Читать онлайн АТА

Глава 1

Яркий свет прожектора разрезал темноту надвое. Он тихо блуждал, обнюхивая каждый угол, каждый сантиметр комнаты Джеймса. Пожирая тьму, словно голодный зверь, он искал добычу, он жаждал ее, он ее чувствовал. Но слепой, лишенный нюха, он мог лишь наощупь отыскать следы своей жертвы.

Джеймс уже не спал, когда свет проник в его комнату. Странное предчувствие, возникшее из ниоткуда, разбудило его посреди ночи. Он сидел на кровати, крепко прижимая колени к груди, опасаясь, что сердце вот-вот вырвется оттуда, и пристально наблюдал за блуждающим по комнате лучом.

Неожиданно пучок света ринулся в угол комнаты. Забившись под шкаф, как напуганный котенок, он замер на месте. Предчувствие не обмануло, через пару секунд Джеймс услышал шум на лестнице. Голос отца такой родной и знакомый срывался на гортанные звуки, которые заглушал топот чеканящих ритм военных берцев:

– Подождите, капитан, он же ребенок, пустите меня вперед! Да остановитесь же вы.

Один резкий удар и дверь тут же слетела с петель. Три человека в камуфляже разом ввалились в комнату. Лиц было не разглядеть, их огромные фигуры четко очерчивал скупой свет, проникший в оставшийся пустым дверной просвет.

– Пропустите меня, что вы себе позволяете? – отец продирался через солдат, – сынок, не пугайся, они ничего нам не сделают, – он прижал к себе мальчика чуть заслоняя собой. И Джеймс почувствовал, как частые, глухие удары отцовского сердца бьют прямо в ухо.

К тому времени неумолимая военная машина, подчиняемая беспрекословному приказу, уже была запущена. Шум и приглушенные удары раздавались отовсюду. Один из солдат, похожий на ящерицу, переворачивал стулья, казалось, что в этом не было никакого смысла, но он делал это с важным видом, смачно отпинывая каждый ногой. Другой, видимо старше первого чином, скрупулёзно пролистывал книги, при этом выбирая самые толстые энциклопедии. Будто в них был какой-то тайник. Затем очередь дошла до стола Джеймса. Разом смахнув с него все детские альбомы и карандаши, боец-ящерица вывернул наизнанку ящики и одним отточенным движением перевернул весь стол вверх тормашками.

– Пойдем вниз, – тихо сказал отец и взял Джеймса на руки.

– Папа, где мама? – прижавшись, спросил мальчик.

– Она ждет тебя, вам нужно уехать, – неожиданно голос отца дрогнул.

– Куда уехать? А ты? Ты поедешь с нами? – крикнул Джеймс. Комок подступил к горлу, но страх не позволил ему заплакать.

– Тише, родной, сейчас не время, это обсуждать, – дыхание отца сбивалось, он быстро спускался вниз по лестнице.

В этот момент, из гостиной раздался шум бьющегося стекла. Он заглушил и без того грохочущий занавес, нависший над домом. Группа захвата. Маски скрывали их лица, а автоматы в руках были направлены вверх. Джеймс вжался в отца.

– Да что вы творите, вы же пугаете ребенка. Кто у вас главный? Я могу поговорить с полковником Маунзом?

Никто не замечал, мечущегося в собственном доме мужчину с ребенком на руках. Переступая и смотря поверху, налетчики проходили мимо, как если бы перед ними копошились под ногами муравьи. Видимо, только камуфляж делал человека видимым для окружающих.

Вдруг, через выломанную входную дверь, в комнату вошел высокий человек в штатском. Он сделал знак рукой и все стихло. Солдаты вытянулись по струнке и замерли. Джеймсу подумалось, что даже парящая в воздухе пыль застыла, чтобы не касаться выглаженного костюма, который был на нем надет. Его статная фигура, четкое строение тела и выверенные, как под линейку черты лица, казались неземными.

Увидев Джеймса, он подошёл поближе. Его лазурно-голубые глаза поблескивали, как два драгоценных камня.

– А он похож на вас, профессор, – не отрывая взгляда, мягким голосом, начал незнакомец.

Отец дернулся от неожиданности и развернулся лицом к первому, заговорившему с ним человеку.

– Кто вы? – настороженно спросил он.

– Ммм… я? – ряд белых, ровных зубов незнакомца блеснул в полумраке комнаты, – не все ли равно, кто я, профессор Альюс, не будем мелочиться, опускаясь до уровня имен и чинов, в такой великий момент в истории Земли или даже Вселенной, – он по-приятельски перекинул руку через плечо отца. Гримаса боли появилась на лице последнего. Сила, с которой сжались пальцы незнакомца, была так велика, что ноги отца бессильно подогнулись, а руки мгновенно разжались. Его тело грузно упало на колени, едва Джеймс сполз на пол.

– Не трогайте сына, я все вам отдам, – чуть слышно проговорил отец.

– Вот и славно, профессор, я рад, что взаимопонимание наступило так быстро, – и вновь белый обод зубов, подчеркнул обворожительную улыбку, – увести, – тон голоса незнакомца стал металлическим.

Ледяные ладони отца крепко обхватили лицо Джеймса:

– Сынок, я люблю вас с мамой и всегда буду любить. Не верь никому, кто скажет, что все произошло по моей вине, я хотел, как лучше. Слушай себя и ничего не бойся, – он крепко поцеловал сына, – а теперь зажмурься, помнишь? только чур не подглядывать.

Мальчик не успел закрыть глаза, как двое солдат мгновенно схватили его отца под руки и потащили к выходу.

– Отпустите его, – Джеймс рванулся вперед. Слезы предательски полились по щекам, застилая глаза, обжигая стыдом и обидой. Сделав пару шагов, он споткнулся и упал. В голове загудело, боль сковала все тело. Прошло какое-то время, прежде чем звон в черепной коробке стих и Джеймс смог различить чьи-то голоса:

– Что делать с пацаном? – заговорил один из них.

– Был приказ увезти всю семью под конвоем, – резко ответил другой.

– Тогда понесли? – спросил первый.

– Отставить, капрал, – командный голос, показавшийся Джеймсу знакомым, прервал разговор солдат.

Больше Джеймс ничего не мог разобрать, доносящиеся с улицы раскаты сирен и выстрелов превратили голоса в бубнение, срывающееся на громкое: «Так точно, полковник».

Окончательно Джеймс пришел в себя только на улице, кто-то нес его на руках. В темноте он не сразу разглядел знакомое лицо:

– Полковник, Маунз? – слипшиеся губы не хотели произносить слова.

– Здравствуй, Джеймс, сейчас нам лучше не разговаривать.

Мальчик слышал тяжелое дыхание полковника, чавканье сырой земли под его ногами и никак не мог поймать ни одной мысли, из множества тех, что блуждали в его стучащей от боли голове. Сколько прошло времени, с тех пор как он пришел в себя и куда его несут. Он не мог даже представить. Через какое-то время Маунз заговорил снова:

– Джеймс, ты ведь знаешь, мы с твоим отцом друзья и давно знаем друг друга, я многим ему обязан, – его дыхание сбивалось от быстрого шага, – послушай меня внимательно, от этого зависит твоя жизнь и жизни твоих родителей.

Джеймс напряженно всматривался в лицо полковника силясь услышать от него что-то важное и понять, кто теперь перед ним – друг отца или один из вояк, что разгромили этой ночью их дом. Сейчас он ни в чем не был уверен.

– Вам с мамой предстоит далекий перелет, на другую планету, где вы теперь будете жить, – продолжил полковник, – с этой минуты тебе придется забыть обо всем, что происходило раньше – школьные друзья, соседи, ваш дом и… – он осекся, – в общем обо всем.

Слезы тонкими струйками стекали по щекам Джеймса:

– И о папе?

– О нем в первую очередь, – голос полковника стих, стал сухим и жестким, – твоя семья в большой опасности и все, кто рядом с вами тоже. Твой долг защищать маму, будь достоин своего отца и сделай так, как я тебя прошу. Теперь у вас будут новые имена и новый дом.

Он остановился и медленно опустил Джеймса на землю:

– Мы пришли, – внезапно закончил полковник.

Джеймс осмотрелся. На небольшом возвышении, окруженном деревьями, стоял автолет. Несколько вооруженных солдат и офицеров выстроились неподалеку. Увидев полковника, все вытянулись в воинском приветствии.

– Вольно, – приказал полковник, подводя шатающегося Джеймса к открытому люку автолета, – как обстановка, майор? – обратился он к офицеру, стоявшему ближе всех.

– Все тихо, но нужно торопиться, чтобы не заметили вашего отсутствия.

– Хорошо, еще пара минут и возвращаемся, – он шагнул внутрь автолета, пропуская мальчика вперед, где на краю просторного кожаного кресла, сидела его мать Элма.

Увидев маму, страх и отчаяние, которое до этой минуты копилось и нарастало в груди Джеймса, вырвалось наружу. В бессилии он упал в ее объятия и громко заплакал.

– Сынок, все будет хорошо, мы должны быть сильными, как папа, – успокаивал его родной голос матери.

Он чувствовал, как колотится ее сердце и дрожат руки, которые не останавливаясь, гладили его по голове. Как ему хотелось убежать, улететь, забыться, но не было сил даже открыть разбухшие от слез глаза.

Джеймс проснулся, его тело застыло в напряжении, он не мог пошевелиться. Лицо, как и много лет назад горело от слез. Это был всего лишь сон. Очередной сон, сотканный из лоскутов воспоминаний его детства, который он так часто видел и знал наперед.

Ему хотелось подскочить с кровати и распахнув окно, впустить свежий осенний воздух из прошлого с горклым запахом сырых деревьев. Но тело его не слушалось, сковавший страх не позволял вырваться из удушливого плена комнаты. Да и воздуха теперь было в обрез.

Немало времени понадобилось Джеймсу, чтобы справиться с остатками видений. Нащупав в скомканной постели заветный пульт, он нажал на кнопку. Мгновение и комната наполнилась светом. Звуки леса доносились со всех сторон. Журчащий ручеек и щебетание птиц, настойчивый стук дятла где-то вдалеке и шум ветра в шелестящей листве – заранее записанная программа, призванная порадовать хозяина дома.

Джеймс сел на край кровати и обхватил голову руками. Тревога отступала, мысли начали приходить в порядок. Обволакивающее чувство спокойствия, как терпкое вино опьяняло и согревало, так, что он не сразу смог услышать звуки разрывающегося САО.

Глава 2

– Кто? – спустя пару долгих секунд, спросил Джеймс.

– Звонит ваша мама, – пропел приятный женский голос виртуального САО.

– Ответить.

Тут же раздался щелчок переключения:

– Привет, сынок, я тебя не разбудила?

– Нет мама, все в порядке, я уже встал.

– Это хорошо.

– Что-то случилось?

– Просто ты давно не заезжал, хотела узнать, как у тебя дела?

– Извини, много работы, у меня же выпускной курс сейчас, зашиваюсь.

– Я понимаю.

– Мам, я сегодня допоздна. Зато завтра у меня первая смена, днем заскочу к Гауссу в управление, а потом сразу к тебе, договорились?

– Отлично, – в голосе матери скользнула тревога, – что от тебя нужно Гауссу?

– Он не сказал, скорее всего по патрульной работе какие-то бумажки осталось заполнить, – хмыкнул Джеймс, – а ты сама как? Лекарства помогают?

– Да, сынок, все хорошо. Лекарство, которое ты в прошлый раз привез, гораздо лучше.

– У одного из моих учеников родители держат сеть аптек на пятой платформе, они помогут достать еще.

– Спасибо, а тебе это хлопот не доставит? сколько оно стоит?

– Мам, перестань, этот гвардеец обязан мне своим выпускным дипломом.

– Ясно, – рассеяно ответила мать, – завтра я буду тебя ждать, приготовлю что-нибудь вкусненькое.

– Тогда до завтра, – Джеймс улыбнулся.

– До завтра, сынок, – ее ответ прозвучал тише.

Сигнал САО прервался.

– Отключить, – сухо сказал Джеймс.

Виртуальный голос невидимого оператора произнес:

– Джеймс, разговор с вашей мамой окончен, продолжительность полторы минуты. Хотите перезвонить данному абоненту или выбрать другой контакт?

– Завершить, – нетерпеливо произнес Джеймс, сдерживая желание запустить чем-нибудь тяжелым в плоскую как блюдце коробочку САО, привинченную к потолку.

– Вызов завершен, приятного вечера.

Послышался характерный щелчок переключения, наступила долгожданная тишина.

Джеймс встал с кровати и подошел к окну, там вдалеке весело перемигивались бело-голубые огни пограничной линии пятой платформы, на которой находилась его новая капсульная квартира.

Джеймс посмотрел на небо. Крохотный кусок, видневшийся из его окна, тускло нависал над прозрачным куполом, защищающим теперь мир людей от смертельного излучения Новой Звезды. «Колпак здесь гораздо чище, чем на третьей, – подумал Джеймс, – верхушка социума не должна видеть небо сквозь жирную копоть платформ».

Он развернулся и с силой ударил по кнопке на пульте. САО с визгом опрокинула металлическую заслонку, подменив картинку за окном цифровым изображением горного пейзажа.

Тяжело выдохнув остатки бессонной ночи, Джеймс запустил утренний процесс приготовления завтрака и отправился в душ.

Выйдя из дома, Джеймс ощутил привычную духоту, ночью под куполом приток воздуха осуществлялся с меньшей интенсивностью для экономии энергии. А часть насосов и вовсе была отключена. В такое раннее время их еще не успели запустить после очередной технической обработки. Пока люди спали, специальные бригады чистильщиков отскребали нависавшие на винтах ошмётки пыли и оттирали остатки городского смога, осевшего за день на металлических фильтрах.

Спускаясь вниз по тоннелю, ведущему к ангару с автолетами, Джеймс снова посмотрел на небо, как и всегда на нем почти не было звёзд. Сверхрассеянная галактика, в которой находилась планета Новая Земля, ставшая домом для человеческой расы, всегда отличалась низкой светимостью и отсутствием видимых звезд.

Многоэтажный ангар, в котором оказался Джеймс, был забит всевозможными автолетами, очень плотно припаркованными друг к другу. Чтобы добраться до нужной ячейки, владельцы летающего транспорта протискивались вдоль узких рядов, вытирая грязь с металлических бортов своими офисными костюмами. Все это, как и капсульные квартиры, в которых человек мог сделать всего пару шагов от одной стены до другой, было результатом ограниченного жизненного пространства, с которым столкнулось человечество за последние десятки лет.

Сигнальный маячок парковочной ячейки, на которой стоял автолет Джеймса, приветственно замигал, уловив приближение хозяина. Двигатель загудел, распространяя едкий запах перевариваемого им топлива.

– Стандартный маршрут, – отдал команду Джеймс, после чего экранное меню автолета замигало, выдавая координаты и кротчайшее время пути. Несколько секунд и машина уже летела в пункт назначения. Металлические люки на окнах, как всегда, были закрыты, путь к университету Гаусса, за долгие годы службы вызывал у Джеймса стойкое ощущение тошноты. А переезд на пятую платформу только усилил чувство безнадёжности и отвращение к окружающему.

Джеймс скучал по разбитой, но просторной квартире на краю третьей платформы, где они с матерью жили много лет, обосновавшись там сразу после эвакуации с Земли. И несмотря на то, что воздух там был грязнее, как и вода, выделяемая местными властями, а излучение Новой Звезды выше из-за разбитых защитных экранов, болтающихся на грязном колпаке. Он тосковал по уюту и теплоте, которые всегда умела создавать мама и которые так напоминали об их настоящем доме, доме из его снов.

Проносясь на автолете мимо вытянутых, оттенка пыли небоскребов. Джеймс часто представлял семьи, живущие в капсулах этих серых, безликих строений. «Можно ли быть счастливым, живя в таком месте?». На этот вопрос он никогда не отвечал себе. «Что именно делает счастливым конкретного человека – место, где он живет или люди, которые окружают его? А может быть воспоминания – тонкая мембрана судеб, существующая самостоятельно без вопросов и ответов, без постоянного шума, с ощущением пустоты и забвения».

Глава 3

Пролетев чуть больше половины пути, автолет сбавил ход и опустился на небольшую площадку, где, переминаясь с ноги на ногу, стоял полный мужчина в коричневом клетчатом костюме. В одной руке он держал потертый кожаный чемодан, а в другой, крепко сжимал бумажный сверток, наполовину пропитавшийся чем-то съедобным, спрятанным внутри.

После того, как Джеймс открыл дверь, пассажир сначала аккуратно просунул в салон свой упитанный зад, а уже потом все остальное.

– Здорово, – поприветствовал Джеймса клетчатый толстяк, выплевывая слова вперемешку с завтраком. Он грузно шлепнулся в мягкое кресло, податливо принявшее очертания его пухлого тела.

– Здорово, Шон, – чуть приоткрыв глаза, ответил Джеймс.

Это был их обычный утренний ритуал приветствия, как и запах пота, перемешанный с ароматом ветчины, который всегда преследовал толстяка Шона, где бы он не находился.

Следуя предписанию, придуманному и утверждённому ректором Гауссом, в рамках волонтёрской программы, которыми так славился крупнейший в Союзе пяти галактик университет по межрасовым контактам, Джеймс, как сотрудник кафедры, имеющий автолет, был обязан несколько раз в неделю подвозить молодого коллегу, не успевшего обзавестись собственным транспортом, до его места работы.

Вот только Шон уже давно не был молодым коллегой Джеймса, он был лысеющим, довольно заурядным сотрудником кафедры, с явными признаками преждевременного ожирения и огромным желанием во что бы то ни стало улучшить свое положение и остаться в университете, не претендуя на трудовые подвиги. При этом активно занимаясь общественной жизнью университета и поддерживая в нужный момент его руководителя, во всех, даже самых безумных начинаниях.

– Что, опять не в духе? – усмехнулся Шон, его щеки подпрыгнули под глаза, и раскрасневшееся лицо заблестело в искусственном освещении салона.

Джеймс кивнул, молча вводя настройки на пульте управления.

– Как я люблю мои утренние монологи в твоей компании.

– Извини, плохо спал.

– Да ладно тебе, кофе будешь? – и не дожидаясь ответа, Шон жадно отхлебнул из стакана, – скоро праздник осени, шишки с шестой платформы опять приедут в университет, слыхал? Тебя как звезду межрасовых контактов обязательно пригласят на фуршет, – он дожевал последний кусок и вытер рот остатками оберточной бумаги

– Мне это не интересно, – буркнул Джеймс.

Шон вздохнул:

– А мне интересно. Ну и беда общаться с тобой по утрам, твоя жена наверное…

– У меня ее нет, – перебил Джеймс.

– Точно, забыл, – Шон стукнул себя по лбу. Я могу ее понять, – он усмехнулся и дружески хлопнул Джеймса по плечу. Но увидев, что тот не оценил шутку, тут же решил исправить положение:

– Пусть она локти кусает, ты же завидный жених – красивый, успешный, умный, чего еще этим бабам нужно?

– Ты забыл добавить, что теперь я обладатель капсульной конуры на пятой платформе, – обрезал Джеймс.

– Ну, – протянул Шон, не понимая, как отнестись к только что услышанному, – ты же треклятую дюжину языков знаешь, сколько ты инопланетян склонил на сторону Союза и не счесть, – он засмеялся и открыл окно, – смотри как красиво, это же пятая платформа, мужик, мечты сбываются. Ты только посмотри какое здесь небо… а воздух? – он сделал глубокий вдох,

– Да, купол здесь моют ежедневно, – констатировал Джеймс.

Шон сделал вид, что не услышал замечания:

– Ты бы давно сюда переехал, если бы был посговорчивее. Знаешь ведь, какой подход к руководству нужен. А с твоим послужным списком вообще мог на шестой барбекю готовить по соседству с Гауссом.

– Боюсь, наше соседство не устроило бы нас обоих. Да и чего я там не видел?

Шон мечтательно закатил глаза:

– Говорят, что на шестой и седьмой платформах, есть машины, которые создают искусственный дождь и снег. И он падает прямо с неба, представляешь?

– Да, а еще там есть реки и озера.

– Серьезно?

– Да. И парки с садами.

– Ну, парки и на пятой имеются, – отмахнулся Шон.

– Верно, вот только деревья там живые, а не консервированные как здесь.

Шон покосился в открытое окно:

– Врешь? Ты что там был?

– Пару раз.

– Вот это да, – его удивление перерастало в щенячий восторг, – а я дальше пятой не забирался, да и вряд ли заберусь, – он помотал головой, – но не жалуюсь, деваться-то некуда. Лучше на ступень выше, чем на Дне коротать время. Кстати, – Шон слегка прищурился, отчего его глаз совсем исчез среди одутловатых складок на лице, – хочешь подниму тебе настроение? тебя Гаусс вызывает.

– Это не новость, – равнодушно ответил Джеймс, – а сколько ты уже на Гаусса работаешь?

– Я работаю не на Гаусса, а на благо университета, – выражение лица Шона сделалось серьезным.

– Да, – протянул Джеймс, – все мы солдаты Союза, – кривляясь, он поднес руку к виску, как военные на присяге.

Шон замер, его взгляд вдруг стал другим, он в спешке закрыл окно и посмотрел на Джеймса:

– Думаешь, я дурак, не понимаю, о чем ты? Прекрасно понимаю и не один я, – он воровато огляделся по сторонам и понизив голос, добавил: – знаешь Грэмма с кафедры истории рас?

– Нет, – Джеймс автоматически заговорил тише.

– Ну да, я же забыл какой ты коммуникабельный человек, – он криво улыбнулся, – так вот, Грэмм, тоже не в восторге от Гаусса и вообще очень многие не в восторге, – на этих словах он выпучил глаза, отчего стал походить на жабу и зашипел на весь салон: – только шшшш, никому, понял?

Джеймс кивнул.

– Ну так вот, – возвращаясь к обычной гримасе, снова начал Шон, – куда деваться-то? Люди может и хотят другой жизни, но с платформ-то никуда не денешься, кроме разве что в шахты податься, – он зло оскалился, – на поверхности этой треклятой планеты больше ничего нет, не зря его Дном прозвали. Дно оно и есть дно. Ни воздуха, ни воды, а излучение какое? Ох, – он резко замолчал, а затем нахохлившись, как снегирь, отвернулся к закрытому окну и мрачно добавил, – вторая платформа раем покажется.

Оставшийся путь до университета они пролетели молча и только когда Шону пора было выходить, Джеймс спросил:

– Шон, ты знаешь, что хотел от меня Гаусс?

– Нет. Спасибо, что подбросил, – уже спиной ответил Шон, его утреннее настроение было испорчено.

С тех пор, как служба Джеймса в оперативном отряде Союза была окончена, ему предложили перейти на должность преподавателя кафедры лингвистики и культуры рас в университет Гаусса, так его негласно называли.

Стремительный взлет Гаусса по карьерной лестнице от рядового лаборанта одной из кафедр до главы университета можно было выставлять на вид в учебниках по личностному росту, которые любят досконально штудировать заурядные менеджеры среднего звена, в надежде заполучить расположение босса любыми способами.

В те времена, когда Джеймс только пришел на кафедру, Гаусс уже был известным активистом по общественным вопросам, сначала своей кафедры, а потом и всего университета. Его способности пролезать в труднодоступные для обычного человека места, своевременно налаживать связи и демонстрировать преданность делу высоко ценились руководящими чинами. Что в дальнейшем помогло ему укрепить позиции и сместить то самое руководство, которое он обличил в растратах, взятках и низком уровне организации.

Отношения Джеймса и Гаусса не заладились с самого начала.

Джеймс стал первоклассным лингвистом, опыт оперативника принес ему много практических навыков, как переводчику, так и консультанту по урегулированию межрасовых конфликтов любой сложности. Студенты мечтали попасть к нему на кафедру. А после защиты докторской и получении нескольких грандов в пользу университета, Джеймс стал довольно известной фигурой, что безусловно злило Гаусса, хотя и было ему на руку. Глава университета видел людей насквозь, после нескольких минут общения он безошибочно оценивал выгоду при использовании человека в своих личных интересах.

Нарастающая известность Джеймса пугала и привлекала Гаусса, он держал некий баланс между ценностью и возможностью манипулирования. Гаусс всячески пытался наладить дружеские отношения, чтобы держать Джеймса в соратниках и единомышленниках, но Джеймс не жаждал общения с таким человеком, как Гаусс, понимая всю его, как он выражался «тухлую сущность». Отвергнутый Гаусс не показывал вида, но обиду и зависть на Джеймса таил всегда. Между ними началась негласная война, скрытый конфликт, последней каплей в котором была межгалактическая конференция, где в качестве представителя человеческой расы предложили выступить Джеймсу, а не Гауссу. В университет пришло официальное письмо, подписанное Главой Союза, о необходимости освободить Джеймса Итэра от преподавательской деятельности на период проведения конференции и предоставить доступ ко всем материалам, с целью подготовки официального обращения новоземлян к представителям пяти галактик. Гаусс был в бешенстве, но ослушаться побоялся. Многие знали, что Гаусс из тех, кто перешагивает через друзей и особенно через врагов. Джеймс оказался в числе последних, Гаусс превратил его любимую работу в тяжелое испытание, но контракт требовал от Джеймса продолжения преподавательской деятельности, до окончания которой оставался один месяц.

Глава 4

Джеймс поднёс ладонь к панели идентификации. После секундной проверки разрешенного уровня доступа, дверь в кабинет Гаусса открылась. Металлический голос приветственно пригласил гостя войти.

Попав внутрь, Джеймс оказался на широкой лестнице, ведущей наверх. В пологих, отполированных до состояния зеркальности ступенях, подсвеченных с обеих сторон золочеными фонариками, мерцали отражения многочисленных наград Гаусса, которыми была увешана вся стена. Они пестрили и переливались яркими красками, затмевая настенные лампы. Такая лестница располагала идущего в полной мере насладиться достижениями своего хозяина. Да и сама по себе, она была внушительным его достижением.

Внимание Джеймса привлекла одна из грамот, она отличалась выдающимися размерами и помещалась в резную антикварную раму. Остановившись около виртуального изображения двух пожимающих друг другу руки мужчин, Джеймс прочел надпись: «Гордость современников и будущих поколений», а чуть ниже росчерком пера «Глава союза галактик». Кто конкретно был гордостью, не указывалось, конечно, подразумевалось, что удостоившийся этой грамоты, но все же оставалось чувство формальности и недосказанности, будто штамповка вручалась многим без указания имени. Изображение же недвусмысленно давало понять о личном знакомстве Главы Союза и ректора университета.

Эта грамота находилась прямо у второй двери, ею и заканчивалась звездная аллея, венчающая стену. Как вишенка на торте, она должна была завершать картинку образа великого человека, а сейфоподобная дверь с несколькими панелями идентификации, за которой непосредственно находился Гаусс, являлась лишним тому подтверждением.

Оценив отпечатки пальцев и сетчатку глаз Джеймса, дверь мягко подалась вправо, исчезая за стеной кабинета и освобождая путь. Просторное помещение, в которое вошел Джеймс, отличалось вычурностью и строгостью стиля, хотя не было лишено лоска. Оно напоминало деловой портфель в дорогой кожаной обивке и имело все что нужно для канцелярской работы. Приглушенный искусственный свет, отсутствие достаточного количества мебели, несколько меняющихся голограмм репродукций картин вместо окон вызывали ощущение дискомфорта и чрезмерной официальности.

Гаусс сидел в самом конце кабинета, во главе длинного стола переговоров, по всей поверхности которого располагались маленькие мониторы, для проведения расширенных конференций. Стол напоминал огромного спящего монстра, который задремал, охраняя своего хозяина, но в любую секунду готового проснуться, устремив светящиеся мониторы-глаза на непрошеного гостя.

– Джеймс, дружище, как же давно мы не виделись, – поднявшись из-за стола Гаусс с легкостью кузнечика, пружиня на своих коротеньких ножках, подошел к Джеймсу. Он крепко сжал его руку и пристально заглянул в глаза.

На слове «дружище» Джеймса передернуло, но вида он не подал.

– Да, давненько, – с натянутой улыбкой ответил он.

– Вы оценили аллегорию, поднимаясь по моей лестнице? Я хотел, чтобы люди, перед тем как встретиться со мною, четко представляли весь путь, который мне пришлось пройти, – на каждом слове его грудь медленно выпячивалась колесом.

– Я думаю, замысел удался, – рассеянно проговорил Джеймс, делая вид, что рассматривает голограмму очередного художественного шедевра.

– О, – протянул Гаусс, важно выпучив маленькие глазки, – как приятно это слышать, я всегда ценил ваше мнение и нашу дружбу, – не отрывая взгляда от Джеймса, добавил он.

Джеймс кивнул, от наигранности ситуации ему становилось тошно, чтобы ускорить процесс и не болтнуть лишнего, он спросил:

– Господин ректор, прощу прощения, до вечера возился с дипломниками, устал как собака, а по какому вопросу меня вызвали?

– Да-да, конечно, дружище, присаживайтесь. Чай, кофе?

– Нет, спасибо, – Джеймс присел в кожаное кресло, которое тут же обволокло его тело, не давая пошевелиться.

Гаусс в два прыжка вернулся на свое рабочее место, со скоростью совершенно не соответствующей его комплекции и деловому костюму.

– Вчера на кафедру пришел запрос от самого, – он ткнул в потолок пухлым пальцем, украшенным массивным перстнем и чуть понизил голос, – для проведения новой вылазки требуется парочка классных спецов по межрасовым контактам. Сами понимаете, запросы такой важности нужно выполнять незамедлительно и на высшем уровне. Я сразу подумал о вас и капитане Сооу, профессионалов такого уровня во всем Союзе не сыскать.

– Господин Гаусс, вы же знаете, я давно закончил оперативную работу и капитан Сооу тоже. Я преподаватель и теперь моя обязанность готовить первоклассных специалистов для выполнения такого рода операций. Если вопрос настолько срочный, к завтрашнему утру, я подготовлю список подходящих кандидатов. Уверен, что там, – Джеймс ткнул пальцем в потолок, – тоже оценят. А теперь извините, мне нужно идти, – кое-как вырвавшись из плена кресла, Джеймс направился к выходу.

– Вы меня не поняли, мистер Итэр, – голос Гаусса стал жестким, – это не просьба, а приказ.

– Я в отставке и не обязан выполнять приказы, – не сбавляя шаг отозвался Джеймс.

– Мы все солдаты Союза.

– Вы это о чем? – Джеймс обернулся.

– Ну сами понимаете, служба службой, а долги надо отдавать. Ваша матушка, – Гаусс слегка приподнял брови, – кажется находится на попечении университета, верно? ведь у нее сейчас действует медицинская страховка и полный соцпакет, который с серьезностью ее заболевания и качеством процедур, вам, мистер Итэр, не потянуть, будь вы хоть самой яркой звездой нашего университета, – его глаза ядовито блеснули в приглушенном свете искусственных ламп.

– Что? вы решили мне угрожать, «дружище», – съязвил Джеймс, – это не законно, какого…

– Так у вас повышенное чувство справедливости, мистер Итэр? Поймите закон, правда и справедливость всегда двуличны глазами смотрящих.

– Не понимаю, о чем вы.

– Знаете, здесь на платформах и ранее на Земле остросоциальные вопросы всегда требовали решения со стороны общества. И каждый раз Фемида, затянув потуже повязку на глазах, сражалась за права обиженных и невиновных. Но на деле выходило так, что любую правду можно трактовать по-своему. Когда мы говорили о домашнем насилии и защищали покалеченных собственными мужьями-тиранами угнетенных женщин, появлялись те, кому становилось выгодно быть жертвой и вот мы кидались защищать их, забывая о перекосах и невозможности трезво оценивать каждый случай в отдельности, а это реальные жизни, мистер Итэр. Когда это касается лично вас, то это уже ваша жизнь, по которой проедут гусеницами под знаменами справедливости и не заметят. Поймите, баланс, правила, обязанности движут нами. И люди, которые нас окружают, требующие защиты и правосудия, не разбираются в том, что это значит.

Беспристрастной может быть только Фемида, она богиня, но, к сожалению, решает не она, решает общество, которое не может быть беспристрастным по своей природе. Люди оперируют фактами и доказательствами, эта система работает лучше всего, защищая жертву и преступника в равной степени, ведь факты и доказательства, это не правда в чистом виде, лишь указатели направления. И вот мы видим, что с одной стороны, угнетая права людей с отличным цветом кожи, с другой, мы ставим их на ведущие рабочие места, угнетая в свою очередь тех, кто этого действительно достоин. Но высказать это мы не можем, чувство справедливости застряло в глотках, оно саднит и мучает, но без него нельзя, должен существовать баланс или естественный отбор, называйте, как хотите.

– Оправдать можно все, даже жестокость, – сухо проговорил Джеймс.

– Смотря, что называть жестокостью, – прищурившись ответил Гаусс, – хищник настигает жертву, чтобы прокормиться или прокормить своих детенышей. Со стороны это убийца, отнявший жизнь, но жесток ли он?

– Мы не звери, нам дан разум для того, чтобы контролировать свои инстинкты.

– Вы правы, мистер Итэр, оправдать можно все, но я хотя бы не прячу голову в песок, как вы. Ведь не бывает зла в чистом виде, как и добра, оно существует в сказках, которые мы читаем детям в надежде описать лучший мир. А как же право на ошибку, Джеймс? Как же пучок событий и ощущений, предшествующий злодеянию? Ведь, согласитесь в расчет нужно брать все.

Внутри похолодело, воспоминания об отце, окатили Джеймса с головы до ног. Он перестал улавливать слова Гаусса. Пара вопросов смогла ввести его в беспомощное состояние, словно котенка, поднятого за шкирку. И только пронзительный звон САО сбил овладевшее им оцепенение.

Гаусс искоса посмотрел на имя звонящего, видимо разговор мог подождать, уверенным движением он отклонил звонок. В кабинете стало тихо.

– А знаете, это похоже на паутину, – продолжил Гаусс, – чем больше барахтаешься, тем больше запутываешься и в конечном итоге… – он прервался и раскурил сигару. Неумелые колечки дыма начали медленно выплывать из скрученных в трубочку губ.

– В конечном итоге? – в нетерпении повторил Джеймс.

– В конечном итоге, вас все равно сожрут.

Джеймс молчал.

– Вы злитесь, а знаете почему? Потому что это и есть правда за которую вы боретесь, а она вам не нравится, она никому не нравится. Потому что справедливость в чистом виде с ней не вяжется.

– И что теперь будем защищать тиранов?

– Нет, зачем такие крайности, но и не всегда жертв нужно списывать со счетов, как вы считаете? – Гаусс прищурился.

– Что же, найти кого наказать в своих интересах у вас всегда получалось.

Гаусс криво улыбнулся:

– Ну вот, опять вы злитесь, может сигару?

– В чем будет заключаться миссия? – спросил Джеймс, усевшись обратно в кресло.

– Мистер Итэр, браво, – от восторга Гаусс подпрыгнул на месте, – а то мы с вами заболтались, – он выпрямил спину и поближе придвинулся к рабочему столу, – итак, к делу. Вы будете в офицерском составе группы, которая отправится на Ату для получения секретных данных, хранящихся в бункере.

– Ату?

– Именно. Военный конфликт там никак не утихнет. Киборги перестали вести диалог. За последние полгода ни одна из попыток представителей Совета урегулировать трения не увенчалась успехом. В связи с чем, на прошедшем заседании, глава Союза огласил решение о проведении бомбардировок и испытании нового сверхлучевого оружия на территории Аты, с целью полного уничтожения киборгов и всех стратегических ресурсов планеты.

– Полного уничтожения? – Джеймс крепко сжал подлокотник кресла.

– Дружище, у вас начались проблемы со слухом? – улыбнулся Гаусс.

Эту колкость Джеймс пропустил мимо ушей.

– Уничтожив киборгов, их военные базы и всевозможные запасы Аты, из которых они могли бы подпитывать свою мощь, мы наконец устраним это осиное гнездо, которое на протяжении многих лет сосет ресурсы Союза и представляет угрозу для входящих в его состав рас.

– И укажет этим расам кто сейчас действительно представляет угрозу, не так ли?

– Вы, как всегда, видите самую суть вопроса, мистер Итэр.

– Опыт, – сухо ответил Джеймс.

– После того, как главой Союза наконец-то стал представитель человеческой расы, мы не должны упускать возможность закрепить наши позиции и показать всем остальным, что может быть с теми, кто решит нарушить равновесие в сложившейся расстановке сил.

– Вы же понимаете, что после бомбардировок планете конец?

– Ну, – протянул Гаусс, рассматривая дымящуюся сигару, – кому какое дело до этой планеты, она так далеко от нас, что никто и не заметит потери. Особенно в масштабах пяти галактик.

Джеймс ощутил, как боль, сухим, остроконечным камнем наглухо застряла в горле.

– Мне пора, – он поднялся и зашагал к выходу.

– Завтра в девять жду вас у главного входа в университет, – выкрикнул ему вслед Гаусс, – и не опаздывайте мистер Итэр, иначе последствия будут крайне для вас неприятными. И это чистая правда.

Выйдя из кабинета, Джеймс остановился. Чувство ненависти давило и жгло где-то в груди, будто чьи-то сильные руки месили его внутренние органы как тесто. «Сколько же ведер дерьма за свою жизнь нужно выпить, чтобы оно наконец добралось до горла и начало перекрывать кислород?». Прокрутив эту мысль несколько раз и уловив на языке появившийся неприятный привкус, Джеймс побежал к выходу. Только оказавшись снаружи и глубоко вдохнув спертый воздух, переработанный измученными за день очистительными фильтрами, ощущение безысходности понемногу начало отступать.

Глава 5

Дорогу к матери, Джеймс преодолевал автоматически. Мелькание потолочных ламп в бесконечных тоннелях платформ, двигало его вперед. Оно задавало нужный ритм отупения и гипноза, при котором все чувства, включая чувство справедливости исчезало напрочь. Только когда он переступил порог неродного дома, в котором жил самый родной для него человек, Джеймс смог прийти в себя.

– Привет, мам, я дома, – вырвалось у него.

– Здравствуй, сынок, – мать вышла навстречу. На руках и щеке остатки муки, на поясе повязан чистый, но изрядно потрепанный передник, прохудившийся в нескольких местах до дыр.

– Что готовишь?

– Твой любимый пирог, – она аккуратно стряхнула с тела остатки серой, как бетонная пыль муки на стол, а затем тщательно собрав их в ладонь высыпала в пакет.

– Да, запах отменный, – Джеймс глубоко вдохнул, – у всего человечества жизнь поменялась, но только не у тебя, – он присел на старый, скрипучий стул и улыбнулся.

– Ты о чем?

Джеймс сжал в руках чашку с ароматным чаем. Только его мать могла так заваривать чай, добавляя к травам щепотку перца. Джеймс втянул пряный запах и сделал громкий глоток.

– А, это, твой отец тоже его любил, а ты во всем хотел быть на него похожим, с самого детства, – легкая улыбка, подчеркнула грусть в материнских глазах.

– Откуда перец?

– Так на нашем рынке купила, еще в прошлом месяце, когда завоз был.

– Мам, не бери там ничего. Вся провизия, которую шаттлы на третью закидывают, это остатки, пыль из того, что доставляют на четвертую и выше. Я же тебе говорил, все что нужно привезу.

– Да, да, хотела сюрприз тебе сделать, – ее глаза тут же стали влажными.

Элма Итэр была из тех женщин, которых не старил возраст, но жизнь на платформе и болезнь ярко отразилась на ее статной внешности. Прежний лоск давно спал, на его место пришли морщины и дряблая кожа, не свойственная ее годам. Руки зрелой женщины превратились в крючковатые старушечьи. Частый кашель и выматывающая отдышка сопровождали ее последние семь лет. А любая физическая нагрузка превращалась в каторгу.

Джеймсу стало стыдно, он увидел, как смутилась мать и как она старалась сделать ему приятное:

– Спасибо, мам, извини, после переезда как-то не по себе.

– Не переживай, у меня все замечательно, продуктов и конденсата, которые привозишь, хватает с запасом, – она всплеснула руками для пущего эффекта и грустно улыбнулась, – одной только тоскливо.

– Переезжай в мою капсульную, а? будешь хотя бы смотреть на картины гор и полей, которые показывает САО, а не на это уныние, – Джеймс кивнул в сторону небольшого окошка, покрытого масляно-грязным ободом смога. За стеклом простиралась картина стандартного индустриального пейзажа третьей платформы, которая славилась своими заводами. Здесь были сосредоточенны основные кузницы продовольственного полуфабриката или суригата, как его называли в народе. Небольшие пищевые брикеты, содержащие энергетический порошок серого цвета, который можно было использовать в качестве любого блюда – налей горячей воды, получишь похлебку, добавь каплю жира, будут лепешки.

Ингредиенты для суригата, как и все остальное скудное продовольствие завозилось на Новую Землю шаттлами. Они прилетали груженные из разных колоний Союза. После вступления Рора Иккена на пост главы, разнообразие и качество продуктов улучшилось, но поставки оставались нестабильными, из-за чего на второй и третьей платформах случались вспышки голода.

– Джеймс, мы это уже обсуждали, в капсулу не перееду, задыхаюсь я в этой коробке. Да и толку, там и для одного-то места мало, та же тоска, – мать глубоко вздохнула и тут же всполошилась, почуяв запах гари: – ой, пирог горит.

Она неуклюже убежала на кухню, откуда понеслись шум, грохот и ароматный запах пирога.

Джеймс прошелся по комнате. Раскладная кровать матери, старая софа, на которой он когда-то спал. Ветхий стол и стул. Вот и все убранство. Он подошел к комоду, где лежал журнал двадцатилетней давности. На обложке изображение жабоподобного лица, отдаленно напоминающего человеческое. И заголовок: «Профессор Альюс великий и ужасный». На отвратительной роже этого волшебника из страны Оз сверкали изумрудные очки с надписью «онио».

– Зачем ты это читаешь? – спросил Джеймс, когда мать вернулась из кухни.

– Не спалось ночью, – она поспешно спрятала журнал в ящик комода.

– И ты взяла это? – удивился Джеймс.

– Перестань, иди лучше пить чай и расскажи, как твои дела?

– Да все как обычно, – пожал плечами Джеймс.

– А, что хотел от тебя Гаусс? – с тревогой спросила она.

– Небольшая командировка, по работе.

– Командировка? – мать нахмурилась и начала быстро размешивать несуществующий сахар у себя в чашке, – Сэм мне все рассказал, опять вылазка? – сухо проговорила она.

Прежде чем ответить Джеймс сделал несколько больших глотков:

– Что ж, теперь ты знаешь.

– И? это все, что ты можешь мне сказать?

– Еще, что нигены, не умеют держать язык за зубами, – недовольно буркнул он и подал закашлявшейся матери немного воды, – конденсат у тебя заканчивается, привезу на днях.

– Не переводи тему, Джеймс, – недовольно выпалила та и ее дыхание снова дало сбой, – просто в отличие от людей нигенам трудно говорить неправду.

– Штатная вылазка, ничего серьезного, – с наигранной обыденностью ответил Джеймс, – нечего даже обсуждать.

– Ты же больше не занимаешься оперативной работой. У тебя на кафедре полно забот.

– Да, – протянул Джеймс.

– Но ты согласился.

Джеймс кивнул. Он не мог найти подходящих слов, чтобы остановить нарастающую в душе матери бурю.

– Это из-за лекарств, верно? Ты согласился, чтобы они выделяли мне медпаек?

Джеймс, знал, что сейчас ее взгляд направлен прямо на него, ему понадобилось усилие, чтобы поднять глаза и соврать:

– Нет, это связанно с моей работой, есть незакрытое дело, еще со времен межгалактических полетов.

– Врать ты не умеешь, так же, как и твой отец, я всегда знала, когда Уильям говорил неправду, – женщина закрыла лицо ладонями, – как же я устала, – прошептала она.

Джеймс подошел к матери и крепко прижал к себе, его рубашка стала мокрой и теплой:

– Не плач, мам, – с трудом выговорил он, – мы вылечим тебя.

Она резко отстранилась, ее заплаканные глаза яростно поблескивали:

– Значит все-таки ты согласился из-за лекарств.

– Мам, перестань, я же сказал, не из-за них.

– А из-за чего тогда? Что за незаконченное дело?

Джеймс молчал.

– Я не хочу потерять тебя, я просто не выдержу, – облокотившись на руку, мать снова заплакала.

Удушливая тишина мягко сотрясалась тиканьем часов, доносившимся из соседней комнаты. Прошло какое-то время прежде, чем Джеймс сказал:

– Обещаю, это в последний раз, – его слова, словно вдавленные в подушку, прозвучали каким-то чужим голосом.

Джеймс подошел к окну. В мутном отражении толстого стекла был виден шрам на его лице – след нового прошлого, того, что началось после окончания университета, когда по предписанию системы распределения он стал оперативником. И год за годом перелетая из одной галактики в другую будучи специалистом по межрасовым контактам, устанавливал дипломатические связи с расами менее крупными, чем те, которые входили в состав Союза. Превращая их в колонии. Но теперь это стало прошлым и только шлейф старых заслуг, да багровая полоска, протянувшаяся от левого виска до середины небритой щеки, напоминали о тех событиях.

– Не о том думаешь, – мать тяжело вздохнула, – пора забыть прошлое и жить.

Джеймс ничего не ответил.

– Жениться тебе надо, тогда и командировок не будет.

– Это тут причем, – сухо выговорил он.

– Тебе нужны дети, а мне внуки.

– Новым поколениям негде будет жить, платформы по швам трещат.

– Не сгущай.

Джеймс улыбнулся, видя замешательство матери:

– Да и не нашёл я похожую на тебя.

– Ой, – появившийся на морщинистом лице румянец, выдавал настоящие чувства, – была же Клэр. Очень хорошая девочка.

– Мы с Клэр давно расстались, чего вспоминать.

– Да, ты упустил ее, у тебя же одна работа на уме. А сейчас что, на кафедре никого подходящего нет?

– Нет, – мягко отрезал Джеймс.

– А ты приглядись.

– Хорошо, я буду очень внимателен, договорились?

– Ох, знаю я это "договорились".

Подойдя ближе, Джеймс крепко поцеловал мать в лоб. Обняв ее, он почувствовал, как сильно она исхудала с момента их последней встречи.

– Расскажи про отца, – неожиданно попросил Джеймс.

– Про отца? – брови матери слегка дернулись вверх, – что ты хочешь знать?

– Про тот вечер, когда началась эвакуация.

– Снова ты об этом.

– Я часто вижу сон.

– Сон?

– Я думаю это было на самом деле, человек в штатском, он забирает отца, уводит его куда-то и я, – Джеймс осекся, к горлу подступил комок, стало трудно говорить.

С тоской и страхом мать посмотрела на Джеймса. Ему стало не по себе от этого взгляда.

– Не знаю кто это был, – промямлила она, – я ждала тебя в автолете, – ее голос задрожал, а сухие длинные пальцы, крепко сжались на запястье Джеймса.

– Возможно тебе рассказывал полковник Маунз?

– Маунз? Нет, мы с ним не встречались после того, как улетели с Земли.

Джеймс почувствовал ложь. Он помнил, как через пару месяцев после эвакуации полковник приходил к ним. Джеймс был еще слишком мал и не понимал суть разговора. Он видел, как Маунз с матерью ушли на кухню, говорили они тихо, а после мать долго плакала. Джеймс понимал, что случилось что-то плохое, но боялся спросить. А когда полковник вышел и увидел Джеймса, то крепко ухватив его за плечи сказал одно слово: «держись». Больше полковник к ним не приходил.

– Я не могу забыть, мне нужно выяснить правду.

– Какую еще правду? не все в наших силах, твой отец понял это слишком поздно. Теперь мы вынуждены жить в постоянном страхе, но он в этом не виноват.

– А кто виноват? – настаивал Джеймс.

– Умоляю оставь это, – мать подскочила со стула и подойдя к окну, начала нервно теребить кусок ткани, заменяющий занавеску:

– Тогда было тяжёлое время, – ее слова оборвал приступ кашля. Джеймс принес матери стакан конденсата:

– Может отдохнешь?

– Нет, – отмахнулась та.

– Мам, – осторожно начал Джеймс, – они что-то искали в ту ночь. Что-то чем обладал отец.

– Уильям не хотел посвящать меня в это, он хотел уберечь нас.

– Ты не думала, что он мог ошибаться.

– Конечно нет, такие были обстоятельства.

– Иногда обстоятельства складываются так, что у человека не остается выбора и он может отступить от своих принципов.

– Что ты говоришь? Твой отец честный человек, он не допустил бы такого.

– Его могли запугать, – настаивал Джеймс.

– Перестань, – голос матери сорвался и зазвенел. Не в силах сдерживаться, она снова заплакала и ушла на кухню.

Джеймс понял, что перегнул палку. Вся жизнь до сегодняшнего дня представилась ему огромной головоломкой, где каждый вариант решения загадки был одинаково провальным. В груди сдавило. Обида, приправленная чувством вины за свой эгоизм, начинала перекрывать доступ кислорода. Он подошел к матери и положил голову на ее вздрагивающее плечо:

– Прости.

– Не надо копаться в прошлом, – тихо проговорила она, – что тебе это даст, только душу теребить и привлекать лишнее внимание. Теперь у нас новый дом.

– Платформы не наш дом, наш дом остался там, в солнечной системе.

– Знаешь, когда пропал Уильям, я не понимала, что дальше делать, могла только существовать, выживать. Но силы двигаться вперед давал мне ты, ты всегда был моей надеждой и смыслом жизни.

Какое-то время они стояли молча, погруженные каждый в свои мысли.

– Мне пора, – сказал Джеймс.

Мать кивнула. Он прошел к выходу, а затем обернувшись добавил:

– Моя жизнь похожа на огромную связку ржавых ключей – сколько не подбирай их к замочной скважине, дверь отпереть не получается.

Джеймс вышел на улицу и тут же налетел на чучело собаки, которыми раньше были уставлены платформы. Он чертыхнулся и со всей силы пнул чучело под костлявое ребро. Манекен, перевернувшись два раза, приземлился на бок и уставился на него парой кукольных глаз.

– Чего смотришь, дрянь? – со злостью выпалил Джеймс, – хорошо тебе здесь живется? А? да ты даже на собаку не похожа, – он смачно плюнул в сторону чучела, которое будто дразнило его безразличным взглядом.

Манекены давно изжили себя, но когда-то, боясь тяжелых последствий для психики эвакуированных людей, на них возлагались надежды. Временное правительство посчитало разумным приобрести несколько десятков тысяч таких «домашних питомцев» и расставить их между домами, по пути к заводам и немногочисленным общественным заведениям, чтобы обеспечить комфортное пребывание на Новой Земле. Но с появлением САО проблема решилась сама собой.

Чучела же, которых завезли гуманоиды, напоминали существ, скроенных из нескольких животных – морда медвежья, лапы непропорционально толстые по сравнению с телом, а шерсть пушистыми клоками свисала с гривы и хвоста. Людей скорее пугали эти монстры, а не наполняли чувствами добра и верности. Прошло много лет и чучел почти не осталось, многие из них стали жертвами вандалов.

– Чего смотришь, говорю? – снова крикнул Джеймс.

Постояв так минуту, в тишине, перед грязным манекеном, он понял, как глупо выглядит. Еще раз чертыхнувшись, Джеймс побрел к своему автолету.

– Зачем шумишь? – за спиной послышался знакомый голос.

Обернувшись, он увидел сгорбленного деда лет семидесяти:

– А, это ты Норман.

– Здорово, сосед, – дед подошел ближе, – слышу ругается кто-то, думал опять эти бритые с завода. Ох и одолели, черти. Мать рассказывала?

Джеймс покачал головой.

– Нажрутся, а потом шумят. Сил нет. Я их машинкой пугаю, – так дед называл САО, – включаю значит на полную катушку, а эти черти в темноте сильно пугливые. Орут и разбегаются, – дед расплылся в беззубой улыбке.

– Сильно одолевают?

– Справляемся пока. А ты к матери заезжал? Почаще бы, а то Элма скучает.

– Дела, – буркнул Джеймс.

– Дела, дела, деловые все какие, ждет она тебя, понимаешь?

Джеймс понимал, чувствовал, что с первого дня их жизни на Новой Земле, его мать могла лишь ждать. Ждать признанного без вести пропавшим мужа, ждать, когда за ней с сыном придут люди в камуфляже, ждать бесконечных межгалактических вылетов Джеймса и наконец, ждать, когда болезнь все же одержит над ней верх. Но они с матерью никогда не говорили об этом. Даже в те редкие моменты, когда разговор заходил об отце. Это была их общая боль, но разделить ее на двоих не хватало сил им обоим. Они привыкли умалчивать, недоговаривать, и это отдаляло двух самых близких людей. Отдаляло настолько, что наедине друг с другом – Джеймс мог поклясться – они ощущали неловкость.

– Ладно, глуши мотор, – улыбнулся он.

– Эх, Джимми, такие вот деловые Землю нашу и загубили. До эвакуации, такой был выброс радиации! – дед потер подслеповатые глаза и внимательно посмотрел на Джеймса: – ты тогда мальцом был, а я вот все помню, весь ужас. Когда все случилось, никто не понимал, что произошло. Только через несколько недель началась паника. Люди искали любые способы убраться с Земли. И я был в их числе. Дал на лапу кому положено, пока еще была возможность и пристроился тут.

– Чего сейчас об этом говорить, – отмахнулся Джеймс

– А того, – нахмурился дед, – ценить надо, что имеешь и не забывать.

Сколько Джеймс себя помнил Норман по-соседски помогал им с тяжелой работой по дому. У него не было семьи и его никто не навещал. Он всегда держался особняком и мало, чем делился. Каждый на платформах имел свою тайну и прошлую жизнь и каждый старался о них молчать.

– Мне пора, пригляди тут, если что-то понадобится номер моего телефона подскажет САО, – закончил Джеймс.

Дед кивнул и поплелся в свою лачугу.

Джеймс шел к автолету и думал об эвакуации, о которой он слышал только от матери или из учебников по современной истории Новой Земли, где тема упоминалась вскользь.

Он вспомнил, как еще студентом, возвращался домой раздавленным после очередной лекции, посвященной истории заселения платформ. И мать стараясь его поддержать рассказывала про отца. С какой гордостью и любовью она говорила. Ведь когда на Земле энергетический кризис приобрел пугающие масштабы, а поиски альтернативных источников энергии не давали нужного эффекта, именно его отец нашел выход.

В то время он только начинал руководить самой крупной на планете лабораторией по изучению и добыче полезных ископаемых. Он был лучшим из лучших, он горел своим делом и всегда собирал таких же профессионалов вокруг себя. Круглосуточно трудился, исследуя каждый образец в поисках неограниченного источника энергии. Он мечтал создать искусственное топливо, способное остановить кризис, сохранив при этом Землю и ее недра. Основываясь на собранных образцах, он вывел теорию о существовании уникального вида ископаемого, которое хранит генетический код планеты. И когда к нему в руки, среди бесчисленного множества пород и минералов, наконец попал первый образец онио, его профессиональное чутье сработало молниеносно. Ценность онио во много раз превосходила нефть, уголь и природный газ вместе взятых. Его мечта становилась осязаемой. На основе онио он начал разрабатывать универсальный источник энергии, но для этого требовалось время, которое ему не дали. Изъяв все результаты исследований, правительство тут же начало разработку месторождений. Добыча велась слишком жадно, день и ночь огромные бурильные машины прорубали новые тоннели и шахты, тонны онио извлекали из земной коры и сразу грузили во все возможные направления. Разумеется, онио было доступно не всем, а только странам способным вносить огромные средства в бюджет государства, владеющего им. Слишком велик был урон, который человек нанес Земле. И в один осенний день эвакуация стала единственной возможностью выжить человеческой цивилизации, а из профессора Альюса сделали человека, погубившего людской род. Пропаганда тогда могла сделать его героем и врагом в равной степени, но после эвакуации герои не требовались, нужны были враги. Люди, отупевшие от боли, жаждали крови, и расправа не заставила себя ждать. Журналы, листовки, книги, все каналы информации пестрили заголовками, обвиняющими отца в случившейся трагедии.

Джеймс почувствовал, как в груди сдавило. Пустота внутри начала расширяться, превращаясь в бездонную яму. Душевное одиночество, к которому он давно привык уже стало частью его. Он был словно две сущности заключенные в одном теле-человеческая оболочка, заполненная темной материей. Это невидимое наполнение, которое чувствовал Джеймс, было не способно ничего впитывать, а тем более излучать. Он становился чем-то чего и сам не мог понять. И только боль и ярость, его давние союзники могли сейчас поддерживать в нем жизнь и волю идти вперед.

В эту ночь Джеймс не мог заснуть. После разговора с матерью, он не находил себе места. Измерив крохотную капсулу бесконечностью шагов, он решил заварить кофе. Странный порошок, подаренный ему благодарными студентами на очередной праздник, был привезен из далекой колонии Карсо, которая недавно вошла в состав Союза. Напиток, получаемый из этого порошка, лишь назывался кофе, но таковым не являлся и в отличие от оригинала всегда клонил Джеймса в сон.

Поставив на плиту закопчённую кастрюльку и смешав в нужных пропорциях конденсат с порошком, он принялся наблюдать, как коричневая жижа, превращается в кофе. Этот процесс завораживал Джеймса – по мере закипания, густой слой, находящийся на поверхности, тягучей волной начинал медленно покачиваться. Затем, спустя пару секунд появлялись редкие, крохотные пузырьки и тут же прятались обратно. В какой-то момент, толчки нарастали, внутренняя сила приобретала другой масштаб, теперь она была способна разбить коричневую толщу, обнажить дно и чистый конденсат. Извержением вулкана, он пробивался вверх набухшим островком бурлящей пены, который исчезал, оставляя после себя пустоту.

Странная волна, по типу легкого электрического разряда, прокатилась по телу Джеймса. Он вдруг почувствовал, как что-то в груди, также рвется наружу. Казалось, кожа натянулась и готова лопнуть, чтобы высвободить зажатые ребрами ярость и боль. И беспросветная мгла, в которую он так давно погружен, отступит только когда, он освободит их. Он не знал, что должно произойти, чтобы в этой пучине мрачных мыслей, появилась трещина, а затем зияющая дыра, через которую наконец прольется светлое чувство свободы и отмщения. Но уверенность в том, что это случится совсем скоро, теперь не оставляла никаких сомнений.

Глава 6

На следующее утро Джеймс был в университете. В просторном холле, укрытом куполообразным сводом с росписью неизвестного художника с планеты Шиун, уже скопилась толпа. Все они завороженно слушали напыщенного Гаусса, который говорил еще более напыщенную речь о великом долге каждого перед Союзом галактик.

Джеймс встал за одной из многочисленных колонн, подпирающих свод. Эти цилиндрические столбы напоминали ему величественные секвойи из национального парка, где когда-то в детстве он гулял вместе с отцом.

Отец часто брал Джеймса с собой, когда уезжал на научные конференции. И всякий раз, в промежутках между лекциями, пытался улизнуть, чтобы побыть с сыном. Профессор старался все свободное время тратить на Джеймса, тот понимал это, чувствовал, даже будучи совсем маленьким. Много счастливых воспоминаний осталось с тех пор и вот теперь поднимая голову к потолку Джеймса накрывали детские ощущения теплоты и интереса. Он видел бескрайнее голубое небо и парящих по нему птиц, которые то и дело исчезали за остроконечными кронами секвой и появлялись вновь, беззаботно кружа и сопровождая посетителей парка.

Наконец речь Гаусса подошла к концу и люди в холле словно голуби на городской площади суетливо подергиваясь начали перемещаться в разные стороны, определяя дальнейшее направление к очередной кормушке.

Когда толпа медленно растеклась по аудиториям, Джеймс последовал за оставшейся группой, пара лиц из которой была ему знакома. Войдя в небольшой, слабоосвещенный зал, он сел на самый верхний ряд. Оттуда удобно просматривалась вся аудитория и хаотично рассаживающиеся по местам люди. Словно нагретые молекулы воды, суматошно выискивая места поудобнее, они сбивались в небольшие группы по интересам, сталкивались и перемещались снова.

Постепенно броуновское движение замедлилось, а когда в двери вошел лектор и вовсе прекратилось. Публика осела и замерла. Белое полотно огромного экрана на стене, засветилось ярким прямоугольником. Выпрямившись словно ствол гладкого вяза, лектор представился. Это был Уолли Карагач, декан кафедры социологии и политологии рас, молодой и перспективный преподаватель, со слегка нескладной и даже узловатой фигурой, с которым Джеймс был в хороших отношениях.

«Уолли, и тебя Гаусс подрядил на эту глупость», – с досадой подумал Джеймс, ему вдруг стало душно, поерзав на стуле, он начал искать среди сидящих Сэма, но, как и в главном холле, нигена нигде не было.

Вдруг резкий скрежет динамика прервал мысли Джеймса, раздался небольшой свист, а затем звук пришел в норму. Уолли что-то скомандовал оператору за пультом управления и белый экран озарился изумрудной зеленью, которая залила весь зал, окрасив серые стены, стулья и лица людей в красочные оттенки лесов и полей.

– Это Ата, – вкрадчиво начал Уолли Карагач, – думаю, все помнят из курса геогалактики, о планетах, имеющих степень двойной агрессии. Или не все? – он добродушно улыбнулся, снимая с публики скопившийся налет серьезности.

– Морти, тебе напомнить? – обратился Карагач к сутулому здоровяку, сидящему на первом ряду.

Морти отчаянно закрутил головой, на что зал одобрительно захихикал.

– Ладно, не стану нагружать твой и без того набитый чемодан знаний.

Морти выдохнул, так громко, что слышно было на задних рядах. Уолли улыбнулся:

– Итак, коллеги, – с серьезным выражением, обратился он к залу, – степень двойной агрессии присваивается планете в том случае, когда опасность представляет не только цивилизация, населяющая данную планету, но также ее флора и фауна. Ата – планета киборгов, а это как мы помним, гибриды людей и роботов с явно выраженными милитаристскими наклонностями, но, коллеги, кроме этого, радиационный фон Аты до недавнего времени был слишком велик в результате чего, весь живой мир стремительно эволюционировал и стараясь занять высшую ступень в пищевой цепочке, перешел в состояние, пугающее по своему количеству хищников и вредоносных организмов. Если говорить попросту, среда такой планеты кишит теми, кто готов вас сожрать, – добродушно подвел итог Уолли.

В зале по-прежнему было тихо, только легкий скрип на разных концах аудитории стал нарастать со стремительностью лавины, что в конечном итоге заставило лектора продолжить.

– Посмотрим на экран, – он указал на изумрудную зелень прямоугольника на стене, к которой глаза Джеймса и всех присутствующих, уже начали привыкать, – Ата прекрасна, ее животному и растительному миру можно только позавидовать, – на экране одно за другим стали меняться изображения лесов, морей, гор и бескрайних пустынь. В груди Джеймса что-то сжалось.

– Но, – остановил просмотр Карагач, – красота эта обманчива, теперь, коллеги, прошу отставить все в сторону и внимательно меня выслушать, – неожиданно резко сказал лектор, – взгляните, – он взмахнул рукой, указав на экран, и в этот момент картина прекрасного пейзажа сменилась изображением уродливого создания, которого Джеймс никогда раньше не видел. Зал стих.

Сложно было сказать на кого из живых существ оно походило – когтистые лапы, огромная выпирающая наружу челюсть с торчащими желтыми клыками. Массивное тело покрывала черная шерсть, а из горбатой спины торчали острые иглы, набухшие, налитые кровью, как и сверкающие яростью глаза.

– Это и есть настоящее лицо Аты, – многозначительно произнес Карагач, – посмотрите внимательно в его глаза, это глаза суперхищника.

Он перелистнул слайд, на котором огромная желто-зеленая змея с шипастой спиной и крепкой броней на хвосте, обвивала часть холма, греясь на солнце.

– А это! Вы только взгляните на размеры, в ее раскрытую пасть войдут двое среднестатистических мужчин.

Реакция последовала незамедлительно в зале раздался восхищенный ропот.

Дальше шли многочисленные изображения ржавых озер и болот, разбитых заброшенных городов и искалеченных радиацией рощ, которые были похожи на бородавчатые шланги, покрытые смогом. Поля, усеянные пеплом после разгула ядерной зимы, накрытые свинцовым небом и багровыми облаками. На финальном фото был запечатлен киборг, представитель правящей цивилизации. Мертвый экземпляр, как назвал его Карагач. Металлическая глыба, до пояса напоминающая человека, со свернутой на бок шеей, лежала запрокинув перекошенное турбинное колесо вместо ног. Потухшие глаза смотрели куда-то вдаль, а содранная на лбу и скулах кожа, обнажала, спрятанный под ней, стальной каркас.

– Это и есть агрессоры, – неожиданно крикнул Уолли, – это они довели Ату до такого состояния, а теперь угрожают безопасности каждого из нас.

Публика ожила, Морти угрюмо громоздившийся до этого на своем стуле, вдруг подскочил, будто под ним пробежал электрический разряд и тут же с грохотом шлепнулся обратно. Гулкое бубнение и шорох поползли словно тараканы по всем рядам зала.

Джеймс насторожился. Он видел киборгов всего один раз в жизни, сразу после окончания университета, когда только начинал работу оперативником. В то время «агрессоров» было не так много, они даже не считались техноцивилизацией, а были всего лишь воинами гибридами, доставшимися Союзу в награду за спасение нескольких планет Четвертой галактики. Киборгов и людей отправляли в космические миссии для выполнения спецзаданий. На поле боя и в тылу, человекомашины проявляли себя как бесстрашные воины, не знающие жалости и трудолюбивые работяги, не требующие отдыха. Они обладали искусственным интеллектом и способностью к самообучению. Идеальные солдаты, способные стать целой армией Союза пяти галактик.

Тогда Совет принял решение незамедлительно наладить поточное производство киборгов. Для этой цели выбрали далекую и никем не заселенную Ату, наполненную залежами всех необходимых для производства полезных ископаемых. И вот, когда киборгов стало достаточно, чтобы встать под знамена Союза, произошел сбой. Все СМИ Новой Земли разрывались от новости о том, что искусственный интеллект одержал победу и освободившись от оков, механические люди организовали на Ате новую техноцивилизацию, которая объявила суверенитет киборгов и больше не желала находиться под гнетом Союза пяти галактик.

В это же время на пост главы Новой Земли был назначен никому не известный Рор Иккен, в последствие ставший первым в истории представителем человеческой расы, занявшим пост главы Совета пяти галактик. Он провел стремительную кампанию среди членов Совета, после которой Ату оставили в покое, отдав бразды правления киборгам. Как ему это удалось оставалось загадкой, но результат оправдался. Потеряв стратегически маловажный объект, Союз устранил конфликт и на какое-то время о киборгах все забыли.

И лишь год назад тревожный сигнал пришел со стороны Аты. Рор Иккен в своем обращении к расам, объявил о готовящемся внеочередном великом собрании Совета Союза на Тессеракте. Он озвучил манифест, составленный киборгами, с требованиями отдать несколько планет Третьей галактики в их полное распоряжение. Была это провокация или реальная угроза доподлинно не известно, но после затянувшихся безрезультатных переговоров, стало ясно, что на уступки киборги не пойдут. В связи с чем, как сказал Гаусс в своем утреннем обращении: «Союз подготовил ответный удар, способный предотвратить разрушения и остановить агрессора».

Тем временем в аудитории творилось что-то невообразимое. Уолли таращил глаза и говорил много пафосных вещей от которых, собравшаяся публика приходила в экстаз, а Джеймса начинало мутить. В сущности, миссия была довольно прямолинейна, но не становилась от этого простой. Нескольким специалистам по межрасовым контактам, в числе которых были Джеймс и Сэм, как послам мира предстояло, под прикрытием вооруженных отрядов, добраться до секретного бункера. И забрать хранящуюся в нем информацию по главным дислокациям врага и стратегически важным объектам.

После очередного бурного взрыва аплодисментов, Джеймс выскочил из аудитории, окончательно потеряв твердую основу под ногами.

В холле было тихо, лишь громыхания, доносящиеся из аудиторий, отталкивались от цилиндрических колонн, оседая в пространстве. Джеймс замер и на мгновение закрыл глаза. «Уолли, Уолли, как же так, неужели ты сам во все это веришь? Даже не знаю, что страшнее, то, что ты можешь так думать и всем нутром полагать, что сказанное тобою правда или то, что ты намерен убедить в своих словах остальных. Ведь жесток и опасен путь тонкого расчета, подкрепленный ораторским искусством. И как такое может случиться, что человек осведомленный в политологии и социологии, светлая голова, способен говорить такие вещи, – Джеймс тяжело выдохнул, – киборги – агрессоры, да за все эти годы мы ничего о них не слышали и вдруг манифест, угроза нападения. Но Гаусс в чем-то прав – компромиссы с совестью, это у людей в крови. Главное найти агрессора, а уж что ему вменить всегда найдется».

И вдруг кто-то хлопнул Джеймса по плечу. Да так, что он дернулся от неожиданности.

– Дружище, я не хотел вас напугать, – все та же довольная ухмылка растеклась по лицу Гаусса, – вы закончили с инструктажем?

– Закончил, – буркнул Джеймс.

– Странно, не вижу, чтобы лектор покинул аудиторию, – наигранное разочарование повисло на пухлой физиономии главы университета.

– Аудиторию покинул я, – спокойно ответил Джеймс, – господин Гаусс, вы что-то хотели? – тошнота снова схватила его за горло.

– Нет, дружище, вот хочу рекомендовать, капрал Олди, – он развернулся и указал на невысокого вояку, все это время стоявшего у него за спиной.

Джеймс кивнул, капрал протянул руку.

– Я знаю вас мистер Итэр и тоже не люблю болтовни, – прожевал слова капрал. Он обладал широким подбородком, вообще все его лицо напоминало колотый кирпич.

– Приятно познакомиться, капрал, – ответил Джеймс.

– Капрал Олди будет лично руководить тренировками новобранцев и обучать навыкам ведения боя, так сказать, натаскивать молодняк, – жеманно хихикнул Гаусс.

В знак согласия капрал резко кивнул.

– Надеюсь, капрал, вы поможете сохранить немало жизней.

– О, мистер Итэр, не сомневайтесь, капрал Олди лучший из лучших. Кто как не он укажет киборгам и грязным дезертирам на их место, – Гаусс скривился так, точно почуял отвратительный запах, неожиданно заполнивший весь университет.

Капрал одобрительно перекинул свою массивную челюсть из стороны в сторону, будто бы деревянный солдат, у которого все держалось на шарнирах.

– Дезертиров? Это вы о ком? – спросил Джеймс.

– Ну как же, я говорю о повстанцах. Эти, не побоюсь этого слова, предатели Союза, прилетая на Ату, покидают ряды нашей гвардии. Организовав группировку, они терроризируют миротворческие группы, вымогая у них оружие, провизию и конечно, под страхом смерти агитируют призывников переходить на их сторону, – недовольно раздувая ноздри, Гаусс выдохнул.

– Теперь ясно, – Джеймс попытался сменить тему разговора, – господин ректор, вы не видели капитана Сооу, нигде не могу его найти?

– Дружище, отряд нигенов прибудет только к вечеру, ожидаем, – Гаусс как-то неуверенно развел руками, – ну что ж, мы с капралом вас покинем, спешим на осмотр новеньких казарм учебного лагеря. А может хотите составить нам компанию, здесь недалеко?

– Нет, спасибо, у меня скоро начнутся лекции, – соврал Джеймс.

– Понимаю, понимаю, дела, – учтиво пятясь ответил Гаусс, – тогда до встречи.

Глава 7

Отряд нигенов, как и обещал Гаусс, прибыл к университету перед закатом Новой Звезды. Огромный автолет с переливающимися серебряными крыльями и лазурной волной на борту – знак отличия воинов Аквы.

Аква – самая большая планета Союза пяти галактик, являлась источником силы каждого нигена. Какие бы тяжёлые испытания не готовило провидение, каждый ниген верил, что во имя родины он выдержит все и отдаст жизнь, если это потребуется.

Чтобы отстаивать интересы своей планеты в межгалактическом пространстве, нигены шли на огромные жертвы. Воинов готовили заранее: в младенческом возрасте, мальчиков отлучали от семьи и подвергали ряду тяжелых операций, в результате которых, организм рожденный жить и дышать под водой, полностью перекраивался для существования на суше. В награду за это воины-нигены получали глубокое уважение своего народа, но навсегда теряли возможность вернуться в родной подводный мир. На Акве для них были сконструированы специальные подводные капсулы, заполненные кислородом, а также резервации, расположенные на крошечных островках суши, которые, в небольшом количестве, были разбросаны по всей планете. В таких местах нигены могли лишь созерцать водный мир, но не являться его частью.

Капитан Сэм Сооу был ярким представителем своего народа и давним другом Джеймса. Таким удобным для произношения именем, он предпочитал, чтобы его называли, так как на самом деле имена нигенов были слишком длинными и состояли из замысловатых звуков, которые был способен произнести только житель Аквы. У него были иссиня-черные волосы, высокий рост, крепкое телосложение и правильные черты лица. Но главным достоинством любого нигена являлись глаза, которые меняли цвет, в зависимости от настроения своего обладателя – от лазурно-голубого окраса легкой тропической волны, до мрачной и бушующей штормовой черни.

У нигенов даже существовало древнее поверье, будто мать река так любила своих детей, что не в силах разлучиться с ними, при рождении вкладывала каждому в глаза по две свои слезинки и от этого глаза нигенов словно капли воды, переливались всеми оттенками стихии. Самой сильной из всех – способной тушить огонь, точить камень и волноваться при дуновении ветра.

Весь образ дополняли честь и достоинство, с которыми нигены несли службу на благо своей планеты, которую боготворили. Джеймсу часто доводилось слышать рассказы Сэма о подводных городах Аквы, невероятных морских обитателях и белоснежных коралловых рифах. В этот момент он менялся до неузнаваемости: огромный широкоплечий воин превращался в мальчика, глаза которого светились счастьем и становились ярко-голубыми с искорками звезд. Вот и теперь, радость при встрече с Джеймсом, яркой бирюзой переливалась в глазах Сэма.

Технобар «Осколок луны», в котором Сэм с Джеймсом любили проводить время, перебирая за вечер сразу несколько вариантов алкоголя, находился на третьей платформе в относительно спокойной ее части. Здесь всегда пахло запрещенным сигаретным дымом, играл джаз и практически не было посетителей. Мало кто рисковал появляться в барах третьей платформы, а те, кому бояться было нечего, чаще всего не имели средств для оплаты выпивки.

Обстановка, соответствовала названию – атрибутика прошлого была здесь повсюду, начиная от голограмм первых космонавтов, которые то и дело, подстерегали зазевавшегося посетителя с предложением пополнить запасы топлива очередной кружкой пива и заканчивая реголитом, аккуратно сложенным серой горкой под защитным сферическим куполом. Эта кучка лунного грунта, всегда вызывала в Сэме приступы поисков истины. Особенно, когда количество алкоголя в его организме достигало, как он сам выражался, критической отметки и не позволяло его сущности наблюдать наглый и ничем не прикрытый обман. В такие минуты он пытался сорвать стеклянный купол, защищающий грунт и попробовать содержимое серой сыпучей массы на вкус.

– Это же сколько мы с тобой не виделись? – задумался Сэм, облокотившись на барную стойку.

– Чуть больше года, ты как пошел на повышение, стал предельно недоступен, – Джеймс криво улыбнулся.

– Служба, – Сэм виновато развел руками, – быть начальником охраны члена Совета галактик дело ответственное.

– Понимаю, – Джеймс одобрительно хлопнул Сэма по плечу, – ну как там на Тессеракте, действительно завораживает?

– Не то слово, – глаза нигена блеснули, – знаешь, раньше, когда слышал об этом раздутом чуде, думал, что такого не может быть, болтают, чтобы важности себе добавить. Но гуманоиды действительно создали для своей планеты искусственный спутник. И не просто спутник, а спутник-лабиринт, крепость с тайным механизмом, парящая в космическом пространстве, пыфф, – его губы выстрелили пучком воздуха, – теперь знаю, все правда, гуманоиды великая раса, создать такое, – Сэм в восхищении широко раскрыл глаза, – гиперкуб, непостижимо, попасть туда не проблема, а вот выйти, без помощи Китеи невозможно.

– Еще бы, гуманоиды специально разработали этот искусственный интеллект, чтобы управлять Аирис и Тессерактом, иначе как бы они справились со свой планетой и ее спутником?

– Ну да, Китея – сверхразум, под ее надзором вся жизнь гуманоидов, она их защита и главный помощник. Она же и выстраивает перемещение на Тессеракте таким образом, чтобы члены Совета и их сопровождающие, не могли встретиться друг с другом до начала великого собрания. Эта задумка исключает тайные переговоры, да и в целях безопасности тоже, очень облегчает мне жизнь, – Сэм важно раздул щеки.

Джеймс улыбнулся и поднял свой рокс до половины наполненный виски:

– За безопасность.

– Это точно, – прищурившись подтвердил Сэм и тут же осушил бокал до дна, – был у Гаусса?

– Ага, этот лысый хрен шантажировал меня медстраховкой матери, – резко ответил Джеймс, – ненавижу его, скорей бы контракт с институтом закончился, тогда смогу забрать ее из этой дыры.

– М-да, скотина он редкостная, конечно. А как Элма? – Сэм всегда называл ее по имени. Они были родственными душами. Элма сразу приняла Сэма, как сына, а Сэм относился к ней с почтительностью и глубоким уважением, как принято на Акве относиться к своим родителям.

– Нормально, был сегодня у нее.

– Здоровье как?

– Думаешь она скажет, – Джеймс недовольно глянул на Сэма, – а ты, мог бы и промолчать про Ату.

Сэм улыбнулся:

– Прости, нигенские корни не дали соврать.

Джеймс продолжал осуждать друга взглядом.

– Говорю же, я не специально, – Сэм виновато нахмурился.

– Тогда от моего имени, – Джеймс допил виски, – попроси свои нигенские корни, думать, прежде чем озвучивать правду, – он с силой вернул стакан на барную стойку.

– Вы с Элмой как два однополярных магнита, можете только отталкиваться друг от друга, боль разъединяет вас, – неожиданно сказал Сэм.

– Началось, – Джеймс недовольно закатил глаза, – бармен, еще виски, тут намечается разговор с известным мозгоправом пяти галактик Сэмом Сооу.

– Не паясничай, – спокойно произнес Сэм, – я помочь тебе хочу, но ты снова сопротивляешься.

– Значит не хочу я помощи, – Джеймс с грохотом стукнул пустым роксом перед носом андроида, выполняющего функции бармена, – хватит лезть мне в башку.

– Я не в башку лезу, – Сэм указал в область сердца, – у тебя здесь болит.

– Сэм, отвали, – огрызнулся Джеймс.

– Я же твой друг, почему ты не хочешь, чтобы я помог тебе освободиться от этого. Мы же вдвоем обучались на курсе межрасовым контактов, ты был одним из лучших в психологии рас.

– Правильно – был, но я давно не пацан, который жаждет покровительства и совета.

Сэм улыбнулся, его глаза приобрели темно-синий оттенок, какой бывает у студеного моря в ветреную погоду.

Джеймс замолчал, уставившись на дно наполненного бокала.

– Какой же ты после этого специалист? – спросил Сэм.

– Хреновый, – Джеймс залпом осушил бокал. Механический бармен тут же наполнил пустой рокс виски, услужливо добавив пару кусочков льда.

Сэм положил руку на плечо друга, благодушная улыбка делала его похожим на доброго великана.

– Мне нужно подслить излишки топлива, – буркнул Джеймс и пошатываясь направился к туалету.

На обратном пути он чуть не снес аквариум, в котором плавала роборыба. Ее огромное механическое тело, извиваясь, выполняло заложенный алгоритм. На каждом новом витке рыба утыкалась в стенку аквариума и развернувшись шла на очередной бестолковый круг. Неизменная траектория и яркое мигание огоньков были ее единственными спутниками. Джеймс подошел ближе и пригляделся. Мутный раствор, отдаленно напоминающий воду, стекал по толстым пластиковым стенкам. А рыба, не замечая его присутствия, продолжала бесполезно открывать рот и тратить заряд своего аккумулятора.

– Знаешь, – начал Джеймс, кое-как умостившись на высокий барный стул, – меня не покидает ощущение, с тех пор как мы прилетели на эти чёртовы платформы, будто я смотрю на мир через кривое стекло, такое не настоящее, сделанное для красоты, искажающее реальность, – он поднял рельефный бокал на уровень глаз. – Разбить его невозможно, обойти тоже. Стучать пробовал, глухо, никто не слышит. Вижу кривые фигуры, движущиеся за ним, преломлённые сотнями граней – уродливые, чужие, такие холодные и одинокие. И чем больше времени проходит, тем меньше мне хочется достучаться, кричать и звать нет сил. Расколотил бы его с превеликим удовольствием, понимаешь?

– Тебе нужен дом, твой дом.

– У меня уже есть своя капсула на 5 платформе, – вздохнул Джеймс.

– Ты не понял, твой собственный дом, в котором ты родился и вырос.

– Моего дома давно нет, остались только воспоминания, да и те, уже слишком призрачные, чтобы на что-то повлиять.

– Ты не можешь открыться мне или Элме, потому что, ты боишься поговорить с собой. Ты страшишься себя и своих воспоминаний. Будто смотрясь в зеркало, ты видишь там чужого человека, которого ты не знаешь и не хочешь знать.

Джеймс молча наблюдал за тем, как кубики льда в бокале медленно перемещаются, отталкиваясь друг от друга.

– Страхи – это естественно, но бояться себя, значит бояться жить. Что такое ты хочешь себе самому рассказать, о чем страшно услышать? Я догадываюсь. Но я, не ты. Не мучай Элму, она не сможет остановить твою боль, насытив ее без остатка. Ты сам должен дать волю этим чувствам.

– Догадывается он, – ухмыльнулся Джеймс, – ни черта ты не понимаешь, отца уже не вернуть, как и веру в него. Мое детство перестало быть папкой безоблачных воспоминаний, теперь все накрыто пеленой – черной и грязной. Как мутное пятно мазута, разлитое по неосторожности в море, приносит только вред. Собрать его до конца не удастся, а чем больше оно там, тем больше живых существ гибнет в его радужно-черном мраке.

– Да, я не могу почувствовать того же, что и ты, но я знаю точно, что боль усиливается предательством. Ты перестал отвечать себе на вопросы, потому что ответов нет. Тебе нужно было выпустить боль, но ты не мог, она укоренилась как старая короста на коже, как болезнь, длящаяся годами, которая тебя мучит, но без которой ты не мыслишь себя, она стала частью тебя.

Джеймс молчал.

– Ты никогда не рассказывал всей правды, что произошло с твоим отцом на самом деле?

– Я и сам до конца не знаю.

– У меня не было семьи. Меня, как и тысячи других малышей – нигенов забрали у родителей. Проводили над нами множество операций, чтобы мы могли жить вне воды, потерять свою природу. Можно ли это назвать предательством? Не знаю, ведь наши родители, как и каждый житель Аквы считают нас героями, – Сэм тяжело вздохнул, – у меня не было детства. Я не помню своей семьи и как это, жить в глубине океана. Мне тяжело судить, что лучше – вспоминать смеющиеся лица отца и матери, домашнюю болтовню на кухне, сверкающие от радости глаза брата и сестры, ощущать горячие от слез прикосновения и растущее внутри тепло или не помнить ничего. Вместо твоего пятна мазута, у меня непроглядная бездна, пустая и холодная. У нас с тобой отняли детство, вот только ты в свое можешь вернуться через воспоминания, а мне вернуться некуда.

Глаза Сэма потемнели, став сине-багровыми, как волны океана на закате.

– Думаю, ты прав, – Джеймс протянул руку, и Сэм крепко пожал ее в ответ.

– Давай я отведу тебя домой, кажется, мы оба набрались, – Сэм нажал на сенсор барной стойки, чтобы закрыть заказ.

– Я не набрался, я сейчас как никогда честен.

– Одно другого не исключает.

Глава 8

На следующее утро Джеймса разбудил пронзительный звон САО. Не затихая ни на секунду, он разрывал больную голову на куски.

– Ответить, – прохрипел Джеймс.

– Ты где? – загромыхал из динамика Сэм.

Нервные окончания Джеймса усилили звук в сотню раз.

– В своей капсуле, – оглядевшись по сторонам, промямлил Джеймс.

– Где? – крикнул Сэм.

– Да не ори ты, меня скоро порвет на лоскуты от твоих криков.

– Ты чего творишь, засовывай свою человеческую задницу в брюки и бегом в университет, скоро будет распределение автолетов.

– А который час? – потирая глаза, отозвался Джеймс.

– Уже десять, тут Гаусс рвет и мечет.

– Ему это полезно, – Джеймс попытался хмыкнуть, но тут же схватился за больную голову, – что за треклятое пойло нам вчера подливало это металлическое чучело за барной стойкой, – выругался он.

– Выпей пилюлю от похмелья, которую я тебе вчера оставил и пулей сюда. Тебя довезет наш пилот, мне пора, – договорив, Сэм отключился.

К тому моменту как Джеймс добрался, Гаусс стоял за трибуной на сцене, сооруженной перед главным входом в университет. Его окружали военные и приближенные лица, среди которых Джеймс увидел своего попутчика Шона. На нем уже не было обычного клетчатого костюма, теперь он красовался в новеньком смокинге с бабочкой, затянутой под узкой горловиной белоснежной рубашки. Заметив Джеймса, Шон слегка закусил нижнюю губу и деловито отвернулся.

Сэм подоспел вовремя. Рванув Джеймса за плечо, он утащил его за импровизированный занавес, опоясывающий сцену. Там лежали какие-то коробки и кипы бумаг. Тут же неподалеку топтались несколько торжественно одетых и совершенно незнакомых Джеймсу людей.

– Твоя пилюля не помогла, – вместо приветствия начал Джеймс.

– Да, пилюля ничего особенного, но я должен был как-то заставить тебя шевелиться, – тихо ответил Сэм.

– Что, а как же твои хваленые нигенские корни, которые не умеют врать? – скривился Джеймс.

– Я сказал, что тебе ее надо выпить, но я не обещал, что это тебя спасет от похмелья, – хихикнул Сэм.

– Тише вы, – зашипел один из стоявших рядом с Джеймсом мужчин, – из-за вас все прослушаю, – он был так недоволен и взволнован одновременно, что его глаза прямо-таки вываливались из орбит.

Джеймс кивнул и отступил назад, еле сдерживая улыбку. Вдруг из динамика за трибуной раздался голос Гаусса:

– Прошу любить и жаловать, командир первого автолета колонны, покоривший более восьмидесяти планет второй галактики, а также участник проектной группы Тессеракта, майор Вук Зер.

Глаза майора уставились в одну точку и будто застыли в ледяном страхе. Вытянувшись, он сделал глубокий вдох и шагнул на сцену. Раздались аплодисменты. Джеймс поморщился от тупой боли в висках и посмотрел на друга.

– Ты следующий, – прошептал Сэм.

– Итак, господа, командир второго автолета колонны, – не заставив себя ждать, объявил Гаусс, – наша легенда, человек не понаслышке знающий, что такое космические экспедиции, опытный лингвист и руководитель кафедры межрасовых контактов. Всех заслуг не перечесть, я просто его представлю – капитан Джеймс Итэр.

Публика разразилась овациями. Джеймс почувствовал плотность нарастающего звука, будто его с размаху швырнули в накатившую на скалы волну. Подойдя к трибуне, он увидел, искривлённое натянутой улыбкой, лицо Гаусса:

– Капитан Итэр, мы ждали вас, – со слабо скрытым раздражением начал ректор, – властью данной мне главой Союза пяти галактик, уважаемым Рором Иккеном, я передаю вам главный пульт и кодировки от автолета, которым вы теперь руководите. Как символ вверенной вам власти и ответственности за команду и автолет. Удачи, – он протянул маленькую прозрачную пластину с множеством неоновых прожилок на гладкой поверхности, а затем крепко сжал руку Джеймса.

– Благодарю, – еле выговорил Джеймс. И тут, вторая волна аплодисментов, накатившая из зала, выбросила его обратно за сцену.

Раскрыв ладонь, Джеймс рассмотрел микроключ, то и дело подмигивающий ему неоновым светом. Все виртуальные ключи с кодировками автолета, а также полная информация о личном составе, была теперь в распоряжении Джеймса.

– Поздравляю, командир, – улыбнулся Сэм, – а теперь за браслетами напарников, – перекинув свою огромную руку через плечо Джеймса добавил он.

– Что за браслеты? – спросил Джеймс, когда они с Сэмом уже подходили к полевому штабу, на скорую руку сооруженному неподалеку от университета.

– Это изобретение нигенов, – с нескрываемой гордостью ответил Сэм, – браслет, который можно настроить на одного члена команды, чтобы знать о перемещениях напарника или опасности, которая ему грозит. Плюс немного дополнительных функций типа навигации и личной карточки офицера.

– Не пойму, для чего все это?

– Чтобы приглядывать друг за другом, работать в паре, да и допы не помешают, все под рукой, – пояснил Сэм, – мы привезли браслеты только офицерскому составу, позже раздадим бойцам.

– Надеюсь «позже» будет без меня, – сухо сказал Джеймс.

К тому времени оператор штаба – маленькая и хрупкая студентка-активистка уже примеряла на его запястье гибкий браслет, информационный экран которого, был настолько незаметным, что сливался с ремешком. Тонкие пальчики девушки быстро меняли алгоритм, указывая принадлежность браслетов Джеймса и Сэма и настраивая их друг на друга.

– Чем ты опять недоволен? Теперь мы официально напарники, – улыбка Сэма отразилась в яркой синеве глаз.

– Радуешься, как ребенок при виде нового гаджета, – снисходительно буркнул Джеймс, – мне только нигенских часиков не хватало, чтобы ощутить прилив сил.

– Нигенских часиков? – с обидой повторил Сэм.

Джеймс молча зашагал к выходу. Когда они оказались на улице Сэм не выдержал:

– Да что с тобой? Мы хотим помочь победить киборгов, сохранить жизни людей и твою, кстати тоже, дубина, – серая грозовая пелена наплывала на недавно искрящиеся глаза.

– Помочь? Спасибо о великодушные нигены, – огрызнулся Джеймс, – я сыт по горло этим публичным враньем, которое неумело прикрывают высокими идеалами. Сэм, ты не задавался вопросом, почему военная миссия полностью курируется руководством, абсолютно гражданской организации, как наш университет?

– Гаусс известная личность, принимающая участие в том числе и в политических вопросах, – растерялся Сэм, – он не мог оставаться в стороне?

– Да брось, ты сам-то в это веришь? – повысил голос Джеймс, – каждый действует в своих личных интересах. Одни хотят выехать победителями, получив славу и почет, другие спонсирование своих проектов, ну а глава Совета всего-навсего укрепляет позиции. Здесь только нигены верят в чистые намерения. Оглянись вокруг, – он раскинул руки в разные стороны, – посмотри, что происходит. Все средства брошены, чтобы пыль в глаза пустить и своим, и чужим. Сколько денег тратится на увеселения, в то время как люди, прямо сейчас, умирают в шахтах – на Дне. Долбанная система распределения их туда вышвырнула.

– Система распределения помогла землянам выжить, ведь определяя процентное соотношение всех качеств человека можно гораздо эффективнее использовать его потенциал именно в той сфере, в которой его способности проявятся лучше всего и принесут максимальную пользу обществу.

– Чушь, мы оба знаем во что все это превратилось в реальности – система определяла процент физического и умственного развития, способности и особенности индивидов, но она лишь выдавала бумагу со всеми данными по человеку исходя из заложенных в нее алгоритмов, решение о распределении принимали люди. Чиновники распоряжались жизнями людей, понимаешь, именно они определяли на какие работы отправить человека, а бумажка так, прикрытие, которое дало возможность все обосновать.

– Я не понимаю, о чем ты?

– Конечно, нигенам непонятен механизм изощрённого обмана и отношения к живому существу, как к вещи, – брезгливо скривился Джеймс, – я постараюсь объяснить – человек с высокими интеллектуальными способностями, медицинским образованием и пальцами хирурга, мог вполне оказаться на Дне, лишь только по той причине, что там в больших количествах гибли люди от тяжелейшего физического труда и ядовитых газов, которые за несколько месяцев разъедали легкие в труху. Чиновник, отвечающий за дальнейшую судьбу человека, просто получая приказ сверху о недоборе на шахты, ставил в анкете будущего хирурга штамп – способен к тяжелым физическим нагрузкам, вынослив и здоров, место дальнейшей трудовой деятельности – Дно, – лицо Джеймса схватила болезненная судорога.

– Но, – попытался перебить Сэм.

– Подожди, – Джеймс схватил воздух ртом, – было и более страшное, человека могли определить туда не только из-за недобора и смертности, а еще из-за личной неприязни, если ты неугоден и на тебя есть определенное досье с доносами, ты также оказывался на Дне, а там только одно карьерное повышение – крематорий, – Джеймс зажмурился, – все ложь, – тихо произнес он, – она повсюду. Сэм, у людей, лишившихся прошлого, крадут будущее. Несколько поколений со сломанной судьбой, – добавил Джеймс. Его лицо будто окаменело, а глаза приобрели неестественную прозрачность.

– Почему ты молчал? – не своим голосом спросил Сэм.

– Не знаю, пытался понять, найти аргументы. Спроси у моей матери, ее университетские знания в области естественных наук, удостоились почетного места на стройке, где она в две смены ломала спину, чтобы прокормить меня и себя. А потом ее в сорок лет отправили на пенсию, высоко оценив трудовые заслуги и подарив ветхое жилье на третьей платформе, где мы и прожили еще лет пятнадцать, – Джеймс глубоко вздохнул, – парадокс заключается в том, что она до сих пор защищает систему, – он стукнул себя по лбу.

– Систему распределения год назад упразднили, а на шахтах тяжёлые работы уже несколько лет выполняют роботы-помощники, – напомнил Сэм.

– Год назад, всего лишь год.

– То, что ты говоришь, ужасно, но землянам нужно было время, чтобы восстановить силы и ресурсы, на всех роботов не хватало, да и делать их не из чего было.

– Говоришь в точности как наша уважаемая пропаганда, – зло хмыкнул Джеймс, – на шахты роботов не хватает, а вот на механических барменов, пожалуйста, да ещё и нальет бесплатно. Сказка просто, ну чтобы точно забыть обо всех проблемах.

– Дружище, тебя несет куда-то, – попытался завершить разговор Сэм.

– Несет? Это я ещё про вооружение не заикался, на которое мы все тратим. Поднимаем мощь – стали главенствовать в Совете с голой задницей и лазерджетом в руках.

– Да, новый глава Союза делает упор на вооружение, но как, по-твоему, нужно было выстраивать структуру после эвакуации?

– Да уж точно не милитаристским путем, прогибая людей.

– Это только слова, Джеймс, у вас не было выхода, а сейчас он есть.

– Искусственная еда, искусственный воздух, – не слыша Сэма, продолжал бормотать Джеймс.

– Прости, друг, но вы сами к этому пришли.

– К черту, – Джеймс пнул попавший под ногу камень с такой силой, что ощутил боль через ботинок, – мне пора, – он махнул Сэму на прощание и направился к университету.

Весь остаток дня был невыносимо тягучим. Работа отвлекала лишь на короткое время, но каждое поздравление студентов или коллег, с должностью командира автолета, возвращало Джеймса к тягостным мыслям. Окончательно остыв к вечеру, он решил позвонить Сэму.

– Ну что, твоя расистская физиономия готова извиниться перед нигенами, в моем лице? – не дожидаясь Джеймса, начал разговор Сэм.

– Прости, я наговорил лишнего.

– Да уж, – рассмеялся Сэм, – нам обоим вовремя надо было заткнуться.

– Ты здесь ни при чем, – серьезно сказал Джеймс, – это моя проблема.

– Знаю, – Сэм на секунду стих, – ты ведь это делаешь ради Элмы, сам говорил, ну так и делай, хорош ныть. Это как идти лечить больной зуб, желания нет, но сделать это нужно, без вариантов. И чем быстрее, тем лучше.

– Ты прав, – отозвался Джеймс, – слушай, а ради чего ты в эту историю вписался?

– Ммм, – задумался Сэм, – официальная версия – приказ правительства Аквы, а неофициальная – помочь одному зарвавшемуся капитану. Кстати, ты с ним знаком, – хмыкнул Сэм, – и еще, ты не справишься без нигенских часиков, – он громко рассмеялся.

– Не напоминай, я же извинился, – сконфузился Джеймс.

– Нет, – протянул Сэм, – я просто обязан посмаковать момент твоего раскаяния.

– Ладно, пока ты смакуешь, скажи, когда начнется подготовка экипажа и автолета?

– Послезавтра. Когда ты убежал на свои лекции, я в штаб заглянул, там вся информация была. Нужно приехать в корпус Мира на пятой платформе, знаешь где это?

– Да, в северной части, я тебя захвачу и полетим вместе.

– Хорошо, тогда до связи, – Сэм отключился.

Джеймс подошел к окну и поднял металлическую заслонку, на улице уже было темно, искусственный свет словно кровеносная система огромного живого организма, расползался бескрайней паутиной по всем уголкам платформы. Стоял гул вечно работающих насосов в системах охлаждения и вентиляции. Повсюду шныряли автолеты, но не было видно ни одного человека. В такое время на улицах совсем было нечем дышать, скопившийся за день углекислый газ и смог выхлопных газов, оседал ядовитым туманом между небоскребами, полностью скрывая поверхность платформы.

Прогуливающиеся парочки, дети, играющие в парке, давно стали чем-то забытым, анахронизмом, покинувшим Новую Землю за ненадобностью. Растения, животные и птицы, больше не населяли мир людей. От них остались лишь уродливые чучела, как мрачные отголоски прошлого.

Человечество выживало и делало это со свойственной ему манерой – без жалости и компромиссов. «Качество смерти повысилось», – вслух произнес Джеймс. Эту фразу любил говорить Рор Иккен, как только вступил в должность главы Союза галактик, еще тогда, фальшивой монеткой она упала в копилку воспоминаний Джеймса.

Глава 9

Корпус Мира располагался в северной части пятой платформы на самом ее отшибе. На его крохотной территории умещалось несколько казарм, небольшой полигон и учебный корпус, совмещенный со столовой. Это был необходимый минимум для трехнедельного проживания новобранцев, приобретения ими практических и теоретических навыков перед полетом на Ату. Что касается офицеров, они не были обязаны находиться в корпусе постоянно, достаточно было посещать инструктажи и командные занятия с личным составом своего автолета.

Ступив на искусственный газон тренировочной площадки Джеймс, прищурился, зелень имела настолько неестественный цвет, что в лучах Новой Звезды резала глаза, как снежная вершина при ярком полуденном солнце.

– Что с тобой? – удивился Сэм, увидев, как Джеймс прикрывает глаза ладонью.

– Глаза не справляются с тем, что им не дано осилить по своей природе.

– Тогда пойдем в тень, кстати, оттуда лучше видно муштру Олди, – Сэм указал в сторону одной из казарм, где капрал Олди оттачивал боевые навыки новобранцев. Словно петух перед боем, капрал важно прохаживался вдоль строя, тыкая резиновой дубинкой случайно выбранного бойца в плечо или колено. И когда новобранец хватался за больное место, он еще раз отхватывал дубинкой по спине, после чего вставал в строй и выслушивал наставления Олди о тягостях военной службы. Новобранцы молчали и тихо ненавидели своего инструктора.