Предисловие.
«Глядишь – готов роман.
И так-то всё на свете.
Смелей лишь черпайте из жизни всех людей –
И для задуманной комедии своей
Не будете нуждаться вы в предмете.
Всяк испытал, конечно, чувства эти,
Но редкий знает, сколько в них чудес.
Где ни копните – тут и интерес!»
(«Фауст» Иоганн Вольфганг фон Гёте)
Я сидела в ресторане.
В зале горел приглушённый свет. И в сочетании с высоким кирпичным сводчатым потолком придавал деревянным столам эффект состаривания. Этого и добивался мой муж, открывая свой пятый ресторан, но на этот раз с флёром ХIХ века под названием «Оливье».
Я спорила с ним. Предлагала дать заведению имя «Грибоедов», как в романе «Мастер и Маргарита», ведь соседствовали мы с Домом-музеем Булгакова на Большой Садовой, 10. Муж с ухмылкой посмотрел на меня и ответил:
– Ну какой «Грибоедов», Марго? Мы что, грибы будем подавать?
– Причем тут грибы? Что за мещанство? – закатила глаза я.
– Да при том, возвышенная ты моя, что у людей ресторан «Грибоедов» будет ассоциироваться с грибами!
Кажется, бороться с этой глупостью было бесполезно.
На моём столике валялись начищенные столовые приборы и вытянулся в струну красивый стеклянный бокал.
Какая пронзительная тишина вокруг.
И вино тихий напиток. Тихий и мягкий.
Наверное, поэтому его не пьют охлажденным. Оно плескается в бокале как маятник. Красный ароматный маятник…
– Ты ещё здесь? – услышала я голос мужа.
– Да. Как видишь.
– Сидишь тут допоздна. А мне дома нужна хранительница очага.
– Ой, Берт! – я повернулась на стуле к нему. – Ты сейчас хорошо сформулировал! Мне тоже так нужна эта хранительница очага!
Я фривольно закинула ногу на ногу и расхохоталась. Он ничего не ответил. Пошёл куда-то. Наверняка снова рассказывать какому-то заплутавшему в меню посетителю об истинном рецепте салата оливье. Я слышала эту историю тысячу раз. И от неё уже порядком тошнило.
Я бросила взгляд на болтающуюся над головой бумажную люстру, свисающую на длинной цепочке. Потом сделала заключительный глоток красного вина. Опустила глаза в телефон и, на секунду задумавшись, довольно громко произнесла:
– Идиот!
– Что ты сказала? – резко обернулся Берт.
– Пароль вспомнила от почты! Достоевский. «Идиот»!
– По-моему, ты перебрала, Марго! Прекращай бухать! Поехали домой.
– Поехали…– безразлично пожала плечами я.
Чёрный пуловер сполз с одного плеча и красиво оголял ключицу. Я видела своё отражение в тусклом окне нашего ресторана. Тёмные длинные волосы крупными завитками падали вниз. Я поправила плиссированную юбку, накинула на себя норковый полушубок и вышла на крыльцо.
Противный холодный ветер обжигал разгоряченное вином лицо. Я ждала Берта у машины, попутно скроля ленту почты большим пальцем. На экран падал мокрый снег, и палец то и дело соскальзывал.
Я матерились. Ведь приходилось отматывать заново. Искала текст…Текст своего романа, который написала более десяти лет назад. И который упустила.
Мне удалось воскресить все свои старые почтовые ящики, в черновиках которых могли храниться те записи. Этот третий по счету мейл с незамысловатым логином «слово.неворобей» был последней надеждой. И, кажется, в моём случае, действительно, «не воробьём». Ведь поймать его мне так и не удалось. Там было пусто.
Ничего.
Ни строчки.
Лишь какая-то университетская чепуха типа конспектов и шпор.
Берт пиликнул сигнализацией. Я села во внедорожник. И готова была расплакаться. Я так мечтала найти его – мой роман. Дописать и напечатать.
Да, у двух людей на этой планете он, пожалуй, сохранился: у обиженного айтишника Вени в почте и у миллионера Владимира где-то на побережье Средиземного моря. Но я уже давно потеряла с ними связь. И не хотела ворошить прошлое. Хотя, сама того не понимая, уже ворошила.
– Чего смурная такая? – спросил Берт, усаживаясь в машину.
Я ничего не ответила. Отвернулась в окно.
Мы проехали театр Сатиры, станцию метро "Маяковская". Улицы были приятно украшены к новому году. За окном кружил снег. Туда-сюда. Будто рисуя что-то в воздухе. Какой-то загадочный неведомый узор.
– Завтра девочка придёт, фотограф, снимать новогоднее меню. Если интересно, приходи к 11 утра. – вдруг сказал муж.
Я пожала плечами. Мне уже давно было неинтересно. Тем не менее, какая-то неведомая сила подняла меня с кровати следующим утром. Мужа дома уже не было. Сын был на занятиях. А стрелка часов уверенно двигалась к полудню. Я сползла с кровати. Накинула халат и поплелась босиком до кухни.
15 декабря.
На столе стояла ваза с мандаринами.
Я нажала кнопку на кофемашине. Она зажужжала.
В гостиной я застала помощницу по дому. Она снимала с окна шторы.
– Доброе утро, Маргарита Николаевна! Вот тюль хочу постирать к новому году.
Я безразлично кивнула и, допив кофе, быстро переоделась и отправилась в «Оливье».
Как всегда, рядом с нашим рестораном стоял туристический автобус от музея Булгакова. Рядом толпились люди. Из окна доносился Игорь Корнелюк и его вальс «Великий бал у сатаны». Такое здесь бывало часто. Я уже привыкла. И выучила мотивы всех этюдов наизусть. Каково же было моё удивление, когда я поняла, что музыка доносится не из автобуса и не из "нехорошей квартиры" № 50[1], а из нашего ресторана.
Я зашла внутрь с мороза. Отряхнула ноги. И увидела потрясающую картину. Мой муж Берт скользил в ритме вальса по залу с какой-то молодой профурсеткой. Мне всегда казалось, что такое может быть только в Париже! Я прыснула и расхохоталась. И даже начала дирижировать в такт вальса рукой. Но, кажется, танцующие были так увлечены друг другом, что не заметили меня.
– Хорошо танцуют! – услышала я позади себя басистый мужской голос и вздрогнула.
За барной стойкой в чёрном длинном пальто сидел мужчина и пил кофе. Возраст его определить было сложно. Вроде и волосы белые как снег, седые. А глаза словно огнём горят!
– Это мой муж с какой-то шлюхой. – пожала я плечами.
– Называть другую женщину шлюхой может только обиженная женщина. Вас тоже называли шлюхой? Ведь красоты вы редкой. Хоть и лицо грустное.
Я удивленно взглянула на него.
– Вы такой знаток женских душ? И лиц?
– И душ, и тел, и лиц. У вас вот очень красивые ключицы. Прогуляемся? Пока они танцуют? Погода благоволит.
Я посмотрела в окно. А потом опустила взгляд на свои ключицы. Они действительно заметно выдавались сквозь облегающую водолазку. Вчерашний снег таял и превращался в кашу. Зима стала тёплой. Капало с крыш.
– Ну идёмте! – сказала я, открывая дверь, и зашагала первая по улице, наслаждаясь непривычно тёплым ветерком.
– Вы же не любите мужа, Маргарита?
– Откуда вы знаете, как меня зовут? Я не представилась.
– Заходил в ваш ресторан. Слышал, как персонал к вам обращается.
– И какое блюдо вам больше всего запомнилось?
– Вам правда сейчас это интересно?
– Если честно, совсем нет…– вздохнула я.
Мы дошли до Патриков.
– Присядем? – предложил незнакомец.
На удивление скамейка оказалась бесснежной и даже сухой. Мы сели. Я молчала.
– Маргарита, вы считаете себя талантливой? – вдруг спросил он.
Я отрицательно покачала головой. А незнакомец продолжил.
– Вот, знаете ли, какой парадокс…Мы часто ставим ребром вопрос, где же талантливые люди. Смотришь вокруг – будто их и не бывает вовсе. А начинаешь читать книги, журналы и понимаешь, что есть. Только где-то далеко очень. Не дотянуться. Как-то меня спросили, чем отличается умный от талантливого…
– И что же вы ответили? – чуть ли не зевая, откликнулась я.
– Умным – море по колено, а талантливым море не нужно. У них есть карманный аквариум.
Сердце моё застучало бешено. Сон как рукой сняло! Ведь карманным аквариумом и назывался мой пропавший роман. Я взглянула на собеседника с опаской.
– Откуда вы знаете про карманный аквариум?
– Я коллекционер. Собираю произведения неизвестных авторов. Этот роман! Как много было сказано про него!
– Кем?
– Не задавайте глупых вопросов!
– А зачем вам романы этих авторов? Если они – неизвестные?
– Некоторые из них всё же становятся известными.
– Этот роман у вас?
– Достался. Случайно.
– Невероятно!
– Что?
– Я хочу купить. Предлагайте любую сумму! – возбуждённо произнесла я.
– Поехали, а то опоздаем на автобус.
Он схватил меня за руку, и мы кинулись в сторону автобусной остановки. Через четверть часа я переступала порог его крохотной квартирки. Рассеянный по углам запах красок дал понять, что здесь пишут.
– Это всё – ваше! – он достал из ящика стола книгу в жёстком переплёте. На ней красовалась надпись «Карманный аквариум», но имени и фамилии автора нигде не было видно.
– Сколько? – спросила я.
– Навсегда.
– Да нет же! Сколько будет стоить?
– Я пока не придумал. Не хотите поужинать?
– А почему вам пришло в голову продать этот никчёмный роман? Вам так срочно нужны деньги? Но вы отказываетесь говорить сумму.
– Я не отказываюсь.
– Ну как же! Давайте поскорее обговорим цену.
– Мы обговорим. Только сначала поужинаем. Вы, наверное, хотели бы умыться. Первая дверь налево.
Мысль о том, что ко мне вернулся мой роман, не покидала. Она даже затмила инстинкт самосохранения. Вот истинная сила искусства!
– Вы художник? – спросила я, глядя на холст.
– Малякаю.
– Никогда не слышала, чтобы так пренебрежительно говорили о творческом акте.
– О нём и вовсе лучше не говорить. Хотите вина?
– Как-то боязно выпивать в чужом доме.
– Могу не предлагать. А чай?
– Всё же вина. За сделку!
Я приятно поражалась своей смелости, так внезапно заявившей о себе, и этому потрясающему случаю. В конце концов, за свой роман не страшно было бы и умереть! Хотя нет. Это уже перебор.
– Так откуда вы узнали про эту книгу? – спросил он меня вдруг.
– Да все знают. Стыдно не знать. Интеллигентному человеку, хоть на чуточку разбирающемуся в искусстве. – съязвила я.
Наверняка, старик не догонял, что этот роман мой.
– Так и вы, стало быть, разбираетесь?
– Да. Разбираюсь. Вот напишите мой портрет, и я скажу, каковы ваши перспективы.
Я запила провансальским вином свой удачный ответ. И вызывающе улыбнулась.
– Хорошо. Только возьму бумагу и уголь.
Я уселась на стул перед ним и закинула ногу на ногу, наслаждаясь вином.
– Постарайся не нарушать позу. Сиди, как сидишь. – строго сказал он.
Мы внезапно перешли на ты.
– И после этого художники осмеливаются говорить о своём таланте? А как же натурщица? Одно движение – и твоя угольная гармония полетит к чертям! – парировала я.
– Искусство коллективно? – вдруг спросил он.
– Коллективно! У нас исторически так сложилось. И не только в искусстве, а везде. Все творческие люди символисты и коллективисты в каком-то смысле, да что о высоком. Наши органы работают коллективно, мы не можем существовать в полном одиночестве, у нас в квартире коллектив вещей, необходимых для жизни, наши дурацкие высотки…Всё коллективно, но и индивидуально одновременно. Попробуйте, напишите натуру без натуры! – я выпила ещё.
– Это импровизация? Я много думал об этом. Но до сих пор не знаю, допустима ли коллективность в том, что называется искусством? У меня мало воображения. Одни эмоции. Раньше мне удавалось схватывать их. Я несколько лет провёл в кафешках Москвы, рисуя всех подряд. Там же раздавал зарисовки. Теперь, после застоя, нужен супер-раздражитель, чтобы вернуться в то состояние. Я выражаюсь цинично, но поверь, не циничен. Мне льстит, что такая красивая женщина, как ты, разговаривает со мной.
– Коллективность тебя не обижает?
– Почему это должно меня обижать? – он поднял на меня глаза.
– Ну как же? А культ талантливой личности и особое видение. Видишь ли ты то, чего не видят остальные?
– А ты видишь то, что видят остальные?
– И да. И нет…Знаешь, я тоже с ебанцой. Ты понял это, поэтому решил продать мне «Карманный аквариум»? – я рассмеялась.
– Нет. Просто ты, наверное, единственная знаешь, что с ним делать.
Я потянулась к столу и взяла книгу в руки. Она была увесистой. Неужели столько понаписала? Я трепетно погладила рукой обложку. И открыла. Но страницы внутри были пустыми!
– Что это?! Что за бред! Тут ничего нет! – воскликнула я и вскочила со стула.
– Тебя невозможно рисовать! Ты невыносима! – тихо вздохнул он и отложил холст.
– Что всё это значит?! – с криком вопрошала я, размахивая то книгой, то рукой.
– Это значит, Марго, что роман придётся написать. Ручка там. – он кивнул в сторону стаканчика с карандашами.
– Что за дешевый цирк! Я ни минуты больше не намерена здесь оставаться! – я схватила пуховик и направилась к выходу.
– Ты не сможешь. Ты ещё вернешься! – крикнул он мне вслед.
[1] Квартира из романа М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита»
Глава 1. Чёрно-белая фотография.
«Когда природа крутит жизни пряжу
И вертится времен веретено,
Ей все равно, идет ли нитка глаже,
Или с задоринками волокно…»
(«Фауст» Иоганн Вольфганг фон Гёте)
2010 год Москва.
Луна была летней. И небо вокруг неё. И крыши вокруг него. И люди вокруг. Я вяло тащила огромный красный чемодан по Павелецкому. Моей остановкой должен был послужить вон тот ободранный столб. Прислонив к нему чемодан и голову, я наконец вздохнула с облегчением и закрыла глаза. Блаженное безмыслие прервал небрежный толчок в голень и хлопок. Чемодан, распластавшись по платформе, решил напомнить, что пора.
Я лениво нагнулась за ним, но вместо этого вскрикнула от боли. Столб не хотел отпускать от себя – волос прилип к одному из свежепоклеенных объявлений.
– Блядь! – тихо выругалась я.
Этого глупого обстоятельства хватило, чтобы расплакаться. Я так устала. И не ела ничего с восьми утра. А стрелка вокзальных часов приближалась уже к 21:00.
В чемодане был разный реквизит для съёмок. И самое ценное – фотоаппарат. А ещё штатив. Какой тяжёлый! Я поспешила в метро.
Оно по традиции перевозило уставших пассажиров и запах шпал. Я села в полупустой вагон и откинула голову.
Мы выехали из тоннеля на открытую часть. И я думала о луне и её сопернике – неоновом свете. Луна больше не была единственной хозяйкой положения.
Я притащилась домой в начале одиннадцатого. И кинула чемодан на пол коридоре. Со злостью запихнула его ногой под банкетку. Сейчас мама снова начнет ругаться, что я побросала тут всё.
Впереди меня ждала ночь наедине с фоторедактором. Сегодняшние снимки необходимо было оформить до завтрашнего вечера. Это было условием клиентского заказа. И сейчас я ругала себя за то, что согласилась на эту авантюру. Может быть, попросить о ретуши айтишника? Но он всё равно не сделает, как надо.
Я налила себе чёрного чая с лимоном и схватила с кухонного стола какую-то неаппетитную плюшку, больше напоминающую булыжник, чем еду.
Тем временем процессор завёлся. А я параллельно доставала из чехла свой фотик и шнур, чтобы перекачать фотки.
Пока снимки плавно перетекали в компьютер, я открыла на экране аську. И стала лениво жевать булыжник. Айтишник был в сети и написал:
venik-in-love: Привет, крошка!
Я запила его слова чаем. Мы с Веней встречались уже два года. Но было скучно. Никакого драйва. Хоть он старался. Очень. И маме нравился, и папе, и всем моим близким родственникам. То на лошадях меня катал, то на мотоцикле. Я застучала по клавишам.
margo: Привет!
venik-in-love: Что делаешь?
margo: Только пришла со съёмки. Устала.
venik-in-love: Покажи фотки.
margo: Их ещё обрабатывать…
Я закрыла окно переписки и развернула фотошоп. Решила пока поправить вчерашнее, что с подругой Мусей снимали на мой фотик.
Я сидела на лестнице у драмтеатра. В рваных джинсах. Волосы тяжёлыми локонами спадали на плечи. На мне была белая майка-алкоголичка. А во рту – сигарета. Мы стрельнули её у Машкиного бати для образа.
Машка сказала, что для трагедии хорошо бы заплакать. Чтобы тушь потекла. И блестели глаза. И торчали соски сквозь облегающую майку. Я взяла бутылку воды. И побрызгала на лицо. И на майку заодно. Получилась драма. Не хватало лишь простого штриха. Недолго думая, я применила к фото фильтр "ч/б" и открыла сайт для фотографов "Артгерой".
Айтишник подкинул мне эту идею, выкладывать туда. Сказал, там есть чему поучиться и кому подражать. Там хранился контент со всего мира. Я нажала кнопку «Загрузить». И "jpg" с сигаретой появился на моей странице. Получилось хорошо.
Я занялась обработкой сегодняшней вокзальной сессии. Это было так муторно, так невыносимо. Замазывать все эти погрешности. Ретушировать. Выравнивать свет.
Вдруг я заметила, что на "Артгерой" появилось новое сообщение.
vovand: Что за девчонка на фото?
Я поняла, что речь идёт про ч/б.
margo: Это я.
vovand: Занятно. Я думал, это какая-то модель, а фотограф – ты. Интересные снимки делаешь. Со смыслом.
margo: Я и фотограф, и модель.
vovand: Редкая красота. Знаешь, не все поймут. Элитарная.
margo: А ты фотограф?
vovand: Нет. Тут мои друзья на сайте. Захожу их работы смотреть. Знаешь Альбу?
margo: Нет.
Он кинул мне ссылку. Но меня интересовала не она, а он. Я залезла в его профиль. Пара снимков с яхтами и морем. На аватарке – симпатичный мужчина. Широко улыбается. Волосы торчком. Холёный. Взрослый – видно.
vovand: Обычно красивые девчонки вообще не пытаются духовно соответствовать фасаду. Я знаю много таких. Все они уверены, что внешность – их единственная валюта. А ты такая…глубокая очень.
margo: То есть, я больше умная, чем красивая?
vovand: Не бывает только двух точек зрения. Их миллион. Это мы ограничиваем себя, если видим только одну или две. Мы невежественны и слепы, а в человеке живут водопады и океаны. Ты очень красивая. И я уверен, что умная. И ещё много всего…
margo: Как ты громко сказал: океаны, водопады. Может, кому-то хватает и аквариума?
vovand: Кому-то и аквариума. Но даже аквариум сложно структурировать. Я уж молчу про океан.
margo: Сколько тебе лет?
vovand: 48. А тебе?
margo: 20. Ты женат?
vovand: Дважды.
margo: И тебя не удивляет, почему я спрашиваю?
vovand: Нет.
margo: И ты не боишься мне понравиться, будучи женатым?
vovand: Не боюсь.
margo: Понятно. Извини. Мне ещё редактировать 50 фоток.
vovand: Ты этим зарабатываешь?
margo: Немного. Коплю на итальянскую сумку мечты. Мечты у меня, как видишь, бездуховные.
vovand: Пиши ещё. Пока, бездуховная!
Я улыбнулась, закрыла переписку и вышла на балкон. Был уже третий час ночи. Труба электростанции вызывающе светила в окно. А я так заболталась с ним, что не обработала ни одной фотографии. Теперь сидеть до утра.
Ночь была прохладной.
Начало лета.
Первые числа.
Сирень на аллее у дома ещё не успела отцвести.
Я вдохнула полной грудью. Как восхитителен…этот аромат. Как хорошо…Как легко…Не хотелось уходить. Но эти чёртовы фотки!
Я вернулась за стол. В аське болталось несколько непрочитанных от айтишника. Последний раз он писал ещё часа два назад.
venik-in-love: Ты уснула что ли?
margo: Извини, Веник, заработалась. Споки.
Ответила я и вышла из аськи. Но вместо того, чтобы заняться делом, вновь полезла на страничку этого Вованда. Рассматривала каждую деталь его фотографий. И его самого.
Сорок восемь лет! Он чуть младше моих родителей. Запросто мог бы быть моим папочкой. Но ведь он не сказал ничего такого, порочащего. Решил просто сделать комплимент. Не соврал, что не женат. Выкинь глупости из головы, Марго! Выбрось! Займись делом!
Так за работой я просидела до утра. Отправила фотографии клиенту и уснула до девяти вечера. А как проснулась – сразу к компьютеру. От Вованда сообщений нет. Хотя был ведь в сети. Был!
Я взглянула на календарь – 2 июня.
А сегодня уже – третье.
Рванула лист. Он полетел в помойное ведро.
Вдруг мейл! От него!
vovand: Привет! Что делаешь на выходных?
margo: Привет! Хочу сходить с другом в Дом-музей Булгакова.
vovand: Я буду в Москве в субботу до утра понедельника. Со мной и сходишь!
Я обалдела, опешила и не знала, что ответить.
margo: А где ты живешь?
vovand: Сейчас во Франции, в Марселе. Приехал к старшей дочери в гости. У меня внучка родилась. А так…много, где живу. Например, весной жил пару месяцев в Барселоне. А на постоянке – в Риме.
Я долго пялилась в монитор.
Внучка.
Родилась.
Твою мать…
Марго! Там внучка! Какой Булгаков?! Но природная интеллигентность не дала мне отшить его.
margo: Хорошо. Приезжай. Сходим. Но ты даже не представился.
Ответила я, а про себя подумала: просто же в музей, что такого?
vovand: Я позже напишу тебе номер рейса, как помощник скинет билеты. Встретишь меня в аэропорту? Владимир. Очень приятно.
margo: Встречу. А почему Вованд? Это как Воланд?
А сама думаю, что же там за крендель. Помощники. Водопады. Океаны. Барселона. Рим. Внучка. Звучит нереалистично. Глупость какая-то. Не бывает так. Точно не бывает. Это какая-то замануха!
vovand: Нет ) это сокращение. Вова + отчество на «н», фамилия на «д». Но если тебе так угодно, Маргарита, то могу быть и как Воланд. Но мне, если честно, ближе Высоцкий.
Я расхохоталась. Мы снова проболтали до утра.
Я забыла обо всем. Сидела в свете монитора. Смеялась. Расстраивалась. Улыбалась. Иногда чуть не плакала. Никогда ещё и ни с кем я так глубоко и откровенно не разговаривала. Вованд…Воланд…Кто же ты?
На следующий день он скинул мне билеты.
Aéroport Marseille-Provence – Шереметьево.
5 июня. Суббота. 12:00.
Господи.
Боже.
Я всё равно не верю, что он приедет.
Не приедет он. Ты дура, Марго.
Глава 2. Квартира на Большой Садовой.
«Высоко над Землёю летит самолёт,
В самолёте девушка-лётчица,
И не видит никто ни коленок её,
Ни волос её, ни её лица.
А она видит белые в небе цветы,
А такие цветы можно видеть любя,
А под ними всегда только ты, только ты,
Она любит тебя, она любит тебя.»
(«Лётчица» Ольга Чикина)
В одной книге я прочитала, что «средняя скорость движения поезда – сорок пять километров в час, тридцать семь дней вокруг экватора, если не помешают шторма: так что планета крохотная и обозрима вполне с верхней полки»[1]. Ещё вчера наша встреча с Вовандом казалась мне недосягаемой глупостью, а теперь я верю в неё так же, как и в крохотность Земли.
Вскочив в половине восьмого утра, я ринулась к шкафу и вывалила на кровать все свои шмотки. Вопрос ребром, особенно когда кругом одни джинсы, ведь хорошо было бы надеть платье. А какое? Самое короткое? У меня красивые ноги, я знаю об этом. Но хочу ли я, чтобы об этом узнал и он?
Я бегала по квартире с телефоном, закидывая в рот не очень готовые вареники с картошкой. Находилась в состоянии пограничного с паникой восторга. На глаза попались шоколадные конфеты – презент научного руководителя моей сестры. Она привезла их из Германии. Смотрю одним глазом на коробку. На ней нарисована лошадь. Красивая. Автоматически разворачиваю фантик, кидаю шоколадку в рот. И замираю на месте. Вкус крепкого коньяка прожигает горло. Медленно выдыхаю. Рядом с милой лошадкой виднеется еле-заметная бутылка. Кажется, эта конфета – самое крепкое, что я пробовала когда-либо в жизни.
Сижу в сладких раздумьях минуту, а может пять? О, боже! Время уже почти одиннадцать. Нужно бежать в аэропорт.
Под самое короткое платье никак не находится подходящий бюстгальтер, но часам и спешащим самолетам ведь этого не понять! Может быть, купить цветы? Моя подруга как-то сказала, что так делают только влюбленные. Но я ведь не влюблена? Или уже…да?
Мои мысли прерывает упавшая на пол расческа. Скоро полдень. Я выбегаю из дома, не успев толком причесаться. Кругом ни одного цветочного ларька. Только бабушка с королевскими ромашками. Ромашки-ромашки. Любит – не любит? Как раз! Хватаю цветы – и скорее в метро. Люди оглядываются на бегущую с ромашками девочку в самом её коротком платье, нагло развевающемся на ветру. А если опоздаю? Где я потом его найду в этой несусветной аэропортовской толкотне?!
Сорок шесть минут двенадцатого. Влетаю в Шереметьево. Мальчик с букетом и женщина в голубом сарафане вопрошающе смотрят на табло. Рейс опаздывает. Видимо, всё же самолеты понимают, каково девушкам, которые никак не могут найти подходящий бюстгальтер.
Нервно приземляюсь за столик аэропортовского кафе, заказываю капучино и фреш. И откуда у меня такая провинциальная любовь ко всяким забегаловкам? Опасаясь, смотрю на часы. Уже начало первого.
А вдруг он не прилетит? Вдруг обман? И никто не знает, где я. Никому ведь не сказала. Даже подругам. На столе под шумок взлетающего самолета начинает вибрировать телефон. Беру дрожащими руками.
– Ал-ло…
– Я жду тебя. У выдачи багажа. – слышу незнакомый голос.
Его голос!
Встаю. Ноги ватные. Подкашиваются даже. И будто бы в кеды не помещаются. Смотрю на себя в отражение двери холодильного шкафа с напитками. Красивая вроде. На мне короткое платье в мелкий цветок, белые кеды и хлопчатая толстовка. В Москве +18℃.
Волосы русые падают тяжело на плечи крупными завитками. Выхожу из кофейни, иду в зону прибытия. Вокруг шум. Гам. Голос диспетчера. Пробегают улыбчивые стюардессы с чемоданами на колёсиках. Цокают по полу. Ещё есть время сбежать или спрятаться. Хотя бы прикрыться ромашками, может, не заметит? Чёрт. А где ромашки? Кажется, я забыла их в кафе…
Снова звонит. Нетерпеливый.
– Марго, ну ты где?!
В моих ушах голос из трубки начинает двоиться, приобретать тональность живой, звучащей неподалеку мужской речи. Я поворачиваю голову. Персонаж из трубки в виде незнакомого мне лично, но знакомого моему блудному подсознанию мужчины, расплывается в улыбке и в реале заканчивает фразу.
– Привет.
Стоит напротив яркого рекламного лайтбокса в чёрной толстовке с эмблемой медведя, из-под ворота торчит белый воротник поло, в синих джинсах, с рюкзаком. Волосы короткие и небрежно топорщатся. У глаз играют морщинки. В руках телефон. Протягивает мне руку.
– Владимир!
Я дотрагиваюсь до неё. Молчу. Рука моя ледяная.
– Я знал, что ты придёшь!
Тянет и прижимает меня к себе крепко. Высокий очень. Носом в грудь ему упираюсь. Прямо в медведя. Я этого медведя на всю жизнь запомнила.
Берёт меня за руку. Крепко. Я смущаюсь. Не знаю, что говорить. Язык будто к нёбу прилип. Ноги одеревенели. Я стала статуей. Будто смотрела кино про себя, беспокойно ожидая, что же произойдет в следующую секунду. В такие моменты жалеешь, что нельзя потренироваться.
Что делать? Что? Что же? Делать?
Говорю, сама не слышу, что.
Я в тумане.
Он только выпустил меня из объятий, а мы уже идём к выходу в город. Хочется остановиться, потопать ножками, вернуть правильную последовательность мыслям.
– Аэроэкспресс там…– киваю на указатель.
– Мммм, я к такому не привык. Нас такси у входа ждёт.
– А куда поедем?
– На Садовую, 302-бис.
– Как?
– Ну мы же договорились.
– Сразу в музей?
– Я там квартиру снял.
Выходим из терминала. Плазма и жар, караулящие у дверей аэропорта, бросаются в лицо. Он ведет меня уверенно за собой. К машине. Внедорожник чёрный ждёт. Блестит красиво. Роскошный.
Я ещё не понимаю, кто идёт рядом. И боюсь разглядеть. Боюсь поднять глаза. Любуюсь в асфальт.
Открывает дверь передо мной. Я села. Внутри пахнет дорогой кожей и деревом.
– Здравствуйте!
Водитель поздоровался в ответ и улыбнулся. Володя кидает рюкзак на сиденье и опускается рядом со мной. Рассматривает. Пальцем проводит по щеке и по подбородку. Я сквозь землю готова провалиться! Как мне неловко. Какой он весь…непривычный. Какая от него энергия прёт, что всё вокруг сносит!
Инстинктивно мне хочется взять его за руку, потому что моя свободна и его тоже. Но ведь так сразу нельзя. Кладу ладонь на холодное кожаное сиденье. Чувствую, что не могу больше смотреть в пол, пора начинать в глаза.
Интересно, что у него там внутри происходит? Не видно, что волнуется. А моя одеревенелость конечностей и речевого аппарата не спешит смениться чем-то более подвижным.
Так мы сидели в машине. Рядом. Загадочно улыбались друг другу и ехали на Большую Садовую.
– Давай поскорее обговорим наш план действий! – я уже аккуратно смотрю на него.
– Обязательно. Только сначала пообедаем.
Вот он. Рядом. И это сводит с ума. Ты влюбилась, Марго? С первого взгляда?
Вованд совсем не похож на человека, у которого внучка. Статный, подтянутый, спортивный, загорелый. Глаза добрые. От него пахнет так…жжёным сахаром в коньяке. Помню, в детстве варили с сестрой карамель. Петушков этих на палочках. И сахар у нас пригорел в кастрюле. Получился терпкий, сладкий аромат. И будто бы этого петушка в дорогой коньяк макнули.
Мы проехали станцию метро "Маяковская". Машина развернулась и остановилась на аллее Архитектора Шехтеля.
– Пошли! Тут рестик недалеко. – он взял рюкзак, и мы вышли из авто.
– Рестик на Патриках?
– Ну да. Не была ни разу?
– Нет. В здешних краях только в библиотеке была и в булочной.
Он расхохотался.
– Ты смешная.
– Почему?
– Искренняя очень.
Владимир приобнял меня за плечи. Мы зашли в ресторан. Сели за столик. Я в окно смотрю. Опять смущаюсь. На него глаза поднять страшно. Он такой…Такой недосягаемый. Чувствуется, обеспечен очень. Часы красивые. Наверное, дорогие. Хотя, я и не разбираюсь…Руки мои на столешнице лежат. Он сверху свою ладонь положил. Мне кажется, все вокруг только на нас и смотрят. Неловко.
Я уставилась в меню. И мне плохо. Цена за салат почти как вся моя стипендия! Что делать? Возьму оладьи из кабачков. Он подзывает официанта. Заказывает что-то мудрёное. И два бокала вина. И мои кабачки.
Рядом со столом висит зеркало. Как-то в детстве я услышала, что, если есть перед зеркалом, съешь всю свою красоту. Интересно, какая красота на вкус? Что-то типа сыворотки с персиковым соком? Или чечевичный суп-пюре? А может она вообще твёрдая? И легкий запах пачули. Точно, пачули…
Мы такие разные. Боже!
О чём говорить?
Про глупости мои университетские?
Не молчи, пожалуйста! Вованд. Не молчи!
Мы многое обсуждали в сети. А сейчас сидим и молчим. Я бросила на него умоляющий взгляд.
– Я насмотреться на тебя не могу. – оправдывается он, будто мысли мои читает.
– Значит, я такая же, как на фото?
– Совсем другая…Чистая.
Я мурашками покрываюсь. От его слов. Опускаю глаза.
Вино принесли. Я беру бокал. Под пристальным его взглядом делаю глоток. Он ближе ко мне подсаживается. Склоняется надо мной. Убирает локон. И целует где-то между скулой и ухом. Потом опускается ниже. К уголку губ. Прикасается своими…А потом…Я сама не поняла, как контроль потеряла. Он уже и губы мои захватил.
Целует.
На губах вкус дорого вина. Они мягкие, горячие. Засасывают уверенно очень. Невозможно оторваться.
Что ты делаешь, Марго! Ты его видишь всего час своей жизни!
Я отстранилась аккуратно. Руки опустила на колени. Сложила замком. Взгляд потупила. Официант принёс оладьи. На нас все вокруг смотрят. Я сейчас со стыда сгорю. А он как ни в чем не бывало пододвигает к себе тарелку. Всё так же улыбается.
Как я с ним пойду куда-то?
Не пойду!
Надо сейчас встать и уйти. Это всё неправильно! Он на двадцать восемь лет старше. Почти на тридцать! А целует! Мы же договаривались только на музей.
– Извини, я не сдержался…Мечтал об этом с тех пор, как в первый раз тебя увидел…на фото…– вдруг серьёзно говорит он.
Я поднимаю на него взгляд. И не знаю, что ответить. Как на это реагировать.
– Всё нормально. – говорю.
И выпиваю вина.
Я знаю, что могу сойти с ума, но пью. Даже залпом, потому что ужасно хочется пить. Эффект моментальный. Нега в голове.
– Я, когда приезжаю в Россию, всегда кайфую. Помнишь цитату: «В дни сомнений, в дни тягостных раздумий о судьбах моей Родины, ты один мне поддержка и опора»[2]. Вот никогда не любил этого занудного Тургенева, но про язык сказал, как отрезал!
– Скучаешь по русской речи?
– Очень.
– И давно не живёшь в России?
– Около десяти лет. У меня недвижимость в разных странах. Везде интересно побывать. От жизни надо брать всё.
– А кем ты работаешь?
– У меня бизнес.
Он сделал ещё глоток вина.
– Ты так неожиданно приехал. Или у тебя какие-то дела?
– Нет. Только ради тебя.
Эта его откровенность вышибала меня из колеи. Меня всегда учили отвечать людям то, что они предполагают услышать, то, что принято говорить. А тут…
– Хорошее вино. – он кивнул взглядом на бокал и подозвал официанта.
Тот подошёл и услужливо улыбнулся.
– Нам бутылку такого же. С собой.
Я была в ужасе. Оно стоило двадцать четыре тысячи. Хотя нет. Не от этого. Он предполагал и дальше пить со мной вино?! В той квартире, что снял на Большой Садовой? Нельзя идти к нему, Марго. Это может плохо кончиться!
– Ну что? Пошли в гости к Булгакову? – довольно улыбнулся он, допив бокал.
Я тоже взяла фужер со стола и осушила залпом.
– Пошли!
Он сунул бутылку вина в рюкзак. Оставил на столе тридцать тысяч налом. У меня расширились глаза.
– Я сейчас! – я вскочила из-за стола и пошла в уборную.
Щёки пылали. Я посмотрела на себя в зеркало. Вся красная. То ли от вина. То ли от стыда. Умылась холодной водой. Вместе с ней смылись и румяна. Пофиг. Выхожу к нему.
Ждёт меня у дверей.
Руки в карманы. Рукава толстовки засучил. На руке часы. На плече рюкзак. Я боюсь его! Боюсь! И тянет. Как магнитом. Господи. Помоги!
Он открывает передо мной дверь. И берёт снова за руку. Большая. Тёплая. Крепкая. Уверенная. Идём по залитой солнцем Москве. У него широкий шаг. Семеню за ним. От быстрой ходьбы волосы подскакивают. Платье короткое развевает тёплый ветер. Жарко.
Разгорячилась от вина. И от взглядов этих.
– Подожди…Мне жарко. Кофту сниму. – я останавливаюсь.
Снимаю сумку через плечо. И пуловер через голову. Платье чуть задралось. Чувствую его взгляд на своих ногах. Обжигает. Платье короткое очень. Чем я думала, когда такое надевала? Но ведь знаю, как мужчинам нравятся мои ноги. Хотела сама ему понравиться. Чего теперь жалеть об этом.
Он тоже снимает медведя. Остается в белом поло с коротким рукавом. Я вижу его руки. Крепкие бицепсы. Раньше такие видела только в журналах. Айтишник-то дрищ.
Мне неловко. Так, в открытую, на него пялиться. Но взгляд не могу оторвать. Это сильнее меня. Он ведь всё понимает.
У него внучка, Марго! Одумайся.
Но не могу!
Я в теле девочки, далекой от себя и близкой к нему. Меня как будто зашили в ту, чужую девочку. Не могу связанно говорить. Связанно могу только письменно, но, если возьму листок и карандаш, подумает, ненормальная.
Подглядываю за ним в плохо простроченный шов тела этой чужой девочки. Испытываю назойливое любопытство. Очень точное слово: «любо» и «пытство». Вспоминаю о Венике. Он уже проснулся, позавтракал, работает, а у меня какая-то другая жизнь. Стараюсь не думать о том, за что может стать стыдно…Но, кажется, уже поздно.
Мы зашли в Дом-музей и купили два билета.
Квартира №50 располагалась на четвёртом этаже. И пока мы поднимались по лестнице, со всех сторон на нас смотрели Булгаковские персонажи с разрисованных стен.
– Ты знаешь, милая, что Сталин смотрел в МХАТе «Дни Турбиных»[3] пятнадцать раз?
Я качаю головой. Ведь из всей фразы я услышала только слово «милая». Мы примкнули к экскурсоводу. Володя какие-то вопросы ему задает. Я просто плыву. Я не здесь. Думаю о том, что выглядим мы максимально пошло. О том, что о нас подумают. О том, что у него в рюкзаке бутылка вина за двадцать четыре тысячи. А на руке – часы за миллион. И о том, что не по Сеньке шапка. Иди домой, Марго! Извинись и иди. Почему ты тормозишь?
Суббота. Но в музее мало народу. Москвичи разбрелись по дачам. И мои родители там, поэтому могу гулять хоть до вечера. Но нет! Разве можно это?
Экскурсия закончилась. Спускаемся вниз. Одни. По лестнице. Никого больше. Так странно.
Вдруг он меня рукой останавливает. Прямо в лестничном пролёте. Своим телом будто бы в угол задвигает. Я чувствую от него электрический разряд. Прижимает меня к стене. Прямо под портретом Булгакова. Обеими руками берёт моё лицо. Я смотрю ему в глаза, не моргая. И вижу что-то безумное в его прозрачных глазах, но не могу точно описать. Словно умоляет меня о чём-то.
И он…Наклоняется…Целует.
Как он меня целует!
Минуту.
Две.
До пульса под 150.
До дрожи в икрах.
До прострелов внизу живота.
До ватных ног.
До мокрых трусов.
До шума в ушах.
До тишины в голове.
До дыры в солнечном сплетении.
Как будто мы опаздываем, как будто нас сейчас оторвут друг от друга.
Моё сердце будто бы увеличилось в тысячу раз! Я не чувствую ничего кроме его губ.
Я пропала.
Я не могу собой управлять.
Я не могу больше сопротивляться.
Отпускает губы и обнимает всю. Будто с ног до головы.
– Идём, милая. – говорит.
Выходим из дома. Возвращаемся на Патрики. Он рассказывает про Берлускони.[4] Смешной! Думает, я слышу хоть что-то. Я улавливаю только стук своего сердца – как будто в уши мне засунули стетоскоп. Мы идём за руку мимо озера.
– Марго, я хочу тебя целовать…– он останавливает меня.
И это начинается снова. Это сумасшествие. На этот раз его руки чуть ли не под платьем.
– Мужчина! Мужчина! – вдруг слышу я чей-то противный голос.
Мы отрываемся друг от друга. Рядом с нами какая-то злая женщина в леопардовой юбке.
– Мужчина, как вам не стыдно! Тут дети! – цокает она и с отвращением уходит от нас.
Я смотрю вокруг виновато.
– Не бери в голову. Идём! – он снова хватает меня за руку.
– Мне очень стыдно. Мы же не одни на этой улице! – качаю головой я.
– Да, я знаю, мы не одни. Но для меня – мы одни. Неужели ты не видишь, что все вокруг уже сгорели под палящими из нас искрами? – тихо произносит он.
Вся неловкость ситуации куда-то испарилась. Как хорошо рядом с ним. Разве так бывает? Ни с кем в мире не было так хорошо.
И вот мы уже по лестнице поднимаемся.
В снятую им квартиру.
Красивая железная дверь.
Громкие замки.
Открывает. Запах белых цветов. И чистоты.
Светло очень. Потолки огромные. Вид на Большую Садовую. Сколько же стоит здесь жить?
Заходим. Я кеды аккуратно ставлю в прихожей. Пятка к пятке. Носок к носку. Он тоже свои снимает. Дорогие какие-то. Достает из рюкзака бутылку вина. Заходим в комнату. Огромная кровать. Кресло с высокой спинкой. Ковёр с мягким ворсом. Открывает окно – тут же врывается шум Москвы и тёплый июньский ветер.
Никогда не оставалась так быстро с мужчиной за закрытой дверью.
Хлопок бутылки.
Откуда-то удачно бокалы появились.
Наливает.
Садится в кресло.
Я – на подоконник.
Хочется, чтобы он был рядом. От мягкости, теплоты и вина начинаю разбухать в теле этой противной чужеродной девчонки, сочиться через рёбра наружу, обволакивать, наступать на дыхание, а потом вновь отпускать, щекотать корни волос, трепетать до кончиков, вздрагивать и опускать плечи, сутулиться, чувствовать тяжесть выше бровей и как холодеют пальцы рук, потом ног…Потому что кровь сейчас где-то не в тебе.
Осмелела немного. Спрашиваю:
– Сколько у тебя детей?
– Пятеро.
– А зачем столько?
Он рассмеялся.
– Что? – надулась я, решив, что он посчитал мой вопрос глупым.
– Меня ни разу никто об этом не спрашивал. Ты первая.
– Ну и? Ответишь?
– Для счастья.
– Но получается, что счастья-то нет.
– С чего ты так решила?
– Ты сам говорил, что у тебя нет духовных наследников.
– Это не значит, что я не люблю своих детей и не счастлив от того, что они у меня есть.
– А что это значит?
– Наследовать должен тот, кто к жизни сможет приложить наследство. Откуда строчки? Знаешь? – спрашивает он и делает глоток.
– Ты только что придумал?
– Нет. Гёте придумал. Двести лет назад.
– Ты любишь Гёте?
– Нет, просто с тех пор ничего не изменилось. Те же истины. Мои дети из другого теста. Они росли в других условиях. Вот как росла ты?
– Сама по себе. – пожала плечами я.
– Как это?
– Меня воспитывал дед.
– А где были твои родители?
– На работе. У них в приоритете было обогреть, одеть, накормить. Но не поговорить. Я ни разу не разговаривала ни с одним из них по душам…Ни разу…Я даже не понимаю, как это…говорить с родителями.
– Почему?
– Не было принято. Мой отец ни разу не обнял меня. Я даже не помню, целовала ли меня мама хоть раз…Хотя было! Точно было! Мне исполнилось семь. Родители подарили золотые серёжки и открытку. Помнишь, были такие, музыкальные. Вот тогда она меня и поцеловала.
Я тихо расплакалась. Просто растирала слёзы по лицу.
– Ты злишься на них?
– Нет.
– Почему?
– Моя мама потеряла первого ребенка почти сразу после его рождения. Либо родила мертворождённого. Я не знаю, мне никогда никто подробностей не рассказывал. С тех пор, кажется, появилось это – оберегать и хранить меня физически, чтобы только была. Но не духовно.
– Что ты делала, когда не знала, что делать?
– Читала книги. Там искала ответы.
– То есть, ты читала книги не про сюжет, а про себя?
– Да. Я во всех текстах искала себя.
– Находила?
– По-разному.
– То, что я сейчас вижу перед собой – удивительно!
– Почему я тебе понравилась? Я похожа на твою жену?
Он задумался. Замолчал. Внимательно посмотрел на меня.
– Пожалуй, похожа…
– На первую или вторую? – улыбнулась я, вытирая слёзы.
– На третью!
Я беззвучно ахнула и закрыла лицо руками.
– Что ты говоришь! У нас разница почти в тридцать лет.
– Это ничего не значит. Ты сама устанавливаешь себе границы. То, что нормально для тебя, может быть ненормально для других – и наоборот. Тебе хорошо со мной?
– Очень…
– И мне очень. Я прискакал к тебе сразу же. Сам. Через тридевять пизды. Я сразу понял, что не ошибся в тебе.
– Возьми меня на руки.
– Подойди.
Я опустилась на его тёплые колени.
– Провоцируешь…В своём этом бесстыжем платье. Куда твои родители только смотрят? – прошептал он мне на ухо.
От него пахло мужиком. Настоящим. Я не могла этого объяснить. Меня всю обжигало от его дыхания. Я вообще потеряла связь с реальностью. Заелозила у него на коленях.
– Ну же, малышка, я не железный…
– Хочешь меня?
– А ты ещё сомневаешься?
Его руки уверенно скользнули под юбку. И начали гладить меня. Жадно. Ненасытно. Бёдра. И там, по трусикам…А ещё он целовал мне шею…губы…щёки. Развернул к себе лицом, усадил сверху.
Я ахнула.
Его пальцы там уже.
Проникают.
Сначала один.
Потом два.
Не могу думать.
Страсть электрическая.
Всю распирает.
Теку так. Не могла представить, что так бывает!
В мурашках вся.
– Я польщён. Я только начал ласкать тебя, а ты уже вся…готова.
Одной рукой приподнимает мою попку. Чувствую, как другой расстегивает молнию на джинсах.
Сейчас будет…
Сейчас у нас будет!
С ума схожу. Выгибаюсь на нём. Ещё никогда так не хотела мужчину. Он чувствует это. Вводит в меня.
Туго.
Большой.
Твёрдый.
Головка широкая.
Я сверху на нём с членом внутри. Задираю ему вверх футболку. Какой загорелый. Мускулистый.
Двигается во мне.
Но!
Будто боится больно сделать.
– Мне очень хорошо…– шепчу ему на ухо.
– Я вижу, я чувствую! Какая ты мокрая. Одним разом не обойдемся. – шепчет он.
Руки его тащат вниз молнию на платье и спускают лиф до пояса.
На грудь смотрит.
Мне неловко.
У меня – маленькая. В ладонь его помещается. Я думала, взрослым мужчинам нравится большая грудь. Он целует её. И продолжает. Я как наездница на нём. Он большой. Я маленькая. Ловко на нём помещаюсь. Положила голову ему на грудь. Прижалась. Он держит крепко за ягодицы. Насаживает. Двигается. Всё моё тело в такт ему отвечает. И на широкой груди у него лежу.
В окне передо мной фонарь.
Туда – сюда будто ходит.
Туда-сюда.
Подхватывает меня под бёдра. Встаёт. Я держусь за его крепкие плечи. Несёт в кровать. Укладывает в мягкое одеяло…Как в облако…Холодное…
Стаскивает платье.
Кидает в сторону трусики.
Голая абсолютно перед ним. Раздевается сам. Разделся до гола.
Руки сильные.
Плечи широкие.
Никогда рядом таких мужчин не видела.
Крупный такой…Высокий.
На нём часы только. Циферблатом вовнутрь. Золотые, кажется.
Опустился сверху. Опёрся руками на кровать надо мной. Обсыпает меня всю поцелуями. Самыми страстными поцелуями на свете. Я лежу, широко раздвинув колени, чтобы он между ними поместился. Откинула руки назад. Он мои запястья прижимает к кровати своими сильными руками и снова внутри. Двигается. Уже быстро. Весь мной владеет.
Грудь его широкая перед моим лицом. Тянусь губами к ней, целую её. Понимаю, что он вот-вот на подходе, резко вынимает. На меня выливает. На живот. Спермы много. Тёплая…стекает по талии на простыни. Он падает рядом. За руку меня берёт.
Я так и лежу поперек кровати с разведёнными ногами. А он рядом. Одну ногу в колене согнул и на матрац поставил, другая на пол свисает. Водит кончиками пальцев по моей ладони.
– Ты кончала когда-нибудь с мужчиной? – спрашивает.
Мне стыдно. Ни разу ведь. Только сама с собой. Одна в комнате.
– Кончала…– вру я.
– Ласкала себя пальцем? От этого кончала?
– Почему ты спрашиваешь?
– Ты зажата, а внутри огонь…Расскажи, от чего кончаешь?
Он лёг на бок. Опёрся на локоть. Серьёзно на меня смотрит. Мне никто никогда таких вопросов не задавал. Что за глупые вопросы?! Я отвернулась. Он нежно меня по волосам гладит.
– Сама не знаешь ещё. Со мной узнаешь.
Водит пальцем по соску. Круговыми движениями. Он вздыбился весь.
– Когда вот так делаю, тебе хорошо?
Я киваю.
– А вот так?
Он пальцами его зажимает и оттягивает силой.
Чувствую, внизу живота острые приятные ощущения. Сокращается всё там, внутри. Он повторяет это. Я начинаю елозить бёдрами. Понимает, что приятно. Одной рукой оттягивает. Ртом начинает ласкать второй. Я уже не сдерживаюсь. Вся извиваюсь. Из меня на простынь течёт.
Он одеялом сперму с моего живота вытирает, залезает сверху снова. Горячее тело чувствую. Член чувствую. Снова встал. Не входит. Грудь ласкает. У меня внизу как будто кирпич. Как будто бёдра вниз к кровати тянет. И не высвободиться от этой тяжести!
Терпеть её невозможно! Как хочется освободиться!
Смотрю ему в глаза. Умоляюще.
Он моментально всё понимает.
И шепчет:
– Подожди ещё минуту, милая.
Я застонала сильнее. Нет сил терпеть!
Одной рукой он там, а второй – к губам уже подбирается. И его большой палец уже у меня во рту.
– Соси!– шепчет.
И заходит в меня. На всю глубину. И толщину. Вскрикиваю тут же. Оргазм…Сильнейший! Что аж в висках давит. Палец его сжимаю зубами. Он руку убирает.
– Чуть палец мне не откусила…– улыбается.
Лежу ошалевшая. Это мой первый оргазм с мужчиной! Он обнимает меня. Под одеяло затаскивает. Такой большой, сильный. Всю меня укутывает. Прижимает крепко. Так непривычно. По-новому. Чужое тело, к которому не привыкла. Чужой запах. Сахарного леденца в коньяке. Он такой чужой вроде. А вроде родной. И было с ним уже всё. Всё случилось. Так быстро.
Он рядом. По голове гладит.
– У тебя такие пышные волосы. Мамины?
– Нет. От бабушки.
– Редкой красоты!– целует их, весь в них зарывается.
– Спасибо…
– И грудь очень красивая…– он прижимает меня к себе ещё крепче.
Я шепчу неуверенно:
– Пора домой.
– Ты не останешься?! – резко, удивленно произносит, разворачивая меня лицом к себе.
Я качаю головой.
– Почему? Ты не хочешь?
– Мне нужно домой.
– То есть, ты хочешь остаться здесь, со мной? Но идёшь домой?
– Больше всего на свете я хочу остаться здесь с тобой. Но…если я не приду домой, как я объясню родителям?!
– Ты взрослая девочка. И вправе делать то, что хочешь! Я приехал на два дня, а ты свинчиваешь домой вместо того, чтобы провести эту ночь со мной?
– Я не могу остаться.
– Ты можешь. Но не хочешь сделать так, чтобы остаться!
Я ничего не ответила. Собрала по полу одежду и пошла в душ.
Выхожу. Смотрю – одетый стоит.
– Я тебя провожу.
– Не надо.
– Что за психи, Марго?!
– Тебя увидит кто-нибудь. Я не хочу. Пожалуйста.
– Хорошо. Тогда я вызову тебе такси.
– Это тоже будет подозрительно. Опять же могут увидеть. Я не езжу на такси. Ты нарушишь привычное течение моей жизни.
– А то, что мы переспали только что, не нарушило привычное течение твоей жизни?!
– Нарушило. Но, пожалуйста, не провожай меня.
– Я буду ждать тебя завтра утром. И никуда не отпущу ночью. Я тебя сразу предупреждаю! Думай, что скажешь своим родителям.
– Скажу, что ночую у айтишника.
– А айтишнику?
– А ему…ничего.
– Значит, с ним ты ночуешь. И часто?
– Не часто.
– Значит, он не друг, а жених. А говорила – друг!
– Мы вместе два года.
– И за два года он не разобрался с твоим оргазмом? Сколько ему?
– Тридцать два.
– Расскажи, что за человек.
Я опустилась на кровать. Кинула взгляд на потолок и тяжело вздохнула:
– Перспективный парень. И романтичный. Один раз он тепло-тепло обнял меня и сказал, что от меня пахнет молочком. Другой раз сделал предложение в ванной. Я корячусь, мою её, а он подходит со стаканом апельсинового фреша и будто бы между делом говорит: а давай поженимся в июне? Только я торжества не хочу. Не потому, что денег жалко. А просто не хочу!
– А ты?
– А я тогда поняла, что не хочу за него замуж. Хотя он классный! Танцует так, будто ведёт с тобою диалог. Вот такой. Неплохой парень.
– Неплохой парень? Хорошее определение для жениха. – усмехнулся мой друг. – Значит, не любишь его?
Я взглянула на Вовку и ничего не ответила. Обняла его и поцеловала в щёку. Пошла к выходу. Но он догнал. Обхватил сзади. Прижал к себе. Убрал волосы. Начал в шею целовать. Я снова вся мурашками покрылась. За сегодняшний вечер я узнала про свои эрогенные зоны всё.
– Я не могу тобой надышаться! Хочу тебя. Ещё раз…– страстно шепчет мне в ухо.
– Я не могу.
– Завтра научу тебя ещё кое-чему.
– Чему?
– Увидишь.
Я чмокнула его в губы и вышла.
[1] «Перс». А. В. Иличевский
[2] «Русский язык» И. С. Тургенев
[3] Спектакль «Дни Турбиных» был поставлен в МХАТе под руководством К. С. Станиславского. Премьера состоялась 5 октября 1926 года.
[4] Сильвио Берлускони – итальянский государственный и политический деятель.
Глава 3. Слепой дождь.
«Когда вода всемирного потопа вернулась вновь в границы берегов,
Из пены уходящего потока на берег тихо выбралась любовь.
И растворилась в воздухе до срока, над грешною землёй материков…
И чудаки – еще такие есть – вдыхают полной грудью эту смесь…»
(«Баллада о любви» Владимир Высоцкий)
Я пришла домой словно пьяная. От всего моего тела, волос, одежды пахло им. И сахарным леденцом в коньяке. Я легла на кровать и уткнулась носом в свои локоны, чтобы ловить этот аромат снова и снова. Платье моё задралось и оголяло бедро. Знобило в груди от каждого воспоминания. Я обнимала себя, будто это он. Сжимала кулаки, впивалась пальцами в ладонь. От ногтей оставались следы. Чем больнее впивалась, тем чётче они проявлялись.
Я чувствовала какую-то слабость. Может быть, заболеваю? Только не это! Я взяла с полки градусник – 35.2. Нужно поспать. Айтишник звонит. Чувствую раздражение и вместе с ним уксусное чувство стыда, разъедающее изнутри.
– Рита, где ты была весь день?!
– Привет, Веник. На съёмке.
– Ты не говорила, что у тебя съёмка.
– Случайно заказ подвернулся.
– И где снимала?
– У Дома-музея Булгакова.
– Мы же хотели туда как раз сходить. Пойдем завтра?
Я замолчала, придумывая ответ.
– Веник, слушай, я завтра к Мусе иду. У нас девичник.
– Какой ещё девичник? Она что, замуж выходит?
– Нееет. Ну просто вино, кино, поболтать…
– Хммм. Почему я только сейчас об этом узнаю?
– Потому что мы только вот сейчас с ней это решили. Давай в музей на следующей неделе?
– Я соскучился.
– Я тоже, Веник, поверь!
– Тогда давай завтра с утра ко мне.
– Веник! Мы уже договорились. Давай, до вторника.
– Почему до вторника?
– Ну ладно. До понедельника…
– Рита, ты какая-то странная.
– Ой, отстань. Я обычная! Меня сотня фоток ждёт.
– Ладно, пока.
Следом звоню Мусе. Сердце стучит. Чуть не спалилась.
– Привет! – бодро отвечает она.
– Мусь, слушай, если Веник или мама будут спрашивать, то завтра весь день и в ночь на понедельник – я была с тобой. Хорошо?
В трубке повисло долгое и неоднозначное молчание.
– Марго, а в чём дело?
– Так нужно.
– Хватит включать дуру. Говори быстро, что случилось?!
– Я встретила мужчину и буду всё это время с ним.
– Марго, ты заболела? Нет, Марго, ты ёбнулась!
– Почему?
– Ты ночуешь, непонятно где и непонятно с кем! Просишь меня врать. А вдруг с тобой что-то случится? Ты нормальная? Ты вообще ОБЖ учила в школе?
– Муся, прекрати. Всё прилично.
– Кто он?
– Друг по переписке.
– Марго!
– Мусь, пожалуйста, я умоляю тебя! Он прилетел из Франции на пару дней…Проси всё, что хочешь!
– Ты влюбилась!
– Да нет же!
– Да, Марго.
– Сколько ему? Кто он?
– Ему…Сорок восемь.
– Сколько?!!
– Не начинай…
– Ты сумасшедшая!
– Мусь…
– У вас уже было?
Я тяжело вздохнула.
– О, нет! А ты говоришь, там всё прилично! – воскликнула моя подруга.
– Ну, пожалуйста!
– А если ты забеременеешь, Марго? Ты думаешь головой?!
– Мусь…
– Ладно. Только ты, дорогая, скинешь мне фото, имя и номер телефона этого мужика на случай непредвиденных ситуаций!
– Хорошо. Как скажешь.
– Матерь Божья! Во что ты ввязалась!
– Прости, что заставляю тебя врать.
– Эх, Марго, у тебя точно не все дома! Пока, детка, заюшок-золотой гребешок. Будь осторожна.
– Спасибо тебе, милая! Я у тебя в долгу.
Я повесила трубку. Он написал смс. Прислал фото. Из ресторана, где мы сегодня были. И подпись: «Вот, ем твои кабачки!»
Я улыбнулась. И взглянула на себя в зеркало.
Экран телефона освещал моё лицо. Уставшее. Волосы длинными локонами падали вниз.
Я совсем другая. Я уже не та, кем была с утра. Как раньше уже не будет. Я втюрилась по уши.
Пишу ему:
– Ну как?
Отвечает:
– Без тебя – никак!
Хочется сорваться и бежать обратно. Душа моя рвётся на тысячи кусков. Я готова расплакаться. Как я хочу в его горячие и крепкие объятия! Слышу ключ в замке. Родители вернулись с дачи.
– Маргарита! Ты дома? – кричит мама из прихожей.
Натягиваю улыбку и выхожу к ней.
– Привет!
– Привет!
– Мам, я завтра с утра с Мусей на съёмку. А потом к ней с ночёвкой. Хотим кино посмотреть, поболтать.
– Ну ладно. Хорошо. – мама пожимает плечами и идёт в ванную.
Кажется, ничего не заподозрила. Скидываю Мусе фото и телефон Вованда.
– Хорош твой Владимир! Горячий. – отвечает она.
Знала бы ты, Муся, насколько он хорош! Думаю я про себя.
Ещё долго не могу заснуть, вытягиваю носки, пальцы хрустят, закапываюсь лицом в подушку. Глажу горбинку на носу подушечками пальцев, потом ногтем. При заданных условиях задача решений не имеет? Нет? Да?
Нужно засыпать. Срочно. Глаза слушаются меня, тело по-прежнему нет.
Утро.
Слышу, как метлой по асфальту шаркает дворник. Ещё только 06:00.
Я опередила будильник на целый час. Я люблю опережать будильники. Ведь так приятно проснуться на полчаса раньше и осознать, что можно поваляться эти долгие тридцать минут. Утром в постели время идёт медленно. Каждая минута капает в подушку с неохотой, ленью, будто сама только что проснулась. Но сегодня не такое утро. А, может быть, я?
Бегу в ванную, закрываю дверь, расплетаю волосы. С голыми плечами в круглом зеркале я почему-то привлекательная. Сегодня некогда кривляться.
Помыла голову. Обещают жару +26°C. Пока волосы сохнут, рыщу в шкафу. Нашла платье. Белое. На запах. Уже представила, как он с меня его снимает. Возбудилась до невозможности. Снова вся мокрая.
Вышла из дома в 09:00. Фотик пришлось с собой тащить. Ну и ладно. Мама ещё в дверях остановила:
– Возьми Машке черешни! – протягивает мне пакет.
– Мам, ну!
– Возьми! – всовывает она мне его в руки.
Так и придётся с утра к Мусе переться. Оставлю у неё и фотик, и черешню. Муся одна живёт. Съехала пару месяцев назад от родителей. Это облегчает ситуацию. Прямо так, без предупреждения, к ней еду.
Открывает сонная:
– Марго! Ты откуда?
Сую ей черешню. И фотик.
– Это тебе!
Она смотрит на меня удивленными глазами, ничего не понимает.
– Черешню съешь! Фотик пока у тебя полежит. Всё, побежала. Он ждёт! – улыбнулась я и выскочила в подъезд.
Хорошо, что Машка жила рядом с метро. Я бегом спустилась по эскалатору. Запрыгнула в последний вагон поезда.
Он пишет.
– Жду тебя в кафе на углу Малой Бронной и Садовой.
– Я скоро.
– Съем тебя сейчас…
Повисла в метро на поручне, читаю его. Расцвела. Улыбаюсь. Ещё десять минут, и мы будем рядом.
Люди косятся на меня, пытаясь понять причину счастья. Машка пишет смс, что умирает от романтизма.
На Маяковской выскочила, бегу. Улицы приятно залиты солнцем и мной. Больше никого. Утренняя мягкость в воздухе, а, может быть, волосы высохли и распушились.
Влетаю в кафешку эту. Он сидит за столиком. В бледно-жёлтой футболке. В часах. Так красиво ему с загаром. Увидел меня, встрепенулся. Махнул рукой.
Приземлилась рядом на стул. Волосы за уши. Он меня махом к себе притянул. Коснулся своим носом моего. А потом губами впился.
Лечу будто в бездну.
Будто в невесомости.
Не чувствую ничего под собой!
Ни пола.
Ни стула.
Только губы его горячие.
Пожирает меня ими.
Рука в волосах.
Чувствую его пальцы на затылке. Он меня массирует ими. Отпускает.
– Как я соскучился! – шепчет.
Все смотрят на нас. Так откровенно целоваться посреди оживленного кафе в центре Москвы – это верх безрассудства! Чувствую, что губы уже опухшие. Смущаюсь. Он по сторонам глядит. Наблюдаю за его взглядом. Любопытный. Цепкий. Анализирующий. Мужчины и женщины с соседних столиков осуждающе на нас посматривают. А он берёт мою руку крепко. Держит.
– Ты любишь омлет, Марго? Я нам по омлету заказал. С беконом.
Я киваю.
– Потом ко мне поднимемся. Вчера одно дело не доделали.
Я краснею. Задыхаюсь уже от предвкушения. Губы покусываю. Нижнюю ещё сильнее зубами сжала. Чуть не до крови. Дышу часто. Может, к чёрту этот омлет?
– Ты такая красивая…Мужик вон с того стола взгляд с тебя не спускает.
Я поворачиваюсь, смотрю. Это мой преподаватель по истории! Афанасий Иванович! А рука Вованда уже под столом, на моей коленке. Скользит вверх, под юбку. Аккуратно её убираю и шепчу:
– Вова, это не мужик. Это препод из Универа.
Поворачиваюсь ещё раз. Киваю ему еле заметно. И Вованд ему машет. Краснею. Хорошо, что омлет уже принесли. Можно уткнуться взглядом в тарелку.
Мимо проходят мужчины и женщины. Суматоха какая-то.
Звенят тарелки.
Колокольчик.
Кто-то на пол что-то уронил.
Разбилось.
Возгласы.
Смех.
Соковыжималка жужжит.
Он смотрит на меня и спрашивает.
– Ты сказала родителям, что ночевать не придешь?
– Сказала.
– Расскажи, что сказала?
– Что ночую у подруги.
– Подруга про нас знает?
– Да, назвала меня сумасшедшей.
– Я бы тебя тоже так назвал…– улыбается, жует. – Ты сама сумасшедшая и всех вокруг с ума сводишь.
– И тебя?
– И меня.
Расплачивается за завтрак. Берёт меня за руку.
– Идём, родная!
– К тебе?
– Хочешь – ко мне?
– Больше всего на свете!
Выходим на улицу. Солнце такое…слепящее…яркое. Тёплое. Как в детстве.
Душа моя поёт.
Воскресенье.
Дороги пустые.
Так непривычно.
И мне кажется, что мы идём домой. В свой дом. Где будем только мы. Делать то, что захотим. Эта мысль щекочет меня изнутри: знай, любимый, мне очень хочется остаться с тобой наедине.
Заходим в арку дома по Большой Садовой. Поднимаемся по лестнице в его квартиру. На кровати полотенце валяется после душа. Смятое одеяло. К стене меня прижимает.
Тёплое прикосновение руки к моему подбородку. И такое уверенное. Точнее, сначала уверенное, а потом тёплое, даже какое-то резкое, истомлённое, жадное, желанное прикосновение. Смотрит мне в глаза, а мне хочется спрятаться в него. Чувствую, как внутри всю распирает, где-то в области средостения…И что мне делать с собой? Со всем этим? Я же чужая, я принадлежу другому, но только не сейчас. Не сейчас, понимаешь? Я знаю, чего я хочу. Только тебя хочу! И никого другого. Скриплю пальцами. Хватаю его руку, глажу себя там.
– Я противозачаточные свечи купил, хочу кончать в тебя…– шепчет в ухо.
Ничего не соображаю. Ни-че-го. Только холодок по рукам. Мурашки. В груди всё дрожит…Дрожь эта и внешняя, и внутренняя. А от внутренней ещё приятнее. Она стреляет внутри и растекается теплом. Стреляет от каждого прикосновения! И от него же растекается. Я ощущаю это каждой клеточкой своего тела. Чувствую, как его тянет. Будто слышу о его желаниях. Не ушами, а телом слышу. И это сводит с ума.
Его руки гладят меня по бёдрам.
Снова носом упираюсь ему в грудь.
Парфюм этот…
Развязывает пояс платья. И как халат по мне спускает, толкает к кровати. Укладывает. Опускаюсь головой на холодную постель. Отходит куда-то. Возвращается. Коробку кидает на тумбу. Достает свечу. Ложится рядом со мной. Чувствую его тепло. Уже не понимаю, где заканчиваюсь и где начинаюсь. Обхватываю его колено между ног, а он меня – всю. И хочется сильнее. Хочется не заканчиваться, но начинаться снова и снова от подбородка и вниз, чувствовать его тёплое дыхание между ног, шершавую поверхность языка и гладкие, сдавливающие грудь ладони. Отодвигает трусики. Вводит эту свечку. И начинает целовать мои колени и выше подниматься. Дорожкой целует. Уже до пупка дошел и выше. Грудь захватывает. Рукой. Сжимает.
Целует.
Вверх по шее…
По подбородку…
По линии челюсти до уха и шепчет:
– Теперь я знаю, что имел в виду Высоцкий, говоря, что хочет утонуть в гавани её колен…Никогда не понимал. А сейчас вдруг понял!
Стаскиваю с него футболку. Он поспешно расстёгивает ширинку. Снимает снова всё с себя, ложится рядом. Совершенно голый. Эта крепкая грудь. Ручищи.
– Знаешь, о чём я всю ночь думал?
– О чём?
– О твоём оргазме. Как это было восхитительно! Знаешь, что я чувствовал?
– Что?
Он берёт мой указательный палец и обхватывает его в свой кулак. Сжимает-разжимает ладонь. Пульсирует будто.
– Вот так ты меня сжимала. Нравится? Хочу этого ещё.
Я гляжу в потолок.
– И вот так. – он берет мой указательный палец и начинает посасывать.
Это было последней каплей! Стонать начинаю, представляя, каково это. Он залезает сверху. Входит. Еле-еле. Я узкая. А у него большой. Широкий. Как будто всю меня пронизывает. Плотно очень. Двигается.
– Я хочу, чтобы ты кончила, а потом я. В тебя…Тебе понравится! Ты будешь хотеть этого снова и снова.
– Почему? – я уже возбудилась до пика от одной только мысли.
– Потому что ты получишь внутрь мою сперму. И почувствуешь от этого максимальное удовлетворение. Так задумано природой.
– Я хочу…Ты первый, кто это сделает со мной.
– Я понимаю. Мне приятно быть первым.
– Ты меня сводишь с ума…
– Как возможно, Марго, быть такой, как ты? Ты как электричество…С ног до головы пробираешь!
Его темп нарастает. Он ноги мои шире развёл. И расположился так, что мой клитор трётся прямо об него.
Как это приятно!
Тёплые волны по телу.
Как мне нравится, когда он вынимает и входит своей широкой головкой. А потом снова вынимает и поглаживает ей мой клитор. Понимаю, что всё! Что меня сейчас разорвёт внутри от кайфа!
– Дай…дай…ещё! – кричу я ему, не соображая ничего.
Очень сладко! Сокращаюсь вся. А он не останавливается, будто не слышит. Я чувствую, как пульсирует…И чувствую, что он…Он тоже всё!
Внутри…
Меня…
Горячая жидкость…
Падает сверху, целует в губы, шепчет:
– Детка, обожаю!
Обвиваю его руками, обнимаю, целуемся ещё. С языками, с глубоким проникновением. Он ещё не вышел. Мы как единое целое. Как мокро всё подо мной. Как хорошо с ним. Моё сердце взлетает до небес.
Я люблю его.
Больше жизни люблю!
Не можем оторваться друг от друга. Вся квартира и весь мир наполнились сладостным, блаженным бредом. Безумные глаза, безумные губы, безумные пальцы, безумное дыхание – всё сливалось в единое целое.
Ласкаем друг друга. Трёмся телами. Час уже, наверное, прошел. Я осознаю, что всё, происходящее у меня до этого в постели с Веником, было как будто понарошку. Не по-настоящему. А взрослый, настоящий секс…Вот он. И настоящая любовь. До истерики. До желания кусать подушку, когда его нет рядом.
Нестерпимо болят рёбра. Болят от сильных объятий и крепких рук. Это впервые со мной.
– Идём, погуляем! А то так из койки не вылезем. – шепчет Вова мне на ухо.
– Куда?
– В парк Горького. Хочешь?
Я киваю.
– Одевайся! Я вызову такси.
Впереди у нас весь день и вся ночь…Только вдвоём. Спускаемся за руку к подъезду. Машина ждёт. Садимся. Кладу голову ему на плечо. Он касается губами моего лба.
Любимый.
Мой любимый человек!
Айтишник звонит. Я вздрогнула. Вова посмотрел на меня обеспокоенно:
– Что случилось? Кто там?
– Веня…
– Твой жених?
– Да. Что ему сказать? Вдруг он подругу мою к телефону попросит?
– Не бери.
– Я не знаю, что от него в таком случае ожидать.
Делаю глубокий вдох и отвечаю:
– Алло!
– Привет, любимая. Ты где? – говорит он довольно громко. Вованду слышно.
– Привет, Веник. Я у Машки.
– Что делаешь?
– Готовлю салат.
– А она?
– Ушла в магазин. – несу я первое, что приходит в голову.
– Вы уже пришли со сьёмки?
– Пришли, Веник. Некогда. Давай потом.
– Ладно. Машке привет.
– Пока!
Я кладу трубку и выдыхаю.
– Ты погрустнела. Что тебя тревожит? – спрашивает Вова.
– Я вру. Я изменяю. Я предательница?
– Ты не любишь своего мальчика. Он тебе не муж. Ты не обязана вести аскетичный образ жизни и блюсти целибат.
– Чего блюсти?
– Отказываться от любви, Марго! Расскажи ему всё.
– Ты с ума сошел?
– Ты не сможешь больше с ним. Неужели не понимаешь? Поймешь…Ты как революционерка, но пока одетая в смирительную рубашку.
Я ничего не ответила. Такси остановилось у парка. Мы вышли.
Я наблюдаю за ним снизу вверх. Рассматриваю. Волосы торчком. Нос чуть с горбинкой. У краев глаз морщинки небольшие. Футболка бицепсы обтягивает. Эти руки ещё час назад мои ноги раздвигали. Ладонь крепкая, сильная. Но сжимает нежно. Я раза в три меньше, чем он. Как я могла ему понравиться? Что во мне могло ему понравиться? Хочу спросить. Но не решаюсь.
Тучи. Откуда-то взялись.
Он мне рассказывает про невероятную любовь Наполеона к Жозефине, про коронацию в Соборе Парижской Богоматери, про ампирную моду тех времен и о том, что он хочет показать мне весь мир.
Раскаты грома слышу. Вроде солнце, а с другой стороны – чёрное небо. И жар от асфальта. Душно.
– Быть грозе! – говорит он.
Мы ускорили шаг. Еле поспеваю за ним.
Резко.
Вдруг.
Дождь начинает лить.
Как из ведра.
Рядом кафе с верандой. Огоньки чуть заметно горят. Забегаем под крышу. Там уютно. Все смеются. Что-то обсуждают живо. Взрослые, дети. Он меня к себе прижимает. К груди.
– Ты любишь дождь? – спрашиваю его я и поднимаю взгляд.
Смотрит пристально. Прямо мне в глаза и вдруг говорит:
– Я люблю тебя, Марго!
Я в ужасе закрываю глаза. Покачиваю головой. Не верю в то, что слышу! Он так легко и просто сказал об этом.
А я?
Я готова разрыдаться прямо здесь!
Ведь я тоже…
Я тоже его люблю…
Обнимаю его. Что есть силы обхватываю! Он голову мою к себе прижимает. Утыкается губами в макушку. Мы так и стоим. Солнце уже во всю светит. И ливень. Я вижу, как слепящие глаза капли отскакивают от асфальта. Будто тысячи прозрачных бусин.
Он любит меня!
Любит!
Дождь стих. Все расходиться стали, а мы всё так и стоим в обнимку. Я смотрю на часы. Уже скоро вечер. А завтра утром он уедет. И я не понимаю, как мне быть. Совершенно не понимаю!
Приходим домой. Взяли с собой из ресторана устрицы и вино. Я устрицы ни разу в жизни не ела. Володя говорит, это вкусно. А мне – нет.
Он лежит на кровати, задрав ноги на стену. Я сижу на простынях напротив него. Мы пьём вино.
– Возьми сигарету. Я видел там, в ящике. Справа.
– Зачем?
– Хочу сравнить ту фотку и оригинал…Ты там такая…
– Какая?
– Художественная. И пошлая. Но неприступная.
Я потянулась к тумбочке и достала пачку. Сунула сигарету в рот. Он ловко подскочил с кровати и принёс с кухни спички. Прикурил меня. И лёг обратно. Смотрел. Улыбался.
– Марго, почему спишь со мной? Ведь не из-за бабла? – вдруг спросил он.
– Какой мне прок от твоего бабла?! Оно меня не касается. Но само осознание, что мужчина обеспечен – приятно.
– Почему?
– Потому что ты – победитель по жизни.
– Нет. Просто ты на подсознании чувствуешь, что, если залетишь, я смогу обеспечить потомство. Убери сигарету. Хватит.
Я потушила сигарету в пустом бокале.
– А почему ты спишь со мной? – спросила я.
– Легче всего понять, почему взрослый мужчина спит с двадцатилетней. В зеркало на себя посмотри, особенно сзади, и поймешь.
– Я же ничего не умею, ты сказал.
– Это пока. Я научу.
– Зачем тебе это?
– Я люблю тебя. Я уже говорил сегодня.
Сердце моё застучало. Он снова сказал важное. Так просто и невзначай. Я ничего не ответила.
– И ещё…Я ни с одной столько не разговаривал, сколько с тобой. Обычно знаешь как – сняла трусы и поехали.
– Мне странно это слышать. У тебя было много женщин? Ты изменял жене?
– Изменял.
– Почему?
– Потому что в нашем браке нет любви, Марго. Давай не будем об этом. Я прошу. Иди лучше ко мне.
Я подползла к нему на коленях. Он обхватил меня рукой. Мои длинные волосы упали ему на живот.
– Ты делала когда-нибудь минет? – вдруг спросил он.
Сердце моё ёкнуло и провалилось в желудок. Я застыла. А он расстёгивал ширинку. Я на мгновение заколебалась. Но он нежно наклонил меня вперёд. Я не знала, что делать. И начала легко посасывать головку.
Он лежал на кровати. Я сидела у него под мышкой, нагнувшись и забирая его член всё глубже в рот. Он становился всё больше и больше…Входил всё глубже и глубже. Меня затошнило, я не могла привыкнуть к такому размеру.
А он гладил мою спину, ноги. Его пальцы гуляли у меня по трусикам. Внезапно он отстранился от меня и встал с кровати. Глазами приказал мне подняться.
Я встала. Он ухватил меня за волосы и мягко, но уверенно поставил перед собой на колени. Взгляд его был серьёзным. Он спустил на пол джинсы.
Я закрыла глаза и почувствовала, что его каменный член снова прижимается к моим губам.
– Открой широко рот! – сказал он.
Я открыла и на этот раз приняла его полностью. Он проталкивал ловко, минуя рвотный рефлекс, прямо в горло. Разошёлся. Я не поспевала за ритмом. Это возбуждало. Я понимала, что мне мокро везде, на мой рот всплескивалась слюна. И между ног текло. Горло становилось всё более податливым. Дыхание моё учащалось. Его тоже. Он держал меня за волосы. Еще секунда и…Его сильнейшие руки сжали мою голову, не позволяя ей двигаться.
Я почувствовала рывок и полный рот тёплой жидкости, а он запрокинул голову к потолку и громко вздохнул. Убрал член из моего рта. И блаженно упал на кровать.
Я сидела на полу. В шоке. Не осознавая до конца, как так получилось.
Пошла в ванную и посмотрела на себя в зеркало. Растрёпанные волосы. Красные, смазанные, опухшие губы на пол-лица. Я была похожа на шлюху.
Он зашёл в ванную следом. Обнял меня сзади. Мы смотрели друг на друга в зеркало. Молодая русоволосая девушка с красивыми мягкими локонами и большими глазами. И высокий зрелый мускулистый мужчина, так просто и так нужно обнимающий её всю своими сильными руками.
Всю ночь мы не спали. Лежали в обнимку, соприкасаясь телами. А вроде бы и душами.
Дышали тихо-тихо. Попадали в такт. Неровному дыханию друг друга.
Я с ужасом осознавала….
Что скоро рассвет…
Что вот-вот рассвет…
Что уже рассвет…
Что уже час…и я буду провожать его в аэропорт.
Утро оказалось неотвратимым. Оно прокралось сквозь тонкие почти белые шторы Булгаковского дома. Оно легло тенью на нашу уютную ночь на двоих. Это было самое ужасное утро.
Я не могла думать ни о чём другом. Не могла наслаждаться. Я чувствовала себя осужденным, которого ведут на казнь.
Мы сели в такси. Он гладил меня по волосам. Я плакала, уткнувшись в него.
– Ну же, маленькая…
– Почему ты не можешь остаться?! Я не понимаю!
– У меня дела. Я приеду через три недели. Я обещаю тебе.
Снова слёзы. Вся его футболка была мокрая от моих слёз. И его ласковые руки, успокаивающие меня.
Я устала.
Я даже от его разговоров устала. Он пытался занять меня, но мне плохо. Меня раздражали лишние слова. Я не слышала половину. Я не хотела слышать. Мне бы просто сжечь его дурацкий билет и развеять по ветру.
А может лучше, что он уедет? И между нами останется только квартира на Большой Садовой.
Как? Нет! Уже не будет так, как было. Это ему понятно. А мне страшно. Я не знала, что эти два несерьёзных дня так перевернут всю мою жизнь! Какие-то два дня…
Мы вылезли из такси. Он поблагодарил водителя, взял с заднего сидения рюкзак. Мы зашли в терминал. Он надел медведя. Обнял меня. Впереди стойка регистрации бизнес-класса. Там, к несчастью, не было очереди.
Рейс "Москва – Рим".
Шереметьево – Фьюмичино.
Господин Довлатов, ваш посадочный!
Я стояла сзади, уткнувшись в его спину. Держалась из последних сил.
– Милая, мне пора! На паспортный контроль.
Я опустила глаза. Чувствовала, как крупные слёзы летят куда-то вниз и падают на пол. Он поднял мое лицо рукой.
– Марго! Перестань. Мы скоро увидимся!
Его тёплые губы собрали все слезинки с моего лица. Он крепко обнял меня.
– Я люблю тебя…Люблю тебя, моя Марго! И, пожалуйста, возьми…– он вытащил из рюкзака белый конверт.
– Что это?
– Деньги. – тепло улыбнулся он и добавил. – На сумку мечты!
– Я не возьму.
– Не подумай ничего плохого. Например, что я покупаю тебя. Я просто хочу, чтобы ты исполнила свою мечту. – он ласково поцеловал меня лоб.
И исчез в лабиринтах аэропорта.
Глава 4. Ты меня не забывай.
«Помните?
Вы говорили:
«Джек Лондон,
деньги,
любовь,
страсть»,—
а я одно видел:
вы – Джоконда,
которую надо украсть!
И украли…»
(«Облако в штанах» Владимир Маяковский)
Я тихо поплелась в сторону аэроэкспресса. Казалось, ещё мгновение – и моя голова отделится от всего остального тела. Голова, обременённая воспоминаниями о том, что ещё каких-то три часа назад я была абсолютно счастлива.
А сейчас…
Моё лицо было опухшим от слез. И единственное, что я понимала наверняка, в таком виде нельзя было возвращаться домой.
Он предлагал мне остаться в той квартире на Большой Садовой. Но как это возможно? Видеть ещё помятую постель. Это кресло. Эти шторы. Этот пол. Боже мой, если я хоть на минуточку окажусь там, я сойду с ума.
Я вышла на пустую платформу. Убежавший минутой ранее поезд уже почти потерялся в утренней дымке. Тёплый июньский день сулил столько всего, но не мне. Ненавижу солнце. Оно светит мне в спину, а остальным навстречу.
Купила в ларьке воду. Вылила себе на лицо, чтобы успокоиться.
Подошел следующий поезд. Я безразлично шагнула в вагон и устроилась у окна. Безупречно красивая пассажирка в строгом костюме что-то спрашивала и едва сдерживала снисходительную улыбку, глядя на мою растерянность. А я всё всматривалась в окно, пытаясь разглядеть то, что осталось от меня по ту сторону платформы.
Не время даже, а пространство, искривлённое поворотом воздушной колеи самолета, поглотило образ человека, который за эти пару дней стал для меня целым миром.
Я прислонила лоб к стеклу и закрыла глаза.
Не помню даже точно, как добралась до Машки. Она открыла мне и молча отошла в сторону, приглашая войти. Я стащила с ног кеды и рухнула на диван, уставившись в потолок.
– Выглядишь, как будто из тебя выпустили кишки…– покачала головой Муся.
– Хуже. Сердце. – холодно ответила я.
– Что он сказал?
– Приедет через три недели.
– И ты веришь?
– А что мне ещё остается делать…
– Хочешь шампанского?
– Лучше водки.
– У меня нет.
– Тогда я схожу.
– Марго! – вдруг окрикнула она меня.
– Что?
– Лежи. Я сама.
Я слышала, как она отворяет дверцу шкафа, натягивает джинсы и идет в коридор.
– Подожди! Хочу с тобой! – я вскочила с дивана и вышла в подъезд вслед за подругой.
Мы спустились в какую-то разливайку. Там было отвратительно и воняло перегаром.
– Пошли лучше в магазин. Меня сейчас стошнит…– скривилась я.
Рядом был супермаркет. Я взяла двухсотграммовку с алкогольной полки, шоколадку и положила всё на ленту. Продавщица с любопытством посматривала на меня.
Я молча расплатилась. И мы вышли.
Рядом была аллея. Стояли облупленные скамейки. Видимо, ночью тут что-то отмечали алкаши. Об этом ярко свидетельствовали окурки и валяющиеся пузырьки из-под спирта. А сейчас здесь сидели мы. Я отвинтила тонкими пальцами крышку, сделала пару глотков водки и зажмурилась.
Гадость.
Фу.
Я с омерзением отправила почти полную чекушку в мусорку. Но и этого хватило. Душевные муки начали отпускать. Машка жевала шоколадную палочку и смотрела на меня.
– Что собираешься делать?
– Не знаю.
– Он женат?
– Да.
– Блядь, Марго!
– Мусь…я люблю его!
Подруга тяжело вздохнула:
– Как там у Элиота? Именно так кончается мир… Хныканьем, а не взрывом?
Мы сидели и хныкали. Вдвоем. А мир нас игнорировал. Не было слов, чтобы описать то, что произошло со мной за эти два дня и одну ночь.
У меня завибрировал телефон.
Веник.
Я протянула трубку ей:
– Скажи ему что-нибудь.
– Что?! – всплеснула руками подруга.
– Что я перепила и блюю.
– Не поверит. Ты почти не пьёшь.
– Тогда, что отравилась.
– Приедет спасать.
– Ну тогда что-нибудь!
Я сунула ей трубку.
– Привет, Вениамин! Ритка в ванной. Перезвонит. Ага…Пока.
Маша завершила вызов и протянула мне телефон обратно.
– Тебе всё равно придется с ним объясниться, Марго. Но лучше пока молчи про своего принца. И веди себя так, как будто ничего не случилось.
– Как?! У меня жизнь с ног на голову перевернулась! Я поняла, что значит мужик. Настоящий. Сильный. А какой он в постели…Мааааашка!
– Хорош?
– Безумно. Я и представить не могла, что секс может быть таким прекрасным занятием. Он раскрыл меня! Он за два дня сделал то, что Веник не смог за два года.
– Я понимаю! Но говорить об этом Вене – тупо. Он сольёт тебя тут же…родителям.
– Пожалуй…
– Марго. Иди домой. Веди себя, будто ничего не произошло. Мой тебе совет.
– Ладно…ты права…Наверное…ты права…
Я пришла домой. Понедельник. Все уже ушли на работу. Никто не увидит меня такой. Веник снова звонит.
– Рита, почему ты молчишь?!
– Вень, извини. Я вот прям собиралась звонить. Только домой зашла. Ты опередил.
– Я хотел спросить. Я тут зашел на твою страничку на "Артгерое". Что за Вованд тебе комменты пишет?!
Я чуть не выронила из рук телефон.
– Какие комменты?
– Ну к фоткам твоим.
– А…ну просто кто-то пишет. Веник, что за глупости? Мне никто не может писать комменты?
– Он слишком откровенно пишет.
– Например?
– Что у тебя очень красивые ключицы…
– А разве нет?
– Да, но…Рит, это уже не оценка твоих работ , а конкретно – тебя! Мне это не нравится.
– Веник, я не несу ответственности за комменты чужих людей. Тебе жалко? Пусть пишет, что хочет.
– Он только комментарии пишет или ещё что-то в личку?
– Только комментарии…– сглотнула я.
– Ясно. Рит, я соскучился. Давай увидимся. Ты динамишь меня уже почти неделю!
– Я не динамлю тебя. Мне просто некогда.
– Сегодня ты идешь ко мне! Ты обещала!
– Ладно…– вздохнула я.
– Во сколько?!
– После обеда.
– Я жду тебя, любимая.
– Пока, Веник.
Меньше всего на свете мне хотелось идти к нему. Сейчас ведь будет приставать. Я не хочу с ним спать! Меня выворачивало наизнанку от одной только мысли об этом.
Надо сказать ему…
Что разлюбила…
Что не хочу с ним быть.
Если только друзьями….
Но он ведь не согласится….
Значит, порвать!
Я умылась, приняла душ, переоделась. Завязала пучок. Наряжаться для него не хотелось. Влезла в какие-то шорты и футболку и подбрела в сторону метро. Главное – сейчас не расплакаться.
Он встретил меня у подъезда и обнял.
– Ритааа…Как я соскучился! Только о тебе и думаю каждую минуту!
– Вень. Пошли прогуляемся?
– У меня сюрприз для тебя…– вдруг говорит он.
– Какой ещё сюрприз?
– Помнишь, ты духи искала и не могла нигде купить? Я нашёл.
– А где ты их нашёл?
– Заказал. Во Франции. Привезли. Держи.
Он протянул мне белую коробочку с черными буквами.
– Вень…
Он вопросительно посмотрел на меня.
– Спасибо! – тихо прошептала я.
– И ты даже меня не поцелуешь?
Я чмокнула его в щёку.
– Да что с тобой?!
– Самочувствие неважное.
– Сейчас исправим!
Он резко и нагло прижал меня к себе и впился губами. Такой знакомый и уже чужой. Я холодно ответила на поцелуй. Язык не поворачивался сказать ему. Он старался. Нашел где-то эти духи. Любит меня. Как сказать?! Какими словами?!
– Тебе правда плохо? – спросил он.
– Правда…– опустила глаза я.
Он нежно коснулся губами моего лба:
– Вроде, не горячая. Температуры нет. Идём в аптеку, куплю тебе витамины и провожу домой.
– Идём…
Он взял меня за руку, и мы пошли по дворам. Носились мальчишки, играли в разбойников. Девчонки рисовали классики на асфальте. У садика толпилась детвора. А мы шли. Веник рассказывал что-то. А я думала только о том, что сейчас где-то в Италии, в аэропорту Фьюмичино, приземляется самолет. И что вот-вот…Сейчас он скинет смс: «Я долетел».
А он все не скидывал. Написал лишь поздно вечером.
Так прошло две недели.
Я врала Венику, что болею. И действительно заболела.
Началось всё с легкого летнего дождя, предательски забившегося в яркие босоножки. Уже к вечеру унылые стены моей комнатушки можно было шпатлевать соплями. Ещё два дня спустя – сдувать пыль кашлем. Всю неделю я провалялась в кровати. Это был замечательный повод избегать надоедливого жениха.
С Вовандом мы разговаривали все ночи напролёт. Он писал, в каких позах хочет меня. Как любит и скучает. Это сводило с ума. Я ждала ночи, как ненормальная. Днем я не жила – существовала. Спала. И почти ничего не ела. А по утрам стала замечать, что меня тошнит.
Об этом я и рассказала Мусе в понедельник утром в библиотеке нашего университета, где мы проходили практику.
– Марго, что с тобой? – задумчиво шепнула она, подклеивая книги.
– Тошнит.
– Марго, извини, конечно, но вы же предохранялись?
– Не всегда.
– О, Боже! Марго!
– Два раза было без. Но он не кончал в меня. На живот.
– Да это же ничего не гарантирует!
– Я понимаю.
– А если ты беременна? От человека, которого видела один раз в жизни?! Чем ты думала, когда ложилась с ним в постель?!
– Я не думала, Машка.
– Короче! Тебе надо сделать тест, и если да – то сказать ему…Пойдёт на попятную – делай отцом Веника. С ним-то хоть ты предохраняешься?
– Да. Всегда.
– Ну, это тоже ничего не гарантирует, поэтому…
– Маш…
– Марго! Не тупи! Иди за тестом. Сколько дней задержка?
– Неделю…
– Блядь…Намекни ему! Посмотрим хотя бы, как отреагирует.
– Я не хочу!
– Марго! Это отличная проверка на вшивость!
– У него пятеро детей.
– Сколько?! Да ты точно залетела! Теперь будет шесть, раз такой плодовитый! О, Боже! Если что – родителям тоже говори, что это Веник!
– Я не люблю Веника, Мусь! Я не хочу с ним быть, жить. И врать не буду!
– Ну и дура!
– Я пошла в аптеку…
– Иди. Если задержка неделю, то уже покажет сто процентов
Я виновато уставилась на витрину с тестами на беременность. И промямлила:
– Дайте вот этот, пожалуйста! – кивая на розовую коробочку.
Фармацевт неодобрительно посмотрела на меня и пробила чек. Я закрылась с тестом в университетском туалете, ожидая своей участи.
Если беременна – это конец всему. Я была в ужасе. Положила тест на бачок унитаза. Кто-то ломился ко мне в кабинку. От этого я нервничала ещё больше.
Прошло около трех минут.
Уже должен проявиться.
Мне было страшно смотреть.
Я, не глядя, сунула коробку в карман и позвала Машку. Она забежала в туалет через пару минут. Я положила тест на ладонь, зажмурилась и показала ей.
– Что там? – протараторила я.
Она молчала.
– Ну?! – в нетерпении крикнула я.
– Одна, Марго. Точно. Ни намека на вторую.
Я с облегчением выдохнула. И выкинула полоску в мусорку.
Шла к концу третья неделя нашей разлуки. И я всё ждала, когда Вованд напишет мне, что взял билеты в Москву. Но вместо этого он скинул лишь удивительной красоты фотографии.
– Где это?! – спросила я.
– Амальфитанское побережье на Юге Италии.
– Ты сейчас там?
– Да, приехали с семьей отдохнуть на недельку. У младшей день рождения.
У меня все оборвалось. На недельку…Ты же обещал ко мне!
На следующий день я сидела в библиотеке мрачнее тучи.
– Что случилось, Марго? – спросила Маша.
– Да ничего…– отнекивалась я.
– Да как ничего?! Я же вижу!
– Не приедет на этой неделе. Он в Амальфи.
– Где?
– Юг Италии. С женой и детьми.
– Козёл!
Я грустно посмотрела на подругу и ничего не ответила. Мы продолжили подклеивать книги. В библиотеке тихо играло радио. Леонтьев.
«Милый друг, не скучай. Я вернусь, ты так и знай. Может днём, а может ночью. Ты меня не забывай!»[1]
Вдруг Машка рассмеялась.
– Чего ржёшь? – вздохнула я
– Слышишь песню? Это про вас, Марго! – уже громче смеялась она. – Упадёт снежинка с неба. Он вернется январским снегом, Марго. Ты его не забывай.
Муся чуть не рыдала от смеха. Я прислушалась к тексту и тоже расхохоталась. Она обняла меня. И мы искренне, по-доброму, громко смеялись на весь читальный зал.
В тот же вечер я переспала с Веником. Впервые за три недели. В отместку. Из-за обиды. Отдавалась ему вся.
– Ты такая горячая, Марго! Никогда раньше тебя такой не видел. Ты просто супер! – прошептал очарованный Веник, слезая с меня.
Я вернулась домой. Села обрабатывать фотографии и даже не хотела включать ни в аську, ни тот сайт. На почту мне приходили уведомления об оставленных Вовандом сообщениях на сайте "Артгерой".
Один.
Два.
Три.
Четыре.
Пять.
Я молчала. Не отвечала. Они копились и копились. Вдруг звонок. Он. Я ответила:
– Алло.
– Марго! Что происходит? – серьёзно спросил он.
Услышав его голос, я поплыла.
– А что происходит?
– Ты не отвечаешь. Я чувствую, что это не просто так.
– Я только что пришла домой.
– И где ты была?!
– Гуляла.
– С кем?
– С Веником…
– Ты не порвала с ним?!
– Нет!
Он замолчал. Его дыхание участилось. Я поняла, что он был зол.
– Что происходит, Марго? Ты обиделась?
– Сейчас объясню. – ответила я. – В сообщении.
Я положила трубку. Залезла в аську и отправила ему ссылку на ту самую песню Леонтьева. А потом удовлетворенно захлопнула крышку ноутбука.
Следующим утром на моей почте было одно непрочитанное письмо.
Это были билеты.
Неаполь – Москва.
Он должен был прилететь ко мне в ближайшую пятницу.
[1] «Ты меня не забывай» Валерий Леонтьев.
Глава 5. Серебряная луна.
«Живет моя отрада
В высоком терему,
А в терем тот высокий
Нет хода никому.
Я знаю, у красотки
Есть сторож у крыльца.
Никто не загородит
Дорогу молодца…»
(“Живет моя отрада” русская народная песня на слова С. Ф. Рыскина)
Думала ли я о том, что задела его?
Конечно – да!
Я. Двадцатилетняя Марго. Невыдающаяся студентка третьего курса. Задела ЕГО! Взрослого, сильного и богатого мужика с незаурядным умом. Он бросил всё. Отказался от своих планов. И будет со мной на этих выходных. Ликовала ли я? Бесспорно. Обоснованно ли? Вполне.
Наврала всем с три короба, что с Машкой едем на дачу в пятницу и до…как получится. Там бы меня точно никто искать не стал. Муся обещала наделать фоток "для подтверждения". Летом мы часто зависали у неё за городом. Рядом было озеро и целая плантация малины.
Мысли о предстоящих днях, а еще лучше – ночах – с Вовандом сводили с ума.
Я порхала как бабочка.
Улыбалась как дура.
Цвела как яблоня.
Разве можно так любить?! Это выше моего понимания.
Я напихала в рюкзак пару комплектов белья, зубную щётку, платье покороче и духи, которые мне подарил Веник. Надела белую футболку, юбку, кеды, завертела волосы канатом, чтоб не путались, и выбежала из дома. За двадцать минут доскочила до станции аэроэкспресса. И села в поезд до Шереметьево.
Напротив меня заняли места две безупречные стюардессы. Они обсуждали, как кто-то курил на прошлом рейсе прямо в унитаз, постоянно дергая ручку слива. Я слушала их и улыбалась.
В этот раз встречать Вованда оказалось не страшно и будто естественно. Когда на табло прилёта замаячила надпись «Неаполь-Москва» ПРИБЫЛ, у меня внутри всё заклокотало.
Какой он будет на этот раз?
В чём одет?
Как пахнуть?
Я не видела его месяц! И стала забывать детали его лица.
В момент автоматические двери "выход в город" распахнулись. И я сразу увидела его. Шёл и широко улыбался. Как с аватарки Артгероя. Забыв о всяких приличиях, я побежала к нему навстречу и запрыгнула на руки. Он легко подхватил меня под бёдра и поднял на уровень своих губ.
Терпкий леденец в коньяке….
Серая футболка в обтяжку…
Он взглянул мне в глаза…
Мы целовались страстно, откровенно и так искренне, что, кажется, даже самые рьяные моралисты вошли в положение.
– Ты – чума, Марго! – шепнул он мне еле слышно, отдышавшись.
– Люблю тебя…– я прижалась носом к его щеке.
– Идём. Такси ждет.
У выхода из аэропорта нас снова встретил чёрный внедорожник. Мы сели. Пахло кожей. Перед нами горел монитор с какой-то рекламой. Я прижалась к любимому плечу и уткнулась в шею носом. Я так соскучилась! Так любила его! Мой родной…
Он гладил меня рукой по волосам. А потом тихо шепнул на ушко:
– Я хочу, чтобы ты мне отсосала.
Я подняла на него ошарашенные глаза.
– Прямо здесь?
Он кивнул:
– Да… здесь и сейчас.
Я указала глазами на водителя.
– Ему похуй, поверь! Он и не такое видел. И тут предусмотрена межсалонная перегородка.
– Я не могу…так…
А он уже расстегивал ремень. И нажимал кнопку на пульте. Шторка с электроприводом закрылась, отделяя нас от передних сидений.
– Она звуконепроницаемая, Марго! Мой перелёт занял шесть часов. Всё это время я мечтал о тебе. Ещё и эти страстные поцелуи в аэропорту. Нет больше сил терпеть! – он потянул меня вниз, – Давай, соси, милая.
Он придерживал одной рукой вздыбленный член, а другой – направлял мою голову. Я была в шоке. От этого потрясающего бесстыдства.
У него зазвонил телефон. Я взглянула вверх. Он приказал мне глазами остановиться. А сам поднёс трубку к уху прямо в спущенных штанах и откинулся на подголовник.
– Привет, Андрюх! Я в Москве. К подруге приехал…Да, к любимой подруге. Всё правильно ты понял! – улыбался он. – В Лондоне буду на следующей неделе. Увидимся.
– Кто-то важный звонил? – спросила я.
– Романович.
– Романович?! – вытаращила я глаза.
– Ну да.
Я вдруг расхохоталась.
– Чего? – улыбнулся он, посматривая с любопытством на меня.
– Да какой-то сюр! Такси со шторками. Андрей Романович. Я как в бреду, как Алиса в стране чудес. Только Марго!
Он рассмеялся следом и крепко-крепко обнял меня.
– Как я скучал, моя Марго! По твоей лёгкости. Как мне этого не хватало. Как я устал от проблем.
– Я задела тебя с Леонтьевым и Веней? – вдруг спросила я серьёзно, сжимая его ладонь в своей руке.
– Задела, Марго. – искренне ответил он. – Но позже об этом поговорим.
Через двадцать минут мы поднимались по лестнице в нашу квартирку на Большой Садовой. Как только дверь за нами захлопнулась, он взял меня сзади за талию и начал аккуратно подталкивать к кровати. Немного наклонил моё гибкое тело вперёд и поставил на четвереньки. Я почувствовала ладонями и коленями холодное гладкое постельное бельё.
Он задрал мою юбку.
Я вся выгнулась как кошка.
Ощутила нежное целование моих бёдер.
Тёплыми губами.
Кожа была очень чувствительной.
Он продвигался выше. И достиг верха, копчика, чуть спустился, и я почувствовала его там…
Как он обхватил губами мою плоть и зажимал её ртом.
Я уже себя не сдерживала.
Подставлялась ему
Стонала
Он поднялся выше и облизнул мой маленький девичий анус. Я ахнула. Упиралась пальцами в одеяло. Сжимала его, что было силы. Слышала, как расстегивается ширинка на его джинсах. Замерла в предвкушении. Ещё момент – и его член уверенно протолкнулся внутрь, постепенно растягивая меня.
Огромный.
Крепкий.
Широкий.
Да!
Как мне этого не хватало!
Как можно этого не хотеть?!
Как можно перед этим устоять?
В какой-то момент мне начало казаться, что он меня разорвёт. Это было внезапно, сильно и ошеломляюще. Я чувствовала его мускулистые руки на своих бёдрах. Он входил полностью и прижимал меня промежностью к себе. Я чувствовала, как его яйца бьются об меня прямо по клитору. Я текла и стонала. Казалось, он заполнил меня полностью.
Вдруг зазвонил телефон.
Веник.
– Бери трубку! – скомандовал он, не прекращая.
– Остановись, пожалуйста…
– Не хочу. Возьми телефон!
– Пожалуйста…
Он остановился, но не выходил из меня.
– Алло. – ответила я, прямо с его огромным членом внутри.
– Ты где?
– На даче…у Муси.
– А что так тихо?
– Я в доме.
Володя начал опять. Положил свою горячую ладонь мне на спину, чтобы я выгнула её сильнее. Он обожал, когда я выгибалась. Моё дыхание сбилось. Он усиливал темп.
– Почему ты так дышишь? – спросил Веник.
– Ведро тяжёлое несу. Надо полы помыть.
– Ладно, освободишься, звони.
Я отключила телефон и бросила его на кровать. Оперлась рукой.
– Зачем ты так делаешь?! – воскликнула я.
– Невероятное удовольствие…трахать тебя, когда звонит этот щенок. Меня это возбуждает!
– Ты сумасшедший!
– Ты виновата. Дразнишь им. Ты только моя! Поняла?!
Он продолжал. Ещё сильнее, заставляя меня стонать громче. Вдруг я почувствовала, что ещё один палец помимо члена начал проникать в меня. Он трахал меня одновременно и членом, и пальцем. Его яйца стучали по мне словно отбойные молотки. И это было похоже на жёсткую развратную порку.
– Кончишь или нужна помощь? – шепнул он мне.
– А как ты мне поможешь? – сладко задыхалась я.
– А вот так…
Он резко остановился. Перевернул меня на спину. За ноги подтянул к себе. И опустился между моих колен. Широко раздвинул их.
Я почувствовала, как он нажимает подушечкой своего пальца на клитор. Палец был большой и покрывал его полностью.
– Блядь, Марго! Ты не представляешь какая эта картина! – шептал возбужденно он.
Ещё мгновение, и мой любовник обхватывал клитор не пальцами, а губами. Очень уверенно. А бёдра – руками, не давая шансов соскочить. И я чувствовала, как его каменные битки подпирают заднюю поверхность моих ног, которые он ловко устроил на своих широченных плечах.
Трахаться, закинув ноги на сильные мужские плечи…Каково это! Восторг пробирал меня до дрожи.
Я кричала, как сумасшедшая. Ещё пара его посасываний. И он ловко продвинулся телом вперед. Не опуская с плеч мои ноги. Улегся сверху, засунул член.
И я поняла…Что меня разрывает. Тело разрывает…В груди разрывает…
От оргазма…
И моего.
И его…
– Да…ради такого…стоит жить! – улыбнулся он, откинувшись на кровать.
– У меня ощущение, что ты жёстко выпорол меня…
– Тебе было неприятно? Больно? Не молчи, скажи.
– Приятно…но…очень грубо!
– Я просто показал, кто в доме хозяин, Марго. Послушай, пожалуйста, меня.
Он снова обхватил меня сильными руками и затащил под одеяло. Обнял крепко и нежно. Подобрался к моему уху. И начал тихонько, но серьёзно говорить:
– Марго, ты само притяжение. Я давно никем так не увлекался, давно не был так влюблен. Ты моя! Вся! От ушей до пяток – моя женщина, моя душа…Я слетаю с катушек от одной только мысли, что к тебе прикасается другой. Я не хочу и не буду тебя ни с кем делить!
– Но я же делю тебя с твоей женой! – грустно пролепетала я.
– Это другое!
– И в чём же?
– Марго, не путай блядство с обязательствами!
– То есть, по-твоему, с Веником я блядствую. А у тебя с женой – обязательства?! Тебе не кажется, что блядствуешь тут только ты?! – с обидой произнесла я. И сама удивилась своей смелости.
– Марго, я довольно обеспеченный человек. Всё, что есть у меня сейчас, результат моего труда и моего ума. И я не хочу это разом потерять. Это большие деньги. К сожалению, в этом и заключается хуйня. Ты думаешь, что бабло дарит тебе свободу. Но на самом деле, оно с точностью до наоборот делает тебя еще более несвободным. Пока я могу предложить тебе только быть моей…я не хотел бы называть это так…
– …Быть твоей любовницей?
– Ты моя любимая…и со временем я решу вопрос с Алёной.
– Твою жену зовут Алёна?
– Да. А с Веником своим ты не связана браком, у вас нет детей. Марго, только попробуй ещё раз с ним лечь в постель! Я всё сказал! У женщины должен быть только один мужчина. И ты прекрасно знаешь, что это – я. В следующий раз, когда задумаешь прыгнуть к нему в койку, вспомни о том, что предаешь не только себя, но и меня.
Я ничего не ответила. Думала о том, что мне льстит его ревность. И это собственничество. Казалось, я подчинила себе этого взрослого, брутального, независимого мужика. Мысль об этом возносила мою самооценку до небес. И то, что произошло сейчас между нами, доставило мне невероятный кайф! Этот жёсткий развратный секс!
Он начал гладить моё тело под одеялом. Я почувствовала, что член его снова твердеет. И Вова будто бы читал мои мысли.
– Я сам охуел сейчас…– его рука снова была там. – Я давно ничего подобного не испытывал. У меня сносит чердак. Я серьёзно, Марго…Ты моё безумие. И ты же – моё успокоение.
– Когда у тебя там всё стучало по мне…
– Да! Прямо по твоим розовым лепесткам. Сука! Как это возбуждает!
Его большой палец оказался у меня во рту, а член снова во мне.
– Давай еще разок, малышка…
– Ты меня истёр уже…
– Ты уверена? Ты ведь течешь, Марго…Ты хочешь ещё…
Он захватил меня и легко перевернул на живот. Устроился сверху. Подложил под меня подушку. Я почувствовала вес его тела и губы где-то в районе шеи. Там, как оказалось, была моя самая эрогенная зона. Он начал снова. Интенсивно. Я тёрлась щекой о простыни. Потеряла ход времени, ощущение пространства. Закрыла глаза.
Был только он.
Его сильные движения во мне.
И я.
И горячие от наших тел белоснежные простыни.
И барабанящий по подоконнику дождь.
Когда я вышла из душа, он сидел в кресле в одном лишь нижнем белье и закинув ногу на ногу, смотрел в телефон. Я устроилась рядом, на подлокотнике, и склонила на его плечо голову, не скрывая любопытства. На экране мелькали какие-то переписки на английском в почтовом мессенджере. Я не понимала ничего.
– Это по работе?
– Да…– кивнул он, будучи абсолютно сосредоточенным.
А когда закончил, бросил телефон на кровать и взял мою руку.
– У тебя такое тонкое запястье, я могу обхватить его мизинцем.
Я улыбнулась. Правда, может.
– Тебе пошли бы сюда какие-нибудь аккуратные золотые часы с бриллиантами…Но я боюсь тебе их дарить. – вдруг произнес он.
– Почему?
– Примета плохая. К расставанию. А я не хочу тебя терять, Марго. Только с тобой я успокаиваюсь. Знаешь, ведь мне всегда нужно быть собранным. Все хотят меня нагнуть, требуют чего-то. Партнеры, сотрудники, жена…Я устал. Только с тобой кайф. Ты такая нежная со мной. Сидишь, обнимаешь своими тонкими руками. Это так просто. И так важно. Как можно не любить тебя? Ты самое прекрасное, что случалось со мной за последние несколько лет…Каких богов благодарить за нашу встречу, не знаешь? – он очаровательно улыбнулся.
И мне хотелось рассматривать его красивое лицо, каждую морщинку, сексуальный волевой подбородок и противоречащие его образу добрые голубые глаза. Иногда казалось, что они и вовсе прозрачные. А иногда, что очень сложные. Как и весь он. Как меня могло занести в эти отношения? С таким мужчиной?
Он мой или нет? Я так и не поняла. Я для него первая или вторая женщина? На каком я месте в его сердце? Но ведь он влюблен. Я вижу. Да. Пусть жена. Но она как данность. Как дождь за окном. Я не могу на это влиять. А наслаждение он получает со мной. Это мне он говорит, что я – любовь. И он – моя. Без всяких сомнений.
Я переползла к нему на колени и крепко обняла.
– От тебя так вкусно пахнет, Марго! Что за парфюм? – вдруг шепнул он мне на ухо, будто возвращая в эту реальность.
– Гардения.
– Это твой аромат, Марго! Только твой. Тебя как будто натёрли цветами.
Я встала с подлокотника, подошла к рюкзаку, достала оттуда духи и протянула ему. Он снял магнитную крышку, отвинтил распылитель и капнул эссенцию прямо из флакона на мою шею. Тёплая капля проворно побежала вниз по горячей коже, напоминая сладость липового цветка, когда он ещё нежен.
– Всегда носи этот аромат, Марго! Это твоё!
Он закрыл глаза и вдохнул меня. Я утопала в зелёных цветах на горячем солнце, охваченная самыми любимыми на свете и самыми крепкими руками…И поцелуями самых пылких губ где-то в районе ложбинки груди.
Следующим утром мы завтракали кабачками в нашем ресторанчике на Патриарших. Смеялись. И запивали все красным вином. Прямо с утра. Официант подошёл к нам и сказал:
– Приходите сегодня на вечер русского романса.
– А что за вечер? – заинтересовался Вованд.
– Праздник в нашем ресторане. Будет живая музыка, шампанское, икра, почтенная публика, цыгане и медведи.
– Ты любишь романсы, Марго? – улыбнулся он мне.
– Нет.– честно покачала я головой и рассмеялась.
– А гадалок и медведей?
Я расхохоталась еще сильнее.
– Мы идём. Зарезервируйте нам лучший столик. На фамилию Довлатов. – кивнул он официанту.
Тот почтительно улыбнулся.
– Там дресс-код. А у меня только короткое платье и кеды…И домой лучше не соваться. – вздохнула я.
– Мы купим тебе самое прекрасное платье. И туфли. Знаешь, какие самые сексуальные для меня?
– И представить не могу…
– На высокой тонкой шпильке. Их лучше не представлять, а носить. Пошли!
– Куда?
– В бутик.
– Ты серьёзно?
– А что?
– Где я, а где бутик?
– Ты достойна лучшего, Марго. Просто ещё не понимаешь. Идём!
Мне было очень неловко. Не нравилась эта затея. Казалось, что я выгляжу жалко рядом с ним. Хотелось провалиться сквозь землю. Сквозь этот гребаный дорогущий магазин. Но он крепко сжимал мою руку. И не давал упасть в грязь лицом.
Глядя на ценники, хотелось зажмуриться. Володя ловко шнырял между вешалок. А я чувствовала себя валютной проституткой. Вернее, как мне казалось, именно таковой видели меня окружающие.
– Как тебе? – он достал чёрное обтягивающие платье со спущенными плечами.
– Восхитительно! Как и всё здесь.– прошептала я.
– Ты будешь охуенной в нём, Марго! – шепнул он мне на ухо.
Я покраснела.
Через полчаса мы мерили туфли. За тысячу евро! И у меня сосало под ложечкой. А потом гуляли за руку по Арбату и целовались.
Вдруг он остановил меня. Посмотрел сверху вниз и сказал:
– Марго. Тебе нужна жемчужная нить.
– Я не ношу украшения.
– Почему?
– Не люблю.
– С платьем будет красиво!
Мы зашли в просторный и светлый ювелирный. Витрина заманчиво переливалась. Он внимательно изучал взглядом каждый минерал. И выбрал короткую нитку из белого жемчуга.
– Я уже сам себе завидую! – улыбнулся он.– Заявиться с такой красавицей.
– Что я потом буду со всем этим делать?!
– Оставишь на память.
Мы вернулись в квартиру.
– Слушай, я тебе тут ещё подарок из Италии привёз. Совсем забыл.
– Какой? – воодушевилась я.
– Бельё из французского кружева.
– Господи, Вова, какое французское кружево…Мы слишком разные люди! Я ношу обычный трикотаж! – улыбнулась я.
Он захохотал.
– Марго, ты чудо! Я просто обожаю тебя! Ты – счастье! Я уже и забыл, каково это…– он снова крепко обнял меня. И достал из рюкзака небольшую коробку. Внутри было нежнейшее кружевное бельё чёрного цвета.
– Марго, наденешь с платьем? – он посмотрел на меня пристально, даже грустно, думая о чем-то своём.
– Обязательно. Спасибо! – я встала на цыпочки и дотронулась губами до его щеки.
Что-то глубокое и тёплое возникало между нами. Это была уже не просто страсть. Будто что-то легкое и тяжёлое одновременно…Как оксюморон…Это чувство могло вознести до небес и разбить вдребезги. Неужели…неужели это и правда была настоящая любовь?
К семи вечера мы были готовы. Я надела платье, чулки. Подвела губы еле заметной помадой. Володя вновь капнул на меня духи. Я поправляла перед зеркалом волосы.
Он подошёл сзади, застегивая рубашку, которую мы купили сегодня в каком-то дорогущем отделе. Достал из кармана коробку, а оттуда – жемчужную нить и замкнул её на моей шее. Ожерелье холодком охватило меня.
– Марго, я попал! Я влюблён просто чудовищно, чертовски…– тихо шептал он, покусывая мочку моего уха и запуская тем самым мурашки по всему, что было под платьем.
Мы спустились.
Рядом с рестораном были припаркованы баснословно дорогие тачки. Где та публика, а где я…Куда ты идешь, Марго…На что ты надеешься?
Меня снова охватила ледяная паника и неловкость. Но рядом был он. А с ним ничего не страшно. Он закроет и защитит.
Володя распахнул передо мной дверь.
Из ресторана доносилось: «Корнет Оболенский, налейте вина…» Было многолюдно, шумно и дорого. Женщины в изысканных туалетах. Мужчины в дорогих костюмах и часах. Услужливый официант вручил мне бокал. Мы сели за столик. Я красиво положила ногу на ногу. Он смотрел на меня. И не мог оторваться. А у меня в голове был такой диссонанс! Если бы не глоток дорогого шампанского, наверняка, случился бы приступ шизофрении.
Я – голодранка Марго из спального района Москвы сижу здесь, в дорогущем ресторане, с прекрасным взрослым мужчиной, состояние которого, наверняка, исчисляется сложными цифрами на счетах. Пью. Ощущаю на себе жемчуга и туфли за тысячу евро.
Может быть…
Я уже сошла с ума?!
Может, мне снится?
– Разрешите пригласить Вас на танец? – слышу я сзади себя.
Значит, не сплю.
Значит, наяву всё это!
Мне протягивает руку молодой мужчина во фраке. Я вопросительно смотрю на любимого. Он одобрительно кивает. Я поднимаюсь со стула. Мы выходим на площадку. Всё это время я не отрываю взгляд от моего Вованда.
Он сидит, откинувшись на спинку стула, пьёт шампанское. В пиджаке и рубашке. Очень серьёзный.
А смотрит так…
Как будто я – какое-то чудо света…
Как будто он нашёл во мне то, что всегда искал…
Взгляд его был пристальным и прямым. Обезоруживающим.
Я вернулась и села рядом.
– Марго…– вдруг сказал он, – Что бы между нами не случилось…Что бы не произошло…Ты в моём сердце навсегда. Помни это.
Я растерялась и не знала, что ответить.
Это звучало тревожно.
Что может произойти?
Неужели это может закончиться…Нет! Только не это!
– Почему ты говоришь так, будто то, что происходит между нами, скоро закончится?
– Это не закончится, Марго…Никогда!
Он приблизился и закусил мою губу.
– Ты хочешь ещё шампанского?
– Я бы не отказалась.
– Возьмём бутылку с собой. Домой.
– За двадцать четыре тысячи?! – рассмеялась я.
– Наверняка, оно стоит дороже. Но не думай об этом. Пойду закажу.
Он пошёл к бару. А я осталась сидеть. Вдруг рядом со мной возникла немолодая цыганка в цветастом платье и сотне браслетов. Будто Кармелита из сериалов моего пубертата.
– Погадаю, красивая? – расплылась она в улыбке.
– Погадай! – я повернула перед её глазами свою ладонь.
Та внимательно уставилась в линии…И молчала.
– Ну что же там? Такое? Вы меня пугаете! – улыбнулась я.
– Мужчина там. Слёз много по нему прольёшь. Не хотела я тебе говорить. Но скажу! Так должно быть. Это по судьбе тебе. Иначе нельзя.
Меня окатило какими-то мерзкими, липкими ощущениями. Я не знала, что ответить. Она встала, схватила свои юбки и поспешно, даже как-то виновато, удалилась. Вова вернулся с бутылкой шампанского.
– Что с тобой, Марго?
– Всё хорошо.
– Пойдем? Шумно стало.
Он взял меня за руку, и мы вышли из ресторана.
Москва была тёплой и вечерней. Стук дорогих каблуков растворялся в шуме проезжающих мимо машин. Мы шагнули в арку с надписью Садовая 302-бис. И поднялись в квартиру. Я распахнула окно. Светила яркая луна. Я уселась на подоконник. Он принёс бокал. Свет падал прямо на меня.
– Ты великолепна, Марго. – Вованд опустился в кресло в расстёгнутой рубашке и не сводил с меня глаз.
Мы не включали свет. Было темно. Я тоже сняла платье, бросила его на кровать и вернулась на подоконник в одном белье.
Когда и как я превратилась из бедной студентки в роскошную женщину, которая пьет брют в жемчугах?
– Ты – чисто Булгаковская…В серебряном свете луны. Мог ли я мечтать о таком?
– Как раз перечитывала "Мастера", пока мы были в разлуке…– грустно сказала я.
– Как ты жила без меня, Марго? Расскажи.
– Ты же знаешь, я писала тебе.
– Мне кажется, я знаю не всё.
– Да, не всё. Один раз мне показалось, что я беременна. – я виновато отвернулась.
– И ты не сказала мне. Почему? – продолжил он.
– Боялась.
– Ты хотела бы знать, как я отреагирую, если ты забеременеешь? – спросил он, делая глоток.
– Хотела бы…– хрипло и неуверенно ответила я.
– Я буду счастлив.
Какой-то неведомый груз упал с моей души. Груз, который тяготил и разрушал меня всё это время. Как будто кто-то отпустил тиски. Ослабил хватку. Я тихонько расплакалась.
– Почему ты плачешь, Марго?
– Я просто очень люблю тебя, Вованд.
Глава 6. Последний день Помпеи.[1]
«Дразните?
Меньше, чем у нищего копеек,
у вас изумрудов безумий».
Помните!
Погибла Помпея,
когда раздразнили Везувий!»
(«Облако в штанах» Владимир Маяковский)
На часах двадцать шесть минут восьмого. Утра! Июльского дождливого утра. Дождливого – не то слово. Льёт со вчерашнего вечера. Не переставая.