Читать онлайн Дура – Бенина мать

ПЬЕСА

В ТРЕХ ДЕЙСТВИЯХ

Действующие лица:

Глазов Тимофей Ильич – бывший госслужащий, потом работник фирмы, 52 года,

Бутов Федор Андреевич – безработный, потом работник фирмы, 33 года,

Грошев Владимир Яковлевич – генеральный директор фирмы, потом представитель местной администрации, 35 лет,

Ицыгин Арон Самуилович – финансовый директор, потом директор фирмы, 41 год,

Саматова Роксана Гавриловна – женщина с незаконченным высшим образованием, 27 лет, потом около 40-ка.

Тихонов Емельян Егорович – сосед Глазова на этаже, 52 года,

Серый (Сергей Петрович Корнеев), он же старший по камере, потом бизнесмен, 45 лет.

В эпизодах: Следователь, Дворник, Телохранитель, Охранник, Соседи по камере.

Стихи Зинаиды Гиппиус и Александра Блока.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Полуподвал, слабый свет, проникающий из окна, тепловые трубы, задвижки, темные захламленные углы. В дверь входят двое.

Бутов: Слышь, Ильич, дверь не заперта. Давно сюда не заходил. Последнее время замок висел. (Проходит вглубь помещения… (Немного погодя, из угла) Тут

и кран с водой… Где-то и стакан был.

Глазов: У меня всегда с собой дежурный, раздвижной. Куплен еще в году семидесятом. (Оглядывает внимательно помещение) Хотя и темное царство, но… никто не мельтешит перед глазами.

Бутов: Огарок свечки нашел. Ну, сегодня везучий день! (Подходит и ставит стакан и свечу на импровизированный стол, сооруженный из досок, лежащих на двух трубах).

Глазов: Пока и без нее светло. (Открывает бутылку, не спеша разливает). Надо отметить заработок. (Сам себе тихо) Не знал о своих способностях в качестве грузчика.

Бутов: Не могу забыть, как тот, в мебельном, на иностранном… что-то тебе сказал. А ты ему – тоже по-ихнему. И вдруг он съежился глазами и аж двадцать долларей дал! … Слышь, что же ты ему воткнул?

Глазов: Иностранцы, как дети. Им наши проблемы никогда не понять… Прежде всего, презираю их жалость! …Да они и не имеют на нее право! Гуманисты, прогрессисты… ешь твою корень! Смотрят порой свысока…

Бутов: Да… Наверно.

Глазов: Это, действительно, трудно объяснить…каким образом мы в очередной раз так легко предали свое… национальное! А ведь то, что эти иноземцы оказались правы…еще большой вопрос!

Бутов: Потому что сейчас их правила игры: деньги…

Глазов: Еще 2000 лет назад эти правила были названы «Вертепом разбойников» … Если бы только это! Тут и другая заковыка…

Бутов: А по мне, сейчас мы все, как на «Привозе», и каждый норовит выпятиться, что я, мол, из Одессы…

Глазов: Честному человеку всегда трудно… А чем собственно прославилась Одесса? …Яшкой Япончиком и Сонькой Золотой ручкой? …

Бутов: Видно, и так…

Глазов: В семнадцатом было похожее…красивые, лозунги, обещания… Многие тогда, как и сейчас, испытывали вовсе не высокие чувства, а пользовались моментом, … иностранцы хотели нажиться, ломая хребет России… И новая власть резала по живому… Но, надо отдать должное, потом сплотила народ, он стал честно трудиться. А через 40 лет снова стали смотреть на Запад, а когда поманили лишним рублем забыли о том, что завоевано кровью прошлых поколений. В итоге…оставили в себе низменное… рабское, а кто-то принялся снова за ловкачество…

Бутов: Верно… кругом теперь ловкачи…

Глазов: Смотришь хронику… начало века…отечественная война: простые, скромные даже не очень невыразительные лица, но в них…видны чистые души… Нельзя ничего построить светлого без этого… В этих лицах настоящие человеческие чувства долга и ответственности…и выстраданные мечты…

Бутов: Сейчас уже не до мечты.

Глазов: Не каждый защищен опытом и знаниями. В момент, когда у человека светятся глаза, его легко обмануть … Но это беспредельная подлость! Вот истинное фарисейство…

Бутов А что такое фарисейство?

(Глазов не спеша разливает снова).

Глазов: Было такое религиозное течение…

Бутов: И что они?

Глазов: Лицемеры и гордецы, внешне демонстрировавшие свою святость, а на самом деле заботились о собственном благе и считали себя выше других…

Бутов: … Эти фарисеи и сейчас кругом…

Глазов: В Отечественную… страдали все, и поняли

«за что» …даже ловкачи и проходимцы… А сейчас опять …не сомневаются, такие уверенные, убежденные, агрессивные, готовые в палачи к прошлому…

Бутов: А как же быть?

Глазов: В войну многие стали мудрее…стали верить и понимать значение самопожертвования…

Бутов: Это так.

Глазов: А вот фарисеи …всегда подчеркивали свою избранность…

Бутов: Так почему мы слушаем только избранных?

Глазов: Вот именно! Надо уметь слушать самого себя… Если вспомнить кто, в основном, были в 17- ом так сказать, антирусские ярые идеологи всемирной революции? – Троцкий, который при отступлении Красной армии расстреливал лично каждого десятого. Или Свердлов, когда Ленин лежал раненный, дал указание об уничтожении донского казачества.

Бутов: Говорят Ленин распорядился об убийстве царской семьи…

Глазов: Есть только указание Свердлова на этот счет, где он ссылается на Ленина. Я не защищаю «Вождя революции», но он не был таким алчным противником русского народа. А эти двое организовали коммунизацию и в деревне.

Бутов: Наверно, коллективизацию?

Глазов: Нет. Коллективизация была позже, а именно коммунизация, когда крестьян сгоняли в общины, как в концлагерь, отбирали имущество, скот, заставляли работать только за еду, разбивали семьи, отнимали даже детей…

Бутов: Неужели было такое?

Глазов: Они-то практически настроили крестьянство против новой власти…Да и в городе провозглашали свободную любовь и принуждали к развалу семейных отношений. …Интернационалисты!…Ешь твою…20!

А чем, собственно, приватизация отличается от этой коммунизации?…И еще кричат во все горло: «русский шовинизм»… А тогда русских заставили поднять руку друг на друга за совсем не национальные идеи… И, главное, внушили, как и сегодня ту же агрессивную уверенность, что на правильном пути!

Бутов: Много противоречивого и непонятного можно услышать о том времени и наших вождях…

Глазов: Власть первого лица в России, где угодничество еще далеко не изжито, очень ответственна…Она скорее является самопожертвованием… Этому нас учит и православие…А сегодня не признают жертвы.

Бутов: …Я этого не знал.

Глазов: В принципе жертва, действительно, кажется не очень полезной для жизни…

Бутов: Не думал об этом.

Глазов: Я раньше полагал, что мы заблудились в политике благодаря жестокости, а революционные идеи святы и благородны.

Бутов: А сейчас как?

Глазов: Все наоборот: Идеи-то эти – без опыта построить несбыточное, были жестоки и разрушительны. И даже НЭП похож на агонию перегибов. А после безжалостного разрушения строить можно было только жесткими методами. По сравнению с другими вождями революции Сталин вовсе не недоучка, как считали многие. Кстати, Ленин ценил его реальные теоретические знания и революционную практику. Он сам поставил его рядом с этими ястребами красного террора. Сталин, искренне поверив в идею справедливого государства, терпеливо строил…и стоил не плохо… и при этом внимательно присматривался к окружению… А среди учителей-то многие были чистые дьяволы…

Бутов: Судя по тому, что говоришь, пожалуй…

Глазов: И самое главное он не был, как все убежденным…все свои действия подвергал сомнению… жестко фильтровал завлекательные идеи и отделял… назойливых мух от котлет. Этим он похож на простого мужика из народа…Не случайно его звали «Хозяин». А ведь народ-то у нас не прост, сам жесток и жестокость… понимает.

Бутов: Это правда.

Глазов: И вовсе не случайно одним из первых после смерти Ленина под топор этого «Хозяина» попал Троцкий…Лев Давыдович, который не знал глубоко России…

Бутов: Ленина называют гением.

Бутов: Жестокий гений, но видел далеко вперед. Идеи-то похожи на христианское учение. И вот опять Европа самое лучшее взяла из этого времени…Посмотри на Швецию, Финляндию…вообще всю Скандинавию…там давно во главе честный трудолюбивый человек… Достоевский был тысячу раз прав, когда сказал, что Россию погубят не социалисты, а либералы.

Бутов: А тот в мебельном, видно,,… тоже из этих… и богатый человек….

Глазов: …Просто пожилой иностранец, многое повидал и уважает гордость…

Бутов: А по мне каждый второй богатый – ловкач и обманщик.

Глазов: Многие завидуют умению жить. Чтобы жить в России, мало быть русским, надо еще быть немножко и евреем, и татарином, и чукчей… Словом, побывать в шкуре каждого на Руси. А много их, разных…Ну давай, по второй…

(Выпивают).

Бутов: Но русских-то у нас намного больше.

Глазов: Где ты видел сегодня русского человека? Правда, можно увидеть… Только для этого надо сходить в Русский музей или Третьяковку… «Боярыня Морозова», «Утро стрелецкой казни», «Крещение Руси» …Посмотри на глаза «Странника» Перова или «Полесовщика» Крамского. Его, попробуй, обмани! Русские, брат, интересные экземпляры! Например, репинский «Мужичок из робких» … Все его заботы – на лице!… Трудно хозяином быть на Руси…Ох! трудно… Видно, как он немного сгорбился под тяжестью разной власти. Но при случае не упустит своего… А «Неизвестная»? Разве можно сравнить ее с «Джокондой»? Видел я ее в Лувре – один холод. А у Крамского – настоящая русская дама, глаз не оторвешь.

Бутов: Помню «Третьяковку»… ходили в школе. Но, если по правде – все вылетело.

Глазов: Именно, что вылетело (продолжая в душевном порыве): Или духовные образы Нестерова, «Русь уходящая» Корина , «Богатыри» Виктора Васнецова… А Николай Ге? Ведь такое… «Что есть истина?» не убоялся изобразить.

Бутов: А истина-то, что?

Глазов (Медленно наливая по третьей): Истина почти не доступна. К ней можно лишь приблизиться. И понимание ее у каждого человека свое, как и его предназначение…на этом свете… Говорят, человек ее познает, когда в гробу улыбается…

Бутов: Говорят еще, что, умирая, человек превращается в другое существо.

Глазов: Египтяне вообще считали, что смерти не существует… «Выход из дня» – говорили они… И потому возвеличивали загробную жизнь… Переселение душ тоже возможно, если верить теории о параллельных мирах. Но человек разочаруется, ведь численность людей на земле все увеличивается, а животных – уменьшается. Единственной средой для сокрытия умерших душ в этом плане могут быть только… насекомые и простейшие организмы…

Бутов (смеется): Может, после смерти я буду кузнечиком. Интересно было бы посмотреть на мир глазами медузы, таракана… или планктона.

Глазов: При твоих мыслях, скорее амебой.

Бутов (возмущенно): Что уж если люблю выпить, не на что не гожусь!? Не хочется просто думать обо всем этом.

(Выпивают по третьей, Глазов не спеша продолжает разговор)

Глазов: Думать об окружающем – это даже полезно, а выпивка, брат, …дело серьезное. У русского человека всегда вызывает подозрение: «Если не закладывает за воротник, то закладывает в другом месте». Ты просто не ощущаешь себя из слабости. Вспомни, в детстве всегда били слабых. Вот она – живая демократия.

Бутов: Уже не помню, чтобы у нас били кого-то, но припоминаю, что сам подтрунивал над одним очкариком.

Глазов: Свободный человек – он неудобен для общества… А ловкие люди – они примерные, умные и имеют множество достоинств. Но самое интересное – все это для спокойной, размеренной жизни. А в поиске нового все их таланты сразу превращаются в их же оковы. Они готовы и умеют развить любую общепринятую мысль до конечной цели, но исток зарождения новой мысли им не доступен.

Бутов: Исток мысли?.

Глазов: Ловкачам необходимы доверчивые и непрактичные люди. Они не могут без их чистых и непосредственных мечтательных мыслей. А простой человек-мечтатель не всегда понимает свою силу, верит, по-своему любит и гордится окружением, в том числе и знакомым проворным, оборотистым жуликом.

Бутов: Выходит простому человеку ловкач, как стакан водки: без него, кажется, можно обойтись, но выпить хочется.

Гласов: В этом ты прав! Принял стопку, и он беззащитный, уже одно целое с этим вечным приспособленцем.

(Оба молчат, немного задумавшись)

Глазов: Человечество еще не доросло до понимания глубоких идей и ощущений, которыми можно жить, не менее счастливо, чем достатком…

Нужно глубоко осмыслить начало всего. А результат не зависит от человека, скорее… дело это Божье. … Дело шестое…

Бутов: Опять у тебя «шестерки»…

Глазов: (Наливая по следующей) Дурила! В Библии о человеке сказано: сотворил его Бог на шестой день…Главное в какой-то простой истине, от которой мы ушли… И попали совсем в иную систему координат. Вот, к примеру, природа желания и удовлетворения … по существу направлены на одно действие… Являясь важнейшими двигателями жизни… они всегда побеждают душу, но разводят человека по характеру в разные стороны. Созерцательный человек стремится к мечте, а ловкача – тянет к разврату.

Бутов: Интересно подмечено!

Глазов: Для жизни необходимо создать образ. Когда образ достигает самой жизни, необходим новый образ. Только так. Когда не знаешь, что впереди, будущее можно лишь чувствовать.

Бутов: Это как?

Глазов: Глубокие мысли не могут возникнуть в достатке. Вот потому идеи, рожденные в русской душе, израненной и одинокой, так сильны во всем мире. Демократия. Социализм. И даже Анархизм. Русские всегда странно и безучастно относились к правительству. Назначил, выбрал и…, не дождавшись своих надежд, забыл о нем. И созерцает мир дальше…

Бутов: Ты тут очень прав!

Глазов: Первая попытка осознать демократию в феврале 17-го привела нас к братоубийству. Мы слепо верили в социализм и коммунизм, не понимая его сути, потому, что это не наше, не российское. А вот анархизм – намного ближе русскому характеру, но опять мало, что знаем… Государство – не как элемент эксплуатации. Общество взаимопомощи. Человек во главе всего. И опять Запад украл основу этой идеи!

Бутов: Как украл?

Глазов: Сегодня слышим теперь оттуда – Права человека!

Бутов: Откуда?

Глазов: Это сказал один из первых философ-анархист Бакунин, потом Петр Алексеевич Кропоткин…Когда эти мысли правильно зарождались, победили именно чуждые нам идеи, которые подкрепили революцией… Свое же выстраданное… изговняли и превратили в фарс.

Бутов: Так кто во всем виноват!?

Глазов: Ты опять ничего не понял. Не спеши осуждать, прокурор фигов! Обижаться в жизни можно только на себя. Держать обиду на кого-то неумно и даже вредно. Обидчик сам быстро нарывается на киллера. В тебе сейчас только зависть и злость, поэтому ты из сильного драчуна-мальчишки превратился в слабого человека… А тот очкарик-то твой наверняка стал сильным… И дело тут вовсе не в свободе, о которой стрекочут вокруг…

Бутов: Среди них сейчас многие дорвались до власти…А вот почему заработав деньги, многие рванули из России?

Глазов: Сначала думали, что Россия – оковы, а на самом деле, где еще такая почва для осмысления жизни… Да и рванули, положим, не все. Это, знаешь, скорее запретный плод. Многие скоро поняли, что от России очень трудно оторваться духовно…Другие, не менее мудрые, мыслят по-иному: «Здесь, конечно, я в говне, но в своем – стерпеть можно. А если уеду – могу оказаться в чужом»… Вот тебе никуда ехать не надо, потому что там сразу заклюют…

Бутов: Почему? Я тоже … Свободный человек…

Глазов: Свободный от мыслей. С полным их отсутствием. Как в химии, непотопляемый «свободный радикал».

Бутов: Слышь… Ильич… Я забыл, что такое «радикал»?

Глазов: Это кретин, который рождает кал.

Бутов: Да ну тебя…

Глазов: (немного погодя, вздыхая): А лишняя, брат, извилина, большая сила.

Бутов: А где ее взять, извилину-то?

Глазов: Ты стал жить в одиночестве, стало быть, презирая общество. У тебя должны появиться новые мысли…И ты становишься сильным…

Бутов: И много этих сейчас сильных?

Глазов: Сейчас на плаву – говно. Не вижу истинно сильных, которых можно уважать… Сильный протягивает руку, а не прячется за высокий забор или чужое гражданство.

Бутов: Слышь, Ильич, твои слова очень убедительны. За это надо выпить. (Обозревая пустую бутылку): Кончилась! Если … деньги остались, я мигом сбегаю.

Глазов (вынимая деньги): Возьми еще черного, огурчиков солененьких или капустки … Надо поесть, а то без закуски за косеем.

Бутов быстро выходит. Глазов вздыхает, оглядывается по сторонам,

Встает. Неожиданно натыкается на кого-то.

Саматова: Ты че, мужик!? Сиди спокойно.

Глазов: Ешь твою двадцать! Кто тут? (Немного оправившись от неожиданности): Ты кто?

Саматова: Бабушка в пальто.

Глазов: Женщина… Только этого не хватало… Чего прячешься и пугаешь?

Саматова: Сами шляетесь неизвестно откуда. Будете теперь сидеть, пока не нажретесь до блевотины.

Глазов: А тебе-то что?

Саматова: Да ничего! На черта вы мне сдались?

Глазов: Что же затаилась?

Саматова: Сначала сама перепугалась, потом ничего, слышу, нормальные мужики. Пьют с разговорами. Вообще я мужика не боюсь – пуганная. Но двое – немного боязно.

Глазов: А мы собирались свечку зажечь.

Саматова: Это твой придурок нашел мою свечку.

Глазов: Так ты здесь и ночуешь?

Саматова: Ты прямо, как из КГБ … Всякое бывает.

Глазов: А у нас подъем настроения!

Саматова: … Это старость в вас пробивается.

Глазов: Мы тебя не съедим…Выпивка – дело мужское. А старость… дело не простое. И не завидую я молодости. Сколько ошибок и глупостей.

Саматова: Только не надо… Неужели не завидуешь тем, кто помоложе?

Глазов: … Я только сейчас начал понимать себя и жизнь вообще…Сколько у тебя еще впереди, чтобы встать наравне.

Саматова: Не хочу наравне с пьянчугами!

Глазов: Знаешь, прошло время, когда я тоже готов был бежать за каждой юбкой.

Саматова: Неужели в таком подвале можно разглядеть женщину? В сегодняшнем обличии чувствую себя скорее бесполой…

Глазов (Вдохновенно): А ведь душа…тоже бесполая…

Саматова: Это красиво звучит, но ничего не меняет…Да и что собственно должно менять?

Глазов: Да все представление о жизни.

Саматова: Жизнь, действительно, стала забавна. Вроде все позволено, и я пытаюсь стать сильной, почти крутой…

Глазов: Это современная философия: «Все мне позволительно, но ничего не должно обладать мною».

Саматова: Я в философии ничего не смыслю…

Глазов: Когда говорите «сильная», я предполагаю, что вы ратуете за отсутствие женственности.

Саматова: Женственность?… Не знаю, сейчас что и сказать…

Глазов: Можно и не говорить.

Саматова: По правде, не хочется говорить

… Даже сказать страшно, что я пережила … С квартирой залетела по-глупости… .Хотела заработать… А остаться без жилья – это очень страшно! … И теперь – в полной заднице…

Глазов: Сейчас все стремятся оттуда вылезти.

Саматова: Это верно… А другого пути, видно, нет. Так что, кто быстрее отмоется, тот и выживет.

Глазов: Сами залезли… Из страха и желания легкой наживы. Не на кого теперь пенять.

Саматова: Но одна надежда осталась. Обратилась к одному…крутому… все ему ни почем… и не такой уж страшный, даже романтик, по-своему.

Глазов: Понравился?

Саматова: Да нет… Так… Для женщины очень важно, чтобы мужчина был сильным и смог что-то сделать для нее.

Глазов: Для женщины нужно, чтобы сильный был рядом…

Саматова: Я готова на все, только чтобы это сегодняшнее оказалось сном, …прошлым… Настоящее – осточертело!

В двери появляется Бутов с бутылкой водки в одной руке и пакетом еды – в другой.)

Бутов: Ильич, ты не устал ждать? (Приглядываясь, видит женщину). Ну, ты даешь! Уже и бабу нашел. (Подходит ближе) Возникает проблема шекспировского масштаба: где найти третий стакан?

Саматова: Не беспокойся, Веня, я – малопьющая. Пью – все мне мало…

Бутов: Меня Федором зовут, а не Веней.

Саматова: Ну, какой ты Федор… Именно, именно Веня…застенчивый…

Бутов: Нет…за стенку я пока не держусь…

Саматова: Тогда скорее выносливый…

Бутов: И пока…еще не выносят.

Глазов: А что, не плохо… Очень теплое имя. Когда я изучал иностранный язык, преподаватель дал каждому из группы новые имена. Мы быстро привыкли к этому и оказались как бы в другом мире. Своеобразная форма расслабления. А какое имя вы дали бы мне?

Саматова: Позже скажу.

Глазов: Пришло время пропустить еще по глотку. Ба! Да у этой бутылки пробка в виде небольшой рюмки хорошая доза для дамы.

(Наливает в стаканы и пробку).

Глазов: Неожиданное знакомство, плохое оно или хорошее, всегда интересно. Традиционный тост: «За знакомство!»

Саматова: Вообще-то я действительно мало пью.

Глазов: Ну, а мы с Веней (поднимает свой стакан).

Бутов: Пусть … Веня.

Водку смачно закусывают солеными огурцами.

Глазов: Все-таки вы правы. Не очень, оказаться в такой дыре. А ведь мы сами создаем ситуации, в которых живем.

Бутов: Дело говоришь, Ильич! И складно у тебя все выходит.

Глазов: Один пожилой мужик женился на молодой. Встречает его друг после свадьбы и спрашивает: «Ну, как у тебя все выходит?» А он отвечает: «Выходит то хорошо, а входит плохо». Так что, Веня, надо стремиться, чтобы входило лучше.

Саматова: И фамилия у тебя, Веня, уже есть – Унитазов.

(Кивает в сторону Глазова): Все предупреждает, как бы предохраняет… Пожалуй, тебе бы подошла фамилия… Презервативов.

Глазов: (неожиданно удивленно) Ну, а имя?… Только уж не из трех букв.

Саматова: Из четырех – Хрен.

Глазов (Разливает снова): В таком случае, как вас тогда величать?

Саматова: Был у меня знакомый мальчик Беня. Так вот, мне всегда казалось, что я ему не подруга, а мать. Так что я, пожалуй, Бенина мать.

Глазов: Ну, вот и познакомились. Пить до дна.

(Все выпивают).

Саматова: В такой дыре можно находиться только под этими именами.

Глазов: Теперь по всем правилам перекрестный диалог. Как Веня Унитазов, Хрен Презервативов и Бенина мать дошли до жизни такой. Вам первое слово, молодой человек.

Бутов: После института имел хорошую работу, но продвижения по службе не было. С женой, когда были деньги, было все хорошо, а как зарплата стала уменьшаться… одни упреки… С сыном как-то тоже не нашел контакта. Сменил несколько работ, но нигде не пришелся ко двору…Теперь у мебельного самые лучшие заработки. Свобода, и не от звонка до звонка.

Глазов: Главное – ощутить себя на воле и не прислуживаться… чувствовать независимость от суеты.

Бутов: Это ты опять верно.

Глазов: Я тоже дошел до всего через ошибки. На автомате несколько лет работал во внешней торговле после гребанных 90-ых, но кругом все обмельчало, протухло мелким мошенничеством и дешевым накопительством начальства…потом начали заставлять подстраиваться под уже новое руководство из детей и знакомых этого самого начальства… И так это мелкое, подленькое прилипает, как ракушки … очень трудно освободиться…Решил бросить, надеялся на былые накопления, но они быстро растаяли…

Бутов: Но не надо отчаиваться.

Глазов: Человек всегда себя оправдывает… Может, и ты совершишь это мелкое, которое тебя будет глодать, но, в конечном счете… спасет.

Бутов: Ну, это вряд ли…

Саматова: Женщину часто унижают и всегда поступают подло. Поэтому я феминистка… хочу быть сильной и не зависимой.

Глазов: Феминизм… Это заблуждение женщин… Раскрой свою душу, и ты будешь не женщиной, а личностью…Мужчина стремится быть первым, а женщина … единственной.

Саматова: Видно, приятно себя чувствовать единственной!

Глазов: Женщина должна быть всегда счастливой… В ней созревает дальнейшая жизнь, …и она обязана быть пропитана оптимизмом.

Саматова: Никому она ничем не обязана…

Раздается сильный стук и грохот входной двери в подвал и голос

Голос: Эй вы пьянчуги недоделанные! Ну-ка быстро выходи.

Саматова: Серафимыч! Не шуми…Тут все свои…

Голос: Знаю я этих своих…А ну вытряхивайся по добру – по-здорову!…

Бутов: Че ты разорался? Твой что ль это подвал?

Голос: Я сейчас милицию позову, … и будет тебе твой, не твой…

Саматова: (Выходит и сует ему деньги) Сейчас они уйдут.

Глазов: Вот она рабская власть…Пора покидать этот чулан. После этих грязных слов… хочется воли! Предлагаю заглянуть ко мне и продолжить вечер. Тем более, что я живу один.

Бутов: Мысль неплохая. По дороге прихватим еще…

Выходят и презрительно не смотрят на подававшего голос.

Скромная двухкомнатная квартира.

Саматова: Видно, что женщины здесь не было давно.

Глазов: Да, жена умерла несколько лет назад, после нелепой гибели сына от руки бандитов.

Бутов: Когда нет близких, человек становится жестче.

Глазов: И лишаешься радости быть понятым…

Саматова: Наблюдается самоотрешенность в быту…Гляди! (удивленно)…На стене гитара…

Глазов: Это по молодости играл и даже пел.

Бутов: Наверно, туристические и лирические песни. На природе…у костра… Мне тоже нравилось…

Глазов: Да, это своеобразный глоток свободы и самовыражения…Мне даже говорили, что получается не плохо… А потом почувствовал, что не то – слабо. И как отрезало. Либо хорошо, либо…

Саматова (берет гитару, перебирает струны, начинает петь):

Протираю окно запотелое,

В двух светах на белом пишу…

О, зеленое, желтое, белое…

Что выберу?..

Что решу?..

Глазов: (Смотрит с одобрением) Очень неплохо…

Саматова: Сегодня мне некуда идти. Я, пожалуй, останусь у тебя.

Глазов кивает.

Звонок в дверь. Глазов открывает, входит сосед.

Тихонов: Тимофей Ильич, по-соседски не выручишь деньгами. Совсем издержался…

Глазов: Ты же работаешь…Что уже все потратил?

Тихонов: Да вот по случаю вложил в акции «Гермес».

Глазов: Название красивое…Надеешься разбогатеть?

Тихонов: Думаю, хуже не будет…

Глазов: Ну, думай…думай, только для этого не несут последнее.

Тихонов: Как все…(Оглядывается)…Давно не было у тебя такой веселой компании… А то – все один, да один.

Глазов: Садись, Емельян Егорович, сколько могу – помогу. Хочешь рюмашку пропустить?

Тихонов: Ну, разве уж самую малость. Я же не пью. Но: «В таких случаях пьют даже трезвенники и язвенники».

Сосед осторожно садится за стол.

Тихонов: Завидую тебе, Тимофей Ильич! Всегда у тебя и деньги, и хорошее настроение…

Глазов: Ну, деньги не всегда способствуют хорошему настроению…

Тихонов: Мне кажется, будь ты попроворнее, мог бы миллионами ворочать.

Глазов: Пожалуй, если, например, …при подписании контрактов брал взятки.

Тихонов (с удивлением): И ты не брал, имея такую возможность?

Глазов: Представь себе, не брал. И тем самым удивлял иностранцев, которые, кстати, восхищались за это русскими людьми. Не в пример, сегодняшним…

Тихонов: Ну, … ты и…

Глазов: Хочешь сказать, дурак?

Тихонов: А что, не так? Я бы…

Глазов: Хотел бы надеется, что еще что-то в твоих словах, кроме зависти. Похож ты на Иванушку-дурачка, … но у него рядом был Конек-горбунок, а у тебя …ничего…

Жизнь, как шахматная игра. Один неверный ход, и очень трудно вернуть равновесие или преимущество…

Тихонов: Это все слова.

Глазов: Это только кажется, что решаешь проблему жульничеством. Скорее, временным благополучием загоняешь себя в тупик…

Тихонов: Ты, наверное, просто боишься.

Глазов: Ничего ты не понял! Не хочу продавать себя…и тебя, и всех....Это кажется, что только пустяк и даже радость обладания преимуществом…Традиция эта высшего происхождения…

Тихонов: Что это за «высшее происхождение»?

Глазов: Слышал о смертных грехах? Среди них: гордыня и зависть – главные враги…

А ты завидуешь к тому же…по своей глупости. Потому что таким Иванушкам-дурачкам, как ты, просто не предлагают взяток, а элементарно дурят … на лохотроне.

Бутов: Вот именно. (Обращаясь к соседу) Сам-то тоже со своими качествами… не преуспел, вижу?

Тихонов: Не преуспел, но думаю, все будет хорошо. Все образуется. Я надеюсь на новое правительство.

Глазов: Вот-вот. Правительство, особенно бесконтрольное, как сейчас, всегда будет думать сначала о себе и все свои промахи спихивать на неумение своего народа работать.

Тихонов: Ну, я привык доверять и надеяться.…

Глазов: Надеется можно, когда страной руководят ответственные люди… умеющие страдать за дело и людей…Как в стихотворении:

«Девушка пела в церковном хоре…

О всех усталых в чужом краю,

О всех кораблях ушедших в море,

О всех забывших радость свою…»

Тихонов: Не люблю я стихи…

Глазов: В том то и все дело! И тогда тебе нечего надеяться и на сегодняшнюю прозу…

Тихонов: Я верю в справедливость. Любая власть – от Бога.

Глазов: Вот весь ты здесь, Емельян Егорович. Знаю, что не знаешь ты, что такое верить в Бога… И верить остается тебе только во всемогущую говорящую щуку.

Тихонов: Ой, ты и шутник, Тимофей Ильич!

Бутов: Да, мы все шутники. Давай (Обращается ко всем) по последней.

Глазов: Русский народ все шутит, а когда отберут последнее – берегись!

Бутов: Ну, мне надо собираться… Завтра забегу часам к десяти. Махнем в мебельный.

Сосед: Я тоже, пожалуй, пойду.

Глазов передает деньги соседу. Он и Бутов уходят.

Саматова: Я поживу у тебя, если не возражаешь…

Глазов: (Кивает) К сожалению, на ужин могу предложить только чай.

Саматова: Это замечательно! Все-таки дом всегда успокаивает. Особенно чувствуешь это, когда его отбирают.

Уходит в ванную. Глазов заваривает чай. Саматова возвращается, садится за стол, обнажая грудь.

Саматова: Я ведь не буду спать на раскладушке, которую ты хотел мне предложить.

Глазов молча пьет чай.

Саматова: Думаю, ты не прочь пожить со мной несколько дней?

Глазов: Я как-то случайно за границей попал в публичный дом, но, сознаюсь тебе, ничего не смог сделать. Наверное, должно быть что-то свыше…чтобы человек захотел быть… мужчиной… или женщиной…

Саматова: Ты хотел сказать, надо понравиться. Неужто, я тебе не нравлюсь? Но… время у тебя будет для этого.

Скидывает халат и идет в спальню. Глазов, немного погодя, идет за ней следом.

Действие второе

Офис. Грошев с Ицигиным обсуждают очередную сделку.

Грошев: Партнер надежен, в смысле денег?

Ицигин: Да, я проверял. И знаю его давно. Клиент состоятельный, можно сказать, богатый. Правда, в случае разрыва сделки будет трудно доказать, что наши обязательства полностью выполнены.

Грошев: Так надо сделать такой контракт

Ицигин: Нам необходим опытный специалист для составления и согласования договоров на более выгодных условиях.

Грошев: Сейчас главное не воздух гонять, а иметь деньги или твердый товар. Надо добиться, чтобы он работал только с нами. Поэтому соглашайся на любые условия. Подписывай договор и не тяни, а то упустим шанс. В случае чего, возьмем его за горло.

Звонок. Грошев берет телефонную трубку.

Грошев: Заходи.

Входит Саматова, садится и становится свидетелем разговора.

Грошев: Надо подумать, как его финансы покрепче притянуть к нашим делам. Пообещай что-нибудь. Ну, скажи, что мы собираемся свой банк организовывать.

Ицигин: Да не будет он просто словам доверять – не тот человек. Здесь документы нужны.

Грошев: Значит, надо создать эти документы! И так сделать, чтобы он их увидел и поверил. Чтобы заинтересовался, захотел участвовать…

Ицигин: Опять нужен опытный человек. Такую лису трудно провести.

Саматова: Могу порекомендовать человечка. Случайно познакомились. Большой опыт во внешней торговле. Сейчас – безработный.

Грошев: Приведи…Арон, поговори с ним. Если это то, что нужно, обещай златые горы и загружай на полную катушку…

(Немного подумав) Надо получше обставить офис. По договору арендодатель обеспечивает мебель. Так надо требовать!

Ицигин: Договор подписали только вчера. Нужны деньги на первый платеж.

Грошев: Решай сам!

Ицигин: Легко сказать, когда на счету почти ноль.

Грошев: Это – твоя проблема.

Ицигин выходит.

Саматова: Ты обещал решить вопрос с жильем, когда наберу зеленых. Я почти собрала.

Грошев: Ох, трудно! Сейчас надо раскрутиться немного. Поживи пока у друзей. Два-три раза в неделю у меня можешь оставаться. Надо терпеть… А деньги давай.

Саматова: Не хочу я так! И денег не дам.

Грошев: