Читать онлайн Новая Зона. Калейдоскоп

«В те дни люди будут искать смерти,

но не найдут ее; пожелают умереть,

но смерть убежит от них».

Откр. 9:6

Серия «СТАЛКЕР» основана в 2012 году

© Смирнов Ю., 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Глава первая

В одиночку

Холодное светило утопало в темном облаке, словно кусок масла, тающий на раскаленной сковородке. Студеный северный ветер к вечеру стал стихать, и люди могли насладиться красивым закатом. Двое мужчин расположились на старой, сколоченной из двух чурбаков и обычной широкой доски лавке, спинкой которой служил покосившийся забор, кое-где лишившийся штакетин.

Тот, что моложе, временами вздыхал, вспоминая свою первую ходку с опытным проводником, а тот сидел рядом с ним и отвечал на многочисленные вопросы.

– Николай Иванович! – Молодой человек поерзал на неудобной лавке, обращаясь к Волкогонову. – А когда сам-то я начну водить клиентов на «Вятку»?

Проводник с многолетним стажем хмыкнул в ответ на вопрос парня, которого еще недавно они с Рябым называли Птенцом, а после минутной паузы все-таки проговорил:

– Знаешь, Петя, тут все не так просто. – Он почесал щеку, отметив, что завтра утром сто́ит снова пройтись по ней бритвой и срезать жесткую щетину. Молодому проводнику, выбравшему своей стезей эту непростую работу, следовало многому научиться, чтобы не только суметь выбраться с Территории самому, но и вывести целыми и невредимыми других людей, которые в будущем доверят ему свою жизнь.

– Да вы только скажите, что надо делать! – загорелся юнец, готовый хоть завтра ринуться в бой.

– Уж больно ты прыткий, – качнул головой Волкогонов, глядя в наивно распахнутые Петины глаза. – Сначала тебе самому нужно понять «Вятку». Пожить с ней бок о бок, притерпеться к ее характеру, научиться понимать и принимать такой, какая она есть.

– Вы всегда все сводите к философским разговорам, – надулся Петр, вновь став похожим на того Птенца, каким был до первой своей ходки, – а я хочу людям помогать. Хочу, чтобы они, как и я, прошли свой маршрут, а я был бы их проводником.

– Это ведь не игра. – Лицо проводника стало каменным и непроницаемым – так случалось каждый раз, когда он говорил серьезно. – Скоро придет поезд, но в этот раз клиентами будут заниматься только бывалые.

– Вот те раз! – Петя возмущенно всплеснул руками. – А мне что делать, пока все ребята на маршруте будут? Водить хороводы вокруг Бекетова?

– А ты должен будешь готовиться к своему первому одиночному плаванию по «Вятке», – ответил Волкогонов, улыбнувшись. – Никто не ходит на маршрут с клиентами до тех пор, пока не проведет на Территории свой срок в одиночестве.

– Не понимаю… – затряс головой Петя. – Для чего все это нужно? Я ведь уже прошел с вами своим маршрутом, столкнулся со своими страхами и теперь стал проводником…

– Все немного сложней. – Николай Иванович сделал паузу, подбирая нужные слова. – Несомненно, ты прав. Ты взглянул в лицо своим страхам. Сделал определенные выводы, что немаловажно, и вернулся с «Вятки» живым. Но чтобы стать настоящим проводником по Территории, этого недостаточно. Нужно не просто встретиться с внутренними демонами лицом к лицу – необходимо их победить.

– Звучит жутковато.

– В первом рейде «Вятка» испытывает человека на прочность, – продолжал Волкогонов, – подкидывает ему разнообразные сюрпризы. Копаясь в его прошлом, нащупывает слабые места. Конечно, кому-то бывает трудно совладать и с этим. Сам знаешь уже: «туристы» часто не могут справиться с потаенными кошмарами и становятся заложниками Территории. Но в одиночном путешествии по «Вятке» будущий проводник, если он действительно искренне пожелал им стать, столкнется с самыми темными глубинами своей души. «Вятка» буквально вывернет его наизнанку, заставив пережить заново боль и ужас, которые уже были в его жизни когда-то. Сразу хочу предупредить тебя, что с этим справляется далеко не каждый кандидат. Я видел многих, кто так же, как и ты, всей душой желал стать проводником. Вот только большинство из них не возвращались, уйдя в ходку в одиночку, и никто более их не встречал.

– Больно безрадостную картину вы нарисовали, – опечалился Петр.

– Я вообще большой пессимист, – засмеялся проводник. – Если хочешь услышать другое напутствие, тебе лучше обратиться за помощью к Вячеславу Алексеевичу.

– Действительно, – качнул головой парень, – тем более уже пришло время столоваться.

– Вот ты блаженный! – начал ругать его Волкогонов. – Когда сам готовить уже научишься?

– Так я бы и рад, – пожал плечами Петр, – да как ни возьмусь за кулинарное искусство – обязательно испорчу продукты: то макароны не доварю, то картошку пережарю.

– Как ты с голоду-то не помер на Большой земле? – усмехнулся проводник, глядя в молодое лицо парня.

– Ну, там сейчас всё проще, – отмахнулся Петр. – Можно пиццу заказать или в кафешку сходить, это только у нас здесь нет благ цивилизации, даже банального электричества, а готовить на печке еще приспособиться надо.

– Да-да, и туалет на улице, – продолжил Николай Иванович, – варварство сплошное.

– Вот именно, – воздел указательный палец вверх Петя. – Сложно, знаете ли, расстаться с комфортом.

– Эх ты, проводник… – Волкогонов поднялся с лавки и побрел к себе домой, а Петр посмотрел на старые избушки вдоль улицы и направился к товарищу, который всегда был рад накормить его вкусным ужином и развлечь интересной беседой.

Он заскочил в свой дом, который выбрал самостоятельно. Раньше он принадлежал другому проводнику, но тот бесследно исчез на «Вятке» около года назад. Поэтому никто не смог бы предъявить свои претензии. Да и до старого проводника дом тоже принадлежал кому-то другому, кто пропал после Вспышки, когда «Вятка» появилась на свет.

Это случилось несколько лет назад. Над землей на некоторое время неожиданно зажглось новое, не предусмотренное природой яркое светило, озарившее огромную территорию, на которой проживало немало обычных людей. После Вспышки часть их бесследно исчезла, другая, бросив дома, в ужасе бежала прочь. Теперь в этой местности осталось совсем мало обитателей, и все они зарабатывали на жизнь экскурсиями по неведомой и загадочной Территории, в которую превратилась эта область. На Большой земле их прозвали проводниками «Вятки». Клиенты приезжали сюда на поезде и проходили по маршруту в надежде пощекотать нервы, но на поверку оказывалось, что это совсем не простое место, и путешествие превращалось в мучительное испытание для того, кто на него решился.

Петр приехал сюда недавно. Вместе с другими храбрецами он ступил на тропу вместе с проводником Николаем Ивановичем Волкогоновым и увидел такие невероятные вещи, которые встревожили и тронули его до глубины души. Именно поэтому он принял решение остаться.

Дом оказался довольно просторным, рассчитанным на большую семью, поэтому парень чувствовал себя неуютно в одиночестве. Особенно тоскливо приходилось длинными вечерами, когда остальные проводники были заняты своими делами и не спешили составить друг другу компанию. К счастью для Пети, в доме обнаружилась обширная библиотека приключенческой литературы, поэтому он проводил время за книгой, читая при свете керосиновой лампы (на «Вятке» электричества чаще всего не было, а если оно и появлялось, то в самое неподходящее время) либо днем, когда еще светло. Жители поселка не разделяли его тяги к чтению и предпочитали другие занятия. Вот только спрашивать, кто и чем занят по вечерам, тут было не принято.

Взойдя на крыльцо и отворив дверь в сени, Петя прошел в кухню, где перед небольшой печью на предтопочном листе лежали березовые дрова, взял с плиты чайник и припал к горлышку, глотая теплую воду. Удовлетворенно крякнул, схватил с полки на кухне пару банок тушенки и сунул их в карманы – негоже идти в гости с пустыми руками. Конечно, такого добра у всех хватало, но он считал, что приходить к товарищу без гостинца – дурной тон. Выйдя на улицу, он прикрыл дверь и направился к дому Рябого. Никто в поселке никогда не зарывал двери своего жилища – воров здесь не водилось, да и брать особо было нечего.

Калитка во двор проводника печально проскрипела на ржавых петлях. Петр поднялся по ступенькам к двери и вежливо постучал три раза. В сенях послышались тяжелые шаги; дверь распахнул сам хозяин дома – проводник по кличке Рябой, прозванный так за жуткие оспины на лице, которые часто приводили незнакомых людей в ступор. Но Вячеслав Алексеевич слыл добрым человеком и никогда никому не отказывал в помощи. Он даже не ворчал на своего юного приятеля, который зачастил к нему на ужин, уплетая все, что бы ни приготовил хозяин.

– Оголодал, Петруха? – Рябой широко распахнул дверь, приглашая его войти.

– Есть такое дело. – Петр потупился, пытаясь скрыть румянец, выступивший на лице.

– Ну, заходи, коль пришел.

Петя уже на крыльце почувствовал приятный аромат мясного блюда. Он разулся в прихожей, надев на ноги смятые выцветшие тапки на два размера больше, и поковылял к рукомойнику, чтобы ополоснуть руки.

– Садись, дорогой. – Рябой подвинул к кухонному столу, застеленному цветастой клеенкой, табурет и положил на столешницу дополнительный прибор. – Сегодня в меню макароны по-флотски.

Он поставил на середину стола большую чугунную сковороду с едой и уселся сам, беря в руки вилку.

– Сперва ужин – потом разговор. – Рябой сообщал это каждый раз, прежде чем приняться за еду. Петр и сегодня не стал с ним спорить – живот громко урчал, требуя незамедлительно отведать горячей пищи.

Пока они работали вилками, уплетая макароны, на плите кипел чайник. Наконец Петр, прикончив свою половину сковороды, отложил в сторону вилку и погладил себя по животу.

– Пища богов! – Он действительно считал, что Рябой готовит как заправский повар.

– Похвала из твоих уст – словно мед для моих ушей, – засмеялся Рябой, убирая сковороду со стола и доставая из буфета две чайные чашки. Он отмерил в каждую по одной чайной ложке растворимого кофе и залил его кипятком, аккуратно помешивая. Петя положил себе две ложки сахара и только потом заметил, как изменилось лицо Рябого.

– Что вы за люди такие, молодежь? Кто же портит такой напиток сахаром?

– Дак он же растворимый! – растерялся Петр, зная, как трепетно Рябой относится к кофе.

– Действительно, – хохотнул Рябой и поставил на стол вазу с сухарями. – Угощайся, блудный сын. Вот теперь можешь пытать меня беседой, ибо болтать на голодный желудок – удовольствие ниже среднего.

Петр вздохнул, не зная, с чего начать, и в итоге проговорил:

– Николай Иванович сказал, что мне следует отправиться на «Вятку» в одиночку.

– Все верно, – подтвердил Рябой, – это обычная практика.

– Он намекнул, что я могу не вернуться. – В словах парня ощущался неподдельный испуг.

– Ах, вот ты о чем. – Мужчина полез в карман за сигаретами, выбил из пачки одну и прикурил от спички. – Тут Волкогонов знает побольше меня, хотя стаж бродяжничества по «Вятке» у нас одинаковый. Понимаешь, Петруха, быть проводником не так просто, как кажется со стороны. Вроде геройская профессия – но и опасная. Сам ведь догадываешься, что проводники пропадают так же часто, как и их клиенты. Могу тебе сказать только одно: ты обязан пройти этот путь, и ты его непременно пройдешь.

– Меня больше интересует, с чем я там могу встретиться.

– Вот тут, брат, все сложно. – Рябой стряхнул пепел в блюдечко и снова затянулся. – Понимаешь, мы водим людей по тем маршрутам, которые нам открыла «Вятка». Чаще всего локации этих маршрутов у каждого из нас не совпадают, за редким исключением. Есть этакие развилки, в которых бывает каждый, – это Желтое болото, Сухой ручей или Телевышка, – но в остальном у каждого свои тропы, неизвестные другим коллегам. Твой маршрут будет исключительным, совершенно не таким, каким был у Волкогонова. В своем путешествии ты не найдешь ничего, что встречалось тебе раньше. Именно по нему ты в итоге будешь водить своих клиентов. Это будет твой персональный мир, который «Вятка» создаст исходя из твоей личности, твоих тревог и страхов, твоих фантазий и предубеждений.

– Представляю, какое это окажется безрадостное место, – промямлил Петр.

– Можно подумать, что на маршруте Волкогонова тебе было весело, – поморщился Рябой. – Сомневаюсь, что ты бы хотел все повторить.

– Тут не поспоришь, – согласился Петр.

– «Вятка» построит персональный маршрут, который тебе предстоит пройти, но нужно быть предельно готовым, чтобы вступить на эту тропу. Ты уже понял, что вернуться будет не так просто.

– И сколько длится такое путешествие?

– Всего три дня. – Рябой затушил окурок в блюдце и отхлебнул кофе.

– Это радует.

– Не забывай, где ты находишься, – напомнил Рябой. – Три дня могут растянуться на много суток, поэтому заранее предупреждаю, что нужно взять продуктов побольше. Как говорится, своя ноша не тянет. Лучше вернуться с запасом, чем остаться без еды на маршруте, где точно никто не придет тебе на помощь.

– Тебе было страшно в первый раз?

– Петруха, да мне каждый раз страшно! – Рябой дернул подбородком, вспоминая последнюю ходку. – Всякий раз «Вятка» умудряется меня удивлять.

– И когда мне стоит отправиться на «Вятку»?

– А вот это, брат, каждый решает сам. – Рябой убрал чашки в раковину. – Ты сильно-то не переживай. Каждый из нас через это прошел. Самое неприятное в этом деле даже не то, что ты там можешь встретить, а одиночество. Не каждый способен прожить хотя бы один день наедине с самим собой, а в экстремальных условиях все превращается в настоящее испытание.

– Вы с Волкогоновым и так на меня страху нагнали, – поежился Петр.

– Ну извини. – Рябой неловко пожал плечами и вышел в соседнюю комнату, но вскоре вернулся обратно, протягивая ему книгу. – Держи. Презент тебе.

– Что это? – Петр взял в руки увесистый томик и прочитал название. – «Кулинарная книга»?

– Научись уже сам готовить, Птенец! – Хозяин засмеялся.

Петя вздохнул, понуро опустив голову, встал из-за стола и засобирался домой: за окном уже почти стемнело.

– Спасибо. – Он совершенно не обиделся на подкол старшего товарища, понимая, что ему все равно предстоит постигнуть эту сложную науку, да и постоянно ужинать у Рябого ему самому было стыдно.

– Ты не обижайся, – похлопал Рябой молодого по спине, – я ж любя.

Петр кивнул и вышел наружу под мрачное небо без единой звезды. Улица встретила его пронизывающим холодом и неласковым ветром, взъерошившим его волосы. Он поежился и скорей пошел туда, где было тихо и одиноко.

Порой на него наваливалась безысходная печаль. Так бывает, когда ты долго находишься в самой гуще людской круговерти и вдруг неожиданно оказываешься в полной тишине совершенно один. Грусть подкрадывается к тебе незаметно и обхватывает своими томными руками, призывая заглянуть внутрь себя и понять, как ты на самом деле одинок в этой жизни.

Он зажег спичку и затеплил керосиновую лампу, ставя ее на стол. Затем растопил печь, которая весело затрещала березовыми поленьями, и взял в руки приключенческий роман, начатый накануне. Но как он ни пытался вчитываться в похождения пирата Карибских морей, буквы плясали, строчки расплывались, а мысли пускались вскачь. Нить повествования совершенно терялась. Тогда он отложил книгу в сторону и открыл топку. Он часто задавался вопросом, по какой причине люди любят смотреть на огонь, и пришел к довольно неутешительному выводу: человеку свойственно восхищаться тем хаосом, что способна сотворить природа, поэтому так притягивают взгляд картины штормов, лесных пожаров, извержений и землетрясений, – будто колоссальное количество энергии, выделяемое при этом, потрясает все наше естество. Разрушать куда проще, чем создавать. Для созидания требуется энергия совсем другого характера – творческая. А такая не каждому дана.

Он подбросил еще дров и решил немного вздремнуть, понимая, что книгу все равно читать больше не сможет. Лампа осталась гореть на столе: хоть он и считал себя достаточно взрослым мужчиной, вот только оставаться в одиночестве в кромешной темноте… неуютно, что ли?

Он сам не заметил, как уснул.

Его разбудил скрип. Кто-то ходил по дому, тяжело наступая на рассохшиеся половицы. Лампа на столе больше не горела – вероятно, керосин закончился, и она погасла. Петр хотел было подняться с дивана и посмотреть, что происходит. Никто бы не зашел к нему в дом без разрешения – тут так не принято! Но он вдруг ощутил такой сковывающий ужас, какой охватывал его в детстве, когда занавеска в темноте превращалась в призрака, а одежда на стуле – в жуткого монстра. Правда, тогда никаких звуков он не слышал, а в этот раз отчетливо доносились шаги.

– Кто здесь? – выдавил шепотом Петр, боясь пошевелиться.

В дверном проеме возник темный силуэт, заставляя сердце Петра загромыхать в груди барабанной дробью. Фигура сместилась к столу, будто рассматривая погасшую лампу, и замерла перед входом в комнату, где на диване съежился Петр. Он окаменел, понимая, что перед ним с большой долей вероятности стоит человек, но найти в себе храбрость и мужество, чтобы встать и зажечь лампу, он не мог. Он лишь подумал, что если чужак переступит порог комнаты, то он от страха выпрыгнет в окно.

Петя нутром чувствовал, что незнакомец внимательно его рассматривает. «Уж не старый ли это хозяин дома пришел навестить свои хоромы?» – мелькнула догадка в его голове. Вероятно, прямо сейчас перед ним предстал настоящий призрак. От осознания этого факта на спине выступил холодный пот, а зубы стали выстукивать ритм фламенко.

Покачнувшись, будто поколебленная сильным ветром, темная фигура сделала несколько шагов назад и растаяла в воздухе, словно ее здесь и не было, но Петр еще долго не мог подняться на ноги и добраться до лампы. К тому же дрова в печи давно прогорели, и нужно было закрыть трубу, чтобы дом не выстудился.

«Вятка» иногда подбрасывала жителям Бекетова подобные сюрпризы, но обычно такое случалось на маршруте, раньше никто и никогда не видел призраков у себя в домах – и это было недобрым знаком. Петр хотел броситься к Волкогонову, чтобы все ему рассказать, однако, взглянув в окно, вспомнил, что на дворе глубокая ночь и тот наверняка спит.

– Это ведь ты сама подталкиваешь меня, я прав? – обратился он к «Вятке», будто она могла его слышать. Впрочем, в этом была доля правды. «Вятке» не нужно было слышать человеческую речь, она слышала его мысли.

Кажется, время пришло. Петр на несколько мгновений присел на табурет в кухне, затем сорвался с места и бросил на диван рюкзак, складывая внутрь все необходимое для длительного путешествия. Рюкзак быстро наполнялся вещами: продукты, консервы с тушенкой, фонарик, веревка – в походе могло пригодиться все. Собрав вещи, он затянул шнуровку, сунул ноги в берцы и надел теплый вязаный свитер. Сверху накинул теплую куртку и холщовый плащ болотного цвета с капюшоном, продел руки в лямки рюкзака, постоял немного перед дверью во двор и решительно вышел вон. Взявшись рукой за штакетник калитки, он посмотрел на запястье, на котором поблескивал подарок проводника – железный браслет Филина.

В первый раз Волкогонов повел его на маршрут через дверь старого сарая, но сейчас он должен был сам решить, куда идти, поэтому он выбрался из деревни по дороге, ведущей к лесу, и оказался на небольшой тропе. Небеса начали алеть, предупреждая путника о наступлении нового дня.

– Будь мужиком! – попытался приободрить себя Петр, но в душе гадливо ползала тревога, твердя парню, что если он останется в деревне, то будет в полной безопасности. Петя набрал в грудь воздуха, шумно выдохнул и уверенно направился по тропинке в сторону леса.

Глава вторая

Машинист

Состав медленно подъехал к перрону, остановившись единственным вагоном прямо напротив здания железнодорожной станции с вывеской «Бекетово». Зевающие проводники собрались на перроне еще за час до появления поезда, зная, что он прибудет именно сегодня.

Волкогонов стоял рядом с Рябым и наблюдал, как в вагоне отворяется дверь и наружу показывается старый знакомый – Толик. Он бережно протер тряпочкой поручень, открыл подножку и спрыгнул вниз. Народ потянулся к нему, полагая, что потребуется помощь в разгрузке.

– Слушай, Слава, – обратился Волкогонов к товарищу, – я чего-то не вижу Петра. Неужели он еще спит?

– Да не, – протянул Рябой, – я с утречка пораньше заглянул в его избу и обнаружил ее совершенно пустой. Видать, малец набрался храбрости и отправился покорять «Вятку».

– Рановато ему, – нахмурился Николай Иванович, – как бы чего не вышло.

– Ой, да брось ты волноваться! Что он, маленький, что ли? Сам ведь видел его в деле. Поди, справится и без твоей помощи.

– Сам знаешь, какие тертые ребята уходили в одиночку и сколько из них вернулось, – напомнил Волкогонов.

– Мы ничего не можем изменить, это ведь их выбор. Никто не заставлял их оставаться здесь и не принуждал становиться проводниками. Хотя я, в общем-то, сильно сомневаюсь, что человек на «Вятке» вообще способен что-то выбирать.

– Ветераны, чего третесь в сторонке? – жизнерадостный и улыбчивый Толик махал им рукой. – Подсобите молодежи с продуктами.

– Идем! – крикнул в ответ Рябой и направился к вагону, откуда остальные проводники, что были моложе, волокли на склад ящики и коробки с припасами.

Толик взвалил на мощную спину Рябого мешок с картофелем, и тот спешно понес его на склад.

– Новый урожай, – хвалил Толик.

– Скажи еще, что сам на своем участке копал, – поддел его один из проводников.

– Тащи давай, балабол! – Толик погрузил на спину болтуна тяжелый мешок и пихнул его в бок.

– Много сегодня? – Волкогонова интересовало количество людей, которые решились отправиться на знакомство с Территорией.

– Без работы не останетесь, – туманно ответил Толик и взвалил на спину очередной мешок с картошкой подоспевшему грузчику.

Из локомотива на перрон выпрыгнул машинист Костров, за спиной которого неуместной громадой высился рюкзак. Выглядел Василий Иванович неважно, будто спал за последнюю неделю всего пару часов. Костров подошел к Волкогонову и пожал тому руку.

– Как дорога? – поинтересовался Волкогонов.

Костров часто рассказывал самые невероятные истории, которые случались с поездом по дороге на станцию, но в этот раз машинист оказался не особо разговорчив.

– Относительно спокойно. – Он поглядел себе под ноги, будто не хотел продолжать беседу, но после паузы все же произнес: – Только человека сбил.

– Василий Иванович, ты же знаешь, что на «Вятке» все как будто не по-настоящему, понарошку, что ли, – поспешил напомнить ему проводник.

– Да какое там «понарошку»… – нахмурился Костров. – Представляешь, я умудрился сбить сам себя.

– Это как это? – опешил Волкогонов.

– Уже к станции стал подъезжать, вижу – человек стоит, – пустился в объяснения Костров. – И смотрит прямо на меня. Я пригляделся, и сердце прямо захолонуло: вылитый я! Одежда та же, что и на мне была в тот момент. Стоит он такой грустный и неприкаянный… Хотел затормозить, да куда там… Только стук услышал и дальше поехал.

– Это «Вятка» тебя в очередной раз на крепость духа проверяет. А ты чего с рюкзаком-то?

– Я по маршруту пойду, – безапелляционно заявил машинист.

– Ты никак ополоумел! – Волкогонов выпучил на него глаза. – А если не выйдешь, кто клиентов обратно домой вернет?

– Толя сможет, я его давно уже всему обучил, – буркнул Костров. – Как раз на такой вот случай, если вдруг со мной что стрясется… Ты не понимаешь, Иваныч, мне это надо!

– Да ни один проводник не согласится тебя вести! – негодовал Волкогонов.

– Поэтому я и хотел попросить тебя об одолжении… – начал Костров, но Волкогонов поспешил прервать его:

– Даже не проси! Я не согласен.

– Ты не понимаешь. Она сама меня позвала…

– «Вятка»? – В голове Волкогонова пронеслись самые неприятные мысли. – Ты в этом уверен?

– Более чем. – Усы старика повисли вниз, как у моржа.

– Давай поступим так. – Волкогонов отлично понимал, что никто ни при каких условиях не возьмет на себя ответственность сопровождать Кострова по «Вятке», понимая, что от него будет зависеть слишком многое и ставки чертовски высоки. – Ты сделаешь вид, что никуда не собираешься, и никому не скажешь о своей задумке. Решим вопрос, когда все ребята разойдутся.

Он надеялся, что старик еще одумается и ему удастся уговорить его остаться на станции, пока все остальные не вернутся из рейдов с клиентами. Мало того, что проводников и так на одного меньше из-за отсутствия Петрухи, так еще придется отказать другим клиентам. Волкогонов понимал, что с машинистом лучше всего идти только вдвоем. В итоге на клиентов оставалось всего шесть проводников, из которых лишь половина были более-менее опытными.

Впрочем, у Волкогонова тотчас возник коварный план, которым изредка пользовался каждый. Иногда клиенты попадались совсем не готовые к путешествию в один конец; в этом случае проводники шли на ухищрения и не пользовались своими тропами, предлагая клиенту самому выбрать направление движения. В итоге клиент мыкался по поселку, гулял по лесу вокруг станции и возвращался к поезду, решив, что с него достаточно эмоций и он готов отправиться в обратный путь. Многие проводники понимали, что некоторым клиентам «Вятка» просто не по зубам. Правда, случалось и обратное: Территория неожиданно открывала для клиента особый проход, где проводник чувствовал себя новичком, ибо в этом случае локации оказывались совершенно незнакомыми, ловушки более опасными, а аномалии непредсказуемыми. К счастью, такое случалось достаточно редко.

Люди, прибывшие на поезде Кострова, уже высыпали на перрон, удивленно хлопая глазами и боясь ступить и шагу без команды местных.

– Прошу пройти внутрь. – Рябой указал рукой направление, и группа клиентов направилась в зал ожидания в здание вокзала.

Проводники уже закончили разгрузку продуктов и закрывали двери склада. Волкогонов подтолкнул машиниста к вокзалу и пошел следом, поэтому вошел последним, притворив за собой дверь. Костров сел на одно из сидений, где уже расположились остальные клиенты, и начал слушать инструктаж Рябого так внимательно, будто слышал его впервые. Рябой прочистил горло: ему в очередной раз предстояло рассказать о правилах и выслушать серию дурацких вопросов, после чего каждый клиент должен будет самостоятельно выбрать проводника, с которым отправится на маршрут.

– Итак, гости «Вятки», – начал Рябой, – как вы понимаете, вы оказались в довольно загадочном месте, и многие из вас слабо представляют, что это за Территория, хотя, я уверен, многие уже слышали о ней самые разные байки от доморощенных сказочников и куда реже – правдивые истории от тех, кто уже здесь побывал. Смею вас заверить, что большая часть услышанного вами не имеет ничего общего с действительностью. Любое малопонятное явление сразу обрастает массой домыслов и слухов, поэтому советую забыть все, что вам было известно на сей момент, и слушать меня внимательно, дабы избежать ненужных вопросов.

Каждый из спустившихся на перрон обязан пройти по маршруту, в противном случае поезд не сможет вернуть вас домой. Это не наша прихоть, просто поверьте: состав не тронется с места, пока каждый из вас не завершит свою прогулку по здешним местам. Не спрашивайте, почему так происходит, я не имею об этом никакого понятия. На «Вятке» вообще все непросто, следует это сразу уяснить.

После инструктажа вам необходимо самим выбрать себе проводника. Никто из нас не вправе вам навязываться, право выбора принадлежит только вам. Какие критерии брать в расчет – дело ваше. Можете пользоваться чутьем, интуицией или выбрать человека вам по душе.

Первое и самое главное правило – вы должны беспрекословно слушаться своего проводника, иначе ни вы, ни он с маршрута не вернетесь. Вам нужно полностью довериться проводнику. Каждый из нас ходит в рейды не в первый раз, и любое знание здесь чаще всего оплачено жизнью одного из прежних проводников или «туристов». Чаще всего это происходит по вине клиента, не внявшего инструкциям.

Прежде чем вы выберете проводника, вам следует избавиться от ненужных и опасных вещей, таких как мобильные телефоны, фотоаппараты, навигаторы и прочая техника, а также от металлических предметов. Техника на «Вятке» практически сразу выходит из строя, а металл при определенных обстоятельствах становится крайне опасен.

Обращаю особое внимание на огнестрельное и холодное оружие – их абсолютно точно вносить на Территорию запрещено. Я знаю, что наличие запрещенных предметов проверяется перед посадкой на поезд, но считаю своим долгом предупредить вас еще раз: если кто-то умудрился утаить что-либо во время проверки – сейчас самое время избавиться от запрещенных вещей. Помните: тут речь не о нашей безопасности, а исключительно о вашей собственной. Если эти правила вам понятны, можно приступать к выбору проводника.

Сначала люди стали выкладывать вещи из списка запрещенных прямо на сиденья рядом с собой. Так происходило всегда. Правда, часть предметов так и не дожидалась своих хозяев и отправлялась на склад. Мало кто знал, что подобного скарба уже скопилось достаточно много: люди нередко не возвращались с маршрута, а некоторые, вернувшись, уже смотрели на вещи по-другому и иногда отказывались забирать со станции некогда любимые или казавшиеся необходимыми штуковины.

На сей раз никто не привез с собой оружия, не было даже ни одного раскладного ножа. Правила пришлось ужесточить после истории с проводником Сергеем Шабаровым, всегда ходившим в рейд с ружьем. Та история закончилась трагически, и Волкогонов с Рябым порешили, что на «Вятку» ходить с любым оружием запрещено. Никто не стал перечить двум старожилам Территории.

В этот раз среди клиентов не оказалось женщин, и Рябой вздохнул с облегчением. В прошлый раз одна дама выбрала его проводником, и он до сих пор глубоко переживал расставание с ней. Женщина оставила глубокий след в сердце сурового мужчины.

Клиенты стали разбирать проводников и выходить наружу. Волкогонов искренне надеялся, что его кто-нибудь да выберет, и тогда он сможет отказать Кострову, имея убойное основание. Но, как назло, люди даже не смотрели в его сторону, предпочитая других обитателей Бекетова, и вскоре зал ожидания опустел. В помещении оставался только Костров. Он глядел на Волкогонова исподлобья, будто говоря: «Вот видишь, ”Вятка” сама знает, как все устроить».

– Ну что, Коля, – наконец с грустинкой в голосе сказал Костров, – пора и нам на маршрут…

Волкогонов злился на машиниста: ему совершенно не нравилась эта затея, и что-то подсказывало, что путешествие не будет гладким. Впрочем, когда они вообще бывали гладкими? За несколько лет работы на «Вятке» он мог рассказать всего о паре случаев, когда ходка оказалась скучной и унылой. Чаще всего происходило нечто невообразимое, что подчас вообще не укладывалось в голове.

– Пойдем выберем тебе противогаз по размеру. – Волкогонов нехотя поднялся на ноги и сделал знак Кострову следовать за ним.

– По этому поводу не переживай. Я еще на Большой земле купил все необходимое, так что противогаз у меня в рюкзаке. Вещи досматривать будешь?

– Думаю, в этом нет необходимости: наши правила ты знаешь как «Отче наш».

Снаружи народ собрался вокруг складов, где можно было найти все необходимое для длительного похода – от ботинок разного размера и другой одежды до съестных припасов. Клиенты натягивали на головы противогазы, примеряя их, некоторые нехотя расставались с одеждой, которая не годилась для маршрута, и облачались в нечто более подходящее.

– У нас тут с тобой случай особый. – Волкогонов решил воспользоваться старым планом и побродить с машинистом вокруг станции, надеясь, что «Вятка» не откроет для него особый путь, а если это все-таки случится, то уже ничего изменить будет нельзя. – Ты волен сам выбрать направление.

– Хм-м… – Костров призадумался, вперив взгляд в рельсы, уходящие вдаль и теряющиеся в лесу. – Я много лет вожу локомотивы, поэтому предпочитаю топать по рельсам.

– Без проблем, – легко согласился Волкогонов, зная, что путь по рельсам всегда приводит обратно. – Я сбегаю на склад и возьму продуктов в дорогу, а ты пока подожди меня здесь.

Костров послушно кивнул и уселся на платформе, свесив ноги. У продуктового склада Волкогонов отвел Рябого в сторонку и зашептал:

– Старик умом тронулся, – он кивнул в сторону Кострова, – хочет прогуляться по «Вятке».

– Ну так поболтайся вместе с ним по окрестностям, но на тропу не выводи, – пожал плечами Рябой, понимая, что потерять Кострова – значит лишиться стабильного заработка и клиентов. Вряд ли кто-то захочет возить сюда людей, тем более что «Вятка» сама избрала для Кострова такую функцию и вряд ли препоручит ее кому-то другому.

– А ну как сам на тропу набредет? – Волкогонов поморщился, понимая, что машинист человек не простой и у него могут быть свои демоны.

– Ну, ты тоже не мальчик – справишься, – подбодрил Рябой товарища и побрел к своему клиенту, ожидавшему в стороне.

Николай Иванович вздохнул и направился на склад, где наполнил рюкзак консервами.

Однажды ему уже случалось попасть в мир «туриста», существующий по правилам, известным только ему одному. Тогда он чувствовал себя крайне неуютно, и хотя путешествие закончилось благополучно, опыт оказался малоприятным.

– Ну, пошли, турист! – Волкогонов подошел к машинисту и мотнул головой в сторону железнодорожного полотна.

Костров неловко спрыгнул на рельсы и зашагал вперед. Проводник плелся следом, моля Бога, чтобы ничего не произошло, чтобы Кострову наскучила эта прогулка и он вернулся на станцию, удовлетворенный увиденным. Ведь не может же быть такого, чтобы «Вятка» отнеслась к машинисту так же, как к обычному гостю? Она же уже оставила на нем свою иллюзорную печать, свою метку, позволявшую ему, одному-единственному, водить сюда поезд. С таким-то пропуском у Кострова наверняка должны быть какие-то льготы относительно среднестатистических «туристов»!

По обе стороны от ветки возвышался унылый хвойный лес. Небо серо-пепельных тонов нависало над путниками, точно снежная шапка на вершине горы. Ветер шелестел макушками деревьев, и создавалось ощущение покоя и умиротворения. О, каким ложным было это чувство! «Вятка» всегда обманывала человека, впервые ступившего в ее владения, усыпляла его бдительность, чтобы взять за горло и показать самую свою неприятную и опасную сторону.

Костров молча вышагивал по шпалам. Может, он просто не хотел разговаривать, может, глубоко задумался о своем – так или иначе, Волкогонов не спешил дергать его и сам наслаждался тишиной. Долгое время он не мог привыкнуть, что в лесу не водятся птицы, нет здесь и зверей – все они без следа исчезли после Вспышки, уступив место призракам «Вятки». А теперь привык, или, вернее, свыкся с отсутствием непременных для лесов Большой земли звуков.

Станция давно скрылась позади, и теперь впереди высился шумный лес. Рельсы делали довольно крутой поворот вправо и скрывались за деревьями. Волкогонов однажды, когда пытался уйти из Бекетова и покинуть «Вятку», намеренно топал по шпалам, но уже через пару часов вернулся обратно с противоположной стороны, будто прошел по кругу. Тогда он впервые осознал, что выбраться отсюда не так просто, если вообще возможно. Вот и сейчас он рассчитывал на то, что за поворотом вновь появится здание вокзала и замерший у перрона состав.

Но вместо станции Волкогонов увидел совершено неожиданную картину: пути уходили вниз под землю, ковер из мягкого зеленого мха будто поглотил рельсы и накатывал на них волной, готовясь и дальше пожирать железнодорожное полотно. Волкогонов совершенно не был готов к такому развитию событий, понимая, что Территория снова его переиграла, предоставив машинисту проход в глубину «Вятки».

– И куда дальше? – Костров повернулся к проводнику.

Николай Иванович заметил, что чуть поодаль вьется тропинка, уходящая в лес, однако раньше он здесь не бывал, поэтому не мог точно сказать, чего можно ожидать.

– Нам туда. – Несмотря на то, что проводник оказался здесь впервые, клиент не должен знать, что тот испытывает такое же недоумение, как и он сам.

Костров уверенно ступил на тропу и размашистым шагом направился в лес, где тяжелые еловые ветви опускались так низко, что приходилось наклоняться. Машинист внезапно остановился, заставляя Волкогонова насторожиться, – но он всего лишь вытащил из кармана куртки вязаную синюю шапку и надел на голову, превратившись в обычного мужика, похожего на грибника.

– Тьфу ты! – в сердцах бросил Волкогонов, решивший, что Костров увидел перед собой привидение или еще чего похуже.

Тропа вилась между деревьев, словно змея, но вскоре проводник заметил, как она обрывается перед широкой ямой, из которой доносилось странное жужжание. Такому механическому звуку в лесу точно было не место.

– Что это там? – Костров многое слышал о «Вятке», более того – собственными глазами видел совершенно дикие, невозможные вещи, пока вел свой поезд сквозь лес. Но те невероятные истории, что доходили до него, не вызывали ничего, кроме дрожи в коленях и шевеления волос на голове. Поэтому он немного струсил, заслышав странные, неподходящие местности звуки. Проводник жестом попросил его ожидать на тропе, а сам отправился посмотреть, что ждет их впереди, понимая, что им в любом случае придется пройти в эту яму. Таков закон «Вятки» – никто не может вернуться тем же путем, которым пришел. Нужно пройти каждый этап маршрута, даже если тебе так страшно, что ты не в состоянии сдвинуться с места.

Он подкрался к яме и замер на месте – вниз вел самый настоящий эскалатор, какие бывают в метро или торговых центрах. И яма оказалась вовсе не ямой, а гротом из прозрачного материала, который под углом уходил под землю. Теперь стало понятно, что издавало такие звуки.

– Нам сюда, – подозвал Волкогонов мужчину.

Тот робко подошел, заглянул вниз и совершенно обалдел от увиденного.

– У вас тут метро, что ли, проложили?

– Полагаю, это и есть твой персональный вход на «Вятку», Василий Иванович. – Проводник сделал приглашающий жест, предлагая машинисту первым ступить на подвижную лестницу.

Волкогонова давно не удивляли подобные метаморфозы местности. Порой на «Вятке» можно было наткнуться на объекты, никак не сочетающиеся с природой, временем и логикой. Впрочем, эскалатор посреди леса – это даже для бывалого бродяги перебор.

Они молча шагнули на движущуюся ленту, и механизм стал медленно опускать их вниз. Над головой теперь горели неяркие лампочки, но сверху не было видно, что ожидает их внизу и как долго придется спускаться.

Эскалатор привел их на пустую подземную станцию. Они прошли вперед вдоль кафельных серых стен и оказались на типичной для метрополитена платформе. Рельсы исчезали в двойных темных туннелях в обе стороны, а на стенах вдоль путей золотыми буквами значилось: «Бекетово».

– А у «Вятки» тоже есть чувство юмора. – Костров кивнул на название станции.

Из черного чрева туннеля послышался гудок, извещающий людей на платформе о скором прибытии поезда, и уже через мгновение вдоль ее края, замедляясь, стал двигаться состав. Волкогонов и Костров замерли на месте, наблюдая за вагонами, набитыми людьми. Пустые глаза пассажиров смотрели в никуда, белые как снег лица заставили усомниться, что люди в поезде все еще живы. Они не двигались, не выказывали никаких эмоций и смотрели четко перед собой, будто не замечая, что их соседи существуют.

Вагоны медленно проплыли мимо, и поезд вновь начал набирать скорость. Двери даже не успели отвориться, а подвижной состав уже мчался дальше, спеша доставить странных пассажиров в неведомый пункт назначения.

– Жутковатая картина. – Машинист гулко сглотнул и посмотрел на проводника, остававшегося невозмутимым. Такие коленца Территория выкидывает регулярно, хотя ее фантазия всегда впечатляет.

– Радует, что это не наш поезд, – попытался пошутить Волкогонов, – иначе мы бы уехали совсем не туда, где бы я сейчас хотел оказаться.

Состав уже давно скрылся в туннеле, и не оставалось ничего иного, кроме как дожидаться следующего, который подберет их и доставит в нужное место. Они присели на скамью в центре зала и стали разглядывать станцию, которая отличалась от типовых станций метро лишь деталями: Волкогонов приметил на глухой торцовой стене мозаичный портрет, только так и не сумел угадать, кому он принадлежит. Внезапно заподозрив неладное, проводник дошел до путей на противоположном краю платформы: как он и предположил, рельсы здесь оказались ржавыми, заваленными всевозможным мусором, а в одном месте лопнули, словно некий гигант потянул их в разные стороны, да с такой силой, что теперь оборванные металлические концы завернулись кольцами. Что ж, «Вятка» и здесь намекала, что обратной дороги нет, что движение здесь может быть лишь в одном направлении.

В первом туннеле снова показался свет, из темноты вынырнул новый поезд, замедлил ход и в конце концов остановился. Двери вагонов с шипением разъехались в стороны, ожидая, когда пассажиры заберутся внутрь.

– Кажется, это наш. – Проводник взял клиента за локоть и помог войти в вагон, где кроме них двоих никого больше не оказалось. Они сели на первые попавшиеся сиденья, и двери тотчас закрылись, а поезд начал набирать скорость, унося их со станции.

Едва они помчались по туннелю, где то и дело проскальзывали огни фонарей, как в вагоне стали наблюдаться перебои с электричеством. Лампы неожиданно гасли на несколько секунд, затем снова дружно загорались. В один из таких моментов Волкогонов и Костров обнаружили, что находятся в вагоне, битком набитом людьми, которые выглядели точно так же, как пассажиры проезжавшего до этого поезда. Их мертвые безэмоциональные лица казались восковыми масками. Они сидели и стояли, покачиваясь, при этом смотрели друг на друга отрешенно, будто смерть забрала их души, оставив тела нетленными, и теперь они бесконечно наматывали петли по кольцевой – точно так же, как их души сейчас, возможно, раз за разом проходили круги ада. Костров дернулся от испуга, однако проводник вцепился в его колено, заставляя сидеть на месте. Свет снова моргнул, и наваждение исчезло.

Поезд начал притормаживать, и через несколько секунд остановился на безлюдной станции. Единственные пассажиры поспешили выйти. Едва они покинули вагон, двери с шипением закрылись, и состав скрылся в туннеле.

– Теперь куда? – Костров уже начинал понимать, что путешествие по маршруту будет совершенно непредсказуемым.

– Вероятно, туда. – Волкогонов подбородком указал на эскалатор, ведущий наверх.

Этот эскалатор оказался нерабочим. Пожилой машинист начал подниматься по крутым ступеням, однако уже через несколько минут тяжело задышал. Проводник тоже оказался непривычен к таким длинным лестницам – на «Вятке» их попросту не существовало, но в отличие от клиента его дыхание не сбилось.

Лестница уходила высоко-высоко, и, скорее всего, в районе последней ступеньки их ждал следующий этап испытаний. Проводник ежился от мысли, что новая локация окажется такой же незнакомой, как и первая. Раньше ему никакого метро на Территории никогда не встречалось. Да и коллеги наверняка поделились бы впечатлениями, если бы проехались в подземке.

– Давай передохнем! – взмолился машинист и тяжело навалился на каучуковые поручни, пытаясь отдышаться. – Неужели у вас всегда так? А я думал, это всё байки…

– Это цветочки, – покачал головой Волкогонов, – непонятные, но безобидные и, насколько я вижу, относительно безопасные. А бывает такое, что не успеваешь попеременно удивляться и вздрагивать от испуга.

Костров помолчал и снова пустился в дорогу, тяжело преодолевая ступени эскалатора. Наконец они выбрались наверх, и перед ними открылось небольшое фойе с одним-единственным выходом, который никак не ассоциировался со станцией.

– Что-то не так? – Проводник заметил, что машинист замер перед обитой дерматином дверью, не решаясь прикоснуться к ее ручке.

– Да тут все не так, – устало промолвил Костров. – А эту створку я узнаю из тысячи других.

– Где ты видел ее раньше?

– Я каждый день вижу этот дерматин на протяжении последних сорока лет, – спокойно ответил Костров. – Это дверь моей квартиры на Большой земле.

Волкогонов не особо удивился: подобные вещи происходили с «туристами» с завидной регулярностью. «Вятка» вообще могла воспроизвести любое место, где раньше бывал клиент, с точностью до самой крохотной детали. Другой вопрос – что она хотела этим сказать?

– Хочешь, я открою? – Проводник собрался уже было взяться за ручку, но машинист остановил его:

– Я сам.

Он потянул ручку вниз, и дверь со скрипом отворилась. Мужчины оказались на пороге прихожей.

– Это твой дом?

– Пока не могу сказать с уверенностью, но выглядит точь-в-точь как мой. – Костров шагнул внутрь и посмотрел по сторонам. Справа на вешалке висела его верхняя одежда, на коврике выстроился ряд обуви, черный складной зонт лежал на полочке под круглым зеркалом. Машинист сделал еще несколько неуверенных шагов, и проводник последовал за ним, тихонько прикрыв за собой створку.

– Кажется, никого нет. – Волкогонов прислушался, но до его слуха донеслось только размеренное тиканье часов в одной из комнат.

Василий Иванович прошел по комнатам не снимая обуви, чего бы никогда не позволил себе, будь это место настоящим. Вся мебель, все вещи, обои и занавески оказались абсолютно идентичными тем, что были в его квартире. Даже в окне можно было заметить проезжающий мимо транспорт и гуляющих на улице детишек. Волкогонов тоже выглянул наружу: он уже и забыл, как выглядит настоящий мир, где все совсем по-другому.

– Забавно. – Он отошел от окна. – Я ведь не был на Большой земле очень давно.

– Может, тебе попробовать туда съездить? – поинтересовался Костров.

– Ты же знаешь, что это невозможно. «Вятка» никогда меня не отпустит.

– Ты случайно не знаешь, зачем мы здесь?

Волкогонов пожал плечами, предлагая клиенту самому решать, что делать дальше.

– Раз такое дело – пойдем на кухне посидим, – предложил Костров, – все равно уже время обеда. Я думал, придется в лесу у костра трапезничать, а тут – все-таки за столом, как нормальные люди.

Со словами: «Ну-ка, что у нас тут…» – он сунулся в холодильник. Волкогонов понятия не имел, как питается Костров на Большой земле, что оставляет в домашнем холодильнике, когда уезжает в очередной рейс на «Вятку». Ведь известно, что такие рейсы могут длиться непредсказуемо долго, а посему глупо хранить какую-либо готовую домашнюю еду типа пюре и котлет – протухнет, пока хозяин вернется. Так что сейчас разве что пачка пельменей в морозилке отыщется. Однако машинист достал две небольшие вакуумные упаковочки – с твердым сыром и с сырокопченой колбасой. Хлеба в квартире предсказуемо не нашлось, так что пришлось доставать свой, из рюкзаков. Через пару минут они с упоением уплетали бутерброды, и Волкогонов нахваливал колбаску, вкус которой успел уже позабыть, а машинист довольно щурился, радуясь, что смог угодить старому товарищу, пусть даже ненастоящими продуктами из ненастоящей реальности. Или все же?..

Неожиданно послышался звук открываемого ключом замка́, и в квартиру кто-то вошел. Костров замер, не донеся вилку до рта, и с испугом уставился в проем, пытаясь разглядеть в полумраке прихожей непрошеного гостя. В дверях тотчас возникла немолодая женщина, державшая в руке сумку с продуктами.

– Привет, Вась. Дома уже, надо же! Здравствуйте! – кивнула она Волкогонову.

– Добрый день, – вежливо поздоровался тот, а вот Василий продолжал молчать, застыв на месте как истукан. Впрочем, женщина не обращала на это внимания, сосредоточенно перекладывая из сумки в холодильник какие-то продукты.

– Ты… как… тут… – наконец промямлил машинист.

– На рынок зашла, – охотно пояснила женщина, – купила мяса, так что на выходные можно пельмени сделать…

Фразу она договаривала уже из ванной, куда зашла вымыть руки.

Глядя на Кострова, проводник начал понимать, что происходит нечто неординарное.

– Это кто? – шепотом поинтересовался он, надеясь, что за шумом воды женщина не расслышит столь бесцеремонный вопрос.

– Супруга моя… Лида… – выдавил машинист и снова замолчал.

– Значит, все в порядке? – Волкогонов уже и не знал, что думать.

– В том-то и дело, что здесь с ней все в порядке. – Лицо Кострова сморщилось, будто он съел дольку лимона. – А она ведь умерла месяц назад…

Волкогонов только теперь понял, почему Костров решился отправиться на «Вятку» именно сейчас. Из рассказов других проводников тот наверняка знал, что здесь можно встретиться с тем, кто давно умер. На Территории даже мертвые всегда оставались живыми, а значит, у любого «туриста» был шанс не только заново обрести ушедшего близкого человека, но и остаться с ним навсегда.

Проводник тяжело вздохнул, понимая, что обязан сказать правильные слова.

– Если хочешь – можешь тут остаться. Я понимаю твои чувства. Я видел многих, кто не пожелал расставаться со своими родными, которые навсегда потеряны на Большой земле.

– Нет, я так не смогу, – затряс головой Костров, смахивая слезы. – У нее несколько лет был рак, и мы вместе боролись до последнего мгновения… Но я не смогу так, зная, что на самом деле ее нет…

Звуки в квартире стихли, и они оба поняли, что снова остались одни. Морок исчез, уступая место чему-то другому.

– Знаешь, – Василий Иванович вдруг поднял на проводника красные глаза, – я ведь струсил. Сбежал. Я не могу приходить в пустую квартиру. Мне все кажется, что пока меня нет дома, она все еще здесь, все еще жива.

– Принятие потери приходит только по истечении времени, – произнес Волкогонов. – Смерть близких всегда бьет обухом по голове, мозг отказывается сознавать, что ты остался один. Только спустя дни, недели и месяцы – у кого как – начинаешь свыкаться.

– Я не могу здесь… – Машинист обвел глазами кухню. – Давай уйдем?

– «Вятка» уже знает, за что тебя можно зацепить, – предупредил Волкогонов. – Она снова и снова будет бить в одно и то же место, пока ты окончательно не переживешь свое горе.

Костров молча встал и направился в прихожую. Проводник последовал за ним. Оставлять его одного в таком состоянии не следовало. Василий Иванович положил ладонь на ручку входной двери и повернул ее, толкая створку. Он ожидал увидеть лестницу эскалатора, думая, что ему снова придется спускаться под землю и ехать в вагоне метро, однако снаружи его ожидал обычный лес. Прямо под ногами росла зеленая трава, через кроны пушистых елей пробивалось холодное солнце.

– Ничего себе, – выдохнул Костров, не понимая, куда делся эскалатор и как он, будучи в квартире, внезапно перенесся в чащу.

Волкогонов вышел следом и закрыл дверь. Теперь посреди леса высился только дверной блок, будто забытый здесь непутевыми строителями. Машинист обошел его кругом.

– Странно это. Как вообще можно привыкнуть к подобному?

– Никак, – покачал головой Николай Иванович. – Но лично у меня сил удивляться уже давно нет.

Лес казался проводнику знакомым. Волкогонов автоматически поискал глазами аномалии, однако природа ничем не выдавала себя, решив в этот раз притвориться самой обыкновенной.

Глава третья

Перелом

Тропинка вилась по лесу, игриво зазывая следовать по ней все дальше и дальше. Наученный горьким опытом, Петр прислушивался к своим ощущениям, пытаясь понять, где притаилась опасность. Однако чутье молчало, словно медведь, впавший в зимнюю спячку. В целом тропа оказалась ничем не примечательной, и у Пети сложилось стойкое ощущение, что Территория просто не подпускает его к себе, водит за нос, и через пару часов он опять окажется на станции или упрется в рельсы, по которым можно будет дойти до вокзала. Но тропа уводила его все дальше и дальше, и вскоре он вышел на небольшую полянку, а когда понял, где очутился, – невольно поежился. Он и раньше не любил посещать подобные места.

Ноги привели его прямиком на старое деревенское кладбище, где некогда хоронили жителей населенного пункта, в котором он сейчас нашел приют и где жили все остальные проводники.

– Этого еще не хватало, – пробормотал Петр, надеясь, что «Вятка» не будет пугать его покойниками.

В ветвях прямо над его головой ухнул филин, заставив парня вздрогнуть. Он поднял голову и погрозил ночному хищнику кулаком. А тот внимательно поглядел на путника большим желтым глазом. Он явно не спешил улетать и продолжал глазеть на чужака. Пришлось смириться с такой компанией.

Петя медленно побрел вдоль старых могил. Деревянные кресты давно пришли в негодность, многие из них покосились, часть вообще лежала на земле, превратившись в труху. Ни на одном кресте не было таблички с фамилией покойника, будто здесь зарывали исключительно неизвестных. Некоторые могилки были огорожены деревянными заборчиками небольшой высоты, но они тоже едва держались, готовые упасть следом за крестами.

В лицо Петра дунул холодный ветер. Филин шумно поднялся в воздух с насиженного места и убрался в чащу. Один из крестов не выдержал порыва, переломился и со стуком упал наземь. Петр от неожиданности подпрыгнул на месте и схватился за сердце. Внезапно рядом рухнул еще один крест – и тут же все они один за другим стали падать, а земля на могилах начала проседать и пришла в движение.

– Только не это…

Воображение тотчас дорисовало, как из могил выбираются истлевшие трупы, гонятся за ним, хватают его своими костлявыми руками и пытаются укусить. Петя ускорил шаг, чтобы быстрее миновать это место, и через пару минут оказался за пределами кладбища, где в ужасе обнаружил белые кости и черепа, выглядывающие из-под слоя палой листвы. В стародавние времена самоубийц было не принято хоронить вместе с обычными покойниками, поэтому их предавали земле за оградой. Сейчас же останки этих грешников явились взору.

– Матерь Божья…

Петр попятился было назад, но вид шевелящейся на могилах земли пугал его ничуть не меньше, поэтому он рванулся вперед, перепрыгивая через человеческие кости.

Кладбище осталось позади, и теперь перед ним возвышались руины старой каменной церкви, где когда-то отпевали покойников. От древнего храма остались лишь стены, одно окно и остов звонницы. Вероятно, ее разрушили в советскую эпоху, хотя она могла и сама развалиться от времени, если за ней никто не присматривал. Петр набрался смелости и зашел внутрь. На стенах еще оставались следы фресок, изображающих апостольские деяния. Пол был усеян красным кирпичом и известкой.

Парень не стал бродить по святому месту и поспешил покинуть его.

Никакой тропы дальше не вело, а стало быть, он должен был самостоятельно выбрать направление. Вот только по какой-то неведомой причине ему хотелось остаться здесь подольше: смотреть на старые дубы, окружавшие руины церкви, слушать дыхание в кронах и вдыхать лесной аромат.

Чем же его так зацепило это место, хотя совсем рядом в могилах шевелились покойники? Почему сейчас его совсем не занимало столь жуткое соседство?

Здесь было так спокойно и хорошо – умиротворяющий шелест листьев на ветру, мягкое прикосновение ветра на лице… Раньше «Вятка» никогда не была такой гостеприимной и доброй, она всегда спешила столкнуть тебя с твоим прошлым, вытащить наружу страхи и заставляла переживать все это снова и снова. Может, причиной настолько разительных перемен стал ее выбор Петра в качестве нового проводника?

Он глубоко вздохнул, бросил прощальный взгляд на руины и побрел дальше, избрав путь на запад, куда можно было пройти, не забираясь глубоко в чащу.

Осенний лес всегда навевает грусть, прощается с жарким летом и напоминает о бренности человеческой жизни, ведь весной после морозов деревья проснутся вновь, а человек, уйдя в сырую землю, уже никогда не проснется…

Внимание Петра неожиданно привлекло гигантское растение, которое смотрелось инородно и вычурно среди высоких елей и низких елочек. На небольшой опушке, будто все деревья вознамерились уступить ему как можно больше жизненного пространства, разросся самый настоящий барбарис. По крайней мере, Петр навскидку определил, что на ветвях висят именно его плоды, хотя точно знал, что барбарис – это куст. Ярко-красные крупные ягоды манили попробовать их, сладкий аромат щекотал ноздри.

– Воистину чудо. – Он любовался кустом-великаном, боясь подойти к нему слишком близко. Только теперь Петя подумал о противогазе, болтающемся в подсумке на поясе: что, если аромат барбариса может быть для него опасен, как цветы в одной из локаций «Вятки» под названием «Бежин луг»?

Один из плодов вдруг громко хлопнул, треснув пополам. Петр ожидал, что на землю брызнет сок, но то, что он увидел, повергло его в настоящий шок: из поврежденного плода выбралась муха. Она почистила лапки и голову и расправила крылышки, после чего взлетела и пропала из виду. Неожиданно плоды стали лопаться один за другим, и из каждого выбиралось насекомое, которое вело себя точно так же. Впрочем, на этот раз мухи не спешили улетать, будто ожидая чего-то. Петр почувствовал недоброе, и не зря: одна из них оторвалась от плода-кокона и через мгновение приземлилась на его щеку. Он отогнал ее рукой, но через мгновение муха вернулась, вновь садясь на лицо.

– Отстань!

Он отмахивался от назойливого насекомого, на время упустив из поля зрения остальных, а зря: они аналогично покинули место своего появления на свет и буквально за минуту облепили лицо бедняги. Он оказался в эпицентре настоящего мушиного роя. Они не просто садились на открытые участки кожи, но и начали больно кусать его. Он махал руками как мельница, пытаясь отогнать от себя тучу мух, только они снова и снова садились на все открытые участки кожи. Петр почувствовал, как его лицо распухает, ему стало трудно дышать, пространство поплыло. Он покачнулся и тут же рухнул в обморок. Мухи мгновенно облепили его, но когда почувствовали, что он больше не сопротивляется, разом улетели прочь, оставляя бессознательное тело покоиться на полянке.

До его ушей донесся странный, давно забытый звук. Даже спустя много лет он бы ни с чем его не перепутал. Звук скрипа подошв о пол в школьном коридоре – такое не забывается никогда. Петр медленно открыл глаза и был вынужден снова на мгновение зажмуриться – нестерпимо яркий свет бил в лицо. Он попытался снова потихоньку размежить веки и обомлел, обнаружив себя сидящим на низкой банкетке в школьной рекреации, где между кабинетами сновали ученики.

«Как я сюда попал?!»

Впрочем, все понятно.

Он посмотрел на свои руки, которые неожиданно сделались маленьким, на скромные джинсы – именно в таких он ходил в школу в пятом классе. Он встал на ноги и ощутил себя намного ниже. «Неужели я превратился в ребенка?» Хотя чему удивляться? Для «Вятки» нет ничего невозможного: достаточно добраться до нужных воспоминаний, и она мгновенно визуализирует их до малейших нюансов, звуков и запахов. Давно известно, что человеческий мозг хранит детали всех событий нашей жизни, от самого рождения до последних мгновений, и при особых навыках эти данные с легкостью можно извлечь. Но почему «Вятка» перенаправила его сейчас именно в детство и именно в пятый класс? Он пока не мог понять логику Территории. Если, конечно, в спонтанном выборе локации имелась хоть какая-то логика.

Тем временем прозвенел звонок, и дети разбрелись по кабинетам, оставляя Петра одного в коридоре у окна. Сквозь относительно чистое стекло он выглянул на улицу, отмечая, что погода стоит теплая. Вероятно, уже весна, зацветает сирень – пора экзаменов и последних звонков.

Из-за угла со стороны лестницы показались трое школьников на голову выше Пети. Они целенаправленно шли к нему и ухмылялись, наслаждаясь его растерянным видом.

«Только этого не хватало! Неужели я вернулся в тот самый день, который так хотел похоронить в своей памяти?!»

Черный день. День, изменивший Петра навсегда.

– Че, пацан, уроки прогуливаешь? – обратился к нему самый наглый и низкорослый.

Что произойдет дальше, Петя вспомнил до мельчайших подробностей. Он поднялся с банкетки.

– Тебе мама не говорила, что прогуливать нехорошо? – нравоучительно произнес тот, что повыше, и заржал.

Самый высокий пялился взглядом умственно отсталого и, время от времени сплевывая, покусывал ноготь на большом пальце.

– У меня сейчас нет уроков, – промямлил Петр, не понимая, почему все снова идет по старому сценарию и он не может послать эту троицу куда подальше. Ну или хотя бы броситься наутек.

– Деньги есть у тебя? – Мелкий не стал дожидаться ответа и похлопал его по брюкам, надеясь услышать звон монет.

– Нету. – Петя попятился и запнулся о собственный рюкзак, который неожиданно оказался под ногами.

– Че ты мне чешешь? – Лицо мелкого оказалось так близко, что он почувствовал неприятный запах изо рта. – Бабло гони, дебил!

– У меня нет денег! – Петя будто извинялся, что у него действительно нет ни копейки.

Второй поднял с пола рюкзак, раскрыл его и высыпал содержимое на пол. Петя бросился было подбирать свои вещи, но самый большой мальчик начал усердно пинать учебники, отправляя их в полет по коридору, топтать тетради и в конце концов с размаху ударил по рюкзаку – тот улетел в угол.

– Давай-ка я сам проверю. – Мелкий бесцеремонно запихнул руку в карман и нащупал там связку ключей, которая тотчас за ненадобностью отправилась следом за рюкзаком. Рука хулигана скользнула в задний карман брюк, и Петя похолодел, вспомнив, что именно там у него лежит полтинник, взятый из копилки для какой-то надобности.

– Ах ты крыса! – Мелкий размахнулся и ударил его в скулу.

Петя покачнулся, но не упал, а по щекам потекли предательские слезы – слезы обиды и беспомощности.

– Тебе не говорили, что обманывать старших нехорошо? – Второй хулиган ловко, как в кино, ударил его ногой в грудь, и Петя повалился на пол, больно ударившись спиной о банкетку.

– Надо проучить вруна, чтобы неповадно было. – Высокий рывком поднял Петю на ноги и скрутил руки за спиной, предоставив мелкому полную свободу действий. Тот не спеша подобрался, примерился и снова залепил назначенному на роль жертвы в челюсть.

После десятого удара Петя перестал считать. Под глазом наливался фингал, левая скула затекла и чудовищно болела, но теперь он не плакал – он вообще не мог выдавить ни звука. И он знал, что это еще не конец.

– Давай к лавке его! – в запале приказал мелкий; второй придержал его руку, будто стараясь остановить то, что уже нельзя было прекратить.

– С него хватит, – обратился он к своему лидеру, но тот лишь оттолкнул товарища.

Тем временем Петя уже в неудобной позе выгнулся у банкетки, а его кисть оказалась зажатой у батареи. Мелкий занес ногу и что было силы опустил ее на Петину руку. В голове полыхнули молнии, жуткая боль пронзила предплечье. Петя был готов поклясться, что слышал хруст собственной кости. Даже мальчик, который держал его, тотчас отпрянул, побелев как полотно.

– Ты че сделал, придурок?! – Осознание непоправимого пришло в голову хулигана, когда уже ничего нельзя было изменить.

– Сваливаем! – Мелкий первым бросился бежать, остальные помедлили, но вскоре Петя остался один. Он баюкал свою сломанную конечность и подвывал от боли. Он совершенно не представлял, что теперь делать, поэтому, когда прозвенел звонок с урока, он все еще находился подле банкетки. Толпа окружила его, ребята смотрели кто с ужасом, кто с отвращением, кто с восторженным любопытством – но ни один даже не попытался помочь. Их молча растолкала учительница, довела до медицинского кабинета. Кто-то из одноклассников собрал его вещи и засунул в рюкзак…

В один момент боль в сломанной руке полыхнула так сильно, что он на мгновение потерял сознание, а когда очнулся – увидел темное небо и верхушки высоких сосен, мерно покачиваемые ветром. Помимо боли в левой конечности Петр ощутил и то, что глаза никак не могут открыться полностью, превратившись в две узенькие щелочки. Он ощупал лицо: оно стало похоже на упругую подушку или не до конца накаченный воздухом футбольный мяч. Нет, это не следствие побоев школьных хулиганов из его видения-воспоминания. Подобный отек мог возникнуть только при аллергической реакции – вероятно, укусы множества мух вызвали такой результат.

Петр перевалился на бок, пытаясь снять со спины рюкзак, но, опершись на левый локоть, взвыл. Он присмотрелся к руке и обнаружил, что та чудовищно распухла и болит так нестерпимо, будто он сломал ее на самом деле. Он аккуратно снял рюкзак, развязал тесемки, помогая себе зубами, и вытащил наружу аптечку. Отыскал шприц-тюбик с антигистаминным препаратом и, недолго думая, воткнул себе в бедро. Затем нашел таблетку обезболивающего и засунул в рот, запив водой из фляжки.

«Повезло, что аллергия не привела к отеку Квинке, иначе мне уже ничто не смогло бы помочь».

Теперь требовалось разобраться с рукой. Он попытался закатать рукав, но зашипел от боли – лекарство еще не начало действовать. Тогда он расстегнул пуговицы пыльника и куртки и долго стягивал, орудуя одной конечностью и извиваясь всем телом. Оставшись в кофте, он задрал рукав и с недоумением воззрился на опухшее предплечье. Похоже, он действительно сломал руку. Разумеется, не когда его били хулиганы из видения, а когда падал в обморок, искусанный барбарисовыми мухами. Нужно было немедленно зафиксировать кость, чтобы избежать возможного смещения. Он глазами порыскал вокруг и обнаружил поблизости подходящую палку, уложил ее вдоль предплечья и крепко зафиксировал бинтом. Получилось не слишком надежно, но лучше в его положении вряд ли вышло бы даже у Волкогонова. Мотать одной правой – та еще морока. Путешествие только началось, а он уже лишился одной рабочей руки, даже не представляя, как ему теперь справляться одной лишь правой.

Кое-как он затолкал забинтованную руку в рукав сначала куртки, затем пыльника. На это ушло много времени. Петр соорудил нашейную петлю и аккуратно вложил в нее конечность в самодельном лубке – хоть какая-то поддержка.

– Выглядит неплохо.

Боль отступила, и отек с лица немного спал. Рюкзак снова отправился за спину, а в правой руке появилась палка на манер посоха – так идти оказалось гораздо удобнее. Только теперь он с отвращением посмотрел на барбарисовое дерево. В его плодах больше не ютились мухи, и оно скорее напоминало брошенный дом, и тем не менее Петр решил поскорее уйти отсюда, чтобы вновь не встретиться с этими жуткими насекомыми.

Теперь сладкий запах барбариса не вызывал ничего, кроме тошноты, и он поспешил миновать дерево и удалиться подальше в чащу.

На ходу Петя размышлял о том, что случилось много лет назад. Тогда обидчикам все сошло с рук: они божились, что пальцем его не трогали и он сам стал виновником травмы, неудачно упав на банкетку в школьном коридоре. А так как свидетелей инцидента все равно не было, директор предпочел поверить им, а не Пете. Еще бы! Вряд ли в Департаменте образования его погладили бы по головке, узнав, какое хулиганье воспитывается в школе, которой он вроде как руководит. Родители же вообще не приняли сторону сына, обвинив его в неловкости и невозможности постоять за свою честь, поэтому он был наказан и лишен возможности целый месяц выходить на улицу.

В детстве всегда много несправедливости. Все могло бы складываться иначе, если бы родители чаще слушали своих детей и больше им доверяли, но взрослые зачастую слишком заняты важными делами, которые на поверку оказываются куда менее значимыми, чем жизнь маленького человека, попавшего в трудное положение. Петин отец презирал собственного сына, считал его ничтожеством. Ему была чужда тонкая душевная организация мальчика, поэтому до самой смерти он никак не мог найти с ним общий язык. Впрочем, он не особо и старался. Мать изнывала под гнетом мужа-тирана и не смела ему перечить, изредка жалея сына.

Неприятные воспоминания поднимались в памяти одно за другим, давно похороненные вместе с детскими обидами. Он так и не смог простить своего отца, даже отправляя его в последний путь…

Чем дальше он углублялся в лес, тем сильнее ощущал полное одиночество, которое оказывалось частым спутником там, за пределами «Вятки», в большом мире, населенном такими же одинокими людьми. Находясь тет-а-тет с собой, всегда задаешься самыми важными вопросами, найти ответы на которые не так-то просто.

Лес стал темнеть, и Петр понял, что сто́ит остановиться на ночлег и запастись дровами. Конечно, здесь не водилось диких зверей, но коротать ночь в полной темноте было совсем неуютно.

Петр внимательно смотрел под ноги, собирая хворост и дрова, надеясь, что здесь нет никаких аномалий и ловушек. То ли ему повезло, то ли в этом лесу действительно оказалось достаточно безопасно. Запалив костерок, он вытащил из рюкзака банку с тушенкой и долго ковырялся, пытаясь открыть ее консервным ножом, что оказалось не так просто, когда у тебя всего одна функционирующая рука.

Чуть позже он жевал тушенку и размышлял, как ему дойти до конца одиночного маршрута с подобной травмой.

Треск огня снова напомнил о прошлом – к счастью, о более приятных эпизодах. Именно так он сидел с товарищами на ночной рыбалке, когда они собирались вместе и рассказывали интересные истории из своей жизни. Как давно это было…

Петр закончил трапезу и бросил банку в костер, затем подкинул еще дров и стал смотреть на пламя, привалившись спиной к стволу сосны, так приятно пахнувшему смолой. В целом, здесь и сейчас ему было не так жутко, как в походе с Волкогоновым и Борисом, когда он впервые ступил на землю «Вятки»[1].

Веки наливались свинцом, и он готов уже был закрыть глаза, как вдруг в темноте что-то задвигалось, приближаясь к костру. Петр заморгал, думая, что ему просто чудится, но тут это нечто сменило направление, словно почувствовав, что его заметили. Парень поднялся на ноги, всматриваясь в темноту и надеясь разглядеть непрошеного гостя получше.

– Кто там? – Он рассчитывал, что чужак отзовется и окажется обычным человеком – заплутавшим «туристом» или проводником. Однако неизвестный не отзывался, продолжая прятаться за деревьями. Вот он снова перебежал от дерева к дереву и застыл, смотря прямо на Петра. По телу пробежали мурашки: Петя знал, что люди часто видят здесь привидений, да и сам он не раз видел то, чего быть не должно. Только разве к такому можно привыкнуть?

Они стояли напротив и пристально смотрели друг на друга. Внезапно голос чужака заскрипел, словно давно не смазанные петли:

– Все равно ты станешь моим! Ты принадлежишь мне!

Незнакомец сорвался с места и умчался в чащу, оставляя растерянного Петра в одиночестве. Парень еще долго всматривался во тьму, где скрылся чужак, ожидая, что тот вновь появится, но тот не возвращался. Оставалось лишь гадать, что же это все-таки значило.

Чтобы как-то справиться с объяснимым испугом, Петр подкинул еще дров в огонь, но глаза все равно возвращались к темноте за кругом света. Теперь о сне не могло быть и речи. Он до самого рассвета просидел с открытыми глазами, считая, что сто́ит ему уснуть, как чужак подкрадется и попытается его убить. Хотя с чего он взял, что чужаку нужна его жизнь?! Впрочем, нашей фантазии свойственно дорисовывать то, что кажется наиболее вероятным и опасным, даже если это полностью противоречит здравому смыслу.

Вскоре усталость взяла свое, и он заснул сидя, не заметив, как к нему подкрадывается странный человек в грязных рваных одеждах и всматривается в его напряженное лицо, улыбаясь и шепча несуразные слова. Человек не стал дожидаться пробуждения парня и скрылся в лесу, зная, что они еще обязательно встретятся.

Глава четвертая

Полигон

– Ты так странно рыщешь глазами, будто пытаешься что-то найти, – забеспокоился машинист, пристально наблюдая за проводником.

– Не переживай, Василь Иваныч, это место мне знакомо, – поспешил успокоить его Волкогонов. – Просто если это действительно то место, о котором я думаю, то…

– Что значит это твое «то»? – Кострова совершенно не успокаивали подобные фразы проводника.

– Тут так просто не объяснишь.

– Ну, ты уж постарайся для старого друга.

Они довольно медленно шли рядом, но неожиданно проводник застыл на месте, а машинист непроизвольно сделал еще один шаг вперед – и тут ощутил, что все вокруг стало стремительно меняться. Деревья, трава под ногами, даже мрачные облака над лесом подернулись рябью и начали оползать, словно краски с холста, когда на них попадает кислота. Он не мог поверить своим глазам: листва стекала с крон ручьями, будто расплавленное олово, небо оплывало на деревья, и вся эта мешанина постепенно образовывала большую разноцветную лужу внизу. Костров обернулся к товарищу и вздрогнул: лицо проводника тоже стекало на его грудь, руки стали длинными, точно резиновые, и кончики пальцев коснулись земли. Все краски вокруг разжижались, размазывались, как под действием растворителя, и постепенно перед Костровым открывалась бесконечность без каких-либо признаков. От Волкогонова не осталось ничего, кроме грязно-серой лужи, которая быстро впиталась в бесцветное ничто. Весь окружающий пейзаж исчез, оставляя место совершенно белому цвету, не имеющему оттенков и теней.

Он выставил перед собой руку и попытался схватить ускользающее пространство, но обнаружил, что его пальцы тоже стали мягкими и вялыми, а еще через мгновение начали оплывать, будто свечной воск. Со второй рукой происходило то же самое, он набрался смелости и взглянул на ноги… Теперь ему казалось, что он весь растекается в пространстве, словно карикатура на самого себя. Как будто кто-то решил, что рисунок не удался, и начал размывать краску. Прошло совсем немного времени, и Костров ощутил, что может только видеть – шевелить, дышать и кричать стало попросту нечем. Но единственное, что открывалось его взору, – это белизна без конца и края. Сознанию совершенно не за что было зацепиться, и он понял, что сходит с ума. Память покидала его, он уже не мог вспомнить, кто он и где находится. Ему хотелось разрыдаться, но он совершенно не представлял, как это проделать. Неожиданно он почувствовал, что начал падать, и падение это становилось все быстрее и быстрее. Белоснежная бездна сменилась чернотой, он падал и падал во мглу, которая не имела дна, и когда он уже готов был лишиться сознания от ужаса – он вдруг открыл глаза… и уставился на Волкогонова.

– Ты чего орешь, как полоумный? – Проводник хмурил брови.

– А я ору? – удивился Костров, помня, что еще секунду назад не мог ни шевелиться, ни дышать – только падать.

– Уже нет, – хмыкнул Волкогонов.

– А ты… А я… А что вообще сейчас было?

– Ты, Василь Иваныч, попросил меня объяснить, что это за место, и вдруг посреди моего монолога завопил: «Стой! Не надо! Пожалуйста!» – и все в таком духе.

Машинист сбивчиво объяснил, что с ним сейчас произошло.

– Решил, что у меня крыша поехала, а то и вовсе помер и лечу в адское пекло, – резюмировал он.

– По крайней мере, теперь я определенно знаю, где мы с тобой оказались. – Волкогонов хлопнул товарища по плечу. – В этом лесу полно подобных ловушек, но они совершенно безопасны для здоровья, хотя и малоприятны.

– Для здоровья? А для психики?! – возмутился Костров. – Ты бы себя видел! – Он попытался жестами проиллюстрировать свои слова: – У тебя лицо вот отсюда вот так съехало!

– Забавно было бы такое увидеть.

– Ничего забавного, – мрачно возразил машинист. – Я думал, что умом тронулся.

– Ты ведь сам захотел пройти по маршруту, – напомнил Волкогонов, – так что будь добр дойти до самого конца. Тут, знаешь ли, нельзя повернуть назад, если тебе не понравилось.

– Да я не жалуюсь, – взял себя в руки машинист. – Просто… я как-то слишком эмоционально это воспринял. И для мозгов встряска нешуточная.

– Это нормально.

– Давай побыстрее пройдем этот лес, – забеспокоился «турист», – мне не по нраву такие метаморфозы с пространством.

– Да без проблем. – Волкогонов улыбнулся, чтобы приободрить спутника, сделал шаг вперед и провалился под землю, мигом оказавшись в яме, заполненной водой.

«Вот тебе и без проблем», – зло подумал про себя Волкогонов, окунувшись с головой. Он посмотрел наверх, полагая, что увидит бликующую поверхность воды, а над ней – дыру, через которую его угораздило провалиться. Но вместо поверхности над ним оказался земляной дерн – словно лед, сковавший озеро, без единого намека на проход. Легкие начали гореть от недостатка кислорода, мгновенно намокшая одежда потянула его вниз.

Вокруг все было таким светлым, будто он тонул не под землей, а в южном море, над которым в самом зените торчит яркое солнце. Он попытался плыть, однако руки его не слушались, он медленно опускался на дно. Чем ближе оно становилось, тем отчетливее проступало то, что находилось в самой пучине. И это были не камни или песок – это были самые настоящие утопленники. Они рядами лежали на глубине, сложенные так аккуратно, словно над их позами кто-то намеренно поколдовал. Глаза покойников пристально смотрели на Волкогонова, и в них можно было запросто прочесть желание поделиться с новичком историей своей погибели. Он понимал, что вскоре займет свое место рядом с ними, поэтому сделал отчаянную попытку изменить направление движения, но стоило ему начать сопротивляться, как тотчас чьи-то холодные руки вцепились в его лодыжки и потащили вниз. Мгновенно десятки рук ухватились за одежду и стали тянуть к себе, не желая выпускать добычу. Волкогонов отчаянно пытался вырваться, но хлебнул воды и осознал, что прямо сейчас утонет. Сдавшись, он сомкнул веки и стал медленно опускаться на дно, страхуемый руками мертвых. Но стоило спине коснуться тверди, как глаза его открылись, и он обнаружил над собой Кострова, который отчаянно хлестал его по щекам и кричал, чтобы тот немедленно очнулся.

Машинист в очередной раз замахнулся, чтобы отвесить оплеуху, но Волкогонов предостерегающе вскрикнул, отчего старик отпрянул и плюхнулся на задницу. Потом бодро подскочил и принялся обрадованно трепать товарища за плечи:

– Живой, чертяка! Я уж думал, тебе хана!

– Как ты меня вытащил из воды?

– Из какой воды? – озадачился Василий Иванович. – Ты просто остановился и начал махать руками, будто хотел взлететь, а потом вообще замер и перестал дышать.

– Мне почудилось, что я утонул…

– Давай-ка сваливать отсюда. А то мы так и будем попадать в эти бесконечные ловушки.

– Самое неприятное, что они невидимые. – Волкогонов на всякий случай провел руками по одежде: ну да, совершенно сухая. Значит, и впрямь не было никакой ямы с водой, никаких мертвецов на дне и горящих от недостатка воздуха легких.

Хотя теперь проводник тщательно выбирал направление и внимательно просматривал дорогу на несколько метров вперед, он вполне отдавал себе отчет, что вряд ли сможет обойти скрытые аномалии, которые невозможно определить. Костров старался идти за проводником шаг в шаг и точно так же перепрыгивал с кочки на кочку, воображая, что это спасет его от повторного попадания в ловушку.

Лес казался вполне обычным: высокие ели с остро пахнущими шишками, земля, усыпанная старой пожелтевшей хвоей, и редкий подлесок, перемежающийся зарослями неизвестного безлистого кустарника.

Через час блужданий они выбрались на простор, но представшее их взору зрелище скорее удивило обоих, чем позволило вздохнуть с облегчением. Да и как тут вздохнешь, если повсюду – жуткий смрад и запах гниения?

– Это что? Свалка?! – Машинист не мог поверить своим глазам, стоя на краю огромного мусорного полигона, где неприступными горами высился самый разнообразный хлам, копившийся здесь годами, если не десятилетиями.

– Похоже на то. – Волкогонов поморщился, когда очередное дуновение ветерка донесло до его обоняния неприятный запах. Его все больше настораживали метаморфозы, происходившие с «Вяткой»: метро, свалка… Похоже, Территория глобально перестраивала себя, и он чувствовал себя настоящим новичком, каждый раз попадая в совершенно новое место, о котором даже не слышал от коллег. С квартирой и женой Кострова хотя бы понятно – «Вятка» выудила информацию о них из памяти машиниста. Недавние и болезненные личные воспоминания – они всегда на поверхности, их легче подцепить из сознания или подсознания «туриста», с их помощью проще манипулировать незваным гостем. Но при чем тут метрополитен и мусорка?!

– Не хочу показаться невежливым, – обратился он к Кострову, – но мне нужно узнать одну важную деталь.

– Какую? – настороженно уточнил Василий Иванович.

– Там, на Большой земле, ты когда-нибудь видел нечто подобное?

– Ну… если только по телевизору, – промямлил Костров, ковыряясь в своей памяти.

– То есть тебя ни с чем похожим ничего не связывает? Ладно. Будем надеяться, что это просто капризы Территории, – проговорил в сторону проводник.

Между многочисленными горами мусора вилась грунтовая дорога. На одной из куч высился старый ржавый бульдозер с огромным, словно в молитве задранным вверх ковшом – будто ожидая, что бог всех железяк вознесет его прямо на небеса.

Здесь стояла такая вонь, что стало щипать глаза, и Волкогонов снова подумал о противогазе, но решил, что тот может пригодиться позже, когда среда окажется реально опасной для здоровья. По крайней мере, если это обычная свалка, то здесь ничего не может угрожать жизни… Разве что содержимому желудка.

– Думаю, нам лучше пройти через нее, – поделился своими соображениями проводник. – Обход вокруг займет слишком много времени.

– Как скажешь, – поспешил согласиться клиент, – я полностью тебе доверяю.

«А я вот на твоем месте не стал бы так безоговорочно в меня верить», – хотелось ответить Волкогонову, но он не имел на это права. Своеволие «Вятки» начинало его по-настоящему пугать. Обычно маршрут состоял из тех локацией, которые появились при первом одиночном путешествии проводника. Изредка к ним добавлялось что-то новое, еще реже – знакомое по рассказам коллег из Бекетова. Но когда маршрут состоит только из новых, неизвестных проводнику локаций, такие сюрпризы наталкивают лишь на одну мысль: на Территории что-то происходит. И он обязательно должен разобраться, что именно.

Они миновали холм с бульдозером и двинулись по петляющей дороге, но едва они всерьез углубились на территорию полигона, как за спинами раздался недовольный собачий лай, и небольшая стая из пяти особей мигом окружила двух растерянных людей.

– А ну пошли! – притопнув, крикнул Волкогонов, пытаясь отпугнуть дворняг, однако те не спешили ретироваться и яростно облаивали незнакомцев. Матерый пес, явно вожак, выдвинулся вперед и злобно зарычал на проводника, показывая острые зубы. Видать, тоже почуял в нем вожака. Волкогонов выхватил из мусорной кучи длинный металлический прут, готовый ударить собаку, если та посмеет наброситься. Пес будто почуял, что человек просто так не сдастся, и стал ходить вокруг него, старясь выбрать слабое место и удачный момент. Стая держалась поодаль – с одной стороны, предоставляя лидеру место для маневра, а с другой – блокируя пути отступления и контролируя Кострова. Тот, к слову, тоже вооружился толстой палкой, надеясь дать отпор и прийти на помощь напарнику, если это понадобится.

Наконец вожак выбрал подходящий момент, чтобы кинуться на проводника, но оказался отброшен в сторону ловким движением. Он медлил лишь мгновение – и снова ринулся в атаку. Остальные собаки, будто дождавшись команды, набросились на людей следом за лидером. Пес повис на руке Волкогонова, и тот никак не мог изловчиться и ударить как следует, поэтому по собаке дубасил палкой Костров. Однако она вцепилась в руку мертвой хваткой и не желала разжимать челюсти. Еще одна тварь трепала проводника за штанину, а третья ловко вскочила на спину машиниста, стараясь дотянуться до горла. Василий Иванович повалился на землю, перекатился и вцепился руками в шею пса, который теперь пытался укусить его в лицо.

Волкогонову удалось вогнать металлический прут между челюстями вожака, провернуть и тем самым освободить руку, вот только пес не желал так быстро сдаваться и снова бросился на человека. Неожиданно раздался выстрел, и вожак кулем упал на бок, не подавая признаков жизни. Стая тут же ретировалась, буквально растворившись меж мусорных куч и оставив на поле боя двух раненых людей. Волкогонов поднял взгляд наверх – там виднелась человеческая фигура с ружьем наперевес. Незнакомец шагнул и заскользил вниз по склону, следом спешил еще один человек ростом пониже.

– Ну чего, мужики, целы?

Волкогонов не мог поверить своим глазам, когда увидел перед собой озабоченное лицо Рябого.

– Слава, ты как здесь оказался?! – Проводник придерживал раненую руку и шипел от боли.

– Попутным ветром, – хохотнул товарищ, помогая ему задрать рукав куртки и осмотреть место укуса.

– Откуда здесь взялись собаки?

Рана выглядела удручающе, Волкогонову срочно требовалась медицинская помощь.

– Придется уколы от бешенства колоть. – Рябой залил рану перекисью водорода и аккуратно промокнул ее ватным тампоном. Затем разорвал упаковку стерильного бинта и замотал рану.

– Ты где ружье взял?

– Это отдельная история, – хмыкнул Рябой, помогая товарищу натянуть рукав куртки поверх повязки. – Встретили тут с клиентом одного забулдыгу, который назвался Мусорщиком. Вот он и подарил мне ружьишко. Сказал, что на полигоне полно бродячих собак и что они не стесняются нападать на людей.

– Мусорщик? – не понял Волкогонов. – Нападать на людей? На «Вятке» ведь нет никого, кроме проводников, «туристов» и возможных потеряшек! Кого же гоняет эта дикая стая, коль никто из наших ни разу про это не рассказывал?

– Мужик говорит, что живет здесь много лет. Вроде даже видел какую-то вспышку в небе, но не придал этому особого значения.

– И как он объяснил, что на полигон уже несколько лет никто не возит мусор? – поинтересовался Волкогонов.

– А вот тут все совсем загадочно, – нахмурился Рябой, невольно бросив взгляд на своего клиента – молоденького парня лет двадцати, который мялся в сторонке и недоуменно посматривал на машиниста: что он здесь делает, когда должен быть при поезде?! – Для него будто бы и не было всего того времени, в течение которого мы ходили по Территории. Та же Вспышка для него случилась на днях.

– Ты же говорил – он много лет тут живет! – озадачился Волкогонов.

– Много лет – это до Вспышки. Ну, до всего. Когда еще не было такого места – Территория «Вятка», а был обычный мусорный полигон.

– Тебе не кажется это странным?

– Что именно?

– Где мы сейчас находимся, скажи на милость? Это Территория сгенерировала для нас общий квест, а на самом деле полигона и его обитателей не существует? Или нас перекинуло во времени назад – туда, где Вспышка произошла на днях, и вполне себе реальный хранитель свалки обоснованно считает, что завтра явятся рабочие, заведут бульдозер и сюда вновь потянутся грузовики, свозящие отходы со всех близлежащих помоек?

– Ну ты спросил… – Рябой скривился, отчего его лицо стало еще несимпатичнее. – Хотя в чем-то ты прав. Я вот с парнем этим брожу тут – и такое ощущение, будто это и не «Вятка» вовсе.

– Вот и у меня такие же мысли. Да еще и собаки эти… Давно ты на «Вятке» животных в последний раз видел?

– Но потрепали-то нас не понарошку! – встрял в разговор Костров, который по-прежнему сжимал в руках палку и стрелял глазами по сторонам, опасаясь, что бродячие собаки предпримут новую атаку.

– Это да, – покачал головой Рябой. – Слава богу, мы оказались рядом, да еще и с оружием.

Волкогонов помолчал, напряженно о чем-то размышляя.

– Значит, так, – наконец произнес он. – Думаю, свалку мы пройдем вместе с вами. Так будет безопаснее. А потом разбежимся в разные стороны, каждая группа – по своему маршруту.

– Знать бы еще, какой маршрут у каждой группы, – развел руками Рябой. – Я вот, например, понятия не имею, что нас ждет дальше, какая локация. Даже приблизительно не представляю, где мы окажемся, когда пересечем полигон.

– Ты не поверишь, но мы сегодня побывали в метро! – Волкогонов хотел улыбнуться, но пульсирующая боль в руке не позволила ему этого сделать. – Не просто на станции, но и на поезде прокатились.

– Я и не такому поверю, дружище.

– Кто твой клиент? – спросил Волкогонов, поглядывая на молодого парня.

– Да ничего необычного, – отмахнулся Рябой, – рядовой любитель острых ощущений. Рассказывал, что недавно вернулся с другой Территории, откуда еле унес ноги, и вот теперь решил испытать себя там, где, по его мнению, не так опасно.

– Парень еще не разочаровался?

– После встречи с бродячими псами он несколько напрягся. Да чего греха таить – я и сам здорово перетрухнул. Конечно, случалось встречать на «Вятке» всякое, но живых тварей – тут ты прав! – не видел с самой Вспышки. Сдается мне, что Территория меняется, эволюционирует.

– Боюсь, как бы не стало гораздо опасней, чем прежде, – высказал свои опасения Волкогонов. – «Вятка» и сейчас пользуется репутацией самой загадочной Территории из всех, а когда выяснится, что здесь стало еще опаснее, поток клиентов совсем иссякнет.

– Да бросьте вы переживать, – снова вклинился в разговор Василий Иванович. – Люди хоть и пугливые существа, но вечно лезут на рожон. И если выяснится, что «Вятка» стала в два раза опаснее, то и народу сюда полезет гораздо больше. Почему, по-вашему, несмотря на постоянные несчастные случаи, люди настырно лезут в горы, на эвересты всякие, зная, что все может закончиться трагедией? И чем опаснее склон – тем более лакомым и престижным является покорение вершины.

– Стоит однажды пропасть всем клиентам за один раз, как ты сам поймешь, что желающих точно поубавится, – не согласился с ним Рябой. – Вот загрызут новичка злые собаки – и что я скажу другим? Несчастный случай? Проводник же должен оберегать клиента ценой собственной жизни.

– Это уж точно. – Волкогонов усмехнулся и погладил укушенную руку.

Клиент Рябого, ставший невольным свидетелем разговора между проводниками, неожиданно высказал довольно интересную новость:

– Мой прошлый проводник рассказывал, что существует возможность перехода с одной Территории на другую.

– Час от часу не легче. – Рябой почесал голову и исподлобья посмотрел на клиента, подумав, что лучше бы тот промолчал.

– Это объясняет появление новых локаций, – задумался Волкогонов. – Возможно, это не проделки «Вятки», а пересечение с другими Территориями.

– Это еще хуже! – Скулы Рябого затвердели. – Если с «Вятки» можно перейти на Территорию «Саяны», то ходить безоружным теперь совсем нельзя.

– А что не так с «Саянами»? – полюбопытствовал Костров, который слышал об этой Территории совсем немного.

– Оттуда вообще никто не возвращается. Поэтому власти запретили экскурсии в эту область. Но если теперь в «Саяны» можно попасть через «Вятку», то…

Клиента Рябого звали Денис. Пока мужчины обсуждали создавшееся положение, он опустился на трухлявое бревно, торчащее из мусорной кучи, и теперь разглядывал старую грязную куклу, оказавшуюся на свалке вместе с другим бытовым мусором. Кукла неожиданно повернула голову в его сторону и уставилась на парня единственным целым глазом, моргнула пару раз и медленно поднялась на ноги, будто ожила и впервые увидела этот мир. Денис открыл было рот, собираясь указать на эдакое чудо, но ожившая игрушка вдруг сорвалась с места и спряталась за разбитый унитаз. Рябой тоже краем глаза заметил движение.

– Вы видели?! Видели?! – причитал Денис. – Разве такое бывает?!

– Ну, такого я точно не видел, – хмыкнул Рябой. – Будем надеяться, она неопасна…

Беглянка выглянула из своего укрытия и проворно шмыгнула дальше, скрываясь за мусорными завалами. Теперь ее заметили все.

– Жутковатое зрелище, – передернувшись, выдавил машинист. Ему тотчас вспомнился фильм ужасов с ожившей куклой.

Стоило им вздохнуть с облегчением, когда кукла скрылась из виду, как из кучи тряпья выполз плюшевый серый медведь. Один глаз-пуговица держался на ниточке, правой лапы вовсе не было, но он упорно лез наверх и уже через мгновение стоял на высоком мусорном холме, взирая на незнакомцев бесстрастным взором бездушной игрушки.

– Может, пальнуть по нему? – Рябому однозначно не нравилось, когда предметы оживают, вот только тратить патроны на плюшевое недоразумение было жалко – вдруг на пути снова попадутся бродячие псы или еще кто пострашнее?

– Предлагаю пройти свалку как можно быстрее, пока игрушки не придумали мстить за свои старые обиды, – заметил Волкогонов и потянул Кострова за рукав.

Машинист, выпучив глаза, смотрел, как медвежонок медленно спускается с холма. Тот явно собирался следовать за людьми, поэтому группа заторопилась со сборами.

Денис же застыл столбом, взирая на неуклюжие движения живой игрушки, которая живой на самом деле не была. Медведь наконец спустился с мусорной кучи, чуть не зацепившись лапой за острый штырь, и целенаправленно побрел к парню, рассматривая его глазом-пуговицей. Перед молодым человеком тотчас встала давняя картина кошмара, донимавшего его в раннем детстве. В этом сне он лежал в своей маленькой кроватке с деревянными перекладинами по бокам. Неожиданно в ночной темноте его внимание привлекал странный звук, и вскоре сквозь частокол перекладин заглядывал плюшевый мишка. Он карабкался на кровать, цепляясь лапами, и, перевалившись через боковину, ловко спрыгивал на одеяло. Мальчик явственно чувствовал на себе вес плюшевого зверя, который неторопливо приближался от ног к голове ребенка, смотря ему в лицо холодными мертвыми глазами. Протянутые вперед передние лапы будто бы нацеливались на горло. В ужасе маленький Дениска натягивал одеяло на голову, однако настойчивый монстр, замерев в районе его груди, терпеливо ждал, когда ребенок высунется наружу из своего укрытия. Дрожа и обливаясь по́том, едва дыша под теплым одеялом, мальчишка беззвучно шептал: «Уходи! Уходи прочь!» – но ночной гость явно никуда не спешил… А потом мальчик просыпался и при свете утреннего солнышка обнаруживал плюшевого медвежонка сидящим на своем месте – на открытой полке в шкафу. Вот только Денис был уверен, что медведь просто претворяется игрушечным, а в полночь вновь превратится в чудовище, которое хочет его задушить.

– Ты чего встал как вкопанный? – Рябой дернул парня за плечо. – Пойдем скорее, а то на меня плохо действуют подобные фокусы «Вятки».

Рябой в детстве тоже был наслышан об историях с ожившими игрушками и, в отличие от Дениса, знал пару реальных фактов, когда в игрушки на самом деле вселялись демоны и те оживали. Правда, проверить эти факты он никак не мог, но доверие рассказчики вызывали, так что…

Медведь тем временем запнулся и упал в грязную лужу, откуда вылез еще страшнее. Он протянул лапу Денису, будто прося его о помощи, однако тот лишь нервно поморщился и пошел прочь, увлекаемый проводником.

Внезапно Костров, шедший рядом с Волкогоновым, что-то приметил на земле, упал на колени и стал отчаянно запихивать комья земли себе в карманы.

– Иваныч, ты чего? – Волкогонов схватил «туриста» за плечо, но тот со злостью отпихнул его руку и продолжил свое занятие. Земля высыпалась из карманов, а машинист отчаянно продолжал наполнять их.

– Чего это он? – Рябой, волочащий за собой Дениса, остановился рядом с товарищем, удивленно рассматривая занятого странным делом машиниста.

– Черт его знает, что ему привиделось, – в сердцах бросил Волкогонов, снова пытаясь оторвать Кострова от земли. Василий Иванович зарычал, словно зверь, и едва не укусил проводника. – Совсем ошалел! – Волкогонов едва успел одернуть руку.

Рябой оглянулся, дабы убедиться, что ожившие игрушки их больше не преследуют, затем нагнулся к Кострову и с силой ударил его раскрытой ладонью по щеке. Тот дернулся и с удивлением воззрился на обидчика, пытаясь сообразить, почему это он стоит на коленях, а его руки в грязи. Он отрешенно уставился на ладони, потом перевел взгляд на карманы, набитые грязью, и с ужасом начал вытаскивать землю обратно, подвывая, будто они были полны чем-то неприятным и мерзким. Он даже стянул с себя куртку и долго вытряхивал ее, чтобы убедиться, что в карманах точно ничего нет.

– Привиделось чего, Иваныч? – Рябой подмигнул машинисту, чтобы тот не серчал на него за пощечину.

– Не поверишь! – Глаза машиниста расширились и стали размером с блюдце. – Померещилось, что передо мной на земле золотые монеты россыпью лежат! Я бросился их собирать и в карманы запихивать, а потом – глядь! – а это и не монеты вовсе, а опарыши навозные. Белые, жирные. Ползают по рукам и шевелятся в карманах. Бр-р-р! Мерзость какая…

– Бывает, – бросил Рябой и многозначительно посмотрел на Волкогонова, чтобы тот принял к сведению заморочки клиента и впредь ожидал от него подобных метаморфоз на маршруте.

Край свалки отмечался перелеском, а за лесом уже начиналась другая локация, и проводники надеялись, что, убравшись с полигона, они больше не станут добычей голодных бродячих псов и странных оживших игрушек. Рябой прислонил ружье к дереву и повесил патронташ на сучок.

– Мусорщик просил оставить оружие здесь, когда минуем свалку, – ответил проводник на немой вопрос Волкогонова. – Сам понимаешь, ему тут без ружья никак.

– Эх, надо было с ним обстоятельно побеседовать, выяснить, с какой он Территории, – сокрушался Волкогонов. – Может, в этом и кроется причина появления свалки на «Вятке»! Может, дело не в персональном квесте и не во временны́х парадоксах, а в том, что в этой точке пересекаются две или даже больше Территорий.

Глава пятая

Зверь

Петр открыл глаза, неожиданно осознав, что заснул сидя. Костер давно прогорел, и даже угли превратились в серый пепел. Он поежился, понимая, что за ночь здорово продрог, но разводить огонь снова не было смысла – нужно отправляться в дорогу. Он взглянул на левую руку, которая превратилась в настоящее полено. Отек сполз вниз, и кулак опух так сильно, что стал похож на молот. Вероятно, все-таки перелом. А так хотелось верить, что всего лишь ушиб! Мало того, что рука была теперь ни на что не способна, так еще и ныла ужасно, с прострелами, поэтому после нехитрого завтрака Петру пришлось выпить таблетку обезболивающего и ждать, пока боль утихнет.

Страшный и грязный старик, преследовавший его накануне, сгинул, и Петр, подумав, решил, что это очередной морок «Вятки» или страшный сон, привидевшийся ему от усталости. Он неловко закинул рюкзак за спину, с трудом продев левую руку в лямку, и повесил сломанную конечность на перевязь. Поднял палку и, опершись на нее, встал на ноги, даже после недолгого забытья чувствуя усталость.

Цепкие хвойные лапы так и норовили разодрать одежду или выколоть глаз, приходилось раздвигать их палкой, а местами опускаться чуть ли не на четвереньки, что оказалось крайне неудобно с одной действующей рукой. Стоило ему встать на колени, чтобы пролезть под очередной низкой веткой, влага тотчас напитывала штаны – почва была откровенно мокрой. Чем дальше он углублялся в лесную чащу, тем темнее становилось вокруг. Казалось, что дневной свет сюда вовсе не проникает и здесь всегда царит мрак. Петр даже стал подумывать о фонаре, но вскоре выбрался на более или менее свободное пространство и, отбросив палку, которая на последних метрах больше мешала, чем помогала, побрел туда, где, как ему казалось, виделся просвет.