Читать онлайн Магическая практика. Пройти и (не) влюбиться

Глава 1

Габи

Я долго терпела этого выскочку Леона. С того самого дня в библиотеке, когда я впервые увидела его и чуть не пришибла, я сказала себе: «Габи, мало ли на свете придурков! Жизнь слишком коротка, чтобы тратить на них свое время и свои нервы. А тебе во что бы то ни стало надо доучиться!»

Вот я и училась, изо всех сил игнорируя эту самодовольную рожу и вьющихся вокруг красавчика Леона девчонок. К счастью, пересекались мы с ним только в библиотеке, в коридорах да порой на общих лекциях вроде истории магии. Моей специализацией была боевая магия, специализацией Леона – бытовая.

Да-да, я сама офигела, когда поняла, что эта двухметровая орясина – будущий бытовой маг. Смешно, аж живот надорвешь. Хотя, если разобраться, все становится понятно: богатому наследничку вовсе не обязательно надрываться на тренировках, как боевикам, или зубрить ночами напролет, как целителям, можно пойти на самый непыльный факультет и радоваться жизни, преотлично устроившись в цветнике. Ведь на бытовой обычно поступают девушки. А диплом об окончании будет тот же самый – диплом выпускника Академии Ауром Кастеллум.

В то время как я с утра впахивала на полигоне, а по вечерам после занятий подрабатывала, лишь бы продержаться на плаву, Леон прекрасно проводил время, меняя девчонок как перчатки. Уверена, он и имена-то их не запоминал.

Хотя какое мне дело до его любовных утех? Вот правда! Век бы не видеть эту смазливую физиономию. Да только Леон, как назло, так и лез на глаза.

А в то злополучное утро, когда все и произошло и моя жизнь совершила неожиданный кульбит, он не просто лез на глаза, он буквально лез мне под юбку!

Клянусь, в том, что случилось, нет и десятой части моей вины!

С самого начала день пошел не по плану. Я проспала. Вымоталась вечером в трактире, где подрабатывала подавальщицей, вернулась за полночь. В то время как я носилась туда-сюда с тарелками и кружками, Браейн, мой однокашник, восседал на табурете у входа с гордым видом. Изо всех сил изображал грозного вышибалу.

Вид у Браейна действительно был внушительный, а то, что он зачет по боевым заклятиям сдал с третьего раза, хозяина не интересовало. Трактирщик предпочел нанять охранником его, а не меня – хрупкую на вид девушку. Обидно, хоть я и привыкла. Я понимала, ради чего стараюсь: вместе с дипломом мага-боевика выпускник получал личное дворянство, неплохие подъемные и гарантированное распределение, а вместе с ним и неплохое жалование. Однако никто не обещал, что окончить факультет и получить в итоге свиток с печатью академии будет легко. Далеко не все студенты добирались до пятого курса, а особенно девушки.

Я проспала и хотела сразу бежать на лекции, но желудок запротестовал громким урчанием. Я пересчитала вчерашнюю выручку. Пять медяшек отложила, чтобы отправить тетке, присматривающей за сестренкой, и себе оставила пять. Негусто, но на завтрак и обед должно хватить.

– Привет, Габи! – улыбнулась Полли, стоящая на выдаче. – Сегодня вкусная овсянка. Чуть жидковата, но зато на молоке.

– Давай! – махнула я рукой. – И компот.

Я водрузила на поднос свой нехитрый завтрак, издалека заприметила свободное местечко за столиком у стены и отправилась к нему прямой наводкой, не глядя по сторонам.

А надо было смотреть!

Обычно я держусь от Леона подальше. От его ухмылочек и глупых шуточек, которыми он время от времени пытается меня доставать. Видать, с недосыпа потеряла бдительность.

Шла я, никого не трогала. Предвкушала завтрак. Тут-то все и произошло!

Сначала раздался хруст. И мгновенно, без предупреждения, с меня сдернули юбку!

Ну как сдернули – попытались. Рефлексы сработали быстрее. Я схватилась за юбку и выпустила из рук поднос, который тут же перевернулся в воздухе, тарелка нахлобучилась прямиком на темечко Леона, почему-то сидящего на полу, а после медленно, будто нехотя, сползла, оставляя потеки каши на каштановых волосах и отутюженной франтоватой форме бытового факультета.

Это только описывать долго, на самом деле происшествие заняло пару секунд.

Юбка ползет вниз. Бамс! Каша на голове Леона!

Случайные свидетели грохнули от хохота. Мне же было совсем не смешно. Да и Леону, судя по всему, тоже. Еще бы: красавчик, всеобщий любимчик в таком нелепом положении. Но ведь сам виноват?

Карие, обычно насмешливые глаза налились яростью. Мне показалось, что он меня стукнет, и дальше я действовала на инстинктах…

В стенах академии применять боевые заклятия категорически запрещено. На учебных полигонах, где мы тренируемся, стоят защитные магические экраны, чтобы никто не пострадал. В столовой таких экранов не было.

Сама не поняла, как кинула в Леона заклятие «разрывающий хаос». Оно первым пришло на ум, так как мы изучали его буквально на прошлой неделе.

В последний момент опомнилась, ухватила заклятие за хвост, пытаясь забрать часть силы, но опоздала. Заклятие встретилось лоб в лоб с заклятием, которое бросил Леон! Боевым, между прочим! Откуда у бытовика такие знания? Он кинул в меня «теневое поглощение», чтобы спеленать, будто младенчика.

Вот так нежданно-негаданно мы вступили в магическую дуэль. Между прочим, строго запрещенную кодексом академии. После такого – только исключение. Мамочки!

Силы схлестнулись. Студенты, кто посообразительней, мгновенно выставили щиты. Другие попадали на пол. В замкнутом пространстве, да еще окруженная со всех сторон щитами, магия плеснула в прорехи в силе, как вода, прорвавшая плотину.

С грохотом переворачивались столы. Падала на пол и со звоном билась посуда. Взорвались окна, и осколки устремились во все стороны. Кого-то, кто не успел выставить защиту, посекло…

Нас с Леоном отбросило друг от друга. Этого верзилу протащило по полу, меня же сила приподняла в воздух и шваркнула об стену.

Здравствуй, обморок! Прощай, Академия…

Глава 2

Леон

Ректор снял очки, подслеповато прищурился и стал похож на расстроенного дядюшку. Когда-то именно с таким лицом он ругал меня за испорченную клумбу, а потом обещал не выдавать родителям, чтобы они не переживали. Что-то сделал с магией, и цветы подняли поникшие головки, а через четверть часа клумба выглядела так, словно я и не слетал в нее вместе с обломившейся веткой яблони.

Вот только сегодня я очень сомневался, что дядя скажет, как тогда, дескать, мальчишки должны шалить, на то они и мальчишки. В животе скрутился холодный узел, а воротничок форменного кителя впился в горло. Мне захотелось оттянуть его пальцем, но пришлось стоять навытяжку, сверля нобиле Вистранте взглядом примерного студента.

И даже зеленоватый оттенок лица безродной выскочки не радовал. Ей-то терять нечего: из того трактира, где она тарелки разносит, не выпрут.

– Пять разбитых окон, – начал перечислять ректор сухим бухгалтерским тоном. – Два десятка сломанных столов и сотня разбитых тарелок и чашек…

– Я компенсирую, – вставил я.

– Отрезанное ухо раздатчицы…

– И оплату услуг целителя.

Ректор вернул очки на нос, глянул на меня поверх них так, что впору было провалиться сквозь пол, и спросил:

– Разве нобиле Фальконте не урезал ваше содержание?

А вот это был удар ниже пояса.

– Прошу прощения, нобиле Вистранте, но это не имеет…

– Мне здесь решать, что имеет отношение к делу, а что нет, – припечатал он. Поднялся, опираясь на стол. Как он умудрялся, будучи ниже меня на голову, смотреть сверху вниз? – Мне надоела ваша парочка!

– Мы не… – пискнула выскочка и заткнулась на полуслове под взглядом ректора.

– Мне надоело выслушивать жалобы! Студент Фальконте, вы нобиле, а ведете себя как пьяный виллан, который выражает симпатию к девушке, с размаха хлопая ее по мягкому…

– Что? – взвился я, на миг забыв даже, что надо молчать, со всем соглашаться и молиться, чтобы меня не выперли из академии. – Симпатию? К этой?! Этой… Да это она!..

– Что она? – вкрадчиво поинтересовался ректор.

Я прикусил язык. Конечно, эта выскочка мне три года проходу не дает – вот уж кто не умеет выражать симпатию! Но мужчина, который оправдывается, обвиняя девушку, жалок, а я и так сегодня выставил себя на посмешище. Надо ж было этой кардисовой ножке подломиться, когда я плюхнулся на стул! Узнаю, кто из девчонок последней дежурила по кухне, засуну ей эту ножку!.. Надо ж было мне, падая, схватиться не за что-нибудь, а за юбку этой ненормальной!

– Кто первый потянулся к магии? – Ректор перевел тяжелый взгляд с меня на выскочку.

Снова захотелось поправить врезавшийся в горло воротник, но я только сглотнул. Магическая дуэль в стенах академии – исключение с волчьим билетом. И тогда отец все же исполнит свою угрозу. Да кардис с ним, с состоянием, не пропаду, но он ведь и из книги нобилей меня вычеркнет, сделав простолюдином!

– Кто. Первый. Потянулся. К магии, – повторил ректор.

Пришлось признаваться.

– Я.

Хотел спеленать ее, пока эта ненормальная столовую не разнесла, как тогда библиотеку!

Ну скажите на милость, будет нормальная девушка, услышав: «Дорогуша, подай атлас домовых заклинаний», швырять этот самый атлас в голову попросившему? Ну хорошо, хорошо, сперва она огрызнулась, а я сказал, что девица должна быть вежливой и покладистой, иначе замуж не возьмут. Сущую правду, между прочим, сказал! Затем ведь она и в университет поступила, разве нет? Всем же ясно, что все эти программы поощрения талантов из простонародья – на самом деле лишь способ влить немного свежей крови в кровь нобилей, дабы избежать близкородственных браков.

И это вовсе не повод ронять библиотечный шкаф! Шкаф-то я успел поймать, чтобы никого не прибил, а вот книги…

– Я, – прошептала одновременно со мной выскочка.

Я не удержался – посмотрел на нее. Зеленая, губы дрожат, того и гляди в обморок хлопнется от страха. Да из нее боевик такой же, как из меня бытовик!

Ректор усмехнулся. Не торопясь опустился за стол и потянулся к бумаге.

– Значит, пишу два приказа об отчислении.

– Я компенсирую, нобиле Вистранте, – повторил я. – В конце концов, посуду и стекла я и сам восстановить могу. И готов заплатить целителю.

Займу у кого-нибудь, там разберемся. «Ни к чему не годный бездельник! – словно наяву прозвучал в голове голос отца. – Мне стыдно, что я вырастил такого сына!»

Сейчас я действительно готов был собирать все тарелки по осколочку, только бы не вылететь из университета.

Да что там, незачем врать самому себе, я был готов на что угодно, лишь бы не вылететь из университета! Но ведь эта выскочка всем растреплет, что наследник – пока еще наследник – древнего рода Фальконте унижался, упрашивая дядю не выгонять его, а ректор, представитель другого древнего рода, совершил должностной проступок, оставив племянника без наказания. Еще и насочиняет от себя наверняка, и все будут говорить, что экзамены я до сих пор сдавал только благодаря протекции дяди.

Так что пришлось молчать. Хотя меня никто и не собирался слушать.

– А вы что скажете, мастра Ардженте? – спросил ректор.

– Мне нечем компенсировать, – прошептала она, и видно было, что вот-вот разревется. – Но у меня «отлично» по военно-полевому целительству, и я…

– Неужели вы полагаете, что я оставил бы работницу университета без помощи целителя? Раздатчице ухо прирастили еще до того, как вы пришли в себя.

Глаза выскочки налились слезами. Вот вроде радоваться я должен, что она получит наконец по заслугам, а на душе почему-то стало муторно.

– Нобиле Вистранте. – Я вздернул подбородок и распрямил плечи. – Я действительно начал первым. Я случайно сдернул с мастры Ардженте юбку и первым потянулся к магии, спровоцировав…

– Так пусть не провоцируется! – рявкнул ректор. – Вы, мастра Ардженте, боевой маг или базарная торговка? А вы, нобиле Фальконте, в самом деле виллан, ради развлечения срывающий с девушек юбки!

Он отложил перо. Пауза затягивалась.

– Исключительно уступая просьбе вашего декана, мастра Ардженте, – сказал ректор. – Исключительно из уважения к вашей семье, нобиле Фальконте. Через две недели у вас начинается практика.

Воротничок перестал впиваться в горло. Пронесло! Кажется, пронесло!

– Без подписанного отчета о которой вас не допустят к сессии.

Ерунда! Я еще месяц назад договорился в центральной библиотеке. Немного поулыбаться, парочка дежурных комплиментов. Директриса была вне себя от счастья, что такой «обаятельный молодой человек не боится поступать наперекор мнению общества» и «согласен разбавить их чисто дамский коллектив». Девушки – всегда девушки, им нравится заботиться о парнях, природа у них такая, пролетят три месяца практики – и не замечу.

– У нас снова запрос из гарнизона Вальтремо на боевого мага-практиканта.

Отличное место для выскочки! Ссылка на три месяца в редкую глушь. Посидит, подумает о смысле жизни и подобающей приличной девушке скромности. Прямо-таки представляю, как она стоит в дозорной башне и от скуки пересчитывает по хвостам бродячих собак.

А если мне повезет, какой-нибудь парень, оголодав в этой глуши без общества, втрескается в нее и сделает предложение. Она так-то ничего – косища с руку, глазищи на пол-лица. Будет вести себя прилично, кто-нибудь точно решит приударить. Главное, чтобы она не учудила, как тогда на полигоне…

Я настолько размечтался, как наконец избавлюсь от этой занозы в мягком месте, что едва не пропустил следующие слова ректора.

– К боевому магу в сопровождение придается студент бытового факультета в качестве денщика.

Замечательный способ пристроить безродных быто…

Что?!!

Глава 3

Габи

В дилижансе воняло луком, пóтом и перегаром. Леона, сидевшего напротив меня на узкой деревянной скамейке, с одной стороны подпирал пьяненький мужичок, с другой – дородная селянка. Мужичок все пытался примостить голову на плечо наследнику древнего рода, селянка то и дело задевала его корзиной. Леон хранил стоическое спокойствие, и только трепет аристократических ноздрей да излишне крепко стиснутые челюсти выдавали его истинные чувства.

Это была уже третья пересадка за сегодня. Ранним утром экипаж Академии добросил нас до ближайшей почтовой станции, где мы загрузились в дилижанс до Краута, последнего крупного города на пути к месту назначения, и уже оттуда выдвинулись в сторону деревушки Вальтремо, где стоял гарнизон.

Настоящим наслаждением стало наблюдать за встречей Леона с реальным миром. Этот пижон утром усаживался в казенный экипаж в начищенных до блеска туфлях, острые уголки воротника едва не врезались в подбородок, галстук повязан каким-то щеголеватым узлом, из кармана сюртука выглядывал белейший носовой платок.

– В театру собрались? – подмигнул возница. – Что дают нынче?

Пожилой форейтор, который на своем веку повидал именитых нобиле больше, чем их заседает в королевском совете, субординации давно не соблюдал.

Я прыснула в кулак, Леон надменно покосился в мою сторону. Нервно снял с рукава невидимую пушинку.

К тому часу, когда мы расположились на обед в придорожном трактире Краута, пижонские туфли были безнадежно заляпаны глиной, галстук съехал набок. Леон то и дело очищал брюки от грязи заклятием чистоты. Однако надо отдать ему должное – высокомерное выражение ни разу не покинуло его смазливого личика.

Едва мы приземлились за столом, Леон как ни в чем не бывало принялся расточать улыбки девушкам-подавальщицам. Дурехи-то и рады, запорхали вокруг, защебетали: «Ах-ах, господин, чего изволите? Ах-ах, откушайте солянки! Ах-ах, давайте мы вам скатерочку подстелем!» Тьфу, смотреть противно! Леон царственно позволял себя облизывать.

Столь же отвратительно он вел себя в библиотеке, в день нашего неудачного знакомства. Готовился к семинару он так – восседал на кресле в центре зала и раздавал указания однокурсницам. Ты, мол, принеси чернил и бумаги, ты – притащи из кофейни булок, а ты – это он мне, если что! – подай атлас домовых заклинаний. Понятно: перепутал меня, боевого мага, с очередной своей воздыхательницей.

Я игнорировала раз, другой, но его царственное величество не унималось. Принялся меня поучать, мол, замуж такую строптивицу никто не возьмет. Во-первых, не очень-то и хотелось! А во-вторых, кто ты такой, чтобы давать непрошеные советы. Я любезно просила его заткнуться, и разошлись бы миром, если бы не одна небрежно брошенная фраза.

– Девица должна быть вежливой и покладистой! – Хлыщ нравоучительно поднял вверх палец, ни дать ни взять священнослужитель в храме Семи Отцов. – И чему вас только родители учили? Таких бы родителей самих…

Тут у меня, как говорится, забрало-то и упало! Опомнилась посреди хаоса – перевернутых стульев и разбросанных книг. Этот свинтус посмел оскорбить память моих дорогих родителей, в то время как их могилы еще не успели…

«Так, Габи, соберись! Опять глаза на мокром месте!»

Леон уставился на меня – я устроилась за соседним столом с горшочком щей из квашеной капусты – и широкая улыбка увядала на его лице. Взгляд красноречиво вопил: «Вот он, источник моих бед!»

Да будь моя воля, я бы этого горе-напарника оставила в Академии, еще бы и денег доплатила, чтобы не ездил! Увы, денег у меня не было, а моего мнения никто не спрашивал. Придется стиснуть зубы и терпеть.

В Крауте мы пересели в заполненный под завязку дилижанс, скрипевший на поворотах так, будто он проклинал набившихся в него людишек.

К счастью, с каждой новой остановкой пассажиров становилось все меньше. В ту глушь, куда ректор отправил нас по распределению, ехали, похоже, только мы с Леоном да тот самый пьяненький мужичок – мы остались одни после дорожной станции у села Пичилья. До гарнизона тащиться еще часа два.

Леон встал, повел плечами, разминаясь. Пьяный сосед немедленно грохнулся на лавку, растянулся во весь рост и захрапел. Леону ничего другого не осталось, кроме как переместиться на свободное место – то есть ко мне.

Сел он, однако, на противоположный конец лавки и впервые за дорогу неожиданно заговорил:

– Вид у вас бледноватый, мастра… как там… Ардженте.

Леон был бы не Леон, если бы не выдал очередную гадость.

– Да и у вас, нобиле Фальконте, не сказать чтобы был цветущий вид, – невозмутимо парировала я. – Видно, долгая дорога вас утомила. Вы не привыкли к трудностям. Ну ничего, я разрешу вам как следует отдохнуть, прежде чем вы приступите к своим обязанностям… денщика.

Леон аж подавился. Вытянулся, точно аршин проглотил. Сидит, глазами хлопает. Любо-дорого посмотреть! Он что же, думал, я не знаю, какие обязанности бытовики исполняют при боевых магах?

Леон открыл рот, закрыл – впервые бедняжка не нашелся, что ответить. Я же глядела на него с милой, невинной улыбкой.

– Ну как не помочь доблестному магу на боевом посту! – Леон наконец совладал с собой и вернул себе беспечный вид. – Места дикие, опасные. Гарнизон на границе с пустошью, а ведь именно здесь развернулась последняя битва с Кардисом Морте. С тех пор разная дрянь и лезет с безжизненных земель…

– Ерунда, – нерешительно сказала я: про последнюю битву с великим темным магом я знала немного, историю магии никогда не любила. – Там уже лет сто тихо и спокойно.

– Да? А гарнизон там для красоты разместили? Боюсь, вы многого не знаете, малютка Ардженте.

– Еще раз назовете меня малюткой!.. – угрожающе прошипела я, сложив пальцы в первую боевую позицию.

– Ладно, ладно. – Леон примирительно поднял ладони. – Однако я просто обязан провести небольшой экскурс в историю, чтобы вы знали, с чем предстоит иметь дело.

И Леон выдал мне таких отборных ужасов про проклятого темного мага, что я от страха вжалась в стену дилижанса. Как назло, стемнело, из леса доносились отчаянные птичьи вопли – что за дикие птицы водятся в этих местах? – рессоры стонали, как проклятые души, а Леон все сгущал и сгущал краски. Я будто воочию видела перед собой несчастных жертв темных экспериментов – с отрубленными руками, со звериными головами вместо человеческих. Ужас!

– Все это было очень давно, – пробормотала я, борясь с тошнотой. – Его убили, похоронили и забыли, где его могила! Он не вернется!

– Конечно, нет, – осклабился Леон, но так похабно, будто на самом деле хотел сказать: «Кто знает, малютка, кто знает!»

– Приехали! – крикнул возница.

Я поскорее схватила саквояж, распахнула дверь и, не дожидаясь, пока спустят лестницу, сиганула с высоты. Ноги по щиколотку провалились в жидкую грязь.

Пока я, ругаясь себе под нос, пыталась выдернуть сапоги из хляби, мимо продефилировал Леон, небрежно обойдя меня по кромке лужи.

– Помочь?

– Сама справлюсь!

Я вовремя вспомнила о заклятии «твердь» и выбралась из ловушки. Огляделась. Прямо передо мной возвышался хлипкий деревянный навес – вот и вся дорожная станция Вальтремо. В темноте кое-где горели лучины в окнах приземистых домишек. В этих местах мало кто использовал магические светильники – обходились по старинке. И где-то там, за полем, располагался гарнизон, куда нам с Леоном нужно явиться и представиться, как полагается.

Я мысленно застонала, представив, как мы тащимся по разбитой дороге в темноте. Впрочем, почему в темноте? Я выпустила с руки шар-огневик, который всплыл над головой и осветил пространство, как маленький фонарь.

Ухабы. Лужи. Покосившиеся штакетники. Пьянчужка, что давеча дрых в дилижансе, теперь растянулся под навесом.

Удаляющаяся спина Леона.

– Эй, мал… мастра Ардженте, догоняйте!

Глава 4

Леон

Денщиком! Я, наследник древнего рода, вынужден стать денщиком у безродной выскочки! Удружил дядя, ничего не скажешь. Я проглотил ругательство, неизвестно которое подряд за прошедшие недели. Сколько я ни пытался напомнить себе, что благородный муж должен уметь смириться с тем, что невозможно изменить, смириться не получалось.

– И не забывай, что первым отчет о практике подписывает напарник, и без этой подписи документ дальше не пойдет, – напомнил ректор, когда дверь кабинета закрылась за спиной выскочки.

«Формирование навыков коллективной работы» – кажется, так на боевом объясняли эту нелепость. Дескать, если ты с одним бытовиком сработаться не можешь, то какой из тебя будущий командир. Бытовикам же говорили, что наниматели бывают разные, и, как бы они себя ни вели, неразумно обрушивать крышу на вредного заказчика. Хотя, готов поспорить, половина боевиков никогда не окажется на поле боя, три четверти бытовиков никогда не станут работать по найму. Просто девушки с дипломом выше ценились на рынке невест.

– Так что в твоих интересах вспомнить, как должен вести себя настоящий аристократ.

– Дай-ка подумать, – не удержался я. – Чистить простолюдинке ботинки? Стирать дамские панталоны?

– Да, если того требуют его обязанности! Еще одно слово – и практика тебе не понадобится. Свободен!

Одно хорошее во всем этом – сам посмотрю на те места, где половину тысячелетия назад мои предки добыли титул в прямом смысле собственной кровью. В той битве, когда решалось, останется ли наш мир прежним или станет лабораторией безумного некроманта, которым до сих пор пугают детей.

И будущих боевых магов, ха! А ведь я и половины записей из дневника первого нобиле Фальконе не пересказал!

Вон, до сих пор дышит неровно. А может, просто запыхалась. Выскочка семенила следом, никак не поспевая за моим широким шагом. Ничего, нам обоим только на пользу пойдет размяться после почти суток в дороге.

За спиной снова вспыхнул огневик, озарив грязь, по недоразумению называвшуюся улицей. Через несколько мгновений он погас, сделав тьму еще более непроглядной. Ну вот и зачем, спрашивается, так бездарно расходовать магию?

Я демонстративно щелкнул пальцами, сотворяя заклятие «кошачьего глаза».

Черное ночное небо стало темно-синим, разноцветные звезды превратились в яркие белые искорки. На миг их перечеркнула стремительная тень летучей мыши. Сейчас я мог видеть каждую шевельнувшуюся на ветру травинку, чересчур зеленую. Не говоря уж о лужах в дорожной колее.

На самом деле это заклинание не требовало жестовой составляющей, просто хотел привлечь внимание малютки Ардженте. Круглая отличница, декан вон за нее просил, а толку? Простейших вещей не знает! Может, и хорошо, что меня с боевого выперли: судя по этой выскочке, все равно ничему толковому бы не научился.

Выскочка приостановилась. Потянулась к магии, выпустила ее.

– Нобиле Фальконте, не могли бы вы повторить это плетение?

Я смерил ее взглядом.

– А что мне за это будет?

Она, кажется, онемела на пару мгновений.

– Вы должны мне помогать! – выпалила наконец.

– Разве я отказываюсь?

– Ну так покажите еще раз!

– Денщика назначают для выполнения хозяйственно-бытовых обязанностей, – начал цитировать я. – Как-то: доставка корреспонденции, посылок, приготовление пищи при необходимости…

– Упаси меня Семеро есть что-то из ваших рук, – буркнула она. – Подсыплешь чего-нибудь…

А вот это уже оскорбление, и когда-нибудь я его припомню. Но пока я только улыбнулся:

– Как будет угодно. А также…

– Уборка, стирка одежды, а также оказание всяческого содействия и выполнение личных поручений при необходимости, – перебила она меня.

Да, эта зараза действительно заучка, ишь шпарит по уставу.

– В рамках основных обязанностей: согревать вам постель я не должен, – закончил я за нее.

Заучка хватанула ртом воздух, я продолжал, будто не заметив:

– Каковые обязанности, как мы уже выяснили, сводятся к хозяйственно-бытовым и не относятся к обучению. И которые я вовсе не отказываюсь выполнять. Позвольте вам помочь, мастра Ардженте.

С этими словами я потянул на себя ее саквояж. Как я и ожидал, малявка вцепилась в ручку мертвой хваткой. Я позволил ей дернуть его, придержал на полмгновения дольше, чем следовало, до того как выпустить.

Выскочка меня разочаровала – вместо того, чтобы в прямом смысле сесть в лужу, только пошатнулась и почти моментально восстановила равновесие.

Фыркнула, и я едва успел зажмуриться, когда взлетел еще один огневик. Но и сквозь закрытые веки свет, многократно усиленный заклятьем ночного зрения, ослепил. Пока я моргал, прогоняя разноцветные круги перед глазами, выскочка, как и положено выскочке, ускакала вперед.

Ладно, один-один. Так даже интереснее.

Вскоре впереди замаячил фонарь дозорного поста. На самом деле гарнизон был не так уж далеко от последнего жилого дома, просто в первый раз незнакомый маршрут всегда кажется дольше, тем более в темноте и через пустырь.

Я замедлил шаг. Малютка обернулась.

– Почему вы отстаете, нобиле Фальконте? Не спешите приступать к практике?

Я не стал отвечать на эту подначку. Оглядел себя. Дернул же меня кардис вырядиться в дорогу! Хотел утереть нос выскочке, а на самом деле только себя выставил на посмешище. Еще и испачкался, как свинья. Благородному нобиле не к лицу являться на службу в таком виде. Ничего, сейчас исправлю.

Галстук сам по себе завязался в идеальный узел, вернули твердость накрахмаленные углы воротничка. Исчезли пятна со штанов, и ботинки засверкали, как и положено обуви приличного человека. Подумав, я добавил заклятье от грязи, чтобы, пока дойду до помещения, не запачкаться снова. Широко улыбнулся малютке.

– Готов служить, мастра Ардженте.

Любо-дорого было посмотреть, как вытянулось ее личико. Выскочка обиженно засопела и потребовала:

– Приказываю тебе сделать меня чистой!

Глава 5

Леон

– Как прикажете, мастра Ардженте, – поклонился я.

Она просияла.

Я скрутил вихри воздуха с водой, обрушил на нее. И потребовались все мои силы, чтобы удержать каменное лицо, когда эта мелочь выставила щит. Идеально выстроенный щит, по которому и вода, и ветер стекли, не коснувшись ее.

– Что это было? – взвизгнула она. – Как ты… ты…

Она начала собирать огненный шар.

– Вы приказали сделать вас чистой, – улыбнулся я, готовый в любой момент доказать, что мои щиты не хуже. – Вы не уточнили, каким именно образом. Заклинание большой стирки сделало бы идеально чистым ваше белье…

Она раскрыла рот, явно забыв все слова, а я продолжал:

– …одежду и обувь. А заклятье иссушающего ветра…

– …превратило бы меня в пугало!

Она подскочила ко мне, задирая голову и сжимая кулачки. Того и гляди бросится.

Храбрая, конечно, но кроме храбрости у боевого мага должны быть еще и мозги… Я мысленно хмыкнул, поняв, что эту претензию могу адресовать и сам себе.

Выскочка все же не набросилась на меня. Прошипела что-то неразборчивое и двинулась к гарнизону, впечатывая в грязь каждый шаг с таким видом, словно вдавливала каблучки в мою физиономию.

– Кто? – окликнул караульный.

– На практику, – подал голос я.

– Направление!

Я протянул направление. Не знаю, чем руководствовался ректор, приказывая забрать его у секретаря именно мне. Я добавил:

– Нам приказано явиться к нобиле Ротонде.

Где-то на краю сознания крутилось, будто я слышал эту фамилию. Но припомнить не получалось, и я бросил бесполезные попытки. Каких только фамилий я не слышал в академии!

Солдат вгляделся в руны.

– Ардженте Г. Боевой маг. Фальконте Л. Бытовик. Казарма для магов вон там. – Он махнул рукой. – Не перепутайте с солдатской. Там спросите нобиле Орсини, лейтенанта, с ним и поговорите, а он уж и решит, стоит ли вас к капитану пускать. Невелики вы птицы, чтобы нобиле Ротонде сам до вас снисходил.

Выскочка вспыхнула, да и я едва удержал невозмутимый вид. Сидит тут, караулит прошлогодний снег, а туда же, пуп земли! Она открыла рот, я молча сжал ее локоть и потащил к казарме.

– Вы боевой маг или базарная торговка? – прошептал я, одновременно выплетая вокруг нас тишину.

Она встрепенулась, собралась возмутиться… Вспомнила, кто произнес эти слова в прошлый раз, и заткнулась. Только выдернула локоть из моей руки. Может, дойдет, что иногда куда достойней будет просто проигнорировать нахала. Не огрызаться же в ответ каждой шавке из подворотни!

К слову, в столичном гарнизоне с караульного за такое шкуру бы спустили – отправить посетителей без присмотра бродить по территории. Мало ли кем они назвались, и мало ли какие бумажки у них в руках!

Казарма выглядела так, как и должна выглядеть казарма в глуши. Полдюжины кроватей, стоящих изголовьями к стене, в ногах – сундуки для личных вещей, одинаковые одеяла, наверняка колючие. На стенах прикнопленные картинки с полураздетыми девицами, при виде которых выскочка зарделась.

В глубине комнаты стоял большой стол. Двое играли в кости, остальные четверо, собравшись стоя вокруг стола, азартно поддерживали игроков. Запах свежего пива и копченой колбасы защекотал мне нос, в ответ желудок скрутился в тугой узел и позорно заурчал. Хорошо хоть, никто не услышал, потому что в этот самый момент один из наблюдавших за игрой поднял голову и, увидев нас, не слишком вежливо полюбопытствовал:

– Чего надо?

Ефрейтор, как и остальные здесь, кроме лейтенанта, которым оказался один из игроков. Он отодвинул любопытного, внимательно на нас глядя.

– Прислали, значит, практикантов. Давай сюда направление, все равно игра сегодня не прет.

Я молча протянул лист, лейтенант прочел его, оглядел нас. На месте выскочки я бы провалился сквозь пол под таким взглядом, задержавшимся на разводах грязи по низу штанов, перепачканных ботинках и встрепанных волосах.

– Что ты за бытовик, дорогуша, если выглядишь как пугало? – поинтересовался он. – Вон напарника твоего хоть сейчас с докладом во дворец можно посылать.

Кто бы знал, чего мне стоило не расхохотаться при виде побагровевшей выскочки. А она вскинула подбородок и рявкнула:

– Я – боевик! Мастра Габриэла Ардженте!

Повисла тишина. Лейтенант еще раз оглядел нас – теперь уже недоверчиво.

– Смешно. Но вы сюда на практику приехали, а не в цирк.

Теперь и все остальные пялились на нас с веселым недоумением. Надеюсь, я лучше владел лицом, чем малютка.

– Леон Фальконте, – поклонился я, сознательно опустив титул. Фамилия моя говорила сама за себя, а если кто ее не слышал – тем хуже для невежды.

– Так вы нас не разыгрываете? – Лейтенант аж приподнялся со стула. – Вот эта пигалица – боевик, а эта орясина – бытовик?

Все заржали. Я стиснул зубы. Оскорбление не достигает благородного мужа, ибо ложь не имеет к нему отношения, а правда оскорбить не может.

Но какой-то коротышка, глумливо улыбнувшись, выдал:

– Ну раз уж нам такого шикарного бытового мага прислали, может, ты нам и подштанники постираешь?

Выскочка хихикнула, и это стало последней каплей.

– Да без проблем, – широко улыбнулся я, сотворяя заклинание старения. Вообще-то его использовали, чтобы быстро разрушить то, что вручную пришлось бы разбирать долго и муторно – мосты, отслужившие свое здания. Или чтобы быстрее вызрел компост. Или чтобы придать благородную патину меди и серебру. – Снимайте.

Пояса шутников рассыпались в труху, как и завязки на подштанниках. Кто-то успел подхватить штаны, кто-то нет. Малютка пискнула и зажмурилась, схватившись ладонями за пылающие щеки. Боевой маг, тоже мне. Щиты кто выстраивать будет?

Взрыв ругани дал понять, что одними щитами не обойтись. Я начал собирать «теневое поглощение», прекрасно понимая, что против опытного боевика не выстою, а практика уже пошла псу под хвост, когда из-за спины раздался властный голос:

– Что здесь происходит?!

– Господин капитан…

– Молчать! – оборвал все тот же голос. – Вы, двое, налево кру-гом!

Пришлось подчиниться.

И я наконец понял, где слышал эту фамилию. Он выпускался в тот год, когда я учился на первом курсе. Боевого. И он тоже меня узнал.

– Кого я вижу! Тебя ж выперли за то, что стырил из музея артефакт!

Глава 6

Габи

«Стырил? – Мне на миг показалось, что я ослышалась. – Украл?»

Леон, недобро уставившись на капитана, играл желваками, но в клевете не обвинял и извиниться не просил. Выходит – правда: мой напарник еще и воришка! Ниже падать некуда.

«О великие Семеро, за что мне это?» – мысленно взмолилась я богам, но небеса, как это обычно бывает, безмолвствовали, позволив смертным самим решать свои проблемы.

Капитан Ротондо взял из рук лейтенанта направление, прочитал, прищурился.

– Вот так, значит. Восстановился на бытовой факультет. И, судя по тому, что сослан в задницу мира, ты и здесь не преуспел.

Капитан не стеснялся в выражениях: захудалый гарнизон, расположенный вдалеке от всех крупных городов, быстро избавлял от налета цивилизованности, полученного вместе с личным дворянством и титулом «нобиле».

Видела бы мама сейчас свою дочь! Обляпанную грязью, растрепанную, стоящую среди мужланов, которые держатся за штаны. Она всегда была против того, чтобы я шла на боевой факультет. А ведь когда-то мне придется командовать взводом подобных мужланов и заставлять их слушаться приказов хрупкой девчонки. Пока же я не совладала и с одним нахальным бытовиком.

Кстати, что значит «восстановился на бытовой»? А раньше-то он на каком учился?

После дальней дороги в тряском дилижансе, ночной прогулки по хляби да на голодный желудок голова варила туго. Мне хотелось есть, а еще больше – спать, или хотя бы присесть на краешек стула и вытянуть уставшие ноги, но я не выкажу слабости перед лицом начальника гарнизона, а особенно перед кадрисовым Фальконе, который выглядел так, будто только что принял ванну, позавтракал и оделся в новый, с иголочки, костюм.

Лощеный до кончиков ногтей на своих тонких аристократических пальцах. Гад!

Я нервно пригладила волосы, и жест не ускользнул от пронзительного взгляда капитана Ротонде. Он поглядел на меня, как смотрят на глупого щенка, вывалявшегося в луже, – с жалостью и легкой брезгливостью. И самое мерзкое, что и Леон смотрел с тем же выражением на лице: «Малявка сопли подтирать не научилась, а все туда же – метит в боевые маги».

Я распрямила плечи. Будто это мне чем-то помогло: стала на сантиметр выше, и все равно едва доставала до плеча своего денщика.

– К службе готова! – выдала я традиционную фразу боевика, поступающего в распоряжение командира.

Как положено, вытянула левую руку вдоль тела, правую прижала к солнечному сплетению – источнику силы каждого мага. Пусть я пока всего лишь практикант и не обязана представляться по всей форме, но как еще напомнить капитану Ротонде, что в нашей паре с Леоном – я главная! Я!

М-да, командирский голос еще нарабатывать и нарабатывать. Коротышка, только что насмехавшийся над парнем-бытовиком, издевательски засюсюкал:

– У-ти, какого грозного боевика нам прислали! Как бы от страха не описаться!

Служаки захохотали. Вместе с ними Леон. Улыбка от уха до уха! Ничего-ничего, хорошо смеется тот, кто смеется последним.

– Молчать! – рявкнул капитан: видно, мы оба порядком ему надоели. – Все! Вы, нобиле Фальконте, остаетесь ночевать в казарме с остальными парнями. Вы, мастра Ардженте…

Начальник гарнизона пару секунд раздумывал, как быть со мной. Поморщился.

– Сегодня переночуете в каморке сторожевой башни. Постель там имеется. Утром я решу, что с вами делать.

Что с нами можно делать, кроме того как определить каждому его должностные обязанности? Очень не понравилась мне эта вскользь брошенная фраза.

Капитан Ротонде проводил меня по крутой винтовой лестнице к круглой комнатушке, расположенной наверху. Часть помещения отгородили под комнату отдыха, где караульные спали по очереди. Здесь меня и поселили.

В каморке не было ничего, кроме деревянных нар, застеленных серым одеялом. Не имелось ни постельного белья, ни подушки. Из узкого окна немилосердно дуло. Можно было набросить на бойницу заклятие «пузыря», огородившись от ветра, но оно продержится лишь до тех пор, пока я не усну.

«Ты будущий боевой маг, Габи, – напомнила я себе, когда маленькая девочка внутри меня капризно потребовала горячую ванну, горячую похлебку и мягкую постель. – А значит, должна с достоинством выносить тяготы и лишения службы!»

Я шмыгнула носом, завернулась в колючее одеяло, свернулась на жесткой лавке и, удивительное дело, всего через несколько минут провалилась в сон.

«Надеюсь, Леон, тебя все-таки заставят стирать портки!» – злорадно пожелала я, засыпая.

Казалось, только закрыла глаза, как мальчишка-посыльный пришел меня будить, чтобы пригласить на завтрак.

Шея затекла, спина за ночь одеревенела. Волосы превратились едва ли не в воронье гнездо. Немногочисленные девушки, учившиеся на боевом факультете, стриглись коротко или же заплетали волосы так крепко, что ни одна волосинка во время тренировок не выбивалась из прически. Но мои густые непослушные пряди так и норовили выйти из-под контроля. Пока я с ними не совладала.

Моя дорожная одежда… Я мысленно застонала. Грязь запеклась коркой, брюки будто корова жевала. Как в таком виде явиться к командиру?

– Пришли ко мне моего денщика! – решилась я и упрямо вскинула подбородок.

Леон явился минут через двадцать.

– Я давно послала за вами. Где вы были? – прошипела я.

– Вам подробно рассказать обо всех моих перемещениях? – невозмутимо поинтересовался он. – Первым делом – мои естественные нужды…

– Замолчите! Замолчите немедленно! И сделайте что-нибудь с этим!

Я указала на измятую и испачканную одежду. Совсем забыла, что в случае с этим несносным бытовиком нужно держать ухо востро и следить за каждым словом.

– Хм, с радостью услужу!

Повеяло прохладой магии иллюзий. Не знала, что Леон посещает спецкурс бытового факультета, куда берут не всех: магия иллюзий требует слишком много сил, а развеяться может в любой момент.

Не успела я и глазом моргнуть, как обнаружила, что стою в бальном платье с открытыми плечами, из-под подола которого по-прежнему высовываются сапоги в потеках рыжей глины. Леон развел руками: мол, вся магия ушла на платье, уж не обессудь.

Я втянула воздух сквозь сжатые зубы. Только бы его не придушить! Великие Семеро, не позвольте мне пришибить этого болвана.

Лучше бы я переоделась в одежду, которую взяла с собой. По крайней мере она была чистой, пусть и мятой. Но сейчас уже поздно: что бы я ни надела, все увидят платье. Шикарное платье из голубого атласа с глубоким декольте.

– С-спас-сибо, – прошипела я, разве что ядом не плюнула.

Подхватила подол и, призвав на помощь всю свою выдержку, отправилась вниз.

Глава 7

Габи

Я внутренне готовилась к усмешкам и многозначительным взглядам, но, удивительное дело, бальное платье поверх сапог не произвело того фурора – в плохом смысле слова – которого я опасалась.

Капитан и лейтенант за столом отсутствовали, служаки выглядели странно притихшими, молча поглощали комковатую кашу и отчего-то избегали прямых взглядов на Леона. Только насмешливый коротышка не удержался от подковырки:

– Фу-ты ну-ты, да вы никак на званый ужин принарядились. А у нас, прощения просим, все по-простому. Не обессудьте уж, отведайте, что Семеро послали.

Он картинно развел руками. Служаки заухмылялись, но как-то тухло. Непонятно. Однако я была вовсе не против, чтобы меня оставили в покое хотя бы во время завтрака.

Потянула стул, но он, зараза, оказался тяжеленный, из цельного дерева. Ножки душераздирающе заскрежетали по полу.

– Какая вы беспомощная, – пробормотал под нос мой несносный денщик.

Ухватил стул за спинку и одним движением отодвинул его, предлагая садиться. Я вспыхнула от злости. Ничто так не задевает, как горькая правда. Я ощутила себя слабой растерянной девчонкой. Ну уж нет, так просто я не сдамся.

Уселась, будто так и надо. В конце концов, разве это не прямые обязанности Леона – прислуживать своему магу?

– А теперь подай мне каши. Или… что там на завтрак? – И я, тщательно подбирая слова, перечислила, что и каким образом он должен сделать.

Ты упрямый, но я тебя переупрямлю. Заметила краем глаза, как переглянулись служаки, во, мол, как она его тренирует! Кажется, одобряли!

Я посмотрела на Леона. Показалось, что снобище слегка взбледнул от сдерживаемой ярости. Отличненько!

Дождалась, пока бытовик принесет поднос с ячменной кашей, яичницей и бодрящим отваром черновника, и, пока он отточенными движениями расставлял передо мной тарелки и выкладывал приборы, миленьким тоном поинтересовалась:

– Так что это вчера был за пассаж? Я думала, ты дамский угодник, а ты с мужиков штаны снимаешь.

Леон как раз наклонился, чтобы положить чайную ложку. Он уставился на меня жгучим взглядом темно-карих глаз, казавшихся черными омутами на побледневшем лице. Под глазами залегли тени. Неужели я его так задела? Ого! Некоторое время мы сверлили друг друга взглядами. Я сглотнула и выдавила:

– Благодарю.

Леон скупо кивнул и отошел.

Будет знать, как меня злить и наряжать в нелепые платья. Он-то провел ночь в тепле, на удобной постели, в отличие от меня.

Я успела поесть и сделала несколько глотков черновника, когда явился денщик начальника гарнизона.

– Нобиле Фальконте, мастра Ардженте, капитан Ротондо ждет вас в своем кабинете.

Внутренности скрутились в узел от волнения. Я нервно подскочила, собираясь оправить форму, вспомнила про платье и мысленно застонала. Остается перед лицом начальника сделать вид, будто ничего необычного не происходит.

Нобиле Ротондо работал, сидя за столом. Он услышал шаги, вскинул голову и… Клянусь, я такого никогда прежде не видела: его круглые глаза едва не выскочили из орбит от удивления.

– Это… Хм… Что сие означает, мастра Ардженте? – Он потер висок, наверняка про себя проклиная всех практикантов вообще и девушек-боевиков в частности. – Впрочем, неважно. Подойдите оба.

Перед капитаном лежала бумага, которую он только что закончил писать. На наших глазах он взял печать и поставил оттиск. Забрезжила призрачная надежда, что начальник гарнизона решил избавиться от обузы в нашем лице, просто подписав практику.

– С этим документом вы поступите в распоряжение старосты деревни Кранивилья.

Кранивилья, Кранивилья… Смутно знакомое название… Точно, ее упоминали на лекции по истории магии, когда рассказывали о темных временах. Деревушка, затерянная в предгорьях. Люди там селились задолго до противостояния с Кардисом Морте, да так и остались там жить уже после великой битвы. Последний оплот цивилизации: дальше лежала пустошь.

– Он несколько раз отправлял запрос на боевого мага с жалобой, что домовые расшалились.

Я невольно прыснула. Капитан вперил в меня суровый взгляд.

– Да, мастра Ардженте, это все невежество и предрассудки, но мы обязаны проверить. Практику проходить будете в деревне.

Серьезно? Это больше напоминало ссылку ненужных в гарнизоне студентов. Вроде как и при деле, и в то же время перед носом не маячат.

– Позвольте обратиться, капитан… – начал Леон.

– Не позволяю! – рявкнул капитан. – Вы вообще не имеете права голоса, денщик.

Все решено, объясняться бесполезно. Может, и к лучшему? Не думаю, что в гарнизоне для меня нашлось бы толковое занятие. В деревушке, конечно, тоже тоска и скука смертная, но вдруг да отыщется захудалая нечисть, на которой я потренируюсь.

– Вас отвезет мастро Скварчопули, житель деревни. Он приезжал в Вальтремо за мукой и любезно согласился подбросить вас до места прохождения практики. Я буду ждать ваших отчетов каждые две недели.

– Отчетов, как мы искали в горах пропавших овец… – негромко, ни к кому не обращаясь, но очень явственно выдал Леон.

Капитан Ротондо хлопнул раскрытой ладонью по столу, отчего лист с распоряжением подпрыгнул в воздух. Кажется, мы его порядком достали.

– Вам, нобиле Фальконте, нужно научиться смирять гордыню. Надеюсь, практика пойдет вам на пользу. А вам, мастра Ардженте…

Взгляд начальника задержался на декольте платья, капитан издал странный булькающий звук и продолжать не стал. Видно, решил, что я безнадежна. Как мило.

Он протянул мне документ.

– Свободны.

Раздолбанная телега мастро Скварчопули подпрыгивала на ухабах. Я ежеминутно чихала от мучной пыли, поднимающейся в воздух после каждого прыжка. Спасибо хоть ко мне вернулся дорожный костюм – пусть мятый, грязный, зато мой.

Леон безмятежно дрых, устроившись на мешках. Ну что за человек! Я чихаю, чешусь и обливаюсь потом, а он спит себе как ни в чем не бывало.

Глава 8

Леон

Прав был отец, когда говорил, что любой поступок – будто камень, упавший в воду, от которого непременно разойдутся круги. Когда капитан велел мне ночевать в казарме, солдаты заухмылялись, запереглядывались. Не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять: за унижение они отыграются.

Да и кто бы на их месте не отыгрался?

Прав был отец, когда говорил, будто неблаговидные поступки остаются в памяти людской куда дольше хороших, а если ты нобиле, то и твоим детям припомнят, и молись, чтобы к внукам забыли. Как с тем артефактом, чтоб ему пропасть!

Едва за спинами выскочки и капитана закрылась дверь, все лица обернулись ко мне.

– Так ты, значит, не просто наглый сопляк, но и воришка? – шагнул ближе все тот же коротышка.

Я отступил – не потому, что испугался, а чтобы все оставались в поле зрения.

Проскрежетал засов на двери. Значит, лейтенант с ними заодно. И это вместо благодарности за то, что его штаны остались при нем!

Еще шаг назад.

– А воришек следует учить, – поддакнул коротышке высокий и худой как жердь товарищ.

Вместе они смотрелись ужасно потешно – если бы у меня было время потешаться. Потому что и остальные двинулись ко мне.

– Погодите-ка, – окликнул их лейтенант.

Я напрягся, готовясь отражать магическую атаку. Но он вытащил из вделанного в стену ящика горсть амулетов на простых кожаных ремешках.

Солдаты расхватали их вмиг. Пока они возились, надевая на шеи амулеты, я отступил к самой двери: тут-то ко мне точно со спины не подберутся.

Лейтенант демонстративно сложил руки на груди и уставился на меня немигающим взглядом.

Я прислонился спиной к двери, но опираться не стал: отодвинет магия засов, и я кувыркнусь. Тут меня тепленьким и возьмут. Судя по ухмылкам на рожах, вряд ли эти ребята успокоятся, просто выпихнув меня ночевать на улице. Убить не убьют, конечно, отвечай еще, но морду начистят. Потом хвастаться будут, что нобиле побили.

Они надвигались не торопясь, давая мне возможность оглядеться, оценить ситуацию и испугаться. Им-то вдевятером ничего не страшно, кроме магии, а за ней лейтенант присмотрит. Да и не стал бы я первым бить боевым заклинанием. Не на войне же.

Пугаться я тоже не стал.

– Не боитесь снова без штанов остаться? – улыбнулся я.

В животе словно прорастал ледяной кристалл, но этот лед странным образом прояснял мысли, будто остуженная им кровь, достигнув мозга, смыла все не относящееся к делу.

Потерять штаны второй раз они не боятся. Потому что лейтенант раздал им антимагические артефакты из гарнизонных запасов. Простая железная бляха с кое-как вделанным обсидианом – этого добра здесь полно со времен Последней битвы, когда магия Кадриса с приспешниками поднимала и пробуждала вулканы. И сами артефакты, похоже, раритет тех времен, когда все ждали, что зло вот-вот возродится. Ведь с некромантами никогда не поймешь, совсем он покойный или временно…

Удивительно, что зачарование на амулетах до сих пор не рассеялось. Каждый по отдельности – ерундовый, даже мои заклинания ослабит хорошо если на четверть. Однако так просто штаны уже не снять, да…

Получалось, единственный разумный выход – сбежать. Либо отгородиться щитами и ждать, пока не вернется капитан. Или не наступит время завтрака. Или еще что, способное отвлечь солдатню от мыслей о мести. Меня передернуло от унижения: я, потомок двадцати поколений боевых магов рода Фальконте, должен сидеть отгородившись щитом от каких-то вилланов и ждать, когда меня спасут!

Но не убивать же их!

Впрочем…

Под ногой того, кто оказался ближе всех ко мне, рассыпался в труху участок пола. Солдат, ойкнув, провалился, рядом еще один.

– Достал, сопляк, – прошипел лейтенант, запуская в меня сонным параличом.

Зеркальный щит собрался почти мгновенно. Заклинание отразилось и понеслось в лейтенанта. Тот успел удивленно вытаращить глаза и даже схватиться за магию – и обмяк под действием своих же чар. Стоявший рядом бугай поймал его.

Я тихонько выдохнул: повезло; если бы лейтенант рухнул на пол и ударился головой, мог бы и сотрясение заработать, а то и что похуже. Я-то действовал бездумно. Гувернер, учивший меня собирать щиты, бросал не безобидное сонное заклинание, а крапивный ожог, который потом полдня чесался. Пришлось быстро наловчиться.

– Ты что сделал?! – рыкнул бугай, дополнив фразу многоэтажной конструкцией.

Я свернул вокруг себя еще парочку щитов – в этот раз против простых предметов. Вовремя, потому что, пока я отвлекался на бугая, еще один солдат, невзрачный и неприметный, подскочил и двинул мне под дых.

Попытался двинуть. Завопил, когда кулак влетел в щит: еще бы, с таким же успехом можно было со всей дури стену лупить. Тут же заткнулся, испуганно глянув мне за плечо.

Я на такую простую подначку не повелся. А может, это и не было подначкой, и смотрел он в сторону капитанского жилища. Вряд ли командир гарнизона погладит их по головке, когда узнает о попытке отлупить нобиле Фальконте. Наверняка они решили, что скажут, будто я первый полез и им пришлось защищаться, а капитан поверит им, а не залетному «сопляку», но для этого нужно, чтобы их не поймали на горячем.

Вот только Ротонде – нобиле, ха! – дураком не был. Я-то с практики уеду, а он потом может с карьерой проститься. Будет до пенсии в этой дыре сидеть, если нажалуюсь деду.

Впрочем, жаловаться я тоже не собирался.

Остальные солдаты, хоть магами и не были, щит разглядели и выводы сделали. Выстроились полукругом и смотрели на меня, будто псы на взобравшегося на дерево кота, только что не лаяли. Одному бугаю не до меня было – тряс лейтенанта, лупил по щекам.

– Вряд ли командиру понравится, что ему набили морду, – снова ухмыльнулся я.

– Что ты с ним сделал? – повторил бугай.

Я пожал плечами.

– Ничего.

Солдат взорвался выражениями, которые не стоило бы повторять при малютке. Хорошо, что ее здесь нет. А может, наоборот, плохо: поняла бы, что боевой маг – это не только личное дворянство и пенсия по выслуге лет. Но несколько фраз я, пожалуй, запомню: как заворачивает, заслушаешься!

– Его сонный паралич отразился от моего щита, – соизволил я пояснить, когда бугай иссяк. – Без магии вы его не разбудите, пока заклинание не развеется. Время зависит от силы мага, уменьшим на потери при отражении и коэффициент… – Я демонстративно закатил глаза, делая вид, будто подсчитываю, и одновременно собирая еще одно заклинание сонного паралича. – Часов через двенадцать.

На самом деле считать мне было лень, а чары развеялись бы часа через три, если бы я сверху свои не наложил. Добавил зато от души, не жалея сил, чтобы дольше поспал. Отдохнет, может, поумнеет немного.

– Разбуди его немедленно! – вмешался длинный.

– А что мне за это будет?

Глава 9

Леон

Длинный в красках описал, что именно мне причитается и в каких количествах.

– Спасибо, не интересует, оставьте себе, – фыркнул я.

Уселся, скрестив ноги и прислонившись к двери спиной. Надеюсь, они не заметят, как я позеленел, потому что сдуру вложил в сонный паралич почти все силы, осталось только на поддержание щитов, да и то если никто их ломать не вздумает.

– Надо капитана позвать, – пискнул кто-то.

Ему посоветовали заткнуться. Дошло наконец, что начальство задаст на орехи. Не могу их судить, сам, как выяснилось, задним умом крепок.

Впрочем, даже если бы они захотели позвать капитана, не вышло бы. Я перегораживал дверь, дотянуться до засова через мои щиты они не могли, а оконца, как и полагается казарменным, были настоящими бойницами.

Правда, и я сам не мог дотянуться до засова сквозь щиты, разве что магией. Но даже если и смог бы, если бы гордость позволила мне сбежать, что потом? Деваться-то отсюда некуда, до следующего дилижанса неделя. По огородам да свинарникам прятаться? Не дождутся!

Интересно, какая продолжительность вахты часового у входа? По уставу, от четырех до двенадцати часов. Не получится ли, что он, не дождавшись смены, начнет ломиться в дверь и все же накличет капитана на мою голову? Впрочем, нет смысла беспокоиться о том, что я все равно не смогу изменить. Я и не стал.

– Ничего, – вдруг ухмыльнулся коротышка. – Ночь долгая, силы у сопляка когда-нибудь кончатся, тогда мы с ним и посчитаемся. Поделим караулы, тут всего-то по паре часов до утра выйдет, если вдвоем его сторожить.

– Какая честь, – восхитился я. – Столько сторожей на одного сопляка.

Не подействовало. Похоже, они уже предвкушали победу. Солдаты уложили лейтенанта на постель, кинули жребий. Двое устроились за столом резаться в кости. Остальные улеглись спать. Я прислонился затылком к двери.

Ночь обещала быть долгой.

И она в самом деле стала такой долгой, что стало казаться, будто мы с моими караульщиками оказались вне времени и теперь до скончания собственного века я буду сидеть на затекшей заднице, клюя носом и пытаясь не уснуть.

Я вскинулся и обнаружил, что двое солдат, сменивших первую пару, уже в метре от двери. Подпрыгнул от неожиданности, вояки бросились на меня, но я успел обновить щиты в самый последний момент. Разочарованно выругавшись, они вернулись за стол.

Нет, так дело не пойдет.

– Смотрю в высокое окно темницы, – с чувством продекламировал я. Оба караульных подпрыгнули, а я продолжал, еще повысив голос: – На свежих крыльях ветерка летают вольны облака^[1].

Спящие зашевелились. Я выслушал их чрезвычайно лестное мнение обо мне.

– И так все блага заменить могилой!

– Заткнись! – рявкнул кто-то, запуская в меня подушкой.

Я на мгновение снял щиты, подхватил ее. Караульные рванулись ко мне, но в следующее мгновение я снова выстроил щиты. Любо-дорого было смотреть, как они останавливались, размахивая руками, чтобы с разбегу не влепиться в преграду.

Взбив подушку как следует, я все же не решился вытянуться на полу. Демонстративно уселся на нее, запомнил пару оборотов, которыми наградил меня ее владелец, и продолжал:

– И бросить свет, когда в нем жить так мило!

В конце концов, чего это я один должен не спать?

За этой балладой последовала еще одна, и еще. Как и у всех нобиле, в памяти у меня хранилось бесчисленное множество стихов, и я щедро делился прекрасным с окружающими. Солдаты прекрасное не оценили. Удивительно, что люди, способные, как я слышал от ветеранов, спать в любых условиях, не смогли заснуть под классические баллады и великолепные сонеты. Неужели моя декламация хуже воя чудовищ? Даже обидно.

Голос начал садиться, но я не унимался. Ночь длинная? Вы еще не представляете, насколько длинной она может быть. Только бы щиты держались, но они держались. Пока держались, а что будет потом, я не загадывал. Да благословят Семеро всех поэтов, прошлых и нынешних!

Солдаты ругались. Заворачивались в одеяла. Накрывали головы подушками – не помогало. Устав орать, я добавил заклинание «командирского гласа». Оно делает слышимым самый тихий шепот. А поскольку, как и во многих боевых заклинаниях, результат прямо пропорционален вложенной магии, то и сил потребовалось совсем немного. Я же не хотел будить капитана или выскочку. Вот кто наверняка спит себе спокойно и в ус не дует, прямо завидно.

Наконец небо в окнах начало сереть, потом окрасилось в алый.

– Парень, прекращал бы ты, а, – подал голос солдат, на которого я до сих пор не обращал внимания. Средних лет, со шрамом поперек щеки. – Скоро капитан проснется, и Беппе пора сменить, а то, не ровен час, в штаны наделает.

– Мне-то что, – пожал я плечами. Как назло, очередное стихотворение закончилось, а новое ускользало из памяти.

– Правда, заканчивай. – Он оглядел своих. – И вы заканчивайте. Я не лез, потому что он сам напросился, но покуражились – и хватит.

На лицах остальных появилось сомнение, кажется, они тоже устали.

– Тогда выйдет, что этот сопляк нас сделал, – проворчал коротышка. – А мы это оставить…

– А ты засунешь язык в задницу, пока я сам тебе его туда не засунул! – неожиданно жестко сказал солдат со шрамом. – Если бы ты его с самого начала придержал, парень бы за заклинания не стал хвататься. Так что баста!

Он хлопнул ладонью по одеялу. Подошел ко мне, присел на корточки, глаза в глаза.

– Фальконте. Сальваторе Фальконте, маршал, родич твой?

– Дед, – кивнул я.

– Мой отец под его началом служил, когда тот еще капитаном был. Тебя-то чего в бытовики понесло?

Я широко улыбнулся.

– Призвание ощутил.

Солдат усмехнулся, и на миг мне показалось, будто он видит меня насквозь.

– Тоже, поди, кому-то назло? – Он посерьезнел. – Ладно, парень. Слово даю за всех наших, больше тебя не тронут и подначивать не станут. Снимай щиты и буди лейтенанта. Да, еще полы сможешь залатать?

– Смогу.

Я поднялся, едва удержав стон. Тело за ночь затекло, словно я превратился в заржавевшего голема. Затянул заклинанием доски – пол стал как новенький. Разбудил лейтенанта. Тот сел, тряся головой.

– Какого…

Солдат со шрамом негромко заговорил. Я не стал вслушиваться. Правда, и убирать щиты не торопился. Мало ли что тот обещал, остальные-то ничего мне не обещали. Но и другие только смотрели недобро, однако нападать не пытались.

В дверь заколотили так, будто с петель хотели сорвать. Я отодвинул засов. Влетел парнишка лет пятнадцати в форме. Посыльный.

– Беппе там орет, сдохли вы все, что ли? – выпалил он. – И пигалица своего денщика требует.

Я вздохнул. Может, и правда лучше бы сдохли. Еще целый день впереди.

Торопиться на зов не стал, ноги еле двигались. Вынул из колодца ведро воды, макнул туда голову пару раз – вроде полегчало. Привел себя в порядок и только тогда пошел в караульную башню.

Даже поддеть выскочку как следует сил не хватило: хотел сотворить к бальному платью туфельки на каблуках. Впрочем, так даже лучше было. Зато выскочка старалась вовсю. Зря старалась, как оказалось, легко хранить спокойствие, когда глаза закрываются на ходу. Хотя надо отдать ей должное – один раз ей почти удалось меня взбесить. Чуть не предложил ей самой проверить, насколько именно мне нравятся девушки. Удержался – решит еще, что она в самом деле мне небезразлична.

Едва телега, в которой нас должны были отвезти в еще большую глушь, стронулась с места, я свернулся на мешках – таких дивно мягких и уютных – и провалился в сон.

[1]В. Жуковский, «Узник».

Глава 10

Габи

– Присылают детей! – проворчал староста, изучив документ, переданный из гарнизона. – Какие из вас маги? Вам еще самим мамкину грудь сосать.

Он зыркнул из-под кустистых бровей на Леона, застывшего с невозмутимым видом.

– Ты, выходит, боевик. Ладно, хотя бы…

Я сделала шаг вперед, выступив перед денщиком.

– Боевик – я. Мастра Габриэла Ардженте в вашем распоряжении.

Староста ожидаемо крякнул и поскреб лысую голову.

– Значит, бытовик? – ошалело поинтересовался он у Леона. Вопрос был риторическим и ответа не требовал. – Удумают тоже! Совсем они там в своих академиях с ума посходили. Баловство одно! Просил ведь прислать опытных магов, а они!..

Мастро Фаббри – имя старосты я прочитала в документе, который капитан Ротонде оставил незапечатанным, – раздраженно махнул рукой.

– Зачем в маленьком поселении маги? – неожиданно спросил Леон, и его голос, обычно насмешливый, прозвучал на удивление серьезно.

Он кем себя возомнил? По уставу, денщик в присутствии непосредственного руководителя, то есть меня, и рта не мог раскрыть без позволения. Никакой субординации! В глазах Леона я малявка, по недоразумению назначенная ему в начальство.

Я неодобрительно покосилась на Фальконте и, пока не поздно, перехватила инициативу.

– Капитан Ротонде говорит, что у вас домовые расшалились? В реестре нечисти нет домовых. Не могли бы вы пояснить, что имели в виду?

Староста поглядел на Леона, на меня. На Леона. На меня. Ответил, глядя в пространство между нами.

– Ну так это… Вроде как и пошаливает что-то. А вроде как и нет. После Великой битвы, конечно, всякая дрянь с Пустоши лезла. Приказ пришел из столицы всем жителям с места сниматься и переезжать! Слыханное ли дело: мы здесь испокон веков селились! Никуда мы не поехали, конечно, и правильно сделали. А дрянь лезла, лезла да перестала. Сейчас все хорошо.

Раньше, до поступления в Академию, я не понимала, почему предгорья на востоке королевства называют Пустошью. Я думала, что пустошь – безжизненная равнина, раскинувшаяся под палящим солнцем, но на лекциях по истории магии мне все объяснили. После противостояния с Кардисом Морте в предгорьях не осталось ничего, кроме голого камня и застывшей лавы. Потихоньку жизнь вернулась, а название осталось.

– Так все хорошо или пошаливает? – снова встрял Леон.

Он заткнется когда-нибудь, нет?

Староста неуверенно пожал плечами.

– Люди пропадают. Так-то завсегда кто-нибудь пропадет. То ребятенок потонет, то подвыпивший парень со скалы свалится – и поминай как звали. И все-таки у нас тут каждый человек на виду. В прошлом месяце вон рябой Маттео куда-то делся, так и не нашли.

Мы невольно переглянулись с Леоном, но тут же оба скривились, точно кислятины хлебнули.

– Вы присмотритесь, может, и заметите чего. А так у нас местечко тихое, спокойное. Благодать! Четыре года назад тоже практиканты приезжали – отоспались и отдохнули на год вперед. Кстати, я вас там же и расселю, где их.

Мастро Фаббри подошел к широкому, на полстены, окну, выходящему на запад. Такие окна в деревнях позволяли экономить на лучинах – свет долго не уходил из комнат.

– Я вам отсюда покажу, куда ступать. Скажите, что практиканты, что староста вас прислал. Вам, нобиле Фальконте, в тот дом. Фальконте, Фальконте… Знакомая фамилия.

Если староста и надеялся дождаться пояснений от Леона, он их не получил и вынужден был продолжить:

– Видите? На изгороди глиняные горшки торчат, а огороде как раз бабка Сала копается – она-то хозяйка и есть. А вам, мастра Ардженте, по соседству.

Чуть выше на холме, чудом уцепившись за его каменистый бок, расположился неказистый домишко, обнесенный покосившимся частоколом. Что? Почему мне жить в этом убожестве? Тропинка, извивавшаяся по склону, издалека казалась тонкой ниточкой.

– Мастра Морелли – девица и мужчин на постой не пускает, – пояснил староста.

– А бабка Сала пускает, – проворчала я под нос, хоть и не к лицу будущему боевому магу роптать на неудобства.

Над ухом раздался явственный смешок наглого везучего сноба.

– Колодец, где можно воды набрать, – продолжил экскурсию из окна мастро Фаббри.

Естественно, колодец находился в двух шагах от будущего дома Леона. Чему я удивляюсь?

Леон снова со значением хмыкнул. Мол, судьба выбирает достойных, малявка.

– Будьте здоровы! – сказала я ему.

– Что?

– Да вы ведь расчихались после дороги. Или что это был за писк?

Леон прочистил горло, почти зарычал, видно, хотел напомнить, что львы не пищат.

– Там, чуть в стороне, – староста потыкал пальцем куда-то за северную окраину деревушки, – спуск к реке. Но осторожнее: речки у нас бурные, ледяные. Купаться не советую.

Староста еще некоторое время, прищурившись, окидывал взором крошечную деревушку, теснившуюся между холмов. Размышлял, о чем еще стоит рассказать. Однако так ничего и не придумал.

– Если что понадобится – обращайтесь ко мне. Ступайте.

Мы с Леоном только и ждали позволения поскорее свалить. Я схватила саквояж, он подхватил свой багаж, мы спустились с крыльца и с огромным облегчением разошлись в разные стороны.

Однако задание, полученное от старосты, звучало странно: «Присмотритесь». И как я должна его выполнять? Ладно, первым делом надо заселиться, а там подумаю.

Глава 11

Габи

Мастра Морелли с простоватым обветренным лицом, возможно, и была девицей, но по возрасту годилась мне в матери. Даже Леон не настолько неразборчив в связях. Невинности хозяйки дома ничто не угрожало.

– Здесь будешь жить.

Хозяйка проводила меня в комнатку в конце коридора. Она оказалась тесной и узкой, с одним оконцем, выходящим на поросший бурьяном склон. На подоконнике скрючились мумифицированные мушиные трупики, на тумбочке валялся окаменевший огрызок яблока, под кроватью, потревоженные сквозняком, перекатывались комки пыли.

– Приберешься, да и располагайся себе. Ведро и тряпку в чулане возьми. Ну, кажись, все сказала.

Я хотела после дороги привести себя в порядок, умыться и переодеться, но, видать, не судьба. Пока воды натаскаю, пока отмою полы… Всю эту грязную работу можно переложить на плечи моего денщика, да ведь он, прежде чем пошевелить хоть пальцем, все нервы из меня вынет и на кулак намотает.

Я отыскала ведро и, делать нечего, побрела по каменистой тропинке вниз, к колодцу, мечтая о том, чтобы не сдохнуть на обратном пути.

Во дворе бабки Салы, мимо которого лежал путь, под чахлой яблонькой на скамейке вальяжно развалился Леон. В чистой рубашке с расстегнутым воротом, выставляя на всеобщее обозрение мускулистую шею и весьма привлекательные – так его разэтак! – ключицы.

Выглядел он довольным и сытым котом, пригревшимся на солнышке. Мало того – он держал в руках томик в кожаном переплете с золотым тиснением. Я узнала книгу из собрания сочинений поэта Бермилия, жившего в прошлом веке. Что? Леон припер на практику стихи? Серьезно?

Я распрямила плечи и прошла вдоль изгороди, громыхая жестяной ручкой. Проснется совесть в этом недоразумении мужеского полу? Не проснулась. Леон кинул ленивый взгляд поверх переплета и не сделал ни единого телодвижения мне навстречу.

Ладно! Я все запоминаю! А что не запоминаю – записываю! В отчет.

С колодезным воротом я совладала не с первого раза. Полное ведро оказалось неожиданно тяжелым, и я его упустила. Второй раз поднимала медленно, чувствуя, как натираются мозоли на ладонях.

Леон сидел на прежнем месте, лишь сдвинулся чуть дальше в тень. Наслаждался жизнью, точно приехал в родовое имение на каникулы.

Мама, светлая ей память, всегда говорила: «Стричь поросенка – больше визга, чем шерсти», а папа, который любил выражения поострее, добавлял: «Не трогай какаху – не воняет». Полностью согласна! Однако этот наглец меня допек.

– Иди сюда! – велела я, тяжело опустив ведро на землю.

Вода плеснула на сапоги, превратив подсохшую глину в размокшую глину.

– Уже соскучилась? – Леон одарил меня нахальной и, как он, вероятно, считал, неотразимой улыбкой.

Я проигнорировала вопрос и указала на ведро.

– Возьми и отнеси, – подумала и добавила: – Отнеси в дом мастры Морелли, в мою комнату.

А то знаем, плавали. Отнесет обратно к колодцу!

Леон хмыкнул, но послушался. Подхватил ведро и бодрым шагом замахал вверх по дороге. Я припустила следом, но, конечно, не догнала.

Леон дожидался меня, стоя посреди комнаты. Он оглядывался с брезгливым любопытством. Кивнул на мух:

– Хозяйка коллекционирует их, что ли?

Как бы заставить своего денщика сделать уборку в комнате? Прикажу: «Вымой пол», так он опрокинет ведро воды и скажет, что пол никогда прежде таким чистым не был. Можно попробовать повторить трюк, который я использовала за завтраком: подробно перечислить все действия. Удивительно даже, что Леон действительно подал мне еду, не пытаясь облить напитком или вывалить яичницу мне на подол.

– Возьми тряпку и макни ее в ведро, – приказала я.

Леон усмехнулся и сделал все в точности: взял тряпку и опустил ее в ведро.

– Вытащи и выжми.

Вытащил и выжал. Один раз.

Да я так замучаюсь каждое действие контролировать! Леон ясно дал понять, что устроил тихий бунт, когда следуют распоряжениям, ни на шаг от них не отступая.

– Мой пол, – устало велела я.

Леон шлепнул тряпку на пол и завозил ей на одном месте одной рукой. С мокрой тряпки текли струи воды, пыль вокруг превращалась в болото.

На глаза навернулись слезы, но я сжала кулаки и не позволила им пролиться.

– Иди. Свободен, – протолкнула я сквозь зубы.

Не видеть бы тебя больше никогда, скотина!

Леон бодренько поднялся и усвистел.

Час я отмывала комнатушку, мотаясь туда-сюда с ведром. Леон читал, зевал, потом пил компот, принесенный заботливой бабкой Салой, и закусывал ломтем хлеба.

В конце концов комната приняла жилой вид. Я худо-бедно нагрела воды боевым заклятием «огненные стрелы» – немножко прожгла пол, пока приноравливалась, но ерунда, всего-то в двух местах – и привела себя в порядок.

Я присела на табурет и выдохнула. Ноги гудели с непривычки, но я решила, что поход к колодцу и обратно можно считать тренировкой вместо занятий на полигоне.

«Вот теперь и отдохну!» – подумала я.

И тут табурет пошел.

Обычный с виду табурет. С резными ножками, с выцветшим голубым орнаментом. Наверное, раньше он был особой гордостью хозяйки дома, да и теперь еще выглядел крепким.

Я взвизгнула и отскочила в сторону. Почудилось, наверное. Голова закружилась, а показалось, что табурет зашевелился.

Я отошла к стене, с подозрением уставившись на своевольный предмет мебели. Нет, все нормально. Стоит.

В это мгновение табурет, изящно постукивая ножками, засеменил в мою сторону, будто новорожденный козленок.

– Мамочки! – завопила я.

Не успев опомниться, я швырнула в оживший табурет боевое заклинание и превратила его в груду щепок, разлетевшихся по всей комнате.

На шум прибежала хозяйка и, уперев руки в бока, уставилась на воцарившуюся разруху.

– Т-табурет, – заикаясь, начала объяснять я. – П-пошел.

Да что я как маг-первогодка, право слово!

– И что? Ну пошел! – Мастра Морелли угрожающе надвинулась на меня. – Походил бы да перестал. Хорошая была мебеля! Послужила бы еще! Ты как хошь, но либо починяй, либо плати!

Ничего себе заявочки! Они тут что, совсем не удивляются ходячим табуретам? От смятения в голове все спуталось.

– Мне нечем заплатить…

– Тогда починяй!

– Я… Дайте мне минутку.

Хозяйка сурово посмотрела, но ушла, оставив меня одну. Не до конца понимая, что делаю, я вытряхнула вещи из саквояжа на кровать и начала сгребать щепки.

Я знала человека, для которого собрать табурет обратно – пара пустяков. И этот человек почти наверняка не захочет помогать. Однако денег у меня не было, и выбора, похоже, тоже.

Я слетела с холма, позабыв об усталости, и сунула деревянные обломки Леону под нос.

– Фу! Что это?

– Табурет, – зачастила я. – Я сижу. А он пошел. Хозяйка ругается. Мне нечем заплатить!

– Табурет пошел, говоришь? – иронично поинтересовался Леон. – А кровать с тобой пока не разговаривала?

Он мне не верил! Да я и сама уже сомневалась, что увиденное не примерещилось мне от усталости и недосыпа.

– Почини его, – попросила я.

– Что? – Леон изогнул бровь.

– Пожалуйста!

– А что мне за это будет?

Я прикусила губу. Вот я дура. Не станет он помогать. Вон физиономия какая довольная сделалась! Да и что я могу ему предложить? Поцелуй? Аж живот подвело от злости на саму себя: не хватало только начать расплачиваться поцелуями.

Я вытряхнула щепки Леону под ноги: он едва успел увернуться, воскликнув: «Что творишь, ненормальная?»

Предложу хозяйке отработать. Огород вскопаю или еще что-то полезное по хозяйству сделаю. Договоримся. Наверное.

Я шла и вытирала со щек слезы, надеясь, что Леон их не увидит со спины. Слишком длинный день, слишком много всего навалилось. Завтра снова буду сильной, но сейчас никак не получалось.

Я потихоньку пробралась в свою комнату, заперлась на хлипкий крючок, рухнула на постель и проревелась. Когда немного полегчало, я умылась остатками воды и пошла разыскивать хозяйку.

Я шагнула за порог и чуть было не полетела кувырком, споткнувшись о табурет.

Тот самый табурет! Ошибки быть не могло: резные ножки, голубой орнамент. Я осторожно потрогала сиденье – а ну как разлетится дымом или расползется грязью. Есть у бытовиков такие фокусы. Но табурет оставался осязаемым, настоящим.

– Невозможно… – прошептала я.

Я затащила табурет в комнату, и тут же из-под кровати проворно вылезла завалившаяся в щель щепка, заполнила собой небольшую выщерблину и слилась с деревом.

Несколько долгих минут я тупо стояла посередине комнаты и переваривала случившееся. Леон помог. Почему?

Глава 12

Леон

Добираться в эту глушь пришлось подольше, чем в наше загородное имение. Обстановка в доме бабки Салы, конечно же, ничего общего не имела с тем, к чему я привык, но это ерунда. Соответствующие заклинания быстро расправили пух в старой сбившейся перине, заодно убрав и всю пыль, взбили подушки. Даже принцесса на горошине не стала бы жаловаться на такое ложе. А одеяло по нынешней погоде и не нужно было вовсе.

Зато красота-то какая вокруг! Деревушку окружали поросшие лесом холмы – и не скажешь, что когда-то здесь была пустошь. За холмами высились самые настоящие горы. Воздух такой, что его можно пить как ключевую воду. Благодать, да и только!

Местные девчонки с первых же дней зачастили к хозяйке то за солью, то за спичками, то еще за какой хозяйственной мелочью, а сами только и косятся в мою сторону. Смеются, глазами блестят, одно удовольствие посмотреть. Я и смотрел. «Смейся со всеми, не плачь ни с одной и не обещай того, что не сможешь исполнить», – говаривал мой дед. Я и не обещал, хотя дальше переглядываний и улыбок дело пока не заходило. Торопиться некуда.

Бабка Сала, вырастив пятерых детей и бессчетное множество внуков, ко мне отнеслась будто к пропавшему и вернувшемуся родственнику. Натосковалась одна в пустом доме. Муж упокоился в прошлом году, дети выросли и жили своими семьями. Внуки тоже уже подросли и помогали родителям на виноградниках да на пастбище, а свободное время предпочитали проводить со сверстниками, а не с бабушкой. Так что старушка радовалась возможности снова о ком-то заботиться. Всего лишь за медяшку в день кормила так, что вскоре я решил устраивать утренние пробежки – а то к концу практики штаны не сойдутся. В благодарность я создавал ей магией воду, поливая огород, подвесил над клубникой иллюзию отгонять прожорливых скворцов и позволял намолчавшейся в одиночестве бабке присаживаться мне на уши. В конце концов, я привычный – на лекциях только и делал, что изображал внимание.

Правду говоря, вместо лекций я бы с удовольствием занялся чем-нибудь поинтереснее. И, собственно, так и поступал, пока учился на боевом. Какая разница декану, посещает ли студент лекции и льет ли семь потов на полигоне, если экзамены сдает на отлично, сколько бы препод к нему ни цеплялся с дополнительными вопросами?

Оказалось, есть разница. Наверняка, если бы декан уже не точил на меня зуб, сошел бы мне с рук тот артефакт, а так воспользовались возможностью прищучить.

Дурацкая история вышла, на самом деле. И зачем я с Берто и Сандро потащился в музей университета в разгар сессии, сейчас уж не припомню. Помню только, что защитные заклинания над витринами с артефактами показались мне не сложнее, чем в нашем поместье. О чем я приятелям и сообщил. Те не поверили. Слово за слово, и мы поспорили, что я утащу самый ценный артефакт и никто меня на этом не поймает. Самым ценным он был не потому, что самый дорогой, а потому, что создан еще до Великой битвы. Историческая редкость, все дела. А еще на нем висело заклинание бодрости, отличная штука в ночь перед экзаменом.

Как я и ожидал, охранные заклинания получилось распутать за три четверти часа – от честных людей охраняли, право слово. В частном владении этого достаточно, как раз пока воры охранку снимают, сторожа прибегут, но в музее, где хранится множество ценностей, просто недопустимо. О чем я и сказал утром декану, возвращая артефакт.

И убедился, что ни одно доброе дело безнаказанным не бывает. Сообщил об уязвимостях в охране, а вместо благодарности вылетел. Формально с боевого меня отчислили не за кражу, а за то, что «подверг опасности товарищей», – оказывается, такие артефакты перестали делать потому, что использовавшие их маги, не ощущая усталости во время использования, доводили себя до смертельного истощения. Парни-то действительно всю ночь зубрили не смыкая глаз и утром чувствовали себя как огурчики – пока последействие не закончилось и оба просто не уснули в разгар экзамена. Добудиться их не могли, не хуже, чем после заклинания сонного паралича.

А неформально все решили, будто выгнали меня за кражу и только благодаря дяде не отправили в тюрьму. Тогда-то отец и взбеленился, заявив: либо я получаю диплом, либо он лишает меня наследства и вычеркивает из дворянской книги. Я тоже разозлился и восстановился на бытовой. О чем, по большому счету, не жалел – вот сейчас, например, мог обеспечить себе элементарные бытовые удобства.

В отличие от выскочки. Наверное, нельзя ее строго судить. Боевики всегда бытовую магию учили на отвяжись, сам такой был. И вряд ли у простолюдинки всю жизнь перед глазами была прислуга из бытовиков, чтобы знать, на что она способна. Но ведь она даже не пыталась хоть немного соображать! Честно говоря, я вообще не понял сначала, чего она от меня хотела – ни разу в жизни не видел, чтобы полы мыли руками. Зачем, когда магия сделает комнату чистой не больше чем за минуту? Но, похоже, соображала выскочка только на экзаменах.

Это ж додуматься надо, табурет у нее пошел! А завтра что? Одеяло убежит? Подушка ускачет?

Хотя от усталости и не такое примерещится, тут я тоже ее понимал. Но зачем же сразу боевыми заклинаниями шарахать? А если бы под табуреткой был какой-нибудь кот или пес, оттого и показалось, что мебель шевелится? Убила бы ни в чем не повинное животное.

И самое-то главное, вот вроде взрослый человек должен сам за свои поступки отвечать, так? Сама разломала чужое имущество – сама чини. Или компенсируй ущерб, ну сколько такое старье стоить может, не антиквариат ведь? От силы медяшек десять. Нет же – в слезы! Поди пойми этих девчонок, вечно рыдают из-за всякой ерунды!

Хотя, надо отдать выскочке должное, она честно старалась своих слез не показывать. Плечики распрямила, носик вздернула и пошла. Да только когда решила, что ее не видят, сникла так, что я себя последней сволочью почувствовал. Может, и в самом деле палку перегнул. Ладно, кардис с ним, с табуретом, не истощился я, его собирая.

Правда, если бы я знал, во что это выльется, десять раз подумал бы. А может, и не в табурете была причина, а бабка Сала подружкам разболтала, как я ей в курятнике дыру, куда лиса лазать повадилась, заделал, а саму лису на воротник подарил. То одна, то другая начали бегать – «милок», помоги то, да сделай се. Я не отказывал. Одна яблочек моченых даст, другая чурчхелы принесет – пальчики оближешь! Опять же есть что в отчет о практике записать, если выскочка решит заявить, будто я только прохлаждался.

Надо будет Ротонде поблагодарить за то, что сюда заслал. Чувствую, практика будет очень приятной.

Глава 13

Габи

После того, как Леон помог мне починить табурет, между нами установился хрупкий нейтралитет. Я не мешала ему наслаждаться жизнью, он не мешал мне скучать в одиночестве.

Как я и предполагала, заняться в этой дыре было решительно нечем. С тоски я даже принялась по памяти чертить схемы боевых заклинаний. Часами просиживала на крыльце дома и заостренной палочкой чертила на запекшейся, будто корка, земле формулы: количество необходимой энергии, вектор приложения силы, продолжительность воздействия. Экзамен я сдала на отлично, но повторение – мать учения.

– Геометрия заклятия «воздушная стрела», – бормотала я себе под нос, по обыкновению расположившись на нижней ступеньке. – Жест… Так. Большой палец правой руки прижат к ладони, указательный вытянут по направлению к объекту…

Я прервалась из-за того, что рот наполнился слюной: откуда-то потянуло ароматом жареного мяса. Как же есть хочется!

Перед отъездом я отправила все накопленные деньги до последней монетки тетке Жилде, сестре отца. Она согласилась приютить мою сестренку Дженну, пока я учусь в Академии. Мы договорились, что я каждый месяц стану присылать деньги на ее содержание, вот только с каждым месяцем запросы тетушки росли. «Я пожилая немощная женщина, – жаловалась она в письмах. – Не знаю уж, справлюсь ли. Ест племянница немало, обувь на ней горит, из одежды повырастала. А уж что начнется, когда Дженна станет подростком, и подумать страшно. Не серчай, Габриэла, или ты будешь присылать больше, или придется отдать эту неслушницу в приют».

Только не в приют! Дженна всегда была слабой, хрупкой и очень впечатлительной девочкой. Еле оправилась после смерти родителей. В приюте она просто погибнет!

Я выбивалась из сил, хватаясь за каждую подработку, а Жилде все мало. На практике же в глухой деревне невозможно разжиться и медяшкой. Я рассчитывала, что меня поставят на довольствие в гарнизоне, а нас выкинули прочь, как приблудных котят.

Смирив гордость, я отправилась к старосте. Он смущенно поскреб подбородок.

– Ну, допустим, за медяшку в день мастра Морелли и кормить, и поить тебя будет, – предложил он. – Твой напарник договорился со своей хозяйкой, почему бы и тебе так не поступить?

Для Леона что медяшка в день, что десять медяшек – без разницы, он привык сорить деньгами. У меня же в карманах пусто.

– У меня нет денег, – угрюмо призналась я.

– Да-а, дела, – задумчиво протянул мастро Фаббри. – Ладно, решу вопрос.

В тот же день мастра Морелли проводила меня на кухню.

– В корзине картоха прошлогодняя, морковка, – недовольным тоном перечислила она. – На полке, в мешочках, крупа. Готовить сама себе будешь.

Я была рада и прошлогодней вялой картошке, и проросшей моркови, и каше на воде, но все-таки на такой диете через несколько дней живот подвело от голода. Да еще со двора бабки Салы, как назло, ветерок доносил запахи то выпечки, то жареного мяса. А как-то поутру я увидела, что она, стоя у изгороди, покупает у соседа тушку зайца.

Заяц! Вот что мне нужно. Почему я сразу об этом не подумала? Завтра же иду на охоту за ушастым! Опыта у меня в этом деле никакого – ни выслеживать, ни читать следы я не умею. Но есть и преимущество: мне достаточно спугнуть зайца, а после накрыть заклинанием сети или пронзить воздушной стрелой.

На следующий день я встала с первыми лучами солнца: зайцы кормятся на рассвете, а потом на весь день прячутся в лежках, тогда их отыскать сложнее. Отправилась в холмы налегке, надев поверх рубашки плотную куртку, чтобы комары не закусали, и туго заплетя волосы в косу, чтобы не цепляться за ветви деревьев.

Трудно поверить, что когда-то вокруг лежала выжженная и бесплодная земля. Жизнь взяла свое. Молодой лес поднялся на месте пепелища, да такой густой и частый, что я с трудом продиралась сквозь кустарники и спотыкалась о корни. Утренняя прохлада быстро уступала место влажной духоте.

Где же зайцы? Я судорожно пыталась вспомнить, что я знала об охоте на этих шустрых зверьков. В прохладную погоду зайцев стоит искать на вершинах холмов, где сухо и тепло, а в жаркий день – в низинах? Или наоборот?

Я отыскала длинную палку и била ею по кустам, топала как можно громче, надеясь спугнуть добычу. Проклятые зайцы оставались неуловимы и невидимы, как призраки. Или были слишком хитры и шустры для такого неопытного охотника, как я.

Я забиралась все выше и выше в горы, уже из чистого упрямства не собираясь сдаваться и возвращаться с пустыми руками. К счастью, заблудиться я не могла: заклятие «Путеводная нить» выведет меня к деревушке. Если не зайца, так птицу раздобуду.

Один раз почудилось движение в кроне дерева. Я задрала голову и сквозь густую листву заметила нечто странное: то ли птицу, то ли змею с переливчатой чешуйчатой кожей, но одновременно с крыльями. Что за чудо в перьях? Никогда не встречала подобных созданий! Местный редкий вид живности?

Создание недобро покосилось на меня выпуклым глазом и угрожающе щелкнуло клювом. Ухожу-ухожу! Есть тебя не собираюсь! Вид у тебя несъедобный, честно скажу.

День перевалил за полдень, и следовало признать, что все зайцы давно отправились по лежкам. Спят себе и в ус не дуют. Я могу, конечно, бродить здесь до вечера, сбивая ноги и обливаясь потом, но толку не будет. К тому же с каждой минутой все сильнее хотелось есть и пить, хотя я и напилась недавно из родника. Упрямство упрямством, но пора включать здравый смысл.

«Ладно, вернусь, отдохну, а вечером попробую снова», – решила я.

«Путеводная нить», видимая только мне, тонкой золотистой ленточкой вилась между деревьев, приглашая в обратный путь.

– Я сейчас, – сказала я вслух. – Только попробую еще кое-что!

Я прежде испытывала заклятие «Сфера подавления» только на полигоне. Такое используют в бою, чтобы оглушить противника на большой площади. Волна силы сжимается от краев к центру подобно кольцу. Говорят, на войне под его действием солдаты бегут в панике куда глаза глядят, бросают оружие, валятся на землю, зажав уши.

Хватит ли у меня сил? Да много ли их нужно, чтобы потревожить зайца. Если здесь в радиусе пятидесяти метров – дальше раскинуть сферу пока не получалось – есть хоть один, я его точно спугну, а там, глядишь, и поймаю!

Я встала посреди небольшой светлой полянки, сверкающей под лучами солнца как начищенная монетка, раскинула руки и сплела узор заклинания. Прислушалась. Вдалеке захрустели ломающиеся ветки. Сработало? Ох, неужели?

Я радостно устремилась навстречу звуку, но хруст делался все более явственным. Кто-то продирался сквозь кусты. Кто-то сильный и большой. И это точно не заяц!

Я глотнула воздуха. Собралась, сжав руки у груди, готовая к атаке. Мгновенно укрылась щитом. И все это на одних рефлексах: неплохо нас вымуштровали.

Подлесок расступился, и прямо на меня вылетел огромный злой и перепуганный кабан.

Глава 14

Леон

Солнце коснулось верхушек гор, когда меня окликнула тетка Морелли, у которой жила выскочка. Я напрягся. Этой тоже от меня что-то нужно?

Но тетка сказала:

– Я твою напарницу ищу, постоялицу свою.

Вот, позволил бабке Сале себя на «ты» да милком называть, не настоял сразу на подобающем обращении, теперь вся деревня «тыкает», кроме разве что старосты. Запомню на будущее, а сейчас, пожалуй, только терпеть и остается.

– Где она шляется? – не унималась тетка.

Да где бы ни шлялась, ее дело – она совершеннолетняя, и работы для нее здесь нет. Как староста и сказал в самом начале, только отдыхать да отсыпаться. Что бы там ни «пошаливало», являть себя практикантам оно не торопилось. А может, и не пошаливало вовсе, суеверия одни.

– Я ей не сторож, мастра Морелли, – вежливо ответил я. – Пусть гуляет где хочет.

Старая дева поджала губы.

– Я – девица приличная, и на постой к себе пускаю приличных, а не всяких там, которые всю ночь где-то шляются!

– Еще не ночь, – заметил я.

Невольно посочувствовал выскочке: вырвалась из-под опеки родителей только для того, чтобы попасть к очередной надзирательнице. Кому какая разница, чем девушка занимается поздними вечерами, если ее верность никому не обещана? Когда еще радоваться жизни, как не в молодости – пока на шее не повисла семья, дети и куча обязательств. А магия прекрасно защищает от любых неприятностей. Уж на это-то у выскочки ума хватит!

Но надо же, тихоня уже вовсю развлекается, а я пока только переглядываюсь. Конечно, сам решил не торопиться, но почему-то стало обидно.

– Увидишь ее, передай: до темноты не вернется – от дома откажу. У меня приличный дом!

Может, мне малявке еще и свечку подержать на сеновале или где она там? Чтобы вовремя к хозяйке вернуть?

– Хорошо, мастра Морелли.

Я глянул на небо. Темно будет очень скоро. Здесь почти не было привычных мне сумерек. Солнце падало за горы, и еще какое-то время небо отливало алым на фоне их темных силуэтов, а потом наступала ночь. Вряд ли выскочка вернется до темноты.

Ладно, если эта старая ханжа упрется, замолвлю словечко перед бабкой Салой, у нее в доме хватит места. Представив, какое лицо сделается у выскочки, я едва не расхохотался.

Вытянулся на скамейке под яблоней, бездумно глядя в густую крону. Сегодня бабки будто с цепи сорвались. Одной крышу залатай, другой ковер, который еще Великую битву помнил, от моли избавь да прорехи заделай, третьей огород полей. Никакой чурчхеллы уже не хотелось – да и кто бы мог лопать ее в таких количествах, слипнется же все! Стоило бы с чистой совестью наслаждаться заслуженным отдыхом, но какой-то противный червячок ворочался внутри.

Да нет, что с ней могло случиться в этой глуши? Не поперлась же она к реке рыбу ловить, в этот поток навернись – не выплывешь, мигом голову о камни расколотит. И в лесу заблудиться раз плюнуть, поэтому туда только местные и суются…

Выругавшись, я резко сел. Да что такое, я же ей и правда не сторож! Ну ладно, закину простой «Бредень» – он чует все творимое неподалеку колдовство. В последние дни заучка только и делала, что отрабатывала боевые заклинания, так что засеку с легкостью. А не засеку – значит, она другие навыки отрабатывает и незачем ей мешать…

Или помешать? Какое у нее будет лицо, когда в самый интересный момент моя иллюзия – не дурак же я сам соваться! – сообщит, что ее хозяйка ищет. Поделом, гулять надо так, чтобы не попадаться!

Ровно когда я додумал эту мысль, мой «Бредень» зацепил «Путеводную нить», уходящую прямиком в лес. А в следующий момент ее заклинание истаяло – кончился срок. Все, что я успел заметить, направление, и…

И пропади оно все пропадом, куда эта ненормальная потащилась! Может, конечно, ровно затем, о чем я поначалу и подумал, а заклинание сотворила на случай, если парень решит идиотски пошутить. Потом увлеклась…

Но все же придется ее искать. И лучше бы ей быть не одной, потому что одной я ей точно голову откручу, все равно она только для того, чтобы косу носить! Тащись по милости этой малявки кардис ведает куда!

Дед мой учил: идешь на день, еды бери на неделю, и, даже если задание кажется пустяковым, не забывай, что всегда может случиться какая-то пакость, после которой ноги бы унести. Потому я собрался как следует, хоть и чувствовал себя полным дураком, – и это я выскочке тоже припомню! Вытряхнул из саквояжа холщовую сумку через плечо. Отправил туда туго скатанный плащ – чудо что за плащ, из пуха горных коз, сложенным можно в чашку запихнуть, а теплый какой! Потом флягу с водой – никогда не знаешь, хватит ли магии на мелочи, тоже дедова наука. Следом еще одну флягу с кое-чем покрепче, пяток бутербродов, укладку с бинтами, хоть и прекрасно понимал, что они не понадобятся. На пояс привесил нож – такой, что и ветки рубить, и лучину расщепить, и мясо порезать, если что. Пожалуй, и хватит, и лучше бы выскочке вернуться до того, как я ее найду.

Кстати, а как ее искать? Для поискового заклятья нужна вещь.

Пришлось тащиться в гору в дом ханжи и просить у нее что-то из пожитков постоялицы. Та поджала губы, будто я панталоны потребовал, и вынесла большой платок. Некогда яркий, с вытканными цветами, теперь выгоревший, с прореженной бахромой, такое старье только выкинуть впору.

Но не моя вещь – не мне и выкидывать. Я взял платок в левую руку, сосредоточился, произнес необходимые слоги – и на правой руке у меня свернулся золотистый клубочек. Тетка Морелли вытаращила глаза, а клубочек соскочил на землю и покатился ровно туда, куда уходила «Путеводная нить», сотворенная заучкой.

Пришлось поторопиться: нить, что тянулась за клубочком, исчезала быстро.

На деревню уже легли сумерки, под кронами деревьев стало и вовсе темно. Я сотворил «Кошачий глаз», недоуменно моргнул: показалось, будто по стволу, обвивая его, вполз змей с птичьей головой и сложенными за спиной крыльями. Вроде я не пил…

Клубочек катился себе и катился, я тащился за ним, беспокоясь все больше. Что ее понесло в чащу? И почему до сих пор не вернулась?

Ответ на этот вопрос я получил через десяток шагов, продравшись сквозь кусты на поляну. Заучка стояла, прислонившись спиной к здоровенному можжевельнику. Под щитами ее лицо отливало синеватой бледностью.

Больше я ничего заметить не успел. Только медведя с опаленной мордой, который понесся на меня.

Глава 15

Леон

В животе разросся уже знакомый ледяной кристалл, остужая заскакавшее было сердце и замедляя время.

Это только в сказках мишка косолапый – добродушный увалень, любитель полакомиться медом и поспать. В жизни это здоровая хищная зверюга, которая скачет на тебя со скоростью лошади, а нагнав, встает на дыбы и в темпе хорошего драчуна лупит лапами с когтями длиной в мужской палец. Чтобы, свалив, перервать горло или перекусить хребет – что получится быстрее. Бежать бесполезно.

Я и не стал.

Сдернул сумку и магией закинул зверю в раззявленную пасть. Магией же подпихнул глубже, чтобы точно не вывалилась, и, пока медведь тряс головой, сотворил воздушный клинок и полоснул по шее. И еще раз. Теперь удачней – рана зацепила крупный сосуд. Кровь полилась ручьем, но хищник сдаваться не собирался. От ярости и боли он не почувствует слабости, пока не упадет.

Я отскочил, когда медведь все же избавился от помехи и опять рванул на меня. Никакие щиты бы не помогли, здоровенный зверь с разбегу снес бы вместе со щитами. Пропустив его мимо себя, я, уже без всякой магии, всадил нож медведю под лопатку. Снова отскочил, но уже не так проворно – это только по времени схватка длилась несколько мгновений, мне сейчас казалось, будто она заняла полжизни, выпив все мои силы. Зверь сделал еще несколько неровных шагов, опять заревел и рухнул.

Я опустился на траву, вырвал пучок, снова и снова тер клинок, хотя сталь уже стала чистой. Ледяной кристалл растаял, и теперь сердце билось где-то в горле, мешая дышать. И руки тряслись.

– Кто вы? – раздался дрожащий голосок заучки. – Вы ранены? Я сейчас!

Ну да, в темноте леса все, что она видела, – две схватившиеся тени. Хорошо хоть хватило ума не запустить огневик, чтобы все разглядеть. Тогда бы мне конец и пришел.

Я прокашлялся.

– Это я. Леон.

– Ты? – ошалело выдохнула она.

Я поспешно убрал «Кошачий глаз» и зажмурился. Осторожно открыл глаза, проморгался и разинул рот.

На поляне валялись два мертвых волка. А у ног выскочки лежала туша кабана.

Во дает!

– Ты! – воскликнула она. Подскочила ко мне, начала тормошить. – Что с тобой! Ты ранен?

– Нет, просто чуть не обделался от страха, – признался я.