© Блэр А., 2024
© ООО «Издательство «Эксмо», 2024
1
Помни о смерти
Трупы пахнут аммиаком.
Рейчел знала этот простой факт из уроков химии, могла написать формулу и строение. У аммиака ковалентная полярная связь, три одинарные сигма-связи. Девушка еле сдерживала смех, клокочущий в горле. Как просто переводить все в сухие факты, цифры. Обезоружить смерть, сорвав пелену мистицизма и загадки. Что останется без этого шлейфа таинственности? Простое тело: кости, мышцы, органы, кожа. Ничего необычного, однако дух захватывает от осознания, что что-то поменялось. Что-то существенное сломалось бесповоротно.
Нечасто удается увидеть тело так близко. Мертвое тело. Нет, Рейчел не раз смотрела фотографии из отчетов, видеозаписи с мест преступления, однако это было совершенно иное ощущение. Захватывающее, пробирающее до костей.
Это наверняка был какой-то странный розыгрыш. Труп девушки в одном белье. Темная кожа кажется бледной в тусклом свете ламп. Руки связаны сзади, а поза, принятая ею, была далеко не самой приличной. Портупея еле удерживала вместе лоскутки плоти – от грудины до тазовых костей тянулся широкий надрез, обнажавший блестящие темные внутренности. Было в этом нечто неестественное, пугающее, пробуждающее дремлющие первобытные инстинкты. Отчего труп вызывает ужас? Быть может, дело в остекленевших глазах? Или во всем виноваты окостеневшие пальцы, навсегда запечатлевшие предсмертную агонию?
Это то, что Рейчел удалось рассмотреть за несколько мгновений всеобщей безмолвной паники, заморозившей течение времени. Потом же все вокруг потонуло в хаосе. Охранник кричал что-то, стайка студентов испуганно спешила покинуть помещение, пропахшее смертью, а девушка, словно завороженная, лихорадочно подмечала детали. Эта картина отпечаталась у нее на подкорке, появлялась перед закрытыми веками. Горло Рейчел болезненно сжалось, а воздуха катастрофически не хватало. Липкая тревога душила ее, мешая осознать происходящее вокруг.
Она должна была испугаться тела, но оно пробудило странный, почти извращенный интерес и азарт. Рейчел собиралась стать криминалистом, а жизнь преподнесла ей самый лучший из возможных подарков – чужую смерть. Красота преступления, его филигранность и некая академичность вызывали трепет. Перед юной студенткой юридического факультета развернулась картина, которой впору быть описанной в учебных материалах академии ФБР.
Страх витал в воздухе: он исходил от пораженных студентов, пропитал вязкую тишину, исходил будто прямо из бледного тела девушки.
Чего же обычно боятся люди на местах преступления? Чужой смерти? Чушь. Они боятся, что убийца где-то совсем рядом и он, несомненно, готов повторить содеянное. Об этом, видимо, подумал и доблестный страж порядка, задремавший в этот ранний утренний час в своей будке. В этом университете никогда ничего не случалось – максимум В-группа устроит массовый бойкот университетских занятий после очередной пьяной тусовки или выльют водку в общественный кулер в коридоре кампуса. Ведут себя, словно дикие животные.
Рейчел огляделась по сторонам и заметила, что теперь она отнюдь не одна. Вокруг собралась небольшая группа заинтересованных студентов. Их всего пятеро, а она скользила по лицам взглядом, стараясь прочитать эмоции. Ее мозг отказывался работать в полную силу, хоть она и прекрасно осознавала уникальность первых минут с момента нахождения тела. Убийцы ведь всегда возвращаются на места преступлений. А этот точно хочет быть замеченным.
Она крепко сжимала в руке конспект по социологии, когда открылась дверь. Рейчел первая в очереди на допрос к спешно прибывшим детективам. Администрация университета выделила кабинет секретаря под нужды полиции. Следователь мазнул по лицу девушки взглядом и отодвинул стул. Она ждала вопроса и не открывала рот. Главное – не болтать лишнего, чтобы не навлечь подозрения. Молчание – золото. Особенно его ценность ощущается, когда приходится сидеть напротив угрюмого детектива. Студентка механически подмечала особенности мужчины: волосы черные, без седины; взгляд острый; пальцы тонкие, явно грубые; впалые щеки.
– Рейчел Симмонс? – спрашивает он, листая ее личное дело.
Девушка бездумно взглянула на свою фотографию на обложке: натянутая улыбка, чистая и выглаженная форма и собранные в тугой хвост темные волосы. Этому следователю не нужен ответ, он включил на диктофоне запись, чтобы после переслушать ее и зацепиться за любую мелочь. Студенты будут заходить один за другим, а запись прерываться не должна. Она прекрасно ознакомлена с правилами.
– Двадцать один год. От помощи адвоката отказалась. Почему?
– Я свидетель, – Рейчел дернула плечом, подаваясь вперед. – Свидетелям адвокаты не требуются.
– Юридический факультет, выпускной курс… Ты изучаешь криминалистику. – Следователь сощурился, сверяясь с карточкой из личного дела.
– Да. – Она невольно отодвинулась, вжимаясь лопатками в спинку стула.
– Сможешь составить психологический портрет преступника? – Детектив приподнял бровь, внимательно оглядывая студентку.
Этот вопрос не стал неожиданностью для нее. Когда есть тело, должен быть и убийца. Это просто как дважды два. Вот только осознать, что человек, выпотрошивший бедную девушку, ходил по одним коридорам с ней и, возможно, даже здоровался, неимоверно трудно. Это был один из самых престижных университетов, за исключением тех, что входили в Лигу Плюща. Обучение стоило дорого, а грант выбить крайне тяжело. Оттого и произошло негласное деление факультетов на группы разной сложности. А – для особо целеустремленных и разумных. В основном состоит из ребят, заработавших грант своим трудом, и тех немногих затесавшихся обманщиков, купивших призовые места на международных конкурсах и олимпиадах. В – пристанище для деток богатых родителей, упекших своих чад подальше от себя, чтобы потом хвастаться их дипломом приличного учебного заведения на светских вечерах в изысканных ресторанах. На официальном уровне это никак не подтверждалось, но все специальные курсы, расписание занятий были составлены в соответствии с этим разделением. И, к сожалению, социальную стратификацию никто не отменял. В случае возникновения проблем это ощущалось особенно отчетливо.
– Не уверена, что достаточно квалифицирована и информирована для выполнения функций специального отдела ФБР, – ровно произнесла Рейчел, недовольно нахмурившись.
Следователь закивал, продолжая читать ее личное дело. Она не желала давать ответ, однако определенные догадки все же были у нее в голове.
– Хорошо… Тогда расскажи мне все, что ты заметила. Первый свидетель – будущий криминалист. Надо же. – Он невесело ухмыльнулся и постучал ручкой по столу.
Ногти его аккуратно пострижены, кольца на пальце нет, а манжеты рубашки чуть помяты. По натуре педантичен, но слишком спешил на место преступления. Не местный следователь – акцент подсказывает, что в штат Вашингтон он переехал из южных краев. Исключить можно только Техас и Калифорнию. Не было в его словах характерных диалектов или слишком тягучих звуков. Однако его грамматические конструкции выдавали с головой происхождение, равно как и то, что детектив силился избавиться от любых признаков, выдававших его.
Рейчел сжала челюсти. Одно дело – отвечать на лекциях, анализируя знаменитые дела прошлого, другое – говорить об убийце, который находится рядом. Легко понять решение, когда знаешь ответ.
– Она одевалась не сама. Ее использовали как куклу, – поправила себя девушка. – Портупея сидела хорошо… точнее, надета была аккуратно, однако слишком туго. К тому же, насколько я видела, разрез находился под ремнями. Белье было грязное, его не меняли после смерти. – Рейчел чуть сжала губы, чтобы опустить подробности, но они оба прекрасно понимали, что происходит с телом после смерти. На лекциях этот процесс деликатно называли «очищением». – Скорее всего, она ждала… – запнулась девушка.
– Продолжай, – настойчиво сказал следователь.
Он подался вперед, сощурив глаза. Морщины стали чуть заметнее. Детектив был почти гладко выбрит, однако на впавших скулах виднелась легкая щетина.
– Ждала своего парня, возможно.
– Кого?
– Я не была с ней знакома, сэр. – Рейчел сжала губы. – Она училась на другом факультете, общих межфакультетских курсов у нас не было, никаких дополнительных занятий по праву она не брала. Не знаю даже, был ли у нее парень. Это лишь догадка. Не более.
– Да, я уже наслышан о вашей системе. И какие отношения между учениками разных… уровней?
– Нейтральные, – сухо произнесла Рейчел, вглядываясь в лицо следователя.
Ей не нравилась выбранная им тактика допроса: она слишком уж отличалась от того, что она ожидала, от того, что не раз видела на видеозаписях. Не хватало стандартных вопросов, ответы на которые девушка уже прокручивала у себя в голове, ожидая приглашения на допрос.
– Мотив убийства?
Детектива будто бы не интересовали подробности ее жизни. Конечно, он уже все знал. Ему не нужна информация, только ее реакция на быстрые вопросы, не оставляющие времени на размышления и продуманную ложь. Это сбивало с толку, мешало.
– Что? – Студентка мотнула головой. – Откуда мне знать, я смотрела на труп всего минуту…
– Ты когда-нибудь слышала про профайлинг?
– Да. – Рейчел слегка улыбнулась.
Описывать уже встреченных ею людей – своеобразное хобби. А вот давать характеристику абстрактным личностям давалось с трудом. Она знала, что хороший профайлер может определить привычки человека по его почерку, а видя жертву – с легкостью расскажет всю подноготную преступника. Владеть таким мастерством – мечта. Ее хаотичные заметки – чистой воды баловство. Однако Симмонс испытывала одну существенную проблему: ей с трудом удавалось распознать мотивацию. Она была хороша в считывании эмоций, отлично понимала невербальные сигналы, но детерминирующие связи уловить никак не удавалось.
Рейчел не могла понять, как одно событие из жизни приводит к поломке, влечет за собой девиацию. Сколько ужасов должно произойти с человеком, чтобы он сломался, разрушил в себе все человеческое и отдался навязчивому желанию отнимать жизни? Кто-то сумел сохранить в себе доброту и свет после жестокой Вьетнамской войны, смог закопать в себе воспоминания о горящих заживо людях; о телах, съеденных голодными подростками в покинутых деревнях, пропахших напалмом. Некоторые же бросались в омут безумия с головой после малейших жизненных трудностей. Однако Рейчел была убеждена, что были и другие. Те великие умы, о которых писал Достоевский. Те немногие, что шли на убийства с холодной головой и точным расчетом, преследовали свою цель, понятную лишь им самим. В отличие от героя «Преступления и наказания», они не самоутверждались, не доказывали свою ценность. Смерть для них была лишь частью плана, побочным явлением.
– Мне нужен портрет убийцы. Его психотип.
Голос детектива вытянул Рейчел из ее пространных мыслей, тянувшихся из самых темных уголков ее разума.
– Почему вы спрашиваете меня? – сорвался с губ совершенно естественный вопрос. – Уверена, что ФБР этим делом будет крайне заинтересовано.
– Потому что ты одна со всего юридического факультета выбрала специализацию по криминалистике, Рейчел. Остальные студенты цивилисты. И ты учишься в этом месте, с этими людьми, должна быть осведомлена о внутренних отношениях в разы больше, чем приглашенные детективы или агенты. К тому же, насколько я вижу, ты проходила практику. Я не жду точного портрета, но считаю, что твои размышления могут помочь. – Детектив заговорил мягко, сразу уловив в словах девушки внутренний протест, сопротивление. Он менял тактику, адаптировался, стремился установить необходимый психологический контакт. А Рейчел слегка льстило, что кто-то всерьез заинтересовался ее мнением. Мнением в сфере, в которой она сама считала себя почти профессионалом.
– Мне кажется, субъект потерял контроль, – со вздохом произнесла Рейчел, вспоминая все методические рекомендации, что успела изучить. – Может, она изменила ему или…
– То есть это разовое убийство? – Следователь приподнял брови.
Он был удивлен? Уголки его рта чуть поползли вниз. Рейчел сразу поняла, что неверно идентифицировала эмоцию. Это было не удивление – разочарование.
– Нет? – Она нахмурилась.
– Как думаешь, почему он вынес тело в общий холл?
– Это не раскаяние. И точно не безумие. Он хотел, чтобы ее нашли, – проговорила Рейчел, а пальцы закололо.
Она боялась себе признаться в том, как вдохновила ее эта мысль. Ее обрадовало, что это произнес следователь.
– Он не собирается ограничиваться одной только Рут Барбер, – устало завершил ее мысль следователь.
– Значит, мы едем домой? – с сомнением спросила Симмонс.
Следователь встал и оглядел кабинет. Он сжал губы. За окном простирался лес. Некоторые деревья уже тронуло золото осени, а ели, казалось, сопротивлялись времени. Тучи нависли над полуобнаженными ветвями, грозясь разразиться грозой или ливнем. Вид был не слишком умиротворяющим. Казалось, что лес плотной стеной сомкнулся вокруг академии, захлопнул ловушку, отрезал от цивилизации.
– Это значит, что убийца точно знал, когда в холл можно пронести тело. Возможно, даже пытался раньше. И это значит, что он находится в этом университете среди студентов, преподавателей или технического персонала. К сожалению, мы не можем рисковать и отпускать в город такого преступника.
– И что тогда? – Рейчел непонимающе мотнула головой.
Детектив усмехнулся, склоняя голову набок. Его тонкие сухие губы растянулись в грустную усмешку.
– Нам придется блокировать все выходы из университета, пока не закончим перекличку и допрос, – уклончиво ответил мужчина.
– И пока вы его не поймаете, – добавила она, прекрасно читая между строк. – Мне можно идти?
– Куда-то спешишь? – Он поднялся, отдавая ее личное дело.
Его цепкий взгляд колол кожу, покрытую тонким слоем холодного пота.
– Хотела зайти к подруге.
Это была чистейшая правда. Однако дело в том, что Оливия Шеферд точно узнаёт все сплетни одной из первых в университете. Она обладает поразительным даром собирать информацию по крупицам, выстраивая стройную, однако не всегда правдивую картину произошедшего. Шеферд отлично строила теории, пользовалась своими связями, – определенно будущая журналистка. В ее призвании никто не сомневался ни на минуту. Они с Рейчел были в этом похожи.
Симмонс поднялась, разминая затекшие ноги, и с усмешкой заметила свою характеристику от преподавателя по криминалистике.
– В такие моменты… Очень важно иметь человека, который знает ситуацию изнутри и обладает специальными знаниями. Человека, который будет готов помочь с внутренними конфликтами и недовольством или даже заметит нечто крайне важное. Это ведь неплохой способ продемонстрировать свои знания юридической психологии, правда? За помощь ведь можно получить награду от губернатора или капитана полиции. Я думаю, что это высоко ценится при трудоустройстве в правоохранительные органы. – Следователь довольно улыбнулся. Он знал, на что стоит давить, как убедить сотрудничать. Однако правда в том, что Рейчел никакие убеждения не были нужны. Она сама горела желанием стать частью громкой и масштабной истории.
– Я понимаю, сэр, – кивнула девушка, сдерживая довольную улыбку.
Причастность к расследованию, пусть лишь в качестве информатора, ей только на руку. Опыт в этой сфере лишним не бывает.
– На кону стоят жизни учеников. Не стоит что-то скрывать, мисс Симмонс.
– Конечно. До свидания, – холодно улыбнулась студентка, скользнув глазами по его бейджику, – детектив Сандерс.
Оливия Шеферд – самая большая сплетница университета. Если повесить на нее такой ярлык, совершенно неясно, каким образом она стала лучшей подругой местной заучки. Сейчас Лив сидела в актовом зале, увлеченно печатая что-то в ноутбуке. В университете интернет был только на учительских компьютерах, так что она определенно писала очередную заметку для будущей статьи. Повод теперь был, причем достаточно веский. Идеально накрученные светлые кудри девушки падали на сосредоточенное лицо. За ухом, как всегда, была ручка. Рейчел улыбнулась, видя такую привычную вещь, что странным образом успокаивала в этом торжестве безумия.
Сидевшие вокруг ученики оживленно переговаривались. В основном все студенты были в привычной строгой форме, но, похоже, некоторых вытащили из кроватей, чтобы посадить в общий зал. Так ведь легче их контролировать. Судя по листку, который держала декан миссис Эдвин, стоявшая у входа, все ученики уже были здесь. И преподаватели тоже.
Университет небольшой, вмещает в себя несколько гуманитарных факультетов и пару сотен студентов. При желании с каждым можно познакомиться лично. Вот только у Рейчел таких целей никогда не было, чего не скажешь о ее подруге.
Симмонс оглядывалась вокруг, пытаясь выцепить из толпы знакомые лица. Двери актового зала охранялись безразличными полицейскими, а из немногих университетских друзей видно было только Оливию. Рейчел не была уверена, что готова к шквалу вопросов, однако выбора особо не было: информация требует жертв. Пробормотав извинения, девушка протиснулась сквозь плотные ряды недовольных студентов.
Оливия не замечала Симмонс, поэтому той пришлось довольно громко кашлянуть, чтобы подруга отвлеклась от своей статьи.
– Рейч! – восторженно проговорила она, перекладывая ноутбук на соседний стул. Оливия поднялась и крепко прижала к себе подругу, похлопывая ладонями по спине. – Полиция что-нибудь говорит?
– Я в порядке, Лив, спасибо, что спросила, – укорила она Шеферд.
– В тебе я не сомневалась ни секунды. Кто подозреваемый? Я слышала, что эта жертва – девушка из В-группы…
– Рут Барбер, – кивнула Рейчел.
– Точно. Сейчас допрашивают ее парня… Шона. – Она улыбнулась, будто это должно все объяснить. Увидев недопонимание во взгляде подруги, Оливия закатила глаза. – Это тот гитарист, который сорвал постановку пьесы Шекспира в прошлом году.
– Точно, – рассеянно кивнула Симмонс, все еще не понимая, о чем идет речь. От внеклассной жизни она была далека, а местным театром не интересовалась вовсе.
– Думаешь, это кто-то из студентов? Или преподаватель? – Она усадила подругу на стул и подхватила свой ноутбук.
– Разве не должны были забрать вещи? – Рейчел нахмурилась, игнорируя вопрос. Иногда бестактность Оливии просто поражала. Она продолжала гнуть свою линию, несмотря на все попытки уйти от темы.
– Должны были, но тут устроили целый бунт. Полиция сейчас оформляет ордер, а пока можем наслаждаться. – Она довольно улыбнулась, постучав ногтями по корпусу ноутбука.
– Они закроют университет, – нервно проговорила Симмонс, перебирая тонкими пальцами подол темно-синей юбки.
– Да, нас отправят домой, наверное, – защебетала Оливия, а Рейчел оглянулась на нее, всматриваясь в беззаботную улыбку. – Я думаю, что сниму квартиру на пару дней, пока тут будут всё осматривать; к родителям съездить не успею, больше времени на дорогу уйдет.
– Вам не сказали? Значит, либо они боятся паники, либо ведутся споры по этому вопросу.
– Что? – Оливия склонила голову набок, пристально посмотрев подруге в глаза.
– Университет закроют. С нами внутри. – Рейчел сжала сиденье.
Возможно, сообщать об этом именно Оливии не стоило, но сейчас Симмонс не была уверена, на чьей она стороне, ведь оказаться в ловушке в собственном университете вовсе не входило в ее планы. Однако оспаривать рациональность такого радикального метода казалось глупым. Рейчел могла вспомнить на ходу десятки историй, когда ценой нерасторопной работы полиции стали десятки человеческих жизней.
– А что, если…
– Они не могут выпустить убийцу в город, – отрезала Рейчел.
Любые возмущения ей казались беспочвенными и бессмысленными. В закрытом помещении поймать убийцу легче, чем потом идти по кровавым следам по всему городу или даже штату.
– А что, если он выпотрошит кого-нибудь из нас? – Ее голос срывался, хоть она и старалась говорить тихо.
Несколько учеников заинтересованно обернулись, но под ледяным взглядом Рейчел решили продолжить заниматься своими делами.
– Мне кажется, они ждут этого. Им нужна вторая жертва, чтобы составить профиль и найти его. Скорее всего, скоро проинформируют ФБР о случившемся, запросят помощь отдела поведенческого анализа. Этот случай – как раз их работа.
Тело перенесли с непосредственного места преступления, а это значило, что полиция была лишена возможности найти критически важные улики. Если на теле Рут Барбер не осталось следов ДНК, помочь следователям могло только психологическое профилирование. Рейчел прекрасно знала, что камеры не работают, хоть администрация это неоднократно отрицала. Улик нет, свидетелей тоже. Возможно ли совершить идеальное преступление, не оставив следов?
Рейчел была убеждена, что это нереально. Она прекрасно помнила основы криминалистики: следы есть всегда. Даже уничтожение улик – это следы. Вопрос только в том, приведут ли они к настоящему убийце?
– Они разве не в курсе, что тут у половины детей родители такие важные… – прервала ход ее мыслей Оливия.
– Я не знаю, – раздраженно проговорила Симмонс, стараясь сосредоточиться на своих рассуждениях. – Ты, случайно, не знаешь, где подруги той девушки?
Это было слишком сюрреалистично. Мало кто вокруг осознавал, что Рут действительно убита. Ученики вели себя расслабленно, а некоторые даже радовались отмененным занятиям. Наверное, сложно осознать такое на слух. Ей и самой казалось, что все происходящее – странный лихорадочный сон, который развеется поутру.
Рейчел, если честно, не особо волновала смерть какой-то девочки. Люди слабы и умирают каждый день, и скорбеть по каждому невозможно. Чьи-то смерти – лишь рябь на воде, другие же превращаются в истинную катастрофу. Симмонс не считала, что в случае Рут Барбер «катастрофа» была верным определением, потому что она стала лишь этапом, началом трагедии. Захватывающим, волнующим, но незапоминающимся, потому что худшее еще впереди. Потому что убийца прямо сейчас находился в актовом зале и выбирал следующую жертву.
– Они отказались от интервью и… – снова подала голос Шеферд.
– Оливия! – возмутилась Рейчел. – Ты слышала о журналистской этике?
– Я буду проходить ее в конце года, – улыбнулась она. – Эта статья станет просто бомбой. Если сделать все правильно, у меня будет прямая дорога в лучшие издания…
Симмонс не слышала, что она говорила дальше. В ее голове роились мысли. Почему никого особо не волнует смерть девушки? Почему все ведут себя так, будто ничего не случилось? Это раздражало, казалось неестественным.
– Прошу внимания! – Микрофон в руках декана трещал. Все резко обернулись. Сейчас, в воцарившейся на несколько секунд тишине, лучше всего ощущалось напряжение, повисшее в воздухе. – Вы уже знаете о печальных событиях этого утра. В целях обеспечения безопасности всех студентов мы вынуждены пойти на крайние меры… Хочу сразу предупредить, что только в университете вы все будете под надежной защитой. Полиция будет следить за кампусом и территорией, движение по коридорам и все перемещения будут строго согласно графику. Мы приняли решение… – Она сжала губы и повернулась к паре стражей порядка, никак не отреагировавших на ее молящий о помощи взгляд. – Полиция приняла решение закрыть университет. С этого момента никто не сможет покинуть его территорию без уважительной причины. Однако хочу еще раз заверить всех, что здесь вы будете в полной безопасности…
Поднялся шум, а Рейчел с Оливией переглянулись.
– Абсолютно все студенты должны будут… поговорить с полицейскими. Вас будут снимать с занятий и приглашать на беседу… – Голос миссис Эдвин тонул в возмущенном рокоте толпы.
– Будут занятия? – прошептала Оливия, а Симмонс лишь неопределенно мотнула головой.
– К тому же ученики, которых я назову, должны будут последовать за полицейскими прямо сейчас. – Ей пришлось повысить голос, чтобы хотя бы как-то привлечь внимание обезумевших студентов. – Хочу напомнить, что адвокаты уже в пути! Вы не обязаны давать показания против себя.
– Это подозреваемые, – прошептала Лив, а Рейчел раздраженно дернулась.
– Шон Беннет, – громко объявила декан дрожащим голосом. Ее лоб блестел от пота. Студенты внезапно смолкли, вслушиваясь в имена. – Том Кроуфорд. Джоан Ривз. Джеймс Холланд. Ричард Маккензи. – Она судорожно вздохнула. – Оливия Шеферд.
Рейчел распахнула глаза и обернулась на подругу. Она сама непонимающе оглянулась и сжала ноутбук, мотая головой, будто ее только что действительно обвинили в самом страшном преступлении. Симмонс успокаивающе сжала ее ледяные пальцы.
– И Рейчел Симмонс, – закончила декан и облегченно выключила микрофон, отходя назад.
2
Кто без греха?
Рейчел сидела на скамейке, смотря на людей напротив. Каждый из них создавал иллюзию бурной деятельности, чтобы не начинать разговор, который в любом случае приведет к неловкому вопросу: «Почему мы все здесь оказались?» Вход охраняла полиция, дежурные внимательно всматривались в лица собравшихся, будто ждали, что кто-то вот-вот выхватит из-под ремня нож и набросится на неудачливого студента.
Первый, как доверительно сообщила Оливия на ухо Рейчел, был Шон Беннет. Темные волосы, коротко стриженные виски, одно ухо проколото, татуировки выглядывали из-под ворота стертой футболки, – все в нем говорило о некоем внутреннем протесте. Брови нахмурены, а глаза пустые, бездонные. Он будто пьян или под кайфом. Однако такое состояние наблюдалось у всех. Там, в коридоре, где тишина нарушалась лишь мерным гулом старых лампочек, тяжесть произошедшего ощущалась сильнее всего.
Рейчел от скуки продолжала анализировать студента, настойчиво игнорировавшего ее пристальный взгляд. Вместо университетской формы – черные джинсы и футболка с принтом рок-группы. Он будто выказывал протест своим внешним видом, маленький бунт против системы университетских правил. Недоволен учебой в университете, но бросить не может. Рейчел подумала, что у него строгие родители. Скорее всего, именно отец, так как обычно именно он – самая влиятельная фигура для парней. Рейчел анализировала быстро, цепляясь за детали, чтобы выстроить хрупкую цепь причинной связи. Преподаватель за такое не похвалил бы. Важно видеть общую картину, а не концентрироваться на деталях.
Рядом с ним Джеймс Холланд. Оливия громко поздоровалась с ним, выразительно посмотрев на подругу. Она, конечно, хотела чуть позже услышать от нее краткий анализ каждого для своей статьи. Шеферд была без ума от способности Рейчел выдавать краткое заключение, лишь взглянув на человека. Похоже, ее совсем не волновало, что такие досье часто оказываются не совсем достоверными. Однажды она даже заставила Симмонс пойти с ней на свидание. К счастью, для нее она никаких свиданий не устраивала.
Джеймс Холланд… Он что-то говорил Шону и с недовольством посматривал на дверь. Парень явно плохо скрывал свои эмоции, в отличие от своего друга. Джеймс был похож на типичного калифорнийца: загорелый шатен с идеальными зубами. Да и судя по акценту, улавливаемому в еле слышных фразах, он южанин.
На стенку опирался рыжеватый парень. Методом исключения несложно было определить, что это Том Кроуфорд. Он нервно оглядывался по сторонам, стиснув челюсти. Рука в кармане была сжата в кулак, там же отчетливо светился телефонный дисплей.
– И долго нам тут ждать? Я хотел попасть на литературу, – раздраженно спросил Ричард Маккензи. Его светлые волосы были привычно идеально уложены, а форма выглажена. Даже бордовый галстук – негласный отличительный признак А-группы – сидел идеально. Он гладил большим пальцем старомодный перстень, который неизменно носил на безымянном пальце.
Этот парень был слишком хорошо знаком Рейчел. Высокомерный, самонадеянный, эгоцентричный.
– Если ты не заметил, умерла девушка, имей хотя бы каплю уважения, – холодно ответила Рейчел.
Пассивную агрессию к Ричарду она проявляла с завидным постоянством. Что бы он ни говорил. Возможно, плохие отношения между бывшими партнерами – стереотип, но в их случае он оказался правдив. Шон чуть усмехнулся, услышав это.
– Ты так и не научилась общаться с людьми, – вздохнул Ричард, смотря на Симмонс сверху вниз.
– С каких пор ты… – начала было Рейчел, но Оливия толкнула ее под ребра, едва уловимым движением кивая на напряженных полицейских.
Рейчел тут же стало неловко за себя – она опустила голову и сжала челюсти; нужно вести себя спокойно, ровно. Стать невидимкой. Это ведь самая полезная стратегия: скользить незаметно сквозь толпу, увлеченную водоворотом событий, слушать и слышать, анализировать. Все это Симмонс умела делать лучше всего.
– Не надо, ребят. – Джоан Ривз смущенно позвала их. Она была немного пухленькая, но очень дружелюбная. В университете не было человека, который бы распускал про нее сплетни или недолюбливал, хотя обидные шутки в ее сторону для многих стали привычкой. Джоан всегда обаятельная и участливая. Когда она улыбалась, сложно было не ответить. На ее щечках появлялись легкие ямочки. – Давайте не будем начинать конфликт. Зачем нас здесь собрали?
Ее обыкновенно невинный и потерянный взгляд метался с одного студента на другого. Это был молчаливый крик о помощи, поиск поддержки, спокойствия, что так необходимо этим тревожным утром. Джоан задала вопрос, на который даже у Рейчел не было ответа. Она искренне не понимала принцип выбора людей в очередности на допрос. Сама Симмонс уже успела побеседовать со следователем, хоть разговор и нельзя было назвать плодотворным. Присутствие Шона было вполне объяснимо, как и его друга, Джеймса. Остальные же будто бы не должны были оказаться в этом душном коридоре.
– Мы подозреваемые. – Шон потянулся, хрустнул пальцами, покрытыми мозолями. – Однако ты, Джоан, здесь определенно быть не должна, – тихо произнес он в манере, лишенной привычной для него насмешки.
Зевнув, парень откинулся на спинку скамьи и вытянул ноги. Рейчел мельком посмотрела на кроссовку, которая оказалась прямо рядом с ее лодыжкой. Беннет проследил за ее взглядом и приподнял брови в немом вопросе. Его совершенно не волновало, что сейчас все убеждены, что он преступник, – казалось, что его ситуация больше забавляла, чем беспокоила. По крайней мере, он изо всех сил старался сделать так, чтобы именно это подумали остальные.
– Говори за себя. Мы только свидетели. – Ричард фыркнул, взглянув на Симмонс. – Кроме этой помешанной, возможно. Заигралась в криминалиста? – Он едко улыбнулся.
Их конфронтация не прекращалась уже почти год. Никто не понимал, как у них оставались силы на это. После достаточно болезненного и на удивление громкого расставания, о котором знал весь университет, они все еще находили повод зацепить друг друга.
– Ты Рейчел? – спросил тогда парень, склонив голову набок. – Я Шон Беннет.
– Парень Рут? – тут же оживилась она, сделав вид, что узнала об этом от подруги всего несколько минут назад.
– Нет. Мы не встречались. – Он скривился, смотря на нее в упор. – Проводили время вместе.
Рейчел рассматривала его лицо. Хороший фронтмен группы, если он собирается играть. Девушка мазнула взглядом по недешевому рюкзаку, явно видавшему лучшие времена. Деньги у парня были, к тому же он учился в В-группе. Потрепанные вещи, неаккуратный внешний вид – укол родителям, которые наверняка не особо одобряли действия сына. Пугливый бунтарь.
Подходит ли он под ее представление о преступнике, выпотрошившем девушку? Нет. Падет ли на него подозрение? Конечно.
Рейчел решила продолжить мысленную игру, доставлявшую ей искреннее удовольствие. Она любила разгадывать загадки, особенно когда они таились в людях. Ее мысли летели дальше, механически собирая все подмеченные детали в более-менее целостную картину, которая позволила выдвинуть несложную и весьма поверхностную гипотезу: его не любили преподаватели; скорее всего, ладил он с двумя-тремя, не больше. Но, Симмонс была готова спорить, однокурсники его просто обожают за неуместные, но оттого такие забавные шутки. Рейчел настолько погрузилась в свои размышления, что напрочь забыла о том, что глаза для приличия надо отводить.
– Ты всех так взглядом сверлишь или только особо красивых? – спросил Шон, подаваясь вперед.
Его глаза слегка блеснули. Эта искра придавала его острому, серьезному лицу какую-то живость. Однако Рейчел такое не трогало. Она равнодушно взглянула на парня и шумно выдохнула.
– Всех, – холодно ответила она, смотря на дверь.
Ее передернуло от этого приторного фальшивого флирта. В этой ситуации он был более чем неуместен и комичен. А его попытки показать себя самоуверенным рушились о его очевидно абсолютную беспомощность. Всем своим видом показывает, как ему плевать, но продолжает тратить время на получение высшего образования. Он зависим. И ему не хватает смелости поступить так, как он считает нужным. Вот что она в нем видела.
– Не удивлюсь, если… – начал Ричард, но замолк, увидев открывшуюся дверь.
– Рейчел, – позвал студентку мистер Сандерс. – Пройди в кабинет.
Она поднялась и оглянулась. Оливия выглядела потрясенной. Ричард криво усмехался. Шон склонил голову набок и прищурился. Простые действия, раскрывающие натуру, – нужно лишь ухватить эмоции в нужную секунду, запечатлеть это почти неуловимое мгновение в голове, словно на пленку, чтобы проанализировать потом.
– Ты подавала заявление на практику в Вашингтоне, но его отклонили, – произнес следователь, пролистывая ее личное дело. Уверена, он его уже прочел и ответ прекрасно знал.
– Мне не было даже девятнадцати на тот момент. Я была второкурсницей без специализации. – Она сжала губы, явно не желая говорить о своем неудачном опыте. – И потом я все же получила место помощни…
– Теперь есть. Ты уже совершеннолетняя. Не против помочь мне с… беседой? – Он подался вперед, всматриваясь в ее лицо.
– Да… Конечно. Но почему вы доверяете мне? Зачем вообще вовлекать меня?
– Я утилитарист[1]. Привлечение тебя в качестве общественного помощника потенциально принесет гораздо больше пользы, чем полное отстранение от дела. Полагаться на отзывы педагогов и однокурсников нельзя, потому что бывают…
– «Оборотни». – Девушка кивнула, сдержанно улыбнувшись.
– Именно. Наш тип – организованный несоциальный убийца под маской нормальности. Это достаточно просто и логично, учитывая место, где мы находимся. Он умен, расчетлив и завоевывает признание окружающих. Странности в поведении обусловлены диссоциальным расстройством личности[2], потому проявляются лишь при близком общении. Мне бы хотелось несколько ускорить процесс, чтобы избежать новых жертв.
– Это может быть преподаватель? У нас много достаточно умных студентов, но…
– Но все они сосредоточены в А-группах? – Его тон давал понять, что он не ожидает очевидного «да».
– В А-группах скорее эрудированные, – осторожно ответила Рейчел, садясь на стул. Ей крайне нравилась эта игра.
– Мне тоже так показалось. Шон Беннет… Статистически чаще убивают партнеры и члены семьи. Что думаешь? – Он задавал вопросы быстро, не оставляя времени на размышления. Поднялся с места и сделал несколько шагов. Ему не терпится взяться за дело, он полон энергии. Рейчел взглянула на пару пустых картонных стаканчиков, от которых явно пахло крепким кофе.
– Нет… – она сжала губы. Он не похож на высокоорганизованного психа. Но кто из студентов может быть убийцей? Представить такое удавалось с трудом. – Хотя он идеально подходит под психологический портрет.
– В этом и проблема… И что насчет закрытия университета? – Он ожидал реакции. Испуга, возможно.
– Лучше искать убийцу здесь, чем потом ловить его по всем штатам. Из двух зол надо выбирать меньшее. Знаете… В «герметичных детективах» преступника находят всегда, но на практике шестьдесят процентов убийств остаются нераскрытыми. Лучше повысить свои шансы.
Рейчел не стала упоминать, что в статистике раскрытых преступлений немало невинно осужденных. Это казалось весьма очевидным, печальным, но неизбежным фактом.
– Верно… Если все закончится достаточно благополучно, буду ждать тебя на практике в своем отделе. Ты же собиралась стажироваться во время учебы в институте? – Вопрос риторический. Он уже знал ответ. Мужчина сел и откинулся на спинку стула.
– Да. – Она нахмурилась. Он был слишком добр и проницателен. Эти два качества вызывали стойкое недоверие, будто ее пытались обмануть. Все его слова были слишком поверхностны, не давали никакой дополнительной информации. Следователь будто знал, что ей нужно, и старался дать это. Но у всего есть цена. И что же он потребует от Рейчел взамен на свою притворную доброжелательность?
– Хорошо… И кого же ты подозреваешь?
– Всех, – честно ответила студентка. – Почему такой странный набор людей? При чем тут Оливия Шеферд?
– Разве она не талантливая журналистка? Должна многое знать про происходящее в университете.
Симмонс нахмурилась. Это очень странный ответ. Ее порядком раздражала эта игра, смысл которой ускользал от нее. Легкий подтекст читался в его словах, но что он означал? Если следователь намекает на что-то, выходит не особо успешно. Обычно Рейчел неплохо удавалось читать между строк, анализировать, но сейчас она оказалась в тупике. Пальцы детектива нервно постукивали по столешнице. Все происходящее казалось слишком уж сюрреалистичным.
– Так вы вызвали не подозреваемых? – устало уточнила она, решив, что сегодняшнее утро ее слишком вымотало.
– Мне нужно найти убийцу. Я не думаю, что он среди тех, кто был в холле утром, – слишком рискованно было приходить в такую рань. Также не думаю, что это Шон. Я всего лишь провожу сплошной допрос, выбирая случайные группы студентов. – Детектив улыбнулся, однако Рейчел знала, что он врет. – И, надеюсь, ты поможешь мне с расследованием. Ты должна приглядывать за ними. Незаметно. Так же, как ты делала это сегодня утром. – Детектив Сандерс не сводил со студентки тяжелого взгляда. Симмонс лишь усмехнулась, приподнимая брови.
Кожей она чувствовала ложь. Манипуляцию. Однако лучшее, что она могла сделать, – поддаться, сыграть по его правилам до тех пор, пока не сможет установить свои собственные. Детектив не слишком умело скрывал давление, лесть и обман.
– Тогда можно вопрос? – не выдержала она.
– Да?
– Вы не женаты. Работаете достаточно давно, но явно не на севере. И родом ведь вы из южного штата. Не Техас. Не Калифорния. И не Канзас, – подумав, добавила она. – Оклахома?
– Флорида. – Он улыбнулся, не сводя со студентки напряженного взгляда. Все оказалось проще, чем она думала. Детектив сощурился, будто пытаясь понять, к чему она ведет.
– Флорида… Стоило догадаться. И зачем же переехали? Не из-за семьи, едва ли просто так, по долгу службы между штатами не переводят… – продолжила она перебирать варианты. – Случилось что-то? Решили начать… С чистого листа? – Рейчел самодовольно усмехнулась, увидев мимолетное раздражение на лице Сандерса.
– Здесь, у вас, поспокойнее, – медленно произнес детектив.
– Никаких скандалов на прежней работе ведь не было? – Девушка сощурилась. – Местные студенты могут принести немало проблем. Так что желаю вам поскорее справиться с этим делом… Пока вас не замучили судами. – Симмонс мягко улыбнулась. – Вы ведь знаете, как это сейчас бывает, правда? Стоит сказать одно неосторожное слово… Произвести один неверный арест… – Девушка многозначительно развела руками.
Детектив Сандерс молчал, не сводя взгляд с девушки.
– Благодарю за предупреждение, – с напускным равнодушием проговорил он.
– Тело Рут ведь уже на экспертизе? Опасно нарушать сроки, когда ставки так высоки.
– Да, результаты будут известны достаточно скоро. Побудешь моей ассистенткой недолго?
Детектив не стремился раскрывать подробности. Рейчел понимала, что не имеет абсолютно никакого права просить об этом, однако это было своеобразное подтверждение ее догадки.
– Да? – Рейчел склонила голову набок.
– Позови остальных. Только по одному. Начни с мистера Беннета.
Она кивнула и выглянула за дверь. Студенты тут же испуганно обернулись. Один лишь Беннет предпочел и дальше увлеченно рассматривать свои кроссовки. Рейчел тихо хмыкнула.
– Шон, заходи, – бросила она, выходя из кабинета.
– Вы хотите сказать, что верите мне? – с сомнением спросил Шон после недолгой беседы.
– Не думаю, что ты настолько хорошо организован, чтобы совершить такое, – уклончиво ответил детектив.
Шон приподнял брови и рассмеялся. Это не выглядело фальшиво: его глаза заблестели, тонкая паутина морщинок тянулась от век.
– Пока на этом этапе мы закончим. Я бы хотел, чтобы ты отправился не в актовый зал, а в аудиторию двести шестнадцать, – сдержанно сказал мистер Сандерс.
– Зачем? – Шон нахмурился. – И почему вообще собрали именно нас? Почему не вызывали по одному?
– У меня уникальный подход к каждому делу, Шон. – Детектив многозначительно улыбнулся, а студент нахмурился. – Мы распределяем уже допрошенных студентов по аудиториям, чтобы предотвратить влияние на показания других.
На столе лежало не только личное дело Рейчел. Семь папок песочного цвета с фотографиями на обложке. Шон задумчиво постучал пальцем по деревянному подлокотнику. Что ему надо от их разношерстной группы – большой вопрос, который мучил парня с самого начала.
Вслед за Беннетом в кабинет зашел Джеймс. Первое, что он сделал, – возмущенно фыркнул, когда дежурный полицейский коснулся его плеча, требуя сесть на стул. Холланд оценивающе посмотрел на следователя и скривился.
Если Шон ничего странного и не делал, то Джеймс вызывал много вопросов. Он вел себя несколько иначе, чем в коридоре. Сандерс прекрасно слышал разговор студентов, успел запросить характеристики от преподавателей. Холланд никогда не отличался сдержанностью. К тому же одна деталь в его медицинской карте привлекла внимание.
Каждый из собранных им студентов по-своему представлял интерес для следствия.
Рейчел расчетливая и самовлюбленная, хоть и пытается это скрыть. Обучается криминалистике, оказалась первой на месте преступления, во время допроса подтвердила свою склонность манипулировать и отказ подчиняться принятым правилам. Характеристики преподавателей по ней значительно разнились, не состыковывались.
Беннет легкомысленный и самоуверенный. Ненадежный и ветреный. Местный шут или арлекин. Пишет музыку, не особо стремится что-либо делать для получения диплома. Кажется, в его голове что угодно, но не жестокие убийства. Однако жизнь научила Сандерса не вешать ярлыки раньше времени. Каждый человек таит в себе омут секретов, разница лишь в глубине. Чьи-то тайны безобидны, другие же смертельно опасны. К тому же творческие люди всегда скрывают в себе много сюрпризов. Вспомнить, к примеру, Кристиана Балы и его роман «Бешенство»[3]. Смерть – прекрасный источник вдохновения во все времена.
Джеймс несдержанный, подвержен эмоциональным всплескам, порой чрезмерно груб, пренебрежителен к нормам морали, достаточно силен, чтобы перенести тело убитой девушки на место обнаружения. Однако недостаточно хладнокровен, чтобы просчитать все так, чтобы не попасться.
Оливия будто знала все обо всех. Ее короткие заметки в блоге не раз вызывали недовольство деканата и преподавателей. Ее детектив подозревал в меньшей степени, однако показания могли быть полезными в целях расследования.
Ричард – примерный ученик. Успеваемость по всем предметам безупречная, однако характер достаточно спорный. Преподаватели четко написали про акты агрессии по отношению к студентам, вкупе с расчетливостью это давало неплохой потенциал для совершения сложного преступления. Вопрос был лишь в мотиве.
Том казался отстраненным, погруженным в себя, однако его компьютерные навыки могли оказаться полезными. Детектив был уверен, что к Кроуфорду вполне могли обращаться за помощью студенты, – быть может, просили взломать чьи-то страницы, прочитать переписки.
Джоан Ривз – божий одуванчик во плоти. Ни одного плохого слова в ее сторону сказано не было, дружелюбная, не особо умная, общалась со многими студентами. Такие типажи обычно создают хороший доверительный фундамент. Вполне вероятно, она могла знать что-то полезное.
Следующей группой Сандерс собирался допросить непосредственно знакомых и подруг жертвы, узнать ее секреты, проблемы, взаимоотношения. Но для начала важно было изолировать всех вышеуказанных учеников. Для чистоты расследования, разумеется. Такой подход казался следователю вполне логичным.
– Итак, Джеймс. – Мистер Сандерс вздохнул. – Где ты был утром? – Он повторял один и тот же вопрос раз за разом.
– Спал в кампусе. В своей собственной комнате.
– Ты собирался пропустить занятия? – Следователь сощурился.
– Это имеет какое-то отношение к делу? Вы меня подозреваете? – В его тоне сквозило не только раздражение, но и злость, которую он яро подавлял. Детектив оценивающе взглянул на его ладони: сбитые костяшки, плотно сжатые кулаки.
Джеймс будто старался не вызывать подозрения. Сейчас он был осторожным и мрачным, но не мог скрыть бурю эмоций, разрывавшую его изнутри.
– Где ты был прошлым вечером? – спросил детектив.
– У своей девушки. – Джеймс вскинул подбородок.
– И как ее зовут?
– Элизабет Маккой, филологический факультет.
– В-группа, – уточнил следователь.
– Да. Она младше на год.
Череда стандартных вопросов продолжалась, а Сандерс записывал ответы в таблицу, изредка добавляя нестандартные заметки, содержание которых было скрыто от Джеймса. Около имен стояли непонятные знаки, пометки, насмешливо плясавшие перед Холландом.
– Спасибо за ответы, Джеймс. Мне нужно от тебя полное сотрудничество и спокойствие, учитывая всю ситуацию. Крайне важно сохранить порядок. Пока будет вестись допрос, я хочу, чтобы вся ваша группа, – следователь указал на дверь, – сидела в аудитории двести шестнадцать. Когда выйдешь, позови следующего. Проводите его. – Мужчина посмотрел на полицейских.
Джеймс стряхнул с себя чужие руки и оттолкнул полицейского. Холланд сжал ладони в кулаки и отошел на шаг. Его колени согнуты, дыхание сбивчиво. Его будто в секунду обуяла паника или ярость: понять было действительно сложно.
– Это не арест, – прошипел Холланд. – Вы не имеете права меня принуждать. Я пойду в актовый зал. И не буду больше с вами разговаривать без адвоката.
– Волнуетесь? – Мистер Сандерс чуть улыбнулся. – Так идите в актовый зал. Проходите допрос повторно. А ваш друг и остальные будут сидеть в аудитории.
– Шон тоже… – Он сжал губы и мотнул головой, будто не веря, что Беннет согласился на такие условия. – Ладно, только не трогайте меня. – Он приподнял руки.
Студенты собирались за дверью в небольшую группу, готовую проследовать к нужной аудитории. Ученики не переговаривались, лишь угрюмо поглядывали на полицейских. Когда допрос был наконец окончен, дежурный оглядел семерых студентов и кивнул своему коллеге.
Ходить под конвоем по университетским коридорам никто не привык. Шаги Рейчел отдавались слабым эхом. Пустые кабинеты в учебное время навевали иррациональный страх. Место, раньше полное людей, шумных разговоров и звонкого смеха, сейчас опустело, будто умерло вместе с Рут Барбер. Какой-то животный инстинкт кричал о том, что надо смываться.
Рейчел гадала, по какому принципу детектив собирал их странную группу. Его поведение и манера расследования оставались загадкой для студентки. Если утром он создавал больше положительное впечатление, то сейчас показал, что его отношение ко всем – продуманная стратегия. Рейчел не нравилось, что она вынуждена следовать чужому сценарию. Детектив умело менял маски, хорошо распознавал потребности и больные места студентов. Такие люди самые опасные. Никогда не знаешь, чего ждать. Симмонс пришло в голову, что, возможно, он считает кого-то из их группы убийцей и рассчитывает, что вспыхнет конфликт. Тогда и будет вторая жертва. Навстречу в коридоре шла еще одна группа людей. Видимо, начался сплошной допрос.
Студенты прошли мимо кабинетов инспекторов курса и деканата. Рейчел мельком услышала одну-единственную фразу, от которой пальцы похолодели: «Эти методы слишком варварские». Сложно было сказать, что их руководительница – сторонница гуманизма. Симмонс затормозила, но полицейский толкнул ее в плечо. Довольно грубо.
Девушка оглянулась на Оливию и кивнула. Она сжала губы и смотрела себе под ноги. Рейчел покрепче ухватилась за лямку сумки и вздохнула. Она не могла подавить в себе неуместную радость оттого, что смерть девушки ее не никак задела. Это значило, что она выбрала правильное направление и сможет вынести дальнейшую работу. Ее ведь даже не вывернуло от вида тела. Но самое главное – она не чувствовала абсолютно никакого сочувствия к погибшей. Рейчел не знала ни ее, ни ее знакомых. Она даже не знала, на каком факультете она училась. Это был ее маленький омерзительный секрет, который она была намерена хранить до конца жизни, ведь она прекрасно знала, что эмпатия ей не дана. Именно поэтому ей пришлось научиться механически считывать эмоции с помощью мимики, жестов, взглядов. Для нее чувства были подобны алгебраическому уравнению. Каждая переменная должна быть учтена, чтобы в сумме получить верный результат.
Симмонс остановилась у дверей в класс литературы. Видимо, прошедшие разговор в актовый зал не возвращаются. Но ей не давал покоя тот факт, что четверых из них позвали просто для того, чтобы направить в одну аудиторию. Она ощутила себя жертвой, загоняемой хищником в ловушку.
Рейчел считала, что, если она не сошла с ума, распределение по аудиториям что-то значит. Полицейский, стоящий между двумя дверьми, протянул ей лоток и маркер.
– Положите свои вещи сюда. Можете их подписать, – устало произнес один из дежурных полицейских.
– Разве вы имеете право? – тут же возмутился Ричард, равнодушно оглядывая прозрачный лоток. – Насколько мне известно, это нарушение моих конституционных прав. – Он мельком посмотрел на Симмонс, которая уже складывала свою сумку. Не получив поддержки от единственного человека с хотя бы каким-то юридическим образованием, он нехотя сдался.
Ричард скользнул взглядом по уже лежавшим вещам. Там был рюкзак Шона, а под ним виднелась спортивная сумка Джеймса. Если даже он сдал вещи, значит, основания у полицейских есть, причем достаточно веские.
Симмонс взяла из рук полицейского маркер и на секунду задержала взгляд на его лице: глубокие тени залегли под глазами, на бледной коже виднелись первые трещины-морщинки. На висках проскальзывала серебристая седина. Девушка быстро отвела взгляд и коротко написала на бумаге свои инициалы.
Рейчел толкнула дверь кабинета и огляделась. Она слабо улыбнулась и села за парту. Внутри охраны не было. Что ж, если следователь думает, что убийца кто-то из них, он создает идеальные условия для преступника. Отличный план.
3
Сладкий сон
Время текло медленно, словно патока, – сложно было сказать, сколько студенты просидели в кабинете, прежде чем Шон решил нарушить гнетущую тишину.
– Хочу есть, – скривился Беннет. – Они решили заморить нас всех голодом, чтобы не пришлось искать убийцу? – Он улыбнулся, видимо, своему искрометному юмору.
Рейчел никогда не понимала, зачем люди это делают. Их пугает молчание? Они считают необходимым заполнить его рваными словами и неловкими репликами? Ее же больше утомляли пустые разговоры, которые обыкновенно заводят, чтобы снять напряжение.
– Да, я бы тоже поела, – кивнула Джоан. – Может, мне поговорить с полицейским? – Она уже поднялась, но Симмонс остановила ее, взяв за руку.
– Давай подождем еще немного. – Она улыбнулась, а Ривз рассеянно кивнула. Она была похожа на маленького беззащитного ребенка. Рейчел всегда казалось, что она слишком уж наивна. Сначала она думала, что это лишь маска, своеобразная защита, но позже она осознала: Джоан действительно блаженна в своем неведении.
– А чего ты собираешься ждать? – Ричард нахмурился. – Они должны допросить весь университет. – Он поднялся, слегка толкнув парту.
– Они не собираются допрашивать всех, – натянуто произнесла Рейчел. – От голода не умрешь за пару часов.
– Надо же, а к Джоан ты была подобрее. Испытываешь такую тягу к защите слабых? – Он сощурился и тут же ухмыльнулся. Шеферд кинула быстрый взгляд на Ривз, грустно смотрящую куда-то в пол. – Чувствуешь родственные души?
– Какой же ты урод. – Оливия скривилась.
Шеферд пыталась понять, почему Рейчел не разглядела этого в Ричарде раньше: его желания навредить и причинить боль. На людях он обычно держался или вел себя холодно. Быть может, ее привлек этот безупречный образ неприступного парня, будто сошедшего со страниц очередного заумного романа Викторианской эпохи. А может, Симмонс наивно полагала, что станет особенной для него, и с глупой улыбкой выслушивала льстивые комментарии о том, какая они хорошая пара. Оливия отказывалась в это верить. Она прекрасно знала свою подругу и соседку по комнате, знала, как она видит людей насквозь. Мог ли Ричард стать ее фатальной ошибкой?
Все снова сидели молча. Шон, Том и Джеймс отделились от основной группы и тихо беседовали в противоположном углу класса. Во время небольшой перепалки Рейчел ловила на себе их заинтересованные взгляды и вновь чувствовала себя посмешищем, в которое ее превращал Ричард день за днем в течение года. Если раньше к ней в университете относились равнодушно, что в целом вполне устраивало девушку, то после разрыва отношений с Маккензи она стала слышать в свою сторону крайне нелестные высказывания. Постепенно она свыклась с этим, научилась не замечать.
– Прошу внимания, – раздался из трескучих колонок голос миссис Эдвин. – С завтрашнего дня университет начнет работу в аварийном режиме. Проводиться будут только семинары по профильным предметам и специальным курсам. Подробное расписание вам принесут с едой в течение получаса. Помните, здесь вы в полной безопасности. Спасибо за внимание. – Послышался короткий писк, и стих даже шум помех. Оливия обернулась на Джоан и ободряюще улыбнулась.
Парни решили наконец подойти к остальным и сесть на парту. Девушки синхронно отодвинулись, облокачиваясь спиной о стену.
– Опять будут давать эти отвратительные пончики, – произнес Шон. Он сегодня задался целью вывести всех из себя своими бессмысленными фразами. – Я прям чувствую.
– А мне они нравятся. – Джоан пожала плечами.
По правде говоря, нравились они только ей. Каждый раз, когда давали эти до ужаса жирные жареные пончики, Ривз могла радоваться целой горе угощений, доставшейся ей от всех ее однокурсников.
– Не сомневаюсь. – Джеймс фыркнул.
Рейчел сжала челюсти. Ривз в ответ лишь кивнула. Она сполна натерпелась насмешек о лишнем весе. Сложно было не задаться вопросом, как после всего она осталась такой доброй и открытой, когда день ото дня ей приходилось со смиренной улыбкой принимать унижения, облаченные в форму шутки. Симмонс ни разу не слышала, чтобы она ответила грубостью на такие бестактные высказывания; порой она даже сама смеялась, но смех тот больше походил на стон поломанного механизма.
– Заткнись, – бросила Оливия и скривилась.
Сегодня она явно пребывала не в лучшем настроении. Если с утра новость о случившемся воодушевила ее, то сейчас, с течением времени, до нее постепенно стало доходить, что́ в действительности случилось ранним утром. Она всячески отгоняла от себя жуткие мысли и липкий страх, прятала тревогу за маской агрессии. Это был обычный эволюционный механизм, позволявший защищать слабые места, не позволять хищникам видеть прорехи в броне. Джоан смеялась, Оливия злилась. Они адаптировались, чтобы влиться в общество, выживать в нем.
Разговор о пончиках и внешности казался таким мелочным, но в то же время успокаивал, ненадолго возвращая жизнь в привычное русло. Будто не было никаких убийств и локдауна.
Полицейский открыл дверь, запуская преподавателя литературы – мистера Дженкинса. Ричард тут же подорвался с места, чтобы помочь ему. Еще бы, он без ума от литературы и всего, что говорит учитель. А Маккензи – любимый студент, победитель международных конкурсов, обладатель престижного гранта. Они о чем-то мило беседовали, пока полицейский красноречиво поглядывал на часы. Оливия закатила глаза и сложила руки на груди. Том что-то печатал в телефоне, абстрагировавшись от происходящего вокруг. Это также была своеобразная броня. Кроуфорд погружался в привычный мир, занимался обыденными вещами, чтобы не дать беспокойным мыслям роиться в голове. Рейчел нахмурилась и пересела на другой стул, чтобы быть поближе к парню.
– Разве мы не сдали телефоны? – тихо спросила она, покосившись на полицейского, все еще стоявшего в дверях.
– Если сдали – это ваши проблемы. – Он пожал плечами и спрятал телефон в карман.
– У тебя из-за него только неприятности будут. Здесь нет интернета, так что…
Том засмеялся и тут же прокашлялся, чтобы скрыть насмешливую полуулыбку. Он приподнял брови и посмотрел на Рейчел.
– Это у тебя нет интернета, – тихо произнес он и, толкнув девушку плечом, направился к столу.
Том не так прост, как кажется, решила для себя Симмонс. Он все время молчит, кажется довольно безобидным, однако он точно не глуп. Разговаривает насмешливо и лениво: он не заинтересован в общении. Привык проводить время наедине с компьютером, однако было нечто важное, но такое мимолетное, что за несколько секунд разговора уловить никак не получалось.
Сухой паек состоял из бутылки воды, бокса с сэндвичами и коробки сахарных пончиков, которые обычно выпекали в столовой по пятницам. Рейчел тяжело вздохнула и повертела в руках упаковку. Открыла ее и внимательно изучила жирное тесто и блестящий на солнце сахар.
Есть желания не было, но если им не суждено скоро выйти, отдавать еду глупо.
Также сверху на коробках были наклеены небольшие карточки с индивидуальным расписанием на предстоящий день. Шон и Джеймс уже устроились на подоконнике и обсуждали шутливый план побега через окно.
Оливия устало изучала свои ногти. Больше всего на свете сейчас она хотела поехать на маникюр. Из-за закрытия университета такой возможности попросту не было. Обычно она раз в месяц ездила вместе с остальными студентами на выходные в город. Своей машины не было, а автобусы в такую глушь не ходили. Через лес по проселочной дороге ехать по меньшей мере двадцать минут.
– Рейчел, ты эту коробку приватизировать собралась? – насмешливо спросил Шон.
Симмонс вздохнула и протянула коробку голодной Джоан, получив благодарный кивок и лучезарную улыбку в ответ.
– Пахнут миндалем, – задумчиво протянула Ривз и откусила пончик.
Студенты никогда не забудут выражение ее лица в следующую секунду. Ривз упала на четвереньки, хватаясь за стол. Стул с грохотом опрокинулся набок. Рейчел будто парализовало: одно дело – видеть тело неизвестного человека, совершенно другое – смотреть, как умирает кто-то знакомый. Кто-то, кто всего минуту назад заливисто смеялся и озарял всех своим теплом и добротой. Изо рта Джоан вытекала слюна, которая через пару секунд окрасилась красным. Ричард тут же бросился к девушке.
– У нее аллергия? – в панике прокричал он. – Полиция! Позовите уже кого-нибудь! – Он взял бутылку воды, но в следующий миг Джоан стошнило прямо на его форму. Ее глаза были широко распахнуты, а зрачки будто поглотили радужку. Алые пятна расцветали на побледневшей коже девушки.
Хриплый голос Ривз будто оживил всех студентов, заставил вновь двигаться. Шон бросился к Джоан и положил ее голову себе на колени. Девушка кашляла, кровь попадала на потертые джинсы парня, но его это мало волновало. Оливия сипло втягивала в себя воздух, вжавшись в спинку стула, будто желая оказаться как можно дальше от развернувшейся безумной сцены. Широко распахнув глаза, она смотрела на Джоан, бьющуюся в предсмертной агонии. Шеферд обхватила свое тело руками и тихо всхлипнула, стараясь подавить накатывающую истерику.
На дрожащих ногах Рейчел поднялась и побежала к двери. Кровь в бешеном ритме пульсировала в венах, стук сердца заглушал хриплый кашель задыхающейся девушки. Полицейский опередил Симмонс – видимо, услышал странный шум. Мужчина ворвался в кабинет, параллельно говоря что-то в рацию. Тогда Симмонс кинулась к Джоан, но дежурный резко оттолкнул ее, освобождая себе путь. Ричард пробовал напоить девушку водой, но она лишь выкашливала ее вместе с кровью.
– Давай, – шептал Маккензи, не сдаваясь. – Тебе надо попить…
Оливия прикрыла рот рукой. Ее тело тряслось, а потом, буквально через считаные секунды, конечности будто парализовало.
Симмонс медленно сползла по стенке, стараясь унять панику. Она хрипло втянула в себя воздух и подтянула колени к груди. Считала секунды. Раз, два, три… Мучительно долго, цифры медленно ползли, а Ривз становилось все хуже. Семь, восемь, девять… Оливия зажала рот рукой и отвернулась, не в силах более смотреть на страдания Джоан. Шестнадцать, семнадцать, восемнадцать… Шон отшатнулся от тела девушки. Тридцать семь, тридцать восемь, тридцать девять… Дежурный выскочил за дверь. Шестьдесят два, шестьдесят три, шестьдесят четыре… Джоан перестала задыхаться. Правда, дышать она тоже перестала.
Через девяносто шесть секунд прибежали медики. Рейчел уставилась на свои руки, не желая знать, что происходит там, в нескольких метрах от нее. Так было легче: просто абстрагироваться и сделать вид, будто ничего не существует. Жалкая попытка сбежать. Оливия вытерла влажные щеки и подняла взгляд. Джоан уносили врачи на носилках.
– Она жива? – Голос Шеферд был хриплым. Полицейские конфисковали всю еду. – Ричард? Пожалуйста, я…
Маккензи сжал губы и качнул головой. Он отвернулся и оперся на подоконник. Рейчел бегло осмотрела класс. Оливия плакала, вжавшись в спинку стула. Том будто остолбенел: замер на стуле рядом с открытой коробкой сэндвича. Шон сидел на полу рядом с лужей крови. Он зажал голову руками и отрешенно опустил взгляд. Джеймс опустился на подоконник, потерянно осматриваясь.
Шлейф смерти накрыл всю аудиторию.
Студентов решили распустить по комнатам. Вещи вернули, но изъяли всю технику. Домой отправили учеников некоторых факультетов – они все были на экскурсии еще во время совершения первого преступления.
События разворачивались столь стремительно, что Рейчел не успевала обдумывать их. Симмонс сообщала сухие факты, а Оливия сидела на кровати и таращилась на свои ладони. Могла ли она спасти Джоан? Могла ли она сделать хоть что-то? Шеферд всегда считала себя смелой, решительной, но тогда, в той комнате, она не смогла ничего сделать. Не смогла даже подняться на онемевших ногах и подойти ближе. Нет, она бы ни за что не стала описывать эту смерть в своей запланированной статье. Это казалось жутко неправильным, до омерзительного малодушным. Оливия думала, что могла хотя бы успокоить бедную девушку в последние секунды ее жизни: погладить по волосам, сжать ее руку, подарить надежду. Но было бы это лучше? Было бы это лучше отчаяния и страха? Шеферд решила, что нет. Дарить ложную надежду жестоко.
Симмонс же всегда гордилась своим умением сохранять голову холодной в стрессовых ситуациях. Спокойствие на экзаменах. Внимательность при обнаружении тела. Впервые за долгое время ее охватила такая иррациональная паника. И эта несобранность, ее слабость и неподготовленность стали причиной еще одной смерти. Симмонс тошнило. От самой себя и своей напускной самоуверенности. Тошнило от своего лицемерия и равнодушия к Рут.
Легко, если умирает чужой человек. Мы слышим новостные сводки ежедневно. Убийства, насилие и катастрофы стали привычными и превратились в обыкновенный фоновый шум. Смерть была с нами всегда, дышала нам в спину, утаскивала окружающих нас людей один за одним. Люди равнодушно принимали это, а сами неосознанно уверовали, что будут жить вечно. Мысли о смерти – не то, чем хочется себя занимать, когда в день необходимо выполнить столько важных задач: сделать задание на пары в университете, убраться в комнате, решить бытовые проблемы. Но жуткая и одновременно простая правда в том, что все смертны. Никто не знает, сколько времени отведено. Люди растрачивают драгоценные дни на бесполезные вещи, однако смерть – именно то, что заставляет проснуться, широко распахнуть глаза и свежим взглядом проанализировать всю жизнь, сотканную из бессмысленных и неважных вещей.
Ишемическая болезнь сердца убивает почти девять миллионов человек ежегодно. Инсульт – шесть с половиной. Хроническая обструктивная болезнь легких, рак органов дыхания, сахарный диабет и деменция губят почти десять миллионов. В этой статистике нет места убийце из частного Лейксайдского университета на севере Вашингтона. На его счету всего две жертвы. Ничтожно в масштабе человечества. Незначительно. Смерть одного – трагедия. Смерть миллионов – статистика.
Так же и с убийствами. Убиваешь одного человека – убийца. Убиваешь тысячу – завоеватель. Убиваешь их всех – Бог. Так в чем же смысл? Изо дня в день люди твердят о ценности личности и жизни, а потом закрывают глаза на смерть. Легко ее игнорировать, когда она не касается лично.
В двадцать первом веке люди привыкли к насилию. Слэшеры в интернете трогают больше, чем новостные каналы, пестрящие заголовками о жестоких расправах. Убийцы пишут автобиографии, на стриминговых сервисах один за одним выходят сериалы о жестоких монстрах. Чем больше жертв, тем выше кассовый сбор. Смерть и насилие превратили в увлекательный спорт. Сделали частью индустрии развлечений. Смерть теперь – массовая культура. Ее попросту обесценили, высмеяли, дабы вытравить совершенно естественный первобытный страх гибели.
Кому есть дело до умирающей от старости женщины, кроме ее ребенка? Кому есть дело до Рут Барбер, кроме ее родственников и горстки подруг?
Рейчел мотнула головой. Первое, что должен сделать хороший криминалист, – отбить сочувствие. Не принимать дела близко к сердцу. Если не превратить все в обезличенные цифры, можно сойти с ума. Люди – единицы и нули. Симмонс – пробел.
Врачей и полицейских считают бесчувственными. Но иначе попросту не выжить, иначе никак не сохранить здравый рассудок. Рейчел глубоко выдохнула и прикрыла глаза. Надо избавиться от чувства вины. Глаза неприятно щипало.
Оливия тронула ее за плечо, заставляя вынырнуть из омута темных мыслей. Еще немного, и она сойдет с ума. Видимо, Шеферд хотела поговорить, но передумала. Ее губы сжаты, а глаза, испещренные сетью лопнувших сосудов, будто бы пусты. Оливия будто пребывала в странном трансе.
Скоро будет еще один допрос. Декан настояла на том, что всем нужно до вечера передохнуть. Не совсем понятно, как это поможет, потому что все, что Оливия чувствовала, – душащее отчаяние. Она никак не могла осознать, что сейчас тело Джоан лежит на холодном столе в морге, над ней кружат врачи и судмедэксперты, вскрывают ее тело. Тело, что всего несколько часов назад было живым человеком.
Ей надо было занять себя чем-то. Шеферд пялилась в свою тетрадь, куда она всего пару часов назад хотела вносить заметки для своей будущей статьи. В руке зажата ручка, а глаза пустые. Оливия так и не вышла из той комнаты по-настоящему. Шеферд бежала оттуда так стремительно, не оглядываясь, но так и не сумела выбраться. Под закрытыми веками яркими вспышками мелькали воспоминания, будущие кошмары, что будут изводить ее долгими холодными ночами.
Оливия рассматривала неказистые заметки, смаргивая пелену слез с глаз.
Она начала писать в самый сложный период своей жизни: когда осталась одна в темноте и незнании. Слова лились, но тщетно и неизбежно растворялись в пустоте. Она стала скупа. Жадно сжимала зубы, чтобы не позволить предложениям по крупицам вырваться наружу.
Она стала писать. Писать, чтобы слова не растерзали, не разорвали ее изнутри. Они лились сначала на бумагу до судороги в кисти, позже перетекали на экран ноутбука. Оливия погружалась в транс, странный сон, уносивший ее туда, где не было ни времени, ни проблем, ни ее самой.
Она писала невнятно. Абзацы походили на рваный вой раненого зверя. Куцые. Кровоточащие.
Со временем это изменилось. То ли она выплакала всю боль, то ли слова вымыли из нее всю чернь, что сковала разум и тело. Строились предложения, истории. Рождались и умирали люди, империи, целые миры. Шеферд оплакивала их, радовалась их успехам, следила за их приключениями, потерями и радостями. Она проживала чужие жизни, чтобы не жить свою.
Свою блеклую жизнь, которая, казалось, никогда не станет чем-то стоящим, интересным. Всю жизнь Оливия боялась, что навсегда застрянет в крохотном городке на окраине мира, найдет себе скучную работу, выйдет замуж за нелюбимого человека, а по вечерам будет задумываться, как она сумела похоронить свой потенциал? Лейксайд стал ее шансом, тернистым путем к свету, мечтам, в которых Оливия работала в крупной редакции, жила в пентхаусе с маленькой собачкой и ночами напролет писала статьи, заметки, быть может даже книги.
Еще утром перспектива писать о настоящих преступлениях прямо с места трагедии воодушевляла ее. Сейчас же она сидела с каменным лицом и покрасневшими глазами. Все слезы она выплакала под душем: Рейчел слышала ее судорожные всхлипы. Сейчас наступил момент, когда эмоций просто не осталось. Наступило полное опустошение. Но это ли не прекрасно? Освободить свой разум от ненужных, лишних эмоций. Сбросить их, чтобы дать дорогу здравому смыслу.
Однако ее мысли беспорядочно скакали. Она не могла сконцентрироваться на чем-то важном. Она думала о том, что кровавая слюна Джоан была цвета ее любимого пледа. Еще она думала о том, что могла умереть сегодня.
– Каждый раз, когда здесь что-то происходило, на месте преступления чудесным образом оказывалась ты, – констатировал следователь грубым голосом. Рейчел сжалась и стиснула зубы. – Ты уверена, что тебе не нужен адвокат?
– Вы самолично собрали нас всех в той аудитории. Это вы создали идеальные условия для конфликта, – произнесла она. – У вас нет оснований для выдвижения обвинения. Даже на словах.
– Я тебя не обвиняю. – Он прищурился, садясь на край стола. Симмонс отодвинулась. – Пришли результаты экспертизы по телу Рут. И предварительный вердикт криминалистов с… последнего места преступления.
Студентка оживилась, пробегая взглядом по лежащим бумагам. Так легче воспринимать смерть – через отчеты, документы и фотографии. Отделить ее от себя, запечатать в лист бумаги. По столу растеклась лужа желтоватого света: за окном уже давно потемнело, сумрак постепенно захватывал и университет.
– Я не должен разглашать эту информацию студентам. Однако твои показания про запах и вид вещества значительно ускорили процесс, – вздохнул мужчина. – Поэтому, если тебе интересно…
– Да, – тут же отозвалась она. – У Джоан не было никакой аллергии на эти пончики. Она ела их каждую пятницу в течение последней пары лет. Очень странно, что именно сейчас у нее появилась…
– …реакция на цианистый калий, – закончил за нее следователь, бросив на стол еще отчет. – Его кристаллическая структура очень похожа на сахар внешне, цианид имеет запах и вкус горького миндаля. После такой дозы она должна была умереть за пару секунд, но глюкоза продлила…
Рейчел сжала губы и зажмурилась. Ее руки тряслись. Следователь тактично кивнул.
– Как цианистый калий попал в пончики? – задумчиво протянул следователь.
– В наш класс их принес преподаватель литературы, – с сомнением сказала девушка. – Ни у кого из присутствующих не было возможности подсыпать что-то… Мы все были друг у друга на виду.
– Считаешь, что убийца – не студент? – с сомнением переспросил детектив. Он крутил меж пальцев незажженную сигарету.
– Да, – кивнула она. – Надо опрашивать преподавателей, а не расшатывать неокрепшую психику этими нелепыми экспериментами. Зачем нас вообще разделили? И…
– Какова вероятность, что Джоан была не случайной жертвой? Как думаешь?
– У нее не было врагов, если вы об этом. Вам не кажется, что ваши методы очень странные? – вновь вернулась к вопросу Рейчел.
– Обычными методами таких убийц не ловят, – нехотя протянул следователь, равнодушно оглядывая студентку.
Рейчел фыркнула и отвернулась. Ей было сложно сдержать непрошеные слезы. Она ведь думала точно так же, пока дело не коснулось ее знакомых. Легко быть циничным, когда речь идет о посторонних.
– Какая у вас главная цель, мистер Сандерс? Спасти людей или поймать его?
– В данной ситуации эти понятия равноценны. – Следователь механически мотнул головой. – Партию не выиграть, не пожертвовав парой фигур.
– С чего вы вообще взяли, что это сработает? Он мог вполне отравить нас всех и… – От злости она еле контролировала свои эмоции.
– У меня есть опыт, мисс… – жестко сказал он. – Я не ошибся в выборе первой группы. И я не ошибусь, если скажу, что жертв выбирают вполне целенаправленно. И если отпустить всех по домам, он продолжит. И он будет продолжать, пока не закончит то, что запланировал. – Его голос повышался. – Сейчас же благодаря моим странным методам у нас есть информация для определения круга подозреваемых.
– Вы ничего не делаете, просто ждете очередных жертв. – Студентка поднялась со стула. – Держите нас тут и ждете, кто же умрет следующим.
– Мы вас не держим. Вы сами подписали договор с университетом. Мы лишь присутствуем здесь как наблюдатели и дополнительная охрана. Если захотите уйти – пожалуйста. Локдаун скоро закончится: мы почти закончили с опросом и сбором основных сведений. Но тогда у нас могут возникнуть подозрения. И ордер на арест. Я понимаю, что у тебя сейчас много эмоций. Но ты должна взять себя в руки, если планируешь связать свою жизнь с криминалистикой. Считай это вступительным испытанием на прочность, если тебе так проще.
Ее губы невольно растянулись в улыбке, а глаза защипало. Рейчел замотала головой и посмотрела куда-то вбок. Абсурд.
– Сейчас не лучшее время для разговора, но мне нужно знать, что там было. Кто как себя вел? Сосредоточься, – настойчиво продолжал следователь.
– Ричард кинулся помогать почти сразу. Он хочет перевестись в другой университет на медицинский факультет и знает, как оказывать первую помощь…
– Даже так… – задумчиво протянул следователь. – Чем же ему не нравится его филологический факультет?
– Он разочаровался в гуманитарном образовании. Жалеет, что изначально не выбрал медицинский, – бездушно ответила Рейчел. – Я не особо знаю его нынешние планы, так что лучше спросите его лично.
– Обязательно побеседую с ним.
Симмонс тут же потрясенно посмотрела на него. Неужели он подозревает Ричарда только из-за этого? Хоть она его и недолюбливала, но детектив не может считать, что Маккензи способен на убийство. Девушка прекрасно помнила его покрасневшие глаза и отчаянно трясущиеся руки.
– Я умею анализировать людей, – твердо произнесла она, наткнувшись на взгляд, полный сомнения.
– Будет лучше, если мы установим наблюдение за ним, – безразлично произнес следователь. – Что насчет остальных? – Его голос звучал устало. Но кто сейчас не устал?
– Все были в шоке. Никто не понимал, что происходит. Я могу поговорить с Ричардом? Мне надо кое-что ему сказать.
– Думаю, да. До завтрашнего дня вы останетесь в кампусе, учебный корпус будет перекрыт. Передвигаться между комнатами будет разрешено, а вот закрывать двери – нет. В коридорах будут дежурить полицейские.
– Они не очень помогают, – отозвалась Рейчел. – Я могу уже уйти?
– Тебе интересно? – Он протянул девушке копию отчета. Она закусила губу и вздохнула.
Меньше всего ей сейчас хотелось читать обо всем, что произошло, однако чисто научный интерес побеждал. Следователь использовал специфичные методы. Рейчел не была уверена, что они помогут, но это определенно было интересно. Именно такие стратегии чаще всего имели либо ошеломительный успех, либо сокрушительный провал. Она даже восхищалась такими тактиками когда-то. Сначала трудно разгадать их замысел, но позже все становится понятно, кусочки пазла складываются в стройную картину.
Чтобы поймать сумасшедшего убийцу, нужен сумасшедший следователь.
– Надеюсь, ты не собираешься сделать какую-то глупость, – произнес он, тяжело вздохнув. – В расследованиях не работает правило «все, что ни делается, – все к лучшему». Совсем скоро по всему университету установят камеры видеонаблюдения. И тогда мы точно поймаем его. И постарайся выдвинуть хоть какую-то теорию насчет мотива. Ему неважен способ, значит, жертвы не случайны. Когда придет анализ всей еды, можно будет выдвинуть новые гипотезы и рассмотреть иные версии. Нам надо узнать, каким принципом руководствуется преступник. Займись этим. Если надумаешь что-то, скажи.
Рейчел рассеянно кивнула. Сейчас она не испытывала к мистеру Сандерсу никаких негативных эмоций, но стоило ей начать анализировать его поведение, появлялась жгучая неприязнь. Однако ей казалось, что это вызвано тем, что они слишком уж похожи.
Сейчас Симмонс не собиралась раздумывать над мотивами детектива, она просто собиралась поговорить кое с кем.
4
Внешность обманчива
Рейчел настойчиво стучала в дверь даже после того, как ее грубо послали куда подальше. Офицеров в коридоре не было видно, а нововведенные правила никто не стремился соблюдать. Однако они были придуманы для обеспечения безопасности и эффективности расследования. От раздражения Рейчел фыркнула.
– Ну кто там такой бессмертный, а? – Шон распахнул дверь, лениво смотря на девушку. – Ты-то что тут делаешь?
– Обсудить кое-что надо. – Симмонс сделала шаг, чтобы зайти внутрь, но Шон слегка толкнул ее обратно. – Хочешь поговорить в коридоре? – Она потерла плечо. Ей было плевать на его отношение к ней. Она не дружбу с ним заводить собиралась. Ей нужна лишь информация. Рейчел за последний год привыкла к пренебрежению, насмешкам и высокомерию, сумела обрасти надежной защитой, сквозь которую ни одна колкость пробиться не могла.
– Не хочу говорить вообще. – Он попытался закрыть дверь, но Рейчел поставила ногу в проем. Внезапно подошедший полицейский покосился на них.
– Если меня убьют следующей, подозрения падут на тебя, – сквозь зубы произнесла она, кивая на дежурного.
– Надеюсь, это важно. – Шон со вздохом приоткрыл дверь, но чтобы пройти, ей пришлось протиснуться между ним и стенкой.
– Какой ты гостеприимный, – прохрипела девушка, отряхиваясь.
– Какая же ты настырная. – Шон покачал головой.
Она тут же оглядела комнату. Удивительно, но не было беспорядка, который она ожидала увидеть. Вещи были на своих местах: на полу не было одежды, как это частенько бывало в мужской комнате, а на рабочих столах не валялась университетская форма, однако на одной из кроватей покоилась кипа изрисованных листов. На другой – пара записных книжек. Окно открыто нараспашку, а противомоскитная сетка прожжена. Джеймса в комнате не было.
– Неплохие рисунки. – Она хмыкнула, наклоняясь, чтобы рассмотреть наброски. Некоторые из них были грубо зачеркнуты, другие не закончены до конца.
– Тебе что-то надо?
Симмонс решила, что не будет обычной пешкой в игре Сандерса. Если он не хочет посвящать ее в расследование, она сделает все по-своему, не позволит командовать собой.
– Я хотела спросить тебя насчет Рут, – осторожно произнесла девушка, облокачиваясь о край рабочего стола.
– Ты себя следователем возомнила? Полиция уже ищет убийцу, так что не лезь, куда не просят. Это все?
– Они справляются? Полиция ждет новых жертв, – натянуто сказала Рейчел.
– Пока она была только одна, а значит…
– Не было у Джоан никакой аллергии. На пончиках был цианистый калий, – перебила его Рейчел.
Ее порядком злила беспечность Шона. Его будто вообще не волновало, что они все в большой опасности.
– И зачем тебе что-то спрашивать у меня? Ее подружки лучше знают о ее секретиках. – Беннет скривился.
– У меня есть теория… И было бы неплохо, если бы ты мне помог. Смотри, Джоан… – Она нахмурилась, подбирая слова. – Любила еду.
К ее удивлению, на лице Шона не появилось мерзкой усмешки после подобного замечания. Он даже сосредоточился.
– И она… Была отравлена. Рут нашли в белье. Причем белье было не совсем обычное, – продолжила Рейчел.
– Она была… Нимфоманкой, – кивнул Шон. Он нахмурился, смотря куда-то вниз. – Черт, даже я сейчас бы не отказался от еще одной жертвы. Если я правильно тебя понял, убийца просто псих. – Даже после случившегося Беннет не отказался от сомнительных шуток, которые, похоже, действительно его успокаивали, возвращали в зону комфорта.
– Они умирали от того, что любили… делать, – с сомнением произнесла Симмонс. Звучало как отвратительная теория. Подобная чушь могла произойти разве что во второсортном детективе.
– Или их убивало то, от чего зависели, – продолжил Шон.
– Тогда это миссионер, – задумчиво произнесла Симмонс. Наткнувшись на взгляд, полный непонимания, она коротко мотнула головой. – Еще с девяностых годов серийных убийц пытаются изучить, классифицировать. Криминологи занимались этим последние лет двадцать, выдвигая разные теории. Больше всего прижилась теория Джона Дугласа и Роберта Ресслера. Они стояли у истоков профайлинга, предложили деление на организованных и неорганизованных серийных убийц. – Рейчел не стала вдаваться в подробности базовой для нее информации. – Еще есть классификация по мотиву. Визионеры, гедонисты, охотники и миссионеры. Миссионеры как раз считают, что очищают мир от «грязи». – Девушка аккуратно подбирала слова. – Они убивают определенных людей, чаще всего из какой-то группы риска: наркоманы, бездомные… Свои преступления они считают исполнением высшей миссии.
– А что насчет остальных? – заинтересованно спросил Шон.
– Гедонисты убивают исключительно ради собственного удовольствия. Охотникам нравится процесс выслеживания и самоутверждения. Они часто имели достаточно серьезный травматический опыт, который вкупе с социопатическими наклонностями выливается в такой паттерн поведения. Например, Тед Банди[4], – увлеклась было девушка, но тут же остановила себя. Беннет не перебивал. – Визионеры подвержены галлюцинациям, иллюзиям… Как Сын Сэма или Дэвид Берковиц[5]… – Увидев непонимание в глазах собеседника, Рейчел тут же пояснила: – Он утверждал, что дьявол говорил с ним через соседских собак, приказывал убивать.
Его глаза блестели от восторга.
– Это просто офигенная идея для новой песни. – Он сел на кровать и начал листать записную книжку. – Знаешь, если у песни есть классная история, все готовы забить на то, что она довольно средняя по звучанию. Когда это все закончится, можно будет выпустить целый альбом. Или даже парочку… Твою мать. – Он широко улыбнулся, а Рейчел качнула головой. Он был похож на ребенка, впервые попавшего в Диснейленд. Она бы подумала, что он больной, если бы пару часов назад у нее самой не мелькали аналогичные мысли. Стресс заставляет нас выбирать крайне странные методы борьбы, но осуждать их, пока они работают и никому не вредят, бесчеловечно. – Слушай, а твои занятия не проходят впустую, – протянул он. – Надо будет записаться. Прям сегодня схожу в деканат, пока миссис Эдвин не уснула. – Он говорил радостно, и от прежней угрюмости и грубости не осталось и следа.
Возможно, Рейчел недооценила любовь людей к маскам. Порой они намертво прирастают к лицам.
Вот только Симмонс отнюдь не радовала перспектива делить свои индивидуальные уроки с кем-то, а она была уверена, что Шон вовсе не шутил. Пары для нее вел практикующий криминалист. Декан дала согласие на занятия только после того, как она экстерном сдала курс уголовного права еще в первый год обучения. Симмонс очень сомневалась, что Шону разрешат присоединиться, поэтому особо не волновалась. К тому же сейчас у директора есть дела поважнее, чем перераспределение направленностей.
С другой стороны, нельзя игнорировать, что семья Беннета полностью оплачивала обучение, а к таким студентам у деканата отношение было явно более снисходительное.
– Эй, как тебя там зовут? – позвал ее Шон, захлопнув книжку.
– Рейчел Симмонс, – произнесла она, оглядывая комнату. Взгляд остановился на прожженной сетке, которую она заметила еще при входе. – Ты куришь?
– А ты настучишь?
– Должна?
– Я-то не курю. Ты же из А-группы. Мне кажется, вы от правил никогда не отходите. Ты даже спросила у Тома про телефон. – Он засмеялся и покачал головой. – Интересно, ты правда думаешь, что интернет только в административных компьютерах?
Рейчел склонила голову набок и прищурилась.
– Серьезно? – переспросил Шон. – О боже… Ладно, я не думал, что все настолько плохо. А выходные и вечера вы проводите в кампусе? Или садитесь всей группой в библиотеке и дружно готовитесь к семинарам?
– А вы где? – осторожно спросила она, садясь на край кровати. Аккуратным движением девушка отодвинула шуршащие листы бумаги.
– В городе, – Беннет пожал плечами. – Мы сбегаем. Я даже концерт в клубе давал один раз.
– На разогреве был? – хмыкнула Рейчел.
– Эй. – Шон чуть толкнул девушку, улыбаясь. – А вообще да. Но я действительно неплохо играю. Из-за этого университета возможностей не так много, но уверен, что через пару лет будешь слушать мой новый альбом, пока будешь ехать в машине на свою скучную работу.
Шон поймал ее взгляд, полный сомнения, и тряхнул головой. Чуть кудрявые волосы упали на лоб. Беннет поднялся с кровати и открыл шкаф нараспашку. Рейчел мельком увидела аккуратно висящие рубашки и смятую гору повседневной одежды. Достаточно избирательный способ хранения вещей. Интересно.
Шон достал гитару и снова упал на кровать. Девушка еле удержала равновесие.
Его голос был таким мягким, а черты лица разгладились, стоило начать петь и играть. Он будто стер мир вокруг себя и погрузился в музыку. Рейчел любила смотреть на увлеченных людей. В такие моменты она даже забывала о своей привычке: постоянно анализировать поступки, ловить движения. Она даже не запомнила мелодию и не слушала слова, наслаждалась всеобъемлющим спокойствием и красотой искусства.
Творчество – вот что отличает людей от животных, как считают многие. Однако оно продиктовано глубинными первобытными инстинктами. Человек порой не может вынести все чувства, эмоции, что копятся в нем.
Гораздо легче забыться и убежать, чтобы сохранить рассудок. Закопаться в книгах, учебе, фильмах, не думать о гнетущей реальности.
Музыка была катарсисом для Шона. Изо дня в день он носил маску шута, местного дурака, а в какой-то момент начал сомневаться: кто он на самом деле? Он – то, что о нем говорят с пренебрежением люди, или же он – это сумбурный комок мыслей и чувств, что так отчаянно кровоточит с наступлением темноты, когда одиночество ощущается так остро и отчетливо? Кто он такой, если с мясом содрать маску и заглянуть в пустоту? Будет ли пустота смотреть в ответ или там не осталось ничего от прежней личности Беннета?
– Что она тут делает? – послышался грубый голос.
Рейчел резко развернулась, а музыка больше не лилась по комнате. Волосы Джеймса были влажные, как и футболка. Он тряхнул головой, и пара брызг попала на девушку. Парень только вернулся из душа. Холланд прищурился и кинул полотенце на спинку кровати.
– Зашла спросить про Рут, – спокойно ответил Беннет, убирая гитару на кровать.
– И ты решил заменить Барбер на эту мелкую?.. – скривился Холланд, скептично осматривая Рейчел. Даже если он и помнил ее имя, он не желал показывать свою осведомленность.
Шон рассмеялся. Он качнул головой и закусил губу, стараясь сдержать улыбку. Рваную, кривую улыбку, что кровоточащей раной тянулась на его лице. Сломанная маска.
– Мелкую? – скривилась Симмонс. – Между прочим, мы одного возраста.
– У тебя рост, как у гнома, – фыркнул Джеймс. Рейчел резко поднялась и вскинула подбородок. Шон тихо смеялся. Холланд был всего на полторы головы выше студентки.
– Джеймс не всегда такой грубый, – произнес он, на что Рейчел с сомнением покачала головой.
– Выметайся, – рыкнул Холланд. Девушка приподняла брови, бросив взгляд на Шона. Тот лишь приподнял руки: вступаться он не планировал.
Рейчел прищурилась и хмыкнула. Если Джеймс пытался ее обидеть, ничего не вышло. Она свыклась с оскорблениями, что липли к ее коже, отравляли разум.
– До встречи, Симмонс, – послышался сзади голос Шона.
Рейчел не ответила.
Ричард всегда следовал правилам довольно избирательно. Он будто анализировал, когда ему стоит подчиниться, а когда его внутренние установки имеют большую ценность. Однако сейчас его дверь была открыта нараспашку. Интереса ради Симмонс все же заглянула внутрь. В комнате царил стерильный порядок, а сам Маккензи сидел за столом, неестественно выпрямив спину. Девушка закусила губу и, сжав ладони в кулаки, постучала. Плечи Ричарда напряглись, и он чуть обернулся.
– Что? – раздраженно спросил он. Девушка оперлась плечом о косяк и прислонила висок к двери.
– Ты как? – У нее в голове вертелись сотни вопросов, но она прекрасно понимала, что они точно не те люди, которые могут откровенничать. Особенно сейчас.
– Нормально, – кинул Ричард. Его голос был отстраненным и безжизненным.
– Они подозревают тебя, – зачем-то сказала Симмонс, убедившись, что в коридоре нет дежурных.