Иллюстратор Наталья Николаевна Шаройко
© Удалая Любовь, 2024
© Наталья Николаевна Шаройко, иллюстрации, 2024
ISBN 978-5-0064-2225-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Эпилог
Я искал ее всю сознательную жизнь. Сколько себя помню. И вот я ее нашел. Я любил и люблю ее. Но подойти к ней не решался. Почему-то у меня в голове сидела мысль, которая не давала мне покоя. Ей нужны деньги, ей нужна помощь. Я работал как волк, без сна и отдыха. Я запрещал себе болеть, я должен был заработать для нее денег. И я работал. Я согласился поехать на заработки на Север, мне сулили хорошую оплату, но вместо этого я попал в плен.
– Не умирать, – шептал я себе, лежа в подвале на холодном полу… – Не умирать. Ты ей нужен. Нужен.
Это грело мое сердце и согревало душу. Меня били, но я стойко все терпел. Через два года мне удалось бежать, но в голове крутилась все та же мысль. Деньги. И я их заработал! Как-то я помог мужчине, и он, выслушав мою историю, взял меня к себе в бригаду. Год без сна и отдыха. Год зимы. Год адского труда. Но я не жалею и дня. Я заработал для нее! Я знал, что умираю, последние годы подкосили мое здоровье, но мне было все равно. Я жил, работал и вернулся ради нее! Шел сильный проливной дождь, и меня трясло. Я уже не понимал, холодно мне или опять поднялась температура. Все свое здоровье я оставил там, на далеком Севере. Я продолжал стоять. Одной рукой, которую я почти не чувствовал (так как она была отморожена), я как мог держал зонт, а второй прижимал к сердцу пакет с деньгами. Чтоб отдать их ей. Я ждал, время шло, а она не появлялась. Шесть часов под окнами. И вот это уже не важно! А важно то, что она идет! Я так долго рисовал себе эту встречу, я придумывал, что я ей скажу, и вот она моя…
Она прошла мимо, не поднимая глаз. Я закричал. Она обернулась. Я сделал шаг ей навстречу и посмотрел ей в глаза.
– Я так долго тебя искал, – начал я запинаясь. Я дрожал. Она молча смотрела на меня. Потом с презрением спросила:
– Ну и зачем ты тут? Ты думаешь, что нужен мне. Тогда был не нужен, почему должно что-то измениться?
– Я просто хотел… – протянул я ей пакет, но она ударила меня по руке, даже не заглянув в него.
– На, – кинула она мне тысячу рублей в ноги. – И больше здесь не появляйся.
Она развернулась, и я заплакал.
– Мама!.. – закричал я от боли, которая сжимала мое сердце. – Мамочка, не бросай меня снова…
Я простил ей все давным-давно: и детский дом, и отказ от меня в роддоме. Но ей этого было не надо. Я рисовал себе, что она оставила меня, так как не потянула меня финансово, но, как я выяснил потом, она всегда была обеспечена и из благополучной семьи. Она родила не замужем, и родители, мои бабушка и дедушка, не хотели позора, а маму ждала карьера, а я был лишним, ошибкой, ненужной вещью, от которой так легко избавились, не вспоминая, оставив в роддоме, написав отказ. И вот я стою через тридцать пять лет, и ничего не изменилось, я опять никому не нужен. Ненужный. Она зашагала от меня. А я только продолжал шептать, стоя под проливным дождем…
– Мама…
Инвалидка
Рассказ №1
Вся моя жизнь разделилась на до и после. Спустя многие годы вспоминая это время, я до сих пор не понимаю, как за одну секунду меняется твоя судьба, твоя жизнь. Все началось 3 октября, меня, счастливую, привезли со схватками в роддом. Любящий и любимый муж, мама и лучшая подруга остались ждать нас с младенцем в приемном покое. Как ни уговаривала их заведующая отправится домой и ждать новостей, так как роды дело не быстрое, они наотрез отказались. Решили моральную поддержку оказывать на месте. Роды шли по сценарию, врачи шутили, я чувствовала себя вроде ничего, даже бы сказала – терпимо, и вот оно, мое долгожданное чудо закричало! Я улыбалась и ждала, когда мне его покажут, но врачи, переглянувшись, быстро завернули малыша в пеленку и унесли.
– Что-то не так?
– Ну что ты, – успокаивала меня врач. – Просто тебя зашить нужно, малыша обработать.
– Ну вы даже не сказали мне, кто у меня родился.
– Да. Вот ведь старая растяпа. Прости. У вас девочка.
– Доченька, – улыбнулась я.
Ко мне подошел врач и что-то мне вколол.
– А это зачем? – только и успела я сказать.
Очнулась я уже в палате. На стуле рядом сидели мама и подруга.
– Вас пустили? – удивилась я. – А Слава где? Славу почему не пустили?
– А Славика на работу срочно вызвали.
– Мам, какая работа, сегодня суббота.
– Сегодня, доченька, уже понедельник.
– Как понедельник?
– Оленька…
– Мама, ты меня пугаешь, что-то с дочерью? Она жива?
– Жива, жива. Ты даже не думай. Сегодня уже и кушать начала хорошо, и сто грамм прибавила.
Я выдохнула.
– А когда нас выписывают? Ты узнавала?
– Тебя через три дня, а вот девочку…
Мама замолчала.
– А дочку когда?
– Ее, Оленька, в другую больницу перевозить будут, нужно, чтоб ты разрешение подписала.
– А Слава почему не подписал?
– Славка твой – козел! – влезла подруга. – Отказ от нее написал.
– Даша, – покачала мама укоризненно головой.
– А чего, Татьяна Юрьевна, скрывать, она все равно узнает, лучше от нас, чем в кабинете заведующей.
– Как отказ? Почему? Мама?
– Девочка больной родилась.
Я хотела расспросить, но открылась дверь, и в палату зашли врачи, пять человек смотрели на меня с сочувствием.
– Здравствуйте, Ольга, – начала главврач. – Как вы себя чувствуете?
– Что с девочкой? Я смогу ее увидеть?
– Конечно, сейчас ее принесут.
Врач мерил мне давление и температуру, как принесли мою малышку.
– А вот и она, – с улыбкой сказала главврач. – Ты только посмотри, какие у нее красивые глазенки, а щечки, красавица вырастет!
Мне дали ее на руки. Я смотрела на мой комочек.
– Мам, как на Славика похожа. А что с ней не так? – поглядела я на врачей.
Ко мне подошел врач-мужчина и представился хирургом, он забрал у меня дочь и положил ее на пеленальный столик. Развернув все пеленки, пригласил меня подойти. Я встала и аккуратно подошла. Дочка заплакала, а я потеряла сознание. Придя в себя, я зарыдала.
– Послушай, – начала главврач. – Это, конечно, испытание, но сейчас не те времена, у нас технологии шагают, мы отправим ее в больницу, там вас проконсультируют насчет протеза.
– У нее нет руки. У нее позвоночник как восьмерка, у нее ноги перекручены. Что вы несете, какие протезы! – я орала как ненормальная, я начала срывать с себя ночнушку и халат. – Я ухожу, ухожу, немедленно. Я ухожу… – и не успела я договорить, как мне опять что-то вкололи.
Я открыла глаза и пожалела, что не умерла. Слезы покатились.
– Оля. Я знаю, что тебе сейчас нелегко. Но это твоя дочь. От нее уже и так папа отвернулся. Неужели ты ее тоже предашь? Я не так тебя воспитывала. Оля, у нее кроме тебя никого нет.
– Меня у нее тоже нет.
– Хорошо. Забери ее. Я сама буду ее воспитывать.
– И я помогу, – влезла Даша.
Я забрала. Не знаю почему, но забрала. Первый месяц я просто на нее смотрела, мама ее купала, делала массажи, возила по врачам, а я просто смотрела. А потом стала тихо ненавидеть.
– Оля, девочке нужно дать имя. Это ненормально, и сделать документы, полис требуют, свидетельство о рождении, нам идут навстречу, принимают, но это не дело. Ты ведь хотела назвать ее Верой.
– Нет. Она не достойна этого имени.
– Оля, ну грех так говорить.
– Нет. Ее не будут звать Верой. Не будут! – кричала я как не в себе. – Не будут! – кинула я носком в дочь. В дочь, которой был всего месяц.
– Тогда как?
– Называй как хочешь. Например, инвалидка! – прокричала я и опять закрылась в комнате в истерике.
Мама постучалась. Я завывала.
– Может, София? – говорила мама со мной через дверь.
Наутро приехала Дарья.
– Все ревешь. Какая же ты эгоистка. Думаешь, только тебе плохо, на мать посмотри, не спит, не ест.
– Она хотела ее забрать.
– Она, а ты?
– Для меня ее нет.
Дашка дала мне пощечину.
– Одевайся, в загс поедем документы делать.
Я собралась. В загсе девушка мило улыбалась.
– Как назовете девочку?
– Инвалидка.
– Как?
– Сонечка, – влезла мама. – Вы уж простите, у нее послеродовая депрессия.
Работница загса посмотрела на меня сочувственно.
– А отец?
– Он написал отказ.
Девушка поменялась в лице. Видно было, что ей хотелось сказать что-то сочувственное, но она лишь опустила голову. Получив свидетельство и полис, мама с подругой занялись Соней вплотную, искали врачей, методы лечения. А я упивалась своим горем. Пять лет пролетели как один день.
– Сегодня день моего рождения, – услышала я за спиной ее голос. – Мне пять.
– Мне плевать, – ответила я ей, не оборачиваясь.
– Я знаю, – тихо ответила мне она.
Я чувствовала, что она стоит у меня за спиной.
– Тебе еще что-то?
– Я хотела сказать… – замолчала она.
Я молчала тоже. Она продолжала стоять.
– Говори и уходи, – говорила я ей грубо.
– Я знаю, что ты меня не любишь, но я хочу, чтоб ты знала, – она опять замолчала.
– Что?
– Что я все равно тебя люблю. Каждый день люблю. Даже когда ты на меня кричишь, даже когда толкаешь, я все равно продолжаю тебя любить.
Я не выдержала, слезы катились по лицу, и впервые я ее ударила, ударила по лицу, и у Сони потекла из носа кровь. Я ревела, а она нет. Своей маленькой ручкой правой, так как левой у нее так и не было, она размазывала кровь, пытаясь ее убрать, она стояла и смотрела на меня.
– Прости меня, мама. Прости меня. Я знаю, что тебе больнее, чем мне, поэтому я прошу у тебя прощения.
– Уходи, уходи! – орала я. – Ты ничего не понимаешь, ты не понимаешь, как обошлась со мной жизнь, что я должна понять, что проживаю ее в аду, – орала я и билась в истерике. – Ну чего ты стоишь? Уходи!
– Мама, – так серьезно смотрела на меня Соня. – Я не знаю, что должна тебе сказать жизнь, мне всего пять, но я знаю, что хочу сказать тебе я. Я никогда тебя не предам, я никогда тебя не брошу. У тебя есть я. Даже если для тебя я не существую.
Она ушла. А я лишь мечтала об освобождении. Сейчас я расскажу вам то, что скрывала даже от себя. Можете меня презирать и ненавидеть, я сама себя ненавижу. Так вот… С рождения Сони не было ни дня, чтоб я не представляла, как ее не станет, вот она упадет, вот она заболеет, вот она утонет. Каждую ночь в своей голове я ее хоронила. Я мечтала, какая жизнь у меня начнется, когда ее не станет. И каково же было мое разочарование каждое утро видеть ее. Мои ненависть и злость росли. Как и росла Соня.
– Оля, пойдем за стол.
– Я не голодна.
– Оля, у Сони день рождения.
– Да. Очень жаль.
– Даша сейчас приедет, говорит, что новости у нее.
– Правильно, у нее новости, у нее жизнь, у нее все прекрасно. А я?
В дверь звонили. Мама вытерла слезы и пошла открывать.
– Ну, где наша именинница? – размахивала шарами Даша.
– Я тут, я тут!
– Сонька! Какой подарок я тебе приготовила, в жизнь не догадаешься!
– Куклу!
– Ну, куклу само собой, ну, еще предположения будут?
– Две куклы!
Дарья засмеялась.
– Нет, Сонечка, это лучше куклы!
– Что может быть лучше, чем две куклы? – удивилась Сонька.
– Это, София, сертификат на операцию. Тебе в позвоночник вставят железные штыри! И ты будешь у нас ровненькая, как модель! Твоя спинка станет самой красивой в мире! И еще тебе сделают протез руки! Вот, – положила она на стол бумаги. – Квоту выделили!
Мама заплакала и полезла целовать Дарью.
– Ты-то рада за дочь? – Даша смотрела на меня в упор.
– И что толку? Можно подумать, что она перестанет быть инвалидом.
– Единственный инвалид здесь только ты.
– Даша!
– Что, Татьяна Юрьевна? Разве я не права?
– Мама, – подошла ко мне Соня. – Может, мне это поможет, я не буду обузой для тебя. И ты перестанешь меня стесняться.
– Сонечка, мама тебя не стесняется.
– Стесняется, баба. Мама всегда мне говорит: «Отойди от меня, не позорь».
– Какая ты тварь!
– Тебе легко говорить. Не ты ее мать. Пришла, куклу всучила и пошла по своим делам, а эта на мне.
– Не на тебе, а на Татьяне Юрьевне. Спасибо хоть бы матери раз сказала.
– За что? За то, что уговорила забрать вот это?
– Не ругайтесь. Вот это уходит, – Соня встала и вышла из-за стола.
– Убила бы тебя, – заплакала Даша.
– Ну что ты на меня смотришь?
– Доченька, ты не права.
– Я к Соне зайду, попрощаюсь.
Я начала убирать тарелки, как услышала крик. Мы переглянулись с мамой и побежали в комнату. Дашка стояла и только твердила:
– Сонечка, не делай этого, слезь с подоконника.
Соня стояла у открытого окна и смотрела вниз.
– Соня, если ты спрыгнешь, я этого не переживу, – плакала мама.
– Баба, не плачь.
– Не буду, не буду, моя хорошая, вот ты сейчас слезешь с окна, и я сразу перестану плакать. Давай тетя Дарина тебя снимет.
Соня смотрела на меня. Я вышла из комнаты.
– Тетя Таня, может, мне Соньку себе забрать?
– Ну что ты, Дашенька, Оленька ведь мама ее.
Я слушала их разговоры за дверью. И мне хотелось лишь одного: чтоб этот ад кончился. «Может, мне тоже с окна?» – думала я, начиная завывать.
Прошел год после операции. Соня стала уверенно ходить, корсет уже можно было на время снимать, она научилась пользоваться протезом.
– Смотри, мам, как я могу, – показывала она мне художества карандашом.
– И что тебе это даст?
– Не знаю, – опустила Соня голову. – Но Наталья Алексеевна меня хвалит.
– Конечно, хвалит, что ей тебя не хвалить, ей деньги за это платят, и ты не ее проблема. Я вчера видела, какая у нее красивая дочь.
– Ульяна очень добрая.
– Да. И красивая, и здоровая.
– А я некрасивая. Да, мама?
– Ты – нет.
– Может, я буду потом красивой. Бывает так.
– Нет, не бывает.
Соня опустила голову, я видела, что она хочет заплакать, но держится.
Я вышла из комнаты. На следующий день я возвращалась с работы и столкнулась с преподавательницей.
– Здравствуйте, – улыбалась она мне.
– Здравствуйте.
– Я хотела сказать, что сегодня Сонечка как никогда занималась хорошо, быстрее всех выучила роль.
– Мне нравится ваша Соня, – сказала Ульяна.
– Не перебивай старших и не влезай, – сделала ей замечание Наталья Алексеевна.
– А мне нравишься ты, твоей маме повезло иметь такую красивую и здоровую девочку, как ты, – ответила я и пошла, глотая слезы.
Как я завидовала ей в этот момент, ее Ульяна смеялась и скакала рядом на скакалке. Они болтали и шли за мороженым, я же шла за своей инвалидкой в клуб.
– Мама! – выбежала ко мне Соня. – Я так рада, что ты сегодня за мной зашла, на улице так хорошо, тепло, можно мне мороженое?
– Нет, – сухо ответила я.