Читать онлайн Моя единственная

Глава 1. Таисия

Нелюбимым приходится быть идеальными. А любимых любят просто так.

Таисия Соболева (Валеева)

– Адель, пожалуйста…

– Нет, систер. Я побуду дома еще три часа и ни минутой больше. Клянусь, уже чувствую себя Вином Дизелем, даже лысеть начала. А мне всего-то восемнадцать.

На ворчание в трубке стараюсь не обращать внимания. Адель всегда такая. Колючая и прямолинейная. Моя полная противоположность.

– Я куплю те кроссовки, – уговариваю. – Помнишь, ты на прошлой неделе заглядывалась?

– Ой, мамочки, это которые разноцветные? Найковские? – заинтересованно спрашивает она.

Вот хитрюга!

– Да, господи, хоть какие, – раздраженно отвечаю, поворачивая на Ленинградский проспект.

По сентябрьским пробкам Москва в этом году побила свой же рекорд. Кажется, круче уже некуда, но этот город каждый раз превосходит сам себя. И я вместе с ним. Только, к сожалению, мое достижение заключается в мелких опозданиях и срывах деловых встреч.

– Если я не буду посещать мероприятия студклуба, у меня не будет друзей в колледже, – снова причитает моя младшая сестра.

– У тебя не будет друзей в колледже, потому что ты ужасная зануда, Дель.

– Ну спасибочки. Ох уж этот семейный абьюз. Безжалостный и беспощадный. Я думала ты должна меня уговаривать, а ты обзываешься, Тайка.

Вздыхаю устало, притормаживая.

– Прости, мой хороший, – виновато тяну и тут же ударяю по клаксону, коротко бибикая впереди стоящему «Форду» и обращаясь к нему: – Ты там в телефоне сидишь, да? Сколько можно? Только остановятся на светофоре, сразу ленту проверяют. Что за…

– И кто из нас зануда, Миссис Совершенство? – заливисто смеется Адель.

Каждый раз, когда слышу это прозвище, я впадаю в ужасный ступор. Все потому, что мое зависшее в воздухе семейное положение меня… тревожит.

Выбираясь из плотного потока машин, наконец-то паркуюсь возле нужного мне ресторана. Широкая входная группа украшена зелеными кустами в клумбах из ротанга. Пригнувшись, сверяю название, которое отправил Макс в рабочий чат с вывеской над стеклянной дверью. Кажется, здесь.

– В общем, у нас сейчас последняя встреча на сегодня, и я сразу домой. Быстрее ветра, – обещаю. – Опоздаю максимум на полчаса. Задержись, пожалуйста.

– Скину тебе ссылку на кроссовки, – деловито отвечает Адель. – Тридцать седьмой с половиной. Быстрая доставка.

– Ладно.

– И силиконовые шнурки.

– Не наглей.

– Ладно-ладно, я должна была попытаться. Шнурки сама себе куплю. Так уж и быть.

– Ведите себя хорошо, – с нежностью произношу.

– Все будет чикибамбони. Тай, не нагнетай, – смеется с собственного каламбура.

Улыбнувшись своему отражению в лобовом стекле, прячу телефон в объемную кожаную сумку. Провожу ладонями по чуть помявшейся деловой серой юбке и поправляю воротничок белоснежной рубашки.

Перед встречей с новыми субподрядчиками переживаю. Уже, конечно, не так, как в первый раз, но отголоски страха быть непринятой в серьезном, состоящем практически из одних мужчин строительном сообществе, еще возникают.

Пока иду по асфальту, радуюсь тому, как весело стучат набойки на шпильках. После полутора лет, проведенных в кедах, этот звук ощущается приятно, а заинтересованный взгляд молодого мужчины, с которым я сталкиваюсь у входа, и вовсе льстит, не скрою.

– Вас ожидают? – спрашивает услужливая девушка-администратор.

– Да, – вежливо киваю. – Но сначала зайду в уборную.

– Конечно, по коридору и направо.

– Спасибо, – подмигиваю ей.

Распечатав упаковку с прозрачными чулками, скидываю узкую туфлю и задираю юбку.

– Ой, – смущенно улыбаюсь симпатичной блондинке, которая выходит из кабинки. – Простите, пожалуйста.

– Ничего страшного, – по-простому отвечает она и включает воду.

– Дресс-код, – закатывая глаза, объясняю, быстро справляясь с чулками и возвращая тесную юбку до приличной длины.

– Понимаю.

Девушка приподнимает платье, и я вижу кружево, облегающее стройную загорелую ногу.

– Подруга по несчастью, – смеюсь и дружелюбно представляюсь: – Тая.

– Алиса, – отвечает она, чуть хмурясь.

– Классное имя, – хвалю и показываю большой палец. – Мое любимое.

– А твое – мое нелюбимое.

Теперь обе заливисто смеемся. Что ж. Бывает.

Уборную моя новая «подруга по несчастью» покидает первой. А я, выкинув упаковку в урну, подхватываю сумку, тяжелую от папок с чертежами, и стремительно направляюсь в сторону зала.

На входе в него слышу, как за спиной знакомый голос произносит мое имя:

– Та-я?..

Резко оборачиваюсь и замираю. Прошлое никогда не стучится.

– Мир?

– Тая? Ты… как здесь оказалась? – с удивлением спрашивает Мирон Громов, муж моей школьной подруги Мии.

– Я? Здесь? По работе, – растерянно отвечаю.

Подаюсь вперед и позволяю Громову поцеловать воздух, прижавшись щекой к моей щеке. Смотрим друг на друга немного ошалело.

– Твою мать, Тая, – с досадой выдает Мирон. – Только не говори, что дизайнер, которого мы полчаса ждем, – это ты?

– Наверное… я, – слабо произношу.

Всего на секунду позволяю себе выдохнуть, перезапустить мысли в голове и… оборачиваюсь.

Нет, нет и нет.

Клокочущее сердце верно указывает путь. Всегда. Туда, где сразу же, даже не обводя взглядом светлый зал, я метко нахожу внушительную фигуру своего мужа.

Мужа. Почти по всем параметрам бывшего, но только не на бумаге…

Глава 2. Таисия

…Моя свадьба была волшебной.

Не только потому, что я выходила замуж за любимого мужчину. Нет. В самые настоящие крещенские морозы, с прекрасном загородном отеле собрались только самые близкие. Позволить себе пышное торжество я не могла, так как всего два месяца назад умер папа, но и того, что было – мне хватило.

Хватило для того, чтобы почувствовать себя самой счастливой невестой на земле. Несмотря на холод было… жарко. От любви. Правда, это чувство было недолгим.

И снова холод…

Таисия Соболева (Валеева)

– А вот и Таисия, – встречает Макс, поднимаясь.

Пока мой босс практически так же, как только что Мирон, целует мою правую щеку, я перевожу дух. Кстати, эта московская привычка на «чмоки» даже среди малознакомых людей, мне не очень нравится.

– Добрый день, – здороваюсь с присутствующими, не глядя ни на кого конкретного. – Я прошу прощения, на дорогах пробки.

За столом образовывается неясная тишина, которую я заполняю стуком своих папок. Просто поверить не могу, что сейчас мне придется обсуждать проект с тем, от которого я все это время так успешно скрывалась. Странно, что Макс не предупредил.

– Мы пока обсудили инженерный план и сметы, согласованные с городом. Все в порядке. Не переживай, – успокаивает он и указывает на стул рядом с собой.

– Вот и отлично, – приветливо улыбаюсь. Поправив юбку, сажусь и смотрю снизу вверх на Мирона, игнорируя Соболева. – Как дела у Мии?

Абсолютно не изменившийся Громов откашливается, с опаской поглядывает в сторону Вани и трудно вздыхает. Тоже устраивается за столом, сбоку от меня.

– Да все отлично у нас, Тая. Я пока, если честно, прихожу в себя. Очень удивлен. Ты давно в «Формуле строительства»?

– Второй месяц, – отвечаю, снова обращаясь за незримой поддержкой к Максиму.

Он кивает мне, подбадривает. Выглядит как самый настоящий московский мажор. В приталенном кежуал пиджаке, под которым виднеется белоснежная футболка. На лице очки в модной оправе, на руке – черные эпл-вотч.

Снижаю взгляд на предательски увлажняющиеся ладони.

– Таисия – сравнительно новый сотрудник, но уже ведет несколько значимых для нас объектов. И заказчики вполне довольны.

– У вас все работники без высшего образования, Максим? – слышу голос Соболева, от которого позвоночник покрывается ледяной коркой.

Смотрю прямо перед собой.

В том, как мы впервые разглядываем друг друга, есть что-то из прошлого. Всего лишь одна дребезжащая нотка на верхней струне, натянутой в груди. Но как только я понимаю смысл сказанных обо мне слов, там становится мертвецки тихо. Снова.

– Мое высшее образование подтверждено дипломом государственного образца, – выговариваю медленно. Практически по слогам, чтобы даже такой, как Соболев, это понял.

Он безразлично переводит взгляд на Макса, будто его недоумение о моей некомпетентности высказано не мне, а прямому руководителю.

– Подтверждаю, – произносит Янковский. – Все наши сотрудники при приеме на работу подтверждают свою квалификацию документами. Таисия в том числе.

Моя теплая улыбка, предназначаемая ему, спадает, как только я снова смотрю на Ваню. Ты думаешь, ты все обо мне знаешь? Ни черта ты не знаешь!.. При это мысли сердце сбоит.

– Удивительно, что мы снова все встретились, – пытается разрядить обстановку Макс. – Как тогда, в Турции. Помните?

Понимая, что у нас с Ваней нет настроения придаваться воспоминаниям, продолжает уже по-деловому:

– В любом случае приятно будет поработать вместе.

– Нами решение пока не принято, – обрубает Соболев, поднимаясь и застегивая верхнюю пуговицу классического пиджака. – С недавних пор мы с москвичами не работаем. Выйду покурить. Общайтесь, – грубо кидает Громову.

Мир сосредоточенно кивает.

Пока Ваня устремляется к выходу из зала, я жадно отпиваю воду из стакана, любезно предложенного официантом, и украдкой рассматриваю широкую спину.

Два года не такой большой срок для внешних изменений, если только ты не взорвала в пух и прах свою гормональную систему, но Соболев стал другим. Увы, не хуже.

Взрослее, солиднее и будто выше. Неизменной осталась только коротко остриженная прическа и особая выправка десантника.

– Давайте обсудим дизайн, – отвлекает меня Мирон. – Думаю, так мы быстрее поймем объем планируемых работ и уже совместно с Иваном примем решение о сотрудничестве.

– Без проблем, – отвечает Макс, поворачиваясь ко мне: – У нас все готово?

– Естественно. – Хватаюсь за папку и выкидываю из головы мысли о мужчине, до которого мне не должно быть никакого дела.

*

В первые дни выкладка – 2-3 раза в день, поэтому продолжим утром. Спасибо за теплый прием.

Глава 2.2. Таисия

Ваня возвращается через пятнадцать минут, принося за собой шлейф воспоминаний в виде запаха табака. Я мысленно задерживаю дыхание, чтобы прогнать их. С опаской наблюдаю, как Соболев снова расстёгивает пуговицу на пиджаке и садится напротив. Вальяжно откидывается на спинку стула и размещает ладони на бедрах.

Мой голос становится тише и неувереннее, мысли сбиваются в кучу, волнение проявляется в том, что я начинаю беспрестанно поправлять волосы, которые, я уверена, лежат идеально.

На помощь приходит Максим.

– Думаю достаточно, Тая, – останавливает и теперь продолжает сам: – Мы ввязались в тендер от Министерства образования толком не понимая, что именно от нас требуется. Инновационные образовательные центры такого уровня до нас никто не строил. Строительство будет вестись одновременно в пятнадцати городах, масштаб колоссальный, поэтому я, как возможно, упрощаю работу, но мне нужны опытные субподрядчики на местах. Ваша компания зарекомендовала себя с позиции серьезного, взвешенного подхода и качества. Поэтому дело за вами.

С облегчением выдыхаю и смотрю на Мирона, листающего страницы моего проекта. Такую же папку я оставила и напротив Ваниного стула, но она так и осталась нетронутой.

Мои уточнения больше не требуются, но на эмоциях и азарте продолжаю:

– В целом моя миссия в этом проекте, как дизайнера: сделать максимально удобное пространство для детей, но чтобы оно при этом было функциональным и современным. Перед тем как начать работу, мы провели опросы среди учителей, детей старших классов и родителей. Выявили их ожидания, так сказать, которые я и внедрила в дизайн. Он, как вы видите, несложный. Простота – залог успеха.

– Вау, Тая, – одобрительно выдает Мирон.

– Ты проводила опросы среди местных в Городе? – впервые обращается ко мне Ваня.

– Здесь, в Москве и Подмосковье…

Его губы кривятся.

Опустив подбородок, сосредотачиваюсь на том, как в мгновение перед глазами расплываются буквы на белой бумаге. В родном городе я была лишь однажды и то проездом. Навещала могилу отца.

– Ты молодец, – неожиданно хвалит Мирон. – Мне нравится твой подход. Он необычный, но я буду занудой – у меня есть ряд замечаний к проекту. Если мы решим сотрудничать, ты не против внесения правок?

Я, взяв себя в руки, тепло ему улыбаюсь, чувствуя внутри противную щекотку.

– Нет, конечно, Мирон. Я с удовольствием возьмусь за работу над ошибками.

Мои губы дрожат, потому что сейчас я понимаю, как сильно скучала.

И по Миру тоже. Даже по нему. В моей жизни не так много близких людей, и он один из них. Он, Мия, Ива…

Когда я оказалась одна, сначала в Питере, а потом в Москве, я с ума сходила от одиночества. Слава богу, появилась Адель. Сестра стала моим светом, а после этот свет рассеялся и на темном небе выглянуло самое настоящее Солнышко, которое каждый день меня согревает. Своим теплом и обожанием.

– Тогда ждем вашего решения, – поднимается Максим и протягивает руку через стол.

– Думаю, мы обсудим это сегодня и сразу созвонимся, – обещает Громов.

Мужчины обмениваются рукопожатиями, а я убираю свои вещи со стола в сумку, встаю и размещаю её на согнутом локте. Немного растерянно обвожу взглядом наполненный людьми зал.

Соболев молча забирает папку и извлекает из внутреннего кармана пиджака деньги за кофе. Невозмутимо расплачивается с официантом.

Когда мы все вместе выходим из ресторана и останавливаемся, чтобы попрощаться, на встречу попадается та самая девушка, с которой я познакомилась в уборной. Она удивленно нас рассматривает, здоровается и тихо обращается к Ване:

– Вы уже закончили?

– Да, – отвечает он. – Как ты себя чувствуешь?

Алиса неловко проводит ладонью по впалому животу и улыбается.

– Уже лучше. Отлежалась на заднем сидении.

– Приятно было пообщаться, – обращается Максим ко всем и кивает мне в сторону парковки. – До завтра, Тая.

На негнущихся ногах иду за ним и усаживаюсь в автомобиль, из которого наблюдаю, как Мир, Ваня и Алиса размещаются в машине каршеринга.

Дождавшись, пока они уедут, не выдерживаю.

Наклонившись, открываю бардачок и нахожу пачку сигарет. Дурацкая привычка, к которой я прибегаю только в крайнем случае. Дрожащими пальцами щелкаю зажигалкой и чувствую в легких предательское жжение.

Делаю затяжек пять. Не больше. Этого хватает, чтобы прийти в себя и успокоиться.

Добравшись до дома, отпускаю Адель веселиться с новыми студенческими друзьями и захожу в спальню только после того, как принимаю душ и тщательно чищу зубы.

Наш дом – мой оплот спокойствия и веры в жизнь.

В комнате полумрак. Опускаюсь на кровать и… обнимаю самое дорогое, что у меня есть. Нежно и мягко окутываю своей защитой. Пальчиками перебираю белоснежные, чуть влажные кудряшки, целую макушку и привычно прислушиваюсь к еле слышному дыханию.

Сама же дышу часто и глухо.

Я столько всего пережила. Столько вынесла. И если судьбе будет так угодно, переживу и вынесу снова.

Глава 3. Иван

Когда я остался один. Когда сбылся самый страшный сон.

Я… черт возьми… я искал как мог. Разные адреса, конкурсы, квартиры… И постоянный, сносящий сознание срыв звонка.

Короткие гудки я запомнил на всю жизнь, потому что полгода их слушал. День ото дня. Куча скуренных сигарет, тысячи километров и тотальное ощущение вины, с которым меня оставили. Нет, никто меня не обвинял на словах, но я видел этот предательский блеск в глазах всех вокруг. Даже собаки.

Я дал себе срок – полгода…

Я дал тебе срок – полгода…

А потом я принял эту вину на себя. И просто живу дальше… Как умею.

Даже плохим людям надо как-то жить…

Иван Соболев

– Как прошла встреча? – спрашивает Алиса.

Активно разминает мои плечи с на заднего сидения. Это немного, но раздражает.

Мир сосредоточенно рулит, иногда заглядывая в папку, которую я внимательно просматриваю.

– Вы уснули оба? – обижается.

– Нормально, – отзываюсь, не отрываясь от проекта.

Просто поверить не могу, что она окончила универ. Просто поверить не могу, что сумела это все провернуть так, чтобы я ничего не узнал. В деканате клялись, что Таисия Соболева забрала документы. О переводе никто слова не сказал.

– Мы домой? – снова слышится с заднего сидения.

Мир тоже смотрит на меня вопросительно.

– Закинем тебя домой, а я прокачусь до Машки. Обещал заехать.

– Почему мне нельзя с тобой?

Не обращая внимания на гримасу Громова, оборачиваюсь.

– Тебе все можно, Лис. Но к Маше я сегодня заеду один, хорошо? Ты плохо себя чувствовала, отлежись.

– Ладно, Ванюш. Как скажешь. Буду послушной.

Она убирает руки с моих плеч, свободно улыбается и подмигивает. Эта ее легкость – то, что надо.

Наша семейная московская квартира располагается тоже в центре. Обычная сталинка со стоимостью в миллион за квадрат, к которой я лично не имею никакого отношения. Квартира куплена отцом для частых командировок.

Высадив Алису у подъезда, Мирон срывается с места.

– Ебать, она у тебя прям выдрессированная, – шутит. – Как собака-улыбака.

Я сжимаю зубы. Переварив агрессию, отвечаю:

– Прекрати. Когда захочу спросить чье-то мнение, обязательно соберу консилиум.

– Тут и консилиума не надо, – ворчит друг.

Закурив, продолжаю листать страницы.

– Ты как вообще? – слышу. – Я до сих пор в лютом ахуе.

Все бы ничего, но год назад я дал себе зарок – ни с кем не обсуждать свой неудавшийся брак. И даже тот факт, что я встретил все еще законную жену в московском ресторане в качестве действующего дизайнера «Формулы строительства», не заставит отойти меня от заданного вектора. Никто не заставит.

– Я нормально, – отвечаю, смачно затягиваясь и выпуская дым в открытое окно.

Выкинув окурок, зацепляю новую сигарету из пачки. Мир не унимается:

– Тайка вообще не изменилась. Может, чуть поправилась только. Такая же, как была.

– Давай к делу, – киваю на папку. – Что думаешь?

Громов озирается и жмет на поворотник. Перестраивается в крайний левый ряд, поблагодарив «аварийкой» пропустившего. Потом постукивает по рулю пальцами.

– Думаю, что с тендерами связываться смысла нет. Сам знаешь, это «долгие» деньги. Встрянем по кредитам и лизингу, потом будем ходить с милостыней по банкам…

– Мы возьмемся, – решительно прерываю его, отбрасывая дизайн-проект назад.

Смотрю прямо перед собой и прищуриваюсь. Значит, Москва?..

– Ладно, Ванюш. Как скажешь. Буду послушной, – пищит Мирон, пародируя Алису, и ржет.

Я усмехаюсь. Вот клоун. Бью его кулаком в плечо и хоть немного расслабляюсь, позволяя вытянуть ноги, насколько это возможно.

Не знаю, что чувствую. Пусто. Будто форточку приоткрыли и там все время сквозняк. Выкинув сигарету, тянусь еще за одной, но понимаю, что перебор это. Две подряд я давно не выкуривал.

– Ну ок, давай возьмем, – рассуждает мой партнер. – А че мы, с милостыней, что ли, не ходили? Молодость вспомним. По проекту что скажешь? Успел посмотреть?

– В целом, дельно. Но надо проверить санпины.

– Да, я тоже сразу подумал.

Потираю виски и смотрю в сторону пролетающей мимо нас улицы.

– Дизайнер москвичка, сразу видно, – кривлюсь. – Материалы указала неподъемные. С такими только апартаменты в космосе строить, а Министерство образования точно не потянет.

– Согласен. С декоративной штукатуркой Тая загнула.

За разговорами не замечаю, как мы оказываемся в знакомом дворе. Убрав сигареты и телефон в карман брюк, устало вздыхаю.

– Может, у нас переночуешь? – спрашиваю.

– Ага, три раза. Мне жена яйца отрежет. Я домой лечу. Сейчас до Шарика домчусь с ветерком, два часа и со своими девчонками.

– Как знаешь.

«Форточка» в груди с треском захлопывается, но я усилием воли, сжав кулаки, ее открываю. И снова пусто. Идеально.

Прихватив папку и пиджак, выбираюсь из тачки.

– Все-таки эти «китайцы» – говно, а не машины, – выдаю, осматривая каршеринговое чудо.

– А я о чем, только Демидов мог на такое позариться, – соглашается Громов, не забывая словесно уколоть любимого зятя, а затем окликает: – Вано.

– Что? – оборачиваюсь, склоняясь к окну.

– Ты там поласковее с ней.

– Ага.

– Как с парашютом, Вань. Ласково-ласково, – смеется Мир, а потом становится серьезным. – Я же могу тебе доверить работу с «Формулой»? Если не справишься, тяжело будет, скажи, я возьму на себя.

– Все будет нормально. Хорошего полета.

Набрав на домофоне код, поднимаюсь на третий этаж и жму на звонок.

– О, Ванька, – улыбается сестра.

В квартире пахнет домом. «Форточка» снова колышется.

Обнимаемся с Машкой бегло, и я смотрю в дверной проем, ведущий в детскую комнату, из которого в эту же секунду выбегает моя пятилетняя племянница.

– Дядя Ваня приехал. Ура-а-а!

Подхватываю Ксюху и по привычке несколько раз подкидываю в воздухе, ощущая напряжение в мышцах. Прижимаю к себе, стараясь не переусердствовать с объятиями. Тож соскучился. В последнее время совсем редко видимся, но с новым контрактом будет почаще.

– Выросла капец, малая.

Ксюха смотрит мне в лицо, влажными ладошками разглаживает щетину и смачно чмокает в обе щеки.

– Я тебя так ждала, – визжит с детской обезоруживающей улыбкой.

– А я-то как ждал.

Глава 4. Таисия

Человек никогда не бежит от любви.

Но если не чувствует взаимности, если в один момент вдруг понимает, что его не любят или любят не его.

Боже…

Тогда он уносит ноги на другой край земли, оставляя следы из слез и осколков.

Осколков разбитого вдребезги сердца…

Таисия Соболева (Валеева)

– Ты моя девочка, – с нежностью смотрю на дочь.

– Ма-ма, ма-ма, ма-ма, – лепечет Алиса безостановочно. Бьет ладошками по столику, закрепленному на детском стульчике, затем выкидывает с него поильник, вслед за которым на пол с грохотом отправляется разноцветная «игрушка-повторюшка».

Малышка удивленно хлопает длинными ресницами и разводит ладошки, делая расстроенное лицо. Материнское сердце замирает от умиления.

Самая настоящая шкода! Хитрая, как лиса Алиса, и всегда добивается своего, как…

– Элли, детка, – смеюсь, возвращая вещи обратно и целуя пухлую щечку. – Ты тоже считаешь, что маме нужно похудеть, да? Зарядку мне с утра устраиваешь?

– Ма-ма, ма-ма.

Каждый звук ее звонкого голоса бьет током в центр души и распускает по телу мерцающие вибрации. Никогда бы не подумала, что это настолько приятно. Знать, что тебя любят просто так… Да и вообще. Любят.

В моей душе ощущение безграничного поклонения к дочери. На светлой, просторной, недавно отремонтированной кухне нашей с сестрой квартиры вкусно пахнет завтраком, а за окном самое начало теплой осени.

Несмотря на все это, казалось бы, благополучие, я чувствую себя беспокойно. И всему виной утреннее сообщение от Максима.

Соболев всё же принял решение сотрудничать с нами.

Почему-то в том, что это была его инициатива, я не сомневаюсь. Мир еще вчера был настроен позитивно. Сегодня же наберусь смелости и свяжусь с Мией. В последнее время мы совсем редко созваниваемся.

Моя белокурая, пахнущая карамельками тайна, которую я скрываю как самый настоящий клад, многое в моей жизни перестроила. В первую очередь пришлось отдалиться от близких.

– Ма-ма…

– Боже, да сколько можно? – пропевает Адель, заходя на кухню. – Ребенок, ты меня с ума сведешь. Мама-мама, мама-мама…

– Не завидуй, – смеюсь, убирая кашу с плиты.

Сестра зажмуривается и зевает, потягиваясь. Усевшись на стул, дуется.

– Просто тетя говорится труднее. А Адель она вообще только к пяти годам выучит. Дал Бог имечко.

– Ну, скажешь тоже. Алиса умная девочка, даже невролог на последнем приеме похвалила. Развивается правильно, – прищуриваюсь. – И вообще, ты почему дома? Разве пар в колледже с утра нет?

– О боже, ты как надзиратель, Тайка. Мне молоко должны выдавать за вредность. Сегодня же день первокурсника, со второй смены учимся. А где наша Мэри Поппинс?

– Яраслава придет через полчаса, – сообщаю.

Найти хорошую няню в Москве задача не из легких. Та, которую отыскала я, в буквальном смысле нарасхват, поэтому пришлось довольствоваться малым – плавающим графиком и почти неподъемной стоимостью за час. Правда приобрела я тоже много: профессионализм, пунктуальность и отличное отношение к самому дорогому, что у меня есть.

Телефон моргает вспышкой, и я проверяю мессенджер.

– Бабушка приезжает, Алиса, – улыбаюсь. – На следующей неделе будет в командировке. Как отличная новость с утра.

Радуюсь сама: за себя и за ничего не понимающую дочь, но тут же вспоминаю про вчерашнюю встречу века.

– Ты какая-то расстроенная, – внимательно замечает Адель.

Я сосредоточенно кормлю Алису, отвлекая игрушкой.

– Вчера с Ваней случайно встретилась, – коротко смотрю на сестру.

– Твою мать! Тая! – кричит она на всю квартиру.

Алиса пугается и отшатывается, испуганно прижимая ладошки к груди. Серо-зеленые глаза бегают растерянно по кухне в поиске опасного источника.

– Тш-ш, тише, моя девочка, – глажу ее по голове и пшикаю на сестру.

– Прости, Эл, – шепотом продолжает Делька: – Надеюсь, ты вдарила этому козлу за меня?

– Никому я не вдарила и вовсе не собираюсь, – закатываю глаза.

Увожу взгляд в тарелку с кашей.

– А надо было, Тая. Ну… хотя бы ты не растеклась при виде него тряпкой?

– А-дель, – повышаю на нее голос.

Сестра вскакивает и упирает руки по бокам.

– Ты снова его простишь, тут и на «Битву экстрасенсов» ходить не надо, – злится она.

– Мне на за что его прощать, – тихо признаюсь. – Невозможно заставить человека любить, даже если сам его любишь.

– А ты любишь? Все еще его любишь? После всего, что мы тут пережили?

Сжав зубы, мягко толкаю еще одну наполненную ложку в ротик дочке, и слабо мотаю головой.

– Нет, – тихо отвечаю. – Я Ваню больше не люблю. Все прошло.

– Ну сла-ава Богу.

Оставив дочку играть с Адель, принимаю душ и по просторному коридору иду в свою спальню, чтобы собраться.

Когда папа оставил наследство, по завещанию поделенное ровно наполовину, мы с Адель решили вложить свои деньги в недвижимость в столице. Мама хотела оспорить волю отца через суд, поэтому ее долю как супруги, я отдала собственной квартирой в родном городе. По-моему, она осталась довольной.

Эти решения были очень важными. С сестрой мы познакомились сразу после смерти отца. До этого даже не представляли о существовании друг друга. Не знаю, родная кровь или сильное желание обрести близкого человека – что-то из этого позволило нам действительно стать сестрами. Самыми настоящими.

Дождавшись Яраславу и попрощавшись у порога с моей Элли, я заезжаю на заправку и по утренним пробкам докатываюсь на первой скорости до работы.

Офис «Формулы строительства» крутой. Мне не нужно пребывать в слепой иллюзии, чтобы понять, что оказаться в таком месте в качестве сотрудника без протекции Макса я бы не смогла. С ним мы познакомились на отдыхе. Я тогда была полностью поглощена завязывающимися отношениями с Ваней, поэтому Янковского не особо отобразила, но мы успели обменяться контактами.

Максим периодически поздравлял с праздниками. Несколько сообщений за год. Не больше. Я вежливо откликалась, благодарила и отвечала ему тем же. Как-то переписка затянулась, он узнал, что я в Москве, и предложил встретиться. Я спросила, не будет ли он против, если мы погуляем в парке с коляской?

Так я обрела хорошего друга и руководителя в одном лице.

В моей жизни, наполненной тоской, сожалениями и мамскими буднями, наконец-то началась светлая полоса, которая, как я понимаю сегодня… закончилась.

Потому что в ультрасовременном, разграниченном стеклянными перегородками помещении, отведенном для отдела дизайна, меня дожидается Соболев.

Мой муж собственной персоной стоит, отвернувшись к окну и разглядывая утреннюю Москву. Одна лишь мысль, что мы ночевали в одном городе, но в разных местах, бьет мне под дых. Больно и безжалостно. Все, от чего я бежала, все равно меня настигло.

Горько усмехаюсь. Хоть что-то у нас с Ваней осталось общее.

Мы оба спим… с Алисами.

Вихрем залетев в свой закуток, роняю сумку на стул и прикрываю полароидную фотографию дочки кейсом для хранения канцелярии. Бросив взгляд на стену, замечаю время.

Десять минут одиннадцатого. Просто прекрасно.

– Доброе утро, – здороваюсь первая с широкой спиной, снова запечатанной в классический пиджак. Сегодня серый, как и чуть помятые брюки.

Ваня оборачивается и резко вскидывает руку, чтобы рассмотреть циферблат на запястье. Затем смотрит на меня и, делая шаг навстречу, строго спрашивает:

– Доброе. Я так понимаю Королевы не опаздывают, Королевы задерживаются?..

Глава 5. Таисия

– Прошу прощения за опоздание. Я не знала, что ты ждешь.

– Не знала? – приподнимает он брови.

– Нет. У тебя какой-то вопрос ко мне?

Нервно озираюсь. Как назло, никого из коллег еще нет на местах. Звуки наших голосов отражаются от выкрашенных в серый цвет стен и пугающих высотой панорамных окон.

Я думала, что самое ужасное было вчера – встретиться с ним впервые. Нет… Гораздо больнее сейчас, когда наедине. Один на один.

В воздухе ощущается наше общее разочарование, когда Ваня переспрашивает:

– Вопрос? У меня?

– У тебя, – сосредоточенно киваю.

Он отворачивается. На фоне потускневшей враз Москвы высокий образ повзрослевшего за два года Соболева выглядит инородным. Это тоже больно.

Боль, так усердно сначала лелеемая, а затем трусливо спрятанная глубоко в душе, детонирует и своими ошметками ее же ранит.

– Уже нет. Больше никаких вопросов, Тая.

– Ясно, – опускаюсь на стул, ноги подкашиваются.

– Все вопросы к тебе, которые были, исчезли за давностью лет, Тая.

Не шевелясь, я смотрю туда, где спрятана фотография дочки. Понимаю, что не смогу долго скрывать свой драгоценный клад, но и чего ждать… даже не предполагаю.

Мужчина, за которого я выходила замуж, точно был порядочным. Точно не из тех, кто будет унижать женщину или давить на неё с позиции силы.

Есть ли в человеке, который стоит сейчас напротив, тот Иван Соболев? Моя Ваня двухгодичной давности?

Я знаю, что он тоже страдал, знаю, что вел поиски. Я использовала самые разные каналы связи, чтобы убедить его, что этого делать не нужно.

Со мной все в порядке. Я жива и здорова. И я беременна. О последнем, конечно, не говорила. Иначе вряд ли бы что-то Ивана остановило.

– Нет так нет, – сдавленно отвечаю.

До побелевших костяшек вжимаюсь в край стола и наблюдаю, как Ваня снова отдаляется к окну. Смотрю на коротко остриженный затылок и шею, белоснежный воротник рубашки, выглядывающий из-под пиджака.

Московская осень переменчива, в целом, как и все на Земле.

За окном начинает накрапывать дождь. Первые пару секунд моросящий, а после активно бьющийся о закаленное стекло. Я автоматически думаю о том, как бы Яраслава с Алисой ни промокли на прогулке. Простуды нам сейчас точно ни к чему.

– Ты к Янковскому сбежала? – безразлично спрашивает.

Взрываюсь.

– Нет, конечно. Дурак? С ума сошел?

Его лица не видно, но плечи превращаются в камень. Кинув на меня мгновенный обжигающий взгляд, словно говорящий о том, что я не имею права общаться с ним в таком тоне, Ваня снова отворачивается к окну, а я всеми силами давлю непонятно откуда взявшееся желание доказать ему насколько он не прав.

Но зачем? Что это даст?

– Как ты мог так подумать?

– Возможно, если бы ты объяснила, в чем причина… – осекается. – Но сейчас уже и это не важно.

Тяжелые капли, слезами барабанящие в окно, раздражают. Хочется закрыть уши и оказаться дома. Вжимаюсь в кресло, мысленно выстраивая стену между нами. Этой стене пара лет, но сейчас мне хочется ощутить ее поверхность физически. Потрогать твердые, холодные кирпичи, чтобы не было так отчаянно больно.

Расставание – это всегда больно. Даже если ты ушла сама. Тому, кто ушел даже сложнее. Как бы это ни звучало лицемерно.

Почти два года назад я была счастливой. Самой счастливой. Сейчас былое головокружительное счастье словно перевернулось во мне и болезненно давит на грудь. Сердце сжимается до минимальных размеров, позволяя жалости к себе множиться в геометрической прогрессии, когда слышу от мужа:

– Я хочу с тобой развестись.

– Снова женишься? – выпаливаю на эмоциях.

Ваня, засунув руки в карманы строгих брюк, игнорирует мой выпад и ждет ответа. Расслабленный, мужественный. Все такой же красивый, но чудовищно равнодушный теперь.

Его сегодняшнее безразличие лупит по венам больше, чем нелюбовь, о которой я узнала в прошлом. Но самое обидное было даже не в этом.

– Хорошо. Я согласна.

– У нас нет ничего общего, – он добивает меня своей правдой. – Ни имущества, ни детей, слава богу. Нас быстро разведут, и мы больше никогда не встретимся. Все как ты мечтала, Таисия.

Словно решившись, Ваня отдаляется от окна.

– К-конечно, – запинаюсь, тяжело дыша. – Ничего общего… Ни имущества, ни детей, – с силой прикусываю губу, чувствуя противное жжение в глазах. – Слава богу, Вань…

И если я ни в коем случае не думаю, что Соболев будет как-то претендовать на часть нашей с Адель московской квартиры, то с Алисой все сложнее.

Когда он узнает, мне будет плохо. Очень плохо.

– Значит, договорились? – спрашивает серьезно, глядя в глаза.

– Значит, договорились.

– Я свяжусь с тобой, чтобы уточнить дату и время. Загс с твоего позволения выберу сам. Надеюсь, в этот раз подойдет любой? – не сдерживается от колкости.

Кивнув, вспоминаю, как во время подготовки к свадьбе, выбирала самый красивый. Мне хотелось, чтобы наше торжество запомнилось. Всем гостям: и, конечно, нам.

Я половину свадебного дня мучила Ваню фотосессией на морозе. Так хотела оставить в памяти этот чудесный день. Жаль, что люди вместо того, чтобы радоваться моменту здесь и сейчас, тратят время на пустое. В угоду приятным воспоминаниям забывают чувствовать счастье сейчас.

– Мне надо работать, – нервно произношу. – Если… если все, что хотел, ты сказал…

Соболев проходит к столешнице, примыкающей к моему столу, извлекает из кожаного портфеля папку с проектом.

– На полях заметки. Исправь, – деловым голосом сообщает.

Захватив портфель, он склоняется надо мной, чтобы кинуть папку на стол, и стремительно покидает кабинет, унося за собой, пожалуй, самый сложный разговор в моей жизни и не оставляя ничего взамен.

Глава 6. Таисия

– Привет, к тебе можно?

– Привет, Тай.

Макс снимает очки и активно потирает переносицу, а затем вытягивает ладонь перед собой, зовя войти. Сжимаю в руках ту самую папку, проникаю внутрь и, как обычно, с интересом изучаю обстановку.

Максим суперсовременный молодой мужчина. Весь его кабинет заставлен различными гаджетами. Огромное массажное кресло для отдыха, мультимедийный экран во всю стену с навороченным проектором, длинный стол из черного камня для совещаний и встреч, по периметру окруженный стульями и яркой зеленью в горшках, и, в общем-то, само рабочее место. Но главную загадку для меня представляет телескоп, расположенный у окна.

Когда понимаю, что Максим, пока я разглядываю его кабинет, внимательно наблюдает за мной, краснею и поправляю выбившиеся из небрежной косы волосы.

– Прости, засмотрелась.

– Ничего страшного, – смеется он. – Я тоже.

– Я внесла правки, как просил… заказчик, – скромно сообщаю.

Положив проект на стол, сажусь в удобное крутящееся кресло.

– Правки-то годные? – спрашивает Максим.

– Да, – смущаясь, отвечаю. – В первый раз я не учла некоторые нормативы и переусердствовала с фантазией в отделке стен, плюс еще несколько моментов, менее значительных. Всё исправила, надеюсь, сейчас строители будут довольны.

Янковский, не открывая, убирает папку в сторону и, вытянувшись в кожаном кресле, скрещивает руки на груди. Когда наши глаза сталкиваются, кивает.

– Как у тебя вообще дела?

– Нормально, – пожимаю плечами.

– Как Эл?

– Элли растет, – улыбаюсь, вспоминая дочку. – Учит новые слова. Представляешь, вчера назвала «букой» мой ноутбук, и я вдруг поняла, что, наверное, много работаю дома.

– По возможности, конечно, не стоит, – соглашается он. – Дома надо отдыхать, ты привыкнешь, когда работы станет больше.

– Да, – грустно произношу, думая о том, что если увеличить нагрузку, то я просто не потяну. – Я, наверное, и мать плохая, и работник не очень, раз все время бегу, бегу и ничего на свете не успеваю. Вот и… Соболев мне замечание про опоздание сделал. Он тебе не жаловался?

– Нет.

– Это хорошо.

– Думаю, он так тебя задеть хочет. Типа заигрывает.

Вспыхиваю, пытаясь угомонить беспокойное сердце. На флиртуна Ваня и раньше похож не был. Он всегда прямой, как армейский сапог. Упрямый десантник.

– Да зачем ему со мной заигрывать, Максим? У него девушка для этого есть.

– Бах? – приподнимает брови.

– В смысле?

– Алиса Бах. С которой он заявился в ресторан. Мы с ней раньше в одной студенческой тусовке были. Здесь, в Москве. Эх, молодость-молодость.

Гашу желание расспросить Макса об Алисе поподробнее, но он и сам с удовольствием продолжает.

– У нее отец шишка в комитете архитектуры и градостроительства. Да и сама она не промах. Выучилась в МГУ, правда о дальнейшей судьбе не знаю. Сорри, – разводит руками.

– Ничего страшного.

– Не думаю, что тебе по поводу ее стоит переживать. Алиса взбалмошная девица, себе на уме. Раньше такое вытворяли, стыдно вспомнить.

– Я и не переживаю, – поспешно его заверяю. – Мне все равно.

– Это тебе так, для информации. Вооружен, значит предупрежден, – Макс подмигивает и стряхивает невидимые крошки с лацкана пиджака. – Может, пообедать сходим? Тут недалеко веранду на днях открыли, обещали вкусные морепродукты и годное безалкогольное вино.

– Мне домой надо, – вздыхаю, поднимаясь из кресла. – Алиса с няней.

– Тогда в следующий раз?

– Ага, обязательно сходим, Макс. Как-нибудь договорюсь с Адель, чтобы посидела.

– Было бы здорово.

Пока еду домой, прокручиваю в голове новую информацию. Если Ванина Алиса из Москвы, значит, она переехала к нему в город и у них все серьезно? Я, конечно, не думала, что муж будет бережно хранить верность безликому штампу в паспорте, но представлять их вдвоем дико неприятно.

Уговариваю себя, что не быть «второй» – мое собственное решение. Да, принятое на эмоциях. Жалею ли я? Честно признаюсь, иногда бывало и такое. До скрежета зубов хотелось позвонить, все рассказать и довольствоваться тем… что дают.

Пожалуй, это судьба, но останавливали меня самые разные обстоятельства. И сейчас я ни о чем не жалею.

С тех пор как Ваня, попросив развод, покинул кабинет прошло несколько дней, но информации о конкретном месте и времени не поступало. Соболев совершенно точно в Москве, потому что с Максимом они активно работают над документальным подтверждением сотрудничества, но мы больше не виделись.

Освободив няню, провожу совместный вечер с дочкой. Готовлю ужин, запускаю стирку с детским бельем. Пока Адель налаживает связи с однокурсниками, хозяйничаю одна.

Снова обо всем забываю. Материнские заботы вытесняют все мысли до тех пор, пока не раздается трель домофона.

Посмотрев на часы, улыбаюсь малышке, вспахивая пальцами тонкие, воздушные волосики.

– Бабушка приехала, Элли.

Бегу, чтобы открыть.

Алиса перебежками добирается до коридора чуть медленнее и с опаской уставляется на дверь, а когда она отворяется, хохочет и радостно хлопает в ладоши.

– Здравствуйте, – приветливо машу рукой и забираю дорожную сумку.

– Как же я по тебе соскучилась, сладкая, – пропевает Яна Альбертовна и подхватывает бегущую к ней внучку на руки.

Глава 7. Таисия

Теплый свет ночника после долгого дня расслабляет. Вжавшись в бортик кроватки, задумчиво смотрю на дочку.

– Мне кажется, Алису пора социализировать, – шепотом произносит Яна Альбертовна, глядя на спящую в белоснежной кроватке малышку. – Она так быстрее разговорится. Ей нужно видеть деток своего возраста, учиться общаться с ними.

– Ей только год и почти три месяца, – непримиримо качаю головой, отвечая так же тихо. – Да, она очень хорошо развивается, но я пока совсем не готова к детскому саду.

Соболева вскидывает на меня понимающий взгляд и успокаивающе постукивает по руке.

– Тогда, возможно, стоило подождать с работой, Тая? Или у тебя финансовые проблемы? Скажи, я помогу.

– Может, и стоило, – соглашаюсь. – С деньгами все в порядке, Яна Альбертовна, я бережно их трачу. Просто Максим предложил освободившееся в штате место, а я испугалась, что, когда буду искать работу, такого предложения больше не поступит. Еще и учитывая маленького ребенка.

– Да, материнство и самореализация – в твоем возрасте выбор, конечно, не из легких.

Она снова с умилением смотрит на мою Элли. У меня внутри это же чувство, только с примесью гордости. Я родила самую красивую девочку. Нет ничего такого же волшебного в этом мире, как рождение ребенка.

Алиса, вымотанная вечерними играми и эмоциями от приезда бабушки, спит сладко и безмятежно. Поправляю белую кофточку от хлопковой пижамы и укрываю тонким одеялом.

– Пойдем на кухню, Тая. Хочу поговорить с тобой.

Вздыхаю удрученно, прекрасно понимая тему предстоящей беседы.

Яна Альбертовна о существовании маленькой Алисы Ивановны узнала не так давно. Когда я сбежала от Вани, честно, не могла общаться даже с ней. Слишком горько было понимать, что я к семье Соболевых больше не имею никакого отношения. Все-таки их дом и хорошее ко мне отношение сыграли немалую роль в том, что я согласилась выйти замуж, так и не услышав от любимого главных слов.

Думала, все как-то перемелется, сложится. Моей любви с лихвой хватит на двоих. Любви, может, и хватило бы, а вот сил – нет.

Периодически Ванина мама звонила, чтобы осторожно и не давя на меня, узнать как дела. Я просто не могла ее игнорировать. Не хотела показаться неблагодарной. Она была так добра ко мне, так заботлива. Было бы невежливо вычеркнуть из жизни к тому же и ее.

Когда Алисе исполнился годик, Яна Альбертовна предложила встретиться в Москве, чтобы поболтать. Сказала, что соскучилась. Я в порыве отчаяния и необходимости хоть с кем-то поделиться, кроме Адель, пригласила ее в гости.

До сих пор помню, как строго Соболева со мной разговаривала, когда узнала, что у нас с Ваней родилась дочка.

Никогда не забуду ее ошеломленный вид и потухший взгляд с болью за сына. Там было и разочарование, которое просто убивало меня. И без того уставшую, одинокую и обвиняющую себя во всем, что случилось. Чувство вины, живущее во мне, стало перманентным. Постоянно сопровождающим душу ощущением. Будто бы въевшимся на подкорку мозга и продолжающим безжалостно прорастать.

Я сбежала от мужа, понимая, что не смогу быть второй. Знать, что он хотел бы все то же самое, но не со мной.

Обычный домашний вечер, но не со мной.

Спать, но не со мной.

Завести ребенка… но тоже, увы, не со мной.

Это больно, но если бы я не остановила себя тогда, жила бы так и дальше. Это, я уверена, была бы счастливая жизнь. В достатке и в уважении, а еще в плотном коконе, сплетенном из его заботы и горячих объятий, но… Предаваться иллюзиям я не стала, а противостоять напору Соболева все равно бесполезно.

Да, я могла вернуться, когда беременность подтвердилась. Заявиться, во всем признавшись. Но возвращаться с любым оправданием туда, откуда ушла без причины, глупо.

Зажигаю свет на кухне и направляюсь к чайнику, но свекровь останавливает:

– Может, выпьем по бокалу вина? У меня было такое выматывающее совещание, что хочется немного расслабиться и поболтать.

– А давайте, – подхватываю идею и тянусь к шкафчику за нераспечатанной бутылкой розового игристого, купленного на особый случай. Вскрывая её, спрашиваю: – Вы потом к себе поедете?

– Нет, сниму номер в гостинице, неподалеку от Министерства, чтобы завтра успеть закончить все дела пораньше. В квартире сейчас живет Иван. А видеться с ним, пока вы не поговорите, я считаю непорядочным.

Пропуская последнее предложение, понимающе киваю и предлагаю:

– Оставайтесь у нас. Мы с Адель устроимся вместе. Я вам постелю у неё в комнате. Если, конечно, Богдан Анатольевич вас не потеряет.

– Не потеряет, – грустно отвечает, разглядывая танцующие пузырьки в бокале, а затем поднимает уставшие глаза на меня и спрашивает в лоб: – Когда ты поговоришь с Ваней, Тая?

– Мы с ним встретились недавно. Думаю, вы знаете. Я догадалась, что субподрядчика по школам Максу предложили вы.

– Скорее, условием, – сознается она.

– Тем более.

Яна Альбертовна качает головой, делает еще один глоток вина и отставляет бокал. Каждый раз, когда я сталкиваюсь с этой замечательной женщиной, меня топит восхищение её умением решать самые разные проблемы, одновременно сглаживая острые углы. Но такой растерянной я вижу ее впервые.

– Я не выдала твой секрет, только из любви к тебе, Таисия. Не знаю, что уж у вас там случилось и не приветствую образ жизни Ивана, который он вел, когда остался один. Но тут есть проблема, – ее голос тускнеет. – Ему на мое мнение стало все равно.

– Думаю, вы преувеличиваете. Ваня вас любит.

Она качает головой и опускает глаза.

– Так получилось, что после вашего разрыва мой сын, добротой и уважительным отношением которого я всегда восхищалась, вдруг стал другим. У него ведь даже переходного возраста как такового не было, – усмехается. – Все учителя удивлялись. Школа, армия, потом университет – всегда идеальные показатели, Соболев Ваня везде на первых строчках. Никогда бы не подумала, что это с ним случится. Я даже к психологу обращалась.

– И что она сказала?

– Сказала, что такое часто бывает с идеальными детьми, ставшими идеальными взрослыми. Любой возраст задуман природой для чего-то, а бунтарство в мальчике тем более.

Прикрыв лицо руками, снова хочу справиться с чувством вины. Уверена, Яна Альбертовна делится со мной не для этого, но быть безучастной не могу. Мне жаль, что мой уход спровоцировал разлад в близких отношениях Вани с родителями.

– Думаю, если Иван узнает, что я скрыла от него правду об Алисе, он не будет со мной церемониться. А уж если муж узнает, – она закатывает глаза и лучезарно улыбается, сверкая увлажненными глазами. – У нас и так в последнее время период не из лучших.

– Ваня попросил развод, – выпаливаю, морщась.

Алкоголь расслабляет, и я наконец-то проговариваю эти слова вслух.

Впервые.

Отвожу взгляд в сторону, рассматривая отблески света на поверхности кухонного гарнитура.

– Ты же понимаешь, что тогда он все равно узнает. Так просто вас не разведут…

– Знаю, – киваю. – Конечно, я об этом знаю.

– Не хочешь развода? – Ставит в тупик.

Отшатнувшись, натягиваю рукава кофты и впиваюсь ногтями в мягкую ткань.

Хочу ли я развода?

Я гоняю этот вопрос по буквам день за днем. Туда-сюда. Мучая себя. Терзая. Данный пазл сложен даже сейчас, спустя время, что еще раз подтверждает – тогда я бы не смогла.

И дело не только в том, что мой муж меня не любит.

Я ведь правда выходила за него навсегда. Мечтала, что Ваня будет моим единственным мужчиной. И наверное, это смешно, но все это время даже думать не могла еще о ком-то.

А он? Он смог. У него девушка.

Мне плохо оттого, что кто-то занял мое место в его жизни. Хотя фактически понимаю, что я тоже занимала не свое. Но так отчаянно хочется надеяться…

Подняв глаза к потолку, снова часто дышу и решаюсь, выталкивая из себя:

– Хочу. Я тоже хочу развод.

– Тогда познакомь Ваню с Алисой. Мне кажется, сейчас самое время, – с грустью произносит она.

– Так и сделаю, – поднимаясь из-за стола, заключаю.

Глава 8. Таисия

После принятого решения я всю ночь пыталась заснуть, но так и не смогла. Ни на минуту не сомкнула глаз, как бы ни старалась. Та отсрочка, которую я сама себе дала, наполняла мою душу спокойствием. Сейчас оно благополучно помахало мне ручкой, а на смену пришла невообразимая паника.

Соболев, конечно, не поймет.

Никогда не примет и не оценит мотивы моих действий, но ему придется смириться с тем, что у нас есть дочь.

Дочь, которая мгновенно считывает мое настроение, и все утро капризничает. Даже присутствие Яны Альбертовны Элли не останавливает. Она отворачивается от завтрака, плачет при виде Яраславы, и на работе я оказываюсь мало того, что в паршивом настроении, еще и не в лучшем виде.

– Я не смогу, – отрицательно качаю головой на предложение Максима съездить в родной город, чтобы лично посмотреть строящиеся стены новой школы.

Янковский, подписывая утренние документы, отводит от них взгляд и прищуривается.

– У тебя что-то случилось?

– Нет… да, – сбивчиво отвечаю. – Алиса беспокойно спала, – вру зачем-то.

Одернув серое платье, поднимаюсь и отхожу к окну, чтобы впервые рассмотреть телескоп поближе. Поглаживаю плечи и обнимаю себя, пытаясь успокоиться.

– Я просто не хочу туда возвращаться, – обернувшись, смотрю на Макса. – Как-то все сразу. Я пока не готова. Это ведь необязательно?

– Субподрядчик настаивает, – разводит он руками. – И у меня нет причин, чтобы ему отказать. Когда мы с тобой договаривались о работе, я предупреждал: объекты у нас в основном в регионах. Могут случаться командировки.

Максим выглядит озадаченным. Поднявшись, он снимает пиджак и размещает его на специальной подставке рядом со столом.

– Прости, я не думала, что это будет так скоро, – вздыхаю устало. – Совсем ни как нельзя отказаться?

Уловив мой интерес к черной матовой трубе, Максим приближается и выдвигает металлический рычаг. Попутно отвечает:

– Скорее всего можно, но мне придется заменить тебя другим дизайнером.

– Я подумаю, – испуганно выпаливаю.

Моя заработная плата зависит от количества объектов. Остаться без своего локомотива, я не могу.

– Соболев еще не знает? – спрашивает Максим, разглядывая утреннюю Москву.

Вспыхиваю, вспоминая, как попросила его не распространяться в офисе о том, что у меня есть дочь.

– Нет.

Отклонившись, он снова смотрит на меня и открыто улыбается:

– Хочешь взглянуть? – кивает на трубу.

– Да, – киваю, отвлекаясь от тяжелых мыслей.

Макс уступает мне место, вставая чуть позади.

Завороженно рассматриваю набережную Москвы-реки и красные стены Кремля, чувствуя на талии легкое прикосновение. Забываю обо всем, пытаясь разложить эмоции по полочкам и хоть что-то почувствовать. Хоть что-то похожее…

– Знаешь, что куранты заводит сам президент? – спрашивает Янковский загадочно.

– Да, ладно? – хихикаю, оборачиваясь.

– Ага. Каждое утро, – он закатывает глаза. – Это все знают.

Закрыв лицо руками, смеюсь, пока не слышу, как открывается дверь.

– Не помешал? – гремит Соболев. – Секретаря нет на месте.

Кинув взгляд на ничего не выражающее лицо, смущаюсь. Максим без резких движений отклоняется и так же ровно отвечает:

– Нет. Доброе утро, Иван. Сейчас позову юриста.

– Я пойду, – стуча каблуками, обращаюсь к руководителю. – Спасибо, Макс.

Подхватив свои наброски, направляюсь к выходу. Стараюсь выпрямить спину, потому что за мной наблюдают сразу две пары глаз.

Когда обхожу перекрывшего дверной проем Соболева, слышу сухое приветствие:

– Доброе утро, Тая.

– Доброе, – здороваюсь с Ваней, вспоминая свое вчерашнее обещание Яне Альбертовне.

Как я смогу рассказать ему?.. Он меня прибьет, даже недослушав.

Когда оказываюсь в кабинете, снова лелею свою тайну и стараюсь вникнуть в дизайн-проект элитного обувного салона. Пока выбираю подходящий цвет стен, проходит немало времени, но это успокаивает и позволяет забыться до такой степени, что я не сразу вижу перед собой… ту самую симпатичную блондинку, одетую в джинсы и легкую кофточку с миллионом мелких пуговиц.

– Привет, – подмигивает Алиса, падая на стул рядом и кидая сумку на мои папки.

– Привет, – удивленно на нее посматриваю.

– Посижу тут у тебя. Ваню жду.

Неопределенно пожав плечами, настойчиво продолжаю работу в профессиональной программе. Мое молчание явно говорит о том, что дружить я не намерена. Можно было бы гостеприимно предложить кофе, но у нее же что-то не ладится с пищеварением? Перебьется, в общем.

– Надеюсь, ты на меня не обижаешься? – слышу сбоку.

Отрывая глаза от проекта, неохотно смотрю на нее.

– Что, прости?

– Ну, на меня не обижаешься? Тогда в ресторане я тебе про имя сказала…

– А… нет, – снова отворачиваюсь к ноутбуку.

– Это ни как с тобой не связано, ты не подумай, Тая. У меня подруга школьная была, подставила меня жестко.

– Ну, ясненько, – картинно вздыхаю «с облегчением».

– А то подумаешь еще, что ревную Ваню.

Задев ее недовольным взглядом, закрываю ноутбук и откидываюсь на спинку стула. Скрещиваю руки на груди. Поработать нормально все равно не получится. Смотрю на Алису, пытаясь понять, она правда дура или это специально созданный образ такой?

– Я ведь видела твои фотки, – продолжает она, накручивая локон на палец. – Сразу и не признала. Ты там поэффектнее была и как-то постройнее, что ли. Ох уж эти килограммы. Всегда прилипают не в нужных местах, да?

– Никогда не замечала.

Изучаем друг друга внимательно. У меня только один вопрос к Вселенной. Почему именно сегодня, а? Выгляжу как пушистая белка после дождя, даже над укладкой не потрудилась. У меня нет завышенных ожиданий по поводу своей внешности. Да, с беременностью и родами я немного набрала, но не так чтобы позволить шеймить себя за это.

Явно сглаженное косметологом светлое лицо Алисы стремительно темнеет. Она злится. Я подсознательно ждала эту реакцию с того момента, как она появилась на пороге моего кабинета, поэтому даже не удивляюсь.

– Надеюсь, ты не будешь тянуть с разводом? – спрашивает она, складывая руки на груди, тем самым отзеркаливая мою позу. – Эта ситуация изрядно поднадоела. Исчезла в туман и все… Ваня без твоего присутствия даже кредит оформить в банке не может. Ты в курсе?

– Кредиты – зло, – философски изрекаю. – Надо учиться жить по средствам.

– Мы уж сами как-то решим…

Я тоже сержусь. На Алису, на Ваню. На себя, что ее слова и их близость, будем смотреть правде в лицо, так сильно задевают.

– Знаешь… – чуть придвигаюсь, но тут же отшатываюсь, замечая Соболева на пороге.

Он тоже избавился от пиджака и закатал рукава на рубашке. Внимательные глаза сначала смотрят на меня, а затем на затылок своей девушки.

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает строго.

Алиса тут же обворожительно улыбается, поправляет кофточку и поспешно оборачивается.

– Тебя искала, конечно.

– Я попросил подождать в машине.

– Я устала, – игриво морщится она, вскакивая с места и подхватывая лакированную сумочку.

Зыркнув на меня предупреждающим взглядом, подбегает к Соболеву и мимоходом поправляет воротник его белоснежной рубашки.

Спокойно отклонившись, Ваня просит:

– Вернись в машину. Я скоро закончу здесь.

– Ладно, Вань, – Алиса смеется и, обернувшись, по-дружески машет мне рукой. – Пока, Тай. Приятно было познакомиться. Выглядишь супер.

Вот сучка!

Как только мы остаемся одни, Соболев, все еще придерживая дверь, интересуется:

– Ты решила отказаться от проекта?

В жар кидает от сухого безразличия в стальном голосе. Яна Альбертовна была права: он изменился.

– Не желаешь возвращаться в город? Или так не хочешь видеться со мной?

Ярость, скорее обращенная к его двуличной девушке, взрывается внутри фанфарами и яркими вспышками. Резко придвинувшись к столу и открыв ноутбук, буркаю сквозь зубы:

– Вот еще. Ни от чего я не отказываюсь.

Я поеду хоть к черту на кулички, чтобы стереть с его физиономии эту самодовольную маску.

Яраславе, конечно, придется заплатить почти все деньги, рассчитанные на месяц, но оставить проделанную работу я так просто не могу.

И доставить удовольствие его мерзкой Алисе тоже…

*

Едем на родину???)))

Следующая глава выйдет послезавтра.

Глава 9. Иван

Я выдыхаю дым в бледно-розовый рассвет,

Мои ноги не идут – ведь им некуда идти,

Никого не спасает никотин из сигарет,

Это придумали для ваших песен о любви…

(исп. Макан

«Без названия»)

Закинув левую руку за голову, подкуриваю и возвращаю зажигалку на тумбочку. От первой затяжки горло сводит горькой судорогой. Сразу делаю вторую и спокойно выдыхаю дым в потолок.

Когда слышу шаги в прихожей, нахмуриваюсь.

– Ва-ань, – тянет Алиса, появляясь в спальне и развязывая узел на белоснежном полотенце. – Может, на второй круг? Ну его, этот твой город? Оставайся, а?

Окинув мимолетным взглядом стройное, гибкое тело, прикрываю глаза, ощущая, как медленно тлеет сигарета между пальцев.

– Нет. Мне надо домой.

– Ну… почему я тогда не могу полететь с тобой? А?

Блядь.

Женщины милы и беззаботны ровно до той поры, пока им не ударит в башку сделать по-своему. Тогда они даже не подумают ни о тебе, ни о ваших общих договоренностях. Просто потому, что ее левая пятка так захотела.

Яркий пример – Алиса Бах.

Выглядит вполне женственно и даже ведет себя послушно. Ровно до тех пор, пока ей не понадобилось поставить на место мою без пяти минут бывшую жену.

В отговорки типа «тебя искала, милый» я не верю. Только не женщинам.

– Я просто хочу все время быть с тобой, – застегнув атласный лифчик, Алиса укладывается под боком и окутывает мой торс рукой. – Знать, чем ты живешь. Кормить тебя, спать только с тобой, быть преданной только тебе.

– Выгуливать по времени… – продолжаю хмуро.

– Ну почему сразу выгуливать? – насуплено возражает Лиса.

– Тебе бы собаку завести с такими хотелками. А я отдельный человек.

Затушив сигарету в пепельницу, потираю плечо и прикрываю глаза. Договариваю расслабленно:

– Чем я живу – тебе лучше не знать.

Тонкая рука ласково треплет мой заросший щетиной подбородок.

– Собака у тебя тоже есть, Вань, – обиженно выговаривает она. – Ты даже ее доверить мне не можешь… А детей как доверять будешь?

– У меня не будет детей, – безразлично отзываюсь.

Об этом я тоже говорю раз в шестой. Что о стенку горох, ей-богу!..

– Мне иногда кажется, что своего Полкана ты любишь больше, чем меня, – игнорирует Алиса мое признание.

– Я ни-ко-го не люблю, – четко произношу. – Хватит нести чушь. Одевайся, иначе я не успею отвести тебя домой.

– Я не хочу домой, – снова возражает она.

Это не баба, а сущее наказание.

Подскочив, отбрасываю простыню и прохожу к шкафу, чтобы взять чистые трусы. Следом впрыгиваю в джинсы и натягиваю белую футболку, выправляя швы на рукавах.

– Я не хочу домой, – повторяет Алиса, привлекая мое внимание тем, что сладко потягивается.

Защелкнув замок на часах, снисходительно на нее смотрю.

– А куда ты хочешь? К Полине? – называю первую попавшуюся на ум подружку.

– А при чем тут Полина? – смотрит Алиса подозрительно и приподнимается, опираясь на локти. – Она что, звонила тебе?

– Нет. А должна была? – усмехаюсь.

Пока складываю бумаги в кейс, эта ненормальная напрыгивает сзади и больно кусает шею.

– Ты охренела, Лис?

– Я больше не буду дружить с Полиной. Не понравилось мне, что ты про нее вспомнил, – смеясь, теперь целует тоже место.

– Я даже не помню, как твоя Полина выглядит.

– А все… нет никакой Полины, Ванечка. Забудь.

Зацепившись ногами на моих бедрах, Алиса оказывается спереди и смотрит мне в глаза.

– Ты мой, – шепчет она ласково, обнимая лицо.

– Я свой, – аккуратно скидываю ее на пол. – Одевайся уже. Иначе отвезу к Свете.

– Нет, он и Свету помнит, – ворчит она, пока выворачивает джинсы.

В машине снова заводит тот же разговор.

– Ты с ней едешь, да? – спрашивает прямо.

– Я один еду.

– Но она… твоя бывшая, тоже там будет?

– Возможно, —кидаю на нее предостерегающий взгляд.

Вообще, она в курсе, что на тему Таи лучше со мной и не связываться…

– Хорошо, что она раскоровела, иначе я бы ревновала пипец как, – с привычной легкостью произносит гадость Алиса, в то время как красит губы.

Щелкает солнцезащитным козырьком и смотрит прямо перед собой, пока у меня внутри словно красную тряпку вывешивают. Ноль здравого смысла…

– Что ты сказала? – зловеще повторяю.

– Что ревновала бы…

С опаской посматривает.

– Нет, до этого…

– Ааа… что жена твоя бывшая раскоровела. Ты ее видел вообще? Раньше гораздо худее была.

По одному взгляду Алиса все понимает и молчит. Дышит тяжело, закрывая замок на сумке, а потом смотрит в окно.

– Вань, – скрипит зубами. – Я…

– Выходи, – говорю, останавливаясь рядом с ее подъездом.

– Вань…

– Иди, Алиса, – распахиваю дверь, склоняясь.

Вцепившись в руль, дожидаюсь пока она вытащит свою худосочную задницу, и резко срываюсь с места.

Рубит не по-детски. Еще и машина ни хрена не едет. Надо перегнать «Рэнж Ровер» в Москву, хватит этой китайской экзекуции.

Пока регистрируюсь на рейс, прохожу досмотр и занимаю место рядом с иллюминатором, на телефон поступает полсотни звонков от Алисы. Вырубив его, до самого конца полета сплю, вообще ни о чем не думая.

Когда оказываюсь городе, первым делом доезжаю до знакомого, старого двора и, бросив тачку, лечу на третий этаж.

Стучусь как ненормальный, пока Громов не открывает.

– У тебя все признаки психопатии в стадии обострения, Соболев, – сообщает друг сонно, растирая помятое лицо.

Войдя в квартиру, зову:

– Полканыч, ты где?

С кухни доносится глухое сопение, затем слышатся неуклюжие удары лап о скользкий ламинат и в меня врезается мохнатое чудо. Слюнявое до чертиков.

– Привет, Поль, – ерошу темную шерсть на спинке, искренне смеясь.

Обнимаю крепко, выдыхая. Я дома.

– Валите отсюда оба нахер. Я спать хочу, – ворчит Костян.

– Ты один? – спрашиваю мимоходом.

Сдираю поводок с вешалки и цепляю его на ошейник.

– Нет, блядь, с Даздрапермой. Прикинь?

– Имя красивое, – хвалю, подхватывая на руки Польку.

– Ты еще фамилию не слышал, – буркает Громов.

Попрощавшись, тащу дудля в тачку, и усевшись рядом, снова поглаживаю. Хорошо на душе становится.

Так и сидим, встречая одинокий рассвет в родном городе. Вдвоем. Полкан скулит в руку.

– Ну че, странник, – завожу двигатель, ощущая внутри небывалое спокойствие. – Поехали домой?

Глава 10. Иван

– Полканыч, иди ешь, – зову пса, пока снимаю турку с кипящим кофе с плиты.

После утренней пробежки мозги будто проветрились. Полный штиль и закрытая наглухо форточка. То, что надо для встречи с женой, которая вместо того, чтобы соблюдать данные ей клятвы перед грузной регистраторшей в Загсе, через две недели усвистала в неизвестность.

Покачав головой, застегиваю пуговицы на рубашке.

С детства я привык брать планки.

Всегда разные.

Сначала ребяческие, наверное, в чем-то смешные. Несуразные. Вроде олимпиады по географии или краевого кубка по боксу. С возрастом планки становились выше, задиристее, хотелось быть первым. Десант придал этим самодельным рубежам налет мужского и взрослого, что ли.

Планка любви была, пожалуй, самой высокой. Значимой. Оттого, казалось, недосягаемой.

Дети, растущие в счастливых семьях вроде моей, всегда зависимы. Хочется так же. Такого же чувства, такой же близости. Ни сантиметром меньше, ни миллиметром больше. Хотя больше? Почему бы и нет.

Когда впервые увидел будущую жену, ничего не екнуло. Это показалось странным. Так быть точно не должно. Отец в красках описывал чувство, которое испытал, увидев маму из школьного окна.

Вспышка, жизнь остановилась, разрыв аорты…

У меня такое тоже было, поэтому плавному течению в отношениях с Валеевой не придал должного значения. А она всегда была рядом. Открытая, живая, красивая до хрена. Слишком красивая для меня. И слишком нежная королева. Одинокая, но не убитая этим разрушающим чувством.

Я порывистый, нервный, часто загоняющийся. Она, как талая вода, сглаживала. Заставляла чувствовать себя нужным. Осознание, что любовь бывает разной, прибило уже потом. Когда один остался.

Так бывает. Чего уж теперь?..

Под мерное чавканье дудля, перемешанное с треском сухого корма, набираю Янковского. Таисии Соболевой, в девичестве Валеевой не звоню. Одинокие гудки в трубке слышать больше не намерен. Больше никогда. Ничто и никогда не заставят слушать эти дурацкие завывания динамика.

– Приветствую. Где забрать твоего дизайнера? – без долгих вступлений интересуюсь.

– Привет, Иван, – озадаченно отвечает Максим. – Я не в курсе. Думал, вы там сами как-то договоритесь. Сейчас уточню.

– Уточни.

Хватаю вилку со стола и с остервенением режу подгоревшую яичницу, гипнотизируя при этом экран телефона. Как невротик.

Сказать, что я охренел, когда увидел их вместе с Янковским – ничего не сказать. И думать забыл про этого московского мажора, который ошивался рядом с ней в Турции. А она, стало быть, не забыла? Обидно. Но переживу.

Все переживу. Уверен.

– Да, – раздраженно отвечаю на входящий звонок.

– Ты там с утра на фоксе, мой мавр? – сонно интересуется Мирон. – Давненько тебя таким бодреньким не слыхивал.

– Говори, – пропускаю мимо ушей очередные подколы.

Громов шут гороховый. Но это часто спасает наш рабочий, не всегда удачный союз.

– У нас малая заболела. Ушки бо-бо.

– Сочувствую.

– Возьму день на подмогу. Подхватишь?

– Пока в городе, без проблем.

– Надо менять бригаду на Сулимова. Не нравится мне их подход. Тяп-ляп все. Материалы жалеют, потом комиссии будем пятки целовать.

– Значит, поменяем, – соглашаюсь, отпихивая благодарного за завтрак Полкана, но он все равно успевает слюнявой мордой изгадить единственные чистые в доме брюки. – Твою мать, – вздыхаю, рассматривая уродливое пятно, больше похожее на кляксу. Ну не в трико же ехать на встречу с московским дизайнером?

– Че там у тебя? – без интереса спрашивает Мирон.

– Ни че. Все как обычно. С Сулимова я порешаю, возьму ребят из области. Помнишь, в прошлом месяце просились? – Хочу попрощаться, но вспоминаю про долгожданную гостью в городе. Внутри вспышками огонь разливается. Не верю, что приехала. – У вас что нового?

– Дочка наша заболела. Ты меня не слушаешь? Тоже ушки бо-бо? – усмехается Громов.

– Это понял. А вообще?

– Но-во-го, – тянет он и обращается, по всей видимости, к жене. – Че у нас нового, Мия? Соболев тут интересуется.

– Машинка стиральная сломалась, – отвечает она тоже озадаченно и сонно.

– Ясно все с вами, голубки, – качаю головой. – Лечите ушки, – взглянув на экран, серьезно выговариваю: – У меня вторая линия.

Подскочив со стула, хватаю сигарету и отхожу к окну. Нетерпение в крови множится. Бурлит. Это странно, потому что кроме напускного равнодушия там давно ничего не мелькало.

– Слушаю.

– Таисия сказала, что до объекта доберется сама, – сухо сообщает Янковский.

– Он на отшибе, – предупреждаю, выпуская изо рта облако дыма в солнечный город.

Кто вообще додумался строить школу на окраине? Конечно, район строящийся и в ближайшие годы будет похож на многоэтажный вип-муравейник, но сейчас-то выглядит как заброшенная промзона?

– Думаю, Тая, конечно, в курсе, – с издевкой выдает Янковский.

– Надеюсь, ты выделил для своей протеже деньги на такси? Москвичи обычно скупы до жути.

– Только когда дело не касается личных интересов…

Скотина модная. Все мозги в своих пиджаках на три размера больше проносил. Сразу видно.

Пропущенные от Алисы пропускаю.

Московские девицы, как и хлопцы, приставучие и с завышенной, не всегда оправданной самооценкой. Все время думают, что вокруг их желаний мир крутится. Когда сталкиваются с обратным, начинается такой цирк, что в пору попкорном и колой запасаться. Поэтому приходится держать руку на пульсе. Чуть зазеваешься, а ты уже на поводке. Со стразами, конечно. Столица же.

Забив на высохшее пятно на брюках, прихватываю стопку с документами. Прощаюсь с Полканычем, натягиваю пальто и, мухой слетев с лесенок, прогреваю охлажденный осенним туманом движок «Рэнжа».

Потом, нервничая и откашливаясь, еду на объект.

Когда на безлюдной дороге вижу светлую макушку, черное пальто и белые длинные сапоги, даже не удивляюсь, блин. Щурюсь от солнца и перекрываю путь сотруднице «Формулы строительства».

Мы народ гостеприимный. Ни какие-то там москвичи, которые командировочные зажимают. Пора бы показать.

– Ты сдурела? – первое, что вырывается, когда спрыгиваю с подножки.

На светлом, красивом лице искренне недоумение. У меня внутри стоп-кран. Быть невежливым и нахрапистым не планировал.

– Привет, Вань, – произносит она холодно. – Ты меня с кем-то перепутал? – озирается картинно. Хотя уверен, все поняла.

Но порыва моего не оценила.

– Почему не позвонила, – спрашиваю, открывая переднюю дверь. – Садись.

– Я почти дошла, – Тая оторопело смотрит на часы на тонком кожаном ремешке и поглядывает на меня все так же отстраненно. – Встреча в девять. Я успею.

Злость накатывает моментально. Столько, что сразу и не унести. Сама ведь ушла. Ничего не сказала. Как от маньяка сбежала, будто бил ее или абьюзил. Не знаю, что думали все вокруг и о чем шептались, но такие сплетни тоже слышал.

Я абьюзер? Да я пылинки с нее сдувал, боялся планку хоть на деление опустить. Идиот.

– Садись, – повторяю, делая шаг вперед.

Сержусь на себя, думая о том, что ни хера она не «раскоровела». Немного только округлилась, конкурсы же закончились. Интересно, почему? Причина должна быть весомой.

Соболева смотрит в сторону, словно просчитывая риски извозиться в грязи на обочине, а потом стискивает кулаки и, сняв тяжелую сумку с плеча, садится в машину.

Награждает меня испепеляющим ненавистью взглядом. Но молчит. Наверное, снова плохо про меня думает. Но я привыкший.

Захлопнув дверь, не сдерживаюсь. Закуриваю, конечно, и в пять затяжек приканчиваю вторую за утро сигарету.

Надо заехать закупиться. На нее не напасешься.

Заметив движение на переднем сидении, пытаюсь хоть немного сдержать в груди невыносимые флешбэки из прошлого. Все эмоции, умело спрятанные в черном чемоданчике, словно строительный мусор в груди множатся. Хочется сгрести его веником и отдать…

На, держи, жестокая сучка! Это все тебе. Радуйся.

Выкинув окурок, залетаю в тачку. Сразу открываю окна, чтобы выветрился аромат сладковатых духов. Кидаю взгляд на сжавшиеся друг в друга коленки. Тая быстро прикрывает их сумкой.

– У нас тут не Москва, – грубовато произношу, выезжая на дорогу. – Твои белые сапоги вмиг замараются.

В салоне, несмотря на свежий воздух, искрит.

Она смотрит на меня как на пустое место, мигом вычисляет изъян и сквозь зубы проговаривает:

– По крайней мере, твои грязные брюки на их фоне не будут смотреться так нелепо.

Глава 10.1. Иван

– Странно.

– Что? – Тая рявкает чуть громче, чем следовало бы.

Раздражена и очень опасна.

– У тебя вроде сапоги белые, а не пальто, чтоб ты меня жизни учила? – Удивленно приподнимаю брови и снова зависаю на идеальном лице.

Отворачиваюсь. Дорога в глазах рябит.

Ее совершенно точно не похитили инопланетяне, хотя я и об этом думал.

Когда близкий человек просто так исчезает, думаешь реально обо всем. Гоняешь мысли со скоростью высокоточной ракеты. Я, твою мать, морги первый день обзванивал. Волосы на голове рвал. Потом бухал как не в себя, чтобы чувство вины утопить, но отправил на дно только отношения с мамой. А жена появилась спустя почти два года все с той же королевской осанкой и ногами до ушей.

Ладно хоть живая и здоровая.

Не нравлюсь? Не любит? Смелости не набралась, чтобы поговорить и объяснить по-человечески? Окей. Пусть живет дальше. С Янковским звезды в телескоп разглядывает. Буду объективным, он ей даже больше меня подходит. Они оба как с картинки, породистые, что ли. А я обычный мужик. Приземленный и простой.

Инстинктивно тянусь за сигаретами, но одумываюсь, и снова на грязные брюки смотрю. Не по-пацански это. Надо бы объясниться.

– Собака мордой заляпала, – кошусь в сторону Таи, в сотый раз пытаясь отряхнуться.

Она оживает, черты лица смягчаются. Даже улыбается.

– Ой, это Ириска? – Светлые глаза загораются интересом.

Собака-то ни какой-нибудь муж. О ней узнать поинтереснее, ведь правда?

– Пол-кан.

– Серьезно, Соболев? Переименовал моего лабрадудля?

– Он не твой, – тихо сообщаю.

Тая замирает и в машине снова пахнет натянутостью и напряжением. Морщусь, потому что физически их ощущаю. Дышать нечем. Пожалуй, для людей, недавно решивших развестись, это нормально. Но во рту все равно горько и паршиво.

– Пошли, – зову, выбираясь на улицу.

Неодобрительно глянув на офисный наряд с налетом столичного лоска, иду к багажнику и прихватываю пару белых касок. Одну протягиваю Тае.

– Надень.

– Спасибо, – отвечает, поджимая губы.

– Сумка-то тебе зачем? Оставь.

– Там у меня все чертежи, – хмурится. Не знает, как поступить.

– Строить сейчас тебя все равно никто не попросит. До внутренней отделки здесь еще дохуллиард работ. Я потом подкину, куда скажешь. Где ты остановилась?

Пока она раздумывает, снимаю кожаный баул с плеча и оставляю его на заднем сидении. Обхожу со спины и, схватив за руку, тяну дизайнера проекта в сторону главного здания, которое полностью выстроено.

Ее рука мягкая и теплая. Через ладонь чувствую, как ее хозяйка дрожит. Это дрожь и мне передается, проносясь по телу электрическими разрядами.

– У мамы остановилась? – продолжаю допытываться.

Молчит.

Смотрит по сторонам и мягко выкручивает свою руку, убрав ее в карман. Моя ладонь тут же холодеет.

Обесточен…

– А саму коробку, тоже вы строите? – Тая с интересом озирается, отходя на безопасное расстояние.

– Не шлепнись, – киваю на палку под ногами, отпинывая ее куда подальше. Морщусь, потому что теперь и ботинок грязный. – Чтобы тако-ое построить, нам с Миром пришлось бы квартиры и машины продать. Кредитовать малый и средний бизнес в нашем государстве еще не привыкли.

– Вот как?

– А надо ведь жить по средствам, – поворачиваюсь к Тае, подмигивая.

Ее щеки становятся алыми, но на мой подкол, она никак не отвечает. Хмыкает и отворачивается.

– Так, – вздыхаю, широко расставляя ноги и размещая руки на поясе. – Ну что тут, тип строительства, как ты знаешь, павильонный. Будет пять корпусов. Подготовительная школа, с отдельным крылом для администрации, младшая, средняя и старшая. Плюс… вот там… спортивный комплекс с бассейном и двумя залами.

– С чего планируете начать работы? – по-деловому подключается она, извлекая из кармана телефон.

Зависает в нем, хмурится и просит:

– Можно мне минуту, Вань?

– Отчего же нельзя? Хоть час, – не сводя глаз с пульсирующей венки на шее, выговариваю, а затем, когда Тая отворачивается, пялюсь на ноги.

Веду себя как идиот. Притом со стажем.

Пытаюсь прислушаться к телефонному разговору, но у Таи какой-то магический голос, который так сразу и не разберешь. Вспоминаю, что можно не подслушивать, а подсматривать и снова уставляюсь на стройные ноги.

Подкурив, зажимаю сигарету между пальцев и постукиваю пяткой нетерпеливо. Новоявленный московский дизайнер заканчивает звонок, поворачивается и чуть испуганно смотрит:

– Ты что? Подслушиваешь?

– Пф… Вот еще. Мне ваши разговоры по барабану. Неровно дышишь к Янковскому?

Она оскорбляется, нервно теребит пояс пальто и убирает телефон.

– При чем тут Максим вообще? По-моему, это ты неровно к нему дышишь. Или попросту завидуешь…

Пф…

– Вот еще. Вы, москвичи все время думаете, что мы вам все тут узавидовались, а мы просто живем свою периферийную жизнь и думать про это не думаем, – легко выговариваю.

– Вот и живите, – задирает нос.

Вздыхаю трудно. С ума меня сведет, зараза.

– Пошли к прорабу, – киваю в сторону синих вагончиков на небольшом островке. – За одним разбудим. Девять часов, у них еще конь не валялся. Так до пенсии объект не сдадим, а еще деньги с прибыли потратить хотел.

Двигаясь на расстоянии в пару метров, добираемся до Павла Александровича и следующие два часа проводим в активной работе.

Тая сначала пишет информацию на диктофон, а потом мы возвращаемся к машине, чтобы забрать ее чертежи. Смотрит на меня победно, типа: я же говорила?

Игнорирую, сколько есть сил.

Она намеренно двигается чуть поодаль, всячески указывает мне на выстроенную между нами дистанцию. Я внутренне себя одергиваю, чтобы не оберегать. С ней как-то всегда это по наитию. Будто естественно получается.

Долго проводим измерения и фиксируем недостающие габариты. Что-то договариваемся поменять, что-то оставить. В работе Тая мне… неожиданно нравится. Живая, участливая, неравнодушная. Не фыркает и не закатывает глаза при указании на ее же ошибки, но четко отстаивает свою точку зрения, когда мы касаемся спорных моментов.

Я довольно быстро с ней соглашаюсь. Не хочется давить авторитетом, да и проект подписывается каждым вторым сотрудником администрации. Вплоть до уборщицы, блин. Реально! Замахаешься пересогласовывать.

На часах уже за полдень, когда мы уставшие выбираемся из пыльного бетонного плена.

– Ну все ребятки, я пойду, – весело проговаривает прораб, размахивая каской. – Война войной, а обед по расписанию.

Отвлекаюсь на то, чтобы пожать ему руку, когда слышу треск чуть позади и резкий вскрик.

Да твою мать!

– Ну, осторожнее надо быть, – выговаривает Павел Александрович с сожалением. Затылок потирает.

Развернувшись, качаю головой.

– Шлепнулась все-таки?

Смотрю вниз, пока Тая всхлипывает и через сапог поглаживает правую лодыжку. Ступеньку не заметила.

– Только попробуй сказать еще хоть слово, – цедит она, поднимая затуманенные глаза.

Жалко ее становится.

– Не буду, – обещаю, наклоняясь.

– Не надо, – робко просит, пока подхватываю ее на руки. – Я тяжелая.

– Нормальная, – прижимаю теплое тело к груди, на секунду прикрывая глаза.

Этот день будто намеренно решил выжать из меня все соки. А я и так высохший. До дна.

Реально не дышу, пока тащу до «Рэнжа». Она сопит, всячески отодвигается. Не Янковский, понятно.

Посадив ее на капот, под редкие всхлипы аккуратно веду по лодыжке и пальцами сжимаю собачку на замке. Тая вздрагивает от боли, когда стягиваю сапог. С трудом, потому что ногу прилично раздуло.

– Сильно больно? – спрашиваю, на хера-то раздумывая чулки это или колготки?

Поморгав, скидываю в пропасть эту абсолютно ненужную дилемму. Концентрирую все внимание на распухшей ноге.

– Больно, – вскрикивает Тая от легкого прикосновения. – Не трогай. Пожалуйста. Почему я такая невезучая?..

Неловко пытается отстраниться.

Но эту машину смерти уже не остановить…

Прихватываю ногу под коленкой и, нежно поглаживая, исследую кость. Это я так себе говорю. Сам же хаотично вожу рукой по тонкому капрону, уходящему под серую юбку. Замечаю кружево.

Чулки… Да е-мое! Молока мне три пакета за вредность. Напрягаюсь.

– Вань, – Тая жалобно зовет, щурясь от солнца. – Мне в больницу надо.

С усилием убираю руки и мрачно киваю. На морально-волевых снова несу будущую экс-Соболеву в салон. Там внутри уже столько ее запаха, что сигареты не помогут. Только химчистка.

– Не реви, – говорю, падая на сидение рядом. На языке снова горечь. – До новой свадьбы заживет.

Глава 11. Таисия

– Долго еще? – спрашиваю.

Пробка. На часы посматриваю. Вечером у меня вылет. Как же теперь?..

Хочу удержать внутри жгучие слезы. Они терзают глаза и норовят выйти наружу. От боли, от унижения, от душераздирающих воспоминаний.

Что за невезение?.. В чем я провинилась?

Потирая гудящую лодыжку и трудно дыша, пытаюсь занять все имеющиеся системы организма одной единственной задачей – не смотреть на Соболева. Ничего не замечать. Ни оттеняющей смуглую кожу белоснежную рубашку, ни того, как классно Ваня смотрится за рулем своей любимой машины.

И как они ему идут… И рубашка, и «Рэнж Ровер». Очень ему подходят. И сигарет тоже, которую он мнет пальцами левой руки. Во всем проявляется присущая Ване мужская энергетика. Густая и концентрированная.

Нет. Я всего этого не забыла.

Но… Не хотела вспоминать.

Когда расстаешься с любимым человеком, у тебя находится слишком много ненужного – информации, фактов, ассоциаций: его любимый цвет, что он любит на завтрак, как он целуется… Как он пахнет…

Боже. Как он пахнет…

Взгляд так или иначе скашивается в сторону обтянутого черной тканью плеча и заляпанных строгих брюк. Последнее – видится мне особо милым, от этого и раздражающим. Никогда не считала неряшливость милой.

Внутри загораются красные огни. Сирена взрывается.

Я не хочу.

Не хочу снова ничего к нему испытывать.

То, как этот мужлан только что меня облапал, пока я шокированная сидела на капоте и хлопала ресницами – было просто невыносимо. Ужасающе… И… это вряд ли похоже на осмотр поврежденной конечности.

Ну, нет.

Наша песня хороша, начинай сначала.

Этот спектакль вновь о том, что Иван Соболев вертел на одном месте все обстоятельства этого мира. Ему по барабану.

Ваня, как блестящая, стремительная, свистящая пуля – не видит никаких препятствий. Напором десантника идет на таран.

Хочет – трогает, гладит, мучает. И смотрит-смотрит-смотрит.

А захотел бы – трахнул прямо у прораба перед носом. И никто бы его не остановил. А главное, не уверена, что я сама была бы против.

Хороша дизайнер в «Формуле строительства». Ничего не скажешь!

Я вроде бы повзрослела. У меня появилась дочь, ответственность за сестру, серьезная работа. Только вот сейчас чувствую себя все той же дурочкой, которую раздели, зацеловали и облапали на жарком пляже в Турции.

Ничего не поменялось.

Мы – такие же…

Все тело дрожит от злости. Это реакция на собственную слабость. А вот Соболев серьезен и спокоен как никогда. Отодвигаюсь как можно дальше и отворачиваюсь, вспоминая знакомые улицы.

Правда, город будто меньше стал казаться. Улицы – уже, проспекты – короче, высотки – ниже. Наверное, после Москвы так кажется. Привыкла.

Человек в итоге ко всему привыкает.

Улыбаюсь, вспоминая, как Ваня отзывается о нас, жителях столицы. Такой смешной, когда сердится.

Потом хмурюсь так, что брови неприятно сводит. Что я делаю? Снова думаю о нем?..

Расправляю плечи. Подобно центрифуге гоняю в голове только одну мысль:

Он. Меня. Обидел.

Сильно.

Не любил меня. И никогда бы не полюбил.

«Буду любить» – говорил Ваня, зная, что этому не суждено сбыться никогда. Увы, он однолюб…

Да, я скрыла нашу Элли. Нашу Алису. Девочку, которую рожала десять часов. В муках и слезах. Одна.

Да, я сбежала.

Соболев все это заслужил своим враньем. Заслужил.

Но…

Лишь иногда моя уверенность становится хлипкой и размазанной. Снова беседы с Яной Альбертовной вспоминаю.

Почему он тогда так страдал?

Пил? Сходил с ума? Много дрался на ринге и вне его?

Он с мамой практически не общается сейчас. Ее тогда чуть с должности мэра не сняли. Так громко шумел Ваня по ночам, что это и в Москве услышали.

В него будто бес вселился.

Или… я?..

– Ну, что ты ревешь? – прерывает он молчание первым. Улыбается по-доброму. – Хочешь, фотку Полкана покажу?

– Фотку? Ириски? – обернувшись, упрямо переспрашиваю.

– Полкана, – скалится, поправляя, но из внутреннего кармана телефон все равно извлекает.

Сам снимает блокировку и протягивает мне. Забираю так, чтобы не задеть его пальцы. Зачем нам лишние проблемы? Это бы разгрести.

Замираю, глядя на яркий экран. Смеюсь звонко. И провожу пальцем по кудрявой мордочке с черным носом. Надо же сладкий какой вырос. Это похоже на встречу со старым другом.

Это приятно.

Улыбаюсь, хоть и не хотела.

– Как он? – спрашиваю, активно листая снимки.

– Нормально. Не жизнь, а малина. Спит, ест, гуляет…

– Спасибо, что заботишься о нем, – выговариваю тихо.

Фотографий пса у Соболева просто миллион. На прогулке, дома, даже в офисе. И… с маленькой Таей – дочкой Мирона и Мии. Девочку узнаю сразу, уж больно она мою подругу детства похожа. Такая же темненькая, глазастая и красивая…

Когда неожиданно вместо малышки с «Полканом-Ириской» на снимке вижу полураздетую Алису Бах, вопреки здравому смыслу зависаю.

Душа, когда-то разорванная в клочья, воспринимает этот кадр как предательство.

Это моя собака…

И муж мой.

«Ты сама его бросила» – вопит внутренний голос.

– Я не смогла сразу забрать щенка, – говорю, передавая телефон Ване. Он не любезничает, обнимает мою руку вместе с мобильным и кидает его на панель прямо перед собой. – Но сейчас я уже освоилась в Москве, если он тебе мешает… Я могу забрать…

Соболев громко хмыкает.

– Хер-то там, – кидает на меня темнеющий взгляд. – Это моя собака.

Ровно ту же фразу повторяет, что и я полминуты назад.

На светофоре смотрим друг на друга. Без злости, но оба непримиримо. Меня снова безнадежность накрывает. Он такой серьезный и уверенный в себе. Сильный. За два года только больше стал.

Как я могу ему сказать об Элли? Он меня никогда не простит.

Открываю рот, чтобы прозондировать почву.

– Собаку делим. Охренеть, – Ваня грубовато смеется. – Хорошо, что у нас детей нет. Их бы еще делили.

Зажмуриваюсь, облизывая пересохшие губы.

– Ты ведь хотел детей, – напоминаю.

– Хотел, – он поигрывает нижней челюстью и резко стартует с места. – Дураком молодым был. Много не понимал. Дети должны расти в любящей семье.

– Получается, больше не хочешь? – отстраненно интересуюсь, пока он паркуется.

– Больше не хочу, – усмехается.

В первой городской больнице быстро распространяется информация, что приехал сын мэра и… ее невестка. Сначала мы как все сидим в очереди, но потом к нам выходит главврач и вот, меня уже везут на рентген и тут же выделяют отдельную палату.

Ваня отлучается, чтобы взять кофе в автомате на первом этаже, а я растираю зафиксированную бинтом ногу. Перелома, слава богу, нет. Но растяжение сильное.

Дверь хлопает, и я поднимаю лицо.

Без удивления с интересом смотрю на гостью в медицинском костюме и белых кроксах.

– Привет, мам, – равнодушно здороваюсь.

– Значит, это правда, Тая? Ты снова с ним? Просто поверить не могу, что ты все съела и простила его, – разводит в стороны руки мама.

*

Дорогие мои, прошу прощения за задержку. Есть перебои со связью в дороге)

Совсем скоро начнем раскрывать все тайны) держимся пока)

Глава 12. Таисия

Черепная коробка трещит от мыслей, которые Соболев себе сейчас представляет. Даже предположение, что я могла так поступить с нашим ребенком – абсурдно. Я ни минуты не сомневалась.

Ни секунды. Клянусь Алисой.

Таисия Соболева (Валеева)

– Ты отлично выглядишь, мам. Светишься вся. Я рада за тебя, – игнорирую гневный выпад в сторону Вани. Зятя, которого она боготворила ровно до тех пор, пока я не поделилась своей болью.

Сейчас понимаю, что, конечно, не стоило этого делать.

Глупо получилось.

Я была в раздрае, на эмоциях. Было так невыносимо, что срочно хотелось вывалить ее хоть на кого-то. Потоком, бурным течением, водопадом из слов и слез.

Ну, не на Мию же?.. Ива тоже мимо.

Будучи в таком состоянии очень важно оказаться рядом с правильными людьми. С людьми цельными. Не поломанными. Важно получить поддержку и сожаление, чтобы принимать решения не в угоду обидам или слепой мести… Именно сожаление, а не жалость. Здесь разница принципиальна.

Я ошиблась, приехав к маме. Не буду говорить громкие слова о правильности своего поступка, но обратись я тогда к Яне Альбертовне – все бы закончилось по-другому.

Сердце замирает, а потом резко сжимается пружиной. Мясорубка из мыслей останавливается одной-единственной, самой верной – ничего уже не изменить.

Никогда.

Мама, приглаживая густые волосы по бокам, отвечает:

– Отлично выгляжу? Правда? Спасибо, дочь.

Быстро осматривает мое лицо, плечи, грудь и бедра. Молчит.

Я усмехаюсь.

Сидя на больничной кушетке, изучаю стройную, невысокую фигурку. После смерти папы мама еще больше увлеклась здоровым образом жизни, записалась на танцы. Выглядит, как всегда – уверенным в себе хирургом. Специалистом, каждый день спасающим человеческие жизни.

Такой, как она, хочется довериться. Хочется услышать, что «все будет в порядке» и бороться…

Перевожу взгляд на руки. Тонкие пальцы трясутся, выдавая хозяйку. Мои, кстати, – тоже. Мы не виделись с той самой ночи… И это самое длительное расставание в нашей жизни. Я, признаюсь, порой скучала. А она?

Хотелось бы, чтобы ответ был положительным. Несмотря ни на что.

Это никак не повлияет на сегодняшнюю Таю: независимую, взрослую и, надеюсь, сильную личность, но хоть капельку накроет трогательными объятиями и погладит по головке вчерашнюю девочку – маленькую и… искренне желающую, чтобы ее любили.

Достаточно юную, чтобы отвечать за ошибки отца, после смерти которого объявилась вторая семья. Еще одна дочь, и еще одна любимая женщина.

Тогда два года назад, мама была на эмоциях. Пережив что-то подобное, я даже еще больше прониклась к ней искренним уважением.

Мама очень сильная, а сила, подобно огню, выжигает все слабости под корень.

Я приняла, но не поняла.

Никогда не пойму.

Всякое существо на Земле хочет любви. Всякое существо имеет на это право.

Моя беременность проходила сравнительно спокойно, если не считать бурных всплесков чувства вины и периодических, мучительных метаний с рефлексией. Правильно ли я поступаю? Может, еще не поздно все исправить?

Долгими вечерами мне было чем заняться – я изучала много литературы, посвященной родительству. Тому, что совсем скоро мне предстояло и в чем я совершенно не разбиралась. Плюсом посещала психолога. Недолго, потому что подготовка к родам – это не то время, когда стоит вскрывать гнойные нарывы в собственном «Я».

– Как ты поживаешь? – спрашиваю, разглядывая ухоженное лицо с мелкими, еле заметными морщинками вокруг глаз.

– Как обычно. Дом, больница – больница, дом. А ты?

– Нормально, – пожимаю плечами.

– Что случилось? – кивает мама на мою забинтованную ногу и, заметив на столе снимки, идет прямиком к нему.

– Упала неудачно. Сказали, отек через несколько дней спадет. Буду как новенькая…

– Так и сказали? – Мама направляет один из снимков в сторону окна, чтобы рассмотреть получше. Тут же превращается в серьезного врача. Извлекает из нагрудного кармана очки в тонкой, золотистой оправе. – Действительно, все не страшно, Тая. Но тебе должно быть больно. Ногу обезболили?

– Нет…

– Я распоряжусь, сейчас медсестра подсуетится, – поглядывает на меня отрывисто. – И вечером тоже.

Рассматривая удаляющуюся спину, вспоминаю про дочку, близко переживающую наше первое расставание, и подрываюсь с места:

– До вечера я здесь не протяну. У меня самолет, мам…

– Ясно, – она оборачивается и сжимает зубы.

Хочет что-то сказать, но тут же замолкает. Я тоже молчу.

Да где же Соболев?..

Тишина звучит особо остро с каждым мгновением. И она вовсе не о том, что нам с мамой здорово вместе помолчать. Нет. Эта тишина о другом: просто нам нечего сказать. Друг другу. Даже после долгой разлуки…

Увы.

– Снова уезжаешь, значит? Так… ты с ним? – спрашивает она, уже чуть спокойнее, чем пять минут назад.

Мажет коротким взглядом по приоткрытой двери.

– Нет, мы не вместе.

Вздрогнув, складываю ладони в кулаки.

Просто невозможно. Зачем мне перед ней оправдываться?

– Я в городе по работе, – тем не менее спокойно продолжаю. – Возвращаться сюда не собираюсь, меня моя жизнь полностью устраивает.

Мама удивляется:

– По работе?

– Да, я устроилась дизайнером в одну фирму. Московскую, – не без гордости выговариваю. – У меня объект здесь…

– Московская фирма значит, объект… – впервые за сегодня улыбается мама. Кажется, наконец-то довольна. – Всегда знала, что ты у меня далеко пойдешь.

– Там ничего особенного, – тут же выдаю и машу рукой.

Неловкая похвала попадает точно в цель…

Прикусываю губу, потому что вдруг чувствую прилив ностальгии.

Мама, папа, наша семья…

Детство, школа…

Все разом.

Оказавшись в городе, я даже дышать старалась через раз, чтобы только не вспоминать.

– Я все равно рада за тебя, – неловко признается мама. – Рада, что ты смогла, Тая. И в Москве прижилась. Горжусь тобой. Переступила через младшего Соболева и пошла дальше…

– Переступила, – шепчу замороженными губами. – И пошла дальше…

Мама довольно кивает.

– Все-таки я все правильно сделала. Аборт был необходим…

– Ма-ма, – вскрикиваю.

Обмираю, потому что в дверном проеме замечаю Ваню.

Нет. Ну не-ет. Пожалуйста.

И без того темное небо внутри меня обваливается. Обваливается вместе с тем, как на больничный пол с треском падает высокий пластиковый стакан, разбрызгивая тяжелые, светлые капли. На выкрашенные стены, на Ванины брюки, уже испорченные Ириской, и на светло-синие бахилы…

Судя по сладковатому запаху, это был мой любимый шейк из «Ростикса». Ума не приложу, где Соболев его взял здесь, в больнице.

– Вань, – мотаю головой, пытаясь хоть что-нибудь сказать.

Мама, ни на секунду не смутившись, поправляет белоснежный воротник и качает головой.

– Ва-ня, пожалуйста, – успокаивающе произношу, обнимая плечи руками.

Черепная коробка трещит от мыслей, которые Соболев себе сейчас представляет. Даже предположение, что я могла так поступить с нашим ребенком – абсурдно. Я ни минуты не сомневалась.

Ни секунды. Клянусь Алисой.

– А что вы хотели, молодой человек? – назидательно выговаривает мама. С триумфом. – Не вижу повода для таких эмоций. Прерывание беременности на раннем сроке – не редкость.

– Хватит, – зыркаю на нее в ужасе.

Соболев, не обращая на маму внимание, отпинывает злосчастный стакан в сторону и смотрит на меня бешеными глазами.

Бешеными и пустыми – сочетание так себе.

Еще полчаса назад он шутил, показывал фотки нашей собаки и даже немного флиртовал. Успокаивал ласково, пока врач обследовал ногу. А сейчас смотрит так, будто я вселенское зло. Ненавидит…

Сжимаюсь в комок до состояния камня. Как-то разом понимаю, что это конец. Скрывать Алису больше точно не получится…

– Соболев, – не отвожу от него взгляда.

В моих глазах в отличие от его – не пусто. Просто уверена, потому что я вкладываю туда все сожаление, какое могу собрать внутри.

Боже.

Мне правда жаль…

Глотаю застрявший ком в горле. Надо выпроводить маму и срочно все ему рассказать.

– Я все объясню, – хриплю.

Ваня хватает свое пальто и, поморщившись, громко цедит:

– Ну и сука же ты, Валеева! Просто конченная!!!

Вдыхая ароматы манго и маракуйи и опуская глаза, чувствую, как оглушительный стук двери, словно по щелчку гасит мою внутреннюю лампочку.

Он не поймет… – думаю я обескураженно, представляя широкую спину в белоснежной рубашке, быстро удаляющуюся по узкому коридору.

Не поймет.

Но ему придется меня выслушать…

Глава 13. Таисия

– Же-есть, – тянет Адель шепотом. – Я в шоке. Вот урод этот твой папаша, Эл! И как от такого дебила могло такое чудо родиться?..

– Адель, хватит!..

Грозно взглянув на сестру, я продолжаю монотонно кормить дочь манной кашей. Знаю, что манка – самая пустая и бесполезная, но зато моя девочка ее любит. А так как со вчерашнего дня Алиса сопливит, ничего не ест и вообще ведет себя слишком нервно, будто вот-вот разболеется, я хочу ее баловать.

– Я просто в шоке, – произношу уже тише. – Так долго пыталась сказать Ване про дочь, что, кажется, опоздала. Просто поверить не могу. Он про меня подумал…, подумал, что я могла избавиться от его ребенка.

– Так ему и надо, – зло выговаривает Адель. – Пусть помучается.

– За что, Дель? Я ведь сама ушла, сама все скрыла от него.

– И молодец. Я тобой горжусь, как классно ты его приложила.

Трудно вздыхаю, поднимаясь.

Мы мусолим эту тему второй год и позицию сестры я знаю. В силу молодости и категоричности, она считает, что я во всем права и Алисе такой папа не нужен.

Находиться в среде с таким анти-Соболевским настроем было довольно комфортно. Но только не сейчас…

– Люди вступают в брак по сердцу, Адель. Они чувствуют сердцем, понимаешь? Надеются, что пронесет, даже если видят красные флаги. А вот разводятся уже по велению разума. Хорошенько все обдумав и закрыв сердце на замок.

– Вот и закрой, – злится она. – Не слушай свое сердце, Тай. Соболев твой все-все-все заслужил. Я бы еще яйцо ему в тачку засунула, чтоб оно там стухло, вместе с его физиономией и бабой этой белобрысой.

Останавливаю пламенную речь предупредительным жестом.

– Я ведь все видела, Дель, – вспоминаю. – Когда мы только начали встречаться. Умом понимала, что все не так, как должно быть. Ваня… он не врал. Никогда. Не договаривал, пытался выкрутиться. Но я упорно шла за сердцем. Влюбленный, приставучий слепень…

– Что именно ты видела?

Подозрительный взгляд сестры приводит в чувство.

– Да все, – машу рукой.

В разговоре мы неожиданно ступаем на зыбкую почву. Почву из моих сомнений и вранья себе. Мне самой-то страшно по ней пройтись не зажмуриваясь. Впускать туда другого человека слишком опрометчиво.

– Как ты со своей ногой доковыляла до аэропорта?

– Вызвала такси.

– А Инга что? Не могла тебя подкинуть?

– С мамой я поругалась, – сжимаю зубы.

В голове до сих пор не укладывается. Она ведь специально сказала про аборт, на который отправила меня два года назад. Я на сто процентов уверена в том, что это не было случайностью. Она знала, что Ваня услышит.

Я пришла в ярость и наконец-то высказала все, что думаю. Да. Папа обманывал ее много лет, но ни я, ни тем более Соболев в этом не виноваты. Хватит мстить нам за то, что она почти двадцать лет жила в неведении.

А еще я наконец-то сказала правду – мама, как и я, видела в поведении отца «красные флаги». Постоянные командировки, левые оплаченные счета, телефонные звонки – она просто не могла она этого не заметить. Но тоже предпочитала не обращать внимания. Быть слепнем.

Следующие дни я посвящаю дочке.

Отпрашиваюсь у Макса, беру больничный и пытаюсь вылечить Алису от появившегося кашля. Он, несмотря на все мои старания, не проходит. В какой-то из дней даже усиливается.

Я ругаю себя. Ругаю, ругаю, ругаю…

Как в детстве. Маминым голосом.

Если прислушаться, то наш внутренний голос имеет те же интонации и тембр, что и критикующий родитель. Увы. Так работает психика: стоит только несколько раз в детстве услышать, что ты «неуклюжая клуша», и до самой старости при каждом падении, даже совершенно случайном, коварное подсознание будет проигрывать те самые слова нараспев.

Алиса болеет.

Мучительно кашляет. Просыпается по ночам. Мы делаем ингаляции и промываем носик. Посещаем участкового педиатра, сдаем все необходимые анализы, дожидаемся результатов. Они отличные. К концу недели нас направляют в пульмонологический центр, где кандидат медицинских наук, грузный мужчина лет пятидесяти, тоже не видит патологий.

В полнейшем бессилии я звоню Яне Альбертовне, хоть и избегала в последнее время любого общения с ней. Мы расстались, договорившись, что я расскажу Ване о дочке, но как это сделать, если человек назвал меня сукой и оборвал все контакты?

Не знаю… Да и не до этого сейчас.

Свекровь ругается, что я не позвонила раньше и отправляет нас к лучшему педиатру Москвы. Мы приезжаем в большой медицинский центр и без очереди попадаем на прием. Еще бы. Его стоимость равна оплате за три моих рабочих дня. Я отдаю деньги не задумываясь. Надо так надо.

Врач мне на удивление нравится. Долго расспрашивает об Алисе: как проходили роды, беременность, где мы наблюдаемся. Потом проводит осмотр, назначает необходимые обследования и рекомендует скорректировать лечение. В первую очередь отменить все сиропы от кашля. Я соглашаюсь.

Когда выхожу в коридор, с облегчением выдыхаю. Ровно до того момента, пока не замечаю девушку с ребенком – девочкой лет пяти-шести. Когда они направляются ко мне, понимаю, что отворачиваться глупо.

– Тая, – окликает Маша.

– Привет, – округляю глаза, замирая.

Дежурная улыбка старшей сестры Соболева спадает ровно в тот момент, когда она замечает Элли.

Мою Элли со светло-зелеными, большими глазами и белоснежными кудряшками.

Мою Элли…

– Маш.

Сжимаю в руках дочку, наконец-то притихшую и внимательно разглядывающую своих родственников. Ксюша с интересом смотрит то на меня, то на маму. Затихает, чувствуя напряжение.

Маша делает шаг и касается ладошки Алисы. Не глядя на меня, пугающе безжизненным голосом произносит:

– Я в шоке, Тая… Даже не знаю, что сказать.

– Прости, – единственное, что могу сказать я. – Прости-те, – поправляюсь, вспомнив о Ване.

Дышу в сладкую макушку Алисы. Вокруг, как назло, никого.

Пустой коридор и нас четверо. Что за нелепая случайность?

– Я в шоке, – Маша повторяет и поднимает удивленное лицо на меня. Ее глаза… кажется, слезятся от искренней обиды за брата. И мои… тоже увлажняются. От неизбежного чувства вины, накрывающего с головой. – Нет… Я в ахере, Тая. Просто, скажи мне? За что ты так с Ваней? Что такого тебе сделал мой брат?.. Что? За что так с ним?

На шум в коридор выбегает медсестра.

– Прости-те, – мотаю головой и, подхватив сумку с комбинезоном, быстро иду в сторону лифтов.

Слава богу, я оплатила прием еще до его начала, иначе вряд ли бы вспомнила, какой стороной прикладывается карта к терминалу.

Улица. Парковка. Осенние лужи. Машина. Педаль газа.

Долгая дорога по серым московским улицам.

Подъехав к дому, медленно оборачиваюсь к мирно спящей в автокресле Алисе и вздрагиваю от звука входящего сообщения. Пальцы трясутся. Губы дрожат.

Планета – красивая и до сегодняшнего дня идеально круглая – шатается.

Это он…

Нет никаких сомнений, что сделала Маша после того, как я сбежала.

«Я тебе сейчас позвоню. Трубку лучше взять. Предупреждаю сразу»

Человечество пока не научилось передавать ароматы с помощью СМС, но конкретно от этого пахнет паленым.

На звонок отвечаю, едва увидев имя мужа на экране.

– Да…

– Адрес, – цедит Соболев. – Быстрее…

Прошептав улицу и дом, убираю телефон и обессиленно падаю на руль. Не сдерживаясь, скулю в ладонь. Жалобно. Горько.

Тихо-тихо. Чтобы не разбудить дочку…

Глава 14.