Глава 1. ЗНАКОМСТВО
Из комнаты Ася перебралась на балкон. Ей очень нужно было найти свою пропажу. Она хлюпала носом, заглядывала под старый бабушкин буфет. Грустно повторяла:
– Шуша, ты куда спряталась? Найдись, пожалуйста, я тебя прошу.
Из соседнего, кухонного окна тянулся аромат ванильных оладушек и вишневого компота.
Бабушка готовила любимые лакомства. Ася вздохнула. Пахло вкусно, а на душе было грустно. Сейчас есть оладьи Асе совсем не хотелось.
Пропала ее подруга.
Из-за волнения, Ася наступила на упавшую прищепку. Ойкнула, ударилась о железную лесенку, потерла больное место, дернула скрипучую створку буфета:
– Ну где же ты, Шушенька?
Вдруг, прямо с верхней полки под ноги Аси спрыгнул босоногий, ушастый и взлохмаченный человечек с заплетенной в косу бородой. Одет он был в широкие штаны на лямках и свободную рубаху. Человечек откашлялся, а потом спросил негромко:
– Ты чего это тут расшумелась-разголделась? У меня уши в трубочку свернулись и развернулись обратно от твоего крика-покрика.
Ася открыла рот, ахнула и захлопала длинными ресницами, затаила дыхание. Не выдержала, снова громко ахнула.
Человечек был размером с две Асиных ладошки.
Потому, чтобы казаться больше и выше, он заскочил на ступеньки лесенки и проворчал:
– Да тише ты, тише, говорю. Чего панику подняла? Лучше скажи-подскажи, кто такая и что здесь потеряла? Меня, между прочим, Балконным зовут.
Ася поправила волосы, стала разглядывать человечка:
– Приятно познакомиться.
Я – Ася, бабушкина внучка, потеряла Шушу – мою морскую свинку. Мы в гости приехали, на оладушки и компот.
У бабушки новоселье – у нас веселье и радость. Будем здесь все лето с Шушей гостить, потому что я уже взрослая и в детский сад не хожу. Осенью отправлюсь в школу.
Балконный потер ладонью бороду:
– А морское животное диковинное тебе зачем?
Ася пожала плечами:
– Это все родители, чтобы я ответственности набралась, подарили. Папа так и сказал: “Животное тебе Ася, чтобы ты ответственности набиралась”.
А я не успела, потому что Шуша сбежала куда-то. Здесь у меня больше друзей нет. Как я без Шуши теперь?
Ася задумчиво глянула на человечка и робко шепнула:
– Я никогда в жизни не встречала Балконных. Ни-ко-гда!
Балконный смешно зашевелил носом, а потом добавил, передразнивая Асю:
– Я, может, тоже никогда на дороге своей свиней морских не встречал. Ни-ко-гда!
Только вот знаю-понимаю, что любая живность просто так не сбегает. Значит, причина на то и у Шуши твоей имеется. Или околдовал ее злодей какой, или рассердилась, на что-то свинья твоя заморская.
Ася пожала плечами, снова захлопала ресницами и спросила у человечка:
– Что же мне теперь делать и с морской свинкой, и с ответственностью? Где найти?
Балконный фыркнул и затараторил:
– Если ты так хлопать ресницами будешь, я или простужусь, или на другой балкон сдуюсь-продуюсь. Прекращай-ка.
А делать всегда нужно главное – думать. Вот и ты сейчас подумай-покумекай – с чего твоя морская свинья решила сбежать, а?
Ася задумалась, даже глаза зажмурила, чтобы лучше сосредоточиться. Пока она так стояла, Балконный громко зевнул.
Ася открыла глаза, затараторила:
– Шуша решила сбежать, потому, что непоседливая. Я ее еще не успела воспитать как следует. Оказывается, это не просто кого-то воспитывать, если он не очень этого хочет.
Я еще Шушу танцам научить хотела, за лапки водила по столу туда-сюда. В кружевную, кукольную юбку нарядила. Это все для красоты.
Вон слышишь, как бабушка поет, под эту песню и учила. Но, пока на кухню ходила узнать – готовы ли оладьи, Шуша куда-то пропала. Как будто испарилась. Может, и в правду, колдовство какое-то?
Балконный засунул руки в карманы мятых штанов, насупил мохнатые брови и сказал:
– Никакого здесь колдовства и в помине нет. В этот деле я хорошенечко разбираюсь.
Я б тоже от тебя сбежал. Да-да, деру б дал, особенно, если бы морской свиньей был в кружевной юбке. Вот ведь тоже мне, учительница танцев.
Ты у Шуши своей спросила – хочет она этого ученья-обучения или нет? Лучше оладьи бы ей предложила. И то веселья-радости больше.
Ася улыбнулась:
– Балконный, вообще-то, морские свинки не едят оладушки. Им положено травой и морковкой питаться. Иногда капустой, огурцом и репой.
А чего она хочет – я не знаю. По-русски Шуша не говорит, а по-морскосвински я не понимаю.
Вот я и решила, что Шуша во всем должна походить на меня.
Тем более, я– главная, я – хозяйка и ответственности набираюсь. Если танцевать обожаю, значит и она, как все девочки мира, тоже должна обожать.
Балконный насупил брови, вытащил из карманов руки, сложил их на груди и серьезно ответил Асе:
– Ничего-ничегошеньки тебе эта морская свинья не должна. У нее, может быть, настроения на твои развлечения нет.
Я слышал, как с самого утра кто-то пищит и фыркает, а это – Шуша твоя, закрученная-замученная танцами.
Неужели не ясно – пищит животное, значит просит, требует, умоляет оставить его в покое. А ты ее еще и в юбку нарядила. Понятное дело, что сбежала несчастная душа.
Балконный вздохнул и добавил, принюхиваясь к вкусному запаху, что принес из соседнего окна Ветерок:
– Напрасно морская живность к оладьям не приучена. Так бы, может, и осталась, перетерпела разок ради вкусноты такой. Вот не зря мой дядька Болотник говорит – поел, душой подобрел.
Я вот, например, от стряпни бабушкиной не откажусь.
Балконный снова втянул носом сдобно-ягодные ароматы кухни, добавил:
– И от компота тоже.
Ася наклонилась к Балконному, снова захлопала ресницами. Он поежился и чихать стал. Тогда Ася и тихонько сказала:
– Ой, прости, пожалуйста. Забыла про ресницы, они у меня сами по себе. Хлопают, не спрашивают. Отодвинься чуть-чуть, на всякий случай. Вдруг, и правда, простудишься.
Эх, зря я заставляла Шушу плясать и делать то, что я хочу.
Я ж не знала, что она может свое, морскосвиновское мнение иметь.
Вот когда найду ее, никогдашеньки не стану заставлять, ее, буду стараться понимать ее.
Ты помоги, пожалуйста, отыскать мою Шушеньку, а я тебе самый румяный и пышный оладушек и самую большую кружку компота принесу в знак благодарности.
Балконный снова втянул носом кухонные запахи. В животе у него заурчало, заквакало. Как будто там поселилась большая, голодная лягушка. Он погладил ладонью круглое брюшко, поглядел на воробьев, чирикающих на ветке, потом на Асю, прищурился:
– Точно, не будешь морскую свинью заставлять под свою дудку плясать-выкамаривать?
– Обещаю. Даже под бабушкины песни.
– Точно, оладий, а лучше два, с компотом принесешь?
– Честное слово. Даже три.
Балконный улыбнулся, легонько ударил по животу, ловко запрыгнул на крышку буфета, отодвинул фанерную коробку, в которой бабушка хранила пустые цветочные горшки, позвал:
– Ну-ка, чудо-юдо-свинка, ауууу, выходи-выбегай из укрытия. Да не бойся, я тебя в обиду не дам. Никаких больше танцев под чужие дудки. Никакого насилия над природой. Свобода морским свиньям!
Слышала-прослышала, что девочка Ася нам тут пообещала?
За коробкой показался розовый носик морской свинки, а потом и усатая, любопытная мордочка. Черные, блестящие глазки глядели то на Асю, то на Балконного.
Ася радостно закричала:
– Ураааа, Шушенька, нашлась! Так вот ты где спряталась.
Затем стала на цыпочки и аккуратно взяла в руки свою свинку. Погладила ее по теплой шерстке, прижала к себе. Шуша приветливо уткнулась мокрым носиком в шею хозяйки.
Ася повернулась к Балконному, сощурилась и возмущенно спросила:
– Ты, значит, с самого начала знал, где прячется Шуша? Знал и ничегошеньки не говорил?
– Ну, конечно знал-ведал, я ж Балконный, а значит, самый главный защитник всех, кто попадает на балкон. И, в отличии от тебя, Ася, я любой язык понимаю. Хоть человеческий, хоть воробьиный, хоть морскосвиновский. Полагается мне, по должности.
Потому сил моих не было слушать, как ты из морской свиньи танцовщицу-плясовщицу сделать пытаешься. Она и так, и эдак верещит, еды и любви просит, а тебе хоть бы что.
Считай-почитай, спас я беззащитное животное.
А значит, мне даже четыре оладья полагается, а то и все пять.
Ася грустно вздохнула, снова погладила Шушу по блестящей, коричневой шкурке и шепнула ей:
– Прости меня, я ведь не знала, что ты не для танцев, а для еды и любви.
Шуша что-то пискнула, задергала усиками.
Балконный потянулся и сказал Асе:
– Она говорит, что плясать-приплясывать обожает, но только, когда сама хочет. На четырех лапах и без юбок кукольных. А я, между прочим, компот обожаю с оладьями.
Ася кивнула:
– Про танцы я поняла. И про ответственность, кажется. Это – когда ты делаешь не то, что тебе одному хочется и нравится. Так?
Балконный кивнул:
– Так-то, так.
Это, еще когда отвечаешь, за слово-дело. А еще, когда обещание выполняешь. Оладий приносишь для голодного Балконного. Тоже ответственность.
Ася улыбнулась:
– Сейчас выполню обещание.
Вы пока тут с Шушей пошушукайтесь. А я руки вымою, тебе оладьи с компотом, а Шуше морковку с капустой принесу.
Будем втроем теперь дружить, если ты и Шуша, не против?
Балконный подвинулся, Шуша селя рядом с ним на стремянку, что-то пискнула и он ответил:
– Мы – за дружбу, оладьи, мир, морковку и любовь! Заявляем со всей ответственностью.
Глава 2. НАЧАЛО ИСТОРИИ БАЛКОННОГО
Через несколько минут Ася, опережая бабушку, забежала на балкон. Она боялась, что бабуля заметит нового знакомого и вызовет полицию.
Ася видела по телевизору, как во взрослой передаче говорил один ведущий: “При появлении подозрительных людей и предметов немедленно звоните в полицию. Наберите с мобильного телефона номер 102 и сообщите о происшествии”.
Ася хотела предупредить Балконного, чтобы он спрятался на прежнем месте. Но, когда она зашла на балкон, на лесенке сидела только одна Шуша. Она умывала лапками мордашку, готовилась получить обещанный перекус.
Ася огляделась по сторонам. Никого.
Бабушка, покачиваясь переступила порог и весело сказала:
– И чего это ты здесь, шалунья, задумала полдничать. Да еще и подругу-пискунью пригласила. Хотя, воздух тут чудесный, погода – просто сказочная. Точно – чуда жди!
Бабушка поставила на подоконник эмалированное блюдо с горкой оладьей, блюдце с овощами и фруктами для Шуши и графин с компотом:
– Что ж, милая, неси свой столик, а я пока раскладной стульчик достану.
Бабушка потянулась к буфету. Ася застыла, зажмурила глаза. Она представила, как прямо на бабушку свалится Балконный и она от страха за сердце схватится.
Бабушка протянула руку к дверце шкафчика, Ася не выдержала и крикнула:
– Не надо стульчик, я на лесенку сяду, так интереснее.
Бабушка кинула:
– Что ж, тоже дело, обустраивайся здесь. Я пока пойду вздремну. Что-то устала за готовкой.
Когда Ася принесла свой маленький столик, Балконный уже сидел на подоконнике и с аппетитом уплетал румяный оладушек, а рядом устроилась Шуша и хрустела капустным листом. Балконный глянул на Асю и сказал:
– Ну, наконец-то. Заждался-затомился, где чашки для компота?
Ася поставила столик и спросила:
– А ты руки что ли не моешь перед едой? Вон, даже Шуша умылась.
Балконный удивленно поднял мохнатые брови:
– Мою конечно, что тут сложного-невозможного: плюнул, дунул и об штаны обтер так и был скор.
Ася захлопала ресницами, а потом засмеялась:
– Но это же не гигиенично.
– Это еще что значит?
– Значит, что руки грязными останутся. И пока ты ешь, эта грязь вместе с оладьями,
попадет к тебе внутрь. Даже живот от этого заболеть может.
Балконный отложил оладий на край блюда:
–Что ж мне теперь делать? Тут их помыть негде. Там бабушка? Я пока дождусь ее храпа, от голода помру.
Ася задумалась, даже Шуша перестала хрустеть, ожидая ответа девочки.
Тогда Ася улыбнулась и подняла указательный палец:
– Придумала. Я тебе принесу целую пачку влажных салфеток. Они специальные, против грязи и микробов всяких. Только руки вытрешь тщательно – и все, можно приступать к еде.
– Ну диковинка-чудовинка какая. Это что за явление природы?
– Это не явление природы, а гигиена. Чистота, значит.
– А девать эти салфетки куда, после обтирания, вместе с грязью?
– А я тебе свое ведерко для песка принесу. А потом в обыкновенное выброшу. Годится?
– Что ж, опробую.
Ася кивнула:
– Тогда я пошла мыть руки и добывать салфетки с чашками.
Спустя полчаса Балконный доедал последний оладий, причмокивая от удовольствия. Шуша, свершавшись клубочком, сопела на коленках Аси.
Новый знакомый достал влажную салфетку и тщательно вытер ей лицо и руки, отправил в наполненное другими салфетками ведерко:
– Ну и красота, ну и чудо. Так и без рукомойника справится можно. А пахнет, как поле с цветами возле родительского дома.
Ася шепотом спросила:
– Так ты не всегда что ли в буфете жил? По полям гулял?
Балконный тоже ответил шепотом:
– Дело ясное, что не всегда. Родом я из Березовки. Это деревенька одна. Далеко-далеко на севере. Пешком от сюда не день и не два идти.
– Как же ты здесь оказался?
Балконный наклонился к чашке, чтобы допить остатки вкусного компота. Рядом с ним чашка казалась огромной.
Снова обтер усы влажной салфеткой, зажмурился от удовольствия и начал свой рассказ:
– А дело, значит, было вот так. Родился я в деревеньке нашей, Березовке, сто годков назад. Кого там у нас только не водилось – Домовые, Банные, Коридорный, Кухонные, Лешие, Русалочки.
Водяной, конечно, отец мой и матушка Кикимора.
Жили мы дружно и весело. У меня даже свой кот имелся – пятиляпый Степанка. Такие песни мурчал – закачаешься. Куда я – туда и он.
Население нашей деревеньки ягоды любило – чернику, морошку, бруснику в кузовки насобираем и к русалкам. Они такое варенье с компотами соображали – не то, что пальцы, руки съесть от вкусноты можно. С той поры я компоты обожаю.
А матушка моя, Кикимора, на всю округу оладушек и плюшек в русской печке готовила.
Эх, жаль, бабушка твоя плюшки и пироги с ягодами не печет.
Ну так вот, жил я поживал, с пятилапым котом Степанкой по округе шастал и пришло мне время обучаться всяким-яким знаниям в школе Домоводства.
Ася округлила глаза и тихонечко захлопала ресницами. Так, чтобы Балконного не сдуло:
– А у бабушки на кухне лежит толстая-претолстая книжка с красивыми фотографиями еды. И на ней большими буквами написано “Домоводство”. Я думала, что это как дом вести, а это, оказывается, школа такая в вашей Березовке.
Балконный почесал затылок:
– Ну так вначале школа Домовых возникла, потом уже они ваш народ человеческий обучили как дом вести, как пироги печь.
Матушка моя, Кикимора сама лично такой учебник написала. Кто уж его передал людям не знаю, то ли Коридорный, то ли Кухонный. Вот и вы теперь обучились оладьи печь. Ты там узнай, может и до пирогов дело дойдет, а то я ведь пропадаю без домашней еды.
Ася кивнула, а Балконный продолжил:
– Так-то, пошел я в школу. А там заданий для нас вагон и маленькая тележка. И углы в доме от паутины обметать, и за порядком следить-послеживать, и мышей с тараканами изгонять, как гостей не прошенных – все понять и освоить нужно.
Даже звуки нечеловеческие и слова человеческие издавать обучали нас. Ишь я как натаскался, даже свиней морских понимаю, вот что значит хорошее обучение.
Я там одни метелки получал от учителя нашего – Лешия Ветругановича.
Ася засмеялась:
– Метелки это что такое еще?
Балконный от такого вопроса за голову схватился:
– Как так? С виду ты девица взрослая-рослая, а не знаешь, про метелки?
Ася только плечами пожала:
– Совсем не знаю. Я ж еще только осенью пойду в школу. Расскажи мне, пожалуйста.
– Ну, уж так и быть, слушай и запоминай: если ты урок не отвечаешь, или домашнее задание не выполнишь, например, воды из колодца не принесешь, значит никакой метелки не заслуживаешь.
Если кое-как задание выполнил, разлил полведра, с колодцем не поздоровался, то метелка всего одна полагается. Когда же лучше и чище остальные справился – Леший Ветруганович не скупился – мог целых пять метелок выставить в дневник из дубовой коры, а иногда и с плюсом.
Однажды мне даже пять палочек с хвостиками-метелками и жирными плюсами угольком нарисовал. Это потому что я из колодца пятилапого кота Степанку достал. Ему там мышь с пауком примерещились, вот он и решил порядок навести. Прыгнул, плюхнулся, воет горемычный, а выбраться не может. Я его в ведро и раз-два-взял тянул-потянул, да вытащил.
В школе у кого больше остальных мелок – тот и лучший в своем деле. Учеников у нас хватало. Все, пока со своим местом и призванием не определились, безымянными считались.
Это только у взрослых с именем и назначением все понятно. Вот, например, взять отца моего, Водяного. Он лучше всех с болотами, реками, ручейками и озерами управлялся. Полюбила его вода, а он место в жизни выбрал с ней связанное. Стал заведовать водоемами в округе. Ну и остальные так, Банник, скажем. Он баньками всеми заправлял, в соседнюю деревню наведывался. Там деревенька побольше нашей и всяких людей полным-полно.
А что Банник делает в бане, знаешь?
Ася отрицательно закачала головой, даже Шуша приоткрыла один глаз. Интересно стало, кто же такой этот Банник и чем славится.
Ася тихонечко шепнула:
– Я даже не знаю, что такое банька.
Балконный подпрыгнул и хмыкнул:
– Это как же можно не знать, что такое банька, баня, банечка? Где же ты купаешься, где паришься?
Шуша уже совсем проснулась, уселась и что-то пискнула Балконному. Ася попросила Шушу не перебивать его на самом интересном месте и ответила:
– Я купаюсь в самой обычной ванной. А что значит – париться?
Балконный махнул рукой:
– Эх, бывал я в этой твоей ванной: тесно-притесно и не интересно.
Даже вон свинья твоя морская, Шуша, подтверждает, что ванна для купания место ни то, ни се.
Банька – вот где чистота, раздолье. Красота одним словом!
Банька, Ася, это такой домик деревянный для водных процедур и купания.
Вот Банник натопит домик, чтобы он деревом запах, все-все ароматным паром пропиталось, а ты ляжешь на горячую скамейку, чистый, довольный, а он веник березовый возьмет и по тебе туда-сюда, туда-сюда. Эх, хорошо, эх душевно!
Шуша и Ася хором запищали. Шуша на своем языке, Ася на человеческом:
– Это же не купание, а наказание, если тебя веником бьют. Страшно у вас там жить. Страшные у вас радости, нечеловеческие какие-то.
Тут Балконный закхекал, засвистел, так что борода подпрыгнула:
– Ну, с вами все ясно. Одна – морская свинья, другая – городская девочка. Никогда в бане не парились. Веник – он не для наказания, а для радости.
Он него здоровье прибавляется, кровь гонится-разгоняется и нос дышит, как из лесу вышел. Все болезни, все хвори лечит.
А ванна твоя так, ерунда, от безысходности. В многоэтажном доме баньку не организовать.
Вот, если бы ты в нашу деревеньку приехала, я бы тебя сводил попариться. Вместе с Шушой, как миленькие веничек бы попробовали. Оценили, оздоровились. Русская традиция, между прочим. Так-то.
Морская свинка от этих слов к Асе прижалась. Наверное, решила, что лучше танцевать, чем веником париться.
Ася ее погладила, а Балконный продолжил:
– Так вот, в школе Домоводства нашей по окончанию каждый свое дело выбирал, тогда и имя получал настоящее и призвание. А до того мы все учениками-домовятками считались. Девочки-домовеночки, мальчишки-домовишки, так и ходили до поры до времени безымянными.
Взять подругу мою, дочь Зеленицы и Ягодника. Уж какая она хозяйственная была. По кухонному хозяйству больше всех метелок получала. Блинцы жарила, ух ты и ах ты. Печь истопит, скатерть раскинет, пирогов гора, блинов стопка.
Ясное дело, что Леший Ветруганович утвердил ей и имя, и назначение. Раз так полюбила она кухонное хозяйство, то и стала Кукой Кухонной.
А один домовёночек из нашего класса захотел в сарае лопаты и вилы складывать. За уши не оттянуть от этого дела было. Иной раз глядим – нет его, а потом слышим, в школьном сарае шум и гам с ним пополам. Тут уж понятно – он там дрова складывает, инструменты по местам распределяет.
Так и стал Сарайным.
Ну и остальные пошли – Кладовой, Подвальник, Овинный, Будочный.
Кикиморки сестры Этя и Етя. В заводях за утками и камышами следить захотели. Чистую воду в колодце контролировать вызвался Колодезный.
Леший Ветруганович всех новых специалистов распределил по домам и водоемам. На домовяток всегда дефицит. С хорошим Домовым или Подвальником – дом защищен и достаток в нем, и порядок всегда будет.
А я вот все думал да думал, где же мое место, чем же заниматься хочется. Я ведь любую работу по хозяйству с радостью выполнял, метелок полный дневник. Только вот как до выбора дошло – загрустил-задумался.
Чтобы Балконный не заподозрил Асю в невежливости, она робко сказала:
– Можно спросить?
Тот кивнул:
– Давай, задавай свой вопрос.
– Скажи, почему ты загрустил, если с любым делом мог справиться? Тут и думать нечего, не важно, что, все умеешь.
Балконный сложил на груди руки и закинул ногу за ногу:
– Так-то оно так, да не так.
Получается, раз все могу, то и разницы нет, чем заниматься. Выбирать вовсе не надо. Пальцем в любое дело ткни – и наугад живи-поживай.
Только ты вот сперва ответь – что у тебя получается лучше остального? Какое дело выходит и спорится на все сто?
Ася задумалась, а потом стала загибать пальцы:
– Могу белье гладить. Целую стопку вчера маме нагладила. Подметать могу, еще с вареной картошку шкурку сдирать могу. Рисовать в альбоме умею и пыль вытирать с полок. Покупать в магазине хлеб и молоко тоже. Кровать заправлять и расправлять у меня хорошо выходит. Хватит?
Балконный кивнул:
– Пожалуй, что достаточно. Выбор у тебя большой получается. Вот и скажи мне, если веков пять, а то и десять изо дня в день тебе надо будет с утра до ночи только что и делать, как кровать заправлять и расправлять. Или другое – только рисовать и рисовать. Каждый день, все время. Что ж ты из этого выберешь?
Ася от волнения сильно-сильно захлопала ресницами и Балконного чуть не сдуло. Ася спохватилась, остановилась, а он зажал нос, потому что захотел чихнуть, но от его громкого чиха могла проснуться не только бабушка, но и другие соседи перепугаться.
Ася ойкнула, поправила Балконному взъерошенные волосы, пообещала хлопать ресницами аккуратнее и ответила:
– А пять или даже десять веков – это очень много?
– Еще как много. Век это сто лет. Даже твоя бабушка молодая по сравнению с веком. А если ее жизнь увеличить в десять раз. А твою в сто – и то мало. Вот и подумай.
Ася стала думать. Она представила, что десять бабушек с утра до вечера всю жизнь рисуют в альбоме. Просыпаются утром, достают карандаши и только к вечеру останавливаются. Ничего другое не делают. От таких мыслей брови Аси поползли вверх, и она ответила Балконному:
– Так любое дело надоесть может. Скучно станет. Я вот, может быть, еще не очень хорошо читаю и пишу, или даже на велосипеде катаюсь, хочу и этим тоже заниматься. Для разнообразия.
Балконный поднял вверх указательный палец:
– Вот! Теперь понимаешь, как это сложно, выбрать то, чем всю свою жизнь заниматься надо. И когда хочется, и когда не хочется. Потому что это профессия у тебя такая. Потому что ты ее сам выбрал, захотел.
От того мне и было грустно. Вроде бы и на мельнице работать любил. Зерно молол, по мешкам муку складывать помогал, от пыли чистил, от мух и мошек охранял. Хорошее дело, но, чтобы каждый день только это и делать – да ни за что. То же самое и про остальные занятия размышлял-помышлял.
Леший Ветруганович глядел на меня и не торопил. Поговаривал, скрипел руками-ветвистыми: “Ты мальчишка-домовишко, не спеши, обдумай все как следует. Только тогда у тебя сердце обрадуется, когда даже трудности пугать не станут. Поймешь сам, почувствуешь, где есть твое место. То самое. В котором и жить, и быть хорошо”.
А я все гадал да приглядывался. Даже испугался, а что, если для меня в этом мире такого места не придумано, не сделано, не уготовлено? Что же мне, так и тянуть свои века без радости?
Решил перед выбором навестить всех своих родственников, к кому дорога приведет. Еще, само собой, подругу Куку Кухонную проведать. Она ведь, в отличии от меня, легко и просто с занятием определилась-распределилась.
Затеял путешествовать по их новым местам жительства.
Родители и Леший Ветруганович мое решение одобрили.
Матушка Кикимора напекла на дорогу целый рюкзачок плюшек и обняла крепко-крепко, сказала: “Сынок-домовишко, выбирай хозяйство или домишко. Выбирай огород или сад, главное, чтобы ты выбору своему был рад. А мы тебя любим и понимаем, любое решение принимаем. А еще матушка Кикимора вложила мне клубочек водорослей. Надо только водоросль за хвост поймать и не отпускать пока верный путь не покажется.
Папенька Водяной окатил волной и сказал: “Вот тебе в дорогу камыш. Защитит, если встретится на пути дурной человек, дух, птица или мышь. Справишься с выбором и бедой ты и сам, а если будет тяжело, позови нас, мол, где вы, пап, мам. Мы тут же появимся, и вместе со всем справимся!”
Кот мой, пятелапый Степка остался дома уют стеречь и печь.
Так я и отправился в дорогу. Искать свое предназначение.
Глава 3. ДЕДУШКА ПОЛЕВИК
Честно признаюсь, в начале пути я шагал да побаивался. Я ведь дальше нашей деревеньки Березовки почти и не ходил. Только в соседних несколько раз появлялся, но это ведь не считается.
Родни у нас с головой. По всем лесам и полескам рассыпались и живут, каждый в своем месте.
Ася сощурилась:
– А как же ты понял, куда идти следует, как не заблудиться тебе в дороге?
– Дело ясное, подготовленное. В доме нашем родословная имелась. Книга такая толстая, тяжелая. Там все, кто родней приходится один за другим записаны. Где живут, чем занимаются, сколько лет от роду ну и остальное всякое-якое. Даже портреты нарисованы, чтобы никого не перепутать.
Я эту книгу с малых лет любил глядеть, все запоминал. Так что и адреса, и изображения в голове хранились до поры, до времени. И вот оно настало.
Ну, а для того, чтобы я не заблудился, матушка Кикимора вложила мне клубочек водорослей.
Если дорога мне попадется упрямая, извилистая, темная, я брошу клубок, он загорится огоньками, зашепчет слова-помогайки и выведет меня на верный путь. Надо только водоросль за хвост поймать и не отпускать пока верный путь не покажется.
С рюкзаком, полным плюшек-ватрушек и добрых слов, отправился я сперва навестить дедушку Полевику.
Жил-поживал он ближе всех к нашей деревеньке, а я его только в родословной и видел. Сколько шел не помню, да только сперва плюшки закончились, потом уже его хозяйство показалось.
Гляжу – передо мной стоит бесконечное, как будто золотом покрытое поле. Где-то еще колоски пшеницы качаются на ветру косицами-стебельками, а кое-где в стога, шапки сена убраны. Я даже остановился, залюбовался красотой. Тут гляжу, как крот из-под земли вылезает и давай копать нору. В этот самый момент появляется дедушка Полевик, точь-в-точь, как в родословной нарисован. На голове вместо волос трава и солома, все лицо в веснушках, загорелое, серьезное. Сам босой, только одни штаны на худых ногах болтаются. Кричит: