«Все о любви и о войне…»
Мир сегодня как, пожалуй, никогда полон «белого шума», забивающего пространство. Он изумляет степенью абсурда и какой-то жестокой, беспросветной глухотой… Порой кажется, не пробиться ни к себе, ни к другому человеку через эти враждебные бессмысленные вихри – но всегда остаются стихи. Они просто есть – и пространство вокруг них оживает, преображается и начинает звучать. Словно черно-белое немое кино становится полноценной многоцветной и многоголосой реальностью.
Открывая книгу Натальи Шухно, с радостью понимаешь: да нет никакого «белого шума», и абсурд смешон и наивен, все поэзия, а в ней музыка, и она – грустная, пронзительная, трагическая – подлинное счастье. В книге переплелись – не разъять – любовь и война, жизнь и смерть, обыденное и небесное. Но сначала они сошлись остриями в сердце поэта, и поэт выполнил свою простую работу – протянул меридианы от полюса к полюсу, и мир снова стал целым.
Удивительное чувство возникает при прочтении этих стихов: вроде все прозрачно, бесхитростно, никаких особых украшений, но ведь именно в простоте и точности оживает поэтическая энергия, внутренняя сила течет по строчкам как по проводам. Не хочется цитировать, рознить строфы – отличительным свойством таланта Натальи является именно глубокая связность, слитность звуковая, словесная, метафорическая естественность тихого разговора.
Но это не «тихая лирика» в прямом смысле слова – стихи открыты и наполнены людьми, событиями, судьбами. Нет уже ставшей привычной нам замкнутости самовыражения, и даже если поэту не всегда удается почувствовать на всю глубину чью-то душу, все равно каждая попытка – то же протягивание меридианов от полюса к полюсу, от человека к человеку, то же восстановление целого, противостояние хаосу.
Две пронзительные темы книги – любовь и война. И здесь удивительным образом проявляется душевная и поэтическая зрелость поэтессы: столько любви в стихах о войне, о разлуке, о гибели, что понимаешь: побеждают любовью. Любовью тех, кто идет в огонь, и тех, кто провожает и ждет, встречает или оплакивает, тех, кто помнит. Разве это не лучшее доказательство полновесной жизни молодой поэзии?
Стихи очень разные – в книге богатая звуковая палитра, мелодическая основа, метафорическая ткань. Но все это не бросается в глаза, все воспринимается естественно, потому что работает на главное, сосредоточено на смысле – и именно смысл сегодня ищут в поэзии читатели. Смысл обновленный, но надежный и устойчивый.
Наверное, самое глубокое и пронзительное в книге, и в то же время самое простое, бесхитростное – а иначе как ему взойти в высоту? – стихотворение «Рождество»:
- В печи огонь пылает с треском,
- Цветы из инея растут,
- И носят мальчики звезду
- По веткам улиц деревенских.
- Младенец спит, а колыбель
- Так по-июльски пахнет сеном,
- И ослик тычет носом серым
- В его душистую постель…
Здесь «всегда» соединилось с «сейчас», и любовь уже победила.
Приветствуя новую книгу, хочется пожелать ей счастливой судьбы. Эпоха горькой тишины вокруг поэзии заканчивается, к ней все чаще обращаются в поисках силы, смысла, гармонии, ищут ответы на больные вопросы – и значит, новая книга Натальи Шухно выходит в свет вовремя.
Нина
Ягодинцева
Джульетта, уходи с балкона…
«Смывает тушь, стирает губы…»
- Смывает тушь, стирает губы
- И курит, глядя в никуда,
- Пока по водосточным трубам
- Бежит осенняя вода.
- И хмурый вечер сложен вдвое
- Среди душистых тополей,
- Ей кажется – окно чужое
- И ярче светит, и теплей.
- Печаль туманна, боль условна,
- Фонарик сломан, пуст вокзал.
- Джульетта, уходи с балкона,
- Тебя никто туда не звал.
«Мне снился бесконечный океан…»
- Мне снился бесконечный океан,
- Печаль волны и то, что будет поздно,
- Огромный кит, плывущий в небе звездном,
- Пускал неисчерпаемый фонтан.
- Когда окно врезается в туман,
- В молочной мгле не видно дом соседний,
- Рябины кисти, розы цвет последний,
- Фонарный столб, желтеющий каштан.
- И человек не виден в пустоте,
- Хотя ладонь была живой и теплой,
- Он уходил сквозь выбитые стекла
- Кататься на космическом ките.
«Ее кресты как обстоятельства…»
- Ее кресты как обстоятельства
- Сложились в схемы неизменные,
- Обыкновенное предательство
- И боль вполне обыкновенная.
- Она звала. Стальными веками
- Моргали совы желтоглазые,
- Но откликаться было некому
- И сожалеть о недосказанном.
- Тревожный сон, в нем что-то важное,
- Тугим жгутом рубашка свернута.
- Но одиночество не страшное,
- Когда луна заходит в комнату.
- Промозглый ветер, вечер пятницы,
- Звенит в окне осина голая,
- Она молчит и улыбается,
- И Бог ее целует в голову.
«У ночи осенней в плену…»
- У ночи осенней в плену
- Тревожные шепчутся клены,
- Как на проводах оголенных,
- Целуешь чужую жену.
- Сочится из форточки мгла,
- Часы умирают на кухне,
- И пляшут беспечные духи
- В размытом пространстве угла.
- Излом в середине пути,
- Октябрьский привкус песчаный,
- Так пахнут земля и туманы,
- Так хочется дальше идти.
- А дождь продолжает строчить,
- Дробиться, как хрупкое счастье,
- Ты стал его временной частью,
- Которую не повторить.
«Пусть будет лето и жара…»
- Пусть будет лето и жара,
- Медовый зной, душистый воздух,
- И ослепительные звезды,
- И сосен теплая кора.
- Пчелиный гул, сверчковый плач,
- Вишневый сок, трава по пояс,
- Я все пытаюсь, успокоясь,
- Несопряженное сопрячь.
- Июль, зачатый по любви,
- Врастет в податливую почву
- И затаится в паре строчек
- Понятной истиной земли.
- Я застываю где-то меж
- Ветров и солнца. Вижу сцену,
- Венок, который не надену,
- И потолок, сдавивший стены,
- И клетку собственных надежд.
«Бывает это так, хоть плачь…»
- Бывает это так, хоть плачь,
- Приходит женщина-палач,
- И косо смотрит хмурый врач,
- И в карточке строчит.
- Она казнит, предвидя ад,
- Ведь и ее сейчас казнят,
- Пронзают стрелки циферблат,
- Безмолвие кричит.
- И грех она несет одна,
- Печаль как будто не видна,
- Твоя вина – плати сполна,
- Плевать на сто причин.
- Вопрос простой, пустой, ничей:
- Кто превращает в палачей?
- Им не до этих мелочей,
- Молчат… и ты молчи.
«Я пишу тебе. В сумраке комнаты…»
- Я пишу тебе. В сумраке комнаты
- На обоях тюльпаны цветут,
- Стул скрипит, занавески задернуты,
- И часы не идут.
- Знаешь, здесь ничего не меняется,
- Дом стоит, небо в лужах дрожит,
- Со стабильной тоской начисляются
- Коммунальные платежи.
- Я ребенка веду в поликлинику,
- Отдаю свои шпильки в ремонт,
- Приближаясь беззвучно к полтиннику,
- Брат по-прежнему пьет.
- Мамы нет. И дыра не латается,
- Слезы душат, но делаю вдох,
- Только в спальне еще сохраняется
- Нежный запах духов.
- Может, так бы меня не корежило,
- Не рвало на лоскутную ткань,
- Если б наше дворовое прошлое
- Не сдавило гортань.
- Я люблю тебя. Годы – минутою,
- Ты взлетел высоко – не достать,
- Скоро сорок, а все еще глупая…
- Можешь не отвечать.
«Хрустальный мир, до боли хрупкий…»
- Хрустальный мир, до боли хрупкий,
- Зима рисует от руки,
- Твои глаза и незабудки,
- Холодный ключ в кармане куртки
- И сброшенные каблуки.
- Твое лицо и белый север,
- Непостижимый, ледяной,
- Под снегом ожидает клевер,
- Когда под благовест вечерен
- Напьется талою водой.
- Во всем – единая основа,
- Как огонек в степной дали,
- Привычен звук, известно слово,
- Как будто плакала Ростова
- О несложившейся любви.
Нулевые
- Когда-то были «нулевые»:
- Вино в Серебряном бору,
- Созвездий нити золотые,
- Так нежно тлевшие к утру.
- И поцелуи, как узоры,
- Размытые в твоей крови,
- И разговоры, разговоры
- О книгах, фильмах и любви.
- Мы необдуманно мечтали
- Под треск углей в ночной тиши
- И непременно получали
- Благословенье спелой ржи.
- Плескались улицы ночные
- В чернильной тьме Москвы-реки,
- Когда-то были «нулевые»,
- Сегодня – ноль в конце строки.
«Подними воротник и иди напрямик…»
- Подними воротник и иди напрямик,
- Как дорога тебе указала.
- Оставляй, что любил и к чему так привык,
- В переполненном сердце вокзала.
- Комнатушку, забитую стопками книг,
- Старый шкаф, в тонких рамах пейзажи,
- Пару фото, где мама и дед-фронтовик,
- Он уже ничего не расскажет.
- Осень снова раскинула пестрый шатер
- И багряным кружит листопадом.
- Не печалься, что нет ни отца, ни сестер,
- Ни любимой, которая рядом.
- Поезжай, убаюканный стуком колес
- И плывущими в дымке лесами.
- Пусть один чемодан, и мечты – под откос,
- Хоть они очень часто спасали.
- У других – целый мир, у тебя – ничего,
- И сберечь бы бессмертную душу.
- Поезжай до конечной пути своего
- И надейся, что там будет лучше.
«Ты спросишь: «Это ли не рай?»…»
- Ты спросишь: «Это ли не рай?»
- Конечно нет, всего лишь версты:
- Леса, сады, дома, погосты
- И ускользающие звезды
- В окне вагона. Просто май
- Еще цветет неосторожно,
- В сердцах разбитых болью зреет,
- Он по-другому не умеет,
- Огонь, который не согреет:
- Живых здесь нет и мертвых тоже.
- Ты спросишь: «Это ли не сон?»
- Конечно сон. Дорогу слушай,
- Как стук колес волнует душу,
- Ее покоя не нарушу…
- Вечерний свет. Пустой перрон.
«Подсушенный, желтеющий стогами…»
- Подсушенный, желтеющий стогами,
- Древесный, истекающий смолой,
- В лазоревой дали под облаками
- Разлился акварелью август мой.
- Я трогаю созвездия руками
- И слушаю во сне и наяву,
- Как яблоки с багровыми боками
- Со стуком тихим падают в траву.
- Дорога вьется спелыми лугами,
- Блестит река, и солнце в ней плывет,
- Цветной покров, завещанный отцами,
- Сосновою иглою память шьет.
- Уходит лето, август между нами,
- Отпетый нежно крыльями стрекоз.
- Возьми для счастья и воспоминаний
- Последний мед из вересковых слез.
О том, чего не бывает
- По ночам мечталось Зине,
- Что богатый и красивый
- На роскошном лимузине
- Увезет, минуя зимы,
- Прямо в лето навсегда.
- Там кокосовые пальмы,
- Океан поет печально,
- Теплый ветер за плечами,
- Солнце жаркими лучами
- Выбелило города.
- За окном многоэтажки
- Все знакомо до мурашек,
- Дети в школе, быт налажен,
- Серый день из серых башен,
- У подъезда – алкаши.
- Все противно, все достало,
- За стеной опять скандалы,
- Бьют сердца и бьют бокалы,
- И привычная усталость
- Гасит огонек души.
- Половина жизни вышла
- Мимолетно и неслышно,
- Незаметно, быстро слишком,
- Как вода стекает с крыши
- После сильного дождя.
- Зина, выпей, Зина, сдайся,
- И со счастьем рассчитайся,
- От мечты беги скорее,
- Только дразнит, а на деле —
- Хлопнет дверью, уходя.
«Нас оплакивает зима…»
- Нас оплакивает зима,
- Воет в трубах железных протяжно,
- Потерялся кораблик бумажный,
- Зачерпнула воды корма.
- Приглашает на эшафот,
- Стелет снежную мантию кружев,
- Собираясь опять равнодушно
- Прерывать захудалый род.
- Ледяные поля пусты,
- Ждут рождения в царстве безликом,
- Мы посадим там землянику
- И сиреневые кусты.
«Средневековым полотном…»
- Средневековым полотном,
- Прозрачным молодым вином
- В созревшем небе грянул гром,
- Рассыпался в дожде.
- И ночь затянута в корсет:
- Китовый ус, смолистый цвет,
- Она мудра, на сотни лет
- Застелена постель.
- В траву сырую брошен кнут,
- И руки врут и рвут хомут,
- Так вишни бешено цветут,
- Что видно в темноте.
«На огонь слетались мотыльки…»
- На огонь слетались мотыльки,
- Небо тлело пепельной фиалкой,
- Было жарко, ничего не жалко,
- Млечный путь лежал на дне реки.
- Юность с волосами цвета льна
- Пряталась за домом с сигаретой,
- С медной крыши скатывалось лето,
- И качалась пьяная луна.
- Мы взрослели, каждый новый год
- Повисает шариком блестящим,
- И бредет душа в еловой чаще,