Читать онлайн Шипы

Круги на воде

Журчание волн слилось с щебетанием птиц в успокаивающую музыку; нет-нет да прозвучит нечто похожее на пение дудочки или приглушённый стук барабанов. Вечер ступал неторопливо, и красный диск солнца, казалось, замер на полпути к изгибу реки, точно ныряльщик, помедливший перед прыжком.

Андрей не возражал. Наоборот, ему нравилось это розовое небо с облаками, похожими на разводы от мела. Нравился едкий сладковатый запах, разлитый в воздухе. Нравилось сидеть, прислонившись спиной к булыжнику, и смотреть, как Фелиция резвилась в воде, сверкая чешуёй.

– Давай сюда! – Русалка поманила, но Андрей не поддался. Насупившись, Фелиция выплыла на берег и поманила вновь.

Глаза русалки сверкали янтарём.

Андрей мечтательно вздохнул, а затем резво подполз к воде и заключил рассмеявшуюся русалку в объятия. Массивный хвост был склизок и пах тиной, но Андрея это не смущало. Он нежно прижимал к груди любимую, вздрагивал от холодных поцелуев и гладил мокрые бежевые волосы, попутно вылавливая застрявшие в них водоросли.

– Когда ты уже переселишься ко мне?

– Ты же знаешь, я не могу. – Андрей обхватил лицо Фелиции ладонями. – Не могу дышать под водой, не могу плыть как ты, не могу… Потерпи, рыбка. Скоро я накоплю на аквариум, и мы будем жить под одной крышей.

– Жить как в тюрьме, как в клетке.

Андрей ничего не ответил на горькое замечание, лишь крепче обнял Фелицию.

Так человек и русалка сидели на песке, пока солнце исчезало за горизонтом. Ветер ослаб и больше не мог гнать волны к берегу, но плеск воды не стихал, а как будто становился громче и отчётливее. Приближался…

Фелиция вскрикнула. Её ногти вцепились в плечи Андрея, но вдруг соскочили, оставив после себя красные полосы. От боли Андрей ахнул, но происходившее перед глазами оттеснило муки тела на второй план.

Русалка парила над водой, словно только что выпрыгнула, но нет, всё было совсем наоборот. Что-то медленно и неумолимо тащило Фелицию на середину озера, в самые мутные воды. От испуга и неожиданности Андрей не замечал всего, что видели его глаза. Мужчина заметил дымку, окутавшую Фелицию, но не различил чёрные щупальца, обхватившие горло, торс и отчаянно извивавшийся хвост замолкшей жертвы.

Глаза русалки, полные ужаса, смотрели на мужчину как на спасение; её руки тянулись к Андрею в слабой попытке бороться с демонической тварью, чьи острые зубы и чёрная пасть уже показались из воды.

Губы беззвучно шевелились: то была мольба о помощи.

Затем всё человеческое, что было в Фелиции, вся её красота исчезла в недрах чудовища.

– Не-е-е-ет!!!..

***

– Не-е-е-ет!!!

Андрей подскочил на стуле. Бутылка с мутной жидкостью испуганно прозвенела и едва не упала со стола. Перед лицом очнувшегося мужчины замер кот. Глаза его округлились, а со шпрота, торчавшего из чёрной пасти хвостом наружу, капнуло масло.

– Чтоб тебя… Напугал!

Выдохнув, Андрей макнул хлеб в масляную каплю на бумаге. Газеты, чтобы постелить вместо скатерти, под рукой не оказалось, и пришлось найти новое применение свидетельству о расторжении брака.

Видеть больше, чем нужно

Уже много ночей Казуко видела странные сны. Сны одновременно безумные и реальные. В них знакомые лица смотрят в окна, преображаются и бледнеют. В этих снах есть что-то от сериалов: они всегда начинаются и заканчиваются одинаково. Либо почти одинаково.

Эта ночь не стала исключением.

Как и прежде, Казуко вылетела в открытое окно. Первое время перед глазами синела звёздная ночь; снег скользил по лицу, запутывался в ресницах, заставлял всё вокруг сверкать как хрусталь. А дальше – город, достаточно маленький, чтобы смена дня и ночи имела значение.

Свет исходил от уличных фонарей и немногочисленных домов, квартир, в которых ещё не спали. Огни манили Казуко, точно лампочки мотылька. Круглосуточные магазины, больница, посты охраны и окна бессонным полуночников казались тлеющими сигаретами на фоне густой тени. Казуко шла к ним, не касаясь земли, не чувствуя своего тела, лишь смутно ощущая сухой морозный воздух, обдувавший лицо.

В жёлтом квадрате окна застыл мужской силуэт. Некто сонный сидел за столом и водил по бумаге не то карандашом, не то ручкой. Возможно, это отец семейства сокрушался над расходами за прошедший месяц, или студент готовился к экзамену, или журналист заканчивал статью о городских легендах. Усталость объединяет самых разных людей.

Чуть ближе… Казавшийся ярким свет потускнел, а на монохромном силуэте выступили разноцветные пятна: оранжевое лицо, серая футболка, густые чёрные волосы. Грустное лицо и понурый взгляд.

«О чём ты думаешь? Посмотри на меня! О чём ты думаешь?»

Полуночник вздрогнул и покосился на окно. Медленно отложив не то ручку, не то карандаш в сторону, мужчина пригляделся.

«О чём ты думаешь?»

***

– Что здесь?! Что случилось?!

В детскую ворвался всклокоченный Масаки. Проснувшись от визга, заботливый отец и преданный муж взял с собой книгу – достаточно тяжёлую, чтобы защитить дочь не только от любой подкроватной твари, но и от монстра из плоти и крови.

Однако увиденное повергло Масаки в шок, и книга выпала из ладони.

Малышка Кику дрожала под одеялом, вжимаясь в стену, а Казуко, судя по всему, уснула, читая дочери сказку на ночь. Но Кику кричала не от этого…

Масаки тоже был готов закричать. Он не видел лица своей жены, только длинную шею, шлангом тянувшуюся в окно.

Лесная Венера

Снег едва растаял, а команда Бориса уже рвалась в бой. Ружья и камуфляжные костюмы ждали своего часа с осени двадцать второго года, когда лучшим камуфляжем оказались домоседство и удалённая работа.

«Это будет весело. Мы всё предусмотрели!» – так казалось Борису, пока рядом сидели крепкие бывалые мужики. А сейчас он жалел, что вообще связался с этими придурками! «Постреляем, отдохнём, – улыбался заводила Дмитрий. – Нас ещё благодарить будут!» Разбить бы бутылку «Царской» о его пустую голову, но питьё осталось в машине, а на горле виновника уже сомкнулись клыкастые челюсти.

Волки будто ждали гостей. Стоило охотникам сунуться в лес, как кроны деревьев перестали пропускать солнечный свет, и за стволами вспыхнули десятки голодных глаз. Звери напали со всех сторон одновременно, шансов почти не было. Дмитрий задохнулся, упираясь головой в корни. Остальным – Алексею и Ивану – перекусили сухожилия на ногах, а затем парней просто разодрали на куски. От предсмертных воплей хотелось спастись обмороком.

Одна из тварей сбила Бориса с ног, но не прикончила.

«Уже хорошо».

Возня шла где-то позади, над мёртвыми, но вскакивать и бежать было сродни самоубийству, и Борис пополз – назад к машине, благо горе-охотники не успели углубиться в чащу. Каждый метр давался с боем, любая неровность отдавалась болью в боку. Похоже, Борису сломали ребро. Силы быстро иссякли, но треск ткани и рычание всё нарастал: передышка могла стоить жизни.

«Ещё немного… ещё чуть-чуть…»

Борис вывалился на асфальт, но машина стояла далеко, а волки будто забыли об остальной добыче и обступили его, измученного и еле живого. В глазах рябило как на разбитом мониторе.

Волки расступились. Холодная рука вцепилась Борису в шевелюру и приподняла голову. Борис увидел мертвенно-бледную деву. Обнажённую и без зрачков, будто глаза затянуло рубцовой тканью.

– Ты остаёшься.

Борису словно сломали все кости разом. Кровь хлынула изо рта, зубы вылезали из дёсен. Борис вертелся на асфальте как рыба на раскалённом песку и кричал.

Последнее, что услышал затухающий разум: стон от нестерпимой боли перешёл в собачий скулёж.

Хозяева нового мира

Приводы заскрипели после долгих лет простоя, но всё-таки подчинились сигналу компьютера. Щёлкнули замки, и створки врат разъехались, выпуская первую партию искателей в дивный новый мир.

Словно сардины из консервы вывалились.

Четыре человека в защитных костюмах с оружием наперевес бродили по мёртвому городу, по останкам старого мира в поисках наименее гнилых его кусков.

Засохшей кровью замерли посреди дорог ржавые выцветшие автомобили. На разбитых тротуарах валялись обглоданные кости – где россыпью, а где и целыми горами. Человеческие, птичьи, грызунов. Кругом царила мёртвая тишина – шуметь было некому.

Ощетинившаяся стволами колонна осторожно шла по проезжей части, подальше от фасадов. Ведущий периодически сверялся с картой, затем движение возобновлялось. От бывшего магазина электроники до склада инструментов, от одной отметки на карте до другой. Худые рюкзаки и мешки постепенно раздувались.

Так продолжалось весь день вплоть до сумерек. Включили подствольные фонари. Дальше – возвращение на базу.

Кто знает, что выходит на улицы по ночам…

***

– Мяу! Мя-яу!

Колонна встрепенулась: впервые город подал признаки жизни. Звук исходил из закутка между домами; ведущий сверился с картой – там должен быть тупик.

– Проверьте оружие! – раздалось из-под шлема. – Замыкающий, смотри в оба!

Щёлкнули затворы, и искатели вошли в замусоренный кишкообразный коридор. Стены давили и забирали остатки естественного света. Люди вращали головами резче и чаще обычного.

– Мяу!

Впереди показалась кирпичная стена. Высокая тень, сжимающаяся с каждым шагом к ней. Искатели обступили шевелящийся комочек.

– Мяу…

Серенький котёнок прищурился, попытался прикрыть глаза лапкой и неловко отвернулся к стене. Бедный малыш!

– Надо же! – Ведущий опустил оружие и присел на корточки. – Похоже, мы нашли выжившего.

– Ой, какой симпатяга! – У одного из искателей был женский голос. – Возьмём его?

– Хех, не думаю. Раз детёныш сидит один, значит, мама где-то рядо…

– Мря-я-яу! – раздалось откуда-то сбоку.

Ведущий потерял равновесие и едва не завалился набок. Луч подствольного фонаря дёрнулся и выхватил из тьмы несколько пар светящихся глаз. Их обладатели сидели на балконе и мрачно наблюдали за пришельцами.

– Матерь Божья!

Остальные подняли оружие. С балконов, выступов, с вершин кирпичной стены, из мусорных куч на искателей взирали десятки, сотни, тысячи пар глаз.

В ушах гудело от стены зловещего мурчания.

– Вот чёрт…

Отвлеклись

– Пра-а-авильно!!!

Антон вздрогнул от воинственного крика ведущего и взрыва аплодисментов. Из гостиной раздалось одобрительное кряхтение. Тётя Василиса любила «Поле Чудес», очень уж ей нравился нестареющий усач Якубович.

Лоб заныл; воздух стал тяжёлым и неприятным. Помассировав виски, Антон устало взглянул на монитор домашнего компьютера. Вот уже полчаса как лист в «ворде» был до рези в глазах чист. Вымученная идея, и без того ускользавшая от уставшего сознания, окончательно превратилась в последнюю банальность и лопнула, точно мыльный пузырь.

«Главное начать, – пытался успокоиться Антон, заставив себя прикоснуться к клавиатуре, – пусть даже и с любой фигни, что в голову придёт».

– Да ладно? И как же вы засаливаете огурцы? – удивлялся с экрана Леонид Аркадиевич. Тётя Василиса удивилась вместе с ним.

А Антон тем временем печатал:

«Нет времени объяснять. Сейчас тётя Вася попытается разжечь в доме огонь. Не дай ей этого сделать! Живо беги на кухню, распахни окна и выключи…»

В этот момент экран погас, а вместе с ним и свет в комнате; судя по расстроенному вздоху тёти Василисы, во всей квартире тоже.

– Тоша, свет отключили!

– Я вижу. Сейчас поверю пробки.

Однако, выйдя на лестничную клетку («Боже, тут хоть есть чем дышать!»), Антон предпочёл вернуться в квартиру: похоже, свет отключили во всём доме.

– Тёть Ва, это надолго. Во всём доме нет электричества.

– Ну, вот опять! На самом интересном месте!

Как долго придётся сидеть впотьмах – неизвестно, так что писать рассказ для марафона на телефоне было бы безрассудно и расточительно. Оставалось не так уж много вариантов, поэтому Антон на ощупь нашёл в ящике стола кипу листов и ручку и вытащил их на поверхность.

– Блин, как же мутит. – Антон открыл окно. Дышать стало чуточку легче, но естественного освещения для письма было мало – глаза поломаешь.

– Не знаю, как ты, а я буду читать, – отозвалась тётя Василиса, прерываясь на кашель. – При свечах, как наши бабушки и дедушки делали.

«Ещё и писать при свечах буду. На бумаге. Для полного олдскула не хватает только пера с чернильницей».

Антон наклонился за письменными принадлежностями, как вдруг ему стало дурно. Закружилась голова, заболели глаза, а из носа хлынула кровь. Прямо на бумагу.

– Тоша, ты не знаешь, где у вас свечи и спички? – донеслось с кухни, но Антон не ответил. Он испуганно следил за тем, как из свежих кровавых разводов вырисовывались буквы, а затем и слова.

«Газ! Выключи газ!»

В голове писателя что-то щёлкнуло.

– Тётя Василиса, вы ведь не забыли про плиту?

– Нашла!

Они ползут

Начался отопительный сезон. Виктор понимал, что причиной похожего на мышиный писк звука являлась бегущая по батареям вода, но никак не грызуны. Боже, храни этот дом от такого «счастья»! Будто всякой летающей и жужжащей братии мало! Летнего солнца и тепла, может быть, мало, а вот ос, мух и комаров – этой дряни всегда более чем достаточно.

«За это я и люблю осень: холод усыпляет эту вездесущую погань – жаль, что не убивает насовсем! – и дарит мне немного покоя…»

Что-то мягко ударилось об окно. Первый раз, второй, третий…

«Что за… Ох, сонная муха! Зараза! Ещё вялая, но уже, сука, дерзкая!»

Хлопок. Второй. Третий. С четвёртой попытки свёрнутая в трубку газета настигла назойливое насекомое на подоконнике.

«Вот так-то! Человек сильнее!»

Виктор приоткрыл окно и отправил чёрненький трупик на улицу. Снаружи гудела серая трансформаторная будка, вдали завывали моторы автомобилей. Ветер безостановочно свистел, словно зазывая безденежье. Вторжение шумов длилось лишь секунду, но тише после него как будто не стало. На кухне басил холодильник, за стеной с не ахти какой звукоизоляцией тикали механические часы. Вода в трубах по-прежнему не унималась.

И стены… Под ними словно кто-то копошился. Или это облезали древние как сам дом обои?

Что-то коснулось ступни Виктора, и он брезгливо одёрнул ногу. На пол неспешно спланировала пылинка…

***

– Доктор, как он?

Старичок с аккуратной бородкой поправил очки на носу и заглянул в палату. Виктор сидел в углу и напряжённо следил за стенами. Изо рта то и дело вырывался нервный вздох.

– Пока не очень, – покачал головой старичок, но тут же заверил посетительницу: – Работаем, голубушка, работаем…

«Они ползут по стенам… Они ползут к моим ногам… Они ползут по моим пальцам!»

Об этом не пишут в сказках

Бледное пламя колыхалось над столом. Столь же бледное, сколь апатичное и беззвучное, оно отбрасывало едва заметную тень на заплесневелые стены и чёрно-белые вытянутые лица.

Пыльный, со следами паутины канделябр. Грязное столовое серебро. Потускневшие украшения на мрачных стариках и старухах за столом. Аристократы, похожие на далёких потомков графа Орлока, хищно следили за тем, как оживший трухлявый пень переваливался через порог залы на своих корнях, роняя щепки. На нем стоял поднос с одним-единственным блюдом.

Сухие блеклые губы присутствовавших растянулись в улыбки.

С величайшей осторожностью старики и старухи передавали долгожданное сокровище из одних дрожащих рук в другие, пока то не легло на центр стола. Самый древний из присутствовавших зажмурился и шумно вдохнул бесцветный дымок. Сглотнул. Оживился.

– Хорошо…

Взял в руки вилку и нож, отрезал кусочек – нежный, с золотистой корочкой – и поднёс ко рту. Остальные нескромно следили за тем, как старик пережёвывает мясо.

Не успел тот проглотить, как его седые волосы налились цветом, а губы располнели и порозовели.

– Превосходно! – воскликнул румяный белокурый юноша, на которого польстилась бы любая принцесса или даже королева. От старика остались лишь наряд да заострённые вытянутые уши.

В зале ликовали и едва сдерживались, чтобы не нарушить правила приличия – так всем хотелось получить свою порцию чудодейственного блюда.

Им не пришлось ждать долго.

Пламя на свечах больше не казалось бледным. Заместо плесени на стенах пестрели причудливые узоры. Золото горело, серебро блестело, сам воздух вокруг помолодевших искрил жизнью. Угощение было с удовольствием съедено, и на блюде остались только крошечные кости и череп.

Человеческие.

Корень проблемы

Он вышел наружу. Нескладный, низкорослый и толстый. Рождённый как издёвка над реальностью, что выпячивают одни и игнорируют другие. Собирать его по кусочкам было нелегко. Туда, где могла расцвести природная красота, вживлялись имплантаты, привлекательные сам по себе, но в общей картине казавшиеся жемчужинами в грязной жестяной банке.

В середине пути начались затруднения. Понадобилось две недели, чтобы настроиться на полчаса работы над сердцем монстра. Самопровозглашённый Франкенштейн далеко не всегда получает удовольствие от своей работы. Однако он убеждён, что от «себя ему» больше нечего сказать.

Существо бросило миру вызов, явившись на суд людских глаз. Раздражитель, требующий реакции; вопрос, нуждающийся в ответе; артист, мечтающий об аплодисментах –вызвал лишь глубочайшее отвращение. Зов остался без ответа.

Почти все вокруг попрятали лица, скрывая друг от друга обличающее возмущение, дрожащие подбородки и слезы на щеках. Каждый опасался, что другие прочтут на его лице беззвучное признание. Согласие с тем, что такое безобразие имеет место под солнцем; что все усилия лучших умов человечества, все попытки облагородить прямоходящую обезьяну – пошли прахом.

– Они не любят меня! Они ненавидят меня! – взвыл монстр с порога, вернувшись к создателю. – Почему, почему ты не сотворил меня красивым? Почему ты не сделал меня достойным их радости и восхищения?!

– Дело не в тебе, совсем не в тебе. – Бледный безумец выглянул в окно. Почти все люди внизу молча разошлись по своим делам, но некоторые остались и ждали.

– Что ты хочешь сказать?

– Вот что ты для них, – создатель поднёс к лицу карликового монстра предмет. Мельтешение пучков света на отполированной поверхности радовало и внушало тревогу одновременно.

– И только? – существо не могло поверить своим глазам.

Зеркало. Этим предметом было зеркало. А люди не хотели в очередной раз расписываться в собственной никчёмности.

Куда заводит печаль

– Ты не считаешь меня толстой?

– Мяу.

– А худой?

– Мяу.

– Честно?

– Мяу.

– А костюм меня не полнит?

– Мяу!

– Ладно, пошли.

Из просторного лаза рядом с засохшей осиной выбежал кот. Пока он отряхивался и вылизывал шёрстку, попутно пытаясь сорвать с себя бантик, из земли потянулась пара костлявых рук, похожих на голые ветви.

Раздался смачный треск: вылезая из своего убежища, Алиса зацепилась краешком платья не то за камень, не то за корень.

– Ну что же ты так! – запричитала девушка, с величайшей досадой разглядывая прореху.

Смерть – лучший консервант, однако в душе Алиса надеялась, что со временем что-то в её не-жизни изменится, и свадебное платье понадобится не только для маскарада.

Ултар потёрся лбом о лодыжку хозяйки. Морда кота излучала гордость.

«У тебя всегда есть я! Я! Всегда рядом!»

– Ох, черт-те что и сбоку бантик, – прошептала Алиса, чеша питомца за ухом.

– Мурр-мяу.

На Кладбище тишина. Слишком тихо для Кануна Дня Всех Святых. Ни неформалов, ни язычников, ни христиан. Даже местные не выли, не стонали, не бродили, будто праздник уже прошёл, и все отсыпались с пачкой аспирина под подушкой.

– Слишком тухло даже для этого болота, – вздохнула Алиса, оглядевшись. – Даже в сторожке кино не смотрят. А я готовилась… Ну вот!

Возвращение в убежище не сулило никакого веселья, и Алиса, понадеявшись на случай – как-никак, а праздник – пошла туда, куда ноги несли. Ултар молча семенил следом.

Минута бесцельной ходьбы, и обитатели Кладбища вышли к склепу – самому склепистому склепу, такому большому, что в нём можно спрятать целую общину нелегалов. Или монстров, как это сделал один британец.

Тяжёлая дверь поддалась не сразу: Алиса уже неделю почти ничего не ела.

– Автор! Автор! – звала Алиса, продвигаясь с вытянутыми руками, ибо кругом было темно. – Ты где? Автор!

– Кс-кс-кс! – добавил от себя Ултар.

Впереди замерцал желтоватый свет. То была свеча на крышке гроба, оставленного на каменном постаменте. А за гробом как за столом сидел…

– Welcome to my humble residence!

…высохший пучеглазый труп в седом парике и костюме барона Самеди.

– I am Cryptkeeper and it's time for some Halloween story, – визжала мумия на видеокамеру, что стояла неподалеку. – You know, I always wonder how…

Недолго думая, Ултар запрыгнул на гроб.

– Kitty? Well, well, well. I like kitties. They have a mouth on… A-a-a!!!

– Мр-ряу! – Кот вцепился болтуну в руку и попытался урвать себе хотя бы палец.

Вышло даже лучше: Ултар вернулся к хозяйке с целой рукой в зубах.

– My oh my, – мертвец скучающе оглядел пустой и чуть порванный рукав. – Seems like you, pretty girl, just disarmed me! – и рассмеялся так, что кот выпустил кость из пасти и скривился, будто укусил зелёное яблоко.

Впрочем, недолго лился смех. Болтуну прилетела пощёчина его же оторванной руки.

– Тупая, тупая мумия! Куда дел Автора? Моего Автора! Куда?!

Очередь ударов опрокинула мертвеца. Тот закрывался как мог, но у Алисы были длинные руки. И их было больше.

– Мур-мур-мур… – Ултар осторожно отполз подальше от свалки.

«Мамочка сегодня явно не в духе».

Ни диеты, ни обеда

Перепачканная землёй плоть разлетелась в вонючий гнилой фарш. Провыв нечленораздельно, мертвец потянулся когтистой лапой к рассаде, даже сквозная дыра в туловище его не смутила.

– Э-э-э-э…

– А-А-А-А!!! – Старая ведьма совершила несколько пасов руками, и в нежить полетел цветочный горшок.

Не ведавший страха зомби встретил снаряд головой. Естественно, горшок оказался крепче, и склизкое серое вещество, перемазанное чёрной кровью, вылетело в окно вместе с обломками черепа. Судорожно дёргаясь и мерзко цокая языком, мертвец вывалился наружу. Но прежде, чем силуэт перестал заслонять звёздный свет, из живота теперь уже точно покойника раздался писк и показались тонкие дрыгающиеся конечности. Последние вцепились в края оконной рамы, но тушу, весившую не меньше центнера, удержать не смогли.

– Проклятые басурмане, – выдохнула колдунья, нетвёрдой походкой приблизившись к разбитому окну. – Лезут, гады…

Снаружи раздался громкий хлопок. В стену врезалась пуля. Ведьма бросилась на пол, спасаясь от щепок и пыли. Но бой и не думал останавливаться: чуть придя в себя, старуха сквозь щели между досками заметила движение. Присмотревшись, она разглядела на земле короткие задние лапы, покрытые грязно-жёлтой шерстью. Те сучили вразнобой, словно принадлежали Колобку, который внезапно стал квадратным и завалился на лицо. Но то оказался не Хлебушек, как прозвали в лесу Колобка, а огромная медвежья туша в полуистлевшем красном кафтане.

И эта чужеземная нечисть без тени стеснения опустошала ведьмины грядки: грызла огурцы, хрустела капустой, в клочья рвала петрушку. Те визжали от боли и ужаса…

– Я тебе, аспиду! Избушка!

Избушка накренилась влево, вправо, вся заскрипела, затряслась. Старуху вжало в пол, а ноги медведя уменьшились. Да и сам медведь как будто отдалился…

– Куд-кудах! – гаркнула избушка и наступила на медведя. Даже если бы тот чувствовал боль, он бы не закричал: пасть была забита огурцами.

– Ха! Будешь знать, скотина такая!

Колдунья подползла к окну и выглянула наружу. Со стороны леса к избушке на курьих ножках шла новая угроза: заморский красноглазый гигант, чьи ноги напоминали столбы, а уши развевались на ветру как постельное бельё. На спине у чудища сидел огромный полусгнивший заяц, рядом шагал не то конь, не то корова и скакала полосатая кошка, похожая на чучело.

В воздухе витал запах порохового дыма. Колдунья плохо видела, но хорошо различала запахи и звуки. Слышала отдалённый визг, хрюканье и скрежет металла.

– Пищаль перезаряжает, свинья окаянная… – прошипела старуха и бросила взгляд на угол возле печки: – Вишь, дармоед, как все на капусту мою идут! Без закуски оставляют, гады!

Из угла промычал «дармоед» – дорогой и желанный гость, даром что связанный. Крепкий, мясистый, вкусно пахнущий. Не мальчик и не старик – мужчина в самом рассвете сил.

Как отпускают грехи

Ещё до звонка секретарши Виктор почувствовал, что к нему пришли. И кто именно пришёл. Не по голосам из приёмной, нет, там было тише обычного. Именно почувствовал. Будто чей-то недобрый взгляд прошил дверь насквозь и холодным гвоздём впился Виктору в лоб.

– Пусть заходит!

Виктор дотянулся до пульта и нажал на единственную кнопку. Стало темнее: на окна опустились металлические ставни. Лишь лампочки на люстре рассеивали мрак.

В кабинет вошёл мужчина. Не оборачиваясь и не сводя с Виктора глаз, он прикрыл за собой дверь. Тщедушный, лысый, безусый, в линялой выцветшей рубашке и с термосумкой в руках, он совершенно не вписывался в окружение. Совершенно не подходил лакированным панелям на стенах, внушительному столу, за которым сидел брутальный бизнесмен в солидном деловом костюме. Виктор потянулся ко лбу, ибо тот ныл от фантомного гвоздя, но замаскировал проявление слабости под укладку непослушных волос.

– Давно не стригся? – еле слышно произнёс пришедший. Его улыбка напоминала прореху на мешке.

– Женька, я велел тебе не появляться, пока не закончишь работу. – Виктор красноречиво хрустнул костяшками пальцев. – Ты уже всё?

Вместо ответа Женька взгромоздил на стол термосумку.

– Вот.

– Что «вот»? – Виктор мрачно усмехнулся, но его улыбка тотчас поникла.

От звуков, с какими Женька расстегнул сумку и запустил в неё руку, мутило. Сам воздух, казалось, пропитался разложением и смертью.

– Алчность мошенника, – Женька извлёк из сумки пригоршню окровавленных пальцев и, словно играясь, побросал их на стол по одному – бам, бам, бам…

На пиджак от Армани упала капелька холодного пота. Женька улыбнулся, собрал обрубки и высыпал их туда, откуда достал.

– Гордыня помощника, – на свет лампы явилось пожёванное сердце. – Зависть лучшего друга, – теперь на ладони убийцы красовались глазные яблоки. – Чревоугодие должника.

Женька запустил в сумку обе руки. С мерзким хлюпаньем на свет искусственных звёзд потянулся бледно-розовый канат. Физиономия изувера лучилась улыбкой психопата.

– Юх-ху! – Женька разжал пальцы, и кишечник упал обратно, словно обезглавленная змея. Живодёр внимательно посмотрел в глаза Виктора и маняще произнёс:

– Похоть жены и любовника!

Виктор остановил Женьку жестом.

– Я понял, довольно… – Выдохнув, Виктор поправил пиджак. Очень важно сохранять лицо. Даже перед такими, как Женька. – Быстро же ты с семерыми… Хэх. Мне нужно от тебя кое-что ещё. Ещё один. Последний. Разберёшься с ним, и считай, что мы квиты…

***

– Не желаете ли перекусить, Виктор Андреевич? – приторно улыбнулась секретарша.

Виктор медлил с ответом. Проводив взглядом посетителя, пока тот не исчез за створками лифта, бизнесмен замер. Он словно задумался о чём-то, его глаза смотрели на стол и почти не моргали.

– Тогда…– Чувственно вздохнув, девица погладила ладонями бёдра, бока, коснулась груди и расстегнула верхнюю пуговицу сорочки. – Тогда сразу десерт?

Виктор взглянул на секретаршу. Лицо его было нездоровым.

– Не сегодня. Я… я не в настроении.

Зови меня «тётя»

– Здесь всё такое… удивительное!

Окружённая старинной мебелью, фарфоровыми вазами и куклами, Грета словно очутился в антикварном магазине. Герберт и вовсе походил на мальчишку в кондитерской. Буквально всё в комнате привлекало его внимание.

– Дорогое, – тихо поправил Герберт. Услышала ли его сестра или нет, роли не играло. В полный голос он выразился иначе:

– Должен сказать, у вас впечатляющая коллекция кукол, миссис Даллас. Мы будем рады выкупить их для аукциона.

– Пожалуйста, зовите меня «тётя Мэг», – миссис Даллас приподнялась с кресла-качалки и разлила чай по чашкам. – Вы говорили, это будет благотворительный аукцион?

– Да, конечно, – Грета опустилась на диван. На кофейном столике, помимо парадного чайного сервиза, стояли тарелки с печеньем, пастилой и вазочка со сливовым джемом. – Вырученные деньги пойдут на лечение детей с онкологией…

– В благотворительный фонд Герберта Голдмана, – тихо поправил сестру Герберт, изучая очередную шарнирную куклу.

– О, так вы детям помогаете! Я их очень люблю. Даже больше, чем сладкое. А ведь я и сама карамель варю. Попробуйте!

Миссис Даллас указала на блюдца с синей каймой. Кроме чайных ложек и дымящих чашек, на них лежало по конфете: красная – в блюдце хозяйки, зелёная и синяя – у Герберта и Греты.