Читать онлайн Неолит – не заграница

Книга первая

Проще простого… Он сидел с двумя удочками на берегу загородного озера, ловил плотву, окуней да ершей. Старался ни о чём не думать, ни очень-то хотелось… ибо проблем хватало. А он – почти такой человек, как все, потому, хотя бы, мысленно рад был бы уйти от них. Правда, не совсем и не всегда получалось…

Казалось бы, такой крепкий, физически сильный, высокорослый и широкоплечий парень разного рода жизненные проблемы должен решать запросто, щёлкать их, как орешки, но не тут-то было. Они везде и всюду окружали этого двадцатисемилетнего человека, если не красивого, то видного, по-настоящему симпатичного мужика. Высокий лоб, мощный подбородок, большие синие глаза, густой волос на голове каштанового цвета, но печальный, задумчивый взгляд… Но от этого никуда не уйдёшь, как от судьбы, той самой, что выпала.

Яркое солнце стояло почти над головой. Но дело шло к вечеру. В зарослях камыша скрипучими голосами вели меж собой разговоры местные лягушки. Его стихийный отдых сложился бы не так и плохо, если бы в какой-то момент рыба совершенно перестала ловиться. Ни крупная, ни мелкая – никакая не клевала.

Чего ж так-то сидеть? Пришла пора сматывать удочки и шагать к автобусной остановке, ехать в город, домой. Зуранов поднялся с огромной коряги на ноги, и тоскливо глянул на неподвижные поплавки. Осмотрелся вокруг, взглядом ища короткую тропу к большой, шоссейной дороге.

Алексей достал из воды садок, выпустил на волю, пойманных им, десятка три рыбёшек. Взял в руки леща, солидного, килограмма на три, подержал в руках. Прикидывал, взять или ни взять его домой, в качестве трофея.

Но посмотрел, на то, как рыбина жадно ловит ртом воздух… Хочет жить. Пожалел… Злых и жестоких людей жалостью своей и добротой никогда не баловал, а её вот… пожалел. Опустил в озеро и её, за компанию. Плыви! Ведь оборвать жить любого существа – не проблема. Вот возродить именно его – невозможно. Впрочем, кто знает.

С рюкзаком за спиной и с удочками в левой руке, он пробирался к дороге сквозь густые ветви ивняка. Да ещё ольха разрослась изрядно и кусты багульника. Приходиться, ему большому, высокорослому, штормовкой, как и собранными телескопическими удочками, цепляться за них.

На нём были обычные брезентовые штаны и кроссовки, потому он старался ещё и обходить участки высокой травы, дабы не промочить окончательно ноги. И тут Зуранов обратил внимание на труп молодого парня лет двадцати. Он прислонён был к ильму, кровь едва- едва была заметна в высокой траве. Маленький, худой, рыжеволосый, в старых чёрных туфлях, синих брюках, клетчатой рубашке…

Грудь его была пробита стрелой. Она вошла прямо в сердце.

Зуранов не стал близко подходить к трупу. Криминалистам здесь работать, потому и не стоило оставлять свои следы.

Парень был убит не пулей, а вот таким вот… не очень обычным способом.

– Пуля – правнучка стрелы, – сказал он вслух, сам себе. – Но здесь всё… цивилизованно… И глупо.. Стихийно сработано… жалким рабом пустых эмоций.

Но эта стрела никак не могла состоять в родстве с пулей, потому что выпущена она была из спортивного лука, причём, в упор, в человека. Сейчас становится модным блуждать по окраинам сел и городов с таким вот оружием и для потехи стрелять ворон. Это белых лебедей нельзя убивать, а ворон, всегда, пожалуйста. Отголоски жуткой философии совдеповских времён, нашедшей своё продолжение и сейчас… Новый виток «исторической спирали», но в развитии старой «темы».

Зуранов снял с плеч рюкзак, положил удочки в траву.

Редкое везение! В метрах двадцати на бугре в кустах валялся верзила цыганистого типа, парень, лет двадцати трёх-двадцати пяти. Пьяный в стельку. Рядом с ним, почти у ног опорожненная бутылка из-под водки, консервная банка – с недоеденной ставридой в масле. Тут же, под боком, орудие убийства – новенький спортивный лук. Да ещё кожаный колчан, в котором лежали три возможных смерти – три стрелы.

Достав из рюкзака верёвку (он всегда носил её с собой) он подошёл к мирно спящему и улыбающемуся во сне убийце. Крепкая капроновая верёвка была настолько длинна, что ему хватило надёжно связать не только ноги и руки, как говориться, предполагаемого преступника, но и соединить их между собой. Потом «кусок пьяного дерьма» он плотно, с помощью той же верёвки, прикрепил к стволу огромного ильма.

Такое без посторонней помощи развязать невозможно, разве только в голливудских фильмах случается. Да и «смелый и отважный» лучник так и не проснулся, не очухался. Только что-то промычал… невнятное.

Алексей отошёл от пьяного, к своему рюкзаку. Потом достал сотовый телефон из кармана штормовки и вызвал наряд местной полиции, конкретно описав, где находится место происшествия. Клятвенно заверил мужика, говорившего с ним, что будет терпеливо ожидать появления полиции. С места не сойдёт.

Он присёл прямо на большой глинистый бугорок, и снова разные мысли полезли в голову о житье и бытье. Зуранов пытался отключиться от действительности, пусть на малое, некоторое время. Но не совсем получилось потому, что в состояние нирваны и самадхи входить не мог. Да и не желал.

Но Зуранову удалось совсем другое. Алексей представил себя большой стрелой, пущенной из лука, из далёкого мира Раннего Неолита. Это было не сложно… Он, как бы, стал не просто стрелой, а неким живым и разумным существом, видящим Россию с высоты.

…Раздольные зелёные поля. Не объехать эти просторы ни на каких поездах и автомобилях в одночасье. Да и для того, чтобы облететь их на самолёте потребуется время, много времени. Даже с космической орбиты, с борта межпланетной станции, не охватишь взором всю огромную страну, наполненную множеством Миров, и похожих, и не похожих друг на друга.

Но, как бы, воедино переплелись эти Обители: и горы, и реки, и моря… Но единым организмом, конечно же, они не стали. Не получилось. А должны были стать. И всё же, те же судьбы людские – почти одно целое в Мире, где нет ни Прошлого, ни Будущего, а только Настоящее. Оно всюду, везде и всегда.

Над большим городом, почти над крышами домов, беззвучно проплывает, как что-то совсем обычное и естественное, летающая тарелка. Навстречу ей – огромный ящер, дракон. Так и должно быть, ибо есть только… Настоящее, и никто и никуда не уходил. Каждый из нас находится всегда в одной из обителей Мироздания. Но только не всякий ведает об этом. Да и не всем дано увидеть «незримоё», слышать «беззвучное» научиться ощущать кожей «неосязаемое»…

Как стремительно условное минувшее становится сегодняшним днём. Рядом с нами и те, кого уже несколько десятков лет, как бы, нет на Земле. Впрочем, они никуда не исчезли, они рядом с нами, на одной планете, в одной стране. Они стоят перед нами и смотрят на нас в упор, зовут нас, трогают за руки и плечи, всё одно, – мы не разглядим их, они нас не дозовутся, не ощутить их прикосновений и даже объятий.

Но даже камень, брошенный в Наш Мир из Минувшего, каждого заденет рикошетом и устремиться в Будущее, которого… нет. Если мы поверим в существование грядущего и минувшего, то замкнёмся на условностях. Их ведь и так предостаточно.

Зуранов поспешно поднялся на ноги, ибо увидел, что к нему со стороны дороги, явно с недобрыми намерениями, почти вприпрыжку спешат полицейские и, конечно же, представители местной прокуратуры. Большая компания сработала оперативно. Вероятно, приехали сюда на двух машинах, полагая, что тот, кто им звонил по мобильнику и есть настоящий преступник. Но при этом такой тупой и не крылатый в мыслях, что ждёт полицейских терпеливо и смиренно.

Сразу несколько человек направили на него свои пистолеты. А майор при новенькой форме полицейского даже заорал истошно, видимо, приходя в ужас от собственного голоса:

– Стоять на месте! Руки в гору! Не двигаться…

На всякий случай Зуранов, усмехнувшись, так и поступил. Мало ли что, у местных, практически, деревенских копов в головах. Их поступки, случается, не мотивированы и не предсказуемы, как действия отчаянной выпускницы колледжа, с помощью счастливого «тыка» только что успешно сдавшей ЕГЭ. «Вау! Я это сделала!».

Старший по возрасту и, вероятно, по званию урезонил майора, сурово взглянул на остальных:

– Спрячь, Канкадимов свою «пушку»! И все остальные тоже… не мелькайте. Это же ведь Зуранов. Совсем недавно был полицейским. Теперь…

– А теперь, Олег Захарович, буду заниматься частным сыском, – Зуранов подал старейшему следователю местной прокураторы Филипченко руку. – На заслуженный отдых отправляют, как душевно больного.

– Алексей, – сказал Филипченко, – а что ты им прикажешь делать при своей такой вот… неадекватности. Пойми, люди с космическими способностями и всякие там… властелины колец нам в рядах полиции, как бы, не очень… нужны. Без обиды.

– Причём здесь властелин колец? – Возмутился Зуранов. – Нелепая сказка… я и подобные мне – совсем не из той оперы.

– Ладно! – махнул рукой Филипченко. – Показывай, что ты обнаружил.

Труп со стрелой в груди сразу же стал центром всеобщего внимания, как новогодняя ёлка в Доме Престарелых.

Подошли к остывшему телу парня со стрелой в груди Зуранов и Филипченко, который сказал:

– Но здесь, Алексей Владимирович, конкретный «висяк»! Убит парнишка таким вот… макаром. Днём с огнём не найдёшь преступника.

– Почему же, «висяк»? – возразил Алексей. – Негодяя я связал. Он от радости или горя нажрался, как скотина. Вон под ильмом спит…

Несколько человек, вместе с Филипченко подошли к капитально связанному лучнику. Один из молодых полицейских легонько врезал спящему по роже. Тот на мгновение очухался и пробормотал:

– Васька мне восемьсот рублей был должен, не возвращал почти полгода. Вот я его и… стрельнул… из лука.

– Скотина! – сурово заметил Филипченко, – ты за восемьсот рублей и брата бы пристрелил?

– Нуда, – пробормотал цыганистого вида парень, связанный по рукам и ногам, – Васька мой брат. Только… двоюродный.

Вот так раскрываются иные, очень даже тяжкие преступления, как в сказке… страшной и нелепой. Но тут, как говориться, «пятьдесят на пятьдесят». За иными нарушителями приходиться очень долго бегать, и Зуранов прекрасно это знал по собственному опыту.

В довольно шикарном, но по-деловому обустроенном кабинете, в мягком кресле, за широким письменным столом сидел начальник городского управления внутренних дел, генерал-майор полиции Петр Иванович Листрилов. Не такой старый, мужчина в теле, с недовольной физиономией, он считал себя, без сомнения, мудрым руководителем, компетентным во всём, и демократичным.

Что касается его рабочего стола, то он был загромождён мониторами от двух спаренных компьютеров, телефонами, аппаратами громкой и «тихой» связи, один из которых, явно входил в многочисленное семейство подслушивающих и прослушивающих устройств. Имелся и компактный телевизор

Генерал озабоченно постукивал авторучкой по столешнице, курил одну сигарету за другой и рассеянно рассматривал своего посетителя не то, чтобы, как какую-то неведомую науке букашку, но что-то около этого.

Перед ним сидел, вниз опустив голову, молодой человек, уже, практически, бывший старший лейтенант полиции Алексей Зуранов. Он, то и дело, поднимал глаза на начальника, изредка вздыхал.

– Ничего, к сожалению, дорогой Алексей Владимирович, для вас я сделать не могу, – чванно, но довольно вежливо сообщил Листрилов. – Мы вынуждены были вас…тебя, Леша, досрочно отправить на заслуженный отдых, причём, с почётом, с солидной пенсией. Я лично хлопотал.

– Но я ведь молод, здоров и силён. Кое-что умею…

– Слушай и не перебивай меня! Солидный пенсион тебе устроен не за твои красивые глаза и бычью силу! Ты был не таким уж и плохим следователем в городском отделе по борьбе с организованной преступностью. Смышленый, прекрасный аналитик, в свои молодые годы, в принципе, раскрыл немало сложных дел. Но пойми, Алёша, и пусть тебя такое не обижает – ты психически не здоров. У тебя, проще говоря, в башне заклинило. Уже давно. И мы, все, мирились с данным фактом, закрывали на твои… патологии… глаза, но до поры-до времени.

– Никак нет, товарищ генерал! Я, Пётр Иванович, совершенно здоров. А то, что случается со мной, происходило всегда, сколько я себя помню. Я хочу остаться следователем в особом отделе.

– Невозможно! Ведь очень хорошо, что ты сейчас не оперативник и не омоновец, к примеру. Я не представляю, что было бы, старший лейтенант Зуранов, если бы вы, то есть, ты находился на оперативной работе, где надо иногда и стрелять, и набрасывать на преступников «браслеты». А ведь ты служил и опером. Чёрт побери! Напортачил! Да лучше бы ты был эпилептиком, а ни этим… как его…

– Аномальным телепартатором.

– Вот-вот, тебя опять понесло по… кочкам. Ты мне уже говорил, что способен своим присутствием, как бы, связывать несколько времён… Бред! Но даже если это так, то на хрена нам и всей российской полиции твоя эта самая стезя… в пространстве. Гуляй по ней и нас… нее трогай! Комедия от умалишённого сыщика!

– Но я ведь и там, Пётр Иванович, в одном из племён эпохи Раннего Неолита буду исполнять роль сыщика, Я это чувствую, я знаю! Придёт время – и мне там, в другом мире, поверят. А пока и в Раннем Неолите, как и здесь, тоже не всё идёт ладно.

– С головой у тебя непорядок. Одно скажу. Врачи-психиатры у нас полные олухи. Самое страшное заключается в том, что ты сам веришь в сказки, придуманные тобой.

– Я и в психоневрологической больнице, да и не только там, говорил, то же самое, и мне казалось, что даже доктор Аристов мне верит.

– Он делает вид, что верит. Генрих Аристархович – хитрый навозный жук. Он, за глаза, отзывается о тебе, Зуранов, как о полном идиоте. А вот при встрече с тобой иногда соглашается, что ты, Алексей, не всегда несёшь бред. Перестраховывается старый карьерист. А вдруг, ты, на самом деле, бог или ещё что-то… в подобном роде.

– Извините, Пётр Иванович, я знаю, вижу и чувствую чуть больше вас. Но я обычный человек. Не экстрасенс. Не умею летать, как птица; проходить сквозь стены, даже мысли читать не в состоянии и судьбу предсказывать. Не владею элементарными приёмами гипноза и внушения. Мне просто очень необходима беседа с вами… Может быть, она и станет, так называемым, доказательством того, что я прав. Человек должен до всего, по возможности, доходить сам, если не до самой сути, то быть, где-то, рядом с истиной.

– Я в курсе, что ты всего лишь псих, который… Одним словом, нам пора завершать этот разговор. Да и говоришь ты, Зуранов, витиевато. Я не понимаю смысла или почти не понимаю.

– Но все ведь очень просто, Пётр Иванович. Я, как и все, должен пройти свой путь, не уповая на помощь Высшего Разума. Я должен всегда находиться и на стезе… в пространстве. Так уж мне выпало.

– Мне тебя, Алексей, чисто по-отечески жаль, – сказал Листрилов, закурив ещё одну сигарету. – Ты болен окончательно и бесповоротно.

– Но это не так! Позвольте с вами не согласиться. Кое-что подвластно и мне. Но ради справедливости я готов… бороться даже с вами.

– Ты ещё, милый мальчик, не понимаешь и не желаешь понимать, что ты, по сравнению со мной, козявка, – Листрилов фалангой указательного пальца продемонстрировал на столешнице, как уничтожают насекомых. – Придавил – и вот и нету таракана! Не забывай одну простую истину: «Был бы человек, а уголовная статья под него всегда найдётся». А я уж не поскуплюсь потому, что ты меня достал!

– Пробуйте, господин Листрилов! – спокойно сказал Зуранов. – За последствия я не отвечаю. Может быть, мне и не так много дано, но голова у меня пока ещё работает, и я в состоянии отличить белое от чёрного.

Генерал встал из-за стола, прошёлся по кабинету, заложив руки за спину. Деловой, серьёзный, можно сказать, великий, у которого всё схвачено… даже в сливном бачке унитаза, что называется, свои люди.

Посмотрел на Зуранова в упор своими поросячьими мутными глазками и вновь занял место в кресле, за столом.

– Ну, вот, теперь ты мне прямо угрожаешь. Ты мне в сыновья годишься, а угрожаешь,– сменил гнев на милость генерал. – Пойми, что ты болен. И я постараюсь, чтобы тебя лишили лицензии частного сыщика и упекли… то есть пристроили в хорошую лечебницу. В психиатрическую. Вот там ты, в смирительной рубашке, наберёшься ума-разума. Ни к чему ты не приспособлен. Даже не в состоянии контролировать свои… фокусы. Если я не прав, так иди в цирк. Работай там! Ага, задумался. Тонка кишка… Даже клоуном не способен стать. Не будет у тебя, Зуранов, лицензии частного сыщика. Я тебе обещаю!

– Да вы успокойтесь, Пётр Иванович, – сказал Зуранов, – у меня лицензия с большими ограничениями. В основном, мне позволено только вести наблюдение за неверными мужьями и жёнами… Ещё кое-что разрешается.

– А ты, пострел, лезешь в криминал. Убийства, ограбления, изнасилования, наркотики, – с неудовольствием сказал генерал. – На хрена тебе, душевно больному человеку, это надо? Да и кто позволил, чёрт возьми!? Тебе должно быть известно, что серьёзными преступлениями занимаются даже не полицейские сыщики, а следственный комитеты… при прокуратуре.

– Я слышал об этом. Но не всегда так получается.

– Да если бы ты знал и ведал, какие великие и очень большие люди стоят, к примеру, за сбытом наркотиков! Если бы ты знал, то не вякал… Зачем ты суёшь свой нос туда, куда даже уличный кобель свой половой орган не пристраивает?

– Так уж я устроен Да и многое зависит не от меня.

– Вздор! Ты долго у меня не засиживайся. Надоел! Тебе надо лечиться даже не у нас, где-нибудь, за границей. В Германии, ну, можно в Америке, на худой конец, в Израиле. Там умеют излечить от любого бреда.

– Я, вполне, здоров.

– То, что ты, ни с того – ни с сего, растворяешься в воздухе, я сам видел. Но подобные штуки-дрюки ещё понятны. Просто, такова твоя физика… Понимаешь, Зуранов? Люди всякие бывают. Но ты вешаешь мне и другим лапшу на уши и утверждаешь, что в свободное от основной службы время в рядах нашей доблестной российской полиции ты проводил свой досуг, извините, в племени, каких-то там, Уходящих. Не близко – не далеко, а прямо в каменном веке! Смех на палке! Ну, да! Ты мне говорил, что пуля – правнучка стрелы. С этим я согласен. И больше ни с чем!

– Нет смысла что-то придумывать. Я не гламурная… телезвезда. Я сыщик! Всё именно так, как я уже вам докладывал.. Правда, я провожу там не досуг, а живу полнокровной жизнью, как и здесь.

Листрилов вскочил с кресла, как ошпаренный, потом с размаху сел на него всеми своими окороками и закричал:

– Мне опротивел твой бред! Ты меня достал до мозга костей своей Динозаврией! Пора бы основательно выбить из твоей башки всех… тараканов!

– Нет у меня в голове никаких тараканов. Но я полностью не могу управлять процессом перехода из одного мира в другой. Пока всё происходит помимо моей воли. Но чувствую, что перемены, где-то, рядом. Но я всегда возвращаюсь именно в то место, из которого начинал перемещение в другое время, в иной мир….

– Иди-ка, Алексей, без всякой обиды, сейчас туда, откуда пришёл. В свою Динозаврию, к примеру! Или там, отдыхай, лечись! Живи себе в двух мирах. Да хоть в двадцати! Повторяю! Я поражаюсь, что тебе ещё разрешили, официально, заниматься частным сыском.

– С психикой у меня всё нормально, – Зуранов встал с места, собираясь уходить. – Я прошёл проверку на самом высоком уровне. Просто то, что со мной происходит не в состоянии объяснить современная наука. Люди Динозаврии, как вы, Пётр Иванович, выражаетесь, тоже, к сожалению, относятся ко мне с недоверием. Они не находят… не могут найти никаких объяснений происходящему явлению.

– Всё! Вали отсюда, Зуранов! Мне опротивело общаться с балбесом, – вышел из терпения генерал, снова привстав с кресла. – Пошёл! Я и не таких гуманоидов встречал! Знаешь, на чём я таких видел? Меня с тобой начальство попросило вежливым быть, иначе… Вот и миндальничаю …

Теперь уже Зуранов окончательно считая разговор с продуманным генералом полиции бесполезным. Слегка поклонившись Листрилову, Алексей вышел из кабинета.

Яркие лучи июньского солнца не поднимали его настроения. Но многие прохожие улыбались погожему дню, особенно радовались теплу дети в большем сквере, почти что парке, через который проходил Алексей.

Он закурил на ходу, рассеянно наблюдая за стаей голубей, которые торопливо делили корку хлеба. Сильные отгоняли от неё слабых и больных. Крепкие самцы безжалостно клевали, стараясь попасть в глаз, старым, немощным птицам и молодым, ещё не окрепшим. Всё было почти как у людей… в двух, очень знакомых ему мирах, в которых он жил. Отчего же «почти»? Здесь сравнение чёткое, можно сказать, один к одному.

Правда, ответ на данный вопрос очень сложен. Потому он не прост, что люди, в силу своих ложных представлений о справедливости, как правило, пытаются дать мотивировку своим жестоким, злым, страшным поступкам, желают не только оправдать свои дьявольские действия, но и привести их в рамки мнимой справедливости, а порою даже и законов. Писанных и не писанных.

Таким образом, можно, как бы, оправдать все существующие на Земле преступления и пороки. Ежеминутно искажается пространство обитания живых существ, без того уже изменённое до неузнаваемости, причём, не в лучшую сторону. А ведь люди должны и обязаны оставаться людьми в любой ситуации. Многого для того и не требуется. Следуй простой библейской заповеди «не убий».

Вот и Зуранов существовал в обществах двух Миров на правах такого голубя, которого не подпускают к хлебной корке. Если образно сказать… Ведь вопрос жирной кормушки никогда не стоял перед Алексеем. Суть жизни для него заключалась не в этом. В большем! Он стремился к тому, чтобы люди были добры друг к другу, или, в крайнем случае, терпимы. Он стремился к установлению, хотя бы, к относительной справедливости. Но Зуранов понимал, что безгрешных людей не существует. Нельзя, как говориться, стоять у воды – и ног не замочить. Но ведь и грех греху – рознь.

В неофициальный круг изгоев двух миров он попал не потому, что слаб духом или телом. Все явно видели, понимали и признавали, что Зуранов не похож на других людей. Даже на бомжей и бичей, абсолютно потерянных в этой жизни. А таких «голубей», как Алексей, не любят в обществе, если они верой и правдой не служат власть имущим и «денежным мешкам», узаконенному злу и стоящему вне законов и установленных правил.

Нелепая беседа с Листриловым не дала Зуранову никакой пользы. Нельзя сказать, что генерал был абсолютно тупым человеком от природы, но и особым умом не отличался. Дослужился до чина «традиционно»: в одном случае связи родственные помогли; в другом – задницей, что называется, определённые «высоты» взял; в третьем – сослужило службу раболепное подчинение и умение во время прогнуться перед вышестоящим начальством…

В силу определённых обстоятельств и причин генерал Листрилов был именно начётчиком, буквоедом и бюрократом, в самом плохом смысле этого слова. Время порождает монстров, но милицейский, а потом… полицейский начальник, Пётр Иванович Листрилов был не самым жутким из них. Но обнадёживающее открытие никак не радовало и не грело бывшего старшего лейтенанта полиции и уже не следователя уголовного розыска по особо важным делам Алексея Владимировича Зуранова.

Дело в том, что на совести генерала имелись и человеческие жизни. Некоторых людей, кого лично, а кого через помощников своих, задолизов, он отправил на тот свет, Зуранов знал и помнил… И, всё же, Листрилов – не самым последний подонок, пусть стоящий не у основного «руля», но всё-таки… Встречались субъекты и покруче, и… пострашней.

«Нельзя же обижаться на дерево за то, что оно – дуб, – думал Алексей, выходя из большого сквера в маленький переулок, почему-то названный Лермонтовским. – Нет человека, который бы меня понял и принял именно таким, какой я есть. Мне даже трудно доказать, что я умею и знаю больше, чем многие другие люди. Никто не может и не желает объяснять мои постоянные исчезновения и появления в похожих и не похожих друг на друга мирах. С этим надо смириться. Тут, как выражаются «умники», в проявке полный нонсенс, то есть – «хреновина».

Он ясно понимал, что в свои, почти тридцать лет, оказался изгоем тех двух миров, в которых существовал… в одной и той же оболочке. Зуранов, не просто кочевал из мира в мир, а везде и всюду, что называется, совал свой нос.

Здания Лермонтовского переулка, по которому он шёл, строились ещё, что называется, при царе Горохе. Поэтому, все они были, в основном, не выше пяти этажей. Надо отдать должное новым хозяевам и арендаторам ещё добротных домов, за то, что фасады некоторых старых построек они приведены в божеский вид. После недавнего ремонта и покраски, можно сказать, что дома эти радовали глаз.

Здесь, в одном из зданий, четырёхэтажном, тёмно-зелёного цвета, и находился, существующий за счёт спонсорской помощи, научно-исследовательский институт аномальных явлений (НИИАЯ). Таковых в России сейчас немало. Но этот отличался тем, что трудились здесь на благо отечественной науки, вполне, нормальные учёные, доктора и кандидаты медицинских, биологических, химических, математических и прочих наук, по какой-то причине, поверивших в существование на Земле необъяснимых явлений с точки зрения официальной ортодоксальной мировой науки.

Правда, если сотрудники института, порой, в случае необходимости, имели дело с психологами, гипнотизёрами, экстрасенсами и знахарями, то докторов магии и прочих представителей «сомнительных» наук, в основном, игнорировали и не признавали. Возможно, соглашались с крылатым выражением Козьмы Пруткова, что не «объять необъятное» или не желали, как говорится, сидеть на двух стульях.

Получалось, что если мировая ортодоксальная наука не в состоянии объяснить (хоть как-то) наличие тех или иных явлений или предметов, то, получается, что их просто… не существует в Природе или в Мироздании.

Зуранов по винтовой лестнице поднялся на второй этаж, по широкому коридору прошёл к кабинету с огромной табличкой на двери «Директор НИИАЯ, доктор медицинских наук Арсений Аркадьевич Глотов». Он вошёл в приёмную и сходу спросил секретаря-референта, молодую женщину, где-то. в возрасте, около тридцати лет, шатенку в больших роговых очках:

– Здравствуйте, Ирина Павловна! Арсений Аркадьевич не занят? Он у себя?

– Да. Вам повезло, Алексей Владимирович, он в кабинете и, как будто, не очень занят. Я доложу, что вы находитесь в приёмной.

Она встала из-за стола, одёрнув свою длиннющую, почти до самых пят, юбку. Но тут из кабинета вышел Глотов с большой красной папкой в руке, положил её на стол. Самый главный исследователь города по аномальным явлениям образом своим соответствовал своим шестидесяти четырём годам. Клочки седых волос стояли на почти лысой голове, подбородок и виски были покрыты белой колючей щетиной, морщинистое худое лицо, до такой степени впалые глаза, что не сразу определишь их цвет. Впрочем, они серые, почти бесцветные.

Образ, скорее не доктора наук, а привокзального бомжа, этакого худосочного, мелкого человечка… без судьбы, но в белом халате. Не заметив, по вечной рассеянности, Зуранова, он отдал распоряжение своей референтше:

– Ирочка, надо загнать всё, что в папке, в компьютер! По возможности, завтра – послезавтра, кровь из носу, размножить. Сто двадцать экземпляров для участников симпозиума, думаю, достаточно.

– Здравствуйте, Арсений Аркадьевич, – Зуранов чувствовал себя несколько скованно.– Может быть, я не совсем вовремя?

– Ну, почему, не вовремя, дорогой Леша, – Глотов почти по-отечески обнял Зуранова. – Здравствуй, Алексей! Мы всегда рады путешественнику в мирах. Завалимся сейчас с тобой в мои рабочие апартаменты, посекретничаем!

Они прошли в кабинет. Ирина, садясь на место и раскрывая папку, скептически улыбнулась. Вероятно, она не очень-то верила в сказки о каких-то там путешествиях во времени и, разумеется, считала Зуранова если не дураком, то, в крайнем случае, полудурком.

Понятное дело, она, молодой кандидат математических наук, Шпалина абсолютно не сомневалась в существовании приведений, миражей, ликантропов, снежных людей, инопланетян, лохнесских чудовищ и прочих чудес. Но особенные способности людей, которые вместе с собственным телом «перелетают» сквозь время из одного мира в другой, ставила под сомнение.

Что касается Зуранова, то он просто фантазёр или, хуже того, проходимец или пиарщик. Да это и так важно. Главное, что она – сотрудник НИИАЯ. Шкурка стоила выделки. Ведь теперь Шпалина владела, что называется, самыми секретными материалами. Это интересно, это невероятно! Но она здесь – факт. Впрочем, кто знает, где факт, а где – вымысел. Зато, какие перспективы, какие самые невероятные командировки и, возможно, в скором будущем экспедиции.

Глотов клятвенно обещал ей, что, в скором будущем переведёт её, даже не младшим, а научным сотрудником в отдел математической аргументации аномальных явлений.

А теперь вот её шеф на полном серьёзе беседовал с этим фантазёром.

– Понимаешь, в чём дело заключается, Лёша, – задумчиво сказал Глотов, – результаты наших исследований твоего организма по всем параметрам, приводят всех нас, весь коллектив института, к выводу, что ты, вполне, нормальный человек. Клетки твоего организма, кровь… Впрочем, что я, Лёша, перечисляю? Всё у тебя, как у всех людей.

– Но ведь факт остаётся фактом, Арсений Аркадьевич. Я живу и там, и здесь. Причём, во времени путешествует не только мой дух, но и тело. Это совсем не то, что описано Джеком Лондоном в его знаменитой «Смирительной рубашке». Всё, что он там описал, вполне, можно принять за обычную серию снов. А если я перехожу из мира в мир, то не во сне, а целиком. Тело моё совершенно не изменяется.

– Любопытно, что оно не переходит, Лёша, допустим к нам, в наше время, даже с микроскопическими ранами на теле. То, что получено тобой в каменном веке, там и остаётся. Но это, по меньшей мере, странно. Даже, как-то, и не верится.

– Я могу подробно описать то, что происходило со мной там и здесь!

– Не горячись, Лёша! Даже в нашем институте множество скептиков. Они считают, и, причём справедливо, что существование любого явления должно быть доказанным, хотя бы, в какой-то степени. Нам проще, к примеру, уверить учёных-ортодоксов и обывателей в существовании тех же инопланетян, потому что немало, на данный счёт, имеется серьёзных документов, сотни очевидцев, что-то даже зафиксировано… А тут, с тобой, нелепица какая-то… получается.

Референт Шпалина, понимая, что разговор её начальника с посетителем не на несколько минут, доставила им в кабинет на подносе две чашки с горячим кофе и кофейник с напитком «жизни и… медленной смерти». Оставила всё это на журнальном столике и вышла за дверь. При этом игриво подмигнув Зуранову. Дескать, заливай, выноси последний мозг моему шефу!

Но, как молодому и пытливому учёному, ей, признаться, было не безынтересно услышать, хоть краем уха, о чём таком говорит Арсений Аркадьевич с этим, не от мира сего, частным сыщиком, явно, ярко-выраженного шизоидного типа.

Понятно, что каждый второй человек на планете, если даже не первый, в какой-то степени, шизоид, зацикленный на идеях фикс и бытовых мелочах. Но Зуранов – шизофреник, уже давно «созревший» для любого «дурдома». А может быть, она ошибается, и доктор медицинских наук Глотов имеет дело с обычным авантюристом или фантазёром самого высокого класса. Об этом она думала пусть не постоянно, но время от времени.

Глотов и Зуранов неторопливо пили кофе и вели беседу, которую никак нельзя было назвать не принуждённой. Явно, что доктор наук расписывался не только в собственном бессилии, но и всего института. Это раздражало Зуранова. Он говорил правду, а Глотов, который написал ни один учёный труд о явлении полтергейста и научно обосновал существование «барабашек», не совсем верил в то, что только позавчера Алексей блуждал по джунглям в Раннем Неолите с коротким дротиком, там, в каменном веке, чтобы добыть себе на пропитание дикую собаку.

– Мы, Лёша, пытаемся понять и объяснить, что ты есть за явление и кто, – Арсений Аркадьевич стал постукивать чайной ложкой о край чашки, – но, дорогой мой, никак не можем.

– Но ведь вы же видели, как я…

– Разумеется. Я имел счастье трижды быть свидетелем того, как ты исчезал, можно сказать, растворялся в воздухе. Лёша, именно мы первые и никто другой, умудрились зафиксировать одно из твоих исчезновений на видеокамеру. Угадали, дорогой мой, можно сказать, интуитивно вычислили момент твоего, как бы, растворения в воздухе. А что толку?

– Вы не верите собственным глазам, Арсений Аркадьевич?

– Мне ничего не остаётся делать. Нам не только наши оппоненты, но и соратники не двусмысленно дали понять, что налицо обычный видеомонтаж. Причём, по вульгарному выражению многих, не просто видеозалепуха, а сделанная как попало, что называется, левой ногой.

Ситуация усложнялась тем, что, на самом деле, пока даже уважаемому специализированному научно-исследовательскому институту было трудно доказать, в данном случае, то, что существует на самом деле. И ведь никоим образом сплочённый коллектив учёных нельзя назвать организованной группой аферистов или шарлатанов. Здесь, правда, не в числе первых с помощью приборов сумели взвесить и зафиксировать духовную субстанцию человека. Вес души составлял шесть-семь граммов. Тут было сфотографировано «ближнее» биополе не только разумного двуного существа, но и собаки, кошки, крысы, свиньи…

Имелись и видеокадры явно существующих приведений, полтергейста, домовых и многих явлений и сущностей, которые практически не возможно (или не всегда возможно) зафиксировать простым человеческим глазом. Тут было почти доказано, что вирус гриппа – единое живое существо, состоящее из отдельных организмов. Обо всём этом и многом другом рассказывал Алексею увлечённый фактами определённых достижений института Глотов. Он явно уходил от темы, но Зуранов заставил его вернуться к конкретному явлению собственной жизни в двух мирах.

Но и тут Глотов начал издалека. Он привёл неоспоримые примеры существования на Земле ни чем не объяснимых явлений левитации. Начал с поднимающихся в воздух огромных камней в Стоунхендже и в других местах планеты. Потом руководитель института вспомнил, что некоторые индийские йоги способны поднимать собственное тело в лежачем положении, на спине, собственными усилиями воли на несколько десятков сантиметров. После этого Глотов плавно перешёл к тем случаям, когда, ни с того ни с сего, летают люди, подобно птицам. Привёл пример, уже всем набивший оскомину, летающую английскую монашку.

– Давайте, Арсений Аркадьевич, спустимся с небес на землю, – явно нервничая, Зуранов залпом допил кофе. – При чём здесь летающая монашка, когда сейчас мы с вами говорим обо мне?

– Не горячись, Лёша! Я один из тех немногих людей, кто тебе почти… верит. А что касается английской монашки, то, по большому счёту, ни один институт Земли, подобный нашему, уже не занимается проблемой левитации. Никто и ничего не может объяснить и доказать. Одним словом, летает, ну и пусть себе продолжает парить в воздухе. Её дело. Мы тоже закрыли на этот факт глаза.

– Вы, как страусы, которые прячут головы в песок.

– Наука давно доказала, что они так не поступают.

– Я очень этому рад. Но разве важно, кто и куда что-то не прячет?

– Всё важно. Но ты пойми, пойми, Алексей Владимирович, мы не всегда в силах что-либо понять. Я говорю сейчас о летающей монашке… Не можем же мы поставить под сомнение существующий факт притяжения Земли. Гораздо проще поймать гуманоида с далёкой планеты или параллельного мира, обрить наголо череп бигфута, чем объяснить, хоть как-то, процесс левитации, да и, к слову сказано, ликантропии. Это всё и многое другое существует, факт! Но как такое вот происходит и каким образом, уму непостижимо. А ты, Алексей, вообще, что-то невероятное.

– Вы, Арсений Аркадьевич, произнесли целый монолог. Но ведь пришёл я к вам, уже в который раз, не из праздного любопытства. Мне, как сыщику, как человеку, в конце концов, необходимо знать, что же со мной происходит и зачем всё это. Ведь можно выдвинуть и такую гипотезу. Если я существую в двух мирах, что, с точки зрения ортодоксальной и нетрадиционной науки, не реально, то я не существую вообще.

– Представь себе, Лёша, что есть и такая… тупая версия, и она более реальна, чем твоё существование. Парадокс? Но вот теперь давай, поговорим о тебе. Кофе у нас ещё не остыл, заодно и покурим. Пока мы с тобой, Ирочка, никого ко мне в кабинет не впустит… Я распорядился.

Аргументы, которые приводил Глотов, были более чем убедительные. Ни этому, ни другому миру Алексей не мог привести никаких доказательств того, что он обитает не одновременно, а поочередно в двух обителях. Всегда, когда происходило его перемещение из настоящего в будущее и наоборот, он представал перед людьми, в чём мать родила. Если это ещё как-то понимали и принимали (не всегда) люди времён Раннего Неолита, то в России двадцать первого века Зуранов попадал в самые курьёзные ситуации.

Дважды прятали его и в камеру предварительного заключения, в так называемый «обезьянник», за хулиганство. Конечно, когда узнавали, что перед ними следователь городского отдела по борьбе с организованной преступностью, то, с недоумением, отпускали его. Правда, в последнее время полиция уже была в курсе, что голого мента (или копа) вязать не следует. Не совсем обычный тип и стоит костью в горле официальной, то есть традиционной науки.

Он не однажды пытался вынести из одного мира в другой, хоть какую-нибудь вещь. Бесполезно! Вилка, привязанная к руке, не «улетела» с ним в прошлое – осталось в настоящем. Тоже произошло и с наконечником стрелы. Ранний Неолит пока ничего не отдавал учёным современной России. Зуранов хоть что-нибудь пытался принести в двадцать первый век в собственном желудке. Но камни, проглоченные им, «выпадали» из его тела.

Одним словом, не существовало никаких доказательств того, что он живёт в двух мирах. Алексей, вполне, мог бы, таким образом, утверждать, что существует не в двух, а в двадцати-тридцати мирах. При этом подавляющее большинство людей, всё равно, ему бы не поверило. А чудаки и его фанаты (имелись и таковые) любили бы Зуранова за его сумасбродство ещё больше. Но ему от человеческих симпатий было бы не жарко, не холодно.

Анализ пищи после его «приземления», мочи, крови, кала говорил о том, что питался он не мясом мамонта, а съел не так давно обычный бутерброд с колбасой в одной из забегаловок на привокзальной площади.

В такой ситуации не мудрено, что многие обыватели считали Зуранова если не сумасшедшим, то сверхчудаком. Но надо отдать должное очень специальным органом и авторитетным психиатрам города, которые довели до сведения даже службу городской «скорой помощи», что в лице Зуранова они имеют дело не с идиотом, полудурком или извращенцем, а с неизвестным современной науке явлением.

Только то, к чему мы уже привыкли, не называем чудесами. Может быть, и напрасно. И вот тут-то некоторые жирующие господа и, как бы, учёные впадают в две крайности: или всё упростить, или усложнить. Ни какой «середины»! А значит, нет у нас настоящего, а сплошное светлое будущее и тёмное прошлое.

Существуют же на Земле, к примеру, коровы. Так почему же не имеет права на жизнь снежный человек или океанский плавающий дракон? А тут – совсем другое дело. Человек, вместе с собственной плотью, перемещается из мира в мир, из одного времени в другое. Каким образом? Что здесь за колдовство? Как объяснить такое вот его поведение?

Телепартация – далеко не новая тема многих научно-исследовательских работ тех академиков и докторов наук, которые решили тряхнуть стариной и перед уходом в небытие удивить мир. Но особо не удивили, потому как не нашли каких-либо весомых и вещественных доказательств существования данного явления.

Со скрипом, но некоторые узаконенные «мудрецы» согласились с тем, что человек способен перемещаться в пространстве, но только не во времени, как Зуранов и подобные ему. А те господа и дамы, которые переходят из мира в мир своими духовными субстанциями, пусть продолжает в том же духе. Флаг им в кулак. Да и для нетрадиционной науки подобные люди – находка, ибо такой факт можно даже и, как бы, доказать, опираясь на откровения самих телепартаторов или сумасшедших, возомнивших себя таковыми.

Глотов в беседе с Зурановым занимался даже не философствованием на острую тему, а скорее – беспредметными схоластическими рассуждениями и самой элементарной софистикой. Ни себе, ни Алексею он не советовал, как принято, бежать впереди паровоза. За локомотивом тоже не следует гнаться. Это бесполезно. Лучше уж находиться в сторонке от основной магистрали и периодически швырять в проходящие поезда камни, но так, чтобы никто не догадался, откуда они летят.

Вот и весь разговор. Глотов ему фактически не верил или очень культурно, вежливо и витиевато изображал из себя скептика.

Зуранов ушел от него далеко не в приподнятом настроении, скорее, в подавленном. Алексей понимал, его попросту отшили по причине того, что он, как явление и категория состояния, никак не укладывается в рамки не только писанных, но и неписаных законов… земной жизни. Получается, что он не феномен, а просто урод, каких не так уж и мало на планете. Правда, об этом уже сотни раз написано и постоянно писаться будет. Раздольное поле деятельности для полуграмотных компиляторов от фантастики,

Для пёстрого петуха, способного взлететь только на забор, главное – вовремя прокукарекать, как говориться, обозначить тему, а утро пусть и не наступает. А тот, кто попытается, как-то, осмыслить происходящее, объявлен будет их хозяевами и кукловодами абсолютным неформатом во всех областях человеческой жизнедеятельности. Так вот и живём, и хлеб жуём.

Об этом Алексей думал, когда входил в ближайший городской сквер. После безрезультатных бесед с Листриловым и Глотовым он окончательно осознал, что даже внутренняя свобода является для некоторых людей просто хламом. А вот поговорить и даже покричать о ней можно, разумеется, с выгодой для себя, своих родных, близких и давних знакомых.

После его встречи с Глотовым, признанным исследователем паранормальных явлений, Алексея окончательно поглотило чувство полного одиночества в обоих мирах, где он поочередно. Он, можно сказать, почти утонул в одиночестве, понимал, что от него явно предпочитали находиться в стороне почти все, даже те, кому он когда-то доверял.

Конечно же, генерал Листрилов не входил в их число. Алексей знал ему цену. Этот большой начальник от полиции, по сути, был опасным преступником. А приходил Зуранов к нему не просто на беседу, ещё раз хотелось убедиться в том, что на Земле и, конкретно, в России ещё немало бесов в людском обличье.

Зуранов присел на небольшую скамейку. Задумался. Когда же начались его путешествия из одной обители в другую? Вспомнил! Да и разве забудешь? Ему исполнилось тринадцать лет. А ровно через семь дней после его дня рожденья произошло самое первое перемещение в незнакомый ему мир. И оно запомнилось Алексею на всю жизнь.

…Вот он, Лёша, подросток, испуганный, дрожащий от холода, голый стоит в своей спальне. Он впервые побывал в непонятном ему времени, где он провёл двое суток среди диких людей в набедренных повязках и шкурах. Ему казалось всё произошедшее странным и не понятным. Он тогда почти с великим трудом пережил всё то, что произошло с ним. Как говорится, страхов натерпелся.

Алексей улетал в неведомый мир в обнажённом состоянии и таким же вернулся назад. Сразу нашёл запасную одежду, – трусы, майку, трико, – которая лежала, аккуратно свёрнутая, в шкафу. Кровать была аккуратно застелена.

Но ясно, что его родителям было не до порядка в доме. Исчез их единственный ребёнок, ранним утром, при закрытых дверях… Отправился гулять на улицу в лютую январскую стужу мороз абсолютно голым? Но каким образом? Все домашние ключи его мама, Антонина Павловна, на всякий случай, на ночь, прятала подальше от сына и мужа. Она, насмотревшись телеужасов о разбойных нападениях на квартиры горожан… со смертельным исходом, опасалась, как бы, Лёша ни отворил ночью дверь их квартиры перед каким-нибудь бандитом.

Но причина у неё беспокоиться имелась ещё более веская. Именно, таким образом, были убиты её родители. Кто-то позвонил к её старикам ночью в дверь квартиры и жалостливо, слёзно, но настойчиво попросил впустить в квартиру на пару минут милиционера (тогда ещё не было полицейских), участкового уполномоченного.

Добрый и доверчивый отец Антонины открыл преступникам дверь… Потом Павел Павлович, как мог, обо всём поведал сотрудникам милиции, находясь на больничной койке. А через несколько дней скончался от многочисленных ножевых ран. Мать Антонины, тоже пенсионерка, Ефросинья Петровна, погибла сразу же, во время разбойного нападения на квартиру (там совершенно нечего было брать) троих наглых верзил, даже не прятавших под масками своих уголовных рож.

Та же участь ожидала их трёхлетнюю внучку, Машу, дочь Антонины. Ей о случившемся ничего не сказали, потому что Антонина находилось во втором городском роддоме, вот-вот должен был появиться на свет Лёша и… появился, на радость родителям, крепким малышом. Ему так и не посчастливилось увидеть свою старшую сестрёнку Машу.

Ключи от квартиры, до утра, Антонина Павловна так же, когда надо, отбирала у своего мужа, Владимира Станиславовича. Дело в том, что перспективный инженер-технолог шинного завода, её верный и любящий муж, после смерти дочери стал жутко пить. Он мог, вполне, среди ночи пойти на поиски спиртного, оставив дверь открытой. Частенько возвращался домой с какими-то подозрительными пьяными субъектами. Порой его ночные вылазки заканчивались драками, пропадали и кое-какие вещи.

Но ночные оргии продолжались не очень долго, Антонина решила на ночь основательно прятать все ключи от квартиры… в укромное место. Только она знала, где они находятся в тёмное время суток. Её муж, Владимир, сначала немного возмущался, а потом смирился. Но, тем не менее, умудрялся наверстывать упущенное днём, в конце концов, практически спился, потерял не только человеческий облик, но и работу. Благо, Антонина, трудилась главным бухгалтером в одной солидной фирме и зарабатывала не так уж и плохо. Во всяком случае, им на жизнь хватало.

Тогда странное исчезновение их сына, Алексея, на относительно короткий промежуток времени отрезвило его отца, Владимира Станиславовича. Он очень переживал. Внезапное и необъяснимое исчезновение сына не просто выбило его из колеи, а почти подавило его оставшуюся волю… Но выпил Зуранов старший совсем немного, маленькую бутылку какой-то «вшивой бормотухи». «Для успокоения сердца».

Следственные органы, неофициально и «преждевременно», сразу же подключилась к странному делу. Причина проста. Старший брат Антонины зарабатывал свой хлеб в городской прокуратуре. Валерий Павлович числился там следователем и довольно неплохим. Им лично было раскрыто немало громких дел. Правда, убийц его родителей так и не удалось вычислить… Преступники ушли от возмездия.

Валерий незамедлительно приехал к сестре, один, он был уверен, что пацан отлучился куда-нибудь с друзьями… по каким-нибудь своим, подростковым «приключенческим» делам. Решил немного оторваться от школы и опеки родителей. Мало ли что может прийти на ум его племяннику-отроку. Но когда старший следователь прокуратуры Валерий Терпилов лично ознакомился с фактическим материалом, то, как говорится, почесал «репу».

– Выйти на улицу через балкон десятого этажа, – он сидел посередине большой комнаты, широко расставив ноги, – Лёха никак не мог. Следов под балконом, да и на балконе, никаких. Да и он был у вас так замурован, утеплён, что я замучился его открывать. Да и снег кругом… Одним словом, бредовая версия.

– Что, по твоему разумению, Валерка, мой сын испарился, что ли? – Владимир Станиславович курил, нервно ходил по комнате. – Вы там, в прокуратуре вашей, да и, так же, в полиции мышей не ловите… Ни черта не делаете!

– Валера, – Антонина сидела на диване, подперев голову руками, – ну, скажи, почему так жизнь не справедлива ко мне. Дочь потеряла, маму с папой, вот теперь и… Лёша. Да ещё муж хронический алкоголик…

– А ты гони его пьяное тело на свалку! Да-да, Володька, это я про тебя,– сурово сказал Терпилов. – Ты когда, бляха-муха, пить бросишь? Моей сестрёнке надоело твоим алкашным рылом любоваться. Я понимаю, Вовка, ты переживаешь…. Но будь ты мужиком, в конце концов! Я на месте твоего сына тоже испарился бы… от такого папани. Прикинь, ни уроки в тишине не приготовить, ни друзей не пригласить. Он же – человек!

– Много ты в жизни понимаешь,– огрызнулся Владимир. – Мои бы беды пережил, то так бы не пел! А говорить всякий мастер. Болтун!

– Ты полегче с языком, Вовчик! Полегче! – Начал нервничать следователь Терпилов. – Мне что, твой Алексей, чужой, что ли? Сколько я раз я с ним на рыбалку ходил и за грибами. Мои дочери и он. Да он мне, по сути, сын! А паниковать раньше времени не надо. Не стоит пока поднимать на уши полицию, хотя в этом чёртовом деле мне ни хрена не понятно… Самая реальная версия – то, что он… растворился в воздухе. Но какая же тут, к чёрту, реальность? Чушь собачья!

От слов брата и следователя прокуратуры в одном лице Антонина заплакала навзрыд, впадая в истерику, почём зря, ругая и мужа, и родственника. Ей Владимир угодливо принёс кружку воды. Она немного успокоилась.

Терпилов убедительно доказал им, что, хоть и абсолютно не исключено похищение мальчика, но оно мало реально потому, что данная версия вызывает массу вопросов.

Во-первых, ни имеется, ни каких, даже малейших следов похищения. Во-вторых, никто не додумался бы до того, чтобы похищать пацана, предварительно раздев. Такое не пришло бы в голову даже сексуальному маньяку или сумасшедшему. В-третьих, незачем похищать Алексея. Ведь его семья явно не богата, бриллиантов в железных банках из-под кофе не прячет, по простой причине беспробудного пьянства его отца. В-четвёртых, ключи от их квартиры, ни каким образом, не могли попасть в руки злоумышленников, которые сделали по ним слепки.

Но если допустить, что такое возможно, то бандиты, опять же, ни коим образом, не смогли бы бесшумно пройти через большую комнату из спальни. Дело в том, что Владимир Станиславович бодрствовал на кухне почти до утра, вёл очередной диалог с бутылкой водки. А что касается Антонины Павловны, то она проводила корректировку бухгалтерского отчёта за минувший год, сводила, как говорится, сальдо с бульдо.

При этом их сын ни разу за ночь не выходил из спальни, тем более, на улицу. Ведь его личные ключи от их небольшой двухкомнатной квартиры так и остались в укромном месте, спрятанные Антониной. Так и остались. Имелось, конечно, ещё и «в-пятых», и «в-шестых», и «в-седьмых»…

Валерий Терпилов заверил, что факт исчезновения своего племянника может объяснить однозначно… Лёша, возможно, в течение нескольких недель или дней сделал дубликат ключей в то время, когда они находились у него. В светлые часы суток. Невероятно! Потом разделся и совершенно голым умудрился пройти незамеченным мимо отца и матери на улицу… Но куда, как и зачем можно и нужно идти тринадцатилетнему подростку, тем боле, ранним утром? Терпилов этого объяснить не мог. Да и, вряд ли, смог бы объяснить и Шерлок Холмс.

– Стоило ли тебе, Валерий Павлович, пять лет протирать штаны в университете, на юридическом факультете, чтобы теперь нести такую околесицу? – Сказал раздосадовано Зуранов старший, закуривая папиросу.– Антонина и без полиции, сама, уже опросила, кого можно и нельзя. Если бы бродячие собаки умели разговаривать, то она поинтересовалась бы и у них.

– Во всяком случае, сложа руки, не сидим, – некоторым образом, обиделся Терпилов,– да и паниковать ещё рано.

Антонина встала с места и пошла к выходу.

– У многих спрашивала про Лёшу,– с надеждой сказала Антонина,– а вот соседку Марианеллу Исааковну никак не могу застать. Схожу. Может быть, она дома.

– Эта полудурочная старуха Вейцман, накаченная, как Швартцнегер, даже если что-то и знает, то всё перепутает, наврёт в три короба,– не без иронии заметил Владимир.– У неё от музыки кабацкой в башне переклинило ещё пять лет тому назад.

– Что, она ваша Вейцман, пианистка, что ли? – поинтересовался Терпилов. – Где-то слышал такую фамилию.

Не обращая внимания на реплики мужа, Антонина вышла на лестничную площадку, плотно, но бесшумно закрыв за собой дверь.

– Какая я там, к чёрту, пианистка! Ей бы на пенсии сидеть, а эта старая дура ещё работает, – Зуранов старший рассуждал относительно трезво, – представь себе, Валера, она активно трудится помощником администратора частного ресторана под названием «Без женщин». Типа, кабак только для мальчиков и для мужиков.

Он почти обстоятельно стал объяснять Терпилову, что в данном питейном заведении можно неплохо отдохнуть, снять «тёлок»… всяких. Возможность оторваться по полной программе у пацанов разных возрастом имеется явная.

У них там, свои постоянные девочки-припевочки. В этом же доме и комнаты сдаются… на часок-другой. А мужички в уютных уголках отдыхают от жён и подруг, более или менее, постоянных. В заведении под названием «Без женщин» и проститутки таковыми не считаются. Они просто – сексмясо. Но для крутых мужичков здесь многое можно, не только крепко выпить и задорно закусить. У кого имеется желание, тот играет на бильярде, а в фойё имеется шанс культурно… подраться.

– Да мы давно уже об этом притоне знаем, – сообщил родственнику Терпилов. – И облавы на них делались, и штрафовали, кого надо. А с них, как с гуся вода. Дело в том, что содержит богадельню родная сестра городского мэра. Тут сложности имеются, Володя. Знаю, там обитают, на самом деле, только одни мужики – и официанты, и музыканты, и повара, не считая, дорогих проституток. И ещё, ни пришей к звезде рукав, Марианелла Ибрагимовна…

– Не Ибрагимовна, а Исааковна, – сказал Зуранов старший, – Но её и двадцать лет тому назад женщиной можно было назвать, как бы, условно. Она – самый настоящий бык, только… в какой-то степени, с женскими принадлежностями.

Её бы кулачищем в Беловежской Пуще зубров убивать. Цены бы ей не было. И ведь это не будет считаться браконьерством… Просто, аттракцион. Да, чёрт с ней! Меня судьба сына беспокоит. Куда он мог испариться и что с ним?

Очень решительно Антонина нажала на кнопку дверного звонка соседней квартиры. Пока кто-то долго и упорно разглядывал её в глазок, потом звенел ключами и бренчал многочисленными засовами, Зуранова достала из кармана халатика платочек и вытерла слёзы. Надо было взять себя в руки и выглядеть перед этой старой громилой не столь озабоченной и растерянной.

Наконец-то дверь отворилась, и на пороге нарисовалась, почти атлетически сложенная, мощная пожилая и массивная женщина, до сих пор ещё брюнетка, и бодрая на вид. Она, якобы, радостно, и громко, почти на все двенадцать лестничных пролётов, сказала:

– Так оно и есть! Рада полной возможности видеть вас, Тоня! И что вы принесли мне доброго сказать?

– Я… принесла. В общем, Марианелла Исааковна ничего хорошего я не могу сказать. У нас – беда.

– Экономический кризис? Ну, я в курсе, и даже некоторые тоже про то знают. Причём, не только самый замечательный в мир американский президент. Но какая же здесь беда, Тонечка? Просто верхние пацаны… веселятся. Они только делают вид, что ссорятся. А так компания, тёплая и, прямо скажу, дружная. Каждый уже такое понимает.

– Меня их дела не интересуют.

– А-а! Теперь понимаю, что с утра шёл, извините за выражение, снег, и у вас на присутствующей основе – мигрень. Съешьте какую-нибудь таблетку, и она вам непременно поможет. Любую! Вы ведь, Тоня, наверняка знаете, что у нас в стране все лекарства от всех болезней. Но если не мигрень и не свинячий грипп, тогда что же, таки, в вас, Антонина Павловна? Ведь в городе пока не наблюдается бомбёжки и даже обычного артобстрела. Но так не везде. А мы, заметьте, до крайности не интересно мы живём.

– Есть вещи пострашнее, чем бомбёжка, Марианелла Исааковна, для меня, по крайней мере… Одним словом, пропал мой сын Лёша. Его уже вторые сутки нет дома, две ночи прошло. Я просто хотела узнать, может быть, вы видели его вчера поздней ночью или в четыре-пять часов утра.

– Тонечка, я вам так скажу. В ночное… самое время я видела в частично кошмарном сновидении свою, таки, бабушку. И я доложу вам, что мудрая старушка славно устроилась и там. Она имеет на том свете, представьте себе, неплохой гешефт. Ева Абрамовна пишет сказки о том, как замечательно жить в России, и успешно их издает. Она мне и поделилась, что имеет до меня дело и с нетерпением ждёт, когда я появлюсь перед ней, если не в среду, то, хотя бы, в следующую субботу. Она прекрасно знает, как я делаю фаршмаг. Заметьте, что с солёной селёдки сначала надо снять шкуру, а потом…

– Ах, Марианелла Исааковна, я уважаю вашу покойную бабушку и ценю ваши кулинарные способности, но у меня… пропал сын.

– Совсем пропал? Что же вы раньше мне про то не сказали, Тонечка? И почему вы упорно спрашиваете, что мне снилось вчера ночью?

– Может быть, я задам вам глупый вопрос. Но скажите, прошу вас, к вам, случайно, или к вашей внучке Розе вчера, где-то, часа в четыре-пять утра не заходил Лёша. По всей вероятности, он был совершенно голый… Я понимаю, мой вопрос, возможно, не совсем красиво звучит, но…

– Да, что вы, милочка моя, ваш вопрос звучит прекрасно, почти что, как очаровательная, скажем так, музыка Вивальди… при свечах. Я имею в виду, конечно, не те свечи, какими добрые люди лечат геморрой. Однако же, согласитесь, Тонечка, что наша Роза, как и я со стариком Мордыхаем, не состоит в клубе совсем юных нудистов. И как-то мы не планировали, чтобы наша девочка ходила голой по подъезду в тринадцать лет от роду. Ну, повзрослеет, тогда ладно.

– Ну, почему, Марианелла Исааковна, вы не желаете ответить на мой вопрос?

– Так ведь, Тоня, даже очень хочу, собираюсь так и поступить, потому и рисую в подробностях. Про её маму и папу моей Розы я не знаю, потому, как они сослали себя дальше, чем в Сибирь. Ведь Израиль – почти что одно и то же, разве что только чеснок там чуть-чуть подешевле. Живут они там, скажу я вам, Тонечка, сносно, но фрагментами.

– Хорошо, что там всё прекрасно, Марианелла Исааковна. Я… рада за них. Но ведь я у вас спросила, вполне, серьёзно, заходил ли к вам Лёшенька.

– И я серьёзно, таки, и ответила, что он к нам не заходил. Даже при одежде мы не видели Лёшу в то самое время, предусмотрительно указанное вами. Ведь Мордыхай, обычно, начинает бодрствовать уже в дико ранние часы, он что-то и где-то в уме считает, прикидывает. А представьте, если бы он обитал в деревне, то непременно будил бы петухов.

Марионелла Исааковна тут предположила, что такая забота Мордыхая о петухах домашним птицам не очень бы понравилась. А здесь даже без напряжения головного и прочего мозга каждому понятно, что если бы старику Мордыхаю померещилось что-то, то он бы нам с Розой рассказывал об таком месяца полтора, как минимум, с интервалом в десять-пятнадцать минут, и каждый раз объявлял бы это свежей новостью.

Когда уже Антонина Павловна собралась возвращаться в свою квартиру, где муж и брат думали и гадали, что дальше предпринять и где искать мальчика, гражданка Вейцман, широко раскрыв глаза, сокровенно полюбопытствовала:

– А как вы думаете, Антонина Павловна, наследный принц Испании наш человек.

– Конечно, ваш, Марианелла Исааковна. А чей же ещё? – сказала с раздражением Антонина и, войдя в квартиру, закрыла за собой дверь.

Удалилась и Марианелла Исааковна. Она, уже за дверью, своему старому мужу очень громко сказала:

– Представь себе, Мордыхай, наша Тоня, умнейший бухгалтер, каких в Европе всего полтора человека, но вот стала потреблять горькую в таком же объёме, как и её прекрасный супруг. Я не хотела тебя удивить, но вот приходиться такое делать в срочном порядке. Ведь сперва я пожелала громогласно впасть в озабоченность, но, таки, передумала… в силу своей неукротимой интеллигентности.

– Ну, так, Мура, если у тебя имеется возможность выражаться короче, то сделай это, как можно стремительней!

– Так куда ещё короче, Мордыхай! Ты не успеешь моргнуть своим единственным зрячим глазом, как всё и будешь услышать! Ты только представь, теперь Тоня пьёт с супругом спиртосодержащие жидкости на пару и, мне назойливо думается, что оба приобрели очень белую… горячку! А ведь ты часто не закусываешь, Мордыхай, и такой факт может плохо кончится для моей покойной бабушки! Ведь если ты нарисуешься перед ней на том свете, то у неё и там не останется никакого покоя.

– Я, предполагаю, Мура, что ты гораздо раньше передашь своей бабушке важное сообщение от меня про то, что я не держу даже в мечтах возможности лично поприветствовать её.

– Нет, Мордыхай, я брошу все свои дела и начну передавать от тебя приветы налево и направо!

Пожав плечами, он отправился в спальню и включал телевизор на самую полную громкость. Всё то, что продолжала говорить Марианелла Исааковна, Мордыхай уже не слышал или усиленно изображал из себя глухого.

Мог только догадываться Алёша о том, что происходило во время его отсутствия дома и в школе, где он учился. Но мальчик ещё серьёзно не думал об этом. Без того тягостных и тревожных мыслей хватало и без того. Он не понимал, почему оказался в далёком мире и каким образов вернулся обратно. Алексей находился под тревожным впечатлением увиденного и пережитого им. Посмотрел на стрелки будильника. Времени около двенадцати дня. Значит, его не было здесь, в его времени, более двух суток.

Он вспомнил, как оказался голый ночью в диковинном лесу, под сильным ливнем. Алексей понимал, что всё происходящее – не сон. Ему было очень холодно, страшно и тоскливо. Вокруг слышался рёв хищных зверей, вопли обезьян, крики птиц… Но чувство ужаса охватило его, когда Алексей увидел не многочисленную группу людей, – семь – восемь человек, – которые двигались по направлению к нему. Но какие это были люди!

Их внешность, включая и троих подростков, мальчика и двух девочек, удивили и привели Алексея, если не в ужас, то в замешательство. Массивные грудные клетки, коротки ноги, но очень длинные руки, узкие, приплюснутые черепа с узкими лбами… Они были сплошь покрыты рыже-чёрной густой шерстью. Взрослые дикари в набедренных повязках из шкур животных. У мужчин в руках короткие толстые копья, у женщин на плечах грубо сплетённые из лиан корзины, в которых они несли желтые плоды, разные по величине. Но в основном, размером с кулак.

Алексея удивило то, что он понимает речь дикарей, которые вели непринуждённую беседу о том, как много они собрали сладких плодов ползучих дерева Коча. Они заодно благодарили жителей неба за то, что те, наконец-то, прекратил поливать их холодной водой. Алексей тут же обратил внимание на то, что ливень закончился.

Но, находясь во всемогущей власти, всё-таки, неодолимого страха, он почти не обращал внимания на холод. Может быть, и на самом деле, стало немного теплей. Алексею казалось, что вот она, пришла его смерть, и подросток из далёкого двадцать первого века, прикрыл лицо ладонями. Прятаться и бежать бесполезно, да и он понимал, что не в силах спасти себя.

Небольшой отряд остановился рядом с ним, и самый крепкий и, вероятно, сильный мужчина сказал, ударив себя кулаком в грудь:

– Перед маленьким человеком, как понятно всем, сыном Большого Дождя стоит великий воин Кринк! Мальчик, у которого нет даже шерсти на груди, видит это. Кринк спрашивает пришельца, собирается ли он уходить на небо или останется жить в Племени Уходящих. Пусть сначала он назовёт своё имя.

– Зур…Зур…Зуранов, – у заикающегося Алексея появилась маленькая надежда на то, что именно сейчас дикари его не сожрут. – Он понял, что они приняли его за человека, пришедшего с неба вместе с большим дождём.

Алексей немного осмелел. Он вдруг почувствовал себя таким же, как они. И, в какой-то степени, эти люди стали ему симпатичными. Осознал, что представители одного из родов Племени Уходящих тоже боятся его. По многим причинам. Алёша понимал речь дикарей и внутренне не сомневался в том, что умеет говорить точно так же, как и они.

Всё это хранилось в памяти Зуранова. Алексей отчётливо представил, как он, мальчик, в своей спальне, уютной, тёплой, с ужасом вспомнил пещеру, в которой прожил минувших двое суток; огромный костёр у входа, потом – охоту с коротким копьём на диких сурков и кроликов. Вспомнились ему там приёмные родители молчаливый рыбак Льси, который учил его сплетёнными из жёсткой травы ловить диковинную рыбу, почему-то с четырьмя лапами, как у ящерицы.

– Пусть знает Зур, – торжественно сообщил ему ранним утром на рыбной ловле его тамошний отчим Льси, – пусть запомнит Зур, что раньше он был сыном Большого Дождя и Неба, но сейчас его отец великий рыболов и даже охотник Льси! Очень желает Льси, чтобы Зур научился жить, как все хорошие люди Племени Уходящих и старался обрасти шерстью. Но если такое у Зура не получится, то пусть он и не обрастает.

Мачеха Зура, по имени Длё, у которой было ещё четверо детей, особой любовью к нему не воспылала. Но она понимала и осознавала, что, если ей приказали Стоящие Над Людьми воспитывать и любить юного пришельца из Мира Большого Дождя, то Длё будет стараться так и поступать. Не станет же она гневить богов, духов леса, старейшин племени… Если Зур стал её сыном, значит, так надо.

Она видела, что отрок, упавший на Землю с Неба, уже почти сдружился с её сыновьями Ожо и Дире. Да и дочери Изи и Дикри уже не так опасливо смотрели на Зура, как в первый день встречи с ним. Алёша даже научил детей какой-то замысловатой игре под названием «салки».

Алёша исчез из семьи Льси внезапно и неожиданно. За дневной трапезой, у входа пещеру, все сидели на больших каменных «стульях» за круглым плоским валуном, отдалённо напоминающим стол. Зур, в этот момент набрался смелости, чтобы рассказать членом своей, скорее, не новой, а ещё одной семьи о том, откуда он сюда явился. Он уже чувствовал себя здесь почти своим, ему казалось, что он с самого рождения знал их всех.

Его сводная сестра, помладше его на два года, подала на пальмовой ветке Зуру кусок печёной змеи Рянгу. Зур взял этот своеобразный вертел в руки и… «растворился в воздухе».

И вот теперь Леша Зуранов находился здесь, в привычной ему, городской квартире. Мальчику стало немного грустно, что он так быстро расстался с дикими людьми, которых понимал, которым… был и сам. Он прекрасно понимал, что сейчас за его длительную отлучку, никто ему не скажет «спасибо». Но Лёша в виноват в том, что с ним произошло?

Он услышал, как несколько человек с шумом вошли в квартиру. Ясно, это родители. Прятаться от них было смешно. Алексей вышел из спальни, увидев заплаканную мать, выпившего отца и следователя прокуратуры, дядю Валеру. Антонина Павловна, ни слова не говоря, бросилась обнимать сына, давая волю слезам, со словами:

– Слава богу, Лёшенька, живой! Что же ты со мной делаешь, паршивец! Где ты был! Ты весь в своего отца. У тебя не сердце, а камень.

– По данному и радостному поводу стоит выпить, – с нескрываемой радостью сказал Владимир Станиславович. – За возвращение моего непутёвого и блудного сына! Ремня он получит потом! Я человек интеллигентный, но ты, Лёшка, от возмездия не уйдёшь! А может, я на радостях и передумаю!

– Пожалуй, и я стакан водки приму, по такому случаю,– Валерий Павлович обтёр лоб прямо рукавом своей пиджака. Свою форму старшего следователя прокуратуры, служащего юстиции, он одевал очень редко. – Пусть работы по горло и середина дня, но я сегодня тоже… напьюсь! Не ожидал, признаться, извините,

Разумеется, Терпилов был рад увидеть «юного балбеса» живым… Поэтому решил лично сходить в супермаркет и принести оттуда пару «пузырей» со спиртным и кое-какую закуску. Заодно он попутно позвонит с сотового телефона своему начальству, чтобы его не теряли. За срочный семейный банкет решил заплатить сам потому, что Алёшка, в конце концов, его родной племянник, а не хрен с горы.

Терпилов вышел в коридор. Торопливо надел свою козырную коричневую дублёнку, ботинки и шапку. К нему с авоськой поспешил Зуранов старший, сунул её в руки Терпилову и деловито сказал:

– Бери, Валерка, три штуки, чтобы потом не бегать. Закусь найдётся! Я сейчас яйца пожарю, да и консервы рыбные имеются. Не голодуем ещё. Но сыру и колбасы возьми! А Тоня пусть пока с Лёшкой пообщается. Успокоится, наконец!

Валерий Павлович кивнул головой и вышел за дверь, которую за ним затворил отец Алексея. Он вошёл в комнату, ласково потрепав сына по голове, прошёл на кухню и крикнул оттуда:

– Ты, Лёха, пока нам ничего не говори. А вот дядя Валера вернётся, ты нам и расскажешь, где гулял. При ответственном работнике городской прокуратуры ты врать не станешь. Он, хоть и твой добрый дядя, но человек – зверь. Вся мафия его боится! С «пушкой» ходит в кармане. Вот так то! Смог ты накуролесить – сумей и ответ держать!

Лицо у Антонины Павловны порозовело. Она была наполнена счастьем, ощущением того, что самое страшное позади. Но она глубоко ошибалась. Мать Лёши никак не могла предполагать, что исчезновения сына, порой очень долгие, станут обычной нормой…

А пока ей, счастливой, радостной и возбуждённой, хотелось только знать, не случилось ли с сыном чего-то страшного, из рук вон выходящего.

– Ты, Лёша, честно ответь на некоторые мои вопросы только одним словом «да» или «нет», чтобы я окончательно успокоилась или сделала определённые выводы и думала, что предпринимать дальше, – сказала настороженно Антонина Павловна. – Ты связался с плохой компанией мальчиков или взрослых людей? Вы кого-то убили, ограбили, изнасиловали? Или ты попал в общество наркоманов или юных алкоголиков?

– Что ты говоришь, мама? Нет! Конечно же, ничего такого со мной не происходило,– ответил, с некоторой обидой, Алексей. – Просто я…

– Подожди! Не перебивай! Ты можешь обо всём честно рассказать своей матери. Только я способна тебя понять, сынок, как никто другой. Мы вместе справимся с любой бедой. Ты у меня – всё, что осталось в моей жизни. Отец твой уже фактически потерянный человек.

– Я же слышу, Тоня, какую ты сыну на меня напраслину наговариваешь, – громыхая чашками и предвкушая неплохую халявную выпивку, незлобиво сказал Зуранов старший. – А ведь ты не права, Тоня. Если я выпиваю, то, как все.

– Если бы, Вовка, все так квасили, как ты, то Россия за рубежом закупала бы не только продукты, подержанные автомобили и китайские презервативы, но даже берёзовые чурки, – справедливо заметила Антонина и снова сосредоточила своё внимание на сыне. – Лёша, может быть, на тебя напал маньяк или ты стал членом какой-нибудь секты?

– Да не было ничего такого, мама! Что ты говоришь? – горячо возразил мальчик. – Никто на меня не нападал.

– Я верю тебе, Лёша, и уже немного успокоилась, – вздохнула с облегчением Антонина. – Если ты стал нудистом, то, я думаю, такое не очень и страшно. Сейчас молодёжь ещё похлеще чудачит… Я позвоню в школу, твоей классной руководительнице Вере Геннадьевне. Они там, все за тебя волнуются. Да и Венька, дружок твой, тоже. В школу до конца недели ходить не будешь. Отдохни! К невропатологу обязательно… заявимся.

Пока Антонина Павловна долго и обстоятельно беседовала по телефону с классной руководительницей сына, а Владимир Станиславович носил на стол рюмки и тарелки, вернулся из магазина с битком набитой водкой, напитками и продуктами авоськой Терпилов. Ни слова не говоря, разделся, прошёл в комнату и выложил, и выставил всё им принесённое на стол.

Наблюдая с волнением за этой картиной, Алексей понимал, что серьёзного и долгого разговора ему не избежать. Взрослые очень любят «обстоятельно» поговорить, когда находятся под властью Бахуса, то есть после принятия определённой и существенной дозы спиртного. Они тогда становятся, в основном, добрыми и мудрыми. Правда, хватает и зверей…

За общим столом не просто нашлось место для Алексея, а, пожалуй, определилось самое почётное. Он стал, без особого своего желания, виновником, как бы, вынужденного торжества… по случаю, как выразился Терпилов, возвращения путешественника в отчий дом. И он, его дядька, иногда уважающий и понимающий юмор, оказался совсем не далёк от истины, назвав племянника, с некоторой иронией, путешественником.

Когда же, уже после второй выпитой рюмки взрослых (Антонина Павловна с трудом одолела только одну), к нему возникли определённые и довольно чёткие вопросы, Алексей решился рассказать им правду. Этим самым он привёл сначала в недоумение, потом в состояние непонимания и некоторой обиды и озлоблённости своих родителей и родного дядю.

– Какие, к чёрту, волосатые люди, Лёха?! То, что ты раздолбай, я предполагал, – Терпилов старательно пережёвывал кусок солёного огурца. – Но вот о том, что ты – неисправимый врун, я никак не мог, поверь, и представить. Ведь ты, Лёша, всегда был честным пареньком.

– Но всё правда! – на глаза Алексея навернулись слёзы. – Меня унесло туда, где живут люди, которые даже не знают, что такое телевизор. Когда я им рассказывал им об этом и кое о чём другом, то они стали смотреть на меня со страхом. Но они верили мне… А вы… Почему вы мне не верите?

– Ты прости, сын, – пьяно улыбаясь, сказал Владимир Станиславович, – но я, скорей, поверю, что американцы летали на Луну, чем в несусветную… дурь. В общем-то, я понимаю, тебя, Лёша, как отец. Ты у меня большой фантазёр. Ты вырастешь – и станешь шинником, как я. Там тоже нужна… фантазия. А ты у меня – фантазёр. Страна задыхается от недостаточного количества шин… отечественного производства!

– Ни хрена она не задыхается от твоих долбанных шин! Она задыхается от человеческого вранья, которое является, зачастую, началом тяжких уголовных преступлений! Сегодня соврал, а завтра… убил! – Валерий Павлович ударил кулаком по столу. – Я, всё-таки, ни какой-нибудь там бобик, а старший следователь городской

прокуратуры! Я должен… я обязан знать, где находился мой племянник более двух суток и почему он там находился, с какой целью, по какой причине…

– Здравствуйте, пожалуйста! Поздравляю! Вот ты, Валера, и нашёл преступника. – Возмутилась Антонина. – Если ты закомплексовался на своей работе, это не значит, что Лёша террорист или ещё… что-то. Пусть я не врач, а бухгалтер, но вижу, что у ребёнка нервный срыв.

– А с другой стороны, могут же у парня иметься свои тайны, – серьёзно и уже очень пьяно заметил Владимир Станиславович. – Может быть, ему не хочется говорить о том, о чём… не хочется. Вот Лёха и решил молчать. Может быть, пацаны, с которыми он… исчез на двое суток, делали в это время какое-нибудь доброе дело. Вот они ему и сказали: «Лёха, молчи!». Правильно сын! Молчи! Ты вот, наверное, сын, не помнишь, а я-то знаю, что наш разведчик… под названием Штирлиц даже Борману не говорил, где партизаны.

– Твою мать, Вовка! – старший следователь налил себе в рюмку водки. – Чтобы мне начинать понимать тебя, я должен выпить, минимум, в одну харю бутылку водки. Что ты несёшь? Какой Штирлиц? Причём здесь Борман и его… партизаны? Тут речь куда глобальней! Тут разговор пошёл о людях из каменного века…

Посмотрев с любовью на сына, Антонина Павловна наставительно порекомендовала сыну:

– Ты утомился, Лёша. Иди в спальню – и отдохни! Прочитай какой-нибудь простенький детектив. Сейчас всякая лёгкая… дрянь такого рода, как раз, и успокоит твои нервы. Полезно иногда читать такое, да и по телевизору смотреть, чтобы потом… навсегда забыть. Даже йоги советуют поступать именно так, чтобы голова была пустая.

Алексей с радостью воспользовался советом матери. Эта была единственная возможность уйти от неприятного разговора. Он молча встал из-за стола и удалился в спальню, плотно затворив за собой дверь.

Но Алексей слышал, как его мать с горечью и волнением в голосе сказала:

– Дело обстоит гораздо серьёзнее, чем вы думаете. У Лёши частичная потеря памяти. Он не помнит, где находился эти двое суток. Мне страшно. У него амнезия! Бедный ребёнок! А я – несчастная мать.

– Может быть, ты права, сеструха, – вздохнул Валерий. – Ну, что ж, давайте, выпьем, чтобы всё излечилось и… обошлось. Я никогда так не уставал, как сейчас…

В тот день всё обошлось, но, как говорят бюрократы всех времён и народностей, таким образом, не решились текущие проблемы. Исчезновения и внезапные появления Алексея стали происходить всё чаще. Мальчина, как бы, «на части» разрывали два мира. Объяснение происходящему никто не мог и не хотел давать.

Его невероятными способностями телепартироваться во времени пытались заняться органы государственной безопасности, но поняли, что дело здесь… не опасное для общества и не приносит никакой практической пользы ни самым рядовым представителям народных масс, ни уважаемым политическим лидерам страны.

Управлять процессом своего исчезновения и появления на Земле Двадцать первого века от и в пространстве Раннего Неолита Алексей не мог. Но он пытался это делать под чутким руководством официальных и не совсем… экстрасенсов и магов. Ничего не получалось во многом потому, что Алексей не обладал абсолютно никакими сенсорными способностями, да и не имел особого желания числиться в неофициальном списке «сверхчеловеков» или установить какой-нибудь рекорд Гиннеса.

Он всегда «перелетал» из одного времени в другое совершенно голым, чем часто шокировал всех окружающих. Причём, возвращался он именно в то место, которое покидал, разумеется, не по своей воле. То, что происходило с ним, можно было грубо сравнить с приступами, к примеру, головной боли или даже эпилептическими припадками. Но, конечно же, соотносить противоположные, по сути, явления и «заболевания» друг с другом, всё равно, что сравнивать вилку с бутылкой.

А случаи происходили с ним самые нелепые, комичные, на первый взгляд. Но смеяться было абсолютно нечему.

Однажды он «испарился» прямо из класса на уроке биологии, оставив абсолютно всю свою одежду соседке по парте у Настеньки. Девочка потом очень долго заикалась, и её родители писали ни одну жалобу на имя директора школы Филиппа Петровича Разлеева, требуя наказать хулигана Зуранова. Но самый главный учитель, тогда уже почти колледжа только разводил руками. Он высказал что-то невнятное об индивидуальности каждого человека, но вряд ли сам соображал, что произносит.

Именно тогда же, перед тем, как напугать Настеньку своим возвращением, внезапно появился Алексей на большой поляне перед собранием совета старейшин, чем их привёл в шок и заставил спешно ретироваться, покинуть заколдованное место. Так получилось потому, что перед стихийным перелётом из Раннего Неолита в двадцать первый век он находился именно на этой поляне, когда здесь не было ни души.

Разумеется, пожилая учительница биологии Клавдия Егоровна Черемных, поработавшая в этой средней школе за номером тридцать один почти всю свою сознательную жизнь, срочно уволилась и нашла себе спокойное место гардеробщицы в одном из домов культуры города. Она, вечная атеистка, срочным порядком поверила в существование Бога и приняла обряд крещения. В последствии даже стала петь в церковном хоре.

Многое вспомнилось Алексею Зуранову, когда он сидел на скамейке в городском сквере после разговора с генералом Листриловым и директором НИИАЯ и курил одну сигарету за другой. Он даже ухмыльнулся, когда вспомнил, как он однажды прилетел ночью из Племени Уходящих и, обнажённый, «приземлился» прямо на колени охраннику продовольственного магазина. Но память заставила его сменить улыбку на гримасу жуткой тоски. Ведь его «полёты», в основном, никому ничего хорошего не принесли.

Мать его, Антонина Павловна, так и не поверившая в то, что сын её – человек, живущий в двух временах, сошла с ума и быстро угасла… умерла. Отец, Владимир Станиславович, окончательно спился и попал в список без вести пропавших. Алексея определили в школу-интернат, где он провёл не самые лучшие годы своей жизни. Всеми правдами и не правдами, тогда уже заместителю городского прокурора, Терпилову, удалось доказать во всех инстанциях, что его племянник Алексей абсолютно здоров.

Он взял над ним опекунство и умудрился сделать так, что двухкомнатная квартира, в которой не так давно Зуранов младший проживал со своими несчастными родителями, досталась ему. Впрочем, так и должно было произойти. Правда, в нашей «сказочной» стране всё могло бы с Алексеем случится совершенно иначе.

Надо отдать должное его дядьке Терпилову. Он помог поступить «странному человеку» Алексею Зуранову в университет, на факультет правоведения и даже оказал содействие тому, что его племянник устроился на службу в органы МВД.

После того, как молодой, тогда ещё начинающий юрист, оперуполномоченный Алексей получил первую зарплату и отправился в знакомую квартиру, где не так уж и плохо проживало семейство Терпиловых, он прихватил бутылочку коньячка, шампанского и груду шоколадных конфет…

Хотел отблагодарить за всё то доброе, что Валерий Павлович для него сделал, нёс родным и близким, дядьке, тётке и двоюродным сёстрам сувениры. Но Терпилов не пустил его даже на порог. Он сказал определённо и чётко:

– Прости, Лёха, но отныне и навсегда мой дом для тебя закрыт! Я сделал для тебя всё, что мог… Не ради тебя, а ради своей покойной сестры и твоей матери, Антонины. Больно уж она тебя, дурака, любила. А я… одним словом, не могу тебя простить за её… смерть. Права не имею.

– Разве я виноват, дядя Валера, в смерти моёй мамы? – слёзы навернулись на глаза Алексея. – Для меня ведь всё это больше, чем трагедия… Погибли многие. Вы же знаете, Валерий Павлович, что и там, в другом мире, произошло много бед. Заживо поджарили на костре и съели моих приёмных родителей, рыбака Льси и собирательницу плодов Длё. А детей их передали на воспитание разным семьям… В таком положении…

– Замолчи! Меня не волнует судьба твоих дикарей! Я земной человек, а ни какая там… летающая штуковина! Запомни, я для тебя больше ни родной дядя и никто! И зовут меня Никак! Иди. Летай там в своих мирах. А нас больше не тревожь!

– Я принёс вам подарки и… конфеты.

– Всё, Лёша, бывай! Режу по живому, но так надо. Ты уже взрослый. Дай мне спокойно прожить остаток моей жизни.

Сказав это довольно решительно, Терпилов, в буквальном смысле слова, закрыл перед носом племянника дверь. Как хотел Алексей, именно сейчас, улететь туда, в Племя Уходящих, ставшее ему родным и близким. Но кто-то сильный и великий держал его, именно, здесь, в двадцать первом веке. Может быть, к лучшему потому, что и там, во времени Раннего Неолита его не ожидало ничего хорошего.

В подавленном настроении Зуранов отправился непрошенным гостем к своему однокурснику, сотруднику одной из видных государственных адвокатских контор, Денису Гранкину.

Его приятель находился, к счастью, в своей квартире один, потому что его невеста (в сущности, жена) Полина Ярцева профессиональный и дипломированный знаток китайского языка сразу же, после окончания учёбы в университете устроилась работать в туристическую фирму «Путешествие» гидом-переводчиком. И теперь, как пояснил Денис, она вот уже несколько дней водила любознательных россиян по историческим местам китайской провинции Хэйлунцзян.

Всё, от чего категорически отказался Терпилов, включая и подарки, Алексей выставил и выложил на стол… в квартире однокурсника. Денис возражать не стал. Он, в который раз, выслушал «бред» своего приятеля, длинную исповедь о том, как нелегко «прыгать» из одного мира в другой. Ведь Зуранов был не просто порхающей во времени и пространстве бабочкой, а жил заботами и тревогами людей обеих обителей, в которых, по сути, неофициально числился изгоем.

Его сторонились, хотя и многие делали вид, что он им очень нужен и что они всегда, особенно, в трудные минуты его жизни готовы прийти Алексею на помощь.

– Не говори, Лёха, что ты никому не нужен, – Денис с большим удовольствием пил «трофейный» коньяк и закусывал шоколадными конфетами. – Ты возомнил себя изгнанником двух миров! Надо же, лейтенант полиции, оперуполномоченный, назначил… себя великим изгоем! Да у тебя всё нормально! Уверен, что ты скоро станешь следователем в отделе по борьбе с организованной преступностью… Голова у тебя варит. Но ты, Лёха, большой фантазер!

– Ты не совсем меня понимаешь, Дэн. Нет ни одного человека, который бы смог понять, что я чувствую, как болит моя душа и сердце.

– Где уж нам, простым смертным, понять тебя, такого сложного и неповторимого. – сказал не без иронии Гранкин. – Ты просто, Лёха, очень впечатлительный человечишко. В том и кроется вся причина твоих страданий. Мент быть таким не должен. Успокойся – отвернулся от тебя твой дядя, да и хрен с ним! Баба с возу, кобыле легче! Пойми, Лёха, сейчас просто такое время, что никто и никому не нужен. А мне, наоборот, приятно, что мой друган может моментально испариться или внезапно появиться перед глазами… причём, абсолютно, голый, ха-ха!

Не надо было Зуранову обладать великой мудростью, чтобы понять, что он, как говорится, до фонаря и своему приятелю и однокашнику Гранкину. Алексей почти не сомневался в том, что Денис-Дэн, относился к категории таких людей, который, если и придёт к кому-то на помощь, то только за хорошие «бабки».

Так его воспитали родители. Папа его прямиком шагнул из руководящих структур коммунистической партии в большой бизнес. Да и мама, Надежда Моисеевна, во времена совдепии не бедствовала – руководила в местном отделении железной дороги Отделом Рабочего Снабжения. Существовал такой. У родителей Дениса имелась

возможность влиться в когорту крупных бизнесменов. Да и, наверное, просто им повезло.

Вот и Гранкин младший устроился в своей юной жизни не худо. Карьеру начал с адвокатской конторы… И Алексей не сомневался в том, что всё у его приятеля состоится… в самые короткие сроки. Он был, конечно, не жаден, но рационально бережлив.

Зуранов, признаться, успокоился и почти не пожалел, что напросился в незваные гости к адвокату Гранкину. И когда они допили коньяк и шампанское, Алексей засобирался домой.

– Пора уж идти, Дэн, – сказал Алексей на пороге. – Спасибо, за гостеприимство и за то, что поддержал… морально.

– Сам понимаешь, Лёха, кроме совета, я ничего не могу тебе дать, порекомендовал ему приятель и бывший однокурсник. – Ты вот попробуй писать фантастические рассказы или даже повести… Ты ведь там, в каменном веке своём, многое видишь. Впрочем, про такое… уже столько написано.

– Не собираюсь я ничего писать! Жаль, что ты так меня и не понял, Дэн. Я ведь там живу тоже, как и здесь. И об этом никто и никогда не писал и не напишет, и не расскажет так, как я. Понимаешь, тут моя жизнь, и понять её сложно, даже мне самому. Вот потому люди обоих миров делают вид, что ничего не происходит. И слепой не прозреет, и немой не возопит.

На том и расстались давние знакомые.

Зуранов часто впадал в раздумье о своём житье-бытье, понимая, что уныние – земной грех. Но как бы там ни было, его существование требовало внимания. Ведь то, что он жил попеременно в двух временах, имело какой-то даже не вселенский, а мирозданческий смысл. Алексей предполагал, что он далеко не один из тех, кому посчастливилось быть путешественником во времени, не выходя из своей физической оболочки и не меняя её на другую.

Проще говоря, переходил он из мира в мир в своём теле… в чём мать родила. Ничего он не мог взять с собой. Происходили, явно, загадочные и странные явления, не объяснимые ни какими законами ортодоксальной земной физики, математики, биологии и прочих наук. Там, в Племени Уходящих, никто, разумеется, не обладал даже и такими скудными и сомнительными знаниями, коими неудержимо гордится наша современная мировая и отечественная наука.

Зуранову иногда приходилось выступать с докладами о своей жизни в племени Раннего Неолита перед историками, археологами, антропологами… Бородатые «мудрецы» и молодые доктора и кандидаты всяческих наук в один голос утверждали, что всё, о чём рассказывает Зуранов, полная неправда или плод его больного воображения. Ранний Неолит не может быть таким, и точка!

Он другой, по утверждению учёных. Какой, они не могут сказать точно, «но в силу определённых объективных причин», Ранний Неолит не может быть «Зурановским». Да и кому нужны лишние заморочки и проблемы? Никому. Пусть всё идёт ровно так, как… задумано очень уважаемыми господами и дамами.

Что касается людей того дальнего времени, то соплеменники Зуранова-Зура, выслушивали рассказы Алексея, если не с большим сомнением, то с диким страхом. Но они, в отличие от земных гуманоидов двадцать первого века, многому верили, пусть, тоже, далеко не всё могли понять. По этой причине они физически боялись Зура и даже ненавидели его.

Здесь, на скамейке, в сквере он сейчас чётко вспомнил, то, как его, маленького мальчика, подростка люди изгоняли из своего племени. Произошло это не сразу и не так цивилизованно, как случилось бы в современном мире.

В Племени Уходящих уже тогда его, подростка, считали необычным и опасным человеком. Но он не считал и не считает себя таковым. Зур не обладал никакими сверхъестественными способностями, но в умении пристально наблюдать за происходящим и анализировать ему, ребёнку, никто не мог бы отказать.

Всё произошло уже тогда, когда, Льси и Длё, приёмных родителей Зура, поджарили на большом ритуальном костре и торжественно сожрали знатные люди Племени Уходящих и его Великий вождь Наст. Тогда уже сводных сестёр и братьев Зура добрые дикие люди разобрали по своим семьям и жилищам. С человеком, пришедшим от Неба и Великого Дождя, никто не пожелал делиться теплом своего очага, даже под угрозой смерти. Зур остался один в большой пещере своего, уже съеденного отчима, Льси. Сам добывал и готовил пищу, шил костяной иглой одежду – сам заботился о себе.

Что же стало последней каплей терпения Великого Племени Уходящих? Что, в одночасье, решило судьбу тринадцатилетнего Зура? По сути, только то, что он точно предсказал, не являясь официальным колдуном племени, что пещера старейшины Жока, вместе с его многочисленными жёнами и детьми вот-вот скатится в ущелье.

Чудесами здесь и не веяло. Просто наблюдательный подросток заметил огромную трещину в скальном образовании, которая увеличивалась с каждым днём и продвигало богатое и просторное жилище Жока к краю пропасти.

– Как только злые боги-андры начнут бороться под землёй друг с другом и шевелить большие камни и деревья, – осмелился сказать Зур Великому вождю Насту, – они не оставят Жока, его жён и детей в привычном земном мире. Все родичи старейшины Жока очень редко выходят из своей пещеры, они много спят, едят и пьют. В том далёком большом и умном мире, где Зур часто бывает, такое явление называется землетрясением.

– Даже самые мудрейшие люди далёкого мира, где иногда проживает и Зур, не могут быть мудрее Великого вождя Племени Уходящих Наста. Так считает Наст! И никто не может считать иначе! Юный Зур ошибается в своих предсказаниях, – беззлобно и смешливо ответил мальчику Наст. – Пусть лучше Зур заботится о себе, учится умело метать дротики, хорошо бросать камни в цель или изготавливать каменные топоры. Ещё не скоро к нему придут мудрость и сила.

Но Зур оказался прав в своих предположениях. Кусок гранитно-базальтовой скалы при первом же землетрясении скатился в ущелье. Тела старейшины Жока и его сожителей оказались погребёнными под тяжёлыми камнями на дне пропасти. Даже назойливые и наглые шакалы не смогли полакомиться вкусным и питательным человеческим мясом.

Во внешней трусости этих зверей – их отвага. Да и не трусливы они вовсе, если идут по следу кровавых пиршеств. Они научились выживать после стихийных бедствий – пожаров, наводнений, ураганов.

Мальчик прекратил думать о мудрости шакалов, когда понял, что серьёзная угроза нависла лично над ним. Ему безумно захотелось вернуться другой мир, в школу-интернат, изрядно опостылевший ему и надоевший. Он готов был предстать в голом виде даже перед самим директором интерната Тимохиным, Матвеем Ивановичем, выслушать его насмешки и пьяную ругань.

Он очень желал вернуться даже туда, в огромную спальню-жильё, где перед сном ему приходилось драться самыми крутыми пацанами – Зябликом, Малиной, Вонючкой. Там он тоже, по сути, был изгнанником, но в относительно цивилизованном, привычном мире остаться в живых имелось гораздо больше возможностей, чем сейчас. Он хотел вернуться в двадцатый век, даже представлял, как улетает куда-то, в пространство, в «чёрную трубу». Но желания его оставались только мечтой.

Сбывшееся предсказание Зура одну часть племени удивило, а другую – изрядно напугало. Эмоции в сторону подростка выплёскивались самые разные. Но как бы там не было, факт оставался фактом: беда случилась, и накликал её именно Зур. Скорее, не накликал, а получается, что со злыми подземными богами-андрами находился в сговоре, вместе с ними совершил зло, а по племенным масштабам – государственное преступление. Ведь старейшина Жок – не простой человек.

Увы, тогда подросток Зур заметил, что в обоих мирах, где он живёт, люди, почему-то, подразделяются на «простых» и… «сложных». Наверное, под первым определением кроется явный смысл и ряд определений – неимущий, бесправный, ограбленный, доверчивый, честный…

Племя, почти единодушно, считало Уходящих, то есть, самих себя мудрыми и справедливыми. Вот именно поэтому вождь со старейшинами и колдунами, после общего сбора основных представителей всех восьми родов, решил прогнать юного злодея… отправить подальше от основной от Серых Камней. Вероятно, такое название стоянке дало ещё более древнее племя, жившее здесь ещё до ледникового периода. Название определяло цвет основных горных пород той местности – гранита и базальта.

Никто не сомневался, что изгнание «маленького злого колдуна» – самое справедливое решение и выход из создавшегося положения. Так решили поступить «великие, мудрые и старейшие», а, в принципе, и всё племя. Человеческая соборность – прекрасно, но когда она превращается в стадность – гадко. Увы, так зачастую нелегко провести границу между народом и толпой, между добром и злом.

Убивать юного слугу горных, фактически, подземных богов Уходящие не осмелились. Они опасались прогневить тёмные и неведомые силы, состоящие из могущественных и жестоких, невидимых существ. Добрые же, небесные боги и благо дарящие лесные духи, по сообщениям колдуна Када, не советовали Уходящим убивать и съедать Зура. Правильно! Ведь отведавший мяса и крови мальчика, мог тоже стать слугой недобрых горных богов и духов. Но ведь раньше он был сыном Неба и Великого Дождя. Они часто приглашали Зура в гости к себе. А теперь давно уже так не поступают.

Публичное изгнание его из племени началось с восходом солнца. Обнажённый Зур стоял в середине условного квадрата, образованного четырьмя большими кострами. При этом всем присутствующим необходимо были снять с себя одежды из шкур, включая и набедренные повязки. Таков свящённый ритуал изгнания из племени.

Четыре, самые старые женщины, по сигналу небольшого бубна-барабана, сотворённого из древесной коры и неплохо выдубленной кожи молодого горного козла Крадита, обязаны были вслед изгнаннику бросать комья чёрной земли. Но ни один кусочек её не должен касаться изгоя. Иначе он снова вернётся к Серым Камням и принесёт новые беды и несчастья. Устойчивое поверье племени, а значит – истина.

Колдун Када четыре раза ударил костяшками пальцев в барабан, и под громкий вопль проклятий и ругательств и просто завываний в сторону уходящего Зура старухи стали швырять в подростка комья лесного чернозёма. Всё обошлось – они умышленно промахнулись. Никто ведь не хотел, чтобы вернувшийся назад, «человек, без шерсти на теле», с помощью подземных и горных богов наделал много всяческой беды.

До места провожали Зура двое старых охотников Рав и Дэд, да ещё слепой предсказатель чужих судеб Кор, умеющий извлекать удивительные звуки из простой бамбуковой палочки с помощью рта, вернее, воздуха, идущего из него в один из концов примитивной и допотопной свирели. Кроме умения свистеть и гудеть, благодаря полой бамбуковой палочке, ни на что больше Кор не годился.

Но ведь великое дело таким образом, с помощью приятных для слуха звуков, ублажать небесных богов и распугивать подземных, иногда предсказывать и человеческие судьбы.

Они, не спеша, привели мальчика в низину Чёрных Камней. Скорей всего, название места возникло оттого, что здесь залегали открытые пласты каменного угля. Там, в семи или восьми километрах от Серых Камней, в небольшой пещере они и оставили Зура. Без одежды, без оружия и даже… без еды, хотя бы, на половину оставшегося дня. Впрочем, съедобных листьев, кореньев, плодов вокруг имелось достаточно. Всё складывалось относительно нормально.

Если бы только маленького человека на каждом шагу ни подстерегали дикие звери, если бы дремучий лес ни кишел ядовитыми змеями, пауками, скорпионами, если бы некоторые растения, их манящие плоды, ни были опасны для жизни, то бед можно было бы не ожидать и страшиться…

Подросток не знал, сколько долгих и опасных лет ему предстоит пробыть здесь или в другом месте, куда, возможно, он отсюда уйдёт. Но зачем и куда идти? Всё опасно и почти единообразно на дикой и жестокой планете. Именно в тот момент, когда Зур думал о том, что и как ему предстоит пережить здесь за годы изгнания, и когда гордо и молча удалились его провожатые, он почувствовал, что улетает из этого мира… в другой.

За одно мгновение он «пролетел» сквозь «чёрную трубу» времени и оказался… в интернате, за своей партой, на уроке истории. Их вёл Матвей Иванович Тимохин.

Мальчишки в страхе вскочили с мест, девчонки завизжали, некоторые упали навзничь на пол, закрыв лицо руками… Привыкнуть к такому невозможно. И в нелепой, неординарной ситуации Зуранов ещё обижался на тех, кто его не понимает, боится и сторонится. Все были поражены происходящим. Но только полупьяного директора и учителя истории Тимохина ничем удивить было невозможно. Вечный «синяк» и «тошнотик», который, по каким-то непонятным причинам, считал себя гениальным педагогом и специалистом по истории древности.

Тимохин резко и грубо, схватив Алексея за ухо, вывел обнажённого мальчика из-за парты. Ткнул его кулаком под рёбра и поставил на обозрение перед всем классом. Успокоившиеся одноклассники стали смеяться над Алексеем, который едва сдерживал слёзы.

– Меня достали, Зуранов, твои полёты и хулиганство! – на губах Тимохина, от которого разило сивухой, появилась пена. – Скажи спасибо, что тебя, идиота, не велено… распоряжением свыше отчислять из школы и выгонять отсюда… за твои долгие прогулы и незаконное отсутствие в интернате. Посмотрите все на нашего голубка! Аполлон хренов!

– Я не виноват, – ответил Алексей. – Что же я мог сделать?

– Конечно, ты не причём, Зуранов! Ну, расскажи нам очередную басню о том, что ты только что прибыл из каменного века! Бред! – Тимохин не желал быть добреньким с хулиганом. – То, что тебя сам дьявол носит где-то, по небесам, тут правда. Ученым… верю. Остальное – бред! Ну, скажи, нам, что-нибудь, на языке дикарей? Не помнишь? Покажи нам какой-нибудь камешек дальних времён! Что молчишь? Морковкой подавился!

– Я пока не могу. Но когда-нибудь, я прихвачу вас туда, с собой, Матвей Иванович. Тогда вы поверите…

– Ты охренел, Зуранов! Бить я тебя не стану! Ты особый сумасшедший, в законе… Но я думаю, что друзья твои, одноклассники, устроят тебе тёмную. Я полагаю, именно, так и произойдёт, потому… потому, что ты издеваешься над всеми. А сейчас шуруй в бытовой корпус и оденься! Возьми штору с окна, и обмотайся ей. Это будет, ха-ха, твоя набедренная повязка! Идиот! И ещё. Напишешь объяснительную. В ней обстоятельно опишешь, где тебя черти носили целую неделю.

– В одном экземпляре? – спросил Зуранов.

– Нет, дорогой! Как обычно, в трёх. Один экземпляр для нас, учителей и воспитателей – посмеёмся от души. Второй – для очень интересующейся тобой государственной… службы. Кстати, ты им уже до фонаря. А третий – для Российской Академии Наук, для дураков, возомнивших себя учёными. Селидоров, да сними же ты, наконец, штору с окна и подай её нашему пупсику!

– А мне Лёша нравится голым, – сказала Мила, очень развитая в сексуальном плане девочка, что уже оценил не только учитель физкультуры. – Пусть так немного постоит.

– Заткнись, Уварова! – грозно сказал Тимохин. – Можешь идти вместе с ним. Но прогул и двойка за четверть тебе обеспечена. А может, и за год. Скоро, блин, лето! А вы… все учиться и не собираетесь.

Уварова и, на самом деле, заткнулась, а услужливый хулиган Селидоров, по кличке-погонялу Вонючка подал цветистую штору Зуранову в руки.

Он подмигнул Алексею, как бы, говоря, вечером получишь по полной программе. Зуранов взял штору и обмотался ей вокруг талии и сказал:

– А вы ведь, Матвей Иванович, тоже, как и многие, мне не верите.

– Телепартироваться, Зуранов, можно, но жить, периодически, в двух мирах… здесь уж, извините. В любом случае, я тебя не перевариваю. И я думаю, сегодня вечером меня поддержат твои же товарищи… перед твоим сном.

– Передайте им, – уходя, сказал Алексей, – что сегодня я их щадить не буду. Я обещаю. А если и поубиваю их, то мне ничего не будет. Ведь я… псих.

Так и получилось. Алексей дал достойный отпор Вонючке, Малине и Зяблику. Его тоже хорошо побили. Но Малину отправили в больницу с сотрясением головного мозга. Зуранов ударил его табуреткой по голове. А директору школы-интерната Тимохину в гороно сделали очередное предупреждение за… ослабление внимания к вопросам воспитательной работы подрастающего поколения.

Зуранов вышел из тяжких и жестоких воспоминаний о своём отрочестве, как из только что принятой им горячей ванны. Он на мгновение задумался о том, что слишком часто придаётся им. Прошлым и будущим жить нельзя. Смешно! Да и всё ведь – настоящее. Это Алексей понимал как путешественник во времени, которого, по большому счёту, не существовало. Вот и вся разгадка «перетекания» одного мира в другой или адгезии, своеобразного «слипания», плотного сцепления, смыкания.. Всё едино, но при том и самостоятельно и условно отделимо друг от друга.

Он посмотрел на часы и поднялся со скамейки. Его ждали дела, совершенно новые для него. Буквально неделю тому назад он открыл частное детективное агентство «Портал», с большими ограничениями в его поле деятельности. Но он не собирался заниматься только поиском украденных и потерянных собак и кошек и прочей, как он считал, белибердой. Алексей знал, что всегда придёт на помощь любому, кто будет нуждаться в ней. На пути открытия частного сыскного бюро, в котором он был и швец, жнец, и на дуде игрец, ему пришлось преодолеть массу трудностей.

Для начала ему необходимо было найти начальный капитал. Слава богу, тут помог ему мало знакомый предприниматель Эдуард Ерофеевич Плиданов. Разумеется, владелец небольшой фабрики по выделке шкур и шитью меховых изделий слышал о том, что Зуранов – человек, живущий в двух мирах. Во многом поэтому он дал ему денег в долг, без возвращения ссуды с процентами. Своевременная поддержка со стороны предпринимателя.

Теперь на улице Мельничной, в доме восемнадцать, находился его офис, который, по сути, ещё не действовал. Сыщик и директор предприятия, в единственном числе, Алексей Владимирович Зуранов мог бы открыть свою сыскную контору раньше на месяц. Но не получилось. Ему яростно мешал генерал-майор Листрилов.

У недалёкого служаки, Петра Ивановича, конечно же, имелись веские причины для того, чтобы очень активно пакостить Зуранову. Некоторые из тёмных дел генерал-майора были известны Алексею. Сначала можно лишить правдолюбца лицензии частного сыщика, а потом и физически устранить. Дело техники.

Как выжил в одиночестве, в тяжёлых условиях на заброшенной стоянке Серые Камни подросток-изгнанник для людей племени оставалось загадкой. Зур не просто выжил, но и возмужал, стал крепким взрослым человеком. Ведь его многие видели в лесных дебрях. При встрече не разговаривали с ним. Запрещалось. Лишь наблюдали за тем, как он рос и превращался из подростка в сильного парня. Впрочем, ни какой особой тайны в его жизнеспособности нет. Зур в обоих мирах если не во всём, то во многом соблюдал осторожность, последовательность в действиях, неприхотливость в еде.

Жизнь изгоя ставила перед ним выбор: погибнуть или быть выносливым, трудолюбивым, ловким, смелым, умным… Здесь не просто набор слов, а перечисление тех человеческих качеств человека, помогающих ему существовать в одиночестве, в самых экстремальных условиях. Спасибо природе, которая уже при рождении наделила Зура всеми необходимыми качествами. Она, как будто, заранее знала, что в жизни ему предстоят самые серьёзные испытания. Да и, вероятно, удача часто сопутствовала изгою. Без неё он бы не выжил ни в одном из миров.

Из широкого распахнутого окна собственной квартиры, расположенной на седьмом этаже, вывалился человек. Заливая кровью глубокие выбоины и трещины асфальта дворовой подъездной дороги, он умирал тяжело, но недолго. В затухающем взгляде пенсионера Воротова не читалось ни отчаяния, ни разочарования, ни злости. Всё! Душа готовилась отбыть с иной мир, покидая разбитое тело довольно крепкого старика. Он бы ещё пожил… при возможности. Но таковой уже не имелось.

Первым, кто подбежал к умирающему, скорее, не из-за сострадания, а от страха и растерянности, был десятилетний школьник Паша Ивасёв. Тогда Василий Абрамович ещё дышал и даже успел ответить на вопрос мальчика: «Кто вас, убил, дедушка?» Но прозвучал, как позже выяснили работни милиции, опираясь на показания Паши, был не ответ, а, всего-навсего, предсмертный стон или даже выдох – «кры» или «хры». Другие свидетели, подошедшие сюда, на место происшествия, застали пенсионера уже мёртвым.

От полученных впечатлений и волнений Паша Ивасёв неделю пролежал дома, в горячке. Хорошо, что начались летние каникулы. А мать его, Зоя Михайловна, не стесняясь никого, даже приходящих навестить больного мальчика знакомых учителей, на чём свет крыла Воротова. «Приспичило старпёру подыхать при моём Пашеньке». Да, именно, «подыхать». Другого определения у неё не нашлось.

Она была сорокалетней матерью-одиночкой с суфражистскими наклонностями и одновременно заместителем директора и совладельцем коммерческого банка «Простор». И тем, что она такая, не похожая ни на кого, Ивасёва более чем гордилась. Слыла очень эмансипированной женщиной (и, по сути, являлась таковой) и на нужду не жаловалась. Всё, что надо, она имела, включая внедорожник «Хонду», мощную четырёхэтажную загородную дачу, солидный пакет акций Мончегорского «Североникеля»… на чужоё имя и фамилию. Перестраховка.

Обитала вдвоём со своим сынишкой в шикарной четырёхкомнатной квартире в центре города. Нельзя было назвать её простой бабой. Не простая, а скандально-грозная, при случае.

Работники правоохранительных органов с завидной оперативностью, сразу же, на месте происшествия составили протокол, опросили свидетелей, в первую очередь, Пашу, сфотографировали труп «старого воробья», выпорхнувшего на улицу в приличном костюме и даже при галстуке. Одним словом, не повезло пенсионеру.

Оперуполномоченный лейтенант Аскольд Михайлик оценивающе оглядел, снизу вверх, высоту двенадцатиэтажного здания, подержался за конец рулетки, с которой «колдовал» эксперт, потом почесал чёрный и густоволосый загривок и дал чёткое заключение, выразив его словами: «Всё предельно ясно». Падение с седьмого этажа – дело не шутейное.

С ним и сейчас, и потом коллеги согласились и работники Следственного Комитета. Именно, несчастный случай. Старик зачем-то открыл окно, встал на подоконник. Возможно, хотел сдуть летнюю пыль со стёкол или кому-то и что-то крикнуть сверху, или просто подышать свежим воздухом, или… и… разбился. В общем, дело закрылось потому, что в нём не наблюдалось никакого криминала, да и не могло наблюдаться.

Кому старичок-то нужен? Воротов не имел как врагов, так и родственников, которые, вполне, могли позавидовать кучерявой жизни Василия Абрамовича. Ещё бы, известный скульптор. Вполне, нормальный по своим творческим задумкам, их реализации. Во всяком случае, не сравнить его работы с потешными чугунными и каменными громадинами преуспевающего, к примеру, Ираклия Скворценадзе.

Но Воротов тоже не ожидал томительно государственных подачек, от пенсии до пенсии. Он работал. Теперь всё в прошлом. Василий Абрамович оставил после себя заметный след, непременно, о нём кто-нибудь напишет мемуары. Может быть, как нередко случается, и забудут. Ни он первый, ни он последний…

На том бы и завершилось дело «летающего» старика, если бы в офис частного детективного агентства «Портал», которым и руководил Алексей Зуранов, ни зашла рано утром сухонькая старушонка. Она чем-то напоминала высохшую египетскую мумию, восставшую к жизни из района местонахождения египетских пирамид. Но она, весьма и весьма, была благородно одета, напомаженная и благоухающая, словно ночная фиалка. Посетительница элегантно представилась:

– Лилия Максимовна! Я могу присесть?

– Конечно, пожалуйста, Лилия Максимовна! А я, Зуранов, Алексей Владимирович. Одновременно, и владелец, и директор, и сыщик частного сыскного бюро «Портал». Всё, в одном лице. И секретарь-референт, и… уборщица. Вы, кстати, мой первый посетитель,– он подвинул к ней кресло. – Или, может быть, пройдёмте в мой кабинет?

– Не стоит, Алексей Владимирович. Здесь, в предбаннике, довольно удобно, – она села в кресло напротив его, положив ухоженные и благоухающие руки на стол. – Напрасно вы так долго о себе сейчас рассказывали. Я знаю о вас многое.

– Но я думаю, Лилия Максимовна, вас привело ко мне не любопытство и желание побеседовать просто, как говорят, за жизнь, – Зуранов с трудом скрыл раздражение. – И так, что же? Я слушаю вас.

– Когда вы, короткое время, работали следователем в отделе по борьбе с организованной преступностью, то вам удалось раскрыть несколько «глухих» дел. Об этом мне сказали мои добрые давнишние знакомые. Поэтому, мне кажется, что вы можете, если не всё, то многое.

– Мне лестно. Вы расхваливаете меня, как гуся в супе.

Сухонькая старушка хмыкнула, в свою очередь, внимательно рассматривая Зуранова, высокорослого, молодого, довольно симпатичного и сероглазого… Чувствуя на себе её пристальный взгляд, Алексей закурил.

Но она продолжала изучать и, как бы, оценивать его взглядом. Тёмно-каштановые волосы, волевой подбородок… Ощущалась в нём незаурядная физическая сила. Лилия Максимовна явно давала его образу мысленную оценку, как человеку, специалисту и… мужчине. Бабушка – ведь недавняя девушка.

– И что же, Лилия Максимовна, – Алексей прервал короткую паузу, слегка прищурив левый глаз, – гожусь я в качестве сыщика?

– Вполне, – легонько кивнула головой модная старушка, – причём, для дела очень опасного, молодой человек, но интересного…

– С убийствами и прочим? – поставил в известность Зуранов посетительницу. – Это не подойдёт. Мне, в силу определённых обстоятельств и причин, не рекомендовано… свыше заниматься делами, связанными с убийствами, изнасилованиями, разбойными нападениями…

– Я в курсе. Но кто будет знать, Алексей Владимирович, что, где и как? Естественно, я активно молчу и по-божески заплачу вам. И вот ещё что, очень важное, на мой взгляд. Вы постарайтесь при мне не курить! – скорей, не попросила, а потребовала она. – Умейте быть галантным мужчиной. Успеете накуриться!

Сыщик погасил только что зажжённую сигарету о дно пепельницы и приготовился слушать свою привередливую клиентку. Лилия Максимовна продолжала:

– Трупов было и будет достаточно. Я думаю, даже с лихвой. Может быть, я заблуждаюсь, и все они… не из той оперы. Во всяком случае, один уже есть… совсем свежий.

– И кто же убит? – Зуранов взял со стола совершенно новый блокнот в серой дерматиновой обложке, авторучку и приготовился записывать. – И второй вопрос. Почему вы решили, что лучше мне, а не органам полиции, заняться, как я понял, не простым делом?

– Полиция или, по старым меркам, милиция, это не так плохо, – старушка усмехнулась. – Но вы мне гораздо симпатичней. На вкус и цвет товарищей нет.

– Там несёт службу немало честных, ответственных и талантливых людей. Да и в Следственном Комитете при городской прокуратуре таких немало.

Директор сыскного детективного бюро «Портал» Зуранов не очень понимал тех людей, кто очень долго говорит вокруг да около, пока не перейдёт к делу. Он не постеснялся, сказал:

– Вы можете излагать суть дела чётко и коротко?

– Не перебивайте меня! Какой вы нетерпеливый! Вы не подумайте, что я не уважаю нашу замечательную милицию или, скажем так, полицию. Но вот именно они, представители правоохранительного порядка, запросто сообща приписали его смерть… несчастному случаю. Ведь прийти к подобному выводу – проще простого.

– Слушаю вас и пытаюсь что-то понять.

– Это хорошо, что пытаетесь. Господин «несчастный случай» никогда не отправиться на зону даже по решению Верховного Суда России. Я имею в виду трагическую гибель известного скульптора Василия Абрамовича Воротова. Он в одном из городов-Героев создал целый ансамбль…. Впрочем, не важно.

– Постойте, я что-то слышал. Речь идёт о пенсионере, который выпал из окна?

– Формально, да. Пенсионер. И, как бы, выпал из окна. Но он был, есть и… останется в истории отечественного искусства и культуры ваятелем, он великий, тем более, сейчас, после завершения своего жизненного пути… как художник, известен своими работами. Понимаете?

– Понимаю. Не отрицаю. Но ведь здесь, явно, несчастный случай, потому…

– Не спорьте! – Лилия Максимовна досадливо махнула рукой. – Лучше послушайте! Я никому и никогда не позволяю перебивать меня. Имейте уважение, если не ко мне, то к моему возрасту. Вас удивит, но когда-то я считалась довольно известной киноактрисой. Вас тогда не было ещё на свете. Ведь так? Да, так! Вам двадцать пять-двадцать семь лет. Не больше. А моя фамилия, между прочим, Козицкая. Вам это о чём-нибудь говорит?

– Я помню вас по старым фильмам, Лилия Максимовна, – улыбнулся Зуранов. – Вы – прекрасная актриса. Потом читал вашу книгу мемуаров…

– Ну, коли мы уж отвлеклись с вами от главного, Алексей Владимирович, то ещё раз и, вполне, серьёзно скажу, что деньги у меня имеются – и наши, российские, и «забугорные». Сама зарабатывала и сейчас не сплю. При этом в рекламных роликах я никогда не снималась. Для меня это позорно. Лучше умереть от недоедания. Но слава богу…

– Кто как может, так и… делает деньги.

– Я никого не критикую. У меня имеются личные сбережения. Да и от покойного мужа кое-что осталось. Он ведь был заметным человеком, даже явлением. Разумеется, я говорю о последнем, четвёртом, своём супруге. Избави бог, я не пою дифирамбы прошлому. Я к тому… Ну, теперь, пожалуй, я выслушаю вас. Меня не обманешь. Я чувствую, что у вас, Алексей, не имеется особого желания заниматься неприятным и щекотливым делом.

– Вы опять к тому ведёте, Лилия Максимовна, – здраво заметил сыщик, – что очень даже способны заплатить мне сносныё гонорар за мою будущую работу. Оплату гарантируете?

– Разумеется, Алёша. Я решила называть вас по имени. Скажу вам, у меня, как и покойного Воротова, родственников нет. Всякую шушару я не считаю за родственников. И я вполне… могла бы сделать вас, Алексей, своим единственным наследником… своего капитала. Недвижимость, к сожалению, уже… пристроена. Сразу вам скажу, я не храню деньги в сберегательном банке и ни в каких других. У меня есть надёжное место.

– Вот сейчас мы с вами, Лилия Максимовна, абсолютно ушли в сторону.

– Но я должна вас предупредить, Анатолий Владимирович… Если вы возьмётесь за это сложное дело, то можете потерять и свою виллу, и машину, и… Работа у вас намечается опасная, Алёша. Но я не откажусь вам помогать. Без меня у вас ничего не получится.

Зуранов засмеялся и сказал:

– Мне нравится ваш юмор. Оказывается, вы обо мне ничего не знаете потому, что очень погорячились насчёт виллы и машины. Кроме двухкомнатной «хрущёвки», правда, почти в центре города, я ничего не имею. Впрочем, соврал, имею. Кучу долгов. Без них я никогда бы не открыл детективное агентство.

– Значит, меня не совсем правильно информировали, – смутилась старая актриса. – Но не важно. Деньги и прочая… недвижимость – дело наживное. Тем более, хорошо, что у вас ничего нет. Вам терять нечего. А себя и меня вы, надеюсь, в обиду никому не дадите. Вам предстоит бороться и вывести на чистую воду преступников, которые убили Воротова. Другие «уркаганы» меня не интересуют. Его ведь, поймите, зверски убили!

– Почему вы так решили?

– У Василия Абрамовича было что брать в квартире. Я, по сравнению с ним, старая и нищая церковная крыса.

– Как же полиция не определила, что произошло ограбление?

– Всё просто. Где и что у него находится, в частности, деньги, в обычном старом чемодане, знала только я. Не так уж и сложно унести то, о чём практически никто не ведает.

– Но кто-то ведь был в курсе…

– Скорей всего, они предполагали, что скульптор Воротов не беден и не ошиблись. Никуда не торопились. В течение часа можно произвести ограбление чисто и не оставить следов.

– Возможно, вы правы, Лилия Максимовна.

– Не обижаётесь. Алёша. Но я неплохой физиономист. Убеждена, что, во имя справедливости, вы сможете даже пойти… на справедливый самосуд. У вас взгляд…. Добрый, тёплый, но, какой-то, потусторонний. А я всегда за справедливость, любым способом.

– В киллеры ни за какие деньги, бабушка, я к вам не наймусь, – Анатолий, не взирая ни на красноречивые жесты старой актрисы, закурил. – Вы меня утомили. Не скажу, чтобы приятно было с вами познакомиться. Прощайте!

Его вывело из себя не то, что она дала понять: он, во имя справедливости и добра, сможет замочить, как говорится, любого негодяя.

Зуранов вспылил потому, что она оказалась права. Алексей готов был бороться со злом любыми способами. Ведь в его роду были люди, которые погибли от рук хладнокровных отморозков.

– Я не желаю заниматься, фактически, явным несчастным случаем, – он взял себя в руки. – У меня нет на это ни прав, ни полномочий.

– Да и какая разница! Да и бросьте! Вы уже согласились, Алексей Владимирович, – она расстегнула сумочку, извлекла оттуда небольшую пачку американских долларов, положила их на стол. – Здесь небольшой задаток – две тысячи «баксов». Они ваши, в любом случае, повезёт вам или нет. Но думаю, хватка у вас имеется. Мне деньги давно уже не нужны. Потом вы поймёте, почему.

– А мне остро необходимы, – задумавшись, сказал Зуранов. – Но вы все перепутали, Лилия Максимовна. Я не народный мститель, я – обычный частный детектив, коих сейчас в стране не сотни, а тысячи.

– Вы не понимаете шуток, Алексей Владимирович. Вы должны найти преступников, доказать, что они таковые, и сдать их органам правоохранительного порядка. Я очень уважала, да и, одно время, любила, покойного Василия Абрамовича как мужчину…

Он, молча, ничему не удивляясь, придвинул к ней пачку сигарет. Старая актриса взяла одну из них. Зуранов чиркнул зажигалкой, и Козицкая с большой жадностью затянулась табачным дымом.

Сыщик Зуранов спрятал предложенные деньги во внутренний карман пиджака, не пересчитывая их.

– Не смотрите на меня, как на сумасшедшую, – сказала она. – Просто почти целый год я не курила. Запланировала, как говорится, завязать… Не я так придумала, а судьба за меня всё решила. Но, как видно, не суждено удержаться от соблазна. Но с сигаретой – я живу… по-настоящему. Вам не понять.

– Вы правы, не очень хорошая привычка, – Зуранов закурил новую сигарету и подумал о том, что его почти совсем не тянет к табаку там, в Раннем Неолите. – Ладно, слушаю вас дальше. Дело заключается в том, что я тоже ненавижу преступников, и если есть в данном случае убийца, то я его найду.

– Я, как видите, не очень молодо выгляжу – по многим причинам. – Лилия Максимовна расчувствовалась или очень хорошо играла. – Вы… знаете… Ты, знаешь, Алёша, я пережила свою непутёвую дочь, мужей, друзей, хороших знакомых – всех! И хотя, по сути, меня уже почти больше года нет на нашей грешной земле, я ещё способна дёйствовать. Хочу, чтобы справедливость восторжествовала.

Очень внимательно слушал кокетливую «старую грешницу» Зуранов. Он не обратил внимания на непутёвую шутку старой актрисы, когда она сообщила, что её «уже больше года нет на нашей грешной земле». Пусть изощряется и… кокетничает. Он старался записать в блокнот всё самое главное, важное по делу.

Рассказ кинозвезды былых, не таких уж и давних времён был более чем правдоподобен. В нём, конечно, хватало излишних эмоций, но, всё-таки, выпирала из него и сухая, жестокая правда, похожая на страшную сказку… фантасмагорию. Сыщик на столько увлёкся этим повествованием, что даже не удосужился записать его на аудиодиск, не говоря уже о видео.

Уходя, она сказала:

– Возможно, ситуация сложится именно так, что мы с вами, Алексей, больше не встретимся. Я буду от вас очень далёко. Но я уверена в успехе… нашей операции, поэтому вы сами возьмёте небольшой чемоданчик с деньгами и кое-какими драгоценностями. Гонорар за ваш труд – все мои богатства и сбережения.

Зуранов хотел возразить, выразить протест по этому поводу, но Лилия Максимовна быстро сунула ему в руки листок бумаги, сложенный вчетверо, и стремительно вышла за дверь офиса.

Он развернул лист и машинально прочитал то, что на нём написано: «Заброшенное село Соловейниково, Полевая улица, дом № 4 , разрушенное здание, подполье, коричневый чемодан в большом железном сундуке. Копать – метр от лестницы, справа». Зуранов хотел было выбросить бумажку, но вовремя раздумал.

Мало ли что там, в сундуке. Да и, видимо, имеются какие-то причины (возможно, здесь тоже кроется криминал) для того, чтобы Козицкая больше не появлялась здесь, в «Портале», и оплатила работу сыщика именно таким, весьма и весьма, странным способом. Впрочем, и той суммы, которую она выдала Зуранову, было, вполне, достаточно для оплаты услуг начинающего частного детектива.

Телефон на столе принципиально молчал и сотовый тоже. Да и новых посетителей и просто любознательных людей он не ждал. Алексей осознавал, что, по большому счёту, он как частный детектив пока никому не нужен. Впрочем, не совсем так. Приходила к нему в гости – и домой, и уже посетила однажды офис до его открытия двадцатилетняя Жанна, продавщица из уличного киоска.

Он знал, что она навещала не только его, «параллельно» минимум, ещё пятерых-семерых мужиков и парней, чего и не скрывала. Любовью тут и не пахло. Просто, по выражению Жанны, ей очень нравилось «часто и много трогаться». Как говорится, был бы, хоть какой, но мужик, пусть даже обезьяноподобный. Орангутангом или гиббоном Зуранов себя не считал, да и не походил на таковых. Он, если не красавец, то, вполне, симпатичный парень. Здоровяк.

Время неукротимо шло к вечеру. Через пятнадцать минут. Небольшие настенные говорящие часы китайского производства приятным женским голосом объявили: «Точное время – семнадцать часов, ноль-ноль минут!».

Зуранов закрыл изнутри входную дверь в свой небольшой офис, ключ положил в карман брюк. Потом прошёл в свой кабинет, набрал шифр сейфа и положил в него долларовый задаток и бумажку, в которой Козицкая подробно написала, где искать все её сбережения. «Чудит бабушка, – подумал он.– Как только она появится в офисе «Портала», верну ей эти координаты. Сначала посчитала меня киллером, а теперь вот – полным кидалой. Глупость!».

Его офис был, в принципе, очень удобным для работы. Бывшая «хрущёвка», только состоящая не из двух комнат, как его квартира, а трёх. Более чем достаточно. Но здесь, в бывшей квартире молодого человека, который, в срочном порядке, продал её и уехал в другой город, к маме; было темно, как у негра в заднице, и зимой, и летом. Зуранов включил в обеих комнатах свет.

Он сегодня не торопился ехать домой, где его никто не ждал, а решил побыть здесь часок-другой. Что называется, по свежим и первоначальным данным решил построить схему своего дальнейшего действия. Надо было определиться, с чего начинать следствие. Собрался запустить компьютер, но вдруг ощутил, что его, в очередной раз, бросает в «чёрную трубу» времени. Прошла секунда. Он зажмурился, а потом открыл глаза – и очутился неподалеку от своего жилья у Чёрных Камней. Ничего не изменилось. Зур, по-прежнему, оставался изгнанником в Племени Уходящих.

Зур присел на большой горячий валун, уже ни сколько не удивляясь тому, что гол, как сокол. «Не вовремя, – подумал он уже на языке местного племени, – только начал заниматься расследованием и… улетел». Неизвестно, сколько продлится его очередная «командировка».

Да, здесь полное одиночество. Ещё более жестокое, чем там, в будущем. Зур уже давно разграничил два мира своего обитание на «настоящее» и «будущее». У Чёрных Камней, как бы, незаметно прошли двенадцать лет его изгнания. Двенадцать лет, наполненных множеством самых невероятных приключений, опасностей, непредсказуемых событий…

Его не щадила, не баловала судьба. Зуру временами было не по себе от мысли, что ему предстоит прожить вдали от родного племени до конца дней своих.

Старейшины, давным-давно, когда его, ещё мальчиком, изгоняли из основной стоянки, под названием Серые Камни, утверждали что это, прежде всего, решение Великого Бога Дагу Бо. Они лукавили, потому что им не дано было знать, о чём думал Бог Богов и как он решил. Другая жизнь, та, что начинается после физической смерти, являлась для Зура (да и Зуранова) великой тайной. Да и не думал он о ней, не путался в догадках. Одна забота лежала на нём – прокормить, обогреть, одеть и… сберечь себя. Но теперь он был силён и ловок. Двадцатипятилетний дикарь – уже зрелый мужчина.

Состояние одиночества научило Зура мыслить неординарно, уметь подмечать самые мелкие детали вокруг себя, в той обстановке, которая окружала его, и делать из всего происходящего и ещё не случившегося чёткие, определённые умозаключения. Ведь каждый день перед Зуром стояла дилемма: жизнь или смерть.

В своей небольшой пещере, у Чёрных Камней, последние два года Зур жил не один, а с молодой гигантской обезьяной, чуть повыше его ростом, коренастой и сильной. Дикая женщина, как называл её Зур, была покрыта длинной, мягкой и густой светло-серой шерстью. Узколоба, с мощными челюстями, с маленькими ушами и чёрными глазками… Почти человек, если бы не длинный хвост.

Сравнительно за короткое время она так научилась подражать действиям Зура, что ему порой казалось, что обезьяна обладает человеческим разумом. Но, к сожалению, его подруга Тан была не так смышлёна, как хотелось бы. Правда, на совместной с ним охоте она проявляла бесстрашие, ловкость, беспощадность и сообразительность.

Удивляло Зура, что она не ела ни какого мяса – только растительную пищу: бананы, гроздья которых иногда по высоте достигали человеческого роста; плоды гигантского манго; стебли болотного камыша, какие иногда приносил в пещеру молодой охотник.

Особенно она любила дикие арбузы с жёлтой, чуть горьковатой на вкус мякотью, что росли прямо на склонах и уступах скал. Они не отличались большими размерами. Те, что были величиной с человеческую голову, считались огромными. Когда Зур ел мясо, Тан презрительно фыркала и долго пронзительно рычала, выражая своё категорическое мнение на этот счёт: «Гры-ра-р-ры!».

Их встреча произошла неожиданно. И если бы её ни случилось, то обезьяне пришлось бы погибнуть, задушенной, примерно, семиметровым, средних размеров удавом, который плотно, двумя кольцами, обмотал крепкое тело Тан. Конечно же, Зур не столько желал выручить обезьяну из смертельного плена, сколько захватить двойную добычу. Ведь он знал, как вкусен обезьяний мозг, если его есть в сыром виде прямо из вскрытого черепа, ладонью. Да и мясо большой змеи, просушенное на солнце или слегка поджаренное на слабом огне – неплохая еда.

Зуру удалось подкрасться к удаву незамеченным и ловким ударом каменного топора сделать расщелину между двух сросшихся стволами деревьев, и тут же, вместо клина, ловко поставить между створок примитивного капкана собственную дубинку. Конец хвоста удава, которым большая змея уже собиралась ударить охотника, неожиданно появившегося невесть откуда двуного, разумного и опасного противника, попал в расщелину.

Расчёт Зура был точен. Он ударом пятки правой ноги выбил дубину из раздвинутых им стволов деревьев – и в один момент они сошлись вместе. Удав, непроизвольно расслабив мышцы тела, сам оказался пленником. Цепкая ловушка прочно зажала заднюю часть его тела… Зур хорошо знал, что сердце ползучего врага находится именно в хвосте, как и всех ему подобных тварей.

Молодой охотник уже наполовину праздновал победу. Но мощное, тёмно-зелёное живое «бревно», отпустив обезьяну, разжалось, почти расслабилось, потом снова импульсивно напряглось. Большая голова удава стремительно, словно на пружине, пошла на сближение с телом Зура. Охотник удачно ушёл от броска в сторону и успел нанести змее несколько мощных ударов каменным топором по носу опасного пресмыкающегося.

После этого, пока ползучий враг не пришёл в себя, он торопливо сделал из прочной лианы петлю и накинул её удаву на шею (благо, что даже у змеи имеется таковая, правда, довольно условная). Потом он сделал ещё один точный удар топором по черепу ползучего врага – и битва завершилась.

Помогла Зуру уйти от смертельного удара не только природные ловкость и сноровка, но и долгие упорные тренировки. Там, в другом мире, в будущем, он осваивал приёмы рукопашного боя. В частности, по-возможности, уделял внимание боевому самбо. Но, в основном, учился защищать свою жизнь в обоих мирах, в далёком прошлом и в настоящем. Немало имелось и там, и здесь желающих отправить его на тот свет, то есть в иной, неведомый мир.

Спасённая им обезьяна, после смертельных объятий удава долго находилась почти в предсмертном состоянии, поэтому охотнику пришлось нести её на себе, до самой пещеры у Чёрных Камней. Нелёгкая ноша. Гораздо тяжелее по весу, чем сам Зур. А потом он по кускам перенёс в своё жилище и тело удава. Благо, что его пещера находилась не так уж и далеко от того места, где произошла его битва с большой змеёй. Да и шакалы, и другие звери оказались, на сей раз, менее расторопны, чем Зур.

Убивать обезьяну он не стал и, даже наоборот, подкармливал свою умирающую… добычу плодами инжира, поил родниковой водой из чаши, сделанной из собачьего черепа. Посуда у Зура имелась самая разнообразная: от грубых деревянных чаш, сотворённых с помощью кремниевого ножа из кусков тополя и красной берёзы, у которой крупные тёмно-алые ягоды; до верхней части панциря карликовой черепахи.

Через несколько дней ухода за обезьяной Зур окончательно убедился в том, что она не собирается умирать. Это не только порадовало его, но и, одновременно, расстроило. Ведь за ослабевшей больной и с деформированными, а может, и переломанными костями, лежащей на большой медвежьей шкуре, приходилось ухаживать – в буквальном смысле слова, выскребать из-под неё испражнения, вытирать мочу. Он умудрялся, перекатывая её с места на место, даже менять под обезьяной подстилки, просушивать их. Благо, у охотника имелось их больше, чем достаточно. Но занятие не из приятных.

В то время, два года назад, Зур пожалел обезьяну потому, что увидел в ней не только зверя, но существо почти подобное себе. Может быть, и одинокое, как и он. От «хвостатой женщины» шло, пусть неведомое, звериное, но, всё же, тепло. Конечно же, Зур часто встречал в лесных дебрях не только обезьян, но и своих одноплеменников. Но они усиленно делали вид, что не замечают его. Изгнанник для них должен был быть невидимым, словно дух. Таков закон.

Зур тоже старался не замечать их, даже одиноких молодых женщин, которых встречал. Те иногда забредали далеко от стоянки Племени Уходящих, от Серых Камней, собирая съедобные плоды диких фруктовых деревьев в специальные мешки, сшитые из лёгких козьих шкур сухожилиями животных.

Ему очень трудно было не замечать женщин, очень хотелось сблизиться пусть на короткое время, но с одной из них. Обезьяна, которую он спас от смерти, сейчас и в дальнейшем могла быть только его другом. Зур не мог сделать её свой женщиной. Ведь человек – одно, а животное – совсем другое. Многие соплеменники и самый великий и мудрый Бог Дагу Бо осудили бы Зура за нарушение Священного Табу.

Молодой охотник всегда помнил, что не только изгою, но и любому человеку не следует нарушать незыблемые законы, правила и традиции, которые берут своё начало в глубине минувших тысячелетий. В человеческом обществе продолжением рода занимаются только мужчина и женщина, тесно сближаясь друг с другом. Других вариантов нет, их никогда и нигде не будет. Нельзя людям отказываться от того, что дал им Великий Дагу Бо и служить пагубным страстям, которые противоестественны.

Но не всё происходило в племенах Раннего Неолита так, как хотелось бы Зуру. Многое ему не дано было постичь и принять сознанием своим. Например, то же людоедство в одних местах порицалось, в других – приветствовалось. Да и межплеменная вражда, и войны считались нормой. Впрочем, тоже самое происходило и там, в современном мире, в двадцать первом веке…

Аномалий в поведении иных людей не избежать. Ничего с этим не поделаешь. С тех давних времён человечество не стало лучше, наоборот… Кое в чём оно впало в декаданс, попала в мощный поток деструктивных явлений, который сами люди и сотворили.

Без преувеличения, Племя Уходящих можно было считать многочисленным, великим. Но оно не единственное в этих местах. Наученные ни за одно столетие горьким опытом, мужчины брали себе жён, каких угодно и сколько угодно, но только не из своего рода. На кровосмешение был тоже был наложен величайший запрет, дабы от таких браков и совокуплений не рождались глупые и уродливые люди. Это было и священным повелением самого Верховного и Великого Бога Дагу Бо.

Не нарушай запрета – и дети будут рождаться здоровыми, сильными и счастливыми. Ведь, встречая на людских и звериных тропах женщин, Зур не мог знать, из какого они племени. В любом случае он тоже не хотел идти против Великого Закона. Изгою категорический запрещалось вступать в половую связь с любой из женщин. А другие варианты были исключены для всех людей и жестоко карались. Поклонники таких вот «ценностей» того времени заживо сгорали на кострах, порой становились и пищей для тех, кто вёл более или менее нормальный образ жизни.

Пусть Зур был силён и бесстрашен, но он не собирался ссориться с богами. Конечно же, судьба изгнанника была нелегка, но он привык к ней и даже временами видел рядом с собой, как ему казалось, добрых и злых духов. А может, и не казалось, и они на самом деле, по каким-то, непонятным причинам приходили к нему.

Зур был человеком из Племени Уходящих и гордился данным фактом. Правда, он знал и хорошо помнил, что является сюда из России двадцать первого века, не менее дикого, чем времена Раннего Неолита. Обезьяну, которая уже излечилась от ран, он называл Тан потому, что она очень часто среди других звериных слов повторяла, именно, это. Глянув в глаза своей гигантской подруги, он сказал: «Совсем скоро Зуру и Тан придётся расстаться. Ей пора идти к своим, «хвостатым людям».

Она мотнула головой, как будто в знак согласия. Возможно, она поняла смысл слов своего друга. Обезьяний мир, как человеческий, да и любой другой, непостижим.

В городе медленно возрождался летний вечер, плавно переходящий в ночь. Мимо офиса детективного агентства «Портал» проходила Жанна, близко знакомая Зуранова. Она была не одна, а с очередным кавалером, с которым с полчаса назад познакомилась на автобусной остановке. Вероятно, Жанна отработала свою смену в киоске, вышла на улицу и – пожалуйста. С ней решил «тесно сблизиться» средних лет мужик, под заметным хмельком. Ну, разговорились, выпили прямо на скамейке по паре бутылок пива и решили прогуляться по вечернему городу.

Зашли в магазин. Взяли ещё бутылку водки и шмат колбасы. Он решил проводить киоскёршу до дому. Вероятно, к себе, «на хату», позвать её, кофе попить или там, прилечь на полчаса, не имел возможности. Жена, разумеется, имелась в наличии и, как минимум, двое детей. Да и Жанна, искательница приключений, к себе мужика не позвала. Там папа, мама и две сестрёнки… Вот и решили прогуляться.

– Смотри, Антон… Антон Григорьевич, – сказала Жанна, – у моего знакомого детектива свет в окнах горит. Значит, он там. Зайдём – посидим. Только ты ему скажешь, что мой родной дядя. Приехал из Астрахани. Понял?

– Конечно, Жанночка. Но, при случае, я тебя там, где-нибудь, крепко зажму и… поимею.

– Посмотрим. В общем-то, вряд ли. При Алексее я выкрутасами заниматься не буду. Ты потерпишь. Я тебе, дедушка, где-нибудь потом, прямо в кустах дам… отвести душу. Может, частный сыщик меня ещё и замуж возьмёт. Он, как самец, здоровый бык… А ты, мне, может, для разнообразия только и пригодишься. Не обижайся, Антошка.

– Да в таком случае, на хрен ты мне нужна! – обиженно сказал Антон Григорьевич.– Водку и закуску я купил, а уж тёлку я себе в ночном городе сходу найду. Может, не такую молодую и красивую, как ты. Да и плевать!

– Чего нервничаешь? Зайдём – выпьем твою бутылку и дальше покатимся. Что он тебя съест, что ли?

Её попутчик промолчал, и они направились к подъезду. Жанна достала из сумочки пластмассовый ключ и сунула его в прорезь. Дверь, оборудованная замком «домофона» с «музыкой» открылась.

Она несколько раз нажала на кнопку звонка. Но в офисе «Портала», явно, никого не было. Контора Зуранова пока ещё не стояла ни под какой сигнализацией. Жанна, подождав немного, снова позвонила… Но никто им не открыл. Тогда она решила воспользоваться ключом, которым её снабдил Зуранов.

– Безобразие! Директора сыскного бюро в офисе нет, а свет везде горит, – сказала она, проходя вперёд. – Такое мощное освещение, как в китайском ресторане. Как всегда, на полу валяется одежда. Слинял куда-то, как обычно. Внезапно. Теперь может появиться даже и через месяц, где угодно и в любой момент.

– А сейчас не может заявиться? – поинтересовался Антон Григорьевич. – А то, вроде, неловко получается. Хозяина нет, а мы…

– Я тебе что, Антоша, не хозяйка. Мы пить будем, а мы гулять будем, а смерть придёт – помирать будем!

Жанна плотно закрыла шторы на окнах, собрала одежду Зуранова. Аккуратно повесила её здесь же, в платяной шкаф, который стоял рядом с диваном.

– Возражаю! Потому, что, как поётся в песне, помирать нам рановато. Помирать не будем. – Антон Григорьевич занял своей задницей почти четверть дивана. – Ну, хозяйничай! А я перекурю. Подай-ка, голубушка, пепельницу.

– Сам возьми! Уже взрослый мальчик! Я пойду на кухню или, как она теперь, называется, курилка или комната отдыха.

Без всякой там робости Антон Григорьевич поставил на журнальный столик пепельницу, стоящий рядом с диваном. Закурил. Имелись сигареты с фильтром, но далеко не самого высшего класса.

– Да, тут места для частного детективного агентства достаточно. Три комнаты – нормально, – Антон Григорьевич навалился на спинку дивана, расслабился. – Неважно, что квартира мелкогабаритная была. Я к нему, если он парень деловой у тебя, пошёл бы сыщиком.

– Если бы он тебя ещё и взял, принял на работу, Антон Григорьевич, – ответила из кухни Жанна. – Алексею такие слоны, как ты… коренастые, ниже талии, без надобности.

В целом вечер с очередным «стихийным» и, конечно же, временным сексуальным партёром, у Жанны, по её мнению, удавался. Она уверенно раскатывала губу на тот счёт, что Зуранов – вахлак, из тех мужиков, который даже представить себе не может, что его Жанночка может ему изменить.

Конечно, Жанна боялась потерять его. Но далеко не по той причине, которую в народе называют любовью. Алексей – прекрасный сексуальный партнёр, который может совокупляться долго, много и… хорошо. Причём, инструмент у него для этого более чем подходящий. Но страсть к коллекционированию самых разнообразных, в основном, бесперспективных фаллосов брала над ней власть. И ничего Жанна с такой вот чертой своего характера не могла поделать.

Они приятно беседовали. Очень даже взрослый по летам, Антоша после третьей рюмки расслабился и начал чувствовать себя, почти что, хозяином в офисе Зуранова. Обнажившись до пояса, он бродил по комнатам, копался в бумагах, лежащих в шкафах и столах. Пытался даже, как бы, шутя, открыть сейф. Подбирал на буквенно-шрифтовом наборе замка код.

– Ты вор-медвежатник, – нервозно поинтересовалась Жанна, – или мужик? Смотри, если какая-нибудь бумажка пропадёт из офиса, я тебе лично яйца оборву!

– Со мной так грубо не надо! Я интеллигентный человек. Пока без работы. Но у меня высшее экономическое образование…

– Ну, ты, блин, Антон, не прав! Лучше присядь – и давай ещё выпьем!

Они выпили, и возбуждённая и утомлённая долгими ожиданиями Жанна решила взять инициативу в свои руки. Она встала с кресла и погасила во всех комнатах свет.

– А я хочу при свете, – капризно сказал Антон Григорьевич. – Так больше… возбуждения.

– При свете нельзя. Мало ли! Кто-нибудь увидит наши… силуэты. Соображаешь? – Сказала она, торопливо раздеваясь. Схватила его за пенис, правой рукой, под самый корень. – Да, дружок, не только из семейства мелкокалиберных, к тому же, и не готов.

– Ну, что торопишь? Встанет – будет нормальным. Тем более я знаю, чего ты хочешь, Жанночка. Я же чувствую, что ты хочешь использовать его… в качестве леденца.

– Такое, Антошка, в рот не берут, даже под угрозой контрольного выстрела в голову. Ну, так и быть, шариками твоими пожонглирую, пока рука не устанет.

Она не теряя надежды, хоть на какой-то исход, приступила к делу. Антон Григорьевич впился в её пухлые губы своими.

Но тут произошло нечто неожиданное и непонятное. В центре приёмной офиса, в большой комнате, появилась ярко светящаяся фигура… Но перед ними возникло далеко не полупрозрачное привидение, о которых часто говорят в специальных телепередачах, а именно, человек, которому на вид было примерно лет сорок.

На нём – длинная оранжевая мантия, в виде плаща. Его белокурые длинные густые волосы на голове были прибраны широкой повязкой, ярко-синего цвета. Высокий рост, пронизывающий насквозь, взгляд тёмно-фиолетовых глаз… Впрочем, рассматривать пришельца у них не имелось ни моральных, ни физических сил. Антон Григорьевич моментально протрезвел и вошёл почти в коматозное состояние.

– Это ты, что ли, Алёша? – очень тихо и с большим трудом спросила Жанна. – А мы тут… просто так… У нас ничего…

– Перед вами, ничтожные твари промежуточного мира, посланник Великого Бога Дагу Бо, имеющего бесконечное множество имён, живущего всегда и везде, Лики-Ти! Идите туда, откуда пришли сюда! И пусть ваши ноги никогда больше не переступают порог этого дома! Посланник Лики-Ти даёт вам силы и возможности удалиться!

Они, действительно, преодолели оцепенение, но только для того, чтобы выскочить на улицу голыми. С жутким воем, выскочив на улицу, они разбежались в разные стороны. Дверь офиса захлопнулся сам и, каким-то, непонятным образом, без ключа, закрылся и замок. Получалось так, что кто-то Великий, непостижимый для человеческого разума, взял на себя роль ангела хранителя Зуранова-Зура.

Перед тем, как навести порядок в пещере, Зур развёл у входа в своё жилище костёр. Он воспользовался двумя кремнями и пересохшим мягким мохом Пши-Ту. Он очень долго ударял камень о камень, терпеливо дожидаясь, пока искры воспламенят мох, напоминающий паклю. В мыслях он очень жалел, что не может захватить сюда из будущего элементарную зажигалку или, хотя бы, коробок спичек.

Наконец, загорелая мох, потом и прозрачная кора дерева Си-Ни-Ка. После – и сухие ветки… В пламя костра Зур бросил несколько больших чёрных камней. Молодой охотник знал, что это уголь, и надо подождать, когда он начнёт гореть.

Зур вошёл в пещеру. Вынес оттуда, изрядно протухшие остатки пищи, выбросил их вниз, в ущелье, которое было рядом. Вынес оттуда короткоё копьё и дубинку, понимая, что оружие должно находиться под рукой.

Если в будущем, из которого не так давно Зур «прилетел» в прошлое, была уже ночь, то здесь время близилось к полудню. Он начал готовиться к охоте, досадуя на то, что, возможно, не скоро приступит к делу архитектора Воротова. Лилия Максимовна привела довольно веские аргументы: скорей всего, Василия Абрамовича убили.

На сей раз, требовались ни копьё, ни кремниевый нож, ни каменный топор, а увесистая дубинка. Он намеревался пойти в те места, где им были вырыты ямы-ловушки, предназначенные для диких коз или баранов. Конечно, мог туда попасть и опасный хищник, например, барс.

Одним словом, дубинка была необходима для того, чтобы убить или добить животное, попавшее в яму, умело прикрытую пальмовыми листьями и травой. Так же давно надо было проверить и несколько петель, сделанных из прочных и гибких лиан ползучего гигантского вьюна с горькими чёрными плодами. Это растение и его крупные ягоды назывались Тум-Тум.

Киоскёрша Жанна Тардовская, с трудом и не сразу пришла в себя в городском парке. От того, что она увидела в офисе Зуранова, трудно было успокоится. Она, в страхе, спряталась в зелёной листве декоративного кустарника, растущего возле забора и смутно напоминающего акацию. Здесь она находилась, если ни в полной безопасности, то вдали от посторонних глаз. Но сидеть здесь, на сырой траве, кишащей муравьями и жуками, совершенно обнажённой, она долго не могла. Утро неминуемо наступит – и ей, всё равно, придётся выходить из своего временного укрытия.

Вернуться назад, в офис Зуранова? Ни за какие деньги и никогда она не пойдёт туда, где перед ней, прямо из воздуха возник «потусторонний» мужик в наряде, смутно напоминающим отставного майора, но, почему-то, в плащ-палатке ярко-оранжевого цвета. Она не сомневалась, что демонстрация неправдоподобного явления – жуткие фокусы Зуранова, который решил с помощью своего ряженого приятеля проверить, на сколько верна ему его Жанна.

«Убедился? – гневно подумала она. – Ну и соси… морковку! Кому ты нужен, пусть половой гигант, но с безумным взором?». В данном случае, она рассуждала, как та самая лисица из басни Андрея Ивановича Крылова, где главная героиня повествования хаяла виноград. «Хоть видит око, да зуб неймёт». Если честно, то Зуранов Жанне больше чем нравился, она не хотела бы его потерять…

Осторожно она выбралась из парковых зарослей на дорожку, и вдруг – о, чудо! – она увидела лежащего на скамейке в стельку пьяного бомжа. Он… отдыхал не совсем на земле, а на каком-то куске старой фанеры, широко раскинув руки.

Она стащила замызганные, мокрые от мочи, штаны с «лишнего» человека общества. Надела на себя. Ей повезло, что в видавшие виды брюки был вдет поясной дерматиновый ремень. Потом позаимствовала у лежащего и находящегося в полном отрубе человека, неопределённого возраста, и куртку, от которой шла жуткая вонь.

Преодолевая состояние тошноты, Жанна надела на своё голое тело всю эту рвань и решительно вышла из кустов на большую дорожку городского парка. Двое полицейских, , нарисовавшиеся на одной из площадок парка, увидев юную бичиху, со смехом прошли мимо её, что-то говоря друг другу в её адрес. Такой расклад, вполне, устраивал киоскёршу Жанну Тардовскую. Меньше расспросов и дознаний, значит, и меньше проблем.

Часа через полтора она добралась до дома. Дверь ей открыл ей отец, ни сколько не удивившись экзотическому наряду дочери. Он только угрюмо заметил и с горьким сожалением заметил, что всем членам семьи изрядно надоели её выходки и ночные похождения. Пора браться за ум. Не ребёнок ведь, а уже взрослая женщина.

Но гораздо строже обошлась судьба с её случайным знакомым Антоном Григорьевичем. Полицейская машина, курсирующая в районе городского большака, чуть не зацепила бампером пожилого «аполлона» в неглиже, перебегающего улицу и держащего свое «хозяйство» в ладонях. Понятно, что он протрезвел, потому и напал на него приступ стеснения.

Поначалу бедолагу хотели сдать в «психушку», но когда он дыхнул на блюстителей порядка, им всё стало ясно: пьян не значительно, ровно на столько, чтобы казаться абсолютно… трезвым. И когда Антон Григорьевич стал рассказывать чудную историю о том, что его совсем не ограбили, а бежал он в спешке от непонятного светящегося мужика, причём, откуда – из какой хазы, не помнит, тут уже чётко определили – человек за гранью белой горячки.

Антон Григорьевич был человеком законопослушным и сообщил ответственным работникам полиции все данные о себе: где проживает, кем недавно работал, кто жена и прочее. Из полиции любезно позвонили его жене и с юмором обрисовали сложившуюся ситуацию. Но его супружница, парикмахер-визажист, Арина Вахтанговна, категорически отказалась принести в «обезьянник» утром законному мужу какую-нибудь одежду.

«На кой чёрт мне сдался кабель плешивый!». А детям она сказала: «У вас больше нету папы! Не смейте с ним даже разговаривать!». И ребятишки покорились, склонив головы.

Утром его отпустили восвояси из «обезьянника»… Кроме того, полицейские вошли в положение бедолаги и даже подарили ему рванные трикотажные штаны. Уборщица принесла сюда кое-какую старую, чтобы превратить её в тряпки для мытья полов. Всё элементарно и просто.

Наконец-то, вернувшись домой, в коридоре своей квартиры, Антон Григорьевич увидел небольшой чемодан и непринуждённо весело спросил:

– Ариночка, к нам кто-то приехал в гости?

– Нет! Однозначно, ты сейчас от нас рвёшь когти! И стремительно, как торпеда!

Она любезно дала ему на дорогу целых пятьдесят рублей, чтобы доехать до родственников, которые жили от этого славного города, по меньшей мере, в десяти тысячах километров. В чемодане Антона Григорьевича, разумеется, лежали в целлофановом пакетике все его документы, фотография жены и детей и ветхий хлам, который Арина Вахтанговна планировала ещё вчера вынести на помойку. Так вот и завершилась «сладкая» семенная жизнь «любителя» сексуальных приключений.

Следующим утром почти перед самым входом в пещеру Зура остановились два очень старых человека. В знак того, что они пришли с мирными намерениями, пришедшие бросили свои короткие и толстые дротики с кремниевыми наконечниками на землю, себе под ноги. Они, в терпеливом ожидании, присели на длинную и широкую скамью, сложенную Зуром несколько лет тому назад из огромных кусков каменного угля.

Незваные и нежеланные гости не застали врасплох Зура и Тан, давно уже поджидающих тех, кто идёт сюда. Обезьяна и охотник видели их издали на кривой горной тропе, ведущей только к Чёрным Камням. Тан встретила пришельцев агрессивно и даже намеревалась раздавить стариков своими огромными лапами-руками, как двух мелких термитов, но Зур легонько и упреждающе погрозил ей пальцем.

«Хвостатой женщине» не нравилось то, что кто-то собирается нарушить их покой, уклад жизни, ставший для обоих привычным. Она, глянув с тоской на Зура, и появившихся людей, не спеша, удалилась в дебри леса. При этом обезьяна не издавала никаких звуков. Видно, пришло время для такого, чтобы Зуру и Тан расстаться. Она ушла, возможно, для того, чтобы никогда не вернуться назад. Конечно же, она помнила, что Зур спас её от смерти и за это была благодарна охотнику. Напоследок он дружески махнул «хвостатой женщине» рукой.

Понятно стало Зуру, что старики пришли из Племени Уходящих. Определить было не трудно, потому что на шеях у обоих висели завязанные сухожилия, вытянутых из конечностей горного бурого оленя. Два конца, опущенные от узла вниз, символизировали человеческий шаг или две ноги во время движения – символ Племени Уходящих. Да разве ж только это? Зур узнал появившихся у Чёрных Камней людей. Десять лет тому назад именно они привели его сюда.

У молодого изгоя имелся такой же талисман, такое же завязанное узлом сухожилие… Даже изгнанники никогда не лишались покровительства богов. Ведь бурый олень – Священный Охон, являлся покровителем не только для многочисленного Великого племени, но и лично, для него, Зура. Старики в набедренных повязках из белой козьей шкуры встали со скамьи, сотворённой из чёрных камней. Они поступили так потому, что, наконец-то, хозяин пещеры обратил на них внимание.

– Зур не понимает, зачем к нему пришли люди. Он знает, что и пришедшие сюда намерены говорить, – мудро и с достоинством изрёк изгнанник. – Может быть, они принесли Зуру его отнятые человенческие права?

– Да, и Рав, – сухопарый старик с удлинённым лицом энергично ударил себя ладонью в грудь и тут же указал растопыренными пальцами на попутчика, – решили сообщить Зуру, что с тех пор, как он стал жить в пещере у Чёрных Камней, произошли большие перемены.

– Зур не помнит, – продолжил второй пришелец, – но именно охотники Рав и Дэд привели его сюда, к пещере Чёрных Камней.

– Говорить так, значит, ничего не знать. Зур помнит всё! – категорично ответил изгнанник. – Он даже помнит, что с охотниками был и третий, ничего не умеющий видеть. Зур не разучился в одиночестве думать и говорить. Его здесь слушали боги, звери, деревья и травы.

– Слепого Кора, способного издавать чудесные звуки и совсем не умеющего предсказывать чужие судьбы, забрали к себе боги, – пояснил Рав. – Многие ушли в другой мир. Зур должен радоваться этому – они умерли, чтобы сразу же родиться.

– Не только радоваться, но и печалиться, – с иронией заметил изгнанник, – потому, что Зур никогда их больше не увидит… среди людей, камней, деревьев и трав. Но он никогда и не хотел никого видеть, никого из тех, кто называет себя людьми.

– Зур, не очень давно потерявший отца Льси и мать Длё, теперь никогда не увидит и своих братьев и сестёр – никого из родичей, – пояснил Дэд. – Подземные боги и злые духи прислали в племя Чёрную Болезнь (скорей всего, чуму). Это случилось половину времени назад, того времени, какое Зур провёл в одиночестве. Изгнанник не предполагал, что Племя Уходящих сократилось больше, чем наполовину. Всего лишь, наполовину. Слава Великому Дагу Бо!

Молодой изгой немного помолчал и утвердительно заявил, возразил:

– Обо всём этом Зур хорошо знал. К нему приходили по ночам хорошие боги и добрые духи. Зур так же ведает, что больше нет на земле главного колдуна Када и Великого вождя Наста.

– Зур не мог про то знать! – запротестовал Рав, настроенный не так агрессивно, как его попутчик. – Такое не дано знать одинокому человеку, ведь Зур не общался с Уходящими.

– Или общался? – ехидно поинтересовался коренастый Дэд. – Если общался, то на всё племя может лечь проклятие Священного оленя Охона или даже Дагу Бо. Добрые боги не так болтливы. Они ничего не могли сказать изгнаннику, помощнику злых андров.

– Дэд ошибается, ответил изгнанник. – К Зуру по ночам приходили многие Уходящие, из тех, чья тропа уже пролегла в один из Иных Миров. Они просили у Зура прощения. Он простил их. Но Зур простил так, чтобы суметь навсегда забыть о них.

– В чём же виноваты Уходящие перед Зуром? – Дэд явно был настроен враждебно.

– Если Дэд подумает, то он поймёт, – уклончиво ответил Зур и тут же спросил. – Зачем же Дэд пришёл к пещере у Чёрных Камней?

– Пусть ответит Рав! – огрызнулся Дэд.

– Великий вождь племени Нму, сын ушедшего в мир богов мудрейшего и сильнейшего Наста, и главный колдун Рна решили, что мальчик Зур ни в чём не виноват и пусть себе живёт одновременно в двух мирах, если так пожелали боги. – Охотно и торжественно пояснил Рав. – Получается, что Зур был прав, когда предсказал гибель Жока и его близких. Некоторые Великие в племени считают, что многое произошло напрасно.

Рав тут же вынужден был признать, что Уходящие за изгнание из племени мудрого юноши были справедливо наказаны самим Дагу Бо. Так им сказали Боги. Они и позволили андрам и злым духам послать на стоянку чёрную смерть.

Отныне Зур будет помогать вождю и старейшинам племени бороться со злыми людьми. Их ведь часто нелегко распознать, нарушающих законы племени, но их надо… находить и справедливо наказывать. Зур пойдёт к Серым Камням!

– А если Зур туда не пойдёт? – изгой демонстративно сел на огромный валун, давая гостям красноречиво понять, что он – хозяин положения. – Что будет тогда?

– Тогда Рава и Дэда убьют, – пояснил Рав. – Убьют и съедят. Они когда-то привели Зура сюда, они и должны увести его назад. Если Зур не подчинится, то Уходящие убьют и его.

– Да, убьют и Зура! – закричал Дэд. – И пусть Зур не спрашивает, почему они так поступят, хотя он знает! Нельзя противиться воле Богов!

– Зур не боится никого, – молодой охотник в гневе встал с валуна, – и он не позволит, чтобы его жизнью распоряжались такие, как Дэд!

– Именно так, как говорит Зур не будет и не может быть! Так Зур не пойдёт к Серым Камням? – Дэд поднял с земли своё короткое копьё. – Если не пойдёт, тогда Зур узнает, что значит старый охотник Дэд!

– Только тогда Зур туда пойдёт, – серьёзно пояснил молодой изгой, – когда Дэд сам согласиться сообщить богам о его решении. Но Дэд должен сообщить немедленно, ни в своих сновидениях и мыслях. Он отправится туда сам и останется там, если его оставят в верхнем мире. Сам Дагу Бо через других Богов должен узнать о решении Зура.

– У Зура прекрасная память, – невпопад восхитился Рав. – Ведь в то время, когда его изгнали, он был ещё совсем мал.

– Очень многое помнит Зур, – молодой охотник настороженно наблюдал за Дэдом, – Рав всё знает сам, Зур помнит и рассказы старейших о том, как однажды и старика Рика много лет тому назад изгнали из Племени Уходящих и после вернули назад. Рик умел лечить страшные болезни…. Зур знает все законы потому, что отец его, Льси, сам из рода Великого вождя Наста и незримого Отца Отцов (что-то наподобие ангела-хранителя всего племени), что уходил к Богам и возвращался, и чьё имя – Мна. Как было с Риком, так и произойдёт и с Зуром. Люди будут любить его и понимать.

– Но Нму и Рна ничего не говорили об этом, – озлобленный и обеспокоенный Дэд ещё крепче сжал в правой руке дротик. – Пускай к Богам идёт Рав!

– Рав готов пойти и передать самому Дагу Бо о согласии и решении Зура вернуться к Уходящим, – спокойно сказал Рав. – Он всё сделает сам! Без страха в сердце и печали в глазах.

– Нет! Пойдёт не Рав, а Дэд, – заупрямился Зур, – у которого недоброе сердце. Его от злости может излечить только тот… другой мир, в котором никогда ещё не бывал и Зур. А если и бывал, то не помнит об этом.

Рука Дэда напряглась. Мгновение – и дротик пробило бы горло Зуру, брошенный внезапно, снизу, от правой ноги. Но изгой успел увернуться и тут же крепко сжать левой рукой горло коварного старика. Короткое копьё вонзилось в ствол мандаринового дерева.

– Дэд пойдёт к богам сам или надо ему помочь? – спросил Зур, отпуская горло незваного и неприятного гостя.

– Пусть Дэд не так молод, но он отважен и не боится ухода в неведомое, потому что он из Племени Уходящих, – сказав это, Дэд отстранил рукой Зура, подошёл к мандариновому дереву и вырвал древко дротика из раненого ствола. – Он всегда был храбрым.

Спорить с ним Зур не стал, но сказал Дэду, что тот, прежде всего, подлый человек. Об этом было известно всем ещё тогда, когда Зур был юношей.

Буквально накануне встречи Зуранова с актрисой Козицкой и «перелёта» его в мир прошлого, точнее, в дальнюю эпоху Раннего Неолита, его бывший, непосредственный начальник, полицейский генерал-майор Пётр Иванович Листрилов решил обзвонить, прямо из своего рабочего кабинета, всех своих «блатных», «крутых» и «влиятельных» знакомых. Дело в том, что ему показалось, что Зуранов во время встречи с ним вёл себя дерзко и нагло. Надо же! Это с ним, с самим Листриловым вести себя… очень смело и непочтительно! Ни какого уважения!

Какое-то, чмо, «летающее» быдло, задумало спорить с ним, с Листрилов, влиятельным человеком в солидных кругах и даже не последним человеком в «партии власти»!

Генерала клятвенно заверили буквально все, кому он звонил, на том конце провода, что скоро Зуранов лишится лицензии детектива, что спрячут его в «психушку». Да, они, великие и могучие, сделают так, что его даже не возьмут грузчиком ни в одну из торговых точек азербайджанцев. Один товарищ или господин, ещё по другой, старой партии, заверил Листрилова, что и жилья Зуранов лишится…

Всё можно сделать, если просит такой… уважаемый человек. Ему обещали сделать всё возможное и не возможное, потому что боялись этого толстого борова, который жил и не понимал, что давным-давно занимает чужое место. Пусть Листрилов не самая «жирная свинья», но получать то, что и его правнуки не смогут заработать, он тоже имеет… право. Так он, по крайней мере, считал. Не так уж и мало пока в стране таких… листриловых. А ведь с виду добродушные и способны в случае необходимости изобразить из себя пламенных патриотов.

Уже вечером, у себя дома, в личном кабинете, в шикарной пижаме Листрилов с большим кайфом попивал кофеёк и терпеливо ожидал, когда его юная жёнушка Ирида вернётся домой на личном «кучерявом» авто после посещения специальных массажистов, визажистов и невесть кого.

Очень справный на лицо и другие части тела Листрилов праздновал победу над неофициальной наукой и прочим быдлом, которое, никак не могло забыть о существовании феноменального придурка Зуранова. Он не столько ненавидел самого Зуранова, сколько хотел доказать всем «идиотам», что он – Листрилов. А это кое-что значит.

Ему было немного скучновато находиться одному в пятикомнатной квартире. Горничная уже ушла, завершив свои дневные дела по дому. И он решил включить просто телевизор. Глянуть, что там такое… яркое и несуразное, но приятное глазу демонстрируют. Так и сделал… Но скучновато бывает. Дети его выросли. Устроились. Старую жену Нону он отправил на заслуженный отдых, добыв ей по дешёвке двухкомнатную квартиру. «Пусть себе живёт… старушка».

Выйдя из раздумий, он упёрся глазами в телеэкран, потому что там показывали что-то, как будто, смешное и развлекательное. Но сосредоточиться на пошлом показе и… заказе ему помешал невообразимый грохот и яркое свечение в кабинете. Перед ним появился высокорослый, стройный и белокурый мужчина в светящемся оранжевом плаще, с синей повязкой на голове… Посланник Великого Дагу Бо, странствующий в Мирах, Лики-Ти.

– Что за дела? – возмутился Листрилов, не успевший испугаться и понять, что происходит. – Что тебе тут надо?

– В предыдущей жизни ты, сидящий передо мной в образе человека, был дворовым псом! – неоднозначно сказал Лики-Ти. – Станешь ли ты в следующей, хотя бы, мухой? Да ведь и это надо заслужить!

– Ты мне тут брось маскарады устраивать? Как попал сюда, мужик? Отвечай! Или, вот сейчас, доберусь до пистолета в сейфе – и пристрелю тебя!.. Впрочем, понимаю. Переутомился. Работы было много. Пошёл прочь! Мерещатся тут всякие! Кыш!

Лики-Ти поднял вверх правую руку, и полицейского генерал-майора, как бы, парализовало. Он не в силах был даже пошевелиться. Но соображать стал лучше, понимая, что за его воспитание взялись, вероятно, Высшие Силы. О том, что такое иногда случается, он где-то и когда-то читал… в какой-то газетёнке.

Ничего не поделаешь. Иногда даже ответственные чиновники смотрят сквозь пальцы на разного рода, существующую белиберду. Не слишком ли много демократизма и демократии. Ведь с разного рода проходимцами следует бороться, а не позволять им устраивать «концерты» и на этом обогащаться. «Пусть процветают уважаемые и деловые люди, – подумал Листрилов, – а не мелкие проходимцы».

– Запомни, Великий избранный самим Дагу Бо, которого скоро все будут называть Идущим по следу, – сказал Лики-Ти, – выдержит все земные испытания, данные ему Свыше. Ты не ослышался, я говорю тебе о человеке, кого вы здесь называете Зурановым!

От страха еле ворочая языком, Пётр Иванович, начал слабо возражать, пытаться спорить с Лики-Ти, доказывая, что в полудурке и неудачнике Зуранове нет ничего великого. Даже сомнительно, что он перелетает из одного времени в другое. А если это даже и так, то ничего, так сказать, умелый частный сыщик сверхъестественного делать не способен.

– Если бы он, хотя бы, как Ури Геллер, умел взглядом гнуть ложки и вилки, – возразил Листрилов, – тогда бы – другое дело. Я тогда бы сказал: «Ты, Алексей, молоток!». А тут, ты пойми меня, он ни в чём – ни уха – ни рыла. Хреноплёт, какой-то! А я, может быть, стану скоро Почётным жителем нашего города. Есть такое мнение.

– Карающего и справедливого Лики-Ти не радует грязная болтовня подлого земного существа, но смысл, сказанных им слов, он понимает! – посланник перешёл на привычный русский язык двадцать первого века. – Запомни, что тратить человеческую жизнь на то, чтобы гнуть энергией души железные предметы, летать, подобно птице; ходить по воде и просачиваться сквозь стены, не разумно и грешно. Это не большие чудеса! А ты жестоко заплатишь за свою подлость, за судьбы тех, у кого отнял последнее, кого обидел.

– Грозить только не надо! Тем более, я понял, что сплю. А если ты и марсианин какой-нибудь марсианин, то заруби себе на носу: у меня добрые связи и в Думе и Министерстве, мне даже сам президент жал руку…

– Если до завтрашнего утра, ты не сообщишь своим приятелям-шакалам, что Зуранова опасно обижать, потому что его действиями руководит Сам Великий Дагу Бо, то каждого из них постигнет жестокая кара. И даже смертью своей, кровью и слезами они не смоют своих грехов. Ты же, данный людям, как злое испытание их судеб, будешь наказан. Никто и никогда ещё не мог вмешиваться в дела Всевышнего, Стоящему Над Всеми и Живущему Во Всём и Всегда!

Сказав это, Лики-Ти, в буквальном смысле слова, растворился в воздухе. Генерал-майор открыл глаза. Понятно, он задремал на несколько минут в кресле, и ему померещилась всякая чертовщина. Но, тем не менее, на душе у него было не спокойно. А если здесь не сон? Впрочем, конечно же, сон. Что тут может быть другое?

Однако чувство непонятной тревоги овладело Листриловым. Он решил обзвонить всех своих хорошо знакомых и влиятельных людей, которым дал задание сгнобить Зуранова. Первым, кому он позвонил, был начальник городского отдела Конюшин, в котором чиновники занимались поддержкой частных предпринимателей и малого бизнеса. Этот… Конюшина, разумеется, классно грел свои руки на данном поприще, как говорится, не отходя от кассы.

Он взял трубку телефона и набрал нужный номер. Сказал:

– Алло! Степаныч? Опять я, Листрилов. Вот решил тебе позвонить домой. Отдыхаешь? Послушай, тут я насчёт Зуранова тебе сегодня говорил. Знаешь, подумал и решил, что я погорячился. Пусть парнишка работает. Не надо ему мешать. Что, да тут, Миша, не моё личное мнение. Мне пришёл… кое-откуда настоятельный совет… э-э… сверху.

В общем, Листрилов сообщил, что, как говорят, «есть мнение», что Зуранова пока не стоит тревожить. Всё-таки, он, как бы, своеобразная городская достопримечательность, вроде как, куда-то… летает. Телефонный собеседник генерал-майора зычно засмеялся и выразил уверенность в том, что это полная брехня

– Да, я понимаю, что брехня, Михаил Степанович, – сказал Листрилов. – Но надо дать на эту тему отбой… Скоро опять полёчу на вертолёте. На охоту… собираюсь. В Сибирь. Будем изюбров постреливать. Наметили там своё присутствие очень ответственные товарищи… э-э… господа. О тебе? Как же! Обязательно словечку замолвлю.

Таким образом, Листрилов позвонил ещё по шести домашним телефонам. Когда закончил запоздалое, но благое дело, вытер пот со лба. С удовлетворением подумал, что снял гору с плеч и, на всякий случай, обезопасил себя. Но тут он ошибался. Наказание, предназначенное ему от имени Лики-Ти, которое уже начало действовать, было неотвратимым.

Да и забыл он звякнуть владельцу частной охранной фирмы «Бык» Родиону Потапченко, в не таком далёком прошлом, авторитетному вору по «погонялу-погремухе Зяблик». Листрилов почти запамятовал, что дал задание своему другану и, кое в чём, подельнику как следует, при случае, помять бока Зуранову. Чтобы пацан не зарывался. Одним словом, выпало у генерала, малость, из памяти, что на такую вот тему он нагрузил и Зяблика, который, в силу определённых причин и обстоятельств, рад был услужить «главному менту».

Отойдя в сторону, к чёрно-бурой скале, Дэд сунул острие дротика себе в рот. Крепко держа древко обеими руками, старик с разбегу ударил тупым концом короткого копья о скалу. Острый наконечник вышел из задней части шеи, на три пальца ниже затылка. Копьё было сделано добротно, его кремниевое остриё, прикреплённое к узкой, колющей части древка, даже не сдвинулось с места.

Кровь резким фонтаном брызнула на зелёные травы и листву деревьев, капли её долетели до щёк и губ Зура и Рава. Ни с чем не сравнимый запах крови и, одновременно, смерти распространился вокруг. Хрипя и корчась в агонии, Дэд упал прямо под скалой, судорожно вцепившись старыми руками с редкой белой шерстью в толстое древко, омытое красной влагой. Через несколько мгновений он затих.

– Дэд покинул своё тело, – улыбнувшись, заметил Рав.– Он не был очень злым, просто – ворчливым.

– Пусть так, – глухо отозвался Зур, – хотя совсем не так. Но кому-то ведь нужно было передать сообщение богам. Тут без посыльного не обойтись. Небесные жители обидчивы.

– Не надо было так делать, – махнул рукой Рав, – небесные жители и без того всё знают. Дэд ещё три дня и три ночи будет рядом с нами. Но то будет другой Дэд – невидимый. Разве Зур не ощущает его присутствия?

– Зур даже видит его. Он теперь прозрачный и почему-то смеётся. Зур часто замечает то, чего никогда не видел даже в детстве.

– Потому, что Зур долго находился в одиночестве, и боги дали ему мудрость, и второе зрение. Так происходит, но не со всеми.

– Да, Зур разделяет мнение Рава. Зур может иногда видеть без глаз и слышать без ушей. Он даже кожей ощущает и понимает то, что может показаться обычному человеку дуновением ветерка, говорить на большом расстоянии без языка. Но не всегда такое получается.

– Зур – великий колдун! – изумился Рав. – Он когда-нибудь расскажет Раву о том мире, куда он часто летает и где иногда живёт?

– Так и поступит Зур. Но только Рав ничего не поймёт и многому не поверит.

– Старый охотник Рав должен открыть молодому Зуру большую тайну, – осторожно сказал Рав. – Великий вождь Племени Уходящих Нму на то, чтобы уговорить Зура вернуться к Серым Камням, дал много времени – целых семь солнц и столько же лун. И три дня и ночи – на дорогу к стоянке. Нму, как и Главный колдун племени Рна, понимает, что летающий в мирах может раствориться на долгое время в воздухе. Об этом помнит не только Рав, но и все старые жители племени.

– Если бы Зур мог, то он взял бы Рава с собой, – ответил Зур.– Там, в мире будущего, у Зура много дел, и он не забывает об этом. Но тому же колдуну Рна нечего желать в грядущем. Там очень много таких, которые называют себя… колдунами. Но они, большей частью, обманщики и люди, потерявшие разум.

Задумчиво посмотрев на погасший костёр, Рав отыскал на земле два небольших кремня и поднял с земли высохший лист травы Бук-Ду, которая способна загораться от малейшей искры. Он быстро зажёг костёр заново, бросая в него, заранее заготовленный Зуром, сушняк. Молодой охотник заметил, что можно было воспользоваться искрами старого костра.

– Зур многое знает, но не хочет понять простого, – снисходительно отреагировал на слова Зура старик. – Настал особый и праздничный случай, когда должен гореть молодой огонь, если старый уже устал.

Согласно обычаям предков Уходящих в данной ситуации, когда Дэду пришлось отправиться к небесным жителям, бывший изгой должен был съесть левую ногу, а его провожатый – правую. Раньше такое ритуальное блюдо шло в ход в сыром виде, но с появлением огня и умением его добывать люди перешли частично на горячую пищу. «Какие дикие привычки и традиции, – подумал Зуранов, соседствующий с Зуром. – Но придётся действовать… по закону предков».

«Пусть замолчит говорящий внутри Зура,– возмутился внутренний голос дикаря. – Ему не дано постичь, что понятно здесь даже деревьям».

Пока Рав занимался костром и дровами, в которых не ощущалось недостатка, как и в угле, Зур сходил в пещеру за большим каменным топором и умело и быстро отсёк ноги у покойника. Потом он, не торопясь, вырубил из Каменного дерева четыре массивных рогульки и две жердины из тополя, на которые над пламенем костра положил отрубленные ноги Дэда. Ясно, что он предварительно облил конечности покойного старика водой, настоянной на ароматных корнях лилии Моз, а в каменной чеплажке принёс откуда-то небольшие куски коричневой кристаллической поваренной соли. Люди Раннего Неолита (правда, не все) знали её вкус.

Может быть, именно у копытных научились они находить природные солончаки. Или наоборот. Ведь самые первые люди не знали вкуса мяса, поэтому вынуждены были как-то компенсировать недостаток соли в собственном пищевом рационе, а значит, и в организме. Возможно, потребность первочеловеков в соли и заставило их перейти на сырую животную пищу. Хлорида натрия в ней достаточно. Впрочем, тут остаётся только… гадать.

Когда шерсть на ногах Дэда обгорела и кожа начала местами обугливаться и лопаться, а жир и мясо шипеть, Рав удовлетворённо кивнул головой, снимая ноги старого приятеля с жердин.

– Пусть Великий Дагу-Бо и Священный олень Охон, – сказал Рав, поднимая руки вверх, – будут свидетелями! Старый и молодой охотник сделали всё, как надо.

Принимать в пищу человеческое мясо Зур отказался. Такое поведение в Племени Уходящих не поощрялось, но допускалось. Ведь каждый волен выбирать себе такую еду, которая ему нравится. Поэтому для себя изгнанник поджарил мясо двух заранее разделанных, небольших чёрных кроликов Ртюс.

Очень скоро оба приступили к трапезе. Рав с большим удовольствием ел ноги Дэда, перемалывая крепкими зубами старое мясо и не очень прожаренные хрящи. Выбирал самые вкусные куски. А всё остальное и кости он бросал в огонь. Для этого годились и кролики. Такой обед считался даром богам и одновременно сообщением им, что Дэд через три луны и три солнца отправится в путь.

– Рав хорошо знал и уважал своего друга Дэда, – изумлялся Рав, раздирая ногтями мясо, – но он никогда бы не мог подумать, что Дэд такой вкусный. Пусть он спокойно сейчас прощается с родными местами.

Опьянённый от сытой и обильной еды, Рав игриво погрозил куда-то в пространство пальцем:

– Рав видит Дэда! Пусть он не прячется в пальмовых листьях. Спасибо ему за то, что он такой сочный. Старик, а такой вкусный!

– Наверное, это так, – почти согласился с ним Зур, настойчиво разгрызая кости кролика. – Зур никогда в жизни не ел человеческого мяса, и не будет этого делать. – Никто в его семье этого не делал.

– Зур волен поступать так, как ему вздумается. Но фаланги пальцев правой ноги Дэда очень вкусны. Он, наверное, стал ещё и добрым. Пусть Дэд вскоре отправляется в бесконечную небесную пещеру Великого Дагу Бо… если Всеведущий и Всевышний согласен вести с ним беседу. Но старый охотник и воин может поговорить и с другими Богами.

Когда Рав и Зур сытно пообедали, то, отдохнув немного, подложили в костёр рпобольше дров и угля и сожгли всё, что осталось от Дэда и кроликов. Чёрный дым густым столбом стоял над пещерой, уходя, угоняемый горячим ветром, в знойное голубое небо.

В раздумье Зур взял свой запасной дротик, лежащий у входа в пещеру под старой бараньей шкурой. Пока есть немного времени в минуты короткого отдыха, почему бы ни примотать его к концу короткого копья прочными плоскими лианами дикого винограда Киди. Оружие следует постоянно приводить в порядок. Но вдруг он почувствовал, как тело его стало вибрировать, даже, как будто, то сужаться, то расширяться.

– Пусть Рав терпеливо подождёт здесь Зура, – сказал молодой охотник. – Зур опять улетает в мир будущего и ничего не может с собой поделать. Он не в силах бороться с… Властителями Неба и Времени.

– Рав верит, что Зур передаст большой привет людям из будущего, таким, как он сам, почти совсем не имеющим на своей кожи красивой и густой шерсти! – это уже старый охотник успел сказать пустому месту, где только что находился его собеседник.

Зур внезапно исчез.

Мгновение – и Зуранов оказался в своём офисе, в абсолютной темноте. Он на ощупь нашёл выключатель. Когда стало светло, Алексей увидел на журнальном столике остатки пиршества: недоеденную колбасу, пустые бутылки, окурки… Брошенную на кресле мужскую и женскую одежду. В пиджаке лежал паспорт на имя Забелина Антона Григорьевича, две сотни рублей с копейками, автобусный билет… Сумочку, да и одежду Жанны. Алексей всё понял.

Он усмехнулся. Совсем недавно он расстался с обезьяной Тан, можно сказать, пусть со зверем, но другом. А теперь вот, получается, что завершились его отношения и с миловидной и разбалованной киоскершей Жанной. Придётся с ней расстаться. Таких поступков Зуранов не намерен прощать. Никогда! «И ломать свои кулаки о рожу некого Забелина не намерен. Он-то причём, если …».

Всё Зуранов понимал, кроме одного. Каким образом здесь осталась одежда двух сексуальных партнёров? Скорей всего, они сейчас находятся в соседних комнатах. Зуранов внимательно осмотрел буквально офис, даже шкафы, и места, где можно было спрятаться или на первое время скрыть от посторонних глаз трупы. Никого и нигде. Алексей подошёл к входной двери.

Она была заперта. Но ведь ключи от офиса остались в сумочке Жанны. Значит, и они, эти люди, как и он, Зуранов, путешествуют в двух, а может быть, и нескольких мирах. Сыщика такое предположение не столько порадовало, сколько насторожило. Что ж, возможно, он не один… такой.

Его внимание привлекло большое зеркало, висящее прямо тут в большой комнате, в приёмной офиса детективного агентства «Портал». Зуранова поразило то, что, на сей раз, он явился в будущее, в двадцать первый век, не голым: на его плечах висела шкура росомахи, ниже пояса – набедренная повязка, и самое странное – в руках дротик. То самоё короткое копьё, к которому несколько минут тому назад он прилаживал наконечник.

Это была серьёзная и добрая перемена. Если он появился здесь в одежде, значит, может брать с собой в постоянные путешествия небольшие предметы. Будет, вообще, прекрасно, когда он научится управлять своими «перелётами». Пожелал – и отправился в путь. Но настроение его было подавленным. Алексея глубоко оскорбила и огорчила измена Жанны. Наверное, так было уже не однажды. Просто он слепо верил ей.

Зуранов сел на диван, который так и не успел стать местом полового соития Жанны с неким Забелиным. Алексей закурил. Тут, на журнальном столике, имелись и дешёвые сигареты с фильтром, и зажигалка, да и пепельница, наполненная окурками.

Пока ещё стояла короткая летняя ночь, но уже светало. Жизнь, как всегда, ставила перед Алексеем множество вопросов, на которые он часто не мог ответить. Да и вряд ли, даже и знаменитый мифический Шерлок Холмс смог бы объяснить, почему на сей раз Зуранов «нарисовался» здесь не только в одежде дикаря, но и с дротиком в руках.

«Господи, почему я такой, – с грустью подумал Зуранов. – Зачем это всё, неясное, непонятное, страшное? В чём же мой грех, перед тобой и людьми?».

– Сила и слабость твоя в том и заключена, что ты живёшь так, как не дано другим,– сказал тихо кто-то невидимый, не добрый и не злой. – Ты не должен быть просто бродягой в двух мирах. Тебе выпало не только карать и миловать, но и помогать постичь, понять людям то, как они далеки от совершенства, как самонадеянны в своей глупости и жестокости…

– Кто же ты? Белокурый Бог с фиолетовыми глазами? – задал вопрос незримому существу Зуранов. – Если да, то ответь мне, почему я должен жить, теряя родных и близких, испытывать муки одиночества, привыкать к предательству…

– Нет, я не Бог,– ответил, появившийся перед ним, Лики-Ти. – Я, всего лишь, если смотреть на явления глазами земных людей, посланник Великого Дагу Бо. Впрочем, у него много имён и лиц. Их бесконечное число. Я – Лики-Ти. Я из того мира, из той цивилизации, которая немного выше земной… во всех временах. Но и мне не дано знать, что «выше», а что «ниже».

Ни малейшего страха не испытывал Зуранов перед посланником Всевышнего, а точнее, перед представителем «высокой» цивилизации. Он понимал, что в Мироздании существует бесконечное множество обителей, которые не постичь ни умом, ни рассудком даже такому высокоразвитому существу, как Лики-Ти. И нет предела всему существующему, как нет и смерти, ибо всё и всегда есть. И оно в настоящем, потому что и времени нет, а существует лишь его… иллюзия. Что-то понимал Алексей из рассказа Посланника, но многое казалось не постижимым… его человеческим разумом.

Можно ли пройти лишь малую часть пути по одной из земных троп, не совершив греха? Нет! Такого не может быть… никогда! Но если в Мироздании нет понятий «большое» и «малое», то на Земле или в любой другой конкретной обители существует и то, и другое. Пусть сломать ветку живого дерева без особой надобности – грех, но ведь он ничто по сравнению, к примеру, с тем же убийством.

– Но разве я святой, если только что, десять минут тому назад, наблюдал за тем, как старик Рав при мне ест человеческое мясо? – с грустью произнёс Зуранов. – Ведь именно я вынудил Дэда, по сути, покончить с собой. Ведь я прав в своих сомнениях, почтеннейший Лики-Ти.

– Ты и прав, и не прав одновременно. Не забывай, что ты человек, сразу же скажу, и далеко не святой. Тебе дано жить по тем писанным и неписанным законам, которые существуют и действуют вокруг тебя. Ведь Дэд, нарушив священное табу Племени Уходящих, попытался убить тебя, Зуранов. Ты забыл об этом.

– Стараюсь быть справедливым, но не всегда получается…

– Что ж, поделаешь, если порой зло учит нас добру и наоборот. Ведь тебя не спросили Высшие Силы, хочешь ли ты жить в двух мирах, поочередно, – то в одном, то в другом. Они не поинтересовались, согласен ли ты терять своих родных и близких, быть отверженным и… убивать.

– Страшная судьба, особенная и нелёгкая.

– Да. Но не воспринимай всё, происходящее с тобой и вокруг тебя, как зло или козни «тёмных» сил. Если они и существуют, то их создаёт сам человек. Но оставим подобного рода разговоры, коим не будет конца. Я должен предупредить тебя, что не всегда смогу прийти к тебе на помощь. Будь осторожен! Тебе грозит опасность… и там, и здесь. Ведь так и есть: стрела – правнучка пули. Не сразу очень многие Миры и Обители становятся совершенными…

– И как же мне жить дальше?

– Защищайся! И это будет поучительным примером для других. Будь истинным учителем людей, истинным Идущим по следу… зла. Многие не любят праведников. Но это их беда, их гибель… Скептики смешны и неуклюжи. Их состояние можно назвать болезнью вселенского масштаба. Ведь смерти нет! Её не существует.

– Мне нелегко это понять, Лики-Ти.

– Озарение приходит не сразу и не ко всем. Господь никому не позволит сойти с Тропы Совершенства, Он кропотливо даже зло превращает в добро. Здесь, на Земле, ты сумеешь, Алексей, отличать чёрное от белого. Но ты не научишься быть святым, ибо у воды стоящему нельзя не замочить ног. А тебе не однажды придётся входить в «мутную воду». Так уж тебе выпало.

Разговор их был долгим, но он нисколько не утомлял Алексея. Оказывается, его жизненная задача в двух мирах была проста: защищаться и защищать других, отвечать на вопросы тех, кто желает видеть «дальше собственного носа». Когда Лики-Ти, не прощаясь, как бы, растворившись в воздухе, исчез из офиса, Зуранов стал думать о дальнейшем своём житье-бытье, о делах, самых обычных, земных.

Теперь физически и сознанием своим Зуранов ощущал, что с сегодняшнего дня обладает достаточной энергией для того, чтобы возвращаться из одного мира в другой тогда, когда он сам пожелает этого. Алексей чувствовал, что произошли глобальные перемены, и не сомневался в том, что это так.

Достаточно только подумать, пожелать, не напрягая головного мозга – он переместиться из одного времени в другое. С него во время полётов не будет больше спадать одежда и, кроме того, он сможет брать с собой, из мира в мир, то, что посчитает нужным. При желании и любого человека можно будет сделать своим попутчиком, если крепко схватить его за руку. Видимо, в том теперь имелась необходимость.

С Жанной, которую испугал своим внезапным появлением Лики-Ти, он решил окончательно порвать. Зачем идти по двум необъятным мирам с миссией бича божьего и проповедника, с тяжёлым и ненужным грузом? Только сейчас Алексей осознал, как греховны дёйствия и поступки тех людей, которые выдают за самые благие поступки и действие зло, совершаемое ими.

Разве можно назвать человеком того, кто является организатором войн, глобальных и локальных преступлений, кто старается, в буквальном смысле слова, на костях других людей построить своё личное благополучие и своих родных и близких? Нет!

Но ведь ведают бесы в человеческом обличье о том, что они, продающие землю, на которой испокон веков живут не всегда сытые люди, являются убийцами и палачами… в глобальном масштабе. «Если бы это были просто человеческие пороки, – размышлял Зуранов, – а ведь здесь страшные преступления, которые нельзя списать или простить».

Всех приведёт к одному Земная Смерть! Но к одному ли? Тот, кто жил неправедно, пройдёт весь свой путь через множество не самых приятных обителей Мироздания, начиная с «нуля». И это справедливо, ибо Всевышний совершенствует энергию Мироздания и ничему не позволит… умереть.

Но стоило, не теряя драгоценного времени, перейти к делу, которое, на первый взгляд, казалось не совсем обычным. Зуранов даже не отметал в сторону тот вариант, что, возможно криминала в смерти Воротова не существовало. Несчастный случай. Он теперь, совершенно кстати, вспомнил, что во многих местных газетах и в некоторых центральных был напечатан некролог и сдержанно-тёплые слова о талантливом и, пожалуй, «очень заметном для своего времени» скульпторе Воротове.

Он – автор нескольких известных монументов, даже за рубежом, и не только вождю мирового пролетариата, но и видным тамошним политическим деятелям. Василий Абрамович – член Академии художеств… лауреат… заслуженный… удостоенный и прочее. Изрядно обласканный официальными и не очень кругами мафии, так называемой элитой. Личность, практически, не прикосновенная.

Кто, за что и почему его посмели убить? Ко всему прочему, авторитет Воротова подняли на довольно высокий уровень перед самым уходом его на заслуженных отдых (уйти стоило вовремя, ещё двенадцать лет тому назад). Но он не успокоился, свято поверив в свою гениальность, и продолжал, даже после бесспорного важного события, преподавать несколько специальных предметов по вопросам профессионального мастерства будущих ваятелей в местном высшем учебном заведении, занятом подготовкой художников разного уровня и пошиба.

Как утверждала Козицкая при встрече с Зурановым, скульптор совсем не так и давно занимался поисками какой-нибудь замечательной, пусть полулегальной финансовой организации или коммерческого банка, где его сбережения были бы надёжно пристроены и давали бы значительные дивиденды, то есть приносили ощутимый доход. Василий Абрамович, не имеющих очень близких родственников и возомнивший себя Кощеем Бессмертным, решил обогатиться… ещё на триста лет вперёд.

Об этом факте знала только Лилия Максимовна, ведь Козицкая всю сознательную жизнь находилась со скульптором на дружеской ноге. Ещё бы! Два гения.

Благодаря одному из них, на свет появлялись, как цыплята из-под наседки, каменные, гипсовые, бронзовые, чугунные мужики в кепке. Другая же, Козицкая, с огромной страстью в кино и на сцене играла, изображала правильных женщин: передовиц производства, ударниц труда, отважных разведчиц и т. д. «Играла сносно, – подумал Зуранов, вспоминая случайно им просмотренные киноленты в период детства,– местами даже упоённо и залихватски».

Художественный фильм «Привет от Фроси!», где она играла главную роль, ничем по уровню не отличался от нынешних крутых российских боевиков, юмористических и других сериалов, содранных, в основе своей, а зачастую, и один к одному, борзыми сценаристами и, как бы, романистами, с многочисленных американо-голливудских сказок, типа «Рэмбо».

Даже самые незначительные факты могли привести к истине в расследовании сложного и необычного дела – гибели скульптора. Прежде всего, потому Козицкая желала докапаться до истины, что с молодых лет была знакома с Воротовым. Сначала, не так долго, между ними установилась самая тривиальная плотская связь. Но скоро они поднадоели в этом плане друг к другу, и любовь их стала платонической. Подобные случаи встречались не так уж редко между представителями противоположных полов из среды творческой интеллигенции советского периода.

Да и сейчас, в период «культурного декаданса» происходят подобные явления. Старушка Козицкая явно гордилась давним и близким знакомством с Воротовым. Ведь она с большим удовольствием в разговоре с сыщиком «уплывала» в светлые дни своей яркой и неповторимой молодости.

Алексей был терпелив и, собрав всю силу воли, старался переработать в своём головном мозгу даже, на первый взгляд, ненужную информацию. Тут, для начала, сгодится и сумбурная исповедь кокетливой старушки. Но «лайф стори» Козицкой, по его глубокому убеждению, к делу отношения, всё же, не имела. А если посмотреть на произошедшее с другой стороны, исключая какие-либо отношения скульптора с актрисой? Ведь существовали же и другие женщины, и они могли бы стать причиной трагедии (если здесь убийство).

Кое-какие справки о личности Воротова Алексей навёл. Для него уже не являлось тайной то, что Василий Абрамович слыл старым ловеласом и при этом до самых последних минут жизни оставался убеждённым холостяком. Именно, его привычное поведение в быту и своеобразное отношение к дамам тоже могло стать причиной его смерти… Об его каменный характер-натуру разбивалась ни одна женская душа: художницы, поэтессы, малярши, буфетчицы… Не только в молодости, но и в довольно зрелом возрасте он был крепким стариком.

Он очень себя любил, ценил и понимал. Не желал смотреть правде в глаза и признавать то, что «до последнего вздоха» создавал уродливых идолов, которые, как личности, очень быстро уходили в небытие. «Отвратительное получается зрелище, когда рюмка, безобразно слепленная из обычного «бутылочного» стекла, – с сарказмом подумал детектив, – считает себя хрустальной вазой».

Вот таким был гений, абсолютно признанный и громогласно поднятый на щит после вручения ему определённых наград на государственном уровне… по «воле» и «от имени» народа. Иначе пока не происходило. Но, возможно, ветер перемен не за горами, и, возможно, мощный воздушный, живительный поток скоро порадует Россию.

Зуранову ещё предстояло узнать, что перед своей смертью, которую скульптор, скорей всего, не планировал, Воротов почти все свои сбережения обратил в доллары. Он поступил так, не взирая на то, что курс данной валюты, как бы, падает. Парадокс! Бумажка, «обеспеченная» десятикратным государственным долгом, идёт ещё по миру с «гордо поднятой головой». Как уже давно, что называется, нищий с сумой сошёл с ума, вообразив себя владельцем чужих богатств, к примеру, российских.

Здесь уже даже не двойные или тройные стандарты закордонных проходимцев, а синдром обогащения любым способом на базе колониализма, пока ещё существующего, но замаскированного и неумело заретушированного.

После ухода в мир иной пенсионера и скульптора Воротова даже самые натасканные «следаки» и «опера» не обнаружили ни на банковских счетах, ни в сейфе и в шкафчиках ваятеля ни одного цента, ни единой копейки. В общем, официальным ищейкам, которые и не очень-то старались, оставалось только развести руками. Нет – так нет! На нет и суда нет. Как знать, возможно, беден был художник, потому что подарил при жизни все свои сбережения какой-нибудь очень «левой» партии или очередной девочке-хохотушке.

Но вот, как раз, в том Лилия Максимовна глубоко и категорически сомневалась. Скульптор был, образно говоря, бережлив, как тысяча гоголевских Плюшкиных. И если у него где-то и что-то ценное ещё лежит, то теперь отыскать это очень и очень трудно. Пожалуй, невозможно. Наверняка, имеется (или имелся) на данный счёт определённый юридический документ, законный или… липовый.

Кроме того, Воротов был очень скрытен, на столько, что даже своему верному другу и товарищу, Козицкой, не доверял никаких секретов, касающихся его финансовых операций. Но она, как и некоторые, возможно, заинтересованные господа примерно знали, какие денежные суммы проходят через руки «скромного пенсионера». Даже, по грубым и приблизительным подсчётам, довольно не малые.

В раздумьях по поводу трагической смерти Воротова Алексей так и встретил утро. Домой ехать уже не имело никакого смысла. Следовало отрабатывать и в срочном порядке аванс, выданный ему Козицкой. Зуранов, наконец-то, снял с себя шкуру-накидку и набедренную повязку. Спрятал всё это вместе с дротиком в закрывающийся платяной шкаф в соседней комнате, в которую, вообще, редко заходил. Потом тщательно помылся и побрился в ванной комнате, надел байковую рубашку, чёрный джинсовый костюм и кроссовки.

Немало времени ушло на то, чтобы убрать остатки закуски и выпивки после пиршества в его отсутствие, помыть посуду… «Змея распутная, нагадила и… слиняла». Снова он закурил, садясь в кресло. Находясь ещё под впечатлением недавних событий у Чёрных Камней и встречи с Лики-Ти, он решал, с чего начать своё расследование.

В офис позвонили, потом и постучали в дверь. Он с удивлением глянул на настенные часы. Чуть больше семи утра. Посетитель? В такую рань! Наверняка заявилась, как бы, раскаявшаяся Жанна, пришла за своей одеждой. Алексей ухмыльнулся и направился к входной двери. Отворил её.

Но он ошибся. В проёме двери нарисовалась не она. На пороге стоял, совершенно один, без личной охраны известный предприниматель, директор и совладелец открытого акционерного общества «Кабельный завод. Отечественные технологии» Михаил Арнольдович Шнорре. Невероятно, но он был один. Утренний визитёр с волнением сообщил, что приехал сюда без охраны и не на своём чёрном «Ланд Крузере».

Можно сказать, что вид у этого крупного предпринимателя и промышленника был жалок. Растерянный и озабоченный седой мужчина пожилого возраста, местами заметно лысый, маленький, небритый, в расстегнутой одежде, причём, явно, под хорошей мухой. Он внешне совсем не походил на магната большого уровня.

– Проходите, Михаил Арнольдович! – предложил нежданному посетителю Зуранов. – Понимаю, что такие люди, как Шнорре, просто так частные детективные агентства не посещают. За вами кто-то гонится?

– Пока нет. Но в дальнейшем – не исключено, – Шнорре бесцеремонно прошёл в главную комнату офиса и сел кресло. – Мне приятно, что вы знаете, господин Зуранов, кто я такой. Но мне от этого не легче.

– Вы тоже без грамматических ошибок назвали мою фамилию, – ответил Алексей, присаживаясь напротив. – Значит, вам, по сути, некуда идти. Или я не прав?

– Почти так и есть, э-э, Алексей Владимирович. Я нахожусь в очень сложном положении, даже в трагическом.

– Честно говоря, у меня с каждой минутой возникает к вам, Михаил Арнольдович, всё больше и больше вопросов. Но одно я понял. Вы не в себе. Мне кажется, вы пришли ко мне, к совсем не знакомому сыщику, не для того, чтобы пригласить меня на банкет или чаепитие.

– Абсолютно верно, – пьяно мотнул головой Шнорре, и на глазах у него появились слёзы. – Мне не сейчас не светских бесед за чашкой чая.

Разумеется, Зуранова сама жизнь заставила и, можно сказать, уполномочила и благословила на то, чтобы никогда и ничему не удивляться. Он мыслил, опираясь на строгие законы формальной логики, всегда, везде и всюду, но старался не бежать впереди паровоза. Потому и сейчас слушал всё то, что сообщал ему Шнорре.

Даже на то, что казалось ему полным сумбуром, сыщик обращал внимание. Иногда переспрашивал, перебивал рассказчика. Во всём ведь есть рациональное зерно. Только надо его увидеть, по-возможности, «переварить».

– К большому сожалению, люди существуют не только для того, чтобы радовать друг другу, но и огорочать, – заметил Зуранов. – Вас ко мне мог направить только мой однокашник, начинающий адвокат, крутящийся среди таких, как вы, не страдающих…

– Ещё как страдающих! – Шнорре встал и заходил по комнате, руки у него тряслись.– Вы даже не представляете, в каком я положении! Всё правильно! Вас мне рекомендовал ваш бывший однокашник, адвокат, Денис Григорьевич Гранкин. Дениска, блин! Я знаю Дениску с тех пор, когда он на горшок ходил… А сейчас… он ничем мне не может помочь. Он всё знает, но в полицию мне советует… не обращаться.

– Да! Богатым, прошу прощения, в России быть опасно. Надо вовремя… делиться… с кем положено… по неписаной инструкции.

Зуранов встал с кресла пошёл в кухонную комнату, к холодильнику, достал из него бутылку с водкой и тарелку с нарезанной колбасой и сыром, из шкафа – две вилки… Подошёл к журнальному столику, откупорил её, разлил спиртное по рюмкам, которые принёс из кухни…

Они выпили. Шнорре жадно, с «тряской» и дрожью в руках проглотил свою порцию водки, Зуранов поступил так же.

– Теперь успокойтесь и говорите! – Зуранов налил ещё по рюмке. – Поверьте, Михаил Арнольдович, меня удивить чем-либо очень трудно. Но должен предупредить вас, что одно дело, и не слабое, на меня уже навесили. После того, как я разберусь с ним, то, непременно, я займусь и вашим…

– Но то, что расскажу вам я, то, что я пережил и переживаю, – Шнорре был беспредельно импульсивен, – не сможет оставить вас равнодушным. Даже с учётом того, что моя трагедия касается только меня. Но я вам заплачу. Я пока ещё не совсем нищий!

И Шнорре поведал о том, что, в немалой степени, поразило Зуранова. Михаил Арнольдович жил со своей женой, в прошлом, адвокатом Зинаидой Марковной в обычной трёхкомнатной квартире, почти, в центре города. Охрану они дома не держали, не считали нужным, полагали, что врагов у них нет и быть не может.

Кабельный завод – другое дело. Там у Шнорре имелась охрана, по долгу службы, и личный шофёр. Тут от установленных правил он не отступал. Если надо жить, как все, то уж, бог с ним. Жена его, по совету мужа, оставила адвокатскую практику и ушла на пенсию. Да и жили, одним словом, не бедно. Ещё очень даже серьёзно в материальном плане помогали своим сыновьям, простым инженерам, их семьям.

Накануне вечером, точнее, двое суток тому назад, его жена уехала на их личном джипе «Ланд Крузер» к подруге, в пригород, в село Матвеевка. Решила навестить школьную подругу, некую Эльвиру Николаевну Вдовину, бывшего учителя истории, которая сменила городскую суету на деревенский быт. А что еще можно придумать более лучшее и приемлемое для одинокой женщины в пенсионном возрасте?

Михаил Арнольдович позволял своей супруге, старушке, как он её называл, немного путешествовать по родному краю. Он знал, что скоро и он оставит свой не очень удачный бизнес и посвятит остатки своей жизни жене.

Дела, действительно, на кабельном заводе складывались неважно. Постоянно что-то мешало предприятию выйти в число тех, чья продукция пользовалась бы повышенным спросом. Пусть в регионах России, о зарубежных партнёрах речи не велось… Но конкуренты давили всеми законными и не очень способами на их завод. Дело дошло до того, что даже заработная плата рабочим, не очень высокая, задерживалась. Почти не существовало должного выхода продукции на потребителя, значит, и доход составлял минимум. Одним словом, имелся целый ряд причин и проблем, которые не давали возможности подняться его предприятию на должный уровень…

И вот сегодня, рано утром, кто-то поставил перед дверью квартиры Михаила Арнольдовича картонную коробку. Позвонили. Шнорре открыл… Никого и ничего не увидел, кроме картонной коробки почти у своих ног за порогом. Сначала он подумал, что это, может быть, взрывное устройство. Но через несколько мгновений такая мысль показалась ему нелепой и смешной. Кому он нужен со своим убыточным предприятием и личными, не такими уж крутыми, прибылями?

Ясно, что пошутили хулиганистые дети и принесли к его обители какой-то хлам. Но любопытство старика Шнорре не знало границ, поэтому он решил внести коробку в квартиру. Если там окажется какой-нибудь хлам, то завра его унесёт в мусорный ящик домработница Марта Анджеловна Бозявина – и все проблемы.

Он занёс коробку в квартиру, отрыл её прямо в коридоре. И в ней оказалась, завёрнутая в большой целлофановый пакет… отрубленная голова его жены, Зинаиды Марковны. То, что испытал в доли секунды Шнорре, описать трудно. В единый момент он лишился всего того, что являлось для него самым… дорогим. Он выронил голову из рук и упал, схватившись за сердце, прямо тут, в прихожей.

Сколько минут и, может быть, часов пролежал так в коридоре, придавив отрубленную голову животом, старик Шнорре, не знал. Ему это было без разницы… Но помаленьку пришёл в себя, видимо, сердце у старого еврея было ещё крепким.

Шнорре спрятал страшную находку… «сюрприз» в морозильную камеру холодильника, стоящего в его кабинете. Совсем недавно тут лежали куски баранины, перекочевавшие совсем не давно в другой холодильник, поменьше стоящий рядом. Как будто знал, словно предвидел, что так получится…

Старый предприниматель и бизнесмен находился в шоковом состоянии, поэтому, «успокоившись», как бы, уже и не осознавал, что с ним произошло. Михаил Арнольдович достал, из холодильника початую бутылку коньяка «Камю» и прямо из горлышка выпил почти всё её содержимое. Надо было что-то предпринимать? Первым делом, вызвать полицию. Шнорре подошёл к телефону, но звонить не стал.

Интуиция подсказывала ему, что с этим торопиться не стоит. Да и он всегда, в любое время, сможет обратиться в органы правоохранительного порядка за помощью.

Влиятельных друзей у него имелось много. Но он знал, что они далеко не все из тех, кто познаётся в беде. Ситуация осложнялось ещё и тем, что он не состоял, легально и не легально, ни в каких мафиозных структурах. Но слышал, к примеру, от авторитетных людей, что там не только числится, но и даже частично заправляет генерал полиции Листрилов. Шнорре допускал, что данная информация может быть не совсем точна. Тем не менее, перестраховался. На всякий случай.

Шнорре никак не мог понять то, кому и зачем понадобилась смерть его жены. Зачем надо было отрубать ей голову и оставлять перед входной дверью его квартиры? Что происходит? Он подошёл к пустой коробке, в которой только что лежала страшная посылка. Старый предприниматель без труда нашёл в ней записку. Листок из обычной тетради в клетку, сложенный вчетверо.

Довольно грамотным языком там было написано синими чернилами, обычной шариковой авторучкой, печатными буквами: «Если ты, старый идиот, сообщишь об этом полиции, то мы отправим туда же и твоих сынков с их шлюхами и выродками! А на закуску – и тебя, гнида! Долги надо платить. Двадцать тысяч долларов. Позвоним! Жди! Дернёшься – посадишь себя на кол. Доброжелатели».

«Какая наглость! Они ничего не боятся! – подумал Шнорре. – Но почему так мало? Не два миллиона, не двести тысяч, а только… двадцать тысяч «баксов». Мелковаты бандиты? Или требование мизерного выкупа – всего лишь, некоторое прикрытие криминальной истины? Значит, у них всё схвачено. Тут просто – издевательство надо мной… с определённой целью. Но у меня и Зины не существовало никаких долгов. Зинуля ничего не скрывала. Я знал бы…».

Допив остатки коньяка, вытирая рукавом пиджака набежавшие слёзы, он, наконец-то, принял решение. Позвонил не на завод, а прямо домой, своему заместителю, человеку мутному и, что называется, с хитрой задницей, Мартемьяну Захаровичу Рыжих, сказал, что не очень себя здорово чувствует и берёт недельки на две отпуск.

«Рули там самостоятельно, Захарович, – как можно непренуждённейи веселей, сказал в телефонную трубку Шнорре. – Да, вот ещё что. Машину с охраной за мной не посылай. Всем привет!».

Почти сразу же после случившегося Шнорре, не теряя ни минуты, поехал прямо домой к своему «юному другу», новоиспечённому адвокату, к Денису Гранкину. Категорически плевать на то, что ещё очень рано! Он поймёт! «Да, я ему почти что, родной дядька». В полном одиночестве (гражданская жена Гранкина была в очередной командировке), заспанный, открыл дверь, и ничему не удивляясь, пригласил раннего гостя в дом:

– Проходи, Михаил Арнольдович! Садись и рассказывай, что произошло. Ты ведь просто так ко мне бы не пришёл.

Шнорре, что называется, не стал тянуть кота за хвост и выложил всё, как на духу. Показал Гранкину записку. Денис немного подумал и сказал:

– Мне трудно представить, что тёти Зины больше нет на свете. Ведь именно она и помогла мне… пробиться в адвокаты. Всё правильно! В полицию обращаться… не стоит. По многим причинам. Одна из них заключается в том, что бандиты могут запросто реализовать свой коварный план. Скорей всего, здесь, в записке, не просто угрозы. Возможно, что там, в полиции, у них имеется свой человек и… не один.

– Ещё, Степан и Дмитрий не знают, что их матери нет в живых, – с глубокой печалью сказал Шнорре. – Они узнают… Они весь город перевернут, на уши поставят, но найдут сволочей.

– Не горячись, Михаил Арнольдович. Не всё, видимо, так просто, как ты думаешь. Мне кажется, что тебе прямо сейчас надо обратиться к моему однокашнику Зуранову. Парень он со странностями, но как сыщик… нормальный. Езжай прямо сейчас к нему в контору! Пока ты добираешься до места, и он в своём детективном агентстве появится. Моли бога, чтобы он сейчас не находился в очень дальней командировке…

Очень внимательно Зуранов выслушал сумбурную, очень схоластичную иповедь Шнорре. Он понимал, осознавал, что в данной ситуации он должен, как человек, как юрист прийти на помощь предпринимателю. Но ведь ещё на нём, Зуранове, висело и дело скульптора Воротова. Придётся разрываться на части. Делать невозможное.

Алексей несколько раз прочитал записку, присланную Шнорре в картонной коробке вместе с отрубленной головой. Странно, если директор кабельного завода, как и его покойная жена, ничего и никому не должен, то не понятно, о каких двадцати тысячах долларов идёт в дерзком и наглом послании речь. Сумма для таких людей, как Шнорре, плёвая. Не составит труда её выплатить. Но речь уже едёт не об этом. Жестокое зло содеяно, и поэтому преступник должен быть наказан.

Явно то, что бандит писал своё послание торопливо, хотя и печатными буквами, причём, явно, левой рукой. По логике, убийцы и вымогатели – одни и те же лица. А может быть, одно… лицо? Кто? Что? Зачем? Зуранов неплохо знал покойную Зинаиду Марковну. Она была хорошим адвокатом, справедливым человеком… никогда и никому не причиняла зла. Ей удалось в суде выиграть несколько очень, как говорят, провальных дел – освободить прямо из-под стражи людей, абсолютно не причастных к преступлениям.

Может быть, данный факт и стал причиной её гибели? Кто-то из настоящих преступников глубоко обиделся на неё за то, что невинные люди не только не пошли паровозом, что называется, но даже и не стали козлами отпущения.

Тут же Шнорре из офиса Зуранова позвонил школьной подруге Зинаиды Марковны, бывшему педагогу Эльвире Николаевне Вдовиной. Оказалось, что жена Шнорре так и не появлялась у неё. Значит, бандиты перехватили его супругу по дороге. Получается, что «Ланд Крузер», на котором она уехала, по сути, в угоне. Но заявлять в полицию было опасно потому, что… бандиты могли сразу же привести свои угрозы в действие.

– Постарайтесь, Михаил Арнольдович, сейчас ничего о том, что произошло, не рассказывать своим родственникам. Не усложняйте и без того не простое дело. Не надо подставлять своих сыновей… Мы ведь пока не знаем, откуда ждать удара.

– Но не по-людски ведь получается, Алексей Владимирович!

– Извините, но что вы сейчас будете хоронить? Отрубленную голову? А потом? Что остаётся потом? Ждать собственной смерти? Да и ваших родственников не пожалеют… Не помилуют! Скоей всего, иначе не произойдёт.

– А ты жесток, дружок-пирожок. Режешь матку-правду, не взирая на мои седины.

– Какая там, к чёрту, жестокость! Я просто реально смотрю на вещи, – Зуранов в сердцах бросил пустую пачку из-под сигарет на журнальный столик, достал тут же, из шкафа, новую и закурил, подошёл к телефону. – Я сейчас вызываю такси. Прямо к подъезду вашего дома подъезжать не будем. Остановимся за углом. Первым в свою квартиру пойдёте вы. А я – через пять минут. Позвоню по домофону.

– Вы думаете, Алексей, что они за мной следят?

– Не думаю, Михаил Арнольдович. А я уверен в этом на сто процентов.

– Знаете, на ближайшее время у нас с вами найдётся выход из создавшегося положения. У меня в гараже стоит, не очень старая, но довольно не плохая «Шкода». О ней, мало кто знает. Она на ходу. Сегодня же, оформлю на вас доверенность… Машина, по сути, ваша. Попозже всё сделаем, как надо. Я человек честный, помимо этого хорошо тебе… вам оплачу.

– Принимаю подарок… в счёт гонорара, машина нам будет необходима, – согласился с ним Зуранов, глядя в окно. – А пока выход из положения есть. Вон, на такси подъехал Гранкин. Решил… тоже поучаствовать.

Не торопясь, Зуранов зашёл в соседний кабинет и вынес оттуда пару наручников и кобуру с пистолетом системы Стечкина. «Браслеты» спрятал во внутреннем кармане. А «волыну в костюме", как выражаются «угланы», пристроил на брючном поясе, под курткой.

– Ты полагаешь, Алексей, что пистолет и наручники пригодятся? – полюбопытствовал Шнорре. – Неужели прямо стразу так далеко дело и зайдёт.

– С пистолетом любой мастер кун фу чувствует себя уверенней, – полушутя ответил Зуранов. – Пригодится! Он у меня, этот… Стечкин, нигде не числится. Оружие давних времён. Один бомж подарил мне его в молодые годы.

Не теряя времени, Алексей и Михаил Арнольдович, вышли из офиса на улицу.

Уже через полчаса они, втроём, находились в квартире Шнорре. В стенах четырёхкомнатной квартиры, в принципе, довольно скромного жилья небедствующего предпринимателя Зуранов и Гранкин прекратили разговоры, не относящиеся к делу. У пьяного и в конец расстроенного предпринимателя по щекам потекли слёзы, когда он извлёк из морозильной камеры холодильника страшную… посылку. Он вынул из целлофанового пакета голову жены, положил её на стол, потом стал гладить рукой промёрзшие волосы на голове, тихо говоря: «Я с тобой, Зинуля. Никто нас не разлучит».

Зуранов и Гранкин бесцеремонно, почти силой, посадили хозяина квартиры в кресло. Алексей достал из холодильника бутылку с минеральной водой, налил в кружку и молча подал Михаилу Арнольдовичу. Он выпил, в данном случае, живительную влагу залпом. Все трое закурили, и Гранкин сказал, рассудительно, по-житейски:

– Нет! После такого страшного зрелища во мне навеки вечные умер адвокат. Куплю пару магазинов, родичи помогут… И буду со своей Полиной заниматься торговлей. Плевать я на всё хотел! Я не желаю больше защищать… преступников. Я уже знаю, что у них там, многое схвачено.

– Всё у вас с Полиной получится, – согласился с ним Зуранов, – если у тебя будет надёжная «крыша».

– Она есть. «Крыша» – это ты, Лёха! Ты знаешь, я бережлив, – с грустью сказал Гранкин, – но, тебе буду платить… нормально.

Хозяин квартиры вышел в другую комнату. Пока молодые правоведы осматривали голову и прикидывали, что и как, с большим свёртком к ним вернулся Шнорре. Он протянул их Зуранову и сказал:

– Это доллары. Здесь двадцать три тысячи, Алексей. Моё слово такое. Или ты передашь их преступникам, чтобы они… не трогали моих детей, или возьми себе… за работу. Но бандиты должны быть наказаны.

– Гонорар, в принципе, очень солидный, – грустно улыбнулся Зуранов, – но пока пусть они полежат у тебя в сейфе, Михаил Арнольдович. Мне сейчас их некуда пристроить. А потом нам ваши «баксы» здорово пригодятся. Преступников мы посадим на кол… Одним словом, накажем… по полной программе.

– Воля твоя, сыщик. Я, почему-то, в тебя верю, – сказал Шнорре и отнёс деньги в соседнюю комнату.

Зуранов и Гранкин осмотрели голову и пришли к выводу, что она была не отрублена, а отпилена обычной, но острой ножовкой. Скорей всего убивали Зинаиду Марковну страшным садистским способом двое: один сидел у неё, лежащей, на спине, завернув руки жертве назад; другой – зажал её голову между ног и пилил.

Как бы, между прочим, Алексей вспомнил, что между городом и селом Матвеевка находился леспромхоз. Там же и другое село – Большая Матвеевка. Значит, Зинаида на своей крутой иномарке проехала только половину пути, не добралась до того места, где проживала её школьная подруга на собственной даче.

– Рассуждать особо некогда, но немного стоит кое-что прикинуть, – задумчиво сказал Зуранов. – Или, в целом, кабель вашего предприятия, Михаил Арнольдович, по какой-то причине уже не нужен стране, или, как мне, кажется, ушлые ребята хотят забрать у вас всё… Вас решили крепко напугать. А выкуп взять только для тех, кто убивает… занимается грязной работой.

– Откуда такие скоропалительные выводы, молодой человек? – возмутился Шнорре. – Да у меня очень надёжные партнёры, в частности, тот же, мой заместитель и, по сути, совладелец предприятия Мартемьян… Рыжих.

– Других причин я не вижу! Их просто не существует, – решительно сказал Зуранов. – Они задумали сгнобить тебя, Арнольдович, не потому, что ты некрасиво улыбаешься или им не нравится твоя походка. А потому, что им нужны все ценные бумаги и документы акционерного общества и, получается, кабельный завод целиком. А ты, если не будешь слушать меня, умрёшь от обычного сердечного приступа. Но сначала подпишешь кое-какие бумаги…

– В принципе, скорей всего, так, а не иначе, – согласился с приятелем Гранкин.– Но стоит проработать и другие версии.

Шнорре не стал с ними спорить. До него, наконец-то, стало доходить, что он абсолютно не защищён и никому… не нужен.

Ещё раз тщательно осмотрев голову Зинаиды, они положили её в пакет и спрятали назад, в морозильную камеру. Говорил Зуранов, и они слушали. Он утверждал, что, если не существует у супругов Шнорре никаких долгов и обязательств перед кем-либо, значит, здесь обычная угроза. Можно допустить, что у пожилой красавицы Зинаиды имелся молодой любовник, что маловероятно, и он заварил всю эту «кашу», чтобы выудить только деньги. Но где логика? Зачем убивать, если можно просто взять выкуп за явное или мнимое похищение Зинаиды Марковны?

Допустимо, что действовала обычная шпана, которая при помощи «тупого» запугивания и шантажа нацелилась доить Шнорре до конца дней его. Но ведь риск! Да ещё какой. В таком случае, им никак нельзя оставлять предпринимателя живым. Но от него, от мёртвого, не было бы ни какого толку в данном случае.

– Стоп! – резко оборвал свои размышления вслух Зуранов. – Хватит заниматься болтологией! Бандиты будут с минуту на минуту здесь. На дворе стоит «Волга» ещё совдеповских времён, очень бледно-синяя, но с тонированными стёклами. Нонсенс! Чушь собачья! У вас в доме, у кого-нибудь, есть такая, Михаил Арнольдович?

– Не рационально припудривать привидение! – ухмыльнулся Шнорре. – Да ведь и не выгодно. Подобное старьё уже не котируется.

– А им выгодно. Такая машина, наверняка, не числиться ни за кем, – возразил Зуранов.

– Если и числится, то полуофициально… Допускаю, что один из её владельцев или ездок по липовой доверенности натуральный или ряженый коп.

– Зачем же развалюхе на колёсах тонированные стёкла? – Удивился Гранкин.

– В такой машине очень даже просто, имея на руках какие-нибудь, очень серьёзные документы, вывести кого угодно за город и пустить в расход, – пояснил Алексей. – Есть ли у вас здесь, в квартире, такое место, где мы могли бы спрятаться с Денисом? Думайте быстрей, Михаил Арнольдович! Надо думать, что предпринять… Они ведь вели за вами слежку. Они знают, что вы сейчас дома один. Но тут… промахнулись. Они выждали определённоё время.

– Надавите на правую часть стенки книжного шкафа в этой большой комнате, – пояснил Шнорре. – Там кладовка. Специально сделана, чтобы весь хлам прятать. Просто… и рационально. Нет никакого дерьма на виду. Как видите, живу скромно. Не люблю шиковать и пыль в глаза людям пускать. Но квартира четырёхкомнатная и не такая уж маленькая. Спрятать, есть где.

– На это, Михаил Арнольдович, – съязвил Гранкин, – я давно обратил внимание на то, что вы по натуре скромный. Не офишируете свои доходы. У вас даже вместо «Феррари», «Мерседеса-Бенц» или «Ролс-Ройса», в общем, обычный внедорожник – «Ланд Крузер».

– Ты с детства наблюдательный, Дениска. Чужие фантики с пелёнок считаешь, панишка, – с сарказмом среагировал на слова молодого адвоката Шнорре и обратился к Зуранову. – А ты, Алексей, уверен, что они придут?

– Не надейся, Михаил Арнольдович, что они будут ждать того момента, когда ты, наконец, решишься обратиться в полицию? – сказал Зуранов. – Думаю, что бандиты не уверены, что запугали тебя окончательно. У сволочей своя логика. Для них жизнь человеческая – копейка. Думаю, что пока всё идёт нормально.

– Надеюсь, что это так, – Гранкин немного волновался. – Будем начеку.

– Только одно мне не нравится в этой истории, – заметил Алексей. – Тут, за шкафом, в кладовке, мы будем как грызуны в мышеловке. А ведь нам надо будет обезоружить бандитов…

– Да что вы в таком волнении? В соседней комнате имеется такой же шкаф,– сообщил Михаил Арнольдович. – Всё бесшумно получится. А оттуда… выйдите через эту кладовку прямо сюда. Всё сделано на всякий случай. Ну, вы меня понимаете.

– Готовьтесь, дядя Миша, – предположительно сказал Гранкин, – они для начала, вас малость помнут… Но вы терпите.

– Именно во время шума, старайся, Арнольдович, кричать, как можно сильней.– Зуранов не шутил. – В это время мы спокойно выйдем из засады. Прямо сюда. Если бы не существовало укрытия, то пришлось бы их брать прямо на пороге. А тут, они, скорей всего, будут что-то… кукарекать. Постарайтесь, чтобы кто-то из них сидел спиной к двери, ведущей в соседнюю комнату… Впрочем, тут как получится.

Зазвучала тревожная мелодия домофона, и бывшие однокурсники поспешили скрыться в соседней комнате, в потайной кладовке или в шкафу.

Тяжело вздохнув, Шнорре подошёл отправился открывать через домофон подъездную дверь. Но предварительно, плотно приложив трубку к уху, он поинтересовался, кто его побеспокоил.

– Да, почта для господина Шнорре, – простецки ответил бойкий мужской голос. – Особая доставка, лично в руки. Заказное письмо из… Краснодара.

– Вроде бы, оттуда ничего не жду, – ответил он в нерешительности, как бы, что-то обдумывая. – Впрочем, кто его знает. Входите!

Он не стал ждать звонка в дверь, открыл ключом и прошёл в комнату. Буквально через минуту в квартиру влетели два здоровых мужика. Один из них ударил рукояткой пистолета Макарова по голове, сидящего в кресле, Шнорре. Бандиты быстро и тщательно обшарили все комнаты его довольно не маленькой чеырёхкомнатной квартиры, заглянули в туалет, в ванную комнату, в платяные шкафы и даже в антресоли. Осмотрели внимательно и балкон.

– Норма! Как и говорил тебе, Вася, никого нет, – сказал лысеющий толстяк. – Всё обштопаем тихо, без звука. Вылей на этого лоха кружку воды, и больше не его бей. Пусть придёт в себя. Крепко ты его по кумполу врезал. Пока он нам живой нужен. Если бы он подох, я помидоры тебе, точняк, оторвал.

– Брось ворчать, Роман Палыч. Его и водой поливать не надо, – сказал моложавый, худой и брюнетистый Вася. – Ты же видишь, он уже глазами лупает, как мудрая сова.

Они спрятали пистолеты под пиджаки, в нагрудные кобуры, сели тоже, в кресла, напротив Шнорре. Закурили.

Роман Павлович положил на стол небольшой кейс, вероятно, с какими-то бумагами.

– Мне тебя, мужик по-человечески жаль, – сказал Роман Павлович, закинув ногу на ногу. – Но сейчас жизнь такая. Сам виноват. Не надо жить слишком пухло. Был бы беден – жил бы и не тужил. И вот что! Сразу предупреждаю. Пока мы здесь, ни кому не звонить, ни одной сволочи на телефонные сигналы не отвечать, дверь не открывать…

– Вы пришли за деньгами? – громко поинтересовался Шнорре. – Я сейчас их принесу, и можете идти на все четыре стороны! Но всё самое основное в банковской ячейке.

– Ты свои еврейские штучки брось! Сиди и не дёргайся! – злобно зашипел Вася. – Ты ничего не понял. Мы заберём у тебя всё, и до ячейки… доберёмся. Чуть позже.

– Я примерно догадался, что меня в живых вы не оставите, – начал рассуждать Шнорре. – И вижу, что вы торопитесь, господа. Так скажите, какой мне смысл и выгода отдавать вам сразу всё.

– Смысл имеется, – пояснил Роман Павлович,– ты умрёшь, старик, без мук. Спокойно, как человек. Мне тебя жалко, честно скажу. У меня батяня твоего возраста, и даже чем-то похож на тебя. Но он всю свою жизнь за копейки в троллейбусном парке электромонтёром ишачил! А ты, гнида!.. Видишь разницу? Если всё произойдёт тихо и спокойно, то все твои родственники останутся в целости и невредимости. Ты исчез – и концы в воду. Понимаешь?

– Вы правы, господин бандит! – ответил Шнорре, потирая правой рукой кровоточащий череп. – Вижу, разговор предстоит долгий. Может быть, сходить на кухню и приготовить для вас кофейку?

– Ты, старикан, очень весёлый труп, – показал оскал фиксатых зубов Вася. – Может, у тебя, где-нибудь в кастрюле пистолет вальтер отдыхает. Ты лучше сиди и слушай.

– Да не ссорьтесь, ребята, – душевно сказал Роман Палыч. – Ты вот зря, Миша, споришь с Васей. Мой Василий Макарович прав. Время, как бы, у нас есть. Но всё надо делать быстро и чётко.

Толстяк Роман Палыч открыл свой кейс и выложил на стол папку. Развязал тесёмки, извлёк оттуда стопку бумаг. Понятно, документы, подписанием которых Шнорре, без всякого сомнения, должен был поставить крест на своей карьере и благополучии, да и на собственном физическом существовании.

Всё уже было почти оформлено должным образом и задним числом. За полтора месяца до сегодняшнего дня. На каждом бланке, где это необходимо, уже стояли подписи нотариуса Владлены Симоновны Кряковой, наполовину владелицы частной нотариальной конторы.

Внимательно изучив всё, что было предложено ему подписать, Михаил Арнольдович категорически заявил:

– Я сообразил, господа, что выхода вы мне не оставляете. Никакого! Но я подпишу всё бумаги только в том случае, если вы мне назовёте убийцу моей жены и того, кто заказал это мерзкое преступление.

– Ты ещё будешь, тля, ставить нам условия, – Вася привстал с кресла, собираясь ударить Шнорре. – Я тебя сейчас так припечатаю, что ты сдохнешь… на месте!

– Остановись, придурок! – одернул Васю Роман Палыч.– До тебя не доходит, что в убитом состоянии Михаил Арнольдович ничего нам не подпишет. Кстати, ему ещё предстоит прямо сейчас перевести все свои неслабые денежки на другой счёт. Какие там, к чёрту, ячейки. Потом он накатает и прощальное предсмертное письмо. Не ёрзай, Миша!

– А ты что… всё сам? Мне слегка дай подумать, Палыч! – немного обиделся Вася. – Я тоже хочу… подсказать.

– Тут думать ни о чём не надо. Особенно тебе, Вася, – засмеялся Роман Павлович. – Я не тебя ведь собираюсь «мочить», а господина… Шнорре.

– Вы очень любезны, – с иронией заметил предприниматель. – Я так рад нашей встрече! От удовольствия у меня слюна по подбородку бежит.

– Не паясничай, покойник! Так вот… Текст прощального письма заранее заготовлен. Короче говоря, ты там изложишь, что жизнь твоя собачья после убийства твоей любимой жёнушки уже ничего не значит для тебя, что ты, собака, виноват, что загубил мощное городское предприятие «Кабельный завод», что жил нечестно и очень много наворовал денег у трудового народа… И в конце, этак, ненавязчиво, напишешь, что уже перед своим уходом в небытие, подписал такие и такие-то бумаги. Почему ты так сделал?

Шнорре внимательно и даже проникновенно посмотрел в глаза бандиту и поинтересовался у него:

– Вот именно! Почему я это сделал? У меня что… менингит?

– Ты потому так поступил, что… Потому, что решил, что на твоём месте так поступил бы каждый российский гражданин, – пояснил Роман Павлович. – Да, в письме своём, последнем в жизни, к родным и близким и другим волкам, ты напишешь, что, как бы, приговорил себя к смерти через повешение. Мы всё сделаем, как положено. Сделаем тебе… укольчик. От этого лекарства следов не останется. А потом и повесим. Не волнуйся, твой труп обнаружится быстро. Так задумано. Будешь похоронен с почестями.

– Вы, господа, даже не представляете себе, что произойдёт с вами и вашими подлыми хозяевами, – заметил Шнорре, – если даже сотая часть содеянного вами станет известной в Генеральной прокуратуре, в прекрасном городе под названием «Москва»! Достаточно тут и нашей городской прокуратуры.

– Уймись, батя,– засмеялся Роман Палыч.– Москва, хоть и не так далеко, но ей не до нас. А прокурор теперь в городе свой человек, понимающий, который тоже… с нами. Уважаемый товарищ, молодой, перспективный, кстати, из столицы-матушки. Ахмет Ахметович Галиджанов, но по духу… русский. Но он тоже – народный мститель, как и мы. Но мы-то, Миша с Василием Геннадьевичем – мелкие сошки. Так что, не тяни кота за хвост. Подписывай все бумаги и катай отходную прощальную маляву!

С нетерпением и, почти с юношеским волнением, Гранкин и Зуранов, находящиеся уже в шкафу гостиной, большой комнате, готовы были преступить к действиям. Особенно нервничал Денис. Но Алексей, сжав пальцами руку товарища, дал ему, что пока не назрело время для активных действий. Он понимал, что хитроумный, уже протрезвевший, старик Шнорре старается вытянуть из бандитов максимум полезной для дальнейшего следствия информации.

Бандиты вели себя почти так же, как в самых крутых голливудских фильмах. Они, зная, что Шнорре, всё равно, суждено уходить на тот свет, успокоили предпринимателя, заверили, что умрёт он легко. После процедуры подписания «добрые» бандиты сделают ему инъекцию, после которой Шнорре всё будет до фонаря. Он будет спокоен, тих… Всё, самоё интересное, произойдёт за городом.

– Я увидел, что за люди решили подобрать мой капитал, почти весь завод, акции, всю недвижимость, включая, дом в Марселе и две небольшие виллы под городом Сочи и на Куршской косе… Как я понял, и квартира моя будет отписана вам, как бы, по закону… Роман Павлович. А всё ценное, драгоценности и деньги, которые вы найдёте здесь после моего, в кавычках, самоубийства вы поделите с Василием, вот этим, вроде, Макаровичем поровну. Это ваш, как бы, гонорар.

– Наконец-то, въехал, старый навозный жук! – засмеялся Василий. – Подписывай бумаги и катай «маляву»! Сделал дело – и гуляй смело!

– Можете мне вырвать ноздри калёным железом,– решительно заявил Шнорре, – но пока я не я не узнаю, кто заказчик убийства моей жены и кто исполнитель, разговора не будет Точка!

– Да, ты мне сейчас!.. – зарычал Вася. – Я тебе, старый пенёк, ноги буду выдёргивать!

– Не усложняй, Василёк, – остановил подельника Роман Палыч. – Пусть человек хоть что-то узнаёт и шагает себе в последний путь. Его, в любом случае, в живых оставлять никак нельзя. А за городом всё сделаем чистенько. Ну, зачем нам проблемы? Но только так, Михаил Арнольдович, наглая твоя морда, это твоё последнее желание. Мы скажем тебе, кто и что, но не вздумай выпрашивать чего-нибудь ещё! Глоток свежей итальянской мадеры или близкий контакт с какой-нибудь очень народной артисткой. Уловил, буржуй, кровопийца трудового народа? Идёт?

– Хорошо! – ответил Шнорре. – Только это мне и надо знать, даже там… на том свете.

– Заказал твою жёнушку, по каким-то, непонятным причинам, хочешь – верь, хочешь – нет, начальник городского УВД Листрилов. Можешь на том свете на него жалобы писать.

– Эх, Вася, дурак ты круглый, – Роман Палыч покрутил пальцем у виска. – Тут можно и нужно было соврать… А вдруг данная, конкретная тля, придёт с того света мстить генералу нашему… за всю мазуту?

Напарник Романа Павловича слегка возмутился или сделал вид, что обиделся на своего шефа или что-то не совсем понимает.

– Ты, Ромка, что, по фазе сдвинулся? – сказал почти недовольно Василий. – То говорим, то не говорим… Какая трупу-то разница, кто и чего там заказал. А за базар надо отвечать. Просит покойник правду сказать, значит, спой ему… нужную «песню». Я ведь не собирался с ним тут… кокетничать. Ты вот сам тут мудрить начал…

– Вы придурки или как? – смело поинтересовался Шнорре. – Я же вам ясно дал понять, что без данной информации не будет ни каких дел. Кто убил?

– Да про то я могу всё рассказать, – ухмыльнулся Роман Палыч. – Как бы, он своё дело сделал. Ему и твой «Ланд Крузер» подарили… за работу. Ну, надолго ли дураку стеклянный член? Если ты его с того света пристрелишь, господин Шнорре, то мы тебе за такое большой спасибо скажем.

– А если, короче, Рома, – понимая, что дело идёт к развязке, сказал Шнорре. – Если честно, то ты мне уже тут своей болтологией поднадоел.

– Согласен! Дорога каждая минута! Но особо то спешить некогда. Открою тайну, – сказал, изображая улыбку, Роман Палыч. – Он твою старушку немного оглоушил, отвёз в её же машине за город и, заметь, прямо ей, живой, отпилил голову обычной ножовкой. Вряд ли он труп-то закопал. Поленился. У него две ходки. Погоняло его – Тихий. Одним словом, он на Верхнем складе Матвеевского леспромхоза трудится подсобником… На большее ума нет. Зато он теперь ударник капиталистического труда. Фёдор Тишин. Отчества не запомнил. Всё! Доволен?

– Так прямо и доволен! – у Шнорре налились яростью глаза, и он со всего маху ударил майора-преступника по голове стоящей на столе массивной керамической вазой.– Подыхай, собака!

Рука Василия дернулась, потянулась к кобуре, под пиджаком. Но он не успел воспользоваться оружием. Получил хороший удар по черепу рукояткой пистолета Стечкина. Это вовремя сделал Зуранов, ибо уже Алексей и Денис не ждали особого приглашения… к застольной беседе. Пришло время действовать.

Оба бандита были на какое-то мгновение отключены. Зуранов разоружил преступников, вытащил из карманов их одежды всё содержимое. Там оказались кошельки, ключи, мобильные телефоны и какие-то красные «корочки», скорей всего, служебные удостоверения.

– Ты, Михаил Арнольдович, молодец, – сказал Зуранов, заводя поочередно бандитам «лапы» за спину и надевая на запястья рук непрошенных гостей «браслеты». – Не надо было рисковать. Мы сами бы всё сделали. Тем более, твои гости дорогие, ребята расслабились, попрятали пушки…

– Дело не в риске… Я просто представил, что как какая-то сволочь у моей Зины…отпиливает голову, и рука сама… – По щекам Шнорре покатились слёзы. – А что с бумагами будем делать? Спрячу в сейф, а потом с ними – в прокуратуру пойдём?

– Дядя Миша, – с грустью сказал Гранкин,– какая, к чертям собачьим, прокуратура! Разве ты не понял, что в нашем славном городке правоохранительные органы прочно повязаны с бандитами и дельцами. На столько прочно, что если мы даже сдадим этих ментов куда надо, то они получат только благодарность. А все мы поимеем… срок, причём, хороший. У нас есть в адвокатуре, как я сообразил, и капитально подкормленные защитники… закона. Да и Москва уберёт троих, от силы, четвёрых. А всё дерьмо останется! Столице такие провинциальные скандалы не нужны.

– Так я не понял! – изумился Шнорре. – Так, что, тут полицейские со мной общались, почти что, на воровском жаргоне?

– Ещё какие! – сообщил Зуранов.– Вот этот толстомордый – капитан Самохвалов из городского отдела УВД по борьбе с организованной преступностью и даже отловил несколько мелких сявок и одного, похоже, сексуального маньяка. Скорей всего, изобличил психа, который взял на себя чужую вину… просто так. Сумасшедших всё больше и больше, и они нужны мафии, играющей в «паровозики». Работа есть, даже у таких гадов, как Самохвалов.

– А второй – мой и Лёхин однокашник, оперативник, почти с правами следователя, лейтенант Прошин. То же, в каком-то из полицейских отделов шалается. Как был дерьмом, так им и остался.

Бандиты пришли в себя зашевелились. Капитан Самохвалов гневно и нагло заявил:

– Ну-ка, быстро, Зуранов, освободил нас! Ты же мужик умный, не то, что пенёк Гранкин. Ты же должен понять, что мы, таким образом, прощупывали мафиозника Шнорре… Брали его на понт.

– Хоть ты и, на самом деле, буржуй, Михаил Арнольдович, каких свет не видел, – с холодным юмором сказал Алексей, – но за такие оскорбительные слова рекомендую тебе лично наказать нарисовавшихся здесь орлов.

– Верно, – согласился Шнорре, – я буржуй и, может быть, на такую тему уже частично каюсь. Но бить я сейчас своих дорогих гостей стану до той минуты, пока не сломаю об них кулаки.

– Зачем ломать кулаки, дядя Миша? – посоветовал Гранкин. – Сходи на кухню и принеси оттуда сковородку. Очень удобный инструмент. Не жалей… купишь новую.

Пока Шнорре ходил за сковородкой, Алексей и Денис терпеливо выслушивали от бандитов, при ксивах, официальных документах сотрудников полиции, маты, угрозы, потом – просьбы и мольбы…

– Дениска, – причитал Прошин, – будь человеком – отпусти меня. Такую затею гад толстозадый, Самохвалов, придумал. И меня вот они, суки, и втянули! Дэн, мы же с тобой вместе самогонку пили. А ты, Зуранов, тоже уже забыл всё доброе…

– С покойниками не общаюсь, – коротко среагировал на плачи Васи Зуранов. – С них толку, как с козла молока.

– А ты лучше нас спроси, что и как. Мы тебе расскажем, – предложил Самохвалов, корчась в неудобной лежачей позе. – Если виноваты, ответим – по закону, а нет… тогда вам придётся отвечать.

– Ничего я не желаю от вас слышать! – твёрдо сказал Зуранов. – Такие выродки, как вы, и нарушают законы. Вы не просто убийцы, а садисты. Вам доставляют удовольствия страдания людей. Мне уже кое-что ведомо. Что посеяли, то и пожнёте.

– Но ведь тебе за твоё своеволие и придётся отвечать, – предупредил Самохвалов. – Не всё так просто.

– Не стоит усложнять жизнь, – сказал Зуранов. – Знаю, что я не ангел. Перед Богом за грехи свои отвечу, но не перед такими скотами, как ты, Самохвалов. Моё решение одно. Истреблять буду всех вас… гадов под корень. А именно вы – первые ласточки. Успокойся, бурдюк с дерьмом, дойдёт очередь и до Листрилова, и до…

– Будь же ты человеком, Алексей! – взмолился Прошин. – Я тебе все свои сбережения отдам! У меня кое-что имеется.

На эти слова Зуранов никак не среагировал. Обратился к Шнорре:

– Слушай теперь ты меня, Михаил Арнольдович. Присутствующим здесь сволочам, за то, что они испоганили имя российского полицейского полагается штраф. Для начала, они должны сожрать свои служебные удостоверения. Приступай!

– Ты за всё ответишь, Зуранов! – ещё раз заверил сыщика Самохвалов. – Тебя, как собаку, без следа и следствия…

Но тут же за пререкания получил удар сковородкой по плечу и взвыл от боли.

– По черепу получится гораздо больнее, – предупредил Шнорре, пихая Самохвалову удостоверение сотрудника полиции в рот. – Откушайте, господин бывший блюститель порядка. Ваша ксива, «красная корка» – кошерная пища. Может и быть, почти что салат с капустой. А с самого краю большой тарелки, прикинь себе, куринная лапка.

Самохвалов выплюнул, злобно матерясь, своё коповское удостоверение, но на сей раз сковорода рассекла ему бровь. Прошин снова жалобно заскулил. В буквальном смысле, со слезами на глазах, Самохвалов с большим старанием старался грызть зубами картонное удостоверение, «упакованное» в дерматин красного цвета.

Делал он это торопливо, судорожно, опасаясь быть убитым сковородой. Он теперь окончательно сообразил, что с ним не шутят. От страха и стараний, обмочился. Но удостоверение личности сожрал и попросил воды.

– Может быть, господин хороший, вы ещё попросите и голубцов со сметанной? – нервно произнёс Шнорре, входя в роль садиста. – Вы и без того неаккуратно обмочили мою персидскую дорожку. А представьте, как бы вы ощущали себя, если бы она стала вашей частной собственностью.

В отличие от своего начальника, Прошин съел своё удостоверение личности быстро и без споров. Ему не хотелось быть побитым большой и тяжёлой сковородой. Но Василий в тайне, всё же, надеялся, что их сейчас немного повоспитывают, а потом отпустят с миром и назидательно скажут: «Идите, озорники! Но больше никого не убивайте! Это не хорошо. Ишь, какие шкодники!».

Всё, скорей всего, будет хорошо и… славно… Но даже сейчас, в экстремальной ситуации, бандиты в мечтах своих наивно верили, что они будут выступать в суде, в качестве пострадавших, против злых и жестоких наглецов, напавших на них, на представителей органов правоохранительного порядка, блюстителей законов… от самых «верхних смотрящих». « А лично я, – думал Прошин, – сделаю всё, чтобы Зуранову, Шнорре и Гранкину вкатили по червонцу строгача. Скорей всего, на зоне их и похоронят… «добрые» люди».

Но преступники не получили возможности долго мечтать о том, что всё, в конечном счёте, свершится в их пользу, рассчитывая выйти сухими из воды. Правда, несговорчивый рушил их зыбкие надежды.

Он заставил их подняться на ноги. Немного помог им так поступить ударами кулака. Снял с негодяев наручники, чем на мгновение порадовал бывших копов. По сути, бывший капитан полиции Роман Палыч очень даже резво попытался оказать сопротивление частному сыщику, но, на сей раз, получив добрый удар ребром ладони по шее, успокоился. Зуранов одним «браслетом» соединил правые руки преступников.

В таком положении им бежать, да и передвигаться было бы не очень сподручно. Только вальсировать и можно… Вторые наручники Алексей отдал Гранкину вместе с ключом от них. Так же вручил ему пистолет «Стечкина» и сказал:

– Держи, Денис! Тебе пригодится. Одного трофейного «Макарова» мы оставим здесь, в сейфе, у Михаила Арнольдовича; а второй я захвачу с собой, в дальнюю дорогу…

Он поручил Гранкину довольно сложное и ответственное дело, от которого зависело многое. Алексей не сомневался, что Денис с ним справится. Гранкину предстояло прямо сейчас выйти во двор, разоружить третьего преступника под стволом пистолета и заставить его ехать на пошарпаной бандитской «Волге» с тонированными стёклами на сто восьмой километр, к разрушенному мосту через реку Беловодная.

Там он должен будет утопить водителя прямо с машиной, предварительно оглоушив его. Если не понадобятся наручники, то хорошо. Глубина под старым мостом, по которому давно уже не передвигается автомобильный транспорт, довольно солидная – шесть-семь метров. В этом месте бандита никто не будет искать, потому что новая дорога проходит в двухстах метрах от этого места. И там добротный мост.

– Постарайся, сделать всё чисто, без свидетелей, – порекомендовал бывшему однокашнику Зуранов. – Впрочем, там их и не должно быть.

– Не сомневайся, Алексей, я всё сделаю, как надо. Хватит у меня и мозгов, и физической подготовки. Тем более, я уже, по сути, работаю в твоём детективном агентстве «Портал», – заверил его Гранкин. – Я думаю, что мне следует поступить именно так, а не иначе.

– Ты об этом не пожалеешь, Дэн,– Зуранов одобряюще посмотрел на приятеля. – Не сомневайся, у тебя, Денис будет много интересной и полезной работы, и… денег. Честно заработанных. Я знаю, где и как их добыть. Проблем с этим не вижу. Встретимся в этой квартире через четыре часа.

– Ты что обалдел, Зуранов? – запричитал уже бывший капитан полиции. – Там же, за рулём «Волги» сидит мой сын, студент… Володька! Ты хоть пацана пощади!

– Пацана? Знаю я пацана твоего! Наркомана и бандита! – взорвался Зуранов. – Нигде он давно не учится. Нет сомнения, что на его руках много невинной крови. Запомни ты, Самохвалов! Слухи и предположения оказались верными. Именно он, твой сынок-подонок, и отпилил не у трупа, а живого человека голову.

– Да не пилил Володька, он только держал… гражданку Шнорре, – сказал фактически бывший лейтенант полиции Прошин. – Он никогда не убивает… почти, а только помогает.

– Ты, Васька, тупой мудак! – зарычал Самохвалов и свободной левой рукой начал яростно душить «прицепленного» к нему лейтенанта. – Скотина!

– Сам козёл! – ответил Василий, удачно врезав кулаком по носу своему начальнику. – Подписал, гнида, меня на чёрные дела… за три копейки!

Они, соединённые одной «железякой», упали на пол. Но их драку остановил Шнорре, яростно пиная гнусных тварей, без суда и следствия, ногами.

Делал он это молча, яростно, со слезами на глазах. Успокоив гадов… от закона, он серьёзно сказал:

– Я хочу лично утопить машину с выродком и убедиться в том, что он никогда ни живым, ни мёртвым не выберется из реки Беловодная, той самой, где мы с Зиночкой ловили на удочку окуней…

– Успокойся, Михаил Арнольдович, – пообещал ему Зуранов, – у тебя сегодня будет возможность расправиться с тем отморозком, который лишил жизни нашу… твою Зинаиду. Если ты сам, лично не отправишь на тот свет некого Тихого, то я перестану тебя уважать. Впрочем, как знаешь.

– Да, сделаю, – задумчиво ответил Шнорре. – Вижу и чувствую, что в таком действии мой личный долг не только перед Зиной, но и обществом.

– Скоты! – заскрипел зубами Самохвалов. – Выживу – я вам за Володьку отомщу.

– Вряд ли у тебя, Самохвалов, появится такая возможность. Поднимайтесь с полу, сволочня! Нечего тут отдых устраивать! – Зуранов, в буквальном смысле, пинками поставил на ноги преступников, потом обратился к Гранкину. – Ты иди, Дэн, не тяни резину! Через четыре часа встречаемся здесь! Удачи!

По сути, теперь уже в недавнем прошлом, адвокат, Гранкин, кивнув головой, молча вышел из квартиры. Дверь за ним захлопнулась.

Теперь Зуранов при бандитах открыто говорил о том, что предстояло сделать за короткие четыре часа лично Шнорре. Вставшие на преступный путь сотрудники полиции начали остро и отчётливо осознавать, что их дело, что называется, пахнет керосином.

Все родственники Михаила Арнольдовича, в частности, жёны и дети, сегодня же вечером должны будут срочно уехать на вынужденный отдых, обязательно, на поезде, с пересадкой в Москве куда-нибудь, подальше отсюда. Чем меньше народу будет знать об их отъезде, тем лучше. Зуранов объяснил, что, само собой, потеряв из вида своих преступников-исполнителей Самохвалова и Прошина, верхушка преступной группировки возьмётся за детей Михаила Арнольдовича, конечно же, за их семьи…

Не стоит пока, как это ни прискорбно, рассказывать жёнам и детям его сыновей о гибели Зинаиды Марковны. Это может усложнить обстановку.

– Да, скорей всего, так и придётся поступить. – согласился Шнорре.– Проблем не возникнет. Да и с ними могут поехать Степан и Дмитрий. Им отпуска оформят задним числом. У себя, на заводе полимеров они на добром счету. Неплохие инженеры-технологи.

– Какой там, к чёрту, завод полимеров? – Зуранов проверил, есть ли в оставшемся «Макарове» патроны. – Они должны срочно уволиться с работы. Пусть проводят свои семьи, но только до Москвы и мигом обратно.

– Неужели всё так запущено, Лёша? – с тревогой произнёс Шнорре. – Неужели и моим мальчикам грозит опасность? Так, где же они будут жить и работать. У меня опасно. Я это почти понял.

В кармане куртки у Зуранова зазвонил сотовый телефон, и тут же сигнал оборвался. За окном едва послышался шум удаляющейся машины. Это означало, что Гранкин взял ситуацию под контроль и спокойно везёт топить бандита в речке Беловодная. Да не осквернятся её священные воды!

– Ты, Михаил Арнольдович, будешь жить в моей квартире и твои сыновья тоже. Пока бандиты не в курсе, что мы с Денисом взялись развязать этот узел. Работать Степану и Дмитрию придётся у меня… сыщиками. Думаю, что в зарплате твои сыновья ничего не потеряют, Михаил Альбертович. Да и знаю, что не бедствуют они. А мне помощь необходима, да и вам, троим, не до жиру – быть бы живу. Потом, когда они вернуться, найдём труп и тихо, и спокойно похороним Зинаиду Марковну. Есть надёжные люди, которые помогут всё организовать без шумихи. Но тут, мне кажется, без эксцессов не обойдётся.

– Правильно тебе кажется, Зуранов, – процедил сквозь зубы Самохвалов.– Перещёлкают вас на кладбище, как цыплят. Ты ещё не въехал, что весь город наш. А за своего сына Володьку я… Но пока молчу.

– Этот гад правду говорит, Арнольдович, – мрачно пошутил Алексей. – Иногда стоит послушать и покойников.

После этих слов Прошин беззвучно заплакал, кусая губы, а Самохвалов угрюмо насупился. Зуранов подал Шнорре один из пистолетов Макарова и сказал:

– Спрячь, в сейф. Возвращайся сюда на своей «Шкоде». Не пугайся, Михаил Арнольдович. Я исчезну с этими сволочами тихо и незаметно.

Кивнув головой, Шнорре взял пистолет и прошёл в соседнюю комнату. Зуранов крепко и внезапно схватил за руки бандитов и представил, как его ноги отрываются от пола. Незаметно пришло то, чего он всегда желал. Алексей теперь самостоятельно управлял процессами перемещения из одного мира в другой, и мог уже кое-что брать и с собой… «в дорогу».

Через мгновение он и его арестанты «приземлились» у Чёрных Камней, напротив его пещеры. Сидевший неподалеку, на камне, Рав, и разделывающий кремневым ножом полуживую ящерицу, упал от неожиданности на четвереньки. Увиденное на столько потрясло и привело его в ужас, что бедный старый охотник спрятал от страха свою полуплешивую голову в густую вьющуюся траву Длинди.

Что касается бандитов, то их состояние было ничем не лучше. Наверняка они считали, что находятся уже на том свете. Ничего не понимающими, замутнёнными глазами Самохвалов и Прошин смотрели на диковинный мир времён Раннего Неолита. Они своим жалким рассудком не могли постичь происходящего.

Зур подошёл к лежащему на животе Раву, потрогал его за плечо и сказал:

– Пусть отважный и сильный охотник Рав встанет на ноги и встретит Зура, который явился к Чёрным Камням.

Постепенно приходящий в себя Рав поднялся с земли, потрогал рукой твёрдую джинсовую ткань куртки молодого охотника и спросил:

– Рав хочет знать, почему на Зуре, вместо одежды, навешаны шкуры неизвестных животных. Что за люди, без шерсти на лице, появились здесь вместе с ним? Может ли Рав с ними поговорить?

– Очень много вопросов задал Рав, – сказал молодой изгнанник из Племени уходящих. – Люди, которые прилетели сюда вместе с Зуром, хуже, чем горные духи. Зло, которое они совершили, больше, чем небо над головой. Рав не должен с ними говорить, да и не сможет, потому что они не понимают языка, на котором он говорит.

– Значит, Рав может сделать из плохих людей очень много свежего мяса? – потирая лохматые руки, сказал старый охотник. – Чтобы оно дольше сохранилось, его можно посыпать каменной солью или высушить на солнце.

– Рав не поступит так, потому что эти люди должны жить здесь и быть несчастными. Смерть для них – слишком большая награда, – пояснил Зур. – Смерть надо заслужить. Пусть они найдут её сами. Рав отведёт до заката солнца злых людей так далеко от Чёрных Камней, чтобы они не сразу смогли найти пещеру Зура. За это время он успеет слетать в будущее.

Дав указания старику Раву, молодой охотник достал из внутреннего кармана куртки перочинный ножик, подошёл к бандитам и шильным лезвием открыл замок наручников. Рав, приведя в порядок, себя и своё боевое снаряжение, состоящее из дротика и кремниевого ножа, подошёл к обезумевшим и растерянным бандитам.

Он был готов увести пришельцев из будущего, как можно дальше от этих мест и так основательно запутать следы, чтобы странные люди не смогли найти дорогу к Чёрным Камням. Раву не нравились пришельцы.

– Мы, что, свободны? Тут, как я понял, снимается какой-то художественный фильм про дикарей? – немного приободрился Прошин. – Ну, тогда… такая ситуация… меняет дело.

– Наконец-то ты, Зуранов, сообразил, – сплюнул себе под ноги Самохвалов, – что с нами шутки плохи. Ладно. Тебя мы не тронем. Но со Шнорре доведём дело до конца. Сунешь в наше дело свой нос – отрубим его… по самые пятки! Понял? А пока дай нам что-нибудь пожрать, верни оружие и проводи до шоссейной дороги! Тебе зачтётся?

– Рав хочет знать, что говорит это двуногое мясо на непонятном для него языке? – поинтересовался старый охотник. – Если человек, наполненный жиром, оскорбляют мудрого и отважного Рава, то он убьёт его в честном поединке.

– Пусть знает великий охотник Рав, что люди, пришедшие из будущего, – пояснил Зур на языке Племени Уходящих, – потеряли разум и не знают, где они находятся. Рав может их по дороге немного поколотить древком своего короткого копья, но убивать их не должен. Не надо гневить горных духов.

– Да ты ещё, Зуранов, и киноартист! Мелешь что-то на тарабарщине. – Самохвалов, выпятив живот, развязанной походкой подошёл к Зуру. – Я повторяю приказ! Вернуть табельное оружие! Но сначала мы отдохнём и чего-нибудь пожрём! Где здесь кафе или, на крайний случай, какая-нибудь забегаловка?

– Отныне господа о жратве и прочем вы будете заботиться только сами, если, конечно, к вечеру, вас самих кто-нибудь не сожрёт, – сурово сообщил им Зуранов. – А теперь в путь! Я не желаю больше видеть ваши свиные рыла!

– Оп-она! Да мы, оказывается, в Африке, и Зуранов продал нас в рабство,– выразил свои соображения Василий.– Ну, как мы сюда попали, ума не приложу. Память отшибло.

– Молодец, что догадался, – сказал Зур и дал знак рукою Раву, переходя на другой язык. – Пусть Рав поспешит! Пусть он немедленно уведёт отсюда злых духов в телесной оболочке!

Сильный и могучий, старый Рав взял за шиворот бандитов и повернул лицом в ту сторону, куда им следовало идти. Те попытались оказать отчаянное сопротивление. Но невозмутимый и спокойный Рав так крепко обнял обоих сразу, что бандиты завопили от нестерпимой боли. Им ничего не оставалось делать, как только идти, идти, идти…

Через несколько минут конвоируемые и Рав исчезли в густых зарослях пышной растительности раннего неолита. Зур вошёл в пещеру и в самом дальнем углу в одной из трещин каменного пола спрятал пистолет Макарова, перочинный нож, наручники и коробок спичек, предварительно завернув его во внутреннюю часть шкурки мелкого грызуна Банхи. Он был уверен, что в такой упаковке они не отсыреют. При себе он оставил пистолет Стечкина, который может ему пригодиться там, в будущем.

Выйдя из пещеры, он присел на ствол старого дерева, вспомнил, что у него имелась при себе зажигалка и сигареты. Закурил. Молодой охотник стал непроизвольно обдумывать дело Шнорре. На отсутствие доказательств вины преступников сетовать не приходилось. Бумаги, которые бандиты предложили подписать Михаилу Арнольдовичу, говорили сами за себя. В них, по меньшей мере, значилось около десятка фамилий лиц, явно состоящих в умело организованной, преступной группировке. Это были, что называется, если и не первые люди города, то не из числа последних.

Начальник местного УВД, новый прокурор, главный судья, директор банка «Простор»… Несомненно, вся эта шайка существовала не без поддержки влиятельных субъектов из городской мэрии.

Дело Зуранову не представлялось сложным. Но он глубоко сомневался в том, что самые главные преступники когда-либо, на законном основании, получат по заслугам за свои чёрные дела. Земной суд не для них, если только божий… В любом случае, они прикроются «мелкими сошками» и «стрелочниками», когда дело дойдёт до Москвы. Да ведь и там, при таком раскладе, обязательно имелась мощная и влиятельная, что называется, волосатая рука.

Всё, без сомнения, произойдёт так, как всегда происходило: одного оправдают, второй останется «незамеченным», третий откупится… Но зло должно быть наказано. Пусть самосуд, но ведь всё по-справедливости. Разве такое нормально, когда один парится на зоне за мешок украденноё капусты, а другой, у которого на счету десятки, а то и сотни, миллионов долларов, присвоенных самым наглым способом, и ни одна загубленная человеческая жизнь, разгуливает на свободе и не просто разгуливает, а зачастую… считается очень уважаемым господином? За какие же заслуги? Почему он не наказан? Ведь это явная несправедливость.

Некоторые «умники», усиленно и навязчиво ссылаясь на рекомендации, по сути, анонимных сочинителей, не рекомендуют, а по сути, пытаются представителям народных масс прощать врагов своих. С какой стати? Тебя ударили по правой щеке, потом подставь и правую. Таким образом ты перестанешь быть человеком, а превратишься в жалкое, безропотное животное. Прикажут – и ты еже не щёку подставишь под удар, а положишь свою голову на плаху, под топор палача.

В такой ситуации у Зла будут развязаны руки, и оно может творить с безропотным человечеством всё, что пожелает: устраивать в мирных странах государственные перевороты, бомбить города с минными жителями, убивать, грабить, насиловать, придумывать какие-то несуразные и пагубные «ценности». Такого расклада Зуранов-Зур не мог понять и принять.

Алексей предполагал, что и дело скульптора Воротова, возможно, связано со всей преступной катавасией, рождённой сильными мира сего в масштабах только одного города. Но кто знает, может быть, и страны, и земного мира. Допустимо, что эти преступления, всего лишь, небольшая часть единого целого.

Зур-Зуранов, не торопясь, спустился по горному ручью в низину, заросшую огромными лопухами, напоминающие одновременно и частично кувшинки, но только на толстых мясистых стеблях. Ему показалось, что здесь, в пойме ручья, он видел какую-то красно-жёлтую породу, напоминающую россыпное золото.

Он старательно заполнил мешок, сшитый из шкуры белки-летяги Виту, самыми крупными самородками. Неподалеку, чуть выше по склону, он нашёл больше трёх десятков прозрачных зеленоватых и красноватых, прозрачных минералов. Их тоже решил взять с собой… в будущее.

Гранкин благополучно довёл «Волгу» с затемнёнными стёклами до старого, разбитого моста через речку Беловодная. Молодой, начинающий, но уже законченный, бандит Володя Самохвалов лежал на заднем сидении. От удара по голове пистолетной рукояткой он с большим трудом приходил в себя. Денис, время от времени, наблюдал через зеркало за «страданием юного Вертера». На всякий случай.

Уже перед самым заездом на опасный мост, самоуверенный и не о чём ещё не подозревающий бандит Володя слабым голосом, но самым наглым образом:

– Ну, всё, хватит, мужик! Завязывай дуру гнать! – сказал Самохвалов младший. – Ты не знаешь, с кем имеешь дело.

– Знаю! С убийцей и мерзавцем! Дорога тебе на тот свет! – Гранкин с ювелирным мастерством въехал на мост, который вот-вот должен был рухнуть. – Не шевелись, иначе мне придётся тебя пристрелить.

– Ты, что, обалдел, мужик? Но я в тему въехал, я могу заплатить тебе столько, сколько потянет… по моему карману!

Чувствуя, как машина начинает медленно проваливаться, как бы, сквозь мост, Денис поспешно выскочил из кабины. И своевременно, потому что едва успел зацепиться руками за перила старого моста. «Волга», сделав в воздухе почти полный кульбит, с грохотом ударилась крышей салона о воду. Ясно, что после такого падения автомобиля с довольно большой высоты, рассчитывать молодому бандиту было не на что.

Очень осторожно Гранкин вернулся на берег, сел прямо на бугор, обросший не высокой, но густой травой. Закурил. В первые в своей жизни он убил человека и не пожалел об этом. Наверное, потому, что вспомнил отрубленную голову Зинаиды Марковны, довольно известного адвоката и в прошлом его преподавателя.

Впервые в своей жизни он сидел на берегу и наблюдал за тем, что бы, не дай бог, этот мерзавец, каким-то, чудом ни выбрался из кабины утопленной «Волги». Ждал потому, чтобы, в случае необходимости, пристрелить бандита или, в крайнем случае, задушить его прямо в воде.

Вроде, всё прошло чисто и гладко. Свидетелей происшедшего поблизости не наблюдалось. Проезжающие автомашины по новой дороги и прохожие, идущие вдоль её, не в счёт… Вряд ли, водители дорожного транспорта и пешеходы могли бы что-то понять и увидеть… с такого, дальнего расстояния. Тут даже не триста метров получалось от основной магистрали до ветхого моста, по предварительной прикидке Гранкина, а в четыре-пять раз больше.

Через двадцать минут Денис уже шагал по шоссейной дороге. Автобуса до города ожидать долго не пришлось. Здесь, в противоположной стороне автотрассы протекала речка Гривенка, более ухоженная и окультуренная, чем Беловодная. Здесь, данной местности, располагались многочисленные городские дачи и также четырёхэтажные особняки.

Довольно быстро Шнорре сделал всё так, как поручил ему Зуранов. В пожарном порядке, приобретая для своих родных железнодорожные билеты на вечерний поезд до небольшого сибирского городка Тулун, он вынужден был объяснить, что всем им грозит серьёзная опасность. В подробности вдаваться не стал, но его поняли: явно, дело связано с бизнесом и предпринимательской деятельностью. Там, почти в таёжных угодьях, у него имелось даже не зимовье, в привычном понимании этого слова, а самый настоящий добротный двухэтажный дом.

В качестве прислуги, а заодно и сторожа, жила в нём местная старушка Агафья и всегда ждала дорогих гостей. Она приходилось Михаилу Арнольдовичу какой-то дальней родственницей, вроде, даже троюродной сестрой.

Сыновьям своим, без свидетелей, в приватной беседе, под каким-то, незначительном предлогом, Михаил Арнольдович рассказал обо всём том, что произошло с Зинаидой Марковной, их матерью. Степан и Дмитрий восприняли страшную новость, как нечто жуткое и несуразное. Но держались они стойко, временами, как бы, уходя в себя.

Им было нелегко окончательно поверить, что матери их нет больше в живых и что погибла она такой страшной и мучительной смертью. Он отговорил их появляться у него на квартире. Михаил Арнольдович заверил сыновей, что сам лично отомстит за жену и с помощью Зуранова отыщет её труп, и смог убедить сыновей в том, что им обязательно надо доехать со своими семьями до Москвы.

Пусть пока их жены и дети не «обложены» бандитской слежкой, но перестраховаться стоило. На всякий случай.

Шнорре старшего порадовало, что Степан и Дмитрий, не колеблясь, дали своё согласие работать в детективном бюро «Портал».

– Алексей Владимирович заверил, что платить вам будет хорошо, – задумчиво произнёс Михаил Арнольдович. – И я почти уверен, что так и произойдёт.

– Да, о чём ты говоришь, отец! – сказал старший сын Степан. – Мы сами будем ему приплачивать, чтобы иметь возможность отомстить…

– Нелегко вам придётся, дети. Даже собаке вне закона трудно выжить, – предупредил их Мхаил Арнольдович. – Но закона в нашем городе нет… Никакого! Даже воровского. Сейчас мало кто из «уркаганов» существует «по понятиям». Мир жутко изменился, доложу вам, и не в самую лучшую сторону.

– Ничего, попробуем, – угрюмо ответил младший сын Дмитрий. – Надеюсь, нормальные люди всякую мразь защищать не станут.

Они помянули Зинаиду Марковну. Шнорре старший позвонил своему самому надёжному охраннику Вадиму Шерстенёву, прошедшему, как говорится, и рым, и Крым. Тот подъехал к дому, где жил Степан с семьёй, разумеется, не ставя в известность, Мартемьяна Рыжих. Жаль, что его верный соратник Захарыч, как он считал, оказался подлой и жестокой тварью. «Ну, ничего. Каждой дурёшке будет по серёжке».

Появился Шерстенёв, ни о чём не расспрашивал, зная, что его начальник, когда понадобится, сам обо всём расскажет. Шнорре вручил ему ключи от гаража и своей квартиры, велел пригнать к его подъеду «Шкоду» и ждать Шнорре в его квартире.

Как много хотел сказать своим родным Михаил Арнольдович. Его переполняло великое горе, но он сдержался, нашёл в себе силы не выдать своих эмоций. Конечно же, не один раз за время короткой встречи перед их внезапным отъездом невестки задавали вопросы: «Что происходит?» Но он угрюмо уходил от него, говоря, что всё они узнают потом.

Шнорре, вызвал по телефону такси. Обнял невесток и внуков. Потом торопливо вышел на улицу. Буквально через пятнадцать минут он был дома. «Шкода» стояла у подъезда, а в квартире его терпеливо ждал верный ему охранник Вадим Шерстенёв.

– Конечно, возможно, не моё дело, Михаил Арнольдович, – сказал он, собираясь уходить, – но если что, я всегда приду к вам на помощь. Думаю, что пригожусь.

– Скорей всего, пригодишься. Но пока я ничего не могу тебе сказать, Вадик. Ты единственный, кому я доверяю на кабельном заводе. Теперь всё ясно, как день.

– Что мне про вас сказать, если спросит Мартьемьян Захарович? Он может догадаться, что я был у вас.

– Скажи, что запил старик. Сообщи, что Шнорре… не просыхает. Ему, Мартемьяну, станет… очень радостно, да и я выиграю два-три дня. А там… видно будет. И больше скотина борзая, Рыжих, ничего не должен знать. Ты понял, Вадик?

– Как не понять. Номер вашего мобильника я знаю, а мои данные у вас имеются. Я всегда готов…

Затворив за Шерстенёвым дверь, Шнорре подумал о том, как неплохо было бы иметь в союзниках на собственном предприятии, хотя бы, двух-трёх таких верных и надёжных людей, как обычный охранник Шерстенёв. Впрочем, не совсем обычный, да и не существует в природе простых людей.

За плечами у Вадима Аркадьевича Шерстенёва, у молодого капитана полиции в отставке, была и академия МВД, и в своё время долгая командировка в Чечню. Да и не только там он побывал. Но жизнь сложилась так у Шерстенёва, что пришлось ему после его «рымов и Крымов», стать охранником. Шнорре особо не вникал в подробности его личной жизни. А благодарен Вадим был за то, как говорится, по гроб жизни Михаилу Арнольдовичу, что тот дал на лечение его дочери Инны довольно большую сумму денег. Правда, это не спасло ребёнка от смерти.

Но Вадим всегда помнил добрые дела и даже вернул Шнорре часть долга… Правда, Михаил Арнольдович категорически отказывался взять их назад. Но Шерстенёв твёрдо заверил, что теперь ему ничего не надо, а на хлеб он себе заработает. Горек для него, видно, был и хлеб, как и для его жены, Марины, в прошлом, преподавателя микробиологии в медицинском училище.

Детей, кроме Инны, у Шерстенёвых не имелось. После того, как появилась на свет дочь, через два года его жена оказалась вновь в роддоме. Но не повезло: мальчик родился, но мертвым… Его тело врачи родителям не выдали. Да и не имелось в этом смысла… Всё теперь в прошлом, потому что Марина после смерти Инны сошла с ума, и вот уже три года находилась на бесперспективном лечении в психиатрической больнице.

Потом Шнорре стал вспоминать свою жену Зину, то время, когда они были молодыми. Из прошлого, как бы, выплыл тот момент, когда они познакомились очень просто, в городском парке. Он подсел к ней, на скамейку, и начал рассказывать о том, какой он хороший человек. Конечно, он шутил. Шнорре в то время уже перешёл на пятый курс химико-технологического факультета политехнического института, она – только что поступила на юридический факультете государственного университета.

Мысли Шнорре прервал внезапно появившийся, словно ниоткуда, Зуранов. Он был всё в том же, слегка помятом, джинсовом костюме. В руках он держал небольшой мешок, сшитый примитивным дикарским способом сухожилиями дикой козы Зума из шкурки белки-летяги Виту.

– Ты, Алексей, – глубокомысленно сказал Шнорре, – нарисовался здесь, как будто, из воздуха. – Если бы я верил в чудеса, то я бы сказал, что ты – одно из них.

– Я тебе, Арнольдович, потом всё обскажу. Тайн никаких нет, – он вывалил содержимое мешка на стол. – Смотри, сколько я принёс драгоценных камней и золота.

Шнорре, почти профессионально разбирающийся в благородных металлах и драгоценных камнях, подошёл к трофейному богатству. Он без восторгов, но с большим интересом, стал перебирать всё принесённоё сюда из «неоткуда» частным сыщиком. Остановил своё внимание на нескольких неказистых на вид тёмно-коричневых камешках, величиной с горошину. С большим удовольствием заметил:

– Вот эти три штуковины – прекрасные опалы. Таких я нигде и никогда не встречал.

– Но тут же ещё гора драгоценных камней, да и золота хватает.

– То, что ты называешь драгоценными камнями, Алексей Владимирович, есть ни то иное, как обычный шпат и… кварца немного… есть разноцветные и с вкраплениями. Что касается золота, то оно, в основном, настоящее. Скажу больше. Даже на глаз видно, что в нём ничтожное количество содержание серебра. Но тут нужен химический анализ. Во всяком случае, оно – высокого качества, рассыпное, не рудное, проба ни как не ниже, девятьсот пятидесятой. Поверь, если я и ошибся, то не намного. Здесь, можно сказать, целое состояние.

– Хоть такое обстоятельство радует. Значит с камнями, я пролетел?

– Почему же пролетел, Алексей? Этих трёх опалов, на мой взгляд, достаточно будет для того, чтобы купить… Впрочем, денег, вырученных от них, всё равно, не хватит, чтобы приобрести даже трёхкомнатную квартиру в Подмосковье. Цены растут, как шампиньоны после дождя. Поверь, мне на всё плевать! Но, Лёша, не красиво с твоей стороны так долго отсутствовать, чтобы грабить банки или сундуки частных владельцев… Правда, непонятно, на хрена какой-то болван держал в своём сейфе вместе с россыпным золотом, по сути, с самородным, кучу каких то… никчемных блестяшек.

– Потом всё объясню. Но честно скажу, Михаил Арнольдович, что банков я не грабил, и в закромах ни одного проходимца не копался. Долго объяснять. Всё потом. Сначала дело.

Зуранов до мельчайших подробностей расспросил Шнорре о том, как обстоят дела, и остался доволен. К этому добавил, скорее, напомнил, что лучше всего будет, если Михаил Арнольдович и его сыновья будут жить у него, Зуранова, вместе с ним, в дву3хкомнатной квартире. «В тесноте, но не в обиде». А вот это жильё, как и у родственников Шнорре, находится под постоянным наблюдением. Без сомнения.

– Да, – согласился Шнорре, – ты и Денис пока вне подозрений и пристального внимания подонков. Мне на своём заводе тоже пока делать нечего.

– Верно. Но мы заглянем туда, чтобы расквитаться по полной программе с твоим друганом Мартемьяном и некоторыми другими господами.

Через пятнадцать минут появился и Денис Гранкин. Он коротко доложил о том, как убил… негодяя. Рассказывал об этом тихо, но не спокойно. Пришлось отправить на тот свет, какого ни какого, но, всё же, человека.

Бывший адвокат очень заинтересовался золотом, какое добыл Зуранов, и поинтересовался, возьмёт ли его начальник детективного агентства в долю.

– Нас теперь в агентстве, вместе с Михаилом Арнольдовичем и его сыновьями получается пятеро. Все доходы будем делить поровну. Но ты, Дэн, учти, что у нас предвидится много затрат. Понадобится и транспорт и оружие…

– Мне и моим сыновьям ничего не надо, – сурово ответил Шнорре. – Наша задача – отомстить… гадам!

– И не очень засветиться, – бывший адвокат взял в руки кусок шпата, внимательно его разглядывая.

– Постоять у воды и ног не замочить, – ухмыльнулся Алексей. – Скорей всего, не получится. Так что, Денис, у тебя ещё есть время подумать…

– Не городи ерунды, – ответил Гранкин, – всё решено. Тем более, я уверен, что твои «полёты» в прошлое солидно укрепят и наше материальное положение.

Они взяли с собой всё самое необходимое: пистолет, документы, изъятые у копов-бандитов, деньги, драгоценности, лежащие в сейфе. Шнорре набил большую сумку необходимыми вещами. Пришлось ему прихватить с собой и голову Зинаиды, положив её в небольшой холщовый мешок. Алексей не сразу убедил Михаила Арнольдовича в том, что оставлять её в квартире, которая, возможно, через несколько часов будет превращена в руины, не логично.

С большой неохотой Шнорре аккуратно положил голову своей жены в багажник. Сам же занял заднее место в салоне. Рядом с Денисом, который устроился за рулём как самый наиболее опытный водитель, из присутствующих, сидел Зуранов. У Гранкина, ещё в более раннем молодом возрасте, имелась машина. Наша, отечественная, «Нива». Пока он не разбил её в одной жуткой аварии, отделавшись двумя-тремя царапинами и вывихом левой руки.

После того, как он врезался в гружёную фуру и его «Нива» стала попросту грудой металлолома, у Гранкина на долгое время пропало желание садиться за руль. Но сейчас он придерживался другого мнения.

– Да, надо будет машину приобретать. Без неё, как без рук. – Денис выехал со двора на основную дорогу. – Вот Полина приедет из-за «бугра», что-нибудь с ней сообразим. Надеюсь, что зарплата моя в твоей конторе, Лёха, будет не меньше, чем у адвоката средней руки.

– Надейся, Дэн, – Зуранов закурил. – Ты хоть не забыл, куда мы сейчас едем?

– Как же? Помню. В Матвеевский леспромхоз. – Гранкин тоже достал сигарету, внимательно следя за дорогой, небрежно сунул её в рот. – Надо будет душу из господина бандита Тихого вынуть. От тела её отделить.

– Я уверен, что нет в его гадком теле никакой души, – с задумчивой тоской заметил Шнорре. – Мерзопакостный гад жить не должен! Так вот и прикиньте, маленький член к большому носу, господа! Только тогда суд можно назвать законным, когда он справедлив. Убить мерзавца должен только я! И никто другой!

– Успокойся, Арнольдович, и у тебя, и у всех нас будут руки в крови,– твёрдо сказал Зуранов. – Время такое… частично мутное, подлое. Много преступников – на свободе, а…

– Ты прав, Лёха, – согласился с ним Денис, обгоняя незагруженный лесовоз. – А Тишина, если бы у нас имелась возможность подвести гада под суд, то он бы его оправдал… или наказал бы так, очень условно. А поскольку, все твари-подельники на верхотуре знают, что такая вот тля может «запеть» на суде не совсем то что надо, в крайнем случае, скоту пообещают объявить его невменяемым… и в больничку. А станет артачиться и требовать большой кусок, то могут, реально, и убрать… мелкую сошку.

Почти до самого леспромхоза они почти не разговаривали друг с другом, надеясь, что всё пройдёт гладко, желательно, без свидетелей. Они остановили «Шкоду» недалеко от ворот верхнего склада леспромхоза, который практически не охранялся. В своей мелкой сторожке-будке верный пёс в образе человека, стоящий на защите акционерной собственности, увлечённо беседовал с кем-то по телефону.

Он ни малейшего внимания не обращал на тех, кто входил на территорию леспромхоза и выходил. Правильно, чего тут выгибаться, когда все в селе Большая Матвеевка свои. И так дел по горло. Только и успевай поднимать шлагбаум перед машинами, идущими сюда и гружёнными лесом, да и порожние надо выпускать.

Вот за выезжающими на деляны шоферами догляд кое-какой необходим. Неровен час, что-нибудь могут с собой прихватить, к примеру, тот же топор. Жаль ведь хозяйчику, одному из многочисленных воров и грабителей «личного» инструмента… Добра на всех не напасёшься.

В данном случае леса. «Ходи, Машенька, за грибочками в иные места. А тут почти всё частное или… акционерное. Слава богу, леса еще в России достаточно. Потому нечистые на руку господа и дамы могут накрутить всякого и разного, с весомой и практической пользой для себя, своих родственников и добрых друзей.

Шнорре остался в машине, а Зуранов и Гранкин спокойно прошли на территорию леспромхоза. Охранник даже поленился посмотреть в их сторону. Возможно, он видел их, так называемым, боковым зрением. Чоповец твёрдо был уверен в том, что чужие и, причём, без надобности, здесь не шастают. На обратном пути, конечно же, ему надо будет понаблюдать, не выносят ли незнакомые гости, к примеру, бревно на своих плечах. И если выносят – то остановить… Возможно, с дальнейшей выгодой для себя.

Долго Тихого им искать не пришлось. «Уркаган» Федя Тишин не занимался своими непосредственными обязанностями подсобного рабочего или кого там ещё. Да и дело шло к вечеру, можно было и повалять дурака. Он сидел, вероятно, с молодящейся приёмщицей, за огромным штабелем брёвен, на скамейке. Не столько даже обжимал её, что называется, сколько рассказывал о том, какой он крутой.

Это повальная беда и удел всех «бакланов» и «шестерок», творить на людях «дешёвый базар» и расправляться изобретательно и жестоко с теми, кто слабее их. Тем более, теперь уже было предельно ясно, что, Тихий «работал под прикрытием». Да ещё каким! На грязные дела его посылали те, кто мог и должен был, со временем, смешать его с дерьмом. С отработанным материалом подобного рода авторитеты разного рода и вида особо не церемонятся.

– Да я, Танька, тут любого держу в лапе! – говорил он такое приёмщице нарочито громко, завидев издали, что к нему направляются двое неизвестных. – Вон два чучела ко мне кондыбают. Видать, дело у них до меня. Без Тихого ни один скворец не может чирикнуть.

– Ну, я пойду в избушку,– немного смутилась Танька, вставая с бревна. – Хоть и работы на сегодня нет, а вдруг кто из начальства заявится.

– Скажешь, что со мной беседу вела, так и заткнуться. А мы с тобой, Танюха, обязательно у меня на хате покувыркаемся. Вот освобожусь малость и… займёмся. Мне ещё твой мужик спасибо скажет за то, что ты станешь бодрой и весёлой.

– Да, ну, тебя, Сергеич! – крикнула уже издали она. – Ты всё только обещаешь!

Сыщики дождались, когда сухопарая и явно находящаяся в «творческом» поиске приёмщица скроется из виду. Они подошли к закурившему сигарету Тихому с улыбками на лицах. Не очень-то, видно, на зонах подорвал в тяжких трудах и лишениях своё здоровье Федя Тишин. Выглядел молодо, как и есть, на свой положенный тридцатник с небольшим. Этакий бутуз, где-то ростом не больше одного метра семидесяти сантиметров или около того.

В новенькой синей стёганке и такого же цвета шапочке-вязанке он мог, вполне, сойти в каком-нибудь крутом отечественном кинобоевике даже не за «уркагана», а за старшего лейтенанта полиции. Рожа нагло-лилейная, почти дежурный «святой» или, где-то, рядом. Но вид самоуверенный, спокойный. «Подобные твари везде и всюду хорошо живут,– подумал Зуранов, – но до поры до времени. Даже если они и козырные «шестёрки», всё одно, козлы отпущения или для бандитов, или для «самых справедливых» судов.

– Кого-то, пацаны, ищем? – поинтересовался Тихий. – Может, меня или на задницу огромных радостей?

– Мы по твоему громкому «базару» осознали, что ты и есть Федя Тишин, да к тому же ещё и Сергеевич. Но ты, Тихий, как бы, думаешь о себе совсем не то, что знаешь, – почти по блатному сказал Гранкин. – Тебя, щегла, птицу ощипанную Палыч желает видеть.

– Оно, конечно, братан, ты сладко «поёшь», – правая рука Тихого очень осторожно полезла во внутренний карман фуфайки-стёганки, сто процентов, за «волыной». – А с Палычем я имею контакт только через мобилу, и если надо…

Но достать «пушку» из фуфловского нутра и «докукарекать» начатого им словесного поноса Тихий не успел. Алексей в прыжке достал ребром ладони переносицу уркагана, и тот, как куль с дерьмом, завалился под огромный штабель брёвен.

Зуранов перевернул Тишина на живот и защёлкнул на запястьях его рук «браслеты». Из внутреннего кармана бандита он достал хромированный револьвер японского производства, смятую пачку денег и бумажку, на которой нахально было перечислено полтора десятка фамилий, тут же домашние адреса.

Надо же, ничего не опасался, прикрытый «мусорами». Иначе бандитов в форме полицейских не назовёшь. Без сомнения, записаны в кондуите бандита были те, кого Тихий был способен и должен убрать… замочить. Ясно, ему всегда конкретно давали наводку, объясняли, что делать и при каких обстоятельствах. Наверняка, одним из наставников «шестериллы» был уже отправленный в мир Раннего Неолита, преступный полицейский майор Самохвалов.

Директор детективного агентства «Портал» Зуранов спрятал список настоящих и будущих жертв и револьвер убийцы в карман, пересчитал деньги и протянул их Денису.. Мелочь. Всего-то, около девяти тысяч рублей.

– Ты чего, очумел? – возмутился Гранкин. – Я, конечно, уважаю «бабки», даже мелкие. Ты знаешь, и я бережлив… относительно. Но эти деньги… за убитую Зинаиду будут жечь мне руки.

– Не дури! Деньги ни в чём не виноваты. Ты заслужил горазд большего, а это тебе на конфеты. А твои труды будут нормально оплачены.

– Надеюсь на это.

– Можешь не сомневаться. Ты самым прекрасным образом уже ликвидировал одного преступника. Взял грех на себя. Возьми дл начала и… эти деньги.

– Ты прав, Лёха. В борьбе с преступным миром, мы сами становимся преступниками,– всё же, согласился с ним Гранкин и взял деньги. – Но иначе нельзя. А судить нас будет Бог.

– Он поймёт, что правда на нашей стороне. И если мы есть, значит, именно Господь пожелал, чтобы мы существовали и действовали. Но мы слабы в борьбе с организованным и продуманным дерьмом. Нам нужно стать жестокими, хитрыми, коварными, как они, и, главное, осторожными. Не стоит прокалываться на мелочах. Они, кровавые псы, теперь затихарились и сейчас внешне очень… милые. Но ровно на столько, на сколько может быть добродушным и улыбчивым кабанье рыло.

Довольно быстро пришёл в сознание Тихий и резво вскочил на ноги. В ловкости ему отказать было трудно, ибо с наручниками за спиной не каждому дано изображать молодого жеребёнка. С громким матом он бросился бежать, но сыщики плотно припёрли его к штабелям и показали ему личное огнестрельное оружие ближнего боя – пистолеты. Проблемы с ними не имелось.

– Будешь вопить, сучок, – тихо предупредил бандита Зуранов, – прикончим прямо здесь. Тут, в деревяшках, никто ничего не увидит и не услышит. Да и кому ты, падаль, на хрен нужен! Если кто и узреет сцену твоего подыхания, то с удовольствием сделает вид, что он слепой и глухой. К тому же, ещё и немой.

– Ну, может, объясните, что за дела? – начал хорохориться Тихий. – Я вам прямо скажу, орлы, меня не только самый лучший адвокат, но и главный прокурор года отмажет. Да и судья свой человек. В общем, натворили вы себе хлопот, граждане, не знаю кто. Я говорю, что ведаю, то сообщаю, где при делах… Пургу не гоню. Верните всё, что у меня взяли из кармана! «Волыну» японского производства обязательно. Я в понятках, что вы поимели от меня. И тогда мы расстанемся, почти что, как братаны. Может, даже мы возьмём вас… в дело. А так – только в работу. Ломать вам черепа начнём основательно.

– Приятно побеседовать с будущим тухлым трупом. – Зуранов закурил, тоже сделал и Гранкин. – Но вот если ты, тля, пройдёшь мимо охранника весёлым и бодрым, то, может быть, мы с тобой и обсудим кое-какие дела. В противном случае, и тебя прикончим, и охранника. Въехал?

– Пока мне ничего другого не остаётся делать, – ответил не без юмора самонадеянный бандит Тихий. – Но разрешите сделать один звонок другу. «Мобила» у меня в кармане «куртяхи». Вы, оказывается, не всё с меня поимели.

– Твои друганы уже так далеко, что ты, Федя, им никак не дозвонишься, – сообщил Гранкин. – Может, ты, к примеру, хочешь пообщаться с коповским сынком Володей? Так эта тварь кормит плотву и окуней на дне реки Беловодной.

– Я почему-то вам поверил, – поникшим голосом сказал Тишин. – Но я предполагаю, что смогу убедить вас в том, что вы не очень правы.

Зуранов подошёл к бандиту, снял с него наручники и соединил ими свою левую с правой рукой уркагана. Тихий не делал малейших попыток к сопротивлению, по робости своей и потому, что находился, как говорится, под стволом пистолета Гранкина.

– Пойдём, Федя! Причём, без всяких там фокусов, – с сарказмом улыбнулся Зуранов. – Мой товарищ будет с правой стороны от тебя. В таком положении, даже если ты Брюс Ли, шансов у тебя слинять от нас в наличии не имеется. Это жизнь, а не художественный фильм.

Они без всяких эксцессов прошли мимо гоблина-охранника, который не заметил, что бы три господина выносили с расположения охраняемой территории что-то ценное, … с верхнего склада леспромхоза. Да и, к тому же, он узрел своего, по сути, приятеля Федю Тишина, который на его приветствие ответил небрежным кивком. Как обычно. Что поделаешь, с крутыми надо считаться и, при случае, на них опираться.

Место рядом с Гранкиным в машине занял Шнорре, у которого хватило мужества не попытаться придушить убийцу своей жены. Зуранов, естественно, обосновался во второй половине салона вместе с Тишиным. Алексей передал Шнорре трофейный японский револьвер:

– Если тут у нас организуется какая-то возня, то стреляй, Михаил Арнольдович, Федюше прямо в лоб. Думаю, сообразишь, как такая штука делается.

– Конечно, соображу! – ответил Шнорре. – Но получится слишком лёгкая смерть для такого подлеца.

– Батя, ты что пургу, в натуре, гонишь?! – пошёл ва-банк Тихий. – Да за меня тебе уши к заднице приклеят!

На такую яркую тираду Шнорре постарался никак не реагировать, а Зуранов легонько, для успокоения мерзавца, ткнул бандита кулаком в лоб и сказал:

– Ну, показывай, гнилушка, место, где лежит труп женщины, последней твоей жертвы.

– Я тут не при делах! Не знаю никакой женщины! – завопил Тихий. – А если что, то я расколюсь. Всех сдам! Если, что и делал, то заставляли…

– Не валяй дурака, Федя, – Гранкин сосредоточено гнал машину по сельскому большаку, не быстро, на средней скорости. – Твоя судьба – «запеть»! А куда и как тебя паковать – решать нам. Говори, где сворачивать.

После спокойных и рассудительных слов бывшего адвоката Тишин окончательно прекратил понтоваться, то есть перестал капризничать. Зубы его в ужасе застучали… мелкой дробью. Но он нашёл в себе силы объяснять, куда и как ехать. В это время Зуранов внимательно изучал писульку, найденную в кармане бандита. Там стояла птичка и напротив фамилии и домашнего адреса скульптора Воротова.

Значит дело, которое поручила ему Козицкая, было связано и с убийством Зинаиды. Но почему-то галочка стояла и напротив фамилии старой актрисы. Значит, Тишин не успел отправить её на тот свет. Надо предупредить Лилию Максимовну, ибо запросто найдётся, вместо Тихого, другой местный киллер. «Наш пострел везде поспел». Тут, в списке, составленном Тихим, значились и живые, ясно, как день. Многие данные, фамилии, были без пометок.

Вскоре они по лесному профилю доехали до глубокого оврага, вышли из машины. Тишин повёл их в сторону болотистой низины, основательно заросшей ивняком и кустами болотного багульника. Труп Зинаиды был наспех забросан мхом. Зрелище предстало перед их глазами на столько страшное, что у Шнорре не выдержали нервы, и он начал душить Тишина. Детективы едва смогли убедить его в том, что ещё не настало время расплаты и надо решить, что делать с разлагающимся трупом.

Они на какое-то время забыли о существовании убийцы Зинаиды. Но Тихий, впавший в оцепенение, и не думал бежать. Он был на прицепе с Зурановым. Одни наручники на двоих. Да и даже, если бы его освободили на какое-то время от оков, он не решился бы на то, чтобы слинять. Понимал, скорей всего, что одна из пуль, дружно выпущенных из трёх стволов, при таком раскладе, настигнет его.

Кроме того, он надеялся, что его эти люди оставят в живых за то, что он отдаст им почти всё: трёхэтажный особнячок в Матвеевке (она же и Малая Матвеевка) с двумя гаражами, часть своих не очень малых сбережений. Кроме того, уркаган, при случае, серьёзно намеревался вломить всех, кого надо и не надо. Своя рубашка ближе к телу, тем более, шкура, под которой пока ещё учащённо билось сердце. Пусть и мерзкий, но, как бы, человек.

Он почти был уверен, что ему зачтётся то, если он поделится с этой странной компанией кое-какой информацией. Чем чёрт не шутит, а вдруг его взяли в плене очень важные менты из Москвы, и его, Федю Тишина, определят в очередной раз к хозяину, на зону. Возможно, что они – «мусорилы». Были бы беспредельщики, они сначала его обчистили бы по полной программе, натурально и документально…

А на зоне можно жить («только бы выжить») и славно можно время коротать. Главное – с порога подфартить смотрящему из законных или тому, кто в паханах там ходить будет… из авторитетов. Тут Федя осечки не произведёт. А за то, что кого и вляпает, сдаст, он отмажется. Ибо то – не свои, а все – канцелярские крысы, не знающие тюремных нар. Не более того. Да, возможно, и некому его под «предъяву» будет ставить.

Вывозить отсюда обезглавленное тело было бы почти невозможным делом. Да и тут же, на законных основаниях, захоронить или кремировать, не реально. Поступить так – означало сдать себя с потрохами организованной преступной группировке, где всё повязано. И тогда не могло бы идти ни какой речи не только о возмездии, но и малейшем торжестве справедливости.

– Вот, что, Федя, – глубокомысленно сказал Зуранов, – пока оставим всё, как есть. Поехали к тебе в гости. Думаем, что живёшь ты, хоть и в гордом одиночестве, но не очень паршиво.

– А я и не против, – оживился Тихий, – в доме всякий коньячок найдётся. «Браслеты» только с меня сбросьте, а я уж потом в долгу не останусь.

– Никто, Федя, из нас даже издали не походит на идиота, – резонно заметил Гранкин.– Пойдём в машину. Карета подана!

– А если я не скажу, где проживаю, – заупрямился Тишин.– Можете стрелять, но не…

Разумеется, договорить он не успел. Интеллигентный и в недавние времена очень человеколюбивый Шнорре со всей силы ударил ногой «уркагана» чуть пониже живота. Тишин скрючился от боли, повалившись на землю. Едва на ногах устоял атлетически сложенный и тренированный Зуранов, ибо был соединён с убийцей наручниками.

– Если тебе, мерзкое отродье, мало такого аргумента, то могу, к примеру, выколоть тебе глаз, отрезать ухо или прострелить ногу. – Шнорре сплюнул в сторону. – Решай! Только побыстрее! Даже быстрее, чем совокупляются кролики.

Зуранов приподнял с земли стонущего от боли, уркагана и поволок его к машине. Тот окончательно и бесповоротно решил делать всё, что ему прикажут странные, решительные и непонятные господа.

До места они добрались быстро. Трёхэтажный, не очень, но крутой особняк Тишина стоял почти в стороне от Матвеевки. И его ни коим образом нельзя было сравнить с тем домиком, где проживала, в центре села, подруга покойной Зинаиды, педагог-пенсионер Эльвира Николаевна Вдовина. Здесь, рядом с домом Тихого, находился и шикарный гараж, разумеется, уходивший в глубину ещё на два этажа. Наверняка, в нём, кроме «Ланд Крузера» семейства Шнорре, находилась ещё пара трофейных машин… возможно, для продажи. Ключи от его ворот и дверей особняка лежали в надёжном потайном месте, в металлическом ящике, скрытом от посторонних глаз.

Распивать чаи и коньяки с бандитом у них не имелось времени и желания. Тишин безропотно открыл два сейфа, в которых хранились деньги и кое-какие драгоценности. Понятно, что основное он утаил, что не очень расстраивало друзей, частных сыщиков. Правда, предприимчивый и скуповатый Гранкин взял себе лично, на память, три серебряные вазы и небольшую металлическую банку с непонятным кавказским орнаментом на крышке и на её четырёхгранных боках.

Всё ценное, что было ими найдено в доме Тихого, в пристройках и оранжерее, они пекренесли в багажник «Шкоды». Нет, они не считали, что грабят награбленное, а просто занимаются экспроприацией одного из экспроприаторов.

– Кроме всего прочего, Дэн, – обратился Зуранов к своему бывшему однокурснику, – найди жестяной поддон, чтобы умещался в багажнике. Заправь нашу машину. Уверен, что у гада Тишина в гараже имеется всякая горючка, и девяносто второй бензин тоже. Ты, Арнольдович, иди с Денисом. Поможешь. Он знает, что делать.

После того, как они ушли, Тишин вкрадчиво, упавшим голосом сказал Зуранову:

– Слышишь, может, договоримся. У меня золотишко и камешки, на чёрный день, зарыты. Брось ты их, друганов своих. Мы с тобой заживём, как надо. Когда их уберём, то я скажу, где и что искать.

– Наверняка, в оранжерее. В углу, на грядке, где у тебя розы китайские цветут, и хламу хватает. Ты же тупой. Не переживай, Федя. Мы всё уже нашли. А если, что и осталось, то чёрт с ним!

– Сволочи! Откуда вы узнали, что тайник находится там?

– На твоей роже всё написано, трусливый шакал. Даже добро спрятать, как следует, не в состоянии. Тупое создание!

Алексей нашёл в одной из кладовочек толстую длинную верёвку, снял с бандита и себя наручники. Тишин воспользовался паузой и успел ударить Зуранова хрустальной вазой, но тот увернулся. Поэтому удар пришёлся не в висок, а в плечо. Ответ был мгновенным и обычным: кулак сыщика стремительно нащупал солнечное сплетение отживающего свой век «баклана» и «шестёрки», но главным образом, садиста.

Он прочно спутал Тишина верёвкой по рукам и ногам. Потом привязал его обмякшее тело к радиатору парового отопления, на кухне. Пришедшему в себя бандиту Зуранов просто сказал:

– Чудной ты человек, Тихий. Ты надеялся убить меня хрустальной вазой? Чушь! Ибо мои голова и тело выдерживали и не такую… осаду. Ты – жалкая мышь по сравнению со мной. Но не в том твоя беда. Многие сотни тысяч людей на Земле живут честно и не корчат из себя супербоевиков и крутых. И это люди! Они живут нормально, как и подобает людям. А ты – гнида…

– Пощади! У меня было трудное детство… Я буду орать на весь дом. Меня услышат,– бандит от страха говорил почти шёпотом, голос его охрип. – Меня спасут…

– Никто не услышит. Ты живёшь почти за селом. А если бы кто и услышал, то перекрестился и в тайне порадовался бы тому, что ты больше никому не понаделаешь гадостей. Я уверен, что грехов на тебе, тварь ползучая, очень много.

В дом вернулись Гранкин и Шнорре. Каждый в руках держал по две канистры с бензином. Они сделали всё, как надо. Сотворили длинную «дорожку» из горючего, и протянули её далеко за пределы частной усадьбы, почти к автомобилю.

– Ты, Арнольдович, можешь попрощаться с садистом, убийцей твоей жены, Зинаиды Марковны, – Зуранов отошёл в сторону от уркагана. – Представь, как он отпиливал ей голову ножовкой, представь! Она умирала в страшной агонии. Ты можешь отрезать ему нос, выколоть глаз…

– Всё я понимаю, – тихо ответил Шнорре. – Но это ничего, что у нас отменена смертная казнь. Мы это дело исправим. Думаю, что и без моих пыток этот шалун получит массу предсмертных впечатлений. Ему ведь предстоит гореть заживо.

– Меня нельзя убивать, – прохрипел Тихий. – Я психически больной. Могу много рассказать такого, что вам пригодится… Не хочу умирать, ведь я ещё и не жил на свете.

– Уже и не будешь, – спокойно сообщил бандиту Гранкин. – Если бы я ненароком раздавил кузнечика или обломал ветку сирени, то мне стало бы жаль их. А тебя – нет.

– У меня две собаки Барс и Линда, – сказал уже почти спокойно Тишин. – Они без меня подохнут с голоду…

– Успокойся, – Шнорре достал из кармана револьвер, – я приговорил их… бывшим твоим оружием. Пришлось. За агрессивность! Сидели не на цепи. Жаль собачек, но они оказались слишком уж задиристыми. Ты отправишься на тот свет вслед за ними, дружок.

Глаза Шнорре вдруг округлились и налились кровью.

Он прострелил бандиту руку, потом ногу, не обращая внимания на его вопли и мольбы, типа, «пощади, батя» и «не убивай».

– Тебя, Федя, должно успокоить то, что многие из вашей тёплой компании пойдут по твоему следу, – сказал Гранкин. – Или мой товарищ запрячет их так далеко, что сам чёрт не найдёт. Самые основные боли и страдания у тебя впереди, урка. Мы ведь подожжём не только твой гараж, но и особнячок. Но ты, как вижу, уже догадался…

– Просьба не курить, господа сыщики! – полушутя заметил Зуранов, поливая бензином, всё, что легко воспламениться. – Займитесь делом, пока я тщательно обрабатываю логово этого кровососа. Откройте все газовые вентиля, которые имеются в доме. Мы должны сотворить самую активную взрывчатую смесь, и у нас всё получится. Видишь, Тихий, и мы помаленьку становимся преступниками.

Но Тишин терял сознание, видимо, от обильно кровоточащих ран и от ужаса, который ему ещё предстояло пережить.

Когда бензиновая «дорожка», как бы, бегущая за пределы широкого двора, соединилась со второй, они сели в салон машины и отъехали чуть дальше от особняка. Шнорре выбрался из «Шкоды», подошёл к бензиновой «тропинке», зажёг спичку и бросил её на землю. Огонь стремительно побежал в сторону дома и гаража. «Жаль, что сгорит и мой «Ланд Крузер»,– подумал Михаил Арнольдович. – Надёжная была иномарка. Но назад её никак не заберёшь». Он, словно спохватившись, заспешил к «Шкоде».

Через десять минут они находились уже далеко, по сути, от места преступления, совершенного ими. Как раз в это время раздались, один за другим, два мощных взрыва. Вряд ли там могло остаться что-то живое.

– Не долго музыка играла, не долго фраер танцевал, – философски изрёк Гранкин и тут же пошутил. – Это всё дядя Миша, наш стрелок и взрывник.

– Замолчи ты, Дениска, от твоего юмора мне тошно, – поделился с окружающими своим невесёлым настроением старик Шнорре. – Ты думаешь, что я получил удовольствия от убийства? Нет! Я отомстил – но на душе не стало светлее.

Так сказал бизнесмен, но, кто знает, может, и лукавил…

Наступил летний вечер. Но до сумерек ещё было очень далеко. Они вернулись к тому месту, где оставили труп Зинаиды. С минуту постояв перед её телом и головой, лежащей на груди трупа женщины, они занялись делом. Соорудили из сухого валежника большой костёр, положили на него жестянку, прихваченную в гараже Тишина, а наверх – останки Зинаиды. Пришлось немного плеснуть на сушняк бензина.

– Прощай, Зиночка, – со слезами на глазах промолвил Михаил Арнольдович и поднёс спичку к костру. – Жили мы с тобой славно… Не будет у меня больше ничего и никогда.

Никто его не утешал, не успокаивал. Алексей и Денис с грустью наблюдали за тем, как огонь, подпитанный бензином, пожирал сухие ветки. Потом пламя начало перебираться к телу Зинаиды, которое стало шевелиться, сжиматься, уменьшаться. Повалил густой чёрный дым.

– Не волнуйтесь, дым нашего кострища с основной дороги почти не виден, – Зуранов закурил, и Шнорре с Гранкиным поступили так же. – Мы располагаемся в глубоком овраге. Дым стелется по земле, да и теряется в чаще леса.

Они немного подождали, пока остынет зола, и высыпали часть её в железную банку, припасённую Денисом. Вот и всё, что осталось от человека – лишь горсточка пепла. Шнорре, не стыдясь собственных слёз, прижал «урну» с прахом жены к груди. Он пробормотал:

– Мальчики дорогие, не всё ведь сгорело. Осталось почти полчерепа и костей… немного.

– Арнольдович, мы закопаем то, что не сгорело, здесь и всегда будем помнить это место. Так надо. Иначе не получится. Не бензином же их обливать. А дух её, нашей Зинаиды, частично останется здесь и будет оберегать от бед и невзгод простых путников.

Гранкин сбегал за сапёрной лопатой, что лежала в багажнике и аккуратно, под большой сосной, зарыл кости. Предварительно он сложил всё это в большой целлофановый пакет.

– Сколько ни стой здесь, а идти надо, – Зуранов раздавил ногой окурок. – Уже наверняка к особняку мерзавца Тишина едут пожарные машины. Через полчаса на дороге могут появиться и полицейские патрули.

– А могут и не появиться, – возразил Гранкин. – Но банку с прахом мы, на всякий случай, спрячем, где-нибудь, поблизости от дороги.

– Не отдам! – зарычал, как раненый зверь, Шнорре. – Это моё!

– Я понимаю твоё состояние, Арнольдович, но постарайся успокоится, – Зуранов осторожно взял из рук Шнорре банку с прахом. – Мы должны быть очень осторожными и отвечать уже не за мёртвых, а за живых. Впрочем, смерти нет… в космическом плане. Но мы пока с вами здесь, на Земле. Давайте будем… беречь наших близких и родных.

Банку зарыли довольно глубоко, на небольшом холме. Запомнили место. Вода, ни коим образом, даже дождевая, не могла бы проникнуть в неё. Крышка закрывалась плотно. Когда они ехали по дороге навстречу им, действительно, попалось несколько пожарных машин. Шнорре поделился со своими молодыми друзьями мечтой.

Михаил Арнольдович решил закопать со временем прах Зинаиды в селе Матвеевка и на месте погребения поставить небольшую часовню. Главное, чтобы родственники, друзья, добрые знакомые знали, что здесь покоится прах его Зинаиды, а все остальные – не главное. Алексей и Денис поддержали его мысль.

Они благополучно доехали до квартиры Зуранова, который предпринял всё возможное, чтобы Шнорре чувствовал себя в ней полнокровным хозяином, как и в дальнейшем его сыновья – Степан и Дмитрий. Директор детективного агентства «Портал» выдал Михаилу Арнольдовичу запасные ключи от своего жилья, предложил сделать для удобства несколько дубликатов… для всех сыщиков.

Это касалось и офиса, где им всем предстояло находиться в роли не столько даже сыщиков, сколько ликвидаторов преступников и судьями. Смерти, по его мнению, заслуживают только те, кто убивал невинных людей собственными руками.

Руководители преступной группировки и кормящиеся от них заслуживали пожизненных сроков заключения. Но Зуранов не сомневался, что для некоторых преступников справедливым решением станет их переселение во время Раннего Неолита. Бандиты, по внешнему виду, вполне, нормальные господа, заслуживали этого сурового наказания. А кому из негодяев суждено будет сгинуть здесь, в современном мире, значит, такая у них судьба. Всё одно каждого негодяя ждёт расплата за содеянной не здесь, так там.

– Мне на пару дней надо будет удалиться, – Зуранов поставил на стол кофейник, банку с растворимым кофе, сахар, разлил его по кружкам. – Пусть я теперь, как никогда, чувствую себя изгоем двух миров, но мне надо служить людям, не понимающим меня. Во благо их придётся… жить.

– Нас тоже, после того, что мы сотворили, – сказал Гранкин, размешивая сахар в чашке, – святыми не объявят даже те, кто будет на нашей стороне.

– А ведь я понял, – Шнорре, давно не балующийся табачком, в который раз решил закурить, – что другого выхода нет. Только ведь то, что мы собрались делать – совсем не месть подонкам за наших родных и близких, за обиженных людей, здесь – справедливое возмездие. Я не ищу своим действиям оправдательных аргументов. Всё происходит так, как должно быть… Так что же, мне искать для себя адвоката?

Слушая рассуждения своих коллег и друзей, Зуранов не забывал давать им ценные указания. Он оставлял начальником на время своего отсутствия Гранкина и объявил его своим постоянным заместителем.

Михаилу Арнольдовичу и его сыновьям не желательно было, в целях их безопасности, светиться в офисе «Портала», да и появляться без острой надобности на улицах города. Поэтому, по возможности, Денис лично должен будет превратить в деньги золото и опалы, доставленные из прошлого в настоящее Зурановым.

Да и драгоценности, изъятые у Тишина, надо будет тоже продать, но осторожно. Необходимо приобрести две автомашины. Конечно, не развалюхи, но и не очень крутые, которые бы не очень бросались в глаза. Стоило раздобыть и хорошее, надёжное, огнестрельное оружие, автоматическое и для ближнего боя, пару бронежилетов, цифровое видео- и фотокамеру, два магнитофона. Если получится, то они раздобудут и устройства скрытого наблюдения и прослушивания. Кроме всего прочего, Алексей поручил всем детективам агентства выдать солидный аванс.

Он хотел сказать что-то ещё, но передумал, понимая, что нагрузил делами бывшего адвоката на два-три дни и так очень солидным объёмом работы.

– Ну, ты, Лёха, простой парнишка, – от волнения Гранкин почти залпом выпил свой кофе. – Ты там будешь в своей командировке сексуально удовлетворять дикарок, а я за два-три дня должен сделать, ну прямо скажем, невозможное. Прикинь, я ведь ещё должен буду и сидеть в нашей конторе… в ожидании посетителей. Да ведь надо будет начинать собирать досье на тех, кто значится в липовых документах, которые подарили нам бандюги Самохвалов и Прошин. У тебя, что, в голове стрела застряла?

– Я, прямо таки, не очень активно верю в то, что Лёша куда-то там летает, – решительно заявил Шнорре. – Но не буду же я сиднем сидеть со своими довольно крепкими сыновьями в твоей квартире или в офисе. Должны ведь и мы что-то делать.

– Вы пока будете просматривать газетные объявления, собирать всю полезную информацию, касающуюся продажи и покупки квартир, банковских махинаций и прочего. Это серьёзная работа. – Зуранов выложил из своих карманов основную часть имеющихся у него денег и кое-какие бумаги. – А ты, Дэн, сделай, хоть что-то, но самодеятельностью не занимайся. Не стоит торопиться.

Каждый их шаг должен быть обдуманным. А его друзьям не следует забывать, что он и там, в далёком прошлом, живёт… В Раннем Неолите половина его земной судьбой. Так уж получилось, и Алексей в этом не виноват. В той обители нет никаких дикарей, в неё обитают не такие уж и глупые люди. Жаль, что они чаще всего не понимают Зуранова…

Собираясь с Равом в дальнюю дорогу, он, первым делом, снял свою городскую одежду и аккуратно положил её в захваченный им из будущего рюкзак, который завернул в мягкую шкуру болотной козы Зям-Ги. Оттуда, из своей квартиры, он прихватил немало необходимых вещей: стальной охотничий нож, маленький топорик, три одноразовых зажигалки, две упаковки спичек, китайский фонарик с двумя запасными батарейками, бельевую верёвку, железную пол-литровую кружку и кое-что ещё, включая пачку сахара-рафинада и большой пакет чипсов.

В дорожный рюкзак, помимо этого, он положил двух слабо поджаренных кроликов и несколько кусков каменного угля. Взял с собой средней длины копьё и пистолет. Жаль, что не было времени позаботиться о пополнении боезапаса. Всем этим он заполнил большой дорожный мешок с лямками, сшитый лично им из шкуры горного барана Плинди. Питьевая водой не запасались. В лесу имелось достаточно речек, ручейков и родников.

В горах влаги хватает. Да и до Серых Камней путь был не очень далёким. Зур знал, как пройти туда самым кратчайшим путём. Они, не торопясь, отправились в дорогу.

Рав заверил молодого охотника, что всё оставшееся в пещере Зура добро через несколь дней и ночей принесут к нему верные и расторопные слуги вождя, доставят в целости и сохранности на новое местожительство бывшего изгоя. Кроме того, Рав порадовал Зура и тем, что для его проживания племя уже приготовило большую пещеру в глубине апельсиновой чащи, на пологом склоне горы. Там уже есть всё необходимое: выделанные шкуры животных, посуда, оружие, большой запас пищи… Появятся и молодые жёны, которые, понятное дело, захотят стать подругами мудрого Зура.

Он, признаться, как ребёнок порадовался тому, что в Племени Уходящих, всё-таки, вспомнили о его существовании. Сейчас в нём притупилось сознание человека двадцать первого века. В его теле, как бы, вновь родился дикарь. Мудрый, но, всё же, наивный. Он, вроде бы, тот же самый человек, обладающий памятью двух времён и знающий два языка: русский и Племени Уходящих.

Но при переходе из мира в мир сознание его деформировалось, изменялось, и, к счастью, он это понимал. Пусть молодой охотник заблуждался в том, что перестал быть, хотя бы, в Раннем Неолите изгоем, но радость переполняла его душу. Ещё бы! Он – бывший изгнанник, будет известен и богат. Ого-го-го! Зур кричал от восторга, время от времени, высоко подпрыгивая вверх и срывая листья с высоко растущих над ним веток деревьев. А когда он успокоился и даже впал в уныние, понимая, что, всё же, теряет свободу, Рав сказал ему:

– Зур должен показать чудо вождю и старейшинам племени, может быть, и всем тем, кто придёт на общий сбор.

– Чуда достаточно, – заверил он Рава. – Разве Зур не показывал его Раву?

– Рав понял, что молодой и мудрый Уходящий хочет сказать о своих знаменитых ямах-ловушках.

– Чем же они плохи? Ямы глубокие. Внизу поставлены острые колья. А к ним прикреплены крепкие петли из лиан. Если в такую яму попадёт зверь, то ему уже не уйти из неё живым.

– Тут правда. Ловушки хороши. Охотники племени делают такие же. Зур, сам того не зная, научил их поступать так же. А может, они и сами догадались… Но тут нет великого чуда. Племя уже давно охотиться с помощью глубоких на самого вождя зверей.

– В охоте на мамонта они используют совсем другие ямы. Конечно же, – вздохнул молодой охотник. – Зур не может идти в одиночку на такого великого зверя. Да и зачем ему, одному, нужно было столько мяса? Но чудо люди увидят. Зур взял его с собой в дорогу.

По пути они несколько раз останавливались на отдых и для того, чтобы съесть зажаренных кроликов. На одном из привалов, почти перед самой стоянкой Племени Уходящих, у Серых Камней, Зур предусмотрительно, ссылаясь на большую нужду и заодно и расстройство желудка, умудрился спрятать в небольшое дупло огромного старого дуба свой пистолет. Запомнил место.

Два поваленных дерева, лежащих крест на крест, большой ручей и кости дикой собаки Авгавы. Ориентиры были неплохими. Кроме того, Зур на нижнюю ветку дуба повесил шкурку земляной крысы, непонятно каким образом оказавшейся у него в мешке. Он выложил, на всякий случай, из кармана джинсовой куртки и бумажные деньги, завернув их в целлофановый пакет.

Вскоре он вернулся к месту их остановки. Зур не хотел, чтобы Рав знал, куда он спрятал оружие. «Надо будет взять сюда из будущего хороший запас патронов и кобуру для пистолета, которую можно будет незаметно носить под шкурой-накидкой,– подумал Зур. – Все это понадобится здесь. Без сомнения».

– Пока Зур освобождал свой желудок от лишнего груза, Рав тоже не сидел на месте, – попутчик с восторгом показал молодому охотнику человеческую голову, подняв её над землёй за волосы. – Зур видит, что оторванная голова принадлежала одному из тех, кого не так давно он притащил сюда из другого мира.

Зур с досадой прикусил нижнюю губу. Да, не долго погостил в Раннем Неолите бандит и одновременно бывший лейтенант полиции Василий Прошин. Гигантский удав Тикли махом проглотил его тело, выплюнув голову. Огромные змеи обычно так и поступают. Почему-то им не по вкусу приходятся головы животных и людей.

Молодой охотник наблюдал за тем, как Рав сосредоточенно разбивал большим камнем череп, пусть сволочного, но, всё же, человека из другого времени. Зуру было неприятно смотреть на то, как Рав с величайшим наслаждением поглощает мозг преступника, вытаскивая его наружу грязными волосатыми руками.

– Рав мог бы поделиться полезной и вкусной едой с Зуром, – старик урчал от удовольствия, словно дикий пальмовый кот Рочки . – Но он помнит, что человек, находящийцся рядом с ним, не ест человеческого мяса, и это радует мудрого и доброго Рава. Сейчас он говорит большое спасибо змее Тикли, которая не питается человеческими головами.

– Приятного аппетита, – сказал ни с того – ни с сего на русском языке Зур. – Здесь я такой же, как вы. И ничего с этим не поделаешь.

– Пусть молодой охотник не обижается, но Рав не расслышал того, что сказал Зур.

Переводит сказанное на русский язык Зур не стал.

А вскоре они пришли к Серым Камням, где их терпеливо ожидали на большой каменной площадке не только вождь племени, старейшины и колдуны, но и многие из тех, кто желал видеть мудрого изгоя, умеющего предсказывать.

– Нму позвал к себе Зура, – вместо приветствия сказал высокорослому и ещё не старому вождю в чёрной леопардовой шкуре бывший изгнанник, – и он пришёл!

– Видят боги, что Нму рад его приходу,– глава племени привстал со своего каменного сидения и по-дружески толкнул Зура в грудь. – Этому рады все. Согласен ли пришедший сюда молодой охотник находить и выявлять людней, нарушающие священные законы?

– Согласен! Только Зур должен знать законы своего народа и подчиняться им..

Тут же главный колдун Рна, в присутствии всех собравшихся коротко рассказал о том, чего не должен делать любой человек из Племени Уходящих. И так, он не должен вступать в половую связь с близкими родственниками, потому что от такого плотского сближения рождались глупые, уродливые и больные дети.

Запрещалось так же без причины убивать младенцев и даже стариков племени и съедать их. Никто из мужчин не имел права уклоняться от общественной работы, рыбной ловли и охоты, из женщин – от собирательства овощей и фруктов, съедобных кореньев и целебных трав. Кроме того, налагалось строгое табу на употребление любой пищи, которая помогает видеть наяву (или, будто, наяву) добрых и злых богов и духов. Это было разрешено только вождю, членам совета старейшин, клана колдунов и некоторым из Мудрейших, куда теперь входил и Зур.

Вождём племени Уходящих мог быть избран только тот, за кого отдадут большинство своих голосов старейшины, колдуны и представители из круга мудрейших. А новый вождь, разумеется, должен пользоваться неограниченной властью. Ему подчиняются все без исключения. Он в праве одних жаловать, а других миловать. Ему позволено придумывать новые законы и отвергать старые. Но, в любом случае, вождём, первым человеком в племени мог быть только физически сильный человек, умный, уважаемый большинством людей и сравнительно молодой.

В совет старейшин, как и в клан колдунов, входило по восемь человек. Получалось так, что при вожде от каждого рода, в правящей верхушке, находилось по два человека – колдун и старейшина. Мудрейших могло быть сколько угодно, и особенными привилегиями они не пользовались, за исключением некоторых. Племя же насчитывало почти пять тысяч человек.

«Чёрная» болезнь, по всей вероятности, чума и небольшие, не очень длительные войны с проходящими мимо племенами увели в иной мир больше половины из всех Уходящих на стоянке у Серых Камней. В основном, здоровых и крепких мужчин. Хорошо, что рождаемость, пусть на немного, но опережала смертность.

Племя давно уже прошло через период матриархальных отношений (оно к нему, как и другие, будет не раз ещё возвращаться), когда почти всеми важными делами заправляли женщины. Но сейчас, в расцвете патриархата, хоть и они здесь особо и не притеснялись, но, по сути дела, не имели права голоса ни на каких общих сборищах…

Но это и не было особо нужно. Главное для женщины – найти для себя уютную пещеру, землянку или шалаш и рожать детей, желательно, от удачливого охотника или храброго воина. Не зазорным явлением было считаться чьей-то седьмой женой и так далее. Но, как правило, у всех мужчин даже из верхушки племени их было не более трёх-четырёх. Но чаще всего – одна.

В стычках с другими племенами принимали участие только мужчины. В относительно тотальных войнах, которых насчитывалось за два минувших столетия две или три, с врагом боролись все, не взирая на их физическое состояние, возраст или пол. Любого чужого человека из другого племени можно было убить, съесть, превратить в раба… в общем, сделать с ним, что угодно. И такое поведение считалось верхом справедливости. Разумеется, тут речь идёт только о пленниках, но не о тех, кто по собственному желанию перебрался сюда на вечное, то есть постоянное, житьё к «самым великим , добрым и справедливым людям».

Зуру, который пока находился в неведении, по распоряжению вождя и большинства видных людей племени среди старейшин, колдунов и не очень привилегированных мудрейших, предстояло находиться на особом положении. Его за давнее умение предсказывать события, давать им оценку и жить в двух мирах было решено провозгласить главным сыщиком во всём племени. Многие помнили ещё те времена, когда Зур был ребёнком…

Теперь ему, ещё до официального решения, давалось право выслеживать преступников, с которыми разговор был один: их убивали, а потом съедали… после общественного суда во главе со старейшинами.

Человек человека мог лишить жизни только в честном бою, но не обязательно при свидетелях, или пожаловаться на любого, совершившего поступок, главарю рода. Суд зачастую выносил одно решение: виновного убивали и съедали, оставляя часть тела и для жертвенного костра. Верхушка племени зачастую сквозь пальцы смотрела на то, что многие совершали и самосуды, ссылаясь на то, что тот или иной человек нарушил закон или очень болен. Конечно же, рационально тело умирающего употребить в пищу. Правда, подобное происходило крайне редко.

Раньше у каждого рода племени имелся свой покровитель, например, барсук или медведь. Но потом все пришли к единому знаменателю – Священному оленю Охону. Многое из того, что рассказывал о законах колдун Рна, Зур запомнил и основную часть услышанного принял всем сердцем. Когда вокруг небольшой площади с разложенным на ней ритуальным костром, собралось около тысячи человек, Великий вождь взял слово:

– Нму скажет коротко и ясно! Вот вернулся Зур! Он будет искать нарушителей законов племени! Так решили Великий Дагу Бо и Священный олень Охон, так решили все добрые боги и духи, так решили старейшины и колдуны, так решили мудрейшие! Так решил и Великий Нму! Что скажут люди Племени Уходящих?

– Во!!! – дружно и громко закричали представители племени, люди всех возрастов. Поднятием вверх большого пальца правой руки каждый одобрял справедливое решение. – Во!!! Во-о!

– Может быть, кто-нибудь что-то хочет сказать? – вождь в чёрной набедренной повязке и такой же по цвету накидке, с коротким дротиком в руке, был прекрасен. В его глазах играли отблески костра. – Главные люди готовы выслушать любого Уходящего, даже из тех, кто не имеет права голоса.

– Тоб хочет сказать! – из первых рядов собравшихся к костру вышел древний старик. – Тоб хочет сказать, и все должны его выслушать. Он прожил на земле немало лет, много видел и много знает.

– Пусть Тоб говорит, не очень долго расхваливая себя, – доброжелательно посоветовал старику вождь и снисходительно пошутил. – Но даже Нму полезно услышать то, чего он не знает. Правда, Нму знает всё!

Собравшиеся одобрительно засмеялись, радуясь тому, что их вождь так умён и прост.

– Тоб много лет прожил в Племени Длинноносых, – голос ветхого старика звучал не громко, но твёрдо. – Он не сам пошёл туда. Он, много видевший и знающий, попал к ним в плен. Но не жалеет об этом. Боги решили, что ему полезно будет посмотреть на то, как живут другие люди. Тоб у них работал – и они там его не съели. А ведь он считался их пленником.

На сей раз племя засмеялось ещё дружнее. Ведь Тоб всем уже надоел своими рассказами о том, что его не сожрали Длинноносые. Ну и что из того? Не съели, значит, ненормальные люди. Да ещё отпустили на волю.

– Все поняли, что хочет сказать Тоб, – Нму с улыбкой поднял руки вверх. – Племя Уходящих знает, что Длинноносые не едят человеческого мяса. Но ведь такое смешно! Пусть же ответит Тоб, что же делать Уходящим с врагами, преступниками, больными или тяжело раненными, или убитыми на войне. Ага! Тоб в растерянности! Он не может ответить. А ведь его считают одним из Мудрейших.

Великий вождь опирался в своих рассуждениях на давние традиции племени и явной пользе канибальситва. Конечно же, Тоб и другие люди должны понять, что мясо… не должно пропадать. Часть его надо отдавать людям, другую же – богам… Они с большим удовольствием съедят его огненными языками костра. Длинноносые глупы. Они даже стараются не воевать с другими племенами, а только обмениваются с ними шкурами животных, посудой, оружием и женщинами.

Всем на Земле надо стараться жить в мире, но ведь такое невозможно.

– Длинноносые не так глупы, как утверждает Великий Нму, – смело возразил вождю старик, – они придумали лук и стрелы с очень прочными наконечниками, которые не отравляют ядом. Если бы они захотели, то покорили бы весь мир. Тоб не однажды видел, как тела убитых Длинноносые целиком и полностью сжигают на костре, чтобы легким был путь всех идущих к Великому Дагу Бо.

– Но разве Боги и Духи не едят человеческого мяса? – задал простой вопрос старику Нму. – Ведь всякий знает.что они питаются им.

– Да! Боги едет человеческое мясо языками костров, – стоял на своём Тоб. – Но ведь они же – Боги! Ведь и в Племени Травоедов не употребляют в пищу мясо равных себе, и они хоронят своих покойников на деревьях, привязывая их лианами к верхушкам стволов.

– У Травоедов, – возразил колдун Рна,– совсем другой бог, не такой, как у нормальных племён. Они поклоняются трёхглазому Дун-Уну, с белой шерстью на щеках.

– Травоеды недалеко ушли от обезьян, – Нму в своих суждениях был не так суров, но не преклонен. – Все ведь знают, что они просто выдумали своего Дун-Уна и что такого бога нет! Его не существует! Ха-ха-ха!

– Тоб согласен с тем, что такого бога нет,– мудрый старик опустил глаза вниз,– но Уходящие не должны есть человеческого мяса. Разве мало вокруг другой пищи? Тоб всё сказал! Кто захотел, тот услышал.

Еле передвигая ногами, немощный Тоб удалился, стараясь сходить с каменной площадки с независимым видом. Вслед ему, дряхлому человеку, который никого не убедил своими долгими речами, некоторые сыпали остроты: «В Тоба вселились злые андры!», «У Тоба вместо головы кусок глины!», «Завтра Тоб скажет, чтобы Уходящие совсем ничего не ели!», «Хорошо, что Тоб не вождь племени!».

– Что обо всём этом думает искатель нарушителей законов? – Нму обратился к Зуру.

– Он думает так же, как всё племя, – Зур подошёл к костру. Пламя ярко осветило его лицо. – Зур не питается человеческим мясом, но он вернулся на стоянку Серые Камни не для того, чтобы отменять, а выполнять законы Уходящих.

– Во!!! – восторженно завопили собравшиеся. – Во-о!

Когда крики смолкли, Нму обратился к бывшему изгою:

– Какое чудо в знак своего могущества и мудрости покажет людям Зур?

Сыщик подошёл к костру, держа за лямки рюкзак, наполненный «чудесами». Развязал его и вынул оттуда два больших куска каменного угля. Взяв их в ладони обеих рук, сказал:

– Все видят обычные чёрные камни! Зур сейчас бросит их в огонь, и они будут гореть, как сухие ветки пальмы или кипариса.

Он швырнул оба куска в костёр. Несколько минут все в оцепенении ждали, что же произойдёт, и, когда люди в первых рядах увидели, что край одного из камней запылал, то некоторые из них в ужасе зарычали. Зур длинной палкой выволок горящий уголь на середину каменной площадки и тогда некоторые, стоящие близко к огню, бросились бежать, подминая под себя детей и стариков.

Напрасно Нму приказывал им остановиться, пятую часть собравшихся как ветром сдуло. Несколько человек было покалечено. В лавке погибло четверо двух – трёхгодовалых детей, беременная женщина и старик Тоб, который, умирая, с горечью сказал, то ли сам себе, то ли Великому Дагу-Бо: «Никакое тут не чудо. Это… обычный горючий чёрный камень…».

– Люди должны разойтись! Убитых могут забрать родственники для того, чтобы принести их в жертву Великому Дагу Бо и Священному оленю Охону и частично съесть! – повелительно сказал вождь и, глядя вслед уходящим, с грустью сделал справедливое замечание Зуру. – Искатель виновных мог и не показывать такого чуда. Просто, не все знают, что это обычный чёрный горящий камень. Но раздавленных, оставленных здесь детей, придётся съесть. Глупые люди от страха бросили священную пищу.

Десятка три мужчин, скорее всего, охотников, отойдя шагов на двести от каменной площадки, стали выкрикивать угрозу в адрес Зура, плевать в его сторону. На душе у сыщика было очень тоскливо, его безумно мучило угрызение совести.

Но здесь он был, хоть и мудрым, но, всё же, дикарём. Не Зурановым, а Зуром. Главный колдун Рна осуждающе смотрел на бывшего изгоя. Он коротко сказал:

– Зур сделал всё для того, чтобы люди его ненавидели и боялись. Отныне в сердцах многих он останется изгнанником, чужим для них.

– Мудрые слова произнёс Рна. Но Зур хотел сделать, как лучше, – угрюмо произнёс сыщик. – Он думал, что все посмеются и порадуются его шутке. Зур просто побоялся показывать самые главные чудеса, дабы не наделать бед. Но он сделает это сейчас. Подарки Великому Нму послали люди далёкого будущего, в котором часто приходиться бывать и Зуру. Вождь Племени Уходящих сам волен распоряжаться ими, как пожелает.

Нму и все его приближённые закивали головами в знак согласия. И тогда Зур извлёк из рюкзака две упаковки спичек и зажигалки. Показал, как ими пользоваться и объяснил, что они не могут служить человеку вечно. Вместо них потом сыщик принесёт сюда из другого мира то же самое и что-нибудь другое, полезное для вождя и его племени.

Все были в восторге ни столько от зажигалок, сколько от «самовозгорающихся» палочек. Одну коробку спичек Нму милостиво и торжественно вручил главному колдуну Рна. Зур понимал, что не зря присутствующая на каменной площадке верхушка племени, вся знать, с интересом смотрят на его рюкзак. Все ждут ещё чудес. Пришлось сыщику, как говорится, раскошеливаться. Он достал наручники, показал на одном из мудрейших, как ими пользоваться.

Зур пытался объяснить Нму, что подарить их не может. Они будут остро необходимы в сыскной работе ему самому. Но вождь на этот счёт ничего не пожелал слушать. Он сослался на то, что от такого медведя, как Зур, вряд ли, кто-нибудь посмеет убежать. Поэтому «держатели рук» Идущему по следу не понадобятся.

Железная кружка главе племени тоже пришлась по вкусу. Он сразу же оценил её достоинства и испробовал в деле, выпив из «священного» сосуда кислого арбузного сока. У Зура так же вождь племени бесцеремонно, фактически, отобрал две с половиной пачки дорогих сигарет «Парламент». Сыщику пришлось показать, как ими пользоваться. Каждый сделал по две-три затяжки, от которых почти все кашляли. Табак не пришёлся по вкусу и вождю, но он решил и курево Зура прибрать к рукам.

Таким же образом молодой охотник расстался и с охотничьим ножом, и топориком. Тут, конечно же, Нму был очень доволен, дав высокую оценку острому оружию. Не побрезговал вождь и китайским фонариком с батарейками в придачу, пачкой сахара-рафинада и пакетом с чипсами. После этого Зур развёл руки в стороны, всем своим видом показывая, что чудеса закончились, и, следовательно, подарков больше не будет. Но вождь направил свой указательный палец на рюкзак, давая понять всем, что его не проведёшь: в чудесном мешке, сшитом из шкуры (брезента) непонятного животного есть что-то ещё.

Со вздохом Зур достал из него свой джинсовый костюм, байковую рубаху и плавки, поясняя, что в другом мире он может появляться только в такой одежде. Но глава племени всем своим обиженным видом показывал, что никак не представляет своего дальнейшего существования без такого одеяния. Зур вынужден был тут же не только отдать свой «прикид» местному начальнику, но и надеть на него не только рубаху, джинсовые брюки, куртку, цветистые китайские носки, но и плавки.

Вождь ликовал, выгребая из правого бокового кармана куртки металлические деньги, мелочь. «И она сгодится для жадного и ненасытного Нму. Он сделает из монет какое-нибудь ожерелье, – с грустью подумал Зур-Зуранов. – Как хорошо, что я догадался спрятать в дупле дерева пистолет и бумажные деньги».

– Уважая добрые нравы людей другого мира и настоятельные просьбы Зура, Нму не имеет возможности отказаться и от чудесного мешка, сшитого из кожи непонятного животного, – вождь притянул пустой рюкзак к себе. – Нму не может отказаться от подарков, чтобы не обидеть Зура и тех, кто послал его сюда.

Все одобрительно, но завистливо загудели, как обычно, кивая головами в знак, якобы, согласия. С подобными явлениями Зур был знаком. Ему вспомнилось, как однажды по телевизору он смотрел интервью с очень важным государственным чиновником, приехавшим в его город из Москвы. Чинуша нёс явную белиберду о том, что очень скоро «простому» человеку будет очень хорошо житься в России. Он вёл себя, как «сложный» важный господин. А ведь с виду такой, как все, даже не трёхголовый?

И все вокруг, как бы, соглашались, угодливо кивали головами. Он обещал, данный господин, что скоро повысится пенсию по старости на двести-триста рублей. Но скромно промолчал о том, что цены на товары первой необходимости и прочее уже поднялись на семнадцать-двадцать процентов.

Вот и здесь, в племени Раннего Неолита процветали и насаждались примерно такие же, странные отношения между «простыми» и «сложными» людьми, переходя в явную диктатуру власть имущих и не безбедных господ. Да и мощный культ личности налицо. Ведь Нму считал себя почти что богом.

– Очень, конечно, Нму жалеет о том, что на сегодняшнем сборище погибли люди, даже один из Мудрейших – Тоб, – сказал Великий Вождь. – Но что случилось, то случилось, Нму приглашает сейчас в свою пещеру на священный обед старейшин, колдунов и некоторых мудрейших. Великий вождь приглашает и Зура. Некоторые родители побросали здесь своих убитых детей. Но нет ничего вкуснее мозга ребёнка. Все будут веселиться и есть синюю траву Таку-Таку. А великий охотник Рав может отправляться в свою пещеру.

Старик Рав, обиженно шмыгнув носом, удалился. В знак прощания поднял над головой ладонь правой руки. Мог бы, конечно, проститься и теплее, приложив сжатый кулак к сердцу. Немного обиделся. Понятно, что ему показалось, что вождь обошёлся с ним не очень справедливо. Но если бы он знал, что некоторые вожди далёкого грядущего будут обращаться со своим народом, как с быдлом, то у него стало бы гораздо легче на душе. Такова психология человека.

«Племя Уходящих гораздо ближе к демократии, чем люди двадцать первого века, – с горечью подумал Зур-Зуранов. – Вожди, как говорится, в пиджаках и при галстуках начисто забыли о том, что ведь им, однозначно, придётся платить за свои «смелые эксперименты» над народом».

Обиду Рава понять было можно. Ведь именно он привёл сюда изгнанника, выполняя волю богов. А на священном обеде оказался лишним, и должен удалиться. Но у старого охотника был покладистый характер, и поэтому его досада и огорчение почти сразу же улетучились.

А Зур отправился со всеми к пещере Нму. Шёл он рядом с вождём, который гордо нёс на плечах рюкзак Зура с подарками, то есть со всем его содержимым. По сравнению со старейшинами и колдунами, Нму выглядел молодо. Но в джинсовом костюме, рубахе и кроссовках сыщика он был, почти что, похож на большую цирковую обезьяну. Иногда дрессировщики, для потехи, надевают на горилл и орангутангов одежду.

Что ж касается Зура, то в этой компании он казался почти юношей, правда, мужественным, сильным, высокорослым. Но он разительно отличался от всех тем, что на его лице и теле не наблюдалось даже признаков шерсти. Пробивающиеся на свет божий русые усы и борода были не в счёт. Как только он опять появится в будущем, то обязательно побреется. Если не забудет.

Безобразней всех выглядел главный старейшина Нсак, покрытый с головы до ног густой, поседевшей, свалявшейся шерстью. Но он был здесь, наверняка, самым старым и мудрым. Больше слушал, чем говорил. Поистине, молчание – величайший знак большого ума, ведь ему было, что сказать. Впрочем, не все, набравшие в рот воды, слывут мудрецами во всех временах и мирах.

Расположились они перед входом в пещеру у большого костра, который в наплывающей ночи, словно огромный яркий цветок, играл, шевелил лепестками пламени.

Нму жестом приказал своим трём жёнам и семерым малым детям не высовываться из пещеры, поесть и готовиться к ночлегу. Он весьма и весьма напугал и удивил своим непонятным одеянием жён и детей. Впрочем, не только их, но и некоторых невозмутимых воинов-охранников. Теперь главным мужчинам племени предстояло важное дело: совершить обряд вступления Зура в их общество.

Тела детей, только что задавленных толпой были уже доставлены сюда и сиротливо лежали в стороне от костра. А Зур, как ему приказали, стоял на коленях у огня, опустив низко голову и держа руки за спиной. Нму взял в руки очень короткий дротик и подошёл к бывшему изгою. Все шестнадцать представителей власти подняли руки к небу и сказали, кто в разнобой, кто – в один голос:

– О! Великий Дагу Бо и Священный олень Охон, пусть оно свершится!

– Нму легко ударил Зура острием копья в правое плечо. Густая кровь обильно потекла из раны. Вождь встал на колени, опёрся на древко копья и прижался губами к свежей ране. Сделал один глоток тёплой живительной влаги. Все шестнадцать повторили то же самое. Зур с каждым мгновением чувствовал, как слабеет от потери крови – тошнота и головокружение. Чудом он не потерял сознание.

Когда ритуал завершился, ему дали выпить из деревянной чаши целительного отвара из ореха Тёзе, который способен восстанавливать бодрость и силы. Потом главный колдун Рна засыпал ему рану пеплом и залепил её лепестком цветка белой гигантской лилии Грёно.

Сыщик встал на ноги с улыбкой. Он уже почти не чувствовал головокружения и боли от нанесённой ему ритуальной раны. Зура подбодрили старики, сказав, что редко, кто не теряет сознания от такого ритуала, что он теперь настоящий Великий. Правда, не совсем. Он ведь, всего лишь, только Мудрый, но… с особыми привилегиями.

Потом началось пиршество. На огромных вертелах-жердинах прислужники вождя готовили жаркое: мясо диких животных и птиц. По кругу ходили отрубленные детские головы со вскрытыми черепами. Прямо ладонями, поочерёдно, Великие ели и сладкий и ароматный мозг с запёкшейся кровью. Нахваливали и мясо человеческих детёнышей, которое посыпали солоноватой пыльцой пещерной ивы Дру-Ти.

Зур, как обычно, от человеческого мяса отказался и выразил горячее желание целиком съесть жареного павлина и небольшой кусок дикого барана Руто. Он помнил, что живёт не только в Раннем Неолите, но и в двадцать первом веке Новой Эры. Ему никогда не приходилось есть человеческого мяса. И это его не огорчала, а только радовало. Он дал себе зарок не делать этого никогда и нигде. Под любым предлогом. Мудрый и погибший по его вине Тоб прав: нормальный человек не должен быть каннибалом.

Почти в самом середине пиршества всем показалось, что пищи маловато. Поэтому решили съесть ещё половину туши серого медведя Лопги. Но часть мяса, остатки его и кости, как положено, сожгли на костре. Таким образом, была принесена жертва Великому Дагу Бо и Священному оленю Охону. Кое-что из пищи, уже потом, преподнесли в дар злым богам и горным духам. Надо было их задобрить. Сытые, они меньше станут делать зла людям.

– Вот теперь Зур в родстве с Великими, даже с самим Нму, – скромно подчеркнул вождь, толкнув себя большим пальцем правой руки в грудь. – Зур теперь по праву носит имя Идущего по следу.

– Зур и Нму и так – близкие родственники, – улыбнулся сыщик, – ведь они оба из рода Са. Им обоим помогает всегда в никуда уходящий и приходящий из неоткуда, их невидимый защитник Мна.

– Это почти верно, – встрял в разговор лысый и очень низкорослый колдун Ро. – Ведь Нму, в сущности, племянник и неродной сын вождя Наста, а Зур, пусть приёмный, но сын женщины Длё и мужчины Льси, который есть младший брат Гио. Она же является родной сестрой Кри, которая была второй женой родного брата Наста с именем Пам. А что касается самого Великого Нму, то его настоящий отец Прин из рода Са – родной брат Наста, а он…

– Пусть Ро укротит свой страусиный голос! – вспылил вождь. – Нму не против родства с Зуром. Но если Ро будет дальше перечислять всё… это, то голова Нму может лопнуть от напряжения и возрастающей боли в висках.

– Великие обязаны помнить родословные своих вождей, – сказал своё веское слово главный старейшина Нсак. – Пусть Нму не обижается, но он в напрасном гневе.

– Нму не в гневе, – примирительно произнёс вождь, – он просто устал. Сейчас Нму хотел бы предложить в знак дружбы и доброго покровительства над Идущим по следу любую из своих жён… новому Великому – Зуру. Все они хороши и молоды. Все из рода Санса, который не хуже, чем Са. Нму их сейчас разбудит и приведёт сюда. Что на это скажет Зур?

– Зур будет очень благодарен Нму за великий знак уважения к недостойному,– вежливо ответил сыщик. – Кого выберет из своих жён Великий вождь, та пусть и станет временным подарком для Зура. Ведь он ещё не знал человеческой и никакой другой самки… в этом мире.

– Пусть таким подарком и станет самая молодая и красивая – Ловс, ещё не имеющая детей, – дал совет повелителю Уходящих главный колдун Рна. – Хорошая женщина…

– Лучше Великому колдуну помолчать и послушать. Нму сейчас откроет свою печальную тайну, о которой знают пока только его жёны и воины-охранники, – вождь тяжело вздохнул. – Так оно и считается. Ловс – четвёртая жена Нму, которую десять лун назад привёл сюда старый Орс. Но её сейчас нет на стоянке у Серых Камней.

– Где же прекрасная и не очень волосатая Ловс? – спросил с неподдельным беспокойством Нсак.

– Пусть ни один из Великих не перебивает речь вождя и слушает. – Нму с грустью продолжил свой рассказ. – Ловс не очень радовалась тому, что её сюда привёл отец. Женщины не всегда сразу понимают своего счастья. Даже Великий Нму в тайне бы позавидовал Ловс, если бы не был мужчиной и вождём, что ей предстоит с самим Нму.

Но Великий предводитель Племени Уходящих терпеливо ждал, когда она сама подползёт под него, как хитрая камышовая кошка Сики. Но не дождался. Два солнца тому назад, перед уходом Большого небесного огня (солнца) за дальние горы, Ловс бесследно исчезла. Она любила отдыхать на склоне Розовой горы, на шкуре белого барса Костри. Но самые надёжные люди Нму ничего там не нашли и даже поблизости от этого места – ни Ловс, ни шкуры. К своему отцу Орсу она так и не возвратилась.

– Зур отыщет Ловс! – сыщик клятвенно сжал ладонь левой руки в кулак. – Он сказал, что отыщет её, значит, Идущий по следу так и поступит.

– Или найдёт то, что от неё осталось, – с грустью пошутил вождь.– Но если получится так, то Зур должен будет отыскать нарушителей закона, того, кто позабыл про Священное табу. А пока… Нму разбудит и приведёт сюда Сиа для Зура. Она почти так же красива и молода, как и Ловс, и у неё всего один трёхлетний ребёнок.

Сказав это, вождь скрылся в своей пещере с высокими серыми базальтовыми сводами, вероятно, очень протяжённой и просторной, имеющей несколько отделений (комнат), а может быть, и входов. Через небольшой промежуток времени он привёл к костру ещё сонную, но уже начинающую понимать, что к чему, совсем юную женщину.

Она, конечно, по меркам Раннего Неолита и, на самом деле, была прекрасна. Разумеется, тело её было покрыто густой светло-каштановой шерстью, но на лице растительности почти не наблюдалось. Немного имелась – на щеках.

Женщина была обнажена.

– Сиа не хотела бы, – робко произнесла третья жена вождя, – чтобы это был кто-то из присутствующих… Великих стариков. Они только возбудят желания Сиа, но не утолят голод её «влажной впадины».

– Она будет поступать так, как пожелает Нму,– сердито сказал вождь.– Но пусть Сиа не беспокоится. На сей раз – с ней будет Великий воин, борец за справедливость, молодой Зур, которого уже назвали Идущий по следу.

– Хорошо, – в серых глазах Сиа заиграла похотливая страсть, – Сиа не станет перечить желаниям Великого и Прекрасного мужа.

Третья жена вождя, с интересом оценивая внешние данные своего потенциального полового партнёра, покорно и робко спросила у мужа:

– Сиа должна будет наклониться к Священному Камню головой или обратиться лицом к тому месту, где просыпается Бог-Солнце?

– Это так! Головой в сторону Бога-Солнца. Но всё должно происходить на Камне. А стоять будет Сиа или лежать, – сурово и торжественно ответил вождь, – решит Зур. Вам обоим разрешено один раз побывать в бездне блаженства.

Оскалив от радости зубы, Зур взял Сиа за правое предплечье обеими руками и торопливо, но торжественно повёл её к Камню, который находился на высоте, на всеобщем обозрении.

Он посадил женщину на плоский валун так, чтобы Сиа могла упираться пятками в округлые каменные бока. С радостью она широко раздвинула свои волосатые ноги, показав почти всем старцам то, чем обладает. Она была убеждена в том, что в состоянии своей немалой «штуковиной» возбудить даже мужчину, находящегося на смертном одре. Отходящий в мир неведомый даже дряхлый человек мужского пола, наверняка, так бы и сказал: «О, Великий Дагу Бо, дай мне воткнуть свою, почти остывшую, плоть в телесную щель, полную жизни и желания! Ведь не напрасно же я ходил по земным тропам!».

У многих старцев, давно уже, в основном, живущих только философскими идеалами, зашевелились набедренные повязки, будто внезапно тут, у костра, прошёл сильный низовой ветер и приподнял их естество. Такое естество, которое, конечно же, не тянется к свету, а с головой норовит уйти в глубину, тёплую, влажную и желанную. Впрочем, Уходящие верили, что существует такой ветер, который порождают духи телесных, плотских страстей. Естественно, такое происходит всегда, всюду и везде.

Только у вождя на лице и на теле не дрогнул ни один мускул потому, что он, Нму, был сдержан, суров и, конечно же, горд за свою третью жену.

Сначала Зур засунул в «яму желания» прекрасной Сиа два пальца правой руки, потом вынул, внимательно разглядел и с наслаждением понюхал их. Его мощный телесный дротик вытянулся и затвердел, налился кровью и стал красно-синим.

Сиа не вынесла долгого ухаживания Зура и, схватив его обеими руками за стойкое естество, с визгом впихнула его упругую плоть в самую середину «мясистого цветка», обрамлённого гутой шерстью. И они, как бы, начали неутомимую борьбу друг с другом, чтобы остаться победителями и побеждёнными. Зур энергичными толчками, словно пытался столкнуть её с камня. Сиа же, казалось, активно не позволяла ему сделать это.

В первые мгновения старцы лишь наблюдали за происходящим и не давали никаких мудрых советов. Но потом одобрительно заохали. Первым не удержался главный колдун Рна и слащаво заметил:

– Если бы сейчас на месте Зура был Рна, то он поднял ноги Сиа гораздо выше.

– Идущему по следу незачем поступать так,– возразил главный старейшина Нсак,– Только слепой не увидит, что телесный дротик Зура лишь наполовину вошёл в Сиа. Ему дальше некуда идти…

После того, как высказались главные, с мест посыпались реплики. А занятые друг другом на Священном Камне мужчина и женщина, зная суровые законы племени, словно сговорившись, украдкой ещё трижды начали и закончили своё дело. Сиа в тайне была очень благодарна Зуру. Видно, Великий Нму не очень-то баловал своих жён. Главное, что никто не заметил, чтобы они вместо одного уже три раза спускались в Ущелье Блаженства.

Но кажется, что никто особо не заподозрил обоих партнёров в нечестности, потому что Сиа старалась казаться на людях при таком ответственном задании со стороны мужа сдержанной и безразличной ко всему происходящему…даже, с ней самой. А Зур не спешил вынимать из «мягкой впадины» своего «дротика». Только после четвёртого раза Зур позволил себе сделать это.

Сиа незаметно, в знак благодарности, не очень чувствительно ущипнула его за ягодицу. Благо, что её душевного порыва никто не заметил. Но как же ненасытны женщины… в своих желаниях! Каждая, сама по себе, тайна, скрывающая в себе множество неразгаданных загадок.

Даже вождь не обратил внимания на тонкости их «небесной» игры, потому что был очень горд за жену и нового Великого. Правда, дотошный Ро, с голосом страуса, сказал, всё же, вождю на ухо:

– Ро показалось, что Зур и Сиа нарушили табу. Они забрались на вершину блаженства дважды, если не трижды.

– Откуда о таком посчастливилось узнать Ору? – пошутил Нму. – Разве он находился там, где не так тесно, но и не очень просторно? Даже если и получилось у них такое два раза, то табу ни сколько не нарушено, потому что Зур принёс Нму из другого мира хорошие подарки. На Великом вожде прекрасно смотрится новое одеяние из шкур неизвестных животных.

Взбудораженную Сиа заботливый муж отправил досматривать сладкие пещерные сны. Но вряд ли они могли быть приятней, чем совсем недавняя и неожиданная явь. Только бесчувственная чурка может спокойно заснуть после этого. А Сиа такой не была.

Колдун Рна извлёк из туеска, сплетённого из мягкой коры тополя Пну, заранее засушенные листья синей травы Таку-Таку, поясняя сыщику, что после её употребления к ним всем явится божество, и каждый сможет его увидеть и даже потрогать руками. Всё потому, что Таку-Таку – трава Великих Предсказаний и Явлений. Простым Уходящим под страхом смерти запрещено, даже в беседе со своими близкими, в собственном жилище, упоминать о её существовании.

Через её употребление (применение в пищу в небольших дозах) лежит тропа в Иной Мир. Иные именно во время подобной церемонии ушли туда и… не вернулись. Среди них и те, кто нарушил Великое Табу. Зуру объяснили, что тому, кто явится сюда, можно будет задать только один вопрос.

– Кого хотел бы видеть сейчас Великий вождь? – спросил Рна у Нму.

– Самого Дагу Бо и священного оленя Охона можно видеть только по особо важным делам,– размышлял вождь.– Сегодня стоит побеседовать с небесным посланником Лики-Ти. Что думает об этом Зур?

– Зур ничего не может думать, – пожал плечами сыщик. – Он только стебелёк травы в руках богов и духов. Пусть будет Лики-Ти. Зур очень рад, что с помощью Таку-Таку сможет, как все, видеть невидимое, слышать неслышимое, ощущать неощутимое.

Из скромности или осторожности Зур не сообщил собравшимся, что уже знаком с Лики-Ти, и для этого ему не понадобилась синяя трава Таку-Таку. Может быть, элита Племени Уходящих внушила себе, что такое волшебное действие имеет это растение. Порой самовнушение имеет великую силу, и не всегда подобные убеждения и действия приносят пользу тому, кто считает себя особенным и неповторимым.

– Это хороший и мудрый ответ, достойный речи Великого, – улыбнулся Нму и сел на обожжённую огнём траву, возле костра. – Пусть Рна даст нам священную Таку-Таку!

Главный колдун молча обошёл круг сидячих и каждому вручил по два длинных, широких и жёстких стебля синевато-серого цвета. Оставил пару и себе и уселся в общий круг, замкнув собой живую цепь. Все уже знали, что надо молча жевать синюю траву и смотреть на огонь.

Тщательно перемалывал зубами жёсткое растение и Зур. Он судорожно глотал горькую слюну и замечал, как всё преображается вокруг, исчезают привычные предметы и лица, даже тёмная ночь, даже тёмная ночь становится светло-синей. На душе легко и настроение самое прекрасное… необычное. А вместо костра перед ним всё чётче и чётче вырисовывалось фигура высокорослого человека, одетого в лёгкие белые шкуры (а может быть, и ткани), на ногах его, вместо простых кожаных обувок с грубыми ремнями из сыромятины, лёгкие сандалии. Подобных Зур никогда не видел, ни в одном из двух знакомых ему миров.

Но образ у Лики-Ти был всё тот же. Белокурый, длинноволосый, большие фиолетовые проницательные, добрые, но строгие глаза… На голове всё та же синяя повязка из неведомой ткани (вряд ли это была шкура), конечно же, не обросший шерстью. Понятно он казался Великим из Племени Уходящих не таким уж красивым. Но они привыкли к его образу, потому что, наверняка, видели его не однажды.

Каждый из сидящих здесь твёрдо знал, что миражей и фантомов в природе не существует, потому что человек видит лишь то, что есть в Мироздании, но видит… не всегда. И видит, и слышит, и чувствует, и понимает гораздо меньше, чем звери, птицы, деревья.

– Люди звали Лики-Ти, и он пришёл, – сказал, не раскрывая рта, Посланник самого Дагу Бо.– Он ждёт их вопросов.

– Пусть Великий Лики-Ти скажет, долго ли Нму будет вождём, – сказал неробко глава племени.

– Недолго. Он скоро оставит привычный мир,– просто ответил Посланник.– В следующей земной жизни, другом времени и месте существование Нму будет нелегким. Но пусть не унывает вождь, ибо страдания очищают душу.

– Нму не верит Лики-Ти, – обиженно и не без гордости прошептал повелитель Уходящих, – потому что Нму тоже… Великий.

Посланник Великого Дугу-Бо ничего не ответил на эти слова, понимая, растерянности. Заминка была недолгой, тут же слово взяли старейшины. Главный из них спросил:

– Может ли Нсак уже сегодня уйти в другой мир?

– Да. Время настало, – тихо сказал небесный посланник. – Лики-Ти пришёл за ним.

– Правильно ли судят за нарушение законов племени Великие Уходящие свой народ? – поинтересовался Кпа.

– Они судят, как могут. Даже Единый и Великий Господь не способен за короткое время наставить на путь истинный, – рассудительно заметил Лики-Ти. – Дагу Бо даёт всем право выбора. Пусть мыслящие помнят о нём, и Небесный вождь не оставит их в своих сомнениях. Но блуждая в потёмках истины, многие люди не находят свою стезю.

– Где находится Великий Дагу Бо? – задал вопрос Мно.

– У того, кто всегда был, есть и будет множество имён, дорог и жилищ. Он находится везде: в бескрайнем небе, в ночной росе, в середине каждого, даже того, кто сомневается в его существовании.

– Может ли Всевышний и другие добрые боги причинять человеку зло? – полюбопытствовал Мэпэ.

– Нет. Но Лики-Ти видит в таком вопросе и чёрное сомнение. Разумные и неразумные существа своё счастье земное и беды сами создают в мире. Лики-Ти трудно это объяснить, но чаще всего такое происходит ещё задолго до рождения человека, который счастлив на Земле или наоборот. Но надо понять одно: тот, кто живёт рядом с Богом и в нём и мыслит, не далёк и от Страшной Сущности, отрицающей Всевышнего и творящей Зло.

– Но ведь и это Великое Злое Существо создал Бог! Так? – спросил Рмэк.

– Так. Но разве иной человек, как и Вершащий Зло, порой не отрицает Создателя? – туманно сказал Лики-Ти.– Но даже Самый Великий Злодей не потерян для Бога. Время, терпение и добро переродят его. Может быть, в другом рождении. Лики-Ти не может объяснить двуногим того, что пока они не способны понять. Но пусть они поверят, что миг назад перед ним стоял совсем не тот Лики-Ти, который сейчас произносит эти слова. А через мгновение он снова будет другим. Таково всё живое и не живое…в земном понимании.

– Значит, Великих мыслящих из Племени Уходящих можно назвать на половину богами? – по-своему истолковал ответ Небесного Посланника наивный и относительно молодой Орки.

– Нельзя. Потому что в двуногом мыслящем Всевышнего и Творящего Зло не бывает наполовину. Но Бог – в каждом вдохе и выдохе живого и мёртвого. Пройдёт много времени, и почти каждый поймёт это, как и то, самого времени не существует. Но через множество перерождений и сброшенных оболочек Двуногим или другим существом, что зовутся телами, путь лежит только к Богу.

– Почему Великий Лики-Ти не так часто в своих ответах называет мыслящих двуногих людьми и человеками? – спросил Лкан.

– Божественный разум Лики-Ти только тогда пожелает часто называть мыслящих двуногих людьми, когда на Земле не будет войн, убийств, насилия, злобы, подлости, зависти, лжи… Впрочем, многие люди знают, что хорошо, а что – плохо. Когда не станет в вашем мире пороков, появится и Человек. И будет он не равен, но подобен Богу, и всё Человеку станет подвластно. Не станет ни боли, ни сомнения, ни холода, ни голода… Лишь Великая Святость. Но пройдут многие десятки тысяч лет, прежде чем Малое станет Великим. А малое уже есть великое. Но и сейчас Двуногие Мыслящие, по сути своей, Люди. Но Лики-Ти не совсем прав. Он теперь понял, что и в его душу вселилась гордыня. Посланник Дагу-Бо постарается исправить свою ошибку и чаще называть любого двуного человеком.

– Поможет ли понять Великим Уходящим Лики-Ти то, что он сейчас сказал? – ребром поставил свой вопрос въедливый и саркастичный Нзэ.

– Не поможет. Но внимательно слушающий всё поймёт и душой, разумом, пусть не сразу. А если не поймёт, то, хоть тысячу раз объясняй – иным запомнить дано, но только не постичь. Пока для людей сказанное Лики-Ти – лишь небесные истины, но станут они и земными. Ведь Мир един.

Очень многое не поняли из сказанного Лики-Ти Великие Уходящие. Но для людей времён раннего неолита истинным было лишь то, что лежало на поверхности. Впрочем, так почти происходит и поныне. «Спасибо» большое «учёным» мужам!

После того, как обогатили своё познание старейшины, пошли вопросы колдунов, тоже сложные, но более приземлённые, более практичные потому, что кто, как ни они, стояли и стоят сразу на двух плывущих брёвнах: одно – истина физическая, другое – ментальная. Такая эквилибристика смешна, опасна и всегда заканчивается трагически… даже в космическом значении и понимании.

– Так пусть скажет Лики-Ти, кто для Бога важней и ближе к нему – главный колдун Уходящих или обычная водяная черепаха,– спросил мудрый Рна.

– Черепаха умнее и ближе к Богу, чем человек, потому что у неё очень слабое земное сознание, – пояснил Лики-Ти. – Когда-нибудь и люди обретут небесную мудрость черепах и других животных. Это и есть Великий Путь. Но черепаха – не самая мудрая на Земле, хотя и чувствует себя на ней уверенней, чем Мыслящий Двуногий. Ведь ей не надо ни каменного топора, ни набедренной повязки.

Дерево ещё ближе к Дагу Бо, чем носящая панцирь, потому что дубу или тополю не надо даже передвигаться в поисках пищи. Оно пришло к этому высочайшему уровню через тысячи рождений в этом и других мирах. Ведь до Уходящих здесь были люди, а теперь они – деревья. Пусть Уходящие наблюдают за Природой, учатся у неё мудрости. Но ведь и дерево – не конец Пути.

– Но ведь Ор может превратиться в волка, если пожелает! Значит, всё-таки, он умнее зверя? – обиделся и вступился за всё Человечество Ор.

– Возможно, Ор и способен стать на короткое время волком или другим животным, и не только в мыслях своих, – Лики-Ти предал сомнению слова колдуна. – Но даже если это и так, превращение произойдёт только потому, что Двуногое разумное существо учится приспосабливаться к земным условиям… Иногда кое-что получается. Но во всём есть Божественный Смысл. Пусть поверят Лики-Ти, что волку гораздо проще принять облик человека, чем Двуногому стать Зверем. Впрочем, хищник и без чудес способен прокормить себя и продолжить свой род…

Но Ор и все остальные должны запомнить одно: люди, превращённые в волков, несут в себе суть человеческую. Ведь нельзя же стать тем же кроликом, не пройдя самых первых шагов трудного Пути. Чудес не бывает, ибо всё возможно. И всё, что может представить в воём воображении человек или другое существо, есть реальность, которая живёт. Если не на Земле, то в другом Мире. Но не стоит завидовать оборотням. Он и во власти Чёрных Сил, хотя считают себя Великими. Лики-Ти известно, что Ор пока не может превращаться в волка, как все другие Уходящие.

– Есть ли конец жизни и всему Миру? – задал вопрос Гда.

– Нет конца и начала Великому. Каков Мир и какова Жизнь над Лики-Ти, ведомо только Богу. Лики-Ти – лишь прочная лиана между земным и сверхземным. Он знает, что горная тропа Бесконечности ведёт и вверх, и вниз. Но ведь и концы этого Пути сливаются, и нет, вообще, ни каких концов. Малое переходит в Великое, злое – в доброе… И наоборот. Не разделить неразделимого.

– Кем же был Сли в старой жизни и кем станет в новой?! – воскликнул нетерпеливый Сли.

– Здесь уже два вопроса. Но вот ответ без… ответа. Знать такое человеку нельзя, дабы не перегружать его сознание, не засорять. Ответ же не так сложен, но и не прост. Через многие тысячелетия появятся на Земле Люди, чтобы открыть для себя частицу Большой Истины. Но дар видеть чуть дальше собственного носа не сделает их Великими.

– А что же такое – ночное видение, что же такое сон?– Прозвучал голос Буна.

– Сон – одно из небесных пересечений путей,– пояснил, как мог, Лики-Ти.– В нём встречаются разные миры и времена: прошлое, настоящее и будущее, в человеческом понимании. Но в Божественной Сути – всё уже было, есть и будет, и происходит одновременно. Времени не существует.

Мир, состоящий из множества бесконечных миров, един и Сущность Человеческая, как и Божья, неделима. Нет смысла выяснять, что больше небо или травинка, ибо то и другое бесконечно. Значит, всё – великое и, одновременно, малое.

– Можно ли людям есть человеческое мясо? – спросил во всём сомневающийся Нмог.

– Истину Нмог пусть ищет сам, – порекомендовал Посланник задавшему вопрос. – Терпение – и она придёт к нему, если он пожелает знать больше того, что знает..

– Какой же смысл заключается в бесконечной в жизни? – благообразного старика Рви часто мучил вечный вопрос-загадка.

– Обогатившиеся знаниями многих рождений-превращений, – ответил Лики-Ти, -поднимутся почти на самую вершину, но и она не досягаема, потому что всегда движется вверх. Так без конца. Но пусть не огорчаются Уходящие, если их путь ведёт вниз. Так без конца. В конце концов, это тоже дорога наверх, но через большие страдания и тревоги… Но кто знает, что большее, а что – меньшее?

– Сколько же Лики-Ти земных лет? – прозвучал вопрос Лкана.

– Лики-Ти вечен, как и Лкан. Он и Лкан – в чём-то, одно и то же. Просто, в земном понятии, Лики-Ти прошёл свой путь, чуть раньше, чем кто-либо другой из присутствующих здесь. Но в божественном – всё происходило одновременно. Потомки Уходящих будут умнее их своим земным сознанием, но, как раз, это дальше отодвинет их от Всевышнего. Что ж, тяжёлое испытание, но его нужно пройти… в поисках истины. Идущие за вами придумают о Боге множество небылиц.

Великим именем Бога власть имущие будут творить зло, и они, в отличие от многих, будут сытыми и жить в тепле. Некоторым из Племени Уходящих предстоит родиться в далёком будущем среди людей, часто говорящих о Боге, но не знающих о нём ни-че-го! Он них, объявивших себя святыми, и пойдёт Великое Зло.

Так Лики-Ти сказал и много, и мало. Люди Племени Уходящих, в данном случае, Великие, мысленно пообещали Пришедшему С Небес отныне и всегда принимать Бога сердцем и духом, но не разумом, который всегда находится под властью недобрых сил и стихий. Между людьми и Богом никто не может встать, кроме Творящего Зло и называемого во многих племенах Чёрным Богом Коро-Торо. Это имя запрещалось упоминать даже в мыслях. Но в присутствии Великого Посланника Лики-Ти можно всё. Он защитит… если пожелает.

– Свой вопрос может задать и давний знакомый Лики-Ти, Идущий по следу, – сказал Помощник Великого Дагу Бо. – Допускаю, что он и не получит желаемого ответа, но Пришедший Сюда слушает его.

– Поможет ли Зуру Великий Дагу Бо найти Ловс? – этот вопрос не давал покоя Идущему по следу.

– Нет! – жёстко ответил Лики-Ти. – Дагу Бо не обязан в этом помогать Зуру. Нелёгкий путь в поисках Ловс Зур должен пройти сам, чтобы в конце его земных жизней все дороги привели Ищущего к Дагу Бо. Иначе жизни для Идущего по следу не имели бы смысла. Лики-Ти всё сказал! Но услышал он больше, чем хотел.

Лики-Ти исчез. Перед глазами сыщика замел кали яркие огоньки, потом его сознание провалилось в бездну. А утром он бодрым проснулся возле пещеры вождя, когда уже многие не спали.

Зур встал на ноги и направился к Нму, который сидел на камне возле собственного жилища, прикуривая с помощью зажигалки сигарету.

– Небесный Посланник всегда говорит не очень понятно, – хмуро проворчал Нму.– Но это был не сон. Не может ведь всем приснится одно и то же. Вот и Нсак, который попросился в Далёкий Путь вместе с Лики-Ти, и тот взял его с собой. Пусть Искателей нарушителей табу посмотрит и во всём убедится сам.

Действительно, возле потухшего костра лежал окоченевший труп Нсака. На застывшем лице мертвеца запечатлелась счастливая, блаженная улыбка. Могло показаться, что это не труп, а спящий человек, немного утомлённый земной жизнью, который не собирался просыпаться.

– Великие не будут есть Нсака, – пояснил вождь. – Они сожгут его на костре целиком. Эта жертва полностью предназначена для Лики-Ти. Наверное, для того и существуют жертвы Богам и Духам, чтобы люди поменьше ели мяса. Ведь Лики-Ти прямо не сказал об этом, но подумал. Нму услышал мысли Небесного Посланника. Жаль, что Лики-Ти считает Уходящих глупцами, тех, которые умеют достойно чтить Богов. Конечно же, даже ушедшему в Иной Мир Нсаку обидно, что Великий небожитель посмеялся над вождём Уходящих – предсказал ему близкую смерть и нелёгкую жизнь в новом рождении.

– Наверное, Лики-Ти пошутил. Но пусть скажет Зуру Великий вождь, из одного ли рода Нсак и Рав, – Идущий по следу прямо посмотрел в глаза своему повелителю.

– Ни одного. Но пусть Зур не говорит дальше. Рав, вполне, может заменить главного старейшину племени. Старый охотник умён и справедлив. Так и будет. Но Нму хотел сказать Зуру, что не откажется от новых подарков, которые принесёт ему Идущий по следу из другого мира. Нму, в знак благодарности, никогда не снимет со своего тела одежду, которая сейчас на нём и которая сшита из шкур незнакомых для него зверей.

Одним словом, всё понравилось Великому вождю – и прочная чаша (железная кружка), и загорающиеся палочки (спички), и острый топор. Нму сообщил Зуру, что сегодня ночью он с лёгкостью отрубил им голову одному из своих плохих охранников.

– Зур будет очень рад услужить Великому вождю, – сказал Зур. – Но горько ему, что в этом и другом мире Идущий по следу всё ещё чувствует себя изгнанником. Люди боятся его. Плохо, если так будет всегда.

– Да, плохо, – согласился с Идущим по следу Нму. – Но Зур не похож на всех остальных, в том и беда. И он должен помнить, что люди… завистливы. Но сейчас пусть Зур сходит в свою пещеру, отдохнёт, познакомится со своими будущими жёнами. Его вещи уже принесены из жилища у Чёрных камней…

– Зур всё понял. Он будет искать исчезнувшую неизвестно куда четвёртую жену Великого вождя Ловс и найдёт её, пусть не сразу, но найдёт. И ещё Зур понял, что все люди на Земле не только из племени Уходящих, но и… приходящих.

– Страшно представить всё сказанное Великим Лики-Ти. Может быть, всё так и есть, как он сказал. Пусть Зур идёт!

Сыщик в сопровождении совсем юного воина с длинным копьём и увесистой дубинкой на поясе отправился на новое местожительство. Высокий юноша нёс на плечах мешок из козьей шкуры, который был наполнен чем-то полезным для Зура по распоряжению Нму. Идущий по следу держал в руках только короткое копьё, и ещё – вождь любезно подарил ему кремневый нож. Его можно было носить на поясе… при помощи сухожилий сохатого Раг-Де, которым была обвязана ручка первобытного стилета.

Идущий по следу, как и в детстве своём, сожалел о том, что не все Уходящие живут в уютных пещерах, а только избранные и те, кому просто повезло. Многие обитают в землянках, вырытых лопатами, сделанными из рогов гигантских сохатых; или в шалашах, сплетённых из трав, между камней или больших деревьев. Прав был Лики-Ти, Человек всюду и всегда должен приспосабливаться, проходя свой нелёгкий Путь. Тому же муравью гораздо проще жить, хотя тоже строит что-то, тоже приспосабливается. Он – работает, может быть, и мыслит, но не так, как Человек. Мыслящему Двуногому гораздо сложнее… сохранить свою жизнь, дать потомство и беречь его, вырастить.

Человек плохо приспособлен к условиям жизни на Земле. Не помнит своих предыдущих рождений, потому что ему надо… выжить. Ему некогда задумываться о том, кто он и откуда. Он, как может, борется за своё существование ногами, руками, зубами, подручными средствами.

Вскоре провожатый подвёл Зура к довольно уютному жилью, точнее, к входу просторной и тёплой пещеры, которая находилась далеко от ущелья, в небольшой впадине между горами. Там росли, в великом множестве, дикие сочные апельсины. Зур кивком поблагодарил молодого воина и вошёл в пещеру.

За то короткое время, когда Зуранов находился в Раннем Неолите, в его детективном агентстве ничего особенного не произошло. Михаил Арнольдович со своими сыновьями не просто отсиживался на его квартире, а тщательно изучал периодическую печать. Они приводили в определённую систему всю информацию, которая касалась работы сомнительных банков, объявлений о купле квартир и, вообще, недвижимости.

Особо значительных фактов новоиспечённые сыщики не нарыли, но работу начали активно и с энтузиазмом. Ещё бы, ими руководило чувство мести. Основные, пока ещё не очень важные и значительные сведения черпали на просторах интернета.

Что касается Гранкина, то он умудрился золото и драгоценные камни обратить в деньги и приобрести на имя Зуранова и своё два совершенно одинаковых, серого цвета, ещё не таких старых «Форда».

За три дня, то есть за время отсутствия Алексея, он умудрился, используя свои старые адвокатские связи, прикупить кое-какое оружие, включая автоматы Калашникова и ручные гранаты известной системы «Ф-1». Таким образом, на квартире Зуранова образовался целый арсенал, где одних только боеприпасов было два с половиной ящика, довольно солидных по объёму.

Денис по довольно сходной цене приобрёл и гранатомёт – «РПГ-4». Пусть не новейшей конструкции, зато с хорошим приложением – боекомплектом в пятнадцать гранат. Кроме всего прочего, Гранкин, одевшись в поношенные лохмотья, наклеив на лицо седую бороду и усы, надев на голову, под старую фетровую шляпу безобразный парик, отправился не на общественном транспорте на место сожжённой виллы бандита Тихого.

Использовал он для этого, на свой страх и риск, не только «маскарадный» костюм, но и «Шкоду» Шнорре. Он надёжно спрятал старенькую машину в небольшой, но густой рощице.

Разумеется, многие, даже работники правоохранительных органов, видели на пепелище старого и страшного «бича» с сумой, который искал что-то в земле обугленной оранжереи. «Что там можно искать?» Но если бы знали совсем не любознательные люди, что «задавленный жизнью старик» вынес в ветхой сумке из Матвеевки несколько десятков тысяч долларов и драгоценностей, превышающую эту сумму в четыре-пять раз. Это то, что оставалось пока не найденным после смерти справедливо казнённого Тихого. Не густо, конечно. Но не так уж и плохо.

Конечно же, Гранкин не забыл захватить из другого потаённого места железную банку с прахом Зинаиды Марковны.

На правах исполняющего обязанности детективного агентства «Портал» Гранкин выдал себе довольно солидный аванс, не забывая о щедрых премиальных, заработанные за активные действия и, как говориться, уплотнение рабочего дня. Не плохие деньги он выплатил и всем троим Шнорре. Но не только им, но и охраннику Вадиму Шерстенёву. Он уже подключился к работе, выясняя, кто ещё, кроме Мартемьяна Рыжих, причастен к целому ряду кровавых преступлений.

В своей квартире Зуранов появился только к вечеру с большим мешком, в который старательно собрал всё блестящее, похожее на россыпное золото и драгоценные камни, найденное в окрестностях основной стоянки Племени Уходящих. Он предстал перед Шнорре и его сыновьями в набедренной повязке и накидке, вероятно сотворенной из шкуры жёлтоё гигантской кошки Ри-Пуа. Со Степаном и Дмитрием ему пришлось знакомиться, находясь в таком одеянии.

Но братья были уже наслышаны о необыкновенных способностях Зуранова перемещаться в пространстве и времени, хотя, до конца в это и не верили. Переодевшись, в почти такой же джинсовый костюм, который ныне носит Великий вождь Нму, Алексей относительно подробно рассказал, где находился и чем занимался. Он удивил своим повествованием даже Михаила Арнольдовича. В разговоре, Алексей, старался дать оценку сложившейся ситуации, а не пытался оценить, хотя бы, интуитивно сыскные способности и возможности Степана и Дмитрия.

Вскоре на пороге нарисовался и Гранкин. Он не выразил особого восторга оттого, что, наконец-то, появился Зуранов. Его больше радовало то, что их дело сдвинулось с мёртвой точки и труд сыщиков оплачивается, благодаря стараниям Алексея, очень даже солидно. Вот и сейчас бывший адвокат не без интереса покопался в груде минералов и, вероятно, золотых самородков, доставленным сюда из глубокого прошлого его товарищем, и выразил надежду, что, на сей раз, это не «залепуха».

– Процентов на девяносто можно утверждать, что того… лежащего в твоём первобытном мешке, Лёша, – особого восторга Михаил Арнольдович не выразил, – вполне, достаточно… Этого хватит для того, чтобы с нуля, возвести в самом центре Москвы, с учётом стоимости земли, небольшой, шестидесятиквартирный дом.

– Мне кажется, что тебе, Алексей, следует почаще бывать в Раннем Неолите, – сказал полушутя и полусерьёзно Денис, – и не забывать щедро делиться… с друзьями. А ты, извини за прямоту, Зуранов, наполовину дикарь.

– Не совсем удачная шутка, Денис, – заметил Зуранов. – В Раннем Неолите не так уж и много дикарей. Здесь их гораздо больше.

– Частично с тобой согласен, Лёха. Не возмущайся, – сообщил Гранкин. – Кстати, твой дротик, то есть, копьё, я носил в наш краеведческий музей. Пытался доказать им, что это оружие времён Раннего Неолита. И они мне сказали, что я хочу втюхать, то есть продать им лабуду, что таких дротиков в древние времена не могло быть, что копьё недавно сделано как попало и каким-то очень юным умельцем и что… Одним словом, ты меня, Лёха понимаешь.

– К черту всех мнимых знатоков и с их дутыми, тупыми диссертациями! – Зуранов подвинул кресло к дивану, где расположились отец и братья Шнорре, расположился в нём. – Лично я уже не остановлюсь в борьбе со злом и готов платить всем вам очень хорошие деньги только за то, чтобы вы занимались только нужными… делами.

– Я отдам всё, что у меня есть, Алексей Владимирович, – по-простому сказал Степан, – чтобы ты помог мне отомстить всем выродкам за смерть моей матери. Я, как понял, что гадов множество, и все они повязаны.

– Мы давно поняли, что, помимо сыскной работы, нам придётся освоить другую профессию, побыть в роли и шкуре… палачей. – Дмитрий плотно сжал губу. – Я много и крепко думал, и считаю, что нет ничего справедливей в жизни, чем встать на защиту обманутых, униженных, искалеченных… убитых за какие-то жалкие деньги, пусть даже и не жалкие. Я хочу действовать, а не сидеть за твоей спиной, Алексей.

– Поймите, всё ваше семейство у бандитов сейчас, как на ладони, – со вздохом ответил Зуранов. – Я должен и смогу вас прикрыть… когда я здесь. Не будем больше говорить о том, что хорошо, а что – плохо. Вы сами выбрали свой путь. И я благодарен вам.

Его одновременно радовало и не радовало то, что он нашёл, точнее, обрёл единомышленников. Так сложились обстоятельства. Придётся существовать с риском для жизни не только ему, но им тоже.

Семейство Шнорре понять было можно и нужно, ещё свежи их душевные раны. Такие никогда до конца не излечиваются, не зарастают. Но Гранкин… Почему он, как говорится, благополучный во всём, почти без колебаний, решил стать не столько частным сыщиком, сколько, как бы, народным мстителем? Возможно, увидев отпиленную ножовкой голову Зинаиды, он мгновенно прозрел, что-то понял, жуткое, не совсем ясное, не справедливое… Может быть… Подобное в жизни случается.

– Так вот не только из беседы с актрисой Козицкой, – перешёл к делу Зуранов,– но и по другим причинам, я окончательно убедился в том, что те, кто убили Зинаиду Марковну и скульптора Воротова, уничтожили целый ряд зажиточных людей. Я имею в виду дела, которые списаны на суициды, несчастные случаи, бандитские нападения мелких уголовных сошек, есть ни что иное, как капитально отлаженная машина уничтожения… людей. Обратите внимание на то, что под эти кровавые жернова попадают те люди, которые заработали деньги честным путём.

– Так оно и есть. Но меня удивляет другое обстоятельство, Алёша, – Шнорре старший закурил. – Каким образом ты мог беседовать с Лилией Максимовной Козицкой, если я, в числе других, лично похоронил её на Самойловском кладбище. Это было чуть больше года тому назад. У неё остановилось сердце… Умерла, при весьма непонятных, странных обстоятельствах, почему-то, завещав незадолго до своей смерти квартиру главному врачу Третьей городской поликлиники…

– Ты что-то путаешь, Арнольдович, – возразил Зуранов. – Я очень долго беседовал с ней. Козицкая, самым натуральным и материальным образом, вручила мне гонорар… в долларах. Кроме всего, она оставила мне адрес того места, где у неё спрятаны кое-какие сбережения…

– Значит, они точно наши, – сказал Гранкин, – потому, что я тоже знаю, абсолютно точно, что Козицкой нет в живых.

– Вот почему она сказала мне… при встрече, что уже год, как бросила курить,– уже ни чему не удивляясь, произнёс Зуранов. – Но если уж мёртвые просят помощи, требуют возмездия и справедливых решений, то мы на самом правильном пути.

Задолго до встречи с Лики-Ти Алексей был уверен в том, что никаких мёртвых не существует. Интуиция. Просто, между ними и пока живущими на Земле стоит высокий «забор», который можно и нужно… иногда преодолевать. В иных мирах совсем другие формы жизни и представления о ней. «Они считают нас мёртвыми, – подумал Зуранов. – Возможно, они гораздо ближе к Истине, чем мы».

Автомобиль шёл легко по широкой городской шоссейке. Анатолий, в целом, был доволен тем, что теперь он был за рулём не самого классного, но, вполне, сносного «Форда». Неплохая машина, главное, проста в управлении и без всяких там излишеств и прибамбасов. Его сопровождал, пока ещё числящийся охранником на кабельном заводе, Вадим Шерстенёв.

Визуально оценив физические и умственные возможности и способности уже, практически, своего нового сыщика, Зуранов пришёл к выводу, что мужик этот надёжен и весьма и весьма тренирован. Ясно, что он прошёл сквозь огни и воды. Просто, парню, в своё время не очень в жизни повезло.

С самого утра Алексей успел щедро расплатиться с предпринимателем Эдуардом Плидановым, который помог ему организовать и обустроить детективное агентство «Портал». Бизнесмен, конечно же, поинтересовался, почему Зуранов дал такое странное название своему сыскному бюро.

Алексей объяснил, что портал – это, как бы, определённый вход и выход из одного мира в другой. А его «Портал» – прямая тропа в мир преступности. Он будет заходить в него не любопытства ради, а для того, чтобы карать убийц, бандитов, садистов, грабителей, насильников и прочую двуногую дрянь. Зуранов хотел отблагодарить Плиданова по-царски, но тот отказался.

Видно было, что человек, который, в своё время, по крохам собирая капиталы для скупки пушнины и производства меховых изделий, честно и кропотливо создающий и развивающий своё дело, понимал истинную цену деньгам. Потому и не жил обманов, не был стяжателем, процентщиком и барыгой.

Сейчас Плиданов находился не в настроении.

– Чувствую, Эдуард Ерофеевич, что у вас проблемы. Не моё, конечно, дело, – сказал Зуранов, собираясь выходить из кабинета представителя малого отечественного бизнеса, – но я всегда готов помочь вам.

– Не хочу, Алексей Владимирович, вешать на вас свои заботы и тревоги, – встал из-за стола Плиданов. – Да и ничего вы не сможете предпринять против очень авторитетных людей города. Такое не под силу частному сыщику. Не обижайтесь. У меня много влиятельных друзей и неплохая охрана, но, увы, я должен… Не понятно, по каким причинам я должен отдать свой бизнес и все полученные доходы от него…кому б вы думали… жене городского прокурора, какой-то там Зульфие.

– Может быть, у вас не все налоги оплачены? Или ещё что-нибудь.

– Всё у меня нормально. Но, тем не менее, очень важный господин из органов МВД цинично и прямо мне сказал: «Был бы человек, а уголовная статья под него всегда найдётся». Вот такие пироги… на всё они дали мне две недели. А потом… Даже намекнул на несчастный случай.

– Любимая фраза генерала Листрилова. Он не часто, но иногда произносит её, – озабоченно сказал Зуранов. – Две недели достаточно. Я убеждён, что сумею вам помочь.

– Я не хочу, чтобы вы рисковали… жизнью. Я ни сколько не преувеличиваю степени опасности. Никто не ведает, что у них на уме.

– Если не остановить зарвавшихся преступников, то погибнет очень много людей. Не сомневаюсь, что у них, там, в столице, есть очень крепкая волосатая рука. Скорей всего, не одна. Телефон офиса детективного агентства «Портал» вы знаете. Звоните! Не страшно, если меня не будет на месте. Все вопросы решит мой заместитель Денис Григорьевич Гранкин. Он толковый юрист.

Плиданов кивнул головой, и они расстались, пожав друг другу руки. Расстались, чтобы больше никогда не встретиться: через шестнадцать с половиной минут молодой и перспективный предприниматель был убит снайпером.

Бандиты решили перестраховаться. Видимо, предположили что у Плиданова имеются нормальные деловые связи и в столице. А произошло это в тот момент, когда Эдуард Ерофеевич вышел на улицу, направляясь в сопровождении своего единственного охранника Ибрагима Гурабова к собственной «Вольво», которую водил сам. Разумеется, ни один, даже самый тренированный, чоповец не в состоянии изменить траекторию полёта пули, выпущенной из ствола винтовки с оптическим прицелом. Через неделю при странных обстоятельствах погибнет и Гурабов. Его тело найдут в реке Беловодная…

Обо всём этом Зуранов узнает гораздо позже. У него в руках будут доказательства и того, что и снайпера, застрелившего Плиданова, незамедлительно, сразу же после рокового выстрела, уберут «надёжные люди» по личному, негласному приказу Листрилова и с благословления нового городского прокурора Галиджанова. А капитал Плиданова, поскольку у него, бывшего детдомовца, не имелось наследников, кроме юной и законной жены Ларисы Кочемасовой, должен перейти только к ней… девятнадцатилетней дуре без образования, специальности и абсолютной вертихвостке.

Ей, предварительно посаженной «на иглу» людьми Листрилова и Галиджанова, бандиты любезно выплатили гонорар в десять тысяч долларов, оставили квартиру покойного Плиданова и даже его «Вольво». Но после шантажа, угроз и милостивых обещаний и уверений, что «Лорочка шагнёт на самый известный подиум демонстрации отечественной и зарубежной одежды и даже начнёт активно сниматься в кино», Кочемасова без колебаний документально отдала дело своего покойного мужа с годовым доходом в триста тысяч долларов некому Рашиду Гафарову…

Впрочем, не совсем некому, а непутёвому племяннику Ахмета Ахметовича Галиджанова. Кочемасова совершенно не была в курсе того, кто и зачем убил её Эдика, поэтому убирать её бандитам не имело ни какого смысла. Сама сдохнет… от морфия или «белого китайца».

В полном неведении того, что происходит и уже произошло с Плидановым, Алексей и Вадим ехали по городу, разрабатывая планы дальнейших совместных действий. Шерстенёву необходимо было числиться охранником на кабельном заводе, стараясь, как можно больше узнать о том, кто из руководителей предприятия, кроме Мартемьяна Рыжих, состоит в преступной группировке. Слушая Зуранова, его откровенные рассказы о происходящем, Шерстенёв тяжело вздыхал. Скорей всего, это не означало, что Вадим в нерешительности.

Алексей понимал, что этот парень всегда готов защитить несправедливо обиженного человека, ибо сам частенько бывал в шкуре такового. Побывавший в самых горячих точках последних локальных войн Шерстенёв, как говорится, при собственных интересах. Ни семьи, ни денег, ни жилья… С ним остались минувшие беды и, скорей всего, назреют и грядущие. Такова уж у него судьба.

Пламенная ложь и обман со стороны господ и дам, рвущихся любыми способами к большим деньгам, не заработанным ими, и к власти, делали своё чёрное дело. С незапамятных времён такие «фокусы» в России стали уже традицией. Неоспоримый факт, облитый людской кровью.

Директор и владелец частной сыскной компании «Портал» довёз Шерстенёва до здания управления ОАО «Кабельный завод. Отечественные технологии». Вадиму следовало было продолжать работать охранником. Но придёт время, когда он целиком сможет отдаться справедливому, в данном случае, сыскному делу.

Алексей продолжил свой путь уже в одиночестве, внимательно следя за дорогой. Он крепко держал баранку «Форда», думал о судьбе и не совсем сложившейся жизни Шерстенёва, который в свои молодые годы уже умудрился похоронить собственного ребёнка… Потом мысли Зуранова переключились на дело по убийству Зинаиды Шнорре. Но в данном случае, трудно было остановиться на чём-либо одном. Вспомнил Козицкую, которая каким-то невероятным образом пришла к нему в офис, в буквальном смысле слова, с того света.

Он уже почти перестал удивляться тому, что происходит с ним и вокруг него. Но его немного обескуражило то, что Лилия Максимовна, явно убитая и ограбленная высокопоставленными бандитами ни слова не сказала ему о том, что и он пострадавшая… И никто за неё не заступился, списав её в мир иной, не взирая на прошлые и довольно заметные заслуги Козицкой перед государством.

Сыщик допускал, что Тихий, предчувствуя собственную смерть, мог оговорить себя и сказать, что это именно он убил и скульптора Воротова. Но скорей всего, всё же, убийца Зинаиды Марковны, был палачом и пенсионера-ваятеля. На несчастный случай его выпадение из окна ни коим образом не было похоже. Надо же было умудриться при полном параде, то есть в цивильном костюме, выпасть из окна седьмого этажа. Если он был так одет, значит, собирался куда-то идти. Но мог и не по этому случаю принарядиться… ожидал кого-то. Женщину? Возможно.

Но его гостем мог быть и мужчина, который ему помог выйти не в ту «дверь». Получается, что гость был физически силён. Возможно, и не один. Сыщик досадовал, что не может абстрагироваться, отделить одно убийство от другого. Понятно, что бандитская шайка действует чётко и целенаправленно. У грабителей и убийц одна цель – не просто обогащение, а глобальное, причём, быстро, в пожарном порядке. Понятно, спешат. Боятся возможных перемен.

Им нужно сделать свои кровавые дела – и уйти в тень, жить спокойно и тихо на солидных «бабках». Но, тем не менее, у всех убийств имеются свои предыстории, причины, исполнители, промежуточные заказчики…

Впрочем, к чему эти никчемные размышления? Он ведь – не главный судья города. Эту должность уже довольно давно занимает Камилла Трифоновна Баркус, которая, при случае, всех сволочей «отмажет». Скорей всего ни одно дело организованной преступной группировки местного значения даже до суда не дойдёт. Поэтому Зуранов – не столько даже сыщик, сколько – мститель… за слёзы и пролитую людскую кровь. И уже фактов и, практически, преступников достаточно, которых следует карать по закону… совести и справедливости. А судить и наказывать слуг Зла придётся ему, Зуранову, и его друзьям, самым настоящим, сподвижникам. В этом городе другие законы не действовали, по сути, были мертвы.

Он понимал, что собирать и анализировать факты надо поэтапно, а не стараться это делать одновременно. Не стоит строить из себя Юлия Цезаря, этакого героя, который может делать сразу пять дел, а то и больше. Но, тем не менее, приходится вертеться, как белке в колесе. Ничего не попишешь, такова работа частного сыщика, идущего по следу преступников не в одном, а в двух мирах.

Но придёт опыт, а с ним Алексей, возможно, сможет объединять и классифицировать, как бы, не однородные явления и события. Впрочем, всё, в принципе, ясно. Клиентов у него – не густо. Михаила Арнольдовича можно не считать, он – уже сыщик.

Да и Козицкая явилась к нему за помощью из иной обители, если выразиться по-земному, то из царства мёртвых. Впрочем, конечно же, нет в Мироздании ничего мёртвого. Но люди не желают верить в то, чего не могут понять. Внезапная встреча многих из них, к примеру, с Лики-Ти может привести в состояние ужаса или животного страха. Ведь Посланник Богов и подобные ему существа для «нормальных», земных людей – явление не реальное, фантом, привидение…

По сотовому телефону Алексею позвонил Денис и сообщил в подробностях о том, что произошло с Плидановым. Изложил все подробности и о его непутёвой жене Ларисе Кочемасовой. Сообщил, что уже занимается, не бросаясь в глаза, этим делом. Зуранов обладал хорошей памятью, и все сказанное Гранкиным он запомнил. Настроение сыщика испортилось. Опоздал он, не смог уберечь от гибели представителя среднего бизнеса, а главное, доброго, честного и порядочного человека.

Не только интуиция, но и способность анализировать происходящее заставили Зуранова свернуть с главной городской магистрали на маленькую улочку, где располагалась средняя школа № 27. Новое название «лицей» за ней ещё окончательно не закрепилось. Сыщик хорошо помнил, что сейчас середина лета, и школьники на каникулах. Но лицей есть лицей. Чем чёрт не шутит, возможно, тут проходят и в дни отдыха учащихся какие-нибудь практические или факультативные занятия для ребят.

Зуранов понимал, что, пусть Паша Ивасёв, скорей всего, сейчас числится одним из самых активных скаутов, но, тем не менее, он, вполне, мог сейчас отдыхать с мамой сейчас, где-нибудь, на Канарах или в Хургаде. Но сыщик решил заехать сюда наудачу. Необходимо было кое-что уточнить… окончательно и бесповоротно.

Разумеется, Зуранов не был в курсе того, что Паша именно сегодня находится в школе, на факультативных занятиях юных художников оформителей, точнее, будущих специалистов по наглядно-изобразительной рекламе. Алексей очень хотел встретить этого вундеркинда из пятого «г» класса и с глазу на глаз побеседовать с ним. Планировал доверительно пообщаться и так, чтобы об этом пока не знала его мама. Не хотелось бы, чтобы эта гневная фурия примчалась в офис «Портала» и устроила шмон на тему: «Почему её Пашеньку третируют и беспокоят какие-то там частные сыщики».

Алексей понимал, что в таком случае он стал бы открытой мишенью для городской мафии, и не только он.

Кроме всего прочего, у Зои Михайловны имелись и другие «лохматые» связи и бесспорно немалые деньги, и она, при желании, могла бы очень надолго испортить настроение Зуранову. Зарвавшимся (не только пьяным) море по колено, и ей плевать на то, что Зуранов человек необычных способностей и возможностей. Как бы, сильные мира сего частенько преувеличивают степень своей власти и возможностей… теряют бдительность.

Паша сейчас находился в школе, и это было для Зуранова большой удачей. К счастью, его мама не отправилась с сыном на длительный отдых за границу. Вероятно, в банке «Простор» накопилось немало чёрных дел. А она, как ни как, заместитель директора и… совладелец не последней в городе коммерческой структуры.

Теперь сыщику стоило применить смелую тактику, действовать молниеносно, хитро и решительно, может быть, ради справедливой мести Злу идти на определённую игру с мальчиком. В данном случае ничего тут крамольного нет.

Немного раньше, благодаря Михаилу Шнорре и его сыновьям, которые очень внимательно изучали в дни отсутствия в этом мире Зуранова многие интернетовские публикации, Алексей из одной небольшой заметки узнал, что Паша серьёзно увлекается не только рисованием рекламных плакатов, но и живописью. Мальчик днём и ночью видит себя, если не Репиным, то уж Глазуновым – это точно.

А сейчас повезло Зуранову. Он поговорил с двумя-тремя огольцами и нашёл пятиклассника Ивасёва в беседке с очень серьёзной газетой в руках. Вероятно, между занятиями был довольно большой перерыв. Мальчик не бегал по спортивной площадке, как другие дети, не гонял футбольный мяч. Он даже не пытался пару раз в свободные минуты отдыха отжаться на турнике. Находился чаще всего наедине с собой, что, конечно же, его вполне удовлетворяло.

Щуплый, с серьёзным почти не детским лицом, с заострённым носом, светловолосый, он внешне ничуть не походил на свою очень упитанную и властную мамашу.

Но одет он был, что называется, с иголочки. Модный и, вероятно, дорогой светло-коричневый костюм из какого-то замысловатого импортного материала, в крупную клетку; рубаха – в таком же духе; чёрные кожаные туфли.

– Привет! – небрежно бросил ему сыщик, пристраиваясь рядом. – Можно рядом с тобой присесть?

– Здравствуйте! – равнодушно ответил Паша. – Вы уже присели, и я не против этого. Правда, мама категорически против того, чтобы я общался с незнакомыми взрослыми людьми. Это опасно.

– Твоя мама права, Паша. Но я не причиню тебе и малейшего вреда. Ты веришь мне?

– Не знаю почему, но верю.

Поняв, что мальчик сам не начнёт беседу, Зуранов начал дёйствовать. Не совсем осторожно. Скорее, решительно и быстро. На свой страх и риске. Обдумывать и применять на практике особые педагогические подходы к ребёнку было некогда, но Алексей попытался с чего-то начать:

– Ты тот Паша Ивасёв, который пишет прекрасные пейзажи маслом? Что-то Левитановское… даже лучше. Я удивлён! Я видел твои произведения в Доме детского и юношеского творчества. На днях видел. Классно!

– Вы ошиблись. Сейчас там моего ничего нет. Раньше висели.

– Да. Тут я напутал. Я про «раньше» и говорю. Меня твоё творчество… убедило и впечатлило.

– Я ещё не так могу, – оживился мальчик. – Это сейчас – каникулы. Немного рисую… А так… времени просто нет: учёба в школе, математическиё кружок, шахматный клуб, музыкальная студия, компьютерные курсы по программированию… само собой, художественная школа. Везде надо успеть. А сейчас в середине лета придумали – практику. Это у нас факультет общественных профессий… на лето выпадает практика.

– Чем ты тут занимаешься, Паша?

– Художественно-оформительской работой. Короче, в основном, рекламой. Я и без них всё освоил. Не практика, а смех. Учат плакатным пером и тушью буквы писать. Ну, шрифтами занимаемся… Зачем? Когда сейчас всё можно делать с помощью компьютера. А я люблю рисовать то, что хочу.

– А почему ты не поехал куда-нибудь в лагерь или за границу? Практику можно было перенести на другое время.

– Можно было. Она – сплошная формальность, – «по-взрослому» ответил Паша. – В скаутском лагере я не хочу отдыхать. Для меня – не интересно. Суету не люблю. Когда народу кругом много – утомляет. А за границу… Мама сказала, что эта заграница ещё надоест мне. Я ведь после окончания школы буду учиться на художника в Париже.

– Ты уверен? А вдруг…

– Нет, если мне мама сказала, значит, так и будет, без всяких «вдруг». В этом я не сомневаюсь. Да и никто. Но если мама сказала…

Сыщик понимал, что сейчас или очень скоро закончится перемена у мальчика, и он отправится в школьную художественную мастерскую – учиться работать со шрифтами. Время дорого, его нельзя было терять.

Но Алексей всё никак не мог плавно перейти к другой теме, мягко перевести разговор в нужное ему русло. Зуранов закусил губу:

– Читал про тебя в Интернете… Про то, как ты видел… Ну, когда пенсионер из окна вывалился. Ты – храбрый парень!

– Ничего… не храбрый, – вздохнул Паша, – испугался я тогда. Первый раз в жизни я такое видел. Но теперь мне уже не страшно.

– Да, я понимаю. Всякому было бы неприятно услышать предсмертные хрипы человека.

– Это я со страху, когда меня спрашивали, полицейскому сообщил. А потом-то вспомнил. Не сказал тогда дедушка… Василий Абрамович ни «хры» и ни «кры». Он произнёс одно слово, фамилию… Я ведь его тогда спросил: «Кто вас убил?». Он два раза ответил мне, что его сбросили… вниз. Мама мне категорически запретила об этом сообщать полиции, чтобы меня лишний раз не тревожили. Вы же не из полиции?

– Ещё чего не хватало, – нарочито обиженно ответил Зуранов, – я тренер по хоккею…с мячом. Мне всё равно, что там он сказал.

– А жаль. Мне так хочется кому-нибудь сообщить об этом, – вздохнул мальчик. – Всё-таки, секрет. Значит, его можно хранить немного времени, а потом… Если бы вы дали мне десять или пять американских долларов, то я бы вам сказал… Так обычно бывает в американских детективах, там за информацию платят. Да и мне кажется, что вы не совсем… хоккеист.

– Конечно. Я ещё немного занимался некоторыми видами рукопашного боя. Так что, сам посуди, нужна ли мне такая информация. С неё, как говорят, шубы не сошьёшь. Да и долларов у меня не так уж и густо, – Зуранов сделал вид, что на мгновение задумался, потирая ладонью свой лоб. – Что я с твоей информацией, Паша, делать стану? Но ты знаешь, всё-таки, интересно. Уговорил. Я дам тебе десять долларов и буду молчать, как птица под водой.

– Под водой все молчат, не только птицы.

– Так и есть, Паша, Они там не поют.

– Я понял – это прикол.

– Само собой, я пошутил, – сыщик подмигнул мальчику. – Рыбы ведь в небе не поют.

Паша звонко засмеялся. Призадумался, потом с грустью посмотрел на двери школы-лицея. Явно, ему надо уже было идти на практические занятия – не сразу, но становиться художником-рекламистом или оформителем.

У Зуранова испортилось настроение, но он твёрдо решил ждать мальчика здесь, в беседке. Пусть даже Ивасёв освободится только к концу вечера.

– Чепуха! Не пойду на занятия, – махнул рукой мальчик. – Я умею тушью писать буквы не хуже, чем наш учитель-художник Ибрагим Натанович. Он меня любит, ничего мне не скажет. Он – прекрасный портретист. У него даже в Женеве выставка состоялась…с другими художниками вместе. Так давайте сюда свои десять долларов!

Частный сыщик сунул руку в правый боковой карман куртки и вытянул оттуда портмоне-кошелёк. Извлёк из него зелёную бумажку-ассигнацию и протянул её Паше:

– Тут сто «баксов». С тебя, Павлик, получается… причитается девяносто долларов сдачи.

Глаза у мальчика загорелись. Жаден? Нет, скорей всего, у него просто не очень здоровый интерес к деньгам. Он к ним не равнодушен, вот и всё. Так воспитан. Возможно, у него в кармане пиджака лежит сумма многократно перекрывающая эту. Разумеется, не в долларах, а в рублях. Так удобней. Тут налицо, даже и не воспитание, а влияние на ребёнка его матери-банкира, вернее банковского служащего очень высокого ранга.

Когда многие из окружения мальчика ведут разговоры только о валюте, только дурак, неимущий или невоспитанный человек поинтересуется, к примеру, о том, где можно купить дешёвую буханку хлеба. А Паша был, хоть и наивный, но довольно не глупый мальчик и, разумеется, культурный, поэтому он взял из рук сыщика «бумажку» в сто долларов и спешно спрятал его в карман брюк.

– Я могу дать вам сдачи, дяденька, – глубокомысленно сказал он.– Но может быть… Может, я расскажу вам об этом деле на всю оставшуюся сумму.

– Попробуй, – как бы, меланхолично повёл головой Зуранов. – Но вряд ли у тебя это получится. Мне ведь, в принципе, всё равно, что там напоследок побормотал пенсионер Воротов.

– Я буду стараться, – лицеист задумался. – На вопрос, кто его убил, он мне ответил «Хрылёв».

– Мне ни о чём не говорит эта фамилия.

– Не спешите, я всё расскажу. Всё, что знаю.

– Но пока информации в целом на пятьдесят центов. Больше ты ничего интересного не знаешь? Ничего интересного.

– Буду говорить всё подряд. Дедушка Воротов жил на седьмом этаже, а мы с мамой – на пятом, в одном подъезде… Это интересно?

– Не знаю. Вряд ли найдутся такие, кому это необходимо знать. Но говори, Паша! Я душой отдыхаю, когда кого-нибудь слушаю.

– Тогда про другое расскажу. Перед смертью Василия Абрамовича, минут за пятнадцать, – я ещё собирался пойти на улицу, погулять, – к маме в гости пришёл дядя Лёша. Он сказал маме, что «Воротова привлёк… успешно». Вроде бы, так. Да, точно. «Привлёк успешно» и, что пора его отправлять «в командировку» и что надёжный человек очень скоро сделает это.

«Бесспорно, – подумал Зуранов,– этот надёжный человек и есть бандит Тихий – ныне покойник, Василий Тишин».

– Чушь какая-то! Командировка? – Алексей играл с мальчиком по большому счёту, но боялся перегнуть палку. Трудно оставаться равнодушным ему, молодому сыщику, после такой, полученной от Паши, информации. – Уж не хочешь ли ты сказать, что твой дядя Лёша… самолично выбросил пенсионера из окна.

– Что вы! – засмеялся Ивасёв и тут же перешёл на шёпот. – Дядя Лёша просто так и мухи не обидит.

– А если не просто так?

– Ну, если за дело, то… не знаю.

– Да и не можешь всего знать.

– Напрасно взрослые считают меня не совсем коммуникабельным и ещё – парнем в себе. Но я-то, для интереса, ко многим разговорам прислушиваюсь. Просто, дедушка Воротов делал большой денежный вклад, в евро, но не в мамин банк «Простор», а в дяди Лёшин… никому не известный банк. Но знаете, это – выгодно. Представьте, сто пятьдесят процентов годовых. Ведь, валюта. Да ещё какая

– Представляю.

– Может быть, – глаза у мальчика засветились от нездорового восторга, – Василий Абрамович не сделал вклад, а только собирался.

– Ерундовина с морковиной! Ты, Паша, умный парень, а веришь в сказки. Не может быть таких процентов… Обман, замануха или чёрт знает что, – Зуранов, будто бы, обиделся. – Верни мне сорок долларов.

– Сейчас, – насупился лицеист, которому никак не хотелось расставаться с «зелёненькими», хотя, разумеется, карманы у вундеркинда и без них были не пусты.– Хотите, скажу, кто такой дядя Лёша? Дядя Лёша Хрылёв – учитель школы каратэ-до, чёрный пояс. Фантастика! Не знаю только, какой у него дан. Он ещё и борьбой ниндзя занимается. У него секция на Центральной улице, дом сто двадцать семь. В подвале. Но там у него всё шикарно.

– Знаю. О таком человеке немного слышал, – выдохнул Зуранов.– Что ты ещё, Паша, о нём можешь рассказать?

– Дядя Лёша, – мальчик гордо выпятил грудь, – мой будущий папа. Он большой человек, очень богатый. Он скоро станет владельцем большого завода. Вы не верите? Но дядя Лёша маме сам об этом говорил… Я знаю, что она и другие люди очень помогли ему в этом. У него совсем скоро пакет акций станет больше контрольного… как это… через подставных лиц.

– Получается, Паша, что завод, – Зуранов чуть не сказал вслух «кабельный», – вот-вот должен стать не открытым акционерным обществом, а закрытым. Но такое не возможно!

– Ещё как возможно! И часто… Мне взрослые люди рассказывали, как кинули миллионы лохов с ваучерами, на которых поднялись те, которые контролировали их перекупку. А в головном управление завода многие люди держат на руках «бумажки», уже фактические купленные дядей Лёшей.

– Не обижайся, Павел. Но дядя Лёша малость поторопился с заводом и прихвастнул в разговоре с твоей мамой. Но предполагаю, что он и на самом деле – очень богатый человек. Я верю.

– Может, и прихвастнул, – согласился мальчик, – он пьяный всегда… околесицу несёт. Не редко пьёт. А ведь ему нельзя… ведь он занимается восточными единоборствами. А когда он маме говорил про это, ясно… был на кочерге. Деньги по квартире разбрасывал, а мама смеялась. Я тогда у него незаметно позаимствовал всего две пятисотки… Он и не заметил. Тысяча рублей – не так много. Да он мне и сам очень часто даёт, гораздо больше…

– Парень ты наблюдательный, Паша, но большой фантазёр. Наговорил ты мне всяких чудес полный короб. Может, ещё скажешь, что дядя Лёша, кстати, мой тёзка, одновременно и владелец подпольного банка, куда собирался отдать свои сбережения Воротов.

– Не знаю, – расстроился мальчик, – но это было бы здорово. А вот название этого банка мне нравится – «Ромашка». Слышал я и ещё об одном – «Красная гвоздика». Но это конкурирующая фирма. Дядя Лёша о ней и слышать не хочет.

– Всё, мальчик,– Зуранов, как можно решительнее, встал,– мне пора! Пойми, мне всё это не интересно. Твои сказочные измышления просто смешны. А ведь я почти поверил, что дядя Лёша – твой будущий папа.

– Не верите – не надо! – впечатлительный школьник-лицеист ушёл в себя.

– Уж, наверное, – Зуранов снова присел, похлопав дружески вундеркинда по плечу, – ошибаюсь я. А ты – прав.

– Конечно! Они с мамой обо всём договорились. Я же вам назвал его фамилию,– обиженно сказал мальчик. – Он почти настоящий мой папа. Алексей Семёнович Хрылёв.

– Конечно, такой замечательный человек не мог причинить вреда пенсионеру Воротову.

– Понятно, что не мог. Дедушка Воротов, когда умирал, то пошутил, когда произнёс фамилию Хрылёв. Это же ясно.

– Только так, Паша. Перед смертью многие шутят или говорят что-то непонятное.

Многое после откровенного разговора с Пашей Ивасёвым сыщику стало ясно. Но кое-что пока оставалось в тени. Он и теперь не сомневался ни на секунду, что преступники, на чьей совести, пожалуй, не десятки, а сотни загубленных жизней, должны быть наказаны. Но не было ни какого практического смысла передавать дела, которые он раскрутит с Гранкиным, со своими сыщиками, следователям прокуратуры…

Явно, что господа, стоящие во главе местной полиции, прокуратуры и суда, в одной упряжке. И управляет ей сам дьявол. Пашу и всех детей, которые пострадают оттого, что за смертные грехи справедливо воздастся их родителям, пожалеть стоит. Но ведь убийцы никого не жалели, не щадили… Да и не оставит мафия без заботы и средств к существованию детей подельников. Зуранов понимал, что всех, кто лежит «на глубоком дне», особенно, в Москве, ему достать не удастся.

Дело об убийстве скульптора Воротова, в данном случае, загадочного «несчастного случая или «суицида», по его представлениям, было фактически раскрыто. Оно плотно переплеталось и печальной и трагической историей, в которой Зинаиде Шнорре отпилил голову беспредельщик и полный отморозок Тихий. Разумеется, по указке, так называемого, промежуточного звена, «козырных шестёрок».

Беседа с мальчиком дала прекрасный результат. И хорошо, и плохо, что в России не перевелись ещё Павлики Морозовы, которые готовы за несколько американских долларов вложить с потрохами первому встречному близких им людей. Стоп! Суть, пожалуй, не в жадности Паши Ивасёва. Дело в другом. В чём же? Да, в том, что он просто не очень-то любит свою маму и… дядю Лёшу. Просто боится себе в этом признаться. Явно. Он, бесспорно, эгоист, но Паша отрезан от них духовно. Такое случается.

Потом, он ещё и наивен… при всей своей практичности. Во многом и поэтому всё виденное и слышанное выдал незнакомому человеку. Если, хоть третья часть в его рассказе, правда, то дело в шляпе.

Мальчик говорил ещё минут пятнадцать, и всё сказанное им не могло не заинтересовать Зуранова. Паша, завершая своеобразную исповедь, задал обычный, можно сказать, детский вопрос:

– Вы ведь мне верите?

– Конечно, верю, малыш. Не бери мои придирки в голову, – по-настоящему сокровенно ответил детектив. – Я не хотел тебя обидеть. Можешь оставить себе всё, что я тебе дал. Поверь, я не покину тебя в трудные минуты твоей жизни. Ты в этом убедишься. Но послушай, Паша, тебе лучше никому не рассказывать о том, что сейчас ты поведал мне – ни маме, ни дяде Лёше, ни полицейским… Никому! Особенно, незнакомым людям. Договорились?

– Да, обещаю, – в глазах Паши стояли слёзы, – я понимаю. Тут много такого… совсем подозрительного.

– Даже не в подозрительном заключена вся суть. Ты просто наживёшь себе врагов среди… друзей. Пойми, есть люди, которые ради денег могут пойти на всё… даже на убийство. Незнакомые же люди – вдвойне опасны. В лучшем случае, они тебе не поверят. А я не хочу, чтобы ты выглядел смешным.

– Но ведь и вас я не знаю. А вы же мне верите?

– Ты прав. Меня зовут Алексей Владимирович… Потом расскажу о себе подробнее. Ты должен понять, что люди людям – рознь. – Он на прощанье протянул Паше руку. – Я верю тебе. До встречи и бывай здоров!

Оба они за довольно долгим разговором не заметили, как начался дождь, и не обратили внимания на раскаты грома, яркие и ослепительные молнии, которые периодически, словно разрывали на мгновения, тёмно-серое небо. Встретились и расстались, в чём-то поняли друг друга, в чём-то их мнения разошлись. Мальчик побежал в здание школы-лицея, чтобы переждать там дождь и отправиться домой, а молодой мужчина направился к своему «Форду».

Планировал Зуранов многое успеть сделать за текущий день, но обстоятельства помешали Алексею. Он не предполагал, что прямо у «Форда» его будет поджидать ни кто иной, как владелец Частной охранной фирмы «Бык» Родион Потапченко. Не в таком уж и далёком прошлом зэк, отсидевший срок за изнасилование студентки и, почему-то, досрочно освобождённый, по погонялу «Зяблик».

В авторитетах он не ходил, но по каким-то мутным причинам (по представлению тех, кто живёт и доселе по настоящим «понятиям») за «лохматое» дело опущенным не сделался. Впрочем, тут ясно. В силу определённых обстоятельств, ныне на зонах и в тюрьмах мужской половой орган, что называется, с вооружения снят. Но это тема совсем другого разговора.

Однако Родион Глебович дохляком не считался, и он был уверен, что с двумя своими самыми крутыми и надёжными охранниками Тепляковым (Тёплым) и Зайцевым (Губой) они хорошо побьют нунчаками Зуранова. Если Листрилов попросил, надо сделать, но не… до смерти. А Тёплый и Губа, в прошлом налётчики, с удовольствием пошли на мелкое дело, чтобы проучить бывшего мента или, как теперь говорят, копа.

Но ребята просчитались. Не учли, что Зуранов-Зур физически очень силён и ловок, да и не новичок в применении на практике целого комплекса прикладных приёмов восточных единоборств. Получив предательский удар нунчаком сзади по спине (Губа целился в голову), Алексей, почти в буквальном смысле слова, озверел, как бы превратился в Зура. Не применяя оружия и не давая такой возможности своим врагам, он несколькими ударами рук и ног уложил бандитов на землю.

Благо, что за подъездом к лицею-школе, спрятанным за густой зеленью, не наблюдалось нежелательных свидетелей. Но он спешил на столько, что даже не стал интересоваться, живы ли нападавшие на него. Правда, Зуранов не забыл вытащить из карманов бандитов пистолеты, документы, деньги… и бросил всё… трофейное на заднее сидение «Форда», заперев салон машины на ключ.

Он сначала перенёс в далёкое прошлое, в район Чёрных Камней, Потапченко-Зяблика и Губу, держа их руки в своих. Бросил их там, среди зарослей высокой травы Ку-Ди-Не. Потом, таким же образом, очень быстро, доставил туда и Тёплого. Эти «полёты» продлились четыре-пять минут. Не больше.

Стараясь на долго не задерживаться рядом со школой-лицеем, Зуранов заехал на машине почти на самую окраину города. Он решил тщательно изучить всё изъятое из карманов бандитов из ЧОПа. Но к нему тут же пришла шальная мысль: он попытался переместиться, находясь за рулём «Форда», во время раннего неолита прямо с автомобилем. Но как он ни старался, даже напрягая мысли и представляя, что «летит» прямо в автомашине к основной стоянке Племени Уходящих, «Форд» даже не шелохнулся.

Алексей давно понял, что он может транспортировать из мира в мир только живых существ, их бездыханные тела тоже и предметы, условно отнесённые к неживым, которые он способен унести…С ним могло «улетать» только то, что, при помощи его физической силы, должно преодолеть притяжение Земли. «Пусть будет так, – подумал Зуранов. – Меньше хлопот. Да и в Раннем Неолите дороги ещё хуже, чем в России».

Сыщик внимательно изучил свою добычу, главным образом, документы чоповцев, среди которых были и разрешения на ношение оружия…Он старательно искал среди добытого случайно то, что могло бы пролить свет на причину нападения на него бандитов. И, как будто, нашёл. В огромном сумке-кошеле Потапченко открытку, подписанную собственноручно Листриловым. Генерал поздравлял владельца ЧОПа с Днём рождения, где обратился к нему довольно по-свойски и фамильярно: «Дорогой Родионушка, ты наш, Глебович, поздравляю…» и т.д.

– Всё, довольно с тобой церемониться, вероломный убийца, – сказал вслух Зуранов и с большим удовольствием закурил. – Пора тебя наказать… по полной программе, пока ты через своих «сявок» ни натворил ещё каких-нибудь «мокрых» дел.

Через несколько минут он отправился в свой офис, надеясь, что Гранкин ещё там. Ехал не торопясь. Вспомнил и недавнюю смерть предпринимателя Эдуарда Плиданова и капитально околпаченную его юную законную жену, конченную наркоманку Ларису Кочемасову. Девочка не зря не взяла фамилию мужа, ибо не сомневалась, что станет… какой-нибудь шоу-звездой и прославит свою глухую деревеньку, где-то там, в центре России. Таких деревенек тысячи, заброшенных и почти вымерших… с остатками спившегося вконец населения.

В основном, уже и не местного. Он всем сердцем хотел помочь и полной идиотке Кочемасовой из её… Кочемасовки.

По дороге до детективного агентства «Портал» он заехал на железнодорожный вокзал. Надо было купить сигарет и побольше продуктов. Благо, тут располагалось много магазинов и киосков. Оживлённыйрайон. Бездомных и бродяг обеих полов и разных мастей хватало. Всяких разных. Кроме этого, проститутки не первой свежести, просто праздно шатающиеся, подвыпившие мужики (находка для некоторых изобретательных ментов), карманники разных возрастов, которых видно невооружённым глазом…

К нему подошёл мужик, заросший седеющей бородой и усами. Коричневое лицо в язвах и коростах, под правым глазом огромный синяк… От его грязной одежды-рванины несло мочой и блевотиной. Нищий опустившийся бомж сказал хриплым голосом:

– Дай, господин славный, сколько не жалко. На хлеб и на водку. Всю Россию пешком прошёл. Люди добрые погибнуть не дали… Можешь и сигаретой угостить, если не жалко.

Обычно Зуранов отмахивался от попрошаек, убеждая себя в том, что людей этих баловать нельзя. Они обязаны работать, оставаться людьми, бороться за жизнь в любой ситуации. Нельзя же преждевременно ставить на своей земной жизни крест.

Но тут он машинально полез в карман за деньгами, вглядываясь в лицо бродяги. В левом боку у Алексея даже не кольнуло, а, как будто, вспыхнуло пламя и обожгло… и тело, и душу.

– Отец, ты живой? Я и не мог предполагать… предвидеть такого случая.– сыщик крепко прижал бича к своей груди.

Но тот неуклюже, но довольно ловко вырвался из цепких объятий сыщика. Отошел в сторону и угрюмо сказал:

– Иди своей дорогой, убийца моей Антонины! Ничего мне от тебя не надобно. Иди своей дорогой!

– Но я твой сын! Я – Алексей! – слёзы навернулись на глаза Зуранова младшего. – Я куплю тебе квартиру. Ты не будешь работать… У тебя будет хорошая жизнь. Достаточно страдать и… опускаться всё ниже и ниже. Ты сейчас поедешь со мной!

– Изыди, сатана! Нет у меня сына! А тот, что был – чёрт рогатый.

Оглядываясь беспокойно по сторонам, Зуранов старший, бросился бежать. Но Алексей был наготове. Он понимал, что имеет дело с человеком, хоть и близким и родным, но бичом и бомжем, с надломленной психикой. Они тоже люди, но уже совсем другие – не мы. У них свои ценности и законы, и свободу и демократию они истолковывают и понимают очень своеобразно.

Быстро и почти не заметно для окружающих Алексей, взяв отца под локоть, прошёл с ним на привокзальную площадь, к своему «Форду». Насильно посадил его на заднее сидение, закрыв на ключ обе дверцы. Снял машину с ручника и тронулся с места.

– Да пойми ты, Лёшка, не смогу я теперь жить в нормальных человеческих условиях,– почти спокойно сказал Владимир Станиславович. – Мне всё будет напоминать твою мать, Антонину. Мне проще быть бичом и бомжем. Я так хочу. Я только так и могу!

– Заткнись, батяня! – вспылил Алексей. – Как слаб же ты духом. Ни хрена, кроме своего вшивого кабинета на шинном заводе да водки с огурцом не видел! Вот и всё твоё счастье!

– Я не смогу жить, как все, – расплакался Зуранов старший. – Я не понимаю и никогда не пойму того, что происходит вокруг.

– Не один ты такой мудрый и… Потом кто же тебе сказал, отец, что мама умерла? Да будет тебе известно, что нет никакой смерти! Она нелепа и смешна, и не реальна, в бесконечном единстве миров. А моя мать и твоя жена сейчас в другом мире, который, скорей всего, не хуже земного…

– Я думал… Я много думал о тебе, сын, и надеялся, что ты перестанешь быть… дураком. Такие, очень даже не русские, сказки для тех, кто, как раз, и слаб рассудком. Но не для меня. Запомни! Не для меня! Пусть я бомж!

– Помолчи! Я не способен тебе, отец, что-нибудь доказать. Мягко выражаясь, мы говорим совершено на разных языках.

Сейчас Зурановы, старший и младший, не понимали друг друга. Столкнулись два фрагмента бесконечного мира, чтобы расстаться или стать единым целым, осознающей себя частью Мироздания. Капля океана – тоже океан, и нет между всем существующим разобщения. Одна только видимость. Во всяком случае, хотелось бы, чтобы так было.

Отец и сыновья Шнорре не задавали никаких вопросов Алексею, когда увидели его входящим в квартиру с бродягой. Потом, наконец, они поняли, что это, наконец-то, отыскавшийся отец их начальника, главного сыщика.

Они в один голос выразили откровенную радость по случаю появления здесь Владимира Станиславовича и убедили его принять ванну и побриться. Заодно надо было сменить и ветхую одежду, а эту выбросить в мусоропровод. Пока под несокрушимых давлением всех присутствующих отец Алексея приводил себя в порядок, Зуранов младший позвонил по сотовому телефону Гранкину и дал ему указание привезти как можно больше продуктов и водки.

Коротко Зуранов объяснил ситуацию, и Денис, понимая возникшую ситуацию, предложил временный ночлег для отца и сына Шнорре. А утром он сам лично, в самые кратчайшие сроки, найдёт хорошую однокомнатную квартиру для Владимира Станиславовича. Ещё он посетовал, что всё ещё не возвращается из туристической поездки его любимая женщина и гражданская супруга Полина Ярцева. «Что-то у нас с ней не ладится, – тихо сказал он. – Не знаю, но что-то не так… Ладно, не телефонный разговор. Приеду – расскажу кое-что интересное».

Относительно приведённый в порядок и схоластично приодетый, отец Алексея стал походить на нормального человека. Правда, выдавал в нём тревогу и волнение бегающий, неспокойный взгляд.

– Брось ты, отец, волноваться, – Алексей обнял за плечи отца. – Ты у себя дома, в своей квартире. Не переживай. А завтра-послезавтра у тебя будет жильё, ни чуть не хуже этого.

– Моя квартира давно уже там, где, моя Тоня, под землёй, – ответил Владимир Станиславович, робко присаживаясь к столу. – Я давно уже там, где она. Давно бы ушёл, но понимаю, что наложить на себя руки – великий грех. Да и она часто мне снится и говорит: «Вовка, не делай ничего с собой». Я всю Россию пешком прошёл… Ничего мне не нравится, ничего не могу понять.

Вскоре появился и Гранкин, приехав сюда на втором «Форде», который, по сути, стал его личным. Он был основательно загружен сумками авоськами и пакетами с продуктами. Он вкратце рассказал, что ему удалось не только разобраться в том, что убийство предприниматели Плиданова дело рук уже общеизвестной бандитской организации, но и ужалось встретиться с его непутёвой женой Кочемасовой.

Кроме того, он сообщил, что, на всякий случай, портативный магнитофон с десятком кассет и монитор-дивиди, тоже на батарейках. При нём несколько дисков с концертами всем известной, стихийно старющей певицы Геллы, но ныне обнаглевшей, оборзевшей, решившей, что имеет полное право считать народ не просто большой, но великой страны поным дерьмом и сбродом.

Принятая на «ура» ещё в давние года, непонятно с чьей подачи и с какой целью, она и не в столь давние времена активно строила своё личное благополучие на доверчевости людей, которым внушили, что её дешёвые и невнятные песенки есть верх совершенства. Таковых было и осталось немало, и каждая подобная «творческая личность» – мыльный пузырь и одновременно фрагмент организованной, цветистой суеты, которая не стоит выеденного яйца. А субъекты, создающие подобные кумиры, их же с большим успехом уничтожают. У этих… закулисных товарищей свои шкурные интересы. Деньги, власть, авторитет и прочее.

– Это хорошо. Я завтра же подарю всю эту музыку вождю Племени Уходящих, Пусть зомбируется, от него не убудет, – Алексей разлил водку по стаканам. – Пока он ко мне относится не плохо. Пока я ему нужен… Давайте выпьем за моего отца!

Все так и поступили и сделали это несколько раз подряд, кроме Гранкина. За рулём. Но Денис времени не терял. Он сбегал к своей машине и принёс оттуда ещё два больших батона варёной колбасы, монитор-дивиди и дешёвый китайский магнитофон.

Под влиянием выпитого спиртного Владимир Станиславович оживился, начал вспоминать свою непутёвую жизнь после смерти Антонины Павловны, где был и что видел. Все с интересом и с горечью слушали исповедь бича и бомжа с большим… стажем.

Он то плакал, то смеялся. Но постоянно повторял, что в мире, где давно уже нет его Тони, ему больше нечего делать.

– Самое важное заключается в том, – невпопад, но с яростью сказал с Степан. – чтобы бандиты ответили за свои преступления! На полную катушку!

– Они ответят, – уверенно заявил Дима. – Надо приложить все усилия, чтобы они ответили за содеянное ими.

– Дети мои, успокойтесь! – заверил своих сыновей Шнорре старший. – Всё идёт по плану. Я верю, что справедливая кара настигнет преступников.

На этом застольные разговоры завершились . Через час Денис отвёз всех троих Шнорре к себе домой. Отец и сын, Алексей и Владимир Станиславович, после долгой разлуки, остались вдвоём.

Вроде бы, и говорили о многом, вспоминали далёкие счастливые дни. Зуранов старший скупо поведал о том, где все эти годы его «черти носили» и ещё раз сказал, что не может он жить теперь, как все люди: или смерть, или вечное бродяжничество, пока Господь не приберёт.

– Но существует и третий вариант, отец, – сказал Алексей.– А что, если тебе перебраться… до конца дней твоих в Ранний Неолит, на основную стоянку Племени Уходящих. Пищу и одежду мы себе добудем – ни в том мире, так в этом. Я куплю тебе хорошую удочку и охотничье ружьё…

– Кому я, Лёшка, там нужен, в твоей древней сказке?

– Мне нужен. А язык потихоньку освоишь. Правда, и там хватает опасностей, подлости и прочего. Но в двадцать первом веке всего этого гораздо больше. И пойми, что здесь более дикие люди, чем там.

– Впрочем, не такая уж и плохая идея. Но, прости, я до сих пор во всё это не верю.

– И напрасно,– послышался мягкий женский голос. – Нет абсолютно совершенных миров, но жить прошлым и страдать, впадать в уныние не только смешно, но и грешно. Не только по, вашим, земным понятиям.

Отец и сын одновременно повернулись в сторону говорящей, и увидели Антонину Павловну Зуранову в белых светящихся одеждах. Она сидела в кресле, положив руки перед собой, и грустно улыбалась.

От неожиданности Владимир Станиславович чуть не поперхнулся очередной порцией водки, которую он принялся пить, не дожидаясь особого приглашения. Он привстал с места, объятый одновременно чувством страха и нахлынувшей радости, но тут же сел. Повелительным, не требующим возражения, жестом Антонина Павловна приказала им оставаться на местах.

– Тоня, Тонечка, как я рад, что ты пришла, – слезливо запричитал Владимир Станиславович. – Знаю, что такого не бывает, но ты пришла. Я вижу тебя! А ты, Лёша, видишь? Да или нет? Или у меня галлюцинации… от водки? Сегодня её много выпили.

– Я вижу и слышу,– как можно спокойнее, сказал Алексей и обратился к матери. – Как тебе там, мама? Хорошо или плохо?

– Нормально, – ответила она. – Вполне, нормально. Я – совершенно другое существо. Мне трудно объяснить вам обоим, кто я и что. Не сказать, чтобы я скучаю по вас обоим. Так выпало… Так должно быть. Нелегко являться в ваш мир. Для нас, находящихся далеко от вас и одновременно рядом с вами, это равносильно болезни… на грани следующего умирания.

– Но ведь смерти нет, мама, – сказал Алексей. – Её не может быть… по определению.

– Мне это известно, Алёша, – согласилась с сыном она. – Не может умереть ни один мир, потому что никогда не рождался… Я пришла предостеречь тебя от бед, остановить, ибо то, что ты творишь оба, позволено только стоящему у Трона Господнего.

Со слезами на глазах слушал Алексей простые, сокровенные слова матери, возможно, совсем и не её, а фантома, какого-то непонятного света или образа, идущего совершенно из непонятного мира. Она убеждала его не проливать крови даже отъявленных негодяев, ибо судить может только Всевышний. Пусть Лики-Ти от имени Господа дал ему право выбора, но ведь не больше… У её сына нет прав карать и наказывать.

Алексей, как ему было ни тяжело, не согласился с матерью, сказав, что за преступления должен платить каждый. Она только вздохнула, слегка кивнув головой. Надо полагать, что не всё так совершенно в каждом из бесконечных миров. Возможно, и, уже знающая Нечто, Антонина Павловна не совсем была права и…тоже, как и все существа, предметы и явления, «рожденные» и «умершие», заблуждалась.

Конечно же, мать его была не права. Так считал Алексей. Ведь если существует преступление, то должно быть и наказание. Нельзя уповать на правосудие, которое… Впрочем, эта вечная дилемма: поистине, благими намерениями вымощена дорога в ад. Ведь всё происходящее дано Свыше.

– А ты, Володька, не ходи по чужой тропе, – обратилась Антонина Павловна к мужу, – не считай себя втайне от всех святым и не плачь обо мне, ибо вы, «живущие» на Земле более мёртвые, чем те, которых, вы проводили. Не вы нас проводили, а просто мы вас оставили. Так надо было. Самый короткий путь также беспределен, как и дорога за горизонт.

– Что же мне делать?! – в сердцах Владимир Станиславович, всё же, нашёл в себе силы и, встав со стула, направился к своей (уже не к своей) жене.

– Там, в мире древних людей, Володя, тебе будет легче, – сказала она. – И это – единственный твой путь, ибо пока ты не заслужил земной «смерти» и не можешь быть призванным Господом туда, где всё, почти так же, как и здесь. Но только почти… Но не суди никого. Даже мне не дано понять, прочему всё происходит так, а не иначе.

Это были последние слова Антонины Павловны. Сказав их, она растворилась в воздухе. На мгновение им обоим показалось, что не было ни какой встречи с призраком, носящим и поныне дорогой женщины – матери и жены.

Вслед за отцом Алексей выпил свою порцию водки и успокоил его:

– Нет у нас с тобой никакого группового помешательства. Просто многое вокруг происходит такого, что не всем дано видеть, слышать и знать. А нам… посчастливилось. Если можно так выразиться.

– Может быть, это и счастье, – пробормотал Владимир Станиславович. – Но страшное. Я практически протрезвел.

– Вот и славно.

Пора было собираться в дорогу, в Ранний Неолит. Короткий это пут или длинный, не понять, не объяснить. Вроде бы, по времени и по расстоянию два мира очень далеки друг от друга, но ведь, по сути, они рядом.

В большую дорожную сумку Алексей сложил портативный монитор-дивиди с дисками, записывающее устройство с флэш-накопителями, пару бритвенных приборов, несколько батонов варёной колбасы, десять заряженных обойм-магазинов и небольшую коробку с патронами для двух автоматов Калашникова, штык-ножи.

Кроме этого, ему удалось впихать туда пять блоков дешёвых сигарет «Бонд», солидный запас спичек, две бутылки с водкой и кое-какую мелочь, которая могла бы пригодиться. Немного подумав, автоматы Калашникова он повесил на правое плечо отца. А сумку, которая оказалась очень тяжёлой даже для него, взял в левую руку.

– Ты меня пугаешь, Алексей, – со страхом сказал Владимир Станиславович. – Мы что, собрались, с тобой грабить банк, а потом отмечать страшное событие на городской лужайке? Почему я вооружён до зубов?

– Не имеется, батя, у тебя в голове никакой фантазии, скучно ты живёшь, – пошутил Алексей. – Мы просто помаленьку перевозим тебя на новое место жительства. Я буду крепко держать твою левую руку своей правой. А ты даже не пытайся вырываться!

– Да ничего я не боюсь, сын, – Зуранов старший поправил на плече автоматы, подал руку Алексею и зажмурил глаза. – Хотя, с одной стороны, жутковато…

Через мгновение они отправились в путь.

Отец и сын Зурановы оказались возле пещеры, которую любезно предоставил Зуру вождь племени Нму. Владимир Станиславович открыл глаза и…обалдел. «Такого не может быть, – коротко сказал он. – Как говорится, дебет с кредетом не сходятся».

– Ты почаще молчи, отец, – улыбнулся Алексей, – потому что наша речь для местных жителей – примерно, что для нас, лай собаки. Не стоит лишний раз пугать людей.

– Однако всё это немного похоже на то, когда я почти тридцать лет тому назад прилетел ночью с твоей мамкой в Сочи. Тебя тогда ещё не было даже в проекте.

Тяжело вздохнув после сказанных слов, словно себе в утешение, и глянув на почти потухший костёр рядом с пещерой, бывший работник шинного завода пошёл вслед за Зуром в своё новое жилище. Все три будущие жены Идущего по следу мирно спали совершенно нагие на большой медвежьей шкуре, рядом с горящим костерком, обложенным большими камнями. Они лежали, плотно прижавшись друг к другу.

Худая и молчаливая Тау приоткрыла глаза и тихо сказала:

– Наконец-то, к нам пришёл наш будущий муж, Зур, и привёл с собой человека из другого мира.

– Пусть Тау не поднимается с ложа сна до пробуждения Солнечного Бога, – нежно сказал Зур, – и не будит других. Пришедшие сюда сами позаботятся о своём ночлеге. С наступлением утра всё станет яснее.

– А нельзя ли выражаться по-русски? – почти возмутился Владимир Станиславович. – Я, Лёшка, ничего не понимаю.

– Где-то залаял пещерный шакал Жоти, – своеобразно среагировала на речь отца Зура его самая юная жена. – Но Тау ничего не боится, потому что рядом с ней Идущий по следу.

Еле сдерживая смех, Зур провёл отца в дальний угол пещеры и показал рукой на лежак, сооружённый из леопардовой шкуры. Тут и для молодого сыщика места было предостаточно.

Надёжно спрятав автоматы и боеприпасы в расщелинах пещеры, Зур дал понять отцу, что один из автоматов принадлежит ему, но использовать его можно только в целях необходимой самообороны. Принимая это замечание как очередную шутку сына, Владимир Станиславович многозначительно произнёс:

– Какие они у тебя волосатые, шерстяные, эти девушки. Там ведь, даже при ярком свете, не доберёшься до нужного места.

– Спи, отец, и не говори вздора, – возразил Алексей. – Добраться можно до всего, но пока нельзя. Не пришло время. А нам с тобой очень рано подниматься. Пойдём с визитом к вождю. Мы от него очень зависимы здесь. Напомни, чтобы я оставил своим девочкам один батон колбасы… Им достаточно. Я спрятал продукты высоко над головой. Не достанут даже лемминги.

При всём том, что Владимир Станиславович пока ещё воспринимал всё происходящее, как нелепый сон, он моментально уснул. Дали о себе знать за долгие годы накопившаяся усталость и солидная доза выпитого спиртного в мире будущего. «Однако, какая чушь, – уже во сне подумал отец Зура. – Какая дикая нереальность».

Все три будущие жены Зура принадлежали к роду Кра, но не являлись родными сёстрами. Тау по возрасту была почти ещё ребёнком. Идущему по следу очень нравилась её не густая, бурая шерсть на теле и высокий рост. Коротконогая, круглобокая и толстая, покрытая с ног до головы густой чёрной растительностью, небольшого роста, Изр тоже была очень мила. Но больше всех Зуру навилась третья, с серой мягкой шерстью на груди, ногах и руках – Оис. Ни толста, ни очень высокоросла, и если улыбалась, то робко и застенчиво, как и положено девушке.

Пусть Зуру и очень хотелось отдохнуть в просторной пещере, провести время с красивыми молодыми жёнами, поваляться с ними на шкурах, но он понимал, что пока не имеет на это права. Только тогда он переломит бамбуковое копьё о священный камень, лежащий у входа в пещеру, когда его жёны станут настоящими женщинами на горе Ова-Би. Так решил Великий вождь, и Зур с этим согласился.

А ранним утром он с отцом отправился в гости к предводителю племени. Вождь ни чуть не удивился, что Зур явился к нему не один, а с пришельцем из другого мира. Не просто с человеком, а собственным отцом. Нму радовало и забавляло то, что Вла, как он окрестил с лёгкой руки Владимира Станиславовича, не смотря на свой солидный образ оказался на много глупее его самого, поэтому воспылал к нему своеобразной мужской любовью, связанной с жалостью.

Разве не заслуживает внимания чужеземец, который не способен разговаривать на нормальном человеческом языке, том самом на котором ведут беседы даже малые дети Племени Уходящих?

Они долго сидели втроём у входа в пещеру вождя, наблюдали за тем, что происходило на экране монитора дивиди и пили очень малыми дозами водку из небольших каменных чеплашек, такими малыми, что это безумно раздражало Владимира Станиславовича. Поэтому он от нетерпения ёрзал на каменном сидении. И это очень удивляло Нму, а ещё он был поражён тём, что белая жидкость, которую он пьёт, действует на головной мозг даже сильнее, чем могучая трава Таку-Таку.

Но почему-то при этом не появлялся перед ними никто из богов и даже мелких, незначительных, по его представлениям, духов.

– А ни скажет ли Идущий по следу сказать Великому Нму, почему его отцу Вла не сидится на месте? Может быть, Духи Желаний зовут его отдать земле и траве всё лишнее, что накопилось внутри его? – поинтересовался Нму. – Если так, то пусть Вла присядет за куст и сделает своё дело.

– Происходит не совсем так,– спокойно, но с достоинством солгал Зур. – Просто Вла устал уже слушать песни по дивиди. Ему не нравится, как рычат молодые люди на экране, изображая певцов и музыкантов.

– Великий Нму согласен с Вла, и ему очень приятно слышать непонятное слово «дивиди», – кивнул головой вождь, пережёвывая кусок варёной колбасы, немного удивляясь тому, что у «толстой змеи» не имеется внутри ни каких потрохов. – Повелителю племени больше бы понравился рёв диких быков Кун-Гу. На них приятно смотреть.

Добрый и мудрый Нму очень жалел людей далёкого мира, которым приходится наблюдать за всем… не очень понятным. Ведь ещё и слушать приходится… Но вождя, всё-таки, радовало то, что люди из будущего так дики и глупы.

– Зур очень удивлён тому, почему Великому вождю не понравилось пение Гелллы, – Идущий по следу закурил, и остальные последовали его примеру. – Ведь её вокальные… э-э… способности издавать приятные мелодичные звуки радует многих людей.

– Идущий по следу ошибается, – вождь налил себе в чеплашку водки и закусил колбасой, также не расставаясь с сигаретой. – Великому Нму пришлись по вкусу крики толстой и не очень молодой женщины по имени Гелла. Звуки, которые она издаёт из чудесного ящичка, разрывают сердце, потому что они очень похожи на стоны большой лесной птицы Кура-Да. Никому из людей не удаётся так кричать. Именно по этой причине Нму решил взять в жёны Геллу, которая так вот… поёт. Великий Нму будет звать её Пуга.

– Но это будет сделать очень сложно потому, что Гелла, то есть Пуга, имеет мужа и, возможно, снова собирается замуж, – категорично заявил Зур. – Тем более, она сейчас находится за границей и, скорей всего, там и будет похоронена.

– Великий Нму ничего не понял из того, что сообщил ему Зур, – признался вождь. – Да он и не желает ничего понимать. Пусть она не станет женой Нму, но будет жить рядом с ним, в одной из свободных пещер.

– Но Гелла, которая считает себя непонятно кем, – сказал Идущий по следу, – не захочет поменять свои апартаменты, уклад жизни и всё остальное на обитание пусть в прекрасной, но пещере.

– Идущий по следу не должен спрашивать Пугу, хочет ли она жить рядом с Великим Нму и в его мире, – вождь, находящийся под парами спиртного, был непреклонен.– Зур в самое короткое время доставить её сюда. От этого будет зависеть судьба Зура и его отца Вла. Всё ведь ясно.

– Этот дикий козёл, – с раздражением сказал уже на русском языке своему отцу, – дал мне невыполнимое задание – притащить сюда зарвавшуюся старуху Геллу. Он решил сделать её своей любовницей. Он, как бы, и угрожает нам. А мне бы хотелось, как можно дольше, не портить с ним отношения. Потом с ним… разберёмся.

– У нас в пещере столько оружия, да и ты сообщал, что у тебя ещё в разных местах кое-что припрятано, – винные пары ударили в голову Вла. – Мы всех тут перещёлкаем, как котят. Ты не смотри, Лёша, что я малость сбичевался. Я в своё время… служил в воздушно-десантных войсках. Я совершил пятьдесят один прыжок с парашютом…

– А потом завершил учёбу в институте и начал активно пить водку, – прервал хвастливые речи отца Алексей. – Но я не об этом. Я о том, что кровожаден ты, батя, бывший инженер-технолог шинного завода. А моя задача, теперь и твоя, пока живу, и здесь бороться не с нормальными людьми племени, а со Злом… С убийцами. А Нму – не такой страшный зверёк, каким хочет казаться. Но, возможно, я ошибаюсь.

Нму, устав от звуков непонятного ему языка, хотел возмутиться, что его гости «непонятно лают» при нём, но уснул крепким и блаженным сном. С пьяной улыбкой на лице. Наверняка ему снилась женщина Гелла, которой он уже дал имя Пуга, и он не сомневался в том, что очень скоро она переступит порог одной из свободных пещер.

У каждого племени, большого или малого, в Раннем Неолите существовали свои брачные законы. Уходящие старались тоже их соблюдать и жить, по возможности, так, как их предки. Правда, время от времени, существующие правила и порядки изменялись и обновлялись.

На вершине, под названием Ова-Би, на открытом месте неровной площадки громоздились гранитные валуны, тут же валялись разной формы осколки шпата и кварца и других горных пород. Именно сюда приводили мужчины и парни своих будущих жён, именно, из тех, кто ещё не состоял в браке и не имел ни с кем половых контактов. Тут, на Ова-Би, исполнялся священный ритуал, и ещё ни одна девушка не прошла мимо этого места перед началом супружеской жизни.

Разумеется, сюда являлись и женщины, отступившие от общих правил, то есть согрешивших до вступления в первый брак. Второе, третье замужество и далее, по ряду причин, не «освещались» ритуальными условностями. Их не водили на Священное Место. Не имело смысла…

Досрочно и незаконно лишённые целомудрия шли к Ова-Би на свой страх и риск, опасаясь быть разоблачёнными, или, с благословления будущих мужей, которые не считали довременную утрату девственности своих без пяти минут наречённых такой уж большой бедой. Но нарушение девицами брачного закона, как, впрочем, и многих других, каралось смертью и торжественным съеданием провинившейся. Ведь случалось, что иных мужчин не устраивал подержанный товар.

Ранним утром Вла, он же, Владимир Станиславович, сидел у входа в пещеру, почти матерился и тяжело вздыхал:

– Куда я попал? Ни одной помойки, даже двуногих «мусоров» не наблюдается! Представь себе, и трамваев нет! Скука и тоска смертная!

– Чего ты, батя, ворчишь? – Зур вышел из пещеры с автоматом на плече и, кроме этого, с двумя запасными магазинами к нему и штык-ножами, которые лежали в небольшом мешке из козьей шкуры. – Пошли-ка, в лес. Немного поохотимся на зайцев Качу. Они здесь очень агрессивны и крупнее наших овчарок. Надеюсь, ты ещё не разучился стрелять?

– Стрелять-то я не разучился, – Вла встал с валуна и поплёлся за сыном в чащу леса. – Но ты пойми, как тяжело жить среди иностранцев, не зная их языка. Мне кажется, что даже английская речь попроще здешней. Не ощущаю я тут себя свободным человеком.

– Будешь ворчать, перенесу тебя в Соединенные Штаты Америки или в Британию. Будешь свободным и… толерантным.

– Уж лучше ты, сын, прямо сейчас пристрели родного отца и не пугай меня всякими гадостями. Я же нормальный человек, а здесь не так уж и плохо. Но только одно меня заботит…

– Что тебя волнует, отец?

– Ничего особенного. Просто голова болит, стала, как чугунная. Сгонял бы ты, сын, в будущее за бутылкой водки! Башка раскалывается.

– С этого и надо было начинать! Обрати внимание на то, папа, что здесь все ведут трезвый образ жизни. Я понимаю, что мы вчера выпили изрядную дозу спиртного, но данный факт не может служить поводом для того, чтобы посылать меня… Кроме всего прочего, я опасаюсь того, что на тебя могут напасть здесь не дикие звери, а бандиты, которых я притащил сюда из будущего…Ранний Неолит – их тюрьма. Они ребята ловкие и способны пристрелить тебя из нашего же оружия.

Вла согласился с доводами Зура, и они, зайдя далеко в лес, решили спрятать автоматы и всё остальное в груду пересохшего валежника. Так было надёжней. Вла, всё-таки, уговорил Зура слетать в будущее, заверил его, что в его отсутствие не произойдёт ничего страшного.

Отец решил ждать возвращения сына из короткой командировки, сидя на поваленном стволе граба Гри-Зи-Ни.

Буквально полчаса Зуранову хватило на то, чтобы купить объемную дерматиновую сумку и заполнить её пятью бутылками с водкой, самой разнообразной закуской. Не забыл и два пластмассовых стаканчика. Когда он увидел перед собой вывеску магазина «Спортивные и рыболовные товары», то, не теряя времени, приобрёл и телескопическое удилище с тремя готовыми настроями и с большим запасом лески, поплавков, крючков и грузил. Ему хватило денег и на то, чтобы купить спортивный лук с большим запасом к нему стрел.

Через мгновение он оказался во времени Раннего Неолита, в том самом месте, где оставил Вла. Приземлившись, он успел разглядеть, что все четыре бандита, включая майора-копа, здесь. Причём, отец его валяется в траве, избитый, и на него с яростной улыбкой направил ствол автомата бывший владелец ЧОПа «Бык» Родион Потапченко-Зяблик. Вероятно, он с особым пристрастием допрашивал его отца, пытаясь узнать, где и как можно найти Алексея Зуранова. Их наглость не знала границ.

Они, голодные, оборванные, всё ещё не сомневались в том, что всесильны даже здесь. Стоит им приказать, как все и всё желаемоё для них исполнят. Но, вероятно, Вла держался стойко, поэтому лицо его было изрядно разбитым.

Каким-то образом, поймав мгновение опасности, Зур бросился в густую траву, слыша, как над ним пролетели пули короткой автоматной очереди. Перекатившись за ствол дерева, Идущий по следу умудрился быстро наложить стрелу на тетиву и произвести её натяжку и спуск. «Перистая» смерть пронзила Потапченко горло, и он выронил из рук автомат. Никто из бандитов не успел воспользоваться им потому, что вторая стрела тут же срезала охранника по погонялу Тёплый.

Обычно робкий в жизни, Владимир Станиславович, довольно резво вскочил на ноги, схватил автомат и довольно быстро, с невероятным для него озлоблением, расстрелял, почти в упор Романа Палыча и Губу.

– Всё правильно! – коротко сказал, выходя из-за укрытия Зур. – Ты и я, мы оба поступили правильно. Ситуация экстремальная… Они ещё раз доказали, что на белом свете им делать нечего. И пусть, хоть один, даже самый гуманный судья мне скажет, что я не прав!

– Успокойся, сын. Я не думал, что всё здесь так сложно… Они требовали, чтобы я сообщил, кто я и где находишься ты… Я ничего им не сказал. Впрочем, им моё «кукареканье», было и без надобности. Они озверели…. Потеряли разум. Я тоже…

– А я надеялся, что они перевоспитаются здесь и лет через пять смогут вернуться в будущее, уже нормальными людьми.

– Чёрт меня дёрнул, полезть в валежник за автоматом. Мне показалось, что рядом бродит тигр, одним словом, какая-то большая кошка.

– Тиграми и львами здесь никого не удивишь… Благодатный край! Но я не остановлюсь! Никогда! Преступники получат своё! Не никакого смысла их щадить и перевоспитывать. Чёрного кобеля не отмоешь до бела.

– Да не тарахти, Алексей! Лучше скажи мне откровенно, ты принёс выпить и закусить. Надо это дело вспрыснуть… Я впервые в жизни убил человека, даже не одного и двух. Правда, если бы не ты, то они «замочили» бы меня. Просто так. На всякий случай.

Конечно же, теперь им было не до охоты на зайцев Качу. Они отошли шагов на четыреста от трупов, ибо не сомневались, что минут через пять на запах крови сюда явятся хищники. Будут делить добычу, и снова прольётся кровь.

Они выпили и закусили рыбными консервами и свиной тушёнкой, и ещё какими-то «собачьими» гамбургерами, произведёнными на божий свет по американскому методу. Им хватило одной бутылки водки. После принятой дозы спиртного абсолютно обмякший телом, Вла отправился спать в дальний угол пещеры. А Зур, поскольку было необходимо, решил побеседовать перед предстоящим брачным ритуалом со своими без пяти минут жёнами. Он угостил пещерных дам всем тем, что доставил сюда из будущего, включая и водку. И спиртное немного развеселило и согрело их.