Читать онлайн Вызов

Вызов

Судьбу вершат не боги: это люди принимают глупые решения и делают дурацкие выборы. Но когда нет ни сил, ни желания брать ответственность за собственную жизнь, человек запросто доверит её богам – вытянет жребий, попросит совета у незнакомца, поставит всё на кон, играя в кости, или подкинет монетку на удачу.

В своей жизни Рова́джи всего добился сам: стал дезертиром, предал командира, отрёкся от сородичей и сбежал в Халасат, где его унизительным образом обокрали. С этого и началась его по-настоящему вольная жизнь. За несколько лет скитаний он так и не нашёл себе места, но потерял всё, включая надежду на завтрашний день.

Теперь, стоя посреди опустевшего храма, Ро переводил взгляд от статуи к статуе. Двенадцать каменных изваяний окружали его – благостные и порочные, милосердные и мстительные, словно собранные здесь не по высшему замыслу, а по прихоти какого-то расчётливого коллекционера. Практичные халасатцы не редко воздвигали всех древних богов континента под одной крышей. Одних сильнее почитали на Востоке – в Утрише и Шаррифе, других – на Западе, в Гидолии, а здесь, в Халасате, воспевали каждого, чтобы никого не обидеть. На всякий случай.

Ро не верил ни в одного. Но ему больше не к кому было обратиться. Разве не для того нужны боги, чтобы взывать к ним, оказавшись на распутье?

Тусклый свет пробивался сквозь высокие узкие окна, но с каждой минутой витражи гасли, как и вечернее небо. Темнота не съедала величие храма – напротив, делала его ещё более грозным, таинственным, живым. Воздух пропитали запах старых благовоний и горьковатый аромат увядших цветов. Каждый шорох, каждый вздох, даже собственное сердцебиение казались Ро неестественно громкими, будто храм прислушивался к нему.

Вряд ли богам было дело до какого-то вора и бродяги. Но Ро постоял в молчании у каждой статуи и наконец остановился перед той, в чьей милости нуждался больше всего.

Наминэрия – богиня судьбы, злого рока и счастливого случая – смотрела на него сквозь шёлковую повязку. Её каменные губы кривились в бесстыдной улыбке – то ли насмешливой, то ли заигрывающей. У ног её лежали букеты из птичьих перьев – символы лёгкости и перемен, оставленные теми, кто ещё надеялся на удачу.

У Ро не было даров. Лишь твёрдое намерение. Но разве не оно – самое ценное подношение?

Он не умел молиться. Да и не хотел притворяться. Просто поднял взгляд на завязанные глаза богини и тихо произнёс:

– Если ты хоть что-то решаешь… сейчас самое время.

Ро не ждал ответа. Судьба была в его собственных руках. Он собирался бросить сам себе вызов – и будь что будет.

– Не справлюсь – буду болтаться в петле. Или пойду в банду.

На днях его подкараулили в переулке два мордоворота – отобрали всё украденное и намекнули, что их главарь – Лорти – желает познакомиться. Вряд ли в следующий раз повезёт отделаться парой тычков и пустыми карманами. Ро кое-как сводил концы с концами – то подворовывал, то надрывал спину честным трудом. Но вступить в банду означало стать настоящим преступником. Придётся начинать с низов и падать всё ниже и ниже, опускаясь на самое дно и продавая никчёмные принципы за грязные сардины. Хуже всего было то, что такая паршивая жизнь стоила не только совести, но и свободы.

– Справлюсь – проживу сам.

Вот и весь уговор. Не ахти какой выбор, но всё же. У Ро с богами разговор был короткий.

За дверями засыпал день и проступали истинные очертания города. Полыхали тысячи огней и горячих жаровен, зазывая то на ночлег, то к столу и веселью. Страна возможностей принимала всех – но не как священник у светлого храма, а скорее, как жаркий камин пожирает хворост. Люди сгорали, как мотыльки, задевшие крыльями пламя свечи. Одних забирала лихорадка, других голод, третьих нож в переулке.

– А ну пошёл прочь с дороги! – крикнул раздутый, как бочка, стражник.

Не стоило останавливаться посреди площади. Ро свернул на тесную улочку и пошёл дворами, высматривая окна, в которые можно наведаться. Воровство было способом выжить – единственным талантом, приносившим ему отраду и хлеб.

Его не учили ремёслам, а теперь он был уже слишком взрослым, чтобы стать подмастерьем. Да и кто бы за него заплатил? Ему шёл восемнадцатый год, а он так и не нашёл ни места, ни дела.

Настоящего военного опыта тоже не было. И всё же с клинком выжить проще, чем без него. Рапиру украли, и лишь недавно подвернулся случай стащить у пьяного стражника саблю. Лучше, чем ничего, но даже с нею мало кто хотел нанимать юнца-чужеземца. Он стал настолько потрёпанным и тощим, что вполне мог бы выпрашивать милостыню, но притом был рослым, с целыми руками и ногами – а потому вызывал презрение даже у нищих и убогих.

Одно Ро решил для себя точно: в халасатскую армию он не пойдёт. Ни за острый клинок и красивую форму, ни за щедрое жалование, ни за приветливые взгляды девиц, ни за радушный приём в кабаках. Не для того он отрёкся от ало-класси, чтобы проливать кровь за зверьё и расфуфыренных кретинов!

Стража добросовестно патрулировала главные улицы, и Ро спешил убраться от них подобру-поздорову. Ночью никто не станет разбираться: вышел ли ты подышать свежим воздухом или намерен обокрасть честных людей – догонят, поколотят, а потом либо посадят в темницу, либо вышвырнут за ворота. И неизвестно что хуже. Лучше держаться увеселительных кварталов и шумных постоялых дворов. Но и там не были рады бродягам.

Работы в Халасате хватало, как и способов добыть скудный ужин, но для того, кто не умел прогибаться и угождать, их число неумолимо стремилось к нулю. Иногда удавалось напроситься разгружать обозы, но чаще гнали прочь. А когда совсем не везло, какой-нибудь надушенный щёголь предлагал «заработать» иным, непотребным способом – в стране возможностей как нигде потакали похоти и разврату. Таких Ро слал на причинное место, а после пытался срезать кошель. Если не удавалось – приходилось удирать от стражи или наёмных громил, петляя по переулкам и взбираясь на крыши. За воровство отрубали руки, а особо наглых и неудачливых плутов вешали остальным в назидание, но страх и здравый смысл нередко проигрывали гордыне и пустому желудку.

Покинув центр города, Ро добрался до внешнего кольца и вошёл в случайный трактир, где беспечные жители Са́нси осушали кружку за кружкой, уплетая жареных перепелов и свинину. Трактирщик посмотрел на него неприветливо, но с любопытством. Такими взглядами всегда сопровождают чужаков: с интересом, но осторожностью. Главное – выгонять не стал.

Вопреки знаменитому халасатскому дружелюбию, алорцев в Стране Гроз не жаловали. Ро разделял эту нелюбовь и знал, что дорога в Алуар для него закрыта навсегда. За дезертирство там безоговорочно казнили, сперва прогнав через площадь в исподнем под градом камней и плевков. Некоторые не доходили сами до эшафота, и тогда «доблестные» солдаты волокли их окровавленные тела по брусчатке. Хорошее зрелище для патриотов и показательное представление для инакомыслящих.

Пристроившись у огня, Ро принялся рассуждать, как именно решит свою судьбу. Бороться за каждый день в одиночку, постепенно теряя здоровье? Прибиться к жулью, которое вытянет из него не только силы, но и остатки человечности? Голодная смерть, когда везение кончится? Скорая расправа, если ноги не унесут? Надо было что-то решать, пока город не прожевал его, как куриный хрящ, и не выплюнул собакам на ужин.

– Либо плати, либо проваливай! – крикнул трактирщик.

Вырванный из раздумий, Ро посмотрел на него, как на всех прочих – с усталым презрением, но пошарил по карманам и нашёл несколько ржа́нок. Медные монеты с чеканными колосьями всегда казались ржавыми и темнели куда менее благородно, чем серебро. Но последнюю сардину – продолговатую монету с изображением одноимённой рыбины – у него отобрали прихвостни Лорти. Сегодня денег хватало лишь на выпивку или на еду – но не на то и другое. Желудок жалобно ныл и умолял о благоразумии. Стоило потерпеть до утра, когда оживёт рынок, и купить снеди подешевле, но хотелось горячего и прямо сейчас, да и место выдалось удачное – недалеко от камина. Ро обречённо вздохнул и заказал картошку со шкварками.

В этот трактир его привёл случай. Вызов брошен, оставалось вступить в игру. Он искал кого-то. Или что-то. Знак. То, что станет мерилом – тем самым вызовом. За такое картошка со шкварками – недорогая цена. А раз ужин мог стать последним, стоило взять ещё и кусок пирога.

Уже стемнело, и народу было много. Проезжие торговцы делились историями и слухами. Наёмники – крепкие лбы с саблями на перевязях и здоровенные би́сты с бычьими, козьими, львиными и прочими звериными мордами – мозолили глаза работодателям. Лавочники праздновали нежданную прибыль. Смазливые девицы виляли задами меж столов. Молодые хлыщи с промасленными волосами жадно озирались в поисках утех. Когда есть деньги и время, каждая такая ночь кажется ярче предыдущей. Когда же ты на мели, то можешь о такой жизни только мечтать или люто её ненавидеть, хотя второе вытекает из первого, так зачем же кривить душой?

Ро сидел, выискивая неведомо что и растягивая скудную трапезу. Жевать приходилось медленно – чтобы не выставили раньше времени. Обжаренная до хруста картошка лишь разжигала голод, превращая ужин в пытку.

В детстве яркие краски и шумные пиры приводили в восторг. Теперь – лишь раздражали. Трудно разделять всеобщее веселье, сидя с пустыми карманами и в дырявом сапоге. Увы, тяжёлые кошельки для разговора с богами не годились. Ни звенящие монеты, ни перстни с самоцветами, ни вычурные палантины, расшитые золотой нитью. Боги привередливы, а уж лукавая Наминэрия и вовсе славилась своенравием: то милостиво улыбнётся, то преподаст жестокий урок.

Что-то неприятно хрустнуло на зубах – словно попалась рыбья кость. В курином-то пироге! Поморщившись, Ро вытащил изо рта пережёванное перо длиной в два дюйма. Вот тебе и знак свыше. Оставалось только отплёвываться от эдакого «благословения».

Шум, смех, выкрики – всё гремело и кружилось вокруг, убивая желание думать. Красные и оранжевые одежды охватили пожаром трактир, оттого единственное синее пятно сразу же бросилось в глаза. То был простенький, но чистый полуплащ с откинутым капюшоном. Он ладно сидел на приземистом халасатце, спустившемся с верхнего этажа. Мужчина шёл в компании смуглого дикаря с Востока – а́ви, так называли этот вольный народ. Оба одеты в хорошие кожаные доспехи, а на поясах, судя по гардам, не самые дешёвые сабли. Наверняка наёмники какого-нибудь си́да.

Они подошли к трактирщику, и халасатец полез в кошель, попутно распахнув плащ. Две блестящие полновесные козы – крупные серебряные монеты – перекочевали к хозяину, заставив того кланяться и рассыпаться в любезностях. Но Ро не интересовала нажива, он заметил другое. Из ножен не длиннее двух ладоней торчали кольца больших причудливых ножниц. Ювелирная работа, не иначе. Они не походили на инструмент портного, их носили словно оружие. Глупость какая! Абсурд, да и только. Но было что-то особенное в их холодном серебряном блеске, заставившее сердце бешено заколотиться. Ро обдало волной жара, стоило дорогой, но совершенно бессмысленной безделушке промелькнуть в нескольких футах от него.

«Вот оно!» – решил он и наспех запихал в рот остатки пирога.

В судьбу Ро не верил, но старался обращать внимание на знаки. Люди вечно наделяют всё подряд особым значением. В Алуаре ножницы символизировали начало новой жизни, ведь именно ими перерезали новорожденным пуповины. В Халасате их случалось видеть в храмах Хиля – покровителя медицины. Амбивалентный символ жизни и смерти в их противоречивом союзе. Чем не мери́ло? Всё или ничего. А если металл окажется драгоценным, то и продать такую добычу можно задорого.

Наёмники прихватили бутылку хорошего вина и вышли из трактира. Вопреки ожиданиям, они не бросились дебоширить или искать новое место для гулянки, а неспешно зашагали по кривым улочкам, увлечённые беседой. Ави чаще помалкивал, прикладываясь к бутылке. С кожей цвета потемневшей бронзы он мог бы раствориться в темноте, если бы не громкий смех – да и как не заметить эту громадину ростом в шесть с половиной футов? Халасатец доставал ему лишь до плеча, но шуму производил в десять раз больше. На одном дыхании он ухитрялся отпускать шутки, сетовать на нелёгкую жизнь и браниться то на окружающую темень, то на подвернувшийся камень.

Крадущийся следом Ро начал сомневаться – не зря ли он старается? Даже если бы он пустился вприпрыжку, болтающие наёмники вряд ли обратили бы внимание. Видавшие виды сапоги не издавали ни скрипов, ни шорохов. Это был бесспорный талант. Лучше, чем красться, у Ро получалось только бегать и прыгать. На крыше он мог дать фору любому бисту. Без когтей и хвоста для равновесия, зато весил гораздо меньше и без труда мог балансировать даже на узкой кровельной жерди. Жизнь – лучший учитель, а тот, кто намерен всеми силами выжить – бесспорно толковый ученик.

Халасатец и ави бесцельно слонялись по тёмным улицам, наслаждаясь приятной прохладой и крепким вином. Их можно было понять: уже второй день стояла ясная погода, и кое-где поблёскивали звёзды. Такие ночи – неслыханная редкость. Ни ветра, ни дождя, ни бескрайней грязи.

За внутренними стенами гуляк давно бы задержала стража, но на окраине внешнего кольца проще было встретить грабителей, чем стражников. И тем не менее наёмники не озирались и не пытались вести себя тихо, словно напрашивались на неприятности. Сами боги велели преподать им урок.

Иногда Ро удавалось снимать кошели с поясов так, что жертвы не замечали пропажи. Правда то были зажиточные лавочники, мелкие торговцы без серьёзной охраны или праздные хлыщи – сынки каких-нибудь маломальских сидов, и без того сорящие монетами. С таких не убудет. Красть у вооружённых людей военного толка – чистое безумие. Денег при себе у них всегда мало, а за пару сардин запросто изрубят, как борова в базарный день.

Азарт подарил лёгкое головокружение. Ро слишком любил риск, и это чувство придавало ему уверенности. Осмелев, он догнал наёмников и пошёл в нескольких футах позади. Те не замечали его, поглощённые разговором. Слишком просто для настоящего вызова – но раз уж боги ждут зрелища, отступать поздно.

Пальцы скользнули под плащ и подцепили гладкие на ощупь кольца. Они должны были быть холодными, но оказались тёплыми и вздрогнули от прикосновения, будто живые. По ладони пробежала колючая дрожь, в венах заструился огонь, а мир взорвался оранжевыми искрами. Ро так и застыл, вцепившись в ножницы, а наёмники резко обернулись и уставились на него.

– Какого Гре́шта?! – рявкнул ави, хватаясь за саблю.

– Какого Ли́кого?! – воскликнул халасатец.

В тот же миг ножницы ужалили не хуже крапивы. Ро одёрнул руку и бросился наутёк, но не успел сделать и шага. «И́мпас!» – пронеслось в воздухе, и его швырнуло вперёд, будто шквал ураганного ветра ударил в спину. Он врезался в стену ближайшего дома и рухнул на мостовую. Предплечье, принявшее удар вместо лба, горело огнём, но пальцы шевелились – хороший признак.

Он ещё не успел перевести дух, как над ним навис ави. Первый удар тяжёлого сапога пришёлся по рёбрам, второй – угодил в живот. Ро закашлялся и пропустил ещё пару ударов, а потом увидел, как к нему мчится изогнутая полоса стали – сабля блеснула в слабом свете звёзд. Он откатился в сторону, готовясь вскочить.

– И́дэ!

Невидимая сила снова обрушилась на него, заставив распластаться на мостовой. Раньше Ро не сталкивался с колдовством и даже не верил в него, но иначе объяснить происходящее не мог. Строить догадки было поздно – смерть уже заносила саблю.

– Хаш, погоди! – крикнул халасатец.

Он так и не сошёл с места: стоял посреди улочки, в одной руке держа бутылку, а второй вращая ножницы, просунув указательный палец в кольцо.

Пользуясь заминкой, Ро поднялся, опираясь на стену. Не время для бегства – лучше подождать, когда наёмники потеряют бдительность.

– Ты никак обчистить меня вздумал? – усмехнулся халасатец. Ножницы совершили ещё один оборот вокруг пальца, подлетели в воздух и послушно упали в подставленную ладонь. Выглядело это, как хвастовство балаганного жонглёра. – Ты хоть знаешь, что это?

– Ты что, алорец? – перебил его Хаш, щурясь в попытке разглядеть незадачливого вора.

– Не твоё собачье дело, – огрызнулся Ро, за что немедленно поплатился.

Удар по лицу заставил его снова рухнуть на камни. В глазах потемнело. Наёмники перекинулись ещё парой фраз, но Ро едва слышал их, а когда вернулась ясность – сплюнул кровь и принялся пересчитывать языком зубы.

– Что тут у нас? – халасатец склонился над ним и стал шарить по карманам. – Ни денег, ни чего-либо ценного. А это что? Сабля? – сталь загремела о мостовую, отброшенная в сторону, как бесполезных мусор. – С какого трупа ты её снял?! С утопленника? Да на ней ржавчины больше, чем в твоей башке.

– Иди на хер! – процедил Ро, чем заслужил ещё один тычок сапогом в бок.

– Эй, Кагмар, ты долго с ним возиться будешь? – рявкнул Хаш, наблюдавший со стороны в компании бутылки, отданной приятелем. – Прикончи и дело с концом.

– Тебе лишь бы кого зарезать, – усмехнулся халасатец.

– Ну врежь ему и пошли. На кой ляд он тебе?

– Лёгкие деньги, – лукаво усмехнулся Кагмар. – Кое-кто за него точно заплатит.

– Да чтоб мне копытом по яйцам, если я поволоку его к белоголовым! – зарычал ави.

– Тоже придумал! От них и ржанки не дождёшься. Но я точно знаю, кто за «таких» не скупится, – халасатец состроил многозначительную гримасу.

Ро приметил край крыши, за который смог бы ухватиться, но едва попытался встать – его грубо швырнули обратно, лицом в землю. Руки завели за спину. Верёвка до боли впилась в запястья. Он резко дёрнулся, проверяя её на прочность, за что получил подзатыльник. Выругался – и ему принялись затыкать рот шейным платком.

– Ты хоть знаешь, где его искать? – усомнился в затее Хаш.

– Конечно, знаю, – фыркнул Кагмар. Закончив, он отошёл к воротам ближайшего дома и снова крутанул на пальце ножницы.

Ро проводил его взглядом, пытаясь высвободить руки, но тут же сник под надзором ави. Бороться с ним было бессмысленно, как и звать на помощь. Кого? Стражу? Глупо и иронично. Да и кляп не позволил бы. Не убили на месте – и ладно. Бездарная вышла кража. Полный провал и позорище! Если удастся выждать момент и сбежать – придётся признать поражение и попроситься в банду.

Стоило Хашу отвернуться, Ро сгруппировался и перекинул руки вперёд. Темнота позволила ему провернуть этот трюк незаметно, но тут же в рёбрах проснулась боль, заставив скривиться. Оставалось надеяться, что все кости целы.

Не успел он опомниться. Как его грубо поставили на ноги и толкнули к воротам. Он должен был проломить их лбом, но пролетел насквозь и ослеп от яркого света. Зрение вернулось вместе с потрясением: кривая улица сменилась помпезным коридором с десятком масляных ламп.

По высокому потолку тянулась красочная мозаика, на стенах в позолоченных рамах поблёскивали полотна расписного шёлка, а длиннющий красный ковёр покрывал пол из белого мрамора с розовыми прожилками. Ро уставился на убранство, растеряв все прочие мысли. В коридоре он стоял совершенно один, до обидного осознавая свою неуместность. Грязный, избитый, во всяких обносках – такого бы и на милю ко дворцу не подпустили. Но откуда взяться дворцу на окраине Санси среди амбаров и складов?

Позади прямо из массивных дверей показались наёмники: прошли сквозь, словно выбрели из густого тумана. Кагмар продолжал вращать на пальце ножницы, а потом клацнул ими по воздуху с видом, будто делает нечто обыденное.

– Чего уставился? Вперёд шагай.

– Говорю же – алорец, – проворчал Хаш и подтолкнул пленника в спину.

В ярком свете Ро было не спутать ни с кем другим. Светлые волосы даже будучи изрядно грязными всегда выдавали происхождение, как не прячь их под чалмой или капюшоном. Да и лицо характерное. Слабый загар не скрывал изначального цвета кожи. Даже если бы Ро проводил дни напролёт на солнце, он не смог бы сойти за смуглого жителя Страны Гроз, да и ростом превосходил едва ли не каждого.

– Да ты охренеть какой наблюдательный! – с издёвкой воскликнул Кагмар.

– Ты давай полегче, а то я и тебе рыло начищу, – пообещал Хаш и хрустнул костяшками пальцев.

Ро ускорил шаг, уходя от очередного тычка. Пользуясь тем, что руки были теперь спереди, он без особых усилий освободился от кляпа.

– Где это мы? – спросил он, не оборачиваясь.

Халасатец замер в замешательстве. Ави разразился хохотом, глумясь над приятелем.

Не дождавшись ответа, Ро припустил вперёд. До окна оставалась всего пара футов, когда он замер, разинув рот. Лунная дорожка бежала по широкой реке, а далёкий берег пылал всеми красками витражей. Это был точно не Санси, и тем более не дом в замызганном переулке. Ближайшая подобная река – Баде́на – текла на Западе и омывала своими водами самые крупные города страны. От невозможного вида Ро пробрало непрошенным ужасом. Он не ведал, каким силам противостоит, но те представали всё с большим размахом и могуществом. Так и в богов недолго поверить!

Мгновением позже его настиг Хаш и грубо приложил виском к стене, запустив в волосы пятерню.

– Ещё одна выходка – и полетишь вниз!

Верзила вполне мог дошвырнуть воришку до воды, но Ро не стал испытывать судьбу и принял покорнейший вид.

– Если нам не заплатят, здесь и утоплю, – грозно пообещал Хаш.

– Здесь, так здесь, – примирительно выдавил Ро: – Что хоть за город?

– Синебар, – не раздумывая, ответил ави, а потом злобно тряхнул пленника. – Заткнись!

Сложно было не терять голову. Минуту назад Ро находился в сотнях миль отсюда, а теперь оказался в крупнейшем южном порту. Это сковывало и подавляло куда сильнее, чем путы. Вспомнив о них, он завозился с узлом на запястьях, продолжая шагать туда, куда скажут.

Наёмники провели его по длинному залу с рядами деревянных стеллажей, по кованной винтовой лестнице и остановились у высокой двери с витыми ручками. Кагмар приосанился, постучал и, выждав несколько секунд, вошёл. Ро прошмыгнул следом прежде, чем его толкнули.

Комната прогревалась тремя жаровнями и камином, но окна были распахнуты настежь, впуская сквозняки. Длинные полки вдоль боковых стен прогибались под тяжестью манускриптов и фолиантов. Никакого порядка здесь не было. Стопки громоздились даже на полу. Одни книги лежали поперёк других или наискось, образуя кривые башни в два-три фута высотой. Карта Страны Гроз и несколько свитков были придавлены по углам увесистыми томами и стеклянными пресс-папье.

Ро пробежался взглядом по символам и схемам. Читал он бегло и на халасатском, и на алорском, но вниманием его завладели совсем не витиеватые заглавия. С развёрнутых листов скалились черепа, а рисунки человеческих костей и потрохов вызывали тошнотворный холодок.

Посреди этого хаоса за столом сидели двое и играли в подобие шахмат, где вместо фигур выступали затейливые стопки с двухцветным напитком. Низенький старичок состязался с мужчиной под сорок – сидом, судя по богатым одеждам и обилию драгоценностей. Разодетый вельможа выглядел вызывающе и необычно, во многом из-за огненно-рыжих волос, чёрной лентой собранных в тощий, но длинный хвост. Наверняка крашеные – таких волос на всём Мириане не встретишь. Лицо незнакомца тоже казалось странным. Вытянутое и угловатое. Тонкие извилистые брови, хищный нос. Было что-то лисье в его облике. Хитрые глаза показались жёлтыми, какими обладали уроженцы Кин-Килинто-Гана. Они бросили пристальный взгляд к двери и внимательно рассмотрели вошедших. Старичок обернулся с меньшим интересом.

– Да будут светлыми ваши дни и тихими ночи… – начал витиеватое халасатское приветствие Кагмар.

– Чего вам надо? – бросил рыжий, раздражённо.

– Я слышал, ты платишь… Ну, за всяких, – объяснился наёмник, растеряв прежнюю уверенность.

Сид приподнял брови, будто услышал возмутительные слухи на свой счёт, и покосился на старика.

– В другой раз доиграем, – тот молниеносно понял намёк и живенько заковылял к выходу, подметая пол подолом серой рясы. Наверняка служитель храма.

Только когда дверь закрылась, хозяин хаоса вновь заговорил:

– Алорец? Какая прелесть, – произнёс он так, будто ему подали тухлую рыбу на серебряном блюде. – Хотя, если ещё пару недель не помоется, сможет сойти и за ави.

Хаш набычился, но промолчал. К слову, для коренного утришца он был поразительно опрятным и чистым.

– А чего побитый такой? – поинтересовался рыжий, изучая пленника со сдержанным любопытством. Острый взгляд неспешно прошёлся с головы до ног.

– Сопротивлялся, – оправдался Кагмар. – Сам идти не хотел, пришлось связать.

Он обернулся на Ро и тут же застыл, не веря глазам. Тот ещё у двери избавился от верёвки, а мгновением ранее швырнул её между стопками книг. Удачно вывихнутый однажды сустав позволял проделывать подобные трюки. Так что теперь в глазах сида наёмник выглядел последним болваном.

– Э-э… Он янтарный, а ещё, возможно, ключник, – проглотив возмущение, произнёс Кагмар.

– Возможно?

Рыжий внимательнее присмотрелся к пленнику и поднялся с кресла, преисполненный достоинства и самолюбия. Он был высоким не в пример халасатцам. Ро уступал ему на несколько дюймов, и даже Хаш – на палец, а то и два. Сид был облачён в неимоверно дорогие одежды из лоснящейся парчи и яркий фиолетовый плащ, шуршащий следом по полу. На каждом из девяти пальцев блестели массивные перстни с разноцветными каменьями. Лишь лишённый двух фаланг мизинец левой руки портил вид лёгким изъяном. Хоть и вырядился рыжий, как местная знать, ничто не умаляло его непохожести и странности. Вблизи яркие глаза оказались не жёлтыми, а оранжевыми, словно тыква.

Сняв с шеи кулон в виде изящных золотых ножниц с крупными янтарями внутри колец, рыжий протянул его в сторону пленника. Вряд ли он собирался подарить дорогую безделушку, но Ро против воли коснулся пальцами подвески. Ножницы дрогнули и завертелись вокруг своей оси, закручивая тончайшую цепочку.

Глаза защипало, внутри стало горячо, будто лёгкие обожгло паром. На миг Ро почувствовал себя всемогущим, и сила воспылала в нём пожаром. Однако почти сразу же вернулась боль, а холодный ветер с реки ворвался в комнату и обдал отрезвляющим холодом взмокшую спину.

– Что ж, сойдёт, – кивнул рыжий и резким движением заставил цепочку намотаться на указательный палец, пока кулон сам не упал в ладонь. Видимо он, как и Кагмар, состоял в каком-то тайном ордене жонглёров.

Сид снял с пояса кошель, отсчитал десять золотых львов и протянул халасатцу.

– Вас здесь не было, и вы никого не приводили.

Ро стало дурно. Во-первых, он столько просто не стоил. Во-вторых, он пошёл бы в Синебар хоть пешком и даже помылся бы, пообещай ему за это такую награду!

– Премного благодарны, – поклонился Кагмар, с вожделением принимая тяжёлые монеты.

Наёмники поспешно удалились, а щедрый господин и не подумал кликнуть охрану, оставшись наедине с «приобретением».

Ро прикинул свои шансы, поискал взглядом оружие, оценил расстояние до ближайшего окна – внезапно оно захлопнулось с пугающим треском. Ставни сошлись так скоро и хлёстко, что заставили вора вздрогнуть от неожиданности.

– Даже не думай, – предупредил рыжий.

Вне всяких сомнений он был колдуном. Словно подтверждая эту догадку, сид сделал непринуждённый жест пальцами, и одна из книжных стопок сдвинулась прочь с его пути, роняя верхние книги. Величаво и горделиво рыжий вернулся за стол и опустился в кресло.

– Как звать?

– Ро, – коротко ответил пленник.

Ощущая себя карасём на сковородке, он сделал вид, будто разминает шею. Взгляд его упал на распахнутую книгу у ног. Красные чернила казались кровью, но та бы потемнела при высыхании. На пожелтевших страницах алели узоры и рисунки: вскрытая грудная клетка, сердце, лёгкие. В Алуаре наука и медицина шагнули далеко вперёд, но в Стране Гроз только люди высокого положения могли позволить себе подобные увлечения и уж точно не выставляли напоказ.

Внезапно книга захлопнулась сама собой.

– «Ро»? Это что же – бродяга? – усмехнулся рыжий, не скрывая, что знает алорский язык. – Давай обойдёмся без прозвищ. Настоящее имя у тебя есть?

– Ну, Роваджи.

Чего уж тут припираться. Может этот чудак всем без разбору золото раздаёт?

– В самом деле? – усомнился рыжий. – Имя не алорское. Кто тебе его дал?

– Да как-то не спрашивал.

Желание побежать к последнему открытому окну угасло. Повторится то, что случилось в переулке – швырнут о стену, вот и все старания. Стоило поискать иной выход.

Ро покосился на свободное кресло и, не дожидаясь приглашения, уселся. Рыжий усмехнулся от такой наглости, но возражать не стал.

– Чем на жизнь зарабатываешь?

– Ворую.

– Видимо, вор из тебя паршивый, – сид насмешливо оглядел обноски собеседника.

– С тобой не сравниться, – согласился Ро.

– У тебя южный говор. За пару лет такого произношения не добиться, – задумчиво заключил рыжий. – Полагаю, здесь и родился. Но потом служил в Алуаре, – он заострил внимание на потрёпанной портупее.

– Ну, допустим.

Меньше всего хотелось обсуждать с незнакомцем прошлое. Ро жадно уставился на фигурные стопки. Ферзь был особенно вычурный, но ликёра больше помещалось в ладье. Рыжий проследил за его взглядом и разрешающе махнул рукой.

Вот тебе и причуды богов. Облизав разбитые губы, Ро ловко съел вражескую фигуру и осушил её.

– Шах, – добавил он, когда сладость с горечью отступили, и вернулся неприятный солоноватый привкус.

– И что же, спектрометром тебя не проверяли? – продолжил расспрашивать рыжий.

– Чем?

– Это стеклянный шар. Если поднести к тебе – засветится.

– Не помню такого.

Сид кивнул, посмотрел на доску и заслонил ликёрного короля.

Ро решил, что теперь его очередь спрашивать:

– Что это за ножницы? – он мотнул подбородком в сторону двери, за которой скрылся Кагмар. – И почему они дёргаются, стоит к ним прикоснуться?

– Ты про «Экиа»? – на алорском это означало «ключ». – Или про маятник? – сид положил кулон перед собой на стол. – И те, и другие реагируют на янтарь.

Стало ещё непонятнее, и Ро сменил тему:

– Ладно, а кто ты такой?

Стоило быть полюбезнее, но уж слишком паршиво он себя ощущал. Его привели сюда против воли и продали за баснословную цену, совершенно не ясно, для каких целей. А ко всему прочему, у него болели рёбра и голова – красивых слов просто не находилось. Ещё пара стопок ему бы не повредила. Он внимательнее присмотрелся к игровому полю и отвоевал беззащитную пешку.

– Меня называют Рамифом, – представился колдун и добавил с осуждением: – Ты мог спасти слона.

Он звонко перешагнул фигуру и тоже осушил стопку светлого ликёра. Играл за чёрных.

– Но потерял бы коня, а он интереснее ходит, – пожал плечами Ро, нисколько не сожалея.

– Говоришь, как янтарный, и даже не знаешь, что это такое? – сид улыбался со снисхождением.

– Может, скажешь прямо, зачем я тебе нужен? А то я пойду искать дорогу в Санси. Посещать Синебар в мои планы не входило. К слову, как это вообще возможно?

– Магия, – развёл руками рыжий, и одна из пешек передвинулась на клетку сама по себе. – Янтарь – магия движения и пространства. Разве ты не ощущал в себе этого дара?

– Пока что я ощущаю в себе слишком мало ликёра, – проворчал Ро. Он всегда с недоверием относился к базарным предсказателям и целителям. Сложно было признать чудо, даже увидев его воочию.

– А как бы ещё ты здесь оказался?

– Ну, допустим, допустим. И чего же ты от меня хочешь?

– Всё будет зависеть от твоих способностей и талантов, – хитро улыбнулся Рамиф и проследил за тем, как соперник осушает «пешку». – Ты пытаешься напиться, а не выиграть, – заметил он.

Спорить Ро не стал, ведь так оно и было. Только ради приличия он не облизал стопку изнутри – тёмный ликёр оказался изумительно вкусным.

– Но у игры всегда есть строгие правила. Прямо как в жизни, – напомнил рыжий с усмешкой. – Например, нельзя просто так взять и сбежать из армии. Это всегда карается смертью.

– Ты выложил десять львов не ради того, чтобы меня повесить, – рассудил Ро, и добавил: – Если ты, конечно, не идиот. Кстати, ты так и не сказал, кто ты.

– В иных мирах таких, как я, почитают за богов, – без тени скромности заявил Рамиф.

– Чиновник, что ли?

Рыжий уставился на вора, а затем громко расхохотался.

– Пожалуй, что так, – согласился он. – Чиновник. Лучше не скажешь. Хотя в большей степени я учёный.

Ро скривил губы. Это многое объясняло. Кое-кого очень интересовали люди, а точнее то, что у них внутри. И не мудрено, что этот кое-кто возомнил себя богом.

– Но речь о другом, – продолжил Рамиф. – Магия действительно существует. «Спектра» – так мы её называем. Каждая разновидность имеет особый цвет, получивший имя самоцвета или драгоценного металла. Нам с тобой подвластен янтарь. Точнее мне, а тебе достались лишь малые крохи. Однако что-то всегда лучше, чем ничего.

– Странно выходит: у тебя – всё, у меня – ничего, а тебе всё равно мало, – съязвил Ро, с тоской понимая, что пока не способен съесть ни одной фигуры. – Точно чиновник.

– Для юного возраста у тебя цепкий ум. Сколько тебе? – спросил Рамиф, сощурившись.

– Не твоё собачье дело.

Ничто так не утомляло Ро, как разговоры о нём самом, а привычка грубить вечно добавляла ему неприятностей. Дерзость – единственное, что он всегда мог себе позволить.

Но рыжий проигнорировал грубость.

– Думаю, не больше двадцати, но и не меньше шестнадцати, – отметил он. – Возраст возможностей, не находишь?

– Нахожу, что ты слишком много болтаешь.

– Вот как, – хмыкнул Рамиф и чудесным образом передвинул ферзя. – Тогда: шах.

Ро делал вид, будто обдумывает ход, но на самом деле размышлял, как выбраться из ловушки и следил за происходящим. Важна была каждая деталь.

Он достаточно долго прожил на свете, чтобы не доверять разодетым самодурам. Магия – это, конечно, занимательно, но у мертвецов нет ни амбиций, ни перспектив. Улица научила главному: когда кто-то что-то предлагает – жди подвоха. И чем щедрее предложение, тем дороже за него придётся заплатить. А сейчас речь шла о том, чтобы во сто крат окупить горсть золотых. Это пожизненная долговая яма, в лучшем случае, а в худшем – даже страшно представить. Вот и проси суда у богов! Один снизошёл лично.

– Надо было думать наперёд, а не гнаться за выпивкой, – позлорадствовал рыжий, наслаждаясь моментом. – Но твоя наглость меня забавляет. Правда хамство тебе не к лицу, так что сделай милость – думай, прежде чем огрызаться.

Ро всегда доставалось за ядовитый язык, но он скорее бы промолчал, чем опустился до лести. Впрочем, многих его молчание оскорбляло не хуже слов.

Барабаня пальцами по столу, он изображал мыслительные потуги, но лишь тянул время. Настоящая партия была отнюдь не на доске. Сделать ход всё же пришлось, чтобы не вызывать подозрений.

В ответ Рамиф самодовольно поставил обидную вилку: спасать предстояло либо ладью, либо коня. Ро не стал изводить себя выбором и подвинул последнего слона.

– Шах.

– Кто тебя научил? – сид прищурился. – Среди ало-класси в шахматы играют только офицеры. Я прав?

– Может, и так.

– Значит, в тебе видели толк?

– Это как посмотреть.

Дальше Ро мысль не продолжил. Его неприветливый вид способен был оттолкнуть любого, а уж стоило открыть рот… тогда и до драки нередко доходило. И уж последнее, что он собирался делать – болтать с сомнительным типом, выкладывая о себе всю подноготную.

– Ладно. Не хочешь о прошлом – поговорим о будущем, – сдался Рамиф, уводя короля под защиту. – И перестань таращиться на стопки. Хочешь, я тебе стакан налью?

Отказываться Ро не стал, но пить не собирался. С колдуна станется опоить его. Скорее всего, ему нужны были люди в качестве материала для научных изысканий, вот и платил наёмникам щедро – за молчание.

– Так вот: перспективы, – рыжий достал бокал и графин с тонким горлышком. – Заклинатели янтаря на дороге не валяются. Хоть ты и выглядишь так, будто тебя подобрали прямо из канавы. Позволю себе предположить, что денег и особых планов на жизнь у тебя нет.

– Я тут с тобой в шахматы играю – конечно же, у меня нету планов, – проворчал Ро.

Как назло, под рукой не оказалось ни ножа, ни чего-то увесистого. Убивать чиновника не хотелось: за такое точно казнят, хоть в кабаках и назовут народным героем. Однако надо было что-то придумать, пока ещё оставалось время. Дёрнешься – и этот самопровозглашённый божок непременно применит магию. Ну и как противостоять тому, чего не видишь?

– Вопрос лишь в том, насколько сильно тебе хочется жить, и на что ты ради этого готов? – продолжил жонглировать словами рыжий.

– Это два вопроса, и оба упираются в то, что ты предлагаешь, – заметил Ро, но тут же сделал лицо попроще. Он уже и так показал больше, чем собирался.

– Вряд ли ты хороший воин, но мечу можно научить любого. Куда важнее то, что в тебе уже есть: умение выживать и врождённый дар. Если получится его развить и усилить – сможешь стать весьма полезным и получать за это хорошие деньги.

– А если не получится?

– Скорее всего подохнешь, – развёл руками Рамиф. – Но это всё равно скоро случится, судя по твоему виду. Не лучше ли рискнуть?

– Я сегодня уже рискнул и кое-что проспорил. Так что ты немного опоздал со своим предложением.

– Так ты ещё и в долгах? – сид явно потешался.

– Поверь, дурацкая история, – буркнул Ро, проводя пальцем по ножке бокала. Никогда прежде ему не случалось держать в руках ничего подобного. Произведение искусства халасатских мастеров. Гранёное стекло играло светом, искрясь и переливаясь. – Я бросил сам себе вызов: если сопру ножницы, то проживу сам. Не выйдет – должен буду попроситься в банду. О работе на чиновника речи не шло.

– Жизнь предлагает больше дорог, чем две. Ты парень смышлёный – сам это знаешь, – назидательно сказал Рамиф. Взгляд его оставался проницательным и лукавым. – Но если дело в суеверии, то не вижу причин отпираться. Ты решил положиться на случай, и он привёл тебя ко мне. Разве это не знак свыше?

– Да я, в общем-то, ни в богов, ни в судьбу не верю. Просто не смог быстро принять решение, вот и подкинул монету. Но ещё до того, как она упала, я уже понял, какая жизнь мне не подходит… – признался Ро в большей степени самому себе. Посмотрел на окно, потом на бокал и тяжело вздохнул. – А раз уж ты отвалил за меня гору золота, то особого выбора у меня и нет.

– Верно подмечено, – одобрительно кивнул рыжий. – Но я ещё не решил, годишься ли ты, чтобы на меня работать. Так что вместо того, чтобы скалиться, постарайся убедить меня в том, что живой ты стоишь гораздо больше мёртвого, – сказав это, он с победоносным видом сделал последний ход. – Шах и мат.

Ро знал, что так и будет, и надеялся, что ликёр хоть немного притупит боль в рёбрах.

– Скажу тебе то же, что собирался сказать главарю банды, – он неспешно поднялся, опираясь на стол, и отсалютовал сиду роскошным бокалом. – Характер у меня скверный. Меча нет. Всё, чем владею, сейчас при мне. Ворую так себе. Людей убивать не люблю, хотя доводилось. Работать тоже не люблю, но приходится, чтобы обедать. Неплохо ориентируюсь в лесу и в горах, так что не знаю, зачем я тебе сдался в городе. Говорю на двух языках. На них же пишу и читаю. Смыслю в картах, и это не про азартные игры. Играть тоже умею, но чаще проигрываю, – Ро выдержал паузу, поигрывая ликёром в бокале. – Больше мне нечего тебе предложить. Разве что честность. И она в том, что я не собираюсь на тебя работать.

Рамиф слушал, иногда приподнимая бровь. Будь на его месте главарь банды, то смеялся бы в голос или уже давно велел бы вышвырнуть паяца взашей.

– Жаль, – протянул он, когда повисла тишина. – Я, пожалуй, смог бы выносить твой характер. Однако, ты прав – достоинств у тебя маловато. Впрочем…

Ро не дал ему договорить – резко плеснул ликёром в лицо. Рыжий выругался сквозь зубы и принялся растирать глаза руками. Все его фокусы требовали взгляда и жестов – а теперь он ничего не видел и не мог колдовать.

В мгновение ока Ро очутился у окна и влез на кровлю.

Ветер и высота встретили его, как старого друга. Пропасти между домами зияли внизу, но полная луна освещала длинные крыши, которые тянулись по всему Синебару, соединяясь перекинутыми досками и мостками. Тут-то и пригодились главные таланты. Ночь скрывала его от посторонних глаз, а ноги сами несли вперёд – по карнизам, балконам и балкам. Ничто не окрыляло сильнее свободы.

Куда теперь? Санси далеко, но и к Лорти проситься не придётся. Он не украл серебряные ножницы, но прихватил золотые – кулон с камнями, да ещё и волшебный. Везение? Роваджи не верил в удачу, но вернул себе нахальную надежду, что и сам как-нибудь проживёт.

Четыре года назад

– Эй, Халасатец! – окликнули снизу.

Забавное дело, но в Халасате – стране дождей, бистов и разноцветных стёкол – Ро называли алорцем. Там он был единственным светлым пятном среди смуглых мальчишек. Белобрысую макушку легко было заметить в толпе каштановых и чернявых, не говоря уже о мохнатых и рогатых. Теперь его часто дразнили «Халасатцем», но это было самым безобидным из прозвищ. Ничего оскорбительного он в нём не находил. Всё-таки это не «чужак», не «полукровка», не «получеловек» и не «выродок». Даже собственное имя в его естественном сокращении звучало на алоре как насмешка: тот, кто всё время в пути. Или просто – бродяга.

– Ты зачем туда забрался? У тебя в роду были кошки?

Седьмая казарма отличалась от остальных лишь угловым расположением, и с неё открывался неплохой вид на тянущийся вдоль горизонта Багровый хребет. Однако Ро прельщало вовсе не зрелище, а лёгкое возбуждение и головокружение, которые он испытывал на высоте. Непередаваемое ощущение. Ещё в Ангре он мог часами стоять на мосту, вглядываясь в тёмную речную воду, уносящую мусор из порта. В такие моменты всё вокруг замирало, а внутри разрасталась странная лёгкость. Похожее чувство возникает, когда плывёшь на спине и делаешь глубокий вдох – вода сама выталкивает тебя на поверхность, будто ты полый и невесомый.

Но сейчас, вырванный из отрешённости, Ро смотрел на красную линию гор. Они простирались от побережья до побережья, перечёркивая континент и отделяя его центральную часть от восточной, оставив лишь одну лазейку – ущелье Эльм’хорн. Однако оно находилось севернее, в Стране Гроз, а здесь, в Алуаре, перебраться через хребет не представлялось возможным. Как и покинуть незамеченным территорию кадетских корпусов: смотровые вышки, две линии стен и мили открытых полей вокруг.

– Ты там прохлаждаешься или вздумал сбежать?

Ни то, ни другое. Ро прекрасно понимал последствия. За безделье могли отругать, но чаще наказывали розгами и нагружали работой. За побег же дадут плетей – исполосуют так, что на год вперёд отобьют охоту. Ро испытал это на собственной шкуре в одиннадцать лет, и никто не сделал поблажку за возраст. С тех пор он стал осторожнее, но всё равно регулярно получал свою порцию побоев.

Розги были любимым наказанием надзирателей. Учителя обычно не марали рук, а сразу жаловались офицерам. Те же, исполняя обязанности наставников, придумывали методы поизящнее. Могли отправить в карцер на сутки-двое. Или ставили у позорного столба в столовой, лишив обеда и ужина. Или отсылали чистить конюшни. Или заставляли наматывать круги вокруг казармы до заката или рассвета.

Наказывали за всё: пятнышко на форме, плохо заправленную постель, отставание на занятиях, оговорку при чтении молитвы. За последнее сразу велели ступать в умывальную, где у надзирателей всегда были наготове свежие розги. От пяти до десяти ударов за мелкие провинности, до тридцати – за серьёзные. Однажды Ро получил шестьдесят только за то, что в сердцах выпалил халасатское «Ликий!» вместо богоугодного «Ко́ллас!».

Но хуже всего доставалось за драки. Офицер мог лично отдубасить дерущихся, приговаривая, что «братья так себя не ведут». Однако настоящее пекло ждало тех, кто решался пожаловаться. Доносчиков травили все – от младших до старших. Особо болтливых подкарауливали в укромных местах, набрасывали на голову одеяло, чтобы заглушить крики, и избивали впятером-вдесятером. Офицеры прекрасно понимали, что скрывалось за «споткнулся» или «упал с лестницы», но делали вид, что верят.

Командир корпуса был ещё ничего – строг, но справедлив, а вот ротный – настоящая скотина. За малодушие и отсутствие товарищеского духа он устраивал «воспитательные» представления. Взвод строился каре – прямоугольником лицом внутрь. Провинившихся, раздетых до портков, пропускали в центр и заставляли решать спор на глазах у всей роты. Если кто-то падал, его поднимали и снова толкали к противнику. Так продолжалось, пока один из них не рухнет в грязь, уже не в силах пошевелиться. Победителя чествовали, проигравшего считали наказанным. Так военные искореняли разногласия, воспитывая «характер» и «волю к победе».

– Ты глухой? Или по-человечески не понимаешь? – продолжил выкрикивать Верин. Остальные не задирали так высоко головы.

Предыдущие три с небольшим года Ро оставался «любимчиком» старших. Обычно младшие покорно сносили все тяготы: опускали глаза, признавали авторитет силы и строгую иерархию, выполняли унизительные поручения. Чистили сапоги выпускникам, бегали в качестве посыльных, уступали лучшие куски своего обеда, отдавали честь почти как офицерам. Всё это считалось священной кадетской традицией.

Но «Халасатец», привезённый из-за границы, оказался тем ещё упрямцем. Он знал бессчётное количество ругательств на обоих языках и предпочитал получить взбучку, чем подчиниться. Редкий день обходился без драк и конфликтов. Порой Ро ночевал в карцере чаще, чем в казарме, и до отбоя трудился в конюшнях за чересчур острый язык. Капитан Четвёртого корпуса наивно полагал, что через пару месяцев новичок примет местные порядки и научится товариществу. Это стало одним из его многочисленных заблуждений.

– Эй, я с кем разговариваю?!

Верин цеплялся к нему с первого дня, но когда старшие разъехались по гарнизонам – поспешил подхватить эстафету. Выпускной год ударил ему в голову, превратив в настоящего паразита, что раздувается от важности, унижая других. Такие петухи готовы кого угодно втоптать в грязь, чтобы самим казаться выше. Хоть на дюйм – лишь бы взлететь!

Увы, ни люди, ни бисты не были созданы для полётов. Разве что алорские воздушные корабли. Четырнадцатилетний Ро уже перестал грезить о краже дирижабля. По крайней мере, в обозримом будущем. Хотя… если бы его взяли во флот, произвели в офицеры, отправили служить где-нибудь на границе… Смехотворные мечты. Такие же недостижимые, как и те детские фантазии о полётах.

Когда три года назад Ро попал в Четвёртый кадетский корпус, он оказался единственным, кто в жизни не держал шпаги. Остальные мальчишки с пелёнок знали основы фехтования и ежедневно скрещивали клинки на тренировках. Пришлось навёрстывать упущенное под градом насмешек. И хотя он изо всех сил старался, в этом важнейшем из воинских искусств по-прежнему отставал.

Рукопашный бой тоже не был его сильной стороной. В Халасате он целыми днями носился по крышам и переулкам, а редкие ссоры с соседскими мальчишками обычно заканчивались, едва начавшись – матери растаскивали драчунов с криками и подзатыльниками.

В Алуаре не было семей в привычном понимании. Здесь жили общинами. Белоголовые селились не только парами, но и группами – до дюжины человек, тщательно подбирая своё окружение. Детей, достигших шести лет, отправляли в воспитательные корпуса, чтобы в десять распределить по училищам, а в пятнадцать – «по призванию».

Попасть в кадеты считалось честью, но армия всегда нуждалась в пополнении. Ходили мрачные слухи, что слабых и неудачливых намеренно отправляли на самые горячие участки фронта – избавляясь от балласта.

Каковы вообще были шансы у мальчишки – с рождения впитавшего чуждую культуру, клеймённого «полукровкой» – в мире, где чистота крови значила всё?

– Может, он собрался прыгнуть? – раздался приглушённый голос Сарвиа́на, вечного прихвостня.

– Давно пора! Ну же, Бродяга! – Верин звонко хлопнул ладонью по перилам. – Или тебе помочь?

– Да он вечно куда-нибудь забирается. Его мамаша точно путалась с каким-то котом!

Кадеты уже вскарабкались на крышу. Ро даже не повернул головы. Зачем? Исход был предрешён: очередная потасовка, новые синяки, наказание или снисходительное равнодушие офицеров. Кому-то придётся врать ротному о «случайном падении». А ведь всё, чего он хотел – просто несколько минут тишины.

«Прости… Прости меня! Я ужасная мать…» – шептала она ему на ухо в самый худший из дней, обнимая так, что едва не душила. – «Но здесь тебе будет лучше. Здесь о тебе позаботятся, дадут образование… Найдёшь друзей. Тебя ждёт светлое будущее…»

Пустые слова. Дешёвые оправдания.

В Ангре можно было выжить. Найти подработку у торговца. Выпросить чёрствый ломоть хлеба у храмовых ворот. Украсть, в конце концов! А если становилось совсем невмоготу – всегда оставалась возможность сбежать. Затеряться в бесконечном лабиринте переулков, где тебя не найдут ни стража, ни разъярённые лавочники, ни хулиганы.

А здесь облачали в национальную форму, пока что лишённую цветов. Ни охра, ни сирень, ни морская волна – только унылое сочетание белого и серо-коричневого. Чистая рубашка, смиренный ко́тан с прямыми разрезами по бокам, тугие ремни портупеи, угнетающе тесные короткие штаны, высокие ботфорты (чтобы удобнее было падать на колени), грубые перчатки для фехтования – всё предельно одинаковое. Лишь одна деталь выделялась: красная повязки на левом плече – отличительный знак полукровки. Чтобы любой издалека знал о твоём презренном происхождении.

Здесь действительно было трёхразовое питание и вечерняя кружка молока со сдобой перед сном. Были сезонные поездки на море, торжественные праздники. А также регулярные построения, военная муштра, «воспитание трудом», армейская дисциплина, жёсткий свод правил и наказаний. Здесь давали стабильность и гарантировали будущее – но отбирали всё остальное. Ни собственных вещей, ни права выбора, ни личных стремлений. Твой долг отечеству уже рассчитан до последней капли крови. А что касалось образования – в основном учили искусству убивать и науке не умирать, убивая.

Ро мог простить матери всё: вечно рваную одежду, голодные ночи с урчащим животом, побои от её пьяных приятелей, ту страшную лихорадку, едва не унёсшую его жизнь. Но это… это «обеспеченное будущее» – никогда.

– Сам прыгнешь, или помочь? – голос за спиной звучал почти доброжелательно, если бы не ледяная насмешка в каждом слове.

Ро упрямо смотрел в никуда. Ещё год – и детство канет в прошлое, уступив место «настоящей жизни»: службе, войне, бесконечным походам против желтоглазых демонов. Где малейшая проволочка в бою – смерть. Где солдат дрессировали бояться командира сильнее, чем града стрел, заслонивших небо. Где за серьёзные нарушения прогоняли через строй. Иногда – не единожды. Каждый товарищ обязан был ударить прутом или палкой. Поговаривали: редко кто выдерживал и несколько минут такого «правосудия», а пережившие умирали медленно в муках от страшных увечий.

Ро думал, что не боится смерти. Но от этой перспективы – бессмысленного существования, пропитанного ненавистью и безысходностью – его бросало в дрожь. С такими горизонтами прыжок с крыши казался не безумием, а единственным разумным выходом.

– Эй, Бродяга! Даже для тебя это слишком, не находишь? – голос Верина звучал притворно-заботливым.

Ро оценивающе скользнул взглядом вниз. Так далеко он ещё не прыгал. С такой высоты – тем более. Переломов не избежать, это он понимал. Гораздо разумнее было бы послать задир куда подальше и снова подраться. Несколько синяков против сломанных костей или смертельного падения – выбор казался очевидным. Вот только капитан чётко предупредил: следующая потасовка – и неделя в карцере.

«Не всё можно решить кулаками. Учись договариваться», – таким было его последнее наставление.

Лишь это удерживало Ро от язвительных ответов, хотя на языке уже вертелась пара особенно ядовитых фраз. Его безоговорочное превосходство над сверстниками было в словарном запасе. Он научился читать, когда эти узколобые зазнайки ещё в деревянные мечи играли!

– Спорим, допрыгну? – Ро повернул к ним ухмыляющееся лицо. Его глаза смеялись, но в уголках губ пряталось что-то опасное.

– Ты совсем рехнулся?! – отпрянул Сарвиан, словно от бешеной собаки. – Это же все десять футов, если не больше!

– Пусть прыгает, – махнул рукой Верин и ехидно посмотрел на выскочку. – На что забьёмся?

– Если долечу, – Ро бросил взгляд на зияющую пропасть между крышами, – вы следующие. Если не струсите.

– А если не долетишь? – глумливо улыбнулся Верин.

– Наверняка сломаю шею – и больше вас не увижу. Считаю это беспроигрышным вариантом.

Ро абсолютно не волновали ни сверстники, ни их жалкие разборки, ни даже перспектива разбить голову. В этот момент для него существовало лишь одно – вызов, брошенный самому себе. Если допрыгнет до шестой казармы – значит, сможет сбежать отсюда. Если сорвётся… Что ж, просто окажется недостаточно сильным. Но лучше принять смерть здесь и сейчас, чем провести ещё один год в этой проклятой тюрьме с «прекрасным видом» на кровавые горы!

– Договорились, – сквозь зубы процедил Верин. – Только ты не допрыгнешь. И Сар подтвердит, что никто никого не подталкивал, – в его голосе звучала отвратительная уверенность.

Прежде они постоянно ругались и дрались, теперь же не протянули бы друг другу руку помощи, даже если бы один из них висел на краю пропасти. Эта бессмысленная вражда калечила их души, убивая детство и преждевременно превращая мальчишек в озлобленных взрослых.

Довольно слов. Пора выбирать и действовать.

Ощущая под подошвами шершавую черепицу, Ро сделал несколько шагов назад для разбега. Ветер дул в спину, подбадривая – окрыляя. В этот момент всё остальное потеряло значение: не существовало насмешек, кадетских правил, патрулей и заборов. Только он и пустота между ним и свободой.

Внизу лишь камни чужой страны, обиды и разочарования. Пусть они останутся в прошлом. Впереди – далёкий край крыши. Единственное будущее, достойное того, чтобы за него бороться.

Сердце колотилось так, будто птица рвалась из клетки. Кровь пела в висках. Солнце слепило, но казалось холодным в сравнении с жаром, клокочущим в груди. Мышцы напряглись до предела. Волнение воспламенилось в азарт.

Рывок – толчок опорной ногой – и прыжок в неизвестность.

***

– Никто его не толкал! Сам, дурак, прыгнул.

Капитан сверлил гневным взглядом Верина, будто собирался прикончить на месте, но, услышав оправдание, перевёл ярость на зачинщика.

– Ты у меня из карцера до самого выпуска не выйдешь! Ясно тебе, Роваджи?

– При чём тут я? Он сам прыгнул! Я вообще на другой крыше стоял! – возмущённо парировал Ро, намеренно избегая смотреть в сторону упавшего.

По правде говоря, Верину ещё повезло. Всего пара месяцев на костылях – никакой муштры и изнуряющих тренировок. Кухонные наряды вместо строевой – мечта, а не наказание. Но что-то всё равно грызло Ро изнутри. Шутки шутками, но парень мог и шею свернуть. Кто ж знал, что этот упрямый петух действительно прыгнет? Никогда не стоит ставить против безмозглой алорской гордости!

– А на распределении я тебе такую рекомендацию напишу! Будешь до конца своих дней полы драить и выгребные ямы копать! Слышишь меня? Провокатор! – продолжал ругаться капитан. На его высоком лбу вздулись и пульсировали вены.

– Так ему и надо! Только и может, что позорить ало-класси! Да он и не алорец вовсе! – поддержал Сарвиан, с трудом удерживая повисшего на нём приятеля.

– Молчать! Тридцать ударов и карцер на трое суток! Тебе – немедля – за то, что рядом стоял и не вмешался. Веринти́су – как только кость срастётся. Безмозглые! Последний год, а они с крыши бросаются! Вы в долгу перед Колласом и отечеством! Вы не имеете права так бездарно распоряжаться своими жизнями! Не для того вас кормят и одевают, чтобы вы хромали в строю! Бестолочи! Прочь с глаз моих! – капитан резко повернулся к сделавшему шаг Ро. – Стоять! Куда собрался? Думаешь, тебя это не коснётся?

Едва Верин и Сарвиан, сопровождаемые надзирателями, скрылись за дверью, офицер тяжёлой поступью обогнул стол и навис над Ро, как утёс над застывшим прудом. Его осуждающий взгляд прожигал подопечного насквозь.

Котан цвета морской волны резко контрастировала с белоснежными волосами. Гражданские одежды избегали кричащих оттенков, но военные смотрелись броско, сочетая в себе силу шторма и спокойствие океана. Их было видно издалека. Золотые и серебряные нашивки – сверкающие, как слепящее полуденное солнце – манили восторженных мальчишек. Но Ро первые десять лет жизни провёл в Халасате, где даже последний башмачник умел пускать пыль в глаза, что уж говорить о лощёных сидах с их бархатом и пёстрыми лакеями. Ало-класси со своим показным блеском и рядом не стояли.

Но истинное назначение формы заключалось не в этом. За аскетичной простотой линий скрывалась фанатичная преданность идеалам, высеченным на лицах офицеров, словно на каменных скрижалях. Вера в Колласа. Верность отечеству. Личная честь. Ало-класси представляли собой единый организм – безупречный в своей надменности, незыблемый в убеждённости собственного превосходства.

Капитан, несомненно, хранил где-то в глубине души способность мечтать и улыбаться, но эти драгоценности не предназначались для воспитанников. Его глаза были ледяными озёрами, лишь иногда вспыхивающими пламенем пекла. Но теплом – никогда.

– Так вот как ты проблемы решаешь? Это уже перешло все границы. В уставе чётко прописано наказание за членовредительство. Хочешь попасть под трибунал?

Ро стоял, уставившись в пол и упрямо сжимая челюсти. Молчание было его единственной защитой.

– Четвёртый год я бьюсь за твоё будущее! Четвёртый год доказываю начальству, что в этой дурной башке есть светлые мысли, достойные правильного применения!

Офицер с силой треснул его по затылку, заставив пошатнуться, но Ро мгновенно вернулся в стойку «смирно».

– Последний год, Роваджи. От каждого требуется полная самоотдача. Ты вообще осознаёшь, как этот перелом скажется на карьере Веринтиса?

Терпение лопнуло – Ро оскалился, демонстрируя презрение. Какое ему дело до Верина и его будущего? Разве тот хотя бы раз переживал за судьбу полукровки?

– Его никто не заставлял прыгать! – вырвалось сквозь стиснутые зубы.

Новая оплеуха обрушилась с удвоенной силой. По лицу расползлась жгучая волна – будто сотни игл прошили кожу от виска до скулы. В ухе зазвенело. Ро стоял неподвижно, так сильно сжимая кулаки, что ногти впились в ладони. Он не издал ни звука, но вскинул подбородок. Взгляд с вызовом впился в командира.

Капитан фыркнул и покачал головой.

– Наглости у тебя – через край. И смелости хватает. Это хорошо, трусов в моих казармах не держу. Но есть вещи, которые я не потерплю. И прежде всего – неблагодарность. Или забыл, каким тебя сюда привели? Тощий, слабый, ни на что не годный. Только и делал, что ревел по матери. Позорище! Другого бы пороли до кровавых полос, пока не проникнется дисциплиной. Но я дал тебе три дня! Три пекловых дня, чтобы пришёл в себя и усвоил порядки. Собственному сыну не позволил бы такой поблажки!

Капитан поднял взор к потолку, будто рассчитывал узреть там Колласа. Позолоченное изображение солнцеликого бога холодно поблёскивало на стене за его спиной – словно насмехалось.

– А конюшни? Когда тебя полагалось драть розгами, я отправлял чистить стойла, – продолжил офицер на тон спокойнее. – Подальше от глаз твоих врагов. Чтобы синяки заживать успевали. И вот твоя благодарность? Если бы Веринтис проломил череп, меня бы самого под трибунал отправили.

Ро продолжал молчать. Да, командир корпуса обращался с ним мягче, чем прочие офицеры, но всё равно несправедливо. А подобными речами убивал всякую приязнь в зародыше.

– Настоящий алорец всю жизнь стремится к совершенству, чтобы удостоиться Вознесения. А тебе, полукровке, нужно трудиться втрое усерднее! – не преминул напомнить капитан. – Детские игры закончились. В армии с тобой нянчиться не станут. Не научишься служить и дорожить товарищами – не выживешь и дня. Клянусь Колласом, я делал всё, чтобы направить тебя на истинный путь. Но ты упрям, как дикий осёл!

Он прикрыл лицо ладонью и провёл пальцами по переносице. Его тяжёлый вздох звучал, как очередной упрёк.

– Может выглядишь ты, как алорец, но кровь у тебя дурная. И ты, вместо того чтобы очиститься от позора, ещё и гордишься им! Где смирение? Где благодарность за великую милость, оказанную тебе? Где твоя честь?

Эти проповеди Ро слышал уже сотни раз. Он не разделял алорских идеалов, но каждый раз в груди становилось до боли тесно. Они требовали от него невозможного – возненавидеть самого себя за место рождения, отречься от тех лет, когда он был по-настоящему любим и счастлив. Ему и так приходилось играть эту унизительную роль – зазубрил все молитвы, регулярно стоял в исповедальном столпе света и каждое утро в составе роты хором клялся в верности Алуару. Но даже тысяча повторений не превратит навязанную ложь в правду. Ярость была его утешением – последним бастионом против чувства собственной ничтожности. Щитом, что спасал его рассудок.

– И что мне теперь с тобой делать? – выдохнул капитан после гневной тирады. – Как ты собираешься загладить свою вину?

– Отправлюсь в карцер, – голос Ро звучал монотонно. – Буду молить Колласа простить мне сам факт моего рождения. Обещать впредь не позорить его светлое имя.

Даже тени раскаяния не было в этих словах – только измождённая язвительность. Дерзость не всегда шипела в нём гадюкой – порой она дышала хладом, просачиваясь сквозь трещины давно истерзанного терпения.

– Это не обычная драка, Роваджи, – капитан скрестил руки на груди. – Коллас наделил тебя острым умом. И мне категорически не нравится, как ты его используешь.

Он резко ткнул указательным пальцем в висок воспитанника, заставив того непроизвольно скривиться. Ро ненавидел, когда к нему прикасались. Другие слишком легко нарушали и без того призрачные границы его личного пространства – наглядно демонстрируя его бесправие. Слова могли ранить больнее кулаков, но существовала особая, изощрённая форма насилия – эта снисходительная жестокость, с которой наделённые властью постоянно подчёркивали своё превосходство. После драк Ро никогда не чувствовал себя настолько униженным, как от «дружеских» подзатыльников и похлопываний по щеке.

– Сегодня ты подбил товарища на прыжок с крыши. Что вытворишь завтра? – капитан не убирал пальца от виска, будто хотел ввинтить туда здравый смысл. – Это уже третий случай подстрекательства, но впервые всё могло закончиться смертью. Ваши жизни принадлежат не вам – они собственность Колласа и Алуара! Вы не имеете права ставить их на кон в мальчишеских спорах!

– Моя вина в том, что Верину солнце напекло голову? – не выдержал Ро, дрожа от ярости. – Вот Коллас пусть и отвечает!

От хлёсткой пощёчины он едва удержался на ногах, но вместо покорности ощерился, как дикий зверь.

– Капрал! – голос командира сотряс стены.

Дверь распахнулась, впуская бледного дежурного, который чётко отсалютовал знак верности ало-класси.

– Да, капитан!

– Немедленно препроводить этого паршивца в карцер, а через час – построение на плацу!

– Прикажете ротному высечь его? – с почтительной осторожностью уточнил капрал.

– Нет. Я сам им займусь, – ответил капитан и посмотрел на воспитанника с ожесточением. – У меня остался всего год, чтобы выбить из него дурь и сделать человеком.

Ро выдержал его взгляд без тени страха и молча последовал за конвоиром, демонстративно игнорируя горящую щёку. Он шёл, смотря себе под ноги, стараясь не видеть ненавистных зданий и знамён, будто от этого они могли раствориться в небытии вместе с окружающим миром, который с первого дня отвергал его.

Сам зашёл в карцер, со скрежетом задвинул решётку, растянулся на голых досках нар и уставился в потолок. Стоило вдоволь належаться на спине. Неважно, сколько ударов ему предстоит вынести – боль будет нестерпимой и бесконечно долгой. Сначала – во время торжественной порки перед строем. Потом – мучительными днями и ночами на животе, когда каждое движение превратится в пытку. Раны затянутся, но ещё долго будут зудеть, а шрамы останутся на всю жизнь.

Через всё это Ро уже проходил. В первый раз – в одиннадцать лет – он ещё верил в чудо. Ждал, что вот-вот офицер с сияющими солнцами на нашивках выйдет вперёд и отменит жестокий приказ. Но его высекли – показательно и жестоко. Он кричал и изо всех сил старался не плакать, но никакое упрямство не могло вмиг сделать ребёнка взрослым.

Теперь иллюзий не осталось. Сначала разденут до пояса. Затем привяжут руки к перекладине, чтобы не мог сойти с места. После – исполосуют на глазах у всей роты. Неделя в лазарете. Ещё неделя лёгких работ. А дальше – будто ничего и не было: марш-броски, штурмовые полосы, многочасовые построения. Бегай, прыгай, ползай, сражайся, а на уроках – сиди смирно часами. Боль? Терпи и не ной – будь достоин лазурного котана.

Но сегодня, по странной иронии, вместо отчаяния в груди разгорелось лихорадочное возбуждение. Это была надежда – преждевременное, но сладкое ликование. Капитан ошибался. У него не было года. Скоро «Халасатец» вернётся домой.

Дрейф

Халасатская наглость могла поспорить с расчётливостью, но против жадности – обе были бессильны.

– Три сардины, – протянул перекупщик, будто делал милость.

– Сколько? – переспросил Ро. Ему хотелось расхохотаться, но сильнее – заехать дельцу по мерзкой физиономии. – Это же золото!

– Ну, да. Червонное. И весом ничего так, – согласился мужчина средних лет, приглаживая промасленную бородку. – А камушки фальшивые. Стекляшки, поди.

– Да хрен с камнями! Три сардины за золото? Это грабёж!

Обычно Ро вёл себя скромнее и не срывался на людях, но в эту паршивую лавчонку его привела нужда. Он уже второй день ничего не ел, не считая одной перезрелой груши, а тело болело так, что о работе и мечтать не приходилось. Расставаться с кулоном не хотелось – он в ярости расшиб кулак о стену, осознав, что выбора нет. Нужно было выручить серебра, набить живот и отлежаться на постоялом дворе, а лучше убраться из Синебара хоть по реке, хоть в дилижансе. Но, Ликий подери, три сардины?!

– Это не грабёж, молодой человек, – спокойно и вкрадчиво произнёс перекупщик. – Грабёж – это то, каким способом ты получил эту вещицу, а я тебе предлагаю честную сделку. Не нравится моя цена? Так иди в другую лавку. Там, завидев твою разбитую рожу, торговаться не станут – сразу кликнут стражу. Ну так что? Три сардины?

– Катись в пекло! – осклабился Ро и вышел, громко хлопнув за собой дверью.

Его дерзкое «проживу сам» обещало продлиться недолго и закончиться через пару дней в помойной канаве. Города он не знал. Ему было четыре, когда они с матерью здесь жили, пока не перебрались в Ангру. Помнил только бесконечные крыши и вечную тесноту: окна в десяти футах друг напротив друга, отчего соседи всегда оказывались ближе, чем хотелось бы. Тогда Ро всего этого не понимал. Ему и самому было любопытно таращиться, высматривая, как живут люди, но мать прикрикивала, чтобы закрыл ставни, и плотнее запахивала халат под чьё-нибудь улюлюканье. В те годы они проводили много времени вместе, но стоило сыну подрасти – его всё чаще выставляли на улицу, где он и провёл беспечное детство. Теперь же только улица у него и осталась.

Кулон в виде ножниц вёл себя тихо. Он больше не вертелся и не дрожал. Если в нём и оставалось волшебство, то не желало развлекать фокусами всяких невежд. Можно быть и приветливее к новому хозяину, а то променяет на горстку монет или, не ровён час, переплавит! Кусок золота сбыть легче, чем эту вычурную безделушку – кому нужны ножницы, которые не режут? Камни же, пусть и фальшивые, всё равно могли сойти за настоящие – блестели-то благородно. «Сам дурак поверил», – зло подумал Ро.

Нацепив кулон и спрятав за пазухой, он побрёл вдоль однотипных лавок, обходя глубокие лужи. Сдаваться не стоило. Везёт только тем, кто не опускает рук. Его взгляд искал возможности: широко разинутую сумку с ценностями, зазевавшегося торговца у ящика сочных слив, оброненную в грязь монету. Но наградой стала одна-единственная ржанка на дне деревянной миски у закутанной в выцветшее покрывало старухи – слепой, судя по мутным бельмам. Нет уж. Грабить такую было ниже его достоинства.

Раздражённо свернув в проулок, Ро начал высматривать место, чтобы забраться на крышу. Хотелось погреться в лучах солнца, пока его не заволокли тучи. В Халасате не бывало безоблачных дней, но несколько часов тепла иногда выдавалось. Не потрескивающие жаровни таверны, но и это сгодится. Главное – дать отдых побитым бокам и немного успокоиться. Холодная голова всегда лучше горячей – если только не болтается в петле.

Время шло, и надо было что-то решать. Ещё одного вызова Ро бросать не хотел. Не каждый же день дёргать богов! Нужно и своей головой думать. Достать денег, поесть, убраться подальше. Придётся воровать. Лучше дождаться темноты и наведаться в чьё-нибудь окно. Жаль ловкостью он не мог теперь похвастаться.

Убегая от расфуфыренного колдуна, Ро был слишком опьянён успехом, чтобы осознавать последствия ночных приключений. Наутро болело всё: тело расцвело огромными синяками, ссадина на губе покрылась грубой коркой, а под глазами темнели круги цвета не самого свежего трупа. Спустя день лучше не стало. С таким лицом вообще не стоило шляться по улицам – того и гляди, прилетит за бродяжничество. Выставят за ворота, ещё и пинка дадут на прощание.

Подтянув колени к груди, Ро подпирал дымоход. Стёртые сапоги наконец были ему впору, но он ещё помнил, как они болтались, если не заталкивал тряпки в носки. От кадетских пришлось избавиться – быстро стали малы. Ну и Ликий с ними! Он ненавидел натягивать ботфорты, да и лазать в них было неудобно.

Хотелось подремать, но мысли обступали со всех сторон, настойчиво напоминая о насущном. Они нашёптывали согласиться на три жалкие сардины, попытать счастья у других перекупщиков или обчистить последнего. Но вот пойти поискать работу они не предлагали.

Вряд ли Синебар чем-то отличался от Санси или Ранты. С первых же дней на улице Ро оказался в двойной ловушке – слишком рослый, чтобы вызывать жалость, но при этом достаточно жалкий на вид, чтобы никто не доверил ему честного дела. Выбор, совершённый в прошлом, лишил его многих вариантов будущего, но он предпочитал не отравлять голову ненужными сожалениями, а думать о том, как раздобыть хоть какой-то ужин.

И всё же сон медленно пополз вместе с солнцем, увлекая в обманчивое тепло и кратковременную безмятежность. Немного счастья боги отвели для каждого, пусть оно и таяло при пробуждении.

Треск черепицы под чьим-то весом и лёгкое жжение на груди враз вернули Ро к действительности. Он нащупал кулон, сжал в ладони и ощутил покалывание вместе с неожиданным осознанием – кто-то стоял неподалёку, шагах в двадцати, за дымоходом. Близко.

– Ненавижу крррыши! – раздался хриплый рык, больше похожий на звериный.

– Не переживай, я котам не проболтаюсь, – ехидно отозвался второй голос. Кагмар. Колдун с серебряными ножницами. Это его почувствовал Ро вместе с пульсацией кулона.

– Он где-то здесь. На крррыше. Чую, – сообщил бист. Только существо с волчьей пастью могло произносить согласные с таким рокотом. – Запах свежий.

Ро криво усмехнулся, стараясь заглушить подступающую панику. Уж чем-чем, а свежестью он точно не пах – давно пора было помыться, если не ради здоровья, то хотя бы чтобы сбить со следа всяких псин. Прятаться больше не имело смысла: острый на нюх зверь мимо не пройдёт.

Проклиная коварную Наминэрию, Ро резко вскочил на ноги, рванул вниз по скату и перепрыгнул на соседнюю крышу. От колдунов лучше держаться подальше. Вряд ли его разыскивали, чтобы снова угостить ликёром – скорее вздёрнут или четвертуют. А может, рыжий сид пожелает расправиться с ним лично.

– И́мпас! – выкрикнул Кагмар.

Черепица под ногами вздыбилась и разлетелась осколками. Ро, не глядя, перепрыгнул пролом и помчался ещё стремительнее.

– Стой, мерзавец! Вернись, а ни то пожалеешь! – неслось следом.

Но ветер удачно подгонял в спину, а ноги занялись любимым делом. И только грудная клетка отзывалась болью и грозилась сложиться капканом, если её не перестанут проверять на прочность.

Фехтовальщик из него вышел так себе, боец – и подавно, но в беге мало кто мог с ним сравниться. По плацу, через полосы препятствий, по шатким лестницам и узким перекладинам – он носился с лихой безрассудностью, падал, разбивался, но каждый раз вставал и бежал ещё быстрее. Эти навыки не раз спасали ему жизнь. И сейчас он вновь делал ставку на лёгкие ноги.

Синебар разительно отличался от прочих городов Юга. Здесь словно соревновались в высоте – здания вздымались на пятьдесят-шестьдесят футов, теснясь так плотно, что образовывали сплошную каменную стену, лишь изредка прерываемую узкими арками и проулками. Крыши перетекали одна в другую, становясь причудливыми мостами, вымощенными не булыжником, а черепицей и выцветшими досками. Но в этом таилась опасность – в любой момент можно было провалиться если не целиком, то хотя бы ногой. Ро выбирал путь осторожно, ступая лишь там, где предположительно проходили несущие балки. Жителям верхних этажей оставалось только сочувствовать – наверняка они слышали топот, а на их головы с потолка сыпалась пыль.

Казавшийся бескрайним простор для бегства обернулся ловушкой. Куда не кинься – везде как на ладони. Нужно было только оторваться и юркнуть в какой-нибудь неприметный дворик. Но вокруг – лишь людные улицы, да и толпы́ недостаточно, чтобы в ней раствориться.

Перепрыгивая через очередной переулок, Ро переоценил свои силы, едва ухватился за карниз и повис над головами горожан. Раздались возгласы – кто-то ахнул, кто-то закричал. Внизу засуетились стражники. Выругавшись, Ро рывком подтянулся. Едва забравшись на крышу, тут же понёсся дальше. Какая разница, кто за ним гонится – наёмники или стража? Пусть хоть поубивают друг друга из-за добычи! Хотя… Судя по тому, как легко он их обставил своими манёврами, погоня наверняка уже отстала. Или просто махнула на него рукой.

Ро обернулся на бегу – и едва не споткнулся от неожиданности. Позади, неотступно преследуя, мчался огромный бист с волчьей мордой, чья белоснежная шерсть уже покрылась серой пылью. Из оскаленной пасти свисал язык, а жёлтые глаза пылали яростью и страхом высоты.

«Ну и упрямая псина», – мысленно посетовал Ро, резко сворачивая к краю крыши. Там один за другим тянулись балконы, укрытые сетками, по которым вился пышный виноград. Хрупкие на вид прутья с бряцаньем выдерживали худощавое тело, но вот трёхсотфунтовая туша – совсем другое дело. Громкий скрежет, треск ломающихся досок и глухой удар – Ро даже не нужно было оглядываться, чтобы понять: преследователь провалился.

Не теряя ни секунды, он изменил направление. Ладони и подошвы сапог заскользили по отвесным стенам узкого переулка – так близко стояли здания. Два этажа вниз – и он ввалился в распахнутое окно, пронёсся через чью-то комнату, оставив за собой грохочущую занавеску из разноцветных бусин, перепрыгнул через низкий стол и гору подушек, взлетел по лестнице и вынырнул в окно прямо на шаткие строительные леса с другой стороны здания. Чем изобретательнее он петлял, тем меньше сил оставалось, но зато крепла уверенность, что сегодняшний день – не последний.

Ро остановился, чтобы перевести дух, облокотившись на перила узкого переходного мостика, соединявшего верхние ярусы пятиэтажных домов. В таких кварталах жили бедняки – семьями и группами, набиваясь по пятеро-семеро в одинаковые комнатушки. Некоторые ютились прямо в коридорах. Чужаки здесь были привычным делом – каждый день появлялись новые лица в поисках ночлега. И всё же белокурая голова неизменно привлекала любопытные взгляды. Дети таращились, не скрывая интереса, взрослые перешёптывались за спиной. Навряд ли в этих трущобах часто видели алорцев – они были редкими гостями в Халасате.

После бега ноги горели от усталости, но расслабляться было рано. Ро напряжённо озирался, когда в дальнем конце коридора заметил движение – высокий силуэт грубо расталкивал местных жителей. Даже в полумраке невозможно было не узнать всклокоченную белую шерсть и зловещий оскал.

– Ликий! – выругался Ро, срываясь с места.

Видимо, рыжий сид не поскупился на вознаграждение. Сложно сказать, что сильнее его обидело – украденный кулон, отвергнутое предложение или нанесённое оскорбление. Не стоило рассчитывать на снисхождение. Оставалось только бежать – и желательно убраться из города до наступления ночи. Вот только как отправляться в путь с пустыми карманами и без куска хлеба про запас?

Крыша. Доска. Прыжок. Новая крыша. Тело само находило ритм в этом безумном бегстве, хотя каждый поворот требовал молниеносных решений. Мысли ухватились за единственную цель – река. Только вода могла сбить биста со следа. Всё остальное стало фоном, помехой, лишним шумом.

На очередном вираже кулон внезапно воспылал на груди, будто раскалённый уголь. Ро инстинктивно рванул в сторону, предчувствуя ловушку, и на полном ходу врезался в возникшего на пути Кагмара. Тот появился буквально из воздуха и был удивлён столкновению не меньше. Оба тотчас покатились по крутому скату, отшибая локти. Ножницы – изящные, почти фут длиной, с искусной чеканкой на массивных кольцах – выпали из рук халасатца и звякнули о черепицу. Ро успел разглядеть их в падении – и тут же ослеп. Тысячи жгучих оранжевых искр закопошились в глазницах. Мир превратился в калейдоскоп боли и вспышек.

– Убью-у-у! – донёсся пронзительный вопль Кагмара. – Бишак, лови его!

Крик словно окатил Ро ледяной водой – зрение вернулось в тот же миг. Он всё ещё катился по скату, неумолимо приближаясь к краю. Инстинкт сработал быстрее мысли – резкий толчок, и инерция бросила его в прыжок.

Мощная лапа биста рассекла воздух в дюйме от драного рукава, обдав его дуновением. Ро перемахнул пропасть между домами, осознавая, что летит вниз головой. Сгруппировался, перекатился, ударился плечом – через мгновение он был уже на ногах. И снова бежал.

«Видел бы это капитан!» – мелькнула ироничная мысль. Увы, о рекомендательном письме в воздушный флот дезертир и не мечтал. Единственное, на что он мог рассчитывать – приказ о повешении.

Черепица под ногами. Шаткие мостки. Резные балконы. Узкие балки. Крутые ступени. Всё проносилось мимо, неважное и размытое. Сердце стучало, рёбра скулили, лёгкие нещадно сжигали воздух. Кулон на груди то затихал, то снова пульсировал – будто живое существо, рвущееся на волю. Глаза лихорадочно выискивали путь, но улицы Синебара не предлагали спасения. Тогда ноги создавали его сами – отталкиваясь, перепрыгивая, находя опору там, где её быть не могло.

Быстрее. Дальше. Выше.

Больше всего на свете Ро жалел, что не умеет летать. Нужно было невозможное – такое препятствие, где преимущество останется только за ним одним. Где ни человек, ни бист не смогут состязаться. Силы таяли с каждым шагом. Оставался последний шанс – бросить вызов не преследователям, а самому себе.

Небо было слишком синим, а солнце слишком ярким, чтобы больше никогда их не видеть. За свою жизнь Ро часто падал, но и немыслимое совершал не единожды. Впереди зиял проспект – шире провала между казармами, но заметно у́же пропасти между Алуаром и свободой. Правда, тогда Ро был моложе. Легче. Сильнее. Тогда у него не ныли кости и потроха, а желудок не сводило от голода. Тогда он ещё ничего не знал о настоящей жизни.

Дом кончился и началась пустота. Подошва правого сапога оттолкнулась от черепицы, колени взлетели почти до груди. Ветер затрепал рукава с одобряющим свистом. Футы сгорали, как подожжённый фитиль. Край заветной крыши нёсся навстречу. Никакие законы природы не были способны препятствовать желанию выжить… правда не всегда могли его утолить.

Не хватило совсем чуть-чуть, чтобы приземлиться на крепкое здание. Руки загребли по воздуху, пальцы царапнули голую стену. Тело рухнуло вниз, задевая жёсткие подоконники. За вспышками резкой боли последовал беспощадный удар, и самый солнечный день поглотила кромешная тьма.

***

Чёрная пелена обволакивала сознание – вязкая и удушающая. Первым пробудилось чувство холода. Влажный и ледяной, он просачивался сквозь одежду, пробирал до костей. Что-то твёрдое упиралось в висок. Боль пульсировала в черепе, разливаясь резкими волнами по всему телу.

Когда тьму наконец пронзил свет, Ро пожалел, что очнулся. Из груди вырвался стон, громкий и неожиданный. Запах врывался в ноздри едкой смесью рвоты, запёкшейся крови и чего-то ещё, куда более зловонного. Тошнота сводила желудок, заставляя его судорожно сжиматься.

Ро боялся пошевелиться. Внутренний голос подсказывал – дела его плохи. Пальцы, онемевшие и непослушные, нащупали под собой каменный пол, стылый, как сталь на морозе.

Света было мало – лишь жёлтые расплывчатые пятна, пляшущие на стене от одинокой лампы где-то вдалеке. Вокруг – только серый камень под ворохом пыльных теней.

И вдруг – звуки. Резкие, как удары кнута. Они вонзались в разум, точно ржавые гвозди. Шаги. Звон ключей. Скрежет решётки. Голоса.

– Я разве велел его убивать? – в вопросе звучало раздражение. Ро сразу узнал Рамифа и пожалел, что ещё дышит.

– Так ведь живой! Был… минут десять назад, – оправдался Кагмар обиженно-возмущённо.

– Ещё и живого места на нём не оставили…

– Светочем клянусь, я его и пальцем не тронул! Он сам с крыши прыгнул! Дурной какой-то!

– Дурной, – согласился сид.

– Еле угнались за ним, – продолжил объясняться Кагмар. – Если он без нача́ров так скачет, боюсь представить, что будет…

– Что будет?! Ты мне почти что труп притащил! – крикнул Рамиф, и что-то с лязгом ударило по решётке.

– Так это… я его поймать успел, – уже с меньшей уверенностью выдал наёмник. – Ну то есть замедлить… Это всё ваш кулон…

– Ну ты, конечно, молодец. Но много ли мне теперь радости его избивать?

– Так дышит же, глядите!

– Вот как ни увижу тебя – кольцевой, а как ни посмотрю – идиот беспросветный. Исчезни, пока не оказался на его месте!

Судя по торопливым шагам, Кагмар предпочитал пожить подольше и о собственном здравии пёкся сильнее прочего. Сапоги застучали звонкими подошвами.

Каждый звук отдавался в голове глухим гулом, будто внутри гигантского колокола. Хотелось умереть или снова провалиться в черноту забвения. Даже этот тусклый, рассеянный свет резал глаза, причиняя боль и без того изломанному телу.

Ро осторожно пошевелился. Он лежал на спине, но перекошено, завалившись на левое плечо. Комната медленно вращалась перед глазами, то уплывая в сторону, то возвращаясь обратно, пока наконец не замерла в зыбком равновесии. Морщась, он оторвал щёку от пола и с тихим стоном опустил затылок на камень.

Носок чужого сапога коснулся бока. Это был не удар, а лишь лёгкий тычок – брезгливая попытка привлечь внимание.

Превозмогая агонию в каждом суставе, Ро подтянул ноги и, стиснув зубы, приподнялся на локтях. Отползти не удалось: спина упёрлась в стену. Комнатушка оказалась не больше десяти футов в длину и не имела ни окон, ни мебели. Повсюду – жёсткий камень и грязные тени. Оставалось лишь забиться в угол и сожалеть, что не расшибся насмерть. Редкая сука – удача.

– Знаешь, а ты везучий ушлёпок, – подбодрил Рамиф, глядя сверху вниз и невесело ухмыляясь. – Ещё вчера я хотел тебя выпотрошить, но сегодня уже передумал. – Партия выдалась долгой и утомительной, и теперь он наслаждался победой. – Так легко ты не отделаешься.

Волшебный кулон висел у него на груди, поблёскивая фальшивыми янтарями – такими же рыжими, как волосы сида и его чудовищные глаза. Как у самого Ликого, не иначе. Шёлк и парча, золотая вышивка и перстни – у таких людей всегда есть время, чтобы отнимать его у других. Почему бы не медлить, великодушно подарив несколько давящих мгновений?

Ро запрокинул голову. Сверху на него уставился низкий потолок, немногим выше человеческого роста. Смотреть некуда, кроме как на потешавшегося колдуна, нависшего над пойманным вором.

– Ничего не хочешь мне сказать? – жестокая улыбка изуродовала холёное лицо сида.

Возможно, он ждал извинений или хотел, чтобы его умоляли. Быть может, это позабавило бы его или даже удовлетворило. Увы, сегодня и его поджидало разочарование. Ро не собирался унижаться. Проиграл – так проиграл. Любые последствия и удары судьбы он встречал с вызовом и вздёрнутым подбородком.

– Знаешь, нормальный вор стащил бы кошель, – заметил Рамиф, самодовольно скалясь. – Сейчас бы плыл в столицу, загорая на палубе. Но ты не лукавил, что не особо хорош в этом деле. – Он зажал между пальцами кулон и в задумчивости потёр его. – Вор всегда знает, чего хочет. А ты?

Обычно Ро хотел есть, спать или сняться с места и пуститься в путь. Сейчас он согласился бы просто ничего не чувствовать и не думать. Но вот чего он точно не хотел, так это отвечать на дурацкие вопросы.

– Янтарь не знает покоя, – продолжил сид свой неспешный монолог. – Ты прогоришь раньше, чем это осознаешь. Да и откуда тебе знать? Кровь истинных сильна, даже малая капля. Скажи спасибо тому, от кого унаследовал дар. Люди не способны вынести этого жара. Даже алорцы.

Прежде Ро не связывался с душевнобольными и предпочёл помалкивать. Может, выговорившись, колдун остынет и решит избавиться от него по-быстрому?

– Сложно винить тебя в том, что от тебя не зависит. Но ликёр в лицо?! Знаешь, что я делаю с теми, кто просто косо на меня посмотрит?

Потянулась тишина, требовавшая ответа.

– Наверное, убиваешь? – предположил Ро.

– Я что, по-твоему, сумасшедший? – возмутился Рамиф и даже отступил на полшага. – Нет, конечно! Но на место я таких выскочек ставлю. А ты даже не выскочка. Выбрось тебя на улицу – подохнешь сам. Твоя жизнь – худшее для тебя наказание.

Ярость поборола усталость и боль. Ро далеко не всем нравилась его жизнь, но другой у него не было. Ошибок он совершил немало, но точно не хотел обратно в Алуар или на порог притона какой-нибудь банды.

– Да пошёл ты! – процедили губы сами собой. – Делай, что хочешь, только заткнись.

Обычно за такое давали по роже. В гневе богатые ничем не отличались от бедных и готовы были марать руки, вымещая злость. Но Рамиф и бровью не повёл. От колдуна стоило ожидать чего угодно, но точно не того, что последовало.

– Вставай и иди за мной, – приказал он и вышел, оставив решётчатую дверь распахнутой. – И не отставай. Терпеть не могу, когда меня задерживают.

В смятении Ро предпочёл бы, чтобы его побили, чем заставили шевелиться. Но путь на свободу был один – и начинался точно не на полу глухой темницы.

Опасаясь развалиться на части, он приподнялся, опираясь на стену, и сделал несколько осторожных шагов. Левую ногу пронзила острая боль. Тут же накатило головокружение. Но Ро решил: пусть на нём едва ли осталось живое место, но для упавшего с большой высоты он сохранился до неприличия целым. И заковылял, подтаскивая ногу. Бедро кололо судорогой, колено еле сгибалось. Больше по крышам ему не побегать. Лишь горячее упрямство не позволяло рухнуть и, наконец, издохнуть.

Рамиф не торопился, шёл размеренным шагом и молчал, лишь изредка бросал любопытные взгляды через плечо, всякий раз убеждаясь, что пленник следует за ним. Ро то и дело хватался за решётки пустых темниц, а когда они кончилось – сцепил зубы и пошёл без опоры. С каждым футом он убеждался, что эта отсрочка хуже наказания.

Коридор внезапно оборвался – ни дверей, ни арок, будто следующий зал был естественным продолжением тюрьмы. Двое стражников – крепкие лбы с бандитскими рожами – вытянулись по струнке при виде сида. Формой им служили разномастные кожаные доспехи и синие шерстяные плащи. Почти как у Кагмара. Это и казалось странным, ведь в Халасате предпочитали совершенно другие красители: красный, жёлтый, оранжевый. Жизнерадостными цветами жители Страны Гроз компенсировали пасмурную погоду.

Рамиф прошёл мимо стражников, даже не взглянув на них. Те озадаченно посмотрели на пленника, еле переставляющего ноги, но вопросов задавать не стали.

Сид направлялся к следующему проходу-провалу. Такие высокие потолки могли быть только в каких-нибудь замках. Стены из гладкого камня казались сплошными, словно то не полированные плиты, а цельная скала, внутри которой высекли залы – один, второй, третий. Коридор, широкая винтовая лестница. Изощрённая пытка даже для здоровых ног.

На новом пролёте начинались длинные окна с прозрачными стёклами толщиной в кулак. За ними кружилась густая метель, швыряя огромные хлопья и пытаясь залепить ими обзор. Ро застыл на площадке, не веря глазам. Какой в Халасате может быть снег? Он и в Алуаре-то выпадет не раньше, чем через два месяца. И то будет лёгкий мороз со скудным инеем, а не пурга, способная хоронить города.

– Пошевеливайся! – прикрикнул Рамиф.

Злить его хотелось всё меньше. Куда отсюда бежать? И зачем? Чтобы замёрзнуть насмерть, и тело никогда не нашли? Не стоило связываться с колдунами!

Каждая часть тела – стопа, голень, бедро, рёбра, локти, плечи, голова – ныла и протестовала. Боль заглушала любые чувства, но не могла сломить упрямство. Упасть означало сдаться. Только идущий найдёт выход. А если его нет? Что же, не попробуешь – не узнаешь. Жаль только, что лестнице не было конца.

Навстречу спустились два алорца – осанистые, беловолосые, в непривычных синих котанах. Поравнявшись, они почтительно склонили головы перед сидом, а потом уставились на сородича в немом недоумении. Ро готов был провалиться сквозь землю, но сделал вид, будто не замечает их, и постарался хромать как можно меньше.

Через два пролёта лестница наконец кончилась. Снова коридоры, залы с огромными окнами, за которыми кружился всё тот же снег, а вдалеке белели горные вершины.

– Где это мы? – решился спросить Ро.

– На острове Мглад, – ответил Рамиф. – Вряд ли ты о таком слышал.

И правда: не слышал. Уж точно запомнил бы. Погода пугала, но здание изумляло не меньше. Ни ставень, ни щеколд, ни даже дверей – если попадался проход, то стена просто прерывалась, будто вырубленной в скале дырой. Вряд ли так экономили на рамах – всё остальное выглядело безупречно. А по масштабам это была даже не крепость, а целый город!