Пролог
В ночной тишине замок оглушительно лязгнул, петли зашлись в ржавом скрипе.
Я замер и перестал дышать.
Если сейчас заверещит тревожная сирена, то действовать придется гораздо быстрее, чем мне бы хотелось. Или бежать.
Сосчитал до десяти.
Тихо.
Похоже, старый сарай скрипит так часто, что сторож уже давно не обращает на это внимания.
Выдох-вдох.
Я включил фонарик. В его тусклом свете кружились потревоженные пылинки. Луч скользнул по неровной металлической поверхности, тронутой пятнами ржавчины. Замер на табличке:
«Боевой шагоход „Гусак“
Модель 007/3
1957 год
Казенный Завод Военных Самоходов
Г. Мытищи, Российская Империя»
Охренеть.
На гуся, кстати, эта машина была совершенно не похожа. Скорее уж на страуса, который присел на корточки. Или… Да уж, самое время подбирать метафорические эпитеты!
Я пробрался под брюхо и встал между массивными трехпалыми лапами. Поискал на ощупь рычаг, он вроде должен быть где-то слева. Ага! Замок скрежетнул, и люк послушно отъехал в сторону. Изнутри пахнуло старой кожей, машинным маслом и почему-то анисом. Только вот лестница не опустилась, как ей и положено, а намертво заклинила где-то на самом старте.
Да фиг с ней. Я подпрыгнул, чтобы схватиться за две скобы. Подтянулся, бросил тело вверх и забрался в чрево ржавой машине смерти.
Натаха сказала, что шагоходы сняли с вооружения в Империи где-то в семидесятых. Заменили на немецкие шильдкроты. По боевым качествам они слабее, зато для управления не требуется никакое колдунство.
Теперь задраить люк. Только бы тут ничего не заклинило… Я нащупал внутренний рычаг, повернул до характерного щелчка. Люк послушно вернулся на место. Теперь скобу вправо, и достать меня из брюха этой железяки можно будет только… Да никак нельзя, нет у них тут такого оружия. Могут напалмом поджарить, но достать запеченный результат все равно не получится.
Я огляделся. Кабина была рассчитана на двоих – механика-водителя и стрелка. Кресло стрелка было под самым потолком, забраться туда можно было по короткой металлической лестнице. Кресло водителя занимало почти все оставшееся пространство. Я протиснулся между правым рычагом и поручнем и сел.
Выдох.
Ну что, момент истины?
Я сцепил пальцы с замысловатую фигуру, надеясь, что ничего не перепутал и пробормотал про себя заклинание, похожее на детскую считалочку.
Все четыре двигателя послушно взревели. Кабина мотнулась и резко дернулась вверх – Гусак разогнул колени. Снаружи раздался треск ломающихся досок. Ну да, рачительные хозяева построили над сидящим шагоходом навес и устроили там сеновал. И все это сено сейчас обрушилось на меня. Как тут, кстати, с обзором?
Я притянул к лицу окуляры и заглянул в них. Чего я ждал, интересно? Конечно же, там кромешная темень, и мне ни хрена не видно! Хотя пофиг! Вижу я плохо, но при моей броне и весе это вообще не моя проблема. Давай, Гусак, топай вперед! Я взялся за рычаги.
Теперь давай, шагоход. Прямо на закрытые ворота.
Сотрясаясь всем телом и сотрясая все вокруг, Гусак попер вперед. Доски разлетелись в щепки, и сразу же появился обзор. Завыла тревожная сирена, но поздно, поздно!
Метнулся луч прожектора, на секунду меня почти ослепило. Но это ерунда, просто я долго был в темноте.
Бум! Бум! Бум!
С непривычки на каждом шаге клацали зубы, но это тоже было неважно. Твою мать! Я рулю настоящим имперским шагоходом! Волна восторга пополам с адреналином захлестнула мое сознание, и я захохотал во весь голос.
Тра-та-та-та-та!
Пулемет справа. На левой вышке охранник или спит еще, или его там вообще нет.
Давай, Гусак, чуть правее! Протараним вышку и в лес.
Полный ход!
Шагоход снова чуть согнул колени и длинными прыжками понесся через пустырь, отбросив на ходу пару попавшихся по пути мотоциклов. Я успел заметить перекошенное от страха лицо пулеметчика в тот момент, когда бронированный корпус шагохода превратил сторожевую вышку в груду обломков. «Бедный парень», – с лицемерным сожалением подумал я.
Глава 1. Вагончик тронется, перрон останется
Вообще-то я не собирался вот так срываться и уезжать неведомо куда. Просто как-то слово за слово, почти случайно. На самом деле, у меня план был совсем другой. Я думал после увольнения вернуться домой, где-то месяц заниматься одним сплошным ничем – спать, жрать, смотреть порнушку и иногда устраивать вылазки в соседний бар, просто чтобы не забыть, как живые люди выглядят. А уже потом начать неспешно искать работу, и все такое… В этом своем идеальном плане я не учел только одно – мои родители представляли себе мою жизнь совершенно иначе.
Поговорили, да.
И сейчас я сижу на боковушке в плацкарте где-то посреди необъятных просторов России. По моим расчетам – преодолели Урал. Но на самом деле вообще пофиг. По расписанию – Новосибирск должен быть завтра утром. А до тех пор – пью чай. Ну а фигли еще делать? Спать, разве что…
Я с сомнением посмотрел на свою полку. Странное такое дело. Вроде бы, за время службы я научился засыпать в любой обстановке, пользуясь любым удобным случаем и под любые звуки. Но вот я снял форму, сел в обычный плацкарт, и началось – дверь туалета громко хлопает, растворимая лапша воняет, а ноющий киндер в соседнем купе… Хотя сейчас вроде бы тихо, глухая ночь, свет приглушенный, никто туда-сюда не ходит. Но вместо того, чтобы спать, я сижу на нижней полке и медитирую на остывший чай с привкусом ржавой цистерны. Может все-таки спать пойти? Вторые сутки уже нормально не сплю…
И тут заскрежетали тормоза, стакан в подстаканнике пополз к краю, дребезжа ложечкой об стекло, вагон довольно сильно тряхнуло, и мы остановились. Вокруг темнота, никаких признаков станции или чего-то подобного. Стоп-кран что ли кто-то сорвал?
Я высунул голову в проход. Посмотрел в сторону туалета. Посмотрел в сторону купе проводников. Никого. Тишина. Только пятки торчат со вторых полок. Вообще-то нас довольно сильно тряхнуло, неужели никто не проснулся? Не с кем даже поматериться на ситуацию.
Посидел. Глотнул чаю. Ничего не поменялось. Стоим где-то посреди тьмы, вокруг – сплошное сонное царство и молчание. Еще посидел. Да блин! А вдруг там кто-то под поезд бросился в ночи, и мы теперь до утра будем ждать полицейский вертолет? Или в мы в багажном вагоне перевозим несколько тонн золотых слитков, кто-то об этом узнал, пути перекрыли, и сейчас деловитые парни в черных шапках помогают дорогущему грузу переместиться из вагона в кузов неприметного грузовика, чтобы потом… Или, например… Сидеть на месте и молчать стало просто невыносимо. Захотелось курить, я напомнил себе, что бросил. Еще раз попытался рассмотреть что-то в темноте за окном. Потом встал и пошел к выходу. Уворачиваясь от торчащих в проходе ног разной степени ароматности. И еще подумал, что надо было с собой взять пачку картонных бирок. Сейчас бы развесил по одной каждому любителю демонстрировать свои голые конечности. Так вагон сразу начал бы веселее смотреться. Ну ладно, не веселее. Но мне было бы точно смешно.
Никто так и не проснулся. Дверь в купе проводника была закрыта. А вот дверь наружу – открыта. И даже лесенка опущена. И снаружи маячит тень какого-то человека.
– Почему стоим? – спрашиваю.
– Встречный поезд пропускаем, – мужик повернулся, на его лицо упал свет из вагона, и я смог его рассмотреть. Лет, наверное, сорок пять, худой, можно даже сказать, тощий. Мне сначала показалось, что из-под шапки на меня голый череп скалится. С длинными усами и глазами навыкате. У меня даже глаз задергался, я таких уродов в жизни не видел!
– Да ты спускайся сюда, – говорит он. – Покурим хоть. Куковать еще час или полтора, не меньше.
Фух. Показалось. То ли тень сначала так упала, то ли что. Обычный худой мужик, на ходячий скелет с тараканьими усами не похож. С недосыпу мне что ли всякое мерещится?
– Не курю, – отвечаю. – Бросил.
– Тогда я покурю, а ты воздухом подышишь, – мужик хохотнул. Длинные усы закачались. Усы прямо натурально длинные. Ниже подбородка свешиваются. Как у какого-то китайского злодея из комиксов. Перрона никакого не было, так что с нижней ступеньки пришлось прыгать. Гравий противно скрипнул под ботинками.
– Странно, что больше никто не вышел, – говорю. Направо-налево тянулась темная гусеница поезда, с полосой тускло подсвеченных окон повдоль и более яркими дверными проемами поперек.
– Этот перегон такой, заколдованный, – мужик достал из кармана штормовки свернутую газету и оторвал от нее неширокую полоску. Надо же, он сворачивает самокрутку из газеты! И, кстати, довольно ловко это делает. Кажется, это называется «козья ножка». Длинный тонкий кулек, согнутый примерно в середине. Курительная трубка, только из бумаги. – Здесь все засыпают, даже если до этого не собирались.
– Видимо, я не все, – говорю.
– Получается, что так! – смеется. – А куда едешь, если не секрет?
– В Томск, – говорю. – Ну то есть, поездом до Новосибирска, а оттуда до Томска на автобусе.
– А откуда?
– Из Питера.
– Хех, странно! Обычно наоборот происходит! Или ты в Сибирь к кому в гости?
– Да нет, я в томский универ поступить хочу.
– А что, в Питере своих универов нет?
Я помрачнел и промолчал. Ну вот что ему ответить? Рассказать, как мне на уши присела мама, расписывая блистательность юридического образования? Или про то, как отец мне мою дальнейшую жизнь по полочкам раскладывал? «Поработаешь в головном офисе, конечно, придется сначала побегать на вторых ролях, но наберешься опыта, и я тебя продвину повыше…»
– Просто захотелось, – говорю.
– Внушительный аргумент! – смеется. – Хрен поспоришь! И кем же ты решил стать, когда вырастешь?
– Историком, – отвечаю. – Ну, собираюсь на истфак поступить.
– О как! Гробокопателем, значит, будешь? Расхитителем гробниц и искателем сокровищ?
Издевается? Я попытался внимательнее рассмотреть его лицо в не особенно ярком свете. Вроде улыбается вполне искренне, без всякой тени сарказма. Хотя, честно говоря, на его тощем лице все равно смотрелась жутковато.
– Вроде того, – отвечаю.
– А любимый период у тебя есть?
И тут я опять подумал, что идея запрыгнуть в поезд и укатить в какую-то там Сибирь родилась у меня совершенно спонтанно. Прямо в процессе разговора на повышенных оборотах. Как и выбранная специальность. Нет, я, конечно, интересовался историей. И даже книжки всякие сверх школьной программы читал. И познавательные ролики смотрел. Но чтобы любимый период…
– Пока не думал над этим, если честно… – говорю.
– Упс, похоже я задел больную тему! – мужик выпустил клуб дыма, который на несколько секунд закрыл его лицо. – Но ты прости, братан, честно не хотел.
– Да ладно, бывает… – говорю. И что-то так курить захотелось, аж в горле запершило. Чтобы отвлечься, решил сменить тему. – А у этого сонного перегона может легенда какая есть?
– Ха, спрашиваешь! – он снова оскалился в своей жутковатой улыбке. – Поговаривают, что где-то на этом перегоне есть стрелка, с которой поезда-призраки выворачивают. Ты же про поезда-призраки слышал?
Я кивнул. На самом деле, ничего конкретного я про них не слышал, но кто-то где-то точно упоминал.
– Короче, есть такие поезда, в которые можно случайно сесть вместо своего, и уехать совсем в другое место. Не туда, куда собирался.
– Это как?
– Да очень просто. Покупаешь вроде бы нормальный билет, выходишь на перрон, садишься в поезд. А на самом деле в этот момент у перрона стоит не один поезд, а два. Просто они как будто в параллельных реальностях, и пассажиры в них друг друга не видят. Ты понимаешь же, о чем я? Два разных мира, но в обоих есть железная дорога, поезда и станции. И в некоторых точках рельсы и станции совпадают. А иногда случается совмещение поездов. И если тебя угораздит случайно оказаться на перроне именно в тот момент, когда там стоят два поезда, то ты легко можешь уехать совсем даже не туда, куда собирался.
– Так, подожди! – говорю. – Допустим, я понял принцип. Но спят-то все почему?
– Так поэтому же и спят, – тут он снова выпустил клуб дыма величиной с дирижабль. – Перегон здесь такой, где рельсы совпадают и в одном мире, и в другом. Из-за этого перегородка между мирами тонкая, ничего не стоит случайно провалиться из одного мира в другой.
– И ничего не заметить?
– Ах, если бы! – он снова захохотал. – Если ты в поезде ехал и внезапно в другой мир попал, то ты на полной скорости об шпалы и грянешься. Если в живых останешься, то повезло тебе.
– А если в это время по той стороне едет поезд в том же направлении? – вообще-то это все звучало как бред, конечно. Но нести бред мне всегда нравилось гораздо больше, чем какую-нибудь политику обсуждать. Да и пофиг мне, что этот мужик с длинными усами выдумывает! Зато не скучно. Гораздо хуже было бы, если бы он гундел что-то про «это все дурацкое суеверие, никто никогда не проверял, сколько людей на самом деле в поезде спят, а сколько нет».
– Начинаешь понимать, да? – он подмигнул, затянулся так сильно, что на краю газеты вспыхнули крохотные язычки пламени. – Ну тогда по всякому может быть. Может, в своем поезде останешься, а может в пункте назначения тебя ждет сюрприз. Слышал же историю, как в Перми на перроне месяц назад обнаружился мужик с ружьем времен чуть ли не первой мировой?
– Месяц назад я еще был в… – тут я себя одернул. Чуть не сказал, где на самом деле я был, а мне вроде как не полагалось такое рассказывать. С одной стороны, вряд ли этому типу есть до меня и моих секретов какое-то дело, но распускать язык все равно не стоило. – Служил я. В части особо не было времени читать желтые новости.
– Где служил? – его глаза заинтересованно блеснули. А может в них просто отразился ярко засветившийся кончик сигареты.
– В глуши, – говорю. – На монгольской границе. Год срочной, два по контракту.
– А я было решил, что ты только школу закончил, – он оскалился в улыбке. – Обманчивая у тебя внешность, однако.
«Я знаю, – подумал я. – И даже умею этим пользоваться».
– Наследственность такая, – говорю. – У меня отец почти олигарх, а выглядит до сих пор как пацан. Так что там про мужика с ружьем в Перми?
– А, точно! Да, собственно, это вся история, – козья ножка догорела, и он щелчком отправил окурок куда-то в темноту. – Ночью на пустом перроне обнаружился мужик с ружьем. Его взяли, ясное дело, и давай допрашивать. А он говорит, что на поезде приехал. И плетет какую-то чушь, будто кукухой поехал. Его в дурку поместили, но так и не допытались, откуда он взялся и куда направлялся.
– Отстал от поезда-призрака, наверное.
– Наверняка! Только никто ему все равно не поверил.
Поезд как будто вздохнул, со стороны локомотива раздался протяжный визг.
– Не отстать бы… – говорю.
– Да не, еще встречный не прошел. Хотя шут его знает. Ты забирайся в вагон, братан, я тут еще немного покукую.
– А не отстанешь?
– Не, я и на ходу могу запрыгнуть, – Мужик снова оскалился и подмигнул и сунул руку в карман. – Кстати, братан! У меня есть для тебя кое-что!
– Для меня? Мы же вроде как не особо знакомы…
– Считай, что озарение на меня нашло, – говорит. – Как лицо твое увидел, так понял, кому эта вещица точно пригодится.
Мужик протянул мне что-то на открытой ладони. Это была круглая бляха с ушком, вроде брелока для ключей. А на ней силуэт непривычных очертаний грузовика. Вроде шишиги. Серый тяжелый металл.
– Это что?
– Понятия не имею, я ее возле путей подобрал, – он пожал плечами. – Бери, бери. Это твой талисман, точно тебе говорю! Удачу принесет, зуб даю!
– Ну спасибо, – я взял бляху и покрутил в руках. – Блин, а мне и взамен дать нечего…
– Да и не надо! – говорит. – Все, давай в вагон, а то и правда отстанешь!
Я взялся за перила и запрыгнул на нижнюю ступеньку. И тут вспомнил, что я даже имя у мужика забыл спросить. Повернулся уже из тамбура, но перед дверью его не оказалось. Я высунулся из вагона, покрутил головой направо-налево. Никого. Странно. Попутчик-призрак? Я разжал кулак. Бляха была на месте. Тяжелая, холодная. Точно, брелок. Для ключей от машины. Только без ключей.
Поезд снова вздохнул и дернулся. А я внезапно понял, что хочу спать. Причем настолько, что сил, чтобы забраться на верхнюю полку уже не осталось. Я практически рухнул на сиденье и отрубился. Последнее, что я почувствовал перед провалом в небытие, как поезд тронулся с места и набирает ход.
– Эй ты, просыпайся! – кто-то настойчиво тряс меня за плечо, вырывая из блаженного сна. Я попытался оттолкнуть этого навязчивого некто, но ничего не вышло. – Просыпайся же! Конечная остановка, давай на выход!
Я с трудом продрал глаза и попытался сфокусировать взгляд на реальности. Будивший меня мужик был незнакомым. Наверное, пока я спал, один из проводников поменялся. Этот был здоровым и бородатым. И почему-то без формы РЖД. Хотя я слышал, конечно, что на дальних рейсах проводники на форму забивают и ходят в чем хотят. Тусклый свет ночного освещения вагона не позволял детально рассмотреть лицо, впрочем я не сильно старался.
– Шагай на выход! Дрыхнет тут! – увидев, что я проснулся, бородач перестал трясти меня за плечо. Я понял, что спал я сидя, зажав в руке бляху с грузовиком. Пальцы разжимались неохотно и болезненно. Да уж, как-то я внезапно срубился.
Расслабленная сонная истома начала потихоньку отпускать. Вместо нее появились непонятки.
Во-первых, за окном все еще было темно. Хотя в Новосибирск мой поезд должен приехать утром. Во-вторых, моих вещей на верхней полки не было.
– А который час? – спросил я. – Новосибирск по расписанию должен быть в восемь утра почти.
– Какой еще Новосибирск? – сварливо спросил бородатый проводник. – Новониколаевск это. Конечная. Выметайся уже из вагона, мне надо тут порядок наводить!
– Так, стоп! – я отбросил в сторону руку проводника, которой тот попытался меня ухватить. – У меня билет до Новосибирска!
– Ты бухой что ли? Или тебя кто-то кинул? – проводник заржал. – Ну покажь билет, посмотрю хоть, как нарисован!
– Билет… – я снова посмотрел на верхнюю полку и убедился, что моего рюкзака там нет. А я точно помнил, как сунул билет в боковой карман. – У меня украли рюкзак!
– Надо же, как удобно! – проводник снова попытался схватить меня за плечо, но я увернулся. – Шагай давай на выход, пацан. А то придется силой тебя выволакивать.
Да уж, ситуация – говно какое-то! Ночь, я где-то посреди Сибири, без вещей. Кроме меня и проводника в вагоне никого нет. Куда все делись?
– А где остальные пассажиры? – спросил я.
– Вышли давно, один ты проспал, – ответил проводник. – Ты будешь уже выходить или тащить тебя?
– Тащилка не выросла, – пробормотал я, снова автоматически отклонив плечо от пытавшейся схватить меня руки. – Руки убрал, а то пальцы сломаю.
– Пацан, ты мне угрожаешь что ли? – густые брови на лице проводника зашевелились. Он сжал кулаки. Внушительные такие, размером в половину моей головы.
– Да ладно, дяденька, не сердитесь, – сказал я, не особенно стараясь что-то там актерски играть. Вообще вырубить его сейчас было делом очень простым. Ясно было, что боец он такой себе, весь расчет на размер. Понятно, что если он ударит своим кулачищем и умудрится по мне попасть, то больно мне будет, конечно. Но это же попасть надо… Мне потребовалось небольшое усилие, чтобы перестать криво ухмыляться и перестать прикидывать, что если сейчас провести два коротких удара, то бородатый проводник ляжет, даже не успев охнуть. Бить, понятное дело, не стал.
– Так топай тогда на выход!
Короче, было ясно, что он не отстанет, пререкаться дальше особого смысла не имело. А вещи… Да ничего там особенного не было, если задуматься. Кошелек и мобильник были на месте, во внутреннем кармане куртки. Так что, пофиг, по большому счету, где он там меня высаживает.
Я пошел к выходу через почти темный вагон. На верхних полках – свернутые матрасы, нижние подняты. Неправильность ситуации снова царапнула мозг. Сколько же времени я проспал?
Я прошел мимо кучи мешков постельного белья, мимо открытого купе проводников, мимо открытого же туалета. Повернул к открытой двери. Перрон в этом неизвестно-где был устроен ужасно неудобно. В Питере перрон вровень с полом вагона, просто выходишь и все. А здесь нужно было спускаться по неудобной лестнице. С чемоданом это делать, наверное, вообще пытка… И пока я обдумывал неудобство конструкции, проводник с силой толкнул меня в спину. Схватиться за перила я не успел, так что прямо всем собой грянулся на доски перрона. Вскочил. Вот мудила! Зря я его пожалел!
И не успел, конечно. Бородатый проводник уже сноровисто опустил металлический порог и захлопнул дверь. Если брошусь сейчас бить в стекло кулаками, выглядеть буду как дебил. Так что кулаки я разжал, оскалился в типа улыбке и помахал ему рукой на прощание.
Со стороны локомотива раздался гудок, поезд лязгнул, вздохнул, тронулся и покатился во тьму, медленно набирая ход.
А я остался стоять на перроне некоего Новониколаевска, о чем мне услужливо сообщался болтающаяся на двух полосатых столбах табличка. Итак, что мы имеем вокруг?
Перрон из посеревших досок, деревянное здание вокзала, типичного для каких-нибудь промежуточных станций, неопознаваемую статую на невысоком постаменте и три не очень ярких фонаря, которые все это роскошество освещают. У ног статуи – засохший букет из нескольких гвоздичек. Тишина, только комары звенят. Сука! Комары! Я хлопнул по лбу и почувствовал под одной ладонью сразу штук пять мелких кровососов.
– Эй ты! – раздался из-за кустов не очень дружелюбный окрик. – Стой на месте, руки вверх!
Я быстро повернулся в сторону голоса, и увидел в полумраке высокого плечистого мужика. В руках он держал дробовик, ствол которого смотрел прямо на меня. Я медленно, не делая больше резких движений, поднял руки.
Глава 2. Куда вы меня тащите?!
Кажется, только теперь я наконец-то проснулся. До этого я надеялся, что фигня с проводником и пустым вагоном, из которого меня выкинули на каком-то полустанке, мне просто привиделась под стук колес. Подсознательно как-то ощущал, что скоро меня разбудит нормальный проводник в форме РЖД, сообщит, что туалеты закрываются через полчаса, а за окном будет хмурый рассвет посреди сибирских равнин. Но ствол, направленный в грудь, к реальности возвращает даже лучше, чем ведро холодной воды. Как пробовавший и то, и другое, имею право сравнивать. Куда меня вообще занесло? Пока я спал, вагон прицепили к другому составу и привезли в какую-то глухомань? Сибирь большая, мало ли…
– Ты кто еще такой? – недружелюбно полюбопытствовал здоровяк, мотнув стволом в сторону здания вокзала.
– Богдан, – говорю. Надо бы в голос дрожи побольше добавить. Я втянул голову в плечи и оглянулся на своего конвоира в тот момент, когда он оказался под светом фонаря. Реально, бык. Одет в черные штаны-карго и рубаху с закатанными рукавами. Мышцы бугрятся, как у качка, голова той же ширины, что и шея. И борода лопатой. Дробовик держит уверенно и умело. Технически, можно, конечно, попробовать поднырнуть под ствол и… Нет. Говно идея. Во-первых, я понятия не имею, прикрывает ли его кто-то, во-вторых – допустим, я его сумею вырубить, что не факт, мужик, прямо скажем, не по сторонам глазеет, а о его боевых навыках я ничего не знаю, и что потом? Вокруг – неведомый населенный пункт, фиг знает, какие тут порядки. Так что подожду пока обнаруживать свои армейские навыки.
– Дяденька, а может уберете ружье? – говорю. – Я же ничего не сделал…
В бороде сверкнули зубы – ухмыляется. Но ничего не ответил. Недвусмысленно дернул стволом. Типа, шагай и не болтай. Благо, куда шагать было понятно. Других вариантов, кроме как к двери вокзала, здесь и не было.
Внутри вокзала меня ждал нехреновый такой сюрприз. Помещение было обычным для такого типа станций – холл с окошечками касс, сейчас закрытыми, арка-проем в зал ожидания и дверь в крыло «только для персонала». Вот только зал ожидания был отгорожен от холла грубой железной решеткой, явно изначальной конструкцией не подразумевавшейся. В решетке – калитка. На калитке – замок. В холле – еще четыре мужика, похожие на моего конвоира как братья. Такие же здоровенные, одетые в штаны с карманами и просторные рубахи, мускулистые и бородатые. Кто-то помоложе, кто-то постарше. И все они бросили свои дела и посмотрели на меня.
– Надо же, то есть Вене не показалось! – сказал один. Он был чуть более хрупкого сложения, чем остальные, борода отливала рыжим. Я мысленно присвоил ему кличку «Мелкий» – Я же говорил! Гони десятку!
– Какой-то задохлик, – сказал другой мужик. Тоже здоровенный и бородатый, но самой выдающейся деталью его лица были брови. Прямо великая китайская стена, сросшаяся на переносице. Он полез в карман и достал ком смятых бумажек и отслюнявил одну. В голове тренькнул тревожный звоночек. Это явно были деньги, но по цвету и размеру они были никак на рубли не похожи. Размер скорее долларовый – узкая и длинная бумажка, а цвет – грязно-фиолетовый. – Ты откуда такой приехал-то?
– Из Питера, – говорю. Мысленно присваивая проспорившему кличку «Брежнев».
– Растем, гляди-ка ты! – третий заржал противным каркающим смехом. Вне ситуации я бы подумал, что у него астматический припадок пополам с эпилептическим. Или что он подавился чем-то. – Уже молодежь из имперской столицы к нам приезжает. А чего ты в наши края?
– Ну… так получилось… – ответил я и мысленно наклеил ржущему на лоб ярлык «Гиена». Да что за херня здесь происходит вообще? Я Сибирь конечно не вдоль и поперек изъездил, но в нескольких местах был. И были эти места скорее скучные, чем дикие. От остальной России отличавшиеся довольно мало. Но чтобы вот так? Вооруженные громилы прямо на вокзале, решетка эта еще. Это бандиты что ли какие-то? Или террористы?
– Да что вы пристали, ну поехал приключений искать сосунок, – четвертый был старше всех остальных. Борода седая, лицо изборождено морщинами. Но никаких других намеков на старческую слабость нет. Пусть будет «Папаня». – Надоело мамкину сиську сосать, вот он и сбежал. Так ведь, малыш?
Он подошел вплотную и потрепал меня по щеке. Я напрягся, а он впился мне в лицо злым колючим взглядом.
– В-вроде того… – я сжался, как будто от страха и быстро оглянулся. Веня с дробовиком все еще стоял у меня за спиной. И ствол не опускал. Хреново.
– Ну-ка, покажь, что там у тебя в карманцах! – Папаня бесцеремонно похлопал меня по бокам.
– Эй! Что за фигня! – я отшатнулся и оттолкнул его руки. Не особенно резко и не пытаясь наносить удары. Просто надо было проверить их реакцию на сопротивление жертвы. Выстрела, к счастью, не прозвучало, зато Папаня моментально двинул меня под дых кулаком. Я охнул, захрипел, согнулся пополам и завалился на бок. На самом деле, все было не настолько плохо. Били меня и посильнее, да и в солнечное сплетение он не попал. Но выходить из образа малохольного школьника и столичной фифы было рановато. Кстати, почему столичной-то? Я же не из Москвы…
– Сопротивляется он еще, борзый какой, – зло пробормотал Папаня, склоняясь и обшаривая мои карманы. Мобильник, кошелек, паспорт. Четверо столпились над добычей, а Веня продолжал держать меня на прицеле. Вот зануда, не расслабляется…
– Кошелечек мелковат, – сказал Гиена.
– Давай сюда, мне как раз сойдет! – а это Мелкий. – Какие рубли чудные, я таких не видел раньше. Новые что ли? А это еще что?
– Паспорт тоже странный какой-то… – снова Гиена. – Но мордаха вроде его.
– Дай сюда, ты все равно читать не умеешь! – в разговор вступил Брежнев. – С-а-н-к-т-П-е-т-е-р-б-у-р-г. Не соврал, гаденыш! Столичный он!
– Может у них в столице паспорта другие? – снова Гиена.
– Поди знай… – это Папаня. – А это что за чудо-юдо?
Они замолчали, зато пискнул мой мобильник.
– Рация, может?
– Да не, рация больше, я у жандармов видел. Эта штука смотри какая тоненькая…
– Часы это. Вот же цифры.
– Светятся, пищат! Чудно!
– А может он шпион какой? И это какая-то шпионская приспособа?
– Эй, мозгляк! Как там тебя?
– Богдан, – подсказал Веня, не опуская дробовик.
– Боня, стало быть, – Папаня навис надо мной. – Хорош уже корчиться-то, не настолько сильно стукнул. – Что это за хреновина такая?
Он покрутил надо мной мобильник. Я медленно разогнулся и сел. Несколько минут в неподвижности позволили мне немного привести мысли в порядок. Я все еще не понимал, что за фигня происходит, но составил некоторое представление о моих пленителях.
– Это игрушка, – говорю. – Чтобы в дороге скучно не было.
– Ишь ты… Как есть сыночка маменькин, – Гиена заржал. – А как в это играть?
– Давайте покажу, – я протянул руку.
– Быстрый какой! – Папаня отвел руку с телефоном. – А вдруг ты шпион, и бомбу какую хитрую везешь?
Я хотел ответить язвительно, но не решил не бесить здоровяков. С них станется начать меня пинать, а сломанные ребра в мои планы никак не входят. Они мне еще целыми пригодятся. Так что я состроил невинную гримасу и развел руками. Папаня отдал мне мобильник. Я ткнул в сенсор отпечатка пальца и уставился на дисплей. Нет сети. Что ж, ожидаемо. Не особенно я и рассчитывал, если честно. Часы показывали 0:23. Получается, я примерно в полночь приехал? Мне казалось, что в полночь была та остановка, или даже позже… Я быстро ткнул в иконку игрушки.
– Вот тут надо переставлять пальцем камешки, чтобы получались линии, – говорю. И показываю. Они сгрудились вокруг, прямо головами столкнулись. Загипнотизировал их блеск нарисованных драгоценностей. Надо же… никогда не понимал, что именно в этих времяжорках так цепляет. Но в них и подготовленные люди залипают на много часов, что уж говорить о дремучих селянах, которые смартфон впервые в жизни видели? – Чем длиннее линия, тем больше приз потом. А если вот такую штуку передвинуть, то все зеленые взорвутся…
– Так, ну-ка хорош глазеть! – Папаня вырвал у меня из рук мобильник и легонько толкнул меня в грудь. Сунул мобильник в карман штанов. – Веня, давай его к остальным, хватит тут рассусоливать.
– А Кире будем показывать? – спросил Веня. Как у него руки не устали – все время меня на прицеле держать? Что-то подозревает, или он просто как робот, по инструкции работает?
– Кира спит давно, – Мелкий почесал бороду. – Может, сами проверим? Там всего-то пару кнопок ткнуть… А Кирка потом прочитает. Утром.
– Или так… – Папаня кивнул. Мелкий тут же метнулся к двери «только для персонала». А Веня легонько ткнул меня стволом в спину. Шагай, мол, следом.
Я пошел.
За дверью был короткий коридор и несколько дверей, покрашенных в мерзкий оттенок зеленого. Тусклые лампочки в зарешеченных плафонах как будто из бутылочного стекла придавали помещению вид не то казармы, не то подвала из фильмов ужасов. Мелкий толкнул одну из дверей, зашел внутрь и щелкнул выключателем.
– Туда садись, – грязноватый палец Мелкого ткнул на деревянное грубо сколоченное кресло. Я сел. – Сейчас мы тебе на бошку вот эту хрень наденем, и будешь ты чисто государь-император…
Мелкий взял со стола обруч из двух металлических дуг с винтовыми стяжками. К дугам были припаяны еще две дуги, так что по форме конструкция и правда немного напоминала корону. Мелкий закрутил стяжки, обруч больно сдавил мне голову.
– Не ссы, это не больно, – он взял со стола два стеклянных шарика размером с яйцо и сунул мне их в обе руки. – Сожми в руках, чтобы не выпали.
Мелкий отошел к столу и откинул крышку на квадратной штуке вроде старого проигрывателя пластинок или чего-то подобного.
– Так… Этот вот вверх, вот этот вниз, нажать на зеленую кнопку… – бормотал Мелкий. – Ты готов там? Держи шары, чтобы не выпали, а то сейчас дернет!
«Дернет» – это было очень подходящее слово. Больно не было, но все тело как будто сотрясло судорогой. И сразу же отпустило.
– А это зачем? – спросил я.
– А это, Боня, полевая инквизиция! – Мелкий снова подошел ко мне, отобрал шары и сунул их обратно в коробочку. Почесал бороду и стал ослаблять стяжки. – Проверяем, колдун ты или нет.
– И как? – спрашиваю. Блин, может я все-таки сплю? Правда, теперь уже будет даже жаль, если проснусь, не досмотрев. Становилось все интереснее!
– А шут его знает, пацан, – сейчас бумажка вылезет, на ней все написано будет.
Аппарат зажужжал, защелкал, и из его недр медленно полезла полоса перфорированной по краям бумаги.
– Все, потопали уже в отстойник, а то меня батя с говном съест, если тормозить буду, – Мелкий мотнул головой в сторону двери.
– Так я колдун или нет? – спросил я, вытягивая шею. И тут же получил легонький удар прикладом в почку от Вени. Охнул от неожиданности.
– Топай давай, – сказал он. – Не твое дело, что там написано.
– Кирка с утра посмотрит, – сказал Мелкий.
Меня ожидаемо подтолкнули к решетке, перекрывающей зал ожидания. Когда я подошел, Гиена как раз стоял рядом с дверью и нетерпеливо позвякивал ключами. Веня подтолкнул меня внутрь, решетка захлопнулась за моей спиной.
Выдох, чо. В принципе, все не так плохо. Убивать или даже избивать или пытать меня, похоже, не собираются, и то хлеб. Замок на решетке, как я успел заметить, может удержать только честного человека, а меня не так чтобы тщательно и обыскали. Будущее туманно, куда меня занесло – непонятно. Я вспомнил ночной разговор с курильщиком козьей ножки. Как он там сказал? «Ты можешь уехать совсем не туда, куда собирался»? Может, так и получилось? Я сунул руку в задний карман джинсов. Нащупал там металлический кругляш. Похоже, тот тип мне не приснился. Бляха была на месте, и Папаня ее не нашел. Ладно, фигли стоять-то? Надо смотреть, что там у меня за соседи по камере.
Я прошел под аркой и оказался, собственно, в зале ожидания – неудобные сидушки вдоль стен, коробка, когда-то явно бывшая ларьком с прохладительными напитками. Только все какое-то ужасно старое. Обветшалое такое. Окна снаружи тщательно забиты досками, есть еще одна дверь, на улицу, но, скорее всего, она тоже заколочена.
Разумеется, этот зал был обитаемым. И его аборигены прямо сейчас уставились на меня. Я торопливо натянул на лицо глуповатую улыбку вчерашнего школьника, чтобы никому из этих типов не пришло в голову, что я претендую на гордое звание альфа-самца в этой стае оборванцев.
– Здрасьте, – сказал я. Итак, что мы здесь имеем? Я быстро сосчитал. Семнадцать человек. Семеро жмутся в один угол без стульев, сидят на полу, запах ощущается от самого входа. Они грязные, одеты в многослойную вонючую рванину, бороды клочковатые, волосы редкие и сосульками, рожи опухшие, синюшные. Бомжи, в общем. Колоритная троица по центру – бородатый мужик в длинном пальто и двое пареньков с внешностью типичных киношных уголовников. Пальто? Летом? Ну, может это знак касты какой-то… Но из всех обитателей зала ожидания он самый здоровый. Хотя размером он хорошо если с Мелкого. Скажем, Авторитет с шестерками. В противоположном от бомжей углу парочка мужичков средних лет в каком-то подобии деловых костюмов и шляпах. Таких плоских и круглых, я такие только в кино видел. И вроде они даже как-то называются… Канапе? Нет, это бутерброд такой. А! Канотье. Костюмы сидят на них удолбищно, носить они их, похоже, не умеют. Навскидку я бы сказал, что они жулики. Так и запомним.
Еще трое чинно сидят в рядочек. Смуглые, в красных рубахах, волосы черные, у самого правого в ухе увесистая серьга желтого металла. Раз не отобрали, значит не золото. Ну или может обычай какой есть, что нельзя отбирать у цыгана серьгу, он без нее превращается в бесполезный овощ. Да блин, что за фигня лезет мне в голову? Значит, цыгане. Только без коней и медведя. Хотя вот тот у заколоченного окна вполне может претендовать на звание хозяина тайги. Не очень высокий, зато в ширину больше, чем в высоту. Руки как лопаты, волосы начинаются сразу над бровями. Скорее, похож на Гориллу, конечно, но мы же в Сибири, какие Гориллы еще? Так что, Медведь. И последний… Длинный и тощий, в клетчатом костюме, штанины коротковаты, что делает его вид слегка придурковатым. Но может это мода такая… На голове – плоская кепка. Галстук, на котором, похоже, раньше был зажим. На длинном носу – круглые очки. Навскидку ему, наверное, лет пятьдесят, не меньше. Проворовавшийся чиновник? Или сумасшедший ученый? Пусть будет Бюрократ.
Я оценивал их, они оценивали меня. И, похоже, признали не особенно достойным внимания, потому что буквально через минуту гляделок потеряли ко мне всякий интерес. Бомжи дружно повернули головы внутрь своего кружка и что-то там залопотали. Один из шестерок продолжил шептать что-то на ухо авторитету, а тот продолжил кивать. Цыгане поз не сменили, один закрыл глаза и как будто заснул, двое других молча прожигали товарищей по несчастью недружелюбными взглядами. Медведь топтался с ноги на ногу, Бюрократ нервно теребил лацкан пиджака. Я бочком пробрался к одному из свободных стульев и сел. Между Жуликами и Авторитетом.
– Эй, рванина! – это Гиена, его голос фиг с кем перепутаешь. – Время жрать, подходи по одному! Завтра у вас тяжелый день, не бросать же вас голодненькими!
Процедура раздачи еды оказалась простая – мы выстроились в очередь, каждый подходил к решетке, получал миску хрючева, ложку и ломоть хлеба. Я был последним. Взял алюминиевую миску, отошел обратно к своему месту, понюхал содержимое. Каша? Или какое-то рагу? Наверное, так выглядела бы еда, если взять остатки супа в котле и высыпать в них остатки второго. С другой стороны, жрать уже хотелось, да и армия научила, что есть надо, когда есть такая возможность, потом ее может и не быть. Я зачерпнул ложку хрючева и поднес ко рту. Еще раз понюхал.
Еда пахла столовкой и чем-то еще. Неуловимым, но быть этого в еде не должно. Стоп. Это мои родители считали, что я все три года дудел в трубу в оркестре крохотной части на монгольской границе. Первый год так и было, но по контракту я попал в совсем другой род войск. А тактическая разведка воспитывает совсем другие привычки. Например, что не вся еда одинаково полезна. Я поставил миску на пустое сиденье рядом с собой.
– Эй, малец! Ты что ли жрать не будешь? – тут же подскочил ко мне один из шестерок.
– Я не голодный, – я снова глупо улыбнулся. – Хотите?
В желудке заурчало. Я смотрел, как мои товарищи по несчастью наворачивают жрачку, постукивая ложками и жадно причавкивая. Возможно, чутье меня и подвело. Если это и правда какой-то другой мир, то и запахи здесь могут быть другие? Вдруг это просто включилась паранойя от нервного перенапряжения?
Первым завалился на бок один из бомжей. Сам момент я не успел отследить, старался в сторону их вонючего клубка по интересам не смотреть. Глянул только когда он уже лежал. Глаза закрыты, но вроде дышит. Потом поник второй. Потом свернулся калачиком у ног Авторитета один из шестерок. По спине пробежал легонький холодок. Бюрократ сполз по стене, растянулся, запрокинув голову и внезапно оглушительно захрапел. Ах вот это что… Какое-то снотворное.
Чтобы не отрываться от коллектива я быстренько сполз на пол и прилег, продолжая наблюдать за всеобщим отходом ко сну из-под прикрытых век.
Зал ожидания превратился в спальню минут, наверное, за пять. А еще через пять я услышал, как лязгнул замок на решетке.
Глава 3. Простые радости работорговцев
Я вжался щекой в пол и не шевелился. Двое. Ходят, не крадучись по залу ожидаия. Что-то металлически лязгнуло, видимо миски собирают. Со стороны Авторитета раздался характерный кашляющий смешок, значит один из двух Гиена.
– Так и хочется ему в рот мышь сунуть, – сказал он. – Не проснется же?
– Не, – ответил второй вполголоса. Кажется, Мелкий. – Старая карга свое дело знает, будут дрыхнуть до рассвета, хоть ногами их пинай.
– Эх, дряньство, что ж у меня мусора-то никакого нет? – Гиена снова заржал. – Он так смешно рот раззявил, прямо хохма была бы с утра на его рожу посмотреть!
– Шутки у тебя… – Точно, Мелкий.
Потом шаги приблизились ко мне. Сквозь прикрытые веки я видел пару кирзовых сапог рядом с моим лицом.
– Слушай, это… – похоже, Гиена стоял у меня за спиной. – Я тут заглянул в ту бумажку…
– И что? – судя по голосу, Мелкий напрягся.
– Там было написано «одаренность высокая» в трех полосках.
– Да ладно?! Не может быть такого!
– Да зуб на сало! – Гиена сделал какое-то движение рукой, одежда зашуршала. Перекрестился?
– Но его же не могли тогда из столицы выпустить, – задумчиво сказал Мелкий. – Их же еще в школе проверяют. Отправили бы в Соловец учиться, а там, говорят, чисто казарма.
– Да он вообще какой-то странный, – миски в руках у Гиены звякнули. – Я такой одежды никогда не видел.
– Мало ли, что там теперь за мода? – Мелкий хмыкнул. – Много ты тут столичных хлыщей видел?
– Демидовы, – Гиена сплюнул. – Слушай, а может мы того… Сожжем бумажку эту и Кирке ничего не скажем? Она же с вечера всех проверила, а этого салагу Веня потом уже подобрал.
– Чейта не скажем? А если еще раз проверит?
– Или не проверит, забьет, – сказал Гиена. – Нальем ей первача с утречка, она и расслабится.
– Ну… – задумчиво протянул Мелкий.
– Вот тебе и «ну»! – передразнил Гиена. – Мы за этого мозгляка пять тыщ можем получить. А если Кирка бумажку эту увидит, то бесплатно его заберет.
– Он же малохольный, кто за него даст пять тыщ, умник? – Мелкий захохотал. – Три разве что, и до если повезет.
– А Шпак? – было слышно, как Гиена чешет бороду;
– Который Шпак? – спросил Мелкий.
– Ну этот, жирный, – Гиена перешагнул через меня, теперь я и его сапоги тоже видел. К подошве прилипла грязь и сухая травинка. – Куркуль-содомит. Он все время мальчиков выкупает. А этот вроде ничего так, смазливый.
Он наклонился ко мне и потрепал пальцами по щеке. Мне понадобилось приложить немалые усилия, чтобы не шевелиться и продолжать делать вид, что сплю.
– Ха, точно! – сказал Мелкий. – Мы ведь еще вчера обсуждали, что он со своим кортежем в Метрополе поселился. Пойдем-ка и правду сожжем бумажку. Вдруг прокатит! Все миски собрал?
– Ага.
Шаги удалились, решетка лязгнула, дважды щелкнул замок, и все стихло.
По инерции еще несколько минут я полежал неподвижно. Потом пошевелил затекшим плечом и поменял позу – лег на спину, закинув ноги на сидушку. Задумался. Получается, что эти бородатые – какие-то работорговцы?
На самом деле мне хотелось паниковать, бегать по потолку и орать: «Этого не может быть! Я сплю! Что за хрень?! Верните меня, где взяли!» Но об этом я думал как-то отстраненно. Как будто, представляя, что на моем месте кто-то другой, и вот он, по моему мнению, как раз и должен был сейчас бегать и орать. А я… А что я?
Я прислушался к собственным чувствам.
Я как вообще? Воспринимаю реальность всего происходящего, или я так спокоен, потому что до сих пор уверен, что сплю где-то в трясущемся вагоне поезда посреди Западно-Сибирской равнины?
Подсознание промолчало.
Ну да. В любой непонятной ситуации… Как там говорил товарищ майор? «В какой еще непонятной ситуации, Лебовский? Ты разведчик, твоя задача как раз и есть превращать непонятные ситуации в понятные и разъяснять обстановку!»
Значит примем текущие условия за данность, и будем действовать по обстановке.
Что мы имеем?
Бородатые братухи завтра собираются продать меня какому-то жирному пидору.
И я до сих пор не знаю, где конкретно нахожусь.
Что я буду с этим делать?
Может, сбежать прямо сейчас?
Я осторожно поднялся на ноги и бесшумно приблизился к арке выхода. Вжавшись в стену подкрался к решетке. Тусклого света бутылочного светильника из главного холла мне хватило, чтобы повнимательнее рассмотреть замок. Ну, такое… Пару минут возни, и я его открою. Правда, бесшумно вряд ли получится… Хотя…
Я несколько секунд всерьез пообдумывал этот план. Нормального инструмента для вскрытия замков у меня нет, придется импровизировать булавкой, которую я по привычке таскал пристегнутой к манжету толстовки. Впрочем, этому замку булавки будет вполне достаточно…
Нет.
Тем же путем я вернулся обратно в зал ожидания. Остановился рядом с Авторитетом. Тот навалился на одного из шестерок, который растянулся на трех сидушках, задрав задницу вверх, голова свесилась на плечо, рот широко открыт. Никакого следа вальяжного высокомерия, этакий Ваня-валенок из деревни под Рязанью. Понял, что мне тоже захотелось сунуть ему в рот дохлую мышь. Чтобы он проснулся утром, а у него хвост изо рта торчит.
Пожалуй, я хочу подождать развития событий. Допустим, сбегу я сейчас, и что будет? Понятно ведь уже, что тут какие-то другие правила, другие законы и даже деньги другие. Прямо сейчас я мало-мало интегрирован в социум, хоть и нахожусь где-то в самом низу пищевой цепочки. А если сбегу, то мне придется прятаться и изучать местное общество и его нравы исподтишка. Это дольше и менее надежно.
Так что, подождем.
Никакой очевидной опасности мое чутье мне все равно не подсказывало. Не гипотетического же жирного пидора мне опасаться в самом деле…
Я проснулся, когда понял, что кто-то осторожно трясет меня за плечо. Несколько секунд не открывал глаза, уже будучи в сознании, потому что вообще не помню, когда заснул. В первый момент была даже мысль, что это проводник в поезде меня будит, приехали, мол, просыпайся, Новосибирск. Расстроился даже немного. Потом удивился этому факту. Потом принюхался, осознал, что сплю я на твердом полу, который не качается. И открыл глаза. Будил меня Бюрократ.
– Проснитесь, юноша, – прошептал он. – Вы кричали во сне, с вами все в порядке?
Кричал? Ну… Может быть. Я потянулся и сел. Осмотрелся. Остальные все еще спали. В тех же самых позах. Я поднялся на ноги, помахал руками, разгоняя кровь в затекших мышцах. Попрыгал. Бюрократ молча наблюдал за мной.
– Я не помню вас в арестантском вагоне, юноша, – сказал он. – Как вы сюда попали?
– Меня никто не арестовывал, – ответил я и почувствовал, как заурчало у меня в желудке. Ну конечно. От ужина я вчера отказался, а до этого я жрал уже не помню, когда. И где… – Я по своей воле приехал. В универ поступать.
– Какой вы, однако, авантюрист… – Бюрократ посмотрел на меня… странно. – В Томск?
– Вроде того, – ответил я и подумал, что надо бы осторожнее в разговорах быть. По тонкому льду ведь хожу.
– А потом? – спросил Бюрократ.
– Что потом? – я устроился на сидушке и почесал щеку. Душ бы принять. И побриться… – Вернусь домой, буду работать по специальности.
– С дипломом томского университета? – Бюрократ посмотрел на меня еще более… странно.
– А что не так? Россия же… – осторожно сказал я.
Тут из угла раздался булькающий хохот. Потом он перешел в кашель. Проснулся один из жуликов. Поднялся на локте и тут же нахлобучил на растрепанные волосы круглую шляпу.
– Это в чьих это влажных фантазиях здесь все еще Россия? – откашлявшись, сказал он. Кажется, я опять ляпнул что-то не то. Мысленно дал себе подзатыльник. Много болтаю лишнего, а надо бы вопросы задавать. Поэтому я зевнул, пожал плечами и встал. Занес в воображаемую записную книжку «Сибирь не Россия». Ладно, допустим.
– А что, кормить-то нас с утра будут? – спросил я, чтобы тему разговора сменить. Подробностей, конечно, ужасно хотелось. Но я проямо всей кожей ощутил, что мои вопросы будут о чем-то настолько очевидном, что у собеседников обязательно возникнут подозрения. Не знаю, в чем они меня будут подозревать. В чем бы я сам подозревал человека, который внезапно не знает какой-то очевидной вещи?
Мои размышления прервал лязг решетки.
От завтрака я отказываться не стал, хотя это и оказалось такое же хрючево, как и вчера. Чутье молчало, придушенное голодом. Ну и логикой еще – какой смысл подсыпать снотворное днем? Схема была такая же – подходи по одному, получай миску и топай в свой угол жрать.
В диалоги я больше вступать не рисковал, но уши развесил. Правда, интересного ничего не услышал – общались мои соседи по залу ожидания односложно и скупо. Но кое-какие выводы сделать все-таки удалось. Все они были осужденными, их погрузили в поезд, довезли до Новониколаевска, выкинули на перрон и помахали ручкой. Где их уже и подхватили бородатые братья, вооруженные кто во что горазд. И дальнейшую свою судьбу они представляют крайне туманно.
Особо ждать дальнейшего развития событий не пришлось. Замок дважды щелкнул, дверь в решетке со скрипом открылась, раздались тяжелые шаги – в зал вошли четверо бородатых и незнакомая женщина. Мелкий звенел связкой цепей с браслетами. Гиена, Веня и Брежнев держали дробовики.
– Ша, рванина! – скомандовал Мелкий. – Быстро построились в ровную шеренгу!
Все вяло зашевелились, но никто не торопился выполнять. Один из бомжей оторвал зад от пола и встал на карачки. Оба жулика вообще не обратили внимания, потому что о чем-то там шептались. Авторитет сложил на груди руки. Собственно, встали со своих мест только я, Бюрократ и Медведь.
– Вам два раза повторять надо? – Мелкий потряс цепями. – Ну так я не гордый, повторю. Встали быстро, рвань подзаборная! Кто останется сидеть, тот ляжет!
Веня меланхолично направил ствол дробовика в потолок и пальнул. От грохота заложило уши, с потолка в кучу бомжей шмякнулся увесистый кусок штукатурки. Один из них взвизгнул. Теперь сработало. Все спешно поднялись и потопали в центр зала. И даже довольно быстро построились в не очень ровную шеренгу.
– Моя голова… – ныл раненый штукатуркой бомж.. Из-под ладони струилась кровь.
– Что там у тебя, чучело немытое? – Мелкий мотнул головой Гиене. – Степа, глянь!
Я не стал запоминать настоящее имя Гиены. Нафига? Все равно нам осталось общаться всего ничего. Тот подошел к бомжу, схватил его за руку и осмотрел рану. Бомж заорал и стал вырываться. Гиена отступил на шаг, поднял оружие и пальнул бомжу в лицо. Тот опрокинулся на спину. Моментально стало тихо. Даже слышно, как муха под потолком жужжит.
– Степ, ты охренел что ли? – Мелкий пошевелил рыжими бровями.
– А чо? Этих вонючек все равно только оптом покупают, – Гиена передернул затвор. – Одним больше, одним меньше…
– Логичный ты наш, – проворчал Мелкий. Впрочем, не было похоже, что он как-то особенно сердится.
– Да он все равно не жилец был, зуб на сало, – Гиена отошел от нашего строя и поводил стволом по сторонам. – Ему череп проломило, порченый товар.
– Вот сам тогда и выкинешь, – Мелкий подошел к ряду сидушек и стал аккуратно развешивать цепи с браслетами.
– А это еще кто такой? Я вчера его не видела, – вдруг подала голос женщина, на которую я сначала не обратил внимания. И, похоже, зря. Она была одета в длинное кожаное пальто, под которым был мужские серые брюки и белая рубашка. Рубашка перехвачена несколькими ремнями. Похоже, там как минимум две кобуры. Лицо было скорее хищным, чем красивым. Узкое, длинное, с длинным носом, тонкими губами и тонким подбородком. Волосы подстрижены длинным каре, чуть ниже плеч. Длинный палец указывал, разумеется, на меня.
– А! – Мелкий отвлекся от своего важного занятия и проследил за ее рукой. – Его Веня вчера поймал. Зацепер питерский, за приключениями приехал.
– Почему меня не разбудили? – женщина подошла вплотную и заглянула мне в глаза. Спине сразу стало холодно, волосы на руках встали дыбом.
– Да что ж мы сами без рук что ли, Кира Васильевна? – Мелкий закончил раскладывать кандалы и развел освободившимися руками. – Проверили его, все чин-чином.
– И где результат? – женщина прищурилась и посмотрела на Мелкого.
– Сча… – Мелкий полез в карман штанов и достал оттуда мятую бумажку. – Степа сказал, что он такой же, как у всех.
Женщина вырвала у него из рук листочек, расправила и внимательно изучила. Мелкий и Гиена обменялись многозначительными взглядами. Гиена ухмыльнулся за ее спиной. Она снова подняла глаза и посмотрела на меня.
– Давайте его ко мне, перепроверю, – сказала она и отвернулась.
– Ну Кира Васильевна, опоздаем же к началу торга! – в голосе Мелкого зазвучали ноющие нотки.
– Ты спорить со мной будешь, вошь бородатая?! – она резко повернулась к Мелкому и выкинула вперед правую руку. Мне захотелось протереть глаза. Вокруг ее пальцев заплясали прозрачные голубоватые молнии. Мелкий отшатнулся, лицо его исказил страх. Остальные трое бородачей покрепче ухватились за дробовики.
– Вы долго там еще будете возиться? – раздался из холла голос Папани. – Опоздаем же!
Напряжение резко спало. Во всех смыслах – Кира опустила руку, молнии погасли, братья расслабились, Мелкий неспешно направился к разложенным на сидушках кандалам.
– Ладно, хер с вами, обрыганы, – сказала Кира и направилась в сторону выхода.
– Руки вытянули вперед быстренько! – скомандовал мелкий, взял первую пару кандалов, с короткой цепочкой, и защелкнул их на запястья стоявшего первым одного из цыган. Когда очередь дошла до меня, я тоже послушно подставил руки. Уже прикинув, что освободиться от этих оков никакого труда не составит.
– Теперь все повернулись мордами вправо! – прикрикнул Мелкий. Строй команду более или менее слаженно выполнил, хотя и не все с первого раза. А Мелкий стал защелкивать кандалы на ногах – сковывал попарно. Одну ногу с тем, кто стоит спереди, другую ногу с тем, кто стоит сзади. То есть, шагать нам теперь предстояло в ногу, и никак иначе.
Когда Мелкий почти закончил, в зал ожидания вошел Папаня. Он тоже натянул кожаную куртку, а на растрепанных волосах красовалась кожаная же кепка. Он подошел к Кире и начал что-то ей вполголоса говорить. Отвечала она односложно, резко, но тоже негромко, разобрать не получалось. В конце концов Папаня стянул с головы кепку, несколько раз поклонился и полез в карман. Достал оттуда комок смятых купюр, принялся их аккуратно складывать. Кира нетерпеливо притопывала ногой, в конце концов, вырвала у него из рук все бумажки и толкнула его в грудь. Он попятился, еще несколько раз униженно как-то поклонился и подошел к Гиене. Они зашептались.
– Куда уставился, мозгляк? – гаркнул над ухом Мелкий и ткнул меня в бок. – Так, все! Слушать сюда! Сейчас я пойду вперед, а вы за мной! Шагать строго в ногу, правой-левой, правой-левой! Вы как, рванина, право от лева отличаете? Давайте, потопали!
Мелкий зашагал впереди, горланя команды. Строй двинулся за ним, бряцая цепями и путаясь в ногах. Веня пристроился к колонне справа, а Брежнев – слева. Замыкали шествие Гиена и Папаня. Я бросил взгляд на труп бомжа. Под головой натекла кровавая лужа, от лица осталось сплошное месиво. Да уж, нравы…
Мы вышли из здания вокзала с противоположной стороны, и я с интересом стал глазеть вокруг. Небольшая площадь, если утоптанную землю в принципе можно так назвать, окружена унылыми приземистыми зданиями. Часть из них явно когда-то были складами, несколько жилых домов, правда, не особенно обитаемых. Дальше наш путь шел вдоль железной дороги, по пыльной колее. Мелкий кричал свое «Право-лево!», мы перебирали ногами. Приноровились быстро, колонна двигалась более или менее ходко. Я оказался примерно в середине строя, впереди меня – Бюрократ, за спиной – жулик.
Примерно метров через пятьсот мы подошли к мосту. Точнее – к его останкам. Более или менее сохранился только первый пролет. Его ржавые металлические балки торчали над высоким берегом, покореженные рельсы загибались вниз. Остальной же мост был или взорван, или сломался по каким-то другим причинам, причем произошло это уже очень давно. Сквозь рельсы железнодорожного полотна проросли уже весьма внушительные деревья.
Река была здоровенная. Мы спускались с высокого ее берега по глинистому взвозу, а везти нас, скорее всего, собирались на другой берег. Там раскинулся небольшой городишко – дома, лабазы, даже пара церквей с колокольнями. Что за река, интересно? Прямо здоровая же, не меньше километра в ширину.
И тут меня осенило. Новониколаевск же! Это Обь! Совсем с этими приключениями вылетело из головы, я же изучал историю Сибири. Новониколаевск – старое название Новосибирска. При царской России было, до революции. Я что, попал в прошлое?
Хотя странное какое-то прошлое, что уж…
Со мной поравнялся Папаня, который зачем-то решил нагнать Мелкого. Топал такой гордый, презрительно сплюнул пару раз. Я задумчиво проводил его взглядом, вспомнил, как он униженно кланялся перед женщиной в кожаном плаще.
– Интересно, кто такая эта Кира? – пробормотал я. С нами она, что характерно, не пошла.
– Никакая она не Кира, юноша, – через плечо бросил Бюрократ.
– А кто? – тут же уцепился я.
– Эй, ну-ка не болтаем! – рыкнул Брежнев и пошевелил бровями.
Глава 4. По ком звонит колокол
Поговорить получилось только после того, как мы погрузились на паром – здоровенную ржавую калошу, чадящую дымом из короткой трубы. Грузились мы со старого бетонного, потемневшего от времени и заросшего мхом причала, в который как раз дорога и упиралась. Мы были последними. Кроме нас на плоской палубе разместились четыре крытых телеги и один грузовик, по очертаниям напоминающий нечто среднее между старым ЗИЛом и полуторкой. На нашу процессию остальный пассажиры посмотрели совершенно равнодушно. То есть, скованные одной цепью пленники в сопровождении вооруженных бородачей здесь совершенно обычное дело. Ничего необычного, так сказать.
– Садись, рванина! – скомандовал Мелкий.
– А куда садиться-то? – спросил, кажется, кто-то из жуликов. Не тот, который был у меня за спиной, а дальше.
– На полу посидите, не баре! – Гиена заржал своим мерзким, похожим на кашель смехом. – Давайте шустро! Упали на жопы, ноги вытянули! Или в колено кому пальнуть, чтобы доходчивее звучало?
Ясен пень, никому не захотелось проверять, шутит он или нет, так что строй резво плюхнулся на пятые точки вдоль борта. Паром прогудел, двигатель зарокотал, и паром отчалил от берега. Я немедленно склонился к сидящему справа Бюрократу.
– Так что там про Киру? – спросил я.
– Никакая она не Кира, – повторил Бюрократ. – Это Катерина Федоровна Бенкендорф.
Видимо, он ждал моей немедленной реакции. Ну что, ж…
– Да ладно! – я сделал круглые глаза.
– А вот представьте, юноша! – Бюрократ со значением склонил голову.
– И как она тут оказалась? – задал я еще один вопрос в воздух.
– Известно что, – Бюрократ поднял к лицу скованные руки и поправил очки. – Мы с ней встречались года три назад, она тогда возглавляла московское отделение охранки. Странно, что она меня не вспомнила… Хотя нет, не странно. Я же не по ее делу проходил, просто предоставлял некоторые канцелярские дела, которые ее ищейки затребовали. А потом она куда-то исчезла. Ходили слухи, что она за границей агентурную сеть налаживает, а оказалось вот что…
– Как-то это не очень для карьеры, – сказал я иронично.
– Ох, друг мой, про Охранку никогда ничего нельзя говорить с уверенностью, – Бюрократ покачал головой. «Канцелярские дела, – подумал я. – А ведь я прямо в десятку попал! Интересно, за что его судили?»
– Да уж, не для средних умов, – я вздохнул. – Хорошо, что она ко мне не прицепилась. А что за проверки она устраивала?
– А вы разве не поняли? – Бюрократ удивленно поднял брови. – Автомат здесь, конечно, примитивный, но его сложно с чем-то перепутать…
– Мне ничего не делали, меня же позже поймали, когда Кира уже спала, – наполовину солгал я.
– Ах да, – Бюрократ снова посмотрел на меня странно. – Тестирование магических способностей, конечно. По указу Ее Величества с прошлого года никто, ими обладающий, не имеет права покинуть пределы Российской Империи. Вот и проверяют.
– Блин, как сразу-то не догадался! – я хлопнул себя по лбу обеими ладонями сразу. Чтобы скрыть некоторое офигение на лице. Магические? Ее Императорское Величество? Ух! Прямо как в кино попал какое-то! Чем дальше, тем интереснее!
Гудок снова оглушительно взвыл, ржавое корыто парома подходило к правому берегу. Крестьяне разом затоптались более оживленно, залопотали, принялись выбивать спешно трубки, которые курили. Мелкий отлип от борта, у которого стоял и набрал в грудь воздуха.
– Поднимайся, рванина! – гаркнул он. – И быстро, быстро, а то сейчас весь проход займут телегами, мы за час на берег не слезем!
Рядом с причалом нас уже ждали. В бородатом типе в красной рубахе и кожаной жилетке без труда угадывался родственник Мелкого, Гиены и всех прочих. Он стоял, облокотившись на борт грузовика, похожего на шишигу по очертаниям.
– Что-то маловато сегодня товара! – сказал он, хлопнув Мелкого по плечу. – Фу, опять вонючее братство… Хотя вроде кто-то есть сегодня с Мундыбаша, сгребут всех скопом. Машину только мне провоняют.
– Не гунди, Аркаша, отворяй лучше кузов! – сказал Гиена и заржал. – Не убудет от твоей машины, она уже чем только не воняла!
Надо сказать, погрузка в кузов со скованными ногами – то еще развлечение! Я бы даже поржал, если бы ситуация была другая. Потом была недолгая, но тряская дорога, рассмотреть местность, по которой нас везли, особенно не удалось. Сквозь прорехи в пологе я успел заметить только несколько бревенчатых домов и парочку кирпичных двухэтажек весьма казенного вида. Потом шишигу крепко тряхнуло, и она остановилась. Мелкий и Гиена вскочили и откинули полог. Выходить нам, к счастью, нужно было на что-то вроде помоста. То есть, просто перешагнуть с кузова на деревянный настил.
– Ладно, я погнал! – бородатый краснорубах махнул рукой и полез обратно в кабину.
– Эй, стой! – окликнул его Папаня. – А ты с нами что ли не останешься?
– Не, бать, у меня халтурка подвернулась, я и так уже опаздываю! – он хлопнул дверцей, газанул, обдав нас облаком вонючего дыма, и уехал. Открыв, наконец-то, вид на площадь.
В дальней от нас части был обычный базар. Палатки, торговые ряды и все такое. Этот вид неизменен в любом времени и пространстве. А вот та часть, где нас высадили, была уже интереснее. Полукругом стояло несколько сцен-помостов. Шесть, если быть точнее. А напротив, таким же полукругом, стояли трибуны, вроде спортивных, сколоченные из досок. Над центральными двумя натянуты выцветшие полосатые тенты.
Если считать слева направо, наш помост был четвертым. На первых трех помостах стояли шатры-палатки, оставляя свободной только переднюю часть. На третьей в середине был поставлен столб, к которому как раз сейчас двое здоровенных детин привязывали девушку. И чтобы у них точно ничего не сорвалось, третий детина целился в нее из обреза. Девушка, конечно, стоила того, чтобы на нее посмотреть. Одежда на ней была изодрана в клочья, что позволяло видеть, насколько могучей мускулатурой обладало ее белокожее тело. Кожа реально белая, как молоко. И на ней – множество ссадин, царапин и синяков. Видно, сопротивлялась она яростно. Собственно, одно только то, как она сверкала на своих пленителей ярко-зелеными глазищами, как бы намекало, что в другой ситуации она бы покрошила их на бешбармак. Или хотя бы на рагу. Кроме кубиков на прессе и внушительных бицепсов, у нее были совершенно фантастические сиськи. Через разорванную одежду их можно было тоже рассмотреть во всех подробностях. И еще у нее была коса. Нет. КОСИЩА! Толщиной в руку, цвета пламени, закатного зарева и апельсинов. Сейчас она была растрепанная, с кучей каких-то репьев и щепок, но даже в этом состоянии смотрелась фантастически. Никогда не видел таких волос!
– Кажется, я влюбился… – пробормотал я.
– Она выше вас на голову, юноша, – усмехнулся Бюрократ.
– Да и ладно, – я мечтательно вздохнул. – Это же мечта, а не девушка!
– Слюни подбери, мозгляк, – Гиена сплюнул с помоста. – Это Натаха-Холера, ей жить осталось от силы часа полтора. Наконец-то отловили гадину!
– Так это что ли Холера и есть? – спросил подошедший Мелкий. – А ты откуда знаешь?
– Да перекинулся парой фраз с Ибрагимом, – ответил Гиена. – Говорит, они ее в засаду заманили, а она троих завалила, даже спутанная в сети.
– Насмерть? – Мелкий вытаращил глаза.
– Нет, мля, они только до обеда мертвыми побыли, потом поднялись, – Гиена скривил рожу. – Конечно, насмерть, как можно еще завалить?
– А кого? – Мелкий посмотрел на девушку и причмокнул. – Хотя чего я спрашиваю? Я все равно этих черножопых друг от друга не отличаю. По мне, что Ибрагим, что Мустафа – один хрен. Новые понаедут…
– Злой ты человек, Емеля, – Гиена поцокал языком и картинно-укоризненно покачал головой. – Добрее надо быть к людям, чего они тебе плохого сделали?
– А хороша! – Мелкий не спускал глаз с рыжеволосой девушки. – Я бы ей засадил!
– Смотри, засаживатель, как бы у нее зубов в одном месте не оказалось, – Гиена тоже посмотрел на девушку. – Хотя такой и зубы не нужны, одной силой твое хозяйство расплющить может. И будет у тебя не елда, а блин. Или скорее хачапури. С яйцом, как Ибрагим готовит.
– Ой, да заткнись ты уже, шутник, – Мелкий пихнул Гиену в плечо. – Что с ней делать-то собираются?
– Камнями вроде забить, – Гиена пожал плечами. – Да, точно камнями. Вон они уже выкатили возок с булыжниками. Платишь белку – кидаешь камень. Народ такое любит.
Тут на колокольне, нависающей над площадью, истошно зазвонили колокола. Немелодично, без всякой системы. Как будто кто-то просто дергал их как попало. Впрочем, почему как будто-то? Скорее всего, так оно и было… Все тут же засуетились и пришли в движение. На трибуны потянулся всякий разный народ, на аншлаг не похоже, но в целом достаточно, чтобы составить некоторое представление о публике, которая здесь собирается.
Правда, впечатления получались довольно путанные, как будто здесь собрали паззл из нескольких разных коробок. Например, крестьяне с телегами, торгующие овощами, яйцами и мешками с зерном (или что там еще крестьяне продают в мешках?), выглядели как картинки из учебников истории – груботканые рубахи, подпоясанные чуть ли не веревками, шапки какие-то бесформенные, штаны мешком… Хотя на ногах при этом не лапти, а всякое другое. Кирзовые сапоги, например, или стоптанные армейские ботинки. Или вообще кроссовки почти привычного для меня вида.
Другая разновидность публики – здоровенные мужики, вроде братьев-бородачей, одетые в стиле «охотничье милитари». Штаны-карго, опять же, кирзачи, жилеты-разгрузки. И обвешаны оружием еще. Женщин было не очень много, среди селян попадались дородные такие бабищи.
После того, как зазвонил колокол, стала появляться публика другого сорта. Эти мужики были одеты в какое-то подобие деловых костюмов. Почти такие, к каким я привык – брюки, пиджак, жилетка. Галстуков ни на ком не увидел, похоже, в моде шейные платки с блестящими заколками. И шляпы еще на всех. Дурацкие круглые соломенные, типа как на жуликах, обычные такие, типа как в гангстерских боевиках, или даже котелки. Самый колоритный тип явился в шубе. Нет, серьезно, я сначала даже глазам своим не поверил! На улице июль, градусов двадцать пять уже, а он в шубе. И не просто в шубе, а из леопарда. Не знаю, настоящего или искусственного. Он прошествовал на одну из средних трибун, жирный, как боров, за ним двое явно слуг, одетых в блестящие ливреи. Один тащит опахало. Второй – кувшин в оплетке. А дальше за ними еще охраны человек шесть. Я хихикнул.
– А что ты ржешь, мозгляк? – Мелкий повернулся ко мне. – Это, если что, твой будущий хозяин топает. Вельможный господин Шпак. Плантатор и меценат.
– Да брешут про мецената, – Гиена снова издал этот свой кашляющий гогот. – Это он бордель финансирует под видом приюта. В смысле за услуги платит, а не держит. Приходит и спасает юных мальчиков от голода. А эти пидоры манерные и рады стараться.
– Фу, Степа, вечно ты какие-то ужасы рассказываешь, – Мелкий вытащил из ножен на поясе нож и принялся ковыряться им в зубах. – Пугаешь нам мальчишку…
– Зато смотри как жирдяй его глазами жрет уже! – Гиена мотнул головой в сторону усевшегося на скамейку толстяка в леопардовой шубе. – Сейчас слюни пузырями начнет пускать!
По красному лицу Шпака текли струи пота, несмотря на старания парня с опахалом, шеи не было видно из-за трех подбородков, а брюхо лежало на толстых ногах, накрывая их почти до колен. Да уж, красавец. И в бордель ходит? Хм, уважаю. Такую тушу, должно быть, и до сортира-то донести целая экспедиция… Но смотрел этот жиртрест и правда в мою сторону. Жирно так смотрел. С вожделением.
Справа началась суматоха. Из шатра вынесли несколько клеток. Я вытянул шею, чтобы разглядеть получше, что там в них. Ага, медвежата. На край помоста вышел зазывала. В красной рубахе и черной жилетке. С шапкой густых черных кудрей и огромным кольцом в ухе. Похож на цыгана. О, значит это помост соплеменников моих «сокамерников». Я глянул в их сторону. Радуются или нет? Может их свои же и выкупят?
Троица сбилась в плотную кучу и что-то горячо шепотом обсуждала. Я прислушался, но ничего не понял. То ли шум толпы мешал, то ли говорили они на каком-то своем диалекте. Что-то не похоже, чтобы они радовались. Глаза сверкают неподдельной такой ненавистью, а руки то и дело дергаются, как будто каждый из них хочет выхватить нож. Хм. Странно. Никогда не думал, что одни цыгане могут не любить других цыган. Хотя я про них вообще ничего, кроме «Айнанэ!» не знал, так что ничего удивительного.
Гулко застучал барабан. Цыган на помосте стал подхлопывать ему в ладоши, привлекая к себе внимание. Сейчас будет какое-то шоу, наверное…
Я приготовился бездумно глазеть, но внезапно напрягся. Волосы на затылке встали дыбом, кожа на руках покрылась мурашками. Чутье подсказывало мне, что готовится какая-то заваруха. Я еще не знал точно, какая и почему, но оно меня никогда в жизни не обманывало.
Оглядел внимательно площадь. Народу много, но топчутся кучками, а не сплошной толпой. Правая часть площади ограничена кирпичными стенами лабазов. Глухая стена, можно сказать. Прямо, за трибунами, базарные ряды. Слева там еще стоит несколько телег, которые подъехали чуть позже нас. Похоже, те, что с парома спустились. Вооруженных людей – до хренища. Обрезы, карабины, дробовики, ножи, кинжалы, топоры. Лопаты и вилы тоже присутствуют. Где же здесь опасность?
С левой стороны площади – несколько домиков разной высоты, жмущихся друг другу, будто им мало места, вот они и притиснулись так тесно, что между ними не то, что человек не пролезет, но и кошке, пожалуй, места не хватит. Значит выходов с площади всего два – узкая улочка, по которой приехали мы. И в дальней части, за базарными рядами, рядом с колокольней. Значит в случае шухера все ломанутся в наш выход. Будет давка, толчея и неразбериха. Я вывернул голову, чтобы посмотреть, что за спиной. Там тоже были лабазы, но перед ними – несколько деревянных построек, в которых безошибочно угадывались уличные сортиры.
Я посмотрел на бородатых братьев. Кажется, они были чем-то озабочены, сгрудились в кучку и что-то обсуждают. Вот и славно. На меня никто на смотрит, сижу я удобно, поджав под себя ноги. Я незаметно отстегнул булавку от толстовки и опустил руки к кандалам на ногах. Правая нога… Замок послушно скрипнул, я незаметно вывел браслет из паза, но с ноги убирать не стал, чтобы не заметили случайно. Я бросил пару взглядов по сторонам. Никто не наблюдает? Никому не было дело. Бюрократ и Медведь слушали, как заливается соловьем цыган-зазывала, расписывая достоинства медвежонка как защитника жилища, и обещает в скором времени показать на какие чудеса способен взрослый медведь. Кроме того, из второго шатра вышла полуодетая девица с огромными сиськами. В другое время я бы на нее тоже поглазел. Но сейчас у меня на очереди левая нога. Не хватало еще в заварухе со связанными ногами оказаться. Замок щелкнул. Я был свободен. В любой момент можно скатиться с помоста в толпу или…
В этот момент слева грохнул выстрел. Затем второй. Завизжали бабы. Немногочисленные, зато громко. Над компашкой в меховых шапках поднимался пороховой дым. Кто-то кинулся бежать, споткнулся, рухнул под ноги другим бегущим.
Бабах! Третий выстрел. Уже вполне прицельно. Мелкий, стоявший у самого края помоста, опрокинулся на спину, будто ему в грудину со всего маху двинули кувалдой. Голова стукнулась о доски прямо рядом с моим коленом.
Грудь разворочена просто в мясо. В глазах – недоумение и обида. Губы кривятся. Он протянул в мою сторону руку с ножом, потом его пальцы разжались. Я быстро выхватил оружие из его ослабевшей руки и одним движением сунул в рукав. Брежнев бросился к Мелкому, что-то крича.
Грохнул еще один выстрел. Потом с другой стороны площади раздался громкий хлопок, и ту ее часть сразу заволокло желто-серым дымом.
Пора сваливать с этой сцены, в общем, как-то тут под обстрелом неуютно!
Я кувыркнулся назад и скатился в пыль между помостом и сортирами.
Глава 5. А теперь – дискотека!
Теперь еще один быстрый перекат – и я под помостом. Еще одно «бабах!», прямо над головой, и на том месте, где я только что был, взметнулись облачка пыли. Над головой загрохотали тяжелые шаги. Я осторожно прополз под стропилами помоста. Надо бы разомкнуть наручники, но пока не до того. Наверху происходила какая-то беспорядочная возня и грохот.
Я выглянул с правой стороны. И столкнулся взглядом с зеленым пламенем в глазах рыжеволосой Холеры. В суматохе про нее все как-то подзабыли, посчитав надежно привязанной. Ее красивое суровое лицо исказилось от напряжения, побелевшими пальцами правой руки она пыталась дотянуться до сложной мешанины узлов, которые накрутили на ее запястьях. Вроде в мою сторону никто не смотрел, так что я высунулся из-под помоста и покрутил головой вправо-влево. Бабахнули еще три выстрела подряд. В стороне. Такое впечатление, что тут случилась не одна заварушка, когда кто-то нападает с какой-то очевидной целью, а несколько разборок слились в одну. Просто кто-то один начал стрелять, а все остальные были уже настолько на взводе, что сразу же восприняли на свой счет и похватались за стволы тоже.
Впрочем, тем лучше.
Я быстро переполз небольшое открытое пространство между помостами. Представляю, как это со стороны выглядело – извиваясь змеей с вытянутыми вперед руками. Похоже, зрителей не оказалось, никто по мне не стрелял. Все занялись более актуальными делами.
Я присел на корточки с задней стороны помоста. Так, надо избавиться уже от долбучих браслетов, дело пары секнуд, а я… Да блин! Булавки не оказалось на обычном месте. Похоже, отвалилась, пока я прыгал и катался.
Я встал и высунулся из-за помоста. Отлично! Отлично! Пыль стоит стоит столбом, немного маскируя нас от всей остальной толпы. Я взобрался на грубые доски и, не поднимаясь, подполз к столбу сзади. Достал нож из рукава и принялся пилить веревки, притягивающие к столбу лодыжки девушки. Смотрю по сторонам периодически, чтобы не пропустить чего-нибудь важного, например, направленный в свою сторону дробовик.
На соседней «сцене», в смысле, той самой, с которой я спрыгивал, бородачей не осталось. Ну, если не считать мертвого Мелкого. Остальные куда-то делись. Мои бывшие «сокамерники» все легли, кто из них жив, кто мертв – непонятно. А разглядывать мне было некогда.
Последние волокна колючей джутовой веревки лопнули под ножом. Сука этот Мелкий, мог бы и получше за ним следить. Туповато лезвие, да и пятнышки ржавчины еще…
Я поднялся на ноги.
– Не шевелитесь, барышня, – говорю. – А то могу пальцы порезать случайно.
Она была выше меня примерно на полголовы. И в плечах пошире. Настоящая великанша, валькирия. Я пилил ножом веревки, а сам косился на ее фантастическую косу. Какие волосы, офонареть можно!
Бахнул еще один выстрел, теперь пуля свистнула прямо над ухом. Я успел покрыть себя трехэтажным матом, но тут моя валькирия рванула напрягла мышцы на руках, и веревка, перепиленная едва только на половину, лопнула. Один ее рывок, и вот мы уже кубарем катимся в щель между двумя помостами.
– Ты кто такой? – быстро прошептала она, размыкая тесные объятия.
– Пожалуйста, – пробормотал я, отползая в сторону сортиров.
Выстрел, хрипяще-булькающий крик, на «нашу» сторону помостов рухнул мужик в красной рубахе. Он был не первым, несколько тел там уже валялось.
– Куда это ты намылился, мозгляк?! – сказал внезапно возникший между помостами Папаня. Я развернулся, сразу уходя в сторону от удара. – Ах ты сучок, шустрый какой!
– Сеня, он тут! Я его нашел! – заорал он. Кого там из бородатых братцев звали Сеня, я не помнил, да и пофиг. Я бросился вперед, но Холера меня опередила.
Ее кулак впечатался в лицо Папани с мерзким шмякающе-хрустящим звуком. Папаня мешком рухнул на пыльную землю.
– Баать? – раздалось сверху. – Что за нахрен?
Бахнул выстрел. Вот прямо совсем рядом, щепками мне щеку расцарапало. Да блин!
Я рванул под помост. Наверху щелкнул затвор. Куда делать Холера – я уже не стал следить. Барышня взрослая, сможет сама о себе позаботиться.
Я ужом пополз под помостом. Над головой снова затопали ноги и заорали незнакомые голоса. Так. Бородатому Брежневу (кажется, это он стрелял), снова не до меня и есть, чем заняться. А мне надо расстегнуть чертовы браслеты! Сука, как же неудобно. Я подтянул локти под себя и огляделся. Площадь от меня была скрыта натянутой парусиной, наверху происходил какой-то движ с ругательствами на непонятном языке, а вот возле сортиров все еще никого не было, кроме неподвижных тел нескольких неудачников, которых снесло туда выстрелами.
Я неловко развернулся в узком пространстве между грубыми деревянными брусками. Кажется, насобирал заноз в правый бок, да и хрен с ними.
Выполз, вскочил, юркнул за сколоченную из досок ширму сортира, заменяющую дверь, и…
Кажется, я чекнул удачу только что. Кулак остановился всего в паре миллиметров от моего лица. А как освобожденная мною барышня крушит черепа, я уже имел возможность лицезреть.
– А, это ты, – говорит.
– Мне надо избавиться от браслетов, – говорю. – Есть что-нибудь… Фу, ну и воняет тут, конечно…
– Я забыла сказать тебе спасибо, парень, – сказала девушка.
– Да ерунда, – отвечаю. – Любой нормальный мужик на моем месте так бы поступил.
Говорю, а сам изо всех сил стараюсь на ее сиськи не смотреть. А это не так-то просто сделать, учитывая, что из-за разницы в росте они как раз у меня перед глазами, и из прорехи справа выглядывает нежно-розовый сосок.
Я облизнул резко пересохшие губы.
– Богдан, – говорю.
– Натаха, – она стукнула себя кулаком в грудь. Так, надо сосредоточиться на браслетах, сосредоточиться на браслетах. Угораздило же меня потерять булавку…
Снаружи рухнуло чье-то тело, потом раздался крик, и еще одно падение. Не отвлекаться, нужен хотя бы гвоздь или что-то подобное… Но ничего, как назло не находилось.
– Надо придумать какой-нибудь путь к отступлению с этой площади, – говорю, пиная кучи каких-то опилок, засохшего навоза и еще какого-то мусора. – Тут как-то суматошно на мой вкус.
– Прорвемся через Кузнецкую улицу, там за Каменкой будут развалины казарм, можно там укрыться, хрен найдешь.
– Знаешь дорогу? – спросил я.
– Знаю, – Натаха кивнула, села на корточки, отбросила за спину косу и принялась растирать потемневшие от веревок лодыжки.
– Тогда ты за рулем, – я высунулся наружу. Между помостом и сортиром раскинувшись в позе морской звезды лежал труп одного из цыган. Рубаха с левого бока промокла от крови, на горле – зияющая рана во всю ширину. Горло перерезали и нож в печень, чтобы уж наверняка. А в полуметре от него скрючившийся Бюрократ. Видимо пытался отстегнуть браслет на ноге. Похоже, убитого цыгана столкнули или он сам рухнул, когда умер, а Бюрократ следом упал. Я быстро нырнул обратно в сортир.
Я все еще был в наручниках. А снаружи опять послышался не самый приятный шум. Звук удара, потом звон цепи, потом голос Гиены:
– Где этот сучок, очкарик?!
Бюрократ что-то промямлил, но я не расслышал.
– Я точно помню, что он был к этому браслету пристегнут! Куда он делся?! Это ты ему помог?!
Я заметался вдоль дощатой стены, выискивая щель пошире, чтобы не высовываться. Диспозиция немного поменялась – теперь Бюрократ сидел, прижавшись спиной к опоре помоста, а Гиена стоял между ним и мной и целился в него из дробовика. Точнее, не целился, а просто держал дробовик примерно в его сторону. Если прямо сейчас выстрелит, то скорее всего мимо.
Раздумывать было особо некогда, так что я выскочил из за стены и прыгнул к бородачу на спину. Услышав напоследок шипящий окрик Натахи.
Эх, как говорил товарищ майор: «Лебовский, вот все в тебе отлично! Ты и сильный, и ловкий! Но легкий!»
Гиена был меня выше на голову и примерно вдвое тяжелее. Я перекинул цепь от браслетов через его голову и изо всех сил потянул руки на себя. Для усиления эффекта еще и коленями в спину уперся.
Дробовик бабахнул куда-то в молоко, потом Гиена его сразу же выронил. От неожиданности скорее. Конечно же, его бычья шея не сломалась. Он захрипел, принялся молотить затылком назад, но, к счастью, ни разу всерьез по мне не попал. Локтями несколько раз прилетело по бедрам, синяки, наверное, останутся.
А потом он догадался, что надо упасть на спину. И со всего маху грянулся об пыльную землю. Из меня на секунду вышибло дух, но не весь. Руки я не разжал, продолжая давить на шею. Ничего уже толком не видел и не слышал, но тут Гиена вдруг обмяк и завалился на бок.
Я вытащил из под него ногу, и по-быстрому пошевелил всеми конечностями, чтобы осознать, не сломал ли он мне чего. Вроде все было на месте, хоть и некоторые части тела побаливали.
Так, наручники! И еще надо Бюрократа освободить, хороший мужик. Хотя не знаю, с чего я так решил. Огляделся по-быстрому, наклонился к Гиене, сунул руку в нагрудный карман рубахи, нащупал что-то тонкое и острое. Кусок какой-то проволоки. Бывшая скрепка, которой он в зубах ковыряется? Да пофиг!
Зажал эту штуку в пальцах, зубами выпрямил до нужного состояния, сунул в замочную скважину. Щелк! Перевел взгляд на Бюрократа. Тот сжался в комочек, кажется, стараясь отползти под помост.
– Не ссы, Бюрократ, – говорю. – Сейчас тебя освобожу тоже!
– Богдан! – раздался со стороны сортира громкий шепот Натахи. – Что ты там возишься?
Я присел на корточки и принялся ковыряться в замке на кандалах Бюрократа. А он в это время испуганно смотрел куда-то мне за спину. Быстро оглянулся. Ну да, Натаха выглядела довольно угрожающе.
– Зачем тебе этот тип? – говорит.
– Не оставлять же его на верную смерть, – отвечаю. Тут замок наконец-то поддался, и я вскочил. – Давай, мужик, поднимайся!
Бюрократ перевалился на четвереньки. Натаха тем временем подхватила дробовик Гиены. Молодец, девчонка! Никаких лишних вопросов! Бюрократ попробовал подняться на ноги, но неловко взмахнул руками, вскрикнул и повалился на бок.
– Нога… – застонал он. Я бросил взгляд на Натаху. Та вскинула дробовик, дернула цевье на себя и выстрелила. Черноволосый мужик в пальто, пытавшийся протиснуться между двумя помостами, упал на землю пыльным мешком. Кажется, это был один из тех, кто привязывал Натаху к столбу.
– Держи ружье, – девушка перекинула мне оружие и быстрым прыжком подскочила к Бюрократу. Он успел что-то протестующе пискнуть, но она уже сграбастала его за ремень брюк и лацкан пиджака и вскинула на плечо. Распрямилась. – Ходу!
Дробовик был пуст. Ну ничего, можно использовать как дубинку.
Улица была не перекрыта. Ну, то есть, там стоял грузовик, но не поперек, а впритирку к стене лабаза. Так что проход остался свободным, только рядом с ним топтался какой-то парень, который даже не успел поднять обрез. Натаха выскочила на него, и снесла с ног одним движением левого локтя. Я перескочил через бесчувственное тело, не особо разбираясь, выжил он после ее удара или нет. На всякий случай пнул обрез в сторону, и он улетел в пыльные лопухи.
– Вон он! – раздался чей-то крик сзади. Бахнул выстрел, потом еще один, но оба куда-то даже не в нашу сторону. Раздался тяжелый топот нескольких пар ног. Натаха припустила еще быстрее. Да как она ухитряется нестись с такой скоростью с Бюрократом на плече?! Он мужик, конечно, субтильный, но роста вполне нормального. Я быстро оглянулся. Преследователей было трое. Бородатый Брежнев и два типа в кожаных пальто. Ничего больше я рассмотреть не успел. Бежали эти гады довольно быстро.
Натаха быстро прыгнула вправо, прямо сквозь кусты. Не задумываясь, нырнул за ней. Через пролом в стене мы оказались внутри пустого склада. Свет сюда проникал через провалившуюся крышу, пол усыпан кучами какого-то хлама. Натаха перескочила через наваленные доски, потом с трудом втиснула себя и свою ношу между двумя ржавыми контейнерами. Впереди я увидел дверь. А сзади услышал голоса.
– Эй, парень! – громко сказал Брежнев. – Как там тебя? Боня! Ты чего убегать-то удумал? Выходи, мы тебя не обидим! Тут ребята с тобой поговорить хотят…
Натаха замерла и посмотрела на меня. Мотнула головой, указывая на дверь. Я подкрался на цыпочках и осмотрел петли. Похоже, кто-то их недавно смазывал. Толкнул аккуратно. Дверь послушно открылась. Практически бесшумно. Я пропустил Натаху с Бюрократом вперед, вышел следом. Прикрыл дверь и огляделся. Нужно было что-то… Что-то… Вот, точно! Подобрал сучковатое полено и подпер дверь снаружи. И припустил за Натахой, которая уже приближалась к следующему повороту.
Заброшенные казармы оказались настоящим лабиринтом из длинных кирпичных домов, складов с глухими стенами, деревянных сараев и непонятного назначения пустырей. Натаха перешла с бега на шаг, но топала весьма уверенно. Так что я, не задумываясь, следовал за ней, следя за спиной. Никто больше нас не преследовал, но эти руины, похоже, были обитаемыми. Гора мусора с весьма свежими консервными банками. В просвете справа натянута веревка, на которой болтается какое-то тряпье. Кусты, которыми зарос полуразвалившийся дощатый сарай, подозрительно зашевелились, когда я повел дробовиком в их сторону.
Наконец Натаха остановилась и осторожно опустила Бюрократа на землю.
– Извини, что так грубо, мужик, – сказала она.
– Ничего… – он перевел на меня диковатый взгляд и икнул. – Сп… Спасибо.
Натаха деловито принялась разбирать завал из досок, прикрывающий дверной проем в небольшом двухэтажном доме, который выглядел более или менее целым.
– Мы тут устроили схрон на случай всякого, – сказала она. – Но надолго здесь лучше не задерживаться. Если начнут вдумчиво искать и местную рвань расспрашивать, то сдадут как нефиг делать.
Дверь скрипнула и открылась. Изнутри пахнуло кирпичной пылью и мышами. Натаха подошла к Бюрократу и протянула ему руку.
– Опирайся на плечо, мужик, – сказала она, быстрым рывком подняв его на ноги. Он попытался встать на больную ногу, скривился от боли и повис на Натахе. Наверное, кандалами сломало, когда он падал… Она обхватила его за талию и поволокла внутрь. Он едва успевал переставлять здоровую ногу.
Я вошел следом.
– Отходить можно через вон то окно, – Натаха махнула рукой в сторону квадратного оконного проема без рамы, густо заросшего с внешней стороны кустами. – И еще через второй этаж, там есть лестница.
Девушка подвела Бюрократа к полосатому тюфяку в углу и помогла сесть. Выпрямилась, откинула косу за спину. Вернулась к двери, захлопнула ее и задвинула засов.
Я осмотрелся. Похоже, что здесь был штаб или что-то вроде. Когда-то окон в этом конкретном помещении было три, но два проема заложили кирпичной кладкой. Слева от двери зиял темный провал коридора, там, кажется, была еще одна комната и лестница наверх. Кроме тюфяка здесь имелась куча всякого деревянного хлама, сваленного в углу рядом с дверью – спинки от кроватей, ножки столов, сломанные стеллажи, просто какие-то доски и палки. Дрова? Ну да, конечно… Вот же печь в другом углу. Ржавая буржуйка, должно быть, ей лет сто, не меньше.
Натаха присела на полу и подцепила пальцами одну из досок пола. Аккуратно вынула ее и поставила рядом. Достала из тайника небольшой сверток, завернутый в что-то вроде промасленной бумаги и перетянутый пеньковой веревкой.
Бюрократ закатал штанину и осматривал поврежденную ногу. Блин, если она все-таки сломана, то у нас проблемы!
– Дай гляну, – я присел рядом. Кожа была содрана, ступня неестественно вывернута. – Везет тебе, Бюрократ! – говорю. – Вывих, ничего страшного. Сейчас вправим. Зубами зажми что-нибудь, чтобы не заорать.
Я подобрал деревяшку и сунул в руку Бюрократу. Клацнул зубами, подсказывая, что надо делать. Он подчинился.
– Короче, сейчас будет немного больно, но зато потом сможешь сам ходить, – сказал я и снова присел рядом с его вытянутой ногой. – На счет три дерну. Готов?
Он замотал головой и зажмурился.
– Раз… – сказал я и дернул его ступню на себя. Сустав с щелчком встал на место, Бюрократ замычал, из глаз его брызнули слезы. – Все, уже все! Давай, пошевели пальцами!
– Слушай, Богдан, – сказала Натаха, все еще державшая в руках сверток. – А ты хоть кто такой? И почему за тобой гналась Охранка?
Глава 6. Карты на стол. Или нет?
«Хорошо бы мне тоже знать ответ на твой вопрос, Натаха…» – подумал я. Но вслух, ясен пень, сказал совсем другое.
– Скажем так, я не очень хочу встречаться с ними лицом к лицу и разговаривать по душам, – я сел на тюфяк рядом с Бюрократом. – Я так понимаю, нас можно поздравить с успешным бегством? Может, теперь познакомимся уже? И поделимся планами? Вы как? Натаха?
– Ну… – она пожала плечом. – Можно.
Я посмотрел на Бюрократа. Он все еще был бледным, но уже приходил в себя.
– Ты как, Бюрократ? – спросил я. – За что тебя, кстати, выслали? Я же правильно понял, что ты приехал в Сибирь не по своей воле?
– Верно подмечено, юноша, – он поправил очки, которые каким-то чудом все еще сидели у него на носу и даже не разбились. – Меня зовут Клаус Маркович Витте. Я служил в московской канцелярии по делам торговли. Так что прозвище, которым вы меня наградили…
– Так ты графского рода? – перебила его Натаха. – Ничего себе!
– Да, барышня, графского, – Бюрократ криво усмехнулся. – Странно, что вы это знаете.
– Странно, что вы называете меня барышней, – буркнула Натаха и принялась развязывать сверток. – Я Натаха. Ну или Холера, как вам больше нравится.
– Хорошо, эээ… Натаха, – Бюрократ пожевал губу. – В общем, я служил в чине титулярного советника, так что прозвище, которым вы меня наградили, в каком-то смысле отражает род моей деятельности.
– А выслали из Империи вас за кляксы в документах? – Натаха засмеялась. Из свертка выпали какие-то тряпки, тоненькая пачка купюр, перетянутая веревочкой, костяной гребень и небольшой кожаный мешочек.
– Подождите, уважаемая Натаха, я изо всех сил пытаюсь подобрать слова, чтобы вы не заскучали от подробностей моей работы, – Бюрократ поправил очки. Как он там сказал его зовут? – Кстати, я забыл вас поблагодарить за спасение. Это было неожиданно, но очень кстати.
– Еще неизвестно, надо ли за это благодарить, – хмыкнул я. – Теперь ведь мы беглые, получается.
– Это гораздо лучше, чем та судьба, которая сложилась бы у меня здесь при другом раскладе, – сказал Бюрократ. – Если бы меня не застрелили в суматохе, то продали бы какому-нибудь куркулю в хозяйство или на прииск или карьер. Оптом с теми вонючими доходягами. Возможно, в перспективе я бы смог доказать хозяину свою полезность, но до тех пор у меня еще надо было бы дожить, а я к суровым условиям никак не приспособлен.
В этот момент Натаха скинула свои рваные лохмотья и я перестал воспринимать, что там говорил Бюрократ. Ее белоснежная кожа в сумерках выглядела светящейся, даже многочисленные шрамы и ушибы ее не портили. А под нежным белым шелком перекатывались совершенно неженские мускулы. Кровь отлила от головы, и я порадовался, что застал это зрелище сидя. Она наклонилась, чем вызвала у меня еще большую бурю эмоций, подняла с пола одну из тряпок и натянула на себя. Это оказалось простое синее платье, отделанное желтой тесьмой. И оно скрыло от меня божественное видение нагой валькирии. Но оно все еще стояло у меня перед глазами. Уфф…
– …важно знать несколько вещей, – вернулся в мою реальность голос Бюрократа, который все это время, оказывается, продолжал вещать. – Во-первых, согласно циркуляру номер триста сорок семь дробь четыре, визировать лицензию бизнеса из красного списка имеет право только регистратор с дворянским достоинством…
Тут Натаха принялась расплетать косу, и я снова пропал. Огненные пряди струились между ее пальцами, спадая по плечам и спине до упругих круглых ягодиц. Они, конечно, были скрыты скучной синей тканью, но я-то знал, как они выглядят! Потом она взяла гребень…
– Богдан, вот скажите, вам случалось быть в доме терпимости? – спросил Бюрократ и тронул меня за плечо.
– А? – я вздрогнул и снова вернулся к реальности из мира своих сладких грез. Несколько секунд мне понадобилось, чтобы сообразить, что «дом терпимости» – это то же самое, что и бордель. – Как-то нет, предпочитаю любовь по согласию, а не за деньги.
– Так вот, на каждом доме терпимости есть специальный знак, получить который хозяин такого заведения обязан, чтобы иметь право работать в этой индустрии, – вещал Бюрократ. – Да, львиная доля прибыли будет уходить государству, но…
– Слушайте, так вы взяточник? – сказал я.
– Взятки, пф… – Бюрократ презрительно выпятил губу. – Взятки это слишком мелко.
Он снова ударился в витиеватые объяснения, из которых я понял, что к нему обращались за консультациями, как укрыть не очень законный бизнес от бдительного ока государства, а он предлагал работающие схемы. Взмахом его прытко пишущего пера бордели превращались в приюты белошвеек и клубы домохозяек, наркопритоны приобретали шик и лоск благообразных домов престарелых и ассоциации любителей кошек, а торговля оружием примеряла маску невинной забавы для изготовителей реалистичных макетов.
– И в один прекрасный день эта схема на чем-то погорела? – с интересом спросил я.
– Не совсем, – лицо Бюрократа стало мрачным. – Однажды ко мне пришел один человек, который предложил заняться совместным бизнесом. А чтобы собрать должный капитал, мы открыли акционерное общество на подставное лицо. Схема выглядела очень грамотной, так что я согласился. Вот только я не знал, что человек этот давно был на крючке у Охранки. Вот и… В общем, меня обвинили в мошенничестве и предложили выбирать между смертной казнью и изгнанием в Сибирь. Вот так я оказался здесь.
– Натаха? – я повернулся к девушке, которая все еще любовно водила по своим роскошным волосам костяным гребнем.
– Моя история гораздо банальнее, я в Сибири родилась, – сказала Натаха. – Когда мне было двенадцать, моя мать хотела продать меня в бордель, но я убежала. Мыкалась всякими подработками, пока не встретила Звонаря. Ватажника из Фигляров. Их команду тогда почти перебили где-то Барнаульской волости, а он сбежал. Попытался приставать, но я сломала ему нос. А потом к нам прибился еще один парень, Прошка. Так мы и стали работать вместе. Нанимались на всякие дела, охранять, там, кого. И все такое…
– А к столбу ты как попала? – спросил я.
– Так это Матонин устроил… – она опустила глаза, лицо ее стало печальным.
– Матонин? Глеб Егорович или Аристарх Сидорович? – заинтересованно спросил Бюрократ.
– Да нет, они сидят в своем Красноярске и не высовываются оттуда, – Натаха махнула рукой. – У них там прииск, фабрика и прочие дела. Твердыня, в общем. И один только мудак всю малину портил. Младшенький, Юрий. Вот они и отправили его в Новониколаевск, чтобы он тут устроил что-то вроде филиала. Он привез с собой Беков, – Натаха посмотрела на нас, увидела, что мы не понимаем, о чем она. – Ну, Беки – это такие головорезы чернобородые. Всякие там Ибрагимы, Мустафы, Абдуллы. Сами они так себя не называют, конечно. В общем, он приехал, застолбил себе место в районе Матвеевки и взялся устраивать что-то вроде торгового дома. Местные купцы, они, конечно, Матониным в подметки не годятся, но собрались вместе и наняли нас. Чтобы мы Юрию мешали. В общем, два месяца мы пили ему кровь, а потом… – Натаха сглотнула. В уголке глаза появился слезинка. – А потом попались в ловушку. Да еще и так по-тупому, даже самой стыдно. Короче, Прошку и Звонаря сразу убили, а меня подержали немного в подвале, а потом на Базарную площадь повезли. Наверное потому что насиловать ни у кого из них хрен не дорос! – слезы высохли, глаза яростно сверкнули. – Собирались камнями забить на потеху толпе. Ну а тут ты… И вообще это все.
– То есть, если я правильно понял, ни у кого из вас нет никаких обязательств сейчас? – спросил я, пытаясь сложить в голове какую-нибудь убедительную легенду для себя, любимого. Ну и собрать хоть чуть-чуть картину местного мира. Значит, есть Российская Империя и есть Сибирь. И второе вовсе не часть первого. Где-то там за Уралом царит орднунг, работают канцелярии, лицензируется бизнес и вообще государство. А здесь царит некий первозданный хаос, все живут сами по себе, кто сильнее, тот и бьет в дычу. Названия знакомые, реальность разительно отличается. В оригинальное же место меня занесло…
– Никаких, – Натаха покачала головой и стала заплетать свои роскошные волосы в косу. – Думала денег скопить, но не получилось. Так, слезки.
– Разумеется, пока я ехал в поезде, я набросал первичный план, чем я могу здесь заниматься, – сказал Бюрократ. – Но когда я заикнулся об этом бородатой группе встречи на станции, меня мигом заткнули, не пожелав даже выслушать.
– Ты сам о себе еще ничего не рассказал, – напомнила Натаха.
– Да, конечно, – я вдохнул побольше воздуха и собрался с мыслями. – Меня зовут Богдан Лебовский. Я из Санкт-Петербурга.
– Поляк? – спросил Бюрократ.
– Наверное, никогда не интересовался историей своей семьи, – быстро ответил я, но тут же пожалел об этом. Посмотрели на меня… странно. Надо быть осторожнее в высказываниях, вот что. – В общем, мои родители… врачи. И они считали, что я тоже должен быть врачом, но я учился плохо, бездельничал, занятия прогуливал…
Так, вроде пока идет гладко. Сочиняем дальше.
– Моя семья довольно богатая, так что в деньгах я не нуждался… – так, думай быстрее, Лебовский, за тобой вообще-то еще местная Охранка гоняется зачем-то, а у тебя идей в голове никаких нет. – В общем, месяц назад мои родители не выдержали и вызвали меня на серьезный разговор. Поставили ультиматум, что или я учусь нормально, или они меня… – мысль заметалась в пустой голове, никаких внятных идей не приходило. Так что я выпалил первое попавшееся. – Или они меня отправят в психушку!
Бюрократ и Натаха понимающе кивнули. Уф. Вроде попал в местный образ мыслей.
– Конечно же, я поклялся, что буду учиться, – с воодушевлением продолжил я. – И забил на обещание, как только вышел из комнаты. Однажды я проснулся после очередной гулянки, а я трясусь в машине, из одежды на мне – одна смирительная рубашка, а отец смотрит на меня презрительно и говорит: «Мы пришли к выводу, что ты неуправляемый и асоциальный тип. Доктор Верховцев тебе поможет стать нормальным человеком. В крайнем случае, он сделает тебе лоботомию, я слышал, что после этой процедуры некоторые люди живут вполне нормальной жизнью и могут себя обслуживать…»
– Верховцев? Это который Верховцев? Я знаю в столице троих, но ни один из них не служит психиатром, – Бюрократ задумчиво нахмурил брови.
– Это старый друг семьи, – сказал я и чуть не добавил, что он космический пират вообще-то. – У него частная практика на Васильевском острове. И экспериментальные методы лечения.
– Наверное, однофамилец, – сказал Бюрократ.
– Вообще мой рассказ может быть не очень связным, потому что потом меня лечили электрошоком, и я очень плохо все помню, – сказал я, понадеявшись, что раз слово «лоботомия» им знакомо, значит и «электрошок» они должны знать тоже. В крайнем случае припишу его изобретение герою мультфильма и по совместительству моему лечащему врачу. Но вроде ни Бюрократ, ни Натаха не выказали своего удивления. – Короче, в какой-то момент меня оставили в покое. Я более или менее пришел в себя, а мой сосед по палате сказал, что мне надо бежать, потому что он слышал, что меня объявили неизлечимым, и скоро мне грозит клин в мозг, который превратит меня в овощ. Так что я купил билет на поезд до Ново… николаевска.
– Билет? – переспросил Бюрократ.
– Билет? – переспросила Натаха.
Блин, опять я прокололся!
– Ну это фигурально выражаясь, – попытался я исправить положение. – Я сбежал из психушки, добрался до вокзала и пролез в первый попавшийся поезд.
– А ты думал, что будешь делать в Сибири? – спросила Натаха.
– Была мысль поступить в томский университет… – сказал я осторожно.
– Ого… – Натаха присвистнула.
– А что? Туда так сложно добраться? – спросил я.
– На цеппелине можно, – лицо Натахи стала задумчивым. – Только это дорого. И это… Туда же не всех берут…
– Ну так я и не все! – ответил я и посмотрел на Бюрократа. Похоже, насчет томского университета он ничего не знал. Видимо, какие-то внутренние дела Сибири.
– А я тогда, наверное, подамся на восток, к Байкалу, – неуверенно сказала Натаха. – Мои все погибли, я теперь, получается, одна совсем. Да и Матонин будет меня искать. А Унгерн, я слышала, наемников целую армию содержит, у него там с китаезами постоянные стычки. Так что…
– Слушай, Натаха, – я встал с тюфяка и подошел к ней. – А может нам… это… объединиться? Мы все-таки вместе выбрались из серьезных неприятностей, и все такое… да и планов конкретных у нас нет, мне вот, например, надо считай что жизнь с нуля начинать…
Да уж, речь просто огонь, оратор от бога, сказал, как отрезал… Но мне страшно не хотелось сейчас оставаться один на один с этим вот незнакомым миром. Кроме того, Натаха и Бюрократ выглядели неплохой командой.
– Знаете, Богдан… – лицо Бюрократа стало отвратительно серьезным. Ну да, сейчас он припомнит, что я странненький, уличит меня в какой-нибудь лжи, или окажется, что у него в правом кармане пиджака припрятан циркуляр, согласно которому для составления совместных планов требуется кворум, визирующая сторона и еще какая-нибудь бюрократическая лабудень… – Вообще-то это звучит разумно. Не буду говорить за барышню… То есть, Натаху… Но что касается меня, то я… В общем, этот вопрос стоит обсудить. Как и наши дальнейшие цели и действия.
Я с надеждой посмотрел на Натаху. И опять невольно залюбовался. Она стояла, облокотившись на стену, и кусала пушистый кончик своей огненной косы. На лице ее сменялись самые разные эмоции. Ну давай, Натаху, соглашайся! Мы же будем отличной командой, мы порвем этого твоего Матонина вместе с его Беками, и торговый дом его развалим до щебенки, а самого его подвесим на базарной площади за ноги, а празношатающимся тухлые яйца будем продавать, чтобы он от запаха сероводорода задохнулся… Кажется, я так громко думал, что Натаха в конце концов очень странно на меня посмотрела.
– Натах, ну что там в твоем Иркутске? – говорю. – Может лучше этого Матонина твоего на корм рыбам пустим? Вместе с его Беками?
Глаза Натахи сверкнули так, что могли, кажется, сжечь весь Новониколаевск вместе с пригородами.
– У него там человек пятьдесят, – говорит. – Забор с колючкой и вышки с пулеметами. И еще, говорят, боевой шагоход. Но может врут, сама не видела.
– Да хоть сто! – самоуверенно ответил я. – Сам-то он не бессмертный.
Колючка, пулеметы… Какая знакомая песня! Все-таки два года тактической разведки, из которых год в сплошных командировках по маленьким неизвестным войнам в разных концах мира… Приключение-то на двадцать минут, зайти и выйти. Ну, если подготовиться, конечно. Интересно, что такое боевой шагоход?
– Вообще ты неплохо справился на площади… – ее пронзительные глаза уставились на меня как-то очень пристально. – Где ты научился этому всему? Браслеты… Громилу этого задушил… Ружье держал очень уж уверенно… Не могло же это случайно получиться, ты вовсе не выглядишь как опытный боец. Да и по твоим рассказам ты только и делал, что пил и бездельничал… Нет, меня, конечно, греет мысль насадить башку Матонина на кол и выставить всем на обозрение, но…
Она вдруг замолчала, прислушалась и напряглась всем телом. Прижала палец к губам и гибко, одним движением, как хищная кошка перетекла к закрытой двери. Приложила у ней ухо. Потом бесшумно и быстро приблизилась ко мне. Приблизила губы к моему уху. Она стояла так близко, что я всей кожей чувствовал тепло ее тела.
– Их трое. Или четверо, – сказала она и мотнула головой в сторону темного коридора.
Глава 7. Забота-забота, перейди на Федота…
Бюрократ замер в нелепой позе, держа в руке один ботинок. Я прислушался к тихим голосам за дверью. Похоже, что эти ребята, кто бы они ни были, подошли к самому дому и сейчас просто болтали вполголоса. Собирались они попытаться войти или нет, было еще неясно. Натаха подхватила Бюрократа подмышки и одним движением поставила на ноги. Снова прижала палец к губам, потом показала на пальцах пешехода и еще раз ткнула в сторону темного коридора. Потом указала наверх. И еще раз прижала палец к губам. В общем-то, и идиот бы понял, что она хочет, чтобы Бюрократ тихонечко направился к лестнице и поднялся на второй этаж. А идиотом Бюрократ все-таки не был. Так что он, все еще прихрамывая, медленными шагами пошагал в ту сторону. Когда он скрылся в коридоре, я все еще стоял, прислушиваясь к голосам за дверью. Было неразборчиво. Натаха сделала круглые глаза, потом повторила для меня все те же жесты. Шагай, мол, Лебовский, наверх, фигли топчешься на месте?!
С одной стороны, мне ужасно хотелось подойти к двери и послушать, о чем там болтают, с другой – Натаха явно знает, что делает. Так что я, не особо раздумывая, направился следом за Бюрократом.
Лестница наверх оказалась каменной, поперек нее лежала деревянная балка и несколько обломков досок. На первый взгляд все выглядело так, будто путь давно и прочно перекрыт, а наверху нет ничего, кроме провалившегося потолка и гор хлама. Но если чуть присмотреться, то весь этот завал был не более, чем маскировкой. Пройти было очень даже можно. Нужно всего лишь пригнуться, а потом вдоль стеночки. Даже Бюрократ сообразил, судя по отсутствию шума и грохота. Плохо только, что и преследователей вся эта бутафория вряд ли обманет.
Наверху был такой же коридор, только напротив лестницы была еще одна комната, внизу в этом месте была глухая стена. Бюрократ неуверенно стоял на входе в конце коридора, все еще сжимая в руке ботинок. Я подошел к нему. Здесь голоса снизу звучали отчетливее. Комната была точно такой же формы, только окон было четыре, и ни одно из них не было заложено. Я приложил палец к губам и осторожно обошел комнату по периметру. Окно с противоположной от двери стене было прикрыто листвой высокого дерева, оно же маскировало приставленную к подоконнику деревянную лестницу. На вид весьма прочную и надежную.
За спиной у Бюрократа из темноты коридора бесшумно возникла фигура Натахи. Она легонько подтолкнула его в сторону лестницы, но я поднял ладонь вверх. Как раз подошел к окну над дверью, и мне стало слышно, о чем разговаривают внизу.
– …подожди, давай я перетяну, – сказал первый мужик и откашлялся. Хрипло так заперхал, как заядлый курильщик. Так я его мысленно и назвал. – Вот мерзкая шавка попалась. Ты видел, откуда она выскочила?
– Ее тот патлатый натравил, – сказал второй. – С серьгой в ухе. Он подошел, когда пацан начал ныть. Ай! – вскрикнул он и зашипел. Видимо от боли. – Что ты там творишь-то?
– Ненавижу, блять, цыган, – пробормотал Курильщик. – Тебе бы к врачу надо…
– Потом к врачу, нам сначала надо парня того найти, – вступил в разговор третий. Голос его был низким и трубным, почти как рык. Но нарекать его Львом мне чувство юмора не позволило, поэтому я мысленно решил называть его Шаляпин.
– Да нахрена он ей сдался, этот парень? – почти заорал второй, которого я пока никак не назвал.
– Шшш! – это Шаляпин. Похоже, он у них главный. Хотя с субординацией в их группе как-то так себе. Ко мне бесшумно подошла Натаха и встала рядом. – Сказал же уже. Те хмыри на станции ей в уши нассали. А пацан – одаренный. Они, дебилы, резюме заубер-детектора просто в мусорку выкинули. А она нашла.
– Да и хрен бы с ним… – прошептал второй. – Будь я одаренным, я бы тоже сбежал. Я слышал, что в Соловецкой Артели порядки хуже, чем в тюрьме. И колдунов там дрессируют как диких животных в цирке.
– А это не наше дело, Федор Палыч, – вкрадчиво проговорил Шаляпин. – Наше дело – приказ выполнять.
– Так невыполнимый приказ-то! – сказал Курильщик и снова заперхал. – Кто же знал, что на Базарке какие-то придурки собирались заваруху устроить. А в этих лабиринтах хрен мы его вчетвером найдем!
– Пацан сказал, что они в эту сторону пошли, – сказал Шаляпин. – Тот пацан в дурацкой фиолетовой кофте, здоровенная баба и хмыря еще какого-то тащили с собой. Сейчас еще Проныра вернется…
– Проныре верить нельзя, он не из наших, – это опять второй. – Слушай, Федор Палыч, меня псина покусала, Генка руку себе об гвоздь разодрал… Того и гляди, тебе на голову кирпич упадет.
– С чего это мне кирпич на голову должен падать? – спросил Шаляпин.
– С того это… – Курильщик замолчал, но судя по тому, что второй заржал, он что-то показал на пальцах. – Ну или фиг знает, в чем там еще этот пацан одаренный. Ей надо, пусть сама и ищет. Или ватажников нанимает, пусть выкуривают из этого гадюшника всю маргинальную рванину.
– Не по уставу это, – неуверенно пробормотал Шаляпин.
– Слушай, Федор Палыч, – снова заговорил второй. – Давай мы вот этот дом проверим, и если их там нет, то бросим это дело нахрен, а Кире скажем, что он бесов маскировочных выпустил.
– Ну… – Шаляпин сплюнул.
– Мне к врачу надо, может собака та бешеная была, – сказал второй.
– Ладно, считай уболтал, – сказал Шаляпин. – Давайте дверь ломать…
Внизу зашевелились, доски двери затрещали, будто по ним пнули. Потом треск стал громче, старое дерево явно поддавалось. Натаха отпрянула от меня и быстро подскочила к Бюрократу. Который уже сам сообразил, что надо переместиться к лестнице. И ботинок надел. Она что-то прошептала ему на ухо, он кивнул и полез на подоконник. Натаха мотнула головой, указывая мне в сторону лестницы тоже. А сама направилась к коридору. Хм, интересно…
Я подошел к окну и оглянулся. Судя по звукам, дверь уже пала в неравной борьбе, голоса глухо звучали с первого этажа. Натахи видно не было. Я сидел на подоконнике и ждал, что будет. Если она собирается их там всех положить, то ей может потребоваться помощь. Ну и вообще мне было любопытно, что у нее за план.
Через минуту раздался громкий треск, потом грохот и дикий вопль одного из троих. Которого именно, я не разобрал.
– Твою мать, тащи его, тащи! – заорал Курильщик и зашелся в приступе кашля.
– Да как тащить-то? Его же балкой придавило! – ответил второй. – И по башке прилетело…
– Живой еще, нога дергается, – сказал Курильщик. – Давай за эту балку тогда… Да не с той стороны!
Потом снова дикий вопль. Треск. И потом снова что-то обвалилось.
Курильщик длинно выматерился. В этот момент в комнату вернулась Натаха. Она сделала большие глаза, и я быстро спустился по лестнице вниз.
Путь отхода был устроен грамотно. Обойти дом с этой стороны было нельзя – с одной стороны к стене примыкала длинный ряд сараек, упиравшийся в непролазный кустарник на небольшом холмике, с другой были кучи строительного мусора. А между ними – проход, по которому мы и побежали, как только Натаха спустилась.
Через два поворота, не сговариваясь перешли на шаг. Вряд ли наши преследователи, кто бы там они ни были, сейчас за нами гонятся. Стараниями Натахи, обрушившей на их головы крышу, им теперь и так есть, чем заняться.
Некоторое время шли молча. Я был занят своими мыслями. С некой другой реальностью, в которой существует Российская Империя, а Сибирь – это такой отдельный совершенно регион с непонятным статусом я уже как-то даже свыкся. Но вот уже не в первый раз всякие разные люди всерьез упоминали магию. Причем это не экзальтированные тетеньки, свято убежденные в правильности советов, которые могут дать картонные квадратики с мечами-кубками-пентаклями, и не дремучие деревенские жители, все еще поклоняющиеся деревянным идолам. А вполне себе официальные лица, представители государственной машины. Я вспомнил искры, плясавшие вокруг пальцев Киры, когда она разозлилась. И ночной диалог Мелкого и Гиены. Теперь вот еще эти…
Мы вышли к невысокому обрывистому берегу маленькой речушки и остановились.
– Может ты все-таки хочешь нам что-то рассказать? – спросила Натаха, усаживаясь на ствол поваленного дерева.
Я молча смотрел на носки своих кроссовок. Похоже, что моя легенда, про разгильдяя, упрятанного в психушку строгими родителями, рассыпалась как карточный домик. И что мне теперь делать? Рассказать правду, чтобы теперь уже Бюрократ и Натаха натянули на меня импровизированную смирительную рубашку и проводили в какой-нибудь сибирский аналог Кащенко?
– Ну давай уже, Богдан, колись! – Натаха скривила губы в усмешке. – Теперь уже сама никуда не уйду, пока всю историю не узнаю. Бюрократ, скажи, а?
– Пожалуй, я соглашусь с Натахой, – Бюрократ уселся рядом с девушкой, и теперь они оба сверлили меня взглядами. – Одаренных выявляют в гораздо более юном возрасте, а если ваши родители врачи, то они тем более не должны были пропустить. Значит сбежали вы или из Соловецкой Артели или из Ростовской Пустыни…
Да блин… Что же делать? Опять что-нибудь врать? Снова топить за электрошок, и что я ничего не помню? А может, все-таки сказать уже правду? Теперь-то какая уже разница?
– Ладно, – решительно сказал я и поднял взгляд. – Только сразу предупреждаю, правда может показаться вам еще большим бредом, чем я наплел вам раньше.
– Да давай уже, не томи! – Натаха притопнула босой ногой. – Ты только не ври больше, а мы уж как-нибудь попробуем тебе поверить.
– Короче, я вернулся из армии… – начал я и рассказал им все честно. Про совсем другой мир, про поезд, на котором я должен был приехать в Новосибирск, а потом автобусом до Томска, где поступить в обычный томский университет на исторический факультет. И про то, что я ни хрена не понимаю в магии, заубердетекторах и прочих Соловецких Артелях, на которые мне тут уже не в первый раз прямым текстом говорят.
– Вот, – говорю. – Теперь вроде все…
Я посмотрел сначала на Натаху, потом на Бюрократа. Ждал увидеть в их глазах что-то вроде жалости к юродивому или презрения к очередному вранью. Но нет, ничего подобного.
– Обалдеть, – глаза Натахи заблестели. – А я думала, что брешут, что так бывает! Ну, в смысле, что это просто байка такая, про поезд-призрак!
– Ну почему же брешут? – Бюрократ вытянул ноги. – В реестре аномальных событий зафиксировано несколько случаев его появления. За последние десять лет трижды – в две тысячи двенадцатом и дважды в две тысячи пятнадцатом…
– Подождите… – я потряс головой. – Так вы что, мне верите?!
– Теперь да, – Натаха кивнула и встала. – Ты одет странно, никогда таких вещей не видела. И вид у тебя все время какой-то обалдевший. Хотя ты и неплохо вроде это скрываешь.
– Я еще на пароме заподозрил что-то неладное, – сказал Бюрократ. – Хотя и не мог понять, что именно.
– Хм… – Натаха снова принялась покусывать пушистый хвостик своей косы. – А ведь попасть в Томск может быть и не самой плохой идеей при таком раскладе… Туда кого попало не пускают, но если ты и правда одаренный, как эти, из Охранки, сказали, то у нас есть все шансы… Только билеты на цеппелин дорогущие, надо бы придумать, откуда денег взять.
– На цеппелин? – переспросил я. – В смысле, на дирижабль?
– Ну да, – Натаха кивнула. – Летающая махина такая.
– А пешком туда разве добраться нельзя? – спросил я. – Вроде тут всего километров двести…
– Да там такое дело… – Натаха скривилась. – Когда Вытновы с Гондатти воевали, там половину тракта разбомбили, а потом в Болотном засела ватага Шурехи. И теперь там хрен пройдешь, они те еще отморозки.
– Клара Гондатти год назад в Москве пыталась найти добровольцев, чтобы отбить Болотное обратно, – сказал Бюрократ. – Но никто не соглашался.
– У меня есть идея, – Натаха закинула косу за спину. – Деньги нам потребуются большие, конечно, но не запредельные. Мы можем их честно и быстро заработать.
– Украсть? – усмехнулся я.
– Да нет, вот еще! – фыркнула Натаха. – Сходим к Фролу-аптекарю. Мы когда в Новониколаевске работу искали, то всегда к нему обращались. Обычно с ним Звонарь общался, но меня Фрол тоже знает. Только вам надо сначала себя в порядок привести.
Я посмотрел на свою одежду. Да уж, фиолетовая когда-то толстовка вся была в пятнах грязи, джинсы на колене разодраны. Где это я так зацепился? Костюм Бюрократа тоже представлял собой довольно жалкое зрелище.
– Короче, вы пока почиститесь, а я пробегусь по окрестностям, может где каких шмоток смогу добыть, – сказала Натаха.