Читать онлайн Избранница теней

© Мэри Сэйбл, 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Пролог

Восемьсот лет назад

Свет от горящего факела проникал в темный коридор тюрьмы королевства Элрога. Все камеры были пусты. Вдоль них поспешно шагал новый король Медеуса в сопровождении младшего брата. На них сияли вражеские доспехи: им нужно было остаться незамеченными среди врагов, и поэтому пришлось пойти на этот маскарад, чтобы добраться до того, кого они искали.

– Надеюсь, он здесь. Мы должны его вызволить, – сказал младший брат.

– Если еще не поздно, Ахафир, – холодно ответил второй. Старший сын покойного короля Медеуса, Талай Фриель, был похож на своего отца. Ему исполнилось всего семнадцать, но он выглядел гораздо старше своих лет. К сожалению, после смерти отца именно ему было предначертано взойти на трон, а значит, жестокие времена не закончились. Кроме Ахафира у него было еще три брата и две сестры. Самой младшей из них только исполнилось три года. Талая боялись все. Неуравновешенность и жестокость прививались ему отцом с самого рождения. И многие не догадывались, на какие изощренные пытки над людьми он способен ради достижения своих целей.

Когда братья дошли до конца коридора, из последней камеры раздался писк ослепленных факелом крыс, что копошились вокруг тела. Твари испугались яркого огня и разбежались в разные стороны.

Ахафир прикрыл рот рукой, ошеломленный увиденным.

На полу, скрючившись, лежал некогда могучий воин и король Элрога, за которым в свое время шел весь народ. Теперь, по иронии судьбы, он стал первым заключенным тюрьмы, которую сам же и приказал построить в скале для покойного отца Талая. Тело мужчины больше напоминало скелет, обтянутый кожей, а язвы от укусов крыс гнили, распространяя вокруг смердящую вонь.

– Он мертв, Талай? – спросил Ахафир.

Проигнорировав вопрос, Талай присел на корточки, чтобы получше разглядеть лицо заключенного. От яркого света тот внезапно распахнул глаза и чаще задышал, но остальные части его тела оставались неподвижны.

– Горбен, как нам освободить тебя? – спросил Талай стальным тоном.

Вместо ответа из горла мужчины вырвался хрип.

– Нам нужен ключ, Горбен Фонтегорн. Скажи, где он, и мы вызволим тебя отсюда. Твое исчезновение привело к тому, что начали гибнуть целые народы. И твой, и наш, – протянул Ахафир.

Талай открыл бурдюк с водой, просунул руку между прутьями решетки и дотянулся до рта заключенного. Тот жадно заглатывал воду, и в его глазах будто бы снова появился блеск.

– Смотри, Горбен, совсем недавно ты со своими дружками мечтал лишь о том, как уничтожить нас всех. Всех людей без исключения. А теперь ты умираешь здесь, в собственном замке, запертый в построенной тобою тюрьме. Никто ведь даже не знает, что ты тут. Король Элрога утратил свою мощь и покинет этот мир как ничтожество.

Ахафир толкнул старшего брата, чтобы тот замолчал.

– Я умираю только ради вас, – прохрипел Горбен.

– Великая жертва, – спокойно произнес Талай. – Эти прутья даже тараном не пробить, твое же колдовство держит тебя в клетке. Ты знаешь, где ключ? Где эти твари, что украли его?

– Уничтожьте все знания обо мне. Уничтожьте! Люди должны забыть, что Владыка существовал, – хрипло сказал Горбен, но его голос уже казался потусторонним.

– Мы не оставим тебя здесь, а похороним как короля.

– Ключ у одного из них. Они хотят, чтобы я остался в своей тюрьме навечно. – Даже в таком тяжелом состоянии в его голосе слышалась ирония. Горбен буквально выдавливал из себя каждое слово. – Из-за меня они лишились дара времени и еще теперь не могут околдовывать людей глазами и влиять на сознание. Но помните: этих существ по-прежнему нельзя убивать. Они завладеют разумом любого, кто попробует отнять у них жизнь, и будут управлять его телом, ведь их душам всегда нужно пристанище. Вся магия на этом континенте умерла вместе с моей силой Владыки, но они – бессмертны и дождутся моего возвращения из мертвых.

– Ты умираешь. Потеряв мощь Владыки, ты лишился и бессмертия. Как же ты сможешь вернуться без магии?

– Ванпулы. Они не должны попасть на этот континент. Только проводники, живущие за нескончаемым океаном, способны вернуть меня.

Талай и Ахафир переглянулись. Даже в полной тишине им приходилось прислушиваться к каждому слову, шорохом скользящему по мрачной темнице. Слово «ванпулы» прозвучало четко и ясно, но братья не догадывались, что это за существа, и даже не могли их представить. Они боялись других созданий – тех, что заточили Горбена в тюрьму и сбежали, прихватив с собой ключ.

Визийя. Так их прозвали. Три существа, которые желали уничтожить весь людской род из-за пророчества. Без Владыки они утратили свое могущество, а их магия пропала. Они больше не угрожали человечеству, хоть и считались все еще бессмертными. Но с возвращением магии к ним вернется сила. Во времена Владыки только они были наделены способностью читать время, а теперь и этот дар был утрачен. Без визийя никто не сможет заглянуть в прошлое, настоящее и будущее.

– Так что же нам делать? – спросил Ахафир.

– Уничтожьте книги. Все знания обо мне, Владыке и визийя. Всю историю, что была написана до вас. Теперь вы – начало жизни, правление Медеусом начнется с вас. Это касается и других королевств.

– А твой племянник? Захочет ли он перемирия с королевством моей семьи? – мрачно спросил Талай. – Трон Элрога ведь перейдет к нему. А нас подозревают в твоей пропаже.

– Книги… уничтожьте все книги. Начните историю заново, – голосом, больше похожим на скрип, произнес Горбен. – Никому не говорите, где остался мой труп.

Больше он говорить не мог – испустил дух. Некогда могучий король, обладавший невиданной силой, умер в жесточайших муках.

– Его уже не спасти, Ахафир, – сказал Талай.

– И что нам теперь делать? – спросил тот, увидев, что губы заключенного уже не шевелятся, а веки опустились навсегда.

– Пойдем отсюда. Нужно найти беглецов, которые предали его.

– Какой в этом смысл? Ты же помнишь, что визийя нельзя убивать. Да, без Владыки они лишились своих сил, но они легко подчинят твой разум и завладеют телом. Нам не нужны их смерти – душа только перейдет с одного тела к другому. Они не представляют угрозы, если просто оставить их в покое, Талай.

– У одного из них ключ. Мы должны похоронить короля с достоинством, – огрызнулся Талай, указывая на мертвеца.

– Ты слышал, что он сказал? Наша главная цель – переписать историю! Уничтожить все книги, заставить людей забыть. Забыть о предателях-визийя, о Владыке, о том, что король Горбен объединил свою душу с магией, которая стала проклятием. Никогда не забуду существо, в которое он мог перевоплощаться – настаивал Ахафир.

– Ты тоже забываешь, что существуют и другие. Ванпулы, о которых нам ничего не известно. Они могут приплыть сюда и вернуть его! Я никогда не слышал об этих проводниках, и мы понятия не имеем, с чем можем столкнуться.

– Никто не пересекал океан, кроме Владыки. Горбен создал их на других землях, там они и останутся.

– Но визийя! Они не позволят забыть историю, – невозмутимо парировал Талай.

– Они не посмеют вылезти из своих укрытий. Утратив силу, они затаятся, а мы должны предотвратить возвращение магии. – Сказав это, Ахафир и сам пришел в замешательство. – Сейчас война, Талай, как мы можем уничтожить книги? В этом городе самая большая библиотека на всем континенте.

Талай задумался на краткий миг.

– Значит, мы должны объединиться с будущим королем Элрога, Гофаром.

– Он даже не знает, что его дядя здесь – заперт в собственной тюрьме. Ни один ключ, кроме краденого, не откроет эту решетку. Никто так и не похоронит короля.

– Мы своего отца тоже не похоронили. Лишь пепел, оставшийся от него. Если ты не забыл, он сгорел заживо от огня Горбена. Но с ним покончено, выбор короля спас нас от уничтожения.

Ахафир все помнил.

– Нужно сжечь книги. Мы должны закончить войну, Талай, иначе жертва Горбена была напрасна.

– Придет время, и я отомщу Фонтегорнам за смерть нашего отца и убью Гофара. Но сейчас мы не справимся без его помощи.

– Ты не можешь его убить. Не становись таким же жестоким, как отец! – вскрикнул Ахафир, но Талай только гневно сверкнул черными глазами.

– Идем! Гофар в замке. Мы должны остановить его, пока он не вышел на поле битвы против наших солдат.

Периметр замка патрулировала стража Элрога, но Ахафир и Талай, прикрыв лица шлемами, смогли слиться с ней. Они держали путь к покоям нового короля. Ахафир не хотел никого убивать, но знал, что Талай ни перед чем не остановится.

Комнату Гофара охраняли два сонных охранника. Однако, выдав себя за сменщиков караула, братья не смогли ослабить бдительность стражи.

– Вы еще кто… – Не успел солдат договорить, как Талай мгновенно отреагировал. Он оттолкнул Ахафира назад, прикрыл рукавом нос и рот, а потом пустил в лицо стражникам летучий порошок. Двое мужчин сползли по стене и уже не могли защитить покои Гофара.

– Что это было? – тихо поинтересовался Ахафир.

– Порошок отца. Помогает избежать лишнего шума. Они проснутся через несколько часов. Не убивать же, пока мы так нуждаемся в мире.

Талай достал отмычку и вставил в замок, стараясь действовать осторожно. Наконец дверь поддалась. Благо замки́ на дверях были не такими, как на решетках в тюрьме. Когда они проникли внутрь, огонь факела осветил помещение: ничего не подозревающий Гофар мирно спал, но не один. На кровати обнаружились его жена и мальчик лет восьми – сын.

– Я и забыл, что короли и принцы в Элроге делят покои с женами, – с удивлением отметил Талай.

Потревоженный голосом, прозвучавшим достаточно громко в тишине комнаты, Гофар открыл глаза и уставился на двух солдат, которые уже сняли шлемы. Его жена тоже проснулась и хотела было закричать, но он положил руку ей на плечо, успокаивая и показывая, что все в порядке.

– Не подобает королю так поступать, Талай Фриель. Ты слишком юн, чтобы брать на себя столь подлую ответственность. Понимаешь, что еще больше очернишь репутацию своей семьи? Хочешь вырезать нас прямо в постели? Даже женщину и ребенка?

– Видел твоего дядю, Гофар. Теперь ты станешь королем, как и я. Но перед своей смертью Горбен дал наказ. Ты выполнишь его вместе со мной, иначе мне придется уничтожить весь род Фонтегорн.

– Какое тебе дело до приказа моего дяди? Ты славишься безжалостностью, как и твой отец, и убьешь меня, как только представится возможность.

– Неужели? Для чего тогда я распинаюсь здесь, в твоих покоях, и рискую жизнью, находясь в этом замке?

Гофар немного помедлил и спросил:

– Где и как умер мой дядя?

Талай призадумался над его словами, надменно улыбаясь. Гофар был прав: он и правда был жесток, но сейчас это не имело значения.

– Вряд ли ты поверишь мне, но я хотел спасти Горбена. Оказалось уже слишком поздно. Теперь мы все должны забыть, что он когда-либо существовал. Сохрани жизнь своему мальчишке. Обеспечь ему мирное правление в будущем, – проговорил Талай, ехидно глядя на ребенка.

– Что я должен делать?

– Уничтожь книги о прошлом. Напиши историю своей семьи по-новому. Ты будешь первым из рода Фонтегорн. История нашей фамилии тоже начнется сначала, как и у всех королевств на континенте. Магия не будет упомянута ни в одной книге.

– Значит, вы хотите, чтобы мы забыли все злодеяния короля Тахора? Просто вычеркнули Горбена и его мертвую дочь?

– Они мертвы, Гофар. Визийя предали вас. У Фонтегорнов больше нет ни магии, ни власти над людьми. Мы поможем тебе избавиться от истории. Люди должны забыть о Владыке, и тогда визийя никогда не вернутся. Так перед смертью повелел сам Горбен.

Гофар понимал, о чем говорит Талай. Посмотрев на сына, который тер глаза оттого, что его разбудили среди ночи, он осознал: ему придется исполнить последнюю волю покойного короля и взять на себя бремя правления.

– Хорошо. Мы вместе уничтожим историю, но поклянись, что никогда не тронешь моего сына. – Гофар смотрел Талаю прямо в черные, как беспросветный мрак, глаза.

– Клянусь всеми Богами.

– Вас не тронут в моем замке, пока мы не исполним последний наказ Горбена. После этого вы никогда больше не ступите на эти земли и не будете претендовать на престол Элрога. Никогда не попытаетесь снова присвоить себе наши земли.

Талай презрительно посмотрел на него и согласно кивнул.

Удовлетворившись обещанием, Гофар уже хотел выпроводить незваных гостей из комнаты, но остановился при виде стоящего возле стола Ахафира.

– Книги есть не только в библиотеке, здесь их тоже полно. – Ахафир указал на стол.

– Завтра с утра мы начнем перебирать все книги в городе. Как закончим здесь и в Медеусе, доберемся и до остальных трех королевств. Даже в Священной долине придется уничтожить рукописи с историей.

– Мало уничтожить книги. Надо заставить людей замолчать об этом навек, – настаивал Ахафир.

– Пусть каждый, кто произнесет «Владыка» или «магия», будет казнен. От страха люди будут вынуждены забыть о том, что когда-то происходило на этой земле вплоть до сегодняшнего дня. – Талай говорил об этом с удовольствием.

Ахафир встревожился из-за того, с каким предвкушением брат рассуждает об убийствах, но не мог не признать его правоту: только страх искоренит память о прошлом.

Гофар провел братьев в свободную комнату, а по возвращении судорожно начал копаться на столе.

– Что ты делаешь? – спросила его жена, потрясенная случившимся.

– Я не позволю уничтожить эту книгу! Мы просто хорошо ее спрячем. – Гофар выглядел возбужденным.

– Горбен приказал искоренить историю, а ты собираешься оставить главное доказательство его существования? – прошептала она, боясь, что разбудит сына, который уже заснул.

– Ее никто не найдет. Когда все закончится, я спрячу ее внутри библиотеки. Похороню за тяжелыми плитами в стенах.

Наконец он нашел то, что искал. Книга сильно отличалась от других. Переплет был выполнен из чешуи гигантской ящерицы: одной желто-изумрудной чешуйки хватило, чтобы покрыть всю книгу. Открыв ее, Гофар словно оцепенел.

– Очнись, Гофар. Убери дневник Горбена, пока они не обнаружили его и не предали огню!

Она захлопнула книгу прямо у него в руках и, взяв платок, завернула ее, а затем спрятала под подушку.

Три года спустя во всех королевствах был уничтожен каждый исторический источник, в котором описывалось правление Фонтегорнов и Фриелей. Короли трех других государств также осуществили последнюю волю короля Горбена и вычеркнули из истории предков ради будущего собственных детей. Все опасались возвращения Владыки и слуг времени, что предали его. Утратив силу управлять разумом людей, визийя исчезли, и благодаря этому появилась надежда на существование человеческого рода.

После того как Талай начал заживо сжигать всех, кто имел неосторожность проговориться о Владыке или о королях, живущих задолго до его отца и Гофара, люди боялись и подумать о том, что магия когда-то существовала. Никто больше не рассказывал детям о Владыке и его визийя, потому что наивные малыши могли в любой момент раскрыть секрет. Про ванпулов и вовсе никто не знал на этой земле, а значит, не о чем было рассказывать.

Живущие на континенте ведьмы, как оказалось, тоже потеряли силы, но это не помешало Талаю сжечь и их. Он преследовал одну лишь цель – уничтожить всех, кто некогда был замешан в колдовстве.

Когда последняя книга с историей была уничтожена, Гофар вместе с сыном прибыл в столицу королевства Талая. Казалось, между Элрогом и Медеусом наступил мир, и они простили друг другу грехи предков. Однако за годы совместной борьбы против магии Талай не нашел покоя и решил, что исполнит свое обещание, данное Ахафиру в тот день, когда у них на глазах умер Горбен. Ахафир надеялся, что старший брат образумится и не пойдет на это, но его жестокость не исчезла вместе с историей.

Выйдя на середину зала, Талай поприветствовал прибывших в его замок гостей. Доброжелательная улыбка сменилась оскалом. Стоя лицом к лицу к королю Элрога, он с ненавистью произнес:

– Твой дядя сжег моего отца! Но я не хочу прослыть несправедливым и поэтому убью только тебя, оставив наследника в живых, как и клялся. Род Фонтегорнов не умрет.

С этими словами Талай резким движением вонзил кинжал прямо в сердце Гофара на глазах у его сына. Ахафир в ужасе бросился к Гофару, пытаясь помочь ему, но было уже поздно. Король Элрога скончался мгновенно.

Талай наслаждался триумфом. Он смеялся так громко, что его, казалось бы, слышал весь Медеус. Оскал, присущий больше животному, чем человеку, исказил его лицо до неузнаваемости.

В ту кровавую ночь погибли все пришедшие с Гофаром люди Элрога. Жизнь сохранили только мальчишке.

Ахафир проклял брата за содеянное. Понимая, что маленькому будущему королю все равно грозит опасность, он схватил его и вывез из столицы. Теперь спасти наследника Элрога было его единственной целью.

После внезапной смерти отца принц Гофар поклялся, что уничтожит Медеус и весь фриельский род, даже несмотря на то, что один из них спас его.

Проклятие Ахафира сбылось через год – ровно в день смерти Гофара.

Талай умер от руки собственной сестры. Она перерезала ему горло прямо в его постели. Никто больше не желал, чтобы Медеусом правил еще один жестокий король.

Следующим на престол должен был взойти Ахафир, но благородному принцу не суждено было стать королем. Он так и не вернулся домой – его казнили в Элроге после того, как он доставил сына Гофара на родину. Поэтому королем Медеуса стал Нутор, третий по счету брат Талая.

Смерть Талая не остановила вражды между королевствами, которая уже затянулась на века. Ненависть друг к другу и желание отомстить за родных будто передавались по наследству вместе с рождением наследников могущественных семей. Фриели желали завоевать Элрог. Фонтегорны грезили завоеванием Медеуса. И не жить спокойно одной семье, пока по земле ходит другая.

За несколько прошедших столетий территории так и не сдвинулись в пользу ни одного из королевств, но регулярные столкновения войск истощали и народ, и земли. Время от времени между ними устанавливались вынужденные перемирия и прекращались бои, пока в ком-нибудь из королей вновь не просыпалась одержимость свергнуть врага с престола.

Прошло восемь веков, прежде чем между Фонтегорнами и Фриелями был заключен долгожданный мир.

Но вместе с миром вернулась и магия…

Глава 1

Траур

Восемьсот лет спустя

Эхо тяжелых шагов священника Питера раздавалось по тронному залу, словно молот бил по наковальне. Страх наполнял помещение, а тело старика дрожало. Никто не знал, что с ним сделают. Казнь священников была запрещена. Как же тогда король накажет его за то, в чем он даже не виноват? Каждая секунда времени творила историю, но люди не придавали этому большого значения. В тот роковой день он просил принцессу поскорей вернуться ко всем остальным. Будь он настойчивей, то история пошла бы другим путем.

Король Медеуса, темноглазый Жан Фриель, не отличался деспотичным характером, который был присущ всем его предкам. Да и в отличие от большинства правителей других земель, власть не настолько испортила его. Однако разум помутился. За последний год его стала одолевать болезнь, поэтому от лица короля правил главный советник – лорд Бастьен Ларден.

«Когда несчастье приходит в семью, особенно если это касается твоего здоровья или здоровья детей твоих, власть не служит утешением. В этот момент можно ясно увидеть, что все люди равны между собой. Неважно, кто ты. Мгновение – и твоя жизнь меняется, и последствия бывают непредсказуемы». – писал в своих дневниках Ларден.

– Где моя дочь? Где Джоан? – голос короля дрожал.

– Мой господин, я сделал все, что было в моих силах. Звал на подмогу, кричал, молил о помощи. Мы преследовали его, сколько могли. Поверьте, я бы не раздумывая разделил участь принцессы.

– Я спрашиваю, где она? – крик короля Жана обрушился на священника как гром, отчего боль в его груди усилилась.

– Господин… Я пытался ее увести, но она заигралась подле реки. В этом возрасте дети крайне непослушны. Я… я не поспевал за ней. Мы гуляли вдвоем неподалеку от лагеря… но он появился из ниоткуда… – Питер упал на колени, и от его сорвавшегося голоса у всех замерло сердце.

– Кто «он»? – сквозь зубы процедил король.

– Медведь, мой повелитель, медведь… Он схватил ее зубами за голову… за лицо и потащил в лес… Она не успела даже закричать. Я мчался за ним со всех ног. Звал на помощь, но никого не оказалось рядом. И тут он остановился и выпустил ее… Я помню его взгляд хищника. Помню беспомощный взгляд Джоан. У нее… ее левый глаз был вырван… Она была вся в крови…

По морщинистому лицу старого священника текли слезы. Его голос уже не был похож на человеческий. Дыхание сбилось, а каждое слово давалось с трудом. Взгляд от беспомощности стал пустым, как будто он снова переживал этот кошмар в своем сознании. Выдержать такое было бы тяжело любому человеку, а рассказывать отцу о гибели дочери и вовсе казалось непосильным испытанием.

Лорды, присутствовавшие в тронном зале, с ужасом наблюдали за происходящим, но никто не мог издать и звука.

Зал с высокими потолками и окнами, пропускавшими лучи солнца, был огромен. Над троном красовался огромный синий гобелен с изображением герба Медеуса – лютни, скрещенной с копьем. Остальное пространство было пустым, отчего даже хриплый шепот измотанного Питера долетал до каждого уголка.

– Я остановился, уповая на то, что он не потащит принцессу дальше. В этот момент я и заметил солдат. Они все-таки услышали мой зов и последовали за нами. К несчастью, производимый приближающейся стражей шум спугнул медведя. Зародившаяся было надежда угасла. Зверь снова схватил девочку за плечо и убежал, больше не останавливаясь. Мы преследовали его до самой ночи, но безуспешно… Лес слишком густой, даже лучи солнца сквозь такую чащу практически не попадали на землю. В темноте найти медведя по следам оказалось невозможно. Мы сделали все, что было в наших силах, Ваше Величество. Боюсь… она не выжила.

После этих слов старик, потеряв сознание, распластался на полу. Удивительно, что его сердце не разорвалось после пережитого за последние недели. Однако здоровье у семидесятипятилетнего священника было на зависть даже молодым солдатам. Крайне редко кто-то доживал до такого возраста.

Считалось, что служба Богам даровала здоровье и долголетие. Служители святилищ жили намного дольше королей, не говоря уже об обычных крестьянах. Именно поэтому казнь священников была запрещена, ибо не избежать кары за это от высших сил.

– Унесите его в святилище, пусть за него молятся его собратья. Когда очнется, пусть и сам молится за душу моей несчастной дочери. Если казню его, то Боги покарают меня. Отберут моего последнего сына. – Речь короля была ровной, но в его голосе сквозили досада и боль. – Я даю Питеру право жить, но из святилища он не выйдет до конца своих дней! Знай я, чем обернется эта помолвка, то никогда бы не пустил своих детей в проклятую столицу Элрога.

Стоявшая в зале тишина превратилась в гул.

Слишком долго война между королевствами истощала земли; гибли люди, а женщины растили детей без отцов. Кроме того, одиноких женщин похищали живущие в окрестных лесах варвары. Поэтому сейчас, когда установился шаткий, но все-таки мир, все с нетерпением ждали помолвки наследника короля Жана, принца Луи Фриеля, и принцессы Шарлотты Фонтегорн из королевства Элрог. Грядущая помолвка дарила надежду, что вражда между королевствами закончится. И нельзя позволить захворавшему королю разрушить и без того хрупкий мир.

В сорок один он все еще был привлекательным статным мужчиной, а также хорошим мужем и добрым человеком. Когда-то его считали мудрым правителем, и слава о нем была не просто бравадой – он всегда участвовал в сражениях вместе со своей армией. Годы на поле боя не позволяли ему раздобреть, как многим другим правителям до него, что не вставали с блаженных тронов. Но за последний год болезни все изменилось, и в этот день рассудок будто совсем покинул его. Он объявил траур по своей дочери и удалился из зала, еле передвигая отекшими от болезни сердца ногами.

После ухода правителя гул в зале не затих.

Установление мира между Медеусом и Элрогом казалось невероятным достижением. Восемь веков между ними шла война, но благодаря помолвке Луи и Шарлотты все должно было измениться.

Заключить этот мир помог главный советник, лорд Ларден, который обладал невероятным даром убеждения. Именно он предложил заключить союз между враждующими семьями. И хотя идея женить Луи на принцессе Шарлотте изначально была резко отвергнута, король не был слеп. Он понимал, что его армия превосходит численностью, однако солдаты не могли устоять против натиска знаменитой конницы Элрога.

Раз в шесть лет пять королей континента собирались в Священной долине – единственном месте, куда запрещено проносить оружие. Правители чаще всего обсуждали торговлю и новые изобретения, именно здесь были определены обходные пути через море, чтобы не пересекать границы двух враждующих королевств. Тем не менее даже в этом месте между домами Фриель и Фонтегорн каждый раз вспыхивал раздор.

В прошлом году Жан тяжело заболел, и никто не верил, что он оправится после тяжелого удара. Король же больше всего боялся позора, если не явится на собрание. Однако жена Маргарита убедила его, что отправить вместо себя Лардена будет самым разумным решением. Она также поддержала идею помолвки сына и Шарлотты, ведь каждый бой нещадно разорял и их земли. Этому пора было положить конец.

Король Чарльз Фонтегорн не мог не насладиться моментом, когда на собрание вместо Жана Фриеля прибыл всего лишь его главный советник. Однако Ларден знал, что делать. Своей настойчивой, аргументированной речью ему удалось убедить всех в том, что свадьба необходима. Короли соседних земель обычно не вмешивались в вечную войну, но здесь они поддержали план. Это бы облегчило жизнь каждого на континенте.

Чарльз тоже понимал, что брак необходим. Его славная конница, на которую он всегда рассчитывал, уже не могла оказать достойное сопротивление врагу: лошадей поразила какая-то неведомая хворь. Треть табуна пала, а из оставшихся и половина не могла приносить приплод.

И вот он – шанс. Лучший момент остановить безумие, длившееся веками, но при этом не показать слабости.

– У Жана ведь есть дочь? – спросил Чарльз с ухмылкой.

– Совсем маленькая, Ваше Величество, – спокойно ответил Ларден. – Ей всего два года.

– После помолвки моей дочери придется жить в Медеусе. Советник, вы же не станете отрицать, что для меня это большой риск – она словно окажется у вас в плену. Я выдам Шарлотту за Луи, но при одном условии. Жан отдаст свою дочь моему сыну Эрику. И сразу после помолвки малышка отправится в Элрог.

Ларден напрягся: с одной стороны, выбора не оставалось, а с другой – он был не вправе принимать такое решение самостоятельно. Но думать пришлось быстро. Луи было десять, Шарлотте – восемь, и в этом случае все, без сомнения, должно было пойти по плану. Через несколько лет после помолвки они поженятся и произведут на свет наследника. Однако сыну Чарльза исполнилось уже тринадцать; он был достаточно взрослый для двухлетней девочки, и никто доподлинно не знал, каким он будет, когда малышка вырастет.

– Я жду вашего ответа. – Чарльз внимательно следил за реакцией Лардена. – Раз сегодня Жан не удостоил нас своим присутствием, решение придется принимать вам.

– Мы отдадим вам принцессу Джоан, но в отличие от Шарлотты она еще слишком мала. Она позабудет своих родителей, если сразу останется в Элроге. Однако я клянусь и подпишу любые бумаги, что она явится в Элрог на помолвку вместе с Луи, – быстро сказал Бастьен Ларден.

– Вот и славно. – Чарльз, хлопнув в ладоши, резко встал.

Когда король Жан узнал, на что согласился главный советник, его гневу не было предела.

– Они так же рискуют, отдавая вам Шарлотту. – Лорд Ларден стоял на своем, и Жан в конце концов был вынужден признать его правоту. Гнев утих, на его место пришло упрямство.

– Я даю разрешение на помолвку дочери с этим Эриком, но она останется дома не просто несколько лет, а пока ей не исполнится девять. – В этом король был непреклонен.

Ко всеобщему удивлению, Чарльз согласился с условием, но потребовал непременно показать девочку. И настоял на том, чтобы помолвка Джоан и Эрика состоялась в Элроге одновременно с помолвкой Луи и Шарлотты.

Торжество назначили через год.

Когда пришло время собираться в путь, Жана снова хватил удар. Выдвигаться нужно было в ближайшее время, потому как установленный Чарльзом срок истекал. Еще не оправившись, король не мог сопровождать детей, и поэтому королеве Маргарите пришлось одной представлять Медеус на заключении союза. Она отправилась в Элрог с детьми под охраной надежных воинов. Священник Питер был в числе сопровождающих.

Помолвка состоялась.

Луи сумел произвести впечатление на Шарлотту, а малышка Джоан покорила весь Элрог. Вот только самовлюбленный Эрик не мог представить эту задорную девочку в качестве своей будущей жены – он совершенно не понимал, что с ней делать. Помолвка ничего не изменила в жизни наследного принца, и он по-прежнему ни в чем себе не отказывал.

Король Чарльз старался тщательно скрывать пороки своего сына от королевы Маргариты. И в день помолвки даже заставил Эрика подарить принцессе бирюзовое платье, расшитое элрогскими драгоценными камнями. Выше всего ценился лакрин – синий камень с прозрачными вкраплениями. Он считался особенным, потому что только у Фонтегорнов были такого же оттенка глаза.

С того дня никто не мог заставить Джоан снять платье. Даже спать ложилась в нем, не позволяя переодеть себя в ночную рубашку. Служанкам приходилось снимать наряд со спящего ребенка.

Исполнив миссию, Маргарита с собственными детьми и Шарлоттой отправилась в обратный путь. Никто и предположить не мог, что отказ Жана оставить Джоан в доме будущего мужа приведет к столь ужасной трагедии.

Король винил в этом кого угодно, но только не себя. Поэтому, выходя из тронного зала, не почувствовал на себе взгляда пары горящих глаз.

Свидетелем того разговора стал Луи – кареглазый мальчик одиннадцати лет с темно-каштановыми волосами. Ростом он уже догонял могучего, но не высокого отца. Он с раннего детства обучался бою на мечах, стрельбе из лука и верховой езде. Истинный наследник престола с храбрым сердцем и доброй душой с ужасом слушал короля, держа за руку будущую жену. Конечно, ему тяжело было смириться с утратой сестры, но даже в столь юном возрасте он хорошо понимал: если война продолжится, народ рано или поздно взбунтуется против власти, которая может обречь их всех на новые страдания.

– Прости отцу его слова про проклятый Элрог. Я уверен, его изводит горе, к тому же болезнь сказывается. Он всегда был добрым. Мы помолвлены, и ничто не помешает нам быть вместе. Единственный ключ к миру – наша будущая свадьба. Я обещаю быть верным мужем. Мой город станет твоим новым домом, а ты будешь моей главной опорой. Война больше не вернется на наши земли! – сказал он наивно, но уверенно.

Девятилетняя Шарлотта была смышленой девочкой и поняла, о чем говорил Луи. Она уже смотрела на него как настоящая королева, хотя ее щеки налились румянцем от его слов. Светлые локоны ниспадали до лопаток. Слегка задранный маленький носик и пухлые алые губы делали ее очаровательной, а фонтегорновские глаза цвета лакрина могли свести с ума кого угодно.

– Я понимаю твоего отца, Лу. Поверь, со временем он будет винить только себя, потому что не позволил Джоан остаться в Элроге. Болезнь не позволила ему отправиться туда, не дала защитить маленькую дочь. – Шарлотта серьезно задумалась. – Надеюсь, наш брак принесет мир в королевствах, а наследники будут править и поддерживать этот мир.

Никто не слышал разговора шепчущихся между собой детей.

Луи с нежностью посмотрел на Шарлотту, но в его глазах таилась та же печаль, что и у всех, кто знал о трагедии. Он не давал воли эмоциям – его учили этому с малых лет. В душе он не мог поверить, что его сестру постигла такая участь, но сомнений не оставалось: она никогда не вернется домой.

Юных будущих правителей отвели в покои, чтобы они могли отдохнуть после двух месяцев изнурительного пути.

Уже лежа в постели, Луи размышлял, как можно было все это предотвратить. Что он мог сделать для этого? Как повернуть время вспять? Если бы отец не заупрямился и не приказал вернуть Джоан домой, она бы избежала смерти по пути в Медеус. Или, может быть, не стоило ее отпускать к ручью только со священником Питером, а следить за ней самому? Что, если бы он смог спасти ее?

Однако больше всего его тревожила мысль о том, что будет дальше. Если отец так и будет подвержен приступам безумия, то даже установившийся мир не поможет его семье усидеть на троне.

Дом Фриелей считался одним из самых древних на континенте, как и дом Фонтегорнов. Они правили с начала записанной в книгах истории. Летописи о генеалогическом древе правителей, основанном более восьмисот лет назад, давно утеряны. Ходили слухи, что вражда с родом Фонтегорн началась задолго до утраты источников, содержащих историю королей всего континента.

Луи стало страшно. Впервые в жизни он пожелал, чтобы отец не оправился от болезней. И, пока никто не видел, позволил себе проявить слабость. Глаза его наполнились слезами – он даже не пытался совладать с ними. Соленые ручейки перестали стекать по опухшему детскому лицу, только когда сон сморил его.

Сир Роланд Ноар стоял возле окна в одном из безлюдных коридоров замка и смотрел в чащу леса. За лиственными деревьями возвышались горы, над которыми нависали тяжелые тучи. Ветер гнал черную тень в сторону замка, будто погода скорбела по пропавшей принцессе.

Высокий сильный рыцарь оставался неподвижен. Ему на лоб спадали пряди редких волос, тронутых сединой. Лицо было испещрено морщинами, но это совсем не портило мужчину. Его нос, над которым подшучивали многие придворные дамы, потому что он практически после каждой стычки менял форму, сейчас выглядел искривленным и горбатым. Женщины были без ума от рыцаря. Им нравились его мужественность и гордый взгляд человека, знающего себе цену. Они только и мечтали, что забыться в его объятиях, но все знали, что у него только одна любовь. Меч.

Даже сам король не мог заставить его жениться. При каждой их встрече Жан твердил одно и то же:

– Тебе давно пора женой обзавестись, твои дети будут так же преданы своему королевству и моим детям. Назови любую даму, и я поспособствую тому, чтобы она вышла за тебя.

– Увы, даже вы не в силах заставить выйти за меня ту, что давно принадлежит другому, – однажды признался Роланд с грустной улыбкой.

– Скажи, кто он, и его жена быстро овдовеет, – настаивал король.

– Боюсь, что, даже овдовев, она никогда не взглянет в мою сторону. Заставить ее полюбить меня я просто не смогу. Одиночество позволяет мне преданно служить вам.

После этих слов король больше не затрагивал тему его женитьбы.

Роланд прошел бок о бок с королем множество битв и за столько лет службы стал Жану настоящим другом, который не раз спасал его от гибели. За пределами города, в имении, у Роланда находился дом с прилегающими к нему плодородными землями. Они приносили изрядный доход, но он редко наведывался туда, считая, что быть рядом с семьей короля гораздо важнее. Он оставался рядом даже во времена, когда Жан не нуждался в верном мече.

Роланд так глубоко задумался, что не услышал, как подошел главный советник.

– Я искал вас, сир Роланд Ноар, – тихо прошептал лорд Ларден, невысокий и полноватый мужчина, с пигментированной залысиной на голове. Его маленькие глаза вглядывались в человека так, будто видели его насквозь.

– И зачем же я понадобился вам? – громко спросил могучий рыцарь, с трудом отвлекаясь от собственных мыслей.

– Хотел узнать, где были вы, когда принцессу Джоан заживо пожирал медведь, – произнес Бастьен с укоризной во взгляде.

– С солдатами. Давал им поручения насчет пленников, которых мы везли в город. То были мелкие преступники, воры, пьяницы, но во время остановки нельзя было терять бдительность, чтобы никто из них не сбежал или не напал на королеву, ее детей или одного из нас, – спокойно ответил Роланд.

– Однако трехлетнюю девочку утащил медведь. Вас сопровождали три сотни солдат, так почему же никого не было рядом с ней? Как вы допустили такое? – прорычал советник ему на ухо. – Я с таким трудом заключил мир.

– Мы не ожидали, что священник покинет территорию лагеря. Было спокойно, ничто не предвещало беды. Лагерь хорошо охранялся, и они не уходили далеко. Солдаты находились достаточно близко и слышали, как священник звал на помощь. Но когда бросились в погоню, было уже слишком поздно. Даже взрослый человек не выжил бы. Священник рассказал, что медведь схватил ее за лицо, голова полностью оказалась в пасти… Никто бы не смог выжить после таких травм, ее череп наверняка был раздроблен. Мы преследовали его просто ради того, чтобы наш несчастный король мог попрощаться с Джоан и сжечь ее тело. Упокоить прах в усыпальнице, где похоронены все предки. – Сир Роланд не отрывал взгляда от окна, как будто искал в лесу какой-то знак.

– Король не в себе, боюсь, он может казнить священника, да и ваше положение незавидно. Из-за каких-то пленников вы не уследили за шустрой непослушной девчушкой. Королева с тех пор не выходит из своих покоев. Радость от помолвки Луи, ознаменовавшей конец войне, не облегчит утрату родителей. Все сейчас под угрозой, пока не состоится свадьба и не родятся наследники. Но это случится не скоро – девочка недостаточно взрослая, чтобы произвести на свет ребенка. Помолвка принцессы Джоан и Эрика должна была еще больше укрепить союз. Знаете, чего мне стоило убедить короля? Даже Фонтегорны готовы были подождать, а теперь мир может пошатнуться. Надеюсь, молва о том, что король жалеет о помолвке Луи из-за смерти Джоан, дальше стен замка не пойдет! – прорычал лорд Ларден, брызжа слюной в ухо Роланду.

– Если король казнит меня, значит, такова воля Богов. Но вы не посмеете совершить непоправимое – священник не должен пострадать. Я опасаюсь, что жизни Питера угрожает опасность: гнев короля силен. Если в Элроге узнают, что Жан жалеет о помолвке, думаю, Шарлотту вернут домой еще до свадьбы. В конце концов, народ попытается свергнуть правителей за предательство и пустословие, и тогда разрухи не избежать. Теперь ваша обязанность – следить за тем, чтобы союз не распался. Вы останетесь за главного, пока король не отошел на тот свет, – все так же спокойно ответил Роланд. – Думаю, нам ничего не остается, кроме как предложить Жану отказаться от престола в пользу юного принца Луи и удалиться в Священную долину. Маргарита будет регентшей, пока Луи не сможет самостоятельно править королевством.

Священная долина и выстроенное на ее территории самое большое святилище континента были не только местом сбора королей. Там также обучались все священники континента. Туда приходили люди, потерявшие надежду на выздоровление, и доживали свой век, проводя его в молитвах. Стекались и те, кто просто оставался без крова. Пропитания хватало на всех с лихвой, поскольку каждое королевство было обязано присылать в долину часть своего урожая. Отправить туда Жана было действительно удачным решением. После отречения от престола все быстро забудут о его необдуманных словах: отправившихся в долину до конца своих дней по собственной воле не осуждали за содеянное. Для народа любой, кто готов замаливать свои грехи, заслуживает прощение.

– Вы сначала себе помогите, дорогой сир. При всем уважении, я не собираюсь вас защищать. Вы допустили серьезную оплошность, и все ваши заключенные, вместе взятые, не стоят жизни одной принцессы. Единственное, что может спасти вас от казни, – военные подвиги. Люди помнят ваши заслуги перед королевством, и это шанс не лишиться головы.

– Король может и не приговорить меня к казни, – произнес Роланд, сделав акцент на слове «король». Он прекрасно понимал, что Бастьен уже считает себя действующим правителем, пока не состоится свадьба Луи. – Вам еще пригодится моя помощь, поэтому не стоит принимать за короля решения, которые могут обернуться против вас. Пока вы вместе с Маргаритой будете править от имени Жана, вам бы самому не попасть на пику. Тем более, как вы и сказали, народ будет меня защищать. Стоит ли портить отношения между нами?

Лорд Ларден задумчиво посмотрел в окно, на те же леса и горы.

– Проследите за священником, сир Роланд. Никто не должен ему угрожать. Надеюсь, с этой задачей вы справитесь. И это приказ, а не просьба! Нельзя исключать, что среди прихожан найдутся те, кто захочет отомстить за Джоан, которую Питер не защитил. Ничто не помешает невежам попасть в святилище. А в убийстве священника обвинят нашего нездорового короля. Это только пошатнет будущее правление Луи. С завтрашнего дня и вплоть до самой смерти Питера тебе и ему запрещено даже выходить на улицу. Как доставить короля в долину, я разберусь сам. А сейчас мне нужно заняться делами поважнее. У нас есть две молодые особы, которым может понадобиться моя помощь. Этот разговор останется между нами, и я надеюсь, что вы больше не подведете корону.

С этими словами лорд Ларден удалился, а сир Роланд по-прежнему не отводил взгляда от окна. Так он простоял, пока солнце не зашло за горизонт. Потом он последовал в свой новый дом – святилище.

Королева Маргарита снова взвыла в отчаянии. Как мать, она винила себя за то, что ее трехлетней дочери больше нет. «Как я могла отпустить ее с одним лишь священником? Почему не была рядом с ней? Почему не защитила?» Это длительное путешествие, которое должно было подарить всем уверенность в крепком мире, привело к невосполнимой утрате.

Королева тихо ненавидела Шарлотту, будто та виновата в смерти Джоан. Уже не был важен ни брак ее сына, ни мир между королевствами. Ей нужна только живая дочь.

Ночь в комфортных покоях не принесла спокойного сна. Королева Маргарита постоянно в ужасе просыпалась и снова содрогалась в рыданиях, сидя на постели и обняв руками колени.

Уже начало светать, когда кто-то тихо постучал в дверь.

– Леди Луна, если это вы, входите, – хриплым голосом отозвалась королева, не вставая.

– Ваше Величество, я пришла помочь вам одеться. К вам на аудиенцию хочет попасть главный советник короля, – быстро отчиталась миловидная молодая девушка. Она хорошо знала, что королева не впустит ни одну служанку, и поэтому без лишних слов сделала то, что обычно делали они. Быстро одев убитую горем женщину, она заплела в косы ее густые темные волосы, напудрила лицо и подала бокал прохладной воды.

За несколько дней королева Маргарита постарела лицом на два десятка лет. Темно-карие глаза потухли, а под ними появились синяки. Из красивейшей женщины тридцати лет она превратилась в старуху. Посмотрев в зеркало, она не узнала себя и поняла, что не сможет выйти за порог покоев. Однако нельзя было отменять аудиенцию с Бастьеном Ларденом, которому доверял Жан, только потому, что она ужасно выглядит. Когда она подготовилась ко встрече, в ее покои пригласили лорда.

– Прошу прощения за столь ранний визит, моя королева, но, боюсь, дела не терпят отлагательств, и без вас мне их не решить.

– Если дела важнее моей скорби, я вас выслушаю, – нервно ответила она.

– Вы знаете, я уважаю вашу скорбь и разделяю вашу утрату. Только время сможет помочь излечить глубокие раны. – Лорд Ларден тяжело вздохнул, будто выражая сочувствие. – А сейчас мы должны уговорить короля покинуть город и отправиться в Священную долину. Он уже давно не в себе и вчера позволил себе наговорить лишнего. Слухи, вызванные его словами, должны утихнуть. В долине помогут облегчить болезнь, но, к сожалению, жить ему осталось недолго. Вы должны быть готовы стать регентшей при юном Луи и фактически править королевством. Также я бы настоятельно посоветовал вам больше времени проводить с Шарлоттой, пока принцесса не почувствует себя здесь как дома.

– Какое мне дело до девчонки Элрога? – Маргарита словно не услышала слов о короле.

– До нее есть дело всем, и ваша скорбь не помешает разрушить тот хрупкий мир, который мне удалось создать. Шарлотта не виновата в случившемся, и вам следует относиться к ней как к собственной дочери. Расположите ее к себе. Она поможет вам скорее отпустить прошлое. Поверьте, вам самой станет легче. Вы ведь не жестокая женщина и должны вернуться в реальный мир хотя бы ради Луи. Надобно смириться с такой огромной для нас всех потерей. Нельзя допустить очередной войны. Вспомните женщин, мужья и сыновья которых на протяжении сотен лет погибали во имя эгоистичных желаний жестоких королей. После случившегося вы должны лучше их понимать. Прошу вас, примите мой совет. Когда Шарлотта родит наследников, ваших внуков, вы полюбите ее. Счастье будущей королевы в ваших руках. И Луи, конечно же, Луи. С вашей помощью ему будет гораздо легче.

Сделав вид, что только сейчас вспомнил об этом, советник Ларден вернулся к предыдущей теме.

– Ах да, еще подумайте, как убедить короля отречься от престола в пользу сына и без лишних слухов увезти его в долину. Сир Роланд не будет более сопровождать короля, его место теперь рядом с Питером в святилище, – уже не спрашивал, а утверждал Бастьен.

– И что Ноару там делать? Это вы так распорядились его жизнью? – спросила королева Маргарита, снова проигнорировав слова о Жане.

– Пусть охраняет священника. Приходящий туда народ оценит этот поступок. Питера все считают невиновным, а вы, позаботившись о нем, покажете всем свое благородство. Да и сиру Роланду не помешает помолиться за все совершенные им грехи.

– Сир Роланд заточен по вашему приказу. Думаете, он виноват в том, что случилось с Джоан? Я лично приказала ему охранять тех заключенных, может, вы и меня отправите отмаливать грехи? – Ее голос звучал нервно, но увереннее.

Призадумавшись, лорд Ларден ответил:

– Он не сказал мне об этом.

– Он слишком благороден, чтобы выставить свою королеву виноватой. Горе и так снедает меня изнутри. Мне не стоило оставлять Джоан под присмотром одного лишь священника, но дорога очень вымотала нас. Да я и не ожидала, что она убежит от него, обрекая тем самым себя на смерть. – Королева замолчала и спустя несколько минут продолжила: – Жан не согласится отречься от престола и уехать в долину. Вы прекрасно знаете, что если короли и отправлялись туда, то только по своему желанию, когда их наследники становились зрелыми для правления. Но после смерти Джоан он будет нуждаться в обществе единственного сына для душевного спокойствия.

– Жан скоро умрет, и вы понимаете это. Сейчас важнее всего не его состояние, а королевство. Ваш сын уже способен править. – Советник сделал паузу и добавил: – С вашей и моей помощью.

– Я не стану вмешиваться. Мы много лет доверяли вашим решениям, но сейчас я не в состоянии рассуждать о том, как будет лучше для моего сына. Делайте, что считаете нужным. Придет время, и я присоединюсь к вам, чтобы править до восшествия Луи на престол.

– Вы можете полностью мне доверять. Я должен идти, госпожа. Подумайте над тем, что я сказал о Шарлотте. – Поклонившись, лорд Ларден удалился из покоев.

Королева Маргарита понимала, что отправить Жана в Священную долину правильное решение, но убеждать его уехать была не в силах. За столь короткое время она испытала слишком много горя утраты. Тринадцать лет она была королю верной женой, любила его всем сердцем, но поразившая его хворь могла подорвать доверие народа к их роду. Сейчас главное – посадить на престол принца Луи, чтобы никто не смог усомниться в правителях Фриель.

Глава 2

Амазонки

В густом лесу Мергон неспокойно шелестела листва. Животные, деревья, воздух и даже текущая с гор вода, казалось, были наполнены тревогой.

А́рда в одиночку охотилась на оленя. Будучи совсем юной девушкой, она уже стала претенденткой на королеву своего племени. По обычаям племя называлось ксанфат, а предводительницу нарекали «ксанфа амазонок».

В мифах рассказывалось о существовании амазонок, но их давно считали вымершим племенем дев-воительниц, которые когда-то шли в бой против вражеских государств. На самом деле они одичали настолько, что несколько веков назад просто утратили связь с внешним миром. Они проживали в лесу за широкой рекой, скрываясь от людских глаз. С противоположной стороны племя окружала неприступная скала. Место столь просторное, что там могло жить более тысячи женщин, при этом ни одна из них не чувствовала себя притесненной. Они самостоятельно обеспечивали себя за счет того, что содержали немногочисленный скот, возделывали небольшие поля и выращивали плодовые деревья, а также охотились на диких животных за пределами реки. Привилегий у амазонок в бытовых условиях не было: шатры у них были одинаково бедными, но главное, что они спасали от ветра, дождя, палящего солнца. У каждой имелась удобная кровать с пуховым или соломенным матрасом.

В племени ксанфат были свои ограничения и законы. К примеру, общение с мужчинами было строго запрещено, а за подобное нарушение любая девушка предавалась смертной казни. Смерть от руки ксанфы происходила только одним способом: отсечением головы. Разговоры о рождении потомства также воспрещались, потому что по их лживому уставу детей собирали на деревьях за рекой, как плоды фруктов. Связи между мужчиной и женщиной не существует вовсе.

Многие попали в ксанфат еще во младенчестве – исключительно девочки, оставшиеся без родителей после великих войн между Элрогом и Медеусом. Способных уже держать оружие сразу готовили к роли защитниц. Взрослых крестьянских женщин, лишившихся крова и мужей, тоже принимали в племя, но по их собственной воле. Они уже не могли стать воительницами, и поэтому отвечали за порядок и приготовление пищи, ухаживали за ранеными амазонками, следили за маленькими девочками, занимались животными и земледелием.

Женщины-воины резко отличались от крестьянок. Их фигуры были мужеподобны, и они напоминали жестоких, свирепых воинов. Но Арда обладала грубым лицом, волевым подбородком и ярко очерченными скулами, с длинным носом и плотно сжатыми тонкими губами. В ее глазах, горящих как два темных огонька, нельзя было найти сострадания. Она была по меньшей мере на голову выше самых высоких девушек. А ее мускулам мог бы позавидовать даже бравый рыцарь. Своими размерами она сильно выделялась на фоне остальных воительниц. Амазонки практически не носили одежды, только туго натянутые обрезки кожи, чтобы удерживать грудь. Некоторые иногда украшали их камушками, найденными на берегу реки, или кожаными вставками еще и спереди, перевязывая через шею, но в основном просто надевали чистую кожу, завязанную сзади на шнуровке. Главным для них было удобство. Летом они ходили в коротких кожаных юбках, которые также могли украсить камушками, но, садясь на коня, они предпочитали длинные брюки, чтобы не стирать ноги в кровь.

Холодов в этих краях не бывало, но зимой ветер и дождь все же несли доводившую до дрожи свежесть. Следовало утепляться шерстяными штанами и шерстяными плащами. На ногах в теплую погоду носили сандалии, а вот зимой сапоги, в основном украденные когда-то из поселений.

Согласно традициям, возглавить амазонок могла любая, кто осмелится вызвать действующую ксанфу на бой на мечах. По окончании сражения в живых оставалась только одна. Отрубив голову проигравшей, новая ксанфа должна была испить бившую фонтаном кровь, чтобы наполниться силой и мудростью предыдущего лидера. После этого ей на лбу рисовали кровью треугольник, олицетворяющий вершину горы – символ власти над остальными амазонками.

Когда Арда вызвала на поединок правившую на тот момент Зирду, никто не сомневался, что она – их будущая ксанфа, хотя ей было всего семнадцать. Однако после победы нужно было пройти еще один обряд, чтобы доказать всем, что она может прокормить племя: охота на крупного зверя одной в глухом лесу.

Вот почему Арда отправилась в лес по другую сторону реку. Она не боялась охотиться в одиночестве. Ее глаза выискивали дикого зверя, как вдруг она услышала странный шум. Привязав кобылу к дереву, Арда последовала на звук. Несмотря на крупное тело, она умела двигаться бесшумно.

Идти пришлось недолго. Выглянув из-за широкого ствола дерева, она увидела обнаженного мужчину, сидящего к ней спиной. Он раскачивался из стороны в сторону, словно что-то баюкая. Его тело было покрыто кровью, а плечи сотрясались, как от плача.

Как бы бесшумно Арда ни двигалась, незнакомец услышал ее шаги. Обернувшись, он встал и в ужасе отшатнулся.

– Помогите, прошу вас. Я нашел ее в лесу и не знаю, как помочь. Кажется, на нее напал медведь. Я не хотел этого!

Мужчину трясло. Он хоть и выглядел внушительно крепким и здоровым, но вел себя странно, а в своих словах будто бы не был уверен.

Незнакомец не уступал ей в росте и мог стать серьезным противником, промелькнуло у нее в голове.

– Кто ты такой? – Арда обнажила было меч, но тут увидела на земле рядом с ним темноволосую девочку.

– Я заблудился. Помогите же, она умирает!

Даже для жестокой амазонки зрелище выглядело пугающе. Из-за свернувшейся и запекшейся крови практически не было видно лица. Один проткнутый глаз практически вывалился из глазницы, а плечо было разодрано в клочья. Девочка лежала без сознания и едва дышала.

Арда не долго думала. Амазонки никогда не оставляли мужчин в живых, поэтому она не дала шанса и этому странному незнакомцу. Так молниеносно взмахнула мечом, что тот даже не успел опомниться. Он схватился за горло, захлебываясь собственной кровью. Стой Арда чуть ближе, и вовсе бы отделила голову от тела. Пока незнакомец мучительно умирал на земле, она обошла его и подхватила девочку на руки. Ее необходимо было спасти любым способом, и быстро.

Сделав несколько шагов между деревьями, Арда внезапно остановилась – рычание дикого зверя застало врасплох. Она медленно повернулась. Она готова была поклясться, что зверь стоял на том самом месте, где она оставила умирающего мужчину.

– Я так долго искала тебя для своего племени, но сейчас ты не вовремя, – обратилась она к медведю, будто он мог что-то понять. – Это ты покалечил девочку? Или тот дикарь?

Животное ничего не ответило и медленно шагнуло вперед, а затем встало на задние лапы. Зверь возвышался над ней, но Арда не двигалась. Она понимала, что даже ей не под силу справиться с таким чудовищем, учитывая умирающего ребенка на руках.

– Пожалуйста, уходи. – Арда и сама не понимала, почему разговаривает со зверем, но тот продолжал смотреть ей прямо в глаза. – И мы оба не пострадаем.

Медведь опустился на передние лапы и попятился назад, после чего развернулся и умчался в чащу.

Арда с облегчением выдохнула. Сегодня она не завершит ритуал посвящения в ксанфу, но новая девочка – более ценный дар, чем мясо животного. Если выживет, конечно.

Арда вышла к небольшому ручью и начала спешно промывать ужасные раны. Смыв кровь с лица, она разглядела, что щека девочки была насквозь проткнута одним клыком, а второй угодил в глаз и вырвал его. Из ран все еще сочилась кровь. Приподняв волосы девочки, Арда увидела два таких же глубоких следа от зубов на затылке. Медведь мог запросто раздробить ей череп, но, к счастью, укусы оказались не смертельны. Левая рука тоже сильно пострадала: видимо, после того как выпустил голову из пасти, зверь тащил девочку за плечо. Следы от клыков оставили непоправимый ущерб.

Девочка все еще находилась без сознания, и ей требовалась незамедлительная помощь. Ее следовало срочно привезти в поселение к женщинам, которые смогут излечить новоиспеченную будущую амазонку. Кровотечение хоть и замедлилось, но укусы надлежало обработать, иначе раны могли загноиться. А такие последствия опасны и даже смертельны для маленького ребенка.

Охотясь, Арда ушла достаточно далеко от племени, и путь обратно мог занять не меньше трех дней. Поэтому не теряла времени даром – понимала, что первую помощь придется оказать здесь, прямо в лесу. Она развела огонь, раскалила кинжал докрасна и в первую очередь прижгла то место, где когда-то находился глаз. От боли девочка мгновенно очнулась и издала такой истошный крик, что даже хладнокровная Арда не смогла остаться равнодушной. Продолжалось это недолго – малышка снова лишилась чувств от нестерпимой агонии. Закончив прижигать раны, Арда попыталась влить немного воды в рот бессознательного ребенка.

Поскольку промедление могло стоить жизни, она посадила девочку на спину боевой кобылы и, придерживая одной рукой, помчалась вперед, не щадя лошади. По пути домой, когда малышка приходила в сознание, Арда останавливалась, чтобы напоить и накормить ее. Она тщательно пережевывала еду и насильно проталкивала ей в рот. Это и спасло девочке жизнь, которая теперь принадлежала племени ксанфат.

Наконец они добрались до переправы, о которой знали только амазонки, потому что она находилась под рекой.

– Нужна помощь! Здесь раненая девочка! – закричала Арда так, что ее услышали бы даже у скал, окружавших их тайное убежище. От крика, казалось, содрогнулась земля. Такой ксанфу никто никогда не видел.

На ее крик сбежались все женщины и устремились на помощь. Они провели лошадь по проложенному под водой деревянному настилу, который не позволял течению реки утащить их на дно и лишить доступа к воздуху.

Девочку отнесли в шатер, где лечили раненых и больных. Передав ее в руки соплеменниц, Арда направилась к своему шатру. После всего пережитого ей хотелось побыть одной. Ее сердце колотилось так громко, что заглушало шум вокруг. Она не помнила, чтобы когда-то так сильно боялась.

– Что стряслось? Где ты ее нашла? – спросила одна из девушек, последовавших за ней.

В повседневной жизни амазонки общались между собой на общем языке, принятом на всем континенте, вот только произношение у них было более грубым и резким.

– Я нашла ее в лесу, Норда. В трех днях пути отсюда. Она была с мужчиной. Он сказал, что на нее напал медведь. Я избавилась от него, перерезав глотку. Кажется, зверь их преследовал. Удивительно, конечно, что он не напал на меня, но у меня не было времени выяснять, что там произошло на самом деле – следовало срочно везти девочку сюда.

– Медведь? Как она выжила после нападения? От нее и следа не должно было остаться. И откуда в том лесу взялся мужчина, да еще и с маленькой девочкой на руках? Слишком далеко от любого ближайшего поселения. – Норда недоумевала.

– Тише ты про поселения! Наверное, сбились с тракта. Не знаю, почему они так глубоко зашли в лес, но это неважно. Надеюсь, она выживет, – проговорила Арда, все еще не отдышавшись.

– Ты видела ее травмы? Даже если она выживет, то что с ней делать? От нее никакой пользы не будет. Рука не сможет работать в полной мере. А вдруг это был ее отец, а ты его убила?

Арда гневно обернулась и с угрозой уставилась на Норду.

– Ты забываешь правила! Если кто-то услышит, что мужчины имеют отношение к появлению на свет детей, я отрублю голову и тебе. Об этом не должен знать никто, кроме нас с тобой и женщин-крестьянок. Даже им хватает ума помалкивать, они понимают, что им грозит, если распустить язык. – Сделав паузу, она посмотрела напуганной Норде прямо в глаза. – Девочка никогда не узнает о мужчине. Я нашла ее в лапах у медведя, понятно? И одолела его и тем самым спасла ей жизнь! – закончила Арда, взглядом давая Норде понять, что та свободна.

Амазонка ушла, так и не получив ответа на вопрос, как девочка не погибла после встречи с медведем. Ветер швырнул светло-русые волосы ей в лицо, прикрыв большие серые глаза. Ее тонкие губы сжались от гнева. Ноздри раздувались от злости. Пальцы нервно сжались в кулаки. Перечить ксанфе Норда не могла, как и потерять ее доверие. Она была верна законам амазонок, и в первую очередь именно за это Арда ценила ее. Поэтому-то и рассказала о важном секрете, что хранила каждая ксанфа и крестьянки.

Всякий раз, когда во главе амазонок вставала новая правительница, одна из крестьянских женщин была обязана раскрыть ей тайну появления на свет людей. Всем остальным с самого раннего детства рассказывали, что их нашли растущими на редких деревьях в лесу. Девочкам также внушали, что перебираться за реку очень опасно, поскольку там живут страшные враги – мужчины-варвары. А пересечь реку можно было только с одной-единственной целью – отправиться на охоту.

Ближе к вечеру, почувствовав себя достаточно отдохнувшей, Арда проследовала к шатру, где находилась девочка, чтобы узнать о ее самочувствии. За Джоан ухаживала Элен – поседевшая, слегка полноватая женщина с миловидным лицом. Она попала к амазонкам уже во взрослом возрасте, а таким, как она, оставляли прежние имена. Несмотря на тяжелую судьбу, у нее было доброе сердце. В прошлом Элен спасла много мужских жизней, а в племени амазонок и вовсе была незаменима.

Все взрослые женщины, попадающие в ксанфат тем или иным образом, давали клятву не рассказывать о прошлом среди людей. Такая плата за спокойную и защищенную жизнь казалась ничтожной. С годами им, конечно, хотелось вернуться назад, но они знали, что это стоило бы им жизни. Они даже обитали на другой стороне племени, вдали от девочек-амазонок, чтобы у тех было меньше возможностей пересекаться с крестьянками.

– Элен, как девочка? – Арда вдруг впервые осознала, что беспокоится о ком-то.

– Она в очень тяжелом состоянии. Лишилась глаза, потеряла много крови, но борется со смертью. То, что она осталась жива, можно объяснить лишь тем, что раны оказались неглубокими. Да и благодаря тому, что ты прижгла их, они не успели загноиться. Я промыла и немного зашила место, где раньше был глаз, чтобы уменьшить дыру, и облила нашим драгоценным раствором. Рука, скорее всего, не будет слушаться… Больше видимых повреждений нет. Непохоже это на медведя. По крайней мере, съесть он ее точно не хотел, будто принял за медвежонка. Я сделала все, что в моих силах. Остается только ждать, и конечно же, девочке нужен уход и покой, – озабоченно произнесла Элен. Все это не укладывалось у нее в голове.

– Медведь там был. Я сама видела.

Элен кивнула и продолжила перечислять необходимые для исцеления ингредиенты. Арда внимательно выслушала женщину и пообещала достать все, что требуется для ухода. В этой девочке она увидела новый смысл в жизни, ведь именно она помогла ей стать полноценной ксанфой.

Забота о девочке не прошла даром. Спустя два месяца малышка, теперь именуемая Сати́ррой, играла с мечом вместе с другими девочками, позабыв о прошлой жизни в замке. Видимо, нападение медведя все-таки сказалось на ней. Ее раны затянулись, но на месте глаза остался шрам, протянувшийся от века до щеки. Пострадавшая левая рука не слушалась – мышцы так и не восстановились, – и она была заметно тоньше правой. Однако главным было то, что девочка выжила, хотя в это практически никто не верил.

В этот момент за ней наблюдали.

– Арда, послушай меня, – тихо промолвила Элен. – Малышке ничего не угрожает, но я хотела поговорить с тобой о ней.

– Говори открыто. Ты же знаешь, я всегда выслушаю тебя, – отозвалась Арда.

– С девочкой что-то не так. Мы не знаем, как она оказалась в лесу и почему была одна с мужчиной. Может, это он так с ней поступил? Медведь слишком силен, чтобы после встречи с ним кто-то остался в живых. Да и как бы варвар отобрал добычу у столь опасного существа?

– Это все, что ты хотела сказать? Сейчас это не имеет значения. Ее жизни ничто не угрожает. Она уже получила новое имя и скоро станет одной из нас. Когда-нибудь я расскажу ей, что она пережила бой с медведем и стала истинной амазонкой. – На лице Арды растянулась улыбка.

– Все не так просто. Она не крестьянка, не как остальные девочки, попавшие сюда. Похоже, она знатных кровей. Видела ее платье? Оно же из шелка, обшито драгоценными камнями. Ее наверняка ищут какие-нибудь лорды с солдатами. Она была одна вместе с мужчиной, да еще так далеко от тракта. Может быть, он выкрал ее ради выкупа? Говорю тебе, она важная особа. – Элен выглядела обеспокоенной.

– Сожги платье, Элен. Девочка теперь одна из нас. Неважно, каких она кровей, мне это ни о чем не говорит, ты знаешь. Все должны считать, что это я спасла ее из лап медведя. Теперь она моя. Лорды – или как их там зовут – такие же мужчины, как и варвары. В следующий раз пусть внимательнее смотрят за своими детьми, чтобы их не воровали. Никакого мужчины и в помине не было, ты знаешь правила, – строго произнесла Арда.

– Да, знаю, – с тоской ответила Элен.

Прошло шестнадцать лет с тех пор, как Сатирра попала в ксанфат.

Девочка выросла слишком послушной и по-доброму наивной, что совсем не свойственно амазонкам. Выросла сильной и крепкой, даже имея только одну лишь здоровую руку. Ростом она была ниже всех, ее тело хоть и обросло мышцами, но, несмотря на ежедневные тренировки, значительно отличалось от мужеподобных тел амазонок. Ее темные волосы отросли до колен, но она не обрезала их, как большинство женщин, потому что они мешали охоте, да и в быту, а заплетала в длинную косу. В ксанфат считалось, что длинные волосы притягивают удачу. Кроме того, они скрывали шрам на затылке, а иногда Сатирра прикрывала ими отметины на непослушной левой руке.

Конечно, Сатирра отличалась ото всех, но никто ее открыто не презирал. Она ощущала настоящую поддержку только со стороны Арды, чье ледяное сердце ей удалось растопить. Ксанфа искренне полюбила ее. Это была первая амазонка, которую она привела в ксанфат. Тем не менее, несмотря на любовь и поддержку предводительницы лагеря, Сатирра чувствовала себя в этом месте чужой. Неполноценной.

Как и всем остальным амазонкам, ей пришлось учиться сражаться на мечах. Многие поддавались ей, будучи уверенными в собственном превосходстве. Но она не обращала на это внимания и усердно трудилась, стараясь не отставать от других девочек, а потому могла постоять за себя. Арда никогда не разрешала брать Сатирру на охоту, даже под своим присмотром. Это не могло не возмущать юную девушку, которая изо всех сил старалась совершенствовать бойцовские навыки. Хотя охота считалась опасной, амазонки тренировались каждый день не только ради добычи пропитания, но и чтобы защититься от варваров, которых в глубине леса проживало несчетное количество и которые несли угрозу для всех. Они грабили каждое поселение, попадавшееся им на пути. Обычно варвары не приближались к племени амазонок, но те единицы или маленькие группы, которые отваживались на это, живыми никогда не уходили.

Арда отсутствовала месяцами в поисках поселений, где можно было бы найти беззащитных женщин, лишившихся крова и своих мужей, но таких уже практически не осталось

– Находить новых девочек для пополнения рядов амазонок становится все труднее, – в один из дней поделилась с Нордой Арда.

– Интересно, в чем причина? За рекой что-то происходит между людьми?

– Я так понимаю, война, которая помогала нам пополнять ряды, закончилась. Но мы знаем, где еще искать, хоть это и слишком рискованно. Ненавижу дикарей-мужчин, но они снабжают нас девочками.

В последнее время от нападок начали страдать мирные поселения за рекой. Варвары убивали мужчин, пытавшихся оказать им сопротивление, а женщин забирали в плен и насильно заставляли рожать им детей. Арда выслеживала лагеря, где обосновывались дикари, и вдвоем с Нордой, которой действительно доверяла, тайком воровала маленьких девочек. В одиночку было непросто увести даже одного ребенка, а взять с собой целый отряд Арда не могла, поскольку в поселениях варваров жили беременные женщины. Как ксанфа, она должна была сохранить тайну рождения детей.

Пленные женщины с радостью отдавали детей, ибо в обществе варваров им грозило только насилие. Самих крестьянок освободить не удавалось, потому что их приковывали цепями к столбам, как зверей. Поэтому, отправляясь на охоту вместе с отрядом, Арде приходилось старательно следить за тем, чтобы не наткнуться на подобные лагеря, чтобы остальные девушки не узнали правду о людях.

Однажды все-таки настал день, когда Сатирра поняла: она больше не готова мириться с тем, что ее не пускают охотиться за пределы реки.

– Арда, прошу, возьми меня завтра с собой. Я не подведу. Для чего я всю жизнь учусь сражаться, если вы не позволяете мне покидать поселение?

– Кто-то же должен охранять здешних женщин, они ведь не могут постоять за себя, – ответила Арда с улыбкой.

– Я тебе не верю и хочу отправиться на охоту. Хочу хоть раз посмотреть мужчинам в лицо! Увидеть, как эти гады сражаются! Снести голову хотя бы одному! Хочешь, докажу, что умею постоять за себя? Ты стала ксанфой в семнадцать, а я в свои девятнадцать даже не могу на охоту пойти! – В голосе Сатирры отчетливо слышалось негодование.

Этот внезапный порыв вызвал у Арды возмущение. Ее любимая девочка показала свои клыки.

– Нет, ты останешься здесь, – строго и серьезно сказала та. – Ради твоей же безопасности. Мало ли что может случится. А ты еще неполноценная амазонка, чтобы выходить в лес для охоты

Сатирра молча ушла в шатер, не проронив ни слова. Она редко позволяла себе плакать: из-за слез отекало лицо и болезненно стягивало старые шрамы. Она не понимала, почему с ней так обходились. Арда воспитывала ее не настолько сурово, как других девочек, поэтому Сатирра ее не боялась. В душе, скорее, зародилась злоба, а в силу молодого возраста и непокорного нрава обида стала только сильнее.

Уже в шатре, сидя в полной тишине, Сатирра все время возвращалась в мыслях к разговору с Ардой. Вопросы, почему именно она не готова сражаться с варварами, еще больше заставляли задумываться о ее неполноценности и беспомощности. Мириться она с этим не собиралась. Девушка все больше разжигала в себе желание доказать всем, на что она способна.

Внезапно она услышала, как кто-то вошел в шатер.

– Ох, Элен, это вы! Простите, но я не хочу сейчас ни с кем разговаривать, – раздосадованно, сквозь всхлипы, произнесла Сатирра. – Или вам нужна моя помощь? – спохватилась она.

– Думаю, помощь нужна именно тебе, – спокойно ответила та, намекая на ее слезы.

– Чем же вы можете мне помочь? – с негодованием спросила Сатирра. – Ксанфа до сих пор не позволяет мне покидать лагерь. Я чувствую себя как отшельник: ничего не вижу, не знаю, что происходит на той стороне реки, за пределы леса не выхожу. Каждый день тренируюсь, но зачем? Она даже сказала, что я неполноценная!

Присев рядом, Элен успокаивающе промолвила:

– Дорогая, послушай меня внимательно. Арда боится. Она печется о тебе больше прочих с тех пор, как нашла тебя маленькой, израненной девочкой. Узнав, что ты выживешь, она стала думать, как защитить тебя ото всех ужасов, происходящих по ту сторону реки. Я прожила уже много лет, понимаю, почему она не хочет брать тебя с собой.

– Она рассказывала, что убила медведя, чтобы спасти меня. Какой отважный поступок! Да еще и в одиночку! Думаю, из нас никто бы не смог одолеть такого зверя. Но я ведь уже взрослая и имею право выбора. Я могу постоять за себя.

– Именно поэтому я и пришла сюда. Выслушай меня и не перебивай. Ты же знаешь, что я попала к амазонкам уже в зрелом возрасте, да? Мне некуда было пойти. То, что в свое время меня нашла Зирда, спасло мне жизнь. – Элен осеклась и умолчала о том, что ее мужа и сыновей убили на войне. Она была не готова рассказывать про жизнь с мужчинами, и поэтому продолжила говорить о себе: – Мне, конечно, не суждено было стать воином, но, как видишь, не все здешние женщины владеют мечом. Хотя стрелять из лука я все же научилась. – Элен подмигнула девушке. – Арда правит нами намного жестче, чем Зирда, но ею движет лишь справедливость. Никто даже не усомнился в ней, когда она в честном бою одолела предыдущую ксанфу. Перечить ей никто не имеет права, а тем, кому известна твоя история попадания сюда, строго-настрого велено молчать. – Элен запнулась, словно сомневалась, стоит ли говорить об этом. Но решимость взяла верх над опасениями.

– Нас таких всего трое: я, Арда и Норда. Раньше девочек забирали еще во младенчестве из поселений, где они были беззащитны, но ты попала к нам немного иначе. Арда убила мужчину, рядом с которым нашла тебя. Перед своей смертью он не успел сказать ничего, кроме того, что на тебя напал медведь. До сих пор никто не знает, кем был этот мужчина, почему оказался так далеко от тракта и любой ближайшей деревни. Как забрался в такую глушь, да еще с маленьким ребенком? Конечно, когда ты попала ко мне, я первым делом должна была спасти твою жизнь и сделала для этого все возможное. Но, закончив обрабатывать раны, я обратила внимание на твою одежду, Сатирра. Думаю, тот мужчина украл тебя. Ни одна маленькая девочка не выжила бы, оказавшись в пасти медведя. Возможно, никакого медведя и в помине не было, а мужчина сам нанес тебе эти раны. Но твое платье подсказало мне, что ты благородных кровей. Я говорила Арде, что тебе здесь не место. Нам следовало найти людей, у которых тебя выкрали. Вернуть тебя домой. Мы не знаем, кто ты, но простые люди не носят такое. – Элен выглянула наружу и, удостоверившись, что поблизости никого нет, достала что-то из небольшого мешка, который принесла с собой. Маленькое платье, расшитое золотыми нитями и украшенное драгоценными камнями. Оно было разорвано и перемазано высохшей кровью, но на нем все же остались участки, где проглядывал безупречный бирюзовый цвет.

Сатирра с замиранием сердца слушала Элен и одновременно рассматривала платье. Происходящее не укладывалось у нее в голове.

– Видишь эти камни? Они очень дорогие в мире по ту сторону реки. Простые крестьяне, как я, не могут себе их позволить. Арда приказала сжечь платье, чтобы ты никогда не узнала о нем. Она считает, что твоя пропажа была подстроена и ради безопасности важно, чтобы ты туда не ходила. Тем более еще ни одна девочка, попавшая сюда, не возвращалась к людям. Возьми платье, спрячь хорошенько. Никому не говори об этом. Ты знаешь, что меня могут казнить как предательницу, но я больше не могла скрывать это от тебя. Каждый день с тех пор, как ты появилась у нас, я не могла не думать о том, что где-то там тебя ждет лучшая жизнь. Лучше, чем у нас. Теперь, зная правду о себе, ты должна сама решить, хочешь ли остаться с нами или пойти своей дорогой. Я приму любой твой выбор. Пусть эта тайна останется между нами.

– Что значит, я благородных кровей? – озадаченно спросила Сатирра, продолжая разглядывать платье. Она не поняла и половины того, что рассказала Элен.

Ответить на вопрос помешал раздавшийся недалеко от шатра шум, и Элен поспешно вышла, бросив напоследок:

– Не все мужчины ужасны, как ты думаешь.

Сатирра осталась одна. Она убрала платье в мешок, но потом все же вытянула краешек юбки и начала рассматривать. Она не могла поверить в то, что Арда обманывала ее. Кому же верить? Неужели ее и правда нашли с каким-то мужчиной, а не в пасти медведя? Но зачем тому мужчине нужна была маленькая девочка? По словам амазонок, мужчины ничего не дают этому миру, кроме надругательств над такими, как она. Теперь же Элен своими загадочными рассказами завела ее в тупик.

Сатирра все же вышла на вечернюю тренировку, но была очень рассеянна, чем и воспользовалась соплеменница. Тяжелый удар ногой по ребрам повалил ее на землю. Ей стало трудно дышать.

– Видишь, к чему приводит пропуск утренней тренировки? Ты сразу потеряла силу, Сатирра, – ухмыльнулась амазонка по имени Афира.

Поднявшись на ноги, Сатирра заметила взгляд Арды, которая в этот раз не заступилась за нее. Очередной удар по ребрам снова сбил с ног. От боли она застонала сквозь зубы.

– Вставай, Сатирра. Ты же хочешь встречи с варварами, а они никого жалеть не будут, – продолжала издеваться девушка. – И не стони, неужели ты хочешь опозорить нас при дикарях? Может, тебе не стоит так рваться за реку?

Сатирра жалобно взглянула на Арду, но та впервые смотрела на нее с необъяснимым равнодушием. Ее лицо словно было высечено из камня.

Афира подошла ближе и уже хотела снова нанести удар ногой, но Сатирра откатилась в сторону и вскочила на ноги.

– Я не сдамся варварам!

– А если их будет много? Что тогда? – прозвучал холодный голос, и Сатирра резко обернулась, чтобы убедиться в том, что это говорит Арда.

– Я справлюсь! – закричала Сатирра, а потом увидела, что ксанфа подала сигнал нескольким девушкам.

– Вот сейчас и проверим, – так же холодно подтвердила Арда.

Пятеро амазонок, вооруженные двумя мечами, окружили Сатирру. Конечно, ей было не под силу владеть сразу двумя мечами и поэтому приходилось отбиваться от атак одной здоровой рукой. Если она раньше думала, что может сражаться наравне со всеми, то сейчас убедилась в обратном. Амазонки притворялись. Всегда считали ее ничтожеством, а теперь решили это доказать. Сатирра изо всех сил сражалась с ними, пока ее не обезоружили и не повалили на землю, ударив в нос и прижав кинжал к горлу.

– Достаточно! – крикнула Арда, и хватка на шее ослабла. – Теперь ты понимаешь, что ждет тебя за рекой? Здесь мы просто тренируемся, а там тебя зарежут быстрее, чем ты успеешь моргнуть. – Она подошла ближе и помогла Сатирре встать на ноги. – Пусть это будет тебе уроком. Я твоя ксанфа, ты – первая девочка, которую мне удалось привести в ксанфат. Ты неполноценная амазонка, Сатирра, не забывай об этом. И никогда не сможешь стать полноценной. Пока я жива, а ты находишься здесь, тебе ничто не угрожает. Пойми же наконец, что я желаю тебе только добра.

Сатирра смотрела на Арду, и в ее взгляде ни разу не промелькнуло страха. Она готова была сражаться снова и снова. Она хотела стать сильнее, хотела доказать всем, что она не ничтожество. Но вспомнив слова Элен, Сатирра вдруг расслабила руку и выронила меч на землю.

– Я неполноценная, – признала она поражение, опустив голову. – Я больше не буду просить тебя отправиться вместе с отрядом на охоту.

– Я всегда знала, что ты будешь предана мне. – Арда улыбнулась и поцеловала ее в лоб. – Завтра я уеду на охоту, а ты продолжай тренироваться.

После жестокой тренировки Сатирра отправилась к реке, чтобы смыть пот и кровь из носа, стекающую по губам на подбородок. Затем она вернулась в шатер и устроилась на лежанке, погрузившись в раздумья. Она не могла поверить, что Арда так жестоко обошлась с ней – натравила на нее амазонок, только чтобы заставить передумать отправиться за реку. От этого ей еще больше хотелось доказать свои способности. С этими мыслями Сатирра погрузилась в глубокий, но тревожный после насыщенного дня сон.

Перед ней маячил заветный лес. Она чувствовала кого-то позади себя. Слышала какой-то странный незнакомый голос, который снова и снова звал ее. Она не могла разглядеть его обладателя – видела перед собой только узкую, мерзлую речку, камни, деревья.

– Где же ты? – бормотала Сатирра во сне. – Кто ты? Почему я тебя не вижу?

Внезапно она обернулась и едва не вскрикнула. Откуда ни возьмись появилась огромная пасть медведя и схватила ее за лицо.

Сатирра проснулась и сразу коснулась лица. Оно горело. Кроме того, у нее ныли ребра, и каждое движение отдавалось болью, но она, стиснув зубы, все же перевернулась на другой бок.

Все произошло будто бы наяву. Она никогда не видела живого медведя – лишь шкуры мертвых, которые добывали во время охоты амазонки. Ей даже казалось, что она учуяла вонь из его пасти. Ужасный сон и то, что случилось с ней на самом деле, не давали покоя. Видение подтверждало то, что Арда сказала правду о нападении медведя, но почему тогда она скрыла ее детское платье? Зачем Элен врать про мужчину, если таковой, конечно, был?

Ей так и не удалось больше уснуть. Да и на соседнем спальном месте амазонка, которой не нужно было выезжать ранним утром на охоту с отрядом, тихо ласкала себя рукой под одеялом. От едва слышных стонов у Сатирры внизу живота зародилось странное ноющее и тягучее ощущение, но она не решилась прикоснуться к себе. Для нее это было чем-то мерзким, недопустимым. Однажды она случайно услышала от крестьянских женщин, что ей все равно не место за рекой, потому что мужчины таких изуродованных не жалуют. Никогда не захотят приласкать ее ниже живота. Не понимая, как варвары связаны с женщинами и ласками, она просто выбросила это из головы, решив, что неправильно их поняла.

Начиненный пухом матрас был словно сделан из дерева. Проворочавшись с боку на боку остаток ночи, Сатирра наконец-то увидела сквозь щель в шатре зародившейся рассвет. Она вышла на улицу, где амазонки в суматохе собирали провизию из сушеного мяса и фруктов, которые выращивались на их территории. Кроме еды и воды они также брали с собой спальные мешки и длинные теплые плащи на тот случай, если погода принесет ветер и дождь. Мешки с вещами и продовольствием вешали на седла, хотя амазонки могли прекрасно обходиться и без них.

Сатирра внимательно наблюдала, как отряд из шестнадцати женщин разделился на две группы и двинулся в путь. Она смотрела им вслед, видела, как они перебираются через реку. Лошадей они вели за поводья, но тем было не впервой справляться с бурным потоком реки, продвигаясь по невидимому для глаз мостику. Когда все они скрылись между деревьями, Сатирра вернулась в шатер. Он был пуст, потому что остальные амазонки тренировались.

Она прошла внутрь и увидела кусочек окровавленного платья, торчавший из мешка под кроватью. У нее в груди возникло странное чувство. Сердце бешено стучало, к лицу прилила кровь, а шрамы снова заныли. Живот скрутило.

Несколько часов она просидела на кровати, в замешательстве качаясь из стороны в сторону. Ей хотелось побежать к Элен и расспросить обо всем, но это казалось слишком рискованным. Их могли заметить вместе или, что еще хуже, подслушать.

– Что я здесь делаю? – вдруг заговорила она сама с собой, мечась по шатру. Стоило этому вопросу сорваться с губ, как она начала быстро собирать вещи в мешок. Что-то подсказывало ей взять платье с собой. Она понимала: если его обнаружат в ее отсутствие, Элен могут казнить.

Выйдя из шатра с провизией, она забрала пасущуюся рыжую кобылу, на которой ездила верхом последние два года.

– Что происходит, Сатирра? – раздался за спиной строгий голос, заставивший ее остановиться. Арда словно догадывалась о ее намерениях и потому приказала своей приближенной внимательно следить за Сатиррой. – Ты опять пропустила тренировку! Хочешь, чтобы тебе снова ребра отбили? Или ты обиделась так, что решила вообще не тренироваться?

– Норда, это мое дело. Я сама разберусь, как мне поступать, – невозмутимо отозвалась Сатирра.

Дерзкий ответ привел Норду в ступор. Она не привыкла к такому вызывающему тону, особенно от скромной и глуповатой молодой девушки.

– Ах вот оно как! Разве этому мы учили тебя? Преданность ксанфе превыше всего, а предательство может стоить головы. Не делай того, за что можешь поплатиться, и я ничего не скажу Арде.

Сатирра промолчала. Ее руки затряслись от страха, но своего решения она не изменила.

– Куда же ты собралась? Разве ты не знаешь, что нельзя нарушать приказы? – Норда смягчилась и поманила ее рукой к себе. – Если не будем подчиняться, среди нас воцарится хаос, и мы станем уязвимы для всего вокруг.

– Я просто хочу охотиться со всеми! Я должна узнать, что находится там, за рекой. Хочу помочь племени, и ты меня не остановишь. Я докажу Арде, что не зря столько лет тренировалась. – Она развернулась и повела лошадь к переправе.

– Я не стану тебя останавливать. Арда разберется с тобой за неповиновение, когда ты присоединишься к ним. Или же выследит тебя, если осмелишься сбежать. Правда, думаю, будет уже слишком поздно – в одиночку тебя убьют. Конечно, Арда накажет меня за то, что не уследила за тобой, но не буду же я связывать тебя или сражаться с неполноценной.

С этими словами Норда развернулась и вернулась в лагерь, скрывавшийся за деревьями.

Сатирра растерялась, она и сама не знала, куда направляется. Просто сбежать из ксанфата было слишком страшно. Ее опять замутило, и она недолго мешкала.

Скрываясь от Норды за толстым деревом, за Сатиррой наблюдала Элен. Она хотела выбежать и все рассказать, но было уже поздно. Увидев, как молодая девушка впервые в жизни пересекает реку, она прошептала со слезами на глазах:

– Найди свой путь, дитя. Пусть моя помощь не погубит тебя.

Сатирра перебралась через бурный поток и вздохнула полной грудью. Воздух показался ей другим. Все вокруг будто стало выглядеть иначе. Она могла еще вернуться назад, но тут оглянулась и увидела Элен.

– Спасибо тебе за то, что дала мне шанс на новую жизнь! Я никого не подведу. Я не буду там неполноценной.

Запрыгнув на Рогоссу, Сатирра помчала вслед за остальными, но она еще не решила, присоединятся ли к ним. Она даже не представляла, что столь опрометчивое решение изменит ее спокойную жизнь. Над временем ни у кого не было власти. И его нельзя повернуть вспять.

Глава 3

Охота

Прошло четыре дня с тех пор, как амазонки ушли вглубь леса. Лошади неслись галопом, уводя их все дальше и дальше от дома. Давно они не подходили к тракту ближе чем на три дня верхом, но животные будто испарились из лесу.

Обычно амазонки охотились на оленей и кабанов, редко – на медведя. Подстреленных диких животных сразу разделывали, шкуры тоже обязательно привозили в лагерь. Иногда, если встречались всадники, амазонкам удавалось найти и основную конную амуницию вместе с кобылами. Однако это была большая редкость, потому то варвары нечасто ездили верхом по лесу. Сейчас же амазонкам едва хватало пропитания: приходилось перебиваться зайцами или подстреливать птицу.

Стояло раннее утро. Все собирали вещи и лошадей после ночлега, как вдруг послышался громкий треск сухой ветки.

– Тишина, – резко прошептала Арда, прислушиваясь к природе.

Снова раздался треск. Амазонки, быстро вооружившись, пытались понять, откуда идет звук.

– Вот он. За ним, за ним скорее, – шепотом приказала Арда, указывая в сторону. В чащу леса, где промелькнул огромный рогатый олень.

Поскольку они уже собрали вещи, им не потребовалось много времени, чтобы вскочить на кобыл и начать погоню. Амазонки пытались прижать его с двух сторон, но густорастущие деревья не позволяли приблизиться к нему. Казалось, что это не охота вовсе, а стадо животных несется сквозь чащу. Арда мчалась прямо за оленем, как вдруг его подкосило. Он рухнул на землю и по инерции прокатился вперед, пока не врезался в толстый ствол дерева.

Арда резко затормозила, и остальные амазонки последовали ее примеру.

Что-то было не так. Вокруг стояла тишина, слышно было лишь фырканье разгоряченных лошадей.

Она приблизилась к оленю и разглядела, что было причиной смерти несчастного животного. Зашипев подобно змее, она дала всем понять, что поблизости находятся мужчины. Их было слишком много, чтобы осторожничать своими особенными перекличками, но крики на весь лес не помогут выиграть время, прежде чем их заметят.

– Впереди мужчины, – громким шепотом сообщила она соплеменницам. – Оружие наготове! У оленя арбалетный болт во лбу, из лука так голову не пробить. Назад, назад, все назад!

Но было уже поздно. Трое мужчин с арбалетами в руках и мечами на поясах перекрыли им путь к отступлению.

– Так-так, кто это у нас тут? Смотрите, какая здоровая баба! – Один из них указал на ксанфу.

Арда понимала, что амазонки превосходили численностью варваров, но оружие в их руках давало им преимущество. Большая часть лошадей или амазонок погибнет прежде, чем они успеют даже потянуться за мечами и луками.

– Мы здесь охотились, а вы подстрелили нашего оленя, – спокойно ответила она.

– О нет, дорогуша, это не мы подстрелили, а они. – Варвар ткнул пальцем в сторону, где лежал мертвый олень.

Арда насчитала не меньше тридцати варваров. Они начали окружать небольшой отряд амазонок из восьми человек. Одетые во все черное, они двигались словно тени из ночи, их лица и волосы запачканы пылью вперемешку с потом. Почти все варвары крепко держали арбалеты, но не каждый из них направлял оружие на женщин. Подошедшие варвары смотрели на них словно на добычу.

Один из мужчин снова обратился к амазонкам:

– Что столько дамочек, да еще и верхом на конях, делают в лесу? Вы что же, охотницы? – После его слов варвары громко рассмеялись. – Зачем женщины охотятся? А ваши мужики доят коров? – Смех усилился. – А ну-ка слезайте с коней, и мы покажем, чем вы должны заниматься на самом деле.

Кто-то из варваров уже облизывался.

Для некоторых девушек это была первая встреча с мужчинами, и они даже не подозревали, что варвары могут с ними сделать. Однако Арда слышала множество ужасных историй от крестьянок в ксанфате. Конечно, ей не доводилось оказаться в столь безвыходной ситуации, но она знала: ее долг защитить девушек, сделать так, чтобы никто из мужчин и пальцем не тронул ни одну из них. Нужно было действовать осторожно, и поэтому она приказала всем слезть с лошадей.

– Эй! Ты что-то сказал? – раздался женский голос из-за деревьев.

– Там еще дамочки! А ну-ка, парни, найдите их!

Трое варваров отправились на звук голоса, который был почему-то знаком Арде. Она поняла: либо сейчас, либо у нее больше не будет шанса одолеть тридцать мужчин. Она заухала как сова, давая остальным амазонкам сигнал идти в атаку, после чего прыгнула на ближайшего мужчину, стоявшего с вытянутым арбалетом. Не успел он опомниться, как она рассекла мечом его плоть от ключицы до брюха. Следующий варвар был очень юным и худым. Он поставил блок перед собой, но это не спасло его – Арда обладала такой силой, что одним ударом по его мечу сбила противника с ног.

В первые минуты на лицах мужчин отражалась растерянность, но вскоре они поняли, что происходит. Никогда раньше они не видели, чтобы женщины так сражались, но их все равно было больше, а арбалеты – быстрее.

Один из мужчин прицелился в Арду, но вместо этого прострелил горло ее кобыле. Животное в судорогах свалилось наземь.

Воцарился хаос. Орудуя двумя мечами, амазонки передвигались настолько быстро, что все арбалетные болты разлетались впустую, вонзаясь в деревья. Они всю жизнь обучались именно этому, а потому были лучше подготовлены и дисциплинированы. На каждую из них приходилось по два, а то и по три мужчины. Те, кто впервые поехал на охоту, наконец-то узнали, как громко сражаются мужчины. Их устрашающие крики не пугали женщин – только вызывали удивление. Вероятно, варвары считали, что надрыв глотки делает их сильнее и мужественнее. Когда последнему мужчине из отряда проткнули горло, от крика остались слышны лишь булькающие хрипы.

Все варвары лежали на холодной, сырой земле.

Арда вдруг осознала, что ее ранили в ногу кинжалом. Лошадь все еще билась в предсмертных конвульсиях, и Арде ничего другого не оставалось, кроме как перерезать ей горло, чтобы избавить от страданий. Остальные девушки отделались маленькими царапинами от веток деревьев. Они чувствовали тяжесть в руках после столь нервного боя. Мужчины хоть и полегли замертво, слабыми противниками они не были.

– Кто их отвлек? Вы слышали? Их кто-то позвал, – удивленно спросила амазонка по имени Гардия, тяжело дыша.

– Это я, – послышался веселый, запыхавшийся голос.

Из-за деревьев вышла Сатирра, держа Рогоссу за поводья. Она была вся в крови, как и ее меч. Она в одиночку справилась с тремя мужчинами, которые побежали на ее голос.

– Ты что здесь делаешь?! – Арда с криком бросилась к Сатирре. Та стояла перед ними в таком приподнятом настроении, будто ничего не случилось, будто не нарушила приказ ксанфы. И теперь, вместо того чтобы раскаяться, ждала поощрения.

– Думала, вы мне обрадуетесь, я ведь помогла вам, – оправдалась она. – Наконец-то я убила варвара!

Не успела она договорить, как лес шумом наполнился. Сквозь деревья показались очертания людей, но уже не черных одеяниях, а в доспехах. Хотя для амазонок не имело значения, во что одет противник – в сияющую на солнце сталь или в темноту ночи. Мужчина есть враг. Все они дикари.

В их сторону направлялся пеший отряд, вдвое превосходивший предыдущий – это были солдаты из Медеуса, выслеживающие варваров. Вот почему черные головорезы в последнее время стали ходить по лесу большими группами. Воинов было очень много, и скоро они найдут варваров мертвыми. Маленькой группе охотниц с таким количеством не справиться.

– Быстро на коней! Скорее-скорее, уходим отсюда, – засуетилась Арда, прижимая ладонью рану на ноге.

– Арда, залезай ко мне. Поедем вместе, – поспешно предложила Сатирра, подведя кобылу к ксанфе.

– Я впереди, Сатирра. Будешь держаться за меня.

Несколько амазонок помогли Арде быстро взобраться на лошадь, и они вдвоем поскакали позади амазонок.

Внезапно спину Сатирры пронзила резкая боль. Стрела из арбалета пробила насквозь правый бок девушки, задев только кожу и мышцы, не повредив внутренние органы… От секундной потери контроля и боли Сатирра не удержалась и упала с лошади на землю.

Арда успела проскакать несколько метров вперед, прежде чем затормозила. Она обернулась, но девушку нигде не увидела.

Сатирра отползла подальше от следов копыт на земле, чтобы не попасться преследователям. Она карабкалась по густой траве в сторону огромного лежачего полена, но резкое ощущение падения застало ее врасплох. Она оказалась в яме. В ловушке, построенной варварами и предназначенной для животных.

Услышав треск веток, Арда развернула лошадь и немедленно направилась на звук.

– Сатирра, вставай! Быстро! – прошептала она.

Тем временем солдаты подошли совсем близко, их голоса отчетливо доносились до амазонок. Мимо проносились арбалетные болты и стрелы.

Шансы, что они найдут Сатирру и, отправившись по следам амазонок, обнаружат лагерь, были слишком высоки. Поэтому Арде ничего другого не оставалось, кроме как пустить вражеских солдат по ложному следу, чтобы защитить Сатирру и остальных девушек, ускакавших вперед.

– Я вернусь за тобой, слышишь? Сиди тихо! Я вернусь!

Арда скинула мешки с провизией Сатирры, которые были прикреплены к седлу Рогоссы, а затем с дикими воплями поскакала в противоположную от ямы сторону.

Амазонки услышали знакомый вопль.

– Что это значит? – спросила Афира, переглядываясь с соплеменницами.

– Она уводит их по ложному следу! – вспылила Гардия.

– Да, но что делать нам? Мы должны ей помочь, – не отступала Афира.

– Она нас спасти хочет, глупая, чтобы варвары не догнали. Нам нужно возвращаться в лагерь. Мы верхом, и они нас не догонят. Поедем плутая, чтобы сбить их со следа. Найдем тот небольшой ручей, который мы пересекали, и направимся вдоль него. – Гардия стояла на своем, но уже начинала злиться. – Если бы ей требовалась помощь, она дала бы нам знак!

Все амазонки согласились с ней, а потом поскакали дальше, подгоняя лошадей. Преследователей позади уже не было слышно.

Время текло, словно неспешный ручеек. Прошло несколько часов с момента, как Сатирра провалилась в ловушку для медведя или любой другой крупной дичи. Питьевая вода уже заканчивалась, а дождь и вовсе не собирался идти. Жажда после схватки казалась невыносимой пыткой, терзающей похуже раны на боку. Да и еды было не так много, но без нее можно протянуть еще несколько дней. Вода – вот что сейчас занимало все мысли. Без нее нет шансов на спасение.

Очередная попытка выбраться из ямы закончилась провалом. Это было невозможно сделать с одной рабочей рукой, а влажная земля, больше похожая на глину, только усугубляла положение.

Сатирра вытащила стрелу, но фонтанирующего или темно-алого кровотечения не последовало: значит, ее ранение было несерьезным и не угрожало жизни. Амазонки всегда брали с собой на охоту снадобья и мази для обеззараживания ран, сделанные из лечебных трав. Хотя сознание все же покидало Сатирру при каждой попытке намазать повреждение от болта, мазь даровала облегчение.

Лежать в глубокой яме было холодно, особенно по ночам, – даже прошитый кожей шерстяной мешок не помогал. Сатирра не знала, насколько ей повезло попасть именно в такую яму. Голая земля не представляла большой угрозы. Опасаться стоило ловушек, на дне которых торчали острые колья.

«Что же мне делать? Арда, где ты? Что я наделала… – проносившееся в голове вопросы терзали не хуже ее незавидного положения. – Силы покидают меня… Если вода закончится, долго не протяну».

Забрезжил солнечный свет. На одном дереве была сломана огромная ветка, создавая брешь и позволяя ярким лучам проникать прямо в яму. В течение короткого часа Сатирра грелась на солнце, а когда оно снова скрывалось за деревьями, она могла видеть, как в небе изредка пролетают птицы. Это немного отвлекало от грязевых стен, окружавших ее.

– Вот бы и я могла летать, как вы. Что же вы видите, пролетая над лесами, горами и реками? – вслух произнесла она. Предавшись размышлениям, она вдруг вспоминала о поездках верхом. Больше всего на свете она любила ездить на лошади, потому что только в эти мгновения чувствовала свободу, чувствовала, словно летит над землей.

На второй день, когда она снова подумала о птицах, вокруг все начало расплываться. Солнце осветило яму. Не в силах сопротивляться, она прикрыла единственный глаз, чтобы не ослепнуть. Каждое движение отдавалось болью в теле, поэтому Сатирра просто подставила лицо на свет. Лихорадка начала одолевать ее. Что-то было не так. Свет то пробивался сквозь закрытое веко, то исчезал, и становилось темно, как ночью.

– Открой глаз, открой глаз, – шептала Сатирра про себя. Она из последних сил открыла глаз и увидела перед собой нечто странное. – Кажется, я в бреду.

Она сопротивлялась галлюцинациям, но они не покидали ее. Казалось, будто огромная птица с четырьмя гигантскими лапами и черными крыльями вихрем летит вниз, прямо на нее.

– Арда, где же ты? Арда, помоги мне…

В голове помутилось. Ничего нельзя было различить. Страх не отступал. Перед тем как потерять сознание, она вместо птицы увидела черноволосого человека, нависшего над ней.

Первый отряд амазонок, который шел без ксанфы, вернулся в племя с добытым мясом оленихи и кабана. Все порадовались, что никто не пострадал. Через неделю после них прибыл отряд Арды. Несколько девушек отделались синяками и царапинами, и весь ксанфат выбежал на помощь, желая узнать, что случилось. Арды с ними не было.

– Где Арда? Что с вами случилось, и почему вы без добычи? – спросила Норда, присоединившаяся к амазонкам.

– Мы нарвались на большой отряд варваров. Уже думали, что у нас нет шансов, но Сатирра смогла отвлечь их на себя. К тому моменту, как мы разделались с дикарями, к ним пришла подмога. У нас не было иного выхода, кроме как бежать. Арда повела варваров за собой, – отчиталась Гардия.

– Надо ее найти. Мы должны ей помочь! – призвала Норда.

– Как мы найдем ее в лесу? Мы даже не знаем, в какую сторону она поскакала! – запротестовала Гардия. – Мы должны ждать.

Волнение в лагере нарастало. Все понимали, что если Арда погибла, то им придется выбирать новую ксанфу. Но в этот раз решение будет приниматься голосованием.

Норда направилась в шатер, где жила Элен и несколько других женщин, следящих за хозяйством.

– Элен, нам надо поговорить наедине, – резковато сказала Норда.

Они вышли из шатра, стоявшего практически впритык к скале, и отправились в сторону речки через деревья, которые много лет скрывали их от людских глаз.

– Я знаю, ты что-то сказала Сатирре. Слишком она послушная, чтобы вот так развернуться и нарушить приказ. Для этого должны быть серьезные причины. Да и я видела, как ты оглядывалась, когда в тот раз зашла в ее шатер.

– Я сказала правду, Норда. Ей здесь не место. Я не просила ее уезжать, она приняла это решение сама. Тем более, как видишь, она не сбежала, а присоединилась к остальным. Ей давно хотелось проявить себя.

– И какую же за правду ты рассказала? Чего я не знаю? – презрительно спросила Норда.

– Тебе известно, что ее нашли не в пасти медведя. Это все, что я ей рассказала. – Элен гордо смотрела в лес, росший на другом беру реки. – Сбежав, она спасла жизни амазонкам. Да, они с Ардой пропали, но вернулось семь человек. Это лучше, чем никто. Я уверена, с ними все будет в порядке.

С этими словами Элен развернулась и направилась в лагерь. Хотя она дрожала от ужаса за содеянное предательство, старалась идти ровно.

– Я не желаю никому из вас зла, особенно тебе! – выкрикнула Норда. – Но я честна. Начнет предавать одна, следом за ней пойдет и вторая. Это понесет за собой разруху в нашем маленьком мире.

Элен замерла и, обернувшись через плечо, ответила:

– Раз ты такая справедливая, то первой должна была рассказать Сатирре, как и в чем ее нашли. – Она продолжила путь, больше не останавливаясь. Ей было страшно, ведь она нарушила правила, и ее секрет открылся приближенному Арде. Но про платье было известно лишь ей одной.

Прошло еще два дня.

Элен сидела у реки, кидая в воду камушки, но расходящихся от них кругов не оставалось из-за быстрого течения. Вдруг со стороны леса раздался какой-то шум, и она подняла голову.

– Рогосса! На помощь! Скорее!

Элен помчалась в лагерь, а потом вернулась уже с дюжиной женщин. Они начали осторожно переходить реку по подводному мостику, держась друг за друга, потому что течение в это время года было особенно сильным.

Рогосса знала, где ее дом, и смогла вернуться. Она была вся взмыленная, ноздри тяжело быстро раздувались. У нее на спине лежала едва живая Арда, руками обнимавшая кобылу за шею.

Одна из амазонок схватила поводья.

– Ну же, девочка, потерпи, без тебя мы не сможем перенести ее через реку, – молила Элен.

Лошадь едва держалась на ногах, но осилила последнее препятствие.

Арду осторожно спустили со спины кобылы и положили на землю. Из лагеря прибежали амазонки с носилками.

Рогосса рухнула рядом. Из ноздрей пошла кровь. Ей уже было не помочь, она сделала все, что могла – довезла обессилевшую ксанфу домой ценой своей жизни.

– Живее, несите ксанфу в мой шатер. Поторапливайтесь! – суетливо приказывала Элен.

Потерявшую сознание воительницу осторожно положили на стол, чтобы осмотреть. Даже такой могущественной амазонке иногда требовалась помощь. В ксанфате начали шептаться – каждая надеялась на ее выздоровление. Конечно, Арда правила жестко, но ее все уважали, и замену искать никто не хотел.

– У нее жар. Нога воспалилась, – осмотрев ее, сказала Элен. – Это опасно, но я сделаю все, что в моих силах, чтобы спасти ее.

Каждый день она по нескольку раз промывала рану от гноя и закладывала в нее мазь, а также поила отварами от жара и боли. В течение десяти дней Арда боролась с лихорадкой, а потом воспаление начало сходить. Она все чаще приходила в сознание, хотя слабость не покидала ее. Каждый раз, когда она открывала глаза, дежурившие у ее кровати женщины пытались напоить ее и накормить перемолотыми фруктами или овощами с яйцами. За время болезни она осунулась и сильно похудела – такой тощей ее никто никогда не видел. Потребовалась еще неделя, чтобы Арда могла вставать без посторонней помощи.

Прихрамывая, Арда вышла в круг огня и созвала совет амазонок. Ликование охватило лагерь – их ксанфа идет на поправку.

Арда поднесла ладонь к губам, призывая к тишине.

– Мои верные амазонки! Наша соплеменница спасла мой отряд, но сама осталась в лесу, пока мы тут спим и едим в полной безопасности. – Каждое слово давалось ей тяжело. – Ее подстрелили, и она угодила в капкан для животных. Сатирра еще была жива, когда я уезжала. Я не успела сразу помочь ей выбраться, а когда вернулась через два дня, отделавшись от погони, ее уже нигде не было. В одиночестве, с воспалившейся ногой, без провизии, я была не в состоянии броситься на ее поиски! Но если мы не поможем ей, то она останется у кого-то в плену. Вы знаете, что я бы никогда не бросила никого из вас в беде. Мне нужны добровольцы, которые отправятся на ее поиски под командованием Норды!

– Разве это не приказ?! Почему же добровольцы? Сатирра эгоистична, она ослушалась меня, когда я просила ее не уходить! – Норда понимала, что ее слова слишком жестоки и дерзки, но она говорила правду. – Она предала нас и не заслуживает того, чтобы кто-то из нас рисковал своей жизнью ради нее! – Ее голос звучал властно, в отличие от ослабленного голоса Арды.

– Она спасла нам жизнь. Да, Сатирра нарушила правила, и за это любая должна быть казнена. Но я сама виновата. Я никогда не прислушивалась к ней. Она просто хотела охотиться, как и все остальные, использовать навыки по назначению. Все это случилось только по моей вине. – Сквозь хриплый голос слышалась скрытая печаль. Такой поникшей ее не видели с тех пор, когда Арда привезла израненную маленькую Сатирру. Многие амазонки понимали, что не будь она любимицей ксанфы, никто бы и не думал о ее спасении.

– Это не ваша вина, – произнесла Норда, выискивая взглядом Элен. – Она всегда была послушной. Я бы никогда не могла подумать, что она может вытворить такое.

– Норда, если тебе есть что сказать, я выслушаю, но сейчас нужно торопиться. Она там совершенно одна, раненая, и я не знаю, как долго она продержится. Я не позволю варварам отобрать у меня Сатирру. Путь к яме займет не меньше трех дней быстрым темпом, практически без отдыха, а уже оттуда начнем поиски по следам.

Казалось, Арда еще никогда не говорила так испуганно. Но амазонки даже не догадывались, что Арда просто боялась привести их к поселениям варваров, ведь там откроется много секретов.

– Если она ранена и ее уже вытащили из ямы, боюсь, нам придется прочесывать весь лес. Стоит ли рисковать десятками ради одной девушки? – продолжала настаивать Норда, и ее одобрительно поддержали другие амазонки.

– Арда, мы там все едва не погибли. Любая из нас знает, как сильно ты дорожишь каждой амазонкой, но Сатирру мы уже вряд ли вернем, – сказала Афира.

Ксанфа ничего не могла с этим сделать, пока не встанет на ноги. Из-за стремления вернуть предательницу и болезни ее авторитет немного пошатнулся, и она чувствовала это в каждом взгляде. Нельзя было допустить распрей в их скрытном обществе.

– Вероятно, вы правы. Закончим на сегодня.

После собрания Арде помогли добраться до шатра, где Элен занялась ее ногой. В поведении женщины Арда заметила какое-то изменение.

– Знаю, ты переживаешь за мою ногу и жизнь, но я же вижу, что тебе не по себе от случившегося с Сатиррой. Пока я слаба, никто не захочет спасать ее. Помоги мне! Ты столько сделала для всех нас, к тебе прислушаются. Арда внимательно наблюдала за каждым движением Элен.

– Сделаю все, что в моих силах. Я очень сожалею, что не остановила ее. – На глазах Элен выступили слезы, а руки затряслись. Каждую минуту она думала о том, что поступила правильно, рассказав девочке правду, но вина все равно грызла ее изнутри. Сатирра могла быть в смертельной опасности, если еще не погибла.

– Мне надо отдохнуть. Когда полностью поправлюсь, никто не посмеет ослушаться моего приказа. Главное, не опоздать и вернуть ее живой. – Арда взглянула в сторону выхода и взяла за руку Элен. – Она слишком много для меня значит. Она мой талисман ксанфы.

– Но она предала тебя, ослушалась.

– На первый раз я прощу ее, Элен. Только один раз. Но вот второе предательство будет караться смертью – даже для нее.

– Норда права, слишком многие могут погибнуть, прежде чем вы найдете ее, а ведь тебе даже не известно, жива ли она. Вы с Нордой столько лет воровали девочек только вдвоем, чтобы избежать столкновения амазонок с другим лагерем или поселением, а теперь ты хочешь отправить весь ксанфат на ее поиски, рискуя жизнями. Болезнь помутила твой разум, Арда, в этом походе многие могут узнать секрет происхождения людей. Я тебя вылечу, и ты поймешь, что мы были правы. Боюсь, нам нужно ее отпустить.

С этими словами Элен вышла на улицу, чувствуя, как дрожит все тело. Она побрела к реке и уставилась на звезды, но они расплывались из-за выступивших на глазах слез. Ксанфат стал ей родным домом, и Элен не желала возвращаться к прежней жизни в людских поселениях и деревнях, но и разрушить жизнь стольких амазонок, уговаривая их отправиться на поиски Сатирры, – тоже. Конечно, Элен хотела помочь ей найти свою благородную семью, или чтобы та вернулась живой и невредимой, но шансы таяли, а чувство вины за собственное предательство снова охватило ее. Она просидела так до рассвета, не сомкнув глаз, пока не услышала голос:

– Я не расскажу твой секрет, но помни: если она не вернется, это будет на твоей совести. – Норда присела рядом с ней.

– Тогда почему не выдашь меня? – осипшим голосом спросила Элен.

– Потому что своим проступком ты спасла ксанфу и тех, кто был с ней в тот день, когда Сатирра отвлекла варваров. Ей здесь не место, и мы все это знаем. Я всегда считала ее дефектной, а теперь она стала пропавшей спасительницей, но никто ее к этому не принуждал. – Норда положила голову Элен на плечо, обняв за плечи.

Глава 4. Медеус

Спустя шестнадцать лет после того, как маленькая Шарлотта прибыла в Медеус, многое изменилось. Король Жан умер в долине из-за обострившейся после пропажи дочери болезни, прожив там меньше полугода. Не успел никто оправиться после его кончины в долине, как трон перешел к Луи. А спустя несколько лет состоялась долгожданная свадьба между ним и принцессой из Элрога.

Принц Луи вырос красивым, статным, среднего роста юношей. Грубая щетина придавала ему мужественности, а выразительные темно-карие глаза вызывали доверие. Прямой нос, четко очерченные скулы и узкие губы еще больше подчеркивали его благородное происхождение

Новоиспеченный король решил не менять главного советника, ведь лорд Бастьен Ларден преданно служил королевству, пока Жан изнемогал из-за болезни. Король не мог не оценить по заслугам и то, что сделал лорд Ларден за свою жизнь, – заключил мир между королевствами, благодаря чему он, Луи, заполучил лучшую женщину на свете.

С тех пор как Луи женился и взошел на трон, прошло восемь лет. Казалось, вокруг витает атмосфера счастья. Его жена стала прекрасной любящей женщиной. Народ любил нового короля, войны не было, земли приносили огромные урожаи, а люди не знали голода. Однако все это снова оказалось под угрозой.

– Как все прошло? – его голос дрожал.

– Ребенок снова мертворожденный, Ваше Величество. – Повитуха потупила глаза в пол.

– А моя королева? – спросил Луи, отвернувшись к окну.

– Очень слаба, но желает видеть вас.

Во взгляде Луи не было никаких эмоций. За шесть лет брака Шарлотта не выносила ни одного ребенка. Четверо мертворожденных и девять выкидышей. Оба супруга пребывали в отчаянии. Весь народ надеялся, что их правители наконец-то станут родителями и одарят королевство наследником, но воля Богов оказалась иной.

Луи рассеянно побрел в покои жены, которой была необходима его поддержка. Когда он раскрыл двери, его сердце замерло от увиденного. Постель была перепачкана кровью, Шарлотта выглядела бледной, а ее губы лишилась цвета. Прямо перед королем из комнаты вынесли маленький тканевый сверток, в котором скрывался малыш. У Луи закружилась голова, каждый вздох давался ему все труднее и труднее. После очередной потери ребенка вместо нежной, красивой жены перед ним оказывалась измученная жизнью женщина. Ее большие лакриновые глаза не горели, как прежде, но в них промелькнула надежда, когда Шарлотта увидела мужа. Настоящая любовь между королем и королевой удивляла всех. Они вступили в брак по расчету, но стали символом светлых чувств и красоты в обоих королевствах. Поэтому никто не понимал, в чем же они провинились перед Богами, что не могут родить живое и здоровое дитя.

– Мой господин, простите меня, – виновато произнесла она, едва шевеля губами.

– Тебе не за что извиняться, моя королева. Вот увидишь, все изменится, мы справимся. – Луи подошел ближе и присел на кровать. Взяв ее за руку, он посмотрел ей прямо в глаза.

– Я неспособна иметь детей, Луи. Я только принесу в этот мир войну, если не рожу наследника. – От этих слов у нее из глаз потекли слезы.

– Не будет больше никакой войны. Наши семьи давно породнились. Твой брат Эрик, когда станет королем, не посмеет даже позариться на наши земли. Ради тебя. Шарлотта, мы молоды, у нас еще будут дети, обещаю тебе. Я буду молиться Богам каждый день. Они услышат нас, просто верь мне.

– Мне повезло с тобой больше, чем моей матери с отцом. Он никогда не был добр ни ко мне, ни к ней. Как ты можешь любить меня после всего?

– Ты не виновата! Никто не виноват, просто не пришло еще время для нашего наследника.

– Оно и не придет, Луи, неужели ты не видишь? Я слышала, как повитуха сказала твоей матери, что я больше не смогу иметь детей.

– Не слушай их, мы преодолеем это вместе, Лотта. Тебе нужно набираться сил, но сначала я поменяю простыни и помогу тебе переодеться.

– О нет, Лу! Пусть лучше этим займутся служанки, иначе пойдут слухи, что король, как слуга, убирает за своей бесплодной женой.

– Меня не волнует, кто и что скажет, только ты имеешь значение.

Луи поменял окровавленные простыни, приказал служанкам унести грязное белье и устроился возле кровати. Он так и просидел рядом с Шарлоттой, держа ее за руку, пока она от бессилия не уснула.

Поднявшись, он тихо выскользнул из покоев жены и отправился на поиски матери. Узнав, что она находится в своем кабинете, Луи незамедлительно пошел к ней туда и постучал в дверь.

Маргарита сидела за столом, читая письма, которыми должен заниматься король. Она выглядела весьма озадаченно, нухмурив брови и поджав губы. Она всегда умело скрывала чувства и сохраняла холодную голову. Ее сын стал королем в совсем юном возрасте и, конечно же, не умел править мудро, поэтому все приказы отдавались лордом Ларденом и Маргаритой. Однако с каждым годом правление королевством интересовало Луи все меньше и меньше. Да, он вырос образованным юношей, но в то же время был безынициативным, и это беспокоило мать. После смерти Жана Маргарита стала регентшей и старалась все контролировать, но даже она вовремя не заметила, что ее сын вовсе не желает управлять Медеусом. Все, чего он хотел, – находиться рядом с Шарлоттой, а свободное время уделять тренировкам на мечах и верховой езде.

– Соболезную, сын мой. Мы надеялись, что в этот раз все пройдет благополучно. Сегодня я узнала, что она больше не сможет выносить дитя. В связи с этим я бы хотела с тобой обсудить проблемы, которые скоро обрушатся на нас, как град с неба.

Луи замер, не дойдя до матери. Его лицо исказили боль и злость.

– О чем ты говоришь, мама? Мы даже не оплакали нашего ребенка, твоего внука! – Луи был вне себя от ярости. – Когда ты стала такой черствой? За что так ненавидишь мою жену?

– С чего ты взял, что я ее ненавижу? Разве я сделала ей что-то плохое? Я растила ее как собственную дочь, тебе не кажется? Луи, для меня на первом месте всегда будешь ты, мой единственный сын. И как мать, я должна думать о будущем нашего рода!

– Что ты хочешь этим сказать? – возмутился он, нервно скрестив руки на груди.

– Боюсь, мы должны найти тебе другую жену, – со вздохом ответила Маргарита.

– Ты с ума сошла? Я понимаю, что мои чувства к ней волнуют тебя меньше всего, но не забывай о том, кто она. Хочешь возвращения вражды? Поверь, если я соглашусь жениться на другой, то война придет быстрее, чем я вступлю в новый брак! Это же оскорбление всего рода Фонтегорн! Позволь нам жить в этом спокойном впервые за сотни лет мире. – Луи еще никогда не разговаривал с матерью так вызывающе. Он готов был отстаивать Лотту ценой собственной жизни.

Маргарита с самого начала знала, как пройдет этот разговор. Но все равно должна была достучаться до сына ради будущего Медеуса.

– Рано или поздно война придет в любом случае. Если Лотта вообще выживет после этих родов. Ее отец не простит нам ни ее кончину, ни расторжения брака. Конечно, если ты женишься на другой, это только ускорит процесс приближения войны, но у тебя появятся наследники, понимаешь? Без них мы просто вымрем, наше имя умрет, и кому тогда будет принадлежать Медеус и все его территории? Через тридцать-сорок лет вас может уже не стать, мы все не бессмертные. Без ваших общих наследников союз между королевствами ничего не будет значить. На трон после твоей смерти кто-то должен сесть. И я желаю, чтобы следующий король носил фамилию Фриель! – Она со всей силы ударила рукой по столу. – Или ты хочешь завещать трон будущим наследникам блудного принца Элрога, Эрика? Боюсь, Джоан повезло оказаться на том свете, иначе стала бы его женой, – с презрением произнесла Маргарита.

– Как ты смеешь говорить о моей сестре в таком тоне? А принц! Будь осторожна в словах, мама, нас могут подслушать. Ты говоришь так открыто и громко, что в Элрог даже письмо отправлять не придется. Я сам решу, что мне делать со своей женой, но ты не дождешься расторжения брака! – прорычал Луи, а затем развернулся и подошел к двери. – Кстати, забыл сказать, на днях к Шарлотте прилетел голубь. Ее брат собрался жениться в следующем году. На одной из дочерей какого-то лорда. Так что впредь не упоминай Эрика и его прошлую распутную жизнь.

– Перестань возиться с Шарлоттой, Луи. Лучше прочитай хоть одно письмо, адресованное тебе. Ты король, в конце концов. – Маргарита резко встала, отчего стул с грохотом опрокинулся на пол.

– У меня есть советник, и я ему доверяю. Вам вдвоем удается править лучше, чем мне. Вы же сами всегда оберегали меня от взрослых хлопот. – Поджав губы, он вышел из кабинета и захлопнул за собой дверь.

После его ухода Маргарита долго сидела, не в силах справиться с яростью. Она дважды постучала костяшками пальцев по столу, и из-за тяжелой темно-синей занавеси вышел лорд Ларден. За прошедшие годы он еще больше раздался, а жиденькие волосы на затылке поседели. Его круглое лицо поблескивало на свету, как и залысина, покрытая темно-коричневыми пятнами. Он внимательно осмотрел комнату, словно ища присутствующих, а затем озадаченно глянул на Маргариту, которая в печали становилась только краше. Ей все же удалось оправиться после утраты маленькой дочери. Годы совсем не испортили ее – напротив, сделали одной из самых привлекательных женщин в Медеусе. Густые темные волосы даже не тронула седина. Добавилось несколько морщинок на лице, но в остальном кожа была безупречной. А ее фигуре могла позавидовать любая юная дева. Ее щеки налились румянцем, а губы раскраснелись от нервных покусываний.

Когда лорд Ларден остановил на ней взгляд голубых глаз, его сердце забилось чаще. Перед ним сидела благородная дама, которую он так сильно любил, но ее сердце словно было сделано изо льда. Она никогда не подпускала его к себе. После смерти Жана у Бастьена закралась надежда, что лед вскоре растопится, но мысли Маргариты были заняты лишь сыном.

– Что мне с ним делать? Он ставит под угрозу весь наш род, а я не могу это так просто оставить. Я люблю эту девушку, но она не может подарить наследников. Это сильный удар по нашей чести. Вот уже восемьсот лет Фриели правят Медеусом – наравне с нами только Фонтегорны в Элроге. Но я не желаю смены власти, как это случалось в истории других трех королевств. Слишком много пролитой крови ради какого-то трона.

– Боюсь, если ваш сын не расторгнет брак, придется просить об этом Шарлотту. Тогда все пройдет мирно и безболезненно. Другого выхода нет, если хотите защитить интересы вашего рода. Она умная девушка, думаю, должна понимать важность наследников для нашего короля и всего остального народа. Пусть по возращении домой она убедит отца, что мы относились к ней как к собственной дочери.

– Она любит Луи, Ларден. Они оба любят друг друга и не пойдут на это, поэтому нам нужно придумать другой план. Я долго думала, – произнесла Маргарита, слегка растягивая слова. – Если они не согласятся на развод, значит, Шарлотта должна согласиться принять ребенка от другой женщины. Но гораздо сложнее заставить Луи заделать его. Мой сын идеальный муж, как и его отец.

– Постараюсь подобрать подходящую особу, моя королева, но уговорить их на это не в моих силах. – Лардена не удивило предложение Маргариты; он и сам давно помышлял об этом. Однако это было опасное преступление и предательство. Бастард на троне грозил еще большим скандалом.

– В вашей верности я не сомневаюсь. Я лично поговорю с Шарлоттой, ей придется смириться. Вы свободны, можете приступать к делу. Найдите ту, кого никто не хватится. После рождения ребенка она унесет этот секрет с собой в могилу. – Маргарита почувствовала горечь во рту от своих же собственных слов.

Спустя три месяца Шарлотта оправилась и даже стала выходить на прогулки в сад, чтобы подышать чистым воздухом. Она по-прежнему носила черные одеяния и вуаль, соблюдая траур, что губил ее изнутри. В этот день она приказала служанкам просто расчесать ее светлые волнистые волосы и оставить распущенными. По дороге к саду Шарлотта чувствовала на себе возмущенные взгляды благородных дам и лордов. В Медеусе женщины знатных кровей никогда не ходили с распущенными волосами, потому что это считалось неприличным, но после всего пережитого Шарлотте не было дела до устоев теперь уже ее королевства. Кроме того, в ее родном крае все выглядели так, как сами того пожелают. Ее мама всегда гордилась тем, что дочери достались ее прекрасные белокурые волосы, а от отца – синие, как драгоценные лакрины, глаза.

Шарлотта тосковала по дому. Она хотела бы покинуть Медеус, но верность Луи всегда останавливала ее. Ради любимого она готова была пойти на что угодно, но сейчас, казалось, лишь губит жизнь молодого короля. Еще больше она боялась причинить ему боль, если уйдет, как того хотела его родная мать. Шарлотта не испытывала ненависти к Маргарите, прекрасно понимала, почему она хочет избавиться от нее. По крайней мере, Маргарита всегда была честна по отношению к ней и здраво оценивала ситуацию в королевстве. Но Шарлотта уже сделала все, что было в ее силах.

Находившийся позади замка сад всегда словно притягивал ее. Высокие цветущие деревья, высаженные в несколько рядов полукругом, летом прятали ее от знойной жары. В центре сада расстилалась безупречная лужайка, на которой ее любимый муж часто упражнялся на мечах. Когда Луи забирали на срочные собрания, она предпочитала проводить время в одиночестве именно здесь, устроившись прямо на траве и прислонившись к толстому стволу дерева. Она читала книги, которые ей привозили из прежнего дома, – в Элроге все-таки были лучшие произведения.

Тем не менее в этот ясный день она отправилась к усыпальнице, притаившейся за деревьями, чтобы оставить цветы для своих детей. Их прах хоронили в сосудах, как и всех из рода Фриель, но после последних родов ей было слишком больно появляться там.

Усыпальница была построена из серого камня, и из нее всегда веяло прохладой. Шарлотте казалось, что самыми холодными были плиты, под которыми покоился прах ее детей. Весь пол был заполнен сотней маленьких плит размером чуть больше лошадиной подковы, на которых были высечены имена предыдущих правителей, их жен и детей. В день захоронения каменщики вырезали плиту, в землю под ней помещался небольшой сосуд с прахом, а затем плиту с уже выгравированными именами запечатывали обратно.

Впервые Шарлотта захотела узнать, чьим именем начиналась первая плита. Она никогда не интересовалась историей Медеуса, как и ее муж, и слышала о первых Фриелях только из уст скучных лордов. Шарлотта с детства помнила историю Элрога – даже сейчас любила читать о ней – и поэтому почувствовала угрызения совести из-за того, что не уделяла должного внимания истории Медеуса, ее нового дома.

Аккуратно ступая между захоронениями, она приблизилась к первой плите и поднесла факел поближе, чтобы разглядеть имена.

– Тахор Фриель, – прочитала она вслух, а затем посмотрела на соседнюю плиту, с которой они были соединены одной чертой. – И его жена Адифия. Интересно, вы ли первые из рода Фриель, что стали править этими землями? Но что было до вас? Ни в одной книге об этом не сказано, а я прочитала их немало. – Вздохнув, она продолжила изучать имена, к которым от первых плит тянулись пунктирные линии, обозначавшие наследников. – Талай, Ахафир, Нутор, Аспира, Фулир, Тарис, Афилия, – перечислила она. – Значит, вы братья и сестры. От Нутора идет продолжение рода Фриель. Ах, как бы я хотела одного, лишь одного, но здорового ребенка.

Ее глаза снова наполнились слезами, и она прикоснулась ладонью к плите матери всех этих детей.

– Ах, Адифия, прошу тебя, услышь мои молитвы! Помоги мне продолжить этот род, как когда-то продолжила ты! Дай мне знак, что я должна сделать. – Шарлотта прикоснулась губами к плите. Одна слезинка скатилась с ее щеки и упала на букву «д» в имени матери наследников рода Фриель. Как по волшебству, капля растеклась и заполнила вырезанную букву. Шарлотта в испуге отпрянула назад, но слеза уже впиталась в камень. Не поверив своим глазам, она решила, что то были проделки ее воображения.

Шарлотта не заметила, как пролетело время, но вдруг поняла, что сильно замерзла. Забыв о букве, она покинула усыпальницу. Солнце стояло высоко в небе, а значит, пора было отправляться на обед. Тут она увидела приближавшуюся к ней фигуру и остановилась.

Луи не спалось. Он мерил шагами комнату в поисках интересного занятия, но его взгляд то и дело падал на деревянный стол, заваленный письмами, которые мать лично передавала ему, чтобы пробудить интерес к правлению королевством. Он схватил почитать первое попавшееся письмо и убедился, что его власть находится под угрозой. Варвары снова начали нападать на мирное население Медеуса. Луи не мог послать войска в каждое селение. Никто не знал, где они нападут в следующий раз, однако его солдаты уже разыскивали места обитания проклятых дикарей. Однако проблема состояла в том, что те постоянно кочевали и, даже если удавалось найти их лагеря, успевали бежать. Зато солдаты неоднократно освобождали пленных крестьянских женщин с маленькими детьми – в основном мальчиками. Куда пропадали девочки, пленные в страхе отказывались рассказывать либо отвечали, что девочки в безопасности.

Вести в следующем письме были неутешительны. Варвары разгромили несколько его отрядов, оставив по одному человеку, чтобы донести случившееся до короля.

Швырнув бумагу на стол, Луи расстегнул темно-зеленый камзол и рубашку, обнажая мускулистую грудь. В отражении зеркала он заметил, что его кожа стала бледнее, потому что совсем перестал бывать на солнце. Луи лег на кровать и выбросил из головы мысли о поселениях Медеуса. Думать он мог только о ней. Его сознание начало погружаться в легкий сон, в котором мелькали образы солнечной Лотты.

В дверь внезапно постучали. От резкого пробуждения Луи вскочил с кровати, разозлившись на незваного гостя. Он накинул халат и открыл дверь. Он вдруг обрадовался, что Шарлотта выдернула его из сна, где была всего лишь фантазией. Сейчас он мог к ней прикоснуться, ведь ему так не хватало тепла любимой.

– С каких пор ты стучишься ко мне? – Он с улыбкой протянул ей руку.

– Я пришла с тобой поговорить. – В голосе Лотты слышалось волнение, но она все же приняла его руку.

– Проходи, я тебя слушаю, – сказал Луи, подняв брови. – Я тут подумал, а почему мы живем в разных спальнях? В твоем родном королевстве короли делят комнату с женами.

Луи нежно обнял ее сзади и вдохнул такой родной запах ее волос. Она была одной из немногих, кто не любил покрывать себя ароматами цветов или фруктов. Ее естественный запах чистого тела нравился ему намного больше, чем самые дорогие духи во всех королевствах континента. После родов у них не было близости, и его тело истосковалось по теплу и нежности любимой. Он начал медленно приподнимать легкую юбку ее платья, совершенно не желая сейчас хоть что-то обсуждать. Но Шарлотта так резко обернулась, что ему пришлось остановиться.

– Луи, я знаю, что ты любишь меня! Но так продолжаться не может. Тебе нужен наследник, иначе все нажитое таким трудом потеряет смысл, – быстро заговорила она, проигнорировав его вопрос.

– Моя мать сказала тебе предложить расторгнуть брак? – перебил он ее.

Он вдруг вспомнил, как стоя на балконе, в отчаянии наблюдал за женой. К ней вдруг подошла его мать и обняла за плечи. Маргарита выглядела приветливой и даже возбужденной. Ее лицо сияло, словно она сделала какое-то открытие. Они о чем-то говорили, но он не мог их слышать – только внимательно смотреть. Спустя некоторое время королева-мать удалилась вместе с Лоттой, но жена его выглядела словно бледнее и растеряннее. Снова речь Лотты вернула его в комнату.

– Нет, Лу, она знает, что мы не согласимся на это. – Шарлотта замялась. – Но я согласна с ней, что тебе нужен наследник. Мой род Фонтегорнов продолжит брат, тем более он наконец-то выбрал девушку. Поэтому нам должна родить другая женщина… от тебя… Я приму ребенка как своего, и тогда не будет ни малейшей угрозы войны, а мы будем счастливы. Станем настоящими родителями! – Шарлотта старалась выглядеть воодушевленной, но ее голос дрожал, а в горле стоял такой ком, что она не могла даже вздохнуть.

Луи потерял дар речи. Жена просила его об измене!

– Лотта, ты же не серьезно! – задохнулся он.

– Очень серьезно! Это поможет всем нам. Никто не узнает. После того как объявят о моей беременности, я не буду выходить из замка, а женщина, которая сделает для нас это, будет тайно жить здесь…

– Никто не отпустит ее живой. Любому человеку можно развязать язык, понимаешь? То, о чем ты просишь, – предательство, преступление. Боги не простят нас за это, – в отчаянии прошептал он и посмотрел в полные надежды глаза. – Они и так наказывают нас за что-то. Ох, Лотта, я не могу так… Мне нужно подумать…

– Я буду присутствовать! Мы преодолеем это вместе. Маргарита сказала, что у нас есть месяц на раздумья. – Лотта словно обезумела, и она, казалось, готова дать согласие прямо сейчас.

Луи всегда чувствовал, когда она нуждается в его защите, и поэтому раскинул руки. Шарлотта сразу кинулась к нему в объятия.

– Ее мнение волнует меня меньше всего, а сейчас иди в мою постель, – прошептал он ей на ухо. – Будем пробовать снова. Если ты забеременеешь, то мы откажемся от этой затеи и просто подождем, пока не родится ребенок.

Луи жадно прильнул к ее губам, и она ответила на его поцелуй. Он уже был готов, но не торопился. Медленно расшнуровывал легкий корсет на ее платье, слушая ее учащенное дыхание. Она тосковала по нему, тосковала каждую ночь, но не решалась прийти.

– Может, ты все-таки останешься жить в моих покоях? – спросил он, остановив руки на ее бедре, как бы поддразнивая.

– Как прикажет мой король! – выдохнула она и направила его руку выше. Платье соскользнуло с ее плеч и растеклось по полу. От вида обнаженного тела жены у Луи перехватило дыхание. Он был не в силах сопротивляться ее нежным рукам, ласкающим его плоть. Шарлотта опустилась на колени, всем своим видом выказывая покорность. Губы были такими ласковыми, что ему пришлось остановить ее, дабы преждевременно не одарить ее семенем. Луи с легкостью поднял разгоряченную любимую на руки и положил ее на стол, скидывая все письма и бумаги. Она от нетерпения застонала и только после почувствовала его в себе.

Ритмично двигаясь, он держал ее за талию, и жадно хватал воздух ртом. Не сводя с нее взгляда, он наслаждался ее блаженным лицом, которое излучало желание быть полностью в его власти. Каждый стон Лотты приближал его к кульминации. Ухватившись за края стола руками, она еще сильнее прижалась к нему бедрами, и не отпускала, пока не почувствовала в себе тепло его семени.

Глава 5

Ванпулы

– Где я? Что происходит?

Перед глазами все расплывалось. Она попыталась подняться, но кто-то остановил ее, слегка надавив на плечо.

– Все в порядке. Ты в безопасности, но у тебя серьезная рана. Сейчас ты в надежных руках. У нас есть все, что поможет тебе поскорее встать на ноги.

Голос показался ей странным. Он не походил на женский. Скорее, на тот, что был у варваров. Однако он звучал нежно – не так грубо, как у нее или других амазонок. Подобным ласковым тоном с ней всегда разговаривала только Элен. Судя по всему, с ней говорил мужчина. Варвар. От испуга ее сердце забилось быстрее, отдаваясь пульсацией в висках.

– Кто вы? Я у вас в плену? – спросила она, сглотнув комок в горле.

На протяжении всей своей жизни в ксанфате Сатирра слышала, что от рук мужчин происходит все зло в мире, что они были безжалостны. Да и после встречи с варварами ей не особо хотелось оставаться в этом месте, но раненой сбежать казалось невозможным. К тому же она не знала, сколько человек охраняет поселение.

Сатирра напряглась в ожидании пыток ради удовольствия мужчины. Однако тот спокойно продолжал с ней разговаривать.

– Мы не берем пленных, только помогаем больным и раненым. Тебе повезло оказаться здесь. – Сильные руки осторожно обхватили ее за плечи и повернули на бок, видимо, чтобы мужчина мог осмотреть рану.

– Варвары никому не помогают.

– Разумеется. Попадись ты варварам, думаю, если бы они и лечили тебя, то только чтобы продолжать делать с тобой непристойные вещи, – с неприкрытым отвращением сказал он. – От них много бед. Все мирные поселения в этих краях страдают от нападений головорезов. Будто они заполонили весь лес Мергон.

– Что значит «непристойные вещи»? – спросила она.

– Если ты не понимаешь, лучше и не рассказывать вовсе, – смущенно ответил он. Ее вопрос поставил его в тупик, но он нашел этому оправдание: девушка была ранена и находилась в бреду.

– Вы мужчина? Меня не должно быть здесь. Я нарушила закон ксанфата. Арда ищет меня, и если она вас найдет, то убьет. Мне нужно возвращаться домой.

Сатирра снова попыталась встать, понимая, что пора убираться отсюда, пока амазонки не нашли ее в мужском обществе и не казнили, но сильные руки мягко остановили ее.

Она никак не могла объяснить себе, что он вовсе не враг. Мужчина есть мужчина, несмотря на то что он, по-видимому, действительно спас ее. Она почувствовала, что незнакомец взял ее за руку – так делала только Элен, когда Сатирра была маленькой и нуждалась в поддержке. Ее вдруг окутало странное ощущение спокойствия.

– Не беспокойся, она никогда не узнает, кто я. Ты должна отдыхать, а когда пойдешь на поправку, наш общий спаситель отпустит тебя, – ответил он.

– Спаситель?

– Да, скоро ты с ним познакомишься. Дай только телу восстановиться, а потом расскажешь, как угодила в капкан.

– Почему вы мне помогаете? Ксанфа всегда говорит, что лучше умереть, чем попасть в плен к мужчине. Они истязают, бьют и обращаются с женщинами так, как будто мы какая-то вещь. Я никогда не слышала, чтобы такие, как ты, помогали.

– Правда? Не знал, что я такой. За триста сорок семь лет никогда женщин не бил. – Он вдруг призадумался. – А кто такая ксанфа? И почему она так говорит про всех мужчин? – Он говорил спокойно, полагая, что девушка не вспомнит об этом разговоре, особенно о его настоящем возрасте. Ему еще не доводилось слышать таких чудных историй, поэтому он с интересом внимал словам о каких-то ксанфах.

– Ксанфа – это Арда. Мы все ей подчиняемся, а она оберегает нас, – ответила Сатирра, даже не обратив внимание на его возраста.

Он сдвинул брови от удивления.

– Как королева?

– Я не знаю, кто это, – растерянно отозвалась она.

– Значит, поговорим об этом, когда поправишься. Видимо, ты совсем ничего не знаешь о людях, а может, ударилась головой и все забыла. Нас всех удивило место, где наш вождь нашел тебя. Слишком далеко от ближайшей деревни. Ты еще была весьма странно одета, да и вооружена, как воин. Мы нашли при тебе два меча, кинжал и мешки с вещами. Но по́лно об этом, я должен промыть твою рану. Она не смертельна, но заниматься ею все равно нужно. Ночью у тебя был сильный жар, но мы умеем бороться с ним.

– Разве не ты меня спас?

– Нет. Я тебя просто выхаживаю.

Сатирра чувствовала слабость и не понимала половины слов, что мужчина говорил. Когда его нежные ладони коснулись ее живота, тело покрыли мурашки. Она задергалась, словно сгоняющая надоедливую муху лошадь. А все из-за непривычных ощущений, которые дарили чужие прохладные руки на ее теле, разгоряченном от лихорадки.

– Все в порядке? Тебе больно? Не бойся.

Обхватив ее голову ладонями, мужчина нагнулся, и Сатирра почувствовала теплое дыхание на лице. Сознание вдруг начало утекать. Он находился так близко, что она смогла разглядеть цвет его зеленых глаз и ярко-рыжие волосы, но лицо так и осталось размытым пятном.

– Не трогай меня, запрещено ведь. Я должна сама себе помочь. – Сатирра испугалась, снова подумав о наказании, которое обязательно последует, если в ксанфате узнают, что к ней прикасался мужчина.

– Я не причиню тебе вреда. Не бойся, я лишь хочу помочь. Мы всегда помогаем раненым и умирающим. – Он был настолько добр, что ей хотелось поверить ему. – А теперь, пока я промываю рану, расскажи о себе. Как тебя зовут? Как ты попала под власть ксанфы? – Ему хотелось побольше узнать о необычной девушке и тем самым отвлечь ее от болезненных ощущений.

– Меня зовут Сатирра. Имя дали амазонки. Я не знаю, как попала в ксанфат. За день до того, как покинуть племя, я выяснила, что мне всю жизнь врали. Они говорили, что наша ксанфа любит меня, что она вырвала меня из пасти медведя. Но одна женщина, которая лечила меня, рассказала, что все было совсем не так. Арда нашла меня в лесу с каким-то мужчиной, но он успел только сказать, что проклятый медведь оставил эти шрамы на моих лице и руке – она отрубила мужчине голову и забрала меня с собой. Они рассказывали, что это медведь вырвал мне глаз и повредил руку, но, зная теперь, на что варвары способны, я думаю, это мог сделать и тот мужчина. Поэтому мы живем, скрываясь от ваших глаз. Вы ненавидите женщин и издеваетесь над нами.

Сатирра вновь вспомнила сон и медвежью пасть, сомкнувшуюся на ее лице, но продолжала:

– Наверное, это и вправду сотворил со мной медведь, но почему бы просто не сказать, что меня нашли в руках у мужчины? Я ведь должна была расти на дереве. – Задумавшись на секунду, она почему-то призналась: – В ксанфате меня считают неполноценной из-за шрамов и нерабочей руки.

В болезненном состоянии Сатирра вовсе забыла о правилах ксанфата. На протяжении всей жизни амазонки скрывались и заметали за собой следы, чтобы о них никто никогда не узнал. Но Сатирра, будто под действием волшебства, доверила ему секрет амазонок. Обида на Арду отпечаталась в ее памяти, и история о медведе с мужчиной почему-то первой пришла в голову.

Сбежав из лагеря, она уже не хотела отступать от своего плана, но быть одной пугало. Поэтому она шла по следам амазонок, держась на расстоянии, чтобы те не заметили ее. Она не решалась присоединиться к ним – ждала подходящего момента, чтобы проявить себя. И ведь она вправду спасла отряд, когда отвлекла варваров на себя! Справилась с тремя мужчинами, хоть ей и помогли укрытие, внезапность и гнев, который скопился на ксанфат за все время проживания в нем.

Незнакомец внимательно слушал ее. Когда он услышал про медведя и мужчину, его глаза округлились, будто он о чем-то догадался, а когда она поведала о ее рождении от дерева, его в недоумении передернуло.

Взяв себя в руки, он сказал:

– Я многое успел повидать, Сатирра. Ты приравниваешь варваров ко всем мужчинам, но не все мы жестоки. Поверь, в моем поселении тебя никто и пальцем не тронет. Я не знаю, почему в ксанфате держали в секрете твое появление, но, возможно, на то была веская причина. К сожалению, я не могу излечить твои шрамы – такое никому не подвластно, даже вождю. Могу я дать тебе совет? – Он старался не прерывать разговор, увидев, что она понемногу теряет сознание.

Сатирра кивнула.

– Никому не позволяй себя называть неполноценной.

– Но ведь это правда.

– Неполноценны только те, кто осуждает других за внешность или увечья.

За разговором мужчина закончил закладывать мазь в ее рану. Сатирра по-прежнему не могла рассмотреть его лицо, но вдруг начала вспоминать истории Элен о ее жизни за рекой. Вспомнив слова, что не все мужчины ужасны, она еще больше прониклась доверием к незнакомцу.

Мужчина встал и начал поспешно собираться.

– Постой, не уходи! Не оставляй меня, я ведь даже не знаю свое имя. – Она хотела снова подняться, но у нее не осталось сил. Хотела рассмотреть его лицо, но зрение все еще подводило ее.

– Я скоро вернусь. Мне нужно привести вождя, а ты пока отдыхай. Я дал тебе сонный отвар, он поможет тебе быстрее восстановиться, – опомнившись, добавил он. Его словно кто-то поторапливал, но, прежде чем уйти, он остановился. – Меня зовут Гаррет.



Пробыв несколько часов в тишине и состоянии полудремы, Сатирра попыталась разлепить веки, чтобы изучить незнакомое место. Перед глазами все расплывалось, но небольшое количество света, проникающего сквозь щель между двумя полотнами, помогало ей разглядеть обиталище. Собственная медлительность раздражала ее, но она ничего не могла с этим поделать.

Шатер напоминал тот, в которых жили амазонки, но полотно собиралось не в прямоугольную форму, а в более конусообразную. Рядом с низкой кроватью, на которой она лежала на шкуре, стояли полки с глиняными сосудами разных форм и размеров. На многих из них были изображены животные. Она не сразу почувствовала запах, но по мере того, как приходила в себя, он становился все более навязчивым и не самым приятным – словно тлели какие-то травы. Сатирра ощупала пальцами шкуру под собой, которая оказалась грубоватой и колючей. Заметив краем глаза коричневый цвет, она догадалась, что шерсть скорее всего медвежья.

Воздух был настолько сухой, что ей жутко хотелось пить и избавиться от невыносимой сухости во рту, но дотянуться до сосудов с водой у нее не получалось – для этого требовалось встать. Опасаясь снова потерять сознание, она терпела першение в горле. Казалось, будто ее изнутри режут ножом.

До Сатирры донесся шорох шагов, приближающихся к шатру. Полотна раздвинулись, впуская свежий воздух, и внутрь вошел высокий человек необычной внешности. Перед ней снова стоял мужчина. Она наконец-то разглядела его. Узкое лицо с острыми скулами, высокий и покатый лоб, длинные глаза, крупный нос, маленький рот и выступающий округлый подбородок. Несколько морщин указывали на то, что он был зрелым мужчиной. Цвет его кожи был смуглым, с красноватым оттенком. Виски выбриты до блестящей кожи, а длинные черные волосы ниспадали до лопаток. В некоторые пряди были вплетены черные перья. На шее красовалось ожерелье из клыков хищных животных. Тело, скрытое под легким одеянием, выглядело крепким. Он опирался на посох из дерева песочного цвета, который сжимал в руках.

Мужчина дружелюбно улыбнулся и слегка наклонил голову в знак приветствия.

– Гаррет? – удивленно спросила она, решив, что рыжие волосы и зеленые глаза просто приснились ей или привиделись.

– Нет, дитя, мое имя Анункасан. Я пришел проведать тебя. Гаррет сказал, что тебе уже лучше. – Его глубокий голос с хрипотцой совершенно отличался от голоса Гаррета.

На миг она забыла, где находится, но, спохватившись, сказала:

– Вы странно выглядите. Я мало видела мужчин, всего несколько, но вы отличаетесь ото всех.

Она бестактно разглядывала его. Зрение практически восстановилось, поэтому она не скрывала своего любопытства. Любой другой человек принял бы это за грубость, но мужчина с таким же интересом рассматривал ее.

Мужчина не удивился ее словам. Видимо, слышал их не впервые.

– Да, ты права. Я не такой, как люди на континенте. Вот и прячусь здесь, в лесу. Я чужак, а таких никто не любит. Ты другой, а значит, преступник. – Его добрые глаза помрачнели. – Когда-то давно я прибыл на эту землю. Тут и остался. Моя душа не хочет покидать эти края. – Он призадумался, а потом, будто опомнившись, продолжал: – Ты уже познакомилась с Гарретом. Он помогает мне, мы по очереди присматривали за тобой. Думаю, тебе нужно еще немного отдохнуть. Наверняка ты все еще ощущаешь слабость. Не хочу утомлять тебя вопросами, пока ты не оправилась полностью, но мне лично хотелось убедиться, что тебе лучше.

– Зачем вы мне помогаете? – В ее голосе прозвучало недоверие.

– Мы всем помогаем. Особенно тем, кто нуждается в помощи. Это моя обязанность. Для того я и живу в этих краях.

Она все равно не поняла, зачем он помогает ей. Воздух вдруг снова стал душить ее.

– Я уже отдохнула. Могу я выйти на улицу? От этого запаха мне плохо. – Она схватилась за горло. Каждое слово приносило сильную боль. – Я хочу пить.

Он протянул ей один из сосудов с водой, и Сатирра начала жадно и громко глотать воду, чувствуя травяной привкус.

– Этот запах обладает лечебными свойствами. Травы, что тлеют в типи, облегчают боль. – Он помог ей присесть на кровати так, чтобы не упасть обратно.

– Типи? – Она удивленно приподняла брови.

– Ах да, на моей родной земле так называют шатры, – ответил он. – С помощью трав можно вылечить или облегчить многие болезни. Вдыхать тлеющие травы – один из способов, а другой – делать из них отвары. Еще их прикладывают к ранам, а некоторые, приготовив, можно съесть. Если использовать их правильно, даже удивительно, как быстро они исцеляют хрупкие тела.

Сатирра внимательно слушала, сидя на кровати и держа его за руку. Ее ступни едва ли касались земли. Голова все еще слегка кружилась, и она не решалась вставать, но мужчина будто читал ее мысли и не торопил.

– Мы тоже делаем из трав лечебные мази, но я никогда не вдыхала дым как лекарство. – Ей почему-то хотелось разговаривать с ним обо всем.

– Я уже изучил твои мази из сумки, они не настолько сильны, как мои, хоть и помогли облегчить страдания в той яме. Мои травы росли на родной мне земле. Теперь я выращиваю их здесь, чтобы помогать таким, как ты.

Сатирра почувствовала, что уже готова идти, и встала на ноги, опираясь на руку мужчины. После нескольких неуверенных шагов ее перестало шатать. Бок практически не болел. Травы этого необычного человека и правда оказались эффективными.

Оказавшись на улице, она глубоко вдохнула, и чистый воздух наполнил легкие. Казалось, будто все это время она задерживала дыхание. Яркий свет слепил глаза, заставляя жмуриться. Постепенно привыкнув к солнечным лучам, Сатирра осмотрела окружающий ее лес. Высокие деревья с колыхающимися от легкого теплого ветра листьями словно нашептывали песни. Они немного отличались от привычных ей видов. Были намного выше, раскидистее, листья больше и более вытянутой формы. Вдали виднелась река, не такая широкая, как в поселении амазонок, и более спокойная.

– Как далеко мы от ямы, где меня нашли? – спросила она у мужчины.

– Если идти пешим? Пара недель, может, мы находимся по другую сторону тракта от того места, – спокойно ответил тот.

– Но как такое возможно? Я не могла провести столько дней без сознания! – по-детски удивилась она.

– Конечно нет. Я нашел тебя вчера днем, а сюда мы прилетели к вечеру, – так же непринужденно отозвался он.

– Вы издеваетесь надо мной, да? Где мои вещи, я хочу уйти и найти ту проклятую яму! – вспылила она. После услышанного ей больше не хотелось находиться здесь. – Вы говорите, что помогаете людям, но умалчиваете о каких-то полетах и преодолении немыслимых расстояний! Как я могу вам доверять?

– Успокойся, дитя. Мы всего лишь помогаем тебе. О нас мало кому известно, точнее, никому, кроме нас самих. – Он оперся на посох двумя руками, когда Сатирра перестала держаться за него и отошла на несколько шагов.

– О ком это «вас»? Что происходит? Вы же варвары.

Она почувствовала слабость в ногах и поняла, что без помощи идти будет сложно.

– Я думал, ты уже мертва, когда только нашел тебя. Приземлившись, я понял, что ты еще в сознании. Раз не веришь мне на слово, скажи, что последнее ты помнишь? – спросил он, пытаясь доказать правду.

Некоторое время Сатирра не могла вспомнить, как оказалась в ловушке ямы, но воспоминания постепенно стали возвращаться. Боль в спине, пронзенной стрелой, листва и сухие ветки под телом, шум ветра, мешки с вещами, вода, мази и… свет. Яркий свет в середине дня, от которого некуда было деться. Тут она вспомнила образ, что явился к ней прямо перед тем, как она погрузилась в сон.

– Помню птицу. Она была огромная и перекрывала свет от палящего солнца, – выдохнула она. – А потом рядом со мной оказался человек. Больше ничего не помню, только как проснулась уже здесь. – В голове вдруг пронеслось, как она рассказывала Гаррету об амазонках, о себе, а значит, он доложил об этом своему вождю. – То, что вы нашли меня, – большая ошибка. Никто не должен знать о нас, о том, кто мы такие и как живем. Мы никогда не оставляем в живых мужчин, если те заметили нас или приблизились к месту нашего обитания. Я предаю ксанфат, пока так спокойно разгуливаю с вами под руку и рассказываю о себе.

– Тебя зовут Сатирра, да? Это твое настоящее имя?

Она кивнула, мысленно упрекая себя за слова, которые обронила еще при Гаррете.

– Я нашел тебя по чистой случайности. По правде говоря, ты не нуждалась в моей помощи, но я все равно забрал тебя сюда – не знал, как скоро тебя найдут и вытащат из ямы. Да и потом, мы стараемся не допускать, чтобы кто-то попал в руки варварам, – продолжил мужчина. – На самом деле тебя не должно быть здесь, и ты тоже не должна знать о нас, так что мы с тобой оба рискуем. Зато это поможет держать язык за зубами, а также создаст между нами доверие. Я ведь могу тебе доверять, Сатирра? Она снова кивнула, а затем опустила голову, словно в чем-то провинившись. Она и правда была виновата перед ксанфатом и Ардой, но люди за рекой не попадали под те описания, которые ей всю жизнь вбивали в голову.

– Я поведаю тебе о том, кто мы такие, чем занимаемся, как живем и зачем помогаем людям. Взамен ты расскажешь мне об амазонках. Я много где бывал, наблюдал, но амазонок никогда не встречал. Как ты попала в ксанфат, что за шрамы у тебя на лице и руке? – Его голос звучал ровно и спокойно. Он протянул руку, показывая, что ему можно доверять.

Сатирра выглядела растерянной, ей казалось, будто она выпала из реальности. Будто это какое-то наказание за то, что она ослушалась ксанфы. В этот момент Сатирра поклялась себе, что больше никогда не нарушит правила ксанфата и свои обещания. Она ведь всегда служила Арде верой и правдой, а теперь из-за глупой обиды и любознательности оказалась здесь.

Сатирра пересказала свою историю, придерживаясь за руку Анункасана, пока они направлялись к реке.

– И больше ты ничего не знаешь? – дослушав, спросил он.

– Нет. Помню, как мне приснилось, что огромный зверь напал на меня, разинув свою пасть и сомкнув челюсти на моей голове. Но, думаю, это все воображение, я не могу помнить этого. Больше ничего. А теперь еще не понимаю, кому верить. Если обманывали амазонки, то кому тогда можно доверять? Все слишком сложно, – Сатирра лихо перескочила через небольшой камень, но это резкое движение отдалось болью в боку.

– Я гляжу, ты быстро идешь на поправку. А ведь правду говорят, что женщины выздоравливают быстрее мужчин. Я и сам много раз это замечал. Не зря вам даровано право рожать детей.

– Что? Рожать детей? Как это? – Сатирра удивленно посмотрела на него.

– Ты не знаешь, откуда берутся дети? Неужели при тебе ни одна амазонка не рожала? – Его глаза широко распахнулись.

– Детей всегда приносили из леса. Как и кобыл, коров, кур, овец, – серьезно произнесла она. – Мне говорили, они расцветают, как цветы, на деревьях. Плоды очень редки, поэтому пополнение наших рядов происходит нечасто. Кого-то находят совсем маленьким и забирают к нам, чтобы потом тренировать, а взрослых женщин уже не учат держать в руках меч – им никогда не стать воинами. Мужчины же вырастают из сорняков и ядовитых растений, поэтому приносят только горечь.

При всей своей мудрости и знаниях Анункасан не смог сдержать недоумения на лице. Ее отчужденность от реального мира была абсурдна. Подобные рассуждения больше соответствовали пятилетнему ребенку, но никак не взрослой девушке. Он поразился услышанному, но попытался собраться с мыслями, чтобы не напугать ее правдой. Он считал своей обязанностью посвятить ее в таинство рождения.

– Боюсь, все совсем не так, – задумчиво произнес он. – Человек появляется только от связи мужчины и женщины. Один без другого не сможет обзавестись потомством, и род его будет обречен на погибель. Неужели кобыл и других животных вы тоже находите в кустах?

– Да, кобыл тоже приводили из леса, как и всех остальных животных, но я никогда никого не находила. – Сатирра до сих пор не понимала, о чем он говорит и как мужчина может повлиять на будущее людей.

– В каком же страшном месте ты выросла… Неужели амазонки настолько ненавидят мужчин, что отрицают происхождение любого из нас? – спросил Анункасан. – Да, в мире есть жестокие мужчины, про которых тебе рассказывали. Они мучают, насилуют и избивают женщин. Но чаще всего между мужчиной и женщиной возникают чувства, которые настолько сильны, что никто не может повлиять или изменить их. Это называется любовью. Пары идут на все, чтобы быть рядом друг с другом, становятся семьями, и от их чувств появляется новый маленький человек. В любви рождаются хорошие люди, – уже серьезнее, но по-доброму рассказывал он.

– Значит, если я полюблю кого-то, у меня появится семья и ребенок? Как я пойму, что это оно самое? – Она наморщила лоб, словно любопытное дитя.

– Понять это не так сложно. Тебе всегда будет не хватать человека, если его нет рядом. Наши сердца бьются быстрее только рядом с теми, кого мы любим. Мы плохо спим по ночам, думая о любви. Хотим постоянно прикасаться руками к телу любимого, целовать и… много чего еще, – закончил он, решив, что этого достаточно.

– Я никогда такого не испытывала, – потупив глаза в землю, сказала она.

Внезапно Сатирра вспомнила, что когда к ней притронулся Гаррет, то у нее быстро забилось сердце. И сейчас она думала о нем. Неужели это и есть любовь?

– Мне жаль, что ты выросла в таком лживом месте. Возможно, тебе не врали о том, как ты попала в ксанфат, да и твой сон вовсе не игра воображения. Когда Гаррет вернулся от тебя и рассказал о мужчине и медведе, я сразу понял, что придется поведать тебе наш секрет. Я просто обязан рассказать о нас, поскольку все это произошло по моей вине. Есть только одно объяснение, почему ты выжила, – произнес Анункасан. – Боюсь, я знаю, кем был тот мужчина, с которым тебя нашли. Он был одним из нас. Я спас его шестнадцать лет назад. Ведь именно столько лет ты живешь в ксанфате?

Она кивнула.

– На тот момент прошло слишком мало времени, чтобы он мог контролировать новообретенную силу. Я уверен, что он боролся с ней изо всех сил, раз ему удалось не убить тебя, а только покалечить. Я всегда стараюсь помочь людям, и случившееся с тобой непростительно.

– Не понимаю. – Сатирра остановилась и посмотрела прямо в карие глаза.

Анункасан выдержал ее пристальный взгляд. В какой-то момент ей даже показалось, что он не хочет рассказывать эту историю.

Он тяжело вздохнул.

– Я воскрешаю людей, Сатирра. Да, я понимаю, как странно это звучит. Мы ванпулы. Люди, объединившие свою душу с животными. Бессмертные. Я могу перевоплощаться в птицу. Гаррет в лошадь. Даже не знаю, с чего начать.

– На меня тогда напал ваш ванпул? – Она с прищуром взглянула на него.

– Это был Мато. Раньше его звали Артур. Он был сильным работящим мужчиной, пока однажды тяжелая болезнь не подкосила его вместе с его семьей. Он умер, а я даровал ему второй шанс и помог обрести бессмертие. Да, знаю, в это трудно поверить. – Он замолчал, но, чувствуя на себе пристальный взгляд, требующий объяснений, продолжил: – Мато в переводе с моего родного языка означает «медведь». Артур выбрал это имя в знак почтения к моему народу. Души животных сами выбирают себе достойного человека, чтобы идти с ним бок о бок всю жизнь. Но не всех людей можно воскресить, ведь стать достойным пристанищем для души животного – большая редкость. Он был хорошим человеком, но дух медведя оказался ему не под силу. Всего через месяц после того, как я вернул его, он пропал.

Сатирра громко дышала, не веря своим ушам. Сердце в груди громко стучало.

– Артур… Его и вправду убила твоя ксанфа, но после смерти человека животное, чей дух разделял с ним тело, просто теряет бессмертие. Правда, стареет гораздо быстрее своих обычных сородичей. Если у человека есть наследники, дух животного вселяется в одного из них, даруя бессмертие, вместо того чтобы в одиночку доживать короткий срок. Если же убивают животное, то человек проживет еще несколько лет, стремительно старея.

Он сделал небольшую паузу, чтобы Сатирра могла осмыслить его слова.

– Помню, как медведь вернулся сюда в поиске помощи. Мы не знали, что произошло с Артуром, но одно поняли точно – он мертв. Поскольку наследники Артура тоже были мертвы, духу медведя не с кем было разделить бессмертие и спустя пару лет его не стало. Мне очень жаль, что так все случилось, но мы не можем контролировать всех животных и тех, кто разделял с ними души. Я до сих пор виню себя за это. В день нападения Артур наверняка боролся с медведем и не желал причинить вреда маленькой девочке, но к тому времени, когда смог вернуться в человеческий облик, тебя уже нашла ксанфа. История и правда кажется загадочной. Девочка, покалеченная медведем, оказалась посреди леса с мужчиной, но теперь все встало на свои места.

Сатирра молча слушала, но все это звучало слишком странно. Начиная с того, при каких обстоятельствах ее нашла Арда, и заканчивая тем, что она переместилась на огромное расстояние всего за несколько часов вместо двух пеших недель. Ей в грудь будто вонзили кинжал – настолько больно было принять правду. Она собрала волю в кулак, стараясь не заплакать, и прижала правую ладонь к шраму на лице.

– Хотите сказать, что на меня напал человеко-медведь, а потом вы, человеко-птица, по воздуху перенесли меня сюда? И много вас таких? – наконец выдавила Сатирра, но в ее голосе слышалась горечь.

– Так и есть. Я перенес тебя из ямы с помощью моего ванпула.

Анункасан все больше рассказывал ей о себе и ванпулах. Оказалось, ему уже больше семисот лет, и прилетел он сюда с другого континента, который находится по другую сторону океана. Бессмертных проводников, как он, было еще трое, и они разбрелись по другим трем континентам. Они и обладали силой проводника, и разделяли тело с духом животного, подарившего им вечную жизнь. За все свое существование Анункасан встречался лишь с одним из себе подобных, с проводником-ванпулом по имени Куву с другого континента. Оказалось, люди и животные за океаном сильно отличались друг от друга. Анункасан и сам был другой. Животное проводника Куву, с которым ему удалось повидаться, было подобно диким кошкам – львам, которых нет на этом континенте. Но ванпул проводника Куву тоже отличался от обычных сородичей. Он назывался лефан, и сила его была немыслимо велика. Он был намного больше самого крупного медведя из тех, что встречались на этом континенте, а огромные клыки торчали из пасти, доставая до самой груди.

После встречи с Куву, Анункасан перебрался на этот континент и остался жить, потому что здесь не было ни одного магического существа. За столетия проведенные здесь, он обзавелся собственным племенем воскрешенных, которые вместе с ним помогали бедным и больным людям в других поселениях.

На этой земле не было таких птиц, которых он именовал орлами. Так как Анункасан обладал даром проводника духов в этот мир, его птица тоже немного отличалась от сородичей: она гораздо больше, с четырьмя когтистыми лапами и огромными размашистыми черными крыльями, а ее сила так велика, что она в одиночку может унести несколько людей или даже вместе с конем. Это существо он называл орлеан.

Оказалось, что магическая способность воскрешать людей передавалась по наследству от проводников, но их дети не были бессмертными. Однако если что-то случалось с человеческим телом ванпула, дух животного мог передаться одному из наследников, делая его следующим вождем.

Сатирра долго и внимательно слушала его рассказы и вдруг спросила:

– Вы ведь тоже были когда-то простым человеком? – поинтересовалась она.

– Да, это так. Долгая история, как я стал проводником-ванпулом. Может, поведаю об этом в другой раз.

Выросшая среди жестоких женщин, которые даже маленьким девочкам не рассказывали сказок перед сном, Сатирра с восхищением слушала его. От обилия информации у нее закружилась голова, но она впитывала все его слова, как ребенок, и запоминала каждое мгновение этой встречи.

– Тогда почему обычные люди не знают о вас? Почему вы скрываетесь? – Вопросов к странному человеку становилось еще больше.

– Потому что у нас есть то, чего мы не можем им дать. Нас могут сжечь, как нечистую силу. Магия на этом континенте пропала много веков назад. Прознав, что я могу возвращать людей, да еще и дарить бессмертие, короли возжелают этого. Но не я выбираю, кому остаться в этом мире, – это решает дух нашего Владыки. Вернувшиеся с того света живут не среди людей, а со мной, в этом лесу, скрывая дар от человеческих глаз.

– Какой еще Владыка? Где он сейчас? Как выглядит? – сыпала вопросами Сатирра.

– Владыка. Именно он давным-давно создал проводников-ванпулов, таких, как я, и наделил людей с разных земель даром возвращать мертвых. От него пошло наше превращение в животных. Владыка разделил свою душу надвое, и вторая часть его могла перевоплощаться в другое существо, как ванпулы в своих животных. Но обе ипостаси погибли. Никто не знает как, потому что не нашлось останков ни магического существа, ни человека. С тех пор душа Владыки так и не нашла избранного, с которым он смог бы соединиться и возродиться вновь. Возможно, этого никогда не случится. За столько лет я так и не нашел того, кто справится с его мощью. К тому же никто не знает, как выглядит этот человек, – закончил Анункасан и выдохнул.

– Воскрешая всех умирающих подряд, вы рассчитываете найти избранного для Владыки? Вы подумали, что я мертва, и хотели воскресить, да? Но зачем, если я женщина и не могу им стать? – прозвучало оскорбительно и с насмешкой.

– Помни, не я выбираю, кому жить. Я лишь проводник, но однажды Владыка вернется и все склонятся перед ним. Ему нужны будут помощники, неважно, женщины или мужчины, – гордо произнес он. – Тогда мы перестанем скрываться ото всех. Он защитит нас.

– Как же его убили, раз он всемогущий? Да и за что? – не унималась Сатирра.

– Я не знаю. Правда. Наверное, хватит об этом на сегодня. Послушай, Сатирра, я постараюсь найти твою семью, – виновато произнес Анункасан. – Это мой долг, потому что из-за моего ванпула ты оказалась в племени амазанок. Даю слово, что сделаю для этого все возможное. Но до тех пор тебе придется жить с нами. Здесь тебя никто не посмеет тронуть, но… – Он не договорил и резко обернулся, услышав какой-то шорох. – О, Уильям, это ты! Как видишь, наша пострадавшая уже в силах стоять сама и беседовать со мной, – обратился Анункасан к нему.

Уильям со светлыми волосами, светлой щетиной и серыми глазами был высоким и худощавым, но слегка потрепанным и небрежным. Одежда свободно висела на нем, а бежевая рубаха ниже колен была в серых разводах.

– Сатирра, познакомься, это мой верный друг и моя правая рука – Уильям. Я не встречал более преданного человека. Не зря душа собаки выбрала его. – Похлопав парня по плечу, Анункасан снова повернулся к Сатирре. – Мне нужно уйти, а Уильям побудет с тобой на случай, если тебе понадобится помощь. Может, расскажет что-нибудь интересное. Этот парень способен говорить без остановки.

С этими словами Анункасан развернулся и пошел в обратную от реки сторону.

От долгого разговора Сатирра почувствовала слабость. Она присела на камни отдохнуть и начала внимательно разглядывать Уильяма. Чем дольше она смотрела на него, тем сильнее удивлялась тому, настолько человеческое лицо похоже на собачье. Нет, у него не свисал язык из разинутой пасти и не было вытянутой морды с черным носом, но сходство и правда было поразительным. Она не часто видела собак, – амазонки лишь изредка приводили их в племя для помощи по хозяйству, – но знала, с чем сравнивает.