Читать онлайн Книжные черви 3

Пролог. XX век начинается

Солоха сидела в прихожей на полу, привалившись спиной к стене, и курила. Вода стекала на пол с её мокрой одежды и распущенных запутавшихся волос. Во всей квартире было темно, и лишь маленький огонёк сигареты ярко горел в этой мгле.

Из просторной комнаты в коридор вышел высокий полноватый мужчина в очках и сел напротив Солохи на корточки. Ничего не говоря, женщина протянула ему металлический портсигар. Как только мужчина приложил сигарету к губам, она зажглась сама собой.

– Самоубийство. Как ты и предсказал, – бесцветным голосом произнесла ведьма.

– У него остался кто-то?.. – вопросительно поднял на Солоху глаза собеседник.

– Я не почувствовала.

– Значит, дело не в нас, – тихо проговорил мужчина.

– Разумеется не в нас, Пьер. Я тысячу раз говорила тебе, что твоя встреча со Львом и его скорая кончина – это просто совпадение. Хочешь ты или нет, но люди смертны. Наверное, и мы тоже. Но я не желаю проверять это здесь, в этом мире.

– Слышать от женщины, которой отсекли голову, что она сомневается в своём бессмертии, весьма забавно, – робко улыбнулся Пьер. – И всё же, какой бы бессмертной ты ни была, простуда ещё никого не щадила. Переоденься, пожалуйста, госпожа моя.

Женщина в последний раз затянулась дотлевающей сигаретой. Затем прикоснулась пальцами к латунной серёжке в левом ухе. Тут же от одежды и волос ведьмы в воздух стал подниматься пар. Пьер поморщился от шума. Через пару минут все вещи на Солохе были совершенно сухими.

– Если я сейчас не поем, я сожру Володю, – апатично проговорила ведьма.

– Ты его сначала найди, – усмехнулся Безухов. – Он взял Муму, ушёл утром и до сих пор не появлялся. Но я сварил похлёбку, так что у меня есть, чем тебя накормить.

Солоха улыбнулась. То, что эту нервную улыбку женщина буквально выдавила из себя, в темноте было сложно заметить, однако из всех призванных героев Пьер Безухов и Наташа Ростова были теми людьми, которых ни при каких обстоятельствах не следовало подпускать к плите. Готовка им категорически не давалась, и как Андрей и Муму выживали с ними двадцать лет, оставалось загадкой. Солоха уже десять лет пыталась научить своих друзей кулинарному искусству, но только зря тратила время: бывшие дворяне так и не смогли обучиться новым трюкам.

Дверь открылась, и в квартиру вошла молоденькая темноволосая девушка в эффектном пальто и шляпке с белой вуалью. Она заметила сидящих на полу Пьера и Солоху и спросила:

– Вы здесь беседку организовали?

– Литературный кружок. «Книжные Черви» называется, – парировал Пьер.

Наташа кивнула и включила свет.

– А мне нравится название. Хорошо описывает всех нас, – заметила она.

***

Через час Солоха накрыла на стол: героям предстояла борьба с похлёбкой, авторства Пьера. К счастью, до квартиры добрались совершенно счастливый Владимир Дубровский и не менее довольная Муму.

– И где же вы были? – поинтересовалась Солоха.

– Я водил Муму в зоосад, – радостно сообщил Владимир. А потом, улыбнувшись, добавил: – Снова.

Дело было в том, что, когда Муму узнала про существование зоосадов, она стала проситься туда сходить. Солоха и Наташа были заняты на работе, Пьеру не нравились животные, которые были заперты в клетках, Андрей редко выходил из квартиры, а вот Дубровский всегда был готов отлынивать от работы и шастать по городу. Хотя, возможно, частота хождений в зоопарк была связана с милой билетной кассиршей, с которой Владимир флиртовал.

– Слоны удивительные очень. И бегемоты. Бегемоты ещё, – довольно сказала Муму.

– А ты, Володя, там с собратьями общаешься, а потом к девушкам пристаёшь? – хихикнула Наташа.

– А чем тебе мишки не нравятся? – деланно обиделся Дубровский.

Наташа брезгливо сняла с солонки волос.

– Шерстью по всему дому. И звериным запахом. Ты опять превращался, когда никого дома не было?

– Ну как это – никого? Андрей же дома всегда, – парировал парень. – Да и голова моя в полном порядке, себя я контролирую.

Владимир Дубровский был не из тех, кто никогда не терял головы: каждое его превращение в медведя влияло на его поведение.

– Наташа, ну что ты накинулась на него? Ну нравится человеку медвежья шкура, ну пусть живёт в ней, что нам – жалко, что ли? – добродушно сказал Пьер.

– Я замечаю, Володя, что чем чаще ты превращаешься, тем больше ты хочешь вернуться к этому состоянию.

Вместо ответа голова Дубровского стала обрастать шерстью и увеличиваться в размерах. Через мгновение за столом сидел человек с медвежьей головой и недовольно смотрел на Наташу.

– Видишь? Всё под контролем, – прорычал оборотень.

Наташа хотела что-то возразить, но голова Дубровского уже трансформировалась обратно. Пьер открыл рот, чтобы возмутиться, но закрыл его, так и не проронив ни слова, так как вспомнил, что это бесполезно. Медвежья шерсть разлетелась по всей кухне.

– Приятного аппетита, – поморщилась Ростова и вышла из-за стола.

…Наташа зашла в дальнюю тёмную комнату с вечно задёрнутыми шторами. На кровати лежал мертвенно бледный мужчина. Он практически не дышал. Наташа аккуратно прилегла рядом с ним, взяла его за руку и сжалась в маленький комочек, пытаясь согреться. Её возлюбленный не реагировал. Руки его были холодны.

Большую часть своего существования Андрею Болконскому приходилось спать. Ему тяжелее всех было поддерживать не то что свои магические способности, но даже жизнь. Он мог прободрствовать пару дней, но затем погрузиться в беспробудный сон на несколько недель. Наташа привыкла жить в этом ожидании. Она искренне считала, что такая участь – не что иное, как наказание за её прошлую жизнь. И в этой Наташа злилась, но терпела. Терпела и ненавидела. В такие холодные ночи она часто говорила со спящим Андреем, делилась с ним тем, как сильно ненавидит их создателя и как сильно хочет изменить их судьбы в этом мире.

А Болконский молчал, и его блёклая улыбка была для девушки единственной поддержкой.

***

– Это правда, ты всё-таки решил вернуться? – Настасья Филипповна стояла в дверях Грачёвской усадьбы в Ховрино, и в её левой руке плясало синее пламя. Ей навстречу, опираясь на трость, шёл темноволосый мужчина, отдалённо напоминавший Наполеона, но чем ближе он подходил, тем больше изменений замечала в нём женщина. За полгода, что они не виделись, он состарился словно на двадцать лет.

Подойдя, мужчина нервно рассмеялся.

– Где он?! – рявкнул Германн. – Где, он, Настя? Посмотри, что со мной сделала чужая земля, посмотри! Я – старик, Настя, я старик… Там кто-то забрал мою жизнь. Кто-то забрал…

Настасья Филипповна, которая несколько минут назад собиралась испепелить своего сбежавшего любовника на месте, растерялась.

– Германн… – только и прошептала она, не в силах пошевелиться.

– Мы поговорим позже, – скривился старик и ушёл, стуча тростью.

***

В усадьбе кипела жизнь. Хотя по всему СССР искореняли пережитки крепостничества и царизма, в этом имении словно ничего не менялось. Варвара Петровна Лутовинова владела не только этой землёй. Положение обязывало её иногда менять место обитания – своё и своих подчинённых. Вместе с ними переезжала и их прислуга. Удивительные способности Андрия позволяли управлять людьми так, что те бросали всё, что им было дорого, и клялись в верности ему одному. Он управлял людьми, словно марионеточник.

Германн жадно осматривал комнаты, словно выискивал кого-то глазами. Неожиданно мимо с весёлым смехом пробежала девочка.

– Это ещё кто? – изумлённо спросил мужчина: штаб Непримиримых был не местом для детей.

– Катерина. Новенькая. И даже не думай дожидаться момента, когда она подрастёт, чтобы совратить, – ядовито ответила Настасья Филипповна.

– И в мыслях не было. А с каких пор мы призываем детей?

– Это эксперимент. Он пытался воплотить одного из нас в человеческое тело. По каким-то причинам во взрослые тела подселение не удаётся. Зато в детские – довольно успешно. Хотя далеко не все опыты удачны, – мрачно объяснила женщина.

По лестнице легко спустился Павел Петрович Кирсанов.

– Германн, с возвращением, – учтиво поприветствовал он. – Ты несколько… изменился.

– Павел, давайте без сантиментов, – поморщился Германн. – Мне есть что рассказать.

– Тебя уже ждут, – кивнул Кирсанов.

***

Варвара Петровна достала мундштук и сигарету и закурила, оглядывая всех присутствующих. Герасим безучастно ходил между столами и разливал чай. Германн сидел по другую сторону стола от Барыни и чувствовал себя не в своей тарелке. Позади него нависал Чёрный Человек. Он никак не проявлял себя, но Германн не мог отделаться от ощущения, что этот неприятный тип стоит сзади.

Кого-то из своих коллег мужчина видел впервые или лишь пару раз до этого. Тот же самый Молчалин раздражал одним своим существованием, этой льстивой улыбкой и полным отсутствием хоть какой-то логики. Говорил он всегда невпопад, лишь бы угодить присутствующим. Но видел его Германн не часто. А девочка – Катерина – вообще дико смотрелась среди всех этих взрослых людей.

– Мы очень рады видеть тебя здесь, Германн, – медово произнесла Барыня.

– Я тоже рад оказаться дома, – отстранённо ответил мужчина.

Он хотел закричать, напасть на Барыню прямо здесь, потребовать, чтобы она омолодила его, но вместо этого покорно делал вид, словно ничего не произошло и, натужно смеясь, рассказывал про Европу и свои приключения. Коллеги же вежливо кивали, делая вид, что им правда интересно, но все ждали только одного.

– У меня такое ощущение, что я видел там кого-то. Кого-то похожего на нас, – наконец произнёс Германн.

– Вот как? Расскажи, как это было, – оторвавшись от еды, оживленно попросил Андрий.

– Я посещал редакцию «Völkischer Beobachter», туда приехал этот коротышка-пропагандист. Видите ли, газета теперь без него ну никак не обойдётся. Так вот, с ним был очень интересный господин. Весь такой угловатый, острые черты лица, бородка-эспаньолка. И когда он посмотрел на меня, я увидел, что у него глаза разного цвета. Он словно пытался считать меня.

Барыня посмотрела вдаль. Чёрный Человек наконец-то проявился.

– Это явно не владелец ожерелья, он никогда не носит усы и бороду. Ты говоришь, он не отходил от пропагандиста?

– Знаешь, мне показалось, что разноглазый словно охранял коротышку. Будто ожидал, что я могу сделать что-то не то.

– Это его автор? – спросил Кирсанов.

– Нет, – спокойно прошипел Чёрный Человек, – это, безусловно, автор, и, вполне себе может быть, герой…

– Но ты же говорил, что жемчужины разбросаны только по России! – вспылила Настасья Филипповна. – Хочешь сказать, что нам нужно теперь искать их по всему миру?

– Это всего лишь предположение. К тому же, Германн просто приехал. Вот и этот угловатый незнакомец тоже мог.

Андрий с Настасьей переглянулись. Им не нравилось, что Чёрный Человек явно что-то недоговаривает.

***

Андрей открыл глаза. За окном барабанил дождь. В соседней комнате храпел Владимир. Наташи рядом не было.

Болконский попытался сесть на кровати. Каждое движение доставляло ему физическую боль. Его сила разрушала организм изнутри, и он очень хотел вернуться обратно в свою реальность и просто обрести покой. Он был рад находиться здесь с любимой девушкой и другом, но платить за это счастье такую цену князь был не готов.

Собрав все силы, Андрей встал с постели.

…За кухонным столом сидела Солоха и перебирала драгоценные камни и жемчужины. При виде Андрея она посмотрела на часы.

– С добрым утром, – усмехнулась она.

– Или с доброй ночью, – улыбнулся в ответ мужчина. – Работают?

– Ни в какую. Мои камни не могут заставить эти жемчужины заново напитаться магией. Видимо, на наше счастье, один камень – один призванный.

– Вы с Муму не обсуждали возможность кого-нибудь… – Андрей постепенно умолк, словно осознав ошибочность своих мыслей.

– Призвать? – шевельнула бровью Солоха. – Ты разве не ненавидишь свою жизнь здесь?

Андрей кивнул.

– Думали. В качестве эксперимента. Но это слишком бесчеловечно. Проще уж искать тех, кто похож на нас. И помогать им. А ещё стараться защищать тех, кто может создавать кого-то вроде нас.

– Всё-таки ты считаешь, что кому-то выгодно убивать наших авторов? – Болконский тяжело опустился на табурет напротив колдуньи.

– Не совсем убивать. – Солоха положила на стол колоду карт и задумчиво стала вытаскивать по одной, собирая причудливый пасьянс. Вскоре на столе лежали четыре дамы и ещё восемь карт: все масти пик. – Интриги и неприятности. Много неприятностей. Кто-то доводит их до смерти. Подталкивает.

– Женщины? – улыбнулся Андрей, на что получил неодобрительный взгляд Солохи.

– Кто-то, кто создаёт эту интригу. Но это не Барыня. И не её слуги.

– Хочешь сказать, за ней стоит кто-то ещё? Кто-то, про кого мы не знаем ничего?

Солоха кивнула.

– Давай найдём его во снах. Ты же можешь загипнотизировать Пьера, возможно, он может видеть не только вероятности, но и прошлое. Может быть, кто-то из наших создателей что-то знал или видел.

– Мы думали об этом, – медленно проговорила Солоха. – Нужно немного больше информации.

Андрей, пошатываясь, встал.

– Муму же помнит ту усадьбу, где она жила. Возьмём её, Пьера и пойдём туда. За ответами.

Солоха достала карту. Девятка червей. Это была неплохая идея.

***

Настасья Филипповна проснулась от стука в дверь. На пороге её спальни стояла Катерина. Она вытирала рукавом слёзы.

– Он опять водил меня в ту комнату, Настя. Он опять хотел, чтобы я что-то вспомнила, но у меня не получается. Я очень стараюсь, но у меня ничего не получается, – всхлипывала девочка.

Женщина вздохнула и кивнула несчастной гостье. Та вбежала в комнату и залезла на кровать, мгновенно укрывшись одеялом.

– Не вспоминаешь? – сочувственно спросила Настасья Филипповна.

– Совсем нет. Мост помню. И воду. И ничего больше. А он… Он страшно делает. У меня как будто дети есть, и они умирают. И я плачу.

Настасья Филипповна прошла по комнате и села рядом с девочкой.

– А что ты видишь в той комнате? – с любопытством спросила Катерина. Оказавшись в безопасности, она переключилась быстро, как и все дети.

Настасья не хотела вспоминать. Чёрный Человек умел убеждать. Чёрный Человек умел заставлять ненавидеть. Он заставлял вспоминать, как её создатель насмехался над ней, как убивал её, как придумывал ей страдания. Как бесчеловечно это было.

– Мы камушки соберём и уйти сможем, да? – не дождавшись ответа на первый вопрос, ребёнок уже задал другой.

Женщина молчала. Катерина задавала правильные вопросы. В ней не до конца проявилась её суть, и было что-то детское и человеческое. Она хотела уйти и смело говорила об этом. О том, о чём молчали другие призванные. Молчалин, Андрий и Кирсанов, казалось, были в восторге от этой жизни, им не приходилось ходить в комнату. Им не приходилось вспоминать про своих авторов. Их не пытались ломать. А Настасья была слишком гордой, чтобы искренне прогнуться и стать послушной марионеткой. Возможно, и Германн оказался таким же, за что и был наказан недавним старением.

Ночную тишину нарушил стук в дверь. Настасья посмотрела на девочку, та отвела глаза.

На этот раз на пороге стоял Германн. Не дожидаясь приглашения, он вошёл в комнату.

– Меня Катя позвала, – будто бы оправдываясь, пробормотал он.

Настасья сдалась.

– Я уже месяц здесь, и я всё ещё старик. Я вообще не понимаю, зачем мы всё это делаем. Какая награда? Какая выгода? – подойдя к окну и глядя куда-то в ночь, растерянно вопрошал он.

– Дядя Германн, ты в комнате тоже был. Я слышала, как ты плакал. – Катерина подошла к мужчине и взяла его за руку. – Дядя Германн, давай уедем в эту твою Германию. Ты рассказывал, там не грустно, как здесь.

Мужчина молчал. Он вспоминал Берлин и цветущие каштаны. Вспоминал, что там, хоть он и искал жемчужины, было совсем легко. Было так, словно он чувствовал себя полностью живым человеком. Это было ощущение комфорта и желания жить, которое напрочь пропадало, стоило ему вернуться в Москву.

– Я всё думаю про того незнакомца, которого ты видел… – задумчиво проговорила Настасья Филипповна. – Если такие, как мы, есть и там… Они ведь никому не служат, Германн. А мы их ищем? Не за тем ли, чтобы он их сломал? Может, мы не жемчужины ищем? Точнее, не только их…

– Тише! – взмолился Германн. – Я написал. Я написал ему. Я спросил: вы заметили меня, потому что мы похожи? Если да, что мне делать? И вот ответ.

Германн трясущейся рукой протянул женщине телеграмму. На скомканном клочке бумаги красовалась фраза: «Du darfst nicht sterben! LOS!» («Не смей умирать! Беги!»).

Настасья Филипповна тяжело вздохнула. Недоговорки Чёрного Человека. Очевидные попытки сломить их волю. Поиск жемчужин. Правда о том, есть ли за пределами страны кто-то такой же, как они. Эксперименты. Охота на чужих авторов. Странный витраж из загадок.

– Германн, может ли быть такое, что когда мы делаем… когда мы стараемся мешать новым авторам, может, они тогда ломают жизнь кому-то из нас? Это замкнутый круг?

– Такое может быть.

– Зачем? – спросила Катерина. – Зачем ему нужно, чтобы тем, кто нас создал, было больно? Разве они не вымещают свою боль и злость на нас? В тексты? Вы вообще уверены, что мы первые, кто ищет жемчужины? Может, до этого ожерелья было ещё какое-нибудь? И кто-то мешал тем, кто создавал нас. И нас сделали такими?

Германн и Настасья смотрели на девочку и боялись произнести хоть слово. Ведь в глубине души им казалось, что Катерина права.

***

Странная компания спешила по Остоженке. Одетые по последней моде трое молодых мужчин, молодая девушка с маленькой собачкой и женщина средних лет. Люди, проходившие мимо, с любопытством оглядывались.

– Зачем мы так разоделись? – спросил Дубровский. – Нам же просто нужно попасть в усадьбу, посидеть там и сделать так, чтобы Пьер или Муму что-то вспомнили.

– Для конспирации, – сказала Солоха. – Я сопровождаю иностранную группу. Туристы, приехали посмотреть на страну победившего социализма.

– Ты же знаешь, что та усадьба сейчас жилой дом.

– Да, именно поэтому для вас там есть небольшая комнатка, куда я вас заселю, – победоносно сказала Солоха.

В бывшей усадьбе суетились люди, пахло едой, не то супами, не то жареной картошкой. Практически ничего не напоминало о том, кто жил здесь до того, как это место стало коммунальной квартирой.

Солоха встретилась в холле с усатым мужчиной, сунула ему смятые рубли, он кивнул, хотя долго рассматривал собаку. Кажется, сомневался, можно ли пускать собаку в дом, но Солоха добавила ещё несколько купюр.

Компания вошла в комнату. Облезлые обои. Рисунки на стенах, пыль, грязь. Наташа встала возле подоконника и брезгливо провела по нему пальцем, который покрылся плотным слоем пыли и жира.

– Фу, – скривилась графиня.

Дубровский бесцеремонно приземлился на кровать. Андрей осмотрел состояние печки.

– Ну, нам здесь не жить, – заключил князь.

– И слава Богу! – выпалила Наташа.

Пьер всё ещё держал Муму на руках.

– Чувствуешь что-нибудь? – спросил он собачку.

– Ничего. Почти. Ночи дождаться надо.

…Чтобы никто не мешал их маленькому ритуалу, Солоха приготовила на кухне травяной чай, чудесный запах которого быстро распространился в каждую комнату, усыпляя жителей коммунальной квартиры. Конечно же, каждый из Книжных Червей получил противоядие от этого запаха. Время рассчитали идеальное: Вальпургиева ночь, Белтайн, когда даже те миры, в которых совсем нет магии, становятся немного волшебными.

На полу Солоха разложила травы и драгоценные камни. Очертила круг. Расставила свечи и в центре разложила жемчужины. Андрей коснулся рукой двери, и тонкие ветви укрепили дерево так, чтобы никто не мог помешать и войти в комнату. Пьер и Муму сели в круг и закрыли глаза. Огоньки плясали перед их лицами, погружая в забытье.

Пьеру казалось, что они бродят по дому вместе с Муму, открывают двери, но за ними лишь пустые комнаты и бесконечные старые коридоры, напоминающие лабиринт. Дом пах плесенью и старостью. Муму бежала вперёд по лестнице, в ту комнату, которая принадлежала Барыне, но в ней нашла лишь старое разбитое зеркало.

– Герасим! – крикнула собака.

Но лишь эхо разносило её лай по дому.

– Здесь ничего нет, – сказал Пьер. – Мы видим пустой дом, таким, каким его помнишь ты. Мы видим запахи или пустоту, мы не видим людей. Здесь нет никого, кто может что-то знать. Ты не можешь вспомнить то, чего уже не застала.

– Ещё. Поищем. Давай, – твёрдо сказала собака и бросилась вперёд по коридорам. Муму помнила, что её воспоминания начинаются с того момента, как она выплыла из реки. Пьер и Муму выбежали во двор. Все деревья казались засохшими, повсюду был туман, плотный, как молоко. В этом тумане Муму почувствовала запах. Такой, который нельзя было описать ни человечьим, ни собачьим языком. Таких запахов не существовало. И она бросилась на этот запах.

Посреди двора стояла железная изгородь. От её прутьев исходил этот запах.

– Ты чувствуешь? – спросила Муму. Но Пьер лишь покачал головой. Эта изгородь пугала его.

Муму вглядывалась в прутья. Она слышала, как капает на землю вода, сливаясь с каплями дождя. У этих капель был не только другой запах, но и звук был другой.

Капли падали на землю, впадали в маленькие ручейки, что образовывал дождь, вода стекала по улицам города. Вода стекала в реку.

«Ты подойдёшь. Расскажешь потом, чем эта история закончится, и принесёшь цацку», – прозвучал в голове у Муму голос. Бархатный. Очень высокомерный, игривый, презрительный и хитрый.

И Муму завыла от боли.

Солоха бросилась тормошить Пьера и Муму, но те не просыпались.

– Чёрт. Там что-то происходит! – выругалась ведьма. – Володя, воды!

Дубровский, ни секунды не думая, вылил на Пьера и Муму заранее приготовленное ведро воды, но те не проснулись. Оба бились в конвульсиях на полу. Они не издавали ни звука, но им явно было очень больно. Наташа вскочила в круг, достала небольшую бритву, которая висела у неё на чулке, и полоснула ей по руке Пьера, но кожа осталась нетронутой.

Андрей смотрел на ритуал, который пошёл не по плану, и понимал, что находится и в этой комнате и не в ней одновременно. А затем ему показалось, как чьи-то руки схватили его за плечи.

– Меня ищешь? – прозвучал в его ушах жуткий голос.

Реальность исказилась.

Андрей стоял как вкопанный. Он чётко видел всё, что было, есть и будет. Он видел лица разных людей. Они говорили на разных языках. Они умирали в мучениях. Сходили с ума. Выплёвывали лёгкие от туберкулёза, убивали себя: стрелялись, вешались, топились, пытались отравиться. Они умирали в бедности и от одиночества. Они умирали от инфарктов и инсультов. Молодыми. Стариками. Умирали. Умирали. Умирали. Умирали. Умирали.

Их сознание погружалось во тьму. Они пытались сказать, назвать его имя. Пытались запечатлеть. Рассказать. Но впервые в жизни им не хватало слов. И оставался последний выбор. Назвать его. Назвать. Вспомнить. Они кого-то звали. Звали в ужасе. Кого-то или что-то. Звали в поисках спасения. Кого-то или что-то.

– Что ты такое? – прошептал Андрей, пытаясь отмахнуться от всех умирающих.

– Я расскажу тебе. Приходи один. В подвалы Политехнического музея, – ответил пустой голос.

***

Когда Андрей пришёл в себя, он лежал на своей кровати. Рядом спала Наташа.

– Где Пьер? – спросил Андрей в ужасе, резко садясь на постели.

Наташа пробормотала что-то сквозь сон, а затем окончательно проснулась.

– Всё хорошо, любимый. Всё уже хорошо. С ними хорошо всё, – сбивчиво ответила девушка.

– Сколько я спал? – с облегчением выдохнул Андрей, вновь падая на подушку.

– Неделю или около того, – неуверенно проговорила Наташа.

Пробудившийся вскочил снова. Он знал, что хочет что-то рассказать, что-то, что он увидел в усадьбе, но в этот момент словно не помнил, или хуже – не мог сказать. Всё, что он знал – что ему нужно добраться до музея.

Андрей нежно поцеловал Наташу и посмотрел на неё усталыми глазами.

– Что-нибудь удалось выяснить? – спросил Болконский.

– Муму вспомнила, как ожила в этом мире. Её не призывали жемчужины. Она как-то связана с хозяином ожерелья.

– Вот как. Что-нибудь ещё удалось выяснить?

– Только то, что ему нужно вернуть всё ожерелье. Неясно как, но, видимо, нужно собрать и принести к тому месту, где он умер.

Андрей пожал плечами. Почему создатель ожерелья всё рассказал Муму, а с ним захотел встретиться? На это у князя не было ответов. Но он собирался их найти.

***

Совместные завтраки и ужины – то, что больше всего раздражало Германна во время жизни в поместье Варвары Петровны.

Сейчас все Непримиримые сидели за огромным столом, а Барыня и Павел Петрович сортировали листы бумаги.

– Курагины – хороший вариант. Мне нравится, – кивнула Варвара Петровна.

– Ставрогин? – Павел Петрович держал в руках несколько листов.

– Может оказаться очень своевольным. Да и у нас Настасья есть.

– Как вам Печорин? – спросил Андрий, поправляя усы.

– Не уверена. Мне нравится вариант с бедной Лизой. Можно попробовать получить её, как Катюшу.

Андрий нахмурился. Это означало, что нужно будет искать какую-то девчонку-беспризорницу.

– Я предлагаю найти человека, и пусть он призовёт, – вклинился Молчалин.

Барыня нахмурилась.

– Так мы ещё не пробовали. Я не уверен, что человек может призвать кого-то, – скептически заметил Кирсанов.

– Да, давайте попробуем. Мы же пробовали вселять, просто призывать. Мы находили кого-то, кого мы не призывали. Давайте экспериментировать, – настаивал юноша.

– Ну, тут у тебя полный карт-бланш, – пожал плечами Андрий. Его работой было доставать необходимое для призыва, а исследовали все возможности Молчалин и Кирсанов.

– Я хочу больше, больше призвать, верно Варвара Петровна? – не унимался юноша.

– Конечно, Лёшенька, конечно. Развлекайся, – медово ответила женщина. Желание Молчалина выслужиться было в этом деле очень кстати.

– Настя, возьми Германна да прогуляйтесь по одному адресу, – сказал вдруг Павел Петрович. – Тут есть большая вероятность, что найдём кое-что ценное.

– Почему Германна? – вспылила Настасья.

– И я тебя тоже люблю, – фыркнул мужчина.

– Потому что почти все заняты, – устало произнёс Андрий. Он бы с удовольствием отправился вместе с Настасьей Филипповной, но ему и так приходилось совмещать службу у Барыни и работу обычным человеком. А государственная служба не та работа, которую можно было пропускать.

– Жду не дождусь подробностей, – недовольно сказала женщина и закурила.

По требованию Барыни Настя и Германн должны были посетить Политехнический музей. В его архивах хранилось несколько интересных рукописей, в которых могли быть указания на то, по каким местам путешествовал владелец ожерелья, а значит, могли находиться и сами жемчужины.

По крайней мере, так им было сказано.

***

Катерина, которая только начала нормально вспоминать своё прошлое, всегда хотела свободы. Она не могла просто сидеть в поместье, а старалась исследовать каждый закоулочек. Её любимым местом была небольшая комната для прислуги, где она пряталась под кроватью и играла с игрушками. А под досками в полу хранила свои находки, дневник и прочие сокровища, которые было весьма сложно содержать в тайне от обитателей дома.

Вторым любимым местом Катерины был чердак. После комнаты, в которой ей приходилось бывать, где Чёрный Человек и Молчалин пытались научить девочку пользоваться способностями, а молнии, что срывались с её рук, причиняли боль только ей, она убегала плакать на чердак. Вскоре она поняла, что под крышей можно пролезть практически куда угодно и слушать разговоры обитателей дома.

В тот день она не могла не услышать и то, как после ухода Настасьи и Германна поспешно стал собираться куда-то Герасим, который никогда не покидал дома. Девочка почувствовала неладное. И бросилась по улицам города в поисках этого места.

***

Андрею не составило труда проникнуть в музей. Деревянные двери сами впустили его по одному жесту руки. Убедившись, что здание никто толком не охраняет, князь поспешил в подвалы.

Было темно. Андрей достал небольшую керосиновую лампу, припасённую заранее, зажёг и направился внутрь подземелий. Высокие кирпичные своды даже немного пугали своей монументальностью.

Андрей был наготове. Он понимал, что от создателя ожерелья можно ожидать чего угодно. Именно поэтому мужчина отправился один. На случай, если после применения сил ему станет плохо, он оставил письмо, в котором написал, где его искать.

***

Германн и Настасья Филипповна поднимались по лестнице из архива, когда вдруг заметили в глубине коридора огонёк. Настя отодвинула Германна в сторону и щёлкнула пальцами. В её ладони заплясало синее пламя.

– Охрана? – предположил Германн.

Женщина покачала головой, после чего бросилась в коридор.

– Настя, стой, куда ты?! – Германн на ходу вытащил колоду карт, которые засветились в его руках.

***

Крик Германна разрушил всю конспирацию, и Болконский понял, что он здесь не один. Он разбил лампу, пламя разгорелось ярче. Затем Андрей коснулся ладонью земли, и оттуда тут же вырвались тонкие побеги, которые охватил пожар. Однако огненная стена не могла остановить Настасью Филипповну. Та взмахнула руками, и пламя в несколько мгновений обуглило все ветки и, лишённое пищи, угасло. Коридор погрузился во мрак.

– Эй, покажись! – властно позвала женщина.

Болконский понял, что бежать не имеет смысла. Вместо этого он прислонился к стене и стал ждать.

Вскоре два небольших источника света, возникших на противоположном конце коридора, приблизились и оказались языками пламени, объявшими кисти рук молодой темноволосой женщины с красивым и решительным, но желчным лицом. В свете этого пламени князь и незнакомка наконец увидели друг друга.

– Я не планирую драться с женщиной, – сказал Андрей. – Мы можем поговорить.

К Настасье подбежал Германн.

– Да это, никак, сам князь Болконский, – улыбнулся мужчина, разглядывая Андрея. – Давно не виделись. Ты мне пальто испортил своими сорняками.

– Полагаю, новое тебе не нужно.

– Андрюха, пригнись! – вдруг раздался крик позади князя. Не успел тот спохватиться, как из тьмы прямо на Германна и Настасью бросился огромный бурый медведь.

– Володя, не надо! – Андрей кинулся оттаскивать своего друга, параллельно быстро создавая древесную стену между ним и потенциальными неприятелями.

Настасья собиралась прямо на месте спалить шкуру животного, но в этот момент по коридору разнёсся знакомый детский голос:

– Это ловушка! Бегите к выходу, все бегите сюда!

В выборе «сражаться или бежать» Германн однозначно выбрал бежать и бросился к лестнице. То же самое сделала и Настасья, но вдруг стены задрожали, и пыль поднялась клубами с земли.

***

Настасья открыла глаза в душном, заваленном камнями коридоре. Всё тело болело. Она щёлкнула пальцами, и в её руке вновь появился огонёк, осветивший кромешную тьму. Рядом лежала Катерина, в качестве подушки она использовала лапу огромного медведя. Поблизости Андрей перевязывал ногу Германну.

– А будут какие-то объяснения? – сипло поинтересовалась женщина.

Катерина тоже начала приходить в себя. Спросонья она не понимала, где они находятся.

– Я хотела предупредить, но не успела… – виновато пробормотала девочка.

– О чём? – мягко поинтересовалась Настасья Филипповна.

– Это ловушка, – заключил Андрей. – Вы оказались здесь в поисках документов, Володя получил моё письмо, что я иду сражаться с пособниками Барыни. Меня позвал сюда якобы создатель ожерелья. А на деле…

– Мы должны были все умереть под завалами, – закончила девочка.

– Или перебить друг друга, – добавил Дубровский.

– Вы уже обсудили, кому и зачем это нужно? – спросила женщина.

– Очевидно, что мы попали в опалу, и от нас решили избавиться, – хмыкнул Германн. – Вот их руками.

Дубровский аккуратно почесал лапой медвежью морду.

– А нас зачем? Допустим, вы бы избавились от нас… Что будет с нашими мирами, если мы умрём в этом? – спросил Дубровский.

– Ничего хорошего! – уверенно сказал Германн. В его голове вся картинка сложилась. И таинственное предупреждение в телеграмме идеально дополняло эту версию. – Убивать мы здесь друг друга не будем. Попробуем выбраться. Настя и Катя первые, остальные будут прикрывать.

– Кому нужны наши смерти? – раздражённо вопросила Настасья Филипповна, освещая всё подземелье огнём.

– Это часть какого-то действа, – прошептала Катерина. – Я за ним наблюдала всё это время. Он не такой, как мы. Зачем ему нужно ожерелье?

– Ему? – не понял Андрей.

– Чёрный Человек. Он призывает некоторых из нас. Он делает больно. Он заставляет нас служить Барыне, – сбивчиво пояснила девочка.

– Нет, ребёнок, подожди… Нас призывают жемчужины, – растерянно проговорил князь.

– Да. Рукопись. Камень. Призыватель. Знаю, – кивнула девочка.

– Жемчужин всё больше. Героев всё больше, – добавил Германн. – Кто-то хочет домой, кто-то нет; кто-то хочет изменить прошлое, кто-то нет. Готовые противоречия, и писать лишнее не нужно.

– Остаётся только начать эту войну… – прошептал Андрей. – Мы должны предупредить! Германн, обопрись на Володю, будем пытаться выбираться. Нет уж, никто никого убивать здесь не станет!.. Неизвестно, чем это закончится…

Андрей ударил кулаком по земле, и оттуда вырвалось несколько корней, пытаясь разбить завал.

– Я не смогу сжечь тут всё. Мы задохнёмся, – сказала Настасья.

– Спокойно. Выберемся, – не теряя хладнокровия, успокаивал всех Андрей.

– Потрясающая уверенность, – раздался пустой и насмешливый голос Чёрного Человека. Его тень была на каждой стене. Он был повсюду и нигде.

– Мы в ловушке, – прошептала Настасья Филипповна.

Катерина впилась маленькими ручками в подол платья женщины.

– Как давно я хотел начистить тебе твою картонную морду, – выругался Германн.

– Герасим, тут предатели. Разберись с ними, – скомандовал Чёрный Человек.

В следующий момент завал разлетелся в кирпичную крошку. В проходе, отделявшем всю компанию от выхода, стоял огромный мужчина. Его глаза были совершенно пусты.

– Мы задержим его, а вы бегите! – крикнул Дубровский девушкам и бросился на мужчину.

– Не убивай его! – крикнул Германн. – Скрутим и потом разберёмся.

Воспользовавшись суматохой, Настасья и Катерина прошмыгнули мимо сражающихся и бросились по коридору.

– Надо помочь им! Нельзя дать им умирать! – воскликнула Катерина, замедляясь.

– Мы не можем. Слушай меня. Не смей возвращаться. Бежим! Нельзя никого убивать. Он хочет, чтобы мы убили здесь друг друга. Этого нельзя делать, даже если захочется мстить. Бежим, Катюша, бежим!

С этими словами Настасья Филипповна потянула Катерину к выходу.

***

По всему коридору разнёсся медвежий рык, громкий мужской крик, треск, и всё стихло.

Дубровский лежал на тёплой от крови земле. Герасиму потребовался один сильный удар, чтобы буквально превратить в кровавое месиво все его внутренности. Владимиру казалось, что в него попало пушечное ядро. Да и зрелище было примерно такое же. Только сам мужчина уже ничего не мог видеть.

– Да что ты за тварь такая… – слабо прохрипел Владимир. У него уже не было сил обернуться обратно человеком.

Среди ветвей, созданных Андреем, наколотый, словно бабочка на булавки, теперь висел Германн. Он не шевелился. Смерть наступила мгновенно.

По полу ползал сам князь Андрей. Он ничего не видел. Расправившись с Дубровским, покорная кукла Чёрного Человека прижала мужчину к земле и выдавила ему глаза. Андрей отбивался как мог, из последних сил он создал острые ветви, которые пронзили насквозь всех. Его. Германна. Володю. Герасима.

Только, в отличие от всех, Герасиму это не причинило никакого вреда.

Расправившись с мужчинами, он двинулся дальше по коридору.

***

Коридор казался бесконечным. Настя и Катерина блуждали по нему и понимали, что это не что иное, как наваждение, которое нужно было преодолеть, но ни огонь, ни яркие молнии не могли прогнать морок.

– А из тебя бы получилась хорошая мама. Ты мне мою напомнила, – тихо сказала Катерина. Фраза эта была совсем ни к месту, совсем наивна, произнесена так искренне и совершенно обречённо.

Настасья Филипповна, которая успела привязаться к девочке, хотя сама не верила, что способна хоть к кому-то в этом мире относиться с теплотой, чуть не расплакалась.

– Выберемся – буду тебе мамой, – твёрдо сказала она.

– Вы правда думали, что можно убить меня или Герасима? – вновь засмеялся, появляясь из тени, Чёрный Человек. – Скоро вы присоединитесь к остальным.

Настасья собрала все силы и метнула столп пламени по коридору. За ней и Катерина послала электрический разряд такой силы, что во всём центре города погасли уличные фонари.

Но на Чёрном Человеке не было ни царапины.

– Я даже не буду предлагать вам вернуться. Я призову новых. И ещё. И ещё. Более покорных. Которые будут делать, что я говорю. Дружить с теми, с кем я скажу. Убивать тех, кого я скажу.

– Сукин ты сын! – выругалась Настасья Филипповна. – Но зачем тебе нужно, чтобы мы убивали друг друга?!

Чёрный Человек достал из-за пазухи белую шкатулку и поставил её на пол. Крышка приподнялась. Из шкатулки наружу вылезли несколько чёрных рук. Они трогали землю, стены, словно пытаясь что-то нащупать. А затем запульсировали, и на каждой руке стали проявляться глаза.

– Им пора навестить этот мир, – оскалил зубы Чёрный Человек. – А без ваших смертей им трудно сюда проникнуть. Несколько там, несколько тут, несколько ещё где-нибудь… Прошлой войны было мало. Нужна сцена побольше.

Катерина и Настасья Филипповна не знали, что за твари наблюдают за ними из шкатулки, но были уверены: их нужно остановить. Или хотя бы не дать ещё большему количеству прорваться сюда.

– Тогда обойдёшься без актёров, – жёстко сказала Настасья Филипповна, выставляя между ними с Катериной и Чёрным Человеком плотную стену огня.

Она посмотрела на Катерину. Та кивнула.

– Не мы, так кто-нибудь другой однажды всё поймёт, – всхлипывая, сказала Катерина.

А затем девочка крепко сжала руку Настасьи, и они шагнули в огонь.

***

Был летний воскресный полдень. Солоха сидела на небольшой кухне квартиры Книжных Червей. С момента смерти Андрея и Володи прошло одиннадцать лет. Наташа так и не смирилась. Пьер тоже хотел мести. Сколько бы они не пытались найти Барыню или кого-то из её свиты – ничего не получалось. Их словно и след простыл. (Книжным Червям было невдомёк, что год назад Барыня, Герасим и Павел Петрович в спешке покинули СССР и переехали в Швейцарию, а поисками жемчужин и войной с Книжными Червями занимались те немногие, кто решил остаться).

Солоха понимала, что вместо поиска жемчужин, вместо защиты авторов они который год занимались совсем не тем. Авторы умирали. Жемчужин удалось собрать не больше десятка. Им постоянно приходилось сражаться со слугами Барыни не на жизнь, а на смерть. Они все хотели мести. Самой Солохе хотелось бы верить, что, собрав всё ожерелье, можно будет попросить его создателя всё исправить. Будь он бог или дьявол, ему бы было по силам всё исправить… перечеркнуть этот лист взаимной ненависти и жажды мести, которой жили они, книжные создания.

Её думы прервал звук из громкоговорителей, который раздался на всю улицу:

«Внимание! Говорит Москва! Говорит Москва! Заявление Советского правительства. Граждане и гражданки Советского Союза! Сегодня, двадцать второго июня, в четыре часа утра, без объявления войны германские войска напали на нашу страну…»

Глава 32

Глава 33

С момента столь внезапного визита Онегина постыдно полученные ранения Ивана всё ещё давали о себе знать. Трость, некогда бывшая красивым аксессуаром, превратилась в неприятный атрибут. Карамазов понимал, что, скорее всего, навсегда останется хромым.

Путь от кабинета до спальни Иван преодолевал без трости, однако более протяжённые расстояния были для него проблемой. Иван ненавидел, когда кто-то знал о его проблемах, Княжна же стала свидетелем его беспомощности практически с самого начала. В день визита Онегина она планировала серьёзно поговорить с Инквизитором на тему того, что произошло в Барвихе, в частности об улучшении качества командной работы Непримиримых. Однако вместо скандала наткнулась на Ивана, которого на носилках грузили в машину работники скорой помощи.

Мери бросилась следом. Представилась девушкой пострадавшего, и ей позволили ехать с ним до больницы. Трясясь в медицинской «Газели», Княжна только и выдала:

– Надо тебе ноги сломать, чтобы ты больше ни во что не вляпывался!

– Прости, милая, но тут тебя опередили, – горько рассмеялся в ответ Иван.

На огнестрельные ранения врачи обязаны были вызвать полицию. Немного поразмыслив, Иван дал показания, что нападавшего не знает и что из дома пропали деньги и ценные вещи. Разбираться с тем, что это мало того, что его знакомый, так ещё и его бывший сотрудник, у Карамазова не было никаких сил. А месть – это блюдо, которое нужно подавать холодным.

***

Мери позвонила в дверь. Какое-то время она ждала, пока хозяин квартиры выйдет к ней.

– Добрый вечер, Иван, – спокойно произнесла девушка.

– Рад тебя видеть, – буднично кивнул ей мужчина. – Всё взяла?

Мери сняла увесистый рюкзак и поставила его на пол в прихожей.

– Тогда проходи, – сказал Карамазов и похромал в зал.

Княжна появлялась здесь нечасто. Раз или два в месяц, не более того. Она пересказывала ему всё, что происходило у Непримиримых, жаловалась на Печорина и пыталась скрашивать однообразные будни мужчины, которые он проводил за работой или играя в компьютерные игры.

По привычке она принесла рюкзак на кухню, выставила на стол пакетированное вино и нарезку, после чего забилась в угол. Иван принялся изображать из себя гостеприимного хозяина: любезно предоставил пару кубков, и они начали трапезу.

Обычно Мери болтала без умолку, а он слушал, но в этот раз она была демонстративно молчалива, словно сама хотела, чтобы он спросил.

– Печорин? – предположил Карамазов.

– Да, Печорин. И не только, – чуть ли не залпом осушая кубок, сказала Княжна.

– Так в чём же дело, юная леди? – пытаясь бродить из стороны в сторону, спросил Иван.

– Ну, все вон уезжают на чемпионат мира, а я тут остаюсь, – насупилась гостья.

– Это с твоим фехтованием?

– Да. С моим фехтованием. Второй год буду наблюдать трансляцию из Швеции, давясь своими слезами зависти.

– Там нужно было пройти какие-нибудь отборы, и ты не прошла? – равнодушно поинтересовался Карамазов.

– Нет! – вспылила девушка. – Я одна из лучших в стране. А в некоторых номинациях, вроде меча с баклером, так и вовсе мне нет равных! Барыня запретила выезжать из страны. Ей нужно, чтобы мы все были в зоне её досягаемости.

Иван нахмурился.

– А почему я ничего об этом не знаю?

– Наверное, потому что какое тебе «из страны», ты дальше собственного дома выехать не можешь, – усмехнулась Мери.

– Справедливо, – Иван скривился. – Знаешь, влепить бы тебе хорошую пощёчину за твою дерзость, да каждый раз щажу тебя.

– Ну да, ну да. Пощёчину девушке отвесить – это мы можем, а отмахаться от человека с пистолетом – нет, – немедленно съязвила Княжна.

– Я тебе объяснил: я потерял свои силы. В тот момент я их потерял. Уж не знаю, связано ли это с ранением в Барвихе или ещё с чем-то. Но поверь, выкинуть тебя из квартиры прямо здесь и сейчас мне не составит никакого труда. Меня достало, что ты игнорируешь любые законы гостеприимства.

Княжна закатила глаза.

– Ну вот, говорю же, вы с Печориным просто два брата-акробата.

– Он тоже не понимает, что это у тебя флирт такой? – небрежно бросил Иван и увидел, как смутилась Мери. Он предполагал, конечно, такое развитие событий, но старался о нём не думать.

Девушка немедленно перевела тему:

– Как работа?

Иван залпом допил из бокала вино и посмотрел на девушку с видом полного непонимания и отчаяния. Затем покопался в телефоне и протянул ей.

– Просто прочитай вот это.

Мери, недолго думая, налила себе ещё один кубок вина, подтянула телефон поближе, бесцеремонно откусила кусок сыра и приступила к чтению.

«Это серия романов о детях-инвалидах, прирученных зверях и демоне-короле-фей. Когда дети-инвалиды спасаются от смерти, а помогают им их верные звери в этом, (но по дороге верные звери трагически гибнут), к детям спускается демон-король-фей. Дети никогда не видели солнца, потому что были слепыми, но демон-король-фей обещает излечить их и показать им рыжее светило. В дороге они ссорятся, мирятся, почти излечиваются от своего недуга, очень-очень верят словам демона-короля-фей, но потом в нём побеждает тёмная натура и он их всех жестоко убивает. Кроме одной девушки, которую полюбил. А потом он раскаивается в своём поступке и создаёт с этой героиней свою семью под холмом. Конец».

– Что за бред я только что прочитала?! – Мери залпом выпила ещё один кубок, как точно не подобало леди.

Иван с интересом наблюдал за реакцией девушки.

– Что это?! – повторила Княжна.

– Это, с позволения сказать, синопсис на серию книг одного популярного, прости господи, интернет-писателя. Наши на полном серьёзе планируют это издавать.

– Какой, сука, демон-король-фей, какие слепые дети, какое, к чёрту, солнце?! – продолжала недоумевать Мери.

– На полном серьёзе, это популярно, – наслаждаясь зрелищем её изумления, тонко улыбнулся Иван.

– Накрутка, Иван. Это не может быть популярно. За двести лет люди не могли настолько потерять вкус.

– К сожалению, могли. – Иван отобрал у собеседницы пакет вина, налил в кубок и снова выпил залпом.

– Смотри, там даже раскаяние есть, – не унималась Мери.

– Ага, трагедия, прям по Достоевскому, – уровень иронии и сарказма у Ивана, когда он говорил о Фёдоре Михайловиче, просто зашкаливал.

– Ты это читал? – жадно спросила Княжна.

– Нет, конечно! Я на одном синопсисе уже приговорил бутылку, а на самом тексте мне нужен ящик вина. Которого на этой квартире, кстати, нет.

– Ну, может, человек просто не умеет в сюжеты, может, там хороший язык… – Мери пыталась найти хоть что-то положительное.

Тогда Иван покопался в электронной почте, открыл рукопись и молча предоставил девушке возможность прочитать отрывок, а сам отправился заправлять кальян. Не успел уголь прогореть, как в кабинет вбежала Мери, которая, казалось, сейчас и сама вспыхнет, как уголёк.

– У меня вопрос! – размахивая руками, воскликнула она.

– Да, юная леди? – Иван победоносно ухмылялся.

– А мы, вот мы, вот Володя, или я, или ты, да кто угодно, мы вот не можем нанести визит этому автору и избавить будущую русскую литературу вот от этого?!

– Увы, – грустно вздохнул Инквизитор. – Мы все берём заказы на талантливых. Чистить страну от бездарей в наши обязанности не входит.

– А ты не думал, что мы совершаем ошибку? Вот те, от кого мы избавляемся, они, может быть, смогли бы написать что-то великое, создать кого-нибудь вроде…

– Ага.

– А вот это!..

– Видишь ли, в чём дело. Представь себе ситуацию. Вот бездарь пишет. Вот у него случается сердечный приступ. И вот тут толпа друзей-хомяков начинает кричать, что: «Ах, ох, не стало нашего гения!» И всё. Дальше пиар, реклама, посмертные публикации, а с хорошей мрачной историей, что, мол, писал-писал, был проклят королём-демоном-фей и умер, такое произведение не то что бестселлером станет, ещё и в веках останется. Сколько их таких после смерти прославилось. Вляпалось в историю. Так что, нет. Всё в мире конечно.

В этот момент Мери порывисто обняла мужчину со спины и прошептала, щекоча дыханием ухо:

– И всё позволено…

Иван с интересом посмотрел на тонкие руки, которые обнимали его. Затем хитро и вопросительно – на саму Княжну.

Мери считала, что в подпитом состоянии можно всё списывать на нетрезвость и ничего за это не будет, так что решила позволить себе ряд вольностей и понаблюдать за реакцией Карамазова.

Иван посмотрел на неё сверху вниз. Не успев высказать и слова протеста, почувствовал, как в его губы уже впились требовательным поцелуем. И он ответил.

С момента, как они познакомились. С момента, как их встречи становились чаще. С момента, как он стал единственным человеком, который был готов её слушать, Мери понимала, что находит в нём своё лекарство. Ей самой было интересно, когда же она наконец потеряет всяческий контроль над собой и её тело перехватит инициативу.

Княжна отстранилась, слизывая со своих искусанных губ капельки крови. Иван же демонстративно отвернулся и стал собирать кальян. Повисла неловкая и долгая пауза.

– Я сделала, что давно хотела, – словно пытаясь оправдаться, сказала Княжна.

– Тогда зачем оправдываешься? – пожал плечами Карамазов, уселся в своё кресло и стал раскуривать кальян.

Княжна сходила на кухню и принесла несколько новых пакетов вина. Сев на диван напротив, она осматривала кабинет. На полках среди книг – множество безделушек, весьма милых и необычных, привезённых со всех краёв света, где только этот человек успевал побывать. Не зная, кто хозяин квартиры, Мери скорее бы поверила в то, что им была Панночка. И почти все безделушки – склеены.

– Тут землетрясение прошло?

– Шлюхотрясение, – засмеялся Иван. – Бывшая моего бывшего решила разгромить квартиру. Теперь нет ни соседа-бывшего у меня, ни вещей.

– Я думала, твой бывший – это Ленский, – подколола Мери. И тихо добавила. – Он не объявлялся?

– Пару раз списывались в прошлом месяце. – Иван аккуратно передал трубку кальяна Княжне, так что их пальцы соприкоснулись на несколько секунд дольше положенного.

– Павел Петрович сказал, что Ленский кого-то убил и теперь должен скрыться.

– А ты знаешь, что не «кого-то», а девочку, которая обидела внука Барыни?

Мери закашлялась. Казалось, сейчас она задохнётся от злости. Иван знал, что эта новость Княжне понравится. Ведь она была именно той, кого пытал и ломал Чёрный Человек за то, что она то ли убила, то ли покалечила реального человека, не творца.

– Старая сука! Павел Петрович вскользь упоминал, что какая-то жемчужина пошла не туда…

– Видимо, на лечение. – Иван начал пить вино уже просто из пакета. Заметив взгляд девушки, сказал: – Сейчас допьём это, и я открою свои запасы. Порадую тебя чем-нибудь вкусненьким.

– Хочешь порадовать – убей меня, – грустно сказала Княжна.

– Упей? Это можно, – улыбнулся Инквизитор и достал из бара бутылку «Егермейстера».

– Ты больной – вино с егерем мешать? – стала открещиваться девушка. – Это же даже не по-немецки. А ещё ты пить не умеешь. Ты напиваешься быстрее меня.

Иван вновь затянулся кальяном. Мери, конечно же, была права. А напивался он сейчас, чтобы перестать себя контролировать и думать о последствиях. Последнее, чего ему хотелось – это признаваться себе в том, что Княжна не только развеивала его скуку, но и была странной родственной душой. Но мужчина не собирался ни с кем сближаться. Точнее, он боролся с собой, чтобы этого не делать.

– Зачем тебе смерть?

– Я не хочу жить в том рабстве, на которое меня обрекли.

– У этого рабства есть куча преимуществ. Мы можем делать в этом мире, что хотим. Да, иногда нужно заниматься грязной работой. Но это не так уж плохо, если это делается ради свободы.

– Это у тебя есть эта свобода, – сказала Княжна, выдыхая колечки дыма. – А у меня есть только грязная работа.

– У тебя есть приключения, – улыбнулся Иван.

– Есть, – задумчиво протянула девушка. Затем встала, приблизилась к мужчине и запустила руку в его волосы, требовательно оттягивая голову Карамазова назад.

Такого Иван простить ей не мог. Кончиками пальцев он коснулся запястья молодой особы, перехватывая инициативу. Поднялся из кресла. Княжна попятилась назад к дивану и плавно опустилась на подушки. Опираясь на здоровую ногу, Иван склонился над девушкой, нежно провёл рукой по скуле, переместился к шее и сильно, властно сжал руку. Не ожидая такого развития событий, Княжна рефлекторно влепила мужчине пощёчину. Иван ослабил хватку, Мери тут же сориентировалась, попытавшись ухватиться за Ивана и одновременно скатиться вниз. Через мгновение, лёжа на полу, Карамазов стонал от боли, неудачно задев больной ногой диван, а Княжна победоносно восседала на нём и пила из горла «Егермейстер».

– Никогда, слышишь, никогда так не делай. Это понятно? – в голосе девушки были и злоба, и азарт, и гордость собой.

Иван только недовольно пыхтел.

– А теперь, – передавая бутылку Ивану и снимая с себя майку и бюстгальтер, – как насчёт того, чтобы наконец потрахаться?

– У меня болит голова. И нога, – пробурчал Карамазов, слегка приподнимаясь и выпивая ликёр.

Княжна тут же стянула с него футболку и принялась расстёгивать ремень на штанах.

– Зато всё остальное не болит, – хохотнула пьяная Мери и принялась нежно ласкать вяло сопротивляющегося мужчину.

Княжну хотелось убить прямо на месте за всё, что она себе позволяла, за то, как она вообще не ставила ни во что Ивана и считала, что может его сломать. Однако, глядя на эти оленьи ресницы, огоньки в глазах, на то, как непринуждённо она умудряется раздевать себя, его и успевать запивать это всё алкоголем, Иван скорее развлекался. Очевидно, что за этот год между ними возникла не страсть, но химия. Что все встречи напоминали игру двух пауков, каждый из которых считает противника добычей. И, как назло, в голове Карамазова всплыли слова Володи: «Заводить отношения с Княжной – это всё равно, что разжигать костёр на торфянике».

Горящий торфяник в этот момент уже осталась совершенно без одежды и хитро облизывала губы. Понимая, что нужно хоть как-то оказаться победителем, Иван потянулся, положил обе руки себе под голову и сказал:

– Ладно, давай, удиви меня.

***

За что Чичиков не любил большие города, так это за то, что в них его слишком часто отвлекали потусторонние силы. Ему было жаль всех этих неупокоенных, и он старался как-то облегчить их участь: беседовал, объяснял, что нужно отпустить все планы, и тогда можно будет уйти спокойно. Работал эдаким психотерапевтом для привидений. Но из-за этой своей особенности он постоянно опаздывал на важные встречи и на занятия в институт.

Саша сидел в «Макдональдсе» на Тверской и грустно уплетал чизбургер, листая ленту новостей, когда к нему подсел запыхавшийся Чичиков.

– Что, опять бабулек через дорогу переводил на тот свет? – насмешливо поинтересовался парень.

– Типа того.

– А, ну понятно, – хмыкнул Чацкий и тут же перевёл тему: – Печорин не идиот. Он продал свою машину пару месяцев назад. Так что здесь след обрывается.

– Я сразу говорил, что влезать в голову к ДПС-никам, чтобы те подняли свои базы, было крайне нелепой затеей.

– Уж получше, чем спрашивать каждого встречного мертвяка: «Вы не видели этого человека?» – передразнил Чацкий.

– Саша, к делу. – Времени у Павла было не так много. Его совершенно не устраивала потеря работы, и поэтому он занялся репетиторством, чтобы хоть как-то получать деньги и занять голову какими-то мыслями, кроме депрессивных.

– До Марго он доезжал обычно где-то за двадцать минут. А до Остапа примерно за сорок или около часа. Это сужает круг поисков.

– Как ты узнал?

– Я поехал на бывшую квартиру Остапа. Ну, там, проверить ещё раз, всё ли мы забрали, прежде чем ключ хозяину отдавать… И тут я вдруг кое-что вспомнил. Ося однажды упоминал, что Печорину, когда тот едет к нему из дома, от двери до двери примерно сорок минут. Ну, это если без пробок. Не помню уже сейчас, к чему он мне это рассказывал…

– Хм-м-м… – протянул Чичиков. – Возможно, стоит спросить Васю, может быть, они вместе на машине тоже ехали… Или Вася его мог ждать… Марго живёт в центре, Вася – на северо-западе, Ося жил на юго-востоке… Да ну нафиг, чушь какая-то! Таким манером рассчитать, где жил Печорин, нереально.

– И что ты тогда предлагаешь? – слегка оскорбился за свой план Чацкий.

– Придётся прогуляться по всем кладбищам столицы. Подниму ребят, попрошу помочь. Вдруг кто-нибудь его видел, – задумчиво проговорил Павел.

– А что они все получают за то, что ты их призываешь и они тебе служат? – потрясая картошкой фри, спросил Малыш.

– Я их больше не беспокою, – сказал Паша и зловеще улыбнулся. Настолько зловеще, насколько мог с этим своим максимально безобидным выражением лица.

***

За окном завывал ветер, и, казалось, он пронизывает каждую комнату огромного поместья.

Мэл сидела за большим столом и грустно ковыряла вилкой овощи. Во главе стола находился Ипполит Матвеевич Воробьянинов, аккуратно разрезая стейк из мраморной говядины.

– Как прошёл твой день? – вежливо спросил мужчина. – Что сегодня изучала?

– Твоя репетиторша закошмарила меня дурацкими французскими словами. Мне не нравится французский. Зачем он мне? – капризно отозвалась Мэл.

– Затем, Марья, что всё твоё образование оставляет желать лучшего, – спокойно ответил мужчина.

– Просто верни меня домой, и тогда моё образование перестанет быть твоей заботой, – пробубнила девушка.

– Ты ежедневно об этом просишь, а я ежедневно говорю тебе «нет». Твой побег мы уже проходили, и твоё счастье, что тебя первыми нашли мы, а не местная фауна. Но я говорил тебе: если ты не будешь вести себя, как дурной подросток, я подумаю, как организовать твою встречу с родителями. И замять то, что ты, дорогуша, находишься в розыске. За убийство, напоминаю, лучшей подруги.

– Я и есть дурной подросток, – оскалилась Мэл. – И я не убивала Ви, это сделал Ленский, а значит, вся ваша шайка! А с полицией настоящего убийцу обязательно посадят… – девочка проглотила появившийся в горле ком.

– Однако за эти несколько месяцев ты слегка поумнела, – возразил Киса, пропуская мимо ушей финальные реплики девушки. – Пораскинула мозгами, поняла, что искать тебя никто и не собирается, и решила не буянить. Всяко лучше свободно перемещаться по поместью, чем сидеть взаперти. Мне тоже твоё присутствие здесь не очень-то нравится.

– Боишься, что наличие какого-то подростка в твоём поместье тебе всю репутацию испортит и подтвердит стереотип, что вы, депутаты, сплошь маньяки-педофилы-коррупционеры? – язвительно поинтересовалась Мэл.

– На внучку или дочку мою ты не очень тянешь, это правда, – ничуть не обиделся Воробьянинов. – Дети депутатов, они, знаешь ли, должны в Англии жить или в Италии. А ты взаперти на Урале отдыхаешь. На молодую любовницу тоже как-то не проходишь. Не балерина, не гимнастка, не фотомоделька. И, опять же, золотых яхт я тебе не дарил, как и квартир в Нью-Йорке.

– Очень смешно, – фыркнула девушка.

– Остаются гнусные инсинуации. Радость очередного оппозиционного журналюги, который надумает про меня расследование сделать. Но и это лишь в том случае, если кто-нибудь вообще узнает, что ты здесь.

Мэл потянулась к фруктам и со звоном опрокинула стоящий рядом бокал. Тут же к столу неслышно, как тень, приблизилась женщина в форменном платье и принялась ловко устранять последствия катастрофы, учинённой юной особой.

То, к чему Мэл так и не смогла привыкнуть, так это к тому, что весь обслуживающий персонал в этом поместье был глухонемым. У этих людей была своя жизнь на нижних этажах, все они, жухлые тихие человечки, не обращали никакого внимания на девочку и просто выполняли свои обязанности. Мэл насчитала, что слуг было около двадцати. Ремонтники, повара, уборщики, сантехники – все отличались железной дисциплиной. Девушка даже стала запоминать какие-то жесты, чтобы общаться с прислугой, но это не всегда получалось.

Что касается прислуги в поместье, Воробьянинов давал людям второй шанс. Он потратил какое-то время, чтобы найти бедных и одиноких лиц со всей России, которые готовы были начать другую жизнь. Весь его штат был безмерно благодарен мужчине. Охрана поместья преимущественно состояла из военных, чьи дети, родители или жены были тяжело больны, и лечение стоило баснословных денег. И не всегда должно было проходить в этой стране. Они отдавали верность за жизнь своих близких. Воробьянинова это полностью устраивало.

– Что там нового в Москве? В этих ваших правительствах? – поинтересовалась Мэл.

– Пытаются протащить очередные дурацкие законы. Меня беспокоит министерство образования, – как будто уже разговаривая сам с собой, сказал Киса.

– Что, вас хотят запретить?

– Зря смеёшься. Вы ничего не читаете. Нас постепенно забывают, ненавидят. Так рано или поздно мы перестанем существовать, и никакие жемчужины не смогут поддерживать нашу жизнь.

– Вас не будет, будет кто-то ещё, – легкомысленно пожала плечами Мэл.

– Ты не очень понимаешь. Твоему поколению не нужно думать. Такие, как я, всё решат за вас. Но, в отличие от них, я хочу что-то менять к лучшему.

– Ипполит Матвеевич, я поражаюсь. Вы – группа людей со сверхспособностями – не можете прижать к ногтю правительства всех стран мира и править как вам хочется? Чем вы вообще занимаетесь? Будь у меня хоть одна такая способность, я бы уже давно…

– Получила бы пулю. Была бы сдана в дурку, лежала бы овощем. Сидела бы в тюрьме. Мы сильны, но не бессмертны. Власть не даётся за сверхспособности. Власть не даётся за ум.

– И за что же даётся власть?

– Деньги. У Варвары Петровны нет никаких способностей, кроме долгой жизни. Но Барыня знает про всё, что планируется в этой стране. Ещё в Советском Союзе к ней приезжали партийные деятели. Посоветоваться? Как бы ни так. Вот валюту взять – это всегда пожалуйста. Девяностые? Все бандиты Москвы ходили к ней на поклон. Там вот да, она помогала не деньгами, но нашими силами. И деньги её множились.

– Почему же она не президент, например?

– Зачем? Официальный правитель всегда принимает решения. Решения, которые за него принимают люди с деньгами. Олигархи, корпорации. Всё просто. Деньги, Марья. Далеко ходить не нужно, посмотри на всех, кто работает в этом поместье. Я плачу им, и благодаря деньгам их жизнь становится лучше. А они делают то, что нужно мне.

– Они просто боятся!

– Нет, Марья. Вот давай представим. Я даю тебе столько денег, что ты можешь воплотить всё, что ты захочешь. Хоть метить во власть. Готова бы ты была за эти деньги втихаря убить любого из Книжных Червей?

– Ты прогадал, – Мэл нервно рассмеялась. – Твои деньги не могут вернуть мне Виолетту.