?

…Все эти бабули в порванных бахилах, с трясущимися руками, ногами и подбородками, которые уже плохо слышат и даже не знают, когда их очередь пройти в кабинет, поэтому просто сидят и ждут, ждут часами, то задремывая у стены, то тихонько переговариваясь с товарками по несчастью. Малые сопливые дети с пятнами зеленки на лице и едва режущимися зубами, которые они стремятся показать всему миру вместе с белесой слюной. Беременные девушки с изможденными лицами держатся на поясницы, словно если бы они не придерживали ее, она бы надломилась. Женщины и мужчины с уродливыми опухолями напоказ, кашель из-за каждого угла, детский визг, запах хлорки, грязный кафель и мятно-серые стены с совковыми плакатами…

Апогей хаоса человеческой жизни, страха и нездоровой плоти, наводящий тоску и думы о неизбежности. Чем дольше пребываешь во чреве бесплатной медицины, невольно прислушиваясь и принюхиваясь к этому царству медленно умирающих, тем страшнее от осознания собственной схожести с ними.

Невозможно долго находиться там, где каждый второй носит в себе какую-нибудь инфекцию. Понимаешь, что у тебя-то шансов нет и подавно – ты тоже болен, только пока не выяснил, чем. Не бывает полностью здоровых людей. Как будто мало того, что каждый из нас и так умрёт. Необходимо дополнительное наказание – тысячи различных недугов, приобрести которые легче, чем щелкнуть пальцами.

Фаину уже тошнило от запахов и звуков поликлиники, этой обители отвергнутых и немощных. Запахнув пальто поплотнее и спрятав нижнюю часть лица в шарф, она выскочила на улицу. Морозный воздух освежал тело и мысли. Люди передвигались аккуратно, боясь поскользнуться на тонком коварном гололеде. Лестница, ведущая к больнице, была устлана блестящей корочкой с такой изумительной равномерностью, на которую способна лишь стихия.

Неохотно сдавая позиции, зима выбрасывала свои последние пакости. На прощание. Это была очень холодная и жестокая зима, но и она, наконец, отступала.

В который раз Фаина пожалела, что забыла дома перчатки. Точнее, она их просто не нашла. У нее часто пропадали вещи. Немудрено, если жить в крошечном помещении, где вещи стоят друг на друге столбами, доставая до потолка.

Люди кругом копошились, не обращая никакого внимания на девушку, которая забыла перчатки. Она нерешительно переминалась с ноги на ногу, размышляя над услышанным в кабинете врача и отогревая кисти в глубоких, слегка дырявых карманах. Она все время забывала их зашить.

Не есть соленого, острого… это еще можно стерпеть. Но воздержаться от сладкого и алкоголя? Зачем тогда вообще эта жизнь? Чем ей питаться?

Да, действительно, у деда по отцовской линии был диабет. Значит, есть вероятность, что у Фаины предрасположенность. Чисто генетическая, от нее не зависящая. Но ничего еще не точно. Пусть сначала сделают анализ крови, а потом поговорим о диетах.

Фаина почти не помнила своего деда. Она слышала множество историй о том, как он ее любил и баловал, маленькую Фаю, но не испытывала к этому человеку абсолютно никаких чувств. Даже его лицо на старой фотографии не вызывало эмоций у взрослой Фаины. Он умер, когда ей было пять лет.

Проблемы со здоровьем сейчас особенно не к месту. Фаина решила не расстраиваться раньше времени, отвлечься работой и постараться меньше пить. Последнее было таким себе обещанием, учитывая домашние запасы на черный день и привычку ежедневно прикладываться к горлышку ради одного-двух глотков. Для настроения. Потому что ничем другим его не поднять.

Есть хотелось так, что в желудке жгло. А жажда будто бы поутихла сразу же, как врач выписала диету. Так что Фаина пересчитала мелочь в кармане и зашла в ларек неподалеку. Из сытного на витрине не было ничего привлекательного: пирожки столетней давности с сомнительной начинкой, топорные бутерброды с котлетой, язычком сыра и неделю назад увядшим салатом, давно засохшие в камень слойки с чем-то вроде сыра…

Фаина разглядывала «ассортимент», не скрывая эмоций. Разочарованный взгляд упал на сладкий рулет, какие Фаина обожала в детстве. Со взбитыми сливками и джемом внутри. И стоил он дешево, как и много лет назад. Она купила его, заставив себя забыть, что сладкое ей нельзя. Что будет от одного рулета? Скорее всего, ничего страшного. Хотя бы настроение поднять и голод сбить.

Фаина шла домой и жевала нежный бисквит, держа покупку перед собой обеими руками. Пришлось отдать в жертву стихии свои ладони – холодный сухой ветер царапал их, они быстро покраснели, кожу покалывало. Но оно того стоило. Остатки былого снега хрустели, превращаясь в серую труху под высокими сапогами, которые напоминали военные. Никакой гололед с такой подошвой не страшен.

Мутное зимнее солнце светило едва и почти не грело. Его лучи не дотягивались до замерзшей земли из-за рваных перистых облаков металлического цвета. Казалось, они висели так низко над землей, что можно было встать на стремянку, разогнать их руками и протереть солнце от белесой ледяной пленки. Привыкшая глядеть под ноги на ходу, Фаина редко посматривала на небо. Не хотела вновь видеть в облачном узоре нечто, чего не видят нормальные люди.

По-хорошему надо бы прийти домой, сразу же выпить пару глотков, позвонить маме и рассказать, что у нее подозрение на сахарный диабет, а дальше уже вместе решать, как быть. Но нельзя. По многим причинам. Начнем с того, что после обеда Фаине снова на работу – она взяла отгул на полдня, чтобы посетить врача. В офисе не оценят легкого перегара, несмотря на то, что за несколько лет сотрудники видели Фаину в разных состояниях. Значит, отогреваться придется чаем.

Звонить маме – тоже не лучшая идея. Нельзя ей знать, что у Фаины проблемы со здоровьем. Новость эта породит тяжелые панические атаки и в конечном итоге не позволит Фаине спокойно жить и самостоятельно разбираться с проблемой. У мамы хватает своих забот, зачем ее тревожить? Тем более, информация еще не подтвердилась. Как вариант – рассказать брату, но и это лишь в крайнем случае, для утешения совести.

Можно было, конечно, сразу пойти на работу, но Фаина решила отсидеть дома, в тепле, положенные часы. Больница находилась на небольшом расстоянии от общежития, так что путь не был долгим.

На первом этаже девушка подошла к овальному зеркалу во весь рост, сняла с себя мокрый шарф и поправила волосы. Сколько с ними ни возись, а выглядят как нечесаная копна почерневшего сена, которую остается только сжечь. Долгое время Фаина пыталась исправить ситуацию, а потом просто махнула рукой. Как и на многое в своей жизни.

Прямо за турникетом на полу лежали чьи-то вещи. Несколько спортивных сумок, чемодан, на этом всем – верхняя одежда и стопка книг. Фаина окинула их беглым взглядом.

– Съезжает кто-то? – кивнула она коменданту и тут же добавила, – доброе утро еще раз.

– Въезжает, Фаиночка, въезжает, – женщина отвлеклась от судоку и заговорщицки подмигнула, покусывая дужку очков.

Девушка в недоумении приподняла бровь, но ничего не сказала и направилась к лифту. Она зациклилась на своих проблемах и не стремилась отыскать причину игривого настроения коменды. Жутко хотелось выпить. До скрежета зубов. Хотя бы глоток. Пива или сидра. Чтобы не так разило, как от нормального алкоголя, который имелся в наличии.

Фаина проживала на четвертом этаже. Одна – в комнате, рассчитанной на двоих. В лифте ее осенило – а что, если это К НЕЙ кого-то подселяют? Это объяснило бы поведение коменды. Катастрофа! Но почему ее не предупредили? Обязаны были! Как они смеют в ее отсутствие пускать кого-то в ее комнату, ведь там ее вещи. И неважно, что ценного практически нет – дело принципа.

Стоп, успокоиться. Фаина, конечно, живет одна, но по документам там числятся две девочки. Вторая – Вика, ее подруга, полгода назад съехала жить к парню. Но путем несложных шоколадных подкупов удалось добиться того, чтобы в эту комнату больше никого не подселяли. Фаине нравилась тишина и свобода действий. А кому не понравится жить одному?

Для вида в комнате остались некоторые вещи соседки, включая шлепанцы, зимний обогреватель и большую коробку строительных инструментов. Вика была помешана на ремонте некоторый период своей жизни. Фаина этой страсти не разделяла и как всегда мечтала лишь об одном – чтобы ее, наконец, оставили в покое. Того же ей хотелось и ныне.

На своем этаже Фаина сразу же встретила соседей. Вид у них был возбужденный, что подтверждало неприятные догадки. Девушке поплохело. Она вышла на балкон, где, накинув на плечи курточки, курили ее знакомые.

– Привет, Афина, – без промедлений поприветствовал Гена, с которым Фаину связывали особые отношения.

– Вы бы оделись, – ответила девушка, наблюдая, как ребята ежатся от холода, но не бросают сигарет.

– Будь тут, где присесть, я бы попросила тебя присесть, – сообщила Наташа, часто моргая. Она почему-то нервничала, на ресницах у нее был иней. И складывалось впечатление, что слов Фаины она даже не слышала.

Никто не спросил о походе к врачу, хотя эти люди знали, куда Фаина ходила и почему. Значит, случилось что-то, из-за чего они напрочь забыли об этом.

– Ну и что у вас тут произошло в мое отсутствие? – спросила Фаина, а сама затаила дыхание, почти уверенная в том, что ответ ей не понравится.

– Новенький у нас.

«У нас», не «у тебя». Уже хорошо.

– На этаже? – уточнила девушка. – Ну и что с того?

– Ох, ты не понимаешь, – Наташа многозначительно поиграла бровями.

– Куда уж мне. Да что с вами такое, объясните по-человечески?

– Лучше один раз увидеть, – заверил Гена.

– Что за масонские таинства? Вы говорите так, будто к нам суперзвезду подселили. Да даже если бы так…

Фаине вспомнилась реакция коменданта, и она замолкла, помрачнев.

– Короче: что происходит?

– Нечасто, знаешь ли, к нам подселяются… такие.

Наташа нервно докуривала сигарету, сжимая ее дрожащими пальчиками – средним и указательным. Ветер метал ее русые волосы то вверх, то на лицо, так что они лезли в глаза и в рот, мешали говорить. Приходилось то и дело отбрасывать их, но стихия принималась за свое.

– Пожалуйста, скажите, что его подселяют не ко мне, – взмолилась Фаина. – Все остальное меня вообще не волнует.

– Не к тебе. Будь спокойна.

– И не ко мне, а жаль, – печально ухмыльнулась Наташа.

Фаина давно не видела ее такой расстроенной.

– А к кому же?

– К Кириллу, конечно. Больше на этаже некуда.

«Черт, прямо напротив меня», – подумала девушка.

– Одной проблемой меньше.

– Зря ты так думаешь. Я видел его. Сдается мне, от него будет много проблем.

– Все, кто видел его, говорят о нем, – затараторила Наташа таким тоном, будто Фаина и Гена не осознавали всей важности ситуации. – И невозможно не говорить. Весь этаж жужжит, ты только прислушайся. Грядут большие перемены.

– Да уж, – Фаина наигранно вздохнула. – Спасибо, что поинтересовались моим здоровьем, друзья. Все замечательно. Умру не в ближайшее время, обещают, что прежде помучаюсь. Я пойду к себе.

Наташа лишь недовольно закатила глаза. По ее личному мнению, происходящее сейчас заселение новенького было куда важнее и интереснее проблем со здоровьем соседки, в которые ее зачем-то посвятили. Гена затушил сигарету о перила балкона, кинул окурок в грязную жестяную банку из-под консервированных персиков и шагнул за Фаиной.

Этаж действительно гудел, словно в каждой комнате велся оживленный разговор на повышенных тонах. У девушки разболелась голова – она скривилась и помассировала виски, затем ей захотелось заткнуть уши обеими руками. Пока Гена выспрашивал ее о визите к терапевту, она рассматривала затертые и местами облупившиеся коридорные стены – ужасного фисташкового оттенка, поцарапанные и замызганные. Стены, на которые она уже не могла смотреть.

У 405-ой, где проживал Кирилл, тоже стояли кое-какие вещи – в основном книги и обувные коробки. Ничего особенного. Дверь в комнату была закрыта, но изнутри раздавался грохот передвигаемой мебели.

– Так, получается, тебе сладкое нельзя? – переспросил Гена, когда они вошли в комнату, и Фаина закрыла за собой дверь чуть более громко, чем следовало.

– Нельзя, – кивнула она, сбрасывая с плеч пальто и доставая из шкафчика вешалку.

– Тогда почему от тебя пахнет так, будто минут десять назад ты лопала пирожки с вареньем?

– От тебя ничего не утаишь, – усмехнулась Фаина.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

– Ой, Ген, да ничего еще не ясно. Будут анализы, тогда и меры будем принимать. Сейчас-то чего? Ты же знаешь, как я люблю сладкое.

Парень окинул взором вазочку с конфетами на столе.

– Знаю. Но все равно. Может, мне это забрать?

– Забирай, конечно. Если хочешь лишиться рук.

Фаина переоделась при Гене, даже не попросив его отвернуться. Такова была норма их отношений. Гена никак не отреагировал на девушку в нижнем белье – его занимали иные вопросы.

– А если и правда диабет, что делать-то будешь?

– Не знаю. Не трави душу, и так тошно.

– Тебе ведь придется отказаться от сахара, от спиртного… все время следить за показателями крови. И многое другое.

– Cпасибо за поддержку.

– А ведь это не лечится, Афин. С этим придется только смириться.

– Слушай, заткнись уже. Настроение ни к черту. Еще ты тут со своими нравоучениями. Оставил бы этом моим родителям. Любитель нагнетать обстановку.

Гена поднялся с кровати и коротко обнял девушку, чтобы она не нервничала. Он хорошо знал: если Афина много разговаривает, значит она нервничает; если Афина нервничает, добром это не кончится ни для кого.

– Извини.

– Да брось. Я пойду к себе. У меня пара через полчаса. Надо собираться.

– С каких пор ты посещаешь занятия? – Фаина не упустила шанса подколоть приятеля.

– Чья б корова мычала, – он закатил глаза и вышел из комнаты.

Гене нравилось устраивать с Фаиной поединки в остроумии. Не ради победы, а ради процесса. Ведь всем известно, что самая крепкая дружба выстроена на фундаменте сарказма и взаимных подтруниваний.

Фаина осталась одна и сразу подумала о коробке, которая лежала под креслом. Там, в темноте и прохладе, дожидался своего часа шестилетний армянский коньяк, доставшийся Фаине случайно. Учитывая то, где и в каких условиях она жила, деньги на элитный алкоголь у нее могли появиться разве что во сне. Но если такие деньги и появлялись, грех было тратить их на что-либо еще.

Фаина выпила воды и улеглась на кровать, уставившись в экран телефона. Следующие несколько часов до обеда она собиралась посвятить поиску всей возможной информации о сахарном диабете, какую только может дать интернет.

Глава 2, в которой Фаина решает ничего не делать

«Я склонен к каиновой ереси, – говаривал он со скрытой усмешкой. – Я не мешаю брату моему искать погибели, которая ему по вкусу».

Роберт Льюис Стивенсон – «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда»

Хотелось бы думать о чем-то, кроме многочисленных проблем, но не получалось. Фаина легко забывала о происходящем в данный момент из-за упорных размышлений над тем, что случилось в недалеком прошлом и требовало немедленного решения. Конкретных действий с ее стороны. Но каких?

Загвоздка вот в чем: Фаина никогда не понимала, что именно от нее требуется. Не умела выстраивать алгоритмы, направленные на устранение проблемы, вместо этого пускала ситуацию на самотек, отказываясь и брать на себя ответственность за случившееся, и концентрировать внимание на том, чем это оборачивается в настоящем. Поднимала ладони вверх и отстранялась от событий, всегда пытаясь остаться непричастной.

В пятницу во второй половине дня врач проверила анализы и беспристрастно сообщила, что первичный диагноз подтвердился. На этот раз Фаина задавала вопросы. Их было достаточно, чтобы раздражать женщину с бородавкой и красными волосами. Не зря же пациентка избороздила медицинские сайты и форумы. Теперь она приблизительно понимала, что происходит с ее организмом.

Утешало, что все открылось на ранней стадии. По словам врача, Фаина вовремя спохватилась. Ситуацию еще можно контролировать.

– Сахар скачет, и главное сейчас – принять жесткие меры. В этом случае все может обойтись малой кровью.

Фаине выписали направления на повторный анализ крови, а также дополнительные платные анализы – не меньше десяти, для прояснения ситуации – на гормоны, глюкозу и что-то еще, Фаина не разобрала аббревиатур, да и в какой-то момент просто перестала понимать. Кроме списка лекарств доктор посоветовала девушке купить электронный измеритель уровня сахара в крови – глюкометр. Нужно питаться по особой диете и самостоятельно контролировать свое состояние.

Выслушав все это, Фаина не знала, плакать или смеяться. Вот уж целое ведро счастья свалилось на ее голову. Поэтому она и не любила больницы. Здесь всегда говорят неприятные новости, без которых ты бы спокойно жил в счастливом неведении. А еще требуют тратить много денег на лечение, которое тебе, может, и не требуется в таком объеме.

Еще раз сдать кровь – ладно. Но стоило Фаине взять в руки лист со списком дополнительных анализов, пришлось удерживать челюсть второй рукой. Но удержать брови от стремительного взлета на лоб не удалось. Цены оставляли пожелать себе хорошей зарплаты. И внезапного наследства от дальнего родственника откуда-нибудь из-за рубежа.

Это уже не смешно совсем. Питаться по диете, пользоваться каким-то прибором для измерения уровня глюкозы… Когда Фаина успела настолько постареть? Ей сколько, двадцать три года или семьдесят? Почему ее молодое тело уже разваливается на части?

Все это звучит как приговор.

Девушка вышла из кабинета в полном недоумении. Нужно срочно решать, что делать дальше. Вариантов немного. Либо лечиться, либо плюнуть в надежде, что само как-нибудь пройдет. В первом случае пришлось бы потратить много денег, времени и нервов на болезнь, которую не удастся вылечить – только держать в узде. Второй вариант был более привлекательным, если принести единственную жертву – пообещать себе есть меньше сладкого. И надеяться, что не сдохнешь.

По пути домой Фаина взвешивала все за и против. Чисто в финансовом плане полноценное лечение ей не по плечу, тут нечего таить. Ради интереса она зашла в аптеку и уточнила, сколько стоят препараты, которые ей выписали. Если сложить цену за лекарства, глюкометр и анализы – придется потратить аванс.

Просить деньги у родителей, когда тебе за двадцать и ты давно сама зарабатываешь на жизнь – такая себе идея. Фаина, наоборот, материально помогала им в последнее время. Недавнее увольнение отца заметно ударило по бюджету, а мама зарабатывала немного, зубами держась за свое место, чтобы были хоть какие-то деньги.

Обидно вот что: Фаина собиралась откладывать деньги брату на электрогитару. Он мечтает стать музыкантом. А Фаина мечтает, чтобы брат был счастливее, чем она. Чтобы из них двоих хоть у него жизнь сложилась, как надо.

Нужно трезво оценивать шансы: лечиться ей не на что. За последние два дня жажда притихла, прежнее состояние возвращалось. Но очевидно, что это ненадолго.

Фаина шла по улице, сырой от растаявшего снега, и так глубоко задумалась, что не различала предметы поблизости. Обида за свое положение переполняла ее. Несправедливо. Почему именно она? Почему именно сейчас? Она этого не заслужила. Проклятая наследственность.

И вдруг Фаина замерла на месте и чуть слышно усмехнулась. Есть выход. Всегда. Можно сделать вид, что ничего этого не было. Ни плохого самочувствия, ни жажды, ни визита к врачу. Внушить себе, что она не видела результаты анализов, что она ничем не больна. И просто жить дальше. Обманывать свою память. Кто сказал, что это – худшее из решений? Самое простое еще не значит самое плохое.

Осмотревшись, Фаина отыскала взглядом ближайшую урну. Без лишних раздумий, пока совесть не успела очнуться, она подошла и выбросила все бумажки, которыми ее наградила врач. Все. Больше никаких больниц. Никакого диабета и анализов. Нужно вышвырнуть из головы всю эту чушь. Она молода и здорова. Просто немного скачет сахар, подумаешь. Надо лучше питаться, больше спать – только и всего. Пройдет.

Чтобы поднять себе настроение и немного отвлечься, по пути домой Фаина зашла в подземный переход. Ей нравилось разглядывать витрины, до отказа забитые всякой дешевой чепухой. Медленно ходить вдоль прилавков туда и обратно, пропуская вперед торопящихся по своим делам. И сочувствовать им. Ведь они так спешат прожить очередной день, что не замечают, как много занятных вещиц у них прямо перед глазами.

В детстве Фаина с братом играли в «бартер». Кто-то из взрослых поверхностно объяснил им значение этого красиво звучащего и мало понятного слова. Суть игры заключалась в том, чтобы собрать как можно больше интересной мелочи, а потом меняться друг с другом, воображая себя бизнесменами. Чем интереснее был «товар», тем забавнее происходила сделка.

Собирать можно было что угодно. Красивые пивные крышечки (их клали на рельсы, чтобы поезд превратил их в плашки), кассетные ленты, зажигалки (ценились особенно), детали от старой техники или металлического конструктора (ценился выше, чем пластмассовый), странные ржавые железки в форме буквы Е (или Ш – все спорили). Позже на это подсели все уличные друзья, и длиться такая игра могла месяцами, принося незабываемые эмоции.

Фаина отчетливо помнила тот невыразимый детский восторг, с каким находишь для своей коллекции что-то редкое, чего точно нет ни у кого из друзей, и уже представляешь себе, как они обомлеют, когда увидят твой новый «товар». Может, поэтому девушке до сих пор нравилось приобретать различные вещицы из прошлого века, о которых современные люди давно забыли. Это помогало ей вновь ощутить в себе крупицу фантомной детской радости. Почти что единственного неподдельного чувства.

Перемещаясь вдоль витрины с ширпотребом, какой продается лишь в подземных переходах, Фаина задумалась, может ли она сейчас позволить себе потратить деньги. Скоро должны дать небольшой аванс, часть его уйдет на уплату общежития, часть – на продукты… или спиртное, еще часть – родителям.

Нужно держаться на этой работе, пусть она и не нравится. По крайней мере, коллектив там неплохой, а это уже полдела. Потерпеть можно. А вот найти работу по профессии – почти нереально. Для человека с высшим философским образованием в этом городе не нашлось перспектив.

Девушка остановилась, расширив глаза.

– Сколько стоит эта… прелесть?.. – на выдохе спросила она.

– Сто пятьдесят. Но тебе отдам за сто тридцать.

Типичная уловка, когда красная цена товару – сто рублей. Но Фаина позволила себе эмоции, и хитрый продавец, заметив ее восхищение, не преминул сыграть на нем.

Сделка прошла успешно. Никаких сомнений и душевных терзаний не могло быть, когда речь шла о стильных древних игрушках вроде йо-йо. Лет десять назад у Фаины впервые появилась такая катушка, с тех самых пор девушка не могла унять к ним своей симпатии.

Выскакивая из подземного перехода на улицу, от возбуждения перепрыгивая через две ступеньки, она сжимала йо-йо в кармане куртки замерзшими пальцами и корила себя за мысли о том, что ста тридцати рублей могло бы хватить на два обеда в столовой. Да и к черту еду! Кому она нужна? Подобная красота встречается раз в столетие. Нельзя позволить себе упустить невиданный шанс. Шанс немного побыть счастливым ребенком.

Ретро импонировало Фаине во всем: мода, автомобили, образ жизни, алкоголь, предметы быта, развлечения… Несколько лет назад, еще во время совместного проживания с бывшим парнем, пришлось вычищать квартиру от старого хлама. Точнее, хламом это называл молодой человек. Фаине же не хватало духу выбрасывать яркие старые галстуки и подтяжки, стильные, но сломанные наручные часы и солнечные очки. Было много вещей из кожзаменителя в тех пыльных ящиках, доставшихся Глебу в наследство от деда, как и квартира, в которой они жили.

Фаина упрашивала оставить хотя бы пару рубашек и деревянную шкатулку, но парень был непреклонен. Он не понимал страсти к вещам из прошлого столетия, навсегда ушедшего, уступившего бразды современному миру технологий, цифровых писем, брендовой одежды и фастфуда.

Не понимал он и того, почему Фаине так тяжело избавляться от чего-то лишнего. Она буквально к груди прижимала предметы, которые видела впервые. Совсем не нужные ей предметы. Либо перекладывала их на другое место, чтобы не бросать в мусорку – а вдруг пригодятся? Фаина не умела взять и избавиться навсегда от чего-то, что бесцельно занимает место. Как в реальном мире, так и в своей голове. Вокруг нее и внутри нее не было бесполезных, ненужных вещей. Так ей казалось. Даже если речь шла о вещах, к которым она никогда не притрагивалась. Они обязаны быть поблизости. Фоном. Для полноты жизни.

С Фаиной было невыносимо наводить порядок в квартире. И точно так же невозможно было заставить ее прибраться у себя в мозгах.

Как и любые удачные, их отношения закончились, как только у обоих иссякли эндорфины (и прочие опиаты, привязывающие людей), и вместо них стала вырабатываться страшная привычка к недостаткам партнера. Изъянов и претензий стало вдруг так много, словно прежде влюбленные жили с закрытыми глазами. Но вместо того, чтобы разобраться в конфликтах, молодые люди ругались, терпели некоторое время и мирились. Проблема не исчезала, лишь обрастала новыми деталями, и время не исчерпывало ее.

Можно было притереться друг к другу, но Фаина и Глеб вместе решили, что не станут продолжать. Былых чувств уже не было после года совместного быта. Дальше – туман, в который не хотелось шагать обоим.

В результате этого ничуть не тяжелого, а даже желанного расставания Фаина наслаждалась одиночеством и свободой – воли, выбора, слова и действий. С тех пор она ни в кого не влюблялась, не ходила на свидания, не флиртовала и не видела в этом ни смысла, ни удовольствия. Зачем вновь начинать то, что без вариантов закончится, к тому же, возможно, на этот раз болезненно? Привязанность – высшее из зол. Хочешь сделать себе больно – полюби. Больше ничего не потребуется.

Фаине не хотелось серьезных отношений. Пары раз хватило, чтобы уяснить: это тупиковая ветвь проживания отведенных тебе дней. Впустую потраченное на чужого человека время. Который после всего, что между вами было, посмотрит на тебя так, словно никогда не видел прежде, не делил с тобой горести и радости, не прижимал к сердцу по ночам.

Отношений только ради утоления физических потребностей ей не хотелось. Хотя эти потребности были ярко выражены и часто напоминали о себе. Фаина подавляла инстинкты юного тела трудом, алкоголем и редкими занятиями спортом. Большую часть времени она делала вид, что инстинктов у нее нет. И вела себя как существо бесполое. Будто заставляла саму себя в это поверить. Иногда получалось.

Раз в полгода становилось совсем невыносимо. В такие периоды казалось, что каждый парень в автобусе раздевает ее глазами. Затем группа мужчин являлась ей в эротическом сне, от которого она просыпалась среди ночи и шла умываться холодной водой.

Особого внимания со стороны противоположного пола не наблюдалось, и это логично. Мужчины перестали замечать ее сразу же, как только она махнула на себя рукой. Да и как можно смотреть на всегда изможденную и печальную Фаину, когда вокруг столько привлекательных и ухоженных девушек? Единственный, кто с ней заигрывает, – это Гена, но Гена – это ведь отдельная история.

Девушка возвратилась в общежитие, объелась остатками жареной картошки с черным хлебом и зеленым луком и впала в пищевую кому. В полудреме она собиралась проваляться весь вечер пятницы, замечательный вечер пятницы, когда можно просто лежать у себя, и нет нужды выходить из комнаты. Если бы к ней не постучали.

На пороге оказалась Даша.

– Привет, пойдем с нами у Арины посидим?

– Спиртное будет?

– Как всегда.

Это были традиционные девичьи посиделки с вином, косметическими процедурами, сплетнями и пошлыми разговорчиками. Фаина принимала в них участие, очевидно, из-за первого пункта. Это позволяло ей оставаться частью коллектива, узнавать свежие новости, зачастую даже полезные.

В комнате уже разместились Арина, Наташа и Лиза. Они щебетали о чем-то, должно быть, очень их беспокоящем. Даша тут же подключилась к диалогу, а Фаина взяла себе бокал и села на пол рядом со свободным стулом. Не прислушиваясь к беседе, она отсутствующим взором глядела на вино и думала: сегодня только немного, совсем немного. И как можно меньше сладкого. Иначе ведь и правда можно себя угробить.

Девушка сделала глоток и зажмурилась от удовольствия. Звуки и краски окружающего мира сразу же смягчились, стали не столь раздражающими.

– … да ну! Совсем не похож, – смех Наташи как будто прорвал слой ваты, – скорее на… я даже не знаю, с кем его сравнить.

– А кто вам из актеров нравится?

– Райан Гослинг, о да… Я бы ему дала.

– Ой, да ты бы любому дала, – не устояла Даша, за что в нее прилетел утюжок для волос, – ай, он же еще горячий!

– А мне нравится Хью Джекман. Такой большой… мускулистый, эх… – Арина мечтательно глотнула вина.

– А потом они хотят, чтобы их любили не за внешность. Ну да, ну да.

– Слушай, дай ты помечтать. Сама как будто бы не переспала с кем-то из знаменитостей?

– Если только с Брэдом Питтом.

– Фу, да он же уже старик!

– Зато какой старик…

– А Том Круз как вам?

– Носатый.

– Ну, знаешь, милая моя, зато что на витрине, то и в магазине.

– В смысле?

– Ну а ты подумай.

Последовала краткая пауза, и девочки заразительно расхохотались. Этим барышням хватало и пары минут, чтобы повернуть любую беседу к мужскому достоинству. Даже если речь будет идти о молекулярной физике, это не помешает им перейти к своей излюбленной теме.

Фаина сделала еще глоток, планируя растянуть этот бокал на весь вечер. Он был ее спасительным кругом в неприветливых водах ежедневности.

– Фай, а тебе нравится кто-нибудь?

– Да, расскажи нам, а то мы никогда от тебя такого не слышали. Я даже не знаю, какие мужики в твоем вкусе!

– Да, вот интересно!

Девочки оживились, а Фаина задумалась, устраиваясь поудобнее. Ей не очень нравилось, что все взгляды в этой комнате были в ожидании обращены на нее.

– Кто-нибудь вроде… Криса Айзека в молодые годы, – она неуверенно повела плечом.

– Это актер?

– Певец.

– Я не знаю такого.

– Я тоже. Опиши его? Ну, основные черты, что тебе в нем нравится?

– Он брюнет. Харизматичный. С красивым правильным носом, выразительными светлыми глазами… и очень волосатыми руками.

Девочки заулюлюкали, переглядываясь.

– Вот уж не думала, что нашей Фаине нравятся волосатые самцы.

– А еще кто-нибудь? Из современных, а?

– Я мало знаю современных. Надо подумать. Ну… Джош Хартнетт?

– Знакомое что-то…

– Гугли, – Фаина пожала плечами, и девочки схватились за гаджеты и спустя несколько секунд уже листали заветные фотографии.

– А и правда, неплох. Ты только посмотри. Надо глянуть с ним парочку фильмов.

– Да-а! И, что самое главное, очень даже смахивает сами знаете на кого.

– Точно! А ведь точно! Еще как смахивает.

Соседки попросили назвать еще кого-нибудь, и Фаина напрягла чертоги своей памяти: Клинт Иствуд, Джефф Бриджес и Ален Делон – в молодости, затем один малоизвестный польский актер, имя которого показалось всем настолько дурацким, что Фаину попросили несколько раз произнести его.

Потом они поменялись местами. Девушки показывали Фаине фотографии знаменитостей, которые им нравятся, а та либо кивала, либо морщилась. Почти никого из них она не знала, отдавая предпочтение актерам, которые давно постарели. Ее неосведомленность уже перестала возмущать соседок. Фаина всегда была такой – живущей где-то за пределами этого мира.

Когда ей показали Генри Кэвилла, девушка меланхолично спросила:

– Почему все, кто вам нравится, похожи друг на друга так, будто наштампованы на одной и той же фабрике?

– А лучше, конечно, на твоих стариков пялиться? – слегка разозлилась Даша. – Ой, да ну тебя. Давай тебе лучше маску для волос сделаем, а? Ты видела вообще, что у тебя на голове мочалка?

– Видела.

– Видела она. И тебе, конечно, все равно.

– Бинго, – Фаина даже подмигнула.

– Так, сейчас мы тобой займемся. Девочки, дайте мне расческу.

Фаина позволила делать с собой все, что им хотелось. Лишь бы это не мешало ей выпивать. Соседки стали обсуждать рецепты правильного питания, параллельно занимаясь каждая своим делом. Даша расчесывала густые и непослушные волосы Фаины, чтобы «превратить их во что-то человеческое»; Арина переписывалась с бойфрендом, изредка отвлекаясь, чтобы колко прокомментировать ситуацию или закончить за кем-нибудь предложение; Лиза наводила на всех какую-то бурую гущу – домашний скраб для лица; Наташа делала себе маникюр.

– Девки, давайте какое-нибудь старье послушаем? А то тухло как-то.

– Когда мне было лет четырнадцать, я любила «Pussycat Dolls».

– О-о-о! Врубай погромче, это то, что надо.

Пританцовывая, заботливая соседка нанесла на волосы Фаины масло и укутала их в полиэтиленовую шапочку. Вино в бокале как раз закончилось, а на лицах у всех красовалось что-то по цвету похожее на скорлупу перепелиных яиц.

Лиза обещала, что при смывании скраба через двадцать минут они не узнают своей кожи. Фаине было все равно. Ее заботило лишь то, что не вышло растянуть вино на весь вечер. Но она поклялась себе, что больше не выпьет ни капли этой чудесной темно-красной жидкости с терпким послевкусием на языке.

Вскоре и остальные начали танцевать, смеяться без причины и кидаться подушками. Лиза опрокинула пустую бутылку, та разбилась где-то за креслом с тяжелым глухим звуком, но на это не обратили внимания.

Потом Наташа предложила всем взвеситься – тоже традиционное занятие вечера пятницы. Узнать, сколько ты набрал или скинул за неделю. Каждая из девушек хорошо знала не только свой вес, но и вес соседки. Поэтому, когда Фаина встала на прибор, Даша с восхищением сказала:

– Ого, минус три килограмма за неделю, ну ты молодец. На диете сидишь?

– Нет.

Фаина не худела последние лет пять, без труда держась в одном и том же весе. Поэтому столь быстрое изменение показалось зловещим. Потом она вспомнила, что среди основных симптомов сахарного диабета значилось резкое снижение веса… Это испортило ей настроение. Гадко было осознавать, что независимо от тебя все это время внутри организма происходят процессы, медленно, но верно ведущие к летальному исходу.

Больше не хотелось слушать веселое щебетание девушек, которые не замечали своего счастья – счастья быть здоровыми. Сославшись на плохое самочувствие, Фаина отправилась в душ – смывать масло с волос, а затем к себе.

Соседки не заподозрили ничего особенного. Они давно знали Фаину – как часто у нее меняется настроение, как она молчалива и как порой непредсказуема. Только Даше пришло в голову, что это похудение как-то связано с жаждой, на которую Фаина жаловалась в последнее время.

Стоило угрюмой девушке удалиться, подвыпившая компания снова принялась обсуждать новенького из 405-ой. Этим же они развлекали себя и до того, как позвали на посиделки Фаину. При ней им не хотелось говорить о симпатичном молодом мужчине, который заселился на этаж в начале недели и не горел желанием с кем-либо знакомиться.

Хорошо зная индифферентное отношение Фаи к изменениям, которые не касались ее лично, соседки не собирались делиться с ней своими соображениями на счет нового персонажа – это не имело смысла. Даша помнила ее реакцию в день заселения новенького. Абсолютное безразличие. Толстая броня и ни одной искорки в глазах. В этом вся Фаина. Ей всегда все равно, лишь бы ее не трогали. Казалось, не было в мире такого события, которое могло бы разрушить ее апатию.

Вернувшись в свою комнату, девушка взялась за фен. Процесс был длительным и утомляющим. Полностью просушить столько волос обычно занимало не менее часа. А если лечь спать с влажной головой, наутро ожидают мигрень, заложенный нос и першение в горле.

Волосы были единственной отличительной чертой Фаины. Больше в ее внешности не было ничего выдающегося. Излишне пышная и густая шевелюра часто электризовалась, придавая ей сходство с ведьмой. Волос было так много, что добраться до кожи головы составляло сложность. Они отяжеляли череп, и казалось, будто хотят плотно овить шею, закупорить глаза и рот, задушить.

Покончив с феном, Фаина завалилась на кровать и быстро отключилась. Этот день вымотал ее до нитки. Перед сном девушка решила: может, она и несчастна, но думать об этом ей некогда.

Глава 3, в которой Фаина сразу забывает

«Впрочем, в этой земной жизни нет ничего абсолютно счастливого. Счастливое обыкновенно носит отраву в себе самом или же отравляется чем-нибудь извне».

Антон Павлович Чехов – «Злой мальчик»

Фаина неважно себя чувствовала. Либо снова подскочил сахар, либо что-то с давлением. Едва тебе переваливает за двадцать, сложно разобрать, каким именно щупальцем смерть присосалась на этот раз.

Голова кружилась, глазные яблоки пухли, во рту пересыхало, хотя желудок уже разрывало от выпитой воды. С ориентацией в пространстве все было паршиво, как никогда. Двери уплывали куда-то прямо перед глазами, ручки и парапеты возникали в ином месте, нежели то, к которому тянулись пальцы.

Омыв лицо и окинув себя строгим взором в зеркало, Фаина вернулась на рабочее место. Избегая настороженных взглядов коллег, она пошарила в сумке, умоляя мироздание подкинуть ей хоть парочку из тех таблеток, что удалось купить по совету врача, накопив немного денег.

Чуда не случилось. Если ты не заботишься о том, чтобы носить с собой какую-либо вещь, она не появится сама по себе. Когда-нибудь халатность сведет ее в могилу, но явно не сегодня. Сегодня не в планах умирать. Девушка поднялась и направилась прямо в застекленный светлый кабинет.

– Фаина? Ты чего это?..

Степа нашел для нее анальгин, парацетамол и эналаприл. Неизвестно, где он их достал среди рабочего дня – Фаина снова уходила в уборную, подальше от глаз, чтобы можно было побыть слабой. Наверное, пока ее не было, Степа побегал по офису, либо в его кабинете хранилась личная аптечка.

Девушка посмотрела на крошечные белые пуговицы на протянутой ладони условного начальника и изъявила сомнение в том, что все это следует принять одновременно. Но Степа был уверен в этом, он видел такое по телевизору, его прабабка лечилась так от мигрени… Все же он убедил Фаину.

Таблетки неохотно опустились по пищеводу, оставляя за собой ужасное царапающее ощущение, словно застряли, едва преодолев гортань. Девушке стало лучше, но ненадолго. Это было неправильное лекарство, никак не связанное с ее болезнью. Оно могло помочь только как плацебо.

Степе пришлось отпустить ее домой, когда она вновь явилась в его кабинет спустя четверть часа. Вялая, с мутными глазами, Фаина цеплялась за дверные косяки и не рисковала отходить далеко от стен, чтобы в случае чего успеть облокотиться. Молодой начальник вызвал ей такси и приказал Диме из отдела кадров проводить девушку до машины, ведь он и так после обеда «мается ерундой». Фаина была слишком слаба, чтобы отпираться.

На заднем сидении она сразу же приняла горизонтальное положение, не спрашивая мнения водителя. Шофер угрюмо глянул на нее в продолговатое зеркало, изрезавшее его лицо до полоски глаз и темных, почти сросшихся бровей, но ничего не сказал. И хорошо. Порой молчание – лучший выбор, который может предоставить нам судьба. Лежа было получше. Лежа всегда было лучше, какое бы дерьмо ни происходило. И неважно, что на поворотах голову вдавливало в дверь. Фаина почти не ощущала этого.

– Приехали.

– А?..

Она сама не заметила, как стала проваливаться словно в большой холодный сугроб, от которого все тело цепенеет. Наверное, то же самое чувствуют полярники, пока снежный буран баюкает их где-нибудь вдали от цивилизации.

– Девушка, вам плохо?

– Все… все в норме, – пришлось подняться: сначала на локтях, затем и полностью, цепляясь за переднее сидение. Фаина мысленно сравнила себя с Беатрикс Киддо1, когда у той отказали ноги после комы.

– Может, вас провести? – таксист нахмурился. Все это ему не нравилось.

– Не стоит. Держите, – девушка протянула заранее приготовленную и изрядно помятую купюру. – Не надо сдачи.

По правде говоря, она и не помнила, какую сумму ей называли в начале поездки. Надеялась, в ее положении это простительно. Слова расплывались сами по себе, непослушно покидая рот. Словно водяные капли, падающие на раскаленный асфальт. Девушка с усилием выдавила наружу тугую дверь иномарки и вытолкнула себя следом. Колени подрагивали.

Впервые она не обратила внимания ни на марку авто, ни на внешность водителя, ни даже на брелок, который обычно болтался у всех таксистов на зеркальце или ключах. Неравнодушная к подобным безделушкам, сейчас она не сумела бы восстановить в памяти и цвет машины.

Слабые ноги понесли к ограждению, ладонь машинально нащупывала пропуск в кармане. Подошвы ботинок раздражающе громко шаркали по земле, и россыпи щебня, непонятно откуда тут взявшиеся, хрустели, отзываясь покалыванием в ступнях.

Глаза почти ничего не воспринимали, переключившись на «аварийный режим» тоннельного зрения – видели только то, что прямо перед ними, и никаких лишних деталей ради экономии энергии.

Девушка молила всех известных богов о том, чтобы никакое глупое препятствие не помешало ей добраться до комнаты. Не теперь, когда она уже так близка к цели. Интуиция подсказывала ей, что препятствие обязано быть, а Фаина привыкла опираться на шестое чувство даже больше, чем на объективные факты.

Какое-никакое облегчение появилось, едва Фаина оказалась на территории общежития. Разум прояснялся в прямой зависимости от сокращения расстояния до жилого корпуса. Перетерпеть физическую боль возможно, если сознание остается в порядке, но никогда – наоборот. Это правило Фаина уяснила давно. Но чтобы освободиться от боли, надо победить в себе животное, коим являешься в большей степени.

Шаг за шагом она проклинала поганую наследственность. А заодно и себя. За то, что никогда не может взять себя в руки и решить проблему, которая действительно мешает жить. Казалось бы, все карты на руках, чтобы себя спасти. Просто бери инструкцию и следуй ей. Но нет. Придерживаться заданного алгоритма – не в ее стиле.

Лифт не работал, в отличие от закона Мерфи2. Чуда не могло произойти. Но хотя бы никто из встречных не пытался с нею заговорить, и на том спасибо. Что может быть хуже разговора, который завел не ты сам?

Подъем по лестнице дался тяжело. Кровь пульсировала в висках, словно под кожей трепыхалось небольшое насекомое. Цвет стен, за которые Фаина держалась на случай падения, напоминал ей сейчас порошок из высушенной морской воды, смешанный с песком. Ее не волновало, что эту бледно-зеленую водицу невозможно высушить до состояния порошка. Она-то себе это прекрасно представляла, так какое значение имеет реальное положение вещей?

На своем этаже Фаина не встретила ни единой души. Будто все вымерли. В общежитии всегда кто-то шумит: шляется без дела, готовит, смывает унитаз, курит на балконе, громко слушает музыку, кричит или смеется. Пустые коридоры несвойственны этому социальному организму, особенно ближе к вечеру.

Едва преодолев порог своей комнаты, она, не разуваясь, в чем была, без сил повалилась на пол и пролежала так, пока ей не стало лучше. Настолько лучше, чтобы подняться на ноги и отыскать лекарство.

Кто знает, сколько времени прошло. Периодически девушка засыпала, урывками успевая подумать о работе или вспомнить какие-то ужасно неприятные случаи из детства. Например, когда поругалась с соседским хулиганом, и он насыпал ей земли в глаза. Самой решить эту проблему тогда было сложно, пришлось идти к родителям и жаловаться. Был, конечно, скандал. Что сейчас с тем мальчиком? Где он? И, самое главное, как же его звали…

Или, например, когда соседки выкрали и прочитали ее дневник, и не по вкусу им пришлась ее честность… Тогда, помнится, даже мать узнала, что было написано внутри. И ей тоже не понравилось. Омерзительно вспоминать. Но мозг, агонизируя, делал это по своей воле и усмотрению, не спрашивая мнения хозяйки. Будто только негативными фрагментами памяти можно вернуть себя в адекватное состояние. И мозг, заботливый, решил калейдоскопом прокрутить их все.

Фаина вдруг поняла, окончательно проснувшись, что скучает по отцу. По его незамысловатому характеру, молчаливости и щедрости. Тем качествам, которые она лелеяла в себе и ценила в окружающих, что бы ни происходило. Ей стало до того грустно, что двигаться не хотелось. Апатичное настроение обычно приковывало ее к земле и не отпускало. Но с пола все-таки пришлось подняться.

Таблетки подействовали довольно быстро. Стоило принять их сразу, а не валяться на полу в ожидании второго пришествия. Несмотря на облегчение, Фаина решила добить себя (или же недуг, укоренившийся внутри нее подобно мерзкому паразиту?) контрастным душем и полностью взбодриться. Нужно было выгнать из тела болезную слабость.

После подобных приступов еще в течение суток нельзя есть ничего сладкого, чтобы не стало совсем худо. Это Фаина на собственном опыте определила. Безо всяких врачей. А если нельзя есть сладкое, то остаток дня будет дерьмовым, к бабке не ходи.

Никуда не торопясь, Фаина переоделась в домашнее, затянула потуже волосы на затылке, перекинула полотенце через плечо, вздохнула и вышла из комнаты. Повезло, что время было не то, когда к душу выстраивается очередь, и только попробуй влезь, не осведомившись сначала, кто за кем занимал. Временная безлюдность сыграла на руку.

Душ представлял собой тесную вытянутую кабину, напоминающую граненый стакан не первой свежести, захватанный и мутный, с многолетними следами ладоней и ступней многочисленных жильцов. В одной из любимых книг Фаины описывались схожие по форме кабины, вот только пользовались ими загадочные пришельцы-странники3.

Внутри было сломано все, что только можно сломать. Ржавые краны и вешалки неоднократно пытались починить, но надолго такой починки не хватало. Благие намерения в этом месте сталкиваются с ядовитым, деструктивным безразличием, а потому быстро иссякают. То ли из гадливости, то ли от постоянной тесноты, то ли от наплевательского отношению ко всему, включая собственный уют, жильцы снова и снова засоряли душ, отрывали крючки для одежды, полочки для мыла и мочалок, расшатывали трубы и душевые краны.

Им не нужно было сговариваться, чтобы всем вместе понемногу портить общее пространство проживания. Они словно бы подключались к коллективному разуму, и каждый прилагал совсем немного усилий к разрушению, сам того не замечая. Поэтому при любой попытке найти единственного виновного было невозможно. Все виноваты быть не могут, а если никто не виноват, то тут и говорить не о чем. Так все и кончалось раз за разом.

Если кабину окончательно приводили в негодность, это означало, что пользоваться ею теперь невозможно в принципе. Жильцы направляли банно-тазиковое паломничество на другой этаж или в другой блок, где кабина не была забита сором и волосами и вымазана различной человеческой грязью, не воняла как загородная свалка.

Непригодные кабины подолгу не чистили, всем было не до того. Приходилось терпеть накапливающиеся вонь и грязь, которые вроде бы и не ты создал, но ответственность за все это почему-то чувствовал из-за вездесущего запаха. Такое положение вещей давило на психику – каждый день по капельке. Медленно, но верно собирался небольшой водоем безумия. В нем хотелось кого-нибудь утопить. Разум шептал, что лишь после этого наступит облегчение.

Временами жить в этом затхлом местечке, где каждому плевать на себя, становилось психически невыносимо. И Фаине хотелось закричать, убежать отсюда босиком, без ничего, вымыться, отдохнуть, выспаться. Где-нибудь далеко. Возможно, в другом мире, куда увели целое население планеты через портал в одной из любимых книг.

Единожды, курсе на втором, Фаина по доброте душевной и отсутствию на тот момент какой-либо брезгливости прочистила водостоки, надраила стены душа, испачканные чем-то страшным (не хотелось даже задумываться, чем именно), вкрутила новую лампочку. Помнится, она ощущала себя героем, бескорыстно вершащим добро, меняющим мир к лучшему.

Но едва стало ясно, что даже взгляда благодарности не обратится в ее сторону, а история с загрязнением повторится снова и снова, как чертово колесо Сансары, Фаина спокойно решила больше никогда ни за кем не убирать, кроме себя. Раз и навсегда пришлось зарубить себе на носу, что люди не заслуживают проявления тех высоких душевных порывов альтруизма, что случаются с каждым из нас.

Сейчас душ выглядел вполне сносно. Не идеально, конечно, но терпимо для общежития, где каждому плевать и на себя, и на свинарник, в котором он живет за копейки, день за днем целенаправленно уничтожая свои шансы на нормальную жизнь. Фаина разделась, повесила вещи и полотенце на хлипкие крючки, открыла воду. Теплая, напор средний. Ладно, это неплохо. В конце концов, мы пришли сюда не париться, а наоборот – взбодриться.

В ногах все еще подрагивало желе былой слабости, плюс навалилась странная усталость, будто весь день бегал по городу с завязанными глазами, как в том клипе4, а не сидел в удобном офисном кресле. Проклятый организм разваливается на части из-за какого-то сахара. Тысячи людей питаются гораздо хуже, а страдает она.

Согнувшись в три погибели, девушка села на корточки, не забыв ухватить за собою шланг. В таком положении стало более заметно, что кое-где выпирают кости. Тазовые, например. И колени тоже, и ребра немного. Неужели она похудела еще больше?

Такие процессы как набор и сброс веса обычно не беспокоили Фаину. Она давно жила в том мире, где не имели значения объем и плотность ломтя мяса, в который тебя обернули – так девушка себя и воспринимала сознательную часть жизни. Отсюда проистекало ее наплевательское отношение к тому, сколько она спит, чем питается и какую воду пьет. Сейчас, заметив худобу и пару желтеющих синяков на ногах, девушка уже не придала этому прежнего значения. Если знаешь, что умираешь чуть-чуть быстрее, чем остальные, остается только смириться.

Несколько минут Фаина бесцельно поливала голову, уставившись в стену и ни о чем не думая. Прозрачные струи стекали по лицу и волосам, чтобы навсегда исчезнуть в темном желобе трубы и уплыть к океану.

Было как-то тоскливо, но трудно объяснить, почему. Хотелось оказаться подальше отсюда, и чтобы все проблемы куда-нибудь делись. Чтобы ничем не болеть… Бывает же, люди живут так, что со здоровьем и восприятием жизни у них все нормально. Нет никакого невидимого сдвига, от которого и хотелось бы отмахнуться, а не выходит. То и дело осматриваешь внутренности, подозреваешь в измене каждый уголок, бродишь, бродишь, а все не можешь найти в себе, что не так лежит, и поставить на место легким взмахом ладони, словно ящик задвинуть. И все время чувствуешь себя отщепенцем, ненужной деталью гармоничного паззла. И все будто бы смотрят на тебя искоса. Всё понимают лучше тебя. И молчат.

…А потом пошла горячая вода, которая, как оказалось, бодрит гораздо лучше. Фаина резво поднялась, поскользнувшись, и быстро вымылась, пока чудо природы не иссякло. Горячую воду редко можно было застать случайно. Обычно время ее подачи узнавали заранее и составляли расписание.

Распаренное тело повысило настроение, подарив непривычную легкость. Да, Фаина выглядела теперь как вареный рак, зато и следа дурного самочувствия не осталось. Ноги держали крепко, в голове прояснилось. В такие моменты казалось, что и не было никакого приступа, можно забыть о нем, забыть о лечении. До следующего раза.

В приподнятом расположении духа Фаина насухо обтерлась грубым полотенцем, оделась, обулась и ланью выскочила из кабины. Клубы пара заструились за ее спиной, норовя затянуть обратно. Она ощущала, словно кровь заново побежала под кожей.

У раковины Наташа мыла посуду, деловито разглядывая себя в разбитое и заляпанное пеной для бритья зеркало.

– Рано ты сегодня, – заметила она, не удивившись сияющему виду соседки.

– Ага, – неохотно отозвалась Фаина, и на этом беседа завершилась.

Нормально общаться с Наташей мы начнем только после того, как она избавится от своего злополучного поклонника, что повадился терроризировать общежитие в темное время суток. Он мог часами стучать в закрытые двери объекта своего поклонения, не забывая при этом грязно ругаться и что-нибудь ломать. Вечно Наташа находит где-то таких… ради денег, конечно. С этим не повезло: он узнал, где обитает его хитрая пассия, и теперь не оставит ее. Либо влюбился, идиот, либо Наташа кинула его на бабки. А она ведь может.

Растирая шею до приятного хруста, Фаина направилась к себе, не без удовольствия приметив, будто муравейник, наконец, ожил. Или она достаточно ожила, чтобы заметить это? Где-то негромко играла музыка, шел оживленный спор на повышенных тонах со стороны кухни, а в 405-ой громко и назойливо стучали молотком. Что это Кирилл удумал, ремонтом заняться? На него не похоже… хотя с его затяжной депрессией от неразделенной любви не помешало бы отвлечь себя физической работой.

Фаина собралась было задорно подскочить к распахнутой двери и ошарашить соседа внезапным появлением, возможно, снабдив все это визгом раненого дельфина, но вовремя вспомнила, что к Кириллу недавно кого-то подселили, и ее выходка, такая безобидная среди людей, которые давно ее знают, теперь может оказаться максимально неуместной. Когда же тут появился новенький? Недели полторы назад. Да-да, точно. Об этом еще все говорили. Но кто он такой? И как выглядит? Кажется, кто-то даже называл его имя… не вспомнить.

Любопытство юрким зверьком очнулось в девушке, омыло блестящую шерстку, поднялось на задние лапки и наклонило усатую голову с маленькими лукавыми глазками. Большую часть времени хладнокровная ко всему, что ее окружает, Фаина ощутила странное жжение в области солнечного сплетения. Проходя мимо, она не утерпела и покосилась в дверной проем.

То, что она там увидела, оказалось довольно приятным зрелищем из тех, что можно встретить в общежитии.

Человек был виден не полностью, примерно наполовину – он стоял чуть сбоку от дверного косяка. На нем был темно-синий банный халат, небрежно распахнутый на груди и, как показалось, надетый на голое тело. Толстый пояс туго обтягивал талию, подчеркивая ширину плеч, гладкую шею и ключицы. Роскошная мокрая шевелюра небрежно уложена назад, открывая высокий лоб с небольшими залысинами. Фаина моргнула несколько раз, пользуясь тем временем, пока ее не заметили, чтобы все получше рассмотреть.

В руках юноши мелькал увесистый молоток, в зубах он сжимал еще один гвоздь, помимо того, который методично забивал в данный момент. Судя по сведенным у переносицы бровям, новенький был так поглощен своим делом, что всего остального мира для него не существовало. Соседка могла бы простоять тут сколько угодно, оставаясь вне поля зрения.

Фаина часто замечала такое выражение лица – лениво-брутальное – на отце, когда он что-то ремонтировал или строил. Вид нового соседа впечатлил ее, но лишь оттого, что она впервые увидела его, застав за забиванием гвоздей.

Девушка направилась к себе, тихонько напевая приевшуюся мелодию. Еще пару минут назад она собиралась заорать на весь этаж, чтобы испугать Кирилла, а теперь ей хотелось одного – издавать как можно меньше звуков.

Пока раздавались удары молотка, она все еще помнила о юноше, халат которого запомнился ей куда лучше, чем черты лица, и даже гадала, ради чего забиваются эти гвозди. Что он решил повесить на стену, как отнесся к этому Кирилл? Но едва стук прекратился, Фаина, растворившись в долгожданной тишине, позабыла и об источнике этого стука.

Мучимая совестью, девушка позвонила в офис и попросила выслать ей на почту остаток недоделанной работы, чтобы заняться этим на дому. Степа одобрил ее желание, не забыв справиться о состоянии. Фаина заверила, что завтра же выйдет на службу. Наивно было полагать, будто приступ не повторится. Просто отныне стоит носить с собой таблетки.

Что ж, если сладкого сегодня нельзя, можно порадовать себя шаурмой и бутылочкой пива. Благо, в шаговой доступности от общежития в любое время можно достать эти две причины жить. Храни господь владельцев круглосуточных ларьков, щедро рассыпанных вокруг студгородка.

Глава 4, в которой Фаина испытывает сильное желание остаться

«Будучи почти телесными, дьявол и его помощники нуждаются в пище, и Ориген утверждает, что они жадно глотают жертвенный дым. Они умственно и физически богаче одарены, нежели обыкновенный смертный…»

Яков Шпренгер, Генрих Инститорис – «Молот ведьм»

Фаина вернулась раньше обычного, отчасти поэтому настроение было умиротворенным, и даже самочувствие не устраивало сюрпризов.

За весь день она съела всего ничего: хиленький бутерброд с колбасой, помидором и подвявшим горьким салатом, кружку зеленого чая да покупной мюсли-батончик за двадцать шесть рублей. Для Фаины наесться такой чепухой сложно, но времени на полноценную трапезу не нашлось. Редко находилось.

Постоянный голод, удовлетворить который может лишь бедро дикого кабана, нервировал ее в течение дня. Но чем ближе был дом, тем смиреннее становился алчущий зверь, что строптиво клокотал внутри и не позволял ни на чем сосредоточиться.

Двери грязного лифта медленно разъехались, и девушка, позвякивая ключами, спокойным шагом направилась к своей комнате, стараясь не наступать на подозрительные пятна и мусор.

Звуки и запахи – колоритный дух общежития – моментально окутали ее информационным облаком. Даже с закрытыми глазами она могла бы подробно рассказать, кто и чем занимается на четвертом этаже прямо сейчас. Подобие ухмылки дрогнуло в уголке ее некрасивого рта. Знать – вот, что действительно приятно.

Неумелые, но настойчивые аккорды из 401-ой. Это Саша, сосед Гены, вновь упражняется в игре на акустической гитаре, купленной недавно. А это означает, что самого Гены сейчас нет дома – не выносит он неумелого бренчания над ухом. То есть сегодня он на смене, и никто не будет наносить ей внезапных визитов, называть Афиной и неудачно шутить. Это, пожалуй, даже скучно.

Приоткрытая дверь 402-ой, а сквозь нее просачиваются легкие слоистые ароматы мыла, шампуня, лака для волос и туалетной воды. Значит, Арина собирается на свидание. Интересно, с каким из своих парней? Возможно, с кем-то, о ком Фаине еще не приходилось слышать. Да и не особо хочется, но придется, ведь Арина – любитель потрепаться об очередном бойфренде вне зависимости от того, как удачно у нее с ним сложилось.

Громкий смех со стороны уборной – это, скорее всего, Алек. Вечно он запрется там с телефоном и хохочет. Стэндапы, наверное, смотрит. В любом случае, если это Алек (а больше никто со всего блока не имеет привычки веселиться в туалете), заходить туда не стоит еще как минимум сорок минут. Корейская кухня не доведет его до добра. Фаина улыбнулась, подумав об этом, и вдруг ей захотелось спаржи, такой, как мама с папой покупали давным-давно.

Ближе к балкону резко пахнет содой, порошком и вымокшим деревом – значит, не так давно назад вымыли полы в коридоре. Просто так их здесь не моет никто – лучше умереть в грязи. Получается, либо разлили что-то, либо приходила комендант. Второе более вероятно.

И, наконец, самое главное. Властный и вездесущий, всё пропитывающий запах. Такой привычный, несмотря на свое недавнее появление, и позволяющий Фаине безошибочно определить его источник, который будто всегда был здесь.

Это новенький снова готовил на кухне, и, надо признаться, пахло оттуда божественно. А Фаине хотелось есть. На самом деле Ян был единственным на всем этаже, кто не пренебрегал замызганной кухней и теми скудными предметами быта, что она могла предоставить. А Фаина, на самом деле, всегда была голодна, потому что не отдавала пище достаточно внимания и в основном питалась, руководствуясь правилом: любое топливо сойдет.

У новенького же, судя по всему, имелись лишние деньги, много свободного времени, а также неподдельная страсть к кулинарии. Вкупе с его внешностью и неординарным поведением такое увлечение наделяло еще большей загадочностью его нескромную персону, что давало бесконечную пищу для размышлений, сплетен, догадок и теорий, которыми тешили себя жильцы. Те, кому было скучно. Практически все.

Фаина еще ни разу не видела, чтобы парень делился с кем-либо плодами своих трудов. Впрочем, его самого за едой тоже не приходилось наблюдать. Даже в процессе приготовления Ян не пробовал ни кусочка, не проверял блюдо на интенсивность соли или сахара. Будто знал идеальные рецепты и был чрезмерно уверен в своих способностях.

Условия жизни в общежитии далеки от мечты об одиночестве и изоляции. Как ни изворачивайся, а если человек живет с тобой в одном блоке, в день ты видишь его как минимум дважды. А если ты избегаешь этого человека, то и чаще. Рано или поздно вам обоим придется выйти из комнаты. Фаине казалось, что она давно привыкла к этому простому факту, но с появлением Яна постоянные столкновения в узких обшарпанных коридорах или иных тесных пространствах, из которых состояло тело коммунального дома, вновь стали неприятной занозой, каждый день напоминающей о себе.

Множество раз Фаине нужно было на кухню, когда там с наинаглейшим видом, попыхивая фамильярностью, хозяйничал новичок. Девушка ненавидела эти моменты неловкости, когда приходится упорно притворяться, будто впервые видишь человека, живущего в двух метрах от тебя за тонкой стеной. Неприятного тебе человека. И, что самое обидное, парень и бровью не вел, в то время как Фаине казалось, будто на лице у нее от смешения чувств лопается кожа.

Нужно сказать, в отличие от всех знакомых мужчин, именно новый сосед Фаины умел готовить аккуратно и обращался с продуктами как с ценными вещами, неторопливо и томно. Фаина была уверена, что Ян получает большое удовольствие, превращая раздельные ингредиенты в целостное блюдо. Прежде чем его длинные пальцы начинали ловко управляться с ножом, смакуя каждое движение, он снимал со среднего пальца широкое серебряное кольцо и клал его на подоконник рядом с наручными часами и крошечным блокнотом, должно быть, с рецептами.

Наблюдать за магически точными действиями Яна, когда выпадала такая возможность, доставляло Фаине эстетическое удовольствие, о котором она не подозревала. Каждый жест и каждое его движение были преисполнены власти. Сила, которую он сдерживал в себе, завораживающе струилась в его глазах и пальцах. Фаина видела ее, но не знала, видят ли другие.

Так как кухней практически никто не пользовался, разве что чайник поставить или сварить пельменей, Ян без лишних разговоров изъял помещение в личное пользование. Он вел себя как полноценный и единственный хозяин – не только кухни, всего этажа. Юноша определенно питался лучше, чем кто бы то ни было в этом здании, но неясным оставалось, откуда у него на это деньги. И почему в случае хорошего заработка он живет в разваливающемся клоповнике.

Любопытство снедало аборигенов общежития, однако спрашивать напрямую никто не решался. Слишком иного полета птица этот Ян, чтобы задавать ему свои праздные вопросы и надеяться на какой-либо ответ, кроме хмурого взгляда или в недоумении приподнятой брови.

Размышляя об этом, Фаина переодевалась в своей комнате, пищей для ума отвлекая желудок, требующий еды материальной. Ненавистная водолазка, джинсы и бюстгальтер были сброшены на пол и в раздражении затоптаны. «Потом приберу, – подумала Фаина, – сначала поем как человек, и пусть весь мир провалится к чертям».

Она облачилась в любимые штаны и свитер, небрежно собрала на затылке ненавистные волосы, погрузила ступни в мягкие теплые носки и впервые за день ощутила себя почти счастливой. Заглушив урчание внутри стаканом воды, девушка раскрыла маленький холодильник грязно-бежевого от старости цвета. Ничего действительно съедобного там не появилось за ее отсутствие, а так хотелось бы.

Полулитровая банка с супом давно расцвела, но заниматься ею всегда было недосуг из-за вони и фобии прикасаться к протухшим продуктам; плесневелый хлеб подморозился у стенки; останки чего-то странного, трудно вспомнить, чего именно, догнивали своей век на блюдечке, которое уже никогда не отмыть. Горчица, майонез и соевый соус как обычно стояли сбоку в полной боевой готовности – единственные, кто никогда не исчезал из холодильника. Высохшая треть лимона валялась на грязной тарелке с чем-то недоеденным. И пахло от всего этого прямо-таки не очень.

Фаина громко чихнула и спешно закрыла холодильник. По стене в смежной комнате постучали.

– Будь здорова.

Фаина привычно поблагодарила в ответ и задумалась. Хоть бы остался Анаком. Должен был остаться. Обязан. Хлеба можно попросить у кого-нибудь, майонезом намазать – и с лапшой. Главное кипятка побольше, чтобы разбухла. Можно будет наесться часа на три, а там что-нибудь придумаем.

Фаине прекрасно было известно, что кроется под этим «что-нибудь придумаем», сказанным лишь бы отмахнуться от принятия конкретных решений. В зависимости от настроения она либо напьется и вырубится, что поможет пропустить ужин, либо все же выберется из комнаты и под покровом ночи сбегает за шаурмой или парой хот-догов. Чтобы объесться фастфудом и мучиться от боли в желудке, как это зачастую бывает.

Повезло – в ящике с хлебными крошками обнаружился прямоугольный пакетик с изображением лапши, сыра и бекона. Любимый вкус. В детстве они с друзьями собирали монетки только ради того, чтобы всей толпой прогуляться в магазин в конце улицы, рассесться на лавочке где-нибудь подальше от дома (и бдительных родителей) и съесть хрустящую лапшу без заварки, посыпав сухую вермишель острой приправой на вкус точь-в-точь как Кириешки.

Это был настоящий праздник детства, восторг, взращенный родительскими запретами. Сейчас в супермаркетах попробуй найди такую упаковку – всюду какие-нибудь дошираки, роллтоны и прочие бичпакеты для тех, кто не изведал вкуса истинной лапши быстрого приготовления, дешевой, грубой и максимально вредной.

Фаина нашла миску поглубже, раскрыла пачку, аккуратно высыпала содержимое, чтобы не раскрошить вермишель, затем посыпала ее приправой из двух пакетиков: первый – обычный, главный вкус и второй – ядреный, добавляющий остроты. Раньше вместо него плавал янтарный жирок, придающий блюду особую душистость. Он превращал обычную воду в подобие куриного бульона. Но раньше все было лучше. Чем чаще это понимаешь, тем ты старше.

Взяв чайник, девушка взглядом простилась с лапшой и обещала ей скоро вернуться.

А на кухне, распахнув окно, сразу на нескольких фронтах орудовал Ян – слегка вспотевший, полный энергии от захватившего его творческого приступа. Он одновременно следил за ломтем свинины, шкворчащим на сковороде с высокими краями, деревянной лопаткой помешивал пузырящийся соус цвета ядерной паприки в маленькой кастрюльке рядом, а также, закинув полотенце через блестящее голое плечо, безмятежно шинковал чеснок.

«По крайней мере, он не вурдалак», – заметила Фаина про себя и про себя же усмехнулась.

Это было бы слишком тривиально. Новый сосед, странное поведение, внешность, которая выделяется на фоне местного контингента – все по канону, казалось бы. Смело пиши книгу, успех обеспечен. Но любая жизнь, даже самая унылая и скучная, сложнее книги с ее хитросплетениями и перипетиями.

Не-вурдалак, как обычно, и бровью не повел, когда Фаина вошла в благоухающую обитель мяса и специй. Будто ее не существует. И это устраивало обоих. Заговори он с нею, девушка не знала бы, как ей быть. Сейчас его поведение не выходило за привычные рамки, и потому было удобным.

Впрочем, когда Фаина пробиралась к раковине по узкому проходу мимо единственного стола, местный кулинар все же отреагировал на ее присутствие. На мгновение он остановил свои благородные кисти, видимо, чтобы не порезаться, если гостья окажется столь неуклюжей, что заденет его локоть. По правде говоря, этого от Фаины стоило ожидать с высокой вероятностью.

На пару секунд смолкло и вновь застучало лезвие по деревянной дощечке, со специфическим звуком измельчая ароматные белые зубчики. Ловкие пальцы мелькали в этом маленьком смерче, слегка заворожившем Фаину, как и любое кулинарное шоу в детстве. Она открыла кран и подставила носик чайника, думая о своем. Шум воды перебивал звуки, исходящие от плиты.

«Сегодня наш шеф-повар не столь амбициозен, чтобы занять обе плиты, так что достать кипяток все-таки удастся». 

Мокрое дно чайника зашипело над цветком синего огня, пока Фаина наслаждалась видом и запахом добротного куска свинины на антипригарной поверхности. Кажется, Ян посыпал его крупной морской солью и перцем. Сердито и аскетично. А мясу большего и не требуется. Схватить бы этот ломоть прямо сейчас и вгрызться зубами в упругие прожаренные волокна… Ожог кипящим маслом обеспечен, но слишком безумен оказался голод. Он больше не хотел ждать. Не мог ждать лапши, пока кто-то жарит себе неприлично большой кусок мяса.

Девушка уловила короткую усмешку у себя за спиной, моргнула, прищурилась и чуть повернула голову, чтобы краем глаза проверить, не ослышалась ли. Кажется, ослышалась. Да и что смешного она сделала? Или подумала… Гордон Рамзи местного разлива с меланхоличным выражением лица дошинковывал последний зубчик и приступал к лимонам. Красиво жить не запретишь, подумала Фаина и собиралась отвернуться, но следующее действие Яна не могло не привлечь ее внимания.

Парень поднял нож на уровень глаз и осмотрел его, будто взглядом измерял остроту лезвия. Затем распахнул губы, желая провести по языку тупой стороной лезвия и избавиться от едкой чесночной эссенции. В этот момент их взгляды пересеклись.

Фаине показалось, вот сейчас он точно порежется, и из приоткрытого рта хлынет гемоглобиновый соус, чтобы смешаться с чесноком и лимоном. Но ничего подобного не случилось. Ян со скучающим видом отвел пугающе зеленые глаза, затем медленно отложил нож и направился мыть увесистые толстокорые плоды. Движения его рук и плеч так и кричали о некоем сдерживаемом порыве, действии или фразе. Фаина поймала себя на мысли, что ей стало легче, когда она перестала видеть нож в его руках. Но придавать особое значение этой мысли девушка не стала.

«Самообладания ему не занимать, как и мне. Интересно, сколько я уже торчу здесь в его аристократической компании? Держу пари, мое присутствие его нервирует, как и присутствие любого другого человека поблизости во время кулинарных изысканий. Хотя выглядит он вполне себе холодно. Только в движениях считывается легкое раздражение, и я могу это заметить. Стоит, наверное, уйти отсюда и дождаться, пока мой металлический друг свистнет, но когда еще выпадет возможность под невинным предлогом побывать в обществе умопомрачительно прекрасного куска мяса, а заодно и молодого мужчины, который его готовит?»

Фаина подошла к окну и стала ждать парового сигнала, а Ян как ни в чем не бывало возвратился к столу за ее спиной. Несмотря на давящую атмосферу, они блюли молчание так же ревностно, как монахи, давшие обет своему богу. К тому же им не о чем было разговаривать. Трудно представить себе такую тему, которая позволит общаться двум людям, стоящим по разные стороны пропасти. Разве что оба они спрыгнут вниз. Но в таком случае их беседа будет недолгой.

Вновь послышалось, будто прямо у затылка ухмыльнулся чей-то кривой рот в лимонном соке, но на этот раз девушка даже не стала оборачиваться. Черт с ним, пусть себе обхохочется. Ей часто кажутся посторонние звуки, особенно при подобной шумовой завесе. И все же, стоит заметить, в присутствии Яна с подсознанием творятся странные вещи. Зрение и слух тоже подводят, словно кто-то решил над ней поиздеваться. Голова начинает побаливать, и лезут в нее совершенно неприятные мысли.

Подоконник сверкал чистотой, хотя никому и в голову не пришло бы его помыть. Кроме того, кто кладет на него свои вещи. Показалось забавным, что Ян, оставаясь прежним говнюком, хотя бы не брезгует прибраться там, где хозяйничает, в отличие от других жильцов.

От обилия паров и специй в воздухе Фаине снова захотелось чихнуть, но, представив, как глупо это будет выглядеть, она изо всех сил сдержалась. Резкий звук со спины мог заставить руку, держащую нож, дрогнуть и на этот раз не совладать с лезвием. Не хотелось ставить парня в неловкое положение.

Перебарывая щекотку в носу, девушка отвлекла себя рассматриванием широкого серебряного кольца и элегантных наручных часов на темно-коричневом ремешке с заломом на третьей дырочке. Узкое запястье. Возникло желание примерить на себя и то, и другое, но послышался тот самый фыркающий шум, сигнализирующий о скором закипании, и девушка направилась преждевременно снимать чайник с плиты.

Ян мог решить, что она спешит покинуть его обитель и, черт возьми, он был бы прав. Внезапно он тоже приблизился к огню, чтобы перемешать соус, и едва задел Фаину нагим предплечьем, не обратив на это внимания.

Ждала ли она, чтобы Ян обронил хоть слово, или сама пыталась напоследок отколоть что-то меткое и емкое, но в голову ничего не лезло. Девушка, поборов желание сидеть здесь вечно и нюхать жареную свинину, в нерешительности потопталась на месте, будто раздумывала, не забыла ли чего, и направилась к себе.

Игра воображения умоляла ее в последний раз повернуть голову и встретиться со взглядом, который, если мыслить здраво, не может быть обращен ей вслед. Но Фаина не поддалась мольбам своей неудовлетворенности и гордо прошествовала вон, выйдя победителем из невидимой схватки. За перенесенное напряжение в комнате ее ожидала достойная награда.

Глава 5, в которой Фаина теряет самое важное

«Но одно дело – подавить любопытство и совсем другое – избавиться от него вовсе».

Роберт Льюис Стивенсон – «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда»

Фаина возвращалась из магазина и к своему ужасу чуть не наступила на жука. Неуклюже притормозив в самый последний момент, она врезалась в плечо прохожего и буркнула извинения, продолжая смотреть себе под ноги.

– Аккуратнее быть надо, – грубо заметил мужчина и почти со свистом дернул полой пальто, выражая тем самым свое крайнее неудовольствие.

Жук был некрупный, темно-коричневый и блестящий, как подтаявший горький шоколад. Он полз еще сонно, неторопливо. Фаина осмотрелась. Вот сейчас она отойдет на два метра, а какой-нибудь «любитель природы» его раздавит и глазом не моргнет. Нет, так дело не пойдет. Он ведь едва проснулся. Пока не понял, зачем, но уже куда-то движется. Как и любой из нас, не так ли? Не стоит убивать его за это.

Девушка присела на корточки и услышала отчетливый хруст в коленях. Она позволила доверчивому насекомому заползти на безымянный палец и пересадила его в безопасное место. Благодарности от них вряд ли дождешься, но настроение у Фаины все равно повышается из-за подобных мелочей. Еще и солнце выглянуло, взрезав лучами рваный чернильный край, стремительно расплывающийся под напором света, как акварель в воде. Разве бывала жизнь прекраснее, чем сейчас?

Некоторое время Фаина щурилась, рассматривая причудливо клубящиеся над северными многоэтажками облака, в молочном узоре которых она всегда замечала нечто большее, чем могли увидеть обычные люди. Затем вдохнула поглубже и направилась прежней дорогой.

В магазине она купила вина, потому что, во-первых, тоник закончился вчера (а оставаться совсем без алкоголя было не по себе – мало ли, какой кульбит выдаст настроение), а во-вторых, сегодня у них с Денисом уговор: посидеть у нее и посмотреть «Губку Боба».

Фаина взяла две бутылки полусладкого, потому что оно нравилось и ей, и Денису. На кассе пришлось показывать паспорт. Интересно, когда она станет достаточно плохо выглядеть, чтобы этого не происходило? Судя по отражению в зеркале и прогрессирующему диабету, довольно скоро. Хоть какой-то плюс.

– А-а, Фаиночка, проходи, деточка, – комендант пропустила девушку через терминал прежде, чем та достала пластиковую карточку со своей фотографией.

– Спасибо, Таисия Пална.

– А ну-ка подойди ко мне на минутку.

– Что случилось?

Пожилая женщина лукаво закусила дужку очков и подмигнула Фаине.

– Ну, что скажешь?

– На счет?

– Как вам с девочками новый сосед? Давно не видала таких красавцев. Да такой обходительный, рассудительный юноша!

– Хамоват, – флегматично резюмировала Фаина. Озвучивать личное мнение не имеет смысла: комендант почему-то очарована Яном, это слышно в ее интонациях, видно в ее глазах. И как он сумел настолько ей угодить?

Лифт был все еще сломан, так что пришлось подниматься по разбитой лестнице со стертыми, закругленными ступенями. Между вторым и третьим этажом бледно-зеленая краска на стене облупилась и зияла цементом. Крупное серое пятно по форме напоминало Фаине улитку. Девушка прошла мимо, качая головой. Разумеется, если сейчас позвать кого-нибудь, кого угодно, и показать это пятно, нормальный человек никогда не увидит в нем улитку. Но Фаина видела.

Эта улитка ползла с ней наперегонки каждый чертов раз, когда девушка поднималась. Иногда приходилось переводить дух, чтобы найти в себе силы преодолеть еще десяток ступеней, но останавливаться около этого цементного пятна Фаина бы никогда не стала. Оно будто насмехалось над ней и над ее примитивным табу, не имеющим никакого смысла.

Нужно было как можно быстрее пройти мимо пятна, пока оно не превратилось во вполне узнаваемый контур. Каждый раз, когда это происходит, мир кажется уже не тем, что обычно. Будто то, к чему привыкло зрение, ненадолго уступает место тому, что есть на самом деле. И есть в этом жуткая тайна, которую никогда не разгадать, не увидеть полностью. Лишь краешек.

Гора грязной посуды все так же ожидала Фаину в комнате. Придется мыть. Нечасто к ней приходят гости, но когда это случается, ничто не должно портить своим видом или запахом совместный досуг. Фаина вздохнула, поставила вино в холодильник, подхватила тарелки, кружки и вилки обеими руками и направилась к большой раковине. На кухне никого не было, но на плите шумел чайник, оставленный неизвестной рукой. Едва он закипел, Фаина машинально выключила газ и вернулась к своей пенной работенке.

Спустя пару минут из блока послышались голоса, и в помещение вошли Кирилл, Ян и еще двое юношей примерно того же возраста. Явно однокурсники. Они бурно обсуждали что-то, рассаживаясь вокруг стола и заваривая чай. Прислушавшись, Фаина разобрала, что речь идет о грядущем спектакле или вроде того.

Оставалось еще довольно много посуды, и мыть пришлось дольше, чем обычно – еда на поверхности засохла, нужно было размачивать и драть обратной стороной губки. Фаина вооружилась содой, чтобы хоть как-то ускорить процесс. Но, кажется, своей деятельностью она ничуть не мешала шумной компании.

Парни достали печенье и болтали без умолку, то и дело ядовито подкалывая друг друга похуже базарных хабалок. Фаине были интересны их разговоры, но, с другой стороны, казалось слегка нечестным подслушивать. Девушка неосознанно замедлилась, чтобы побыть здесь подольше. Предлог у нее все-таки имеется, плюс она уже была на кухне, когда они явились, так что «алиби» есть.

Насколько стало ясно, планировалась театральная постановка на религиозно-философскую тематику. В беседе то и дело упоминались Данте, Вергилий, Иов, черные пудели, а также бочка с вином, которая оказалась главной проблемой реквизита.

– Да к черту ее, оставим бочки Диогенам! – кулак внушительно треснул по столу.

– Нет, ты не понимаешь, слушай, вы тоже слушайте, хватит уже зубоскалить, – затараторил светловолосый парень с яркими безумными глазами и быстрой жестикуляцией. – Слушай, как ты можешь, ты ведь читал текст! Без этой сцены никак нельзя, ее невозможно просто взять и выбросить, во что тогда превратится смысл, где он будет? Ты бы попробовал выбросить из Евангелия сцену, где Христос превращает воду в вино? Нет? Вот и не надо того же делать с Антихристом. Как будто он чем-то хуже! Того же поля ягода, ага. Нет, бочка имеет существенное значение, несет огромную, я повторяю, огромную смысловую нагрузку! Вы где хотите, там и найдите мне эту бочку, но без нее я вам ставить ничего не буду, вот вам мое слово. Без чертовой бочки с вином ослабнет контекст, и будет это уже не театр, а черт знает, что. Dixi!5

– Вот именно: только черт это и знает. А мы – нет. И где нам эту бочку достать? И кровь Христову заодно.

– Кстати о черте.

Тут Фаина насторожилась и незаметно покосилась на них. Ладонь ее сама по себе замедлилась.

– Что скажешь, Ян?

– Полагаешь, эта роль мне подходит? – спросили с сарказмом.

– Ну ты сам посмотри на свой оскал, братец, на свой взгляд посмотри в зеркало, в конце концов! Неужели тебе никто не говорил, что ты дьявольски хорош?! У тебя внешность подлеца, хочешь ты или нет. Роль Мефистофеля создана для тебя, уверяю!

Раздался смех, заставивший Фаину вздрогнуть. Кружка чуть не выскользнула из мыльных пальцев. Девушка бросила быстрый взгляд на компанию. Нет сомнения, рассмеялся Ян. И этот звук никого не смутил, кроме нее.

Парни вели себя столь непринужденно, будто кроме них здесь никого не было. Впрочем, в общежитии каждый привык делать вид, что не замечает соседа. Это понятно. Любому нужна хоть временная иллюзия, что тебя оставили в покое. Вот и Ян, кажется, забылся в кругу друзей. Фаина и не подозревала, что этот человек умеет веселиться, и порой с его лица сползает маска непроницаемости. Его неестественный лающий смех стал для нее откровением.

– Люди… Вы такие интересные, – вздохнул Ян, обхватив пальцами кружку с чаем и выискивая своим зеленым взором нечто важное на дне.

– Ну и манеры, душечка. Что это с Вашей самооценкой, позвольте узнать? – манерно заговорил светловолосый, но не без иронии.

– А что с нею?

– Знал я, что Вы засранец, да не думал, что настолько.

Парень определенно потешался, подчеркивая, будто не имеет ничего общего с человечеством. Фаина не понимала, почему никто, кроме нее, не может воспринять эти заявления всерьез.

– Да он просто в роль вживается, – отшутился Кирилл.

– Я не стану играть дьявола. Это ведь просто смешно.

– Но почему? Тебе эта роль несказанно подходит. Никто не сыграет его, как ты.

– Пытаться изобразить потустороннюю силу, о которой ничего не знаешь – это слишком… человечно, – отмахнулся Ян, сморщившись.

– А ты, что же, бог среди людей? Или, может, сверхчеловек?

– Точно не первое, – усмехнулся Ян. – Это место занято, к счастью.

– Ты из плоти и крови, как и все люди. Такой же, как мы.

Звякнула ложка, и на кухне стало слишком тихо. Куда-то делась дружеская беседа, в которой каждый мог острить и не извиняться за колкости. Утекла по водостоку вместе с грязной водой. Фаина замерла и прищурилась. Ей вдруг показалось, будто Ян говорит все это с точным расчетом, что она услышит. Использует замутненные формулировки, чтобы позволить ей додумать, дофантазировать. Или это снова паранойя. Ей стало не по себе. Лучше бы она сразу ушла в свою комнату и не стала частью этой неловкой ситуации. Странные все эти ребята, даже страннее, чем она.

– А ты проверял?

Голос – чистый бархат, интонации дразнящие, но в то же время снисходительные. Будто бессмертный, уставший от жизни, просит убить себя, но знает, что это невозможно.

Напряжение достигло критической отметки. Скрипнул стул, словно кто-то откинулся на спинку, принимая вызов. Фаина удерживала себя, чтобы не повернуться. Как же глупо она сейчас выглядит со своей грязной посудой!

– Что же мне прикажешь, ножом тебя пырнуть?

– Попробуй.

Раздался нервный смешок, и вновь невозмутимое молчание Яна. Выжидающий взгляд.

– Девушка, а вы не подадите мне нож?

– Эта-то подаст, – усмехнулся знакомый голос. – Держи карман шире.

– Не хватало мне тут поножовщины, – спокойно ответила Фаина, стряхивая лишнюю влагу с посуды. – Как только уйду, хоть на шампурах сражайтесь.

Шутку оценили, но среди общего смеха недоставало лишь одного – лающего. Напряжение сошло на нет. Разговор вскоре вернулся в прежнее русло, а Фаина ушла к себе, так и не дослушав, чем кончился спор о системе Станиславского. Видимо, товарищи Яна воспринимали его замашки как способ продемонстрировать свое разбухшее эго. Может, они и правы.

В комнате девушка схватила сосательную конфету и легла на кровать так, чтобы ступни оказались на подушке. Всегда удобнее думать, уставившись вверх и запрокинув ноги на что-нибудь. Это дарит чувство свободы и независимости от обстоятельств, будто… будто живешь счастливой жизнью и не желаешь ничего большего. Случится ли когда-нибудь подобное и с нею?

Удивительно изменчив этот Ян. В компании друзей он без стеснения ведет себя как закадычный весельчак и к тому же провокатор. Но стоит ему оказаться с кем-то один на один из блока… Когда-то давно на парах по психологии им рассказывали, что у человека не может быть признаков сразу двух полярных темпераментов, например, флегматика и холерика. А если такое и проявляется, это либо откровенное лицемерие, либо серьезные проблемы с психикой.

Стук в дверь заставил Фаину посмотреть на часы. Для Дениса еще рановато.

– Ну и кто там?

– Это я.

На пороге с виноватым видом показался Гена. Он был в одних шортах, впрочем, как и обычно. Его намерение принять душ выдавали полотенце на плече и ковш в руке. Фаина уже знала, что ему нужно.

– Слушай, Афина: дай-ка мне мыло!

– Долго сочинял?

– Или шампунь. В общем, что-нибудь такое. У меня кончилось.

– Ты хотел сказать не «кончилось», а «с прошлого раза так и не купил, свинья ленивая».

– Ну дай, пожалуйста, иначе я приду к тебе ночью грязный и лягу в постель…

– Достаточно. Убедил.

– Буду тебя обнимать. Прижиматься сзади своим потным вонючим… – злорадствовал Гена, сев на своего любимого конька.

– Меня сейчас вырвет.

С преувеличенным негодованием Фаина протянула юноше мыло.

– Третье за этот месяц. Поразительная чистоплотность, учитывая то, как ты постоянно воняешь. Чего ухмыляешься? Думаешь, не понимаю, что пользуешься моей добротой?

– Но ты же не можешь мне отказать, верно?

Фаина промолчала, сжав губы, чтобы сдержать глупую улыбку.

– Пора мне переходить с мыла на что-то более существенное, – Гена подмигнул и ущипнул Фаину за нос.

– Не дождешься, – отмахнулась та.

– Ну я пошел, пока очередь не набежала.

– Стой, – девушка схватила его запястье и потянула на себя, прикрывая дверь. – Хотела у тебя спросить кое-что.

– Приду ли я сегодня ночью?

– Да нет же, хмырь озабоченный. Иди сюда.

Пришлось прижаться к нему, чтобы настроить на иной лад и перевести разговор в нужное русло. Странное дело, но Фаина часто обнималась с Геной без видимой причины. Когда подкатывала нужда или возникала неловкая ситуация, когда слова были лишними, – они касались друг друга, не задумываясь, как это выглядит со стороны. Точно так же можно приобнять брата или дядю. Вот только между Геной и Фаиной всегда сквозило нечто большее, нежели теплая дружба.

– Ну что тебе опять в голову такое взбрело? – спросил сосед, погладив девушку по волосам.

– Тебе не кажется, что у нашего новоиспеченного жильца слишком замысловатый темперамент?

– Х-хо! «Кажется». И не только мне. Видела бы ты, каким ласковым и нежным зверьком он становится, когда общается с комендой, например. И не пахнет от него тем, чем он становится, когда всплывает к себе на четвертый этаж.

– Как ты думаешь, кем он притворяется: душой компании в своем кругу или угрюмым мизантропом среди соседей?

– Думаю, он притворяется одним из нас.

– В смысле?

– По-моему, это очевидно. Если кто-то ведет себя радикально по-разному с различными людьми, это не человек вовсе, а хамелеон.

– Хамелеон… – повторила Фаина и вспомнила читанный еще в школе рассказик Чехова с таким же названием. – Просто признай, что давать людям клички – не твое, и смирись с этим.

– Ну твоя же прижилась.

– Только ты так и считаешь.

Гена поморщился, раздумывая над ответной колкостью, но так ничего и не успел выдать.

– Ну все, проваливай уже мыться, а то воняешь как старый пес.

– А ты кого-то ждешь, что ли?

– А вот это – не твое собачье дело.

Парень хохотнул, и Фаина со смешанными чувствами осознала, насколько нормально звучит его смех в сравнении со смехом Яна. Сопоставление произошло неосознанно, и в том же режиме продолжилось внутри Фаины, однако уже по другим параметрам. Раньше ей и в голову не пришло бы искать различия между Яном и Геной. Оказалось, таких различий множество. Общее между ними лишь место проживания.

– Не вздумай мне тут изменять, – подначивал Гена, пригрозив указательным пальцем, – а то, сама знаешь…

Фаина сорвала с его плеча полотенце и хлестко ударила по обнаженной груди. Надоедливый сосед наконец-то сбежал, прихватив тряпичное орудие мести. Девушка с улыбкой прикрыла дверь, размышляя о том, что на счет хамелеона Гена, на самом деле, очень верно, пусть и бегло, подметил.

Примерно через часик заявился Денис, по обыкновению распахнув дверь ударом ноги без всякого предупреждения. Фаина вздрогнула и повернула голову, откладывая книгу в сторонку.

– А вот и я! – заявил парень, сбрасывая капюшон и расправляя длинные волосы.

– Привет, жопа, – девушка весело подскочила с кровати.

Первым делом она показала ему свой новый йо-йо. Сначала в статике, затем в динамике. Парень бросил свои вещи на кровать и принялся оценивать игрушку. Как и Фаина, он был пристрастен к различным побрякушкам из прошлой эпохи, к которым нынешняя молодежь относилась с брезгливой снисходительностью.

«Все новое – лишь хорошо забытое старое», – любил говаривать Денис.

У йо-йо была глянцевая красная катушка с золотыми драконами на каждом диске и ярко-желтая петля. Просто держать ее в руке приносило чистое удовольствие, а тяжелый подшипник создавал приятный эффект упругости при подъеме.

Пока Денис устраивал петлю на среднем пальце и с видом восторженного ребенка тестировал силы гравитации и инерции, Фаина с умилением наблюдала за человеком, которого, наверное, могла назвать другом в той же мере, что и Гену.

Внешне Денис очень напоминал индейца, хотя ничто в его фамилии и родословной не поясняло странного сходства. Как так получилось, оставалось неясным. Генетические кульбиты, не иначе. Фаине нравилось наблюдать за его длинными жесткими волосами, за строго очерченным, с грубыми чертами лицом. Волосы, кожа, глаза – все было того особого темного оттенка, что позволяло Фаине в шутку называть своего приятеля «чероки». Денис не видел в этом ничего обидного и временами подыгрывал подруге, именуя ее или кого-либо еще бледнолицыми или поганками. На самом деле он был неплохой парень. Со своими вредными привычками, но весьма талантливый и амбициозный.

– Где купила?

– В подземном переходе. Угадаешь, за сколько?

– Вот жидовская морда, за копейки, очевидно?

– Чья бы индейская морда говорила.

Денис нагло усмехнулся и достал из рюкзака свой маленький скетчбук, который он всюду носит с собой, чтобы в ответ похвастаться новыми эскизами. Бегло рассматривая рисунки, Фаина пыталась понять, под дозой сейчас ее приятель или нет. Сложно сказать наверняка, ведь манера общения и интонации у Дениса сами по себе странные. Но все же вроде чистый. Зачем употреблять, если и так идешь выпить?

– Мне нравятся все, – Фаина с восхищением захлопнула небольшую книжицу в мягкой карамельной обложке. – Ты не мог бы подарить мне один из них?

– Какой ты хочешь?

– С хамелеоном.

– Без вопросов.

– И тебе не жалко?

– Почему мне должно быть для тебя что-то жалко?

– Ну, если бы я умела рисовать, я бы не смогла отдать кому-то свой рисунок навсегда… Особенно удачный. А у тебя все удачные.

– Я это создал, мы оба об этом знаем. Остальное неважно. Вот, держи. Я нарисую еще десяток таких.

– Когда-нибудь я накоплю деньги и сделаю себе татуировку по твоему эскизу.

– Не раньше, чем я сам открою тату-студию. Кстати, я принес кое-что еще.

Денис пошарил по карманам, извлек цветную упаковку, встряхнул ею в воздухе и торжественно предложил сварить глинтвейна. Фаина пришла в восторг от этой идеи, до которой сама почему-то не додумалась. Они взяли с собою вино, специи, ноутбук и отправились на кухню. Пока Фаина искала подходящую по объему кастрюлю, Денис озвучивал инструкцию по приготовлению, в своей манере затейливо переделывая обороты речи, которые ему не нравились, потому что казались слишком топорными и официальными для краткого совета, как варить глинтвейн.

– Вроде бы ничего сложного. По счастью, я на днях покупала апельсины. Что-то должно остаться.

– Слушай, а на какой серии мы остановились в тот раз?

– Кажется… – Фаина задумалась, споласкивая кастрюльку, в которую, она надеялась, влезут два литра вина. – «Я уродлив и горжусь этим!»

– Воу, Фаина, полегче с самокритикой. Ты вполне симпатичная бледнолицая…

– Заткнись! Иначе я тебе твои стрелы знаешь, куда засуну?

– Сделаю вид, что не слышал этого. Та-ак. Значит, сейчас будет серия про Хэллоуин.

– Где Патрик сбрил Губке Бобу все тело, кроме глаз и мозга?

– Ага.

– Вот черт!

– Что?

– Штопор забыла. Сбегай в комнату, а?

Денис поставил на паузу и молча вышел. Он вернулся очень быстро и сообщил, что штопора на привычном месте не нашел. Фаина возразила, что этого не может быть, потому что буквально вчера она положила его туда, где он лежит всегда. Уж что-что, а такую важную вещь ей терять недосуг. Денис пожал плечами и предложил ей сходить проверить.

Уверенная в том, что это ошибка, девушка зашла в свою комнату и обомлела. Штопора действительно не было. Так. Вчера она пила тоник и положила его вон на ту полочку, справа от пачки риса. Штопор лежит на этом месте буквально с момента сотворения Вселенной. Либо он в руках Фаины, либо здесь. И это абсолютная константа земного мира, Авогадро нервно курит в стороне.

– Вот лажа.

Девушка топнула и задумалась. Наверняка кто-то зашел и позаимствовал его. На время или даже навсегда. Кто может просто так входить в ее комнату? Даша. Нет. Гена? Вероятно. Но он бы обязательно предупредил. Гена не имеет привычки брать без спроса.

Ладно, его могли просто украсть под шумок, это ведь общежитие. Другое дело, что лично у Фаины еще ничего не крали за все время проживания здесь. Но все когда-то бывает впервые.

Фаина проверила наличие более ценных вещей, чем исчезнувший штопор. Все оказалось на месте. Это исключало кражу. Значит, чья-то нелепая шутка? Или же она сходит с ума. Вздохнув, девушка отправилась в путешествие по этажу с целью найти хоть какой-нибудь штопор. Не хотелось расстраивать Дениса такими глупыми трудностями. В общаге все пьют, у кого-нибудь да найдется, чем открыть вино.

Фаина еще никогда так не ошибалась. Все будто сговорились между собою, чтобы не позволить ей сегодня выпить. Но ведь практически никто не знает о ее небольшой проблеме, чтобы подобное затеять.

Те, кто открывал ей дверь, либо сами вдруг не могли найти свой штопор, либо не имели его вообще. Фаина верила в совпадения, как и любой здравомыслящий человек, но то, что сейчас происходило, уже вызывало нервный смех. Разумеется, в финале своего странствия ей пришлось, сцепив зубы, постучаться в 405-ую. Иного выхода ей просто не оставили. Дверь открыл Ян. Он возвеличился в проеме в одних шортах, фамильярно раскинув по полу длинные жилистые ступни, формой напоминающие обрубленную с двух углов вытянутую трапецию. Весь его вид словно бросал кому-то вызов, особенно босые ноги.

– Привет, э…

Стоило Фаине в очередной раз увидеть соседа с обнаженным торсом, она с удивлением отмечала, что торс этот приобретает рельеф и объем, приятные ее глазу. Стараясь концентрироваться на лице Яна, Фаина прочистила горло.

– У меня тут штопор потерялся. У вас с Кириллом случайно не найдется?

Ян молча глядел на нее, будто ждал чего-то еще. Более существенного. Чего-то, что оправдывало бы ее наглость побеспокоить строптивого соседа своими мелочными, слишком человеческими просьбами.

– Произнеси хоть слово! – разозлилась Фаина. – Надоело в молчанку играть. Нет штопора – так и говори. Есть, но не хочешь давать – тоже скажи прямо, мне все равно на твое ко мне отношение. Только дай какой-нибудь уже ответ, я не собираюсь коротать вечность в твоей компании.

Ян издал свирепый смешок, закатил глаза и захлопнул дверь прямо у нее перед лицом, заставив отступить на шаг. Фаина сжала кулаки так, что ногти впивались в ладонь. Отыскать штопор стало делом принципа, хотя совершенно очевидно, что во всем корпусе его не будет ни у кого, даже у тех, кто всегда им пользуется. И чьи это проделки? Хотелось бы Фаине не знать ответа на этот вопрос.

Она шла на кухню, размышляя над тем, как ей не расстроить Дениса и не расстроиться самой, и тут ее окликнули. Фаина обернулась – ее догонял Кирилл.

– Вот, держи. Не обращай на него внимания, он сегодня какой-то нервный. Человек настроения… Ты ведь знаешь.

– Лучше бы не знала… Я у тебя в долгу.

Кирилл козырнул ей и пошел к себе. Фаина посмотрела ему вслед. Сейчас он выглядел оживленнее, чем обычно, но не стоит заострять на этом внимания. Главное, что Кирилл остался собой и не попал под пагубное влияние Яна. В том смысле, что он все еще считает себя смертным и хорошо относится к Фаине. Интересно, как им вместе �