Читать онлайн Чухра

Начало.

Два подростка, на вид десяти лет, хотя по их внешнему виду, точно, и даже приблизительно, определить возраст было очень затруднительно, устроились на корточках перед бетонной плитой. Если смотреть со спины, то они были одинаковыми. Оба тощих, в грязной одежде и оба одеты в мешковатые, серо-землистые комбинезоны, явно им не по размеру и не по росту.

У одного подростка, у комбинезона были обрезаны…, или неравномерно оборваны рукава и штанины, и в результате, было видно, что на одной ноге у него истоптанный ботинок и, опять же, больше, чем надо по размеру. А что надето на второй ноге и вообще, была ли обувь на ней, из-за висящих лохмотьев штанины, видно не было. На спине старого комбинезона можно было рассмотреть истертую надпись, но что была за надпись, этого уже разобрать было невозможно. Ворот комбинезона странно заворачивался и делал небольшой горб на шее и сползал у подростка на спину, открывая тощую, худую шею. На голове не понятно как, держалось что-то похожее на колпак или остатки капюшона. Из-под головного убора торчали давно не мытые, светлые волосы, закручивающиеся на концах. Этот подросток одной рукой, с которой рукав сполз почти до плеча, опирался на толстую плиту, а второй пытался что-то достать из-под нее, выгребая оттуда щебень, песок и небольшие обломки самой плиты.

Второй подросток сидел на корточках и безучастно следил за работой первого. Одет он был не в сравнение лучше первого. На нем тоже был грязный, забытый, когда стирался комбинезон, но он был ушит…, или ужат по бокам и собран на поясе в своеобразный пояс. На ногах у подростка были надеты высокие ботинки, в которые заправлялись штанины и голенища ботинок, были обмотаны куском веревки или куском шнура, не позволяющий расходиться высоким голенищам ботинок и одновременно, удерживающий края штанин в ботинках. Рукава комбинезона, как и у первого подростка, оборваны или обрезаны, но были закатаны до локтей и показывали его худые, жилистые, и давно не мытые руки. На его голове, как и у первого подростка, держался колпак и с одного края этого головного убора свисал кусок веревки, тесемки. Время от времени он брал край этой тесемки в рот, жевал его и прежде, чем что-то сказать, выплевывал.

В очередной раз, край тесемки вывалился у второго подростка изо рта, он сплюнул перед собой, не заботясь, куда именно попадет его плевок и произнес.

– Ну хватит уже. Издох твой защитник.

Что буркнул в ответ первый подросток, было не разобрать, но ответ явно не понравился второму. Второй подросток выбросил руку вперед и резко дернул за плечо первого подростка. После рывка, первый подросток почти завалился на второго подростка, но второй рукой, схватившись за край плиты, удержался. Первый подросток со злостью отдернул руку и с не меньшей злостью ответил.

– Заткнись, Швонь. Это ты во всем виноват. Это ты послал его туда, хотя сразу было видно, что плита совсем не держится.

– Я, или не я, – вяло и как-то безразлично возразил второй подросток, – теперь, какая разница? Теперь твой Кром сдох и я, буду заботиться о тебе.

– Да пошел ты…. – Куда был послан, а вернее сказать направлен второй подросток, ему явно не понравилось, да и прозвучало это слишком грубо и эмоционально. Он замедленно, явно показушно, поднялся на ноги и размахнувшись, залепил подзатыльник первому подростку.

Первый подросток почти клюнул носом в плиту, но вскакивать не стал и из сидячего положения, ребром ладони ударил второго подростка под коленную чашечку. Или удар был сильным, или второй подросток плохо, неудобно стоял, но он с громким вскриком рухнул на пыльный пол и при этом схватился за ушибленное место.

– А-а-а!! Сука белобрысая! Убью!

А хоть бы и сука…

Второй подросток метнулся к первому и нанес несколько ударов в лицо. Но толи второй подросток был более верткий или более сильный, но удары первого прошли мимо и самое большее пришлись на плечи. Между подростками завязалась потасовка и сразу стало видно, что первый подросток мельче второго и он пользуется чем-то похожим на кусок железки, зажатой в руке. Он пытался ударить этой железкой второго подростка, но каждый раз его рука была перехвачена или отбита. В конце концов, второй подросток подгреб под себя первого и сосредоточился на выкручивании чего-то железного…, ну по крайней мере блестящего, из руки первого подростка. В это время первый подросток извернулся, подхватил камень…, или большой осколок мусора и ударил второго подростка в плечо. По всей видимости, он метил в голову, но не достал, не хватило длинны руки, но и этого хватило, чтобы второй подросток откатился в сторону, при этом выпустив руку первого подростка и мстительно сказал.

– Ну подожди, вернемся в схрон, я тебе покажу.

– Как покажешь, так и отсохнешь, – возразил первый, более мелкий подросток и не выпуская из вида второго подростка, поднялся, отряхнул штаны со стороны спины, обошел его по небольшой дуге и опять принялся копать под плитой. Второй подросток понаблюдал некоторое время, с лежачего положения и уже более доброжелательно произнес, при этом садясь.

– Ну, ладно, хватит там копаться. Сдох он уже.

– Если б не ты… – Первый подросток застыл, пошуровал в вырытой им же норе и совсем тихо сказал. – Ботинок.

Второй подросток подхватился и на четвереньках бросился к вырытой норе под плитой. Оттолкнул первого подростка, сам засунул туда свою руку и долго, и настойчиво в ней что-то щупал. Потом осторожно вытянул руку и так же тихо, как и первый подросток, произнес.

– Точно, ботинок.

Под усилиями двух подростков дыра под плитой быстро расширилась и углубилась, и уже оба подростка, склонившись к дыре, внимательно и напряженно смотрели в нее.

– А ты говорил не докопаемся, – упрекнул первый подросток и победно глянул на второго. Второй подросток молча пожал плечами и первый распорядился. – Хватай за ботинок, и тащи.

– А может не надо? Ну его, мертвяка таскать.

– Сам ты мертвяк. Пощупай, ноги теплые, – настаивал первый подросток. – Хватай и тяни.

– Ну и что, что теплые? Мертвяки тоже теплыми бывают. – Не соглашался второй подросток и для наглядности спрятал свои руки за спину.

Первый подросток посмотрел на второго насупившись и уже потребовал.

– Тяни. А не то… – Что там может произойти, если второй подросток тащить откажется, не прозвучало, но и этой угрозы оказалось достаточно, чтобы второй подросток ухватился за ботинок того, что под плитой, и совместно с первым, упершись одной ногой в плиту, при этом весьма колоритно раскорячившись, потянул на себя за ботинок.

Может он тянул очень сильно или неудачно ухватился, но в результате его усилий ботинок соскочил с ноги спасаемого, и второй подросток упал на спину с ботинком в руках. Он скривил недовольную мину и отшвырнул ботинок в сторону. Комментариев от первого подростка не последовало, но хмурый, неодобрительный взгляд второй подросток заработал. Он шмыгнул носом, встал на оба колена, при этом уперевшись, как и первый подросток головой в край плиты, постарался сподручней ухватить за голую ступню и собрался тянуть, но первый подросток предупредил.

– Ты, это, не дергай. Давай по-тихому и вместе.

Оба подростка напряглись, засопели, но дело у них сдвинулось с места и постепенно, из дыры под плитой, появились ноги, надо отметить грязные и в одном ботинке. Потом колени и в конце штанины, собранные гармошкой до самой промежности. Первый подросток тяжело, глубоко вздохнул и на попе отполз подальше, поискав глазами во что бы упереться. Не найдя ни чего подходящего, сплюнул далеко в сторону, просто уперся ногами в пол и скомандовал.

– Ну, чего смотришь? Тяни.

Только оба подростка потянули из-под плиты третьего, а это, судя по ногам, тоже был подростком, как раздался из-под плиты еле слышный стон. Они оба бросили ноги и напряженно прислушались. Первый даже подался ближе к дыре под плитой и тихо спросил.

– Слышал?

– Может не он? Мертвяки тоже иногда стонут.

– Ну что ты заладил? Мертвяк, да мертвяк. А если и мертвяк? Вытащим, тогда точно и узнаем. Тащи.

Оба подростка теперь ухватились за одежду на третьем подростке и потащили его из-под плиты. Стон повторился и первый подросток победно глянув на второго распорядился.

– Тише тащи, лицо не пошкрябай.

– Чего там шкрябать? – почти возмутился второй подросток, но усилия по вытаскиванию третьего ослабил.

Оба подростка осторожно, не спеша вытащили третьего подростка из дыры под плитой, и первый подросток припал к груди вытащенного ухом. Когда второй подросток собрался что-то спросить, первый показал ему палец, давая понять, что бы не мешал и буквально через минуту, довольно заулыбавшись сообщил.

– Живой.

По виду второго подростка, он не поверил и оттолкнув первого подростка, сам припал ухом к груди третьего. При этом он постарался оттянуть край комбинезона и приложить свое ухо к голому телу. Некоторое время он прислушивался, и по его виду можно было понять, что он недоволен.

– Точно, дышит, – вынужденно согласился он и не поднимаясь с колен, потянулся рукой к сжатому кулаку третьего подростка. Но как ни странно, первый подросток был начеку и тут же потребовал.

– А ну не тронь. Это добыча Крома. Очухается, он и распорядится.

– Это наша добыча, – возразил второй подросток, но первый нахмурился и спросил.

– Тогда почему ты за ней не полез? Забыл? Сам от нее отказался.

– Молчи, млява, – немного с превосходством заявил второй подросток, который откликался на имя Шволь. – Все равно, в этом есть и моя часть. Пусть благодарит, что из-под плиты вытащили.

– Гнида ты. Сколько раз Кром тебя спасал?

– Нашел что сравнивать. Одно дело на деле спасать, а другое из-под плиты тащить. На деле, и я не раз спасал его шкуру.

– Ага, от тебя дождешься. Скажи спасибо, что не рассказал Крому, как ты на последнем деле попытался сбежать раньше времени.

– И не бежал я никуда. Там серики заявились.

– Серики, – передразнил первый подросток. – Как увидел сериков, так сразу в штаны наложил.

– Заткнись, млява болтливая.

– А ты не тронь не свое.

– Ладно, пусть старший рассудит, – нехотя согласился Шволь и потребовал. – Ботинок принеси.

– Сам зашвырнул, сам и тащи. – Оба подростка посмотрели друг на друга несколько секунд, потом первый сморщил нос и согласился. – Ладно, схожу, но ты не тронь.

Прошло пять дней, после того, как Крома притащили в обжитой подвал и положили в темном углу на матрас набитый старым тряпьем. Все эти пять дней он бредил и бормотал на непонятном языке. В первые дни к нему подходили многие, даже из других убежищ. Сидели рядом с ним, подолгу прислушивались к его бормотанию, но каждый слушавший только пожимал плечами, покидая убежище и крутил головой. Что бормотал Кром и на каком языке или наречии, никто понять не мог. И на пятый день старший убежища подозвал Шволя. Не сказать, что этот старший сильно отличался от других подростков живущих в этом убежище, но старшим его поставили более старшие, которые разрешили подросткам жить на их территории. Ну, и естественно, платить за проживание.

– Шво-оль. – Начал старший, помолчав, сплюнул на землю, скривил одну сторону губ и втянул через приоткрывшиеся губы воздух. Он всегда так делал, когда ему приходилось кого-либо серьезно предупреждать либо ставить условия и Шволь напрягся. Старший повторил. – Шволь, мне не приятно говорить, но Крома я не могу больше держать в убежище. От него и вашей компании нет поступлений, а то, что вы принесли вместе с ним, уже закончилось.

– Что ты хочешь предложить?

– Ты наверное не понял. От Крома уже начало вонять. Скоро вонь дойдет до сериков и сюда заявится надзор.

– Софт, еще пару дней. Кром придет в себя и мы все отработаем. Ты же знаешь. – Старший цвыркнул одной стороной губ, скривился и более надменно заявил.

– Старшие предупредили, что Кром навлечет на нас беду. Его слишком сильно приложило по голове и по их сектору пошли слухи. Это добром не кончится. Мне, в убежище, не нужны серики.

– Софт, еще пару дней и если Кром не придет в себя, мы уйдем.

– Ты не понял. Я не гоню тебя с Гоном. Уберите Крома и можете оставаться.

– Так не получится. Ты же знаешь, как Гон привязан к Крому.

– Я сказал свое слово, а решать вам. Завтра еще один день и все.

Возле лежанки с Кромом на корточках сидел Гон. Когда к нему подошел Шволь, он поднял голову и спросил.

– Уломал?

"Нет" – мотнул головой Шволь и в свою очередь спросил.

– Как он?

– Никак. Бормочет всякую ерунду и стонет.

– Поил сегодня?

– И поил и кормил. А он таращится и только мычит.

– Софт сказал, что нас не гонит.

– Оно и понятно. Но без Крома, мы долго в убежище не продержимся.

– И что предлагаешь?

– Есть один вариант. Помнишь, полгода назад, один из команды Ларка покалечился?

– Ну.

– Они его тогда в приют сдали. Может и нам…, это…, Крома…, в приют?

– Не донесем.

– И не надо. Я там присмотрел, коляску. Правда, одно колесо сломано, но если Крома погрузить на одну сторону…

– Первые серики схватят.

– Скажем, что нашли.

– Не смеши. Сами в приюте быстрее Крома окажемся.

– А я бы пошел с ним в приют.

– Сдурел? – возмутился Шволь. – Если такой смелый, можешь и один тащить Крома. Там, таким как ты, всегда рады. Ты о приюте у Софа спроси, – Шволь развернулся и пошел в сторону, а Гон с сожалением посмотрел на Крома, шмыгнул носом и тихо произнес.

– Прости Кром, но я не хочу в приют.

Шесть часов спустя к зданию с темной стороны подкатила совсем небольшая платформа на трех колесах. На платформе лежал подросток, ноги его спускались с края платформы, одна рука свешивалась за край, а вторая лежала на платформе. Двое подростков попытались снять лежащего на платформе, но это им не удалось и один другому тихо сказал.

– Брось ее.

– Софт приказал вернуть, – тихо возразил ниже ростом.

– Брось ее, – повторил чуть выше и добавил. – Скажем, что нас засекли.

– Ты что, Софта не знаешь? Долг на нас повесит.

– Если мы его здесь просто бросим, его долго не найдут.

– Надо привлечь, – посоветовал более низкий.

– Ага, чтобы сериков вызвали. Нет, толкай дальше.

– К следующему зданию мы не пройдем.

– Плевать. Мы уже и так засветились. Посмотри вверх, на край крыши. Нас видят.

– Тогда ноги?

– Не спеши. Толкай.

Двое подростков оттолкали трехколесную повозку до половины расстояния между зданиями и одновременно рванули в сторону, в тень соседнего здания. Потом их тени мелькнули уже на выходе, между двух зданий и пропали в не зоны видимости камер наблюдения.

Охранники, которые все время наблюдали за действиями ночных посетителей, ухмыльнулись. И один у другого спросил.

– Ну, серых вызываем?

– Зачем? Разве не понятно? Шантрапа со свалки, подкинула нам еще одного из своих. Интересно, живой или нет? А то прошлый раз мертвого принесли и бросили.

– Я не помню.

– Откуда тебе помнить? Ты тогда еще здесь не работал. Что делать будем?

– Не охота тревогу из-за всякой швали поднимать. Может, дождемся утра? Тут осталось, всего ничего.

– А если еще живой?

– Нам какая разница? Тогда сообщим старшему, а он пусть решает. Лично я, туда ночью не пойду.

– Боишься?

– Не то чтобы боялся, но сам говорил, что шантрапа на все способна.

– Ладно, сидим на месте. Сообщи старшему.

Через полчаса к ним на пост наблюдения заявился старший смены и с недовольным, заспанным видом, спросил.

– До утра не могли подождать?

– Сам смотри. – Предложил один из охранников и включил запись, как двое подростков приволокли трехколесную платформу. Старший посмотрел молча, некоторое время молчал и сказал, скорее всего, для себя самого.

– Надо проверить. – Оба охранника промолчали, а старший прокрутил еще раз запись и спросил. – Почему не проверили?

– Ты сам не велел, одному в ночное время не выходить из казармы. – Возразил один из охранников.

– Велел, велел. Кто знал, что они опять нам подарок подкинут? – После третьего раза просмотра записи, старший распорядился. – Поднимай сменщиков и втроем марш на улицу.

– Ребята обидятся. – Возразил один из охранников. – Им еще как минимум, два часа дрыхнуть.

– Тогда сам иди.

– Может с тобой? – Выражение хоть и прозвучало вопросительно, но в нем явно чувствовалась поддевка. Старший медленно перевел взгляд на спросившего, и недовольно согласился.

– Можно и со мной. Бери парализатор и поставь его на полную мощность.

– Откроем оружейку, сыграет тревога у серых. Они прискочат, мало нам не покажется.

– Ты забудь эти обзывалки. Секроты. А то штраф выпишу, будешь меньше языком болтать. А на счет тревоги, доложи секротам, что у нас ЧП. Отправь запись и предупреди об открытии оружейки.

Старший и еще один охранник, осторожно приблизились к платформе, на которой свесив ноги и руку лежал подросток. У него на груди лежал кусок пластика и на нем было крупными буквами нацарапано. "КРОМ". Старший взял в руки кусок пластика, прочел вслух каракули и с насмешкой спросил у охранника.

– Ты тоже так же пишешь?

– Это еще почему? – не то удивился, не то обиделся охранник.

– Так ты, тоже, из этих.

– Это когда было? У меня первый ранг социальной значимости.

– То-то ты в охранники пошел. С первым рангом, мог бы работенку и поспокойней найти.

– Куда спокойней? За полгода службы, ни одного происшествия. Это первое.

– Тоже мне нашел происшествие, – насмешливо возразил старший. – Вот когда наши шкеты бунт подняли, вот тогда было происшествие, а это так, ерунда. Бери тачку и толкай к изолятора.

Часа через три, а то и через четыре, старшего охраны приюта вызвал к себе доктор. Он то и настоящим доктором не был, так, старший техник медицинской службы, подрабатывающий в приюте в качестве доктора. Появлялся в приюте только по вызовам и то, корчил из себя невесть что. Старший охраны мог бы и послать его куда подальше, но с ним связывался сам директор приюта и предупредил, что придет доктор и надо оказать ему посильную помощь. Знал он эту посильную помощь. Поставь сюда, перенеси туда, подними это. Вот и не пошел сам, а отправил к доктору одного из дежурной смены, при которых привезли подростка.

Доктор увидел простого охранника, скривился недовольно и спросил.

– А где старший?

– Занят. Что-то там со следящей камерой на дальнем конце.

– Это от туда, где шпана прошла?

– Ну да. Мы вначале и не поняли, а потом разобрались, а дальняя камера не работает. Скорее всего, шпана и повредила ее. Вам чего надо?

– Расскажи, как этого нашли.

– А мы его и не искали. Его еще двое, таких же, привезли. Мы только его в изолятор занесли. А платформа, вон, во дворе стоит. Воняло от него порядочно, а так…

– Это я и сам учуял. Что о подростке сказать можешь?

– Ни чего. Когда мы его нашли, у него на груди кусок пластика лежал, а на нем нацарапано "Кром", вот и все.

– Значит его Кром зовут?

– Может и Кром, мне какая разница. Еще что-то, а то я пойду.

– Иди уж.

После охранника, к доктору зашла штатная медицинская сестра приюта. Вот она, для приютских, была и доктором и сестричкой и нянечкой, если кому плохо или животом мучается. Медсестричка проводила взглядом охранника, которого встретила в коридоре изолятора и входя к доктору спросила.

– Что этот, охранник, сказал?

– Ничего. Сказал, что на нем лежала табличка с именем. Так что нашего подкидыша зовут Кромом.

– Кромом? – удивилась медсестричка. Доктор подтверждая кивнул головой и больше для себя, раскрывая, как он любил говорить, журнал приема больных, пробормотал.

– Так и запишем, Кром найден… – Он посмотрел на медсестричку, как будто ожидая от нее подсказки и ухмыльнувшись повторил. – Кром Найден. Будет у него имя и фамилия. Ты как, не против?

– Мне-то, какая разница как ты его запишешь. Кром, значит Кром, а с фамилией, ты наверное поспешил.

– Ничего не поспешил. Думаешь, у этих в развалинах, есть настоящие фамилии? – Медсестра скривилась, не собираясь отвечать, и отмахнулась рукой, мол, пиши что хочешь. Доктор и сам не был в восторге и в слух повторил. – Кром Найден. А что, звучит не плохо. – Успокоил он себя. – И по привычке внес запись в журнал указав имя, выдуманную им же фамилию и запись при каких обстоятельствах был найден подросток. Потом посмотрел на медсестричку и спросил. – Лоти, ты осмотрела подростка?

– Не только. И помыла и осмотрела. У меня такое чувство, что его не только ударили по затылку, но и потоптались по нему ногами. На затылке, приличная рана от удара, ребра в нескольких местах треснуты, ссадины по телу, рукам и лицу. Это мое мнение, но после того, как по нему потоптались, его еще и протянули через что-то узкое. На затылке такая рана, что можно предположить, что и кость промята.

– Так пощупала бы, – предложил доктор. Медсестричка недовольно скривилась и в свою очередь посоветовала.

– Ты у нас доктор, вот ты и щупай.

Он нехотя поднялся из-за стола, с упреком глянул на медсестричку, и подойдя к двери в соседнее помещение, открыл дверь. Заглянул в проем, не заходя в соседнее помещение, скривил нос от запаха и опять закрыл дверь. Медсестричка посмотрела на него с улыбкой и с упреком спросила.

– Посмотрел? – Доктор недовольно посмотрел на сестричку долгим взглядом, сморщил одну сторону лица и не счел нужным отвечать на подколку. Он и без напоминаний медсестрички прекрасно знал, что никакой он не доктор, но его общих знаний по медицине, а больше по медицинской технике, вполне хватает, чтобы числиться в этом приюте на должности доктора по вызовам. Он уселся на свое место и все же спросил.

– Что ты предлагаешь?

– Есть два варианта. Ты настроишь нашего механического доктора на обследования подростка и возможное его лечение, или звоним в нормальную больничку и передаем его на лечение туда.

– Мехдоктора я могу настроить, но ты же знаешь, что в нем нет даже половинной заправки, а та, что осталась, полугодовалой давности. Как ты говоришь, в нормальную больничку, подростка не разрешит отправить наш директор. Он хоть и не плохой человек, но скупердяй порядочный.

– Тогда настраивай своего мехдоктора и ложем подростка на стол, а то не ровен час, тебе придется оформлять на него заключение о смерти.

– Добрая ты у нас, – толи похвалил, толи упрекнул доктор. – А по мне бы, и свидетельство о смерти оформить можно. Подобной швали, столько в развалинах водится…

– Забыл о своей студенческой клятве доктора? – перебила его медсестра.

– Ничего я не забыл. У нас и клятвы никакой не было. Так, предупредили об ответственности о не оказании помощи и все. Ладно, пойду настрою техдоктора, а ты сама, этого вонючку на стол ложи.

Техдоктор жужжал над подростком уже второй час, и доктор терял терпение. Он уже несколько раз порывался отключить техдоктора, но постоянно наталкивался на взгляд сестры и сжимая зубы, усаживался на свое место. Он встав из-за стола в очередной раз, глянул в спину сестрички, которая застыла на одном месте, к чему-то прислушиваясь, и поинтересовался.

– Что там?

– Вроде бы как тональность изменилась, – медсестричка сделала несколько шагов к окну, посмотрела в него и немного с упреком произнесла. – Точно изменилась. Серые заявились.

– Долго они добирались, – высказал свое мнение о секротах доктор. Медсестричка кивнули головой, соглашаясь с доктором и спросила.

– А куда им спешить? Приняли смену и заявились.

Через пяток минут дверь в помещение, где находился доктор и сестричка, без стука распахнулась, и вошли два человека в форменной одежде с каким-то прибором в руке одного из них. Ни слова не говоря, тот, что держал прибор, поднял его, у прибора засветилась зеленым светом передняя панель, он еле слышно прошуршал, показывая свою работу и замолчал. Секрот с прибором что-то внимательно рассмотрел на панели управления, повторил операцию проверки, но на этот раз поводил прибором из стороны в сторону и недовольно скривившись, сказал своему напарнику.

– Повышенный фон. Проводить обработку не обязательно, но надо отметить.

– Здесь везде повышенный фон, – возразил напарник и посмотрел на доктора. – Проверку найденыша, делали?

– Нет. Одолжите свой сканер, пойду проверю.

– Без надобности. Генетические изменения имеются?

– Офицер, – почти возмутился доктор, – вы вообще, о чем спрашиваете? Что бы проверить найденыша на генетические изменения, нужна соответствующая аппаратура. Вы видите ее у нас? Если вам это надо, найденыш в соседней комнате, можете сами и проверить.

Секрот скривился от такой отповеди, и глянув на напарника, распорядился.

– Сходи, проверь, и образец ДНК сразу возьми.

– Все его ДНК в канализацию спустили. – Немного насмешливо произнес доктор, намекая на грязь на подростке, но на его реплику никто не обратил внимание и один из секротов пошел выполнять приказ, а оставшийся секрот, посмотрел на доктора и спросил.

– Как записали найденыша?

– Его имя было выцарапано на куске пластика, а фамилию… – Доктор улыбнулся и ответил на вопрос. – Кром Найден.

Секрот не выказал ни какой реакции, пометил у себя на ручном терминале и спросил громче, обращаясь к своему напарнику.

– Ты чего там застрял?

Из соседней комнаты вышел второй секрот, показал дисплей прибора своему напарнику, они оба переглянулись и собрались уходить, но доктор их задержал вопросом.

– Уважаемые офицеры, может, с нами поделитесь?

– С результатами ДНК и генетических изменений, можете ознакомится через пару дней, – ответил тот секрот, что держал в руке прибор. – Тест на радиационный фон и внедрение посторонних предметов, отрицательный. Показания общего физического состояния, ниже средних. Биологических имплантатов или точек влияния не выявлено. Одним словом, подросток ваш.

Оба секрота прошли через проем двери, а доктор высказался им в спину.

– И на этом спасибо.

Медсестричка, все еще стоящая у окна, не вмешиваясь в происходящее, а через несколько минут, после ухода секротов, прокомментировала.

– Улетели, – развернулась в сторону доктора и спросили. – Что делать будем?

– Отмечу в графе, что принят. Что мы еще можем сделать? Не пора его со стола снимать? – Медсестричка прислушалась, и кивнув головой, сообщила.

– Твой техдоктор замолк. Надо посмотреть. Иди отключай.

Через пару дней, после посещения приюта секротами, в изолятор заглянул сам директор приюта. Мужчина в возрасте. Широкое лицо, нависшие брови и постоянно сжатые губы. Его никто не видел улыбающимся и казалось, при разговоре с ним, что он постоянно сердится. Костюм на мужчине выглядел далеко не новым и потасканным, хотя можно было заметить, что за ним ухаживают. Мужчина вошел не стучась, осмотрел комнату, остановил свой взгляд на медсестре и спросил, указав взглядом на место доктора.

– Этот, не появлялся?

– А что он у нас забыл? Он появляется только за денежками, – директор соглашаясь, кивнул головой и спросил.

– Зачем звала?

– Ты уже знаешь, у нас новенький.

– Доложили, – коротко согласился директор и вопросительно уставился на медсестру. Сестричка вздохнула и сообщила.

– Мне нужна твоя помощь.

– В чем?

– Парнишке, что лежит у меня, надо бы ему помочь.

– Зачем он тебе?

– Будешь удивлен. У него радиационный фон ниже среднего и генофонд почти чистый.

– Да? – соизволил удивиться директор. – Откуда узнала?

– Когда секроты прилетали, сделали ему полную проверку. Я затребовала результаты, и ответ получила вчера вечером. Скажу больше, у него ДНК на первом уровне изменений. Нет биологических имплантатов и точек влияния. Он абсолютно чист.

– Из высших? – удивился и насторожился директор. Некоторое время он молчал, глядя в упор на медсестру и потом сказал. – За последние лет пятнадцать, о пропаже детей высших не сообщалось. – Он посмотрел в сторону пустого места доктора и спросил. – Этот, знает?

– Нет. Не говорила. Только тебе.

– Усыновление? – еще больше нахмурился директор. – Возраст у него не тот, староват будет. Да и кто возьмет из нашего приюта, – в последней фразе прозвучало сожаление, сестричка предложила.

– Можно попробовать. Дать объявление, а там посмотрим.

– Да-а… Для нас это был бы выход. Надоело жить на одно пособие. – Он внимательно посмотрел на медсестру и спросил. – Для себя готовишь?

– А если и для себя? – с вызовом спросила медсестра. Директор соглашаясь кивнул головой, а она добавила. – Ты же знаешь, мне иметь своих детей не разрешат.

– Знаю. Комитет опеки и контроля, твое заявление не пропустит.

– Я попробую, – с надеждой произнесла медсестра и с не меньшей надеждой посмотрела на директора.

– Чем смогу, – пообещал он. – Без полной медицинской карты, его не пропустят на усыновление. А если выплывут все его показатели, тебе его не видать.

– Я попробую, – уже без особой надежды повторила она. Директор кивнул головой, вздохнул и спросил.

– И что тебе надо?

– Хороший инъектор, тройку ампул на общее восстановление и хотя бы парочку на восстановления мозга.

– Сдурела? – возмутился и одновременно удивился директор. Потом глянул на медсестру и пообещал. – Ладно, что смогу. Тебе для мозга, зачем?

– У него гематома на затылке не проходит. В себя не приходит и бормочет непонятное в бреду. Опасаюсь, что задет мозг.

К вечеру того же дня директор заглянул в изолятор и сунул в руку медсестре сверток. Она вопросительно посмотрела на директора и тот пояснил.

– Инъектор не новый, но исправный. Четыре дозы на восстановление и две красных. Срок у последних, просрочен, но это лучшее, что смог найти.

– Что за красные?

– Военное производство, – с явной неохотой пояснил директор и оправдываясь продолжил. – Точней сказать не могу, их применяют при ранениях в голову, – он глянул в глаза медсестре и тихо добавил. – Одну, синюю, для тебя лично и смотри, проверю.

– Мне не поможет, но спасибо. – На глазах у медсестры появились слезы и она поспешила отвернуться. Директор вышел молчком, не прощаясь. Когда закрылась дверь за директором, она позволила себе расслабиться, сесть и расплакаться. Она понимала заботу директора, а так же понимала, что одна синяя инъекция ей не поможет, и самое большое, позволит продержаться еще несколько лет. Чего стоило директору достать эти инъекции, она даже думать не хотела. Прекрасно понимая, что ее накоплений, даже за год, на купленный пакет не хватит.

Через минуту она вскочила, схватила пакет со стола и метнулась к подростку в другой комнате. Перво-наперво она сделала инъекцию с красной ампулы и тут же схватилась за синюю, но замерла.

"Нет, – мысленно остановила она саму себя. – Сразу нельзя. Надо выждать пару дней, а потом… Дура, – упрекнула она сама себя. – Надо было вначале сделать инъекцию синею, а потом красную, но уже ничего не исправишь."

Она некоторое время постояла радом с подростком, потом поддавшись своему чувству, наклонилась и погладила его по щеке. Глаза у подростка открылись, как показалось медсестре, он осмысленно посмотрел на нее, и глаза опять затянуло пеленой. Медсестричка вздрогнула, и непроизвольно сделала шаг назад. Потом приложила некоторое усилие над собой и оттянула одно веко у подростка.

– Показалось, – еле слышно прошептала она, вздохнула с сожалением и ушла.

Прошло четыре дня, медсестричка сегодня сделала вторую инъекцию с красной ампулы и оставила подростка в покое. Директор зашел на следующий день утром. Медсестра дремала в кабинете, облокотившись на стол. Он собрался уже уйти, когда она подняла голову, увидела директора и виновато произнесла.

– Извини. Всю ночь метался в жару. К утру успокоился…

– Не оправдывайся, – перебил он ее. – Зашел сказать, что через пару часов, у тебя плановый осмотр. Не опаздывай.

– Я помню. Все как всегда?

– Не совсем. Я соединился с нашим доктором и потребовал от него проверку всех наших подопечных на сканере.

– Откуда у нас сканер?

– Не у нас. Пусть он сам приносит. Деньги получать любит, пусть на счет прибора сам озаботится. Он же техник.

– Ты что-то задумал?

– Даже не знаю. После твоих слов…, – он глянул на дверь в соседнее помещение, – подумал, а если не один он такой у нас. Сама знаешь, никто наших подопечных через сканер не пропускал. Ты это, заведи новый журнал и каждого, поименно записывай в журнал. Этому, журнал в руки не давать. Сам то он, со сканером бегать не захочет, так ты уж сама…

– Я поняла. Но учти, до вечера я не управлюсь. Как быть с доктором?

– А никак. Пусть сидит хоть до утра, сканер ему не отдавай, пока всех не проверишь.

– Охранники?

– Если понадобятся, этих только на подхвате, к прибору и близко не подпускай.

– Хорошо, сделаю.

Остаток дня, вся ночь и часть следующего дня, медсестра работала не покладая рук, пока не проверила последнего из их подопечных. Сканер оказался старым и время для обработки данных затрачивал чуть ли не в два раза больше, чем виденный ею у секротов. Но она справилась, из последних сил сунула в руки сканер доктору и прижимая к себе журнал, ушла в свою комнату. Не раздеваясь, завалилась на кровать и моментально уснула.

Ее разбудил настойчивый стук в дверь. Медсестра нехотя поднялась, села на кровать, потрясла головой, чтобы быстрее прийти в себя и с большой неохотой пошла открывать дверь. За дверью стоял доктор с круглыми глазами, сестра не успела спросить, что его привело в ее комнату, как доктор сам выпалил.

– Ты что сделала? Дура! – он продемонстрировал ей инъектор с оставшейся в нем красной капсулой. – Этот же препарат, давно снят с производства. – Сестра, ругая саму себя внутренне за невнимательность и свою забывчивость, посмотрела на инъектор, взяла его в руку, проверила, вытряхнула испльзованную капсулу, зажала ее в кулаке, завела руку за спину и с немалой долей презрения спросила.

– Что дальше?

– Дура! – возмутился доктор. – Сдохнешь и никто не спасет. – Она собралась было ему ответить, не менее возмущенно, но до нее дошли его последние слова и она криво ухмыльнувшись, спросила.

– Жалко стало? А как, по-твоему, я смогла продержаться ночь и день?

Доктор опешил, сделал шаг от ее комнаты и спросил.

– Зачем вам это надо было?

– Не нам. Приказ от надзорников. Секторы доложили, а нам приказ спустили.

– Журнал, покажешь мне?

– Не могу. Если директор разрешит, могу насовсем отдать. А так, пойми, не могу. – Доктор потянул руку за инъектором, но медсестра отступила назад, и скривив губы, предупредила. – Тебе он ни к чему, пусть у меня будет.

– Дура. – Уже без возмущения повторил доктор и ушел. Сестра вздохнула, очистила, продула инъектор, покрутила в руке капсулу, с остатками розовой жидкости, посмотрела по сторонам, куда бы ее бросить, бежать в изолятор совсем не хотелось и не найдя куда, так сжимая ее в руке, повалилась на подушку досыпать.

Проснулась она, когда в ее комнате было светло. Проснулась от жжения в руке и тут же вспомнила свой сон. Кто-то, кого лица она не видела, но с голосом доктора, прижимал ее руку к чему-то горячему и постоянно спрашивал. – "Где ты это взяла?" Вопрос из сна так врезался ей в голову, что проснувшись, она несколько раз повторила.

– "Я не понимаю, о чем ты спрашиваешь."

После второго повторения фразы из сна, она обратила внимание, что ее ладонь продолжает жечь. Она не вставая, поднесла к глазам ладонь, сжатую в кулаке и разжала кулак. На одеяло упала пустая капсула, а руку продолжало жечь. На ладони красовалось красное пятно с противными белесыми краями. Сонное состояние у нее слетело в одно мгновение и она вскочив, метнулась к умывальнику. Холодная вода не на много облегчила жжение ладошки, но за то убрала яркое покраснение и белесый осадок по краям. На всякий случай, медсестра протерла место покраснения на руке, дезинфицирующей салфеткой и чтобы покраснение сразу не бросалось в глаза, залепила его пластырем.

Состояние усталости почти не ушло, и пока она шла к изолятору, она старалась понять, сколько она проспала. Судя по тому, что день клонился к концу, она могла предположить, что проспала весь световой день. Ее это мало волновало и подходя к изолятору, встретив одного из охранников, поздоровалась с ним. Охранник усмехнулся и спросил.

– Ты где так долго пропадала?

– Долго? – изобразила она удивление. – Мне уже и отдохнуть нельзя?

– Да нет, я просто спросил. Тебя вчера искали весь день…

– Вчера я была занята с доктором, – перебила его медсестра и тут же поинтересовалась. – А кто искал? – Охранник как-то странно посмотрел на медсестру, медсестра отметила его недоуменный взгляд, хмыкнула, и не дожидаясь ответа, пошла дальше. У самого входа в изолятор, ее догнал охранник и предупредил.

– Я должен доложить о тебе старшему смены.

– Докладывай. – Буркнула медсестра и вошла в изолятор.

Она прошла в свой кабинет, осмотрелась, отметила, что кто-то капался у нее на столе среди карточек и переложил журналы. Она хмыкнула, мысленно помянула любопытство доктора и уселась на свое место. Проверила запертый ящик, в котором хранилось еще четыре синих капсулы, покрутила в руках инъектор, положила его на стол и открыла ящик. В нем доктор не покопался и она извлекла одну капсулу, вставила в инъектор и собралась было пойти к подростку, но подумала, что рано будет ему делать инъекцию и оголив плечо, сделала инъекцию себе. По своему опыту она знала, что след от инъекции будет виден несколько дней и удовлетворенно, с благодарностью подумала о директоре. Переждала некоторое время легкую расслабленность, последствия введения препарата, поднялась и пошла к подростку.

Подросток все так же лежал на кушетке, укрытый легким одеялом, но на этот раз она отметила, что он просто спит. Улыбнулась, поправила на нем одеяло и развернулась на выход. Легкий шорох одеяла заставил ее обернуться. Подросток лежал с открытыми глазами и смотрел на медсестру. Она ему улыбнулась и спросила.

– Как ты себя чувствуешь?

Подросток постарался улыбнуться ей в ответ, но ничего не сказав, закрыл глаза. Медсестричка некоторое время смотрела на подростка, еще раз поправила одеяло, подоткнув его под бок и на этот раз ушла. В своем кабинете она приготовила физраствор, с добавлением необходимых минералов и элементов питания и собралась вернуться к подростку, чтобы в очередной раз влить раствор ему в рот.

В дверь постучали, и не дожидаясь разрешение на вход, дверь распахнулась. Она увидела подростка из старшей группы. Парень лет пятнадцать, шестнадцать, посмотрел на медсестричку, кивнул головой своим мыслям и не входя сообщил.

– Там это, старший охранник просил зайти.

– Почему не входишь?

– Мне запрещено, предупредили о заразе у вас в изоляторе.

Медсестра кивнула головой, как бы подтверждая или соглашаясь со словами подростка, и спросила.

– Давно предупредили?

– Дней пять назад. Сказали, что здесь чухра, и он весь в крови.

– Сам то, давно был чухрой?

– Это не важно. Я приютский, а он чухра.

– Ладно, передал и иди, – подросток развернулся уходить, а медсестра поспешила спросила ему почти в спину. – Когда то просил зайти?

– Еще вчера, но вас нигде не было.

– Ладно, иди.

"Странно, – подумала медсестра. – Вчера я видела его и он мне и словом не обмолвился." – Мысль промелькнула и забылась. Она подхватила приготовленный раствор и пошла к подростку. Скормив ему весь физраствор, она ополоснула посуду под краном водой и решила, что надо бы навестить старшего охранника. Просто так, просить о встрече он не будет, а самому порою ему некогда заглянуть к ней. Да она и сама немного, чувствовала за собой вину.

Старший охранник сидел в своей комнате и когда увидел медсестру, приветливо заулыбался. Указал на свободный стул и предложил.

– Присядь.

Сестричка не присаживаясь поблагодарила и предупредила.

– Извини. Что-то нездоровится. Ты говори, зачем позвал, да я пойду.

– Мы тебя вчера целый день искали. Ты где была?

– Вчера у меня был плановый медосмотр, сам видел.

– Это было позавчера, а вчера?

– Я же сказала, плохо чувствую. У себя дома спала.

– К тебе стучались, – упрекнул он.

– Слушай, ты к чему меня расспрашиваешь? Сейчас опять пойду к себе и завалюсь спать.

– Лоти, это конечно не мое дело, но приходили секроты, они хотели провести дополнительное обследование найденыша. Без тебя я не разрешил, но если ты опять заляжешь на весь день и ночь, что мне им говорить?

– Пошли их к директору. Ты же знаешь правила приюта. Никаких осмотров без разрешения надзирающей инстанции. Пусть получат разрешение и потом приезжают.

– Приблизительно так, я им и ответил, но их старший пригрозил мне неприятностями. Сама должна понимать, мне неприятности не нужны.

– Повторю. Без разрешения нашего директора, никаких осмотров они не будет. Так и передай секротам.

– Не любишь ты их, – растянул в усмешке губы старший охраны.

– А ты, можно подумать, пылаешь к ним страстной любовью. – Улыбка у старшего стала еще шире, и он примирительно произнес.

– Не сердись, Лоти. Ты же знаешь, мою зависимость от секротов.

– Еще что-нибудь есть? – И только сейчас до медсестры дошли слова старшего охраны, что медицинский осмотр закончился не вчера, как она думала, а позавчера. Она нахмурилась и уточнила. – А ты не ошибся? Медосмотр закончился точно позавчера?

– Да-а-а…, – протянул настороженно старший. – Ты уже и дни начала путать. Видно действительно устала. Пожалуй, я не буду тебя беспокоить до утра.

– Спасибо.

Старший охраны проводил взглядом уходящую медсестру и соединился по индивидуальному браслету с отделением секротов. Сами переговорные браслеты были не в новинку, и ими пользовались многие, кому позволяли средства приобрести такие устройства. Старший охраны гордился своим недавним приобретением. Он позволял не только переговариваться с другими владельцами похожих устройств, но если позволяли функции браслета, то и видеть собеседника.

На другом конце соединения появился его знакомый секрот и отрапортовал о соединении. Увидев старшего охраны, недовольно скривился, и собрался что-то сказать, но старший его опередил.

– Больше не присылай к нам своих людей. Все проверки только с разрешения надзирающих.

– Ты обнаглел? – как-то вяло возмутился секрот.

– Нет. У меня была наша начальник медицинской части и сказала, что любые проверки наших подопечных, только через директора. А он, ты сам знаешь, отошлет к надзирающим.

– Жаль. Быстро они спохватились. Ты держи меня в курсе.

– Извини, как получится.

Связь прервалась со стороны секрота, а старший охраны, продолжал смотреть на небольшой экранчик своего браслета. Ему не понравилось общение с его знакомым. Хоть они и были в приятельских отношениях и время от времени оказывали друг другу некоторые услуги, но этот разговор старшему охраны не понравился. А еще и медсестра взбрыкнула, хотя раньше, такого поведения с ее стороны не было.

С чего она вдруг встала на защиту найденыша?

И раньше были случаи, когда к ним попадали мальчишки с развалин и никогда о них никто особо не беспокоился. Секроты, по его сообщениям прилетали, проверяли и некоторых забирали и никогда не было противодействия, а тут…

Он посмотрел на закрытую дверь, через которую ушла медсестра, хмыкнул и начал подниматься со своего места. На руке завибрировал зуммер браслета, и он удивленно посмотрел на руку с браслетом. Браслет был куплен совсем недавно и еще мало кто знал его позывной. Тем более его вызывал незнакомый номер. Старший убрал функцию видеосоединения и ответил голосом, на всякий случай более официально, чем обычно.

– Начальник охрану приюта "Сеть-3", слушает.

На том конце соединения кашлянули и немного с издевкой спросили.

– И с каких пор, в приюте установили личный номер?

Старший охраны не сразу сообразил о чем спросили, так как этот номер был его личным, но и сразу возмущаться не стал.

– Шутник, ты чего беспокоишь?

– Картинку, включи, – потребовали с той стороны, но старший уже пришел в себя и более нагло ответил.

– Если тебе картинка надо, в салон любви позвони.

– Я тебя самого, в салон определю, – пригрозили с того конца соединения и добавили. – Забыл Зверя?

Это прозвище всколыхнуло в памяти старшего охраны неприятные воспоминания и заставило скривиться. Он старался забыть свои юношеские и даже молодые годы, когда был близко знаком со Зверем. В те времена, когда он познакомился с этим индивидуумом, мальчишка по прозвущу Зверь, был главой одной из воровских, мелких банд подростков. Тогда было время такое и подросткам не хватало адреналина в крови, и знакомство со Зверем послужило своеобразным катализатором острых впечатлений. Ему вначале даже нравилось быть членом воровской банды. Тут и уважение таких же подростков как он, тут и повышение собственного самомнения, тут и защита от других, подобных уличных банд. Но эйфория прошла быстро и не малую роль в этом сыграла мать, ныне старшего охраны. Она вовремя сообразила, куда попал ее сынок, и постаралась показать, чем это может закончиться. Она же определила его в секцию борьбы и постепенно он начал отходить от Зверя и его делишек. Отходить то, он отходил, но Зверь не любил отпускать от себя тех, кого считал членом своей банды. Тем более в юности, старший охраны был весьма пронырливым и удачливым вором. Отношения со Зверем прекратились после драки. Как сказать, драки. Старшему охраны просто хорошо накостыляли из-за его желания отойти в сторону и от части, он остался благодарен Зверю, что не убили. Они расстались со Зверем не совсем друзьями, старший охраны это помнил, и этот звонок, заставил его волноваться.

– Тебе чего надо?

– А ты не ерепенься, – посоветовал Зверь. – Старые делишки могут и всплыть.

– Не грози. Устал бояться. Если дело имеешь, говори, а так не звони.

– Вот, это совсем другое дело, – обрадовался Зверь. – Мне от тебя некоторая информация нужна. Так сказать, из первых рук.

– Я работаю в охране, и помогать тебе не буду, – сразу отказался от всяких намеков старший охраны.

– Без помощи обойдусь, – слишком уверенно заявил Зверь.

– Тогда чего звонишь?

– Я же сказал, информация нужна.

– Так не тяни. Ты говори, чего надо, а я уж решу, говорить или нет.

– Будем считать, что договорились. К вам одного чухра подкинули, меня интересует все о нем.

– Опоздал. Им заинтересовались секроты.

– Плевать на секротов, ты о чухра говори.

– А нечего говорить. Его к нам привезли всего в крови и дерьме. У него голова пробита, до сих пор без сознания. Это все, что мне известно.

– А если подумать и подробней.

– Зверь, я не позволю тебе забрать мальчишку.

– А мне и не надо. Им заинтересовались более значимые люди. Кстати, хорошие деньги обещали. В долю войти не хочешь?

– Зверь. Ты наверное не понял. Я отошел от твоих дел и меня твои предложения не интересуют. Я тебе не вру. Мальчишка действительно пока не пришел в себя. Как мне известно, бредит и бормочет всякую ерунду. Его осматривал наш доктор и даже запускал мехдоктора. Когда мои его относили в изолятор, то у него были ребра поломаны. Не думаю, что сейчас, он выздоровел. Что ты еще хочешь знать?

– Ты сказал, что у него черепушка пробита. Это точно?

– Точнее не бывает. Сам видел. На затылке шкура содрана и вмятина, – соврал старший охранник и тут же спросил. – Не твои постарались?

– Я не в деле. Значит черепушку пробили?

– А вот этого, я точно сказать не могу. Думаю, если до сих пор без сознания, то мало ему не досталось. Когда я его видел, он весь исцарапанный был, как будто его через колючку протащили. Теперь все?

Зверь отключился не прощаясь, и старший охраны, глядя на свой браслет с удивлением подумал. "И что в этом мальчишке такого, что им заинтересовались все сразу? Вон, даже Зверь объявился. Сколько лет о нем ничего не слышал, а тут объявился".

Директор приюта затребовал себе журнал обследования, а через пару дней, вызвал и саму медсестру. Когда медсестра вошла к директору, он указал ей на стул, у маленького столика, немного в стороне от входа, дождался, пока она усядется, положил перед ней журнал, накрыл его рукой и спросил.

– Как наш новичок?

– Никак. Два раза открывал глаза, но это было на пару секунд. Мне приходится кормить его раствором.

– Вокруг него закрутилась целая шумиха. Кто-то из секретов проболтался.

– Да, меня уже предупредили. Тебе придется отбиваться от желающих наложить на него свою лапу.

– Уже. Ты разобрала, что он там бормочет?

– Ни единого слова. Будешь смеяться, он иногда еще и поет.

– В самом деле? – удивился директор.

– Да. Пару раз напев был ритмичный, а один раз тягучий, аж за душу взяло. Ты меня только ради этого пригласил?

– Ну, чего ты сразу как окта, иголки выпускаешь? Я тебе обещал, что сделаю все, что в моих силах. Кстати, я узнавал насчет твоего усыновления. Тебе не разрешат, если останешься на этом уровне.

– На каком на этом? Если ты помнишь, у меня третий ранг социальной значимости. Я тоже узнавала, мне вполне могут разрешить усыновление.

– Я не о ранге, с ним у тебя все в порядке. Я о медицинской карте. С уровнем твоего здоровья, тебе усыновление не видать.

– И что делать? – поникла медсестра.

– Надо найти возможность, поднять хотя бы процентов на тридцать.

– Издеваешься? С нашими зарплатами, и процентов на тридцать? Да я если даже есть и пить перестану, мне работать придется лет тридцать. А к тому времени, мне уже будет и усыновление не нужно.

– Вот по этому, я тебя и пригласил. Ты внимательно результаты обследования просмотрела?

– Ну, как сказать. Бегло просмотрела, но пока анализ не проводила.

– А я не поленился. Процентов сорок, из наших воспитанников, можно подавать на усыновление.

– Так много? – удивилась медсестра. – Я думала, гораздо меньше будет. И что теперь нам делать? Если мы их всех заявим на усыновление…

– Не спеши. Чтобы хоть кто-то из них прошел на усыновление, надо иметь на каждого полную медицинскую карту. А ты сама знаешь, ни ты, ни наш доктор, этого обеспечить не сможете. Придется вкладываться самим и готовить на усыновление человек пять, на больше мы пока не потянем. А еще, требуют повышение социального ранга, хотя бы на 0,4 от единицы.

– 0,4, это азы социальной образовательной программы и начало будущей профессии. Мы точно, это не потянем.

– Насчет образования, есть у меня мыслишка. Если брать старших, то социальных знаний у них и без образовательной программы хватает. Можно прикупить устаревшие ментальные программы и пропустить пару человек через ментоскоп. Проверка покажет наличие обучения. Конечно, сразу станет видно, что они обучались по устаревшим программам, но обучались. А насчет профессии, тут немного сложнее. Если знания мы и сможем им дать, то практики никакой.

– Старшие говоришь? А может ставку делать не на старших, а на среднюю группу? Старшие уйдут от нас в этом сезоне, а середнячки, сезона через два-три.

– Что-то не пойму я тебя.

– Сама пока не пойму. Мелькнула мысль, а обдумать ее не успела.

– Ну так выскажись. Вместе и подумаем, – предложил директор.

– А если старших, мы предложим не на усыновление, а допустим в силовые структуры. Они уже почти взрослые, кто их выкупит, тот пусть им и образование дает.

– Ты не поняла. Без образования и зачатков профессии, их вообще рассматривать не будут.

– Ты их данные, покажи нашим надзирающим и пока еще не поздно, пусть они озаботятся. Нам то и надо, пару ментошлемов, на худой конец, даже обручи сгодятся и десяток обучающих программ. Только бери не разовые, а на пластинах. Я все-таки медик, пусть и не доктор. Загрузить ментопрограммы смогу. Ну поболит у них голова пару дней, но если им объяснить зачем это надо, думаю не многие откажутся.

– А в твоих словах, есть резон, – нахмурился директор. – Правда из старших, у нас их всего человек восемь наберется, а остальные ниже порога значимости. Ну, а какие профессии просить?

– Это сложнее. Сам должен понимать, социально значимые профессии нам никто не даст, а если попробовать техников разной направленности. Допустим ремонтники, сборщики…

– Ремонтник, сборщики, это все узконаправленные, а нам надо общего профиля, чтобы значимость у них поднять.

– Так в чем дело? Проси ремонтников бытовой аппаратуры и робототехников.

– А практика?

– Сколько у нас осталось до выпуска? Месяца три-четыре. Оформи на наш приют техническую мастерскую.

– Ну ты и размахнулась. Кто нам ее разрешит без специалистов.

– А ты, разве не специалист?

– Какой я специалист? У меня то и раньше была специальность техника зарядных установок.

– Ну, вот, техник же. Если на приют не разрешат, оформи на себя, а старших оформишь как практикантов или рабочих. Тебе небольшой доход и им приработок.

– Идея мне нравится, но надо проконсультироваться.

– Проконсультируйся.

– Ладно, допустим, я оформлю на себя, а уйдут старшие, что потом будет с нашей мастерской?

– Уйдут старшие, подтянем средних, а может кого и из младшей группы. Ты же говорил, что почти половину из них имеют не плохие результаты проверки. Появятся свободные средства, докупим другие ментопрограммы…

– Разогналась, – перебил медсестру директор, – я зачем все это затеял, только ради тебя, а ты уже на будущее планы строишь. Как бы мы не упирались, а общее оздоровление в капсуле провести тебе не сможем.

– Я уже, как-то с этим смирилась. Мне бы боли снять и хватит.

– Боли снимешь одной, парой синих капсул, а ты мне здоровой нужна.

– Скажешь тоже. Пять лет не была нужна и вдруг понадобилась. Ты что задумал?

– То и задумал. Мне сколько уже лет, а ни детей, ни жены, никого на свете нет. А твоя идея с усыновлением, мне понравилась. Если все сложится, малец еще не совсем взрослый, привыкнет к нам… – Он с ожиданием посмотрел на медсестру, но не дождался от нее никакой реакции и закончил. – Ты подумай над этим, может у нас что-то и сложится.

Медсестра опустила взгляд к низу и замерла в напряжении. Она сразу поняла, куда клонит директор, но никак не ожидала от него такого поворота. В принципе, мужик он не плохой. Пусть немного нелюдимый, хмурый, да и она, не первая красавица. Так-то она не против, сойтись с ним, но если бы он предложил ей лично, жить вместе, она бы и не раздумывала долга, а так он позарился на ее подростка. Пусть пока не ее, но она была твердо уверенна, что добьется для себя усыновления. Хотя, если подумать, то с помощью директора, усыновление может пройти гораздо легче и быстрее.

Молчание обоих затянулось, и первым не выдержал директор.

– Ты это, не спеши с ответом, подумай. Я не тороплю.

– А если не получится с усыновлением? – тихо спросила она.

– Тогда будем жить вместе и попробуем еще раз, через несколько сезонов.

Медсестра подняла взгляд на директора, несмело улыбнулась и просто кивнула головой. Он, конечно, старше ее, наверное, раза в два, но она уже и не надеялась найти себе пару, а о собственных детях, вообще перестала мечтать. Тем более болезнь в последние несколько лет, ее здорово подкосила. Она сопротивлялась болезни, как могла, но ее средств, хватало только на купирование болезни, а никак не на ее излечение. Чтобы вылечится, ей бы понадобилось пятнадцать, а то и двадцать синих капсул и то не факт, что болезнь отступит полностью. Хорошо бы использовать зеленые капсулы, но это из разряда мечтаний.

Медсестра вздохнула и тихо произнесла.

– Ты должен знать, моя болезнь прогрессирует.

– Я знаю. Видел твою последнюю карту, после общего обследования сотрудников.

Прошло еще пару дней и медсестра увидела сдвиги в выздоровлении подростка. Он впервые открыл глаза и смотрел несколько минут на нее. Она успела его напоить и собралась накормить, но когда прибежала к подростку с приготовленным для него питательным раствором, он уже спал. Она не стала его будить и тяжело вздохнув, опустилась на край лежака.

В изоляторе не было кроватей. Здесь стояло два жестких лежака и специальный стол для техдоктора. Там, в общей палате, стояло шесть кроватей по штату, но никогда, они все одновременно, не были заняты больными. Да и лечить заболевших в ее ведомстве было почти не чем, а для заболевших по настоящему, она за свои деньги покупала лекарства. Персоналу приюта об этом было известно, и некоторые помогали ей как могли. Конечно, для приобретения синих и красных капсул для найденыша, у нее бы не хватило средств и если бы не директор…

При воспоминании о директоре, медсестра вздохнула и не смело улыбнулась. Она сделала найденышу уже две красных и две синих инъекции, сегодня можно было бы сделать последнюю, но она решила, что сделает ее чуть позже. Прогресс в лечении подростка виден был сразу. По сравнению с тем, когда его привезли и сейчас, это было как небо и земля. Сейчас, у него даже цвет кожи изменился и вместо синюшно-бледного, даже руки, приобрели чуть смуглый оттенок.

Подросток спал, а она продолжала сидеть рядом, держа в руке емкость с питательным раствором и не решалась потревожить его. Не сказать, что у подростка было миловидное лицо. Скорее угловатое, с резкими, выделяющимися скулами и впалыми щеками. Подбородок для его лет широкий и со шрамом на левой стороне. Этот шрам тоненькой ниточкой шел от губы и заходил под подбородок. По-хорошему, его можно было бы убрать, но кто этим будет заниматься в развалинах. Нос прямой с небольшими крылышками ноздрей, глаза большие, впрочем, как и ресницы. Губы слегка тонкие и сжатые, сам рот немного великоват и все лицо подростка напоминало отчасти земноводную квакшу. Медсестра усмехнулась своим мыслям и подумала, что при соответствующем питании, лицо у него изменится. Да и взросление, может внести свои коррективы. Пусть в их приюте питание не самое лучшее, но никто из воспитанников не голодает.

И вообще, как можно голодать, если у них планета аграрная, а вся их колония строится на остатках бывшей развитой цивилизации планеты.

Откуда на этой планете взялись колонисты, ее знаний по этому вопросу не хватает. Взялись и все тут.

Как утверждается по официальным данным, прежняя развитая структура планеты была разрушена напавшими на планету. Кто нападал и зачем напал, а так же, когда это было, до колонистов не доводят. Да по большому счету, именно медсестре, это было безразлично. Ей хватало своих забот и задумываться о том, кто или что было, да еще до ее появления на планете, ей не хотелось и совершенно не интересовало. Кто-то, когда-то жил. Очень хорошо. Теперь их называют Прежние и теперь, на этой планете живет она и совсем небольшой круг ее знакомых. Как ни странно, но у большинства живущих на планете нет родных и близких. Со слов ее матери, их привезли на эту планету с другой планеты. Кто привез, она не знала, как и ее мать не знала. Привезли и высадили. На ней уже в то время жили люди и большинство поселков…, да что там говорить, все нормальные города на планете, были разрушены и на их мете имелись настоящие развалины, руины прежних построек. Никто из ныне живущих, в них не жили, но находились желающие покопаться в этих самых руинах и иногда находили в них достаточно полезные вещи. К примеру взять цветные капсулы, которые использовались не глядя на их просроченность. Правда с этими капсулами была небольшая трудность. Они могли использоваться только со специальным инъектором, который остался от Прежних. Эти капсулы были достаточно распространенным товаром, но с небольшой оговоркой. Их действительно можно было купить, на так называемом черном рынке, где выкладывают на продажу находки местные искатели и стоили они достаточно дорого. Вот только по местным законам, любые находки от Прежних, должны сдаваться правительству колонии, а все, что продается на черном рынке, это как бы незаконно. Но и это, мало интересовало медсестру. Для нее было главным, что некоторые препараты от Прежних, можно было купить и использовать. Местная промышленность тоже выпускает некоторые лечебные препараты, но они были не на столько действенные как у Прежних. Вот как раз, препараты местного производства, она имеет возможность покупать и при необходимости, применять к заболевшим воспитанникам их приюта.

Сказать, что их приют не снабжают вообще ни чем из лекарственных форм, этого сказать нельзя. Она всегда над централизованными поставками в медицинскую часть приюта смеялась. "Присылают либо слабительное, либо от запора, вот чем хочешь, тем и лечись". Приблизительно так было на самом деле. Присылали препараты близкие к сроку использования и порою, достаточно хорошие и дорогие, а порою, сбрасывали ей в приют всякий настоящий хлам. К примеру. Зачем ей надо двенадцать ящиков простого сорбента для восстановления пищеварения. Она бы еще могла понять, если бы ей прислали сотню…, ну две сотни упаковок…, но двенадцать ящиков, по тысячи упаковок в каждом… Она как-то предложила директору продать их на черном рынке и купить нужное им. Так он вызвал ее в свой кабинет и немного в грубой форме объяснил, что все, поступающее в приют, подлежит строгой отчетности. И просто так, он ничего, не может ни продать, ни потерять. После того разговора, она сама составляет заявки на получение медикаментов и сама их получает. Правда не в том ассортименте и количестве, но теперь, ее склад не забит всевозможными коробками и пакетами.

В общем, жизнь колонистов на планете была не такой уж и плохой. Конечно, не все было гладко, но медсестра старалась не замечать или просто закрывать глаза на дела, не касающиеся ее лично и приюта. Например, взять, появление в развалинах большого количества детей. Их периодически отлавливают секроты, местные образования правопорядка, и передают в приюты. Но откуда они берутся, если правительство колонии, строго следит за рождаемостью и обязательно от полностью здоровых людей, медсестра терялась в догадках. Поговаривают, что их привозят с других планет и просто выпускают в близи поселков и города, но в это как-то с трудом верилось. Некоторые утверждают, что детей производят в тайных лабораториях, оставшихся от Прежних и после определенного времени, опять же, выпускают около поселков. Оба варианта слухов имеют право на существование, но конкретно никто ничего не знает. Вот по этому, и существуют приюты, в которых подростков поддерживают, обучают, дают время на взросление и вступления в общественную жизнь колонистов. Правда в их приюте, медсестра затруднялась сказать, чему учат подростков. С одной стороны она не интересовалась этим процессом, а с другой сторону, ее не привлекали к обучению. Конечно, в приюте проводились какие-то занятия и даже более старшие подростки, работали на общественных работах в поселке, чем повышали свой общественный статус значимости, но большее время, они были предоставлены сами себе, как считала медсестра. Они образовывали свои группы, группировки и зарабатывали общественный опыт, набивая собственные шишки. Не редко бывало, что из приюта, подростки, уже достигшие определенного возраста, направлялись не на общественные, полезные для поселка работы, а на принудительные. Насколько было известно медсестре, в колонии не существовало тюрем или чего-то подобного. Но провинившихся людей, которые не желают соблюдать общепринятые правила поведения и нормы морали, всегда принуждали к этому, а самых тупых, просто уничтожали или изгоняли из поселков. Бывали случае, что такие изгнанные, сбивались в банды и нападали на поселки или отдельные фермы, но их быстро вычисляли, ловили и второго шанса на исправление не давали.

Вообще, на планете, а точнее в центральном поселении, которое можно сравнить с огромным городом и прилегающими, обрабатываемыми сельскохозяйственными площадями, приютов, аж семь штук. Два из них находятся в центральных районах города…, поселения и считаются элитными. Вот там снабжение, не в пример лучше нашего. Еще два специально женские. Там собираются девочки и эти приюты находятся на разных краях поселения. Их же приют чисто мальчишеский, мужской – Приют номер три. Так официально он проходит по всем учетам. Это вовсе не значит, что он третий по счету среди приютов, нет. Он просто самый дальний от основного поселения и самый близкий к развалинам, оставшимся от города Прежних. По упорным слухам, собираются открывать приюты номер четыре и пять, но дальше на север, где имеются еще одни развалины города, но эти слухи мало волновали медсестру.

Их приют находился в небольшом поселке, городке колонистов, а больше не колонистов, а искателей. В их поселок стекались многие искатели чтобы продать найденное или купить нужное для них. В поселке, даже черный рынок имел полуофициальный статус. Его как бы, не должно быть, но он был и достаточно надежно уцепился за кусок земли на самом краю поселка. И даже местные секроты, не рисковали его тревожить. Ведь в развалинах можно было найти не только что-то полезное для жизни колонии, но и оружие Прежних. Не сказать, что оно слишком уж отличалось от местного, но оно было, и заинтересованные люди могли его приобрести. На рынке были свои строгие правила и порядки. Чужака на нем долго терпеть не будут. Если ты не зарегистрировался как искатель и не платишь налоги в местную администрацию, то продать свои находки ты сможешь один…, ну может два раза, если на второй раз повезет. А потом тебя поставят на заметку, и заинтересованные люди предупредят о необходимости платить налоги.

Развалины города Прежних, на краю поселка, давно уже подчистили, но в них образовались небольшие группы детей и более старших подростков, которые залазили в самые недоступные места и порою находили что-то интересное. Последняя находка, взбудоражившая поселок, была несколько лет назад. Подростки нашли не разграбленный склад от Прежних глубоко под землей. Склад правда не продуктовый, а вещевой, но и этого хватило, чтобы в поселок заявились представители администрации колонии и практически выгребли весь склад. Приют тоже поимел с этого склада, откуда и появились комбинезоны для воспитанников и униформа для медчасти.

И даже учитывая тот факт, что в развалинах города у поселка, почти ничего не осталось от Прежних, черный рынок продолжил существовать и на него стекались искатели со всей округи. Вот именно на этом рынке и можно было, если знаешь к кому подойти, приобрести некоторые изделия Прежних. Помимо товаров, оставшихся от Прежних, на рынке можно было найти практически все, чего душа пожелает. В некоторых лавках и на открытых лотках, в открытую торговали конфискатом или ворованными вещами. Хватало здесь и продуктов долгого хранения, привезенных с других планет. Не понятно, как такие вещи попадали на рынок, но такими вещами не принято было интересоваться. Местная же власть и секроты, обходили рынок стороной, закрывая глаза на те делишки, которые происходили на самом рынке, а если и появляясь на рынке, то вели себя тихо, никого не задевая.

Собственно говоря, черный рынок, это был отдельный, обособленный поселок на краю нашего поселка. С собственной властью, собственными законами и собственными представителями правопорядка. И надо отдать должное, порядок на рынке действительно существовал. Там не было воровства, там не было обмана и там, если вас все же обманули, можно было обратиться за помощью к местной, рыночной власти. Рынок жил не только по собственным законам, но и по собственному времени, и в любой момент дня или ночи, вам могли продать все, зачем вы пришли, если конечно это было на рынке.

Воспитанники приюта, особенно старшие ребята, иногда пользовались такой особенностью черного рынка и по ночам сбегали из приюта за спиртным или легкими наркотиками. Если с приемом наркотиков, в приюте еще велась какая-то разъяснительная работа, так сказать, борьба, то за употреблением спиртного, контроля практически не было.

Приблизительно год назад, "развеселившиеся" подростки устроили в приюте настоящую бучу и трое из них, попытались воспользоваться медсестрой. Один подросток тогда пострадал от руки медсестры, она его полоснула медицинским скальпелем от техдоктара, а двоих на утро забрали секроты и больше об этой троице ничего не было известно. После этого случая, всем работникам приюта, постоянного проживания на территории приюта, выдали под роспись, личное оружие скрытого ношения. Конечно, это не было полноценным оружием, скорее его можно было отнести к шоковому или к травматическому, гражданских образцов, но о персонале приюта позаботились.

Еще особенность их приюта состояла в том, что он был последней инстанцией для подростков, провинившихся в тех приютах, где они раньше содержались. Из этого приюта уже никуда не переводили и если воспитанник серьезно накосячил и здесь, то дальнейшей его судьбой занимались секроты. Сами подростки об этом знали и установили собственные правила поведения, что позволяла большинству из них, дожить в приюте до выпуска в "светлое будущее". Но у большинства выпускников приюта, будущее было не совсем радужным. Они пополняли криминальные объединения, шли в различные охранные сообщества, мало чем отличающиеся от криминальных, а часть уходила в искатели. Малому проценту улыбалась судьба и они устраивались на настоящую, полезную для общества работу. Но и опять же, это были всевозможные чернорабочие, уборщики и если очень повезет, подсобники.

Директор, с подсказки медсестры, решил попробовать изменить немного такой порядок и провел частичное обследование воспитанников и был удивлен не малым количеством подростков, имеющих медицинские показатели выше средних. Опять же, с подсказки медсестры, о возможном усыновлении кого-либо из их приюта, у директора появилось желание, заняться действительным воспитанием и обучением воспитанников приюта.

Он посетил опекунов, надзирателей, представителей местной администрации и некоторых влиятельных граждан поселка и частично обрисовал положение в приюте. Возможность передачи подростков на усыновление, заинтересовало многих, но желание помочь приюту, и в частности подросткам, ни у кого не возникло. Если представители администрации поселка кивали головами и соглашались во многом с директором, то надзиратели прямо дали понять, что они не заинтересованы в образовательном процессе воспитанников приюта. Но все одновременно одобрили, его инициативу по созданию на базе приюта ремонтной мастерской, бытовой аппаратуры и всевозможных механизмов. Вот только кроме одобрения и похлопывания по плечам, дело дальше не двинулось. Одни заявили, что дело нужное, но у них нет свободных денежных средств. Другие согласились с первыми, но заявили, что они не благотворительная организация и директору придется выкручиваться самому.

Выкручиваться самостоятельно, без денежных средств, директор не представлял как, и тогда он обратился за помощью к держателям черного рынка. Как ни странно, но в поселке было большое количество бывших воспитанников приюта и вот они, действительно откликнулись на начинания директора. В собственность директора были переданы, аж три штуки, настоящих шлемов от средних скафандров, оставшихся от Прежних. Шлемы частично были неисправны и у одного даже разбит лицевой щиток, но во всех шлемах работали устройства ментовоздействия, а это при небольших изменениях, можно было использовать для изучения ментопрограмм. Кроме шлемов, директору "отсыпали" с десяток ментопластин со стертыми данными по их назначению. А еще ему притащили старый прибор, с покореженным корпусом, но еще работающий, в памяти которого сохранилось несколько ментальных программ. Что за программы, директору предстояло разбираться самому, но его и такая помощь со стороны, с которой он не ожидал, обрадовала.

И все же, хождения по инстанциям, сыграли свою роль. Директору разрешили на частной основе, организовать небольшую мастерскую по ремонту бытовой аппаратуры и разрешили, в качестве исключения, привлекать на работу воспитанников приюта в качестве их практики и повышения ранга социальной значимости, но с обязательной выплатой денежного пособия. Учебный класс, по повышению социальной значимости подростков, было принято решение в приюте, ОТКРЫТЬ(!). Вот только не были указаны сроки и статьи финансирования. Другими словами, директору дали зеленый ход его предложениям, но на частной основе и на частном финансовом обеспечении. Но надо отметить, от одного из анонимных доброжелателей, ему были переданы восемь ментопластин с программами по социальному обучению и целых две программы, по техническим дисциплинам. Другими словами – слесарь-ремонтник и техник электрооборудования. Это конечно не то, что желательно было бы иметь, но начало было положено и он на этой волне поддержки, начал оформление всех необходимых разрешений, согласований и предписаний.

Директор не ожидал, но в один из дней, к нему заявился бывший воспитанник приюта и на частной основе предложил довести до ума полученные им шлемы и если получится, смастерить устройство для считывания ментопластин. Занимался ремонтом, а точнее переделкой, он три дня и в результате, у директора появилось два шлема для ментоизучения и громоздкий считыватель, который был неразъемно соединен с двумя шлемами через кучу проводов. Принесенный, а вернее сказать, «подаренный» прибор, с поврежденным корпусом, был пущен на запчасти, а его содержимое с местом памяти, стало основной частью считывателя. Уходя, бывший воспитанник, протянул директору пластину с ментальной программой и предупредил.

– Здесь техник-ремонтник по вспомогательной аппаратуре малых и средних космических кораблей. Я смог изучить больше половины первого уровня и как видите, смог починить вам шлемы. Для себя я сделал копию, а это вам, – он помолчал, кивнул головой в сторону и добавил, – для чухры.

Директор настолько увлекся созданием учебного класса для воспитанников, что совсем забыл о новичке, пока не появилась медсестра и не напомнила. Она с довольным лицом уселась напротив директора и радостно сообщила.

– Он уже встает.

Директор не сразу понял о чем или о ком она говорит и нахмурив брови внимательно посмотрел на медсестру. Она усмехнулась и немного с упреком спросила.

– Совсем заработался?

– Есть немного. – Согласился директор, и только тогда вспомнил, о ком она сообщила. Он попытался усмехнуться одной стороной губ, хотя сам знал, что его усмешки вызывают не совсем адекватные реакции. – Извини. Ты сказала, что он уж ходит?

– Не ходит, только пытается садиться и вставать. Сегодня первый раз, с моей помощью, дошел до туалета и сделал свои дела. Он очень слаб, не плохо бы сделать ему еще одно сканирование.

"Нет" покрутил головой директор и пояснил.

– Если хочешь добиться его усыновления, лучше вообще не привлекать к нему внимания. Что он рассказывает?

– Ничего. Что-то бормочет непонятное, ест и спит.

– И как ты с ним общаешься?

– Знаками, жестами. Будешь смеяться, но он даже туалетом не знал как воспользоваться.

– Плохо. Потеря памяти всегда плохо. Он понимает, что ты пытаешься ему объяснить?

– Вполне. Даже сам пытался что-то показать и сказать, но я не поняла. Два раза пытался, а теперь больше молчит и только смотрит на меня.

– Плохо. Если у него полностью отшибло память, то нам его оставить в приюте не разрешат.

– Мы можем пока не говорить никому, а чуть попозже, загрузим ему курс социальной реабилитации.

– Ты хоть понимаешь, что говоришь. Все ментопрограммы рассчитаны на людей знающих язык и владеющих первоначальными навыками. А если он не знает языка, наши программы ему не помогут.

– И что делать?

– Надо думать. Если им будут интересоваться, ты отвечай, что он потерял память после удара по голове. Такое бывает сплошь и рядом. А сама, пока, понемногу приучай его к нашей жизни.

– Это можно. Наш старший охраны, слишком зачастил ко мне. Ты бы поговорил с ним.

– Зачастил именно к тебе? – уточнил директор.

– Дурак. Не ко мне лично, а в изолятор. Посмотрит, походит по кабинету, пару раз спросил о новичке.

– И ты что?

– Ничего. Как есть, так и отвечала. Один раз показала подростка спящим. Он не подходил. Посмотрел через открытую дверь и ушел.

– Кто-то через него пытается узнать о найденыше. Ты ему говорила об инъекциях?

– Нет конечно. Ты считаешь меня совсем дурой?

– Не обижайся. Он мог спросить походя, а ты так же ответить. Постарайся меньше болтать о найденыше.

– С кем мне болтать? Ко мне, даже наш доктор не заглядывает.

– И правильно делает. Я ему отпуск дал. Пусть отдохнет от нас.

– В шестой группе двоих избили. Приходили синяки и ссадины замазывать.

– Пожалела, замазала? – немного с упреком спросил директор.

– А ты как думаешь? Шестая группа.

– Да-а-а…, – протянул директор и повторил. – Шестая группа. Вот и найденыша, можно было бы записать в шестую.

– Даже и не знаю. Он хоть и мелкий, но соображает как взрослый.

– Не понял, это как?

– Взгляд у него оценивающий. Так дети на женщин не смотрят.

– Где ты видела у нас детей? Они в десять лет, уже знают и видели больше, чем мы с тобой.

– Да, это точно, – согласилась медсестра. – Наши детки, иным взрослым, сто очков вперед дадут.

– Вот-вот. А нашему новичку уже лет двенадцать, и он в развалинах жил. Думаешь там, девчонок не было? Вот тебе и оценивающий взгляд.

– Может и двенадцать, но я почему-то уверена, что меньше. Для двенадцати, он слишком мелковат.

– Спроси у него сама.

– Спрашивала. На пальцах показывала, цифры рисовала, ничего. Пожимает плечами и молчит.

– Хоть так пообщаться можно.

– Иногда можно, а иногда, как будто его нет. Смотрит в потолок и не дозовешься. Взгляд отсутствующий, мертвый, так у совсем старых бывает. Вроде бы видит тебя, а сам далеко-далеко. – Медсестра вытянув шею посмотрела на разложенные пред директором ментопластинки с программами и спросила. – Это что? – Глаза директора вспыхнули, ожили и он почти гордо сообщил.

– Это будущее нашего приюта. Вот, сижу, пока разбираюсь что дали.

– Это все от Прежних осталось?

– Да. Старье, наши такого не делают.

– Не скажи. Я на рынке видела такие же, только прозрачные, новенькие…

– Не в новизне дело. Все дело в содержании. Вот эти, к примеру, – директор показал на три штуки пластин немного в стороне, – вообще нам не подходят. Они настолько старые…

– А ты откуда узнал? – перебила его медсестра.

– Не поверишь. На старости лет, приходится вспоминать молодость. Вставляю в считыватель и надеваю шлем. – У медсестры удивленно поползли брови в верх, а директор хмыкнув, пояснил. – Да нет, не учу. Прежде чем учить, можно зайти в общую часть и посмотреть список подпрограмм. Муторно, иной раз и не понятно, но разобраться, приблизительно, можно. Вот эти, нам подойдут. Видишь, они разложены и подписаны. Знания конечно в них устаревшие, но лучше такие, чем вообще никаких. А кто захочет, потом уж сам, переучиваться будет.

– А это? – медсестра указала пальчиком на отдельно лежащую пластинку. – Директор совсем слегка растянул губы в улыбке и с гордостью сообщил.

– А это для нас, настоящий клад. Наш бывший воспитанник подарил. Правда для наших слишком сложно, но я думаю, желающие начнут изучать понемногу и одновременно проходить практику. Думаю, хоть один да осилит. К ней бы вспомогательных несколько штук, да где их взять?

– Это кто такой?

– Ты его видела. Он несколько дней шлемы нам ремонтировал и считыватель собрал.

– Такой длинный, худой?

– Можно и так сказать. Я смутно его помню, а он самостоятельно смог обучиться и нам помог.

– Повезло ему, – грустно высказалась медсестра и попросила. – Покажешь?

Они оба поднялись и директор придержав под руку, завел ее в соседнюю комнату. С гордостью показал на два шлема на столе и между ними несуразный, оплетенный проводами прибор. Он подошел к столу, погладил один из шлемов и с затаенной гордостью сообщил.

– Это будущее для наших воспитанников.

– Ты им уже сказал?

– Нет. Они и без меня уже все знают. Приходили на днях двое, самых заводил, интересовались. Честно сказать, ни одного бы не взял на обучение, но они привели со средней группы. Ты должна его знать. Худой такой, вечно щурится и вечно его все лупцуют.

– Помню. Мы ему собирались коррекцию зрения сделать, да у тебя не получилось.

– Верно. Как появятся свободные деньги, обязательно сделаю.

– Так что с худым? – напомнила медсестра.

– Пока ничего. Но интерес у него имеется.

– Ты не подумал, что эти двое старших, его для себя собрались подготовить.

– Пусть готовят. Они покинут нас в этом сезоне, а тощему еще как минимум, четыре сезона у нас отираться. Мне бы еще с десяток таких тощих подобрать, и можно смело открывать мастерскую.

– Так в чем дело? Объяви на построении, и к тебе потянутся желающие, а тебе только выбирать останется. Только ты не спеши. Вначале надо им социалку загрузить…

– Без тебя понимаю. Вот только, нормальной социалки у меня и нет. Надо будет на рынок сходить, может, что и подыщу.

– А ты попробуй поменять. Как я поняла, ты эти, свои программы, просматриваешь… – она отвела взгляд в сторону и понизили голос. – Для меня, ничего нет?

Директор несмело приобнял ее за плечо и когда почувствовал, что она не против, притянул к себе со словами.

– Я уже об этом думал. Пока ничего не нашел. Есть, правда, битая, что-то с биологией связано, можно попробовать. – Медсестра благодарно ему улыбнулась и крутанула головой, не отстраняясь от директора, и он продолжил. – Через пару дней, разберусь с остальными и схожу на рынок. Что верну, что попробую поменять. Может, и для тебя подберу.

– У меня появилась идея, но тебе придется много работать.

– Говори уж, свою идею. – Как бы разрешил директор и свободной рукой погладил шлем. – Слишком много в последнее время у тебя идей.

– Не хочешь, не скажу. – Недовольно буркнула медсестра, но отстраниться от директора не спешила.

– Говори уж. Почти все идеи, которые ты посоветовала, нам пригодились. Может и с этой польза будет.

– Ладно, слушай, – директор кивнул головой. – Ты сейчас разбираешься с ментопрограммами, если ты хоть что-то можешь понять, почему бы тебе не поговорить об этом с искателями на базаре. Предложи им на продажу те, что ты уже определил, но нам не подходят. Запиши на бумажке их содержимое и предложи, а взамен возьми неопределенные. Может, ты можешь в них разобраться, и что-то попадется интересное для нас.

– Идея интересная. Может и стоит попробовать. Но если бы ты знала, сколько сил приходится прикладывать, чтобы понять те выкладки, что мне показываются. Шлемы для этого не приспособлены, да и старые они, специализированные. Но идею твою я обдумаю.

– И еще. Ты, когда обмениваться будешь, учти, твои программы уже определены, и их продавать будут дороже, так что бери неопределенных, больше, допустим один к двум, а то и к трем. Все зависит от определенной тобой программы. Так ты сможешь больше выиграть.

– Будешь смеяться. Но из тех, с какими я успел разобраться, всего две программы можно считать полезными, это что-то связанное с биологией и поварская. Последнюю, я собирался предложить загрузить нашему повару, а то совсем однообразно готовит.

– Поварская? – заинтересованно уточнила медсестра.

Директор вздрогнул и отстранился от медсестры, посмотрел на нее внимательно и задумчиво сказал.

– А ты знаешь, ты подала интересную мысль. Пожалуй, я не буду избавляться от поварской программы. Может кто-либо из наших воспитанников, захочет освоить профессию повара. Но идея у тебя очень интересная. Надо будет повнимательней изучать программы.

– Я надеюсь, ты не прямо сейчас, кинешься изучать свои программы? – С не малой долей сарказма и упрека поинтересовалась медсестра. Директор хмыкнул и посмотрев на медсестру произнес.

– Извини. Сама виновата. Там у меня пластина имеется, аж на четыре ранга. Я ее как мусор отложил, там что-то с геологией связанное, а теперь думаю более внимательно просмотреть меню и отметить некоторые ее подпрограммы. Нам она без надобности, но если ее предложить на обмен… – Директор в задумчивости попробовал отойти от медсестры, но она удержала его за руку.

– Не спеши ты к своим железкам, побудь немного со мной. – Директор глянул на нее, немного приподняв брови, и не менее задумчиво произнес.

– А ты изменилась. Может совсем, переедешь ко мне?

Медсестра улыбнулась, игриво глянула на директора, и сказала наигранно-задумчиво.

– Может и перееду, а чем заинтересуешь? – Директор потянулся к ней, чтобы обнять, но она вывернулась и отскочила всего на полшажка и тут же выставила условие. – Научи пользоваться своим шлемом, тогда и подумаю.

Прошло более месяца. Медсестра продолжала обихаживать подростка, любыми способами отсрочивала момент отправки его в общую группу, а директор упорно занимался организацией свой мастерской и по сути дела, не обращал на подростка ни какого внимания. Подросток уж уверенно передвигался сам и не нуждался в особом внимании медсестры. За месяц он значительно продвинулся в общении с медсестрой и выучил уже многие слова и понятия. Он оставался молчаливым, замкнутым и порою, приступы безразличия и почти ухода в себя, проявлялись у него в самые неподходящие моменты, и его отсутствующий взгляд пугал медсестру. Он и сам не спешил уходить от медсестры, а когда она, почти на пальцах, объяснила ему, что вскорости, ему придется перейти в общую группу, он испугался и интенсивно затряс головой. Медсестра как могла его успокоила, но для себя отметила, что он прекрасно ее понял и если не испугался, то практически запаниковал. Она не понимала его поведения. Ведь в ее практике и не раз, приходилось получать подростков из других приютов или совсем диких и никто из них не боялся возврата в свое, так сказать, общество. Некоторые просто требовали, чтобы она отправила их в группу, а у этого в глазах появился страх, при одном только намеке, что ему надо покинуть изолятор.

Позавчера, подросток подошел к техдоктору, стоящему в углу комнаты и долго рассматривал его. Он не прикасался и не пытался, как были у нее случаи, открутить или сломать что-либо в аппарате, но слишком долго и пристально рассматривал его. Он ничего не спрашивал у медсестры, но когда она его отвлекла от созерцания аппарата, он что-то пропел на непонятном языке и просто отошел в сторону.

Вчера он случайно увидел, как она переодевалась, после прихода в изолятор и потом, спустя некоторое время, подошел к ней и жестом попросил показать ему ее оружие. Медсестра вначале испугалась, даже отшатнулась от него, но он предупредил жестом, что ничего ей не сделает и опять попросил показать ее оружие. Медсестра нерешительно достало выданное ей оружие и протянула подростку. Тот долго и пристально рассматривал его, потом, на удивление медсестры, уверенно отвел вниз предохранитель и зачем-то попробовал сдвинуть переднюю часть. Не получилось и он вернув рычажок предохранителя на место, отдав ей оружие. Потом полдня сидел на лежаке и смотрел перед собой, не реагируя ни на что.

А сегодня он учудил по-настоящему. Он увидел, как медсестра общалась с представителем опеки и надзора по своему простенькому браслету и прямо потребовал, чтобы она передала браслет ему. Медсестра долго не соглашалась, но он настаивал, и ей пришлось уступить.

Ну, как, уступить?

Ей и самой было интересно поведение подростка и такой интерес к переговорному браслету. Она установила на нем блокировку и предала подростку. Тот не стараясь ничего рассмотреть, просто надел на руку браслет и ткнул пальцем в сенсорный экран. Реакции от браслета естественно не последовало, и он внимательно и вопросительно глянул на медсестру, как будто прося у нее помощи. Медсестра отрицательно крутанула головой, но подросток настоял, и она с большой неохотой сняла блокировку с браслета. Браслет тут же ожил, экран засветился, и подросток повторно дотронулся до экрана. На нем появились привычные для медсестры символы, а подросток внимательно их рассматривая, попробовал нажать один из них. Браслет тут же среагировал и высветил дополнительное меню. Подросток ухмыльнулся и предложил медсестре забрать браслет.

После этого, подросток вышел из изолятора, долго сидел на его ступеньках, а потом встал и пошел к направлению центрального здания. Медсестре пришлось бежать за ним и жестами и не многими словами объяснять, что ему не стоит ходить туда. Подросток внимательно слушал ее и несколько раз порывался продолжить свой путь, но медсестра настояла на своем и вернулась вместе с ним в изолятор.

А буквально через десяток минут к ней прибежал старший охраны. Он как всегда, вошел без стука, что больше всего не нравилось медсестре и не здороваясь спросил, но спросил так, как будто потребовал немедленного ответа у своего подчиненного.

– Куда он собрался?

– Я не поняла? Ты чего врываешься ко мне? – Возмутилась медсестра, еще полностью не успокоившаяся после возврата подростка и непроизвольно потянулась к своему оружию.

Лицо старшего охраны изменилось, стало неприятным и он собрался "достойно" ответить медсестре, но в это время из смежной комнаты появился подросток. Он внимательно посмотрел на сестру, на старшего охраны, и пропел непонятную фразу, в которой чувствовался приказ. Старший охранник дернулся, вылупился, уставившись на подростка, а медсестра, использовав этим моментом, просто вытолкнула старшего охранника в коридор, пригрозив, что о его поведении доложит директору. Когда она вернулась, подросток все еще стоял в дверном проеме и взгляд у него был жесткий и злой, совсем не как у подростков. Она жестом показала подростку, что все в порядке, и он удалился. Медсестра долго после этого сидела на своем месте, и пыталась понять и проанализировать поведение подростка, и пришла к выводу, что он пытался ее защитить.

Мысли медсестры перекинулись на разговор с представителем опеки, и у нее в очередной раз заныло под ребрами. Очень не хорошее чувство не покидало ее уже несколько дней, а сегодня это слизняк, пригрозил ей, что лишит ее пунктов социальной значимости за невыполнение распоряжения опекунского совета. Потом выходка подростка, он видите ли собрался идти в свободную группу, а еще старший охранник…

Медсестра подхватилась и почти бегом выскочила из изолятора и покинула территорию приюта.

Во второй половине дня, медсестра зашла в кабинет директора, но его не оказалось на месте. Она на всякий случай заглянула в отдельный кабинет, где находились его любимые шлемы и вышла в коридор. Расспрашивать подростков, где директор, она не стала и вернулась в изолятор. Подросток спал на своем месте, и она уселась за стол. Она пощупала свое приобретение в кармане, но вынуть и рассмотреть не решилась, вспомнив хамское поведение старшего охранника. Не хватало, чтобы еще кто-нибудь, ворвался к ней в кабинет без предупреждения и увидел ее покупку.

Медсестра в волнении несколько раз вскакивала с кресла, подходила к окну, заглядывала в соседнее помещение, где продолжал спать подросток, и опять садилась на свое место. В конце концов, она приняла решение, действовать самостоятельно и успокоилась.

В этот день, директор поднялся рано, удивился, что медсестры еще нет или уже нет рядом, собрался и отправился в свой кабинет. У него на сегодняшнее утро были свои планы. Вчера ему принесли несколько ментопрограмм и он спешил их просмотреть до общего подъема воспитанников. После совета медсестры, по поводу проверки неопределенных ментопрограмм, он действительно обратился на рынок, к своим знакомым, и ему начали подносить пластины с ментопрограммами и по мере своих сил и времени, он их просматривал и, что называется, маркировал. За это он имел свой процент от продаж и возможность подобрать себе некоторые из них, заплатив по ценам в двое ниже рыночных. Таким образом, ему удалось подобрать для своих воспитанников несколько интересных программ. Одна из них попалась битая, но начальные знания по техническим специальностям, с нее можно было еще снять. Самое то, для его воспитанников.

Директор открыл дверь своего кабинета и удивился. "Неужели он вчера забыл закрыть кабинет?" Не спеша входить, он из коридора осмотрел кабинет, хмыкнул недовольно и вошел. В кабинете никого не было, но у него появилось ощущение, что здесь побывали чужие. Вроде бы все на месте, нет беспорядка, но стойкое чувство чужих, присутствовало. Он подошел к столу, посмотрел на небольшой пакет с принесенными вчера ментопластинами и сам себе сделал замечание, что не следует на будущее, оставлять такие вещи на виду. Он собрался усесться на свое место, но обратил на неплотно прикрытую дверь в соседнее помещение, где у него находились шлемы и …

Он буквально метнулся к двери, резко распахнул ее, практически влетел в комнату, и буквально замер на месте. Медсестра сидела за столом, положив голову на руки и по ее виду дремала. Подросток лежал на кушетке со шлемом на голове. Когда он ворвался в комнату, медсестра начала поднимать голову и увидев его, заулыбалась. У директора сразу отлегло от сердца и увидев улыбающуюся медсестру, он тихо спросил.

– Ты чего здесь делаешь?

Она немного сконфуженно кивнула на подростка и сказала.

– Вот, хотела помочь.

Директор подошел к медсестре, приобнял за плечи, поцеловал в щечку и в шутку сказал.

– А я всю ночь уснуть не мог, думал все, с кем ты и где ты.

– Извини. Я вчера не застала тебя на рабочем месте, и решила сама…

– Сама? – тоном упрекнул директор и опять сделал попытку поцеловать ее в щеку, но медсестра отстранилась, поняв, что гроза прошла стороной и сама пошла в "наступление".

– Да, сама. Тебя вечно нет на рабочем месте, а мне надо было срочно посоветоваться.

– Так срочно, что не могла дождаться вечера? – упрекнул директор.

– Да, так срочно. Его забирает опека.

– Сразу так и забирает? – усомнился директор. – Мне этих предупреждений три штуки было, но как видишь, подросток пока у нас. Ты чего всполошилась?

– Вчера позвонил с опеки, знаешь, такой скользкий, противный. Вечно забываю его фамилию.

– И нечего помнить. Он там ничего не решает. Забудь о его звонке. Опять требовал проведение дополнительного обследования?

– Нет. А что, уже требовали?

– Не отвлекайся, чего всполошилась? Что он уж тебе сказал такого страшного?

– Он сообщил, что на него, – взглядом медсестра указала на подростка – сделали заявку из лаборатории мозга, и опека дала добро. Короче, сегодня должны приехать и забрать.

– Это уже серьезней, – нахмурился директор. – Есть причина начать беспокоится. Он так и сказал, забрать?

– Ну да. Он сказал, что приедут и заберут.

– Плохо. С этими не поспоришь. А позволь узнать, что ты ему установила?

– Я вчера пошла на ранок, и кое-кому рассказала о подростке. Он меня отвел к другому человеку и тот посоветовал одну ментопрограмму, но я обещала ее вернуть.

– Да? И что за программа?

– Я сказала, что у подростка в результате травмы была потеря памяти. Что он забыл язык и даже как пользоваться туалетом. Короче, все забыл. Мне посоветовали эту программу. Как сказал тот человек, это реабилитационно-востановительная, комплексная программа, для людей, получивших серьезное ранение в голову.

– Странная программа, я о подобных даже не слышал. – Директор обошел стол, за которым сидела медсестра, утроился на стуле у кушетки и надел на голову второй, свободный шлем. Приблизительно через полчаса, от снял шлем и посмотрев на медсестру, спросил.

– Ты хоть проверила, что за программу ты ему залила?

– Нет. Я даже не знаю, как это делать.

– Ну, что ж, дорогуша. Скажи спасибо, что ты ее не активировала, а то бы сейчас, уже готовилась к похоронам своего подростка. – У медсестры округлились глаза, и она набрала воздуха, чтобы что-то сказать, но директор с улыбкой продолжил. – Хорошо, что ты плохо умеешь пользоваться шлемом. Загрузить то ты загрузила, но как я сказал, не активировала. Твоя программа, это действительно адаптационно-реанимационная программа, но не для пострадавших людей, а именно для солдат, пострадавших на поле боя. Так что, она для военных, а точнее, для колониально-наземных войск. В программе шесть подразделов и каждый отвечает за определенное направление реанимации, а ты, в своем стремлении помочь, загрузила ему все сразу. Это не очень хорошо. Во-первых, он подросток, а не взрослый человек. Во-вторых, ему бы хватило и двух первых раздела, а остальное, это как бы, инструкции и правила для командира малого подразделения колониальных воск. – Глаза у медсестры опять расширились и директор поспешил исправится. – Не совсем инструкции. Ты же медик и должна понимать. Допустим, человек потерял память, но у него осталась моторная память тела, так вот эти подпрограммы, помогают вспомнить человеку то, что он забыл, и как бы восстанавливают, или точнее будет сказать, соединяют, его моторную память тела с памятью мозга. Мне трудно правильно объяснить, я не специалист, но скажу точно, что для него, – он кивнул на подростка – четыре других подпрограммы не нужны, но если загрузила, куда мне деваться, я их активировал с постепенным усвоением. Пока ему десять лет, они ему не пригодятся, а спустя лет пять, может и десять, многое зависит от его будущей жизни, когда усвоятся, вполне могут пригодиться, – он криво усмехнулся. – Там даже бей без оружия имеется. Короче, лишними не будут.

– Спасибо, – тихо, но проникновенно произнесла медсестра.

– Не спеши благодарить. Ты лучше ответь, что ты еще ему закачала?

Медсестра пожала плечами и немного виновато сообщила.

– Я хотела помочь…

– Я это уже слышал, признавайся, – перебил ее директор.

– В общем, твою техническую пластину.

– Техническую? Это какую?

– Ну ту, которую тебе подарили, про корабли.

– Вот дура! – Вырвалось у директора, но в голосе не слышалось злобы. – Так это от тебя, подростка нужно защищать, а не от опекунов. И зачем ты это сделала?

– Я испугалась. Его заберут, а он без знания языка и…, – она скривилась, – и вообще.

Директор хмыкнул, какой уже раз за сегодняшнее утро и надел шлем на голову. Прошло всего минут пять, и он снял шлем, крутанул головой и осуждающе сказал.

– Ну ты и учудила. Это же надо было додуматься, загрузить подростку знания, которые и не каждый взрослый поймет и усвоит. Конечно, кое-что из них может и пригодиться ему, но не сейчас же. Ладно, забудь. Я там немного поколдовал, установил ограничение по времени и объему. Лет через пяток, приблизительно, знания начнут усваиваться, ну а что он сможет понять к тому времени, это уже будет зависеть от него самого.

Медсестра благодарно кивнула головой несколько раз и немного виновато спросила.

– Может, пока он спит, что-то еще?

– Не боишься, выжечь ему последние мозги?

– Ну а ты осторожно, что-нибудь легкое, что бы ему помогло уже сейчас. У меня последнее время нехорошо на душе, тревожно. Боюсь, заберут его у нас и не вернут.

– Что ты так вцепилась в него?

– Не знаю. К душе пришелся. Жалко мне его.

– Жалко, жалко. Таких как он, целый приют. Жалей сколько хочешь, а ты к нему прикипела. – Немного упрекнул директор и тут же согласился. – Ты хоть понимаешь, нет у меня ничего такого, подходящего, что могло бы ему сразу пригодиться. Чтобы я ему сейчас не установил, оно должно будет прижиться и усвоиться, а для этого время надо. Ладно, не смотри на меня так, установлю ему на усвоение технические начальные знания. Они в будущем, помогут ему усвоению и пониманию той, технической программы. – Он посидел, подумал и добавил. – И еще одну, он же мальчишка, небось драться будет. Есть у меня, немного битая, программа по первичному развитию тела и рукопашному бою. Разделить ее на части не получится, что усвоится, то и будет. Когда-то в ней четыре ранга было, а теперь, выше первого, одни ошметки остались. – Он глянул на медсестричку и с надеждой добавил. – Может с реанимационной соединится.

Кром.

Я открыл глаза и в первое время не мог понять, что со мной и где я. Последнее, что подсунула память, как этот гребаный мотоциклист вылетел на встречную полосу движения и несется прямо в лоб моей машине. Потом стеклянные брызги в лицо и ярко-красный шлем мотоциклиста…

Все, темнота.

Никаких тебе длинных тоннелей, ни яркого света впереди. Только темнота. И теперь, каких-то двое, грязных, чумазых подростка, одетых в рванину, тащат меня за руки и за ноги. При этом, нещадно и постоянно царапая задницей по чему-то твердому. Все тело болит. Голова болит. А они раскачивают меня из стороны в сторону и при этом, успевают ругаться. Слов я не разбираю, но по интонации вполне можно понять. После очередной резкой, злой фразы, подростки остановились и почти сразу же удар головой… и опять темнота.

Следующий раз пришел я в себя в темном углу, подо мной что-то горбатое, неудобное и вонючее, до предела. Как будто я лежу в куче дерьма. Голова и тело не просто болят, а вопят так, что мне самому хочется кричать. Рядом, на корточках сидит очередной чумазый подросток, со страдальческим выражением на лице. Мне хотелось попросить у него пить, но получился только стон и подросток отвернулся, зашмыгав носом. Как на меня накатила темнота, я даже не понял.

Сколько еще раз я приходил в себя и терял сознание, я не помню, но в очередной раз, я увидел… Тогда мне показалось, что это был ангел, который пришел за мной, чтобы препроводить в рай…, или в ад. Судя по моему самочувствию, то, скорее всего, в ад. Боль шла от ног, начиналась где-то в районе таза и медленно прокатывалась по всему телу, не забывая ни одной клеточки и ни одного потаенного уголка. Хотелось кричать, но кричать я не мог, и когда боль доходила до головы, на меня накатывала темнота.

В очередной раз моего пробуждения, я открыл глаза и увидел над собой лицо женщины. Круглое лицо, обрамляли светлые кудряшки, а на голове, синее пятно. Ангелов я представлял несколько другими и по этому, попробовал улыбнуться. Я ничего не успел сказать или спросить, как в мой рот полилась жидкость. Я инстинктивно начал глотать и совсем не заметил, как наступила темнота. Что-то похожее повторялось несколько раз, женщина была одной и той же и одежда на ней была постоянно одна и та же.

Не знаю, как было раньше, в мое беспамятство, но в последние два раза, она делала мне уколы, весьма странной штуковиной. После этих уколов у меня болело все тело, выворачивало суставы и выкручивало все жилы. От болей я терял сознание, а в голове все мутилось и мысли разбегались по дольним уголкам в голове. А может, и вообще покидали мою голову.

Весьма часто мне слышались голоса на незнакомом языке, виделись картинки, которые я в принципе не мог и не должен был видеть. Мне казалось, что я летаю, при чем, не просто летаю, а парю над землей как птица, или ползаю по каким-то развалинам или норам, но настолько узким и грязным, что нормальный человек туда даже не посмотрит. Пару раз видения были настолько яркими и красочными, что я очнувшись, не мог от них отделаться продолжительное время. Даже бодрствуя, но лежа с закрытыми глазами, я слышал странные разговоры, в которых не понимал ни слова, но как бы улавливал общий смысл. По крайней мере, мне так казалось.

В первое время я не старался прислушиваться к слышанным разговорам, и все видения воспринимал как сны. Но разговоры повторялись, голоса говоривших становились знакомыми и узнаваемыми, а видения приходили даже во время бодрствования.

В один из таких моментов, я увидел в углу комнаты, где меня держали, странный аппарат. Не сказать, что его не было там до этого. Он был, но не привлекал моего внимания, как обычная мебель, к которой ты уже привык и на которую не обращаешь особого внимания. Типа, стоит тут и дальше пусть стоит. Она мне не мешает, а я делаю вид, что ее не вижу. На этот раз аппарат привлек мое внимание тем, что около него крутился человек. Он что-то делал с автоматом, нажимал клавиши, на дисплее рисовал непонятные мне схемы и графики, а потом, автомат заработал и начал двигать своими…, руками…, клешнями…, суставами…, я затрудняюсь дать этому определение, но из автомата высовывались и прятались, пусть будут руки. Они что-то делали, возможно, что-то резали или сшивали и заклеивали. Все было необычно, пугающе, но слишком реалистично. Умом я понимал, что это очередное странное видение, но было трудно не верить в то, что видят глаза.

Но больше всего, меня шокировало мое маленькое тело. Я почему-то был абсолютно уверен, что я взрослый мужчина, а когда осматривал себя, то видел тело маленького мальчика. Но что больше всего меня поражало, я совершенно ничего не помнил о себе как о мужчине, и тем более о себе как о мальчишке. Я многого не узнавал и не понимал, что мне показывает женщина в синем костюме. Она постоянно носила синюю, удлиненную крутку и такого же цвета шаровары. На ногах странные полусапожки, а на голове шапочку в виде пилотки, только с четырьмя уголками.

На мой вкус, если меня считать взрослым мужчиной, женщина была достаточно миловидной и симпатичной. С формами у нее было все в порядке, но лично мне, больше импонировали более стройные и худые. Если меня считать мальчишкой, то эта женщина вполне могла быть моей старшей, самой старшей сестрой или матерью. На счет матери я очень сомневался, а вот сестрой…(??).

Мне иногда казалось, что я нахожусь в какой-то странной больничке, а скорее всего, в сумасшедшем доме, но в отдельной палате и с личным, персональным доктором или медицинской сестричкой…, нянечкой. Некоторые вещи мне были как бы знакомы, а от некоторых у меня волосы вставали дыбом. Все вокруг, мне приходилось воспринимать двояко. Вначале рассматривать как очередное видение, а потом уже принимать за реальность.

Постепенно я привык к женщине и воспринимал ее как живого человека, но иногда мне казалось, особенно по ночам, что она привидение. Она могла пройти сквозь закрытую дверь, подойти ко мне, погладить, что-то сказать и растаять как туман. Днем, в светлое время суток, такого не было, но каждый раз, после ее появления, я старался присмотреться к ней, прислушаться и только потом начинал относиться к ней как к человеку.

За время общения с женщиной, я начал понимать некоторые ее слова, если она не спешила и не тарабанила без остановки. Жестами было легче с ней общаться, но не всегда было понятно, чего она добивается от меня.

В последнее время, я часто стою у окна и смотрю на улицу. По огромному двору ходят люди, не очень часто, но они ходят и чаще это подростки, мальчишки, различных возрастов. Мне казалось, что мальчишки должны играть, но никого играющего, во дворе я ни разу не увидел. Желание пообщаться с себе подобными возникло спонтанно и я постаравшись незаметно для женщины, покинул свою комнату и само здание. Прежде чем куда-то пойти, я устроился на ступеньках крыльца и долго рассматривал двор, здания вокруг и вдалеке появляющихся и пропадающих мальчишек.

Отходить далеко от дома…, постройки, в которой я жил, я опасался, но постепенно набравшись смелости, направился в сторону трехэтажного дома, откуда чаще всего появлялись мальчишки. На половине пути меня догнала женщина, жестами, и словами, убедила вернуться обратно. Мне не хотелось этого делать, но женщина была слишком обеспокоенной и настойчивой, и я уступил ее требованию.

Последние, что мне запомнилось с участием женщины, это поход по темноте, ночью, когда она мне постоянно показывала прижатый палец к губам и просила не шуметь. Она привела меня именно в то, трехэтажное здание, в которое прежде не позволяла идти. Продержала в темноте за дверью некоторое время, а потом, мы, не особо скрываясь, поднялись на второй этаж и вошли в комнату в которой явно кто-то часто бывал. Женщина что-то долго и путано мне объясняла, хотя я ее практически не понимал, но не перебивал и где надо, на мой взгляд, кивал головой. Потом она проводила меня в другую комнату, помогла улечься на мягкую лежанку и помогла надеть на голову ужасно неудобный и громоздкий шлем.

С моей стороны, с внутренней, из шлема, забрало было прозрачным, но что именно делала женщина, рассмотреть я не мог. Ранее, жестами, она показала, чтобы я не шевелился и, как я понял, ничего не боялся. Я особо и не боялся, но не из-за предупреждения женщины, а от непонимания, что именно происходит. Смотреть в потолок было скучно, вокруг была уже ночь и я, просто на просто, уснул.

В очередной раз я проснулся с головной болью и на этот раз действительно в больничке. Белый потолок, стены окрашены в светло-кофейный цвет, и до половины высоты отделанные керамической плиткой под цвет краски. Меня накрывало легкое покрывало, неопределенно-серого цвета, мягкое на ощупь и приятное к телу. Вскакивать и кричать, что я пришел в себя, я не спешил и старался осмотреться. Полноценно крутить головой я не мог. Руки хоть и слушались, но свободно я мог шевелить только кистями, впрочем, как и ступнями ног. Допустим, согнуть ноги в коленях у меня не получилось, как и руки в локтях и я решил ждать.

Скосив глаза, я увидел почти хирургический стол, отливающий весь нержавейкой. В дальнем конце было большое окно, а над столом висел…, трудно сказать что именно, но напоминало большой, квадратный прожектор, но плоский и изогнутый внутрь. Крепился он к потолку на одной тоненькой проволочке, на которой в принципе не мог висеть, но он висел. У изголовья стола, стоял огромный куб из металла и из него, параллельно столу, на высоте вытянутой руки, нависал козырек. У стены за столом стояли три шкафа с прозрачными дверками и на полках в шкафах, за стеклом, можно было разобрать незнакомые приборы…, может это и не приборы, но выглядели как приборы. Бутылочки различных форм и размеров и несколько пакетов на нижних полках. Если запрокинуть голову, можно было увидеть единственную в комнате дверь, и почему-то я был уверен, что она заперта.

Долго лежать и осматриваться мне не позволили. Как только я зашевелился, стараясь рассмотреть, что у меня за головой, за дверью послышались разговоры, а потом что-то звучно щелкнуло, и дверь распахнулась. В комнату вошло два человека и один из них, который чуть выше и тоньше, спросил…

Вот что спросил, я не понял. Он говорил достаточно быстро и понимание сказанного до меня не доходило. А то, что он спросил, это можно было понять по тону и интонации. Я улыбнулся в ответ и тогда второй мужчина, растягивая слова поинтересовался.

– Ты меня понимаешь?

"О да". – Хотелось мне сказать. Это выражение я запомнил, так как не однократно слышал его то женщины. Но сразу ответить не получилось, и мужчина разочарованно развел руками, как будто хотел сказать второму мужчине, что он сделал все, что мог. Они общаясь между собой развернулись и ушли.

Буквально минут через десять в комнату вошли два бугая и в четыре руки переложили меня на блестящий стол. Зачем надо было использовать их двоих, если и у одного бугая, такие здоровые лапищи, что хватило бы переложить и двоих, таких как я.

На мое удивление, когда эти бугаи переносили меня, мое тело не подчинялось мне и казалось, оно живет отдельной жизнью от моего сознания. Меня осторожно положили на блестящий стол, надо заметить на холодный метал, и меня непроизвольно выгнуло. Лапа одного из бугаев легла мне на грудь, и он прижал меня к столу. Спина постепенно привыкла к холодной поверхности, и я перестал дергаться. Хотя, под такой лапищей, и с моим силами, дергаться было бесполезно.

Я не знаю, что они там делали, но непонятная сила прижала меня к поверхности стола и лапа с моей груди убралась. Вот теперь, я действительно не мог пошевелиться, и мне оставалось только смотреть на блестящий козырек надо мной. Мой слух докладывал, что в комнату кто-то входил, выходили, слышались разговоры и в конце концов, мое сознание поплыло и меня накрыла темнота.

Очнулся я опять у стенки и накрытый все тем же легким покрывалом. Голову неимоверно ломило и казалось, что где-то, совсем рядом, работает молотобоец. С завидной регулярностью в голове отдавался металлический звон и избавиться от которого никак не получалось. Можно было подумать, что этот эвон вызывает хронометр, но тогда он должен быть просто огромного размера и на его стрелке, должен был висеть колокол.

На мое удивление, ноги и руки нормально работали и не смотря на набат в голове, я смог повернуться на бок и в той части комнаты, где была дверь, в углу увидел настоящий умывальник. В моей голове мелькнула мысль, что мои кошмары закончены…

Но это было не так. Стоило мне обратить свое внимание на мое тело и тело десятилетнего мальчишки никуда не делось.

С трудом, с большим трудом, превозмогая набат в голове, я уселся на лежаке, на кушетке, на том, на чем я лежал, и пошевелил ногами, попытавшись достать до пола. При одном взгляде на умывальник, мне захотелось пить, и это желание возрастало с каждым мигом. Чтобы достать ногами до пола, мне пришлось перевернуться на живот и сползать с лежака, пока мои пальцы ног не коснулись холодного пола. В первое мгновение я поджал ноги, так неожиданно почувствовав холод, но желание напиться, меня толкало вперед, и я осторожно встал на полные ступни. Толи холод в ступнях, толи изменение положения тела, но набат в голове притих и теперь отзывался не так явственно, хотя и никуда не делся. Держась за кушетку, которая оказалась значительно выше, чем ожидалось, я осознал, что без посторонней помощи, на нее забраться не смогу, но одновременно, и идти самостоятельно тоже. Осознав перспективу лежать на холодном полу, я стащил покрывало, опустился на четвереньки и волоча за собой покрывало, пополз к умывальнику.

Зря я это делал. Лучше бы остался на кушетке и потерпел жажду.

До умывальника я дополз. Вернее до того места, где располагался умывальник, но даже поднявшись по стеночке на ноги, самое большое чего я добился, это ухватиться руками за край умывальника. Ни заглянуть в него, ни тем более напиться, я не смог. Если бы в комнате был стул, я бы воспользовался им, но такого предмета в комнате не было и мне пришлось кое-как расстелить покрывало и улечься на нем на один край и прикрывшись другим. Под ритмичный звон набата я заснул.

Проснулся в темноте. Сразу не сообразил, что ночь и в первое мгновение запаниковал. По всем моим понятиям, если в комнате имеется окно, то в ней не может быть полной темноты. В этой комнате именно так и было. Темнота было настолько темной и плотной, что казалась осязаемой. Набат в голове прекратился, и даже ушла жажда. Я чувствовал себя прекрасно и готов был начать исследовать место, где я нахожусь. Остановили меня воспоминания о высоте кушетки и о холодном полу. Под покрывалом и на кушетке, было гораздо теплее и удобней, чем скрючившись калачиком лежать на полу. Я проверил наличие стенки с той стороны, насколько помнил и успокоился. Что либо рассматривать в темноте было просто невозможно и постепенно я заснул.

Утро начинается с рассвета.

Для меня утро началось с приглушенных разговоров. Прислушавшись, я неожиданно понял, что прекрасно понимаю, о чем говорят мужские голоса.

– … увеличен показатель активности мозга.

– Смешно, – возразил более грубый голос, и тут же поинтересовался. –Он у тебя там не сдох? А то, что-то от него попахивает.

– Не говори глупостей. Пять минут назад проверял, спит.

– Третий день уж спит, может пора избавиться от тела?

– Пока подождем. Какой ты нетерпеливый.

– Будешь тут нетерпеливым, – недовольно высказался грубый голос. – который раз уже экспериментируем и нет результата. За такую работу, нас самих скоро положат на стол.

– Размечтался. Это меня могут положить на стол. А тебя, бросят на этой планете.

– Типун тебе на язык.

– Что-о? Испугался остаться на этой планете? Я бы не отказался. Перебрался бы в центральное поселение, а возможно, под купол, устроился бы простым доктором и жил бы припеваючи.

– Ты(?), и доктором? Не говори ерунды. Да тебе мясником впору работать. Режешь эти изделия, как кроликов.

– Тебе жалко? Инкубатор еще наштампует. Кстати, сделал заказ местным секротам, чтобы выловили еще с десяток этих кукол?

– Пока нет. Ты же с этим, пока занят. Когда резать его будешь?

– Пока подождем. Показания его мозга весьма оригинальные. Думаю вживить ему нашего паучка.

– Ты же говорил, что он еще не готов.

– Готов, ни готов, когда-то надо начинать. А насчет его не готовности, ты зря так думаешь. Центральное ядро, воспроизводство и с десяток функций, в которых я разобрался, вполне работают.

– Десяток функций, – передразнил грубый голос. – Что дадут, эти десяток функций? Забыл? Что говорил наниматель. Ему нужен полностью рабочий имплантат.

– Это ты забыл. После изучения попавшего в наши руки образца, мы разрабатываем не имплантат, а настоящую бомбу и поменьше болтай об этом. Его имплантат, это настоящая детская игрушка, по сравнению с нашей разработкой.

– А ты не боишься, что об этом узнает наниматель?

– От кого? Не от тебя ли?

– Без меня найдутся желающие убраться с этой планеты.

– Не смеши меня. Кроме тебя, никто и не догадывается о нашей разработке. Так что, если это дойдет до нанимателя, я буду знать, кто меня заложил.

– Хватит угрожать. Без меня у тебя вообще бы ничего не получилось.

– Ну так и помалкивай. Хочешь добавить в паучка, свои любимые прибамбасики? Так добавляй. Мне без разницы, что испытывать.

– Наоборот, убрать, – недовольно возразил более грубый голос.

– И что же тебя не устраивает? – Не долгое молчание и удивленно-недовольная реплика. – Достал ты меня уже, со своими протоколами безопасности. Хочешь вернуться к первоначальному образцу?

– Не совсем. Я тут посидел, кое в чем разобрался и поменял в том образце. Ты конечно в очередной раз можешь сказать, что это бред, но я твердо уверен, без протоколов безопасности, наш паучок работать не будет. Ведь само ядро, мы вообще не трогали и не разобрались, как работает.

– Делай что хочешь, но если в очередной раз сорвешь эксперимент, я тебя…

Что собирался сделать говоривший, не прозвучало, но более грубый голос ответил.

– Тебе мало умерших? Без протоколов безопасности, вообще у тебя ничего не получится.

– Ладно, уговорил, убирай закладки и ставь, что считаешь нужным. Тебе пары дней хватит?

– Управлюсь, – пообещал более грубый голос, и тут ж поинтересовался. – Не поделишься, что ты ему вкатил, что он так долго не приходит в себя.

– Да в общем-то ничего особенного. Оранжевую капсулу и знание языков.

– Языков? – удивился более грубый голос.

– Ну, и чему ты удивляешься? Этот экземпляр не понимал, что мы говорим, а мне надо было знать, как он воспримет нашего паучка.

– Это я могу понять, но что именно, ты ему вкатил? – настаивал более грубый голос.

– Вначале местный. Понаблюдал за реакцией мозга и добавил общий.

– Ну, местный, я понимаю, а зачем общий?

– Понимаешь, было интересно, как поведет себя мозг, после стимуляции. Местный я ему вкатил до инъекции, а общий, уже после.

– Ну ты и придурок, – толи упрекнул, толи возмутился более грубый голос. – Я бы до такого не додумался. Ну и каков результат?

– А ты не видишь? Спит.

– Если честно, то я не очень удивлюсь, если он вообще не проснется.

– Ошибаешься. У этого экземпляра весьма большой порог восприимчивости, после полученной им травмы. И вообще, местный язык он должен был знать и раньше. Я как бы, просто помог ему его вспомнить, а вот общий, это другое дело.

– Ты бы определился, что для тебя важнее. Твои фокусы с мозгом, или испытание паучка.

– А для тебя имеет значение? По моему, одно другому не мешает. Свои замеры я уже сделал и весьма ими доволен. Осталось повторить, и можно будет вживлять паучка.

– Пока я буду налаживать паучка, ты можешь еще парочку языков закачать ему в голову и понаблюдать, – с сарказмом предложил более грубый голос.

– Заткнись, советчик. Надо будет, и десяток языков засуну ему в голову. Тебе завидно? – Ответа на свой вопрос он не дождался, и продолжил. – И тебе бы не помешало. Останешься на этой планете, будешь переводчиком. Хочешь, я тебе закачаю язык Прежних?

– Придурок, – грубо возразил более грубый голос. – Каких Прежних? Ты бы хоть историей этой планеты поинтересовался. Каких Прежних? – Повторил он вопрос, но с большой долей сарказма и упрека.

– А мне это зачем знать? Прежние, они и есть прежние. Зачем мне их историей интересоваться?

– Вот-вот, я и говорю, придурок. Прежних было целых три эпохи. Вначале на планете обосновались твои любимые паучки, от которых тебе достался образец их биоскина. Как они погибли, я не знаю. После них, на планету пришли колонисты от людей. Вот от них и остались всевозможные развалины городов. Насколько я понял, этих уничтожили Хонды, еще до общей войны. Теперешняя колония, это уже третья волна людских колонистов, после твоих пауков.

– Почему моих? – возмутился мягкий голос.

– Да потому, что ты почитаешь их за богов, а по мне так, это были паукообразные разумные. И ты в этом имеешь возможность убедиться. А то, что мы до сих пор их не обнаружили, так это не их вина.

– Тоже мне историк. Может, ты знаешь, почему эти, живут все еще под куполом?

– Да потому, что идиоты. С самыми первыми, это можно еще понять, а эти, просто идиоты, всего боятся. Уже доказано, что планета совершенно безопасна и наши изделия это полностью подтвердили. А Эти, все еще боятся нос из-под купола высунуть и переживают о перенаселение купола, ограничивая рождаемость. Если им не хватает жрачки, хотя я в этом сомневаюсь, пусть бы заказали пару тысяч современных автоматов и начали бы нормально плодиться. А то жрут всякую гадость и трясутся под куполом. Такими темпами, как они плодятся, мы со своим инкубатором, быстрее заселим планету чем они.

– Как у тебя все просто. Ты со своим инкубатором до конца не разобрался, а уже за моего паучка принялся, – упрекнул мягкий голос и тут же, не дожидаясь возражений, спросил. – А ты не задумывался, почему они требуют от нас увеличение производства клонов?

– Ну и почему, по твоему?

– Да потому, что наши клоны приспособлены к условиям проживания на планете, а Эти, как ты их называешь, все еще живут в тепличных условиях и боятся показать из-под своего купола носа. Ты обрати внимание. На планете из наших клонов, уже существует достаточное количество простых поселков и без всяких куполов. Если так пойдет и дальше, то вскорости, количество людей в поселках, переплюнет количество этих идиотов под куполом. А они, никак не могут понять этого и убрать свой купол. Если бы не ограниченное количество исходного материала, можно было бы включить инкубатор на полную мощность.

– А ты режь больше, и остатки не выбрасывай, а возвращай в инкубатор. – С насмешкой в голосе, посоветовал более грубый голос, но более мягкий голос с сожалением возразил.

– Можешь смеяться сколько угодно, но я не могу этого делать. В отличие от тебя, я забочусь о чистоте будущих колонистов. Инкубатор может принять мои изменения за образец. Ты лучше свой образец ему подсунь, может таких же идиотов делать будет.

– Сам ты идиот. Хватит инкубатору и образцов тех, из-под купола.

– Вот я и говорю, идиоты. – Согласился мягкий голос, а грубый голос как будто и не слышал реплики товарища, продолжил.

– Например сказать, мы с тобой свободно выходим на поверхность и пока живы и здоровы, а Эти…

– Это ты что ли здоров? – с насмешкой перебил мягкий голос. – По мне, так ты болен на всю голову.

– Сам не лучше… – Небольшая пауза и более грубый голос предложил. – Проверь своего клиента, по-моему, он уже проснулся…

Я понял, что пора просыпаться и не дожидаясь проверки подал голос.

– Ей, кто здесь?

Ко мне тут же подошли двое мужчин, которых я видел в первый день пребывания здесь и один из них, с мягким голосом спросил.

– Ты меня понимаешь?

Понимать то я его понимал, но разговор у него был странный и тягучий. Я кивнул головой, потом крутанул из стороны в сторону и опять кивнул. Оба мужчины, заулыбались и мужчина с грубым голосом сказал другому, но сказал на том языке, на котором они общались до этого.

– Поздравляю, не сдох. На этот раз тебе повезло.

Мужчина с мягким голосом посмотрел на меня и не отвечая на реплику другого поинтересовался у меня, но на певучем языке.

– Ты можешь говорить?

Я пожал плечами и постарался выдавить из себя.

– Да, – при этом сглотнул тягучую слюну и попросил. – Пить.

О!! Реакция мужчины с мягким голосом была просто замечательной. Он развернулся, дернулся в сторону, потом хлопнул второго мужчину по плечу и сказал на гортанном языке.

– Прекрасно, он все понимает и даже говорит.

– Не радуйся, – несколько охладил его с грубым голосом. – Если не дашь ему пить, то сдохнет раньше времени.

– Да-да. – Оживился второй и метнувшись к двери, крикнул в коридор. Все на том же гортанном и как мне казалось грубом, лающем языке. – Эй, бездельники, быстро еды и воды.

Почти сразу же, появились два знакомых бугая, помогли мне сесть, накормили из ложечки скользкой пастой и дали напиться воды из прозрачной емкости.

Двое мужчин дожидались окончания процесса моего кормления и выставили за дверь бугаев, как только я отлип от емкости с водой. Бугаи попытались забрать у меня воду, но я завел руку с емкостью за спину и крутанул головой. Один из мужчин, с грубым голосом, снисходительно распорядился оставить мне емкость, на другом языке, но я сделал вид, что не понял его и продолжал пялиться на бугая. Мужчина с мягким голосом посмотрел на бугая и жестом указал ему на дверь. Вот тут я понял, благодарственно улыбнулся и сказал, немного запинаясь от непривычного для меня произношения.

– Спа-аси-ибо.

– Вот видишь, – оживился мужчина с мягким голосом, обращаясь на гортанном языке к своему товарищу. – Этот экземпляр вполне воспринял и впитал язык под разгоном.

– Да, под разгоном. Но после введения разгона, ты ему залил другой язык. Забыл? Общий.

– Точно, – немного удивился с мягким голосом, – интересно, а общий, он понимает?

– Так ты у него самого спроси. – И со смешком добавил. – Если ты не заметил, то мы общаемся на нем. – И тут же, посмотрев на меня, он спросил. – Как самочувствие? Еще есть, хочешь?

Я постарался не подать вида, что понимаю и для убедительности, подался слегка в перед, как бы стараясь понять, что мне сказали. С более грубым голосом рассмеялся и сказал для второго мужчины.

– Вот и полюбуйся на свой эксперимент. Второй язык он не усвоил.

– Но он прислушивается. Посмотри, он и сейчас прислушивается. Может нужно время для усвоения?

– А ты его подержи здесь месячишку, смотришь, он и заговорит. – Насмешка не понравилась мужчине с мягким голосом, и он демонстративно отвернулся, на что второй примирительно посоветовал. – Не злись. У тебя есть несколько дней, пока я немного изменю настройки паучка и внесу протоколы безопасности.

Целых два дня меня практически не беспокоили. Разгородив прозрачным щитом мою комнату на две части. В первой части находился я со своей кушеткой и туалетом, а во второй части все остальное. Видеть я мог все прекрасно, но пройти через прозрачный щит…, или перегородку, не получалось. Под давлением моих рук перегородка малость прогибалась, но дальше не пускала. С бугаями, которые приходили ко мне, кормили, все той же тягучей и густой…, пусть будет кашей и давали емкости с водой, я попытался заговорить, но они делали вид, что меня не понимают, а знание общего языка, я не осмеливался показывать. Как ни как, а это было мое тайное и единственное оружие.

Подслушанный разговор я старался проанализировать и понять со своей точки зрения и тех знаний, которые остались у меня в голове после того гребанного мотоциклиста.

То, что я на планете, это меня обрадовало и то, что на планете имеются еще люди, тоже. Хотя о других людях, я мог судить по тому месту, где был до попадания в эту больничку. Немного не понятно было с куполом и Прежними. Что за купол они упоминали и что за Прежние, которых было не одно поколение. Еще меня смущало упоминание об инкубаторе и о клонах. Инкубатор, по аналогии с моими остаточными знаниями, это что-то связанное с птицей…, но что именно я не помнил. Клоны, это слово хоть и было понятно по общему тексту разговора, но никаких ассоциаций у меня не вызывало. Другое дело, что эти двое, при помощи своего инкубатора заселяли планету, это меня взволновало и удивило. А больше всего меня взволновала мысль, что и я…, а точнее мое тело мальчишки, могло быть выпущено из инкубатора.

Жаль, что после удара, я почти ничего не помню из моей прежней жизни. Не могу объяснить почему, но я был твердо уверен, что тело этого мальчика не мое родное. Хотя не так. Оно мое, но я был уверен, что я взрослый мужчина, а не подросток. Можно запутаться в своих рассуждениях. Сейчас, я мальчишка, но у меня была уверенность, что до мальчишки, я был взрослым мужиком. И то воспоминание, с машиной и гребанным мотоциклистом, меня в этом убеждало, и поддерживало эту убежденность. Оставалось только понять, как мое сознание, как мое Я, оказалось в теле мальчишки, да еще на другой планете. А вот почему на другой планете, не на той, где я был взрослым, я объяснить не мог. Но все полученные знания за период моей, будем считать болезни, склоняли мое мнение именно к этому выводу.

И еще, меня очень волновало, что за гадость собрались в меня подсадить эти два вивисектора. А главное, я не мог им помешать…

В очередной раз, мои глаза открылись, и я уставился на металлический отражатель у меня перед лицом. Мысль, что меня, без моего согласия прооперировали, поразила и возмутила настолько, что я забился на месте и постарался руками ухватиться за металлический экран надо мной. Меня тут же прижала неизвестная сила к столу, на котором я лежал, и в поле моего зрения появились двое знакомых мне мужчин…, моих мучителей. Один из них приложил к моей груди пластину, что-то на ней понажимал и предложил посмотреть своему напарнику со словами.

– На, полюбуйся. Твой паучок сдох.

– Не скажи. Некоторые процессы идут.

– Процессы у него идут. – Возмутился с мягким голосом. – Твои процессы, может, и идут, а эксперимент с паучком ты провалил. Я же тебе говорил, пока надо без протоколов безопасности. Пока мы не разобрались с механизмом внедрения, протоколы безопасности не нужны. И что теперь с ним делать?

– Тебе жалко этого оборванца или паучка? – возмутился с грубым голосом. – Если оборванца, то наштампуй себе десяток и не нервничай. А если паучка, то у меня остались все его копии.

– Копии, копии, а сколько времени понадобиться для выращивания нового? Ты об этом подумал? Все, я закрываю эксперимент и в следующий раз, затолкай свои протоколы безопасности себе в задницу.

Темнота.

"Как мне надоела эта темнота". – Пронеслась первая мысль, когда мое сознание поняло, что пора очнуться.

Опять темнота, но на этот раз с вонью. Болело все тело и ломило затылок. "Опять пробили голову", – подумалось мне и я потянулся к своему затылку рукой. Еще не доходя до головы, рука уперлась во что-то твердое и шершавое. О затылке я тут же забыл и попытался понять, где я нахожусь. С одной стороны тянуло сквознячком, а моя рука упиралась в…, похоже в стену. Это уже никак не могла быть больницей, в которой я находился в последнее время. Стена в той больнице, вернее в той комнате, где я находился, была выложена плиткой и на ощупь была гладкой и теплой. Здесь же стена, если это была стена, холодная и шершавая.

До своего затылка я все же дотянулся и ни крови, ни раны на нем не обнаружил. Все было как всегда. Волосы, гладкая шея и два шрама на затылке, но к этим шрамам я уже привык и не обращал на них внимания. Других изменений на затылке не было. А вот вторя рука, после моего шевеления, начала болеть и неудобно была подвернута под тело.

Попробовал развернуться в сторону больной руки, и не смог, из-за резкой боли. А развернуться в другую сторону, мне мешала стена, у которой я лежал. Кое-как, используя ноги и голову, я смог освободить болевшую руку и понял, что болит не сама рука, а плечо. Садиться или вставать я не спешил, так как в темноте было ничего не видно, и я решил дождаться света.

Если он будет…

Спать мне не хотелось, очевидно, уже наспался на год вперед и я просто лежал с открытыми глазами. Не буду утверждать, вполне возможно, я притерпелся к боли и задремал. Вначале я услышал шуршание шагов, а потом тихие, приглушенные голоса. К тому месту, где я находился, приближались двое. И один выговаривал другому за его неуклюжесть. Судя по голосам, ко мне приближались дети, а по тем выражениям, что я мог разобрать, эти дети жили в очень не культурном обществе, или их родители забыли нормальный язык.

– Спускайся, – потребовал более писклявый голосок.

– Вот еще. – Возмутился второй, прокомментировав свой отказ крепким словечком. – Почему опять я? – И опять выражение, которое можно услышать из уст не подростка, а вполне взрослого, но малость "уставшего" человека.

– А кто еще? – Комментарий к вопросу прозвучал не так звучно, но со смыслом. – Ты у нас старший, вот и спускайся.

– Опять в кровищу испачкаюсь. В темноте… – Колоритное выражение закончило предложение, и подросток спросил. – Может подождем утра?

– Какого утра? – Возмутился писклявый голос с соответствующим комментарием. – Утром здесь другие будут, тогда нас точно лишат еды. – И более настойчиво потребовал. – Спускайся. Мы должны первыми Сопле принести добычу.

– И зачем ему … … …, эти куски мяса?

– Да кто его поймет. Сует куски в какой-то аппарат и потом ругается, козел вонючий. – Услышав знакомое выражение, я усмехнулся, и только потом сообразил, что оно для меня знакомое, только после мысленного перевода на язык в моей голове. Так как было произнесено не козел, а аналог местного животного.

– А ты откуда знаешь?

– Знаю. Я подсмотрела, как он прошлый раз ругался и выгребал из аппарата остатки мяса.

– Дура, лучше бы, что другое подсмотрела, – ехидно хахатнул мальчишка и посоветовал. Ты … … … , молчи об этом, а то он и тебя сунет в аппарат.

– Я уже большая и в него не влезу, – самоуверенно заявил писклявый голос и тут же потребовал. – Спускайся.

Сверху на меня посыпался мусор и песок с мелкими камешками. Вскорости, почти на меня что-то свалилось, звучно шмякнув рядом. М больше некому было – это был мальчишка, так как девчонка осталась наверху, а я получается, лежал в какой-то яме. Мальчишка как и я, наверное ничего не видел и присев, я это понял по шуршанию, начал ощупывать руками около меня. Не дожидаясь, пока он своими лапами найдет меня, я тихо произнес.

– Осторожнее, у меня рука болит.

Как я понял, мальчишка отшатнулся, но не убежал. Через некоторое время молчания, он спросил так же тихо.

– Ты живой?

– Если на меня не наступишь, буду жить.

– Ты человек? – настороженно спросил мальчишка.

– Уже не знаю. Вчера был человеком.

Молчание затянулось, и потом мальчишка спросил.

– Ты говорить, умеешь?

– Сдурел? – возмутился я. – А мы что сейчас делаем?

– Это-то да, – согласился он, выругался, сплюнул, хорошо, что не в мою сторону и тут же крикнул. – Кроль! Тут живой!

С верха долго не было ответа, а потом осторожный голосок спросил.

– Ты уверен?

– Еще бы, он говорить умеет, – заверил мальчишка и предложил мне. – Голос подай.

– Я живой, – громко произнес я и добавил. – Только рука болит.

– Вылезайте оба, – поступило распоряжение с верха, но мальчишка возмутился.

– Ты что, дура? Он же сказал, рука у него болит. Не поднимется он по стене.

– Тогда тяни его в дыру, потом направо и вверх.

Через некоторое время, когда мальчишка меня ощупал, он со смешком, сообщил девчонке наверх.

– Ей, Кроль, а он голый. Давно голых мальчишек не видела.

– Вот еще, нашел чем удивить. Тащи давай.

Тащить меня не пришлось. Кое-как, на коленках и на одной руке, я добрался до выхода, а там уже мне помогли подняться и девочка авторитетно заявила, ощупав мою руку.

– Перелома нет. Надо дернуть сильно, но я не смогу. Это надо к Сопле идти.

– Сопля опять платы потребует, – недовольно предупредил мальчишка.

– Потребует, пусть с него и получает. Мы здесь ни причём.

– Может сами?

– Не, не получится. У него кость вверх торчит, здесь без Сопли не обойдешься.

– Тогда сама к нему этого, поведешь. Сама знаешь, он меня недолюбливает.

– А кто тебя долюбливает? Меньше ныть надо.

Мальчишка промолчал и недовольно отвернулся, а девчонка ухватила Крома за здоровую руку и скомандовала.

– Пойдем, так и быть, отведу тебя к Сопле. Но запомни, если он долг на меня повесит, отрабатывать ты будешь. Согласен?

Я пожал плечами, давая понять, что у меня нет другого выхода, и кивнул головой. Не знаю, что там подумал мальчишка, но он криво усмехнулся и прокомментировал.

– Да уж, этот отработает. Смотри, чтобы самой отрабатывать не пришлось.

– Тебе то, какое дело? – Окрысилась девчонка и болезненно дернула меня за руку. Боль стеганула по мозгам и я упал. Черноты не было, но пришлось сцепить зубы, чтобы сдержать слезы. Девчонка виновато ойкнула, опустилась около меня и пробормотала. – Извини. Вечно этот дурень, под руку всякие гадости говорит.

Внутри я чувствовал себя взрослым человеком и слово "отрабатывать" для меня прозвучало двояко. Другое дело, что девчонка была слишком мала, для "отрабатывать", но кто знал порядки или обычаи в их обществе. Может быть, и я не правильно понял выражение мальчишки, но то, что девчонка ощетинилась и зло глянула на мальчишку, скорее всего, слово "отрабатывать" имело именно ту подоплеку, о которой я подумал.

– Что он имел в виду? – спросил я. Девчонка недовольно хмыкнула, что подтвердило мою догадку и я уточнил. – Тебе не рано?

– Не смотри, что я мелкая. У меня уже грудь начала расти и скоро кровь будет, а тогда только друг или на привязь в схроне. – Она зло глянула на мальчишку и продолжила. – Думала, этот сможет защитить, а его самого надо защищать.

– Ладно с другом, я могу понять, а что значит на привязь?

Девчонка удивилась и состроила не менее удивленное выражение на лице. Глянула на мальчишку и спросила у меня.

– Ты откуда взялся?

– Сама знаешь, из ямы.

– Ну про яму, мог бы и не говорить. Ты откуда в яме взялся?

– Не знаю. Может вы знаете?

– Как тебя привезли эти образины и швырнули в яму, мы видели, но откуда тебя привезли?

– Тоже не знаю. Помню больничку и два мужика в синих одеждах. Что они со мной делали, не знаю.

– И че, вообще ничего не помнишь? – заинтересовалась девчонка, а мальчишка с издевкой посоветовал.

– Во-во, его выбери в защитники. Он тебя точно защитит.

– Пошел ты…. – Дальнейшие слова девчонки были слишком колоритные и образные. Я дослушал эмоциональный спич девчонки и уточнил.

– Так что такое привязь?

Она недовольно скривилась, но пояснила.

– Тебе трудно понять. Это когда девчонка постоянно сидит в схроне и обслуживает всех, кто ее захочет. Ей конечно платят, но чтобы собрать на выкуп, надо много…, – она отвернулась, скривилась и сказала. – Короче, придется терпеть ни один месяц.

– А с другом?

– С другом легче. Не все пристают. Если хороший друг, то в обиду не даст.

– Во-во, – поддержал ее мальчишка. – В обиду не даст, но с друзьями обязательно поделится.

Девчонка отвела в сторону взгляд и тихо произнесла.

– Все лучше, чем на привязи. – И тут же вызверилась на мальчишку. – А ты уже размечтался, как будешь сидеть и торговать мною? – Она ухватила меня за руку и опять дернула, собираясь поторопить меня. Второй рывок не свалил меня с ног, по тому, что уже не было куда валить, но заставил застонать. Девчонка скривилась, съежилась и глянув на мальчишку, со злостью заявила. – Все, больше не подходи ко мне.

– Нужна ты мне. – С не малой долей превосходства заявил мальчишка и ухмыльнувшись закончил. – Теперь ты сама по себе, и этого, сама веди к Сопле.

Девчонка скривилась еще больше и чуть не застонала от досады. Посмотрела на меня, вздохнула и обреченно сказала.

– Ты это, поднимайся, идти надо.

На мой взгляд, Сопля, это взрослый мужчина, со своими странностями. Он жил в отдельном отнорке, состоящем из четырех комнат…, помещений…, а скорее можно сказать, таких же отнорков, но меньше размером. Дальше первого помещения он нас не пустил. Указал мне на стул, а у девочки спросил.

– Ну, сопля, зачем привела? – Я понял, что он собрался набивать цену и вмешался.

– Меня никто не приводил. Я сам пришел, если сможешь, помоги.

– И что мне с твоего помоги будет? – обратил свой взор на меня Сопля. Он неприятно осклабился и добавил. – С тебя даже взять нечего.

Ну да. Я с ним был согласен. Я был абсолютно голым и если его слова понимать прямо, без подтекста, то с меня действительно взять было не чего. Я с вызовом посмотрел на Соплю и предложил.

– А ты назови свою цену, а я подумаю.

– Во наглые чухры пошли. Один шар, тебя устроит?

Девчонка дернулась и почти взмолилась.

– Дядечка Соп, это же много.

– А ты как хотела? Приводишь ко мне всякую невоспитанную чухру, а потом ноешь. Если много, пусть с одной рукой ходит, – он посмотрел на меня и с вызовом спросил. – Принимаешь?

Мне как-то было без разницы. Что один шар, что два…, совершенно без различно, и я кивнул головой. Тем более, не представляя, о чем идет речь. Сопля довольный, подошел ко мне, погладил по голове и дернул руку так, что ко мне опять пришла темнота.

Когда я пришел в себя, я продолжал сидеть на стуле, а за спиной слышались голоса.

– … ну что, мелкая. Не передумала? – Ответа я не расслышал, а голос Сопля продолжал. – Дура ты, не знаешь от чего отказываешься. С тебя не убудет, а долг я спишу.

Мне не понравились намеки Сопля и я пошевелился. Ко мне тут же подскочила девочка и помогла подняться на ноги. Поддерживая меня за талию, она повела меня на выход, а нам в спину послышались слова Сопля.

– Не забудьте, пять дней и один шарик.

Схрон

В схроне меня приняли… Да вообще никак не приняли. Мое появление только и заметили, из-за того, что я был голым. Кто-то просто посмеялся, когда я проходил мимо, а кто-то отпустил соленую шутку и посоветовал что и как надо делать со мной пока на мне нет штанов. Девочка попыталась огрызаться, но я ее одернул и прошептал, чтобы молчала. Меня подвели к отдельному помещению и втолкнули за занавеску, из грязного, видавшего и лучшие времена, куска тряпки. Я чувствовал, что за моей спиной стоит девочка, но за занавеской.

Прямо передо мной, за столом сидело четыре, почти взрослых подростка, но не вошедшие в возраст мужчин, и во что-то играли. Посредине стола стояла четырехгранная пирамида, высотой около двадцати сантиметров, и один из сидевших, что-то увлеченно рассматривал на грани пирамиды со своей стороны. Самый ближайший к выходу, посмотрел на меня и с насмешкой произнес.

– Посмотрите, какая цаца пришла к нам. – Я понимал, что это своеобразная проверка и молчал. Взрослый парень оскалился и как бы спросил. – Так это тот чухра, которого сегодня вытащили из отстойника. Э-эй, – это он обратился ко мне, – ты откуда?

Хочешь, не хочешь, а на прямой вопрос приходится отвечать.

– Я не знаю. Сказали, что меня выбросили. А кто и откуда, я не знаю. Не помню.

Второй человек подсказал.

– Этот, сказал, что он из больнички и ничего не помнит.

– Да мне плевать откуда он. Если за ним придут серые, я ему оторву голову. – Говоривший посмотрел на меня и спросил. – Ты понял?

– Понял. А кто такие серые?

Всеобщий смех немного разрядил обстановку за столом. Со стороны мне бросили на грудь тряпку вместе с советом.

– Прикройся.

Тряпку я поймал, но стоял не двигаясь и ожидая продолжения. Продолжения не последовало. Говоривший со мной, взмахнул рукой, как будто отгоняя надоедливое насекомое, цвыркнул и сказал для других.

– Пусть живет. Посмотрим.

Меня с заду ухватили за голень и рывком, дали понять, что пора уходить. Вышел я после знакомства со старшими с прижатой тряпкой к груди. Девочка сразу потащила меня в сторону и потребовала, как только мы оказались в небольшом закутке.

– Покажи. – Она забрала, не дожидаясь моего согласия, у меня из руки кинутую мне тряпку, развернула и завистливо протянула.

– У-у-у…

В ее руках я увидел комбинезон потерто-зеленоватого цвета, заметно выше меня. Девочка держала его на вытянутых руках и он был выше меня, даже не учитывая, что штанины лежали на полу.

– Повезло.

Я посмотрел на комбинезон, ничего хорошего не увидел, посмотрел на восхищенное лицо девочки и предложил.

– Можешь забрать себе, а мне отдать свой.

Она обрадовалась, но тут же крутанула головой.

– Нельзя. Старшие увидят, не отмоешься. Тебе дали, ты и носи.

– Он мне большой, – попытался возразить я, но девочка крутанула головой и заверила.

– Он с регулировкой.

По ее настоянию, я надел комбинезон. Он был мне настолько велик, что если бы оторвать колоши, то его можно было бы носить его как платьице. Девочка походила вокруг меня, подергала в разных местах, где-то подтянула, где-то подвязала и в результате комбинезон оказался не таким уж и большим, но мешковатым и тяжелым. Она понаблюдала за мной со стороны, улыбнулась и заверила.

– Ничего. Подходяще. Принесешь первый заработок, можно будет кое-что изменить.

– Почему не сейчас?

– Сейчас нельзя. Тебе дан комбинезон в долг. А долг надо отработать за пять дней.

– Или вернуть комбинезон. – Дополнил я, но девочка как-то странно посмотрела на меня и отрицательно крутанула головой.

– Вернуть не получится, – и повторила – Долг надо отработать.

– И как мне отрабатывать?

– Сегодня сиди здесь. Сегодня ты живешь в долг, а завтра пойдем, я покажу, как отрабатывать.

Я и Кроль выбрались с развалин и зашагали по тропинке, ведущей в поселок. Кроль была не особо болтливой и в основном отвечала на мои вопросы, но даже отвечая на мои вопросы, ей приходилось болтать без умолку. У меня вопросов было много и они касались самых неожиданных тем, понятий и даже взглядов и личных отношений Кроль к жителям схрона. Эта девчонка была самый настоящий кладезь знаний для меня. Пока мы дошли до первых домов поселка, я уже многое знал о жизни в схроне, об отношениях между членами воровского содружества, или проще говоря банды, группы. Знал где можно укрыться, если нагрянут серые, это местные стражи правопорядка – секроты. Хотя о секротах, я знал чуть больше Кроль. Знал, зачем они устраивают налеты на подростков и для кого, и понимал, что в любом случае, мне нельзя попадаться секротам…, или серым. Кроль познакомила меня с основными правилами проживания в схроне и о некоторой иерархии в нем. Со слов Кроль, в схроне существовало три ступени иерархии. Первая и самая высшая, это старшие, которые практически не вмешиваются в жизнь членов схрона, но строго блюдут правила, ими же и установленные. В основном, старшие, по мнению Кроль, ничем не занимались и только требовали от младших доставку в схрон продуктов питания и вещей. Вещей? К этой категории Кроль относила все, что не могла отнести к продуктам.

Еще была так называемая средняя прослойка схрона. Это подросшие мальчишки и за редким исключением девчонки, которые еще не доросли и не заработали авторитет старших, но уже переросли младших. Вот с ними, Кроль советовала не задираться и не спорить. В отличие от старших, они выступали в схроне в виде силы принуждения и воспитания подрастающего поколения. Подрастающее поколение, к этой категории относился в первую очередь я. Кроль сама себя считала как бы переходным элементом от младших к середнячкам. И как она заявила гордо, как только у нее появится кровь, она будет считаться членом средней группы.

После ее гордого заявления, я посмотрел на Кроль и с сомнением хмыкнул. На вид, и по росту, она была младше меня. Хотя и я не блистал ростом и крепостью тела, но Кроль была мельче меня и почти на полголовы ниже. На мое хмыканье она скривилась и выдала, как она считала обидную обзывалку.

– Чухра.

Лично мне, ее обзывалка была безразлична и я постарался скрыть от нее свою улыбку, но для себя отметил, что, скорее всего, деление на младших и середнячков, идет по признаку полового созревания. Как правило, у девчонок это раньше начинается, а мальчишки запаздывали и когда их "боевые" подруги, как бы отделялись от них, им приходилось ждать еще год или два. В некоторой степени это влияло на их отношения, вызывая зависть, недовольство и в конце концов злость, что и было следствием отношения к более младшим подросткам в целом.

Откуда в принципе, берутся дети и как они получаются, Кроль знала и не понаслышке. Этого в схроне никто не скрывал, но откуда берутся подростки в развалинах, этого она не знала. Ее знания заканчивались на том, что прилетает черная большая коробка и подростков просто вываливают в определенном месте. Они всегда голые и, как правило, скользкие.

Схрон, в который я попал, был не единственный в развалинах и между схронами, шла негласная борьба за пополнение "новорожденными". Мое появление в развалинах было не запланированным и необычным. Как сказала Кроль, появления черной коробки никто не ждал – это раз. Во-вторых, меня выбросили в не стандартном месте и в третьих, я старше, чем обычно. В основном подростки появляются в возрасте от восьми до десяти лет, и их приходится учить всем азам жизни в схроне и вообще жизни. "Выброс мяса", как выразилась Кроль, происходит раз в сезон и очень редко, два раза. Как правило, второй раз никто не ждет и многие подростки гибнут. Вот и я мог погибнуть в той яме, если бы они меня не заметили. Вернее они заметили не меня, а черную коробку, отлетавшую от развалин. А меня нашли уже потом. Так что я, был ее должником.

Ну, на счет должника, она поторопилась заявить, но в принципе, в схроне было негласное правило. Кто нашел или привел новичка, тот за ним первое время и присматривает, так сказать обучает. Со мной было именно так. Меня нашли, а теперь вели на обучение.

После развалин, между поселком и развалинами, был участок редколесья и кустарника. Как заявила Кроль, в нем водились мелкие зверьки, на которых можно охотится, и которых можно есть, но для этого надо уметь это делать. В их схроне…, хотя, теперь в нашем схроне, имелась пару умельцев, но они держались особняком и неохотно принимали к себе в компанию посторонних. В основном, все те, кто пробирался в поселок, проходили участок редколесья не задерживаясь и каждый имел через него свой маршрут и свои приметные места. Насколько большим была полоса редколесья, Кроль судила по времени затраченном на его преодоление – долго, не очень долго и быстро. Мы шли долго и к поселку подошли как бы со стороны. Кроль указала на крайние дома и пояснила.

– Это самое удобное место выхода к поселку. Здесь начинаются поля, огороды и личные домики жителей поселка. На этой окраине легко затеряться и порою, можно стянуть что-либо полезное.

– Полезное для кого? – Поинтересовался я и тут же получил ответ, который поверг меня в шок.

– Придурок. Конечно для нас. Без этого, в схроне жить не сможешь.

– Мы идем воровать? – уточнил я, хотя и сам догадался о намерениях Кроль и о моей "учебе".

Как оказалось, из дальнейших расспросов, в схроне было негласное распределение подростков. Младшая группа занималась мелким воровством и тем самым обеспечивала свое пропитание и проживание в схроне. Средняя группа подростков, которая уже поднаторела в воровстве, занималась более серьезными делами. Это кражи из домов жителей поселка, мелкие грабежи в темное время суток, и взломы или открытое воровство из различных автоматов, все в том же поселке. Была и еще одна группа подростков, так называемые искатели. Эти подростки занимались поиском всего… всего-всего, в развалинах и не только этого города. Эти подростки стояли как бы в стороне от общей массы жителей схрона и имели, опять же негласно, свое руководство. Поменять специализацию, из вора в искатели, было проще, чем стать охотником. Но как ни странно, желающих становится искателями, среди подростков, не многие изъявляли желание. Основная масса подростков занималась воровством и когда начинала слишком досаждать жителям поселка, на них устраивалась облава секротами и большая часть пойманных, попадала в приюты, а часть отправлялась на опыты. Последнее я уже сам додумал, но делиться своими мыслями с Кроль, не стал.

Была еще так сказать, элитная часть из жителей схрона. Это так называемые "техи". Это не многочисленная, самая малая часть жителей схрона, которая по складу своего ума, или под действием сложившихся обстоятельств занялись "изучением" технических изделий и преуспели в своем занятии. Таких в схронах берегли и, как правило, они жили в отдельных помещениях и желательно в стороне от основного схрона. К этой категории жителей развалин, можно было отнести Сопля, который выполнял роль доктора.

Мою задумчивость прервал толчок в бок и тихий шепот Кроль.

– Смотри, из крайнего дома уходят. Мы сейчас подкрадемся, и ты войдешь во двор. Сразу ничего не хватай, присмотрись и бери что-либо ценное.

– Во двор? – удивился я. – Ты хочешь, чтобы я украл?

– А ты как собрался жить в схроне? – удивилась девочка.

– Может пройдем дальше, в поселок, и там попробуем что-либо раздобыть?

– Ну ты оторва. Первый раз, и сразу в поселок? – Она осмотрела меня оценивающе и нехотя согласилась. – Может и получится. У тебя кембик не потасканный. Я покажу тебе автик, а ты постоишь рядом, и когда чел выбьет распределилку, ты толкнешь его и схватишь из лотка шарик. – Она посмотрела на меня и ухмыльнувшись заверила. – Не боись, я на подхвате. Как только чел за тобой побежит, я брошусь ему в ноги.

Для меня нехитрый план грабежа был понятен. Не приятен, но понятен и я соглашаясь кивнул головой. После этого мы вышли на дорогу в поселок и свободно пошли по ней. Когда мы миновали большую часть домов, Кроль предупредила.

– Если увидишь серых, сразу не беги. Смотри в землю и делай вид, как будто ты их не видишь. Если остановят, разбегаемся в разные стороны и встречаемся на краю поселка. Понял?

– Понял. А зачем убегать?

– Совсем зеленый. Если они схватят, отправят в приют, а та-ам… – Она даже глаза закатила, пытаясь показать, как там плохо и ужасно.

Я уже жил в приюте. Не сказать, что в самом приюте, но то, что я успел увидеть там, и что рассказывала мне женщина, выглядело не так уж и страшно, а потому, я удивленно глянул на Кроль и поинтересовался.

– Ты была в приюте?

– Я, нет, – гордо заявила она. – Но одна из старших девчонок, там была и сбежала. Она такие страсти рассказывала, что мне не охота туда попадать.

– Понятно.

За пустой болтовней мы дошли до перекрестка улиц и Кроль, дернув меня за рукав, остановила и зашептала, хотя вокруг никого не было. Она взглядом указала на здание на другой стороне перекрестка и предупредила.

– Смотри, там автик. Видишь, чел около него трется. Сразу к автику не иди, сделай вид, что прогуливаешься и не пялься на всех прохожих. Походи, туда, сюда, присмотрись. Когда выберешь себе чела у автика, бросаться на него не спеши, дождись, когда в лапу шарики падут, тогда толкай, хватай и беги. Я здесь, на углу подожду.

В принципе мне было понятно, чего от меня ждут. Осталось понять, что такое "лапа" и что за шарики в нее должно падать. Шастать по улице бесцельно, и делать вид гуляющего зеваки не пришлось. Мне и так было интересно посмотреть на людей поселка, посмотреть на дома, на сквер за улицей и вообще на эту часть поселка. Была бы возможность, я бы просто погулял по поселку, поглазел по сторонам, заглянул бы в магазинчики, если здесь имеются таковые или… Да много можно было бы сделать и рассмотреть, если бы не ожидающая меня Кроль.

Встречающиеся мне люди, старались обходить меня стороной, а я провожал их заинтересованными взглядами. Ни одного человека я не увидел в комбинезоне или даже в чем-то похожем. Одежда была у всех разная, но одновременно стиль похожий у всех. Мужчины в основном, носили удлиненный пиджак и широкие брюки. Хотя, может быть это был не пиджак а куртка, но главное не комбинезон. Женщины в своем большинстве мало отличались от мужчин одеждой, но раскраска одежды была более ярко и броской. Многие были одеты в платья, но из-под них торчали легкие шаровары. Но что меня удивило больше всего, все поголовно носили головные уборы. Пару раз, на противоположной стороне я приметил подростков, не на много старше меня. Они заинтересованно проводили меня взглядами, но подходить не стали и я продолжал прогуливаться, пока не наткнулся взглядом на Кроль. Она нетерпеливо топталась на месте и нервно оглядывалась по сторонам. В это время к автику подошел мужчина и застыл у него на десяток секунд. Я приблизился к нему ближе, шагов на пять и замер. Мне было интересно, как работает автик и что из него получит мужчина. Мужчина несколько раз посмотрел на меня, потом что-то сгреб в выдвинувшемся лотке и ушел. Несколько раз оглянулся, но я продолжал просто стоять.

Я неспеша подошел к автику, встал на место мужчины и буквально через десяток секунд увидел прозрачный силуэт мужчины. Я как бы стоял в этом силуэте и видел, что нажимал мужчина, и сам, мысленно нажимал те же позиции на сенсорном экране. Неожиданно для меня, на уровне моей груди выдвинулся лоток и в него упало три шарика, величиной, в сантиметра полтора каждый. Два из них были красными, а один зеленый. Я смотрел на выпавшие шарики, и честно говоря, не понимал, что с ними делать.

Со стороны появилась рука, выгребла шарики и голос Кроль потребовал, при этом дернув меня за рукав.

– Бежим!

Когда я развернулся, Кроль уже перебегала улицу, и мне пришлось догонять ее. Маленькая, но шустрая. Пока я пробежал через улицу и вдоль дома, она уже скрылась в переулке и я на бегу, приметил ее голову почти у земли. Я запыхавшись забежал за угол и привалился к стене дома. Кроль довольная и взволнованная, продемонстрировала мне три шарика на ладошке и сообщила.

– Повезло. – Она тут же нахмурилась и требовательно спросила. – Ты чего там так долго тусовался?

– Растерялся, – попробовал я оправдаться, но мой ответ не был принят, и она произнесла с упреком.

– Растерялся он. А если б серые подошли? Ты же у автика крутился.

Я не очень обратил внимание на ее ворчание, сам выглянул из-за угла и спросил.

– Долго мы еще здесь стоять будем? Теперь мы можем вернуться в схрон?

– А ты чего туда торопишься? Раньше вечера, еды не получим. Можно прогуляться по лесу. Правда, еще не время, но съедобные травки круглый сезон растут.

Мы шли по улице, Кроль постоянно поглядывала на меня настороженно и в конце концов спросила.

– Ты со мной поделишься? – Прозвучавший вопрос был неожиданным для меня и немного глупым на мой взгляд. Я удивленно посмотрел на Кроль и собрался ответить, но она опередила. – Понимаешь, даже если ты рассчитаешься с Сопля, он все равно будет требовать часть долга с меня.

"Да-а, суровые у них тут правила, – подумалось мне. Девчонке десять лет…, одиннадцать…, пусть будет двенадцать, а ей уже приходится во всю ублажать всяких уродов." Эту тему обсуждать не хотелось и я спросил.

– То, что мы взяли, это что?

– Я точно не знаю, но его называют суррогатом и шарики ценятся достаточно дорого. За эти три шарика, мы можем сидеть в схроне и ничего не делать дней десять…, пятнадцать. Хотя, один придется отдать Сопля, еще один, за твой комбик, а один точно наш будет.

– Разберемся. Пока, никому ничего отдавать не будем.

– А ловко ты того мужика подсек. Ребята в схроне узнают…

– Замолчи! – резко, и немного зло потребовал я. – Никому ничего не рассказывай.

Она вздрогнула и немного виновато произнесла.

– Старшие обязательно выпытают.

– Может и выпытают, но не сегодня. Никому не говори, что мы добыли шарики. В поселке, есть где поесть?

– Ну, нас, – она скривила недовольную мину, – не знаю. Если только в бесплатку попробовать сунуться. Но я не уверена.

– Что за бесплатка?

– Не, ну ты вообще чухра. Не знаешь что такое бесплатка. Это типа общественной жрачки. Там иногда, можно подкормиться, но пока не время.

– А когда время?

– Лучше всего вечером подходить, когда народа много. Можно стырить кусок, а если повезет, то и похлебку доесть.

– А кого там кормят?

– Кого, кого? Ты вообще шорх не ловишь. Всех, у кого работы нет. Думаешь, в поселке все работают? Как бы не так. Если социалка есть, то один раз в день можешь в бесплатке пожрать, а если нет…, – она замолчала и скривилась. – Тогда я не знаю.

– Что за социалка?

– Откуда я знаю?! – возмутилась она. – Так старшие говорят. Я в бесплатке, всего один раз и была.

– Понятно. – Задумчиво произнес я и посмотрел на Кроль. – Отведешь меня туда?

– Я же тебе сказала, вечером…. – Она прервалась, посмотрела на меня, сморщив носик и скривив губы, молча кивнув головой, развернулась и пошла в обратную сторону. Я за ней. Некоторое время она шла впереди и молчала, но долго не выдержала и уверенно заявила.

– Я туда не пойду…, – Я понял, что ей неприятно об этом говорить и собрался уточнить о причине, но она продолжила. – Ты это, зайдешь и сразу налево, за угол. Там тебя волки не заметят.

– Что за волки? – спросил я, услышав незнакомое слово. Девочка резко остановилась, развернулась и возмущенно спросила. – Ты чо? Совсем дурак?

– Не знаю. – Вполне спокойно произнес я, хотя и видел, как девочка напряглась. Объяснять ей, что я ничего не помню, да и ничего не знаю о местной жизни, не хотелось. – Ты очень много незнакомых слов говоришь, я не всегда понимаю о чем. Так, кто такие волки?

– Это местные охранники. Они следят за порядком в бесплатке, и не позволяют затевать там драки.

– Там дерутся? – немного удивился я. В своей голове сразу представилась драка за еду, и мне расхотелось идти туда.

– Ну, это, – девочка как-то неопределенно крутанула руками. – Там это, можно на месте пожрать, а можно с собой вынести. Если кто с собой, могут и забрать. Так волки следят, чтобы все тихо было.

– Кроль, представь себе, что ты рассказываешь совсем несмышленышу о бесплатке. И если можешь, расскажи подробней.

– Как я тебе расскажу подробней? Если сама там всего раз была. Все, что я знаю, это со слов старших. Волки по залу ходят, а если притаиться и прошмыгнуть, то можно что-нибудь стащить или остатки в тарелке доесть. Но это надо делать, когда народа много. Сейчас, в бесплатке почти никого не будет. Волки сразу заметят. – Она скривившись посмотрела на меня и с сомнение добавила. – У тебя кембик не затасканный, тебя, может, и пропустят, а меня точно завернут.

– Хочешь сказать, нам нужна другая одежда?

– Не думаю, что нам одежда поможет. Там в основном взрослые пожрать приходят, а такие как мы… – Она замолчала и с вызовом посмотрела на меня. – Ты чего пристал? Хочешь идти в бесплатку, так иди сам. Я тут при чем?

– Я ничего не знаю в поселке. Ты мне покажи, а я уж сам решу, идти или нет.

– Заметано. – Девочка развернулась и пошла впереди. На очередном перекрестке улиц мы свернули направо и потом долго плутали по проходным дворам, переходам и даже в одном месте пришлось перелезть через забор. В конце концов, мы вышли на улицу, по которой в этот момент проезжала запряженная в повозку… Я не знаю, что это было, я видел это впервые и застыл на месте. Животное выше меня ростом раза в два…, не меньше, если не больше. Темное, почти без шерсти, сморщенная кожа, поджарое, на четырех длинных ногах и с противной, зубастой пастью. На брюхе кожа свисала складками и колыхалась, когда животное медленно переставляла свои ноги. На концах ног, я увидел широкие копыта, больше моих пятерых ладошек и они звонко шлепали по земле, когда животное шло…, я бы сказал, двигалось.

Меня за рукав дернула девчонка и недовольно спросила.

– Чего уставился? Нога не видел? Здесь долго стоять нельзя, серые заметут. Идем. – Она повторно дернула меня за руку и я, провожая взглядом нога, пошел за ней. Этот самый Нога…, или ног, не успел спрятаться в конце улицы, а девчонка толкнула меня в бок и показала рукой на дверь. – Вот, бесплатка. Ты иди, а я там посижу.

Еще не отойдя от шока от встречи с "Нога", я вошел в помещение и от удивления замер на месте. В мой голове вспыхнуло воспоминание, а может фантазия…, или просто видение о столовке. Такие же столы, такие же стулья, вот только прилавка с едой и парочки вечно недовольных женщины за ним, не было. Вдоль одной из стен стояли незнакомые мне автоматы, чем-то отдаленно похожие на автики, из которых выпадают разноцветные шарики. Возле одного из автоматов стояла женщина и что-то делала руками. В конце ее манипуляций из автомата выдвинулась площадка и на ней стояли две обычные тарелки, а рядом лежал небольшой сверток. Женщина забрала тарелки вместе с выдвинувшейся площадкой и развернувшись, пошла в сторону свободного стола. У меня в животе заворчало, и я поспешил отвести взгляд от женщины…, вернее от ее тарелок.

Не успел я сделать и шага, как около меня появился невысокий, но крепенький, плотный молодой парень. Он смотрел на меня немного скривившись, оценивающе окинул взглядом, хорошо что е выругался, и спросил.

– Чухра, тебе чего надо?

Я сглотнул слюну и постарался говорить уверенно, но одновременно просительным голосом.

– Я это, здесь впервые…

– Вижу, – недовольно выдал подошедший, перебив меня, и тут же спросил. – Так чего пришел. Здесь не подают.

– Меня попросили, принести паек. Подскажешь?

– Что тебе подсказать? Как спереть и сбежать? Так это ты и без меня должен знать.

– Нет. Как сбежать, я и без твоей подсказки смогу. Ты лучше подскажи, к какому автомату надо подойти. – Парень заулыбался, махнул рукой и прокомментировал.

– К любому. Подойди, а потом, я тебя выброшу на улицу.

К любому, так к любому. Я выбрал тот, у которого стояла женщина. Экран в аппарате был расположен высоко и чтобы мне до него дотянуться, пришлось бы прыгать. Недолго думая, я подтянул ближайший стул, влез на него и застыл перед аппаратом. Мне, со слов Кроля, нужен был пакет на вынос и я постарался сосредоточится на пакете, на похожем пакете, который я видел у женщины. Молодой парень что-то говорил за спиной и мешал сосредоточится, тогда я просто повернулся к нему и попросил.

– Помолчи, ты мешаешь.

В моем видении перед аппаратом появился молодой парень в рваной куртке. Он нажимал что-то на экране, и я, чисто механически, повторял его движения. В результате аппарат сработал, и на выдвинутой площадке появились три пакета. Глядя на них, я понял, что сразу три унести не смогу и не спешил слазить со стула. Мне помогли, подхватив под руки и поставив на пол со словами.

– На, забирай свои пакеты и вали отсюда, пока я добрый. – Мне сунули в руки два пакета и развернув, подтолкнули в спину…, вернее ниже спины и я так думаю, вовсе не рукой, при этом предупредив. – Один я себе оставлю, тебе и так много будет. Если еще раз заявишься, оборву уши.

Я вышел на улицу, и тут же ко мне подскочила Кроль, схватив за рукав, чуть не заставив выронить пакеты, потащила за угол дома. Я не очень-то и сопротивлялся, просто, когда тебя тянут, а ты держишь в руках пакеты и стараешься их удержать, бежать не очень удобно. Кроль затащила меня за угол дома, отпустила, выглянула на улицу и потом только спросила.

– Волки видели?

– Да, – не стал я скрывать. – Один помог.

– Повезло. Я смотрю ты фортовый. У автика повезло, в бесплатке повезло, может тебе в трубу слазить, может, и там повезет?

– Что за труба? – удивился, но одновременно нахмурился я.

– Вот чухра, – возмутилась девчонка, – как можно не знать о трубе? Пойдем отсюда, а то волки хватятся и заберут что дали. Старшие обалдеют от твоей наглости.

После ее слов у меня в голове щелкнуло и я зло предупредил.

– Скажешь кому, голову откручу. – Девчонка отшатнулась, и втянула голову в плечи, одновременно спросив.

– Ты чего? А как мы объясним, что пайки получили.

– Ничего мы не получали! – Зло выпалил я. Больше злясь на себя и на свои непонятные особенности. Я, как взрослый в душе человек, прекрасно понимал, что никому нельзя показывать свои неожиданно открывшиеся способности и одновременно понимал, что это уже стало известно девчонке. Может не совсем известно то, что я могу видеть…, а может это не виденье(?), ладно, пусть видеть, но она вовсе не дура и может доставить мне множество неприятностей, если расскажет все с схроне. И чем мне это может грозить? Если эта болтливая девчонка расскажет, я даже представить себе не мог. Самое худшее для меня сейчас, было бы вернуться в больничку к моим мучителям. А они, уж точно не выпустят меня живым.

Я резко схватил девчонку за одежду, тряханул и повторил, но более спокойно.

– Мы ничего не нашли. Понимаешь, ни-че-го. Проболтаешься, и можешь не рассчитывать на мою защиту.

– Ты хочешь стать моим другом? – настороженно, но вовсе не испуганно спросила Кроль.

– Я не знаю, что ты имеешь в виду, называя меня своим другом, но в меру своих сил, обещаю тебя защищать.

– Договорились. Мы теперь одна команда. Ты это, отпусти, я никому ничего не расскажу. – Мои пальцы разжались, девчонка изогнулась, подняла пакеты с земли и предупредила. – Это надо спрятать.

– Ты знаешь, что в пакетах?

– Понятия не имею. Ты же их принес, может ты и скажешь?

– Надо один пакет разорвать и посмотреть, – предложил я.

– Не здесь.

В лесу мы устроились на крохотной полянке, и она деловито разорвала зубами упаковку и начала выкладывать прямо на траву маленькие упаковки. На взгляд, эти упаковки выглядели бумажными, но девчонка рвала их зубами и заглядывала внутрь. В двух, от увиденного, она недовольно скривилась и один самый большой, даже попыталась высыпать, но я перехватил руку и внимательно посмотрел на нее. Она пояснила.

– Порошок, есть невозможно.

Я вспомнил тарелки, которые брала женщина в бесплатке и посоветовал.

– Может надо разбавить водой? – Девочка посмотрела на меня внимательно, хмыкнула и отставила надорванный пакет в сторону. Поставила аккуратно и предупредила.

– В схроне имеются плошки, можно попробовать, – она скривилась, и настороженно спросила. – Понесем в схрон?

– Да, – согласился я. – Нести не желательно. Может здесь, где, имеется вода. Пакет вроде большой, можно налить воды в него и посмотреть что будет.

– Точно. – Почти обрадовалась девчонка и подхватилась на ноги. Она посмотрела на пакетик в ее руках и сказала. – Это мы можем сгрызть. Такие брикетики, часто дают нам старшие. Не сказать, что вкусно, но есть можно. Одного хватает на день. Если грызть не за один раз, то вполне даже не плохо.

– Что в других?

– Ерунда. Пахнет не очень. В одном цветной порошок, совсем не много, а во втором мелкие камешки. Просто так их грызть их невозможно. Когда нет больше ничего, можно закинуть в рот и подсасывать. Они постепенно расходятся, но после них, у меня живот болит.

Неожиданно для меня, она подхватила пакетик и зашвырнула подальше. Я проследил за полетом пакетика, как из него на лету выскакивают камешки и недоуменно посмотрел на девчонку. Она скривила одну сторону рта и пояснила.

– Ну их, соблазн большой, а потом мучиться приходится.

Спорить было уже бесполезно, так как содержимое пакета рассыпалось в о время полета, и я немного с сожалением произнес.

– Ладно. Берем остальное и идем к воде. Там посмотрим.

– А это? – Девочка показала надорванный пакет с брикетом. Есть, конечно хотелось, но я отвернулся и буркнул.

– Если хочешь, начинай грызть, а я подожду. – Я нагнувшись, аккуратно взял надорванный пакет и вопросительно глянул на Кроль. Она поняла и, мотнув головой в сторону, сказала.

– Нам туда. Придется крюк сделать.

Целый, полученный пакет я засунул под комбинезон, а надорванный пришлось нести в руке. Кроль шла рядом и помалкивала, а мне было о чем подумать. К воде мы подошли приблизительно, по моим ощущениям, через час. На подходе, Кроль дернула меня за рукав и тихо прошептала.

– Не спеши, надо осмотреться. Не я одна знаю про ручей.

Я прислонился к ближайшему дереву, а девочка встала на четвереньки и поползла к краю полянки. Было смешно смотреть, как она неуклюже ползет, при это прижимает к земле голову, в то время, как в верх оттопыривает зад.

"Да-а-а… – мелькнуло в моей голове, – разведчик из нее никакой".

Незнакомое слово само собой всплыло в голове, но я прекрасно понимал его значение и сам себе удивился. Еще раз посмотрел на девчонку и рассудив, что если на поляне кто-то и есть, то они давно заметили девчонку и скрываться не имеет смысла. Я вышел из-за дерева и свободно пошел через кусты на поляну. Девочка попыталась на меня шикнуть, но я немного насмешливо сообщил.

– Так, как ты ползаешь, тебя видно с другого конца леса. Зад опусти. – Девочка полностью прижалась к земле, и я похвалил. – Вот теперь правильно. Ползи дальше.

Она сделала пару извивающихся движение и возмущенно вскочила на ноги.

– Издеваешься?

– Нет. Ты ползла на коленках, оттопырив зад. Тебя было видно с любого конца леса. Тем более ты так пыхтела, что распугала всех обитателей леса. Если бы на поляне кто-то был, то тебя обязательно заметили бы.

– Умный?! – возмутилась девчонка. – Может, покажешь, как надо ползать.

Я посмотрел на нее, пожал плечами и лег на землю. Как ползти я знал. В голове у меня появилась если не картинка, то вылезли знания, как это надо делать. Моя рука медленно двинулась вперед, одновременно подтянув ногу, согнув в колене, при этом стараясь не оттопырить зад и самую малость повернувшись на бок. За тем, вытянул вперед вторую руку и слегка напрягшись, переместил свое тело вперед. Повторил все движения несколько раз и поднялся. Посмотрел на девчонку с не малой долей превосходства, подобрал свой надорванный пакет и спросил.

– Где вода?

Девчонка просмотрела на то место, где я сам пробовал ползти и удивленно спросила.

– Где научился?

Как я мог ей объяснит, что нигде и ничему не учился, а то, что всплыло у меня в голове, появилось само собой. Но я гордо приподнял подбородок и с не менее гордым видом заявил.

– Места знать надо. Где вода?

Совсем крохотный ручеек выбивался из-под камня, и терялся в траве, уже через два десятка шагов. Рядом с камнем была выкопана ямка, где собиралась вода. К камню, а точнее к воде вела вытоптанная тропинка и судя по множеству следов, этот ручеек посещали вовсе не люди. Кроль первой напилась воды, использую свои ладони, а я нашел небольшой лист, высыпал на него немного порошка и плеснул в него воды. Потом долго не заморачиваясь, пальцем перемешал на листе порошок и воду, и буквально на глазах, получил густую однородную массу. Понюхал получившийся состав, запаха не было. Осторожно лизнул палец, которым перемешивал и недовольно скривился. Получившаяся масса, по своему составу и вкусу, напоминала мне кормление в больничке или в приюте. Только там, в обоих случаях, эта еда была подкрашена и с разными вкусами. Я вспомнил о небольшом пакетике с порошком и забрав его у Кроль, высыпал его содержимое в большой пакет с порошком и зачерпнув воды через край пакета, найденной палочкой начал размешивать содержимое.

Долго ждать не пришлось. В пакете образовалась густая зеленоватая на цвет масса, и я протянул пакет Кроль со словами.

– Ты вечно все тянешь в рот. Можешь попробовать это первой.

Она вначале с опаской, а потом с удовольствием начала выдавливать из пакета содержимое и захватывать его ртом. Она неприятно чавкала, довилась, но продолжала есть. Когда больше половины пакета была съедено, она протянула пакет мне и посоветовала.

– Попробуй. Лучше чем грызть брикет.

У меня и так, без ее напоминаний, живот давно требовал чего-либо съедобного и я без стеснения, забрав у нее пакет, за пару минут все его содержимое выдавил себе в рот. Вкус мне не очень понравился, но в животе появилась сытость и можно было смотреть на мир, более веселым взглядом. Кроль с немалой насмешкой смотрела на меня, когда я выдавливал последние капли и потом спросила.

– Ну как, лучше?

– Гадость хорошая, но есть можно, – высказал я свое мнение, а Кроль возмутилась.

– Можно подумать, что ты пробовал лучше. – В этом она была права и лучшего, пока был в приюте и больничке, я не пробовал. Но и питаться постоянно такой гадостью, у меня душа не лежала и я спросил.

– Этим кормят только безработных?

– А что тебе не нравится. Одного пакета нам хватило на двоих. Еще остался брикет. Завтра можно его сгрызть и не обращаться в схроне за едой. Если не особо наглеть, то второго пайка нам хватит на два дня. Через два дня… – Она смерила меня взглядом, поднялась, отряхнулась и направилась с полянки. Мне пришлось подниматься и следовать за ней.

Я понял, к чему она клонит, и немного зло перебил ее.

– Даже и не надейся. Волк сказал, чтобы больше меня там не видел.

– Вообще-то, таких бесплаток, четыре в поселке. Можно ходить в них по очереди и не будем бросаться в глаза.

– Один, ну два раза и нас приметят. Не надейся, – возразил я и поинтересовался. – Что еще есть в поселке такого, где можно добыть еду?

– Есть еще соцбуфеты, но я там ни разу не была. Старшие говорили, что там не в пример лучше кормят, чем в бесплатках. Можно сходить на местный рынок, но там без денег ничего не получишь. Еще есть частные забегаловки.

– Что частные? – не сразу сообразил я, хотя слово показалось знакомым. Девочка скривилась, подняла взгляд к небу и повторила.

– Что не понятно? Ну, эти, чайхи. Но там дают еду только за деньги.

– Чайхи? – повторил я, на этот раз незнакомое слово и постарался уточнить. – Ты нормальными словами, можешь говорить? Что за чайхи?

– Чего пристал? Я должна все их названия помнить?

– Нет. Названия не так важны. – Согласился я и повторил более настойчиво. – Что такое чайхи? – Девочка недовольно показала зубы и обреченно вздохнула.

– Чайрохты…, – она задумалась или просто сделала вид и поправилась. – А может и чайхроты, – и тут же возмутилась. – Тебе больше ничего не интересует, как только пожрать? Так на сегодня, уже хватит. – Я глянул на нее осуждающе и вздохнув, решил сменить тему.

– Когда мы шли из поселка, там были засеянные поля. Что на них выращивают?

– Много всякого. Когда поля и огороды созревают…

– Все, я понял. Можешь не продолжать и не хвалиться, как вы шастаете по огородам и воруете еду. Лучше ответь, в схроне, вы чем питаетесь?

– Когда как. Чаще всего, вот такая каша, но эта на вкус лучше, – ответ девочки меня удивив и я уточнил.

– Значит в схроне, имеется автомат пайков?

– Ну чего приста-ал? Че есть, че нету? – передразнила она. – Тебе, какая разница? Может и есть, а может, и нет. Мне никто не докладывает. – Раздражение девочки передалось мне, и я не менее раздраженно спросил, передразнив ее.

– Че нет, че нет. Хватит уже чекать. Сколько можно слышать, то не знаю, это не знаю. Ты сколько в схроне, а ничего не знаешь. Ладно я, попал в ваш схрон всего день, а ты ничего толком рассказать не можешь. Только морды кривишь и чекаешь. – Девочка посмотрела на меня удивленно и немного с вызовом заявила.

– Я с младшей группы. Кто нам чего объясняет?

– Конечно, с младшей группы, – не успокоился я. – Как старших мальчишек обслуживать, так ты уже выросла, а как узнать о жизни в схроне, так ты из младшей группы.

– Кром, ты чего? – Девочка остановилась, насупилась и я глянув на нее, понял, что она готова расплакаться. Мне стало стыдно, неудобно и я постарался сгладить свои слова.

– Извини, не хотел обидеть, но ты сама, первая начала.

– Что?! – тут же психанула она. – Сама?! Да что ты знаешь о жизни в схроне? Сам выкидыш! Свалился тут на мою голову, еще и вопросы дурные задаешь.

Такая яростная вспышка гнева, тут же погасила мою раздражительность, и я увидел вполне взрослую и самостоятельную женщину. Возразить ей у меня не было чего, да она бы сейчас, ничего слушать не захочет. Видно мои слова, ее слишком больно задели и я действительно, чего-то не понимал в жизни подростков, а на все смотрел со своей колокольни.

Я вздрогнул, когда у меня проскочила мысль о колокольне, и немного настороженно спросил.

– Ты в бога, веришь?

Девочка удивленно посмотрела на меня долгим взглядом и не менее удивленно спросила.

– А ты, откуда о нем знаешь?

– Я не знаю. – Постарался оправдаться я, за свой вопрос, но одновременно понял, что ей знакомо понятие бога. – Так, с языка сорвалось. – Девочка посмотрела на меня прищурившись, и немного настороженно сама спросила.

– А зачем в него верить, если он есть на самом деле?

– И ты его видела?

– Ну, – засомневалась она, – не сказать, что видела, но чувствовала. У нас многие чувствуют бога.

– Это как?

– А вот так. Когда мы появляемся на этот свет, мы как бы еще не родившись, слышим его слова. Он нас учит, рассказывает… Лично я, могла с ним разговаривать. Не все конечно, но многие из нас помнят и даже сейчас могут разговаривать с богом. Он, научил меня понимать других… – Она замолчала и испытующе посмотрела на меня. Она, наверное, ожидала, что я буду смеяться, а у меня от ее слов наступил настоящий шок.

Это что же получается? Пока детей выращивают в инкубаторе, как говорили те уроды из больнички, сам инкубатор их обучает, а те уроды об этом даже не знают? Инкубатор вкладывает в голову, как говорил один из уродов, своим клонам, определенные знания, навыки и естественно язык общения, а тот, с мягким голосом, режет живых людей… Значит, и у меня, где-то глубоко в голове, спрятаны те знания, которые мое тело получило от инкубатора?

А по-другому, если разобраться, и быть не может. Дети уже появляются относительно взрослыми. С вложенными в них знаниями, умеют, как и что надо делать. Они могут общаться между собой, и собственно говоря, уж готовые к самостоятельной жизни. А те уроды из больнички, считают их безмозглыми клонами и ставят на них свои опыты.

Что там говорил один из них? "… ты еще не до конца разобрался со своим инкубатором, а уже взялся за моего паучка…". Получается, инкубатор тоже не их??!! Как и паучок? Знать бы, что еще за паучок и что он должен делать. С другой стороны, если я жив, то их паучок мне не убил и со временем, может быт, я смогу понять, что они мне там ввели…, или вживили…, или врезали… Знать бы еще куда…

Девочка толкнула меня и недоуменно спросила.

– Ты чего… … … ?

Резкое "словцо" заставило мня вздрогнуть,и я возмутился.

– Хватит уже ругаться. Ты же девочка. Сколько можно слышать твою ругань?

Она состроила обиженное выражение и изменив голос, почти до плачущего, спросила.

– Тебе не нАравится? – Она специально исковеркала последнее слово, я понял, что она малость издевается надо мной, и вспылил.

– Дура малолетняя. Хочешь ходить со мной, перестань ругаться.

– Мгу. – С презрением произнесла она и продолжила. – Новенький? Все вы такие, новенькие и чистенькие вначале, а пооботретесь в схроне, понахватаетесь всякого и лезете … – Она замолчала и сплюнула мне под ноги. – Не нравлюсь, можешь катиться на все четыре стороны. – Она вспомнила моих не существующих родителей и повторно сплюнула мне под ноги. Повернулась и гордо зашагала дальше по лесу.

Она успела скрыться за кустом, когда я очнулся от ее спича и бегом направился за ней. Приставать с расспросами к ней сейчас не стоило, и я просто шел за девочкой, не стараясь запоминать дорогу, так как все деревья в лесу для меня были одинаковые. Девочка остановилась перед очередным кустом, присела, показала мне, что и я должен присесть и когда я приблизился вплотную, тихо прошептала.

– Там люди.

– Это плохо?

– Тс-с-с… – Она постаралась еще ниже припасть к земле и подлезть под куст. Я повторил ее действия и сам прижался к стволам кустарника. Через десятка два секунд, я расслышал приглушенные голоса. Мне показалось, что голоса приближаются, но девочка пояснила одними губами.

– Молчи. Они идут мимо, – и указала направление пальцем в сторону от нас. Людей я не увидел, но их голоса вначале звучали громче, а потом начали затихать. Мы еще пролежали под кустом некоторое время, потом девочка выползла из-под куста и отряхиваясь спросила.

– Испугался?

– Не очень. Почему мы прятались?

– Это были искатели из другого схрона.

– Ну и что из этого? Какая разница, из какого они схрона?

– Совсем глупый, – со вздохом произнесла она. Я посмотрел на девочку и настороженно спросил.

– Могли обидеть? – она криво усмехнулась и подтвердила мою догадку.

– Могли обидеть, а могли и убить, если бы начала сопротивляться. – Она посмотрела на меня оценивающе и с насмешкой добавила. – У нас некоторые, и мальчиками интересуются.

Вот это была новость для меня и я по-другому посмотрел на девочку. "А оказывается, не все так гладко в Датском королевстве". – Промелькнула в моей голове мысль, и я сам себе удивился. Общий смысл прилетевшей фразы мне был понятен, но какое королевство и откуда оно здесь может взяться?