Читать онлайн Поезд на ЭД4М

Глава 1. Мой ад

Тяжелый сегодня день. Да и вчера тоже был тяжелый. И неделя в принципе – тяжелая. Начальник мудак, с девушкой расстался, мать в трубку опять что-то орет. Наверное, просто черная полоса, а за ней будет светлая. Жизнь ведь как зебра. А вот, кстати, и она. 20 секунд до зеленого, надо ходу прибавить, а то красный будет потом минуту гореть. Почему интересно так? Что за неуважение к пешеходам? Для машин зеленый свет горит минуту, а для обычных смертных ровно столько, сколько нужно здоровому молодому парню быстренько перебежать на другой конец. А как же пожилые люди? Вот бабушка будет долбить асфальт своей тростью, словно перфоратором, пытаясь перейти этот гребаный участок и все равно не успеет. Для автомобилистов загорится зеленый и они начнут гудеть в свои мерзкие клаксоны. Чего, мол, старая на дорогу вышла? Сиди дома, пенсия! Нехорошо это. Ладно, не моего ума дело. Зайти в магазин или не надо? Хлеб? Есть полбатона еще. На ужин котлеты остались. Вот и отлично, значит не надо. 3, 2, 1. Марш! Точно! Чай! Чая дома нет.

Мои мысли прервала резкая боль. Сначала будто земля ушла из под ног и я полетел, но почему-то не вниз, а куда-то вправо. Потом удар головой и я оглох и ослеп одновременно. Осталась только боль и темнота. Кажется, я лежал, но совсем не чувствовал под собой земли. Попытка напрячь любой мускул отдавалась новой волной боли и рвотным позывом. Не знаю сколько я так пролежал, но по тем ощущениям, что остались, казалось, очень долго. А потом я окончательно уснул.

– ГУУУУУД МОРНИНГ, ВЬЕТНАМ! – услышал я сквозь сон. Мой отец часто будил меня этой фразой. Странно, ведь он даже не смотрел сам фильм. Услышав знакомые слова, я причмокнул губами и сильнее зажмурил глаза. Очень хотелось спать. В теле было странное спокойствие. Ничего не болело и не ныло. Я слегка улыбнулся и сказал что-то про еще пять минуточек, переворачиваясь на другой бок. Я лежал не на кровати. Это точно была твердая поверхность, но мне было все равно.

– Вставай, придурок! – спокойно, но с укором сказал голос. Мне в бедро впилось что-то острое. Я закричал, дернулся и через мгновение уже стоял на ногах, приложив руку к больному месту. Из раны струей текла кровь, уже пропитав мою рубашку насквозь. Спустя секунду сознание вернулось ко мне и в голову пришла пара логичных вопросов: “Где, вашу мать, я нахожусь?” и “Кто этот ублюдок, ткнувший меня?”. Оглядевшись, я быстро нашел ответы, но ясности не прибавилось. Находился я в деревне у бабушки и дедушки, куда меня по малолетству отправляли родители на лето. Место это я не мог терпеть всей душой и воспоминания о нем я бы с радостью стер к чертовой матери. Кстати о ней. Передо мной стоял черт. Прямо натуральный черт со всеми вытекающими. Весь красный, с козлиными ногами и рожками. Туловище было хоть и человеческое, но с излишней растительностью. Он махал своим хвостом с кисточкой на конце и улыбался мне во всю свою сотню клыков. В правой руке он держал, как и полагается, трезубец. А в левой – зажженную сигару. За спиной виднелись маленькие крылышки, которые даже в теории не могли поднять такую тушу. Я начал медленно отступать, попутно пытаясь вспомнить как я мог оказаться в подобной ситуации. Наркотиками вроде не балуюсь. Однажды друг принес на какую-то вечеринку таблетки и под ними я видел что-то подобное. Но больше никогда.

– Ну как обычно, – развел руками чёрт и начал приближаться. – Давай щас по быстрому пройдем все стадии и перейдем уже к инструктажу и экскурсии, а?

– Отче наш, Иже еси на небеси да будет воля… – отступал я, выставив вперед руку и мысленно проклиная себя за отсутствие крестика.

– “Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое”, – черт выбросил сигару и стал загибать пальцы на руке. – И вот только после этого “Да будет воля Твоя”, нехристь.

Я споткнулся о корягу и стал уже ползком удирать от гада. Он остановился, цокнул копытом, достал из трусов еще одну сигару и прикурил от трезубца.

– Короче, скажу сразу – зла я тебе причинять не хочу, хотя по мне и не видно, – Черт внимательно осмотрел себя и трезубец. – Но это вообще твоя заслуга, если на то пошло.

Я выбился из сил и уже просто лежал на траве, опершись на локти. Только сейчас я заметил, что небо затянуто кроваво-красными тучами, из под которых постоянно вырывались вспышки молний. Черт продолжал.

– Успокоился? Хорошо. Извини, что причинил тебе боль – надо было тебя разбудить.

Я кивнул головой и вспомнил о своей ране. Однако взглянув на бедро я не нашел никакого признака повреждения. Крови не было ни на теле, ни на рубашке. Да и кожа была абсолютно целой. Сложно сказать, что происходило в моей голове. Мысль о собственной смерти, конечно, пришла в голову одной из первых, но верить в нее не хотелось. Может я сейчас нахожусь в коме в больнице, а это все мой бредовый сон. Это, кстати, полностью объясняет окружение. Да и черт какой-то уж больно идеальный. Прямо с картинки вышел.

– Короче, друг, ты умер, – сказал он, уже стоя прямо надо мной.

“Ну вот те на. А может все таки кома?” – подумал я, смотря ошалелыми глазами на дьявольское отродье, подающее мне руку.

– Нет, ты умер. На все сто процентов. Без шансов. Надо смириться. – сочувственно произнес черт, поднял меня с Земли и по братски похлопал по плечу.

“Точно кома! Я просто общаюсь сам с собой”. – обрадовался я, понимая, что не озвучивал свои мысли.

– Нет, не кома, – черт замотал головой. – Смерть.

“Надо проснуться, надо закрыть глаза, ущипнуть себя и тогда я проснусь”

– Я тебя только что лезвием пырнул, полудурок! – показал черт на свое внушительное оружие.

Сильно зажмурив глаза, я начал сосредотачиваться на пробуждении. На секунду мне показалось, что я слышу писк датчиков сердцебиения и другую медицинскую аппаратуру. Но когда я решился открыть глаза, то ничего не изменилось. Черт стоял и с укором смотрел на меня.

– Это только отрицание! – он закричал и воздел руки к небу. – Как же меня это все задолбало! Я же просто хочу поговорить!

Потом он долго матерился, отвернувшись от меня. Заприметив возможность, я сначала начал медленно отходить, а потом, перемахнув через калитку, рванул по знакомой улице. Сейчас направо. Теперь бежать. Не оборачиваться. В конце этой улицы будет магазин тети Светы, а за ним дорога. Там часто проезжают машины. Если это все таки не кома и я не умер, то скорее всего это либо апокалипсис, либо адский трип. А значит надо найти помощь. Я начал орать во все горло.

– На помощь! Помогите! Люди!

Но никто не отзывался.

– Ты серьезно, что ли? – прозвучал знакомый голос сверху. Черт летел практически над моей головой, яростно махая своими крылышками. Я ускорился, не переставая кричать. Ухабистая дорога, высокая скорость и волнение – очень плохое сочетание. Моя нога попала в небольшую ямку, и я упал в грязь, проскользив лицом еще метр. Черт плавно приземлился передо мной и прислонился рукой к березе. От его прикосновения дерево вспыхнуло словно спичка. Черт шикнул, убрал руку и подул на обожженную ладонь.

– Твою мать. Ты совсем больной? – обратился он ко мне.

– Да причем тут я? – злобно вырвалось у меня из пересушенной глотки.

– Вот это я и пытаюсь тебе объяснить, а ты как угорелый носишься по всей выделенной локации.

Черт выдохнул, взял меня за подмышки словно грудного ребенка и поставил на ноги. Я уже не сопротивлялся, смирившись с его присутствием. Только рожа у него была страшная, так что я просто старался на нее не смотреть.

– Давай представим, что мы с тобой уже поторговались, – продолжал черт. – Ты немного вспылил, затем чуть-чуть погрустил и принял тот факт, что ты мертв. Хорошо?

– И это получается тогда ад? – решил я поддержать диалог, раз уж выбора не остается.

– Наконец-то здравый вопрос! Ты можешь называть это место как тебе вздумается. Ад, рай, Вальхалла, царство Аида и так далее, и так далее, – черт поперхнулся и достал из трусов толстенную книгу. – Ты у нас из какого года, получается?

– Две тысячи…, – подумав, что уже нечего терять, я решил проверить беса на вшивость. – А ты же мои мысли читаешь, так сам скажи.

– Двадцать третий – уже понял, – черт открыл книгу и стал внимательно что-то в ней искать. – В концовочке получается, да?

– Что?

– Немного ты потерял, говорю, – Черт ухмыльнулся, продолжая перелистывать страницы. – Столица Франции?

– Париж…, – недоуменно ответил я на школьный вопрос. Черт перелистнул еще две страницы.

– Что у вас с Гитлером произошло?

– Ну это… Застрелился вроде, – кашлянув ответил я, вспоминая уроки истории.

– Жаль…

– Что?

– Да я прикалываюсь, – засмеялся черт, продолжая изучать книгу. – Так, ну остальное вроде понятно.

Он захлопнул книгу и отправил ее в свои всеобъемлющие трусы.

– Давай прогуляемся может? Ты это место хорошо должен знать – куда сходить хочешь?

– Не знаю, давай к озеру, – предложил я, разглядывая сумасшедшими глазами красную муху, севшую мне на плечо.

– Тогда веди.

Я глубоко вздохнул, ткнул пальцем в сторону куда нам следовало идти и зашагал, стараясь не смотреть в лицо своему спутнику. Меня посетило странное ощущение. Все окружающее меня было очень знакомым. Дома, деревья, заборы были ровно такими какими я их запомнил. Если бы это была та же самая деревня, то что-то должно было непременно измениться. Вон та заброшенная избушка никак не могла выдержать испытание временем. Помню как ребенком забирался в нее, пытаясь спрятаться от деревенских хулиганов. Я лежал под какой-то простыней на втором этаже, сдерживая дыхание. Половицы скрипели от любого движения. Крыша была испещрена отверстиями, в которые просачивался солнечный свет. Пахло сыростью и прогнившими досками. Помню, что после того как я побывал в этой избушке все деревенские ребята стали не преследовать, а убегать от меня. Побои сменились одиночеством. Оказывается, по слухам дом этот был проклят и всякий вошедший в него становился порченным. Смерть становилась ему верной спутницей и другой подобный бред. А может и не бред. Залез то я в этот дом 13 лет назад. Вполне себе поэтично выходит.

Воспоминания успокоили меня и я решил просто плыть по течению. Если я действительно в аду, то от хозяина мне не убежать. Если это кома, то самому мне из нее не выбраться. Если апокалипсис, то тем более чего волноваться. Я выдохнул и осмелился посмотреть на черта. Его глаза блеснули огненно-красным цветом, он открыл рот, обнажив два ряда острых клыков и спросил:

– Привел мысли в порядок? Готов слушать?

Я кивнул.

– Начнем с основы. Что по твоему душа?

Неожиданный философский вопрос поставил меня в тупик. Объяснять обитателю ада, что ты атеист по меньшей мере странно, но больше в голову ничего не лезло.

– Да не верю я в душу… Не верил, – оссекся я. – Всегда думал, что многие люди просто так вычурно называют собственное сознание, образ мышления.

– В принципе ты был близок. Никакой души на самом деле нет. Однако человеку посчастливилось иметь резервное хранилище данных, помимо головного мозга. Это “облако”, к которому присоединен каждый человек твои предки и называли душой. Мы послали в некоторые ваши реальности нашего агента, который старался на пальцах объяснить устройство мироздания, но…

“Иисус что ли?” – на секунду проскочило у меня в голове.

– Ты схватываешь на лету, – улыбнулся черт. – Да, кто-то зовет его Иисусом. Знаешь дальнейшую историю короче. Его решили убить, потом все его слова очень быстро переврали, превратили в какое-то идолопоклонство, войны из-за этого всего начали развязывать. Мы так на всю эту катавасию посмотрели и решили больше не лезть.

– Я что-то не улавливаю, – сказал я. – Иисус из ваших был? Я думал он из другой области.

– Нет никакой другой области, да и этой тоже нет. Слушай дальше. Резервное хранилище копирует данные с основного носителя твоего сознания с периодом синаптической задержки. Очень часто. Это облачное хранилище примерно та же самая система, что есть и у вас, только в гораздо больших масштабах. Сам понимаешь – бесконечное число реальностей с бесконечным числом людей в бесконечном пространстве-времени требует бесконечно большого количества серверов. По окончании срока жизни сознание человека из облака копируется сюда и запускается.

Черт щелкнул пальцами, заулыбался и посмотрел на меня в ожидании хоть какой-то реакции.

– Куда сюда? В деревню Ширшово под Вологдой? – спросил я, обводя рукой по кругу.

– Так вот где мы находимся, – черт огляделся. – Дело в том, дорогой друг, что места в каждой ячейке выделено ровно под одно человеческое сознание. Все окружение формируешь ты сам в момент внедрения, основываясь на собственных представлениях о жизни после смерти.

– Врешь! – усмехнулся я. – Не мог я считать, что после смерти попаду в Богом забытую деревню.

– А куда ты думал ты попадешь? – спросил черт, не прекращая улыбаться.

– Да никуда! Я атеистом был. Думал умру и все. Не будет меня. Понимаешь? Без всяких резервных хранилищ и серверов.

– А как твое сознание должно было воспринимать полное отсутствие себя? – спросил черт и засмеялся.

Так как подобную философию я в своей жизни не затрагивал, то решил промолчать и дать нечистому отдышаться.

– Понимаешь, – продолжил он. – Ни один человек не является стопроцентным атеистом, ибо каждый хочет жить и с момента рождения не знает ничего кроме жизни. И потому у каждого есть какое-то представление о посмертии, ведь абсолютное отсутствие для человеческого сознания страшнее любого ада.

– То есть где-то глубоко внутри я думал, что попаду после смерти в деревню к бабушке и дедушке?

– Если я в твоем представлении черт, то это по-видимому твой ад, – сказал он, оглядываясь. – Ты, конечно, не особо фантазер, но свой шик в этом местечке есть. О, смотри какую птичку ты соорудил!

Черт ткнул пальцем куда-то в красное небо. Он показывал на большую птицу, пылающую огнем и похожую на мифического феникса. С каждым взмахом крыльев она оставляла красивый огненный след, медленно исчезающий в воздухе. Феникс пролетел прямо над нами, осыпав искрами. Сделав пару виражей, он на полном ходу врезался в деревянную опору ЛЭП и упал замертво.

Черт ойкнул и скорчил горькую гримасу.

– Не шибко умная. В тебя видимо. Ты же примерно также умер? – он посмотрел на меня и сощурил глаза.

Теперь я точно вспомнил. Точнее понял, что последнее мое воспоминание до отключки это врезающийся в меня черный капот. Отсюда и идея о коме. Забавно как в стрессовый момент даже не осознаешь всю построенную логическую цепочку. И что? Правда умер? Теперь я полностью осознал возможность данного исхода и меня пробрала дрожь. В голове промелькнула картина. Лежу я на тротуаре с пробитой головой. Рядом мечется народ. Сбивший меня водитель, конечно, даже не остановился. Женщины кричат, закрывают глаза своим детям. Мужчина подходит к моему бездыханному телу и щупает пульс. Может даже откачать пытается. “Скорую! Скорую!” – кричит он. Кто-то судорожно набирает номер. Приезжает скорая. Вытаскивают носилки, дефибриллятор какой-нибудь. “Разряд!”, “Еще разряд!” “Еще!”. Время смерти – 16:32. Меня накрывают белой простыней. Рядом ходят менты, спрашивают про номера машины того урода. Народ потихоньку начинает расходиться. Потом звонят маме, с которой я разговаривал прямо перед смертью. Что я ей последнее сказал? Мы были в ссоре, так что точно ничего хорошего. Не хочу даже вспоминать. “Беспокоит сотрудник ГИБДД Пердунов Василь Михалыч, такой-то такой-то Ваш сын?” У мамы подкашиваются ноги. Сука! Не хочу! Нет!

Я начал бить землю ногами, поднимая в воздух пыль. “Нет! Сука! Нельзя так! Уроды!” Я плакал, стонал, кричал, рвал руками траву, но боль не утихала. Пока я не думал, было все равно жив я или мертв, но ведь оказывается моя жизнь мне не принадлежит. Ее отсутствие заденет всех кого я любил, кого я люблю. Обессилев я упал прямо в пыль и тихо зарыдал. Черт присел рядом и погладил меня по спине. “Да, старина, жизнь – дерьмо, а смерть пахнет еще хуже”.

Тело птицы феникса немного полежало в грязи рядом со мной, потом вспыхнуло, быстро прогорело и ветер сдул ее прах, разнося его по всему моему аду.

Глава 2. Куда отправляются плохие ребята после смерти?

Мы шли по лесной тропинке, пробиваясь через густые заросли фиолетовой крапивы. Ожоги от нее были гораздо больнее, чем от обычной, потому приходилось идти очень осторожно. Черт рубил кусты своим трезубцем, попутно матеря мое больное воображение. Я шел, смотря в землю, размышляя о своих родителях, о своих скудных достижениях в жизни, об утраченных возможностях. Хотя о каких возможностях идет речь? 11 классов образования, потом универ, бессмысленная работа в офисе – вот и вся моя жизнь. В школе умом тоже не блистал. Третье место на городской олимпиаде по ОБЖ, а смотреть по сторонам так и не научился. Я усмехнулся иронии. Можно было семью создать. Сына вырастить, дерево посадить, дом построить. И девушка ведь была у меня хорошая. Хоть и расстались, а может стоило побороться за отношения? Чувства сложная штука. Вроде любил ее. Или не любил? И она, наверное, любила. А может… Эх! – вздохнул я. – Тоже ведь плакать будет, но что себя обманывать – не пропадет она. Погрустит и будет жить счастливо с другим молодым человеком.

– Прекращай думать! Голова от твоего нытья уже трещит, – сказал черт, обернувшись. – Еще крапива эта гребаная!

– А ты, – я погрозил ему кулаком. – Хватит мои мысли читать!

Мы вышли на проселочную дорогу и черт вздохнул с облегчением.

– Слушай, – обратился я к нему. – Если я тебя лишь вижу таким, то кто ты такой на самом деле?

– Ваше Величество заинтересовалось кем-то помимо собственной персоны? – черт сделал неуклюжий реверанс, немного оторвавшись от земли. – Можешь считать меня сотрудником. Старшим научным сотрудником по специальности “Ты”.

– Не понимаю, я твоя лабораторная крыса что ли?

– Не совсем. На лабораторной крысе ставят разные жуткие опыты. Ты для меня скорее неопознанное явление. Моя задача – изучать тебя, следить за тобой, общаться после каждой твоей смерти, собирать информацию о…

– Стоп! После каждой моей смерти? – удивленно спросил я.

– Ты умираешь не в первый раз. И не во второй. И каждый раз мы имеем подобный диалог.

– Черт! Ты меня еще сильнее запутал! В какой раз я умер?

– Не имеет значения, да и сказать точно не могу.

– Сбился со счета, старший научный сотрудник? – возмутился я.

– Сколько ты за свою жизнь прошел шагов? – спросил черт.

– Не считал. Очень много.

– Вот и я не считал. Видишь ли, ты умираешь бессчетное количество раз в каждый момент времени. Тебя бесконечно много, так как ты обитаешь во многих промежутках времени бесконечного числа вселенных. В разных обличиях и формах. И я всю свою жизнь перемещаюсь от одной твоей ячейки к другой, чтобы, банально, взять интервью и просветить тебя о дальнейших перспективах, попутно изучая каждую твою реакцию. Понятие времени для меня иное, я могу перемещаться в нем, как вы перемещаетесь в пространстве, и спрашивать меня, когда произошла та или иная твоя смерть бессмысленно. Изучая тебя, я понял, как воспринимают время люди, но чувствовать его как ты я все равно не могу.

Я покивал головой. Переварить подобную информацию было не самой простой задачей, но в принципе многое стало яснее.

– А зачем ты это делаешь? – спросил я. – Это что-то вроде работы? А начальник типо Бог?

– Мотивы – это человеческое. Суть моей жизни изучать тебя. Я существую для этого и только для этого. Конечно порой я отлучаюсь от этого занятия и слежу за другими, но и это я делаю во многом для своей основной миссии. Я не знаю кто меня создал и создавал ли кто-то вообще. В этом вопросе мы с тобой схожи. Я не помню своего рождения, не помню своей смерти, я знаю лишь, что у меня есть цель. Отсюда возникает один вопрос, который не дает мне покоя: “Каково жить без четкой цели?”. Вы, люди, чем только не занимаетесь, чтобы попросту развеять скуку. Называете эти занятия своим смыслом жизни, а потом бросаете его и находите новый. Будучи другого вида, я пытаюсь понять, как вы миритесь с отсутствием смысла, понимаешь?

– Мы создаем эти смыслы сами, – ответил я, почувствовав некое превосходство над своим собеседником.

– Это я вижу, но вы способны существовать и без них. – Черт на секунду сделал задумчивое лицо, а потом отмахнулся и продолжил, – Но кажется я просто пытаюсь прочувствовать то, на что не способен. Как со временем.

– Подожди, – сказал я. – А что ты будешь делать, когда изучишь меня полностью? Ведь тогда смысл пропадет.

– Я не смогу тебя полностью изучить, ведь ты, мой дорогой друг, бесконечен. – сказал черт и улыбнулся.

Мы подошли к старому мосту, который соединял два конца неглубокого оврага. Когда я был тут последний раз овраг наполняли пластиковые бутылки, банки, отходы и другие продукты жизнедеятельности. Сейчас в овраге копошилось море червей, опарышей, личинок и другой нечисти. От их вида и волнения меня тут же затошнило, и я отбежал в кусты. Черт присвистнул.

– Не хочешь скушать парочку или чревоугодие не твой грех? – сказал он и плюнул вниз. Пара червей мгновенно сгорело, а остальные отползли в сторону, образовав пустой круг.

– Крутые у меня тут способности, – произнес черт и встал в позу бодибилдера, напрягая все свои мускулы. Человеческая часть тела у него была действительно Апполонова.

Я освободил свой призрачный желудок от несуществующей еды и стал переходить мост. До озера оставалось всего ничего. Почему я захотел пойти именно к нему? Наверное, потому что это было единственное место в деревне где мне было хорошо. Я любил купаться. Нет ничего лучше плавания в жаркий летний день. Еще рыбачить сюда с дедушкой ходили. Это я тоже любил, хоть и клева почти не было. Было приятно просто посидеть с дедом. Он рассказывал мне старые военные байки, а я слушал и мечтал вырасти летчиком-испытателем, который исполняет виражи где-то высоко над облаками, подбивает злых фашистов и важно говорит диспетчеру: “Я Орел, цель поражена. Прием”. Потом я приземляюсь, выхожу из самолета, все отдают мне честь. Девушки бросают мне платки и на душе так хорошо и радостно. Потому что тогда у меня был бы смысл. Я задумался над словами черта. Смысл. Какой он был в моей жизни? Никакого. Вот ответ, которого я избегаю. Но это правда. Я ничего не сделал для человечества, ничего не создал, ничего не изобрел и не придумал. Хотя может я просто не дожил. Не дожил до момента возникновения моего смысла. Может если бы эта проклятая машина не сбила меня, то в будущем я сделал бы что-то такое… Такое, отчего весь мир бы изменился. Или не весь мир, а его часть. Это тоже хорошо. Изменить часть мира – это о-го-го какой смысл. Но я ведь даже никогда не задумывался об этом. Жил себе и жил. Как червь, что копошился в той яме. Само собой, у меня были мечты, но разве мечту можно назвать самим смыслом существования. Любая букашка может мечтать превратиться в бабочку, но смысл такой только у гусеницы. Как же хочется верить, что я умер гусеницей, – Я вздохнул и уткнулся взглядом в землю. – А может ну его? У черта вон есть смысл – хорошо ему от него? Нет. Фатализм один. Выбора нет, собственных идей нет, одним словом – идиот!

– Не оскорблять! – воскликнул черт позади. – Обидеть беса каждый может…

– Мыслить – не преступление, – ответил я. – Мыслить вообще признак существования.

– И все равно неприятно.

Дорога стала ухабистой и грязной. Я по привычке стал перескакивать с одной кочки на другую, чтобы не измазаться. Черт вспорхнул и просто пролетал мимо каждой ямы.

– Слушай, – сказал я. – Насчет смысла этого.

– Да?

– Я отлично помню, как я пил пиво с друзьями на трубах возле школы, как мы смеялись. Помню, что рассказал какой-то пошлый анекдот и развеселил всю компанию. Лена из 10Б бросила тогда на меня презрительный взгляд, а потом мы целовались в кустах. Помню товарища своего – Никиту Старовцева. Мы с ним петарды в эту же ночь взрывали, и дворовая бабка начала на нас кричать и угрожать милицией. Мы, конечно, убежали, но ее крики были слышны еще возле наших домов, – воспоминания заставили меня улыбнуться. – А как я аттестат получал или первый день на работе – не помню.

– И?

– Вроде как смысла или значимости во втором больше, но важнее для меня первое. Понимаешь?

– Человечество, – сказал черт куда-то в пустоту. – Для вас важнее себя самих только другие люди. Это я уже давно понял. Это само мироздание подтверждает.

Я промолчал в надежде, что черт продолжит свою мысль.

– Понимаешь, разные люди желают разного, но одно всегда остается неизменным, – сказал он, смотря куда-то вдаль. – Вы имеете возможность взаимодействовать с особями вашего вида на очень глубоком уровне. Это порождает особые желания, мечты. В конце всегда все сводится к тем, кого вы любили. Я видел ваших великих людей: ученых, изобретателей, политиков. Все они хоть и гордились своими достижениями, но важным были для них лишь близкие. Для всех без исключения. Сейчас ты хочешь перебить меня, сказав о всяких насильниках и убийцах, но поверь – для них тоже были очень важны другие представители человечества. Просто сознание этих людей немного деградировано.

Черт вздохнул и продолжил.

– А насчет мироздания, – он сделал многозначительную паузу. – Пока не знаю почему или как, но если люди, живущие приблизительно в одном отрезке времени, так привязались друг к другу, что не могли представить не то что жизни, а смерти без любимого, то они оба попадут в одну ячейку памяти. Их сознания будут сплетены, и они будут находиться в ней вместе.

– Почему же тогда я… – не успев подумать сказал я.

– Это случаи очень редкие. Если ты кого-то так любил, то сочувствую, друг – тебе не отвечали взаимностью. Но я, если честно, сомневаюсь, что ты смог полюбить так сильно.

– И как это… ТАК любить?

– Сложно сказать… – вздохнул черт. – По крайней мере мне. Любовь – это же не совсем чувство. Это комбинация чувств, обещаний, привычек, привязанностей. За все время моих наблюдений я понял только одно. Человек никогда не виноват в том, что не нашел свою любовь. Это происходит будто…

Он замолчал и задумался, подбирая правильные слова

– Будто?

– Будто по задуманному плану, который идет не так как положено и по абсолютной случайности рождает то, что называют любовью.

– А может моя девушка? Она же еще жива. Я ее любил и она меня любила. Вроде. А то что мы повздорили и разошлись это так – мелочи, понимаешь? Просто подождать может надо? Как тут время течет? Быстрее или медленнее чем на Земле? – попытался я не оставлять надежду на существование любви в своей жизни.

– Здесь, – ответил черт отстраненно. – Времени вообще нет. Если она должна была попасть сюда, то она бы уже была здесь. Да и место это выглядело бы по-другому, ведь ее сознание бы внесло свою лепту. И ты вообще слушал, что я сказал? Вы с ней были вместе пару месяцев и спаривались как кролики половину этого времени. Хоть чем-то тебе это напоминает задуманный план, в который вмешиваются силы случайности?

– Нет… , – еще больше погрустнел я.

Черт подлетел поближе и опять похлопал меня по плечу. Я заметил, что уже совсем перестал бояться его и мог смело смотреть ему в глаза. Хоть его еще нельзя было назвать моим другом, но за врага я его уже тоже не держал. Он знает об этом месте больше меня, но и сам не всезнающий. Я стал находить все больше и больше сходств между нами, и потому страх стал исчезать. Мы боимся несоответствия, боимся того, чего не можем понять, боимся непредсказуемости, ведь она таит опасность. Черт уже не был для меня непредсказуемым. Он тоже чувствует, тоже задается вопросами, тоже имеет пробелы в познании.

Вот-вот должно показаться озеро. Сейчас мы перешагнем эту трубу и нам откроется прекрасный вид. Но… озера нет. Точнее есть, но не такое каким я его запомнил. Стоило ожидать. Огромный карьер впереди нас был заполнен огнем и какой-то желтоватой горячей субстанцией, чем-то напоминающей лаву. Деревья на береговой линии почернели, листвы на них не было. Над озером кружили рои черных слепней, то и дело ныряющих в пламя. Они резко пикировали вниз и исчезали из вида, а потом взмывали в воздух, разбрызгивая миллионы капель жидкого огня. Это зрелище было по своему красивым. Как будто взрыв фейерверка вблизи земли. Я заметил, что совсем не ощущаю жара, хотя мы уже подошли достаточно близко.

– Ну вот, – сказал я, осмотревшись. – Даже не поплавать.

– Да, – почесал затылок черт. – И не порыбачить. Хотя может какого-нибудь адского карася тут и можно поймать. Только на что ловить? В ту яму я лезть не хочу.

– На них, – ткнул я пальцем в рой слепней возле песчаного пляжа и улыбнулся.

– Отлично. Тогда ты лови мух, а я пока удочку сделаю, – сказал он и, захлопав крылышками, быстро полетел куда-то в лес.

– Да я же…, – я хотел сказать “пошутил”, но черт был уже далеко. – Рыбалка так рыбалка.

Я спустился к огненному озеру. Жара по-прежнему не было никакого. Я подошел поближе и стал медленно подводить руку к огню. Температура не ощущалась. “Благодатный огонь что ли?” – подумал я и в этот самый момент язык пламени коснулся меня и сильно обжег руку.

– Твою налево! – зашипел я. – Совсем не благодатный.

Слепни кружили над моей головой, но по какой-то причине не атаковали. Я решил встать и не двигаться – проверенный способ ловли насекомых. Одна муха покружила возле меня и села на затылок. Ловким движением я прихлопнул гада и тут остальные слепни, словно истребители, сделали крутое пике и начали облеплять меня со всех сторон. Я побежал, начав нещадно лупить себя по всем частям тела. Только когда я забрался на склон, отбежав от озера метров на 200, слепни отстали. Их укусы проходили чрезвычайно быстро, чему я уже и не удивлялся.

– Че орешь? – окликнул меня черт, выходя из леса. За спиной он нес причудливую удочку. Основание он сделал из своего трезубца, каким-то образом обломав один конец. Его он согнул и использовал вместо крючка и грузила одновременно. А леской служила нитка, которую он по всей видимости вытянул из своих трусов.

– Слепни, – глубоко дышал я. – отбивался.

– Поубивал хоть? – спросил он и вгляделся в землю в поисках наживки.

Черт поднял одну тушку особо крупного слепня и улыбнувшись показал мне.

– Молодец! Можно на тебя положиться! Идем – я место нашел хорошее.

Он сжал в ладони еще пару убитых мух и отдал их мне. Мы обогнули часть берега с большим скоплений кусающей дряни и пошли через лес к более спокойным местам озера. Идя за чертом, я восстановил дыхание и спросил:

– А ты не знаешь почему я думал, что попаду в ад? Я же не считал себя плохим человеком. Конечно в Бога не верил, но и зла намеренно никогда никому не причинял, а если и причинял, то точно извинялся.

– Видимо с самооценкой у тебя проблемы были, – усмехнулся черт. – Но если серьезно, то тут глубоко копать не надо. Спроси себя если не атеизм, то какая религия преобладает в твоей голове?

– Христианство? – неуверенно сказал я.

– Ну конечно. Ты на меня посмотри. Я же по твоему черт, а не шайтан, – он обвел рукой свое лицо. – Ты жил в обществе с множеством христиан и эта религия осела в твоем разуме. А кто по христианским законам попадает в рай, а кто в ад?

– Ну праведники всякие в рай, а…

– А атеисты в ад, – продолжил за меня черт. – И не говори мне, что никогда не произносил слов “За это я попаду в ад”. Говорил же после какой-нибудь черной шутейки или другой шалости. Ты прекрасно осознавал свой грех, когда поддавался похоти, лени или жадности и тем более понимал, что за отрицание Всевышнего тебя ждет кара в случае его существования. И ты боялся этого. Боялся Бога, хоть и не верил в него. Этот страх и породил в твоей голове идею о том, что если все-таки после смерти есть другая жизнь, то для тебя это будет, несомненно, ад.

– То есть если бы я был в обществе с другой религией, то это место было бы больше похоже на, скажем, рай?

– И в какой религии похоть, лень, жадность и атеизм – путь в небеса?

Я сделал вдумчивое лицо и напряг все свои извилины.

– У индусов! – сказал я, вспомнив песню Высоцкого. – У них вообще ада нет.

– Не-а. Есть у них ад – “Нарака”. Так что, не катит, – сказал черт. – Но если ты ведешь к реинкарнации, то в этом они были правы.

– Да, я это уже понял, когда ты говорил про мою “не первую” смерть, – подметил я. – Так как это происходит? Я скоро перерожусь в новое тело?

Черт глубоко вздохнул и прокашлялся.

– Тут тоже не все так просто, попаданец ты мой. О! Вот мы и пришли.

Глава 3. Все успеется

Место, которое выбрал черт и правда было отличное. Если считать отличным небольшую площадку с уступом возле преисподней, но рыбачить хотя бы будет удобно. И я нисколько не удивлюсь, если мы что-то выловим в Геенне огненной и может даже съедим. Черт нацепил на крючок слепня и закинул удочку в озеро. Потом сразу вытащил, чтобы посмотреть не слетает ли наживка и, удостоверившись, закинул снова. Адская муха была идеальным выбором для ловли рыбы в огненном озере. Она не сгорала и, в теории, должна была стать отличной закуской для живущих в этой жиже существ. Черт сел на корточки и стал ждать.

– Поплавка то нет, – шепотом сказал я.

– На мой крючок, – черт показал пальцами размер крючка. – Можно поймать только большую рыбу, а она так дернет, что никакого поплавка не надо.

– Резонно, – ответил я и сел на землю возле своего товарища рыбака. – Так что там с реинкарнацией?

Черт положил свою самодельную удочку и стал придерживать ее одной рукой, чтобы не пропустить клев.

– Ну, слушай, – сказал он, снова глубоко вздохнув. – Реинкарнация и правда случится, но только не скоро.

– И сколько ждать? Чего ждать? – в нетерпении я повысил голос и черт шикнул.

– Сейчас здесь находится твое сознание. Относительно здоровое, неповрежденное сознание мужчины 26-и лет. Если его внедрить в новое тело, а внедрять его можно только в свободные носители – в развивающийся мозг эмбриона, то носитель просто не выдержит и, как бы, перегорит, понимаешь?

– Понимаю вроде, – сказал я удрученно. – И что делать? Сойти с ума?

Черт кивнул.

– Скоро я оставлю тебя тут одного и ты начнешь медленно деструктировать свой разум. Сначала это будет выражаться в приступах одиночества и депрессии, потом сумасшествие, потом…, – чёрт запнулся. – Хотя, чего рассказывать об этапах. В конце концов останется лишь определенный фундамент. Ты забудешь все, что знал: кем ты был, кто ты есть. Ты разучишься делать все, что умел, вплоть до дыхания. Это неминуемо. Твой ад будет неконтролируемо разрушаться вместе с твоим “я” и останется лишь темнота, ведь ты забудешь, что умел видеть. Тогда твой сломанный, но чистый разум будет загружен в твою старую душу, которая перенесет его в новое тело. И ты снова будешь учиться, чтобы потом опять все забыть. Единственное, что могу сказать в утешение – это то, что часть себя ты сможешь сохранить. Какая-то размытая черта характера или талант обычно остается на следующую жизнь.

Эта информация ошеломила меня. Я смотрел на место соприкосновения нитки удочки с огнем и пытался не заплакать. Здесь. Один. Как долго?

– Сколько времени? – мертвецким голосом спросил я.

– Без пятнадцати шесть, а что?

Я бросил злобный взгляд на него.

– Ладно, просто хотел разбавить обстановку, – виновато сказал черт. – По разному. Да и какая разница?

– Сколько?! – огрызнулся я.

Черт выдержал паузу и посмотрел мне в глаза.

– От десяти до шестидесяти тысяч лет. В среднем. Твой рекорд – сто одна тысяча, но там и место было поприятнее.

– А если я убью себя?!

– Пробуй, – он показал на озеро огня.

Я долго топтался на одном месте, потом разбежался и остановился у края.

– Ничего. Потом получится, – сказал черт, взяв удочку в две руки. – Но спойлер: ты просто окажешься на том же месте живым и невредимым. Это просто хранилище информации, хоть и продвинутое. Удалить ты сам себя не можешь, как не может удалить сама себя программа с компьютера если ей не дать на то команду.

– А это возможно? Удалить меня? – спросил я с надеждой и страхом одновременно.

– Я не администратор, – усмехнулся черт. – Не знаю, чтобы когда-то сознание удаляли. Думаю, невозможно.

Я походил взад вперед, восстановив дыхание и сел на обугленную траву.

– А куда я попаду потом можешь сказать? – спросил я, уже забыв про шепот.

– Куда-то. В другое тело. В другую жизнь.

– В другую реальность? В другое время?

– Вероятнее всего, но перемещение сознаний достаточно сложный алгоритм. Ты можешь перенестись куда угодно.

– Даже обратно в свое тело? – высказал я странную мысль, посетившую мою голову.

Черт заливисто засмеялся, отпустив удочку. Переведя дух он немного подумал и сказал:

– Забавно, но и такая флуктуация возможна. Только зачем тебе это? Скучно же.

– Просто, – ответил я, сам не понимая какая разница. Ведь если мое сознание должно полностью разрушиться для переселения в новое тело, то разницы кем я буду потом совершенно нет. Это буду уже не я, а какая-то непонятная сущность. Я представил себя через полсотни тысяч лет в этом месте. Дегенерат, ссущий под себя и пускающий слюну, стоит посреди огромного ничего и смотрит отсутствующим взглядом в никуда. От этой картины стало и смешно, и грустно.

– А зачем тогда вообще вся эта хитровывернутая схема с хранением данных, разрушением сознаний. Почему бы просто не создавать каждый раз новые эти “фундаменты” и вставлять их в тела?

– Ты умеешь создавать чистые сознания? – спросил черт. – Да хоть какие-нибудь сознания? Их количество строго ограничено и всегда было ровно столько человеческих душ, сколько их создали.

– Кто создал? – продолжал сыпать вопросами я.

– Не знаю! Я же уже говорил, что не знаю кто создал вас или меня. Я простой служащий, маленький человек, – с сарказмом говорил черт. – Пиши начальству если хочешь виновных найти, только большой босс особо не показывается.

Он хотел сказать что-то еще, но вдруг нитка сильно дернулась и повела удочку за собой. Черт успел схватить рукоять и подсечь. Рыба нещадно тянула удочку в глубь озера, а черт напряженно боролся с ней. В итоге он вытянул на берег огромную крылатую рыбу, горящую синеватым пламенем. Черт хотел взять ее в руку, но она сильно обожгла его и плюнула в лицо огнем. Он ругнулся, бросил ее наземь и стал топтать копытом.

– И как ее, прикажете, жарить? – сказал он, пытаясь затушить уже убитую рыбу.

– В холодильнике? – решил пошутить я, но сразу осознал, что это может быть вполне логичным решением.

– Ай, да ну его, – сказал черт, так и не погасивший рыбу, и пнул ее обратно в озеро.

– Порыбачили называется

Черт сел возле обрыва, свесив ноги. Пламя практически доставало до его копыт, но больно ему не было в силу особой природы этого огня. Я последовал его примеру и теперь мы сидели вдвоем. Сидели и смотрели как адские мухи расплескивают горящую жидкость, наполнявшую озеро. В этом месте действительно была своя романтика. Деревья похожи на привычные нам дубы и березы, цветы на любимые тюльпаны и летние одуванчики, но тем не менее каждый элемент имел свое специфическое отличие. К примеру, вот эта ромашка, что я кручу в руке. На ее стебле расположен один острый шип как у розы, а желтая сердцевина пестрела фиолетовыми блестками. Вон то дерево по ту сторону берега очевидно береза, ее листья черны как уголь, но они не осыпаются, а колышутся на ветру не опадая, будто это их естественный окрас. Все это место было невероятно интересным, но провести в нем десятки тысяч лет, а может и всю сотню. Немыслимо. Я же сойду с ума! Так в этом и смысл. И этого уже не избежать. Может в домах работает электричество? Тогда можно смотреть телевизор! А спутники тут откуда, идиот? Может я и спутники выдумал. Может видик есть где-нибудь, а? Диски с фильмами в домах то должны быть или кассеты в крайнем случае? Точно, посмотрю все фильмы, которые есть в этой деревне. При жизни никогда времени не находил. Что еще? Спортом займусь! Начну отжиматься, подтягиваться, бегать по утрам! А зачем? Действительно зачем? Здоровье то мне на кой, мертвому? Ладно, что-нибудь придумаю. Охотится в конце концов буду на всякое адское зверье. Чем не развлечение? Почувствую себя Константином или Ван Хельсингом каким-нибудь. Ничего. Найду как время убить пока этот процесс “деструкции сознания” не закончится.

Мысли успокаивали меня. Я всегда был оптимистом и даже в такой ситуации как эта смог придумать для себя идеальное утешение. Я даже начал улыбаться, наблюдая как черт кидает маленькие камешки в озеро. Потом он достал свою книгу и начал листать ее, периодически что-то записывая карандашом.

– Что ты пишешь? – спросил я

– То что увидел в тебе, – ответил черт, не отрываясь от своего занятия.

– Слушай, помнишь ты говорил, что это место будет меняться?

– Да

– А могу ли я его сам начать менять, чтобы не заскучать?

– Нет, – оборвал черт мои надежды. – Локация уже сформирована и теперь она зависит только от состояния твоего разума. Она была создана в момент твоего внедрения и останется такой, пока ты сам остаешься таким каким есть.

– Жаль, – сухо сказал я. – Думал аттракционы себе поставлю.

– Видел я один парк аттракционов здесь, – задумчиво сказал он. – Интересные мысли о загробной жизни у человека, конечно, были.

– И как ему? Понравилось?

– В первый день да, только весь курс очищения он прошел за тысячу лет. Американские горки быстро ему крышу снесли.

Дальше мы сидели в глухом молчании. Черт работал, а я смотрел вдаль. Над озером пронеслась знакомая птица. Феникс – так я окрестил ее в своих мыслях. Скорее всего это и была она. Птица, сгорающая после смерти и возрождающаяся из пепла. Интересно это тот же самый, что врезался в столб на дороге? Возможно. Мне всегда нравилось это мифическое существо – оно давало какую-то надежду. Раньше я не задумывался, но феникс перерожденный это тот же феникс, что обратился в пепел? Или это другой представитель вида? Это ведь тоже реинкарнация. Я начал вспоминать какие-то обрывки лекций, строчки из книг об этом варианте жизни после смерти.

– Знаешь какая главная проблема реинкарнации? – заумно спросил я, обращаясь к черту.

– Знаю, но я понял, что это риторический вопрос, так что продолжай, – ответил он, оторвавшись от своей записной книги.

– Рост популяции Земли! Если количество человеческих душ строго ограничено, то почему население Земли постоянно растет? Откуда берутся новые души для новорожденных?

Черт заулыбался.

– Неплохо! Думать умеешь. Действительно в твоем мире в года твоей жизни происходит рост популяции. В твоем мире. А в других, – он замолчал, открыл свою книгу и начал перелистывать страницы. – К примеру, на Земле, дадим ей условный номер 50I64RT345, все население почти вымерло в 1962 году в ходе ядерной войны. Рождаемость, само собой, там упала и души попали в другие вселенные. Бэби-бум у вас начался где-то 10 лет ранее – небольшое отклонение во времени вполне допустимо, учитывая сколько людей тогда полегло. Реальности далеко не независимы друг от друга. Любое событие в одном мире образует волну, которая проносится через соседние и может достигать самых отдаленных уголков мироздания. Большинство событий не имеют особой значимости и волна, создаваемая ими, может задеть разве что прилежащие миры, но некоторые случаи, – Черт развел руками и замотал головой. – Могут вызвать катастрофические последствия. Эти последствия образуют новую волну, которая уже будет слабее предыдущей и так далее, и так далее. Так что повышение рождаемости в определенный период на твоей Земле – это во многом вина какой-нибудь эпидемии или идиотов, нажавших на красную кнопку в другой реальности. Кстати говоря из-за этой жесткой связи реальностей мой вид не способен, как вы это называете, предсказывать будущее.

– То есть ты не видишь будущее? – удивился я. – А как же твоя речь про “чувствую время по иному. Могу перемещаться в нем, как вы перемещаетесь в пространстве”.

– Все верно, – спокойно отозвался черт. – Но если ты гуляешь по незнакомому городу, то можешь заблудиться. Разве нет?

– Да, – сказал я и усмехнулся. – Справедливо.

Я задумчиво посмотрел на деревья позади меня.

– Это скорее чистилище, чем ад.

– Чистилище, ад, рай. Не все ли одно? – сказал черт.

Я не ответил.

Черт вернулся к своей книге. Он сидел и записывал в нее что-то бормоча про себя. Пару минут я посидел рядом. Потом встал и размял ноги.

– Ты скоро уйдешь? – спросил я с некоторым отчаянием.

– Да, – ответил мне он. Его голос уже не был таким веселым как прежде. Он не пытался выдумывать хитроумные шутки и подколки. В нем чувствовалось некоторая печаль и усталость. Мне стало интересно какие мысли одолевают его. Что он увидел во мне и что записал в свою книгу? Но спрашивать я уже не хотел. Как будто из вежливости. Это его личное дело – изучать меня, а мое личное дело – сидеть, думать пока я на это способен и ждать.

– Куда пойдешь?

– Дальше, – продолжал угрюмо отвечать черт, не отрываясь от работы. – Здесь недалеко по временной линии еще один ты.

– Ты еще будешь приходить?

– Приду, но не скоро, – он оторвался от книги и пристально посмотрел на меня. – Ну все. Прощаться будем?

– Прощай, – сказал я и посмотрел на озеро.

– Прощай – сказал черт.

Когда я поднял голову его уже не было. На том месте где он сидел осталась лишь самодельная удочка, сделанная из красного дьявольского трезубца и нитки. Я еще долго сидел на берегу, вслушиваясь в звуки этого места и всматриваясь в глубину огненного озера. Мыслей не было. Я встал и тем же путем пошел от озера домой. Путем, которым ходил 13 лет назад, когда приезжал на лето к бабушке и дедушке. Подъем на горку. Теперь по тропинке. Овраг с мерзкими червями. Теперь все это моя тюремная камера и я останусь здесь очень надолго. Я успею подумать обо всем на свете: о своей жизни, о смерти, о философии, о любви. Я успею прогуляться от края до края и посмотреть где заканчивается и где начинается мой ад. Я успею сделать все, что могу здесь сделать. Зачем начинать сейчас? Сейчас я хочу спать, я очень устал. “Надо бы забор покрасить”, – подумал я и открыл калитку участка бабушки и дедушки. Теперь моего участка. Вопрос “Где взять краску?” не возник у меня в голове. Так было проще – представить будто это обычный день в обычной деревне. Я зашел в дом. В нос ударил знакомый запах. Почему я считал эту деревню своим адом? Этот запах напомнил мне, что в этом месте не все было так уж и плохо. Бабушка еще была жива. Дед был здоров и полон сил. Здесь все было как прежде за исключением их самих. Мебель стояла там, где и стояла и она была точно такой же какой я ее запомнил. Без странных трансформаций и исчезновений. Я поднялся к себе в комнату и плюхнулся на кровать. Я все успею, а пока просто спать.

Глава 4. Смех

Существо, курирующее ячейки памяти душ, вышло из очередного хранилища и устремилось к новому месту. Работы предстояло еще много. Последние несколько интервьюеров не дали ему никакой новой информации, но это вполне обычная ситуация. Хорошо если один из сотни откроет что-то интересное, даст какую-нибудь зацепку или наведет на правильную мысль. Существо неизвестного вида иногда размышляло о собственном месте в мироздании. При рождении ему не было дано имени или любой другой отличительной особенности, определяющей его как существо самостоятельное. Среди его расы так просто не было принято. Каждому дана миссия, которую необходимо выполнять. Изучать, хранить, сортировать сознания представителей другого разумного вида. Эта миссия приносила и удовольствие и пользу. Мораль, отнюдь, не была чужда этим существам. Они ценили жизнь собственную и ценили жизнь своих подопечных. Система, которая была создана неизвестно где и когда, отлично работала, а то, что работает трогать, как известно, не стоит. Но изучая человека, существо медленно поддавалось профдеформации и очень хорошо это понимало, ведь то же самое происходило с его коллегами. Иногда существо замечало, что в своих мыслях оно переходит на человеческие языки и оперирует человеческими концепциями. Любовь, страх, злость, доброта. Со временем оно даже нашло подходящий эквивалент термина, с которым ассоциирует себя и представителей собственной расы. Эквивалент, который понимали бы люди. Сотрудник, employee, empleado, mitarbeiter и так далее. Он выполняет определенную работу и это то, что составляет его. Возможно кто-то его нанял и, может, он даже проходил собеседование на эту должность, но он этого не помнил. Проходил обучение он уже после осознания собственной цели и вопросами не по учебной части он не задавался. Размышлять о высшем тоже научили его люди, но, даже прослушав практически все курсы по философии в миллионах учебных заведений различных версий Земли, он не приблизился ни на йоту к пониманию Бога. Учения землян часто противоречили друг другу и не одна из них не брала во внимание существование такого вида как Сотрудники. Существ, которых люди чаще всего видят в облике ангелов или демонов, но благодаря которым существуют населенные миры. Незримо, сквозь время и пространство, они поддерживают жизнь на бессчетном количестве голубых шариков.

Немного ускорив для себя время и с околосветовой скоростью переместившись к новому участку гигантской серверной, Сотрудник внедрился в ячейку и подключил к себе базовые человеческие чувства восприятия. Немного поработав с кодом, который показался ему на редкость странным, он выкроил себе немного места и с трудом протиснулся в хранилище. Этот этап своей работы Сотрудник не мог терпеть больше всего. На этот раз вход по некой причине оказался еще более неприятным. В какой-то момент Сотруднику показалось, что он не пролезет, однако приложив еще больше усилий, он протиснулся в эту мизерную щелочку и “выдохнул”. “Толстею” – подумал Сотрудник и хихикнул у себя в голове. Ощущения, которые он испытывал в момент внедрения в уже занятое пространство, можно сравнить с болью в ушах при резком перепаде давления. Оказавшись внутри, он прокашлялся, проверив работу синтезатора речи и слухового аппарата. Затем, проморгавшись, он начал разглядывать локацию. Место, в котором оказалось существо, выглядело по меньшей мере тоскливо. Густую тьму помещения еле-еле прорезал холодный свет ламп. Сотрудник смог разглядеть ряды решеток, идущих в два ряда слева и справа от него. Это был коридор тюрьмы, конца которого не было видно. Лампы вели одной прямой линией куда-то далеко вперед и резко обрывались. Дальше была только тьма. Он обернулся. Позади все было также, только полоса света была куда длиннее.

– А в конце грузин со свечкой, – тихо сказал он и посмеялся над собственной шуткой.

Из камеры, располагавшейся слева послышался тихий стон. Сотрудник посмотрел туда и увидел в углу силуэт мужчины, сидевшего поджав колени. Как только существо вошло туда свет в камере включился, и мужчина жалобно вскрикнул, закрыв лицо руками. Он был гладко выбрит и одет в тюремную робу. На запястьях были видны тюремные наколки.

– Нет! Не надо снова! Я же не хотел! Нет! Так и знал! Не надо! – слышалось из его уст вперемешку с рыданием и плачем.

Сотрудник осмотрел себя. На этот раз его формы были гораздо более угрожающими. Огромный рост, крупное телосложение, мускулы на руках были больше головы человека, сидящего перед ним и цвет… На этот раз он с головы до пят был фиолетовым, но хотя бы в одежде. Форма охранника еле-еле налезала на его громадное тело, а фуражка немного сдавливала голову.

– Мужик, расслабься, я зла тебе причинять не хочу, – сказал он и сделал шаг вперед. Человек вжался в угол еще сильнее и закричал слабым плачущим голосом.

– Хорошо, успокойся, – сказал Сотрудник, отступив, – Я просто посижу рядом, а ты пока отходи от ситуации.

Он попытался прочитать мысли человека, но уже заранее было ясно, что ничего из этого не выйдет. Мысли оказались спутанными, скомканными, полными чувств обиды, горя, злости и страха. По большей части страха. Не в первый раз Сотрудник сталкивался с подобным. Надо дать время. С прошлым случаем было проще – там был обыкновенный конфуз, который при правильном давлении быстро прошел. Здесь ситуация оказалась тяжелее. Он сел, прислонившись спиной к другой стене и открыл ТИСС – Терминал Истории Сознания Субъекта, который выглядел в этом месте как простой записной блокнот. Сам прибор обладал гораздо большим функционалом, чем простое внедрение в историю сознания, однако название уже приелось Сотруднику. Необходимо было собрать основную информацию о самом субъекте и о его реальности, чтобы программа смогла выбрать наиболее подходящий алгоритм переселения души. После этого и инструктажа можно будет запустить систему, и ячейка сможет начать свою работу по деструкции сознания. Но с рыдающим человеком, у которого поток мыслей был похож на хаотическое движение молекул в звездном веществе, ничего толкового не выйдет.

– Ты из какого года? – Сотрудник решил спрашивать напрямую, надеясь, что простые и четкие вопросы смогут выстроить мысли человека в подобие прямой линии.

– Две… тысячи… сорок первого, – спустя несколько мгновений, всхлипывая, ответил человек.

– Молодец, спасибо. А может вспомнишь какой город – столица Франции? – он четко выговаривал каждое слово, общаясь с мужчиной будто с пятилетним.

– П…П…Париж.

– Хорошо! Молодец! А может вспомнишь такого человека как Гитлер? Как он умер?

– З…з…застрелился, – продолжал отвечать мужчина, не поднимая глаз. Из его мыслей было ясно, что он даже не задумывается зачем его спрашивают и чего хотят добиться. Это было простое повиновение, к коему склонен побитый жизнью и людьми человек. Его сознание уже попав сюда было тяжело повреждено.

Сотрудник взглянул на появившиеся в приборе параметры реальности и округлил глаза. Чтобы один человек существовал в двух разных телах в одном измерении было редкостью. А если учитывать, что они жили примерно в одно время, то это было одно из самых удивительных явлений, которое видел Сотрудник. Он присвистнул и продолжил изучать данные о субъекте. Возможно какая-то ошибка.

– В каком году Майкл Джексон был избран в зал славы рок-н-ролла? – позабыв обо всем Сотрудник быстро зачитал вопрос мужчине.

– Ч..что? – поднял глаза человек и посмотрел на демона в фуражке.

– Не знаешь, – сказал он куда-то в воздух, перелистывая блокнот. – Так что бы такое попроще спросить. Что бы спросить? Что? О, нашел! Кто был первый человек, совершивший полет в космос?

Мужчина смотрел немым взглядом на существо, находясь в полном недоумении.

– Юрий Гагарин, – неуверенно ответил он, перестав рыдать.

– Ёперный театр! – демон стукнул блокнот о коленку. – Ну и дела! Рассказывай друг про жизнь свою тяжелую. За что ж ты себя, бедненький, так ненавидел?

– А..а, – заикался человек. – А бить н..н..не б…б…бу…будешь?

– Сдался ты мне! Поговорить просто хочу. Ты же понимаешь, что умер?

– Да, – грустно ответил мужчина. – И в ад попал!

Он снова начал рыдать

– Но я же просил прощения! Боже! Царице моя преблагая, надежда моя Богородице, приятелище сирых и странных предстательнице, скорбящих рaдосте, обидимых покровительнице! – читал молитву человек, встав на колени и прислоняя лоб к холодному полу.

– Что ж с тобой делать будешь.

Сотрудник вытянул ноги и стал ждать. Мужчина перекрестился три раза и взглянул на своего надзирателя.

– Изыди!

– В чем же ты так перед Богородицей провинился, отрок? В том же в чем и перед государством?

– Изыди нечистый! Изыди! Прочь, демон! – кричал мужчина, встав на ноги и размахивая нагрудным крестом.

– Уйду, только сначала давай поговорим! – сказал Сотрудник, не шелохнувшись. – Подумай сам – что может быть плохого если я задам тебе пару вопросов и ты задашь мне пару вопросов? Обещаю, что не буду тебя соблазнять сотней девственниц или золотыми горами. А даже если буду, то ты сможешь мне смело отказать, доказав свою веру.

Глаза мужчины начали бегать из стороны в сторону. Он сомневался позволительно ли говорить с нечистой силой доброму христианину, но в итоге решил, что деваться некуда – побоев он боялся сильнее Бога.

– И что ты знать хошь? – не отпуская креста, произнес мужик.

– За что срок мотал? Какой грех отмаливаешь? – спросил демон, вставая на ноги.

– Человека убил. И за свой грех каюсь.

– Эх! И что же вы с этим человеком не поделили?

Мужик откашлялся, потом вышел из своей воинственной позы и сел обратно в угол камеры. Он опустил голову и стал вертеть деревянный крест в руках.

– Да по глупости на самом деле попал я сюда. По малолетке выпил лишнего, принял того сего, а дальше как в тумане. Еду куда-то, девочка рядом, тут резко что-то в стекло мне бьется, я по газам даю, потом въехал в тачку и с концами отрубился. Проснулся в больничке. Смотрю: рука наручником к кровати пристегнута. Человека говорят сбил, девчонка тоже от удара померла, наркоты в машине дохера, еще и въехал в тачку какого-то большого человечка. Короче по полной программе меня… того самого.

Сотрудник, занимавшийся этим человеком сколько себя помнит, ошалел от возникшей в его голове версии произошедшего. Конечно, такой расклад событий не нарушал основ мироздания, но вероятности… Вероятности катастрофически минимальны. Одно время, одно место, одна реальность, один человек. Но почему бы и нет? Вечно живущая обезьяна, случайно стукающая по клавишам печатной машинки рано или поздно напишет все великие романы, повести и научные труды. Но то что произошло несравнимо ни с одним произведением искусства, ни с одним астрономическим явлением. Это чистейшая невозможность. Стремление к нулю наивысшего порядка. А кто знает сколько еще можно найти таких невозможностей? Когда-то Брут вонзил кинжал в тело Цезаря. Когда-то Шарль Сансон срубил гильотиной голову Людовику XVI. Когда-то черный форд с тонированными стеклами сбил молодого человека, переходившего дорогу. Существо одолевало буря эмоций, на которые, казалось, оно даже не должно быть способно. Быстро открыв ТИСС Сотрудник стал искать имя.

– Как звали того человека, которого ты сбил? Помнишь? – спросил он, яростно перелистывая страницы блокнота.

– Конечно помню! Я его имя каждый божий день перед сном повторял! Извинялся! – сказал мужик, как бы оправдываясь. – Василий…

– Махочкин? – опередил его демон.

– Да. Василий, мать его, Махочкин!

Демон, выдохнув, сел обратно к стене и заливисто засмеялся, схватив себя за живот.

– Ты чего? – спросил мужик, не понимая шутки.

– Невиновен ты!

– В смысле?

– Ща… ща… – пытался перестать смеяться демон. Когда он закончил и с выдохом вылетел последний его смешок, он с улыбкой уставился в голую стену. Человек смотрел на него, ожидая объяснений.

– Не виновен ты, – повторил Сотрудник. – За самоубийство не сажают.

Глава 5. Наблюдение

Он стоял на перекрестке за автобусной остановкой. Любое неловкое движение, любой контакт с человеком или, банально, лишний раздавленный муравей мог полностью забраковать эксперимент. Что уж там – даже то, что он просто стоял и наблюдал за течением событий меняло пространственный коэффициент с неумолимой скоростью. Даже учитывая тот факт, что он выбрал вполне обычный облик – мужчину средних лет в сером пальто, джинсах и со слегка лишним весом, он по-прежнему привлекал ненужное внимание проходящих мимо людей.

– Только не больше одной стотысячной, – лихорадочно думал Сотрудник, постоянно заглядывая в ТИСС, выглядевший как дешевый смартфон какой-то китайской фирмы. Он курил сигарету, изображая очередного работягу, ждущего автобус домой. Любой, посмотревший на него, подумал бы, что там его ждут жена, дети, ужин и холодильник с пивом. Никто и ни за что бы не догадался, что он проклинает их просто за то, что они напрягли свои глазодвигательные мышцы и на полсекунды уставились на него. Конечно, если пространственный коэффициент вдруг превысит выбранное им значение, то он сможет вернуться обратно, но это будет крайне неприятно. По быстрым подсчетам у него было всего около 3-х попыток провести наблюдение. Далее придется воздержаться от прыжков. Неверно думать, что перемещение на короткое по времени и пространстве расстояние, крайне легкая задача. Главной проблемой подобных перемещений является точное попадание в нужную точку. Пока ты будешь искать ее, ты побываешь в тысяче других реальностей и каждая из них заберет часть твоей энергии. Один только этот прыжок слегка утомил Сотрудника, ведь пока он искал необходимый момент времени в именно этой реальности, он успел насладиться и миром, в котором динозавры существуют в качестве домашних питомцев и миром, в котором масленица начинается в день космонавтики, ведь по заверениям местных ученых Солнце – это громадный блин, испеченный инопланетной цивилизацией Авакка. И теперь, найдя, ту самую реальность, Сотрудник старался продержаться в ней хоть какое-то время.

И вот на светофоре снова загорелся красный свет и пошел отсчет. Сотрудник застыл и сфокусировал все свое внимание на людей, стоящих на переходе. Он искал глазами молодого парня в белой рубашке, надеясь, что ход событий остался хотя бы приблизительно тем же, что и до появления здесь существа внеземной расы. До зеленого оставалось десять секунд и на бордюр перед зеброй уверенно шагнул 26-и летний офисный клерк. Сотрудник затаил дыхание, забыв про столь важный пространственный коэффициент, и смотрел то на парня, то на светофор. Зеленый. Люди ринулись по переходу, возглавляемые молодым человеком в самом расцвете сил. Ничего не предвещало беды. Сотрудник на секунду даже подумал, что каким-то образом из-за своих действий он перенесся чуть дальше необходимого, но внезапно появилась машина. Она не с ревом, а скорее со звуком ударяющего хлыста, пронеслась мимо, оставив за собой лежащего без движения человека. Сотрудник застыл. Он видел до этого смерти людей и относился к старухе с косой, как мы к утреннему кофе. Более того, этой смерти он ожидал. Он знал, что она придет за этим молодым человеком. Однако сейчас его человеческий облик побледнел, а на лбу выступили капельки пота. По его плану он должен был уже мчать за черной машиной, но теперь он не мог пошевелиться. Причиной этого не был шок или какое-то болезненное сострадание. Чувство, которое испытал Сотрудник в момент удара капота о плоть парня, было подобно мурашкам когда человек, сидящий один в своей комнате, начинает ощущать чей-то упорный взгляд позади. Или тому сосанию под ложечкой, когда ты катаешься на американских горках и вагончик медленно поднимается наверх, а затем стремительно спускается. Это чувство Сотрудник испытывал и ранее, наблюдая за запуском ядерных ракет или лицезрея смерть Земли от гигантского метеорита. Тогда оно было ожидаемым и совсем не пугающим, а даже отчасти приятным, ведь то будоражащее чувство во время прыжка с парашютом несравнимо с тем же ощущением, но когда парашюта нет. Сейчас у Сотрудника не было парашюта, так как падать он не планировал. Это чувство было вызвано особыми рецепторами, коими обладал всякий представитель его расы. По аналогии с человеческими надпочечниками, которые синтезируют адреналин в момент опасности, этот рецептор уведомлял своего носителя об интенсивности только что прошедшей событийной волны. Спустя секунд 10 Сотрудник вышел из ступора и в его нервном центре заиграла новая мысль: “Какого черта?”. Он медленно зашагал в сторону тела, пытаясь разобраться почему столь крохотное по меркам вселенной событие породило волну, подобную цунами во время всемирного потопа. Конечно, сбивший и сбитый это, грубо говоря, один и тот же человек, но неужели подобная флуктуация не учтена в законе мироздания? Неужели это событие способно привести к последствиям вселенских масштабов? Он инстинктивно посмотрел в ТИСС и удостоверился, что находится в правильном измерении. Вокруг трупа уже собрался народ, а в центре на коленях стоял мужчина и отчаянно пытался запустить сердце умирающего. Вздохи, крики, рыдания смешались в один большой комок паники и были не интересны Сотруднику. Ему было необходимо подобраться к телу, но вступать с кем-то в контакт он еще не хотел. Обойдя людей с другой стороны, он все же смог увидеть распластавшегося на асфальте парня с пробитой головой. Сотрудник достал свой навороченный китайский смартфон и, вытянув руку обвел им над телом, пытаясь никого не тронуть.