Читать онлайн Усадьба у края болот

Савелий продрог. Он редко мёрз, но сегодня неестественный холод пробирал его до костей. Отчего бы? Ведь день, хоть и осенний стоит, но тёплый и тихий, безветренный, разве что сыро и туманная взвесь висит над землёй, лезет под одежду, оседает на волосах, выхолаживает, прогоняя остатки тепла. Уж лучше бы дождь прошёл что ли, но нет, небо свинцовое висит прямо над головой тяжёлым переполненным мешком, с самой зари грозит прохудиться, но дождём не проливается, а вездесущая хмарь так и лезет под одежду, пропитывая её влагой.

Ну да ничего. Авось, не околеет совсем уж, не в лесу, всё ж-таки, жильё кругом, люди, глядишь, ежели не сложится в усадьбе, в деревню вернётся, там может приютит кто, на ночёвку, хоть на сеновал пустит, хоть в хлев, привычный он, всяко бывало в жизни его бродячей. Главное, что цели своего пути достиг, пришёл туда, куда стремился. Что же дальше? Как сложится?

Савелий озирался, хмурясь и неодобрительно качая головой. Ему определённо не нравилось это место. Шёл в усадьбу, а попал… да разве ж усадьба это? Нет, особняк большой, спору нет, и, наверное, когда-то красивым был, но как же запущено всё! Облезлые стены со вздувшейся краской, облупившиеся колонны, ступени у входа такие, что в потёмках всяко лучше не ходить, зашибиться ненароком можно. Верно, когда-то знавала усадьба времена богатые и успешные, дом с размахом выстроен, с любовью, на века. Да минули те времена, обнищала усадьба, дом уныло таращится на путника тёмными окнами, мокнет под хмарью неухоженный парк, чернеют хилые деревья и только флигель, с такими же облупившимися стенами, как и особняк, чуть отличается выкрашенным в ярко-алый цвет крыльцом. А ещё удивило, что ни одной души на территории усадьбы не встретил Савелий – ни служки, ни мальчишки-подмастерья – никого. И спросить-то не у кого, куда ему путь держать, к кому с поклоном идти.

При здравом размышлении, Савелий направился к яркому крыльцу флигеля. Во флигеле, как правило, селили прислугу, стало быть, управляющего искать именно там нужно. Крыльцо деревянное, новенькое, ещё деревом да свежей краской пахнет, видать, старое в негодность пришло, обновили, прокопчённый фонарь над входной дверью болтается, скрипит, хоть и безветренно нынче, скамейка стоит возле стены флигеля, рассохшаяся, старая и покосившаяся. Ох и странное место!

Ступенька скрипнула протяжно под тяжёлым шагом Савелия, застонала, словно пожаловалась, путник лишь головой качнул: коли так небрежно господа хозяйство ведут, как же с людьми обращаются? Того хуже?

На стук, держа в руке зажжённую лампаду, вышел из дома мужик. Росту невысокого, но крепкий, широкоплечий, одетый добротно, с аккуратно подстриженной бородой – Савелию одного взгляда хватило, чтобы признать в нём управляющего. Подивился, что тот с лампадой вышел, ведь мгла не легла ещё, хоть и сумерки, а видать всё, но ничем удивления не выказал, ни взглядом, ни жестом, лишь поклонился слегка, с достоинством, неторопливо, поздоровался:

– Мира в твой дом!

– И тебе, прохожий человек, мира! – внимательно разглядывая его, нехотя отозвался управляющий и бросил настороженный взгляд по сторонам, быстро оглядев пустой двор. – Заплутал никак или же надобность какая к нам привела?

– Слыхал я, в усадьбу мастеровых нанимают?

И снова оглядел путника управляющий. Внимательно так оглядел, с опаской даже, словно сомневался, стоит ли вообще разговаривать с прохожим, может, лучше прогнать со двора? Он задумчиво почесал нос, сдвинул картуз на затылок, вздохнул, вернул головной убор на место и проворчал по-стариковски:

– Да кто ж, мил человек, после захода солнца на работу подряжается? Ты поутру приходи.

– А по мне всё одно – что после захода, что на рассвете. Как добрался, так и в дверь постучал. А уж решать тебе, как поступишь. Коли путь укажешь – уйду, да только не разбрасывался бы ты мастеровыми, прогадаешь.

– Ну добро! – поразмыслив, решился управляющий. – В дом на ночь не пущу, уж не обессудь. Не ведаю я, что за лихо лесное на закате в дверь постучало, о работе же утром толк вести будем. На сеновал провожу… – он приоткрыл дверь, из дома потянуло вожделенным теплом и дразнящим духом еды. Савелий потянул носом воздух, вздохнул. – Митька! – крикнул управляющий, – Снедь какую ни есть собери, да на сеновал снеси. Гость у нас… – плотно закрыл дверь, – Ну пойдём, мил человек, покажу, где ночь скоротаешь.

Савелий, подтянув лямки заплечного мешка, молча шагнул за ним. Не погнали за ворота, и то добро! Да ещё и накормят… Сегодня повезло ему. Ну а о работе толковать да знакомиться и верно лучше по свету.

– Ты обиды-то не держи, – говорил управляющий, пока шли они лесом куда-то за усадьбу, – Места здесь лихие, всякое случается, – и спохватился, сообразив, что лишнего сболтнул. А ну как, повернётся чужак и уйдёт, напугавшись местных сказок, – Каким ремеслом владеешь, мастер?

– А какое требуется, тем и владею, – спокойно отозвался Савелий. Не из пугливых он, да и о легендах здешних наслышан, – Столярное дело знаю, кузнечное, за живностью ходить могу, а ежели необходимость возникнет, так и стряпать обучен.

– Вот это лишнее, – добродушно рассмеялся собеседник, – Жинка моя, да дочерь старшая в барском доме стряпают. Ты у них дело-то не забирай! – погрозил пальцем он и толкнул дверь, ведущую на сеновал. – Устраивайся, путник. Повечерять тебе принесут, а толковать по утру станем. Нынче одно скажу, работы в имении много, а работников мало.

– Отчего же так? – не проявляя особого интереса, спросил Савелий. Знал, конечно, отчего, но от местного услышать хотел.

– Отчего… – тот задумался, снова почесал нос, поплотнее запахнул кожух, видать и его сырость донимала. Его ещё больше, скорее всего, он из тёплого дома вынырнул, от жарко натопленной печи, а не шёл весь день по слякоти, сбивая ноги в кровь, не мок под осенней взвесью. – Устраивайся, – не ответив, повторил он. – Всё завтра.

Скрипнув, приоткрылась дверь, внутрь осторожно проникла вихрастая голова мальчишки-подростка, завертелась из стороны в сторону, выискивая позднего гостя. Вот остановился на Савелии любопытный взгляд, мальчишка, вздохнув, протиснулся на сеновал, приблизился, скрывая стеснение и неуверенность, стараясь двигаться степенно, по-мужицки, поставил на пол узелок.

– Вот! Всё принёс… – и не выдержал прямого взгляда пришлого мужика, юркнул за спину управляющего. Видать нечасто в имение путники заходят, раз новые лица и пугают, и разжигают такое жгучее любопытство. Что ж, всё так, как и рассказывали Савелию знающие люди. Пока всё так, вот коли примут его в услужение, тогда и оглядится, проверит, что истина в местных сказаниях, а что досужие домыслы.

Управляющий вдруг заторопился, бросив настороженный взгляд за дверь. Там, за дверью сгущалась тьма и показалось… Нет, должно быть, просто показалось, тьма была живой, клубилась, дышала, выжидая своего часа… Савелий, отгоняя морок, потряс головой. Показалось. Просто показалось.

– Прости, мил человек, свет тебе не оставлю, не обессудь, сеновал всё ж таки… вспыхнет, огня не уймёшь. Да и нам назад до дому идти, – торопливо и сбивчиво говорил он, а сам всё подталкивал к выходу упирающегося мальчишку, вот вытолкал, выскользнул следом сам, затворил ворота, вставил в щеколды тяжелую балку, надёжно запирая непрошенного гостя на сеновале. Савелий подошёл к крохотному окошечку, выглянул, успел заметить в сгустившихся сумерках, как быстро, почти бегом, удаляются мужчина и мальчишка. Отец с сыном, подумалось вдруг, стоило заметить, как оберегает управляющий мальчика, подхватывает, стоит тому запнуться, тянет за собой, освещает ему тропу лампадой. Чего же так боятся они? Плутать в усадьбе негде, не опустилась ещё на неё непроглядная осенняя тьма, да и места ими вдоль и поперёк исхожены, так чего боятся?

Отойдя от окна, Савелий принялся за трапезу. Есть в потёмках удовольствие то ещё, но ложиться спать с пустым брюхом куда хуже. Ничего. Он привычный.

Новый день, не в пример вчерашнему, выдался ярким и солнечным. Утро раскрасило небо синим и голубым, солнце, будто извиняясь за скупое тепло, щедро распыляло на притихший парк золото, но не вышло у погожего, богатого на краски денька, оживить старую усадьбу. Ещё более запущенной и неприглядной казалась она на контрасте, унылой и… умирающей. И не только внешне таковой казалась, но и внутренние ощущения сходными были. На погосте и то спокойнее, света и жизни больше. Отчего так?

Савелий вздохнул, оглядевшись. Плохо. Очень плохо всё. Не от того усадьба хиреет, что ухаживать за ней некому, на то другие причины имеются, а какие – бог весть, так сходу и не определить.

Вчера, по тёмному, управляющий не представился и Савелия имя не спрашивал, сегодня же утро начал с того, что назвался.

– Здравия тебе, мил человек! – улыбнулся он, выпуская с сеновала гостя, – Я, да ты уж понял верно, управляющий в имении, звать меня Кузьма Петрович. Но мы по-простому привыкли, Кузьмой кличут. Тебя как величать?

– Савелий Лукич я. Савелий. О работе потолковать хочу, Кузьма, – сразу перешёл к делу мастер, – Берёшь меня?

– Отчего же не взять? Мастеровые нынче ох как нужны, сам видишь… – он обвёл рукой владения, вздохнул, как показалось Савелию, обречённо, – Ты, знать, подумал, что обнищал барин наш? Подумал… – сам на свой вопрос ответил Кузьма, – Все так думают.

– А это не так?

– Да не… Что ни год починяем всё, а к другому лету, будто и не чинили, всё возвращается к прежнему виду.

– Это как так? – усмехнулся, больше для вида, Савелий. Ему ли не знать, и не такое бывает, когда на худой земле постройки возводить начинают.

Кузьма снова вздохнул, отвернулся с досадой.

– А вот не скажу я тебе, отчего так. Принимай, как есть. Спрошу, а ты сам решай. Пойдёшь в мастеровые? Жалованьем барин не обидит, да только работы в имении невпроворот, покуда одно починишь, другое чинить пора.

– Пойду, Кузьма. Не боюсь я работы, – ровно ответил Савелий, подивившись, что не расспросил Кузьма ничего о нём. Кто таков, да откуда? Да у кого прежде служил? Ни единого лишнего вопроса не задал.

– Ну добро. Пойдём в людскую, покормлю, затем покажу, где жить станешь. А там и барину тебя представлю.

– Не в общий дом поселишь?

– Нет, Савелий. Там у речки изба да мастерские рядом с ней, как раз кузня имеется, там и поселишься. Ну а столоваться со всеми вместе станешь. Согласен?

– Так даже лучше, – кивнул, подтверждая согласие Савелий.

На границе усадьбы дела обстояли и того хуже. Русло полноводной некогда реки, пересохло, от широкой реки остался лишь ручей, бегущий по камням, но и ему недолго осталось, год-два и иссякнет, а за рекой, за подвесным мостом, за ветхой избушкой и двумя такими же ветхими пристройками к ней, начинался лес. Хотя нет, и леса как такового не было, подул ветер в лицо, принёс с собой запах болота.

– Болото? – удивился Савелий, окидывая внимательным взором места, где предстоит жить и работать. – Как так? Разве можно было строить усадьбу у самого края топи?

– Болото… – подтвердил Кузьма, не скрывая от мастерового досады, – Да только не усадьбу у болота строили, а болото к усадьбе подбиралось.

– Скажи, управляющий, а так бывает?

– Сам бы не поверил, коли своими глазами увидеть не довелось. Я уж, почитай, боле тридцати годков в усадьбе живу. Сначала родители служили, а я-мальчишка, на побегушках, да заметил старый хозяин, что умён шибко, грамоте меня обучать начал. Меня да сынка своего… Хороший барин был, да сгинул рано. И всё болото! Оно проклятущее много кого забрало, и всё не насытится никак, всё ему неймётся!

– Ты, Кузьма, о болоте, как о живом говоришь, как о чудище каком…

– Так и есть! О чудище! Да ты, Савелий, и сам поймёшь, как обживёшься малость. Да только, верно, живое оно. Пугает, морок наводит, тропки сбивает, заводя людей в самую топь. Сколько народу сгинуло через него – не счесть! И наши, и деревенские. Думаешь, много охотников служить в усадьбе? Ан нет! Боятся все, даже высокое жалование и полный пансион деревенский люд не прельщают. Страшно.

– А ты почему ещё здесь, коли тоже боишься?

– Привык. – Улыбнувшись, Кузьма пожал плечами. – Я ж с измальства у болота живу. Притерпелся. Да и как барина брошу? Ему одному не управиться. Усадьба, семья… Сынков у него двое, жинка на сносях, барыня наша светлая… Почитай уж, вот-вот разрешиться от бремени должна.

Савелий кивнул. Видел он мельком барыню, когда мимо усадьбы проходили. Действительно тяжёлая, действительно вот-вот разродиться должна. Да сумеет ли? Сомневался Савелий. Уж больно выглядит скверно. Отёчная, синяки под глазами чернющие, а сама бледная, будто смерть, губы белые, потрескавшиеся, а вокруг рта синева ореолом, и только на щеках горит лихорадочный, нездоровый румянец. А ещё видел Савелий, что за её спиной тень поднимается. Да не её тень, лик смерти помаленьку проявляется. С каждым днём он всё явственней и чётче становиться станет, и когда обретёт границы, тогда и беда явится, не заставит себя ждать.

Может ли кто-нибудь вмешаться, смерть от барыни отогнать? Пожалуй, Савелий мог бы попробовать, приходилось ему в схватку со смертью вступать, да только кто он? Мастеровой. Служка без роду, без племени. Кто ж ему дозволение даст, кто ж поверит? Как водится, вызовут хозяева лекаря из деревни, дабы разрешиться от бремени барыне помог, а то и не доктора вовсе, а повитуху, и невдомёк им, что зло отогнать ни лекарь, ни повитуха не смогут. Дурное место здесь, проклятая земля, злом и кровью пропитанная, и многие годы пройдут, прежде чем она очиститься сможет. А то и вовсе не очистится. Зря что ли болота едва ли не к порогу подступили? Не живёт зверьё в лесу, не поют птицы, даже грибы не растут, лишь поганки да мухоморы заполонили лес, а людям всё нипочём, строят дома, селятся, а потом на судьбинушку сетовать начинают, долю свою горькую оплакивать…

– Ты, Кузьма, знаешь, что стряслось на этой земле? Отчего болото к людям пошло?

– Как не знать? Давно это было, от дедов и прадедов ту историю слыхали все, кто в деревнях ближних живёт. Да и в дальних, вестимо, тоже слыхали.

– Расскажешь?

– Расскажу, Савелий. Но позже. Сейчас заселяйся. Сегодня отдыхай с дороги, ну а завтра службу нести начинай. Задание с вечера дам.

– Как скажешь, – ответил мастер.

– Вечерять в людскую приходи. И ещё… Опосля заката лучше из дома не выходить и дверь в избу никому не открывать. Кто знает, какая нечисть с болота поднимется или из леса приползёт…

Савелий хмыкнул. Боится управляющий, чего-то сильно боится. Надобно разузнать, что же в этих краях происходит, а там и подумать можно, как зло искоренить, жизнь земле вернуть, она в усадьбе теплится едва-едва.

Открыв дверь, Савелий замер, не решаясь зайти. Избушка оказалась совсем крохотной. Пространство было разделено печью, занимающей центр избы. По одну сторону от печи стояла грубо сколоченная кровать, с другой стол и набитые прямо на бревенчатую стену полки – вот и всё, что досталось ему по воле судьбы. Сыро было в избушке и грязно, запах плесени, казалось, въелся в стены и никакой уборкой от него не избавиться, никаким проветриванием. Да и какое же тут проветривание, когда едва ли не во дворе болото раскинулось? Что ж… Не стал унывать Савелий, принёс дрова из поленницы за избой, растопил печь, вынес на просушку во двор тюфяк, притащил воды из ручья, за уборку принялся, раздобыв в мастерской ветошь. Не бог весть какое жильё, но хоть крыша над головой, зимой без неё никак.

– Молодые люди, разрешите отдохнуть у вашего костра…

Голос принадлежал человеку старому, звучал хрипло и надтреснуто. У Вани защемило сердце, так сильно отозвался в памяти этот голос, такой похожий на бабушкин и в тоже время совершенно незнакомый ему. Он поспешно обернулся, но ещё прежде, не видя человека, стоявшего за спиной, отозвался радушно:

– Конечно присаживайтесь!

Бабушка оказалась совсем старой, такой уставшей и жалкой, что Ваня тут же подскочил с бревна, принялся помогать ей стаскивать с плеч тяжёлый рюкзак.

– Что же вы, бабушка, так поздно по лесу ходите? Скоро сумерки, а до ближайшего жилья отсюда идти и идти, – пристраивая её пожитки возле бревна и помогая устроиться, спрашивал он.

– Травки я собирала, да увлеклась, далеко от дома отошла. Думала до темна успеть, да не выходит. Устала…

– Так отдыхайте. Я сейчас!

К ним, привлечённый внезапным вторжением, шёл директор фирмы Артур. Он уже хорошо отметил десятилетие компании, несмотря на то, что компания заехала на базу всего пару часов назад, и теперь явно намеревался учинить разборки старушке. Он мог! Человек резкий, порывистый, слова его часто бежали впереди разума, кто хорошо его знал, давно внимание обращать перестали, многие же считали шефа тираном и деспотом. И неважно, что за вспышки собственного необузданного гнева он извинялся хорошей прибавкой к зарплате, многие не готовы были терпеть унижения и недолюбливали начальника, но платил он хорошо, очень хорошо, люди держались за рабочие места, не уходили.

Ваня успел перехватить хмельного начальника, заговорил ему зубы, отвлекая внимание на кого-то другого, увёл его подальше от костра, сбагрил кому-то из сотрудников для беседы, а сам вернулся, прихватив со стола одноразовую посуду. Зачерпнул из котелка гречки с тушёнкой и овощами, протянул тарелку бабушке.

– Подкрепитесь.

Она взяла угощение, ложку, подняла голову и внимательно посмотрела на парня, стоявшего перед ней.

– Благодарствую, внучок.

Взгляд её, на удивление ясный и зоркий, в самую душу Ване проник, тот на мгновение дышать перестал и сердце стукнуло невпопад, показалось, что просканировали его, всю подноготную наружу вытащили, всё самое сокровенное, что от окружающих тщательно скрывал.

– Хороший ты парень, – опустив голову, тихо проговорила старушка, – Добрый и отзывчивый, по нынешним временам это редкие качества.

– Да обычный, – засмущавшись, пожал плечами Ваня. – Как все…

– Лукавишь, мальчик. Знаешь же сам, что другой. И таишься от всех, это правильно.

– О чём вы? – Ваня опешил. Да, показалось ему, что старуха видит куда больше, чем окружающие, но она словесно подтвердила его догадку, тут уж не отвертишься.

– Сам знаешь, о чём.

Он не ответил, постарался уйти от скользкой темы, увести разговор в другое русло.

– Я вроде слышал, что поблизости нет никакого жилья, так откуда вы? – снова поднял прежнюю тему он.

– Есть жильё. Заимка. Там и живу.

– Одна? – парень изумился. Старая женщина живёт одна в глухом лесу! Как так? Как она справляется?

– Одна… – подтвердила бабушка. – Справляюсь потихоньку. Дрова наколоть, правда, некому, ну да ничего, веточек в лесу насобираю, авось протяну ещё зиму…

– А давайте я провожу вас, – неожиданно для самого себя предложил Ваня, – И с дровами помогу, ну и по хозяйству что-то могу…

– Хороший ты парень, – вздохнула старушка. – А не откажусь. Проводи. И с дровами помоги. Глядишь, и я тебе помочь смогу.

Ваня улыбнулся открыто, сощурился на солнце, налил бабушке чая из котелка.

– Как отдохнёте, говорите. Провожу.

И они пошли. Ваня с рюкзаком на плечах и бабушка с посохом. Пока она отдыхала, Ваня удобную палку нашёл, ветки стесал, отличный посох получился.

Шли вдоль реки по лесным тропинкам. Медленно шли, уставшая бабушка хоть и старалась не показывать молодому спутнику свою немощь, но он-то видел, как трудно даётся ей путь. Как дыхание сбивается и хрип из груди рвётся, как неуверенно ступают ноги. Что ж поделать, старость она такая, никого не щадит, и Ваня шагал по тропинкам, сдерживая шаг, и сердце кровью обливалось, стоило представить, как старушка справляется одна, совершенно без помощи. Ни связи, ни людей, готовых на помощь прийти, если что случится, только лес кругом да зверьё дикое…

– Как же вас, бабушка, в лес занесло? Вам бы к людям поближе. Всё помогут…

– Да кто ж нынче ближнему помогает? Смешной мальчик… Добрый и смешной. Взрослый давно, а всё в чудеса веришь, – не ответила на вопрос она.

Ваня не стал настаивать. Мало ли какие обстоятельства заставили человека в лес уйти и поселиться в заброшенном доме, не имеет он права допытываться и в душу лезть. Он заговорил о другом, подхватив предложенную тему.

– А что плохого в чудесах? Мне кажется, человек всю жизнь чуда ждёт, вопрос только в том, что для каждого оно своё.

– Чудо, внучок – это сама жизнь человеческая, но люди же не понимают, им всего и всегда мало. Оглянись вокруг, на друзей посмотри, на коллег. Вот вы на природу выехали отдыхать, а в чём отдых заключается?

– Ну так и не сказать, одним словом. Каждому, наверное, своё. Кому-то бухнуть надо, кому-то рыбу половить, кто-то просто на шашлыки приехал – не знаю. Я не спрашивал коллег. Да нас, собственно, шеф тоже не спрашивал, организовал пикник на все выходные, объявил обязательную явку, и мы, как стадо, попёрлись в лес.

– О том и речь, что на природу выехали, а саму природу и не видали. А она и есть настоящее чудо.

– Ну не знаю… – задумавшись, протянул Ваня, – Какое же это чудо, когда всё это постоянная величина? Век назад, два века, да что там… тысячелетие назад, те же деревья в лесу стояли, те же реки текли, те же звери бегали.

– Думаешь? Ну это пока молодой, – отдуваясь, пробормотала старушка. – Скоро, очень скоро для тебя всё изменится.

– Для меня? Откуда вы знаете?

– Вижу, мальчик, вижу. И для тебя, и для тех, кто невольно с проклятием соприкоснулся.

Подумав, что старушка заговаривается от усталости, Ваня промолчал, не стал дальше расспрашивать, а то, чего доброго, начнёт сказки складывать, не остановишь, а ему бы ещё до темноты к базе вернуться, хоть и захватил фонарь, да толку с него в потёмках!

Шли долго. Навскидку километров пять отмахали, но наконец на берегу реки показался домишко. Старая, замшелая изба, глядящая на реку мутными стёклами.

– Хоромы мои, – повернулась к спутнику старушка. – Нравятся?

– Нет, – честно ответил Ваня. – Как в таких условиях можно жить?

– Хорошо можно жить, Ванюша.

– Ванюша? Но я…

– Не представлялся, знаю, – перебила старушка. – Я много чего знаю, от глаза и слуха людского скрытого. И ты знаешь. Только верить себе не хочешь, отказываешься.

Ване стало страшно и захотелось сбежать. Сбросить с плеч старухин рюкзак и сбежать трусливо, спрятаться, чтобы не выворачивать душу наизнанку, чтобы не позволять этого делать другим. Как? Как она узнала? Он никогда и никому не говорил о том, что тяготит его с самого раннего детства. Разве что бабушке и сестре…

Родился и вырос Ваня в Петрозаводске. Его и сестру Машу мама растила одна, почему так, оба знали с самого детства, мама не считала нужным врать детям и на их закономерные детские вопросы об отце отвечала честно: «Сбежал». А точнее, он вернулся к маме под крылышко. Сначала от неё сбежал едва ли не на край света из Москвы, потом, не выдержав трудностей, из семьи обратно.

Дети не искали с ним встреч и общения, воспринимая как должное, а потом, старшему Ване тогда двенадцать было, узнали, что он погиб. И тогда объявилась бабушка. Приехала в Петрозаводск, настояла на общении с внуками, и, странное дело, ребята легко приняли её, подружились, стали общаться. Бабушка забирала их на каникулы, показывала Москву, занимала собой всё их время, и ребята тянулись к ней искренне и всей душой.

Квартира у бабушки была огромной, три комнаты, большая кухня, а потолки! Не то что в их панельной пятиэтажке, в её квартире можно было развернуться! Ваня знал, ещё тогда, когда бабушка впервые приехала к ним в гости, она предлагала маме переехать в Москву, но та встала насмерть, ответив категорическим отказом. Почему отказала, так и не пояснила, но отказала жёстко, второй раз бабушке предлагать не захотелось.

Окончив школу, Ваня уехал поступать в Москву, остановившись, естественно у бабушки, так и жили вдвоём, и ближе чем бабушка не было в Ванькиной жизни человека. Именно ей поведал парень о том, что с самого детства видит умерших людей и слышит их голоса. И бабушка не посмеялась, нахмурилась, покачала головой, сказала, что это очень и очень плохо. На наивное Ванькино «почему», пояснила, что жизни лёгкой ему не будет, и куда легче обычным человеком быть. Велела бабушка и дальше молчать, никому о своём даре не рассказывать. Да Ваня и не собирался. По большому счёту, даже не из-за того, что насмешек и неверия боялся, сколько из-за собственного неверия. Каким-то непостижимым образом парень убедил себя, что духи и призраки ему только кажутся. Богатое воображение шутки играет, с творческими людьми такое случается.

Да и неправа бабушка оказалась, никто не досаждал Ване своим появлением, не мешал жить, парень был наблюдателем, он видел недоступное другим, слышал, но всё со стороны, будто в параллели.

Но как так вышло, что совершенно незнакомая старушка так много знает о нём?

– Откуда вы всё знаете про меня? – исподлобья смотрел на старую женщину Ваня. – Вы… ведь тоже видите, да?

Она взошла на крыльцо, толкнула скрипучую, рассохшуюся дверь.

– Давай так, Иван… За домом поленница, дрова и топор. Исполни обещанное и приходи в избу. Может, поговорим.

– Почему может?! – он отказывался что-либо понимать, а, следовательно, занервничал, почти выкрикнул свой вопрос.

– Может, сам потом не захочешь… – ворчливо отозвалась старуха и закрыла дверь за собой, оставив парня стоять на крыльце и растерянно хлопать глазами.

Долго Ваня размахивал топором и с сухим треском разлетались по двору ровные полешки. За работой забыл совсем о недавнем разговоре с бабкой, вспоминалось другое. Как приходила к нему бабушка, садилась на кровать и почти всю ночь сидела рядом, сон его оберегала. Почти год приходила, каждую ночь. Ваня пытался говорить с ней, задавал вопросы, но она не слышала, смотрела на него с тревогой и сочувствием и пропадала с первыми лучами солнца… Год прошёл, а Ванька до сих пор скучал о ней. Ему не хватало их долгих разговоров и вечерних посиделок за чаем, не хватало семейных праздников, когда бабушка доставала из кладовки огромный канделябр, зажигала свечи и ставила на стол Ванькин любимый торт – сметанный с черносливом и орехами.

Третью комнату квартиры занимала сестра. Она тоже в Москву переехала после окончания школы, тоже поступила. С того момента их с бабушкой уютная квартира перестала быть таковой, в ней поселилось торнадо.

Ваня поморщился, думая о сестре. Вот же мелкая язва! Тяжело с ней. Слишком много энергии, слишком много слов, слишком быстрые действия и движения – в Машке всего с избытком. Носится по квартире – не уследить. То уборку затеет, перевернёт квартиру вверх дном за полчаса, а потом как-то шустро и незаметно такую чистоту наведёт, что всё сияет, а то посуду грязную в раковине копит до тех пор, пока тарелки чистые не закончатся. То наготовит еды столько, что весь её факультет накормить можно, а то открываешь дверцу, а оттуда печальная мышь глядит, верёвку натягивая… Да… Сестрица у него непредсказуемая.

Сложив дрова в поленницу, Ваня осознал, что действительно не хочет разговаривать со старухой и что-либо выяснять у неё. Вот сейчас зайдёт в дом, попрощается и уйдёт. И постарается забыть. Просто уйдёт.

Поднялся на крыльцо, постучался.

– Заходи, Ванюша, – откликнулась хозяйка, открывая дверь. – Справился?

– Справился. Я это… – замялся парень, в избу заходить не стал, да бабушка и не настаивала, не посторонилась, давая ему войти, так и стояла в дверном проёме. – Попрощаться пришёл. Пойду, а то стемнеет скоро.

– Что ж, и говорить не будем? Не хочешь ничего знать о себе?

– Не хочу, бабушка. Мне и без этого знания хорошо живётся.

– Настаивать не буду, – помедлив, согласилась она, поправляя сухонькими руками узел платка. – А подарок от меня примешь? – и она протянула парню какой-то плоский предмет, завёрнутый в холстину и перетянутый бечёвкой. – Не отказывайся, мальчик. Пригодится тебе мой подарочек, ох, пригодится.

– Что это? – Ваня протянул руку, взял свёрток, оказавшийся довольно увесистым.

– Вот вернёшься домой, посмотришь. В лагере не смотри, не привлекай ненужного внимания. Всё, Ваня, устала я. Иди. И ту, кого встретишь, не отталкивай.

– Кого встречу? Я ничего не понимаю!

– Иди, Ваня, поздно уже! – отрезала собеседница, захлопывая дверь перед Ваниным носом.

И Ваня пошёл. Постоял немного у крыльца, потоптался, прокручивая в голове так и не заданные вопросы, и пошёл, а в голове всё мысль бродила, правильно ли поступил он, не расспросив старуху. Да, ему не хотелось ничего знать о своём то ли даре, то ли проклятии, он свыкся с ним настолько, что порой замечать перестал, не отделяя реальных людей от умерших, но вдруг… Вдруг когда-нибудь ему понадобятся знания? А их нет. И рассказать о них некому.

Пройдя полдороги, парень повернул назад, да тропа, чёткая и хорошо протоптанная, куда-то ускользнула из-под ног, теперь она вела к высокому берегу реки и обрывалась… Ваня не сомневался, что найдёт дорогу к избушке и без тропинки, но надо ли, если дорога сама следы путает? Постояв на берегу, Ваня зашагал к базе. Пора бы. Ещё чуть-чуть и сумерки укутают лес, сделают его опасным и непроходимым. А он оставил фонарь на крыльце… Да ну и чёрт с ним! Ладно. Пусть бабка пользуется, пока аккумулятор не сядет.

Кто-то ломился сквозь кусты, ломая сухие ветки, и топал так, как ни один зверь не умеет. Человек. Только он в лесу столько шума производит. Кто? Кто-то из своих? Ваня замер, прислушиваясь. Бесшумно отступил на всякий случай за дерево.

А на тропинку из кустов выскочила декоратор их компании – Дина Назарова, девушка необщительная и немного чудная, при этом невероятно талантливая. Говорить Дина умела только о работе, и то скупо и по существу, но стоило кому-нибудь перейти на личное – тут же пряталась в панцирь, словно черепаха. Втягивала голову в плечи, опускала глаза, отходила в сторону и до конца рабочего дня пряталась либо в мастерской, либо за огромным монитором.

– Ты чего здесь? – вышел из-за ствола дерева Ваня.

Девчонка подпрыгнула от неожиданности, но не завизжала, даже не вскрикнула, молча уставилась на Ваню огромными глазищами, подошла почти вплотную.

– Я думала, ты заблудился, – отчеканила она.

– Да нет. Бабушка попросила дров нарубить, вот… помогал.

Дина кивнула, но с места не двинулась, так и стояла перед ним в сгущающихся сумерках, пыталась что-то разглядеть в его глазах.

– Ты чего, Дин? Пьяная? – Ваня усмехнулся. Ну до чего же странно сегодня люди себя ведут!

– Я не пью! – резко ответила девушка, развернулась и уверенно зашагала по тропинке к лагерю. – Тебя Артур ищет. Буянит. Грозится уволить.

Пожалуй, это была самая длинная фраза, произнесённая Диной за пять лет работы в компании. Вот уж действительно странности!

– Зачем я ему? Бухнуть там есть с кем…

– Ты ж его знаешь. Когда выпьет, нужно чтобы все при нём были. Развлекали его величество.

– Да брось, Дин, – услышав насмешку в её голосе, недовольно поморщился Ваня, – Артур хороший мужик, просто… заносит его иногда.

Дина спорить не стала, остановилась, внимательно посмотрела на собеседника, но убедить её Ване не удалось, насмешка из глаз не пропала.

– Идём, – бросила она, резко развернулась и снова потопала по тропинке.

Вышли к базе и сразу налетели на Артура, он будто поджидал их, стоя у самой границы леса.

– Уволен! – коротко бросил он Ване и пошёл к костру.

– Ну уволен так уволен, – равнодушно отозвался Ваня, – И кому хуже сделаешь?

Их компания занималась зеркалами. Вернее, дизайнерским и очень дорогим обрамлением для зеркал. Деревянным, металлическим, украшенным полудрагоценными каменьями или резьбой – всё как заказчик попросит, а Ваня как раз занимался дизайном, и, в основном благодаря ему, фирма процветала, получая крупные заказы и от физических лиц, и от юридических. Что-то делалось с нуля, но очень много было и реставрационных работ, и Ваня – единственный дизайнер компании трудился едва ли не круглосуточно, создавая шедевры. Так что, увольняя его, Артур буквально стопорил всё производство.

– Да забудет к утру, – сказала Дина. – Он же бухой в дрова, не соображает ничего.

– Вот не поверишь, Дин, мне действительно всё равно. Я, наверное, просто устал.

Девушка не ответила, взяла его за руку и потащила к костру.

Утро на базе началось рано. Несмотря на то, что засиделся народ допоздна, многие поднялись с рассветом. Так или иначе, а рыбалку ещё никто не отменял, ради неё, собственно, и был затеян корпоратив. Мужики частенько хвастались уловами, рассказывая друг другу небылицы, вот у Артура и возникла мысль вывезти сотрудников порыбачить. Приурочил мероприятие к десятилетию фирмы, нашёл базу, и вот хмурые мужики в раннее субботнее утро погрузились в лодки, любовно сложив на дно удочки и наживку, тронулись. Женщины и те, кто в принципе не рыбачил, остались на берегу. Ваня тоже остался. Закатав штанины до колен, он сел на деревянные мостки, опустив ноги в воду. Хорошо-то как! Денёк обещал быть чудесным. Ясное небо, лёгкий ветерок, золотистая лента реки, тенистая поляна – что может быть лучше подобного отдыха? Но будто заноза сидела внутри вчерашняя встреча со старухой.

О чём она говорила? Чего он не знает о себе? Откуда она так много знает о нём? Дойти что ли до избушки, расспросить её? Лень. Глупости всё. Подумаешь, что-то там болтала выжившая из ума старушка, ну бывает. Деменция, или как там это называется? И потом… Странно то, что за весь вечер, проведённый в большой компании у костра, он ни разу не вспомнил о своём походе к избушке, просто бездумно веселился, слушал гитарные переборы, смотрел на огонь… И никто не вспомнил, все вели себя так, будто и не выходила к базе старуха. Так может, ему привиделось?

Кто-то шагнул на мостки. Не оборачиваясь, Ваня узнал Дину. Почувствовал что ли… Ещё одна странность этих выходных. Девушка Дина. Необщительная, замкнутая до такой степени, что иной раз кажется нездоровой, с чего вдруг она заговорила с ним вчера? И почему именно с ним?

– Потому что ты такой же необщительный, как и я, – раздался из-за спины её насмешливый голос. – Потому что ты не такой, как все.

– Динка! Ты что, мысли читаешь? – в изумлении обернулся Ваня.

– Обычно нет, но сегодня ты слишком громко думаешь. Вслух. – Она села рядом с Ваней на мостки, так же свесила ноги к воде. – Не против?

– Да нет, сиди, – Ваня не стал говорить, но его обрадовало желание Дины составить компанию. – Скажи, Дин, вчера к костру выходила старуха?

– Думаешь, умом тронулся? – усмехнулась Дина и заверила его, – Не сомневайся, была старуха. И провожать ты её ходил. Вань, скажи, ты беду не чуешь?

– Как это? – парень насторожился.

– Ну как… Когда в животе булыжники ворочаются, стукаются, а по всему телу от их столкновений дрожь идёт…

– Вот так сравнила!

– Мне кажется, – чиркнув пальцами ноги по воде, медленно проговорила девушка, – Случиться что-то должно. Что-то страшное. Ты тоже должен чувствовать. Ну?

– Дин, я не понимаю!

– Не чувствуешь… – разочарованно протянула она, – А у меня всё нутро в узел связывается в предчувствии.

– Да глупости, забей. Просто не нравится наше общество, так ведь? Ты, наверное, привыкла проводить время в своей компании, с родными, близкими, а тут с нами пришлось.

– Будто бы впервые! Нет, Вань, не то. Подождём. Скоро…

Ваня не знал, что ответить, хотелось покрутить пальцем у виска, но ведь он и сам со странностями, и действительно не такой, как все, хоть и скрывает это, мимикрируя под толпу. И они сидели молча, смотрели на реку, блестящую в солнечных лучах, наблюдали за мальками, снующими у самой поверхности, слушали весёлую перекличку коллег, доносящуюся от лагеря.

База отдыха не вмещала весь коллектив, в домики расселили преимущественно женщин, а мужики привычно раскинули палатки у леса. Почему привычно? Да потому что Артур любил подобные вылазки на природу, частенько практиковал их, устраивая то лыжные походы, то рыбалку, то просто пикники, один раз даже на охоту выбирались. Типа, на охоту. Какая охота? Тот запах перегара, с каким охотнички в лес поутру отправились, распугал живность на многие километры вокруг. Так… побродили, грибов набрали и вернулись.

Лодки с рыбаками вернулись через три часа, и сразу стало понятно, права Динка, что-то случилось. Люди кричали, руками размахивали, опасно раскачивая лодку, ругались. С кого-то вода текла ручьями, кто-то был бледен до синевы, а хозяйственник, не стесняясь размазывал слёзы по лицу. К пирсу подводить лодки не стали, сразу к берегу повернули. Вот первая лодка ткнулась носом в песок, вот вторая…

– Что-то случилось! – озвучил очевидное Ваня и рванул с мостков к пляжу. Дина побежала следом.

Мужики ругались, обвиняли друг друга, спорили, но разобрать хоть что-то в общем гвалте было нереально.

– Артур! – вдруг чётко и громко сказала Дина. – Где Артур?

И притихли все разом, будто протрезвели. Кто-то опустил глаза, кто-то плюнул в песок с досады, кто-то отвернулся, не в силах скрывать страх и непонимание.

– Нет его! – с надрывом рявкнул Николай – рабочий из кузнечного цеха. – Утоп Артур! Полицию, скорую, спасателей… кого там ещё надо? Мы уже всех вызвали. А сначала сами ныряли! Всё дно облазили. В заводи и глубина-то… тьфу! А не нашли!

Позже выяснилось, что поначалу рыбалка как надо шла. Раннее утро, клёв хороший, только и дёргали блестящих рыбёшек из воды, похваляясь друг перед другом, а потом… никто не понял, что случилось, но в один момент Артур вдруг вскочил со скамейки, принялся размахивать руками, кричать, отгоняя кого-то, затем страшно завыл, сорвал с шеи крест, швырнул его на дно лодки, закрутился, опасно раскачивая судёнышко, а потом просто шагнул. Шагнул в воду без вскрика, без всплеска, да так и не появился больше на поверхности. Придя в себя от изумления, мужики побросали удочки, какая уж тут рыбалка, принялись нырять, искать, дно обшаривать. Да так и не нашли никого. Больше часа ныряли. Понимали, что бесполезно, Артура уже не спасти, но настойчиво ныряли, искали…

Дина нашарила руку Вани, сжала его пальцы, чуть потянула в сторону, предлагая отойти от толпы, и он, не споря, пошёл за ней. Их ухода никто не заметил, поскольку послышался вдалеке рёв сирены, к базе подъезжала полиция.

– Дин, откуда ты знала? – спросил Ваня, останавливаясь всё у того же пирса.

– Не знала, чувствовала… – отозвалась девушка. – Ой, что сейчас начнётся!

– Да что начнётся-то?! Он же сам из лодки прыгнул, и тому вон сколько свидетелей!

– Артур и самоубийство! Ну самому-то не смешно? – парировала Дина. – Не сам он, Ванька.

– Думаешь, кто-то помог?

– Да тоже нет.

– А что тогда?

– Он, судя по всему, кукухой поехал неожиданно.

– Вот так, на ровном месте? Так не бывает, Дин! Так у нариков может случиться, но Артур не принимал ничего.

– Как знать, как знать, – задумалась Дина, – Как думаешь, мог ему кто-то чего-то ну не знаю… подсыпать, подмешать?

– Следствие покажет, – хмуро ответил Ваня. – Вернее экспертиза. Но я не думаю. Тут другое что-то. Попробуй зрительно воспроизвести то, что рассказал Коля. Что получается?

Девушка закрыла глаза, постояла минуту, хмурясь и двигая бровями, видно, с визуализацией проблемы имелись, но дрогнули длинные ресницы, в распахнувшихся глазах застыл вопрос.

– Думаешь, он увидел что-то такое, чего другие не видели?

– Кажусь тебе идиотом, да? – горько усмехнулся Ваня.

– Вовсе нет. Для меня эта версия звучит куда правдоподобней, чем та, в которой злоумышленник Артуру наркотики подсыпает. Как бы мы все не относились к нему, зная его неровный характер, а среди нас врагов у Артура нет.

Весь день шли поиски тела, весь день велись допросы на берегу. День на беду выдался очень жарким и душным, допрос вёлся в беседке под соснами, но даже здесь, в тени, зной не давал дышать. Да и только ли зной? Когда случается нечто из ряда вон выходящее, человеческий мозг не в состоянии сразу охватить масштаб трагедии, а оттого и весь организм сбоить начинает. У кого-то тахикардия началась, у кого-то подскочило давление, Люба из бухгалтерии в обморок упала, тут-то и пригодились скорые, а Дина всё гадала, зачем три бригады приехало, спасать-то уже некого, одной вполне обойтись можно было.

Кто-то припомнил, что накануне Артур был очень сердит на Ваню, даже уволить грозился, и не преминул рассказать об этом следователю, ну а тот вцепился в Ваню мёртвой хваткой, допрашивал с пристрастием. Ваня на все вопросы следователя отвечал ровно и спокойно, признаков беспокойства не выказывал, что вызвало ещё больше подозрений. Как так? Все нервничают, переживают, да это и понятно, не каждый день человек со смертью сталкивается, а со смертью начальника тем паче, а этот спокоен, как сытый удав. Подозрительно.

– Надо отдать вам должное, Иван, вы поразительно спокойны. Держитесь молодцом, что на странные мысли наводит, – в итоге сказал следователь.

– Интересная логика, – хмыкнул Ваня, наблюдая, как по облупленным перилам беседки, тащит куда-то сухую веточку муравей. – Ну а то, что в лодке меня не было, вас не смущает? Что я, в принципе, не виделся с Артуром утром, поскольку проснулся позже, когда рыбаки уже позавтракали и путь собирались? То, что я даже не приближался к ним, и тому есть множество свидетелей… Ну а то, что он уволить грозился… так если за это убивать, его бы уже лет десять назад грохнули. На стадии развития нашей компании. У Артура, знаете ли, характер уж больно вспыльчивый, но мы ничего, попривыкли за столько-то лет.

– Хорошо. Допустим, верю. Кто, по-вашему, мог желать зла Артуру?

– Никто. И с чего вы решили, что Артура убили? Многочисленные свидетельства говорят о самоубийстве, скорее. Все ребята в один голос твердят одно и то же. Да и тело не найдено.

– В любом случае, подобные смерти сначала рассматриваются как убийства, и уже после экспертизы и официального заключения патологоанатома, переквалифицируются.

– Я почему-то считал, что наоборот.

Следователь раздражённо дёрнул плечом.

– Вы свободны, Олейников, позовите следующего.

Ваня отправился на пирс, где ждала его Дина.

– Ну что? – тревожно заглядывая ему в глаза, спросила девушка. – Как всё прошло?

– Даже говорить не стоит. Они найдут тело, и быстренько дело закроют. Не убийство это, сама говоришь, некому его убивать было. Да и я считаю так же.

– Это да… – Дина задумалась. – Вань, но он же не мог вот так, ни с того, ни с сего сойти с ума?

– Не мог. Дин, давай не будем говорить об Артуре. Тошно.

– Давай, Вань. Интересно, когда нас отпустят?

– Понятия не имею. Ты на машине?

– Нет. Я не вожу. На корпоративном автобусе приехала.

– Я на машине. Если хочешь, давай вместе отсюда поедем.

– Хочу. Ты меня до ближайшей станции метро подкинь, а дальше я сама…

– Где живёшь?

– На Соколе.

– А я на Аэропорту. Нам по пути, Динка. Так что до дома довезу.

Тело Артура нашли ближе к вечеру, а сотрудников компании распустили и того позже, лишь глубокой ночью все расселись в автомобили, кто в личные, кто занял места в корпоративном автобусе, и тронулись в путь. Пока собирались, никто и слова не проронил, молча собрались, молча распихали вещи по багажникам, захлопали дверцами…

Ваня и Дина тоже ехали в тишине. Почти до Москвы молчали, думая каждый о своём, хоть и тема для размышлений была одна – смерть Артура, и лишь когда съехали с МКАДа, Дина нарушила ставшее тягостным молчание.

– Вань, как думаешь, фирму теперь закроют? А нас разгонят всех, да? Я понимаю, что не самое подходящее время для подобного вопроса выбрала, но всё же…

– Почему разгонят? Скорее всего Лариса возьмётся управлять. Она жена ему всё-таки, значит его собственность ей перейдёт.

– Она не станет. Продаст, наверное, – неуверенно покачала головой Дина.

– Да вряд ли. Есть ли смысл в продаже успешной компании? Поставит к рулю управляющего толкового, будет жить на доход.

– Вань, я ещё один вопрос хочу задать, – Дина отвернулась к окну. – Уверена, ты поймёшь, о чём я.

– Ну говори уже, чего тянешь? – нахмурился парень.

– Ты видел его?

– Кого?

– Артура.

– Видел, конечно, – ощутимо напрягся Ваня. Бросил быстрый взгляд на собеседницу, отвернулся и добавил, – Когда он утром в лодку садился.

– Ты же понял, о чём я. – В голосе девушки слышался упрёк, – Совсем не то говоришь.

Ваня долго молчал, размышляя, стоит ли доверять ей, и вдруг решился.

– Не видел, Дин. Я вижу не всех и не всегда. Но ты же не просто так спросила, да? Ты тоже видишь? И Артура видела?

– Нет. Я не вижу. У меня другое…

– Дин, давай так… Я сейчас не готов не только говорить, но и здраво мыслить. Хочу только одного, спать. Давай я тебя домой подкину, а завтра мы встретимся и всё обсудим.

– Хорошо, – покорно согласилась девушка.

Ваня довёз коллегу до подъезда, торопливо попрощался, пресекая попытки Дины заговорить с ним. Слишком устал. Не до разговоров сейчас.

– Завтра звони, встретимся и всё обсудим, – быстро сказал он, и, заметив, как снова вспыхнул укор в тёмных глазах девушки, попытался сгладить свою резкость, – Ты не обижайся. Сегодня столько всего произошло, что голова отказывается работать. Надо поспать. А разговор… никуда он от нас не денется.

Дина медленно кивнула.

– Тебя проводить до квартиры? – предложил Ваня.

– Нет. Не заблужусь, – довольно резко отказалась она.

– Где твои окна? Зайдёшь в квартиру свет включи. Я увижу, и сразу поеду, договорились?

Дина снова кивнула, показала Ване тёмные окна и, с трудом приоткрыв тяжёлую дверь, нырнула в подъезд. Почти сразу вспыхнул свет в окнах на втором этаже, Ваня сел в машину и поехал домой.

«Только бы с Машкой не встретиться», – подумалось Ване, когда парковал машину возле своего подъезда. Глянул на окна. Свет ещё горит. На кухне и в Машкиной комнате. Плохо. Лучше бы сестрица спала. Она ведь не Динка, привяжется, как репей, не отдерёшь. Придётся выкладывать всю информацию с подробностями, версиями и предположениями. Ваня тоскливо вздохнул. Что ж…

Стоило ему, крадучись, войти в квартиру и тихонечко закрыть дверь, в коридоре появилась Маша, одетая в безразмерную яркую пижаму с капюшоном, болтающуюся на тоненьком теле мешком. Разноцветные африканские косички на голове и огромные наушники с прорывающимися наружу басами, дополняли картину. В руке девушка держала огромное зелёное яблоко. Яблоки она могла есть килограммами…

Увидев брата, Маша застыла посреди коридора, стянула с головы наушники и, не выключая музыки, спросила:

– А ты чего сегодня явился? Я тебя завтра к вечеру ждала…

– Так… – нехотя отозвался парень, – Произошло кое-что…

– Что? – она вгрызлась в бок яблока, откусила большой кусок, да так, что сок брызнул в разные стороны, и замерла, ожидая ответа.

– Подавишься, – усмехнулся Ваня, привычка сестры замирать с набитым ртом, сформировалась ещё в детстве, и всегда старший брат выводил младшую сестру из ступора этим словом.

– Да… – кивнула Маша и принялась жевать. – Ну так что случилось? – уточнила она, всё-таки остановив музыку на телефоне.

– Артур погиб, – коротко ответил Ваня, понимая, что расспросы последуют незамедлительно. И точно.

– Артур? Твой начальник? А как погиб? Вань! Ну не молчи же! Что случилось?

– Жду, пока ты заткнёшься и дашь мне возможность ответить, – огрызнулся Ваня, и поскольку пауза всё-таки возникла, ответил, – Утонул, Маш. При странных обстоятельствах.

Рассказывая, парень подхватил рюкзак и направился к своей комнате. Сестра хвостиком последовала за ним.

– Его убили?! – ахнула она.

– Опять, не дослушав, выводы делаешь! Нет, не убили. Он… как будто бы, с ума сошёл. Я сам не видел, но очевидцы говорят, он кричал что-то, отмахивался от кого-то и видел что-то такое, чего другие не видели. А потом… Артур выпрыгнул из лодки, и всё. Утонул.

– Интересненько… – протянула Машка. Её нисколько не впечатлила смерть Артура сама по себе, но вот обстоятельства смерти – однозначно. У девчонки разгорелись глаза, она, забывая жевать, всё откусывала и откусывала от яблока, набивая рот. А в голове её… стоило присмотреться, непременно увидишь, как зашуршали, задвигались шестерёнки – именно так представлялась работа её мозга Ване.

Отвернувшись от сестры, Ваня принялся разбирать вещи из рюкзака, и тут наткнулся на нечто, упакованное в кусок холстины. Он успел удивиться, и лишь потом вспомнил и старуху, и поход к её домику, и странный подарок, а также наказ, посмотреть на подарок по возвращении домой. Подумав, что разглядеть содержимое свёртка можно и позже, Ваня отложил его в сторону и продолжил разбирать рюкзак, а из-за спины раздалось вдруг восхищённое:

– Фигасе! Вот это вещица!

Едва не застонав, парень оглянулся на сестру. Та уже крутилась в компьютерном кресле, на коленях её лежала ненужная больше холстина, бечёвка тянулась до пола, а в руках Маша держала невероятной красоты зеркало. Дерево и металл, полудрагоценные камни в оправе – искусней работы Ване, пожалуй, видеть ещё не доводилось, а он повидал зеркал столько, что иной за всю жизнь не увидит.

– Дай! – требовательно протянул руку он.

– Да пожалуйста! – Машка надула губы, но зеркало ему всё же протянула.

У Вани вырвался вздох восхищения. Он не ошибся, мастер, чью работу довелось держать в руках, был гениален, настолько изящной и дорогой выглядела оправа зеркала, а само оно… Ваня отпрянул, едва не выронив зеркало из рук. Не может быть! В шикарную оправу кто-то додумался вставить матовое чёрное стекло… Зачем?

Пожав плечами, парень продолжал разглядывать вещицу, по недоразумению оказавшуюся у него в руках. Зеркало прямоугольной формы, с ушками по бокам и крепежом внизу, на ручке. Понятно, когда-то оно было настольным, но за давностью лет держатель зеркала оказался утерян, осталось только оно, хранилось в лесном домике, дверь которого даже дужек для замка не имела… Такой раритет и такое халатное отношение к безопасности подобной ценности! Немыслимо! Его стоимость на рынке взлетела бы до небес, вот только стекло заменить и всё, продавать можно! Коллекционеры за обладание подобной редкостью передерутся!

Да ведала ли старуха, каким сокровищем обладала? Понимала ли, чем именно отдаривает Ваню за пустячную, в общем-то, помощь? Нет, он не может и не должен принимать подобные подарки! Старухе жить не на что, а в её доме такая ценность пылится! Он обязан рассказать ей. Обязан!

Задумавшись, Ваня не заметил, как зеркало снова перекочевало в руки сестры, лишь наблюдал с ужасом, как Машка разглядывает себя в матовом стекле, поправляет причёску…

– Маняш, скажи, пожалуйста, а что ты видишь? – осторожно спросил Ваня.

– Не называй меня Маняшей! – скривилась сестра, не отрывая глаз от отражения, которого в принципе быть не могло, – Сколько раз просила!

– Лады! Так что видишь?

– Вы что там курили? – отвела взгляд от зеркала девушка, – Себя конечно!

– То есть ты видишь обычное зеркало?

– Ну да! – выгнула бровь Маша. – А что должна?

– А я, Маша, вижу обычное матовое стекло! Чёрное матовое стекло! – бросив короткий взгляд на зеркало, пояснил Ваня.

– Дела… И что это значит?

– Пока не знаю, – парень покачал головой. – Но точно ничего хорошего.

– Так что там насчёт Артура? Ты его видел, Вань?

– Нет, – Ваня отрицательно покачал головой. – Маш, я так устал, что могу спать стоя. Давай всё завтра.

– Ну ладно, – Маша не обиделась, развернулась и вышла, тихонько прикрыв за собой дверь.

Утром Ваню разбудила трель телефонного звонка. Не открывая глаза, он подхватил аппарат с тумбочки, принял вызов.

– Кому там неймётся с утра пораньше? – зевая, бросил в трубку он.

– Это Дина.

– Какая-такая Дина? – и тут же вспомнил всё. – Дин, прости, я не проснулся ещё.

– Время девять, – насмешливо ответила девушка.

– Вот именно. И день выходной.

– Вань, ты не забыл? Надо встретиться.

– Да помню, помню… – Ваня бросил взгляд на зеркало, оставленное ночью на столе, – Дин, ты, я так понимаю, давно не спишь? Вот и приезжай ко мне. Позавтракаем и всё обсудим.

Девушка не стала ломаться, да и смысл? Ведь не на свидание собирается.

– Хорошо. Скинь адрес, через полчаса буду у тебя.

– Договорились.

Отключившись, Ваня пошёл в душ, а выйдя, столкнулся в коридоре с Машей.

– Мы ждём кого-то? – осведомилась она. На её шее точно так же, как и вчера, болтались наушники, в них грохотало, лязгало и скрипело, казалось, они даже подпрыгивают на тонкой шее сестры в такт то ли басам, то ли ударным.

– Ждём, – и недовольно поморщился, – Звук приглуши. Мы ж не на рок-концерте, чтоб перекрикивать музло. – Снимай наушники и двигай в сторону кухни. У нас продукты есть?

– Ага, – отключая звук, кивнула Маша, – Вчера забила холодильник под завязку, с тебя…

– Эй! Ты не борзей уже! Я тебе достаточно денег на продукты перевёл, уверен, ещё и осталось.

– Ну ладно, жалко что ли?

– Короче, я в душ. А ты зайди ко мне, притащи зеркало.

– Зачем?

– Позже расскажу.

Когда приехала Дина, Ваня ещё колдовал у плиты, готовя завтрак, дверь гостье пошла открывать Маша. Через минуту обе появились на кухне. Маша с непроницаемым лицом и Дина, напуганная и расстроенная.

– Привет, Дин. Ты чего такая? – озадачился Ваня, – Эта егоза что-то ляпнула? Не обращай внимания, Машка, она такая…

– Нет, – Дина нетерпеливо дёрнула подбородком. – Дело не в Маше. Вань… Артур действительно что-то видел.

– Глюк словил? – встряла Машка.

– Не знаю… Мне сон снился…

– Так! – Ваня решительно взял застывшую в дверях Дину за руку и усадил за стол. – Завтракаем молча. Все разговоры потом!

– А это что? – кивнула на забытое на подоконнике зеркало Дина. – Работу на дом берёшь? – понимала же, что работа тут не при чём, слишком старым казалось зеркало, но спросила.

Ваня в ответ поставил перед ней тарелку с омлетом.

– Сказал же, всё потом! – и тут у него зазвонил телефон. Взглянув на номер, парень чертыхнулся, но сбрасывать звонок не стал, выйдя из кухни и плотно прикрыв за собой дверь, ответил.

Вернулся Ваня через десять минут. Хмурый и раздосадованный.

– Ещё что-то? – забеспокоилась Маша.

– Да. Это звонила Лариса – жена… вдова Артура, она в истерике. Говорит, ей утром звонил какой-то человек, требовал закрыть фирму и переписать на него, якобы Артур задолжал ему крупную сумму. В противном случае, обещал судебное разбирательство и даже угрожал. Не напрямую, конечно, но намёк звучал недвусмысленно.

– Жесть! – вырвалось у Дины. – И что Лариса решила?

– Что-что… Начала обзванивать всех, советоваться. Про какое-то зеркало кричала, мол, из-за него всё. Якобы проклятое оно. Артур не верил, а оказалось действительно проклятое…

– Вань, а не то ли это зеркало, что он от родственников на реставрацию нам привозил? – вспомнила Дина, как зимой привёз Артур в мастерскую большое напольное зеркало. Красивое и старинное. Как сбежался весь офис разглядывать красоту, как восхищались все вокруг, а Артур ну разве что не раздувался от гордости. Дине тогда это смешным показалось. Ну ладно когда твою работу хвалят, тут гордость уместна, но чужую…

– Не знаю. То зеркало он от родственников в наследство получил. Очень ценная вещь, а вот… – Ваня бросил взгляд на подоконник, – То-то мне неожиданный подарочек знакомым показался! – он взял зеркало в руки, – Готов поклясться, что эти два зеркала – работа одного мастера.

– Что за зеркало, Вань?

Ваня протянул зеркало Дине.

– Посмотри. Что видишь?

– Себя… – неуверенно ответила Дина. – А что должна? И да, Вань, ты прав, это действительно работа одного мастера. Только то зеркало, что мы реставрировали напольное, а это когда-то настольным было.

– Всё так. И с зеркалом этим не всё так просто. Ты видишь себя, Машка видит себя, а я вижу чёрное матовое стекло. Для меня это не зеркало.

– Откуда оно у тебя?

– Старуха дала, которую я до дома провожать ходил.

– Как же странно всё!

– Более чем! Так что тебе снилось, Динка?

– Да что… В деталях снилась смерть Артура. Я подобные сны вижу иногда. Когда до события, но чаще после…

– Что заставило его выпрыгнуть из лодки?

– Не знаю. Этого я не видела, но Артур был в ужасе. Если от страха можно сойти с ума, то именно это с ним и произошло, понимаешь?

– В общих чертах. Что делать будем?

– Понятия не имею. А что надо делать?

– Лариса кричала что-то о проклятии зеркала, якобы, оно забирает мужчин их рода, а также тех, кто касался самого зеркала или рамы с реставрационными работами, то есть тех, кто нарушал каким-то образом целостность предмета, вот и думай.

– Ты в это веришь? Правда? – развеселилась Машка.

– Верю или нет, но проверять на собственной шкуре как-то не хочется. Этого зеркала кто только не касался! Оно в таком плачевном состоянии к нам попало! Дин, нам бы съездить к той бабушке, расспросить её, откуда такая ценность в её лачуге, а потом к Ларисе, нужно точно выяснить, что ж там за проклятие такое.

– Не, ну, братец, ты с приветом! – покачала головой Маша. – Неужели веришь в проклятия и старинные артефакты?

– Сестрица, – не скрывая раздражения, отозвался Ваня, – Я верю многому и знаю наверняка, что наша реальность не единична. А раз так, то проклятия с артефактами тоже имеют право на существование. Ты поела? Тогда брысь и не отсвечивай.

– Да вот ещё! – осталась сидеть на кухне Маша.

– Так что, Дин? Что думаешь?

– Всё так. Поехали, – коротко ответила Дина.

И конечно, съездили они просто так. Весь день бродили по лесу, путаясь в тропинках, а уже к вечеру всё-таки вышли к лесному домику. Вот только в домике давненько никто не появлялся, судя по тому, какой заброшенный и неухоженный вид он имел. Да, за домом Ваня обнаружил поленницу, полную дров, топор был ровно в том месте, где он его оставил накануне, вот только следов пребывания старухи ребята не обнаружили. Походили вокруг дома, постучали в дверь – тишина. Дина толкнула дверь, та с противным скрипом отворилась. Парень с девушкой переглянулись. Как-то боязно было заходить в чужой дом, пропахший пылью и сыростью…

– Подожди на крыльце, – шепнул Ваня, легонько коснувшись пальцами руки девушки.

– Нет, – в тон ему отозвалась Дина, – Я с тобой.

Ваня, не ответив, шагнул в тёмные сени. Маленькие мутные окошки не давали света, чтобы оглядеться, пришлось включить фонарь. Луч метался то вправо, то влево, выхватывая всё новые и новые детали. Отсыревшие стены, прохудившийся потолок, дыры в полу, грубо сколоченный топчан с прогнившим тюфяком, покосившийся стол, отсыревшая лавка… Да, если когда-то дом был жилым, то те времена давно канули в лету, и уж точно это было не вчера.

Дина чихнула и выскочила на воздух, Ваня остался один, заметил сундук в углу, подошёл, откинул крышку. Что он ожидал увидеть внутри? Сокровища? Так не бывает. А вот гнилые, погрызенные мышами тряпки – вполне. Разочарованный, Ваня вышел на улицу.

– Ничего не нашёл? – спросила Дина. Она ждала его во дворе, сидя на брёвнышке и обхватив руками острые коленки.

– Ничего, – вздохнул Ваня. – А я так надеялся получить ответы на все вопросы разом.

– Так не бывает. Идём… Здесь нам больше делать нечего.

– Идём.

Пока выбрались из леса, пока добрались до города, к вдове Артура, естественно, не попали, не наносить же ночные визиты! Но оба уже знали, фирму Лариса решила на некоторое время прикрыть. До выяснения обстоятельств. В то, что педантичный Артур был кому-то должен, верилось с трудом, скорее всего кто-то решил поживиться за счёт оставшейся без защиты женщины.

Иван позвонил Ларисе, уточнил, уместно ли будет явиться к ней с визитом утром, женщина ответила, что не только уместно, но и необходимо, назначила время визита и отключила звонок.

В десять утра Ваня и Дина уже стояли возле двери, Дина отчаянно трусила, да и Ване было не по себе. Вроде и нет их вины в смерти начальника, а поди ж ты, они чувствовали себя виноватыми и робели от мысли, что придётся в глаза Ларисе смотреть. Это странно, но в подобных ситуациях почти каждый человек сходные эмоции испытывает, вроде как неловкость чувствует, за то, что жив.

Лариса открыла дверь, поприветствовала кивком и жестом пригласила следовать за собой, так же, жестом указала на стулья перед кухонным столом, на один из них опустилась сама, и только тогда заговорила.

– Уголовного дела не будет. Вскрытие не выявило в смерти Артура ничего подозрительного, да и свидетели в один голос утверждают, что он сам… А мне теперь нужно что-то решать с похоронами и… как-то дальше жить. Уже без него. Ладно, – вдруг поднялась она, достала сигарету из пачки, прикурила, – Я не о том хотела рассказать… Я о зеркале.

– А что с ним не так? – спросил Ваня.

– О нём Артур рассказывал задолго до того, как это чёртово зеркало в нашем доме появилось. Откуда оно взялось – неизвестно, даже прадед Артура не знал ответа на этот вопрос, но знал он другое. То, что ни один мужчина в роду не доживал до сорока лет. У нас два сына. Я боюсь за них.

– Прадед тоже не дожил до сорока?

– Вот прадед-то как раз дожил, но он не имеет к роду отношения, он женился и пришёл в род, это другое. Зеркало сначала использовалось по назначению, после его на чердак дома запрятали, надеясь, что стоит убрать, и проклятие само собой рассосётся. Хотели уничтожить, да побоялись… А Артуру этот дом достался по наследству. Вместе с зеркалом, как вы понимаете. Он зеркало сначала вам отдал на реставрацию, а потом домой притащил. И знал о нём всё, да не верил. Утверждал, что красивые вещи беды нести не могут.

– Ещё как могут, – со знанием дела хмыкнула Дина. – Гораздо чаще, чем обычные. Но я так понимаю, это ничего не меняет? Ведь неважно где находится зеркало, проклятие всё равно исполнится?

– Верно. И что с этим делать, я не знаю. За сыновей очень боюсь.

– Ты говорила, что проклятие цепляет и тех, кто реставрировал зеркало?

– Да, Вань.

– Откуда такая инфа?

– От того же прадеда. Он хоть и не Артурова рода, но, узнав о зеркале, увлёкся, принялся его изучать, пытался какие-то материалы собирать. Узнал немного, в том числе и то, что целостность зеркала нарушать нельзя, любое действие… ну словно агрессию зеркала вызывает, не знаю, как лучше сказать…

– Выходит, судьбу Артура кто-то из нас повторить может?

– Выходит.

– Если он всё знал, зачем привёз зеркало на реставрацию?

– Не верил, – Лариса пожала плечами, затушила в пепельнице сигарету и подошла к окну. – Мальчишек я к маме отправила, незачем им пока знать, а сама вот… сижу одна, курю… шесть лет не курила, а тут опять начала. Вы не хотите выпить? – спохватилась она, сообразив, что невежливо усадить гостей за стол и ничего не предложить. – Ну или чай? Кофе?

– Нет, – за двоих отказался Ваня. – Ларис, мы, пожалуй, пойдём. Единственная просьба, можно на зеркало посмотреть? Ну и сфотографировать его.

– Да, конечно. Выбросить бы его!

– Ни в коем случае! – испугался Ваня. – От проклятия это не избавит, только хуже сделаешь. Ларис, не обещаю, но попробую что-нибудь узнать о зеркале, а ты…

Ваня остановился перед зеркалом и замер, оборвав себя на полуслове. В зеркале не было отражения, парень видел перед собой чёрное, матовое стекло…

Утро выдалось хмурое и тихое, точь-в-точь как в тот день, когда Савелий пришёл в усадьбу. С того дня уже неделя прошла. Началось утро как обычно. Позавтракав в людской, Савелий вместе с управляющим двинулся к барскому дому, получать распоряжения по работе на сегодняшний день.

Дел в усадьбе, действительно, было невпроворот, но Савелий давно привык работать быстро и чётко, накладок и ошибок не допуская, и с заданием, как правило, управлялся раньше срока. Он слушал Кузьму и медленно кивал, а сам зорко оглядывал широкий приусадебный двор. Эх, какую красоту можно создать в этаких-то угодьях, да куда там! Ни цветы, ни кусты на мёртвой земле не приживутся, одни сорняки полезут – не вывести.

А поскольку взгляд его блуждал по подворью, он первым заметил движение прямо у ворот, казалось бы, ничего необычного, но что-то заставило Савелия насторожиться, приглядеться внимательней.

…Пострел, одетый в живописные лохмотья, явно с чужого плеча, и разбитые лапти, мчался в сторону дома. Мордаха перепачкана, но даже из-под толстого слоя грязи проглядывает неестественная, до синевы, бледность. Глаза чумные, безумные, а светло-рыжие волосёнки растрёпаны. Волну дикого ужаса, исходившего от паренька, Савелий уловил издалека, дотронулся до руки Кузьмы:

– Погоди…

Тот, заинтересовавшись обернулся.

– Егорка? – недоверчиво протянул он.

А парнишка добежал, остановился возле них, нагнулся, уперев грязные ладони в колени, и замер, не в силах отдышаться. Дыхание рвалось из груди с хрипом, тяжёлое, вызванное не столько бегом, сколько страхом. Вот чуть выровнял дыхание, длинным рукавом утёр грязь и пот с лица, поднял глаза на Кузьму, перевёл взгляд на Савелия и снова на Кузьму.

– Дядька Кузьма, там… там… – махал он рукой в сторону реки, и не мог вымолвить, обозначить свой ужас словами, наделить его именем, даже это простое действие сопровождалось подступающим приступом тошноты.

Кузьма встряхнул мальчишку за плечи.

– Да говори уже!

– На болоте лошади встали! – выпалил мальчишка и, потеряв опору, кулем повалился на землю.

– Лошади? – теперь побледнел и Кузьма. И голос у него изменился, дрогнул и перестал быть властным, уверенным. – Ты, Егорка, не ошибся?

Паренёк поднялся на четвереньки, упрямо покачал головой, истово перекрестился.

– Как есть говорю, дядька Кузьма! Лошади разбойничьи на болоте встали! Я сам видал!

– Что ты на болоте делал? Мамка наказывала туда не ходить?! – рассердившись, за ухо поднял мальчишку Кузьма. – Наказывала, спрашиваю?

Паренёк мелко закивал, на экзекуцию со сплюснутым ухом даже внимания не обратив. Сейчас страх был сильнее боли, он занимал всё сознание мальчика, а боль… что боль? Пройдёт и сгинет.

– Я за ягодой ходил, дядька Кузьма. За ягодой! Барыне на кисель… – шмыгнул носом он, вспомнив, что лукошко с клюквой так и осталось лежать на болотной тропке. – Ягода нынче знатная уродилась, полным-полно лукошко было… – заныл он, – А тут стемнело, да ветер по болоту пошёл. Да низом всё… Такой вихрь поднялся! Мне даже лечь пришлось, вот… А потом… потом… из самой топи лошади поднялись, зафыркали, принюхиваясь. Копыта вот такие! – развёл ладони мальчик, – И от крови бурые все. Я испугался и дёру дал… – всё же разревелся он, размазывая слёзы по грязным щекам. – Всю ночь по болоту блуждал, как вышел – не ведаю… – всхлипывал он.

– Ну будет тебе, будет! – потрепал его по волосам Кузьма. – К мамке беги, пострел. Поди потеряла тебя…

– Да как же я… без ягод? – ещё пуще заголосил мальчонка.

– Я схожу, – сжал тощее плечико Савелий. – Не горюй, малец, будут барыне ягоды. Беги…

Мальчик доверчиво посмотрел на него, кивнул и понуро поплёлся куда-то за дом, то и дело подтягивая на ходу длинные рукава зипуна.

– Не ходи, – проводив мальчика взглядом, сказал Кузьма. – Не время ныне по болоту ходить. Нежить там.

– Что?! – Савелий усмехнулся. – Нежить?

– Лошади разбойничьи встали.

– Да что ж за невидаль такая? Что с ними не так?

– Это долгий сказ, но изволь, послушай… Когда-то давно, даже прадед мой тех времён не помнит, проходил по этой земле торговый тракт. Два их имелось: верхний и нижний. Нижний шёл по реке, но был не очень удобным, река норовистая ниже по течению, с порогами, а верхний тракт шёл лесом, широким был, ровным и удобным. И шли по нему торговые караваны – кто до ближайшего города, а кто и дальше… Да вот беда, разбойники в лесу появились, грабить караваны принялись, людей не щадили. И не было спасения от них, налетали, будто из ниоткуда, убивали купцов и свиту, да и уводили обозы куда-то в леса. Не помогало оружие, не спасали наёмные стражи – всё без толку. И тогда напуганный люд к колдуну за подмогой потёк, он и пообещал подсобить, извести разбойников. Сдержал ли обещание, нет ли, мне то неведомо, да только однажды лошади разбойничьи будто рехнулись, словно по команде гарцевать начали, вставать на дыбы, падать на спину… Скидывали всадников, топтали их, да не с испуга, намеренно будто, а затем в трясину поскакали. Вот ведь как колдун подсобил…

– Газу болотного надышались и только, – сделал вывод Савелий и Кузьма с ним спорить не стал.

– Однако, после совсем уж странное началось. Дорогой той люди ездить перестали, говорят, призраки разбойников тех до сих пор по лесу рыщут, но купил эти земли богатей не из наших, местных. Имение отгрохал, красиво было… Да только недолго длилась благодать. Болото всё ближе к людям подбираться стало, с каждым годом всё ближе. Ныне… да ты и сам видал, прямо за избой твоей начинается.

– Видал, – согласно кивнул Савелий, – Так с лошадьми-то что? Отчего малец перепугался насмерть?

– Да оттого и перепугался, что лошади те смерть несут. Как появятся, жди беды.

– Да полно тебе! Лошадь не может нести беду.

– Эти могут… Или предвещать… Савелий, я почитай, всю жизнь тут живу, мне ли не знать. Стоит этой нечисти появиться, так бабий вой по округе летит. Непременно помирает кто-то… – И Кузьма, как давешний парнишка, осенил себя крестом.

– Что ж, поглядим, – хмыкнул Савелий. – Кузьма, схожу я на болото, лукошко с ягодами поищу, не то осерчает барыня, накажет мальца ни за что…

– Не ходил бы, – попытался остановить его Кузьма, – Кабы беды не случилось.

– Чему быть, того не миновать, – подмигнул ему Савелий. – Схожу. Выручать мальчонку надо.

Лукошко он нашёл почти у своей избушки, так и стояло в траве полнёхонько. Странно, лукошко малец где-то на болоте обронил, да и ягода растёт в стороне от топи, далече, там, где лес ещё с болотом кое-как борется, тогда как же лукошко оказалось на берегу возле его жилища? Кто принёс? Савелий шагнул на гать, прошёлся… Нетвёрдая земля пружинила, раскачивалась под ногами, а над болотом стелился плотный туман, и тишина стояла такая, что уши закладывало. Савелий снова шагнул, чтобы хоть живым себя ощутить, чавканье болотной жижи под ногами услышать. Заволновалось болото, потянулись к пришельцу языки белёсого тумана, окутали, оплели ноги. Ох, не врут местные байки, место действительно, нехорошее, страшное. Вот только не разбойничьи лошади тому виной, а кровь пролитая. Много крови в этих лесах пролилось, напитала она землю без меры, смешалась кровь невинно убиенных с жижей болотной, и родилось проклятие, а лошади… что лошади? Скотина подневольная, разве могут они зло в себе нести? Если не ошибается Кузьма, так предвестники они, а это совсем другая ипостась, предвестники, хоть и предвещают близкую беду, но сами по себе зла не несут, напротив, понимать бы их, столько бед предотвратить можно было бы!

Савелий повернулся и… избушки не увидел. Вместо неё сплошной стеной висел плотный туман. А всего-то шагов пять с твёрдой земли сделал. Поёжившись, он шагнул. Раз, другой… Будь Савелий чуть впечатлительней, и поддался бы панике, но его так просто не пронять, он ступил на берег и, нахмурившись, пошёл к усадьбе. Лукошко, полное клюквы, прикрыл тряпицей. Ну как хозяева увидят, что не малец ягоду принёс, влетит тому, да и незачем им знать лишнего.

Но до дома сразу дойти не получилось, ещё с моста услышал Савелий детские крики в лесу. Один ребёнок, постарше, судя по голосу, смеялся, второй – ревел, упрашивая о чём-то старшего. Ну как не проверить, что там случилось? А тут ещё к детским голосам дикий крик истязаемого животного прибавился. Поставив лукошко на землю под осиной, Савелий бегом кинулся в лес.

Мальчишки. Двое. Один лет одиннадцати, второй младше, девяти, вероятно. Младший ревёт, голосит на всю округу, не стесняясь собственных слёз, а старший… Ох… подвесил на дерево котёнка, отошёл на несколько шагов и целится в бедолагу из самодельного лука. Толкнув стрелка на землю, Савелий бросился к дёргающейся жертве. Тут повезло. Не за шею котёнка привязал негодник, под лапами верёвку пропустил. Савелий освободил малыша, сунул за пазуху, и только тогда обернулся, поглядел на мальчишек.

Старший сидел на земле, нахохлившись смотрел на мастерового, посмевшего так обойтись с ним, младший уже не ревел, стоял, хлюпая покрасневшим носом, смотрел на Савелия с надеждой.

– Да жив он, жив, – заверил Савелий.

Мальчишка улыбнулся сквозь слёзы, а старший вскочил на ноги.

– Ты! Ты за это ответишь! – злобно выкрикнул он.

– Полагаю, Николай, твоему батюшке вряд ли понравятся игры, которые затеваешь. Он, верно, не догадывается, каким жестоким сын растёт.

– Это просто кот!

– И он живой. И ему больно, когда в него стреляют из лука, и страшно, когда на дерево вешают. Ежели тебя подвесить, обрадуешься?

Мальчик засопел, но всё же покачал головой отрицательно, буркнул что-то меньшому братцу и, повесив голову, поплёлся в сторону дома. А Савелий, поглаживая спасённого котёнка, пошёл к себе. Вот сейчас отнесёт нового жильца, и снова пойдёт к господскому дому. Может, на этот раз даже поработать получится…

И поработал. Всё выполнил, что Кузьма ему наказал, и странное дело, меньшой сын барина – Александр всё рядом ошивался. Ходил, смотрел, будто сказать что хотел, но молчал, сопел только угрюмо.

– Алексашка, чего крутишься? – не выдержал Савелий. – Про кота спросить хочешь? Так у меня он. Живой, бедолага. Напуганный только.

Мальчик заулыбался и, наконец, обрёл дар речи.

– А можно мне посмотреть на него?

– Отчего же нельзя? Вам всё можно. Да только папенька не заругает, коли к мастеровому в избу зайдёшь?

– Нет, – уверенно ответил мальчуган и застеснялся. – Я кота Угольком назвал. Он чёрный.

– Добро! – усмехнулся в усы Савелий. – И я так звать буду.

– Спасибо! – тихонько поблагодарил мальчик, коснувшись тонкими пальчиками грубой руки мастерового.

Савелий кивнул и не ответил.

Под вечер суета началась в доме. Все забегали, куда-то Кузьма гонял экипаж, кого-то привёз из деревни. Савелий работал и внимания не обращал, не особо любопытен он был, а позже в людской, за вечерей проговорился Кузьма, сказывал, что барыня рожать удумала, так он за повитухой ездил. Посетовал, что в дурное время, снова лошадей помянул, а Савелий лишь хмыкнул. И без лошадей понятно, не справиться барыне, слишком слаба, истощена болезнью. Ничем ей уже не помочь, разве посочувствовать…

Вернувшись к себе, Савелий отправился в мастерскую. Работа работой, но есть ещё нечто, что в удовольствие делает, там, в мастерской, под сильными умелыми руками расцветали причудливые узоры на большом куске дерева. Ему предстояло со временем превратиться в оправу для напольного зеркала, а пока падала стружка на земляной пол, мастер творил волшебство.

Мастер так увлёкся, что не сразу расслышал робкий и неуверенный стук в дверь, настолько тихий, что и услышал-то его только чёрный котёнок, дремавший на скамье. Поднял голову, навострил уши, и лишь тогда Савелий догадался, что странный звук не из подпола идёт, не мыши балуют, а кто-то за дверью стоит. А ещё незваному гостю очень нужна помощь.

Откуда пришла догадка, бог весть, но мастер откликнулся, рванул дверь на себя и в жарко натопленную мастерскую, прямо в подставленные руки Савелия, ввалился замёрзший мальчуган.

– Алексашка! – охнул Савелий, узнав меньшого барского сына. – Откуда ты здесь? Что стряслось?

Мальчишка не отвечал, лишь выбивал громкую дробь зубами. Замёрз. Неизвестно сколько времени провёл малец на улице, а он одет к тому же совсем не по погоде: в лёгкую рубашонку, штаны, да ботики, смешно сказать, расшитые. В таких только по коврам турецким ходить да по паркету натёртому, но точно не грязь дворовую месить.

– Обожди, я сейчас! – Савелий аккуратно усадил мальца на лавку, сунул ему в руки разомлевшего от тепла котёнка. – Ждите! – и выскочил во двор.

Вернулся он почти сразу, завернул мальчонку в принесённое из избы одеяло, снял с замёрзших ступней туфли, принялся растирать пахучей мазью детские ножки. Потом подоткнул под них край одеяла, усадил мальчонку к стене, поставил на печь котелок.

– Я, Алексашка, сейчас травки заварю, а ты выпей. Непременно выпей, чтобы не захворать. Куда ж ты, малец, к ночи да в таком наряде отправился? Почто тебе дома не сидится?

– Ой страшно дома, дядька Савелий! – с трудом разомкнув губы, прошептал мальчик, – Страшно…

И тут вспомнил Савелий, что Кузьма привёз повитуху из деревни, нахмурился, отвернулся от мальчика, боле не спрашивая его ни о чём. Поставил на верстак две железные кружки, налил отвар.

– Ну, Алексашка, давай чаёвничать? Не обессудь, угостить мне тебя нечем, – развёл руками он, понимая, не за угощением прибежал парнишка, за поддержкой. Только почему к нему, вот вопрос. До сего дня они и парой слов не перекинулись, да и не след барчуку с дворовой челядью общаться. Видно, сильно впечатлило мальчика спасение котёнка, так впечатлило, что в самый страшный момент своей жизни не к близким за поддержкой побежал, а к чужому, незнакомому мужику.

Савелий пододвинул к лавке верстак, сел рядом с гостем, протянул ему кружку.

– Пей, Саша. Это не очень вкусно, но ни одна хворь не привяжется.

Мальчик послушно протянул руки за кружкой, завёрнутой в холстину.

– Осторожней пей. Горячо…

Он кивнул, оглядел мастерскую и, глядя на работу Савелия, спросил.

– Что это?

– Это? – Савелий замялся. Негоже мастеровому время на ерунду тратить и материалы хозяйские для собственных нужд использовать, узнает – проблем не оберёшься, но всё же ответил, – Это, Алексашка, зеркало будет.

– Красиво! – оценил Саша. – Я тоже хочу научиться…

– Тебе грамоте обучаться надо, не дело это барину столярничать.

– Папенька позволит, – уверенно возразил мальчик.

Что ж… Шила в мешке не утаить, рано или поздно, а увлечение Савелия всё равно откроется.

– Ну коли позволит… Тебя искать не будут, малец?

– Не будут.

– Уверен? Может, проводить тебя до дома?

– Я тут останусь, – решил мальчик. – До утра.

– Добро, – отозвался Савелий и добавил, заметив, что у мальчугана глаза слипаются, – Ты спи, малец, а я поработаю ещё… – помог ему улечься, сунул под голову свёрнутый тулуп. Мальчишка сонно пробормотал что-то, прижал к себе котёнка и засопел. Ничего. Авось обойдётся, не захворает малец. А вот ему непременно нужно дойти до барского дома, предупредить, что мальчишка у него загостился, покуда искать сорванца не начали.

Ночь на дворе глухая, безлунная, в такие ночи только колдовством заниматься, порчу наводить и проклятия, да и наводить нет нужды, сами прилипнут, привяжутся – не оторвать потом, не истребить. В такие ночи лихо по дворам крадётся, в окна заглядывает, жертву себе высматривая.

Но Савелий не боялся. Выходить на холод, конечно, не хотелось, но страха не было. К нему не прицепится беда, не посмеет. Плотно притворив за собой дверь мастерской, Савелий шагнул за порог, бросил взгляд на болото и вдруг увидел…

Нет, ему не показалось, по болоту скакали лошади. Две шли рядом, следом, отстав на корпус, ещё одна, и совсем молодой конёк замыкал шествие. Полупрозрачные, они будто светились в ночи, позволяя разглядеть себя во всей красе – от густой гривы до кончиков мощных копыт. Топота слышно не было, да и откуда бы, ведь призрачные лошади, ненастоящие, а вот низкое ржание Савелий слышал так же ясно, как тревожное кошачье мяуканье из-за двери.

Лошади ускакали, а Савелий, держа перед собой лампу, отправился в усадьбу. Лампа чадила, пламя плясало и билось о стекло, неровные, дёрганные тени скакали по дороге. Не к добру, ох, не к добру. Савелий покачал головой, понимая, что в усадьбе действительно происходит что-то страшное, зло то затихает и дремлет в болоте, то снова вскидывает голову, и вот тогда страшные вещи происходят в имении или поблизости. Люди сходят с ума, животные сходят с ума, причём не поодиночке, а массово, как те же лошади разбойничьи, сколько смертей было – не сосчитать. Да не обычные смерти в большинстве своём, а убийства или самоубийства, вот и сейчас что-то произойти должно.

Да что? Смерть, конечно. Савелий ощущал её дыхание, видел белые нити тумана, тянущиеся с болота к барскому дому. Нет, не выжить барыне. Да он и так это знал. Видел. Ежели повитуха за ребёночка поборется, вероятно, сможет спасти, но, если нет… Двойные похороны на погосте барин проведёт, обоих оплакивать будет. И супругу, и доченьку не родившуюся.

Отогнав мрачные мысли, Савелий зашагал быстрее, вот уже мост показался в рыжем свете лампы, и тут он снова увидел лошадь. Она стояла под мостом и пила воду, но, будто почувствовав его взгляд, вскинула голову и заржала, словно силясь сказать ему что-то. Да только не понимал он лошадиного языка, бросил сквозь зубы: «Сгинь!» и продолжил свой путь.

На стук ему не открыли. Послышался шорох за дверью, затем осторожный голос Кузьмы.

– Кому неймётся там? Ночь на дворе…

– Кузьма, это я Савелий.

– Почто бродишь, Савелий? – так и не открыл дверь управляющий.

– Ко мне мальчонка хозяйский прибился. Из дома сбежал, напуганный. Так я его у себя в мастерской оставил, спать уложил. А сам вот… предупредить пришёл.

– Добро. Иди спать, Савелий, покуда беды не случилось.

Заскрипели половицы, понял мастер, что Кузьма ушёл из сеней. Он снова хотел постучать, спросить, что в доме происходит, да передумал, опустил руку, направился по тропке к мосту. Прав Савелий, поспать надо. Мастер вздохнул досадливо, не вышло поработать сегодня, ни на дюйм не продвинулся.

А утром с мальчишкой Егоркой прилетела к его избе страшная весть.

– Барыня померла! – во всю глотку вопил мальчишка, – Дядька Савелий! Барыня померла!

Савелий как раз умывался над тазом с водой, услышав дурную весть крепко выругался шепотом и цыкнул на мальчишку.

– Цыц, Егорий! Алексашку разбудишь.

– Ой… – выдохнул Егорка, – Он тут, да? То-то давеча на глаза не попадался… Так это… мамка его померла! Дитя родила и отошла, – бубнил он, не понимая, почему мастеровой так спокоен, будто и не принёс он весть о смерти хозяйки.

– Я слышал, – заверил его Савелий. – Не след голосить на всю округу, говорю, Алексашка здесь. Малой он ещё, негоже ему от тебя страшные вести узнавать. Пусть отец расскажет.

– Понял, – закивал Егорка и попятился. – Ну я пойду, да?

– Иди. Скажи Кузьме, что я подойду скоро. Вот только мальца до дома сведу.

Егорка хлопнул глазами и, словно заяц, припустил к усадьбе.

Похороны Артура назначили на среду. С утра Ваня заехал за Диной и вместе они поехали к моргу. Не успели подойти, тут же их окружили коллеги. Похороны похоронами, но вид у всех был такой, будто стряслось что-то ещё, не менее страшное и непонятное. На лицах недоумение и растерянность, а ещё страх и, наверное, неприятие. И точно…

– Слышали новости?

– Вчера Володя со столярного цеха собой покончил!

– В окно вышел! Ни с того, ни с сего! Прямо на глазах у жены!

Ваня, растерявшись от множества голосов со всех сторон, замотал головой. До него с трудом доходил смысл сказанного. Володя? Добряк и балагур? Да более жизнелюбивого человека даже представить нельзя! Замелькали картинки перед глазами. Вот Володька с гитарой у костра. Сидит, задумчиво глядя на пламя, вот ударяет по струнам, вскидывает голову и затевает что-то такое, отчего хочется пуститься в пляс, ну или подпевать, как минимум. Вот он в цеху, за работой. Ваяет что-то, мурлыкая песни под нос, отступает от верстака, любуется собственной работой, и глаза горят, и улыбка с лица не сходит. Вот на лыжах летит с горы, неумело, коряво, естественно падает, да неудачно, распарывает руку веткой. И все суетятся вокруг, а он откидывается на снег и хохочет, интересуясь, заснял ли кто-нибудь его феерические кульбиты. Володя не умел грустить. Всегда и всем улыбался открыто, а конфликты… да с ним невозможно конфликтовать! Даже от сурового шефа ему не доставалось, кажется ни разу. Разве такой светлый и открытый человек мог решиться на такое?! В голове не укладывается.

– Почему это произошло? – спросил Ваня. –Был повод?

– Жена уверяет, будто говорил он с кем-то невидимым, и, якобы, этот кто-то его принудил, – пояснила подошедшая к толпе Лариса. – Ваня, ты видишь, что происходит?

– Вижу, – сдавленно пробормотал Ваня. Он пробился к Ларисе сквозь толпу, взял её за локоть, решительно отвёл в сторону. – Это из-за зеркала, да? Ладно, когда один ума лишился, но, чтобы двое… так не бывает! Это всё зеркало?!

– Да. Я предупреждала.

– И что теперь?

– Теперь подобная участь ждёт каждого, кто касался рамы инструментом, а также моих сыновей.

– Как всё это можно остановить? – спрашивая, Ваня не смотрел на Ларису, только на коллег. Кто? Кто будет следующим? К реставрации этого чёртова зеркала руку приложил почти каждый, ну кроме бухгалтерии и кадровички, конечно. Даже Динка… как декоратор. Да и сам он не удержался, что-то подправил в самом конце. Что же? Да конечно, подпись мастера сбоку.

– Не знаю. Мы об этом зеркале вообще почти ничего не знаем, разве, что хранилось оно до времени в какой-то старой усадьбе, а потом предки Артура его забрали.

– В какой усадьбе?

– Да не знаю я! Я ещё в тот раз говорила, что никто не знает, откуда оно взялось!

– Кто-то из Артуровых родственников остался в живых?

– Нет.

– Так… понятно. А фотографии старые есть дома? Ну хоть какие-то.

– Это да. Артур бережно хранил семейный архив, – не скрыла сарказма она.

– Ну хоть что-то. Сегодня не до того, а завтра мы с Диной подъедем прямо с утра. Будем искать хоть какую-то информацию.

– Да, Вань. Я подготовлю архив.

– Договорились.

Ехать на поминки и Ваня, и Дина отказались. Лариса принялась уговаривать, но Ваня ответил категорическим отказом, сославшись на то, что поутру большое дело предстоит. Лариса кивнула и отстала, укор в её глазах сменился пониманием.

– Почему она с тобой так общается? – спросила Дина, едва они сели в машину и отъехали от кладбища. – Не так, как с остальными, ближе что ли…

– Я их с Артуром когда-то познакомил. Так вышло. У нас корпоратив новогодний намечался, нужно было с парой приходить. А я один. Предложил Лорке со мной пойти, она соседка наша, через этаж жила, мы не то чтобы дружили, так… общались. Там они и познакомились.

– Почему ты один?

– Да как-то… – Ваня улыбнулся, – Не складывалось, знаешь… У меня бабушка суровая была, гоняла девчонок только в путь! И, как ни странно, в своих суждениях ни разу не ошиблась. Поначалу я обижался, а она только плечами пожимала: «Помни, Ванюша, хороших девушек мало! Чтобы разглядеть ту единственную, что тебе подходит, особым зрением обладать надо! А твои подружки – шелуха. Карьеристки и иждивенки. Вот эта с «г» характерным, видел, как квартиру по-хозяйски разглядывала? А та, каланча громом гремела, что муж при жене должен быть, а не в гараже или на стадионе? Думаешь, легко с ней ужиться будет? Писаться по углам от страха через месяц начнёшь. Не твоё это всё, Ваня, ищи. Сердцем ищи, оно прозорливее глаз».

– Какая мудрая бабушка!

– Да. Дин, ты завтра со мной к Ларисе?

– Разумеется. Мы вместе в эту игру вписались, соответственно, до конца вместе пойдём.

– Вот только куда идти – не ясно. Знаешь, что странно… То зеркало, что в доме Артура, и то, что мне старуха в лесу подарила – изделия рук одного мастера. Мы говорили уже об этом, но мне почему-то сей факт покоя не даёт. По теории вероятности, каков процент того, что я увижу оба зеркала? Более того, стану «счастливым» – Ваня с сарказмом хмыкнул, – обладателем одного? Мизерный! Почти ничтожный!

– Это знак, Вань, – уверенно ответила Дина. – Указание что ли. Именно тебе выпало разгребать весь этот кошмар.

– Спасибо! – с горьким смешком отозвался парень, – Я так об этом мечтал! Вот прям с детства.

– Может быть, тебя утешит тот факт, что ты не останешься один-на-один с этой шарадой? Я буду рядом, я помогу.

– Спасибо, Дин. Правда, спасибо. Если я предложу сейчас поехать ко мне, это уместно будет? – Ваня с надеждой посмотрел на девушку. – Ты не подумай ничего такого, просто посидим, подумаем… Может, сумеем решить уравнение со всеми неизвестными.

– Уместно. Поехали.

Расположились на кухне. Маши не было дома, усвистала куда-то, оставив полную раковину грязной посуды и недопитую кружку кофе на столе.

– Ничего нового, – вздохнул Ваня и заглянул в холодильник. – Ну хоть еды наготовила. Дин, ты посиди пока, я приберусь и на стол накрою.

– Могу помочь, – предложила Дина. – Вань… я не стала говорить утром, но мне снова снился Артур. Он будто по болоту шёл. Осторожно так, выбирая, куда наступить, оглядывался, а вокруг, куда ни глянь, сплошная топь. А потом рядом с ним возникла лошадь. Из ниоткуда, словно из болота или из воздуха соткалась, Артур протянул руку, уцепился за гриву и так, наполовину вися на лошади, пошёл вперёд. Они уходили всё дальше и дальше, прямо по топи, а я будто всё это видела в реальном времени, будто стою на болоте, они уходят, я остаюсь одна. И так мне стало страшно! Проснулась в ужасе. Вот к чему такой сон может сниться?

– Не знаю, Дин, – замерев с грязной тарелкой в руках, отозвался парень. – Это бабушка была мастерица сны угадывать, а я не умею. Но однозначно, не так просто он тебе приснился.

Какое-то время оба молчали. Ваня мыл посуду, Дина смотрела в окно.

– А где зеркало? – вдруг спросила она.

– Зеркало? – Ваня слегка растерялся. Вот уже несколько минут, занимаясь делами, он думал о том, что ему очень хочется взять в руки зеркало. Дина словно озвучила его мысли. Убрав в сушку последнюю тарелку, он открыл старинный сервант, нажал невидимую глазу кнопку и из-под нижней полки выехал узкий ящичек.

– Ого! – воскликнула Дина. – Потайной ящик!

– Что-то типа того, – согласно кивнул Ваня, доставая из ящика завёрнутое всё в ту же холстину зеркало. – Припрятал на всякий пожарный. Что-то подсказывает мне, что это зеркало беречь нужно, хотя бы до тех пор, пока не поймём, как оно связано с тем, вторым.

Ваня развернул холстину, взял зеркало в руки и чуть не выронил его от неожиданности. Поверхность зеркала больше не была чёрной, вот только не своё отражение увидел в зеркале Ваня, а Артура, стоявшего у него за спиной.

– Ты?! – невольно вырвалось у Вани.

Начальник кивнул, подтверждая.

– Что с тобой случилось?

Тот лишь плечами пожал, видимо, не зная, как ответить. Зеркало не тот прибор, что умеет голос передавать.

– Давай так… Ты погиб из-за зеркала? – и, дождавшись кивка, продолжил, – Эти зеркала связаны? Мне его беречь нужно? – снова Артур кивнул два раза, поднял руку и показал Ване три пальца. – Что? Три? Я не понимаю! Три дня? Три смерти? – и, поймав взгляд Артура, указывающий на зеркало, догадался, – Три зеркала? Их три и нам надо найти третье? – Отражение ответило сдвоенным кивком и пропало, зеркало снова стало чёрным и матовым.

Ваня положил его на стол и без сил опустился на кухонный диванчик. Сердце бухало набатом, казалось, вот сейчас пару рёбер сломает, пот струился по лицу, а губы противно дрожали. Сообразив, что находится на кухне не один, Ваня подхватил полотенце, утёр пот со лба и попытался сосредоточиться. Вдох – выдох, вдох – выдох. Только тогда он смог поднять глаза на изумлённую девушку.

– Дина… я не сошёл с ума, крыша на месте, кукуха… гнездо вьёт. Всё хорошо.

Она моргнула, недоумённо пожала плечами.

– Вань, ты о чём? Я в курсе, что тебе помощь психиатра не требуется. Рассказывай, что видел? Я так понимаю, Артура?

– Как легко с тобой, – со смешком ответил парень, – Ничего объяснять не приходится. Ни паники, ни испуга… Ладно. Да, я в зеркале видел Артура. Он, ну как смог, конечно, дал наводку. Оказывается, зеркал всего три, и мы должны найти третье.

– Зачем?

– Не знаю. Погиб Артур из-за проклятия, наложенного на род через зеркало, ну как я это понимаю, следовательно, смерти будут повторяться. Это мы тоже уже поняли. Для того, чтобы избежать подобного развития событий, мы должны собрать все зеркала. Два у нас есть. А третье…

– Поди туда, не знаю куда?

– Похоже… Дин, тебе снилось болото. Думаю, всё что мы видим, и всё, что плывёт нам в руки – это детали одного пазла. Что мы имеем? Три зеркала, одно из которых нужно найти, болото…

– И лошадь! – насмешливо закончила Дина. – С чего начнём? Болот в нашей стране ужас как много, лошадей… ещё больше, про зеркала вообще промолчу. Начнём мы, Ваня, с архива. Поедем завтра к Ларисе и всё проверим.

– Нет. Не завтра. Я позвоню.

– Куда такая спешка, Вань? Лариса, скорее всего, на поминках ещё.

– Вряд ли. А спешка необходима. Двоих мы уже потеряли…

На звонок Лариса отозвалась почти сразу, сказала, что уже дома и готова предоставить Ване архив мужа. Ваня уточнил, смогут ли они на время этот архив забрать и, получив согласие, уточнил, сколько времени понадобится Ларисе, чтобы всё подготовить.

– Динка, – отключившись, обратился он к коллеге, – О! Нет, напарник! Можно, я так тебя буду называть? – подмигнул он. Дина нахмурилась в ответ. – Да, неуместная шутка, – смутился Ваня, – Извини. Короче так, обедаем и выдвигаемся. Архив нам предоставят, разбирать его будем здесь. Кстати, если хочешь, можешь на время сюда перебраться, свободная комната есть.

– Нет, Вань, это лишнее. Я живу совсем рядом, нет необходимости стеснять вас с Машей.

– Да почему стеснять? – спросил Ваня и покраснел, смутившись. Воодушевившись расследованием, он и не подумал, что предложение его несколько двусмысленно выглядит. – Ладно, возвращаемся к нашим баранам, – резко сменил тему он.

– Не к баранам, а к лошадям, – поправила его Дина и рассмеялась. – Вот не до смеха сейчас, понимаю! – прокомментировала свою реакцию она, – Но какая же нелепая история выходит! Нарочно не придумаешь!

– Это всё потому, что об этой истории мы ничего не знаем. И не понимаем, как одно с другим увязать.

Пообедав, напарники поневоле поехали к Ларисе. Та с порога вручила Ване коробку из-под кофемашины, доверху набитую бумагами.

– Вот, Вань. Это всё.

– Хорошо. Спасибо.

Зайти Лариса не предложила, напротив, рада была, что и от старого хлама избавилась, и от визитёров. Пусть где хотят архив разбирают, её это больше не касается. Свалила проблему на других и забыла о ней, поразительная особенность! Пришлось Ване ещё раз напомнить ей, чтобы берегла зеркало, поскольку проклятие прежде всего её сыновей касается, а зеркало – ключ к разгадке.

– Как-то быстро она нас за дверь выставила… – недовольно проворчала Дина, открывая Ване подъездную дверь, – Не то чтобы я на чаёк напрашивалась, но предложить могла бы. Соблюсти приличия что ли.

– У неё муж умер, – пыхтя, отозвался Ваня, – Её можно понять.

– Скажи ещё, что она поседела от горя и руки на себя наложить собирается!

– Да нет, конечно, это вряд ли, но ведь любила же… наверное.

– Ключевое слово «наверное»! Поверь, на безутешную вдову она мало походит.

– В любом случае, это не наше дело…

– По-хорошему, она, и только она, должна сейчас разбирать архивы мужа и искать ответы на вопросы, но Лариса всё предпочитает делать чужими руками, даже проклятие зеркальное на нас с тобой свалила!

– Динка, если не хочешь, можешь не заниматься этим, – сев за руль, глянул на девушку Ваня. Очень ему не хотелось, слышать отказ, но свою позицию Дина озвучила, осталось дождаться вердикта.

– Ни за что не откажусь! – пристёгивая ремень безопасности, ответила девушка, и парень улыбнулся. Надо же! Сколько лет работали вместе, а он даже не представлял себе, что угрюмая и необщительная Дина может оказаться такой азартной. Как вышло так, что, два человека, за несколько лет совместной работы перекидывающиеся лишь короткими фразами, вдруг за считанные дни сблизились настолько, что взялись за трудное и опасное дело, и уже смело могут называть друг дружку напарниками?

Когда приехали, Ваня отнёс коробку в свою комнату и потащил Дину на кухню.

– Сначала запасёмся кофейком и бутербродами, дело нам предстоит долгое, нудное, но, надеюсь, увлекательное.

– Как же! – Дина была настроена скептически, – Увлекательное! Старый хлам разбирать – это крайне увлекательное занятие. Вот тебе, Вань, понятно, что конкретно искать нужно?

– Ну… – протянул Ваня, наливая воду в резервуар кофемашины, – Что-то связанное со старинными усадьбами, зеркалами, болотами, лошадьми… напомни, какие ещё у нас вводные? – подмигнул напарнице он.

– Не смешно! А вообще у нас ещё есть имя мастера, создавшего все три зеркала. Исаев С.Л.

– Интересно, а С.Л. это что такое? – задумался Ваня. – Сергей Леонидович? Семён Леопардович? Себастьян Леонардович? – накидывал версии он.

– Сигизмунд Леопольдович! – фыркнула Дина, и оба рассмеялись. И понимали, что сложившаяся ситуация отнюдь не смешна, и для веселья повода нет, но обоих уже захватило таинственное расследование, у обоих азартом горели глаза. И хоть ворчала Динка всю дорогу от дома Ларисы, а ведь не отступится, ведь в повседневности жизни так мало встрясок, а тут целое приключение намечается! – Давай так поступим… То, что никакого отношения к делу не имеет, откладываем сразу, чтобы на ерунду время не терять, а если что-то интересное попадётся, отправляем в другую сторону, потом изучим детально.

– Да. И ищем любые странные и непонятные вещи, события.

– Погнали?

– Да, напарник!

В коробке много всего лежало. Какие-то блокноты, записи, пожелтевшие письма с растёкшимися от времени чернилами, старые фотографии, даже карта одна нашлась, вся исчерченная, с кучей заметок на полях. Карту сразу отложили в сторону, как полезную, а начать решили с записей, оставив письма и фотографии на потом.

Работа кипела. Чуть позже подошла Маша, заглянула в комнату, выяснить, чем же занят брат, заинтересовалась, сварила всем кофе, тоже уселась на пол перед коробкой и, получив инструкции, принялась помогать. И так увлеклись они разбором чужой истории, что не заметили, как на город опустилась ночь. В какой-то момент стало неуютно, приходилось напрягать зрение, чтобы разобрать текст, но Маша просто нажала на выключатель, включила свет, остальные даже не поняли этого, настолько захватил их архив.

Вот закончились в коробке последние фотографии, Ваня потянулся, растягивая затёкшие мышцы, глянул в окно.

– Ничего себе! Ночь на дворе!

– Ага, – угрюмо откликнулась Динка, – А у нас как не было информации, так и нет. Что мы в итоге поняли? Ни-че-го!

– Погоди, Дин, мы ещё не пытались что-либо найти, пока мы провели сортировку, и только. А вот в этой кучке наверняка есть что-то, способное нам помочь.

– Вот например! – выхватила из кучи фотографию Маша. – Скорее всего ваши зеркала родом из этой усадьбы. Тут сзади подписано. Стрельниково. Видишь?

На обратной стороне старой фотографии действительно имелась едва различимая подпись. Одно-единственное слово, написанное явно детской совсем ещё неуверенной рукой.

– И что это нам даёт? – пожала плечами Дина, – Этой усадьбы, скорее всего, давно уже нет, фотография датирована одна тысяча восемьсот девяносто… какой-то год. Последняя цифра затёрта, не понять.

– Ну знаешь, не такая уж и древность. Можно загуглить. Но это потом. Давайте-ка пока дело закончим.

– Может, уже поспим чуток? – взмолился Ваня. – Как считаете, девчонки?

– Можно, – откликнулась Маша.

– Я такси вызову, – ответила Дина.

– Никакого такси! – возразил Ваня, – Тебя ждёт дома кто-нибудь?

– Нет.

– Тогда остаёшься. Я постелю тебе в свободной комнате.

– Да как-то неудобно, – Дина смутилась.

– Напарникам всё удобно. Возражения не принимаются!

Заснуть в эту ночь Ваня не смог. Так и просидел до утра над старыми записями и фотографиями. Вооружился блокнотом и выписывал любые детали, найденные в архиве, абсолютно каждую мелочь, за которую можно зацепиться. Много чего интересного нашлось, но к сожалению, целостности в собранной информации не наблюдалось. Даже приблизительной. Отбросив блокнот, Ваня потянулся. Вот и ночь прошла. Сквозь занавески пробивается яркое июньское солнышко, шумит за окном Ленинградский проспект.

Решив, что ложиться спать уже нет смысла, Ваня отправился на кухню за очередной порцией кофе. В то же время в коридор вышла Дина, ну а Маша уже сидела на кухне, подогнув под себя ногу, и что-то увлечённо разглядывала в ноутбуке. Перед ней стояла тарелка с горкой бутербродов и кружка кофе, на шее висели неизменные наушники.

– Кто-то уже завтракает? – уточнил Ваня. – Машка! Ну опять ты изогнулась креветкой! Ну-ка вынь ногу из-под себя! Живо!

– А… это я задумалась, – захлопнула крышку ноутбука девушка. – Братик, я и вам бутеры нарезала. Могу кофемашину запустить.

– Нажать кнопку и кружку подставить? Спасибо! А впрочем… валяй. Схожу умоюсь.

Вернулся он быстро. Протянул Дине чистое полотенце и дорожный набор.

– Тут щётка зубная, пасту найдёшь. Если что из косметики надо, так это к Машке.

Дина покачала головой и скрылась в ванной. Маша подозрительно выгнув бровь, глянула на брата.

– Колись, – заговорщицки зашептала она. – Дина твоя девушка, да?

– Напарница. Коллега. Друг, – в тон ей ответил Ваня. – Ты не ложилась, да?

– Нет. Как и ты, впрочем. Я так заинтригована этими вашими зеркалами, просто жуть! Искала инфу на разных ресурсах.

– Нашла что-то?

– Кое-что. Но до завтрака о делах не говорим. Верно? Твоё правило, братец.

После завтрака все снова расселись на полу в комнате среди разбросанных записок и фотографий. И вроде знали все, что нельзя так обращаться со старыми вещами, но знали так же, что вещи эти больше никому не нужны, Лариса сразу свою точку зрения обозначила, мол, хоть выбрасывайте этот хлам, мне всё равно, возвращать его точно не нужно.

– Можно я начну? – взял слово Ваня. – У меня получилось несколько несвязанных друг с другом картинок. Начну с самой давней. Дина, помнишь свой сон, в котором Артур уходил по болоту, держась за гриву лошади? Так вот, мне попались на глаза обрывки местных легенд, правда, в каком месте их рассказывали пока неясно.

– Начинай уже! – поторопила Маша.

– Ну короче… есть некое болото, возле которого находятся, вернее находились когда-то давно, несколько поселений, в том числе и усадьба. С этим болотом связано поверье, будто перед тем, как в поселении должна произойти беда, встают на болоте призраки лошадей. Они предвестниками беды считаются. Сами по себе вреда никому не причиняют, даже те, кто вплотную с ними сталкивался, уходили беспрепятственно, но что-то плохое в усадьбе или ближайших деревнях случалось непременно.

– Ага. С лошадьми и болотом всё ясно, а как с ними наша история связана? – уточнила Дина.

– Кто ж тебе ответит? Я не знаю. Дальше рассказывать? Так слушайте. На фотографиях – усадьба Стрельниково, это мы вместе вчера выяснили, а вот и последние владельцы усадьбы, семейство Воронцовых. Родители и два сына. Это у нас… 1892 год. Дальше фотография 1893 года. Тут отец семейства, два сына и дочь маленькая, а вот ещё одна фотография, она без даты. Тут уже двое. Отец и сын. О чём это говорит?

– Остальных на момент съёмки нет в живых? – предположила Маша.

– Я так понимаю, что да. В то время фотография была дорогим удовольствием, немногие могли себе позволить его, и если уж вызывали фотографа, то снимки делали семейные.

– Но тут-то семья зажиточная, хозяева усадьбы! – возразила Дина.

– Не имеет значения, снимки всё равно делались, как правило, семейные. Вот и посмотрите, насколько за короткое время уменьшилась семья.

– Время такое было.

– Да это и неважно. Непонятно другое. Зеркала-то тут каким боком? О зеркале тут тоже есть, позже, и только об одном, о том, что мы реставрировали, но мы-то знаем наверняка, что зеркал было три! И это, напарницы, тупик!

– Просто на данный момент мы не видим связи, – не согласилась с братом Маша, – А я вот что нашла. Усадьба Стрельниково существует по сей день. Находится она в Тверской области и сейчас в ней расположен детский дом.

– О как! – восхитился Ваня, – Систер, ты гений!

– Так что же, – у Маши разгорелись глаза, – «Значит нам туда дорога, значит нам туда дорога!», – пропела она.

– Без вариантов. Динка, ты как?

Дина сквозь кусочек зелёного стекла, найденного в коробке, смотрела на солнце и, казалось, её вообще не волнует расследование. Задорно топорщились каштановые кудряшки, не уложенные, как обычно в причёску, играла на губах озорная улыбка.

– Конечно поеду! Вот только продумать всё надо, как следует, – со вздохом закидывая стёклышко обратно в коробку, поднялась с пола она, – Вряд ли там есть гостиницы, а ехать не на один день придётся, вряд ли с нами кто-то говорить станет, вот так, открыто, а значит, нужно легенду придумать и как-то оправдать своё присутствие на территории детского дома, вряд ли нам вообще кто-то будет рад, люди вообще не любят чужого любопытства, а, следовательно, наше пребывание там наверняка затянется. И вряд ли Лариса обрадуется нашему отсутствию.

– Наша поездка и в её интересах тоже. Этот вопрос я беру на себя. Что касается остального… У меня есть друг, зовут Гоша, он недавно приобрёл дом на колёсах, то бишь фургон путешественника. Очень горд покупкой и мечтает выбраться куда-нибудь. А ещё он авантюрист и охотник за привидениями.

– Как это?

– Не верит ни в бога, ни в чёрта, но бросается в любой омут, откуда чертовщинкой потягивает. Кто-то пытается доказать существование параллельного мира, а он, напротив, пытается его существование опровергнуть, объяснить необъяснимое с точки зрения логики.

– Это притом, что его лучший друг всю жизнь видит призраков так же, как мы обычных людей, – добавила Маша. – Правда, Гошка даже не догадывается о подобных способностях Ваньки, иначе давно бы экзорциста вызвал. Хотя он и в них не верит. Так вот, спорят они в Ванькой так, что подойти к ним страшно. Однажды у подъезда поспорили, орали ужас как! Соседи в окна кричали, пытались утихомирить спорщиков, так эти двое даже не слышали, пока дядя Вася не догадался их, как котов сцепившихся, из шланга холодной водичкой окатить.

– Тогда так, – Ваня умело соскочил со скользкой темы, не дав сестре высказаться и раскрыть все его секреты, – Девчат, вы список составляете, того, что нам пригодится в походе, а я с Гошкой созвонюсь. Надеюсь, он не на выезде сейчас. И Ларисе надо бы позвонить…

Вот и похоронили барыню на деревенском погосте. Местечко ей хорошее подобрали, на пригорке под берёзкою, светлое местечко, не замаранное тьмой, да и не чувствовал здесь, на погосте, Савелий дурного, не дотянулись сюда болотные духи, пока не дотянулись.

Сам Савелий идти не хотел, он человек новый, ни к чему это, лучше в усадьбе остаться, занять себя работой, но Кузьма настоял, мол, таким приказ барина был. Ну добро. К могиле Савелий не подходил, стоял в стороне, оглядывался, примечая людей, чуял он кого-то, наделённого сходным даром, но выявить его в толпе не получалось. Не с усадьбы он, определённо, иначе бы уж не раз на глаза попался. Деревенский? Надо бы выяснить, что за человек, но как вычислить его, когда тот будто бы плащ на себя накинул, спрятался. От кого ему прятаться здесь? Выходит, что и он почуял равного? Плохо. Это очень плохо. Будь у него светлые намерения и чистые помыслы, скрываться нужды не имелось бы, подошёл бы открыто, поговорили бы…

Потому и не желал Савелий идти в деревню, что боялся обнаружить себя. Не мастеровым, как знали его в усадьбе, а колдуном, хотя сам он себя таковым не считал. Но не объяснить людям, чем знахарь и ведающий от колдуна отличается, они всех, кто из толпы выделяется, одним словом величают. И боятся. И сторонятся. Вот только случись что, к ведающему за подмогой спешат.

Вот потянулась похоронная процессия обратно к усадьбе, деревенские поспешно по домам расходились, а Савелий так и остался стоять в стороне, глядя на тусклое солнце, пробивающееся сквозь серые тучи. Пробежался по погосту лёгкий ветерок, хрипло каркнула ворона, примостившаяся на нижней ветке берёзы, посмотрела на человека внимательным чёрным глазом. Савелий достал из кармана краюху хлеба и отрез коричневой ленточки.

– Держи, хранительница, и проводи барыню туда, где свет, – кинув горбушку вороне, прошептал он, та, подхватив хлеб, тяжело снялась с ветвей, полетела куда-то в сторону, а Савелий повязал на ветку ленточку, прошептал что-то, и только тогда зашагал следом за своими к усадьбе. Когда-то он так же как барыню сегодня провожал в дальний пусть своих. Семью. Жену, отца и сынка. Всех сразу.

Тяжёлым грузом навалились на плечи воспоминания, стало нечем дышать, перед глазами поплыл туман. Как больно! Стон сорвался. Савелий потряс головой, отгоняя воспоминания. Не здесь. Не сейчас. Дома. Он запрётся в своей лачуге и даст волю чувствам, но пока… Пока нельзя. Не на виду у всех.

Что большую боль причиняет? Сама ли утрата или осознание собственной вины? Ведь из-за него беда случилась, только он повинен! Раскрылся, дурень, помог людям, обнаружив свой дар. Одним помог, другим, а потом не смог. Не всё человеку подвластно. Не вправе он со смертью в битву вступать, да и бесполезно это, а люди злобу затаили лютую, красного петуха ему в дом пустили. Да не ведали, что нет его, что в лес он пошёл да задержался. А он вышел из-за деревьев и сразу зарево увидел, и сердце зашлось, беду неминучую почуяв.

Бежал он до деревни, ног под собой не чуя, да поздно, никого спасти не сумел, и лишь кричал, рвался из удерживающих его сильных рук соседских мужиков. Как выжил тогда, бог весть, но минуло. Не прошло, нет, но Савелий как-то научился жить с болью, притерпелся к ней, приняв в душу как нечто постоянное и незыблемое. Лишь иногда, в моменты подобные этому, вдруг накатывало, боль вырывалась, заполняя собой всё его существо, выжигала до донышка, оставляя пепел и пустоту, и снова приходилось Савелию возрождаться из пепла, снова учиться жить.

Что есть мочи стиснув зубы, Савелий подошёл к колодцу, достал ведро воды. Не удалось остаться незамеченным, подошёл Кузьма, хлопнул по плечу.

– Савелий, что с тобой? – спросил обеспокоенно.

– Пить хочу… – и припал к воде, пил долго и жадно, а напившись, отступил на шаг, наклонился и вылил воду из ведра себе на голову.

Полегчало. Боль притаилась, но совсем не ушла, обещая явить себя снова, но хоть не сейчас, уже хорошо.

– Неужто жарко? – усмехнулся Кузьма. – На дворе осень поздняя. День-другой и заморозки пойдут.

Савелий не ответил. Говорить сейчас, всё равно, что подвиг совершать – язык словно распух во рту, не ворочался, да и слова растерялись, лишь пульсировала в висках нарастающая боль. Домой. Ему нужно к себе. Там станет легче. Он сможет дать волю чувствам и отпустить свою боль гулять по болоту. Не навсегда, лишь на время, позже она вернётся. Она всегда возвращается.

После той страшной ночи Савелий стал скрывать целительский дар, более того, после погребения семьи ушёл из родной деревни. Что ему делать там, где люди безжалостно расправились с его семьёй, а жизнь самого Савелия исковеркали так, что не собрать боле? Он хотел отомстить. Ответить злом на зло, но забылся на рассвете тревожным сном, и увидел отца. Тот сидел на завалинке перед домом, чинил валенки большой иглой, светило солнце, и отец щурился, улыбаясь. Вот остановились натруженные руки, замерла игла, отец поднял голову.

– Ты, сына, не серчай на них, не надо. Пусть их грех с ними останется, на себя его не бери. Тебе душу свою сохранить требуется.

– Да как же, батька? – упав на колени перед отцом, проговорил Савелий, – Они же вас… убили. Как же мне с этим жить?

– Они вместе с нами души загубили свои. Всё то бесценное, что имели, грязью облили, не отмыться теперь вовек. А ты, ежели мстить начнёшь, чем от них отличаться будешь? Нет, Савка, не твой это путь. Твой светлый, и ежели другим пойдёшь, нам с Любавой да Васятке тяжелый груз вручишь.

– Как так, батя?

– А в том суть, сына, что все деяния людские на род отпечаток накладывают. И страдают от того не только живые, но и те, чей земной путь завершён. Твоя доля, Савка, людей спасать, а не убивать, тем и живи дальше.

– Да как же жить без вас? – совсем растерялся Савелий, не понимая и половины из того, что сказал ему отец, – Я не сумею…

– Всё пройдёт, сынок. Боль утихнет, дай только время.

Сказал и растворился в ярких солнечных лучах, а Савелий проснулся на лавке в соседском доме, вскинулся, выглянул в окно, не понимая, где сон, а где явь. Вместо солнечного утра за оном стоял туман, но и сквозь него отчётливо пробивался чёрный остов сгоревшей избы…

Четыре года прошло с той поры. А он до сих пор видел их во сне и просыпался иной раз с криком, осознав, что это всего лишь сон. Морок, навеянный болью, прочно угнездившийся в сердце. Не истребить её, не изжить.

Не стал он тогда мстить, так и ушёл из деревни, унося лишь инструменты в заплечном мешке, ибо ничего больше у него не осталось. С тех пор так и не нашёл Савелий себе пристанища. Скитался, останавливаясь на зимовку в местах подобных этому, плохих местах, гиблых. Он старался помочь, очистить землю от нечисти, от того, что убивало её, но с тем, что жило в болоте и всё ближе подбиралось к усадьбе, сладить, ох, как непросто будет. Не доводилось ещё Савелию сталкиваться с подобным злом, оно будто жило здесь веками, и всё дышало им, отравляя и землю, и воздух, и воду… Сдюжит ли? Сможет ли найти источник тьмы и понять его суть? Пока он не мог разобраться, но ночами работал в мастерской над зеркалом, вкладывая в него частичку себя, своего мастерства, своей сути…

И теперь он был не один. Чёрный котёнок всё время находился рядом. Наблюдал за работой, спал рядом, приносил на порог мышей… Друг верный, не предаст. И кто кого спасал от одиночества, уже неважно. Савелий, поклявшийся однажды, никогда не ослаблять себя привязанностями, за несколько дней прикипел к кошачьему ребёнку всей душой. К нему, да ещё к меньшому сыну барина – Алексашке, повадившемуся прибегать в мастерскую.

Так и проводили они глухие вечера втроём. Савелий работал, Мальчонка наблюдал и примерялся к инструментам, терзая выданную мастером дощечку, а котёнок либо спал, свернувшись на детских коленях, либо смотрел жёлтыми глазами за работой мастера, а затем начинал ловить и гонять по мастерской золотистые стружки. Тогда-то Савелий с удивлением обнаружил, что вовсе не разучился смеяться…

Вечером он провожал мальчика до дому, возвращался и подолгу ходил у края болота, пытаясь понять, что же таит в себе оно? Болото вело себя по-разному. Иной раз тихим казалось, а иногда в нём будто омуты кипели, выдувая наружу крупные пузыри. Пузыри лопались, распространяя по округе запах сероводорода, а воронки, образующиеся после разрыва пузыря, быстро затягивались тягучей болотной водой. Но не поднимало головы лихо, будто чувствовало в Савелии врага, таилось до поры где-то в глубине бездонных омутов, и лошади – предвестники беды не показывались больше. Вот только всё чаще окутывал болото плотный туман, тянулся языками-щупальцами по земле, опутывая деревья и валуны на берегу, окутывали избу и мастерские. Иной раз, открывая дверь поутру, ничего не мог разглядеть Савелий, даже пальцы вытянутой руки скрывал туман. И Савелию, повидавшему в своей жизни немало, становилось не по себе.

Но вот легли первые заморозки, вступала в права зима, и притихло всё, притаилось, погрузившись в долгую спячку. Это и хорошо, и плохо, ведь так и не удалось пока Савелию понять первоисточник происходящего. Стало быть, в усадьбе задержаться придётся. Не срываться по весне, как он поступал обычно, а остаться до тех пор, пока не выяснит и не уберёт то, что так сильно держит в страхе жителей усадьбы и окрестных деревень. Понятно, что болото само по себе опасно, но здешнее болото ещё и злом пропитано едва ли не насквозь.

Частенько случалось так, что источник проблемы Савелий видел во сне, но почему-то в усадьбе ему почти перестали сниться сны, а ежели и доводилось сон увидеть, так снились исключительно родные. То он с отцом во сне беседы вёл, то Любаву видел, то с сынишкой – Васяткой играл. И такими хорошими были эти сны, такими яркими и реальными, будто и не сны вовсе, а отражение какой-то параллельной жизни, в которой всё сложилось иначе. И не было в ней поджигателей, и не приходилось Савелию хоронить любимых, и скитаться не приходилось тоже, но однажды приснилось будто зовёт его Любава куда-то, он идёт за ней, а она всё отбегает, оборачивается, смотрит призывно…

Пришёл в себя Савелий на болоте, когда ледяная вода сомкнулась, обхватив щиколотки. Не лёг ещё лёд на болото, даже сейчас, в начале зимы оно продолжало оставаться опасным. И страшно Савелию стало, но больше от того, что в ловушку заманила его Любава. Что же получается, он даже близким во сне доверять не может? Видать неспроста родные ему снятся, это болото с ним шутки шутит, пытается подобраться хоть так, подсунув морок в его сон.

Вот и наступила зима. Заморозила болото, накрыла пушистой снежной шапкой и безопасно стало в усадьбе, тихо. Люди радовались зиме, как возможности передохнуть от страха, забыть на время тревоги, перестать озираться по сторонам в тёмное время суток. В усадьбу начали приезжать гости. Да всё больше владельцы таких же имений с дочерьми незамужними. Прослышали, видать, о вдовстве барина, кто ж откажется дочку отдать за богатого и родовитого, пусть и вдовца с тремя детьми? Вот и стекались гости. Смущались немного, видя к каком состоянии усадьба находится, но, удовлетворившись пояснениями, от планов своих не отказывались.

Только барину смотрины не в радость были. Не хотел он жизнь свою с кем-либо связывать, всё о жене скорбел, детишками занимался, да вот принимать гостей положение обязывало, и матушка властная плешь проела, мол, было и было, что ж теперь, всю жизнь вдовым ходить? Он спорить пытался, доказывая, что, нужно хотя бы порядок соблюсти, срок вдовства выдержать, времени со смерти супруги всего ничего минуло, но матушка настаивала, убеждая, что в первую очередь о детях он думать должен. Родная мамка померла, как же они теперь без пригляда?

И ведь настояла же! Трёх месяцев не прошло с той поры, как померла супруга, снова барин под венец пошёл. Правда шумного банкета устраивать венчающиеся не стали, и так траур нарушили, положенный срок не выждав. Прислуга перешёптываться и сплетничать боялась, барина не обсуждали, а вот деревенские кости ему перемыли знатно! Где ж это видано? Жениться, едва успев супругу в последний путь проводить?!

А Савелий за время своего проживания в усадьбе так и не сблизился ни с кем. Люди избегали его, сторонились, не таясь того. То ли дар его чувствовали, то ли облик смущал, ведь высоченный он, да в плечах широк, и вид суровый имеет, вот и шугался в разные стороны люд дворовый, стоило ему лишь появиться. Даже в людской, за трапезой, он в одиночестве оказывался. Что ж… ему и самому общение в тягость, так лучше. Спокойнее. Есть у него Уголёк, есть мальчонка – Алексашка, прибегающий в мастерскую едва ли не каждый вечер – и ладно.

Но однажды всё изменилось.

В тот вечер они с Алексашкой как раз чаёвничать собирались, Савелий на стол собирал, малец дразнил котёнка, пряча руку под одеяло и изображая движение. Тот включался в охоту, бросался на одеяло, Санька хохотал, перемещал руку, слегка шевелил пальцами. Котейка бросался снова.

Дверь распахнулась без стука. В мастерскую, в облаке морозного воздуха ввалился барин. Мальчик, увидев отца, ойкнул, обернулся на Савелия, а тот, спокойно снял с печи котелок с булькающим взваром, посмотрел на визитёра.

– Здравы будьте, барин Алексей Александрович, – с лёгким поклоном поприветствовал незваного гостя он. – За Александром пришли?

– Да вот, – барин аккуратно прикрыл дверь за собой, – Поглядеть зашёл, отчего мой сын больше времени в мастерской проводит, нежели дома.

– Садись к столу, барин Алексей, почаёвничай с нами, коли не брезгуешь. За чаем и потолкуем, – предложил Савелий, доставая из печи стопку блинов, а из полки кринку сметаны.

– Гляжу, стряпаешь сам, а, Савелий? Не хватает тебе того, чем в людской потчуют?

– Отчего же? – Савелий пожал могучими плечами, – Всего мне хватает. Это вот, – он кивнул на притихших мальчонку и кота, – Им.

– И Александр ест? – Алексей расхохотался. – Санька? Правда ешь? А дома всё капризничает, всё ему не так!

Мальчишка засопел в своём углу, Савелий рукой махнул, приглашая его к столу. Тот с опаской покосился на отца, но к столу подсел. Савелий усмехнулся, наблюдая смущение Сани. Ничего, подрастёт и никого бояться не будет, ни отца, ни мачехи, ни старшего брата. Савелий зачерпнул ложкой сметаны, бросил её в плошку, поставил в уголок, тут же метнулась к угощению чёрная т0ень.

– Хорошо тут у вас, – завистливо оценил барин, наблюдая, как протирает мастеровой чистой тряпицей глиняную кружку, оглядывает со всех сторон, не колотая ли? Не стыдно ли хозяину предложить. Подмигнув сынишке, Алексей первым ухватил из стопки румяный блин.

– Вкусно, барин Алексей? – поинтересовался Савелий.

– Очень! А что это у тебя, Савелий Лукич, под чехлом прячется? – заприметил накрытое от чужих глаз зеркало он.

– Это… – со скучающим видом Савелий снял с рамы чехол, – Это я, барин, инструментом балуюсь, когда ночью сон не идёт.

Барин ахнул. Отложил в сторону недоеденный блин, подошёл к раме.

– Великолепно! До чего ж ты рукастый, Савелий! Вижу, что не доделал, и самого зерцала ещё в раме нет, но потом… продашь мне?

– Не ведаю, барин, – покачал головой Савелий, а внутри застонало всё, будто зверь заскулил, душу карябать начал. – Не готово ещё, и когда закончу, бог весть… Да и получится ли то, что задумано…

– Получится или нет… да это уже шедевр! Ну Савелий Лукич! Это ж какую красоту в своей каморке прячешь! Куплю. За любую цену куплю, какую назначишь.

Ничего не ответил Савелий барину. Не для продажи то зеркало предназначалось, и не узоры по раме шли, знаки обережные, способные любое проклятие отвести. Мальчишка это понимал, хоть и не рассказывал ни о чём мастер, а понимал, чуял каким-то особым чутьём, присущим только детям, но барину невдомёк было, он видел перед собой лишь красивую вещь, ту, что не зазорно в гостиной на общее обозрение выставить.

– Папенька, вкусный чай? – попытался отвлечь отца мальчуган. – Ты пей. Никто так вкусно чай не заваривает.

– Да, Санька, вкусный чай. И блины вкусные.

С тех пор частенько и барин стал захаживать в гости к мастеровому. Приходил вместе с сыном, садился на лавку и до позднего вечера сидел, отдыхая от дел насущных. Хотя, какие у барина дела? Они с Савелием разговаривали мало, больше молчали оба, а барин сам себе объяснить не мог, отчего ему так спокойно в мастерской Савелия. Тёмная, тесная изба, чадящие лампы, простая и незатейливая пища на столе… никаких привычных изысков, а поди ж ты, душа в этом месте отдыхает будто, обретает долгожданный покой. Иногда кажется, что даже раны затягиваются и отступает боль потери.

– Расскажи о себе, Савелий, – попросил он однажды.

Нахмурился мастер в ответ.

– Почто тебе моя история, барин Алексей? Не стану я о ней говорить, начну её с твоей усадьбы. А тебе бы домой, барин. Гляди-ко, метель начинается, да и Санька устал, засыпает уже…

Не стал. Незачем. Не друзья они, и не смогут друзьями стать, да и визиты барина больше напрягают Савелия, нежели удовольствие приносят. Негоже мастеровому с хозяином дружбу водить, неправильно это. Дружба такая бедой закончиться может, и почти всегда ею и заканчивается.

Всю зиму изводил Алексей Савелия своими визитами, а к весне слух прошёл по усадьбе, дескать, жениться барин надумал, и недосуг стало тому по гостям ходить, подготовка к свадьбе дело хлопотное.

А Савелий как раз закончил к весне первую раму, за вторую принялся, второе зеркало настенным должно быть, и рама не такой большой, следовательно, быстрее управится, а там глядишь, к лету и третье справит, настольное. Вот тогда можно будет стёкла заказать, довести до конца начатое. Управился бы и раньше, кабы не постоянные визиты барина, теперь ускориться придётся, снег сойдёт вскорости, лихо болотное опять баловать начнёт…

Собралась в путешествие в Тверскую область компания за два дня. Все, как выяснилось, путешественники опытные, в походах бывали, проблем со снаряжением не имели. Только у Дины снаряжения не имелось, но ей и не нужно было запасаться такими вещами, как палатка и спальник – в машине Гоши два спальных места имелось, а из одежды что-то докупить пришлось, но на помощь пришёл Декатлон, где нашлось всё необходимое.

Гоша действительно оказался скептиком до мозга костей, казалось, выйди из-за шкафа призрак, поздоровайся с ним, он в глаза ему заявит, что призраков не существует, а у него просто глюки. Шумный и весёлый парень яростно доказывал это друзьям, сильно жестикулируя и перемежая речь крепкими словечками.