Ты зря не молился
- Ты зря не молился, стрелу пуская,
- а после прося у меня руки.
- Дивился двор царский весь на невесту:
- как кожа бела да шаги легки,
- как песня задорна да соловьина,
- как руки, что лебедя два крыла.
- Лишь ты один знал, прячу что в светлице,
- и сам до поры помогал скрывать.
- Ты зря не сходил за советом к ведьме,
- авось бы сказала, чего да как.
- Иван мой царевич – свет ясный сокол,
- остаться теперь тебе в дураках.
- Про шкурку зеленую вызнал тайну,
- все путал с лягушкой. Что ж, быть тому.
- Лишь ты один знал, что скрываю правду,
- и сам помогал себя обмануть.
- Ты зря попросил меня стать нежнее,
- решился распробовать пух перин,
- пришел темной ночью к невесте в спальню
- и замер как вкопанный у двери.
- Я сделала то, о чем умолял ты.
- Печи алый рот шкуру взял в кольцо:
- и белую кожу, и руки-крылья.
- Мне шло Василисы, скажи, лицо?..
Генерал
За каждым Каем стоит своя Снежная Королева.
- Генерал, вам к лицу края этого холод
- с его льдом и снегами. Застывший и мертвый.
- Говорите, искать правду – ваше заданье,
- но вы словно сбежали сюда от чего-то…
- От себя самого? Что хранит ваша память?
- Черта плеч держит груз, что по силам немногим,
- в глазах боль слишком дорого давшихся знаний.
- Взгляд поэтому ваш столь пронзительно строгий?
- Говорите, у каждого есть своя тайна.
- Равнодушным вас сделала ваша? Ответьте!
- Словно вы позабыли про то, что есть счастье,
- как край проклятый этот не помнит о лете.
- Но я верю, я знаю: вы жаждете солнца,
- отрицая тепло и его подпуская
- к себе из моих рук. Кто ж та Королева,
- что сумела сломать, из вас вылепив Кая?..
The Unquiet Grave
- Я звала тебя. Помнишь, где-то среди могил
- колокольчик звучал отчаянно: по-мо-ги,
- пока пальцы сдирали обивки атлас, но зря —
- забрала право воздуха принявшая земля.
- Был бы гроб мой хрустальным, качался бы на цепях,
- авось, кто-то бы заявился будить меня,
- как царевну, уснувшую в нем беспокойным сном,
- но простой гроб – мой дом, и так холодно в доме том.
- Я тебя умоляла, но звук поглощал туман,
- он окутал собой хранящие вас дома,
- где очаг своим жаром отводит дурные сны.
- А со мной только мрак, и навек мне в нем быть – и с ним.
- Я молила, ты не пришел. Бросив горсть земли,
- ты сбежал, на прощанье едва ли потратив миг,
- и не слышал, а может, просто не захотел,
- разрешил приключиться смертельной со мной беде.
- Я хотела иного, теперь же лишь одного.
- Я, живая, была чужой здесь, земле врагом,
- а теперь поостыла и стала ей, словно дочь,
- попросила ее – не тебя больше – мне помочь.
- Давай, будто я верю, что правда все, что сказал,
- что не лгали твои, что смотрели в мои, глаза,
- потому что тогда будет радостным брачный пир,
- а иначе тебя ждут удушие, смерть и гниль,
- не поможет огонь, не помогут слова молитв,
- будет крепким объятие только могильных плит.
- Я звала тебя, жаль только, ты предпочел молчать.
- Как красиво звенят колокольчики по ночам!
Принцессе не дожить до двадцати
- Принцессе не дожить до двадцати
- и до шестнадцати, на самом деле, тоже,
- ее проклятье ведьмы не сразит,
- и принца поцелуй ей не поможет.
- Бывают сказки, где сюжет иной,
- где зло, как и добро, не торжествует,
- а строчка на словах про хэппи-энд
- вдруг обрывается, как жизни нить, впустую,
- и ничему от смерти не спасти.
- Но спи спокойно и доверься маме.
- Она тебя качает и молчит
- про то веретено у вас в чулане.
Да иначе там все случилось
- Да иначе там все случилось на самом деле:
- то смотрела лягушка с болота на царский терем,
- и хотелось ей стать хозяйкой его палатам.
- Только кто на болота лягушку поедет сватать?
- Наловчилась тогда надевать человечью шкуру —
- не была та лягушка, стало быть, совсем дурой,
- но дурак ой как нужен был. Лучше бы знатной крови,
- ведь в палаты к царю не пускают кого-то кроме.
- Не стрела, так еще бы чего-то с небес свалилось,
- уж на это-то у лягушки хватило б силы.
- Не Иван, так Емеля, Гвидон, Елисей, Алеша —
- все они для лягушки что статью, что ликом схожи.
- Но палаты-то – не простор над родным болотом,
- и все тянет назад ее в воды его охота,
- но под боком царевич да буйные его кудри,
- и приходится ей терпеть, оставаясь мудрой.
- Ой царевна-лягушка, болотная тина слаще,
- потому что была жизнь простою и настоящей!
- Но раз выбрала клетку из золота да залезла,
- не ругайся, что в ней нелюбо тебе и тесно.
Элиза печальна, бела, красива
- Элиза печальна, бела, красива.
- С ладоней ожоги сошли давно.
- В ее спальню ночью Король приходит,
- точнее, крадется в нее, как вор,
- и, с уст похищая безвольных ласку,
- Король с каждым днем раздражен сильней:
- невеста не топит его в объятьях,
- а топит в слезах его и вине.
- Король позабыл про костер, темницу,
- ему непонятна ее печаль.
- Элиза молчит, на его вопросы
- она не торопится отвечать.
- Мрак под балдахином пустой кровати
- давно не зовет в себе утонуть.
- Все чаще и чаще Король сбегает,
- ее оставляя совсем одну.
- Он сердится, чувствует, что неладно
- с любовью Элизы, с ее душой.
- Но, если проклятие с братьев снято
- и сказка закончилась хорошо,
- где долго и счастливо? Кровь. Иголки.
- Исколоты пальцы. Рука. Рукав.
- С Элизой осталось все то, что брату
- вернуть не смогла, его обокрав,
- и душит, словам не давая литься,
- и спит рядом с ней вместо Короля,
- отняв у нее право быть счастливой,
- а с ним, в общем, все у нее отняв.
Не взойти б до времени на крыльцо
Дом без окон и дверей –
вот где теперь будет жить Верея.
- Не взойти б до времени на крыльцо.
- Я смотрю, сестра, на твое лицо,
- как спокойно, тихо оно, бело:
- спишь, и не иначе.
- В твоем доме места нет для гостей.
- Расскажи, сестра, мне, мягка ль постель
- для твоих оставшихся здесь костей?
- Мама часто плачет.
- У тебя соседей не перечесть,
- у тебя теперь все, что хочешь, есть,
- лишь причины нет к нам обратно слезть,
- теплой стать, как прежде.
- Говорят, за огненной ты рекой,
- но я захочу – прикоснусь рукой,
- так что и не думай ты про покой.
- Мне оставь надежду,
- мне оставь не слезы, а тайный знак,
- навещай почаще меня во снах,
- не забудь, что здесь у тебя сестра.
- Приходи обратно.
- Я пойду навстречу – тебя встречать
- по путям тумана да в черный час.
- На тебе печать, и на мне печать,
- и они – как клятва.
Мгновение это не будет долгим
Ты ведь не желаешь мне смерти?
- Мгновение это не будет долгим,
- но ранит так сильно, что навсегда.
- Вопрос слишком прост. Говоришь, что любишь,
- сдаваясь под собственным своим «да» —
- так рыба прощает, когда крюками
- ее, вынимая, калечат плоть,
- за тот миг единственный, когда руки,
- что держат ее, дарят ей тепло.
- Недолго стоял под напором Гамельн:
- он был обречен на чуму и крыс.
- Так был ль спасением в самом деле
- мольбы услыхавший его флейтист?
- Мелодией голос тебя уводит,
- и ты поддаешься, мягка, слаба,
- не видя, как пальцы его, что гладят,
- сжимаются крепче, чтобы сломать.
- Как тонущий в воздуха взять попытке,
- ты бьешься, пытаясь спасти хоть часть,
- ты держишься там, на краю рассудка,
- что просит тебя в ответ промолчать,
- но яда испивший не ценит воду.
- И ты, поддаваясь его глазам,
- сдаешься, шагая навстречу бездне,
- и делаешь то, что он приказал.
Эта песня
- Ненасытная дерзость, слепая ярость —
- в этом горьком напитке не нужно хмеля,
- он и так опьяняет. Смотрю в глаза, и…
- Разве так на добычу не смотрят змеи,
- заставляя застыть, подчиняясь воле?
- Ждать броска и клыков твоих, не боясь, и
- понимать, что любой шрам, что ты оставишь,
- лишь еще один символ топящей страсти.
- В это стылое утро, пустой рассвет, где
- мои руки тебя не нашли в объятьях,
- небо серостью пело, и его тяжесть
- была гимном печальным моей утрате.
- Как дрожала под лаской моих ладоней,
- так дрожи, зная, что я иду по следу.
- Ты споешь мне, Эвтида, и эта песня
- будет алой, пронзительной и последней.
Ты явилась за мной
- Ты явилась за мной, но пришла чужой мне.
- Кто ты, Герда? Тебя не могу узнать.
- Я не вижу добра в твоем светлом сердце,
- впрочем, если быть честным, в нем нет и зла,
- равнодушие только, что хуже снега —
- тот щипает и колет, гоняя кровь —
- а ты, бледная, тонкая, так похожа
- на принцессу зимы этой и снегов.
- И я больше не пленник и не игрушка:
- суррогат Королеве держать зачем?
- Как покоится ласково и надежно
- ладонь белая там, на твоем плече…
- Ты наследница, Герда, зимы и стужи.
- Королева от царства отдаст ключи,
- а я стану покинут, забыт, не нужен,
- и спасаться не будет уже причин.
Все вокруг пусто, блекло, серо
- Все вокруг пусто, блекло, серо,
- как и я, что теперь лишь тень.
- Я же знал, что зиме поддаться —
- значит двери открыть беде.
- Я все знал. Да мы оба знали!
- Холод держит, как цепь, меня,
- О, так много готов отдать я
- и на горстку тепла сменять!
- Ты ко мне опоздаешь, Герда,
- и застанешь лишь стылый труп.
- Впрочем, вряд ли тебя увижу,
- кроме снов своих глупых, тут:
- ты, поди, у тепла камина
- ждешь прихода скорей весны.
- Там, где я, снег, увы, не тает,
- и холодное сердце с ним
- королевы моих несчастий,
- края мертвого госпожи.
- Здесь нельзя, допустив осколок
- в свое сердце, суметь прожить —
- только статуей стать холодной
- в зале, полном таких, как я:
- добровольно отдавших души,
- опасающихся огня.
- Я зависим от этой боли.
- Словно бабочка на игле,
- я распят ледяным осколком.
- Отогрей меня, отогрей!..
Сюжетец
- Так кто тебе ближе: все ж я или эти льды?
- А вечность прошла, как сошел с белых яблонь дым,
- и, пусть ты остался таким же, каким и был,
- но ближе не стал называвший меня сестрою.
- Сбегаю от снега, а вместе с ним от тебя,
- не в силах уже изменить ничего, менять
- не в силах тебя. И пора бы уже понять,
- кто правит здесь всем, восседая на снежном троне.
- История эта давненько не о любви.
- Наверно, пройдет, как проходит тяжелый грипп.
- Пока что болит, но оно так у всех болит —
- от ран у других эта мало отлична рана.
- Твоя нелюбовь, мое пламя, попытки жечь,
- обрывки пустых, едва ль памятных тебе встреч,
- все то, что уже невозможно суметь сберечь —
- так много! По факту ж сюжетец обычной драмы.
Ты дрожишь
- Ты дрожишь, мой заслышав голос,
- самой нежной из всех сирен.
- Жаль, что песня моя не нова,
- но впервые спою – тебе.
- Я спою тебе очень нежно,
- как никто никогда не пел:
- о герое, что любил море
- и взять в жены его посмел.
- Быть могла бы иною песня,
- и счастливою, и простой:
- я бы стала твоей женою
- луноликою и с хвостом,
- но ты выбрал судьбу другую,
- отказавшись принять мой дар.
- Поцелуев моих приятней
- ледяная тебе вода,
- и хвоста моего прекрасней
- темнота, за которой смерть.
- Я не стану тебя спасать, но
- буду петь тебе, нежно петь.
Не смотри ей в глаза
- Не смотри ей в глаза, коль не хочешь призвать в дом смерть,
- отвернись, помолись, зажми в пальцах холодных крест.
- Говорят, она ведьма, что пляшет в лесу глухом,
- говорят, ее дьявол сам выбрал из всех невест —
- так черно ее сердце, душа ее так темна!
- Как в лесу поселилась, стал мертвым рождаться скот,
- не родит рожь земля, иссыхает в ручьях вода,
- псы скулят, если мимо ходит она ворот.
- Чем отвадить нечистую, чем ее обуздать?
- В оберегах нет силы, они для нее пустяк.
- Говорят, сердца варит в своем она котелке,
- говорят, что гадает на детских она костях.
- Говорят, говорят, запираются по домам,
- с наступлением ночи на имя ее табу.
- Только манят звериный танец и громкий смех,
- о судьбе правда выпавших на землю из рук рун.
- Как влетают в огонь, веря пламени, мотыльки,
- так, боясь ведьмы, каждый в деревне к ней знает путь,
- потому как глаза ее могут призвать в дом смерть,
- только чаще глядят все ж так, чтоб ее спугнуть…
Отрава
- Он не сразу мне дался верным, на все согласным:
- я годами варила, как зелье, земное счастье,
- мысли в голову, словно травы в котел кидала,
- и, росла пусть любовь, только мне ее было мало.
- Я сначала его отучила о милой помнить —
- стало сердце при виде милой той биться ровно.
- Ой как плакала, ой как плакала, выла псиной!
- Но я вырвала это чувство из сердца силой.
- Я потом ему стала всех женщин на свете краше,
- а хотела, чтоб самый мир ему стал неважен:
- отвести от других, от заботы да от досуга,
- чтоб ничто не могло отлучить нас с ним друг от друга.
- Долго, долго варила темное это зелье.
- А потом, как случилось все, словно глаза прозрели:
- не хотела глядеть на него – так от страсти тошно!
- Только выгнать взашей его стало вдруг невозможно.
- Он меня, как любил, так остался любить навечно,
- только я загадала, чтоб больше не вышло встречи.
- Как щенка на мороз, пнула прочь, заперла все двери,
- а он дни напролет под ней ждал – вот настолько верен!
- Говорила ему: заигралась я, заигралась!
- Песьей верности мне твоей мало, ой как мне мало!
- Надоело, измучило, стала скучна забава.
- Зелье вылила на землю горькое, как отрава.
- Говорили, он быстро умер потом, несчастный.
- Впрочем, зелий любовных последствие это часто.
- Но мне дела-то нет: судьба меня одарила —
- с какой страстью глядит на меня, поглядите, милый!
- Как сладки его речи, как руки его горячи.
- Настоящее чувство пылает в нас, не иначе.
- До других с нашей встречи мне дела и нет как будто…
- Только вот поцелуи со вкусом знакомым смутно.
Ой в колыбели злую судьбу качали
Ой, да как хотела меня мать
за четвертого отдать.
А четвертый ни живой, ни мёртвый!
Ой, не отдай меня, мать!..
Русская народная песня
- Ой в колыбели злую судьбу качали!
- Да наряжали не в платье меня – в печали,
- с бледными лицами мне расплетали косу.
- Всё говорили, жених мой среброволосый,
- под стать луне красотою своей холодной,
- ждал меня годы. Теперь уж промчались годы…
- Поезда цокот копыт за версту грохочет,
- значит, быть свадьбе глухой и промозглой ночью.
- Ой не отдай, не отдай меня замуж, мама,
- пусть я была непокорна, была упряма!
- Не откажу женихам, кто бы ни сосватал.
- Чем от рождения вышла я виноватой?
- Кто меня продал, кто отдал меня чужому?
- Где теперь дом мне, коль гонят меня из дому?
- Мама мне, слыша, как голос зовет невесту,
- сунула крест, только тут не поможет крестик.
- У жениха моего, словно лед, касанья,
- словно по воздуху мчат, не по снегу, сани
- в темную ночь, в черный дом без окон и света.
- Позже жених вместо матери даст ответы,
- и я узнаю, я все про судьбу узнаю,
- только не рада останусь такому знанью,
- но будет поздно, ведь станет жених мне мужем,
- а белый свет быть навек перестанет нужным.
- О, он отпустит однажды семью проведать,
- даст посмотреть, как живется им всем безбедно,
- как сестры младшие статны мои, румяны,
- как братья младшие выросли без изъяна,
- как утопают в коврах да шелках богатых,
- как ждут по осени в гости заезжих сватов,
- как дом кривой стал богаче всех да огромней.
- Мало кто день моей свадьбы печальный помнит.
- Матушка-мама, не виделись мы так долго!
- Смеюсь, а чудится матери: воют волки,
- глажу ее, обнимаю со всей тоскою,
- только все мнится, как будто на грудь доскою
- давит ей крышка тяжелая сверху гроба.
- Смотрят; как мел, лица, словно не рады оба,
- те, кто меня постарались продать дороже.
- А значит, выбор мой тоже не будет сложен.
- Братьям собачьи шкуры пришью на спины:
- выть станут, если мой муж будет ехать мимо.
- Сестрам седым братьям вторить, да по-вороньи,
- если мой муж ночевать решит в чьем-то доме.
- А уж потом вы и сами готовьтесь к встрече,
- а я не стану решенью его перечить,
- и не пронять меня плачем теперь, речами:
- сами свою в колыбели судьбу качали.
На кой мне?
- Что мне принц, говорит и смеется, хвостом зеленым
- задевая пещеры холодные камни стен, и
- ведьмы руки дрожат от того, что та просит сделать.
- Ты дай шанс мне взойти на песок, дай покинуть море —
- мало стать мне владычицей черного дна морского,
- ведь не всех украшает, как принято думать, скромность.
- Замки, принцы, короны, шелка и парча, и легкий
- ног манящих, и белых, и голых искусный танец:
- так легко их, смотрящих столько верно, служить заставить.
- И я буду платить, приносить, отдавая волнам,
- каждый год тебе ту, что назначишь за просьбу, цену:
- платить легче всего тем, кто миром владеет целым.
- Я ей не откажу, как и всем, кто сюда приходит:
- ворох чьих-то желаний жизнь делает не столь скучной.
- Утаю только то, как желанье, ее измучив
- и не дав ничего, ко мне вновь приведет обратно
- и заставит молить о любви, мира что огромней.
- Но платить будет нечем. А голос ее на кой мне?
Просто цена
- Как легко вмиг лишиться надежды, уж я-то знаю.
- Говорили: сестрица любимая – ведьма злая,
- а я молча держался. Дрожали от злости пальцы.
- Только смысла немного во всем этом разбираться —
- да, оставила так: не хватило дошить крапивы.
- Пусть крыло на спине одно смотрится сиротливым
- и не держит, а значит, что небо теперь мечта лишь —
- бело-синий квадрат на свободу из клетки спальни.
- Я прощаю, прощаю! Весь пол, как ковер из перьев,
- капли алые вытекают из ран доверием.
- Нас одиннадцать было. Ты как из нас выбирала?
- Вопрос жалит виски неотступно железным жалом.
- Я тебя не хочу потерять, но прошу ответить:
- ты плела из крапивы – кого увести от смерти?
- Это просто цена, говорит, избежать костра мне,
- тебя все всё равно за глаза называли странным.
Грезит морем
- Чешуи серебро где и хвост твой гибкий,
- голос, что бы заслышав, я тут же спрыгнул
- прямо в волны чернильные, холод мрачный?
- Почему же в реальности все иначе?
- Заползает русалка: зубов два ряда,
- в животе все от хищного узлом взгляда,
- под когтями кайма почерневшей крови —
- значит, вышел обедом ей кто-то, кроме
- принца, жалко трясущегося от страха,
- чье лицо белей собственной же рубахи
- и кто тоже конец через миг свой встретит.
- Он клянет всех, кто смели очеловечить
- в сказках сладких и глупых подобных тварей,
- кто поверить сумел и его заставить,
- что живут в море краше наземных девы,
- но теперь ничего уже не поделать.
- Волны, кровь слизав с досок, сотрут улики,
- ветра шум в себе скроет любые крики,
- кости лягут на дно, их песком укроет.
- Новый принц, сказку слушая, грезит морем.
Ты приходила
- Ты приходила в мехах, золоте и парче,
- на белом лбу висели ниточки из жемчужин,
- и я, касаясь лаской тайной твоих колен,
- перед тобой был так нелепо обезоружен.
- Я был не пьян, но поцелуи на вкус, как яд —
- меня мутило, снова позже маня прижаться.
- Устав от шелка обвивавших атласных лент,
- я просто рвал их, не жалея дрожащих пальцев.
- Я не был рад, но остро чувствовалось, что жив.
- Я просто брал, себе не требуя ни ответов,
- ни правды той, что я, конечно же, прочитал
- в глазах твоих, но, впрочем, поздно теперь об этом.
- Я доверял, и ты за мной взобралась на трон,
- но, видит бог, я мало требовал, любви кроме…
- Ты ж, все украв, короны вместо одела мне
- на белый лоб венец терновый, вдавив до крови.
- Так посмотри, как кровь лежит на моих кудрях,
- с ней рядом меркнут жемчуг, золото и рубины.
- Но ты не смотришь, ты ласкаешь в ладони нож
- и выбираешь, где удобнее вонзить в спину.
Подороже
- Говорила, цепляясь за
- край рубахи: предать не сможешь.
- Оказалось, вполне себе.
- Лишь искала, как подороже.