Читать онлайн Тень под куполом

Глава I

Осень 1996.

Восемьдесят с лишним лет назад властями близлежащих пригородов было принято решение о расселении и затоплении округа, для построения гидроэлектростанции на реке, объединяющей их. Это решение тяжело сказалось на жителях, в особенности стариках, они со слезами покидали родные дома. Участь белой церкви с золотыми куполами была прискорбна. Храм, трапезная, колокольня – ничего не пощадили. Некогда белоснежная, с куполами в форме полусфер, в которых отражался необъятный небосвод, величественно возвышалась в центре местности. C самой высокой колокольни был виден весь округ и плотно расположенные города.

Вскоре поселения расселили, местность затопили.

Спустя десять лет из-за засушливого климата уровень воды стал снижаться. Плотина, по каким-то причинам давала трещины. Различного вида неприятности сопровождали из года в год, всех, кто каким-то образом был связан с этим местом. Постоянные поломки, несчастные случаи и необъяснимое снижение уровня воды привело к решению, спустить водохранилища и ликвидировать плотины. Гектары илистого дна оказались на суше и десять лет не прошли даром для этих земель. Долгое время там ничего не росло. Со временем, не без помощи коренных жителей этих поселений, на месте водохранилища появился смешанный лес, огромных размеров. Люди приложили не мало усилий, чтобы озеленить родные края. Кто-то сажал сосны, кто-то березы. А кто-то панически искал золотой купол белой церкви…

Кое-что странное, настораживало лесников, ходили слухи, что растения появляющиеся на тропинках леса удивляли, к примеру, осенью появлялись весенние цветы. С годами слухи превратились в легенды, как и история о затопленной церкви, золотые купола которой так и не обнаружили. А историю о тени, появившейся из ниоткуда, и воющей посреди ночи, рассказывали непослушным детям на ночь…

Спустя десятилетия в газетах маленького спального городка появились тревожные новости. Пропала девочка, девяти лет. Последний раз ее видели соседи, прогуливающейся во дворе дома. Поиски продолжались полгода, но следователи приостановили дело. После того, как ее куртка была найдена в огромном лесу на окраине города.

Размеры территории в несколько тысяч гектаров, были прочесаны неоднократно, зафиксировали пару домиков лесников и старые амбары, их обыск ни к чему не привел. Всех подозреваемых допросили и отпустили, из-за нехватки улик.

Все утихло, но ненадолго, дело снова возобновили. Когда приехал следователь из соседнего города, который сообщил, что дело несет серийный характер. Оказывается, что в то же время, в соседних населенных пунктах, пропало еще шесть девочек, примерно одного возраста и ни одну из них найти не удалось. Только одно всех объединяло, верхняя одежда детей найдена у окраин, того же леса. В итоге, число пропавших достигло семи.

Лес находился на приличном расстоянии от жилых домов и все подозрения не сходились в единое обвинение.

Два года следователи ломали голову в поисках детей, проводили параллели. Ничего общего среди девочек не было, кроме возраста. Все были лет восьми-девяти, ничем примечательным не выделялись. Ни красотой, ни талантом, ни знаниями. Семьи были из разных слоев общества: от самых обеспеченных до простых, ниже среднего класса. Родители готовы были найти и отдать любые суммы денег, чтобы вернуть своих детей. Но похититель не выходил на связь. Выкуп не требовался. Это еще больше запутывало следствие и обрекало, по их мнению, на самую ужасную участь девочек.

После двух безуспешных лет поисков, следствие пришло к решению закрыть дело, вероятнее всего, детей не было в живых. Родители по своим возможностям находили детективов, отдавали последние деньги, лишь бы найти, хотя бы тела своих детей. Но все безрезультатно.

Мрак и безысходность накрыли с головой несчастные поселения, где потерялись девочки, в лес боялись ходить даже взрослые. Ходили слухи, что с этого момента, в лесу была постоянная осень, длиною в годы.

Водители не парковали машины близко к опушке, дабы справить нужду, останавливались на трассе. Каждое утро жители города открывали свежие газеты молясь, в надежде, услышать хорошие новости или не услышать плохие.

Спустя год, в одном из городов появился слух, якобы, одну девочку нашли, живой, но она была странной, скорее невменяемой. Ее даже поместили в лечебницу. Волна паники нахлынула на города. Слухи пытались замести, следователи и родители отказывались что-то комментировать. Лишь журналисты, делили эту информацию на двое и печатали разные пугающие, провокационные статьи, вводя жителей в полное, омрачающее заблуждение. Но истинная история, скорее всего, не была менее пугающей, хотя так никто, ничего и не узнал… А незнание пугало, куда больше.

В статьях журналисты печатали разные версии, которые могли привести к тому, что произошло с девочкой, которая стала агрессивной и ненавидела мать и отца. Даже упоминалось, что следователи стали подозревать самих родителей.

История тех лет не сразу забылась, но люди стараются забыть то, что не приносит им радость и беззаботность. И только родители не найденных девочек, влачили жизни в надежде, что их дети вернутся, пусть такими же больными и невменяемыми, но живыми, ведь мысль о том, какие муки им пришлось пережить, толкали родителей на безумные поступки. Некоторые так и не дождались своих детей…

Глава II

Кованные ворота.

Который день льет дождь. Да сколько можно… Стучит и стучит. Оглушило. Еще один такой день и дом обрастет мхом снаружи, а изнутри, покроется плесенью. Узорчатые углубления на лепнинах стали сыреть…

Нет, я не против дождя. Но должно же быть настроение пледа и кофе, а не холодная пустота на душе. Не люблю зонты, теряю их. Не люблю кошелек, теряю его. Не люблю, когда утром в доме солнце, сразу заметна пыль. Люблю снег, зиму и свежий воздух весны, а также цветы. Их цвета, полутона, форма цветка, характер… Да, что же это я, о красоте природы можно долго говорить.

Дошла до супермаркета на третий день, купив все необходимое и тихо, не спеша, под моросящим дождем направилась домой. Вспомнила, как один аристократичный мужчина недовольно глядел на меня, прячась за стеллажами с продуктами. И что такие важные люди делают в нашем магазине. Дождь моросил, не переставая, капли пузырились в лужах, это надолго.

Возле супермаркета под зонтиками сидели старушки и продавали: кто зелень, кто первые весенние цветы, уговаривая всех прохожих купить один букетик, а второй в подарок. Я долго выбирала, что-то яркое. Нашла желтые с оранжевыми прожилками крокусы. Старательно избегая синие и фиолетовые. Но не удалось спастись от них, одна бабулька мне впихнула букетик ароматных цветов,

– Бери, деточка, бери. Гляди, какие яркие и сочные цвета, а аромааат, – тянула румяная бабуля с розовым вязаным платком, туго затянутым на шее. А зонт ее был оранжево-лиловым, его цвет отражался на ее лице и пальтишке. Я взяла цветы лишь из чувства благодарности. Но выбросила их, завернув в первый двор.

Хлюпая промокшей обувью, глубоко задумавшись о работе, считая каркающих ворон на проводах, дошла до дома. Теперь я замерзла, мне нужен плед и кофе. Сварив горький кофе и закутавшись в мягкий плед, удобно уселась в кресло, напротив окна. Открыв его, пригласила в дом свежий ветер, пусть погуляет, а шум дождя успокаивает, наверное, всех. Занавес на окне стал тревожно подниматься и резко падать.

– Ругается с ветром, – ухмыльнулась я, затянув резинку на волосах приготовившись порисовать эскизы, схватив скетчбук.

Весна, погода радует. Чаще засыпаю с открытым окном, свежо и немножко тревожно. Воздух кажется совсем не прозрачным, а сине-фиолетовых оттенков. Не люблю я этот цвет, а ведь настало время лазурного неба и кучевых облаков, разбухших почек на ветках и трели птиц… и этого аромата, который стоит вздохнуть и картина новой жизни перед глазами. А ель, перестала сниться.

Совсем одиноко, но так я люблю это состояние. Порой времени моего безделья не хватает, чтобы заполнить суету в моей напряженной голове.

Я счастлива, почти, меня ничего не тревожит, почти… Ничего, кроме мысли, что, мои иллюстрации не понравятся детям. Обожаю цветы, в них сила. Сила жизни, процветания, борьбы. Много цветов в моих работах. Даже в зимних, в вазе на столе должен стоять букет, любой, это – как очаг, только огонь – очаг тепла, а цветы – очаг радости.

Всегда любила рассматривать иллюстрации, находя в них все детали из прочитанного текста. Либо сначала рассматривала иллюстрацию, затем представляла прочитанное. Это, как посмотреть кино, а затем прочесть книгу.

Боюсь ли я чего-то? Раньше – да. Сейчас неопределенности.

Напрягает новый заказчик со своими недалекими идеями иллюстраций, никто ему угодить не может, иногда его фантазии пугают даже издательство, я пока ничего не комментирую, только на днях пойду знакомиться лично.

А погода, как на зло, вот-вот ливанет… снова. Я в предвкушении, как бы не пугал ураган, затем немая тишина до ливня, но невозможно это не любить. Облака, отчасти сине-серые, тучи волнительно заполонили небосвод.

Началось. Гром, словно гневно разговаривает, кричит беспокойно. Семь минут шума, будто кто-то прорыдался, как человек. Человек – природа. Затихает… умолкает.

Закончилось…

Небо плотно серое, сквозь ветви деревьев прорывается луч солнца, чтобы осветить каждый свежий лист золотом. Как же люблю я безмолвную тишину природы. Скорее, понимание ее и толкает меня в объятия творчества.

Уютные домики, заставленные цветами веранды, сады, листочки, лепесточки, цветы, цветы, цветы… Рисовать, самое незабываемое удовольствие. Вот так, стоя у окна, тревожно перегрызая колпачок ручки, я встретила и проводила очередную весеннюю грозу.

Проснулась утром, кое-как. Простояв у того же окна около пятнадцати минут, я так и не встретила рассвет. Cнова облачно. Я собралась, выпив глоток ароматного черного кофе, на такси направилась в район, в который ранее меня не заносила судьба. Как только я села в такси начался град. Градинки были мелкие, но стремительно заполнили тротуары. Вот так удача! Погода, явно, против моей поездки к заказчику. Погода – лучшая подруга. Природа – мама, но это не новость.

Кончики пальцев начали замерзать, еще до того, как я дошла до трехметровых кованных ворот.

Грустный сад с высоченными кустами, различными зеленоватыми растениями расположился на всей территории. И ни одного цветка. Я даже заметила кактус. Дизайнер, явно был не в настроении, рассуждала я с открытым ртом. Для меня, человека, живущего в мечтах это сурово.

Хотя, зеленый прародитель жизни, но…

Вечнозеленая ель-одиночка, не поддающаяся никаким разрушительным силам природы, стояла в центре этих джунглей, немного настораживала и напоминала непреклонную меня.

И вот она я, наполовину промокшая, торчу у громадной, резной, на вид тяжелой двери с вычурной ручкой и пытаюсь стучать заледеневшими пальцами. Прошу прощения, конец апреля. По непонятной мне причине, дверь не открыли и спустя время.

В итоге, я вернулась домой и на почте у себя обнаружила извинения за произошедшее, обо мне просто забыли. На последующие письма этого заказчика я не то, что не отвечала, я даже не открывала их.

Стремительно быстро пробежала весна и не совсем жаркое лето, я не загорела, даже немного. Какая-то ограниченная особь приказала спилить все старые клены вдоль улицы, где я жила. И осень я встретила, глядя на лысую улицу. Только оранжевые лучи заката появлялись на моем лице, когда, уставившись в окно провожала солнце ко сну.

В один из таких скучных осенних вечеров, я села за рабочий стол в надежде почистить почту и обнаружила от заказчика дюжину непрочитанных писем. Я открыла только семь, вразнобой, это были продублированные письма. Заказчик слезно извинялся и просил приехать.

Чтобы убедиться в серьезности намерений, я набрала по номеру, который был указан под инициалами, «Романовский Г. Я».

С первого гудка ответил мужчина, представился лишь по фамилии и назначил встречу на пятницу, в семь утра. Не четыре, как в прошлый раз, уже хорошо. В любом другом случае, я бы послала его и нашу команду, которая почти заключила договор. Просто речь шла о большой сумме денег.

В пятницу я подъехала к дому. Ветер нагонял тоску. Я закуталась в шарф, только глаза выглядывали. Полосатое серое пальто и осенние ботинки на шнуровке уже не грели.

Двор меня не интересовал, как это было в первый раз. Я обошла сад и ель, которая была сантиметров тридцать, что меня немного удивило, я почему-то запомнила ее высокой. Может спилили, а это саженец.

Cнова стала стучать в массивную резную дверь. Как мне показалось, среди зелени кустов промелькнул человек, скорее женщина, в косынке бело-голубого цвета. Как только я кинулась в сторону сада, дверь открылась.

– Прошу в мой мир, Романовский, – сказал худощавый высокий мужчина, который появился передо мной и пригласил войти внутрь.

Что? Мир? С удивлением взглянула на него сверху вниз и шагнула за порог. Из широкой прихожей я прошла в гостиную внушительных размеров, с персиковыми узорчатыми, как в давние времена, стенами. Однако, меня жестами направили в другое помещение, которое оказалось столовой.

Круглый стол, на десять персон был накрыт всего лишь на двоих. Чувствовался аромат цитрусовых кексов и корицы. Мужчина, которого я не рассмотрела даже вскользь, пока не внушал никакого доверия. На вид ему было прилично за сорок.

Он отодвинул тяжелейший стул, пошаркивая по паркету, шорох пронесся эхом даже на верхние этажи. Я с недоверием и оглядкой присела на краешек стула, со старой обивкой лилового цвета, интуитивно, прощупав ладонью шершавый материал. Мужчина отлучился на секунду и вернулся с подносом, на котором гремели две фарфоровые нежно-голубые чашки, вероятнее всего с каким-то кофейным напитком. Аромат его перебил даже резкий запах корицы, который исходил с паром от кексов, стоящих посреди стола.

На узком подоконнике в маленьких чашечках-вазочках стояли разноцветные сухоцветы, обвязанные джутовой веревкой. Старинные текстурные обои, приглушенного абрикосового цвета. Кружевная белая занавеска на всех окошках, аккуратно подвязанная ленточками. Интересно, кто с ним живет, сразу задумалась я, осматривая помещение. Есть ли такие хозяйственные мужчины в целом мире? Над столом опускалась круглая люстра с тысячей переливающихся хрусталиков, которые были начищены до блеска.

Наконец он сел напротив и протянул чашку. Я с недоверием подняла ее и в знак уважения, лишь прикоснулась губами к горячей поверхности. Он внимательно наблюдал и с нетерпением ждал, что же я отвечу, но я лишь кивнула и натянула улыбку, хотя никакого желания не было.

– Вы мне расскажете наконец, какие у вас цели, и в чем заключается заказ? – спросила я, не желая больше тянуть, взглянув прямо в его глаза.

– Как вас назвали родители? – уточнил он, взглянув мне в лицо, но ускользающим взглядом, осмотрев мои черты так, что им стало щекотно.

– Вероятнее всего, мое имя указано в договоре, – улыбнулась я, – а вас? Кроме ваших инициал я не знаю ничего.

– Романовский – так меня зовут все.

– Но, я не все… Для меня, немного неприятно было бы, назови меня друзья по фамилии.

– А причем здесь вы, речь обо мне. Считайте это не фамилия, а стиль жизни – поправил он меня, положив ногу на ногу, скрестив на колене длинные изящные пальцы.

А этот человек, видимо, принимает что-то, подумала я.

– Хорошо, пусть будет так, не расскажете суть, мне нужно знать, что вы от меня ждете?

– А я могу написать о своих предпочтениях и отправить на почту, – сказал, улыбнувшись он, отведя глаза.

Я замерла в недоумении, и взглянула на потолок. Мне показалось, мои слова эхом отвечают, либо эхо отзывается чужими голосами и шептаниями. Я лишь на момент отвлеклась, затем обиженно ответила:

– Простите, а за какой радостью я приехала к «черту на рога», в эту мерзкую погоду. Если вы даже не собирались ничего обсуждать. Ради чашки непонятного напитка? Не говорю уже о том, что в предыдущий раз, дверь мне даже не открыли.

Он нервно рассмеялся, прикрывая рот ладонью и снова, эхо пронеслось на верхние этажи, мураши мгновенно покрыли мое тело. А он, лишь хитро посматривал в сторону гостиной и снова на меня.

– Вероятнее всего, купол вашего дома пустует, как и последующие этажи, раз уж эхо доносится до небес, – прошептала я.

– Купол? – спросил он. – Или, наоборот, с небес, – ответил и выпрямился он, – на самом деле, я хотел посмотреть на человека, который будет выполнять заказ. Почему-то, я не уверен, что у вас хватит мудрости и глубины понять, чего я хочу, хотя, вы не молоды.

Я резко поднялась, – думаю, мне пора!

Я как раз искала повод скорее оттуда сбежать, так как со стороны старой деревянной лестницы ведущей на верхние этажи, веяло, чем-то зловеще пугающим. То и дело чувствовалось, какое-то невесомое движение, но я никого не видела. И волнение этого мужчины, который весьма ловко скрывал его.

– Не торопитесь – заявил он, уводя глаза в сторону. Никак не удавалось поймать его взгляд. Черт бы, тебя…

– Не думаю, что мы договоримся или вы думаете, вы моя последняя надежда, и я буду все выслушивать…, – скрипя зубами, отвечала расстроенно я.

– Надежда может быть и правда последняя, но это не я, точно.

– Спасибо за прямоту, мне пора! – поднялась я, демонстративно отодвинув чашку, в знак протеста.

– Я попросил не торопиться. Возьмите это, – он поднялся и подошел к подоконнику, взял с него первый попавшийся букетик из сухоцветов и протянул мне, – глядя, прямо в глаза, – я ведь ничего оскорбительного не сказал. Чтобы заключить договор, мне нужно знать, как мыслит художник, схоже ли наше восприятие. Для это нужно время…

Я отошла в сторону, проигнорировав его протянутую руку с цветками.

– Я люблю живые цветы. И восприятие наше не схоже. Одно скажу точно, – сделав паузу, продолжила я, – глядя на ваш сад, не могу поделиться, что в восторге. У вас явно нет чувства меры и соблюдения редких мелочей, к примеру, кактусы и ели, это более, чем странно, как и косынка вашей домработницы, которая резко исчезла в саду, не сопроводив меня.

На этой фразе захлопнулась форточка на каком-то из верхних этажей этого «дома». Мы резко взглянули в сторону коридора, словно, кто-то пробежал вверх по лестнице, но остановился.

– Мне пора! – испуганно сказала я.

– Я вас провожу, – прошептал расстроенно Романовский, положив сухоцвет на стол, – поторопитесь, будет снег, – подытожил он взволнованно.

Я схватила сумку и побежала к выходу, без оглядки.

– Всего хорошего, – воскликнула я, оказавшись за порогом дома и вдохнув с облегчением.

– У нас нет домработницы, вы вероятно ошиблись, – надменно ответил он, встав напротив меня и резко захлопнул дверь перед моим лицом, словно торопился, не дав открыть рта.

Выходя, я еще раз осмотрела двор и не заметила ничего подозрительного. Никого в косынке не было. И да, он, этот человек был прав, по дороге посыпал первый ноябрьский снег. Ветер усилился, а ледяные стекляшки впивались в глаза, зажмурившись я шла по лужам грязи, смешанной со снегом.

Странный дом, двор и человек… Как же они смогли построить такое высокое и узкое здание, крыша которого больше походила на купол, да и зачем думала я, убегая из их района. И только, когда за спиной захлопнулась дверь моей сырой квартиры, я наконец расслабилась.

Какое-то странное чувство настигло меня. Ничего плохого не произошло, но насторожило. Меня, конечно, ничем не напугать. Но этот дом переворачивал сознание. Как только я пыталась, что-то вспомнить, концентрировалась на чем-то, было впечатление, что из-за угла кто-то выскочит, кто-то или что-то. Не зря говорят: «у страха глаза велики», и эта неопределенность пугала куда больше.

Я не проверила почту, не стала портить день окончательно. Весь вечер нехотя, вспоминала о Романовском, мне показалось, он держал дистанцию, и ближе, чем на метр, старался не подходить ко мне. Не говорю уже об ускользающем взгляде.

Ночь была крайне беспокойной и холодной. Я даже накрылась запасным пледом, но так и не уснула. Ворочалась постоянно, в итоге, села перед ноутбуком и открыла почту, растирая сонные глаза. Он до сих пор ничего не отправил.

Последующие два дня я проводила свободное время в библиотеке. Снега навалило по колени, переодеться в зимнюю одежду пришлось за сутки. Вернувшись домой, в вечер воскресенья, согревшись, я сразу побежала проверять почту. Не знаю, по какой причине, мне так хотелось узнать, что же это за заказ такой, что так тщательно отбирается художник, и по каким критериям? Кто автор книги, для которой нужны иллюстрации, сплошные загадки во тьме. Ведь в нашей работе ничего особенного. Я всего лишь читая книгу, рисую отрывки, которые посылает воображение.

Письмо было. Странное, как и прежние: «Приходи завтра со своей перьевой ручкой. В том же месте, до 16:00».

Перьевой? Более чем, странный персонаж. И если бы не любопытство, а еще больше нужда в деньгах, я послала бы его, уже без капли сожаления, куда подальше.

Хорошо все обдумав, на следующее утро направилась по тому же адресу. Ворота были те же, кованные. Сад, тот же. Но вот дом…

Это был не тот огромный в высоту замок. Это было нечто похожее на пару соединенных пристроек с красной крышей из потрескавшейся черепицы. Облицовка из белых гипсовых кирпичей осыпалась, стоило ли мне слегка коснуться их. Я даже вышла проверила адрес снаружи, он был прежним. Ель была около тридцати сантиметров, скромно сжалась в снегу и покачивалась от сквозняка. Я внимательно рассматривала сад, когда деревянная резная дверь распахнулась и передо мной возник тот же человек.

В его вопросительном взгляде было недоумение.

– Что-то не так? – удивился он.

Я тупо улыбнулась. Прошла в коридор, не знала, что и думать. На второй этаж вела лестница, крутая, без перил, ступеньки были покатые и покрашены в ярко-рыжую масляную краску. На ней была таблица с надписью «уходи».

– У вас ремонт? – уточнила я, с вопрошающим взглядом.

Он лишь удивленно распахнул свои медово-карие глаза, – разве?

Я смотрела на табличку. Он старался смотреть в то же место, но зуб даю, было впечатление, что видит что-то совсем другое.

– Здесь ведь нет таблички? – с ужасом спросила я. – И лестница не прежняя?

Он прищурил глаза, – я думаю, мы точно совершим ошибку, если подпишем с вами договор. И, собственно, зачем вы приехали?

– Вы издеваетесь? – растерянно, закричала я и направилась к двери, – а перьевую ручку, в следующий раз, я воткну вам в зрачок, до не скорых встреч, – захлопнула дверь и выбежала, слегка задев ель подолом пальто.

Я шла, уткнувшись лицом в шарф, по припорошенной дороге, минут двадцать и ни одна встречная машина не остановилась. Ветер оглушал, смеркалось, так быстро прошел день и тут я поймала себя на мысли, что максимум одиннадцать утра. Я повернулась и увидела, как вдали виднелся прежний замок, тянущийся ввысь. Я свихнулась? Но тут появилась ассоциация, что, словно издалека, форма замка напоминает купол церкви…точно горящее пламя свечи. Странно, а вблизи картина словно искажается.

Не догадываюсь сколько по времени заняла дорога до дома. Но на часах было восемь вечера, когда я замерзшая ввалилась в квартиру. Включила обогреватель, обмоталась пледом, заварила чай, села в кресло-качалку и задремала. Из освещения в гостиной была только настольная лампа. Свет фонаря во дворе, то затухал, то горел, отчетливо было видно, как крупные хлопья снега врывались в окно. Я дремала в особой гармонии, но, что-то горячее словно ошпарило мне щеку, я резко открыла глаза. Внезапно, почта зазвенела входящими сообщениями, я вскочила, приложив ладонь к лицу и села за рабочий стол, это был снова заказчик: «Прошу вас, помогите, мне страшно».

Чего? Да, ты не в себе парень. Мне показалось, что в комнате стало намного ярче и светлее, послышался треск, я повернула голову, о, ужас… моя занавеска была охвачена огнем! Я рванулась на кухню, поставила кастрюлю под струю воды, схватила плед и забежала обратно, чтобы потушить пожар, но вернувшись в гостиную, обнаружила, что пожара нет, только треск, который доносится в моей голове.

Шок длился несколько секунд, я была в недоумении. Похлопала себя по щекам, ватные ноги прогибались, я рухнула на диван, затаив дыхание. Что сейчас было? Может я просто испугалась и это реакция организма? Я пролежала около десяти минут, глядя в одну точку на стене.

Хорошо все обдумав, решила, поеду и попытаюсь разобраться с этим лютым бредом, который происходит со мной. Но в ночь? К слову, сейчас темнота меня не пугала, пугала неопределенность.

На улице было безлюдно и тихо. Я и снегопад… К моему удивлению, довольно легко остановила такси и добралась до замка. Ворота были распахнуты настежь. Я забежала во двор и стала судорожно стучать, дверь со скрипом открылась сама. В заснеженной обуви вошла внутрь, скрипя старым паркетом, темный коридор привел меня в гостиную. В воздухе витал аромат сырости и пепла.

Тишина, лишь треск дров в камине, ни души. Делая паузу на каждом шаге, направилась в сторону столовой и внезапно, со стороны темной лестницы послышались звуки торопливых шагов. Словно, кто-то побежал вниз, но резко остановился. От испуга я в голос вздохнула.

– Романовский? – прошептала я.

– Я здесь, – услышала стон с хрипотцой со стороны кухни.

На цыпочках, не дыша, я вошла в кухню и увидела на полу лужу крови и человека, согнувшегося калачиком в этой луже. Было темно, из освещения только дальний свет гостиной и светильник над столешницей. Но я точно разглядела кровь.

– Боже, что произошло? – воскликнула я, обхватив щеки руками, ноги мои словно пригвоздили к полу.

– Помогите – прокряхтел он.

Я словно вкопанная, боялась подойти и притронуться к нему. Но чувство человечности очнулось во мне, медленно подошла, и слегка наклонилась над ним и протянула руку. Он долго не протягивал мне свою ладонь, опустив глаза. Затем резко схватил меня за локоть, и я помогла ему подняться. Он держался за правый бок и снова сторонился. Я недоумевала, рассматривая его, откуда кровь, рубашка его чиста.

– Только не говорите, что эта лужа хлынула из вашего носа – уточнила я.

– Вы знаете, более хамоватого человека я еще не встречал – бросил он, сжимая губы от боли.

– А мы на уроке этики?

– А вы бываете хоть иногда не злой? – прошептал он, не отводя взгляд от моего лица, впервые за нашу встречу.

– Так и пригласили бы более доброго или вы совсем одиноки?

– Такт, вам знакомо такое слово? – поучал он меня в такую минуту.

– Так откуда кровь? – еще раз спросила я, посмотрела на лужу, и он вместе со мной.

– Вы странная, более чем – покачал головой он.

– Послушайте, Романовский Г. Я. не знаю, что с вами происходит, в следующий раз звоните в скорую. Или вы предпочли бы скончаться в муках?

Он еле сдержал улыбку, приняв серьезное лицо, – так меня еще никто не называл.

– Так вам помощь нужна или нет? Между прочим, за полночь.

– Еще скажите, что я вас позвал?

Вопросительный знак в моих глазах просто отсвечивал.

– То есть, это не вы.

Он мягко улыбнулся, поджав губы, – ладно, вам пора.

Я обиженно отошла в сторону, проводив его до стула и задумчиво направилась в сторону двери, cхватив шарф и сумку.

– У вас есть машина, я вас подкинула бы до города, – резко спросила я. У меня появилась надежда, что я хотя бы поеду обратно на его машине, а не такси в эту метель.

– У меня нет прав, я пользуюсь общественным транспортом или такси.

– Это так старомодно, человек живущий в таком доме, пользуется услугами трамвая?

Он закатил глаза, – социальный статус позволяет мне приобрести автомобиль, но не позволяет желание, я зачастую нахожусь дома и редко выбираюсь в город. Очевидно, женщин притягивает роскошь и всякого вида камни и металлолом. Они видят проблески счастливого будущего именно в этом – сказал он, сжимая руку на боку.

– Какого «высокого» мнения, вы о женщинах – удивилась я, во загнул зануда.

– Это не мое мнение. Это закономерность. Возможно, они отчасти правы. Состоявшийся человек, обеспечит всем их будущее потомство.

М-да, пока урок философии не перешел в демагогию, я решила, пора прощаться.

– Если вам не нужна помощь, точнее она вам и не была нужна, позволю себе удалиться, – попрощалась я.

– Хотяяяя, – протянул он, – подождите, вернитесь, я вам дам задание, опишите мою внешность, не стандартно, одним или двумя предложениями.

– Я рисую иллюстрации, а не психологические портреты. Я не могу описать человека стандартно, я зря пришла… Я просто не понимаю, зачем вообще нахожусь здесь – недоумевала я.

Он не отвечал. Внимательно, слушая меня, прищурив глаза.

– Вы почему замолчали?

– Предоставил возможность, монологу вашего «я».

– Прозвучало, как упрек. Главное, вы меня поняли.

– Понятно… – опустил он глаза и в тени столовой, которая освещалась слабым огнем камина, я заметила, как длинными ниточками, растянулись на его впалых щеках редкие, черные, но прямые ресницы.

– Я проделала такой путь, не чтобы вас разочаровать, присяду, если можно, и закройте окно, шум метели приглушает мои мысли.

– Но окна все закрыты, – он указал рукой в сторону кухни, где было плотно закрыто окно и все форточки.

Я села напротив, он еле поднялся и подкинул дров в камин, затем вернулся на свое место, потягивая спину.

– В доме нет больше никого? – с подозрительной улыбкой спросила я.

– Не переживайте, нас не подслушивают.

– И все же…

– Ну живых точно нет, – ответил он с явной насмешкой, и я немного успокоилась, не понимая, что он хотел бы дополнить свою мысль, но промолчал.

Я взглянула на него внимательно рассматривая, абсолютно неидеальные черты. Люди с такой внешностью теряются в толпе, на фоне ярких и харизматичных людей, таких не видно. Лишь отдельные черты лица были ничего. Чтобы его разглядеть, надо тщательно присмотреться.

– Итак, бесконечные тени ресниц прикрывают печаль прозрачных глаз, оттенка «слез сосны», которые поселились на светлом лице, худощавого мужчины, голос которого стрекочет, словно, дрозд. Волосы темны, как смола. Чувственные губы тонки и напряжены, будто натянутые струны скрипки. Все бы ничего, но мысли его мрачны и туманны, как имя, которого нет… А взор его направлен в неизвестность. Но… одно поглощает безудержно, в глазах его отражается, ночное небо июля, в предвкушении знойной жары на утро.

Он молчал, довольно долго, не взглянув ни разу. Глядел в сторону окна, из которого виднелся обильный снегопад, который ломился в окно. Я вытаращила глаза, в надежде на комментарий. Я так старалась. Так и не дождавшись ответа, встала и направилась к выходу гремя ботинками, на зло. Затылком чуя присутствие в доме. Словно, кто-то наблюдает за мной из глухой темноты мрачной лестницы. Сердцебиение учащалось, стоило мне только вспомнить эту убогую лестницу, которая тянулась во мрак, под купол. Какой хладнокровный, даже не попрощался.

Я шла по заснеженной улице, c трудом, делая шаги. Сугробы затягивали ноги, словно трясина. Около двадцати минут я ползла, пока не остановила попутчика. Белый внедорожник с тонированными стеклами встал передо мной. И тут вспомнила слова этого человека, о манящем женщин металлоломе. Отчасти согласна с ним.

Я села на заднее сиденье с уверенностью, так как на переднем сидела женщина. Пару раз мои и глаза водителя пересеклись через зеркало. Определенно, я их видела, но где и когда, вряд ли вспомню. Было темно и на улице, и в салоне машины, и он молчал, и я.… лишь женщина, бормотала, что-то под нос, словно заведенная пластинка, а аромат парфюма водителя, заполнил весь салон.

Дорога была длинной и снежной. Он ехал неторопливо. Я только расслабилась, но вспомнила лестницу, словно горячим током пронзило тело и меня встряхнуло, пальцы вспотели, я сразу всмотрелась в зеркало, чтобы найти глаза водителя и резко пришла в себя. Что же это, черт подери?

Мне тут же показалось, словно кто-то провел ладонью по моим волосам. Я задержала дыхание, оглянулась и хотела схватить невесомую прохладную руку, но очевидно же, ничего нет. Плод воображения или нечисть, какая-то? В которую я неохотно верю. Показалось, видимо.

Когда машина остановилась во дворе дома, я, проваливаясь в сугробы, сделала два шага и этот мужчина протянул руку, в которой, что-то было.

– Ваша перьевая ручка, вы ее чуть не забыли, – прошептал он.

Я на автомате протянула руку и взяла ее, сжав в кулаке. Что меня поразило или восхитило, на нем была атласная черная рубашка, в эту метель, верхней одежды в салоне не было. Побоялась посмотреть ему в глаза, не хотелось казаться навязчивой, но, где же его видела?

Я, расчищая ногами снег, подошла к двери подъезда и повернулась, машина еще не отъехала. Дверь подъезда резко распахнулась и снесла меня, замерзшую с ног. Приспичило же соседке выгуливать собаку в третьем часу ночи так элегантно нарядив животное в розовую курточку. Пока ругаясь со мной, она отошла к тротуару, я уж подумала машина отъехала. Повернув медленно голову, увидела, что она по-прежнему стояла, уже покрытая сухими хлопьями снега. Из темного салона отчетливо виднелись воодушевленные глаза пассажира и водителя. Они не торопились уезжать. Я быстро побежала наверх, не дожидаясь лифта. О, Боги какая к чертям ручка, у меня ее и быть не было. И кто это такие? Мурашками покрывалось тело, когда я вспоминала, что около сорока минут, находилась с ними в одном салоне. Мать вашу… А сейчас жутко стало до дрожи. Отпирая дверь, вспоминала, в тот день, Романовский потребовал принести ручку, перьевую, я задумалась еще больше, стоя у окна, наблюдая за машиной, которая отъехала спустя час.

На мосту, у обрыва стояла белая иномарка. Передняя дверь справа открыта. Женщина лет тридцати сидела и смотрела на мужчину. Он стоял в паре метров, спиной, просунув руки в карманы черных классических брюк. Черная атласная рубашка переливалась в первых лучах морозного солнца.

– Если он так решил, уезжай сегодня утром. Я всем скажу, что ты в отпуске. Потом все утихнет хочешь, вернись. Хочешь, нет, оставайся. Что-то скоро произойдет.

– А остальные, что с ними? А, что это за цветы? – спросила женщина дрожащими губами, с грустной интонацией в голосе.

– Цветы оживают весной и погибают осенью.

– Цветы – это удел слабых?

– Цветы – это не наш удел, – прошептал мужчина, – ты же знаешь все, о чем говорить не стоит.

– А гордыня – это худший из грехов? – спросила она.

– Надеюсь нет. Если бы я знал, то не выживал бы, хоть ты беги, спасайся.

– Он уже внутри меня… и зовет, – обреченно, ответила она.

– Терпи, я найду выход спасти тебя и себя, нас.

Через пару мгновений приехала другая машина, он сел на заднее сиденье и уехал, женщина пересела за руль автомобиля и уехала в противоположном направлении.

Глава III

Небо, хоть ты будь…

В темном доме раздался звонок, худощавый мужчина, придерживаясь за правый бок ответил:

– Ничего особенного, волосы цвета крыла ворона, блестящие, растрепанные, по плечи. Пара раскосых ярко-зеленых глаз, похожих на сочную майскую листву, располагающихся на белой коже. Нос, скорее прямой, аккуратный, не знаю. Ее челка прикрывает пол лица. Губы, эти губы… Утонченные, но напряжены. Она – так резка. Не знаю с какой стороны подcтупиться… Тони Романова – весьма странно звучит, как и выглядит. Какова же, мы разобьем логику о ее принципы. Цинична, категорична… свойственный ей черный юмор, обставляет меня парой фраз, и я в недоумении. Мне кажется, она попала под амнистию в психушке. На сегодня все… Купол до сих пор пустует, а душа уже рвется к небу… Я очень устал. Мысли болят от воспоминаний. Она чувствует больше, чем я готов рассказать. Это – точно она… Она пугает меня, глядя в пустоту и я боюсь, не понимаю ее…

Как же странно вышло, я просто хотела заработать, а получила шквал нервных переживаний. Почту проверила спустя две недели, писем больше не было. Позже, узнала, что заказчик устроил конкурс и победила в нем, какая-то талантливая художница из нашего города, я слышала о ней, ее имя красовалось на обложках журналов, Углич Ольга – достаточно скрупулезная заноза.

К сожалению, победила не я. Хотя, издательство мое резюме тоже отправило. Не судьба значит. Обидно, но жизнь на этом не закончилась.

Я не отчаялась и продолжала выполнять старые заказы. Но большого куша я лишилась. Несмотря на странности заказчика, и пугающий дом, я готова была нарисовать «Домик в небесах». Уж не знаю, где проходили собеседования в замке или во дворе, ну да ладно…

Морозные темные дни окутали город. Резные узоры разукрасили мои окна снизу доверху за одну ночь. Это дни, когда в девять утра еще темно, а в четыре часа дня уже темно. Я спала, в семь утра позвонили с неизвестного номера и сказали: срочно поехать по адресу, который продиктовали далее, ссылаясь на издательство. Тревога меня подгоняла.

Закутавшись в пуховик, шарф и шапку, направилась по указанному адресу. Я добралась до какого-то пустынного поля, ни деревца, неподалеку виднелся купол церкви высокой, купола были словно запыленное золото и терялись в черном тумане. Меня кто-то подгонял. Но я падала и поднималась, и так раз пять. Упав в шестой раз, я на четвереньках проползла метров пять, пальцы впивались в сырую, вспаханную землю. Подняв глаза, увидела, что спотыкалась о могильные плиты. Я бегала по огромному кладбищу около колодца, ужаснулась… дыхание перехватило. Ржавые кресты подкосились в треснувшей земле. Боялась коснуться, чего-либо…

Хотелось подняться и убежать назад, но земля словно магнит тянула. Схватившись за ближайший ржавый крест, который сразу распорол мне ладонь, я через силу поднялась и сжала руку, стиснув зубы от острой боли. Вмиг, передо мной возвышаясь, встали кованные ворота и преградили путь. Они стали смыкаться, женский голос из-под самого купола закричал мне во весь голос с болью: «Все умрут, и ты. Демоны уже внутри». Я проснулась в холодном поту… Боже, это был сон, нет, кошмар…

Я не могла пошевелиться, лежа на боку смотрела на темную стену и как мне показалось, нечто горячее медленно пригрелось за моей спиной, я боялась вздохнуть полной грудью. Тело, словно мешок. Закрыла глаза, пытаясь вспомнить все молитвы, которые знаю. Но сбивалась каждый раз. Прошептала в уме почти четыре строки «Отче наш» и сильный шум, словно, свист заполонил внезапно голову. За спиной резко похолодело, я открыла глаза и потянула руку к кнопке светильника. Глубоко вздохнув, не зная, что могу увидеть, повернулась, включила свет и никого…

Сон и этот случай осадком засели в моем сознании, нет, я не суеверная, но какой-то страх неожиданной смерти стал меня преследовать, еще и эти странные события. Неужели, я больна? Ржавые кресты… я несколько часов чувствовала, ту боль, из кошмара…

Cначала я решила проверить психику. Мозг мой оказался здоров, анализы были неплохи, лишь указывали на небольшое воспаление в организме и критически пониженное железо. Воспаление, это скорее всего было мое горло, которое постоянно болело зимой. А с железом проблем не было, на сколько я помню. В итоге, психиатр, предложила нарисовать деньги, человека и дерево. И почему я нарисовала заказчика спиной под деревом, и деньги в кейсе, наверное, не заработанные благодаря нему.

В общем, умозаключение врача мне не понравилось. Было впечатление, что ей самой нужен специалист. Я не стала углубляться ее заключением, да и вообще она цеплялась к моему имени и постоянно говорила о травме из детства и страхах. Я пошла домой, прислушавшись к медсестре, старенькой бабульке, которая знала больше половины персонала больницы. А она сказала, пойти домой, выпить молоко с медом и немного поспать. Какая мудрая женщина. Я поступила именно так. Но состояние лучше не стало, я была взвинчена и дергалась от любого шума. Появилась необъяснимая слабость.

Мороз не отпускал ни на день, руки отмерзали за мгновение без перчаток. Я забежала в супермаркет, рядом с домом, почти купила все необходимое, чтобы приготовить дома глинтвейн.

Что может быть прекраснее, чем выходные, метель, глинтвейн и книжка. Сказать, что я бедствовала ничего не сказать. Одним словом, я не помнила, как просадила большую часть финансов. Итого, осталась на кассе, на карте было недостаточно средств, по причине этого я задержала очередь, которая стала отпускать комментарии в мой адрес. Но я притворилась слепой, глухой и как минимум немой. Я была зла!

Но проблемы на этом не закончились, код домофона, каким-то образом глючил и дверь не открывалась. А я зла и теперь мне холодно. Я простояла там не много, не мало, десять минут. Пришел мужчина, видимо, сосед и произнес гениальную фразу: «какого хрена!»

Я понимала его прекрасно, но не позволила себе поддержать столь красочную беседу. Бог миловал и явил нам прекрасную старушку, которая выходила на прогулку со своим терьером, что-то бормоча под нос, не думаю, что это были комплименты. У этой женщины всегда удрученное настроение, в независимости от времени суток и года.

Сосед оказался неистовым джентльменом и даже пропустил меня, я поднялась пешком на седьмой этаж, не дождавшись лифта так как с детства ненавидела закрытые пространства, темноту, еще куда не шло. Когда отпирала дверь, тень появилась за моей спиной. Я еле дыша, медленно, повернулась, это был тот мужчина, сосед.

– Вы этажом ошиблись? – уточнила я. Так как он стоял, впритык глядя на меня.

– Нет, потерял ключи. Могу у вас подождать, пока брат привезет дубликат? – Уверенно ответил он, не вынимая руки из карманов брюк.

Мое восхищение можно было представить.

– Нет, конечно. Может вы маньяк, – ответила я торопливо и продолжила отпирать замок.

– Так оно и есть, – ответил он.

– Рассмешили, а теперь войдите обратно в лифт и исчезните с моего этажа.

Он рассмеялся, не знаю, что больше его развеселило, но он выглядел убедительно настроенным.

– Нет, еще раз нет. Вы в своем уме? – разозлилась я.

Он молчал убеждающе, глядя мне в глаза.

– Вы, видимо, недавно переехали, я еще удивилась такой такт, вперед пропусти, дверь открыли. Во всяком случае, я не в настроении. Просто, всего вам хорошего. Не до скорых встреч.

С какой нервозностью я отпирала замок, с меня пот стекал ручьем. Я залетела в прихожую и захлопнула дверь. Слабость охватило тело. А он продолжал там стоять. Вот так неудача. Еще этого не хватало, невроз и этот ненормальный. Он напомнил мне навязчивостью водителя того автомобиля, который уехал спустя час. Я еще долгое время осматривалась, когда видела поблизости белые внедорожники.

Прошло минут двадцать, я переоделась. Заварила чай. Подошла на цыпочках в прихожую, открыла глазок проверить, там ли он и резко отошла. Да, действительно, он стоял у двери напротив, опершись к стене подкашливал.

Я с огромным беспокойством на душе легла в постель, было впечатление, что он все еще за дверью.

Ворочалась всю ночь, раз шесть проверила заперла дверь или нет. Дойдя до кровати, уже забывала, хорошо ли заперла замки. В пять утра его уже не было, я слышала голоса в коридоре, скорее его брат привез ключи.

Тревоги после дома Романовского, стали нарастать с каждым днем.

Утром я проверила нет ли соседа, чтобы проскочить, и скажу весьма удачно. Я направилась в библиотеку, требовать аванс. Снега навалило столько… Он беспощадно заваливался в короткие угги, и я с болью ощущала, как он тает на моей стопе. Волосы, торчащие из-под шапки, превратились в спиральки. Щеки стали облазить от холода. А след от шапки, отпечатался на лбу. Вот она, «прекрасная» зима.

Наконец, получила аванс, почувствовала хоть какую-то эйфорию. Закупилась продуктами, проходя по коридору с сумками наперевес, услышала кашель, исходящий из квартиры нового соседа. Она была, как раз напротив моей. Болеет наш новый жилец. Но, что бы то ни было, я быстро отперла свою дверь и забежала внутрь.

Праздник на носу. Вот же не ожидала, что в этом возрасте эта новогодняя суета развеется. И на празднике чуда, меня только радует, что ничего не произошло плохого, деньги на карте и дорогое шампанское на столе с малюсенькими пузырьками, которые рвутся наружу, как и я, стремясь к свободе, которую в итоге получила. Мне не интересны праздники и все, что с ними связано. Стабильность – это главное.

Какова цена свободы? У каждого своя. Я не ценила ее раньше. А как же мне хочется вернуть ту свободу, когда все впереди, а не эту, когда многое позади и не особо заботит, туманное или задымленное осенним костром будущее…

Я перекусила, приготовила ароматный чай и расселась в кресло, рисовать, вернее, дорисовывать старые заказы, в планах их добить к концу уходящего года. Рисовала около двух часов, держа на повторе Ноктюрны Шопена и «Сонату» Бетховена. Я и классика, это другая история, которую я презирала и не понимала, когда на занятиях графического рисунка преподаватель включал Бетховена и уходил на три часа. Вместо современных хитов, вынуждены были слышать «это», не понимая, каким образом работа шла, как по маслу, вряд ли талант имел место быть у всех учеников. И теперь, когда я произношу «это – классика», фраза наполняется кричащими оттенками слез и радости. Хотя не отпускает ощущение, что классика намного глубже заседает в моем сознании, особенно игра скрипки. Временами, кажется, что слышу прерывистое звучание, даже, находясь в тишине.

И только на секунду я кинула взгляд на монитор ноутбука, на экране замигали уведомления почты. Я не заострила взгляд и отвернулась, но уведомления прибывали без остановки. Пришлось проверить. Это был, тот заказчик…

Романовский: «Вы не могли бы приехать, по тому же адресу завтра в 09:00 по важному вопросу». Написано было, в пяти дублирующихся сообщениях.

Да ты парень в край рехнулся. Естественно, я не поехала. Но в 10:00 утра, следующего дня, стали поступать новые сообщения, видимо, когда он убедился, что я не приеду, стал решительно настаивать. Ну, что ж…

В десять вечера я уже спала, на удивление, крепким сном. Во сне, мне казалось, что молотком забиваю гвозди в стену, чтобы повесить огромную картину, гвоздь не забивался, а стук учащался. Резко, открыла глаза от боли, так как ударила молотком по указательному пальцу, так, что ноготь откололся. Я вскочила от боли с криком, держась за палец и поняла, что стук продолжается.

В дверь стучали, на улице темень. Экран монитора забит новыми сообщениями. Подошла на цыпочках к двери.

– Кто там? – спросила я, глядя в глазок, убедившись, что там никого нет, услышала: – Мне страшно, поговорите со мной, и снова звуки уведомлений на почту, я бегу захлопываю крышку ноута и держась за палец подхожу к двери. Перед ней стоял сосед с опущенной головой, что-то шептал.

Я просто молчала, не подавая никаких признаков, чтобы он подумал, что я сплю и ушел. Но тут он громко сказал:

– Мне страшно, поговорите со мной. Я знаю, вы за дверью. Слышу ваш пульс, дыхание, теплоту, – сказал он громко, но из последних сил, будто выдыхался и сполз вниз по двери. Вот это удача!

Единственная мысль, которая пробежала в моей жестокой голове, он притворяется, чтобы заползти в квартиру. Я понаблюдала за ним, около сорока минут, никаких признаков жизни он не подавал. Я вызвала скорую и только, когда фельдшер и медсестра были на этаже, я открыла двери. Он упал прямо на меня, я отошла, его голова упала на коврик прихожей. Ему прощупали пульс, он быть жив. Но, видимо, потерял сознание от повышенной температуры. В чувство его не привели. Принесли носилки, поместили на них довольно габаритного и опрятно одетого соседа и увезли на скорой сбивать температуру.

Только я хотела зайти к себе, заметила, что дверь его квартиры открыта, недолго думая, сделала два шага, и вошла в темную прихожую скромной однушки. Она была не обжита, улавливался некий запах старины. Палас в прихожей, в кусочках торфяной кашицы, будто он только из леса. За шишками, что ли ходил? Я разглядела мигающий экран ноутбука, в гостиной, но не позволила себе войти и нарушить чужое пространство. Лишь взяла ключи, которые лежали в прихожей, рядом с кожаными перчатками. И только схватив ключи, я взглянула на свой палец, который как минимум должен был уже посинеть и распухнуть, но на нем не было и следа ушиба.

Я рассмотрела его со всех сторон и была крайне удивлена. Заперла дверь соседа. Вошла в свою квартиру и долго стояла с озадаченным лицом. Какой реалистичный сон, думала я. Но не совсем хороший. Как предыдущие, хотя раньше сны не особо жаловали.

В итоге, на листке бумаги я написала «Ключи у меня, если захотите попасть в свою квартиру, стучите с 09:00 по 18:00, позже не открою» записку скотчем прилепила на дверь.

Прошло четыре дня, его не было. Неужели, умер, прости Господи. Не появился он и на пятый день. Листок на двери я оставила.

Тем временем, утром субботы, дня, который я посвящаю лишь себе и отдыху, мне звонят из издательства, в котором я попала под сокращение и сообщают, что мне надо еще раз съездить к заказчику, видите ли, у него какие-то сложности с «избранной» художницей, которая выиграла конкурс. Почему я?

На этот вопрос мне ничего не ответили и сообщили: что нашего директора заинтриговал интерес заказчика, такого масштаба к моей «никчемной» персоне. И, видите ли, я не бездарь, и он подумывает вернуть меня, на прежнюю должность. Ну раз так, подумала я, почему бы не съездить.

По колени в снегу, я добралась вновь до этих кованных ворот. В саду тишина. По заснеженному саду добралась до входной резной двери, которая была уже открыта, положила ладонь на угол стены, уцепилась пальцем за короб двери, чтобы отдышаться. Внезапно, дверь захлопнулась от сквозняка и прищемила руку. Мою замерзшую руку. От боли я не смогла даже закричать, просто согнулась у двери и слезы хлынули из зажатых глаз. Было впечатление, что я опустила руку в горячий пар. Сердце защемило от боли.

– Видимо, вы нехорошо принимаете гостей, раз уж моя дверь наказала вас, – сказал Романовский, появившийся, внезапно, передо мной.

– И вам добрый день, – прошептала я, поджав губы.

– Проходите, – распахнул он дверь и отошел в сторону. Я кое-как выпрямилась и подняла глаза.

На нем была рубашка лилово-оранжевого цвета, словно закат, и вязанный жилет, в полоску, носить это, подумала я… По моему ничего не скрывающему лицу, было все очевидно. Раз он далее сказал:

– Вкусы, это не сочетание цветов, а проявление настроения души.

– На моем лице написаны мои мысли? – покраснела я.

– Да.

– Я смотрю, настроение так себе у вас, – прошептала я, зажав указательный палец, направляясь в столовую одним глазом поглядывая в сторону лестницы.

Романовский стоял у входа, взглянул на меня с ног до головы и добавил:

– М-да, скажем, вид у вас не особо презентабельный, чтобы заинтересовать клиента. Серое пальто в полоску и ванильный шарф.

Циничная улыбка затянулась на моем лице. Я уже готовила ответный удар. Но его холодный взгляд, странно на меня действовал, он словно растапливал меня, я неловко себя чувствовала.

– Заинтересовать клиента? – повторила я, сняв пальто, – пожалуйста, заинтересуйте лучше вы меня, а то я уже тороплюсь cбежать. Слезы непроизвольно катились из моих глаз от пульсирующей боли в пальце, я шла и манжетой свитера утирала влажные щеки.

– Да уж, наглости вам не занимать, я уж забыл, – сказал он и сел напротив, а я тем временем, решила проверить состояние прищемленного пальца, расслабила правую руку и появился мой бордовый, указательный палец с оторванным ногтем, пульсирующая боль все еще отдавала в сердце.

– Что вы там рассматриваете? – поинтересовался он.

– Травму, которую причинила ваша дверь, – всхлипывая ответила я.

– Не наша дверь, а ваша невнимательность и рассеянность.

– Да кто вас просил, ее вообще открывать, – возмутилась я.

– Это благодарность, за то, что я открыл заранее дверь, чтобы вам не пришлось мерзнуть? Вы, такая бледная, почти шепотом произнес он. Словно стесняясь своего вопроса.

– Так довольно! Рассказывайте, что на этот раз. Чем удивите, как выгоните? Чем вас не устроила иллюстратор года? – сменила, резко, я тему. Мне становилось неловко от любого вопроса от него, касающегося моего состояния. Он так заботливо спросил.

– Не снимите шарф? В столовой не холодно.

– А мне холодно, достаточного того, что сняла пальто, – пробурчала я. – Поговорим о деле.

– Ее задумки… Иллюстратора… оказались слишком очевидными, примитивными. А еще, мы узнали, что в прошлом, она зарабатывала деньги методами самой древней профессии и зачем нам такая дурная слава, верно? – прошептал он и замолчал, ускользающим взглядом пройдя по моему лицу.

– Не знаю, что и добавить.

– А вам и не надо.

– Вам не понравились эскизы?

– Она воображает не масштабно.

– А масштабно, это как? – спросила я, опершись локтями на стол и руками обхватив шею.

– Ну, к примеру вы, взгляните в окно, и скажите, что видите.

– Зиму… снег, зиму, снег…

– Весьма комично, – рассердился он, cжав губы и снова сложил ногу на ногу, положил левую руку на стол, поправляя пуговицу на манжете.

– Это тест? Откуда мне знать, вдруг вы воруете мои идеи. В прошлый раз вы не удосужились и слово сказать, я похожа на попугая?

– Смешно… – cказал он, не глядя. – Снова дерзите?

– Это не ответ! И вообще, когда смешно, люди смеются, поддаются эмоциям, а не говорят, с печалью в глазах, что им смешно… смешно им, – рассердилась я и взглянула на отекший палец, который не давал покоя пульсирующими болями.

– Господи Иисусе, просто, опишите в двух предложениях вид в окне – обиженно продолжил Романовский.

Я задумчиво взглянула в окно и уже приготовилась включить красноречие. Заметила, как по заснеженному саду гуляет женщина, зрелого возраста, в пальтишке по щиколотку, останавливается возле дерева, стягивает с головы платок и плавно опускает руку.

– Не надо усложнять, – прошептал мой собеседник, – просто скажите, что видите?

Только я открыла рот и резкий грохот раздался на верхних этажах, а затем словно скрежет, мы резко переглянулись, я вскочила. Голова моя резко закружилась и заполнилась шумом я удержалась, схватившись за угол стола. Он ринулся ко мне, видимо помочь, но как только я подняла глаза, резко остановился и сделал шаг назад. В этот момент я хотела сбежать через окно кухни, но опозорилась бы с концами. В столовой стало холодать, словно пронзающий ветер проникал под одежду.

Романовский отошел на пару секунд и торопясь, вернулся. Пытался скрыть свое волнение, но у него это не очень выходило. Он сел, поправляя воротник рубашки. Пуговицы, которой были застегнуты невпопад. А жилет сидел не так слаженно.

– Можем продолжить… – прошептал он, – вам лучше? Я принесу воды, – не дождавшись моего ответа направился на кухню и вернулся через пару секунд держа поднос, на нем дрожал хрустальный стакан с водой. Он поставил поднос на край стола и вернулся на свое место. Я зацепила поднос пальцами и потянула к себе, глядя на него, а он смотрел, видимо, на плинтуса. Либо сквозь стену.

– Продолжим, – прошептал он.

– Вы уверены? – сказала я, сделав глоток.

– Более чем.

– Вам не холодно? – прошептала я, вернув стакан на место и отодвинув поднос, растирая предплечья.

– А что, вам холодно? Сейчас принесу плед, – сказал он и резко вышел из помещения. Он, очевидно, был взвинчен. Моя догадка подтвердилась. Зачем плед, я могла бы надеть пальто.

В этот момент, я просто мечтала сбежать, испариться, скрыться, но решила, напоследок, блеснуть умом и красноречием.

Романовский вернулся с вязанным легким пледом в руке, осторожно подошел сзади и хотел только накрыть плечи. Я резко схватила правой рукой вязанную ткань у левого предплечья, чтобы закутаться сильнее и случайно притронулась к теплой ладони. Он мгновенно отдернул руку и двинулся к подоконнику, задев вазочки с цветами, они друг за другом посыпались на пол, разбиваясь на мелкие осколки. Я взглянула на него, он без лишних слов вернулся на свое место.

– Думаю, мы можем теперь продолжить, – заявил нервно он и вытянул кисть руки, распахнув пальцы на колене.

Он что брезгует, подумала я и обиженно взглянула в окно.

– Хотела бы увидеть ту, что заснеженной зимой искала в саду под деревом, прогуливаясь плавно, словно тень. Но она всегда спиной, будто держит обиду в глубине души. Ну а сейчас, я вижу, как хлопья белоснежные вырываются из плена небосвода серого…, и они так похожи на меня… – прошептала я дрожащими губами.

Я повернулась и снова увидела на его лице смятение.

– Вы довольны?

– Какая, однако, незаурядная вы личность. Поток ваших мыслей неуловим. Одна ваша половина безгранично невыносима, а вторая глубока и скрытна, как Марианская впадина в океане.

– Впадина – это точно комплимент, а прозвучало совсем, как оскорбление.

– Что можете рассказать из детства и студенчества, запоминающееся, говорят, по ярким моментам прошлого, которые изначально всплывают в мыслях можно определить состояние человека и его сущность – напряженно спрашивал он, прогуливаясь взглядом по моему лицу, задерживая на губах, избегая глаз.

– Так это собеседование, мне начать думать о заработной плате? – ухмыльнулась я.

– Как сказать.

– Значит детство… в девять, знойным июлем я залезла на орешник и рухнула с него, с пятиметровой высоты на гравий, из которого щедро росли крапивинки. Острые камушки впились в мою хрупкую спину.

– Вы просто неотразимы, – разозлился он, слегка убрав челку назад и закатив глаза.

– Беда в том, что я боялась, что меня накажут дома, а не того, что у меня возможен перелом позвоночника и увидев шевеление стоп, тогда я подумала, что не расстрою маму. А сейчас понимаю, что тогда, я даже не несла ответственность за свое тело, и, если бы пострадала, маме было бы больнее духовно. Хотя, жгучая боль пронзила именно мое тело. А я… до сих пор не знаю… Что такое любить, кого-то, чтобы душа так болела – засмотрелась я в темноту кухни.

Он замолчал.

– А ведь в этом есть что-то – рассуждал он с самим собой. – А юность? Опишите момент из юности… или десять-двенадцать лет, – не глядя на меня, он продолжал диалог.

– Зачем же так сразу, – прищурила глаза я. – Вы не хотите истории, вас интересуют мои мысли, в той или иной ситуации, верно?

– Какое ваше нелюбимое животное? – резко свернул он.

– Человек.

– Нелюбимый цвет?

– Сиреневый, фиолетовый, – перебивая его, ответила я.

– Почему? – удивился он, расширив глаза.

– Я не вижу его в цветах природы. Вернее, вижу, но считаю их не правильными. Искусственные цвета.

– Нелюбимая погода?

– А почему нелюбимая? Почему «не» …

– Так что – перебил он меня.

– Жара, просто жара… В детстве, обожала, так как осень, зима и весна были длинные, было холодно и на улице, и дома. А в жару я согревалась и словно оживала, – углубилась я.

– А сейчас? – спросил он, постукивая пальцами по столу.

– А сейчас, мне параллельно, какая погода. Я просто привыкаю к любой. Погода, это не люди, ее можно принять любую и полюбить. А жара мешает мне думать. Сосредоточиться, – шептала я, глядя на его пальцы, ритм постукивания сбивал меня.

– Нечасто в жизни встречаешь человека, который не любит жару. А смерть, вы боитесь смерти?

Странный человек зачем ему это и какая связь между жизнью и смертью, и моей работой.

– Я хочу домой, я не вижу сути в этом разговоре.

– Но я пытаюсь узнать вас, поближе.

– Расспрашивая о смерти?

Я неторопливо поднялась, аккуратно схватила пальто в одну руку и сумку раненным пальцем, скинув плед на спинку стула.

– Заключим договор или я больше не скажу и слова – заявила я.

– Какие ваши любимые цветы? – продолжал он.

– Все – спонтанно сказала я.

– Все? Невозможно, – взглянул он на меня, распахнув глаза, зрачки его сверкали. А нижние и верхние ресницы во внешних уголках словно пересекались, вытягивая уголок глаза.

– Да. Все. Еще как возможно.

– Цветы, делают нас слабыми?

– Неет… цветы – это удел сильных, как и слезы, просто ваше восприятие ограничено. В моих иллюстрациях всегда есть цветы. А теперь, на зло вашим словам, будут бескрайние поля с этими самыми цветами. Разными… Начнем в виде исключения, с ярко-голубых колокольчиков, или еще каких-нибудь, хотя, я не люблю синие цветы. Они словно ошибка природы, не сами цветы, а их цвета. – задумалась я и продолжила, знаете, даже прощение – это сила, и ты делаешь победителем себя, в своих поступках, прощая других.

– Легко сказать, а вы возьмите и простите, – обиженно заявил он. – Дверь на прежнем месте, не спутайте, – продолжил он.

Резко встал и торопливо зашагал в комнату за лестницей, ничего не прокомментировав, закрыв уши руками.

Я в недоумении, взглянула на его стройное телосложение, никаких прокачанных мышц и олимпийской наружности. Просто аккуратные жилистые плечи, приличной ширины и никакой угловатости в пропорциях. Эстетически приятен взору.

Я медленно направилась к выходу. Так обидно стало. Чувствовала себя бесполезной. Катись все! «Дверь на прежнем месте, не спутайте» – сволочь.

Снова, за версту обходя лестницу, направилась к входной двери и заметила, словно ледяная завеса сходила со ступенек, но превращалась во влажный тяжелый туман, где-то в середине прихожей.

Добиралась домой очень долго, с неба сыпали морозные блестки. Сквозь шапку ледяной пронизывающий ветер сковывал лоб. Ноги проваливались в густой снег. Настроение было, хуже некуда. Никуда не хотелось идти, торопиться, тем более. Все тщетно…

Дошла до дома, по ступенькам, задумчиво поднялась на свой этаж, позабыв про соседа. Лишь доставая ключи, заметила приоткрытую дверь его квартиры. Заглянула в коридор, он стоял, сверкая обнаженной широкой спиной, на нем не было верхней одежды, лишь брюки. Как мне показалось, он стоял босой, я резко отвернулась и стала отпирать дверь, отдирая свое объявление о ключе, видимо, у него был дубликат.

Зря запаниковала, он либо притворился, что не заметил меня, либо и правда не заметил. Но раздеваясь, медленно, я пыталась вспомнить и рассмотреть то, что увидела на его обнаженной спине. У меня долго не укладывалось в голове, что же я видела? Нечасто увидишь на спине мужчины такое. Ну зверя, волка, льва, дракона, ну цитату, молитву, а у него от левой лопатки по правое плечо, россыпь цветов, словно поляна, но так утонченно и со вкусом. Так хотелось найти, что-то похожее. Я даже подумала, у нас схожи вкусы так как это были колокольчики.

Я забежала в квартиру, на ходу снимая сапоги, немедленно залезла в интернет и начала искать похожие эскизы, было много чего похожего. Но есть два «но», почему цветы и почему поле, это немного странно. А может вообще показалось и это мое воображение обрисовало так.

В целом, в глубине моей скупой души, стало стыдно за поступок. Но постучи он и сейчас, я поступила бы также.

Пару часов сидела в раздумьях. У меня все скрутило внутри от любопытства. Я как одержимая, стала носиться в прихожей и заглядывать в глазок, чтобы застать его и расспросить обо всем. Близился одиннадцатый час ночи, его все не было. Мне показалось, от прищура у меня стал уменьшаться глаз. Еще и палец не позволяющий о себе забыть, пульсировал не переставая.

Вдруг ручка его двери зашевелилась, и да, он отпирал замок. Я выскочила в коридор, в чем была, а была я в растянутых штанах и майке без швов.

Он не глядел в мою сторону.

– Как ваше самочувствие? – спросила, запинаясь я, усердно убирая назад растрепанные волосы…

Он прошел по коридору. Обиделся?

Cтало безумно жаль, я вернулась обратно, завалилась в кресло-качалку и стала раскачивать до скрипа паркета. Злость овладела мной. Я считала минуты, пока снова услышу шаги в коридоре и выведу его на допрос. Его не было.

Уже была глубокая ночь, видимо, я задремала в кресле, не дождавшись господина «обиду». Мне послышалось, какое-то движение на лестничной площадке, я, спотыкаясь, подбежала к дверям и заглянула в глазок. Мой сосед на повышенных тонах, жестикулируя, с кем-то беседовал по телефону. Я немедленно открыла дверь и остановила его на фразе: «нет сил моих больше».

– А кому сейчас хорошо, можно по тише, – войдя в образ, возмущенно произнесла я, держась за голову, дабы произвести более уставший вид.

Он резко взглянул на меня, исподлобья и прервал диалог, опустив руку и подняв черно-карие глаза, словно спелый переливающийся виноград, но без единого слова… по взгляду я поняла все.

– Сложилось впечатление, что вы ждали меня, – прошептал он.

– Я? Ждала? Вас? Нееееееее….

Он отвернулся, не торопясь, достал из кармана ключи и стал отпирать замок. Затем резко отдернул руку, словно обжегся ключом и встревоженно взглянул на меня. Будто хотел поделиться, но увидел во мне не того человека. Медленно повернул голову и осторожно повернул ключ.

Это было неприятно, а еще больше странно. А еще больше любопытно. Я вошла к себе, захлопнула дверь и направилась в гостиную, скрестив руки.

Смятение накрыло с головой, подошла к окну и cнова прислонилась к стеклу, за окном метель совершала пируэты, появилась снова, эта необъяснимая тревога, после напряженного взгляда. Что он хотел сказать, вернее спросить?

Ночь тянулась, я насилу задремала, сидя в кресле. В семь утра обвязавшись в десять шарфов, образно говоря, натянула потеплее угги и куртку, направилась в библиотеку, где подрабатывала. Пришло уведомление из бухгалтерии, что надо, что-то подписать.

Слабость появилась еще с утра. Пробираясь сквозь сугробы неочищенных дорог, я без сил доползла до чертовой библиотеки. Снова снег беспощадно заваливался в мою обувь и по старой привычке я забыла достать из глубин гардеробной высокие сапоги. Снег растаял, носки хоть выжимай. Я просидела в коридоре минут пятнадцать.

Минуты тянулись, я уже чувствовала, как острая боль сковывает горло, и слюна застревает, каждый раз, даже при вдохе. Обдавало горячим потом. Я сползала с кресла в коридоре. Наконец, меня пригласили, из-за двух черточек могу слечь пластом на неделю.

Я уже стояла у двери подъезда, потливость усиливалась, болела каждая мышца, меня мутило, как минимум, температура была в планах. Мне пришло сообщение от этого социопата, с большими амбициями и огромной нерешительностью: «Приезжайте, заключим договор».

Серьезно? Сейчас? Даже есть расхотелось. Я, стоя там, дала себе клятву, что это последний раз, когда я еду в дом этого человека, без особой надобности. Его биополярка достала.

На такси направилась в этот район, была пробка, машины не двигались с места. Меня уже знобило. Было около двух, а впечатление что шесть вечера и небеса обрушатся, так низко плыли облака, словно, грядет затмение.

Чувствовала себя не своей тарелке и еле волоча ногами, дошла до кованных ворот. Вошла во двор, проваливаясь в рыхлый снег. Постучала раз пять. Ветер, залетавший за пазуху, сковывал ослабшее тело. Хотелось прижаться к чему-то мягкому, согреться и заснуть. Этот Романовский не отмыкал дверь. Я была настолько слаба, что решила осмотреться в саду, нежели вернуться домой.

Не успев сдвинуться с места, услышала, как за спиной хрустит снег от шагов. Я, не дыша, повернула голову и увидела, как та женщина в пальто и косынке, осторожно, медленными шагами направлялась вглубь сада. Она так деликатно наступала, словно, не хотела навредить снежинкам. В руке несла полную корзину с яблоками.

Зима, мороз, метель, от моего дыхания исходит пар. Я почти синяя, а от этой женщины, словно, исходило июньское тепло, яблоки в корзине: зеленые и желтые, переливались на солнце, которого нет. Я потерла глаза. Ее не оказалось на тропе…. Замерла от удивления.

– Романовский, заставил вас ждать? На что вы так уставились? – послышался позади знакомый голос.

– Твоююююю, – закричала я от испуга, и температура моя, видимо, настигла высшей шкалы.

– Я вас напугал? Вы снова бледны.

– Не вы. Вы же не чудовище, скорее внезапность – cказала я, держась за сердце, резко повернувшись.

– Конечно, не чудовище, я хуже – он протянул мне салфетку, – струя пота стекает по вашему носу. Я резко схватила ее и обтерла лицо.

– Какое самомнение. Это такая манера, казаться всесильным и всемогущим, а на деле не знаете, чего хотите. Может пригласите внутрь?

– Не заставлю ждать, – протянул он руку к входной двери. – А мы уже почти друзья, это ваш пятый приход?

– Не считала, не забиваю голову лишними мыслями, там должно быть место для воображения.

– Вам уютно самой с собой? Еще ни разу, вы не ответили мне должным образом, – бурчал он и шел за мной в столовую, место которой я запомнила лучше своей даты рождения.

На столе стоял яблочный пирог, от которого исходил пар. Аромат кофе с корицей заполнил все помещение. Изящный белый сервиз с золотыми полосками. Он точно фанатеет от посуды. Винтажный дядька, думала я. Хоть поем, первое, что пришло мне в голову от радости, при виде теплой еды.

– А яблоки летние? Вы в душе кондитер? Я стала привыкать к вашей еде. И как я жила раньше без нее. Если бы не странные вопросы, цены б вам не было, – сарказмировала я.

Он в ответ скорчил гримасу и сел на свое место, протянув мне папку.

– Таааак… стоп, я голодна. Пока не перекушу, никаких договоров.

– Это опрос, – исправил он меня.

– Тестируете меня, как лабораторного кролика? Я поем, потом задавайте свои вопросы, – давясь пирогом, сказала я.

– Поешьте, вы очень бледны, – можно сказать, потребовал он в нежной интонации. – Иначе, зелень ваших горящих глаз потускнеет.

Ну, «зелень глаз», какой внимательный. Он спокойно ждал минут семь поглаживая белоснежную атласную скатерть, смахивая темную челку назад, не отрываясь глядя на меня. Запивая этим странным напитком, похожим на кофе, третий кусок пирога я протянула руку, чтобы взять файл с документом. Но он резко отодвинул его.

– Уж подожду, пока вы еще пальцы оближете, потом возьметесь за дело. Туалет в коридоре за лестницей – утвердительно сказал он.

Я, исподлобья поглядывая, направилась искать туалет в этом странном доме, он оказался, как раз, за лестницей. Я обогнула ее и забежала внутрь.

Огромное помещение в золотисто-зеленой мозаике от пола до потолка. Взглянула на свое отражение в зеркале. Щеки горели огнем и были цвета свёклы. Мне стало немного лучше, но ощущение недомогания не отпускало. Перед глазами все плыло. И этот скрежет над ванной комнатой, снова доносился со стороны лестницы, я поторопилась вернуться в столовую.

Еще направляясь из коридора, я заметила, как смиренно меня ждет Романовский, опустив голову, иногда странно потягивая предплечья. Он ничего не ел при мне, не ел и когда меня нет. Сложив ногу на ногу, постукивая пальцами по столу: тук-тук туки-тук, он просто ждал. Я попыталась продолжить диалог обойдя стол, проводя указательным пальцем по поверхности скатерти, но он резко убрал ладонь, как заметил приближение моей руки. Скрестив длинные ухоженные пальцы на коленях. Я убедилась, он сторонится меня. Почему?

– Вы спросили, уютно ли мне с собой? А мне уютно, более того, считаю себя самым интересным собеседником в жизни… – сказала я и села на свое место, прямо напротив него, попытавшись заглянуть в его глаза.

– А как же я, – усмехнувшись, перебил он и поднял свои.

– А что вы? В свои почти пятьдесят вы не знаете, чего хотите?

– Ну-ну пятьдесят. Вы преувеличиваете мои мудрые годы.

– Не сегодня, так завтра.

– Откуда столько уверенности? Число моих прожитых лет написано на лбу?

– В интонации ваших слов, глаз, движений, манер и дрожи в голосе передан груз прожитых лет.

Он выдержал долгую паузу.

– Не думаю, что разница наших лет превышает десяток. Что же с ними не так? С моими глазами и годами?

– Вас ничего не радует, что-то тревожит, душит. Будто вы прошли три войны и четыре блокады.

Он хотел что-то ответить, но в ответ глубоко выдохнул.

– Что же нас ждет, после смерти? – поднял он глаза, наконец взглянув в мои более, чем пару секунд и резко отвел за мгновенье, я только сейчас обратила внимание на поверхностные рубцы на его щеках, как старые шрамы. Ранее их не замечала. Не могу назвать его красивым, его черты слишком просты и холодны. Он виртуозно располагает к беседе так, не оставляя внимания на внешность. Но доля секунды его прямого взгляда, всколыхнула меня.

Я задумчиво взглянула на него.

– Я там еще не была. На стороне смерти…

– Уверены?

– На сколько вас не обманывают глаза. После смерти нас ждет смерть, – ответила резко.

– Передо мной, шквал смешанных эмоций разных людей. В вас оттенки человек семи, а может и больше, – он полностью запутал меня.

– Какие же оттенки бывают в семи разных людях, которые столкнулись во мне?

– Скорее несовместимые пороки…

– У меня есть пороки, весьма незначительные, если сравнивать с другими, я никогда не совершу то, за что мне потом станет стыдно. Я не такая.

– Не беритесь осуждать других за их грехи, возможно, у них есть достойное объяснение. Кто вас знает не сорветесь ли вы за меньшее. Фраза: «я не такая», не спасет от необдуманного поступка. Только потому, что себе вы обязательно найдете оправдание, а другим нет.

– Можете меня осудить лишь в двух грехах: лень и безответственность – c уверенностью заявила я.

– Как раз эти два порока движут остальными, – усмехнулся он на одну сторону, поджимая тонкие губы.

– Вы странный – усмехнулась я в ответ.

– Как только в вас умещается столько? В маленьком, хрупком теле.

– Мммм… хватит говорить загадками?

– Вы знаете, о чем я, – прошептал он и голос его словно сорвался, словно его просыпали песком.

– Неужели, думаете моя душа переродилась семь раз, это же бред. Аргументы есть?

– А вот их предоставите мне вы, описывая мой сад в иллюстрациях.

– Cад? Я не вижу сада, я вижу джунгли.

– Вы опишите именно сад! По книге.

– Как мне описать то, чего нет. Я пролистала книгу, но…

– А вы опишите, то, что есть.

– Это ли не значит, что у нас договор?

– Думаю, вы меня удивили, мне интересно с вами… – Напряженный разговор сошел на «нет».

Он наконец протянул мне эту папку, хитро взглянул исподлобья, словно обхитрил, в чем-то. Я с подозрением протянула обратно подписанные бумаги.

– Мне пора, – резко поднялась я. – Думаю приболела, не хочу оставлять свои вирусы вам.

– Верно, это единственное, чем вы не пожалеете поделиться. Возьмите с подоконника цветы, которые вам понравятся больше, – попросил неуверенно он.

Я пробежалась глазами по аккуратно сложенному ряду цветов, схватила лилово-оранжевый букет и подошла к высокой арке соединяющей столовую с гостиной. Он, не отводя глаз, следил за моими передвижениями.

– Я ознакомлюсь с вашими требованиями по заказу и дам знать, проверяйте почту, – сказала я, направляясь к прихожей, замечая его взгляд.

Была почти у выхода и тут последовал грандиозный вопрос:

– Вам знакомы гордыня, алчность, уныние?

– Нуу началось, все мы не без греха и все мы грешники.

– Уверены, что все?

– Время покажет.

– Так вы боитесь смерти? – прошептал он, не поворачиваясь, сидя на стуле подозрительным голосом.

– Вы зациклены на теме смерти? Неужели, вам не хватит времени, чтобы устать от жизни, что вы так рьяно боитесь ее? Вместо того, чтобы бояться, радуйтесь прожитым дням. Смерть – это иллюзия, как и ночь, пробовали встретить рассвет, не сомкнув глаз?

– Пробовал. Многократно. А вы?

Я не ответила, лишь поджала губы и прищурила глаза.

– Вы, как минимум, должны были испугаться. Одна, с незнакомым мужчиной, в таком месте. Пугающие вопросы. Такая хрупкая, вы.

– Здесь есть и вы – прошептала я. – А чего бояться, все мы оттуда, туда и отправимся, каждый в свое время, смерть – удел всех, – я протянула руку к ручке двери. – И да, я бы вас боялась, если бы видела в вас мужчину, а вы просто человек. Скучный, серый, как покрашенная дверь с прошлым, которое держит, – шептала я и глядела на лестницу, которая сегодня была на удивление спокойна и не издавала звуков.

Разве что, глаза ваши темно-янтарные, ну очень красивы, подумала, но не стала озвучивать. Так как глаза не спасали его, от тревожной печали, в которой пребывал.

– Да, что вы…. Да, что вы, знаете о прошлом – обиженно он ответил.

– Не один вы, не спите ночами. Не только вы кусаете локти. Не только вы, комом глотаете слезы. Не только вы… блистаете снаружи и полумертвы изнутри, – сжала букет в руке просунув, ладонь в карман.

Он удивленно распахнул глаза.

– И что же мне делать?

– Дышите и выдыхайте.

Я вышла из дома этого безумца, вдохнула свежайший воздух, и окрыленная направилась к дому. Эйфория затмила состояние апатии, счастливая направилась домой по сугробам. Ничего не чувствовала. Дорога не казалось такой длинной после того, как я увидела сумму за работу. Но кто бы знал, какова цена.

В дверях подъезда столкнулась со своим хмурым соседом, но меня не интересовала больше его татуировка. Впереди большие горизонты, воображала я. Лучше некуда, думала я, войдя с ним в лифт и ни разу не взглянув, я мысленно тратила деньги. Оказавшись на лестничной площадке, мы одновременно стали отпирать замок дверей, стоя спиной друг к другу. И тут он прошептал:

– Куда денется душа после смерти?

Я подумала, мне послышалось. В один день с промежутком в час вопрос об одном от разных людей. Может Господь мне шлет предупреждение?

– Разве остается в невесомости? – продолжал он.

Я резко повернулась.

– С вами все хорошо?

– Я рассуждаю вслух.

– Тогда рассуждайте, не напрягая меня…

– Расслабьтесь.

– Повторяю, рассуждайте с самим собой.

Он опешил на секунду и резко повернулся.

– У вас, какие-то проблемы со мной?

– У меня нет. А вот у вас проблемы с восприятием окружающей среды и живущих там людей. Размышляйте свои мысли про себя.

– А если я вам предложу деньги, вы перестанете мне указывать, как мне находиться в среде?

– На деньги найдите себе психолога, который вас научит держать информацию при себе. А если он не поможет, купите кляп, тут ему равных не будет, – не выдержала я.

– Вы когда-нибудь, бываете не злая?

– Это не я злая. Это вы какой-то не такой.

Он повернулся, открыл дверь, вошел, не закрывая, стянул пальто. Торопясь, расстегнул пуговицы рубашки.

И снова меня назвали «злой» … А я поспешно крутила ключ в замочной скважине, безрезультатно. Мне показалось, словно кто-то крутит его с обратной стороны. Я отдернула руку. Прямо, как он утром. Резко повернулась, взглянув, как рубашка медленно, сползает с его красивых массивных плеч, появляется татуировка, с яблоневым садом и женщина с корзиной в руке. Я замерла, от удивления не могла пошевелиться. Все стало стремительно плыть.

Он повернулся и увидел мое удивленное состояние. Смотрел прямо мне в глаза. Пристально. Как их описать? Мне стало не по себе, страшно, жутко и, конечно, любопытно.

– Что это? – спросила я.

Ничего не ответив, он захлопнул дверь.

Не знаю, сколько я там стояла. Словно ступор овладел телом и сознанием. Кончики пальцев покалывали, меня стошнило…

Я вошла в квартиру, еле передвигая ногами. Сняла полностью пропотевшую куртку и повесила вглубь гардеробной. Увиденное не оставляло равнодушной. Мне стало нехорошо. Словно я проваливаюсь в яму, глубокую и не могу выбраться.

Лицо горело, я измерила температура, она оказалась выше моих ожиданий. Кое-как заварила липовый чай и стала пить глотками, но острая боль, охватившая горло, не отпускала. Мне было холодно и почему-то страшно.

Силы понемногу покидали меня, я стала искать жаропонижающее, но его не оказалось у меня. Приняла теплый душ, стало еще хуже. Знобило. Накинула халат на влажное тело и выбежала в коридор, стучать в дверь соседа. Я не соображала толком, который час, сколько я стучала. Не выдержав, сползла вниз по двери и мутно разглядела выходящего из лифта человека. Он медленно направлялся ко мне, я закрыла глаза.

Смутно помню, как меня приводили в чувство, хлопали по щекам.

Проснулась я в своей квартире на диване, на кофейном столике лежали пару пластинок с лекарствами, бутылка воды, а на лбу у меня был мокрый платок. Я с трудом поднялась, боль охватила каждую мышцу. Почта звенела входящими сообщениями, даже нет сомнений от кого. Но не сейчас. Я дошла до туалета, умыла лицо, убрала волосы в хвост и поторопилась к соседу. Cтолкнулась с ним прямо в коридоре. Он только пришел, собирался войти. В голове эхом звенело каждое произнесенное мною слово.

– Это вы помогли мне, вчера? – cпросила я, еле держась на ногах.

Он долго молчал, но позже высказался, резко взглянув исподлобья.

– Я имел право оставить вас умирать.

– Я просто… хочу сказать, «спасибо», и, к слову, я вам вызвала скорую, когда было плохо вам. Вы что неблагодарный?

– Вы так далеки от меня, мысленно. Как же вас понять? Когда я вас вижу есть ощущение, что….

– Что?

– О том, что нас беспокоит?

Я еле удержала смех. Этот похлеще Романовского будет.

– Нас? Вы хорошо чувствуете себя?

– Вы ночью шептали мне, чтобы я достал вас из колодца, а теперь считаете меня ненормальным?

– Так, видимо, последствия болезни, возможно это были галлюцинации, на фоне температуры.

Я повернулась и хотела войти в квартиру и потом вспомнила, что это лучшая возможность спросить про тату.

– Можно вопрос? – замешкалась я.

В его карих глазах засверкали ночные звезды. Он внезапно закрыл их и опустил голову.

– Даааааа… у меня есть тату, – ответил он дрожащими губами.

Мои глаза расширились за мгновение, губы задрожали.

– Шшшшшто? – прошептала я.

– А… Вы теперь удивлены? Кажется их рисуете вы. Видите её тоже только вы.

– Разве? – удивленно выговорила я, будучи уверенной, что передо мной психопат.

Он расхохотался с болью в интонации.

– Уверены, что только я вижу?

– Мне протащить вас по улице, тыча спину всем проходящим, чтобы вы поверили мне.

– Нет необходимости – отошла на шаг назад.

Стала щупать лицо и щеки в надежде, что у меня температура.

– Позвольте, это сделать мне, – сказал он и медленно протянул ладонь, ледяную словно сосулька.

– Нееет, это не жар – это реальность, – поставил он диагноз моему состоянию, резко убрав руку.

– Одно из двух, либо я еще не проснулась и это подсознание смеется надо мной, либо…

– Либо, происходит чертовщина, – прошептал он, вглядываясь мне в глаза, сверкая своими.

– Не надо, сверлить дыру в моих глазах, я правда не понимаю, что вы пытаетесь сказать, – отошла я на еще один шаг.

– Хотите сказать, что в вашей жизни все гладко, идеально, нет ничего, что заставило бы задуматься? Вспомнить о прошлом. Ни перед кем не чувствуете вину?

Даже если не все гладко, это ли повод делиться размышлениями с незнакомцем, подумала я.

– Незнакомцем… я незнакомец? – закричал он.

Я глубоко вздохнула и сделала два шага назад. Позади была моя дверь.

– Вы что проникли в мое сознание? – взволновано спросила я.

Он снова расхохотался. Ладони мои вспотели.

– Если бы только… Вы сейчас удивитесь!

Он стал расстегивать пуговицы пальто, снял и швырнул его на пол к моим ногам. Затем протянул левую руку, намекая снять запонки, а сам правой расстегивал пуговицы рубашки. Я на автомате сняла запонку с черной атласной рубашки. Расстегнув последнюю, он повернулся спиной и спустил рубашку с плеч, – наконееееееееец, я нашел тебя, – сквозь слезы прошептал он.

Я опешила.

Как бы это описать, его спина была словно поле боя, на ней были высечены всяческие очертания, приведения, цветы и поверх свеженабитое слово «незнакомец», из которого просачивалась краска вперемешку с кровью. Мне стало больно. Я протянула руку, чтобы прикоснуться к спине. Он резко отскочил. Словно его ошпарило кипятком, хотя спина не была холодной, она словно горела.

– Что этоооооо? – спросила я.

– Вот и вы скажите мнеее, что это? – прошептал он, накидывая рубашку на плечи, потягивая от боли спину.

– Как давно это происходит?

– С подростковых лет. На какой-то срок это пропало, остались лишь шрамы, но совсем недавно все возобновилось и обстоятельства меня привели сюда… такой ответ устраивает?

– Не время шутить. Ничего меня не устраивает! Какие такие обстоятельства?

– А кто шутит.

– У меня дела, работа, мне пора. До не скорых встреч – заявила я.

– Не время для работы, – хотел он схватить меня за руку, но, наверное, решил, что шквал моих эмоций накроет квартал. Вовремя сделал шаг назад, зажав руку в кулак. – Я тоже был знаменитым скрипачом, у меня была успешная и любимая работа, машина, а теперь мои движения сковывают, чьи-то мысли и этот человек, никто иной, как вы – эмоционально развел он руками.

Я забежала в коридор и почти захлопнула дверь, услышала от ненормального соседа:

– Если заметите, что грусти в жизни больше, чем радости, как раньше, вспомните обо мне.

– Вот прииииидурок, – протянула я и заперла дверь.

Меня все еще держало в равновесии то, что болею и это ничего больше, чем преувеличение реальности. Я измерила температуру и да, она была в районе той, что вызывает бред. Приняла таблетки, лежащие на столе, и закрыла глаза.

Я открыла глаза во тьме спустя пару часов сна, от ощущения, что снова, что-то горячее пригрелось за спиной, линия позвоночника словно опустилась в кипяток. Снова шум заполнил голову, строчки молитвы расплывались в мыслях.

– Тихо, – прошептал незнакомый голос позади. Тело сковало, я зажмурила глаза и пыталась в голос кричать «Отче наш», но я себя не слышала. В уме повторяла, строчки вразнобой. Почувствовала резкий холодок за спиной, как порывистый ветер, шум в голове стих, и я открыла глаза. В доме было темно, словно нет окон. Я на ощупь поднялась и прощупывая диван хотела дойти до окна, чтобы распахнуть, не хватало кислорода. Не обнаружив окна, начала постепенно впадать в панику, схватившись одной рукой за шею, второй ощупывая стены шла к входной двери. Меня ужасало, что это «нечто» горячее со мной в мрачной квартире. Я схватила за ручку двери, она была словно раскаленная железка. Но, обжигая ладонь, я отомкнула замок и вывалилась в коридор. Было страшно… непередаваемо. На четвереньках проползла метра два по коридору и стала стучать в двери соседа без остановки растирая глаза, зрячие с трудом.

Глава IV

Два лица одного целого.

Дверь он открыл не сразу, будто выжидая момента, что мне станет хуже.

– Теперь вам понадобилась моя помощь? – выглянул из-за двери, поглядывая черными, как угли глазами из-за густой челки.

– Думаю, у меня нервный припадок, проверьте пожалуйста, в моем доме, словно нет окон – испуганно прошептала я, схватившись обеими руками за ручку двери с ужасом глядя на дверь своей.

Он, затянув пояс на синем банном халате, торопясь, перешагнул через мои ноги и забежал в квартиру. Вернулся спустя пару минут. Схватил за запястье и осторожно поднял. Ноги буквально не держали меня. Он пристально всматривался в мои глаза.

– В вашем жилище есть три арочных окна. Что вы еще видели?

– В каком смысле? – засверкали мои глаза от ужаса.

Он продолжал смотреть в глаза, но ничего не говорил.

– Что происходит? –скрипя зубами, спросила я.

– Ничего особенно, вероятно, у вас бред, из-за повышенной температуры.

– Вы так говорите, словно ожидали услышать большего, – еле переводя дух прошептала я. Ожидая более логичного ответа.

Он отошел на шаг назад и оказался в своей прихожей.

– Если вам стало легче, идите к себе.

В темной прихожей квартиры, его темные волосы и глаза смешивались с мраком и будто растворялись. Я снова, как в ступоре стояла с замиранием сердца, узнавала этого «незнакомца».

– Я вас видела, где-то.

– Когда? Как давно?

– Не помню, но эти ваши темные глаза врезаются в память.

– Темные глаза у восьмидесяти процентов людей.

– Неет. Я помню, совершенно недавно, я где-то отчетливо видела вас с полуоборота, в пиджаке, да на вас был черный атласный пиджак.

Он расхохотался. Лицо его побагровело.

– Ах дааааа… это не вы видели меня, а я вас, в день переезда в супермаркете.

– Точно, надменное лицо – вскрикнула я.

– Да вы просто нечто, у меня был шок, вы вскрыли и использовали все крема на прилавке, это были явно не тестеры.

– Я выбирала аромат.

– Ааааааааа… – протянул он, ухватившись за голову, – но они были в продаже, а вы вскрыли все упаковки. Наносили крема на руку – ответил он так, желая продолжить беседу. Я, к его сожалению, не разделяла его желания.

Повернулась и направилась в сторону квартиры, все мысли в кучу. И глаза его я видела гораздо раньше. Намного раньше. Я, осматривая каждый метр шаг за шагом двигалась в гостиную. Это был испуг, и нечто другое, но стоило мне дойти до кровати я рухнула и вырубилась. Мне нужно было разобраться во всем, но не сегодня. Радовало одно, между мной и этим «человеком» была весомая преграда, пятидесятикилограммовая входная дверь. Я понимала, что погружаюсь в новый период жизни, словно в ледяную воду в теплой постели.

Я проспала довольно долго, меня разбудил повторяющийся телефонный звонок. Это был Романовский.

– Весьма непрофессионально, – заявил он мне, весьма надменным тоном.

– Я болею, болеть можно? – обиженно, протянула я.

– Если вы читали договор, то болеть нельзя. Надеюсь, ничего серьезного, вам перевести аванс?

Чертов…

– Нет, не стоит.

– Жду вас в течении двух часов, с эскизами.

Чееееего? Да он…. Хотя, был прав, из-за соседа я забросила цель, ради которой столько раз получала отказ.

Я с трудом встала, умылась и решила спуститься в булочную на первом этаже, купить свежие круассаны, аромат которых заполнил верхние этажи.

Успела бы хотя бы набросать примерные образы параллельно перечитывая книгу. Которая больше напоминала, короткие незаконченные рассказы. Фантазия и манера описывать у него непонятная и мутная. Довольно незаурядный стиль описания местности.

Накинув черный пуховик на синюю спортивку, прямо в розовых тапках-зайчиках я решила спуститься вниз. Соседи так и делают. Я, засыпая сползла по перилам до первого этажа.

Стоя в очереди, рассмотрела высокую шатенку лет тридцати весьма прилично одетую с лишним килограммом макияжа, в восемь утра. Лица ее мужчины я не разглядела. Хотя, она смотрела на меня и сразу шептала ему на ухо, пока он заказывал кофе. Я не придала значения, ужасно хотелось спать.

Уткнувшись в книгу, запоминая мелочи странного описания сада, двигалась по очереди, засчитывая каждую упущенную секунду. Но мне надо было подкрепиться, чтобы начать трезво мыслить.

Закупившись, я поторопилась домой. Я поспешила на верх по лестнице. Поднявшись на этаж, узнала циничную парочку из булочной. Это был мой сосед и видимо, женщина, которая обрабатывает его раны. Ее лицо казалось знакомым. Он был немного удивлен, увидев меня. Я задумчиво взглянула на его красивое бежевое пальто. Из которого, как мне показалось, проявились кровавые разводы в области тату. Это не мое дело, стала я ругать себя в мыслях.

– Не задерживаем внимание, – сказала женщина, положившая ладонь на его плечо.

– Оляяяя, – перебил он ее.

– И вас с добрым утром, – улыбнулась я, прошептав вежливо и принялась отпирать дверь.

Войдя в квартиру, сквозняк ударил в лицо. Но откуда ему там быть? Я влетела в гостиную, скинув пуховик, все окна нараспашку. Занавес словно выкручивался и напоминал очертания борющихся людей. Внезапно крик донесся из подъезда. Женский крик, скорее всего, этой женщины.

Я медленно, не дыша, направилась к входной двери и выглянула. Она стояла в прихожей и кричала, глядя на свои окровавленные руки. Я сделала два шага вперед и заглянула в квартиру. Он, сосед, сидел на коленях, спиной. А пальто на полу в луже крови, спина словно изрезана, через рубашку просачивались струи крови, перемешанные с черной краской. Жуткая картина.

– Что ты стоишь, – прошептала я ей. – Он сейчас умрет от потери крови. Не услышав ответа, я повернула голову, она стояла, как вкопанная и смотрела на нас.

– У меня дежавю. Я тебя знаю! Но кто ты? – закричала она. – Откуда на моих руках кровь, – спросила она в ужасе.

– То есть – опешила я.

И тут я поняла, что он говорил правду, она не видит его ран.

– Позовите врача, – прошептала я и стала осматриватьcя, но не увидела никаких вещей, чтобы зажать ими раны. Я забежала к себе в прихожую, схватила шарф и вернулась обратно. Встала на колени и плотно сжала руки на рваных разрезах, чтобы остановить кровь.