Читать онлайн Последняя из Танов

Глава 1

Вторник, 9 февраля

Февраль. Время больших надежд, когда львы мирно возлягут рядом с ягнятами, а семьи собираются, чтобы воздать хвалу любви, миру и единению. Политики выполняют предвыборные обещания. Рождаются дети, а у их матерей не возникает проблем с мочеиспуска-нием.

А потом ты возвращаешься в реальность.

В реальности паника доводит тех, кто, как и я, не связал себя узами брака к февралю, до помутнения разума. Время выдумывать несуществующих бойфрендов; выходить замуж за первого встречного; а если ничего так и не вышло, делать пластическую операцию и менять имя, чтобы твоя семья никогда тебя не нашла. Отчаянные времена требуют отчаянных мер, и для одиноких китаянок за тридцать пик отчаяния наступает в ежегодный фестиваль глумления над одинокими, также известный как китайский Новый год.

Благослови, Господи, всех нас – презренных одиночек. Боже, помоги. Весна наступает.

Полдень. Мы с Линдой Мэй Рэйес сидели в машине перед домом нашей тетушки Вэй Вэй, курили кретеки[1], уткнувшись в смартфоны, и готовились к жесточайшему допросу года – инквизиции под девизом: «Почему ты до сих пор одна, ведь тебе уже за тридцать, ты сплошное разочарование для предков». Наши следователи затаились в ожидании, и им несть числа. Наша династия, Тан, всегда отличалась плодовитостью.

У нас была ежегодная традиция – на второй день китайского Нового года тетушка Вэй Вэй собирала всех сингапурских Танов на грандиозный обед. Эти званые обеды – обязательные семейные мероприятия: каждый, кто в это время находился в городе, должен был на них прийти; уважительные причины неявки ограничивались смертью, инвалидностью, командировкой или потерей работы (но в последнем случае вы приравниваетесь к мертвецам). Если вам интересно, почему это тетушка Вэй Вэй обладала такой властью, я вам скажу, что она, помимо того факта, что ее дом служил пристанищем для живого божества клана, бабушки Тан, была для семьи Крестным отцом, только без эффектных жестов вроде подкладывания в постель отрезанных лошадиных голов. Многие из старшего поколения Танов были у нее в долгу: она не только считалась неофициальным банком для узкого круга лиц, но и фактически вырастила многих из них после смерти дедушки в пятидесятых годах. Его смерть вогнала мою бабулю в жуткую депрессию. Будучи самой старшей из девяти детей, тетушка Вэй Вэй бросила школу и работала на двух работах, помогая бабушке содержать семью. Благодаря этому остальные дети смогли окончить школу, а самые умные еще и университет, но платить за это пришлось тетушке Вэй Вэй.

По крайней мере, судьба вознаградила ее за принесенную жертву. После переезда в Сингапур, когда ей было уже под тридцать, она чудом вышла замуж за успешного бизнесмена; вскоре он умер (абсолютно естественной смертью), и она унаследовала несколько земельных участков, продажа которых сделала ее и единственную дочь Хелен баснословно богатыми. Поэтому ее главенство в клане Танов было неоспоримым, так как, по мнению китайцев, нет ничего более достойного уважения, чем богатство. Особенно такое, которым может воспользоваться кто-то еще из родни. После смерти владельца.

Я переехала из Лондона в Сингапур почти шесть лет назад, оказавшись тут единственным представителем семьи отца, и с тех пор моя невероятно настойчивая мать заставляет меня посещать каждое мероприятие тетушки Вэй Вэй, потому что та оплатила множество долгов отца (своего любимого брата) после его смерти и тем самым фактически духовно нас поработила. А духовная власть и есть самая настоящая. Раньше эти встречи мне нравились, но девять месяцев и двадцать три дня назад я рассталась с Айваном, с которым долго встречалась, и уже не было времени искать другого болвана, чтобы затащить его на этот кошмарный аттракцион, так что поводов бояться сегодняшнего праздника у меня было предостаточно. «Почему?» – спросите вы. Потому что китайский Новый год – это, несомненно, худшее время для одиночки; даже День святого Валентина не идет с ним ни в какое сравнение. Что ужасного может случиться с девушкой в День всех влюбленных? Какой-нибудь маменькин сынок, по которому вы убиваетесь, не пошлет вам в подарок шоколадные конфетки? Ой, горе-то какое. Или заклятая подруга лицемерно похвастается своим уродским, купленным втридорога букетом (который она наверняка сама себе и отправила)? Я вас умоляю. Или веселое свидание вслепую обернется встречей с серийным убийцей? Так вам и надо. Ничто не сравнится с пожилыми китайскими родственниками. Эти люди знают толк в интеллектуальных и эмоциональных пытках. Они припрут вас к стенке и спросят что-нибудь такое, после чего вы захотите выпить залпом бутылку незамерзайки. В числе самых популярных вопросов: почему ты все еще одинока? Сколько тебе уже лет? Что в жизни может быть важнее брака? Ты знаешь, что нельзя ждать вечно? Ты знаешь, что с возрастом сложнее родить, и ты играешь в русскую рулетку с тем, что идет по твоим слабеющим родовым путям? А сколько денег у тебя остается после уплаты налогов?

В нас с рождения заложено, что мы должны пресмыкаться перед старшими, поэтому мы заставляем себя приходить (в лучшем виде) на подобные мероприятия, вне зависимости от того, как сильно они разрушают наши эго и психику. Теперь вы понимаете, почему две успешные женщины тридцати с небольшим лет, одетые в чонсамы[2], лихорадочно купленные накануне, отчаянно пытались придумать истории о воображаемых бойфрендах друг друга, чтобы успокоить аудиторию, которую после этого вечера не увидят еще год.

– У меня все просто, – говорила Линда. Моя кузина и лучшая подруга Линда только наполовину китаянка (на другую она испанская филиппинка), поэтому у нее оставалось пространство для маневра в семье. Но даже эта хладнокровная адвокатесса сейчас потела в машине с включенным кондиционером.

– Запомни, что Элвин Чен, с которым ты уже знакома, не только мой босс, но и бойфренд, и исходи из этого. Подробности сама придумай.

– Кто я, по-твоему? Полный профан? – раздраженно бросила я, показывая в айфоне фотографию, на которой она запечатлена со своим «бойфрендом» на недавней вечеринке. Я нашла фото Вон Бина – актера, национального достояния Кореи. У меня нет такого красавчика-босса, как у Линды.

– Теперь ты запомни, что моего бойфренда зовут Генри Чон, он сингапурский китаец, ему под сорок, он единственный ребенок магната недвижимости и блистательного нейрохирурга, и выглядит он вот так, – я сунула ей в лицо телефон, чтобы она вдохновилась совершенством, которое представляет собой Вон Бин.

– Слишком много подробностей, – ответила Линда, даже не взглянув на экран. – Вруны всегда палятся на деталях. Все должно быть просто.

– Необязательно, если подготовиться так же хорошо, как я. А ты как будто бы напилась.

– Я подготовилась. И трезва как стекло, – фыркнула она, рыгнув мне в лицо парами джина. А еще как-то так получилось, что ее аккуратная прическа выглядела живо, а мои волосы уже успели растрепаться, как, собственно, и моя жизнь.

Я пробормотала молитву (по крайней мере, ту часть, которую смогла вспомнить).

– Запомни, что Генри – мой партнер в небольшой сингапурской юридической компании. Сейчас он на встрече с клиентом в Дубае и поэтому не смог прийти. А, и он высокий. И красавчик.

– Ясно, – сказала Линда, закатывая глаза. Она сделала глубокую затяжку третьей «сигареткой» за утро. – Есть еще что-нибудь, о чем мне нужно ненароком обмолвиться? Может быть, сказать пару слов о его огромном члене?

– Если будешь общаться с кем-то из тетушек постарше, то обязательно. Благословляю тебя на это.

Линда вздохнула, гася окурок в пепельнице.

– Ясно. И если кто-нибудь спросит, Элвин катается на лыжах в Валь-д'Изере.

– Валь-ди-что?

– Валь-д'Изер. Это во Французских Альпах, деревенщина. – Линда тяжело вздохнула. – Вот еще одна подсказка: люди всегда затыкаются, когда слышат непонятные названия.

– Хорошая идея, – ответила я. – Ладно, тогда пусть вместо Дубая будет Ашхабад.

Она вскинула большие пальцы вверх.

– Тогда Ашхабад. Готова поспорить, что никто из родственничков не помнит, кто я такая, так как я не появлялась в Азии больше десяти лет. Есть шанс, что я в безопасности.

Семья Линды отдалилась от клана, и в частности потому, что ее мать вышла замуж за «аутсайдера», то есть не китайца; к тому же все важные для формирования личности годы Линда провела в английском пансионе, поэтому китайская культура была ей чужда и она не чувствовала обязанности посещать мероприятия клана. Линда переехала в Сингапур в прошлом феврале, поскольку ее фирма планировала осваивать новые рынки.

– Я могла бы вообще не рисковать и остаться дома, так что напомни-ка мне, почему я должна терпеть всю эту чушь?

– Потому что любишь меня? – оживленно предположила я.

Линда фыркнула.

Я прищурилась.

– За тобой должок, дорогуша. Без моих гениальных конспектов и консультаций перед экзаменами ты завалила бы последний год юридического, ты же почти не ходила на лекции.

– Продолжай себя в этом убеждать. А вообще я припоминаю, что мне обещали бранч с шампанским в гостинице «Сент-Реджис», если я сегодня хорошо справлюсь.

– Да, – пробурчала я. – Я уж надеюсь, что ты так же тщательно продумаешь историю и характер Генри, как я – Элвина.

– Не волнуйся. Я не была бы первой отличницей в классе…

– Ты была второй. Первой была я.

– …ПЕРВОЙ отличницей в классе просто так. Я всю историю назубок помню. Расслабься. – Она похлопала меня по спине. – Расправь плечи. Ты выглядишь такой запуганной. Неудивительно, что тебя не повысили в должности до партнера[3].

Я еле удержалась, чтобы не ткнуть ей в глаз сигаретой.

Видимо, почувствовав, что от смертельной опасности ее спасет только мгновенная смена темы, Линда вытащила освежитель воздуха и обрызгала им нас с ног до головы.

– Ладно, перед тем, как мы войдем, вот тебе мой последний совет.

– Какой? – спросила я, закашлявшись.

Она сильно ущипнула меня за плечо.

– Что бы там ни происходило, не плачь у них на глазах. Не позволяй этим гадинам получить удовольствие.

– Больно делаешь мне ты! – взвыла я, и мои глаза наполнились слезами.

– Я очень надеюсь, что никто не вручит мне красный конверт, – мрачно проговорила Линда, по привычке игнорируя чужие страдания. – Дарители становятся особо злобными. Я предпочла бы, чтобы они просто оскорбляли нас, не чувствуя при этом, что заслужили это право.

Линда говорила о красных конвертах, в которых во время китайского Нового года женатые люди по традиции дарят деньги детям и неженатым людям любого возраста и пола. Для детей это отличная возможность получить карманные деньги, а для взрослого тридцатилетнего человека красный конверт был особым праздничным унижением, как если бы родная бабуля застукала тебя целующимся с кузиной или кузеном. Но взрослый получатель хотя бы мог утешать себя мыслью о том, как терзается и скрежещет зубами женатый даритель, который вынужден отдавать свои кровно заработанные деньги другому совершеннолетнему. Мы по опыту знали, что беспардонные вопросы и оскорбительные ремарки – это способы унять агонию от такого вынужденного поступка.

– Давай не будем спешить с выводами, – сказала я, перекрестившись, будто она могла нас сглазить. – В прошлом году я с легкостью получила почти шестьсот баксов, из них триста только от одной тетушки Вэй Вэй.

Парочка мятных леденцов, несколько щедрых пшиков парфюмом «Анник Гуталь» вдогонку – и вот, красноглазые, мы готовы встретиться со всеми чудовищами, которые свалятся с нашего семейного древа. Тетушка Вэй Вэй жила во внушительном двухэтажном особняке в тихом зеленом районе в Букит-Тимах. Ворота и двойные двери ее дома были распахнуты настежь, и никаких тебе охранников у входа, брызжущих слюной бешеных собак на страже или противопехотных мин на лужайке. Заходи кто хочет. Так мы и сделали.

Вообще-то это беззаботное пренебрежение богатых сингапурцев тем, что я называю элементарной предосторожностью, а также полнейшая безынициативность местных грабителей не переставали удивлять малайзийцев вроде меня. Даже я смогла бы обчистить это место безо всяких проблем и предварительной подготовки. Мне только понадобились бы несколько спортивных сумок и, может, сексуальное черное трико, солнцезащитные очки, ботфорты «Шанель», французский акцент…

– Ты опять в облаках витаешь? – голос Линды ворвался в мои грезы, где я делала сальто назад, перепрыгивая через лазерные лучи, словно Женщина-кошка (ну, как Мишель Пфайффер).

– Нет. А что?

– Ты просто стоишь и пускаешь слюни. Заходи давай! – Линда толкнула приоткрытую входную дверь.

Я с завистью вздохнула, и мы вошли внутрь. Я здесь не впервые, но каждый раз, входя в гостиную, вновь и вновь замираю от восторга: полы из черного мрамора, высокие потолки, изготовленные на заказ обои – все это кричало о политическом праве и власти. Тетушка Вэй Вэй позаботилась о шикарной обстановке в доме. Трудно было не восхищаться этой роскошью: фарфоровые вазы, мебель из тика, хрустальная посуда, антикварные позолоченные зеркала и ковры ручной работы; изящная китайская каллиграфия и рисунки тушью, украшавшие стены огромной столовой; редкие сорта орхидей в фарфоровых горшках; чучело белого павлина на подставке из слоновой кости в углу. Не хватало лишь небрежно разбросанных золотых слитков.

Как и ожидалось, тут собрались все Таны: мужчины, женщины, дети, домашняя прислуга; и, хотя был уже почти час дня, а с начала приема прошло около трех часов, в помещении все еще находилось около пятидесяти человек. Все, как это и принято на таких мероприятиях, разоделись в пух и прах и обвешались дорогущими побрякушками. Часы «Ролекс», «Омега» или «Панераи» – и настоящие, и поддельные – бросались в глаза так, что чуть ли не ослепляли тебя, а из карманов демонстративно выглядывали брелоки от роскошных автомобилей. Красный цвет – новогодний китайский символ удачи – доминировал не только в одежде, но и на лицах многих гостей, которые за счет тетушки Вэй Вэй пили первоклассные вина и виски в таком количестве, словно это последний день на земле. Спиртное, льющееся рекой, способно пробудить алкоголика в любом китайце, и плевать на сыпь, астму и язву желудка. Но по опыту я знала, что пьяные Таны обычно не доставляют проблем: остерегаться нужно трезвенников. Они пьют чай, черный, как их каменные сердца, а их глаза-бусинки выискивают новую жертву. Я отчетливо вспомнила, как меня заставляли рассказывать таблицу умножения или какое-нибудь стихотворение из классической китайской поэзии перед этими хищниками, которые замирали в ожидании ошибки, за которую можно растерзать меня вместе с родителями.

По крайней мере, еда выглядела потрясающе: другого от тетушки Вэй Вэй я и не ожидала. В одном углу гостиной стоял длинный стол, заставленный аппетитными деликатесами, которые принято готовить на китайский Новый год: запеченный целиком молочный поросенок, не менее четырех видов холодной лапши, морской окунь на пару, изумительная пекинская утка с хрустящей корочкой, жареные спринг-роллы, куриный салат с помело и сливами, няньгао[4]. На отдельном столе красовались десерты: огромный торт с розой и личи, обрамленный двумя видами шоколадных кексов, ассорти из покрытых глазурью мини-капкейков, макаруны безупречного вишневого цвета, подносы с золотистыми маслянистыми ананасовыми тартами, пиалы с фисташками, кешью и арахисом, блюда с нарезанными тропическими фруктами и красочные пирамиды из мандаринов, апельсинов и персиков. Еды было слишком много, но к концу вечеринки ничего не останется. Все же обжорство – вид китайского народного искусства, и совершенствовалось оно не одно тысячелетие.

Под несмолкающие звуки китайских новогодних песен из стильных колонок «Бэнг энд Олуфсен» и пьяную болтовню мы с Линдой искали бабушку Тан, чтобы уважительно, но быстро с ней поздороваться, а потом присоединиться к компании изгоев – наших одиноких сверстников. Линда, которая была на голову выше меня, внимательно огляделась и увидела, что желающие поприветствовать бабушку Тан выстроились в очередь. Бабуля была одета в малиновый чонсам из батика и вся увешана украшениями из императорской яшмы. Кто-то усадил бабушку на стул с высокой спинкой, похожий на трон, который стоял на самодельном пьедестале в углу гостиной, откуда она могла окидывать толпу властным, хотя и подслеповатым взглядом. Бабуля была такой старой и сморщенной, что, когда мы подошли к ней и произнесли полагающиеся в таком случае пожелания долгой, богатой (ни в коем случае нельзя забывать слово «богатой») и счастливой жизни, она издевательски фыркнула, что на старушечьем языке означало «ха-ха!».

Чувство юмора я определенно унаследовала от нее.

За пожеланиями последовало несколько секунд неприятного ожидания, и мы с ужасом поняли, что она не собиралась выдавать нам холостяцкие красные конверты. Под издевательские вопли детей мы стыдливо пошли в другой конец комнаты, где сбились в кучку наши кузены и кузины, которым так же, как и нам, не повезло в любви. Пытаясь срезать путь, мы оказались около нескольких непьющих тетушек, обосновавшихся возле бара, которые успевали одновременно и болтать, и щипать испуганного официанта. Деться нам от них было некуда.

– Иди быстрее, – прошипела я, схватив Линду за руку, чтобы она не ускакала в сторону бутылок «Джонни Уокер Блэк», выставленных в ряд на барной стойке. – И не смотри по сторонам.

Мы притворились, что увлечены беседой и истерично смеемся, и тщетно попытались прошмыгнуть мимо тетушек. Одна из них, старушка за семьдесят, одетая в плохо сидящий на ней бордовый чонсам, отлетела от стаи стервятников (то есть тетушек) и склонилась надо мной, ухмыляясь. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы узнать ее под толстым слоем театрального грима, и драгоценное время было потеряно. Мне зловеще улыбалась та самая тетушка Ким – тиран, который заставлял меня, тогда еще дошкольницу, пересказывать таблицу умножения, стоя перед всеми Танами. Я звала ее тетушкой, но, честно говоря, понятия не имела, приходилась ли она мне тетей или вообще родственницей, хоть я встречала ее на каждом семейном сборище Танов. Во многих частях Азии считается совершенно нормальным называть любого человека старше сорока лет (неважно, родственника или нет) «тетей» или «дядей», а не по имени, которое и знать необязательно – бакалейщика, таксиста, своего бухгалтера на пенсии, местного бомжа – любого. Если, конечно, вы не ровесники или не старше этого человека. В этих случаях вы уже напрашиваетесь на увесистую оплеуху.

Я окинула взглядом комнату в надежде найти открытое окно, дружелюбное лицо или топорик. Все безрезультатно. Я попыталась привлечь внимание своих неженатых кузенов, стоявших группой неподалеку. Двое помахали мне и отвели глаза. Презренные трусы.

– Андреа Тан Вэй Лин[5], почему опаздываешь? – на всю комнату крикнула тетушка Ким на сингапурском английском, осматривая меня с головы до ног и не замечая Линду (она была права: о ней в этой семье практически забыли). – Ты здесь опять без мужчины? Никто тебя не хочет, да? – фыркнула она. – Ха-ха-ха, я просто шучу! А может, это и правда, ха-ха-ха!

Все, кто был в зоне слышимости, усмехнулись. Какой-то гадкий ребенок звонко добавил:

– Тетушка Андреа не хочет выходить замуж, чтобы не раздавать нам красные конверты, потому что она жадина!

Этот вопль встретили громким смехом, и громче всех хохотали мои никчемные одинокие кузены.

В обычной ситуации Линда давно бы уже оставила меня помирать в этой словесной помойке, но она знала, что такое KPI[6], и всегда добивалась цели. Уверенно оттолкнув меня, она сжала морщинистые руки тетушки.

– Тетушка Ким, хватит беспокоиться о старушке Вэй Лин. У нее все прекрасно. Пусть и не сразу, но она наконец-то нашла себе мужчину!

Я бы предпочла, чтобы она не произносила это с таким энтузиазмом.

– Неужели? Кого? – тетушка Ким была настроена скептически.

– Генри Чон. Ох, он такой душка, даже слишком хорош для Вэй Лин. Очень умный. Очень привлекательный. С огромными, э-э-э… плечами.

– Геен-рии? – пропела тетушка Ким, растягивая гласные так, словно у нее не хватало парочки зубов. – Где же он, этот Геен-рии?

– Он сегодня не пришел, – раздраженно сказала я, скрещивая руки, чтобы спрятать пятна пота.

– О, он вечно летает туда-сюда, тот еще трудоголик, – продолжала Линда. – Генри – ее партнер в КРУПНОЙ юридической фирме. Очень КРУПНОЙ. Две, три сотни сотрудников. – Она склонилась над тетушкой Ким и театральным шепотом добавила: – Он очень, очень богат.

– Адвокат? – воскликнула та. – Да еще и богач! Хорошо, хорошо. И он китаец, да?

– Его китайская родословная берет начало у первого пещерного Чона, который впервые познал женщину, тетушка, – заверила ее Линда с каменным лицом.

– Чего-чего? – Тетушка Ким так же хорошо владела английским, как Бритни Спирс своими вокальными данными.

Линда сделала вторую попытку:

– Генри на сто процентов китаец. Чист, как рисовая мука.

– О боже, у меня восторг! Смотри не упусти его, Вэй Лин, не дай ему улететь навсегда, ха-ха, – смягчилась тетушка Ким. Получив всю интересовавшую ее информацию, тетушка Ким протянула нам по красному конверту и удалилась, позвякивая золотыми цепями. Она направилась к моей перепуганной тридцатилетней кузине Элисон Тан, которая только что вошла и собиралась шмыгнуть в угол. Элисон накрасила губы розовым блеском и завязала волосы в хвостики, чтобы выглядеть моложе. К сожалению, тетушку Ким, несмотря на ее дряхлость, так легко не проведешь.

– Элии-сон! Элии-сон! Куда ты идешь? Почему ты опять одна? Почему…

– Пойдем, – сказала я, протащив Линду мимо троих раскрасневшихся мужчин, которые громко делились пьяными воспоминаниями. Мы подошли к компании одиночек. Нас едва ли заметили; никто не хотел, да и не решался надолго отрывать взгляд от телефона. Большинство действительно выполняли рабочие поручения (Я буду пресмыкаться перед вами даже в самый важный китайский праздник! – такое скрытое послание они передавали своему начальству), но некоторые сидели в «Фейсбуке»[7] или бесцельно блуждали по просторам интернета. Самый дерзкий из всех, Гордон, просматривал профили в «Гриндре». Я видела, как он флиртует с кем попало, и мне хотелось делать то же самое, представ перед миром во всей своей тривиальной красе.

Я с ужасом поняла, что Гордон засмеялся, потому что я сказала это вслух. Со мной такое бывает, когда я стрессую.

– Андреа, дорогая, сделай это! Все очень просто! Хочешь, я создам тебе профиль? В «Тиндере», конечно. Или в этом новеньком модном приложении с определением геолокации, о котором все говорят? Типа «Гриндра», только для всех. Это «Спонк». Ты его наверняка знаешь!

Я засомневалась. И «Тиндер», и «Спонк» казались мне последним гвоздем в гроб романтики. Как будто можно просто ткнуть пальцем и по фоткам выбрать того Единственного, кто точно не придушит тебя во сне. Да и фотошопить фотографии я не умела, так что шансов у меня не было – всем известно, что для привлечения партнера в профиле должна стоять соблазнительная фотка или, на худой конец, такая, на которой ты не выглядишь как тролль. Из-за аврала на работе в последние дни я больше походила на слегка расплавившегося и обгоревшего на солнце садового гнома. Может быть, если…

– Смотрите, да это же моя любимая племянница Андреа!

Я повернулась и увидела тетушку Вэй Вэй, которая сияла в шелковом закрытом платье цвета оранжевого заката и россыпи бриллиантовых украшений. Она устремилась к нам. Я почувствовала, как у меня скрутило живот; я знала, зачем тетушка Вэй Вэй шла сюда, и она совершенно точно не собиралась хвалить мой наряд или вести светскую беседу. У нее всегда был план на каждого члена клана, она совала нос во все наши дела, раздавала непрошеные советы и приказы, но никто не осмеливался возражать ей или прерывать на полуслове.

– Я дам тебе пятьсот баксов, если ты прямо сейчас подойдешь к тетушке Вэй Вэй, – в отчаянии прошептала я Гордону. Не получив ответа, я повернула голову и увидела, что Гордон и остальные трусы со смартфонами каким-то образом переместились в дальний конец гостиной и строчили сообщения с таким видом, будто решали вопросы жизни и смерти.

Развернувшись, я оказалась лицом к лицу с главой семьи. За спиной послышался шорох – это жалкая предательница Линда пыталась незаметно слинять, бросая меня на произвол судьбы. Но делала она это слишком мед- ленно.

– Линда Мэй Рейес! – громко окликнула ее тетушка Вэй Вэй своим командирским тоном. – Возвращение блудной племянницы! Приятно, что ты наконец-то удостоила нас своим присутствием. – Она бросила на Линду презрительный оценивающий взгляд. – Так. Бедер по-прежнему нет. Как у змеи. Где ты пряталась все это время? Отец наконец-то перестал выдавать тебе денежки?

Линда застыла на месте. Что бы она там ни говорила, финансовая зависимость от отца была ее ахиллесовой пятой.

– Я работаю в юридической фирме, и мой бойфренд катается на лыжах в Валь-д'Изере, – тихо промямлила она, будто обращаясь в пустоту.

– Молодец, что работаешь с приятелями папаши. Отдам должное Хосе – он всегда заботился о своих детях, чего не скажешь о моей сестре. – Она покачала головой и поцокала языком. – А ты, Андреа, – обратилась ко мне тетушка Вэй Вэй; у меня кровь застыла в жилах. – Андреа, ты заболела? Ты сильно похудела, я насквозь тебя вижу. – Она погрозила мне пальцем. – Тебе нужно набрать вес, иначе совсем фигуру растеряешь. Знаешь ли, мужчины не хотят жениться на мешке с костями.

Я изобразила ужас на лице – так, наверное, корчатся неудачницы, чьи бедра непригодны для деторождения. В прошлом году я была слишком толстой, в этом – слишком худой: тетушка Вэй Вэй могла бы преподать Златовласке урок-другой по поводу золотой середины.

– Gong xi fa cai[8], тетушка Вэй Вэй. Вы прекрасно выглядите, – соврала я. Судя по ее лицу, она дважды пересекла реку из ботокса.

– Это все упражнения и регулярные косметические процедуры. Тебе тоже стоит попробовать, а то в твоих порах я могла бы парковать свой «Бентли». Кстати, ты пришла с Линдой? А что случилось с Айваном?

– У меня новый парень, – ответила я, поборов позыв выцарапать тетушке Вэй Вэй глаза. – Его зовут…

Тетушка Вэй Вэй перебила меня.

– Если он сюда не явился, значит, намерений жениться у него нет. Ох уж эта современная молодежь, – вздохнула она. – Ты же понимаешь, что тратишь на карьеру лучшие годы? И скажу тебе, что женщины семьи Тан не очень красиво стареют, хотя это, конечно, мое личное мнение. – Она окинула меня критическим взглядом.

Не плачь! Отвлеки ее! Отвлеки!

– А как там Хелен? – не подумав, брякнула я и почувствовала себя последней сволочью, потому что вспомнила о ее одинокой дочери, которой в этом году исполнялось тридцать восемь лет.

– О, ты еще не слышала? – неподвижные брови тетушки Вэй Вэй изобразили радостное удивление. – Это грандиозная новость нашего сегодняшнего праздника. Хелен помолвлена! Она выходит замуж за банкира Магнуса Свендсена. Чудесное имя, не правда ли? Маг-нус! Звучит по-королевски!

– Что? – пискнула я. Очень красноречиво. Все знают, что Хелен Тан-Чен – лесбиянка, и она выходит замуж за мужчину? Что за волшебство?

Тетушка Вэй Вэй едва не лопнула от самодовольства.

– Должна признать, это немного стихийный роман, но кто я такая, чтобы вставать на пути у настоящей любви? В мае будущего года состоится сингапурский прием в гостинице «Капелла», сразу после моего шестидесятилетнего юбилея. Кажется, у вас с Линдой предостаточно времени, чтобы найти себе мужчин. И заодно… – она снова язвительно глянула на меня, – подберете себе более подходящие наряды, что-нибудь такое… подогнанное по фигуре?

Я тщетно попыталась что-то ответить, но у меня стоял комок в горле.

В тоне тетушки Вэй Вэй слышалось сожаление, которое не выражали ее глаза.

– Знаешь, я всегда думала, что из женщин Тан твоего поколения моя дочь выйдет замуж последней, но, похоже, это не так.

Волна тошноты накрыла меня с головой, когда я вдруг осознала, что впервые в жизни действительно буду в чем-то последней.

– Ты предательница, – повторяла я в сотый раз.

Мы развалились на диване в пентхаусе Линды в Ривер-Вэлли и препарировали вечеринку у тетушки Вэй Вэй, а помогала нам в этом бутылка текилы.

– У меня не было выбора, Андреа, никакого выбора. Ты же видела, какая она ужасная!

– Ты предала меня. Бросила одну на вражеской территории!

Линда зевнула и потянулась.

– Ладно, прекращай этот спектакль, ты бы сделала то же самое. К тому же она все равно успела вонзить в меня когти. До сих пор все болит.

– Представляешь, она положила нам всего по пятьдесят долларов в красный конверт, – взволнованно говорила я, – и при этом была намного злее, чем обычно.

Линда пожала плечами. Ее утомляли разговоры о деньгах и вдохновляли темы влияния и власти.

– Одного не понимаю. Хелен еще в декабре в «Мамбо» говорила мне, что уже не надеется встретить любовь и рассматривает вариант ухода в монастырь. Как можно сдаться и за два месяца собраться замуж?

Я искала в телефоне информацию о Магнусе Свендсене.

– Ты видела, какой этот Магнус красавчик? И это фото с ежегодного отчета. На фотках с таких мероприятий люди не выглядят привлекательно – в «ЛинкедИн» нельзя даже фильтры использовать.

Я пялилась на фото.

– Посмотри на его лицо! Оно такое… Такое… Симметричное.

Линда бросила взгляд на эту противную фотку и состроила гримасу.

– Уф! Как несправедливо! Учитывая ее ситуацию, она могла бы выбрать себе кого-нибудь пострашнее. Может, он тоже гей?

– А тетушка Вэй Вэй в курсе, что Хелен предпочитает? – с надеждой в голосе спросила я. Само собой, я не собиралась толкать ее под автобус.

Линда закатила свои большие светло-карие глаза.

– Правда, тетушка Вэй Вэй сделала вид, что ничего не заметила. Мне сказали, что Хелен поймали с поличным – с рукой в банке с печеньем, если ты понимаешь, о чем я.

У меня заурчало в животе; я почти ничего не ела на вечеринке.

– Я проголодалась. Где кукурузные чипсы?

– Съели.

С притворным отчаянием я упала на колени.

– Боже мой! Случится ли сегодня еще что-нибудь ужасное?

– У меня «Нетфликс» не загружается, – тут же откликнулась Линда. – И текила у нас кончилась, – проверив бутылку, добавила она.

Я скрутилась на ковре в позе эмбриона. Да, этот день точно мог стать еще хуже.

– Погоди, – Линда исчезла и вернулась с початой бутылкой и стаканом. – Вот. Попробуй. Это кулинарное вино. Правда, возможно, оно уже забродило, потому что стоит в холодильнике уже пару дней – с тех пор, как Сьюзан готовила мне пасту болоньезе. Но тебе зайдет, ты же любишь всякие плебейские штуки.

Для справки: Сьюзан – помощница Линды, работает у нее на полставки.

– Вино не бывает плохим. – Я проигнорировала протянутый стакан и сделала огромный глоток прямо из бутылки, а потом передала ее Линде. Она понюхала ее и, поморщившись, отхлебнула сразу половину. Вот это мне в ней и нравится: фасад моднющего бутика, а внутри дешевый сетевой супермаркет.

Линда села рядом со мной на пол, скрестив ноги.

– Я слышала, что эта ведьма тебе сказала. Сочувствую.

– Да фигня, – ответила я. – Меня это нисколечко не обидело.

Линда обняла меня.

– Тсс. Здесь никого нет. Не нужно притворяться.

У меня задрожали губы.

– Это место должна была занять Хелен. Я надеялась, что она спасет меня, став последней из династии Тан.

Теперь мне не с кем разделить бремя критики, исходящей от родственников.

– Ну-ну, полно. – Линда поцеловала меня и выпустила из объятий. – Не знаю, зачем ты ходишь на эти собрания. Только потому, что их проводят члены семьи? Я вот не хожу.

Я тоже часто задумывалась об этом. Линда не могла понять, потому что воспитана более по-европейски, чем я. И она действительно никогда не была членом клана; прожив большую часть жизни на Филиппинах, она не знала, каково это – расти в системе клановой поддержки. Тетушка Вэй Вэй и остальные родственники помогли нам пережить тяжелые времена, когда мы узнали об онкологии отца и счетах за лечение и когда моя мама сама болела. Они вмешивались, язвили, но они были нашей семьей. За все, что они сделали для меня, я как минимум обязана показываться на вечеринках и развлекать их.

От семьи не убежишь.

– Ты слишком уж часто позволяешь семье диктовать тебе, что делать, а что – нет. Разве так ты хочешь жить? Как насчет того, что ты сама хочешь?

– О чем ты? Я выбираю сама.

– Не болтай. Тебя до такой степени зомбировали, что ты даже не можешь, а точнее, не хочешь различить, где твои, а где их решения. – Линда начала загибать пальцы: – Ты живешь в Сингапуре, чтобы быть поближе к семье. Напомню, что ты всегда хотела жить в Лон-доне.

– К твоему сведению, это называется жертвенная любовь. Спасибо тебе.

– Возможно, но, даже живя в Сингапуре, ты все равно не часто видишься с матерью, да? Давай поговорим о том, как ты стала адвокатом, хотя во время учебы не проявляла особого интереса к слияниям и поглощениям, или как все мужчины, с которыми ты встречалась с момента возвращения домой, были мужской версией твоего идеального Я по мнению твоей мамы.

– Не встречалась я с такими, – отбивалась я.

– Конечно нет. Как скажешь. – Линда зевнула и начала тянуться, как на йоге. – Я тут в роли адвоката дьявола, но так как они склоняют тебя к замужеству, а у тебя нет силы воли этому противостоять, почему бы тебе не найти нового бойфренда?

Я уставилась на нее.

– Я сама все решаю. Не моя семья. Кроме того, у меня столько работы, что на свидания совершенно нет времени, ведь я собираюсь стать самым молодым долевым партнером в «Сингх, Лови и Дэвидсон».

– Полный восторг. Выпьем, мой цыпленочек! – сказала Линда. Она отхлебнула вина из бутылки. – За нас: сексуальных, независимых карьеристок!

– Ну, ты независима, пока не закончится зарплата. Потом ты бежишь к папочке.

– Заткнись.

Я крепко поцеловала ее в щеку.

– Ты же знаешь, что я люблю тебя. Спасибо, что пришла сегодня. Правда. Я очень это ценю.

Линда пожала плечами.

– Всегда пожалуйста. Ах да, к твоему сведению, я забронировала нам столик в «Сент-Реджис» – с тебя бранч с шампанским. – Она расхохоталась, увидев мое выражение лица. – Что, думала, Линдочка забудет?

Я мрачно уставилась на свои коленки и покачала головой. Когда дело касается сбора долгов, китайцы ничего не забывают.

Глава 2

Суббота, 13 февраля

В адскую рань (10:35 субботы) меня разбудил телефонный звонок. С ним развеялся ночной кошмар, в котором я уронила рабочий телефон в унитаз как раз перед важным звонком, не успев сохранить пройденный уровень в «Кэнди Краш».

Я уставилась на экран, на котором высвечивался неизвестный абонент. Это означало только одно – звонит мама. Даже всякие извращенцы и рекламщики не скрывают своих номеров, если хотят, чтобы на том конце сняли трубку.

Зная, что она будет трезвонить до победного, я с опаской ответила:

– Да?

– Где мои внуки? – спросила она безо всякого вступления.

Я простонала, потирая заспанные глаза.

– И тебе привет, мам.

– Давай без этого. Мне не нужны твои приветы, мне нужны внуки, Андреа, – выговаривала она. К чему биологические часы, когда есть мать-китаянка?

– Мам, если уж следовать культурным и религиозным традициям, которые ты так защищаешь, то сначала мне нужно найти мужчину, потом довольно долго с ним встречаться, чтобы убедиться, что он не серийный педофил и не наркоман, затем мне надо так его обработать, чтобы он захотел жениться на мне, а не на более молодой и сексуальной женщине, которых вокруг полным-полно, далее…

– Тогда почему вы с Айваном расстались? – театрально воскликнула она. Я практически услышала, как она всплеснула руками. – Тетушка Юнис позвонила мне после вечеринки у тетушки Вэй Вэй и рассказала, что ты была там с Линдой и никакого бойфренда не видать. И узнать о том, что моя кровиночка рассталась с лучшим мужчиной в своей жизни, я должна была от самой нелюбимой сестры мужа? Как ты могла так со мной поступить?!

Я вздохнула. Значит, мой страшный секрет раскрыт.

– У меня новый парень, – без энтузиазма соврала я.

Мама фыркнула.

– Знаю я, что для вашего поколения означает «встречаюсь». Секс без обязательств. Если ты будешь заниматься им бесплатно, кто же захочет на тебе жениться?

Я закатила глаза. Если бы мама знала, как мало секса в моей жизни. Я уже наверняка вновь стала девственницей…

– Ладно, мам, я поняла, что обязана встретить мужчину, влюбить его в себя, женить на себе и забеременеть от него. Прямо сейчас этим и займусь. Так я пойду?

– Не верю, что даже Хелен выходит замуж, – с негодованием добавила мама. – Это… Это… Так… Неожиданно.

– Почему бы и нет? – с любопытством спросила я. Интересно, насколько мама осведомлена о сексуальной ориентации Хелен.

– Она такая сумасбродная, – только и проговорила мама. – Но она в отличие от тебя хотя бы наконец одумалась. Кроме того, буквально на прошлой неделе на пятничном маджонге у тетушки Ло – ты же знаешь тетушку Ло, мою парикмахершу, к которой я хожу с девяностых годов, у нее еще служанка сбежала с бангладешцем?

– Нет.

Почему матери всегда думают, что пересказ случайных фактов о человеке, которого ты в жизни никогда не видела, чудесным образом поможет тебе понять, о ком речь?

– Нет? Ладно, а ты знала, что ее младшая дочь Хо, она, кстати, твоя ровесница, снова ждет близнецов?

Ее обличительный тон предполагал, что забеременеть двойней ничуть не труднее, чем зайти в супермаркет и взять их с полки, – надо только позаботиться об этом.

Я что-то невнятно промычала.

В трубке послышался громкий вздох.

– Вэй Лин[9], у тебя миловидное лицо, хорошая фигура, если только ты не растолстела, как в тот раз, когда училась в Англии, и хорошая карьера – так скажи мне, почему ты до сих пор одна? У тебя слишком много работы? – После паузы мама продолжила: – Тебе нужна моя помощь в этом вопросе? Может, устроим еще одно свидание вслепую с чьим-нибудь сыном? Что было не так с последним, тем симпатягой Саймоном?

Я вздрогнула уже от одной мысли о том единственном свидании вслепую, которое мама организовала мне с сыном «хорошей подруги» (под этим понималась какая-то случайная женщина, с которой она познакомилась в церкви). Это произошло незадолго до моей встречи с Айваном. Саймон походил на переваренную рисовую лапшу, в сравнении с которым и белый шум казался поинтереснее. «Пожалуйста, не надо, если ты не хочешь, чтобы я наложила на себя руки», – сказала я. Про себя. А вслух добавила:

– Мне не нужна помощь с мужчинами, мам, спасибо.

– Я поспрашиваю у знакомых, – она, как обычно, полностью игнорировала мои слова.

– Мам! Говорю же тебе, у меня есть варианты.

– Тогда в чем дело? Почему у тебя не было серьезных отношений после Айвана? Ты чересчур требовательна? Вы, современные девушки, хотите слишком многого, и в этом проблема вашего поколения. Вы понятия не имеете, что такое компромисс! – и это сказала женщина, которая когда-то велела мне бросить бойфренда в колледже, потому что он был «всего лишь студентом-биологом». Она продолжала вещать в том же духе, не снижая напора. Я что-то бурчала время от времени, но мыслями уже была далеко. Контраргументы были контрпродуктивны – разумнее просто сесть поудобнее, успокоиться (можно и с помощью таблетки), и пусть все идет своим чередом. Я положила телефон на кровать, прикрыла пуховым одеялом, чтобы приглушить мамин голос, вытащила один из рабочих мобильников, разжевала таблетку валиума и запустила «Кэнди Краш».

– … я уже была замужем и родила твою сестру, когда мне было вполовину меньше лет, чем тебе. Если бы ты послушалась меня и не позволила Айвану уйти, то уже давно была бы замужем!

Я хмыкнула. Иронично, что мама рассуждает о браке и дает мне советы по поводу отношений. Когда мне было двадцать два, мама с отцом, забросав друг друга язвительными комментариями, развелись. Мать собиралась ухаживать за больным раком отцом, но так до конца его жизни и препиралась с ним. Вот что происходит, когда выходишь замуж в двадцать лет (мама была тогда на пике физической привлекательности); они быстро выяснили, что кроме общего диалекта и учебы в одном и том же университете их больше ничего не объединяло. Иронично, что, например, родители моих друзей, которых познакомили их семьи, до сих пор живут в счастливом браке, ездят в совместные круизы, где участвуют в кулинарных мастер-классах, пенсионерских оргиях и все в таком духе.

– Тебе просто нужно найти мужчину и остепениться. Если ты не слушаешь меня, игнорируешь и делаешь по-своему, ты всегда сожалеешь об этом. Жизненный опыт незаменим. 我食盐多过你食米[10].

Вот такой у нее ответ на все: она за свою жизнь съела больше соли, чем я риса. Другими словами, у нее больше жизненного опыта, чем у меня, только потому, что она старше, и, значит, я должна полагаться на нее во всем и всегда.

– Время бежит, и никто не вечен. Мне уже седьмой десяток пошел, знаешь ли. Я не молодею. – Голос у нее задрожал. – Родись я в Лаосе или Северной Корее, я б уже померла. Уже сейчас мое тело страдает из-за черной работы, которой я занималась в молодости.

Поясню. Мама два года работала клерком в суде, и это была ее единственная работа до брака с моим отцом. В замужестве она стала домохозяйкой.

– Иногда я просыпаюсь, все тело ломит, и я спрашиваю себя: неужели это конец? Я умру в одиночестве в Куала-Лумпуре? У меня не будет горничной? И внуков?

Долой эмоциональный шантаж!

Мамин голос стал тверже:

– Я обычная женщина, я не требую ничего сверхъестественного. Я принесла себя в жертву и взамен прошу детей, чтобы они любили меня и подарили мне внуков. А что в итоге? Старшая дочь, мой – так уж сложилось – любимый ребенок, в Сингапуре, помешана на карьере, я едва ли с ней вижусь, а другая живет во грехе с этим… Этим… – она с силой выдохнула, – … мусульманином.

Завела старую пластинку. Мама говорила о Камаруле Сиддике – парне моей младшей сестры Мелиссы, блестящем архитекторе-реставраторе из Малайзии, которого сестра так и не познакомила с матерью, потому что та категорически не хотела принимать его в семью. По-моему, это ужасно, потому что Мелисса в любом случае собиралась выйти за него замуж.

– Я думала, мы говорим о моих яичниках, – сказала я, пытаясь разрядить обстановку.

– Не будь такой беспечной, – продолжила мама. – Какая-нибудь Холли Берри расскажет о том, что родила первого ребенка после сорока, и вы начинаете думать, что с детьми можно не торопиться. Ждешь, ждешь, ждешь, а потом в один прекрасный день выясняется, что твоя матка уже скукожилась, как чернослив! И ты остаешься совсем одна и жалеешь об этом…

Я глубоко вдохнула и повесила трубку, чтобы она не слышала, как меня тошнит. К счастью, у меня под рукой был ингалятор. Такое отношение к моему одиночеству стало для меня открытием; раньше она не была столь прямолинейна и агрессивна. Обычно она говорила мягко, ненароком вставляя: «О, будет так мило, если ты придешь на ужин с тем приятным молодым человеком, Айваном! Ты много времени проводишь с ним? Работа – это не вся жизнь» (мама может сказать это с невозмутимым выражением лица, ведь я добилась определенных успехов в карьере). Года два назад она стала пассивно-агрессивной. Я до сих пор помню ее сообщение в ответ на мое прошлогоднее поздравление с Днем матери: «Спасибо, но я жду не дождусь, когда получу поздравления с Днем бабушки!», и добавила: «Дочь тетушки Он недавно родила. Она моложе тебя, так?» Но даже это было еще вполне терпимо. А как только в прошлом декабре мне стукнуло тридцать три, начались прямые оскорбления. Например, когда мама еще не знала, что я снова одинока, она требовала, чтобы я притащила Айвана в ЗАГС и расписалась с ним, а уж потом планировала свадьбу.

Ей, что ли, в свободное время нечем заняться, кроме как зацикливаться на отсутствии будущего у дочери? Не лучше ли проводить свои золотые годы в поиске новых рецептурных лекарств или просматривая интеллектуальные реалити-шоу? Нет, дорогой дневник, она так не считает. У мамы нет времени на отдых или размеренную жизнь на пенсии – это удовольствие для богатых белых людей. Если мама не занята продажей очередного продукта по схеме сетевого маркетинга, она погружается в тему моего замужества – последний невыполненный пункт из ее списка жизненных целей (для меня). Остальные пункты определены давным-давно (пожалуй, когда я еще была зародышем в утробе).

• Поступить в одно из лучших учебных заведений (садик/начальную школу/среднюю школу, которые должны были создать необходимую базу для поступления в один из самых престижных университетов) [сделано.]

• Поступить в престижный университет [сделано.]

• Стать врачом (желательно определенной специализации), юристом (и добиться статуса консультанта или партнера), инвестбанкиром или миллионершей (в нормальной валюте, разумеется) [я почти этого достигла, так как работаю юристом и уже на пути к партнерству – еще немного, и я буду на вершине!].

• Владеть недвижимостью к тридцати пяти годам [сделано! Ну почти: осталось каких-то двадцать восемь лет выплат по ипотеке!].

• Выйти замуж до тридцати, чтобы родить детей и начать порочный круг заново.

Последний пункт родители считали самым легким для выполнения, но в реальности все оказалось наоборот.

Мама, пока она не решила, что должного в ее понимании прогресса в этом направлении не наблюдается, постоянно талдычила, как важно строить карьеру, зарабатывать кучу денег и быть лучшей. Потом, как только мне исполнилось двадцать восемь, она запела совсем по-другому. Теперь все разговоры были о мужчине, свадьбе и детях (разумеется, только в такой последовательности) и о том, что, если я не стремлюсь к размножению, я неблагодарная дочь и расстраиваю своих предков, даже тех, кого никогда не видела. Сейчас мама болтает только о создании семьи. Надо сказать, я понимаю, о чем она.

Видите ли, в большинстве азиатских государств слабо развита социальная система – проще говоря, нужны детишки, которые добьются успеха и смогут кормить нас на старости лет. Вот почему семья так важна в большинстве традиционных азиатских культур.

Разумеется, я сильно упрощаю.

Знаю, о чем вы подумали: «К черту все, ты не обязана так жить. Просто выброси это из головы и поступай так, как считаешь нужным». Угадала?

В этом вся проблема. Сложно взять и забить на то, что столетиями вдалбливалось в голову: без своих благодетельных родителей, которые тебя, ничтожество, кормили-поили и вырастили из тебя некое подобие человека, ты просто червяк. Единственный способ хоть как-то отблагодарить их – взять все надежды и чаяния ваших родителей в отношении вас и затолкать себе в мозг, сделать своими и осуществить. В противном случае вы предатель и будете гореть в особо жарком месте китайского ада, предназначенном для плохих детей, в котором энергичные, но не слишком умелые китайские демоны будут до скончания веков вспарывать вам животы.

Это, друзья мои, краткое изложение концепции «почитай родителей своих».

Честно говоря, следование маминому списку жизненных целей не причинило мне вреда. Все шло очень даже хорошо. Я заявила о себе в деле, где традиционно доминировали мужчины. И я хочу когда-нибудь выйти замуж и родить детей (разумеется, чтобы внушить им конфуцианское чувство вины, благодаря которому они станут заботиться обо мне в старости), но сначала я должна достичь других целей. Если Шерил Сэндберг, женщина-единорог, смогла всего добиться, у меня тоже получится, правда, масштабы будут по- скромнее.

Прежде чем я обзаведусь мужчиной, нужно продумать стратегию противостояния маме. Что-нибудь кроме ее убийства.

Глава 3

Воскресенье, 14 февраля

14:35. Сегодня день, название которого нельзя произносить вслух (недаром это имя начинается на ту же букву, что и слова «вонь» и «Волан-де-Морт»). Фу. По настоянию Линды я оплатила тот дурацкий бранч с шампанским и отдала за него кучу денег, потому что в этот гадкий день все дорожает. Ненавижу парочки, которые целуются у всех на виду. Меня утешает лишь, что каждый третий брак в Сингапуре заканчивается разводом. Продолжайте верить в любовь.

В подарок от Линды я получила три пачки макарунов «Ладурэ» и совет оторваться по полной. Я подарила ей открытку (ну а что, она ведь уже получила бесплатный бранч с алкоголем).

Подарков в День святого Валентина мне больше не досталось, если не считать электронный купон на пять долларов от любимой кондитерской. Никаких валентинок, даже анонимных. Эсэмэски пришли только от сестры и двух девушек-коллег по работе. Единственное, что могло бы окончательно добить меня в этот день, – поздравление от мамы.

16:45. На мейл пришло письмо от мамы. Она пишет мне на почту в случае, если ей необходимо документальное подтверждение своих деяний (она не доверяет мессенджерам). Я с тревогой открыла его.

С Днем святого Валентина, дорогая. Помнишь тетушку Мавис, мою подругу из церкви? Ее сын поступил в Гарвардскую медицинскую школу, и он все еще холост. Она обрадуется, если вы с ним придете на ужин на следующей неделе. Можно ей дать твой номер?

Я тут же покрылась сыпью и удалила сообщение.

17:05. Кстати, о моей аллергии. Я написала Хелен и пригласила ее на чашечку кофе. Использую шанс невзначай расспросить ее о фиктивном браке. Так я соберу ценную информацию, которая пригодится мне, чтобы уничтожить ее.

18:08. Хелен ответила так:

Видимо, ты уже узнала хорошие новости, ха-ха *эмодзи с конфетти*

«Ха-ха»? Самодовольная сучка.

Она предложила встретиться завтра – очевидно, она давно предвкушала эту возможность позлорадствовать. Я согласилась, хотя мне и пришлось перенести пару встреч с клиентами. Узнать правду – самая важная за- дача.

18:10. Вселенная, беру свои слова назад. Конечно, найти бойфренда гораздо важнее.

18:15. Только что увидела жениха Хелен – того самого Магнуса. Он давал интервью в местных новостях. Судя по всему, он в который раз участвовал в марафоне Iron Man. Камера любовно задержалась на его накачанном теле. Черт побери, почему он не похож на Губку Боба? Почему? Почему?

19:30. Еду в такси на Орчард Роуд – хочу купить сумку «Луи Виттон», поскольку больше никто мне ее не купит. К тому же в каком-то блоге писали, что эту классическую модель смело можно считать инвестицией.

20:05. В магазине было полно жизнерадостных покупателей, да еще и чертова очередь из бездушных потребителей.

20:30. С отвращением вышла из очереди.

20:55. Купила «Эрл Грей» и лавандовый торт со сливочным кремом в кондитерской, которая прислала мне купон на скидку.

22:10. Решила выпить. Обнаружила в морозилке бутылку водки. Правда, «обнаружила», наверное, не самое подходящее слово.

23:25. Вытащила вибратор. У него сели батарейки, а руками все делать лень. Вместо этого смотрела сериал «Ходячие мертвецы».

2:20. Проснулась в смятении и страхе. Снова снился кошмар, как я сдаю сессию, заваливаю экзамен и объясняюсь с разочарованной мамой. Успокаиваю себя, глядя на диплом с отличием, висящий в рамке на стене. Моя самооценка медленно восстанавливается. Завтра будет новый день.

Понедельник, 15 февраля

7:10. Что, уже понедельник? Уф, снова вкалывать. Жаль, я не одна из этих модных миллениалов, которые работают в клевых компаниях с креслами-грушами, пив-понгом и курением за столом. У меня все не так. Я, как и все в этом мире, хожу на дерьмовую работу и трачу восемьдесят процентов свободного ото сна времени на то, чтобы сводить концы с концами, оплачивать счета и наслаждаться оставшимися двадцатью процентами жизни. В отличие от Линды, которую богатенькие родители баловали, пытаясь загладить вину за свое отсутствие в период ее взросления, мои родители принадлежали к среднему классу и исповедовали принцип «я тебя растил до того момента, как ты сможешь самостоятельно покупать алкоголь, а теперь окажи мне любезность и отвали, чтобы я спокойно помер».

7:45. Час пик. Я машинально ныряю в агрессивную толпу пассажиров, пытающихся сесть в ОГЖТ[11]. Мне удалось втиснуться в вагон благодаря тому, что я отпихнула локтями чьи-то сиськи, и их разъяренная обладательница осталась на платформе. Что ж, пусть радуется, что это было не сексуальное домогательство.

7:50. О черт. Меня крепко прижало областью бикини к велосипедкам блондинистого киборга с каменным лицом. Чудесный вид открылся мне сквозь его обтягивающие штанишки. Если поезд сделает аварийную остановку, я забеременею, а мне хочется, чтобы это случилось при других обстоятельствах. Пришлось запихивать между нашими телами свою дорогущую сумку, используя ее как самодельный презерватив. Прости, «Прада».

Пытаюсь думать о приятном, но безрезультатно. Ненавижу всех, кто умудрился занять сидячие места, даже молодую мать в сарафане с малышом на руках. Особенно ее. Женщина, если ты не спешишь на работу, какого черта занимаешь место в час пик?

Некоторые настолько эгоистичны, что выставляют собственное счастье на всеобщее обозрение.

8:10. Приехала в юридическую контору, где скоро планирую стать партнером, – «Сингх, Лови и Дэвидсон». Наш офис всего в восьми минутах ходьбы от станции «Раффлс Плэйс». Мы переехали в это новенькое здание всего два месяца назад, потому что оно лучше отражает наши амбициозные планы по расширению бизнеса в регионе. Через застеленное коврами лобби с мягким освещением, минималистичным декором, висящими на стенах портретами основателей и главных компаньонов и красоткой-секретарем за стойкой я прошла в настоящий офис, который мы прозвали «Песочницей». За всей этой красотой из ковров скрывался отдельный, но менее помпезный вход в офис. Там и начиналась настоящая работа: более девяноста юристов занимали два этажа открытого офисного пространства – ада для младших юристов, и лишь немногие достаточно высоко продвинулись по карьерной лестнице, чтобы заслужить право сидеть в нормальном офисе, пока на верхнем этаже заканчивается реконструкция кабинетов для новых партнеров, консультантов и старших юристов (у нынешних партнеров, само собой, и так уже были свои кабинеты).

Мне повезло – мое рабочее место находилось в одном из кабинетов, куда я сейчас и пыталась прошмыгнуть незамеченной, потому что опоздала на десять минут. Хотя официально рабочий день начинался в девять, в это время к работе приступали только неудачники без амбиций, а я не такая – я неудачник с огромными амбициями! То есть, я хотела сказать, победитель.

– Доброе утро, Андреа, – завопил мой сосед по кабинету Суреш Адитпаран так громко, что мог бы разбудить даже мертвого.

Я сердито посмотрела на него и заметила, что экран его компьютера еще выключен, а из-за беспощадного сингапурского солнца по его вискам стекают капли пота. К сожалению, мне уже девять рабочих дней приходится делить кабинет с этим амбициозным старшим юристом, специализирующимся на слияниях и поглощениях. Он, кстати, британец с сингапурскими корнями (его мать, как я выяснила, сингапурская индианка).

– Доброе утро, Субхан. Ой, Суреш, – сказала я, намеренно коверкая его имя.

Мы повернулись к компьютерам и продолжили стучать по клавиатуре с напускным энтузиазмом довольно молодых людей, у которых давным-давно не было секса (в моем случае наверняка дольше, но в целом сопоставимо).

Суреша наняли пять лет назад, и большую часть последних трех лет он провел в Лондоне в качестве представителя сингапурско-лондонского отдела компании (отчасти из-за интереса европейцев к рынкам Сингапура, Гонконга и Юго-Восточной Азии, роста межконтинентальных инвестиций и деловых отношений между этими странами у наших клиентов, а также ради возможности похвастаться респектабельным лондонским адресом, поднимающим общий престиж компании, – такова моя версия). Он вернулся в Сингапур всего месяц назад и стал моим «напарником» (у руководства компании возникла идея объединять сотрудников в пары, чтобы облегчить интеграцию «новеньких» и помочь им сориентироваться в новом офисе).

Мне не нравится делить кабинет с Сурешем, хотя от него приятно пахнет корицей. Он любит использовать аристократические словечки – например, говорить «уборная» вместо «туалет», к тому же он высокий мужчина с шаблонно скучной привлекательностью (золотисто-коричневая кожа, которая без должного увлажнения станет пепельной, светло-карие глаза в обрамлении таких густых ресниц, что однажды у него точно обвиснут веки, шелковистые и черные как смоль лохмы, которые повыпадают еще до сорокалетия, и, если быть предельно честной, телосложение второсортного игрока в регби), так что теперь к нам в кабинет зачастили женщины-коллеги, в том числе мой заклятый враг Женевьева Буээй, то есть Бэй.

В любом случае я ему не доверяю: он, похоже, протирает пальцы на ногах по отдельности. Каждый день.

Кроме того, Суреш потенциально угрожал моей карьере, так как по опыту мы с ним были примерно на одном уровне и оба работали в команде под руководством Мона. Мон (полное имя – То Сим Мон) – один из старших партнеров компании и наш босс. Он был знаменитым юристом по слияниям и поглощениям, и я мечтала равняться на него во всех отношениях, кроме развода и детей, которых он никогда не видел. Обычно за год в должности повышают только одного старшего юриста, так что я внимательно следила за наманикюренными ручонками Суреша. У него было чуть больше опыта, чем у меня, по части межконтинентальных сделок (особенно в европейских юрисдикциях), и поэтому ему поручили помогать вести дела моих самых крупных клиентов, таких как «Санггух Кэпитал» и «По Гуан Индастрис». За мной оставалось преимущество более долгого проживания в Сингапуре – постоянное место жительства давало больше очков для повышения.

Но он все равно был очень опасен. Я подолгу сверлила его взглядом, когда он не видел (мы сидели друг напротив друга). Чертов иностранец[12], приехавший сюда отбирать работу у местных.

Во время этих размышлений мне и в голову не приходило, что я сама – такая же чертова иностранка.

У Суреша был один очевидный недостаток: он собирался жениться. Его подруга – британо-индийский акушер-гинеколог, доктор в третьем поколении. Кай, моя ассистентка и по совместительству верная шпионка, которую я теперь вынуждена делить с Сурешем, сказала мне, что они помолвлены. Я понимаю, почему Суреш это скрывал. Он боялся, что на работе подумают, что его подруга вот-вот забеременеет, хотя она до сих пор находилась в Великобритании и не планировала переезжать. После такого не видать ему продвижения как своих ушей.

Лично мне было все равно, свободен он или нет. Для меня даже одинокий Суреш – запретный плод.

Большинство китайских родителей вне зависимости от того, где они живут, жаждут для своих детей партнера, который будет соответствовать пяти заповедям.

Принадлежность к китайскому этносу. В некоторых семьях изредка идут на уступки. Хотя чем дольше нерадивый отпрыск пребывает в одиночестве, тем больше у него шансов добиться снисхождения.

С уважаемой профессией и/или при деньгах: врач, юрист, инвестиционный банкир, консультант[13]. Ну или богатый и успешный предприниматель, а также принцы голубых кровей.

С подходящим вероисповеданием. К сожалению, этот пункт исключает мусульманство, поскольку охватывает культурные практики, обычаи и верования, которые совсем несовместимы с нашими традициями и культурными практи- ками.

Из хорошей семьи. Размыто, но, видимо, речь о социальном статусе и богатстве.

Совместимые ценности (их можно назвать обобщающим понятием «хороший парень»). Китайцы консервативны, они предпочитают партнеров, которые придерживаются таких же ценностей, например почитание детьми родителей – это определенно принесет пользу. Так что, если ты носишь кроссовки с шипами, покрыт татуировками дракона с ног до головы и веришь, что дом престарелых – лучшее место для твоих предков, скажу тебе «прощай, мой друг».

У Суреша много достоинств, но он не подходил под первый и, вероятно, третий критерии списка. В любом случае это не главное. Суреш не свободен. Да и особо привлекательным я его не считаю.

Итак, в этом году я добьюсь успеха. Получу повышение, а все остальное неважно. И, если все пойдет как надо, я, возможно, смогу обогнать эту озабоченную Хелен в брачной игре.

15:40. Слиняла под предлогом «встречи с клиентами» – пошла пить с Хелен кофе в шикарное кафе в «Ван Фулертон».

15:55. Опоздала на пять минут, но Хелен, конечно же, еще не было на месте. Уф. Демонстрация власти. Посмотрим, кто оплатит счет.

16:25. Хелен опоздала почти на двадцать минут. Я уже почти вся вспрела, когда она уселась за столик, даже не думая извиняться. Она выглядела шикарно в мешковатом черном топе с длинными рукавами, черных джинсах, с темно-синей сумочкой «Шанель 2.55», тонной дизайнерских украшений, прелестной стрижкой пикси цвета серебристого омбре. Мы обменялись воздушными поцелуями и перешли к формальным любез- ностям.

– Какого черта… – то ли сказала, то ли спросила я.

– Значит, ты уже слышала о свадьбе и умираешь от любопытства? – промурлыкала Хелен. Она лениво подняла руку, сверкнув кольцом с огромным желтым бриллиантом – вероятно, она использовала его в качестве оружия. Тут же из ниоткуда возник официант с меню в руках, словно он все это время ждал здесь, хотя до этого и носу не показывал и меня до сих пор не обслужили. Линда объясняет это тем, что я не похожа на человека из категории «я оставлю чаевые, несмотря на то, что азиатка», то есть не выгляжу богачкой.

– Да, объясни, пожалуйста, и поподробнее.

Хелен рассмеялась.

– Сначала кофе. Какой ты будешь?

Она фыркнула, услышав мой выбор («Капучино после десяти утра? Ты что, деревенщина?»), и заказала два двойных эспрессо. Узнаю властную Хелен.

Я изобразила беспечную улыбку.

– Так почему ты именно сейчас выходишь замуж? Да еще и за мужчину? Я думала, ты ждешь, пока однополые браки легализуют. Где твои принципы?

Она хихикнула.

– Ты так завидуешь. Видела бы ты свое лицо. Я даже не осмелюсь дразнить тебя, бедняжечка.

Нет, я не врезала ей (не потому, что не хотелось, а потому, что увидела одного из коллег в очереди за кофе). Хелен вздохнула и сложила пальцы домиком.

– Серьезно, женщина, ты же знаешь, что я привыкла жить на широкую ногу?

Я закатила глаза.

– Конечно, – махнула я на россыпь бриллиантовых браслетов «Картье Лав» и часы «Ричард Милле», которые она выбрала сегодня.

Хелен угрюмо кивнула.

– В общем, мамочка сказала, что если я не выйду замуж до сорока – за мужчину, конечно, это же Сингапур, – она закроет денежный краник: выкинет меня из дома и вычеркнет из завещания. Ужас, да? Свою единственную дочь! Будто другие жадные до денег Таны больше их достойны.

Я не поддалась на провокацию, и она продолжила:

– После такого ультиматума мне пришлось действовать, поэтому я быстро нашла себе жертву. Будь я проклята, если и вправду придется покупать вещи в «Заре». Лучше уж бросить меня в мясорубку и включить ее.

Я натужно сложила губы в тонкую улыбку: «Зара» – мой любимый магазин одежды.

– Мама впервые пригрозила оставить тебя без финансирования?

Хелен пожала плечами.

– Ну, она уже раза два заговаривала об этом, но никогда прежде не порывалась вычеркнуть меня из завещания. На этот раз все серьезно. Она пригласила адвоката и все такое. – Она смахнула невидимую пылинку с часов и бросила на меня хитрый взгляд. – Ты же знаешь, что она и тебя вычеркнет, если останешься одна. Чтобы получить наследство, все Таны нашего поколения должны быть в браке. Думаю, ты не против быть упомянутой в этом завещании.

Я сглотнула и почувствовала дурноту. Не против ли я? Да мне тогда больше никогда не придется работать. И выплачивать свой небольшой долг по кредиту…

Чтобы успокоиться, я вонзила ногти в ладони и сменила тему.

– Ладно, скажи мне: Магнус натурал?

– Да! – весело ответила Хелен. – Стопроцентный.

– А он… в курсе твоей ориентации?

Хелен хихикнула.

– Да брось, Магнус не вчера родился. Конечно, в курсе! Не переживай за него так сильно: он переедет в огромное поместье Танов в Букит-Тимах, получит щедрое пособие, доступ к семейному парку роскошных автомобилей. В любом случае мы сможем свободно изменять друг другу и составили брачный контракт, так что у нас все будет отлично. – Она подмигнула мне. – Чего не сделает личный банкир для важного клиента, правда же?

– Он твой личный банкир? – У меня аж челюсть отвисла.

Хелен кивнула.

– Ага. Он заправляет моими финансами уже много лет. Так мы и познакомились.

– Разве это этично? – возмущенно воскликнула я, лишь в конце осознав, как наивно это прозвучало.

– Ну, я ведь не заставляю его жениться. Все добровольно. – Она закатила глаза и наклонилась вперед, схватив меня за руку. – Ты по-прежнему одна после расставания с Айваном, да, моя бедняжка?

Я сердито уставилась на нее.

– Да.

– Все ждешь принца на белом коне? – издевательски спросила она. В этом проблема отношений с родственниками: они знают все твои болевые точки.

– Нет. Я никого не жду, – процедила я сквозь зубы.

Хелен притворно подняла руки вверх.

– Успокойся, я просто хотела посоветовать, как можно обмануть систему, которая так ужасно несправедлива к нам, женщинам. – Она жестом попросила у проходящего официанта счет. – Послушай, даже если ты счастлива в одиночестве, в нашем возрасте иметь партнера очень практично: отношения дают чувство безопасности и комфорта, особенно если партнер тебе ровня. Так почему бы и нет? Это не обязательно должен быть тот самый, единственный, бла-бла-бла, – мы уже староваты для такой фигни. Мама вышла замуж по договоренности, и смотри, как все удачно сложилось! А у твоих родителей был брак по любви, который закончился черт-те чем, так ведь?

Я фыркнула.

– Ждать принца – не самая разумная инвестиционная стратегия, так почему бы не попробовать более деловой подход, как я? Думай о главной цели. Кроме того, всем известно, что в Азии замужество добавляет респектабельности. Одинокие женщины в этой части света могут быть лучшими в своем деле, и все равно к ним не будет должного уважения. Уж я-то знаю. – Она вздохнула. – Разумно поступить так, если хочешь, чтобы мать и весь свет от тебя наконец отстали. Послушай мой совет, Андреа: будь прагматичной и подыщи себе мужчину. Ты продолжишь строить амбициозную карьеру, как я, но хотя бы тыл будет прикрыт.

– Забавная мысль. Еще бы мне денег столько же, сколько у тебя, – сказала я, поглядывая на проходящих мимо официантов и положив руку на кошелек.

Она пожала плечами.

– Дорогая, вокруг куча состоятельных мужчин, которые ищут хорошую компаньонку. Тебе просто нужно захотеть и воспользоваться услугами профессионалов, если необходимо. Откройся миру, и вселенная тебе поможет. И кстати, – раздался явно притворный смешок, – убери свои лапы, старушка, я угощаю. Я отдала им карту на входе.

Я не спешила в офис после сеанса хвастовства от Хелен и побрела по набережной реки Сингапур, разглядывая людей, которые после долгого и бессмысленного рабочего дня жадно смотрели на воду (этот взгляд мне хорошо знаком). Возможно, она права. Возможно, мой подход к любви и отношениям в корне неверен и не стоит искать романтику там, где имеет место простой расчет. Возможно, мне надо последовать ее примеру и просто найти кого-нибудь нормального. Это по-настоящему китайский подход к делу. Если я перестану растрачиваться на всякую ерунду типа спорта, я, скорее всего, смогу выкроить достаточно времени на то, чтобы устроить эту часть своей жизни. Еще бы с современными технологиями подружиться: пользоваться различными платформами, приложениями, да чем угодно. Найти нормального парня наверняка легко, если задать четкие и простые критерии поиска.

18:10. Вернулась на работу. Срочных дел не было, но нужно пересидеть Суреша в офисе. Написала на почту Линде о разговоре с Хелен. Линда восхищена. Судя по всему, у нее с отцом такая же договоренность. Линда, которая заявляла, что никогда не влюблялась, считает решение Хелен верным, но твердо убеждена, что в моем случае эта стратегия не сработает, потому что я «лопух с несбыточными любовными ожиданиями». Что ж, люди меняются.

23:45. Наконец-то дома. Ждала, пока Суреш сдастся и свалит из офиса. Я выиграла! Кажется.

00:55. Решила. Мало того, что меня могут лишить наследства, так я еще и окажусь единственной незамужней женщиной своего поколения. Не хочу. Это уже вопрос социального статуса. Если даже Хелен – человек неординарный (она неоднократно делала длительные перерывы в работе, причем добровольно!) – приняла правила игры и решила выйти замуж, почему я должна действовать по-другому? Как говорится, не можешь победить – возглавь.

Если честно, мысль о возвращении в толпу ходящих на свидания людей немного меня нервирует. Ну вы видели, какие мужчины иногда попадаются? Ужас.

Недавно я видела мужчину лет под тридцать – хорошо выглядит, накачанный, рубашка сидит идеально, темно-серые брюки. Он поставил стаканчик кофе со льдом в два пластиковых пакетика и аккуратненько понес, держа подальше от брюк. Я пошла за ним (вполне разумная реакция). Он прошагал метров сто пятьдесят, вытащил стаканчик из пакетиков и выбросил их в мусорный бак около своего офиса.

Теперь понятен масштаб проблемы?

Конечно, у меня есть недостатки. Как у всех. Я запоем смотрю всякую хрень по телику. Бывало, что я в один день ела на завтрак, обед и ужин кукурузные хлопья. А на прошлой неделе захотелось побыстрее собраться на работу: я втерла в корни немытых второй день волос немного талька, затянула их в «элегантный» пучок, смыла призванный освежить прическу тальк с челки, высушила ее феном и решила, что готова к выходу из дома. Так и пошла. Я не в первый раз прибегаю к методу «в крайнем случае постирай челку». Да, пренебрегла личной гигиеной, но хотя бы воду сэкономила. А вы чем себя оправдываете, убийцы морских черепашек?

Знаю, это звучит так, будто я ищу причину не знакомиться с мужчинами. Так и есть. Мои отношения с Айваном длились около пяти лет. Значительный этап моей жизни. Я тяжело переживала расставание, хотя оно не было внезапным: просто мы постепенно отдалились друг от друга, и в один прекрасный день, обстоятельно и спокойно поговорив (без битья посуды), приняли сознательное решение разойтись.

Это официальная версия.

Мы с Айваном познакомились в мой первый год жизни в Сингапуре, на вечеринке, где собрались местные малайзийцы, работающие здесь. Так удачно сложилось, что кто-то представил нас друг другу. Сама по себе я не склонна завязывать разговоры с незнакомыми мужчинами, особенно такими как Айван, – привлекательными, хорошо одетыми и красноречивыми. Он работал в частной инвестиционной компании. Мне казалось, что мужчинам вроде Айвана нравятся модели – тип женщин, к которому я не отношусь. Тем не менее даже через двадцать минут после знакомства он продолжал оказывать мне знаки внимания.

Я решила, что раз я все еще ему интересна, можно перейти к более серьезным темам. Он сразу заинтриговал меня. Айван с отличием окончил лондонский Имперский колледж по специальности «финансы», шесть лет проработал в Лондоне в компании «Лизард», со временем став вице-президентом в «Варбуг Пинкус» (да, он невзначай упомянул обо всем этом, но и я между прочим рассказала о своих регалиях. Вот так выглядит свидание по-азиатски). Меня привлекла его самоуверенность. Он – амбициозный и целеустремленный – знал, к чему стремится, любил свою профессию, строил жизнь по своим правилам. Я почувствовала, что встретила родственную душу.

Мне было так хорошо и спокойно рядом с ним, что, когда он спросил, почему я вернулась сюда из Лондона, где работала юристом в компании «Слаутер и Мэй», я разоткровенничалась.

– Два года назад умер отец, и с тех пор у мамы постоянные проблемы: здоровье пошатнулось, нервный срыв, она неделями сидела в прострации и пугала нас до чертиков. Пришлось мне пожить с ней, так как сестра взяла академ и на год уехала в Южную Америку.

Взглядом я показала, что в принципе считаю академ глупостью. Мне думалось, что он-то как раз меня поймет.

– О, – сказал Айван растерянно. – Сочувствую. Твои родители, наверное, были очень близки?

Я рассмеялась.

– Навряд ли. Наверное, никогда и не были. Родители развелись. Ужасный развод. Их жизнь – бесконечная ругань. Но мама все равно была убита горем, когда узнала о смерти папы. Думаю, человека можно так сильно ненавидеть, только если когда-то настолько же сильно его любил.

Айван вздохнул.

– Уж лучше бы мои родители развелись. Как только они оказываются в одной комнате, тут же вступают в словесную перепалку. К счастью, такое бывает нечасто, потому что они не выходят из операционных и почти не видят ни друг друга, ни своих отпрысков. – Он осушил стакан и поморщился. – Наверное, они меня любят, но как тут поймешь?

Пожалуй, именно в этот момент я осознала, что он мне и вправду нравится. Его родители почти не общаются с ним! Прямое попадание!

Разумеется, когда в конце вечера он попросил меня дать ему свой номер, я согласилась. Айван был мужчиной, который понравится даже самому придирчивому китайскому родителю: приятной наружности, с хорошими манерами, серьезными карьерными перспективами, из приличной семьи с китайскими корнями. Формально Айван Лим на первый взгляд был идеальным кандидатом на статус бойфренда или даже мужа.

Но это только в теории.

Я уже говорила, что с мужчинами мне трудно. И в наши дни, как я понимаю, все одиночки сидят в приложениях. К примеру, та же Линда настойчиво советовала их мне, особенно после расставания с Айваном.

Возможно, мне просто нужно набраться смелости. Что я теряю? Вряд ли это так сложно? Я же пользуюсь «ЛинкедИн», а это еще то минное поле.

Я вышла из «Кэнди Краш» и загрузила «Спонк» – новейшее, а значит, лучшее приложение для знакомств. Как и в «Хаппн», которое я категорически отвергла из-за дурацкого названия, в нем используется технология, основанная на геолокации, только, бла-бла-бла, более точным способом и, бла-бла-бла, что-то там в реальном времени. Идеально подходит для маньяков и, что самое важное, экономит кучу времени, поскольку можно сразу же встретиться с подходящим человеком – именно так и бывает при обычном знакомстве в баре, только не нужно расшифровывать язык тела.

Придет время – а это случится, скорее всего, в следующем квартале, так как у меня подходят дедлайны сразу по паре проектов, – я просто открою это приложение в оживленной части города, и оно отправит зов, ну или что там оно еще делает. А может, и через два квартала. Я не спешу. Хотя профиль создать не помешало бы. Каждый уважающий себя китаец знает поговорку: выкопай колодец до того, как захочешь пить.

Уже через десять минут я загрузила в приложение свою фотку с «ЛинкедИн» (очень культурную, профессиональную, посылающую нужные флюиды будущему мужу, который должен быть выпускником университета из Лиги плюща[14] или, на худой конец, одного из десяти лучших университетов страны). Еще я кратко и искусно рассказала о себе и своих достижениях, например, недавно журнал «Сингапур Бизнес Ревью» включил меня в список сорока самых влиятельных юристов Сингапура моложе сорока лет – такое Хелен не сможет купить ни за какие коврижки.

В конце я прочитала вслух сие блестящее описание собственной привлекательности. Странно, что люди, особенно здесь, в Азии, не используют свой профиль с «ЛинкедИн» на сайтах знакомств. Это упущение. Скорей бы уже меня завалили приглашениями на свидания.

Глава 4

Среда, 17 февраля

14:05. Заработалась и пропустила ланч. Письма валятся без перерыва, и все с пометкой СРОЧНО – они только количеством восклицательных знаков отличаются. Я получила по письму на каждую из сделок, которые мы планируем закрыть в следующие две недели. Не могу даже позволить себе выбежать за сэндвичем, но поесть нужно, потому что желудок уже урчит, как хоббит, и из-за этого надо мной смеется Суреш, который заранее заказал себе здоровую порцию вегетарианской еды. Не верю, что снова придется есть шоколадку из офисного автомата. Как человеку старше двадцати остаться стройным на такой работе? Тут же все отправляется в складки на бедрах и животе, внутренний жир откладывается в каждой клеточке организма. Я немного пофантазировала, как засудить юридическую компанию за то, что она не обеспечивает тебя здоровыми перекусами, в отличие от «Гугла» и прочих технологических компаний, в офисах которых есть кресла-груши и гигантские столовые, где можно заказать сибаса или другую рыбу, выловленную максимально экологичным способом.

Оу. Сообщение от Линды в вотсапе. Я незаметно схватила телефон и попыталась прочитать его, прикрывая папкой с документами.

Вечеринка для девочек в «Литтл Грин Элиенс». Пойдешь?

Я:

А кто еще будет?

Линда:

Только ты, я, Бен (инвестбанкир), филиппинец Джейсон и Валери из художественной галереи.

Юристам, которые встречаются с неюристами, всякий раз приходится рассказывать о своей деятельности так, словно они описывают повадки какого-то экзотического животного.

Отлично. Буду. Увидся.

Пялюсь на последнее слово и перепечатываю:

Увидимся.

Чувствую себя старухой.

Мы впятером – Линда, Бен Уоллич, Валери Гомес, Джейсон Си Гарсиа и я – встретились после работы в «Литтл Грин Элиенс». Тот редкий случай, когда я вышла из офиса раньше половины восьмого, – даже Суреш удивился. Мы с ним соревновались, кто дольше просидит на работе, и ставки возрастали – мы задерживались не ради работы, а исключительно чтобы показать преданность начальнику, такому же уставшему и несчастному. Полагаю, я уже прилично обошла его по очкам и ему придется нагонять – Кай говорила, что Суреш попросил двухнедельный отпуск в сентябре, чтобы поискать подходящее место для свадьбы, запланированной на следующий август. Выходит, Суреш полгода будет с утроенным рвением закрывать сделки, чтобы не отстать от меня в этом финансовом году. Ха! Так ему и надо! Наказание за то, что он собирается жениться и его кто-то любит!

«Литтл Грин Элиенс» – один из хипстерских «подпольных» коктейльных баров, где бармены так молоды, что при одном взгляде на них у женщин начинает выделяться грудное молоко. Линда обожала дорогие авторские коктейли с экзотическими ингредиентами, которые, само собой, стоили немало. Но она могла себе это позволить и даже угощала нас, так что мы с радостью пили за ее счет. По понедельникам на коктейли в «Литтл Грин Элиенс» действовала акция «два по цене одного», и, несмотря на то, что через четыре дня мне нужно было закрывать сделку, я пила как в последний раз. Ко второму кругу даже я со своей железной печенью юриста развеселилась настолько, что готова была приставать к первому встречному. Ну, кроме вон того мужчины в костюме, с пухлыми губищами. Или его друга с напомаженными волосами. Реальность иногда буквально охлаждает любой пыл.

– Итак, задание на сегодня: вспомните самые дурацкие английские имена, которые вы когда-либо слышали, – сказал Джейсон. – Победителю куплю коктейль.

Джейсон – друг Линды, помощник юриста, и помимо него мы знакомы еще с пятью Джейсонами. Если я правильно помню эту историю, Линда как-то пошла в спортзал, поболтала с ним у питьевого фонтанчика, и он так прирос к ней, что до сих пор не отлипает. Умеет она притягивать мужчин. Особенно геев. Чтобы отличать этого Джейсона от других Джейсонов, мы по какой-то причине прозвали его не «помощник юриста Джейсон», а «филиппинец Джейсон». Теперь уже поздно менять прозвище, поскольку оно прилипло, хоть и звучит по-дурацки (впрочем, как говорит Линда, «помощник Джейсон» звучит еще хуже). Джейсон моложе нас и ни с кем не встречается, и это довольно странно, если учесть его красоту, шарм, манеры и телосложение как у Кена или одного из актеров сериала «Форс-мажоры». Короче говоря, поджарое благодаря занятиям тайским боксом тело с шикарно посаженной по фигуре одеждой. Линда предположила, что он гей или асексуал, потому что женщины постоянно к нему пристают, а он их отшивает, но мы не требуем от него разъяснений – захочет, заявит о своей ориентации публично, а если не скажет, не будем настаивать.

– Сифилис Тан! – завопила Линда, не стесняясь, что ее услышат все вокруг.

Я хмыкнула:

– Это, небось, просто байка.

– Я убеждена, что это правда. Мой знакомый из Гонконга преподавал английский ученице с таким именем.

Джейсон пожал плечами:

– Так себе. Следующий.

– Коллега из Шанхая однажды упоминал Молоко Ли, – сказал Бен – еще один наш постоянный собутыльник, который так бесстыдно и в то же время забавно флиртовал с Линдой. Бен – валлиец с волосами мышиного цвета и маленькими глазками – партнер в крупном инвестиционном банке. Бен частенько ведет себя довольно эксцентрично и обожает обсуждать конспирологические теории на любую тему, но с ним всегда весело, так что мы по праву наделили его титулом нашего белокожего друга.

– Не повезло женщине, – ухмыльнулся Джейсон.

– Эй, Молоко Ли – это мужское имя! – возразил Бен.

Джейсон охнул.

– А вот это звучит круто! Бен вырывается вперед!

– Мне попадалась Теорема, – сказала Валери Гомес. – И Близнецы!

– Холодильник Чан, – добавила Линда, загоревшись духом соревнования.

– Я вспомнила отличное, – выкрикнула Валери. – Дро Чэнь!

– Ты выдумываешь, – возразил Джейсон.

– Ни черта, – возмутилась Валери. Хотя изобразить возмущение ей не совсем удалось. Валери – сингапурке с примесью перанаканско-индийской крови – было сорок с чем-то лет (по нашим догадкам, потому что ее настоящий возраст – тайна за семью печатями, которая охранялась как архивы Ватикана). Своей главной цели в жизни – выглядеть на двадцать пять – она добивалась только в тусклом освещении хипстерского бара – вроде того, где мы сейчас сидим. Добавлю, что эта женщина слегка перебарщивала с ботоксом и филлерами. Как говорила Линда, мама Валери раньше побеждала на конкурсах красоты, и дочка выросла в полной уверенности, что красота – высшая ценность и для женщин, и для мужчин. В остальном Валери была очень даже приятной собеседницей, хотя я запретила Линде назначать с ней встречи днем. К созерцанию ее лица при дневном свете я морально была не готова. Это так же тяжело, как узнать, что поп-певица, по которой ты фанатела в школе, уже стала бабушкой.

– Клянусь здоровьем матери.

– Прошу, не говори так, – поморщившись, сказал Джейсон. Он наполовину китаец, да еще и католик, так что ужасно суеверен.

– Хорошо, тогда клянусь своими будущими детьми, – оживленно сказала Валери.

Мы сделали вид, что ничего не слышали. Нам неловко, когда Валери об этом упоминает. Она так радовалась, когда Фанн Вонг, местная знаменитость, родила после сорока, и счастью ее не было предела, когда она узнала о беременности пятидесятилетней Софи Би Хоукинс. Валери считала это знаком, что она тоже сможет иметь детей. Вот он, оптимизм чистой воды – пугающий, потерявший связь с реальностью. Такой обычно пригождается успешным диктаторам.

Все мои эмоции обычно написаны у меня на лице, так что я извинилась и сбежала в туалет. Не повезло: он был всего один на весь бар, в очереди стояло семь человек, и все девушки. Слава богу, я всегда хожу по своим делам заранее, пока еще могу терпеть (да, об этом важно упомянуть). Я прижалась к стене, вытащила телефон и открыла «Спонк» – просто посмотреть, что за народ вокруг. Пролистав предложенные профили, я выбрала несколько из них, где мужчины меньше всего похожи на серийных убийц, но не тешила себя излишними надеждами. В очереди я заскучала и решила поиграть в «Кэнди Краш» – и, кстати, у меня совершенно точно нет зависимости от этой игры.

– Ты часто здесь бываешь? – раздалось у меня над ухом, и от неожиданности я даже не закончила уровень.

Я с раздражением подняла глаза и обнаружила, что мне улыбается какой-то молодой парень. Вот так и наступает старость – ты смотришь на кого-то моложе себя, и юный возраст тебя бесит. Подумав, что он меня с кем-то перепутал, я хмуро переспросила:

– Что, простите?

– Ой, извините, – заблеял бедняга. – Я, это, мы только что… Ну, в «Спонке»…

Я посмотрела на экран телефона и увидела его – мою спонк-пару. Я опешила. Не думала, что все случится так быстро.

Парень собрался с мыслями и кивнул на очередь.

– Ты часто здесь бываешь? – снова выпалил он.

У меня поднялась бровь.

– Ты спрашиваешь, часто ли я бываю в туалете? – я даже не удосужилась понизить голос. Несколько стоявших рядом женщин захихикали.

– А-а, – произнес мальчик. Да, он был мальчиком – тощим ребенком с горящими глазами, на котором узкие джинсы и приталенная рубашка сидели так тесно, будто его в них перелили как в сосуд. Этот парень с коротко выбритыми висками и волосами подлиннее на темени носил в качестве ироничного аксессуара очки с обычными стеклами в черепаховой оправе – все мальчишки сейчас нацепили такие очки, словно это униформа. Правда, должна признать – он довольно симпатичный, со стройным и подтянутым телом пловца. И при этом высокий.

– Теперь я понял, как это прозвучало. Попробую заново, – не отводя от меня глаз, он сделал два шага назад, подальше от туалета. – Вот. Что ж. Здравствуйте. Я не мог не обратить внимание на наш взаимный лайк в «Спонке». Часто ли вы приходите сюда, в этот бар? Не в этот туалет.

Ох. Он действительно пытался меня подцепить. Одна из девушек навела на меня телефон, особо не скрывая даже, что записывает видео! Какого черта? Я повернулась к ней спиной и пошла к этому малолетнему Казанове, чтобы спасти его от главной роли в вирусном видео.

– Слушай, пацан, я для тебя слишком стара, так что лучше поищи себе цель более подходящего возраста в «Паундере», или что вы, молодежь, там сейчас используете для поиска приключений на одну ночь, – сказала я резко, а потом перевела взгляд обратно на свою любовь – телефон.

Я притворилась, что листаю сайт «Дэйли Мейл», уставившись в заголовки о знаменитостях, и надеялась, что мальчик растворится. Через несколько секунд я подняла голову и увидела, что он все еще искоса улыбается мне. Что с ним не так? Я ему в матери гожусь. Неужели он не нашел себе сверстницу в этом баре?

– Чего тебе? – спросила я раздраженно. Теперь мне уже точно нужна была уборная – я хотела сказать, туалет, – и сильно.

– Можно я куплю тебе выпить? – произнес он, по-прежнему улыбаясь, как Эдвард Каллен.

– Не интересует.

– А это неважно. Я все равно тебя угощу. Что бы ты хотела? Джин? Нет, погоди, дай угадаю. Виски, односолодовый. Из шотландского высокогорья. – Он прищурился, глядя на меня. – Нет, с острова Айлей. Торфяной и дымный.

М-м, звучит неплохо. Я мысленно дала себе пощечину и сконцентрировалась на текущей задаче.

– Давай уточним – ты собираешься потратить деньги на женщину постарше, которая в тебе не заинтересо- вана?

Он пожал плечами.

– Я не скажу, что я мертв, до тех пор, пока не умру[15].

– Но это же бессмы… А, ладно. Жди меня у бара. Позволь даме сперва заскочить в уборную.

Он учтиво поклонился мне и ушел. Я развернулась и оказалась лицом к очереди. Женщины в ней смотрели на меня со смесью уважения и зависти.

– Ох уж эта молодежь, – сказала я в пустоту, чувствуя на себе ледяные взгляды.

Посвистывая, я пошла обратно к бару через толпу и вдруг увидела нечто, заставившее меня остановиться как вкопанная.

Айван. У бара. В белом поло и узких темных джинсах. А рука его лежит на ком-то, кто совсем не похож на меня, – какая-то тощая швабра в скверном парике, если это не ее настоящие волосы.

Какого. Черта?

Ведь за все время, что мы были вместе, Айван никогда не надевал джинсы. Он считал их ошибкой моды (и строгие, и расслабленные, да и в сингапурском климате в любых жарко).

Он выглядел отвратительно счастливым.

Я нырнула за спину проходившего мимо официанта, схватила его за руки, чтобы остановить, и выглянула из-за его плеча.

– Ну-ка стой, – прошипела я.

– Э-э, мадам, – это обращение было вежливым, официальным эквивалентом «тетушки», – мне нужно подавать напит…

– Я дам тебе двадцатку, если постоишь на месте пять минут, – взмолилась я.

Он пожал плечами и замер, пока я осматривала свою жертву, притворяясь, будто просто оглядываюсь по сторонам.

Твою мать. Она молоденькая.

В моей голове сразу загрохотали слова, которые он произнес в тот вечер, когда мы по взаимному согласию решили расстаться: «Не говори, что для тебя это неожиданность. Как ты можешь меня винить, если тебя вечно нет дома, я хочу семью…»

Юная Швабра тронула его за руку, и на меня нахлынуло непреодолимое желание схватить ее и засунуть в ближайшую мусорку. Я, конечно, за мирное урегулирование конфликтов. Но попробуйте объяснить это моему сердцу.

Выглядело все так, будто это не первое их свидание. Кто она такая? Непонятно, если не следить за ней как маньяк. Я отфолловила его во всех соцсетях, заблокировала в вотсапе, перестала общаться с общими друзьями (да и так почти все они были его друзьями) и стерла его номера (личный, рабочий1, рабочий2 и рабочий3-стационарный). Не особо-то я горела желанием узнать, кто она.

Когда я уже была готова подойти, сделав вид, что наткнулась на них случайно, чтобы ему пришлось нас представить, он вдруг обнял ее за талию и повел к выходу из бара.

– О нет, – прошептала я, страдая.

– Мадам, можно я пойду? – напряженно проговорил официант.

– Простите, – пробормотала я и открыла кошелек, чтобы вытащить обещанные деньги, но он отмахнулся от них.

– Вам они нужнее. И перезагрузка вам не помешает, – прокомментировал он перед уходом.

Его слова донеслись до меня будто сквозь толщу воды. Поверить не могу, что Айван уже оправился от нашего расставания. И сделал это первым. Да еще и с неприлично молодой девчонкой, чтобы очиститься от всех тяжелых воспоминаний. А как же я? Почему я так и застряла в странном монашеском воздержании, если потратила на Айвана уже больше пяти лет жизни?

При расставании всегда один проигрывает, а другой побеждает. А я никогда не проигрываю. Мне тоже нужно стряхнуть воспоминания. И начну я прямо сегодня. Я покажу этому гаду в джинсах, как встречаться с молоденькими.

Я вернулась к столику, чтобы забрать сумку, а мальчик, который со мной познакомился, ждал у бара, облокотившись на стойку, и что меня умилило – не держал в руках телефон. Он увидел меня и радостно помахал, как машет невинное дитя незнакомцу в замызганном халате, стоящему у фургончика с мороженым, который с виду выглядит совсем как настоящий. Да, я осознаю, что в рамках этой метафоры я и есть незнакомец.

– Кто этот очаровашка? – театрально прошептала Валери, и это было достаточным поводом сбежать к бару, подальше от нее и отвратительного ощущения, что она ему и вовсе годится в бабушки.

– Давай начнем сначала. Меня зовут Орсон Леонг, – представился он, на удивление уверенно пожимая мне руку. – А тебя?

– Андреа, – ответила я и махнула бармену, чтобы сделать заказ. – Пожалуйста, принесите мне двадцатиоднолетний «Лафройг» безо льда.

Я повернулась к Орсону, ожидая, что ему покажется странным тот факт, что мой напиток старше него самого. Но его это не смутило. Он заказал пиво, и когда бармен вернулся, Орсон достал свою кредитку и не дал мне заплатить.

– Мне двадцать три, знаешь ли, так что я могу себе позволить угостить напитком красивую женщину.

– А мне тридцать три, – агрессивно заявила я, вероятно, чтобы замаскировать свою радость от того, что он все-таки чуть старше, чем мне показалось изначально, – я дала ему восемнадцать. Кажется, мне пора носить очки – небось, испортила зрение постоянной (но без зависимости) игрой в «Кэнди Краш». И добавила, не сдержавшись: – Возраст Христа.

– Ладно, Андреа, мы установили основные факты, так что предлагаю переместиться в тот тихий уютный уголок, чтобы ты могла поведать мне о себе?

Я кивнула, и он повел меня под руку в уединенный закуток у музыкального автомата. Уголком глаза я зафиксировала ошарашенные лица своих друзей, которые повернули головы, чтобы посмотреть, куда я иду. Валери выглядела смешнее всех, потому что она давно уже не могла поднимать брови. Я ухмыльнулась и весело помахала им. Пусть гадают. Пусть сделают много-много фотографий. А я потом их повешу в «Фейсбуке».

Болтать с Орсоном мне понравилось куда больше, чем я ожидала. Разговор шел как по маслу, и он ненавязчиво задавал вопросы, сопровождая их улыбкой с ямочками, так что мне легко было рассказывать о себе даже то, что обычно я открываю только близким друзьям. Хоть он и был намного младше, мы оживленно болтали на самые разные темы. Я узнала, что он работает копирайтером в рекламном агентстве, много читает и выделяет среди своих любимых поэтов Руми и Дебору Ландау (плюс), его любимый алкогольный напиток – джин (ну…), он предпочитает собак (хм-м), ненавидит электронную танцевальную музыку и реалити-шоу (плюс!).

Около десяти вечера я извинилась и сказала, что мне пора идти. Я совершенно не устала, но была уже сильно пьяна и даже подумывала о том, чтобы пригласить его к себе на ночь. Сдержаться удалось при помощи хитрого приема – каждый раз, когда хотелось его поцеловать, я заставляла себя думать о пауках; я читала об этой «терапии отвращения» в какой-то статейке. Будучи джентльменом, он проводил меня до такси, в очереди к которым стояло не меньше двадцати человек, несмотря на повсеместное распространение приложений для вызова такси. Алкоголь начал выветриваться, и ко мне стала подбираться меланхолия.

– Когда мы снова увидимся, Андреа? – спросил он, глядя на меня щенячьими глазами.

«Никогда!» – вот что следовало ответить, ведь он совсем мне не подходил, и я уже наснимала достаточно совместных селфи, чтобы показать всем, как высок спрос на меня. Вместо этого я робко сказала:

– Не могу.

Жалкое зрелище. Неудивительно, что меня еще не сделали партнером на работе.

– Почему нет? – спросил Орсон. Он стоял так близко, что я чувствовала запах его парфюма, табака и пота.

– Плохая идея, – сказала я в его плечо. Я остро осознавала, как от него исходит тепло.

– Сейчас же Новый год, – его ответ пощекотал мне мочку уха. А затем его губы коснулись моих прежде, чем я успела возразить, и на вкус они были восхитительны, юны и упруги. Это были губы человека, которому не требуется прилечь поспать после обеда. Мне пришлось сдерживаться, чтобы не покусать их, потому что власть надо мной захватили гормоны. И голод.

А затем он прервал поцелуй.

– Извини, что я так на тебя набросился, – сказал он. – Что-то на меня нашло. Я обычно так себя не веду.

Я, потеряв дар речи, кивнула. Очередь продвинулась. Передо мной оставалось всего несколько человек.

– Слушай, я бы очень хотел увидеть тебя снова. Скажи, пожалуйста, номер телефона.

Он дал мне визитку, потому что мой телефон сел, а я продиктовала ему свой номер – настоящий! – и даже сказала фамилию. Теперь он может найти меня в интернете. Пути назад нет.

Когда подъехала машина, он открыл дверь, и я села.

– Спокойной ночи, Андреа. Я напишу тебе.

Никаких игр, просто обещание. Такое зрелое поведение, такое мужественное и такие классные ягодицы. Против собственной воли я надеялась, что действительно увижу его снова.

23:45. Я дома. Зарядила телефон и сразу увидела больше сорока эмоциональных сообщений в вотсапе в групповом чате компании, с которой мы ходили в бар, причем самые сальные шуточки писала Линда.

– Кто этот мистер Секс? – такова была общая идея их восклицаний. Я решила их помучить. Не хотелось обсуждать это сейчас, когда я снова стала сомневаться, стоит ли встречаться с ним еще. Ну к чему могут привести эти отношения? Мы находимся на принципиально разных жизненных этапах. Он наверняка сейчас заинтересован только в том, как бы повстречаться с максимально большим количеством партнеров, а я хотела найти спутника жизни, что и так непростая задача. Будем откровенны: найти настоящую любовь, когда тебе уже сильно за тридцать, довольно сложно – почти всех хороших кандидатов уже расхватали, а те, кто еще стоит на полке и старше тебя, имеют дефекты – либо от природы, либо от прошлых отношений. Причем некоторые так хорошо это скрывают, что порой можно встречаться почти год, а потом вдруг найти в их шкафу коробку с отстриженными ногтями или коллекцией ретропорно. Не надо зацикливаться на Орсоне, когда мне нужно сконцентрировать усилия на поиске Того Самого. Окупаемость инвестиций невелика, так что не стоит тратить драгоценное время, ведь так?

С другой стороны, я провела пять лет с Айваном, и к чему это привело?

Ой, СМС.

Привет красотка обед или ужин в след среду 24го норм? если у тебя нет др планов… *три эмодзи с глазками-сердечками*.

А вот и миллениал Орсон. Что же делать, что делать…

Я проверила календарь и открыла «Кэнди Краш», поиграть немножко. Ничего особенного в этом нет, просто помогает думать.

3:00. Упс.

Глава 5

Четверг, 18 февраля

Срочная встреча на следующий день – ланч с Линдой.

– Ты с ним познакомилась в «Спонке»? – Линда театрально охнула. Мы сидели в «Лау Па Сат», старинном рынке, расположенном в просторном и красивом викторианском строении с изящными чугунными элементами в деловом районе Сингапура. Толпа наполовину состояла из туристов, а наполовину – из офисного планктона.

– Да, Я Знакомлюсь В Приложениях, – именно так я это и произнесла. – Разве не все так делают?

Линда вздохнула.

– А ты могла бы постараться не говорить так, словно тебе сто лет? И обязательно было выбирать худшее из всех приложений?

– А что не так со «Спонком»? – спросила я с негодованием.

– «Спонк», дорогуша, используют фетишисты и свингеры. – Она заметила, что я открыла рот, чтобы спросить что-то, и добавила: – Потом загугли. Только не на рабочем компе.

– Спасибо, кузен Гордон, – пробормотала я. – С другой стороны, я ведь встретила там этого приличного, культурного юного красавчика, так что…

– В «Спонке» нет приличных людей. Я-то знаю, – мрачно ответила Линда.

– И чем «Тиндер» лучше? – возразила я. – Это же приложение для встреч на одну ночь.

– Все зависит от того, как ты фильтруешь профили и как ты себя там ведешь. Среди моих друзей куча пар, которые познакомились в «Тиндере». – Линда блаженно улыбнулась. – Сама я, конечно, для долгосрочных отношений ничего такого не использовала, но мы можем повторить успех Энджи.

– Так под «друзьями» подразумевался один человек?

Она отмахнулась от меня.

– Картошка, картофель… Какая разница? Сколько там этому парню лет?

– Двадцать три, – робко сказала я.

Линда присвистнула.

– Класс. А я-то думала, что буду первой в нашей компании, кто переключится на мальчишек.

– Разве не Валери? – заинтригованно спросила я.

– Валери, которая всем видом показывает, что она якобы моложе, чем можно подумать в темноте по слепленному хирургом лицу? – сказала Линда, подняв бровь, как Дуэйн Джонсон. – Ни за что. Она никогда не смирится с тем, что мужчина может быть моложе ее. В отличие от тебя, шалунишки.

– Я в курсе, что он чуть младше, но зато в остальном он такой зрелый. – Я начала барабанить пальцами по липкому столу. – Думаешь, идти с ним на свидание – плохая идея? Ты же сама говорила, что мне нужно встряхнуться и познакомиться с кем-ни- будь.

– Зависит от цели – ты ищешь приключений на ночь или любовь? Мне кажется, это надо прекратить на старте, потому что ты безумно моногамна и ищешь Того Самого.

– Я не верю в концепцию Того Самого, – возразила я.

Линда закатила глаза.

– Да брось. Я тебя с младенчества знаю, забыла? Ты же обожала романтические книжки про «Ласковую Долину». И все медляки Backstreet Boys. Ты пускаешь слезу на каждой свадьбе, и не потому, что завидуешь невесте. Признай – ты веришь в любовь всем сердцем. И в этом нет ничего плохого. Тебе, дорогуша, просто нужно знакомиться с мужчинами своего возраста, а лучше даже постарше. – Она взяла телефон и начала что-то в нем искать. В ее голосе зазвучали опасные нотки продавца косметики «Эйвон» – жизнерадостнее и на октаву выше обычного. – Погоди, сейчас увидишь, что я припасла для тебя!

Она сунула телефон мне под нос. На экране ее айфона новейшей модели красовался мой профиль в «Тиндере».

Я глазам своим не поверила.

– Что? К-когда и как ты залезла в мой «Ф-фейсбук»? – только и смогла выговорить я. К каким еще аккаунтам у нее есть доступ?

– Все просто. Твой пароль скучно подбирать. Мне понадобилось всего двенадцать секунд, ха-ха: яненавижуайвана. Ты до сих пор его не сменила? – Она резко перестала смеяться, когда увидела выражение моего лица, и прокашлялась. – Только посмотри, как прекрасно ты тут выглядишь, – каркнула она, тыкая наманикюренным пальчиком в моего двойника в «Тиндере». Я уставилась на увеличенный снимок своего лица анфас, отредактированного и улучшенного почти до неузнаваемости.

– Что это за фильтр? Я тут похожа на новорожденную, – сказала я, с прищуром разглядывая свои ясные глазки и увеличенные губки, не испорченные годами стресса, курения и разочарований.

Линда повела плечами.

– Фильтр? Пф-ф! Это работа маэстро фотошопа. Ни один фильтр не дал бы такого идеального результата.

Затем она клацнула по экрану, чтобы уменьшить картинку, и я увидела тело, к которому практически бесшовно была приклеена моя голова. Я охнула, узнав черное бандажное платье с огромным декольте, которое надевала на ужин в честь окончания университета.

Я посмотрела на Линду, а она только невинно пожала плечами.

– Покажи-ка описание в профиле, – процедила я, стиснув зубы. Она ухмыльнулась и пролистала вниз. – Андреа Т… Погоди, это же не настоящий возраст!!

– Плюс-минус пара лет… – жизнерадостно ответила Линда, нимало не смущаясь, что она первосортная, самая что ни на есть лгунья.

– Линда, ты же написала, что мне двадцать девять!

– И что? – От притворной невинности ее и без того большие глаза теперь были распахнуты еще шире.

– Мне в декабре будет тридцать четыре, – проши- пела я.

– Господи, да прекрати ты цепляться к мелочам.

– Отлично звучит, особенно с учетом того, что ты юрист.

– Если я напишу твой настоящий возраст, потенциальная аудитория уменьшится на восемьдесят процентов.

– Я не хочу встречаться с теми, для кого возраст имеет такое значение!

– Я просто реалист, – пыхтела она. – Боже мой, да конкуренция же зверская. Посмотри на меня: я выгляжу ни днем не старше двадцати шести, и образование блестящее, и внешность…

– …и еще невероятная скромность, не забывай, – сухо добавила я.

– Да, разумеется, но при всем при этом моим профилем стали интересоваться куда больше, когда я написала, что мне двадцать девять. И это мне! Не говоря уже о тебе, уж извини!

– Напомни, почему я с тобой все еще дружу? – пробурчала я, устало проведя ладонью по лбу.

– Потому что я великолепна, а еще потому, что я найду тебе подходящего мужчину. Подумаешь, чуток приврали.

– Ложь – отличная основа любых отношений, – сдаваясь, сказала я.

Вот что было написано дальше в черновике профиля:

Андреа, 29

Жизнерадостная любительница приключений и сальсы («Что?» – пискнула я, на что Линда ответила: «Заткнись и доверься мне, у тебя все равно нет выбора, потому что я сохранила профиль, а пароль только у меня!»). Интересуюсь йогой, приготовлением выпечки, виски (особенно бесплатным) и игрой слов. Еще люблю яйца, умею с ними обращаться и доводить до готовности. Особенно хорошо, когда к ним прилагается большой огурец.

Я закрыла лицо руками и стала раскачиваться вперед-назад на стуле.

– О боже. О боже мой.

Линда сияла.

– Идеально. Смешно, сексуально и не слишком пафосно. Победа.

– Если не смотреть на ужасную сальную шутку, все остальное в описании не имеет ко мне никакого отношения, – возразила я. Ну, кроме виски и игры слов. Я стала загибать пальцы, считая по пунктам ее ошибки: – Я не пеку, на йогу для начинающих ходила один или два раза, а единственное появление сальсы в моей жизни случается внутри буррито. И там вообще ничего не сказано о моей работе, ну, например, о списке сорока самых влиятельных юристов Сингапура моложе сорока лет в «Сингапур Бизнес Ревью».

Линда закатила глаза.

– Можешь, пожалуйста, хоть на секундочку перестать болтать всем и каждому, насколько ты успешна? Слушай, женщина, меня уже стала беспокоить эта нужда постоянно искать этому подтверждение. В твоей жизни есть и другие вещи, помимо успешной карьеры и ума.

– Это какие?

– Ну, э-э-э, ты же очень, э-э-э, начитанная и, э-э-э, хм-м, творческая… Ладно, просто перечисляй свои регалии на «ЛинкедИн» – там им самое место. А если тебе непременно нужно похвастаться, делай это непринужденно – знаешь, как некоторые люди делают селфи на фоне своих книжных шкафов, и на полках за их головой ненавязчиво виднеются сочинения Хомского, Сагана и всяких давно умерших русских, а не «Сумерки» в переплете и глянцевые кулинарные книги – их ни разу не открыли и купили исключительно потому, что зашли голодными в книжный.

Линда пристально посмотрела на меня, но я ее проигнорировала.

– Ты права, – уступила я. – Я просто подумала… В этом профиле же нет ни слова правды.

– Это кто сказал? – Она склонилась вперед и подмигнула. – Обрати внимание, что я написала «любительница», «интересуюсь». Это может означать что угодно, согласись. Вдруг тебе просто нравится смотреть «Танцы со звездами». И «Лучший пекарь Британии». То есть ты любишь телевизор. А какой парень не любит телик, а?

Она откинулась на стуле с таким самодовольным видом, какой бывает у юриста, который только что выиграл дело.

– Никаких больше вопросов, Злой Гений, – сказала я, примирившись с происходящим.

– Хорошо. Потому что он уже опубликован.

– Что? – завизжала я. – Когда?

– Вчера, дубина! Не злись, ты только посмотри, сколько у тебя уже кандидатов. Двадцать семь!

– Что? Но я же не выбирала… Сколько? – отбросив здравый смысл, вскоре я уже листала профили тех, кому приглянулась (видимо, за те пару часов, что прошли после взлома моего «Фейсбука» и создания/присоединения к нему аккаунта в «Тиндере», чтобы опубликовать последний – и все без моего согласия, – она уже успела отобрать несколько симпатичных экземпляров, которые тоже свайпнули вправо). Я смотрела Линде через плечо, а она все еще отказывалась отдавать телефон или новый пароль от «Фейсбука» и «Тиндера», «пока я не заработаю право использовать „Тиндер“ самостоятельно, искупив вину за „Спонк“».

– Тебе нужно мое руководство. Все же там куча извращенцев и врунов, – произнесла она, не замечая всей иронии сказанного.

– Так как же мы справимся одновременно с двадцатью семью чатами в «Тиндере»? – хотела я знать.

– О, дорогуша, – она посмотрела на меня с той же жалостью, которая доставалась мужчинам, посмевшим спросить ее номер телефона. – Пятьдесят пять процентов этих парней не напишут больше трех сообщений, потому что ты не особо-то им понравилась, пять процентов ничего не предпримут, потому что боятся или считают, что женщина должна проявлять инициативу, десять процентов окажутся врунами, психами, скотами, неадекватными и маньяками, которых засечет мой безошибочный радар по первым пяти строчкам. В итоге останется около тридцати процентов стоящих внимания, потом половина отсеется как не особо интересная, так что получится три-четыре потенциальных кандидата для встречи. Я объявлю тебе результаты в субботу утром.

У Линды все по науке.

– Погоди, уточню – чтобы отсеять врунов, психов, скотов, неадекватных и маньяков, ты притворишься мной?

Она закатила глаза.

– А что, я недостаточно ясно объяснила?

– И тебе не кажется, что ты сама становишься тем, кого пытаешься отсеять? Совсем не кажется?

– Не-а.

– Ладно.

Ну что тут скажешь? Зато она нашла мне двадцать семь кандидатов.

– А вдруг Орсон…

– Нет. Повторяй за мной: Орсон – зло. Орсон – зло.

Я решила не продолжать эту тему. Что Линда вообще понимает? Это же Линда, ей никогда в жизни не приходилось идти на компромисс. Кажется, я нравлюсь Орсону такой, какая я есть. Да и не было у меня других ухажеров – если, конечно, не считать двадцати семи потенциальных кандидатов из «Тиндера», которые надеются, что я гибкая красотка-йогиня, обожающая танцевать сальсу. Все это обречено на провал. По возвращении в офис я пришла к выводу, что все же стоит дать шанс Орсону, если он мне напишет. Ну, синица в руке лучше, чем двадцать семь синиц в небе. Каждый китаец это знает.

15:00. Написала Орсону, что я с удовольствием с ним пообедаю в следующую среду. Зачем тянуть? Я и без помощников с сайтами и приложениями для знакомств разберусь. Я и сама кое-что понимаю в современных технологиях, и вообще у меня премиальный аккаунт на «ЛинкедИн», знаете ли.

17:07. Получила от Линды выговор за то, что в сотый раз спросила, что там происходит в чатах «Тиндера». Она сказала, что, если я еще раз попрошу отчет, она перешлет мне фотки члена. От Бена.

19:45. Орсон только что написал! Говорит, что очень рад пойти на свидание с юристом из топ-40. А этот парень умеет флиртовать! Я отправила ему пару смайликов и выбрала кафе, где мы точно не наткнемся на Линду, и попросила его прийти туда к полудню.

Я молодец. Орсон, наверное, моложе девчонки Айвана (хотя точно сказать не могу, на «Фейсбуке» и в других социальных сетях у него ничего про нее нет, и я вовсе не рыскала там с фальшивого аккаунта).

Глава 6

Пятница, 19 февраля

К слову о выпендреже. Сегодня я проснулась с улыбкой на лице и ощущением, что у меня есть новая цель в жизни. Наконец настал столь долгожданный день – день, когда я приглашаю своего младшего напарника Суреша.

На обед.

Но это не просто обед. Это обед, устанавливающий иерархию. Вдобавок к очень крепкому рукопожатию, которым я наградила Суреша при первой встрече, демонстрируя свое превосходство, я притворилась невероятно занятой, чтобы избежать корпоративной традиции приглашать нового младшего напарника на приветственный обед. Но прошло уже три недели, и медлить больше нельзя. Продолжать притворяться, что я до сих пор слишком занята, – это уже откровенная грубость (я и так была с ним не очень дружелюбна). А устанавливать иерархию положено (как и пукать) в изысканной, скрытой, тонкой манере.

Пора показать Сурешу, кто здесь главный. Приветственный обед наполнен символами превосходства, поэтому я и выжидала момент. Начнем с того, что на мне униформа власти – изящный и дорогой костюм, сшитый из серого кашемира на заказ, дополненный строгой хлопковой рубашкой с длинными рукавами (хотя, конечно, это непрактично, и грудь просто изжарилась под всеми этими слоями), а в руках – бордовая крокодиловая сумочка «Биркин», которую я одолжила у Линды. Время прибытия также было строго рассчитано – с серьезным опозданием, чтобы Суреш прочувствовал свою незначительность. Ну и наконец, я смогла забронировать столик на самом видном месте в тихом и дорогом ресторане высокой шанхайской кухни, чтобы индийский англофил Суреш гарантированно почувствовал себя неуютно при виде тарелочек из тончайшего фарфора и остроконечных палочек вместо вилок. Не говоря уже о том, что Сурешу не хватило времени адаптироваться к сингапурской погоде, и он все еще обильно потел даже под кондиционером – еще одно очко не в его пользу. Но такой дисбаланс – временная ситуация для мужчин типа него, так что мне нужно воспользоваться возможностью нанести удар.

Я дождалась, когда Суреш по уши погрузится в сложное дело, глубоко вдохнула и сказала:

– Суреш… Я тебя кое о чем хотела спросить.

Суреш оторвал взгляд от экрана телефона, на котором и вправду мелькало что-то по работе, улыбнулся и от- ветил:

– Я тоже.

Дабы замаскировать свои коварные намерения, я ласково предложила:

– Давай ты первый.

– С момента прихода столько дел навалилось, а я все хотел пригласить тебя на обед. Может, сегодня?

– Ты приглашаешь меня на обед? – прошептала я, мгновенно побледнев.

– Да, – ответил он. – Я спросил у Кай, и она сказала, что ты сегодня свободна, так что я подумал – зачем ждать?

Я глубоко вдохнула, чтобы успокоиться.

– Да, разумеется, но где…

Улыбка Суреша с ямочками на щеках стала еще шире.

– Есть один ресторан высокой шанхайской кухни, Кай сказала, что тебе он нравится. Я тоже большой любитель шанхайской еды, так что выбор очевиден.

– Да уж, – пробормотала я. И мысленно сделала заметку – нужно предупредить Кай, чтобы она не показывала Сурешу мой календарь, несмотря на то, что была секретарем у нас обоих. Она должна быть верна мне, черт побери, – я же ей одалживала деньги на абонемент в спортзал.

14:40. Только вернулась с обеда. Все сразу же пошло наперекосяк. Не успели мы сесть за столик, как я узнала, что Суреш год изучал китайский в Ханчжоу и понимал в местной еде и чае больше меня. После некоторого торга он выиграл в состязании за право делать заказ и в числе прочего выбрал куриные лапки в соевом соусе – что тоже демонстрация власти, ведь это чрезвычайно рискованное блюдо (с точки зрения расходов на химчистку). Дальше – хуже. Когда принесли рыбу на пару, Суреш долго смотрел на меня, сделал комплимент моему властному наряду и тут же выковырял глаз у дохлой, беззащитной рыбки, бросил в рот и стал демонстративно жевать, что означало только одно – мне придется съесть второй глаз.

Потом мы вдруг заговорили о личном.

– Скажи, ты всегда мечтала быть юристом? – спросил он губами, еще покрытыми соками из рыбьего глаза (психопат).

Я пожала плечами.

– Мне дали на выбор только два варианта – право или медицина. Я не знала, что существуют другие карьерные пути. Мама сказала, что, если я не пойду по одному из этих двух, она от меня отречется. – Я скорчила гримасу. – По-моему, она угрожала мне этим каждый раз, когда я пыталась сделать выбор, отличавшийся от ее желаний.

Он усмехнулся.

– Звучит знакомо. Кажется, тебе все же повезло больше, потому что мне в аналогичной ситуации угрожали четвертованием. Или выпусканием кишок? Уже не помню. В общем, скажи спасибо, что твои родители – не врачи, которые действительно могли провести такую хирургическую операцию.

Я засмеялась, хотя, конечно, не стоило. Смеяться над шутками врага – это капитуляция. Я вонзила ногти в ладони.

– Ну так скажи мне, с учетом всего, что ты знаешь о жизни сейчас, – кем бы ты стала, если бы могла выбрать что угодно?

Я притворно поразмышляла.

– Я хотела стать морским биологом. Или русалкой? Кем-то из них. А ты? – Я не собиралась доверять конкуренту свои самые сокровенные тайны. Ведь я, когда была моложе и глупее, мечтала стать писательницей.

– Писателем, – без промедления ответил он.

– Так банально, – сказала я. – Ты как все юристы, которых я знаю.

– Банальности существуют не зря: у многих юристов карьера началась с рассказывания баек в детстве, – ответил он. – Хотя, пожалуй, сейчас я скорее рисую комиксы, чем пишу книги. У меня есть роман в картинках, и я надеюсь когда-нибудь его опубликовать. Лежит в ящике стола.

Самое ужасное, что у меня в ящике стола тоже есть что-то вроде неоконченной рукописи – блокноты со стихотворениями о теневой стороне закона и жизни одиночки в Сингапуре. Я вовсе не собиралась рассказывать об их существовании Сурешу. Нет, я сохраню свою тайну в столе, потому что в реальной жизни это самое подходящее место для наших хобби. Я слышала, как надменно звучит мой голос:

– А кроме этого, э-э-э, романа в картинках ты что-то еще написал?

– Вообще-то да, – ответил он с улыбкой. – Я придумал своего супергероя и публикую онлайн-истории о нем.

– Разве не это мы все делаем в соцсетях? – пренебрежительно прокомментировала я.

– Э-э-э, ну да, э-э-э. Но мой, ну, вполне уже успешен. Ты когда-нибудь слышала о «Последнем Настоящем Человеке»? Оборотне – вершителе справедливости, который защищает обездоленных и убивает их обидчиков прикосновением пальца, высасывая из них жизненную силу, и при этом он принимает облик последнего убитого им человека?

– Нет. Звучит не особо весело.

Он склонился над столом и прошептал:

– Ну, я его создатель. Но не рассказывай никому на работе. Не хочу, чтобы все думали, будто за пределами закона у меня есть хобби или обычная жизнь, – подмигнул Суреш.

– Ох, – беспечно промямлила я, мысленно делая заметки, которые смогу использовать в корыстных целях.

– Люди уже давно выясняют, кто создатель этого комикса. Я в нем со многими знаменитостями и политиками разделался. Мне даже убийством угрожали.

Я еле сдержалась, чтобы не выпалить: «Теперь я знаю твое слабое место, лох!»

Но он по глупости своей счел мое молчание сигналом к продолжению разговора.

– Ну а что на самом деле привело тебя к изучению юриспруденции?

Помедлив, я честно ответила:

– Я хотела бороться за справедливость, защищая обездоленных. Знаешь, как Бэтмен. Или как Аттикус Финч в «Убить пересмешника».

Суреш глотнул чая.

– И в какой сфере права ты хотела работать?

– Международное гуманитарное право. А ты?

– Уголовное.

Мы замолчали, задумавшись, как далеко ушли от своих идеалов.

Я осторожно выковыряла второй рыбий глаз и проглотила целиком эту скользкую белесую гадость, еле сдерживая тошноту.

– Дай-ка угадаю: строгая мама?

– Папа, – сказал он. – Честно говоря, они оба строгие.

Мы робко с сочувствием улыбнулись друг другу.

– Что ж, Суреш Адитпаран, вот мой следующий вопрос: ты со своими детьми поступил бы иначе? Или ты считаешь, что нужно растить их в строгости? Нам-то такое воспитание пошло на пользу. Весьма хорошие люди из нас вышли.

Отлично, теперь я провожу параллели между нами и при этом даже отвешиваю ему комплименты. Вот тебе и демонстрация власти.

Суреш закусил нижнюю губу и задумался.

– Мне кажется, что я точно все делал бы по-другому. Я сказал бы своим детям, чтобы они не боялись мечтать и что я в любом случае их поддержу. Ну, только если они не выберут профессии бухгалтера или дантиста, – ухмыльнулся он. – Всему же есть предел.

Я не смогла сдержаться и рассмеялась. И, поверьте мне, это звучит очень и очень плохо. Не понимаю, как я дошла до того, что получаю удовольствие от разговора с ним.

Неожиданно Суреш склонился вперед и сменил тон на деловой:

– Давай отбросим условности, Андреа. Это же не дружеский обед для знакомства, не правда ли?

– Что, прости? – такой прямой вопрос сбил меня с толку.

– Я знаю, что не нравлюсь тебе, – я открыла было рот, чтобы опровергнуть это, но он махнул рукой, не дав мне сказать, – но ничего страшного, ты тоже мне не особо симпатична. Честно говоря, ты довольно грубая и смотришь на меня враждебно. Думаешь, я слепой и ничего не замечаю? Я все понимаю, у тебя не так много конкурентов. Но нам необязательно испытывать друг к другу симпатию, чтобы работать в одном кабинете. Ты занимайся своим делом, а я буду заниматься своим. Скоро ремонт в офисе закончится, и нам больше не придется терпеть друг друга.

Что за пафосный, высокомерный гад!

Когда обед закончился, я хотела было оплатить его в качестве финальной попытки продемонстрировать превосходство, но безуспешно, потому что Суреш уже успел оставить на входе свою карточку. Этот парень еще больше китаец, чем я!

Понятно, что мне придется искать другой способ упрочить свои позиции, и действовать нужно быстро. Надо завести анонимный аккаунт в «Инстаграме»[16] и засыпать его спамом. Посмотрим, кто из нас грубиян!

20:55. Боже мой. У «Последнего Настоящего Человека» уже почти пятьдесят пять тысяч фолловеров в «Инстаграме» и тридцать восемь тысяч в «Твиттере»! Куда хуже вот что: Суреш действительно талантлив. Комикс исполнен стиля, сатиры и черного юмора, а также возможностей пережить катарсис (этот вершитель справедливости, Уотер, убил среди прочих и Джона Майера!).

Уотер – наемный убийца вроде Джона Уика, у которого появилась сверхспособность высасывать из человека жизненную силу и принимать его облик. Это произошло после того, как он потерял жену в результате несчастного случая в научной лаборатории, где они оба работали почти два года назад. Уотер мгновенно убивает, едва коснувшись жертвы своей обнаженной кожей, и временно принимает облик убитого, пока не восстановит силы – тогда Уотер снова становится собой. Но с каждым разом он теряет частичку собственных воспоминаний. Выходит, очередное убийство уменьшает его боль от потери жены, но и забирает память о ней. Из-за своих способностей Уотер стал одиночкой и после гибели любимой ни с кем больше не заводил отношений. Коснуться кого-то – значит отнять жизнь, так что делает он это только с намерением убить (не считая того, что он трогает себя, когда никто не видит, кроме Господа Бога). Сюжет немного монотонный – Сурешу стоило бы добавить в качестве противовеса этим разношерстным убийствам какой-то высший мотив. Может, праведное стремление снизить численность населения планеты, чтобы остановить глобальное потепление? Что-то морально противоречивое, но логичное. Просто ради того, чтобы сохранять интригу. И, может, еще парочку сцен секса (почему бы и нет?).

Дело, конечно же, не в том, что главный герой кажется мне таким симпатичным. Да, он очень похож на своего создателя, но это не означает, что меня привлекает Суреш.

Как бы то ни было, рядовым читателям произведение нравилось. Я впечатлена. Я создала фейковый аккаунт, чтобы спамить его, и заодно зафолловила комикс. Хочу лучше понимать душу своего противника.

23:35. Оторвала взгляд от экрана, испытывая головокружение и зверский голод, и поняла, что проглотила все опубликованное за два года, то есть вообще весь комикс Суреша, в один заход. Теперь я на крючке и придется читать дальше. И я вношу вклад в его популярность, а косвенно и в его доход.

Хуже всего, дневничок, что я завидую. Вероятно, Суреш еще этого не понял, но если он когда-нибудь захочет все изменить, он сможет бросить работу и делать то, что ему нравится. У него есть варианты, а у меня нет.

23:40. Уф. Чувствую, как меня засасывает в тяжелые думы о выборе жизненного пути.

23:55. Решила присоединиться к Бену и пропустить стаканчик чего-нибудь в «Боут Ки».

1:20. Увидела Бена в действии. Он выглядит старпером – подкатывает к молоденьким девушкам и пытается перекрикивать громкую музыку, а они моргают и ждут, когда же он отвяжется.

1:23. Неужели и я так смотрюсь с Орсоном – мальчиком, который не знает, что такое видеокассета?

1:30. О боже. Мне срочно нужна текила.

1:45. Выпила текилы. Много. Запаниковала так, что обдумала идею переспать с Беном. И почему-то вспомнила слова Суреша: «Всему же есть предел».

2:38. Ткила эт прчина никогд не воевть смексикой!!1

3:20. Спьяну целовалась с кемто пхожим на Айвана но понялп что он не похож вобще, когда посмтрела на нго под фонарм.

3:45. Что я творю? Нжно разобртся со своей лчной жизн как карьерррой а то так и буду цлвоваться с мужкиами в переулуке.

4:10. Дома.

Глава 7

Суббота, 20 февраля

Валери позвонила в половине одиннадцатого, нарушив золотое правило нашей компании: «Никаких звонков до одиннадцати утра в субботу, если это не вопрос жизни и смерти».

– Андреа! Я так влипла, – проорала она. – Не знаю, что делать и к кому обратиться!

– Что-о-о? – протянула я. Кто-то в моей голове бил в литавры в ритм с сердцебиением.

– Ты меня слушаешь? – вопила Валери.

Я очень медленно села в кровати и прошептала:

– Извини, связь плохая, можешь повторить все с самого начала?

– Мне нужно присмотреть за маленькой племянницей, а я понятия не имею, как ухаживать за ребенком! Ты должна мне помочь! Ты же говорила, что у тебя есть младшая сестра?

Я не стала ей рассказывать, что Мелисса практически сама себя воспитала – такой умницей она была. Это я к ней бегала за советами, а не наоборот.

Валери поведала, что помощница ее брата Кэмерона в отпуске, а сам Кэмерон улетел в командировку в США, и Ци Мин, его жена, которая, кстати, работала агентом по недвижимости, должна сегодня показать клиентам несколько домов под аренду. Я согласилась пойти с ней, вытерпев целую минуту визгливых просьб. Валери примчалась ко мне уже минут через двадцать пять, а я к этому моменту успела осушить бутылку особого корейского энергетического напитка из женьшеня, банку кокосовой воды и два двойных эспрессо и хоть немного почувствовать себя человеком. И я совершенно не удивилась, когда обнаружила на заднем сиденье ее машины Линду, которая лежала с совершенно серым лицом, как у зомби.

– Привет, дорогая. Спасибо тебе огромное, что согласилась помочь, – сказала Валери. Она махнула рукой в сторону Линды. – Эта всю ночь проторчала у меня после того, как мы бурно потусили на набережной Кларка. Честно тебе скажу – не понимаю, как она вообще выжила.

Линда застонала и выдохнула: запахло алкоголем, чуть замаскированным мятными леденцами. Ей следовало отоспаться у Валери, но так как мы с Валери никогда не проводили время вдвоем, Линда, даже с жесточайшим похмельем, избавила нас от неловкой светской беседы.

– Вы можете говорить тише, а? – взмолилась она.

Я посмотрела на Валери, которая сидела в самых огромных в мире солнечных очках и кепке, и кожа ее сильно блестела на солнце.

– Как получилось так, что ты бодрячком, а она полумертвая? – спросила я.

– Все потому, что я не алкоголичка, – ответила Валери.

Мы приехали к многоквартирному дому в Тионг-Бару, где и жил брат Валери. Она умоляла нас поспешить, потому что они уже опоздали на девять минут, а ее невестка чрезвычайно пунктуальна.

– Она психанет, – в панике повторяла Валери.

Так и произошло.

– Ты опоздала, – гавкнула Ци Мин, скрестив руки на груди. Я с опаской посмотрела на нее, ведь яблоня от яблони недалеко падает, а нам, как-никак, придется сидеть с ее дочерью. Ци Мин была классической красавицей: высокая, с фарфоровой кожей, худая, но со вторым размером груди. Ее летящий белый шелковый топ с длинными рукавами и темно-синие джинсы сочетались с сумкой и балетками «Шанель» из денима. Никаких сомнений у меня не осталось: она типичная вредина.

– Прости, – робко сказала Валери, будто даже уменьшаясь в размере. Я сочувствовала ей: она не умеет постоять за себя.

Ци Мин дернула подбородком в нашу сторону:

– Так, а это кто?

– Это подруги, э-э-э, с работы. Они тут мне помогут присмотреть за Лили. У них много опыта, э-э-э, с детьми.

Жизнерадостно улыбнувшись, как свидетель Иеговы, я послушно закивала и дружески приобняла Линду (в основном для того, чтобы она не сползла на пол). Мы обрызгали ее освежителем воздуха, но на всякий случай стояли подальше.

У Ци Мин не было времени тщательно осматривать людей, которые будут сидеть с ее единственным ребенком, и она впустила нас без возражений. Она махнула рукой в сторону коридора.

– Лили только что вернулась с балета, у нее сейчас по расписанию урок шахмат, но преподаватель отменил занятие. – Ци Мин нахмурилась. – Проследите, чтобы она не смотрела телевизор. Ей нужно доделать домашнее задание, потом поиграть гаммы два часа перед сегодняшним занятием. В качестве награды ей разрешены четыре судоку продвинутого уровня, прежде чем вы отвезете ее на урок игры на пианино к пяти часам.

– В качестве награды, – повторила потрясенная Линда, вынырнув из похмельного ступора.

– ДА, – подтвердила Ци Мин. – Но только четыре. На кухне стоит обед, я заказала несколько салатов с киноа, но если этого вам не хватит, в холодильнике еще осталась каша из киноа и овсянки. Лили не ест глютен, она от него толстеет. Ладно, мне уже пора бежать. Я постараюсь вернуться к половине пятого, чтобы отправить ее на урок игры на пианино. Иногда она канючит, и приходится шлепать ее по заднице.

– Где она сейчас? – спросила Валери, а я смотрела на Линду, лицо которой от тошноты и возмущения принимало великолепный оттенок.

– В своей комнате, изучает шахматные дебюты. Пожалуйста, глаз с нее не спускайте! – Ци Мин почему-то сбросила балетки и сунула ноги в туфли «Шарлотт Олимпия» на высоченных каблуках и платформе. Возможно, она собирается угрозами заставить клиентов подписать договор аренды.

– Ладно, пока. Развлекайтесь.

Ци Мин ушла, хлопнув дверью. Мы слышали, как ее каблуки быстро цокали по коридору. Вслед за руганью наконец наступила благословенная тишина. Мы все вздохнули с облегчением. Практически в ту же секунду одна из дверей скрипнула, приоткрылась, и в щелке показалась голова девочки.

– Она ушла? – прошептала Лили.

– Да, дорогая, – ответила Валери, улыбаясь так широко, как только позволял ботокс.

– Ох, слава богу! – Лили выбежала из комнаты, хлопнув дверью, и бросилась на диван. – Я ее ненавижу.

– Ну перестань, – сказала Валери, неуклюже гладя девочку по голове. – Она же твоя мама.

– Я знаю, тетушка Вэл, – ответила Лили. – Но она такая злая и строгая. Мне никогда нельзя делать то, что я хочу, и ты тоже следуешь всем ее правилам, – она покрутила головой и надула губки, глядя на меня:

– Ты же разрешишь мне посмотреть телевизор? Пожалуйста!

– Ну… – я глянула на Валери. – Я тут не главная, дорогая. Спроси свою тетю Вэл.

– Погоди-ка, – промямлила Валери. Она подвинулась к консоли, на которой стоял телевизор, и поставила сумку прямо перед зубастым плюшевым зайчиком – он выглядел подозрительно. Эта игрушка была единственным предметом, который не вписывался в интерьер комнаты, очевидно, созданный скандинавским монахом с любовью к дорогим вещам.

– Теперь можно, – ухмыльнулась она.

Валери включила телевизор, и мы втроем уселись на диван рядом с Лили, которая сжала в руках пульт, уставившись в экран телевизора. Там пятеро сексуальных кореянок крутились под техно и по очереди то читали рэп, то завывали. У Лили был глуповатый вид загипнотизированного суслика. Бедный ребенок. Валери объяснила, что каждый день этой девочки расписан по секундам: игра на пианино, литературное творчество, программирование, психодрама, шахматы, а также балет и детский гольф, потому что Ци Мин не оставляла надежды, что ее дочь преуспеет и в спорте тоже. Конечно, все это было исключительно в свободное от школы время, чтобы обогатить резюме Лили – не дай бог она захочет стать балериной, профессиональной спортсменкой или преподавателем игры на скрипке. Каждый китайский родитель понимает, что это дополнение к основной деятельности.

Должна признать, даже мое детство было менее сложным. Родители Лили перешли на следующий уровень строгости. Брат Вэл, Кэмерон, – успешный инвестиционный банкир, а Ци Мин – старший управляющий большого агентства недвижимости. У них были большие планы на единственного отпрыска, так что бедный ребенок, по сути, навсегда оказался в плену родительских амбиций.

Но сейчас маленькое чудовище просто отдыхало, положив ноги на стеклянный кофейный столик, и жевало пожелтевшие мятные леденцы, которые откопало на дне моей сумки.

– Мне никогда не разрешают есть конфеты, – поведала Лили. – Вы, тетушки, лучше всех. Вот бы вы были моими мамами.

Я глянула на Валери, которая сияла от счастья, хоть ее только что и назвали тетушкой.

Мы четыре часа смотрели телевизор, и я, Линда и Валери по очереди ложились подремать, пока Лили поглощала один музыкальный клип за другим и лопала наши мятные леденцы. Проголодавшись, она стала просить еду из «Макдоналдса», и я с радостью согласилась. Надо было видеть глаза этого ребенка, когда курьер принес заказ, – кажется, я еще ни разу в жизни не видела, чтобы кто-то настолько радовался глютену. Бигмак с колой оживил и Линду, так что она вытащила колоду карт и стала учить Лили играть в покер. Нам всем было так грустно, когда пришло время везти Лили в музыкальную школу, а глаза девочки от шести часов непрерывного просмотра клипов уже стали косить. Ци Мин звонила в три часа, сказала, что ей срочно нужно решить еще один вопрос, так что она опоздает, но напомнила, что мы должны «любым способом притащить Лили на занятие».

Отпуск Лили от суровой реальности подошел к концу.

С десятиминутным опозданием я затормозила у музыкальной школы и сделала типично малайзийский трюк, припарковавшись вторым рядом на аварийке. Лили отказалась выходить из машины. Девочка закатила грандиозный скандал, верещала, пиналась и успокоилась только после того, как Валери пригрозила позвонить Ци Мин и сказать ей, что малышка не хочет идти на занятие. Лили тут же перестала капризничать, а в ее глазах виднелся страх. Когда мы с Валери наконец-то загнали Лили в класс, она была вся в слезах. Честно говоря, я сама чуть не расплакалась – кто бы мог подумать, что дети так больно кусаются?

Потом, когда я везла всех обратно, Валери прошептала:

– Я тоже хочу ребенка.

Линда, которая однажды говорила, что вся прелесть Хеллоуина заключается в возможности травить конфетами тех детей, которые тебе не нравятся, повернулась к Вэл и сказала:

– Думаю, ты будешь прекрасной мамой, Вэл.

А я, едва выжив после сегодняшнего, сразу же отправилась в соседнюю аптеку и со скидкой купила суперпрочные презервативы в упаковке из пластика, не опасного для дельфинов.

21:45. Вэл позвонила мне по видеосвязи, чтобы поблагодарить за помощь.

– Ты отличная девчонка, и я хочу сделать кое-что особенное для тебя, – сказала она. – Линда сообщила мне о твоей, э-э, задаче, и я, кажется, знаю, как именно тебе помочь.

– Не поняла?

Поди догадайся, о чем Линда там болтала вчера, учитывая ее состояние. А у меня много задач одновременно: например, я всегда мечтала узнать, сколько на самом деле лет Бейонсе.

– Я впущу тебя в свой социальный круг. Мы пойдем тусить, охотиться по старинке! На мужчин, – добавила Валери, но это и так было понятно.

Я испытала смесь страха и любопытства.

– Что? Как? Где?

– Скоро будет одна тусовка. Я безумно хотела на нее попасть, и, ура, меня включили в список гостей. Не могу открыть тебе никаких деталей, потому что мне сначала нужно спросить разрешения у хозяйки, но я возьму тебя с собой. На таких мероприятиях я знакомлюсь с обеспеченными холостяками нашего возраста, – в ее голосе зазвучали стальные нотки. – Но если тебя примут в этот клуб, ты обязана мне пообещать никого больше туда не приводить, особенно Линду. Это моя кормушка. Моя.

И потом, несмотря на весь свой ботокс, Вэл сурово зыркнула на меня.

Дорогой дневничок, мне страшно.

Глава 8

Понедельник, 22 февраля

10:07. Орсон только что прислал мне странную гифку, на которой его лицо было наложено на гигантский мандарин, и поздравил меня с Чап Го Мей. Чап Го Мей – это на диалекте хок-кьень название пятнадцатой ночи, которая отмечает завершение празднования Нового года по лунному календарю. В Малайзии и Сингапуре его также отмечают как китайскую версию Дня святого Валентина (как будто одного дня страданий недостаточно). В этой части света на Чап Го Мей есть «веселая» традиция – одинокие китаянки бросают свежие мандарины в воду, написав на них свои имена и номера телефонов, а мужчины вылавливают урожай – кто ради витамина С, кто по другим причинам. Происхождение этого обычая неизвестно, по крайней мере, если вы глупый убежденный романтик. Я ни секунды не сомневаюсь, что какие-то хитрые торгаши из Юго-Восточной Азии придумали это, чтобы избавляться от неликвидных мандаринов после празднования Нового года вместо того, чтобы отправлять их на свалку. Это, конечно, сильно облегчает им жизнь еще и в том случае, если они хотят найти себе одиноких женщин для брака. Коварные мерзавцы-капита- листы.

Так о чем я там говорила? Ах да. Орсон и гигантская гифка. Я поблагодарила его, а он сразу ответил, что сейчас в командировке во Вьетнаме и не сможет в среду пообедать со мной, но надеется, что мы перенесем встречу на следующий четверг, и добавил еще, что соску- чился.

Жаль, что мы не увидимся на этой неделе, но все же мне приятно. Кроме моего онлайн-супермаркета, по мне уже давно никто не скучал. Кто сказал, что в «Спонке» не бывает хороших парней?

Четверг, 25 февраля

20:20. Уф. Я наконец закрыла эту сделку.

Отправив все документы клиенту, пошатываясь, я встала из-за стола, за которым просидела четыре часа, не поднимая головы. Я оценила ущерб: перед зудящими глазами все плыло; один зуб, кажется, уронила в кофе; в кабинете откуда-то навязчиво пахло кимчи, и вроде как раз от меня (может, именно поэтому Суреш сегодня решил поработать в библиотеке?). Ребра болели от тугого спортивного лифчика, который я надела вместо обычного, потому что чистые закончились. Я питалась салатами (ладно, признаюсь, это был не совсем салат, а жареные спринг-роллы, но в них ведь был редис, так что это засчитывается как полезный овощ) – три чертовых дня подряд брала их навынос и на обед, и на ужин во вьетнамской забегаловке неподалеку. А проспала я в общей сложности за четыре дня аж шестнадцать часов, и те в офисе.

В такие дни я не могу отвязаться от мыслей об увольнении, которые доводят меня до сердечных колик. Как и Суреш, я пошла на юридический не для того, чтобы стать потом корпоративным юристом. У меня ведь когда-то были идеалы. Я всей душой болела за права человека. После университета я отдала должное профессии и некоторое время работала в «Слаутер и Мэй», но как только я перешла на позицию юридического консультанта в маленькую некоммерческую организацию, занимающуюся правами женщин – жертв торговли людьми в Великобритании, отец серьезно заболел, и для покрытия расходов родителей мне пришлось найти работу, которую мама называет «настоящей» – в противовес «бессмысленной трате моего дорогого юридического образования». Так что я была вынуждена пойти в «Слаутер и Мэй» и умолять взять меня обратно. Некоторая часть заработанного пошла на оплату учебы Мелиссы, так как она была уже на полпути к получению дорогого британского диплома архитектора и должна была сосредоточиться на отличных оценках, а не совмещать университет с работой. Во втором случае она бы получила обычный диплом, а не с отличием, чего мы не могли допустить.

Думаю, именно благодаря мне Мелисса познакомилась с Камарулом на третьем курсе. Из-за этого я всегда чувствовала некую вину перед мамой, и не потому, что я поощряю ее бытовой расизм («Можешь с ними дружить, но не встречаться же!»), а потому, что я, несшая все расходы семьи (рак – дело дорогое, когда нет хорошей страховки), пожалела Мелиссу и не рассказала ей, как тяжело мама переносила смерть папы. Я ошибочно решила, что Мелисса не должна зря страдать, и она так и не узнала, насколько все было плохо. Мама оправилась от нервного срыва и думала, что Мелисса просто не сочла нужным приехать домой после того, как спустя несколько месяцев после смерти папы закончила учебу. Вместо этого она на год отправилась в академический отпуск с Камарулом, и с тех пор они неразлучны.

Как бы то ни было, наша семья прошла этот эмоционально и финансово сложный период, и я могла бы уволиться, чтобы перейти в другую сферу, как и хотела когда-то. Но я не могу. Я уже не знаю как. Нигде я не смогу зарабатывать больше, чем тут, и у меня на счету почти нет сбережений из-за того, что все ушло на оплату медицинских счетов отца. Я едва могу себе позволить выплаты по ипотеке (я оптимистично выбрала очень престижное место жительства), которые, конечно, под контролем, покуда у меня есть работа. К тому же я не могу сейчас сойти с дистанции – я подпортила себе зрение, читая сотни страниц документов, лебезила перед огромным количеством людей, отринула слишком большую часть своей идентичности, потратила юность, выслушала слишком много лекций от матери о том, как страшно оказаться посредственностью. Это уже не мой выбор. Слишком много стоит на кону. Я должна стать партнером.

Глава 9

Понедельник, 29 февраля (високосный день!)

6:25. Вот черт, снова понедельник.

7:20. Зачем люди шлют мне мемы о високосном дне? Черт возьми, это же лишний рабочий день.

7:45. В поезде. Меня пихнули локтем, облапали и пару раз наступили на ноги.

8:10. Ох, Суреш только что прислал письмо – сообщил, что принесет шоколадные круассаны в офис.

8:12. Я не должна есть круассаны врага. Показать ему свою любовь к углеводам и сладкому – это слабость.

8:20. Вообще-то он и так видит, что я постоянно ем сладкое. Я даже держу на столе сахарницу, из которой он обычно кладет сахар в чай. Суреш уже слышал мои стоны, когда я наслаждаюсь кусочком торта, хоть это бывает и нечасто.

8:22. Я просто съем один круассан.

8:25. Или два. Когда он выйдет из кухни.

9:40. Бедняга Суреш сегодня получил по заслугам. Мы пили на кухне чай с круассанами, и он рассказал, что в выходные пойдет на свадьбу своей школьной приятельницы и подарит ей деньги в красном конверте, поскольку недостаточно хорошо ее знает, чтобы выбрать подарок.

– И сколько ты положишь в конверт? – полюбопытствовала я.

Сурешу явно стало неловко это обсуждать. Может, потому, что я нависала над ним, как озабоченная старуха.

– Ну. Не знаю. Пятьдесят?

– Что за прием: обед или ужин? В какой гостинице? Четыре или пять звезд?

– Ужин. А название не помню, какое-то модное. Свадьба точно будет роскошной, потому что жених – старший партнер аудиторской компании «Большой четверки». Да какая разница? – Он пожал плечами. – Мы с ней едва знакомы. Я иду туда только потому, что они с Анушей дальние родственницы, и меня пригласили из вежливости. Что бы я ни подарил, им все равно.

– Ты что, сбрендил? Это же массовое самоубийство. – Я высунулась из кухни и прокричала: – Кай, поди-ка сюда!

В кухню вошла Кай в белоснежном льняном платье и замшевых туфлях-лодочках.

– Что случилось? – спросила она взволнованно.

Я объяснила ситуацию, и она захохотала во весь голос.

– Ох, тебе это будут припоминать всю жизнь. Проще собрать вещи и сбежать из Сингапура, – сказала она.

Суреш поднял бровь:

– Я не понимаю, из-за чего весь сыр-бор. – Он помотал головой. – Это же просто масштабная свадьба с кучей гостей. Все будут дарить подарки или деньги, так какая разница, сколько я положу в красный конверт? Всем плевать.

– Всем плевать?! – воскликнула я. – Ты что, с луны свалился? Ах да, я забыла, ты же и правда здесь недавно. Дружок, позволь тебе кое-что объяснить, никому не пле…

– Что тут за сборище? – послышался зловещий голос. Женевьева Бэй, мой главный враг, с любопытством без предупреждения вплыла на кухню в облаке своего парфюма из дохлых мышей.

Я закатила глаза, мгновенно заслезившиеся от этого мерзкого запаха, но придержала язык. Сейчас никто, кроме нее, не мог лучше донести до Суреша всю серьезность ситуации в случае, если он будет действовать по своему плану. Женевьева была воплощением помешанной на деньгах, бездушной и расчетливой женщины, которую я хотела представить Сурешу. Я быстро пересказала ей основные факты.

– Суреш, ты что, вчера родился? Нельзя просто дарить любую сумму, которая взбрела тебе в голову, – есть рыночные ставки! – воскликнула Женевьева с таким возмущением, будто Суреш сказал, что прыгнет с парашютом в одних трусах. – Неужели ты не знаешь о моей авторской методике расчета суммы в красном конверте?

– Хмм, нет. Прошу, просвети меня.

Голос Женевьевы дрожал от накала эмоций – такое нечасто случается.

– Я посвятила долгие годы скрупулезным исследованиям и обработке данных в «Экселе», чтобы установить оптимальную сумму, которую следует дарить на праздники в Сингапуре в зависимости от места проведения, обстановки, статуса хозяина мероприятия, гостей. Также важно, один ли ты идешь туда или с партнером. В прошлом году я отправляла ссылку на это исследование, чтобы просветить весь офис! Чтобы никто больше не попадал впросак! Формула безупречна!

– Она действительно учла все: китайский Новый год, свадьбы, похороны, особые случаи. А еще она каждый год обновляет формулу, – добавила Кай.

Суреш перевел на нее пустой взгляд.

– Так ты не слышал о моей методике? – спросила Женевьева с недоверием.

– Хмм, нет, – повторил Суреш. Мне было ясно, что всех нас он считает психами, но так как он приличный британский мальчик из хорошей школы, он задал единственный вопрос, который мог возникнуть у того, кто услышал эту информацию: – А что за особые случаи?

– Китайская бар-мицва, второй брак, визит зубной феи. Что угодно. – Женевьева аж лоснилась от самодовольства.

– Понятно, – сказал Суреш. – И что будет, если, э-э-э, отклониться от рыночных ставок?

Женевьева похлопала его по руке.

– Друг мой, позволь я расскажу тебе страшилку из собственного опыта. Три года назад у моей первой дочери, Гвендолин, выпал первый молочный зуб. Она тогда еще верила в зубную фею, так что мы с мужем положили ей под подушку пять долларов.

– Ого, щедро, – сказал Суреш. – Я от гадкой английской зубной феи получил всего пятьдесят пенсов.

Женевьева мрачно хихикнула.

– Ах, Суреш, Суреш. Мы с мужем тоже сочли, что это достаточная компенсация за гнилой кусок кальция, но как же мы ошибались! На следующий день, когда Гвенни пошла в школу и там рассказала друзьям, что оставила зубная фея, ее высмеяла Аспен, внучка какого-то Тан Сри[17] из Малайзии. Оказывается, нынешняя ставка зубной феи в частной школе Гвенни – двадцать сингапурских долларов! А эта маленькая паршивка Аспен получила в копилку аж триста американских долларов! Отвратительно так портить рынок[18]. Гвенни была так расстроена. Ей пришлось несколько недель разбирать это с психотерапевтом, чтобы перестать стыдиться звания самого бедного ребенка в школе. – Она вздрогнула. – Короче, Суреш, попомни мои слова: уважай рыночные ставки, если хочешь, чтобы уважали тебя.

Позже, в безопасной обстановке нашего кабинета, Суреш повернулся ко мне и сказал:

– Никогда бы не подумал, что услышу слово «ставка» применительно к зубной фее.

– То ли еще будет. Когда увидишь расценки, которые она указывает для первого дня рождения ребенка и вечеринки для будущей матери, ты поймешь, почему в Сингапуре никто не торопится рожать детей, – поморщилась я.