Глава 1
Она постучала в дверь моего кабинета и почти сразу вошла. Ученица, класс десятый или одиннадцатый. В белой рубашке с какими-то надписями, чёрной плиссированной юбке чуть выше колен и ботфортах. Не люблю, когда школьницы так одеваются – вроде бы и не придерёшься, всё по стандарту, но выглядит вызывающе. Я запрещаю своей дочери надевать одежду, делающую её излишне взрослой с виду. Всему своё время, зачем торопиться и искушать судьбу?
Глаза визитёрши были подведены чёрными стрелками, губы накрашены ядовито-красной помадой. В нашем лицее мы не запрещаем старшеклассницам пользоваться косметикой. Может быть, именно поэтому большинство из них остаются довольно умеренными. Что за интерес нарушать правила, которых нет? Но эта девушка определённо перестаралась с макияжем. Я поморщился. Нужно будет сделать ей осторожное замечание в конце беседы.
Я эту ученицу не помнил. Она точно не из классов, в которых я преподаю алгебру и геометрию.
Посетительница казалась взволнованной. Она была очень бледна.
– Здравствуйте, Александр Николаевич, – поздоровалась девушка. – Мне нужно с вами поговорить. Уделите мне полчаса? Это очень важно.
Я вскинул брови и бросил взгляд на экран мобильного телефона. Заканчивался шестой урок. Она просила довольно много времени, а мысли мои были заняты совершенно другими вещами. Старший сын недавно переехал на съёмную квартиру поближе к университету, и вчера мы с женой решили, что его комнату, пустующую уже почти полгода, можно превратить в мой кабинет. Много лет я ютился со своими бесконечными тетрадями в коморке два на два метра, без окон, задуманной планировщиками как гардеробная. Страдал от духоты и часто оккупировал обеденный стол в гостиной, что безмерно раздражало мою жену. Если я забывал убрать свои материалы перед сном или уходом на работу, Лариса неизменно относила их обратно в «кабинет», и, конечно, всегда всё перепутывала. Проверенные тетради оказывались в стопке с непроверенными, лучшие работы терялись среди прочих, исчезали блокнотные листки с важными для меня пометками. Мы часто ругались из-за этого. А вчера отважились себе признаться, что Миша навряд ли вернётся жить в квартиру родителей. Он стал самостоятельным и взрослым. А значит, его комната так и продолжит пустовать. Если мы устроим в ней удобный кабинет, жена сможет купить наконец-то велотренажёр, о котором они с дочкой грезят вдвоём уже целый год. Моя коморка станет мини-спортзалом. И всё отлично устроится.
Но нужно было поговорить об этом с Мишей. Так, чтобы ликвидация комнаты его не обидела.
Это предстояло мне вечером. И занимало все мысли.
Потому что, например, в квартире родителей комната, в которой я вырос, оставалась моей по сю пору. Мы ночуем в ней с женой, когда прилетаем в гости. И, положа руку на сердце, я бы очень неприятно удивился, если бы её вдруг переоборудовали. Это, конечно, глупо – но факт остаётся фактом. Миша же переехал только в октябре прошлого года. А мы скоренько решились замести следы его пребывания в квартире. Мало ли, что он подумает и как отреагирует на наш разговор.
Ученица мялась с ноги на ногу у двери.
– Присаживайся, пожалуйста, – покорно согласился я, приготовившись слушать. – Как тебя зовут?
– Лена. Лена Семёнова, – представилась девушка, с облегчением закрывая дверь в приёмную. – Я из 9-го «А».
Одноклассница моей дочери. Я ничего не преподаю в классе Маши специально, чтобы облегчить себе и ей жизнь. Бедняжке и так приходится всем доказывать, что отец-директор не даёт ей льгот в обучении. И это, кстати, является чистой правдой. На самом деле Маше, да и Мише, пока он ещё учился в лицее, из-за моей должности только чаще прилетало на орехи. Спрос с них обоих куда выше, чем у очень многих современных родителей. И, конечно, я всегда и всё знал об их успеваемости вплоть до того, кто и когда отважился прогулять физкультуру.
И всё равно очень многие не верили, что отличные оценки моих детей по всем предметам – это исключительно их заслуга. Я, конечно, имею в виду одноклассников. Уж учителя-то в курсе все как один, что дети директора заслуживают своих отметок.
Лена Семёнова села не в кресло около моего стола, а на небольшой диванчик справа у окна. Свою сумку она поставила на пол. Сложила руки на коленях и уставилась на них, не поднимая взгляд.
– У тебя что-то случилось? – терпеливо подбодрил я после минутной паузы.
Девушка кивнула, продолжая гипнотизировать коленки.
По столу прошла вибрация от телефона. Я скосил глаза на дисплей. Миша прислал сообщение, что с удовольствием встретится со мной вечером.
Моя юная посетительница продолжала молчать.
Со своего места я теперь плохо её видел, диванчик был довольно низким. Чуть вытянув шею, я быстро убедился, что ёмко излагать суть своего вопроса девушка не намерена. Подавив вздох, я поднялся, выкатил стул на колёсиках из-за стола и подтянул его к диванчику. Потом выглянул в приёмную и попросил Тамару нас не беспокоить.
Скорее всего, у Лены Семёновой приключилась какая-то сущая ерунда. С другой стороны, чтобы прийти к директору лицея со своим вопросом нужно обладать смелостью. А смелость я уважаю. Да и решение проблем учеников – одна из моих прямых обязанностей.
– У тебя недомолвки с кем-то из преподавателей? – попытался я подтолкнуть к началу нашу беседу.
Лена Семёнова помотала головой.
– Вы даже представить себе не можете, как мне будет перед вами неудобно, когда я скажу, – выдавила она.
Я заволновался. Проблемы у девочек её возраста бывают не только пустяковыми. Но и очень, очень серьёзными. Лена выглядела, как сформировавшаяся женщина. Хотя и училась в девятом классе. Что, если она случайно забеременела?
Я предпочитал не думать о том, что девушки Машиного возраста уже могут заниматься сексом. Что-то глубоко внутри меня категорически против этого протестовало. Наверное, не будь я отцом девочки-подростка, было бы по-другому. Я постоянно работаю с молодёжью, и не могу не признать, что нынешнее поколение вырастает всё быстрее и быстрее, в том числе, в вопросах пола. Мои сверстницы в восьмом-девятом классах выглядели совершенно иначе. Хотя и среди них встречались те, кто начал взрослую жизнь очень и очень рано.
Но представить Машеньку…
В отношении дочери я бы предпочёл, чтобы она сначала окончила университет. И я полностью в ней уверен, по крайней мере, сейчас. Маша ещё совсем девочка. Но эта её одноклассница другая. Не люблю, прямо-таки ненавижу клеить ярлыки, но такая, как она, вполне могла бы попасть в беду.
Боже мой, и что же я ей в таком случае скажу?!
Такой скандал в моём престижном лицее! Родители будут в ярости. Современных родителей хлебом не корми, дай обвинить школьных педагогов во всех смертных грехах, связанных с любыми проблемами их чад. Когда я рос, преподавателей уважали и боялись. Сейчас скорее учителя побаиваются учеников. И проявления к ним малейшего неуважения. Тут же окажутся виноваты. Обязательно. Посыплются обвинительные посты в социальных сетях. А под ними творится такое, что волосы дыбом.
Три года назад я был вынужден принудительно отправить на пенсию шестидесятилетнюю почтенную учительницу химии, первоклассного специалиста и очень хорошую женщину. Она назвала шестиклассника безмозглым и безнадёжным, всего-то. При том, что, по правде говоря, он действительно был таким.
Однако записывать на видео ссору с преподавательницей ему ума хватило.
После того, что тогда разразилось вокруг нашего лицея в интернете, я даже начал плохо спать по ночам. К нам приезжали в итоге не только журналисты новостей местного канала, но и – на минуточку! – продюсеры одного скандального телевизионного ток-шоу! Из тех, где к концу эфирного времени в студии появляется кто-то максимально неожиданный для сюжета, и начинает драку с участниками.
И, хотя никто, даже родители того злосчастного бездаря, ехать на запись программы не согласился, шумихи было так много, что от нас перевелись семеро учеников за полгода.
Что же начнётся, если передо мной сейчас беременная девятиклассница?!
Я попытался успокоиться. В конце концов, навряд ли она пришла бы с такой проблемой ко мне, директору и мужчине. Уж скорее к медсестре. Или нашему психологу. Те хотя бы женщины.
Я становлюсь слишком стар, просто феерически накручиваю себя за тридцать секунд абсолютно без причины. Девочка ведь и слова ещё толком не сказала.
– Всё в порядке, Лена. Я постараюсь помочь. Если это будет в моих силах.
– Да, вы сможете помочь. Потому я пришла именно к вам. Как же мне страшно, Александр Николаевич! – в сердцах призналась она, и на минуту подняла на меня глаза.
Её лицо раскраснелось так, что даже помада уже не казалась такой яркой.
– Не нужно меня бояться, – подбодрил я.
– Я не вас боюсь. Я… я за вас переживаю. Искренне переживаю. Простите за то, что сейчас я поставлю вас в такое положение.
Наша беседа перестала нравиться мне окончательно. Случилось что-то очень серьёзное и скверное. Очень, очень скверное для лицея.
Девушка закусила губу.
А может быть, даже для меня. Она ведь одноклассница Маши!
Кровь отхлынула у меня от лица, беспокойство превратилось в страх. Моя дочка попала в беду? С ней происходит что-то важное, о чём не знаю я, но знает её одноклассница?
Моей дочери четырнадцать лет, и в последнее время она прилагает некоторые усилия для того, чтобы превратиться в сложного подростка. Установила в комнате щеколду и запрещает нам с Ларисой показываться на её территории. Вытребовала право проколоть уши, на что мы согласились легко – и очень зря, потому что правое оказалось проколотым в четырёх местах, а левое – в двух! Начала красить ногти. Жена уверяла, что это нормально для девочки в её возрасте. Маша напросилась в итоге к её мастеру маникюра. И словно будто бы по нашему разрешению, а на самом деле в результате тонко спланированной провокации, на пальцах дочери появились наращённые ястребиные когти в три сантиметра длиной.
Наша дочь немного полновата, и это никогда её особо не тревожило. Но теперь, невзирая на зимнее время года, в её жизни появились часовые пробежки, которые она всегда откладывает до последнего, но пропустить никак не может. И уходит бегать иногда даже после полуночи.
Я пробовал пресечь эту нездоровую физкультуру, и нарвался на подлинный скандал. Оказалось, мы с матерью закормили Машу котлетами, сделали из неё корову, а теперь не даём привести себя в порядок, чтобы перестать стыдиться к зеркалу подойти.
Я попытался объяснить, что возражаю не против пробежек, а против пробежек по ночам. Маша свирепо спросила, должен ли спорт идти в ущерб учёбе? И я узнал, что благодаря моим нашептываниям с неё дерут в лицее три шкуры по всем предметам, и она вынуждена сидеть над уроками часами, потому другого времени «на себя» попросту нет.
Короче, моя дочь отвоевала право на полуночные пробежки с разгромным перевесом. А потом услышала, как я говорю эту фразу жене, обиделась на «перевес» в пух и прах, не разговаривала со мной неделю и в результате стала вегетарианкой.
Вообще я не жалуюсь. Маша остаётся прилежной ученицей, одевается соответственно возрасту и довольно прилично, редко бывает не дома (пробежки – не в счёт). Я даже привык к её ногтям и серёжкам. Они ей, пожалуй, даже идут. И в спорте, как и в отказе от мяса, нет ничего плохого. Здоровее будет.
Но что, если Маша уходит не на пробежки? В конце концов, любой человек, который начнёт маниакально бегать каждый день по часу-полтора, волей-неволей похудеет очень быстро. Особенно, если уберёт из своего рациона все жиры.
А Маша за эти три, да что там, почти четыре физкульт-месяца какой была, такой и осталась.
Что может делать моя маленькая дочка так поздно на улице каждый день? Попала в дурную компанию? Завела тайные отношения? Пристрастилась, чего доброго, к наркотикам?!
Мой мозг начал пулемётом генерировать варианты один хуже другого.
– Это касается Маши? – сглотнув, спросил я вслух.
– Маши? – растерялась Семёнова и даже моргнула, снимая у меня с души такую невообразимую тяжесть, что я потянулся, чтобы расстегнуть верхнюю пуговицу рубашки. Воротничок казался тугим, как ошейник. – Нет-нет, что вы. Я почти не общаюсь с вашей Машей.
Может быть, мне стоит записаться к психологу? Это же не здоро́во, что малейшее отклонение от привычной рутины, немножечко нестандартный разговор со школьницей порождает в моей голове такие безумные фантазии. Лена Семёнова находится в кабинете не больше пяти минут, а я успел закрыть лицей из-за сексуального скандала и определить четырнадцатилетнюю дочь в наркоманки.
Когда я последний раз был в отпуске? Каждый июнь занят дополнительной работой с выпускными классами, каждый август – подготовкой к новому школьному году. В июле здание наполняют ремонтные работы, и я до дрожи боюсь покинуть город, оставив исполнителей без контроля. В хорошем случае мы выбираемся к моим родителям на недельку, и то не всякий год. Я регулярно отправляю Ларису и детей на курорты во время каникул, но сам не могу оставить лицей без присмотра. Я слишком зациклился и чересчур многое на себя беру.
Мне нужно как следует отдохнуть, иначе превращусь в параноика. Этот ещё не начавшийся толком разговор с Семёновой открыл мне глаза, как психологический тест.
Когда я успел стать таким тревожным и почему? В моей жизни ведь всё отлично. Я успешно руковожу элитным лицеем, скандал трёхлетней давности забылся, от учеников нет отбоя, родители особо не жалуются на моих преподавателей. Коллектив у нас дружный и к склокам не склонный, хотя и почти сугубо женский.
У меня прекрасная семья, сын с лёгкостью поступил в университет на бесплатное отделение и даже нашёл работу, позволяющую ему, девятнадцатилетнему парню, уже второй месяц без нашей с Ларисой помощи платить за свою съёмную квартиру! Моя дочь – одна из лучших учениц лицея. Её переходный возраст протекает сравнительно легко. Моя жена не сварлива, самодостаточна и прекрасно выглядит для своих лет.
Я хорошо зарабатываю. Более того, я хорошо зарабатываю, совершенно не нарушая закон. Наш лицей славится своей принципиальностью и высоким уровнем подготовки. Мы не позволяем себе брать подарки ради хороших оценок. Родители платят достаточные взносы за образование своих детей, чтобы все, от меня и до охранника, получали более чем приличную зарплату и не нуждались во взяточничестве.
Да что там, я копейки никогда не взял из бюджета лицея, хотя живу в четырёхкомнатной квартире с отличным ремонтом, пусть и не в центре, но зато рядом с работой. У меня есть машина, финансовая подушка безопасности, мои родители здоровы, я сам здоров. Здоровы дети и жена.
Так почему в мою голову вообще полезли все эти безумные мысли о безумных неприятностях?
Я никогда не верил в предчувствия. Могу сказать смело, что я – материалист чистой воды. Ненавижу гороскопы, приметы, лунный календарь, таро и прочую лабуду. До того дня, когда Лена Семёнова появилась на пороге моего кабинета и разрушила мою жизнь, я ни разу не сталкивался с проявлениями интуиции. Я, пожалуй, не верю в неё так же, как и в таро.
То, что люди называют интуицией, если оно срабатывает, – на самом деле умение быстро и неосознанно анализировать вторичные факторы. Складывать из них целостную картинку и просчитывать вероятности. Так бессознательно, что мозг списывает это потом на чутьё.
Но что я мог считать или предугадать в тот день?
Разве найдётся среди смертных человек, способный заранее предположить то, что со мной случилось? И как-то подготовиться? Отреагировать иначе, отреагировать правильно. Не увязнуть в болоте, из которого невозможно, совершенно невозможно выбраться?
Мог ли я хоть каким-то своим действием изменить и повернуть в другую сторону то, что на меня навалилось?
Если только не прийти в тот день на работу. Но тогда Лена Семёнова появилась бы в моём кабинете в другой день.
Я так часто впоследствии перебирал в голове каждую секунду после того момента, когда приоткрылась дверь. И не смог придумать ни единого действия, способного спасти ситуацию. Спасти меня.
Разве что свалиться с сердечным приступом ей под ноги. Настоящим.
Лена вдруг закрыла лицо руками и согнулась, поставив локти на колени. Она вздрагивала всем телом и лихорадочно шмыгала носом – судя по всему, начиная плакать.
Женские истерики пугают меня, я становлюсь из-за них совершенно беззащитным. Теряюсь и не знаю, как себя вести.
К счастью, передо мной была не женщина, а девочка, да ещё и ученица моего лицея.
Эта когорта нет-нет, да и применяла в образовательной сфере рыдания. Так что опыта по урегулированию ситуации у меня было хоть отбавляй. Главное правило – не поддаваться на уловку и задавить в себе жалость, какой бы трогательной и несчастной не была ревущая особа. Сконцентрироваться на проблеме. И отвлечь способами её решения.
– Давай ты просто объяснишь мне, что случилось, а я постараюсь помочь, – весомо и авторитетно сказал я. – Мы обязательно найдём выход.
– Это ужасно! – всхлипнула Лена, водя плечами, словно гребец. – Как я могу вам сказать?
– А разве ты пришла не для этого? – резонно заметил я.
Она сжималась всё сильнее, и скоро оказалась в позе, рекомендованной в самолётах при аварийной ситуации.
Я уже собрался снова задавать наводящие вопросы, но посетительница наконец-то решилась на своё признание:
– Мне нужно сто тысяч, – тускло выдавила Лена, и её плечи снова задвигались. – А у меня их нет.
По крайней мере, моя тревога не была беспочвенной. Девочка очевидно попала в неприятности. Может быть даже в те, которые я сразу предположил. Хотя она не пошла бы с ними ко мне. Неужели кто-то в лицее занимается вымогательством?!
Я горжусь тем, что в нашем учебном заведении никто и никогда не подвергался травле, или буллингу, как это сейчас называют. Педагоги очень внимательны к проявлениям агрессии среди учащихся, и любые тревожные звоночки мы обсуждаем всем коллективом, а потом успешно купируем. По крайней мере, я так считаю.
Мог ли кто-то из старшеклассников запугать девочку, чем-то угрожать ей и требовать денег? Если бы это произошло не в лицее, она навряд ли оказалась бы тут со своей бедой. Ведь я даже не преподаю ей ничего.
Только этого не хватало. Все наши ученики – дети обеспеченные. Все их родители – приличные и часто даже влиятельные люди. Если кто-то додумался вымогать у девочки деньги, да ещё и такую астрономическую сумму, решать вопрос придётся очень и очень аккуратно.
– Александр Николаевич, переведите мне сто тысяч, пожалуйста, – сказала Лена.
Я опешил. Такого я меньше всего мог ожидать.
– Скажи, прошу тебя, зачем тебе понадобилось так много денег? – после минутной паузы спросил я, сверля её макушку взглядом. Больше смотреть было решительно некуда. Оттого диалог получался особенно неудобным и вымученным.
Белые кудри Лены свесились шатром вокруг головы. У самых корней волосы были темнее. Крашенные.
– Это не важно. Переведите мне их, – повторила она.
Было очень сложно разговаривать со скрюченной девушкой, видя только её затылок. Я предпочитаю смотреть в глаза ученикам. Да и любым собеседникам. Так куда проще реагировать и понимать ситуацию.
Сейчас я не понимал ничего абсолютно. И она не спешила вносить ясность.
– Раз ты пришла ко мне, значит, вопрос касается школы? – попробовал подступиться я.
– Вопрос может коснуться школы. – Голос из-за её положения был сдавленный и приглушённый, натужный. – Александр Николаевич, переведите мне деньги. Или я закричу.
– Что, прости? – переспросил я.
– Закричу так, что прибежит секретарь, – повторила Лена.
Я окончательно перестал понимать что-либо. И, если честно, не понимал ещё секунд тридцать.
Неполная минута, сломавшая сорок четыре года моей структурированной, упорядоченной и успешной, как я считал, жизни.
Лена Семёнова распрямилась стремительным рывком. Впоследствии я столько раз прокручивал в голове эту сцену, что могу восстановить её в мельчайших деталях. Кроваво-красная помада на губах девушки была размазана тыльной стороной ладони, она пятном покрывала угол рта и щёку слева. Волосы растрепались. Сидя в своей неудобной позе, Лена исхитрилась полностью расстегнуть пуговицы модной рубашки. Под ней оказался белоснежный кружевной лифчик. Одна упругая, уже совсем женская грудь вывалилась из скомканной чашечки, бесстыдно щерясь багровым соском.
Я отпрянул вместе со стулом, а Лена бросилась мне на шею, и, прежде чем я успел хоть что-то сказать, выдохнула:
– Просто представь, как это будет выглядеть.
А потом она впилась в мои губы, оставляя на лице свою ядовитую красную помаду.
Глава 2
Я оттолкнул её так сильно, как никогда не позволил бы себе по отношению к женщине в нормальной ситуации. Вскочил со стула, и он отъехал в сторону, ударившись спинкой о стол. Слава богу, на колёсиках. Грохот падения мог привлечь внимание Тамары, школьного секретаря, сидящей в приёмной за стеной.
– Ты сдурела совсем! Ты…
– Лучше громко не кричать, – посоветовала Лена.
Её оголённая грудь давила на мою психику, отнимая способность дышать и соображать здраво. Я просто не мог не смотреть в это место. И заметил красные пятна, словно кожу очень сильно сжимали рукой. На пятнах уже проступали синеватые точки лопнувших сосудов.
Она что, сделала эта сама? Только что? Всё то время, что говорила со мной, впивалась в свою чёртову грудь до синяка?!
Нужно позвать кого-то. Срочно.
Ага, как же. Я затравлено оглядел мизансцену.
Если она учится с моей Машей, то ей четырнадцать или пятнадцать лет. Растрёпанная, полуголая, с наливающимся синяком на груди. И я, сорокачетырёхлетний мужик, школьный директор, с перемазанным помадой лицом. Я уже попробовал его вытереть и сделал только хуже – следы теперь были и на манжете рубашки.
– Перекинь мне сто тысяч по номеру телефона, я приведу себя в порядок, уйду, и мы больше никогда об этом не вспомним. Попробуешь позвать кого-то или уйти, я закричу раньше.
– Да ты хотя бы понимаешь… – с яростью начал я. И осёкся.
О, она всё прекрасно понимала.
– Это не так много, – подбодрила Лена. – Просто представь, что тут начнётся. Даже если тебя не посадят за попытку изнасилования несовершеннолетней, карьере, да и всей твоей жизни, придёт конец.
Эта тупоголовая полуголая школьница была совершенно права. Лицей лишится всех учащихся, если после такого скандала я останусь директором.
– А можно просто забыть, как страшный сон, – продолжала она. – Я никому не скажу. Ты, поверь, тоже.
Лена Семёнова вдруг так доброжелательно и тепло улыбнулась, что у меня волосы зашевелились по всему телу. Со лба скатилась крупная капля пота.
Тысячи мыслей в голове сбивали одна другую. Я должен выскочить в приёмную и позвать Тамару. Конечно, мы во всём разберёмся. Конечно, я всё объясню.
Но скандал… Проклятые журналисты, встревоженные родители, полиция… И всё равно у всякого останется хотя бы доля сомнения. А кто будет платить за обучение ребёнка в школе, которой, может быть, руководит педофил?
Это, если вообще кто-то в чём-то станет разбираться…
Не переставая улыбаться, Лена подняла правую руку и сжала её на собственном горле. Кожа вокруг стремительно краснела, а потом от подбородка начала подниматься синева.
– Прекрати! – отчаянно вырвалось у меня. – Ладно, ладно, я всё сделаю!
– Хороший мальчик, – выдала Лена, отпуская горло. На нём остался светлеющий след.
Ещё сегодня утром я добился бы исключения ученицы, позволившей себе сказать мне такое, сколько бы ни зарабатывали её родители.
– Пожалуйста, оправься, – взмолился я, чувствуя себя побитой дворнягой. И опустил глаза.
Я просто не мог больше выносить её торчащую из бюстгалтера грудь.
– Только после перевода. И лучше поспешить, как бы секретарь не вошла.
Я вздрогнул. Сколько времени Лена уже торчит в моём кабинете? У неё нет седьмого урока? А если Тамара действительно заглянет проверить, что мы тут делаем?!
Я метнулся к столу, дрожащими руками хватаясь за телефон. Пальцы вспотели, и отпечаток не срабатывал. Я дважды ошибся в пин-коде, пытаясь преодолеть экран блокировки, и едва не заморозил неправильным вводом банковское приложение.
Лена диктовала мне девять цифр тоном ведущего телевизионных лотерей, уже начавшего поздравлять счастливого победителя.
Она с ликованием опустилась на диван, когда из сумки раздался булькающий звук уведомления. Достала телефон и прилежно проверила поступившую информацию. После чего невозмутимо поправила грудь, возвращая её в чашечку лифчика.
Господи, неужели всё это действительно происходит со мной на самом деле?! Пусть она уйдёт. Пусть она уберётся отсюда немедленно!
Лена застёгивала пуговицы рубашки снизу вверх. Мне хотелось сбежать. Взять билеты на самолёт и улететь в другую страну до заката. В голове, ставшей похожей на полый колокол, стаей растревоженных голубей носились отрывочные и бессвязные мысли.
Ужас, невозможный, безумный абсурд! Фантасмагория абсурда! Лютая, невообразимая дичь…
– Тут же нолика не хватает, – вдруг произнесла Лена, прекратив застёгивать пуговицы. Обвинительно и с такой детской обидой.
Я вздрогнул, словно от удара, схватился за телефон и проверил перевод. Он был в полном порядке.
– Я прислал тебе сто тысяч рублей! – рявкнул я, бросая злобный взгляд на дверь. Научилась бы сначала считать, а потом уже лезла во взрослые игры! Курица недалёкая.
Впервые после случившегося в моём взгляде проскользнуло превосходство и пренебрежение. Девочка показалась жалкой.
– Да-да, простите, – её голос внезапно дрогнул, в нём послышались подступающие к горлу слёзы.
Прекратит ли эта сучка свой чёртов цирк?!
– Приведи себя в порядок и убирайся отсюда! – во мне клокотала ярость.
Лена разволновалась, её пальцы начали дрожать, как и мои, с трудом продевая пуговицы в петельки. Неужто подобная маленькая тварь способна на эмоции? О, ей не нравилось попадать впросак! Разыграла, как по нотам, весь этот ужас – а потом сбилась, и сразу сдулась, словно лопнувший воздушный шар. Бравада пропала без следа. Передо мной была растерянная школьница, трепещущая перед взрослым.
Поделом!
Она застёгивалась убийственно медленно.
– Да поспеши же ты, пока никто не вошёл! – просвистел я.
– Александр Николаевич, – совсем другим, испуганным голосом пискнула вдруг эта кошмарная девчонка. – А у меня… не будет теперь проблем в учёбе?
Вовремя же ты об этом подумала!
Я чуть не засмеялся, прежде чем она выдала следующую фразу, сковавшую виски тисками:
– Или… или придётся всё повторить?
Мне что, поставить стеклянную дверь на своём кабинете? Пересадить Тому из приёмной? Начать работать из дома, притворяясь больным проказой?!
Почему, ну почему я не повесил здесь чёртовы камеры?!
Господи, как же взять себя в руки?!
– Лена, – превозмогая все порывы проговорил я почти спокойным голосом, – у тебя не будет никаких проблем в учёбе. Просто уходи отсюда. Тебе не нужно больше ничего повторять! – последнее я просипел почти хрипло.
– Обещаете? – с наивностью, абсолютно дикой для девятиклассницы, провернувшей подобное со школьным директором, уточнила она.
– Я. Тебе. Обещаю.
Лена наконец-то застегнула последнюю пуговицу и вскочила, едва не уронив с колен телефон – девчонке пришлось согнуться, чтобы поймать его. Потом она полезла в свою сумочку, достала складное зеркало, вскрыла салфетку и с аккуратной деловитостью вытерла помаду со щеки.
Встала и двинулась в сторону моего стола. Я невольно отпрянул.
– Не бойтесь, – усмехнулась Лена. Её внезапный испуг исчез. – Подарок.
Она развернулась ко мне спиной, оправила юбку, и пошла к двери.
– До свидания, Александр Николаевич! – звонко произнесла Лена, выскальзывая в приёмную.
Я не отрывал глаз от пакетика, оставшегося на моём столе. «Салфетки для удаления макияжа. 1 шт.».
Словно очнувшись, я метнулся в уборную, благо таковая имеется в моём кабинете. Лицо было перепачкано красной помадой. Бумажные полотенца сделали ситуацию только хуже. Так что за маленький конвертик со специальным средством я в итоге испытал горячую, противоестественную в этих обстоятельствах благодарность.
До сегодняшнего дня моя жизнь складывалась понятным и знакомым образом. События вытекали одно из другого. Конечно, у меня случались неприятности и неудачи. Семь лет назад именно мой сын сломал руку сверстнику в драке на территории лицея. Пять лет назад я перебрал с алкоголем и спустил в казино все деньги, которые мы откладывали на новую машину жены. Три года назад был этот жуткий скандал вокруг почтенной Инны Михайловны, а меня угораздило проговорить целых семь минут с позвонившей журналисткой, после чего каждую из сказанных фраз извратили и процитировали так, что я едва не лишился своей должности, несмотря на дружбу с владельцем лицея.
В студенческие годы мы с приятелем пытались продавать дедушкин самогон в общежитии, кто-то из вахтёрш обратился в милицию, и я чуть не вылетел с последнего курса.
А однажды мне вообще всерьёз грозила тюрьма. За, на минуточку, растрату государственного имущества.
Это было задолго до моего директорства, и многому меня научило. С тех пор я стал очень педантичен в вопросах финансов, налогов и законности.
Всё, что со мной происходило раньше, имело свои причины и следствия. Научило меня чему-то. И так или иначе зависело от меня.
То, что произошло сегодня в моём кабинете, походило на ночной кошмар.
Как могла девятиклассница до такого додуматься? Как могла решиться на что-то подобное?!
Я уже трижды прочитал личное дело Лены Семёновой в своём компьютере. Пятнадцать лет. Единственная дочь преуспевающего адвоката Ирины Семёновой. В графе отец – прочерк. Проживает в элитной новостройке неподалёку от меня. Перевелась в наш лицей три года назад из дорогой частной школы в центре города. Причина – переезд. Похоже, мать купила квартиру. Хорошистка. Нет замечаний по поведению. Нет особых отметок. Нет аллергий. Нет заболеваний.
Я принялся искать в интернете информацию о её матери. Вот откуда, по-видимому, растут ноги. Ирина Семёнова сделала головокружительную карьеру в уголовном праве. Похоже, она защищала половину подонков и мерзавцев города. И всегда выигрывала.
Лена Семёнова должна была расти, окружённая самыми грязными историями, и восхищённо наблюдать, как её матушка оправдывает виноватых. А они платят за это деньги. Оставалось только выбрать, с какой она сама хочет оказаться стороны.
Сколько Лена обдумывала своё гениальное преступление?
Когда я переставал злиться и свирепствовать, не мог не восторгаться этой затеей. Абсолютно беспроигрышный расклад. Совершенно безвыходная для меня ловушка. Странно, что она не попросила миллион. Впрочем, редко у кого есть свободный миллион на карте. А расчёт был на быстроту. Но неужто в голове школьницы логика могла победить жадность?
Сколько она репетировала? Училась незаметно расстёгивать рубашку, размазывать помаду, училась оставлять у себя на теле обличающие следы? А потом ждала, пока они пройдут, чтобы оставить новые?
Она должна была оказаться жертвой, если бы мне хватило тупости позвать кого-то. Жертва и педофил, которому никто и никогда бы не поверил, какого блестящего адвоката не нанимай.
Интересно, её мама может похвастаться заработком в сто тысяч за двадцать минут?
Эта девочка очень далеко пойдёт, если не сядет в тюрьму.
А она не сядет в тюрьму.
Слава богу, что всё уже закончилось. Завтра же я велю установить на свою дверь замок. Осталось только придумать предлог.
Замок нужен обязательно, малолетняя дрянь быстро потратит эти сто тысяч. Она уже обронила угрозу о повторении своего выступления.
Но этого я не допущу. Теперь я буду настороже.
Всё очень хорошо закончилось. Чёрт с ними, с этими деньгами.
Я вовсе не дурак. Я не мог поступить иначе в сложившихся обстоятельствах.
Господи, а если бы вошла Тома? Почему мерзавка не учла эту вероятность? Она могла погубить всю мою жизнь!
Мне нужно было выпить, срочно. Моя богатая, как оказалось, фантазия принялась генерировать варианты развития ситуации, от которых начинался озноб. Заглянувшая Тамара. Дворник, который мог расчищать снег под окнами моего кабинета.
Я в ужасе уставился на раздвинутые тяжёлые шторы.
Но если бы кто-то что-то видел, уже разразился бы скандал.
Всё в порядке. Всё хорошо. Я легко отделался.
В шкафу с кубками и наградами спортивных команд лицея в нижней секции нашлась бутылка коньяка, которую я получил от женского коллектива на двадцать третье февраля. Как неожиданно быстро настал её час.
Я не позволяю себе пить на работе, но сегодняшний день был особенным. Я почти не заметил, как ёмкость опустела на треть. И едва успел убрать её под стол, когда Тома зашла попрощаться.
На улице стемнело. Если я продолжу тут рефлексировать, то грязно и безобразно напьюсь.
Нужно возвращать свою жизнь в нормальное русло. Взять себя в руки.
Я поставил на место коньяк, благоразумно загородив початую бутылку стопкой грамот, и закрыл шкафчик. Привёл себя в порядок. И вовремя заметил красную помаду на манжете рубашки.
Опять прошиб пот.
А Тамара не могла это увидеть?! Как пристально она меня рассматривает? Насколько наблюдательна? Что, господи боже мой, она могла бы подумать.
Ладно, будем честны – всё, что угодно, кроме связи с девятиклассницей Леной Семёновой.
Но что подумает Лариса?
Пожалуй, не стоит стирать рубашку, едва придя домой. Это мне совершенно не свойственно. Кроме того, помада может и остаться. Не куковать же мне под стиральной машинкой, чтобы вовремя проверить?
Нужно купить точно такую же. И поспешить, пока ещё работают магазины. Хорошо, что рубашка белая. Таких всюду пруд пруди.
Я даже посмотрел на ярлыке, какой она фирмы, прежде чем закрыть свой кабинет и наконец-то выйти из лицея.
Миша позвонил, когда я покидал торговый центр. Сегодняшний день сотворил в голове такой кавардак, что я напрочь о нём забыл.
Но, похоже, лимит неприятностей на сегодня был полностью исчерпан. Сын извинился и сам отменил нашу встречу.
«Не парься, па, – добавил он в конце. – Мама звонила. Пожалела тебя, кажется. Я не против отдать комнату, только погодите с ремонтом недели две. Вывезу оставшиеся вещи. Раньше зачёта вообще не будет времени. Потерпите?»
Бегая по магазинам в поисках нужной рубашки, я совершенно протрезвел, и очень приободрился. Я чувствовал себя выбравшимся из смертельной ловушки целым и невредимым. Даже несмотря на то, что пришлось занимать двадцатку у приятеля. Я ношу дорогие рубашки. И не держу большие деньги на счету после того случая с казино.
Домой я вернулся поздно. Лариса списала моё сияние на то, что сама поговорила с сыном. Она пыталась обсудить обои и письменный стол, которые выбрала для будущего кабинета, но мне было сложно сосредоточиться. Веселье сходило на убыль, настроение портилось.
Снова захотелось выпить, но я поборол это желание. Нужна трезвая голова.
Лена Семёнова продолжает учиться в моём лицее.
Я могу встретить её в коридоре. Во дворе. В столовой.
Как вести себя с девятиклассницей, если тебе сорок четыре, и ты отлично видел её левую грудь?
Меня опять пробрала дрожь.
Когда-нибудь из-за своих выходок эта девочка попадёт в серьёзную беду. Сегодняшний успех вдохновит её на новые преступления. Она перестанет быть осторожной.
Я должен предостеречь Семёнову как взрослый ответственный человек, как учитель, как директор лицея.
Но только чёрта с два я с ней когда-либо заговорю!
Мне даже смотреть на неё стыдно.
В мире нет ничего более ужасного, чем педофилия. И ничего более отвратительного.
Лена Семёнова будет учиться у меня ещё целых два года после того, как кончится этот семестр. Девятиклассница и её сосок, отпечатавшийся у меня в мозгу.
Какая грязь.
Может, притвориться больным? Провести недельку дома? Моя жена работает гинекологом, торчит в своей клинике с раннего утра и часто задерживается до семи-восьми вечера. Я буду предоставлен сам себе, смогу отдохнуть.
И сопьюсь за эту неделю.
Нет, я пойду на работу, как ни в чём не бывало. Я не должен как-либо менять свою жизнь. Что сказала Лена? «Забыть, словно страшный сон».
Именно так. Следует перестать об этом думать.
Сообщение с неизвестного номера пришло в половине первого ночи. Я, конечно, так и не смог отключиться. Смотрел в потолок. Уже второй час подряд.
Лариса пошевелилась, и я спешно сунул телефон под одеяло, опасаясь нового шума. Наощупь убрал звук. И прокрался в ванную.
Сообщение в мессенджере. Внутри был видеофайл продолжительностью сорок семь секунд. Он застыл на заглавном кадре, снова вымывшем все мысли прочь из моей головы и оставившим там пустоту.
В ушах поселился тревожный, нарастающий гул. Затылок стал тяжёлым.
Кошмар вернулся.
Меньше всего на свете мне хотелось смотреть, что запечатлено на видео. Но я прекратил дышать и очевидно не смог бы вернуть организму эту функцию, не нажав плэй.
Тут же мой гневный голос рявкнул очень громко, на всю ванную: «Я прислал тебе сто тысяч рублей!».
В панике я убрал звук до самого минимума, едва не выронив телефон на кафельный пол. Санузел в нашей квартире рядом со входной дверью. Спальни далеко. Не думаю, что Лариса или Маша могли бы что-то услышать или понять.
Я не отводил глаз от экрана, словно бандар-лог перед удавом Каа. В кадре был потолок и силуэт женщины снизу вверх. Лицо растрёпанной Лены в этом ракурсе выглядело очень странно. Размазанная помада походила на театральный грим. Её дрожащие пальцы с розовым лаком на коротких ногтях застёгивали пуговицы рубашки. Сбивающийся голос звучал таким детским.
«Да-да, простите», – было видно, как зубы отчаянно закусили нижнюю губу.
«Приведи себя в порядок и убирайся отсюда! – снова прогрохотал мой голос. Ходящие ходуном пальцы Лены на экране с трудом справлялись с пуговицами. – Да поспеши же ты, пока никто не вошёл!»
Пальцы застыли, и руки – левая ладонь судорожно обхватила правый кулак – прижались к груди, на которой оставалась бесстыдно расстёгнутой как минимум одна лишняя пуговица и отчётливо виднелся темнеющий синяк, неистово, кричаще напоминающий след пятерни.
«Александр Николаевич, – исказившись в гримасу, испуганно пискнул рот с размазанной красной помадой. – А у меня… не будет теперь проблем в учёбе? Или… или придётся всё повторить?»
Я не дышал уже почти минуту. Не мог.
«Лена, у тебя не будет никаких проблем в учёбе. Просто уходи отсюда. Тебе не нужно больше ничего повторять!»
Последнее предложение получилось хриплым.
Из него будто бы сочилась похоть.
«Обещаете?» – «Я. Тебе. Обещаю».
А потом картинка дрогнула, завертелась, и в кадре оказался я – раскрасневшийся, с пылающими глазами, каплями пота на лбу и перемазанными красной помадой губами. Я стоял, опираясь двумя кулаками о стол в пол-оборота к ней. Я был в кадре не больше двух секунд, но именно на них видео остановилось.
Гулкая пустота в моей голове пульсировала вспышками боли где-то в области лба.
Каким же ослом я был, возомнив днём, что всё так счастливо закончилось! Ещё пританцовывал в торговом центре. Кретин.
Это же статья. Это выглядит, как статья уголовного кодекса. Худшая, чем убийство.
Не как скандал, потеря работы и семьи, не как разорение и позор, а как тюремное заключение с клеймом педофила.
У меня пересохло во рту. Я не мог в это поверить.
В изнеможении опустился на унитаз, не снимая штанов пижамы. И заметил иконку мессенджера рядом с цифрами «01.42». Пока я смотрел видео пришло ещё одно сообщение.
Номер тот же.
Скрин банковского перевода.
«100 000 ₽. Переводы. Александр Николаевич К.»
Звёздочки и последние цифры моей карты.
А потом появилось текстовое сообщение.
«Пришли мне 500 тыс завтра до 7 урока или после школы я пойду с этим в полицию».
Этого просто не может происходить на самом деле.
Господи, мне показалось. На этом видео должно быть всё понятно. Я просто вижу то, чего боюсь.
Я выскочил из ванной. Кое-как нашёл в кармане куртки наушники. В квартире было тихо.
Чем чаще я пересматривал ролик, тем более ужасным казалось мне его содержание. Она же продумала каждую фразу. Она же тренировалась ловить этот кошмарный ракурс. Она специально спровоцировала меня проговорить, что я заплатил за молчание. Она умудрилась заснять и меня так, что я даже этого не заметил…
Ни один человек на всём белом свете мне не поверит. Не поверил бы даже я сам.
Я хотел написать ей что-то гневное. Подробное, длинное и гневное. Изобличающее. Такое, чтобы она всё поняла, осозналась и прекратила это кошмарное издевательство.
Но спустя сорок минут отправил только жалкую фразу: «У меня нет таких денег сразу».
Ответ пришёл почти тут же. Простой, короткий и максимально содержательный.
«Мне 15 лет, ублюдок. Найди».
Глава 3
Она ведь даже эту переписку ведёт так, чтобы можно было показать полиции! Чтобы она стала ещё одним доказательством!
Поначалу я не злился. Застрял в таком сковывающем смертельном ужасе, что плохо получалось дышать.
Должен, должен быть какой-то выход.
Ей нельзя платить. Нельзя ни в коем случае! Или девка продолжит тянуть из меня деньги бесконечно. Сумма выросла в пять раз за половину суток. Да и у меня её попросту нет!
После того случая с казино Лариса ведёт все наши финансовые дела. У меня даже не открыт доступ к счёту со сбережениями! Я сам это предложил. Знаю себя.
Где я возьму за ночь полмиллиона?!
Что она станет делать с такими деньгами?! Это же обязательно всплывёт! Давать чужим детям подобные суммы незаконно даже без всего остального!
Что со мной сделают, если это видео попадёт в интернет? Она должна его удалить. Это будет условие, условие сделки.
Я вгрызся зубами в ногти на левой руке.
Наивно. Конечно, она сохранила ролик не только в своём телефоне. Эта тварь расчётлива и умна.
Нужно её обхитрить. Нужно успокоиться. Сделать то, чего она не учла. Она не могла всё учесть в пятнадцать лет.
Поговорить с её матерью?
Но, даже если эта женщина мне поверит… Какое решение покажется ей более правильным? Отругать непутёвую дочь – или воспользоваться потрясающей ситуацией, которую та сотворила? И качать из меня деньги, только не сотнями тысяч, а миллионами? Пустить меня по ветру?
Господи, уж не в курсе ли её мать с самого начала?
Неужели девятиклассница могла такое придумать, столь мастерски всё провернуть, без помощи старших?
Но способна ли женщина так вот эксплуатировать свою несовершеннолетнюю дочку?!
Я далеко не самый привлекательный объект для шантажа. Я вовсе не богат. Всех наших семейных сбережений не хватит даже на покупку двух отдельных квартир нашим детям. Если бы мать Лены была соучастницей, они выбрали бы кого-то более перспективного. Слишком страшный риск.
Я не вывалю этот кошмар уголовному адвокату, заведомо находящемуся на стороне противника.
Об этом никто, никто не должен узнать.
Ей же хватило ума не хвастаться перед подружками?!
Я должен что-то придумать. Должен что-то придумать.
Но мысленно я уже перебирал варианты того, как раздобыть деньги.
И задача казалась запредельной.
На общей с женой банковской карте для расходов на хозяйство было двести одиннадцать тысяч рублей. Но информация о любых платежах с неё придёт и на мой, и на её телефон всплывающим уведомлением. Даже если я сейчас пойду к банкомату, опустошу счёт и смахну обличительную полоску с экрана Ларисиного телефона до звонка будильника, за несколько дней по той или иной необходимости она зайдёт в историю операций.
Доступа к нашему основному банковскому счёту у меня нет.
В сейфе лежат несколько тысяч долларов. Очень мало. Банк платит проценты по вкладам, и мы держим свои средства на счетах.
Но зато у меня хорошая кредитная история. Мне постоянно приходят предложения от банков. Кажется, такие бывают и беспроцентными. На небольшой срок.
Было пять тридцать утра, когда я до этого додумался.
Зазвонил будильник жены. Мне хватило ума притвориться возвращающимся из уборной и спрятаться под одеялом, чтобы избежать утреннего общения. Невозможно было бы не заметить происходящего, если бы я открыл рот. Если бы она даже просто всмотрелась в моё лицо.
Да благословит господь ранние приёмы у гинекологов!
Лариса собиралась всего сорок минут, но я едва не рехнулся в своём убежище. Что, если мне откажут в кредите? Если одобрения придётся ждать несколько рабочих дней?
Что, если, получив полмиллиона, Лена Семёнова потребует сверху ещё пять?
У неё в телефоне смертоносное оружие. Без срока годности. Она может вырасти, окончить школу, стать проституткой – но цена видео, на котором ей было пятнадцать лет, меньше не станет. Пока я работаю в сфере образования. Да что там, пока я живу в этой стране.
Или на этой планете?
Господи. Мне нужно что-то взамен. Какое-нибудь оружие. Да что там оружие, хотя бы какой-то щит на случай, если она пойдёт дальше угроз. Подростки постоянно копаются в телефонах друг у друга. Родители могут полезть в её галерею. А если у неё налажена синхронизация, и она забудет закрыть дома ноутбук? Сколько ужасных случайностей, сколько пустяковых мелочей могут уничтожить мою жизнь одним махом!
Ничего на этом кошмарном видео не говорит в мою пользу. И готов поспорить, что оригинал, запись от начала и до конца, она удалила. Без следов.
Лена обрезала видео в каком-то онлайн редакторе?! Что, если компетентные органы как-то мониторят рунет на предмет порнографии?
Я сойду с ума. Рехнусь или получу сердечный приступ.
Эта девочка не пойдёт в полицию, она решила стать миллионершей за мой счёт. Но она может допустить ошибку.
Нет, не так. Малолетняя зазнайка не может не допустить ошибку. Нужно успокоиться и подумать. Вычленить самое важное.
Мне необходимо доказательство. Хотя бы какое-то доказательство того, что она устроила дикий спектакль. Да, я всё равно нарушил закон. Я дал несовершеннолетней деньги за молчание, и собираюсь давать и дальше. Уверен, что это всё равно статья. Но лучше я окажусь за решёткой за любое другое преступление.
Я. Могу. Оказаться. В тюрьме.
Что делают там с педофилами? А что делают с ними в СИЗО?
На суде я буду уже в инвалидном кресле.
Я подскочил и сел на постели. Свет из окна полоснул по глазам.
Нужно заставить её сознаться в постановке и записать это на диктофон! От скандала не спасёт совершенно, но это хотя бы что-то! Так хоть кто-то сможет мне посочувствовать! А она, глядишь, поостережётся использовать своё видео. Если я тоже смогу её опозорить, Лена оставит меня в покое!
– Ты проснулся?
Вопрос жены застал меня врасплох.
– Рада, что у тебя хорошее настроение, – Лариса стояла в дверях спальни, застёгивая пальто. – Только мешки под глазами какие-то нездоровые, – прибавила она, хмурясь. – Подумай о том, чтобы отдохнуть с нами, пожалуйста. Скоро лето. Машка хочет в Таиланд.
О, я тоже хотел в Таиланд. На ПМЖ.
Понадобилось девять минут, для того, чтобы собраться, когда Лариса ушла. Набросав дочери записку о том, что не смогу подвезти её в школу, я пулей выскочил из дома. А потом, чертыхаясь, возвратился – для открытия кредита могут потребоваться документы. Наверняка паспорт. Но что ещё?
Без десяти семь.
Загружая в старый сыновний ранец все бумаги, какие подвернулись под руку, и молясь о том, чтобы Ларисе не взбрело в голову что-то поискать до их возвращения в ящик, я наткнулся взглядом на свой старый телефон, которым перестал пользоваться около года назад.
Там есть карта памяти.
Будет лучше, если признание Лены я запишу на видео. Спрячу второй телефон на полках с кубками и наградами. Можно прорезать дырку для объектива в какой-то картонной грамоте. Будет абсолютно незаметно!
Мы с этой стервой ещё повоюем! Сделаю так, что она сгорит со стыда. И сама предпочтёт избавиться от видео.
Я успел закрыть дверь за минуту до звонка Машкиного будильника.
Бесконечная волокита с оформлением кредитных карт вернула меня с небес на землю. Современная девчонка скорее будет гордиться таким разоблачением. Мне даже кажется, что она написала бы о своём успехе подробный отчёт в соцсетях, если бы это не лишило её источника дохода. Да и поймёт она сразу, что я никогда сам не опубликую такое видео, в чём бы она на нём ни призналась.
Первый кредит в моём основном банке одобрили в приложение за несколько кликов. Я возликовал – условия обещали до полутора миллионов без процентов на тридцать календарных дней. Однако на счёт поступило только сто пятьдесят тысяч. Оператор в чате сообщил, что бо́льшую сумму я смогу снять за раз в новом месяце, если погашу этот заём в срок.
Для оформления кредита в моём втором, не основном банке, потребовалось заполнять ужасно длинную анкету и ждать рассмотрения целых полчаса. Из окна припаркованной на выезде со двора машины я увидел, как Маша вышла из подъезда и свернула к боковой калитке, позволяющей сократить путь до лицея.
Надеюсь, она меня не увидела.
Пришлось открыть пять разных кредитных карт, чтобы снять в банкоматах полмиллиона. Две последние – очно, заезжая в банки. Я больше не сделаю на счёт несовершеннолетней ученицы ни одного перевода. Кроме того, мне нужен повод для того, чтобы она пришла ко мне в кабинет.
Ожидая своей очереди в последней кредитной организации, я пришёл к блестящему соображению. Лена может сколько угодно гордиться своим преступлением и считать себя очень крутой, но скандал опасен не только для меня. Это может разрушить карьеру её матери! Как только я запишу признание, я объясню ей, чем чревата огласка. В уме и расчётливости Семёновой не откажешь. Рисковать семейным благополучием она не станет.
А никто уж точно не доверится адвокату, чья малолетняя дочь разводит людей на бабки сексуальными скандалами. Лена прекрасно это поймёт. И оставит меня в покое.
Она оставит меня в покое!
В лицей я приехал к концу пятого урока. На занятия, которые должен был сегодня проводить сам, организовал замены с помощью Тамары. Я имею полное право на личные обстоятельства и ни перед кем не должен оправдываться.
Но как же мне не пришло в голову поставить на зарядку в машине старый телефон? Пока я кромсал грамоты, там набежало только сорок восемь процентов.
Результат рукоделия показался удовлетворительным на четвёртой попытке. Еще полчаса я тренировался прилаживать к отверстию телефон. Зато догадался подключить его к повербанку прямо на выбранной полке. И полностью отформатировал карту памяти на сто двадцать гигабайт. Убедился, что места хватит больше, чем на два часа непрерывной съёмки.
Раз пять проверил свою ловушку. И остался доволен.
Насколько я боюсь предстоящего разговора стало понятно, когда потребовалось вызвать ученицу Семёнову в мой кабинет.
Я не мог придумать предлог. Не мог придумать начало своего монолога.
Нужно, чтобы она подробно проговорила всё то, что сотворила в моём кабинете вчера днём. Нужно, чтобы она вообще пришла. Ведь мерзавка вознамерилась получить деньги на карту, прибавив в моё «личное дело» ещё один изобличительный перевод.
Чёрта с два я повторно наступлю на одни и те же грабли!
Нельзя слать ей СМС, которые можно будет использовать против меня.
«Наверняка девчонка страшно боится», – подбадривал я себя.
Она не сможет даже глаз на меня поднять, и очень не захочет идти в мой кабинет. Конечно, она тоже не спала всю ночь. С трудом высидела уроки. Издёргала себя. У неё натянут каждый нерв, как и у меня.
Но я придам Лене уверенности. Я похвалю её. Буду ею восхищаться. Заставлю зазнаться в край. Гордиться собой, этими блестящими достижениями, гениальным планом. Уверен, что её распирает от желания похвастаться. Ей страшно, но она в восторге от самой себя.
Ей ничего так не хочется, как с кем-то поговорить о своём успехе. Растолковать, как она умна.
Она бы не растрепала всё это подружкам. Значит, я единственный, перед кем можно будет распустить хвост.
Если я развею страх, который она просто не может передо мной теперь не испытывать.
Она у меня в руках.
Почему же я сам так трясусь?!
Когда время начало поджимать, пришлось велеть Тамаре послать за Семёновой без объяснения причины. Главное покончить с этим поскорее. Я могу вызывать учащихся в свой кабинет. Я, в конце концов, директор лицея. Мало ли, какие возникли вопросы. Тем более, вчера она сама ко мне приходила. Может быть, я что-то решил по её обращению.
И вообще, это не Тамарино дело.
Надеюсь, Маша не спросит вечером, что мне понадобилось от её одноклассницы.
Внезапная мысль чуть не выбила меня из колеи. Ведь Семёнову сейчас отзовут с урока. Нужно что-то заранее придумать, на всякий случай. Потом, потом, сейчас главное не отвлекаться.
Всё сделать правильно.
От успеха буквально зависит моя жизнь.
* * *
Лена вошла в кабинет и воровато огляделась. Посмотрела на меня вызывающим взглядом. Поразительно, она вообще не стесняется из-за того, что сделала! Удивительная бестия.
Впрочем, так даже лучше.
– Садись, – попросил я, кивая на стул напротив моего широкого стола. Так мы оба оказывались в кадре.
Кроме камеры в углу я включил запись на телефоне, и даже на диктофоне, который купил около одного из банков. Последний спрятан за диваном. На случай, если она опять усядется там. Я установил камеру так, чтобы и диван попадал в объектив, хотя при таком варианте, конечно, выйдет хуже.
Я был предельно напряжён.
Лена подошла и села напротив.
Нужно было усыпить её бдительность, и я достал толстую стопку пятитысячных купюр, перетянутую резинкой. Положил между нами.
– Пересчитывать будешь?
Она мотнула головой.
– Ты знаешь, что за шантаж можно попасть в тюрьму? – спросил я, сверля её взглядом.
– Я несовершеннолетняя, – напомнила Лена.
Она вообще способна испытывать смущение?
– Значит, у твоей мамы могут начаться серьёзные неприятности, – терпеливо продолжил я, осторожно подбираясь к своей ловушке. Моё сердце колотилось, как бешенное, руки пришлось спрятать под столом, потому что они неприлично дрожали. Хотя я проглотил пригоршню таблеток валерианы из аптечки. – Ты подумала о своей матери, Лена?
– Мама говорит, что девочка должна уметь о себе позаботиться.
– Боюсь, что ты неправильно её поняла. – Я старался быть с ней максимально серьёзен, как со взрослой. Притом озвучивать вещи, которые выведут из себя любого подростка. Мне нужно было, чтобы Лена взялась доказывать, какая она крутая. – Эти деньги мне пришлось одолжить, – продолжил я.
Лена кивнула.
– Больше у меня нет. Ты это понимаешь?
Она молчала.
– Я тобой даже немного восхищаюсь, – приступил я к главной, раз сорок отрепетированной части. – Это неправильно, но я не могу не отдать должного. Ты устроила всё мастерски. Подумай о курсах для молодых актёров. Сколько ты готовилась?
– Я долго готовилась, Александр Николаевич! – с вызовом сказала Лена. – Очень старалась. Поверьте мне. – Господи, сработало! Главное не показать облегчения. – Сидела ночами, не ходила гулять, – продолжала она. – Это очень важно для меня! Не думайте, что я отношусь к делу несерьёзно. Мне так стыдно теперь. Пожалуйста, дайте мне шанс!
Стыдно ей, как же!
– Ты можешь забрать это, – кивнул я на деньги. – Просто учти, что больше твой номер не прокатит. Удали видео.
– Я не списывала!
– Что? – я моргнул.
– Клянусь вам, я всё выучила!
– Что выучила? – совсем уж растерялся я.
– Я учила! – с надрывом выкрикнула Лена, подаваясь вперёд. – Я была готова! Я могла бы пересдать контрольную сама! Пожалуйста, дайте мне шанс. Не заставляйте меня опять… делать это с вами.
Моя голова пошла кругом. Нет, нет, нет, не может быть. Так просто не бывает!
– Мне так стыдно, – частило исчадие ада напротив меня. – Я теперь себя ненавижу. Зачем вы меня позвали? Вы хотите теперь делать всё бесплатно? Теперь, когда у вас нет денег. Александр Николаевич, разрешите мне просто пересдать эту контрольную. Ну пожалуйста.
Я не верил своим ушам. Кровь снова стучала в висках с такой силой, что, казалось, мои сосуды лопнут от напора. Голова наполнилась гулом. Она опять стремительно пустела.
Я летел в бездну.
Девушка напротив поставила локти на стол, подняла ладони, загораживая растопыренными пальцами лицо справа и слева.
И показала мне язык.
Я безмолвно пялился на то, как она протянула руку, забрала стопку купюр, повесившую на меня пять кредитов, и опустила её в свой тряпичный рюкзак.
– Можно я пойду? – спросила Лена, прорывая моё оцепенение. – Можно хотя бы не сегодня, пожалуйста? Я пойду, да?
Она покинула мой кабинет, так и не дождавшись ответа.
Глава 4
Я провел неделю, словно во сне. Телефон теперь постоянно был у меня в руках, поставленный на беззвучный режим. Любое сообщение провоцировало приступ мигрени. Сколько же спама приходит на наши номера ежедневно! Пускай удавятся своими проклятыми бонусами и скидками! Почему МЧС шлёт эти дурацкие послания о погоде? Как мне всё это заблокировать?
Страх не давал возможности толком сосредоточится ни на чём. А ведь следовало решать проблему с кредитами. Через месяц проценты сделают ситуацию ещё хуже.
Я выставил на продажу свои часы, четыре старых телефона и дорогой костюм, который надевал на выпускной сына.
На объявления никто не отзывался.
Думал ли я когда-нибудь, что буду так нуждаться в деньгах, оставаясь владельцем шикарной квартиры, директором элитного лицея и продолжая съедать на завтрак бутерброды с красной икрой? Мы давно перестали экономить в мелочах. Родители гордились моими успехами. А правда оказалась в том, что я не мог потратить свободно даже десяти тысяч рублей.
То есть, потратить, я, разумеется, мог. Мог купить почти любую вещь, которую бы захотел.
Вот только эту вещь потом нужно было принести домой.
Уже лет восемь или десять я не слышал от Ларисы фразу «куда можно было деть столько денег?» На самом деле, она довольно легко простила мне даже ту историю с казино. И это я, я, а не она, предложил перекрыть себе доступ к нашим сбережениям. Деньги копились на жильё для подрастающих детей.
Мы обеспечены, но звёзд с неба не хватаем. Купить пару квартир – задача не из лёгких. Мы знали, что со временем придётся отказаться от этой, просторной, чтобы дети смогли свободно жить отдельно. И были готовы – к чему нам с Ларисой вдвоём столько квадратов в старости? Мы откладывали средства заблаговременно, чтобы всё устроилось наилучшим образом. А я оказался невоздержанным под воздействием алкоголя. Я ругал себя тогда куда больше, чем моя жена. И был уверен, что очень мудро всё обезопасил.
Но если я вдруг попрошу Ларису перевести на мой счёт лишнюю сотню тысяч, она заинтересуется, куда же подевалось то, что было на нём и так. Даже не из подозрительности! Просто это будет совершенно нормально. Спросить.
Я же не мог позволить себе отвечать на вопросы.
Начался март, и я осознал, как унизительна система распределения финансов в нашей семье. Свою ежемесячную зарплату я получал на карту и тратил бесконтрольно, но автоплатёж переводил сорок её процентов на сберегательный счёт, а жена – раньше я об этом не думал! – получала обязательное уведомление. И я не мог автоплатёж отключить. Счета за квартиру тоже погашались с моей карты автоматически, как и все страховки и прочие регулярные взносы. Традиционно именно я давал Маше карманные деньги.
Остатков раньше более чем хватало на беззаботную жизнь.
Теперь приходилось решать, что важнее – открытые кредитные карты или долг приятелю, у которого я дёрнул двадцать тысяч перед покупкой рубашки. Я боялся заправить машину, и устроил спектакль, изучая перед зеркалом свой живот. Похвалил Машкины пробежки и громогласно принял решение с наступлением весны ходить на работу пешком.
Мне нужно было по утрам в тайне от собирающийся в школу дочери пихать в портфель какие-то хаотичные продукты из холодильника, потому что я уже не мог позволить себе пообедать даже в столовой лицея.
Это был какой-то абсурд. Страшный, словно переход по доске между крышами небоскрёбов.
Я всё время боялся какого-то невинного вопроса от Ларисы или Маши, вопроса, который вскроет всё происходящее.
Я, как маленький мальчик, бесконечно размышлял, на что было бы естественно попросить крупную сумму у жены.
Господи, у меня даже не было друзей, с которыми Лариса не знакома! Какого-нибудь мифического юбиляра, коему можно было отослать солидный дорогой подарок! Я был весь как на ладони. Связан по рукам и ногам.
И ведь я сам годами загонял себя в эту ловушку. От чистого сердца считая её доверительными и открытыми отношениями в семье.
Открытыми!
Я практически перестал спать, и мой внешний вид ухудшался с каждым днём. Пришлось выдумать недобросовестного подрядчика, якобы подставившего лицей с июльскими ремонтами в последний момент. Уже объяснив этим в красках свою нервозность, скверное настроение и постоянную занятость, я понял, что жена может встретить кого угодно из моих подчинённых в супермаркете или на заправке, завести вежливую беседу и невзначай что-то об этом сказать!
Я казался себе крысой, запертой в экспериментальном лабиринте. На моём пути всюду обнаруживались ловушки и западни. А результатом опыта так или иначе должна была оказаться гибель, которую я судорожно оттягивал.
Часами я убеждал себя, что толика времени позволит придумать простой и очевидный выход. Если бы у меня только были силы пораскинуть мозгами!
К субботе нашёлся покупатель на машину. Это даст мне некоторую фору. Ларисе скажу, что барахлил двигатель, и я оставил её в техсалоне. Скажу, только если она заметит. Как скоро жена обратит внимание на пустующее парковочное место рядом с ней? Абсолютно не вяжущееся с моим заявлением о пеших прогулках.
Интересно, а она вообще запомнила это мини-представление?
Совру, что обнаружилась поломка, требующая заказа деталей из-за границы и длительного ожидания. Сымпровизирую что-то. Об этом можно будет подумать позднее. Именно необходимость постоянно сочинять прикрытия для расползающихся в моей маскировке брешей и не даёт мне сосредоточиться и решить главный вопрос!
Покупатель согласился, сделка должна была состояться в понедельник после обеда. Я был доволен. Закрою кредиты. И смогу определиться, как быть дальше. Через сколько месяцев деньги за машину полностью окажутся в распоряжении Лены Семёновой?
От неё не было ни слуху, ни духу. Я умудрялся не встречать её в коридорах лицея. Но не разрешал себе поверить в фантастическую сказку о том, что она оставит меня в покое.
Лена не пропустила ни одного урока за эту неделю. Я следил за её посещениями по журналу электронного учёта. Я следил за её передвижениями по камерам из коридоров. Я превращался в маньяка, который караулит добычу – хотя на самом деле это я прятался. Прятался так глупо и страшно. Я дважды опоздал на свои занятия потому, что не мог покинуть кабинет до того, как по камерам проведу Лену на очередной урок.
В верхнем ящике моего стола лежала распечатка с её расписанием. Словно карта минного поля.
Поднимаясь в лифте домой вечером субботы, я поймал себя на мысли, что хочу уже знать об условиях следующего требования этой дряни. Ожидание становилось невыносимым.
Что очень глупо. Пока не найдётся выход, а я решительно не мог его отыскать, требования эти будут преследовать меня до её совершеннолетия как минимум, но, скорее всего, намного, намного дольше. И чем длиннее перерывы между ними, тем больше я протяну.
Но ждать оказывалось слишком мучительно. Я бесконечно гадал, сколько ноликов всплывёт в очередном запросе. Будут ли цифры бесконечно расти? Она ведь должна понимать, что я не рисую эти купюры. Я же объяснил, что занял деньги. И уже четвёртый день, как она ничего не просит. Ведёт себя, будто ни в чём не бывало.
Но скоро она появится снова. Это так же точно, как и то, что я нахожусь в заднице. Самой глубокой из всех возможных.
Как Лена озвучит свой очередной ультиматум?
Её номер в своём телефоне я успел переименовать трижды. «Семёнова» превратилась в «9-А», а «9-А» – в «Сантехника лицей». Последнее тоже не особо мне нравилось. Что, если сообщение придёт среди ночи, как в прошлый раз? Как на зло, в тот момент, когда я потеряю бдительность и оставлю телефон без присмотра. Что, если ей взбредёт в голову вообще позвонить?
Я установил такой сложный узор для разблокировки экрана смартфона, что забыл его. И в среду вечером пришлось обращаться в сервисный центр.
Я висел над его сотрудником, словно глыба, готовый, если надо, вырвать телефон или заехать парнишке в переносицу. Что, если он полезет в мессенджер? Или откроет сообщения случайно?
Я боялся удалить переписку, но после того, как мой телефон разблокировали, снёс диалог с Семёновой полностью.
Всё равно я знал его наизусть. И помочь он мог только ей одной.
Но видео удалить не решился.
Хотя в четверг днём осознал, находясь на работе, что мой аккаунт, очевидно, зайден на домашнем ноутбуке, которым и жена пользуется время от времени. Синхронизация! Лариса станет искать мебель для кабинета, и, скорее всего, сделает это, устроившись перед телевизором в гостиной. По четвергам у неё неприёмный день.
Лариса заварит себе чай, сядет на диван, поднимет крышку. Выберет что-то и оформит заказ. Укажет почту. Потребуется подтвердить информацию, и она зайдет на соответствующую страницу. Это будет мой аккаунт. Лариса не вспомнит свой пароль, как обычно, и изменит мейл в заказе. Обновляя страницу, случайно перейдёт в облако…
Покрываясь ледяным потом, я бросил объяснять уравнение шестиклашкам, лишился дара речи. Потом вызвал к доске первого попавшегося на глаза мальчика, вынудив того пытаться выполнить мою работу и понять, как применить на практике ещё не пройденный материал. Я плюхнулся за стол, перестал слышать фоновый шум, и безвозвратно снёс из облака абсолютно все данные.
Почти терабайт фотографий, архив всей своей жизни.
Или они прогружаются на ноутбук так же, как на телефон? Остаются в памяти? Ведь в моей галерее всё было на месте.
Я вспотел так, что на рубашке проступили неприличные пятна.
Оказалось, ученик Соколов уже три раза задал какой-то вопрос. Дети таращились на меня, как на экспонат Кунст-камеры.
Не представляю, как я дождался звонка. И как не разбил машину, несясь домой, очертя голову. Концерт с пробежками я устрою только в пятницу, когда суровая стрелка впервые после знакомства с Семёновой властно повелит пополнить бак.
На полпути я едва не бросил автомобиль на светофоре, готовый бежать через кусты и проклинал себя на чём свет стоит – казалось, что намного быстрее было добраться пешком, срезав путь через балку.
Ларисы не было дома. Мой аккаунт вылетел и требовал пароль.
Я поменял его на всякий случай. Лариса и свои не способна запомнить, но мало ли что.
Мало ли что ещё может прийти от Семёновой и прогрузится в облако.
Я выключил синхронизацию.
Спустился вниз, чтобы вернуться на работу.
И вспомнил о старых телефонах, разбросанных, как бомбы у нас в спальне. Я же нашёл их все, чтобы выставить на продажу. Фотографируя, достал с привычных мест. И бросил там, где Лариса сможет удивиться им.
Более того, я каждый из них включал, чтобы определить работающие! Конечно, они тут же подрубились к домашнему вайфаю.
И прогрузили через облако это ужасное видео!
Я помчался обратно. Едва не сошёл с ума, пока дожидался лифт – хотя знал, что в квартире никого нет.
Стоит ли говорить, что в памяти старых телефонов ничего не обнаружилось?..
Так или иначе, а мне придётся рассказать обо всём жене. Рано или поздно.
До того, как она поймает меня за руку при попытке заполучить очередной миллион. Аппетиты моей юной шантажистки не оставляли ни единого шанса скрывать происходящее долго.
Скорее всего, Лариса поймёт. Нужно только правильно ей рассказать. Самое главное – порядок подачи. Сначала – шантаж, потом – очень аккуратно! – его основные обстоятельства. Но без больших пауз, чтобы она не успела сочинить чего-то похлеще.
Может быть, моя жена даже что-то придумает. Она умная женщина.
Но пока что я не мог сложить в голове нашего диалога. Любая конструкция рассыпалась, словно карточный домик. Хотя я был жертвой. Жертвой по всем статьям.
Всякий раз, как в моей голове всплывало слово «статья», начиналась мигрень.
В прихожей квартиры громко играла музыка, раздающаяся из-за двери моей дочери. Я в тот день радовался тому, что раздобыл четыре с половиной миллиона запаса так быстро, хотя моя машина стоила куда дороже на самом деле. Слава богу, что Миша пробился на бюджет. У нас был резерв на его образование. По условиям договора, он должен будет получить эти деньги вместе с дипломом, как вознаграждение за труды и стартовый капитал для будущего, но я уже не особо верил, что у членов нашей семьи есть будущее.
– Дай мне что-нибудь съесть, – попросил я жену, входя на кухню. – Умираю с голоду.
– Потерпи двадцать минут, – не оборачиваясь, возразила Лариса. И добавила: – У нас гости, я почти закончила. Поужинаем все вместе.
– Гости? – наполняющимся страданием голосом переспросил я. Только этого не хватает.
Вести светскую беседу. Объяснять посторонним причины моего ужасающего внешнего вида. Чего доброго, зайдёт разговор о том, как спасти сроки ремонта лицея! Посыплются уточняющие вопросы. У кого-то найдутся знакомые, которым можно позвонить прямо сейчас и обо всём договориться.
Каждая моя ложь за эту неделю только глубже заталкивала меня в яму.
Как потом отвязываться от совершенно не нужных подрядчиков, знакомых с какими-то нашими друзьями, постоянно общающимися с Ларисой? Они ведь будут волноваться, перезванивать, спрашивать, всё ли устроилось. Жена станет задавать вопросы мне. Завертится ещё один безумный круговорот лжи и недомолвок, вытянув последние, столь необходимые мне силы…
– Не бойся, гости у Машки, – успокоила Лариса, поймав случайно мой отчаянный взгляд. – Они тебе не помешают. Просто в кой-то веке поужинаем всей семьёй. Нужно произвести хорошее впечатление, – подмигнула она.
Я напрягся ещё больше. Неужто моя дочь привела в дом молодого человека?! У неё есть парень?! Только этого не хватало! Почему, ради всего святого, ещё и это свалилось на меня сейчас?!
– У Маши ночует девочка, с которой она очень хочет дружить, – понизив голос, объяснила жена, заправляя салат маслом. – Они решили делать вместе доклад по истории. Представляешь, сама попросила, чтобы я устроила полноценный семейный ужин. Переодевайся пока. Ещё буквально десять минуточек.
Я выдохнул с облегчением. Это казалось наименьшим из возможных зол. Хотя конечно, предпочтительнее было бы спрятаться в каморке старого кабинета и под прикрытием тетрадей придумать какой-нибудь мало-мальски приличный план действий. Теперь, когда можно считать, что небольшой запас финансов и, соответственно люфт во времени, у меня есть. Нельзя потратить его бездарно. У меня не так много источников. У меня их, как оказалось, вовсе нет.
Я переоделся, умылся и обозрел в зеркале своё осунувшееся лицо. Принимать душ не стал – остро требовалось съесть хоть что-нибудь. После завтрака у меня маковой росинки во рту не было – ведь теперь ваш покорный слуга вынужден экономить на самом необходимом, вплоть до обедов.
Я издал протяжный стон и прислонился лбом к стеклу.
Абсурд, какой дикий абсурд всё то, что со мной происходит!
Выключив воду, я заторопился в гостиную. По правде говоря, начинал всерьёз грозить голодный обморок. Пора прекращать доводить экономию до маразма.
В проёме дверей у меня буквально потемнело в глазах. Свет померк, а потом резко стал ярче, расцветив действительность мерцающими пятнами. Я взялся рукой за косяк. С трудом сглотнул пересохшим горлом.
Посреди моего дома, за моим широким обеденным столом, рядом с моей сияющей родной дочерью сидела, бесстыдно одетая в Машкин спортивный костюм не по размеру, та самая Лена Семёнова, от которой я прятался по углам лицея, за которой следил со страхом и трепетом на экране монитора, которой боялся до дрожи в коленях. Она сжимала в руках мою любимую чашку с толстым анимешным котом. И радостно мне улыбалась.
Глава 5
– Здравствуйте, Александр Николаевич!
– Па, это Лена, мы вместе готовим доклад о Короле-Солнце! – воодушевлённо выпалила дочь.
Я смотрел на Семёнову загнанным зверем. Пол уходил у меня из-под ног. Хотелось закричать.
В улыбке незваной гостьи проступило отчётливое превосходство.
Слава богу, Лариса как раз поставила на стол большое блюдо жаркого. Загородив меня на пару секунд. Это позволило хотя бы вдохнуть.
– Людовик ХIV был тем ещё мерзавцем, – поделилась своими соображениями Маша, хватаясь за ложку и накладывая еду.
Я, пошатываясь, опустился на свой стул.
– Государство – это я(1), – многозначительно процитировала Лена, пожирая меня взглядом.
В комнате становилось душно.
– Мы будем делать презентацию. Можно я возьму в понедельник в школу твой проектор? Половина уже готова, выходит круто!
– Было бы здорово добавить какое-нибудь видео, – сделав ударение на последнем слове, прочирикала Лена. – Что-нибудь пикантное. В самое начало, чтобы внимание привлечь. Там же можно увеличить картинку на всю стену? Если договориться с Анной Артёмовной отодвинуть шкаф, получится прямо как в кинотеатре.
– Кадры из какого-нибудь фильма! – загорелась Маша. – Идея – топчик! Па, ты знаешь кино о Короле-Солнце?
Тревожный гул снова поселился у меня в голове, мешая воспринимать информацию. Затылок пульсировал. Я уставился в пустую тарелку, понимая, что не смогу проглотить ни кусочка в присутствии Лены Семёновой.
Она в моей квартире. Чёртова малолетняя шантажистка в моей квартире! С ней хочет подружиться моя дочь! Мою наивную маленькую девочку втянуло в свои страшные игры это чудовище!
Что ей здесь нужно? Какой новый невообразимый кошмар сочинил её больной мозг?!
Не понимаю, как во время этого адского застолья я не сошёл с ума. Всеми силами я старался вести себя естественно, всеми силами старался есть, или хотя бы делать вид, что я ем. Лариса любезно улыбалась и всячески поддерживала беседу. Похоже, Маша её попросила. Моя жена обычно немногословна.
А ещё я точно знаю, что моя жена ничего не помнит о Людовике XIV, сведеньями из биографии которого сыпала сейчас как заправский историк. Не иначе просмотрела статью в интернете. Да что здесь происходит? Почему мои жена и дочь расстилаются перед этим кровожадным монстром?!
Зачем, зачем она пробралась ко мне домой?!
– Ты говорила… что Маша хочет дружить с этой девочкой? – натужно спросил я после ужина, когда угроза скрылась в дочкиной спальне, а Лариса взялась укладывать тарелки в посудомоечную машину.
– Да, она у них в классе считается очень крутой. Ох уж эта подростковая популярность, – хмыкнула жена. – Маша уговорила её остаться ночевать из-за ужина. У девочки неполная семья, а мать постоянно на работе. Помогали мне чистить картошку, только представь! Вот бы Маша с ней подружилась и перестала комплексовать. Она так переживает в последнее время о своём имидже!
– И долго наша дочь будет притворяться? – выдавил я с трудом. – Играть какую-то надуманную роль? Мы в последний раз ели все вмести на новый год.
– Не будь букой. Для неё важно произвести впечатление. Маша мечтает, чтобы девочка ещё раз пришла к нам в гости.
Господи, я же умру. Лена Семёнова уже превратила меня в крысу на работе, а теперь собирается травить в собственном доме. Ей нужны не только деньги, она хочет превратить мою жизнь в ад! Свести меня с ума!
А может, просто заявилась оценить наше материальное положение?
– Как удачно всё получилось с докладом, – процедил я вслух, подавая жене грязную посуду.
– Лена сама ей предложила сделать его вместе, – шепнула Лариса. – Я Машку в таком восторге давно не видела. Она утром даже прибралась в комнате. А одежду выбирала, как на свидание. Может быть, ты им что-то подскажешь по истории? По-моему, Маше будет приятно.
Да ни за что в жизни я не полезу сам в пещеру к дракону! За ужином эта дрянь постоянно сыпала двусмысленными намёками. Она нарочно издевается надо мной. За что она меня так ненавидит?!
К моему растущему ужасу Ларисе взбрело в голову предложить девочкам настольную игру, и она принялась искать коробку с карточками на полках в коридоре. Я маячил позади, бросая отчаянные взгляды на дочкину дверь, и мямлил что-то невразумительное о нарушении субординации. Жена только отмахивалась. Если Маша захотела семейный ужин, то и семейная игра придётся ей по душе. Мне что, сложно пожертвовать одним вечерочком? Завтра воскресенье, и я успею проверить нужные работы и подготовиться к занятиям. Для нашей дочки это очень важно. И вообще, когда-то мы действительно всей семьей играли в настольные игры – и это было замечательно.
Меня спас внезапный телефонный звонок. Он заставил полную энтузиазма Ларису бросить все дела и спешно уехать в клинику. Начались преждевременные роды у одной из её сложных пациенток. Такое происходило время от времени, и бывало, что жена пропадала даже на несколько суток.
Раньше меня это не беспокоило.
Сейчас же, после быстро схлынувшего облегчения, я понял, что вдруг остался один в квартире со своей дочерью и заведённой бомбой замедленного действия.
Зачем, зачем она оказалась тут?! Хочет пощекотать мои нервы? Или свои?
Как вообще маленькая девочка может обладать таким хладнокровием? Она же маленькая девочка! Ровесница моей дочери. Совсем немножечко её старше!
Меня снова обдало жаром. Неудержимо представилось, что Маша проворачивает такой же фокус с каким-то несчастным мужчиной. Бесстыдно выставляет на обозрение своё юное тело.
Чему эта стерва научит мою дочь, если они начнут общаться?! В какие неприятности втравит?!
Нужно было успокоиться. Семёновой не интересна Машка. Она просто использовала её, так же, как использует меня. Использовала, чтобы пробраться в квартиру. Она не станет дружить с моей невинной маленькой девочкой.
«Считается в классе очень крутой», – мысленно передразнил я.
Бессовестная дрянь!
Что, что ей тут нужно? Нет, это не просто вызов. Не просто очередное доказательство «крутости» и пример самолюбования. За минувшие дни я убедился, что Лена Семёнова ничего не делает просто так.
И не ошибся.
Я малодушно прятался в спальне, мерял её шагами из стороны в сторону, не способный усидеть на месте. Мелькала мысль даже уехать – но я боялся оставлять Лену в своём доме под присмотром одной только наивной Машеньки. С какой целью она сюда пробралась?!
Мне придётся спать этой ночью без Ларисы! Спать в пустой постели, когда за стенкой притаилась эта бесстыжая бестия. Я могу столкнуться с ней ночью около туалета. Она может меня там подкараулить!
Зачем? Вдруг, думая, что нас не слышно, она скажет нечто ужасное вслух? А Маша окажется рядом?
Или она задумала что-то взять из моего дома. Что-то, что потом изловчится приложить к «моему делу», чтобы окончательно всё погубить?
Лене Семёновой, чего доброго, хватит ума запастись ношенными трусами из корзины с грязным бельём в ванной!
Я обмер. Насколько будет странно, если я сейчас поставлю стирку?
Намеренный бдительно следить, прислушиваться к каждому звуку, не пропустить ничего и разгадать самые коварные замыслы противницы, я даже не заметил, как она нарисовалась на пороге спальни у меня за спиной.
Босая, в тёмно-розовой шёлковой пижаме. Без косметики. Она не была ей особо нужна. Красная помада в нашу первую встречу несла чисто практическую функцию.
– Привет, Саш, – фамильярно мурлыкнула девушка, и я рывком обернулся, покрываясь мурашками ужаса.
– Ты что, сдурела?! – выдохнул я, и подался вперёд, вперяясь глазами в коридор у неё за плечами. – Где Машка?!
– Пошла на пробежку. А мы можем спокойно поговорить. Как ты и хотел. – Лена скрестила руки на груди. – Ты же хотел со мной поговорить, верно? И записать это. Получить свои доказательства, – склонила голову она. – Не нужно так делать. Это плохой поступок. Плохих мальчиков наказывают.
У меня едва крышу не снесло от внезапно нахлынувшей ярости. Руки сжались в кулаки, зубы скрипнули.
– Послушай, ты, мелкая…
– Вот думаю признаться Маше этой ночью в том, как жестоко её папа со мной поступил, – оборвала Лена. – И спросить совета.
Резко пересохло во рту. Я хотел что-то сказать, челюсть задвигалась, но горло не издало ни звука.
– Как считаешь, что Маша порекомендует бедняжке, которую насилует школьный директор? – хладнокровно продолжала эта невообразимая тварь. – Девочка попала в такое кошмарное положение.
Я вскинул руки, словно загораживаясь от удара. В вернувшимся наконец-то голосе проступила мольба.
– Не вмешивай сюда мою дочь. Пожалуйста, – мой голос оказался сдавленным и натужным. Я придумал сотню ужасов за этот вечер, но никак не предполагал включать в их перечень намеренное разоблачение.
Это ведь отнимет у неё кучу козырей! Лене нужны деньги, только деньги, всё остальное я придумал! Она не посмеет выдать эту чудовищную ложь моей дочери. Потому что та всё расскажет жене. Потому что в конце концов у меня получится объясниться со своей семьёй. А проклятой шантажистке не нужно, чтобы больше взрослых людей решало эту проблему. Она будет терять очки после каждого посвящённого. Она, как и я, максимальна заинтересована в сохранении тайны, которой можно доить меня без конца и края!
Но что, если цель не в деньгах? Не только в деньгах? Что, если Лена ставит эксперимент? Тренируется на мне?
Чем эта дрянь готова пожертвовать, ради того, чтобы поднять свою самооценку? Моей жизнью, психикой моей дочери?
Нельзя допустить, чтобы она что-то ей рассказала! Даже намекнула! Я должен вытолкать Лену из своего дома, пока Маша не пришла! Я сильнее!
Но какой она поднимет шум. Сбегутся соседи… Да и что я скажу Маше? И что помешает однокласснице позже выдать той свою версию. И только подтвердить тем бредовый вымысел…
Паника волнами хлестала по моим глазам изнутри. Уверен, что она читалась в каждом микросантиметре моего тела.
– Хорошо, так и быть, не стану её вмешивать, – вдруг легко согласилась Лена, выдержав продолжительную театральную паузу и вволю налюбовавшись моими страданиями. – Но придётся выполнить одно условие, – тут же добавила она. – Долго Маша бегает обычно?
– Час, – просипел я, облизывая губы. – Иногда чуть дольше.
– Какая молодец, – уважительно восхитилась девушка. – Надо бы брать пример. Снимай футболку.
– Что?! – попятился я.
Она стояла, властно расправив плечи, и смотрела мне прямо в глаза.
– Ты слышал. Снимай футболку, – повторила Лена.
Я не двигался. В голове сгущался мрак.
Лена закатила глаза. И театральным полушёпотом продекламировала:
– У кого ещё мне было спросить совета, как не у дочери того изверга. Она ведь хорошо его знает. Она подскажет, как мне поступить.
– Маша ни за что не поверит! – выдохнул я в панике.
– У меня есть видео, – напомнила Лена. – Снимай футболку.
– Зачем? – я уже почти скулил.
– Сделаем пару селфи. На память. – Она показала телефон, который прятала в рукаве. А потом принялась расстёгивать пуговицы своей чёртовой пижамы.
– Остановись. Остановись, ну пожалуйста, – мой голос становился тише с каждым словом.
– Снимай футболку, или я заставлю тебя раздеться догола, – припечатала Лена.
Я в ужасе дёрнулся и стянул верхнюю часть одежды за ворот.
Каждым шагом, приближаясь ко мне, она будто загоняла под мои ногти иголки. Этого не может происходить на самом деле. Мне снится кошмар. Я слишком много думал об этой ситуации, и мне приснился кошмар.
Лена подошла вплотную и повернулась ко мне спиной. Распахнула пижаму. И сделала первую фотографию. Звук камеры вогнал в мой мозг раскалённый гвоздь.
Девушка повернулась. Её грудь была слишком близко. Уже за одно это стояние меня можно посадить в тюрьму.
Она подняла руку с телефоном и отвела её в сторону, глядя мне прямо в глаза и вдохновлённо улыбаясь.
– Не отворачивайся. – Пауза. – Не отворачивайся, а то я не смогу обойтись без Машиной поддержки.
Я рывком вскинул голову к объективу, и звук камеры вколотил следующий раскалённый гвоздь в мозг.
– Садись на кровать. – Она выглядела, как надзирательница в колонии. Даже оголённая грудь не мешала. Я застыл сомнамбулой. – Как думаешь, что Маша скажет? – Наседала Семёнова. – Она сможет с тобой разговаривать? Ей есть, куда пойти среди ночи из этого дома? Слушай, а она вообще перенесёт такой удар? Я надеюсь, у тебя в ванной безопасная бритва?
Ноги подкосились. Я сел на угол матраса.
Лена улыбнулась, повела плечами и уронила рубашку от пижамы на пол.
Не уверен, что рассудок оставался рабочим в моём теле, когда ученица девятого класса топлес опустилась мне на колени. Её соски мазнули меня по груди. По спине градом катился пот. Лена бесстыже выгнулась, откинула голову, подняла правую руку с телефоном.
Звук камеры расколол мой череп пополам последним ржавым гвоздём.
Девушка проворно освободила меня от своего веса. Подняла рубашку и надела, застегнула одну за другой все пуговицы.
Я смотрел в ковёр. Что такое я только что наделал?
– Кстати, фотки улетели в хранилище. Даже если мой телефон среди ночи таинственным образом пропадёт или сломается, это ничего не изменит.
– Пожалуйста, удали фотографии, – взмолился я, чувствуя в голосе слёзы.
– Ты же записывал наш последний разговор, правда, Саша? – поучительно проговорила она. – Плохих мальчиков наказывают.
Я даже не захотел возразить, когда она снова назвала меня мальчиком. Я им был. Маленьким беззащитным мальчиком, столкнувшимся лицом к лицу с реальным монстром.
– О чём побеседуем? – не оставляла меня в покое Лена, усаживаясь своей уголовно наказуемой малолетней задницей на туалетный столик моей жены. – Ты собирался мне что-то рассказать о своём тотальном безденежье?
– Сколько? – прохрипел я.
Лена задорно покачала головой.
– Не сейчас. Строго говоря, у меня пока хватает на карманные расходы.
– Прекрати общаться с моей дочерью. Я соберу, сколько скажешь, только прекрати общаться с моей дочерью и приходить в мой дом!
– Может, мне ещё школу сменить? – прищурилась Лена. – Такой большой мальчик, а прямо список желаний для Деда Мороза придумал.
– Тебе не нужно всё это делать. Я и так у тебя на крючке. Удали фотографии. – Я был готов встать перед ней на колени, если бы это помогло.
– Ты что же, считаешь меня меркантильной? – обиделась Лена. – Была бы я меркантильной, попросила бы купить квартиру в центре города.
Я съёжился и вжался в матрас. Такого нам не потянуть, даже если жена будет в курсе!
– Деньги – дело наживное, – философски заявила Лена. – Я сообщу, когда они будут мне нужны. Но, кажется, с тебя на сегодня довольно. Надеюсь, урок усвоен и новых глупостей не последует. Помни, Саша, плохих мальчиков наказывают.
Ненавидел ли я кого-то так же сильно за всю свою жизнь? Я даже не знал, что способен на такие чувства!
– Не хочешь одеться? – внезапно кокетливо спросила Лена. – Твоя дочка скоро прибежит обратно.
Я вскочил на ноги, схватился за голову, потом в панике подхватил с кровати футболку и натянул её задом наперёд. Лена хихикнула.
– Спокойной ночи и приятных снов, – объявила она, спрыгивая с туалетного столика. – Пойду ещё что-нибудь почитаю о Людовике XIV. У королей есть чему поучиться…
Я застывшим безнадёжным взглядом смотрел, как она идёт по моему коридору в пижаме, шлёпая босыми ногами по плитке. Как она по-хозяйски берётся за ручку двери моей дочери.
Потом Лена Семёнова обернулась, вытянула губы и беззвучно чмокнула воздух в моём направлении.
Может быть, именно тогда и закончилась моя жизнь.
________________________
1) По одной из версий, выражение «Государство – это я» принадлежит Людовику XIV.
Глава 6
В воскресенье рано утром я убежал из дома. Просто не мог представить себе встречу с ней за завтраком после случившегося. Я устроился на парковке и давился плохо заваренным кофе: опасаясь шуметь, засыпал в термос ложку перемолотых зёрен, но чайник включать не решился. В холле нашего жилого комплекса имелся кулер с кипятком. Как выяснилось, крутым он не был.
Неосевшая гуща липла к зубам. Кофе из кофеен был теперь слишком уж дорогим для меня удовольствием. Нет, правда. Он стоит просто неприлично! Никогда не задумывался об этом раньше.
Проще было размышлять о цене на кофе, чем о том, что произошло вчера в моей спальне. Как она это провернула? Господи, Лена будто загипнотизировала меня! Сейчас я понимал, что ни за что не должен был соглашаться на эту уловку! Да никогда бы она не рассказала ничего моей дочери! Это был блеф. Блестящий, фантастический блеф.
Если бы я умел так, ни за что не спустил бы деньги за покерным столом пять лет назад. Имел бы сейчас доступ к семейным сбережениям. И лишился их за пару месяцев со страху.
Я должен взять над ней верх. Безвыходных ситуаций не бывает. Пятнадцатилетняя мошенница не может учесть всё.
Я должен лишить её фотографий и видео. Выбить хищнику зубы.
Лена сказала, что складирует свои сокровища в облачном хранилище. Значит, я должен найти хакера. Хакера, который взломает её аккаунт или наградит вирусом, способным уничтожить все устройства, связанные синхронизацией. Я уверен, что такой хакер существует. Стоит дорого, но существует.
Однако я понятия не имею, где такого взять.
Я лихорадочно думал, катая языком по зубам кофейную крошку.
Ни одна из найденных в интернете и обещающих полную анонимность ссылок доверия не внушала. Человек, умеющий мастерски нарушать закон и заметать следы, не будет вешать объявление со своим телефоном в общий доступ.
У кого можно спросить? Кто не станет задавать встречные вопросы? Кто может знать подходящего надёжного специалиста? Знать, но не слишком хорошо – чтобы тот не слил моему знакомому то, что добудет?
В это всё упиралось.
Обращаться к своим слишком рискованно.
Я зажмурился и надавил пальцами на глаза.
Уже какое-то время хотелось в туалет. Это мешало сосредоточиться.
Кажется, в одном из корпусов комплекса был спортзал. Интересно, меня пустят туда без абонемента?
– Что бы вы сделали, если бы напрочь забыли пароль собственной почты? – спросил я у молодой девушки, любезно позволившей воспользоваться уборной в спортивной секции. – Она не привязана к номеру телефона, и техподдержка отказывается восстанавливать доступ. А там очень нужные мне файлы.
– Похоже, остаётся только ломать, – посочувствовала девушка.
– А как ломают почты? Качают какие-то программы? – прикинулся я простофилей.
Впрочем, я им и был.
– Вряд ли это так просто, или нас всех ломали бы постоянно. Пробовали выслать паспортные данные?
– Они говорят, что паспортные данные никак не указывают на то, что почта принадлежит мне, – нашёлся я.
– Поищите специалиста. А то совсем её заблокируете.
– Вряд ли взломщики почты дают объявления…
– Смотря где. Поглядите в даркнэте. Послушать моего сына, так там хоть киллера можно нанять… – рассмеялась девушка.
Весь день, всю ночь и всё следующее утро я изучал теневую сторону всемирной паутины и открыл для себя очень много нового и неожиданного. Похоже, сын менеджера нашего спортзала был абсолютно прав. Страшно подумать, какие вещи творились на этих форумах. Какие услуги предлагались.
Это было кричаще, ужасающе незаконно. Но, если подобные переписки ведутся, услуги предлагаются, покупаются и оплачиваются, значит, отследить эту сетку невозможно? Или это почему-то не делается. Я не хотел размышлять, почему. Почему так просто туда залезть. Почему едва ли не у каждого гаджета есть доступ к этому чёрному рынку.
Мне нужен был хакер. Нельзя было ошибиться, выбирая его. Цены кусались.
Я изучал предложения, читал отзывы, выписывал варианты…
Покупатель моей машины перенёс сделку на неделю. До этого я всё равно не смогу ничего оплатить, так что нужно изучить всё как следует. Подобрать исполнителя.
Я сидел за столом в своём кабинете, весь погружённый в работу и максимально сосредоточенный, когда в мою дверь постучали, а потом она распахнулась без приглашения и ненавистный девчоночий голосок звонко объявил:
– Александр Николаевич, я сделала стенгазету! Можно, можно я вам расскажу свою идею! Пожалуйста!
На пороге моего кабинета в проёме открытой в приёмную двери стояла Лена Семёнова. Широко раскинув руки, она держала за края огромный ватман. Три самых кошмарных и отвратительных снимка были увеличены и приклеены к бумаге диагональной лесенкой. Обведены красным маркером по контуру. А в правом верхнем углу она нарисовала улыбающееся жёлтое солнышко.
Я потерял способность шевелиться. Красные рамки выжглись на сетчатке глаз. Она даже не закрыла дверь! Пусть, пусть она закроет эту чёртову дверь!
Лена подалась назад, выглянула в приёмную и, повернув голову к месту Тамары, проговорила с пламенной убеждённостью:
– Ему обязательно понравится. И мы устроим конкурс! – а потом снова обратилась ко мне. – Можно, можно я вам расскажу? Ну пожалуйста!
– Заходи. П-прикрой дверь.
Я хотел верить, что это не прозвучало мольбой.
– Нравится? – спросила Лена, направляясь к моему столу. Детская весёлость в её голосе сменилась на взрослый вызов. – Как думаешь, сколько стоит такой шедевр?
– У меня нет денег, – пересохшим языком выдавил я. Мысли метались стаей потревоженных крыс. Как она принесла это в школу? Где держала ватман три первых урока? А если бы кто-то его развернул?!
– Жалко. – Лена положила порнографический плакат передо мной на стол. – Ну ладно. Повешу в холле, глядишь, найдутся платежеспособные покупатели.
– Послушай, пожалуйста, послушай меня, – содрогаясь, зачастил я. – Я понимаю, что ты очень умная девочка. Поэтому услышь, пожалуйста. Всеми моими финансами заведует жена. Деньги лежат у неё на счету. И даже там их не так уж и много. Я сам не могу ничего снять. Клянусь тебе.
– Точно! – хлопнула себя по лбу Лена. – Жена! Вот кто заинтересуется в первую очередь. Дашь мне её номер?
Я застонал.
– Подожди хотя бы пару недель. Я пытаюсь продать машину. Такие дела требуют времени!
– Целых две недели? – притворно ужаснулась Лена. – Вот это да. – Она фальшиво присвистнула и почесала макушку. – Даже не знаю, пупсик.
Я закрыл лицо руками и простонал сквозь ладони:
– Пожалуйста, умоляю тебя, не обращайся ко мне так. Только не в лицее!
– Хочешь видеться со мной не только в лицее? – улыбнулась мерзавка. – Это так мило, я подумаю. Итак, тебе нужны финансовые каникулы, Саша? – продолжала издеваться она. – Что ж, я могу учесть уважительные обстоятельства. Но ведь никому не должно стать скучно, правда? Пара-тройка выполненных заданий скрасит эти унылые долгие дни.
– Каких ещё заданий?! – всполошился я.
– Я пока не придумала, – развела руками Лена. – Ожидай сообщения. Я тебе всё напишу.
Она положила руки на стенгазету, и я, встрепенувшись, прижал её ладони к столу. Лена подалась вперёд, нагибаясь в совсем уж неприличную позу, практически распластываясь передо мной.