Читать онлайн По обе стороны солнца

Глава первая

Мы всегда рождаемся вопреки своим желаниям

– Ore, Vayda! – кричали люди на улице.

– Ore, va kina! – скандировал народ, бросая букеты нежных цветов на балкон прямо к ногам беременной королевы.

Вэйда смотрела на все сверху, она улыбалась своему тринадцатому рождению. Уже завтра она огласит своим громким криком древнюю Летурию, уже завтра начнется ее новая, пусть даже совсем недолгая, но такая интересная жизнь. Или сегодня? Вэйда улыбнулась своим мыслям. А почему бы и нет? Вот прям здесь на балконе, в цветах, под ликующие крики своего народа, появится та, которую ждут долгие двенадцать поколений.

Тихая гора недовольно зарычала, выпустив несколько колец зеленоватого дыма, когда лицо королевы подернулось гримасой боли и она схватилась одной рукой за перила, второй – за низ живота. Толпа на мгновение замолчала, а потом с новой силой начала славить миг появления Тринадцатой дочери, всемилостивейшей Вэйды.

Сам момент рождения Вэйда ни разу не запомнила – момент темноты, тишины и абсолютного покоя, а потом свет, теплые руки Незримых сестер и громкие крики: Ore, Vayda! Ore, va kina!

Так было всегда.

Вэйда огласила своим криком мир, но мир ответил ей тишиной. Жесткими движениями ее маленькое тельце подхватили холодные чужие руки в перчатках, и смотрели на нее совершенно чужие глаза. Кроме глаз у этого существа не было больше ничего – плотной голубой маской было закрыто лицо, а на голове до самых бровей была натянута тонкая шапочка. Вэйда смотрела в чужие глаза неестественного серого цвета и впервые за все свои жизни она напугалась и громко заплакала.

– Ишь ты, капризная какая, – по-доброму сказал врач и отдал новорожденную в руки Марии.

Мария смотрела на дочь, ее переполняли чувства, на глазах появились слезы, и она прижала крепче к себе малышку. Но дочь не успокаивалась. Вэйда кричала изо всех своих сил, она звала ту, которую выбрали ей в матери, она взывала к Незримым сестрам, она просила помощи у своего народа. Но никто не пришел, и только чужая женщина со странными голубыми, но все же красивыми глазами, нежно убаюкивала и целовала в лоб.

– Лилечка моя, девочка-лялечка, – нараспев говорила Мария, – Какая ты у меня красавица, только плакса.

Голос у женщины был приятный, а вот слов Вэйда понять не смогла. Новорожденная королева прекратила кричать, открыла глаза и очень внимательно посмотрела на держащую ее женщину.

Красивая. Не на столько, как Двенадцатая, но вполне достойна, чтобы зваться матерью Тринадцатой дочери.

– Доктор, доктор! – закричала Мария в панике. Врач обернулся, устало снял маску и подошел к кровати.

– У нее все в порядке, она здорова? Просто я такого никогда не видела, – женщина аккуратно положила младенца, развернула пеленку и повернула маленькое личико к врачу. Голенькое тельце местами еще было немного синеватым, но под синюшностью проявлялся бронзовый загар, будто кто-то побрызгал младенца из баллончика с краской. Старый врач опустился перед ребенком на колени, потрогал детскую ручку, и вдруг замер – за каждым его действием следили очень взрослые, наполненные мудростью, ярко-сиреневые глаза.

– Красавица, редкого оттенка радужка. Я такое за всю жизнь однажды встречал. Но там генетика. Может и у вас в роду был кто-то с такими чудесными глазами?

Мария не знала, что ответить. Родителей своих она не знала, да и никто не знал – подкидыш он и есть подкидыш, ну а у Сережи все темноволосые с карими глазами – даже неудобно перед родней получится – в кого она такая?

– Не переживай – генетика вещь интересная, через несколько поколений может самым неожиданным образом проявиться. Главное, что ребенок здоров, я бы сказал, даже слишком, – доктор улыбнулся и погладил ребенка по нежному белому пушку на голове.

Больше всего Вэйда не любила этот беспомощный период до года. Слабые мышцы, постоянная сонливость, бредовые колыбельные (кто их вообще придумывает), но самое неприятное – это отсутствие общения. И если раньше Незримые сестры могли слышать ее мысли, то сегодня юная королева не смогла разобрать ни одного слова, то есть даже если бы она могла говорить, ее все равно никто не понял. Вэйда, глубоко вздохнула, закрыла свои жемчужные глаза и уснула – всему свое время – я во всем разберусь.

Сон дарил успокоение. Здесь, в ярких снах, она снова была дома. Ее окружали знакомые люди, любимые пейзажи и мерное урчание Тихой Горы – все, что она любила, все, ради чего она рождалась и умирала, все, чего теперь у нее нет.

– Вэйда, девочка моя, проводи меня до ручья, – хриплым голосом окликнул ее дед.

И она побежала. Босыми ногами по зеленому лугу – тонкие травинки щекотали пятки и казалось, от этого она бежит еще быстрее.

Дедушка по меркам Летурии был совсем не стар, но как-то сильно он сдал, словно неведомая сила прижимала его к земле, заставляя горбиться и склоняться все ниже с каждым днем. Подъем к подножию Тихой горы, где течет Мертвый ручей, стал уже ежедневной традицией. Именно там, как говорят люди, можно встретить Незримых сестер, если вдруг они о тебе позабыли.

Вэйда взяла деда за руку – кожа была мягкая, тонкая и в складочку, и только на самых подушечках пальцев чувствовались огрубевшие мозоли. Эти руки Вэйда помнит с самого рождения. Еще будучи совсем крохой дедовы руки она отличала от всех остальных – всегда крепкие, твердые и нежные одновременно – в этих руках она не боялась ничего. А теперь, спустя всего двенадцать лет, дед стал немощен. Хотя нет, стареть и дряхлеть он стал совсем недавно, еще меньше года назад он мог вбежать на Тихую Гору с Вэйдой на плечах, а потом вдруг сник. И теперь Вэйда ведет его за руку к Мертвому ручью, к ручью, в русле которого начинается жизнь каждого летурианца.

Тропинку к ручью видно издалека – тысячи ног протаптывают ее ежедневно. Со всей страны идут жаждущие смерти и рождения, а некоторые просто, чтобы убедиться в его существовании, а кто-то в надежде пообщаться с молчаливыми сестрами. Даже трава, которая за ночь затягивала любые следы, эту тропу поглотить просто не успевала. Говорят, что и ночью приходят сюда люди, чтобы поведать ручью самые тайные мысли, задать вопросы или получить советы. И хоть каждый знает, что Мертвый ручей молчит, что он такой же не разговорчивый, как и Незримые сестры, что его журчание не громче урчания Тихой Горы, но все равно каждого летурийца тянет к черному ручью, в воды которого окунают каждого новорожденного. И выжившие отныне называются детьми вечной Летурии, а по умершим непринято плакать, потому что Тихая Гора забирает слабых себе.

– Почему мы всегда идем к ручью? Посмотри сколько прекрасных мест: мы можем дойти до края моря, можем купаться в океане, можем резвиться на лугах или доделать, наконец, праздничный палантин для королевской спальни. Почему мы тратим время на то, что никогда не ответит?

– Тянет, – грустно ответил дед, – Я и сам бы рад полежать на горячем песке возле моря или прогуляться по лесу, но тянет сюда. И, знаешь, егоза, с каждым днем мне все больше хочется здесь остаться. Вот бабка твоя, сохрани Гора ее душу, своей смерти не чувствовала, просто пришли за ней и все тут. Да ты и не помнишь – родилась в точности на следующий день. Вот и назвали тебя Вэйда, что переводится: радость в любой печали. С тех пор я и жду своей очереди, но видимо забыли про меня Сестры.

– Может не забыли, а специально оставили, чтобы ты со мной подольше повозиться смог – а то вон всем некогда. Мама то с козами, то по дому хлопочет, отец с горшками возится, у брата своя семья – всем до меня дела нет, и только ты, деда, всегда рядом.

Дед усмехнулся в свои густые белые усы: «Да, милая, мы все всегда рядом, мы никогда не покидаем друг друга – вечно вместе на вечной Летурии», – так он подумал, не смея произнести то, что раскрыли ему черные воды Мертвого ручья. И только погладил внучку по белым волосам своей мягкой от старости ладонью.

У ручья было тихо. Людей было мало, а из тех, кто был, никто не решался нарушить тишину. Черные берега, словно обуглились от давнего пожара и никогда больше не зарастали ни мхом, ни травой. Но ручью было абсолютно все равно, что он не давал жизни, он просто бежал, весело нес свои мертвые воды, огибал вокруг Тихой Горы и прятался глубоко под ее основание, а потом снова выныривал здесь. Вэйда всматривалась в темные воды, они звали ее, манили приблизиться, хотели поведать свои тайны. Черная вода отражалась в ее жемчужных глазах, проникая глубже и глубже. Голова закружилась и захотелось сделать шаг, чтобы ощутить на себе всю силу этого темного омута.

Крепкая ладонь с маленькими мозолями на подушечках пальцев легла на ее плечо.

– Не рановато ли? – усмешкой спросил дед.

– Деда, это же не просто ручей? А может и не вода вовсе.

– Может и не вода, а вот то, что это не ручей – это ты верно приметила. Я тебе сейчас фокус покажу, только обещай, что никому не расскажешь.

– Обещаю, – шепотом повторила Вэйда

Тогда дед взял сухую травинку и бросил в темную воду

– Смотри, внимательно смотри

Вэйда вглядывалась в каждую волну, в каждый круг, вслушивалась в журчание и ничего кроме своего отражения не видела.

– А теперь сам фокус – смотри! Там, где он зарождается, в самое сердца родника смотри.

Ручеек хлюпнул, радостно зажурчал, булькнул, выпустив на поверхность небольшой воздушный пузырь. Вэйда замерла – в пузыре была та самая травинка, которую несколько минут назад дед бросил в воду. Та самая, только уже не сухая, серединка ее начинала зеленеть.

– Так он что не мертвый? – шепотом, еле сдерживая себя спросила Вэйда.

– Мертвый. Здесь мертвый, а там – дед показал куда-то на ту сторону горы – а там живой. Только не ручей это, ручей кругами не ходит. Вот тебе одна из тайн нашей Летурии.

– А еще тайны есть?

– Здесь все тайна. Только мы к ним привыкли, к тайнам, значит. Оглянись, что ты видишь?

– Небо синие, трава зеленая, гора Тихая, ну море, – Вэйда вертела головой по сторонам, – Ну, город там внизу, вон козы пасутся.

– И ничего тебя не удивляет?

– Да нет, так всегда было.

– Вот именно – всегда небо, солнце, всегда трава зеленая, и город наш тоже – всегда.

– Ну, а как иначе?

– А иначе, милая, я видел только однажды, когда в молодости на корабле к самому периметру подошёл – а там море вздыбилось, волны выше корабля поднялись, искры неба прям в воду бьют, ветер гудит страшно. Я его слышу – вот он только руку протяни, а здесь солнце, и вода не шелохнется.

Вэйда слушала, раскрыв рот – таких сказок дед не рассказывал.

– А еще, деда, еще что?

– Как-то у деда своего я спросил, кто наш город поострил? – так он плечами пожал, говорит, что с тех пор, как он маленьким был, все так и было. Вот я и хочу хотя бы перед смертью с Незримой сестрой поговорить – говорят, что они все знают, столько тайн неведомых. Но самое печальное, что эти тайны никого не интересуют, будто и нет всего этого и нет.

Незримая сестра пришла к дому уже на следующее утро. Она кивнула коричневым капюшоном деду и тот кивнул в ответ – вот и все приглашение к смерти. Надо еще многое успеть.

Дед шел к подножию на удивление легко, он делал глубокий вдох, пытаясь запомнить все ароматы трав и цветов, он сжимал руку Вэйды, чтобы запомнить какова она, наощупь, он всматривался в лица друзей, вышедших проводить его в последний путь. Кто-то затянул песню, он том, что старость уходит гордо, и лишь юность скорбит в печали. Но тот, кто написал эти строки явно сам еще был живым и не собирался уходить в ближайшие часы. Здесь не принято плакать об уходящих и вспоминать ушедших, но слезы пробивались, в носу щипало и хотелось убежать от этой горы, и жить, жить, жить. Бегать по лугам, лакомиться фруктами, вдыхать ароматы цветов, а главное – держать вот так за руку свою маленькую Вэйду.

Пещера Последнего Шага была закрыта. Прям возле порога разложили белоснежную скатерть, а на нее – всякие вкусности. Был тут и овечий сыр с семенами голубых незабудок, и густой компот с пряными травами, и даже плоская рыба, запечённая между солнечных камней – каждый принес то, что любил больше всего на свете, чтобы уходящий мог надолго запомнить свой последний день.

Ближе к вечеру дверь открылась – за ней никого не было. Никто не ждет тебя за чертой горы, никто не проводит дальше порога. Там ты одинок и бессилен. Дед встал. Обнял каждого, кто пришел на его похороны. Последней он обнял Вэйду. Уткнулся носом в ее макушку, глубоко вдохнул, а потом заговорил быстро-быстро

– Я смерти не боюсь, и ты не бойся. Я ж всегда думал, что как умру, так с бабкой своей и встречусь – а вдвоем не страшно, да и веселее. А потом, когда травинку в ручье увидел, понял, что нет ее, смерти. Совсем нет. Вот я сейчас в эту дверь войду, а потом где-то выйду. Только боюсь, не узнаю никого, как ты двенадцать лет назад не узнала.

Дед еще раз обнял Вэйду, поцеловал ее в лоб и сделал шаг через порог. Дверь закрылась.

Вэйда смотрела на закрытую дверь, там остался ее самый дорогой человек, ее друг, ее наставник. И если все так как он говорит, то где-то в Летурии скоро закричит новорожденный малыш, который никогда не узнает ее среди тысяч других. А если ты ничего не помнишь – это и есть смерть. Самая настоящая. Сколько бы ты жизней не прожил, ты каждый раз умираешь по-настоящему. Забвение – в этом суть смерти.

–Чщ-чщ-чщ, ну чего ж ты так разревелась, девочка моя, что ж ты так надрываешься? – теплые, мягкие руки качали маленькую королеву. На этих руках ей стало спокойно и Вэйда снова уснула.

В новом мире все было по-другому. Солнечные дни сменялись дождями, иногда с неба падали белые хлопья снега – все иначе, все в разы интереснее. Вэйда с одинаковым восхищением смотрела, и на проезжающие мимо машины, и на бегущих мимо людей. Но больше всего ее поражало разнообразие всего живого: животные, птицы и даже желтеющие листья на деревьях приводили ее в полный восторг. Рожденная тринадцать раз, видевшая сотни жизней, она и представить не могла, что мир так огромен. Еще недавно ей казалось, что она знает все, а теперь ей это все приходилось познавать заново. Неутолимое любопытство даже заглушило на время желание быть той самой Тринадцатой дочерью Великой Летурии. Но даже если бы она захотела забыть о своей сущности, кто-нибудь обязательно напомнил бы о ее непохожести. И даже любящие ее родители со стыдом опускали глаза, когда вдруг некстати звучал вопрос: и в кого ж она у вас такая? «А таких больше нет», – шутя отвечал отец, и отчасти был прав.

К шестнадцати годам Вэйда превратилась в настоящую красавицу. Теперь люди оборачивались, восхищаясь – таких действительно больше нет.

Высокая, стройная – но таких тысячи, мог бы возразить любой. Но нет, стоит увидеть, как понимаешь ее совершенство. В каждом движении столько грации, пластики и силы, что хочется поклониться и казать: «да, моя королева». Трудно сказать, кто чем восхищался, одни – необычным цветом кожи – словно золоченая бронза, другие – необыкновенными глазами – яркими, сияющими жемчужным фиолетом, третьи – острым умом и мудростью мыслей, но все сходились к единому мнению, что эта девочка – совершенна. Единственный минус – это волосы. Бесцветные, как небеленый лен, тонкие и совершенно прямые. Казалось бы, что в наше время это совершенно не проблема, но только волосы не поддавались окрашиванию и не держали форму, как бы не старались кудесники-парикмахеры. Проблема тонких палочек была решена короткой стрижкой, с ней Лили стала выглядеть немного старше.

Именно в шестнадцать, Вэйда подошла к матери для серьезного разговора. Очень жаль, что отец как обычно в экспедиции, но время пришло.

– Мама, как бы странно это не звучало, я прошу выслушать, и выслушать внимательно, не так как тогда, когда ты потащила меня к психиатру.

– Когда это я тебя тащила? – удивленно подняв бровки, спросила Мария.

– Четырнадцать лет назад. На следующий день после моего дня рождения.

– Ну ты же не можешь помнить, тебе было то всего два годика. Да и повод был печальный.

– Я помню, я все помню. Я даже помню, какого цвета пеленки были в роддоме.

Мария села на стул – ноги не держали, руки слегка тряслись, сердце хотело вырваться из груди. Тогда, четырнадцать лет назад она так же тревожно себя чувствовала, и ничего лучше не придумала, чем бежать к знакомой психиатричке, потому что дочь сошла с ума. Вдруг заговорила на тарабарском языке, запретила называть себя Лилей, придумала себе иностранное имя, и сказала, что пришла в этот мир, чтобы умереть.

– Ты не можешь помнить, – дрожащим голосом повторила мама.

– Ма, ты не переживай так. Просто выслушай и прими.

– Угу, – кивнула Мария, мысленно вспоминая номер телефона того самого психиатра, который сказал не волноваться, что ребенок мультиков пересмотрел. Что все пройдет. Потом глубоко вдохнула и сказала: Говори, я слушаю. Внимательно и спокойно.

– Я попробую из далека. Ты веришь в переселение душ?

– Не то, чтобы верю, но не исключаю.

–Тогда будет проще. Будем считать, что моя душа – это душа древней королевы, которая должна была родиться тогда, неведомо сколько лет назад, а случайно родилась теперь.

–И?

– И то, что я не знаю почему так произошло, но если так случилось и я родилась, то для этого есть причина. И причина очень серьезная.

– Ну допустим. И послать подальше эту причину и жить дальше, как обычный человек ты не можешь?

– Нет, мам, я не могу. Давай нальем чаю, и я тебе расскажу старую сказку, а потом ты мне посоветуешь, что и куда послать.

Мне было двенадцать, когда Тихая Гора заревела. Страшный гул стоял над островом несколько часов. А когда все успокоилось мы услышали призыв. Обычно все важные дела решались на площади, но теперь все шли к подножию Тихой горы. Обычно она мурчит, как довольный котенок, но теперь она то затихала, то прерывисто вздыхала, то переходила на рык.

Люди шли из всех городов Летурии, мы даже дождались ушедших в море рыбаков. Все до единого пришли на призыв Незримых сестер.

– Грядет беда, беда, которой никогда не случалось. Тысячи лет Тихая гора служила нам защитой, не требуя ничего взамен. Но и она нуждается в помощи. Каждый из вас может стать спасителем своего народа, героем, почитаемым в веках – так говорили сестры, а по рядам был слышен ропот и выкрики желающих.

– Вы должны подняться на гору и спуститься в самое ее сердце. Вы никогда не вернетесь обратно, вам придется идти через боль и страх, вам нельзя остановиться и повернуть назад. И главное, вы не должны сожалеть о своем выборе. То есть, ваша душе должна принадлежать народу, не цепляясь за тех, кого вы зовете семьей.

Ропот стал сильнее, а желающих все меньше. Каждый думал, как жаль оставлять то, что так любишь. Пострадать не жаль, но оставить – это трудно. И я думала. Я думала, что будет, если никто не спустится к сердцу горы? Я смотрела на родителей, как они держаться за руки, и отец вытирает слезы на щеках матери, как старший брат обнимает свою жену, а она двумя руками схватилась за живот – скоро у них должен появиться малыш. Мне стало безумно жаль всех этих людей – у каждого есть то, что он не может оставить, а у меня был дед, но он умер пару месяцев назад, и возможно он ждет меня там под горой, а возможно его душа уже родилась в одном из младенцев, и я хочу чтобы он жил, жил даже не помня обо мне. И я сделала шаг вперед. Было тихо. И сквозь тишину я услышала шёпот мамы: «Вэйда, девочка моя, ты куда?». Но я шла не оборачиваясь. Мне было так легко, я хотела крикнуть: живите люди! Мне не было страшно, я не чувствовала себя героем, а за спиной уже кричали: «Ore, Vayda», что означает – слава мне.

На самом краю жерла Тихой Горы меня ждала одна из молчаливых сестер. Они все одинаковые, в коричневых балдахинах – не видно ни рук, ни ног, ни лица. Да и говорят они, как голоса в голове. Эта была в черной, правильнее сказать, что накидка когда-то была черной, теперь стала грязно-серой, неровно выцветшей. Ее называли Матерью, и крайне редко видели, так редко, что ее существование обрастало легендами.

В общем, Мать объяснила, что я должна сделать. И что в награду мне будет дарована возможность переродиться. Хотя я потом поняла, что это ни разу не подарок, а скорее необходимость. С тех пор, как только сменяется 12 поколений королев, рождаюсь я. Каждый раз я спускаюсь на самое дно адового пекла, чтобы спасти мой народ. Последний раз я не успела родиться, я видела, как толпы людей ждали моего рождения, я видела свою беременную мать, и я видела зеленый дым из жерла горы. И все. Вот я здесь.

Чай давно остыл, по щекам Марии текли слезы.

– Мам, ну и чего ты молчишь?

– Я представила, как маленькая ты, – и мать заревела, отхлебнула холодного чаю, шмыгнула носом, а потом совершенно ровным тоном добавила, – Сейчас же тебе никого спасать не надо?

– Боюсь, что все не просто так. Это мое тринадцатое рождение…, и я должна найти эту Тихую Гору, потому, как если она бабахнет второй раз, то, мне кажется, капец будет всему шарику.

– Ну с чего ты взяла? Даже если вулкан взорвется, ну мало ли таких вулканов? Что в каждый лезть теперь.

– Мам это не вулкан. Это скорее реактор. Раньше, вот в тех жизнях, это была просто гора, а в ней бездна. Но я-то видела ее изнутри. А теперь, пройдя курс элементарной физики, я могу точно сказать, что никакая это не гора, а самый настоящий реактор, который скоро может бахнуть.

– А может он уже бахнул, может это Чернобыль или Фукусима, но ведь все как-то без тебя обошлось

– Я не хочу тебя пугать, но размер Тихой горы в основании несколько километров. Половиной своей гора утопает в море, именно по ней считается разрешенный периметр выхода кораблей в море.

–А что за периметром?

– Старшие говорили, что там чудовища, и в назидание показывали остов корабля, перекусанный практически пополам. Ну а в итоге, как я сейчас понимаю, за периметром были вы – человеческая цивилизация. И по какой-то причине мы друг о друге не знали.

– Тьфу, на тебя. Опять своей фантастики начиталась. Тоже мне Зена, королева воинов, нашлась. Так ведь и до инфаркта довести мать можешь.

–Мам?

– Чайник поставь, а то остыл совсем. С такой дочерью и в кино ходить не надо.

В дверь позвонили. Вэйда опустив голову, пошла открывать.

На пороге стоял отец. Букет белых роз был настолько огромен, что самого отца за ним было не углядеть.

– Слава богу, успел, – сказал отец. Отдал ей букет и крепко обнял, – С днем рождения, доченька.

А потом опустился на одно колено, приложил одну руку к груди, а вторую вытянул вперед, вдруг произнес: «Ore, Vayda! Ore, va kina»

– Tuva ma pato. Ama va kina, – ответила Вэйда. Она обняла отца и разревелась. Впервые в этом мире она услышала близкую ей речь, впервые ее восславили, как королеву.

Мария утирала слезы, глядя на эту идиллию, а в голове проскочила мысль, что психиатров понадобится парочка.

– Пап, откуда ты это знаешь? – вытирая слезы, спросила Вэйда.

– А я, Лилечка. Ой прости – Вэйдочка, учил. Я в экспедиции с мужиком познакомился. На тебя похож. Кожа бронзовая, волосики блеклые и глаза как у тебя, ну может посветлее. Ну, думаю, вот и вылезла правда про жену мою ненаглядную. А потом мозг включил, мужику от силы лет двадцать пять, то есть, он еще пешком под стол пешком ходил. Ну опять же мысль – а у него ж папа есть. Короче я к нему, мол так и так. Фотку твою показываю. А он как заорет это ваше «оре», как давай обнимать-целовать – думал живым не убегу. Вот и рассказал, что ждут они тринадцатого пришествия великой своей Вэйды вот уже две с лишним тысячи лет. И явится она – ты, то есть, – и объединишь и спасешь. Боюсь, Лилька, что скоро вокруг тебя поклонники в буквальном смысле ползать будут и поклоняться.

– Пап, спасибо. Только ирония здесь ни к чему. И, судя по всему, времени не так и много. Ладно, родители, праздник праздником, но колледж никто не отменял. И еще раз спасибо за понимание. Вам, наверное, есть о чем поговорить. Люблю вас.

Но ночь была не спокойна. Те яркие сны о мерном существовании, которые так согревали ее душу все эти году, сменились мрачными воспоминаниями.

Когда тебе всего двенадцать, ты не думаешь о плохом. И жерло Тихой горы – это всего лишь незначительная опасность, к которой не стоит подходить близко. Да и не подходил никто – слишком долго идти, слишком крут подъем и пейзаж с каждым шагом становился печальнее. Редкие чахлые травы не прельщали даже белоснежных коз. А дальше насыпь из серых камней – и больше ничего. Кто первый и кто последний подходил к этому громадному зеву – их имена стерлись в истории, но каждый летуриец с самого рождения знал, что Тихая Гора не любит визитеров. Босые ноги уже исколоты острыми камнями, еще недавно белый балдахин, покрылся пятнами серой пыли. К ободранному подолу прилипли бледно-зеленые колючки (странно, но росли они только здесь, будто ничего доброго эта пустошь породить не может). Репьи цеплялись за платье, тянули свои хилые ветки к ее ногам, словно хотели удержать девочку от страшной беды. Но Вэйда делала шаг и слабые стебли рвались, оставляя свои колючие головки на белом материале чтобы, как напоминание об опасности, колоться о голые ноги. И вот черная бездна. Где-то там в глубине – самое сердце Тихой горы, которое надо успокоить лишь протянув руку.

У самого края виднелась небольшая ступень. Может кто-то вытесал ее в монолите, или может построил – видимо очень давно это жерло уже принимало свою жертву. Именно эта мысль подбодрила сделать первый шаг. Если есть ступени – значит там уже были люди, такие же как она, пусть даже очень давно, но были.

Ступени врастали в стену. Были они узкие – едва помещалась ступня, но хуже было то, что лестница – это неровные выступы без какого-либо намека на перила. Чтобы не сорваться вниз приходилось прижиматься к стене. А вот стена была идеально гладкая, теплая и немного влажная. Вот так шаг за шагом, обходя по кругу эту Тихую громадину, Вэйда спускалась вниз. Медленно. Слишком медленно. Но быстрее не получалось совсем. Пройдя полный первый круг, Вэйда заметила, что стало теплее, на стенах появились крупные капли, которые так и норовили скатиться на ступени. Чтобы отвлечься от мыслей и страхов Вэйда решила считать ступени. Один – почти шепотом произнесла девочка. Один, один, один – разнеслось эхо на разные голоса и утонуло где-то на самом дне. Вэйда поежилась – лучше считать по себя.

Четыре тысячи пятьдесят две. Всего два витка. Каждый виток шире предыдущего, и сколько таких витков – кто бы знал. Пять тысяч восемьсот три. Вэйда посмотрела вверх. Теперь огромное жерло казалось не таким и большим – но сквозь него было видно солнце и кусок вечно синего неба.

Платье взмокло, прилипало к ногам, что очень усложняло продвижение вперед. Дышать становилось сложнее с каждым шагом. Воздух был плотный, тяжелый и пах болотной тиной. На ступенях хлюпала теплая вода, гладкие стены были покрыты не просто каплями, а мерзкой слизью, на которой эти самые капли застывали на мгновение, чтобы скатиться на каменные выступы.

Семь тысяч девятьсот двадцать. От этой жары кружилась голова. Хотелось пить. В горле саднило. Вэйда вытерла мокрым рукавом лицо, но от этого стало хуже. Казалось, что ткань утратила свою мягкость, стала как кора старого дерева, обдирающая кожу до самых костей. Пот мешал смотреть вперед, глаза слипались, а влажные руки только размазывали жижу по лицу. Она снова посмотрела вверх. Небо потемнело, но еще давало достаточно света, чтобы видеть дорогу.

Одиннадцать тысяч и сколько-то там еще. Сил считать уже не было. Голова кружилась, тошнило, ноги утратили чувствительность. Хотелось прыгнуть вниз, чтобы все это закончить. Еще один взгляд вверх – теперь жерло не больше окна, в которое ей по ночам светят звезды. Светили. Если вот сейчас я увижу хоть оду звезду, то у меня все получится – загадала она, и стала всматриваться слипшимися глазами в такое далекое теперь небо. Всегда ясное небо улыбнулось в ответ тремя звездами в ряд. Может это была одна, просто в глазах уже двоится. Но три лучше, чем одна. И Вэйда сделала уверенный шаг вперед.

Круг, еще круг – небо давно перестало показываться. Эти два круга она шла в абсолютной темноте. Плотно прижавшись к горячей стене, она непослушными ногами нашаривала ступени. Воздух был горячим, как песок в жаркий день и каждый вдох причинял боль, так же, как и каждый шаг и каждый миг. Наверное, в этом и есть суть жертвы – пройти через боль. Вечную жизнь в награду не давали бы если бы все было просто. Да и дадут ли. А если жизнь – это память, то хочет ли она помнить этот ад, которому просто не видно конца.

Пальцы на руках стали тяжелыми и непослушными. Они уже не болели, их словно не было, хотя она их еще чувствовала, но как посторонние предметы. Ноги просто шли. Они сами шарили в ночи, выискивая очередной выступ, словно у них была цель – донести это тело до последней ступени. Мыслей не было. Уже не страшно было упасть, а даже наоборот, падение казалось освобождением. Но шаг за шагом ноги упорно наступали на твердый скользкий выступ, не давая сорваться.

Бледно-желтое свечение показалось впереди неожиданно, оно росло с каждым шагом, а вместе с ним становилось жарче. Хотя куда уже жарче.

Шаг, еще, и еще. Свет стал ярким, хотя в глазах все расплывалось и казалось туманным. Смотреть на этот свет было больно. Вэйда прищурилась и посмотрела вниз. Платье бурыми пятнами прилипало к ногам, пальцы на руках разбухли и были похожи на вареную рыбу. Рукава застыли коричневой коркой, а там, где все ещё оставались куски живой плоти поры сочились кровью. Вэйда хотела закричать, но кроме сиплого хрипа ничего не получалось.

Шаг, еще и еще. Как эти ноги могут еще ходить, как это тело может еще держатся? Вэйда шагнула в светящийся проем и протянула правую руку вперед. Опухшие пальцы коснулись чего-то твердого. «Код принят», – сказал приятный женский голос, и всё вокруг погрузилось в приятую прохладу и тишину. Не было больше боли – только покой, только прохлада.

Вэйда открыла заплаканные глаза. Двенадцать раз она приносила себя в жертву. Двенадцать раз рожденная, она так и не жила. У нее никогда не было любви, детей и даже родителей. Она всегда принадлежала народу. Хочет ли она снова пройти этот путь – нет. Здесь, в этом огромном мире можно спрятаться, прожить долго и счастливо рядом с мамой и папой, выйти замуж хоть за соседа с третьего этажа, нарожать детишек, и впервые за сотни лет прожить настоящую жизнь. Все-таки забвение – это не смерть. Забвение – это возможность прожить по-другому. Но почему какая-то непреодолимая сила тянет ее собрать остатки своего народа, который, оказывается все это время ждал ее возвращения. Почему она должна снова всех спасать? Да и от чего? Люди живут, работают, любят, а страдать за их счастье должна опять она. Вечная жизнь – непосильная ноша для простого человека. Так думала Вэйда, великая и милосердная мученица. И мысли эти перешли в сон, спокойный и тихий, чтобы дать новые силы новому дню.

Глава вторая

Хочешь или не хочешь, но предназначение найдет тебя обязательно

Новый день начался неожиданно, когда на паре по истории появился новый препод. Молодой, загорелый блондин в темных очках, казалось, воплотил в себе все девичьи мечты. Историк представился Борисом Николаевичем и назвал себя специалистом по древностям. И сразу, отвлекшись от предыдущих тем, начал задавать вопросы о том, какие древние цивилизации знакомы студентам.

– Египет.

– Замечательно, но тут все спорно.

– Китай.

– Отлично, но могу поспорить.

– Шумеры.

– Ух ты, тоже подойдет.

– Греция.

– Вполне приемлемо.

– Армения.

– Ну, называлось-то иначе, но действительно богата историей.

– Индия.

– Возможно, прям колыбель цивилизаций. А еще глубже?

Аудитория перебирала в уме все, о чем когда-то слышали, где-то читали, кто-то по-тихому, склонившись под парту, набирал запрос в смартфоне. Но уже через десять минут варианты закончились.

– Что ж, знания, хоть и поверхностные, у вас имеются – и это радует. Но сегодня я бы хотел поговорить о древнейшей цивилизации. Той, о которой нет ни слова в учебниках, и только иногда можно увидеть вскользь в мифах уже названных вами древних миров. Кто-нибудь слышал про Летурию? Где-нибудь упоминалось то слово?

Студенты закачали головами, пожимали плечами, переглядывались, и только Вэйда выпрямилась как струна – теперь она ловила каждое слово. Только теперь она обратила внимание, что бронзовый загар и не загар вовсе, а именно цвет кожи. Такой же, как и у нее, ну может чуть темнее, и солнце оставляет на коже золотые отблески. И волосы не белые, а цвета беленого льна, блеклый белый с грязнинкой, да и очки, наверное, тоже не с проста, а чтобы вот так сразу не бросалось в глаза сходство с одной из студенток.

– Летурия потому нам неизвестна, что люди жили абсолютно обособленно – вообще никаких внешних контактов. Но многие из вас слышали об Атлантиде, – аудитория оживилась, – Так вот, именно так ваши, – он сделал ударение на слово «ваши», – Предки называли таинственную и неприступную цивилизацию летурианцев, ну или атлантов – как кому удобнее.

Впервые об Атлантиде мы узнаем от Платона, а это, на минуточку 360 год до нашей эры. Так вот Платон саму Атлантиду не видел, а услышал о ней от Сократа, которому сказал Критий, который узнал от своего отца Дропида, которому рассказал Солон по возвращении из Египта. Можно ли назвать всех этих людей достоверным источником? По нашим меркам – нет, но по меркам того времени – очень даже уважаемые люди, которые просто так ничего болтать не будут. Но все, что знали эти люди, так это то, что был такой остров, и люди там были, но давно. И главное чудо, что остров в один день ушел под воду. Есть ли у вас варианты, что ж такого могло случиться?

– Землетрясение.

– Не удивил. Вот представьте себе, какой силы должно быть землетрясение, чтобы целый остров, и, судя по всему, совсем немаленький, скрылся под водой. По мне так это больше 10 баллов. Даже если тряхнуло с такой силой в море, то тут должна подняться волна метров на тридцать и затопить все прибрежные районы. То есть, мы бы не услышали в пересказах, как остров исчез, а услышали бы как огромная волна поднялась из пучин и поглотила все на своем пути, и боги моря опустили на дно Атлантиду. Но нет. Ни о землетрясении, ни о цунами нет и словечка. Все тихо – раз и нет.

– Может это был плавучий остров, и что-то поломалось. И всем кирдык.

– Вот это мне больше нравится. Мы не забываем – это была высокоразвитая цивилизация, а из того, что мы находим и изучаем, мне кажется, что технически летурийцы превзошли наше современное общество. И главным моментом, который косвенно подтверждает мою теорию, становится легенда Летурии о тринадцатой королеве. Каждые 12 поколений рождается королева, которая спускается в самое жерло местного вулкана, чтобы усмирить его и дать еще двенадцати поколениям тихую и сытую жизнь.

– А в чем проблема. Всегда жертвы приносили.

– Это ты правильно заметил. Только жертвы не всегда давали искомый результат. А тут все по-честному. Королева спускается по узким ступеням в черную бездну, которая выплевывает зеленые облака дыма, и как только она достигает дна всякое недовольство горы прекращается еще лет на пятьсот.

– Почему пятьсот?

– Я в среднем беру. К примеру, средняя продолжительность престолонаследия 40 лет. Умножаем на 12, получаем 480, ну и сама Вэйда должна ж хоть немного пожить, не младенцем же ее в вулкан спускать? – в аудитории послышались смешки и циничные шуточки, но Вэйда не реагировала, она слушала, впитывала каждое слова, вспоминала, все свои жизни, свой тихий, всегда теплый остров. Теперь, уже в этой жизни она понимала, что тот мир был действительно развитой, что они не только пасли коз, из шерсти которых делали одинаково белые одежды, не только пахали землю, которая давала урожай каждые три месяца, но были действительно потомками величайшей цивилизации. Вэйда вспомнила свою первую школу, где Незримые Сестры рассказывали о строение земли, о далёких звездах, вспомнила, что на столах лежали прозрачные букины, куда ученики записывали задания специальными тонкими палочками. А букины похожи на современные планшеты, если оставить только один прозрачный экран. Только никто из детей не спрашивал, как все устроено, никто не пытался добраться до звезд. У Вэйды покатилась слеза, ей как-то вдруг стало ясно, что ее мир был обречен, что они уже тогда откатывались назад. Получив в наследство возможности стать ещё более развитыми, ее народ ничего более не сделал. Они просто жили, не оставляя после себя ничего. Стоило ли спасать их, может и нужна была эта катастрофа, чтобы встряхнуть ленные умы, чтобы начать заново.

– Ну так вот, – голос Бориса Николаевича вернул Вэйду в реальность, – Рождения Тринадцатой королевы ждали все. Народ Летурии собирался на площади возе королевского дворца и скандировал: «Ore, Vayda! Ore, va kina!», что означало – славься Вэйда, славься наша королева!

Вэйда встала с места и, сама не понимая почему, вдруг произнесла: «Tuva ma pitoc. Ama va kina»

– Лилька, ты что очумела, ну-ка сядь на место, – прошипела полушепотом однокурсница, по совместительству лучшая подруга, но Вэйда ее не слышала, она смотрела на учителя, который тоже не сводил с нее взгляд.

Борис Николаевич опустился на одно колено, правую руку положил на грудь, а левую вытянул вперед ладонью вверх: «Sherve ma kina», – произнес он негромко, но Вэйда услышала, улыбнулась, подошла ближе, положила свою руку ему в ладонь и сказала уже на русском: я принимаю вашу службу, отныне вы принадлежите мне.

– Вот так, встречали королеву-спасительницу. Спасибо, кстати, как вас зовут?

– Лиля, Иванова Лиля, – тихонько сказала Вэйда

– Так вот, большое спасибо, Лилия, что помогли мне в этом маленьком спектакле.

Вэйда вернулась на место – мальчишки игриво улыбались, девчонки хлопали и хихикали – время истории закончилось.

– Ну Иванова, ты даешь. Ты откуда вдруг на древне-атлантском заговорила? – спросила Наташка.

– Не знаю, само вдруг, – пожав плечами ответила Вэйда.

– Капец фантастика, может в тебя полтергейст вселился?

– Или я ведьма, – залилась звонким смехом Вэйда.

В вестибюле колледжа стоял Борис Николаевич, увидев Лилю, он как бы невзначай ее окликнул.

– Иванова, можно вас на минутку?

– Да, Борис Николаевич, вам можно, вы ж теперь мой верный слуга, – съехидничала Лиля

Они отошли к окошку, там, где потише и Борис снял очки. Вэйда выдохнула – на нее смотрели прекраснейшие из глаз, таки еже яркие фиолетовые, как и у нее.

– Нам есть о чем поговорить, моя королева. И я приглашаю вас на чашечку кофе.

Лилька махнула Наташке, чтобы девчонки ее не ждали. Подружки протянули громкое «ооо» и как-то не очень хорошо захихикали, но Вэйду это уже не волновало. Все, что она хотела, это быть рядом с Борисом, пить с ним кофе и узнать, наконец, что же случилось с великой когда-то Летурией.

Кофе для Вэйды стал ритуальным напитком. Для каждого момента был свой вариант. Но для этой беседы она никак не могла понять, что же подойдет лучше. Эспрессо – слишком официально, флэт-вайт – его лучше утром и в одиночку, фредо – это кофе-сюрприз, а сюрпризов уже хватало, поэтому выбрала капучино, щедро присыпав пенку ароматной корицей. Само то, должно быть что-то домашнее, теплое, словно встречаешься с давней подругой, которую не видела лет сто.

Пока Вэйда думала, как и с чего начать разговор, Борис Николаевич взял ее за руку, прислонился к ней лбом и тихо произнес: Вы не представляете, как долго я, как долго мы все ждали этого момента. Мы, как евреи, хранящие тору и верящие в приход мессии, как христиане, ждущие второго пришествия, век за веком передавали легенды и святые для нас реликвии. Мы свято верили, что этот день настанет.

Вэйда сделала глоток кофе – несколько приторно и слишком пряно, прям как этот разговор. Еще совсем недавно, до этого рождения, она с удовольствием принимала подобные речи восхищения и лести, но теперь ей было неуютно – не этого она ждала, не этого хотела.

– Борис, – она сделала паузу, – Николаевич, давайте проще. Я пропустила пару тысячелетий, поэтому у меня очень много вопросов. Вы, как я поняла, знаете больше. Поэтому без пафоса – я спрашиваю, вы – отвечаете, – историк кивнул в ответ.

– Первое, что меня интересует – что случилось? Что доподлинно известно, что за легенды?

– По нашим подсчётам примерно две с половиной тысячи лет назад на Летурии случилась трагедия. Тихая гора не дождалась своей жертвы и бахнула, а потом волны цунами поглотили остров.

– Цунами? Вы только что на лекции говорили, что если бы было цунами, то это как-то отразилось бы в других источниках.

– Да. Я историк, я, конечно, могу притянуть за уши всемирный потоп – но это из другой оперы. Я ищу факты – а их нет. Зато есть реликвия. Есть древний пергамент, и не один, где рассказывается о случившемся.

– И кто же автор?

– Тут все неоднозначно. Авторства нет и никогда не было. После трагедии часть людей оказалась на берегу – наверное волной принесло, или чудом каким. В разных частях Африки, на берегах Испании, Франции, Англии и даже по ту сторону Атлантики (это мы потом уже узнали) были группы спасшихся, человек по сто обычных людей и одна Незримая Сестра на группу. Таких групп было 12. В среднем полторы тысячи молодых, крепких мужчин и женщин. Ни детей, ни стариков не осталось.

– Интересно. Интересно и непонятно. Ну с этим потом разберемся. И что со свитком?

– У этой самой Сестры, при чем у каждой, был свиток. Которые до сих пор есть, их можно увидеть, потрогать, и можно было бы прочесть, если ы знали как, – за это время он не пожелтел, не рассыпался, не истерся – ни один из 12.

– Какой вы долгий. В свитке что?

– Стихи. Пророчество. Наставление. Каждый из нас с самых ранних лет знает его наизусть.

Вэйда подняла удивленно бровь, сделала глоток кофе, – Читайте, – сказала она по-настоящему королевским тоном.

Борис Николаевич немного стушевался, еще разок посмотрел на свою королеву, сел поудобнее, прикрыл глаза и в полголоса стал читать:

Тихой горы урчание сбито тревогой,

Нетерпеливая жертвы своей не дождалась.

Ядом дыхнула и рокотом злым поперхнулась.

В день, когда Вэйда великая только рождалась.

Жатву кровавую глыба горы собирала.

Падали люди на землю, трясущую недра.

Некогда благо дающая – все убивала.

Всех, кто остался с собой соберет только Вэйда.

Крики младенцев и женские стоны утихли.

Смерть забрала тех, кто слаб – им уже не вернуться.

Голод и мор, и кровавые язвы на теле.

Ждет уцелевших и дни их тоже прервутся.

Рокот горы с новой силой раздался.

Желтое пламя рекой разливалось по склонам.

Мертвый ручей полыхал и с горою сливался.

Землю родную наполнило плачем и стоном.

Рухнуло небо на землю звездчатой сетью.

Волны морские вздыбились черной пучиной.

Молнии хлещут по людям раскатистой плетью.

Мрачные воды Летурии стали кончиной.

Дети Летурии, адово пламя постигли.

Выживших мало, но тем ваша жизнь и дороже.

Путь ваш тернист и тяжел и дорогою длинной

Веру в свое первородство на землях чужих сохраните.

Верность храните тринадцатой дочери, Вэйде.

И через двадцать веков и еще пять она возродится.

Путь через звезды укажет к великому дому царица.

Вечность даруя собой, вам летурийцы.

– Ну, как-то так, – произнес Борис.

Вэйда молчала. Она представила весь тот ужас, который пришлось пережить ее братьям и сестрам – ее народу. Она слышала крики, стоны и проклятия, видела руки, сложенные в мольбе, видела матерей, рыдающих над телами своих детей, и не понимала, почему вдруг это случилось.

– А потом?

– Что потом? – переспросил историк.

– Люди выжили, все в разных местах, как они узнали о друг друге?

– Может быть так, – Борис закатал рукав и показал запястье.

– Это татуировка?

– Не совсем. Это печать. Каждому младенцу ставят на запястье. Все они немного отличаются. Вот смотри, – он вдруг неожиданно для себя перешел на ты, – Круг, в нем одиннадцать знаков: земля, вода, ветер, звезды, солнце, луна, гора, дерево, животное, рыба, время (ну, это я так думаю, на самом деле это песочные часы), а в центре – человек. Это мой клан. Мой центр говорит о принадлежности к клану. И все это как бы на ветвях огромного древа.

– А я к каком клану принадлежу?

– Ты? Ты никому не принадлежишь. Мы все принадлежим тебе. Лет триста назад был собор старейшин, так они чуть не передрались, доказывая, что именно они достойнее остальных, чтобы тринадцатая дочь родилась в их клане.

– И?

– И пришли Незримые сестры. И сказали, что королева возродится в положенное время среди людей.

– А они?

– А они согласились, что так будет лучше – с Сестрами спорить никто не смеет.

– Подожди, значит Незримые сестры до сих пор существуют?

– Ну да.

– Мне необходимо к ним.

– Все возможно, но всегда есть одно, но. Храм Молчания находится на Кипре.

– И в чем, но?

– Да хотя бы в том, что тебе всего 16, что необходимо согласие родителей, что это далеко, что у тебя учеба.

– Ты не догоняешь немного. У нас времени мало. Если я опоздаю, то учеба моя никому не понадобится.

– Это почему? Ты что-то знаешь?

– Я вижу сны. Плохие сны. И раз все так быстро закрутилось, а в случайности я давно не верю, то действовать надо прямо сейчас. Собирай народ, ехать на Кипр, найти эту чертову Атлантиду и предотвратить беду.

– Какую беду, Вэйда? Мы не на острове, не на вулкане, мы живем в нормальной цивилизации, где есть свои проблемы, но в целом все хорошо. Даже если где-то вулкан и бабахнет, то современные технологии позволяют об этом предупредить, людей эвакуировать. Так что, не все так страшно.

– Давай Борис, ты все хорошо обдумаешь, мне тоже есть о чем подумать. И да, – Вэйда сделала паузу – Это был не вулкан. Я там была, и я знаю, ЧТО видела.

Вэйда допила давно остывший кофе и ушла не прощаясь.

Домой шла медленно, много думала, не замечая ничего вокруг. В любой другой день Вэйда бы смотрела по сторонам, вдыхала и запоминала каждый запах, слушала как щебечут птицы, любовалась бы нежной листвой. Вокруг была весна, весна, которую тринадцатая королева полюбила с самых первых дней. Здесь было столько жизни, столько ожиданий, мечтаний, столько звуков, столько запахов – столько всего, чего никогда, ни в одном своем перерождении, она не видела. На Летурии всегда было одинаково. Всегда комфортно и тепло, всегда зеленая трава. За городом паслись белоснежные козы, там вон поле с кукурузой, а там сады, а с другой стороны, ряды разноцветных азалий, из цветов которых Сестры делали чернила и краски. А возле Мертвого ручья – целый лес крупнолистов, из них выходили тончайшие писчие листы. Никогда ничего не менялось. Здесь же каждый день дарил новые впечатления: диковинные растения, разнообразие красок, животные, птицы, насекомые – и все это цветет, пахнет, щебечет, жужжит и шуршит – этот мир в миллионы раз прекраснее, и одна жизнь здесь наполненней и ярче тысячи жизней там.

Но сегодня все мысли были о другом. Ей не давало покоя эта корявая стихотворная легенда. В ней все не так. И мысль о далеком Кипре, о возможности там найти ответы тоже, не отпускала.

– Ма, мне срочно надо на Кипр, – еще не закрыв дверь, прокричала Вэйда с порога.

– Вот, прям сейчас и поедем. Ты на Кипр, папа – на Бали, а я – на Мальдивы, – по-доброму засмеялась мама, – Девочка моя, как бы я хотела весь мир с тобой объехать, но, к сожалению, ни Кипра, ни Мальдив, мы с тобой пока не увидим. С моей зарплатой воспиталки и папиной мы даже в Ялту не уедем, – Мама вздохнула и обняла дочь.

– Мне очень надо. И чем быстрее, тем лучше.

– Лиля, сядь и давай поговорим, как взрослые люди. Хотя да, ты ж у меня взрослая женщина. Вот просто посмотри сколько стоит путевка, и виза нужна, – мама снова вздохнула, – И отпуск у меня только в августе, а у тебя сессия в июне только закончится – так что даже теоретически никак не получается.

– Хорошо, мам. А вот если я найду способ, или вдруг, а оно именно все будет вдруг, то ты дашь мне разрешение ехать?

– Знаешь, милая, я буду только рада за тебя. И, если такое возможно, то мы с папой сделаем все, что в наших силах.

Лилька подскочила к маме и расцеловала ее в щеки, а потом тихонько прям в макушку сказала, что ее очень любит, и что она лучшая мама на свете.

Впервые за все эти шестнадцать лет Вэйда спала спокойно, она не видела снов, ее словно выключили, чтобы дать набраться новых сил. От нового дня она ожидала чуда, но чуда все не было. Не было и Бориса Николаевича, а ей так необходимо было с ним поговорить.

– Иванова, – услышала она знакомый голос, когда уже выходила из здания колледжа, – Лиля, можно вас на минуточку?

Вэйда подошла к педагогу, улыбнулась и как-то не совсем уверенно поздоровалась. Потом взяла себя в руки и уже твердым голосом проговорила: «Да, Борис Николаевич, конечно, можно».

– Мне, кажется, мы с вами вчера не очень хорошо расстались. Я понимаю, что я многого не понимаю, что я не вижу всей картины целиком, не знаю вашей цели. И что еще хуже, я пытаюсь, пытался вам давать советы.

– Ладно, Борис, это было вчера. Сегодня у меня иная задача. И первое, что мне надо – это увидеть оригинал этой легенды.

– Оригинал? То есть на летурийском?

– Да. Надеюсь, у вас есть.

– Есть, но дома в компьютере. Я как-то давно сфотографировал. Тайком. Все хотел сам перевод сделать, но так ни разу и не открывал.

– Вот, и хорошо, что не открывал, значит, глаз не замылен. Поехали?

– Поехали куда? – растерянностью спросил учитель.

– К вам. То есть, к тебе.

– Вэйда, как бы тебе объяснить, здесь так не принято, – он немного замялся, – Не принято, чтобы студентки, да еще такие юные, ходили в гости к преподавателям. Это, как бы помягче сказать, осуждается и даже наказывается.

Вэйда засмеялась, так звонко, так по-детски, а потом вдруг стала серьезной и взрослой.

– Борис, если мы будем ждать, когда я вырасту, то, боюсь, нам уже ничего не понадобится. Поэтому давайте без всяких оглядок поедем и расшифруем эту чертову тайну. В конце концов, я здесь королева, а вы перед всей аудиторией поклялись мне в верной службе, – и она снова засмеялась.

Дома у Бориса царил хаос. И в этом царстве бардака он легко ориентировался. Ноутбук был извлечен из-под кресла, зарядка к нему нашлась в корзине для белья, а единственный свободный стул – на маленьком балконе.

– Ты прям слуга хаоса, – улыбнулась Вэйда.

– Извини, я ж гостей не ждал, а мне вроде бы нормально – все всегда под рукой.

– Или под ногой, – сказала Вэйда, споткнувшись о пустую чашку.

– Еще раз извини, – сконфужено и тихо произнес Борис.

– Ладно. Время на извинения тратить не будем. Мне нужен лист бумаги, а лучше тетрадь и простой, хорошо отточенный карандаш – насколько реально найти мелкие предметы в этом доме?

– Ты будешь смеяться, но рабочие инструменты педагога всегда на месте.

– О, и где же этот тайник?

Борис подошёл к заваленному бумагами, книгами и журналами столу, открыл верхний ящик – и Вэйда открыла рот от удивления – идеальный порядок: ручки были разложены по цветам, карандаши – в пенале, и все идеально острые, как она любит. В тумбе стола оказались тетради. Осталось только на столе найти место для работы.

– Борис. Я бы тебе предложила помощь в уборке хотя бы стола, но думаю, ты один знаешь степень важности и нужности каждой из этих бумаг. Поэтому я пошла на кухню ставить чайник, и к моменту его закипания, будь так любезен, освободи мне хотя бы треть рабочей поверхности.

Чайник ставить ей очень не хотелось – это потерянные пять минут. Целых пять минут, которые она смогла бы потратить на древнюю, неведомо кем написанную, легенду.

Чай был дешевый в пакетиках и пах свежим веником. Чтобы убить этот вкус и запах Вэйда положила в чашку уже третью ложку сахара – без толку.

– Гадость, правда? – с улыбкой спросил Борис

– Не то слово. Где вы это берете? Я, пожалуй, куплю пару пачек для нашей соседки. В день по три раза заходит, то соли ей дай, то сахара, вчера как раз за чаем заходила – достала уже. И ведь, главное, зашла-взяла-ушла, так нет же ей все про всех узнать надо, на всех других – пожаловаться. И бу-бу-бу, бу-бу-бу, а сама мне в глаза так и пялится – специально для нее куплю.

Борис слушал и смотрел, не отрывая от нее глаз: такая юная, вздорная, милая и такая взрослая, уставшая одновременно.

– Хватит ерундой страдать, уже полчаса потеряли, а мне в семь надо дома быть.

Ноут был старенький, в правом углу темнела трещина с подтекшим пикселем – но ведь нет никакой разницы, когда перед тобой великая тайна.

Тайна оказалась нечеткой, качество фотографии оставляло желать лучшего, а при расширении и вовсе терялись очертания.

– Лупа есть? – без надежды в голосе спросила Вэйда. И уже через минуту на столе лежало желаемое.

–Да тут все не так. А перевод кто делал?

– Сестры и делали. Тут такое дело – он сделал паузу – летурийцы не умели читать и писать.

– В смысле не умели? У нас каждый человек к пяти годам владел счетом, грамотой, литературной речью. Кто вообще тебе эту чушь сказал?

– Вот, у тебя своя истории, а у меня своя. После катастрофы люди оказались в разных местах. И при этом они понимали речь и могли говорить вполне сносно на языке тех людей, кто обитал в тех краях. И это сразу. С первых дней, без всякого обучения. Свой язык мы сохранили, а вот письменность – это загадка. Я как историк, имел доступ к некоторым книгам – все написаны в храме. Некоторые мне разрешили сфотографировать для расшифровки, ну а Легенду я сфотал тайком. До меня некоторые ученые пытались, и даже есть небольшие наработки, но до конца всю смесь брахми с китайской грамотой так и не расшифровали. Слишком много знаков и много нюансов.

– Разве? Никогда об этом не думала. Вот сейчас мы и утрем нос великим ученым.

– Тихой горы урчание сбито тревогой – смотри: Нетерпеливая жертвы своей не дождалась – Ядом дыхнула и рокотом злым поперхнулась. Это же совсем не так звучит. Первая строчка: как мурчит гора, а дальше – нетерпеливая, раньше решила родиться, планы нарушив, и цели свои позабыла.

Дальше: В день, когда Вэйда великая только рождалась, Жатву кровавую глыба горы собирала, Падали люди на землю, трясущую недра. Некогда благо дающая – все убивала. Всех, кто остался с собой соберет только Вэйда. А теперь смотрим оригинал: Падали люди и купол открытым остался, в недра творца возвращались тела и их души. Матерь великая всех себе возвращала. Вэйда потеряна, жертвой священной вернется.

Теперь смотри, вот здесь не крики и не стоны – это совсем иначе: Крики младенцев и женские стоны утихли. Смерть забрала тех, кто слаб – им уже не вернуться. А если смотреть в оригинал, то видим другую картину: Крики ликующих в миг тишиной обернулись. Это не смерть, это сон, это только начало.

А теперь все верно: Голод и мор, и кровавые язвы на теле. Ждет уцелевших и дни их тоже прервутся. И с этим все понятно. Кое-что в моей голове уже складывается.

– Вэйда, может в твоей голове что-то и складывается, а по мне так полный бред. Но читаем дальше, моя королева.

– Вот этот кусок, самый длинный: Рокот горы с новой силой раздался. Желтое пламя рекой разливалось по склонам. Мертвый ручей полыхал и с горою сливался. Землю родную наполнило плачем и стоном. Рухнуло небо на землю звездчатой сетью. Волны морские вздыбились черной пучиной. Молнии хлещут по людям раскатистой плетью. Мрачные воды Летурии стали кончиной. Смотри, и рокот, и пламя и волны – все есть, но посыл другой: сдвинулись центры и скрежет раздался и пламя паром гасило морскую пучину, купол сомкнулся. Не небо обрушилось, а купол сомкнулся над домом звездчатой сетью, скрыв под водой на долгие годы Летурию. Ты понимаешь? Это не катастрофа с тысячами несчастных жертв. Это все было специально, и даже заранее спланировано. Летурия должна была уйти под воду. Для этого всех усыпили.

– Ну допустим, – сказал Борис и тут же осекся. Вэйда, хоть и в теле юной девчонки, все же была его королевой, той самой королевой, которую ищут уже двадцать с половиной веков.

– Не допустим, а именно так все и есть. Ну а дальше все по классике жанра: Дети Летурии, адово пламя постигли. Выживших мало, но тем ваша жизнь и дороже. Путь ваш тернист и тяжел и дорогою длинной. Веру в свое первородство на землях чужих сохраните. Верность храните тринадцатой дочери Вэйде. И через двадцать веков и еще пять она возродится. Путь через звезды укажет к великому дому царица. Вечность даруя собой, вам летурийцы. Некоторых из спячки вывели, чтобы они жили среди людей, искали и ждали свою королеву, главное, не забывали, кто они и зачем. Вы же не забываете?

– Нет, моя королева, – Борис встал перед ней на колени.

– Встань. За 16 лет жизни в этом маленьком городишке, я совершенно позабыла правила королевского этикета, – Вэйда погладила его по волосам.

– А что там про путь через звезды? Или тоже напутано?

– Нет все прям дословно. Так же, как и про двадцать с половиной веков. Сколько там говоришь лет назад Атлантида затонула?

– Ориентировочно две с половиной тысячи лет назад. Но точных дат не сохранилось. К сожалению.

– Точных и не надо. То есть первое пророчество сбылось и сбылось по времени тютелька в тютельку. Значит и про звезды не наврали.

– И что со звездами?

– А вот это мне надо узнать. Нам надо узнать. И нам надо на Кипр. В храм. Там все ответы.

– Откуда ты знаешь? Столько времени прошло. Там и книг немного, и фресок настенных нет – я там был, я знаю.

– Мне не нужны книги. Мне нужна Безмолвная Мать – она все знает.

– Вэйда, я понимаю, что ты – пророчество, ты – наша цель и все такое. Но ты пойми, времени прошло слишком много. Матерей этих сменилось тьма, кто-то что-то не досказал, кто-то забыл, кто-то додумал – ну нет сейчас прямых доказательств, если только нет текста.

– Борис, это ты не все понимаешь. Святые Матери не меняются. Она одна. Всегда одна. Она вечна.

– Нет ни чего вечного.

– Пусть так, пусть не вечна, но очень долговечна. И пока она меня не найдет, она никуда не донеся.

– Это почему?

– Об этом мы у нее и спросим. Но сам посуди. Судя по тексту, она всех хотела законсервировать до лучших времен, или мы улететь куда к звёздам должны – это тоже спросим. Но в момент открытия купола я, то есть моя душа потерялась. И вот ради моего возрождения было придумано все это. Вы – моя свита, мой народ.

– Ладно, пусть так. Но что-то я не вижу никакой Атлантиды на карте. Да и за столько времени не осталось от нее ничего. Что мы искать будем?

– Остались вы, я, безмолвные сестры, Святая мать, храмы – этого больше, чем достаточно, чтобы возродить все: язык, традиции, что там еще возрождают?

– Культуру, – дополни ее Борис.

– Молодец, садись – пять, – сказала Вэйда и поцеловала его в губы.

– Моя королева, так нельзя, – но ее рука уже расстёгивала его рубашку

– И-иванова, Лиля, ты не забывай, что ты ребенок, что все это противозаконно в конце концов, – Борис вжался в стену и чувствовал себя подростком, безвольным и беззащитным.

– Я – здесь закон, я – королева. И я тринадцать раз как достигла взрослости.

Вэйда стянула с себя блузку, легкие брюки и осталась в белоснежном белье. Эта бронзовая кожа, с холодным металлическим блеском. Этот контраст с белизной белья – она совершенство. К ней хочется прикоснуться, ее хочется согреть. Руки Бориса нерешительно потянулись к застежке на бюстгальтере. Еще движение – и вот на нагая. Без тени стеснения, без намека на стыд.

– Знаешь, о чем я могла вспоминать в своей вечности? Я вспоминала руки любящих меня мужчин. Их было немыслимо много. Я никогда не имела право на чувства, потому что рождалась, чтобы умереть. Теперь иначе. Все будет не так, я порвала эту нить жертвенности. Я хочу любить, я хочу любить тебя, Борис. Как тебе такое предложение?

– Меня посадят, – тихо сказал Борис и поцеловал свою королеву.

Ближе к утру, когда небо на востоке начинает светлеть, а звезды все еще видно, Вэйда стала метаться во сне, она шептала слова, с кем-то общалась, слушала и отвечала – каждое слово Борис старался запомнить, потом схватил со столика карандаш и тетрадь и стал записывать, уже не полагаясь на свою память – Вэйда говорила на летурийском, и некоторые слова он попросту не понимал. Еще бы знать как это правильно пишется, чтобы точно не ошибиться.

В половину шестого Вэйда открыла глаза. Вид ее был измучен, словно и не спала она вовсе. Девушка с удивлением посмотрела на Бориса, который сидел на полу, положив голову на край дивана. Она подумала, что он спит, но стоило ей только пошевелиться, Борис сразу же встрепенулся и схватил карандаш и сосредоточенно посмотрел на свою королеву.

– Эй, ты чего? У тебя все хорошо? – Лиля потянулась, ей хотелось размять шею, кажется диван Бориса Николаевича был не очень удобен для сна.

– У меня все нормально. Как ты? Ты бредила. Говорила во сне. И я почему-то подумал, что это важно.

– Странно, я ничего не помню. Покажи, – Вэйда потянула руку к блокноту.

– Я сам прочту, если ты не возражаешь. Почерк у меня не очень, да и писал на коленке.

– А если там что-то личное, – девушка хитро прищурила глаза.

– Все твои тайны, теперь наши общие тайны. Так что теперь у тебя ничего личного, кроме меня, быть не может, – он глубоко вдохнул, – Знаешь, у меня появилось такое ощущение, что я могу. Нет, вернее, имею право, указывать моей королеве. Теперь. Ну, мне так кажется.

– Ну, пока я очень даже не против. Давай читай, мой король, – и она засмеялась, по-девчачьи звонко, что у Бориса внутри снова все перевернулось – она ребенок, девочка совсем, и все что произошло так неправильно.

– Бо-Ни, ты чего завис? Что тебя вдруг смутило? Может это – она провела рукой по обнаженной груди. Или это – Вэйда вытащила ногу из-под простыни, оголив ее до середины бедра.

– И это тоже. Мне действительно неловко. Этого всего не должно был произойти. И я не знаю, как жить дальше.

– Дальше мы будем – долго и счастливо. Давай читай, что я там наговорила.

«Matar, matar. Mo edey to. Mo hou ka to» – дальше пауза минут пять, но ты как будто внимательно слушала кивала, иногда наоборот головой крутила, типа не согласна, руками махала.

–Тут все понятно: Мата, Мата, я слышу тебя, я иду к тебе. Дальше что?

– А Мата – это кто?

– Мата – это святая Мать, та которая вечная. Дальше давай.

«Ume lotaruc. Hour ma turo. Verder li ravay. Ubo zа kyutil kina. Ma houtana to. Terina soledu. Bekaya. Ma doja»

– Это все? -Сейчас Вэйда выглядела напряженной или даже озадаченной.

– Из фраз – все. Дальше отдельные слова.

– Какие?

– Я их сам перевел, типа «не хочу», а потом последнее слово – «я сделаю». А дальше ты уснула.

– Нам надо что-то придумать. И очень быстро. Через три дня я должна быть в храме. Я говорила тебе, что времени нет, так вот его, как видишь, оказалось еще меньше, чем я думала.

– И как мы туда попадем? – слова у него застряли в горле, он не смел сказать своей королеве, что это дорого, что у него нет денег даже просто отправить ее одну, что на зарплату обычного историка сильно по миру не покатаешься. Любой другой девушке он бы честно сказал все это в глаза, но только не королеве, своей королеве.

– Я не на дереве росла все эти 16 лет, так что я в принципе понимаю суть проблемы. У меня один небольшой вопрос – как вы связываетесь между собой: почта, мессенджеры, каналы связи? Как-то вы все должны узнать о моем возвращении.

–Ну, не совсем, а только или по работе, или внутри клана и то только экстренно или со старшими.

– А мое возрождение – это не экстренно? Ты вообще кому-нибудь сообщил обо мне?

– Маме, потом деду с отцом.

– И? Что в ответ? Где фанфары и лепестки роз?

– Ты знаешь, они мне не очень поверили. Они сказали, что я одержим этой идеей и в каждой смуглой девчонке буду видеть вторе пришествие.

– Ок. Теперь скажи ты обо мне случайно узнал?

– Не совсем. Мне друг позвонил, геолог. Он сказал, что нужно проверить информацию, имя твое назвал. А он откуда узнал – я не спросил даже.

–Бо-Ни, ты – лох. Вы две с половиной тысячи ждёте чуда и у вас нет никакой инструкции. Что с этим чудом дальше делать. Это просто пипец.

– Ну а ты бы что сделала?

– Во-первых оповестила бы всех сестер, они бы дали план дальнейших действий. Ну, а теперь мой план: сейчас я делаю видео на летурийском, мы заливаем его в сеть и во все твои чаты. Свои – поймут, чужие пройдут мимо. Далее, сестрам говорим, что через три дня я должна быть в главном храме – они найдут возможность. Все, Бо-Ни, никаких проблем.

– А виза? А документы?

– И мама. Блин. Я совершенно забыла. Я же вчера обещала быть дома.

Лиля быстро схватила телефон, как только мать взяла трубку, девочка затараторила, не давая никому вставить и слова.

– Мама, прости, я забыла. Я влюбилась, я нашла своих, я очень скоро уеду. Завтра уеду. Подготовь мне документы, и что-нибудь из одежды. Не плачь. Просто твоя девочка очень быстро выросла. И еще, милые мои, спасибо вам за мое детство, никогда раньше я не была так счастлива. Мамусик, я вас буду ждать. Недели через две, мне кажется, я со всем справлюсь, я хочу показать тебе и папе мой мир, мой народ. Все целую. Сегодня не жди, – она отключила телефон.

– Лиля, ты с ума сошла. Так нельзя разговаривать, ты же слова не дала сказать.

– Я знаю, но так было надо. Я больше не их девочка и они должны принять это.

– Ты всегда будешь их девочкой.

– Борис, ты не понимаешь? Ты не помнишь, на кой черт я вообще рождаюсь? Я через три дня должна буду что-то делать, я снова должна принести себя в жертву, я снова сдохну. Мне жить осталось трое суток. А я не хочу. Я не хочу, чтобы они страдали, чтобы они узнали об этом. Пусть живут в надежде, пусть помнят мою холодность – это поможет им жить дальше, – Вэйда, королева Летурии, тринадцатая дочь, великая спасительница, – ревела.

Борис обнял ее за плечи, крепко прижал к себе. Она всхлипывала, повторяя «я не хочу», «а давай спрячемся», «спаси меня», а потом вдруг шмыгнула носом, отстранилась, выпрямила спину и сказала: «Я сделаю это». У Бориса были красные глаза, может быт он почти не спал, а может тоже плакал, прижав свою королеву. У него всего лишь три дня. Три дня чтобы любить, быть любимым. Три дня, чтобы она его запомнила на целую вечность. Можно все это время посветить объятиям и поцелуям, можно сходить в кино или на концерт, можно много чего сделать…

Борис встал с дивана, который предательски скрипнул, освободившись от лишней тяжести. Прошел в кухню. И уже там, сделав несколько глубоких вдохов, успокоился.

– Пошли кофе пить, – крикнул он из кухни.

– С печеньками? – Вэйда улыбнулась, она хотела пошутить, но улыбка была натянута, а глаза по-прежнему заплаканы.

Плакать больше нельзя, она- королева, а это недопустимая слабость.

– Бо-НИ, ты никому не расскажешь, что я ревела.

– Это будет наша тайна, – сказал мужчина, подавая ей чашечку с кофе.

– Кофе у тебя тоже говняный, как и чай? – спросила Вэйда

– Понятия не имею. Мне нравится. Разве дело во вкусе? Главное, с кем и по какому поводу ты пьешь кофе.

– Тогда он будет вкусный, но с очень явной горчинкой. Горчинкой – расставания.

– А бУхни туда ложки три сахару – на каждый день по ложке, – теперь они смеялись искренне.

– Сейчас кофе. Потом работать.

Еще один день подходил к концу, когда в прихожей раздался звонок. Пронзительный, долгий – Мария вздрогнула, этот звук вытащил ее из того оцепенения, в котором она находилась с самого утра, с самого последнего разговора с дочерью. Да и разговором этот быстрый и холодный монолог назвать было трудно.

На пороге стоял индус. Самый настоящий индус в огромной красной чалме и в длинном черном кожаном плаще. «На дворе лето, а он в плаще и в этой шапке», – промелькнуло в голове у Марии.

– Вы кто? – спросила Мария, вытирая тыльной стороной ладони покрасневшие глаза.

– Здравствуйте, я ищу свою королеву, великую Вэйду. У меня к ней дело, – каждое слово мужчина произносил отрывисто, отдельно, с небольшим акцентом

– Королевы пока дома нет, и я понятия не имею, когда она придет, – и Мария заревела, слезы предательски покатились по щекам.

Мужчина обнял ее и прижал к себе, Мария понимала, что это неправильно и несколько странно плакать, уткнувшись в грудь совершенно постороннего человека, но сейчас он ей был ближе, чем кто-либо, и казалось, что он понимает ее боль.

Как и когда они очутились вдвоем на маленькой кухне, Мария даже не заметила, но когда она перестала всхлипывать, то с удивлением увидела, что этот странный иностранец заваривает чай и так по-свойски уплетает варенье полными ложками прям из общей креманки. Она улыбнулась.

– Простите, как-то не очень хорошо познакомились, но я тут с вашей королевой с ума схожу. Это она для вас королева-спасительница, а для меня дочь, она же совсем еще маленькая, – глаза снова защипало, и, чтобы опять не разреветься, Мария сделала глоток чая.

– Мадам, я вас очень хорошо понимаю, но все мы рождены для чего-то, у всех у нас есть своя цель, своя миссия, и мы должны стремиться все выполнить и выполнить своевременно.

– Миссия… Ну вот у вас она какая, вы вот дочь свою на подвиги не отправляете, только за чужими охотитесь, – она сказала это слишком резко, что самой стало стыдно, – Простите, это я от нервов.

– Ничего, я все понимаю. И если вам будет легче, то свою дочь я на подвиги отдал, когда ей и двух дней не было. И за почти тридцать лет, только пару раз ее видел, и то издалека. Сейчас уже и внук родился, а подойти пока я не могу – таков мой путь. Но именно ваша дочь, наша королева, все изменит. И я смогу обнять свою Бриджид. Видите, как все переплетено. Жизнь – это как большая кружевная салфетка – каждая петелька связана с предыдущими, и порой наша жизнь зависит совершенно от незнакомых людей. Вот, как ваша сейчас – от меня.

– Не совсем поняла. Что именно в моей жизни зависит от вас? – теперь Мария испугалась. Незнакомый мужчина, что ему надо, а вдруг он маньяк, а вдруг в этом чае снотворное или яд – Мария покосилась на чашку и еле заметным движением отодвинула ее от себя подальше.

Мужчина улыбнулся, и лицо его показалось ее добрым, но ведь маньяки всегда своих жертв чем-то привлекают – она вжалась в стул, и вся скукожилась, готовая бежать, если что вдруг пойдет не так.

– Мадам, мне кажется, что вы взволнованны. Не переживайте. Дело в том, что ваша дочь должна уехать. Вам с мужем тоже не помешает, но это на ваше усмотрение.

– На Кипр? Она мне говорила про Кипр? Но, понимаете, все не так просто, – мысль о маньяке ушла в сторону, теперь она как Золушка, пыталась объяснить, что все дело в платье.

– Именно для этого я был к вам и направлен. Сестры дали мне вот это, – он вытащил из внутреннего кармана плаща конверт и положил на стол, – Это билеты. Вэйда и Борис летят уже сегодня ночью, а вы с мужем, если решитесь и посчитаете нужным, можете лететь через неделю. Сестры сказали, что раньше не стоит, а позже будет опасно.

– Почему опасно?

– Я не знаю. Могу предположить, что наши недруги могут навредить и вам.

– Недруги? Слово дурацкое. Навредить – это убить? Или что? – Мария говорила громко, словно пыталась спрятать собственный страх за криком.

– Вы успокойтесь, чаю выпейте, а я вам в общих чертах попробую рассказать, – он глубоко вдохнул, наконец, снял с себя черный плащ и сел на стул, – Мы, летурийцы, ждали рождения спасительницы, которая исполнит пророчество, и мы все обретем дом, выполним свою миссию, ну и мир во всем мире, но есть люди, которые не хотят, чтобы все это произошло, и как всякие плохие люди, они точно будут нам мешать. И еще у этих людей очень длинные руки.

– Как у мафии?

– Как у мафии. Вэйда не просто так возродилась в маленьком городе не самой популярной страны, да еще и в самой обыкновенной семье. Мы ждали, что она появится у кого-нибудь из нас, ну и не в столь далеком месте от храмов. Но она решила иначе. И знаете, именно это решение позволило ей выжить, вырасти, обрести семью и познать любовь.

– То есть, вы тоже знаете, что она влюбилась? Но откуда?

– Незримые сестры знают все о каждом из нас. Они приходят во снах и защищают нас наяву. Вэйда сказала им, они передали мне. Такая очень быстрая связь, – он улыбнулся, сделал еще один глоток чая, перекинул плащ через руку и большими шагами пошёл к выходу, – Немного забыл. Вы если поедете, то вам не в гостиницу надо, а в храм Незримой Силы. Вас там встретят, и там вы будете в безопасности. Билеты с открытой датой. Спасибо за чай, мать моей королевы.

Гость ушёл, за ним захлопнулась дверь, а Мария все так и продолжала сидеть на кухне, держа в руках чашку с остывшим чаем.

Мобильный запищал внезапно, хотя Мария целый день жала именно этого звонка.

– Мама, прости, что я с тобой сегодня так грубо. Я не хотела, просто все так закрутилось, все так быстро. И мамочка, можно я сегодня тоже не приду? – Вэйда уже хотела положить трубку, так как это сделала утром – просто поставила в известность и достаточно, но мама ее опередила, сказала, что сегодня у нее и у какого-то Бориса самолет.

– Как сегодня? Я думала у меня есть еще пару ней. Мама, откуда билеты?

–Мужик какой-то принес, сказал, что для его королевы.

– Какой мужик?

– Понятия не имею, индус в чалме. Странный, но очень добрый, – Мария улыбнулась сама себе, надо же еще недавно она думала, что он маньяк, а теперь очень добрый, – Давай-ка домой бегом, надо вещи собрать, паспорт найти, – и тут Мария растянула слово «паспорт» – его не надо искать, его попросту нет, – Доча, а паспорта того, нет же, как же так.

– Мама, выдохни и посмотри билеты, может ты напутала с датами, может еще успеем.

Руки были непослушными, конверт открывался с трудом, но она справилась, вытряхнула на стол содержимое и застыла.

– Мама, але, прием-прием, мама, ты там, где? – Вэйда пыталась придать своему голосу бодрости, чтобы на том конце провода подбодрить и без того расстроенную маму.

– Лилечка, давай домой. Тут и билеты, и паспорт, и деньги. Много денег, – и отключилась

Вэйда вскочила, по-детски подпрыгнула, потом поцеловала Бориса в нос, сказала быстро брать паспорт, и потянула его к выходу.

– Милая, ты чего, что с тобой случилось?

– У нас несколько часов до самолета, и завтра мы будем на Кипре, завтра я ее встречу.

– Ты не заболела, – он потрогал ей лоб, – Все нормально? Я не понял, как это мы летим, и кого ты хочешь встретить?

– Пошли быстрее, потом у мамы все спросишь, ну а встретить я хочу Святую Мать.

– Подожди. Ты, наверное, не все понимаешь. С того момента, как ты жила, многое изменилось. Много времени прошло, ну и как бы тебе помягче сказать, она, наверное, уже мертва. Во всяком случае я точно знаю, что никто ее не видел с тех пор, как наш остров ушел под воду.

– Пошли, а. Знаток истории. Ты тоже немного не понимаешь. Она не может умереть. Она была и будет всегда.

– Не понял

– Ну, я так и поняла. Просто пошли быстрее, мне не терпится начать и закончить все это, чтобы спокойно прожить с тобой долго и счастливо.

Самолеты с востока на запад летят, опережая время. Это так странно и так непривычно, словно время притормаживает, или наоборот, летит за тобой, торопится, но не успевает, а потом махнет рукой в твою сторону, отпуская тебя, твою жизнь и твою судьбу.

Вэйда летела впервые. За все свои множества жизней и за шестнадцать лет этой жизни самолет она видела только издали – вон где-то высоко-высоко разрезает облака железными крыльями огромная птица. Теперь Вэйда часть этой птицы, теперь она может смотреть вниз – как же все-таки высоко, и как же прекрасна эта маленькая сине-зеленая планета. И хоть полет был долгим, с несколькими пересадками, она ничуть не устала – все вокруг для нее было новым, интересным и прекрасным.

Глава третья

Вот она, истина – сделай только шаг. Только на этот шаг всегда не хватает сил, времени или терпения.

Древний Пафос встретил тринадцатую королеву утренней прохладой, легким ветром и ослепительно голубым небом. Вэйда глубоко вдохнула – вкус моря чествовался в воздухе даже здесь, в районе аэропорта. Сейчас она хотела схватить за руку Бо-Ни, убежать с ним на какие-нибудь древние развалины и слушать его рассказы о былой славе города, где родилась сама Афродита. Но Вэйда только крепче сжала руку Бориса и сделала уверенный шаг вперед, навстречу двум хрупким фигурам, укрытым коричневыми балдахинами.

Сестры не сказали не слова. Когда Вэйда и Борис поравнялись с ними, те просто отвернулись и пошли вперед – видимо, это приглашение следовать за ними.

Вэйда ожидала все что угодно, кроме автомобиля. Понятно, она думала, что как-то до храма добираться придется, но, чтобы Незримые Сестры и за рулем, – такого она не представляла. И что больше ее удивило, что девушка за рулем не удосужилась снять капюшон, закрывающий больше половины лица, казалось, что она едет в слепую, но на удивление вполне уверенно.

Бо-Ни не замолкал ни на минуту, он рассказывал про каждую улицу, перебивал сам себя, прыгал во времени, указывал пальцем на сияющие купола, потом с вдохновением смотрел на старые развалины – это все то, к чему необходимо прикоснуться, чтобы прочувствовать историю, стать ее частью, наполнится силой, а может найти настоящее сокровище, которое до сих пор пылится вдоль дороги или туристических троп, ожидая только тебя.

– Здесь есть катакомбы, и там источник Святой Соломонии, а еще в катакомбах есть пещера Агиос Агапитикос – пещера влюбленных. Если влюбленные придут в эту пещеру вместе, то они проживут вместе долгую и счастливую жизнь, где каждый день наполнен любовью. Я хочу спустится туда с тобой

– Мы обязательно сходим. Мы везде побываем и в пещере – тоже. Немного позже, – сейчас Вэйда казалась старше своего спутника, она с грустью смотрела, как красивый город остается позади, как дорога уносит их все дальше от синего моря. Возможно, ей и не дано увидеть все это, возможно это ее последний день, а значит не стоит обольщаться, да и обещаний пустых давать тоже не стоило.

Десятки, сотни, а может тысячи сакральных мест на одном острове, и среди этих тысяч есть одно. Нет, этот храм не блещет куполами, не радует глаз древними изразцами, сюда не ходят туристы и даже самые отчаянные археологи обходят его стороной.

Белая, хорошо утоптанная площадка в виде идеального полукруга – вот и вся входная зона перед входом в храм. Да и храмом можно назвать с натяжкой – просто вход в пещеру. Очередная пещера и очередной вход. И нет здесь ни стражи, ни дверей, ни секретных замков. Но никто так и не переступал границы белого круга без приглашения. Место это настолько таинственное и непривлекательное, что со временем о нем перестали упоминать, дабы не искушать любознательных туристов.

Машина резко затормозила и Вэйда очнулась от своих мыслей. Оказывается все это время Борис не прекращал рассказывать о пещерах, белых скалах, возможности поплавать с аквалангом по подводным пещерам – ничего этого Вэйда не слышала, в голове у нее была только одна картинка – белый круг и черный зев пещеры – там ее ждут, там ей надо быть как можно скорее.

Сестры все делали парой, словно сиамские близнецы, которых совсем недавно разделили, но они по старой привычке все делают сообща. Они открыли дверь с той стороны, где сидел Бо-Ни и жестом попросили выйти. Борис улыбнулся, кивнул и посмотрел на свою спутницу. Вэйда одними губами сказала, что здесь они расстанутся, и ему надо выйти. Королева отвернулась, чтобы скрыть слезы, которые предательски покатились по щекам – словно девчонка неразумная, начала было ругать сама себя Вэйда, да только легче совершенно не стало и слез становилось все больше.

Борис вышел из машины, перекинул сумку через плечо уставился на эти немые фигуры в балдахинах ,– И что мне делать? Куда идти? Зачем меня вообще сюда привезли, если я здесь не нужен. Тогда одна из сестер отлепилась от своего близнеца, сделала шаг вперед и прикоснулась рукой к плечу Бориса.

– Нужен и важен, но не сейчас. Прямо по дороге – отель, через несколько дней тебе скажут, что делать. А пока просто наслаждайся, – голос звучал внутри не в голове, а во всем теле, в каждой клетке, да и не голос был, а картинки, знаки, слова – все в одном, но все понятно же.

Вторая из сестер вытащила из складок юбки серый конверт, протянула Борису. Рукав балдахина немного отогнулся, оголив руку. Бледную, практически прозрачную и очень тонкую руку. И если бы не длинные пальцы и тонкое, весьма изящное запястье, то можно было подумать, что это детская рука, слишком уж миниатюрна и узка была ладонь.

Сестры сели в машину, а Бо-Ни еще долго смотрел вслед удаляющейся королеве. Так долго, пока ветер не унес в море всю пыль, которая поднялась из-под колес. И только потом он пошел к отелю, по крайней мере в ту сторону, куда указала одна из Незримых сестер.

И только глубоким вечером, когда в маленьком и не самом уютном гостиничном номере он открыл конверт, в котором была фотография. Абсолютно незнакомая женщина с маленьким ребенком, совсем младенцем, на руках. Крупные. Даже грубоватые черты лица, четко очерченные губы, бронзовая кожа и слишком короткие обесцвеченные волосы – все этой даме говорило о ее восточном происхождении. Все, если бы не глаза – яркие фиолетовые жемчужины, такие же как у него, такие же как у Вэйды. А вот ребенок был совершенно не похож на мать: на маленьком личике явно просматривалась утонченная аристократичность, и нежный детский пушок отцветшим одуванчиком обрамлял милое личико. И глаза. Черные, угольные, но словно подернутые пленкой перламутра. Бо-Ни мотнул головой, поднес фотографию поближе к настольной лампе и еще раз внимательно присмотрелся – нет не ошибся, это черный жемчуг. Таких глаз он никогда не видел, было в этом малыше что-то манящее и пугающее, родное и чужеродное. Он еще несколько секунд вглядывался в незнакомые черты лица женщины надеясь хоть отдаленно вспомнить, возможно мимолетное знакомство – но нет, ни женщину, ни ребенка он никогда не видел.

– Ну и что мне с этим делать? – спросил в пустоту открытого окна Борис, – Наверное, как всегда – всему свое время, – сам себе и ответил, глубоко затянулся сигаретой, сделал глоток из бокала – поморщился – вино было кислым и пахло подвальной сыростью. Борис положил фотографию на чайный столик и пошел на террасу смотреть, как темное ночное небо поглощает море. Уже через час он спал, и ему снились бездонные черно-жемчужные глаза, которые, словно черные дыры всасывают в себя все вокруг.

Машина подъехала к белому полукругу, и Вэйда не дожидаясь, когда ей что-нибудь скажут или откроют двери, сама выскочила наружу. Она точно знала куда идти, точно знала, что ее ждут.

Вэйда с легкостью переступила через очертания белого круга и очень быстро пошла к темному зеву пещеры, здесь на мгновенье задержалась, осмотрелась по сторонам и сделала уверенный шаг вперед.

Сестры вышли из машины следом, остановились возле белой черты, протянули вперед свои узкие ладони, словно ощупывая что-то. В ответ на их прикосновение воздух заиграл радугой – купол был на месте, только Вэйду это совершенно не остановило.

Пещера уходила вниз широкой пологой дорогой, именно дорогой, а не привычной для туристов пещерной тропой. Стены поднимались куполом в неведомую высоту и растворялись в полумраке. Вэйда прикоснулась к стене – гладкая, идеально гадкая, то ли полированная миллионами рук людей, которые спускались сюда год за годом тысячи лет, то ли гигантский червь пробивал себе дорогу сквозь камни и глину, шлифуя стенки хода своими чешуйчатыми боками – у Вэйды разыгралось воображение, она представила, как идет, следуя за огромным древним змеем, чтобы добраться до самого сердца его тайного логова.

– Да, королева, даже сотни жизней не истребят в тебе маленькую девочку, жаждущую сказок и приключений, – Вэйда смеялась сама над собой, а потом тяжело вздохнула – приключения, которые ее ждали вряд ли можно назвать веселыми.

Дорога стала заметно шире, а спуск еще более пологим, еще один поворот. Дорога разветвлялась, еще поворот и снова перекресток – бесконечный лабиринт переплетений коридоров, но Вэйда точно знала куда ей идти. Она точно никогда не была в этих пещерах, потому что в прошлых жизнях не покидала своего острова, но именно в выбранных ею коридорах появлялась голубая подсветка на стенах. Чтобы проверить, правильно ли она идет, Вэйда намерено шагнула не в ту нишу, куда хотела – свет не появился. Значит, все правильно – верную дорогу на всякий случай освещают. Вниз, вниз, вниз. Она так долго шла по извилистому серпантину, что, наверное, достигла бы центра земли, хотя это вряд ли – Вэйда улыбнулась сама себе – а, действительно, сколько шагов надо сделать чтобы добраться до ядра? Качнув головой, она отмахнулась от ненужных мыслей – самое важное на чем надо сосредоточится – так почему ее манит сюда, почему она знает дорогу и что в результате же будет в конце этого лабиринта? Спуск стал круче, стены тесным куполом стали сжиматься – спасибо, что есть подсветка, спасибо, что нет здесь этих тысяч червей, прорубавших себе ходы и норы в каком-то там палеолите. Вэйда, какая же ты все-таки глупая девчонка, ты даже примерно не знаешь в какой период времени жили на земле подобного рода твари, а туда же на истфак собралась. Она снова отмахнулась, хотя мысли ее не опускали – десятки перерождений, а в голове пустота. За последние шестнадцать лет ты узнала больше, чем за все свои жизни вместе взятые. Получается, что все эти жизни – пустое время: ни семьи, ни друзей, ни любви, ни детей, ни даже элементарных знаний. Вот сейчас вспомни, как все устроено на Летурии – там просто все было. Никто толком не пахал, не сеял, не строил, ничего не ломалось, а значит никто ничего не чинил. Мы просто собирали готовое, и оно снова появлялось на прежнем месте. Деревья давали плоды, на полях росли овощи, маис и кукуруза, каждые три дня рыбаки отправлялись за рыбой и всегда в одно и тоже место; козы давали молоко и шерсть – и это всегда было, словно мы хомячки в клетке и чья-то незримая рука в кормушку ежедневно досыпает еды. Вэйда остановилась. Она никогда не задумывалась о такой возможности. Чем была ее Летурия, почему никто не знает о ее существовании, кто кормил и заботился о десятках поколений «хомячков» почему летурийцы никогда не покидали свой остров, почему никто к их острову не пытался приблизиться. Кто вообще построил для них весь этот мир со всеми удобствами, каким богам говорить спасибо за потерянные годы. Сильно задумавшись, Вэйда и не заметила, как уже давно бредет по узкому и абсолютно темному коридору, ноги ее уверенно несли вперед, она знала здесь каждый выступ, ей была знакома каждая неровность в стене и совершенно не нужен был свет, чтобы указывать единственно верную дорогу.

Еще пара шагов и она будет в зале Перворожденных. Господи, откуда я это знаю, и кто такие перворожденные. Вэйда глубоко вдохнула и закрыла себе рот, чтобы не закричать от накативших вдруг эмоций. Она оказалась в просторном зале – вот она вторая половина белого круга. Своды пещеры были высокими, но можно было разглядеть, что верхняя часть стен и сам купол украшены мозаичными картинами деревенской жизни, странными знаками, хаотично разбросанными по купольному полотну и, только если встать в самый центр полукружья, можно увидеть картину целиком, где ты – это часть всей этой композиции – ствол великого дерева, а сверху к тебе спускаются или, наоборот, от тебя тянутся объемные изображения веток, и все живое – на каждой ветке и каждый вид обозначен своим собственным знаком. Вэйда боялась пошевелиться, боялась разрушить это волшебство, которое кто-то когда-то создал из разноцветных осколков и навеки впаял их в белоснежный купол никому неведомой пещеры.

– Приветствую тебя, потерянное дитя, – Вэйда вздрогнула от неожиданности, хотя она именно для этого сюда и пришла.

– Мата, ORE ma manma, – Вэйда обняла Святую Мать, так как никогда не обнимала, как единственного родного человека в абсолютно чужом и непонятном мире.

– Дитя мое, Тринадцатая королева, где и в каких мирах ты была все это время? – если голоса Незримых сестер можно было почувствовать всем телом, то голос Святой Матери разливался нежными колокольчиками, звучал тонкой музыкой и был приятен для слуха. Это был именно голос.

– Я не знаю, Мата Гесса. Для меня не прошло этого бесконечного количества лет, как будто один миг.

– Ладно, значит суждено быть так, а не иначе, и может нам с тобой раскроют тайну, ради чего столь долгий срок ожидания.

– Ожидания чего? – уже с нотками осторожности спросила королева.

– Тебя, мой ангел. Вокруг тебя так много всего, и поверь мне, не только на этой планете.

– Мата, – Вэйда сделала шаг назад, внимательно посмотрела на Мату – ничего не изменилось, все та же тога, истертая, потрепанная и местами выцветшая, тот же широкий капюшон, закрывающий лицо до самого подбородка, те же широкие рукава, из-под которых едва-едва можно увидеть кончики тонких пальцев, – Мата, а что будет, если я откажусь, я впервые хочу жить, я хочу любить, я хочу быть счастливой?

– Ты будешь жить – это я тебе обещаю, и счастливой будешь, но если выполнишь то, ради чего ты вообще существуешь. А вот откажешься – твоя долгая и счастливая жизнь будет очень недолгой, но если тебя это утешит, то умрете вы с ним в один день, и не только с ним, к сожалению.

– За последние шестнадцать лет я узнала и поняла больше, чем за все прошлые жизни. Я точно знаю, что Тихая гора не вулкан – реактор какой-нибудь, а еще я знаю, что нашего дома больше нет. Так кого и зачем я должна спасать? Куда мне лезть на этот раз? На Эверест? На атомную электростанцию? Прыгнуть в вулкан? Мата, эта планета в порядке, здесь моя помощь не нужна, – Вэйда говорила, повышая голос с каждым новым словом, у нее дрожал подбородок, а руки комкали и сжимали края рубашки, а потом она неожиданно для себя села на пол, в самый центр белого круга и заревела, громко, навзрыд, всхлипывая и содрогаясь. Впервые за все ее жизни Тринадцатая королева плакала и не боялась показаться слабой.

Мата Гесса села рядом, обняла ее за плечи, а потом сильным движение приподняла ее подбородок: Смотри. Смотри внимательно. Все что ты здесь видишь еще есть, там, где синие пустоты – это еще будет, видишь черные проталины – этого уже нет. И в твоей власти добавить на эту картину новых персонажей или попросту закрасить ее черным.

– Я не понимаю. У меня пазл не складывается: при чем здесь мир и я, даже такая – она сделала паузу, – Особенная.

– Ты очень особенная. Ты даже не представляешь насколько. Пошли, я покажу тебе твое прошлое.

– Прошлое? Которое из них? Мата, с прошлым вроде все нормально даже учитывая мой немалый возраст, я просто уверена, что с памятью у меня все норм. Мне бы будущего нормального.

– Я покажу тебе то прошлое, о котором ты даже не знала, поэтому и помнить не можешь, – Мата взяла королеву под руку и повела к ближайшему темнеющему гроту.

Узкий коридор в мягком желтом освещении привел их в маленькую вытянутую комнату, где прям в стенах или, скорее, из стен были вытесаны предметы мебели: длинная лавка, небольшой столик и даже кровать, часть которой углублялась в скальную породу.

Садись и возьми меня за руку. Вэйда прикоснулась к оголенной руке Маты. Впервые прикоснулась, впервые увидела. Нет, она, конечно, догадывалась, что Вечная Мать не может состоять из плоти и крови, но, чтобы совершенно прозрачная, – об этом она даже и подумать не могла.

Тонкие пальцы Маты сначала очень крепко сжали кисть королевы, после чего просто растворились, у нее в ладони.

– Закрой глаза. Что ты видишь?

– Поляну, огромное дерево и тебя под ним. Трава такая… Не наша трава, она голубого оттенка.

– Это Летурия. Настоящая и такая далекая. Великая Песня Древа.

Мы жили в гармонии. Древо соблюдало баланс, люди соблюдали правила, я делилась с вами знаниями, иногда отдавала по капле, а иной раз обрушивала целые потоки новых открытий.

С первого дня Древо поставило цель – Летурийцы народ, дарующий жизнь. Мы должны были реанимировать планеты, которые несвоевременно утихли, или наполнить жизнью те, которые только успокоили свои стихии.

Но однажды к нам прилетели под ОНИ. И мы приняли их и приняли их дары. А они украли у нас Древо.

За год до визитеров Древо подарило мне два семени. Два семени – это две планеты. Это две живые планеты. Первую миссию я отправила за тысячу лет до этого, теперь мы были готовы к следующей. Ты, Вэйда создала корабль, оставались небольшие доработки, когда случилась беда.

То, что было отточено поколениями вдруг рухнуло. А потом ты обнаружила душу. Обычную человеческую душу, ту самую сущность, которая делает нас теми, кто мы есть. И не просто обнаружила, а научилась считывать код, нашла возможность этот код менять и даже менять местами.

– Я придумала? Одна?

– Нет, не одна. С Левием. В общем с вашего изобретения хаос и начался. Старики не хотели умирать и сначала покупали, потом и вовсе крали молодых людей и даже детей, чтобы сущности обрели новые тела

– Это я так делала?

– Нет, что ты. Ты только показала возможность, а уж люди смогли ее приспособить под себя. Им нечего было бояться, у них не было больше иных желаний, кроме как жить, потому что умереть они теперь попросту боялись. Теперь, когда нет великого Древа, их ждала только пустота. Конечная точка.

Именно тогда я выбрала тебя. Выбрала и ни разу не ошиблась, ни разу не пожалела о своем выборе. Ты и Левий были очень годны для миссии возрождения, и мы решили сначала вернуть Древо, а потом отправить вас создавать новый мир. Но все пошло кувырком. К моменту достройки корабля вокруг воцарился хаос. Люди менялись местами, выкидывая предыдущих хозяев, совершенно не думая о последствиях. Это была первая в истории война плоти и призраков. Война, в которой не будет победителей.

В общем, так мы прибыли сюда. Шли по следу, теряя, путаясь, но однажды прибыли сюда.

– И что?

– Да пока ничего. Древо здесь, оно растет, плодит: все, что ты видишь вокруг – это его часть. К тому моменту, как мы долетели, здесь родилось несколько поколений. И было две расы. Дукеры и люди. Дукеры – хранители Древа, как они считают. И пока мы не смогли к нему приблизиться.

– Почему?

– Потому что прятали не они, а те, кто смог выкрасть Древо и переместить его через половину вселенной.

– Ну а теперь-то что? Я зачем?

– Ни они, ни даже я не знаем истинную силу древа. Но я его чувствую. И оно грозит бедой. Или ему грозят бедой. Одним словом, беда. И еще корабль.

– Корабль на котором мы прилетели?

– Он самый.

– А с ним что?

– Как бы он на подзарядке все это время, можно так назвать. Корабль связан с ядром земли. И если он бахнет, то этой планеты уже не будет.

– И я теперь должна к ядру земли отпутешествовать? – Вэйда открыла глаза и попыталась отсоединиться от вросшей в нее Маты – не получилось.

– Не совсем. Всего лишь на дно океана. Выбора у нас не особенно много.

– Но почему я? Ты сама не можешь?

– Это твой корабль. Он слушается только свою королеву.

Мата отсоединилась от Вэйды, та закрыла глаза и уснула моментально.

Ранним утром, когда солнце только-только окрашивает побережье в розовый цвет, Мата и Вэйда ехали той же дорогой что и сутки назад – только в обратном направлении. Те же две двойняшки молча следили за дорогой.

Вэйда сожалела, что так мало узнала. Ей хотелось заглянуть в каждую пещеру, пройтись по каждому из бесконечных коридоров. Не одной, а с Бо-Ни. Они бы вместе разгадывали эти древние тайны. А не так как получилось: ты с другой планеты, херни какой-то навыдумывала, что теперь всем кабздец и иди исправляй. А как идти куда идти, если ничего не помнишь, ничего об этой инопланетной жизни не знаешь, кроме того, что тебе как в кино показали за десять минут. Неправильно это все, не по-человечески, что ли, хотя какой же ты человек, когда с другого конца галактики сюда за деревом прилетела. Так, стоп. Что за дерево?

– Гесса, что за Дерево? – на нашем острове было много деревьев, но никакое из них не почиталось и не обожествлялось – это точно помню.

– Потерпи немного, и я верну тебе всю твою память, все твои тысячи жизней, если вот эта головка, – она потрепала юную королеву по волосам, – Выдержит столько информации. Для начала – про Древо. Это великое Древо жизни, в каждом древнем мифе можно найти легенды о нем. А легенды, милая, на пустом месте не появляются. Всегда кто-то где-то что-то слышал, видел, чуток своего добавил. Одни считают, что произошли от дерева Иусат, где гроб Осириса стал единым с корнями дерева, другие надеются съесть единственный плод, чтобы обрести бессмертие, третьи считают, что охраняют и заботятся о его вечном цветении, четвертые считают, что дерево Ваг-Ваг соединяет два царства: подземное и небесное – и все они по-своему правы, каждый не ошибся, просто древо несколько больше, даже если соединить все мифы воедино. Древо – суть жизни, матерь всего, что есть на планете, оно создает баланс, оно производит новые виды и убирает отжившее. И как бы мы все не отходили от него, не забывали свои корни, свои ветви, мы все по-прежнему связаны воедино. Когда-то на Летурии каждый помнил свою ветвь, каждый приходил со своими печалями и радостями к священному стволу, и о каждом Древо заботилось, пока эти кошмарные уродцы не похитили его у нас. Теперь Древо здесь, здесь на некогда пустой планете, обескровленной и высосанной пустыне, оно возродило жизнь, но там, в нашем светлом доме, эта жизнь угасла без своей матери. Мы пришли за ним и уже слишком близко подобрались к своей цели – остались последние шаги, чтобы забрать свое.

Европа, какая же ты маленькая. Пара часов на автомобиле, чуть больше часа на небольшом частном самолете. Немного на такси – и перед Вэйдой расстелилась голубизна Атлантики. Где-то далеко впереди океан соединялся с таким же синим небом, и только внимательно приглядевшись, можно заметить тонкую полосу горизонта, именно по этой черте, где вода имеет более насыщенный оттенок, можно определить, где кончается море и начинаются небеса. Вэйда глубоко вдохнула влажный и соленый воздух, она зажмурилась от удовольствия – никогда прежде она не видела всей полноты океана, та синь которая ее окружала в прежних жизнях была похожа на большой пруд, окруженный зеркалами, чтобы казаться бесконечным, сейчас же она действительно видела синь без конца, а начало вот оно, и в этом истоке океана можно уже совсем скоро намочить ноги.

– Это просто восхитительно, – сказала Вэйда раскинула руки, побежав на встречу волнам, – Мата Гесса, где мы? Это похоже на преддверие рая. Как называется это чудное место

– Действительно, прекрасное место. Землей вроде называют, – в голосе Маты послышались нотки сарказма, – А так-то это маленький городок с большим названием- Санлукар-де-Баррамеда – юг Испании. Мне всегда тут нравилось. Даже в самый горячий туристический сезон здесь спокойно, словно сами стены города впитывают шумы и голоса, не давая им распространяться по древним улочкам. Прекрасное место. Можешь немного окунуться – и пора в путь.

– Разве мы еще не добрались? – спросила Вэйда сбрасывая на песок легкие шорты и майку, она совершенно не задумывалась, что идет купаться в обычном нижнем белье, что собираясь в путь к морю, она не взяла с собой купальник – сейчас это было совершенно неважно, важно, что тело ощутит ласковые объятия океана, что под ногами теплый мелкий золотистый песок, что небо обнимает это место бесконечной синевой, что ветер треплет ее льняные локоны, что ласковое майское солнце прикасается к ее бронзовой коже – вот это важно, а то как посмотрят на тебя остальные не имеет абсолютно никакого значения.

А люди смотрели. Вэйда чувствовала на себе цепкие взгляды: одни были полны зависти, другие восхищения, а некоторые вожделения, последние оставляли неприятное липкое ощущение. Это все пройдет, сейчас океан своими волнами смоет все это, заберет усталость, освежит.

Волны пытались сбить с ног молодую красавицу, они стремительно накатывались, обнимали, обволакивали и уходили к берегу, там как будто передавали эстафету, быстро касались прибрежного песка и возвращались обратно. Именно эти обратные волны вымывали песок из-под ног Вэйды, стараясь ее уронить, чтобы следующая волна могла полностью облизать ее тело. Волны шептали: доверься нам, отдайся нам. Побудь с нами еще немного, мы не хотим отпускать тебя из наших объятий.

Совершенно не чувствуя опасности и не ведая усталости, Вэйда плыла навстречу небу – ей хотелось вперёд, в самую синь, где вокруг тишина и только легкий ветер сдувает соленые капли с лица. Вдруг в голове отчетливо послышался голос Маты – быстро назад, это тебе не озеро возле дома.

Вэйда махнула головой, она будто стряхнула с себя это гипнотическое движение волн, оглянулась назад – берег был уже тонкой полоской. Сильными гребками она начала плыть к берегу. Теперь сил требовалось больше, как бы она не старалась, как бы не гребла – берег не приближался, а сил между тем становилось все меньше и меньше. Как будто что-то вспомнив. Вэйда перевернулась на спину, раскинула руки и отдалась волнам – нате, заполучите, вы этого хотели?

Волны ласково накатывали, приподнимая ее тело, перекатывая с гребня на гребень, шурша и завиваясь барашками. Все теперь можно – океан познал и признал тринадцатую дочь великой Летурии, теперь он отпустит ее, покорится ей.

Вэйда сделала несколько размашистых гребков руками, потом перевернулась обратно на живот и увидела берег, который был совершенно близко. Еще пару секунд и можно будет ногами достать до дна.

Вэйда встала на ноги, вода тяжелыми каплями стекала по ее телу, волны белыми барашками бились о ее тело, растекались вокруг, оставляя после себя густой пенный след. Люди на пляже замерли. Рождение Афродиты, прекрасная королева, рожденная из пены морской, покидала царство Посейдона. Вспомнит ли Вэйда, как когда-то точно так же выходила на берег из самых потаенных морских глубин, и выход ее был настолько прекрасен, что она навеки осталась в легендах древнего Пафоса?

Гесса смотрела на дочь великой Летурии – это самый лучший экземпляр ее перерождений, если над прежними старалась сама Мата, то этот был выточен природой, и получился действительно безупречным. Гесса качала головой, наблюдая, как десяти смартфонов пытались запечатлеть второе рождение Афродиты, как, не обращая на них внимания, по-королевски гордо и твердо вышла из воды тринадцатая дочь – истинная королева, рожденная чтобы восхищать.

Прям на мокрое белье Вэйда натянула тонкие светлые шорты и белую трикотажную футболку – те мгновенно намокнув, прилипли к телу, демонстрируя тело для зевак еще раз.

– Ну что же, я готова принести себя в жертву еще раз, раз так требует проведение, хотя конечно, купаться и загорать мне нравится гораздо больше, – Вэйда улыбнулась, ей понравилась своя шутка, но она никак не могла понять, как реагирует Мата, умет ли она смеяться, улыбается ли когда-нибудь.

Небольшая белая яхта мирно покачивалась, как бы кивая желающим прокатиться, что-то вроде: да, я готова, вы можете на мне прокатиться. «Τυρώ» красовалось на правом борту белой яхты, что означало имя любимицы Посейдона. Именно на борт этой яхты взошла юная королева и странная женщина в затертом коричневом балдахине, полностью скрывавшем руки, ноги и лицо – до подбородка. Здесь их ждали, такие же безмолвные и укутанные в длинные темные тоги с капюшонами – три Незримых сестры, невероятно похожие по щуплому телосложению с предыдущими двумя. Эти так же слажено действовали, словно управлял их движениями умелый кукловод.

Пару дней Вэйда наслаждалась солнцем и теплым ветром, синей бескрайней гладью океана и тишиной, ей многое хотелось узнать, о многом расспросить, но ее спутница с первых же минут закрылась в каюте и явно не собиралась общаться. Незримые сестры точно по расписанию четыре раза в день приносили ей, прохладное белое вино, сыры и фрукты – та пища, к которой Вэйда привыкла много столетий назад, то, что так ценили и любили на Летурии.

На третий день ровно в полдень яхта замерла посреди океана. Мата Гесса вышла из каюты и сняла с себя балдахин. Впервые Вэйда увидела Святую мать нагой. Абсолютно прозрачная, словно капля воды, Мата подошла к Вэйде и взяла ее за руку.

– Просто доверься мне и ничего не бойся.

– Чего не бояться? -улыбнувшись ответила королева. Она внимательно смотрела на свою спутницу, была в ней что-то завораживающее и пугающее: прозрачная, бестелесая, плавная, как течение воды. Но самое прекрасное это глаза, большие, бесконечно синие с лёгким налетом перламутра – это единственное что можно было рассмотреть, все остальное расходилось мелкими волнами, и не имело каких-либо точных контуров.

– Вообще ничего, – Мата сделала шаг вперед, прошла сквозь Вэйду, обволокла ее собой, словно легкой вуалью. А затем они вместе шагнули в глубину. Вэйда вскрикнула.

– Я же сказала, чтобы ты ничего не боялась. Неужели тебе мало моего слова? – голос звучал в голове и Вэйда подумала, что теперь необязательно отвечать вслух, достаточно просто подумать, – Правильно мыслишь, некоторое время, пока мы с тобой единое целое мы будем общаться так, – снова раздалось в голове.

– А сколько мы так будем?

– Не очень долго. Сейчас мы будем очень быстро спускаться. Под нами почти шесть километров воды, и, как понимаешь, это не самая сложная часть пути.

Вэйда мысленно кивнула, она представила как тысячи тонн сдавливают ее тело, как вытесняют воздух из ее легких, как стараясь сопротивляться стихии она пытается сделать вдох и открыв рот делает шумный глоток воды, как влага раздирает ее легкие, как они рвутся наружу, требуя новой порции воздуха, но вокруг лишь вода – и Вэйда снова вдыхает океан, и вот он солеными струями разливается по венам и наступает долгожданное успокоение.

– Эй, девочка, от твоих картинок даже у меня мурашки по спине побежали, подумай о чем-нибудь более приятном. И уж точно знай, что я тебе умереть не дам по крайней мере на этом этапе.

У Вэйды кружилась голова, ее тошнило, ей хотелось дышать глубже, то казалось, что воздуха под тонкой оболочкой, отделяющей ее от бездны, совершенно немного, и она старалась его экономить

– А я и не знала, что ты такая трусиха. Я обещала тебе вечную жизнь? Так неужели ты думаешь, что я не справлюсь с этой задачей еще раз? Выше нос, девочка.

Ил разошелся под ногами серой пылью. Вокруг была полная темнота и лишь оболочка тела Маты освещала все вокруг слабым голубым сиянием. Идти было сложно, словно идешь против сильного ветра или плывешь против течения, каждый шаг отдавался тяжестью в ногах и напряжением в спине. Но они продолжали идти. Шаг. Еще. Еще. Таких шагов Вэйда насчитала уже с сотню, ей стало казаться, что они здесь застряли навсегда, в надежде увидеть солнце, как тогда в прошлых жизнях, она задрала голову – но кругом была серо-зеленая тьма, полностью гасившая солнечные лучи.

Ты точно знаешь, куда мы идем? – спросила Вэйда.

– Не переживай, мы всего лишь второй час путешествуем, посмотри вокруг, может ту увидишь что-нибудь интересное, не каждый человек имеет удовольствие побывать на такой глубине

– То еще удовольствие. Мне уже на твердую почвы захотелось.

–Ну так ты и идешь по твердой почве.

Действительно, поднимая мягкие слои ила, босые ноги прикасались к неровному дну: острые осколки раковин, шершавые скальные породы, колючие обломки кораллов и не бог весть что еще скрытое под илом было на дне. Следующий шаг снова поднял донную пыль, и она разлетелась ярким синим сиянием.

– Вот и пришли. Давай-ка в самый центр вот этого синего круга.

– Куда пришла? – в голосе Вэйды считывались нотки испуга и не уверенности, но отбросив всякие сомнения, она сделала шаг вперед, в самый центр ярко-голубого свечения.

Свет наполнил все вокруг, пропала эта сизая полутьма, пропало ощущение тяжести и плотности воды, грудь высоко поднялась, расправив легкие во всю силу, Вэйда сделала глубокий вдох и отключилась.

Глава четвертая

Англия полгода назад

У судьбы всегда есть свои планы не тебя

Джуниор торопился домой. Ему так хотелось поделиться с отцом и дедом невероятной новостью. Сегодня, в день его двадцатипятилетия, Би призналась, что беременна, и уже очень скоро он станет отцом.

К кому первому – к отцу или деду? Кто будет более счастлив и рад за него? Дед, хоть и строгий, всегда смотрел на него с нежностью, всегда, даже если очень занят, готов был выслушать, и самое главное всегда и во все поддерживал. Отец же, наоборот, потакал ему во всем, прощал любые шалости, но при этом никогда не находил времени, чтобы просто поговорить. Была еще мама… Но ей ничего рассказывать Джуниор не спешил, иногда казалось, что она давно все про всех знает, смотрит на все и всех снисходительно, и все что ее интересует, это оранжерея, безумное количество самых пахучих цветов, с которыми она не расставалась даже в собственной спальне.

Подъездная аллея казалась невероятно длинной и извилистой, ноги отяжелели и шаг стал неровным. Первые упавшие листья хрустели и разваливались в мелкую крошку, источая горьковатый запах корицы и чего-то затхлого. Осень только-только набирала силу, и каждый обвалившийся лист давал ей еще больше прав.

Машины отца на маленькой домашней парковке не было – значит выбор отпадает сам собой. Джуниор распахнул тяжелую дверь из старого дуба, и хотел уже рвануть влево по винтовой лестнице в дедовский кабинет, когда вдруг прямо перед собой увидел мать.

От неожиданности от вздрогнул. Как же она прекрасна, кажется время над ней не властно – всегда одинаково хороша, утончена, мила, ухожена и всегда с цветами. Сегодня она была в лёгком брючном костюме очень насыщенного красного цвета, в петлице пиджака красовалась веточка гортензии, в темных волосах были вплетены живые розы, такие же красные, как и цвет костюма, а в руках был маленький букет нежно-розовых гиацинтов. Аромат цветом смешивался и разливался волнами.

–Сынок, с днем рождения, – она подошла ближе и поцеловала его в щеку. Джуниор хотел было ответить, но Элизабет приподняла руку, что означало – не перебивай, я еще не закончила, – Сейчас зайди к деду (да ну как же так, он и сам это только что хотел сделать). Зайди и ничего не говори. Просто слушай. Сегодня самый важный твой день рождения и он принесет тебе много сюрпризов.

– Чего не говорить? – уже растерянно спросил Джуниор, неужели она опять знает, может она мысли читать умеет?

– Ничего не говори, вообще ничего – просто слушай. И да, мысли я читать не умею, просто в этой жизни все так предсказуемо. Ну это потом. Ты скоро все поймешь. Просто слушай, – Бэт наклонилась к розовому букетику, глубоко вдохнула яркий аромат гиацинтов и, сделав шаг в сторону, пропустила сына к винтовой лестнице.

Старые ступени из тяжелого дерева немного постанывали под каждым шагом. Вообще, этот старинный фамильный замок откликался на каждое движение домочадцев. Вот если бы мы были немного побогаче, эту древнюю развалюху можно было привести в очень приличный вид, и ещё было бы возможно заработать на залетных туристах. Но увы, пока здесь все дышало древностью, пахло сыростью, из невидных щелей сквозил холодный втер – но всех это устраивало.

Помнится в детстве дед приходил перед сном к нему в комнату и рассказывал страшные сказки – смесь библейских историй с мифами всех стран и народов, где обязательно был супергерой из рода Готтенголлов. Сколько веков простоял этот замок уже никому не ведомо, но точно известно, что первые камни для его постройки заложили Готтенголлы – вольные люди, никогда не бывшие вассалами, не присягнувшие ни одному королю и не имевшими никаких титулов – ну это если верить дедовым сказкам.

Лестница облегченно вздохнула, когда Джуниор перешагнул последнюю ступень. Паркет на втором этаже левого крыла можно было назвать настоящим произведением искусства – в детстве Джуниор даже боялся на него наступать, ему хотелось взлететь над ним, чтобы не осквернять своими шагами такую красоту. Плотно подогнанные бруски красного и черного дерева образовывали пять сфер, в центре можно было разглядеть огромное дерево, а возле ствола в хороводе теснились самые разные животные: слоны, носороги, даже динозавры, у ног которых ютились более мелкие животные. Именно соразмерно гигантам животного мира дерево казалось невероятно больших размеров. Помнится, дед заставлял его ползать по этому паркету, отыскивать всякое животное и давать ему название. На это занятие уходило несколько дней, потому что все было переплетено, одно исходило из другого, но самое сложное – это ветви. Именно там среди листвы прятались мелкие зверушки и птицы, которых нелегко было найти не то, что с первого, а даже с десятого раза. Черно-красная деревянная мозаика прятала в себе множество тайн и открывала их только самым пытливым. Кто и когда создал этот шедевр вряд ли кто-то знает, может быть прадед мог что рассказать, но он, к сожалению, умер прямо в день рождения Джуниора.

Дверь в кабинет деда была приоткрыта – это означало, что он не занят и ждет. Джуниор просунул голову между двумя створками, чтобы убедиться, что никому не помешает. И тут же услышал, как старший Готтенголл смеется.

– Ну ты прям как ребенок, Скоул, тебе, между прочим, уже 25 – самое время взрослеть, – он сделал паузу, глубоко вздохнул, – И самое время узнать. Иди сынок, садись поудобнее разговор может выйти очень долгим.

Ничего хорошего это не предвещало. Помнится, когда ему было 16 и очень захотелось свою собственную машину, именно такими словами дед и начал получасовую лекцию о семейном бюджете, кризисе, финансовых рисках. Машину правда купили, но нервы потрепали.

Дед сел в свое любимое кресло, которое мягко шикнуло в ответ, принимая форму тела. Готтенголл старший не торопясь набил трубку ароматным табаком с восточными специями, глубоко затянулся, выпустил клуб сероватого дыма – по комнате разливался приятный запах пряностей, сандала и дорогого табака. И только теперь начал говорить, делая паузы, обдумывая каждое слово.

– Скоул, та жизнь, которой ты живешь – это не твоя жизнь, все должно было быть иначе, и мне не пришлось бы теперь тебе читать курс непопулярной истории, которую твои сверстники из нашего круга (нашего он выделил интонацией) знают с детского сада. Но Лиз, Элизабет, твоя мама, сказала, что надо именно так, и спорить с ней не может даже совет Тринадцати.

–Какой совет? Деда, может я маму позову, и мы врача вызовем? Ты себя хорошо чувствуешь?

– Сядь и не перебивай. И чувствовать я себя буду прекрасно до тех пор, пока ты не решишь родить себе наследника, а это, я надеюсь, будет очень нескоро, – эти слова болью отозвались где-то внутри Джуниора – деду про беременность Би говорить не стоит.

– Мне очень нелегко тебе все это рассказывать, и не потому, что это что-то плохое, а просто очень много информации. Поэтому я тебе коротко, тезисами, а ты уже дальше сам пойдешь учиться.

– Деда, я уже выучился, я, между прочим, уже неплохой врач, а для своего возраста даже очень хороший врач.

– Сопляк ты для своего возраста и неуч. Я тебе последний раз говорю, чтобы не перебивал. Ты можешь просто слушать? Вот черт, я сбился. На чем остановился?

– Что информации много, а я сопляк.

– Во правильно. Ты сопляк, ибо 25 для нас (опять выделил «нас») – это можно считать просто первым днем рождения. И теперь кратенько, первое, что тебе надо знать, что мы богаты. Не просто богаты, а невероятно богаты, настолько богаты, что самые богатые семьи из журнала Форбс – это те, кто служат нам. Второе – это то, что мы практически бессмертны. Нет, мы смертны, но очень долго живем, так долго, что некоторые считают это бессмертием. Есть маленькое «но», оно всегда есть – не должно быть более трех поколений. То есть, в день рождения правнука прадед уходит в лучшие миры. Если они есть, конечно, эти миры. Но так мы устроены, наверное, чтобы не засиживались на одном месте и давали дорогу молодым. Пока понятно?

– Мы вампиры?

– Да ну что ж такое?! Ты совсем дурак или притворяешься? Мы – властители этого мира, мы первые дети Древа, мы совершенные творения, хранители тайных знаний и прочее и прочее и прочее.

– Еще вопрос, и я больше не буду. А мы – это кто?

– А мы – это целая раса – дукеры. Внешне мы практически не отличаемся от этого муравейника, но мы сильнее, быстрее, умнее, опять же живем многим дольше, и каждый из нас обладает каким-нибудь даром. Тебе сегодня двадцать пять – именно с этого дня ты почувствуешь многие изменения в себе. Считай, как человеческий пубертат, когда взрослеет вое тело, сегодня взрослеет твой дух, твоя суть. Эта суть откроется тебе сегодня или через месяц, и будет это неожиданно, страшно, но очень интересно. Как только твой дар проявит себя – ты можешь выбрать себе спутницу. Дукеры сочетаются браком только с дукерами. Смешение генов ведет к катастрофическим последствиям

– Каким?

– Ты же врач, ты же неплохой врач, и даже генетик, как я помню, сядь и подумай. Ты хоть раз ради интереса в своей лаборатории смотрел на свою кровь, видел свою ДНК?

– Нет, даже мысль не приходила, я всегда был таким же как все. А вокруг столько материала. Зачем?

– Очень зря. Посмотри, только сильно не удивляйся. А на счет такого же как все, это ты загнул. Лучший ученик в школе, лучший спортсмен, лучший интерн на курсе. Много ли из твоих друзей могут похвастать такими результатами? Сколько языков ты знаешь? Какова тоя скорость чтения? Как быстро ты сможешь перемножить шестизначные числа? Все это и многое другое – это не твоя заслуга, это заложено в тебе природой, такими нас сотворило Древо.

– Древо – это что? Это наша религия?

– В жопу религии. Все что придумано – все бред от незнания истины. Древо – это творец, это мать и отец всего сущего, это величайшая тайна, даже для многих из нас. Но тебе повезло, ты родился не просто одним из дукеров, ты родился в совете Тринадцати, ты родился в семье хранителей. Ты единственный в своем поколении.

– Совет 13 – это типа линия власти?

– Я вот прям жалею, что ты жил среди людей. Тринадцать семей составляют совет, принимают важные решения. Каждая семья занимается своим делом – одни занимаются книгами, пророчествами и образованием, вторые смотрят за безопасностью и сохранением нас в тайне, третьи ищут сторонников, сотрудников и прочий расходный материал, обещая им всякие блага, ну а мы – мы храним великую тайну Древа, только мы знаем где оно, и только мы решаем, что и как лучше. Теперь и ты решать будешь

– Решать что?

– Мысли широко, как только можешь. Иногда приходится решать очень непростые задачи, например, все стереть и начать заново

– В смысле все стереть? Апокалипсис?

– Называй как хочешь. Это слово очень даже подходит. Не мы первые, не мы последние, кто принимал такие решения.

– Уничтожить все вокруг? Как такое возможно? В чью больную голову такое могло прийти? Да вы горстка сумасбродов, возомнивших себя богами, да вас всех лечить надо.

– Ну что ж, господин доктор, лечите, вы же врач. Но это завтра. Сегодня ты можешь попрощаться со своими товарищами, коллегами, а завтра с утра ты предстанешь на совете. И ради всего святого, просто молчи, притворись идиотом. Ну и после совета ты продолжишь обучение в самом закрытом учебном заведении. Очень надеюсь, что тебе хватит пары лет.

– Какое обучение? Без этого никак? Ну рассказал ты мне все это, может я пойду?

– Иди, Джуниор, иди. Это твой вечер, твоя ночь, а утро уже принадлежит твоему народу. Считай, что тебя в армию забирают, расскажи что-то про долг перед родиной. Попрощайся, короче.

– ОК. Но через два года я ж вернусь, я же смогу снова встречаться с друзьями, пить пиво по выходным, смотреть футбол, кадрить красоток?

– Сможешь, конечно, сможешь, только уже никогда не захочешь. Иди, пока у тебя еще есть о чем с ними разговаривать.

Джуниор вышел из кабинета. Хотелось бежать, реветь, размазывать слезы по щекам, прижаться к кому-нибудь доброму, чтобы утешили, чтобы сказали, что все это бред старого деда. Хотя какой он старый, он выглядит на пару лет старше отца, да и отец немногим взрослее самого Джуниора. Вампиры долгожители. К черту все, сегодня напьюсь, завтра никуда не пойду, а потом как кривая выведет.

Джуниор вбежал в свою комнату, по-ребячьи сильно хлопнул дверью, зарылся лицом в подушку и завыл. Чушь полнейшая. Он утер слезы. Это же розыгрыш, этого просто не может быть, дед не предоставил никаких доказательств, просто нес ахинею, а он повелся, как мальчишка повелся, кому рассказать – на смех поднимут.

Дверь в комнату открылась тихо, и Бэт вошла без стука, легкой тенью, и только ароматы цветов выдали ее присутствие

– Мама?

– Не надо никому ничего рассказывать. Все что тебе сказали – правда, и эта только маленькая часть той правды, которую тебе предстоит узнать. И ты узнаешь больше, чем все мы вместе взятые. Прости меня сынок. Это я настояла, чтобы ты ничего не знал до этого времени. Но я видела твой путь, и он должен быть именно таким. У тебя большое будущее, огромная цель и есть еще что-то, чего от меня скрыто, хотя такого просто никогда не было, только если Белоснежки.

–Мама, а вы ту с дедом часом ничего не курнули? У него властители всего, у тебя Белоснежки – грибы, таблетки? – Бэт рассмеялась на его замечание, звонко по-детски.

– Завтра ты едешь в Финляндию, там все расскажут. А сейчас тебя ждет такси. Звони друзьям и отпразднуй как следует свой первый день рождения.

– Мама, а тебе сколько лет?

– Ну папу я постарше немного, лет на пятьдесят, – она улыбнулась, – Мне без малого триста. М-да, и совсем неизвестно сколько еще впереди. Некоторые надеются на долгие-долгие годы, но их дети преподносят нежданные сюрпризы, и получается, что ничего и не успел, другие же, наоборот, жить торопятся, и конца этой жизни не видят и утомленные уходят в небытие портала.

– Куда уходят?

– Все завтра. Беги, такси ждет.

Элизабет вышла. Ожидающее такси совсем не торопило Джуниора, он мог думать только о Бриджид, о своей маленькой Би, с бронзовой кожей и жемчужными глазами. Бросить, оставить ее. Тем более сейчас. Но это никак невозможно. А если кто-нибудь узнает, что Би беременна – мысли Джуниора менялись одна за другой и последняя вдруг показала ясную картину. Если все то что сказал дед правда, то ни он, ни тем более так называемые наши, не примут ребенка зачатого с обычным человеком, более того они сделают все что угодно, дабы этот ребенок на свет не появился, потому что его рождение – это прямая угроза жизни деда. Насколько правдива эта информация Джуниор не знал и утверждать не мог, но обезопасить Би и своего ребенка он был просто обязан.

Хорошо жить, когда ты не знаешь, что сказочно богат. Ты экономишь, откладываешь, снова экономишь и однажды собираешь вполне себе сносную сумму. В шкафу в давно забытом сапоге для верховой езды Джуниор откладывал наличные деньги. Сначала копил на машину, потом на машину получше, потом хотел съехать от родителей и снимать квартиру, а год назад он встретил Бриджид – непредсказуемую, легкую на подъем и такую непохожую ни на кого.

Би родилась в Индии, а в пять лет вместе с матерью перебралась в Британию. Здесь выросла, выучилась, но так до конца и не стала англичанкой. Ее происхождение пробивалось во всем: в манере ходить, покачивая бедрами (а там было чем покачивать), в чрезмерной жестикуляции, эмоциональности и даже тембре голоса. Она все делала слишком – слишком быстро, слишком громко, слишком правильно и слишком искренне.

Джуниор закрыл глаза и представил, что больше никогда не увидит эту восточную красавицу с жемчужными глазами. Где-то внутри что-то сжалось и защемило – то ли душа, то ли сердце, простое человеческое сердце.

В сапоге оказалось без малого семьдесят тысяч фунтов – ого да ты просто богач, даже и не знал, что столько денег можно накопить за десять лет, экономя на обедах, развлечениях и прочих мелочах.

В голове созревал план. Джуниор вышел, не спеша – такси все еще стояло возле дома. Что ж гулять так гулять. Сейчас пересечем Ривен-лун, по Пенни стрит двинемся в сторону больничного городка. Пункт неотложной помощи на Аштон-роуд знает каждый житель британского Ланкастера, а вот уютный паб в одном из подвальных помещений больницы – только некоторые. Именно туда направился Джуниор, по пути обзванивая друзей и коллег, приглашая отметить его двадцатипятилетие. Би стала пятой в списке контактов. Джуниор боялся, что теперь его прослушивают, что теперь за ним могут следить – да все что угодно может быть, когда твой дед одержим манией величия, а мать видит будущее и читает мысли. Интересно, что может отец? С ним до сих пор не пришлось пообщаться – у него как обычно нет на это времени.

– Бриджид, я приглашаю тебя в наш бар через час, чтобы отпраздновать мой день рождения, – он не дал ей даже слова сказать, и специально назвал полным именем, чтобы никто не мог ее в чем-нибудь подозревать. Просто коллега.

Год назад она пришла в лабораторию и сразу всех свела с ума. И первый, кто пал от ее обаяния и энергии стал ведущий и самый молодой генетик самой обычной станции неотложной помощи.

Бриджид жила недалеко, и они каждый раз после смены бродили по сонным улочкам города. И своим звонким смехом Би будила целые кварталы, нисколько не смущаясь этого.

Неужели сегодня будет последний день, когда я смогу увидеть, услышать, прикоснуться к самой главной женщине, к матери своего ребенка, к этому неземному чуду с фиолетовыми глазами.

В баре было тихо – время не самое людное – среда и третий час пополудни. Парочка завсегдатаев да недовольный жизнью бармен, он же хозяин этого не совсем легального заведения. Народ стал подтягиваться уже через 15 минут. На каждое поздравление Джуниор кивал, что-то механически отвечал и даже отшучивался, а сам рассеянно глядел в сторону входа. Ждал, боялся, что она не придет, вдруг обиделась, вдруг не поняла. Но она поняла.

Никогда с первого дня знакомства Джуниор не называл ее полным именем. Только Би, и только он. Это был их собственный код, потому что в клиники не принято заводить романы – никто не должен был знать об их отношениях. И сегодня тоже никто не должен ничего заметить. Сегодня она Бриджид – шустрая лаборантка – хороший человек и подруга для каждого сотрудника.

«Оооооо» – откликнулся бар общим хором, когда Бриджид вплыла в невероятном наряде. Она пришла в сари, в самом настоящей индийском сари, красно-зеленом, с обшитым золотыми нитями краем. На запястьях звенели браслеты, на шее блестели бусы из крупных камней и даже в носу блестела маленькая серьга с колокольчиком – такой ее не видел никто. Эта пухлая индианка с белыми жидкими волосами, всегда стриженая под мальчика, сочетала в себе несочетаемое. Сейчас же был просто праздник для ненасытных глаз – каждый из гостей под видом поболтать подходил ближе, чтобы рассмотреть и понять, почему все это немыслимое количество деталей и цвета так гармонично смотрится на этой толстушке. Девушки мысленно примеряли этот наряд на себя и кривились от безобразия. Но почему некоторым идет то, что нормальный человек не наденет даже в пьяном угаре? На правах именинника Джуниор отбил свою Би у толпы поклонников на все танцы. Теперь никто не помешает. Теперь можно поговорить.

– Би, любимая, ты всегда потрясающа, но сегодня просто превзошла все ожидания, – в ответ она склонили голову и так нежно улыбнулась, что сердце Скоула снова сжалось.

– Сейчас я тебе скажу очень важную и очень тяжелую для тебя вещь. Но прежде нее, я скажу, что люблю и буду любить. Люблю тебя и нашего ребенка. И я сделаю все чтобы защитить вас обоих.

– Защитить от чего? – уже абсолютно серьёзно спросила Би, – Кто может угрожать врачам скорой помощи?

–Может, как оказалось. Теперь не перебивай, я буду говорить быстро, возможно непонятно, просто поверь мне, что все что я делаю, ради тебя. Первое и это очень важно, когда родиться сын, а это будет точно сын, – он улыбнулся, – Я умоляю тебя подделать документы. Его день рождения должен быть на два дня раньше или позже реального. Просто поверь. Ты потом поймешь, только не забудь, – Би кивнула, – Дальше – я дам тебе денег, немного, но на первое время хватит, а потом я попробую что-нибудь придумать. Никому и никогда не говори, что это мой ребенок – иначе ему грозит опасность.

– Да кто ты такой – внебрачный сын мафиози?

– Что-то вроде того, и рассказали мне об этом сегодня, и теперь меня пару лет будут прятать в какой-то тайге.

– Ты шутишь?

– К сожалению, нет. Завтра меня вывозят, и куда – не знаю даже я. И как я понял, моего мнения никто и не спрашивает.

– Да чушь кокая-то, ты живешь в свободной стране, у тебя есть твои права, ты должен бороться за себя.

– Нет Би, сейчас я должен бороться за вас, и чтобы выиграть сражение завтра я должен сдаться сегодня. Просто поверь.

– О-о-о, а тут кажись, что-то наклевывается. Посмотрите, а наш красавец Ромео что-то жарко шепчет на ушко этой индийской богине плодородия, – это была Эмма, ядовитая гарпия всей больницы, но не пригласить ее было никак нельзя. Она бы все равно узнала и обязательно сдала властям это тайное место, куда любили зайти врачи и медсестры после смены.

– Эмма, иди еще выпей и расслабься, – как можно вежливей послал ее Джуниор.

– Обломись, Ромео, твоя цыганка глубоко беременна, так что место жениха далеко не вакантно.

Подвыпившая публика снова заокала, захлопала в ладоши и каждый спешил лично поздравить Бриджид, но еще больше всем хотелось узнать, кто же этот смелый парень, уложивший самую эпатажную докторшу.

Бриджид краснела, отнекивалась, отшучивалась. Но Эмма разрушила весь романтизм.

– Да не лезьте вы к ней, ни одна девушка не признается, что не нужна мужику и ей потребовалось искусственное опло-ик, оплода-ик, – осеменение в общем. Я сама видела у нее на столе стопку анализов и договор с лаба-ик-торией.

Бриджид вспыхнула и побежала к выходу, Джуниор рванул за ней.

– Не слушай ее, он ж пьяна, да и трезвая, ты же знаешь – зла на язык.

И вот они на улице – после душного прокуренного паба здесь свежо и даже зябко, здесь пахнет предстоящим дождем и прелой листвой. Бриджид уткнулась лицом в грудь Джуниора и засмеялась. Так искренне и звонко.

– Эй, ты чего, успокойся, ты как?

– Все хорошо. Ай да Эмма, ай да молодец. Я все время ждала, когда же ее прорвет. У меня точно были на столе мои анализы и анализы не знаю кого на совместимость из центра искусственного оплодотворения, там в код входят цифры и заглавные буквы, так вот буквы были БМ, – она снова засмеялась – Бриджид Мора. Так она две недели продержалась. Меня не спрашивала. Ну это и к лучшему. Теперь точно никто не будет знать, чей же это ребенок.

– Я знаю, и я вас найду, я вас заберу, я дам вам все, но через два года.

– Хорошо, я буду ждать. Мы будем ждать. И не надо больше ничего говорить, пошли ко мне, раз у нас осталась еще целая ночь.

Дождь начался неожиданно. Тяжелые капли застучали по окнам, стекая по стеклам холодными осенними слезами. Джуниор проснулся. То ли от дождя, то ли от тревожной мысли, что пора уходить. Стрелки на часах показывали половину пятого утра. Совсем не утро, но спать уже не хотелось. Он еще раз осмотрел эту маленькую уютную квартирку, вдохнул глубоко, чтобы запомнить этот воздух, наполненный восточными ароматами, посмотрел на Би, которая сладко спала, завернувшись в мягкий плед. Очень аккуратно, чтобы не разбудить погладил ее по волосам и тихо вышел из квартиры, надеясь, что однажды вернется.

Возле подъезда стоял неприметный серый автомобиль, передняя дверца распахнулась – отец жестом пригласил Джуниора сесть.

– Давно ждете? – без какого-либо удивления спросил Скоул, словно он знал, что его ждут.

– Минут пятнадцать – сразу как дождь закончился.

– Пап, это все правда, это не дурной сон, не шутка деда? – в голосе прозвучала надежда, как в далеком детстве, когда он спрашивал о покупке очередной игрушки.

– Да, сынок, так уж мы устроены, таков наш путь – и здесь ничего не попишешь. Ты прими это как неизбежное. Ну вот, к примеру, когда маленькому мальчику Иисусу сказали, что он сын божий и что ему суждено умереть в муках и страданиях, думаешь он обрадовался этому известию.

– М-да, отец, умеешь же ты подобрать примеры.

– Ты не переживай. Просто сейчас тебе все непонятно. Если бы ты знал это с самого начала, то сегодня бы уже приступил к службе на благо своего народа. Но Лиз сказала, что надо именно так. Ладно поехали, – отец повернул ключ зажигания, мотор заурчал, как довольный кот и машина мягко тронулась.

– Ехать долго? А то бы я поспал еще немного – уж слишком насыщенный день.

– Поспать это обязательно. Кстати, хотел сказать тебе спасибо, что ночь ты провел с этой женщиной. Ее беременность – гарантия непредвиденных ситуаций.

– Угу, – ответил Джуниор, а сам подумал, как же хорошо, что он удалил всю переписку и фотки с Би, на телефоне оставил только вчерашние, – Отец, а что делают если вдруг появляются мм внебрачные дети?

– Они не появляются, им этого не позволяют. На нашей памяти было только два случайных рождения таких детей – это монстры, непредсказуемые, неконтролируемые. Мы пытались их изучать – но таких проще уничтожить, хотя и это тоже не просто. У них такая жажда жизни, что они чувствуют опасность заранее. Даже маленький младенец способен принести массу проблем.

– Кому? Нам или людям? В чем они монстры? Они вампиры или оборотни, или нечисть какая?

– Всем. Ты сейчас слишком много вопросов задаешь, поспи, а завтра своему куратору будешь мозги выносить.

– Но я уже не хочу спать

– Хочешь, просто пока не понял.

Что-то острое воткнулось в бедро, по телу разливалось приятное тепло, веки стали тяжелыми, и бороться с этим состоянием было выше его сил.

Глава пятая

У каждой тайны есть имя

В десять часов утра четырнадцатого февраля внезапно скончался старший Готтенголл. Прямо за столом во время семейного завтрака. Сначала он поправил воротник на рубашке, расстёгивая верхние пуговицы, потом странно улыбнулся – и все. Просто обмяк за столом. Элизабет с удивлением смотрела на мертвого тестя, с таким же неподдельным удивлением Сэмуил смотрел то на жену, то на отца.

Причина могла быть только одна, но никаких возможных вариантов для этой причины никто не знал и даже не мог предположить. Единственно кто мог быть в курсе – это Скоул, или, как его называли в семье, – Джуниор.

Уже через четверть часа в фамильном замке собрались люди. К смерти, такой скорой и столь неожиданной не был готов никто. Обычно все идет иначе. Старшие всегда готовятся, передают дела, дают наставления и проходят ритуал высвобождения. Некоторые говорят, что души прадедов отдают все свои силы и знания своим правнукам, благословляя своей смертью их рождение. Но сегодня рушились все устои.

Члены совета безопасности задавали стандартные вопросы, на которые ни Бэт, ни Сэмуил, не знали ответов.

– Элизабет, вы не могли не знать, вы не могли не заметить. Бастарды не появляются из неоткуда, должен быть след – дайте нам его.

– К сожалению безопасности, я ничем не могу вам помочь. Я вижу туман, белый туман. Обычно он скрывает только белоснежек, но тут явно причастен мой сын. У меня только одно объяснение – Древо не хочет показывать младенца. Значит так надо.

– Вы не понимаете всей серьезности ситуации. Этот выродок может натворить столько, что мы не разгребем и сотни лет. И не вам решать, что лучше и как надо.

Бэт поменялась в лице. Вся ее мягкость слетела маскарадной маской. Лицо стало жестким, губы сжались в тонкую нить, черные глаза засверкали недобрым синим светом – Честер Стоун, начальник службы безопасности, сделал шаг назад и склонил голову, – Извините, мэм, – прошептал он слегка заикаясь.

– Что и как лучше мы обсудим на совете Тринадцати сегодня в полдень, но не забывайте, сэр Стоун, что решение принимаем именно мы с мужем. Ваша задача сегодня к полудню оповестить моего сына и привезти его на совет.

– Да, мэм, – ответил Честер, недобро и со страхом посмотрев на Элизабет.

Ровно в полдень в малом каминном зале замка собрались 13 самых влиятельных семей. Честер стоял возле своей матери, придерживая за рукав Джуниора.

– Братья мои и равные мне. Сегодняшняя ситуация весьма неоднозначна и очень печальна, мы собрались чтобы почтить память моего отца, который долгие годы был во главе совета, в зале послышался шепоток и всхлипывания – что больше походило на показную печаль.

– Прошу всех пройти в зал решений. Джуниор, сынок, подойди ко мне. Сегодня тебе придется ответить на многие вопросы.

Ноги не слушались, каждый шаг был тяжел, но никто не должен видеть его страха. А он боялся. Очень боялся. Страх окутывал все его тело, сковывал движения, сжимал сердце, подкатывал тошнотой к горлу. Он боялся не за себя. Теперь, когда четыре месяца провел в академии, Джуниор знал, что происходит с помесными детьми, что грозит им и их матерям. Кстати, совсем ничего, никаких наказаний или даже порицаний не грозит отцам за случайные связи или даже серьезные отношения. Просто твоя задача предупредить и, если что, – сообщить. У Джуниора в этом плане позиция еще более выгодная – судя по срокам, зачатие произошло задолго до введения его в курс событий. Поэтому мало ли кто там мог быть на стороне – ищите. Главное, чтобы они не вышли на Би. Сердце снова предательски сжалось.

Совет тринадцати оказался достаточно большой компанией, и все они были похожи, словно близкие родственники. Высокие, статные, темноволосые, с пронзительно черными глазами – словно над каждым из них поработал один и тот же пластический хирург.

Вся это компания, под легкий шепот и осуждающие взгляды пропустила Джуниора вперед. Он следовал за родителями, по незнакомой до этого дня лестнице, ведущей глубоко под основание замка.

Большой. Холодный и неуютный зал, абсолютно круглый. Джуниор боялся, что на полу будет пентаграмма, но посмотрев вниз увидел Древо. То самое, о котором все говорят, но никто его не видел. Там, где, по сути, должны быть корни, стояли четыре витых кресла, именно туда и направилось семейство Готтенголлов, остальные просто равномерно встали по линии круга.

– Равные мне, – сказал Сэмуил, – Вы знаете, что с рождения мой сын по настоянию Видящей и с вашего согласия жил и обучался среди людей, как один из них. О своей сути он узнал только четыре месяца назад, значит зачатие произошло по незнанию. И я, как отец могу, вас уверить, что серьезных отношений с женщиной у него не было, а значит связь была мимолетной, что иногда случается, – в зале кто-то хихикнул, женщины смущённо улыбнулись, а остальные закивали, – Наша задача выяснить, найти и обезвредить выродка, – продолжил отец, – Честер, какие меры предприняли вы?

– Учитывая, что Джуниор на тот период времени не покидал Ланкастера, то можно подумать, что рождение ребенка произошло непосредственно в этом городе, хотя есть возможность, что и сама мамаша могла выехать куда угодно. У меня уже есть цифры по Британии, сегодня в десять утра было рождено 56 младенцев из них только четверо в нашем городе. Сейчас мои агенты проверяют каждого, чтобы выяснить их принадлежность к нам. Уже через час у меня будут сведения по всем странам, останется только исключить тех, кто не посещал Англию с мая по июль. Думаю, за пару дней мы управимся.

Джуниор дрожал, только бы Би сделала так как он говорил, только бы она не забыла, только бы поверила. И тут его осенило.

– Равные мне, я усложню вам задачу. И это не моя вина, а ваше решение держать меня двадцать пять лет в неведении. Будучи студентом, я был уверен, что принадлежу к роду такому же бедному, как и древнему, – в зале послышался смех, – Да, сейчас я тоже могу над этим смеяться, но тогда мне было совсем не до смеха. Я был полон желаний и желаний совсем не тех, о чем вы сейчас можете подумать. Мне нужны были новые книги, новые гаджеты, но я осознавал, что не могу просить об этом свою семью, поэтому зарабатывал как мог. Еще в колледже с моим другом Бэном Кригом мы придумали схему по сдаче спермы. И это легко отследить, если бы не маленькое, но. У Крига ревматизм и ассиметричное лицо, поэтому приходил как бы я, а сдавал он – ему процесс нравился, ну и потом он был зол на девчонок, которые ему всегда отказывали. В общем он совмещал приятное с тихой местью. Ну и за это неплохо платили.

– Один уточняющий вопрос – ваш материал был, или все строго по схеме?

– Ну я же сказал, что усложню, конечно, был, я даже не помню точное количество сданного материала. За все время обучения лично я сдавал мм, пусть будет материал, около десяти раз.

– А ваш друг?

– О, а этот бегал по несколько раз в месяц. Мне даже кажется у него зависимость о самого процесса. Так что, замороженных баночек с Именем Джугер может быть несколько сотен и разлететься они могли не только по Англии. Так что извините, братья. Но, наверное, о таких вещах стоит предупреждать.

Джуниор солгал. Он ни разу не сдавал свой биоматериал, он просто заходил, заполнял документы, а потом передавал все Кригу, который работал здесь же младшим санитаром. Ищите, господа, может что у вас и получится. Сейчас главное обезопасить Би и сына. Он был уверен, что это сын, и даже чувствовал, что Би назовет его Дарий.

Рано утром 14 февраля у Би начались схватки. Сразу частые и интенсивные. Сил дотянуться до телефона не было никаких, да и времени – тоже. Она сползла на пол и от боли не могла даже кричать. Боль ее душила, сковывала движения. С каждой схваткой ее подбрасывало, как от электрошока, тело прогибалось, мышцы сокращались, пытаясь скорее вытолкнуть из себя новую жизнь. Нужен врач, все не так, мы не выживем оба. Господи, он должен жить.

Из последних сил она победила спазмы, мешающие дышать и кричать: Ma dah-ra livo me pios – изо всех сил закричала Бриджид на непонятном для нее языке. Но это помогло, что-то теплое и мягкое появилось у нее между ног. Очень аккуратно, чтобы не согнуться в пояснице Би потянулась руками к новорожденному, приподняла за голову, слегка повернула на бок, чуть потянула и высвободила новую жизнь из плена собственного тела. Светленький. Такой же светловолосый как она, и с такими же угольно-черными глазами, как у Джуниора. Жаль она очень хотела, чтобы сын был полностью похож на отца.

– Мой Дарий, наш Дарий – добро пожаловать в наш мир, – ребенок заворочался, и огласил всех о своем прибытии криком. Так они и уснули прямо на полу, завернувшись в стянутую с кровати простынь. Скорую Бриджет вызовет только завтра. Добавит свежей крови – благо теперь ее у нее достаточно. Джуниор просил, чтобы разница была в пару дней, но тут любой врач догадается о подвохе. Один день тоже играет роль в этой странной игре в шпионов.

Поиски продолжались третью неделю – и никаких результатов. Подняв базу доноров, выяснили что материал был сдано сто тридцать четыре раза и количество желающих было практически равным. Часть была использована еще несколько лет назад, а вот интересующее время зачатия оказалось практически пустым. Всего два случая. И оба ребенка родились днями позже. Честер вернулся к первоначальной схеме, выискивая возможные случайные связи – мимо.

В конце концов под подозрение попала Бриджид. Четверо статных темноглазых мужчин вошли к ней в кабинет без стука.

Би была вся в работе, аккуратная шапочка скрыла от незваных гостей ее светлые волосы, которые так не шли девушке с явно индийскими корнями. Вместо очков были надеты настоящие окуляры, попросту бинокли или мобильные микроскопы. Отвлекаться и снимать сложную технику Бриджид не стала. Так и отвечала на вопросы в полном лабораторном обмундировании.

–Бриджид, кто отец вашего ребенка? – резко и без каких-либо объяснений начал первый.

– Во-первых, здравствуйте, во-вторых, представьтесь, а в-третьих, я не обязана отвечать на столь бестактный вопрос.

Мужчина, стоявший слева сделал шаг вперед. И начал беседу совсем иначе.

– Прошу прощения, мэм, за столь хамское отношении моего коллеги, но у нашего ведомства есть к вам несколько вопросов.

– Ваше ведомство – это что? – Би удивлялась сама себе – ни один мускул не выдавал ее волнения, да и не было никакого волнения, хоть она и понимала всю серьезность ситуации, но никакой опасности не чувствовала. По крайней мере пока.

– Мы из совета безопасности. И проверяем всех, кто воспользовался донорством спермы за последний год.

– О, ну так вы не по адресу – у меня все согласно природе, – хихикнула Би.

– Дошла информация, что вы все-таки были клиенткой клиники искусственного оплодотворения.

– Дорогие товарищи из совета безопасности. Очень странные вопросы вас интересуют, и вдвойне странно, что вы пользуетесь непроверенными фактами, а сплетнями, которые, я даже знаю кто, распускает, – все это Би сказала на одном дыхании, – Я не знаю, что там за проблемы со спермой, только повышенная радиация или новый вирус в донорском материале мог бы быть интересен столь высокому ведомству. Ну и чтобы рассеять ваши сомнения, вы можете посмотреть в компьютере на столе у окна паку «Результаты. Октябрь». Именно тогда ко мне попали анализы на генетическую совместимость донора и реципиента. Именно там буквенно-цифровой код содержал мои инициалы, а эта курица, Эмма, сочла это сенсацией и растрепала на всю клинику. За что я ей даже благодарна, – на лицах мужчин можно было прочесть удивление, – Видите ли, в нашей клинике не приветствуются служебные романы, и я бы не хотела подставлять ни себя, ни своего коллегу, с которым мы, кстати, разорвали всякие отношения.

– Почему разорвали? – вмешался третий мужчина в черном костюме.

– Он слишком молод и слишком амбициозен, ребенок никак не входил в его планы. В общем – это мой выбор, а он, если однажды захочет встретится с сыном – я не буду препятствовать.

Бриджид никогда не умела врать, а тут каждое слово давалось ей легко. Хотя если смотреть на картину в целом – она не соврала ни одного слова.

– Спасибо, Бриджид, еще раз простите нашу бестактность. Но служба, и ситуация, как говорят в фильмах – критическая.

– Я могу продолжить работать? У меня слишком много дел, чтобы тратить время на откровения с малознакомыми людьми, которые даже не предоставили своих документов.

– Да, конечно, еще раз извините.

Би молча отвернулась и склонилась над стеклами – даже в эпоху электронных микроскопов, ей очень нравилось наблюдать микро-жизнью своими глазами.

Честер был в бешенстве. С этими поисками все его ведомство разлетелось по миру, Ланкастер, казалось, был проверен вдоль и поперек, поэтому здесь остались только новички. Единственным плюсом были их дары. Первый, тот самый дерзкий парень чувствовал минимальные колебания организма у любого, с кем общается, – ложь, тревога, страх и даже зачатки заболеваний – он определял моментально. У второго был потрясающий нюх, если это можно так назвать, он мог идти по следу, даже если контакт с искомым был несколько месяцев назад. Третий попросту читал мысли. Еще он мог внушать все что угодно, так что этот набор был очень полезен для подобной работы.

– Ну что? Есть что-нибудь? Гвэн – что у тебя?

– Женщина. Родила около месяца, кормит грудью, в организме идет гормональное восстановление.

– Это мы и без тебя знаем, давай, по существу, – рявкнул Честер

– По существу, так, по существу. Все в норме: мышечная активность, сердцебиение, давление, холестерин, кислотность – все в том пределе нормы, который говорит, что мы ей просто были неприятны.

–Следующий. Паркер, ты ей что-либо внушил?

– Да, сэр, говорить правду и только правду.

– А она? Скрытые мысли?

– Она сомневалась, что мы из безопасности, подумывала вызвать охрану, даже промелькнула мысль, что над ней кто-то шутит. Все остальное в идеальном порядке. У нее не было сомнений ни в одном сказанном слове.

– Ладно, теперь ты Доберман, есть что?

– Запах наших держится годами. Если ее ребенок имел бы хоть какое-то отношение к Джуниору, учитывая ее ежедневный контакт с младенцем, то от нее бы фанило за километр. Но есть давний след, около полугода назад у нее была связь с Джуниором.

– Это я и без твоего носа знаю. Ладно парни, если уж она чистая, то нам надо искать новый след. Если мы не найдем, то мы попросту зря существуем как ведомство. И членам правления нам есть что предъявить.