Часть I
Глава I. Ошибка
«Нельзя вернуть прошлое? Ну, конечно, можно! » – Фрэнсис Скотт Фицджеральд
– Ир, я тебе потом перезвоню, Кирьян пришёл! – стоило мне зайти в квартиру, как из гостиной послышался быстрый шёпот и вошканье.
Годы идут, а картина не меняется. Каждый раз, приходя с работы домой, я застаю свою любимую девушку, говорящую по телефону с подружкой и параллельно пилящую ногти на нашем бежевом диване.
– Поздновато ты сегодня… – произнесла Катя, даже не посмотрев на меня.
– И тебе привет.
Сняв с себя промокший плащ и разувшись, я молча последовал на кухню.
Дождь за окном лил как из ведра, удивительно, что мне удалось забежать домой раньше, чем он усилился. Сезон осадков в Москве за апрель бил все рекорды года. Погода явно решила сыграть злую шутку с людьми, а особенно с моими студентами, которые потихоньку готовились к летней сессии. Я невольно ухмыльнулся, радуясь тому, что годы учёбы пройдены, а на работу я езжу на собственной машине.
В реальность меня вернула любимая, которая вновь пыталась подмазаться, чтобы что-то выпросить.
– Кир, там Ирка с Жекой устраивают вечеринку в загородном доме и зовут нас. Мы же поедем?
Заварив себе зелёный чай, я последовал в свой кабинет, по пути роняя фразу, которая рушит все планы Кати:
– Нет. У меня много работы, да и ты сама прекрасно знаешь, что дискотеки с твоими дружками меня просто-напросто не интересуют.
Закрыть дверь и зарыться в стопку бумаг с историческим содержанием было самым лучшим решением. Но, видимо, у Орловой другие планы.
Катя ворвалась в комнату не церемонясь, без стука и сразу с предъявой, что было вполне в её стиле.
– Кирьян, неужели ты не понимаешь, что мне хочется веселиться не только поодиночке, но и со своим молодым человеком! Ты вечно пропадаешь в своём университете, – она сделала паузу, но, отдышавшись, продолжила: – Такое ощущение, что ты пятидесятилетний мужик, а не двадцатисемилетний парень!
Я развернулся на стуле и внимательно взглянул на неё. Блондинистые волосы были взъерошены, карие глаза, которые можно сравнить с молочным шоколадом, сейчас были тёмные, как мрак. Веснушки, которые раньше очень ярко играли на солнце, сейчас были бледны и почти не видны.
Она явно была не в духе и решила показать свой характер, совершенно позабыв, что всё это рано или поздно перерастёт в большой скандал.
Моё терпение за три года совместной жизни прямо сейчас лопнуло, как воздушный шарик, и потихоньку начало сдуваться.
– Кать, а неужели ты не понимаешь, что я тоже хочу проводить время с любимой девушкой. Но не на танцах и пьянках, а дома. Ты жалуешься, что я работаю, хотя сама в свои двадцать четыре года, учась на третьем курсе театрального, даже не устроилась на подработку и то и дело просишь у меня деньги! – стараясь решить всё мирно, я продолжил, не повышая голоса: – Знаешь ведь, что больше всего на свете я хочу детей, дружную семью и большой дом, в котором каждый раз, возвращаясь, домой меня, будут ждать с улыбками.
Она недовольно фыркнула и закатила глаза. Было ясно одно: сейчас всё решится.
– Родной, я не хочу ни замуж выходить, ни детей! О чём вообще речь?! – блондинка по привычке поправила свои локоны и продолжила: – Я действительно хочу гулять и наслаждаться жизнью, а не убирать подгузники. Когда мы с тобой только начали встречаться, ты был совершенно другой, – видимо, на тебя так повлияла история и твои университетские девчонки.
Закусив губу и взяв кружку уже остывшего чая, я задумался, а затем грустно улыбнулся. Действительно, за эти несколько лет всё поменялось в наших отношениях. Но в этом не была виновата история, а уж тем более «девчонки». В этом были виноваты мы сами, ведь мы запустили всё до такого состояния, из которого выхода больше не последует.
– Собирай вещи и уходи, – хладнокровно вылетела фраза из моих уст.
Лицо Кати очень сильно напряглось в этот момент.
– Ты сейчас серьёзно?!
Я молча продолжил смотреть на неё спокойным взглядом светло-голубых радужек.
Орлова выхватила из моих рук кружку и разбила её вдребезги. Осколки полетели во все стороны с характерным треском. А дальше всё как в замедленном фильме… вот она достаёт чемодан и начинает закидывать туда платья, джинсы и прочие элементы гардероба, параллельно бубня себе под нос всевозможные оскорбления в мой адрес.
Буквально через двадцать минут Катя уже стояла на пороге прихожей, обуваясь и накидывая на плечи кожаную куртку, а я устало смотрел на неё, облокотившись на дверной косяк.
Карие глаза в последний раз оценивающе пробежались по квартире, но в итоге задержались на мне.
На её лице блеснула хитрая, наигранная ухмылка.
– Пока, любимый!
Входная дверь захлопнулась со звоном, а аромат духов с персиком выветрился вместе с самой девушкой.
Ещё с минуту я стоял в той же позе, вслушиваясь в тишину, у моих ног внезапно появился Марсель. Чёрный кот явно не понимал, в чём дело, и аккуратно присел рядышком, издав тихое «мя-а-ау».
Я наклонился и слегка почесал его за ухом, а затем вернулся в свой кабинет, убирая осколки «прошлого».
***
– Серьёзно? Просто ушла и всё? – Витя удивлённо смотрел на меня.
Я позвонил ему буквально через два часа после случившегося и предложил посидеть у меня дома, на что друг дал отрицательный ответ, ссылаясь на смену. Поэтому, недолго думая, я запрыгнул в машину и поехал до НМХЦ имени Николая Ивановича Пирогова.
Дождь к этому времени уже постепенно стихал, а свежесть и чистота воздуха после него приятно радовала и придавала бодрость духа в столь поздний час.
Когда я подъехал к хирургическому центру, время на часах показывало почти полночь. Отправив короткое смс, что стою на крыльце, остался ждать его.
Витя выбежал в медицинском халате, укутываясь в белый воротник.
– Привет, Кир! – отбил кулачок Покровский. – Разговор не мог подождать другого дня?
Я хитро сощурился, негодуя, как такой престижный хирург Москвы не понимает очевидного ответа на этот вопрос.
– Виктор Константинович, если вы ещё не совсем потеряли голову на своих кровавых операциях, то должны понимать, что у таких людей, как мы, врачей и преподавателей, времени просто нет.
Друг тихо посмеялся и потянулся в карман за пачкой сигарет.
– Никак не бросишь?
Покровский грустно улыбнулся, а затем вдохнул никотин в свои лёгкие. Зависимость от курения у него пошла ещё с универа, когда я впервые увидел его на перемене в проходе между медицинским и историческим факультетом, тогда и завязалась наша крепкая дружба. Конечно, для врача данное занятие было не самой лучшей привычкой, но Витя объяснял, что это единственный способ расслабиться после тяжёлого дня.
– Кирьян Сергеевич, впредь постараюсь быть более внимательным к нашим профессиям, – друг выпустил дым. – Пока на моём операционном столе не будет ни одного летального исхода, я не брошу. А там посмотрим.
После ещё пары минут споров насчёт вреда сигарет мы вернулись к теме внезапной холостяцкой жизни Фелисова Кирьяна, то есть меня!
Я кратко, особо не вдаваясь в подробности, рассказал Вите о нашей ссоре с Катериной, а он, как внимательный психолог (хотя хирург), всё выслушал.
Дождь уже окончательно прекратился, остался только небольшой ветерок и запах мокрого асфальта. Ну и, конечно же, лужи – глубокие и мелкие. Друг, видимо, окончательно замёрз, потому что его нос и щёки покраснели, а на руках стали заметны светлые мурашки.
– Ну, Кир, ты сильно не обижайся, но когда вы только начали встречаться с Катькой, уже всё было написано у неё на лбу, – сощурил взгляд Витя.
Я лишь устало кивнул, понимая, что это действительно так.
– Дружище, – он положил свою крепкую руку на моё плечо, – тебе надо расслабиться и отдохнуть. Ты сильно замотался с работой, да и в целом с жизнью. Возьми отпуск на недельку и слетай к родителям!
Всегда удивляло то, как он просто относится к жизни, при этом даря её людям, находящимся на грани смерти. Я так не умею, мне нужно до точности, расписать каждую деталь и быть готовым к неудаче. Надо как-нибудь у него взять пару уроков.
– Это вряд ли, – тяжко вздохнул я, но через пару секунд улыбнулся. – Меня дети не отпустят! Им ещё сессию сдавать. Мы коллективно на нервяках.
Вдруг двери открылись с той стороны и на порог вышла девушка-шатенка в таком же белом халате, что и Витя.
– Покровский! – крикнула она. – К нам везут трёх серьёзно раненных после аварии, давай бегом внутрь.
– Бегу! – так же громко ответил он коллеге, а затем, отбив кулачок на прощание, прошептал: – Мне пора, удачи, дружище!
Витя подошёл к двери и, о чём-то перешептавшись с девушкой, вошёл внутрь. Его коллега же немного задержалась и обернулась в мою сторону. Почему-то её лицо показалось мне очень знакомым, но в ночи основных черт было не разглядеть. Девушка всё-таки зашла в больницу, а я задумчиво развернулся и пошёл к машине.
Ехать домой было одним удовольствием. Дороги пустые, ни души. Полночь давала о себе знать. Пик пробок приходится на утро, когда все едут на работу, и на вечер, когда все уезжают с неё. Сейчас же была тишь да гладь и лишь фары нескольких машин мелькали перед глазами.
В квартире я оказался примерно через пятнадцать минут, где на меня смотрела пара зелёных глаз Марса. Вот странные коты, конечно, создания: днём спят, а ночью бегают, прыгают, орут.
Переодевшись в домашнее и сев за стол, я принялся вникать в бумаги, которые видел уже раз десять в школьные и университетские годы.
Со студентами мы повторяли эпоху правления Ивана Грозного, который за время своей власти очень значительно расширил территорию России.
«Чтобы стать дворянином, крестьянин должен был продемонстрировать свои достоинства и заслуги перед царём или высшим дворянством.
Процесс превращения крестьянина в дворянина мог включать выполнение различных заданий или службу в военных кампаниях, а также оказание финансовой поддержки королю или высшему дворянству. Возможно, крестьянин мог использовать свои накопленные богатства и влияние, чтобы приобрести почётное звание или рыцарство».
– Хм. Интересно, однако, – я невольно закусил кончик карандаша. – Какие такие задания должны были быть, чтобы из одного статуса перейти в другой…
«Первым шагом на пути к дворянству для крестьянина было образование. Образование играло ключевую роль в процессе облагораживания и участия в дворянском обществе. Но так как крестьянство было лишено возможности получить качественное образование, такой путь был затруднительным и малодоступным».
– Ну, как обычно, то, что недоступно, то проще и важнее, что доступно, то труднее и стандартнее, – я недовольно цокнул языком и убрал бумаги. – А остальные заслуги, будьте добры, получайте за участие в войне с достижениями.
Марсель удивлённо смотрел на мой негодующий монолог и странно поджимал уши.
На часах отобразилось уже два часа ночи, и я лёг на диван, а сверху накрылся тонким одеялом.
Четыре часа сна, конечно, вряд ли хватит для отсутствия синяков под глазами, но что поделать.
***
Утро. Будильник. Очень звонкий и вредный сигнал в дуэте с криком моего кота. Мне никогда не дадут выспаться, чёрт возьми!
Я вяло потянулся и перевернулся на живот. В разум уже начал закрадываться новый сказочный сон, но в ногу вонзился коготь.
– МАРСЕЛЬ!
Кот как ни в чём не бывало мяукнул и последовал на кухню.
– Не квартира, а пыточная камера.
Позавтракав под довольный хруст мясного корма, доносившийся снизу, я переоделся в брюки и рубашку с бежевой жилеткой, а затем, накинув плащ, направился в МГУ.
Да, мне посчастливилось устроиться в один из престижных университетов России, чему я несказанно был и до сих пор рад.
От вчерашнего ливня не осталось ни следа, лишь пара мелких луж, которые под палящим солнцем намеревались засохнуть.
Дорога с учётом пробок заняла полчаса, и в универ я заходил с разбегу.
– Доброе утро, Кирьян Сергеевич! – поприветствовала меня вахтёрша. Милая женщина Галина Николаевна уже несколько лет работает здесь и дарит свою улыбку и позитив на рабочий день.
– Здравствуйте! – одарив её лёгкой ухмылкой и взяв ключ от кабинета, я побежал на третий этаж.
Ребята уже стояли там. Некоторые повторяли конспекты, а некоторые смотрели в телефон, но как только на горизонте показался я, все сразу отозвались бурной реакцией.
– Кирьян Сергеевич!
Я прислонил руку к губам в знак «тише», потому что в большинстве соседних кабинетов уже началась пара.
Мы дружным составом вошли в помещение, и каждый расположился за партой.
– Откройте окошко, пожалуйста! – крикнул я, параллельно снимая плащ и выкладывая содержимое папки на стол.
Наконец-то усевшись и оглянув учеников, я мягко улыбнулся им.
– Готовьтесь к ма-а-аленькому опросу, а я пока отмечу отсутствующих.
Глава II. Иллюзия
– Очнулся, родименький! – раздалось где-то над ухом. – Давай просыпайся, окаянный!
В барабанных перепонках сначала было чувство ваты, когда ты вообще ничего не слышишь, а потом резко раздался невыносимый звон, после которого послышался странный гул разговоров людей, фырканье лошадей, кудахтанье кур…
Зрение постепенно начало проявляться, но картинка была расплывчата.
Внезапно меня окатили ведром холодной воды, и, подскочив с места, как шуганный, я окончательно очнулся.
– Кристиан, а ну быстро на поля, овёс сам себя не выкопает, – женщина, стоящая передо мной и одетая как-то по-другому, уже около пяти минут возмущалась. – Совсем уже противный стал!
«Кристиан»…
Но я ведь Кирьян…
И эта женщина в крестьянской одежде…
Что происходит? Может, я сплю? Ай! Нет, не сплю…
Ущипнуть себя, увы, удалось, было больно, но от этого легче не стало. Смотря различные фантастические фильмы про попадание в прошлое, не понимал, как главным героям удаётся не сойти с ума от всего происходящего с ними. Но я ведь не в прошлом?.. Нет конечно. Бред!
– Кристиан, ты совсем дурной? А ну быстро за работу! – в меня прилетело второе ведро ледяной воды, и я в два счёта подскочил на ноги.
– Да иду я! – недовольно огрызнулся, но очень пожалел, потому что по щеке прилетела звонкая пощёчина.
– Ещё оговариваться он со мной станет, пошёл к Ивашке быстро, и чтоб вдвоём до сумерек управились, – в конце эта пышная мадам эмоционально сплюнула на сено, собственно на котором я очутился.
Еле шевеля ногами, пришлось выйти из какого-то сарая и последовать туда, не знаю куда.
– Ивашка. Где я его тебе найду? У меня из знакомых был только Иван Александрович, который учил второй курс в параллели, но сомневаюсь, что ещё один учитель истории каким-то чудесным образом окажется здесь, – бубнил себе под нос, даже не смотря вокруг. – Что вообще происходит? Меня вся эта ситуация ну чересчур напрягает! Надо восстановить хронологию событий…
Но, к сожалению, хронологии не суждено было сбыться.
– Тиан! – послышалось где-то рядом. – Крис! Кристиан!
Глаза зацепились за низенького парня, активно жестикулирующего руками в мою сторону.
– Видимо, Ивашка нашёлся… – скептический вывод, из которого следовало направиться к парню. – Здравствуй, Ваня.
Я на мгновенье замер и оглядел его с ног до головы. Свободная рубаха, завязанная ниткой ниже бёдер, белый расшитый воротник, безразмерные штаны и ботинки. Копна рыжих волос и россыпь веснушек по всему лицу. Проклятье! Он же вылитый черносошный крестьянин…
Лихорадочно оглянувшись вокруг себя, увидев деревянные, иногда ветхие дома, различный скот и людей, одетых как под копирку, я нервно закусил губу.
– Тиан? – на плечо упала тяжёлая рука Ивана, которая еле доставала до меня. – На солнце перегрелся? Оно вроде ещё не активно…
Я резко развернулся, и, видимо, мои испуганные стеклянные глаза напугали беднягу.
– Вань, а какой сейчас год?..
Крестьянин (но это не точно) удивлённо посмотрел, а потом звонко рассмеялся.
– Тьфу, точно перегрелся! Шестнадцатый век, тысяча пятьсот пятьдесят пятый год от рождения Христа, – хитро сощурившись, пояснил он. – При батюшке Иоанне IV служим черносошными крестьянами. Ну? Теперь-то очнулся?
– Чёрт! Ой, – я прикусил язык, – то есть матерь божья!
Выдвинутая мною фраза была лишь маскировкой, потому что душевное состояние явно было на грани срыва. Если бы не рядом стоящий Ваня, я бы уже ушёл в себя или что хуже – отключился.
– Тиан, овёс уже скоро размером с меня будет, если мы вспахивать не начнём! – он посерьёзнел, видеть его в полугневе было чем-то необычным.
– Да-да, прости, я, видимо, правда перегрелся…
Ивашка немного улыбнулся, а после передал мне, судя по всему, инструмент для пахоты. Из истории я помнил, что крестьяне чаще всего использовали плуг на тяжёлых, бледных землях. Но наша почва была противоположностью этой, поэтому и инструмент другой.
Это была толстая длинная деревянная доска с раздвоением внизу – ногами, на которые были надеты металлические наконечники. Название вроде на «с»… С… се… со…
– Ну что встал! Соху в руки – и поехали!
Точно! Соха!
Ванька начал вспахивать, а я внимательно изучил его действия и приступил к работе сам. Сидеть без дела я не собирался точно, раз уж оказался в прошлом, на чужом месте, будь добр – трудись.
Первые пять минут было легко, я умело подрезал сошниками землю, что важно – горизонтально!
Но потом, когда по второму разу я рассекал пласты земли, начался ужас… Спина спустя время решила включить самую высокую болевую напряжённость, что почему-то сказалось на лёгких, и я стал тяжелее дышать, или это была очередная психосоматика.
Пахать сохой (овёс её б подрал!) было непросто: она то и дело выскакивала из земли. К тому же соху необходимо всё время держать на весу.
А Ивашке было, видимо, абсолютно всё равно, потому что, в отличие от меня, товарищ стал жаловаться на спину только спустя два часа на открытом солнце.
Время пролетело незаметно, я пытался поговорить с рыжиком, но сил не хватало даже на произнесение слога, не то что предложения. Василиса Егоровна (женщина, ранее накричавшая и облившая меня водой) принесла один раз кувшин с питьём, чтобы от жары не только внешней, но и внутренней нас не охватило обезвоживанием, а потом и более серьёзными последствиями.
Как только солнце зашло за горизонт, я упал на землю с тяжёлым вздохом и прикрыл веки.
Рядом послышался звонкий смех, который очень старательно пытались подавить.
– Да, дружище, не знал я, что ты такой хиляк, – в голосе чувствовались нотки иронии. – Раньше в два раза больше меня вспахивал, а сейчас даже половину поля не закончили. Ну ничего, завтра с новыми силами закончим вспашку, а на следующий день начнём бороздить.
Я резко открыл глаза, проморгался, посмотрел на Ваню и одними только мыслями выругался на всю почву и овёс, а крестьянину показал палец вверх, хотя я сомневаюсь, что он знает его значение.
***
В ветхий домик я вернулся почти без сил и сразу же завалился спать, не думая о том, что вообще со мной произошло за эти часы. А произошло ну очень много странного. Но из упомянутого ранее следует сделать вывод, что этим вопросом я занялся следующим утром.
Точнее, как занялся… попытался… потому что Василиса Егоровна и Ивашка ровно в шесть утра по петушиному будильнику отправили меня на поля, о которых, наверное, своим ученикам я буду рассказывать с особой, «безмерной» любовью.
– Итак! Всю эту оставшуюся половину овса мы должны вспахать до заката и даже постараться начать бороздить, – вовсю улыбался рыжик. – За работу, Тиан!
– Такое ощущение, что я один тут самый вялый… – произнёс зевая. – Хотя странно, уже привык за годы университета просыпаться в такую рань.
– Чего? Униве… Ты о чём сейчас? – удивлённо поинтересовался Ваня с сохой в руке.
Замерев на месте, а затем через силу натянув улыбку, я опустил глаза в землю.
– Да так… приснилось, видимо.
– А, ну да, ну да! Мне вот, знаешь, снилось, что я купил себе коня! Чёрного такого… – дальше его речь была как в воде, ведь мой разум полностью сконцентрировался на других вещах.
Инструмент в руках активно срезал овёс, но мысли были совершенно о другом. О доме. Почему я вообще оказался здесь? Как мне вернуться назад? Что я должен для этого сделать? Почему у меня другое имя? Почему именно эпоха правления Грозного? Столько вопросов, на которые абсолютно нет ответов. Тупик. Лабиринт, который непременно надо начинать распутывать…
Прошло примерно около часа-двух, и Ивашка запел своим сиплым голосом песню:
«Спасибо те, зятюшко.
Царь Иван Васильевич,
На твоей каменной Москве!
Не дай Бог мне больше бывать
Во твоей каменной Москве,
А не то бы мне, да и детям моим!» 1
Птички вокруг звонко подпевали товарищу, деревья приветственно шумели листиками, утренняя прохлада приятно щекотала нос. Солнце, которое только-только встало, заботливо грело землю и дарило улыбку миру. Вся эта атмосфера во время исполнения завораживала и помогала отпустить ненужный мусор в голове, заполняя его чистым приливом сил. Такая работа была, наверное, одной из самых лучших, что мне когда-либо удалось повидать…
В тот момент действительно было спокойно. Душа танцевала вместе с тёплыми лучиками солнца и вселяла надежду, что всё будет хорошо.
Соха отрезала овёс как по маслу, боль в спине уже не так ярко выражалась. То ли я привык к этому, то ли лечебный голос Вани постарался. В какой-то момент слова сами начали вылетать из моих уст, хотя я толком не знал эти произведения.
– Крис, мы вспахали уже почти всё поле, а ещё даже не полдень! – воодушевлённо произнёс товарищ и огляделся вокруг. – Такими темпами мы и побороздить успеем.
Я тоже остановился и внимательно осмотрел поле. Действительно, на большей части земли на нас смотрели корни овса.
– И правда, так это ж здорово! – похлопал я Ваню по плечу.
Вдруг где-то рядом донёсся лай, и мы одновременно посмотрели назад. К нам бежала бродячая собака, которая, в силу своего отшельничества, была красивой, гладкошёрстной, с висящими ушами. Она была вылитой русской гончей.
Животное радостно, с разбегу и со всей силой прыгнуло на меня и уронило на землю. После этого моё лицо накрыла волна слюней.
– Тихо! Тихо! – смеясь и отпихиваясь от собаки, бурчал я. – Ванька, хватит смеяться! Помоги!
Товарищ сквозь слёзы бережно отодвинул животное, а я в это время быстро поднялся на ноги и серьёзно посмотрел на собаку.
– Ну, рассказывай, чья будешь?
Рыжий хвостик весело завилял.
– Ты, кстати, пёс или сука?
Ивашку тоже это озадачило, и он посмотрел на животное сзади.
– Мужик это! Самый настоящий охотничий пёс, – сделал вывод товарищ и почесал собаку за ушком.
– И что нам делать с этим чудом? – аккуратно присев на корточки, я склонил голову набок и немного ухмыльнулся.
Пёсик сразу же поднялся с места и вновь кинулся ко мне (повалить себя в этот раз я не дал).
– Я кошатник! – Да, Кирьян, браво. Самый лучший аргумент для собаки. – Какой ты резвый, ужас просто!
Ваня окинул нас с ног до головы, а затем просиял, словно солнышко.
– Давай оставим его себе! Тем более ты кличку ему уже придумал – Резвый. Мне нравится, – открыто улыбался парень. – Смотри, как ты ему нравишься, Крис! Он на охоту с нами будет ходить. Это же гончая, знаешь, какие из них замечательные охотники на зайца выходят?
Я посмотрел на собаку, а рыже-белая морда посмотрела на меня, высунув язык и аккуратно сложив лапки.
– Резвый, значит…
Пёс наклонил голову, пробуя кличку, а затем звонко гавкнул.
– Добро пожаловать в семью, дружище, – хитро сощурив взгляд и подскочив с места, я побежал по полю. – Резвый, Резвый! За мной! За мной мальчик!
Собака в ту же секунду понеслась за мной, старательно пытаясь нагнать.
Ваня бежал сзади и насвистывал нам вдогонку.
Видел бы кто-нибудь сейчас двух неработающих черносошных крестьян, ведущих себя как не совсем здоровые ребята, бегающих по рабочему полю с собакой, наверняка бы отругали и увеличили налог. Но в тот момент нас троих, а особенно пса, совершенно не волновали сложившиеся обстоятельства.
Мы вновь упали на землю, и Резвый устроился между нами.
– У нас теперь есть собака… – шёпотом и с такой любовью произнёс я.
– Это лучшая награда за труд, – согласился Ивашка и почесал пса за ухом.
Глава III. Достижение
Ночь была тихой. Казалось, что снаружи деревянного домика нет ни души. На соседней койке слышалось мирное посапывание Ивана. Резвый иногда скулил под окнами в своей новенькой построенной из берёзовых досок будке. Василиса Егоровна находилась в соседней комнате и, судя по тихому сонному бормотанию, видела далеко не первый сон.
– Видимо, этой ночью не спится только мне… – еле слышно прошептал я в никуда.
Рыжеволосый парень, лежащий справа, перевернулся на бок в подтверждение моих слов.
Недолго повалявшись на кровати и сильно потянувшись, я встал с постели. Осмотрелся вокруг и понял, что лучший способ убить время до утра или, наоборот, успокоить разум и наконец лечь спать – прогулка на свежем воздухе.
Я накинул на себя сиреневую хлопчатобумажную рубаху, не затягивая её поясом, натянул порты чёрного цвета и обул лапти, а затем вышел навстречу тьме.
Пёс, ранее спящий в будке, быстро оживился, когда заприметил движения, а стоило ему увидеть меня, как он тут же выбежал из убежища, радостно виляя хвостиком. Резвый хотел было подать голос, но я его остановил.
– Тише, мальчик, тише, – почесал я его за ухом. – Ванька рассказывал, что собаки твоей породы очень громкие, но мы же не хотим разбудить людей?
Пёс тут же замер и виновато опустил мордочку. Какие же они всё-таки умные, не зря говорят: собака – друг человека. Когда вернусь в свой мир, заведу себе такого дружка. Правда, Марс, наверное, будет не в восторге, что его кошачий рай оккупировало слюнявое нечто.
– Я скучаю по тебе, пушистик, – подумал я о чёрной мордочке. – Ладно, мальчик, пошли со мной. Только с условием, что будешь вести себя тихо. И не гонять белок!
Резвый чуть гавкнул в знак согласия.
И вот мы нашей чудесной двоицей двинулись в путь на поиски ночных приключений. Вообще, поверье, что гулять в такое время опасно, – ложно. Тёмное время суток невероятно красивое. В нём столько загадок, столько умиротворения… Именно в ночь начинается движение многих живых организмов. Это их время, за которым очень интересно наблюдать. Слышать пение сверчков в полной темноте и тишине, смотреть на яркие звёзды, наблюдать за мурашками, так активно бегающими по твоей коже, – всё это незабываемо.
Засмотревшись на природу, мы не заметили, как подошли к лесу. Высокие дремучие деревья сурово смотрели на нас с псом.
– Ну, раз уж мы здесь, пошли глубже. Терять нам нечего, – прикинул что-то в голове. – Может, случайно зайца поймаем.
На предпоследнее слово хвост собаки радостно задёргался.
Зайдя в лесную чащу, нас накрыла волна специфических ощущений. Не знаю, конечно, насчёт Резвого, но меня точно. Стояла мёртвая тишина, даже в нашем населённом районе было живее. Вдруг пёс начал рычать, а совсем рядом послышалось шевеление в кустах.
– Резвый, ты чего, – я настороженно посмотрел на него, а потом на растение, – там обычная животинка какая-нибудь сидит.
Но рычала собака в совершенно противоположную сторону от куста, куда-то в даль, закрытую тьмой. И только сейчас я увидел людей, которые с факелами и ружьями в руках тихо крались туда, откуда мы пришли.
Сзади послышалось лёгкое насвистывание, и пёс послушно направился в его сторону.
– Резвый, эй! Ты куда?! – видимо, я сказал это слишком громко, потому что подозрительная толпа замолчала и посмотрела в нашу сторону.
В ту же секунду меня дёрнули за шиворот рубахи назад и зажали рот рукой.
– Будешь брыкаться – оба умрём, – раздался тихий голос над ухом. – Собака тоже.
Этой фразы было достаточно, чтобы заткнуться.
Толпа вновь оживилась, когда поняла, что никого нет, но всё же стала вести себя тише. Незнакомец убрал руку от моих уст, и я глубоко вдохнул воздух в лёгкие.
Резвый, на удивление, вёл себя послушно в напряжённый момент. И к мужчине отнёсся с лаской.
– Фамилия, имя, – раздался раскатисто-бархатный голос.
Незнакомца было плохо видно из-за темноты и обмундирования, но на свету луны очень ярко блестели зелёные радужки глаз.
– Кир… – Здесь моё имя не актуально. – Кристиан. Фамилии нет.
Мужчина окинул меня взглядом и недовольно пожевал губами.
– Неужто обычный крестьянин? – его густые брови нахмурились.
– Верно. Черносошный крестьян при Иоанне IV.
Резвый лёг возле моих ног и навострил уши.
Зелёные глаза блеснули азартным огоньком.
– Забавно, Кристиан, я принял вас за дворянина, – хоть мы и говорили шёпотом, его голос слышался очень чётко и строго. – Ночью гуляете в лесу, да ещё и с собакой. Я редко встречал таких храбрых низкосословных парней…
– Я не из робких, – отчеканил по слогам.
Рядом послышался довольный смешок.
– Позвольте представиться: Андрей Васильевич Трубецкой2, – протянул крепкую руку мужчина. – По поручению царя останавливаем набеги Крымского и Ногайского ханства. Кстати, пару минут назад они могли вас убить. Поэтому за вами должок!
Я внимательно всмотрелся в его силуэт, а затем в протянутую руку. Высокий, широкоплечий, спортивного телосложения. Трубецкой… очень знакомо, но не могу вспомнить, какую именно роль он играл при Грозном…
Ладно, поразмышляем об этом позже. Сейчас ситуация намного интереснее.
– Рад знакомству, – пожал его холодную, как сталь, ладонь.
Резвый подскочил с места и активно зашевелил хвостом, зло скалясь в сторону нарушителей русской границы.
– Тише, дружок, – аккуратно присел на корточки Трубецкой. – Мы же не хотим попасться им на глаза раньше времени?
Пёс тут же успокоился, но остался сидеть на месте и так же пристально смотреть за врагами.
Андрей Васильевич обернулся на меня.
– Кристиан, помогите нам поймать ногайцев, – искренне попросил он, а затем сощурился. – А я, так уж и быть, замолвлю за вас словечко перед нашим батюшкой Иоанном Васильевичем!
От неожиданного предложения я отступил назад, и ветка подо мной хрустнула. Слава Богу, в ту минуту никто не слышал все мысли, проносящиеся в моей голове, а они были не из приятных точно.
Нарушители тут же бросились на звук. Трубецкой схватил меня за локоть, а Резвого подхватил под живот и быстрым шагом потащил нас к небольшой, но достаточно глубокой канавке, засыпанной листьями.
– Орёл в гнезде! – воскликнул боярин, и маскировка приоткрылась, запуская нас внутрь.
Там мои глаза расширились вдвойне, потому что, помимо нас троих, в канаве находилось ещё около десяти мужчин, судя по одежде разного сословия.
– Кристиан, знакомьтесь: боярин Горбатый-Шуйский, боярин Воротынский, боярин Шереметев, дворянин Нагой, дворянин Пушкин, боярин Морозов.
Мужчины поочерёдно склоняли головы, здороваясь.
– Друзья мои, прошу любить и жаловать, Кристиан, черносошный крестьянин.
Так называемые «друзья» скептически осмотрели меня с ног до головы, кто-то даже издал смешок. Но их можно понять, не каждый день защищаешь Русь бок о бок с низкосословным парнем.
– Андрей Васильевич, простите за вопрос, но разве крестьяне вправе участвовать в военных делах без назначения царя? – сурово спросил Шереметев.
Трубецкой загадочно улыбнулся и похлопал по плечу товарища.
– Под мою ответственность! – он сделал паузу, а затем многозначительно посмотрел на меня и Резвого. – Тем более, он скоро пойдёт по головам и станет роскошным дворянином. Так что советую придержать языки за зубами!
Шереметев замолк, но в диалог вступил Пушкин.
– У него даже фамилии нет!
Андрей Васильевич пошёл в сторону пса, почесал его за ухом, а затем встал за моей спиной и самоуверенно ухмыльнулся.
– Как же нету? Есть! И очень даже звучная! Рыков, – восторженно сказал он. – Кристиан Рыков!
Я нахмурился, озадаченно оглядываясь назад на своего знакомого. Интересно, как быстро и с чего вдруг ему пришла в голову именно эта фамилия?
Словно прочитав мысли, Трубецкой подмигнул мне, мол, потом, а затем вернул свой взгляд на товарищей.
– Предлагаю убрать на время все обсуждения и вернуться к главному. Ногайцы прямо над нами, и надо немедленно их увезти отсюда. Желательно нанести урон, взять кого-то в плен, постарайтесь убить не всех. Но серьёзно ранить никто не запрещал!
– Но у нас и плана нет! – возразил Морозов.
Глаза Андрея Васильевича сверкнули опасным огоньком, всё больше и больше я стал всматриваться в его черты и удивляться характеру.
– План есть всегда, мой друг! – он достал карту из внутреннего кармана одежды. – Мы разобьёмся на двойки и окружим этих ворюг со всех сторон. Итак, дуэты: Воротынский и Шереметев, Нагой и Пушкин, Горбатый-Шуйский и Морозов. Ну и, собственно, Трубецкой и Рыков.
Мою новоиспечённую фамилию он отчеканил с особым удовольствием.
– Возражения?
Все отрицательно покачали головой.
Пёс громко зевнул.
– Ах да, Резвый участвует во всех двойках одновременно, – ухмыльнулся Трубецкой. – Но большую часть времени находится с нашей двойкой или же в одиночку.
Боярин разложил карту на небольшой пенёк и начал водить по ней пальцем, параллельно объясняя, кто где стоит. План был прост: каждый из кучек расходится на позиции и по команде выхватывает из толпы по одному ногайцу. Вновь команда, и вновь то же действие. Далее все выходят из укрытия и разбираются с остальными врагами.
– Итак, атаки будут выполнены на слово «шах», а затем – «мат». Это ровно два похищения, – объявил Трубецкой. – Вперёд, орлы!
– Вперёд! – воскликнули все в унисон.
Далее мы по двойкам вылезли из убежища. Открывали строй Пушкин и Нагой, замыкали мы с Трубецким и Резвым.
Верный пёс ни на секунду не отходил от меня, и я, в очередной раз убедившись в правильности решения оставить его, которое мы приняли с Ивашкой, нежно улыбнулся дружку.
Как только мы вышли наружу, шум усилился. Лесная чаща больше не была такой тихой и спокойной, сейчас жизнь в ней, наоборот, бушевала самыми яркими красками: от тёмно-зелёного до сияющего белого, цвета звёзд.
Со стороны мы смотрелись как маленькие мыши, которые шустро, но тихо передвигают лапки. Цитируя одного суриката, наша походка выглядела так: шнырь, шмыг, дёрг!3
И вот Ногайцы находятся буквально в паре метров от нашей так называемой секты. Действуя по плану Трубецкого, мы разошлись по кустам и деревьям. Враги нас не видели, зато наш орлиный взор пристально бдел за ними.
Кто-то из ногайцев стоял, кто-то сидел и точил оружие, но все они находились в лесном кругу.
Андрей Васильевич посмотрел на меня боковым зрением, а затем одними губами спросил:
– Готов?
Я кратко кивнул и посмотрел на Резвого. Лапы уверенно впиваются в землю, хвост задран к верху, уши навострены. Настоящий охотничий пёс!
– Шах! – воскликнул Трубецкой, и я вместе с тремя товарищами выхватил из поля по одному врагу. – Мат! – вновь закричал он, не давая опомниться ногайцам. Теперь уже их четвёрка воровала новую партию, пока мы разбирались со старой.
Мне достался достаточно агрессивный ногаец. У него в руках был острозаточенный осиновый кол, которым он норовил попасть в мою грудь. Но я сразу же выбил его из кулака и прижал руку врага к земле, сильно стискивая запястье. Тот, в свою очередь, зашипел и харкнул мне в лицо. Признаться честно, это было пиком…
Я в ту же секунду втащил ему по морде, оставляя пятно на весь глаз и задевая губу, из которой теперь сочилась алая кровь.
Резвый в это время, заметив атаку на своего хозяина, принёс в зубах тот самый кол, положил возле меня, а потом рванул на поляну к оставшимся ногайцам, чтобы навести шороху.
– Спасибо, дружок, – присвистнул я убегающему псу.
Затем вернул взгляд на врага подо мной, мои глаза опасно сверкнули при лунном свете, и я, ни капельки не задумываясь, заношу кол над мужчиной.
Остаются миллиметры до его плеча, но он меня окрикивает, заставляя остановиться.
– СТОЙ! – прохрипел ногаец, из его глаз стекла одинокая слеза. – Не убивай меня, прошу! У меня дома жена и две доченьки…
– Что ж ты, сука, на Русь тогда напал, сидел бы себе квас пил с детьми!
– Я не хотел! Меня заставили, отправили, – тараторил он. – Прошу тебя, я вижу, какая у тебя чистая и глубокая душа. С такой нельзя убивать. Никогда.
Я плотно сжал губы и повернул голову вбок, столкнувшись взглядом с Трубецким, который серьёзно ранил, но не убил свою жертву и привязал её к дереву, я прикрыл глаза и выдохнул.
– Не могу…
Зрачки ногайца расширились, он чаще задышал. Крепко зажмурив глаза, я вновь занёс кол над врагом.
– Рыков! – послышался хрипло-бархатный голос Андрея Васильевича прямо над ухом. – Дай сюда деревяшку, не марай руки ненужной краской. Иди, помоги Резвому. Там ещё трое ногайцев, оставляю всех на тебя и твоего пса!
Я кивнул и передал оружие Трубецкому, а сам в два счёта встал и кинулся на поле боя.
Сзади остались крики и последние вдохи врага. Он его убил… убил, чёрт возьми.
Пальцы задрожали, ко рту подступила рвота, но пришлось подавить её и собраться. Пора смириться с суровостью этого мира. Трубецкой хладнокровен и упёрт, когда дело касается Родины, – стоило догадаться, что он убьёт каждого на своём пути.
А я тряпка… Даже Витя видит смерть почти каждый день на операционном столе и спокойно реагирует. Но, возможно, это опыт, потому что Покровский – полная противоположность Андрея Васильевича, импульсивен и эмоционален, но рассудительность вовремя вступает в это сочетание, не давая возможности натворить глупостей.
Да и видеть смерть – это одно, а собственноручно её совершать – это другое.
Как только послышался скулёж собаки, я появился в центре поля.
Ногайцы окружили Резвого со всех сторон, плотно сжимая в человеческий круг.
В ту минуту моё сердце ушло в пятки, а затем сжалось и начало изливаться кровью. Потерять верного пса, своего друга, к которому привязался всей душой, было худшим решением. Сделав глубокий вдох, я подобрал мелкий острый камушек с земли и швырнул его чётко в висок врага с оружием. Он тут же рухнул, а Резвый, ни минуты не медля, побежал ко мне.
Теперь шансы стали равны. Их двое, нас двое.
Ногайцы переглянулись друг с другом, удивлённо смотря на тело когда-то живого товарища.
Я сорвал сук с шипами с рядом стоящего куста и медленными, но уверенными шагами двинулся на них. Острые треугольники тяжело впивались в ладонь, желая поцарапать до тёмно-алой капли.
Пёс шёл рядом и сурово рычал, наверняка в его голове в ту минуту промелькнули все возможные картинки того, что собирались с ним сделать эти люди.
– Бежать бесполезно, я не дам вам уйти после всего проделанного вашими грязными руками!
Один из ногайцев шагнул вперёд и нахмурил брови, буравя меня взглядом карих глаз.
– Ты же обычный крестьянин! – последнее слово он будто выплюнул. – Темиржан, да мы с ним и с его скотиной в два счёта разберёмся.
– Это мы ещё посмотрим!.. – тихо произнёс я.
– Что ты вякнул?
Под громкое лаянье Резвого мы пошли в атаку. Я перебежал за его спину и попытался сцепить руки, но мужчина оказался не так прост. Он резко развернулся и ударил лбом мне в нос. Я отшатнулся и присел на землю, стараясь как можно скорее прийти в себя. Враг нагнулся прямо к лицу, победно скалясь, но бой был не закончен.
Пёс запрыгнул на ногайца и впился зубами в его спину. Воспользовавшись этой секундой, я выкинул ноги вперёд, ударяя его по лицу, при этом делая кувырок. Завершив свой трюк и почувствовав опору, я тут же кинулся на другого врага.
– Ну что, Темиржан, сдашься добровольно или будешь биться до смерти?!
Видимо, носитель имени, которое переводилось как «железная душа», выбрал второй вариант и бросился к ногам, пытаясь уронить меня.
– Не сегодня, дружище! – с этими словами я положил руку на его шею, приставив к ней ветвь с шипами, и принялся ей душить. Шипы тут же впились в кожу, а ногаец закряхтел.
Доводить до смерти никто не собирался, поэтому, когда попытки отбиваться ослабли, а он обмяк в моих руках, я убрал сук. Враг упал и часто, но тяжело задышал.
Мой взгляд вернулся к первой жертве, с которой до сих пор боролся Резвый. Мальчик знатно его потрепал, а мне оставалось только добить. Подозвав пса к себе на безопасное расстояние, я сделал шаг навстречу врагу.
– Вроде предупредил, а ты не послушал, – я схватил его за плечи и повалил на землю, но он резко ударил меня в живот. – Как тебя звать?!
– Аскербий! – зло воскликнул он, пытаясь душить меня.
– Воин, значит…
Его глаза округлились, и он растерянно взглянул на меня, ослабив хватку.
– Откуда ты знаешь?..
Я вернул его в начальное положение, на спину, и ударил кулаком чётко в горбинку носа, а затем в ярко-выраженную скулу.
– Историю хорошо знаю, – ухмыльнулся я, делая ещё один удар в губу. – А тебе советую подучить, а то позабыл, что русские никогда не сдаются!
Глава IV. Успех
В деревянный домик мы с Резвым вернулся около четырёх утра. Ложиться спать уже не имело смысла, ведь через два часа надо идти на поля. Но я всё же лёг на кровать и прикемарил на полчасика…
Петушиный будильник с каждым днём становился роднее и не так раздражал.
– Доброе утро! – прохрипел Ваня.
– Доброе!..
– Ночь была тихая, чарующая, самое то для сна, – сказочно говорил товарищ. – Только Резвый что-то вошкался на улице: видимо, новая будка пришлась ему не очень по вкусу.
Я лишь вымученно улыбнулся, спать хотелось дико, но что поделать.
– Юнцы, быстро кашу есть – и за работу! – воскликнула Василиса Егоровна из кухни.
– Бежим, матушка!
***
Ване за свои ночные походы и Трубецкого я рассказывать не стал. Не потому, что я плохой и чёрствый человек, который не делится секретами и не хочет, чтоб ему завидовали, а потому, что, если бы я ему рассказал все подробности, а особенно о моей новой фамилии и возможности в восхождение дворянина, он бы не поверил. Или, что ещё хуже, начал бы трындеть это на весь хутор, а лишние уши нам точно не нужны.
До середины дня мы добородили почти всё поле и поэтому решили двинуться на долгожданную охоту вместе с Резвым. Заяц, жди нас!
Путь был не столь длинный, и минут через пятнадцать мы оказались на лесной опушке, где ещё сегодня ночью я вместе с псом ловил ногайцев.
Только в этот раз мы зашли намного глубже. Ивашка спрятался за дерево, Резвый засел в кустах, а я прилёг между ними за пень.
Охота – достаточно изнурительный и долгий процесс, но он того стоит, ведь после муторного ожидания наступает долгожданный приз в виде мяса или – реже – шкуры.
Птички насвистывали лёгкую весеннюю песенку, листики шумели им в такт, и только мы втроём сидели в позе ожидания.
– Давай, что ли, в города сыграем?.. – спросил я устало.
– Во что? – удивлённо моргнул товарищ.
– А… Ну да… Не актуально, – прошептал я. – В слова говорю, сыграем: я называю слово, допустим «дерево». Ты должен назвать слово на последнюю букву моего слова.
– О!.. Овёс! – радостно улыбнулся Ивашка.
– Молодец, втянулся. Так… мне на «с», хм…
Резвый подал голос.
– Собака!
– Ха-ха! Нечестно, тебе подсказали! Тогда… Априлий.
– Чего?! – мои глаза явно округлились.
– Ну Крис, ты чего? Месяц сейчас какой? Априлий.
Так… надо думать логически. Сейчас весна. Первая буква его слова – «а». Следовательно, это апрель. Странное название, конечно, – априлий.
Пока мы болтали, наш пёс навострил уши и бросился в центр, – видимо, появилась жертва. И действительно, спустя пару минут в зубах у Резвого находился полуживой заяц.
– Ты ж моя радость! – воскликнул Ваня.
– Собак сильно хвалить нельзя, надо делать небольшой, но важный для них комплимент, к примеру: настоящий охотник, – мой взгляд скользнул на их дуэт, который валялся на земле и дурачился, в то время как бедная зверюшка проклинала весь мир, что поймал её именно наш пёс. – Ну, естественно, всем всё равно на моё мнение.
Я взял зайца за уши и осмотрел с ног до головы. Серенький, пушистый и достаточно упитанный. Жалко, конечно, готовить его, но за годы жизни в деревне, на охоте с дедом, я к такому стал относиться спокойно.
– Я так понимаю, мы одним зверем не ограничимся?
– Конечно! Нам ещё два точно надо.
Ясно. Мы в этом лесу надолго.
***
Обратно к избе с тремя зайцами мы шли, уже когда солнце садилось за горизонт и создавало живописный закат.
Все были уставшими, но до жути радостными, Резвый аж причмокивал от вкуса зайчатины, пока она находилась у него во рту.
Вдруг навстречу вышел высокий мужчина и оглядел нас в полный рост, затем, хитро сощурившись, сфокусировал свой взгляд на мне.
И только сейчас я узнал в нём Трубецкого.
А далее началась пантомима, потому что я всевозможными гримасами и жестами умолял Андрея Васильевича сделать вид, что он меня не знает.
– Это же боярин Трубецкой! Быстро склонись! – протараторил Ваня, уже скрючившись в спине.
– Здравствуй, Кристиан Рыков! – лучезарно улыбнулся он.
Видимо, попытки были тщетны, и я ударил себя по лбу после его приветствия.
Глаза моего товарища вылетели из орбит, и он почти поперхнулся слюной. Зато Резвый как ни в чём не бывало побежал к Трубецкому и начал игриво прыгать на него.
Я уже искренне молился Богу, чтобы весь этот цирк закончился и в памяти Вани этого момента вообще не осталось.
– И тебе привет, Резвый! – Андрей Васильевич почесал собаку за ухом. – Кристиан, а я к тебе с новостями.
Боярин шагнул ближе, Ивашка выпрямился, как тросточка, а я, наоборот, почему-то напрягся.
– Я же обещал замолвить за тебя словечко?
Пришлось неуверенно кивнуть.
– Так вот, Иван Васильевич по моему рассказу очень заинтересовался тобой и сказал, что если ты и дальше будешь служить Руси-матушке и царю, то станешь знатным дворянином.
У товарища, стоящего рядом, открылся рот. Я поспешил его закрыть: всё-таки невежливо так стоять, да и муха залетит.
– Спасибо, Андрей Васильевич, до конца жизни буду вам признателен, – склонился в знак уважения к земле.
– Спасибо, Рыков, в карман не положишь, – он похлопал меня по плечу. – Работать надо.
Он развернулся на пятках и, насвистывая мелодию, пошёл в закат. Как вдруг остановился на полпути и проронил через плечо:
– Ах да, товарищ твой пусть тоже не расслабляется, и его дворянином сделаем, – подмигнул Трубецкой. – Если постарается, конечно.
Ваня сделал глубокий вдох и выдох, а потом часто задышал, что-то яростно тараторя.
– Тихо, тихо! Всё нормально, не надо так эмоционально воспринимать каждое слово.
Товарищ ещё немного посопротивлялся, но в итоге кивнул и стал прожигать меня взглядом, требующим объяснений.
– Пошли давай, а то стемнеет.
Ваня остался стоять на месте.
– Да расскажу я! Расскажу! По пути, – устало закатил глаза. – Вон Резвому уже неймётся.
И действительно, собака вовсю била хвостом по земле и показывала мордочкой в сторону дома.
Оставшаяся дорога домой была направлена на более диалого-гипотезовый лад. Я рассказал Ване всё как есть, мол, мучился от бессонницы, решил прогуляться, Резвый тоже не спал, поэтому со мной пошёл. В лесу встретили Трубецкого, вдруг – ногайцы, потом новые лица в виде бояр и дворян, а дальше всё как в банальном боевике. Ну и под конец, конечно же, благодарность и должок в роли словечка перед Иоанном IV.