Пролог
Помню, братцы, когда я был маленький,
В своих детских мечтах героических,
Надевая шубу и валенки,
Представлял я скафандр космический.
И картинки грядущей работы
Изменялись во снах серебристых.
Вот я в синей фуражке пилота,
Вот в промасленной робе танкиста
Ну а вот я по тёмной дорожке
С пистолетом гонюсь за грабителем.
Вот на вызов несусь в Неотложке,
Кстати, здесь я в фуражке водителя.
Мчались годы извилистой лентой.
Детство, юность, друзья закадычные…
И надел я толстовку студента,
И льняную пижаму больничную.
И халат инженера, ослепительно белый,
И косуху «отвязного» Рокера,
И пиджак педагога, заляпанный мелом,
И колпак ресторанного Джокера.
А когда наряжалась Планета
На унылый осенний бал,
То тогда я перчатки поэта
И накидку мечты надевал.
Ну а люди?!..
– Они, как обычно,
В карнавальной кружатся мистерии,
Вместо светлой мечты –
Заграничные
Надевают плащи лицемерия.
Вместо тёрна – синюшная жимолость.
Из материй с приставками – «анти»
Люди шьют макинтоши лживости
И судейства дырявые мантии.
Годы мчат…
Я давно уж немаленький,
Но по моде прошедшего века,
Надевая шубу и валенки,
Представляю костюм ЧЕЛОВЕКА…
Глава 0
Был жаркий солнечный летний день…
М-да!.. Дорогой Читатель!..
…Сколько романов и повестей, очерков и эссе, верлибров и других литературных форм начиналось именно с этой фразы… Последнее словечко (я имею ввиду верлибр), вставил чисто для сохранения ритмики повествования… Просто, видно, сидело это «словИще» где-то глубоко в моём подсознании! Именно – СЛОВИЩЕ! (ударение на «И») По звучанию напоминающее рычащего верблюда или звук запуска двигателя моторной лодки:
– Верлибр-верлибр-верлиб-р-бр-бр-бр-др-др-др-др-дррррррррр…
Нужно будет обязательно узнать, что означает это диковинное слово… Вот будет смеху, если окажется, что я сейчас пишу этот самый «верлибр»…
Ну и ты, мой любознательный друг, может, тоже заинтересуешься, и узнаешь значение этого странного слова… Так!.. Чисто для общего развития!..
Да!.. Кстати!.. Здравствуй, мой милый… Я надеюсь всё у тебя хорошо!.. Не знаю, как Ты, но я очень рад долгожданной встрече с Тобой!.. Мой Друг!..Мой Читатель!.. Пусть твой разум будет чистым ещё долгие – долгие годы! Ведь Ты – конечный адресат всех моих мыслей и чувств! Мой понимающий, внимательный и внемлющий слушатель!
…Так, вот!..
Глава 0,25
Был жаркий, солнечный, летний день…
Нет!
Ну!..
…И всё же!..
Вот, я думаю!..
Насколько важно̀ начало любого повествования для читателя?! Ведь если вдуматься, мой милый Друг, это одна из важнейших частей произведения. Если твоё драгоценное внимание не захватят, первые строчки какой-либо книги, то ты попросту отложишь её на самую дальнюю полку книжного шкафа! И больше возможно, никогда её не откроешь!
Ведь так?!..
?!
А?!
Я прав?!..
И не опускай застенчиво свои ясные очи! Я тебя прекрасно понимаю! И даже в чём-то поддерживаю! Ибо иногда сам (кстати, возможно, на свою беду) являюсь таким же безжалостным судьёй многих, вполне достойных произведений. Скучное или нудное начало – это приговор для книги! И поэтому в моей домашней библиотеке есть немало книг с практически новыми, нетронутыми переплётами. Книг, которые я когда-то открыл только на первой странице. И… Всё! Дальше как-то не пошло.
И вот стоят эти новенькие, девственно-нетронутые как невесты «фолианты»… Стоят…, грустят…, медленно покрываясь пылью унылой невостребованности.
Книги, которые читают, выглядят по-другому: Они в пятнах от черешни, засахаренной клюквы и мороженого. Они разбухшие и слегка покорёженные от чтения в ванной. Часто можно найти в них что-нибудь интересное: календарик за прошлый год, автобусный билетик, палочку от яблока или след от раздавленной между страницами мухи.
Поэтому обложки этих книг непросто не выглядят опрятными, а, порой, и вовсе отсутствуют.
Так что, мой дорогой Друг, я не стал придумывать ничего нового, а пошёл по проверенной, и как говорят, по ПРОТОРЕННОЙ тропинке… Взял, пусть и заезженное, но надёжное, беспроигрышное начало…
Ну, что же!..
Поехали!😊
Теперь точно ПО-Е-ХА-ЛИ!..
Глава 0,5
Был жаркий солнечный летний день.
Михалыч, работник дачной водокачки, неторопливо плёлся в сторону озера, держа в руках парочку захваченных машинально удочек…
Почему-то люди, причастные к подобному образу деятельности, частенько лишаются своих имён. У них остаются только отчества. Сколько ходит по дорогам нашей необъятной Родины Михалычей, Васильичей, Санычей, Романычей и т.п. – этих простых российских работяг, как правило, добряков, наделённых стойкой простой и понятной житейской мудростью.
Так вот!..
Михалыч, этот огородный Бог дачного кооператива «Мичуринец», вошёл в здание водокачки, достал из кармана початую чекушку водки и вылил содержимое в стакан, предварительно вытерев его об замасленную робу. От этой манипуляции стакан чище не стал… Чище стало на душе у Михалыча. В его действиях сразу появились штрихи чего-то сакрально-утончённого и эстетического. Этот своеобразный жест пролетарского этикета, проявленный наедине с самим собой, Михалычу понравился… И поэтому лёгкая самодовольная улыбка промелькнула на его обветренном лице. Ну а стакан?!.. Да что стакан!.. Чище он, конечно, не стал, а напротив, получил от робы Михалыча ещё и стойкий запах машинного масла и солярки. Одним глотком Михалыч выпил половину содержимого стакана, затем достал из кармана пузатый, пахнувший августовской свежестью огурец и с аппетитным хрустом съел его. Затем достал из-за пазухи ломоть белого домашнего хлеба. Посмотрел на хлеб с некоторой нерешительностью… Вообще-то, хлеб мог бы послужить наживкой для рыбы. Но Михалыч решил, что всё равно сегодня рыба клевать не будет (потому что жарко)… И…, выпив остатки водки, съел хлеб сам!
Но!.. Дорогой читатель! Не будем отвлекать работника дачного водозабора! Сейчас Михалыч повернёт рубильник в положение «ВКЛ» и покинет навсегда страницы нашей книги! Так что окинь напоследок своим пытливым взглядом, скромный интерьер моторной комнаты водокачки.
В углу стояло старое кресло, матерчатая обивка которого была настолько засалена и лоснилась, что нормальному человеку, не то что никогда бы не пришла в голову идея, присесть на него, но и даже прикасаться к нему было как-то неприятно. Перед креслом стоял полированный столик с шахматной разметкой. Хотя в шахматы Михалыч играть не умел (потому что «баловство всё это!..»). Да и если бы и умел, то всё равно играть ему было не с кем, ибо он работал один, да и вообще, по сути, был глубоко одиноким человеком… На полке, над столиком, стояли две кастрюльки, в одной из которых лежали (и видно давно) две подгоревшие картофелины, а в другой была абсолютно высохшая, намешанная ещё года два назад подкормка для рыбы, которая добавляла к стойкому запаху машинного зала какое-то своё особенное амбре. По правде говоря, Михалыч давненько не рыбачил… Ну, прямо скажем, – очень давненько! Или даже так: ОН НИКОГДА не рыбачил!.. И хотя удочки на работу брал регулярно, но до рыбалки дело как-то не доходило. То было слишком жарко (как сегодня). То, напротив, – слишком холодно… То рыбу пугал ветер, дующий в сторону берега, то изменившийся в обратную сторону ветер отгонял эту рыбу прочь. Кстати, абсолютное безветрие также не способствовало рыбалке (рыба уходила на глубину)… Слишком высокое и слишком низкое атмосферное давление… Дождь. Слишком яркое солнце и пасмурная погода… Купающиеся ребятишки! – Всё!.. Всё мешало рыбалке Михалыча! В общем, не везло Михалычу с рыбалкой!..
Эх… Михалыч!..
Ну что ж!.. Будем с тобой прощаться! Подлей-ка в электродвигатель густого, янтарного машинного масла…
Михалыч! Подожди!.. Не поворачивай рубильник. Если ты не против, давай сегодня предоставим это почётное право моему Другу!
Да!..
Кстати!..
Познакомься! Я вас не представил:
– Михалыч, – это Читатель!..
– Читатель, – это Михалыч!
Ну, так что?
Можно?!
Ура!.. 😊Спасибо!..
Читатель!.. Друг Ты мой Дорогой!.. Мы с Михалычем доверяем тебе самую важную часть книги…
Поверни рубильник на щитке и включи двигатель нашего повествования… Нас ждёт длинный интересный путь!
И пусть, творческая удача, завораживающая интрига и захватывающий сюжет сопутствуют нам с тобой до самого финала!..
Ты готов, Читатель?.. На счёт ТРИ!
…Раз!..
…Два!..
…Три!..
Глава 1
Был жаркий, летний солнечный день…
В километре от дачного кооператива, на озере, взвыл двигатель насосной станции. И живительная влага понеслась по развилкам многокилометрового водопровода…
Начался благодатный час полива!
Тут и там раздавались крики загоревших дачниц:
– Нюууура!.. Леэээна!.. Софья Андреэевнаааа!.. ВОООДУУУУУДААЮУУУТ!..
И из резиновых шлангов с притороченными к ним насадками от леек хлынули фееричные фонтанчики, на водяных облачках от которых солнце тут же принялось усердно рисовать маленькие радуги – эти недолговечные картинки радостного летнего счастья!
И всё вокруг преобразилось!
И!..
Ох!..
Засверкало!..
Игривые солнечные лучики отражались от каждой капельки на листочках, от каждой лужицы на дорожках, от стекол домов и от блестящих пряжек на сандалиях двух мальчуганов лет пяти-шести, деловито протопавших по дачной улочке к дому своего товарища…
Мальчуганы именно ДЕЛОВИТО ПРОТОПАЛИ… Не пробежали, не проковыляли, не пронеслись стремглав, не проскакали вприпрыжку и даже не просто прошли. Они именно ДЕЛОВИТО ПРОТОПАЛИ. Прежде всего, потому, что у них была Цель! И, поэтому они шли (вернее «топали») уверенно. Шли ЦЕЛЕнаправленно!
В их маленькую армию нужен был боец. Старший из них, чернявый мальчуган с цифрой 83 на футболке, нёс огромное, в половину своего роста, водяное ружьё… Он не знал, что означают цифры на его футболке, да и вообще умел считать только до десяти. Был он, на полголовы выше второго парнишки и поэтому автоматически назначил себя командиром. Своему другу, хрупкому светловолосому мальчишке, он торжественно присвоил звание своего заместителя. Прежде всего потому, что у того тоже было оружие – маленький водяной пистолет ядовито-оранжевого цвета.
И вот эта неполноценная армия, состоящая из одних командиров, нуждалось хотя бы в одном подчинённом… Им нужен был СОЛДАТ!.. И друг, к которому они сейчас «деловито топали», как раз подходил для этой роли! Ну, во-первых потому, что его стреляющий прошлогодним горохом самострел с прищепкой ну никак не походил на офицерское оружие… А во-вторых, потому что их друг сам никогда не стремился выбиться в начальники, и роль рядового бойца его вполне устраивала!
Да!.. Кстати! Он уже ждал их около ограды своей дачи.
Это был неуклюжий пятилетний увалень в футболке неопределённого цвета, заляпанной всеми видами ягод, произрастающих на даче. Он, видно, недавно поел. И, судя по всему, ел он очень торопливо, ибо на штанах, футболке и даже в его волосах можно было найти крошечные остатки завтрака (то ли каши, то ли творога). Все его карманы были заполнены гороховыми патронами… Армия была в полном составе… Мальчуганы зарядили своё оружие. Водяное ружьё и пистолет были наполнены водой из стоящей тут же «дождевой» бочки! Горошина просунута в резинку, оттянута и зажата прищепкой!.. И!.. Начались военные действия!.. Первым же был поражён старый диван, который на синем мотороллере с прицепом, вёз на свалку соседский дедушка! Мальчишки пропустили технику вперёд, потом выскочили из засады и, стреляя по дивану, побежали вслед за ним по дачной аллее.
Посмотри им вослед, дорогой Читатель, скоро они убегут из поля нашего зрения… Да, и, пожалуй, убегут навсегда из нашей книги…
Бегите, мальчишки!..
…Бегите!..
Вам здесь делать нечего! Эта книга для взрослых!..
Но!..
Не расстраивайтесь!
Совсем скоро вы тоже станете взрослыми… И тогда!.. Может быть… Вы откроете эту книгу. И мгновенно, мысленно окажетесь… Там…, где угрюмый Михалыч заводит двигатель дачной водокачки. Там…, где самый главный и злобный ваш враг – это старый диван на синем мотороллере…
Там…, где солнышко светит
И где добрые книжки,
Где у плюшевых мишек
Блещут пуговки глаз…
На счастливой планете
Жили-были мальчишки.
Про планету мальчишек
Мой короткий рассказ.
Там играли мальчишки
Не в войну, а в «войнушку»,
Бились грозные армии
Из отважных детей,
Молодёжные стрижки,
Квас из глиняной кружки,
Банка, палки и валенки -
Вот тебе и хоккей.
Дом…
«Домашка» на завтра,
На ночь мультик про Карлсона,
Клеит пластырем Мамка
Поцарапанный лоб.
А во снах космонавтами
Улетали на Марс они
И врезались на санках
В белоснежный сугроб…
В угол убраны санки,
Стали мальчики старше…
Время топчет Кентаврами
Сны вчерашних детей.
И «Прощанье Славянки»
Оглушительным маршем
Резануло литаврами
По сердцам матерей…
***
Бегите!..
Бегите, мальчишки!..
Убегайте от злобных Кентавров времени…, пока они своими тяжёлыми копытами не затоптали чистые картинки ваших воспоминаний!..
Воспоминаний, в которых, переливаясь всеми цветами радуги, бушует счастливое Лето!.. Лето вашего детства!..
Мотороллер с диваном скрылся за поворотом. И за ним убежали два наших первых «командира» со своими водяными «стрелялками». На дачной аллее остался лишь одинокий силуэт, отставшего от них пятилетнего солдата… Ему приходилось периодически останавливаться, для того чтобы перезарядить самострел и немного отдышаться (ибо из-за своей любви к сладкому и мучному, был он несколько «грузноват»). Но вот и он добежал до перекрёстка. Остановился… Перезарядил своё гороховое ружьё…
Ну что ж, дорогой Читатель, сейчас он выстрелит и вместе с этим выстрелом покинет навсегда страницы нашей книги…
Мальчишка нажал на прищепку, и упругая резинка самострела отправила твёрдую горошинку в сторону открытого окошка ближайшей дачи… Сорванец дал стрекача… А горошинка…, описав в воздухе какую-то невообразимую дугу, влетела в следующую главу нашего повествования.
Глава 2
Был жаркий, солнечный, летний день…
Стой!.. Стой, Читатель! Не закрывай мою книгу! Не убирай её на самую дальнюю полку!
Вижу!.. Вижу, твоё раздражение, вызванное многочисленными повторениями этого, как было сказано – «беспроигрышного начала». Мой милый Читатель!.. Обещаю больше не повторять эту фразу!..
Честно говоря, хотел немного пошутить. А заодно и посмотреть на твою реакцию… Прости меня, мой Дорогой.
Итак!
Солнце достигло своего полуденного апогея!.. На некоторое время замерло в своей высшей точке… И!.. Подмигнув пролетевшим под ним лёгким пушистым облачком, медленно покатилось в свои западные покои…
…А?!..
Что?.. Дорогой мой Друг!..
Я опять слишком многословен?..
Знаю. Грешен… Извини меня! Просто яркие, непослушные летние краски не могут удержаться в моей голове. Вылетают радостными струйками на свободу, весело разбрызгивая свою цветастую мишуру по полотну нашего с тобой повествования…
Короче!..
Была уже вторая половина дня! Но это никак не мешало всё ещё пребывать в объятьях морфея молодому студенту-повесе, проводящему на даче свои летние каникулы.
Сейчас он находился в том парадоксальном полусонном состоянии, когда грань между сном и явью настолько тонка, что сам «полуспящий», как канатоходец, балансирует между двух реальностей и не может понять, где его, ИСТИННАЯ реальность… И у него тут только два пути: или он проваливается обратно в фантастический мир сна… или, всё же выходит из этого «полуанабиозного» состояния и возвращается, а вернее, даже ВОЗРОЖДАЕТСЯ в реальности…
Ну, а для того, чтобы проснуться окончательно, достаточно незначительного толчка…
Какой-либо мелочи…
Лёгкого сквозняка из открытого окна…
Жужжания пролетевшей мимо мухи…
Или…
…Неожиданно!
В открытое окно.
Влетела твёрдая, как камень, горошинка… Она с хлестким щелчком стукнулась о стену над кроватью, отскочила…, и громко звякнув, упала в стоящую на тумбочке плоскую тарелку с голубым ободком. В тарелке лежала чайная ложка, от присутствия которой шум, произведённый горошиной, получился более звонким и мелодичным. Рядом с ложкой в тарелке лежала оставшаяся с вечера арбузная корка, которую мирно объедала, одуревшая от сладкой мякоти, полупьяная оса.
Оса замерла от неожиданного движения в тарелке. Потёрла лапками свою треугольную головку. И… Расправив крылышки, вылетела в открытое окошко.
Но, тем не менее, вся эта цепочка произошедших событий сделала своё дело. Она окончательно разбудила спящего студента.
Студент открыл глаза!.. Некоторое время он лежал, глядя в потолок, вспоминая приснившийся ему перед пробуждением сон.
А снилась ему Москва… Парк…, что на улице Фестивальной… Летний дождь… Сверкнула молния… (образы дождя во сне, по всей видимости, навеяли звуки, издаваемые дачными «поливальщицами»)… Он идёт под зонтом по парковой аллее…, что-то ищет… Резкая смена картинки… Светит яркое солнце… Но в парке всё ещё нет ни одного прохожего… О только что прошедшем дожде напоминают искрящиеся на солнце лужицы, весело переливающиеся… на парковых дорожках…, на свежеокрашенных лавочках… И… На мокрых качелях…
Вспомнив свой сон, молодой человек, лёгким, но уверенным движением, схватил со стола общую тетрадку с дерматиновой, сильно потёртой коричневой обложкой, и стержнем от сломанной ручки торопливо записал только что сочинённое строчки:
После летней грозы
В парке, на качелях двое…
Улитка и листок…
Это было стихотворение в стиле японских трёхстиший «Хайку»…
И!.. Да!.. Дорогой мой Друг! Наш герой был ещё и поэтом!
– Ещё – «И»! – передразнишь ты меня?! И будешь абсолютно прав!..
Я всё же должен был перво-наперво хоть немного познакомить тебя, мой драгоценный Читатель, с персонажем этой главы нашего повествования… Чтобы ты имел представление кем «ЕЩЁ» был этот Студент-Поэт…
А то Ты, мой милый, пока больше знаком с влетевшей в окно горошиной, чем с героем (и, по всей видимости, с ГЛАВНЫМ героем) нашей с тобой книги.
Итак!.. Прошу любить и жаловать!..
Фанфары!..
Занавес!..
Глава 2,5
Вовка– Московский студент-первокурсник, недотёпа, мечтатель, неопределившийся в жизненных векторах и концепциях…
Маманя– мать Вовки, врач-хирург-онколог, работающая в городской поликлинике №4.
Батя– отец Вовки… Очень серьёзный человек… Инженер-механик. Работает начальником отдела в одном из цехов самого крупного в городе предприятия тяжёлого машиностроения.
Автор– человек неопределённого возраста и такой же неопределённой внешности.
Проводница вагона – женщина с внешностью «проводницы вагона».
Многочисленные, суетящиеся пассажиры, а также Граждане встречающие и провожающие
Действие происходит в конце восьмидесятых годов прошлого века.
Городской вокзал одного из средних Сибирских городов… «СРЕДНИХ», то есть город уже вырос из категории посёлка или районного центра, но ещё не дорос до уровня таких крупных сибирских мегаполисов, как скажем Новосибирск или Красноярск.
Со стороны здания вокзала звучит бодрая музыка (нечто вроде традиционного советского марша).
На перроне, около вагона, в суетящейся толпе стоят Вовка и Маманя. Подле них на асфальте стоят:
– огромный чёрный чемодан, перемотанный (для надёжности) бельевой верёвкой;
– на чемодане стоит корзинка с едой, из которой торчит горлышко бутылки с молоком, запечатанной пробкой из скрученной газеты;
– и рядом внизу, в огромной авоське, сверкают три блестящих трёхлитровых банки с солёными огурцами, маринованными грибами и с каким-то вареньем…
МАМАНЯ (молодая симпатичная, стройная женщина лет сорока…, одета в лёгкое летнее платье в синий горошек):
– …Да встань ты уже прямо!.. (дёргает Вовку за рукав тёплого шерстяного пиджака) Не вертись!.. Можешь хоть минуту меня спокойно послушать… Ты тёплую кофту серую взял?..
ВОВКА (семнадцатилетний юноша с детским выражением лица):
– Взял…
МАМАНЯ (с беспокойством):
– А где сумка с документами?! (и, приглушив голос, полушёпотом) И деньгами?!..
ВОВКА:
– Да вот она!.. Ма!.. На плече у меня!..
МАМАНЯ (прищуриваясь и вглядываясь в дальний противоположный конец перрона):
– Нет!.. Ну!.. Отец сейчас точно опоздает к отправлению… А я ему говорила!.. Зачем целый мешок картошки?!
(обращаясь к Вовке)
– Как ты его дотащишь потом до общежития через всю Москву?!..
– А он!.. (передразнивая отца и гримасничая) – Ни-че-го! До-та-щит! Зато потом нам спасибо скажет!… Тфу, б…!.. (глянув на часы и всплеснув руками) Ну вот где он?!.. (и она, зачем-то, толкнула Вовку в бок, отчего тот пошатнулся и чуть не смахнул с чемодана корзинку с едой).
МАМАНЯ:
– Ну, давай! Давай! Урони ещё!.. Разбей ещё что-нибудь…
Вдали, в конце перрона, показался Батя. На плечах он несёт мешок картошки…
Батя был крепко сложенным высоким мужчиной, с непропорционально длинными руками. Из-за этой его особенности рукава всех его пиджаков и рубашек были несколько коротковаты… Его сын Вовка, кстати, унаследовал эту его особенность, и поэтому оба они всегда ходили с короткими рукавами и из-за этого казались немного несуразными и, как говорят, «долговязыми». Батя был одет в коричневый пиджак, такой старый, что казалось, что обшлага пиджака вот-вот с хрустом сломаются (однако пиджак был чистым и так сильно отглаженным, что немного лоснился). На голове у него была… (тоже коричневая) шляпа… По всей видимости, пиджак и шляпа были куплены одновременно… Носились они исключительно в тандеме… Вместе старели и одинаково ветшали… И…, соответственно, им предстояло одновременно закончить своё «шляпно-пиджаковое» земное существование где-нибудь в лавке старьёвщика или на бумажной фабрике…
Видно было, что Батя очень устал… Пот заливал ему глаза, а светло-фиолетовая рубашка под пиджаком была абсолютно мокрая. Он очень спешил…
МАМАНЯ (увидев мужа):
– Ну, слава Богу!.. Успел…(она, не отрываясь, наблюдала за приближающимся Батей…)
МАМАНЯ (продолжая внимательно и не мигая наблюдать за приближением Бати с мешком, но, в тоже время, обращаясь к Вовке):
– И, вот ещё что…, Сынок… Вступи, пожалуйста, в Партию!.. А то будешь всю жизнь, как твой Отец, только начальником отдела…
В это время на другом конце перрона Батя, поняв, что он точно успевает к отправлению…, остановился, чтобы отдышаться… Поставил мешок… Снял шляпу и вытер с лица пот горячим и жёстким, как наждачка, рукавом пиджака…
Надел шляпу и некоторое время стоял с закрытыми глазами, наслаждаясь минутным отдыхом… Как вдруг!..
Встречная бабушка с мешком, в котором задумчиво хрустели кедровые шишки, остановилась и резким движением перекинула свою ношу на другое плечо. Тяжёлый, но мягкий, как огромная боксёрская перчатка, мешок, точным хуком слева сбил шляпу с головы Бати и послал его в лёгкий нокдаун. Причём, бабушка, даже не заметив произошедшего казуса, продолжила свой путь…
А Батя, который, к слову сказать, в молодости занимался боксом, всё же сдержал удар и остался на ногах… но, пошатнувшись, задел стоящий у его ног мешок с картошкой… Мешок от сильного толчка откатился метра на полтора, и добрая половина его содержимого высыпалась на перрон… Бесформенные картофелины весело катились вприпрыжку по платформе, разбегаясь в разные стороны от Бати, как стайка неожиданно оказавшихся на свободе непослушных ежат.
МАМАНЯ (не изменяясь в лице, как будто произошло что-то обыденное и привычное…, обращаясь к Сыну):
– Ты слышишь меня?!.. Вступай в Партию, как только появится такая возможность… (и уже вослед спешащему на помощь к отцу Вовке и почти крича срывающимся голосом) Обязательно!.. Прямо на первом курсе заявление подавай!..
Те же и Проводница
Картошка собрана в мешок. Шляпа поймана и водружена на Батину голову. Идёт посадка на поезд. Маманя, Батя и Вовка стоят около входа в вагон… Батя спорит с проводницей.
БАТЯ (пытаясь оттеснить проводницу и пропихнуть в вагон мешок с картошкой):
– А я говорю, пустишь!..
АВТОР:
– У Бати была очень необычная черта: он переходил в общении с людьми на «Ты» сразу в момент знакомства. Хотя бескультурным человеком его трудно было назвать… Он интересовался живописью, музыкой, обожал оперетту… Но уж такая была у него привычка… Родился и вырос он в деревне, и некое сельское простодушие, вероятно, тоже сказалось на возникновении этой его особенности общения с людьми. Это было неисправимой чертой его упрямого характера… И поэтому любому человеку при первой же встрече он говорил «ТЫ» независимо от возраста, рангов или регалий, будь то проводница поезда, продавщица в магазине или директор завода. Такой уж он был человек!..
ПРОВОДНИЦА (коренастая женщина, лет тридцати пяти, в форменном берете, съехавшим на бок, и с круглым «матрёшечным» лицом, раскрасневшимся от картофельного спарринга):
– А я говорю: НЕ ПУЩУ!.. Мужчина!.. Уберите ваш мешок! В конце концов, это не товарный вагон!..
БАТЯ (продолжая напирать мешком на Проводницу):
– Пусти, я тебе говорю! У тебя же вагон полупустой! Да у тебя по вагону «Камаз» картофеля можно распихать… И ещё место для пассажиров останется.
ПРОВОДНИЦА (упираясь в мешок голой коленкой похожей на спелую дыню):
– Ай!.. (больно шаркнув коленкой по грубой мешковине) Мужчина!.. Таня!.. Вызывай милицию!..
МАМАНЯ (оттаскивая Батю от проводницы):
– Стойте!.. Стойте!.. Женщина!.. Не надо милицию! (и шёпотом в сторону Вовки ) Батю отведи куда-нибудь на минутку.
Вовка что-то шепнул Бате, и они вдвоём торопливо пошли в сторону вокзальных ларьков…
А Маманя подошла к Проводнице с ласковой улыбкой… Но взгляд!.. Взгляд её был похож на взгляд голодной только что ощенившейся волчицы. И начала неслышно для зрителя о чём-то разговаривать с упрямой «вагоновожатой», энергично жестикулируя, иногда складывая руки ладошками вместе, как в мольбе… Потом, попыталась что-то положить в руку Проводницы. Рука Проводницы сжалась в кулачок и уверенно отстранилась от мамкиной руки… Мамин кулачок с зажатой в него какой-то бумажкой не сдавался и продолжал преследовать кулачок проводницы, сопротивление которого делалось всё слабее и слабее… Эта игра продолжалась около минуты. И!.. Наконец! Кулачок Мамани, совершив обманный вираж, ловко юркнул в карман кителя на животе Проводницы, что-то там оставил… и торопливо сбежал под защиту своей хозяйки… Туда же, правда с некоторым опозданием, просунулась рука Проводницы… И во время всего дальнейшего разговора пухлые пальчики Проводницы чем-то неторопливо шелестели в обитом синим атласом кармане!.. Проводница мирно кивнула, в знак положительного исхода переговоров с Маманей, и опустила подножку вагона.
МАМАНЯ (обращаясь к возвратившимся Бате с Вовкой):
– Быстро загружайтесь… Скоро отправление…
Вся троица с поклажей прошла в вагон, протискиваясь в узких проходах к Вовкиному купе. Вовка с билетом шёл первый с сумкой через плечо, чемоданом и авоськой с банками. За ним, пыхтя, протискивался в узком коридорчике Батя, с «драгоценным» мешком картошки и замыкала шествие Маманя с корзинкой… Проходя мимо Проводницы, Батя, не удержавшись, бросил в её сторону пару слов в продолжение их недавнего спора.
БАТЯ:
– Вот!.. Сразу нельзя было так!.. По-человечески к людям надо относится!.. По-человеч…
Короткий и уверенный удар мамкиного кулачка по спине прямо промеж Батиных лопаток не дал ему договорить фразу…
Тут же она повернулась к Проводнице, уже вдохнувшей для выдачи достойного ответа на Батин выпад. Сложенные на груди мамкины руки и мольба в глазах смягчили проводницу… и она, тяжело выдохнув, ничего не ответила.
Вскоре весь скарб был распределён по полкам, углам и багажным ящикам Вовкиного купе, в котором действительно ему (по крайней мере «пока») предстояло путешествовать в одиночестве.
АВТОР:
– Вообще-то, Батя был прав… Вернее, отчасти прав… Или!.. Отчасти неправ?!.. Хотя!.. Всё же!.. НЕТ!.. Он был вообще НЕПРАВ!.. И вагон был не просто «полупустой». В вагоне Вовка был ОДИН!.. Этот факт имел несколько объяснений. Но все они сходятся водной меркантильно-финансовой точке. Во-первых, поезд был «Скорым» и «Фирменным», что сразу сильно увеличивало стоимость билетов и отсеивало в «Пригородные» и в «Почтово-багажные» поезда колхозников, возвращающихся в родные сёла после городской ярмарки и многих жителей маленьких, но уютных провинциальных городков, разбросанных вдоль железной дороги по пути из Сибири в Москву. Во-вторых, вагон был купейным, что ещё довольно существенно увеличивало стоимость проезда и отсеивало в плацкартные и общие вагоны большую долю командировочных, студентов и работяг, отправляющихся в Москву на заработки… Вовка попал в это вагон лишь потому, что на «плацкарт» билетов не было. А послезавтра он уже должен был быть в институте… И поэтому Вовкиным родителям ничего не оставалось кроме, как отправить своего любимого студента на учёбу, как говорится, «со всеми удобствами». В общем, ПОВЕЗЛО Вовке!
Вся троица присела «на дорожку». До отправления оставалось ещё минуты три. Помолчали секунд тридцать…
Тихо разговаривают… При этом звуки их голосов как обычно в вагоне поезда перед отправлением, полностью поглощаются облицовкой стен и потолка. От этого тональность разговора получает какой-то приглушённый характер… и голоса собеседников звучат как-то по-волшебному мягко, по-домашнему.
БАТЯ:
– Ты смотри, как доедешь, картошку куда-нибудь в прохладное место поставь. А то…
МАМАНЯ (прерывая Батю, но не повышая голоса и как-то по-доброму).
– Да надоел ты уже со своей картошкой!.. (обращаясь к Вовке) Ты смотри, сумку с деньгами и документами всегда при себе держи! Даже в туалет с ней ходи!.. Слышишь!..
ВОВКА:
– Ладно…
МАМАНЯ (передразнивая Вовку):
– …Ла-а-дно!.. (и легко, по-матерински, толкнула Вовкину вихрастую голову).
БАТЯ:
– Осенью тебе тётя Света из Волгограда сала пришлёт…
МАМАНЯ:
– Позвони, как приедешь.(тяжело вздохнула) Ты уж там с соседями по общежитию постарайся не ссориться.
БАТЯ:
– В обиду себя не давай никому…
Мать опять тяжело вздохнула
ПРОВОДНИЦА(громким звенящим, противным голосом):
– Провожающие!.. Выходим! Отправляемся!..
Мама и Папа бросились обнимать и целовать сына… Вовка пошёл провожать их к выходу, они продолжали одновременно говорить, давая сыну последние наставления.
БАТЯ и МАМАНЯ(вместе):
– Даже в туалет с сумкой!.. Картошку в прохладное место!.. Позвони сразу!.. Тётя Света… сало… В Партию… С соседями…
АВТОР:
– И вот!.. Вовка остался один в купе… За окошком стоят Батя и Маманя… Что-то говорят… Но он их не слышит… Окно не открывается… Батя смахнул слезу… Маманя держится… Она никогда не плачет…
Поезд с лёгким рывком тронулся… И Вовка почувствовал, как в момент этого рывка как будто разорвалась какая-то домашняя мягкая, тёплая шерстяная ниточка, связывающая его с этими людьми. Мать и Отец долго вели его по жизни, заботливо привязав его этой ниточкой к себе… И вот они привели его, как котёнка, к поезду, посадили в купе… И ниточка порвалась… А что дальше?!.. А дальше сам!.. Всё САМ! Каждое решение, принятое им в жизни, будет ТОЛЬКО ЕГО РЕШЕНИЕМ… Каждая ошибка – ТОЛЬКО ЕГО ОШИБКОЙ… И теперь он САМ должен идти по дороге жизни безо всяких ниточек и верёвочек. И такая тоска сжала Вовкино сердце, что он уронил свою голову на ладошки и горько заплакал… «Фирменный» набрал скорость и всё дальше и дальше уносил его от Бати и Мамани, которые всё ещё стояли на перроне… Он сидел один в пустом вагоне поезда… Сидел и плакал… И как же одиноко ему было в эту минуту…
– Бутуп-бутуп, бутуп-бутуп – настукивали колёса…
– Бу-туп, бу-туп, бу-туп, – вторило им Вовкино сердце…
ПРОВОДНИЦА (зашла без стука в купе с постелью в одной руке и чаем в мельхиоровом подстаканнике в другой):
– Да ты не переживай!.. Приедешь в Москву, знаешь, какая интересная жизнь у тебя начнётся!.. Так что не плач! Всё у тебя будет хорошо!..
ВОВКА (поняв, что проводница застала его в момент минутной слабости):
– А я и не плачу… С чего вы взяли!.. Вовсе я не плакал!..
ПРОВОДНИЦА (скрывая добрую улыбку):
– Конечно, не плакал! Я и не говорила, что кто-то плакал!.. (уходит, выложив на стол перед Вовкой из кармана белого передника ещё парочку сахарных кубиков и ржаную печенюшку).
АВТОР:
– Бутуп-бутуп, бутуп-бутуп -, стучали колёса…
– Бу-туп, бу-туп, бу-туп, – отвечало Вовкино сердце…
Яичко, отварная курочка и солёный огурчик окончательно подняли ему настроение.
Вовка лёг на верхнюю полку (хотя мог выбрать любую полку и любое купе вагона). За окнами уже стемнело… Он смотрел в окно… Огромная полная луна сопровождала поезд, не отставая и не обгоняя его… В какой-то миг Вовке показалось, что в лесу рядом с путями сверкнули глаза какого-то животного… Прогрохотал встречный поезд… Сверкнули огни придорожной ветхой деревеньки… Свет фар на переездах… Лампа в будке стрелочника…
…И...
И он уснул! И снилась ему Москва… Он в институте, на лекции… И почему-то рядом с ним… стоит… Мешок картошки… Смена картинки… Он ходит по институту из аудитории в аудиторию, не расставаясь со своим мешком… Что-то ищет… Зашёл в какую-то комнату… Там сидят люди почему-то в военной форме… Молчат… Он с мешком стоит посреди комнаты… Все строго и вопросительно смотрят на него… Он не может набраться сил, чтобы задать главный вопрос… И тут он понимает, что не помнит какой же вопрос главный… и… вообще, зачем он здесь… да и где это «ЗДЕСЬ»?!.. Но,неожиданно ситуацию спасает… МЕШОК!.. Мешок, вдруг ожил, немного по-стариковски покряхтел…, по-солдатски оправился, хрустнув картофельными внутренностями…, откашлялся, отчего в комнате запахло молодым картофелем и вежливым голосом, немного картавя, спросил:«Пкрошу пкрощения, тут мой дгруг интехресуется,– и неожиданно, перестав картавить,чётко и уверенно закончил фразу, – СКАЖИТЕ, А ЗДЕСЬ В ПАРТИЮ ПРИНИМАЮТ?!»
КОНЕЦ
ЗАНАВЕС
Глава 3
– …Занавес… Когда откроют занавес, я увижу только самый край сцены!.. М-да!.. Угораздило же меня достать билет на такое неудобное место… И стоило ли ради этой контрамарки целую неделю «корячиться», разбирая архив «Большого», – так рассуждал молодой Студент – Театрал, попавший впервые в жизни в «Большой Театр»… Со своего места, находящегося в максимально верхней и в максимально правой точке зрительного зала, он видел (да и то, если при этом стоял) только оркестровую яму и совсем незначительную часть сцены…
Это был молодой человек лет двадцати. Одет он был в достаточно неплохой серый костюм «тройка», правда рукава пиджака и рубашки были ему несколько коротковаты… Из рукавов сантиметра на два торчали его белые узкие запястья, на которых, будто на шарнирах, болтались как у Буратино, огромные ручищи… Смотрелось это несколько несуразно и даже, можно сказать, как-то «по-клоунски». На шее у молодого человека красовалась огромная фиолетовая бабочка. Ну и, наконец, копна тёмно-русых волос на его голове, напоминающая ёршик трубочиста, нос картошкой и бровки «домиком» окончательно завершали его комический образ.
Молодой человек, уже давно привык, что его вид часто вызывал улыбки у окружающих. Но он не видел в этом ничего дурного, и совсем не обижался. Ведь это были ДОБРЫЕ улыбки. А разве можно обижаться на доброту?!..
Милый мой Читатель. Пока музыканты оркестра продувают мундштуки, подтягивают струны и смазывают канифолью смычки, а зрители занимают места в зале, листая либретто и откашливаясь, я предлагаю тебе сделать ещё один шаг в сторону более обстоятельного знакомства с главным героем нашего повествования и плеснуть в сосуд понимания его образа ещё немного ингредиентов…
Да!.. Да!.. Я уже чувствую, как Ты, мой дорогой Читатель, хватаешь меня за рукав и придерживаешь, не давая уйти в нескончаемые описательные дебри! Постараюсь покороче!..
Итак!.. Молодого человека звали Владимир. Был он студентом одного из Московских технических вузов. Учился он достаточно прилежно… Настолько прилежно, что даже получал повышенную стипендию. Благодаря этому ему удалось скопить небольшую сумму на довольно неплохой, почти не ношенный костюм-«тройку», пусть немного не по росту, но в нём уже можно было идти в Театр.
…А Театр Владимир обожал.
Обожал… Ну, прямо по – Белинскому!
А именно: Всеми фибрами своей души.
Его любовь к Театру была, можно сказать, ВСЕПОГЛАЩАЮЩЕЙ. Всё своё свободное время он отдавал занятиям в студенческом Театре. И если бы он с треском не провалился на первом же туре при поступлении во ВГИК[i], то, не раздумывая изменил бы свою судьбу и бросил свой технический ВУЗ, на третьем курсе которого он в то время учился.
Он не пропускал ни одной более или менее значимой премьеры во всех Московских театрах… Ради вожделенной контрамарки он мыл полы в театральных подсобках, разбирал архивы с объеденными мышами сценариями, подметал близлежащую территорию. И!.. Участвовал в «Ломках»…
…Ломка!..
Это словечко прочно входило в жаргон студентов конца восьмидесятых годов… Я попытаюсь тебе, мой Друг, вкратце объяснить смысл этого необычного понятия.
Для того, чтобы купить билеты на какой-либо модный спектакль в те времена необходимо было совпадение нескольких факторов.
Во-первых, нужно было быть у окошка театральной кассы уже в момент её открытия, что проблематично, ибо студенческие общежития, как правило, находились далеко от центра Москвы, а метро открывалось только в полшестого. В то время как некоторые кассы начинали работать с семи часов утра.
Во-вторых, нужно было быть у кассы вместе с председателем студенческого профсоюзного комитета, который имел право покупать билеты, что называется оптом (сразу партию билетов, в несколько театров), и, к тому же, существовала специальная, профсоюзная бронь, на которую мог претендовать этот профкомовский студенческий благодетель…
И, наконец, в-третьих, нужно было иметь прочную одежду с «намертво» пришитыми пуговицами, и быть при всём при этом ещё и физически развитым человеком…
Итак!.. Как это работало?..
В определённый день, Владимир с друзьями договаривались со студентами МИИГА (Московского института инженеров гражданской авиации), общежитие которого стояло по соседству с общежитием МАТИ (Московского авиационного технологического института), института, в котором учился Владимир… Набирали компанию человек десять – пятнадцать и добирались на последнем поезде Метро до центра Москвы (а их общежития находились в районе конечной станции «Речной вокзал», что на зелёной ветке). Затем они ночевали на площадке в одном из подъездов элитных домов, которые в те времена не закрывались на ночь. А площадки в этих домах, по советским меркам, были просто огромными. Они раскладывали прямо на полу очень прочные форменные синие шинели «Миигашников», спали на них часов до пяти и рано утром шли к ближайшим театральным кассам, которые, как правило, находились в подземных переходах… Около кассы к этому времени уже стояла парочка таких же, как у них групп со своими «профкомовцами»…
И начиналась непосредственно «Ломка»!..
Каждая группа, выстроившись в плотную фалангу (нечто вроде шведской «свиньи»[ii]) медленно, пытаясь оттеснить соперников, начинала пропихивать своего представителя к окошку кассы. Причём, происходило это без агрессии. Каменные ничего не выражающие лица… В абсолютном молчании… Без рукоприкладства… Давка была жуткая. Но, при этом всё это происходило в абсолютной тишине, которая изредка нарушалась звуком оторванного рукава чьего-нибудь плаща или треском отлетевшей пуговицы… Во всём этом действии уже было что-то «театральное»…, происходящее походило на какой-то сюрреалистический фарс или зловещую, абсурдную, парадоксальную буффонаду…
И вот, когда окошко кассы открывалось, то первый профсоюзный счастливец снимал «сливки» из билетов в самые знаменитые столичные театры. Второму профкомовцу доставались билеты «поскромнее», ну и, наконец, третий получал то, что оставалось от первых двух.
***
В общем, способов попадания студентов на популярные спектакли модных Московских театров было множество…
Но мы отвлеклись, Читатель… Возвращаемся в театр, к нашему герою! Я слышу уже второй звонок, нужно поторопиться, ведь нам с тобой ещё нужно добежать до самого верхнего этажа «Большого театра».
Место Владимира находилось на балконе под самым потолком театра, на самом правом краю четвёртого яруса… Даже знаменитая люстра «Большого» висела ниже этого яруса… И поэтому Владимир, недолго думая, попросту лёг грудью на широкий бордюр своего балкона так, чтобы в зоне его видимости была вся оркестровая яма. В бинокль, который он зачем-то взял на входе вместе с либретто, он мог разглядеть листы с нотами на пюпитрах музыкантов, баночки с канифолью, блестящую заколку на голове женщины с виолончелью и залысину на седой голове дирижёра, который уже подходил к своему пульту под аплодисменты зрителей и оркестра.
…Тсссс!.. Тихо!.. Дорогой Читатель!.. Ни звука!.. Не будем отвлекать нашего героя от чуда, которое сейчас произойдёт…, от волшебства, ради понимания которого и писалась эта глава нашего повествования…
Дирижёр расположился около пульта… Повернулся к зрителям… Лёгкий поклон… Повернулся к музыкантам… Взял в правую руку палочку, постучал ею по краешку пульта, как будто проверяя её на прочность…, пальцы же левой руки соединил так, будто держал в них щепотку соли… Развёл руки немного в стороны…
И!..
Замер!..
И ВСЁ вокруг замерло!.. Казалось, музыканты, зрители и женщина контролёр, сидящая на табуретке у плотно зашторенного входа… ВСЕ! Остановили дыхание на вдохе и перестали дышать… Взмах рук!..
…И!..
В какой-то момент Владимиру показалось, что его подбросило над залом. И он словно лёгкое пёрышко, подхваченное потоками музыки, завис над оркестром.
Музыканты играли увертюру…
Всё, что до этого Владимир называл музыкой, перестало существовать… В некоторые кульминационные моменты, когда весь оркестр в полном составе брал потрясающий по красоте аккорд, Владимира словно выдавливало в параллельное измерение… Прекрасное!.. Сказочное измерение!.. Измерение, в котором все счастливы!.. И радостная музыка звучит в каждой человеческой душе!
***
Дорогой Читатель!.. Не будем мешать Владимиру наслаждаться увертюрой в исполнении потрясающих музыкантов «Большого Театра». Оставим его наедине с прекрасной музыкой.
Выйдем в фойе!
Я угощу тебя чашечкой ароматного кофе, который, к слову сказать, в буфете «Большого» варят просто превосходный. Поболтаем!..
Ты знаешь!.. Как-то я смотрел на телеканале «Культура» интервью с одним достаточно известным итальянским композитором. И на вопрос: «Что вы считаете самой большой проблемой в популяризации классической музыки?» он ответил, что Мировую музыку губит МП3[iii]формат…