Читать онлайн Магические Перпендикуляры 4. Занят войной и любовью

Глава первая

Хабар складировали частью у Макарыча, частью в расположении. Токарный станок старому мастеру очень понравился. Я посоветовал его до моего возвращения не трогать. Не зря же я генератор тащил – запустим. Вот тогда-то господин Тимонин своими глазами увидит, о чём всё это время говорили большевики. Кстати, он в свою очередь порадовал запланированными на завтра заводскими испытаниями двустволки местного разлива. Хорошо. Очень хорошо.

После разгрузки привезённого в расположение, в выделенной нам избушке практически не осталось свободного места. Для дальнейшего складирования чего бы то ни было. О чём я тут же сообщил Синюхину. Да он, собственно, и без моего доклада всё это видел.

– Коля, нам нужна казарма, – в очередной раз напомнил я о насущной проблеме.

– Да что ты всё заладил: «Казарма, казарма»? давай часть твоих ящиков в ротном амбаре положим. Всё посвободней станет.

– Коля! Да какой амбар?! А с секретными материалами где работать? В конюшне прикажешь?

– Это что за материалы такие? – удивился мой ротный командир.

– Сейчас покажу. Вот только людей на обед отправим, и покажу.

А вот это как раз оказалось не так просто, как я думал. Трёхдневный поход – это, считай, и не поход вовсе, особенно по здешним меркам. Данилыч, так тот вообще предлагал распаковать всё прямо сейчас. А обед… А что обед? Касервов солдатикам выдать, да и всех делов.

Хорошо ещё, что вахмистр Сорока имел более высокий чин, нежели Данилыч, да и занимаемая должность не позволяла ему пренебрегать субординацией. Короче, командир хозяйственного полутонга взял дело в свои руки и забрал-таки у меня драгунов специального назначения для приёма пищи. Я повелел ему не появляться по меньшей мере два часа.

Со Сметаниным оказалось всё гораздо проще. Ему выдали литературу по медицине и разрешили отбыть на квартиру для подробного изучения оной.

Убедившись, что лишних ушей не осталось, я завёл Спиридоныча в штаб и, заперев дверь, произнёс:

– Сейчас ты приобщишься к тайнам мировой крутости.

Про мировую крутость я в каком-то детском фильме услышал. Для текущего момента термин показался мне очень подходящим.

Из рюкзака я достал ноутбук и, расположившись на столе, включил «блюдечко с голубой каёмочкой».

– Что это? – спросил неотрывно следивший за моими манипуляциями капитан.

– Будущее, – ответил я с пафосом.

Он хотел ещё что-то спросить, но в это время экран зажёгся, и знаменитая на весь мир мелодия огласила комнату. Вначале, не сейчас, а ещё там, в будущем, я хотел показать Спиридонычу пару фильмов про индейцев целиком, типа чтоб попривык, и к ноутбуку, и к фильмам, и к новинкам вооружения, а потом плюнул и сделал нарезку сюжетов. Про скобу Генри, про револьверы, про картечницу Гатлинга, про пулемёт Максима, про танки, аэропланы, крейсера, подводные лодки и бомбардировщики.

Не успел я включить капитану первый трэк, как он поставил меня в тупик вопросом:

– Андрей, а эта штуковина не из тех ли будет, которые ты продаёшь самым богатым купцам у нас в городе?

Упс! А тайна-то не такая уж и секретная, как оказалось.

– Не совсем прямо вот точно такая, но нечто вроде того.

По мере углубления в мир будущего Спиридоныч всё больше распалялся. Ему нужно было всё и револьверы, и картечницы, и пулемёты. Потом пришло время Первой Мировой. Танки попервости его обескуражили:

– Ого! Это что за Змей Горыныч?

– Коля, это бронированная машина. Вся из железа, чтобы пули не пробили. Мы с тобой такую в Долгой Дубраве видели. Только старую.

– Хороша штука! Нам бы с десяток таких, и можно ляхов воевать.

Капец!

Всё что Николай видел, всему он моментально находил применение в современных ему реалиях. Линейные корабли, обладай таковыми царь-батюшка, не оставили бы ни единого шанса ни туркам, ни англичанам. Аэропланы – это, понятное дело, для разведки: сверху на супостатов поглядеть, а стратегические бомбардировщики… вы не поверите, индейцев бомбить. Ну, и от степняков тоже не помешают…

Да-а-а, не так я себе всё представлял. Не так.

Вот что ему индейцы сделали? И, опять же, ну, кто степняков – кочевников, между прочим – будет стратегической авиацией бомбить? Тут «крокодилы» нужны, или «аллигаторы». Хотя, какая разница? Всё равно ни тех, ни тех я сюда притащить не смогу. Да и нет их у меня. И не продаст никто.

Имелся у меня видосик один… ну, не один, конечно, но показать и одного достаточно. Так вот, показал я товарищу капитану ролик про пулемёт Калашникова. Ручной.

– Вот! Вот нам бы таких десятка два, а лучше три, мы бы тогда и степняков жить научили, и ляхам бы врезали!

– На счёт ляхов – не знаю, а про степняков ты прав. Есть, правда, одно НО… – я сделал паузу. – С сожалением вынужден констатировать факт твоей правоты по поводу денег.

Синюхин помрачнел:

– Договаривай, – хмуро проговорил он.

– И на два десятка-то не дадут, а уж на три и подавно.

– И сколько денег понадобится?

Я задумался. Нет, я уже решил, что эРПэКа (ручной пулемёт Калашникова) у меня будут стоить три тысячи золотых за каждый, ПэКа (пулемёт Калашникова) – четыре, ПэКаэМы (ПК модернизированный) – четыре с половиной, а «Печенег», буде удастся добыть, вытянет на все пять. Ибо торговать нужно с прибылью. Но…

Я решительно поднялся:

– Пойдём, – сказал я Николаю.

– Куда эт ещё, – удивился тот.

– В оружейку.

В оружейке я размотал один из ручных пулемётов.

– Ох, ты! – только и смог вымолвить Спиридоныч.

Он протянул руки, чтобы взять чудо техники, я протянул ему оружие и по привычке сказал:

– Не заряжен.

– Ох, ты! – повторил капитан. – Я только подумал, а ты уже один и привёз.

– Два, – поправил я, хотя, откуда он мог знать.

– Два-а-а???

– И ещё кое-что. Только об этом пока никому!

– Ну, так эта… оно… – чувства переполняли его и мешали связно говорить. – А Дмирть-Санычу?

– Пока и ему не стоит. Сам скажу.

– Ладно. А когда мы его попробуем?

– Дмирий-Саныча? – улыбнулся я.

– Да тьфу на тебя!!! Чё мелешь?! Этот, – он потряс пулемётом. – Пулестрел.

– Успеем ещё.

– Успеем? А кто говорил, будто времени совсем нет? – сощурился отец-командир.

– Ко-оля, – я протянул руки за пулемётом, но Синюхин тут же отступил на шаг.

– Обожди! А ежели Сухонин и впрямь один не справится? Тогда как?

– Тогда мы поедем. Сам же говорил.

– Не пробовамши? Так?

– Ко-оля, отдай пулемёт. С полковником мы поговорим. Обязательно. Может, уже завтра. А пока сие должно быть тайной, семью печатями мрака скрытой. Понятно?

– Ну, ежели только до завтра, тогда бери, – с этими словами он протянул мне оружие, совершенно не скрывая, как ему не хотелось с ним расставаться.

– И ещё, – произнёс я, принимая из рук ротного бессмертное творение Михаила Тимофеевича. – На стрельбище из него стрелять нельзя.

– Это ещё почему? – изумился Синюхин, но видимо, сообразив, с пониманием высказал догадку: – Тайна?

– Не только.

– А что ж ещё-то?

– Стреляет уж больно далеко. Как бы в кого не попасть.

– Далеко? Эт на двести саженей что ли?

– До трёх вёрст, – не особо надеясь, что мне поверят, сообщил я.

– Да иди ты! – замахал на меня руками Синюхин.

– По тому берегу стрелять можно.

Похоже, до капитана начало доходить:

– Ага. Попасть-то, может, и не попадёшь, а пуля-то долетит. Так?

– Точно. А пуля, она, как известно, дура: целиться на таком расстоянии без толку, но случайно кого-нибудь подстрелить очень даже можно.

– И как нам быть? – помолчав, спросил Спиридоныч.

– Возьмём струг, выплывем на середину Волги, и по какой-нибудь бестолковой лодчонке будем стрелять.

– На середину? Ты ж сам похвалялся, будто с этого берега до другого дострелить сумеешь. А с середины-то оно половчее выйдет. Как бы и впрямь не подстрелить кого ненароком.

– Коль, так мы же не поперёк реки стрелять-то будем, а вдоль. А там простор-то не на одну версту…

– Понял, понял, – он провёл рукой по лицу. – Ох, и хитёр ты, Андрюха!

– Что есть, то есть, – не стал отнекиваться я.

– Значит, до завтра?

– Ну, ты подожди, ещё не расходимся.

– Ещё что-то привёз? – сразу же насторожился капитан.

– Пойдём киношку покажу.

Мы посмотрели сюжет про пулемёт Калашникова. Тут мне пришлось объяснять, в чем, собственно говоря, разница, потому что сам ротный её так и не углядел. Вы, наверное, тоже не в курсе? Если коротко, то пулемёт Калашникова мощнее ручного пулемёта того же Калашникова. У ручного пулемёта калибр (калибр – это диаметр пули, попросту говоря, толщина) 5,45 милиметра, а у пулемёта – 7,62 мм. И дальнобойность, и бронепробиваемость у пулемёта выше. РПК по сути своей – просто обычный автомат, только ствол у него длиннее, и магазин не на тридцать патронов, а на сорок пять, это если рожок, а если диск, так тот аж на семьдесят пять. ПК и ПКМ (для непосвящённых – это одно и то же, в смысле, не парьтесь – всё равно не отличите), они чуток по-другому устроены, там уже не рожок, а лента заряжается, в коробе, и она аж на двести пятьдесят патронов бывает. Вот так вот.

Используя примерно такие аргументы, я постарался убедить своего ротного командира в превосходстве пулемёта Калашникова над его же ручным пулемётом.

– Пять сорок пять – это сколько? – поинтересовался Спиридоныч.

Я показал.

– Это кого ж такой крохопулькой убить-то можно? Курицу разве что.

Я снова, как смог объяснил про убойную дальность и бронепробиваемость.

– А вторая пулька… семь шисят пять, она сколько?

Я показал и её.

– Тоже не велика.

Тут я уже совсем разозлился и, чуть не с пеной у рта принялся доказывать, что дело тут не в том, большие у меня пули, или нет, а в том, что летят быстро и далеко. А из пулемёта ещё и часто. Кроме того форма самой пули тоже имеет огромное значение. В качестве аргумента мною был приведён факт большей дальности стрельбы из охотничьих двуствольных ружей. Против них Синюхин возражать не стал.

– Да пойми ты, Коля, ведь против конницы в степи пулемёты, они же гораздо эффективнее даже моих двустволок. В разы. В десятки раз эффективнее.

– Вот лучше бы ты их бы тогда и привёз! – заявил мне Синюхин.

– А я и привёз.

– Да ладно!!! А ну, покажи!

– Пошли.

После демонстрации оружия большей мощности, Синюхин вошёл в раж:

– А ещё сильнее чего-нибудь есть?

– Вообще или с собой?

– И так, и так.

– И да, и нет.

– Это как?

– Вообще есть, а с собой нет.

– А чего ж не привёз?

– Коль, ну, ты странный такой? Думаешь они в любом магазине продаются, заходи бери? Нет, брат, их абы кому и в руки-то подержать не дают, а чтоб продать… это вообще! – я махнул рукой.

– В магазине – это как?

Блин!!! Опять!

– Магазин – это у нас там, Коля, лавки торговые так называются. Понял?

– А в этих лавках только вот такие пулемёты продают, и всё?

Ага!!! Только их! Главное – деньги плати, не забывай!

– Да нет, конечно! У вас же здесь пушки в лавках не продают, вот и у нас тоже.

Зря я про пушки-то…

Пришлось показывать кино и про них.

Мы бы ещё долго так развлекались, но нас оторвал Данилыч, пришедший сообщить, что личный состав накормлен и готов к выполнению дальнейших… чего пожелаем.

– Токма подустали оне малясь.

Ну, бегать-то я и сам сейчас не собирался, а вот пострелять…

– Данилыч, хочешь из моей винтовки с трубой пальнуть?

Тот чуть не поперхнулся:

– Нечто и впрямь дозволите?

– Тогда командуй выдвигаться на стрельбище. Хотя, нет, – я вспомнил, что сам же его определил в старшины, и, значит, теперь это не его задача. – Постой. Русанова мне позови.

Пока весь личный состав группы драгунов специального назначения палил из «штатных» двустволок, Горшенев маялся без дела. Ему одному приказано было выдвигаться на стрельбище без оружия. Разгадка особой хитростью не отличалась. Поскольку господин полковник не соизволили покуда рассчитаться со мной за первую снайперскую винтовку, то вот пусть и остаются в неведении относительно факта появления второй. Ну, а мне самому и одной хватит. Поэтому моя проверенная будет лежать у меня дома, в то время как все будут думать, будто я её Горшеневу отдал.

В принципе я давно уже думал лучшего моего снайпера вооружить по-настоящему, вот случай и подвернулся. Существовала, правда, одна проблема… Вернее две, но решение для них производилось в одно действие. Итак, новая винтовка пока не пристреляна, это первая проблема, вторая – Горшенев пристреливать не умеет. Значит, что? Значит, придётся мне. Вот пока я её пристреливал, молодой драгун нервно расхаживал у меня за спиной.

Я закончил, подозвал Прова и объяснил, как стрелять из СВД. Все находившиеся на полигоне мишени, парень поражал с первого раза. Даже привыкшие к его меткости «ветераны» спецподразделения и те восхитились.

– Вашброть, Вы давеча и мне посулили с её пострелять, – напомнил о себе Данилыч.

– Конечно, конечно. Давай, Пров, заряди сержанту.

Фраза двусмысленная, но это там, в цивилизованном двадцать первом веке, а тут в архаичном восемнадцатом зубоскалить по этому поводу было попросту не кому.

Собственно говоря, пострелять из снайперской винтовки, я своему старшине предложил не по широте душевной. Из неё постреляли все, кто до этого отличился в меткости. Мне нужен был и второй снайпер, и «Вепря» тоже кому-то передать требовалось. На случай войны, естественно.

Лучший результат показал Бабкин. Значит, его и учить будем. А «Вепря»… его пока пускай Данилыч осваивает.

Глава вторая

Поставить в известность командира полка об усилении огневой мощи не получилось. Ватулин куда-то уехал дней на пять и, что не могло не радовать, увёз с собой Арефьева, оставив за себя Полозова. Решив, что вооружение пластунской группы – это только для прямого начальства, мы со Спиридонычем к ВРИО командира полка не пошли, а отправились сначала к своему комбату.

Степан Емельянович сходу об чём идёт речь не понял, поэтому обозвал на с дураками, но разрешение на использования плавсредств дал. Не совсем таких, как хотелось, но и это – хлеб:

– Струги без Полозова вам никто не даст. Да и он не даст, потому как не зачем. А вот барку… Да что барка?! Просто лодчонку побольше наймите, да и всё.

Синюхин вопросительно посмотрел на меня. А почему бы и впрямь не нанять? Да, точно! Одну наймём, а вторую купим. Куплю. Ведь если испытания пройдут успешно… А отчего бы им не пройти? Так вот, когда испытания завершатся, вторая лодка может уже и утонуть.

По пути в расположение я поинтересовался у Синюхина, не знает ли он, у кого мы можем нанять лодку человек на десять, так чтобы без экипажа.

– А почему так? – вопросом на вопрос ответил командир.

– Секретность, – напомнил ему я.

– А грести кто будет?

– У нас разве не кому?

– Народу полно. Но кого взять-то собираешься?

– Ага! Вот это уже по существу. Та-ак… Ну, мы с тобой – это раз…

– Но мы-то с тобой грести не будем, я надеюсь?

– Не надейся! – проговорил я с самым серьёзным выражением лица, на которое только хватило сил.

– Что, всё настолько секретно? – попытался проникнуться идеей ротный.

– Да расслабься ты! Шучу я.

– Понятно, – помолчав, произнёс Спиридоныч. – А ещё кто?

– Пеньков, Корягин, Кашин и Прокопов, – поразмыслив, перечислил я.

– А Прокопов зачем? Тоже грести?

– Нет, Коля, как раз они-то грести и не будут.

– Почему?

– Чтобы руки после гребли не тряслись. Они будут стрелять.

– Из этих? – не поверил Синюхин.

– Конечно. На то они и пластуны, чтобы из пулемётов стрелять, – заверил я командира.

– А грести тогда кто?

– Думаю, проверенных людей надо взять. Горшенев, Бабкин, Бабанов, Шапошников.

– Четверо?

– Мало?

– Ещё бы двоих, – задумчиво произнёс Спиридоныч.

– Тогда ещё Шушунин и Сорока.

– Да ты что?! Шушунин – карпорал, а Сорока – тот и вовсе вахмистр!

– Что с того?

– Да как же это? Вахмистр и грести?

– Что? Не по чину думаешь?

– У тебя, почитай, полутонг, а ты вахмистра на вёсла?

– А вот давай поспорим, что он сам согласится! – предложил я.

– Да не в жизнь!

– «Да не в жизнь» – это в смысле не согласится, или в смысле спорить не станешь?

– Не согласится!

– Что ставишь?

– А ты?

– А я Артикль поставлю.

– Какой такой Артикль ты поставить хочешь? – недобро сощурился капитан.

– Как какой? Я же себе копию сделал, чтобы читать. Вот её и ставлю.

– Переписал что ли? – не поверил Синюхин.

– Ну, типа да.

– Нет! – резко возразил капитан. – Ты Артикля вовсе не знаешь, так что сам читай! Паёк лучше поставь.

– А ты с чего взял, будто выиграешь?

– Не по чину вахмистру грести. Сержанту, и то не по чину, когда простых драгунов полно.

– Сержанту, говоришь? А вот поспорим, что и Ситный с Русановым грести согласятся?

Синюхин нахмурился:

– Чего-то ты задумал, а чего, никак в толк не возьму.

– Да расслабься ты, Коля, просто за возможность пострелять из такой штуки, сам Дерюгин грести будет, а тут всего лишь вахмистр.

– Что-то ты их уж больно дёшево ценишь.

– Ладно. Тогда ты стрелять не будешь.

– Это ещё почему? – взвился капитан.

– Потому что ты не гребёшь!

– Я – командир!

– Не-е-ет! – помотал головой я. – Командир группы – я. А тебя мы можем и вовсе с собой не брать. Тем более, что докладывать о результатах стрельб я должен Ватулину… Кстати, ты помнишь, что у нас даже батяня-комбат не в курсе новых поступлений. Ибо секретность!!!

Синюхин свирепо засопел.

– Ты хочешь, чтобы я тоже вёслами грёб! А вот хрен тебе!

С этими словами он развернулся и пошёл куда-то в другую сторону. В не известном мне направлении. В смысле, я не понял, куда он пошёл.

Ладно. Потом помиримся. Надо будет Данилыча на счёт лодок озадачить.

Мой старшина высказал некоторые опасения по поводу успешности фрахта лодок в ближайшие пару дней:

– Могёть и не сладиться, оно, вишь чё, суббота ведь завтра, а опосля и вовсе – неделя.

– Ты главное, Данилыч, попробуй, поспрашивай, может, кому-то деньги нужнее субботы. Нас четырнадцать человек будет, а если со Сметаниным, то пятнадцать. Надо чтобы все разместились. Ну, и груз кой-какой с нами будет.

– Поспрашивать оно, конечно, можно. За спрос денег не берут. А ента лодчонка, какую купить-то надо, она на сколь человек?

– Да хоть на одного, лишь бы на воде держалась. А лучше две таких, и верёвку саженей на двести, или даже триста. Вот.

– Толстую?

– Нет, лодку привязать.

– А пошто таку длинну?

– А мы по ней стрелять будем.

– По лодке?

– По ней.

– Эвон как! – удивился сержант и отбыл выполнять поручение.

А я поплёлся домой. Там меня Макарыч уже заждался, поди.

И не только он. Меня ждали все. Ну, ещё бы! Во-первых, всем хотелось посмотреть, как работает новый станок, а во-вторых… Во-вторых, они сделали «чудо-ружьё». И оно стреляло. Уже дюжину раз. Против трёх выстрелов в прошлый раз, это – несомненный прогресс. Точнее, против двух выстрелов. Тогда удалось произвести только два выстрела, на третьем ствол разорвало. А тут целая дюжина! И ствол цел.

Я тоже порадовался вместе с ними и велел стрелять, пока ствол снова не разорвёт.

– Эт пошто? – удивился хозяин мастерских.

– Это, Макарыч, для того, чтобы узнать, насколько выстрелов вашего творения хватит. А то вдруг дюжина – это и всё, а больше ни-ни…

– Понятно, – пробурчал тот. – Слыхал, Митяй? Иди, калечь фузею.

Все повернулись к жилистому мужику в кожаном фартуке. Тот тяжело вздохнул и с явной неохотой пошёл расстреливать насмерть совершенно новое ружьё.

Настала моя очередь. Станок подняли на стол, принесли генератор. И я их обоих запустил. По очереди, конечно.

Звук работающего генератора всполошил многих:

– Эт он чё… всегда такту рычать топериче будет? – поинтересовался молотобоец.

– Нет, Федюнь, бензин кончится, и замолчит, – пошутил в ответ я.

– Чего кончится? – вступил в диалог Савелий.

– Да успокойтесь вы, просто без вот этой хренотени, – я указал на генератор. – Станок работать не может. Пока, во всяком случае, – и включил станок.

О-о-о! Вот это уже совсем другой коленкор. Тут народец оживился и начал на разные лады выяснять, как это всё само крутится, да ещё так быстро? Я не стал рассказывать им про магнитные поля и бегающие по проводам волшебные электроны, просто сказал, что пока это не важно. И главная наша задача состоит не в копировании привода, а очень даже наоборот, в воссоздании всего остального: направляющих, суппортной пары, резцедержателя, патрона и задней бабки.

Вам, должно быть, эти слова ни о чём не сказали? Ничего страшного – вам же не нужно делать токарный станок своими руками, вот и не вникайте. В крайнем случае, купите, их сейчас всяких и разных, только деньги платите.

Да, а вот Макарычу и всем остальным мне пришлось подробно объяснять, что к чему. Я несколько раз останавливал и снова запускал станок, демонстрируя работу разных его узлов, даже какую-то железяку показательно обточить пришлось.

Вскоре опыты пришлось прекратить. Генератор довольно изрядно наполнил воздух в помещении выхлопными газами, и дышать стало трудновато. Несмотря на задымление, народ жаждал продолжения. Пришлось пообещать на завтра повторение демонстрации возможностей свежепривезённого оборудования. Правда, на завтра у меня ещё одно мероприятие запланировано. По сути, аналогичного содержания: демонстрация возможностей свежепривезённого вооружения. Успею. Да и не успею – тоже не беда, значит, станок на послезавтра отложим, только и всего. Пулемёты, они в нашем деле поважнее станков-то будут.

Но это всё завтра, а сегодня уже и отдохнуть не грех. К ужину ожидается появление Ефрема. Заберёт новую партию товаров, отчитается за старые, ну, и на следующий раз чего-нибудь закажет.

Наибольшим спросом пользовались пайки. В прошлый заход я не рассчитывал на них. В смысле, я не планировал их продавать, а совсем даже наоборот: собирался использовать их в интересах группы. На выходах. Но уж очень не по душе пришлась эта затея моим командирам. Кормить отборными «деликатесами» простых драгунов, да даже и не простых, все как один сочли невероятным расточительством. Кроме самих драгунов, естественно. Нет, в слух-то и они не одобряли, но их «протесты» звучали как-то неискренне.

Так вот, рассудив здраво, я принял предложение Ефрема, реализовать их в среде наиболее состоятельных людей. Напитки с «золочёными» этикетками также принесли немалую прибыль. Значит, так и будем действовать: все, что можно продать продадим, ну и, на складе в оружейке на один выход припасём. А то мало ли что.

Из Сызрани прислали деньги за проданные там бинокли. Просили ещё.

– Не иначе в Саратов повезут, стервецы! – усмехнулся Ефрем.

– Пускай везут, – ответил я. – Вещь не только в военном деле полезная.

– Ага! – поддакнул хозяин дома. – Вона здёздья на небе пощщытать, куда как ловчее.

– Не скажите, Михайло Макарыч, – не согласился с ним внучатый племянник. – Знаете же купца Пирожникова?

– Микулу Селяниновича-то? – вступила в разговор Настасья Петровна. – Скажешь тоже, Ефремка! Да хтошь яво не знат-то? Чай, известный сумасброд. Вина не пьёт, одни книжки читат. Как и не купец вовсе!

Ефрем усмехнулся и, обращаясь ко мне, произнёс:

– Оригинал он несомненный, это уж поверьте, Андрей Иванович. Так вот, имеется у него среди прочих одна страстишка: именно вот на звёзды и смотрит по ночам. Уж чего он там увидеть желает, полагаю, и сам не скажет. Но вот он, извольте видеть, тоже возжелал бинокль поиметь. Глянул в него туда-сюда, да и говорит: «Слабосильный он у Вас, моя зрительная труба не в пример лучше приближает!» Вот как!

– Ну, эт что! – пробасил Макарыч. – Рази хто ишшо акромя яво такой дурью-т балаваетси?! Труба у яво лучче? Ну, вот пущщай в яё и глядит! Чай, небось, деньжищ за трубу-то выложил поболе, чем за бинокуль.

Спрашивать, сколькикратная подзорная труба имеется в распоряжении у местного астронома, не имело смысла. Надо будет самому к нему сходить и глянуть. Глядишь, и телескоп ему какой-нибудь подгоню.

– А иголки, Андрей Иванович, шибко уж мелкие, – посетовал Ефрем. – Только под дорогую нитку подходят.

– А вона у Танюшки какие, поглянь-ка, – снова приняла участие в диалоге хозяйка. – Всяких привёз, да разноцветные какие! И таки, и таки! Всяки! Ты, Ефремка, спроси, можа и тебе привезёт.

– Привезти-то привезу, только не выгодно это. Лучше буду иголки покрупнее брать.

– Покрупнее – это хорошо. Крупные, они враз уйдут, – обрадовался купец.

Я вдруг представил, как Ефрем продаёт иголки. В розницу. И мне стало смешно.

– Ефрем, дружище, а кому ты их продаёшь? Иголки? – поинтересовался я.

– Коробейникам, – какбы удивился тот. – Кому ж ещё?

– А портным разным, типа Абрама Моисеевича?

Тот сразу сморщился:

– Им много не надо. Две-три возьмут и всё, им уже на год хватит.

Ясно. Ткани я возить не собирался. Да и не понимаю я ничего в тканях.

Затем разговор перешёл на мультитулы. Ефрем отсчитал Макарычу деньги, а тот выделил мою долю.

– Макарыч, ты смеёшься надо мной? – сам улыбаясь во весь рот, спросил я. – Ну, куда они мне, эти копейки?

– Копейки, не копейки, а всё одно: уговор он подороже денег-то будет. Сговорились, что тебе с кажного пятак идёт, вот и бери. А я тебе ишшо по три рубли за день должон, да за станок-то опять же. Вот и бери. Копейка, она, вишь чё, рубь бережёт. Не хватит одной, и рубь не целый.

Нда! А то у меня денег нет! Я тут думаю, как завод построить, а мне жалование выдать пытаются.

Ефрем о чём-то задумался, а потом с энтузиазмом выдал:

– А ведь если вот эдакий прирост капитала и в следующий раз выйдет, то по всему батюшка во вторую гильдию записаться сможет. Мы тогда уже расшиву свою возьмём, и на Казань сходим, и на Нижний, да и на сам Новый Город.

– А у Вас, что, нету расшивы? – удивился я.

– Была, да потопла позатот год, – ответил за Ефрема Макарыч. – А без расшивы кака ж Казань?

Ефрем посерьёзнел:

– Можно и без расшивы.

– Ну, эт токма на паях разве с кем, – развёл руками Макарыч.

– А хоть бы и на паях, – серьёзно ответил купец.

– А чего ж тогда не пошёл? – с лёгкой ехидцей поинтересовался хозяин дома.

– А я и пошёл, – не сдавался Ефрем.

– На Сызрань-то?

– А чем в Сызрани не торг? – парировал Крикунов-младший.

– Эк ты сравнил! То Сызрань, а то Казань! Она, брат, подальше будет. Туда так запросто не сходишь.

– Не с чем было в Казань-то, вот и не пошёл, – признал Ефрем.

– А нынче? Нынче-то есть с чем?

– Да.

– Ну, а раз есть, так и шёл бы. В акурат до холодов раза два обернёшься.

Или я чего-то не понимаю, или у нашего друга Ефрема какие-то проблемы.

– Ефрем, – обратился я к нему. – А что мешает купить расшиву прямо сейчас?

Он посмотрел на меня, как бы оценивая, говорить или не говорить:

– Так ведь гильдия-то у нас с отцом только третья. Чтобы свою расшиву по Волге водить, вторая надобна.

– Если я тебя правильно понимаю, то вам с отцом сейчас не хватает оборотного капитала, так?

– Верно понимаешь. Мы тогда многого лишились. И своё везли, и чужое, в долг взятое.

Купец помрачнел, словно опять вернулся в те времена, но вот в глазах его будто искра вспыхнула:

– Ну, да ничего! Вон уже как поднялись. Скоро опять в былую силу войдём!

– Ох, скорей бы уже! – воскликнула Настасья Петровна. – Шибко я за вас сердешных переживаю! Вот ведь судьба-то какая! Чуть в одночасье по миру не пошли.

– Да ты что несёшь, старая? – накинулся на неё муж. – Где ж это они по миру-то пошли? Дмитрий Семёныч-то купец хваткий, и Ефренка вона, видать в него пошёл. Не пропадут!

Потом какие-то, похоже, мрачные мысли заставили старого мастера замолчать. Я совсем уже собрался предложить Ефрему денег для расширения бизнеса, как вдруг Макарыч неожиданным образом повернул разговор совершенно в другую сторону:

– Эт, не то что мы с тобой, горемычные, – произнёс он, обращаясь к жене.

Чего это он? Но подобная постановка вопроса заинтересовала не только меня:

– Ты что ж это, старый? С чего это мы с тобой горемыки-то? – всполошилась хозяйка дома. – Нечто худо дела-то идут? Вона смотри, как подниматься-то начал.

– Это что, – махнул рукой Макарыч. – Эт ты верно сказала про меня – старый. Вот помру, кому всё? Не Антипке же. Тот махом всё по ветру пустит.

– Эт верно, – Настасья Петровна тоже пригорюнилась. – Зятёк-то у нас умишком не вышел. Не в отца-покойника… – но тут она воспряла духом, словно внезапно нашла решение: – А Андрей Иванович что? Вон он какой оборотистый, да и на придумки разные горазд. На Танюшке нашей женится, вот тебе и наследник!

Ух ты! Вот это поворотец!

– И то верно, – оживился Макарыч. – Ты, Андрей Иваныч, нам и так не чужой, а ежели на Татьяне женисси, так и вовси – родня. Вот, стало быть, тебе заводик-то и откажу. Что скажешь?

А ведь всё начиналось с совсем безобидных вещей – с роста капитала семейства купцов Крикуновых. Вот скажите мне, как, как, чёрт возьми, можно перейти от вопросов приобретения водного транспорта к необходимости моей женитьбы на… На хорошей в сущности женщине, но я же не собирался! И поводов, вроде бы никаких не давал. Вообще про такое не думал! Или думал? Да если даже и думал, то не вслух, и только чисто гипотетически. А тут вот это всё без меня уже обсудили.

Стоп! Не с таких уж они и сильных козырей зашли. Есть чем отбиться!

– Подождите! А как же ваш сын? Разве не он наследует всё ваше имущество? Или вы думаете, что он не захочет заняться семейным бизнесом? В смысле делом.

Я ждал разъяснений от Макарыча, но вместо него ответила Настасья Петровна:

– Да куды ж ему? Он же нонче на фицера икзамин держать будет. А он – Стёпка-то – толковый у нас, он выдержит. Во-о-от… А там, глядишь, и в дворянство возведут. Можа, тодыть из дворянок себе жену-то найдёт. Али графиню каку…

Вот так значит? Выходит, сыночку, который покуда ещё только сержант, уже графиню в жёны прочат, а мне, который уже поручик, чего попроще сгодится. Получается так.

– Ты чего, старая, мелешь? – разозлился на жену глава дома Тимониных. – Стёпка-то – он ишшо когда в офицеры-те выйдет, да ишшо выйдет ли, а наш Андрей Иваныч уже, вишь, сам скоро в дворяны… – и осёкся.

Опа на! Даже делать ничего не пришлось. Сами за меня всё ответили.

В повисшей тишине нервный вздох Татьяны прозвучал как всхлип, и она быстро поднявшись из-за стола, убежала к себе.

Это «Сватовство гусара» – комедия, а вот сватовство драгуна обернулось настоящей драмой и крушением надежд, по крайней мере для невесты.

Как говорится, вечер переставал быть томным, и его надо было как-то завершать. По возможности, на оптимистической ноте:

– Ты, Михал Макарыч, не сегодня же, думаю, помирать-то собрался? – с лёгкой улыбкой поинтересовался я.

– Нет, не сегодня, – мрачно проговорил он.

– Вот и славно, – произнёс я вставая. – Значит, время у нас есть. Скумекаем чего-нибудь на счёт твоего заводика. Не кручинься.

Я тоже ушёл к себе. Понятное дело, весь разговор с наследством затевался не из-за завода, который лично я бы назвал просто большой мастерской, а очень даже из-за Татьяны. Но вариант, когда без меня меня женили, он не пройдёт. Я вам не субъект какой-нибудь, у меня тоже в душе свой жанр имеется… Так, кажется, в фильме «Свадьба» жених будущему тестю ответил. Вот и у меня тоже свой жанр есть, и очень даже оригинальный. Надо его только продумать получше.

Глава третья

Людно, так говорят, когда много людей собирается в одном месте. По аналогии с людно, конно и оружно означает, что в одном месте много коней и оружия.

Айно Кивинен

Утром после обычных водных процедур я оседлал Разбоя. Надо же хоть иногда приезжать на службу на личном транспорте. Драгун я, в конце-то концов, или кто?

Там, разыскав Сороку, поручил коня его заботам. Не сказать, чтобы вахмистр сильно удивился, просто раньше я так не делал. Но раз уж положено в случае большой надобности (не путать с большой нуждой) являться под царские знамёна конно, людно и оружно, то время от времени требуется проводить репетиции такого явления. Чтобы когда придёт время, под штандартами царя-батюшки было не протолкнуться от коней, людей и оружия.

Войско моё уже собралось возле избушки, в которой располагалось наше… наше всё. Так и подмывало поинтересоваться: «Чего стоим? Кого ждём?». Тут, правда, вариантов ответа всего один – ждут они все меня. А чего они, собственно говоря, меня ждут? Надо им распорядок дня составить и утвердить у… да хоть бы даже у того же Синюхина.

– Русанов!

– Слушаю, вашброть!

– Давай-ка, братец, на зарядку всех.

– И Сорокинских тож, вашброть?

Я задумался.

– Нет, только наших. Из боевых групп. А Сорока, он со своими сам зарядку проведёт.

– Вашброть, зябковато седни. Вона и тучки набежали. Не ровён час дождь приключится. Можа не раздевши бегать-то?

– Нет, Егорыч, форма одежды номер два. Двадцать кругов пробежки и отжимания три раза по двадцать. Вперёд!

– Слушаю, вашброть! – козырнул сержант и убежал руководить утренней физподготовкой.

А я подумал на счёт Сорокинских, что нехрен им от зарядки отлынивать, и отправился снова к командиру хозяйственного взвода, сиречь полутонга. Напомнил ему о его недавних переживаниях, что, мол, в боевую группу не взяли, и что поставлен он над остальными невзятыми не только для того, чтобы они грядки вовремя копали, но и с целью подготовки их к дальнейшей службе уже в качестве пластунов.

Я бы не сказал, что вахмистр пришёл в восторг от этой затеи, но отнекиваться не стал. Как мне показалось, сомнения у него появились. Наверное, сам уже не верит в реальность моей затеи с учебным взводом. Ладно, подбодрим:

– Ты, Гурьян Филимонович, и сам с ними тоже побегай. Понимаю, что возраст у тебя уже не тот, но когда ты на боевом выходе задыхаться начнёшь, тогда, может статься, всех под монастырь подведёшь.

– Монастырь? Это христосовский что ли? Так ведь не страшный он. Чего его бояться?

Да, поаккуратнее со словами надо.

– Нет, это у нас, пластунов, поговорка такая. Означает, что из-за тебя все погибнуть могут.

– Да нешто Вы, вашброть, такое недоверье ко мне испытываете? Нешто запятнал чем себя?

– Нет, Гурьян Филимоннович, не запятнал. Только всё равно, если хочешь с нами на боевые ходить, ты уж всё-таки постарайся, прояви рвение, покажи пример. Я понятно объясняю?

– Да уж куда понятнее.

– Вот и давай, действуй. Ты же на зарядке с нами бывал, как что делается, знаешь. Вперёд!

– Слушаю, вашброть! – вахмистр принял строевую стойку и, развернувшись, двинулся выполнять приказание.

Так, а с Данилычем что будем делать? В смысле не прямо сейчас, а на счёт той же зарядки. Не успел я о нём подумать, как сержант по второму разряду Прокопов появился на горизонте. Мой старшина бодрым шагом двигался со стороны пристани. Ну, так правильно, я же его туда вчера и отправлял. Раз возвращается, значит, вопрос с лодками решился. Или нет? Сейчас узнаем.

Решился. Не совсем так, как я хотел, но и это сойдёт. У нас будут две большие лодки с гребцами. Без своих людей владелец ни в какую не соглашался давать лодки. Это, конечно, не айс, но куда деваться? Значит, план Б.

После завтрака появился Синюхин. Вчерашний разговор больше походивший на ссору, похоже, сильно повлиял на его отношение ко мне. Он был непривычно холоден в общении со мной и немногословен. Правда, когда спрашивал про то, удалось ли мне убедить Сороку сесть на вёсла, лёгкая усмешка всё же пробежала по его лицу. А когда узнал, что вахмистр грести не будет, и вовсе заулыбался. Правда, с плохо скрываемым презрением.

– А я тебе говорил, – произнёс он, криво усмехаясь. – Не будет вахмистр грести.

– Никто не будет, – ответил я.

– Не поплывём никуда что ли? – насторожился ротный.

– Нам дают две лодки сразу с гребцами.

– А как же секретность? – скептически сощурился Спиридоныч.

– Сообразим чего-нибудь.

– Ну-ну, соображай! Я с четвёртым взводом на стрельбы, – сказал и ушёл.

А это очень даже кстати, не шибко он тут нужен. Я свистнул Русанова. Велел ему прислать ко мне Пенькова, Корягина, Кашина и Прокопова, а остальных занять чем-нибудь типа строевой подготовки.

Когда появилась вызванная четвёрка, я завёл их в штабную избушку и приказал запереть дверь.

– То, что я вам сейчас покажу, видели только я и капитан Синюхин. Это новый вид оружия. Он гораздо сильней ваших двуствольных ружий. Стреляет быстрее, чем пистолеты и дальше, чем винтовка Горшенева.

– Эх! – удивился Харитон.

– Да это ж… – начал Тит, но не нашёл слов для продолжения.

– Верно, – согласился я. – Поэтому никто об этом оружии знать не должен. Но… – я выдержал паузу. – Но кто-то же должен из него стрелять. Вот вы и будете.

– И я? – обрадовался Данилыч.

– И ты. Но не всегда, а только сейчас, чтобы понимать, о чём идёт речь. А они уже, наверное, на ближайший выход его возьмут.

Глаза у всех загорелись.

– Давайте, приступать, – проговорил я и пошёл оружейку.

В течение последующих полутора часов я рассказывал о пулемётах. Бойцы учились снаряжать диски для РПК и ленты для ПК, заряжали, разряжали и снова заряжали. Прицел у пулемёта не такой, как у двустволки, вот и это тоже изучали. В завершении я показал им частичную разборку ручного пулемёта.

– А стрелять-то когда? – поинтересовался Корягин.

– Когда говоришь? – переспросил я. – Так сегодня и будем.

– А лодки, вашброть, с йими как? – спросил Данилыч.

– Лодки – это самая важная часть плана, – сообщил я и пояснил: – Пулемёты стреляют очень быстро и очень далеко. Так вот, чтобы ни в кого случайно не попасть, ну и, чтобы лишние глаза не подсмотрели, мы на лодках отправимся на один островок тут рядом. Там и постреляете. Все постреляют, но вы особенно. Пеньков, Корягин, вы понесёте пулемёты. Данилыч, а вы с Трофимом – патроны. Данилыч, выдай Титу с Харитоном по холстине, чтобы оружие замотали потщательнее. Никто, даже свои сейчас видеть его не должны. Это понятно?

– Слушаю, вашброть! – козырнул сержант.

– Данилыч, возьми ещё консервов. Обедать там будем.

Глаза у бойцов засверкали ещё ярче.

Когда мы, наконец, были готовы к отбытию, выяснилась одна деталь: поскольку и Сороку, и Шушунина я забирал с собой, те из бойцов моего взвода, которые не удостоились чести, плыть на секретны стрельбы, оставались без присмотра. Бездельничать им я позволять не собирался, но с ними не оставалось ни одного начальника. Ни офицеров, ни сержантов, даже ефрейторов не было.

Можно, конечно, передать их временно в подчинение тому же Дерюгину, но мне отчего-то казалось, что это не правильно. Выход из нашей затруднительной ситуации нашёл Сорока. Поскольку сегодня суббота, то он предложил остающимся в расположении бойцам устроить нечто вроде ПэХэДэ. Парко-хозяйственный день – это когда солдаты, а в нашем случае драгуны, занимаются наведением порядка на вверенной территории. Старшим же над ними он предложил поставить старослужащего Сафрона Уткина, бойца хоть и не прошедшего ни один из отборочных этапов, но от этого не менее сообразительного. Достаточно толкового, чтобы в гефрайторы выйти.

– Это хорошо, – сказал я. – Токовый ефрейтор в бою трёх губернаторов стоит.

Если бы я тогда знал, что прозвище «Толковый ефрейтор» приклеится к Уткину навсегда, может быть и промолчал бы, но вышло, как вышло. Данилыч вон уже смирился с тем, что он Танькин Маршал, и этот переживёт, тем более, прозвище совсем не обидное. Вот только если Толковый ефрейтор выйдет в сержанты, или офицеры, тогда как? Ну, когда выйдет, тогда и посмотрим.

Появившийся Сметанин изъявил желание остаться, дабы иметь возможность получше изучить книги «по лекарскому делу». Что ж, пусть читает. Заодно за избушкой приглядит. Надо, кстати, круглосуточную охрану этого объекта организовать.

Все отбывающие вооружились двустволками, а Горшеневу велено было взять СВД – винтовку с трубой. И вообще она теперь объявлялась его личным оружием. Ему позавидовали все, даже троица пулемётчиков. Им пока простительно: они же ещё не пробовали стрелять из своего «штатного» вооружения.

Погрузившись в лодки, мы отбыли на «полигон». Им нам должен был послужить один островок, расположенный вёрст на шесть-семь ниже Самары. А вы думали, мы прямо из лодок будем вести огонь? Можно, конечно, и так, только начинать учиться стрелять лучше на твёрдой земле, а вот мишени быть неподвижной совсем не обязательно.

Островок имел метров триста в длину и под семьдесят в ширину, а из растительности только траву. Причалив к южной оконечности острова, мы выгрузились. После чего я велел большие лодки отвести к сереной оконечности. Чтобы у матросиков не появилось соблазна, посмотреть, чем мы здесь будем заниматься, я оставил там Ситного с тремя бойцами, приказав им, если что, не церемониться.

Навряд ли сержант действительно готов был приказать стрелять на поражение, но я, отдавая свой приказ, сделал это громко и членораздельно, а потом ещё переспросил у самих мореходов, всё ли они поняли. Те, конечно, покивали и заверили меня, будто уразумели, но я, на всякий случай, пообещал лично пристрелить особо любознательных. Вот тут мужички совсем пригорюнились. Это хорошо. Значит, во мне они точно не сомневаются.

Однако, к делу. Одну из маленьких лодок на стосаженной верёвке пустили вниз по течению. Начать я решил с РПК, он полегче. Я показал, как изготовиться к стрельбе стоя, с колена и из положения лёжа, и как при этом использовать сошки. Потом снова встал. Жертвенная лодка уже выбрала всю длину верёвки и покачивалась на волнах в двухстах метрах от нас.

– Всё что вы сейчас увидите, является военной тайной высшего порядка, за разглашение которой любого из вас ждёт смертная казнь. Даже между собой не обсуждать! – произнёс я.

Не то чтобы дела так и обстояли, но лучше перебдеть, чем не добдеть. И вообще, личный состав распускать нельзя, а как раз наоборот, время от времени им нужно напоминать, что мы в армии.

Я прицелился и дал короткую очередь по ней. Выбитая из бортов щепа недвусмысленно указывала на то, что цель поражена.

– Ишь ты! – восхитился кто-то за спиной.

Я обернулся. Синюхин опуская бинокль, произнёс:

– Два, может быть, даже три пули попали. Ну-ка, дай-ка я!

Я передал оружие командиру. Тот покрутил пулемёт в руках и, видимо сообразив, что к чему приготовился стрелять стоя. К чести капитана скажу, что фильмы он смотрел не зря. Синюхин сделал всё правильно. За исключением одного. Вместо выбитой бортов лодки щепы мы увидели фонтанчики всплесков в опасной близости от верёвки.

– Аккуратней, – предостерёг я. – Верёвку перебьёшь – уплывёт лодка.

– Ты же говорил, из него на версту стрелять можно, – напомнил мне капитан.

– Можно-то можно, только попадать сложнее станет. А так ничего. Давай пулемёт, – и я протянул руку за оружием.

– Подожди, я ещё разок пальну, – произнёс ротный и прицелился.

Фонтанчики показали, что пули легли по курсу, но частью с недолётом, а частью с перелётом. Наверное, ствол у капитана вверх повело. Бывает.

– Эх! Не попал! – вырвалось у Спиридоныча, и он засадил третью очередь.

Если бы он не попал, я бы всё равно отобрал у него оружие. Мы же не его развлекать сюда приплыли. На мои деньги, кстати, а бойцов обучать. Четверых вполне конкретных бойцов.

– Сержант Прокопов! На огневой рубеж! – скомандовал я.

Данилыч подбежал, но, как и положено старослужащему, да ещё и сержанту, подбежал не быстро, а больше изображая бег. Я принял у него двустволку, а ему передал пулемёт.

– Изготовиться к стрельбе в положении лёжа!

Данилыч покряхтывая, залёг.

– Стрелять по готовности!

Данилыч повозился, прицеливаясь, и выпустил очередь патронов из семи.

– Эх ты! – вырвалось у сержанта.

– Чуток левее возьми, – подсказал я ему.

Вторая очередь насчитывала уже патронов пятнадцать, из них не меньше пяти достигли цели.

– Встать! – скомандовал я.

Пока Сержант поднимался, я вызвал следующего кандидата в пулемётчики:

– Пеньков! Ко мне!

Харитон попал с третьего раза, но всё же попал. Корягин с четвёртого. Ну, ему простительно: у него на первой же очереди патроны закончились. До этого же они ни у кого не кончались, вот он и растерялся. Я воспользовался ситуацией и толкнул речь про экономию боеприпасов.

Перезаряжать до Тита тоже ещё никому не доводилось, а тут такой джек-пот. Наверное, поэтому вторая очередь тоже ушла в «молоко», в нашем случае канула в воду.

Потом отстрелялись Сорока, Русанов, Шушунин и Бабкин. Трофиму пулемёт достался с практически опустевшим диском, но что в таких случаях надлежит поступать, он уже знал.

Затем четвёрка «пулемётчиков» – Прокопов, Пеньков, Корягин и Кашин – зашла на второй круг. Харитон таки перебил верёвку. Лодка отправилась в свободное плавание, а Тит с Трофимом пытались её утопить. Поскольку мишень удалялась всё дальше и дальше, попадать в неё становилось всё сложнее и сложнее.

– Да, пёс с ней! – воскликнул Синюхин. – Пускай себе плывёт. Эту всё равно не залатать уже, а у нас вторая есть.

– Нет-нет-нет! – возразил ему я. – Представьте себе, что это гонец противника. И если он сейчас уйдёт, то приведёт врагам такую подмогу, от которой вам уже самим нужно будет сваливать, густо смазав пятки.

– Так не дострелить же, вашброть! – попытался оправдаться Кашин.

Я взял у него пулемёт и, поскольку лодчонка уже порядочно отплыла, поправил прицел. Чтобы волны мне не мешали, от слова совсем, я стрелял стоя. На неё ушел весь невеликий остаток из третьего диска и почти половина четвёртого. Как бы там ни было, но лодка повторила печальную судьбу грозных линкоров «Бисмарка» и «Ямато» – погибнув в неравном бою, затонула.

– Ты же говорил, патроны беречь надо, а сам? – упрекнул меня Спиридоныч.

– А вот это – как раз тот случай, когда пёс ними, с патронами, лишь бы враг не ушёл.

– Ну-ну, – только и сказал мне на это ротный.

Я поставил РПК сначала на предохранитель, а потом на песок в двух шагах от себя.

– Корягин. Спусти вторую лодку. Пеньков. Неси второй пулемёт.

– А этот-то никак покрупнее? – удивился Сорока.

– Совершенно верно, вахмистр, – ответил я. – Он и посильнее будет.

Дальше процесс почти повторился. Почти, потому что короба с лентами на двести патронов менять было сложнее, но зато и не так часто это требовалось. И ещё, верёвка в этот раз уцелела.

Когда Сорока, Русанов, Шушунин и Бабкин отстрелялись, им было приказано, сменить стоящих в карауле при лодках. Там у нас Ситный, Горшенев, Бабанов и Шапошников. Этим тоже нужно иметь представление о новых огневых возможностях нашей боевой группы. Тем более что они, вне всякого сомнения, слышали выстрелы, может быть, даже что-то и видели, но точного представления о происходящем иметь попросту не могли.

Когда и вторая лодка отправилась на дно великой русской реки, пришло время обеда. Пеньков и Корягин упаковали пулемёты в холщёвые лоскуты. Трофим и ещё трое бойцов собрали гильзы, цветными металлами и в третьем тысячелетии не разбрасываются, а здесь тем более не стоит.

Теперь можно идти к большим лодкам. И мы пошли.

– Всё что ль? – поинтересовался начальник матросской команды.

– Сейчас перекусим и обратно в Самару, – ответил я.

– Эт хорошо! – обрадовался тот. – Ну, робяты, доставай харчи!

Мореходы засуетились.

– А эт чёй-то тама такту трещало? – спросил самый молодой из гребцов, то ли сдуру, то ли не в меру осмелев.

Как бы там ни было, подобных вопросов задавать не должен никто. Я оглянулся по сторонам: ближе всех ко мне находился Трофим.

– Кашин, ну-ка, дай-ка сюда своё ружьё! – нарочито громко потребовал я.

Тот скинул с плеча двустволку и протянул её мне. Она не должна быть заряжена, но мало ли.

– Я же обещал собственноручно пристрелить того, кому станет шибко интересно, чем мы тут занимаемся, – переламывая ружьё, проговорил я.

Оба ствола пустые, но матросик-то об этом не знает, значит, можно проводить воспитание. И я, вскинув ружьё, начал выцеливать излишне любопытного гребца. Лицо его сразу переменилось, ещё не веря, что вот прямо сейчас его могут убить, он начал пятиться.

– Вашброть! – крикнуло сразу несколько человек.

– Андрей! Прекрати! – рявкнул подскочивший Синюхин. – Прекрати! Слышишь! – орал он, вырывая у меня оружие.

Я сильно и не сопротивлялся, на втором рывке капитан завладел ружьём.

– Перезаряди! – крикнул ему я.

Николай машинально переломил двустволку и тут же застыл. Пару секунд он осмысливал ситуацию, а потом, громко выругавшись, вернул мне оружие.

– Совсем сдурел, – процедил он, отворачиваясь от меня.

Я вернул ружьё ухмыляющемуся Трофиму, кроме меня только он знал, что парню сейчас ничего не угрожало. Кроме меня. Я двинулся на излишне любопытного матроса:

– Ты, сучий потрох, думаешь, мне ружьё нужно, чтобы дурь из тебя выбить!!!

Бригадир гребцов кинулся мне наперерез:

– Вашброть! Смилуйся! Смилуйся! Дитё ж ишшо совсем! Сам большой, а мозги-то, ровно как у курёнка. А про вашу милость мы наслышаны, знаем, как вы давеча на базаре-то сызранских погоняли. Смилуйтесь! Молодой он ишшо. Смилуйтесь, ваше благородие! Смилуйтесь!

– Смиловаться, говоришь? – зло прошипел я.

– Смилуйтесь! – повторил тот.

Остальные тоже закивали.

– Русанов!!! – крикнул я так, чтобы всём было понятно, что ещё ничего не кончилось.

– Значит, так, Егорыч! – начал я голосом, нетерпящим возражений. – Сейчас перепиши мне всю вот эту шатью-братью. Кто, откуда, где живёт. И если хоть одна собака в городе будет знать, где мы сегодня были… – я сделал угрожающую паузу. – Всех без разбора в острог! А там пусть полковник решает, кого помиловать, а кого расстрелять за разглашение государственной тайны.

И, оставив сержанта, выполнять приказание, повернулся и величественно удалился трапезничать. Данилыч уже доставал сухой паёк. В смысле консервы, использовать индивидуальные рационы питания по столь незначительному поводу – это уж слишком расточительно.

Ко мне подошёл Синюхин:

– Ты, Андрей, не шибко смотри! Секретность секретностью, а душегубствовать я тебе не позволю! За такое самоуправство и самому недолго в крепость попасть.

– Коль, ты чего больше хочешь, сохранить моё доброе имя, или чтобы про пулемёты никто раньше времени не узнал? – я сделал небольшую паузу, но дожидаться, когда капитан мне ответит, не стал: – А ты не думал, что если про них узнают, то могут попытаться их у нас выкрасть? А?

Судя по вытянувшемуся лицу, не думал ещё Спиридоныч про такое. Я наклонился к его уху и прошептал:

– Коля, возле нашей избушки пора караул выставлять.

Данилыч принёс нам наши офицерские порции. Поскольку сесть нам было некуда, поели стоя.

– Без командира полка караул не поставишь, – произнёс Спиридоныч так, чтобы слышал только я.

Ну, положим, про это я и без него догадался, поэтому успел подготовиться:

– У нас сейчас Полозов за полковника. Имеет полное право, – напомнил я капитану.

– Ага! А он возьмёт и прямо так сразу нам караул и назначит!

– Коль, ну, что ты как маленький? Возьми коньяку бутылку, пайков пару штук и сходи. Не подмажешь, не поедешь, – напомнил я ротному старую, а может и не старую ещё, истину.

Синюхин задумался.

– Данилыч! – позвал я своего старшину.

Когда тот подошёл, я поинтересовался:

– У нас там ещё консервы остались?

– Да есть пяток. Принесть?

– Данилыч, ты их мужикам отдай, – указал я на гребцов. – Им сейчас против течения грести, пусть подкрепятся.

Глядя в след уходящему сержанту, я подумал, что здесь никто пустые консервные банки не выбрасывает, все их куда-то ныкают. Не иначе для каких-нибудь хозяйственных надобностей сохраняют.

– Ты прав, – не понятно с чем согласился Синюхин. – Схожу к Полозову. Только ты заместо второго пайка сладостей каких-нибудь дай.

– Сладостей? – изумился я. – А что, наш бравый комэск сладкое любит? Никогда бы не подумал.

– Да не он, – усмехнулся Спиридоныч. – У него три дочки. Он не за что не откажет себе в удовольствии побаловать их заморскими диковинками.

– Договорились. Будут тебе конфеты.

Отпущенное на приём пищи время истекло. Пора уже и до дому.

Мы начали грузиться в лодки. Данилыч решил подбодрить мореходов:

– Шевелитесь, оглоеды! Зазря что ль на вас снеди пластунские перевели?

Те засмеялись.

– Ты, дяденька, ежели ещё куды поплыть соберёсся – нас зави! – выкрикнул один из гребцов. – Коли так-ту потчивать будешь, мы тебя хоть до Астрахани свозим!

Это вызвало второй раскат смеха. Веселятся – это хорошо. Вот пока железо горячее, мы и будем ковать:

– Мужики! – воззвал я. – Завтра с утреца ещё разок сюда сплавать надо будет. За харчами дело не станет. Только уж и вы не подведите. Смотрите мне, чтобы ни одна живая душа ни в Самаре, ни ещё где, не знала, ни куда мы ездим, ни что тут делаем. Всем понятно?

Кто-то из них выкрикнул:

– Дык как жишь оне не узнают-то? Вы ж вона как грохочите-то!

– Это, братец, не твоя забота. Ты главное сам смотри, помалкивай, а с остальными я разберусь.

– Эт токма ежели спыдмаешь, оне, лодчонки-то шибко вёрткие. За йими на реке не угонисси.

– Не переживай! Я не догоню, пуля догонит. Они у меня знаешь, какие резвые?

Вот я вроде бы и пошутил, а только никто не засмеялся. Наверное, за чистую монету приняли. Что ж и от такой славы тоже польза бывает.

Глава четвёртая

– О, мистер Холмс, я бы с удовольствием рассказал Вам, но тогда, конечно, мне пришлось бы Вас убить.

Сегодня суббота – банный день. Основная часть группы отправилась принимать водные процедуры под предводительством Сороки, а вот той четвёрке, которую я определил в пулемётчики, не повезло. Ну да, вот так, стреляли все, а оружие чистить только этим.

– Это ещё полбеды, – успокоил их я. – Вот завтра оторвёмся по-взрослому. Ты, Данилыч, на завтра четыре расстрельные лодчонки прикупи.

Старый и опытный сержант тут же усмотрел в этом шанс избежать муторной чистки оружия, и под предлогом необходимости покупки лодок именно сегодня, ловким енотом свинтил на пристань.

– А что, вашброть, нешто завтре поболе нонешного стрелять-то будем? – осведомился Трофим.

– Завтра, ребята, вообще стрелять будете только вы, – сообщил я бойцам сногсшибательную новость.

Они даже чистку бросили:

– Да, неужто и впрямь, вашброть, токмо мы одне? – радостно сверкая глазами, вопросил Корягин.

– Почти, – ответил я.

– Эт как? – удивился Пеньков.

– А вдруг его благородие капитан Синюхин пожелает принять участие? Как я ему откажу?

– Эт верно, – согласился Харитон. – Он жишь – ротный командир, могёт и возжелать.

– Во-о-от, – протянул я. – А ещё у каждого из вас завтра будет свой пулемёт. Надо серьёзно готовиться. Чует моё сердце, скоро повоюем. Или со степняками, или с шуралеями.

Как выяснилось из дальнейшего разговора, на степняков народ готов был идти хоть сегодня, только бы с шуралеями не связываться. Я, признаться, тоже выбрал бы именно степняков, правда, по другой причине.

Я, конечно, могу ошибаться, но мне отчего-то кажется, что если нам удастся основательно вломить степным жителям, то на какое-то время они угомонятся. Про шуралеев же я ничего подобного сказать не могу. По крайней мере, для борьбы с этой нечестью имеются специально обученные люди. Тот же майор Опарин Аким Лукич успешно противостоит им долгие годы.

И ещё, как бы ни хотелось мне поохотиться на пришельцев из нижнего мира с пулемётом, но пока имеются более насущные проблемы, и решать мы будем именно их.

На сегодняшний день центровая проблема – научить подчинённых правильно обращаться с оружием будущего. Прямо сейчас я учил их чистить это самое оружие. Ну, а чего? Задача, прямо скажем, не из простых. Это не вот тебе один только ствол, тут нюансы разные в виде газовых камер.

Пока я всё разъяснил, показал, как нужно, проверил исполнение, появился Данилыч. Из его доклада следовало, что в результате торгов за жертвенные лодки цену сбить не удалось, а вот получить в качестве бонуса пятую бесплатно, очень даже вышло. И вот что мне теперь с ней делать?

От размышлений о судьбе нежданного подарка судьбы меня оторвал всё тот же Прокопов:

– Вашброть, а скель завтре народу возьмёте? Тех же, аль как?

А, правда, сколько? В действительности мне понадобятся эти четверо и… и те, кто проследит, чтобы нам никто из мореманов не мешал. На это и трёх человек хватит. Да даже двух. Нет, всё-таки трёх. Пахом, Кондрат и карпорал Шушунин. Товарищи Горшенев и Бабкин будут по очереди стрелять из снайперской винтовки по той самой пятой лодчонке, на которую у Данилыча сектор «Приз» выпал. Один стреляет, а второй в двадцатикратный бинокль за результатами наблюдает.

Сорока пущщай своим хозвзводом заруливает, Ситный с новичками в «Зарницу» играть будет, а Русанов… Его-то чем занять? А возьму-ка я с собой и Егорыча: иногда очень полезно на ученья со стороны чужими глазами посмотреть, вот он завтра у меня и будет сторонним наблюдателем. Сержант он толковый, опытный, не может быть, чтобы он какую-нибудь дельную мысль не подкинул.

Да. Точно. Так и поступим.

Утро выходного дня – недели по-здешнему – выдалось пасмурным. На всякий случай, и приказал взять с собой плащ-палатки, а себе и Спиридонычу взял дождевики.

Знакомая команда мореходов доставила нас на тот же остров и, соорудив себе навес из парусины, расположилась на отдых. За режимом секретности наблюдала троица Шушунин, Бабанов, Шапошников.

Трофим и Данилыч из пулемётов Калашникова разносили в щепу лодки. Каждый свою. Пеньков и Корягин занимались тем же самым, но у них были более лёгкие РПК. У Горшенева с Бабкиным лодка одна на двоих, они дырявили её по очереди: один магазин стреляет Пров, Гефрайтер наблюдает, второй магазин – меняются.

Заморосил мелкий дождик.

– Давай заканчивать, – засобирался Синюхин.

– Намокнуть боишься? – поинтересовался я у командира.

– Отсыреют твои скорострелы, из чего стрелять будешь? – парировал тот.

Я аж закашлялся от смеха.

– Николай! Да это же самое надёжное оружие в мире! Заметь: в моём мире. Поверь, дождь ему точно не страшен, а уж такой мелкий, и говорить не чего.

– Всё равно, пора.

– Подожди, сейчас они лодки потопят, и поедем.

В это время со стороны Жигулёвских гор, справа, послышался отдалённый крик:

– … драгуны!

Первые слова я не расслышал, да это и не важно, важно, что лишние глаза появились. Метрах в трёхстах от нас вниз по течению плыла лодка, почти такая же, как те, на которых прибыли мы. Дальше прямо передо мной начала разворачиваться сцена из знаменитого анекдота. Егорыч размахивая руками, орал: «Поворачивай!». Это может показаться смешным, но люди в лодке действительно повернули. Вот только повернули-то они к нам.

Нет-нет-нет, ребята! Так не пойдёт! Я подбежал к Бабкину и, выхватив из рук гефрайтора свежезаряженную винтовку, прицелился в лодку.

– Не стреляй! – крикнул сзади Синюхин.

А что делать, если люди слов не понимают? Я пальнул в лодку. Прямо в нос, туда, где никого не было. Попадание вызвало у мореманов замешательство. После второго выстрела лодка остановилась. А третий заставил их развернуться и налечь на вёсла. Я бы четвёртый раз пальнул, но подбежавший капитан загородил мне обзор.

– Ты что творишь, мерзавец?! – заорал он мне прямо в лицо. – Ополоумел?!

– Коля, остынь, – миролюбиво улыбаясь, проговорил я. – Они уже всё поняли, и сваливают.

– Конечно! Ты же их чуть не поубивал! – крикнул в ответ Спиридоныч.

Ничего, я тоже умею кричать:

– Коля! Чуть-чуть не считается, а вот если бы они сюда доплыли, то тогда бы их и вправду пришлось бы убить!

– Это за что? – распалился Синюхин.

– За то, что слишком много увидели! Или ты забыл про секретность? А?

– Увидели, и их убивать?

– Да!!!

– Ну, знаешь… – крикнул он, багровея.

– Да, Коля! Убивают и за меньшее! А тут государственная тайна! Новое секретное оружие! И Вам, господин капитан, надлежит принять все меры для сохранения этой тайны! Все!!! Вплоть до физического уничтожения лиц, не имеющих соответствующего допуска!

Наверное, это обилие незнакомых терминов охладило пыл капитана.

– Ну, тогда надо было их предупредить!

– А я что сделал?!

Синюхин хотел что-то сказать, даже руками махать начал, но, видимо сопоставил всё произошедшее и не нашёлся вовремя, а я, закрепляя успех, напомнил:

– И Русанов им тоже кричал, чтобы поворачивали, а они не вняли. Что по Артиклю должен предпринять часовой, если нарушитель не останавливается?

– Стрелять, – недоумённо проговорил Спиридоныч.

– Вот я и стрелял!

– Так убить же мог, – не сдавался мой ротный.

– Мог. Но не убил. А не поверни они вовремя… – я перевёл дух.

– Убил бы? – зло спросил Синюхин.

– Весло бы отстрелил.

– А потом? – криво усмехаясь, поинтересовался капитан.

– А потом второе.

– А потом?

Мне это уже надоедать стало, и я проорал:

– А потом взял бы у Кашина пулемёт и расхерачил бы их всех к чёртовой матери! Пускай подыхают, раз такие тупые!

Повисла тишина. Я оглянулся: все присутствующие смотрели на меня. Уж не знаю, что они там про меня думали, но мяч нужно перекатить на поля капитана:

– А ты бы как поступил? В плен бы их взял?

– Ну, да, – даже удивляясь, наверное, почему такое простое решение не пришло в голову мне, – произнёс Спиридоныч.

– А потом? – передразнивая ротного командира, вопросил я.

– Что потом? – не понял он.

– Потом-то что? Куда бы ты их дел вот таких, знающих все военные секреты? Отпустил бы?

– В крепость, – уверенно сказал Синюхин.

– А потом?

Теперь надоело капитану:

– Да что ты всё заладил, потом, да потом?! Так бы в крепости и сидели бы, пока полковник не выпустил бы. Чего тут не понятного?

Я усмехнулся:

– Ко-о-ля-я! Да нельзя их уже тогда выпускать будет. Тайна, она же так тайной и должна оставаться. А что это за тайна, если её каждая собака знает? Им тогда до самой смерти пришлось бы взаперти сидеть, – тут нужна пауза для осознания присутствующими всей важности вопроса. – А теперь они никому нахрен не нужны, потому что не знают ничего. Получается, спас я их. От пожизненного заточения.

Тему пора закрыть:

– И всё! Хватит уже!

Спиридоныч засопел, собираясь то ли возразить, то ли еще чего, но я опередил:

– Ты с Полозовым на счёт караула договорился?

– Договорился! – зло усмехнулся Синюхин. – Сказал: «Ваша изба – вы и охраняйте!»

Я пожал плечами: принципе очень резонный ответ.

– Ну, вот и распорядись, – порекомендовал я капитану.

Тот начал было играть желваками, но я остановил его жестом и, обращаясь к бойцам крикнул:

– Чего встали? Продолжать огонь по мишеням!

Четвёрка пулемётчиков принялась уничтожать несчастные плавсредства, а Бабкин шагнул ко мне.

– Чего? – спросил я у гефрайтора.

– Вашброть, ружьишко-то позвольте.

– Это не ружьё, Василий, а винтовка. Снайперская винтовка Драгунова. Запомни, – проговорил я, передавая оружие.

– Дак Вы же, вашброть, говорили, будто пластунское ружьецо-то… – сказал и тут же поправился: – Винтовка. А топерича драгунское выходит?

– Вася, винтовка Драгунова – это значит, что её придумал человек по фамилии Драгунов. Ясно?

– Ясно. Выходит, и среди нашего брата, драгуна, толковые людишки случаются, вашброть?

– Случаются, Вася, случаются.

Ну а, что я ещё мог ему ответить?

Гефрайтор ушёл на свой огневой рубеж, а меня взял в оборот Синюхин. Чего он хотел? Как чего? Господин капитан желали, чтобы в караул по охране строения, в котором у нас складировано наше всё, заступили мои люди. Я напомнил ему, что в самом начале предупреждал его о необходимости освобождения бойцов спецподразделения от разного рода нарядов, хозработ и караулов.

Господин капитан об этом не забыл и, в свою очередь, напомнил уже мне, что полутонг, которым сейчас с милостивого соизволения полковника Ватулина командовал вахмистр Сорока, как раз и создавался с той целью, чтобы все выше перечисленные мною тяготы и лишения воинской службы переложить с моей группы именно на него. В смысле на полутонг. Ну, и на Сороку соответственно тоже.

По сути он, конечно, был прав, но…

– Уважаемый Николай Спиридонович, хочу обратить Ваше внимание на следующий факт: тем же полковником Ватулиным нам с Вами поручено подготовить целую роту пластунской выучки, – я перевёл дух. – Прошу заметить: вверенную Вам роту. И первые кандидаты на пополнение боевых групп – это военнослужащие того самого полутонга. Так вот если мы их сейчас ещё и караульной службой озадачим, то будет нам хрен на постном маргарине, а не пополнение. Я сумел донести свою мысль?

Синюхин смерил меня холодным оценивающим взглядом, а потом также холодно спросил:

– Что предлагаешь?

Я не стал отвечать сразу, хотя готовое решение у меня на тот момент уже имелось. Вместо этого я несколько секунд пристально смотрел ему в глаза, а потом буднично так произнёс:

– Господин Дерюгин может изъявить желание.

У Спиридоныча аж рот от удивления открылся:

– Кто?! Дерюгин??? Да он, поди, в каждом сне видит, как он у тебя все твои двустволки отобрал! А ты его в караул?

– Именно!

Я победно ткнул в командира пальцем:

– Скажи ему, что я для этой цели выделю в его распоряжение одно двуствольное ружьё. Нет, скажи, лучше, что два. И тогда посмотришь, возжелает он или нет.

Ещё секунд пять игры в гляделки, и вот она, реплика от капитана:

– Три.

Даже понимая, какой именно ответ получу, я всё равно спросил:

– Почему три?

– Потому что караульных смен три. Каждой смене своё ружьё.

Логично. Я бы тоже так поступил. У меня, кстати, как раз четверо бойцов перевооружаются, так что да, три свободных ружья у меня имеются. И, к слову сказать, это никак не противоречит плану перехода моего взвода на более современные виды оружия.

Однако, все пять лодок условного противника потоплены, и мы смело можем собираться домой. Хотя, нет. Война войной, обед обедом. Лучше уж сейчас, здесь под дождём подхарчиться, чем голодувать до самой Самары, да и мореманам нашим я в прошлый раз неосторожно консервов пообещал.

Глава пятая

Дождь всё же усилился, и в Самару мы прибыли уже изрядно промокшими. Ничего, рано или поздно такое должно было произойти. Сейчас переоденемся в сухое, оружие почистим, а потом и в баньку сходить не грех. Ну, последнее только при условии, что тут бани по воскресеньям, по неделям, то есть, функционируют. Будем надеяться, что да.

Чёрта лысого!

Это не про бани. Это вообще про всё сразу.

Только мы доковыляли до своей избушки на курьих ножках, как тут же выяснилась очень интересная подробность: нас с Синюхиным спешно требует к себе его высокоблагородие майор Полозов. Упс! Вот такой вот нежданчик.

Искренне полагая, что этот вызов к высокому начальству с обстрелом лодки никак не связан, я не стал ломать голову, зачем мы понадобились майору. Действительно, придём – сам расскажет. Николай же явно имел другое мнение:

– Ох, и влетит тебе сейчас, Андрей! А и поделом! Нечего палить почём зря!

– Спорим, не влетит?

– Отбрехаться думаешь?

– Отчего отбрехиваться-то? Он просто ещё не знает, вот тебе и всё. Ты лучше скажи, ты переодеваться будешь? Не сырыми же идти?

Спиридоныч посмотрел на меня, как на дурака:

– Ты же сам слышал: явиться незамедлительно. Когда же мне на квартиру заезжать-то?

– Коль, ну, ты даёшь! У нас же здесь камуфляжей полно. Сейчас тебе что-нибудь подберём по-скоренькому.

И мы подобрали. Берцы капитан наотрез отказался надевать и пошёл в батфортах. Пошёл, в смысле, отправился, потому что на самом деле мы не пошли, а поехали. Поскакали. Верхом. Я же теперь, вроде как, умею. Не шибко, правда, но всё же.

Егор Силыч заседал в кабинете Ватулина. Это сделано с той целью, если у кого какая нужда в общении с начальником гарнизона возникнет, то не нужно исполняющего его обязанности офицера искать где-то ещё, всё тут, где и было раньше.

В кабинете полковника Полозов был не один, компанию ему составлял наш батяня-комбат. Они вели беседу о чем-то буднично-бытовом, вроде как про сенозаготовки. Это что, нас срочно в штаб вызвали, для усиления нами команды косарей? Или драгунам специального назначения другой работы нет?

Оказалось есть для нас другая работа. Мне так уж очень даже по профилю.

Увидев одетого в камуфляж Синюхина, Полозов воскликнул:

– Ты посмотри, Степан Емельяныч, у тебя уже все в пластуны намылились! Эдак ты и сам вскорости пятнистый кафтан напялишь.

– Будем только рады, – парировал я.

– Где Ильменьский острог знаешь? – поинтересовался у меня в ответ ВРИО полковника.

Буднично так поинтересовался, без энтузязизму. Пока я думал, какими словами ответить, что не знаю, в разговор встрял мой ротный:

– Чего там? – спросил он, тоже как-то без пиетета.

– Да понимаешь, какая штука, – всё также обыденно начал Полозов. – Гонца нам оттуда прислали.

– Нихлябин что ли? – как бы ни с презрением даже предположил Синюхин.

– Он родимый, – подтвердил его догадку Полозов.

– И какие невзгоды у Модеста Полуэктовича приключились на этот раз?

По всему выходило, что не любит капитан Полуэктовича. Полозов вздохнул и с какой-то отрешённостью произнёс:

– Шуралеи у него там завелись.

– Шуралеи?! – изумился я.

Это, конечно, не то, к чему мы сейчас готовились, но всё же настоящее дело.

– Да много ли? – с презрительной усмешкой начал справляться капитан.

– Очень много, – всё с той же отрешённостью сообщил Егор Силыч.

– Совсем распоясались! – возмутился наш комбат. – Толпами бегают!

А-а-а! Теперь понятно, почему именно нас с Николаем срочно затребовали. Кому же ещё как не нам на такое задание отправляться.

Полозов между тем продолжал:

– Говорят, достоверно аж троих видали.

Троих??? Они что, издеваются?! Трое – это по-ихнему толпа?!

– А может, только одного, но зато три раза, – предположил Щавелёв.

– Или двоих, просто одного дважды, – в тон ему ответил Полозов.

Или я дурак, или лыжи не едут! Что происходит? У людей там шуралеи бесчинствуют, а этим накласть сто куч! Прикалываются ещё.

Хотя, с другой стороны: три шуралея – это разве проблема для острога? В Буром Доле так там и из-за пятерых никого не вызывали, сами справлялись, а тут трое… Или в этом как раз и смысл? Сейчас выясним:

– Господин майор, – обратился я к Полозову. – Разве силами гарнизона острога эту проблему нельзя решить?

– Что? – с понтом не расслышав, переспросил тот.

– Ваше высокоблагородие, – начал я. – Поймите меня правильно: я не боюсь и ни в коем случае не отказываюсь, просто пытаюсь понять. Ведь Ильменьский острог – это обычный типовой острог с гарнизоном в шесть десятков человек? Так?

Оба комбата уставились на меня.

– Так, – согласился Полозов.

– Они разве не обучены действиям на случай появления шуралеев?

– Обучены, – грустно кивнул Полозов.

Та-а-ак, а в чём подвох? Сам не догадаюсь, надо спросить:

– И почему же они сами не могут с ними справиться? Трое – это ведь, насколько я могу судить, не так уж прямо вот совсем проблема.

– Могут, – печально произнёс Егор Силыч.

Вообще ничего не понимаю:

– А тогда чего?

– Ну, а зачем самим-то, если ты есть, – возмущаясь чему-то, ответил за Полозова Щавелёв.

– Да? – кивнул тот. – Зачем самим?

– Подождите, подождите, подождите! – замахал руками я. – Ничего не понял. Давайте сначала. У них там объявилось три шуралея. Но не точно, что именно три. Так?

– Так, так, – закивали оба комбата.

– Дальше: своими силами они с ними справиться в состоянии?

– Ага! – подтвердил Полозов.

– Но почему-то не могут. Так?

– Не хотят! – вспылил Щавелёв. – Вот ты в этой… как её… Длинной Дубраве разогнал шуралеев. Ну-у-у. Значит, и у них там тоже разогнать сможешь! Понимаешь? Чего им самим-то утруждаться, раз ты есть?!

Вот это поворот!

Хотя, действительно, а чего им самим рисковать, если есть такой бравый поручик Кукушкин? Неустрашимый и непобедимый. Да ему эти шуралеи на ползевка.

Но тут уж ничего не попишешь: назвался груздем – лезь кузов и грузи.

– Так чего же мы ждём? – исполнился решимости я. – Люди там ждут, надо ехать!

Все трое просто прыснули возмущением.

– Кукушкин! – воскликнул Щавелёв. – Нихлябин – это кто угодно, только не офицер!

– Он и ротным-то был никудышным, – вставил Полозов. – А тут целый острог!

Ну, вроде бы проясняется:

– Ясно. Сам он, значит, рисковать не станет. Ну, да! Чужими руками жар загребать всегда безопаснее.

– Во-во! – подтвердил мою догадку Полозов.

– А тогда почему его на такой ответственный участок назначили? – задал я вполне логичный в данной ситуации вопрос.

– Не всё на свете Дмитрий Саныч самолично решает, – мрачно проговорил наш комбат.

– Да и некого тогда больше было предложить, – добавил Полозов.

– Лучше уж туда, чем в батальонные командиры бы вышел! – взвился Синюхин.

– Да как бы он вышел-то? – не согласился Щавелёв.

– Да точно также, прислали бы депешу с приказом, и всех делов! – рубанул Спиридоныч.

– И то верно, – согласился Полозов. – И так могло статься.

Я переводил взгляд с одного начальника на другого. Чёрт с ним, с этим Полуэктовичем! Делать-то что?

– Какие будут приказания, господин майор? – вытянулся во фрунт я.

Тот посмотрел на нашего комбата, почесал щёку и спросил:

– Долго тебе собираться?

Собираться-то не долго, только есть один момент…

– Ваше высокоблагородие, запасы голубой соли истощены. Личный состав будет вынужден вступать с неприятелем в опасно близкий контакт, что может вызвать неоправданно большие потери, – доложил я.

Полозов задумчиво посмотрел на Щавелёва:

– А что, Степан Емельяныч, голубой соли действительно нет?

Тот пожал плечами.

– Действительно, – подтвердил Спиридоныч. – Поручик Кукушкин при мне докладывал его высокоблагородию господину полковнику, однако, соль нам так и не была предоставлена.

– Так её запросто в лавке купить можно, – сообщил нам Щавелёв.

– Дорогая, поди? – предположил Полозов.

– Да не сказать, – пожал плечами Щавелёв.

Полозов обратил свой взор на меня:

– И много тебе её надо?

Я задумался: мало скажешь – может не хватить, много скажешь – денег не дадут. Учитывая прошлые разы, заявил:

– Трёх фунтов должно хватить, но это только на этот раз и при условии, что чертей всего трое. Если больше…

– Понятно! – перебил меня Полозов. – Степан Емельяныч, распорядись, чтобы им пять фунтов купили, а если по деньгам способно, то и все двадцать. Чай, не последние это шуралеи на нашем веку.

– Знамо дело, не последние, – согласился Щавелёв вставая.

Порлозов повернулся ко мне:

– А ты, соколик, иди, собирайся. Дорога тебя не близкая, готовься основательно. Как соберёшься – сразу ко мне. Николай тебе растолкует, что к чему. Ну, всё. Идите.

Мы с капитаном вышли, не забыв напоследок щёлкнуть каблуками.

По дороге в расположение Спиридоныч просветил меня относительно особенностей Ильменьского острога и его коменданта.

Интересное кино вырисовывалось. Комендант острога ранее служил в Самаре и проявил себя как парень очковый, даже очень очковый. Но поскольку имел высоких по местным меркам покровителей, то вместе с чином капитана получил и это повышение по службе. Комендант острога – должность, хотя во многом и беспокойная, но всё же майорская, а для капитана это серьёзный такой шаг наверх. Плюс ко всему прочему Ильменьский острог, будучи сильнее удаленным от Самары, чем тот же Буродольский, считался, тем не менее, гораздо более спокойным местом службы, в сравнении с тем же Палимским.

Ясно. Значит, мне сейчас предстоит жуткой бесполезности человека. В смысле его карьеру. Ему-то самому вряд ли всерьёз что-то угрожает. Ладно, не в первый раз. А шуралеев погонять, вообще сам бог велел. Что ж, будем собираться.

Синюхин, выяснив, в чём именно будут состоять приготовления, только что не посмеялся:

– Без соли у тебя люди шуралеев только кольями потыкать смогут. Помнишь, чем это в прошлый раз обернулось?

Конечно, я помнил.

– Тебе ведь Полозов не говорил изо всех сил торопиться? Нет? Вот и не торопись, а там, глядишь, и Дмитрий Саныч, воротится. Он-то и скажет, поспешать или ещё как-нибудь.

Так-то оно так, однако, собираться нужно, вот приедет Ватулин, скажет: «Езжай!», а я что? Соль, правда, нас при любом раскладе задержит. Мы же не горстями её в шуралеев кидать будем, её в патроны зарядить надо, а это не десять минут.

Добравшись до нашей избушки, я первым делом проверил, как мои бойцы самостоятельно справились с чисткой оружия. Не сказать, что они совсем не старались, старались, разумеется, только не так. Объяснив в чём ошибки, я заставил произвести чистку по-новой, попутно сообщив им, к какой командировки следует приготовиться.

Люди, видевшие шуралеев достаточно близко, предсказуемо посетовали на отсутствие соли. Всё верно: без неё родимой они там – пушечное мясо, если, конечно, такое сравнение будет уместно. Значит, подготовим всё так, чтобы как только нам её подвезут… В общем, чтобы дело только за ней и оставалось.

На следующий день сразу после завтрака появился Дерюгин. Пришёл уточнить, не являются ли слова ротного командира о выделении в его распоряжение трёх единиц вожделенного вида оружия, одной из разновидностей злых шуток. Я заверил поручика, что всё это – чистая правда, хотя и не вся. Всеволод Михайлович был «неприятно» удивлён тем фактом, что оружие предоставляется ему не безвозмездно, то есть даром, а на условиях несения драгунами из его взвода караула по охране нашей штаб-квартиры на курьих ножках.

Господин поручик изобразил оскорблённую в лучших чувствах невинность и искренне посоветовал мне закатать губу, хотя и другими словами. Я, в свою очередь, напомнил взводному-два, что на других условиях он оружие не получит, и что вполне себе может статься, появятся другие, более сговорчивые люди из нашего же батальона.

Всеволод Михайлович в совершенно не свойственной офицерству манере принялся торговаться со мной, апеллируя к жуткой немногочисленности передаваемого оружия. Тут уже я посоветовал ему следить за возможностью появления несанкционированных трещин в губах, вызванных непомерным аппетитом.

Господин поручик от чистого сердца пожелал мне лопнуть от жадности в самое ближайшее время. Я же, со своей стороны, на тоже самое ближайшее время предрёк ему стремительный взлёт карьеры и майорскую должность коменданта любого, на его выбор, острога.

Наш высоконаучный спор прервало появление сержанта Русанова, доложившего о готовности к выдвижению на стрельбище. Я приказал Данилычу выдать личному составу боевой группы оружие и боеприпасы, после чего снова глянул в горящие глаза поручика.

Сделав вид, что идёт мне навстречу, Дерюгин предложил компромисс следующего содержания: его люди всё-таки будут охранять нашу базу, но со своим штатным оружием, передаваемые же мною ему двустволки он волен использовать по своему разумению.

Сошлись мы на том, что за это его бойцы на посту стоят по двое, а ему самому, как начальнику караула я из закромов Родины выдаю пистолет Макарова. Оружие выдаётся во временное пользование и под отчёт лично ему. По первому требованию всё, за исключением боеприпасов, должно быть возвращено в целости и сохранности. В случае утраты поручик обязуется возместить стоимость утраченного, как это и принято в Красной Армии, в десятикратном размере.

Появление ротного слегка замедлило закрепление договорённостей. Спиридоныч не замедлил осведомиться, до чего тут смогли договориться его взводные командиры. Услышав о необходимости возмещения ущерба аж в десятикратном размере, капитан присвистнул и поинтересовался у Дерюгина, знает ли тот, почём нынче двустволки.

Я, само собой, не собирался подставлять бедолагу-поручика, просто хотел, чтобы он прочувствовал ту степень ответственности, которую на себя принимает. Дерюгин же, прикинув в уме цифиры, впал в глубокую задумчивость, граничащую с прострацией.

Вывел его из неё посланец из штаба полка:

– Господину капитану Синюхину и господину поручику Кукушкину надлежит спешно прибыть к его высокоблагородию полковнику Ватулину.

О, как!

– Хорошо, передай, братец, что сейчас будем! – ответил за обоих Спиридоныч.

– Пошли! – бросил он мне, собираясь на выход.

Видя, что поручик Дерюгин пока не готов пост и подступы к посту взять хотя бы под временную охрану, я призвал Данилыча и поручил его заботам всё наше беспокойное хозяйство.

В немаленьком, в общем-то, кабинете полковника оказалось довольно тесно. Я раньше никогда не видел здесь столько народа. Ну, ещё бы! Помимо самого Ватулина присутствовали Арефьев, оба комбата, комэск и человек семь офицеров по моложе. Среди них я узнал Потанина, Гапанова и Запивахина, с которыми судьба сводила раньше. Полагаю, остальные тоже ротные, да и то не все. Получается из взводных командиров тут только я.

Поскольку с нашим появлением никакой движухи не началось, ждали кого-то ещё. Старшие офицеры стояли вокруг стола с расстеленной на нём картой, ротные кто прохаживался по кабинету, кто в полголоса переговаривался с другими.

– Ну, где твой Усов? – нетерпеливо спросил Ватулин у Полозова. – Вон гляди: уже и генерал Кукушкин пожаловали, а его всё нет.

– Послали, Дмитрий Саныч, – пробубнил в ответ Полозов.

– Посла-али! – прошипел Арефьев и хотел, наверное, добавить ещё что-нибудь язвительное, но дверь распахнулась, и появился Усов.

– Наконец-то! – воскликнул Ватулин. – Пока всех офицеров соберёшь, глядишь, степняки до самой Москвы дойдут!

Степняки?! Походу, Сухонин не просто не справился… там, наверное…

– Господа! – громко произнёс Полковник. – Новости очень плохие! Уж и не помню, когда такое случалось.

Глава шестая

При всём богатстве выбора другой альтернативы нет.

Из рекламы НПО «Альтернатива»

Начало, как известно – это половина дела. А тут начало, прямо скажем, очень даже многообещающее. Собственно всё, сказанное полковником после такого радужного вступления, указывало на то, что это никакая не половина: начало не тянуло даже на четверть, разве только процентов на пять, может быть, десять… но уж точно не больше.

Вчера вечером, уже после нас со Спиридонычем, к Полозову прискакал гонец из какого-то южного острога. Сообщил про появившихся у них степняков и передал просьбу о подкреплении. Егор Силыч, в свою очередь, отправил нарочного за Ватулиным. Рано утром прибыл второй гонец. Из другого острога. И тоже принёс весть о бесчинствующих жителях степей. И тоже просил подмоги.

Когда, час назад, полковник вместе с Арефьевым вернулся в Самару, его ожидал уже третий гонец. Из третьего острога. Из Палимского. Да-да, из того самого. Я сначала даже подумал, не случилось ли с Сухониным чего-нибудь непоправимого. Но нет. Просто много их. Степняков. То тут появятся, то там налетят. Не успевает он за ними, да и людей у него не столько, чтобы разделиться можно было.

Мда, положеньице. И ведь главное, сразу везде. Лет тридцать такого не случалось. Да как бы ни больше.

От карты, лежавшей на столе, так и веяло древностью. Но именно на ней и проводил свои «штабные игры» полковник Ватулин. Как уж он и его офицеры ориентировались на этом рисунке местности, ума не приложу, но как-то у них получалось. Помаленьку и я начал вникать.

Вырисовывалась интересная такая картина: наши заклятые соседи, с которыми у нас вечный мир уже лет двести пятьдесят, или даже триста, устроили серию пограничных конфликтов. Если, конечно, так можно называть набеги на наши поселения с грабежами, убийствами и поджогами.

Особенно сильно досталось Порубежному острогу. Не ему самому, а подконтрольной ему территории. Он хоть и находился в двух днях пути на юг от Палимовского, но отправленный в Палимский острог отряд поручика Сухонина не мог прийти им на выручку, потому как и их собственное положение было точно таким же.

Ничем не лучше дела обстояли в Любавинском остроге. Совершенно однозначно это не одна и та же банда, а несколько разных, возможно даже руководимых из одного центра. Непонятно только, чего это они вдруг? Почему кто-то посчитал возможным нарушить вековые соглашения о мире, да ещё так бесцеремонно?

Ладно, политесы разводить – это не наше дело, наше – Родину от ворога оборонить. Собственно, почти так нам Ватулин и сказал. Потом предложил присутствующим высказать свои предложения по поводу предстоящих ответных мер.

Необходимость вломить по самое небалуйся, озвучивалась в речи каждого выступающего. Разногласия имелись только в масштабах: какими силами идти на усмирение? Некоторые горячие головы предлагали двинуться всем полком. Осторожные, напротив, желали ограничиться тремя, а то и двумя полуротами, как у Сухонина.

Сам я склонялся к варианту действий в составе батальонной тактической группы, только для более детального плана мне не хватало данных о перемещении противника, сведений о местоположении наших сил, подробных карт местности, спутниковых снимков, да и простого опыта планирования тоже. В конце концов, разработка операции подобного масштаба – это уровень начальника штаба бригады, а не простого командира разведгруппы.

С другой стороны, драгунский полк по здешним меркам – это та же самая мотострелковая бригада, а наше собрание есть не что иное, как совещание в штабе, так что…

– Кукушкин! – голос полковника вывел меня из состояния задумчивости. – Ну-ка, скажи нам, что пластуны в таких случаях делают?

Приколист. Пластуны в таких случаях идут на разведку, только вот подлежащая обследованию территория уж больно большая, а средства связи отсутствуют как класс, так что пластунов тут не одна группа должна быть и не две, и не пять. Я вообще начинаю думать, что все мои навыки разведчика в здешних реалиях сходят на нет. И превращусь я в итоге даже не в диверсанта, а в командира штурмового отряда. Да ну и ладно.

Я подошёл к столу, на котором возлежало примитивнейшее подобие карты, и попросил показать мне расположение всех острогов, находящихся в зоне боевых действий и соседствующих с ней. Их оказалось шесть: территории трёх подверглись нападению, два соседствовали с ними, и в случае передвижения противника вдоль границ, тоже могли пострадать. А вот шестой… Во-первых, он находился почти между Порубежным и Любавинским острогами, но несколько севернее. То есть, он был ближе к Самаре, примерно на один дневной переход. Возможно, именно это и избавило его от посягательств со стороны банд кочевников. Я бы вот, будь я на месте степняков, сюда тоже не сунулся бы, потому что возникала опасность окружения. Отряды, высланные из двух соседних острогов, запросто могли отрезать мне пути отступления.

Имелась у этого острога ещё одна особенность: на рисунке, игравшем роль карты, прямо через него проходила извилистая линия. Шла эта линия из Самары и уходила за край карты. Либо это река, что вряд ли, либо, что наиболее вероятно, дорога. Я на всякий случай спросил. Линия оказалась знаменитым Ораловским трактом, по которому происходило сообщение не только со степным ханством, но и с Синдецким царством. Про последнее я вообще никогда ничего не слышал, но благоразумно решил прямо сейчас не выяснять. Потом у Спиридоныча спрошу. Он же теперь в курсе, почему я не знаю простых вещей.

А вот Арефьев не в курсе, поэтому обозвал меня дураком и неучем. Опять же не преминул поинтересоваться у полковника, какого хрена я вообще здесь делаю? На совещании. Ну и в полку, конечно, тоже. Ватулин отмахнулся от него и велел мне продолжать.

Значит, тракт? Что ж, это меняет дело. Получается, собери предводитель степных разбойников силы побольше, он может совершить очень рискованный по своей сути, и оттого совершенно неожиданный ход – нападёт на саму Самару. Тот факт, что на его пути будет какая-никакая крепостица с каким-никаким гарнизоном, для отряда в шесть-семь сотен человек отнюдь не препятствие. Самарский же гарнизон подобной наглости не ждёт, потому и расслабился. Собственно всю эту расслабленность я наблюдаю каждый день своими глазами.

Уж не знаю, сумеют ли они пройти путь длиною в четыре дня, так, чтобы мы вовремя об этом не узнали, но если они на такое отважатся – солоно нам придётся. У нас ведь полк даже по тревоге полдня только собираться будет, а уж к организованной обороне перейти – это я даже и не знаю, за сколько управимся.

Учитывая всё вышеперечисленное, я предложил направить в запросившие подкрепления остроги по роте; во избежание обхода по флангам в Ильменьский и Старорубежнинский остроги выслать по полуроте, а в Кочкинский острог, расположенный на Ораловском тракте, направить две роты: одну на усиление самого гарнизона, вторую – в оперативный резерв. Одновременно с этим привести Самарский гарнизон в состояние повышенной готовности и направить сообщения о происходящем в гарнизоны соседствующих с нами городов. Опять-таки его Светлость князя Семихватова также поставить в известность.

Арефьев непременно обозвал бы меня паникёром и перестраховщиком, если бы знал такие слова, а так только в очередной раз обругал меня дураком, ничего не смыслящем в военном деле. Естественно умение метко стрелять в зачёт мне не пошло, потому что во взводе поручика Дерюгина любой низший чин так может, а ежели к ружью зрительную трубу приделать, так и вовсе даже Гапанов справится.

Командиру первого батальона, имевшему неосторожность согласиться со мной, полковник посоветовал помолчать, потому как в поход идти всё равно не ему. Тем не менее, приведённые мною доводы показались осмысленными и другими участниками совещания. Полозов предложил принять мой план полностью, Щавелёв – с оговорками.

В конечном итоге после длительных обсуждений полковник утвердил операцию следующего содержания. Не далее как завтра утром, почему не сегодня не знаю, в направлении Порубежного и Любавинского острогов с целью истребления там бандитствующих элементов должно быть направлено по одной кавалерийской роте полного состава; в Кочкинский острог для усиления гарнизона направляется два взвода драгунов из роты капитана Потанина во главе с каким-то поручиком; туда же в качестве оперативного резерва отправится кавалерийская рота капитана Усова. В Палимский острог на помощь своему подчинённому отправится капитан Синюхин с остатками своей роты и шибко умным поручиком Кукушкиным. Во избежание обхода по флангам в Ильменьский и Старорубежнинский остроги высылаются по одному драгунскому взводу. Какие именно – на усмотрение секунд-майора Щавелёва. Кроме того, взводу отправляемому в Ильменьский острого настрого запрещалось принимать какое-либо участие в охоте на шуралеев, о чём командиру взвода будет выдано письменное распоряжение.

Однако.

Общее руководство операцией возлагалось на майора Полозова, который с этой целью должен был следовать в Кочкинский острог. Егор Силыч в этой связи затребовал себе дополнительно взвод некоего подпоручика Изотова, мотивируя это необходимостью вести разведку и поддерживать связь. После непродолжительных прений полковник уступил. На этом совещание закончилось, господа офицеры отправлены к своим подразделениям.

Итак, мы едем в Палимский острог. Моя группа по своей огневой мощи хоть и не сравнится пока с целым батальоном драгунов, но роту превзойдёт однозначно. Нам бы на направление главного удара, а мы едем в Палимский острог. Знать бы ещё, где он будет, этот главный удар, и будет ли вообще. А что если это подготовка к масштабному вторжению? Тогда мне не остановить его и десятком пулемётов, разве что сотней. Где бы её ещё взять эту сотню пулемётов? И сотню пулемётчиков к ним.

Чё-то я гоню! Ну, какое масштабное вторжение? Татаро-монгольское иго в восемнадцатом веке – это не смешно. Даже если они возьмут Самару, даже если дойдут до Казани, дальше всё равно пройти не смогут. И если я не погибну в боях с превосходящими силами противника на направлении пресловутого главного удара, отражая лобовые атаки, то уж рейды по их тылам я точно произвести смогу. А это они запомнят надолго. Внукам рассказывать будут. Те, кто выживет.

Я предложил Спиридонычу, заложить небольшой крюк и прибарахлиться в дорогу. Разжиться там парой-другой пулемётов, ещё чего полезное прихватить. Правда, последнюю поставку у меня так и не выкупили. Но не всё ведь в этом мире на деньги меряется.

Николай практически на пальцах, в смысле без карты, объяснил мне невозможность такого манёвра. В их нем мире и дорог меньше, чем в нашем, и мостов. Напрямки нельзя, и крюк, который мне казался небольшим, отнял бы у нас не меньше трёх дней.

Хреновенько. Что ж, придётся воевать наличными средствами. Не деньгами, нет, а имеющимся в нашем распоряжении вооружением.

По прибытии в штаб, Спиридоныч затребовал к себе Дерюгина, подпоручика Изосимова и вахмистра Верёвкина. Типа всех взводных. Дерюгин, видимо, ошивался где-то поблизости, потому как явился буквально тут же. Верёвкин тоже долго себя ждать не заставил, а вот Изосимов…

Пока мы ожидали командира третьего взвода, Синюхин ввёл остальных в курс дела. Верёвкин решил не тянуть кота за всяческие подробности, а отправился готовить свой взвод к рейду. Поскольку мне никуда идти было не нужно, я просто позвал всех своих сержантов. А вот Дерюгин никуда уходить не спешил. На вопрос Спиридоныча, какого хрена он всё ещё здесь, господин поручик, не чинясь, напомнил мне о тех трёх двустволках, которые я посулил ему пару часов назад. То есть, когда мы ещё ни в какие походы не собирались, а он почти подрядился караулить главную базу драгунского спецназа. На редкость злопамятным оказался во втором взводе командир. Но это ничего, поскольку ситуация кардинальным образом поменялась, смело могу взять свои слова назад.

Приказав Русанову и Сороке построить личный состав, я отдал Данилычу распоряжение выдать оружие. Сначала, само собой, боевым группам, а что останется людям из хозяйственного полутонга. Чем немало порадовал их вахмистра.

После раздачи слонов населению, у нас действительно осталось три нераспределённых ружья. На одно из них сразу же наложил лапу Спиридоныч, второе он «зарезервировал» для отсутствующего Сметанина. За Пилюлькиным немедленно был отправлен Трофим. В итоге второму взводу доставалась одна единственная двустволка. Не трудно догадаться, в чьи руки она тут же попала.

Вертя в руках свежеприобретённое оружие, Дерюгин напомнил ещё и пистолете. Пистолет потребовал себе и Синюхин. Я одарил обоих. Не столько потакая их капризам, сколько рассуждая очень по-своему, ибо неизвестно пока, как всё там обернётся, но вот эти двое должны уцелеть, и два пистолета – невеликая цена за их безопасность.

А ведь это ещё не всё. Дома у меня имеются АКС, СВД и «Сайга». Ну, чего им пылиться? Снайперскую винтовку – Бабкину, «Вепрь», с которым он сейчас гордо стоял в строю отдадим Дерюгину, из «Сайги» пускай Синюхин стреляет, а Калаш Сметанину. Он хоть и доктор, но он доктор в группе спецназа, значит, и оружие у него соответствующее должно быть.

Получается, Дерюгину достанутся не только три вожделенные двустволки, но и карабин, о котором он если и мечтал, то уж точно не вслух. Пистолет я ему тоже оставил. Так что грех Всеволоду Михайловичу на судьбу жаловаться.

Всем участником операции в Ширяевском овраге я выдал часы. И Горшеневу тоже. Парень хоть и не гонялся в тот раз за беглыми каторжниками, но всё же он с нами уже очень давно. Ещё часы достались Синюхину, а то какой же он командир без «Командирских» часов, ну и, Дерюгину с Изосимовым тоже перепало.

Раздав сержантам указания, я взял с собой Бабкина, и мы отправились ко мне забрать остатки моего арсенала.

В этот раз пирогов в дорогу мне никто не напёк. Татьяна вообще не появилась. А, собственно, чего бы ей появляться? Я ей теперь никто. В сущности, я ей и раньше никем не был, а сейчас, когда растаяли последние надежды, уж и вовсе чужой человек.

С другой стороны, я же ей ничего не обещал. И ничем не обязан. Ну, сделал несколько ничего незначащих подарков, и что? Я же не знал, что она это так близко к сердцу воспримет.

Получается, я про женщин и подарки вообще знаю очень мало. Вон Ленке часы золотые пока искал, полгорода объехал, и что получилось в итоге? А тут иголки, да с десяток катушек с нитками и всё! Как я мог себе представить, что она себе нафантазирует после подобных презентов? Они же даже на сувениры не тянут! А, поди ж ты!

Нет, ну, я же ей никаких предложений не делал. И намёков тоже не делал. Даже надежды её и то не я разрушил, так что мне себя упрекнуть не в чем. И зря она на меня обижается.

Да может быть, так-то как раз и лучше? Я ведь здесь не навсегда. Хотя, вполне может статься, что надолго.

Глава седьмая

За четыре дня пути можно много чему научиться. Например, быстро занимать круговую оборону. Тут, правда, моя заслуга крошечная: занимать круговую оборону драгунов и без меня научили, я лишь натренировал их делать это быстро.

На привалах моё пополнение отрабатывало перезарядку двустволок, а бойцы поопытнее делали тоже самое с пулемётами и винтовками. Дерюгин со своими тоже принимал участие в наших играх.

Серьёзностью подхода к делу поручик нравился мне всё больше и больше. Я даже начал подумывать, не добыть ли мне ему персональную снайперскую винтовку. Но не на халяву же! Да и опять же, всё равно не сейчас ещё, а только по возвращении. Успеется.

И да! А сколько на текущий момент мне господин полковник денег должен? Я начал прикидывать. Выходила совершенно астрономическая сумма – под четвертак. То есть командир Самарского драгунского полка задолжал своему же взводному за поставки оружия почти что двадцать пять тысяч золотых. Ахринеть! Походу ему меня теперь легче убить, чем расплатиться со мной.

Шутки шутками, но это – уже проблема! Положим, в открытом бою меня не так просто убить, но ведь и Ватулин не такой дурак, чтобы этого не понимать. Я бы на его месте меня бы отравил. Не знаю, как у него такое сорганизовать получится, но ушки на макушке держать придётся.

А может, ну его нафиг? Вот сейчас с войны вернёмся, взять денег, сколько дадут, и свалить в будущее навсегда. Хорошо бы, конечно, предварительно получить всё причитающееся, но тут уж как выйдет. Интересно, на наши деньги это сколько получится?

Я попытался пересчитать эту сумму на рубли. Раза четыре сбивался, а когда всё-таки пересчитал, то тут мне поплохело окончательно. За такое бабло меня и там тоже должны были завалить.

Н-да! Ситуёвина.

Хотя, с другой стороны, если я сумею доказать целесообразность продолжения товарооборота, то, глядишь, поживу ещё.

А вообще, чего это я разнервничался? Во-первых, такая большая сумма набегает только с учётом последней поставки, от которой господин полковник в принципе-то и отказаться может. Во-вторых, там, в моём времени тоже ещё не в курсе, сколько я тут за пулемёты золотишка получить собираюсь. Даже Дед знает лишь приблизительную цифру, к слову сказать, сильно заниженную. И, наконец, в-третьих, цену я ведь сам назначаю, значит, и снизить её тоже могу сам.

Блин! Чё-то мысли все какие-то барыжные! Вот уж действительно, кому война, кому мать родна!

Ладно, подойдём к вопросу так: покажу товарищу полковнику полезность вундер-вафли типа пулемёт, а уж сколько он себе такого добра приобрести захочет – это на его усмотрение. А «презентацию» в полевых условиях будем считать промо-акцией от компании-поставщика, только и делов. Во-о-от… Как-то так.

Кстати, нераспроданное здесь оружие можно случ-чё и обратно в третье тысячелетие затащить. А ещё можно здесь из армии дембельнуться и смотаться в Казань до того же князя Семихватова, у него-то деньжат всяко побольше, чем у Ватулина.

Ну, вот и всё. Получается убивать меня уже ни у кого причин вроде как и нет. Опять же, утро вечера мудренее. В том смысле, что спервоначала надобно супостата одолеть, а уже потом шкуры неубитых медведей раскраивать.

Как мы, кстати, это делать будем? Супостата одолевать. Сердце мне вещщует, что палить из пулемёта прямо с коня – плохая затея. Думаю, даже пробовать не стоит. По крайней мере, не в этот раз. В этот раз будем стрелять, как умеем: стоя, лёжа, с колена, глядя по обстановке. Накрайняк, с телеги. Получится тачанка, хотя и с большой натяжкой, конечно.

Ладно, война план покажет.

К исходу четвёртого дня прибыли мы в Палимский острог.

Ещё на подъезде к нему версты за две нам на встречу выдвинулась пара всадников в полинялых драгунских мундирах и, поравнявшись с Синюхиным, в котором они безошибочно угадали командира, сообщили, что комендант – майор Боков Авдей Ермолаевич ждёт нас уже давно, и требовал прибыть к нему, немедля.

Немедля? Прямо вот у нас как будто другие варианты могут иметься. Конечно, мы сначала к нему, а уже потом всё остальное.

– Ты, братец, поезжай и доложи его высокоблагородию, что из Самары прибыл капитан Синюхин с отрядом в сто семьдесят человек.

Поселение дворов на сто. По местным понятиям – почти город. Практически в середине этого населённого пункта размещалась деревянная крепостица. Сооружение не столь величественное, как в памятном Нурлатынском остроге, да оно и понятно: строевого леса тут кот наплакал. Даже и не кот совсем, а котёнок. Наверное, брёвна откуда-то издалека привозили, потому что укрепление хоть и небольшое, но добротное.

Как раз на территории этого вот укрепления и предстояло разместиться моей группе. Причин для подобного решения имелось аж целых две. Во-первых, квартир в городе сорганизовали только на сто пятьдесят человек, а во-вторых, так секретность соблюсти проще.

Когда Спиридоныч представил меня коменданту, тот несказанно удивился, что столь уважаемый человек как я, будет размещён с минимальными удобствами. Я же в свою очередь изумился собственной известности.

В действительности ничего сверхъестественного за этим не скрывалось. Не смотря на кажущуюся удалённость острогов, они-таки имеют сообщение и с Самарой, и между собой.

Первый раз я «засветился» в Нурлатынском остроге, как специалист по изгнанию нечисти класса «шуралей». Там же, что характерно, назвался человеком князя Семихватова. Ну, не то что бы прямо вот назвался, но намекнул на возможность подобного положения дел.

В таком виде известие обо мне попало к майору Шкурину из Бурого Дола. Чем он обогатил легенду о пластуне в пятнистом кафтане, мне остаётся только гадать. Если даже люди типа Синюхина рассказывают обо мне разные байки, мол влёгкую, одним небрежно сказанным словом, могу остановить нашествие шуралеев, то чего ждать от остальных? Даже главный пильмень из Ильменьского острога, которому самому за шуралеями гоняться впадлу, и тот обо мне наслышан.

А теперь всё это дополнится историей с ожившим скелетом. Обязательно дополнится. Как говорится, и к гадалке не ходи. Ну, не могут люди не похвастаться, под началом какого крутого парня служат. Ведь часть его крутизны и на подчинённых перепадает, ибо раз такой человек тебя к себе в команду отобрал, стало быть, есть и в тебе что-то такое-эдакое, чем ты ему приглянулся.

Есть у подобной славы, которая впереди тебя бежит, и свои плюсы, и свои минусы. Плюсы? Ну, тут даже объяснять не надо. А минусы… Что в этом может оказаться плохого? Как что? Это значит, ждут от тебя люди чуда. Не героизма, а именно чуда. Вот рупь за сто, майор Боков сейчас от меня наверняка ожидает быстрой и сокрушительной победы над «гостями» из сопредельного государства. А чем я смогу его порадовать?

В принципе, если на бескрайних просторах нам удастся отыскать и склонить к боестолкновению в удобных для нас обстоятельствах банду голов эдак в сто пятьдесят, или хотя бы в сто, то всё именно так и выйдет: быстрый разгром превосходящих сил противника.

Но мне отчего-то кажется, что бандюков будет человек двадцать-тридцать, максимум сорок. А это, как мне кажется, и рейтинга моей группе не добавит, и проблему набегов не решит. Степняки – не те люди, чтоб в чистом поле стенка на стенку схлестнуться, а очень даже наоборот, крупные мастера со спины нападать, и непременно из-за угла.

Косвенно, мои мысли Авдей Ермолаевич подтвердил на собранном на скорую руку совещании. То что банд не одна и не две, это они тут и сами уже сообразили. Было время. Но вот с чего бы это, и, самое главное, к чему бы? На эти вопросы ответов у них пока не имелось.

Собственно, это и совещанием-то не было: майор Боков, как старший по званию и человек, владеющий ситуацией, попросту объявил нам, чем мы тут должны заниматься, по его мнению.

Задача пополнения сводилась к банальному патрулированию территории тремя группами. Типа: три взвода – три направления. Поскольку Спиридоныч в целом был не против, я предложил усилить мою группу карпоральством из местных, и определить для нас четвёртое направление.

Майор Боков, который хоть и видел во мне супермена, всё же искренне полагал, что у остальных моих бойцов подобных сверхспособностей скорее всего нет. Поэтому сразу же усомнился в целесообразности таких авантюрных ходов. Кроме того, в случае нашей неудачи, ну, если мы степняков встретить-то встретим, а победить не сумеем, тогда он может лишиться надёжных и проверенных людей совсем уже за здорово живёшь. Так он сказал.

Спиридоныч очень выразительным взглядом передал мне право ответа на вопрос коменданта.

– Ваше высокоблагородие, – начал я. – Ваши люди нужны мне не для усиления огневой мощи моей группы, а как проводники. Я ведь местность не знаю от слова СОВСЕМ. Не могу же я действовать вслепую, а они хоть что-то подскажут. И ещё, в случае огневого контакта с противником Вашим людям участвовать не обязательно: мы и сами неплохо справимся.

Майор выдержал небольшую паузу и осведомился:

– А позвольте-ка узнать, господин поручик, сколько людей в Вашей, как Вы говорите, группе?

– Со мной двадцать шесть.

– Ого! – воскликнул Боков. – Силища! Целых две дюжины! Как Вы с таким «огромным» войском воевать собираетесь?

– А давайте я Вам пока не скажу, господин майор. Есть у нас покуда тайны, которые не только от Вас. Сейчас вот даже Вы не верите в способности моих людей, а степняки наш немногочисленный отряд могут и вовсе за обычный разъезд принять, со всеми вытекающими. Тут-то их разочарование и постигнет.

Комендант посмотрел на меня с подозрением. Тут слово взял Дерюгин:

– Вы, Ваше высокобродие, в Андрее Ивановиче напрасно сомневаетесь. Я, правда, в бою его не видел, но то, что доводилось на полковом стрельбище лицезреть, это, доложу я Вам, иначе как чудом назвать затруднительно. Право слово, вот сейчас первый раз в жизни пожалел, что я – командир взвода, а не пластун из его полутонга. Уж больно хочется посмотреть, как они степняков из своих двустволок приголубят.

Похоже, волшебное слово «двустволки» решило вопрос в пользу моего плана. Сначала Авдей Ермолаевич поинтересовался значением самого термина, потом возжелал лицезреть. Сообщение о скорострельности и, особенно о быстроте заряжания привело его в неописуемый восторг. Теперь посмотреть, как мы будем воевать со степняками, хотел уже и он. Но…

– Раз уж вы такие ловкие да прыткие, пошто вам цельное карпоральство? Проводника-то, поди, и одного хватит? А люди мне здесь тоже пригодятся, уж не посетуйте.

Одного мало. Ну, как убьют его? И что мы тогда тут без компаса, карты и ДжиПиэС-навигатора делать станем? Заплутаем, чего доброго. Сторговались на троих.

Имелся ещё один напрягавший меня момент: если Сухонин не справился полуротой, то как Синюхин, Изосимов и Дерюгин будут действовать вдвое меньшими силами каждый? И каковы их шансы? На выживание.

Как оказалось, этот вопрос интересовал не только меня. Свои опасения озвучил наш взводный-три. Из всех офицеров Владимир Сергеевич оказался самым молодым и наименее опытным. Это может показаться странным, но его опасения никто не воспринял за трусость, напротив, сочли разумной предосторожностью.

План поменялся: подкрепление делилось не на четыре части, а на три. Четвёртый взвод разделили напополам и придали взводам Дерюгина и Изосимова по полутонгу. С последним отправлялся и Синюхин. Я же, согласно первоначальному плану, действовал в составе своей группы, и плюс три проводника. Всё.

А, нет, не всё. Нам же ещё определили зоны для патрулирования. И вот тут гением тактики выступил наш ротный. Он предложил направить отряды Дерюгина и Изосимова в сектора, соседствующие с тем местом, где сейчас находился Сухонин. И оттуда теснить всех обнаруженных степняков на меня.

Получалось, что я – как бы охотник, а они все в роли загонщиков. Если не знать, чем вооружены мои люди, такое предложение ничем иным, как дурью обозвать просто нельзя. Это я сейчас Бокова процитировал. И то сказать, даже Дерюгин причумел. Изосимов, хоть и наслышан был о хитрой пластунской способности воевать с превосходящими силами противника, но представлял себе это всё равно по-другому.

Прения между комендантом и Спиридонычем не закончились и тогда, когда капитан сообщил, что берёт всю ответственность на себя, а майор вправе отправить соответствующее донесение полковнику.

– Ваше высокобродие, – обратился я к Бокову. – Вы за нас не переживайте. Мы если увидим, что со степняками нам не совладать, просто спрячемся, только и делов.

Тот чуть не задохнулся от гнева:

– Вы, господин поручик, сюда не прятаться присланы! Толку-то мне от такой подмоги!

– Ну, как же! – возразил я. – С полусотней мы справимся легко. С сотней – не легко, но тоже справимся. А уж если их там две сотни, тогда они и от этих, – я кивнул в сторону остальных офицеров нашей роты. – Попросту не побегут вовсе, а, не чинясь, перебьют их на месте.

Упс!

Такого варианта развития событий пока никто не рассматривал. Пришлось мне высказать своё предположение:

– Только вряд ли степняки у вас тут такими толпами шарятся. Скорее всего, бандформирования у них не столь крупные.

Авдей Ермолаевич какое-то время переваривал сказанное мною, а потом спросил:

– Чего у них крупное?

Глава восьмая

Вопреки ожиданиям сходу в бой нас никто не отправил. Потому как по старинному русскому обычаю гостя вначале нужно накормить, напоить, в баньке попарить, уложить спать, и только когда заснёт, начинать расспрашивать. А тут ещё и суббота.

Накормить-напоить и разместить на ночлег нас успели вечером дня прибытия. Банные мероприятия отложили на завтра, вернее уже на сегодня. Первыми помывочные процедуры проходили дерюгинские бойцы: им ехать дальше. Потом группа Синюхина – им поближе. Потом мы – нам вообще в другую сторону.

Было хорошо за полдень, когда мы сытые и чистые двинули в путь дорогу. Кто верхами, а кто на телегах. Ну, а как? Мы же теперь – мобильный укрепрайон и приманка в одном флаконе. В проводники нам дали двух драгунов и сержанта. Где-то по пути нашего следования находилась деревенька, в которой проживал его брат со своей семьёй, вот он и напросился с нами.

– Шибко я за йих переживаю, вашброть, – поведал он мне.

Я сначала хотел успокоить его, мол, не тужи, служивый, ты же с нами, отобьём, если что. Но вовремя вспомнил народную мудрость, про «не хвались…» и всё такое. Как потом оказалось, не зря я её вспомнил.

От острога мы отъехали километров пятнадцать-двадцать. Солнце клонилось к закату, самое время подумать о ночлеге. А тут очень удачно речушка подвернулась. Маленькая, узенькая, но речка. Если перепрыгнуть можешь, значит, ручей, а если не можешь – река. И похрен, что всё возможное судоходство на ней сводится к модельному, или вообще к бумажному.

Нам, собственно, сплавляться по ней и не требовалось, так, только лошадей напоить. Во-о-от… и мы решили заночевать тут.

Никанор Терентич, так звали сержанта Федулина, сам предложил подобный план действий. Поскольку я-то местность не знал, счёл за благо согласиться.

Костров разводить не стали, ибо нефиг показывать всем на свете, где мы тут лагерем расположились. Поужинали консервами. Наши провожатые подивились «заморским» яствам и, понятное дело, возжелали перевестись в пластуны. Мои бойцы не забыли подлить масла в огонь рассказами про подвиги явоблагородия и в Долгой Дубраве и в Ширяевском овраге. Число поверженных мною шуралеев становилось всё больше, а счёт разогнанным перевалил за тысячу. Скелет был огромного роста, а колдун изрыгал пламя. Всё как обычно.

Ночью никакие ёжики, никакие тушканчики спать нам не мешали. Даже суслики, которые обычно незримо присутствуют повсеместно, вели себя так, словно их тут вовсе и нет. Позавтракав на скорую руку, мы двинулись дальше. Собственно, на территорию, определённую нам для патрулирования, мы уже почти вошли. Пять километров больше, пять километров меньше при нашей задаче роли не сыграют. Мы должны уничтожить любое бандформирование, которое встретится. Независимо от того, где оно нам встретится. Тут приколы с зоной ответственности не канают. Враг – это враг, он должен быть уничтожен, а на войне правило одно: кто победил, того и не судят.

– Вот щас-ту на ентот взгорок подымемся, а тама уже и она, деревенька-то наша. Можа, погостюем чуток, Вашброть? – обратился ко мне сержант Федулин.

– Терентич, так нам тогда вчера надо было поднажать, глядишь бы, у твоих и заночевали бы. А сейчас-то чего? Часок-другой и всё, дальше идти надо.

– Да я чего-то вчерась не смикитил. Ну, и это… – он запнулся.

– Говори, чего уж, – подбодрил я.

– Да совестно сказать, Вашброть, – помялся сержант. – Заробел я. Про Вас же молва какая идёт: князю нашему, почитай, правая рука, а сам-то силищи неимоверной, проворен как… да и на расправу крут. А ежели чего не так, тут сразу же и тумака… без толковища.

Интересное мнение обо мне у местного населения сложилось.

Мало-помалу мы поднялись на вершину господствующей высоты. Отсюда действительно была видна деревня дворов на тридцать, расположенная в паре километров на юго-запад.

– Она? – спросил я у едущего рядом сержанта.

– Она, Вашброть! – улыбаясь, ответил тот.

Но скоро радостность на его лице сменилась сначала недоумением, а потом натуральной тревогой.

– Ты чего, Терентич?

– Сам не пойму, а токма не так чавой-то.

– Ну, на, посмотри, – и я протянул сержанту свой бинокль.

Тот не умел пользоваться, и мне пришлось объяснять. За это время мы приблизились ещё метров на двести. С полутора километров и в пятнадцатикратный бинокль не все детали видны, но самое важное Федулин увидел:

– Вашброть! Вашброть! Да никак там оне! Супостаты!

Я быстро приник окулярам. Увиденное не давало полной картины, но то, что степняки там побывали, в этом никаких сомнений не осталось.

Мы ходили по разоренной деревне и не находили живых. Мужчины, женщины, старики, дети… Эти сволочи убили всех. Кого зарубили, кого из луков постреляли, а некоторых даже из ружей. Кого на улице, кого в избах.

Вернулся Бабанов и доложил, что, судя по следам, бандитов было двадцать-тридцать человек, ушли на юго-запад. Скорее всего, напали они на рассвете, людей перебили, скотину увели. Жечь ничего не стали, наверное, чтобы дым пожара не привлёк внимания.

Если они сейчас гонят скотину, то идут медленно. Догоним. Жаль, что телеги у нас – не разогнаться, тормозить будут. Но мы всё равно догоним.

Возле одной избы собралась добрая половина нашего отряда. Чей это дом, догадаться было нетрудно. Подойдя, я увидел Федулина. Он с отрешенным взглядом стоял над телом мужика средних лет, из груди которого торчали три стрелы. Мёртвая рука сжимала топор. Окровавленный топор. Значит, хоть одного, но достал.

– Сёмки нигде нет, – проговорил сержант.

– Кого? – переспросил я.

– Силантий-то вот… Дарью во дворе порешили, Ваньку с Алёнкой в огороде, видать убечь хотели. А Сёмки нигде нет…

– Ладно, Никанор Терентич, не время горе горевать, – произнёс Данилыч. – Вона Пахом баит, засветло нагнать сможем. Тоды и поквитаешься.

Федулин поднял на него полный ненависти взгляд:

– Да я же их на тысячу кусков разору! Всех! Разорву-у-у!

– По коням! – крикнул я. – Бабкин, Бабанов, Корякин! В головной дозор. Василий! Ни при каких обстоятельствах в бой не вступать! Себе не обнаруживать! Вперёд!

Ко мне подъехал боец из местных:

– Вашброть, можа в острог кого послать, их Высокобродию обсказать про енто, – он повёл рукой, демонстрируя, о чем хотел сообщить майору.

Мысль неплохая, однако, несвоевременная. Самих степняков мы ещё не нашли, только следы их пребывания. Подмогу нам майор не пришлёт, да и не нужна она нам.

– Тебя как зовут?

– Митрохой кличут. Митрофаном.

Ага, не один, выходит, я Артикля не знаю.

– Вот что, Митроха, мы спервоначалу вОрога догоним, кого постреляем, кого порубим, а тогда уже и докладать будем. А пока нечего нам господину майору рассказывать. Нечего путного мы ещё не сделали, – произнёс я, и рявкнул на драгуна: – Понял?!

– Понял, Вашброть! – тот ухитрился даже в седле принять строевую стойку.

– Раз понял, то вперёд!

Часов через шесть не самого быстрого преследования мы их нагнали. Ну, как нагнали? Вернулась троица из головного дозора и доложила, что впереди, верстах в пяти видны всадники, гонящие небольшое стадо. Всадников не более трёх дюжин.

Наши клиенты.

Вперёд!

Глава девятая

Поскольку лучшими пулемётчиками в этом мире являлись я, Данилыч и Трофим, то вот именно нам и выпало перемещаться на телеге. Так сказать, на тачанке. Понятное дело, телега, будь она хоть пятьдесят раз тачанкой, ростовчанкой, нашей красой и гордостью… да хоть чем, на полном ходу ей ни за что не догнать всадников.

Мы и не догнали. Мы вообще приехали к шапочному разбору. Основную массу бандюков парни покрошили из двустволок, а особо смышлёных, тех, которые смекнули, что надо валить со всех ног, когда поголовье их войска стало стремительно уменьшаться, тех Горшенев с Бабкиным перебили. Перещёлкали как в тире. Даже на самом быстром скакуне не уйти от трёхлинейной пули, пущенной из винтовки Драгунова, да ещё и умелой рукой.

Я боялся, что в горячке боя мне ни одного языка не оставят, но обошлось. Даже, можно сказать, повезло: пару рядовых бойцов живыми взяли и главшпана ихнего, того вообще всего-то и делов что легкораненым. Потом, правда, почти сразу пришлось его от сержанта Федулина спасать. Чуть не зарубил нашего пленного сержант. Нет, его, конечно, по-человечески можно понять, но именно этот курбаши нужен мне был живым, и даже здоровым, насколько это возможно при его ранении.

Сметанин тоже сначала наотрез отказался лечить нашего пленника. В итоге пришлось оставить главаря кочевников под охраной Русанова и Трофима, а самому отвести всех жаждущих его крови подальше, ибо чудилось мне, будто крендель этот по-русски очень даже неплохо просекает, хотя и не признаётся.

А между тем в моём плане ему отводилась ужасно важная и жутко ответственная роль. Планом этим с остальными я поделился лишь отчасти. Не сразу, но в итоге согласились с ним все. Федулин даже предложил, чтобы я ему картинно по морде съездил для большей натуральности. Так мы потом и сделали.

Часть наших бойцов изображали моих «сторонников», готовых выполнить любой мой приказ. Другая часть, в которую входили сержант Федулин и подпоручик Сметанин, изображала народных мстителей, желавших скорого суда над предводителем бандитов. Собственно, по этой причине я их и «отослал» обратно в острог. Отбитую у степняков скотину отправили туда же, но по-настоящему.

Сопровождать стадо я поручил Митрофану, приказав предварительно пристрелить раненых лошадей степняков. Нефиг животине мучиться. Оспаривать приказ бойцы не стали, и, кстати, раненых кочевников добили с бо́льшим энтузиазмом, чем их же скакунов.

Перед отъездом «отосланных», Сметанин подлатал нашего главного пленного, не забыв при этом пожелать тому поскорее сдохнуть, нисколечко не покривив душой. А Федулин снова «попытался» его прибить. Получил от меня заранее обговоренную оплеуху и отбыл вместе с остальными «десидентами».

Когда в нашем импровизированном лагере осталось восемь бойцов вместе со мной, я решил, что пора уже поговорить с пленником.

– Ну, что, Шайтан ока, понимаешь по-русски?

– Барлас-бей мало-мало понимай урус.

– Ага! А кто такой этот Барлас-бей?

– Моя Барлас-бей!

– Ага! И ты понимай урус, но мало-мало? А есть кто-нибудь, кто много-много урус понимай? – поинтересовался я.

– Ердос много понимай.

– Так, и где этот Едрос? Кирдык?

– Ердос не кирдык! Вона она Ердос, – и Барлас-бей показал в сторону парочки выживших бандюков.

– Трофим! – крикнул я. – Ну-ка, выясни, кто там у них по-русски балакает, и сюда его!

Долго ждать не пришлось, степняк со смешным именем Ердос был доставлен пред светлы очи поручика Кукушкина.

– По-нашему понимаешь? – на всякий случай уточнил я.

– Мало-мало понимай, – закивал тот.

– Мало-мало – это плохо, надо много-много. Много-много понимаешь?

– Много-много понимай, – снова согласился Ердос.

– Ну, тогда переводи.

Начался экспресс-допрос в полевых условиях. По результатам оказалось, как я и предполагал, что попавший к нам в руки Барлас-бей у себя там какая-то шишка, если не врёт, конечно. Нет, я, понятное дело, не рассчитывал пленить шейха, принца или кого-то их уровня. Мне нужен был именно такой вот незадачливый полевой командир, по возможности слегка родовитый. С тем, чтобы за него можно просить выкуп.

Даже думать нечего, что за этого засранца мне кто-нибудь золотишка полной мерой отсыплет, ну да, авось я в нём не ошибся.

Я как мог, старался изобразить себя алчным типом, который хоть и объясняет выкуп необходимостью пополнения казны, но сам едва ли туда хотя бы половину отдаст. Собственно говоря, отсылание большей части отряда производилось с целью укрепить нашего «гостя» именно в этой мысли.

Судя по клятвенным заверениям, что золото через два раза по два дня будет здесь, клюнул наш Барласбейчик. Я предложил ему написать письмо, но тот начал убеждать меня, что и на словах там все всё поймут правильно. Хорошо бы.

Барлас-бей настоял, чтобы за выкупом поехал второй оставшийся в живых бандюган. Типа этот и как наездник получше будет, да и ему самому тут переводчик понадобится. Понятное дело, Барлас-бей давал своему бойцу наставления на ихнем родном языке. Я иногда переспрашивал у Ердоса, про что говорят, тот смущаясь, отвечал, что Барлас-бей очень просит передать всем родственникам, чтобы те не волновались за него, а скорее золото на выкуп собирали. Ну-ну.

Посланца посадили на коня и отпустили.

Барлас-бей несказанно удивился тому факту, что развязывать его никто не собирался, а спустя два часа, он и вовсе загрустил. Ну, ещё бы! Вернулся его заклятый друг – сержант Федулин. Само собой не один, а вместе с теми, с кем вроде бы должен был сейчас направляться в острог.

Те из наших бойцов, кого я не посвятил в свой план, пребывали в лёгкой озадаченности, но не долго. Я приказал перебазироваться. Примерно в версте от нашего текущего местоположения я углядел небольшой курган. Вот на нём мы и расположимся. И то сказать, нам тут ещё дней пять куковать, а перебитые кони и люди скоро начнут нехило так пованивать.

Хорошо, что мы зашли на земли не слишком плодородные. Селения уже не встречаются, лишних людей не будет. Одно слово – степь.

Напрягать своих бойцов захоронением убитых бандитов я не собирался. Степь, она большая, места в ней много, а вид горы трупов кочевников, пришедших в наши земли убивать и грабить, может остудить чьи-то шальные головы. Надежда, конечно, слабенькая. Ну, а вдруг?

Переживать из-за того, что подмога, вызванная «хитроумным» Барлас-беем может нас не найти, не имело никакого смысла. Во-первых, здесь в степи всё как на ладони, и верста влево, верста вправо никакой роли не сыграют, а во-вторых, они наверняка будут искать нас изо всех сил. Очень удивлюсь, если эти ребятишки не захотят поквитаться с русскими солдатами. Тем более, что значительная часть этого и без того небольшого отряда уже отослана жадным, но недалёким мною в острог и прийти на помощь не сможет.

Да если бы и смогла? Полевой командир Барлас-бей наверняка предупредил в своём послании о наличии у нас хитрых и очень опасных ружей, так что освобождать его припрётся сотни полторы отъявленных головорезов.

Каковы наши шансы устоять против них в чистом поле?

С двумя десятками двустволок и пятью пулемётами?

Вы бы сами на кого поставили?

Ну, а если, паче чаянья выкуп действительно привезут, то тогда придётся применить план Б.

Потянулись долгие дни ожидания. Отважный степной батыр Барлас-бей коротал их с кляпом во рту. Ну, и связанный, конечно. Поначалу он пробовал возмущаться и грозил разными карами на головы неверных шайтанов, но получив с десяток увесистых пинков и затычку в рот, поутих. Раз в день его развязывали и под конвоем отводили метров на семьдесят от кургана. Там ему разрешали оправиться и вытряхнуть из штанов накопившееся дерьмо.

Процедура не особо приятная для конвоиров, поэтому подобная честь выпадала бойцам за нерадивость. Да. Дисциплина у меня в отряде ещё не такая железная, как хотелось бы, но я работаю над этим.

И вот, наконец, день «Ч» настал: разведка донесла о приближающейся к нам «орде» приблизительно из сотни всадников.

Всего-то?

Я, признаться, в глубине души рассчитывал, что на выручку Барласбейке придёт отряд в двести бойцов. Ну, хотя бы полтораста, что ли… Ну, ладно, что выросло, то выросло. Будем работать с тем, что имеем.

Основным силам своего отряда я приказал укрыться за курганом. Не надо раньше времени пугать долгожданных гостей, а то ещё, чего доброго, повернут назад, не доехав.

Главного героя дня, наоборот, развязали и поставили на всеобщее обозрение на вершине кургана. Его поручили заботам Федулина. Не завидую я сейчас сержанту: от курбаши разит как от выгребной ямы. Но самому Федулину я предложил сделку, от которой он не смог отказаться, поэтому и терпит он эту вонищу.

Нас заметили. Ждём.

Я стою наверху. У моих ног на земле примостился пулемёт с коробом на двести патронов. Такой же у Данилыча. Старшина стоит у меня за спиной. Открывать огонь он должен только по моей команде. Справа Трофим, свой ПэКа он держит в руках. Хотя короб у него всего на сотню патроном, но вот сам пулемёт поувесистей будет. Слева – Горшенев и Бабкин с оптикой. У них своя задача: они должны выявить и спешить вожака этого войска. А лучше ещё и ногу ему прострелить, чтобы упал и под шальную пулю не угодил, он мне живой нужен.

Сметанин тоже здесь с нами. У него АКаэС. Он будет стрелять, только если другого выхода не останется. Это у него задача такая. Типа последний резерв. На самом деле не последний, конечно…

Остальная часть отряда скрыта от глаз приближающихся кочевников. Левым флангом командует Русанов, правым – Ситный. У Русанова есть Харитон, а у Ситного – Тит, этим двоим сегодня выпала честь пострелять из эРПэКа. По одному диску должно хватить, глядишь, и стволы не перегреются, а то ведь ребятки в горячке боя весь бубен одной очередью выпустить могут.

Примерно в километре степняки, не снижая скорости, развернули строй. Всё, теперь никаких сомнений для чего они тут не осталось. Я достал телефон, включил камеру на запись и сунул в нагрудный карман. Пусть господин полковник самолично увидит, для чего нужны и что могут в реальном бою пулемёты Калашникова.

Семьсот метров.

– К бою! – кричу я и хватаю пулемёт.

С обеих сторон холма выбегают и встают цепью драгуны. Барлас-бей начинает что-то кричать и махать руками. Вряд ли он советует соплеменникам спасаться, потому что те переходят на самый быстрый галоп.

Пятьсот метров. Четыреста…

– Снайперы!

Им ещё далеко, но Горшенев уже стреляет. Лошадь под одним из всадником падает, сам же наездник на полном ходу вылетает из седла. Вот он, гавшпан!

Всё! Пора!

– Пулемёты! Огонь!

Первой очередью попадаю только я, но это не беда: расстояние быстро сокращается, сейчас и остальные внесут свой вклад.

Я даю веером длинную очередь, Трофим тоже. А вот уже и Корягин с Пеньковым принимают участие в общем празднике жизни.

От врагов остаётся меньше половины. Мы стреляем по лошадям, это сразу уменьшает количество атакующих, а спешенные всадники от нас всё равно никуда не денутся. Некуда им тут от нас деваться: степь, в ней не спрячешься.

Трофим опускает свой пулемёт. Лента кончилась. Смолкает и пулемёт Корягина, наверное, тоже пустой. Конники поворачивают в его сторону, угрожая обойти нас справа. Я, признаться, не сильно надеялся на то, что степные воины при первых же очередях дадут дёру, но и особого героизма от них не ожидал. А сейчас…

– Огонь! – кричит Ситный, и залп из двух десятков стволов останавливает попытку флангового охвата. Сметанин тоже стреляет. Без команды. Я ему потом вставлю!

Кто-то из степняков начинает командовать, но Бабкин это моментально пресекает. Кочевники, которых уже едва ли с четверть осталась, разворачиваются и пытаются свалить. А вот хрен вам! У нас тут ещё один пулемёт припасён.

– Данилыч! Давай! Вали шахидов!

Всадники удаляются, но дальнобойности пока хватает и у Прокопова, и у Бабкина с Горшеневым. Убегающих всё меньше и меньше. Лошадь – мишень хоть и подвижная, но крупная. А выжившими всадниками сейчас займутся:

– Русанов! Догнать!

– По коням! – кричит сержант, и вот уже за пытающимися спастись бегством отправляется дюжина хорошо вооружённых и очень злых драгунов.

– Горшенев! Бабкин! Вожака мне сюда! – ору я.

Единственный, кто сегодня не принял участия в бою, это Федулин. У его ног скуля, валяется некогда грозный воин – Барлас-бей. Если командир только что перебитого отряда выжил, то сержанту сейчас выпадет возможность выплеснуть свою ярость. Нет, не на него, для выплёскивания ярости будет использован командир предыдущего отряда.

Я оглядываю поле боя. А недобитков-то, оказывается, хватает!

– Ситный! Давай этих всех сюда! Кто тяжёло ранен, того в расход!

Я ещё с этими сволочами возиться буду? Да вот хрен! В расход!

Заснимем для товарища полковника пленных, а потом телефон выключим. Ни к чему высокому начальству смотреть на то, что будет после.

Вот Бабкин с Горшеневым волокут ко мне богато одетого кочевника. Похоже, не ошиблись – он командовал.

– По-русски понимаешь? – первым делом поинтересовался у пленника я.

– Моя русский понимай.

– Хорошо. Кто ты такой? – спросил я, не выпуская из рук пулемёта.

– Моя есть Ёгерёк Джирон ага.

– Ух ты! Тот самый Ёгерёк Джейран, которого столько лет никак поймать не могли?

– Твоя не поймай Ёгерёк Джирон. Твои шайтаны ранил Ёгерёк ага.

– Ну да! Ты ещё скажи, что так не честно.

– Твоя трус, сам не биться, твоя солдат посылай биться.

– А твоя прямо герой! Кто с безоружными воевал? Скажешь не ты?

– Они плохой воин быть. Моя победил они.

Так себе риторика.

– Слышь ты, Быстрый Олень, это ты командовал отрядом?

– Ёгерёк Джирон ага – балшой человек. Ёгерёк Джирон хан к себе приглашай, хан много воин под рука давай. Ёгерёк Джирон – балшой камандыр.

– Понятно. Сколько у тебя, большой командир, воинов было?

– Сто. Ещё три десяток.

Помнится мне, Спиридоныч сказывал, что у этого Быстрого Оленя и до службы хану своя банда не меньше была. Что изменилось?

– Сто тридцать, стало быть. Не мало? Нет?

– Зачем мало? Много воин. Ёгерёк – балшой камандыр.

– Ну, как же много? Видишь, победили мы вас, а тебя даже в плен взяли.

Я почесал подбородок:

– Но нас всё-таки больше. Две дюжины драгунов намного больше, чем сотня глупых и жадных бандитов. Вот мы и победили.

– Моя не понимай, где твой воины?

– Как где? Все здесь. Ты же их видел.

– Моя видел мало-мало воин. Другой воин где?

– В остроге. Скоро поглядишь.

– Моя не над острог! – зуб даю: испугался балшой камандыр. – Моя выкуп давай! Моя много золото давай!

Что ж, начинается самое интересное.

– Значит, говоришь, много золота дашь? Ну-ну! – я повернулся назад. – Федулин, а давай-ка нам сюда твоего друга.

Сержант схватил Барласбейку за шиворот и, притащив к нам, бросил мне под ноги. Грозный воин мелко дрожал, тихо скуля.

– Вот смотри, Быстрый Олень, вот это чмо тоже мне за себя выкуп обещало, – я кивнул на валяющегося в пыли и воняющего сильнее обычного Барлас-бея. – Ты, кстати, привёз его? Выкуп-то?

Ёгерёк ага молчал.

– Если привёз – так и скажи, а то, может, мы зря твою банду перестреляли?

– Твоя плохо сказать, – подал голос Резвый Сайгак. – Банда нет! Мой воин – отряд!

Я поморщился:

– Да плевать! Выкуп привёз?

– Нет выкуп. Воин сказать, Барлас-бей плен, солдат мало, отбить легко. Жанболат бек моя посылай.

– Ясно. То есть о выкупе речь даже и не шла?

– Воин сказать, Барлас-бей твоя обмануть, твоя золото ждать для свой хан. Твоя солдат мало-мало.

Надо же: Барлас-бей моя обмануть! Кто бы мог подумать? Какое вероломство!

– Да кто бы сомневался! Этот твой Барлас-бей убивал и грабил, меня вот обманул, тебя в засаду заманил. Таких людей не должно быть! Как считаешь, Резвый Сайгак, ничего, если мы его прямо щас и убьём?

Быстрый Олень ага, замешкался, но всё же ответил, с пренебрежением так ответил:

– Твоя сам думай!

– Федулин! Поквитайся, браток с ним за всё!

Сержант помолчал с полминуты, а потом спросил:

– Прямо вот за всё, за всё?

– Ну, а чего стесняться? За брата, за семью его, за других… Поквитайся. От души поквитайся.

– Тока Вы, Вашбродь, ежели чаво не так… Вы уж лучше потом… в остроге с господином майором сами… в каторги, ай как… а сейчас не взыщите, Вашбродь, отойдите в сторонку и не мешайте… Мне с йим и впрямь поквитаться надо.

Я тогда ещё не понимал, как это будет выглядеть, а когда увидел…

Да у меня бы даже просто представить себе такое, никакой фантазии бы не хватило…

Я всяких зверств насмотрелся, но чтобы один человек другого живьём саблей на куски рубил…

Самое удивительное, что никто не пытался остановить сержанта, все как заворожённые смотрели на казнь. Жутковатое зрелище. Когда ярость вырывается наружу, нет места состраданию. Всё правильно. Око за око. Получите той же монетой.

Когда всё кончилось, я посмотрел на Резвого Сайгака. Тот лежал на земле с полными ужаса глазами. Я кашлянул, отгоняя подступивший было к горлу комок и, обращаясь беку, спросил:

– Я надеюсь, ты-то не собираешься меня обманывать?

Тот замотал головой с такой силой, что казалось, она вот-вот оторвётся.

– Сметанин! – позвал я.

Позеленевший от увиденного подпоручик медленно подошёл ко мне.

– Так, Дима, этого почини, чтобы до острога доехал, – велел я, указав на белого как мел Джейран-ага.

– Андрей! – обратился ко мне Сметанин. – Можно, не здесь?

Глянув на место казни, я кивнул:

– Конечно, Дима. Пров, Василий, перетащите вот этого, – я указал на Ёгерёка ага. – Куда подпоручик укажет.

Горшенев с Бабкиным подхватили пленного подмышки и поволокли вслед за удаляющимся Сметаниным. Я поглядел на Федулина. Сержант стоял тут же и молча взирал на дело своих рук. С ног до головы он весь был забрызган кровью.

– Ну, что, Никанор Терентич, полегчало тебя?

Он не ответил, просто немного покивал, и всё.

– Сходи тогда, умойся что ли.

Я оглянулся посмотреть, как там остальное моё воинство. Кто-то из них ходит по полю боя и саблями раздаёт жесты милосердия, а кто-то ведёт сюда сбитых в кучу пленных. Пленных у нас теперь хватает, на глаз, я бы сказал, что с полсотни, да как бы не больше. И вот что мне с ними теперь делать? С пленными?

– Пеньков! Корягин! Ко мне!

Надо парням новые диски поставить, а то мало ли что… Да и нам с Трофимом тоже короба заполнить не помешает.

Пока мы перезаряжали имеющиеся в наличии пулемёты, мне не давала покоя одна мысль. Вернее, мыслей было много, но все они на одну тему: что нам дальше ждать от кочевников? Сколько их? Далеко ли они? Пойдут ли спасать теперь уже Игорька-Джейрана? Что они вообще тут делают?

А пойду-ка я и прямо спрошу у Быстрого Оленя, какого хрена им тут надо.

Сметанин уже закончил латать Джейрана ага и сделал это довольно профессионально, хотя, наверное, с бо́льшей радостью пристрелил бы его.

– Ну, что, ага, скажешь мне правду, или соврёшь? – начал я диалог.

– Моя врать нет! – с жаром заверил меня пленник.

– Это мы сейчас посмотрим. Значит, ты говоришь, что у тебя большой отряд был? Сто и ещё три десятка воинов?

– Балшой отрят.

– Ага! А у Жанболат бека сколько теперь осталось?

Этот вопрос заставил его задуматься.

– Сколько воинов у Жанболат бека?

– Восемь отряд сто воин.

– То есть восемьсот. Это с твоими?

Опять тишина.

– Жанболат бек послал тебя сюда, дал тебе воинов. У него сколько отрядов осталось?

Резвый Сайгак начал загибать пальцы, что-то при этом бормоча.

– И-и-и? – поторопил я его.

– Шаш.

– Че-во-о-о?

– Шесть, – твёрдо сказал Ёгерёк ага.

– Шесть?

– Шесть.

Восемьсот минус сто тридцать – это шестьсот семьдесят. Ну, предположим…

– А где они сейчас?

– Туда, – пленник указал рукой в направлении, из которого прибыл.

– Далеко?

– Два дни.

Пока похоже на правду. Что нам это даёт? Врёт он или не врёт, но ситуация могла и поменяться. С другой стороны: если Жанболат бек послал Быстрого Оленя освободить Барласбейку, то должен дождаться его возвращения. Это было бы логично. А вот будет он его дожидаться на месте, или у них какой-нибудь другой вариант предусмотрен? Например, они договорились встретиться где-то… где-то… а где? Не думаю, что такая прорва народу сейчас просто так в степи сидит и, ничего не делая, ждёт пока Игорёк-Джейран взад-вперёд мотаеся. Кстати, два раза в оба конца – это больше недели выходит.

– Он тебя прямо в степи ждёт? Или поедет куда-нибудь?

– В степи ждать.

Врёт. Вот зачем в безводной степи лишнюю неделю торчать? Да ещё покойный Барлас-бей тоже… время потратил…

А может быть, всё не так? Ведь когда Барласбейка гонца посылал, тот, как и обещалось за два дня доехал до основного отряда, и те тоже за те же два дня прибыли сюда… И сам Быстрый Олень говорит про два дня… Что это означает?

– Слышь, ага, а вы чего, в поход какой пошли, или что?

– Наш земля.

– И-и-и?

– Кони пасти.

Не скажет.

– Слышь, а ты золото мне обещал, не передумал?

– Моя выкуп давать, золото давать.

– Много?

– Много.

– Сколько?

– Много.

– Много – это сколько? Сколько сам весишь?

– Моя не понимай.

– Твоя весы знать?

– Весы знать.

– На весы тебя один сторона класть, на другой – золото класть, – для наглядности я изобразил руками процесс взвешивания.

– Хорошо.

Что-то быстро согласился. И ещё вопрос: а за каким в походе возить с собой столько золота? Вряд ли в разграбленных ими деревнях золото было вообще, а уж в таких количествах тем более. Купеческие караваны? Вариант. Значит, всё-таки поход.

– Вот что, Игорёк! Если золота будет меньше, чем ты весишь… Понимаешь, про что я говорю?

Быстрый Олень закивал.

– Если золота будет меньше, чем ты весишь, тогда придётся тебе руку отрубить, или ногу, – я подождал, пока Резвый Сайгак сообразит, о чём я толкую, и продолжил: – Чтобы одинаково было. Понимаешь?

Быстрый Олень закивал. Сначала расстроился, конечно, но всё равно закивал.

– И вот ещё что, – я сделался очень суровым. – Если золота будет слишком мало, придётся тебе голову отрубить. А если опять подстава выйдет, как у Барлас-бея… тогда… – я сделал вид, что раздумываю, как наказать за вероломство ещё страшнее.

– Вашброть, пленных куды? – прервал мои размышления Ситный.

А, правда, куда?

– Сам что думаешь?

– Да на кой ляд они сдались?! Перебить, и вся недолга!

Хорошая мысль. Мне она нравится. Не таскать же их, в самом деле, с собой. Ещё разбегутся, чего доброго. А пускай! Пускай разбегаются! Вот пусть прямо сейчас и начинают! Скажем, что при попытке к бегству нам пришлось уничтожить почти всех пленных, ну, и раненных тоже вынуждены были добить. Патроны только жалко.

Глава десятая

Но убивать нам больше никого не пришлось.

– Вашброть! Кажись, наши! – крикнул кто-то.

Я обернулся на крик. Со стороны острога к нам приближался конный отряд. Наши. Ну а, кто же ещё? В синие мундиры здесь больше никто не одевается.

Что-то их много.

Я глянул в бинокль. Не, ну, правильно: вон Синюхин, вон Сухонин. Интересно, Дерюгин тоже с ними?

Нет. Дерюгина не было. Они с ним вообще не встретились. Да и ладно. Может, так даже и лучше, а то пока мы тут все в одной куче, степняки где угодно ударить могут, и не факт, что мы их потом догоним.

Как бы там ни было, а уж, поскольку мы тут всё равно встретились, то часок-другой покучковаться придётся. Новостями поделиться, и всё остальное прочее. Опять же насчёт пленных решить чего-нибудь надо. Не таскать же мне их с собой.

Отряд Синюхина-Изосимова направлялся в свой сектор патрулирования, а Сухонинские просто двигались по маршруту, так и встретились. Далее, согласно плану, развернулись и направились нашу сторону. Разорённую деревеньку видели. Хоть времени прошло уже порядочно, всё равно решили пойти по следам, а то вдруг нам помощь какая нужна, да и вообще.

Во-о-от…

С ними всё понятно, теперь моя очередь рассказывать, чем мы тут занимались, и как понимать происходящее.

Если даже Синюхин, который самолично стрелял из пулемёта, не сразу поверил во всё увиденное, то что уж говорить про остальных.

Да, господа, да. Больше сотни убитых и вон, извольте видеть, пленные ещё… С ними, кстати, что делать прикажите? А? Господин капитан?

То ли у Спиридоныча случился приступ иррационального гуманизма, то ли какая другая напасть, но капитан пожелал препроводить всех захваченных нами пленных в острог. Хорошо, что не в Самару.

Уж не знаю почему, но только Резвого Сайгака мне ему отдавать не хотелось. Нет, я не рассчитывал, что за него мне какое-то золото привезут, просто что-то у меня в голове не складывалось. Ведь он, подлец, на очень дорогой выкуп согласился. ОЧЕНЬ ДОРОГОЙ! Неужели так смерти боится? Навряд ли. Как говаривал некогда один плюшевый, но оттого не менее сообразительный медведь: «Это Ж-ж-ж неспроста!»

Не может же он после всего увиденного на полном серьёзе рассчитывать, что Жанболат бек, или как его там… придёт со всем своим отрядом и силой освободит бедного Игорёшу-Быстрого-Оленя из плена? Или…

Или он знает нечто такое, что позволяет ему на это надеяться.

И вот что это может быть?

А бек этот? Что он тут со своей бандой делает? И ведь не маленькая у него шайка здесь собралась. Чего они тут трутся? Что им здесь надо? Ладно бы ещё пограбили и свалили, но ведь они не уходят. Почему они не уходят? Чего ждут?

Да! Именно! Ждут! Они чего-то ждут. Чего-то или кого-то. Поэтому и не уходят. А чего они ждут? Или кого?

Я поделился своими думками со своим ротным командиром. В целом, конечно, Спиридонычу тоже не всё понятно, но он объяснил подозрительную сговорчивость Быстрого-Джейрана надеждой на излишнюю мягкосердечность более высокого начальства русских. И то сказать, у нас ведь как, чем крупнее начальник, тем он гуманнее. Семихватов наверняка скорее помилует, чем тот же Федулин.

Да что там Семихватов?! Даже я не стал бы подвергать бандитов столь жестокой казни, как это сделал сержант, просто расстрелял бы и всё. Спиридоныч вообще никого убивать не планирует, а уж что придёт в голову майору Бокову, вот, честное слово, не знаю.

Но пока до высокого начальства далеко, неплохо бы произвести Игорьку допрос с пристрастием третьей, а ещё лучше четвёртой, или даже пятой степени. Глядишь, и расколется.

А что, если он действительно думает, будто за него этот выкуп заплатят? Означает ли это, что он глупее, чем я думал? Как бы не оказалось, что это я глупее, чем можно себе позволить. Нет-нет-нет, на такое Резвый Сайгак пусть даже не рассчитывает.

– Николай, у меня тут одна мыслишка появилась.

И я поделился с капитаном своими планами по раскрытию чужих планов. Правда, не всеми.

– А если не купится он? – засомневался Спиридоныч.

– Ну, шанс-то есть, – заметил я. – Ты, главное, рожу пожаднее делай.

– Хорошо, давай, веди.

– Только я сначала людей своих проверю.

Синюхин покивал, и я пошёл ставить задачу Русанову.

Ёгерёк-Джиран Быстрый Олень, Резвый Сайгак, богатур-ага и просто балшой камандыр со связанными за спиной руками сидел прямо на земле. Спиридоныч встал напротив него и произнёс:

– Мы сегодня полсотни твоих людей в плен взяли. Нам они не нужны. А Жанболат беку? Даст он нам за них выкуп?

Курбаши медленно обвёл взглядом наш импровизированный лагерь, в котором сейчас находилось без малого две сотни драгунов, потом, посмотрев на своих вояк, просветлел лицом и сказал:

– Да.

– Сколько? – тут же поинтересовался я.

– Я не знай, бек знай. Над воин посылай, – решительно проговорил Быстрый Олень.

– Ну, так посылай! – в тон ему ответил Спиридоныч.

Я махнул рукой Федулину, и тот притащил нам какого-то замухрышку с ободранной рожей. Влекомый сержантом богатур испуганно таращил на него глаза и поминутно спотыкался. Ну, правильно, видок у его конвоира тот ещё: умыться-то сержант умылся, а вот переодеться ему было не во что, так он и ходил весь забрызганный кровью, как заправский мясник. Это хорошо, что степняк боится Федулина, нам как раз такой трус и нужен.

Резвому Сайгаку кандидат не понравился, и он потребовал другого.

– А этот тебе чем не годится? Немой что ли? – предположил Спиридоныч и спросил замухрышку: – По-русски понимаешь?

Богатур сделал глупую рожу и замотал головой.

Позвали Ердоса:

– Переводи, давай! Пусть скажет, как его зовут, – велел я.

Ердос перевёл, степняк назвал какое-то имя, на мой взгляд, назвал вполне членораздельно.

– Вот, – удовлетворённо произнёс Синюхин. – Говорить умеет. А больше от него ничего и не требуется.

Игорёк попробовал ещё попротестовать, но получил от меня хорошего пинка и согласился на нашего кандидата.

Пока гонцу выбирали коня, балшой камандыр что-то говорил постоянно озирающемуся бандюгану. Я время от времени спрашивал у Ердоса, про что говорят. Переводчик каждый раз мялся и отвечал, что Ёгерёк-де очень просит Жанболат бека выкуп прислать поскорее и побогаче. Побогаче? Это хорошо. Ну, и поскорее тоже не мешало бы.

Всё когда-нибудь кончается, вот и инструктаж тоже завершился. Посланец Быстрого Оленя вскарабкался в седло и попытался умчаться. Но ему же недаром так долго выбирали коня, специально искали такого, который без форсажа, поэтому в карьер лошадёнка не рванула, а пошла чахленькой рысью. Резвый Сайгак аж сплюнул с досады и витиевато выругался на родном языке.

Минут через пять один за другим раздались два выстрела. Это Горшенев с Бабкиным спешили гонца. По крайней мере, такое задание они от меня получили. Сейчас люди Русанова привезут его обратно, и мы узнаем, какой такой выкуп Ёгерёк-ага просил побыстрее прислать.

Чтобы присутствие балшого камандыра не мешало конструктивному диалогу, его одарили кляпом и утащили подальше. Кроме того, в целях обеспечения задушевности беседы на неё был приглашён сержант Федулин.

Русанов остановился метрах в ста от меня и скинул на землю связанного посланца Резвого Сайгака.

– Ну, что, Едрос, давай, рассказывай, что там Ёгерёк ага хотел беку передать? И учти: не скажешь ты, скажет он, – я указал на валявшегося возле ног Русанова гонца-неудачника. – Только вот ещё что, если начнёшь врать…

Я махнул рукой. Федулин вынул свою саблю и подошёл к нам поближе.

– Вы его брата убили, – произнёс я, указав на сержанта. – Знаешь, как он отомстить хочет? Тебе, или ещё кому-нибудь… Хочешь ведь поквитаться, Терентич?

– Дозвольте, Вашброть! – воскликнул Федулин, замахиваясь на степняка саблей.

– Подожди! Он же нам ещё пока не врёт, – остановил я сержанта и, обращаясь к степняку спросил: – Ты же не станешь нам врать, а, Едрос? Или всё-таки станешь?

– Дозвольте, Вашброть, я ему ногу срублю, – предложил Федулин, не забыв снова замахнуться саблей.

– Думаешь, без одной ноги он врать не сможет? – спросил у сержанта Синюхин.

– А я ему и второю тоды отмахну!

– Ну да, ну да! Без обеих ног врать уже несподручно, – согласился капитан.

– Зато не убёгнет! – оскалился Федулин.

– Ну, так что же Ёгерёк на самом деле велел передать беку? – поинтересовался Спиридоныч.

На мой взгляд, слишком мягко поинтересовался. Как бы Едросик у нас бояться не перестал. Я решительно шагнул к степняку и, опрокинув его на живот, заломил ему руку. Тот заорал от боли.

– Говори! – крикнул я ему в самое ухо.

Походу Едросик с нами в Павку Корчагина решил поиграть. Стойкий оловянный солдатик, мать его!

– Ну, всё!!! Терентич, руби ему левую ногу! – приказал я Федулину, а сам невидимым для степняка жестом придержал сержанта, мол, не надо, только напугаем. – РУБИ!!!

Федулин сделал вид, что замахивается…

– Ни нат! Ни нат! Ни нат руби! – заверещал Ердос. – Моя всё сказать! Ни нат руби!

– Говори, сука! – встряхнул я бандита, и тот заговорил.

В целом, как я и предполагал, ни о каком выкупе речь не шла в принципе. Полевой командир с позывным Ёгерёк-Джиран ага сообщал вышестоящему начальству о местонахождении и составе сил противника, то есть о нас. И предупреждал, что имеющееся в нашем распоряжении «ружья шайтана» очень опасны, потому что стреляют далеко и очень быстро. Понятно, я бы на его месте своему командиру то же самое попытался бы передать. Только что нам это даёт?

А вот что. Во-первых, Ёгерёк-Джиран ага оказался отважным парнем: не стал спасать свою шкуру, а решил помочь товарищам. На будущее нужно учесть, что запугать его больше не получится. Во-вторых, с достаточно высокой степенью вероятности все эти мелкие набеги – начало чего-то более серьёзного. Следовательно, нужно доразведать, что тут затевается и, как можно скорее оповестить и Ватулина, и Семихватова.

Задачка! Разведданные мало добыть, хотя и это непросто, их ещё и доставить нужно, что особенно характерно, доставить вовремя. Устаревшие сведения ценности собой не представляют. А в местных реалиях, где ни связи нормальной, ни нормального транспорта, шансы не успеть сообщить куда надо, чудовищно велики.

Как поступим?

Всё, абсолютно всё указывает на необходимость колоть Резвого Сайгака. Рядовые бандосы, как мы уже выяснили, знают крайне мало. Кроме того, существует проблема с переводчиками. Их у нас, считай, что и нет, а Быстрый Олень довольно сносно балакает по-нашему. Вот только этот сукин сын – крепкий орешек, похоже, из идейных, сложно с ним будет.

– Николай, – обратился я к ротному. – У вас тут как, пытки пленных не запрещены?

Спиридоныч нахмурился:

– Ты что задумал?

Я изложил ему свои соображения по поводу возможных причин странного поведения бека и его талибов.

– Андрей, ты серьёзно думаешь, что Жанболат бек может напасть на Самару?

– Если к нему ещё пару таких же как у него отрядов присоединятся, то вполне. У нас же силы раздроблены, по частям они нас легко перебьют.

– И как нам теперь быть? Весь полк в одном месте собрать – это же не на пару дней работёнка. Да и в каком месте степняков ждать? Мы в Самаре соберёмся, а они на неё не пойдут, а просто здесь всё разорят и пожгут, и вот что тогда будет проку от нас, которые в одном месте собрались?

– Ты подожди голову пеплом посыпать, это ведь пока только догадки, а нам точно знать надо. Вот потолкуем с Игорьком пообстоятельней, глядишь, и прояснится.

Синюхин помолчал. Видно, что ему не хочется обстоятельно толковать с пленным, но ведь надо.

– И как ты с ним будешь… это?

– Судя по тому, сильно ли запираться станет. Он ведь у нас паренёк отважный, со своими понятиями о жизни. Приготовься, что пытать я его стану по-взрослому, то есть зверски. Орать на всю степь будет.

– Сам пытать будешь?

– Зачем? У нас же Федулин есть. Они его брата убили и племянников. Думаю, Никанор Терентич не откажется поучаствовать.

Спиридоныч сделал гримасу, типа, понимаю, но всё равно стрёмно.

– Коль, у нас вообще что на кону? С одной стороны сволочи, подлецы и убийцы, а с другой – Самара и её люди. Наши люди, Коля, которых мы защищать обязаны. Любой ценой. И если мы свои жизни при этом щадить не должны, то зачем щадить жизни бандитов?

Мне казалось, что ещё чуть-чуть и капитан дрогнет.

Но он, проявив недюжинное самообладание в купе с ослиным упрямством, выдержал. Очень зря! Нет у нас права на чистоплюйство. И вообще, чем страшней поубиваем этих сегодня, тем меньше будет желающих занять их место завтра. Это ещё Влад Цепеш на примере турок доказал. Тот самый Влад Цепеш Басараб третий, который Дракула. Настоящий, реальный, из истории, а не киношный предводитель вампиров из Голливуда.

Ну, так вот, Капитан Синюхин, чтоб его черти взяли, сказал, что пленных пытать он мне не позволит, потому как мы драгуны, а не бандиты с большой дороги, тот факт, что пленные и есть те самые бандиты, дела никак не меняет. Положено начальству сдать, значит, так и поступим. А если разные там пластунские поручики не согласны, то пускай валят, куда их бесстыжие глаза смотрят.

Вот так значит?

Ладно. Мы свой сектор патрулирования ещё не весь осмотрели, завтра продолжим. Безо всяких там драгунских капитанов. Оружие почистим и пойдём. Патронов у нас пока хватает, харчей тоже, не пропадём. Вот завтра с самого с ранья и двинем.

Глава одиннадцатая

Хлопцы, сберегайте леса, они нам ещё сгодятся!

Из анекдота.

С рассветом мы, не прощаясь, отправились выполнять задачу, которую нам вышестоящее начальство в лице майора Бокова поставило. Собственно, задача состояла в обнаружении и уничтожении бандитствующих элементов из сопредельного государства. Вот дойдём до границ зоны ответственности Палимского острога и назад повернём.

Если по пути следования нам никто не встретится, значит, повезло им. Ну, а если встретится – значит, домой они не вернутся. В плен никого брать не будем. Во всяком случае, надолго. Так, ненавязчиво планами ихнего бандитского генштаба на ближайший месяц поинтересоваться, не больше. Нечисть, её до захода солнца мочить положено.

А если кто-то от задушевного разговора отказываться начнёт и язык станет за зубами прятать, тому по этим зубам напильником пару раз ширкнуть – язык и развяжется.

Федулин предложил севернее забирать, чтобы, значит, к населённым местам поближе. В целом, правильно, чего нам по безлюдным степям шариться? Вот мы из совсем уж степей, так сказать, в лесостепи вернулись. Тут уже рельеф местности не такой ровный, всякие такие перепады высот в виде холмов и низин вполне себе наличествуют.

На второй день скитания по этим природным образованиям мы наткнулись на приличных таких размеров банду, я бы даже сказал, что целый отряд человек на триста-четыреста.

Мы не спеша двигались к юго-западной оконечности подконтрольных Палимскому острогу территорий. В сторону степей, кстати. Нам нужно было перевалить через холм, а там уже можно обратно к острогу заворачивать. Типа всё.

Головной дозор из Бабанова, Пенькова и гефрайтора Бабкина поднялся на высотку и сражу же, на всём газу рванул обратно.

Бабкин что-то кричал и махал руками. Ничего хорошего это означать не могло. Принимать бой в чистом поле для нас сейчас сильно рискованно. И опять же, сколько их там? Сотня? Две? Больше?

Я оглянулся. В полукилометре сзади стоял лесок. Не лес, а именно лесок, даже километра в длину не будет, но какое-никакое, а укрытие. Из засады воевать завсегда половчее. И мы рванули засаживать.

– Степняки! Много! – крикнул поравнявшийся со мной Бабкин.

– Вас видели? – спросил я самое важное.

– Да! Уже гонятся!

Нам уже всего-ничего до опушки оставалось, когда из-за гребня холма вылетели первые всадники. Наше местоположение для них теперь тайной не являлось.

– Всем укрыться за деревьями!

Да, куда мы попрятались, бандюки успели заметить, но всё равно, стрелять нам по ним лучше из леса. Потому что мы их будем видеть, а они нас нет. И ещё один немаловажный фактор: когда нас не видно, то и сказать, сколько нас они тоже не могут. А вдруг здесь не только мы прячемся?

Когда первые ряды кочевников приблизились к нам на четыреста метров, мы только-только успели изготовиться к бою.

– Огонь!!!

Самые лучшие наездники полегли почти сразу и почти все, но в этот раз степняков и вправду хватало. Они напирали. Пока что нас спасала дальнобойность: бандюки, конечно, тоже стреляли по нам, вот только их пули до нас не долетали.

– Тит, Харитон, кто пустой – перезаряжаться! – крикнул я.

Да, сейчас даже если у кого-то ствол и перегреется, то и чёрт с ним, главное – отбиться.

– У меня не стреляет! – донёсся справа взволнованный голос Сметанина.

Я бы, может, в другой раз и проигнорировал бы – и поважнее дела найдутся, но тут мне в голову прилетела совсем уж шальная идея. Метнувшись к Диману, я выхватил у него автомат, и из подствольника одну за другой отправил четыре гранаты в самую гущу конной лавы.

Вот это очень даже помогло. В рядах нападавших появилось смятение: многие начали разворачиваться и спешно отступать, а кто-то и откровенно драпать.

Но не все. К нам метров на сто успел приблизиться отряд человек в сорок, а у нас, как назло, все стволы замолчали. Наверное, перезаряжаются. Я быстро схватил пару ручных гранат и, выскочив из-за кустов, бросил одну навстречу скачущим к нам бандитам. Перекалился и бросил вторую.

До того, как взорвалась первая, по мне успели несколько раз пальнуть, но я был к этому готов, поэтому они не попали. А потом… а потом прямо перед ними один за другим выросли два чёрных куста взрывов, и тогда драпанули даже самые смелые.

Мы отбились.

Первую атаку нам удалось отразить без потерь. А как со второй?

– Бабкин!

– Я, Вашброть!

– Много их там было? Это все? Или ещё есть?

– Вроде как ещё, Вашброть, – ответил гефрайтор.

Хреново. Лесок небольшой, в нём не отсидишься и незаметно из него не уйдёшь. Степняки тоже не могут этого не понимать. Поэтому просто так они нам уйти не дадут. Вот они сейчас перегруппируются, прикинут, с какой стороны нас лучше обойти, и сделают вторую попытку отправить нас в небытиё.

Патронов-то у нас, может быть, и хватит, а вот нужную плотность огня мы, пожалуй что, уже и не создадим. Просто массой задавят. Кстати, а что там с Димкиным автоматом?

Да ничего. Просто рожок кончился, а он не сообразил.

– Хужее всего, Вашброть, – поделился соображениями Ситный. – Ежели оне на нас с трёх сторон попрут.

– И убечь не смогём, – произнёс Федулин. – Некуда тут бежать.

– Видать судьбина у нас такая, в лесе ентом полечь, – мрачно спрогнозировал Прокопов.

– Данилыч! А ну, отставить! Чтобы какие-то кочевники Кукушкина в лесу победить смогли?! А вот хрен им на босу харю! У них перед нами только на открытом пространстве превосходство. В лесу, между деревьями, конница и простой пехоте уступит, а мы с вами – не пехота, мы – пластуны. И оружие у нас лучшее в мире, и патронов на полорды хватит. Так что ещё поглядим, кто кого хоронить будет.

– А нечто, Вашброть, мы взаправду, их всех хоронить станем?

Я повернулся к говорившему, им оказался Степан Лоскутков, тот самый, которому на марш-броске «рупь шибко нужен» был.

– Вот ещё! – ответил я. – Пусть так гниют. В назидание потомкам.

Бойцы заулыбались, но всё равно на их лицах читалось сомнение в нашей победе.

Митинг пора сворачивать:

– Пулемётчики! Все перезарядились?

Все.

– Снарядить пустые ленты. Бегом! Потом времени не будет!

Народ кинулся заряжать ленты.

– Русанов! Отправь людей на тот конец леса. Если степняки нас оттуда обходить будут, пусть сигнал подадут.

Егорыч пошёл снаряжать дозор, а я принялся придумывать план для нашей безрадостной ситуации.

Прошло полчаса. Раненых степняков никто подобрать так и не вернулся. Те, кто лёгкие сами как-то уковыляли. Переводить на них патроны я запретил. Раненых лошадей тоже никто не добивал, и их ржание раздражало. Но ничего не поделаешь, издержки профессии.

Ничего такого, чтобы позволяло нам свалить отсюда незаметно и без потерь, придумать не удалось. Но время ещё было: на нас пока никто не нападал. Что это значит? Собираются с силами? Готовят какой-то уж очень глубокий охват? Всё может быть.

Прошёл час.

Второй.

Что ж, наше дело правое, мы поедим. Вот он – звёздный час сухих пайков! Костры разводить некогда, каждая минута может стать последней минутой затишья. Да и тушить костры придётся, а то, как бы не пришлось потом из горящего леса спасаться.

– Вашброть, а можа оне и вовсе топеричи не воротятся? – предположил Данилыч.

– Может, – согласился я, уже рассматривавший подобный вариант.

– А мы тоды как?

Как, как? Каком.

– Русанов! Верни дозорных, уходить будем.

Вот уже час мы сваливаем от приютившего нас лесочка в сторону Палимского острога, к которому мы сейчас приписаны. Наверное, стоило бы как-нибудь уведомить соседний Порубежный острог, что в зоне их ответственности появились крупные бандформирования. Вот только как это сделать? Связи нет, а посылать гонца… так ведь ему мимо этих самых бандформирований пробираться и придётся.

И ещё один аргумент против гонца: с местностью знаком только Федулин, а он нам и самим сейчас нужен. Даже очень.

С другой стороны, в том же Порубежном сейчас должна быть повышенная боеготовность, да и в подкрепление им на днях прислали две сотни не самых плохих драгунов. Справятся. А мы и так все мыслимые нормы по уничтожению бандитствующих элементов перевыполнили.

А как же обещанные рейды по тылам противника, спросите Вы. А я в ответ спрошу у Вас: «Где здесь противник? И где его тылы?»

Нет тут противника, свалил куда-то. Да если бы и был? Диверсионно-разведывательные группы против линейных частей в чистом поле не воюют. В лесу – может быть, в поле – никогда. В смысле, если другого выхода нет, то воюют и в поле, а так – нет. Потому что не для этого они создаются, для открытого боя стенка на стенку есть кавалерия, пехота и артиллеристы со своими пушками.

А диверсанты для того, чтобы внезапно напасть и смыться по-быстрому. В идеале так всё провернуть, чтоб никому и в голову не пришло, что мы тут вообще были. Но это в идеале, а наше теперешнее положение от идеала отличалось прям вот как небо от земли.

Тем не менее, поставленную задачу мы выполнили, имеем полное право ретироваться.

И то сказать, три боестолкновения, одна группа полностью уничтожена, вторая – большей частью уничтожена, оставшиеся в живых пленены. Среди взятых в плен самый опасный террорист современности – полевой командир Ёгерёк Джиран, за его голову, наверное, какая-нибудь отдельная награда полагается. И наконец, третья группа, по численности составлявшая не меньше, чем полбатальона и понёсшая потери до полутора сотен убитыми и раненными, обращена нами в бегство. Если всё это не тянет на выполненное задание, то тогда прямо даже и не знаю.

Что особенно важно, своих потерь не имеем. Не то что раненных нет, у нас даже лошади все целы. Одна брошенная телега не в счёт, восстановлению в полевых условиях она всё равно не подлежала, а тормозила бы сильно.

Вот с таким активом мы возвращались в острог.

Глава двенадцатая

Бокова в моём рапорте больше всего удивило не число поверженных врагов, Синюхин уже доложил о части наших достижений, а количество появившихся бандитов вообще, потому как никогда раньше они здесь такими толпами не шлялись. Набеги устраивать устраивали, но чтобы так… Да это же самое настоящее вторжение.

Тот же Быстрый Олень упорно называл себя командиром, а свою банду – отрядом. Есть над чем призадуматься. Колоть его надо, пока поздно не стало.

Поздно стало уже на следующий день. Я, правда, к этому времени почти склонил майора на свою сторону, но Резвому Сайгаку опять повезло. От майора Полозова прибыл посланец с приказом направить все приданные Бокову подразделения, то есть нас, в его – Полозова распоряжение.

Причина была до жути простая, но оттого не менее хреновая: в районе Порубежного острога идут бои с крупной, до восьмисот человек, группировкой степняков. Полозов собирает все доступные ему силы.

Началось.

Успеть бы ещё. Нам ведь дня два туда шкандыбать, да и гонец ещё целый день скакал, если не больше. Получается, когда мы туда доберёмся, привезённые им сведения устареют на три, или даже четыре дня.

Почти так и вышло. С той лишь разницей, что добирались мы не два, а полтора дня, но добрались в Порубежный практически в сумерках. Ещё хорошо, Дерюгин со своими тоже быстро подоспел, а то нас вполне могли бы перебить небольшими группами прямо на марше.

В общем, диспозиция такая: степняки полуторатысячными силами полукольцом расположились в двух километрах юго-восточнее острога; наши удерживают посад перед острогом. К степнякам подошло подкрепление: сотни две с половиной три дня назад, да позавчера ещё, навскидку человек пятьсот.

Но и наших тоже немало. Гарнизон острога и, успевшая быстро вернуться, рота подкрепления отразили первый приступ. Пока степняки ждали подмогу, из Кочинского острога подошли четыре сотни драгунов, руководимые самим майором Полозовым. Егор Силыч уже почти решился на контратаку, но во вражеском стане снова прибыло, да ещё как.

С нашим прибытием чаша весов опять качнулась, баланс сил слегка изменился, однако перевес всё еще был на стороне кочевников. Завтра, край послезавтра должны подойти две сотни из Любавинского острога. Но это если их где-нибудь по дороге не перехватят. Опять же, кто сказал, что все степняки сейчас здесь?

Хороший вопрос. Ведь если они не нападают, то чего тогда ждут? Ещё подкреплений? Запросто может быть и так. А мы? К нам дополнительные силы из Самары подойдут? Полозов, конечно, гонца к Ватулину вчера отправил, но что это даёт? У полковника там тоже людей не так уж и много, может проигнорировать просьбу. Скажет, мол, вас там и без того целый батальон, справляйтесь самостоятельно.

Его можно понять: он должен оборонять Самару, а Полозов в крайнем случае и отступить волен. Даже если Ватулин всё же отправит кого-нибудь к нам на помощь, то сколько это будет? Одна рота, две, три? И когда они к нам присоединятся? Через неделю? А если завтра к степнякам придёт тысячи две, а то и три? Сколько мы тут продержимся? В неукреплённом посаде? Час? Два? Больше? А потом эта масса сомнёт отправленное нам подкрепление прямо на марше, и тогда не устоит уже сама Самара.

Для наблюдения за противником сформировали две разведгруппы по трое моих и трое Порубежнинских в каждой. В очередной раз я сам для себя отметил нехватку подготовленных людей. Вот тот же Федулин очень бы сейчас пригодился, только он в Палимском остроге остался. В этот раз не проситься с нами, у него имелась очень веская причина: нашёлся его двенадцатилетний племянник Сёмка. Тот самый.

Ему чудом удалось спастись от степняков, и он прямиком побежал в острог. Нас он не встретил и остался дожидаться возвращения дяди, теперь уже единственного оставшегося в живых родственника. Я подумывал забрать сержанта в свою группу, как в своё время Русанова. Полковник бы не отказал мне. А сейчас уже даже не знаю, как лучше.

По случаю нашего появления Полозов решил сразу же интегрировать нас в систему обороны. Никаких карт или совсем уж захудалых рисунков, на которых можно было бы отобразить схему расположения войск, не имелось, в принципе. Поэтому комендант острога – секунд-майор Кобылин Андрон Феофанович – решил проблему в духе легендарного командира двадцать пятой стрелковой дивизии, разместив на столе различные предметы почти совсем как Чапаев.

Наверное, тут частенько так поступают, потому что и Синюхин, и Дерюгин, и даже Сухонин не только всё поняли, но и задавали уточняющие вопросы. Изосимов помалкивал и слушал старших товарищей. Я тоже молчал: всё равно ни хрена не понимаю.

Нет, ну, не сказать, чтобы вот прям совсем уж нихрена, засеку я примерно представлял, а тын, или обкоп – нет. Не сумев представить себе полную картину мира, на нашем укрепрайоне, я предложил пройтись и посмотреть. Кобылин скривился, а Полозов, наоборот, обрадовался:

– Эт верно, пойдём, глянем. Можа, чё дельное присоветуешь, – это мне, а потом Кобылину: – Он, Андрон Феофаныч, вишь, у нас пластун и вояка, каких поискать.

Дерюхин одобрительно усмехнулся, а Спиридоныч вставил:

– Вы оба даже не представляете, какой!

– Эт я-то не представляю?! – воскликнул Егор Силыч. – А то я не видал, как он своих стрелять выучил! Ты представляешь, Андрон, на двести сажён в коня попадает!

– На двести??? Да, ну, не-е-ет! Не может такого быть! Как же это? Туда и пуля-то не долетит, разве только ветром каким попутным, – не поверил комендант.

– А вот завтра и поглядишь! – заверил его Полозов.

– Они, Вашвысокобродие, – опять взял слово Спиридоныч. – Одним своим полутонгом сотню степняков набили, да с полсотни пленными взяли. А у самих даже раненных не случилось.

– Да иди ты! – усомнился Полозов.

– Самого Ёгерёка схомутали! – вставил Сухонин.

Изумлению Кобылина не было предела:

– Это который Джаран?

– Его, – кивнул Синюхин.

– И где он сейчас? – тут же спросил Полозов.

– В Палимском остроге. Куда ж его ещё-то? Не с собой же таскать!

– И чего говорит? – живо поинтересовался Кобылин.

– А ничего он не говорит, – отрезал я. – Раньше хоть выкуп богатый за себя сулил, а теперь и его не предлагает.

– А про этих вот? – секунд-майор махнул рукой в сторону предполагаемого размещения противника.

Я хмыкнул:

– Говорит, коняшек сюда пасти приехали.

Полозов аж задохнулся от возмущения:

– Да вы б ему… вы б его железом… калёным… чтоб он, стервец, знал! А то, понимаешь… – он сокрушённо выдохнул: – Мягок Авдей Ермолаич! Ох, мягок!

Я посмотрел на Синюхина. Поймав мой многозначительный взгляд, капитан поиграл бровями, но вину за такую оплошность с допросом десятой степени на себя не взял. Вместо этого Спиридоныч, как нельзя кстати, перевёл разговор в нужное русло:

– Господа, может, всё-таки осмотрим линию обороны?

Она растянулась километра на три. Левым краем она упиралась в речку. Река сама по себе серьёзной преградой не являлась: ширина метров пятнадцать, глубина, наверняка, тоже – ничего особенного, но вот берег… На нашей стороне он имел высоту метра в три и был настолько крут, что его вполне можно называть обрывом. В любом случае, нападения конницы отсюда ждать не приходилось.

Правый фланг заканчивался у другой естественной преграды – у оврага. Овражек не сильно большой. Не широкий и не глубокий. Просто их там много. Использовать складки местности с целью скрыть от нас свои маневры, наступающие не смогли бы при всём желании, а вот создать себе кучу проблем – это запросто. У меня даже сложилось впечатление, что такое удачное расположение острога – результат долгих поисков подходящего места.

Дорога, ведущая со стороны степного ханства в Самарские и даже Казанские земли, наскоро перегорожена эдакими мобильными засеками, стоящими в три ряда. С учётом расположившихся за ними драгунов, взять подобные укрепления наскоком, у кочевников бы не вышло. На осаду же у них времени нет, или правильнее сказать, мало у них времени на осаду. Если только к ним не должны подойти резервы. В смысле, если ещё какая толпа степняков не подвалит.

На данный момент их примерно в два раза больше, чем нас, пока всё за то, что не только удержимся, но и «гостям» знатно наваляем. По всем правилам военной науки соотношение сил атакующих и обороняющихся должно быть три к одному. Но это там, в моём времени, а как оно здесь я пока не знаю. Надо поинтересоваться.

– Первый-то раз, как они, значится, на нас-то ринулись, – рассказывал секунд-майор. – Мы у них десятков семь насмерть положили, да ещё поранили немало. Нам, однако, тоже знатно перепало. Двадцать семь убито, да больше сорока ранено.

Я тут же про Димана подумал, но как выяснилось не я один: Спиридоныч нашего походного эскулапа сразу по прибытии отослал выяснить, не нужна ли помощь лекаря, и если нужна, то помочь.

– А потом? – поинтересовался Дерюгин.

– Потом вон Егор Силыч подоспел, они уж больше и не отваживались.

– Так ведь к ним самим подкрепление подошло. Чего они не нападали? – задал вполне резонный вопрос я.

– Да кто ж их знает? – пожал плечами Кобылин. – Может, не собрались покуда, а может, ждут кого.

Все как-то погрустнели. Действительно, если бандосов станет больше… А может быть, всё проще? Может, не ждут они тут никого, может, просто нас дурачат. Заставили собраться всех в одном месте, а сами где-нибудь на другом направлении прорыв устроят.

Я высказал это предположение. Полозов заверил, что когда подойдёт рота из Любавинского острога, мы контратакуем кочевников. На открытом пространстве у драгунов перевес в огневой мощи. Ну, как мощи… сами ружья у наших посущественней, казённые как-никак, а не трофейные, да и стреляют драгуны получше, чем степняки.

А что, если эти ребятки собираются нас таким вот макаром выманить из-за каких-никаких укреплений, увлечь за собой в степь, а уже там навалиться всей толпой?

– Что предлагаешь? – сурово произнёс Полозов.

Я пожал плечами:

– Спровоцировать.

– Чи-и-и-во-о-о??? – изумился Кобылин.

– А-а-а… – махнул рукой Полозов. – Ты, Андрон Феофаныч, не шибко удивляйся. Он у нас то по-русски, то по-пластунски говорит. Сами страдаем.

Все повернулись ко мне, ожидая разъяснений.

– Самим выманить их. Пойти как бы в атаку на них, завязать перестрелку и отступить под прикрытие опорного пункта.

Недоумение в глазах слушателей напомнило мне, что не все мои слова им понятны.

– Под защиту укреплений.

– Ага! – воскликнул комендант укрепрайона. – А они такие дураки, прямо вот возьмут и до самого тына погонятся!

Что такое тын, я выяснить не успел, но сейчас пока это не важно:

– А нам не надо до тына. На полтораста саженей подойдут – нам хватит.

Полозов скептически глянул и спросил:

– И много ты их со своей этой штуки с трубой настрелять можешь? Пять или десять?

– Может, тридцать, может, больше. Это из одной, а у меня их две. Да и Дерюгин из карабина с десяток положит. Но это не главное…

– Шесть десятков?! Да хоть бы и семь! – присвистнул Кобылин. – Да это разве урон? Вот кабы ты их пару сотен положил, тогда бы ещё куда ни шло, а это… и начинать не стоит.

– Я же сказал, что винтовки – это не главное. Основной упор я делаю на пулемёты. Если удастся подманить степняков метров на триста… на полтораста саженей, будет Вам пара сотен. Не обещаю, что все убитыми, кто-то раненый, кто-то спешенный… Их, я так понимаю, потом добить можно.

– Раненых? – хмуро спросил Кобылин.

– Спешенных, – ответил я. – Только мне бы огневые точки на возвышении обустроить. Есть у вас тут колокольня какая-нибудь?

Колокольни у них не имелось, а вот острожная башня очень подходила для размещения на ней снайперов. Снайперская винтовка способна послать пулю километра на три с половиной, из них пару вёрст эта самая пуля будет обладать убойной силой. Если стрелять по плотному строю противника, то особая точность не понадобится. Получалось, что Бабкин с Горшеневым, сидя на башенке, смогут выбить до сотни наступающих ещё до того, как те приблизятся на опасное расстояние.

Если на эту же башню поставить пулемёты, то урон у наступающих будет в разы больше. Вот только сами наступающие быстро просекут, откуда по ним так удачно стреляют, и начнут корректировать свои планы с учётом этой огневой точки. Нам надо, чтобы если не первая атака на нас, то уж вторая-то точно оказалась последней. А как этого достичь? Нужно заманить курбашей в ловушку. Пусть подойдут метров на четыреста или даже триста, и лупануть по ним из пяти стволов.

Так. Вот ещё один нюанс: выманить нам надо отрядик человечков в пятьсот. Если половина из них поляжет под плотным огнём, то остальная половина будет крепко деморализована, а это даже лучше, чем если мы отряд голов на двести помножим на ноль прямо на глазах у изумлённой публики. В этом случае (я про двести, помноженные на ноль) у противника останется достаточно сил для менее самоубийственных атак. А так, глядишь, и не две, а целых три сотни положим, да и уцелевшие уже, считай, не бойцы.

Ну, и как мы это сделаем? В смысле, как мы выманим на пулемёты полтысячи степняков?

Я озвучил свои мысли остальным офицерам. То есть весь план со снайперами и пулемётным огнём.

Дерюгин вызвался сыграть роль приманки:

– Подъедем сажен на сто, да постреляем по ним из двустволок. В кого-нибудь да попадём. Они такой дерзости не стерпят, да и погонятся отомстить.

– В кого это Вы, поручик, со ста саженей попасть сумеете? – не поверил Кобылин.

– Этот попадёт! – заверил его Полозов. – Тем паче с двустволок.

– Нет! – остановил его я. – У Вас, Всеволод Михайлович, ружей только три, ну, карабин ещё. Больше никто не попадёт, получается, остальные просто воздух посотрясать поедут.

– А мы остальных не возьмём.

– А тогда за четверыми не слишком большую погоню отправят. И в чём смысл подобной вылазки? Смерть за усы подёргать?

Все надолго задумались. Решение предложил капитан Усов. По его плану подначальная ему рота атакует лагерь кочевников на рассвете. Сколько смогут, порубят на месте, а потом, когда паника поуляжется, и степняки будут готовы погнаться, Борислав Гаврилович со своими спешно отступят. И не просто отступят, а драпанут, сколько прыти хватит.

– Вот вам и погоня в полтыщи человек. Только уж и вы не оплошайте!

– У вас будут потери, – заметил Кобылин.

– Будут. Не без того. На вылазках всегда так. Чай, не по грибы идём!

Уж больно всё просто. А если не выйдет у них свинтить оттуда вовремя? Если коварные жители степей разгадают сей хитроумный план, и отрежут пути отхода? Что будет тогда? А тогда не будет больше ни Усова, ни его роты.

Эх! Нам бы поехать! Да из пулемётов им там побудку устроить! Но прямо из седла стрелять, скорее всего, не выйдет, придётся спешиваться… и тогда мы напрочь лишаемся манёвренности. А что это значит? В чистом поле значит это то, что если эти говнюки сразу в штаны не наложат и не смажут пятки, то тогда бой в окружении ожидает уже нас, исход которого процентов на девяносто восемь означает геройскую гибель в неравном бою.

Это тоже не подходит.

Подкрасться незаметно?

Маловероятно.

Осмотреть местность в бинокль, уже не выйдет, стемнело. Совещание продолжается в кабинете коменданта при свечах на «картофельном» макете местности.

– Уж не знаю, какие-такие эти Ваши пулемёты, и зачем Вы, поручик, на них одних уповаете, а только ежели рота к противнику фронтом развернётся, да слаженный залп учинит, тоже, знаете ли, урону немало выйдет! – отстаивал своё право на подвиг Усов.

– Не скажите, Борислав Гаврилович, пулемёты, они… – Спиридоныч покрутил рукой в воздухе, подбирая слова.

Я решил внести ясность:

– Один пулемёт по плотности огня заменит целый полутонг, а то и взвод. Дальностью стрельбы он тоже сильно превосходит имеющееся в вашем распоряжении оружие. Поэтому предлагаю людьми понапрасну не рисковать, если они геройски погибнут, это нам не поможет. Нужно выманить как можно больше вражеской конницы под наш огонь, и при этом постараться избежать излишних потерь.

Тут в дверь постучали, и вошедший боец доложил о прибытии одного из разведчиков.

Глава тринадцатая

Вернувшийся был из местных. Он сообщил, что перед самым закатом от левого фланга, за которым они наблюдали, отделилась и ушла группа степняков в количестве никак не меньше двухсот человек.

И что это значит? Когда в товарищах согласья нет, или что-то другое? Если они просто не договорились, то тогда понятно, почему нас никто так и не атаковал.

А не может это быть хитрым манёвром? Ну, взяли они и затеяли под покровом ночи фланговый обход. Почему нет?

– Да тут овраги везде! – осадил полёт моей фантазии Кобылин. – Они ж в потёмках лошадям все ноги перекалечат. Ежели уж и обходить, по тока посветлу, да и шибко вокруг. Крюк вёрст на тридцать заложить.

– Эт значитца, с утреца на нас с тыла никто не выйдет? – предположил Полозов.

– Навряд ли, – поморщился Кобылин.

Я посмотрел на разведчика и поинтересовался:

– А тебя самого, братец, они видеть не могли?

– Никак нет, Вашброть! – усмехнулся боец. – Я ж овражком!

Овражком. Овражком…

– А где, говоришь, овражек-то? – уточнил я.

Для наглядности расположение данной складки местности было продемонстрировано на «макете».

– Сявкина канавка? – толи спросил, толи констатировал комендант.

– Она! – радостно согласился разведчик.

Так-так-так. Так-так-так. Сейчас, сейчас! Сей-час…

– А овражек, он как далеко от степняков заканчивается? – поинтересовался я.

– Да чуть поменьше версты будет, Вашброть, – почесав в затылке, доложил боец.

– А можно из него по степнякам пострелять?

– Да нет, Вашброть! Не дострелишь!

– А вот посмотри, если они, к примеру, вот здесь мимо него на нас пойдут, тогда можно?

Разведчик задумался:

– Ежели совсем близко, тоды могёть и можно, да тока с чего им там ходить?

– А вот господин капитан им завтра побудку сыграет, они и пойдут. А мы из овражка выскочим и бочину им подпалим.

Боец посмотрел на меня с явным сожалением:

– Оне, Вашброть, подальшее отойдуть, только и делов!

Рассказывать ещё и ему про дальнобойность нашего оружия, я посчитал излишним, поэтому спросил по-другому:

– А видеть-то я их буду?

– Видеть-то, понятное дело, будете. Ток чего ж на йих глядеть? Чай не девки красные?

– Та-а-ак, а взвод мой туда по овражку пройдёт?

– Токма пешима.

– Андрей, ты чего задумал? – забеспокоился Синюхин.

Я приступил к изложению плана. Собственно особой замысловатостью он не отличался. Суть его состояла в следующем: моя группа с пулемётами пробирается по оврагу как можно ближе к противнику; в назначенное время рота Усова осуществляет набег на левый фланг степняков. Для них левый, для нас – правый. Ну, и дальше, как он сам и предлагал: налетели, кого смогли, постреляли, и назад. Тут главное, чтобы на обратном пути, они непременно мимо нас проскакали. А уж мы тогда степнякам со всех стволов во фланг со всей пролетарской ненавистью ка-а-ак…

– А если они к реке сильно заберут? Не дострелите! – забраковал мой план Кобылин.

– Главное, чтобы не дальше версты. Если не дальше, то достанем, – заверил его я.

Все замолчали. Полозов хмыкнул и, недовольно сощурившись, проговорил:

– Ну, как если Борислав в суматохе мимо куда проскачет? Не туда.

Чёрт! Проблема! Как управлять войсками на поле боя?

Да никак!

Раций нет, ракетниц нет, одни часы. Во сколько здесь начинает светать?

– Господин майор, – подал голос Дерюгин. – Вот посмотрите, – он указал на макет. – Ежели отсюда и отсюда степняки на перехват пойдут, у Борислава одна дорога – через овраг. А там лошадей перекалечат и сами полягут. Догонят их, да и перестреляют.

Все снова задумались. Отсюда и отсюда – это из центра и с другого фланга. В принципе, правильно поручик мыслит, но…

– Андрон Феофаныч, тут у вас река, она глубокая?

Мой вопрос секунд-майора обескуражил:

– Аршина полтора, а что? Опасаетесь неприятеля с той стороны? Не пойдут. Речушка у нас хоть и не ваша Волга, и бережок у неё невысок, да крутенек, конному не взобраться.

– А спуститься? – тут же переспросил я.

– Да пошто ж им спускаться? – удивился Кобылин. – Разве что вокруг нас обойти? Дак и там вёрст на двадцать не с руки им будет.

– Я вот что подумал, – начал делиться соображениями я. – Если нам не в одном месте их с утреца потревожить, а в двух? У оврага и у реки. Тогда ни тех, ни тех не окружат, а пулемёты… три в овраг и два к реке.

Усов хмыкнул:

– Двумя ротами пойди – острог, считай, без прикрытия.

– Не надо ротами, – подхватил идею Дерюгин. – По сотне и там, и там. Налетели, постреляли и назад. Уж за сотней-то погонятся вернее, чем за ротой.

– А если к реке прижмут? – усомнился Спиридоныч.

– Так в неё и сиганём! С горы-то – не под гору!

– Ага! А они вас прям в ней и постреляют, – забраковал идею Кобылин. – Вот пока переправляться станете, они вас и перебьют!

– Отобьёмся! – решительно заявил поручик.

– Сева! Не надо отбиваться! – почти крикнул я ему. – Просто притащите их на пулемёты и всё. Поверь, когда по ним даже хотя бы с двух стволов вдарят, они, как минимум остановятся. Вот тогда разворачивайтесь и палите со своих двустволок как в тире. А ближе подойдут – тогда и с простых ружий валите шахидов.

Возникла пауза.

– Кого валить? – переспросил наш взводный-два.

Я понял свою ошибку, но акцентироваться на ней не стал:

– Всех! Вот кто не понравится, тех и валите.

Дерюгин задумался, а Усов начал молча «наносить» положение войск на макет. Сухонин, который всё это время просто молчал и слушал, шагнул к столу и, указав на позицию степняков произнёс:

– Если им из центра подмога пойдёт, Всеволод может и не отбиться.

Он был прав. Если степняки чуток поотважнее, чем мы о них думаем, то могут и не убояться двух пулемётов. Сомнут и пулемётчиков, и Дерюгина. Как быть? Дать им третий пулемёт? Тогда у нас только два останется.

– А мы им на перехват, и тоже из центра! – взвился Полозов. – Вот отсюда ротой! Как мыслите, повернут?

Все посмотрели на макет. Предлагаемый майором манёвр однозначно вынуждал противника развернуть своё предполагаемое подкрепление навстречу уже нашему подкреплению. Получалось, что Дерюгина не окружат и не сомнут, только и мы выставляем на поле больше половины наличных сил. А стоит ли?

Рискованно, конечно, а что делать? По-другому, не выходит. Хотя, если всё же чуток иначе, то почему бы и нет?

– Значит, так, Всеволод Михайлович, – подытожил я. – Мои люди с утра поедут с Вами и займут позиции. Вы, как мы сейчас и говорили, налетите, пошумите и валите обратно чётко вдоль берега реки. Очень Вас прошу, дотащите их с собой хотя бы на полверсты к острогу, тогда по ним и снайпера с башни отработают. Когда откроют огонь пулемёты, Вы разворачиваетесь и дальше по обстановке.

– А как я узнаю, когда они откроют огонь? – осведомился Дерюгин.

– Я с вами пойду! – вмешался Синюхин.

Вот только этого мне не хватало! Нет, Спиридоныч, конечно, пулемёты опознает, но… Да, чёрт с ними! Дам им ещё РПК. А у меня автомат есть, всё равно из подствольника стрелять больше не кому. Так, тут понятно, теперь наш фланг. Я повернулся к Усову:

– Господин капитан, мне нужно, чтобы погоня, которая будет за Вами, прошла саженей на сто от оврага. Не ближе. Сможете?

– Сто саженей? – нахмурился капитан. – Не далеко?

Битый час им тут объясняю…

– Нет. Не далеко. Нормально. И это… если вдруг пушки сзади услышите, не пугайтесь – это мы.

– Пушки??? – чуть ли не одновременно ахнули все.

– Кукушкин! Чего ты ещё удумал? – прикрикнул Полозов. – Порох взрывать собрался? Не смей! Пороху и так не шибко.

– Никак нет, Ваше высокобродие! Не порох.

– А чего?

– Долго объяснять. Есть у нас хитрые пластунские штучки. Завтра сами увидите. Или услышите. Как пойдёт…

– Ну-ну, – мрачно отозвался майор. – Ты закончил, или ещё в генерала поиграешь?

Я вытянулся и отчеканил:

– Поручик Кукушкин доклад закончил!

Полозов усмехнулся и, обращаясь к Кобылину, проговорил:

– Видал? Стратег! Всё за всех придумал, только что приказов не нараздавал.

Комендант хмыкнул и в тон майору ответил:

– Так, а ты на что? Возьми, да раздай. А то я вот и не понял, мне-то что делать? На войну идти, или спать ложиться?

– Ха! – радостно воскликнул Егор Силыч. – Один ты? Ну-ка, Кукушкин, давай-ка, раз уж начал, растолкуй нам, кто куды идтить должон. Кто землю родную от ворогов оборонять, а кто подушки тискать?

Я глубоко вздохнул и начал:

– С целью нанесения противнику максимального урона…

– Эт он по-пластунски, – пояснил коменданту Полозов, потом кивнул мне: – Продолжай.

– С целью нанесения противнику максимального урона капитан Усов во главе группы кавалеристов в количестве ста человек на рассвете наносит внезапный удар по лагерю противника на нашем правом фланге, имея задачей, спровоцировать контратаку противника возможно большими силами. Далее организованно отступая, группа капитана Усова должна привести образовавшуюся погоню в зону поражения стрелковым оружием, имеющимся в распоряжении подчинённой мне группы, укрывшейся в овраге на том же правом фланге на расстоянии версты от переднего края противника.

– Кукушкин! Ты давай без этих своих звукоречий! Если должен Усов ихнюю конницу на тебя вывести, так так и говори! А то развёл тут, понимаешь! Дальше чего?

Я вздохнул:

– Наша задача: пулемётным огнём нанести живой силе и технике противника урон, препятствующий возможности продолжения наступления, а также способствующий обращению противника в бегство.

– Да чтоб тебя! – закричал Полозов. – Усов! Ты что-нибудь понял?

Капитан подтянулся:

– А чего тут понимать, Ваше Высокобродие? Мы, значится, чуть свет налетаем на сволочей этих, рубим их пока не очухаются, а как соберутся, да кинутся на нас, сразу отступаем, так, чтобы от оврага на сто саженей их провести. Ну, а уж там пластуны со своих пулестрелов их сами побьют.

– Одновременно с ним аналогичный манёвр производит поручик Дерюгин со своей сотней. Его задача – обеспечить погоню за собой на расстояние в полверсты от нашей линии обороны.

Пока я переводил дух, майор поинтересовался у поручика:

– А ты что понял?

– Да просто всё. Борислав на правом фланге, а мы – на левом. Подлетим, постреляем и обратно. Всё время вдоль реки. Всё.

– Ваше Высокоблагородие, – встрял в разговор Синюхин. – Разрешите мне возглавить сотню атакующую на левом фланге. Я видел пулемёты и смогу определённо опознать, когда из них начнут стрелять. Всеволод Михайлович, напротив, пулемёты не видел и может перепутать.

– Нет! – отрезал Полозов. – Если степняки их к реке сильно прижимать будут, ты, Николай, вот отсюда, – он показал на макете центр нашей обороны. – С другой сотней на перерез им пойдёшь. Пусть они на тебя отвлекутся, а там и сам уже возвертайся.

В сущности, неплохой план. Только небольшая подсказка Всеволоду нашему Михалычу:

– Господин майор, разрешите обратиться к поручику Дерюгину?

Егор Силыч хмыкнул, но разрешил:

– Валяй, Кукушкин, обращайся.

Я повернулся к взводному-два:

– Сева, пулемёты стреляют очень-очень часто. Ты не перепутаешь, вот так, – и я постучал костяшками пальцев по столу, имитируя средней длины очередь.

На несколько секунд воцарилась тишина, а потом Кобылин разразился громким безудержным смехом.

– Да он у вас ещё и шутник! – проговорил он сквозь слёзы.

Полозов смотрел на меня с недоумением, а Усов с Сухониным, как бы даже с укоризной. В глазах самого Дерюгина читался интерес, смешанный с недоверием.

– Да-а! Вот прямо так и стреляет! – громко провозгласил Спиридоныч. – И нечего тут потешаться! Завтра сами увидите.

Полозов громко откашлялся:

– Ну, до завтра недолго уже ждать осталось. А ты, Борислав, два взвода с собой возьми, а два вот тут поставь, – майор снова указал на центр нашей обороны. – Чтобы ежели чего… теснить вас к оврагу будут, или окружать, чтобы они, вот как Синюхин, на себя их отвлекли. Понял?

– Будет исполнено! – отозвался Усов.

Полозов между тем продолжал:

– Ты, Андрон Феофаныч, пригляди завтра, чтобы к нам со спины гости не пожаловали. А я… – он хитро прищурился: – Кукушкин, а ружьё твоё, которое со смотрелкой ещё… Каким Арефьев себе глаз чуть не высадил… далеко стрельнуть может?

– Полторы версты.

Майор присвистнул:

– Эк! Ну, вот я завтра с башенки-то и посмотрю, так ли.

Я подобрался:

– Просьба одна, Егор Силыч. Вы только ребят не отвлекайте, типа: «Дай я стрельну!» или «Вон в того пальни!», и всё такое… пусть уж они сами. А потом, после боя, живы будем, настреляетесь…

Полозов повернулся к Кобылину:

– Видал? Это он ещё добрый. Арефьего-то за енто ружьё и вовсе по матушке так приласкал, что и не пересказать! Тыщу рублей говорит, стоит!

– Не рублей, а золотых! – поправил Спиридоныч.

– О! – воздев указующий перст к небу, произнёс командир нашей батальонной группы. – Завтра поглядим, стоит ли оно эту тыщу.

Глава четырнадцатая

От первоначального плана тащиться ночью по оврагу, я отказался. Доедем на лошадях вместе с Усовым, а то уж больно дохрена всего на себе переть. Капитан посмотрит, где мы устроим засаду, а мы… а мы, собственно, засаду и устроим. Из безопасного кабинета хорошо руководить, а на местности всё совсем не так оказаться может. Вот мы и будем обустраивать позицию. Но это, когда доедем.

Мы – это я и подгруппа Ситного. Единственно я временно Кашина передал Русанову. Это вот зачем: они будут действовать на направлении Дерюгина, отъедут от укреплений посада на пару – тройку сотен метров, ну, и вправо от реки тоже метров на триста заберут. А там выберут местечко поудобней и просто в траву залягут. Когда Дерюгин им на хвосте погоню притащит, они этой погоне аккуратненько во фланг и долбонут с трёх стволов. Данилыч, Харитон и Трофим, они – люди опытные, справятся. Если что не так пойдёт, Русанов с остальными их эвакуируют. И ещё за ними с башни Бабкин с Горшеневым приглядывать будут.

Ну, всё что могу…

Со мной идут подгруппа Ситного и давешний разведчик в качестве проводника. На пулемётах у меня Корягин и Шапошников. Титу, он поопытней, я свой ПКМ отдал, а его РПК всю ночь Кондрат осваивал. Он, конечно, тогда на острове немного пострелял из него, но вот именно, что немного. Ну, да ладно, я как-никак рядом, справимся.

Мне очень не хотелось дробить свои и без того скудные силы, но, во-первых, других вариантов никто так и не придумал, а во-вторых, имелась нешуточная надежда на то, что противостоящие нам басурмане просто не осозна́ют, насколько нас мало. Хорошо бы…

Нашего провожатого звали Матвей Чалый. Годов ему было за тридцать пять, сколько точно он и сам затруднился ответить. Сказал только, что в драгунах с пятнадцати лет и всё время здесь. Что ж, значит, местность как свои пять пальцев знает. Хотя, правильнее будет сказать, не пять, а четыре с половиной. О причинах подобной недостачи Матвей ничего внятного не сообщил, буркнул, что-то про топор и всё. Да, собственно, нам и не важно.

Про то, куда деть лошадей, чтоб они как три тополя на Плющихе не торчали посреди поля, демаскируя нашу позицию, Чалый высказался в том плане, что в овраге их будет совсем не видно. А поскольку склоны оврага крутизной не отличаются, то и войдём, и выйдем легко. Эхэхэ, его устами, да водки бы выпить… Только перед боем нельзя, а потом уже война план покажет, глядишь, и угостимся.

Чуть только на востоке забрезжило, мы тронулись. Ехали шагом. Нас пока всё равно не видно, а набегаться кони сегодня ещё успеют, ни к чему, чтобы они раньше времени притомились.

По пути я в очередной раз объяснял задачу полуроты Усова. Сейчас рядом со мной ехали капитан, командир первого взвода – поручик Капустин Софрон Антипович, командир третьего взвода – подпоручик Марьин Олег Всеславич и их сержанты, Мартын Кузнецов и Трифон Бусанов. Собственно, Бусанов был не сержантом, а подпрапорщиком, но это сейчас значения не имело. В горячке боя могли погибнуть и сам Усов, и оба его взводных, а войсками кто-то должен руководить, поэтому, чем больше народу будет знать истинную цель атаки, тем больше шансов достичь этой самой цели.

Согласно плану и мы, и Дерюгин должны выступить чуть только забрезжит рассвет. Если бы я знал, во сколько здесь случится восход ближайшей к нам звезды, я бы непременно согласовал с поручиком время по часам, благо они у него теперь есть. Моими усилиями, кстати. Но я не знал, поэтому оставалось надеяться, что там не проспят первых лучей солнца. Совсем уж на всякий пожарный, как только мы двинулись, на левый фланг было отправлено конное сообщение. Всё. Другой связи тут нет.

Проехали где-то с версту. Уже заметно посветлело. А вот и наш овражек. Ну, всё. Прощаемся с Усовым и остальными и сворачиваем готовить засаду. Сейчас как засадим!

Да-а-а… овраг и в самом деле – название одно, но спрятаться можно.

Мы и спрятались. Я наверх с биноклем, фишку рубить, остальные – вниз, засаживать.

Вот если я сейчас всё правильно понимаю, там слева – это дерюгинцы. Почти вовремя.

Так, наши уже начали.

– Тит, Кондрат! Давайте сюда!

Через десяток секунд пулемётчики в сопровождении своих вторых номеров разместились по обе стороны от меня.

– Без команды не стрелять! – напомнил я.

– Слуш, Вашброть! – донеслось в ответ.

Хорошо, что шёпотом донеслось, а то пришлось бы им новые торцевые инъекции выписывать. Вторые номера из новеньких, одного зовут Пантелей, фамилию не помню, а другой Усынин, а как зовут… Потом познакомимся.

С левого фланга донеслись звуки беспорядочной стрельбы. Я глянул туда. Стреляют. Близко не подходят. Молодцы. А наши?

Наши тоже начали стрелять. Крики. Гомон. Но наши, похоже, ещё и рубятся.

Усов! Что ты делаешь, капитан? Отходите!

Давайте, давайте! Пора уже!

Я глянул, как там Дерюгин?

Стреляют. Ага! Всё! Уходят. Молодец, поручик! Карабин подарю!

А у нас?

Да что за чёрт?!

Усов! Какого хрена?! Отходите!!! Пора уже! Вон у Русанова уже начали.

Я достал телефон, включил на запись и сунул в нагрудный карман.

– Возвращаются, Вашброть! – в голос сказал Корягин.

– Наконец-то!

Я зарядил подствольник.

– Ну, что ж вы так медленно, парни?

– Ох, ты! – воскликнул бесфамильный Пантелей. – Вашброть, да за йими-то вдогон погляньте сколь! Почитай, вся тыщща!

– Помолчи, дурак! – шёпотом прикрикнул на него Корягин. – Того и ждали.

Я краем глаза заметил движение в нашем лагере. Если я всё правильно понимаю – это вторая полурота Усова двинула куда-то в поле. Нам сейчас не видно, что там происходит, но означать это может только одно – самому Усову кто-то идёт наперерез. Хреново.

Ага! Наконец-то! Наша полурота капитана поравнялась с нами, и я пальнул в гущу преследовавших их степняков. Тут же начал заряжать вторую гранату.

– Вашброть! – умоляюще зашипел Корягин. – Дозвольте…

– Лежать! – шикнул на него я, и пальнул второй раз.

В это время бабахнула первая граната.

Ого! Как проняло! Аж притормозили.

– Огонь! – крикнул я, и тут же раздались две очереди.

Предполагалось, что Кондрат займётся теми, кто ближе, а припозднившиеся достанутся Титу, потому как у него пулемёт помощнее, ну, и подальнобойней, но сейчас они оба поливали свинцом передний (ближний к нам) край. И надо сказать, хорошо так поливали. Всадники превращались в пешеходов, живые – в мёртвых, и всё это за какие-то секунды.

Я послал в гущу событий ещё две гранаты, а потом…

Блин! Ну, я тоже хотел пострелять, вот только противник наш оказался не столь отважен, как ожидалось: храбрые батыры бескрайних полей доблестно улепётывали, сверкая подковами своих скакунов.

Не-е-ет!!! Ну, я так не играю!

Со злости я выпустил им вслед весь рожок.

– Вашброть! – крикнул Кондрат. – У меня не стреляет.

Я взял его РПК и отстегнул бубен. Бывает так, что в горячке боя молодые солдатики забывают перезарядиться. Патроны в магазине закончились, а новый никто не ставит, вот автомат и не стреляет. Или, как у нас, пулемёт. Случается такое и у опытных бойцов, но это уж совсем редко. Так. Диск полный. Перезарядился. Передергиваю затвор… Ага! Вот вам и разгадка!

– Боец Шапошников! А патрон в патронник кто досылать будет? Господин поручик?

Я снова воткнул диск на место и, перезарядив, поставил на предохранитель:

– Прекратить огонь!

Пулемёт Корягина тоже замолчал. Я уже хотел было сказать, что это я не ему, но оказалось, что мой приказ тут совсем не при чём, просто у бойца закончились патроны в коробе. Неплохо отстрелялся.

Пока Тит вставлял новую ленту, Борислав Гаврилович развернул строй и уже повёл своих драгунов в атаку, догонять убегающих. На мой взгляд, напрасно, потому что сейчас они нам закроют наш сектор обстрела. Хотя… легкораненых стоит добить. Во избежание, так сказать… не лечить же их, в конце-то концов?! А спешенных, можно и в плен.

Из-за поднятой сотнями лошадиных копыт пыли я не мог видеть, что происходит возле реки у Дерюгина, поэтому прислушался.

Такое впечатление, что там стреляли все. На фоне беспорядочной стрельбы мушкетов, хорошо различались и пулемёты, и дробовики, и даже винтовки. Что же у них там за рубилово идёт?

В целом мы здесь свою миссию выполнили, и, теоретически, можем покинуть эту свою миссионерскую позицию. Вряд ли Усов сейчас на нас выведет вторую погоню. Там уже, по-моему, батыры для контратак поиссякли.

Подождём.

– Матвей! Чалый! – позвал я.

– Слушаю, Вашброть!

– Скажи-ка, братец, а овражек вот этот, он что, до самого посада идёт?

– Да почитай, что и так, – развёл руками тот.

Очень интересно.

– И что, получается, мы по нему сейчас можем тихо-тихо, незаметно для остальных дойти до самой линии нашей обороны?

Матвей почесал в затылке:

– До самой-то, навряд ли. Там за полверсты чесночком присыпано – наружу вылазить придётся.

Чесночком? Чеснок – это же от вампиров! Или я что-то путаю? На просьбу пояснить, Чалый откликнулся и коротко, хотя и очень даже подробно, просветил бестолкового пластуна. Оказывается чеснок – это не травянистая сельскохозяйственная культура из семейства огородно-грядочных, а такая хитрая железяка, которую как не кинь на землю, она всё равно одним шипом кверху торчать будет. Против конницы сильно помогает.

Тем временем стрельба возле реки начала стихать. Надеюсь, победили наши.

Так. А что там у Усова?

Насколько я мог разглядеть происходящее в бинокль, поле боя осталось за драгунами. В том смысле, что басмачи свинтили, а тех, кто по разным причинам подзадержался, сейчас обрабатывают… Опаньки! А чего это их там так много? Наших.

Это, наверное, вторая полурота к ним присоединилась.

– Матвей, дружище, метнись до капитана, спроси, мы ему ещё нужны, или можем уходить?

Чалый вскочил на коня и умчался.

Пользуясь минуткой передышки, начал всматриваться в левый фланг. А как не беспокоиться, там же мои люди? И мои пулемёты. Большая их часть. И лучшая, кстати.

Та-а-ак, вон люди с двустволками за спиной, а вон с пулемётами в руках… Блин! Не видно кто, где. Шесть, семь, восемь…

– Вашброть! – раздался голос Матвея. – Яво благороть господин капитан велит Вам ранитых добить.

– Чи-и-иво??? Усов мне велит? Охренел что ли? Ранитых сам, пускай, добивает!!!

– Вашброть, у ёво у самого поранитых хватат, вот он и хотел, чтоб, значится, Вы… Они пленных погонють, а Вы, значиться, поранитых кончите, – изложил мне суть положения дел Чалый, и от себя с нескрываемым восхищением добавил: – Уж больно оно ловко у Вас получатся!

Я прокашлялся и, стараясь говорить внятно и членораздельно, произнёс:

– Матвей! Передай его благородию капитану Усову Бориславу… Гавриловичу, что патроны мои слишком дорого казне обходятся, чтобы я ими кого-то там добивал. Так что, пускай, они там сами потрудятся. Сабли-то у них есть?

Вопрос был риторическим и ответа не требовал, но Чалый, похоже, принял его на свой счёт:

– Знамо дело, есть! Как не быть?!

– Вот пускай, и воспользуются! А я сейчас на левый фланг, посмотрю, как там мои люди справились. Ситный!!! По коням!

– Вашброть! – крикнул мне Чалый. – Вы эта… напрямки не езжайте! Тама того… местечко одно иметца…

– Что? Чесноком приправлено? – усмехнулся я.

– Точно так! Вы луччей вот тута, до самой засеки… а тама за ей уж и туды!

Ну, а чего? Всё понятно: «Тута до засеки, а за ей – туды!» Захочешь, не собьёшься. Я оглянулся. Вся моя команда уже сидела в сёдлах. Я перекинул АКС за спину и тоже прикинулся кавалеристом.

Что ж, значится, тута до засеки, а тама… а тама в распоряжение господина майора.

Глава пятнадцатая

– Ай да Кукушкин!!! – воскликнул Полозов, когда мы приблизились к башне. – Ай да молодец!!! Давай, поднимайся. Твои уже все здесь.

Опаньки! Мои уже все там?

На самом деле, конечно, не все. Возле башни столпилось немало народу, но своих я в толпе разглядел. Ни Данилыча, ни Трофима, ни Харитона среди них не было. Значит, это именно они, те самые «все», которые там, с майором.

Как только мы подъехали, внимание присутствующих обратилось на нас:

– А вона те, какие с Сявкиной канавки!

– Ты поглянь, и у йих пулестрелы!

– Ну-к, покаж, чаво там за чудо!

Я спрыгнул на землю и первым же пинком выбил из головы у одного из местных мысль о возможности рассмотреть «скорострел» Шапошникова в собственных руках. По рядам прошёлся недовольный шёпоток.

– А ну, не балуй! – прикрикнул Ситный. – Он тя враз зашибёт!

– Кто старший? – грозно выкрикнул я.

– Ну, я, – шагнул вперёд недовольный сержант.

– Почему не на позициях? Что, война уже закончилась? Никто не нападёт?

– Вашброть, – услышал я голос Русанова. – Им их высокобродие тут велели обождать.

Резерв? Понятно. Я обвёл всех недобрым взглядом. Похоже, что слова «вашброть» и «враз зашибёт» свою роль сыграли, потому что солдатики малость назад подались.

– Корягин, Шапошников! За мной! Ситный, вы пока здесь побудьте. Заодно служивым про военную тайну напомните. И ЧТОБ НИКТО НИЧЕГО ТУТ НЕ ТРОГАЛ!!!

Я дождался, пока Тит с Кондратом спешатся, и мы двинули по лестнице на верхний ярус острожной башни.

Все трое левофланговых пулемётчиков были уже здесь. Тут же находился комендант острога и пятеро его подчинённых. Их я легко опознал по незнакомым рожам и поношенным мундирам. Что поделать, чем дальше от центра, тем хуже снабжение. Так ведь это везде так. Отправленные сюда Бабкин, Горшенев и… этот… Блин! Степан! Который на марш-броске рупь хотел выйграть, тоже были здесь. Степан снайперам запасные магазины снаряжал, а то у них и без того дел по горло.

– Ну, молодец! Прямо слов нет, какой молодец! – восхищался Полозов. – Я ведь, брат, и не слышал про такие-то, – он показал на пулемёт в руках Данилыча.

Я принял строевую стойку, чтобы по всей форме, ну, или как получится, произвести доклад о выполнении боевой задачи:

– Ваше Высокоблагородие…

– Видел! Видел! Всё видел! Мы тут, понимаешь, до последнего сомневались. А ты вишь чего! Молодец! – обнимая меня за плечи, проговорил майор.

И тут я понял, чего не хватает:

– Егор Силыч, а Синюхин-то где?

– Николай-то? Да где ж ему быть? – Полозов показал рукой на скопление наших неподалёку от реки. – Вон там. Пожинает, понимашь, плоды, – и, понизив голос, засопел мне в ухо: – Мне тоже таких скорострелов надобно. Хорошо бы с десяток. А то вишь оно как! Неспокойно тут стало. Достанешь?

И вот что ему ответить? Вопросик-то не на один миллион.

– Посмотрим. Не от меня зависит.

Ну, вот. Почти не соврал.

– А пушки ваши где? – поинтересовался комендант.

Рассказывать ему про подствольник или нет?

– Извините, господин секунд-майор, не могу ответить ввиду полной секретности.

Кобылин недовольно нахмурился и отошёл на пару шагов.

– А что тут у Дерюгина приключилось? Мы там слышали беспорядочную стрельбу, но рассмотреть ничего не смогли.

Полозов пристально посмотрел на меня:

– Что приключилось, говоришь? Хха! Сейчас я тебе расскажу!

Всё, безусловно, по плану пойти не могло. Началось, вроде бы, как и задумывали. Дерюгин со своими подъехал, пострелял, дождался погони и драпанул восвояси. Поучить его хорошим манерам отправилось сотни три степных батыров. Наш Усов в это время с басурманами ещё рубился. Потом Данилыч с Пеньковым и Кашиным за пару минут погоню только что не уполовинили. Ещё пока степняки не доехали до рубежа открытия пулемётного огня, по ним довольно сноровисто работали снайперы. Это майор отдельно отметил:

– В такие дали, понимаешь, да так метко! Чай ведь на версту били! А я в бинокуль твой смотрел. И вот что ты думаешь? Как не стрельнут, так непременно кто-нито да навернётся с лошадёнки-то. Десятка три положили. Да кабы не полсотни!

Я тут каких-то особых чудес не увидел: в такую плотную массу, куда ни стрельни, всё равно попадёшь, но этого я, понятное дело, вслух говорить не стал.

– Тут вишь, как ты и опасался, с центру подмогу им выслали. Синюхин, значится, на перерез им с двумя взводами пошёл. Глядь, а уже и за Усовым-то погоня. И йим оттуда ж из центру Усову-то на перехват сотни четыре скачут. Ну, и Горин с Паклиным тоже, стал быть, на выручку Бориславу, как и сговаривались… А тут у тебя там чего-то ка-а-ак бахент! Да сразу и во второй раз! Ну и они, которые с центру, значит, прям секунды не думая, развертаются и взад! Только их и видели! Тут Дерюгин чего учудил, развернул своих, и давай сам в степняков-то палить. Они вроде как назад, а тут уже Синюхин их к реке прижал. Они к реке. А там по ним Дерюгин палит с двустволок-то с твоих. А реку-то её же в раз-то не перескочишь, у них там столпотворение. Они опять назад, а тут Синюхин. Ну, в общем сам посмотри, – и Егор Силыч снова указал на место, где сейчас наш ротный разбирался с остатками незадачливых преследователей Дерюгина.

Там, собственно, никто уже не стрелял. Драгуны сбивали в кучу немногочисленных выживших степняков. Я посмотрел направо и поинтересовался:

– А там что было?

Полозов поморщился:

– Да там не особо-то и видно было. Оно как бахнуло-то, так вы там тоже из скорострелов своих палить затеяли. Горин с Паклиным, значится, туда. Усов вроде как тоже развернулся. Да что ты ко мне пристал? Вон поглянь, не видно же ничего!

Действительно, тут все главные события происходили метрах в семистах от башни, и и хорошо с неё просматривались, а до нас никак не меньше двух с половиной километров, да ещё и Усовский отряд закрывал прямую видимость на происходящее. Вот и выходило, что понаблюдать за действиями собственных подчинённых у Егора Силыча попросту не вышло. Ну, хоть на наших посмотрел.

Между тем войска возвращались в острог.

Дерюгин вернулся первым и доложил, что в ходе выполнения операции потерь не имел. И у Спиридоныча тоже даже раненых не оказалось. А вот Усов, к сожалению, этим похвастаться не мог. Шесть убитых и четырнадцать раненых.

На фоне потерь у степняков это, конечно, не так много, но ведь и этого могло бы не случиться. Ни к чему было геройски рубиться со степняками в их лагере: подъехали, как Дерюгинцы, постреляли, свалили.

Погиб подпрапорщик Бусанов, а поручику Капустину сильно порубили левую ногу. Но это всё мы узнали почти через час, когда рота Усова вернулась в острог, приведя восемь десятков пленных.

Синюхин тоже привёл пленных в острог. Целых пять дюжин. И вот на кой чёрт они тут нужны? Этих же уродов охранять надо. А какими силами? А если сейчас вторая атака на нас будет? Тогда что?

Нет, понятное дело, прямо сейчас второй атаки не произойдёт. А кто поручится за завтрашний день? Я поинтересовался у наших старших офицеров, за каким, так сказать, иксом им понадобились пленники, да ещё в таком количестве?

Ответов оказалось на удивление много. Во-первых, пленных можно и даже нужно допросить и выяснить, какого хрена они ни с того, ни с сего решились на подобные действия. Во-вторых, за пленных можно получить выкуп от их родных. В-третьих, пленных можно обменять на угнанных в неволю соотечественников. В-четвёртых, если пленников, да ещё в таком количестве предъявить начальству, то с него, с начальства, можно стребовать подкрепление, новые ружья, как у меня, а если повезёт, то и скорострелы. Насчёт последнего я сильно сомневался и, по большей части, вслух, на что комендант острога мне резонно заметил:

– Пушчёнку какую выделют, и то хлеб.

И, наконец, в-пятых, ежели высокому начальству предоставить столь обширные доказательства своей ревности к службе, то оно, начальство, и чином пожаловать может. Может. Это я на своём примере дважды прочувствовал.

Согласен, аргументов «За» достаточно, только теперь всю эту сволочь как-то содержать придётся. Кормить, поить, охранять. Мы их, кстати, когда в тыл отправлять собираемся?

Оказалось, что когда с остальными закончим, а то, не ровён час, по дороге свои отобьют.

А когда мы с ними закончим?

А вот сейчас перегруппируемся и в погоню.

Ба-а-али-и-ин!!! Но ведь у нас опять получается, что основные силы уйдут непонятно куда, а в остроге под слабенькой охраной останется полторы сотни бандосов. Или я чего-то недопонимаю?

Да. Так и есть. Недопонимаю. Не-е-е… не совсем так чтобы… Ну, то есть…

Короче, слова: «А вот сейчас перегруппируемся», не следует воспринимать совсем уж буквально: «сейчас» – это не в смысле «прямо сейчас», и даже не после обеда, это… Это в более широком… понимании… Это значит, сейчас разберёмся, и уже тогда…

– Всё, Кукушкин!!! Иди отсюда! А то умный очень! Нужен будешь – позову!

Следуя прямому приказу начальства, я во главе своей группы направился в расположение. Точнее в избу, в которую нас определили на постой. Степана, как не стрелявшего, я отправил к командиру роты, для связи. Остальным – чистка оружия.

Я бы на месте майора Полозова по горячим следам допросил бы пленных с пристрастием третьей степени. А кого-нибудь выборочно и с четвёртой степенью. Эх, жалко Федулина нет – он бы и до шестой степени разошёлся, а то глядишь, и вовсе до десятой.

Только я разложился свой АКС почистить, как вдруг…

– Вашброть! – выкрикнул запыхавшийся Степан. – Его Высокобродие к себе кличут.

Надо же, Кукушкина высокое начальство к себе вызывает. Интересно, по какой такой надобности?

А всё просто: пленных-то допрашивать надо.

– Егор Силыч! Я-то чем помочь могу? – вопросил я, состроив майору наивно-удивлённый фэйс. – Я ж по-ихнему ни бильмеса не понимаю.

Полозов хищно сощурился и в полголоса проговорил:

– У них, Кукушкин, страшные легенды о тебе ходят.

– Обо мне?! – изумился я.

– Ага! – радостно согласился он. – Говорят, будто ты жутко страшный шаман. Будто как кинешь камень, так он словно пушечная граната взрывается.

Майор посмотрел на меня и, приблизившись, почти в самое ухо прошептал:

– Правда? Ай, врут? Чего ты такое кидал-то в них?

Я секунд пяток соображал, что к чему, а потом честно ответил:

– Так ведь гранаты и кидал. Только не пушечные, а ручные.

– Эк! – озадачился майор.

Я достал и продемонстрировал оружие страшного шамана.

– Скажи на милость! – пощёлкал языком Полозов, потом посерьёзнев спросил: – А она того… ни это… не бабахнет часом?

– Не сейчас, – уклончиво ответил я.

– А когда? – тут же поинтересовался майор.

– Когда надо будет, тогда и бабахнет.

Полозов оглядел гранату и проговорил:

– Понимаю. Поджечь надобно.

– Типа того, – кивнул я и напомнил – Только это… Вашвысокобродие, Вы про допрос говорили.

Егор Силыч как будто встрепенулся и, оторвав заворожённый взгляд от гранаты начал:

– Они, Кукушкин, тебя шибко боятся. Говорят, что ты – дух лесной. Из леса выскочил, весь зелёный, пятнистый, разбушевался, камнями начал кидаться, как из пушки стрелять, и море народу ихнего поубивал. Так что давай, постращай их ещё маленько!

Я задумался. Не сказать, чтобы глубоко, но пара несильно оригинальных идей меня всё-таки посетила:

– Постращать, оно, конечно, можно, вот только отчего же маленько? Давайте хорошо постращаю. Основательно.

Заинтригованный майор тут же уточнил:

– Гранату бросить в них собрался?

Я почесал в затылке:

– Можно и гранату… а можно… Да! А можно я из них пяток другой перестреляю?

Полозов скривился:

– Двоих-троих еще, куда ни шло, а пятерых …

Опаньки! Я думал, будет сложнее. Думал, майор про права пленных разглагольствовать начнёт, всякие женевские конвенции приплетать станет. Ан нет, проще всё: главное – не лишковать.

– Егор Силыч, Вы тогда ненавязчиво так с десяточек совсем уж бесполезных с краешку приготовьте. Я двоих-троих показательно пристрелю, а там уже от желающих душу облегчить, отбоя не будет.

Майор посмотрел на меня как на дурака:

– Да на кой ляд оно нам надо, чтоб эти засранцы прямо тут и облегчались?! Да ещё с душком! Ну, обгадятся они, и что?

Не туда у нас куда-то пошло…

– Да это я образно. Испугаются и сразу кинуться рассказывать всё, что знают и не знают!

Полозов скривился:

– Ага! Что не знают – напридумывают. Это нам как раз очень кстати выйдет!

– Так мы же их по одному допрашивать станем, если, где расхождения в показаниях, значит, врут. Вот и всё.

– Ну-ну, – пробурчал майор. – Жди здесь, позову.

Ждать пришлось минут десять. Полозов пришёл по мою душу лично:

– Пошли. Басурманов пужать будешь.

Басурмане уютно располагались, сбившись в кучу посреди большого загона для свиней под прицелом полусотни драгунов, окружавших загон. Один из драгунов что-то вещал пленным на их языке. У нас имеется собственный переводчик? Однако!

Заметив наше появление, толмач указал на меня и громко выкрикнул какое-то слово. Наверное, это означало нечто совсем уж суровое, потому как степняки сбились ещё плотнее, а на некоторых лицах явственно читался неподдельный ужас.

– Оскалься по-жутьче, – шепнул мне Полозов.

Я оскалился. Толмач снова что-то выкрикнул на басурманском. Толпа пришла в движение, и из неё одного за другим вытолкнули троих степняков, экипированных поприличнее остальных.

– Ну, вот! – обрадовался майор. – Давайте их ко мне! По одному.

Начали мы с того, который был ранен. Мало ли, истечёт кровью, да помрёт… А вдруг он какие-то важные секреты знает?

Позвали Сметанина. Подпоручик распорол пленному рукав. Рана, представшая нашим взорам, на смертельную не тянула. Помереть не помрёт, но…

– По-русски понимаешь? – первым делом поинтересовался Полозов.

Курбаши со страдальческой рожей кивнул.

– Как тебя зовут? – задал второй вопрос майор.

– Жамбыл-ага.

– Позвольте я, – решил я перехватить инициативу.

Полозов удивился, но не отказал, сделав рукой приглашающий жест. Я состроил безумно суровую гримасу и спросил:

– Кто я такой, знаешь?

Пленник поморщился и кивнул:

– Знай. Ты русский шаман.

Очень хорошо. Продолжаем. Я показал на раненую руку:

– Болит?

– Болит, – кивнул степняк.

Я достал аптечку с «боевыми» коктейлями и, выбрав нужный шприц-тюбик показал пленнику:

– Если сейчас уколю – боль пройдёт. Понял?

Тот кивнул.

– Колоть? – на всякий случай уточнил я.

Он снова кивнул. Я осторожно взял его руку и сделал укол. Курбаши поморщился, но вытерпел. Полозов посмотрел на меня в недоумении:

– Эт зачем?

– Сейчас всё поймёте, господин майор.

– Ежели и вправду боль сымает, то лучше кому из наших кольнул бы свою микстуру. Тому же Капустину. Того гляди, без ноги останется!

К Капустину действительно тоже надо будет потом зайти, а сейчас мы демонстрируем пленному вражескому, пусть и полевому, но всё же командиру свои «магические» способности.

– Ну, что? Болит? – поинтересовался я у подопытного.

– Мало-мало, – слабо улыбаясь проговорил тот.

– Значит так, Жил-был-яга, сейчас мы тебя станем спрашивать – говори правду. Правду скажешь – в живых оставим. Станешь врать – я тебе тогда вот это вколю.

Я показал ему другой тюбик (кажется, тоже с обезболивающим).

– Знаешь, что это?

Курбаши помотал головой.

– Это зелье правды. Тогда ты уже врать не сможешь, но за это я тебе потом вколю это.

Я показал третий тюбик:

– И тогда ты сгниёшь заживо. Сначала ноги отвалятся, потом руки. Потом глаза вытекут.

По лицу пленника пробежала тень испуга. Я решил развить успех и показал четвёртый тюбик:

– А от этого ты сгоришь изнутри. Десять дней будешь гореть. Пить будешь хотеть, а вода тебе не поможет. Да и не даст тебе её никто. А могу сделать, чтобы ты месяц горел, или два…

Я выдержал драматическую паузу и поинтересовался:

– Так как, хочешь попробовать меня обмануть?

Жил-был-ага энергично замотал головой. Я повернулся к Полозову:

– Он весь Ваш, Ваше Высокобродие!

Из сведений, полученных от Жил-был-агакалки, выходило, что мы почти победили. Победили, потому что подкреплений к степнякам уже не придёт, а почти, потому что тот отрядец из двухсот человек, который на ночь глядя куда-то свинтил, в действительности был направлен к нам в тыл и вот-вот должен напасть.

– Так что, господин майор, – обратился я к Полозову. – Я пойду, предупрежу наших, да и сам тоже подготовлюсь.

Ответить командир мне не успел. В дверь влетел заполошенный драгун и, задыхаясь, выдал:

– Вашвысокоброть! Степняки!

– Чего с ними? – строго спросил майор.

– Нападають! Сзаду!

Мы с Полозовым переглянулись.

– Много? – поинтересовался я.

– Могёть, две сотни, могёть, три.

Вот, пожалуйста, не соврал Жил-был-бек. Не зря на него обезболивающее перевели. Поднявшись, я поинтересовался у майора:

– Так я пойду?

– Да, пожалуй, – почти буднично ответил тот. – А мы тут ещё побеседуем.

Я приблизился к пленнику и, глядя ему прямо в глаза произнёс:

– Смотри у меня. Узнаю, что врал – год изнутри гореть будешь! А снаружи гнить.

Глава шестнадцатая

Пока я ещё только бежал к избе, в которой располагалась моя группа, характерные звуки боя уже возвестили, что атака на наши позиции началась. С тыла. Очень надеюсь, что Андрон Феофаныч там надёжных людей поставил. Да им и надо-то всего до нашего подхода продержаться.

Они продержались.

Собственно степняки не шибко-то и нападали: устроили небольшую разведку боем и отступили. Странно. Если их отправили нанести по нам удар с тыла, то чего они тогда не нападают? Отвлекающий манёвр? Слабоватый какой-то… Ждут, когда мы на них побольше сил оттянем? Не исключено. Хотя, хотя, хотя…

Они же не знают о нашей утренней вылазке. Значит, про то, что главного наступления теперь уже не случится, тоже не знают. Ага! Получается, они тут типа оттягивают наши силы от переднего края, искренне полагая, будто бы ослабляют его перед ударом своего основного отряда. Недолго им осталось так заблуждаться: мы уже здесь. Мы – это я и моя группа.

С тыла наши укрепления, если их так можно назвать, вызывали серьёзные сомнения в своей неприступности, но и количество нападающих устрашало несильно. Сотни две, может быть, две с половиной сотни всадников гарцевало на «безопасном» расстоянии метрах в трёхстах от нашего заднего переднего края. Они выкрикивали что-то наверняка обидное и постреливали в воздух.

Точно. Выманивают нас на себя.

Я расположил пулемётчиков по обе стороны от себя и распределил цели. Начинать стрелять они должны были по моему зелёному свистку, то есть сразу же после первого же взрыва на позициях противника.

Степняки – народ непредсказуемый, никогда не знаешь, чего от них ждать. Эти вот после первых очередей своих раненных и безлошадных предоставили нашим заботам, а сами ломанулись назад. Удивительно само по себе не это, не прошло и пяти минут, как батыры диких степей предприняли новую атаку на наши позиции.

Вернее, не совсем на наши, то есть не на позиции именно моей группы, но на обороняемый нами населённый пункт. Все басурмане, сколько их там осталось, неслись на правый фланг укрепрайона, тот, который почти на берегу реки. По крайней мере, в тот момент мне так показалось. Я даже успел отправить туда подгруппу Русанова и тройку Харитон-Данилыч-Кашин.

А через пару минут всё прояснилось: никакая это была не атака, а самый настоящий драп, потому как вслед за отважными степными воинами на поле боя появился второй отряд, что характерно, в синих мундирах. И этот второй отряд не оставил первому никакого другого выхода кроме как попытаться проскочить прямо перед частоколом посада и, сходу форсировав речку, попробовать затеряться в степи.

Кони у степняков, конечно, быстрые, но не у всех. И опять же, пуля, она летит быстрее лошади, поэтому шансы затеряться в бескрайних степях, получили от силы пара дюжин батыров. Да и то ненадолго.

Нам майор Полозов преследовать убегающего противника приказа не отдавал, и мы в погоню пускаться не стали, а просто наблюдали, как добрая сотня драгунов, прибывших из Любавинского острога, переправилась на другой берег и погналась за выжившими степняками. Меньше, чем за полчаса и беглецы, и преследователи скрылись из нашего поля зрения на столько, что их не видно стало даже в мой бинокль.

Между тем, остальные из вновь прибывших зачистили поле боя, а их командир – поручик Федотов Силантий Касьянович – прибыл на доклад к Полозову. Я тоже.

Товарищ майор к этому моменту уже закончил допрос пленников. И вот что оказалось.

Старый хан, с которым у нас мир, недавно помереть изволил. Пока папа ещё вполне себе здравствовал, два его старших сына, «наследный принц» и второй после него, занимавший «пост» «министра обороны», поехали поохотиться то ли на фазанов, то ли на джейранов, да там, в степях и пали жертвами кого-то неустановленного. Вроде как волки их загрызли. Но не точно.

Пока они охотились, папа-хан крякнул. Ну, а поскольку оба первых претендента на престол тоже скопытились, то на вахту заступил третий сын – Кобыланды хан. Мы поржали над лошадиным именем нового правителя сопредельного государства, но оказалось, что на ихнем оно означает – герой, подобный леопарду.

Ввиду того, что Кобыланды был третьим сыном, то президентское кресло степного хана ему не светило от слова СОВСЕМ. По этой простой причине его никто не обучал премудростям большой политики, и степной принц вырос довольно своевольным товарищем. В частности, его не сильно заботили добрососедские отношения с Российской Империей, и запрет на набеги был им отменён чуть ли не в первый же день его правления.

В среде степных батыров практически моментально сформировалась коалиция разного рода курбашей, давно уже мечтавших поставить дело разграбления наших земель на широкую ногу. А тут им чуть ли не карт-бланш выписали.

Уже известный нам Жанболат бек с тремя такими же, как он сам джентльменами удачи соорганизовались для набега на Самару. Да-да, именно на Самару. А вся эта кутерьма с разорениями мелких пограничных поселений имела целью выманить как можно больше нас из уездного города. Чтобы пока мы гоняемся за химерами здесь, они беспрепятственно дошли до Самары и разграбили бы её, перебив ослабленный гарнизон.

Плановая численность объединённых сил степняков предполагалась в три тысячи бойцов. И если бы всё пошло по плану, то у них вполне могло бы и получиться. Но…

Во-первых, один из четырёх учредителей концессии в последний момент передумал, что довольно сильно сократило общую численность группировки. Во-вторых, для вытягивания наших войск из центра на периферию им самим приходилось прибегать к распылению сил. Поэтому на направлении главного удара навалиться на нас всей мощью они и не смогли бы. Кроме того, процент потерь от боестолкновений с драгунами оказался значительно выше ожидаемого. Два не самых маленьких отряда были полностью уничтожены, а урон, нанесённый одну из крупных, вообще спутал все карты.

Это как раз тот самый бой, когда мы прятались в небольшом лесу. Среди рядовых бандосов он породил массу суеверных ужасов, а высокое командование пришло к выводу, что в этом лесочке засел чуть ли не весь наш Самарский полк. Иначе подобную плотность огня они себе объяснить не смогли.

Так вот, после этого боя один из полевых командиров посчитал предприятие сильно рискованным и увёл свой отряд. Группировка сократилась до тысячи и семи сотен голов.

Но и это ещё не всё. Наша сегодняшняя вылазка выявила упадок морального духа личного состава бандформирования. Звуки пулемётных очередей и разрывов гранат напомнили выжившим участникам боя у леса о бренности бытия, и две с половиной сотни батыров развернули своих коней в родные пенаты.

Получалось, что мы вроде бы как бы в одно и то же время и победили, и нет. Мы выиграли сражение, но кампания в целом ещё не окончена. По всему выходило, что не менее тысячи степняков… короче, они живы, но где они сейчас, мы не знаем. То ли они и впрямь попёрлись восвояси, то ли нам ждать от них новых сюрпризов. Об их планах спросить было не у кого.

В любом случае, штурмовать Порубежный острог не станут. Пленных своих отбивать тоже вряд ли рискнут. Отсутствие у нас численного превосходства над противником ставило под сомнение целесообразность преследования. Генеральное сражение мы только что дали. Что будут делать степняки? Однозначно сказать трудно, можно лишь с уверенностью сказать, чего они делать не станут: шариться всей толпой по окрестностям.

Полозов сказал Кобылину, как он есть местный шериф, отправить на разведку пять-шесть небольших групп. Так, чисто ситуацию помониторить. Все остальные должны дожидаться в остроге.

Посланный мною к Спиридонычу Степан, принёс его «Сайгу» и принялся тщательно чистить карабин. Капитан извёл весь выданный ему боезапас. Понравилось видать.

Оставив свою группу в расположении, я вернулся к Полозову, узнать, нет ли каких распоряжений. В действительности отыскать его оказалось довольно затруднительно. Одни говорили, что он пошёл туда, другие – туда. Там говорили, что он был, но ушёл туда-то, а там в свою очередь сообщали нечто похожее.

Пока искал майора, о местонахождении которого никто ничего вразумительного мне не сказал, я получил десятка три поздравлений и дюжину предложений продать «скорострелы» по «очень выгодной» цене. Так ведь и приживётся название. Только представьте: скорострел Калашникова, скорострел Калашникова ручной, скорострел Калашникова модернизированный, скорострел Калашникова танковый… Нет! Последнее, пожалуй, вряд ли. Ну, откуда здесь танки?

Найденный, наконец, Полозов высочайше повелел ждать.

– Вот лазутчики наши возвернутся, тоды и решим, кому куда, а покудова ждём. Все ждём, и ты, Кукушкин, жди. Успеешь настреляться, – потом хлопнул меня по плечу и, заговорчески подмигнул: – Аль не навоевалси?

Я не ответил, и майор отослал меня в распоряжение Синюхина.

Теперь этого искать.

Глава семнадцатая

Спиридоныч мне по пути не попался, зато встретился Усов…

– Вот ответь мне, Борислав Гаврилыч, – обратился я к капитану. – Какого, так сказать, хрена вы сегодня так долго… степняков будили? Ясно же сказано было: налететь, нашуметь и назад! А вы? Много вы их там набили? Больше, чем мы?

Усов пристально посмотрел на меня и произнёс:

– Не один ты, Андрей Иваныч, за родную землю голову сложить готов. Есть и помимо тебя кому послужить государю. И раны принять, и смертушку, коли жребий такой выпадет. Не один ты тут жизнью рискуешь.

– Да вот в том-то и дело, что я жизнью-то как раз и не рискую совсем. Ни своей, ни вашими! У меня все ходы рассчитаны. Вон у Дерюгина без потерь обошлось. А у вас и убитые и раненые.

– Я вот как раз к Капустину иду. Пошли со мной. Спросишь, что он думает.

Раненого поручика определили заботам бабки Авдотьи, считавшейся первой местной целительницей. Мы справились о состоянии Софрона. Знахарка ответила в том смысле, что хреново, конечно, но она справится. Я не преминул осведомиться бабки Авдотьи, не слыхала ли она о докторе Саныче.

– Как не слыхать?! Сильный лекарь, да только не довезли бы вы свово Софрона до Почёмихи-то. Помер бы дорогой-то. Кровушкой бы истёк, да и помер.

– Повидать-то его можно? – поинтересовался капитан.

– Чего ж нельзя? Вона, за занавеской он. Софрон Антипыч, тута до твоей милости господа фициеры пожаловали.

Мы заглянули за занавеску. Поручик приветствовал нас слабой улыбкой на бледном измождённом лице.

– Живой? – вопросил капитан.

– Живой, – полушёпотом ответил тот.

– Как нога? – осведомился я.

– Плохо, – морщась, проговорил Софрон.

– Болит? – открывая спецаптечку, спросил я.

Пяток шприц-тюбиков, способных на время отогнать боль, у меня ещё оставалось. Уж если я на Жил-был-бека один потратил, то на Капустина-то уж сам бог велел.

– Тут вот господин пластунский поручик давеча полюбопытствовать изволил, поштой-то мы так много басурман порубили?

– Да если б только вы их, – огрызнулся я. – Вам, я смотрю, тоже перепало.

Капустин закашлялся и, чуть приподнявшись на локтях произнёс:

– Да мыслимое ли дело супостату урону не нанести, коли случай выпал? Мы же дюжин семь… – снова закашлявшись, он без сил повалился на постель.

Надо колоть. Я осторожно приподнял край покрывала и увидел перевязанную холстиной ногу. Рана уже не кровоточила.

– Ты чавой-то там удумал, лиходей? – закричала на меня бабка Авдотья. – А ну, не тревожь ничего!

– Да я это… что не так больно ему было…

– Отойть! Отойть, говорю! Чтоб не больно, это я и без тебя управлю! Ща вон Алтрапка травьев спроворит, я и управлю. А ты отойть!

На лице Усова отразилось сильное недоумение:

– Алтрапка? – переспросил он потупившись. – Кличка какая-то собачья, а не имя для человека…

– Дык, пошто ж ему человечье-то имя, коли он и не человек вовси?

– Не человек? – удивился я.

– А кто? – спросил Усов. – И впрямь что ль собака?

В это время в сенях что-то загремело. Мы обернулись на шум. Дверь открылась, и в избу ввалился… шуралей!

– Ыэээа, – произнесла нечисть.

– Чур меня!!! – выкрикнул Усов и схватился было за шпагу…

Но я всех опередил:

– ИЗЫДИ!!! – крикнул я во всю мощь лёгких и не преминул осенить беса крёстным знамением.

Шуралей коротко взвизгнул и умчался с быстротой молнии.

Капитан шумно выдохнул.

В наступившей тишине голос бабки Авдотьи показался особенно громким:

– Ты что ж собачий сын наделал?! Вить ён жишь топериче не воротится! Да как жишь ета? Да что ж тако деяться-то? Вы погляньте, люди добрыя, я ж йихнего фициера выходить взялась, а они вона чаво вытворяют!

Она, причитая, подошла к двери и, наклонившись, что-то подобрала с пола.

– Хоть лазурь-куст принёс, – вздохнула старуха, вертя в руках пучок веток ярко-синего цвета.

Ничего подобного встречать мне раньше не доводилось. Серебристые и тёмно-бардовые растения я, конечно, видел, но чтобы…

– А ну, давайте, выметайтесь отседва! Обои выметайтесь! – закричала на нас с капитаном Авдотья. – Токма портите всё. А ишшо фициеры. Выметайтеся! Живо, живо! Обои!

С этими словами она принялась выталкивать нас из комнаты, уделяя особое внимание моей скромной персоне.

Едва мы оказались на улице, мысль, метавшаяся в моей черепушке, вырвалась на волю:

– Так это он – Алтрапка и есть!

Капитана, видимо в этот момент интересовало что-то другое:

– А я ж им всем не верил! Вот знал, что не тот Синеухин человек, чтобы врать, а всё одно не верил. А оно, значит, правда, выходит. Одним словом!

Ага! Вот он про что. Чудо узрел? Сейчас начнёт спрашивать, как я это делаю? И что я ему отвечу? Что сам не знаю? А я, кстати, знаю? И да, и нет. Да, потому что верю в то, что где-то наверху есть Бог, добрый и справедливый, и он сильнее чертей. А нет, потому что не понимаю, как Он успевает так быстро прийти на помощь, ведь я даже не успеваю обратиться к Нему.

– Научи меня так! – сияя восторженными глазами, попросил Усов.

Ба-али-и-ин! Вот так и знал!

– Борислав, ты это… Короче, это всё не просто и не быстро. Давай в Самаре уже что ли.

– А ежели сейчас какие шуралеи объявятся, а тебя рядом не будет, тогда как?

– Тогда голубой илецкой солью стреляйте. Должно помочь. Ладно, Борислав Гаврилыч, пойду я, пожалуй.

На прощанье Усов взял с меня слово, научить его изгонять нечисть. Пришлось пообещать. Засим и расстались.

Пока искал Спиридоныча, размышлял над увиденным сегодня. Выходило, что Алтрапка – шуралей-то этот – он почему-то помогал Авдотье. Почему-то или зачем-то. Почему он это делал, и зачем ему это может быть нужно? Помнится, дед Касьян как-то вскользь упоминал, что шуралеи ему подчинялись. Не говорил, правда, почему. Может, и бабка Авдотья тоже умеет их подчинять? А почему бы и нет? Касьяну они деревья притаскивали, а ей травы целебные. Из других, параллельных миров. Этот самый лазурь-куст явно не под этим небом вырос.

Значит, Алтрапка поставлял Авдотье контрабандные дефицитные медикаменты? А я его не просто спугнул, а прогнал навсегда. Да-а-а… нехорошо получилось.

А сделка с дьяволом? Сделка с дьяволом – это хорошо?

Хотя, с другой стороны, может быть, они и не являются порождением ада. Может, они просто так выглядят. Может, они и в наш мир раньше тоже захаживали, вот и сформировался у нас именно такой облик бесов: с рогами, хвостом и копытами.

Но если шуралеи – это просто жители параллельного мира, тогда почему они сразу сваливают в закат, как только я кричу им «Изыди» да ещё и крест показываю? Зелёный кот Саныча Арбуз тоже пришелец откуда-то, но он-то не убегает. По совести сказать, я ведь его перекрестить ни разу не пробовал, может, и он бы убежал. Не-не-не, Арбуз – котейка правильный, на нём опыты ставить не будем, а то ещё, чего доброго, и он куда-нибудь убежит. Саныч мне потом такую «благодарность» за это выпишет…

– Вашбродь! Тама ента… Вашу милость к себе яво благородие капитан Синюхин кличут.

Боец Усынин, как и положено, принял строевую стойку в купе с лихим и придурковатым видом.

– А к себе – это куда? – уточнил я.

– Дык эта… они, значится у нас тама…

Ага. Получается, командир, в смысле Спиридоныч, пришёл, а подчинённого, в смысле меня, нет.

– Ну, пойдём, – произнёс я и двинулся в сторону расположения.

– Слышь, Усынин, – обратился я к бойцу.

– Я, Вашбродь!

– Тебя зовут-то как?

Драгун замялся:

– Нифёдом кличут, Вашбродь.

– Нифёдом, значит? Ну, Нифёдом, так Нифёдом.

Надо запомнить.

Спиридоныч действительно ждал меня во дворе дома, отведённого на постой моей группе. Ждал меня не только он. Ещё по мою душу прибыл Дерюгин с двумя бойцами. Не иначе пулемёт будет клянчить.

В ожидании моей скромной персоны участники утренней спецоперации обменивались впечатлениями. Надо сказать довольно эмоционально обменивались. В основном, конечно, Дерюгин с Николаем. Пулемётчики хоть и поглядывали на них с некоторым снисхождением, как-никак именно троица Харитон-Данилыч-Кашин нанесла противнику наибольший урон, однако, голову в пасть леопарду совали всё-таки не они.

Всеволод Михайлович очень красочно описывал и вылазку, и погоню, но особенно восхищался карабином. Нет, двустволки он тоже сильно хвалил, но карабин…

– Сажён с полтораста пальнул. Ну, думаю, не достану. Ан, нет! Попал! Я ещё раз. И снова попал! Ох, думаю, чего ж мне Кукушкин только одно единственное ружьецо-то такое дал? Как бы мы славно поучили бы кобылятников! А когда скорострелы зачли… тут уж я, братцы мои, спервоначала думал, что примерещилось!

Думаю, примерещилось ему как раз тогда, когда он на полтораста саженей стрелял. «Вепрь» – штука хорошая, да только вряд ли поручик вот так запросто с трёхсот метров на скаку два из двух попал бы. Скорее всего, это Бабкин с Горшеневым поучаствовали в общем деле. Им-то такие дистанции не помеха.

Не сказать, чтобы я ошибся на предмет выклянчивания Дерюгиным у меня скорострелов Калашникова, попытку он, разумеется, сделал, но вяленькую такую попытку. Ещё бы! Ведь прямо перед ним я довольно жёстко отказал Синюхину. Капитан вообще удивил меня очень неприятно. Этот крендель не только опустошил все имевшиеся магазины «Сайги», но ещё ухитрился расстрелять четыре обоймы к Макарову. Да у него и было только четыре. Было бы больше – и их бы расстрелял.

Для тех, кто не в курсе, пистолеты, они чисто для ближнего боя. Метров тридцать, максимум пятьдесят. Это что же, наш герой в самую гущу полез? Не со ста же саженей он по степнякам палил?

Пришлось отвести Николая в сторонку и там сделать внушение:

– Командир, особенно ротный, в бою должен этим боем руководить, а не бросаться на сабли врагов в первых рядах. Тем более что у них не только сабли имеются. Им, к несчастью, самим есть из чего пострелять. Я вон сейчас у Капустина был. Он, слава богу, жив, но в строй может и не вернуться. Так что извольте, господин капитан, впредь понапрасну не рисковать! И это… пулемёт я Вам не дам! И не просите! Они, знаете ли, на вооружение ещё не поступили.

Может, и не стоило так, капитан весь красный как рак угрожающе помахал у меня перед носом пальцем и, развернувшись, быстро ушёл, так ничего и не сказав.

Видя, как удаляется Спиридоныч, Дерюгин без особой надежды произнёс:

– Нам бы тоже скорострел пригодился. Лишнего нет?

– Нет!

– Ну, хоть патронов дай, – попросил он. – А то всё извели.

– Данилыч! – позвал я своего старшину. – Выдай господину поручику сотню патронов к двустволкам и полсотни для карабина.

До вечера ничего существенного не произошло. Ближе к закату Полозов собрал офицеров у себя. Оказалось, вернулась разведка. По всем признакам степняки возвращались назад. Домой. В орду, или как она у них там называется? Расслабляться, однако, не следовало. Всё это вполне могло оказаться хитрым манёвром. Поэтому господин майор приказал, действуя прежними группами, сопроводить остатки войск неприятеля до самой границы и проконтролировать, чтобы снова назад не повернули. В бой вступать по необходимости. Выход завтра с утра. Всё. Всем отдыхать.

Перед уходом я выпросил у коменданта острога пятерых проводников для своей группы. Он сначала, конечно, артачился, пытаясь мотивировать свой отказ малочисленностью гарнизона, но я сумел настоять на своём, приведя в качестве аргумента нашу результативность. Егор Силыч, занял мою сторону, отметив, как особое достижение поимку Ёгерёк-Джирана при полном отсутствии потерь с нашей стороны.

Глава восемнадцатая

Утро выдалось прохладным. Если я всё правильно понимаю, то здесь сейчас сентябрь. Ещё пара недель и температура снизится очень заметно для организма. Надо как-то утепляться. Хорошо бы за бушлатиком смотаться, но не время пока – завтра в рейд. А вот уже после… после нужно обязательно.

На второй день ближе к вечеру дозорные доложили, что обнаружили в трёх верстах впереди отряд степных джигитов человек в сорок. Басмачи расположились типа на ночлег, костры разожгли, варят чего-то. Незаметно подойти можно почти на версту, чуть побольше. Подойти, это в смысле верхом подъехать.

Приблизившись на это «безопасное» расстояние, мы спешились и отправились посмотреть, как к ним подобраться поближе. В принципе, ничего сложного. Где ползком, где вполуприсяди, расстояние вполне можно сократить метров до трёхсот пятидесяти. Кони у них в сторонке, значит, свалить не успеют. Или, по крайней мере, не все.

Горшенев, я и пулемётчики двинулись.

Минут через двадцать мы подобрались метров на триста. Ближе уже не стоит.

– Огонь! – скомандовал я.

Трофим очередью чуть ли ни в полсотни патронов отсёк степняков от их лошадей. Остальные в момент покрошили весь табун. Всё, теперь батыры от нас никуда не уедут и не уйдут.

Они и не ушли.

Среди наших проводников был один довольно сносно понимавший по-ихнему. От весьма немногочисленных пленных нам удалось узнать, что остатки бандформирований действительно направляются восвояси. Что ж, проводим. Понятное дело, до родных яранг доберутся далеко не все степные джигиты. Ну, так их никто сюда и не звал. Знали, на что шли. А если кто и не знал, так мы не виноваты – нас же не спрашивали.

На следующий день, не то что бы с утра, но ещё до полудня, показался второй отряд. Эти двигались в юго-восточном направлении. Типа домой. До них километра четыре.

– Да нешто отпустим, Вашбродь? – обратился ко мне наш переводчик. – Оне ж щас-ту к себе, туды, в степь, а опосля всё одно возвернутся. На тот год, али потом… всё одно.

Никого отпускать я не собирался, но и гоняться ни за кем не стану. Погоня может подзатянуться, а кавалерист из меня пока довольно хреновый. Кому-то из моих людей придётся повторить подвиг Дерюгина, подъехать поближе, подразнить и выманить на засаду.

Эта честь выпала Степану, Нифёду и Понтелею. Возглавил их группу гефрайтор Бабкин. Кто-то же должен стрелять с безопасного расстояния. Стрелять – это обязательно, а то не погонятся за ними.

Вот только не вышло у нас ничего. За нашими не то что никто не погнался, от них вообще шарахнулись, как от чумы. Весь отряд, все полсотни человек рванули сваливать на полном форсаже уже после второго выстрела.

Как-то так…

Следующие пару дней ничего не происходило. Следы недавнего пребывания степняков мы находили не раз, но всё время одно и то же: быть они тут были, но ушли. Что характерно, уходили они во всех случаях в сторону своего ханства. Не иначе и впрямь возвращаются. Хорошо, если так.

Наверное, и нам пора восвояси. В смысле в Порубежный острог, а там уж как Полозов распорядится. Скажет дальше службу нести на границе – придётся нести службу на границе. Только за патронами отпроситься нужно будет, а то без них скорострелы бесполезены, так и скажу.

Про сами скорострелы мне в пути немало вопросов задали, и проводники, и мои. Что характерно, даже те, кто со мной ездил их добывать, и те, кто из них стрелял, все интересовались их происхождением, ну и, понятное дело, всех интересовало, когда же, наконец, когда всем и каждому выдадут столь эффективное оружие взамен старых дульнозарядных карамультуков, совершенно бесполезных на фоне пулемётов.

Сказал, что сие не от меня одного зависит, да и денег в казне запросто может не хватить, потому как скорострелы – штука отнюдь не дешёвая, ну, и патроны тоже жрёт от души. И вообще, никакие они не скорострелы, а очень даже себе пулемёты. Вещи нужно называть своими именами, так что потрудитесь запомнить, товарищи бойцы. Пообещали.

Путь домой, как иногда говорят, в два раза короче. Так ведь мы и не домой ещё пока. Хотя, до нашей временной базы – Порубежного острога мы, действительно, добрались довольно быстро, за два дня.

Я доложился майору. Егор Силыч высказался в том смысле, что раз ушли степняки, то и нам, наверное, тоже в скорости можно будет вернуться. Не всем сразу, но можно. Меня он как раз хотел оставить, но домашние заготовки про истекающий боезапас возымели, так сказать, и наша группа временно была снята с боевого дежурства. Но опять же не вся.

Товарищ майор сильно настаивал на оставлении в его распоряжении всех пулемётчиков и обоих снайперов. На подобное дробление собственных сил я, понятное дело, не соглашался ни в какую.

Главным моим аргументом являлся тот факт, что всё запрашиваемое майором оружие, в настоящий момент является моей собственностью. И, поскольку, армия ни в лице полковника Ватулина, ни в лице присутствующего здесь майора Полозова у меня означенные предметы вооружения так и не выкупила, то и претендовать на них не может.

Егор Силыч взывал к моим патриотическим чувствам, долгу офицера перед царём-батюшкой и Россией-матушкой и к моральному долгу перед ним лично. Да, именно так. Тут, как ни крути, а в конфликте, разгоревшемся из-за подбитого глаза Арефьева, Полозов выступил на моей стороне, и не хило так выступил.

Мне пришлось пойти на уступки.

Компромисс состоял в том, что Данилыч, Тит Корягин, Трофим Кашин с серьёзными пулемётами и гефрайтор Бабкин со снайперской винтовкой остаются в остроге. У них патроны одинаковые. Вот почти со всеми с этими самыми одинаковыми патронами парни и остаются в остроге. Но остаются они не вот прям в распоряжении Полозова, а только и исключительно для обороны укрепрайона в случае нападения на него превосходящих сил противника.

Почему превосходящих? Да потому что по-другому теперь степняки напасть уже не решатся. Особенно после того разгрома, который мы им тут учинили. По правде сказать, в возможность повторного нападения с их стороны я не очень-то и верю. Но кто же их знает?