Читать онлайн Коварный брамин из Ассама. Гибель империи. Реванш Янеса

Глава 1

Убийство министра

– Они идут, господин Янес, они идут! Сражение обещает быть жарким…

– Хотелось бы мне знать, когда ты наконец начнешь именовать меня «ваше высочество»? Когда велю палачу отрубить тебе кончик языка?

– Вы никогда этого не сделаете.

– На твоем месте, дружище Каммамури, я бы не слишком обольщался. Все же я для тебя – господин Янес. Ну, или Белый Тигр, как Сандокан – Малайский.

– Вы оба – великие люди! Великие, господин!

– Дьявол тебя побери! Да уж, в Индии и Малайзии мы и правда всласть порезвились, чтобы не заржавели наши великолепные карабины.

– Ваше высоч…

– Нет-нет, Каммамури! Называй меня так только при дворе. Ты не ослеп, часом? Не видишь, что мы посреди густого леса, где нет ни докучливых министров, ни блистательных паркетных генералов?

– Я просто исполнял ваш приказ, господин Янес.

– Ладно, ладно. Все мои придворные обожают громкие титулы и высокие звания. Великие полководцы! Ха! Они так и раздуваются от гордости, но могу поклясться, никто из этих увальней, которые опустошают государственную казну, не решился бы отправиться с нами на сегодняшнюю охоту. Так что ты хотел сказать, мой добрый Каммамури?

– Что буйволы уже близко.

– У тебя острый слух!

– Я индиец, а значит, прирожденный охотник.

– Я, конечно, всего лишь европеец, сын Португалии, и совсем не…

– Не прибедняйтесь, господин. Вы убили больше тигров, чем я.

– Я уж и не помню сколько, – ответил Янес. – Близко, говоришь?

– Ручаюсь.

– Много их?

– Сами знаете, эти рогатые чудища передвигаются большими стадами.

– Ты прав.

– Повозка у нас крепкая, господин Янес. Надеюсь, они не смогут ни разломать ее, ни перевернуть.

– А я надеюсь, что эти твари обломают об нее рога, – ответил Янес. – Знаешь, меня беспокоит, что наш корнак[1] на своем слоне забрел куда-то в лес. Так и охоту прозевать можно. Все индусы – те еще плуты.

– И я, ваше высочество?

– Черт возьми, Каммамури! Прекрати цепляться к словам. Хочешь, чтобы я потерял самообладание, как раз когда нужны стальные нервы и идеальная невозмутимость?

– Молчу, ваше высочество.

– Чтоб тебя туг[2] задушил! Вижу, ты решительно настроен вывести меня из себя!

– Вовсе нет, господин Янес.

– Ладно, некогда мне с тобой препираться. Я все-таки беспокоюсь о Сахуре. Если на него наткнутся буйволы, они просто выпотрошат бедолагу, хоботом он от них не отмашется.

– Сахур – не какой-то там мерг, господин Янес. Он – кумареа[3], огромный, точно скала, и сильный, как сотня данавов[4].

– Это ваши индийские сказочные великаны? А по-моему, они больше походят на огородные пугала. Вот у нас в Европе великанов было всего двое. Зато каких! Самсон и Геркулес. Любой из них мог бы положить пятьсот данавов на одну ладонь, а другой прихлопнуть и… Ого! Кажется, я тоже что-то слышу. Кто-то прорывается сквозь джунгли, того и гляди перевернут все вверх дном. Посмотрим, сумеют ли эти бестии справиться с нами. Эй, там! – крикнул Янес. – Карабины на изготовку!

Огромная повозка из толстых бревен, скрепленных стальными крючьями, и с высокими, без спиц колесами стояла, слегка увязнув в жирной почве. Вокруг высились стройные зонтичные и кокосовые пальмы, развесистые тамаринды[5] и манговые деревья.

Повозка была не обычной индийской пальки-гири, в которую запрягают зебу. Те, хотя и массивные, все же более изящны: с пологом на резных столбиках, окрашены, как правило, в небесно-голубые тона и разрисованы цветами и изображениями богов. Эта же напоминала скорее бастион на колесах: сдвинуть с места ее мог лишь с помощью своей невероятной силы слон-кумареа. Даже шести парам индийских буйволов, куда более сильных, чем их европейские сородичи, подобный подвиг оказался бы не по силам.

В странной повозке находилось восемь человек. Слона, тащившего ее, погонщик загнал в густые манговые заросли. Во главе охотничьей партии был тот, кто желал, чтобы его именовали высоким титулом, ну или хотя бы господином Янесом: европеец лет пятидесяти, с густой седеющей бородой, загорелый от долгого пребывания в тропиках.

Он был одет в простой костюм из белой фланели, довольно просторный, чтобы не стеснять движений. Талия стянута голубым шелковым кушаком, на котором сразу бросалась в глаза вышитая буква «С». За пояс заткнуты два громадных индийских длинноствольных пистоля, вполне способных составить конкуренцию современному оружию.

Человек, не спешивший величать товарища высоким титулом, был, без сомнения, индийцем, ровесником Янеса, только не седым, а черноволосым и чернобородым. Коренастый и мускулистый, весьма смуглый, с живыми, подвижными глазами, придававшими ему несколько свирепый вид, он имел тонкие, все же благородные черты лица, которыми отличаются высшие индийские касты, никогда не пересекающиеся с париями. В ушах его посверкивали крупные золотые серьги, с шеи на зеленый кафтан, искусно вышитый драгоценной канителью, свисали бесчисленные жемчужные ожерелья. Любой соплеменник, завидев его, воскликнул бы: «Славный маратха!..»[6]

Шестеро сидевших позади маратхи были шикари, то есть искусными охотниками. Они как рыбы в воде чувствовали себя в джунглях, кишащих тиграми, громадными питонами и прочими лесными гигантами вроде слонов, буйволов и носорогов.

Из одежды шикари носили только короткие полосатые штаны, даже их чисто выбритые головы остались непокрытыми. Зато на желтых кожаных поясах висел целый арсенал двуствольных пистолей и индийских сабель, или тальваров, для отрезания буйволиных языков.

По команде махараджи[7] охотники дружно вскинули карабины. Их лица казались невозмутимыми, хотя все понимали, с каким грозным врагом им предстоит сразиться.

– Говоришь, дружище Каммамури, что они приближаются? – продолжил беседу Янес.

– Да, ваше высочество. – Индиец сдернул с плеча карабин крупного калибра.

– Чтоб тебя, попугай! Говорят тебе, нет тут ни министров, ни придворных. Или ты вознамерился рассердить меня? Смотри, я ведь на самом деле могу велеть палачу слегка укоротить твой длинный язык.

– Что ж, ему не помешает немного поработать. Какое у него жалованье?

– Тысяча рупий в год за то, что отлеживает бока. Я же принц-гуманист. Да и Сураме моей не по душе рубить головы подданным.

– Хм… А ведь подданные вам не слишком-то преданны, господин Янес.

– Кому знать об этом, как не мне, приятель. – Португалец вздохнул. – Что ж, запасемся терпением. По крайней мере, горцы Садии искренне верны рани[8] и готовы ради нее ринуться в огонь и в воду, лишь бы сохранить ей трон, который подтачивает таинственный червь.

– Вот если бы во главе их войска встали Тигрята!

– Встанут, Каммамури, встанут.

– Хотите сказать, мы вновь увидимся с этими прославленными лесными воинами?

– Удивлен? Я уже давно думаю о них. Сам посуди. Я назначил первым министром одного достойного человека. Его подло отравили. Тогда я назначил другого. Этому подбросили в постель ядовитую змею, после укуса которой несчастный не прожил и минуты. Что завтра? У меня под подушкой окажется кобра? Или под шелковыми простынями Сурамы и маленького Соареса? Гром и молния! Если они покусятся на моих жену и сына… – Янес осекся. – Эй, там! – крикнул он. – Приготовьтесь открыть огонь!

Внезапно на раскинувшиеся вокруг молчаливые джунгли словно обрушился ураган. Деревья, кроме крепких зонтичных пальм, неподвластных даже самым сильным слонам, бешено раскачивались, шурша широкими листьями, с их вершин градом сыпались плоды. Казалось, в недрах леса зародилась страшная буря, сопровождаемая странным ревом. Это мычали арни, знаменитые индийские буйволы-бхаинсы, куда более бесстрашные, чем бизоны американского Дальнего Запада. Они отличаются мощным, под стать носорожьему, телосложением и крайне скверным характером, а при ранениях впадают в бешенство.

Внешне бхаинсы не похожи ни на бизонов, ни на диких быков Африки. Они напоминают скорее вымерших туров, еще не так давно обитавших в лесах Германии и Польши: тупомордые, широколобые, с рыжеватым хохолком на лбу и полумесяцем длинных, слегка приплюснутых и загнутых назад рогов. Шея – толстая и короткая, спина – горбатая совсем как у бизонов североамериканских прерий. Такой буйвол имеет бурый окрас, только горб его покрыт густой черной шерстью.

Если среди копытных и есть действительно свирепые животные, это бхаинсы. Американские бизоны при виде охотников убегают и безропотно позволяют себя убивать. А индийские буйволы не готовы просто так расстаться с жизнью: зрение у них плохое, зато нюх тонкий. Живут они стадами в полсотни голов и способны отразить любое нападение: несмотря на крупные размеры, они достаточно проворны, а в скорости способны сравниться с лошадьми. Учитывая их вздорный нрав, горе индийцу, попавшемуся им там, где поблизости нет деревьев, на которые можно забраться.

Их острые рога наносят страшные раны. Не раз и не два в джунглях находили людей с животом, распоротым одним режущим ударом. Даже тигры, как бы голодны они ни были, опасаются буйволов и редко нападают на них.

Что особенно ужасает в этих тварях, это их неимоверная сила, позволяющая не обращать внимания на людей, обитающих по соседству. Они способны идти напролом по зарослям, через которые не продраться самым опытным звероловам.

Гнев буйволов, будь то африканские, азиатские, а временами и американские, чудовищен. Они могут с завидным упорством преследовать человека, временами обгоняя его и прячась в кустах, чтобы неожиданно напасть, поддеть на рога, после чего яростно затоптать.

Однако Янес был искусным охотником. Он хорошо знал привычки этих «лесных телят-переростков», как он их называл, и загодя принял меры предосторожности, велев соорудить монументальную повозку, перевернуть которую было бы не под силу даже слонам. Кроме того, с ним вышли на охоту не только бесстрашные шикари, но и прирожденный охотник-маратха.

Буйволы, вероятно, уже почуяли врагов, они неслись по лесу, вытаптывая кусты и заставляя раскачиваться деревья. Ревели они так, словно им не терпелось вступить в бой.

– Готовы? – спросил португалец, прислушавшись.

Он не сводил глаз с леса.

– Готовы, – в унисон ответили охотники.

– Тысяча чертей! Сейчас мы им покажем. Давненько я не охотился на буйволов, но эти сами напросились, повадившись топтать посевы, а заодно и моих добрых подданных. Ага! Глядите в оба, они уже близко.

Стадо приближалось с шумом, напоминающим рев урагана. Полсотни крупных быков бежали, пригнув рога к земле.

– А они и правда наводят страх, – спокойно заметил Янес. – Жаль, Тремаль-Наика с нами нет.

– Он присматривает за маленьким Соаресом, – напомнил маратха.

Не успел он договорить, как сухо затрещали карабины. При звуках выстрелов буйволы резко остановились. Двое замертво повалились на траву, третий в агонии дергал ногами и громко мычал.

– Запасные карабины! – приказал Янес.

Охотники перевооружились и приготовились вновь открыть огонь. Притормозившие было животные ринулись в атаку. Они явно намеревались разнести повозку ударами рогов или хотя бы перевернуть ее.

– Пли! – скомандовал Янес.

Над джунглями прокатилось слитное эхо восьми выстрелов. Еще три буйвола упали, но остальные и не подумали останавливаться. С диким мычанием они, точно бешеные, уже почти добежали до повозки, когда из кустов неожиданно возник ревущий слон, на спине которого сидел полуголый корнак-индус.

– Сахур! – вскричал Каммамури, хватая запасной карабин. – Куда несется этот болван? Хочет, чтобы ему брюхо вспороли?

– Прикроем его, – ответил Янес. – Но не спеши. На слона мне плевать, их у меня без счета. Надо спасать беднягу-погонщика. Если ему не удастся усмирить Сахура, его самого могут ненароком поднять на рога. Не стреляйте! Кто-нибудь, перезарядите карабины.

Слон, видимо взбудораженный страшным мычанием быков, покинул убежище и оказался перед стадом. Это был истинный кумареа с мощным хоботом, крепкий, как скала. Если бы он пошел в атаку, буйволам не поздоровилось. Корнак стрекалом пытался загнать слона обратно в заросли, но упрямец воинственно трубил и рвался в бой.

– Каков смельчак, дьявол его побери! – восхищенно воскликнул Янес. – Может, он хочет нас защитить?

– Я бы этому не удивился, – кивнул Каммамури. – Сахур очень умный слон.

– Пли! – скомандовал Янес.

Над джунглями прокатилось слитное эхо восьми выстрелов.

– Будьте готовы стрелять по моей команде.

Буйволы опять остановились, роя копытами землю и угрожающе мотая огромными головами. Казалось, они колеблются, не зная, на кого напасть в первую очередь – на людей или на слона, трубившего без умолку. И вот враг был выбран. Буйволы решили, что справиться с толстокожим будет легче, чем с повозкой, напоминающей крепость. Выстроившись широким полукругом, они пошли на слона. До него оставалось всего ничего, когда откуда-то послышалось ржание.

– Гонец? – Янес несколько побледнел. – Неужто в моей столице случился переворот? Карабины у всех заряжены?

– Да, ваше высочество, – ответил Каммамури. – Можем в любой миг одарить быков тридцатью пятью пулями.

– Маловато.

– Ничего, патронов у нас хватает.

– Не уверен, что они позволят нам перезарядить оружие, дружище. Все готовы? Карамба! Да это Биндар!

Из леса показался вороной жеребец, во весь опор скакавший к повозке. В седле сидел молодой индиец, сухощавый, как факир. Он крепко держал поводья, а его ноги упирались в стремена, совершенно непохожие на те, которыми пользуются индийские мусульмане, – широкие и с острыми краями.

Увидев буйволов, конь встал на дыбы и развернулся, собираясь задать стрекача. Инстинкт подсказывал ему, что от них нужно держаться подальше.

– Биндар! Что ты здесь делаешь? – крикнул Янес. – Жить надоело?

– Господин, – завопил в ответ индиец, – вашего нового министра отравили! Он умер два часа назад!

– Что ты несешь?

– Я говорю правду, ваше высочество.

– А что с Сурамой и моим сыном?

– Они живы. Но возвращайтесь как можно скорее. Тремаль-Наик обеспокоен.

– Понятно. Сначала нам придется отделаться от этих зверюг. Скачи, Биндар! Кланяйся от меня Сураме и присмотри за Соаресом. Поспеши же, поспеши!

– Я все передам, махараджа! Да защитит вас Вишну!

Конь перешел в галоп и тут же скрылся под лесным пологом.

Разозленные буйволы быстро сообразили, что с повозкой и слоном, вооруженным опасными бивнями и хоботом, им не совладать, поэтому пустились вдогонку за всадником. Видимо, надеялись, что уж его-то они с легкостью затопчут. Из зарослей донеслись два пистолетных выстрела. Вскоре взбешенное стадо исчезло в джунглях.

– Слышал, Каммамури? – спросил Янес изменившимся голосом. – Уже третьего министра отравили! При дворе полно предателей. Завтра отравят меня, потом мою жену и сына, а затем придет очередь всех моих верных друзей. Проклятие! Меня начинает тяготить корона. Клянусь рогами всех чертей ада! Эта империя, как льстецы именуют Ассам, не стоит нашего крохотного Момпрачема.

– Да, господин, новость, которую принес Биндар, совсем не радует. Похоже, при вашем дворе окопались дакойти[9], отравившие половину Бунделкханда[10].

– Сомневаюсь. – Янес в задумчивости теребил спусковой крючок карабина. – У меня из головы уже несколько дней не выходит одна мыслишка…

– Какая?

– Возможно, Синдхия сбежал из калькуттского дома умалишенных, куда мы его упекли.

– Быть того не может! Кроме того, этот пропойца даже на свободе ни на что не способен.

– Мне б твою уверенность, дружище Каммамури. Вокруг плетут тенета предательского заговора, а опаснее индусов-заговорщиков никого нет на свете.

– Господин, надо немедленно возвращаться.

– Если буйволы нас пропустят. Эй, корнак! – крикнул Янес погонщику, сумевшему наконец усмирить слона. – Уводи Сахура, пока все спокойно! Нам нужно срочно вернуться в столицу.

– Будет исполнено, махараджа, – ответил корнак. – Теперь животное мне подчиняется, и я отведу его в безопасное место. А если вновь заартачится, мой крюк не останется без работы.

– Тогда действуй.

– Слушаюсь, господин.

Не видя больше буйволов, слон присмирел и послушно выполнял приказы погонщика. Сначала, правда, он попытался приблизиться к повозке, то ли собираясь защитить людей, то ли сам ища у них защиты, а потом покачал массивной головой и скрылся в густых зарослях.

– Возвращаться… Проще сказать, чем сделать, – вздохнул Янес. – Хотелось бы мне посмотреть на других охотников в подобных обстоятельствах. Увы, нам не удалось как следует проредить стадо, значит придется пока оставаться здесь.

– А буйволы не догонят Биндара? – спросил Каммамури.

– Он отличный наездник и скачет на одном из лучших моих коней. Буйволы нападают стремительно, но у них короткое дыхание.

– Значит, они вернутся?

– Мне кажется, я уже вижу их перед собой. Эти твари никогда не оставят поля боя, не попытавшись отомстить, и их набеги наводят ужас не только на местных охотников, но и на европейцев, приезжающих в Азию опробовать свои крупнокалиберные карабины. Отравили… Уже третьего отравили! Безумие какое-то.

– И правда поразительно.

– Однако на сей раз я не отступлю, пока не дознаюсь, какой шакал совершил это преступление. Ему не избежать знакомства с топором моего палача. Я очень рассчитываю на Тимула. Он прекрасный следопыт, и если возьмет след убийцы, то пройдет по нему хоть до великих Гималаев или в самое сердце Тибета. Я не понимаю, в чем причина этих убийств. В конце концов, народ любит меня, а рани любит еще больше. Казалось бы, все прекрасно, и вдруг эти предательские отравления. С этого вечера я не буду есть ничего, кроме вареных яиц, которые сам очищу.

– Это вы правильно придумали, сеньор Янес. Никому теперь нельзя доверять. Я буду лично печь лепешки для вас, рани и маленького Соареса.

– Что? Старый охотник превратится в булочника?

– Мы, маратхи, умеем не только убивать тигров и слонов, но и месить и печь хлеб. С этого дня заведовать дворцовой кухней буду я. Если только замечу, как кто-то из поваров подбрасывает в еду яд, мигом отрублю ему голову своим тальваром.

– А потом бросишь его труп тиграм, живущим в наших садах.

– Слушаюсь, господин Янес. Нужно примерно наказать негодяев, грозящих отправить всех нас в объятия Кали.

– Сперва их поймай.

– Постараюсь.

– Нужно решить, что будем делать по возвращении. И раз уж ты сам вызвался кашеварить, готовь для меня и моей семьи только яйца.

– Они скоро вам поперек горла встанут, – рассмеялся Каммамури.

– Прибавь к ним фрукты. Но очищать их я буду сам.

– Не стоит, господин Янес. Очень легко тонкой иглой ввести яд кобры под кожуру банана.

– От твоих слов у меня мурашки по коже, хотя день сегодня жаркий и солнце припекает вовсю. На нашем Момпрачеме никогда бы не случилось ничего подобного… Похоже, буйволы возвращаются?

– Похоже, что так. Теперь они еще злее и наверняка попробуют перевернуть повозку.

– Карабины заряжены?

– Да, ваше высочество, – отозвался один из шикари.

– Надо преподать суровый урок этим телятам.

– Слышите, господин Янес? – вскричал Каммамури. – Ломятся через подлесок, хотят подобраться с другой стороны.

– Посмотри, не свисают ли у кого-нибудь из них лошадиные кишки с рогов.

– Не дай бог! Ведь это бы означало, что и Биндар мертв.

– Он мог спастись, забравшись на дерево. Все готовы?

Буйволы неслись во весь опор, ломая и топча кусты своими тяжелыми копытами. На краю поляны, где стояла повозка, они немного притормозили, угрожающе мыча. Животные были в мыле. Пот тонкими серебристыми нитями стекал с их темных шкур на землю. Похоже, конь Биндара заставил их хорошенько побегать и, скорее всего, сумел спастись, потому что на рогах не было заметно следов крови. Бока тварей тяжело вздымались, глаза страшно налились кровью.

– Огонь! – крикнул Янес, которому уже порядком надоело упорство бестий.

Один за другим грянуло восемь выстрелов. На лесных великанов обрушился град пуль. Трое или четверо упали с перебитым позвоночником: охотники даже не пытались прострелить крепкий череп или мощную грудь. Однако прочих животных это не остановило. Они ринулись на повозку, выставив вперед рога, будто решили не уходить, пока не отомстят за товарищей.

Ужасный момент! Повозка была крепкой и тяжелой, но Янес все же немного побледнел.

– Не давайте им приблизиться! – надрывался он. – Огонь! Огонь! Огонь!

Глава 2

Яд бис-кобры[11]

Шикари стреляли хладнокровно, как подобает бывалым охотникам. Пули сыпались градом, но буйволы, охваченные жаждой мести, не отступали. Три раза они атаковали повозку, оставляя на поле сражения убитых и раненых товарищей: Янес и Каммамури, оба меткие стрелки, били точно в цель. Однако оставалось еще десятка четыре быков, если не больше, и все на редкость крупные.

От очередного мощного удара повозка, несмотря на всю свою тяжесть и увязшие в мягкой земле колеса, с громким скрипом подалась назад. Янесу с товарищами казалось, что они угодили в самый эпицентр землетрясения и их убежище вот-вот развалится, но толстые бревна, скрепленные железными крючьями, выдержали. Тогда буйволы, впав в невиданный раж, удвоили напор. Их рога ломались или застревали в древесине. Охотники приканчивали их в упор из своих великолепных индийских пистолетов, превосходящих самые современные револьверы Старого и Нового Света.

Залп следовал за залпом, вспышка за вспышкой, пуля за пулей. Два шикари молниеносно перезаряжали карабины и подавали их остальным. Все сохраняли завидное присутствие духа, хотя повозка раскачивалась, будто корабль во время шторма. Дюжина раненых и мертвых буйволов уже лежала на земле, когда из джунглей донесся трубный рев.

– Каналья! – воскликнул Янес, прикончив из пистолета старого быка, чьи рога так глубоко вонзились в бревно, что он не смог высвободиться. – Этот дуралей совсем спятил? Или ему жить надоело? Интересно мне знать, чем там занимается корнак, дьявол его раздери! Похоже, нам не удастся выбраться из передряги, не потеряв слона. А кто потом потащит повозку в город?

Ругая Сахура, он не забывал попеременно палить из карабинов и пистолетов, задавая настырным буйволам отменную взбучку.

– Нет-нет, господин Янес, Сахур не спятил, – возразил Каммамури, опуская еще дымящийся карабин. – Сахур идет нам на помощь. Ах, до чего же умные животные наши слоны! Смотрите, он послушно исполняет приказы своего погонщика, словно ягненок.

Серый гигант появился на поляне. Кого он точно не напоминал в эту минуту, так это ягненка. Задрав хобот и выставив вперед бивни, Сахур воинственно затрубил. Погонщик, сообразив, что собирается делать его подопечный, больше не пытался использовать анкус[12]. Напротив, он говорил со слоном ласково, называя того сильнейшим среди сильных, могущественнейшим среди могущественных, великим истребителем тигров.

Славный слон, поддавшись на похвалы, бросился на буйволов и принялся раздавать направо и налево удары хоботом. Буйволы падали с разбитыми черепами и переломанными костями. Охотники не прекращали стрелять, но от слона пользы было явно больше. Проворный, несмотря на свой немалый вес, гигант ловко уворачивался от буйволиных рогов.

– Вперед, сын Вишну! – подбадривал его погонщик. – Вперед, о ужас джунглей! Растопчи тех, кто угрожает твоим хозяевам!

Слон отвечал на атаки врагов не менее мощными атаками. Он подбрасывал буйволов в воздух и затем с ненавистью топтал их могучими ногами, размалывая им кости.

– Гром и молния! – кричал Янес, восторженно паля из пистолета. – Давай, Сахур!

Будто узнав голос хозяина, толстокожий ворвался в самую гущу стада, толпившегося у повозки в тщетных попытках ее перевернуть. Он крушил кости и горбы, разбивал черепа, сносил головы и время от времени длинными острыми бивнями пригвождал к земле какого-нибудь буйвола, попытавшегося вспороть ему брюхо.

– Вперед, Сахур! – вопил корнак, прячась за огромными слоновьими ушами. – Бей! Рази, убивай, как делали Брахма, Шива и Вишну! Главное, держись подальше от рогов, и все будет хорошо.

Ему вторили шикари. Слон, воодушевленный поддержкой людей, которых хорошо знал, и опьяненный запахом пороха, устроил буйволам кровавую баню. Его гнев не утихал, а только усиливался.

Тяжелый хобот поднимался и опускался на широкие буйволиные спины с грохотом, напоминавшим выстрелы спингард[13]. Попробовав напоследок еще раз перевернуть повозку, упрямые сыны джунглей убрались восвояси, изрядно прореженные стрелками и слоном. На поляне осталось лежать около дюжины животных, еще несколько бились в агонии, жалобно мыча.

– Наконец-то! – воскликнул Янес, пальнув для острастки вслед стаду. – Мы потратили немало патронов, чтобы приготовить пир для тигров и шакалов.

– Как же так, господин? – удивился Каммамури. – Неужели мы даже языки у них не отрежем? Лишимся такого чудесного лакомства?

– Некогда. Мне нужно как можно скорее вернуться в город.

– Ну хоть парочку! Пусть все удостоверятся, что мы действительно убили буйволов, наводящих страх на самых смелых охотников.

– Даю тебе четверть часа, пока Сахура будут запрягать в повозку. Возьми шикари и пошевеливайся.

Семь человек с тесаками и ножами спрыгнули вниз. Янес протянул Сахуру горсть рафинада.

– Знаешь, корнак, – произнес он, – у нас удивительный слон. Вот уж не думал, что кумареа способен напасть на буйволов. Какой-нибудь мерг ни за что бы не стал этого делать.

– Согласен, ваше высочество, – кивнул индиец, поглаживая по голове слона, уписывавшего за милую душу сахар и булочки с маслом, которыми его потчевал Янес. – По-моему, Сахур – наш лучший слон.

– Что ж, нам пора. Я спешу, корнак.

– Сахур может бежать со скоростью лошади, главное – найти дорогу пошире.

– Тогда слезай и осмотри цепи. Повозка тяжелая.

– Слушаюсь, махараджа. Оглянуться не успеете, как мы уже будем в пути.

Янес спрыгнул на землю и подошел к Каммамури. Тот вместе с шикари торопливо вырезал языки буйволам. Рядом уже лежала изрядная кучка: намечалось отменное лакомство.

– Поджаришь сегодня один мне на ужин, – велел португалец. – Однако не позволяй никому прикасаться к мясу.

– Как, господин Янес? Уже не желаете вареных яиц? – засмеялся Каммамури.

– Ими я начну питаться завтра, – серьезно ответил португалец. – Все, собирайся. Остальное пусть валяется.

– Жаль бросать столько мяса на поживу шакалам. К вечеру их тут соберется несколько сотен, а к утру от нашей добычи останутся только кости.

– Нет времени, дружище. Пора ехать.

Сахура уже впрягли в повозку. Слон шумно вздыхал и нетерпеливо переминался с ноги на ногу.

– Когда можем выезжать? – спросил Янес у погонщика.

– Когда пожелает ваше высочество.

Охотники с Каммамури забрались в повозку и свалили языки в угол, прикрыв их тряпкой от крупных назойливых мух, которыми кишат индийские джунгли. Янес раскурил папиросу, а слон по приказу погонщика напряг все свои силы и рванулся вперед. Цепи натянулись. Огромная повозка, чьи колеса утопали в жирной грязи, не пошевелилась. Лишь на третьем рывке она неохотно сдвинулась с места и покатилась вперед. В густом лесу стояли предзакатные сумерки.

– Не думал, что мы задержимся допоздна, – сказал Янес, присаживаясь на ящик с припасами. – Мы ведь выехали на рассвете.

– Да, солнце едва всходило, ваше высочество.

– Чтоб тебя черти в ад утащили вместе с твоими индусскими высочествами!

– Я еще не настолько стар, господин Янес, – засмеялся маратха. – Прежде чем покинуть этот мир, я хочу вновь побывать в джунглях Сундарбана[14] и на острове Момпрачем.

– Кого ты хочешь найти в Сундарбане? Тугов? Ведь мы их всех перебили.

Каммамури только хмыкнул:

– Не спорю, в подземельях мы прикончили немало разбойников. Но всех ли? Не знаю, не знаю…

– Черт возьми. – Янес отшвырнул окурок. – Ты заронил в мою душу зерно сомнения.

– Какое же?

– Ты намекаешь, что Синдхия связался с душителями, так?

– В Индии все возможно, господин Янес, – ответил Каммамури; он выглядел весьма встревоженным.

Португалец помолчал, закурил еще одну папиросу и, выпуская густые клубы дыма, произнес:

– Что-то тут не сходится. Туги не прибегают к яду, но предпочитают душить свои жертвы. Ко всему прочему, они сейчас раздроблены и переживают нелучшие времена: англичане преследуют их, убивая без суда и следствия, словно бешеных псов. Нет, тут замешаны дакойти, нутром чую. Ты же индиец, расскажи, что это за типы.

– Ужасные люди. Ничем не лучше душителей, если не хуже. Отчаянно дерзкие, грабители и воры, сбивающиеся в шайки. Они травят людей так же легко и быстро, как очковая кобра. Особенно много их в Бунделкханде, и я бы не удивился, если пройдоха Синдхия снюхался бы с кем-нибудь из них.

– Синдхия! – нахмурился Янес, выбрасывая очередной окурок. – То есть ты считаешь, он бежал из дома скорби, куда его поместила Сурама, обеспечив ему поистине королевское содержание? Неужели принц вознамерился отобрать у нее империю? Ну уж нет! Я не позволю сорвать корону с прекрасной головки моей жены!

– Разве мы не вернули себе Момпрачем, невзирая на все британские крейсеры? Жаль, господин Янес, что при вашем дворе нет пяти десятков малайских воинов.

– Кстати, а почему бы нам их не позвать? – задумчиво проговорил Янес. – Между Калькуттой и Лабуаном протянут подводный кабель, отправка телеграммы займет не больше часа. Чтобы приплыть в Индию, малайцам потребуется недели две, ведь Сандокан, хоть и бережет свои проа[15], все-таки отдает предпочтение пароходам. Карамба! Я обеспокоен куда больше, чем тебе может показаться. Дакойти в моем дворце! Всех переловлю и перестреляю! Или нет. Лучше привяжу к пушкам и превращу в ошметки, заставлю их летать по воздуху!

– Господин Янес, вы становитесь кровожаднее Малайского Тигра.

– Я обязан защитить жену и сына, – жестко ответил португалец. – Не видать отравителям пощады. Три министра за месяц – это чересчур. Удивительно, что я сам еще жив.

– Вас слишком боятся. К тому же Тремаль-Наик всегда рядом с вами.

– Капля яда в бутылку или в креманку с мороженым – и я навсегда избавлен от вредной привычки к курению. Надо разобраться, кто за всем этим стоит. Если дакойти действительно работают на Синдхию, я никого не пощажу. Нашпигуем свинцом этих подонков, недостойных коптить небо! Сначала туги, теперь дакойти… Я позабавлюсь куда лучше, чем если буду охотиться на буйволов или тигров. Корнак, подгони слона, если можно.

– Стараюсь, ваше высочество, но джунгли слишком густые, а повозка тяжелая. Нашу тропу затоптали бхаинсы.

– То бишь буйволы?

– Они самые, ваше высочество.

– Эдак мы в столицу только к ночи попадем.

– Как выйдем из леса, подгоню Сахура, махараджа. Сделаем все возможное.

Огромная повозка раскачивалась и скрипела, будто пароход на волнах. Крепко сбитые бревна трещали, грозясь рассыпаться от натужных рывков слона, прокладывающего себе дорогу через заросли.

На джунгли стремительно опускалась ночь. Сквозь завесу листвы можно было разглядеть последние золотистые отблески солнца. Из своих дупел появились летучие мыши. Этих уродливых ночных вампиров невероятно много в Индии, особенно в Ассаме. Они принялись кружить над повозкой, расправив перепончатые крылья, размах которых достигал одного метра.

За длинную мордочку, острые зубы и плотную рыжеватую шерсть англичане прозвали их летучими лисицами. Хотя местные и окрестили летучих мышей вампирами, на деле они совершенно безобидны и довольствуются фруктами. Стая может разорить сад, но сон земледельца, дремлющего перед своей глинобитной хижиной, они не потревожат.

Впрочем, случается, что к стае летучих лисиц прибиваются рукокрылые несколько меньших размеров, предпочитающие мякоти бананов человеческую кровь. Однако и они не слишком опасны, хотя туземцы верят, будто одна мышь способна за ночь полностью обескровить взрослого мужчину или корову. Они же довольствуются всего несколькими каплями, после чего улетают. Для людей и животных, обитающих в чрезвычайно жарком климате, небольшое кровопускание скорее полезно, нежели вредно.

Из чащи донесся волчий вой, оборвавшийся на высокой, резкой ноте. Мелкие индийские волки живут многочисленными стаями, но не представляют опасности для человека. Скорее всего, хищники начали покидать свои убежища, почуяв богатую наживу, и теперь сбегались со всего леса к поляне с убитыми буйволами, чтобы вовремя поспеть к трапезе.

Янес, дабы скоротать время, а вернее, развеять дурное настроение, пристрелил несколько волков, имевших неосторожность пробежать неподалеку от повозки. Грохот его крупнокалиберного карабина, сравнимый по громкости с выстрелами из спингарды, распугал летучих мышей, метавшихся среди ветвей.

Заросли зонтичных и перистых пальм сменились лесом пореже, и слон смог прибавить ходу. Вокруг высились бутеи с узловатыми стволами и пышными кронами бархатистой листвы. Эти деревья не растут зарослями, и хотя их опутывают лианы, сильный удар хобота легко разорвет растянутые на пути «сети». Сахур побежал так быстро, что корнак вынужден был придерживать его, чтобы трясущаяся на ухабах повозка не развалилась. Пассажиры высоко подпрыгивали на своих матрасах.

И вот джунгли кончились. Перед охотниками раскинулась равнина, поросшая лишь сорной травой. Там и сям виднелись кадамбы[16], достигавшие пятнадцати футов в высоту. В сумерках еще можно было различить пятна рисовых полей. С дерева на дерево перелетали павлины. На этих птиц никто не охотится, ведь для индийцев они воплощение богини Сарасвати, покровительницы семьи и младенцев.

На другой стороне равнины в последних лучах солнца Янес увидел очертания древних, но еще крепких бастионов Гувахати – столицы Ассама, за стенами которых обитало больше трехсот тысяч человек.

– Наконец-то, – с облегчением вздохнул Янес. – Корнак, подгони слона. Если потопчет посевы, казна заплатит.

– Как бы повозка не развалилась, махараджа.

– О нас не беспокойся. В случае чего падение смягчат матрасы.

Повозка с ужасающим грохотом неслась вперед, оставляя глубокие борозды в мягкой почве. Спустя полчаса, почти не повредив поля, они въехали в город через одни из двадцати ворот. Отряд солдат в вычурных, сверкающих серебром мундирах отдал честь Янесу, на что тот любезно пожелал им доброй ночи.

Сразу же из конюшни вывели восемь лошадей, оседланных на турецкий манер: с короткими стременами и под алыми чепраками[17]. Португалец и его люди пересели на коней и пустились во весь опор, крича: «Дорогу! Дорогу!»

На улицах было множество людей, поскольку рани Ассама подарила своим подданным ночное освещение, велев развесить повсюду большие китайские фонари. Завидев принца, народ расступался и почтительно кланялся. Не прошло и пяти минут, как отряд подъехал к беломраморному дворцу с куполами, террасами и просторными внутренними двориками.

Спешившись, Янес взбежал по лестнице. Каммамури – за ним. Первым, кого они встретили, был Биндар, тот самый отважный всадник, отвлекший на себя внимание буйволов и давший передышку охотникам. Его не ранили, а значит, он каким-то чудом сумел уйти от разъяренного стада. За его спиной маячили трое стариков-индийцев в громадных тюрбанах и длинных шелковых одеяниях, почти прикрывавших острые, загнутые носы сапог. На их поясах висели тальвары с чеканными позолоченными рукоятями. Это были министры, управлявшие государственной машиной в отсутствие Янеса.

Не ответив на поклоны, португалец подошел к самому старшему и резко спросил:

– Итак, Бхарави, у нас новое преступление?

– Увы, ваше высочество. Отравили первого министра.

– Где же отравители? Завтра, чего доброго, отправят на тот свет и всех нас! Мою жену! Моего сына!

– С рани и наследником все хорошо, ваше высочество.

– Я очень тревожился за них. Где мертвец? Может быть, нам удастся понять, как именно его отравили.

– Он в Изумрудном зале.

– Идемте. Не впускать туда никого, кроме Каммамури и Биндара.

Они прошли широким двором, окруженным колоннадой в мавританском стиле, и вступили в зал, стены которого облицовывал зеленый мрамор, что переливался яркими изумрудными искрами. В центре, на низком диване лежал глубокий старец, укрытый легким покрывалом из голубого шелка.

Лицо его было искажено предсмертной судорогой. Бесцветные, словно у дряхлого тигра, глаза вылезли из орбит. Рот скалился почерневшими от бетеля зубами.

– Отравлен, это ясно с первого взгляда. – Янес промокнул шелковым платком вспотевший лоб. – Что он пил?

Бхарави подошел к столику, сделанному в форме павлина, и протянул принцу бутылку и хрустальный бокал. От бутылки сильно пахло апельсином, на дне плескалось немного грязно-розовой жидкости. Янес долго принюхивался, потом задумчиво пробормотал себе под нос:

– Индийцы слишком большие доки по части ядов, с ходу и не разберешь, что сюда подмешали.

Усевшись в кресло-качалку, он закурил и велел Бхарави рассказать, как было дело.

– Ваше высочество помнит, что три дня назад во дворец явился некий брамин, просящий милостыню?

– Еще бы я не помнил! Он пытался выклянчить у меня алмазный рудник. Хороша милостыня! Обыкновенный проходимец, я сразу отправил его восвояси. Продолжай.

– Сегодня поутру, через три часа после вашего отъезда, он пришел вновь и начал умолять об аудиенции вашего первого министра, как раз отдыхавшего в этом зале.

– Опять требовал подарить ему рудник?

– Неизвестно. Министр встретился с брамином наедине.

– Очень неосмотрительно, господа.

– Вы правы, ваше высочество. Он заплатил жизнью за свой промах.

Янес вскочил, со злостью отбросил окурок и начал расхаживать взад-вперед, засунув руки в карманы. Португалец выглядел крайне обеспокоенным, если не сказать встревоженным, хотя его храбрости и хладнокровия хватило бы на всех подданных, вместе взятых. Остановившись у столика, он еще раз понюхал бутылку, но не почувствовал ничего, кроме горьковатого запах апельсина.

– Бхарави, какой, по-твоему, яд сюда подмешали? Ты индиец и куда старше меня, поэтому лучше в этом разбираешься.

– Мне кажется, в бутылку капнули яд бис-кобры.

– Может ли выжить человек, отравившись этим ядом?

– Нет, ваше высочество. Этот яд в двадцать раз сильнее яда очковой кобры.

– Это так, Каммамури? Когда-то ты был самым знаменитым змееловом Черных джунглей.

– Все верно, господин. Бис-кобра ядовитее змей-минуток[18] и любых обычных кобр. От их укусов до сих пор нет противоядия.

– Тебе случалось их убивать?

– Сотнями. Мы с моим хозяином перебили немало бис-кобр.

– И эта рептилия действительно может брызгать ядом из зубов?

– Еще бы!

– Какого он цвета?

– Прозрачный с перламутровым отливом.

– Ты когда-нибудь пробовал смешивать его с водой?

– Нет, господин. В Черных джунглях у нас с хозяином не было времени на опыты.

– Проклятие! – Янес вновь принялся расхаживать туда-сюда, время от времени останавливаясь под четырьмя китайскими фонарями, светившими мягким, похожим на лунный светом.

Не зная, на ком сорвать гнев, Янес безостановочно курил, похожий на маневровый паровоз. Вдруг он подскочил к министру и спросил:

– Думаешь, тот человек действительно брамин?

– Не могу точно сказать, но у меня есть сомнения. Лицом он не был похож на человека высшей касты.

– Где Тремаль-Наик?

– Покинул дворец вместе со следопытом Тимулом через полчаса после того, как было обнаружено тело.

– То есть они нашли какие-то следы?

– Вроде бы. Борнейский Тигренок не уехал бы без веских оснований.

– Кто знает, кто знает… Впрочем, если с ним Тимул, можно надеяться, они что-то обнаружили. Сей юноша не потеряет след ни на пыльной дороге, ни в густом лесу. Министры, а что вы думаете об этом преступлении?

– Ничего хорошего, – ответил за всех Бхарави. – Мы все на волосок от гибели. Похоже, всех ваших министров, махараджа, решили уничтожить таинственные враги, которым мы перешли дорогу.

– Но кто они? Хотелось бы мне знать.

– Мы подняли на ноги стражу и отправили ее прочесывать город.

– Стражники что-нибудь обнаружили?

– Пока нет, ваше высочество.

– Поставьте кого-нибудь охранять труп. Случится что – сразу же докладывайте мне. Я буду в кабинете. Судя по всему, я не смогу уснуть этой ночью.

– Собираетесь открыть охоту на убийцу, господин? – вполголоса спросил Каммамури.

– Подождем Тремаль-Наика. Постой-ка и ты на страже, дружище, а если тот брамин вернется, хватай его и тащи ко мне.

– Сомневаюсь, что он вновь сунет сюда нос, – покачал головой маратха.

– Напрасно. Зачастую убийц тянет на место преступления неодолимая сила.

Пожелав министрам спокойной ночи, Янес покинул зал в сопровождении двух фонарщиков с монументальными светильниками. Пройдя лабиринтом коридоров, стены которых были увешаны прекрасным оружием, а затем полутемными просторными залами, португалец остановился перед дверью и объявил сопровождающим:

– Дальше я сам. Ступайте.

Фонарщики отвесили глубокий поклон, едва не ткнувшись лбом в отполированный до блеска пол, и ушли.

Янес резко повернул ручку и оказался в изысканно убранной комнате. Вдоль стен, обитых голубой парчой, стояли низенькие диванчики, неяркая лампа давала рассеянный свет. Он пересек помещение и подошел к другой двери, рядом с которой висел гонг. Взяв деревянный молоточек, Янес три раза ударил по бронзовому диску. Раздался громкий звон. Дверь сразу же распахнулась, и на пороге появилась обеспокоенная Сурама.

– О, мой Янес! – вскричала рани. – Я так за тебя волновалась!

Молодая принцесса Ассама была прекрасна. Немного смуглая кожа, тонкие черты лица, бездонные черные глаза, длинные волосы цвета воронова крыла, в которых алели цветы муссенды[19] и посверкивали нити манахарского жемчуга. На Сураме было розовое платье, расшитое золотом, шелковые белые шаровары и красные бабуши, украшенные крохотными бриллиантами. Янес крепко обнял жену.

– Мой господин, – всхлипнула рани, позволив усадить себя на невысокую оттоманку, заваленную разноцветными парчовыми подушками.

– Моя маленькая женушка всякий раз теряет покой, стоит мне взяться за ружье, – рассмеялся Янес. – Хотя отлично знает, что я никогда не хожу на охоту в одиночку и меня не пугают даже самые свирепые тигры.

– Однако вы пренебрегаете государственными делами, милорд.

– А зачем нам тогда министры, получающие годовое жалованье в десять тысяч рупий? Чтобы позволить себя дурачить и травить? Что до меня, в моих жилах течет горячая кровь Малайских Тигров, и тебе это известно. Как наш Соарес?

– Спит.

– Кто с ним сейчас?

– Кормилица. Детская заперта, у двери стоят раджпуты с тибетскими мастифами. Туда никто не проникнет.

– Да уж, мастифы способны завалить медведя. Пойдем-ка проведаем нашего сына.

– Только не шуми, а то разбудишь его.

– Я тихо.

Они встали и, полуобнявшись, подошли к двери, скрытой тяжелой парчовой занавесью. За дверью открылась комната, обитая белым шелком. Пол покрывали толстые яркие ковры из Кашмира, вдоль стен стояли неизменные диванчики. В центре находилась серебряная колыбелька, по форме похожая на рыбу, прикрытая легчайшим шелковым облаком. В ней спал наследник правителей Ассама.

Янес приподнял муслиновый полог, под которым безмятежно посапывал ребенок. Одну ручку он вытянул вперед, словно держа оружие. Соарес был очень развит для своих двух лет. Его прозрачная кожа имела розовый оттенок, встречающийся у американских, кубинских и пуэрто-риканских креолов благодаря смешению крови. Черные, как у матери, и довольно длинные волосы вились тугими кудрями.

– По-моему, ему снятся будущие сражения, – заметил Янес, опуская полог. – Его пальчики подрагивают, будто нажимают спусковой крючок карабина.

– Когда-нибудь твой сын станет великим воином, – сказала Сурама. – А мы будем размышлять о том, как бы укротить порывы его горячего сердца.

– Отправим на обучение к Сандокану, если тот будет жив. К сожалению, даже Малайские Тигры стареют. – Янес вздохнул.

– Сандокан проживет еще сто лет!

– Ты слишком оптимистично настроена.

Португалец вновь обнял жену за тонкую талию и повел обратно в кабинет. Лицо его посерьезнело.

– Тебе известно, что в нашем царстве не все ладно. Колеса государственной машины того и гляди развалятся. Если мы в ближайшее время не отремонтируем их, то рискуем погибнуть.

– Я боюсь, Янес. Боюсь за тебя и Соареса.

– А я – за тебя, Сурама. Сегодня на Кайлас[20] отправились наши министры, завтра туда можем отправиться мы.

– Но подданные нас любят.

– Согласен, однако, по моему мнению, простые люди тут ни при чем.

– Ты кого-то подозреваешь? Я вижу это по твоим глазам.

– Да. Синдхию. Он мог бежать из Калькутты и попытаться вернуть себе корону.

– Мне тоже приходила в голову подобная мысль. Синдхия такой же подлец, как и его брат, потехи ради убивший собственных родственников.

– Что ты мне посоветуешь?

– Отправить в Калькутту Каммамури. Пусть проверит, на месте ли Синдхия.

– Я дам ему еще одно задание. – Янес начал расхаживать по комнате. – Хочу послать в Лабуан шифрованную телеграмму и вызвать сюда Сандокана и его Тигрят. С ними и с верными горцами Садии мы заставим таинственного убийцу плясать…

– Хочешь призвать в Ассам Сандокана?

– Думаю, сейчас это необходимо, дорогая. Наш трон слишком сильно шатается. Не пройдет и месяца, как Тигрята со своим вождем будут здесь.

– Но откликнется ли Сандокан на твою просьбу?

– Почему нет? На Момпрачеме сейчас спокойно, он наверняка заскучал. Ты его знаешь, Сандокан не любит сидеть сложа руки. Он жить не может без звона оружия и запаха пороха. Едва он получит телеграмму, как прыгнет на корабль и на всех парах помчится сюда по Индийскому океану.

В дверь постучали.

– Кто там? – спросил Янес, кладя ладонь на рукоять пистолета.

– Это я! – прозвучал гулкий голос из-за двери.

– Тремаль-Наик! – радостно воскликнули в унисон Сурама и Янес.

Глава 3

Крысолов

В кабинет вошел знаменитый охотник на тугов из Сундарбана. Мужчина лет сорока пяти, внешне – яркий представитель бенгальцев: стройный и гибкий, с благородными, очень живыми чертами лица, светлокожий, как подобает индийцу высшей касты, не испорченному кровью парии. Одет он был в наряд, характерный в то время для богатых младоиндийцев, отказавшихся от дхоти[21] и уттарий[22] ради англо-индийского костюма, более практичного и удобного: белая полотняная куртка с красными шелковыми галунами, широкий пояс, из-под которого высовывались два длинноствольных пистолета, узкие белые штаны и небольшой разноцветный тюрбан.

– Откуда ты явился? – спросил Янес, пожимая товарищу руку. – Я уж было решил, что и тебя отравили.

На лицо Тремаль-Наика набежала тень, черные глаза яростно сверкнули.

– Как видите, друзья, я жив, – ответил он. – Спешил к вам, даже в таверну не заглянул, хотя мне бы не помешало промочить горло. Клянусь Шивой, дела наши обстоят неважно!

– Думаешь, мы этого не понимаем? – вздохнул Янес. – Но где ты был?

– Гонялся вместе с Тимулом за отравителем твоего первого министра. Этот Тимул просто чудо. Если уж взял след, узнает его из тысячи.

– Что ты выяснил? – в один голос задали вопрос португалец и Сурама.

– На первый взгляд кажется, что в вашей столице все тихо и спокойно, однако здесь подспудно зреет заговор: кто-то хочет лишить вас трона.

– Но где же прячутся заговорщики? – в раздражении вскричал Янес. – Скажи, и я велю немедленно их схватить!

– Это будет нелегко, – ответил Тремаль-Наик, усаживаясь в кресло-качалку. – Хорошо ли ты знаешь подземелья своей столицы? Готов поставить тысячу рупий против одной, что ты понятия о них не имеешь.

– Мне известно, что дворец, пагоды и прочие крупные здания выстроены на крепкой каменистой почве.

– И ты никогда не слышал о лабиринте катакомб под городом?

– Слышал, но мне и в голову не приходило лезть в эти зловонные клоаки, полные опасных болезней. Ох уж эти государственные заботы! Ни минуты покоя!

Сурама и Тремаль-Наик рассмеялись.

– А ты рассчитывал управлять страной из джунглей, охотясь на буйволов, тигров и слонов? – скептически поинтересовался Тремаль-Наик.

– В конце концов, принц имеет право на отдых, – не моргнув глазом ответил португалец. – Не говоря уже о том, что мои охотничьи вылазки избавляют подданных от опасных тварей. Сурама и сама может подписать все указы, а я правлю при помощи карабина. Итак, что там в этих клоаках?

– Туда привел след, взятый Тимулом. Он оборвался прямо перед сточным колодцем, выкопанным, наверное, еще триста лет назад при Великих Моголах[23].

– А вы не ошиблись? – спросила побледневшая Сурама.

– Тимул – настоящая ищейка, он никогда не ошибается. Мигом отыскал следы ног брамина, отравившего министра.

– Может, он вовсе не брамин, а переодетый дакойти? – предположил Янес.

– Пока неизвестно, но я надеюсь разгадать эту тайну. Помнишь, Янес, как мы с Сандоканом и его Тигрятами охотились на последних тугов, прятавшихся в подземельях Раймангала?

– Да, кажется, это было вчера! Помню, как они собирались утопить нас, точно крыс, застигнутых ливнем. Тогда смерть прошла совсем близко… – Янес вдруг осекся и вскочил на ноги. – Кто там?

– Это я, господин! – послышался голос Каммамури. – Я стучал уже три раза, но вы не услышали.

– Для тебя наши покои всегда открыты. Входи. Кстати, твой хозяин тоже здесь.

– Знаю, знаю, я видел его прежде вас.

Дверь распахнулась, и в комнату вошел маратха, а с ним четверо лакеев: они несли чеканные золотые подносы, уставленные блюдами с огромными буйволиными языками. Над яствами поднимался пар.

– Ты у нас теперь поваренок? – спросил Тремаль-Наик.

– Да, пока не обнаружим и не казним отравителя. На кухне нынче повелеваю я и глаз не спускаю с поваров. Вы, господин Янес, за делами совсем позабыли об ужине.

– Почти, – ответил португалец. – Однако с удовольствием отведаю твоей стряпни, особенно если мясо не приправлено ядом.

– Эти языки и подливу к ним я готовил своими руками, никого и близко не подпускал, можете есть без опаски.

Вошли еще четверо лакеев с серебряными тарелками, столовыми приборами, бокалами, бутылками, салфетками и скатертью. Круглый стол эбенового дерева, изысканно инкрустированный золотом и перламутром, выдвинули на середину комнаты и быстро сервировали. По кивку Янеса безмолвная прислуга на цыпочках покинула комнату.

– Министры сторожат тело? – спросил португалец у Каммамури.

– Да, господин. Сторожат и пьют вино.

– Пускай. Однако сюда не должен больше входить никто, кроме Тимула: мы позовем его, когда он нам понадобится.

Янес сам запер дверь на ключ и сел за стол рядом с женой.

Каммамури из повара превратился в слугу, вернее, в лакея и принялся споро нарезать мясо и поливать ломти красноватым соусом, остро пахнущим душистым перцем – излюбленной приправой индийцев.

Страх смерти не помешал мужчинам и прекрасной рани воздать должное ужину, поскольку никто из них не решался прикоснуться к пище после отравления министра. Убедившись, что пробки на бутылках с пивом не повреждены, Янес откупорил их, наполнил узкие бокалы голубого хрусталя и, закурив, сказал сидящему напротив Тремаль-Наику:

– Вот теперь можно и побеседовать. Значит, след оборвался у клоак?

– «Оборвался» – не совсем верное слово. Ни я, ни Тимул не рискнули спуститься вниз. Неизвестно, куда ведут подземные туннели и сколько их там вообще. К тому же в тех зловонных норах обитают сотни людей.

– Парии?

– Или заговорщики. Я расспросил одного типа, хорошо знающего клоаки, и он ответил, что несколько месяцев назад этих загадочных людей там и в помине не было. Они пробираются туда по ночам, в свои смердящие норы. Зачем они туда спускаются? Охотятся на крыс? Не думаю.

– Согласен. – Янес выдохнул кольцо ароматного дыма. – А что за тип?

– Да есть там один – старик, но еще крепкий. Кажется, из банья[24].

– Банья, говоришь… Значит, его нетрудно будет обнаружить. Он мне нужен.

– Уже сделано, Янес. Старик здесь, под надзором Тимула.

– Пусть приведет его сюда немедленно! Этот человек может оказаться ценным свидетелем.

– Я тоже так решил. А в подземельях легко затеряться.

Тремаль-Наик осушил бокал, бросил на пол окурок и вышел за дверь. Каммамури принялся собирать грязную посуду, оставив на столе только пиво.

– Они пробираются туда по ночам, в свои смердящие норы.

Не прошло и минуты, как Тремаль-Наик вернулся с седым длиннобородым старцем, чей острый взгляд напоминал змеиный. Его тощее тело было обернуто в драное выцветшее дхоти, когда-то бывшее ярко-желтым. На голове – самого жалкого вида тюрбан.

Войдя, он трижды низко поклонился рани и Янесу, после чего выжидающе уставился на них блестящими, словно у кота или тигра, глазами.

– Кто ты? – спросил Янес, кивнув старику на стул, и знаком велел Каммамури подать ему бокал пива.

– Я – банья, ваше высочество.

– Люди твоей касты – удачливые и преуспевающие купцы. Чем ты занимаешься в моем городе? Что продаешь?

– Крысиные шкурки. Отправляю их в Калькутту одной английской мастерской. Они делают из них прекрасные перчатки.

– Ну и дела! То есть ты охотишься на грызунов?

– Да, ваше высочество.

– И как? Прибыльно?

– Настолько, что я не могу позволить себе новое дхоти. – Старик вздохнул.

– Об этом мы позаботимся. Так ты хорошо знаешь городские клоаки?

– Неплохо, ваше высочество. Могу ходить по ним с закрытыми глазами.

– Там легко заблудиться?

– Очень легко. Настоящая паутина туннелей, ведущих то вверх, то вниз, по которым бегут сточные воды. Сколько несчастных, умерших голодной смертью и обглоданных крысами, я там видел – не сосчитать! Встречались мне и пожелтевшие скелеты.

– То есть клоаки – это такой огромный лабиринт? – удивилась рани.

– Невероятно огромный, госпожа. Грандиозный труд строителей: там несметное множество ниш, дренажных каналов и водостоков, предназначенных для защиты от ливней.

– И длинные они, эти туннели? – спросил Янес, знаком велев Каммамури подать бедолаге кусок буйволиного языка и лепешку.

– Не знаю, ваше высочество, я никогда их не измерял. Но могу сказать, что они тянутся на много английских миль и кончаются где-то за городскими стенами.

Янес подождал, пока старик проглотит кусок и запьет его пивом, а потом продолжил:

– Сможешь стать нашим проводником?

– Ваше высочество, я смогу даже сказать, какое здание, пагода или статуя будут находиться в тот или иной момент у нас над головой.

– Сколько же ты прожил в этом аду? – воскликнул Тремаль-Наик.

– Три долгих года, господин. Когда дела мои пришли в упадок, один англичанин предложил мне поставлять ему крысиные шкурки. Вот я и спустился в подземелья. Сначала я передвигался там с огромной осторожностью, чтобы не угодить в опасные ловушки. Впрочем, моя странная торговля давала доход, которого хватало на пропитание. Однако с тех пор, как в клоаках появились неизвестные, я лишился и этого.

– Почему?

– Крысы пропали. То ли сами разбежались, то ли их переловили и съели.

– Кто же мог съесть крыс?

– Да вот эти самые чужаки.

Рани охнула и схватилась за сердце.

– Госпожа, крысы вполне съедобны, – объяснил старик. – Я сам съел их несметное количество – и печеными, и тушеными.

– Неужто они так же вкусны, как буйволиный язык, который ты сейчас уминаешь? – засмеялся Каммамури.

– О нет, господин! Старые крысы жилисты, а запах их мяса, скажем так, на любителя. Однако молодые весьма неплохи на вкус.

– Черт побери! – Янес усмехнулся. – Боюсь, крысиная диета не пошла тебе впрок, ты тощ, как факир.

– Мне далеко не каждый день удавалось их изловить, ваше высочество. Едва заслышав шаги врага, крысы удирают в труднодоступные верхние туннели. А наклон там преизрядный! Временами приходится ползти на животе, чтобы хоть немного продвинуться.

– А когда в клоаках появились незнакомцы?

– Около месяца назад.

– Много их?

– Не знаю. Как-то ночью, когда я охотился в одном из боковых водостоков, в меня дважды выстрелили из пистолета. Притом заметьте, ваше высочество, я никогда не ношу с собой ни лампы, ни факела, потому что вижу в темноте, как кот.

– Наверное, заметили блеск твоих глаз. И с той ночи ты ни разу не спускался в подземелья?

– Ни разу, ваше высочество. Если тебя ранят в зловонной яме, выбраться не удастся, а смерть будет ужасна.

– Но пока в тебя не выстрелили, ты наблюдал за этими людьми?

– Наблюдал.

– Кто они, как ты думаешь?

– Парии.

– Не заметил ли ты среди них человека, одетого брамином?

Торговец изумленно крякнул и залпом выпил стакан пива, поданный Каммамури.

– Да, есть там один такой. Все время спрашиваю себя и не понимаю, как может духовное лицо путаться с подобным отребьем.

– Стар он или молод? – Тремаль-Наик даже привстал от возбуждения.

– Стар. Борода почти седая.

– Значит, это не наш отравитель. Ко мне приходил молодой человек, лет тридцати, – заметил Янес.

– И после твоего отъезда во дворец приходил молодой, – кивнул Тремаль-Наик. – Скажи-ка, старик, а другого брамина среди них нет?

Крысолов задумчиво потер широкий лоб и неуверенно произнес:

– Кажется, однажды я заметил еще одного, спускавшегося в клоаки.

– Ты бы его узнал?

– Не знаю, господин. Я видел его мельком, но может быть, и узнаю, если встречу.

– Брамин?

– По крайней мере, одет, как брамин.

– Что еще ты можешь сказать о людях, поселившихся в подземельях, в этой смрадной, болезнетворной тьме, среди крыс и нечистот?

– Они не из нашего города. Эти чужаки сорвали мне торговлю. Я не могу больше ловить крыс. О Брахма! Они стреляют без предупреждения!

– Хочешь работать на нас? – спросил Янес. – Плачу пятьдесят рупий в месяц.

– Куда мне такие деньжищи? За несколько дней я трачу от силы две рупии.

– Остальное сможешь откладывать. А сейчас ешь-пей в свое удовольствие, но будь глух и нем.

– Могу даже отрезать себе уши, ваше высочество.

– Мне твои уши без надобности. Просто забудь все, что здесь услышишь.

Банья воздел руки к небу, словно призывая его в свидетели, и принялся доедать мясо, работая челюстями не хуже крысы.

Янес выкинул очередной окурок, выпил бокал пива и сказал, обращаясь к жене:

– А что ты думаешь обо всем этом, моя дорогая? Ведь именно ты стоишь у руля государства. Я бы даже сказал, ты – его парус, я же – лишь якорь.

– Не нравится мне все это, – ответила Сурама. – Надо вытащить из-под земли и арестовать этих чужаков.

– У меня есть план. – Янес огладил бороду. – Завтра вечером, сразу после заката, мы с Тремаль-Наиком, Каммамури и вернейшими из шикари спустимся в клоаки. С собой возьмем крысолова и тибетских мастифов.

– Зачем тебе самому туда спускаться? Отправим раджпутов.

– Нет уж. Я не особо доверяю наемникам. Пусть они и бравые солдаты, но их слишком легко перекупить.

– Можно позвать две-три сотни горцев Садии. Ты знаешь, насколько они мне преданы.

– Да, без их помощи мы бы ни за что не сумели вернуть тебе трон. Однако не стоит пока их беспокоить. Если дела пойдут совсем худо, призовем и Кампура с его горцами, и Малайского Тигра с Тигрятами…

– Мой муж и господин все еще полагает, что в наших бедах виновен Синдхия?

– Да, моя маленькая рани.

– Выходит, у Синдхии в Гувахати есть сообщники? – предположил Тремаль-Наик.

– Не исключено.

– А что же твоя стража?

– Едят, пьют, жуют бетель, сладко спят и хором уверяют меня, что в Ассаме все спокойно.

– Я бы на твоем месте отправил стражников на поиски отравителя и его приспешников.

– Эти храбрецы пройдут по туннелю несколько шагов, затем бегом вернутся обратно и объявят, что крысолову все приснилось. Нет, пойдем мы с тобой. Без шума и толпы охранников. Вот увидишь, так выйдет куда больше проку.

– Но, мой господин, ты подвергаешь себя страшной опасности! – воскликнула Сурама. – Разве ты не слышал, что негодяи выстрелили в крысолова из пистолета?

– Что нам с Тремаль-Наиком какие-то пистолеты! Мы возмужали под грохот пушек и спингард. Не так ли, дружище?

– Верно, – кивнул индиец. – У нас дубленые шкуры.

– Даже самую дубленую шкуру легко пробьет пуля, подло выпущенная из-за угла. – Сурама с тревогой покачала головой. – Обдумай все еще раз, умоляю тебя.

– Я двадцать с лишним лет сражался под алым знаменем Малайского Тигра и не получил ни царапины, хотя не жалел снарядов ни для кораблей Джеймса Брука, ни для английских крейсеров. Похоже, какой-то добрый гений хранит меня в самых жарких схватках.

– И все же я очень боюсь, муж мой.

– Боишься этих жалких негодяев? Клянусь тебе, Сурама, мы сразу же их переловим, особенно с нашими собаками.

– Тогда возьми с собой и меня.

Янес нахмурился и произнес:

– Рани Ассама должна остаться во дворце. Если во время моей отлучки что-нибудь случится, кто тогда будет заниматься делами?

– Министры.

– Они никчемные бездельники. Их больше заботит жалованье, чем государство.

– Может быть, ты прав…

– Не забывай о Соаресе. Ему тоже угрожает опасность.

– Янес, ты меня пугаешь!

– Сомневаюсь, что кто-нибудь осмелится проникнуть в наши покои, однако надо быть начеку.

– Хорошо, поступай как знаешь.

Португалец прикончил еще один бокал пива и подозрительно посмотрел на крысолова:

– Видел ли ты когда-нибудь принца Синдхию?

– Да, ваше высочество. Он правил Ассамом прежде вас и рани. Ох и тяжко жилось при нем народу!

– Полагаешь, у принца, погубившего множество людей, могли остаться сторонники?

– Сомневаюсь. Синдхия – такое же чудовище, как и его брат, убивший своих родственников во время пира. С другой стороны, чего не сделают люди ради денег… Я слыхал, он успел припрятать добрую часть казны перед тем, как его свергли.

– Мы тоже слышали об этом, – сказала Сурама. – Впрочем, я никогда не верила слухам и платила изгнаннику тысячу рупий в месяц.

– Госпожа, я стоял на одной из террас, когда убивали ваших родичей. Ума не приложу, как вы спаслись. Ведь этот пьянчуга палил, не жалея патронов.

– Ты все видел? – ахнула Сурама.

– Видел, госпожа. В те времена я служил во дворце.

– Расскажи, что ты видел, – приказал Янес. – История известная, но я хочу услышать ее и от тебя.

– Раджа вбил себе в голову, будто родственники спят и видят, как бы отобрать у него трон. Особенно подозрительными ему казались двое: родной брат Синдхия, ставший в итоге таким же, как он сам, и дядя, вождь воинов-кшатриев. Тот был благороднейшим воином, доблестно защищал границу от набегов бирманцев и наносил этим полудикарям сокрушительные поражения. Его почитал весь Ассам, что пришлось не по нраву радже.

– Ты говоришь о Махуре, не правда ли? – Сурама тихонько всхлипнула.

– Да, госпожа.

– Это мой отец.

– Знаю, госпожа.

– Продолжай, – велел Янес.

– В тот год на Ассам обрушилась страшная засуха, начался голод. Месяц шел за месяцем, а с неба не упало ни капли дождя. Посевы гибли. Брамины и гуру, жрецы Шивы, посоветовали радже устроить религиозные обряды, чтобы умилостивить богов. Безумцу только это и нужно было. Он устроил празднования, которые люди, наверное, помнят до сих пор не хуже меня, после чего пригласил на пир во дворец своих родичей со всего Ассама. Первым прибыл Махур с женой и тремя детьми, двумя мальчиками и девочкой.

– Той девочкой была я. – В глазах Сурамы блеснули слезы.

– Приглашенных встретили с большими почестями и радушием, разместив в дворцовых палатах. Вы помните, госпожа?

– Да, – кивнула рани.

– Пир уже подходил к концу, когда раджа, напившийся в стельку, исчез вместе со своими придворными, а затем появился на балконе. В руках он держал карабин. Грянул выстрел. Первая пуля предназначалась главе кшатриев. Переполох среди ничего не понимавших людей еще не улегся, когда загремели новые выстрелы. На белой скатерти заалели брызги крови. Раджа сделался похожим на ракшаса[25]. Глаза у него вылезли из орбит и сверкали, точно у пантеры. Лицо страшно перекосилось, убийца дико хохотал. Вокруг стояли министры, подавая ему перезаряженные карабины и новые стаканы с вином. Раджа входил во все больший раж. Приглашенные метались по двору, пытаясь найти выход, а он продолжал палить по мужчинам, женщинам и детям, визжа, как бешеный зверь или буйнопомешанный. Бойня длилась около получаса. Выжили только двое: брат раджи и наша будущая рани. Тридцать семь родственников было у раджи. Тридцать пять из них пало на землю, чтобы никогда больше не подняться, в том числе дети и женщины.

– Я помню все это, – сказала Сурама. – В тот день я потеряла отца, мать и братьев.

– Что еще ты видел? – спросил у крысолова Янес.

– Раджа трижды стрелял в своего младшего брата, но тот всякий раз успевал метнуться в сторону, прыгая, словно тигр. К тому же раджа был пьян и не мог как следует прицелиться. Юноша, охваченный смертельным ужасом, закричал: «Пощади! Пощади, и я покину твое царство! Я же твой брат, ты не можешь меня убить!» Раджа опять захохотал и взялся за новый карабин. Затем, будто испытав запоздалое раскаяние, сказал бедняге, продолжавшему метаться по дворику: «Если ты не лжешь и действительно навсегда покинешь Ассам, я тебя пощажу. Но при одном условии». – «Все, что пожелаешь!» – ответил Синдхия. «Я подброшу в воздух рупию. Попадешь в нее из карабина – отпущу тебя в Бенгалию целым и невредимым». – «Согласен», – ответил юный принц. «Но предупреждаю, – продолжал безумец, – если промахнешься, отправишься вслед за остальными». – «Бросай!» – крикнул Синдхия. Ему дали карабин, и раджа подкинул в воздух серебряную монетку. Грохнул выстрел. Однако пуля поразила не монету, а грудь тирана. Синдхия был отменным стрелком. Он в мгновение ока повернул карабин и застрелил брата насмерть, попав точно в сердце. Министры и офицеры спешно спустились в залитый кровью дворик, упали на колени перед юношей и поклялись ему в верности. Все было так, госпожа?

– Да. И этот новый тиран втайне продал меня банде душителей, вместо того чтобы отпустить в родные горы к верным кшатриям. Наверное, если бы не мой муж, я бы до сих пор принадлежала тем бандитам.

– Все хорошо, что хорошо кончается, – сказал Янес. – Я отбил тебя у разбойников, привез сюда, сразился с Синдхией, которого подданные ненавидели за жестокость, а затем с помощью Тигрят Момпрачема и горцев возложил на твою головку корону Ассама. Надеюсь, ее отблеск слегка падает и на меня.

– Забирай ее, если хочешь, мой господин! – вскричала Сурама, положив руки на плечи португальца.

– Ты знаешь, моя маленькая королева, что я никогда не стремился к власти и государственным делам. Меня больше влечет охота на тигров и слонов. Янес – верховный властитель? Ну нет! Я – махараджа, и этот титул висит на моей шее мельничным жерновом, особенно когда меня приветствуют многотысячные толпы. Если тому не помешает дьявол, корона достанется нашему малышу. Хотя, как я уже заметил, колеса государственной машины угрожающе поскрипывают. Ладно. Еще посмотрим, кто кого. У тебя есть верные горцы, у меня – непобедимый Сандокан и Тигры Момпрачема, готовые явиться по первому зову. Синдхии придется драться за корону зубами и когтями.

Янес вытащил из кармана часы и воскликнул:

– Ого! Уже полночь! Когда сам становишься в некотором роде заговорщиком, время бежит быстро. Каммамури, отведи старика в подходящую комнату и дай ему красное дхоти. И не забудь поставить у двери охрану.

– Вы сомневаетесь в моей преданности, ваше высочество? – удивился крысолов.

– Вовсе нет. Простые меры предосторожности. Во дворце, знаешь ли, завелись отравители.

– Понимаю, ваше высочество.

– Да, и выдай ему из казны пятьдесят рупий.

– Это очень много, ваше высочество, я уже говорил.

– Отложишь на черный день.

– Встречаемся завтра вечером, Янес? – уточнил Тремаль-Наик.

– Сразу после захода солнца. Прихвати фонари и не забудь мастифов.

– Будь осторожен, мой господин, – попросила Сурама.

– Не беспокойся, я собираюсь отлично развлечься, – засмеялся Янес. – Погоня за убийцей по жутким подземельям, кишащим крысами! Чертовски захватывающе! Нам просто необходимо отыскать отравителей. Отрубим голову десятку-другому интриганов, глядишь, оставят нас в покое.

Он поднялся. Тремаль-Наик и Каммамури вышли вместе со стариком. Янес допил пиво и вместе с рани удалился в покои, двери которых запирались изнутри на засовы и охранялись вооруженными до зубов раджпутами.

Глава 4

Погоня за отравителями

Следующим вечером, в тот час, когда гонги подали сигнал тушить городские огни, из дворца скрытно вышел небольшой отряд из десяти человек. Впереди бежали два крупных и сильных мастифа с болтающимися складчатыми щеками.

Тибетские мастифы – собаки размером с теленка, каждая из которых способна разорвать медведя. Их мощные челюсти легко ломают кости, а зубы оставляют ужасные рваные раны.

Отряд состоял из Янеса, Тремаль-Наика, Каммамури, крысолова и шести шикари, знавших, как обращаться с собаками и готовых в нужный момент спустить их с поводка. Все были вооружены карабинами и дальнобойными двуствольными пистолетами. Под непромокаемыми плащами на поясах у них висели небольшие фонари.

Горожане уже расходились по домам. Похоже, их ничуть не заботило новое убийство во дворце. Это спокойствие, а точнее, безразличие несколько возмутило Янеса, от которого ничего не могло ускользнуть.

– Кажется, все против нас, – сказал он Тремаль-Наику, шедшему рядом.

– Не перегибай палку, приятель, – ответил тот. – Народ никогда не заботит происходящее во дворцах. Лишь бы им самим жилось спокойно.

Португалец фыркнул и процедил сквозь зубы:

– А мне их безмятежность не нравится.

– Слишком уж мрачно ты стал смотреть на вещи.

– Ну а как ты хотел? Пока не узнаю, что Синдхия до сих пор сидит в калькуттском доме умалишенных, покоя мне не видать.

– Об этом пусть позаботится Каммамури. Сам знаешь, он на многое способен.

– Да, он человек ценный. Однако прежде давай проверим, кто прячется в клоаках, а потом уже будем решать, что дальше.

– Надеешься отыскать там проклятого брамина?

– Надеюсь. Сердце подсказывает мне, что убийца, вооруженный ядовитой слюной бис-кобры, вскоре попадется нам в руки. Крысолов его видел. Мы застанем негодяя врасплох.

– Он нужен нам живым.

– Разумеется. Схватим и допросим.

– Каммамури сумеет развязать ему язык. Наш маратха искусен в такого рода делах.

– Знаю, – хохотнул Янес. – У него даже туги пели соловьями. Крысолов, далеко еще? – спросил португалец у старика.

– Нет, ваше высочество, мы уже подходим к колодцу. Видите ту древнюю мечеть с обвалившимся куполом? Прямо под ней проходит большой туннель. Вернее, там он начинается.

– Те подозрительные личности уже внизу?

– В этот час? Наверняка, ваше высочество. Кажется, им не по нраву ночные улицы.

– А что они делают днем?

– Кто знает! После тех выстрелов я не осмелился больше за ними следить.

– Даже старикам жить хочется, верно?

– Именно так, ваше высочество. Умереть всегда успеется.

Они подошли к старой мечети, приземистой и тяжеловесной, возведенной еще во времена правления Моголов. Индусы, не верившие в их бога, и не думали ее ремонтировать.

Крысолов свернул за угол мечети и показал Янесу на огромное отверстие в земле. Оттуда, из мрака, поднимались влажные миазмы.

– Ну и ну! – воскликнул Янес. – Надо было нам, Каммамури, прихватить в дорогу бутыль розовой воды.

– Успеем надушиться.

– Зажгите лампы, – посоветовал крысолов. – И умоляю, держитесь у меня за спиной, иначе вас ждет страшная смерть.

– Приятная перспектива, – хмыкнул Янес.

Фонари зажгли, и отряд спустился в широкий туннель, в который, судя по всему, стекали сточные воды из других клоак. Посередине, в хорошо сохранившемся каменном ложе, бесшумно бежал зловонный поток. Где он заканчивался, не знал, наверное, никто.

– Если свалиться в эти помои, стекающие со всего города, живым оттуда не выбраться, – сказал Янес.

– Я тоже так думаю, – кивнул Тремаль-Наик, предусмотрительно держась у самой стены, поддерживающей высокий арочный свод. – Но мне вот что любопытно: как заговорщики – назовем их так – умудряются дышать в подобном месте? У них что, вечно носы заложены?

– Проверим, когда поймаем их. Эй, крысолов!

– Да, ваше высочество.

– Идти далеко?

– Сначала нам нужно добраться до соединительных протоков.

– Это тоже туннели?

– Да, ваше высочество. Только круглые, узкие и ужасно извилистые. Там нужно ползать по-пластунски. В главный канал они выходят широкими клюзами, расположенными под аркадной галереей. Но пока не доберемся до тех безопасных мест, придется попотеть. Если какой-нибудь из камней, по которым мы будем карабкаться, вывалится из кладки, то мы кубарем скатимся вниз, прямо в поток нечистот.

– У нас железные мускулы, приятель. Можно сказать, мы прирожденные акробаты, ты лучше сам будь поосторожнее.

– О, обо мне не беспокойтесь! – ответил старик. – Я привык к клоакам, и конечности у меня довольно гибкие.

– Так сколько нам еще идти?

– Примерно милю, ваше высочество.

– Знал бы заранее, приехал бы сюда на своем любимом слоне, – сказал Янес. – Он здесь как раз прошел бы.

Действительно, «берег» этой странной подземной реки был около двадцати футов шириной, чего вполне хватило бы даже слону. А до высокого потолка животное не смогло бы и хоботом дотянуться.

– При Моголах умели строить, не то что современные индусы, – заметил Янес, не выносивший молчания. – Я и представить себе не мог, что под моей столицей находится такое чудо. Жаль, тут темно и душно.

В эту секунду Каммамури, ведший на поводке мастифов, резко остановился и приподнял фонарь. Крысолов, в свою очередь, отскочил назад и молниеносно выхватил длинноствольный пистолет.

– В чем дело? – спросил Янес, снимая с плеча заряженный картечью карабин.

– Что-то не так, господин, – ответил маратха, – псы забеспокоились.

– Однако я ничего не вижу.

– Зрение и слух человека не сравнятся с собачьими.

– Уверен? – засмеялся Янес. – Лично я врагов за милю чую.

– И мы с хозяином тоже. В Черных джунглях это спасло нам жизнь.

– Было дело, – кивнул Тремаль-Наик. – Когда повсюду враги, готовые днем и ночью задушить тебя крепким арканом или шелковым платком, слух обостряется и может потягаться с тигриным, а глаза становятся что твои подзорные трубы.

– Не сомневаюсь, – откликнулся Янес. – А теперь давайте-ка проверим, что там.

Он подошел к мастифам и присмотрелся, осветив их голубоватым светом своей лампы: вместо стекол она была обернута промасленной бумагой, изящно разрисованной неизменными полумесяцами. Каммамури не ошибся. Псы выглядели встревоженными, морщили нос и потряхивали ушами.

– Мы около твоих таинственных убежищ? – спросил португалец у крысолова, не опускавшего пистолет.

– Нет, ваше высочество.

– Однако собаки насторожились.

– Вы думаете, у тех людей нет часовых? Судя по всему, кто-то из них перебирался через канал, вот собаки его и почуяли.

– Разве можно перейти этот поток нечистот? Каким образом, интересно.

– При помощи обыкновенной бамбуковой лестницы, переброшенной с одного берега на другой.

– А мы как его пересечем? Вряд ли они оставили нам свои лестницы.

– Не беспокойтесь, ваше высочество. У меня тоже имеется здесь гнездышко. Я давно обосновался в подземельях, и его пока никто не обнаружил. Там найдутся лестницы любой длины. Они помогали мне охотиться на крыс.

– Гнездышко, говоришь? Скажи уж лучше, тигриное логово.

– Называйте, как вам будет угодно, ваше высочество.

– А вдруг тебя уже ограбили?

– Нет. Мой тайник хорошо спрятан, и добраться до него нелегко.

– Каммамури, спускай собак! – вдруг крикнул Тремаль-Наик.

Мастифы, спущенные с тонких, но прочных стальных цепочек, рванулись вперед, рыча, точно пантеры. Люди бросились за ними, на бегу сдергивая с плеч карабины. Проход оставался широким, бежать по ровным камням было легко. Вскоре они услышали собачий лай и выстрелы.

– Туда! Скорее! – вскричал Янес. – Они перестреляют наших собак!

Отряд поднажал, держась подальше от гнилой реки, внушавшей неодолимое отвращение. Наконец они увидели животных. Те стояли, широко расставив мощные лапы, и глухо рычали, глядя во тьму на другой стороне канала. Псы принюхивались и скалили зубы под стать гималайскому медведю.

Тремаль-Наик, рискуя получить пулю (а всем уже было ясно, что таинственные обитатели клоак вооружены), приблизился к потоку, приподнял повыше лампу и воскликнул:

– Проклятые разбойники!

– Что там? Галерея обвалилась? – спросил подбежавший Янес, готовый палить по врагам из своего карабина.

– Нет. Они удрали на ту сторону, а лестницу вытянуть не успели. Видишь ее?

– Вижу. Негодяи оказались шустрее собак.

Бамбуковая лестница около тридцати футов длиной, на вид – вполне крепкая, лежала одним концом на берегу, а другим утопала в грязной воде.

– Что скажешь, крысолов? – спросил Янес.

– Неподалеку находится моя нора, где мы возьмем лестницу, чтобы перейти на ту сторону. В любом случае враги явно укрылись где-то на другом берегу.

– Или шпионят за нами из темноты. Мы со своими лампами как на ладони, а сами никого не видим. Хотел бы я иметь глаза, как у кошки. Ты что-нибудь видишь, крысолов?

– Ничего. Свет мешает. Теперь мне потребуется четверть часа, чтобы привыкнуть к мраку.

– Может, пальнуть по ним? Все равно нас уже обнаружили. Таиться без толку, наш козырь – внезапность – потерян.

– Все из-за ламп, ваше высочество.

– Сам знаю. Но мы же не крысоловы, нам нужен свет, иначе как тут ходить?

– Без ламп мы бы уже пускали пузыри на дне помойной реки, – поддержал его Тремаль-Наик. – Не представляю, что за рыба в ней водится…

Янес сплюнул и поднял карабин:

– Выстрелю, пожалуй. Добрый заряд картечи даст нашим загадочным врагам понять, что мы отнюдь не беззащитны. А вы приготовьтесь. Если по нам выстрелят в ответ, открывайте огонь немедля, может быть, попадете в цель.

Он прицелился в конец лестницы, лежавшей на берегу, и нажал на спусковой крючок. Грянул выстрел, громкий, как из пушки. Эхо прокатилось по туннелям, многократно отражаясь от стен и сводов клоаки. Немало времени прошло, прежде чем оно стихло, тенью оставшись в самых далеких коридорах.

– Вот это канонада, – произнес Тремаль-Наик. – Полегче со своей пушкой, дружище. Чего доброго, пальнешь – и нам на головы обрушится потолок. Камни-то старые.

– Замолчите, господа! – потребовал старик.

С другого берега не доносилось ни звука. Враги то ли убежали, то ли попадали на землю и затаились. Однако чуткое ухо крысолова уловило тихий свист, должно быть игравший роль сигнала.

– Это явно команда к отходу. – Каммамури тоже услышал свист и перезарядил карабин португальца.

– Они уже далеко, – определил старик. – Не решились сразиться лицом к лицу. Как бы засаду не устроили.

– Собаки мигом их учуют. – Янес забрал свой карабин. – Тащи сюда лестницу, такую, чтобы хватило для переправы на ту сторону.

– Слушаюсь, ваше высочество.

– Помощь нужна?

– Бамбук легок. А людям, непривычным к клоакам, нелегко будет залезть в мою нору.

– Все же я провожу тебя до нужного места с собакой, – сказал Каммамури. – Никогда не знаешь, что может ждать в кромешном мраке.

Остальные уселись на камни, положив карабины на колени. Но прежде они отнесли все фонари шагов на двадцать, чтобы те послужили мишенями, если обитателям подземного мира захочется пустить в ход оружие.

Тысячи странных звуков наполняли клоаку. Где-то бурлили сливающиеся в сонную реку сточные воды. Разнообразные шумы и шорохи создавали диковинную музыку, расходящуюся по подземельям, чьи своды оказались на редкость гулкими. Бегущая вода то рычала, то хохотала, то завывала, словно стая голодных гиен. Лишь сама река оставалась невозмутимой. Она текла и текла, медленно, с надоедливым шелестом таща за собой городские отбросы и испуская удушливые, тошнотворные миазмы.

– Мы здесь подхватим какую-нибудь заразу, – проворчал Янес. – По-моему, это самая опасная наша экспедиция. Опаснее, чем охота на тугов Раймангала. Там хотя бы вода была чистой. Помнишь, Тремаль-Наик?

– Разумеется. Зато, надеюсь, тут нам не грозит утонуть.

– А ты спроси у нашего проводника.

– Послушай, добрый человек, – обратился Тремаль-Наик к возвращающемуся крысолову, – нет ли здесь каких-нибудь водопадов?

– Нет, господин. Напротив, вода в это время года стоит низко, в небольших каналах едва на дне плещется, а окружные водостоки и вовсе пересохли.

Старик и Каммамури притащили длинную бамбуковую лестницу, легкую и прочную.

– Опасаетесь внезапного наводнения, господин? – продолжил крысолов. – Не стоит. Наверху тихо. Даже отдаленный гром отзывается здесь пушечной канонадой. Ночь покойна, никаких внезапных ливней не ожидается.

С помощью маратхи он перебросил лестницу через мутную реку. Первыми на ту сторону перебежали мастифы. Убедившись в крепости бамбука, за ними двинулись люди. Вскоре отряд оказался на другом берегу.

– Не торопитесь, – предупредил Янес. – Нас могут поджидать неприятные сюрпризы. Собаки, конечно, легко загрызут кого угодно, раздерут на куски, как мышь, однако давайте все же держаться настороже.

– Осторожность никогда не помешает, – кивнул старик. – В клоаках легко стать жертвой коварства и окончить свои дни на дне вонючего потока.

– Ты хорошо знаешь те далекие убежища?

– Да, ваше высочество.

– Тогда вперед, разыщем каналий и, если повезет, брамина, настоящий он или фальшивый.

– Найдем и его, господин. Оттуда нет другого выхода. Врагам придется дать нам бой или сдаться на вашу милость.

– Если у них только пистолеты, пусть даже длинноствольные, с нами им не совладать. Мне их заранее жаль…

– Ты лучше под ноги смотри, Янес, – предупредил Тремаль-Наик.

– Брось. Говорю же, с этими псами бояться нечего. Да и где тут ловушки устраивать? Здесь не Раймангал.

– И все же, – не сдавался Тремаль-Наик, – осмотрительность не помешает.

Но никто не встретился им по пути. Таинственные незнакомцы, зная, что их преследуют, сбежали в самые дальние концы клоак, куда дорогу знал один только крысолов.

Первыми на ту сторону перебежали мастифы. Убедившись в крепости бамбука, за ними двинулись люди.

– Проклятые трусы, – заметил Янес, не выпускавший из рук карабин. – Карамба! А если мы не схватим брамина? Хотя я все сильнее сомневаюсь, что он и правда брамин.

– Схватим, ваше высочество, обязательно схватим, – ответил португальцу старик. – Оттуда им никуда не деться. Я знаю клоаки как свои пять пальцев, все пересохшие каналы и непересохшие стоки, где посторонний не сумеет прожить дольше одной ночи. И пусть скажут мне спасибо, что я изничтожил тысячи крыс, способных отгрызть нос или уши спящему человеку.

Отряд приблизился к проходу поуже. Собаки, как всегда, бежали впереди.

– Куда он ведет? – спросил Янес.

– К последним галереям, ваше высочество, где наверняка и засели разбойники, – спокойно ответил старик.

– А не прихлопнут ли они нас в этом крысином лазу?

– С таким-то карабином и шикари в придачу? Они сдадутся без боя, я уверен.

– Что скажешь, Тремаль-Наик? Ты доверяешь этому человеку?

– Полагаю, о клоаках он знает побольше нашего.

– Тогда вперед! Вот только…

– Что же?

– Покурить бы, да руки заняты карабином.

– Сбережешь себе немного здоровья, – засмеялся Тремаль-Наик.

– Твоя правда, приятель. То-то я в последнее время исхудал, как факир. Все из-за курева. Странно только, что панталоны в поясе не сходятся.

Они стояли перед входом в туннель, наблюдая за поведением собак. Умные животные нервничали и скалили зубы, словно готовясь вцепиться врагу в глотку.

– Что-то им не нравится, – сказал Каммамури, удерживавший мастифов на поводке. – Значит, мы на верном пути.

– Другой дороги к дальним галереям нет, – пожал плечами крысолов. – Говорю вам, чужаки прошли именно здесь.

Они прислушались, но, кроме отдаленного шума воды, бежавшей по неведомым зловонным стокам, из темноты не доносилось ни звука.

– В туннеле все спокойно, – сказал Янес. – А когда враг спит, его можно застать врасплох.

– Хм. – В голосе Тремаль-Наика прозвучало сомнение. – Думаю, сейчас в их глазах нет и тени сна – они с тревогой глядят в темноту.

– Да уж, догадываюсь. Ладно, пошли.

Каммамури намотал на левую руку собачьи поводки, а в правую взял двуствольный пистолет, предоставив шикари освещать дорогу. За свою жизнь он пережил множество опаснейших приключений, воевал против тугов Черных джунглей, видел смерть в лицо и был не из тех, кто готов легко сдаться. Маратхи, как всем прекрасно известно, самые доблестные из индийцев, они не уступают даже раджпутам Северной Индии, а те достойно противостоят ударам артиллерии и кавалерийским атакам.

Туннель по-прежнему был достаточно просторным: около тринадцати футов в ширину и шестнадцати в высоту. Однако он оказался до того гулким, что, как ни пытался отряд двигаться чуть ли не на цыпочках, меж каменных стен заметалось такое эхо, словно маршировал полк сипаев[26]. Оставалось надеяться, что шум воды заглушает звуки.

Мастифы по-прежнему были возбуждены. Густая шерсть на их загривках стояла дыбом, собаки скалили зубы и сильно натягивали цепи, которые крепко держал Каммамури. Впрочем, умные животные не лаяли. Они понимали, что хозяевам для завершения дела требуется тишина.

С четверть часа отряд шел по плавно поднимавшемуся туннелю. Когда Янес уже подумал, что они вот-вот выйдут на поверхность, крысолов, шагавший рядом с маратхой, тихо произнес:

– Сейчас будет труднее всего.

– В каком смысле? – спросил Янес, жующий незажженную папиросу.

– Туннель кончается, ваше высочество. Начинаются сухие отводы, где передвигаться очень тяжело.

– Почему?

– Придется ползти на животе и держаться за выступающие камни.

– Значит, в тех убежищах тесно?

– Как в корабельной каюте. Впрочем, эти типы пытаются обустроиться с удобством. У них даже утварь имеется: я видел ветхие ковры, солому, охапки хвороста… Даже кошек! А также полчища крыс, конечно.

– Лишают тебя законной добычи, – усмехнулся Янес.

– Именно, именно, ваше высочество. Я потерял доход.

– По-моему, ты от этого только выиграл.

– Ох…

Португалец оглянулся на крысолова. Тот резко остановился, светя фонарем в сторону.

– Что ты там нашел? Неужели брамина? – несколько иронично поинтересовался Янес.

– Нет, ваше высочество. Но уверен, он где-то рядом. Не убирайте ваш карабин.

– Гром и молния! Темно, хоть глаз выколи!

– Просто вы не привыкли к темноте. Лампы только мешают. С ними я и сам точно слепой. Однако прислушайтесь, ваше высочество… – Старик внезапно положил руку на плечо португальца.

– Свистят, кажется?

– Да. Подают сигналы.

– Ты говорил, что здесь нет другого выхода.

– Это так.

В темноте раздавались резкие свистки. Враги были близко. Подняв карабин, Янес сказал Каммамури:

– Спускай собак. Посмотрим, что из этого выйдет.

Глава 5

Фальшивый брамин

Псы, спущенные с поводков, несколько мгновений принюхивались. Потом как-то подобрались и, словно два пушечных ядра, кинулись в небольшой проем, за которым, по-видимому, находилось убежище.

Янес и его люди готовы были в любой момент открыть огонь по врагам, но те не показывались, а преследователи уже теряли терпение, устав от бесконечных подземелий, темноты и вони. Рычание собак странным эхом разнеслось по каменным лабиринтам. Затем наступила тишина.

– Не зевать, – бросил португалец. – Кажется, собаки до них добрались.

Тишину разорвали страшные крики. Послышалась пистолетная пальба. Судя по всему, между четвероногими сынами Тибета и загадочными обитателями клоак началось сражение.

– Быстрее! Надо помочь псам! – крикнул Янес.

Крысолов пошел во главе отряда, даже не взяв фонаря. Он хорошо знал дорогу, все повороты и переходы, а его глаза видели лучше в кромешной тьме, чем при дневном свете. В руке он держал пистолет и, пожалуй, сумел бы воспользоваться им при первой же необходимости. Галерея, по которой они бежали, все тянулась и тянулась. Изредка попадались крохотные каморки, засыпанные мельчайшим песком.

Шум сражения стих. Не доносилось больше ни лая собак, ни человеческих воплей, ни пальбы. Замедлив шаг, Янес с тревогой спросил Тремаль-Наика:

– Неужели мастифов убили?

– Вряд ли. Разве что ранили. Псы слишком крепкие создания, чтобы пасть от жалких пистолетных пуль.

– Но лая больше не слышно.

– Нет-нет, господин Янес, – сказал Каммамури. – Слышите? По-моему, они возвращаются, причем бегом.

– Тогда двигаемся дальше.

Не успел отряд преодолеть и двухсот футов, как на них едва не налетели мастифы. В свете фонарей люди с изумлением обнаружили, что собаки, казавшиеся им образцом силы и свирепости, испуганы. Они почувствовали омерзительный запах, заставивший их отшатнуться от животных. Взъерошенные мастифы улеглись наземь и злобно застучали по полу хвостами.

– Не хотелось бы мне являться ко двору с такими благоухающими собаками, – усмехнулся Янес.

– Подлецы! – воскликнул крысолов. – Они облили их мускусом. Знаете ли вы, ваше высочество, что все собаки до смерти боятся аллигаторов и крокодилов?

– Черт побери, первый раз слышу, – ответил Янес, начавший терять свою знаменитую флегматичность. – Теперь понимаю, почему мастифы удрали. Беднягам почудилось, будто перед ними не банда разбойников, а стая рептилий, готовых с аппетитом сожрать лучших друзей человека.

– Где эти негодяи раздобыли мускус? Откуда он у них?

– Мы же не знаем, чем они занимаются. Может, охотятся на крокодилов? Почему бы нет? Что скажешь, крысолов?

– Собаки дальше не пойдут, они боятся, но мы скоро будем там.

– Прежде в клоаках когда-нибудь воняло мускусом?

– Нет, ваше высочество.

– Эти люди могут быть охотниками на крокодилов?

– Все возможно, сахиб[27]. Чем-то им же надо зарабатывать на пропитание. В клоаках бананы не растут.

– Уверен, что разбойники никуда оттуда не сбегут?

– Абсолютно уверен, ваше высочество. Они наверняка прячутся в ротондах, расположенных в просторной аркаде над каналом, служащим для отвода воды во время сильных ливней. Они в каменной мышеловке. Им ничего не поможет, даже мощная бомба.

– Черт побери! – вскричал Янес. – О бомбах я как-то не подумал. Только бомб нам не хватало! Если после взрыва на нас обвалится кровля, это станет замечательным завершением нашей вылазки.

– Сомневаюсь, что у них есть бомбы, ваше высочество. По-моему, мы имеет дело с нищетой, заговорщики они или нет.

– Каммамури, псы пришли в себя?

– Нет, господин Янес.

– Все еще трусят?

– Да, как ни странно.

– Ты их осмотрел? Ран нет?

– Ни одной.

– Делать нечего. Хватит нам болтать, будто стая попугаев. Нужно идти. Только бы негодяи никуда не удрали из ловушки.

Подняв фонари, они не спеша пошли дальше по туннелю. Мастифы остались понуро сидеть на месте. Каммамури сказал, что псы словно оглохли или не узнают его голоса. Еще полчаса отряд пробирался по галерее, которой, казалось, не было конца, но чем дальше, тем чаще им приходилось останавливаться. То слева, то справа в стенах начали попадаться ниши, где могли прятаться враги.

– Вот мы и на поле боя, – прошептал Янес. – Полагаю, эти разбойники за нами следят.

– Давайте осмотрим эти дыры, – предложил Тремаль-Наик. – Шикари, проверьте, не засел ли там кто. Если на вас нападут – стреляйте.

Шестеро охотников стремительно поползли к нишам. Вел их крысолов. Вместо громоздких карабинов они вооружились пистолетами. Вскоре они вернулись. На их лицах отразились растерянность и неудовольствие. Храбрецы готовились к бою, но боя не случилось.

– Пусто? – нетерпеливо спросил португалец.

– Я нашел несколько мышиных трупиков и кусок крокодильего хвоста, – ответил один.

– А я, – сказал второй, – лишь драные циновки и кипящий котелок в еще горящем очаге.

– Значит, все-таки сбежали. – Янес в раздражении махнул рукой.

– Нет-нет, ваше высочество, – возразил крысолов. – Я хорошо знаю клоаки, отсюда убежать нельзя. Враги где-то рядом.

– Тогда надо до них добраться.

– Я готов, господин.

– Мы тоже. – Шикари подняли карабины.

– А наши четвероногие увальни даже не подумали догнать нас. – Португалец сердито швырнул в стену собачьи цепи-поводки. – Псов словно заколдовали!

– Не шумите, сахиб, – одернул Янеса крысолов. – Я слышу подозрительный свист. Те чужаки совсем близко. В тридцати шагах от нас просторная ниша с широким входом. Там можно спрятаться и атаковать всем сразу.

– Сколько людей могут поместиться в твоей нише?

– Человек пятьдесят.

– М-да. Жаль, что ты не ответил «дюжина». Ну хорошо. Сейчас посмотрим, что к чему.

Янес выплюнул изжеванный окурок и с карабином на изготовку бесстрашно двинулся вперед, громко крича:

– Мы вас взяли! Сдавайтесь, или спущу собак! С вами говорит раджа Ассама!

В ответ послышался хохот.

– Канальи! – Янес начал горячиться. – Учтите, у меня есть и другие собаки! А кроме того…

Оглушительный выстрел сотряс галерею, будто подземный толчок. Это Янес выстрелил в сторону наглецов, посмевших над ним потешаться. Тремаль-Наик и Каммамури тоже выстрелили. С дальнего конца галереи донеслись приглушенные крики, кто-то выстрелил из пистолета: шуму от него было много, а проку никакого.

– Слушайте меня, подлецы! – крикнул Янес, беря у Каммамури перезаряженный карабин. – Повторяю, я – раджа Ассама, а вы кто такие? Как посмели вы, незваные гости, пробраться в мой город? Не забудьте, наш палач всегда готов к работе. Лучше сложите оружие и сдавайтесь. Я желаю взглянуть на ваши лица.

Какое-то время в ответ не раздавалось ни звука, потом плаксивый голос произнес:

– Мы несчастные парии, у нас нет ни еды, ни дома, ни родины.

– Бросайте оружие, и я велю накормить вас. Но поторопитесь, мое терпение небезгранично, а солдаты горят желанием вступить в бой.

– Что будет, если мы бросим пистолеты? – спросил тот же голос. – Вы нас убьете?

– Даю слово раджи, что не причиню вам зла. Кроме, разве что, одного мерзавца, скрывающегося среди вас.

– Кто он? Назовите его имя.

Чаша терпения Янеса переполнилась.

– Вы в ловушке! На вас нацелены пятьдесят карабинов, дюжина собак рвется с поводков, и ты еще пытаешься ставить мне какие-то условия? Узнаешь его имя, когда негодяй окажется у меня в руках!

– Я только хочу посоветоваться с моими товарищами, принц.

– Даю тебе пять минут. После чего отдам приказ штурмовать вашу вонючую нору. Даже не пытайтесь бежать, это бесполезно. Мы прекрасно знакомы со всеми закоулками здешних клоак, так что от бегства вы ничего не выгадаете.

– Человек, которого вы ищете, пария? – спросил незнакомец, старательно избегая приближаться к тому месту, которое полукругом озарял свет от фонарей.

– Сказано тебе, потом узнаешь. Время истекает, поторапливайся.

На другом конце галереи зашептались, однако туннель был до того гулок, что шепот походил на гомон.

– Как думаешь, они сдадутся? – спросил Янес у крысолова, опиравшегося на карабин.

– Несомненно, ваше высочество. Бежать им некуда.

– Сколько их, интересно?

– Наверняка больше, чем нас. Но парии никогда не отличались храбростью.

– Однако бдительности терять нельзя, – вставил Тремаль-Наик. – Пусть выходят по одному. Увижу нашего отравителя, мигом схвачу за шкирку.

– А ты его узнаешь?

– Ручаюсь.

– Я, впрочем, тоже. Подлец от нас не ускользнет.

Янес закурил. Увидев большой камень, скорее всего выпавший из свода, он присел на него, в нетерпении постукивая по полу каблуком. Шикари, Тремаль-Наик и Каммамури, как подобает истинным индийцам, сохраняли спокойствие. Они никуда не спешили, не говоря уже о крысолове, привыкшем караулить добычу, часами сидя в темноте у сточных колодцев.

Португалец не сводил глаз со стрелок золотого хронометра, считая секунды. Он что-то бормотал себе под нос и дымил как паровоз: дым его папирос уже затмевал свет фонарей. Время, отпущенное париям, подходило к концу, когда тот же голос произнес в темноте:

– Мои люди решились.

– Ну наконец-то! – воскликнул Янес, выкидывая окурок и берясь за карабин. – И что же вы решили?

– Сдаться махарадже, если тот поклянется не стрелять в нас и не топить в черной реке.

– Прежде всего говори, сколько вас?

– Тридцать пять человек.

– И все вы – парии?

– Да, махараджа.

– Я обещаю пощадить вас. Стройтесь в ряд и выходите на свет по одному. Мысли о побеге лучше сразу выкиньте из головы. Нас много, и мы прекрасно вооружены, можем перестрелять всех до единого. Кстати, чем вы добываете себе пропитание?

– Мы бедные охотники на крокодилов. Ловим их в лагуне Монор, она кишмя кишит этими тварями.

– Хорошо. А теперь выходите по одному и держите оружие в поднятых руках.

Португалец обернулся к Тремаль-Наику и Каммамури:

– Считайте тщательно. Нутром чую, их не тридцать пять, а тридцать шесть. Трое шикари направо, трое налево, фонари поднять. Карабины отложите, возьмите пистолеты.

– Будьте начеку, – поддержал его Тремаль-Наик.

Тот же голос крикнул из темноты:

– Не стреляйте! Мы выходим!

В полутьме зашевелилась какая-то тень, и на свет вышел молодой индиец, тощий, как спичка. Его бедра были обмотаны тряпкой неопределенного цвета; от него несло мускусом. В поднятой правой руке он держал тяжелый нож с квадратным лезвием, какими пользуются охотники на крокодилов и гавиалов[28]. Юноша бросил оружие к ногам Янеса. Нож, как видно из чистой стали, зазвенел, подпрыгивая на камнях.

– Проходи, – махнул рукой португалец, пристально взглянув незнакомцу в лицо. – Если тебе дорога жизнь, не задерживайся в клоаках.

Пария низко поклонился и торопливо побрел прочь.

Из темноты вышел второй, затем третий, четвертый… У одних были древние пистолеты, которые они, прежде чем бросить, разряжали в воздух. У остальных – ножи разных форм и размеров. Почти все люди были молодыми и тощими, что несколько удивило Янеса, знавшего, до чего индийцы, в отличие от бирманцев или араканцев, лакомы до крокодильих хвостов.

– Я последний, – произнес заросший бородой старик, выглядевший предводителем этой странной артели. – Больше никого не осталось.

Но Янес остановил его и спросил, наведя пистолет:

– А ты не врешь?

– Нет, раджа. Клянусь всеми ракшасами Брахмы!

– Оставь в покое демонов. Говори, сколько вас было?

– Мы уже сказали.

– Значит, один не вышел?

– Ваше высочество, повторяю, я – последний.

– Однако вас вышло тридцать четыре, а не тридцати пять.

– Вы обсчитались, – совершенно спокойно ответил пария.

– Нет, вышло только тридцать четыре человека, – подтвердил Тремаль-Наик. – Считали даже шикари.

– Тогда не знаю. Наверное, вы все ошиблись.

– Каммамури, сторожи его, – велел Янес. – А мы с Тремаль-Наиком наведаемся в их логово. Похоже, негодяи держат нас за дураков. При малейшей угрозе стреляйте и не жалейте патронов. Крысолов, показывай дорогу.

– Слушаюсь, ваше высочество.

– Если человек не посмел выйти, значит совесть у него нечиста, – заметил Тремаль-Наик.

– И отягощена ядом, – добавил португалец. – На сей раз он от нас не уйдет.

Дождавшись, пока Каммамури свяжет не оказавшего сопротивления парию, Янес с Тремаль-Наиком двинулись за стариком, держа фонари повыше, чтобы хоть немного разогнать столь удобную для засады тьму. Вскоре они очутились перед широким полукруглым проемом, в который без помех прошел бы слон.

– Это последнее убежище в туннеле? – спросил Янес.

– Да, ваше высочество.

– Что ж, давайте проверим, не забыл ли кто оттуда выйти.

Португалец вошел внутрь и очутился в круглом помещении, в стенах которого зияло множество дыр, а пол был засыпан песком. Там действительно могли бы поместиться пятьдесят человек, причем с комфортом.

– Отличный погреб, получше дворцовых, – усмехнулся Янес. – В этом прохладном песке даже пиво неплохо хранилось бы месяцами.

– Кому нужно вонючее пиво, дружище? – возразил Тремаль-Наик. – Здесь смердит крокодилами.

– А я, кажется, почти привык к этому запаху. Ага! Вижу кучу ветхих ковров, под ними вполне может прятаться человек.

– И не один. Нашим париям недостаточно оказалось сухого песка, им ковры подавай.

Крысолов огляделся, прислушиваясь. Потом поставил лампу на пол и принялся по одному стаскивать ковры вниз. Дырявые и пропахшие мускусом, они явно вышли не из-под ткацких станков Пенджаба или Кашмира.

– Давай, давай, – подбодрил старика Янес. – Наши пистолеты наготове.

Крысолов продолжал расшвыривать в разные стороны коврики и какие-то тряпки, сопя, вытирая пот и то и дело отскакивая, словно опасаясь, что из-под очередного половика выскочит ядовитая кобра или огромный питон. Когда на полу осталось всего несколько ковров, под ними обнаружилась подозрительная выпуклость.

– Ваше высочество, человек, которого вы ищете, здесь. Я слышу его дыхание.

– Погоди-ка. – Тремаль-Наик крепко взял португальца за плечо. – Лучше я. В отличие от тебя, у меня нет жены.

– Зато есть дочь. Забыл о своей Дарме?

– Она теперь далеко.

Отважный индиец отбросил последние ковры. Под ними, свернувшись клубком, лежал человек в желтой хламиде брамина. Янес присмотрелся, не сжимает ли тот пистолет, но, увидев, что незнакомец не решается даже пошевелиться, сказал:

– Ну, чего ждешь? Чтобы Вишну подал тебе руку?

Брамин только сильнее сжался в комок.

– Оглох он, что ли? Вроде бы гром не гремел, – насмешливо произнес Янес.

– Не в том дело, приятель, – сказал Тремаль-Наик. – Просто парень ожидает хорошего пинка, тогда-то и покажет нам свое лицо.

– Пинка? Это всегда пожалуйста.

Португалец уже занес ногу, когда человек вскочил с ловкостью пантеры и уставился на врагов горящими глазами. На первый взгляд ему было не больше тридцати. Угловатые черты лица, низкий лоб, характерный для париев, этих несчастных, проклятых всеми богами Индии. Едва взглянув на него, Янес воскликнул:

– Я тебя узнал! Ты приходил ко мне во дворец клянчить прииск, не припомню только, рубиновый или изумрудный. А заодно отравить моего министра, верно?

Брамин (точнее, переодетый брамином мошенник, потому что все брамины имеют благородные черты высших каст) сжал зубы и промолчал.

– Черт тебя побери! Видать, сам Шива отнял у тебя язык. Впрочем, мы в добрых отношениях с индусским пантеоном, так что мы быстренько тебе его развяжем.

Пария нахмурился, его глаза налились ненавистью, но он продолжал молчать.

– Тут нужен Каммамури, – сказал Тремаль-Наик. – Он умеет разговорить пленников.

– Что ж, пошли к нему.

Янес двинулся было к неподвижно стоявшему парии, когда Тремаль-Наик внезапно заорал:

– Назад! У него змея!

Одежды брамина распахнулись, и Янес увидел змейку, которую незнакомец прижимал к груди. Тонкую, как шнурок, длиной около восьми дюймов, черную с ярко-желтыми пятнышками. Тварь с шипением метнулась в лицо Янесу, но Тремаль-Наик, старый змеелов Черных джунглей, прикрыл собой португальца.

И тут грянул выстрел. Жуткое пресмыкающееся, чей яд способен за полторы минуты умертвить корову, упало на пол, как длинный лоскут ткани. Змею убила даже не пуля, а пороховые газы. Тем не менее крысолов для верности наступил на нее, сломав ей хребет.

– Ах ты, мерзавец! – взревел побледневший португалец. – Змей на себе таскаешь? Кто ты такой? Факир?

Пария только пожал плечами.

– Каналья. – Янес угрожающе поднял пистолет. – За такое тебе бы впору прострелить башку. И я бы сделал это немедленно, если бы не рассчитывал получить от тебя кое-какие сведения. Раздевайся!

– У меня больше нет змей, – ответил пария. – Ума не приложу, как эта заползла под мою одежду и почему не укусила.

– Раздевайся! Хватит с меня твоих уловок.

Увидев надвигающихся на него троих вооруженных людей, пария, поколебавшись, начал стягивать хламиду, разматывая слой за слоем, пока не остался совершенно голым.

– Как ты удержал змею в руках? – спросил Янес, жестом велев индийцу одеваться. – Ты заклинатель-беде?

– Нет-нет, я брамин.

– Которому поручили отравить моих министров и меня самого? На кого ты работаешь?

– Никто мне ничего не поручал, ваше высочество.

– Может быть, ты мстишь мне за отказ подарить прииски?

– Я вас не понимаю, ваше высочество. Брамин не может владеть приисками.

– Ты никакой не брамин, – рявкнул Тремаль-Наик. – У тебя на физиономии написано: пария.

– Вы все ошибаетесь. Или обознались.

– То есть ты отрицаешь, что приходил ко мне во дворец два дня назад?

– Я бы никогда не посмел переступить порог дворца.

– Мы тебя узнали, уродливый марабу. Есть еще один свидетель, скоро мы тебе его представим. Оделся?

– Да, ваше высочество.

Крысолов с Тремаль-Наиком крепко схватили его за запястья и потащили к выходу.

– Что вам от меня нужно? – завопил пленник, отбиваясь. – Я же брамин! Даже раджи не могут трогать брамина!

– Я не индус, и мне плевать на ваших богов и изобретенные ими для вас страшные кары. Хочешь сказать, после смерти моя душа переселится в скарабея, а потом в блоху или вошь? Чепуха! Я смеюсь над Брахмой, Шивой, Вишну, Парвати и даже над жуткой богиней смерти Кали! У меня один Бог, не имеющий никакого отношения к толпе ваших.

– Плавать вам десять тысяч лет по Молочному Океану, прежде чем родиться хотя бы обезьяной, если не кем похуже. Нам, браминам, дарована власть карать и миловать.

– Карай сколько влезет. – Янес подтолкнул упиравшегося лжебрамина. – Но не жалуйся, если тебя покараем мы.

– Вы не посмеете! Я святой человек!

– Ты обманщик и состоишь в шайке разбойников и заговорщиков, собранной безумцем Синдхией.

Услышав имя свергнутого принца, пленник резко повернулся и в упор взглянул на Янеса:

– Синдхия? Кто это?

– Один осел, – ответил Тремаль-Наик. – Обыкновенный осел, прежде правивший Ассамом. Это известно даже пням в лесу, а ты, якобы ученый человек, прикидываешься, будто не знаешь? Разве брамины не изучают историю своей страны?

– Все наше время занято молитвами, – брюзгливо ответил пленник. – Мы общаемся с богами. Что нам до земных царей, у которых нет над нами власти?

– Погоди, скоро увидишь, есть у меня над тобой власть или нет. Давай шевели ногами, или погоню пинками. Поглядим тогда, как твои боги тебя защитят.

Впереди показался свет. Шикари и Каммамури стояли на месте, на случай если парии попытаются вернуться и напасть. Поняв, что деваться некуда, и, очевидно, не веря в защиту богов, лжебрамин быстро зашагал вперед, надеясь на помощь своих товарищей.

Янес с изумлением увидел у ног Каммамури совершенно успокоившихся мастифов.

– Мы вновь можем на них рассчитывать, – объявил маратха. – Они побороли страх.

– Черт с ними, с псами. Приглядись-ка к этому человеку, – приказал ему Янес, подталкивая пленника.

Каммамури поднял повыше фонарь.

– Какая встреча! Господин Янес, вы спрашиваете, видел ли я этого типа прежде?

– Именно. Мы с Тремаль-Наиком нисколько не сомневаемся на его счет.

– Это тот самый брамин, который приходил во дворец. Я хорошо его запомнил. Такой взгляд не скоро забудешь.

– Глаза заклинателя змей, я прав?

– Совершенно правы. Глаза беде. А где его флейта-пунги?

– Она ему не нужна, поверь мне. Этот негодяй и безо всяких дудок ловко управляется со змеями, мы сами в этом убедились. Да, Тремаль-Наик?

– Промедли мы хоть миг – и красавица Сурама осталась бы вдовой, – кивнул индиец.

– И он еще жив?

– Мы не торопимся отправить его на тот свет. Сам знаешь почему.

– Я все понял, господин.

– Предупреждаю, пленник нам попался несговорчивый.

– Ничего, справлюсь. Или я не маратха? Да и марабу в окрестностях города вроде бы не перевелись.

Португалец вопросительно приподнял бровь.

– Увидите, господин, как эти падальщики помогут мне развязать язык пленнику.

– Ладно, марабу так марабу. Всё, возвращаемся во дворец. Сурама, наверное, уже извелась от тревоги. Да и у меня сердце не на месте.

Тонкой стальной цепочкой пленнику связали руки за спиной и под охраной шикари повели к зловонной реке. Мастифы, снова спокойные, бежали впереди отряда, порыкивая и принюхиваясь.

Париев, отпущенных на свободу, дух простыл. Скорее всего, они поспешили покинуть клоаки, посчитав, что легко отделались. Отряд Янеса прибавил ходу, внимательно глядя по сторонам. Впрочем, никто не верил, что безоружные беглецы, лишившиеся вожака, осмелятся напасть.

Не прошло и получаса, как отряд вернулся к тому месту, где крысолов перебросил через сточную реку лестницу. Крик ужаса вырвался из всех глоток. Парии вытащили лестницу на другой берег.

– Карамба! – вскричал Янес. – Они отрезали нам путь назад! У кого достанет храбрости прыгнуть в отравленные воды и переплыть на ту сторону? Крысолов, тебе когда-нибудь случалось делать подобное?

– Нет, ваше высочество. Я знаю, что живым оттуда не выйти. Однако не беспокойтесь, отсюда тоже найдется путь на поверхность.

– Разбойники жестоко подшутили над нами, – сказал Тремаль-Наик. – А ведь у меня тогда промелькнула мысль…

Поняв, что никто из них не рискнет отправиться за лестницей вплавь, они немного передохнули и возобновили путь вдоль черной реки. Крысолов вел отряд, ускорив шаг, словно опасался новой беды. То и дело он останавливался, внимательно осматривая стены и свод, и всплескивал руками. Впрочем, псы оставались спокойны, не обращая внимания даже на лжебрамина.

Через полчаса крысолов вдруг остановился перед аркой и отчаянно вскрикнул.

– Гром и молния! – рявкнул Янес. – Ты меня пугаешь.

– Коридор завален, ваше высочество, выхода больше нет.

– Завален? Но кем и когда? Я не слышал грохота камней.

– Наверное, негодяи сделали это несколько дней тому назад, чтобы в случае чего помешать страже спуститься сюда.

Тонкой стальной цепочкой пленнику связали руки за спиной и под охраной шикари повели к зловонной реке.

– Другие выходы есть?

– Только на том берегу. Точнее, здесь есть один, но узкий, как печная труба, и забран снаружи бронзовой решеткой, которую никому не под силу выломать. К тому же он заканчивается в безлюдном месте. Однажды я нашел там тело юноши, застрявшего между прутьями решетки. Несчастный умер от голода, и никто не услышал его криков и предсмертных стонов.

– Получается, мы погребены заживо, – подвел итог Тремаль-Наик. – Старик, ты хорошо знаешь клоаки. Поройся в памяти. Может, вспомнишь еще одну дорогу?

Крысолов уныло покачал головой:

– Если не переберемся на тот берег и не достанем лестницу, нам отсюда не выбраться.

– Дело принимает неприятный оборот. Не ожидал я подобного сюрприза. – Янес подошел к пленнику и сурово на него посмотрел. – Может, ты знаешь путь наверх?

– Нет, сахиб. Мне почти незнакомы эти подземелья. Я всегда ходил с париями. Того, кто хорошо ориентировался в клоаках, вы прогнали. Теперь он уже далеко.

– Лжешь.

– Зачем мне лгать? Я тоже не хочу умирать в этой смрадной дыре.

Янес в ярости принялся ходить туда-сюда, ругаясь под нос и потрясая кулаками. Затем он подошел к крысолову, неподвижно стоявшему у берега лениво текущего потока, напоминающего густую смолу.

– Что, раздумываешь, не прыгнуть ли туда?

– Прыгать я точно не собираюсь. Однако обещаю, мне удастся перебраться и добыть лестницу.

– Ты не спятил, часом?

– Нет, ваше высочество. Дайте мне четверых шикари. Они проводят меня к убежищам.

– Хочешь попробовать пробить стену? – заинтересовался Тремаль-Наик.

– Это пустая потеря времени, господин. Нужны бомбы, а их у нас нет.

– Зато есть порох в патронах. Можно сделать мину, – предложил португалец.

Старик пожал плечами:

– Одной миной тут не обойдешься. Ваше высочество, позвольте мне действовать по моему плану. Он опасен, по крайней мере для меня, но я не теряю надежды. Сточные воды густые, выдержат.

– Ты о чем?

– Ждите меня там, где парии бросили лестницу. Мы скоро вернемся.

Сказав так, крысолов с четырьмя шикари торопливо зашагал в темноту.

– Похоже, старик и правда лишился рассудка, – проворчал Тремаль-Наик.

– Вряд ли. Пусть поступает как знает.

И они двинулись в обратный путь, поручив Каммамури и двум оставшимся охотникам охранять пленника по дороге. В галерее висела желтоватая дымка миазмов.

Глава 6

Магнетизер

До убежища париев было далековато, ждать возвращения крысолова пришлось около часа. Наконец тот вернулся вместе с шикари, которые, будто навьюченные мулы, тащили старые ковры.

– Ваше высочество, вот наше спасение! – объявил старик.

– Из этого ты собрался соорудить переправу? – Янес криво усмехнулся.

– Да. Я заметил, что сточные воды сегодня на редкость густые и плотные. Из мелких каналов нанесло много песка и отбросов.

– Что же ты надумал?

– Буду бросать перед собой ковры и перескакивать с одного на другой. Выберусь на тот берег и перекину вам лестницу. Вешу я мало, и, хотя годы понемногу берут свое, ловкости мне не занимать.

– А если тебя засосет?

Старик провел рукой по лбу, словно утирая пот, потом пожал плечами и ответил:

– Если я не попытаюсь, мы все умрем. При дворе знают, куда вы отправились?

– Да. Я отдал приказ выслать на помощь раджпутов, если не вернусь вовремя.

– Раджпуты могут заблудиться. Без проводника в клоаках легко потерять дорогу.

– Что ж, тогда действуй.

Крысолов бросил на воду первый ковер. Тот не утонул. Похоже, старик оказался прав, на нем можно было продержаться несколько мгновений, как на плоту, – слишком уж много разных отбросов плавало в воде.

– Мне бы подобная идея и в голову не пришла, – проговорил Янес. – Должен признать, теперь я верю, что у тебя получится достать лестницу.

– И я ее достану, ваше высочество. Я вешу меньше всех, ковры выдержат. Но ваши люди должны мне помочь.

– Бросать на воду ковры?

– Да, ваша милость. Об остальном я позабочусь сам.

– Ты отчаянно смел. Удваиваю твою награду.

– Хотите превратить меня в маленького раджу?

– Почему бы и нет?

– Что ж, увидим, что из этого выйдет.

Шикари, Тремаль-Наик и Каммамури выстроились на берегу, готовые в любой миг прийти на выручку человеку, рисковавшему ради них жизнью. Никто не знал, насколько глубока вода. То, что собирался сделать старец, им было не по силам.

Крысолов закинул за спину штук шесть самых плотных ковров, с невозмутимым видом подошел к потоку и вновь пристально вгляделся в черные воды. Первый ковер уже начал тонуть.

– Достанет ли тебе мужества дойти до конца? – спросил Янес.

– Да, ваше высочество. Я уверен, что выберусь на тот берег. Шикари готовы?

– Только тебя и ждут.

Охотники сбросили на воду перед крысоловом три или четыре ковра, тут же распластавшиеся по поверхности.

– Давай! – крикнул Янес, сам готовый в любой миг прийти на помощь своим людям.

Старик ловко спрыгнул на первый ковер. Шикари мастерски бросили еще несколько. Всем известно, что большинство индийцев – прирожденные акробаты и обладают замечательной ловкостью. Жизнь по соседству с тугами учит их чудесам изворотливости и сноровки.

Крысолов, словно тушканчик, перескакивал с ковра на ковер, стараясь двигаться как можно аккуратнее. Вскоре старик достиг последнего из ковров, брошенных шикари. Тогда он принялся расстилать перед собой те, что захватил с берега. Как уже говорилось, они были самыми плотными.

До лестницы, коварно вытянутой убегавшими париями, оставалось рукой подать. Крысолов бросал ковры, следя, чтобы те ложились как можно ровнее. Затем прыгал дальше точь-в-точь как кенгуру.

Наконец одним отчаянным прыжком он приземлился на перекладину лестницы, перевел дух и оглянулся. Ковры медленно уходили под воду. Старик, размахивая руками, добрался до берега.

– Браво! Молодчина! – закричали в один голос Янес и Тремаль-Наик.

Каммамури с шикари радовались не меньше хозяев. Они орали так, что их возглас эхом отразился от каменных сводов, а мастифы, решив внести свою лепту в гвалт, принялись рычать и лаять на пленника.

Крысолов вытянул из воды бамбуковую лестницу, поднял ее и перекинул через поток. При всей своей длине она была так легка, что с ней управился бы даже ребенок. В ту секунду, когда в жидкой грязи потонул, свернувшись комом, последний ковер, мост был готов.

Первыми на другой берег перебежали мастифы.

– Каммамури, следи за пленником, – велел Янес. – Не дай бог, споткнется.

– Всемером удержим, – усмехнулся маратха.

Почувствовав, что его толкают вперед, лжебрамин задергался, но только натянул цепь.

– Хотите утопить меня? – завизжал он, пятясь.

– Вовсе нет, – ответил Янес. – Хотим доставить тебя во дворец. Ты слишком ценен, чтобы тебя топить. Шагай, или стреляю!

– Стреляйте!

– Размечтался. Мертвые не разговаривают. А ты, раз уж остался живым, должен рассказать нам много интересного.

– Застрелите меня! – вопил пария, скрежеща зубами. – Я ищу смерти!

– Да? Ну так прыгай в поток.

– Нет-нет, ваше высочество… На такое ни у кого смелости не хватит.

– Однако простой крысолов, как ты видел, храбро пересек канал.

– Я не банья.

– Конечно нет! Ты жалкий пария! – взревел Янес, теряя терпение, и схватил пленника за шелковый пояс.

– Я брамин!

– Ты такой же брамин, как я. Иди сам, или шикари тебя силой перетащат.

Несчастный, поняв, что протестовать бессмысленно, побрел за Янесом к берегу. Позади шел Каммамури, крепко держа цепь. На середине моста пария рванулся было, надеясь первым оказаться на берегу: он позабыл и о связанных руках, и о ждущем впереди крысолове с мастифами. Мощный удар кулака чуть не сбил его с ног. Маратха был начеку и мигом дал понять, что о бегстве лучше не помышлять. Пришлось лжебрамину покорно прыгать с перекладины на перекладину, следя, куда поставить ногу, чтобы не последовать вниз за коврами. Едва ступив на берег, он угодил в руки крысолова.

– Похоже, этот тип заставит нас попотеть, прежде чем мы вытянем из него хоть слово, – заметил португалец.

– Сомневаюсь, – ответил Каммамури. – Вот увидите, он станет послушен, как ягненок.

– Хм…

– Ручаюсь, господин. Выделите мне погреб и велите поймать нескольких марабу, больше ничего не потребуется.

– И проходимец заговорит?

– Лучше любого ученого попугая. Вы же знаете, мы, маратхи, славимся умением пытать пленных.

– Даже слишком славитесь.

– Только в том случае, если пленные упорствуют. Если нет – мы их допрашиваем и отпускаем на все четыре стороны.

Шикари с Тремаль-Наиком сбросили лестницу в зловонную реку, окружили пленника, и отряд зашагал по туннелю туда, где их ждал свет и чистый воздух. Увидев впереди две цепочки фонарей, пленник снова задергался. Им навстречу шло не менее двух дюжин человек.

– Кто идет? – крикнул Янес, и его голос прогремел под сводами.

– Раджпуты его высочества махараджи! Не стреляйте! – донеслось в ответ.

– Ну а я махараджа собственной персоной.

Раджпуты радостно загомонили и побежали к хозяину. Видимо, обеспокоенная Сурама отправила их на поиски своего мужа. Отряд запоздалых спасателей вел офицер. Раджпуты были как на подбор: бородатые силачи со свирепыми лицами. Они чем-то напоминали русских казаков.

– Ваше высочество, – командир отсалютовал саблей португальцу, – госпожа рани беспокоилась, потому и послала нас сюда.

– Еще не отлита пуля, что пробьет мою дубленую шкуру, – усмехнулся Янес. – Что творится при дворе? Надеюсь, никого больше не отравили?

– Сейчас там столько стражи, что никто не решится даже приблизиться к дворцу.

– Значит, можно будет поужинать. Мы все ужасно проголодались, пока носились как угорелые по чертовым подземельям.

– У выхода ждут колесницы, запряженные зебу. Они мигом доставят вас во дворец.

– Это как нельзя кстати. В путь, друзья. И не спускайте глаз с нашего брамина.

Они стремительно преодолели последний переход и вылезли на поверхность неподалеку от полуразрушенной мечети. Там стояли четыре богато украшенные повозки[29] под золочеными куполами и с занавесями голубого шелка. В каждую из них была впряжена четверка белых горбатых быков-зебу с позолоченными рогами.

Часы Янеса показывали два часа пополуночи. Город крепко спал. Уличные масляные лампы, о которых ассамцы прежде могли разве что мечтать, начали гаснуть. Янес и Тремаль-Наик забрались в первую повозку, остальные расселись по оставшимся трем, и зебу резво поскакали по пустынным улицам. Возницам даже не приходилось подгонять их стрекалами. Через каких-нибудь полчаса они въехали в дворцовые ворота.

Приказав шикари остаться на страже у дверей в покои, Янес с Тремаль-Наиком, Каммамури, крысоловом и пленником вошли в ярко освещенный кабинет. Сурама, одетая в длинный, расшитый серебром халат белого шелка, увидев мужа, вскочила и кинулась к нему.

– О, мой господин! Сдается мне, ты поклялся жить так, чтобы я вечно дрожала от страха!

– Дорогая, на сей раз речь не об охоте, а о государственных делах. Мы поймали отравителя. Посмотри на него. Не побоялся выдать себя за брамина, а ведь он – жалкий пария.

– Думаешь, это он отравил наших министров?

– Мы его узнали. Теперь негодяй поведает, на кого работает. Нужно выяснить все обстоятельства дела.

Сурама пристально взглянула в лицо брамина, и ей сделалось не по себе. Рани зажмурилась, но и в темноте под закрытыми веками продолжала видеть горящие глаза, наделенные какой-то таинственной властью. Она прижалась к Янесу.

– Муж мой, позволь мне удалиться. Я боюсь этого человека.

– Боишься? Чего тебе бояться рядом с нами, моя маленькая рани?

– Его глаз.

Португалец бросил взгляд на пленника, яркие, тигриные глаза которого не отрывались от Сурамы, и чуть не накинулся на него с кулаками.

– Ах ты, подлец! – взревел он. – Будешь таращиться на мою жену, я тебе все кости переломаю! Сурама, иди отдыхай. Мы сами с ним разберемся.

Подождав, когда за Сурамой закроются двери, португалец приказал подать ужин и сел у овального стола. Слуги внесли холодное мясо, запеченную дичь и гигантский пудинг с фруктами.

Каммамури тем временем толкнул пленника в кресло и привязал его цепями, а для верности посадил рядом мастифов, пребывавших в скверном настроении и оттого непрерывно рычавших. Крысолов не решился есть за одним столом с махараджей и устроился на стуле позади брамина.

Все, не исключая пленника, которого отнюдь не обделили, набросились на еду. Ели они молча, с жадностью. Затем португалец, не предложивший лжебрамину даже стакана пива, не говоря уже о куреве, откинулся на спинку уютного кресла, закинул ногу на ногу и произнес:

– Время раскрыть карты, господин жрец, не знаю уж, какого божества. Учти, ты теперь не в клоаках, помощи ждать неоткуда. Твоих сомнительных приятелей, этих якобы охотников на крокодилов, не сегодня завтра всех переловят.

На лице пленника не дрогнул ни один мускул. Лишь пламя в странных магнетических глазах вспыхнуло еще ярче.

– Итак, – продолжал португалец, не обращая внимания, в отличие от рани, на этот странный взгляд, – ты продолжаешь настаивать, что ты брамин, а вовсе не презренный пария?

– Моему отцу принадлежала пагода, – ответил пленник.

– И где она находится?

– На берегу ужасного озера Джайпур, кишащего крокодилами.

– Зачем ты прибыл в мой город?

– Хотел попутешествовать по Индии, сахиб.

– Таская за собой несколько десятков нечистых, к которым не приблизится ни один брамин даже под страхом смерти?

– Вы ошибаетесь на их счет, сахиб.

– Парию видно издалека. Физиономии твоих товарищей не похожи на лица индийцев даже низших каст вроде шудр. Я уже давно управляю Индией и научился различать ее народы и сословия. Повторяю, никакой брамин не прикоснулся бы к еде в присутствии парии, он лучше бы с голоду помер. Что ты на это скажешь?

– Те люди из клоак не были париями, – ответил пленник, продолжая сверлить Янеса взглядом.

– Закрой глаза или смотри в пол, – велел несколько встревоженный португалец. – Если надеешься меня загипнотизировать, заставить снять с тебя цепи и с почетом проводить за ворота, выброси эти мысли из головы.

Брамин пожал плечами и, закусив губу, отвел глаза. Ему явно не понравилось, что махараджа понял, какой силой обладает его взгляд.

– Давай, давай, Янес, – подбодрил португальца Тремаль-Наик, раскуривая кальян. – Посмотрим, как долго ему удастся водить нас за нос.

– По-моему, без Каммамури мы ничего не узнаем. А впрочем, можно попробовать. Отвяжите негодяя и отведите туда, где лежит его жертва.

– Какая жертва? – улыбнулся брамин с невинным видом.

– Да я его сейчас пристукну бутылкой из-под пива! – взревел маратха.

– А что потом, мой бравый Каммамури? Прощай, тайна? Нет, этот человек должен признаться во всем, и об этом придется позаботиться именно тебе.

– Я был еще очень молод, господин Янес, но прекрасно помню, как мои соотечественники поступали с английскими шпионами. Никто из них не сумел устоять. Вот и наш разбойник, неизвестно откуда взявшийся, тоже заговорит. Мне нужен подвал и парочка марабу.

– В моем дворце полным-полно подвалов. У тебя глаза разбегутся от богатого выбора.

Брамин дал себя развязать. Впервые с момента поимки он выглядел не вполне уверенно, его смуглое лицо исказила болезненная гримаса. Пленника схватили за руки и притащили в зал, где под присмотром раджпутов спал вечным сном первый министр.

Яд продолжал действовать. Широко распахнутые и налитые кровью глаза несчастного, казалось, вот-вот выскочат из орбит. Черты лица сильно заострились, хотя цвет его оставался вполне свежим.

– Это ты его отравил. – Янес схватил брамина за шею и заставил его нагнуться над телом. – Так действует яд бис-кобры. Я и не знал, что эти уродливые ящерицы дают столь опасный яд.

– Но кто же подсунул его жертве? Вам стоило бы поискать настоящего преступника, вместо того чтобы обвинять меня. И с чего вы вообще взяли, будто бис-кобры ядовиты?

– У нас имеется отличное доказательство. – Тремаль-Наик подошел к столику, на котором еще стояла бутылка с оранжадом, взял ее и двинулся к пленнику, пытавшемуся сохранять спокойствие. – Хочешь попробовать? Но будь осторожен, в напитке яд бис-кобры.

– Который, по-вашему, добавил туда я?

– Разумеется! – воскликнул Янес. – Кое-кто видел, как ты его наливал.

– И кто же?

– Не важно. Главное, мы сами это знаем.

– Так говорите, в бутылке яд?

– Который убил этого несчастного.

– Кто вам это сказал?

– Мои министры.

– Они ошиблись. Нет здесь никакого яда.

С этими словами пленник вырвал бутылку из руки Тремаль-Наика и поднес к губам. Но Янес с Каммамури успели ему помешать.

– Без шуток, парень. – Португалец грохнул бутылку об пол. – Хватит с меня мертвецов. Новый тут совсем не нужен.

– Я бы доказал вам, что в бутылке нет яда, – ответил брамин. – Выпив жидкость, я стал бы здоровее, чем сегодня.

– Значит, ты – заклинатель змей, а не брамин, – отрезал Янес. – Всем известно, что на беде змеиный яд не действует. Разве у тебя под одеждой не сидела опаснейшая змея, одна из самых ядовитых на свете?

– Она, должно быть, сама туда заползла.

– Янес, ты зря сотрясаешь воздух, – сказал Тремаль-Наик. – Этот тип сильнее, чем мы думали. И если его действительно нанял безумный пропойца Синдхия, он не ошибся в своем выборе. Негодяй чем-то напоминает мне грека, бывшего правой рукой Синдхии. Заставил он тогда нас попотеть и здесь, и на Борнео. Помнишь храбреца Теотокриса?

– Еще бы! Отлично помню, как он лопнул, точно лягушка, нажравшаяся табаку. Надо отдать должное Синдхии. Умеет принц выбирать себе подельников. И что теперь?

– Приказывай. Мы готовы на все.

– Пусть маратха выберет подходящий подвал и отведет туда пленника. На всякий случай приставьте к нему шикари и одного мастифа. Каммамури, ты обязан вырвать признание у этого лжебрамина.

– Все будет исполнено, господин Янес, – ответил индиец.

– Дозвольте и мне поучаствовать, ваше высочество, – предложил крысолов. – Я неплохо разбираюсь в крысах.

Португалец подозрительно посмотрел на старика и сказал:

– Учти, я не хочу, чтобы пленник умер.

– Он проживет еще долго, уверяю вас, господин Янес, – усмехнулся маратха. – Обещаю не причинять слишком большого вреда его здоровью.

– Возьмите с собой шикари.

– К чему они нам? От нас подлец не уйдет. Верно, крысолов?

– Верно.

– Однако я должен еще кое о чем вас предупредить.

– О чем же, господин Янес?

– Не смотрите ему в глаза.

– Мы будем сидеть в темноте, а пленник – под лампой. Я тоже заметил притягательную силу его глаз, но если он надеется усыпить нас, то зря. Да и цепи с него никто снимать не собирается.

Каммамури взял у раджпутов, охранявших тело, лампы и ушел искать подвал, где можно без помех вырвать у отравителя признание. Крысолов повел пленника. Последний даже не пытался сопротивляться.

Янес и Тремаль-Наик обсудили с подошедшими придворными предстоящие похороны, которые планировались очень пышными, ведь хоронили первого министра. После чего они вернулись в кабинет, двери которого неусыпно охраняли шикари.

Оба друга были встревожены. Не успели они присесть к столу и выпить по стакану пива, как дверь детской раскрылась и на пороге появилась Сурама. Ее длинные, спускавшиеся едва не до пят распущенные волосы, казалось, окутывали ее шелковым покрывалом. Широко распахнутые глаза неотрывно смотрели в одну точку.

– Молчи! – шепнул Тремаль-Наик португальцу. – Похоже, рани спит наяву. Видишь? Даже нас не замечает. Надо посмотреть, что она станет делать.

– Чует мое сердце, без гипнотического взгляда брамина тут не обошлось.

– Я боюсь того же. Ладно, давай поглядим, что будет.

Они отошли в угол и сели на диванчик.

Некоторое время Сурама стояла неподвижно, глядя в никуда. Ее руки безвольно висели вдоль тела. Вдруг молодая женщина затряслась, словно в лихорадке, и принялась дергаться, вцепившись в волосы.

Затем рани как зачарованная пошла вперед. Толстые ковры заглушали ее и без того легкие шаги. Вот она вновь застыла, нерешительно повела рукой и вдруг быстро подошла к креслу, к которому во время ужина был привязан пленник. Пошарив ладонями по подлокотникам, Сурама закричала:

– Зачем ты меня позвал, если тебя здесь нет?

Янес в волнении вскочил:

– Негодяй ее загипнотизировал!

Он тихо подошел к жене и развел руки в стороны, чтобы подхватить несчастную, если она упадет. Тремаль-Наик последовал примеру друга. Сурама продолжала ощупывать кресло, ее тонкие пальчики шевелились, точно распутывая узлы. Что ей представлялось в ее кошмарном сне? Стальные цепи, стягивающие запястья брамина?

– Знаешь, я сам уже побаиваюсь этого человека, – вполголоса сказал Янес Тремаль-Наику. – Похоже, он опаснее грека и может навлечь на нас беду.

– Прикажи расстрелять его на рассвете.

– Нет, сначала он должен все рассказать. Я пока отнюдь не уверен, что за ним стоит Синдхия, решивший вернуть себе корону, и…

Португалец не договорил. Ему пришлось подхватить Сураму, потерявшую равновесие. Он прижал жену к груди и начал целовать ее волосы, но та принялась отталкивать его, бормоча:

– Нет-нет, ты не тот, кто меня звал. Я еще не нашла цепей… Я не могу найти дорогу к твоему роковому взгляду…

– Не буди ее, – предупредил Тремаль-Наик. – Отнеси в постель и пусть за ней присмотрит кормилица Соареса.

Янес легко поднял рани и отнес в спальню. Индиец остался в кабинете и принялся нервно ходить из угла в угол. Он хмурился, его глаза горели. Не прошло и пяти минут, как Янес вернулся.

– Ну что? – с тревогой спросил Тремаль-Наик.

– Уснула, когда я велел ей опустить веки и спать.

– Что за существо попало нам в руки? Демон?

– Не знаю, дружище, но рассчитываю узнать это от Каммамури.

– Негодяю не поздоровится, это уж точно. Горе ему, если сам во всем не признается. Маратхи – прирожденные палачи, спроси у англичан, завоевавших их земли скорее предательством, нежели мечом.

– Не скрою, Тремаль-Наик, все происходящее меня сильно беспокоит.

– Меня тоже, Янес. Едва увидев рани, негодяй тут же сообразил, что она не так сильна, как мы, и внушил ей мысль снять с него цепи.

– А вдруг Сурама попытается спуститься в подвал, где находится пленник?

– Мы ей не позволим. На самом деле среди индийцев часто рождаются люди, наделенные способностью подчинять других своей воле. Однажды некий пария усыпил пятнадцатилетнего мальчика и велел ему убить старика-англичанина, одиноко жившего в небольшом бунгало. Преступление свершилось, белого сахиба убили, но арестованный убийца клялся, что ничего не помнит. Нашлись свидетели, видевшие, как подлец его загипнотизировал. Мальчик избег петли, а вот парии пришлось отправиться на виселицу, проклиная всех богов.

– Тем лучше. Одной канальей на свете стало меньше. В Малайзии мне тоже приходилось слышать о великих магнетизерах, якобы встречающихся среди даяков, однако я, признаться, никогда не верил подобным байкам.

– И напрасно.

– Увы. – Португалец вытащил хронометр. – Уже половина четвертого. Скоро рассвет, ложиться спать не имеет смысла. Ох уж мне эти государственные заботы!

– Тяготят?

– Прежде не тяготили, а сейчас еще как. Все эти отравления не сулят ничего хорошего. Наша державная колесница покатилась боком, словно краб.

– Ничего, мы выправим ее ход и смажем колеса, сколько бы их ни было.

– А их множество, дружище. Может быть, спустимся к Каммамури? Пойду только проведаю Сураму. Затем скажу пару ласковых чертову гипнотизеру.

– Я подожду, – кивнул индиец, закуривая папиросу, предложенную Янесом.

Выпив стакан пива, налитый лакеем, он прошелся по кабинету. Знаменитый змеелов Черных джунглей и непримиримый враг тугов Раймангала тоже чувствовал тревогу. Он что-то бурчал под нос и то и дело зло взмахивал кулаками. Наконец вернулся Янес.

– Сурама спит, но и во сне продолжает говорить с этим человеком.

– До сих пор?

– Да. Мне удалось немного ее успокоить, погладив по голове, как подсказала кормилица Соареса. Ладно, пошли к Каммамури и крысолову. Не терпится узнать, что они там делают с этим брамином.

– Какой же он брамин? Обыкновенный пария. Я индиец и не могу ошибиться.

– Думаю, ты прав. Впрочем, пока давай звать его брамином.

Янес зажег свечи в двух фонарях, стоявших на столике, и вместе с индийцем покинул кабинет. Тремаль-Наик на ходу проверил свое оружие. Один из раджпутов, охранявших тело почившего министра, проводил их в бесконечные дворцовые подземелья. Спустившись по нескольким лестничным пролетам, они замерли от неожиданности, увидев перед собой шесть отвратительных птиц, заоравших во все горло: «Кра! Кра! Кра!» Это были марабу, которых неизвестно по какой причине еще называют адъютантами или мудрецами.

Ростом они со взрослого человека. Голова – лысая, в пятнах парши; глаза – круглые, черные, с красной кожей вокруг. Клюв острый, длинный. Марабу способен заглотить половину ягненка или полдюжины ворон, затолкав их в свой пурпурный зоб, служащий преддверием объемистому желудку, вполне сравнимому с тем, которым обладают африканские страусы. Тело у них белое, а крылья – черные. Когда марабу складывает их по-особенному, то кажется, будто он стоит, втянув голову в плечи, чем сильно напоминает человека, сложившего руки за спиной.

Марабу – единственные уборщики индийских городов, поэтому местные их уважают и позволяют беспрепятственно расхаживать по улицам. Встретится дохлая кошка – она тут же исчезает в жуткой воронке клюва. Встретится трупик птицы – его ждет та же судьба. Одно движение тяжелого клюва, и все кончено. Ворон же, которых в Индии множество, марабу съедают живьем, не обращая внимания на их истошное карканье.

– Зачем Каммамури эти твари? – спросил Янес, и марабу отозвались: «Кра-кра-кра!»

– Кто его знает, – ответил Тремаль-Наик. – Уверен, наш хитрец сумеет нащупать слабое место парии.

– Карамба! Уж не собрался ли он скормить пленника птицам?

– Сейчас узнаем.

Еле отбившись от птиц, так и норовивших их клюнуть, они преодолели последний пролет и подошли к тяжелой бронзовой двери, из-под которой пробивался свет. Ее охранял вооруженный до зубов раджпут.

Португалец толкнул створки и крикнул:

– Эй, Каммамури! Ты спишь, что ли?

За дверью открылся просторный, хорошо освещенный подвал. Пахло плесенью. Тут же, как из-под земли, появился маратха, а с ним и крысолов.

– Чем вы тут занимаетесь? – спросил Янес.

– Посмотрите сами, господин. Вот наш негодяй.

Связанный по рукам и ногам брамин лежал на заплесневелом тюфяке.

– Он заговорил?

– Молчит как рыба, – вздохнул Каммамури. – Словно язык себе откусил.

– Только этого не хватало, – буркнул Тремаль-Наик.

– Ну, кровь изо рта у него не идет, так что язык должен быть в рабочем состоянии. Просто пленник упрям.

– Может, окаменел от страха? – предположил Тремаль-Наик.

– Не думаю, хозяин. По-моему, этот тип куда сильнее и крепче знаменитого греческого советника Синдхии.

– И что ты намерен делать? – поинтересовался Янес. – По пути сюда мы встретили шесть марабу. Мне показалось, птицы сильно недовольны. Зачем они тебе?

– Птички помогут мне справиться с брамином. Старик надеется на крыс, коих тут немало, я же считаю, что у него ничего не получится. Негодяй одним взглядом их усыпит.

– Кстати, о его глазах. Он загипнотизировал Сураму.

– Не удивлен, господин Янес. Даже мне приходится отводить глаза. На вашем месте я бы побыстрее вырезал их от греха подальше.

– Успеется, дружище, – засмеялся Янес. – Ох и кровожадные же вы, маратхи! Вам бы только кого-нибудь изувечить.

– У них древняя культура, – сказал Тремаль-Наик, – но в глубине души они до сих пор дикари.

– Наверное, вы правы, хозяин, – ответил Каммамури, и не подумав обижаться.

– В общем, моя жена под гипнозом. Она может спуститься в подвал и попытаться освободить пленника.

– А мы на что, господин? К тому же дверь охраняет раджпут. Он не разрешит ей войти.

– Напротив. Мы не должны ей препятствовать. Неожиданное пробуждение опасно для нее. Я прав, Тремаль-Наик?

– Так и есть. Если даже она освободит брамина, мы просто заново его свяжем, еще крепче, чем прежде.

– Господа, – сказал Каммамури, – позвольте нам с крысоловом продолжить? Когда будут новости, вам сразу обо всем доложат.

– Хорошо, действуйте, – кивнул Янес. – Мы пока вернемся к рани.

– Правильно. Иначе крысы не появятся, побоятся человеческих голосов.

– Да что вы тут затеяли?

– Лично я сначала просто подожду. Не верю, что крысолову удастся чего-то добиться.

Янес и Тремаль-Наик оставили подвал, окинув пленника угрожающими взглядами, и пошли отдавать последние распоряжения по поводу похорон первого министра.

Глава 7

Ярость марабу

Едва Янес с Тремаль-Наиком вышли, старик вытащил из мешка заметно пованивающую тушку ягненка и положил на край тюфяка в ногах у парии.

– Они прибегут целыми полчищами, – сказал крысолов. – Хочу увидеть, сможет ли этот человек противиться страху. Ведь он совершенно беззащитен: крысы легко могут загрызть его.

Каммамури хмыкнул и произнес:

– Я больше верю в своих птичек.

– Посмотрим, уважаемый. Здесь, как вижу, есть двери в нижние подвалы. Давай откроем их и спрячемся, а там и насладимся зрелищем. Если грызуны слишком обнаглеют, мы сразу вмешаемся.

– Лампы надо потушить?

– Не стоит. Голодная крыса не боится света.

Тяжелые бронзовые двери распахнулись, после чего Каммамури с крысоловом отошли к лестнице, присоединившись к раджпуту. Несколькими ступенями выше хлопали крыльями и щелкали клювами марабу-адъютанты. Птицы выглядели донельзя рассерженными. По приказу Каммамури их не кормили и не поили: у него, похоже, были свои резоны заставить марабу попоститься.

– Скоро начнется, – шепнул крысолов. – Сюда прибегут настоящие армии этих интереснейших зверьков.

– Интереснейших?!

– Просто ты, приятель, никогда не видел, на что они способны. Между тем они достойны пристального изучения. К тому же я испытываю к ним благодарность. Ведь они столько лет кормят меня и дают мне средства к существованию.

– Так ты в самом деле ешь крыс?

– Конечно. В клоаках, знаешь ли, нет постоялых дворов. Пришлось приспособиться.

– Ты готовил из них жаркое?

– Я всегда держал с собой вертел, дабы сподручнее их запекать. Дровами запасался заранее, и прежде чем в клоаках объявились парии, я…

Крысолов оборвал фразу на полуслове и заглянул в приоткрытую дверь.

– Пленник пытается снять цепи? – встревожился Каммамури.

– Нет-нет, я слышу крыс.

– А я ничего не слышу.

– Ты не жил среди них долгие годы. Говорю тебе, они приближаются. Смотри!

Маратха тоже заглянул в щель и не сумел сдержать вопль ужаса. Из нижних подвалов лезли целые легионы крыс, привлеченные запахом протухшей ягнятины. Это были огромные твари с длинными усами и жуткими желтыми зубами. Там были разные особи. Крупные серые и бурые крысы помельче с густой шерстью. Они передвигались прыжками, каждая стремилась первой добраться до угощения.

Заметив крыс, пария приподнял голову. Его фосфоресцирующий взгляд заметался. Пленник знал, с какими страшными врагами ему предстоит столкнуться. Крысы, наверняка порядком оголодавшие в пустых подвалах, с пронзительным писком набросились на еду.

Несколько сотен жадных челюстей, оснащенных острыми зубками, принялись за работу, грызя кости, словно рафинад. Не прошло и минуты, как от тушки остались одни воспоминания, а аппетит у крыс только разыгрался. Они плотными рядами окружили лежащего на тюфяке человека.

– Видишь? – спросил старик у Каммамури.

– Вижу, не слепой. И надеюсь, не ослепну в ближайшее время. Думаешь, пария испугается и позовет нас?

– Да.

– Ну-ну.

– Все боятся крыс. Кому это знать, как не мне? Я не раз и не два сражался с ними в подземельях.

– Ого! Смотри, смотри! Вот это сила у него во взгляде!

Крысы сгрудились вокруг человека, представлявшегося им лакомым кусочком, готовясь накинуться на него и обглодать, но тут произошло нечто невероятное. Пария вытянул шею, насколько позволили цепи. В его зрачках вспыхнуло зеленовато-желтое пламя.

И крысы, вознамерившиеся продолжить банкет, начали беспорядочно отступать перед этими глазами, больше похожими на два фонаря.

– Ну что ты теперь скажешь о своих грызунах?

– Наверное, крысы из клоак смелее. Они бы точно не пощадили беззащитного связанного человека.

– Брось. Крысы, они и есть крысы, все одинаковы – и те, и эти.

– Почему же тогда они не напали?

– Разве ты не видишь, как светятся глаза пленника?

– Вижу. Словно у тигра.

– Негодяй просто заворожил твоих крыс и приказал им убираться. Ладно, теперь посмотрим, на что способны мои пернатые мудрецы.

– Он и с ними такое же устроит.

– У марабу слишком крепкие черепушки, чтобы их сбил с толку чей-то взгляд.

– Крысы уходят. Не желают нападать.

– Пусть себе уходят. Не за хвост же их держать.

Действительно, грызуны ретировались под взглядом парии. Время от времени они останавливались, собираясь вернуться, но затем с громким писком подскакивали и откатывались назад, словно сметенные невидимой метлой. В самых дверях крысы попробовали в последний раз задержаться, но тут же удрали в темноту, охваченные непреодолимым ужасом.

– Зря я на них рассчитывал, – вздохнул старик. – В жизни ничего подобного не видел.

– Я тоже.

– А чем нам помогут птицы? Ты так и не объяснил.

Пария вытянул шею, насколько позволили цепи. В его зрачках вспыхнуло зеленовато-желтое пламя.

– Они не дадут парии заснуть. Лишение сна – одна из самых страшных пыток. Даже очень крепкий человек не в силах долго держаться.

– Что ж, пойдем пригласим твоих птичек. Прямо хочется проверить, устоят ли они под взглядом пленника.

– Марабу лишь разъярятся и поднимут такой гвалт, что даже мертвый проснется. Идем, поможешь мне.

Они поднялись по ступенькам. Оголодавшие марабу уже принялись клевать друг друга. Их острые клювы оставляли кровоточащие раны. Заставить их спуститься в подвал оказалось непросто, пришлось обратиться за помощью к раджпуту. Втроем они привязали птиц цепями к железной балке неподалеку от тюфяка, но так, чтобы марабу не могли достать друг друга.

Увидев эти приготовления, пария расхохотался:

– Вы, кажется, приняли меня за кота или ворона и решили скормить падальщикам?

– Их клювы достаточно остры, чтобы выклевать твои глаза, – ответил маратха.

– Хотите ослепить меня? – изменившимся голосом спросил пленник.

– Посмотрим. Если тебя клонит в сон, попробуй поспать. Но предупреждаю, тебя всякий раз будут будить.

– Пытка бессонницей?

– Знать ничего не знаю. Справился с крысами? Молодец. Теперь попробуй заворожить этих тварей. Правда, глаза у них слишком пусты, а головы чересчур тверды. – Каммамури достал старинные серебряные часы. – Половина пятого. Поздно уже, пойду-ка я посплю.

– Постой! – заорал явно перепуганный пария.

– Надеюсь, ты не рассчитываешь, что мы составим тебе компанию?

– Нет, но учти, я и правда брамин.

– Что-то не похож.

– А если я поклянусь Буддой?

– Да хоть самим Брахмой.

– Я тоже ему не верю, – поддержал маратху крысолов.

– Вы еще раскаетесь, да поздно будет. Вам наверняка известно, что браминов защищают сами боги, потому что мы – чистые существа. Никто не имеет права безнаказанно нас обижать.

– Пой, птичка, пой. – Каммамури закурил папиросу, обнаруженную на дне кармана.

– Знай, никому не дозволено трогать не только нас, но и наш скот или птиц.

– В таком случае подвинься к ним поближе. Марабу заскучали. До чего громко кричат.

– Знай же, что если кто убьет телку, принадлежащую кому-то из нашей касты, то после смерти попадет в преисподнюю, где его, мучимого голодом и жаждой, будут безжалостно кусать змеи.

– Да-а, несладко же там, я думаю. – Каммамури пожал плечами. – Расскажи еще что-нибудь на сон грядущий.

– Ты даже вообразить не можешь все муки, которые ждут убийцу брамина. И не важно, по какой причине. Сей грех четырехкратно тяжелее убийства коровы.

– Для парии ты на редкость образован.

– Я брамин, а не пария! – взревел пленник, впиваясь в маратху глазами, на что тот не обратил ни малейшего внимания.

– Закончил? – Каммамури зевнул.

– Предупреждаю, душа того, кто убьет брамина, хранимого самими богами, будет приговорена к переселению сначала в навозного жука, а потом в слепого, прокаженного парию. Хватит ли тебе теперь смелости поднять руку на брамина?

– За дурака меня держишь? – поинтересовался маратха. – Я прекрасно знаю, что, если убил человека высшей касты, достаточно прочитать особенную молитву. Если не ошибаюсь, она называется гаятри.

– И что будет?

– Да ничего. Прочитаю и избавлюсь от греха.

– Но ты не брамин, чтобы читать такие мантры.

– И что с того? Я такой же человек, как и они.

– Твоя душа нечиста.

– Тебе-то откуда знать? – Каммамури вновь зевнул. – Не можешь же ты заглянуть внутрь моего тела.

Тем временем марабу пытались клевать друг друга и безостановочно орали: «Кра, кра!» Их вопли разносились по подвалу.

– Эй, крысолов, – обратился к старику маратха, выпустив очередной клуб дыма. – Не знаю, как тебе, я мне эта музыка уже опротивела. На нервы действует. Пойдем-ка, пусть наш пария слушает в одиночку.

– Я брамин! – вновь возразил пленник.

– Да хоть сам раджа. Захочешь спать, не стесняйся.

– Брахма тебя проклянет!

– Я ничем не обидел Брахму, зачем же ему меня проклинать?

– Затем, что ты причиняешь зло его жрецу.

– Хорош жрец! Половину министров перетравил! Говори, подлец, на кого работаешь! Признаешься, и мы оставим тебя в покое, накормим досыта и угостим холодным пивом.

– Мне не в чем признаваться.

– Ну, в таком случае попробуй заворожить марабу. Боюсь только, их мозги не слишком чувствительны к твоим огненным взорам. А я отправляюсь на боковую. Но не забывай, мы рядом, а за дверью стоит вооруженный раджпут.

– Чтоб тебя парша заела! Не видать тебе нирваны, как своих ушей!

– Нирвана мне и так не светит, – усмехнулся Каммамури. – Не сказал бы, что это меня сильно волнует.

Проверив напоследок, надежно ли привязаны марабу, маратха с крысоловом покинули подвал. Каммамури наказал раджпуту быть начеку, после чего они поднялись по лестнице в небольшой подвал, куда раньше были доставлены две походные койки.

– Дело оказалось нелегким, – сказал Каммамури. – Надо немного поспать.

– В клоаках мне доводилось не смыкать глаз по многу ночей, – ответил старик. – Спи, а я предпочту бодрствовать.

– Боишься, пленник удерет?

– Нет, хочу посмотреть, что будет дальше.

– Марабу продолжат концерт, вот и все.

– Я предвижу великое сражение.

– Между кем и кем?

– Между твоими марабу и моими крысами.

– Думаешь, грызуны вернутся?

– Разумеется. Если не решатся напасть на человека, нападут на птиц.

– В случае чего буди меня. Главное, следи, чтобы в подвале не объявилась рани.

– Можешь на меня рассчитывать, – кивнул старик.

Каммамури широко зевнул, словно медведь, вылезший по весне из берлоги, и улегся на койку, положив рядом свои двуствольные пистолеты. Крысолов присел на соседнюю и, прислушиваясь к нескончаемому карканью марабу, раскурил древнюю, довольно вонючую трубку.

Парии, конечно, не удавалось задремать под вопли марабу, тем более что подвал был весьма гулким. Воистину адский хор даже на расстоянии раздражал слух крысолова. Крупные птицы то ревели, будто морские слоны, то вновь заводили свое заунывное «кра-кра-кра».

Прошло два часа. Вдруг старик вскочил со словами:

– Они идут… Кто же станет их жертвой, человек или птицы? Клювы у марабу крепкие, а желудки – стальные. В их зобах легко поместятся десятки живых крыс.

Крысолов бросил взгляд на мирно похрапывающего Каммамури, не забывавшего, впрочем, и во сне сжимать кулаки, и бесшумно спустился по лестнице. Раджпут все так же стоял у дверей, опершись на пику, неподвижный, точно бронзовая статуя.

– Все спокойно? – спросил старик.

– Конечно, господин.

– Что делает пленник?

– Мечет из глаз молнии. Должно быть, хочет напугать марабу и заставить их замолчать, но зря пыжится. Те лишь громче орут.

– Он не пытался снять цепи?

– Нет. Лежит, как камень, даже не шевелится. Зато глазищами так и ворочает. Но, как я уже докладывал, без толку. Только марабу злит. Если бы не цепи, они бы его мигом заклевали. Видать, голодные до смерти.

– Их мучат и голод, и жажда, – кивнул крысолов. – Но скоро еды у них будет навалом. Я пришел помешать им нажраться.

– Кто ж им туда еду принесет? – изумился раджпут и даже огляделся вокруг.

– Крысы могут нарушить наши планы. После того как они доказали свою бесполезность, мы в них не нуждаемся. К сожалению, им не достает выносливости, в отличие от марабу.

– Просто закрой двери в нижние подвалы.

– Поздно. Они уже здесь.

– Тогда давай их выгоним.

– Нам потребуются палки. Выстрелами их не разгонишь.

Раджпут положил пику на ступеньку и со всей силы ударил по ней ногой. Крепкое бамбуковое древко раскололось надвое.

– Вот тебе и палка. Какую половину выбираешь?

– Оставь себе ту, что с наконечником. Ты управишься с ней лучше меня.

Вооружившись таким образом, они вошли в подвал, откуда раздавались странные звуки. Крысиные легионы вернулись. Наверное, грызуны надеялись добраться до пленника, но, увидев птиц, набросились на них и принялись кусать их за ноги. Однако быстро убедились, что перед ними достойные противники. Даже привязанные, марабу отчаянно сопротивлялись и оглушительно кричали. Мощные клювы щелкали, заглатывая трепыхавшихся крыс, и те отправлялись прямиком в объемистый зоб, чьи соки способны переваривать даже камни.

Старик, не желая, чтобы марабу досыта наелись, накинулся на орды грызунов и принялся раздавать удары палкой направо и налево. Раджпут насаживал их на наконечник, а потом с размаху бил по стене, оставляя кровавые пятна.

Бой закончился быстро. Обитатели сумрачных подземелий были разгромлены. Остатки воинства убрались обратно в темноту. Бронзовые двери с грохотом захлопнулись за ними.

– И чего им не сиделось в норах? – проговорил старик, сжимая окровавленный обломок древка. – Иногда крысы бывают невыносимы.

Пленник вновь поднял голову и метнул в него фосфоресцирующий взгляд.

– Не трудись, – осадил его крысолов. – Я не крыса и не женщина.

– Рано или поздно ты мне поддашься. – Пария заскрипел зубами.

– А еще попаду в ад, предназначенный для врагов браминов? – усмехнулся крысолов.

– Ты подчинишься, как подчинились твои крысы, и освободишь меня.

– Чтобы махараджа отрубил мне голову? Мой котелок, может, и не так хорошо варит, как в молодости, однако он мне еще дорог.

– То есть ты не боишься браминов?

– Ты пария.

– А что скажет на это твой товарищ?

– Что он насадил на свою пику несколько дюжин крыс, – ответил старик. – А ты попробуй уснуть.

– Поспать мне бы не мешало. Я уже две ночи не смыкал глаз.

– Никто тебе не запрещает.

– Убери марабу. Они чересчур шумят.

– Уберу, если признаешься.

– В чем?

– Об этом спроси у махараджи.

– Я ничего не знаю. Я бедолага, покинутый богами.

– Значит, точно пария, как мы и думали. Будь ты настоящим брамином, кто-нибудь из богов тебе бы обязательно помог.

– Даже всеведущим богам случается забывать о своих верных слугах.

– Коли так, придется тебе остаток своих дней просидеть в этом подвале, наслаждаясь сладкозвучным пением марабу.

– Вы еще не знаете, кто я!

– Знаем. Пария.

Крысолов развернулся и вышел за дверь. За ним последовал раджпут, с обломка пики которого еще свисали тушки крыс с кишками наружу. Марабу перекусили, но теперь их мучила жажда, и они продолжили свои песни, сопровождаемые звоном железных цепей.

Каммамури уже проснулся и теперь сидел перед внушительной корзиной, в которой принесли так называемый тиффин, то есть второй индийский завтрак, состоящий из лепешек, холодного мяса, бобов и пива.

– Присоединяйтесь, – сказал он. – Главный повар раджи не жаден, наваливает от души.

– Кто принес еду?

– Наверное, мой хозяин. Он заботлив и, даже занятый похоронами, не забыл о нас.

– Давай поедим в том подвале.

– Чтобы позлить пленника? Будем завтракать под вопли марабу.

– Ничего, уши у нас крепкие. Да и не думаю, что придется сидеть там долго.

Великан-раджпут поставил корзину себе на голову и отнес в нижний подвал. Проголодавшиеся приятели поспешили за ним. Втроем они уселись на обломок балки напротив пленника и принялись уплетать принесенные яства. Ненасытные марабу, почуяв запах мяса, начали так неистово хлопать крыльями, что во все стороны полетели перья.

– Ни дать ни взять – настоящие тигры, – заметил раджпут, евший и пивший за четверых. – Если порвут цепи, мигом прикончат пленника.

– И напьются его крови, – кивнул крысолов. – Вижу, их паршивые зобы еще недостаточно обвисли. Твари переваривают крыс.

– А мне сдается, они не прочь отнять у нас завтрак, – сказал маратха. – Эй, вы! Это не ваше. Вам еще предстоит как следует помаяться, потому что больше вы не получите ни крошки еды и ни капли воды.

– Именно вода им сейчас нужна больше всего на свете.

– Ты прав, старик. Я часто наблюдал за этими облезлыми тварями. Налопавшись, они всегда летят к реке и пьют вволю.

– Воды… – вдруг произнес голос.

Пленник, приподняв голову, во все глаза смотрел на жующих людей. Впрочем, аппетита им его взгляд не испортил.

– Воды, – прохрипел он вновь.

– Хочешь искупаться? – насмешливо спросил Каммамури.

– Хочу пить! Без сна я могу обходиться долго, но я умираю от жажды. Дайте глоток воды.

– У нас нет воды, только отличное английское пиво.

– Хорошо, дайте пива.

– Получишь, когда все нам расскажешь.

Лицо пленника перекосилось, глаза вспыхнули еще ярче.

– Безмозглые убийцы, почему вы решили, что именно я отравитель!

– У нас имеются доказательства, приятель. Мы все, и в том числе я сам, тебя опознали.

– Значит, тот брамин, отравивший ваших министров, был на меня похож.

– Твою физиономию нелегко забыть. Ко всему прочему у тебя на лбу отвратительный шрам. Точно такой же был у отравителя.

– Этим шрамом меня наградил тигр, напавший, когда я пытался помочь умирающему брамину.

– Ты нас, часом, с марабу не перепутал? – засмеялся маратха. – Им свои байки рассказывай. Может быть, заслушаются и притихнут.

– Дайте пить! – заревел пленник.

– Получишь целую бочку пива. Но сначала придется заговорить. Отмалчиваться бесполезно, слишком много против тебя улик. Расскажи, на кого работаешь, и получишь вдоволь еды и питья.

– Проклинаю бога, который позволил тебе родиться на свет!

– Шива слишком занят, чтобы заметить твою дерзость. Наверное, у него, как и у Вишну с Брахмой, сейчас много дел.

– Убейте меня!

– И не мечтай. Мертвецы, знаешь ли, разговорчивостью не отличаются. Твоя смерть обесценит наш героический поход в клоаки.

В этот момент дворец содрогнулся. Жутко завыли трубы, загудели колокола, загремели барабаны. Тысячи и тысячи голосов слитным хором воззвали к богам.

– Что это? – Пария дернулся.

– Хоронят отравленного тобой первого министра.

– Днем? Похороны надлежит проводить на закате.

– Так велел махараджа. Он уважает нашу религию, но на народные предрассудки, если честно, ему плевать.

– Где похоронят умершего?

– В какой-нибудь пагоде. Сам понимаешь, он был важной шишкой.

Шум сделался настолько громким, что собеседники перестали слышать друг друга.

Особенно надрывались огромные барабаны-дхаки, в которые нельзя бить без специального разрешения раджи. Не отставали от них и танпура[30], изукрашенные позолотой и рисунками: музыканты столь яростно терзали струны, что заглушали даже пронзительные визги рамсинг[31], шахнаев[32] и бансури[33]. Должно быть, процессия в несколько тысяч человек, сопровождаемая солдатами, жрецами и танцовщицами, покидала дворец.

Подождав, пока грохот стихнет, маратха показал пленнику бутылку пива и сказал:

– Вот твое питье. Чтобы его получить, тебе нужно просто рассказать нам все.

– Лучше убей меня. Защититься я не могу.

– Ладно, друзья. Раз уж мы позавтракали, пора уходить.

– Вы бросаете меня? – с тревогой спросил пария.

– Нам здесь делать нечего. Мы поели, попили, теперь отправляемся спокойно покурить.

– А если крысы вернутся?

– Сам с ними справишься.

– Они меня живьем съедят!

– Правда? Что же, посмотрим. Нас вполне устроит, если они отгрызут тебе кончик носа и уши. Захочешь спать – смело закрывай глаза. Мы мешать не будем.

– Убери своих марабу, под их вопли не заснешь. Или хотя бы напои птиц.

– Тогда они сунут голову под крыло, встанут на одну лапу и сами уснут. А это не то, что мне от них нужно.

– Неужели тебе так нравятся крики вонючих падальщиков?

– Не мне же их предстоит слушать и не моим товарищам. В последний раз спрашиваю, по чьему наущению ты отравил троих царедворцев раджи?

– Уже троих? – злобно воскликнул пленник. – Завтра трое превратятся в десяток, лишь бы замучить меня до смерти!

– Поскольку того, которого хоронят сегодня, отравил определенно ты, даже не отнекивайся, значит и первые двое на твоей совести.

– Да ты сбрендил!

– Ну как знаешь. – Каммамури встал, потянулся и жестом пригласил товарищей следовать за ним.

Они перебрались в верхний подвал, куда крики марабу едва доносились благодаря мощным бронзовым дверям, одна из которых перекрывала лестничный пролет.

– Подождем, – сказал маратха, распечатывая коробку местных папирос, набитых смесью пальмовых листьев и красного табака. – Рано или поздно он сломается, какими бы крепкими ни были его нервы.

Он уже хотел было присесть на койку, когда из-за дверей, ведущих в царскую часть дворца, послышался странный вой и позвякивание железа. Трое мужчин переглянулись и схватились за оружие.

– Кажется, мастиф желает составить нам компанию, – предположил крысолов. – Наверное, бедное животное обезумело от похоронной музыки.

– Точно, – кивнул раджпут, – это один из наших мастифов.

В эту минуту дверь, не запертая на засов, распахнулась и на пороге появилась Сурама. На ней был голубой шелковый халат и белые шаровары, из-под которых виднелись приподнятые носки туфелек из алого сафьяна. За рани, подвывая, плелся мастиф и волочил за собой длинную железную цепь.

– Именем раджи не двигаться! – быстро приказал Каммамури. – Ее нельзя будить!

– Рани до сих пор под гипнозом, – кивнул крысолов. – Почему за ней никто не присматривал?

– Дворец, скорее всего, опустел. Янес и Тремаль-Наик сейчас на похоронах первого министра. Пойдемте за Сурамой и посмотрим, что она станет делать.

– Грязный пария! – проворчал старик. – Что же за зелье такое разлито в его взгляде! Он способен останавливать крыс и внушать людям дурные мысли.

Сурама вскинула руки и быстро зашевелила пальцами. Ее широко открытые глаза светились в точности как глаза парии, однако троих мужчин она явно не видела. Умный мастиф, нутром чуя неладное, пытался удержать хозяйку за полу халата, но Сурама упорно шла к лестнице в нижний подвал, едва слышно бормоча:

– Ты этого требуешь… я должна повиноваться… ты наложил на меня страшное заклятие… я должна тебя освободить… Но что потом скажет мой муж?

Рани остановилась, будто борясь с таинственным влечением. Она заломила руки, замотала головой, разметывая длинные волосы, но продолжила спускаться и хрипло шептать:

– Все бесполезно… я обязана подчиниться… обязана его освободить…

Маратха отозвал мастифа, и вся троица в молчании последовала за рани. Та шла уверенно, не запинаясь и не спотыкаясь. Открыв следующую дверь, она застыла, словно вновь пытаясь овладеть собой, после чего преодолела остаток лестницы и толкнула дверь в подвал, где находился пленник.

– Давайте постоим здесь и понаблюдаем, – предложил Каммамури. – Мы всегда успеем помешать отравителю сбежать.

Задержавшись на пороге, рани нашла взглядом парию и уставилась на него. Между Сурамой, неспособной сопротивляться гипнозу, и магнетизером словно проскочила искра. Пария не сводил глаз с молодой женщины.

Между тем ненасытные марабу подняли неописуемый гвалт и тарарам, который невозможно было описать. Они ревели, как быки, рвались с цепей и мощными клювами пытались расклевать их звенья, однако индийское железо не поддавалось.

Сурама прошла мимо них на безопасном расстоянии, глядя только на пленника, и застыла над тюфяком:

– Ты звал меня?

– Я ждал тебя, госпожа.

– Чего тебе нужно?

– Где махараджа?

– На похоронах.

– Значит, ты одна?

– Да. Зачем ты меня звал?

– Кто с тобой пришел?

– Собака.

– Я ее не вижу.

– Наверное, убежала. Так что тебе нужно?

– Я хочу пить. Ты поднимешься наверх, найдешь там корзину с припасами. В ней три бутылки пива. Принесешь мне одну. После чего вернешься в постель и спокойно заснешь.

– Откуда ты все это знаешь?

– Вижу.

– Сквозь стены?

– И сквозь стены тоже, маленькая рани.

– Мне идти?

– Да. Я так хочу, – повелительно ответил пленник.

Сурама понурилась, затем как будто собралась с силами, повернулась спиной к парии и направилась к двери, аккуратно огибая птиц, пытавшихся ее клюнуть.

Каммамури, слышавший все до последнего слова, приказал своим товарищам ждать, а сам взбежал по лестнице, разбил все три бутылки и быстро сгреб осколки в корзину. Пиво, пузырясь, растекалось по полу. Затем он взял кусок мяса и бросил верному мастифу, лежащему у двери.

– Посмотрим, что теперь. Негодяю придется разбудить рани, иначе он сдохнет либо от жажды, либо от голода, либо от бессонницы.

Он выглянул наружу и посмотрел вниз. Раджпут и крысолов стояли, вжавшись в стену. Из открывшейся двери вышла Сурама. Все так же глядя в пустоту, она поднялась наверх и направилась к корзине, повинуясь приказу магнетизера. Однако маратха его перехитрил. Вернувшись к товарищам, он сказал:

– Ждем. Только тихо, ни звука.

Глава 8

Голод, жажда и побои

Ноша была тяжела, но в Сураме словно проснулась мощь, сравнимая с силой раджпута. Подняв корзину, она спустилась в подвал и двигалась так же легко и уверенно, как прежде, хотя вряд ли что-то видела, потому что по-прежнему не замечала ни Каммамури, ни крысолова, да и вообще никого, кроме магнетизера.

В третий раз она безразлично прошла мимо марабу, злобно метавшихся на своих цепях. Птицы проглотили немало крыс, и теперь их мучила жажда. Рани остановилась перед тюфяком со словами:

– Я вернулась.

– Ты опоздала, – мрачно произнес пария. – Я видел все, хоть и лежал здесь.

– Пей. Тут несколько бутылок.

– Они пусты. А те, которые были полны, разбиты. Я ясно вижу пиво, капающее из корзины, но не могу до него дотянуться.

– Ты очень хочешь пить?

– Так сильно, что кажется, вот-вот умру от мучений, которым подверг меня этот шакал-маратха.

– Почему тебе тогда не попить пива с пола?

– Разве ты не видишь, маленькая рани, что я связан?

– Чего ты еще от меня хочешь? Я устала, с ног валюсь, а в голове туман.

– Все пройдет, только слушай мой голос.

– Я устала! – простонала Сурама. – Последние силы покидают меня.

– Сейчас я верну их тебе. Открой глаза пошире и посмотри мне в лицо.

– Нет-нет, я боюсь! – отчаянно закричала рани. – Ты причиняешь мне зло.

– Не бойся. Я просто хочу, чтобы ты была послушной. Открой глаза.

Вместо этого Сурама спрятала лицо в ладонях. В колеблющемся свете ламп засверкали ее драгоценные кольца. Она тяжело дышала и истекала потом, будто стояла не в сыром подвале, а под полуденным индийским солнцем. Казалось, рани вот-вот упадет, но магнетический взгляд пленника понемногу даровал ей новые силы.

Так прошло несколько минут. Сурама дрожала, по ее лбу градом катились капли пота. Влажные пятна проступили сквозь голубой шелк на спине. Наконец она отняла ладони от лица.

– Опусти руки, – спокойным голосом сказал пария. – Я сильнее тебя.

Фосфоресцирующее пламя из его глаз выплеснулось на беззащитную принцессу.

– Подойди ближе, – велел негодяй.

– Ты не причинишь мне зла?

– Нет, рани, такая красавица не должна страдать. Но ты обязана подчиняться.

Гортань у парии до того пересохла, что его охрипший голос больше походил на звериный рык.

– Приказывай, – произнесла Сурама.

– Разорви цепи.

– Мне не хватит сил.

– Слушай меня. Ты сильна, как молодая львица. Приказываю тебе. Ты чувствуешь в себе силы?

– Да. Но в голове пустота, и я ничего не вижу, точно ослепла.

– Не говори глупостей, маленькая рани. Нагнись и разорви проклятые цепи.

– Моими тонкими пальцами?

– Они крепки, словно сталь.

Сурама склонилась над пленником, ухватилась за цепи и рванула их. На миг маратхе показалось, что она действительно разорвет их.

– Слушай меня. Ты сильна, как молодая львица. Приказываю тебе. Ты чувствуешь в себе силы?

– Сильнее, – рявкнул пария. – Порви их, и я разгоню туман, что застилает тебе разум. Сегодня же ночью ты будешь мирно спать рядом со своим мужем.

Сурама дернула так, что приподняла с пола пленника, но цепи не поддались. С губ парии сорвался яростный крик:

– О горе! Я не могу внушить тебе силу слона! Что ж, тогда ты останешься в моей власти.

– Чего ты еще хочешь? Говори скорее… отпусти меня… я устала, устала… скоро вернется мой муж.

– В таком случае поторопимся. Ты меня слышишь?

– Да. Твой голос отдается в голове, точно удары грома.

– Тогда иди к себе, возьми бутылку пива и своего сына. Пиво принесешь мне, а ребенка бросишь марабу. Когда они насытятся, я смогу уснуть.

– Моего сына? – непонимающе переспросила Сурама.

– Да, да, твоего Соареса. Его так, кажется, зовут?

– Ты хочешь, чтобы он умер?

– Я хочу спать. Иди! Приказываю!

Сурама, двигаясь, как лунатик, пошла к выходу. Она на минуту остановилась против марабу, глядя на их страшные клювы, которые должны были впиться в нежное тельце малыша, и покинула подвал.

– Крысолов, за ней, – велел Каммамури. – Поднимай тревогу. И запри двери, чтобы госпожа не смогла их открыть.

Сам же он кинулся к парии и набросился на того с кулаками. Подбежавший раджпут занес над подлецом обломок пики.

– Не убивай его! – предупредил маратха, продолжая избивать пленника. – Смерть – слишком простой исход для таких, как он. К тому же проходимец еще не заговорил. Клянусь всеми богами, я заставлю его признаться!

– Ты сам его сейчас прикончишь, приятель, – усмехнулся раджпут.

– И то верно. Что-то я разошелся… Ну и рожа у него теперь.

– Ох и тяжелы же твои кулаки.

– Кто бы говорил. Не хотелось бы мне сойтись с тобой в драке.

– Как-то раз я одним ударом убил зебу.

– Охотно верю. – Каммамури повернулся к парии. – Хватит с тебя или продолжить?

– Да падет на тебя проклятие Брахмы! – крикнул пленник, напрягая мускулы в тщетной надежде порвать цепи.

– С Брахмой я незнаком и боюсь только проклятий своего Бога.

– Тебя проклянет и он!

– Почему это?

– Потому что ты посмел поднять нечестивую руку на брамина.

– Кончай ломать комедию, прохвост. Прикажешь каждые четверть часа напоминать тебе, что ты пария? Надоело, знаешь ли.

– Вы все ошибаетесь!

– Брось, браминов можно узнать с первого взгляда. Будешь говорить или нет? Если надеешься дождаться рани, то напрасно. Она не вернется, все двери заперты.

– Мне безразлично. Главное, рани знает, что надо сделать, чтобы очнуться от сна.

– Тебе мало побоев? – взревел маратха, занося кулак.

– Бей, бей. Может, убьешь наконец.

– Даже не рассчитывай. Сдохнешь, если захочешь, но после того, как во всем признаешься. Жалкий ублюдок! Ты велел рани скормить ее собственного сына птицам, чтобы те насытились и замолчали! У тебя нет сердца.

– Я хочу спать.

– Так спи.

– Убери марабу. Их карканье сводит меня с ума.

– Птички останутся здесь до тех пор, пока ты не раскаешься, мучимый голодом, жаждой и бессонницей.

– Убийца!

– Сам ты подлый убийца, отравивший троих человек. Не отпирайся, это бессмысленно. – Маратха поднялся. – Раджпут, тебе, случайно, не мешают птичьи трели?

– Мне? Мои уши привыкли к пушечной канонаде.

– Что бы ни случилось, не убивай этого человека. Помни, махараджа пока не желает его смерти.

– Тогда я, пожалуй, спрячу пику подальше. Боюсь не устоять перед искушением.

– И кулаками не размахивай. С виду они у тебя как кузнечные молоты.

– Обещаю, приятель, – осклабился раджпут.

– Следи, чтобы преступник не убежал и не заворожил тебя.

– Я же не маленькая рани, куда ему со мной справиться.

– Договорились. Пойду проверю, не вернулся ли махараджа, заодно прослежу, чтобы госпожа рани не исполнила приказ парии. Смотри в оба. А вот уши я бы посоветовал чем-нибудь заткнуть.

Каммамури обошел дико горланящих марабу и поднялся на верхний этаж. Бронзовые двери крысолов запер, чтобы не прошла рани, но у маратхи был свой ключ. Он взбежал по лестнице и оказался во внутренних покоях как раз в ту минуту, когда во дворец вернулись министры, стража и прочие придворные.

Маратха отправился в кабинет Янеса, где и застал португальца: тот беседовал с Тремаль-Наиком и крысоловом. Судя по всему, они только что вошли, немного обогнав кортеж, что сопровождал колесницу, запряженную белоснежными зебу, чьи позолоченные рога были обвиты разноцветными шелковыми лентами.

– Я уже все знаю, – бросил Янес маратхе. – Я велю казнить этого мерзавца с особой жестокостью!

– Не стоит, мой господин. Пленник должен заговорить, и он заговорит, клянусь. Я его дожму.

– Но негодяй продолжает гипнотизировать мою жену, даже когда лежит связанный в подвале.

– Нет-нет, Янес, – возразил Тремаль-Наик. – Он заворожил ее в тот миг, когда впервые увидел. Он понял, что перед ним впечатлительная женщина, неспособная сопротивляться его взгляду.

– Что делает госпожа? – спросил Каммамури.

– Лежит в постели, совсем изможденная. Я боюсь за нее.

– Она пыталась выполнить приказ парии и отнести маленького Соареса в подвал?

– Мы с крысоловом вовремя ее остановили. Сурама уже взяла малыша на руки. Едва я подошел, она упала без чувств. Велеть бросить ребенка марабу! До чего же черная душа у этого человека!

– Душа Кали, господин Янес.

– Очень может быть. Пленник все молчит?

– Как рыба. Продолжает настаивать, что он брамин.

– Что же нам делать? – Португалец принялся сердито ходить из угла в угол, сунув руки в карманы.

– Хочешь совет? – предложил Тремаль-Наик.

– Говори. Скажи хоть что-нибудь дельное, иначе я спущусь в подвал и прирежу негодяя.

– Нельзя его убивать сейчас, тут я с Каммамури согласен. Подлец на кого-то работает. Не исключено, что на Синдхию. На кону твой трон. Мы потом заставим его расколдовать рани.

– А если он не подчинится?

– Мы подождем. Твоей жене ничего не грозит, кроме небольшой слабости.

– Хочу проверить, подчиняется ли она парии или уже нет.

– Каким образом?

– Разбудим ее и посмотрим, что она сделает. Любопытно узнать, чем все завершится.

– Ладно, я попытаюсь, – ответил Тремаль-Наик. – У меня, конечно, нет особенной силы, чтобы вывести рани из-под его власти, но, думаю, разбудить ее сумею. Когда-то я тоже пробовал себя в подобных вещах.

– Хозяин, ты собирался заворожить тигров в Черных джунглях? – спросил Каммамури.

– Напрасно смеешься. Я нередко заставлял тигра на секунду остановиться, благодаря чему побеждал хищника.

– Идем, – решился португалец. – Только не шумите.

Миновав череду богато обставленных комнат, они вошли в просторный зал, обитый голубым шелком того оттенка синевы, который китайцы, отлично разбирающиеся в цветах и оттенках (даже будучи посредственными художниками), именуют «гобеленом после дождя». Вдоль стен стояли такие же голубые диванчики с парчовыми подушками и изящная резная мебель из палисандра.

Посередине зала, под большой золотой лампой эпохи Моголов, располагалось низкое ложе правительницы Ассама. Балдахина не было, зато на нем лежало множество расшитых подушек. За Сурамой наблюдала кормилица Соареса, молодая и красивая индианка из племени горцев. На руках она баюкала малыша.

– Спит? – спросил Янес.

– Да, ваше высочество. Посмотрите только, как вспотела! Ее словно огонь изнутри пожирает.

– Скоро все пройдет, моя добрая Митанэ. Человек, заставивший страдать рани, в наших руках. Мы в любой миг можем его убить.

Сурама спала одетой. Ее волосы разметались по подушкам. Она действительно выглядела так, словно вместо крови по венам у нее текло пламя. Ее руки двигались, будто отгоняя кого-то.

– Сурама, – повелительно произнес Янес, – Сурама, ты меня слышишь?

При звуках знакомого голоса молодая женщина вздрогнула, но глаз не открыла.

– Дай-ка я попробую, – отстранил друга Тремаль-Наик. – Надеюсь, у меня получится.

Он наклонился над рани. Сжал пальцами ее виски, потом быстро провел ими по шее и лбу, словно рисуя какие-то знаки. Янес вскрикнул. Черные глаза Сурамы открылись, она диким взглядом обвела комнату.

– Сурама, ты меня видишь? – спросил португалец.

– Зачем ты хочешь, чтобы я отдала своего сына марабу? – еле слышно прошептала та. – Ты мне приказал… Я должна подчиниться…

Янес зло потряс кулаком. Попадись ему сейчас магнетизер, тому бы точно настал конец.

– Что скажешь, Тремаль-Наик?

– Я уже предлагал: позволь ей исполнить приказ. Мы будем рядом.

– Проклятие! Бросить моего Соареса грязным тварям! Это не человек, а дьявол!

Сурама поднялась с кровати, пригладила волосы. Потом, точно повинуясь неслышному зову, направилась к перепуганной кормилице и забрала малыша.

– Гром и молния! – взревел Янес, смахивая на пол драгоценную китайскую вазу, стоившую столько же золота, сколько она весила. – В жизни ничего подобного не видел. Этот человек должен умереть, но сперва его ослепят.

– Потерпите еще немного, господин, – сказал Каммамури. – Его признание может вывести нас на след обширного заговора, о котором мы даже не подозреваем. Речь идет о ваших с рани жизнях и коронах.

– Хорошо, пусть будет по-твоему. Пойдемте за Сурамой.

Рани завернула сына в желтое шелковое покрывало и без тени сомнения и малейшего колебания направилась к лестнице, ведущей в подземелья. Ребенок крепко спал с раскрытым ртом, стиснув кулачки так, словно держал в них самое грозное оружие своего отца.

Мужчины на цыпочках двинулись за ней, хотя уже поняли, что разбудить ее не так-то просто. Сурама подчинялась могучей силе, полностью подавившей ее волю. Она без труда открывала тяжелые бронзовые двери, уверенно спускалась по ступеням, ни разу не споткнувшись и не промедлив. Магнетизер звал ее, и она подчинялась.

Дойдя до двери в подвал, где находился пария, Сурама остановилась. Казалось, молодая женщина пытается сделать над собой последнее усилие и вернуться, но беззвучный зов, столь сильный, не оставил ей выбора. Прижав спящего сына, пригревшегося у материнской груди, рани слепо миновала раджпута и вошла в подвал.

– Ради всех богов и небесных светил! – воскликнул Янес. – Я боюсь так, как не боялся бы, окажись передо мной десяток тигров!

– Все скоро кончится, господин Янес, – успокоил его Каммамури. – Наш пария, оказывается, не любит побоев.

– Я ему все ребра переломаю.

– И убьете его.

– Выколю ему глаза, чтобы он никогда больше не увидел света.

– Это можно. Но умоляю, не убивайте его.

– Хорошо, обещаю.

Рани скрылась в подвале, откуда неслось истошное карканье марабу. Кто знает, что обсуждали птицы? Может быть, они спрашивали друг друга, почему все реки внезапно пересохли и оставили их умирать от жажды.

– Сейчас я снесу головы этим облезлым курицам. – Янес выхватил остро наточенный тальвар с золотой рукоятью.

– Нет-нет, господин! Вы нарушите мои планы! – Каммамури перехватил руку португальца. – Птицы отлично справляются со своей задачей.

– С какой задачей?

– Об этом позже. Давайте понаблюдаем за госпожой.

Прижимая к себе сына, Сурама медленно приближалась к марабу. Янес не выдержал, бросился в подвал и встал у жены на пути. Птицы, как будто вняв наконец магнетическим взглядам парии, разом повернули голову и распахнули клюв. Они словно чуяли, что сейчас им перепадет вкусная добыча.

Рани резко остановилась перед Янесом, малыш проснулся. Увидев громадных, страшно орущих птиц, Соарес повис у матери на шее и закричал:

– Мама, мама, где мы?

Потом он увидел отца:

– Папа, забери меня или дай мне мой пистолетик!

Янес с нежностью взял мальчика из рук матери и передал Тремаль-Наику, будущему наставнику принца. Сурама, услышав плач ребенка, на миг пришла в себя, но безжалостный магнетизер тут же вновь подчинил женщину своей воле. Не понимая, что сын больше не у нее в руках, несчастная бросила птицам желтое покрывало.

Один из марабу, самый жадный, схватил его, попытался заглотнуть, но тут же повалился, задыхаясь. Другие отчаянно тянули клюв, чтобы добраться до молодой женщины и растерзать ее. Каммамури с Янесом пришлось отгонять настырных падальщиков пинками. Сурама стояла неподвижно. Видимо, пария, опасаясь за свою шкуру, велел ей не приближаться к марабу.

– Тремаль-Наик, передай Соареса раджпуту и охраняй мою жену.

Янес выглядел донельзя взвинченным. Одним тигриным прыжком он оказался у тюфяка и грозно навис над пленником. Каммамури метнулся к португальцу с воплем:

– Не убивайте его! Он еще не заговорил!

При виде португальца с воздетыми кулаками пария в упор уставился на него, надеясь наконец загипнотизировать.

– Поганый пес! – прогремел Янес, не обращая ни малейшего внимания на потуги пленника. – Хотел скормить моего сына марабу? Я тебя раздавлю, трусливый червяк!

– Смерть меня не пугает.

– Кто ты?

– Брамин. Обычный брамин.

– Пария! Пария! Пария! – трижды выкрикнул в ярости Янес. – Ладно, не важно. Ты загипнотизировал мою жену, и теперь она полностью в твоей власти.

– Нет, я не обладаю подобными силами.

– Ах наглец! – Каммамури, в свою очередь, поднял руку, собираясь отвесить пленнику затрещину. – Твои светящиеся глаза заставили отступить голодных крыс, а они собирались тебя сожрать.

– Вовсе нет. Они убежали, испугавшись звона цепей.

– Надеешься обвести нас вокруг пальца? Да я сам тогда едва устоял перед твоей черной волей. Твои глаза светились, будто у пантеры в ночи.

– Тебе померещилось, – невозмутимо возразил пленник.

– Хватит ломать гнусную комедию! – гаркнул Янес, взбешенный его дерзостью. – Приказываю тебе освободить мою жену, которую ты загипнотизировал.

– Не могу, ваше высочество.

– Продолжаешь упорствовать?

– Я ничего не делал вашей жене!

– Мы видели достаточно! И ты еще смеешь упорствовать после такого? Вели ей вернуться в спальню.

– У меня нет на это сил, ваше высочество.

– Приказывай! – Янес занес кулак.

– Хоть убейте, я не могу исполнить ваш приказ. Госпожу рани заворожил кто-то другой.

– И кто же?

– Наверное, тот, кто отравил министров.

Терпение Янеса лопнуло. Он со всего маху ударил пленника по лицу, выбив ему глаз. Теперь пария наполовину ослеп. Из пугающе пустой глазницы потекла кровь.

– Вы за это заплатите, ваше высочество! – закричал пленник. – И скорее, чем вам кажется! За меня отомстят!

– Кто за тебя отомстит? Синдхия? – продолжал бушевать Янес, которого с трудом удерживал Каммамури, опасавшийся, что португалец прикончит негодяя.

– Я никогда не встречался с Синдхией. Говорят, он прежде правил Ассамом, вот и все, что мне известно.

– Каммамури, займись подлецом, – буркнул Янес.

– Сию же минуту. Надо же, сколько кровищи! Ох и тяжелые у вас кулаки, господин Янес. А пленнику пока умирать нельзя, совсем нельзя.

Янес отправился к себе, осторожно поддерживая рани. Тремаль-Наик нес маленького Соареса. Каммамури разорвал платок, взял у раджпута фляжку с крепкой тафией[34], обильно смочил лоскут и бесцеремонно запихал прямо в кровоточащую глазницу. Раненый завизжал.

– Заткнись, шакал. Будет больно, зато кровь остановится.

– Чтоб вас Брахма проклял!

– Будем ждать, – усмехнулся Каммамури. – Оставь в покое бога, которому до тебя нет дела.

– Я брамин! – из последних сил выкрикнул пленник.

– Будешь и дальше морочить нам голову, получишь новую порцию побоев. Может, и второго глаза лишишься. Клювы у марабу острые.

– Уж лучше убей меня!

Каммамури только фыркнул. Раджпут и крысолов расположились поодаль от тюфяка, с безразличным видом наблюдая за подвывающим пленником. Тот же пытался сосредоточить всю свою силу в единственном оставшемся глазу. Маратха раскурил папиросу из пальмовых листьев, сел на пол, подогнув под себя ноги, и сказал парии:

– Теперь я знаю, чего ты боишься больше всего. Ослепнуть.

– Оставь меня в покое! От твоей тряпки рана горит огнем.

– Но так нужно. Для твоего же блага.

– Можешь скормить мой второй глаз марабу, если хочешь. Все равно рани сделает то, что должна.

– Ты на что намекаешь? Говори прямо, хватит угроз.

Пленник, как и все индийцы, обладавший немалой силой духа, лишь пожал плечами и хрипло выдавил:

– Скоро узнаешь…

Трое мужчин с воплями: «Убить негодяя!» – вскочили на ноги.

– Убивайте. – Пария уставился на них одним, дико горящим глазом.

Они готовы были наброситься на наглеца, и тут Каммамури опомнился:

– Остановитесь, друзья. Довольно с него. Еще один удар – и он окажется в объятиях Кали. Что ты за человек такой? Тебя, наверное, изрыгнула сама преисподняя.

– Я родился с благословения Брахмы.

– Скорей уж Рудры[35].

– Дай мне попить… У меня язык к нёбу прилипает…

– Дам. Сколько угодно, хоть все реки Индии. Но сначала ты должен во всем признаться.

– Позволь мне умереть… Не могу больше… Молю, отдай меня птицам, они ждут не дождутся, когда смогут вонзить свои клювы в мою плоть и внутренности…

– Будешь говорить, подлец? Зачем ты отравил министров? На кого работаешь?

– Ничего не знаю… Воды… Я готов выпить весь Ганг.

– Придется потерпеть. – Маратха достал серебряные часы размером с луковицу и не без труда прикинул время. – Полдень. Пора обедать. Пойдемте перекусим, друзья. А заодно выпьем несколько бутылочек пивка.

– Пиво…

– Да-да, пиво. Мы напьемся вдоволь. В погребах раджи его полно.

Несчастный зашевелил губами, словно пытаясь произнести еще что-то, и вдруг обмяк.

– Не помрет? – забеспокоился раджпут.

– Не думаю; марабу быстро заставят его очнуться. Как вопят! Ревут, что твои буйволы. Удивительные птицы!

– Они сами скоро спятят от жажды, – заметил крысолов. – Дай им попить.

– Нет-нет, воды не получат ни марабу, ни пария, – сурово отрезал маратха.

– Закончится тем, что они нападут друг на друга, чтобы напиться крови.

– Пусть сперва цепи порвут. Это поводки мастифов. Сам подумай, насколько они прочны. – Каммамури осклабился, продемонстрировав два ряда зубов, которым позавидовал бы молодой крокодил. – У меня в животе пусто. Пойдемте-ка обедать.

– А с ним что делать? – спросил раджпут, заметив, что пленник приоткрыл глаз.

– Пусть беседует со своим Брахмой или ругается с моими пернатыми мудрецами, – со смехом ответил Каммамури. – Он заговорит! Заговорит, или я не маратха. А нас ждет обед.

Они направились к выходу, отбиваясь от плешивоголовых марабу, тянувших к ним клювы. Поднялись на верхний этаж, в комнату, где стояли походные койки. Слуги уже принесли корзины с жареной птицей, холодным мясом, маслеными лепешками, бананами и кокосовыми орехами, полными прохладного молока.

– Отдадим их парии, – с усмешкой предложил крысолов. – Что может быть лучше кокосового ореха, когда хочешь есть и пить?

– Нет, сами выпьем. – Каммамури начал распаковывать корзины. – Пусть страдает, пока язык не развяжется.

– Ты все еще на это надеешься?

– Конечно.

– Я б уже сдался, – протянул раджпут. – Кажется, мои барабанные перепонки, привычные к грохоту английских пушек, того и гляди лопнут от криков марабу.

– Раз ты их слышишь, значит еще не лопнули, – засмеялся Каммамури, с аппетитом набрасываясь на еду.

Он как раз отрезал кусок жареного огаря[36], которого обнаружил под лепешками, когда в дверях появился Тремаль-Наик в сопровождении крепкого юноши лет двадцати с умным взглядом.

– Тимул! Следопыт Тимул! – воскликнул маратха и с тревогой посмотрел на хозяина. – Есть новости? Что с госпожой рани?

– Спит рядом с сыном. Однако Янеса чрезвычайно беспокоит ее состояние.

– Меня тоже, хозяин. Негодяй заявил, что рани сама знает, что делать, и его взгляд ей больше не требуется.

– Подлый шакал и отравитель строит против нас козни. Теперь и у меня сердце не на месте.

– Хозяин, хочешь, марабу выклюют ему второй глаз? Проглотят мигом, будто яйцо.

– Нет, не надо. Янес собрался уже привязать его к пушке и разметать на тысячу клочков, да я не позволил. У парии – ключ к тайне дворцовых убийств, за которыми наверняка стоит Синдхия. Боюсь, опальный принц сбежал из Калькутты в надежде вернуть корону Ассама, которую замарал кровью не меньше, чем его брат. Может, я ошибаюсь, но сдается мне, у нас под ногами мина, готовая в любой миг взорваться. Что бы ни твердили младоиндийцы, мы никогда не приблизимся к благам цивилизации. Нам нужны голод, холера и массовые казни.

– Да, это наша беда. – Каммамури подвинулся, давая место Тремаль-Наику и Тимулу, и продолжил нарезать утку. – Зачем вы привели сюда следопыта?

– У меня родилась идея.

– Какая, хозяин?

– Прихватить раджпутов, отправиться в крокодилий залив и переловить там париев из клоак.

– Вряд ли они сообщат что-нибудь полезное, хозяин. Брамин у них главный, только ему все известно.

– Посмотрим… Вдруг мне повезет?

Собеседники приступили к еде. Им прислуживали два молодых лакея, чьи правильные черты указывали на их благородное происхождение. Обедающие налегали в основном на пиво и фрукты. Жаркий индийский климат не подходит чревоугодникам: всем им быстро приходится отказываться от тяжелых блюд в пользу фруктов и напитков, чтобы восполнить потерю жидкости из-за обильного потоотделения.

– Так говорите, хозяин, вы надумали застать врасплох этих таинственных охотников на крокодилов? – уточнил маратха, раскуривая свою пальмовую папиросу.

– Да, мой бравый Каммамури. И рассчитываю, что ты составишь мне компанию. Раджпут и крысолов пока присмотрят за пленником.

– Не хотелось бы мне его оставлять с ними. Опасный человек.

– Брось, он избит до полусмерти. Вставай, вставай. Отважный Сахур, любимый слон Янеса, ждет нас у ворот. Раджпуты уже потопали к заливу.

– Как прикажете, хозяин.

– Не беспокойся, надолго мы не задержимся.

– Хоть к вечеру вернемся?

– Думаю, да.

– Тогда едем, хозяин. Честно говоря, мне и самому любопытно порасспросить этих мерзавцев. Подозреваю, охотниками они стали ради того, чтобы не привлекать к себе внимания.

– Вот заодно и проверим.

Выпив по последней кружке пива, Тремаль-Наик и Каммамури поднялись.

– Не спускайте глаз с пленника, – велел маратха.

– Можешь рассчитывать на нас, – хором ответили крысолов и раджпут.

– Не давайте ему ни еды, ни питья. И кулаки свои попридержите.

Сунув за пояс пистолеты, он пошел за Тремаль-Наиком и Тимулом. Пройдя длинной чередой залов, они вышли к огромным воротам, которые поддерживали двенадцать исполинских колонн из зеленой яшмы. Там уже переминался с ноги на ногу от нетерпения Сахур. Время от времени слон поднимал хобот и трубил, и над дворцом словно гремел гром.

Корнак сбросил им веревочную лестницу и занял место на шее у толстокожего. Трое товарищей взобрались наверх и устроились в хауде[37] под позолоченным куполом и пальмовыми листьями, которые должны были смягчить жар полуденного солнца.

– Давно ушли раджпуты? – спросил Тремаль-Наик у погонщика.

– Около часа назад.

– Отлично. Будем там одновременно с ними. Вперед!

Глава 9

Пожар во дворце

Услышав повелительный свист погонщика, Сахур радостно затрубил и зашагал по широким столичным улицам.

Стоял жаркий полдень. Жители попрятались по домам, чтобы не заработать солнечный удар, так что слон мог передвигаться спокойно, без риска раздавить какого-нибудь зазевавшегося бедолагу своими мощными ногами. Тремаль-Наик, Каммамури и Тимул с удобством расположились в паланкине. Они курили, обмахиваясь вычурно сплетенными веерами из листьев манго.

Сахур прибавил ходу. Позади оставались раскаленные площади и улицы. Могучему слону жара была нипочем, к тому же погонщик обильно смазал его кожу растопленным жиром. Наконец они миновали подъемный мост западного бастиона и выехали за город. Слон потопал прямо по полям обожаемого индусами джовара[38]. Махараджа имел право ездить, где пожелает, чем и воспользовался хитрый погонщик, выбрав самый короткий путь. Раздосадованные земледельцы издали наблюдали за слоном, но протестовать не решались.

Пели цикады, стрекотали кузнечики, где-то тявкали дикие собаки, гнавшие какого-нибудь несчастного нильгау[39], безрассудно пытавшегося спрятаться от хищников в зарослях высокого тростника. В пышных кронах деревьев вовсю горланили радужные попугаи, заглушая нежное воркование белых горлиц и пронзительные трели бюльбюлей. Этим грациозным дроздам с пестрым оперением и красноватым хвостом длинный хохолок придает весьма воинственный вид. Хоть они и размером с кулак, по натуре настоящие забияки и способны насмерть заклевать соперника ради благосклонности прекрасной дроздихи. Сражения нередко кончаются плохо не только для побежденного, но и для выбившегося из сил победителя: не дождавшись желанной свадьбы, он тоже падает замертво и оставляет невесту соломенной вдовой.

Мало-помалу местность пустела. Столица Ассама окружена обширными болотами, питаемыми притоком Брахмапутры, где обитает множество тупоносых крокодилов, чьи треугольные челюсти позволяют с уверенностью отнести их к роду аллигаторов. Эти рептилии весьма охочи до человеческого или собачьего мяса.

Изредка можно было заметить несколько хижин, на крышах которых сидели павлины, распустив перед павами великолепные хвосты. Кое-где болота окультурили и превратили в рисовые плантации.

Жара стала нестерпимой, и Сахур несколько сбавил ход, но все еще шел довольно бодро. Наездники чувствовали себя как в лодке, раскачивающейся на волнах. Вскоре слон выбрался на утоптанную дамбу: она тянулась вдоль каналов, густо покрытых лотосами нелумбо. Крупные корни нелумбо, растений, предпочитающих мелководье, считаются в Индии лакомством, а собирают их с помощью особых железных грабель. В небе, высматривая падаль, парили коршуны, сарычи и вороны. Мимо пролетали цапли и марабу.

Вдруг корнак резким криком остановил Сахура.

– В чем дело? – спросил Тремаль-Наик.

– Я вижу раджпутов, господин.

– Ну и скорость у них! Раджпуты, как я погляжу, не только отменные наездники, но и неутомимые ходоки. Где же они?

– Вон там, господин. Идут по берегу мертвого озера.

Все трое привстали. Впереди простиралось широкое вонючее болото, заросшее водными растениями. Над ним, протяжно крича, кружили стаи птиц. Это были длинношеие гуси, гораздо крупнее европейских, и огари, чье мясо на редкость вкусно.

– Господин, – продолжил погонщик, – надежная земля кончилась, вам придется спуститься. Я не решусь пустить Сахура по болоту. Если угодит в трясину, нам всем конец.

– Каммамури, видишь вдали людей? – спросил Тремаль-Наик.

– Вижу. Их человек тридцать. Только не разберу, чем они там занимаются. То ли лотосовые корни собирают, то ли крокодилов ловят.

– Оттуда на сушу ведет всего одна насыпь?

– Да. Та, на которой мы стоим.

– Тимул, сбрасывай лестницу.

Следопыт исполнил приказ, и все, кроме корнака, спустились на землю, прихватив с собой крупнокалиберные карабины, двуствольные пистолеты, а также по бутылке-другой пива, поскольку пить из водоема, куда индусы испокон века сбрасывали мертвецов в надежде, что те как-нибудь сами доберутся до священного Ганга и обретут нирвану, было довольно рискованно.

Полсотни бородатых, вооруженных до зубов раджпутов уже окружили болото, отрезав таинственным обитателям клоак все пути к отступлению.

– Попались, – удовлетворенно заметил Каммамури. – Теперь им остается либо сдаться, либо до ночи сидеть в крокодильем болоте.

– Видишь, я не ошибся, предприняв эту вылазку, – сказал Тремаль-Наик.

– Да, хозяин. Только у меня из головы не идет наш пленник. Наваждение какое-то. Уж не заворожил ли он, часом, и меня?

– Заворожить маратху? Не верю.

– Боюсь я его глаз.

– Ну, сейчас у него остался лишь один.

– Не удивлюсь, если оставшийся – самый опасный.

– Я и сам не могу про себя сказать, что спокоен как удав. Мы ходим по острию ножа.

– И еще одно, хозяин. С недавних пор мне начало казаться, что горожане относятся к махарадже и рани без должного почтения.

– Я тоже это заметил. – Тремаль-Наик нахмурился. – Помяни мое слово, здесь замешан Синдхия. А как иначе? Мы, индийцы, всегда предпочитали тиранию милосердию и тосковали по твердой руке.

Миновав последний отрезок дамбы, они подошли к раджпутам. Те, точно саламандры, безмятежно застыли под палящим солнцем и курили, не замечая болезнетворных миазмов, источаемых болотом.

– Если не упустите этих охотников на крокодилов, получите двойное жалованье, – сказал командиру Тремаль-Наик.

– Мимо нас и мышь не проскочит, господин, – ответил раджпут. – Мы перекрыли все тропы.

– Как думаешь, сопротивление возможно?

– У них только гарпуны для охоты на крокодилов и небольшие сети.

– И сколько же рептилий они поймали?

– По-моему, эти люди больше прохлаждаются, чем охотятся. Должен сказать, господин, доверия они мне не внушают.

– Это те самые, которых мы спугнули в клоаках.

– Что нужно делать? Открыть по ним огонь?

– Зачем же сразу огонь? Мы не на войне. Сначала пригласим их подойти. Если откажутся, тогда посмотрим.

– Отправить часть людей за ними?

– Не стоит. Еще на крокодила нарвутся. Парии, а я не сомневаюсь, что перед нами именно они, сами вылезут на берег. Вот увидишь. Вели своим людям не шуметь.

Сложив ладони рупором, Тремаль-Наик заорал во все горло, обращаясь к этим то ли охотникам, то ли рыболовам:

– Именем раджи приказываю всем выйти из воды!

Парии, упорно делавшие вид, что не замечают раджпутов, прекратили шататься по мелководью, закинули на плечо свои гарпуны и сети и сгрудились вокруг тощего старика в лохмотьях.

– Выходите, или велю стрелять!

Услышав угрозу, старик торопливо двинулся к берегу, выбрался на отлогую косу и закричал в ответ, напрягая изъеденные возрастом легкие:

– Что тебе нужно от нас, господин?

– Арестовать вас, – непререкаемым тоном ответил Тремаль-Наик.

– За что? Мы бедные рыбаки и никому не причиняем зла.

– Вы ведь те самые парии, которых мы встретили в клоаках. Посмеешь возразить?

Старик помолчал, косясь на своих людей. Те, испуганные угрозой, что по ним того и гляди откроют огонь, мало-помалу собирались у косы.

– Я жду. – Тремаль-Наик поднял карабин.

– Ты не ошибся, господин, – ответил наконец старик. – Но нам некуда деваться. Вот и приходится ночами укрываться в клоаках вместе со своим уловом, чтобы нас не съели тигры.

– Подойдите все сюда, пока я не рассердился. Махараджа желает знать, кто вы такие и откуда взялись.

– Хорошо, господин.

Парии гурьбой направились к берегу, волоча за собой тушу огромного крокодила, длиной около двадцати футов. Первым на дамбу поднялся старик и протянул Тремаль-Наику сеть, полную довольно странных рыб с черной кожей, квадратной, как у жаб, головой и длинными тонкими плавниками, тянувшимися по бокам. Рыбы эти, напоминающие мексиканских аксолотлей, необычайно распространены в стоячих водах Индии, а их нежное мясо считается деликатесом.

– Оставь их себе, – сказал Тремаль-Наик. – Я не собираюсь отнимать у вас добычу.

– Ты благороден, господин. Любой другой на твоем месте забрал бы и рыбу, и крокодила, и корни лотоса, которые мы едим вместо хлеба, ибо нам не на что купить муку.

– Плоды своего труда оставьте себе. Но вы все должны отправиться с нами во дворец.

– Мы арестованы?

– Да.

Старик всплеснул руками и умоляюще взглянул на Тремаль-Наика:

– Нас казнят?

– Насколько мне известно, махараджа никому из вас не намерен причинить зла.

– А брамину? К нам он так и не вернулся, и все думают, его уже нет на свете.

Парии гурьбой направились к берегу, волоча за собой тушу огромного крокодила, длиной около двадцати футов.

– Ошибаешься. Он жив.

– И молчит? – Старик осекся, но поздно: слово уже неосторожно сорвалось с его уст.

– А почему тебя это интересует? – Тремаль-Наик крепко взял старика за плечо.

– Просто так. Мне подумалось, махараджа хочет что-то узнать у него, и я не обманулся.

– Не надо юлить, – вмешался Каммамури. – Ты себя выдал. Надеюсь, теперь мы сумеем выяснить все об этом брамине, развлекающемся отравлением министров.

– Что ты такое говоришь, господин? – воскликнул старик.

– Что сейчас велю раджпутам изловить крокодила и тогда мы посмотрим, нравится ли рептилиям мясо париев.

– Хочешь живьем скормить меня крокодилу? Я нищий старик, у меня только и есть что собственная шкура, натянутая на кости.

– Ничего, голодный крокодил и костями не побрезгует, а голодны эти твари всегда. Хозяин, прикажите раджпутам поймать крокодила, да покрупнее.

– Мы сделаем еще лучше. Отправим на охоту париев. Они хорошо разбираются в ловле крокодилов.

– Думаете, согласятся?

Тремаль-Наик отобрал нескольких париев и гаркнул:

– Если через четверть часа здесь не будет крокодила, велю раджпутам перестрелять вас всех, как бешеных псов.

– Ничего не выйдет. – Старик обреченно махнул рукой. – Мы переловили всех крокодилов в этом болоте. Утром убили последнего, самого крупного и опасного. Подстерегли, пока он спал. Но если хочешь что-то узнать, спрашивай. Я не слишком держусь за жизнь.

– Поедешь с нами на слоне. Скажи своим, чтобы не пытались бежать. Сам знаешь, раджпуты стреляют метко.

– Господин, пообещайте, что моих людей не перебьют где-нибудь в дворцовых подвалах.

– Даю слово.

Старик что-то тихонько сказал париям, которых уже обступили плотным кольцом раджпуты, и вернулся к Тремаль-Наику, Каммамури и следопыту; им уже не терпелось отправиться в обратный путь. Все трое словно предчувствовали беду.

Корнак успел покормить слона, дав ему охапку веток баньяна, фикуса и саблевидной болотной травы, которую ботаники именуют typha elephantina.

– Можем ехать? – спросил Тремаль-Наик.

– Слон ждет только приказа. – Корнак сбросил лестницу.

Каммамури подтолкнул к ней парию, предварительно отняв у него древний пистоль. Оружие настолько заржавело, что стреляло, дай бог, один раз из пятидесяти. В свою очередь забравшись в хауду, он сел рядом со стариком. Тремаль-Наик и следопыт уселись напротив.

Сахур втянул хоботом слегка посвежевший вечерний воздух, протрубил и потопал назад в город. Какое-то время позади еще можно было разглядеть раджпутов, конвоировавших охотников на крокодилов. До города им предстояло добраться только к ночи.

– Мы одни, приятель. – Тремаль-Наик протянул старику бутылку пива, надеясь развязать ему язык. – Расскажешь теперь об этом таинственном брамине? Кто он? Откуда? Почему прибился к вам? Что приказывал? Готовить яд?

– Он не брамин, господин, а такой же пария, как я.

– Ну наконец-то! – разом воскликнули Тремаль-Наик и Каммамури.

– Мы из Бенгалии. Нас, можно сказать, подкупили.

– Объясни подробнее. – Тремаль-Наик невольно вздрогнул.

– Один человек щедро заплатил лжебрамину, чтобы тот привел нас в столицу Ассама.

– Зачем? Не крыс же ловить в городских клоаках.

На морщинистое лицо старика набежала тень.

– Берегитесь лжебрамина, господин. Он самый страшный колдун, которого я встречал. У его глаз невероятная сила.

– Кто вас сюда послал?

– Об этом известно лишь лжебрамину.

– А это, случайно, не бывший раджа Синдхия, отправленный рани в калькуттский сумасшедший дом?

– Однажды я слыхал его имя от брамина, вернее, нашего главаря. Он перепил тогда пальмового вина и разболтался, как попугай.

– Что же он говорил?

– Что рани и раджа скоро потеряют трон.

– Вас всего сорок, а у рани – пятьдесят тысяч раджпутов.

– А ты знаешь, господин, сколько таких отрядов, как наш, сейчас втайне пробирается по джунглям, питаясь бананами и ячменем? Сам я, конечно, тоже этого не знаю, но подозреваю, что в скором времени рани придется туго.

– У нас верные подданные!

– Да, господин? – Губы старика тронула загадочная усмешка.

– Гром и молния, как говорит наш Янес! Выходит, Синдхия втайне готовит переворот?

– Не знаю, ведь я никогда с ним не разговаривал.

– День прожит не зря, хозяин, – произнес Каммамури.

– Согласен. Дожидаясь, пока у брамина развяжется язык, мы бы только потеряли время и терпение.

– Надо бы поторопиться. Нутром чую, от пленника мы сможем узнать много больше.

– Сдается, он скорее уморит себя голодом, жаждой и бессонницей. Люди, ежедневно борющиеся со всеобщим презрением и нищетой, мало ценят жизнь, надеясь после смерти переродиться в кого-нибудь поудачливее.

– А я считаю, что он заговорит.

– Поспорим? Ставлю два золотых, блестящих, только что отчеканенных.

– На то, что не заговорит?

– На то, что мы ничего от него не добьемся.

– По рукам, хозяин. Но вы проиграете.

– И ничуть не огорчусь, – рассмеялся Тремаль-Наик. – Согласен проиграть хоть пятьсот золотых, лишь бы узнать, что за пропасть вот-вот разверзнется у нас под ногами.

Закатное солнце утонуло в алом облаке у горизонта. Стремительно, словно воронья стая, надвигалась тьма. Из-за верхушек высоких деревьев выглянула луна и осветила окрестности, к огромной радости сверчков, горластых лягушек и летучих мышей. Северные горы дышали прохладой, разгоняя дневной жар.

Сахур прибавил шагу. Время от времени он трубил и качал огромной головой. Или набирал полную грудь свежего вечернего воздуха и обдувал своего погонщика при помощи хобота.

Раджпуты и их пленники давно исчезли из вида. Какими бы хорошими ходоками они ни были, им не сравниться по скорости со слоном. Показались белеющие в лунном свете стены города. И тут с одного из бастионов грянула пушка. Тремаль-Наик и Каммамури вскочили на ноги и тревожно переглянулись.

– Бунт? – спросил первый.

– Уже? Нет, не думаю, что заговорщики Синдхии успели добраться до столицы. Какими бы лентяями ни были городские стражники, они бы обратили внимание на толпы подозрительных людей, да еще и с оружием. Не с гарпунами же и сетями явятся сюда эти негодяи.

– Ого! Второй выстрел!

– А ружья молчат и… – Каммамури вдруг охнул. – Там пожар! Пушка стреляет, созывая людей на помощь!

– Где пожар? – с ужасом спросил Тремаль-Наик.

– Где-то поблизости от дворца рани. Глядите, хозяин, глядите!

Над центром города, там, где находились самые богатые дворцы сановников и самые роскошные пагоды, поднимался черный столб дыма. Искры, вздымаемые в небо вечерним ветром, сверкали, будто звезды.

– Корнак! – взревел Тремаль-Наик. – Гони слона! В городе беда, надо спешить на помощь!

– Вижу, господин, вижу, – взволнованно ответил погонщик. – И я знаю, что там горит. Мои глаза меня не обманывают.

– Что? Отвечай же!

– Дворец рани.

– А ты не ошибаешься?

– Нет-нет, господин, – поддержал корнака следопыт, – он прав.

Юноша стоял, напряженно вглядываясь в зарево.

– Нас снова предали! – Тремаль-Наик побледнел. – Гони, корнак, гони!

– Шива не допустит, чтобы пленник сгорел, – простонал Каммамури. – Я сам брошусь в пожар и вытащу его. Гони, корнак!

Сахур, чувствуя болезненные уколы анкуса, помчался вперед. Корзина с пассажирами на спине угрожающе раскачивалась. Слон бежал быстрее лошади, пущенной галопом. Его огромные шаги буквально пожирали пространство. Он шумно сопел. До разводного моста оставалось всего ничего.

Тремаль-Наика, Каммамури и Тимула снедала тревога. Они не сводили глаз с клубов дыма, подсвеченных красным заревом. Ночной ветер то растягивал дымное покрывало, то вновь сворачивал его, поднимая ввысь снопы искр. Небо окрасилось в зловещие тона. Луна спряталась, словно боялась опалить себе лицо.

Подчиняясь корнаку, Сахур в мгновение ока пересек мост, едва не затоптав раджпутов, стоявших на страже у бастиона. Над городом висели заполошные крики, колокольный набат и грохот барабанов. Мимо пробегали люди, они размахивали руками и взывали к богам.

– Что горит? – крикнул Тремаль-Наик.

– Дворец рани! – донеслось в ответ.

Тремаль-Наик выругался.

– Пока нас не было, свершилось еще одно преступление. Напрасно мы уехали, оставив Янеса одного.

– Не удивлюсь, если здесь замешан лжебрамин, – сквозь зубы процедил Каммамури.

– Он же лежит в подвале! Еще и связанный.

– Уж вы мне поверьте, хозяин.

Тем временем пожар разгорался. К небу поднимались длинные языки пламени, похожие на кобр с раздутыми капюшонами. Сахур бежал все быстрее, прохожим приходилось вжиматься в стены.

– Расступись! Именем рани! – что есть мочи вопил погонщик.

Заслышав топот и его вопли, все спешили убраться с дороги и не мешать несущемуся во весь опор слону. Чем ближе к центру города, тем больше людей было на улицах и тем выше опасность затоптать кого-либо. Подходы к дворцу заполняли раджпуты, стражники и простые горожане, торопившиеся на помощь.

Дворец полыхал. Его построили почти целиком из камня: огню особо нечем было поживиться, и оставалось лишь пожирать мебель. Изо всех окон валил густой дым с искрами. Вот-вот могли заняться деревянные надстройки, где хранились припасы, после чего огонь должен был перекинуться на крыши. То и дело что-то взрывалось, наверняка бочонки со спиртным.

Сахур остановился. Вокруг суетились люди из охраны махараджи и простые горожане, но мощности древних помп оказалось недостаточно, чтобы потушить пожар.

– Именем рани, расступитесь! – зычно крикнул корнак.

Толпа с готовностью разошлась в стороны. Люди и без того уже начали отступать перед жаром и жгучими искрами. Где Янес? Где маленький Соарес? В неразберихе и суматохе об этом оставалось только гадать.

Каммамури скинул веревочную лестницу, спустился, пронесся сквозь толпу, вопя как помешанный, и скрылся в дверях, откуда, вперемешку с искрами, вырывался дым.

– Пленник! Мой пленник! – кричал он.

С оглушительным грохотом начала валиться вниз кровля, из-за чего могли обрушиться и нижние этажи, но Каммамури ни на что не обращал внимания. Он не сомневался, что до подземелий огонь еще не добрался, в отличие от дыма.

Прикрыв нос платком, Каммамури добежал до лестницы, ведущей в подвал, и там наткнулся на двух человек. Один оказался крысоловом, второй – раджпутом, тащившим на плече бессознательного парию.

– Ты вовремя! – бросил крысолов. – Еще чуть-чуть, и мы бы задохнулись там вместе с марабу.

– Пленник жив? – не слушая его, спросил маратха.

– Жив. А твои чудные птички все передохли.

– Да и пес с ними. Еще наловим. Уходим, уходим, пока нам на голову не обрушился потолок!

Огонь сделался полновластным хозяином дворца. Жалкие струйки воды не могли его усмирить. От жара трескались мраморные колонны. На верхних этажах с адским грохотом начали рушиться стены.

Троица, таща пленника, со всех ног устремилась к выходу и сбежала по ступеням главной лестницы, у подножия которой стоял Сахур. Слон трубил и порывался удрать, не слушаясь погонщика.

– Погрузи парию на слона, туда, где сидят Тимул и нищий старик. Он пария из одной шайки с лжебрамином, – велел маратха раджпуту.

– Будет сделано, – прогудел здоровяк и схватился за веревочную лестницу.

Крысолов полез следом.

– Да смотрите, чтобы пленник не удрал!

– Пристрелю, если попробует.

– Мертвец мне не нужен. Поезжайте на площадь Великих Моголов и ждите меня там. Я должен отыскать своего хозяина, раджу и рани с ребенком.

Каммамури не пришлось кричать, чтобы люди расступились. Столичные жители хорошо знали и любили маратху. Завидев раджпутов, пытавшихся заставить работать древнюю помпу, он бросился туда и сразу же заметил Тремаль-Наика.

– Хозяин, где господин Янес? – сдавленно спросил он.

– В безопасности.

– А Соарес?

– С кормилицей. Но рани пропала.

– Вы шутите, хозяин?

– Кажется, сейчас не время шутить.

– А вдруг она погибла в огне?

– Нет-нет, она первой покинула дворец. Ее многие видели.

– И куда же пошла госпожа? Что, если ее похитили?

– Пойдем разыщем Янеса. Спасать дворец смысла нет. Через пару часов он рухнет.

Глава 10

В поисках рани

Всепожирающий огонь окончательно воцарился в некогда великолепном дворце ассамских раджей. Дюжина чихающих и кашляющих от старости насосов не могла противостоять пожару. Судя по всему, их трубы погрызли мыши, вечное проклятие Индии. Усилившийся горный ветер раздувал пламя. Мощные каменные стены и перекрытия двух нижних этажей еще держались, но верхние этажи, крыши и террасы из палисандрового дерева пылали вовсю. К небу тянулись жуткие огненные языки.

Раджпуты, стражники и горожане, обескураженные бесполезностью своих усилий и напуганные вихрями искр, что вылетали из окон и обжигали их обнаженные тела, отказались от попыток потушить пожар. Лишь в той части, где находились покои рани, отряд раджпутов, выстроившись цепочкой, продолжал передавать друг другу ведра с водой и выплескивать их в огромное огненное жерло.

Именно там Тремаль-Наик и Каммамури обнаружили португальца с его извечной папиросой в зубах. Даже потеря собственного дворца не смогла отвратить его от курения. Ароматный табачный дым смешивался с вонью горелого дерева и тлеющей ткани. Вид у Янеса был встревоженный. Он нервно расхаживал туда-сюда, отдавал отрывистые приказы, потом застывал на месте, словно его неистовая энергия внезапно иссякала. Наверное, он думал о пропавшей жене.

– Янес, друг мой, – обратился к нему Тремаль-Наик, – даже в смертельных боях я не видел тебя таким.

Португалец выплюнул окурок.

– Пойми, речь о моей жене.

– Она точно не осталась во дворце?

– Нет, многие видели, как она вышла из ворот незадолго до пожара.

– Почему ты не присматривал за ней?

– Министры отвлекли меня. Государственные заботы, будь они неладны! За что ни возьмись, все вечно идет наперекосяк.

– Может быть, Сураму похитили? – предположил Каммамури.

С грохотом обвалилась очередная лоджия, подняв тучу пепла и искр.

– Нет. По-моему, она подчинилась какому-то приказу магнетизера.

– Мы ее обязательно разыщем, господин Янес. С нами Тимул.

– Знаю. Однако незачем тут торчать. Предоставим огню доедать остатки пира. Давайте отправимся в Рампур. Соарес с кормилицей уже там. На всякий случай я отправил с ними охрану. Мы с вами, друзья, вошли в опасные воды, изобилующие подводными рифами.

– Нам этого можешь не говорить, Янес, – вздохнул Тремаль-Наик. – Мы поймали главаря париев из клоак. Он поведал нам много интересного.

– А что брамин? Сгорел в пожаре?

– О нет, господин Янес. Мы его вытащили. А вот марабу передохли.

– Так пленник жив? Где эта каналья? Я убью его!

– Сейчас этого делать как раз нельзя, если мы хотим узнать, кто намерен свергнуть рани с престола, – возразил Тремаль-Наик. – Каммамури, отправляйся с обоими пленниками в малый дворец Рампура. Чувствую, нам предстоит лицезреть их счастливую встречу. Ага, вижу, повозка и зебу уцелели? Мы с Янесом скоро вас догоним.

– Слушаюсь, хозяин, – ответил маратха и убежал туда, где ждал Сахур.

Колесница под позолоченным куполом, запряженная четверкой быков, действительно была спасена, как и слоны, которых погонщики вывели наружу, едва почувствовав запах дыма: два десятка великолепных кумареа и мергов, выдрессированных для охоты и войны. В бою каждый такой слон стоил полка раджпутов.

Бросив последний взгляд на горящий дворец, где он провел столько счастливых дней со своей семьей, Янес вслед за Тремаль-Наиком взобрался в колесницу и крикнул вознице:

– В Рампур, быстро!

Повторять приказ не пришлось. Болезненные уколы длинного стрекала заставили зебу бежать во весь опор вдогонку за Сахуром, который уже скрылся из виду. Временами откуда-то издалека доносились трубные звуки, но вскоре стихли и они.

Завидев царскую колесницу, толпа быстро расступалась и почтительно приветствовала раджу, однако Тремаль-Наик не мог избавиться от ощущения, что все происходило не так, как прежде. Казалось, горожане, когда-то с таким энтузиазмом праздновавшие изгнание тирана Синдхии и восшествие на престол Сурамы, отравлены каким-то ядом. Но кто же отравитель? Змеи, таившиеся в клоаках, или некто, прятавшийся много дальше?

Речь, разумеется, шла не об обычных змеях, а о двуногих. Об опасных заговорщиках, вознамерившихся разрушить ассамскую империю, как торжественно называл свое государство Янес, дабы отбить у воинственных соседей даже мысли о восстании.

Через четверть часа повозка подкатила к небольшому дворцу. Там уже стоял Сахур и с аппетитом и хрустом поедал сахарный тростник и листья фикуса.

Так называемый малый дворец представлял собой, по сути, бунгало, не слишком изысканное, зато идеально отвечавшее жаркому индийскому климату: пирамидальная крыша, многочисленные веранды, прикрытые от солнца разноцветными циновками. Под двумя боковыми навесами стояли спасенные от огня слоны. Вокруг раскинулся прекрасный тенистый сад с высокими пальмами.

Каммамури, крысолов и следопыт ждали их у входа.

– Негодяи в надежном месте? – спросил Тремаль-Наик.

– Да, хозяин, – ответил маратха. – Их охраняет раджпут.

– Оба пленника в одном месте?

– Да, хозяин.

– Что ж, пойдемте навестим этих подлецов, – предложил Янес, заметно утративший обычную невозмутимость. – Если не скажут сразу, куда подевалась рани, привяжу обоих к пушкам. Брамин уже и так зажился на этом свете.

Каммамури отвел их в гостиную с каменным полом, обставленную на колониальный лад: стол из анакардиевого дерева, рояль, плетеные ротанговые шезлонги с высокой спинкой и прочая изящная мебель, в том числе буфеты со спиртными напитками и бокалами.

В шезлонгах сидели связанные по рукам и ногам пленники. Брамин, судя по тяжелому дыханию, был уже на пороге смерти.

– Это с ним ты разговаривал, Тремаль-Наик? – спросил Янес, указывая на старика.

– С ним. Уверен, мы сможем узнать от него больше, чем от лжебрамина.

– Однако последний, похоже, умирает. Каммамури, напои его чем-нибудь.

– Не пивом же? Парень, конечно, будет доволен, в отличие от меня. Столько времени на него убил…

Бормоча себе под нос, маратха подошел к буфету с рядами пыльных бутылок и принялся разглядывать этикетки.

– О! Виски! – воскликнул он, хватая длинногорлую бутылку. – Вот что его взбодрит.

– Ты его добить хочешь? – хмыкнул Тремаль-Наик. – Зачем тогда вытащил его из подвала?

– Ну что вы, хозяин! – Маратха откупорил бутылку. – У этого шакала луженый желудок. Вот увидите, он мигом очухается.

– Для того чтобы тут же отправиться в мир иной, – сказал Янес. – Открой-ка пиво и напои его. Хоть и теплое, оно покажется ему напитком богов.

Маратха помотал головой:

– Нет-нет, господин, ни пива, ни воды, разве что огненной. Позвольте уж мне действовать по моему плану. Поверьте, если он не умер от вашего удара, то и теперь не помрет. Парии необыкновенно живучи.

Каммамури плеснул виски в бокал из желтого хрусталя и подошел к лжебрамину, упорно не желавшему открывать единственный глаз.

– Пей, приятель, – душевно сказал он. – У тебя небось в глотке пересохло.

– Воды, воды… Пива… – проскрежетал несчастный и распахнул рот.

– На вот, глотни.

Мучимый страшной жаждой пленник одним глотком выпил содержимое бокала, полагая, что это вода или пиво, и тут же подпрыгнул, несмотря на веревки, которыми был привязан к подлокотникам шезлонга. Его физиономия страшно перекосилась.

– Жжется, – сдавленно прохрипел пария. – Воды!

– Хоть ведро, когда решишь наконец все нам рассказать.

– Я ничего не знаю…

– Ах так? Тогда испей еще этого прекрасного виски. – Безжалостный маратха снова поднес к его губам бокал.

Пленник взвыл, точно дикий зверь, и отшатнулся, натянув веревки:

– Нет! Нет!

– Говори, где рани? – взревел Янес, нависая над ним. – Она подчинилась твоему приказу и, похоже, до сих пор под гипнозом.

– Рани? Какая рани? Кажется, я ее где-то видел, но где?..

– Вот, значит, как? Тогда выпей еще! Может быть, вспомнишь. – Каммамури вновь придвинул бокал к губам парии.

Тот вдруг сжал его край зубами. Тонкий хрусталь треснул, и содержимое пролилось.

– Я бы сказал, что у этого человека душа истинного брамина, – произнес Тремаль-Наик. – Поразительное упорство. Двое суток без воды и еды на такой-то жаре…

– И что нам теперь делать? – Янес в отчаянии запустил руки в шевелюру. – Я требую, чтобы этот негодяй немедленно сказал, где моя жена!

– Ваше высочество, сдается мне, этот человек скорей умрет, нежели признается, – покачал головой крысолов.

– Считаешь, он велел ей поджечь дворец и уйти?

– Да, раджа. Ваша жена по-прежнему в его власти.

– Но куда, куда он приказал уйти Сураме?

– Мы скоро это узнаем, господин Янес, – ответил Каммамури. – Побудьте здесь с моим хозяином. Почему бы вам пока не допросить второго пленника? Он сможет поведать много интересного.

– Говори, где рани? – взревел Янес, нависая над ним.

– А ты куда собрался?

– Мы с Тимулом и крысоловом вернемся во дворец и поищем следы рани. Уверен, до рассвета что-нибудь выясним, а то и найдем вашу жену. Но заклинаю, не спускайте глаз с пленника и маленького Соареса. Я боюсь очередного предательства.

– Дом окружен раджпутами, – успокоил его Тремаль-Наик, глянув в окно. – Никто не посмеет приблизиться. Сомневаюсь, что Синдхии, если это он затеял заговор, уже удалось собрать в городе достаточно людей, чтобы устроить переворот.

– Хорошо, идите. – Янес метался из угла в угол, дергая себя за бороду и бросая злобные взгляды на брамина, который, казалось, впал в забытье. – Верните нам рани! Верните мне мою жену!

– Вернем, ваше высочество, – сказал Тимул. – Вы знаете, я никогда не теряю след.

Прихватив лампы, троица вышла за дверь и направилась к колеснице.

Больше полусотни вооруженных раджпутов и стражников охраняли бунгало. Никто, за исключением министров, не посмел бы нарушить покой махараджи.

Зебу, резко рванув с места, поскакали обратно к дворцу. Тот стоял темный и мрачный. Огонь, пожрав все, что могло гореть, потух. Горожане почти разошлись по домам, обсуждая несчастье, постигшее правящую чету, так что колесница неслась по улицам без риска кого-нибудь задавить.

– Господин, – обратился крысолов к Каммамури, – думаешь, у нас получится отыскать рани?

– Тимул сможет. У этого парня есть шестое чувство, не иначе. Увидишь, он приведет нас в нужное место.

– По-моему, обнаружить следы на улицах, истоптанных тысячами ног, довольно трудно.

– Он не раз брал след преступников и безошибочно шел по нему многие мили. С его помощью мы всегда их находили. Как ему это удается, ума не приложу. Это так же необъяснимо, как талант лозохода, чувствующего воду под толщей земли. Вот ты, крысолов, сумеешь определить место, где нужно рыть колодец?

– Я? Не-ет.

– И я нет.

– Иначе говоря, ты не теряешь надежды?

– Именно. К тому же у меня есть кое-какие соображения.

– Какие же?

– Рани не покидала столицы. Она может оказаться гораздо ближе, чем мы полагаем. Одна мыслишка не выходит у меня из головы, но об этом пока рано говорить.

– Ну и сила же в глазах этого негодяя!

– Если уж он голодных крыс заставил повернуть назад…

– Приехали, – сказал Тимул.

Повозка подкатила к дворцовым воротам. Закопченные дочерна, они тем не менее крепко держались на мощных колоннах. Огонь потух. Не столько благодаря криворуким пожарным, сколько из-за отсутствия пищи. Верхние этажи, крыши и галереи сгорели, однако каменный первый этаж уцелел. Вокруг дворца стояли раджпуты и стражники, отгоняя зевак, среди которых наверняка были и воры, готовые воспользоваться бедой.

Каммамури подозвал к себе начальника стражи, о чем-то коротко с ним переговорил и вместе с Тимулом вошел под своды дворца. С потолка все еще капала вода.

– Дайте мне хотя бы ее туфельку, господин, – сказал следопыт.

– Крыло рани более-менее уцелело. Ты найдешь там не одну, а сотни туфелек.

Миновав два просторных зала, они подошли к кабинету Янеса. Толстые каменные стены и потолок выдержали, однако драгоценные гобелены, занавеси и ковры почернели от копоти или истлели.

Каммамури бросился к покоям рани. Раскаленные камни еще дышали жаром. Белая прежде комната теперь превратилась в закопченную духовку. Гобелены, расшитые золотом и шелком, потемнели и едва держались на стенах. Маратха открыл огромный сундук красного дерева, инкрустированный серебром и перламутром, порылся внутри и протянул следопыту желтую сафьяновую туфельку с загнутым носом.

– Эта подойдет?

– Да, господин.

– Тогда ходу. Иначе испечемся, как цыплята. Мы словно в печь угодили.

Они кинулись назад, однако у лестницы, ведшей в подземелья, маратха остановился и сказал:

– Хочу все-таки глянуть, что сталось с марабу. Потерпишь минутку, Тимул?

– Конечно, господин, – ответил тот, пряча туфельку рани в кожаную сумку.

Они сбежали вниз, пинками распахивая бронзовые двери. Огонь не добрался до подземелий, но металл дверей раскалился. Наконец они вошли в подвал, где ранее сидел пленник. Несчастные марабу лежали с широко раскрытыми клювами, распластав крылья и вытянув голенастые ноги, скованные цепями. Кто знает, как мучились бедные птицы, пытаясь вырваться из темницы, где страдали двое суток!

– Ну что ж, – изрек Каммамури, – Индия богата на мудрецов: и крылатых, и бескрылых. Понадобятся – наловлю еще. Наверх, Тимул.

– Крысы, господин!

– Бежим! Если догонят, сгрызут нас, как пару сухарей.

Должно быть, раджпут или крысолов вновь открыли дверь в нижние подземелья, и теперь по подвалу с писком носились крысы, потревоженные сильным жаром. Куда вели те подземелья, не знала, наверное, и сама рани, но крыс там было великое множество. По счастью, грызуны обнаружили трупы марабу и принялись за них, дерясь между собой.

Каммамури и Тимул в несколько прыжков преодолели лестницу и выбежали наружу, где около повозки их поджидал крысолов.

– Вы там пятки себе не поджарили? – спросил старик.

– Только мозоли слегка опалили, – усмехнулся маратха.

Они огляделись. Охрана стояла вдоль обочины, никого не подпуская к дворцу и его несметным сокровищам. У столичных воров наверняка слюнки текли при одной мысли о них. Зеваки окончательно разошлись по домам, дорога была свободна.

Тимул вытащил туфельку рани, долго обнюхивал ее, потом опустился на четвереньки и принялся нюхать пыль и грязь, образовавшуюся от натекшей воды.

– Отослать повозку? – спросил крысолов.

– Нет. Пусть потихоньку следует за нами. Она может понадобиться.

– Для нас?

– Для рани.

Старик с сомнением покачал головой, но передал вознице приказ Каммамури.

Тимул продолжал ползти дальше, держа в одной руке фонарь. Два или три раза он застывал, словно в нерешительности, потом вроде бы уверенно брал след и вновь останавливался. Неужели у юноши действительно было шестое чувство, которое позволяло ему находить след даже на городской дороге? Не исключено. С другой стороны, он вел себя как ищейка: нюхал то туфельку, то землю.

– Ну что скажешь? – спросил маратха у крысолова.

– Что этот парень не менее удивительный человек, чем наш брамин.

– Это ты верно заметил.

– Полагаешь, он уже взял след рани?

– Уверен. Сейчас я расскажу тебе одну историю. Около полугода тому назад в столице объявился некий туг, спустившийся, судя по всему, с гор Бунделкханда, ибо там до сих пор обитают адепты кровавой Кали. Каждую ночь злодей душил нескольких человек и исчезал, будто злой дух. Напрасно махараджа сулил щедрую награду за его голову. Напрасно стражники и раджпуты денно и нощно патрулировали улицы. Когда счет жертв перевалил за два десятка, раджпуты застукали негодяя на месте преступления около одной пагоды. Проворный убийца успел удрать, но потерял башмак. Обувь принесли Тимулу. На следующий день мы уже знали, что проклятый туг покинул столицу и направился в сторону Гоалпара, намереваясь, видимо, сократить тамошнее многочисленное население. Не знаю, как Тимул выследил его, но через два дня он и четверо отважных шикари схватили убийцу в лесу.

– Невероятно! И что, пойманный оказался тем самым тугом?

– У него на груди обнаружили татуировку – змею с женской головой. Так что сомнений нет – Тимул выследил адепта этой треклятой богини, требующей от своих последователей бесконечных убийств. К тому же при нем нашли черный шелковый платок с зашитым в углу свинцовым грузиком, а вместо пояса негодяй носил аркан. Он даже не подумал отрицать свою вину. Напротив, он гордился преступлениями и жаловался, что ему помешали продолжить богоугодное дело.