Читать онлайн Его пленница

Глава 1

– Костя, ты дома? – накинув на пижаму халат, спускаюсь на первый этаж.

Мне показалось, что внизу был какой-то шум. Брат должен был скоро вернуться, но задерживался, и я убрала приготовленную еду в холодильник. Не очень удобно поставила, плохо помещалось всё, может, он вытащил одно, а другое свалилось.

Вхожу на кухню и оцениваю картину.

Нет, возле холодильника нет ни разбросанной еды, ни разбитой посуды. А Костя действительно дома. Он сидит за обеденным столом, но вместо еды перед ним только бутылка с коньяком и стакан. И в бутылке нет уже доброй половины.

– Привет, Ди, – говорит, не глядя. Голос хриплый, надсадный какой-то, будто сорванный или простуженный.

– У тебя всё нормально? – отодвигаю стул и присаживаюсь напротив.

Вижу, как на лице брата, покрытом несколько дневной щетиной, натягиваются желваки.

– Что за мода с вопросами приставать, а, Ди? – вскидывает на меня глаза. Взгляд злой. – Ты шла бы к себе… Когда там тебе снова в общагу надо?

– Вообще-то, аж в сентябре, – складываю руки на груди. Не особенно-то приятно, когда с тобой в таком тоне разговаривают. – Семестр учебный уже закончился. В августе практика.

Мне остался последний курс медицинского училища, в которое я поступила после одиннадцатого класса. Два последних года я живу в основном в общежитии, не считая пары летних месяцев и коротких визитов домой.

И за эти два года Костя заметно изменился. Он выглядит каким-то озабоченным, задумчивым, часто подавленным. Таким он не был даже после смерти родителей.

Шесть лет назад наши мама и папа отправились с друзьями на теплоходе отмечать их годовщину свадьбы. Тридцать лет как они были вместе. Начинался шторм, но капитан долго игнорировал его, нарушая все правила безопасности. Оплата была почасовая, и ему хотелось заработать.

Сам капитан тоже не спасся.

Косте тогда было уже двадцать пять, а мне всего четырнадцать, и мне светил детдом, потому что ни бабушек, ни дедушек, способных забрать меня, у нас не было. Только мамина двоюродная сестра, но у неё инвалидность, опеку ей бы не дали.

Но Костя не позволил забрать меня в детский дом, и добился, чтобы опеку отдали ему. Так мы и оставались вместе последние пять лет.

Я была безмерно благодарна брату за то, что не дал забрать меня, мы – единственное, что оставалось друг у друга, но нельзя сказать, что мы были как-то особенно близки. Я взяла на себя основные обязанности по дому, старалась прилежно учиться в школе, а Костя пытался тянуть бизнес отца.

– Может, к тётке бы съездила, вдруг ей помощь нужна? – хмурится Костя.

– У неё сейчас Рита, – смотрю на брата внимательно. Рита – родная дочь тёти, и мы с ней не очень ладим. – Ты будто пытаешься избавиться от меня, Костя.

– Глупости.

– А вот мне почему-то так показалось.

– Показалось.

Похоже, разговора не получится.

Внутри становится как-то тревожно за брата. Он явно что-то скрывает, что-то его беспокоит. Но что именно?

Может, в бизнесе проблемы?

Я решаю не долбить его сейчас, но обязательно поговорю с ним позже.

Вздыхаю и включаю чайник. Достаю батон, паштет и овощи из холодильника.

– Есть хочешь? – оборачиваюсь к брату, но он отрицательно качает головой.

Отрезаю себе кусок батона, обжариваю в тостере и открываю паштет, но тут же роняю нож на пол от внезапного громкого грохота. На веранде слышится звук битых стёкол и треск.

– Ди, быстро к себе! – рявкает брат, подскочив, но я даже дёрнуться не успеваю, потому что в кухню врываются четверо здоровенных мужчин.

Всё происходит словно во сне. Меня сковывает ледяным ужасом, когда я вижу у них в руках оружие и биты. Тело каменеет от страха, во рту тут же пересыхает. Пульс ревёт в ушах.

Но, кажется, мой брат знаком с ними, потому что он хоть и выглядит испуганным, но совсем не удивлённым.

Двое из парней подходят к нему и заставляют сесть обратно на стул, толкнув в плечо.

А потом в кухню входит пятый. Сразу становится понятно, что он здесь главный.

Высокий, довольно молодой, думаю не больше тридцати ему. Темные волосы коротко острижены, чёрные брови на бледном лице лице словно карандашом кто начертил. Аккуратная борода, такая же смоляная. Красивый, но взгляд словно бритва.

И одет не так, как другие, что вломились. Брюки, рубашка, идеального кроя пиджак.

– Самир… – вдруг начинает сбивчиво частить Костя, – пожалуйста, брат, ещё неделю… Я всё отдам! Всё! Обещаю!

– Брат? – мужчина подходит ближе и опирается руками на стол. – С какого перепугу я тебе братом стал, Костя?

Голос низкий, чистый, вибрирующий. Такой проникает прямо за грудину и заставляет задрожать от того ледяного безжалостного спокойствия, что сквозит в нём.

Я молчу, даже дышать боюсь. Вжимаюсь спиной в столешницу, от страха боюсь пошевелиться. От страха тошнить начинает.

– Все сроки прошли, Костя, – продолжает так же спокойно этот Самир. – Я давал тебе время, а ты пытался обмануть меня. Это нехорошо, ты не находишь?

Мужчина бросает короткий взгляд на одного из верзил, и тот хватает моего брата за затылок и бьёт лицом об стол.

– Не надо, пожалуйста! – я вскрикиваю и бросаюсь к нему. Конечно, помочь ничем не смогу против этих верзил, но порыв мой подсознательный, ведь брат – единственный близкий мой человек.

– Отвали! – отталкивает меня рукой один из верзил, а я не могу удержать равновесие и заваливаюсь на задницу на пол.

Больно. Но Косте сейчас ещё больнее! Потому что его бьют снова и снова. Я вижу, как его лицо уже всё в крови. Губа разбита, под глазом наливается гематома.

Я вся дрожу. Забиваюсь ближе к столу и не могу сдержать слёз.

Да что же это такое? Что вообще происходит?

Что связывает моего брата с этим ужасным, жестоким человеком? Неужели он задолжал ему денег? Как вообще у такого зверя можно было брать в долг?

Костя, что же ты натворил?

– Самир… – хрипит Костя. – Я правда отдам. Отдам! Дай мне ещё неделю, прошу!

– Ты кормишь меня обещаниями уже третий месяц, Костя. Скажи, я похож на лоха, который верит в сказки?

– Нет-нет, конечно, не похож! – мотает головой Костя, слизывая с губы кровь.

– Так ты ещё и пытался обмануть меня. Обокрасть. Костя, знаешь, что за такое делают? – этот Самир продолжал стоять напротив Кости, которому за волосы подняли голову повыше. – Знаешь? Я тебе расскажу. Могу даже показать. Говорят, там чудесное место для отдыха с палатками.

– Самир, не надо! Я не пытался обокрасть тебя! Это не я! Это Макс!

– Но где же он, Костя, а? Этот Макс.

– Сбежал!

– А ты не успел. Значит, спрошу я с тебя. И хватит мне заливать, что ты просто мимо проходил, когда в твоём автосервисе мою тачку с молотка пустили.

– Я не знал, что это твоя, Самир!

– Думаешь, меня это волнует?

– Я правда всё верну, Самир! Верну!

– Конечно, вернёшь, – усмехается мужчина. – С процентами, Костя. Но в этот раз я возьму себе гарантии.

А потом его взгляд впервые прицельно падает на меня, и я задыхаюсь от ужаса. Будто калёное железо к коже прижали.

– Нет, Самир! – вскрикивает Костя и пытается вскочить, но его тут же грубо осаживают на место. – Не трогай сестру! Не трогай!

– Не трону. Наверное. Пока что. Всё будет зависеть от того, каким ты будешь расторопным.

Мужчина отталкивается от стола и, больше не взглянув на меня, кивает своим верзилам.

– Девчонку в машину.

От автора.

Дорогие читатели! Приветствую вас в новой горячей истории, которую вы ждали! Главного героя вы уже мельком встречали в «Его Заложница» (роман можно найти в моём профиле), и вот пришло время его истории!

Буду очень рада, если вы добавите книгу и поставите ей звёздочки. Очень-очень жду вас в комментариях – для автора это всегда важно:**

Обновления глав планируются 2–3 раза в неделю, в конце нас обязательно будет ждать хэппи энд:)

Узнать подробнее об авторе, поболтать с ним и другими читателями, больше узнать о героях, а также акциях, скидках и прочих активностях можно в телеграм-канале автора «Любовные романы Маши Малиновской || Марины Рисоль»

https://t.me/mashamalinovskayawriter

Глава 2

– Не трогайте меня! – пытаюсь вырваться, но бандит не особенно церемонится со мною. Дёргает за одежду, заламывает руку и толкает вперёд.

Уже перед выходом оборачиваюсь на брата, который смотрит с огромным сожалением.

Но он ничего не может сделать – это я понимаю. Если дёрнется, ему все кости переломают или вообще убьют.

Меня выводят на улицу и толкают в сторону припаркованных за забором двух чёрных внедорожников.

– Пошла! – грубо рявкает тот, что тащил меня.

От ужаса теряю дар речи, внутри всё стынет, когда вижу, что меня подталкивают к открытому багажнику.

– Я туда не полезу! – вскрикиваю, упираясь. Голос срывается на фальцет.

– Заткнись, овца. Ещё как полезешь. А будешь верещать – кляп в рот получишь.

Здоровила хватает меня за руку и заводит её за спину. Потом заворачивает вторую и стягивает запястья кабельной стяжкой. Тонкий пластик больно врезается в кожу, предупреждая любую попытку высвободиться.

Я пытаюсь сопротивляться, когда меня начинают, словно свинью, заталкивать в багажник. Знаю, что рискую получить удар, вряд ли со мною будут церемониться.

Но к верзиле подходит другой бандюган и отрывисто сообщает, чтобы меня засунули в салон, а не в багажник – приказ Албаева.

Фамилия знакомая. Весьма. В нашем городе многие её слышали – братья Албаевы, по прозвищу Алабаи. Известные личности что старший, что младший.

Неужели у моего брата хватило ума связаться с Албаевым, да ещё и задолжать ему?

Он должен был понимать, что с такими людьми связываться нельзя! А если этот Самир сказал правду, и в нашем автосервисе, которым Костя занимается после смерти родителей, действительно разобрали и продали на запчасти машину Албаева – то очень удивительно, что его псы вообще оставили Костю в живых.

Папа всегда строго следил, чтобы его рабочие и механики не занимались подобным. Это ведь преступление! Он говорил, что связываться с нелегальным оборотом деталей очень опасно. И уж тем более позволять разбирать краденные машины в автосервисе.

Но Костя, похоже, ступил на эту скользкую дорожку. Не думаю, что он не знал, что в сервисе разбирают ворованную тачку.

Он ведь так и сказал: «Я не знал, что это твоя».

Значит, что ворованная, знал?

Какой же мой брат дурак!

Провалившись в свои мысли и злость на брата, который не только маргинализировал бизнес отца, но и крупно подставил нас с ним под опасность, я даже не сопротивляюсь, когда меня заталкивают в салон машины.

Когда дверь захлопывается и щёлкает замок, внутри меня расползается пугающее понимание того, в какой кошмар я попала.

Албаева волнуют только деньги. Его деньги, на которые его попытались обмануть. Такие, как он, подобного не прощают.

Да и брат вряд ли сможет за неделю собрать сумму, которую должен. Я не знаю, сколько это, но понимаю, что много. Очень много. Особенно с процентами.

Это будет показательная порка, чтобы другим было неповадно. Вопрос репутации Албаева. А я тут – расходный материал.

Он может сделать со мной всё, что захочет, ведь я теперь полностью в его власти.

Прикрываю глаза, когда машина начинает двигаться, пытаюсь сдержать слёзы страха и бессилия. Руки связаны за спиной, я и даже вытереть влагу с лицо не могу. Неопределённость пугает. Я не знаю, как вести себя.

Попытаться сбежать при первой же возможности?

А если такой возможности не будет? И что тогда сделают с Костей?

И что тогда, даже если мне удастся? Идти в полицию?

Наверняка у такого, как Албаев, есть друзья в ГУВД.

Да и поверят ли мне?

Мой брат по сути вор. Скажут, что я его пытаюсь таким образом прикрыть.

Кричать, как только меня вытащат из машины?

Что это даст, кроме того, что за это я могу остаться со сломанным носом.

Я в безвыходном положении.

Минут через двадцать машина останавливается. Водитель выходит и захлопывает дверь. Я остаюсь одна в тишине. За окном темно, не видно даже фонарей.

Я пытаюсь прислушаться к происходящему на улице, но в салон не слышно абсолютно ничего. Как в вакууме.

И так напряжённая нервная система начинает нагонять тревогу ещё сильнее.

А что если… никто меня в плену держать и не собирается, пока Костя ищет возможность вернуть долги? Что если меня сейчас просто закопают в какой-нибудь канаве и дело с концом?

То самое, чтобы неповадно другим.

Он этих мыслей по позвоночнику ползут противные, колючие мурашки. Зубы начинают стучать, хотя в салоне совсем не холодно, да и вообще-то июнь на дворе. Паника начинает топить мозг, пульс ускоряется, дышать становится нечем.

Пытаюсь успокоить себя, объясняя сигналы тела. Это просто паническая атака. Нужно продышаться. Нам ведь рассказывали об этом в медколледже.

Но не получается! Мне слишком страшно.

Я начинаю дёргать запястья, пытаясь вытащить их из стяжки, но она только сильнее врезается в кожу. Извернувшись, цепляю пальцами ручку на двери, но открыть не получается – заперто.

И тут дверь открывают снаружи, и я почти вываливаюсь из машины на землю. Меня ловят и грубо ставят на ноги.

– Мне кажется, Самир себе не гарантию взял, а проблему, – негромко говорит один из бандюков. – Девка проблемная.

– Держи свои мысли при себе, Марат, – шикает на него второй. – Самир сам знает, что ему делать. Будет брыкаться – перевоспитает. У него способов много. Тащи давай к нему – он ждёт, сказал.

Глава 3

– Чеши давай, – этот Марат грубо подталкивает меня, понукая идти вперёд, и мне ничего не остаётся, как выполнять то, чего от меня требуют.

Руки связаны, идти неудобно, потому что ноги от стресса напоминают желе без костей. Вот-вот подкосятся, и я рухну на землю.

Держусь, потому что не собираюсь этим бандитам доставлять такого удовольствия – видеть меня запуганной и дрожащей.

Хренушки. Облупятся.

Но бравада моя напускная, на самом деле мне дико страшно. Стынет всё внутри. Дрожит. И нужно быть крайне наивной, чтобы полагать, что бандитам мой страх незаметен.

Мы подходим к высоким кованым воротам, которые открываются автоматически, пропуская нас. На улице во дворе стоит здоровенный охранник в чёрной одежде и с оружием на поясе, он кивает сопровождающему меня.

Наша семья жила достаточно не бедно, у папы был неплохой бизнес, мама работала на приличной должности в госструктурах, и мне всегда казалось, что и двор, и дом у нас выглядят достаточно зажиточными. Но сейчас слово «зажиточный» для меня приобретает совсем другое значение.

И двор, и дом впечатляют, но сильно напитываться впечатлениями мне некогда и не сильно удобно со связанными руками и с учётом, что меня подпинывают в спину. Просто ещё раз ясно встаёт понимание, что денег у Албаева предостаточно, а то, что он спрашивает с Кости – дело чести и репутации. А в таких случаях всё куда более жёстко, жалости и мягкости места нет.

В доме провожатый берёт меня под руку и ведёт через широкую гостиную, отделанную деревом, потом мы проходим под лестницей, что ведёт на второй этаж, ещё по коридору, а потом открывает резную дверь и вталкивает меня внутрь.

Ноги, которые желе, в этот раз не выдерживают, я цепляюсь домашним тапочком, в которых меня и утащили из дома, за ковёр и лечу на пол, тормозя лицом по ковру, прямо к ногам Албаева.

Больно. Кажется, подбородок свезла о тяжёлый ковёр. И плечо прилично ушибла, на него ведь приземлилась.

От боли предательские слёзы наворачиваются на глаза, хочется взвыть, и приходится прикусить щёку изнутри, чтобы не застонать и не допустить полного водопада.

Внутри всё клокочет от злости и обиды. Я поднимаю глаза и напарываюсь на взгляд Албаева.

Близко. Снизу вверх. Внимательно.

От тьмы и холода в его глазах меня прошибает током через весь позвоночник, и я неосознанно вздрагиваю.

Он смотрит, не моргая, долгим взглядом, будто хочет знать, о чём я думаю, словно внедряется в мой мозг, вперивается, как дементор из Гарри Поттера в каждый закоулочек, чтобы высосать энергию.

Комната большая, но у меня ощущение, что стены сдвигаются, а Албаев заполняет всё собой, не оставляя места ничему. Даже воздуху.

Дышать нечем становится.

Меня бросает в жар, в ушах начинаю слышать шум собственной крови, и я, не выдержав, первой опускаю взгляд. В глаза ему смотреть просто невозможно без страха, что он выжжет твой разум.

– Имя? – спрашивает Албаев, чуть склонившись и продолжая буравить меня взглядом.

– Диана, – отвечаю, скорее выплёвываю ему сквозь зубы, решая не возмущаться о том, что он такой невежливый и не поздоровался. Меня всю трясёт, и это вполне заметно.

– Совершеннолетняя?

Интересно, как было бы для меня выгоднее?

Наверное, правду сказать. В любом случае. Он ведь может это проверить в два счёта.

– Вполне, – моя сварливая натура всё же прорывается в тоне. – Теперь можно алкоголь и курить? – выгибаю бровь.

Это всё стресс. Точно он. Иначе можно подумать, что я напрочь лишена инстинкта самосохранения.

Аблаев на мгновение замирает. Шокирован моим ответом?

Хотя вряд ли этого человека вообще можно чем-то шокировать.

– И минет тоже можно делать, – отвечает и глазом не моргнув.

Чётко осадил, потому что у меня тут же от страха во рту пересыхает. Я моментально пожалела, что отпустила свой язык.

Этот бандит легко может найти ему применение и никакие моральные барьеры ему в этом не воспрепятствуют.

Что ему помешает сделать всё, что пожелает, со мной?

Ничего.

Я полностью в его власти, и он это очень наглядно демонстрирует.

Албаев удовлетворённо откидывается на спинку кресла.

Король жизни, мать его.

– Твой брат, как ты уже поняла, Диана, – моё имя из его уст звучит как-то странно. Почти пошло, – сильно мне задолжал. Но я человек добрый и терпеливый.

Ага, я вижу. Прям святоша.

– Поэтому я дал ему ещё времени. И если он всё сделает как нужно и вовремя, то ты вернёшься домой живой и здоровой.

– А если не успеет? – это уже не дерзость моя, это страх. Потому что то, что Костя где-то найдёт нужную сумму, у меня вызывает сомнения. Мог бы – уже нашёл и отдал.

Албаев прищуривается и снова переводит на меня свой хищный взгляд, от которого холодные, колючие мурашки пробегают по всему телу, а под желудком образуется пугающая, сосущая пустота.

– Лучше ему успеть, Диана, – голос взгляду под стать. Ни капли жалости, ни тени слабости в нём.

Чётче, чем до этого я осознаю, в какой я заднице. В полной.

И мне реально страшно. До скрежета зубов страшно.

Такие, как Самир Албаев не шутят. Им вообще не знаком юмор.

Внезапно я слышу чьё-то тяжёлое дыхание, а когда оборачиваюсь, чуть не вскрикиваю от испуга.

Сзади ко мне подходит огромный пёс. Белый, с рыжей спиной и обвисшей мордой. Я никогда не видела алабаев в жизни, но уверена, что пёс именно этой породы.

Говорят, они не агрессивные, но кто знает, что у пса на уме. Один лишь размер вселяет в меня ужас, ведь я до фобии боюсь собак. Даже мелких шавок, а это – алабай.

Пёс смотрит на меня настороженно и с недоверием. Смотрит коротко на хозяина и продолжает медленно подходить ближе.

Я подбираюсь и пытаюсь отползти, но связанные руки не позволяют. Бросаю тревожный взгляд на Албаева, но тот и бровью не ведёт. Наблюдает.

Пёс же подходит совсем близко, наклоняется и нюхает мою ногу. Лениво так, слегка надменно, но совсем не дружелюбно. Я внутри вся обмираю, чувствую, как пульс растёт, а горло сдавливает.

Я уже готова унизиться и попросить хозяина собаки дать ей команду отойти, но пёс отходит сам и плюхается на задницу в полуметре от меня, а потом и вовсе ложится, отвернув морду.

– Уведи и передай Мадине, – кивает Албаев своему подручному на меня. – Пусть приведёт её в порядок и сделает похожей на женщину.

В каком это смысле вообще?!

А я на что похожа, на мужчину?

Но, конечно, свои возмущения я оставляю при себе. Что мужчина, что пёс не вызывают никакого желания дерзить и спорить.

Остаётся только молиться, чтобы Костя каким-то чудом нашёл деньги…

Глава 4

– Иди вымойся, а я пока принесу тебе нормальную одежду, – почти брезгливо говорит немолодая женщина лет пятидесяти, окинув меня недовольным взглядом.

Сама она одета в тёмное длинное платье почти до щиколотки, волосы убраны под платок. Такое ощущение, что я её оскорбляю своим видом – в домашних шортах, майке и тапочках. Точнее, уже в одном тапочке.

Ну вообще-то, я не планировала, что меня похитят из родного дома, взяв пленницей в качестве гарантии за долги брата. Хочется сострить, что знала бы – оделась поприличнее. Но я сдерживаюсь.

Она выходит из комнаты, и я слышу, как щёлкает замок двери. Закатываю глаза, но в душ тащусь. И самой хочется смыть с себя грязные лапы этих верзил. Ещё и ковёр под ногами Албаева обтёрла собой.

Но прежде осматриваюсь в комнате. Уж не скажу точно, какой национальности Албаев, может черкес, может адыг, но дом у него без особенных традиционных черт, как часто бывает. Комната, в которой меня закрыли, в современном дизайне, простая и без лишних деталей. Кровать, белый шкаф, такой же письменный стол, кресло, на стене небольшая плазма, возле кровати тумбочка и маленьким торшером.

Безлико и максимально нейтрально.

Ну хоть не сарай и не камера с решёткой – уже хорошо. Хотя, я не уверена, что это меня тоже не ждёт.

А ещё в комнате есть окно, и я первым делом бросаюсь к нему. Оно даже открывается! И этаж всего второй – меня это совсем не пугает. В общежитии мимо комендантши на гульки на первом курсе и с третьего этажа по трубам спускались.

Я распахиваю окно и высовываюсь, но тут меня настигает разочарование. Прямо под окнами, не считая забора чуть дальше, на дорожке лежит тот самый алабай. Он реагирует на шум и поднимает свою громадную голову. Наши взгляды встречаются, и я слышу, как пёс негромко предупреждающе рычит.

Твою ж…

Захлопываю окно и тяжело вздыхаю. А казалось, спасение так близко… Ладно, на самом деле я сильно и не надеялась, потому что прекрасно понимала, что дом Албаева – настоящая крепость. Но иногда самые простые решения лежат на поверхности, а их никто не замечает. Поэтому я обязана была проверить.

Ничего не поделать.

В комнате две двери. Одна – которую заперла, уходя, Мадина, а за второй оказывается ванная комната. Такая же простая и аскетично отделанная, как и сама гостевая спальня: белая плитка, белая ванная, белая раковина, белый шкафчик. Только пол выбивается из общей картины – он насыщенно-зелёный, яркий, словно молодая листва. И полотенца в шкафчике обнаруживаю тоже двух цветов – белые и зелёные.

Я запираю дверь изнутри, снимаю свою одежду и забираюсь в душевую кабину. Настраиваю воду и становлюсь под горячие струи. Начинаю дрожать и понимаю, что не могу согреться.

И не заметила, что замёрзла. Да и как тут замёрзнешь, на улице плюс двадцать пять. Это скорее выливается напряжение. Когда все мышцы сжаты, словно пружины.

Приходится изрядно постоять по водой и даже сделать её горячее, прежде чем напряжение начинает отпускать и дышать становится чуточку легче.

А ещё хочется плакать.

Разрыдаться так, чтобы аж диафрагма задрожала. Свернуться тут в душе и жалеть себя.

Но я себе не позволяю. Несколько раз глубоко вдыхаю и выдыхаю, чтобы успокоиться, и выключаю воду. Отжимаю волосы и выхожу.

Вытеревшись, я заматываюсь в большое полотенце и возвращаюсь в комнату. На моей кровати уже сложены в аккуратную стопку вещи – наверное, Мадина принесла, пока я купалась. О том, что их принёс какой-нибудь подручный верзила Албаева и думать не хочется, ведь я тут в одном полотенце.

Разворачиваю стопку и обнаруживаю простое хлопковое бельё, длинное бежевое платье из тонкого хлопка с рукавами до запястий, похожее на то, в каком была Мадина, сандалии на плоской подошве, платок и упаковку с резинками для волос.

Комплектов несколько – все одинаковые.

Облачаюсь в эту одежду, отмечая про себя, что она удобная и приятная к телу. Просто непривычная. Я как-то больше по футболкам и шортам, юбки и платья почти не ношу. Но платок не надеваю. Просто затягиваю ещё не просохшие волосы в косу и скрепляю её внизу резинкой.

Теперь я похожа на женщину, интересно? Албаев был бы доволен?

Хотя плевать мне на это. И видеть его я не хочу.

Уже довольно поздно, за окном давно стемнело, и на меня в этой тишине накатывает жуткая тоска. Буквально размазывает. Тянет под ложечкой противно и заунывно, топит безнадёгой какой-то.

Я снова подхожу к окну, убеждаюсь, что пёс никуда не делся, а потом умащиваюсь на подоконнике, обхватив свои колени руками, и кладу голову на них же.

“Дианка, я честно не знаю никого сильнее тебя” – однажды сказал мне отец, когда я, дрожа и слизывая с посиневших губ солёную морскую воду, пыталась отогреться в его объятиях. Мне тогда было восемь, и я едва не погибла. Мы были у бабушки в Геленджике, я пошла гулять с её щенком Бусей, случайно выпустила поводок, и щенок рванул на волю, а потом сорвался с небольшого выступа и упал в море. Мне было очень-очень страшно, но я спрыгнула за ним.

Сейчас бы я так ни за что не сделала, но тогда даже не раздумывала. Щенка мне удалось выхватить из воды, но доплыть до берега – нет. Море хоть и было довольно спокойное, но всё же лёгкая волна стала уносить меня дальше и дальше. Я гребла, гребла и гребла, но берег был словно недосягаем. Силы заканчивались, было очень страшно. Взрослому будет страшно, а мне ведь было всего восемь.

Сама не знаю как я продержалась, я себе бесконечно повторяла: “Греби, Диана, греби!” И, к счастью, меня заметили с катамарана отдыхающие и подобрали. Повезло. Но самое удивительное, что Буся тоже выжил. Я хоть уже едва не тонула, но щенка держала очень крепко.

Думала, родители будут меня сильно ругать и накажут, но вместо этого отец просто обнял меня, и мы долго сидели вот так молча. А маме, которая тогда осталась в Краснодаре, потому что у неё было важное совещание, ничего не сказали.

– Что делать, пап? – поднимаю глаза и смотрю на тёмное небо, на котором виднеются всего несколько бледных точек звёзд.

Небо мне, конечно, не отвечает. Оно тихое и безмолвное, но в голове очень ярко всплывает фраза – греби, Диана, греби.

И я буду грести. Что бы ни случилось, я не сдамся, не позволю себе впасть в уныние и выберусь из этой ситуации.

Глава 5

– Подъём, принцесса!

Солнечный свет хлестнул по глазам даже через веки, после резкого шелеста жалюзи, и я, зажмурившись, прячусь под одеяло.

Какого хрена, блин?

– Вылезай из постели, дармоедка! – одеяло с меня нещадно сдёргивают. – Думаешь за просто так тебя тут кормить кто-то будет? А фигушки тебе! Работать будешь!

Кое-как продрав глаза, сажусь на постели. Я и так обычно просыпаюсь не в духе – особенность характера такая, а от такого жёсткого пробуждения вообще убивать хочется. И начать вот с этой злющей змеюки Мадины.

– Да я и не против, чтобы меня тут не кормили, а домой отпустили, – огрызаюсь и сползаю с кровати.

Тело ломит, локоть жутко саднит после вчерашнего проката по ковру к ногам господина Албаева. Ковыляю к ванной комнате, не обращая внимания на вопли злой тётки, но когда открываю кран, чтобы умыться, то тут же взвизгиваю от боли.

Эта полоумная ухватила меня за волосы и пытается тащить.

– А ну отпусти, гадина! – впиваюсь ногтями в её запястье и та, вскрикнув, убирает свою клешню.

Внутри вспыхивает фитиль ярости. Клыки вырастают как в том сериале про сексуальных вампиров. Ну всё, сейчас она у меня без глаз останется.

– Ах ты дрянь! – шипит сквозь зубы. – Я хозяину всё скажу! Он тебя выпорет и в будке собачьей закроет до самого момента, как твой гнилой братец ему деньги отдать не надумает! Радуйся ещё, что хоть эту ночь поспать в кровати пришлось! Я бы тебя в сарае с козами заперла! И жрать бы только солому заставила!

– Что здесь происходит?

Мадина затыкается свой смердящий рот в одно мгновение, бледнеет как стена и отступает на шаг, когда в ванную комнату заходит Албаев.

– Что за крик? – смотрит на неё, потирающую руку с кровавыми следами от моих ногтей, а потом на меня, распатланную и взбешённую.

– Эта кахба[1] отказывается идти работать! – Мадина подняла голову. – Самир, ты будешь её просто так кормить?

– Мадина! – Албаев повышает голос на женщину и смотрит строго. – Кто позволил тебе так называть её? Я разве давал какие-то распоряжения, кроме тех, которые давал?

– Нет, – она опускает глаза, но вижу, как раздуваются её ноздри. Домработница явно не согласна с мнением своего хозяина на мой счёт. – Но Хани нужна помощь на кухне. Азиза беременна и скоро уволится, но и сейчас ей уже тяжко. Хани не справляется, Самир.

Албаев снова переводит взгляд на меня, а потом роняется его, будто ненароком, вниз, проходится с головы до ног, и только тогда возвращается к глазам. Мне же свои хочется тут же опустить. Взгляд Албаева при свете дня ничуть не легче, чем мне показался вчера.

– Мне всё равно заняться нечем, – поджимаю губы и складываю руки на груди, пытаясь хоть как-то прикрыться от его раздевающего, насквозь пронизывающего взгляда. Я хоть и одета, но тонкое платье совсем не скрывает торчащие соски – бюстгальтер я сняла на ночь, терпеть не могу в нём спать. – Могу помочь немного.

Вообще-то я собиралась заявить, что я им тут не рабыня и делать ничего не собираюсь, а если не хотят кормить, так пусть вернут домой! Ну или просто отпустят, а я уж как-то и сама доберусь куда нужно. Но потом мне пришла в голову мысль, что я тут, сидя запертой в комнате, с ума сойду просто. А если смогу перемещаться по дому, то, может, разузнаю, как из этого средневекового дворца сбежать можно.

Албаев хмурится и поджимает губы, потом кивает, ещё раз строго глянув на Мадину, а потом молча уходит из комнаты.

Воздуха тут же как будто становится больше. Он снова заполнил собой пространство слишком плотно. Чувствую, что дрожать начинаю, хотя здесь совсем не жарко.

– Жду тебя внизу, – выплёвывает с презрением Мадина. – И пошевелись давай, а то без завтрака останешься.

Она уходит, хлопнув сначала дверью в ванную, а потом и дверью в комнату, а я, оставшись одна, наконец выдыхаю. События вчерашнего вечера выстраиваются в памяти в стройный ряд, и я чувствую укол отчаяния. Эмоции поутихли, и я ещё яснее понимаю, что собрать деньги Косте будет ой как непросто.

Покачав головой, умываюсь и принимаю душ. Облачаюсь в комплект принесённой вчера Мадиной одежды, убираю волосы в тугой пучок на макушке, проигнорировав платок, и выхожу из комнаты.

Спускаюсь на первый этаж, где меня ждёт Мадина. Она, естественно, снова взглядом показывает мне своё презрение, но я на это только глаза закатываю.

Иду за ней в кухню. Едва не ахаю, когда вижу её. Она огромная и просто шикарная. Наверное, будь я любительницей колдовать у плиты, упала бы в обморок от восторга. Много рабочего пространства, разнообразная техника, посередине островок. У окошка есть небольшой обеденный стол, но вряд ли за ним трапезничает хозяин дома. Наверное, еду ему подают в какой-нибудь столовой, в отдельном помещении.

У плиты колдует молоденькая девушка. Худенькая, в длинном платье. Смоляные волосы заплетены в косу, поверх одноразовая шапочка.

– Хани, – зовёт её Мадина.

– Да, мама, – девушка вскидывает на неё глаза, но тут её взгляд останавливается на мне.

Хани застывает с поварённой ложкой в руках. Её взгляд стекленеет, а потом наливается такой жгучей ненавистью, что я отшатываюсь.

Кажется, девчонке не надо пояснять, кто я и как тут оказалась. Она и так в курсе.

Вот только… почему она смотрит на меня так, будто хочет убить?

Глава 6

– Покажи ей, где взять еду, Хани, – командует Мадина, кивнув дочери на меня.

Та поджимает губы, хмурится, ошпаривает меня взглядом, а потом кивает идти за ней.

– Здесь можешь взять овощи, – показывает пальцем на ящик. И ящик этот стоит самым нижним в целой пирамидке таких же и с такими же овощами. – Вот в этом холодильнике есть мясо, яйца, сыр. Большой холодильник не трогай, там еда для хозяина дома.

Пока Хани говорит, я наблюдаю за её лицом – она кривит губы и немного морщит нос. Кажется, будто я жутко воняю, и её это невероятно раздражает.

– Спасибо, – киваю, но она задирает нос и, не удостоив меня ответом, возвращается к матери.

– Как поешь, будешь лук чистить, – сообщает мне Мадина, и они с дочерью приступают к готовке, сделав старательно вид, что меня тут не существует.

Раскрыв холодильник, смотрю, чем тут можно поживиться. Беру пару яиц, масло и колбасные слайсы, в хлебнице чуть выше вытаскиваю себе два куска нарезного батона. Пока яйца жарятся, из того самого ящика кое-как выуживаю себе помидор, едва не отдавив верхними ящиками пальцы. Замечаю ещё контейнер с виноградом и отрываю себе кисточку на десерт. Раньше у нас во дворе тоже рос виноград, за ним ухаживал папа, но когда родителей не стало, в одну зиму всё помёрзло. Мы с Костей и не знали, что лозу нужно было закапывать на зиму. Я, конечно, на рынке покупаю иногда, но папин был вкуснее.

Пока завтракаю, присев за столом, наблюдаю за Мадиной и Хани. Они чистят картофель и о чём-то негромко переговариваются. Кухня большая, я сижу у самого окна за небольшим столиком, поэтому не слышу, о чём именно они говорят, но подозреваю, что обо мне – короткие взгляды искоса их выдают.

Хани как-то нервничает, а Мадина одёргивает её, даже, кажется, успокаивает.

– Мадина, Самир сказал, чтобы завтрак подала на полчаса раньше, ему уехать надо, – в кухню заглядывает один из тех парней, что вчера был с Аблаевым у нас дома.

– Да, конечно, уже всё готово, – кивает домработница и спешит за тарелками, а потом идёт к кастрюлям на плите.

Что-то старательно накладывает, и это что-то пахнет весьма аппетитно, потом присыпает рубленой зеленью, ставит тарелки на поднос.

– На, неси, – говорит Хани, а та быстро одёргивает платье, стаскивает с головы целлофановую шапочку и набрасывает красивый, нежно-персиковый платок, который, надо сказать, ей очень идёт.

Глубоко вдохнув, Хани берёт поднос, выпрямляет спину и идёт к выходу из кухни, а ещё я успеваю заметить, как она, уже перед самым выходом кусает губы несколько раз, а потом их чуть выпячивает, и тогда скрывается из виду.

Всё ясно.

Наша маленькая дочурка домработницы влюблена в хозяина дома. Ну или если и не влюблена, то точно хочет захомутать его. Поэтому и меня едва взглядом не сожгла.

Соперницу во мне увидела? Дура. Не нужен мне этот жуткий тип, похитивший меня из родного дома и держащий в плену как заложницу без какого-либо на это права.

Надо дать ей понять, что я ей совсем не конкурентка.

Или наоборот? Может, тогда она поможет мне сбежать отсюда?

Хотя, дело это рискованное, ей самой потом несладко придется. Кто знает, на что этот Албаев способен? Взгляд у него, как у зверя дикого.

Доедаю свой завтрак и иду чистить лук. Спорить с Мадиной не хочу, лучше лишний раз не отсвечивать. Поэтому беру нож и, плача, чищу целые полведра лука. Интересно, зачем им столько? Шашлык в промышленных количествах делать будут, что ли?

Отмыть руки потом получается с трудом. Но я и не белоручка, переживу.

Весь день я топчусь на кухне. Мадина на новые задания не скупится. Признаться, к вечеру я уже падаю от усталости. Надо будет высчитать с Албаева за мою работу на в счет долга брата.

После целого дня на кухне ужинать мне совсем не хочется, поэтому я иду в душ, где тщательно отмываю от себя кухонные ароматы, а потом без сил падаю спать.

Утром снова тащусь вниз, когда Мадина приходит и отмыкает дверь снаружи. Но сегодня обнаруживаю на кухне ещё одну девушку – ту самую, беременную, о которой говорила Албаеву Мадина.

– Привет, я Азиза, – она мило улыбается мне, когда я готовлю себе завтрак.

– Диана, – киваю ей. Приятно увидеть обращённую к тебе улыбку, когда все остальные смотрят со злостью и презрением.

– Там картошка есть отварная, бери на завтрак. Много сварили.

– Сама себе приготовит, – отзывается от дальнего стола Хани, а Азиза подкатывает глаза. Кажется, они тоже не особенно ладят.

Чуть позже Хани и Мадина куда-то выходят, и в кухне остаёмся только я и Азиза.

– Фух, я устала, – девушка опирается спиной о столешницу и вытирает вспотевший у горячей плиты лоб. – Может, чаю попьём?

Мы наливаем себе по кружке и садимся за стол у окна. Я вижу, как Азизе тяжело, живот у неё уже большой.

– Какой у тебя срок? – спрашиваю её, делая глоток из чашки.

– Тридцать четыре недели уже, – улыбается она и поглаживает живот. – Мальчик там у меня, пинается бесконечно.

– На таком сроке в декрет уже пора.

– Да вот же, неделю эту доработаю и уйду. Самир Рустамович хорошо платит за работу, поэтому пока могу – работаю. Если бы ещё некоторые настроение не портили…

Она закатывает глаза, а потом смотрит многозначительно.

– Кажется, вы тоже не подруги, – прыскаю.

Азиза мне нравится. Милая, искренняя, открытая. Хорошая девушка.

– О, ты не представляешь, – качает головой, а потом добавляет тише, склонившись чуть ко мне, насколько ей позволил её большой живот. – Она успокоилась только когда я вышла замуж, а потом забеременела. Хани в каждой видит соперницу – сама она нацелилась на Самира Рустамовича, хочет хозяйкой в этом доме стать. Вот только он в её сторону совсем и не смотрит.

– Шевелитесь давайте! – окрикивает нас заглянувшая в кухню Мадина. – Азиза, ты полотенца постиранные развесила?

– Нет ещё, – отвечает та и встаёт, держась за поясницу.

– Тогда с какой радости уселась чай пить?

– Иду уже, иду!

– Подожди, я тебе помогу, – тоже встаю. Девушкам на больших сроках беременности нужно быть осторожнее с развешиванием белья, особенно если для этого нужно поднимать руки вверх – нам так на акушерстве в училище говорили.

Азиза уже чай допила, поэтому ополаскивает чашку и убирает, а я не успела. Сейчас помогу ей, потом допью.

Мы уходим из кухни и идём вместе в прачечную, помогаю ей выгрузить постиранные полотенца из машины, а потом вместе выходим на улицу на задний двор и развешиваем.

Признаться, я рада, что у меня появилась возможность выйти на улицу. Знаю, что тут полно охраны, и сбежать у меня точно не получится, но хотя бы погулять на свежем воздухе.

Когда мы заканчиваем, Азиза отлучается в уборную, а я возвращаюсь на кухню. Кипячу чайник и подливаю горячей воды в свой остывший чай, который я толком и выпить не успела. Делаю несколько глотков, но тут же кривлюсь.