Читать онлайн Сопричастное стратегирование и проектирование
- Автор: Сергей Журавлёв
- Жанр: Бизнес-стратегии, Российская практика
Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.
Информация, содержащаяся в данной книге, получена из источников, рассматриваемых издательством как надежные. Тем не менее, имея в виду возможные человеческие или технические ошибки, издательство не может гарантировать абсолютную точность и полноту приводимых сведений и не несет ответственности за возможные ошибки, связанные с использованием книги.
В книге возможны упоминания организаций, деятельность которых запрещена на территории Российской Федерации, таких как Meta Platforms Inc., Facebook, Instagram и др.
Издательство не несет ответственности за доступность материалов, ссылки на которые вы можете найти в этой книге. На момент подготовки книги к изданию все ссылки на интернет-ресурсы были действующими.
© ООО Издательство "Питер", 2024
Одна из фундаментальных дилемм для стратегов касается фазы внедрения стратегии и заключается в выборе между сокращением времени на разработку стратегии за счет использования дополнительных ресурсов или без дополнительного расходования ресурсов, что, однако, ведет к удлинению периода внедрения стратегии. В основном это сводится к соотношениям между вложениями капитала и временем, необходимым для окупаемости этих инвестиций. Для этой дилеммы время – фактор, предопределяющий стратегическую эффективность затрат на любое решение. Экономия времени – первый закон стратегии (выделение мое. – Примеч. авт.). Стратеги должны всегда стремиться находить такие стратегические решения, которые с использованием фактора времени превращают преимущества конкурентов и противников в устаревшие и/или бесполезные. В идеале стратеги должны пытаться находить способы использовать ресурсы своих конкурентов для сокращения затрат времени своего стратегического объекта и оптимизации его трудовых, материальных и финансовых ресурсов.
Владимир Львович Квинт,Концепция стратегирования[1]
Предисловие
Стратегическое планирование – особое направление в системе государственного управления. Оно может быть сухим и формализованным до последнего знака, а может подразумевать безграничный креатив, чего так не хватает в работе современных чиновников. Нередко управленцы верхнего и среднего звена представляют процесс целеполагания социально-экономического развития исключительно как подготовку документа, называемого стратегией, служащего основой для формирования программ и планов, по которым, собственно, и будут работать органы власти. В других случаях стратегирование ограничивается декларацией, произнесенной важной персоной, после чего массы чиновников пытаются преобразовать ее в поручения и иные действия, которые опять-таки будут упаковываться в программы и проекты.
Нередко при этом забывают, что наиболее значимые результаты в стратегировании можно получить только в случаях, когда в этот процесс изначально вовлекаются все возможные стейкхолдеры, активно привлекаются эксперты, привносящие научно обоснованные подходы и принципы, когда реально оцениваются угрозы и риски. Не менее важными становятся последующие действия, связанные с дезагрегированием, декомпозицией, каскадированием (здесь можно использовать множество разных терминов, но все они не до конца определяют данный процесс!) поставленных целей, обозначенных задач, утвержденных целевых показателей и индикаторов сверху вниз, вплоть до конкретных ведомств, даже их подразделений, до регионов и муниципалитетов. Сложным бывает и текущая корректировка действующих документов стратегического планирования.
Именно поэтому одна из задач современного стратегирования в государстве – сделать его сопричастным. По крайней мере, такой позиции придерживается Сергей Журавлев со товарищи, написавший данную книгу. В ней раскрывается особый, креативный взгляд на понятие стратегического планирования. Деятельность стратега показывается по-настоящему увлекательной, направленной на формирование столь изменчивого сегодня видения будущего. Значимость мыслей, изложенных в книге, заключается в новизне методологии стратегирования в мире стремительных изменений и высокой неопределенности. Это становится основанием для пересмотра основ привычных подходов стратегического планирования, сформировавшихся на базе уже устаревшей теории детерминизма.
Военно-психологический дискурс, который берется за основу изложения новой методологии сопричастного стратегирования, позволяет всесторонне раскрыть ее содержание. Невозможно отрицать, что теоретические основы стратегического планирования, которые автор описывает в первой и второй главах, зарождались и нашли развитие в стратегии военных действий. Более глубоко погрузиться в военную стратегию и осознать ее фундаментальность позволяют многочисленные цитаты философов и стратегов разных времен, от Конфуция до Александра Суворова.
Объясняя причины изменения подходов в стратегическом планировании, автор раскрывает мысль о том, что мир динамично и драматически меняется, становится все более нелинейным. Представляя эту идею, автор упоминает различные теории и современные концепции, например, VUCA-мир, иллюстрируя их большим количеством примеров из разных сфер деятельности.
По мнению автора, процесс качественного стратегирования невозможен без глубокой эмпатии, чувства сопричастности, личного интереса и личной ответственности, которые должны разделять участники стратегирующей группы. Особую роль автор отводит сопричастности, называя ее «наивысшим выражением содействия, совместной деятельности, солидарности». Приемы, позволяющие внедрить чувство сопричастности, представлены в четвертой главе. Описание психологических методик работы с группой дано на базе теории аутотелических переживаний.
Автор подчеркивает, что, помимо психологических аспектов взаимодействия с группой, необходим грамотный подход к организации ее работы, и предлагает конкретные методики, основываясь, в частности, на ценностях AGILE и SCRUM.
Погружаясь в идеи сопричастного стратегирования, невозможно не согласиться с мыслью, что роль слаженной, погруженной в процесс и заинтересованной команды, разрабатывающей стратегию, крайне значима!
В условиях, когда единой методологии разработки стратегий в государственном и корпоративном секторе не существует, предлагаемая в книге методология, ставящая в центр идеи сопричастного стратегирования именно команду разработчиков, может быть адаптирована для различных сфер использования.
Книга С. Журавлева не учебник и не научная монография в традиционном понимании. Это текст, с которым лучше обойтись обдуманно и серьезно: читать его походя бессмысленно. Но если вы оставите его без внимания, то наверняка что-то потеряете и участвовать в стратегировании вам будет сложнее.
Владимир Климанов,доктор экономических наук, директор Центра региональной политики РАНХиГС при Президенте РФ, директор Института реформирования общественных финансов
Моим сотоварищам по книге
Не могу не выразить благодарности как соавторам, привнесшим в книгу свои размышления, так и коллегам, которые своими практиками заставляют меня мыслить о перспективах и работать с будущим.
Прежде всего огромное спасибо Ирине Грачевой, заразившей меня амбицией разрабатывать и применять авторскую методологию стратегирования и добившейся создания Центра сопричастного стратегирования в Институте «Высшая школа государственного управления» (ВШГУ) Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации (РАНХиГС). Ирина своей экспрессией, настойчивостью и неординарностью взглядов изгнала из меня леность и сомнения по поводу написания больших текстов на темы, которые мы много обсуждали вместе.
Выражаю мое почтение Дарье Молчановой, поставившей точку в выборе общего названия для методологического спектра наших, на троих с Ириной Грачевой, размышлений и конструкций, терминов и определений. Благодаря ей сопричастное стратегирование победило иных претендентов на осмысление феноменов неопределенности, самоорганизации, распределенности усилий по овладению будущим.
Мой респект коллегам по неустанным спорам о способах успевать за временем и даже опережать его в достижениях – мастерам Школы гуманитарного катализа: уже упомянутой Дарье Молчановой, Андрею Ивлеву, Дмитрию Брехову, Ирине Журавлевой, Ольге Горбенко и, конечно же, Сергею Федяеву, с которым мы фантазируем чаще, чем с кем-либо!
Я всемерно благодарен руководству ВШГУ и отдельно Татьяне Лавровой за предоставленное право на эксперименты по организации групповой проектной работы!
Меня многому научили и, надеюсь, не откажутся учить и дальше социолог и исследователь сообществ Игорь Задорин, психолог и аналитик групповой работы Татьяна Шинина, урбанист Ксения Мокрушина.
Если бы не Николай Новичков, то я бы мучился когнитивным диссонансом от разочарования в понятийной неопределенности политически ангажированных стратегических инициатив. Спасибо ему за помощь.
Рад дружбе с фермером, пассионарием и стратегом пока районного масштаба Александром Кочкиным, который в Подосиновском районе Кировской области и своем родном поселке городского типа Демьяново совместно с сопричастными создает новые смыслы, продукты, туристические и дауншифтинговые магниты и приземляет мои выспренние рассуждения о стратегировании и будущем на почву реальной действительности.
Считаю многообещающим сотрудничество с нетривиальным мыслителем Иваном Карпушкиным, задающим социокультурную рамку и добавляющим креативный потенциал во все исследования будущего, в том числе в поиск с нашим участием метрик для оценки жизнетворности и счастья в городах и весях России, в рамках Национальной инициативы «Живые города».
Грущу и ценю безмерно интеллектуальную дружбу с, увы, покинувшими не столь давно этот мир Сергеем Балаевым и Максимом Шаниным. Сергея благодарю за искренность и доброту в обсуждениях. Максима – за многосложность споров и мою зависть к его таланту в написании текстов с многозначительной недосказанностью.
И наконец, хотя следовало бы сделать это в начале, выражаю безмерную благодарность сотням активных жителей города Заречного Пензенской области и прежде всего Вячеславу Гладкову (в то время главе, а ныне губернатору Белгородской области), Елене Киреевой (Енютиной) и Константину Прибылову за эмпирическое доказательство сопричастного стратегирования (хотя в те годы, с 2010-го по 2016-й, такого понятия еще не было) при нашем взаимодействии в рамках деятельного сообщества – Клуба стратегического развития города. В данной книге нет примеров из этого опыта, поскольку история Клуба заслуживает отдельной книги, которую, если участники захотят, мы напишем вместе и уже с отображением на методологию сопричастного стратегирования.
Достоин книги и упоминаемый ниже опыт разработки народной стратегии Курской области в 2019 году, случившийся благодаря смелости тогдашнего кандидата в губернаторы Романа Старовойта, а также организаторскому и методологическому таланту Ирины Грачевой. Им и более чем 1500 участникам этого стратегирования мой поклон.
Почему появилась эта книга и о чем она, или Резюме для не готовых читать ее до конца
Это не учебник.
Это – размышление о причинах и способах перехода от написания публичных стратегий к процессу перманентного стратегирования в условиях роста изменчивости и неопределенностей.
Это размышление – попытка войти в новую логику реагирования на вызовы будущего и планирования побед в противоборстве со средой, противниками и конкурентами, неожиданностями и переменчивостью.
Эта новая логика – не план в привычном его понимании, а, с одной стороны, процессная механика, ориентированная на достижение Замысла-Видения (Образа желаемого будущего в конкретном горизонте событий), а с другой – методы управления деятельностью проектной и исполнительной команды лиц и организаций, сопричастных достигаемому результату.
Эти процессная механика и методы управления деятельностью – основание методологии и, возможно, онтологии работы с будущим: как долгосрочным (стратегирование), так и краткосрочным и прикладным (проектирование), входящим в долгосрочное.
Эта книга о сопричастном стратегировании как актуальном для XXI века феномене, как ответе на вызовы времени, в которое мы вступили и несколько растерялись, ибо еще не умеем ему соответствовать. Да и как уметь, если все вокруг нас стало ускоренно меняться, хочется сказать, в соответствии с законом Мура[2], но, пожалуй, еще более драматично. То, что в ХХ веке вселяло уверенность в прогнозируемость прогресса, перестало работать. Тенденции, тренды, технологические «коридоры» и «волны», логика, аналогии, сопоставления, привычные свойства материалов и алгоритмов, поведенческие традиции, устойчивые связи и зависимости – всему этому на смену явился закон энтропии[3]. Он означает, что элементы созданной в XX веке глобальной системы поведения людей, обществ, государств и надгосударственных институтов (этических норм и человеческих ценностей, границ и законов межгосударственного взаимодействия, международных организаций и стандартов) наряду с технологическим порядком (линий связи между поселениями и людьми, коммунальным устройством жизнедеятельности, средствами упрощения жизни и деятельности людей и т. п.) по мере усложнения системы становятся все более хаотичными и непредсказуемыми. Кажется даже, что природа стала менее понятной и взбунтовалась против претензий человечества, пытающегося подчинить ее себе. И потому сложность растет по экспоненте. Соответственно, это означает еще больший темп роста энтропии на каждом последующем отрезке времени. И чем дальше мы вглядываемся в будущее, тем меньше вероятность предсказать, а уж тем более спланировать действия и взаимодействия.
Я не приверженец апокалипсических настроений и верю в способность людей не только адаптироваться к изменяющимся условиям, но и строить модели и решения по систематизации в условиях энтропии. Отчасти форма такой систематизации – самоорганизация – была предсказана и в определенной степени описана авторами синергетики[4] и, в частности, лауреатом Нобелевской премии Ильей Пригожиным и Изабеллой Стенгерс в книге «Порядок из Хаоса. Новый диалог человека с природой». В своем обращении к читателям авторы написали:
«Главная тема книги “Порядок из хаоса” – переоткрытие понятия времени и конструктивная роль, которую необратимые процессы играют в явлениях природы. Возрождение проблематики времени в физике произошло после того, как термодинамика была распространена на необратимые процессы и найдена новая формулировка динамики, позволяющая уточнить значение необратимости на уровне фундаментальных законов физики. Новая формулировка динамики стала возможной благодаря работам советских физиков и математиков, и прежде всего А.Н. Колмогорова, Я.Г. Синая, В.И. Арнольда. В частности, работам советской школы мы обязаны определением новых классов неустойчивых динамических систем, поведение которых можно охарактеризовать как случайное. Именно для таких систем А.Н. Колмогоров и Я.Г. Синай ввели новое понятие энтропии, и именно такие системы служат ныне моделями при введении необратимости на том же уровне динамического описания. Мы считаем, что возрождение способа построения концептуальных основ динамических явлений вокруг понятия динамической неустойчивости имело весьма глубокие последствия.
В частности, оно существенно расширяет наше понимание “закона природы”»[5].
Время и неопределенность служат отправными смыслами управления деятельной динамикой будущего – динамической неустойчивостью. В этой неустойчивости больше нет констант, каждая составляющая динамики нестабильна. Эволюционисты-дарвинисты утверждали, что живые системы, в отличие от механических, могут только развиваться и совершенствоваться то есть не склонны к деградации. Представители же синергетической научной школы, напротив, считали, что неравновесность, хаотизация свойственны любым системам, а значит, живые сообщества и экосистемы подвержены энтропии не менее, чем любые иные. Однако неравновесие есть сила не только разрушительная, но и созидательная, поскольку даже в хаосе пока неясным образом, за счет сложных связей формируются, самоорганизуются гармонические конструкты, то есть системы. И как удерживать собственное (субъекта и/или объекта системы) равновесие и поступательное развитие в таких условиях – вот главный вопрос и вызов для стратегов.
Еще одна цитата из книги «Порядок из Хаоса»:
«Оглядываясь на прошлое, мы ясно видим, что понятие закона, доставшееся нам в наследство от науки XVII в., формировалось в результате изучения простых систем, точнее, систем с периодическим поведением, таким как движение маятника или планет. Необычайные успехи динамики связаны со все более изящной и абстрактной формулировкой инструментов описания, в центре которого находятся такие системы. Именно простые системы являются тем частным случаем, в котором становится достижимым идеал исчерпывающего описания. Знание закона эволюции простых систем позволяет располагать всей полнотой информации о них, то есть по любому мгновенному состоянию системы однозначно предсказывать ее будущее и восстанавливать прошлое. Тогда считалось, что ограниченность наших знаний, конечная точность, с которой мы можем описывать системы, не имеют принципиального значения.
Предельный переход от нашего финитного знания к идеальному описанию, подразумевающему бесконечную точность, не составлял особого труда и не мог привести к каким-либо неожиданностям»[6].
Сам «закон эволюции простых систем» стал архаизмом, или, точнее, багажом наших познаний мира, который безусловно полезен, но слабо применим к современному, а тем более к будущему представлению о природе вещей и людей. В этом багаже множество полезных правил, аксиом, вполне работающих алгоритмов и конструкций, но составить из них устойчивую систему, которая отвечает условиям среды и может успешно эксплуатироваться, больше невозможно. Нужны иные, не жесткие и не только прямые, связи и передачи, способные за счет гибкости и адаптивности, множественности и многомерности демпфировать непредсказуемость.
И увы, привычные правила формирования и реализации стратегий также остались в багаже простых и больше не работающих решений, что мы и наблюдаем на практике. Стратегические планы, в том числе дорожные карты, перестают работать чуть ли не сразу после их написания. Например, как бы ни отстаивала Россия требования к выполнению «Минских соглашений», имевших целью урегулирование конфликта на Украине, договоренности перестали соблюдаться остальными сторонами сразу после подписания.
Как в таких обстоятельствах договариваться, чтобы быть уверенными в соблюдении договоров? Как ставить цели и синхронизировать действия сторон, ведущие к их достижению?
Мои коллеги, организаторы проектных работ и стратегические консультанты в Высшей школе государственного управления Российской академии народного хозяйства и государственной службы (ВШГУ РАНХиГС), к 2018 году вынуждены были констатировать эту глобальную перемену в планировании. Прежде всего через последствия проектных действий учащихся – государственных служащих, через неутешительную статистику доли внедрения разработанных ими проектов для развития регионов и муниципалитетов.
И если до этого мы, организаторы группового проектирования, вместе с проектировщиками работали на создание проекта, то с момента образования в 2019 году Центра сопричастного стратегирования в ВШГУ стремимся работать на результаты проектирования: достижение заявленных целей, разрешение определенных проблем, внедрение проектных решений в практику, совершение первых действий по реализации замыслов, то есть на внедрение и эффективную реализацию разработанных проектов и стратегий.
Впечатленные «Порядком из Хаоса», мы с Ириной Грачевой, будущим и первым руководителем Центра сопричастного стратегирования, решили всмотреться в феномен самоорганизации в неустойчивой динамической системе «стратегирование», синтезировав ее с не менее неустойчивой системой сложнейших связей и разнообразных интересов, носящей название «сопричастность».
Возникло понятие «сопричастное стратегирование» – вариант стратегической деятельности круга лиц и организаций, договорившихся о долгосрочном замысле/образе желаемого будущего – цели, в достижении которой они готовы участвовать и удовлетворять свои интересы. И задача стратегов – не столько спланировать последовательность и способы достижения цели, сколько разрабатывать и применять на всем пути следования к ней методы соорганизации и реагирования на изменения в условиях растущей сложности и затрат на систематизацию.
Мы, авторы данного вида стратегирования, точнее, методологии сопричастного стратегирования[7], пришли к следующему пониманию: необходимо переходить от разработки стратегии как плана и документа к стратегированию как процессу разработки и согласования замысла и регулярных коррекций его самого и действий по его достижению с широким кругом постоянно вовлекаемых сопричастных лиц и организаций.
Разработка, апробация, опыт применения и признание новой методологии – сложный путь, и мы пока не претендуем на ее отточенность и доказательную эффективность. Поэтому данная книга поможет ввести методологическую концепцию в сферу стратегирования и проектирования коллективной деятельности.
Мы опираемся на опыт организации и модерации групповых проектных работ в консалтинговых и образовательных программах ВШГУ РАНХиГС, показавший крайне низкую конверсию разработанных проектов в реализуемые инициативы. Мы были вынуждены искать методы мотивации участников проектирования к воплощению задуманного. Но даже в тех случаях, когда мотивация была высокой и проект проработан детально в части планирования действий по его внедрению и реализации, как правило, оказывалось, что он очень быстро терял актуальность и сталкивался с вновь возникающими обстоятельствами, препятствующими буквальному выполнению задуманного. А методов адекватного и быстрого реагирования на неожиданности в нашем распоряжении не оказалось, и попытки их найти, систематизировать и сформировать методическую логику – методологию на основе чужого опыта, научных работ и методических пособий нам не удалось. При этом мы не утверждаем, что их нет. Возможно, они есть и кем-то успешно используются. Однако придуманное ранее, так же как и разработанные проекты, постоянно подвергается новым вызовам времени и перемен. Поэтому даже если методологии и были разработаны, они, смеем утверждать, в совокупности методов уже устарели. Отсюда неприятный для методологов вывод: методология систематизации в условиях энтропии должна предусматривать методы постоянной коррекции самой себя. То есть любая методология отныне столь же неустойчива и быстро теряет эффективность, как и ее производные: проекты, стратегии, мотивации, концентрация на цели и синхронизация действий участников.
В переменной реальности больше нет аксиом и констант. Привыкнуть к такому невозможно, но действовать в этих неопределенностях необходимо. Вспоминается притча о лягушке, барахтающейся в молоке, чтобы взбить из него масло и выбраться из горшка на свободу. Подобным же образом и в стратегировании, в организации стратегических действий пришло время постоянного маневрирования и адаптации к изменениям, время перманентной готовности к неожиданностям и тренировке действий по их преодолению ради достижения желаемого, особенно в стратегической перспективе.
Время – категория, которой мы управляем во все меньшей степени, так как в одну и ту же единицу времени с каждым годом происходит все больше событий, влияющих на наши планы, реакции, настроения, достижения, победы и поражения. Представим, что 100 лет назад при оценке предстоящего десятилетия в круге интересов и действий стратега просматривалось N связанных с замыслом событий, которые с высокой вероятностью могли произойти, а значит, стратег мог предусмотреть набор действий в этом предсказуемом событийном ряду. Ныне же на таком же горизонте, в такой же перспективе мы не можем не только спрогнозировать с высокой вероятностью и десятой доли событий, но и определить логику их развития. В предстоящем пути без плана мы можем видеть только цель – путеводную звезду и в разрастающемся шторме должны полагаться лишь на скорость натренированных реакций, позволяющих не допустить катастрофы или невозвратного отклонения от направления. Только слаженная команда, каждый член которой целеустремлен и преследует как свои, так и общие интересы, способна выдержать такие темп и сложность, интенсивность и тяжесть нагрузок. Дойти до цели в стратегической борьбе и ранее удавалось не всем, а в будущем вероятность преодолеть путь всеми, кто стоял у истоков амбициозного замысла, и того меньше. Однако опытный стратег не может достигать цели путем неприемлемых потерь. И потому, как генералиссимус Александр Васильевич Суворов, будущий стратег должен стать не только демиургом для армии победителей, но и «отцом родным» для каждого «бойца» (участника команды), чтобы каждому было за что бороться и ради чего рисковать.
Книга начинается с анализа истоков публичных стратегий и стратегирования, с военной истории. Стратегирование из военной сферы распространилось на гражданские практики, политику и предпринимательство, как выясняется, совсем недавно (по историческим меркам), но при этом настолько давно, чтобы ныне восприниматься явлением повсеместным, и подразумевается во всех долгосрочных планах и достижениях за поддающиеся анализу тысячелетия. Словно каждая отслеженная в прошлом стратегия была таковой изначально и у нее был автор. Это, конечно, не так. Кроме того, предполагается, что стратегия была чем-то необходимым для всякой долгосрочной деятельности и является таковым поныне. Это также неверно.
Однако всякая деятельность подчинена стратегии: если не ее организаторов, то чужой, и хорошо, если не чуждой.
Например, скоро все население Земли будет пить чистую фильтрованную и бутилированную воду, даже не подозревая, что это маркетинговый ход и стратегическая цель транснациональных корпораций Coca-Cola и PepsiСo. Финансируемые ими научные исследования внедрили в массовое сознание и глобальную культуру миф о необходимости потребления фильтрованной воды в объеме не менее двух литров на человека в сутки. А так как не всякий человек может пить только воду, то многие пьют и иные напитки, производимые в том числе и этими заклятыми партнерами. К тому же, начав с газированных напитков сомнительной пользы, эти корпорации стали фильтровать и бутилировать просто воду. Они достигли глобального лидерства, а мы отказываемся от сомнительной воды даже тогда, когда она течет в, казалось бы, кристально чистых ручьях. Получили ли мы пользу для здоровья? И да, и не обязательно, но уверены в том, что получили.
Возможно, нет такой стратегии; возможно; конспирологи слишком сгущают краски, но история судит по победам. А победители в стратегической борьбе за продажу воды нам известны.
Именно поэтому мы вынуждены размышлять о стратегировании, а не о составляющем его проектировании, ибо каждый проект подчинен стратегическим замыслам, знают об этом авторы или нет. Например, несмотря на то, что Илон Маск явно это не декларирует, все его технологии, развиваемые в инвестируемых им проектах, нацелены на освоение, терраформирование Марса, что бы ни придумывали их разработчики и менеджеры для применения на Земле.
В то же время стратегические замыслы – не данность, не детерминированная сущность предстоящего, в которое мы все, и авторы проектов в частности, погружаемся по мере действий. Замыслы также конструируются, часто исходя из иллюзорного представления о будущем, какими бы обоснованными или научными ни были иллюзии конструкторов.
Будущее непредсказуемо, и чем больше проявляется энтропия, чем ближе мы, человечество, к так называемой технологической сингулярности, тем меньше шансов у предсказателей угадать предстоящее, тем меньшие горизонты видения доступны прогнозистам.
Однако чем большее количество солидарных мыслителей изобретает будущее, тем больше вероятность его наступления. Так, чем больше программистов, философов, психологов и иных заинтересованных лиц и команд думает, полемизирует, экспериментирует в направлении искусственного интеллекта, тем ближе, то есть быстрее, этот суррогат разума постучится к нам в двери и станет такой же обыденностью и необратимостью, как интернет, точнее, информационное поле, собирающее в себе всю накопленную человечеством информацию. Чем больше специалистов работают с квантовой механикой, тем ближе не только квантовые компьютеры и квантовая криптография, но и квантовые эффекты, рационально используемые в иных масштабах, микро- и макроуровнях. Например, пузырь Алькубьерре, открытый в квантовой среде совсем недавно, вполне вероятно, станет применим в космических двигателях и полетах, хотя это изобретение фантаста (варп-двигатель) еще недавно казалось в принципе недостижимым.
Пресловутая сингулярность предполагает не только беспредельную непредсказуемость, но и преодоление невозможности невозможного. Извиняюсь за тавтологию, но считаю ее наилучшим выражением предстоящего парадокса (как сказано выше, чем больше мыслителей конструирует сингулярность, тем выше и быстрее вероятность ее прихода), снимающего ограничения в конструировании и стирающего грань между физикой и метафизикой, физикой и лирикой.
В пределе мышление ведет к воплощению любого изобретения, если достигается критическая масса желающих применения такого изобретения на практике.
Термином «технологическая сингулярность» ученые и писатели-фантасты обозначают тот переломный момент, после которого технический прогресс ускорится и усложнится настолько, что окажется недоступным нашему пониманию. Исходно этот термин предложил американский математик и писатель-фантаст Вернор Виндж в 1993 году. Он высказал следующую идею: когда человек создаст машину, которая будет умнее человека, история станет непредсказуемой, потому что невозможно предугадать поведение интеллекта, превосходящего человеческий. Виндж предположил, что это произойдет в первой трети XXI века, где-то между 2005 и 2030 годами.
В 2000 году американский специалист по развитию искусственного интеллекта Елиезер Юдковски также высказал гипотезу о том, что, возможно, в будущем появится программа искусственного интеллекта, способная совершенствовать саму себя со скоростью, во много раз превосходящей человеческие возможности. Близость этой эры, по мнению ученого, можно определить по двум признакам: растущая техногенная безработица и экстремально быстрое распространение идей. «Вероятно, это окажется самой стремительной технической революцией из всех прежде нам известных, – писал Юдковски, – свалится, вероятнее всего, как снег на голову – даже вовлеченным в процесс ученым… И что же тогда случится через месяц или два (или через день-другой) после этого? Есть только одна аналогия, которую я могу провести, – возникновение человечества. Мы очутимся в постчеловеческой эре. И, несмотря на весь свой технический оптимизм, мне было бы куда комфортнее, если бы меня от этих сверхъестественных событий отделяли тысяча лет, а не двадцать».
https://theoryandpractice.ru/posts/6981-chto-takoe-singulyarnost-ili-pochemu-istoriya-chelovechestva-odnazhdy-stanet-nepredskazuemoy
Вы не можете предсказать будущее. Все, что вы можете сделать, – изобрести его.
Фредерик Пол, писатель-фантаст
В случае стратегирования такой предел выглядит как формула о критической массе сторонников стратегического замысла, по достижении которой реализация задуманного становится неизбежной.
Сделаю одну оговорку. Стратегия – не только масштабный и долговременный замысел и путь. Это еще и хитрость, о которой противник не должен знать. Но широта охвата сопричастностью предполагает максимальную открытость конструирования, разъяснений, соучастия и содействия. И в ней, казалось бы, нет места тайнам. Но, полагаю, место не только есть, но и должно быть.
Схемографически сопричастное стратегирование выглядит примерно так.
Сопричастное стратегирование как совокупность разработок и действий инициатора, стратега и сопричастных призвано удерживать курс на стратегическое достижение в условиях волатильности (изменчивости) времени, интересов и предположений (ожиданий, страхов, надежд и желаний).
Решимость написать эту книгу и моя сопричастная ответственность перед коллегами за нее сформировалась окончательно к февралю 2022 года, еще до события 24.02.2022, радикально изменившего мировые перспективы и подтвердившего непредсказуемость и хрупкость всех и всяческих прогнозов и стратегий.
Мы, инициаторы разработки методологии сопричастного стратегирования, в самом начале пути к методологически выверенным и гибким алгоритмам сопричастного стратегирования и поэтому приглашаем вдумчивых читателей и коллег по организации стратегирования и проектирования присоединиться к нашей инициативе, стать сопричастными.
Время гениев-стратегов уходит. Не отвергая их наличия и появления в будущем, мы утверждаем лишь, что стратегические решения будут разрабатываться все бо́льшим количеством заинтересованных людей, а стратегические победы – достигаться через вовлечение, убежденность и личную ответственность большинства желающих получить результаты победы, сопричастных. Сопричастных самому пути следования, в том числе проектным действиям с промежуточными достижениями, строящих ступени «лестницы в небо» и шагающих по ним.
Глава 1. Конструирование будущего – вызовы Времени
От каких предпосылок классической науки удалось избавиться современной науке? Как правило, от тех, которые были сосредоточены вокруг основополагающего тезиса, согласно которому на определенном уровне мир устроен просто и подчиняется обратимым во времени фундаментальным законам. Подобная точка зрения представляется нам сегодня чрезмерным упрощением.
Илья Пригожин, Изабелла Стенгерс
Стратегии появились во время, когда человек, племя пришли к пониманию необходимости долговременного выживания и превосходства в борьбе со стихиями, зверями и врагами. Когда люди осмыслили Время и Будущее.
Как только люди стали заготавливать еду и необходимое для жизни впрок, строить жилище и прокладывать пути, им, возможно еще неосмысленно, пришлось планировать действия и запасы и предугадывать препятствия и угрозы.
Чем проще общество, тем проще и короче планы. Чем меньше сообщество, тем легче планировать.
По мере усложнения, роста численности и захвата жизненных пространств планирование не только приобретало бо́льший вес в организации человеческих отношений и действий, но и все более усложнялось. До тех пор пока эта сложность не поставила под угрозу само планирование.
1.1. Эволюция стратегирования
Слову «стратегия» около 1,5 тыс. лет. Впервые, по мнению Владимира Квинта, в известных науке текстах его использовал император Маврикий в доктринальном уложении «Стратегикон»[8].
Древнегреческое στρατηγία (stratēgíā – «командование войсками; ведение войны») или στρατηγός (stratēgós – «главнокомандующий, военачальник») образовано из στρατός (stratós – «войско») и глагола ἄγω (ágō – «вести»). Как наука стратегия сложилась в Римской империи, хотя, вероятно, существовала и ранее у греков, но письменных источников об этом не сохранилось. Впрочем, «Стратегетика» римского адвоката грека Полиэна (II век н. э.) опирается на несохранившиеся тексты, тем самым частично компенсирует утерянное. В греческой традиции стратегий в привычном нам понимании еще не было. В начале науки о стратегиях (стратегировании) лежали тактики (правила организации войска, так что и «Стратегикон» относится к ним, однако в его составе появляется книга «О стратегии. Какими принципами должен руководствоваться стратиг до начала войны»), стратиги (военачальники) и стратегемы (военные хитрости и исторические примеры таковых).
Стратегия – термин военный, и эволюция науки о стратегии – стратегировании – соответственно имеет прежде всего военную логику. К ней же следует отнести «Искусство войны» (кит. трад. Bīng Fǎ 孫子兵法) философа и военачальника Сунь-цзы[9], который хоть и не использовал соответствующий термин, но, по сути, изложил многие правила стратегирования. Несмотря на кажущуюся разницу в сроках появления письменных источников, следует предполагать, что и китайская, и греческая цивилизации пришли к стратегическим конструктам примерно в одно и то же (по историческим меркам) время, когда и оружие, и армии обрели высокий уровень сложности и потребовали от военачальников письменных инструкций не только по тактическим задачам, но и по введению подчиненных в смысл основного замысла и мотивации их к общей победе.
«Искусство войны», распространенное по миру после 1910 года, стало, пожалуй, самым авторитетным источником стратегических смыслов, используемых в настоящее время многими стратегами. Однако некоторые переводчики (например, профессор Санкт-Петербургского государственного университета Владимир Колотов) переводят труд полководца и стратега Сунь-цзы как «Законы войны», тем самым возводя изложенные постулаты в статус непреложных правил.
«Стратегия» – по-китайски zhànlüè 戰略 – является синонимом понятия «замыслы».
В контексте размышлений о стратегировании из «Искусства войны» нам принципиально важны три посыла о «самой лучшей войне»:
• разбить замыслы[10] противника;
• разбить его союзы;
• разбить его войска.
Война – это путь хитрости (у иных переводчиков, как правило, – «обмана». – Примеч. авт.). Поэтому, если ты и можешь [что-нибудь], показывай [врагу], что не можешь; если ты и снабжен чем-нибудь, показывай ему, что не снабжен; [если] ты близко, показывай ему, что ты далеко; [если] ты далеко, показывай ему, что ты близко. [предлагай] выгоду и заманивай его; вноси хаос и захватывай его; [там, где враг] наполнен (крепок), будь готов к нему; [там, где враг] силен, избегай его; разгневав, подавляй его; выгляди скромно, делая его самонадеянным; [если он] полон сил, утоми его; [если войска его дружны] как родные, разъедини его; атакуй, [когда и где] он не готов; выступай [оттуда, где] нет его внимания, это обеспечивает воителю победу; однако наперед преподать ничего нельзя (демонстрировать намерения открыто, сделать их ясными противнику. – Примеч. авт.).
Наилучшее – сохранить государство врага в целости, на втором месте – сокрушить это государство. ‹…› Поэтому сто раз сразиться и сто раз победить – это не лучшее из лучшего. Не сражаясь, покорить чужую армию – вот лучшее из лучшего.
Сунь-цзы
Три посыла Сунь-цзы дают нам общее представление о стратегировании как о логической последовательности стратегической деятельности. Их можно интерпретировать как:
1) не дай замыслам противника превалировать над твоими;
2) мешай противникам объединяться, создавай свои коалиции;
3) не можешь достичь первого и второго – иди напролом, стараясь победить.[11][12]
В настоящей книге будет много отсылок к замыслам и коалициям сопричастных и мало о прямых противоборствах. Ибо война, выигранная без боя – идеальная война!
Я не преследую цель сделать полный экскурс в историю стратегий, поэтому в качестве ключевых реперов назову нескольких авторов, чьи постулаты легли в «портфель» методов стратегирования XX–XXI веков.
Военных консультантов для военачальников/государей – лидеров государств (а государи всегда были и будут верховными военачальниками и распорядителями судеб верноподданных) хватало всегда, и отголосков теорий о стратегиях, тактиках, стратагемах в истории предостаточно. Однако вторым после Сунь-цзы выдающимся циничным классиком стратегического консалтинга как в военной, так и в политической науке, по моему убеждению, следует считать Никколо Макиавелли[13].
Ниже, в подразделе «Стратегии социально-экономического развития», я много внимания уделю его «письму к государю». Здесь же скажу лишь о том, что вплоть до XX века всякие стратегии были военными, а политики – завоевательными! Поэтому Макиавелли написал «Государя» как послание потенциальному патрону, которого он видит вероятным властителем подлежащих завоеванию территорий.
Удивительно, насколько Макиавелли, отделенный от Сунь-цзы двумя тысячами лет и десятью тысячами километров, вторит мэтру, словно учился на его трудах (откуда бы! Коварство и обман, хитрость и маневр, союзы и уловки… и избежание военных действий до последней возможности. И даже манера обращения к государю у него аналогична. Но подробности позже.
Петр Румянцев[14] и Александр Суворов[15]
«Румянцев тем и замечателен, – пишет его биограф Бантыш-Каменский[16], – что, призванный к боевой деятельности в высших сферах, он первым проявил и на театрах военных действий, и на полях сражений свое творчество во всех главных отделах военного искусства и простым, наглядным примером оказал влияние на развитие отечественного военного дела. Его боевая деятельность была школой для всех прочих…»
«Задунайского, – пишет Карамзин[17], – можно назвать Тюреном России. Он был мудрый полководец; знал своих неприятелей и систему войны образовал по их свойству; мало верил слепому случаю и подчинял его вероятностям рассудка; казался отважным, но был только проницателен; соединял решительность с тихим и ясным действием ума; не знал ни страха, ни запальчивости; берег себя в сражениях единственно для победы; обожал славу, но мог бы снести и поражение, чтобы в самом несчастии доказать свое искусство и величие; обязанный гением Натуре, прибавил к ее дарам и силу науки; чувствовал свою цену, но хвалил только других; отдавал справедливость подчиненным, но огорчился бы во глубине сердца, если бы кто-нибудь из них мог сравняться с ним талантами: судьба избавила его от этого неудовольствия. – Так думают о Задунайском благодарные ученики его».
Мое мнение всегда было и будет, что нападающий все время думает выиграть, а оборонившийся оставляет в себе всегда страх, соразмерно деланному на него стремлению.
Петр Румянцев-Задунайский
Сочинения первого русского теоретика военного искусства «Инструкция полку пехотному» (1764), «Инструкция полку конному» (1766), «Обряд служб» (1770), «Мысли по устройству воинской части» (после 1774) и «Военные и политические записки» (конец 1770-х) заложили основу российской военной науки – «науки побеждать».
«Не числом, а умением», «Тяжело в учении, легко в бою», бой россыпью вместо колонн и шеренг, из марша в бой; стратегия наступательной мобильной войны, преобладание маневра над противостоянием и осадами; скоростная наступательная маневренная война; не избегать, а искать сражения с целью разгрома армии противника; не разбрасывать, а сосредотачивать свои силы на театре военных действий и в сражении для нанесения удара; при любой возможности действовать наступательно – вот принципы полководца Румянцева, ставшие таковыми и для Александра Суворова.
Ему принадлежит и теория контрнаступления. «При действиях противу числа великого… – впустить можно противника иногда ради того, чтобы затем выгнать его, причем с большим вредом ему…» Именно такой способ действий применил для разгрома французских войск Михаил Кутузов в ходе Отечественной войны 1812 года.
Румянцев-Задунайский разработал метод передвижения войск отдельными группами, которые, достигнув места сражения, в ходе маневра сосредоточивались для совместного удара по противнику. Каждая из них имела свою задачу, но все вместе – единую цель: атаковать и разгромить армию противника. Румянцев требовал от них всегда быть готовыми «ко взаимному действию на помощь других». Принцип «Раздельно идти – вместе драться» начал применяться широко лишь во второй половине XIX века.
Петр Румянцев стал непосредственным учителем для Александра Суворова, генералиссимуса российского, поэтому я пишу о них обоих.
В «Науке побеждать» Суворов описал основные принципы и технику ведения наступательного боя, теоретически обосновал преимущества наступательной тактики. Полководец, не знавший поражений, предпочитал доводить сражения до конца, не допуская перемирий и передышек для противника.
Недорубленный лес всегда вырастает.
Александр Суворов-Рымникский
Стратегия по Суворову – это видение перспектив и конечных целей наступательных тактических действий. «Всегда имей цель определенную. Сражения, цель которых остается непонятной, – излюбленный прием невежд». Стратегические планы военных действий намечают выход на определенные пункты и освобождение территорий от вражеской армии в определенные стратегией сроки. «На войне деньги дороги, жизнь человеческая еще дороже, а время дороже всего…»
Суворов достиг изумительной подвижности войск, которая превосходила все общепринятые в то время нормы.
Суворов создал военно-воспитательную школу, целью которой было развитие в солдатах таких качеств, как инициативность, находчивость, сообразительность, смекалка, глазомер (ориентация, разведка), быстрота (внезапность, захват инициативы), натиск (высокий моральный дух воинов, натренированность, слаженность). Приоритетное значение полководец отвел моральным и боевым качествам русского солдата, воспитанного в сознании воинского долга. Александр Васильевич, прозванный в войсках «отцом родным», призывал воспитывать в солдатах уверенность в своих силах, чувство непобедимости, ощущение превосходства над любым противником. «Каждый воин должен понимать свой маневр».
О качестве профессиональной подготовки в суворовских войсках ходили легенды. Французские генералы называли суворовских солдат взрослыми, а солдат других европейских стран по сравнению с ними – детьми.
Суворов искоренял все, что бесчестит доброе имя русского воина: «бесплодное геройство», «мерзкое отступление», «проклятую оборонительность», праздность, леность, малодушие, трусость, ложь… Во времена, когда к солдату было принято относиться как к неодушевленному предмету, Суворов вслед за Румянцевым с гордостью величал себя солдатом и говорил о том, что солдат для Отечества превыше всего. «Кто не бережет людей – офицеру арест, унтер-офицеру и ефрейтору палочки, да и самому палочки, кто себя не бережет».
Тренировки подразделений Суворов перенял у Румянцева и доводил действия каждого солдата до автоматической точности. Суворова можно считать автором моделирования, так как он чуть ли не первый не только реализовал, но и обосновал необходимость создания полигонов, повторяющих театр военных действий и фортификации противника. В этих смоделированных условиях готовить солдат к наступлениям было гораздо эффективнее, что и было блестяще доказано при взятии Измаила.
Петра Румянцева и Александра Суворова следует считать основателями школы военного гуманизма, ибо в отличие от предшественников, да и представителей иностранных военных школ, они первыми превознесли заслуги солдат, превратили их в героев и соратников полководческих побед и, как могли, берегли их.
Карл фон Клаузевиц
В записках «О войне», опубликованных лишь после его смерти, констатировал военную революцию, совершенную Суворовым и Наполеоном. Отнес войну к государственной политике, считая ее последним аргументом.
Война в человеческом обществе – война целых народов, и притом народов цивилизованных, – всегда вытекает из политического положения и вызывается лишь политическими мотивами. Она, таким образом, представляет собой политический акт. ‹…› Война представляет до известной степени пульсацию насилия, более или менее бурную, а следовательно, более или менее быстро разрешающую напряжение и истощающую силы. ‹…› подлинное орудие политики, продолжение политических отношений, осуществление их другими средствами.
Карл фон Клаузевиц
Клаузевиц ввел различия между тотальной и ограниченной войной, понимая под первой полный разгром противника и прежде всего его армии, а под второй – некоторые завоевания для усиления переговорных позиций, например, в виде обмена.[18][19]
Первым признавал стратегию наукой и формулировал ее принципы. Тем не менее он считал, что теория стратегии отнюдь не должна быть руководящим учением, а только исследованием сущности военных предметов и явлений.
Клаузевиц вводит три принципа войны.
Первый принцип настаивает на полном напряжении всех сил воюющей стороны, как военных, так и экономических. Второй принцип требует сосредоточения войск на направлении решающих ударов. И третий принцип – скорость и внезапность нанесения удара. Эти принципы Клаузевиц определял как основу военной стратегии и не относил их к тактике.
Книга о войне стала популярным учебником при строительстве Красной Армии СССР и издавалась перед Великой Отечественной войной пять раз.
Хельмут фон Мольтке[20]
Мольтке перестроил работу генерального штаба Прусской армии – возвел его в роль центра стратегирования, то есть институализировал профессиональный орган стратегических разработок. Вместо подготовки планов по заданию императора генеральный штаб сам вел непрерывную аналитическую работу, определял наиболее вероятные угрозы для Пруссии, делал самостоятельные военно-политические и стратегические выводы, на основе которых самостоятельно готовил планы военных действий.
Избран почетным членом Санкт-Петербургской академии наук 3 декабря 1871 года за военно-теоретические и военно-исторические труды.
Мольтке явился сторонником строжайшей дисциплины, точности исполнения всего, что составляло программу воспитания и образования войск. Он основывал всю мирную подготовку на строгом расчете, предусмотрительности, доходившей до мелочей, на устранении возможных случайностей. Основатель практики предельно детализированных стратегических планов и требований к их неукоснительному соблюдению. Олицетворил немецкий педантизм.
Понимая, что добиться точности в перевозках войск можно только тогда, когда железные дороги будут в руках правительства, Мольтке добился не только выкупа всех железных дорог в казну, но и того, что в прокладке новых линий доминирующим условием должен быть замысел войны; он не допускал прокладки линий коммерческого значения ранее, чем будут осуществлены проекты стратегических дорог. После того как генеральный штаб стал составлять планы перевозок по корпусам, Мольтке имел полное право сказать по объявлении войны Франции: «Я могу наконец отдохнуть».
По сути, Мольтке занимал позицию стратега-разработчика, считая, что хорошо составленный план может быть реализован уже без участия автора.
Как начальник генерального штаба, Мольтке сформулировал в короткой статье «О стратегии» отношения государственной политики и военного управления в войне, заложив тем самым контуры государственной стратегии. По его мнению, стратегия обеспечивает политикам право повышать требования к противнику и победе в начале войны и довольствоваться меньшим ее результатом.
Мольтке также настаивает на гибкости стратегических планов: «Уроки стратегии практически не выходят за рамки здравого смысла; их нельзя назвать наукой; их ценность заключается лишь в конкретных примерах. Следует правильно оценивать постоянно меняющуюся ситуацию и делать то, что представляется наиболее простым и естественным, с уверенностью и осмотрительностью»[21].
Мольтке принадлежит и прогноз о росте длительности (затяжном характере) войн. В нем он предупреждал о необходимости перехода к долгосрочным стратегиям.
Генрих Жомини[22]
Перечисление военных теоретиков стратегии я завершаю генералом Антуаном-Анри (Генрихом) Жомини, несмотря на то что он жил и теоретизировал до Клаузевица и Мольтке. Владимир Квинт считает Жомини первым систематизатором универсального стратегирования, применимого как в военной, так и в гражданской сферах планирования.
Книга Жомини «Общие правила военного искусства» (1817) была впервые представлена российскому императору Александру I уже после победы над Наполеоном, советником которого (и в последующем еще трех российских императоров) был генерал. Теория Жомини легла в основу генерального планирования военных операций сначала Российской, а затем и Красной Армии.
Считается, что Жомини предсказал крах русской кампании Наполеона и по этой причине избегал участия в ее стратегировании, ограничившись комендантскими функциями в Вильно и затем в Смоленске.
Жомини автор принципа ударности – концентрации сил на наиболее важном участке фронта для сокрушительного наступления. Стратегия сокрушения, принцип частной победы, исследованные и возведенные на пьедестал теорией Жомини, до Первой мировой войны включительно являлись символом веры всех генеральных штабов.
Можно с высокой степенью уверенности утверждать, что Жомини стал первым международным стратегическим консультантом.
В основу его трудов положена теория замыслов.
«Все замыслы, охватывающие театр войны в целом, относятся к области стратегии и сводятся к следующему.
1. Определение театра войны и различных представляемых им комбинаций.
2. Выбор и устройство постоянной базы и оперативной зоны.
3. Определение избираемого для наступления или обороны объекта.
4. Установление решительных пунктов театра войны.
5. Оперативные фронты и оборонительные линии.
6. Выбор операционных линий, идущих от оперативной базы к вышеупомянутому объекту или оперативному фронту.
7. Лучшая из стратегических линий, которую следует избрать для данной операции. ‹…›
8. Временные оперативные базы и стратегические резервы.
9. Марши армии, рассматриваемые как маневр.
10. Магазины, рассматриваемые, в их отношении к маневрированию армий.
11. Крепости, рассматриваемые как средство стратегии, как убежище для армии или препятствие для ее марша; осады, которые надлежит предпринять, и прикрытие их.
12. Укрепленные лагеря, предмостные укрепления и т. д.
13. Демонстрации и выделение крупных отрядов.
14. Независимо от этих комбинаций, принципиально входящих в проект общего плана первых операций кампании, существуют и другие операции смешанного порядка, относящиеся к стратегии, в отношении их общего руководства, и к тактике в отношении их выполнения, как-то: переправы через большие и малые реки, отступления, зимние квартиры, внезапные нападения, высадки, конвоирование крупных транспортов и т. д.»[23].
Жомини, возможно первым, рискнул дать определение стратегии:
«Я определил стратегию как искусство вести войну по карте, искусство охватывать весь театр войны (выделение мое. – Примеч. авт.). Тактика – это искусство драться на местности, располагать силы сообразно с местными условиями и вводить их в бой на различных пунктах поля сражения…, на котором действующие части в течение самого боя могли бы получать и исполнять приказы. Наконец, логистика, в сущности, представляет лишь науку о подготовке к применению двух других наук. Мое определение критиковали, но лучшего определения не дали»[24].
По сути, Жомини создал онтологию стратегирования, не только применимую в военном искусстве, но и ставшую методологией конструирования политических и предпринимательских стратегий.
Такой ограниченный круг военных теоретиков и некоторые тезисы из их теорий выбраны мной для иллюстрации движения военной мысли от советов военачальникам и опыта военачалия к построению стратегий как планов и стратегирования, как процесса «думания замыслами на картах» театров военных действий. Военные теоретики и теории отсечены мной по времени началом построения публичных политических и коммерческих стратегий.
Логически цепочка примеров являет эволюционное насыщение военных стратегий особенно важными для публичного стратегирования методами и принципами:
• «Война – путь обмана» (Сунь-цзы); лучшая победа – победа, достигнутая без войны;
• коварство – главный путь к победе (Макиавелли);
• напор, натиск, ложный отступ – контратака, движение россыпью на марше, концентрация и маневр в бою (Румянцев-Задунайский);
• «Тяжело в учении – легко в бою!», «Каждый солдат должен знать свой маневр», учения на моделях театра военных действий, война до полной победы, никаких перемирий (Суворов-Рымникский);
• солдат – герой, соавтор побед (Румянцев-Задунайский, Суворов-Рымникский);
• стратегия – «искусство вести войну по карте, искусство охватывать весь театр войны», стратегия сокрушения есть комбинация частных побед, теория замыслов, структура стратегии (Жомини);
• стратегия – наука, исследующая способы ведения войны, тотальная концентрация сил и средств на ведение войны, предельная концентрация сил и ресурсов, победа достигается не на поле боя, а через истощение противника, отступление только при наличии преимуществ своих коммуникаций перед коммуникациями противника; предельная экономия времени – внезапность, разделение войн на тотальные и ограниченные (Клаузевиц);
• стратегии должны быть долгосрочными (войны удлиняются), генеральный штаб – профессиональный центр стратегирования, предельная детализация планов с неукоснительностью их исполнения, политика определяет задачи и исход войн, замысел войны диктует экономику и инфраструктуру, хорошо разработанный план реализуем без участия автора (Мольтке).
Эти предтечи гражданских и публичных стратегий стали востребованными предпринимателями и политиками лишь в начале ХХ столетия и весь век развивались ими обособленно, почти не соприкасаясь с военной сферой. Однако в ХХI веке войны приобрели характер сетецентричных и гибридных, в которых публичная информация и дезинформация стали чуть ли не приоритетным средством ведения военных действий, а стратегические планы (их гипотезы, демонстрируемые на картах) подвергаются публичным разборам и общественному развенчанию. Публичные стратегии перемешались с военными планами и политическими ухищрениями. Хуже того, вес замыслов из частных (бизнес) стратегий все больше растет в стратегических амбициях политиков и военных. Борьба коммерческих структур за исчерпывающиеся ресурсы обостряется. Сами войны можно уже называть частно-государственными. «Все смешалось в доме Облонских»[25].
По мнению выдающегося современного военного теоретика (считающегося автором теории гибридных войн) и начальника Генерального штаба Российской армии Валерия Герасимова, гибридные войны превращаются в перманентные, так что, увы, нам всем предстоит жить на войне и строить планы, свои стратегии с ее учетом и на ее принципах, стратегировать постоянно.
Суть разработки конкурентной стратегии заключается в том, чтобы связать компанию с окружающей средой.
Майкл Портер
Понятия «стратегия» и «стратегическое планирование» в гражданском обороте стали применяться в управлении и бизнесе раньше, чем в политике. Понятие strategizing (разработка стратегии – стратегирование) также пришло из бизнеса.
Эра стратегий в бизнесе началась в 1904 году, с книги Иды Тарбелла The History of the Standard Oil об опыте монополизации бизнес-империи Джона Рокфеллера. По мере того как Соединенные Штаты и бо́льшая часть мира отказывались от далекоидущих эксклюзивов и монополий, Standard Oil стала ярким примером альтернативной стратегии. Точнее, пионером создания долгосрочной бизнес-стратегии, ориентированной на монополизацию целых отраслей экономики. Рокфеллер заставил конкурентов продать свои акции Standard Oil, значительно снизив цены на свои нефтепродукты. Когда стало ясно, что Standard Oil может прибыльно продавать нефтепродукты по ценам значительно ниже производственных затрат конкурентов, последние свернули и продали свой бизнес. Долгосрочный план демпинга, снижения издержек и доведения до банкротства конкурентов привел к росту эффективности и масштаба деятельности компании.
Этот акцент на расширении временны́х границ планирования индустриализации и монополизации обозначил стратегическое пространство на XX век. Самые успешные стратегии привели к образованию транснациональных корпораций и мировых брендов.
Фредерик Уинслоу Тейлор своей монографией «Принципы научного менеджмента» (1911) положил начало философской школы, утверждающей, что повышение производительности труда является результатом того, что работники и процессы максимально эффективны. Тейлора критиковали за то, что он не уделял достаточного внимания социальной стороне труда и производственных операций, но он был не одинок. Альфреда П. Слоана, который помог сделать General Motors крупнейшей промышленной корпорацией в мире на протяжении многих десятилетий, обвинили в том же узком фокусе на показателях, задачах и эффективности. При спонсорской поддержке Слоана в 1931 году в Массачусетском технологическом институте была создана первая в мире университетская образовательная программа для руководителей Sloan Fellows. В 1952 году благодаря гранту Фонда Слоана была создана Школа промышленного менеджмента Массачусетского технологического института, предназначенная для воспитания «идеального менеджера» (позже переименована в Школу менеджмента Альфреда П. Слоана) и сегодня являющаяся одной из ведущих бизнес-школ мира.
На этом заделе родились многие из ведущих консалтинговых компаний (на профессиональном сленге – «бизнес-инженеров»), которые работают и сегодня.
Пионером бизнес-консалтинга по праву считается компания McKinsey, основанная профессором Чикагского университета Джеймсом О. Маккинси в 1926 году и до сих пор считающаяся самой престижной консалтинговой фирмой в мире.
Boston Consulting Group (BCG) образована Брюсом Хендерсом (автором матрицы BCG) в 1963 году и слывет главным новатором в бизнес-консалтинге.
Bain & Company замыкает «Большую тройку» консалтинговых компаний, специализирующихся на стратегическом консалтинге. Основана в 1973 году бывшим вице-президентом Boston Consulting Group Биллом Бэйном.
Следующими за ними по значимости стали аудиторские компании, не чуждые стратегического консалтинга: Deloitte, PricewaterhouseCoopers (PWC), Ernst & Young и KPMG, образующие «Большую четверку».
С течением времени организация и планирование деятельности, основанные на опыте, уступили место прогнозно-аналитическим взглядам, рассматривающим все возможные аспекты производительности и эффективности в бизнесе, в первую очередь благодаря профессиональному консалтингу. К 1969 году эти аспекты стали основой для комплексного стратегического анализа и планирования, ознаменовав разработки стратегий в бизнесе.
Структурированный подход
Анри Файоль[26], теоретик менеджмента, в 1916 году опубликовал Теорию научной организации труда. А через два года, в работе «Общее и промышленное управление», включил планирование в число основных обязанностей менеджмента. Описал планирование как «изучение будущего, решение о том, что необходимо сделать, и разработка плана действий».
Брюс Хендерсон[27], основатель Бостонской консалтинговой группы (BCG), в интервью журналу The Economist заявил, что сделал больший вклад, чтобы изменить бизнес Соединенных Штатов, чем любой другой человек в американской истории. Всемирную известность ему принес инструмент для стратегического анализа и планирования в маркетинге – матрица BCG.
Игорь Ансофф[28] – признанный исследователь развития мышления, ярый сторонник школы мыслителей «Планирование» и практики в области бизнес-стратегии. Многие считают его одним из пионеров стратегического планирования. Его книга «Корпоративная стратегия», опубликованная в 1965 году, сосредоточена в основном на внешних, а не на внутренних проблемах организаций, включая соответствие продуктов различным типам рынков – для анализа которых Ансофф представил свою хорошо известную матрицу как инструмент стратегического планирования, который до сих пор широко используется.
Джон Аргенти[29] – основоположник систематического корпоративного планирования. Предложил модель процесса стратегического планирования (1980). Сформулировал пять этапов стратегического процесса, в котором организация должна:
1) установить целевые показатели деятельности;
2) выявить разрывы между целевыми показателями деятельности и прогнозируемыми результатами следования действующей стратегии;
3) оценить внешнее окружение и внутреннюю среду организации;
4) сформулировать новую стратегию на основании результатов анализа внешнего окружения и внутренней среды организации;
5) реализовать новую стратегию как план действий и бюджет.
Аргенти, подобно другим сторонникам планового подхода, полагает, что стратегический анализ должен предшествовать стратегическому выбору, а тот, в свою очередь, должен предшествовать реализации стратегии.
Модель Аргенти и поныне являет собой почти аксиоматическую последовательность стратегирования.
Майкл Портер[30], пожалуй, самый популярный бизнес-стратег, уделял особое внимание конкурентоспособности, организационной и государственной компетенции и написал несколько популярных книг по бизнес-стратегии; также разработал набор часто используемых инструментов и методов, например модели «Пять сил» и «Цепочка создания стоимости».
Стратегические неудачи многих компаний происходят от неспособности преобразовывать общую конкурентную стратегию в ряд последовательных специфических шагов, которые требуются для получения конкурентных преимуществ.
Майкл Портер
Портер писал в 1980 году, что конкурентная стратегия формулируется путем рассмотрения четырех ключевых элементов:[31]
1) сильных и слабых сторон компании;
2) личных ценностей ключевых исполнителей (то есть руководства и правления);
3) возможностей и угроз отрасли;
4) более широких общественных ожиданий.
Первые два элемента относятся к внутренней среде, а последние два – к факторам, внешним по отношению к компании, то есть к внешней среде. Эти элементы учитываются на протяжении всего процесса стратегического планирования.
Портер определил стратегию как «…широкую формулу того, как бизнес будет конкурировать, каковы должны быть его цели и какая политика потребуется для достижения этих целей» и «…сочетание целей, к которым стремится фирма, и средств, с помощью которых она стремится к этому»[32].
Теоретико-игровой подход
С появлением теории игр[33] (1944, Джон фон Нейман и Оскар Моргенштерн, «Теория игр и экономическое поведение»)[34] постепенно сформировался теоретико-игровой подход к формированию экономических стратегий, отличием которого от структурированных стратегий стало математическое моделирование вероятных ситуаций в будущем в целях выбора вариантов оптимальных решений и тактик в долгосрочной деятельности.
Пик популярности и применения теории игр в стратегировании пришелся на 90-е годы XX века. Однако только математическим моделированием теоретико-игровой подход не ограничился. В это же время в СССР сформировались игровые школы Генриха Альтшуллера (ТРИЗ – теория решения изобретательских задач[35]) и Георгия Щедровицкого (ОДИ – организационно-деятельностные игры[36] или МДП – мыследеятельностный подход[37]). Оба отечественных подхода получили развитие во время становления российского предпринимательства и пользовались большей популярностью в сравнении с математическим моделированием в силу более эмоционального и группового стратегирования.
Теория игр стала преобладающей методологией анализа бизнес-стратегии… Использование экстенсивных игр для моделирования стратегических взаимодействий имеет преимущество, потому что заставляет аналитика быть достаточно точным в отношении специфической природы конкуренции. В настоящее время теория игр предоставляет единственный последовательный способ логического анализа стратегического поведения.
Карл Шапиро
Как тут не вспомнить Клаузевица с его войнами на картах. Ведь имитация военных действий на карте театра военных действий – не что иное, как настольная игра, в которой игроки разыгрывают варианты развития событий.
Однако на пике популярности игровые методы стратегирования подверглись критике. Например, Фишер констатировал, что теоретико-игровой подход потерпел неудачу, особенно потому, что «правильно смоделированную спецификацию может быть трудно отличить от доступной отраслевой информации».[38][39]
Тем не менее к ХХI веку игрофикация стратегирования стала почти повсеместной традицией и стратегические совещания, мозговые штурмы, сессии стали достоянием большого количества вовлеченных, а не только руководства и узких специалистов. А стратегирование, как правило, стало состоять из эмпирико-аналитической и модельно-игровой частей.
Стратегическое планирование – систематический процесс представления желаемого будущего и воплощения этого видения в широко определенные цели или задачки и последовательность шагов по их достижению. Это дисциплинированная работа, которая приводит к принятию фундаментальных решений и определению действий, которые формируют и направляют то, что представляет собой организация, кому она служит, что она делает и почему, с акцентом на будущее. В отличие от долгосрочного планирования (которое начинается с текущего состояния и прокладывает путь к удовлетворению предполагаемых будущих потребностей) стратегическое планирование начинается с желаемой цели и работает в обратном направлении к текущему состоянию.
• На каждом этапе долгосрочного планирования планировщик спрашивает: «Что нужно сделать здесь, чтобы перейти к следующему (более высокому) этапу?»
• На каждом этапе стратегического планирования планировщик спрашивает: «Что нужно сделать на предыдущем (более низком) этапе, чтобы достичь успеха?»
Стратегическое мышление и синтез методов стратегирования
С 80-х годов ХХ века разработка экономических и бизнес-стратегий стала нормой организации экономической деятельности. Практики и ученые, казалось бы, нашли универсум стратегического планирования, подобный подходам Госплана СССР. Складывалось ощущение, что достаточно иметь качественную статистику, оценку ресурсов, данные о конкурентах и математические методы моделирования, чтобы стратегия получилась эффективной. С ростом мощности компьютеров и Интернета увеличилась как моделирующая, так и информационно-аналитическая поддержка стратегов. Золотой век технологически обеспеченного (алгоритмизированного) стратегирования, казалось, настал к 2010 году.
Но в то же время рос и скепсис, появились критики алгоритмов.
Генри Минцберг[40], идеолог стратегического мышления, получил титул «великий иконоборец менеджмента» из-за готовности атаковать ранее священные концепции в бизнесе и менеджменте. Его здравый подход к вопросам управления и бизнес-стратегией приобрел широкую популярность и поддержку, поскольку выявил пробелы между академическими концепциями стратегии и реальностью.