Читать онлайн Ни о чем

Иди ко мне (монолог усопшего)

Иди ко мне…

Ты будешь дышать, пока я скрываю свои раны под вуалью храбрости.

Иди ко мне…

Ты пылаешь, и я чувствую, что твой жар вот-вот меня расплавит, но не могу противиться.

Иди ко мне…

Когда-нибудь я умру, но обещаю – до этих пор я буду жить и хранить твой лик кровью в своих артериях.

Твой голос играет музыку – я задыхаюсь. Когда ты спишь, я защищаю тебя, чтобы ни одна потусторонняя тварь не смогла забрать тебя у меня.

Ты – всего лишь мой мир, и этого более, чем достаточно, чтобы влюбляться в тебя каждый раз.

Посмотри на меня. Это все – для тебя одной.

Нелепая челка и по-детски наивный взгляд. Забери их. Они принадлежат тебе.

Кривые пальцы и кости под тканью моей одежды.

Я дарю тебе всего себя, но обещай – ты никогда не отрешишься от этого.

Иначе я сгину, исчезну, иссякну и пропаду. Иначе все рухнет и не останется ничего.

Но твой голос играет музыку, и я счастлив. Потому что твой голос – единственное, что доступно мне.

Ты чувствуешь меня? Чувствуешь меня, как прежде?

Нет. Конечно же нет…

Потому что ты все еще жива, а я – по-прежнему нет.

Тело мое исхолодало с тех пор, как меня закопали под землю. Но каждой клеточкой я продолжаю чувствовать твою причастность.

Ты не приходишь ко мне. У тебя совсем другие заботы.

А я все еще чувствую твои руки на своих плечах.

Я все еще слышу твой голос.

Он напоминает мне детство. Только его. Потому что мне больше нечего вспомнить. Ты целовала меня на поле подсолнухов, и я тонул. Ты позволяла прикасаться к твоим волосам, и я дрожал.

Мне не было ничего прекраснее с тех пор. Я остался там навсегда.

Я здесь один. Все еще брожу среди цветов и пытаюсь найти твои поцелуи.

Их здесь нет. Как и тебя самой.

Здесь все мертвы. Один я живой.

Почему ты перестала приходить ко мне?

Я ждал. Я ждал, как ждут только воссоединений после разлуки.

Ты – моя разлука.

А я все еще жду тебя.

Знаешь, это совсем не больно.

Страшно, но не больно. И все же я предпочел бы жить рядом с тобой, чем умирать вот так, как я умираю сейчас.

Ведь тогда, в тот самый день, я совсем не умер. Я научился ходить сквозь стены и скрипеть дверными петлями.

Я говорил с тобой. Ты меня слышала?

Нет. Конечно же нет…

Ведь ты все еще жива.

А я все еще люблю тебя.

Я умираю сейчас. Не тогда. В тот день вы закопали мое тело.

А я остался.

И вот мне придется снова умереть. Но, знаешь, ведь в этот раз куда больнее…

Я приходил к тебе. Видел твою дочь и сына. Как жаль, что они не наши. Твой муж хороший, но грубоват. И все же ты счастлива, поэтому счастлив и я.

Но почему же по ночам ты плачешь в свою подушку?

Неужто вспоминаешь обо мне?

Мне известна правда, но, пожалуйста, приходи.

Чтобы я мог любить тебя, как прежде. Чтобы мне не было больно умирать.

Ты видела меня?

Хоть краем глаза?

Я колебал в вашей комнате шторы, и ты смотрела куда-то сквозь, а целовал тебя в нежные губы, и ты просыпалась средь ночи.

Ты повзрослела, а мне так странно.

Ты взрослая замужняя женщина, а я – всего лишь мальчишка. Хоть и на год старше.

Твои дети взрослели на моих глазах.

С тех пор, как меня не стало, все изменилось. Кроме тебя.

Ты все еще любишь меня. Иначе бы я иссяк.

Скажи каково это – целовать других, представляя мое лицо?

Ты добавляешь в чай три ложки сахара, чтобы он не был соленым. Ты набираешь себе полную ванну и ложишься на самое дно.

Ты смеешься фальшиво. Я знаю.

Но не смей касаться ножа.

Ведь одному лишь мне известно, отчего тебе хочется умереть.

Спи, любовь моя. И пусть тебе снится вечность.

А я приду и снова тебя поцелую. Тогда ты проснешься.

Теперь задыхаешься ты.

Но не бойся, это скоро закончится.

Иди ко мне…

И позволь мне снова тебя любить.

Slivki

1. Без сахара

1

Тихим туманным днем каждый второй посетитель кофейни «Сливки» заказывал капучино и просил баристу только об одном:

– Без сахара, пожалуйста…

Без проблем. Тонкие пальцы бегали по столу, хватая сначала один прибор, затем другой, автоматы гудели как положено, и это естественно – ни одно заведение в Театральном квартале не простояло бы и минуты без холодильников, генераторов льда, шейкеров, капучинаторов и еще многих прибамбасов с замудренными названиями. Варили кофе они исключительно на газовой плите – в этом их фишка. В конце концов, люди, живущие здесь, закаляли свое эго не в проулках, где часто встречались дотошные ленивые задницы, а в номерах люкс отелей пяти звезд, не меньше. Дети богатеньких пап, удачливые инвесторы, вложившие свой капитал в крупные корпорации, молоденькие шлюшки, захапавшие себе старенького бизнесмена, который если не сегодня, то завтра…

В общем, репутацией это местечко обладало немалой, ну и еще бы – только у их парковки стояли с несколько десяток черных автомобилей класса S, а что творится между двумя врезающимися в небо зданиями – допотопным обывателям остается только гадать.

Хмурый на вид бариста, лет двадцати пяти, с комично-приветливой улыбкой встречал посетителей-завсегдатаев, решивших, что в пасмурную погоду сахар добавлять не требуется, потирал лоб от пота (стояла немыслимая духота) и то и дело засматривался на блондиночку, сидевшую за столиком у окна. Она пила из трубочки грейпфрутовый лимонад и кусала сэндвич с лососем. Он знал ее вкусы наизусть, считывал их с лица и вульгарного декольте, а потому, когда она заказала двойной эспрессо и гамбургер, предложил ей более деликатный вариант (дамочка решила перепробовать все меню, не иначе, однако не учла разносортность собственных вкусов и своего заказа). Она осталась довольна, и покачивающаяся под столиком ножка, висящая на другой, добавила его серому лицу щепотку уверенности в себе.

Однако интересовала его совсем не ножка, а то, что находится чуть повыше. Вонзив свой взгляд в перекрестия ляшек, он с предвкушением ждал того момента, когда ее ноги, наконец, начнут затекать, и она опишет ими две дуги, меняя местами левую с правой. Розовая юбка-клеш скрывала в своей тени объект его тяготения, секунда другая, и она выставит напоказ свои трусики, шелковистые, как он полагал. Попивая лимонад из трубочки, блондинка начинала ерзать, а парнишка глотал сухую слюну и ждал. Ждал так, как не ждал выпускного и лишения девственности, с крепко сжатой челюстью и нагревающимся пахом. И вот она подалась назад – он задержал дыхание – он заприметил движение носка ее туфли и перед взором его возникла женская рука с острыми ногтями, машущая прямо перед его лицом.

– Эй, оглох что ли? Я говорю вы можете заварить мне кофе?

В одно мгновенье он обернулся и увидел девушку, стоящую у стойки. Первым делом он увидел ее оценивающий взгляд, как у самой прожженной училки, и только потом ее лицо. С синевато-зелеными глазами глубиной с Марианскую впадину, сочными, как дольки апельсина, губами, окрашенными красной помадой и четкой линией ее длинного, по плечи, каре. Его разыгравшийся пыл мигом потух, моргая глазами, он пытался вспомнить, где вообще, черт бы его побрал, находится. Он пялился на гостью вопросительным знаком и с какого-то перепугу думал о ногах…

– Ч… Что, простите? – спросил он, краснея. Если она догадается о его желании повидать трусики блондиночки, ему придется пылать со стыда до конца рабочей смены. Какой ужас… И почему мне кажется, что она умеет читать мысли?

– Нет, ну вы точно глухой, – девушка кинула смешок уголком рта, покачала головой и повторила тоном, каким обычно разговаривают с умственно-отсталыми, но весьма сдержанно. – ВЫ… КОФЕ… ЗАВАРИВАЕТЕ?

Она говорила с расстановкой, голосом как у птички, парень подумал, что нагрубить этой девушке оказалось бы огромной ошибкой и поэтому молчал, проглотив обиду. Мысли о части тела, куда впиваются ножки его пассии, тут же исчезли, оставив осадок горечи в горле и неудовлетворенность его воображения. Но теперь его волновала не материя ее белья, нет, его волновало совсем другое – лицо девушки напротив…Оно… Оно прекрасное, думал он. Пусть она брюнетка, а не блондинка, но какого же интересно… Низ его живота горел так, будто вот-вот его дружок не выдержит.

– АУ! Мужчина! – к большому удивлению, она говорила не со злостью, но с отчетливой строгостью. На лице ее не было черт возмущения или придирчивости, она была спокойна, но хотела получить этот чертов кофе.

– Да-да! – отозвался он, оживший, как зомби. – В нашем заведении используются исключительно элитные сорта кофейных зерен… – улыбка засияла на его лице, – … привезенные из стран Южной и Центральной Америки, стран Африки и Азии. Мы используем все степени обжарки и все виды помола – грубый, средний…

– Пожалуйста, – перебила она с тоской, – можно мне просто кофе?

– К-х… Э-бэ… – он зашипел как поломанный радиоприемник и на лбу у него вновь выступила испарина (в этот раз не от жары). После паузы пустых переглядываний он ответил. – Конечно… – и добавил, – принцесса…

Обращаться к девушкам словом «принцесса» было его личной фишкой, и он привык видеть хихикающих дам после этой фразы, но сейчас…

Когда он, наконец, отвернулся делать этот проклятый кофе, то выдохнул с облегчением. Такого стыда он не чувствовал даже тогда, когда его мать застукала его за просмотром фильмов для взрослых, причем очень откровенных. Джеки, кричала она, как ты можешь? Тебе ведь всего шестнадцать…

Слава всем Богам, что я съехал оттуда, думал Джеки.

Отмеривая молотый кофе в турку, он радовался, что эти сине-зеленые глаза больше его не сверлят. Не сказать, что она серая мышь – это далеко не так, совершенный антоним, безупречная лань, если можно так сказать, или белая рысь… Он поймал себя на мысли, что эта девушка нравится ему даже больше одинокой блондиночки, хоть она и не была одета в вульгарную одежду и в ее голосе не чувствовалось игривой нотки, как у всех «нормальных» девушек. Джеки покосился на нее – белая широкая блуза, не облегающая ее прелестей так, как ему это нравится, и черные брюки, скрывающие формы ног.

– Вот ваш кофе, пожалуйста… – сказал он, подавая бумажный стаканчик с выдавленным рисунком кофейных зерен в стиле минимализм.

– Спасибо…

В голове его снова возник образ тех стройных ножек в розовой юбке-клеш и снова он опьянел, представляя, как раскрывает размытую туманом воображения тайну. Такие девушки, как она, предпочитают кружева, он точно не знал этого, лишь полагал. Пока, как он сказал, очередная «принцесса» рассчитывалась за кофе, он еле сдерживал трясущиеся от любопытства глаза, дабы не направить их в тень, кроющуюся между ногами. Он чувствовал себя наркоманом, желающим дозу, и лишь на долю секунду, в пол оборота шевельнул глазами…

– А! Я поняла! – вдруг сказала девушка с темными волосами. – Ты все ждешь, когда она раздвинет ножки и ты сможешь увидеть ее трусики? – она сказала это с вызовом, с женским вызовом, каким они обычно заводят мужчин. – Не будь таким наивным… – она прищурила веки, вчитываясь в имя на фартуке, – … Джеки!

– Но я…

– Т-с-с… – зашипела как змея, – предложи ей фирменный латте с двойной порцией сливок и шоколадной крошкой за счет заведения, не будь тряпкой, познакомься с ней! – ее интонация напоминала рычание львицы или гул мотора итальянского спорткара. – Если хочешь знать, она и сама на тебя время от времени поглядывает. Она часто здесь бывает, ведь так?

Джеки кивал, выпучив глаза. Она продолжила:

– И каждый раз она садится за столик у окошка, закидывая ногу на ногу? – Бинго! – Значит бери дело в свои руки, будь наконец мужчиной…

Она поманила его указательным пальцем и наклонилась к самому его уху, зашептав одними губами:

– Ярко-красные стринги, и натянуты они так, что ты увидишь не только их…

Под тонкой щетинистой кожей шеи дернулся кадык.

Затем она отстранилась и ласково улыбнулась ему, протянула руку и аккуратно согнула палец за пальцем, прощаясь с ним. Двери распахнулись и сомкнулись вновь. Джеки стоял смирно, словно обделавшийся посреди улицы ребенок, и медленно водил шокированными зрачками.

Спустя пять минут, он подошел к желанной блондиночке, сжимая в трясущейся ладони стакан. Кашлянул, она повернулась к нему.

– Привет… – сказал он ей, выделывая улыбку. Губы ее раздвинулись, обнажая ряд идеально ровных, белоснежных зубов.

– Привет!

2

Пока за окном в самых что ни на есть кишащих районах города вовсю бурлила жизнь, в Театральном квартале, который строился для «не таких как все» она медленно тлела сигаретой в безветренную погоду. Закрытая территория, личная парковка, панорамные окна и круглосуточная охрана. Вход только для своих. Из окон доносилось легкое благоухание дорогих парфюмов и изысканной выпечки. Шумные соседи здесь не то что не беспокоили – их в принципе не было. А если даже и были, шумоизоляции хватало настолько, чтобы проводить вечеринки человек на двадцать. В одной из таких квартир (достаточно зоркие соседи дома напротив могут это подтвердить, окна зашторены не были – висела вуаль) расхаживала юная девушка.

Наклонившись над барной стойкой, разделяющей кухню с гостиной, она в одних лишь белых трусиках звякала металлической ложкой, что-то размешивая. Босая, она касалась холодного кафеля, отчего по бархатистой коже бежали мурашки, и время от времени стояла на одной ноге в попытке согреть вторую. Темные волосы скользили по гладкой шее, остроконечные пальцы одной руки сжимали стеклянный стакан, другой – перемешивали его содержимое. Ее грудь подергивалась, соски твердили от холода. Поднеся приготовленный напиток к носу, она окунула в него сине-зеленые глаза, оценила на вид и вдохнула его аромат. Подчеркивая тонкие полоски ключиц, она пожала плечами и пошла на цыпочках, бесшумно, словно легкий летний сквозняк.

Шевеля бедрами с покровом персикового пушка, она поднялась по лестнице на верхний ярус квартиры, находящийся ровно над гостиной, и посмотрела на спящего в постели мужчину. На лице девушки блеснула улыбка, искренняя и теплая. Пройдя вдоль стеклянного ограждения, она поставила стакан на дизайнерский комод, наклонилась и зацепила пальцами лежащий на полу лифчик. Закинув руки за спину, надела его. Еще раз посмотрела на мужчину. Молодой, стройного телосложения, с темными растрепанными волосами, он сопел, подложив левую руку под голову, отчего мышцы на его руке напряглись и застыли. Внезапно дыхание девушки стало тяжелым, голова пошла кругом, и она лишь подумала о том, как бы ей не свалиться через ограждение прямо на журнальный столик в гостиной.

Вот это было бы доброе утро!

Он нравился ей, безмерно нравился, но был подозрительно молодым, хотя, по большей части, возраст ее не интересовал. Ох, Лиззи, Если бы вчера ты отдавала себе отчет о происходящем, тебе ни о чем не пришлось бы… Но она и так ни о чем не жалела. Эта мысль дрогнула в ней внезапно, как порою дергает в преддверии сна, когда тебе снится падение с большой высоты. Посмотрим, насколько опасным для меня окажется это падение, Думала Лиззи. Закусив губу, она вспоминала вчерашний вечер, вспоминала вчерашнюю ночь… Холод квартиры вдруг показался ей уютным теплом, затем все ее тело окутал жар. Она наблюдала за тем, как в мышцы его груди врезались кубики пресса, и снова она поймала себя на мысли, что ни капельки не жалеет, а наоборот – хочет еще.

Она плавно двинулась к помятой постели, задрожала всем телом, но не от холода, в низу ее живота нечто пульсировало огнем, заставляя стонать все внутренние органы. Сердце ее стучало так, что закладывало уши, ноги подкосились и она села рядом со спящим мужчиной, моим мужчиной – подумала Лиззи Стивенсон. Положив руку ему грудь, девушка почувствовала как он дышит и как нагревается воздух в его легких, из ее горла вырвался слабый стон. Она провела по его телу кончиками пальцев и приложила ладонь к его теплому животу. Все это время она смотрела на его лицо, на черные густые брови под шелковистыми локонами его волос, нос с небольшой горбинкой, и острые скулы. Казалось, притронувшись к ним, можно порезать руку.

Она выдохнула горячий воздух, словно снимая боль, и приложила ладонь на шершавую щеку. Лиззи могла вечно смотреть на его монотонно сопящее лицо, могла вечно касаться его тела, и могла вечно… быть с ним.

– Э-эй, – сказала она заботливым материнским тоном, – просыпайся!

Его левое веко приоткрылось, и бездна показалась в его черных глазах, губы растянулись в улыбке.

– Доброе утро, Сюзи, – сказал он и переложил свою руку на ее ладонь, что касалась его щеки. Он ожидал удар.

– Ты знаешь мое имя, Уилл, – внезапно с любящего материнского тона ее голос сменился сестринским, не злым, однако, по-прежнему добрым, – хорош придуриваться.

– Хорош придуриваться, – повторил он, растягивая свое тело в кровати. Лиззи не смогла сдержать глубины дыхания, наблюдая за его мышцами, она закусила обе губы, – поэтому ты называешь меня Уиллом?

Он улыбался. И Лиззи тоже улыбалась. Все знают правила этой игры, она называется «Заставь его ревновать». Смотря друг другу в глаза, они смущались и одновременно радовались. Будто сама безмятежность этого утра выпала именно на их долю, а не на долю кого-то другого. Красивые и молодые мужчина и девушка, проснувшиеся в одной кровати после долгой ночи, безумно долгой… Никто из них не знал, чем это кончится, но оба таили счастье в укромных уголках сердца. Будучи полураздетыми, их ни капли задевал тот факт, что до прошлой ночи они виделись всего несколько раз и толком друг друга не знали. Их волновало совсем другое – внезапный огонь, вспыхнувший у каждого в груди вчерашним вечером. Под светом уходящей луны они не пользовались телами, а любили их, он – девушку, шея которой искрилась от поцелуев, она – мужчину, чьи руки сжимали ее бедра.

– Я приготовила тебе кофе, Оливер. – Лиззи протянула ему стакан, от своего имени, льющегося с ее губ, ему стало тепло. – Вчера ты просто ныл, что не можешь без кофе по утрам, и я не смогла поступить иначе, – она иронично закатила глаза, говоря это.

– Прямо-таки ныл? – спросил он, принимая кофе. Его пальцы коснулись ее руки, оба посмотрели в глаза напротив и утонули в них на неописуемый период времени. Им хотелось этого, хотелось тонуть в них, хотелось набирать их воду в легкие и медленно опускаться на самое дно. Без криков о помощи, без ударов руками об их поверхность, тихо и беспристрастно предаться самозабвению.

– Как мальчишка, – она наиграно хихикнула, – мы оба были пьяны до беспамятства, Олив…

– Вчерашнюю ночь я запомню надолго…

Лиззи смутилась, опуская глаза вниз, он последовал ее примеру и повел свой взгляд от ее лица к плечам, от них – к ее груди, к талии, к закруглившимся ягодицам и стопам ног. Его обдал жар, он напряг скулы и они стали еще острее.

– Вот только не нужно смотреть на меня как на дешевую шлюху, – она оборвала его мечтания, хотя сама желала предаваться ему вновь и вновь, вновь и вновь… – Хоть ты и ныл, как мальчишка, ты уже далеко не мальчик и должен знать, что девушки не просто так надевают красивое белье…

– Очень красивое… – Оливер перебил ее и она снова смутилась.

– Просто хочу, чтобы ты знал – я сама этого хотела, так что это не ты уломал меня, а я тебя, – она говорила это серьезно, надменно улыбнувшись в конце.

Она уделала тебя, Оливер, она уделала тебя…

– Получилось забавно…

– Наш секс? – ее бровь вопросительно выгнулась.

– Нет, я совсем не про него говорил, – Оливер выждал паузу, любуясь ее губами, он до сих пор помнил их вкус – горьковато-сладкий, настолько сладкий, что кофе без сахара в это утро – самое то. – Я про свадьбу Сюзан и этого кретина Джонотана.

Лиззи засмеялась, и ее смех отражался эхом в его ушах еще долгие-долгие месяцы.

– Так и надо этой стерве, – ответила Лиззи, – она столько раз уводила у меня парней, что получила по заслугам.

– Надо же! Бывший парень и бывшая лучшая подруга целовались на ее свадьбе на глазах у всей толпы родственников и друзей. Мы произвели фурор!

– Да, и кстати про Сюзан, мы обещали приехать с утра, чтобы праздновать дальше.

– И мы поедем?

– Разумеется.

В утренних тучах отражалось отчаяние города. Природа не плакала, но однозначно впала в депрессию. Возможно, какой-нибудь олух прямо сейчас попал в нелепую передрягу и теперь ломает мозг над тем, как ему лучше поступить. В автомобильных пробках вовсю орали клаксоны и голосили раздраженные работяги. На все это им двоим было глубоко плевать.

– Лиззи, – сказал Оливер и уставился в нее настолько строгим взглядом, что пробудил в ней страх. Если он что-то прикажет ей – она сделает, и дело даже не в глазах цвета ночного неба, а в нем самом, в его натуре. – Оставайся у меня…

– Я и так у тебя, если ты не видишь, – ему нравилось как она язвит, как она бьет его по тем местам, что у других ее мужчин оказывались больной точкой.

– Я про другое… Оставайся со мной. В моей квартире. Жить.

Так сразу? Парень, да ты больной, Думала Лиззи. Либо он и вправду влюбился в меня так сильно, либо в его механическом черепе отсутствует парочка шестеренок.

– Нет уж, – отрезала она, – я знаю ваши мужские уловки…

Каждая женщина знает про мужские уловки, но не каждый мужчина знает про женские. На этот вопрос она заранее знала ответ, потому что иначе он не сможет влюбиться в нее сильнее. А она хотела, чтобы он втрескался в нее, как малолетний мальчишка влюбляется в первую попавшуюся порномодель. Она должна сказать нет, отказаться от этой затеи, чтобы поиграться с ним, замариновать, а потом, когда он настоит на этом – она согласится.

– Это не уловки, Лиззи. Я говорю это вполне серьезно, – и это действительно было так, выражение его лица ни капельки не изменилось, голос остался тверд. – Оставайся со мной, я хочу, чтобы ты была моей.

В подростковом возрасте Лиззи мечтала об этих словах. Сказанных ровным голосом, без дрожи и сомнений, без страха перед отказом. Ей еще тогда надоели эти самопровозглашенные охотники за девичьими сердцами, чьи слова оказывались пустышкой, чьи действия способны загнать молодую красотку в угол, но не способны оттуда вытащить. И сейчас, когда Лиззи услышала их, она собрала все свои силы в один комок, чтобы не проиграть самой себе, она скомкала этот комок своим языком и выплюнула одним словом:

– Нет.

– Надо же! – Олив произнес эти слова с удивлением и досадой, однако не стал трепаться. – Ну раз так, Элизабет Стивенсон, я сделаю так, что ты сама этого захочешь.

– Если ты сделаешь так, я буду твоей, Оливер О'Конор, и ты разделишь со мной не только эту постель, но целую жизнь.

Господи! Я наконец-то сказала эти слова. В голове ее пищала маленькая девчонка, однако на вид она оставалась неукротимой. То же самое проделывал и Оливер – в его голове ревниво стонал он сам.

Ну, ты слышал, парень. Такие люди, как ты, должны держать свое слово, тем более что сам ты… В мыслях его возникла вчерашняя ночь, их мокрые тела, прижатые друг к другу, но кроме того – в них возник образ семейной жизни и Лиззи в роли его жены. Он желал этого, как не желал ничего на свете…

Оливер поднес стакан к губам и отпил глоток. Сначала на его лице отразилось отвращение, затем – удивление, и, наконец, он изобразил такую гримасу, как будто изысканнее ничего не пробовал.

– Какой кошмар… – разочаровавшись, сказала Лиззи. – Мне только что сделали такое предложение, причем такой солидный мужчина, а я сварила ему отвратный кофе… Ну ничего, Олив, придется немного подавиться, если ты и правда собираешься со мной жить.

– Нет-нет, – он замахал руками, – это прелестный кофе…

– Ой да ладно тебе! Я варила его впервые в жизни и даже не знаю чего туда накидала. Ладно, уговорил. Я схожу в кофейню и принесу тебе нормальный кофе.

– Не утруждайся, все нормально. Спасибо тебе.

– Я хочу немного проветриться, – сказала она с задумчивым видом.

Он не стал протестовать.

На скорую руку она накинула вещи, которые он предложил ей надеть (бери все, что видишь, – сказал он, указав на шкаф), а именно белую рубашку и черные брюки, подкрасила губы красным и ускользнула из квартиры Оливера. Он остался лежать, пытаясь собрать воедино пазл – каким таким образом он умудрился влюбиться в эту женщину и получить отказ. Признаться, это укололо его в самое сердце. Он не вырабатывал никаких стратегий, как часто делал за своим рабочим столом, не организовывал план действий. Оливер решил, что у него есть только один шанс, и этот шанс реализуется, если просто… просто любить ее.

3

Лиззи возвращалась в квартиру с чувством стыда. Кто знает, как поступит Оливер после того, как его жестко отшила такая простушка. Она не думала об этом, скорее крутила в голове их сегодняшний разговор и представляла, как могло бы быть, если бы она согласилась. Одно она знает точно – в ее сердце что-то хрустнуло, и этот хруст она чувствовала не только сердцем, она слышала его ушами, чувствовала запястьями, он вибраций прошелся по всему ее юному телу.

Двадцать три года, Лиззи, тебе всего двадцать три. Ты живешь на съемной квартире и подрабатываешь кассиром в свободное от учебы время. Согласие на его предложение могло перевернуть ее жизнь с ног на голову, изменить все. Но отдаться парню при первой возможности, а затем переехать к нему жить? Она не могла так поступить. Как минимум потому, что не чувствовала себя зависимой от него. Она нуждалась в нем, но не была зависимой. Легко быть сильной женщиной у всех на виду, но внутри нее бушевал ураган. Он долбил по каждой нервной клетке и превращал в пепел всю ее любовь к самой себе. Кто знает, сколько таких женщин у него было. Он не должен считать тебя одной из них, не должен…

Сжимая в руках стакан со свежезаваренным кофе «Сливки», она хотела бросить эту затею и уйти. Однако глубоко в ее подсознании все еще хранилась детская наивность – ей хотелось верить в то, что он сможет ее добиться. В конце концов, кто ты такая, Лиззи, и кто он. Тебе больше подходят парни по типу этого сбитого с толку Джеки из кофейни…

Во дворе стоял припаркованный автомобиль Оливера. Ей нравились люксовые авто, и она представляла себя на пассажирском одного из них с роскошным водителем. И пусть это будет Оливер… Но она никогда не была одной из тех, кто ведется на бабки. Если она и влюбилась в него, то за его характер. И за его глаза…

Ручка входной двери дернулась и в квартиру вошла она. Не успела Лиззи пройти на кухню, как в ее ноздри ударился запах жареной курицы и она осознала, что безумно голодная. В животе мигом почувствовалась пустота и он зарычал, как трактор.

– Я даже отсюда слышу, как урчит твой живот, – крикнул Оливер, – проходи скорее, я приготовил нам омлет с курицей и шпинатом.

– Я безумно голодная, – сказала она, вошла ну кухню и поставила на стол стаканчик с кофе. – Нормальный кофе!

Он посмотрел на Лиззи, и она снова испытала этот странный трепет, заставляющий дрожать все тело. Пока ее не было, он успел одеться в клетчатый серый костюм и в голове ее снова понеслись картинки… На одних она видела его напротив себя, в том же костюме, с той же улыбкой, и пусть она будет в этих же шмотках, лишь бы изменилось одно – они будут не на кухне, а под алтарем. На других она видела себя хозяйкой на этой же кухне. Жадно соскучившаяся, она будет выискивать силуэт своего мужа в окне. Как ни странно, в его голове пронеслись те же самые мысли. Они почти не знали друг друга, но рисовались чувства, будто знакомы тысячу лет.

– Ты не обижена на меня, надеюсь? – на барную стойку с его руки соскользнули тарелки, он отодвинул Лиззи стул, чтобы она присела, а затем сел сам.

– За то, что хотела сделать приятно мужчине, с которым провела ночь, а он ужаснулся? Нисколечки, – снова она ударила его под дых.

Странно, подумал Оливер, но я тащусь от ее шуточек…

Скромный завтрак показался Лиззи самым потрясным за всю ее жизнь, то ли потому, что его приготовил сам Оливер О'Конор – владелец крупной логистической компании, то ли потому, что она тащится от самого Оливера.

– Очень интересный вкус, – заметила Лиззи, – это шпинат?

Он кивнул головой и продолжил есть. В какой-то момент она почувствовала на себе его взгляд.

– Чего ты так смотришь? Я как-то странно ем? – даже если она и ела странно, то какое ему, черт возьми, дело до этого?

– Ничего, просто… Ты так быстро ешь…

– Извините меня, если я помешала вашему завтраку, о, милорд! Но я безумна голодная и если честно – мне глубоко по барабану как я ем. Это вкусно. И это комплимент для тебя.

Как же я ужасна, думала Лиззи.

Как же она прекрасна, думал Оливер.

– Нам пора выезжать, – сказал он, глотая кофе.

Лиззи с удивлением отметила, что стакан, в котором она химичила, стоял на комоде пустым, а этот кофе он не выпил и наполовину. Это победа, Лиззи Стивенсон, чистая победа!

– Мы поедем на твоей машине? – спросила она.

– На моей.

И снова перед глазами поплыли картины. Эта сучка Сюзан сгорит, увидев нас вместе. Как же прекрасно она будет выглядеть в легком облегающем платье, выходя из его авто…

– Хорошо. Мне нужно сходить в душ и привести в порядок мое платье. Ты, кстати не помнишь, где оно лежит?

– Ты про это платье? – на указательным пальце вытянутой руки висела черная разорванная тряпка. Лиззи взглянула на него с тоской. Твою мать, это была моя лучшая вещь! – Я куплю тебе новое, не беспокойся. Вам, бедным студентам, наверное нелегко приходится.

– Ну уж явно полегче чем богатеньким и симпатичным парням, за которыми бегают сотни ранимых шлюшек, – спокойно сказала она.

Эта язвительная улыбка и выражение глаз… О Боги! Она сводит меня с ума!

– Наденешь мой костюм. Какой захочешь…

Никакие минуты ее жизни не сравняться с этим утром. Ей было без разницы – проснулась она в просторной квартире или в занюханном номере убогой гостиницы, в это утро она чувствовала себя женщиной. Женщиной в том смысле, какой возложен на это слово – она была прекрасной и самой прекрасной на свете! И она была любимой, самой любимой на свете… Никакие жизненные невзгоды не сравняться с единственным женским счастьем – таять в объятиях крепких рук и чувствовать себя защищенной девочкой. Она хотела отдаться ему снова, прямо сейчас, в душе или за обеденным столом, она хотела быть его марионеткой и пусть он делает с ней все, что хочет – он не посмеет сделать ей больно, она чувствовала это.

И все, о чем она мечтала, стоя босыми ногами на мокром кафеле, маячило в голове Оливера. Сделай это! Зайти к ней в душ было единственным его желанием, от которого он, кажется, мог свихнуться – прижать ее мокрое тело к стене и обхватить ладонями, упереться своими губами в ее… Он сам поставил запрет на это действие, и ясно понимал почему – я сделаю так, чтобы она захотела стать моей… Отныне он желал не только ее тела – он желал познать ее душу.

Спустя полчаса они неслись по проезжей части, чтобы закончить празднование свадьбы Сюзан и Джонотана. В черно-белом капризе улицы на них оборачивался каждый, и каждый мечтал быть похожим на этих двоих безумцев.

4

Четверо молодых парней с длинными кучерявыми волосами аккуратно отстегивали друг другу пару затяжек в проулке между рестораном «Хитс» и террасой пустующего бара «Джерси». На их щетинистых лицах отражалась усталость, полузакрытые глаза свидетельствовали о конкретном недосыпе и иначе быть не могло – вчера они знатно нажрались под вой целого стада бушующих родственников Сюзан. Держа одну руку в кармане помятых брюк, парниша в клетчатой рубашке и развязанном галстуке втягивал кривую самокрутку и закатывал глаза в череп. Клубы дыма вырвались из вонючего рта с шипящим звуком:

– Не, парни, эта оторва Нэнси – еще та штучка. – Сказал он. – Вчера она оседлала меня так, что кажется сломала мне копчик.

Парень напротив, одетый явно получше других, засмеялся с закрытым ртом, принимая между указательным и средним пальцами на скорую руку скрученный косячок. Он закрыл глаза и зашипел дешевой травкой, затем сказал:

– Эта потаскуха вчера оседлала каждого второго, не только тебя, Тими, спроси у Криса, вчера он повидал ее задницу со всех сторон и насладился ей как следует. – Он толкнул локтем парнишу по левую руку, обоих разорвал смех. – Если ты думаешь, что уломал эту сучку, то я надеюсь, что ты хотя бы не целовал ее в губы, – волна смеха накатила на всех, кроме Тими, он был моложе остальных, с еще не огрубевшей пушистой бородкой.

– Да брось ты, Джонни, – сказал Тими, явно раздосадованный, – я тебе говорю, эта крошка вчера была моей собственностью…

– Да ладно тебе, Тими, – вмешался Крис, – вчера я повидал ее формы со всех ракурсов, как тебе ее пирсинг? Прикольно ощущается во рту?

Тими довольно кивнул. Трое остальных заржали, как невменяемые.

– Ты слышал, Фрэнки? – Джонатан со слезящимися глазами положил руку на плечо четвертого, именно он принес эту отменную дрянь на свадьбу. – Ему понравился пирсинг Нэнси, прикинь!

Фрэнки повернулся к Тими с дешевой ухмылкой и пристально поглядел на него. Этот Фрэнки был явным кандидатом на звание мистер-накаченная-грудь в их квартете. Его осанка вызывала зависть даже у самых отпетых фотомоделей, казалось, он может в любую секунду свалится на спину.

– Половина района знает про ее пирсинг, – сказал он, – кроме того, у него даже есть имя, знаешь какое? – Тими покачал головой. – Да знаешь, вчера ты знатно ее отодрал! Его зовут Кристина, Тими, и я бы не пробовал губы этой Кристины на вкус!

Волна хохота вздрогнула в проулке, по панорамным окнам этого улетного, как называл его Джонатан, заведения, пробежала вибрация. Местный хапуга с блестящей лысиной и густыми усами, присел за столик на террасе бара и заказал себе пива. Все четверо покосились на него, испытывая прилив презрения. Особенно Джонатан. Коренастый, с грубой кожей серого цвета и засаленными волосами, после вчерашней свадьбы он чувствовал себя особенным, чувствовал себя мужчиной, как будто таких, как он, надо еще поискать. И действительно, свадьба столь широкого масштаба была большой редкостью в этих краях, Джонатан мог гордится своим положением, он смог позволить себе то, чего не могут многие. Он стал на порядок выше и осознавал это – теперь он не просто Джонни Стингер с левобережья, мелкая сошка в руках больших дяденек, теперь он и сам становится одним из них. Тем более, что Сюзан – теперь тоже Стингер, а значит, он отодрал задницу этому сумасброду Оливеру.

– Вот кто действительно вчера отжег… – прервал тишину Крис, лицо которого отличалось удивительной нежностью, словно соткано специально для игрушечных куколок… – так это Лиззи и тот паренек Олив. Не думал, что она такая податливая малышка, стоило мне ее завербовать…

– Крис! – прервал его Джонатан, улыбка которого сменилась строгостью.

– Да ладно тебе, Джонни, – продолжил Крис, – Эта парочка вчера поразила всех, не так ли? Сюзан до сих пор в немом шоке от своей подружки, а ты так тем более. Не стоило приглашать этого зазнавшегося урода…

– Ты заткнешься или нет? – резко вмешался Фрэнки. Вся их компания, за исключением разве что его одного, таили ненависть на Оливера О'Конора. Почему за исключением Фрэнки? Потому что он уважал этого поджарого перца, стремился в ближайшем будущем стать похожим на него. Какой мужчина не мечтает стать воплощением самой элегантности, галантности и тактичности? Если в мире и есть идеал, к которому нужно стремится, так это Оливер, и Фрэнки знал это, не скрывая.

– Она больше ей не подружка… – сказал Джонатан, затянулся, бросил окурок на асфальт и раздавил его подошвой. На лице его отражалась тихая ненависть и затаенное бешенство. Водя языком по внутренней стороне зубов, он мечтал размозжить Оливеру голову, разорвать глотку, выбить ему все зубы…

Он мотнул головой, и все четверо двинулись к ресторану, отделанному в стиле французских замков с интерьером, больше напоминающим внутренние дворцовые залы, нежели местное заведение. С потолка свисали хрустальные люстры, круглые столики расставлены по всему заведению, на каждом стоял букет из белых цветов, дорогое шампанское наливалось в бокалы и хрупкие на вид официанты таскались взад-вперед с подносами горячих блюд. В дальнем углу трое сладеньких парней вполголоса наигрывали блюз, перебравший Стэнли Уайт – двоюродный дядя Сюзан – криком доказывал ее молоденьким подружкам, что у мужчин за сорок член стоит как у подростка.

Примерно в центре этого помещения, на виду у всех гостей мероприятия, располагался столик жениха и невесты, за ним сидела задумчивая Сюзан Стингер, внимательно всматриваясь в бокал. На ее плечах лежали петельки ее легкого белого платья – не такого пышного и прелестного, какое было на ней вчера, но не менее выделяющее ее из толпы. Темные милированные волосы ниспадали миниатюрным водопадом на ее спину, плечи и грудь. Над карими глазами нависли изогнутые брови, маленький, слегка вздернутый нос раздувал ноздри.

– Ну только подумай Сюзан, только подумай! – за ее спиной стояла женщина, точная ее копия, только с морщинами в уголках глаз, губ и носа, словно высохшая и загрубевшая Сюзан Стингер. Она говорила эмоционально и интенсивно. – Этот проклятый О'Конор, помимо того, что приперся на твою свадьбу, так еще и на глазах у всей нашей родни – ох, бедная тетушка Мэри! – целовал эту проклятую Лиззи! Я думала она приличная девушка! Ох, Сюзан, я просто вне себя…

– Мама, хватит! – зарычала Сюзан. – Меня уже тошнит от этих слов! Лиззи-Олив, Лиззи-Олив, каждый второй как с ума сошел! Это было неприятно, не спорю, но если бы не этот козел О'Конор, как ты про него говорила, мы бы не смогли заплатить даже за мое гребанное платье! И ты знаешь об этом, мам…

– Прекрасно знаю… И не нужно на меня кричать, – с материнской строгостью сказала она, – я беспокоюсь о тебе, ведь представляю какого это… Они оба были близкими для тебя и играли какую-то роль в твоей жизни, а тут такое…

– Что было – то было, мам. Я счастлива с Джонатаном и меня не касается жизнь ни одного, ни другого, так что давай упустим этот конфуз и не будем портить оставшееся время.

Сюзан наблюдала за тем, как Джонатан входил в зал в компании своих друзей. Чуть прищурившись, он улыбнулся ей, держа в руки карманах. Она улыбнулась ему в ответ, но она не любила его. Она не знала это – чувствовала. Этот замызганный наркоман не сможет добиться даже моей улыбки, но по-другому быть не могло, ибо одна лишь Сюзан знала, что в скором времени появится маленький Стингер, и она не могла от него отказаться…

Она, конечно, не планировала беременеть в столь раннем возрасте, а уж тем более рожать детей, но жизнь повернула все таким образом, что ответственная девушка столкнулась с безответственным парнем и легла с ним в одну постель. Слава Богу, Оливер оказался не закомплексованным мальчишкой, а уверенным мужчиной, который поддержал свою бывшую даже после такого нелепого расставания… Он просто спас ее, вытащил из ямы. Чувства к нему в сердце Сюзи пропали уже давно, но она не переставала его уважать, как и он ее. Так распорядилась ее судьба, так смешались нити случайности, закономерности и вероятности. Она уходила глубоко в себя с каждым днем, и с каждым днем гасла, как догоревшая свеча с второсортным воском и тонким фитилем.

Джонатан сел рядом с ней и положил руку на ее колено, обернулся к ней, восхитился самим собой (Сюзан безумно нравилась ему, и он гордился тем, что такая девушка находится рядом с ним), взял бокал шампанского и тут же его опорожнил. Вся его команда села за соседний стол, широко раскинув ноги и вздернув нос. Музыканты в углу продолжали сладостно наигрывать песни.

– Как ты себя чувствуешь, дорогая? – спросил он. Сюзи фальшиво улыбнулась, но он не распознал фальши.

– Все замечательно, Джонни, – сказала она. По сути, сейчас она находилась совсем в другом месте, далеко отсюда, где от мужчин не пахнет дешевым табаком и они не нажираются, как свиньи. Внутри нее ютилась глубокая обида за вчерашнее – брачную ночь она провела рядом с храпевшим, спустившим по колено брюки мужем.

На улице послышался гул мотора, все гости повернули головы в сторону входа, они уже знали, кого следует ждать.

– Снова приперся этот козел, – заворчал Стэнли Уайт, ударив кулаком об стол, подружки Сюзи коллективно захихикали и зашептались.

Двери ресторана дернулись и, закатывая глаза, отвернулись разочарованные гости. Держа руки в карманах, в зал вошла Лиззи Стивенсон в мужских брюках и рубашке, которые идеально на ней смотрелись (Сюзан поморщилась, потому что знала эти вещи), на тонком носике висели квадратные солнцезащитные очки, губы окрашены в красный, волосы заправлены за уши, из мочек которых висели крупные серьги-кольца. В эту секунду Крис локтем ткнул Тими в бок и поправил лацканы своего потрепанного пиджака, Фрэнки прищурился, Джонатан закипел. Следом за ней в сером клетчатом костюме вошел и Оливер, Джонатан заерзал задницей по стулу.

Ты должна выглядеть потрясно, детка, говорила себе Лиззи, шагая навстречу Сюзи, с лица Эмилии Стюарт исчезла улыбка (после вчерашнего подружки Сюзи дико приревновали Оливера).

– Привет, Лиззи! – Сюзан встала из-за стола, поправила платье и направилась к ней, расправила объятия. Лиззи повторила этот жест и они обнялись. – Привет, Оливер, – менее радостно сказала она, кивнула ему.

Джонатан откашлялся и встал пожать руку Оливеру (пусть он и ненавидел его, он должен быть джентльменом), следом поднялся Фрэнки с той же целью. Парни поздоровались, девушки отпрянули друг от друга, блюз продолжали играть и официанты продолжали наливать шампанское в бокалы.

– Слушай, Сюзи, – сказала Лиззи, – извини меня за вчерашнее, я немного перебрала, – она поднесла указательный палец к большому, оставив небольшой просвет между ними, и показала Сюзи этот жест.

– Ай! – Сюзи махнула рукой. – Да ничего страшного, было даже весело!

– И в самом деле, – ответила Лиззи и они рассмеялись.

Этот смех был ложью и обе знали это, но вступать в бой в открытую не решался никто, кроме Фрэнки, который подошел к Оливеру и полушепотом сказал:

– Повезло тебе, старик. Наверное ночка выдалась жаркой… – зубы напоказ.

Оливер приподнял брови – чувак, о чем ты? – говорил этот жест.

– Ладно, понял… – Фрэнки откашлялся в кулак, но остался стоять с ним рядом..

5

Половину дня гости провели в беззаботной скуке и разбавленном унынии. Тими с Крисом и Джонни без конца мотались в проулок между заведениями «поболтать о важном» и возвращались сонными. Фрэнки вышел с ними всего несколько раз. Оливер и Лиззи сидели раздельно, дабы не вызвать подозрений о том, что этой ночью у них что-то было (и не провоцировать толпу), но постоянно цепляли друг друга взглядами, и эти взгляды напоминали им о вчерашнем…

Сжатые в порыве страсти руки, прикосновения губами самых сокровенных мест, жажда прижаться к обнаженному телу другого и прижимать, прижимать… Сжимать тело так сильно, чтобы стать одним целым, целовать так долго, чтобы кровь текла по искушенным мокрым губам. А когда их взгляды пересекались, они вспыхивали и долгое время не могли остыть, они хотели друг друга, хотели любить друг друга. Всю ночь, весь день, всю жизнь… Оливер был готов вечно смотреть на то, как Лиззи, сняв лифчик, прижимается своей грудью к его груди. Его пах гудел, ноги становились ватными, пальцы сжимались в кулак… Лиззи испытывала ноющее завывание в низу живота. В самом низу, там, где вчера был Оливер. Она чувствовала, как в этом месте проявляется влага и закусывала губу.

Но они практически не находились рядом, лишь изредка обменялись парой фраз, но и зачем это нужно, когда один лишь взгляд скажет больше, чем тысячи… чем миллионы слов? Фрэнки допытывал Оливера постоянными расспросами о бизнесе и инвестициях (слушай, а если вложится в компанию я-тебя-не-слушаю, как быстро можно получить первую прибыль?), Тими и Крис пытались «закадрить» молоденьких девчонок, и у Тими кстати вышло, а вот Крис напился в сопли и уснул прямо за столом. Когда он проснулся, то сухо спросил:

– Где Тими?

– Уехал вместе с Эмилией…

– Ага! Гонишь! – и дальше спать.

Не считая тех моментов, когда Джонатан ходил «поболтать о важном», он не отходил от Сюзан ни на шаг, вел себя галантно и сдержанно, что странно, думала Лиззи, а потом заметила, как он косится на Олива и все встало на свои места. Стэнли Уайт окончательно напился и принялся доказывать всем, что настоящие женщины всегда ублажают своих мужчин, а после вообще пропал. Мама Сюзи подходила к дочери раз двадцать и каждый раз уходила, потирая глаза платком. Еще парочка родственников подошли в последний раз поздравить молодых и уехали. К вечеру, когда на улице уже стемнело, подкатили несколько старых знакомых Джонатана и несколько девчонок Сюзи. Обстановка становилась все более фамильярной, а хрупкие на вид официанты продолжали подливать в бокалы шампанское, а сладенькие музыканты – играть блюз.

Когда Джонатан с приятелями снова вышли поболтать, а один из его знакомых увел в туалет симпатичную девчонку, к Оливеру, стоящему возле окна, подошел Фрэнки.

– Слушай, Оливер, – сказал он, – я понимаю, что я тебе докучаю и все дела, но пойми меня правильно – я не прошу ни денег, ни помощи, просто поделись со мной своим опытом. Мне этого достаточно…

– Ты действительно этого хочешь? Хочешь, чтобы я рассказал тебе?

Фрэнки тяжко выдохнул:

– Половину своей жизни я потратил в никуда, на девушек, которые того не стоили и траву, которая уже даже не вставляет. Я хочу выбраться из этой задницы, но мне нужен совет, у меня есть деньги, но я не знаю, что с ними делать…

– Ну раз так, – ответил Олив, – скажу тебе. В семнадцать лет я начал замечать, что товары из Китая пользуются огромным спросом. В девятнадцать я придумал систему, по которой посылки будут доходить до заказчика без простоев… – Оливер рассказывал это строго, Фрэнки впитывал с серьезным видом, – в двадцать один открыл первый склад, концентрирующий большую партию товаров с различных направлений. В двадцать два таких складов были десятки. К двадцати четырем я имел с несколько сотен машин и пару тысяч сотрудников. Сейчас же – я просто смотрю за тем, как люди крутятся в этом бизнесе. А если хочешь совет – бросай курить траву и найди себе нормальных друзей…

Сквозь затемненное окно они видели, как Джонатан втягивался и бросал нелепые шутки (они читались по губам), все остальные смеялись. Фрэнки ушел в себя…

– Эй, а ты нормальный парень! – сказал Оливер и стукнул Фрэнки по плечу. В тот же момент они вздрогнули от звука разбитой где-то сзади посуды.

6

Весь день Лиззи думала только о нем, и этот поток мыслей был таким сильным, что ей становилось страшно. Она не знала точно, чего она хотела – снова залезть на Оливера и почувствовать его твердого дружка у себя между ног, или схватить его за руку и отправиться гулять по мостовой. Одно она знала точно – она хотела остаться вдвоем. Раз за разом она наливала бокал до краев и залпом опустошала, а подружки Сюзи казались ей такими нахальными сучками, что разговаривать с ними у нее не возникало никакого желания. Она испытывала к ним отвращение, и это чувство нарастало все больше по мере того, как она пьянела. Помимо этого, она испытывала отвращение и к самой Сюзи. Основательно набравшись спиртного, Лиззи потеряла над собой контроль, растолкала толпу гостей, схватила чужой бокал и залезла на столик жениха и невесты, распинав посуду.

– Дамы и господа! – взревела она торжественным пьяным голосом, музыка тут же остановилось, все внимание направилась на нее, – д-вайте же выпьем за эту оч-равательную парочку – Сюз-н и Джонатана, и пусть на этом пр-кратятся наши с ней ск-ндалы!

– Что за черт? – глаза мамочки Сюзи вылезли из глазниц.

– Надеюсь, после этого дня, она больше не будет уводить у м-ня парней и трахаться с ними!

– Лиззи! – взбесилась Сюзан.

– Да, Сюзи! Помнишь того ботана из нашей школы, который лишил тебя д-вственности? Или качка Сэма Такера, к-торый трахал тебя всю ночь? А может тот туп-головый болван Джимми, вонзивший в тебя своего приятеля прямо в ц-нтральном парке?

– Лиззи, заткнись! – процедила Сюзи сквозь зубы.

Заметив переполох, Джонатан и вся его компания вошли внутрь.

– А ты Джон-тан! – она размахивала бокалом из стороны в сторону. – Ты даже не под-зреваешь, что твой дружище Крис делал с твоей женой! – Лиззи схватила себя между ног, как бы схватив своего невидимого дружка, и сжала руку. – Так выпьем же за зд-ровье молодых! – С этими словами она опрокинула бокал и крепкие руки Оливера тут же стащили ее со стола.

Сюзи покосилась на Джонатана, тот застыл с тупым выражением лица и вгляделся в лицо Криса, Крис покраснел и быстро ретировался. Гости стояли в оцепенении.

7

В свете луны по засыпающему городу Оливер мчался на своей машине чуть ли не со скоростью звука. На пассажирском сидении развалилась Лиззи, она ворочалась с боку на бок и что-то бубнила.

– Ну давай, ч-ртов самец, увези меня к себе домой как свою оч-редную жертву и трахни меня снова, кобель.

– Лиззи! – рявкнул он.

– Я что-то не так сказала? Извините мою капризность, мистер Мечта-всех-сучек…

– Я не давал тебе повода так разговаривать со мной!

Даже в состоянии полного обнуления она почувствовала стыд и отвернулась. В ее голове бурлила ярость на всех вокруг, но главным образом – на саму себя.

– Я хочу домой… – пробубнила она.

– Я и так везу тебя к себе домой!

– Нет… Я не хочу к тебе… Я хочу домой…

8

В стороне, откуда он с таким рвением мчался, возле полного народу ресторана «Хитс» коренастый парень злобно шагал в неизвестном ему самом направлении. Чиркнув зажигалкой, он прикурил косяк и зашипел им. Сжатая челюсть концентрировала в себе злобу, ненависть и агрессию. Да пошло оно все к чертям собачьим! В замалеванных светом фонарей глазах отражалось отчаяние, он крепко затягивался и делал резкие шаги, словно пытался раздавить землю. Он морщился, скалил зубы, рычал.

– Джонатан! Выслушай меня! – за ним бежала Сюзи, макияж которой превратился в грязь, цокая каблуками по истертой брусчатке.

– Да пошла ты! Шлюха! – он не обернулся, лишь грозно крикнул.

– Джонатан, прошу тебя! Это было давно! Все это в прошлом, Джонни! – она яростно молилась невесть кому, лишь бы он остался, описал дугу всем своим телом и крепко обнял ее. – Мы даже не были с тобой знакомы! Даже не знали друг друга!

Она догнала его, схватила за локоть, но Джонатан вырвал его, даже не взглянув на Сюзи. Очередная затяжка – очередной приступ злобы на его лице.

– Ты не можешь так со мной поступить, Джонатан! Ты не можешь! – она остановилась, по ее щекам бежали черные от туши слезы, внутри нее все скомкалось до размеров песчинки. – Я беременна, Джонни… – простонала она, –… у нас будет ребенок…

Он остановил шаг, все эмоции разом соединились в его голове. Ни одной здравой мысли, ни одного намека на понимание, лишь одно:

– Твою мать…

9

Скрипнув дверью, Оливер затащил Лиззи в узкий коридор (а ведь он с трудом смог разобрать адрес из ее галдежа). Она разлеглась на пуфике и повалилась на бок, Оливер щелкнул замком и придержал ее. Он осмотрел квартиру – маленькую, обставленную шаткой мебелью, на стеллаже уютно красовались флаконы ее косметики, в постели, застеленной пушистым пледом, лежал игрушечный зайчик. Его не смутил размер и состояние, но для себя он подчеркнул уют и чистоту – все лежало на своих местах, не мешало глазу.

– Пойдем, Лиззи, – ласково сказал он, – тебе нужно отоспаться.

– Мне плохо… – практически беззвучно сказала она, ее шея задергалась.

– Пойдем, – он схватил ее под руки, но девушка не поддалась, поэтому он поднял ее и занес в уборную.

Сдвинув локоны волос с ее лица, Оливер взял их в один пучок и наклонил ее голову над унитазом. Все выпитое и съеденное в ресторане «Хитс» вывалилось наружу, слюни текли с подбородка. Оливер отвернулся, но не почувствовал ни отвращения, ни злобы, все, чего он хотел – так это чтобы она наконец пришла в себя.

Когда дело было сделано, он снова приподнял Лиззи и умыл ей лицо. Она увидела свое отражение в зеркале – полузакрытые глаза, кривые губы, нервно дышащий нос – и заговорила:

– Ну все! Теперь ты точно меня не любишь… А раньше хотя бы была надежда…

– Что ты несешь? Хватит с тебя! – он снова поднял ее и понес в комнату.

– Ну да! Неси меня! Я же твоя вещь! – в ее голосе появилась ясность, но Лиззи по-прежнему была чересчур пьяна.

Уложив ее на кровать, он собирался стянуть с нее брюки с рубашкой, но передумал – помни про свое обещание. Не смотря на состояние Лиззи, он все же хотел ее – пьяную, грустную, злую – любую! – и все же предпочел не раздевать. Конечно, вид ее груди в белом лифчике и облегающие попу трусики возбудили бы его до предела, заставили бы стонать его гениталии, дрожать поджилки, но даже в таком случае, взять ее сейчас – означало воспользоваться ею.

– Вот так! – завопила она. – А сейчас ты просто уйдешь и оставишь меня! Пьяную, грустную, одинокую…

Оливер смотрел на нее и улыбался, прошлой ночью он чувствовал как пьянеет, держа ее в руках, сейчас же в его груди что-то дрожало и щекотало. Почему мне так приятно? Он в несколько движений разделся и лег рядом, Лиззи тут же прижалась к нему и спустя пару мгновений сопела на его плече. Следом уснул и Оливер.

2. Желание (днем раньше)

1

В районе, где обычно тусуются офисные стиляги, прикрыв желтые пятна в подмышках папками документов и затянув дешевые ремни на худощавом поясе, как правило, не происходило никаких неприятностей. Беды, конечно, случались, но выражались они в падениях акций, коллективных исках о предоставлении некачественных услуг и коррумпированных складках толщенных животов доморощенных боссов. Между парой-тройкой заведений с приятными ценами на бизнес-ланч и магазинами канцтоваров, во все стороны разом курсировали работяги, подсчитывающие общее количество неисправных механизмов, отвечающие на жалобы неудовлетворенных покупателей и выносящие вердикт. С годами этот район становился шире, выше, живее. Куда большее число застройщиков интересовались здешней землей, естественно, для строительства бизнес-центров. Некоторые крупные компании, такие как Транс-Лоджик, занимали огромные площади, выделенные под штаб-квартиры компаний. Высоченное здание-свечка упиралось своей макушкой чуть ли не в самый небосвод и являло предмет некоторой гордости местных жителей.

Отстроенное в стиле хайтек, в его окнах отражалась целая треть города и еще большая часть голубого неба (погода была неприлично жаркой), сотни припаркованных машин грелись под теплыми лучами солнца, что невероятно злило владельцев, просто выносило из себя. Время было обеденным, кучки сотрудников толпились на узких аллеях, курилках и крылечках заведений с домашней едой и теплой выпечкой. Парочка тощих парней пригревала свой зад, уставившись в кипы листов и что-то талдыча. Линзы очков ширили бесцветные глаза, но у обоих они чуть не вывалились наружу, когда чьи-то грубые руки оттолкнули их в стороны.

– Куски дерьма! – заявил он высоким тембром, чуть ли не женским голосом. Оба уставились ему в след, поправляя очки указательным пальцем.

То был Эндрю Барнс – в этих краях его знали все – заряженный мушкет гендиректора Транс-Лоджик, его правая рука и заместитель. Среди обитателей этой компании он был известен под другим именем – Педик. Так его звали все, за исключением разве что его собственной секретарши – худосочной Оливии Дин, которая родилась, согласно местным поверьям, еще в античности. Эндрю Барнс отличался среди прочих своим ростом – да, он был низким как младенец, только что научившийся гадить в унитаз, а не куда придется. Имея азиатскую внешность, он часто корчил гримасу злобы, отчего у программистов и менеджеров иногда разрывало щеки. Никто ни на что не намекал, но такое ощущение, что у этого фрукта настолько маленькая пипирка, что из-за этого он ненавидит всех. А еще он любил грозно ругаться, да при его голосе делал это так, как будто пытается рассмешить, а не наказать.

– К нам уже приехала делегация из Диджитал Смэш, – пищал он, – а мы опаздываем, Александр! Опаздываем! – поодаль от него шагал крупный мужчина с габаритами, как у грузовика (вот этого парня действительно уважали все), чесал затылок и тяжело кивал. – Если и на этот раз мы не добьемся успеха, тогда всему хана! Понимаешь? Всему!

Александр молчал, не в его манерах было много говорить и рассуждать, он был тупоголов, наивен, но смекалист и силен как бык. Телохранитель этого самого Педика. А может и любовник – никто не знал. Хотя судя по Александру – нет, этот парень еще тот самец.

Оба они шли в деловых черных костюмах и заостренных туфлях. Оба обладали положением, хотя радовало это, по большей части, только Эндрю, который при любом удобном случае старался упомянуть свой статус. Только что выйдя из своего огромного внедорожника, он чувствовал себя прекрасно – просто восхитительно, замечательно!

– Если бы я был на месте этого пустоголового Оливера, я бы уже давно все наладил. – Говорил он быстро и уверенно, прищурив веки. – Да, точно, наладил! И все шло бы без помех, но нет же! На нас накладывают штрафные санкции другие компании и вся эта корпорация просто катится в задницу! Хотя кому какое дело? Тьфу! – Эндрю плюнул и попал на ботинок одного из сотрудников, тот вытянул брови, но ничего не сказал, протер обувь.

На входе их ждала молодая девушка в черной юбке и пиджаке, с аккуратным хвостиком и в круглых очках. Увидев Эндрю Барнса, она почувствовала его взгляд на своих ногах и ей тут же стало противно. Свою неприязнь она скрыла, но не смогла скрыть своих ног, на которые заместитель гендиректора бестактно пялился.

– Мистер Барнс, – завопила она, когда тот вошел в здание, – специалисты из Диджитал Смэш! Они уже ждут вас в зале совещаний на семнадцатом этаже и они явно не в духе…

– Да знаю я! – оборвал Эндрю. Ему нравилась эта стройная юная леди, и именно такую он желал видеть своей секретаршей, чтобы та ходила в короткой юбке и, поднимая упавшие на пол бумаги, обнажала зад, обтянутый колготками. Такую же дурочку и простушку… – Еще твоих завываний мне не хватало! Куда запропастился О'Конор?

Своего прямого босса – Оливера О'Конора – он мог возненавидеть только лишь за то, что он строго-настрого запретил увольнять (а тем более ставить на ее место кого-то другого) Оливию Дин. Крах всем его мечтам о секретарше в два раза выше его самого, с которой они будут прятаться в подсобках и знатно потеть. А все из-за этого паршивого молокососа… Но что больше всего бесило Эндрю – так это то, что не нюхавший пороху малец смог воплотить в жизнь все его мечты и при этом пальцем не шевельнуть. Ублюдок!

Девушка в юбке помялась с ноги на ногу, но не заставила ждать ответ:

– Он у себя в кабинете, – сказала она смущенно. – пьет кофе…

Физиономия Эндрю Барнса разразилась громом, щеки стали красными, как перезревший томат.

– Пьет кофе, значит! – повторил он. – Пьет кофе…

2

Сидя в своем кресле с кожаной обивкой, Оливер О'Конор потягивал свежезаваренный кофе, любовался пейзажем в окне (а вид из его окна был живописен!) и думал о Сюзан Флетчер. С сегодняшнего дня ей предстояло стать Сюзан Стингер, и Оливер собирался ехать на свадьбу к семи, пропустив торжественную часть. С момента их расставания прошел примерно год, однако он до сих пор не мог свыкнуться с этой мыслью, поэтому хотел все грамотно обдумать, взвесить. Он желал ей исключительно счастья. Счастья и только, даже когда она заявила о желании расстаться, он надеялся, что в ее жизни все будет идти как по маслу. Однако этот едкий осадок, этот комок в горле… Они не давали ему покоя и лишили сна. Все ли идет как надо?

На протяжении всего этого года Оливер ни разу не разделил и минуты с какой-либо девушкой, хотя неоднократно поглядывал на них. Однако его привыкшее к Сюзан сердце воспринимало мысль о ночи с кем-либо как потенциальное предательство, и мысли его снова возвращались к ней. Как об объекте своих желаний он не думал о ней уже давно – чувства его гасли точно также, как тает лед в холодном молоке – он думал о ней как о старой знакомой, лицо которой крепко-накрепко въелось в значительную часть его жизни. Четыре года – это ведь срок не малый. От него веяло ностальгией, весь он буквально стал воплощением самого одиночества на целый год, и вот ему предстояло отправиться на свадьбу к девушке, когда-то разбившей ему сердце. Худшего положения он и придумать не мог. В работе, к слову, все продолжало идти как надо.

Оливер все глубже и глубже погружался в себя. Сегодняшний день все изменит, он чувствовал это. Точно также, как после захоронения становится легче смириться с утратой родственника, он полагал, что после свадьбы Сюзан, сможет, наконец, оставить прошлое в прошлом.

Желание завязать роман, желание влюбиться, стало все чаще приходить к нему не как удар в спину, а как сладкое ощущение на кончике языка. Он отпил кофе, и от промелькнувшей фантазии о том, что в скором времени в его жизни появится счастье, растянул улыбку. Ровно в это мгновенье к нему в кабинет влетел запыхавшийся Эндрю Барнс с красным, напуганным лицом.

– Оливер! – закричал он. – Делегация! Диджитал Смэш!

Оливер только лишь посмотрел на него (улыбка исчезла с его лица как только он почувствовал его появление) и нахмурил густые брови:

– И что? – спросил он ровным голосом.

Эндрю раскрыл рот.

– Как это и что? – завизжал он. – Мы опаздываем на встречу уже на пятнадцать минут! Пятнадцать минут, Оливер! Если и на этот раз мы не сможем заключить с ними сделку, они больше не дадут нам шансов.

Оливер сидел неподвижно. И он действительно бежал ко мне, чтобы сказать об этом?

– Повторюсь, – сказал он сдержанно. – И что?

Проклятый молокосос! Как же ты этого не понимаешь? Челюсть Эндрю дергалась, словно его били током, капельки пота катились по хмурому лбу.

– Но ведь мы не смогли заключить предыдущую сделку. Не договорились по пунктам, помните? Эти ребята дали нам еще один шанс. Их специалисты уже здесь, ждут в зале совещаний на семнадцатом этаже…

Малолетка, подумал Барнс. Попивающий кофе мужчина напротив него либо чего-то не понимал, либо прекрасно понимал совершенно все. Эндрю наблюдал, как его босс выпрямился в кресле, глубоко, с досадой, вдохнул через нос и принялся растолковывать ему как младенцу: