Читать онлайн Старшая дочь дома Шторма

***

Плечи уже ныли от того, что руки прочно связаны за спиной. Колени ерзали по скользкой палубе и болели, но я все же вздернула подбородок. Глаза слезились: я смотрела вперед, прямо на Адмирала, который стоял спиной к солнцу и разглядывал меня так же беззастенчиво, как я его. Андерсон из дома Шторма – тот, по чьей вине почти половину своей прошлой жизни я страдала – я ненавижу тебя всей душой.

– Значит, ты и есть моя невеста? Жаклин Шторм… – протянул командующий императорским флотом, будто пробуя мое имя на вкус.

Я пожала плечами и кивнула – чего отпираться, если пару минут назад капитан моего корабля назвал меня по имени. Предатель он или идиот? Разберусь потом. А сейчас главное – успокоиться и не выдавать предвкушения.

Крики чаек давили на уши, на горизонте мерцала в рассветной дымке Безымянная земля. Рябь шелестела о борт корабля – шикарного барка, принадлежащего Адмиралу императорского флота. Правда, приводить его в порядок после сражения придется еще долго.

Ближайшая ко мне грот-мачта треснула, ее придется пилить. На нее опирался солдат, который так усиленно сжимал порванный бок, будто это поможет ему исцелиться. Кровь на палубе воняла уже сейчас, а ведь солнце еще даже не вышло из-за пелены тумана на горизонте. Боюсь даже представить, каким отвратительным, зловонным чудовищем станет прекрасная «Лань» после полудня.

Будто прочтя мои мысли, Андерсон тоже оглядел свое поруганное детище и сделал шаг в сторону. Теперь солнце не мешало мне разглядывать его. От удивления я даже вскинула брови. Из прошлой жизни – или прошлой попытки прожить эту жизнь – я помнила его величественным широкоплечим красавцем, донельзя самоуверенным и хладнокровным. Сейчас же… хладнокровный – пожалуй. Но не величественный. И уж точно не красавец. Впрочем, в те времена, когда мне на самом деле было семнадцать, он показался мне настоящим подарком судьбы. Я даже не слишком сокрушалась по поводу того, что придется сменить гордое имя «Шторм» на мирное «Штиль».

Теперь я видела лишь уставшего брюнета, в кудрях которого поблескивала ранняя седина, с глубокой складкой меж нахмуренных бровей, острым взглядом прищуренных ярко-голубых глаз и трогательной ямочкой на подбородке, которую он, насколько я помню, через пару лет начнет прятать под аккуратной бородой. Широкоплечий, с военной выправкой, он не выказывал усталости, и все же она чувствовалась в том, как он оглядывался, как размеренно двигался и как беззвучно вздыхал, обнаруживая взглядом новых и новых раненых.

– После всего, что ты сделала, ты ведь не рассчитываешь, что сможешь выйти за меня? – процедил старший сын дома Штиля, возвращаясь ко мне после короткого обхода палубы корабля.

Я стиснула зубы, сдерживая поток ругательств. Его слова так ярко напомнили все, что мне пришлось пережить в прошлом, что захотелось завыть. Нет, конечно я не рассчитываю на твое благородство! Ведь ты и в прошлый раз, когда я прибыла к тебе по доброй воле и не устраивала никаких боев, отдал меня другому, как куклу!

– Однако мы заключили договор, сторона Империи обязана принять меня и принадлежащие мне острова, а после – освободить моих родителей! – возразила я ровно то же, что сказала и в прошлый раз, когда услышала нерадостную новость.

– Верно, но в договоре мое имя не названо. Поэтому ты выйдешь за одного из моих офицеров – не переживай, он тоже знатного рода – и таким образом условия будут соблюдены, – Адмирал махнул рукой кому-то за моей спиной.

Я не оборачивалась – не хотела снова видеть мужчину, тринадцать лет жизни с которым стали адом для меня. Опустила голову так, чтобы заляпанные кровью, слипшиеся в комки от соли волосы закрыли лицо, и широко улыбнулась. Боль, казалось, сейчас разорвет грудь, вывернет наружу ребра, доберется до сердца и сожмет его, как дитя сжимает тряпичную игрушку.

Что бы я ни делала, ключевые слова все же были произнесены, мне никак не удавалось выбраться из колеи, проложенной в прошлой жизни. Все происходило в точности так же, как в прошлый раз.

Почти.

Пролог. Конец первой жизни

Боль заставляла корчиться, со лба катился пот, пропитывая и волосы, и дорогой шелк, устилающий кровать. Что толку от этой роскоши, от этого мерзкого балдахина, под которым так душно, от этих мягких диванов и ковров, в которых утопают ноги, если ничто из этого не может утолить отвратительную, сводящую с ума боль?

Я, кряхтя, как старая бабка, перевернулась на другой бок и подтянула ноги к груди. Боль все еще пронзала, яд расползался по телу, никто не собирался прийти и вылечить меня, так что я умирала. И от этой поганой мысли хотелось отвлечься.

Перебирая в памяти свою жизнь – которая, вопреки расхожей фразе, не спешила проноситься перед глазами, а будто напротив, пряталась за пеленой тумана – я пыталась понять, сделала ли хоть что нибудь правильно. Как должно. Но сколько бы не искала, всякий раз натыкалась на ошибку или пустоту: за тридцать прожитых лет я не принесла никакой пользы ни родителям, ни брату, ни другим членам дома. Но, по крайней мере, я оказалась бесполезной и для своего мужа – это не могло не радовать.

Новый приступ острой боли прошелся судорогой по ногам, я ахнула и вцепилась пальцами в подушку. Не думать о боли – тогда будет легче. Возможно.

Прикрыв глаза, чтобы не глядеть на пошлую вышивку в виде роз на балдахине, я закусила губу от досады, на языке почти сразу же появился металлический привкус крови.

В какой момент все пошло не так? В тот день, когда я узнала, что родители умерли? Или еще раньше, когда только узнала, что их не освободят из тюрьмы даже после того, как я выполнила все требования Адмирала? Или когда я только прибыла в Тихий город, чтобы стать женой того, кто пленил мою семью, а меня выдали за одного из его помощников – снабженца Тома Стеттона? Или еще раньше, когда мои родители оказались в плену и мне выдвинули требование сдаться и согласиться на «примирительный брак»? Или же само мое рождение – ошибка? Очевидно, будучи старшей дочерью Дома Шторма – дома, который уже два века промышляет пиратством и неуклонно движется к падению – ждать от судьбы благосклонности вовсе не стоило? Будь я мужчиной, может быть… А впрочем, чего гадать?

Очередной приступ боли выбил из головы остатки мыслей, я согнулась пополам и ощутила, как к горлу подкатывает тошнота. Едва успела свеситься с кровати. Сердце колотилось, как сумасшедшее, на пределе сил, перед глазами стояла темная пелена. Я хотела умереть – хотела, чтобы эта омерзительная жизнь наконец закончилась. Чтобы Том не смотрел на меня своими мелкими похотливыми глазками, чтобы его мать прекратила публично обвинять меня в бесплодии, а по вечерам насильно вливать в меня травы, убивающие всякую жизнь. Чтобы горничные больше не шушукались за спиной о том, с каким убогим приданым я пришла в этот дом: три старых шхуны и остров с маленьким поселением на дальнем конце материка – вот все, что мне принадлежало.

Откашлявшись, я упала обратно на подушки и устремила взгляд к потолку. Выпрямилась, чувствуя, как каждая частичка тела горит. Попытки вдохнуть уже приносили невероятные страдания, да и не получалось – казалось, все внутри отекло и закаменело.

Судорожно делая последние хриплые вздохи, я царапала руками рубашку на груди и отчаянно жалела лишь об одном – о том, что так и не раскрыла свой магический дар, о котором узнала слишком поздно. Но сожалениям, как и всему плохому, приходил гонец. В тот момент, когда казалось, что я сейчас сгорю заживо, сознание милостиво покинуло меня.

Глава 1

Кто-то ругался прямо над головой, да так виртуозно, что я аж заслушалась и не сразу поняла, что причина брани – я сама.

– Сэра Жаклин не приходит в себя уже больше суток. Что, если она умрет? – голос мужчины показался мне смутно знакомым.

От него веяло соленым ветром, и шорохом волн, и запахом пороха вперемешку с лязгом стали. Чем-то, что осталось в моей прошлой, девической жизни, и чему нет места замужней даме Жаклин Стеттон.

– Сэра – сильная девушка, к тому же, ее дыхание выровнялось. Уверен, через пару дней она окончательно поправится и к моменту, когда мы прибудем к Безымянной земле, уже сможет выполнить свои обязанности, – ответил другой голос – спокойный и рассудительный. В нем я сразу узнала личного доктора моего отца – правда, я не видела его еще с тех пор, как сошла с борта «Сирены» в последний раз.

– Очень надеюсь, что ты прав. Если этот брак не состоится… – между мужчинами повисла тяжелая тишина. Необходимости в словах не было – оба знали, что если им не удастся освободить Бартолио Шторма из плена, то дому Шторма придет конец.

Я втянула носом воздух, в голову разом ударили все запахи корабля во всем их разнообразии. Смола, соль, застоявшаяся вода, что-то еще, что не поддавалось определению или забылось за давностью лет.

Надо же, какой реалистичный сон. И какой приятный. Я будто вернулась на тринадцать лет назад, в годы юности. Правда, почему-то в печальное последнее путешествие на «Сирене» – самое сладкое и вместе с тем самое горькое время моей жизни.

Ощутив, как по щекам потекли слезы, я вздохнула, пытаясь унять их. Больно. Все эти годы я гнала воспоминания о море, о «Сирене», о младших членах дома, которые так надеялись, что удастся освободить их драгоценного патриарха Бартолио. Все мы были преисполнены надежды, и хоть я знала, что приношу себя ей в жертву, все же делала этот выбор осознанно – ради всех, кто еще оставался под флагом моего отца. Старшая дочь дома Шторма всегда должна думать о благе своих людей.

Вспомнив, к чему привело мое благородство, я стиснула зубы, чтобы не разреветься еще сильнее. В итоге не спасла ни подчиненных, ни отца, ни даже собственную шкуру – ничего не осталось. Флот Адмирала из дома Штиля потопил остатки кораблей, я стала безвольной игрушкой в руках его офицера, а родители провели остаток дней в тюрьме. И почему память перед смертью бросила меня именно в это тягостное время?

– Сэра, что с вами? – грубый голос оказался вдруг совсем рядом, чья-то ладонь накрыла мое лицо.

Распахнув глаза, я уставилась на такого знакомого – но уже, к моему стыду, почти забытого – капитана «Сирены».

– Эмиль Бонни? – дрожащим голосом произнесла я, не веря, что вижу его прямо перед собой.

Нет, не может быть. Это яд, все – галлюцинации от яда, предсмертные судороги. Ну не может ведь передо мной стоять этот несносный чурбан, хотя и рыжая щетина на подбородке, и волосы такие же медные и так же отливают золотом, как в тот день, когда его повесили.

– Да, это я. Все в порядке, сэра Жаклин, вы в своей каюте, – лицо Эмиля – обычно насмешливое и с хитрым прищуром – сейчас выражало вполне искреннее беспокойство. Морщины под глазами от частого смеха, ямочки на щеках – все выглядело таким натуральным, будто я и в самом деле вернулась в прошлое, а не вижу лишь последнюю в жизни грезу. Или может, таков загробный мир? Проповедник из дальних земель говорил, что в нем душе приходится проживать страдания снова и снова – до тех пор, пока она не очистится.

– Что с вами? Вы помните, что случилось? – голос Эмиля звучал именно так, как я его помнила – низкий, с хрипотцой из-за курения и необходимости постоянно перекрикивать волны.

– Н-нет, – честно призналась я. Не помню, чтобы во время путешествия на «Сирене» я теряла сознание – оно прошло почти мирно, и я даже жалела впоследствии, что корабль не попал в какой-нибудь шторм и что его не унесло на дальний край океана.

– Вы увидели что-то вдалеке. Может, хвост морского змея, или кит вынырнул – не знаю, никто больше этого не заметил. Вы вскрикнули и упали в обморок, – пояснил Эмиль, глядя на меня с еще большим беспокойством.

Потом он коснулся моей руки, и я вздрогнула. Шершавая кожа, ее тепло – нет, это слишком по-настоящему, это не может быть всего лишь сном. И ткань платья, которая так мерзко прилипла к телу от пота, и духоты… слишком много ощущений, греза не может состоять из них. Может, сном было мое отравление? И обман адмирала, и ужасная жизнь с мерзким мужем, и смерть – может, мне это просто приснилось? Но и ту жизнь я помню слишком отчетливо. Какая из них настоящая?

Сухой кашель доктора вернул меня к реальности.

– Думаю, сэре необходимо еще немного отдохнуть, – сухо сказал он, поправляя пенсне. – Уверен, что к завтрашнему утру она полностью оправится.

– Да, пожалуй, доктор прав, – кивнула я. Хотелось остаться в одиночестве и обдумать все, что произошло.

Эмиль встал и без лишних слов покинул каюту, хоть и выглядел при этом крайне раздраженным. Чего это он? А впрочем, какая мне разница.

– Я велю принести вам больше воды и легкий ужин. Постарайтесь не утруждать себя чтением или другими занятиями, отдыхайте, сэра Мартина. Если хотите, могу составить вам компанию, – последнее предложение доктор высказал исключительно из вежливости. Судя по тому, с каким пытливым вниманием он меня рассмотрел, врач прекрасно видел, что я растеряна и не настроена на беседы.

– Нет, благодарю, я просто хочу еще немного полежать, – я улыбнулась, хотя, наверное, получилось как-то бледно, и снова откинулась на подушки. Доктор кивнул и вышел, не обременяя меня лишними формальностями.

Как только за ним закрылась дверь, я тут же вскочила на ноги. Немного пошатнулась – но не от качки, которой привычное тело даже не заметило, хоть я и много лет провела на суше – а от легкого головокружения. Я не смогла понять, чем оно вызвано, но на всякий случай открыла иллюминатор, впуская в каюту запах морской соли, а вместе с ним шум с палубы и хохот моряков.

Все такое настоящее. Сердце колотилось то ли от радости, то ли от страха. Я припала к стене и закрыла глаза, прислушиваясь к очередной скабрезной шутке, которую, судя по грубому голосу, рассказывает квартирмейстер – огромный детина с необычной серой кожей, которая будто поглощает солнечный свет. Чувствуя, как лицо ласкает добрый ветер, вдохнула полной грудью. Провела рукой по деревянным доскам. Как же хорошо… Здесь все такое родное, такое знакомое. Если это смерть, то я благодарна за такой финал.

Но что, если это вовсе не смерть? Что если… если я вернулась в прошлое, на тринадцать лет назад? В таком случае мне снова придется пережить обман, предательство, гибель родителей, и делить постель с ненавистным мужем, не получая от этого никакого толку?

А может, мне приснился длинный сон-предупреждение? Может, боги хотели предостеречь меня от такого конца? Может, морской змей – наш покровитель – не хочет, чтобы дом Шторма так бесславно пал, и наделил меня важным знанием? В таком случае, должна ли я предотвратить все, что помню? А помню я довольно многое: весь тот день, когда меня и мой род унизили и растоптали, помню во всех омерзительных деталях. Слишком правдоподобно, чтобы это было простой грезой уставшего разума. Слишком сильны были боль и отчаяние каждый раз, когда я теряла кого-то, кого помнила и любила.

Я вернулась на кровать и, улегшись на спину, заложила руки под голову. Качка и шорох волн о борта корабля успокаивали: я чувствовала себя так, будто вернулась домой. Впрочем, я и вернулась.

Глава 2

Качка убаюкивала. Небо ласкало теплом, волны – приятным шелестом, корабль – матросской песней, которую в самый жаркий час затягивали моряки, чтобы отвести полуденную дрему. Море как строгая, но любящая мать, принимало меня даже после всех тех ошибок, которые я совершила. Оно будто пыталось успокоить, ободрить, и сегодня вело себя нежнее обычного. Или мне так казалось после долгих лет разлуки.

И тем не менее, хоть тревожные мысли текли медленнее, все же полностью избавиться от них я никак не могла: ведь я всего в паре недель от того, чтобы снова попасть в тот ад, на который меня обрек обман Адмирала.

При воспоминании о том, как отвратительно он со мной обошелся, от покоя и умиротворения не осталось и следа. Я сжала кулак и снова вскочила, начав мерить шагами узкую каюту. Ну что богам, или кому бы то ни было, стоило вернуть меня не на тринадцать, а скажем, на пятнадцать лет назад? В те времена, когда мои родители еще были свободны? В те, когда можно было еще что-то изменить? Укрепить остров, отговорить отца от последнего рейда. С другой стороны, кто бы послушал меня тогда? Пятнадцатилетнюю пигалицу.

Я выдохнула и резко остановилась. Нет, роптаний на судьбу мне хватило и в прошлой жизни. И к чему меня это привело? К смерти от отравления! И я даже не знаю, чья рука подсыпала в мой любимый чай убойную дозу яда. Но в этот раз все должно быть иначе: раз уж судьба дала мне шанс, глупо было бы им не воспользоваться. Надо что-то делать!

Не в силах больше сидеть сложа руки, я вышла на палубу, под палящие полуденные лучи, которые почти сразу заботливо скрыло пышное облако.

На мое появление никто не обратил внимания: я всегда была кем-то вроде призрака или, вернее, драгоценного груза на отцовских кораблях. Ко мне относились с уважением, выполняли мои прихоти – сейчас я понимаю, что детские – но права голоса у меня, в отличие от каждого из матросов, не было.

Ветер взъерошил кудрявые волосы, которые и без того постоянно пребывали в полнейшем беспорядке. Я попыталась пригладить их рукой, разыскивая взглядом Эмиля. Он обнаружился на капитанском мостике, где что-то увлеченно обсуждал со штурманом.

Каблуки ботинок бодро простучали по лестнице, и еще не добравшись до верхней ступени, я окликнула Эмиля. Он взглянул на меня недовольно, но вслух осуждать не стал. Я и сама понимала, что вклиниваться в разговор неприлично, но желание немедленно, прямо сейчас что-то предпринять, не допустить надвигающейся беды, захватило меня полностью.

– Нам надо сменить курс, капитан! – уверенно, почти командным тоном произнесла я.

Эмиль удивленно поднял рыжие брови, которые, выгорев на солнце, казались почти белыми на загорелой коже.

– У нас две недели до встречи с Адмиралом, и мы должны подготовиться: зайдем в порт на Спине черепахи, запасемся там пушками и порохом и атакуем его корабль! – я казалась себе самым гениальным стратегом на свете, озвучивая собственный план, и скептичные взгляды штурмана с капитаном нисколько не остужали мой пыл. – Он придет на своей «Золотой лани», его сопровождение останется в бухте безымянной земли. Нет лучшего времени, чтобы захватить его самого и его судно, и спасти моего от… в смысле, патриарха и матрону Шторма, – выпалила я не одном дыхании.

Я уже представляла, как возглавляю абордаж, как моряки «Сирены» ставят старшего сына дома Штиля на колени передо мной, властительницей морей, и в душе бушевала настоящая буря – радостная предвестница новой битвы. Но молчание затягивалось, Эмиль и штурман, имени которого я, к стыду своему, уже и не помнила за давностью лет, не спешили соглашаться с моим планом и выполнять распоряжение дочери их господина.

– В чем дело? – заметив, как оба моряка напряглись и как Эмиль шагнул ко мне, я отступила назад, едва не свалившись с лестницы, но успела вовремя ухватиться за перила.

– Сэра Жаклин, вы все еще нездоровы, – мягко, будто с умалишенной, заговорил Эмиль.

Я мотнула головой, подаваясь вперед.

– Нет, я полностью в своем уме, это вы не понимаете! Адмирал Императорского флота не сдержит слова. Какой смысл ему отпускать патриарха вражеского дома, если и он, и его жена и дочь уже попадут в его руки? – продолжала настаивать я, буквально спиной чувствуя, как взгляды и остальных моряков, которые находились на палубе, обратились ко мне. Казалось, мои слова начали их убеждать.

– Старший сын дома Штиля верен слову, это известно всем. Он отпустит Бартолио Шторма хотя бы в память о былом. И сочтет за честь сделать своей женой старшую дочь дома Шторма, – голос Эмиля становился все мягче, а сам он подходил все ближе.

Отступать мне было уже некуда: шаг назад, и я окажусь на ступеньку ниже, а то и вовсе полечу спиной вперед. Так что я выпрямилась и гордо вздернула подбородок.

– Вы слишком сильно доверяете слову рода Штиль. Слову тех, кто продал свободу ради кормежки у ног Императора, – прошипела я.

Рука Эмиля взметнулась, будто он хотел меня ударить, и я все же отпрянула, вскрикнув от возмущения и негодования. Да как он посмел?! Впрочем, ладонь моряка быстро опустилась – так то, он бы не позволил себе ударить меня, дочь его господина и покровителя!

Однако только я собиралась продолжить обличительную речь и рассказать, каков на самом деле старший сын Штиля, которому Эмиль верит больше, чем мне, как палуба «Сирены» качнулась сильнее обычного и я, не удержавшись на краю лестницы, полетела вниз.

Меня подхватили несколько пар крепких рук. Я тихо поблагодарила моряков – они-то ни в чем не виноваты – и собиралась снова подняться к Эмилю, но меня продолжали удерживать.

Что?! Не может быть!

Капитан сам спустился ко мне, в его лице и напряженных движениях читалось беспокойство.

– Что с вами, сэра Маргарита? – тихо спросил он, наклоняясь ко мне – матросы все еще не давали мне даже встать на ноги. – Вы ведь хотели выйти замуж за Адмирала, разве нет? Он красив, умен, богат и к тому же не забывайте, что этот брак спасет ваш род, даст вашему младшему брату шанс стать тем, кем ему предназначено стать – новым патриархом, – Эмиль говорил монотонно, медленно, в прошлом эта его манера речи успокаивала меня, но сейчас еще сильнее раздражала.

– Я ошибалась! – крикнула я ему в лицо и рванулась в попытке освободиться, но грубые пальцы матросов только сильнее сжались на предплечьях. – Я скорее отправлюсь на дно кормить морских рыб, чем еще раз заговорю с этой мерзкой падалью, о которой ты отзываешься с таким уважением!

Я буквально горела от возмущения, хотелось порвать зубами всех, кто мешает моему освобождению, но как бы ни была сильная моя злоба, ею одной одолеть нескольких крупных мужчин я не могла. Эмиль, слушая меня, менялся в лице: сначала старался сохранить ироничный вид, но под конец его уже перекосило от злости.

– Ну уж нет, сэра Жаклин, – прошипел он, наклоняясь ко мне так низко, что мы едва не столкнулись лбами, – вы – плата за спасение нашего господина, и чего бы мне это не стоило, я доставлю вас Адмиралу.

Капитан выпрямился, обвел взглядом матросов, голоса которых слились в мерный гул за моей спиной, и кивнул тем, что держали меня.

– Свяжите ее и заприте в каюте. Кормить ее будет доктор строго по моему приказу! Разговаривать с ней, – Эмиль покосился на меня с презрением, которого я прежде в нем не замечала, – только в моем присутствии, не выполнять никаких просьб, и никуда не отпускать! Выставить у дверей караул!

Последние распоряжения я уже не слушала: как яростная кошка, загнанная в угол стаей собак, пыталась вырваться, кричала, ругалась и в припадке ярости уже ничего перед собой не видела, все подернула красноватая дымка.

Да как они смеют?! Как они могут обращаться так со мной – с дочерью Дома Шторма?! Со старшей дочерью их патриарха?!

Ярость отступила в тот момент, когда на моих запястьях стянулась грубая веревка. Обессиленная короткой вспышкой злобы, я осела на палубу, раскаленную от солнечных лучей, и затравленно огляделась по сторонам, ища поддержки. Но не находила ее: все матросы, вплоть до тощего, низкорослого юнги, глядели на меня кто равнодушно, а кто и с осуждением.

Конечно… Для них мой отец – покровитель и патриарх, тот, кто по праву магии крови управляет западными островами. Я же хоть и ценна, но в той же мере. что и его любимое кресло: со мной надо обращаться бережно, но слушать вовсе не стоит. Да и обменять в случае крайней необходимости не зазорно.

Почти без понуканий я вернулась в свою каюту, подавленная осознанием своего теперешнего положения. Я снова, как и все предыдущие тринадцать лет, оказалась лишь игрушкой, куклой, которую перебрасывают из рук в руки и к голосу которой прислушиваются не чаще, чем к крикам чаек в порту.

Когда дверь за мной захлопнулась, я даже не услышала этого: я ревела, давая волю боли. Слезы катились по щекам, из горла вырывался сдавленный хрип: я оплакивала собственную смерть, которая наступила до моего пробуждения и снова наступит спустя тринадцать лет, собственную беспомощность и бесполезность. Если бы Адмирал действительно освободил мою семью в обмен на меня, я бы согласилась выйти за него хоть сто, хоть тысячу раз, но он этого не сделал. И не сделает снова – с чего бы ему? Он принял такое решение и примет его вновь, и у его решений будут последствия. Любое же мое решение будет иметь не больше веса, чем решение писчего пера ничего больше не писать, весел не грести, или парусов – не надуваться от ветра.

Глава 3

Следующие несколько часов я извивалась, плакала и рычала от ярости и бессилия. Пыталась сточить веревки об угол кровати, в итоге измахрила их, они начали колоть кожу на запястьях, руки безумно чесались, но попытки хоть как-то унять зуд делали ситуацию еще более невыносимой.

Щеки горели от возмущения, когда я упала на жесткую кровать и прикрыла глаза. В них тут же ударил луч закатного солнца. Стиснув зубы, я отвернулась к стенке каюты и подтянула колени к груди. Плечи ныли из-за неудобной позы, но стоять или сидеть уже не оставалось сил.

Какой смысл в моем перерождении, во второй обретенной жизни, если я все равно ничего не могу в ней изменить? Если я лишь бесправная кукла, лишь приложение к жалким остаткам Блаженных островов и мирному договору, который Адмирал планирует заключить не со мной даже – с моим плененным отцом.

– Да чтоб тебя морской дракон сожрал, Андерсон Штиль, – процедила я, прекрасно понимая, что мои ругательства не имеют никакого смысла. От этого стало еще горше на душе.

«Не ем человечину», – раздалось отовсюду и ниоткуда одновременно.

Я вздрогнула и перевернулась, осмотрела каюту, но она пустовала. Только караульный топтался за дверью и что-то ворчал себе под нос про слишком буйную девицу.

«Я здесь».

Я вдруг ощутила, как горло будто наполняется соленой водой, как перехватывает дыхание. Внутри все зажгло, будто кто-то подпалил легкие и сердце. Я судорожно пыталась вдохнуть, но никак не удавалось столкнуть воздух в ноздри, вместо него я будто зачерпывала новую и новую порцию воды. Сознание быстро начало погружаться во тьму. Я попыталась закричать, но из горла не вырвалось ни единого звука, только сдавленное бульканье.

Нет, не может быть! Я что, снова умираю?!

На несколько мгновений меня окружила темнота. Я чувствовала, что моя грудь не вздымается, но все еще каким-то непостижимым образом оставалась в сознании. Через несколько мгновений перед внутренним взором стали проступать очертания скал с тупыми верхушками, но как бы ни старалась, я не могла разглядеть их как следует – от меня их будто отделяла толща воды, в которую солнце едва-едва пробивалось.

Я попыталась оглядеться, но тело не подчинялось, я могла смотреть только вперед. А меж тем за спиной ощущала чье-то незримое присутствие. Что-то огромное, непостижимое едва заметно покачивалось в спокойной воде, отчего спину обдавало легким потоком. Я ощущала себя перед этим нечто крохотной песчинкой на огромном пляже, и, сколько бы ни старалась, мне никак не удавалось обернуться.

– Как смысл, спрашиваешь? – прозвучало за спиной. Голос, похожий скорее на шипение змея, чем на человеческую речь, врезался в голову, как врезается в череп колышек при трепанации. – Сомневаешься в моем даре?! Жалкая смертная. Я показал тебе одну из линий судьбы, и вместо того, чтобы воспользоваться этим знанием, ты ропщешь?!

Я замерла, осененная внезапной догадкой. Неужели, позади меня…

– Твой бог и покровитель, – фыркнуло нечто и, судя по тому, что меня стало слабее обдавать потоками воды, оно либо отдалялось, либо меняло форму. – И не намерен опускаться до того, чтобы представляться человеку.

Морской змей – тот, чьи потомки основали дома Шторма и Штиля и тот, кто как считалось, покровительствовал морякам и островитянам. Впрочем, его паства боялась его не меньше, чем жители континента, которые считали его злым и коварным существом, тысячу лет назад затопившим всю землю до самых вершин самых высоких гор.

– Д-для меня честь… – прохрипела я, растерявшись.

Тяжелая ладонь, по форме напоминающая человеческую, легла мне на затылок и надавила, заставляя наклонить голову.

– Не смей мне лгать, – на этот раз шипение раздалось прямо над ухом, заставляя бежать по шее стадо испуганных мурашек. – Не уважение, а страх верховодит тобой.

– Как не бояться того, кто властвует над морской бездной и царством мертвых, скрытом в ней? – мне казалось, что я не могу говорить, что горло сковано водой, но все же слышала собственный голос – слабый, осипший, испуганный.

– Как хочешь, – снова фыркнул бог и провел когтем по моей коже вниз, вдоль позвоночника, жестом то ли любовника, то ли пыточных дел мастера. По телу будто пробежала молния, однако после этого я ощутила, что могу двигаться. Или делать что-то на подобие движения. Тело вязло, будто я и вправду казалась под тощей вод, но я обернулась – так быстро, как могла. Однако Змей все еще оставался за моей спиной.

– Итак, ты считаешь, что мой дар бесполезен? – его голос, все еще раздраженный, все же стал немного спокойнее.

– Я хоть и вернулась в прошлое, но все еще в точке невозврата. Я ничего не могу изменить, – набравшись решимости, сказала я. Пусть делает со мной, что хочет, пусть убьет на месте, но раз уж желает, чтобы я говорила правду, пусть получит ее.

– Не убью, даже не надейся. И если попытаешься утопиться – верну на землю или на палубу корабля. Ты будешь жить до тех пор, пока не исполнишь свое предназначение. Не важно, что будет происходить вокруг, как больно или страшно тебе будет, умереть я тебе не позволю. Тебе придется идти вперед, – резко одернул змей, и я почувствовала, как он дернул меня за волосы, заставляя вновь поднять голову.

– Единственная точка невозврата – смерть. Да и то не всегда, как видишь, – продолжил он, и я видела, краем глаза заметила, как вполне человеческий палец, правда, с длинным серебристым когтем, крутит локон моих волос. Попыталась обернуться снова. но бог снова оказался проворнее и не позволил меня себя увидеть. Однако и волосы мои не отпустил. – Думай о времени, как о бурной реке, которая снова и снова разветвляется на множество потоков. Ты можешь плавно перетекать из одного в другой, добираясь таким образом до того, который тебе нужен, но перескочить через один или несколько людям не дано. В нужный момент твои решения определяют, в какую сторону тебе плыть, ты почувствуешь этот момент – снова и снова, до тех пор, пока не окажешься там, где должна быть.

Я сглотнула, не вполне понимая, о чем он говорит, но прерывать не смела.

– Впрочем, пока не попробуешь, не поймешь, – вдруг оборвал сам себя змей и, судя по обдавшему меня потоку воды, отстранился. – Пока что просто наблюдай и пытайся, и после следующего поворота я расскажу тебе еще кое-что о реке, в которой барахтаетесь вы, смертные.

Я растерялась от столь странной тирады, хотела задать множество вопросов, но вдруг почувствовала сильный приступ кашля. Из носа и рта потекла морская вода, и я едва успела свеситься с кровати, чтобы не забрызгать простыни. Откашливалась, чувствуя, как нос, глотка, легкие и живот горят, как застыл на языке мерзкий привкус соли, от которого еще не скоро удастся избавиться. Пыталась сосредоточиться на досках каюты, хоть перед глазами и плавали черные круги, и с жадностью дышала.

Чувство, что за моей спиной стоит что-то огромное. абсолютно могущественное, чьи цели мне непонятны, не оставило меня. Я несколько раз резко оглянулась, но конечно же, никого не увидела. Каюта все так же пустовала, за дверью два матроса о чем-то спорили.

«Если не хочешь встретиться со мной раньше времени, даже не думай умирать», – еще раз предупредил меня голос, похожий скорее на отражение того, который я слышала, будучи… а где я, кстати, была, когда разговаривала со змеем? И змей ли это был, или мои галлюцинации из-за недавнего утопления?

Покосившись на лужу на полу, я все же поняла, что галлюцинации тут не причем: они бы не притащили в мою каюту ведро морской воды и точно не влили бы их мне в глотку. Значит, все-таки змей. Тот, кого считали спящим, покинувшим дома своих потомков, пробудился. И связался не с патриархами Шторма и Штиля, не с Адмиралом императорского флота, а со мной. Не многовато ли чести?

– Да говорю же, надо проверить. Она там блюет, вдруг подохнет? Мы сэру Андерсену Шторму что говорить будем? Уморим девку, и не видать Бартолио свободы! – грубый голос одного из матросов отвлек меня от размышлений.

– Приказ капитана – без его ведома не входить. Вот вернется малец, скажет, что можно, тогда и проверим, – спокойно возражал другой.

Видеть ни одного из мужиков не хотелось, соленая вода на досках пола была делом привычным – в шторм каюту сильно заливало – так что я откинулась на подушки, поморщившись от боли в плечах, и выдохнула.

– Со мной все хорошо, – крикнула я, правда, голос оказался осипшим, слова отдались в горле новым приступом горечи.

Матросы притихли, о чем-то зашушукались – слов я не могла разобрать – затем послышались удаляющиеся шаги одного из них и наступила тишина.

Я сглотнула, тщетно пытаясь избавиться от привкуса соли в глотке, и попыталась вспомнить разговор со змеем. Река, потоки, развилки… Он, наверное, имел в виду, что ситуацию надо менять постепенно? И, конечно де, прав: я, немощная девица, не могу в одночасье заставить бывалых моряков себя уважать. Но вот если поработать над этим постепенно, то кое-чего добиться можно. Хватит ли мне двух недель, чтобы что-то исправить? Если нет, то придется вновь пережить унижение замужеством за Тома Стэттона, и действовать уже потом?

При мысли о дряблом брюхе мужа меня передернуло. Нет уж. Раз не могу умереть, значит надо придумать другой способ избавиться от этой участи, но при этом спасти родителей – без них у Блаженных островов нет будущего.

Я вздохнула – с низины моего положения план казался слишком грандиозным. Поэтому я решила начать с более приземленной задачи: например, убедить Эмиля в том, что связывать меня вовсе не обязательно.

Стоило подумать о капитане, как его уверенный голов послышался из-за двери.

– Сэра Жаклин, могу я войти? – спросил он, остановившись напротив.

– Входите, – разрешила я, чувствуя, насколько это смешно: для капитана на корабле закрытый дверей нет, его вопрос – пустая формальность. Да уж, чтобы добиться уважения команды, мне придется изрядно потрудиться.

Эмиль открыл дверь, створка с размаху ударилась о косяк. Я приподнялась на локтях и опералсь на спинку кровати, чтобы не выглядеть совсем уж беспомощной.

– Итак, вы, наконец, пришли в себя? И готовы выполнить свой долг? – Эмиль улыбался, но его глаза источали холод пещерных камней, никогда не знавших солнечного света.

Немного помедлив, я все же кивнула. Долг-то я исполнить, может, и готова, но он точно состоит не в том, чтобы в очередной раз вытерпеть ложь и предательство от Андерсона.

Глава 4

– Не понимаю, что на меня нашло, – медленно начала говорить я, наблюдая за реакцией Эмиля. В его присутствии мне даже не надо было изображать кротость – съежиться хотелось инстинктивно. Капитан хоть и слыл неунывающим весельчаком, все же мог быть довольно жестоким: я лично видела, как он повесил нескольких взбунтовавшихся матросов. Разделить их участь не хотелось.

– В самом деле? – Эмиль скептично вздернул брови.

– Наверное, в то время, пока лежала в обмороке, я видела сон. Ужасный кошмар о предательстве. Настолько реальный, что он показался мне правдой. Но теперь я проснулась, и готова встретиться с Адмиралом, – обтекаемая фраза, и я надеялась, что ее будет достаточно, чтобы успокоить Эмиля.

– Выйти за него, как сказано в договоре, тоже готовы? – уточнил Эмиль. Я фыркнула от досады – провести его, конечно же, не так-то просто.

– Я – дочь Бартолио Шторма, и я исполню свой долг, – гордо вздернув подбородок, процедила я.

На этот раз мои слова вполне успокоили капитана, он кивнул и позволил юнге, который крутился у входа, меня развязать. Я с облегчением поскребла ногтями покрасневшие, ободранные почти до крови запястья. Они, конечно же, начали чесаться еще сильнее.

Поведя затекшими плечами, я судорожно размышляла, что же делать дальше, но сказать ничего не успела.

– Сирены! – взревел боцман.

Тут же забыв о нашем разговоре, Эмиль ринулся на палубу.

– Свистать всех наверх! Поворот через фордевинд! – четкие команды гремели одна за другой. Я краем сознания понимала, что капитан отклоняется от курса, чтобы увеличить скорость – так бороться с жителями морских глубин проще.

Я стояла, будто превратилась в каменную статую, и старалась успокоиться. Почему-то раньше мне казалось, что этот – единственный за все плавание жуткий момент уже миновал, что я упала в обморок после того, как команда отбилась от шайки человеко-рыб. Однако мне придется пережить эту жуткую битву вновь.

Сжавшись, я вспомнила, как в прошлый раз несколько часов не утихали звуки боя, и как после него пришлось хоронить нескольких моряков. Хотела по привычке заблокировать чем-нибудь дверь каюты, забиться в угол и зажать руками уши, но на пол пути остановилась, осененная внезапной догадкой: вот он, «поворотный момент», в который я могу все изменить.

Пока не знаю, как – в прошлый раз я даже не видела этого боя, но кое-кто из моряков шептался, что это нападение не было случайным, и что им руководил кто-то могущественный. Кто-то, кто очень не хотел мира между домами Шторма и Штиля.

Грудь сковывал страх, но я чувствовала, что если не сделаю хоть что-нибудь сейчас, то за все остальное плавание может и вовсе не представиться шанса. Однако могу ли я выйти? Стоит мне только показаться на палубе, как меня тут же затолкают обратно, еще и запрут.

Возня на палубе стихла, слева послышался плеск воды. Я заметила, как вверх на огромной скорости пронесся человекоподобный силуэт, но не смогла его толком разглядеть.

Я еще немного помедлила, но странное чувство толкало вперед. Шум наверху нарастал, то справа, то слева доносились всплески воды: сирены, разгоняясь, выпрыгивали из морской глубины и взмывали над кораблем, чтобы в своем полете задеть кого-нибудь из моряков острыми ножами, сделанными из странного подводного растения.

Что же делать? Я огляделась, взгляд зацепился за сундук с одеждой у изножья кровати. Не без усилий подняв тяжелую крышку, я стала копаться в вещах. Вернее, в легких платьях, которые привыкла носить, находясь на корабле.

Только у самого дна, в углу, обнаружились штаны, которые я надевала лишь однажды – во время нападения на корабль, чтобы слиться с матросами и сойти за юнгу. Что ж, почему бы и нет? В суматохе боя никто не будет разбираться, а позже я, может, смогу объяснить свою самоубийственную храбрость.

Пока я торопливо стягивала промокшее платье и подпоясывала просторные штаны, наверху послышались выстрелы. Моряки пытались сбить пролетающих над палубой сирен. Первые шлепки рыбьих хвостов о разогретые полуденным солнцем доски не заставили себя ждать.

Скрыв волосы под черной банданой, я наконец выскочила из каюты. В этот момент корабль тряхнуло настолько сильно, что меня привалило к стене. Я врезалась в нее плечом, но тут же от вскочила и побежала наверх. Но перед выходом на палубу замерла.

Все затихло, моряки смотрели кто вверх, кто в воду, ожидая следующей атаки сирен. Несколько мгновений тишина казалась звенящей, но вскоре со всех сторон разом послышался шум воды, несколько десятков хвостатых женщин взмыли в воздух. Грохнули залпы из пистолетов и ружей, несколько сирен повалились на палубу, остальные пронеслись над кораблем, посыпая его градом мелких ножей.

Среди людей-рыб только один напоминал мужчину. Он выделялся среди своих сородичей шириной плеч, его волосы сверкали на солнце, как гребни волн, огромный бирюзовый хвост переливался позолотой. Мне удалось заметить его лицо всего на миг, и меня будто пронзила молния.

Я вспомнила его!

Серебряные волосы, хвост с чешуей цвета штормовой волны, темные глаза сверкают, как грозовое небо, и лицо столь прекрасное, что, увидев его однажды, уже никогда не забудешь и не сможешь полюбить кого-то иного. Но в сердце этого существа столько злобы и жестокости, сколько в лице – красоты. По крайней мере, так говорится в легендах. Принц сирен и тритонов – я видела его лишь однажды, но запомнила навсегда. На миг мне стало даже жаль его – я вспомнила, какая ужасная судьба постигла его в то время, когда я проживала свою первую жизнь. Может, в этот раз все будет иначе?

Взмыв в воздух, тритон успел сделать два ловких броска и ранить двоих матросов, а затем снова скрылся в море. Но ненадолго – сделав круг под кораблем и разогнавшись, но атакует вновь.

Я быстро оглядела палубу в попытках придумать, как бы изловить его. Эмиль непрерывно отдавал команды, его крики мешали сосредоточиться. Часть моряков, не обращая внимания на град острых ножей, продолжали стоять на своих постах, остальные оборонялись, кто как мог: кто-то метал ножи в ответ, кто-то торопливо перезаряжал пистолеты и ружья, некоторые пользовались духовыми трубками, с помощью которых могли посылать в тела морских чудовищ ядовитые дротики.

Корабль лавировал, подпрыгивая на вздымающихся волнах, курс то и дело менялся, Эмиль старался сбить сирен с толку. Иногда это удавалось – одна из подводных обитательниц, не рассчитав длину прыжка, плюхнулась на палубу вместо того, чтобы грациозно исчезнуть в море. Один из моряков тут же подскочил к ней и отсек голову топором. В этот же момент другая сирена ловким броском ножа заставила осесть на землю другого члена команды – из тех, что тянул канаты. Убийце русалки пришлось встать на его место.

Я хотела подбежать к Эмилю и рассказать, что если поймать тритона и пригрозить ему смертью, остальные русалки перестанут нападать. Но быстро отмела этот план – если я заговорю с капитаном, он узнает меня по голосу и даже слушать не станет.

Может, он сам упадет на палубу, тогда получится его схватить?

Я продолжила наблюдать, но неудача первой сирены постигла лишь еще двоих. Остальные взмывали над палубой и вновь скрывались в морских волнах.

Нет, так не пойдет. В прошлый раз он, очевидно, на палубу не падал, иначе моряки убили бы его, и я не увидела бы его позже, на суше. Значит, чтобы что-то изменить, мне надо действовать. Но как?

Я в растерянности продолжала прятаться в тени лестницы, разглядывая сирен и тритона, который, приноровившись к скорости корабля, начал взлетать над водой все чаще и чаще. Может, связать петлю из веревки и попытаться поймать его так?

Будто отвечая на мои мысли, один из моряков попытался провернуть нечто подобное, но когда веревка коснулась плавника сирены, тот разрезал ее, будто шелковый платочек. Морская дева взвизгнула и совершенно не грациозно потеряв равновесие, плюхнулась в воду. Однако метод оказался неэфективным и моряк с досады выстрелил прямо в воду, за что тут же получил подзатыльник от боцмана.

Что же еще можно сделать?

Наблюдая за тритоном, я заметила, что он старался выныривать как можно ближе к грот-мачте и парусам, чтобы ножом или плавником расцарапать их. Вероятно, он рассчитывал таким образом снизить скорость корабля. Его примеру вскоре последовали и его подданные, а я припомнила, что после этой битвы часть полотнищ пришлось штопать, другую и вовсе заменить.

Когда принц уже в третий раз пронесся возле мачт почти на одной и той же высоте, я решила, что пора действовать.

Выхватив один из коротких русалочьих ножей, которые во множестве валялись на палубе, я сунула его в зубы и, будто заправский моряк, начала карабкаться по вантам. Вернее, в первые десять секунд я казалась себе настоящим морским волком, но руки быстро заныли от усталости, кожу натерла жесткая пенька. Однако я, рыкнув, подогнала сама себя: если не сейчас, то иной возможности что-то переменить может не представиться вообще.

Жалкие пол минуты подъема казались мне вечностью. Я ползла как улитка, судорожно цепляясь за веревки, когда корабль бросало волной из стороны в сторону. Казалось, стоит лишь немного расслабить пальцы, и меня выбросит вниз, на палубу, но туда я старалась вовсе не смотреть: думала, что высота подо мной уже невероятная, однако когда добралась до киля, на высоту которого обычно выпрыгивал из воды тритон, все же глянула вниз и ощутила даже легкое разочарование: палуба оказалась не так уж и далеко, как я себе представляла. Но все же при мысли о том, что я могу отсюда свалиться, тело пробрала нервная дрожь, от которой я едва не раздала руки. Однако в последний момент еще крепче ухватилась за канаты и прижалась к ним всем телом.

Спину вдруг пронзила резкая боль. Я не увидела, но скорее поняла, что одна из сирен прорезала мне спину.

– Слезай, идиот! – крикнул мне то-то, ему вскоре начали вторить и другие голоса, но я не слушала.

Опершись ногами на киль, я вцепилась в канаты и повернулась лицом к носу корабля. Внизу кто-то уже ругался и грозился в меня выстрелить, если не перестану «дурью маяться», а сирены затихли, будто почуяли что-то неладное.

Несколько мучительных мгновений, в которые мачту перебросило справа налево, я провела, чувствуя себя полной идиоткой. А вдруг от сменит направление? А вдруг атака вообще закончилась? А вдруг…

Додумать не успела: волны вздыбились белой пеной, и сразу несколько десятков сирен взмыли в воздух. Я быстро вычислила тритона: он держал в руке что-то длинное и тонкое, и направлял орудие в сторону парусов. На расчеты времени не оставалось: я прыгнула на принца, рассчитывая своим весом сбить его с курса и обрушить на палубу.

Уже даже подготовилась к тому, что переломаю себе все кости, но когда мои руки, а заодно и острие ножа, коснулись влажной кожи, меня потащило куда-то вправо. Сильные ладони прижали к широкой груди, и мы вместе с тритоном ушли под воду.

Глава 5

Я зажмурилась и втянула носом воздух вместе со странным запахом соли и песка. Удивилась, осознав, что от тритона вовсе не воняет рыбой, как мне думалось, но все же успела задержать дыхание в тот момент, когда море накрыло меня с головой. Раненую спину обожгло будто огнем – соленая вода впилась в открытую рану, как пиранья в кусок свежего мяса.

Прижавшись к морскому принцу еще сильнее, я почувствовала, как под его кожей перекатываются сильные мышцы. От таких ощущений щеки бы залила краска, не окажись я под водой. Не рискуя открывать глаза, я рукой нащупала шею тритона и, пока он не успел опомниться, приставила к ней кинжал.

Когда острие ножа коснулось на удивление теплой кожи тритона, я ощутила, как его сердце пропустило удар, и он замер. Кажется, он опасался малейшего движения, не желал, чтобы хоть одна капля его крови попала в воду. Интересно, что тому причиной? Увы, пока ответа я не знала.

Открывать глаза в водах соленого южного моря мне не хотелось, но я кожей чувствовала на себе взгляд сирен. Стоит моей руке только дрогнуть – нажать слишком сильно и поцарапать плоть их принца или ослабеть настолько, что он сумеет вывернуться – и они набросятся на меня, просто разорвут на мелкие кусочки и съедят. По крайней мере, так гласят легенды.

Я подняла лицо вверх, чувствуя, что слишком надолго дыхание задержать не могу. Тритон и не подумал сдвинуться с места, и мне пришлось провести острием морского оружия по его шее. Это вразумило подводного принца, я ощутила, как по его телу пробежала легкая дрожь, затем как медленно двинулся сильный хвост, и как мы двинулись к поверхности.

Перед тем, как вынырнуть, тритон что-тот сказал своей стае сирен. Вернее, мне показалось, что гортанных звук, напоминающий песни китов, который вырвался из его горла, походил на короткий и четкий приказ. Но проверить свои теории я никак не могла: когда я почувствовала, что снова могу дышать, и распахнула глаза, вокруг ничего не было, кроме сверкающей под полуденным солнцем поверхности моря и корабля, с которого что-то кричали матросы.

– Не стрелять! – крикнула я, все еще прижимая к шее тритона кинжал.

Для этого мне приходилось обвивать его за плечи, мою руку скрывали его серебряные волосы и со стороны могло показаться, что я крепко его обнимаю. Судя по неодобрительным взглядам матросов, именно так они и поняли мое поведение.

Эмиль помянул морскую бездну – да так выразительно и с чувством, что услышала даже я – и отдал распоряжение поднять меня на борт. Однако прежде, чем мне сбросили канат, за который можно было ухватиться, один из матросов прыгнул прямо с палубы к нам и, в пару быстрых движений приблизившись, ухватил тритона за волосы, пригрозив ему мечом. Принц сирен попытался дернуться, но его пыл быстро охладила сталь остро заточенного клинка.

Оказавшись на палубе, я вцепилась в фальшбот, перегнулась через него почти пополам и глянула вниз. Старалась разглядеть в море хвосты или волосы сирен, но не видела ровным счетом ничего. Тем временем тритона связали и тоже втянули наверх. Не особенно заботясь о его комфорте, просто бросили на раскаленный доски. Я заметила, как лицо его на миг исказилось от боли, но в следующее мгновение уже стало совершенно беспристрастным.

– И как вы намереваетесь это объяснить, сэра Жаклин? – Эмиль с притворным спокойствием кивнул в сторону моего «трофея», но по взгляду, мечущему молнии, я поняла, что он взбешен. – Вы едва не погибли, и ради чего?!

– Ради… – я растерялась, не зная, поверит ли мне капитан, если скажу, что обладая тритоном, мы можем повелевать и целой стаей сирен? Что тритону никак нельзя умереть, и что подводные обитательницы пойдут на все, чтобы выкупить его жизнь? Сам этот упрямец скорее всего будет упорно делать вид, что ему плевать, жить или умереть – вон как высокомерно смотрит, и не важно, что валяется почти у меня под ногами.

– Ради? – поторопил меня Эиль, делая шаг вперед.

Я с трудом заставила себя не пятиться и выпрямить спину.

– Ради того, чтобы преподнести ценный подарок своему драгоценному жених. Это, – я с деланным пренебрежением указала на тритона, – один из морских принцев, довольно редкий экземпляр, а в Империи наверняка еще и дорогой.

Судя по скептичному взгляду, Эмиль до конца моим словам не поверил, но и других объяснений моим поступкам не нашел. А я решила закрепить успех:

– Так что его надо сохранить живым и хотя бы относительно здоровым. Не хочу, чтобы мой подарок ко дню прибытия к Безымянной земле выглядел, как облезлый кот.

– В трюме ему хватит воды, чтобы не сдохнуть. Бросьте туда и свяжите покрепче. Да смотрите, пенька в воде размякнет, так что навесьте цепей, – немного помолчав, все же распорядился Эмиль.

Два моряка подняли тритона за плечи и потащили по палубе волоком, раздался мерзкий скрип чешуи, на досках остались глубокие царапины. Перед тем, как принца сбросили в трюм, он обернулся и прожег меня взглядом, полным такой черной злобы, что я едва не вскрикнула. И задрожала, только сейчас осознав, сколько раз я могла умереть за прошедшие несколько минут.

Андерсон Штиль

Разноцветные дома, шумные улицы, яркие огни и пьяные крики Тихого города оставались позади. Андерсон не страдал излишней сентиментальностью, и потому не провожал взглядом пологие холмы, усыпанные двухэтажными домами, тянущимися вдоль кривых улиц. К тому же, ветер крепчал и был почти противным, так что работы оказалось достаточно, чтобы отвлечься от всего, что осталось на большой земле.

Адмирал отдавал распоряжения машинально. Воды у самого западного города-порта Империи он знал настолько хорошо, что мог бы провести по ним корабль, даже будучи мертвецки пьяным или в полубреду. Но все же он сохранял сосредоточенность. Матросы вытягивались в струнку, когда на них падал тяжелый взгляд темно-синих глаз цвета морских глубин, и старались работать вдвое усерднее, чтобы не сердить капитана еще сильнее. Его плохое настроение команда за несколько лет научилась не то, чтобы видел – скорее чуять, и сейчас над барком царила гнетущая атмосфера.

Андерсон сидел в шкиперском кресле на крытых шканцах, ветер доносил до него тихую болтовню моряков, которые работали с парусами на носу корабля.

– И все ж не пойму, чего ему звереть, – гундел низкорослый, широкоплечий матрос, растирая мозолистые, мясистые ладони. – Ну будет жена, так хоть за домом пригляд. Говорят еще, что дочка Шторма собой хороша, как принцесса из дальних стран: глаза черные, волосы золотом искрятся, а губы спелые, что наша ягода-красновка.

Второй моряк – высокий и жилистый, ловкий как кот – затянул канат и покачал головой, отбрасывая со лба белую челку.

– Да мало ли, чего болтают. Ты тяни лучше.

Последовали двадцать минут напряженной работы, но когда паруса, наконец, были установлены как надо, высокий моряк – Андерсон точно помнил, что его звали Том и что прибыл он с севера Империи – глянул украдкой в сторону шканцев.

– Да может, не из-за жены он взбесился. Я вот слыхал, что Император его давеча вызывал, да так отчехвостил, что капитан наш насилу ноги унес. Повезло еще, что жив остался. За что – не знаю, но в немилости он теперь, и коли что не так – может, и на плаху отмарширует.

Андерсон сжал кулак и с досадой ударил по деревянному подлокотнику. Полоснул яростным взглядом болтливых матросов и те принялись имитировать бурную деятельность, проверяя, все ли выполнено верно.

Адмирала раздражала не сама болтовня, взбесило скорее то, что оба попали в самую точку: ему досталось недавно от Императора, да и жениться на какой-то дикарке из мятежного, но почти падшего дома ему совершенно не хотелось. Но долг стоял превыше личных предпочтений. К тому же, Андерсон уже несколько дней обдумывал способ обойти неприятное обязательство, но сохранить в силе договор с Бартолио, однако пока не пришел к окончательному решению. Но к какому бы варианту он не склонялся, ему все время казалось, что все это уже было. И что жизнь уже загнала его в капкан, из которого ему самому не выбраться.

От тягостных раздумий капитана отвлек секретарь, который, вероятно, окончательно разобравшись с бумагами на груз, выполз на палубу. Он поправил пенсне на горбатом носу, расправил костлявые плечи, хотя казалось, стоять еще прямее, чем раньше, он уже и не мог, и обвел палубу взглядом из-под кустистых бровей. Затем легко, будто ему не шестьдесят, а только двадцать, взбежал по лестнице на шканцы и подошел к Андерсону.

– Такими темпами и в три недели не доберемся, – сказал он, приглаживая полы сюртука. – Может, вы используете дар?

– Нет нужды. Ветер переменится, – ответил Адмирал, не отрывая взгляда от горизонта. Глядеть на морщинистую физиономия секретаря ему было незачем.

– Ах да, – тот растерянно похлопал по карманам и выудил из внутреннего записку, сложенную вчетверо. – Некая леди, которая уверяла, что она – ваша давняя знакомая, просила вам передать.

Андерсон, немного посомневавшись, все-таки взял белую, дорогую бумагу, в которой сургучом был прикреплен засушенный цветок колокольчика. Он сразу понял, от кого послание, и скривился. Открывать его и читать очередное слезливое признание в любви от юной и не в меру впечатлительной аристократки ему не хотелось тоже.

– Благодарю, – коротко бросил он и замолчал, намекая, что на долгие беседы не настроен. Секретарь понял его и, постояв еще немного, удалился.

Андерсон же продолжал напряженно следить за работой на корабле и за переменами ветра. Постепенно все – от юнги до него самого – втягивались к корабельный быт, который подходил им, как подходит бывалому вояке его старая куртка. На лицах своих людей он видел радость или собранную решимость, сам же чувствовал лишь зияющую пустоту. Безразличие ужасало его самого, потому он старался не думать о том, когда в последний раз испытывал что-то, хоть отдаленно напоминающее предвкушение, перед выходом в море.

Хоть судьба его на первый взгляд и казалась пределом мечтаний, ни адмиральский титул в «столь юном возрасте» (так говорили бывалые моряки про его тридцать с лишним лет), ни богатый род за плечами, ни природный дар, которым он владел почти в совершенстве – ничто давно уже не приносило ему ни капли удовлетворения. Все происходящее казалось колеей, а жизнь – телегой, которая из нее уже не выберется, и колея эта – Андерсон знал точно – ему совершенно не подходила. Но долг есть долг.

Глава 6

Жаклин Шторм

Остаток дня меня все еще потрясывало от шока. Погруженная в воспоминания обо всем. Что произошло, я даже почти не заметила, как доктор перевязал рану на спине. Только один раз, когда очищающий раствор попал на самый глубокий участок пореза, я вскрикнула, но в остальное время от боли отвлекал глубинный, первобытный страх. Такой я испытывала впервые. Сейчас перспектива остаться одной в стенах своей каюты сейчас казалась куда более пугающей, чем тепловой удар или косые взгляды моряков, потому я замерла в надежде, что они, занятые починкой парусов и оттиранием крови с борта, не обратят на меня внимания.

Мысли лихорадочно метались в голове, не позволяя прийти к какому-то решению или хоть немного успокоиться. А что, если бы я сумела осуществить свой план и свалилась на палубу7 Что, если бы нож сирены пронзил мое сердце? Да я могла и просто не удержаться на мачте! О чем я вообще думала, ввязываясь в такую глупую затею? Никогда не страдала тягой к бессмысленным приключениям, но что вдруг на меня нашло?

Когда врач завершил процедуры, я не решилась спуститься в свою каморку. Осталась на палубе, спрятавшись в тени навеса, который матросы возвели над капитанским мостиком. Эмиль стоял там, раздавая указания. Солнце палило нещадно, но ему, закаленному в долгих морских странствиях, жара, казалось, не доставляла никаких неудобств. Бронзовая кожа, давно привыкшая к палящим лучам, поблескивала от пота, от острого взгляда голубых глаз не укрывалась ни одна неточность в действиях подчиненных. Иногда этот взгляд пронзал и меня – неодобрительно, почти злобно. Я предчувствовала, что мое объяснение про подарок «дражайшему жениху» его не убедило, и с ужасом ждала нового разговора – наедине.

Стоило только вспомнить про тритона, как меня бросило в жар. Вот так бесстыдно прижиматься к мужчине – пусть он и человек только наполовину – мне еще ни разу не доводилось. Даже в прошлой жизни, за тридцать прожитых лет. И что мне теперь с ним делать? Не напрасно ли я рисковала и пленила его? Смогу ли убедить его помочь мне?

Бездна! Он наверное даже не знает человеческого языка. Я слышала, что в прошлый раз его долго и жестоко учили произносить привычные нам слова, но он мало что усвоил. Или не хотел показывать всего, что ему известно? Так или иначе, он тот еще упрямец. А у меня нет никаких аргументов: я ведь не смогу его пытать, просто не смогу! Да, сирены жрут людей, так говорят, но все же… Слишком сложно. Слишком глупо! Во всем виноват Морской Змей, это глупое видение: если бы не оно, я бы не решилась на такую идиотскую выходку! А раз древний бог – всему причина, то пусть и подскажет мне, как быть дальше.

Я посмотрела на волны, которые становились все меньше за последний час и серебрились под ясным небом, на котором не виднелось ни одного, даже самой маленькой и легкого облачка. Ветер стихал, матросы уже спустили паруса, и «Сирена» дрейфовала на морских просторах лениво, как старая кобыла. Я вглядывалась в воду в надежде заметить что-нибудь – или кого-нибудь – но морская гладь оставалась совершенно спокойной.

Поскрипывали доски под ногами моряков, снизу слышались глухие удары чего-то тяжелого о корпус корабля – наверное, тритон бился в тщетных попытках выбраться.

– Угомоните кто-нибудь эту тварь, – рыкнул Эмиль, стукнув каблуком сапога по палубе. – Джо, иди ты.

Квартирмейстер, серая кожа которого будто поглощала солнечный свет, молча кивнул и направился к люку в трюм. Его тело выглядело распухшим и влажным даже в сухую жару, но он поднял крышку и скользнул в них на удивление легко. Поговаривали, что он заключил сделку с какой-то придонной редкой рыбой, и с тех пор выглядел так. Перед тем, как его голова скрылась в полумраке трюма, он полоснул меня недобрым взглядом. Я поежилась. Да уж, теперь вся команда считает меня не только бесполезной, но еще и взбалмошной, а может и опасной. Плохо дело.

Эмиль тем временем засучил рукава, отчего его руки с крупными венами стали вины еще отчетливее. Он выпрямился, сверился с компасов и, о чем-то посовещавшись с двумя долговязыми штурманами, закрыл глаза.

Я замерла, стараясь сделать вид, что меня тут вовсе нет. Обычно в те моменты, когда кто-то из членов команды пользовался даром, меня едва ли не насильно «провожали» в каюту, но сейчас, после боя, ни у кого, кажется, не возникало желания спорить со мной. Или Эмилю сейчас просто не до того – из-за боя с сиренами мы слишком замедлились, а шить грозил увеличить и без того значительное опоздание.

Ожидая, что капитан возденет руки к небу и начнет читать какое-нибудь длинное заклинание, я подтянула ноги к груди и сжала губы. Но ничего подобного не происходило. Я только видела, как напряглись крупные скулы Эмиля и как забилась жилка на крупной шее. Затем корабль мерно двинулся вперед, забирая на юго-восток.

Я все ждала, что появятся крупные волны, или какой-то особенный свет, или что произойдет еще хоть что-нибудь, что укажет на власть Эмиля над самой водой, но увы, «Сирена» просто плыла вперед, подгоняемая самим морем.

Движение, направленное не ветром, но волей одного человека, продолжалось почти до заката. Я успела задремать и проснуться, а Эмиль все так же стоял, прикрыв глаза. Когда на его лицо упали рыжие закатные лучи, он вздрогнул, пошатнулся, но удержался на ногах.

– Капитан, – тихо позвал его один из штурманов – тот, что моложе, вихрастый шатен с узкими, как у змея, глазами.

– На сегодня довольно. Сдаю вахту, – отдав еще несколько коротких распоряжений, Эмиль медленно, но уверенно сошел на палубу с мостика и, бросив на меня короткий взгляд, направился в свою каюту.

Я же осталась сидеть в полной растерянности. Не раз слышав, как моряки восхищались небывалой силой дара, который Эмиль, по их словам, получил от реки на Блаженных островах, я всегда мечтала увидеть его в деле, и теперь., к стыду своему, чувствовала разочарование.

Матросы в отсутствие капитана ненадолго покидали свои посты, чтобы по очереди нырнуть в трюм и выудить оттуда что-нибудь, что сейчас казалось им очень нужным. Один достал губную гармошку, другой приволок барабан, третий – мешочек с отсыревшей охрой.

– Ну что, готово, Ганс? – крикнул молодой матрос, которого я почему-то совсем не помнила, вышедшему на палубу доктору. – Закат скоро.

– И без тебя вижу, – отмахнулся врач. – Выносите троих, с четвертым я скоро закончу.

Двое моряков подорвались с мест и вслед за Гансом скрылись в трюме. Вскоре они вытащили наверх первый кусок парусины, в который был завернут один из тех, кто погиб в бою с сиренами. Затем они подняли и остальные тела. Спускать их в воду полагалось только при свете звезд и только в подобающем виде – с зашитыми ранами и в лучшей одежде, которая при них оставалась. Обычно подготовкой тел занимался врач, и нынешний раз не стал исключением.

Юнга суетился, помогая то тут, то там, до тех пор, пока его не позвал Эмиль, хриплый голос которого, казалось, мог разноситься на много километров вокруг. Паренек метнулся в сторону каюты и через несколько минут вернулся оттуда.

– Капитан велел без него не начинать. А вас, сэра, просил зайти к себе,– юнга ехидно ухмыльнулся.

Я на негнущихся ногах поднялась и, придерживаясь за фальшборт, побрела в сторону лестницы. Хотелось оттянуть момент разговора с Эмилем как можно дольше, но злорадные взгляды моряков, от которых зудели спина и затылок, заставляли поторопиться.

Войдя в каюту, я еще несколько мгновений ничего не видела: полутьма почти ослепила меня после целого дня, проведенного под ярким солнцем. Однако я все же заметила, что Эмиля нет за столом, где он обычно проводит время, когда не стоит на мостике или не учит матросов фехтованию.

За спиной резко звякнул дверной засов, я вздрогнула, но обернуться не успела. В следующий миг я уже оказалась прижата к стене и ощутила касание холодного металла на шее.

– Кто ты такая и что сделала с Жаклин? – прорычал мне на ухо Эмиль, до боли сдавив запястье.

Я сглотнула и постаралась унять дрожь, чтобы не напороться на лезвие его кинжала раньше, чем он сам захочет меня прикончить.

Глава 7

– Эмиль, вы с ума сошли? – осторожно заговорила я, но в качестве ответа получила только тычок в бок. Острие кинжала уже прижималось к коже так тесно, что еще мгновение – и хлынет кровь. Если бы мне было, в чем каяться перед капитаном, я бы уже непременно это сделала, но сейчас-то я ни в чем не виновна!

– Или тебя околдовали? Тогда говори, кто! – продолжал упорствовать Эмиль.

– Помнишь, как я чуть не утонула, пока пыталась научиться плавать? Ты тогда вытащил меня за шкирку, как котенка, – медленно продолжила гнуть свою линию я. Сейчас надо доказать ему, что я вполне в своем уме: может, тогда его подозрения ослабнут, и можно будет как-нибудь выкрутиться. – Помнишь, как я таскала для тебя книги из отцовской библиотеки? Помнится, тебе особенно нравилась история про удачливого купца, который повидал много дальних стран.

Я замолчала и сглотнула. Эмиль внимательно слушал, я чувствовала его въедливый взгляд затылком, но повернуться не позволяли руки, все еще прижимающие меня к стене каюты. И хоть я никогда не испытывала к Эмилю ничего, кроме уважения, сейчас все же чувствовала, как щеки предательски краснеют. Похоже, попадать в пикантные ситуации с мужчинами, которые меня ненавидят, становится уже дурной привычкой.

– А еще тебе тяжело давалось фехтование, – решила закрепить успех я. – Ты отлично справлялся со всеми упражнениями, обладал самой быстрой реакцией из всех своих сверстников, но когда дело доходило до атак, долгое время бил не по противнику, а по его клинку. Я несколько раз видела, как отец отчитывал тебя за это…

Я собиралась продолжить, но хватка капитана ослабла, он отстранился на шаг, и я тут же развернулась. Как раз вовремя, чтобы толкнуть покачнувшегося от усталости Эмиля в сторону стула и не дать ему свалиться на пол.

В блеклом свете масляной лампы я видела, насколько глубокие тени залегли под его глазами, как покраснели глаза и побледнела загорелая кожа. Теперь, видя, как капитан устало проводит ладонью по лицу, я поняла, каких усилий ему стоило несколько часов вести корабль в полосе штиля.

– Тогда какого порождения Бездны ты творишь? – выдохнул он сквозь стиснутые зубы и поднял на меня испытующий взгляд. – Жаклин, не заставляй меня снова тебя запирать.

Я на несколько секунд растерялась: Эмиль впервые обращался ко мне просто по имени, прежде он держался подчеркнуто-вежливо. Я не знала, что ответить на эту внезапную откровенность. Могу ли сказать ему правду?

– Боюсь, ты не поверишь, если я все объясню, – покачала я головой.

Эмиль кивнул в сторону сундука, обитого поржавевшей медью. Я села, повинуясь его немому распоряжению.

– Прежде вы, сэра, показывали себя вполне разумной: с готовностью отправились в путь, не выказывали никакого гнева или возмущения против идеи выйти за адмирала дома Штиля. Но в последние несколько дней вы ведете себя странно: то как прежде, то совершенно иначе, чем обычно, – Эмиль сбился, но по затуманившемуся взгляду я поняла, что он вспоминает и пытается осознать все, что произошло. Не укрылось от меня и возвращение к подчеркнуто-вежливой интонации. – Попробуйте все же объяснить. Быть может, я смогу вам помочь?

Я оперлась спиной на шершавые доски переборки и только сейчас вспомнила, что на мне все еще наряд матроса, который я так и не удосужилась сменить после боя. Мысль о том, что плотная ткань обтягивает мои ноги, выставляя их на всеобщее обозрение, вновь заставила меня покраснеть, но если я прямо сейчас попытаюсь уйти под предлогом, что мне необходимо сменить наряд, Эмиль еще сильнее уверится в своих подозрениях.

– Ты веришь, что боги могут даровать людям способность вернуться в прошлое, чтобы исправить ошибки? – спросила я, не сколько желая услышать ответ Эмиля, сколько наблюдая за его реакцией.

Капитан в задумчивости потер подбородок, сопоставляя мои слова с тем, что видел сам.

– Сказал бы, что это – полный бред, если бы вы вдруг не начали вести себя так, будто за те несколько часов обморока прожили совсем иную жизнь, – наконец, сказал он. – Однако чем вы можете доказать свои слова?

Я развела руками: прямых доказательств у меня не было и быть не могло. Дни, проведенные на корабле, я помнила смутно, потому не могла сказать Эмилю, что произойдет завтра или через несколько суток. А до событий, которые могли бы подтвердить мою правоту, еще слишком много времени. К тому же, если позволить событиям идти так же, как и в прошлый раз, то я вновь непременно окажусь женой ненавистного толстого офицера и пленницей на его вилле.

– Мне нечем доказать свои слова, но я знаю, что в планы Адмираша Штиля на входит освобождения моих родителей, – стараясь придать голосу как можно больше уверенности, сказала я.

– Снова вы за свое, – разозлился Эмиль, впрочем, сейчас он не выглядел таким же разъяренным, как в тот день, когда я посмела усомниться в честности Адмирала впервые. – Он всегда выполнял условия договоров, даже если они были заключены с его врагами.

– Как бы там ни было, на этот раз все случилось иначе. Мои мать и отец остались в имперской тюрьме до самой своей смерти, меня адмирал выдал замуж за одного из своих офицеров, после этого под власть Империи перешли наши Блаженные острова.

Стоило мне заговорить об островах, как Эмиль вскинулся, его взгляд обрел ясность и остроту.

– И что же, по-вашему, имперцы сделают с островами, если получат их? – спросил он, и я явно различила в его напористом тоне волнение.

– После замужества я там больше не бывала, но слышала, что там вскоре выросло довольно крупное поселение, там разводили тростник, торговали, построили небольшой порт. Вскоре острова стали форпостом для дальнейшего продвижения в неизведанные воды на западе, но увенчались ли плавания исследователей успехом, я не знаю, – продолжила я развивать явно заинтересовавшую Эмиля тему.

– Что стало с теми членами дома, кто остался там после нашего отбытия? – продолжал допытываться капитан, уже не скрывая явного интереса.

– Большинство из них повесили. Когда вы поняли, что Адмирал не вернет свободу моему отцу, вам с небольшой группой моряков удалось бежать. Какое-то время вы на Сирене скрывались от имперских морских ищеек, но спустя три года вас все же поймали и повесили, – дрожащим голосом добавила я, опасаясь новой вспышки гнева. Но известие о скорой собственной смерти Эмиля, казалось, ничуть не обеспокоило. Да он вообще пропустил мои последние слова мимо ушей.

– Значит, тростник, поселение и порт, – пробормотал он, бегая по полутемной каюте невидящим взглядом. – А не слышали ли вы про какие-нибудь странности или необычных животных, обнаруженных там?

Я всерьез призадумалась и к стыду своему поняла, что боль и апатия затуманили мой разум: семь лет, на протяжении которых я носила фамилию Стеттон и почти не покидала виллу мужа, прошли как в тумане, и лишь редкие горькие известия о доме рассеивали его. Но оттого, что с каждой новой весточкой на сердце становилось все больнее, я, как могла, избегала новостей о Блаженных островах и моряках – членах умершего дома Шторма.

Немного покопавшись в собственной голове, я все же выудила оттуда несколько воспоминаний.

– В газетах писали, что после прибытия на острова поселенцев с континента река несколько раз разливалась и топила новые дома. Но со временем и ее удалось обуздать с помощью системы каналов и дамбы.

Эмиль выдохнул сквозь стиснутые зубы, в его глазах сверкнула злость. Похоже, река, давшая ему силу повелевать любыми водами, значила для него гораздо больше, чем собственная жизнь. Интересно, какие обязательства связывают его? И почему собсвтенная жизнь волнует его меньше, чем благополучие источника магических сил?

И все же допытываться я не осмелилась. Да и есть ли смысл задавать вопросы? Эмиль явно не в настроении на них отвечать.

– Что ж, по крайней мере, вы верите в то, о чем говорите. Но это не значит, что и я верю вам, – наконец, заключил он.

Мне оставалось только кивнуть. Я и не ожидала, что он вот так запросто поверит моим словам. На самом деле, то, что он вообще выслушал меня, уже можно считать большой удачей.

– У вас, наверное, еще много вопросов, – с пониманием улыбнулась я.

Эмиль кивнул и поднялся со стула, прихватив со стола полупустую бутылку вина.

– Верно. Но вам с корабля все-равно никуда не деться, так что я еще успею выслушать вашу версию того, что должно произойти.

Эмиль повернулся к двери и как раз вовремя: в неплотно прикрытую створку постучал моряк и, не дожидаясь позволения, сунул патлатую голову в каюту.

– Все готово, капитан, только вас ждем, – отчитался он, покосившись на меня неодобрительно. Капитан кивнул матросу и тот сразу исчез.

Эмиль повернулся ко мне и смерил задумчивым взглядом.

– Вы помните, сколько моряков погибло… в прошлый раз? – уточнил он, покачивая в руке бутылку из мутно-зеленого стекла.

– Не очень отчетливо. Бой длился несколько часов, и, кажется, около десятка человек не сумели выжить. Может, чуть больше. Я не помню: во время сражения и еще пару дней после я вовсе не выходила из своей каюты, – признала я, чувствуя, как стыд обжигает уши. Я ведь могла в этот момент быть по крайней мере в том углу, где обитает наш доктор, и помогать ему с перевязкой раненых. Или боеприпасы подавать из трюма, откуда меня никто не достанет. Почему, ну почему я была такой бесполезной?

Видимо, тягостные воспоминания отражались на моем лице. Иначе не объяснить, почему Эмиль подошел и как-то по-дружески потрепал меня по плечу.

– Если вы в самом деле говорите правду, значит, вам удалось спасти как минимум шестерых, – задумчиво произнес он, но, будто сам смутившись своего жеста, отвернулся. – Идемте. Пора проводить павших.